ини, не понял? - Тому, кто подослал убийц Скорбо. Первых двоих его слуг Скорбо сцапал сам. А когда его убили, их повыловили всех. Везение не ахти какое, правда же? Лицо у старца оставалось непроницаемым; видно, не понял толком, что Найл имеет в виду. - Ты, несомненно, прав. - Поэтому впечатление такое, что в сравнении с ним мое везение сильнее. На этот раз старец промолчал, и лишь после долгой паузы сказал: - Ну что, мне продолжать насчет природы магии? Найл качнул головой. - Спасибо, пока хватит. Но я бы хотел спросить, что ты думаешь насчет того моего сна. Тебе известно о девушке, которую мы нашли в кладовой у Скорбо; она там висела вверх ногами? - Да. - Умение Стигмастера считывать мысли означало, что он способен быть в курсе всех примечательных событий в городе. - Мне это приснилось прошлой ночью. Вроде как пришел Симеон и разрезал на ней тунику большими ножницами, и стало видно, что к ее коже пристают какие-то коричневые лоскутки, все равно что палые листья. А потом, когда проснулся, Симеон разрезал ножницами тунику, у нее на коже и впрямь нашлись бурые лоскутки. Как бы ты это объяснил? - И это были палые листья? - Нет. Это было вот что, - Найл нагнулся и вытащил из-под стула плоскую коробку. - Морские водоросли. Старец приподнял двумя пальцами бурый сырой стебель, и впился в него взглядом. Найл знал об операциях Стиг-мастера достаточно, чтобы понять - тот сейчас занят химическим анализом. - Это не водоросли. - Разве? - Найл слегка удивился. - А запах, мне показалось, именно такой. - Морские водоросли содержат четкий процент магния, серы и кальция, а также восемьдесят четыре других элемента. В этом слишком много первых трех, а также высокий процент фосфора. Это указывает, что растение происходит из пресноводного озера с высоким содержанием минеральных солей. Или может, из кратера потухшего вулкана. - А не из подземного озера? - Исключено. Даже водорослям, чтобы расти, требуется свет. А эти водоросли, приглядись внимательно, были поначалу не бурыми, а зелеными. - Старец указал пальцем на небольшое пятнышко, действительно, бледно-зеленое. - Это уже потом произошло окисление до бурого цвета. Найл пристально посмотрел на бурую циновку, от которой запах шел на всю комнату. - А какой нужен свет, солнечный? - В основном, да. Растения живут фотосинтезом - впитывают углекислоту и производят сахар. - Ты не скажешь хотя бы приблизительно, откуда это растение происходит? - Затрудняюсь сказать. В радиусе пятидесяти миль насчитывается около дюжины потухших вулканов.- Из обучения во сне Найл припомнил, что приближение кометы Опик спровоцировало множество извержений вулканов. - А вообще много озер с таким же примерно содержанием минералов? - Разумеется, но не в этом регионе. - Тогда, наверно, это обстоятельство должно облегчить поиск? - К сожалению, я не знаю о таком озере. Но ты должен учитывать, что моим центрам геологической информации в основном уже несколько столетий. Найл поднял циновку, придерживая за уголки. - Почему, ты думаешь, слуги мага принесли это с собой? Судя по затянувшейся паузе, Стигмастер рассматривал множество вариантов. - Вероятно, это имеет какое-то религиозное значение. - Религиозное? - такая мысль озадачивала. - Или, может, ее использовали в каком-нибудь магическом ритуале. - Это в каком же? - Сложно сказать. В Эквадоре существовало племя индейцев, надевавших для магических образов одеяния из листьев священного дерева. Обрати внимание, это же рукотворное изделие. Удивительно. Найл расстелил циновку на столе. Приглядевшись вплотную, он убедился, что старец прав. Местами водоросли были сплетены так искусно, что даже не различить узелков. Найл посмотрел с расстояния вытянутой руки. Все-таки явно циновка, не одеяние. Складывая и убирая ее обратно в коробку, он раздраженно втянул воздух. - Должны же они были как-то ее применять. Но для чего? - У меня нет других соображений. Найл поглядел из окна на залитую солнцем базарную площадь, теперь еще более многолюдную. - Если путешествий во времени не существует, то как же у меня получилось предвидеть будущее в своем сне? Твои книги могут это объяснить? - По постулатам философии, ум существует вне пространства и времени, этим ограничениям подвержено только тело. Поэтому, когда тело спит, ум способен порой проникать через заслоны пространства и времени. - Это, по-твоему, правда? - спросил Найл взволнованно. - Откуда же мне знать? - мягко улыбнулся старец.- Найл нетерпеливо передернул плечами.- У меня нет оснований доказывать обоснованность или необоснованность такой теории. Я, допустим, существую в рамках пространства и времени. Мы с тобой живы, а следовательно, не особо стеснены пространством и временем. Ты должен обо всем судить сам. Найл почувствовал себя виноватым. - Извини меня,- он встал.- И спасибо тебе за помощь. Извинился, и на душе стало как-то спокойнее, разочарованность поутихла. - Всегда к твоим услугам.- От такой вежливости еще стыднее стало за свое нетерпение. Судя по солнцу в небе, время сейчас около двух часов. Вставая из-за стола, Найл спохватился, вспомнив о коробочке в кармане, про которую совершенно забыл. - Ты мне не скажешь, что это такое? Старец, взяв заостренное перо, подержал его на ладони. - Понятно. Это архаичная форма нынешнего шприца, примерно так он выглядел в семнадцатом веке.- Он вынул из флакончика пробку и, понюхав, сообщил после паузы: - А это сыворотка из человеческой крови, с примесью паучьего яда. Найл щелкнул пальцами. - Ну конечно! Как же я не догадался! Сыворотка против яда смертоносцев. Как ты думаешь, она годится для применения? Старец покачал головой. - Существует лишь один способ в этом убедиться: попробовать. - Благодарю... Найл был уже на полпути к выходу, когда его остановил возглас старца: - Ты забыл свою озерную траву. Куда ты так мчишься? - В больницу. Там полно людей, парализованных паучьим ядом. - Тем более, куда же они денутся? Запомни, нетерпеливость - худший из человеческих недостатков. Но Найл уже вышел из комнаты. Подходя к больнице, Найл обратил внимание, что перед центральным входом теснится народ. Приемный покой тоже был набит битком; какая-то мамаша держала на руках истошно орущего младенца. Найл осмотрительно подошел к заднему ходу; слава Богу, хоть здесь пусто. Первым, кого он увидел, заглянув, был Фелим. - Что тут у вас? - Да вот,- кто-то пустил слух, и теперь все приходят спрашивать родственников. На том конце напиравшую толпу мужественно сдерживали три сиделки, а мощного сложения женщина - видно, старшая сестра - уговаривала всех не шуметь так громко. Дверь комнаты, где лежали бесчувственные тела, была открытой. Когда они вдвоем подходили, мимо, закрыв лицо руками, с горестным воем пролетела женщина. Следом, разъяренно тряся головой, показался Симеон. - Дуреха чертова! Ишь ты, мужа ей домой захотелось! Я говорю, ему надо быть единственно здесь! -Завидев Найл а, он сделал попытку восстановить хладнокровие.- Здравствуй, мой мальчик. Видишь, какой у нас здесь кавардак. Вокруг распростертых тел бродили люди - с полдесятка - взволнованно вглядываясь в неподвижные лица. Одна из посетителей, темноволосая девушка в простеньком желтом платье, казалась чем-то знакомой. В комнату вошел Бойд, неся продолговатый металлический контейнер с толстой и изрядно потрепанной книгой на весу. Вид у него был явно довольный. - Смотри, что нашел. - Чего там еще? - спросил Фелим с тоскливой обреченностью. - Аппарат ЭШТ. - Чего, чего? - переспросил Симеон. - Электрошоковая терапия. Посмотри, вот здесь об этом написано.- Он открыл книгу и показал Симеону. Тот, пошарив в кармане, вынул очки в золотистой оправе и водрузил их на нос. Бойд с ревнивым волнением следил, чтобы тот не пропустил ни слова.- Стоит попробовать, тебе не кажется? Симеон, подумав пару секунд, решительно мотнул головой. - Нет, это подействует только угнетающе. К тому же здесь перед применением рекомендуется легкая анестезия. А у этих несчастных анестезии и так уже по уши. - А вдруг все-таки очнутся? - Хватит нам рисковать.- Эксперимент со змеиной сывороткой, очевидно, научил его осторожности.- Но все равно спасибо. Бойд огорченно пожал плечами, оставаясь, видимо, при своем мнении. Когда он выходил из комнаты, Симеон крикнул вслед: - Ты давай, ищи! - Мне кажется, я знаю,- сказал Найл. - Что именно? - Как заставить их очнуться - Он вынул из кармана коробочку и сдвинул крышку. - Это еще что? - Я нашел у них в укрытии. Симеон пристально посмотрел через очки, затем повернул коричневый флакончик на свет. - Что это, по-твоему? - Думаю, противоядие паучьему яду. Лицо Симеона просветлилось. Он взял перо и сжал колпачок. - А знаешь, может, ты и прав. Вот это явно примитивная игла для подкожных инъекций.- Его волнение выдавали единственно два красноватых пятна на скулах. Он повернулся к Фелиму. - Как ты думаешь, рискнуть? - Тебе решать,- осторожно ответил Фелим.- Я всего лишь ассистент. Найл понимал их неуверенность. Если противоядие погубит пациента, поди потом оправдайся перед родственниками. Симеон повернулся к Найлу. - А ты как считаешь? - Я думаю, опасности нет. Стигмастер сказал, в нем лишь немного паучьего яда. За спиной послышался девичий голос: - Пожалуйста, попробуйте на моем брате. Это сказала темноволосая девушка в желтом платье; она стояла за спиной и слышала их разговор. Из посетителей в комнате осталась она одна. - Как тебя зовут? - Квинелла. Я из Диры. - Точно. А где твой брат? - Вот он.- Она провела их через комнату.- Ты его знаешь,- сказала она Найлу,- его зовут Айрек. - Айрек? Ну конечно! - Айрек был одним из ребятишек, с которым Найл играл в подземном городе Каззака. Но теперь его с трудом можно было узнать, настолько у него было худое и бледное лицо. Их взгляды с Симеоном встретились. - Ты понимаешь, какой это риск? - спросил Найл девушку.- Сыворотка неопробована. Ему может стать хуже... - Может и вовсе убить,- добавил Симеон. - Но я чувствую, он умрет, если останется так лежать,- сказала она. Найл понимал ее опасения. Многие из детей Диры умерли во время перехода через пустыню. Даже сейчас ребра у Айрека ясно выделялись через кожу. Симеон пожал плечами. - Что ж, ладно,- он повернулся к Фелиму.- Давай сюда новый шприц.- Он окунул иглу в коричневый флакончик и вобрал некоторое количество желтоватой жидкости. Затем, выбрав осмотрительно место на внутренней стороне предплечья Айрека, хлопнул его по коже, чтобы четче обозначилась вена. Вонзив кончик иглы, утопил поршень. Иглу вытянул почти сразу же. - Не хочу рисковать: вдруг окажется много. Девушка блекло улыбнулась. - Спасибо.- А у самой глаза не сходят с лица брата. - Действовать начнет лишь через несколько часов, а может и того больше,- ласково сказал ей Симеон.