Сиянием Анни, Его озаряет Любовь моей Анни, И память о свете В очах моей Анни. 1849 Перевод А. Сергеева, 2002 Эннабел Ли Это было давно, очень, очень давно, В королевстве у края земли, Где любимая мною дева жила, - Назову ее Эннабел Ли; Я любил ее, а она меня, Как любить мы только могли. Я был дитя и она дитя В королевстве у края земли, Но любовь была больше, чем просто Для меня и для Эннабел Ли - Такой любви серафимы небес Не завидовать не могли. И вот потому много лет назад В королевстве у края земли Из-за тучи безжалостный ветер подул И убил мою Эннабел Ли, И знатные родичи девы моей Ее от меня унесли И сокрыли в склепе на бреге морском В королевстве у края земли. Сами ангелы, счастья такого не знав Не завидовать нам не могли, - И вот потому (как ведомо всем В королевстве у края земли) Из-за тучи слетевший ветер ночной Сразил и сгубил мою Эннабел Ли. Но наша любовь сильнее любви Тех, что жить дольше нас могли, Тех, что знать больше нас могли, И ни горние ангелы в высях небес, Ни демоны в недрах земли Не в силах душу мою разлучить С душою Эннабел Ли. Если светит луна, то приносит она Грезы об Эннабел Ли; Если звезды горят - вижу радостный взгляд Прекраснейшей Эннабел Ли; Много, много ночей там покоюсь я с ней, С дорогой и любимой невестой моей - В темном склепе у края земли, Где волна бьет о кромку земли. Перевод В. Рогова Тамерлан Отец! Дай встретить час мой судный Без утешений, без помех! Я не считаю безрассудно, Что власть земная спишет грех Гордыни той, что слаще всех; Нет времени на детский смех; А ты зовешь надеждой пламя! Ты прав, но боль желаний - с нами; Надеяться - о Боже - в том Пророческий источник ярок! - Я не сочту тебя шутом, Но этот дар - не твой подарок. Ты постигаешь тайну духа, И от гордыни путь к стыду. Тоскующее сердце глухо К наследству славы и суду. Триумф в отрепьях ореола Над бриллиантами престола, Награда ада! Боль и прах... Не ад в меня вселяет страх. Боль в сердце из-за первоцвета И солнечных мгновений лета. Минут минувших вечный глас, Как вечный колокол, сейчас Звучит заклятьем похорон. Отходную пророчит звон. Когда-то я не ведал трона, И раскаленная корона В крови ковалась и мученьях. Но разве Цезарю не Рим Дал то, что вырвал я в сраженьях? И разум царственный, и годы, И гордый дух - и мы царим Над кротостью людского рода. Я рос в краю суровых гор: Таглей, росой туманы сея, Кропил мне голову. Взрослея, Я понял, что крылатый спор И буйство бури - не смирились, А в волосах моих укрылись. Росы полночный водопад (Так в полусне мне мнилось это), Как будто осязал я ад, Тогда казался вспышкой света, Небесным полымем знамен. Пока глаза туманил сон Прекрасным призраком державы, И трубный голос величаво Долбил мне темя, воспевал Людские битвы, где мой крик, Мой глупый детский крик! - звучал (О, как мой дух парил, велик, Бил изнутри меня, как бич), В том крике был победный клич! Дождь голову мою студил, А ветер не щадил лица, Он превращал меня в слепца. Но, знаю, человек сулил Мне лавры; и в броске воды Поток холодный, призрак битвы Нашептывал мне час беды И час пленения молитвы, И шло притворство на поклон, И лесть поддерживала трон. С того мгновенья стали страсти Жестокими, но судит всяк С тех пор, как я добился власти, Что это суть моя; пусть так; Но до того, как этот мрак, Но до того, как этот пламень, С тех пор не гаснущий никак, Меня не обратили в камень, Жила в железном сердце страсть И слабость женщины - не