го из открытого окна и мешающегося с неповторимым запахом переплетенных в кожу книг... так оно было, есть и всегда будет, не существовало никогда той вонючей, грязной берлоги, в которой он жил... Его мать открыла дверь и вошла. Лишь одно мгновение она была толстой седой старухой в бесформенном балахоне. Нет, она была высокой, прекрасной женщиной в цветастом шелковом распахнутом халате... Семью годами раньше он открыл для себя магию и с тех пор неуклонно совершенствовался в ней. Теперь ему хотелось поделиться богатствами своего ума с единственным человеком, который мог его оценить и понять... Он подбежал к ней и поцеловал... И снова все вышло из-под контроля: она снова была толстой старухой, поднявшейся наверх, чтобы перестелить ему постель. Роскошная зала превратилась в клетушку с потрескавшимся потолком, а его, пятнадцатилетнего толстого подростка, застали за онанизмом. Он покрывал ее поцелуями, потому что думал, будто она пришла по другой причине... - Ой, мамочка, - задыхаясь, пробормотал он с бьющимся сердцем. - Мы с тобой можем владеть миром. Я знаю магию, я могу... Огромным усилием воли он опять превратил ее в прекрасную женщину в роскошной одежде, увеличил спальню до королевских размеров... и как раз вовремя, поскольку знал, что в следующий момент отец - муж его матери - войдет в комнату, и сомневался в том, что сумеет вновь пережить последующую сцену такой, какой она была на самом деле. Что ж, внушал он себе, я создаю новую реальность, и через несколько минут это невыносимое воспоминание перестанет соответствовать действительности. На лестнице раздались грузные шаги, Френд сконцентрировался, и они превратились в легкие шажки ребенка. На площадке была лампа, и огромная колеблющаяся тень угрожающе заслонила проем двери... И снова Френд усилием воли заставил все измениться: теперь на пороге лежала тень сгорбленного маленького человечка, такая жидкая, словно отбрасывающее ее существо почти нематериально. В комнату вошел тощий старик, похожий на крысу, вставшую на задние лапы, не представляющий ни для кого никакой угрозы, несмотря на злобный прищур и хищный оскал. - Это что? - раздался раскатистый бас, но Френд спохватился, и бас превратился в писк: - Что здесь происходит?! - От заморыша пахло вином и табаком. Крошка-папаша смешно проковылял по выложенному плиткой полу к Лео Френду, и в этой реальности увесистая оплеуха сменилась беспомощным, слабым толчком. Мать повернулась к вошедшему, и только от одного ее взгляда крыса в штанах отпрянула от мальчика. - Ты - невежественная скотина. - Ее тихое музыкальное контральто отдалось эхом от покрывающих стены панелей и слилось с журчанием веселых фонтанов в саду. - Грязное отродье! Красота и величие не для твоего скудного умишка. Пошел вон! И тварь, спотыкаясь, попятилась к двери, унося с собой винную вонь... Харвуд осел еще на один фут. Он уже был почти вровень с бортом, взмок от пота, волосы прилипли ко лбу. Он натужно, тяжело дышал, не открывая глаз. Лишь на мгновение один глаз приоткрылся, но в нем блеснул огонек скрытого торжества. Это выбило Френда из колеи, и на мгновение его контроль над событиями поколебался. В воспоминании отец стал расти и двигаться медленнее, комната на глазах начинала расползаться, превращаясь в конуру, и мать Френда беспомощно залопотала: - Ты за что ударил Лео? Ты что всегда его бьешь?.. И отец уже начал поворачиваться к ним. Высоко над палубой Лео стиснул сияющие кулаки, собрал остатки воли, и медленно, медленно отец стал уменьшаться, спальня вновь стала роскошной, хотя панели на стенах еще оставались полупрозрачными... В этот момент Харвуд перестал притворяться побежденным, расхохотался и нанес удар. И отец, хотя все еще и стоял к нему спиной, вдруг невероятно вырос, так что косяк двери стал низок. Он обернулся, и перед Фрейдом оказалось ухмыляющееся лицо Харвуда. Он открыл огромный рот и изрек фразу, которую так отчаянно пытался забыть Френд: - Ты что делаешь со своей матерью, ты, урод! Гляди, ее тошнит прямо на пол. Охваченный животным ужасом, он повернулся к матери, которая за те секунды, что он не смотрел на нее, ужасно изменилась: теперь она напоминала жирную, безволосую собаку, пятившуюся от него. Ее брюхо ходило ходуном от мучительных спазмов, она выблевывала на грязный пол собственные внутренности... Спальня не только превратилась в ту убогую клетушку, которой была в действительности, она стала еще более мрачной, со спертым, вонючим воздухом. Френд попытался вырваться обратно на чистый морской воздух, на "Шарлотту Бейли", пусть даже на "Громогласный Кармайкл", но не мог найти выхода. - Ты чересчур быстро истратил резервы, - изрекло существо, бывшее его отцом и Бенджаменом Харвудом и каждым сильным взрослым человеком, который когда-либо выражал ему свое презрение. И тут оно кинулось на него, стены начали смыкаться, комната сжалась и поглотила Френда. Удар грома потряс воздух и не только оглушил успевшего встать Шэнди, но и заставил ухватиться за канат, чтобы удержаться на ногах. Оглянувшись по сторонам, задыхаясь от вони раскаленного металла, он увидел, что корабль вновь превратился в привычный "Кармайкл", а воскрешенные моряки стали едва различимыми тенями. Руки, вцепившиеся в отвороты его камзола, пропали. Шэнди поднял глаза. Бет Харвуд по-прежнему висела неподвижно в воздухе, футах в двадцати над палубой, но сам Лео Френд стремительно возносился в безоблачную синеву, сияя нестерпимо ярким светом. Он отмахивался от чего-то, как от роя разъяренных пчел. Даже несмотря на звон в ушах, Шэнди слышал пронзительный визг Лео Френда. Наконец там, в вышине, полыхнуло так, что перед глазами заплясали красные пятна, а вскоре с неба посыпались хлопья белесого невесомого пепла. Бет Харвуд плавно опустилась обратно в каюту, и разломанные доски, словно змеи, поползли обратно на свое место, закрывая пролом. Над палубой скользили привидения английских и испанских моряков, они жадно тянулись к лужицам пролитой крови, на мгновение обретая материальность от соприкосновения с нею, но пепел Френда, гонимый по палубе бризом, отравлял все, чего касался, и призраки исчезали один за другим. Груда досок подле дыры продолжала убывать, и вскоре из-под них выкарабкались две окровавленные фигуры. Шэнди уже собрался радостно приветствовать их, но тут заметил расколотую голову одного и вдавленную грудь другого. Он глянул им в глаза и нисколько не удивился, увидев в них полнейшую пустоту. Рядом с Шэнди труп мистера Берда сел, неуклюже поднялся на ноги и побрел к блокам у грот-мачты. Один за другим прочие трупы собрались там же, с выражением ожидания на мертвых лицах. Шэнди насчитал четырнадцать погибших. - Только не Дэвис! - У Шэнди перехватило горло, когда среди этой толпы он увидел своего друга и понял, что Дэвиса больше нет. - Только не Дэвис! Харвуд выпорхнул из-за борта и, обогнув мачту, приземлился на юте, рядом с каютой, в которой находилась Бет. Он несколько секунд без всякого выражения смотрел на Шэнди, потом покачал головой. - Мне жаль, - сказал он. - Но моя команда и так невелика, я не могу обойтись без него. А теперь все вон с моего корабля. Шэнди оглянулся на "Дженни", чьи мачта и опаленные паруса выглядывали из-за борта. Дым превратился в редкие струйки, очевидно, оставшиеся на борту сумели-таки погасить пожар. Около двадцати пиратов, оставшихся в живых, толпились на палубе "Кармайкла" - в крови, в лохмотьях, израненные; они обратили взоры на Шэнди. Тот кивнул. - Все на "Дженни", - сказал он, стараясь придать голосу уверенность и не дать прорваться горечи, которую он испытывал. - Я скоро присоединюсь к вам. Пока матросы, шатаясь и хромая, добирались до борта, с которого все еще свешивались абордажные крючья, Шэнди сделал глубокий вдох и направился, понимая, что действия его бесполезны и скорее всего опасны, к каюте Бет. Харвуд молча следил за ним. На его губах играла легкая улыбка. Шэнди остановился перед запертой на засов дверью и, несмотря на то, что чувствовал всю нелепость этого, постучался. - Бет! - позвал он громко. - Это Джек Шэнди... то есть Джон Шанданьяк, - поправился он. Собственное имя прозвучало как чужое и странное. - Идемте со мной, и я обещаю, что высажу вас в ближайшем крупном порту. - Но как же я, - донесся из-за двери на удивление спокойный голос Бет, - как же я могу доверять человеку, который убил офицера королевского флота, дабы спасти убийцу от заслуженной кары, а позже приставил нож мне к горлу, чтобы разлучить меня с моим отцом? Шэнди откинул волосы со лба и поднял взгляд на Харвуда, который улыбнулся и с насмешливым сочувствием пожал плечами. - Этот капитан корвета, - сказал Шэнди, пытаясь сохранить спокойствие, - намеревался убить Дэвиса, убить его без суда и следствия. У меня не было выбора. А что касается вашего отца, - он умолк, понимая всю безнадежность своей попытки в чем-то убедить ее, но заставил себя продолжить, бросая слова, как экипаж тонущего корабля сбрасывает в воду пушки и бочки, - ваш отец намерен изгнать вашу душу из тела и заменить ее душой вашей матери. Внутри каюты было тихо. - Пожалуйста, покиньте мой корабль, - сказал Харвуд вежливо. Шэнди схватился за дверной засов, но мгновением позже он беспомощно барахтался в воздухе, отлетая прочь от двери каюты. Сердце у него замерло, он зажмурился, испытывая сильнейшее головокружение. Шэнди перелетел через планшир, затем на какое-то мгновение завис над водой в тридцати футах от носа "Дженни", а потом неведомая сила исчезла, и он рухнул вниз, с головой уйдя в прохладную воду. Он вынырнул в облаке воздушных пузырьков, устало доплыл до борта "Дженни" и, ухватившись за протянутые руки, выбрался на палубу. - Это все вонючая магия, кэп, - сказал Скэнк, когда Шэнди обессиленно навалился плечом на мачту, тяжело дыша. Под ногами растекалась лужа. - Нам еще повезло, что мы сумели унести ноги. Шэнди скрыл свое удивление, услышав, что его назвали капитаном. В конце концов Дэвис мертв, и Шэнди был его старшиной. - Да, пожалуй, ты прав, - пробормотал он. - Чертовски рад, что ты уцелел, Шэнди, - заверил его Веннер с широкой улыбкой, которая не скрывала холодок в серых глазах. Двое пиратов отцепили абордажные крючья и прыгнули в воду. Когда они взобрались на борт "Дженни", то тут же потребовали рому. - Да, дать всем выпить, - сказал Шэнди, опять отводя волосы со лба. - В каком состоянии шлюп? - Ну, - протянул Скэнк, - он и до огненного шара был не в лучшем виде. Но до Нью-Провиденс мы должны добраться без труда. - Нью-Провиденс, - повторил Шэнди. Он бросил взгляд на "Кармайкл" и увидел, как по вантам ползет труп мистера Берда. Он забрался на самый верх, вставил ноги в петли и принялся, словно автомат, развязывать крепления паруса. Мертвецы на палубе потянули за канаты, парус наполнился ветром, и, поначалу медленно, большой корабль принялся отдаляться от "Дженни". - Ныо-Провиденс, - в задумчивости повторил новый капитан "Дженни". А в каюте "Кармайкла" заклинание перестало действовать на Бет Харвуд, и она выдохнула: - Я верю вам, Джон. Да! Да! Я согласна плыть с вами! Заберите меня отсюда, ну пожалуйста! Но к этому времени парус "Дженни" уже превратился в крохотный белый лоскуток на сверкающей поверхности моря. И если не считать Харвуда, ее слова слышал только мертвый экипаж "Громогласного Кармайкла".  * КНИГА ТРЕТЬЯ *  - Который час? - Вот-вот пробьет двенадцать. Нас завтра ожидает судный день. Т.Л.Беддос ГЛАВА 19 Шестеро мужчин выбрались из шлюпки, ткнувшейся носом в песчаный берег. Стид Боннет выглянул из-за кизилового дерева, росшего на вершине склона, защищавшего его лагерь от холодного ветра. Он облегченно перевел дух, когда узнал их предводителя. То был Уильям Ретт, тот самый британский полковник, который взял Боннета в плен месяц назад и вот сейчас явно явился сюда снова захватить его после недавнего бегства из здания гауптвахты, которая служила городу Чарлстон тюрьмой. . Слава Богу, подумал Боннет, меня опять, похоже, запрут, а если очень повезет, быть может, меня здесь сегодня убьют. Он отошел от дерева и поспешил на другую сторону холма, прежде чем кому-нибудь из его спутников пришла в голову идея отправиться за ним. По пути он пытался подавить в себе радостное возбуждение, поскольку чернокожий мог улавливать чувства почти так же, как и сам Тэтч. Он нашел всех троих по-прежнему сидящими вокруг огня: индеец и черный с одной стороны, Дэвид Хэрриот - с другой. - Что ж, Дэвид, - сказал он, стараясь говорить весело, - погода заметно улучшается. Сдается мне, ты с нетерпением ждешь того дня, когда мы сможем наконец убраться с этого проклятого острова и заполучить новый корабль. Хэрриот, бывший исполнительным помощником Боннета с того дня, когда "Возмездие" спустили на воду, и до захвата корабля полковником Реттом возле устья реки Фир, лишь пожал плечами. Его детский восторг по поводу того, что они сумели сбежать из Чарлстона, поугас и уступил место суеверному страху, когда необъяснимо отвратительная погода заставила их искать убежища здесь, на острове Салливан, и совсем впал в черную депрессию с того дня, как к ним присоединились индеец и этот странный негр. Индеец и негр объявились неделю назад, утром. Они просто стояли у палатки Боннета, и хотя ни он, ни Хэрриот их никогда раньше не видели, они приветствовали тех по именам и объяснили, что пришли помочь завладеть новым судном. Боннету показалось, что он видел индейца в мае на борту "Месть королевы Анны", когда Тэтч осадил Чарлстон, чтобы заполучить колдовскую травку. А у негра были подозрительно белые десны - примета настоящего бокора. И даже для простодушного Хэрриота стало ясно, что Тэтч их наконец нашел. Почти полтора месяца после того ужасного путешествия к Фонтану юности Боннет не имел никакого влияния на свои собственные поступки. "Возмездие" сопровождало "Месть королевы Анны" в плавании на север, к Вирджинии, и хотя Боннет отдавал приказы и управлял кораблем, на самом деле его голосом командовал Тэтч. Словно во сне Боннет принял амнистию из рук губернатора Северной Каролины, Эдена, и намеревался отплыть на юг, на Барбадос, где собирался вернуться в привычный круг богатых плантаторов, насколько это было возможным. Тэтч, планировавший оказаться убитым, чтобы потом возродиться в новом теле, явно чувствовал, что было бы неплохо иметь под рукой богатого джентльмена или пусть даже экс-джентльмена - в качестве послушной марионетки. С момента получения амнистии Боннет все больше и больше становился самим собой. Тэтч явно полагал, что Боннет больше всего на свете мечтает вернуться к своей прежней жизни, и поэтому не слишком давил на старика. На самом же деле Боннет страшился возвращения на Барбадос больше, чем смерти. В свое время он был там уважаемым гражданином как вышедший в отставку армейский майор и как зажиточный плантатор. И потому мысль о возвращении в родные края в качестве бывшего пирата, да еще такого, который предпочел спрятаться от правосудия под юбкой королевской амнистии, была ему просто невыносима. Всякие надежды, которые он мог питать, что обитатели этого отдаленного острова останутся в неведении относительно его пиратской карьеры, рухнули, ибо второе судно, которое он захватил в свое время, было "Торбет", корабль с Барбадоса. Хоть он и знал, что ему не следует оставлять свидетелей, у него не хватило духу отдать приказ перебить всех пленных, а кроме того Дэвид Хэрриот не остался бы в стороне, если бы людей, с которыми он плавал всю свою жизнь, убивали у него на глазах. Вдобавок ко всему прочему при мысли о встрече с женой он едва не терял сознание от ужаса. Она была сущей мегерой, и до сих пор он частенько просыпался весь в поту, и в ушах звучал ее пронзительный голос: "Убирайся, ты, дрянной слизняк! Свинья вонючая!", и всегда он бежал из собственного дома, пылая желанием убить и ее, и себя заодно. Будущее обещало лишь одно: возвращение на Барбадос и к жене, если только... если только он не сумеет расстроить планы, которые Тэтч вынашивал на его счет. И вот четырнадцатого сентября он отправил Хэрриота в город отыскать и собрать как можно больше членов старого экипажа - он не хотел брать с собой ни одного, кто плавал с Тэтчем или Дэвисом, - а потом собрать их на борт "Возмездия". Этот корабль не был пиратским призом, захваченным в бою, Боннет оплатил каждую дощечку, каждый ярд канатов, и чиновники порта не имели ничего против его отплытия на "Возмездии". Выбравшись в открытое море, он тотчас же велел соскрести старое название "Возмездие" и написать новое: "Король Джеймс". А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии. Не успело солнце сесть в тот день, как он уже взял на абордаж корабль, а в последующие десять дней захватил еще одиннадцать. Добыча была мизерная: табак, свинина, гвозди и иголки - но он занимался пиратством на глазах у всех. Экипажам ограбленных кораблей он представлялся как капитан Томас, ибо не хотел, чтобы слухи о нем дошли до Тэтча прежде, чем он окажется вне пределов досягаемости. А чтобы достичь этого, он решил воспользоваться планами Тэтча насчет собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью во власти Тэтча, тот только с ним одним обсуждал детали своего плана. Правда, Боннет хотел воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч собирался в конце концов получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти в бою, а если не повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на "Короле Джеймсе" по реке Фир для ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля лишь после того, как они увидели, где он встал на якорь. Губернаторские войска под командованием полковника Ретта не преминули прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет позаботился о том, чтобы его попытка сбежать пришлась утром на время отлива. Хотя Хэрриот опешил от последних команд своего капитана, Боннет преуспел в своих намерениях и посадил корабль на мель. В последний момент Боннет попытался взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья его самого и весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить фитиль. Затем было обратное путешествие в Чарлстон в кандалах. Его экипаж тут же заперли в церкви анабаптистов в южной части города под охраной целой роты милиции, но Боннета и Хэрриота отправили на гауптвахту на берегу реки Эшли под охраной лишь двух часовых. Через две недели оба сторожа одновременно отправились в город обедать, а дверной замок проржавел настолько, что один пинок ногой вышиб его напрочь. В глубине души Боннету все же не хотелось испытывать унижения суда и публичной казни, поэтому, вдохновленные такой небывалой удачей, они с Хэрриотом выбрались из камеры, украли лодку, проплыли под стенами форта Джонсон и вышли в море. Погода тут же испортилась, поднялся ветер, нависли дождевые тучи, и им пришлось высадиться на острове Салливан к северу от порта. И только тогда они задумались: не слишком уж легко им дался этот побег. Погода не улучшалась. Беглецы умудрились соорудить палатку из паруса лодки и две недели жили на черепахах и камбале, зажаренных на костре, который они тщательно укрывали от посторонних глаз. Боннет надеялся, что рассеянный дымок не будет заметен во время ненастья. Очевидно, он ошибся. Боннет сорвал сухой лист пальмы и бросил его в костер; огонь затрещал, разбрасывая искры. Боннет надеялся, что эти звуки скроют шум шагов полковника Ретта и его людей. - Да, - продолжал Боннет громко, - нам с тобой обоим пойдет на пользу возможность распоряжаться новым кораблем, Дэвид! Мне не терпится захватить несколько богатых купеческих судов - теперь уж я не повторю прежних ошибок. Никогда больше не оставлю я ни одного человека, который мог бы давать показания против меня, в живых. - Он надеялся, что Ретт и его отряд слышат эти его признания. - Куда лучше попользоваться женщинами, расстреляв мужчин, а потом и тех и других отправить за борт на корм акулам! Хэрриот явно не был обрадован такими планами своего капитана, а бокор смотрел на Боннета с подозрением. - Что это ты затеял? - спросил он. Бокор был особенно настороже, потому что от благосклонных карибских лоа их отделяли многие мили. Чернокожий поднял руку и пошевелил пальцами, словно проверяя ветер на ощупь. "Где же вы, Ретт? - с отчаянием подумал Боннет. Ему становилось все более в тягость притворяться веселым. - Неужели еще не заняли нужную позицию? Неужели ваши ружья еще не заряжены, курки не взведены, и вы не взяли нас на прицел?" Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами. - Да, - сказал он негру, - у него есть какая-то скрытая цель. Пальцы бокора все еще плели сложные узоры в воздухе, но теперь рука протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря. - Там... Чужие! Близко! - Он быстро повернулся к индейцу. - Защитные чары! Скорее! Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе. - Стреляйте! - завопил Боннет. Дюжина почти одновременных выстрелов сотрясла воздух; песок взлетел фонтанчиками по всей прогалине, вихрь искр взвился от костра. С вершины холма донеслись крики, но Боннет не разобрал слов. Он медленно повернул голову и огляделся. Индеец сидел на песке, сжимая руками рваную рану на бедре. Бокор с изумлением смотрел на изувеченную правую руку - запястье было перебито, а пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на спине, пристально глядя в небо; посередине лба зияла дыра, и кровь уже образовала на песке вокруг его головы темное пятно. "Прощай, Дэвид, - подумал Боннет. - Я рад, что смог оказать тебе по крайней мере эту услугу". Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке, бежали вниз по склону, держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о том, что пуля - при первом залпе - миновала его. Это значит, что он останется в живых... Это значит, что теперь его ждет суд, а потом казнь - гнусное развлечение для жителей Чарлстона: индейцев, матросов, трапперов, случайно оказавшихся в городе. Он будет дергаться и кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны... Боннет поежился и подумал: может, еще не поздно спровоцировать Ретта и его людей, чтобы они пристрелили его на месте? Нет, поздно. Ретт успел подбежать к нему и заломить руки за спину. Запястья быстро оказались связаны прочной веревкой. - Добрый день, майор Боннет, - холодно произнес Ретт. Озноб прошел, и Боннет почувствовал, что успокаивается. Он расправил плечи, как подобает бывшему армейскому офицеру, и поднял глаза на полковника. "Что ж, я умру позорной смертью, - подумал он, - но по крайней мере ни перед кем не останусь в долгу. Я заслужил смерть, которая меня ждет. Не пиратством - я никогда не занимался им по доброй воле. Теперь мне не нужно обманывать себя насчет того, другого дела..." - Добрый день, полковник Ретт, - ответил он. - Свяжите чернокожего и индейца, - приказал Ретт своим людям, - и отведите в лодку. Не стесняйтесь подбодрить их острием ножа, если они будут недостаточно проворны. - Полковник пнул Боннета. - Это же относится и к вам. Боннет двинулся вверх по песчаному склону прямо в серое небо. Он почти улыбался. "Нет, - сказал он себе. - Не следует дольше притворяться перед собой, будто я был под действием наркотика, когда забил до смерти ту бедную шлюху, так похоже изображавшую мою жену. Теперь мне предстоит, хотя судить меня будут за другое, расплатиться за это преступление, и я рад, что нашлись люди, способные воздать мне по заслугам". Боннет вспомнил о Черной Бороде. - Не позволяйте мне снова сбежать, слышите! - обратился он к Ретту. - Заприте меня в надежном месте, откуда никто не сможет меня освободить, и приставьте хорошую охрану. - Не беспокойтесь, - ответил полковник. ГЛАВА 20 Когда первые проблески зари над островом Окракок разогнали предрассветную тьму, Тэтч довольно хмыкнул, увидев в устье бухты силуэты двух военных кораблей, вставших там на якорь еще с вечера. Пират-великан выплеснул в рот последние капли рома и помахал бутылкой Ричардсу. - Вот еще одна для Миллера, - сказал он. - Я ему отнесу. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь смесью прохладного предрассветного воздуха и паров рома. Казалось, сам воздух застыл в напряженном ожидании, словно натянутая струна - еще немного, и она лопнет. Хотя это ему уже и опротивело, он заставил себя прожевать и, едва не подавившись, проглотить большую конфету из какао пополам с сахаром. "Этого должно быть достаточно, - сказал он себе, - пожалуй, никто в мире не выпил столько рома и не сожрал столько сладостей, сколько я за эту ночь. Могу поклясться, во мне не осталось ни капли крови, которая бы не была пропитана алкоголем и сахаром". - Мы еще можем проскользнуть на восток, кэп, - нервно сказал Ричарде. - Прилив достаточно высок, мы сможем пройти на этом шлюпе по отмелям. Тэтч потянулся. - И бросить нашу добычу? - спросил он, тыкая пальцем в качающийся на волнах в тридцати ярдах от них шлюп, захваченный ими вчера. - Не-а, мы справимся с этими вояками. Ричарде встревоженно нахмурился, но промолчал. Тэтч ухмыльнулся, направляясь к трапу, ведущему на пушечную палубу. Сдается, подумал он, что, застрелив Израэля Хандса, я убил сразу двух зайцев. Теперь они все боятся спорить со мной. Его ухмылка превратилась в кислую гримасу - на менее жестоком лице это можно было бы счесть выражением печали, - когда он припомнил то собрание в его крошечной каюте два дня назад. Они получили известие от Тобиаса Найта, таможенника, что губернатору Вирджинии Спотсвуду стало известно о присутствии Тэтча в этих местах и он снарядил корабли для его поимки. Израэль Хандс тут же стал настаивать, чтобы сняться с якоря и немедленно покинуть остров Окракок. Тэтч с бесстрастным лицом наклонился и стал разливать ром по кружкам. - Разве ты здесь решаешь, как мы будем действовать, Израэль? - спросил он. - Если этого не делаешь ты, ты устраняешься, то тогда да, я решаю, - решительно ответил Хандс. Они плавали вместе еще со времен каперства, потом стали пиратами под командованием адмирала Бена Хорниголда, и Израэль Хандс позволял себе более по-свойски разговаривать с Тэтчем. - А что? Ты хочешь остаться и сражаться на "Приключении"?! - Он презрительно похлопал по переборке. - Это же всего лишь шлюп, немногим лучше рыбацкой лодки. Давай лучше вернемся туда, где мы спрятали "Месть королевы Анны", и выйдем в море. Черт бы побрал эти гонки по отмелям! Я хочу чувствовать под ногами настоящую палубу, хочу увидеть настоящие волны! И уступая неожиданно нахлынувшей на него нежности к старому верному товарищу, Тэтч импульсивно решил совершить акт милосердия, который, как он знал, никто таковым не сочтет. - Я позабочусь, - буркнул он едва слышно, - чтобы ты увидел море опять, Израэль. Под столом он взвел курки двух пистолетов и, задув лампу, скрестил пистолеты и выстрелил в темноте. Пламя полыхнуло сквозь щели между досками стола, и Хандса вышвырнуло из кресла. Когда крики несколько стихли и кто-то наконец сообразил вновь зажечь лампу, Тэтч увидел, что не промахнулся: одна пуля врезалась в стенку, так никого и не задев, а вторая размозжила коленную чашечку Израэля. Все повскакали с мест, глядя на Тэтча с удивлением и страхом, а сам Хандс, скорчившись у переборки и пытаясь остановить льющуюся кровь, смотрел на своего старого товарища с выражением человека, которого предали. - Почему, Эд? - удалось ему выдавить сквозь стиснутые зубы. Не имея возможности сказать правду, Тэтч лишь раздраженно рявкнул: - Черт побери! Да если я не пристрелю кого-нибудь из вас время от времени, вы вообще забудете, кто я такой. Хандса на следующее утро отвезли на берег мечущимся в лихорадке и пылающим жаждой мщения. "Но, - подумал Тэтч, спускаясь на пушечную палубу и пригибаясь под низеньким потолком, - ты по крайней мере останешься жив сегодня, Израэль, - тебя не будет на корабле". - Держи еще одну, - сказал он Миллеру, который уже насыпал в дюжину бутылок порох и свинцовые пули и, воткнув в каждую по фитилю, аккуратно разложил их на одеяле. - Ну как вы тут, готовы? Миллер ухмыльнулся, и лицо с багровым шрамом еще больше исказилось от этой кривой усмешки. - Как только скажете, кэп, - радостно отозвался он. - Отлично. Примерно с тем же чувством, с которым он вспомнил об Израэле Хандсе, он подумал о том, что хорошо бы под благовидным предлогом удалить всю команду с корабля, чтобы встретить охотников Спотсвуда в одиночку. Но чем больше прольется сегодня крови, тем лучше будет действовать его магия. Чувства в сторону, цель оправдывает средства, и смерть других казалась ему сейчас приемлемой ценой за собственное возрождение. - Никакой пощады. - Он хлопнул Миллера по плечу. - Сегодня вода будет соленой от крови! - Чертовски верно, - согласился Миллер, хихикнув, насыпая через воронку порох в новую бутылку. - Чертовски верно, - эхом откликнулся Тэтч. - Фитили я уже разжег, кэп, - заметил Миллер. - Солнце взошло, и я думал, вам в самый раз вплести их в волосы. - Нет, - ответил задумчиво Тэтч, - пожалуй, я не стану сегодня этого делать. Он повернулся к трапу, спохватился и, не оборачиваясь, махнул Миллеру и остальным: - Спасибо всем. Поднявшись на палубу, он увидел, что день уже действительно наступил. Нежно-розовая заря разлилась по небу, мимо, хлопая крыльями, пролетела стая пеликанов, а по берегу острова в ста ярдах от корабля деловито шныряли птицы на длинных тонких ножках. - Вот они, кэп, - угрюмо сказал Ричарде. Паруса обоих военных шлюпов были подняты и полны ветра, и узкие корпуса резали спокойное серебро воды. - Хотел бы я знать, есть ли у них лоцман, который знает эти места, - задумчиво пробормотал Ричарде. Один из шлюпов содрогнулся и резко замедлил ход, наткнувшись на отмель. Секунду спустя то же самое произошло с другим. - Да, - сказал Тэтч, - как видно, нету. Надеюсь, подумал он, что все это не впустую, надеюсь, что Спотсвуд послал за мной в погоню не полных кретинов. С палубы были видны всплески по бортам шлюпов - матросы выкидывали в море балласт. "Поторопитесь же, идиоты, - подумал он, - скоро отлив, и если я... я не перевоплощусь до Рождества - а до него осталось всего пять недель, - я могу не успеть, Харвуд проделает свой глупый трюк и избавится от нее". Как жаль, что он не узнал - или не догадался - раньше, что его свадебная магия больше не будет срабатывать. Уже давно он обнаружил, что в колдовстве есть не только мужские аспекты, но и женские, и что ни один мужчина в одиночку не способен получить доступ к ним. В прошлом он всегда обходил это препятствие, связывая себя освященными узами с женщинами, что, по сути, делало их равными партнерами и давало возможность соединить две половины магии в одну. Изобилие кандидаток на эту роль сделало его несколько легкомысленным в выборе. Они либо умирали, либо сходили с ума вскоре после брачной церемонии. Та, которая сегодня станет вдовой, была четырнадцатой по счету. Ей теперь исполнилось шестнадцать лет, и она оставалась по-прежнему миловидной, когда он в последний раз видел ее в мае. Раньше он сильно использовал ее, в частности, чтобы держать Боннета под контролем - по какой-то причине Боннет был более уязвим для женской магии, - но в конце концов ее разум не выдержал. Теперь она содержалась в сумасшедшем доме в Виргинии, и когда он навестил ее там в мае, чтобы выяснить, будет ли от нее еще польза или нет, она при виде него завопила, бросилась бежать, разбила окно и попыталась длинным осколком вспороть себе живот; тогда позвали не только священника, но и повитуху, поскольку санитар решил, будто она собирается сделать себе аборт. Но сейчас Тэтч значительно превосходил по своему магическому статусу любую обычную женщину, он пролил кровь в Эребусе и теперь, чтобы в полной мере воспользоваться магией, ему требовалась женщина, которая и сама пролила там кровь. И насколько он знал, существовала только одна такая. - Мы могли бы проскользнуть мимо них, пока они на мели, - осторожно заметил Ричарде. - Я думаю, если... - Он вздохнул. - Впрочем, не важно. Они уже на плаву. Тэтч подавил удовлетворенную улыбку и, щурясь, посмотрел вперед. - Да, верно. - Бог мой, - хрипло сказал Ричарде. - Все совпадает с тем, как они захватили Боннета два месяца назад - поймали его в устье, когда начался отлив. Тэтч нахмурился. - Да, ты прав, - проворчал он. Ричарде глянул на него в надежде, что до его капитана наконец дошло, какая опасность им грозит. Но Тэтч просто припомнил то, что слышал о пленении