- Может, пойдешь домой? Мы за ним присмотрим. Та покачала головой. - Очень вас прошу, позвольте мне остаться. Он вздохнул. - Ладно. Тогда принеси-ка себе стул. - По-моему, там еще идут,- озабоченно пробормотал Фелим. В коридоре постепенно нарастали возбужденные голоса. Первой в дверях появилась старшая сестра. - Мне можно впустить еще нескольких? Симеон кивнул, и в комнату гуськом робко вошли с полдюжины подавленного вида мужчин и женщин. Через считанные секунды, когда Симеон щупал у Айрека пульс, все вскинулись от пронзительного взвизга женщины лет сорока, с крашеными под блондинку волосами. - Мой муж! Муженек мой милый! - Накинувшись на одного из лежащих, она принялась целовать ему лицо. Стол, на котором тот лежал, чуть не рухнул. - Матрона,- Симеон, строжась, повысил голос,- немедленно возьмите себя в руки, или вас сейчас выведут. Но та будто не слышала. - Он жив? - Да. Но прошу вас, ведите себя потише. Женщина начала обеими руками похлопывать мужчину по щекам, да так крепко, что походило на пощечины. - Нолди! Проснись же, это я! Симеон повелительно посмотрел на старшую сестру, и та твердо взяла женщину за руку. Та же тотчас ударилась в слезы и рывком высвободила руку. Такое Найлу было не внове. В городе пауков было много женщин среднего возраста, ставших с годами деспотичными и эмоционально неуравновешенными. В пору рабства мужчины и женщины содержались отдельно. Мужчины жили под прямым диктатом пауков и мало чем отличались от рабочего скота. Женщины, в отличие от них, непосредственно с пауками общались мало, состоя под надзором служительниц, а те обращались с ними в общем-то неплохо. Они по сравнению с мужчинами считали себя эдакой аристократией. Те, что постарше - как эта женщина - вырастали по службе до матрон, надзирающих за женскими общежитиями, и привыкли, что к их слову прислушиваются. Но без семьи и детей они нередко становились эгоистичными и склонными к необузданным выходкам - вот он, перед глазами, живой пример. В конце концов, женщину уговорили сесть, и сиделку отправили, чтобы принесла ей кружку настоя из трав. Тем временем прочие посетители уже заканчивали осмотр парализованных. Большинство было явно разочарованно, не найдя тех, кого искали. Лишь одна женщина продолжала стоять со скорбным видом возле тела ребенка; по щекам у нее текли слезы. - В чем дело? - Это моя дочь. Но мне кажется, она мертва. Девочка была худенькая, изящная, лет двенадцати; к белокурым волосам липли кусочки тенет. - Неправда, она по-прежнему жива. Уверенность подтвердилась, когда Найл прощупал ей ум. Удивительно: ребенок, казалось, находился в полном сознании. Секунду Найл подозревал, что девчушка притворяется, но затем понял, что хотя она слышит все, что происходит в комнате, тем не менее не может шевельнуть ни ручкой, ни ножкой. Тут неожиданно вскрикнула девушка в желтом платье: - Он просыпается! Веки у Айрека подергивались скорее как от нервного тика, чем от глубокого сна. На секунду подергивание прекратилось. Затем грудную клетку расперло от глубокого вздоха, и тут паренек яростно тряхнул головой, словно кто-то шлепнул его по щеке. Миг, и он, открыв глаза, ошарашенно огляделся вокруг. Симеон стоял с оторопелым выражением лица. - Айрек, - ласково сказала девушка.- Ты меня узнаешь? Паренек слабо улыбнулся и кивнул. - Квинни. - Уму непостижимо, - только и сказал Симеон. - меньше пяти минут прошло. Прошу, не надо...- последние слова были обращены к девушке, схватившей его за руку и покрывающей ее поцелуями.- Вот кого надо благодарить,- он указал на Найла,- это он принес противоядие. Раздался заполошный крик; опять эта, сорокалетняя. Выскочив из-за стола, где сидела со всеми остальными, она бросилась Симеону в ноги. - Прошу тебя, дай это моему мужу! Заклинаю именем великой богини... Симеон зарделся от смущения, когда женщина попыталась обнять его за ноги. - Прошу вас, поднимитесь, матрона. Я сделаю все, что в моих силах, для каждого. - Обещай прежде всего мне. Обещай, что дашь ему. Симеон глубоко вздохнул; Найлуна секунду подумалось, что сейчас сорвется. Но он сказал: - Хорошо, матрона. Но прошу вас, поднимитесь и обещайте, что будете вести себя прилично. - Клянусь! - В глазах появилось расчетливое выражение.- Но ты дашь ему сейчас же, ладно? - Ладно. Муж женщины был красавец атлетического сложения, очевидно, моложе ее лет на десять. Пауки всегда с вниманием относились к телесному благополучию своего человеческого материала, взращивая его как племенной скот, поэтому в городе полно было мужчин, сложенных как античные боги, и женщин с безупречными фигурами. Для Найла постоянно было печальным откровением вглядываться в их умы и сознавать всю их ограниченность. Симеон всадил иглу мужчине в предплечье и почти тотчас ее вытащил. - Ты уверен, что этого хватит? - осведомилась женщина. - Это все, что у нас имеется, а надо оживлять еще дюжину,- угрюмо ответил Симеон. Глаза Найла повстречались с глазами матери двенадцатилетней девчушки; видно было, что женщина слишком робка и нерешительна, чтобы о чем-то просить. Он положил ладонь Симеону на руку. - Надо дать вон той малышке. Ей много не надо.- Мать одарила его теплой улыбкой благодарности. Симеон похлопал девочку по худенькому предплечью, чтобы выступили вена, и всадил иглу. Найл в эту секунду снова вступил ей в ум. И опять с удивлением почувствовал, что она абсолютно в сознании, как и он. Вероятнее всего, паук, видя, что ребенок мал, ввел строго выверенную дозу, чтобы лишь парализовать нервную систему, не убив при этом ребенка. Догадка подтвердилась, когда через несколько секунд ресницы у девочки дрогнули, и глаза открылись. Она улыбнулась матери и тотчас повернулась поглядеть на Найла, хотя тот стоял вне поля зрения. Подойдя, Найл коснулся ее руки. - Как тебя зовут? - Венда. - Ты долго спала? - Ни минутки. Симеон, видно, подумал, что ослышался. - Что она говорит? - Прямо с той минуты, как на тебя накинулся паук? - уточнил Найл. Девочка кивнула. - О, богиня! - воскликнул Симеон. Найл удивился хладнокровности ребенка. - Наверно, жутко было? Девочка покачала головой. - Нет, просто как-то... спать сразу захотелось. До Найла стало доходить. Дед, помнится, когда-то рассказывал, как его схватил смертоносец, а он вместо того чтобы заорать от ужаса, ощутил вдруг какое-то сонное равнодушие, будто никакой опасности и не было. Теперь-то было ясно, что пауки, набрасываясь, как-то глушат ум жертвы равнодушием к страху. Подумал, и показалось вполне логичным. В тисках страха добыча может окочуриться гораздо быстрее, так что лучше внушить ей иллюзорное чувство безопасности. Симеона схватила за руку та, сорокалетняя. - Гляди, он просыпается! Ее муж, встряхнувшись, ошарашенно огляделся вокруг. - Ого, сколько же я проспал? Видно было, что он понятия не имеет, как и что было на самом деле. В дверях появилась старшая сестра. - Ну что, еще можно запускать? - Нельзя! - раздраженно отрубил Симеон.- Держи их еще с полчаса.- Сам он мерил пульс мужчине. - Ты на ногах держаться можешь? - А то как же! - тот спрыгнул со стола. - Добро. Матрона, можете вести его домой. Та схватила супруга за руку и поволокла к двери, не задержавшись даже чтобы поблагодарить. Девочка была теперь в руках у матери. Найл спросил женщину: - Когда она у вас пропала? - Ровно как шесть месяцев и два дня. - И ты все это время не засыпала? - та кивнула.- И не боялась? Девочка опять уверенно кивнула. - Невероятно,- пробормотал Симеон. - Только мне не понравился противный дядька,- заметил ребенок. - Что еще за дядька? - Ну, такой... со смешным ртом. Найл с Симеоном переглянулись; слова ребенка вызывали в памяти образ убийцы Скорбо, с его странно чувственными губами. Найл взял девочку за руку, пристально посмотрел ей в глаза и вгляделся в ум. Увиденное насторожило. - Ты видела этого человека с пауками? - спросил он девочку. Та кивнула. - И они что, на него не нападали? - Нет. Они были друзьями. Найл понял, что расспрашивать дальше нет смысла; девочка сказала, что могла, и ум у нее начал истощаться; вглядываешься в него, а впечатление такое, будто смотришь сквозь дрейфующий туман. - Веди-ка ты ее домой. Ты живешь далеко отсюда? - обратился Найл к матери. - Через улицу. - Смотри, чтобы она хорошенько выспалась,- наказал Симеон,- а завтра ее ко мне на осмотр. Когда мать с ребенком ушла, Симеон спросил: - Я верно понял этого ребенка, или она имела в виду что-то другое? - Боюсь, ты верно ее понял,- сказал Найл, кивнув. У Фелима был растерянный вид. - Что она имела в виду? - "Дяденька со смешным ртом" - это один из убийц Скорбо,- пояснил Симеон. Фелим перевел взгляд с Симеона на Найла. - Но она сказала, что они были друзьями. Может, это ей снилось? Или у нее была горячка? Найл покачал головой. - Уверен, что нет. - Абсурд какой-то. С какой бы вдруг стати Скорбо любезничал с кем-то из них? - Получается, одно из двух, - рассудил Найл. - Либо тот человек выдал своих товарищей Скорбо... - Либо Скорбо был сообщником мага, - закончил мысль Симеон. - Да ну, нет, такого быть не может. С какой бы стати Скорбо, будь он сообщником мага, затащил двоих из них к себе в кладовую? И зачем бы они его убили? Найл покачал головой. - Может, его предали. Или он их рассекретил. Но я уверен, что это ей не привиделось. Наступила тишина, каждый был занят собственными мыслями. Наконец Симеон повел плечами. - Согласен, все это бессмысленно. Но у нас есть еще дела. Сколько осталось сыворотки? - спросил он у Фелима. Тот поднял флакончик на свет. - Где-то на два пальца. - Тогда должно хватить. На протяжении следующих десяти минут он переходил от одного распростертого тела к другому, сосредоточенно вводя каждому строго отмеренную дозу сыворотки. Несколько человек очнулись буквально сразу, у других на возвращение сознания ушло несколько минут. Кое-кто начинал протяжно стонать, будто от кошмара. В основном же люди, сильно вздрогнув, в замешательстве вертели головой по сторонам. - Изумительная штука,- довольно хмыкнул Симеон. - Почему она так быстро действует? - недоуменно спросил Фелим. - Наверно, потому что пауки вводили четкую дозу, чтобы парализовать добычу, но не убить. А едва соотношение меняется, добыча сразу начинает приходить в себя. Последней по счету оказалась девушка, так плохо прореагировавшая на змеиную сыворотку. Найл взволнованно за ней наблюдал и испытал облегчение, когда веки у той почти сразу же дрогнули. Когда их глаза встретились, лицо девушки осветилось теплой, блаженной улыбкой, которая тут же сменилась беспокойством и смятением. Найл понял, в чем дело: в ее спящем сознании отложилась смутная память о нем как о ком-то, с кем у нее было что-то вроде интимной связи; через секунду, узнав Найла, она не знала куда деваться от смущения. Найл взял девушку за руку и помог сесть. - Как тебя звать? - Амариллис. - Ты видела паука, который на тебя напал? - Я ничего не помню,- ответила та, покачав головой. - Где ты была, когда на тебя напали? - В квартале рабов. Найл с Симеоном переглянулись. - Пожалуйста, расскажи мне все, что помнишь. - Заметив, что девушка еще колеблется, он спросил: - Что ты делала в квартале рабов? - Ходила проведать свою старую няню. В пору рабства все дети содержались в детских, где нянечками у младенцев были рабыни. В итоге дети нередко принимали нянечек за подлинных своих матерей. - И что там произошло? - Было полнолуние, и мы пошли прогуляться к новому озеру, пока сестра Дины готовит ужин. Потом пошли назад... - Где именно шли, не помнишь? - По берегу вдоль реки. А потом свернули в проулок. - Который? - Точно не помню, мы всю дорогу болтали. - И что произошло? - Дина вдруг как завизжит, а меня что-то сшибло... - Ты успела что-нибудь увидеть или почувствовать? - Все случилось так быстро,- она начала шмыгать носом.- А что с Д-и-иной? Симеон ласково похлопал ее по руке. - Мы постараемся ее найти, не расстраивайся. Пока разговаривали, комната постепенно опустела; очнувшихся отводили по домам, по родственникам. Некоторые были так слабы, что сиделкам приходилось их поддерживать; кое-кто уходил пригорюнясь, не рад жизни. Симеон сделал знак, и к Амариллис тоже подошла старшая сестра. Найл с огорчением смотрел девушке вслед. Влив в нее какую-то часть своей жизненной силы, он чувствовал, что та сейчас уносит в себе часть его сущности. Грустное, и в то же время странно приятное ощущение. - Значит, была в квартале рабов, - подумал вслух Симеон. - Странно. Ты не думаешь...? - Боюсь, что да. Укрытие находилось в полусотне метров от нового озера. На нее могли напасть именно на той улице. Симеон запустил пальцы в ежик седых волос. - Нонсенс. С чего Скорбо состоять с ними в союзе? Какая от этого ему и им польза? Найл покачал головой. - Затрудняюсь ответить. - Чего я не могу понять, - поделился Фелим, - так это как Скорбо удавалось хранить все это в тайне. Ведь другие пауки могли спокойно прочесть его ум? Видно было, что он, как и другие, разделяет то же заблуждение насчет телепатии. - Не совсем так. Мысли укрыть нетрудно, особенно если У других нет причины тебя подозревать. Скорбо был начальник стражи, поэтому никто из подчиненных на смел соваться ему в мысли. Что же касается начальства - Смертоносца-Повелителя и его совета - те бы просто не захотели туда лезть. - Почему? Объяснить такое было нелегко. - Скорбо был простолюдин, обыкновенный солдафон незнатного происхождения. Им было бы просто неинтересно, что там делается в его уме. Они сочли бы это недостойным себя. Взгляд Симеона упал на завернутую в тунику коробку, которую Найл входя поставил на стул. - Что это? - Я ее отыскал в прибежище. Это что-то вроде озерной травы. Помнишь, бурые те ошметки на теле у девушки? Он осекся, их растерянные взгляды встретились. У обоих одновременно сверкнула одна и та же мысль. Симеон хватил себя кулаком по лбу: - Мы же потратили всю сыворотку! - Ты точно уверен? Там же еще оставалось во флаконе... И флакончик и шприц на поверку оказались пусты. - Ну и идиот же я! - простонал Симеон. Найл перевернул флакончик вверх дном; действительно, ни капли. - А самим еще сделать нельзя? - спросил неуверенно Фелим. - Похоже, придется,- ответил Симеон со вздохом. - Как она делается? - поинтересовался Найл. - Ну, это достаточно просто. Прежде всего достаешь сколько-нибудь паучьего яда. Затем, разбавив, вводишь его кому-нибудь микроскопическими дозами, пока не выработается сопротивляемость. После этого кровяная сыворотка становится противоядием паучьему яду. - У нас не может быть в аптечке? - спросил без особой надежды Фелим. - Нет, по одной простой причине. Никогда не было возможности достать паучьего яда. Они, очевидно, не хотят, чтобы человек развил сопротивляемость. - Я уверен, что Дравиг мог бы это устроить,- сказал Найл.