власть. Увы, нет слов, чтобы возник В словах любви моей родник! Я не желаю суеты При описанье красоты. Нет, не черты лица - лишь тень, Тень ветра в незабвенный день: Так прежде, помнится, без сна, Страницы я листал святые, Но расплывались письмена, - Мелела писем глубина, На дне - фантазии пустые. Она любви достойна всей! Любовь, как детство, - над гордыней. Завидовали боги ей, Она была моей святыней, Моя надежда, разум мой, Божественное озаренье. По-детски чистый и прямой, Как юность, щедрый - дар прозренья; Так почему я призван тьмой - Обратной стороной горенья. Любили вместе и росли мы, Бродили вместе по лесам; И вместе мы встречали зимы; И солнце улыбалось нам. Мне открывали небеса Ее бездонные глаза. Сердца - любви ученики; Ведь средь улыбок тех, Когда все трудности легки И безмятежен смех, Прильну я к трепетной груди И душу обнажу. И страхи будут позади, И все без слов скажу... Она не спросит ни о чем, Лишь взором тронет, как лучом. Любви достоин дух, он в бой Упрямо шел с самим собой, Когда на круче, горд и мал, Тщету тщеславия познал, Была моею жизнью ты; Весь мир - моря и небеса, Его пустыни и цветы, Его улыбка и слеза, Его восторг, его недуг, И снов бесцветных немота, И жизни немота вокруг. (И свет и тьма - одна тщета!) Туман разняв на два крыла - На имя и на облик твой, Я знал, что ты была, была Вдали и все-таки со мной. Я был честолюбив. Укор Услышу ль от тебя, отец? Свою державу я простер На полземли, но до сих пор Мне тесен был судьбы венец. Но, как в любой другой мечте, Роса засохла от тепла. В своей текучей красоте Моя любимая ушла. Минута, час иль день - вдвойне Испепеляли разум мне. Мы вместе шли - в руке рука, Гора взирала свысока Из башен вековых вокруг, Но башни эти обветшали! Шум обезличенных лачуг Ручьи стогласо заглушали. Я говорил о власти ей, Но так, что власть казалась вздором Во всей ничтожности своей В сравненье с нашим разговором. И я читал в ее глазах, Возможно, чуточку небрежно - Свои мечты, а на щеках Ее румянец, вспыхнув нежно, Мне пурпур царственный в веках Сулил светло и неизбежно. И я пригрезил облаченье, Легко вообразил корону; Не удивляясь волшебству Той мантии, я наяву Увидел раболепство черни, Когда коленопреклоненно Льва держат в страхе на цепи; Не так в безлюдии, в степи, Где заговор существованья Огонь рождает от дыханья. Вот Самарканд. Он, как светило, Среди созвездья городов. Она в душе моей царила. Он - царь земли, царь судеб, снов И славы, возвещенной миру. Так царствен он и одинок. Подножье трона, дань кумиру, Твердыня истины - у ног Единственного Тамерлана, Властителя людских сердец, Поправшего чужие страны... Я - в царственном венце - беглец. Любовь! Ты нам дана, земная, Как посвященье в тайны рая. Ты в душу падаешь, жалея, Как ливень после суховея, Или, слабея каждый час, В пустыне оставляешь нас. Мысль! Жизни ты скрепляешь узы С обычаями чуждой музы И красотой безумных сил. Прощай! Я землю победил. Когда Надежда, как орлица, Вверху не разглядела скал, Когда поникли крылья птицы, А взор смягченный дом искал, - То был закат; с предсмертной думой И солнце шлет нам свет угрюмый. Все те, кто знал, каким сияньем Лучится летний исполин, Поймут, как ненавистна мгла, Хоть все оттенки собрала, И темноты не примут (знаньем Богаты души), как один, Они бы вырвались из ночи; Но мгла им застилает очи. И все-таки луна, луна Сияньем царственным полна, Пусть холодна, но все же так Она улыбку шлет во