Боннета. "Да, клянусь Бароном, - сердито подумал он, - если отбросить тот факт, что все это произошло в полутора сотнях миль отсюда, то все остальное чертовски схоже. Боннет украл мою идею! Он не только сделал себя неподходящим для роли, которую я планировал для него, и попался, он также вспомнил и присвоил - пират проклятый - ту идею, которую я решил претворить в жизнь сегодня. И двое колдунов, которых я послал за ним, вернулись без него и раненые. А в воскресенье, точно в полдень, я перестал физически его ощущать. Он отыскал лазейку, сквозь которую ускользнул от меня, и лазейкой этой, похоже, для него стала петля". - Сейчас приблизятся на расстояние оклика, - просипел Ричарде. Лицо его было покрыто потом, хотя на прохладном утреннем воздухе изо рта вырывались облачка пара. - Пора, - сказал Тэтч. Он расправил массивные плечи, неторопливо прошел на нос и оперся ногой в ботфорте о бушприт. Набрав в грудь воздуха, он заорал: - Кто вы и что вам здесь надо? На палубе ближайшего шлюпа засуетились, и на мачте взвился британский флаг. - Как видите, - донесся ответный крик, - мы не пираты. Торжественно, как будто это был диалог в давным-давно известной пьесе, Черная Борода крикнул: - Жду вас у себя на борту - хочу увидеть сам, кто вы такие. - Шлюпки заняты, - прокричал в ответ капитан британского флота. - Но я поднимусь на борт со всем моим экипажем. Тэтч улыбнулся и, казалось, расслабился, а затем прокричал в ответ: - Будь я проклят, если пощажу хоть одного из вас. - Мы не ожидаем никакой пощады, но и сами не спустим. Тэтч повернулся к Ричардсу. - Теперь полная ясность, - бросил он. - Поднять наш флаг, поднять якорь, в бой! - Есть, кэп! - откликнулся Ричарде. - Добычу оставляем? - махнул он рукой в сторону захваченного торгового корабля. - О ней я позабочусь сам. Первый из военных кораблей стал разворачиваться к северу, чтобы перекрыть Тэтчу путь отступления на восток, однако "Приключение" уже несся к западу на всех парусах по спокойной глади утреннего моря, устремляясь меж другим преследующим его шлюпом и берегом острова Окракок к выходу из бухты и открытому морю за ним. Все пираты до единого, кроме Тэтча, пожалуй, затаили дыхание, ибо глубина здесь едва достигала шести футов при начавшемся отливе. Некоторые пираты даже выудили из карманов монетки и швырнули их в темную воду. Ричарде посмотрел на судно, с которого их окликнули, и тихо рассмеялся: - Они снова сели на мель. Тэтч внезапно почувствовал навалившуюся усталость. Он вытащил пистолет и велел: - Спусти паруса, Ричарде, дадим-ка бортовой залп на прощание. Ричарде резко повернулся к нему: - Что?! Все складывается замечательно, мы сможем удрать, если... Тэтч поднял пистолет и ткнул Ричардсу в зубы: - Спусти паруса и приготовься к стрельбе с правого борта. - Есть, - почти всхлипнул Ричарде, отворачиваясь. У большинства пиратов челюсти отвисли от изумления, но воспоминание об Израэле Хандсе все еще было свежо, они повиновались, и "Приключение", теряя скорость, развернулся бортом к преследующему шлюпу. - Огонь! - рявкнул Тэтч, и "Приключение" содрогнулся от залпа пушек, воздух наполнился вонючим дымом и криками испуганных птиц. Дым отнесло к западу, и Тэтч расхохотался, видя беспомощно качавшееся судно неприятеля с вдребезги разнесенными снастями и разбитыми бортами. - Ну что, поднимать паруса? - взмолился Ричарде, тревожно оглядываясь на берег, который с отливом становился все ближе и ближе. Тэтч тоже смотрел на остров. - Да, - согласился он мгновение спустя, видя, что уже слишком поздно. Утренний ветерок совсем стих, и хотя пираты подняли все паруса, "Приключение" продолжал дрейфовать к берегу. Вражеский шлюп снялся с мели, и матросы на нем взялись за весла, чтобы приблизиться к "Приключению". Судно содрогнулось: "Приключение" сел на мель. - Перезарядить пушки правого борта! - скомандовал Тэтч. - Эй вы, парни, - крикнул он группе пиратов, которые метались по палубе, выбрасывая за борт бочки, цепи и весь лишний груз, - отставить! Все равно отлив не опередить. Лучше зарядите-ка пистолеты и приготовьте сабли. Второй военный шлюп упорно приближался. - Стрелять только по моей команде. - Верно! - подхватил Ричарде, который вытащил саблю и крутил ее, разминая кисть. Теперь, когда не было никакой надежды избежать сражения, вся его нервозность испарилась. Он улыбнулся Тэтчу: - Надеюсь, ты больше не станешь сражаться на таком близком расстоянии. Тэтч на мгновение сжал плечо Ричардса. - Обещаю, - сказал он тихо. - Больше такого не будет. Шлюп был от них всего лишь в паре дюжин ярдов, и Тэтч сквозь скрип уключин даже слышал возгласы матросов. Он понимал, что капитан шлюпа прикидывает, в какой момент разрядить пушки. Тэтч дожидаться не стал и, не дав судну полностью развернуться, скомандовал: - Огонь! И снова рявкнули пушки правого борта "Приключения", смертоносный вихрь пронесся по палубе шлюпа, сметая окровавленные тела вместе с обломками такелажа. Пираты радостно завопили, однако Тэтч со своего места видел, что не все потеряли голову на корабле противника. Молодой офицер загонял всех уцелевших на артиллерийскую палубу. - Гранаты! - закричал Тэтч, как только последний из матросов противника прыгнул в люк. Пираты радостно принялись зажигать фитили, вставленные в бутылки с дробью и порохом. Стаккато взрывов на палубе вражеского шлюпа несло смерть тем, кто был ранен слишком тяжело, чтобы спуститься по трапу. - Мы разделались со всеми, кроме, может, трех или четырех! - крикнул Тэтч, обнажая саблю. - На абордаж! Искрошим их на кусочки! Отлив подтащил шлюп почти к самому борту. Тэтч без труда перемахнул через разделявшую суда полосу воды. В тот же миг крышка люка откинулась, и командир шлюпа - судя по мундиру, лейтенант, - выбрался на палубу. Тэтч осклабился в такой радостной улыбке, что лейтенант невольно бросил взгляд через плечо - кого же там пират так счастлив видеть? Но позади не было никого, кроме его собственных матросов, карабкавшихся по лестнице. Их осталось восемнадцать из тридцати пяти, которые еще могли держать в руках сабли и стрелять из пистолетов. Пираты ринулись вслед за Тэтчем, и у лейтенанта и его людей едва хватило времени выхватить шпаги из ножен, прежде чем их атаковали. Первые несколько минут на палубе царил хаос: топот, лязг сабель, вопли, время от времени прорезаемые выстрелами. Пираты прорубились сквозь линию обороны и напали на защитников шлюпа сзади. Более тяжелые клинки пиратов наносили почти такой же урон при ударах плашмя, как и при ударах острием. Бой кипел по всей палубе. Доски стали вскоре скользкими от крови, которая хлестала из отрубленных рук, вспоротых животов и перерезанных глоток, воздух наполнил тяжелый запах свежей крови. Все это время военные моряки пытались избежать ударов тяжелых сабель, не противопоставляя им своих рапир, и после первых ожесточенных минут взмокшие пираты махали своими десятифунтовыми клинками с меньшей силой и быстротой, и вот тут-то сказалось преимущество легких рапир. Они вонзались в глаза, глотки, груди; хотя раны при этом выглядели куда менее ужасно, теперь потери пиратов были не меньше, чем у военных моряков. Тэтч сражался у мачты, спиной к спине с одним из своих людей, но вскоре рапира нашла уязвимое место в обороне его соратника, и тот с пронзенным сердцем рухнул на палубу. Тэтч отступил и левой рукой выхватил заткнутый за пояс пистолет. Лейтенант, оказавшийся перед ним, тоже вытащил пистолет. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Тэтч промахнулся, но пуля лейтенанта угодила гиганту-пирату прямо в живот. Тэтч пошатнулся, но тут же взревел и прыгнул вперед, перерубив своей тяжелой саблей клинок лейтенанта возле самого эфеса. Он занес уже клинок для последнего смертельного удара, но сзади на него напал матрос, с размаху ударив по плечу пикой. Тяжелый наконечник пики с треском переломил ключицу, и пират рухнул на одно колено. Тэтч все же поднял голову и сумел встать на ноги, когда пика снова обрушилась на него. Удар лишь рассек скулу, но не размозжил череп - нападавший промахнулся. Тэтч выронил разряженный пистолет, но в правой руке все еще держал саблю. Он нанес ею удар горизонтально, и голова матроса с пикой полетела на палубу отдельно от тела. Потом пистолет был разряжен прямо в грудь, и когда Тэтч отшатнулся назад, ему в спину вонзились две рапиры. Тэтч так быстро повернулся, что одна из рапир вылетела из руки нападавшего: пират взмахнул саблей, перебив ею руку хозяина рапиры. Еще две пули попали ему в бок, и тут же клинок впился под ребра. Тэтч выпрямился во весь свой могучий рост, и окружившие его матросы в страхе попятились. А затем, словно подрубленное дерево, он повалился лицом на палубу, и от падения гиганта ощутимо вздрогнул корпус корабля. - Матерь Божья! - выдохнул лейтенант, внезапно садясь и все еще сжимая разряженный пистолет и эфес сломанной шпаги. Один из матросов подобрал саблю Тэтча и, нагнувшись над трупом, занес ее над головой, пытаясь отыскать под гривой спутанных волос место для удара. Наконец он опустил тяжелое лезвие, оно с хрустом пронзило позвонки и впилось в палубу, и отсеченная голова Тэтча откатилась и воззрилась в небо с напряженной, сардонической улыбкой. Когда в сумерках начался прилив, четыре потрепанных шлюпа прошли мимо острова Бикон, направившись в открытое море. Уцелевшие пираты содержались под стражей на борту "Приключения", а голова Тэтча раскачивалась на бушприте одного из военных шлюпов. Кровь давно уже перестала капать и растворилась в соленой морской воде, но одна из капель удерживалась на корпусе корабля ниже ватерлинии. Капля еле заметно пульсировала. ГЛАВА 21 Эхо выстрела прокатилось по гавани острова Нью-Провиденс, и хотя отблеск стекла на борту "Делиции" показал, что один из офицеров британского флота направил подзорную трубу на стрелявшего, оно никого не встревожило на берегу: никто не боялся быть убит и никто не интересовался, кого убили, как это могло случиться шесть месяцев назад. Джек Шэнди прошлепал босиком по раскаленному песку к курице, которую он обезглавил выстрелом из пистолета. День только начинался, и выпивка еще не успела лишить его меткости. Он подобрал голову; как Шэнди и опасался, на клюве были написаны буквы, и он бросил ее на песок. Черт, подумал он, вот тебе и жареная курица. Хорошо еще, что старина Сауни не начал загонять лихорадку в омаров. Он сунул пистолет за пояс и направился к форту. Новая кладка была более темной, и теперь стены казались пегими. Шэнди подумал, что эти усовершенствования, а не британский флаг и не присутствие Вудса Роджерса заставили старого безумного губернатора Сауни покинуть форт. Шэнди бросил взгляд налево, на гавань. Здесь теперь стояло куда меньше кораблей, чем до прибытия Роджерса, и легко можно было разглядеть старушку "Дженни". Шэнди