- Сколько надо времени, чтобы изготовить сыворотку? - Две недели. Может, три. - А какая разница, сколько та девушка пролежит без сознания? - спросил Фелим. - Пока она без сознания, - ответил ему Симеон, - ее нельзя допросить. А она теперь наше единственной связующее звено с магом. - Он досадливо покачал головой. - Как же, черт возьми, мы оба умудрились о ней забыть? Вопрос риторический, но повстречавшись взглядами, оба поняли, что подумывают об одном и том же. Через несколько секунд в комнату вошел Бойд. Он оторопел от неожиданности, увидев, что столы в комнате пустуют. - Привет! Куда вы их девали? - Мы нашли противоядие отраве,- сказал Фелим. - Жаль. А то у меня появилась еще одна мысль. - Что за мысль? - проворно спросил Симеон. - Теперь какая разница. - Все равно поделись,- предложил Симеон. - Что-нибудь вроде этого,- Бойд поднял руку и стащил у себя с головы нечто, напоминающее металлическую ленту для волос, бледно-золотистого цвета. - Что это? - спросил Найл. - Называется аппарат Галлстранда. Предназначен для пациентов с повреждением мозга. Найл взял посмотреть. Вещица так походила на ленту для волос, что он подумал, уж не ошибся ли Бойд. - Что-то я не вижу, где здесь управление. - А здесь его и нет. Она состоит из двух веществ, проводника и полупроводника, и, когда концы соприкасаются с кожей, в мозг выстреливаются произвольные импульсы тока. Почему б тебе не попробовать? Найл натянул ленту на голову, центр расположив на лбу, а места сшива над ушами. Думал, начнет как-нибудь покалывать, вроде как от тока, но не почувствовал ничего. - Ты уверен, что аппарат исправен? - Сначала проходит минута или две. - А потом? - У меня пошли какие-то интересные вспышки, а затем что-то такое... странное.- Что-то в лице Бонда подсказывало, что он о многом умалчивает. Все молча смотрели на Найла. Тот в конце концов покачал головой. - Ничего не чувствую. Ты уверен, что прибор включен? - Он все время включен. Он же на батареях. - Может, они сели. - Маловероятно,- уверенно сказал Бойд.- Он потребляет всего несколько милливольт, так что запас фактически вечный. Найл стянул ленту с головы и подал Симеону. - Оставь его себе, он твой,- сказал Симеон. - Мой? - Его нашли в этом городе, а правишь им ты. Так что все принадлежит тебе. - Спасибо. - Найл опять натянул ленту на голову, на этот раз лишь чтобы поддерживать волосы. - У меня работало, - заметил Бойд. - Видно, у тебя с мозгами что-то не так. Распахнув глаза, Найл тревожно огляделся. Несколько секунд ушло, чтобы понять, где он находится. Он лежал в пустом приемном покое, прямо перед лестницей. Снаружи на улице считай что никого не было. Из коридора в отделении слышался голос старшей сестры, разговаривающей о чем-то с сиделкой. Последнее, что он помнил, это сполохи света внутри головы, вслед за чем вступила резкая головная боль. Найл поспешно поднялся, радуясь, что никто не застал его на полу - мысль об обмороке вызывала тихий ужас. Лента лежала на полу; он поднял ее и надел обратно на голову. Едва это сделав, понял, что от ленты-то он и потерял сознание. В голове все встало набекрень, как от корабельной качки, так что пришлось схватиться за перила. Найл поспешно сорвал с головы ленту и кинул в широкий карман туники. Головокружение сразу же исчезло, оставив после себя слабость. Найл опустился на нижнюю ступеньку и закрыл глаза. Полезнее всего было расслабиться и полностью освободиться от мыслей; стоило лишь попытаться думать, как сразу же наваливалась усталость. Но ничего, через минуту-другую унялось. Осторожно встав, Найл с облегчением обнаружил, что в глазах больше не темнеет. Но едва вышел на порог под свет зимнего солнца, как обнаружилась разница, такая же очевидная, как между сном и явью. Все вокруг представало на удивление ясным, словно была убрана некая завеса. На что бы ни посмотрел - все четкое, яркое до остроты. То же самое и с физическими ощущениями. Обдувающий лицо ветер казался как-то прохладнее и сильнее, словно сам Найл только что вылез из горячей ванны. Одежда на теле, обычно даже неосязаемая, сейчас терла до раздражения назойливо, словно с тела удалили верхний слой кожи. Восхищение сочеталось с дискомфортом; даже солнечный свет казался нестерпимо ярким, так что прошлось невольно зажмуриться. В этом состоянии обостренного бодрствования обычное сознание казалось неким сном. Было ясно одно: аппарат Галлстранда вызывает особые изменения в мозгу. По словам Бойда, от помогает больным с повреждениями головного мозга. У Найла появился соблазн вернуться в больницу посмотреть, есть ли еще какая-то информация об этом аппарате в книгах по медицине; но почувствовав на лбу испарину и желание лечь, Найл решил не делать этого. Идя по южной стороне площади к дворцу, он сознавал, что с головой по-прежнему творится странное. Вот сейчас, допустим, что-то просто ошеломляющее: все вокруг будто взбухает, снова принимая затем обычный размер. Или, скажем, издалека во мгновение ока налетает что-то огромное, а затем с такой же скоростью отлетает назад. А то и так: он сам летает на качелях взад и вперед. Голова кружилась, вызывая знакомую уже тошноту. Утешала лишь мысль, что коль скоро все это от аппарата Галлстранда, что лежит теперь в кармане, эффект, должен быть, только временный. Оказалось, легче становится, если пристально вглядываться в тротуар под ногами. На при этом возникает другой любопытный эффект. Текстура тротуара, казалось, становится крупнее и как-то достовернее; смотришь на него всего несколько секунд, а уже кажется, что запомнил на всю оставшуюся жизнь. Найл мысленно напрягся, как бы отталкивая картину на длину руки, и чрезмерная достоверность исчезла, заменившись ощущением таким, будто он смотрит на тротуар с обратного конца подзорной трубы. Он уже приближался ко дворцу, когда услышал, что сзади нагоняют. Оглянулся: Бойд. - Ты забыл вот это,- паренек протягивал коробку с озерной травой. - Ага, спасибо. Бойд пристально посмотрел на него. - С тобой все в порядке? Вид у тебя какой-то забавный. - Да, я в порядке. Просто устал чего-то. Бойд посмотрел на золотистую ленту, выбившуюся из широкого кармана туники. - Это у тебя, наверное, от нее, да? Я так вообще, как попробовал, так будто от медовухи окосел. Но оно быстро проходит. Теперь тебе понятно, как этот аппарат действует? - Думаю, да. Тебя что, опять там ждут? - Нет, что ты. Они сейчас собираются анализировать соскоб с того топора. Это займет несколько часов.- Бойд поднял взгляд на дворец.- Ух ты, здесь ты живешь? - Да. - Место великолепное. И мраморные лестницы тут есть? - Есть. Хочешь зайти, взглянуть? - Выше! - выпалил Бойд. Словечко было для Найла внове, но он понял, что оно означает согласие. Когда приблизились к двери, Бойд нервно покосился на бойцового паука, стоящего на страже; тот застыл как каменный, невозможно понять, сознает ли вообще их присутствие. Когда дверь за ними закрылась, Бойд спросил вполголоса: - Это настоящий, или статуя? - Настоящий, конечно, - с некоторым удивлением ответил Найл. - А я думал, может, статуя. У тебя, поди, от них мурашки по коже? Найлу сделалось как-то обидно за пауков (даже сам от себя такого не ожидал). - Это у них от нас мурашки должны идти. Надо учиться привыкать друг к другу. Бойд, не обращая внимания на его уязвленный тон, оглядывал парадную. - От так да! Вот где бы жить! Прямо как наш городской зал собраний.- Он подлетел к камину и посмотрел снизу вверх на трубу. - Глядь, вот это высота! А почему дождь не попадает вниз? - Не знаю. - А тут что? - Бойд приоткрыл дверь в подвал. - Подвал. - Можно взглянуть? - Там внизу темно. - Тут есть светильник. - В нише возле двери стоял незажженный светильник с огнивом (с падением рабства разрешили спички, но их все еще не хватало). Бойд со сноровкой, развившейся от долгих лет привычки, запалил фитиль и прикрыл светильник стеклянным колпаком. Затем - он впереди, Найл следом - спустились по лестнице в подвал. На крючьях висело с полдюжины копченых окороков, на полу - несколько кадок с соленьями, маринадами, со специями. - Что-то не слишком густо, - разочарованно заметил Бойд. - Правильно, подчистили за полгода. - Что у тебя вон там? - Бойд указал на массивные черные сосуды, смутно виднеющиеся у дальней стены. - Ничего, там пусто. - Сказал, а в самого в душе оборвалось. Сосуд, где находились кулоны, был расколот, на полу лежал обломок вместе с каменной пробкой, запечатывающей горловину. Бойд уловил золотистый отблеск под светом светильника. - Гляди, вот в этом что-то есть. Он подался вперед. - Не трожь! - резко остановил его Найл. Бойд послушно выпрямился. Найл взял у него светильник и опустился на колено. Сосуд раскололся на три части, словно его шарахнули молотом. Два куска остались стоять вертикально, третий лежал на полу. Сначала подумалось, что сосуд нечаянно расколол кто-то из слуг - может, пыжился вынуть каменную пробку, да сил не хватило, и уронил ее обратно, а сосуд возьми да расколись. Но понял, что такое едва ли возможно. Никому невдомек, что Найл побросал кулоны в сосуд, поэтому и заглядывать никому не было причины. Найл изучал кулоны, держа над ними светильник, затем осторожно коснулся их пальцем. Кулоны были абсолютно инертны. Протянув руку, Найл поднял их на ладони. - Один такой был в больнице, - заметил Бонд. - Что это такое, не знаешь? - Их носят слуги мага. О маге слышал? Бойд кивнул. - Дядя Симеон говорил. - Значит, знаешь, что они могут быть опасны. Найл говорил, а сам пытался распутать у кулонов цепочки; никак не получалось, спутались в тугой узел. Вместе с тем помнилось, что падали они из стакана в сосуд один за другим, поэтому перепутаться никак не могли. Наконец он рванул одну из цепочек, и та лопнула; только так и удалось расцепить. - Зачем ты это сделал? - спросил Бойд. - Потому что по отдельности в каждом из них меньше силы. Не будь сейчас рядом посторонних глаз, Найл бы понес кулоны в Белую башню. Вместо этого он скинул их в два разных сосуда,- специально выбрал два, стоящих друг от друга как можно дальше,- и тщательно заткнул горловины каменными пробками. Когда поднимались по лестнице, Бойд спросил: - Но кто расколол сосуд? - Маг. - Он что, был здесь? - изумленно сверкнул глазами Бойд. - Нет. Но здесь кулоны, а это достаточно. Вот потому они так и опасны. Бойд наперебой расспрашивал, но ответы Найла звучали рассеянно. Он все еще размышлял о расколотом сосуде и эффекте двух кулонов. Получается, что маг, вероятно, сознавал все, что происходило во дворце двое минувших суток. Проклиная себя за легкомыслие, Найл мысленно дал себе зарок при первой же возможности снести кулоны в Белую башню. В покоях никого не было; Джарита, как и многие женщины во дворце, устраивала себе после обеда отдых на пару часов, Найл поставил на стол коробку с озерной травой, рядом положил вынутую из кармана металлическую ленту. Неожиданно почувствовал, что на бедро давит какой-то предмет. Вспомнил: каменная фигурка. Пресекая заведомый град вопросов со стороны Бойда, Найл попросил: - Расскажи мне об аппарате Галлстранда. - Сходить принести хрестоматию? - Не надо. Просто расскажи, что помнишь. - Ну что ж, ладно... - Бойд приподнял брови. - Так или иначе, все в нем связано с нервными протоками в мозгу. По ним проходят разные импульсы...