мрак (Как нужен этот скорбный свет). Посмертный нами взят портрет. Уходит детство солнца вдаль, Чья бледность, как сама печаль. Все знаем, что мечтали знать, Уходит все - не удержать; Пусть жизнь уносит темнота, Ведь сущность жизни - красота. Пришел домой. Но был мой дом Чужим, он стал давно таким. Забвенье дверь покрыло мхом, Но вслед чужим шагам моим С порога голос прозвучал, Который я когда-то знал. Что ж, Ад! Я брошу вызов сам Огням могильным, небесам, На скромном сердце скорбь, как шрам. Отец, я твердо верю в то, Что смерть, идущая за мной Из благостного далека, Оттуда, где не лжет никто, Не заперла ворот пока, И проблеск правды неземной - Над вечностью, над вечной тьмой. Я верую, Иблис не мог Вдоль человеческих дорог Забыть расставить западни... Я странствовал в былые дни, Искал Любовь... Была она Благоуханна и нежна И ладаном окружена. Но кров ее давно исчез, Сожженный пламенем небес. Ведь даже муха не могла Избегнуть зорких глаз орла. Яд честолюбия, сочась, В наш кубок праздничный проник. И в пропасть прыгнул я, смеясь, И к волосам любви приник. 1827-1828/45 Перевод И. Озеровой Духи мертвых В уединенье темных дум Душа окажется... Угрюм Здесь камень, мертвенна могила - И празднословье отступило. В молчанье здешней тишины Нет одиночества... Ты знаешь: Здесь мертвые погребены, Которых ты не забываешь. Здесь души их, здесь духи их, Здесь их завет: будь строг и тих. Ночь - хоть ясная - ненастна. Россыпь ярких звезд - ужасна; Помертвели ореолы, Пали светлые престолы; Не надеждою полны, А кровавы и мрачны Их лучи - чума и пламя, Вечно властные над нами. Дум неизгладимых бремя И видений вещих время - Ими дух твой напоен, Как росой омытый склон. Ветер - вздох Господен - тих. Холм, обитель неживых, - Тень, лишь тень в ночном тумане; А туман - напоминанье, Образ, символ и покров Тайны Тайн во тьме миров! 1827-1839 Перевод В. Топорова, 2002 Стансы Как часто сердцу горы, чащи, воды Безлюдные святилища Природы Дают столь всеобъемлющий ответ, Что забываем мы о беге лет! 1. Был в юности знакомец у меня, Имевший дар общенья со вселенной; Но, красоту ее в себе храня И дух свой, этот факел в жизни бренной, Воспламеняя и лучами дня, И блеском звезд на тверди довременной, Не знал он, что за силой одержим, Когда владело исступленье им. 2. Что это было? То ли наважденье От чар луны в глухой полночный час? То ль краткий миг внезапного прозренья, Что раскрывает больше тайн для нас, Чем древние оккультные ученья? То ль просто мысль, что в плоть не облеклась, Но, как роса траву в начале лета, Живит рассудок, несмотря на это? 3. Как вид того, что любишь всей душой, Ленивые зрачки нам расширяет, Иной предмет, в который день-деньской Любой из нас привычно взор вперяет, В нежданном свете предстает порой И глубиной своею изумляет. Лишь звон разбитой арфы душу так Пронзает. - Это символ, это знак 4. Того, что нам сулят миры другие И в красоте дает провидеть тут Создатель лишь таким сердцам, какие, - Не будь ее, - от неба отпадут, Поскольку бой в себе они, слепые, Не с верою, но с божеством ведут, Чтобы себя, его низринув с трона, Венчать своей же страстью, как короной. 