отказался от своего капитанства, когда три месяца назад они прибыли сюда, и ему даровали помилование. Теперь вместо него капитаном "Дженни" объявил себя Веннер. К этому времени, однако, все пираты сдались властям: было ясно, что дни пиратства канули в прошлое, и никто особенно не стремился к командованию старым шлюпом. Веннер переоснастил шлюп, очистил корпус, и было совершенно очевидно, что он намеревается вернуться к прежнему занятию. Шэнди слышал, что он тайком подбирает себе команду из тех бывших пиратов, которые вздыхали по старым временам; однако Шэнди он не звал, да и сам Шэнди этим не интересовался. Английская бригантина, которая с самого утра лавировала, пробираясь в гавань, стояла теперь на якоре, и хотя с нее и сгружали и перевозили на берег припасы, вокруг не ощущалось той праздничной атмосферы, которой ожидал Шэнди. Люди вокруг стояли группами, что-то тихо обсуждая между собой и качая головами, одна из проституток театрально всхлипывала. - Джек! - позвал его сзади кто-то. Шэнди обернулся и увидел, что к нему торопится Скэнк. - Привет, Скэнк, - сказал он, когда парень, тяжело дыша, остановился рядом. - Ты новости слышал? - Наверное, нет, - сказал Шэнди. - Если слышал, то забыл, - Тэтч убит! Шэнди улыбнулся, как улыбнулся бы воспоминанию о детских играх. - А. - Он опять двинулся вдоль берега, и Скэнк пошел рядом. - Уверен, что это правда? - спросил Шэнди, останавливаясь подле палатки, которая была чем-то вроде кабака на открытом воздухе. - Да, точнее и быть не может. В Северной Каролине месяц назад. Половину экипажа схватили, а голову Тэтча преподнесли самому губернатору. - Значит, он умер на воде? - пробормотал Шэнди, беря протянутую чашку с ромом; ему даже не приходилось теперь делать заказ. Скэнк кивнул: - Ага, его застукали возле Окракок, на шлюпе "Приключение". Говорят, он припрятал где-то "Месть королевы Анны" и все свои богатства тоже. На борту "Приключения" не нашли ни единого реала. Это на него непохоже. Сдается, военные прикарманили все денежки. - Вряд ли. Готов спорить, - Шэнди задумчиво отхлебнул рома, - готов спорить, что он все припрятал. "Приключение", говоришь? Подходящее имя, это действительно его величайшее приключение. Скэнк оглядел палатки, пляж, полузатонувшие корпуса брошенных кораблей, от которых люди губернатора Роджерса очищали гавань. - Сдается, что это уже и не пиратский остров. Шэнди расхохотался: - Ты что, только что заметил? Только два дня назад вон там Роджерс повесил восьмерых, помнишь? За нарушение условий амнистии. И мы все просто были зрителями, а потом повернулись и разошлись. - Да, но... - Скэнк запнулся, пытаясь выразить свою мысль. - Мы знали, что где-то там существует старина Тэтч... Шэнди пожал плечами и кивнул: - ...И что он может вернуться. Да, я понял тебя. Я и сам не могу представить, чтобы даже Вудс Роджерс смог ему долго сопротивляться. Да, согласен, скоро введут налоги, штрафы, правила, где причаливать лодку. И знаешь что? Я думаю, что и магия перестанет тут действовать, как это случилось там, на востоке. - Черт возьми. - Скэнк рассеянно взял из рук Шэнди кружку, отхлебнул и вернул обратно. - Чем ты собираешься заняться, Джек? Я думаю присоединиться к Веннеру. - А, останусь, пока хватает денег на ром, а потом подамся куда-нибудь, найду себе работу. Черт возьми, не за горами тот день, когда Англия вновь объявит войну Испании, пиратство вновь узаконят, и я, быть может, наймусь на какой-нибудь капер. Не знаю. Сегодня солнечный день, у меня есть ром, так что завтрашние проблемы завтра я и буду решать. - Ха, ты был более... - Сегодня Скэнк явно упражнялся в абстрактных понятиях. - Ты был более шустрый. - Да, верно, я помню. - Джек осушил кружку и протянул ее за новой порцией. - Но, думаю, я уже скоро забуду все это. Обеспокоенный, хотя и сам не знал чем, Скэнк кивнул и зашагал туда, где на берег сгружали припасы. Шэнди уселся на песок и улыбнулся, чувствуя тепло, которое разливалось по всему телу от рома. Более шустрый, подумал он. Ну да, конечно, Скэнк, было из-за чего проявлять прыть. Я хотел наказать дядюшку Себастьяна и доказать миру - и закону! - что он совершил преступление, обобрав и убив моего отца. Но еще сильнее мне хотелось вызволить Бет Харвуд и сказать ей... поделиться с ней мыслями, которые пришли мне в голову. Но ничего этого осуществить не удалось. Там, в гавани, косые паруса на "Дженни" начали разворачиваться, и Шэнди перевел на нее взгляд. Кто-то явно пытался переместить гафель выше. "Не получится, дружок, - подумал он, - кованый держатель так побит в боях, что выше никак не даст поднять гафель. К тому же при не очень натянутом парусе "Дженни" шла по ветру гораздо лучше. Будь старина Ходж или Дэвис живы, они бы сказали то же самое. Ты бы лучше занялся починкой корпуса". Он припомнил время, когда сам приводил "Дженни" в порядок месяца четыре назад. Шлюп добрался до гавани полуразбитый, с течью в трюме, потеряв капитана и половину экипажа. Двумя неделями раньше на остров прибыл Роджерс со своими солдатами, и к тому времени, как вернулась "Дженни", он уже успел изгнать таких нераскаявшихся граждан, как Чарли Вейн, произнести речь в защиту гражданской гордости, поднять британский флаг над Нью-Провиденс и распространить памфлеты общества христианской веры, так что никто не был особо поражен новостью, что Филип Дэвис мертв, а "Громогласный Кармайкл" затерялся среди просторов Карибского моря. Это соответствовало духу времени. Вначале Шэнди не интересовался старым шлюпом. Он привел его в гавань днем в пятницу, и уже вечером, вдрызг напившись, организовал пирушку с коронным блюдом - буйабессом, на что ушли остатки чеснока, шафрана, помидоров и оливкового масла. Он даже умудрился заслужить похвалу самого Вудса Роджерса, который поинтересовался, что за суматоха поднялась на берегу, а узнав, потребовал угощения для себя и своих капитанов. Сам же Шэнди лишь попробовал блюдо, чтобы убедиться в правильности пропорций, и в основном налегал на "Латур Бордо" 1702 года из запасов Дэвиса. Его разбирал смех от каждой шутки, он с охотой подхватывал каждую песнь, хотя, надо признать, ни одна из них не исполнялась так душевно, как в дни до прибытия Роджерса. Но мысли его были далеко, даже Скэнк это заметил и настоял на том, чтобы Шэнди ел, пил, веселился и оставил завтрашние проблемы на завтра. В конце концов Шэнди отошел от костров бывших пиратов и офицеров британского флота, обеспокоенных разгульным весельем, и спустился на берег. Он в первый раз ступил на этот остров шесть недель назад, но уже успел сродниться с этими местами настолько, что Англия и Франция казались далеким сном. Он нашел здесь друзей, видел их смерть, и все это еще до того, как на горизонте появились корабли нынешнего губернатора. Он услышал, как за спиной песок зашуршал под чьими-то ногами, и испуганно оглянулся, окликнув в темноте: - Кто там? Приземистый силуэт в рваном платье вырисовывался на фоне огней. - Это я, Джек, - послышался тихий девичий голос. - Энн. Энн Бонни. Он припомнил слухи, что она пыталась развестись с Джимом Бонни. - Энн. - Он поколебался, а потом медленно подошел к ней и взял ее за плечи. - Так многих нет, Энн, - сказал он, чувствуя, как слезы подступили к глазам. - Фил... и Ходж... и мистер Берд. Энн рассмеялась, но в ее голосе слышались слезы. - Я не собака, - тихо повторила она. - Время проходит так... быстро здесь, - сказал он, обнимая ее за плечи и другой рукой обводя темные заросли острова. - У меня такое чувство, что я прожил здесь годы... Они вместе пошли вдоль берега прочь от костров. - Это все зависит от того, подходишь ли ты для этой жизни, - сказала она. - Губернатор Роджерс может прожить здесь и пятьдесят лет и все равно останется чужим: ведь он весь в плену обязанностей, наказывает за преступления, организует охрану кораблей с товаром. Это все груз Старого Света, но ты... Да что говорить, когда я впервые тебя увидела, я сказала себе: вот парень, который рожден для этих островов. Эти острова. Слова вызвали знакомые образы стайки розовых фламинго на рассвете, кучки перламутровых осколков раковин, набросанных на белом песке вокруг остатков костра, сине-зеленое море в ослепительных солнечных бликах, на которое смотришь сквозь дымку опьянения, почерневшие пыжи, валяющиеся на песке после дуэли, как использованные промокашки самого бога войны... И он действительно вписался в этот мир, или, вернее, мог бы, ибо существовала в нем частица, которая с готовностью открывалась невинной жестокости, царившей здесь, раскрепощенности, прощению всех провинностей... Энн повернулась к нему, обняла его, его свободная рука обвила ее, и внезапно ему страстно захотелось обладать ею, захотелось потерять себя в ней, через секунду они оказались на песке, она сбросила платье, и он навалился сверху на теплое тело... Звук выстрела над головой оглушил его, и вспышка на мгновение осветила напряженное лицо Энн. Тут же рукоять пистолета ударила его в затылок, но удар пришелся по скользкой косичке, промазанной смолой, рукоять соскользнула и лишь причинила острую боль. Он скатился с Энн и вскочил на ноги. Она продолжала лежать, распростершись на спине. Она не была ранена. Отметина в песке показывала, куда попала пуля. Энн нетерпеливо стонала, ее бедра дергались, и Шэнди хотелось убить того, кто их прервал, и снова вернуться к женщине. Рядом с ней стоял Джим Бонни. Он отшвырнул разряженный пистолет и поднял руку. Шэнди ощутил внезапный жар и сделал правой рукой жест, отвращающий зло и обращающий магию на того, кто ее применил. Он укусил себя за язык и плюнул кровью на Бонни, чтобы придать силу возвратному заклинанию. Волосы на Бонни задымились, запахло паленым. Он ухватился за меховой плетеный ремешок, висевший на поясе, и дымок, вившийся из волос, рассеялся. - Дух-покровитель присматривает за мной, скотина, - прошептал Бонни. - Мы с ним покажем тебе, как красть чужих жен. Слишком взбудораженный, чтобы испугаться, Шэнди щелкнул пальцами и указал на Бонни, но тот еще не убрал руку от своего талисмана, и потому заклинание, набрав силу, обрушилось на самого Шэнди. Схватившись за живот, он повалился на песок от невероятной пронизывающей боли. Бонни воспользовался моментом, пнул жену в бок и пробормотал какой-то заговор, глядя на Шэнди. Из носа и ушей Шэнди хлынула кровь. Разумом он понимал, что проиграл схватку и должен бежать или позвать на помощь, но он все еще желал Энн, желал овладеть ею с еще не остывшей кровью Джимми Бонни на руках. Но он мало что мог сделать, пока Бонни находился под защитой духа-покровителя. Шэнди приподнялся на колени и насвистел мотив, который должен был вызвать у Бонни слепоту. Но несмотря на все предосторожности, это тоже ударило по нему же самому, и пока он слепо мотал головой, Бонни наслал