- На секунду он прервался, глубоко вздохнул, и продолжал. - Выяснилось, что если у человека поврежден какой-то отдельный участок мозга - например, упал он с дерева и ему стала отказывать левая рука - то зачастую он может восстановиться и безо всякой помощи, особенно если руку постоянно упражнять. Но это не потому, что поврежденный участок в мозгу исцелился, а потому, что мозг образовал вокруг поврежденного участка новые протоки. И мне кажется, все это в общем-то правильно. - Звучит убедительно, - согласился Найл. - Вот и тот самый Галлстранд решил, что у людей новые эти протоки скорее всего образуются путем проб и ошибок. И аппарат свой изобрел, чтобы все это давалось легче. Ведь тот сам по себе ищет наобум новые и новые протоки. Это все равно что рассылать по темному лабиринту тысячи гонцов с факелами; рано или поздно кто-нибудь из них обязательно отыщет выход. Найл медленно кивнул. До него мало-помалу стал доходить смысл странных ощущений, которые одолевали его при выходе из больницы. Новые нервные протоки вполне объясняли то чувство свежести и новизны, от которого весь мир представал обновленным. Вместе с тем все еще непонятным оставалось другое ощущение, будто мозг взад и вперед раскачивается на качелях, отчего все, что ни видишь, то надвигается едва не вплотную, то опять уносится вдаль. Даже вспоминать об этом было не совсем приятно: начинала кружиться голова. - Ты не можешь примерно описать свои ощущения, когда надел ленту на голову? - спросил он Бойда. - Была какая-то необычная вспышка, будто кто-то шарахнул по голове. Потом замутило, а потом вдруг я почувствовал, будто все вокруг ожило... - Ожило? - Именно ожило, и будто за мной наблюдает. В конце концов стало легчать, и разобрало волнение... Найл взял ленту. - Попробую испытать это на той девушке. - Можно, я тоже посмотрю? - Конечно. В коридоре он чуть не столкнулся с Доной, несущей охапку детской одежды. Увидев Найла, она зарделась от удовольствия. - Привет. Что-то ты вообще пропал. - Да вот, все дела и дела. - От улыбки Доны стало немного совестно. Было время, когда Найл подумывал на Доне жениться. И хотя вслух об этом не говорилось ни слова, он чувствовал, что и она об этом тоже догадывается. Но за важными делами он как-то постоянно прятал эту мысль на второй план. Вместе с тем всякий раз при встрече с ней душа наполнялась укромным теплом и светлой радостью, Такой, что хотелось подойти к девушке и обнять. Бойд смотрел на Дону с явным любопытством. Найл поспешно начал их знакомить: - Это Бойд, племянник Симеона. А это моя двоюродная сестра Дона. Оба улыбнулись друг другу, и Бойд слегка поклонился, как это принято у мужчин в городе жуков-бомбардиров. Наступила нелепая пауза. Взгляд Доны упал на ленту в руках у Найла. - Что это? - Ах, это. - Найл не хотел особо распространяться, но тут влез со своей эрудицией Бойд. - Это называется аппарат Галлстранда, и мы сейчас хотим его испробовать на девушке, которую укусил паук. - Что еще за девушка? - было ясно, что Дона ни о чем не знает. - Можешь сходить с нами посмотреть, - сказал Найл без особой охоты, чувствуя, что теперь уж деваться некуда. А самому почему-то очень, ну просто край как не хотелось, чтобы женщины во дворце видели бесчувственное тело. Но Дона уже сложила груду белья возле двери. - Я не против. Девушка лежала точно так, как ее оставил утром Найл, с натянутым до подбородка одеялом. Все так же валялась на полу срезанная с тела перепутавшаяся кисея. Дыхание было чуть заметным, а лицо с закрытыми глазами оставалось безмятежным, как у спящего ребенка. - Она красивая,- заметила Дона. Найл почему-то смешался от такого замечания. Без лишних промедлений он чуть растянул кружок золотистой ленты и натянул девушке на голову, чтобы места сшива разместились над ушами. Первые несколько секунд ничего не произошло. Но вот голова у девушки дернулась на подушке и стало ясно, что сполох света озарил спящий мозг. Все трое затаили дыхание; веки у девушки начали подрагивать. - Действует,- выдохнул Бойд. Тут глаза у нее распахнулись и вперились в Найла. Руки под одеялом судорожно дернулись, словно она пыталась разорвать невидимые путы. Затем с ошеломившей всех резкостью (ни дать ни взять распрямленная пружина) девушка села. Она не отрываясь смотрела Найлу глаза в глаза и словно вот-вот собиралась спросить, кто он такой. И тут глаза ей будто подменили. Она по-прежнему смотрела на Найла, но взгляд утратил осмысленность, будто она внезапно ослепла. Через секунду она откинулась головой на подушку и распласталась неподвижно, как прежде, заострив лицо к потолку. Единственно, дыхание стало быстрее. Но через несколько секунд унялось и оно, и девушка, судя по всему, снова впала в глубокое забытье. Найл потянул одеяло прикрыть ей нагую грудь; Бойд, покраснев, стыдливо отвел взгляд. Лента успела свалиться с головы; Найл подобрал ее с подушки и приладил снова, насадив поглубже. На этот раз было безрезультатно. Постояли около пяти минут. Когда стало уже окончательно ясно, что никакой реакции не будет, Найл со вздохом повернулся. - Передай дяде, что придется-таки делать сыворотку. - Одного я все же не моту понять, - заметил Бонд. - Если она вот так проснулась, то почему снова заснула? - Ну как же,- сказала Дона,- ведь бывает иногда, что люди сначала вскакивают со сна, а потом снова засыпают. - М-да,- произнес Бонд. - Ты-то, Найл понимаешь, о чем я. Найл в самом деле понимал. У него на глазах очнулась от паучьего яда дюжина людей. И уж вскочив раз, они больше не падали. Он повернулся к Бойду. - Я спрошу у Дравига, можно ли нам раздобыть сколько-нибудь паучьего яда. Когда вышли из комнаты и Найл закрыл дверь. Бойд просил: - А можно еще сходить посмотреть вниз с крыши? А тогда уж пойду. - Конечно. - Может, ты ему покажешь? - спросил он у Доны. - Или ты занята? - Да нет, ребятишки спят. Он может остаться и к чаю, если пожелает. - Если, конечно, не буду в тягость, - вежливо проронил Бойд, а сам - во глазам видно - рад без памяти и готов остаться хоть до самого вечера. Найл почувствовал облегчение, оставшись один. Он раскинулся на подушках и закрыл глаза. Но при этом тотчас возникло прежнее головокружение, будто мозг раскачивался на качелях. Найл, усевшись, уместил между спиной и стенкой подушку. Взгляд при этом упал на коробку озерной травы на столе, и усталость сменилась любопытством. Став коленями на подушку, Найл вынул из коробки циновку и разместил ее на столешнице. Циновка была холодной, скользковатой на ощупь. Вместе с тем было что-то невыразимо блаженное в этой скользкой сырости - причем такое четкое, что Найл, подавшись вперед, лег на циновку лбом. Ощущение уюта, расслабленности, как на мягкой подушке. Сырая эта прохлада пробуждала неуемную, сильную чувственность; расслабленный ум несло куда-то, навевая образы темных лесных чащоб, где мохнатые хвойные лапы затеняют глубокие озера. Прошло некоторое время, и Найл начал осознавать - что-то происходит с телом. Сложно сказать, что именно; впечатление такое, будто проскакивают колкие искорки от некоего предвкушения. Но казалось, контакт между кожей и циновкой из озерной травы - лишь начало процесса, а он сам остановился на зыбкой грани следующей стадии. Где-то через полминуты Найл обнаружил кое-что еще. Похоже, от тела траве не передается тепло; она остается такой же прохладной, как и вначале. Даже когда обернул циновку вокруг руки, температура ничуть не изменилась, рука будто погрузилась в холодную воду. А когда случайно коснулся пальцами столешницы, стало еще удивительней: дерево было теплым. Смысл дошел через несколько секунд, причем Найл от волнения даже сел, упустив из-под спины подушку. Циновка проводит тепло из тела прямо на столешницу, сама при этом оставаясь прохладной. Получается, Стигмастер был не совсем прав, посчитав ее за чисто ритуальную принадлежность. У нее какое-то другое назначение. И похоже, даже напрашивается ответ, какое именно. Найл свернул циновку и уложил обратно в коробку. Затем, неслышно поднявшись, крадучись вышел в коридор, опасаясь, как бы звук шагов не привел в комнату Джариту. Осторожно открыв дверь соседней комнаты, он запер ее за собой на ключ. Вынув циновку из коробки, Найл повесил ее на спинку стула. Затем стянул с тела девушки одеяло и бросил его на пол. Было что-то удивительно детское и беззащитное в этом обнаженном теле с маленькими крепкими грудями и круглым тугим животом. Все так же виднелись на бедрах бурые ошметки озерной травы. Найл взял циновку и аккуратно накрыл ею тело. Дыхание девушки едва ли не сразу стало глубже, а на бледных щеках проступили слабые пятна румянца. Он смотрел пристально - может проснется? - но та лежала все так же неподвижно. Найл подтянул к кровати стул и сел, положив обе руки на циновку. Озерная трава приятно холодила. Однако закрыв глаза, он почувствовал; что-то не так. Какой-то скрытый сбой, от которого неуютно настораживается душа, и сердце стучит с перебоями. И тут стало ясно: циновка-то лежит не той стороной. У себя в комнате он клал ее на столешницу усиками и присосками вниз. Перевернув и пристроив циновку no-новой, он опять положил на нее руки. Через несколько секунд в обеих руках начало покалывать. Покалывание постепенно распространилось на запястья, охватило предплечья. Возникла блаженная расслабленность, какая обычно бывает, если опустить озябшие руки в теплую воду. Ушло несколько минут, чтобы понять, что происходит: он впитывал из девушки жизненную энергию. Тем не менее через несколько секунд подумалось, что действовать надо не совсем так. Чтобы блаженство от перелива энергии ощущалось сполна, тела должны находиться в полном контакте. Найл освободился от туники и скинул ее на пол, после чего медленно, опираясь весом в основном на локти, улегся на девушку. Ростом он был выше сантиметров на пятнадцать и опасался, что тяжеловат для нее. Однако ничего - вес распределился так ровно, что даже если б она не спала, то наверное не ощутила бы неудобства. Найл вообще-то готовился к чему-то необычному, но все же случившееся его удивило. Девушка задышала глубже, и вверх из ее тела стало подниматься что-то мягко светящееся. Походило на открытый кран: жизненная энергия обильно сочилась, и через циновку проникала в его тело. Циновка каким-то непостижимым образом всасывала жизненную энергию из тела девушки и передавала ее Найлу. Он попробовал прижаться губами к ее рту, но это только задерживало поток, даже когда он смочил ей губы языком. А девушка дышала глубоко и ровно, словно хорошо привыкла к такому переливанию энергии. Чувствовалось даже, что она наслаждается и рада избавиться от избытка жизненности, скопившегося в теле. Все эти ощущения были одним из самых необычных, какие только Найлу доводилось испытывать. Отдаленно это напоминало те незабвенные минуты, когда он впервые сжимал в объятиях Мерлью - то же томное вожделение, передающееся от ее тела ему. Но в сравнении с тем, что ощущалось сейчас, даже объятия Мерлью как-то блекли. Теперешние ощущения были гораздо глубже и совершеннее, чем секс; или вернее, секс можно было назвать усеченным вариантом их ощущений. Позволяя Найлу целовать взасос и прижиматься телом, Мерлью отступала в своей сокровенный мир удовольствия, и Найл был лишь механизмом, дающим желанную ласку. Эта же девушка давала ее бескорыстно, доставляя удовольствие лишь потому, что он мужчина и нуждается в ее жизненной энергии; и она давала ласку так же щедро и естественно, как корова молоко. В Найле поток утолял какую-то