1827 Перевод Ю. Корнеева, 2002 Счастливый день! Счастливый час! Счастливый день! Счастливый час! И я был горд и ослеплен! Но дух мой сир и слаб мой глас - Растаял сон! Познал я сил своих расцвет, Свой молодой и смелый пыл, Но юных лет давно уж нет - Я их забыл. И гордость я вотще познал - Пускай другим венки дарит - Еще жестокий яд похвал В душе горит. Счастливый день! Счастливый час! Ты не обман мечты пустой - Ты мне сиял, но ты погас, Мираж златой. Когда бы гордость, блеск и власть Я смог бы снова обрести, Не стало б силы боль и страсть Опять снести. Я помню - в мощи этих крыл Слились огонь и мрак - В самом уж взлете этом был Паденья вещий знак. 1827 Перевод Т. Гнедич Романс О, пестрый мой Романс, нередко, Вспорхнув у озера на ветку, Глаза ты сонно закрывал, Качался, головой кивал, Тихонько что-то напевал, И я, малыш, у попугая Учился азбуке родной, В зеленой чаще залегая И наблюдая день-деньской Недетским взглядом за тобой. Но время, этот кондор вечный, Мне громовым полетом лет Несет такую бурю бед, Что тешиться мечтой беспечной Сил у меня сегодня нет. Но от нее, коль на мгновенье Дано и мне отдохновенье, Не откажусь я все равно: В ней тот не видит преступленья, Чье сердце, в лад струне, должно Всегда дрожать от напряженья. 1829-1845 Перевод Ю. Корнеева, 2002 Серенада Так ночь тиха, так сладок сон, Что даже струн нескромен звон - Он нарушает тишину, Весь мир склонившую ко сну. На моря жемчуг и опал Элизиума блеск упал; Спят звезды, только семь Плеяд Ни в небе, ни в волнах не спят; Пленительный Эндимион В любви, любуясь, отражен. Покой и мрак в лесах и долах, Спят горы в тихих ореолах. Едва блеснул последний сполох, - Земля и звезды забытья Возжаждали, как жажду я Тебя, любви твоей невинной И состраданья, Аделина. О! Слушай, вслушайся, услышь: Не так нежна ночная тишь, Как эти нежные слова, Что лаской сна сочтешь сперва. И вот, пока я не дерзну Задеть призывную струну, Сердца и думы воедино Пребудут слиты, Аделина. 1833 Перевод В. Топорова, 2002 Сонет к моей матери Постигнув, что не только человек - Но ангелы - из всех благословений, Способных нежность выразить навек, Не отыскали имени блаженней, Я "матерью" назвал тебя, и ты, Вошла мне в сердце самою родною И стала жить в нем - в доме пустоты, Покинутом покойною женою. Мою родную мать (по ком я тоже Скорблю) ты материнством превзошла: Жизнь дорога - Виргиния дороже, Ты, дав ей жизнь, мне этим жизнь дала; Отныне же, когда ее не стало, И для меня небытие настало. 1849 Перевод В. Топорова, 2002 Аннабель Ли С тех пор пролетели года и года; У моря, где край земли, Вы, может быть, девушку знали тогда По имени Аннабель Ли, Друг другу сердца отдав навсегда, Мы расстаться на миг не могли. Мы были, как дети, она и я, У моря, где край земли, В то давнее, давнее время, когда Жила здесь Аннабель Ли, И ангелы неба смотреть на нас Без зависти не могли. И вот почему из тучи тогда, У моря, где край земли, Ветер холодный смертью дохнул На прекрасную Аннабель Ли. И богатый сородич пришел за ней, И ее схоронили вдали, В пышной гробнице ее схоронили, У моря, где край земли. Да! Ангелы неба смотреть на нас Без зависти не могли - И вот (все это знали тогда У моря, где край земли) Ветер дунул из туч ночных, Сгубил и убил Аннабель Ли. Но самые мудрые никогда Любить так, как мы, не могли, Сильнее любить не могли. И ангелы неба не смели тогда И демоны недр земли Разделить, разлучить душу мою И душу Аннабель Ли. И сиянье луны навевает мне сны О прекрасной Аннабель Ли. Если всходит звезда, в ней мерцает всегда Взор прекрасной Аннабель Ли. Бьет ночной прибой - и я рядом с тобой, С моею душой и женой дорогой, - Там, в гробнице, где край земли, Там, у моря, где край земли! 1849 Перевод Оленича-Гнененко