на него припадок судорог. Шэнди рухнул на песок, он метался и стонал. Он слышал, как Бонни еще раз пнул свою жену и переступил через нее, остановившись над ним. Шэнди знал, что теперь слишком поздно спасаться бегством или звать на помощь - ему предстояло умереть здесь и сейчас, если он ничего не придумает. Эта мысль была тем более невыносима, что он представил себе Энн. Именно Джим Бонни сейчас ляжет с ней, и в эту минуту она не заметит никакой разницы. Игнорируя боль во всем теле, он сумел сунуть дергающуюся руку в карман, там все еще оставались крошки от шарика грязи, которую он соскреб с сапога во время того памятного путешествия к Фонтану юности. Он выдернул руку и швырнул крошки в небо над собой... Он оказался в лодке, проплывающей под мостом, увешанным разноцветными фонарями. Вкус вина и чеснока во рту сменился вкусом клубники. Он помнил эту сцену. Париж. Сколько же ему было? Лет девять, когда его отец, хорошо заработав, решил угостить его хорошим обедом, а затем прокатиться по Сене. Человек рядом повернулся к нему, но это был не его отец. Прямо на Шэнди смотрел старый негр, его седые волосы и коротенькая бородка так же круто курчавились, как шевелюры у мраморных статуй. - В вуду нападения обычно нацелены на память жертвы, - сказал старик на певучем французском диалекте. - Сумма воспоминаний и есть личность. Если бы я хотел причинить тебе вред, ты бы обнаружил, что вот этот вспомнившийся тебе эпизод и участвующие в нем люди переменились страшным и смертоносным образом. Ну как бред при лихорадке. Все будет становиться хуже и хуже, пока ты либо не перейдешь в наступление, либо не погибнешь. Негр улыбнулся и протянул руку: - Меня зовут Мэтр Каррефур. Поколебавшись, Шэнди пожал ему руку. - К счастью для меня, - продолжил собеседник, - я лоа, чья власть распространяется на заселенные острова. Мне часто приходится иметь дело с людьми, и я способен предугадать их действия, не в пример природным лоа, которых вы встретили во Флориде. Твои крошки магической глины не убили бы меня, они утратили значительную часть своей силы за прошедшие полторы недели. Но тем не менее они могут мне навредить, если я воздержусь от контратаки. Поэтому я не буду ввязываться в схватку между тобой и мистером Бонни. Пристыженный, Шэнди отвернулся, глянув назад, туда, откуда они плыли. Среди пешеходов на мосту он разглядел несколько женщин, и несмотря на яркие фонари, лишь их лица были видны четко и ясно. Ему подумалось, что именно так ему в десятилетнем возрасте и виделись все женщины, ничего общего с тем, как выглядела для него минуту назад Энн Бонни. Что можно назвать взглядом более ограниченным: тогда в детстве или сейчас? - Э-э... благодарю вас, - пробормотал Шэнди. - Но почему... почему вы так поступаете? Бонни сказал, что вы охраняете его. - Да, присматриваю, чтобы ему не был причинен вред. Ты разве замыслил что-нибудь плохое? - Нет. Теперь уже нет. - Тогда я выполнил свои обязанности. Что-то переменилось в небе. Шэнди невольно посмотрел вверх. Звезды стали расплывчатыми, словно видимыми сквозь неровное стекло - иллюзия, созданная Мэтром Каррефуром начинала рассеиваться. Старик тихо хихикнул: - Вам повезло, месье Шанданьяк, что я один из лоа Рады, а не более молодое творение Петро. Я не позволяю эмоциям одержать надо мной верх. - Я... э-э... рад это слышать. Вкус клубники совсем пропал. - Надеюсь. Ты перенял этот трюк с глиной у Филипа Дэвиса и употребил его впустую. Он оставил тебе еще кое-что, и меня не порадует, если и это исчезнет впустую. Под боком Шэнди был мягкий песок, над головой звездное небо, и он понял, что вновь находится на Нью-Провиденс. Лицо осыпали крошки глины, и он понял еще одну вещь: встреча с духом-покровителем произошла не в реальном времени. Отразить атаки Бонни теперь не представило труда, и он устало поднялся на ноги. Бонни не унимался. - Слушай, Джим, давай прекратим, - наконец вздохнул Шэнди. - Ты добьешься только одного: месяц тебе даже вилку поднять сил не хватит. Ступай лучше подкрепись изюмом и печеньем, и тогда, может, последствия и не будут столь тяжелыми. Бонни удивленно заморгал, но тут же, стиснув кулаки и побагровев от усилия, выпалил очередную порцию заклинаний. Шэнди отбросил их в море. Из воды выпрыгнула рыба, которая тут же исчезла в белой вспышке. Шэнди покачал головой: - Если будешь продолжать в том же духе, то не только твои десны, но и твои волосы станут белыми. Бонни пошатнулся, сделал шаг к Шэнди, упал лицом в песок и замер. Шэнди обогнул Энн и присел, собираясь перекатить Бонни на спину, чтобы тот не задохнулся. Энн села и потянулась к нему: - Иди сюда. Шэнди подошел и встал над ней. - Мне надо идти, Энн. То, что мы собирались сделать... Ничего хорошего из этого не вышло бы. Я остаюсь здесь, только чтобы переоснастить "Дженни", и снова в путь. - Это решение пришло к нему, только когда он начал говорить. - Мне нужно кое о чем позаботиться. - Это все он, да? - спросила она, пиная бесчувственное тело мужа. - Эта крыса, этот лакей на службе у губернатора Роджерса? Я копила деньги, чтобы откупиться от него и развестись, и ты можешь выкупить меня прямо сейчас. - Нет, Энн. Дело совсем не в нем или лишь отчасти. Я... - Подонок, - взвизгнула она. - Ты опять вздумал волочиться за этой сучкой Харвуд! - Я отправляюсь на Гаити, - терпеливо объяснил он. - У меня там родственник, который, пока не попал на виселицу, снабдит меня подходящим морским бригом. - Врешь! - продолжала вопить Энн. - Проклятый лгун! Шэнди пошел прочь к кострам, шевеля пальцами, чтобы отвратить возможные чары, которые Энн могла навести в промежутках между градом проклятий. "Не лгу я, Энн, - думал он. - Я действительно хочу отправиться на Гаити и положить конец беззаконию, творимому моим дядюшкой, и купить корабль, если смогу. Но признаю, что доля истины в твоих словах есть. Как только мне удастся получить корабль, способный преодолевать морские стихии, я намерен отыскать, спасти и - если я еще кое-чего стою - жениться на единственной женщине, в которой я вижу не только тело, но и лицо, и с которой мне не придется жертвовать собственным лицом или телом". ГЛАВА 22 В последующие три дня Шэнди кормил свою усталую команду самыми роскошными обедами, которые только мог приготовить, и угощал самыми лучшими напитками, какие смог раздобыть. В обмен на это вся команда исправно трудилась на починке "Дженни", и даже Веннер, чаще всех жаловавшийся на усталость, не мог бы сказать, что их новый капитан чрезмерно загрузил их работой. Шэнди вставал раньше всех, брался за самую тяжелую работу, реже других устраивал себе перерывы, а потом, когда наступившая темнота не позволяла продолжать работы на корабле, собственными руками готовил обильные обеды, творя чудеса из имевшихся припасов, мариновал овощи, на тлеющих углях готовил бульоны, Утром в среду семнадцатого августа "Дженни" отплыла от южной оконечности острова Нью-Провиденс, загрузив порох и ядра вместе с припасами и водой. На борту было по крайней мере вдвое больше матросов, чем необходимо. Однако до срока истечения амнистии оставалось еще три недели, и Шэнди отплывал без бокора на борту - он пытался уговорить Печального Толстяка отплыть с ними на Гаити, но великан-колдун, каким-то образом прибывший на Нью-Провиденс за день до прихода "Дженни", отказался, - так что Вудс Роджерс решил не осложнять свое шаткое положение и не препятствовать отплытию шлюпа. Экипаж Шэнди больше всего тревожился из-за возможных ураганов, поскольку август был самым опасным месяцем в этом отношении. Все предыдущие годы пираты Карибского моря, как правило, пережидали этот сезон у побережья Америки, но Шэнди убедил экипаж, что путешествие в юго-восточном направлении к Порт-о-Пренсу короче и менее опасно, чем рейд вдоль западного побережья Флориды. К тому же они пройдут вдоль архипелага Эксума, островов Аклинс и Инагуа и, таким образом, при приближении урагана всегда успеют укрыться в многочисленных бухточках. В течение трехдневного вояжа им дважды приходилось видеть зловещие свинцовые тучи, башнями громоздившиеся на южном горизонте, но оба раза ураганы уходили прочь в сторону Кубы. В воскресенье утром "Дженни" вошла в гавань в бухте Легрена, миновала фортификационные сооружения на поросших джунглями склонах Сен-Марка и бросила якорь возле французского поселения Л'Аркахэй. Шэнди на шлюпке отправился на берег, где потратил несколько золотых из припрятанной добычи Филипа Дэвиса, чтобы подстричься и купить приличный кафтан и шейный платок, который прикрыл его изношенную рубашку. Приобретя более или менее пристойный вид, он заплатил пару монет чернокожему фермеру за возможность добраться до Порт-о-Пренса, находящегося восемнадцатью милями дальше по берегу, в его повозке, груженной маниокой и плодами манго. Уже вечерело, когда они въехали в город. Местные рыбаки возвращались с уловом, вытаскивали свои примитивные челны на песок под пальмы, взваливали на спины плетеные корзины и бамбуковые клетки, полные крабов и омаров, похожих на гигантских пауков. Городок Порт-о-Пренс оказался сплетением узких улочек, ведущих к центральной площади. Сама площадь, да и большинство улиц были выложены белым камнем, но возле лавок и складов на берегу мостовая практически была завалена сотнями, нет, должно быть, тысячами слоев коричневой соломы. Шэнди поднял один из стеблей и понюхал его. Это был сахарный тростник, и Шэнди сразу понял, откуда этот тошнотворно-сладкий запах, витавший в воздухе и смешивавшийся с привычной вонью гниющей рыбы и дымом многочисленных очагов, на которых готовилась еда. Быть может, стебель, который он сейчас держал в руках, был выращен на плантациях Шанданьяка, подумал Шэнди. Основная масса народа, которым кишела площадь, были негры, и пока он протискивался сквозь эту толпу, направляясь к официально выглядевшим зданиям на другой стороне, с ним несколько раз вежливо здоровались "Bon jou', blanc" (добрый день, белый), Шэнди вежливо кивал в ответ, а один раз, когда молодой чернокожий, обращаясь к своему приятелю, полушепотом прошелся насчет замызганных манжет Шэнди на диалекте Дагомеи, Джек без труда припомнил и тут же процитировал на том же диалекте поговорку марронов: какие бы ни были манжеты и даже отсутствуй они напрочь, это все же лучше, чем наручники. Юноша рассмеялся и озадаченно посмотрел вслед странному белому, и Шэнди сообразил, что здесь ему придется за собой следить: это не Нью-Провиденс, сюда дошло влияние цивилизации. Шэнди оглянулся по сторонам, опасаясь встречи с представителями закона: он боялся, как бы англичане не сообщили французам о том, что некий Джон Шанданьяк разыскивается в связи с гибелью королевского корвета месяц назад. Он поинтересовался у торговца, где можно оформить права собственности на землю, и тот указал ему на