потаенную, сугубо мужскую жажду, о наличии которой он всего несколько секунд назад и не подозревал. Ощущение было подобно прохладному напитку для першащей, пересохшей глотки; волны удовольствия расходились по отдаленным уголкам его существа, словно нервы у Найла - телеграфные провода, уходящие в отдаленные районы какой-нибудь неведомой страны. Вспомнилось вдруг одно из самых памятных впечатлений детства: день, когда на пустыню у подножия плато неожиданно пал проливной дождь. С запада тогда подул стойкий прохладный ветер, пригнавший громады туч, и с неба пошла вдруг хлестать вода, словно какой бог опрокинул огромное ведро или - еще вероятнее - водопад. Когда скопившаяся вода побежала по высохшему руслу ручья, земля вдруг зашевелилась и наружу из слякоти стали выталкиваться крупные лягушки-валы. С треском начали лопаться какие-то пустые горошины, и через полчаса земля оказалась покрыта пестрым ковром из цветов - белых, красных; желтых, синих, оранжевых, розовато-лиловых. Большие лужи кишели головастиками и водорослями, а кваканье лягушек перекрывало глухой шум дождя. Это было, пожалуй, самое памятное и радостное событие его детства. И теперь, поглощая энергию девушки, Найл чувствовал, как его собственное существо превращается в цветок, внезапно высвечивая равным светом до этой поры и неведомые области сознания. Минут через пять тело будто отяжелело от избытка удовольствия; кидать ни взять голодный, проглотивший обильный обед. Когда Найл поднялся, его обнаженное тело лучилось, будто над кожей искрились тысячи крохотных точечек света. Он рухнул на стул - старомодный, с изогнутыми ручками и подушкой на сиденьи - и с глубоким вздохом расслабился. Сердце словно замедлилось до половины своей обычной скорости. По крайней мере теперь он понимал, отчего убийцы взяли с собой девушку. Она была для них источником энергии, обновителем жизненной силы. Находясь с ней в телесном контакте, он, можно сказать, ощущал присутствие тех мужчин, что ему предшествовали. Найл не чувствовал ревности. Давать энергию было предназначением этой девушки, она рада была отдавать ее любому мужчине, который мог бы ее принять. В эту секунду осенило и то, почему Вайг вел себя так странно в присутствии девушки. Он наверняка как-то подспудно чувствовал, что та способна восстановить его убывающую энергию. От этой мысли душа наполнилась радостной надеждой. Сама лучащаяся жизненность убеждала в том, что девушка способна исцелить недуг Вайга. От брата же требуется единственное - впитывать из ее тела энергию до тех пор, пока не восстановятся собственные жизненные силы. От этой мысли Найл так взволновался, что вскочив, сделал шаг к двери, прежде чем вспомнил, что гол. И накинув уже было тунику, вспомнил нарекание старца насчет торопливости, за которую именно он сегодня, кстати, уже поплатился. Эта мысль охладила Найла, он бросил тунику на пол и снова сел. Еще раз пристально посмотрев на спящую девушку, он испытал жалость и благодарность. Она несла в себе тайну жизни; вместе с тем мужчины, держа девушку для своих нужд, превратили ее в своего рода дойную корову. Лежа неподвижно с закрытыми глазами, она походила на покойницу: пятна румянца истаяли со щек, дыхание едва заметное. Проникновение в мозг равносильно было вхождению в первородный мрак, не было даже разрозненных сполохов-снов. Прощупывая чуть раньше ум девушки в больнице, он воспринимал ее спящее сознание эдакой подрагивающей зарницей на горизонте. Сейчас у нее в уме не было ничего - бескрайняя тьма. Внезапно Найлом овладело неудержимое желание выразить девушке свою благодарность, возвратив хоть немного своей избыточной жизненности, которую впитал с ее помощью и которая в свою очередь еще выше подняла его жизненный тонус. Циновка из озерной травы наполовину соскользнула, от чего вид у девушки стал какой-то доподлинно несчастный и покинутый, будто ее швырнули сюда с проезжающей мимо повозки. Найл, наклонившись, поправил циновку, после чего перевернул и опять накрыл ею тело. Затем он снова улегся на девушку, предусмотрительно оперевшись на локти. Вместе с тем теперешняя поза казалась до странности неудобной. Он слез с девушки и лег возле нее на постель. Затем, обняв ее одной рукой за талию, а другой прихватив за ягодицу, поднял ее и взвалил на себя. Она была на удивление легка, но из-за полной расслабленности никак не держалась в таком положении; пришлось сначала, потянувшись, выпрямить ей ноги, затем приспособить между ней и собой циновку, и придерживать девушку за обе ягодицы. Голова у нее была повернута в сторону, так что щека приходилась Найду напротив рта. Найл дал себе расслабиться до полной восприимчивости, пока сознание не уподобилось пустому сосуду. Теперь ясно было, отчего первый контакт вызвал чувство какой-то скрытой рассогласованности. Он ожидал от девушки прилива энергии, а это шло вразрез с полярностью подстилки. Более того, он лежал сверху, и циновка проводила энергию снизу вверх, против силы тяготения. Теперь единственно, что надо было, это использовать циновку для скапливания определенной энергии, что сейчас пульсировала внутри него; он добился этого, представив, что энергия скапливается в районе груди и бедер. В определенной точке он вообразил, как эта энергия впитывается прохладной и скользкой озерной травой, и почувствовал, что дело двинулось. Через секунду он губами почувствовал, что щека у девушки стала теплее. Казалось очевидным, что откачка энергии - процесс прямо противоположный впитыванию. Между тем в обоих наблюдалось любопытное сходство. Начать с того, независимые сущности Найла и девушки слились воедино, словно две дождевые капли. Подобное слияние напоминало по сути половой акт самозабвенно отдающихся друг другу любовников. Рассуждая примитивно, они сделались мужем и женой. Давать энергию было невыразимо приятно - настолько, что после недолгого перерыва Найл ощутил потребность проделать это еще раз. Он скопил очередной заряд в груди и бедрах, и единым сокращением мышц освободился от него, оросив энергией циновку. Делая это, он смутно сознавал, что повторяет некий глубоко универсальный процесс, существующий испокон веков. Делая то же самое в третий раз, Найл почувствовал, что девушка начинает откликаться. Удовольствие от впитывания жизненной силы постепенно приводило ее в чувство. В темноте ее сознания, казалось, нарождался рассвет. Спустя секунду девушка чутко замерла; Найл тоже затаил дыхание, пытаясь унять стук сердца. Девушка пошевелилась как во сне и двинула головой, от чего ее губы переместились к губам Найла. Найл почувствовал, как ресницы у нее затрепетали, а рот приоткрылся. Через секунду он пронзительно вскрикнул от боли: дикарка впилась ему зубами в нижнюю губу. Поскольку в этот момент Найл был полностью сосредоточен на уме девушки, его шок отразился вспышкой у нее в мозгу. Она не отцепилась и тогда, когда Найл дернулся и та слетела с него на кровать. Казалось, все: прокусила губу насквозь. Он пихнул дикарку так, что та юзом пролетела по кровати и шлепнулась на пол. Найл сполз с кровати, не исключая того, что дикарка накинется снова. Но та лежала на полу неподвижно, вниз лицом, подогнув под себя одну ногу. Первой реакцией была ярость. Боль была жгучая, а по щекам, смешиваясь с капающей на грудь кровью, струились слезы. Найл схватил лежащую на полу тунику девушки и притиснул к нижней губе. Когда кровь в основном впиталась, он осторожно потыкал рану кончиком пальца, одновременно попробовав с другой стороны языком. К счастью, язык и кончик пальца не сомкнулись. Но губа уже успела распухнуть, как от хорошей зуботычины. Найл грубо перевернул девчонку ногой. Когда та опрокинулась на спину, обнаружилось, что глаза у нее широко открыты. Приоткрыт и рот, а по подбородку сбегает струйка крови, перемешанная со слюной. Землистый оттенок кожи напомнил о трупе, который Найл видел поутру в больнице, и сердце внезапно сжалось от страха. Если она мертва, то утеряно последнее связующее звено с магом. Он упал возле нее на колени, но сердце у самого колотилось так яростно, что невозможно было вызвать расслабленность, необходимую для прощупывания ума. Тогда он схватил запястье девушки, пытаясь замерить ей пульс. Не сумев этого сделать, Найл вдруг с уверенностью подумал, что девушка умерла, и душа наполнилась холодным отчаянием. Нагнув голову, он приложил ухо к ее левой груди. Когда через несколько секунд дыхание слегка успокоилось, он смог уловить слабый пульс. Облегчение было такое, что Найл прикрыл глаза и испустил глубокий вздох. Осторожно пропустив обе руки под тело девушки, он поднял ее на кровать. Из уголка рта у нее сочилась тонкая струйка крови. Найл хотя и знал, что кровь его собственная, но тем не менее почувствовал себя неуютно и отер кровь носовым платком, после чего закрыл незрячие глаза девушки. Теперь, когда тревога улеглась, он мог прощупать ей ум. Абсолютная пустота, как и ожидалось, безо всякого намека на сознание. Найл сосредоточенно нахмурясь смотрел на нее. Прежде всего на ум напрашивалось, что девушка, очнувшись, почуяла в нем чужака и у нее сработал защитный рефлекс. Но в таком случае она бы и сейчас была в сознании, или по крайней мере оно бы в ней теплилось. А не может ли она по-прежнему быть марионеткой мага? От такой мысли по коже прошел холодок. Но подумав, Найл отказался от такой мысли. До сих пор все указывало на то, что маг связывается со своими слугами посредством кулонов. А те сейчас благополучно изолированы магнитным полем каменных сосудов, что в подвале. Но одинаково трудно верилось и тому, что девушка, едва придя в себя, накинулась на Найла и тут же снова впала в глубокое забытье. Не отрывая платка от распухшей губы, он вглядывался в неподвижное лицо. Понятно, что идти на дальнейший риск было бы абсурдно; кулоны надо прихватить в Белую башню. Прикрыв девушку одеялом, Найл уложил циновку обратно в коробку и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Из кухни доносились голоса и звон кастрюль, но на лестнице никто не попался, и слава Богу: не хватало еще объяснять, что у него с губой. Возле лестницы, ведущей в подвал, он приостановился зажечь масляный светильник, и осторожно сошел в темную прохладу. Черные каменные сосуды стояли точно так, как Найл их оставил. Поставив светильник на пол, вынул затычку из горловины ближайшего - та притерлась плотно, пришлось вначале слегка покрутить туда-сюда. Осторожно сунул руку внутрь, но когда пальцы коснулись кулона, тот оказался совершенно инертен. Это был тот самый, у которого Найл впопыхах оборвал цепочку, когда распутывал. Кулон он скинул в карман туники и передвинул светильник ко второму сосуду. Из этого затычка вышла легко. Потянувшись туда рукой, он нашарил цепочку - тоже инертна. А когда вынимал руку, тыльная сторона ладони случайно задела за небольшой острый выступ в горловине сосуда. Найл взял с пола светильник, поднял. У того от верхушки через бок шла трещина, миллиметра четыре шириной. Первой мыслью было, что он сделал ее сам, когда вставлял в горловину тяжелую затычку. Хотя не могла же горловина треснуть из-за того лишь, что он сунул затычку в горловину. Найл поднес светильник к другой стороне сосуда, и оглядев приметил еще одну трещину - с волос - до самого низа. Когда же, взявшись за горловину изнутри, попытался растащить две половины в стороны, это не удалось. Вторая трещина была, видно, только поверхностной, что озадачивало и слегка тревожило. Конечно, может статься, трещина имелась в сосуде изначально, просто раньше была не по глазам. Но в такое что-то не очень верилось. Второй кулон он разместил в кармане как можно дальше от первого, но и при всем при этом не мог отделаться от нехорошего предчувствия. Но мрачные мысли рассеялись, стоило выйти наружу под неяркий свет надвигающегося вечера. Синева неба углубилась, северный ветер, казалось, нес запах осени. Возвращались по домам с работы мужчины; прошла мимо беременная женщина, неся сумки с покупками. Этот час дня Найл любил больше всего; время отдыха после работы, когда мир словно светится уютом укромного счастья. День выдался долгим и в некотором смысле полным тревожных потрясений, но теперь, оглядываясь назад, Найду казалось, что удача сопутствовала ему. На площади было довольно людно, поэтому он решил не подходить к Белой башне с юга, со стороны обиталища Смертоносца-Повелителя: непременно заметят, и тогда от любопытных не отделаешься. Вместо этого он прошел по площади в сторону моста, ведущего в квартал рабов. На этой стороне тротуар переходил в пустырь. Здесь всегда было безлюдно, поэтому можно было идти непринужденно, зная, что сама башня скрывает от пешеходов на той стороне площади. Но не пройдя по траве и полпути, Найл стал ощущать смутное беспокойство - примерно то же самое, какое сегодня ощутил, приближаясь к башне с каменной фигуркой в кармане. Теперь оно было даже сильнее. Вместо подрагивающего, влекущего чувства, сопровождающего приближение к башне - все равно что у искателя подземной воды по лозе - было гнетущее чувство отталкивания, словно идешь под сильным встречным ветром. Найл понимал, что попытки втереться в силовое поле башни бессмысленны, она предупреждала его держаться на расстоянии. Поэтому, вынув оба кулона из кармана, он положил их на голубоватый мрамор, окружающий основание башни. К удивлению, гнетущее отталкивание сохранилось, хотя уже не такое сильное, как секунду назад. Найл остановился, недоумевая, как же быть дальше. Вскоре неуверенность сменилась облегчением: из сплошной молочно-белой стены выявился старец, как какой-нибудь ныряльщик из воды. Найл дожидался разъяснений. Старец же без всяких слов поднял правую руку и уставил на лежащие в паре метров золоченые цепочки. - Это как раз те самые кулоны, что... Закончить Найл не успел: из указательного пальца у старца вырвался упругий жгут огнистого света и полоснул по одному из кулонов. Кулон полыхнул ярким отблеском, переплавился в шарик, шипящий и пузырящийся на мраморе. Когда, накалившись докрасна, засветился и сам мрамор, золотистый шарик, уменьшаясь в размерах, принялся таять, словно капелька воды на горячей плите. Удивленно следя за происходящим, Найл заметил, что нет на прежнем месте второго кулона; оказывается, он переместился ближе к краю платформы. На секунду подумалось, что это из-за силы энергетического жгута, исторгнутого старцем, но тут он с удивлением увидел, что цепочка движется сама собой, суетливо сокращаясь словно гусеница в попытке улизнуть. Не успела: огнистый жгут накрыл ее, превратив в лужицу жидкого металла, по инерции все еще скользящей к краю платформы: через несколько секунд и это был уже просто золотистый шарик. Шарик становился все меньше и меньше, пока наконец не исчез совсем с чуть светящегося, пышущего сухим жаром мрамора (чувствовалось за пять метров). - Зачем все это? - поинтересовался Найл. - Слышал когда-нибудь о минах-ловушках? - Какая-то каверза? - спросил Найл с сомнением. - В данном случае не просто каверза. Пронеси ты их в башню, была бы большая беда. - Но я на днях проносил уже один. - Я его тогда же и уничтожил. - Зачем тогда дал пронести? - Потому что тогда я еще не знал о том, что знаю теперь. - И о чем же ты узнал? - Что эти устройства, похоже, наделены какой-то живой силой. - Как ты это выяснил? - Устройство, что ты тогда принес, смогло нейтрализовать силовую изоляцию, в которую я его заключил. - Что-нибудь произошло? - Защитная сигнализация зафиксировала постороннее вмешательство, и указала его характер: электромагнитное излучение, свойственное живому существу. Я сразу же уничтожил нарушителя. - Она как-то разглядела природу нарушителя? - Нет, просто указала на живое существо. - Это был маг, - произнес Найл. Старец пожал плечами. - Даже если и так, теперь уже ничего не поделаешь. - Ты считаешь, он успел что-нибудь разузнать? - с тревогой спросил Найл. - К сожалению, здесь остается только гадать. Нарушитель не был замечен, пока не попытался проникнуть в мозговые центры Стигмастера. - О богиня! - Эти же два устройства были еще более опасны. Их сила, сведенная воедино, многократно увеличивается. - Я знаю, - Найл вспомнил про надтреснутый сосуд. - Потому я их и разделил. - Но у тебя не хватило терпения, и ты не распутал как следует цепочки, оставив одну в другой. Найл стыдливо покраснел. - Я же не думал, что цепочки тоже что-то собой представляют. - Думал, но раздумал. На самом же деле цепочки - часть устройства. - Извини. - А я не виню. Теперь, понимая опасность, мы будем осторожнее. - Но ты усвоил принцип действия того устройства? - Нет. Я сказал, что понимаю опасность. Но поскольку я сориентирован на чисто рациональное мышление, то неспособен понять принципов магии. От таких слов у Найла слегка закололо в темени. - Но ты уверен, что это магия? - Способность заставлять живые силы проявляться в мертвой материи именуется магией. - Неужели мы ничего не можем предпринять? - На данный момент мне не хватает информации для правильной оценки. Ты должен постараться узнать больше. - Но как? - проронил Найл в задумчивости. Старец качнул головой. Найл ждал ответа, но видя, что пауза затянулась, понял, что говорить старец не собирается. Глухую безысходность сменило подобное шоку осознание: старец молчит, потому что ему просто нечего сказать. Только теперь Найл понял со всей глубиной, что старец - лишь машина, и раздражаться из-за него так же бесполезно, как злиться на часы, у которых перестали двигаться стрелки. Найл молча повернулся и двинулся в направлении обиталища Смертоносца-Повелителя. До него впервые дошло, что по сути-то он один-одинешенек. По обе стороны черных дверей стояли два бойцовых паука. Узнав Найла, они припали к земле. Видя, что он желает войти, один из пауков послал телепатический сигнал стражнику внутри, и двери распахнулись. Стоящий в передней приземистый крепкий смертоносен, имел явное сходство со своим недавним начальником Скорбо (телохранители Смертоносца-Повелителя в основном родом из одной и той же отдаленной провинции). Излишне кривые ноги позволили ему ловко раскорячиться в поклоне, придав вместе с тем позе некоторую скабрезность. - Советник Дравиг здесь? - Нет, господин. Он ушел домой. Желаете, чтобы я за ним послал? - Спасибо, не надо, - Найл говорил нарочито медленно, понимая, что у стражника не особенно много сноровки в общении с людьми. - Я желаю поговорить с Асмаком. Паук непонимающе выпятился. Имя, похоже, не говорило ему ничего. - Он у вас начальник воздушной разведки... - Найл сопроводил сказанное мысленным образом паучьего шара. - Прошу минуту подождать. Стражник повернулся и поднялся по мраморной лестнице. Фактически, любого паука в здании он мог бы окликнуть телепатическим импульсом, но это расценивалось как неуважение, все равно что барину подзывать окриком лакея. Найл стоял в передней один, вдыхая до странности застоялый воздух с запахом вековой пыли. Он никак не мог взять в толк, почему восьмилапые не сделают в своем обиталище уборку. И тут он неожиданно понял, что это, вероятно, некая атавистическая память о той эпохе, когда пауки ютились в пыльных углах. Пыль и паутина у них ассоциируются с уютом. Стражник снова показался на лестнице. Следом за ним шел еще один смертоносец, блестящая черная шубка и небольшой рост которого свидетельствовали, что он еще не достиг зрелости. Поклонился же он с большим изяществом - куда там неуклюжему крабу-стражнику. - Ты и есть Асмак? - осведомился Найл. - Нет, господин, я его сын. Я известен как Грель. Он сказал "известен" потому, что в отличие от людей, у пауков имена в общем-то не приняты,- будучи телепатами, они вполне обходятся без имен. Если некоторые как-то и называют себя, то лишь для удобства общения с людьми. - Встань, пожалуйста, - попросил Найл излишне задержавшегося в поклоне Греля, чувствуя его волнение. - Советник Дравиг рекомендовал мне поговорить с твоим отцом. - Отца здесь нет, господин... - Недоросль выпрямился. В вертикальном положении он был примерно того же роста, что и Найл. Сложенные клыки, похоже, еще не были достаточно тверды, а покрывающий тело гладкий черный ворс казался мягким, как мех котенка. Черные глаза будто светились разумом, хотя понятно, что это был просто отраженный свет. Только, в отличие от взрослого, у недоросля глаза казались чуть маслянистыми. - Где же он? - У себя на служебном посту. Вы хотели бы, чтобы я вас к нему проводил? Найл хотел было отказаться, но передумал. Для начала полезно поговорить с этим, молодым. - Идти далеко? - Нет, совсем близко. - Ага. Если так, то можно и сходить. Стражник отворил им обе створки дверей. От него почему-то сквозило глубоким неодобрением. Особенно, чувствовалось, от этого страдает недоросль. Впрочем, едва двери закрылись за ними, недоросль приободрился. Очевидно, его распирало от гордости, что он на виду всей улицы рядом с правителем города. - Позвать гужевых? - предупредительно спросил он. - Нет, спасибо. Если это недалеко, я лучше пройдусь. Грель повел его к окольной улице, берущей начало от юго-западной стороны площади. Тротуар был заполонен людьми, и Найл запахнулся в плащ, чтобы не узнавали. Но через пару кварталов спину напекло так, что он снова распахнул полы. - Грель! - Да, господин? - Грель, остановившись, учтиво обернулся. - Не так быстро. Мои человечьи ноги короче твоих. - Извините, господин, - сконфузился Грель. Он двинулся с нарочитой медлительностью. Но поскольку шаг у него был длиной около трех метров, Найлу по-прежнему приходилось торопиться, чтобы не отстать. Они шли в направлении старой части города, которая до недавних пор была женским кварталом - территория для мужчин заповедная. От восточной части города квартал отделяла высокая стена, здоровенные каменные блоки которой не требовали цемента. Железные ворота теперь стояли открытыми настежь и никем не охранялись. Из уроков истории Найл почерпнул, что стена эта - наследие древних времен, хотя и восстановлена заново в двадцать первом веке как памятник старины. Вместо того, чтобы свернуть в соседние ворота, они двинулись к югу вдоль стены по широкой мостовой. Мостовая устремлялась вверх, к холму, увенчанному башней. Найл не раз задумывался, что же лежит по ту сторону холма. - Сколько тебе лет? - Пять с половиной, господин. - Ты из гвардии Смертоносца-Повелителя? - Нет, господин. Я младший подручный госпожи Сидонии. Сидония командовала дворцовой службой Смертоносца-Повелителя. - Ты очень хорошо говоришь по-английски (на самом деле Найл имел в виду: "Ты очень хорошо изъясняешься на человечьем языке", но знал, что тот поймет). Паучок засиял от удовольствия. - Спасибо, господин. Госпожа Сидония лично меня обучала. Тут он, к удивлению Найла, метнулся через тротуар и с ловкостью акробата стал взбираться на стену. Пауки, равно как и мухи, способны перебираться по вертикальным поверхностям; правда, мало кто из восьмилапых гигантов при их весе уже практиковал это искусство. Грель жена верхотуру буквально вспорхнул - стремительно и легко. Цель - большая птица, пристроившаяся на одной из перемежающих стену башен. Словно догадываясь об опасности, птица расправила крылья и настороженно вскинула голову, готовая взвиться в воздух. Но не тут-то было. Грель с толком использовал выступ кровельного ската, скользнув по нему вниз эдаким аморфным моллюском, и, когда птица уже взмахнула крыльями, он впился в нее. Найл приготовился к тому, что оба сейчас грянутся о тротуар; те же, упав на парапет, отлетели назад. Птица коротко и испуганно вскрикнула. Спустя секунду паук снова появился на краю крыши и снизился на шелковой нити, которую, приземлившись, тут же вобрал в себя. Челюсти сомкнулись на птице с хрустом, от которого Найл невольно поморщился. Только тут спохватившись, Грель виновато произнес: - Умоляю простить меня, господин. Вам, наверное, тоже хочется попробовать? - Только не сырую.