одну из контор на площади. Так, размышлял он, приближаясь к зданию, сначала надо разузнать, где находится поместье, и нанести визит дядюшке Себастьяну. Нет нужды заблаговременно представляться ему, кто я такой, хотя, конечно, это предстоит сделать, особенно не откладывая. Внутри здание выглядело совершенно так же, как и любое учреждение Старого Света: несколько белых работали за высокими конторками, вдоль одной стены стояли переплетенные в кожу папки с документами, однако тропический бриз, лениво колыхавший кружевные занавеси на высоких окнах, тут же развеивал иллюзию. И скрип перьев по бумаге звучал здесь так же неуместно и нелепо, как крик попугая на Флит-стрит. При появлении Шэнди один из клерков тут же поднял голову: - Да, слушаю вас. - Добрый день, - сказал Шэнди, впервые за последние два месяца возвращаясь к правильному французскому. - Где можно получить справки... э-э-э... по поводу плантаций Шанданьяка... - Вы там служите? Нет, к сожалению, мы ничего не можем поделать в отношении выплаты задолженности. - Нет, я не служащий. - Шэнди постарался придать голосу чисто парижский выговор. - Мой вопрос связан с правом собственности на дом и землю. - А, понятно. Вы кредитор. Что ж, если я помню, все уже распродано. Ну конечно, вы все узнаете, если переговорите с душеприказчиком покойного. - Душеприказчиком? - У Шэнди внутри все похолодело. - А разве вы ничего не знали? Да, он покончил самоубийством в прошлую среду. - В прошлую среду? - перебил его Шэнди, едва удерживаясь, чтобы не выкрикнуть эти слова. - Три дня назад? - Да, его тело было обнаружено утром в четверг домоуправительницей. - Клерк пожал плечами. - Крах в делах, похоже. Говорят, ему пришлось продать все и все равно он остался кругом в долгах. Лицо Шэнди онемело, словно он вдребезги напился. - Я... слышал, что он... много спекулировал. - Именно, месье. - Этот душеприказчик... Где я могу его отыскать? - В этот час он, вероятно, пьет бренди на террасе кафе в порту. Он небольшого роста, у него кривые зубы. Его зовут Лапин, Жорж Лапин. Шэнди отыскал Лапина за столиком кафе, откуда открывался вид на переполненную кораблями гавань. Судя по тому, какая стопка блюдец стояла перед ним, он был здесь уже давно. При виде Шэнди он нервно вздрогнул, потом извинился и принял предложение Шэнди угостить его бренди. - Как я понимаю, вы - душеприказчик Шанданьяка, - начал Шэнди, беря стул и садясь. - Два бренди, - бросил он официанту, который подозрительно следил за посетителем, подошедшим к столику Лапина. - Вы наверняка из родственников Себастьяна, - с уверенностью заметил Лапин. - Гм, да, - признал Шэнди. - Сходство сильное, на мгновение мне даже показалось, что вы - это он. - Лапин вздохнул. - Душеприказчик, да, это я, хотя так уж случилось, что распоряжаться, собственно, нечем. Вся моя деятельность сводится к тому, что я свожу различных кредиторов друг с другом, так что они могут сколько угодно драться между собой. Совершенно непонятным образом для всех нас, его друзей, Себастьян оказался полностью разорен. - Лапин взял бокал, поставленный перед ним официантом, и тут же выплеснул содержимое себе в рот, словно подытоживая мысль о расточительности Себастьяна. - Еще один бренди для господина Лапина, пожалуйста, - велел Шэнди официанту и, повернувшись к собеседнику, поинтересовался: - Он действительно мертв? Вы уверены? - Я видел тело своими глазами, месье Шанданьяк. До чего же непривычно называть этим именем кого-то другого. Как вы знаете, здесь не осталось никого из Шанданьяков. Да, так вот, он засыпал в ружье порох и зарядил его оставшимся золотом и драгоценностями. - Лапин выставил вперед сложенные вместе ладони. - Пустяк, если мерить на деньги, но в качестве дроби поистине королевский жест. Потом он направил дуло себе в лицо и, бросив, как можно предположить, последний взгляд на остатки своего богатства, разрядил всю эту роскошь себе прямо в голову! В этом даже есть нечто поэтическое. Хотя, если подходить с прагматической точки зрения, как вы понимаете, это не самый лучший способ уйти из жизни. Вся комната была забрызгана кровью, а содержимое головы оказалось в саду, у окна спальни. Бедняга Себастьян, я уверен, что местная жандармерия прибрала к рукам большую часть... заряда. И тут только Шэнди припомнил, где он слышал это имя - Лапин: его упомянул Скэнк, когда говорил о крупнейших торговцах, действовавших заодно с пиратами. "Ты прав, Скэнк, - подумал Шэнди, - он действительно смахивает на кролика". - Теперь я понимаю, почему это выгодно представить самоубийством, - протянул Шэнди задумчиво. - Прошу прощения? - произнес Лапин. - Представить? Не было никаких сомнений... - Нет, нет, - поспешно вставил Шэнди. - Продолжайте по-прежнему думать так же. Я вовсе не собираюсь говорить вам нечто такое, чего вам нет необходимости знать. Вам не угрожает опасность. Я уверен, что вы никогда не имели дел... - он наклонился через стол и закончил вполголоса: - ...с пиратами. Пухлое лицо Лапина мертвенно побледнело в вечернем свете. - С пиратами? Шэнди кивнул. - На остров Нью-Провиденс прибыл губернатор, назначенный королем Англии. Возможно, вы слышали, что это пиратская база, и вот теперь пираты заняты тем, что рыщут по всему Карибскому морю и убивают достойных уважения коммерсантов, которые хоть раз имели с ними дело, чтобы, - Шэнди подмигнул, - чтобы никто и никогда не мог свидетельствовать против них в суде. Шэндк чуть было не расхохотался при мысли о том, что пираты с Нью-Провиденс вообще способны что-то делать методично и последовательно, но заставил себя сохранить мрачное выражение лица. Лапин нервно сглотнул. - Убивают коммерсантов? - Именно. Пираты просто дожидаются, пока торговец вступит в контакт с ними, и как только кто-то из прежних покупателей даст о себе знать или согласится на встречу с ними, - Шэнди пожал плечами, - он погибнет так же, как и Себастьян. - Боже мой! - Лапин поспешно вскочил, пролив недопитый бренди, и метнул встревоженный взгляд на гавань, словно в любую минуту ожидая, что на берег высадится толпа головорезов. - Сейчас... извините... много позже, чем я предполагал. Я был рад встретиться с вами, месье Шанданьяк, но дела, понимаете... Шэнди поднял бокал: - Пью за ваше здоровье, месье Лапин. Но когда Лапин, слепо натыкаясь на прохожих, скрылся из виду, его веселость исчезла. Его дядя был мертв, не оставив ни гроша, о возмездии приходилось забыть, а приобрести новый корабль было не на что. Он переночевал в гостинице, а утром вернулся на "Дженни". Последующие две недели он мотался на "Дженни" по всему Карибскому морю, и хотя он проверял все встречные порты, даже английские, где за его поимку была объявлена награда, никто не видел ни "Громогласного Кармайкла" ни даже "Шарлотты Бейли" с того памятного первого августа, когда Бенджамен Харвуд вышвырнул Шэнди за борт и уплыл прочь. В конце второй недели его экипаж был на грани бунта, до окончания срока амнистии оставалось всего два дня, и Шэнди волей-неволей пришлось вернуться на Нью-Провиденс. Они прибыли в полдень вторника пятого сентября, и Шэнди покинул "Дженни" не оглядываясь - пусть теперь Веннер ведет ее хоть в ад, хоть в рай, Шэнди на это было глубоко наплевать. На берегу Джек заглянул в форт и официально получил помилование из рук губернатора Роджерса, потом вернулся на берег и приготовил обильный обед. Сам Шэнди почти ничего не ел, но очень много пил - за последующие три месяца это почти стало для него привычкой. ГЛАВА 23 "Да, Скэнк, - подумал опять Шенди, глядя, как кто-то на "Дженни" еще пытается до отказа развернуть паруса, - в те дни я действительно был более деятельным. Мне многое предстояло сделать, а теперь осталось одно-единственное - забыть". Он поудобнее растянулся на теплом песке и поболтал остатки согретого солнцем рома в кружке. Юный мичман неуверенно приблизился к Шэнди: - Простите, сэр, не вы ли Джек Шэнди? Шэнди допивал ром и через край кружки недоуменно посмотрел на мичмана. - Верно, - сказал он наконец, опуская кружку. - Простите, не вы ли потопили "Уитни"? - Не уверен. Что это за корабль? - Военный корвет, который взорвался и затонул. Они взяли в плен Фила Дэвиса, и... - А. - Шэнди заметил, что в кружке совсем не осталось рома, и лениво поднялся. - Верно. Правда, до этой минуты я не знал названия корабля. По правде говоря, это Дэвис взорвал корабль, я лишь помог. - Он поставил чашу на столик у палатки торговца спиртным и жестом приказал наполнить ее. - Но ведь это вы застрелили капитана? - не отставал мичман. Шэнди взял полную кружку и повернулся: - Это случилось давно, я уже и не помню. Мичман был разочарован. - Я прибыл сюда на "Делиции" с губернатором Роджерсом, - пояснил он. - Похоже, у вас тут жизнь била ключом, столько приключений: дуэли на шпагах, перестрелки, сокровища. Шэнди негромко засмеялся, но решил не лишать юнца его романтических иллюзий. - О да, все именно так. Ободренный, мичман увлеченно продолжил: - И вы были с самим Тэтчем Черной Бородой в этом загадочном путешествии к Флориде. Что там было? Шэнди махнул рукой: - Дьявольское это было плавание, дьявольское. Предательство, дуэли, людей вышвыривали за борт, морские битвы... непроходимые болота, ужасная лихорадка, карибские индейцы-каннибалы шли по нашим следам... - Он осекся, потому что мичман неожиданно покраснел и нахмурился. - Вы смеетесь надо мной, сэр, - выпалил мичман. Шэнди мигнул, уже забыв, что он там такое нагородил. - С чего бы это? - Хоть я и новичок здесь, это вовсе не значит, что я вообще ни о чем не имею представления. Я знаю, что испанцы полностью перебили карибских индейцев два века назад. - Э-э... - Шэнди сосредоточенно нахмурился, пытаясь сообразить: где же он слышал о карибских индейцах. - Не знал этого. Ладно, позволь мне угостить тебя ромом, я не хотел ничего... ничего... - Я не имею права пить, когда в форме, - сказал мичман хмуро, хотя такое предложение Шэнди, казалось, несколько смягчило его. - Тогда я выпью за тебя. - Шэнди осушил кружку и грохнул ею о стол. Человек в палатке тут же снова наполнил ее и сделал пометку на листке, где записывал долги клиентов. - Сдается мне, я не успел застать великие дни пиратства, - вздохнул мичман. - Дэвис, Боннет, Тэтч, все мертвы. Хорни Голд и Шэнди согласились на амнистию, хотя, правда, появился новый пират. Вы знаете Улисса Сегундо? - Нет, - сказал Шэнди, осторожно поднимая полную кружку. - Шикарное имя. - Да уж, это точно. У него трехмачтовый корабль "Восходящий Орфей", и за последние два месяца он успел захватить уже дюжину кораблей. Он, пожалуй, самый кровожадный из всех существовавших пиратов: люди так напуганы, что некоторые из них кидались в море и тонули при одном его приближении. - Да, нагнал он на всех страху, - согласился Шэнди, кивнув. - О нем ходит столько