- Найл не мог сдержать улыбку. Он неожиданно понял, почему стражник выказал недовольство. Грель, мало в чем уступая силой и скоростью взрослому, оставался еще непоседливым мальчуганом. А Найл знал о пауках достаточно, чтобы понимать, какую они придают важность сдержанности и хладнокровию. Грель схватил птицу передними лапами - ему удавалось свободно держаться на остальных шести - и стал челюстями кромсать перья, выдувая их веером изо рта. Затем впился в грудку добыче со смаком школьника, вгрызающегося в яблоко. - Идти еще далеко? - спросил Найл. - Теперь уже нет. - Грель, изъясняясь телепатически, мог свободно отвечать с набитым ртом. Поглядев на широкий пустынный переулок, Найл откровенно затосковал - ведь "совсем близко" по понятиям паука несколько разнится с представлениями человека о скорости и расстоянии. Найл намеренно расслабился, чтобы попристальней вглядеться в ум своего провожатого. Пожирая добычу, Грель оставлял свой ум открытым, будто извиняясь, что не может сейчас уделить Найлу достаточно полного внимания. А наблюдение многого стоило. Слышать похрустывание в челюстях и видеть падающие на мостовую капли крови - не самое большое удовольствие. Зато, проникнув в ум Греля, Найл мог разделить с ним наслаждение трапезой. Для паука поглощение птицы было занятием, требующим полной сосредоточенности, даже самоотдачи. Плоть, надо признаться, содержала еще сок жизни, воспринимаемый Найлом как теплое сияние. А зоб хранил сюрприз: двух мелких грызунов-крысят и крупное насекомое вроде стрекозы. Такой восхитительный десерт, ну не прелесть ли! Для паука птица была что сочный фрукт, в серединке которого оказались припрятаны еще и три вкуснейших орешка. От всего этого и у самого Найла разыгрался аппетит. Оказывается, вовсе недурно расслабиться, слившись с жизненными ритмами паука! В отличие от обостренного, с налетом тревожности, человеческого сознания, ум Греля до краев полнился неким жизнерадостным благоговением. Ясно было, что люди, в сравнении с пауками, безнадежно поражены отсутствием слитности, даже самые бесхитростные натуры. Людские умы приучены пристально вглядываться в реальность, выискивая смысл,- так хищная птица кружит над земным простором, высматривая малейший признак движения, способный выдать добычу. Это, в свою очередь, означает, что часть человеческого сознания постоянно пассивна, выжидая, когда что-нибудь случится. Сознание же Греля - полная противоположность. У него абсолютно не было нужды в "помыслах"; следовательно, он существовал в совершенно реальной Вселенной, где все очаровывает по-своему. И это, понимал теперь Найл, объясняет, почему пауки выработали такую колоссальную силу воли. Поставив перед собой цель, они жаждали ее достижения всем своим существом. Если цель была чем-то чревата, инстинкты вовремя это подсказывали. "Помыслы" были ни к чему. Потому пауки использовали тайные силы подсознания - о которых люди едва догадываются - просто и естественно, как атлет использует свою силу и выносливость. Найла разбирало волнение: он сейчас чувствовал себя приобщенным к тайне. Ноги-то все еще ныли, однако он сознавал, что усталость его как бы напускная, иллюзорная, вызванная собственной мыслью об усталости. Глядя на мир глазами юного Греля, он теперь различал теплое свечение осмысленной целенаправленности, уверенность в том, что ему самому нынче решать, утомился он или нет. Не успело все это как следует осесть в сознании, как ломоту будто рукой сняло, во всем теле пробудилась искристая энергия. Грель бросил птицу в сточную канаву. Непонятно почему: на ней еще оставалось порядочно нежного мяса. Ага, вот что: они почти пришли, вплотную приблизились к башне на вершине холма. - Твой отец там? - Да. Это штаб воздушной разведки. Башня была сложена из черного камня, и среди людей она слыла Черной башней - темницей, где истязают и мучают. Зловещая репутация! Башня была встроена в стену; очевидно, некогда ей отводилась роль наблюдательного пункта, откуда открывается вид на весь город. Дальше стена и мостовая сходили вниз, опоясывая старую часть города на юго-западе. Плоский зимний пейзаж осеняли косые лучи заходящего солнца, море на горизонте уже покрыла тень. Отделенная тридцатью милями океанской воды, по ту сторону залива лежала пустыня Северного Хайбада, земля, где родился Найл, и где развеян по ветру пепел его отца. Грель, поиграв железным кольцом, толчком открыл массивную дверь. Навстречу пахнуло холодом и пылью, затхлостью, такой типичной для паучьего жилья. Потянуло еще чем-то, вызвавшим у Найла странноватую волну ностальгии. Сам по себе запах был не сказать чтобы приятный, смесь гнилых овощей и тухлого мяса. Его испускали порифиды, примитивные организмы, выделяющие газ для надувания паучьих шаров. Найду невольно вспомнилось путешествие в Дельту, неизбежно воскресившее в памяти и встречу с растением-властителем - внеземным существом, которому пауки поклоняются как богине Нуаде. Найл и Грель находились в круглой палате, низкий потолок которой подпирали каменные столбы. К внутренней двери вел пролет неширокой лестницы. Когда хлопнула входная дверь, на верху лестницы появился человек в одежде мастерового и стал высматривать вошедших в полумраке. Силуэт вычерчивался на фоне приоткрытой внутренней двери. - Кого там несет? - Мы пришли встретиться с начальником Асмаком. Человек (очевидно, надсмотрщик) сказал: - Входить сюда можно только с разрешения Смертоносца-Повелителя! Сказал это так неприветливо, что Найл смутился. Тут из затенения вышел Грель: - Прошу тебя, передай отцу, что мы здесь. Надсмотрщик слегка опешил, после чего, пожав плечами, возвратился в комнату, гулко хлопнув за собой дверью; Найл с Грслсм остались почти в полной темноте. Такая бесцеремонность и невежливость - торчите, дескать, здесь, незваные гости! - вывела Найла из себя, он без приглашения поднялся по лестнице (Грель, по этикету, следом), и нашарил щеколду. Внутреннее помещение оказалось большим и хорошо освещенным, с висящими на стенных крюках фонарями. В основном оно было занято рабочим столом, большим и круглым - метров пяти в диаметре - на котором лежало полотнище паучьего шара; голубоватый шелк мягко переживался в свете фонарей. Стоящие вокруг стола люди сшивали края полотнища. На той стороне комнаты виднелся пузатый аквариум высотой с человеческий рост. В глубине его слизисто зеленой воды лежали порифиды - сокращенно от porifera mephitis - запах которых наполнял комнату. По сути, он не очень бил в нос; жуткий свой смрад порифиды начинают испускать лишь тогда, когда погружены в полную темноту - скажем, во внутренность шара. Сосредоточенные над шитьем люди ни на секунду не отрывались от работы. Но когда Грель хлопнул за собой дверью, стоявший ближе всех портной мельком глянул на вошедших. Глаза у него удивленно расширились, а ножницы выпали из рук. Найл со смущением понял, что его узнали. Предупредительно тряхнув головой, он собрался отвернуться, но уже поздно: портной рухнул на колени. - Прошу, продолжай работу, - негромко пробормотал Найл. Это привело лишь к тому, что вверх посмотрели остальные, и едва узнав Найла, тоже попадали на колени. Не потому, что перед ними живой посланец великой богини (основная причина преклонения пауков), а просто оттого, что эти люди были приучены к абсолютному подчинению вышестоящему начальству. В дни рабства даже недостаточно низкий поклон уже мог послужить причиной для жестокого наказания. Укоренившуюся за многие поколения привычку нельзя было искоренить за несколько месяцев. Лицо Найла выражало растерянность. - Прошу вас поднимитесь. В эту секунду дверь на том конце комнаты открылась и вошел тот самый надсмотрщик. Оторопело поглазев на подчиненных, он очевидно подумал, что те его разыгрывают, и физиономия у него побагровела от гнева. Но тут он тоже узнал посланца богини, и моментально присоединился к остальным. Найл прокашлялся. - Начальник Асмак готов ко встрече со мной? Надсмотрщик сбивчиво пролепетал: - Простите меня, г-господин, я не узнал вас. - Не стоит извиняться. Ты выполнял свои обязанности. Пройдя через комнату, он открыл дверь, ведущую на внутреннюю лестницу. Когда проходил, надсмотрщик схватил его за руку. - Видите ли, господин, это место считается секретным... - Хватит, все ясно. - Найл с некоторым трудом высвободил руку и стал подниматься по лестнице. Грель шел сзади; чувствовалось, что происшедшее здорово его позабавило. Следующая дверь вела в комнату, представляющую собой, очевидно, склад - всюду штабеля ненадутых шаров. То же самое на следующем этаже, и этажом выше. Шестой этаж был занят большими баками с порифидами и деревянными корытами, наполненными их пищей - белыми личинками, запах от которых шел еще более гнусный, чем от порифидов. На самом верху пролета седьмого этажа стоял дородного вида смертоносец, осанистость и естественная величавость которого напоминали чем-то Дравига. Он посторонился, пропуская Найла, и застыл в церемонном поклоне. Когда обменялись формальными приветствиями, Найл понял, что уже встречал начальника воздушной разведки. Асмак присутствовал на недавнем суде над сообщниками Скорбо. Напрямую они тогда не контактировали, но так как Найл разделял совокупное сознание пауков в зале, то сознавал и каждого из них в отдельности. Сейчас впечатление было такое, будто он повстречал старого знакомого. Управившись с формальностями, паук почтительно дожидался, когда заговорит Найл. - Советник Дравиг рекомендовал мне свидеться с тобой и поговорить. - Весьма польщен. Чем могу служить? - Как начальник воздушной разведки, ты, должно быть, знаком с землями к северу? - Я пролетал через них множество раз. - Дравиг полагает, что именно из тех северных земель явились убийцы Скорбо. - Не исключено. Но они с равным успехом могли явиться также с юга, востока или запада. - А как ты считаешь, откуда они могли прийти? Паук сделал жест, в человечьем понимании равносильный покачиванию головой. - О том же самом меня спрашивал Дравиг. И честно сказать, я не нашелся, что ответить. - Дравиг рассказывал, что ходит какая-то легенда о подземном городе. У тебя нет никаких соображений насчет того, где такой город мог бы находиться? - Никаких. Если что-нибудь такое и есть, то укрыто оно так хорошо, что наши дозоры даже никогда и не подозревали о его существовании. Найлу вспомнился подземный город Дира, и ясно представилось, каких трудов стоило воздушному дозору его рассекретить. - Ваши дозоры летают близко от земли? - Иногда. Но это может быть опасно, особенно в горах. Именно там упал Скорбо. - Скорбо упал? Не подскажешь, где? - Могу. Найла разобрало волнение. - Ты мог бы меня туда захватить? - Разумеется. - Это очень далеко? - При попутном ветре всего несколько часов. - Ах, да. - Найл совсем забыл о ветре. Паучий шар, в общем-то, может летать и против ветра: паук, используя силу воли, создает противодействие, и шар тогда скользит по тропке меж двух векторов. Найл успел уже прочувствовать такой эффект при обратном перелете из Дельты. Но все равно это утомительная работа, все равно что править лодку против течения. - Но, разумеется, вовсе необязательно дожидаться, пока переменится ветер. - Не обязательно? - Найл переставал его понимать. - Я знаком с тем районом, - сказал Асмак, - и могу его наглядно описать. - Тогда, пожалуйста, сделай милость, - попросил Найл вежливо. - Не соблаговолит ли господин пройти за мной? С этими словами Асмак повернулся и пошел по лестнице. Найл, озадаченный и заинтригованный, следом. Дверь наверху выводила на плоскую крышу, отороченную зубчатым парапетом. Синева неба, сгустившись, углубилась, над восточным горизонтом проплавились первые звезды. На западе же пейзаж купался в багровом закатном свете. В задувающем с гор ветре чувствовался запах снега. Асмак подвел его к северному краю крыши. Призрачные голубые силуэты гор были едва различимы, лишь западные склоны отражали садящееся солнце. Найл оперся локтями о парапет, сунув ногу в небольшое углубление. Асмак, подняв переднюю лапу, указал в сторону гор (жест, заимствованный пауками у людей-слуг). - Все эти земли, что видны глазу - владения Смертоносца-Повелителя.- У Найла при этом захватило дух: тело вдруг сделалось легким словно перышко, и взмыло в воздух - все это настолько неожиданно, что он, струхнув, вцепился в парапет обеими руками. Ощутив холодный камень, с облегчением понял, что все так же надежно стоит на крыше. - Умоляю меня простить, - виновато сказал Асмак. - Мне надо было предупредить... Одолев первоначальное замешательство, Найл понял, что иллюзия создается силой внушения паука. Едва расслабившись, он опять почувствовал, как плавно снимается с крыши и взлетает над городом. На какую-то секунду ум словно разделился на две части, одна из которых все еще сознавала тело. Вскоре, зачарованный плывущей внизу панорамой, Найл окончательно забыл о своей бренной оболочке и весь ушел в созерцание полета через пространство. По существу, паук описывал обычный разведывательный полет точно так, как человек живописал бы его словесно. Но он использовал образы и ощущения, поэтому "речь" воспринималась серией живых картин. Найл впервые столь явственно ощущал единение с чужим умом - такого не было даже во время суда над сообщниками Скорбо, когда Найлу дали почетное право войти в коллективное сознание пауков. Оттого-то так легко дался теперь контакт с умом Асмака. Купающийся в багровом солнце город виднелся так же ясно, будто Найл и впрямь летел на паучьем шаре. Зрительная память у Асмака была необычайна. Он знал окрестности так хорошо, что воссоздавал их с точностью видеокамеры; лишь чуть заметная рябь у горизонта выдавала, что все это умозрительная картина. Панорама гор в отдалении смотрелась точно так, как с крыши дворца. За цепью невысоких северо-западных холмов виднелся город жуков-бомбардиров с искривленными красными шпилями домов-шишек из пчелиного воска. Когда проплывали над рекой, текущей через город с востока на запад, Найл с любопытством поглядел на восток - места, где раньше никогда не бывал. Видно было, как река, петляя, теряется среди невысоких лесистых холмов. На вершине одного из холмов, среди зубчиков древесных макушек проглядывало - вот диво! - здание, напоминающее полуразрушенный замок. Найл указал в ту сторону: - Что это там? - Руины. Эта земля полна руин. Паук произнес это совершенно равнодушно, а на Найла почему-то накатила грусть, стоило представить, как выглядела эта земля в далеком прошлом, когда человек безоговорочно считал себя хозяином планеты. Теперь они пролетали над кварталом рабов. Летели сравнительно невысоко, можно было видеть снующих по улицам людей. Показалось странным, что все рабы смотрятся совершенно на одно лицо, как оловянные солдатики. И тут дошло, почему: паукам все люди кажутся одинаковыми. За кварталом шли пустующие коттеджи, - когда-то престижный пригород, место обитания среднего класса. Рабы в таких домах не селились: буйная зелень разросшихся садов, вероятно давала приют опасным хищникам, так что эта часть города лежала в запустении. Вскоре пролетели над северной окраиной, где главная дорога поворачивала в сторону города жуков. Другая, явно отданная на "порчу" ветру, уходила, петляя, к горам и там терялась среди разросшегося бурого вереска, покрывающего склоны невысоких соседних холмов. По другую их сторону шел лес погуще, а из-за плотно растущих деревьев почти не видно было земли. Среди верхушек, что справа, Найл уловил проблеск воды, отражающей небесную синеву. - Что там? - Заброшенная каменоломня. - Может, посмотрим? Паук, как бы закладывая в воздухе вираж, послушно сдал вправо. Через секунду они уже зависали над затопленной каменоломней, шириной по меньшей мере в милю. Она чем-то напоминала отработанный мраморный карьер, который по праздникам использовали для фейерверков жуки-бомбардиры. Большое стоячее озеро - сколько ни смотри, не видно ни речушки, ни впадающего ручейка. С севера из темной воды стеной всходил отвесный берег. К югу он постепенно сглаживался, один из участков был и вовсе плоским. Глядя вниз, Найл увидел то, от чего сердце гулко стукнуло: на всем протяжении пятидесятиметровой отмели нежно колыхались заросли бурой озерной травы - судя по виду, точь в точь как та из которой сплетены были циновки, обнаруженные в прибежище. Найл попытался вглядеться пристальнее, но тут изображение стало давать сбой: все, у паука предел восприятия. - Ты когда-нибудь приземлялся возле озера? - Нет. У нас нет причины там садиться. Ах да, ведь смертоносцы сторонятся воды. Асмак даже пролетать избегал над темной гладью, предпочитая давать крюк вдоль кромки берега. И они снова взяли курс на горы. Перелетели низину, похожую на болото: загноины ржавой воды, кочки с жесткими пучками болотной травы, и островки едко-зеленой растительности, напоминающие Дельту. Затем потянулись заросшие редким лесом холмы; за каменные выступы цеплялись корнями кривые разлапистые деревца. А вот, наконец, и сами горы, зеленые отроги которых вскоре уступили место унылым серым валунам и камню-голышу. Чем выше, тем круче становились склоны, исчезая постепенно в тумане. Прошли они по пути сквозь черную тучу (Найл ощутил на лице частые брызги; поднял руку, чтобы смахнуть, а кожа, оказывается, сухая). Туман неожиданно разорвался, и солнечный свет после него буквально ослепил. От пейзажа внизу захватывало дух: глубокие лощины, некоторые из них сходили в равнины по обе стороны гор; голые отвесные склоны с острыми как бритва уступами; белые яростные потоки, стремящиеся по склонам вниз, к небесно-голубым озерам в горных впадинах. Когда проплывали над одним из озер, через хрустально чистую воду просматривалось коричневое дно. На склонах пониже виднелись островки зелени и кое-где разрушенные здания. Одно из них напоминало старинный монастырь с торчащим, будто бросающим вызов времени, шпилем колокольни; другое походило на разрушенную крепость. А в обширной долине меж двух куполообразных гор сохранились даже остатки городка. Едва у Найла возникало желание присмотреться ближе, паук послушно увеличивал объект, и появлялась возможность изучить его в деталях. Глядя сейчас вниз, Найл видел под собой брошенные дома без крыш и захламленные улицы: городок, несомненно, стоял в таком виде вот уж несколько столетий. Когда-то он был укреплен: его окружал вал с двумя караульными башнями. Присмотрелся внимательней, и стали видны закопченные стены домов и обугленные стропила. На берегу быстрой речки лежали прогоревшие остовы нескольких лодок. Рядом из окаменевшей грязи торчали, судя по всему, ребра скелета, а в паре метров от костей валялся череп. - У этого места есть какое-то название? - Люди называли его Сибиллой, по имени своей богини Луны. - А кто его разрушил? - Я не знаю. Это произошло в пору великой войны пауков с людьми, задолго до моего рождения. - Но ведь у ваших сородичей существуют записи? - Записи? Я не понимаю этого слова. Тут до Найла наконец дошло, почему пауки так ничего и не знают о примерном нахождении владений мага. В отличие от людей, у них нет, похоже, легенд или традиций, лелеющих священную память о прошлом. Ясно было и то, что среди этого необозримого каменистого простора и голой вересковой пустоши фактически невозможно заприметить вход в подземный город, пусть хоть армаде в тысячу тысяч паучьих шаров. Подземный город Дира оставался нераскрытым долгие годы, даром что пастухи рисковали каждый день, выгоняя пастись стада муравьев. К тому же туманные эти холмы с их пещерами и скалистыми выступами давали куда больше защиты, чем залитый яростным солнцем ландшафт пустыни на берегах большого соленого озера. - Мы можем подняться выше? - Разумеется. Спустя секунду тот же пейзаж они обозревали по меньшей мере с трехкилометровой высоты. Отсюда было видно, что горы тянутся на север подобно гигантскому позвоночнику, отклоняясь в конечном итоге на северо-восток. По обе стороны стелились до самого моря обширные плоскости равнин; та, что к востоку, была сплошь испещрена реками и озерами, а с севера оторачивалась холмами. С такой высоты было видно, что в двух местах хребет переломан широкими долинами, до ближайшей из них примерно с десяток миль. - Вон там, - указал на долину Асмак, - пролегает граница владений Смертоносца-Повелителя. Мы называем то место Долиной Мертвых. - А кто обозначил, что граница проходит именно там? - Сам Смертоносец-Повелитель, кто же еще. - Вы когда-нибудь залетали за нее? - Лишь на несколько миль. А дальше и смысла нет. Найл понимал его логику. Горы за Долиной Мертвых выглядели угрюмей и неприветливей тех, что остались к югу. - Пожалуйста, перенеси меня туда. Мелькнув со скоростью мысли, они зависли над широкой зеленой долиной, окаймленной руслами двух рек. Вероятно, Долина Мертвых, втиснутая меж склонов полукилометровой высоты, была порождением ледника. Но что тотчас привлекло внимание Найла, так это идущая по дну долины (к северу от озера) зубчатая стена. Такой стены Найл еще не видел. Болотно-зеленая, под цвет пейзажа, она насколько хватало глаз тянулась от морского берега с востока на запад. Стена была абсолютно глухая - ни дверей, ни ворот. Асмак, реагируя на любопытство Найла, начал снижаться, пока они не очутились у стены, сложенной из грубо отесанных, скрепленных раствором каменных блоков. Поверхность была плоская и в ширину метров восемь, с низким парапетом по обе стороны. Южная сторона, отметил Найл, идет вниз чуть полого, в то время как северная - около сорока метров высотой - обрывается просто отвесно. Через каждые двести-триста метров стена перемежалась прямоугольной башней, метров на пять выше самой стены. Теперь Найл висел всего на несколько метров выше одной из башен, и было видно, что это вроде бы караульная, со сквозным проходом. Как и вся стена, башня словно дышала грозной мощью. - Кто воздвиг эту стену? - Не знаю. Говорят, она стояла еще до нашего владычества. Может, люди, что построили вон то. Последовав за взором паука, Найл впервые заметил на полпути вверх по круче какие-то сооружения. Они были под цвет камня - такие же серовато-голубые - сразу и не заметишь. Сооружений этих, высеченных из цельных скальных глыб, насчитывались десятки - может, сотни. У Найла мурашки поползли по спине. - Это не может быть город мага? Перед глазами поплыло: паук сдавал высоту по наклонной. - Ни за что. Эти строения пустуют с незапамятных времен. Найл долго и неотрывно созерцал долину. Уже одно озеро внушало благоговейный ужас. Его крутые берега обрывались в воду, темная поверхность которой выдавала неимоверную глубину. Впечатление такое, будто земная кора лопнула при гигантском землетрясении, и впадина заполнилась водой. - А далеко место, где расшибся Скорбо? - Бон там, в Серых Горах,- паук указал на горы к северу. Одновременно с тем вид сменился, так что они теперь смотрели на горы как бы сверху. В отличие от южных отрогов, эта часть хребта выглядела куда более сурово и неприступно. Некоторые из пиков были остры как гвозди, другие имели верхушки плоские, будто у вулканов. Фантасмагорическое нагромождение; совсем не то, что горный пейзаж в пустыне Северного Хайбада, где прошло детство Найла. Место падения, на которое указывал сейчас Асмак, представляло собой высокое плато меж двух заснеженных пиков; место голое и угрюмое, усеянное крупными каменными обломками. - Он тебе рассказывал, как это произошло? - Да. Сказал, что его накрыла буря, и ветер был такой, что он не справился. Найл пристально оглядел неприглядный пейзаж. - А что случилось с шаром? - Порвался о скалы. Немудрено: у некоторых выступов края острее бритвы. - И куда потом делся шар? Вопрос, видимо, всерьез озадачил Асмака. На плоском этом плато светлое полотнище было бы ясно различимо и с пятисотметровой высоты. - Что-то не припомню, чтобы я его видел. При этих словах до Найла дошло, что смотрит-то он не на само плато, а лишь на его умозрительный образ, отраженный в паучьем уме. Найл рассмеялся над собственной забывчивостью. - Извини. Было глупо с моей стороны. Асмак же ответил вполне серьезно: - А ведь ты прав. Никто из дозорных после облета не докладывал, что видел сдувшийся шар. Но зачем было бы Скорбо лгать? - Может, он и не лгал. Просто кто-то припрятал шар, чтобы не было известно, где произошло крушение. - По-твоему, это маг? - Вполне возможно. Тут паук понял намек. - Ты полагаешь, Скорбо стал изменнико