слухов, - восторженно начал мичман, но тут же прервал себя. - Конечно, я не верю большинству из них, но многие верят. Они говорят, что он способен свистом призвать себе попутный ветер, а его жертва попадает в мертвый штиль. Он может взять вас на абордаж даже в самом густом тумане, а когда захватывает корабль, то не только забирает все золото и драгоценности, но и всех мертвецов, погибших в стычке. Он даже не интересуется грузом вроде зерна, кож, он забирает только драгоценности и корабельную казну, хотя поговаривают, что превыше всего он ценит свежую кровь и поэтому иногда вырезает команды целиком. Один капитан, корабль которого был захвачен, но сам он сумел спастись, уверяет, что на вантах "Орфея" видел трупы, настоящие трупы, гниющие, разлагающиеся, но... один из них говорил! Шэнди улыбнулся. - И что же он такое сказал? - поинтересовался он. - Ну я не верю этому, конечно... - замялся мичман. - Но капитан клянется, что этот труп повторял снова и снова: "Я не собака!.." Эй, вы что это? - сердито крикнул мичман, потому что Шэнди выронил кружку, и ром забрызгал форменные брюки юноши. - Где его видели в последний раз? - настойчиво потребовал Шэнди. - Когда это было? Мичман недоуменно заморгал при столь неожиданном проявлении интереса со стороны вялого и сонного человека, который явно метил попасть в разряд записных пьяниц. - Э-э-э, я, право, не знаю, я... - Думай, вспомни! - Шэнди затряс мичмана за отвороты мундира. - Где и когда?! - Э-э-э... возле Ямайки, неподалеку от Монтего-Бей, меньше недели назад, наверное. Шэнди развернулся на каблуках и бросился к берегу: - Скэнк! Где ты, черт подери? Иди сюда! Молодой пират подбежал к нему, несколько удивленный. - Что стряслось, Джек? - "Дженни" отплывает сегодня. Собери всех, кого можешь, провизию, всех на борт... - Но, Джек, Веннер же собирается ждать до января, чтобы объединиться с Чарли Вейном. - Да пропади он пропадом, я что, отказывался от капитанства? - Да нет, Джек, но мы все думали... - Меня не интересует, что вы там думали. Собрать всех на борт. Озадаченная гримаса сменилась довольной улыбкой: - Да... есть, кэп. Он развернулся и понесся прочь, взрывая босыми пятками пескок. Шэнди тем временем подбежал к лодке, которая лежала на песке, и принялся сталкивать ее на воду, когда вдруг вспомнил, где же слышал о Карибских индейцах. Свихнувшийся губернатор Сауни упомянул их в ту ночь, перед тем, как "Кармайкл" и "Дженни" отплыли на встречу с Тэтчем во Флориде. Что же тогда говорил о них старик? Ах да, что в свое время ему пришлось немало их перебить. Шэнди задумчиво прищурился и посмотрел в ту сторону, где раскинул палатку старикан. Нет, решил он, вновь наваливаясь на тяжелую лодку, Сауни стар, но не настолько же. Но Шэнди потерял к лодке интерес, вспомнив кое-что еще. Старик сказал тогда: "Когда вы доберетесь до этого гейзера", а ведь Фонтан юности и был похож на гейзер. А когда Шэнди в первый раз давал кукольное представление, что Сауни бормотал тогда: "Лица в брызгах... almas de los perditos?.. Лица в брызгах, души проклятых..." Может, Сауни и был там на самом деле. Но если так, то тогда ему может быть и больше, чем двести лет. Это было бы неудивительно. Удивительно скорее то, что он так деградировал. Шэнди поднялся и снова ухватился за борт лодки, гадая про себя: где же он совершил ошибку? И опять Шэнди замер. Ну что ж, если существует нечто, подумал он, что способно превратить в болтливого идиота колдуна, который настолько могущественен, что сумел добраться до Эребуса и продлить себе жизнь на одно-два столетия, то это что-то я обязательно должен знать, иначе меня в очередной раз небрежно выкинут за борт. Вначале медленно, затем все быстрее, по мере того как он вспоминал другие странности - безукоризненный, но архаичный испанский, уверенное владение магией, - Шэнди поднимался по склону берега. - Видел где-нибудь губернатора поблизости? - тяжело дыша, спросил он первого попавшегося экс-пирата. - Я о Сауни говорю, не о Роджерсе. Хотя Шэнди и пытался изобразить на лице улыбку и говорить спокойным тоном, собеседник, который видел, чем кончился разговор Шэнди с мичманом, испуганно отступил: - Конечно, Джек, я видел его. Он в своей палатке, недалеко от бухты. Ты не волнуйся. Не обращая внимания на бормотание и покачивание головами за его спиной, Шэнди кинулся в ту сторону, на ходу перепрыгнув через яму, в которой жгли костры. Он бежал к бухте, где еще полгода назад переоснащали "Кармайкл". Заметив, к своему облегчению, Сауни, сидевшего перед палаткой из парусины с бутылкой рома в руках, он остановился, чтобы перевести дыхание. Сауни был в поношенных, пузырящихся штанах и расшитой желтой куртке. Если у него и был повязан платок на шее, то его скрывала густая борода цвета старых костей. Шэнди сбежал вниз по склону и присел рядом. - Хочу поговорить с тобой, губернатор. - А? - Сауни, прищурясь, оглядел его. - Лихорадка прошла, да? Держись подальше от этих куриц. - Да нет, губернатор, я хочу поговорить о... бокорах, колдунах, особенно о тех, кто был у... Фонтана юности. Сауни отхлебнул из бутылки и снова заглянул в нее. - Бокоров полно кругом, я не бокор. - Но ты понял, что я сказал о Фонтане юности? О... гейзере? Старик не ответил, он только взболтал жидкость в бутылке и надтреснутым старческим тенорком пропел: - Mas olera si Dios quisiere - Cuene у pasa, que buen viaje faza. Шэнди мысленно перевел: "Больше будет течь с соизволения Божия, считай да пропускай, и путешествие станет короче", - и решил, что в этом нет никакой подсказки. - Ну хорошо, - сказал он, стараясь обуздать свое нетерпение, - давай начнем с другого. Ты помнишь карибских индейцев? - А, да, каннибалы. Мы разделались с ними, перебили их всех в экспедицию Кордобы в семнадцатом - восемнадцатом, перебили либо продали в рабство на Кубу, что, по сути, одно и то же. Они все были колдунами. Вот как ты бы держал в загоне домашний скот, так и они содержали индейцев-араваков, чтоб было, что подать на стол, конечно, но знаешь, что важнее всего этого? А? Кровь, свежая кровь. Карибы держали араваков живыми, вот как стараешься держать порох сухим. - А они знали об этом месте во Флориде? Том месте, где земля кажется особенно плотной и осязаемой? - A, Dios... si... - прошептал Сауни, метнув взгляд на тихую, залитую полуденным солнцем гавань, словно боясь, что кто-то мог бы подслушать. - Я слышал, до них там не было так темно, прямая дорога в ад... Шэнди подался вперед и тихо спросил: - И когда же ты побывал там? - В тысяча пятьсот двадцать первом году, - ясным голосом отозвался Сауни и сделал большой глоток рома. - К тому времени я уже знал, где это должно находиться. Я умел читать знаки, несмотря на всяких падре с их святой водой и молитвами... Я отправился туда и сумел удержать на расстоянии комариные тучи привидений, пока не нашел. Винный уксус прогонит вшей с твоего тела, но тебе нужен черный табак, чтобы прогнать привидения... Я пролил там свою кровь, у фонтана, там выросло растение, и вовремя: как только я выбрался из болот, так угодил в стычку с индейцами. Меня зацепило стрелой, рана загноилась... Я позаботился, чтобы хоть часть моей крови попала в море... кровь и морская вода, я буду жить вечно, снова и снова, пока это растение живет там... Шэнди внезапно припомнил чахлый, высохший кустик, который он видел, и решил, что, должно быть, Сауни живет в последний раз. - Как же так получается, - мягко спросил он, - что столь могущественный колдун, человек, сумевший пролить кровь и воспользоваться магией морской воды для продления жизни, начинает гибнуть, начинает терять способность к магии? Превращается в... в простака? Сауни улыбнулся и вопросительно приподнял седую бровь: - Наподобие меня, хочешь сказать?.. Железо. Хоть Шэнди и смутило то, что старик все прекрасно понял, он продолжал расспросы: - Железо? Что ты имеешь в виду? - Ты должен был чуять его. Магический запах, понимаешь? Ну словно раскалившаяся сковорода, оставленная на огне. Железо, которое проснулось. Свежая кровь тоже так пахнет, а магия требует свежей крови, так что в ней определенно есть железо. Когда-нибудь слышал рассказ, как боги сошли в наш мир с неба в виде расплавленного железа? Что, не слышал? Ну древние авторы утверждали, что души звезд заключены в этом металле, потому что это последнее, что, умирая, выдыхает звезда. Шэнди подумал, что старик снова заговаривается, поскольку железа явно не может быть ни в крови, ни в звездах. Но решил все же задать вопрос, с которым пришел: - Так как же это способно навредить колдунам? - А? - Сауни дунул в горлышко бутылки, и над берегом пронеслась протяжная нота. - А никак. Шэнди ударил кулаком по песку: - Черт возьми, губернатор, мне надо знать... - Им мешает холодное железо - застывшее. Оно закончено, понимаешь? Рядом с ним ты не можешь колдовать, потому что вместе с ним кончилась и магия. Тебе когда-нибудь приходилось делать вино? Шэнди закатил глаза. - Нет, но я знаю о винном уксусе и вшах, благодарю. Я... - Тебе знакомо vino de Jerez? Шерри, так, кажется, англичане называют его. или портвейн? - Да, губернатор, - устало отозвался Шэнди, гадая, уж не собирается ли старик попросить его принести бутылочку. - Ну ты знаешь, как оно делается? Ты знаешь, почему некоторые сорта так сладки? - М-м-м, они крепятся. Примешивают бренди к вину, и оно перестает бродить, так что не весь сахар превращается в алкоголь. - Молодчина! Да, бренди прекращает брожение, и сахар остается, верно, но уже в алкоголь превратиться не может. И что же это за штука такая, этот бренди, который все останавливает? - Ну, - отозвался заинтригованный Шэнди, - это перегнанный спирт. - Verdad (1). Продукт брожения останавливает всякое брожение, ты понимаешь? Сердце Шэнди забилось быстрее, ему показалось, что он уже почти понял. - Холодное железо действует на магию, как бренди воздействует на брожение? - проговорил он взволнованно. - Ты именно это хочешь сказать? - Верно! Железный нож - надежная штука, чтобы избавиться от привидений. Ты наверняка слышал подобные истории, я уверен. Когда кругом холодное железо - даже если у тебя есть еще кровь, ее нельзя использовать для магии. Бокоры не носят на себе ничего железного, они творят магию, им не хватает крови. Ты видел их десны? А вокруг жилищ наиболее могучих колдунов все покрыто рыжей пылью, - он подался вперед и прошептал: - из железа. Озноб пробежал по телу Шэнди. - Ив Старом Свете, - тихо проговорил он, - магия перестала играть важную роль как раз в то время, когда стали широко использовать железо для инструментов и оружия. Сауни кивнул и хитро улыбнулся сквозь бороду. - Это не совпадение. - Он опять подул в бутылку, издавая протяжный, заунывный звук: у-у. - И любому магически воскрешенному сознанию вредит близость холодного железа. У-у! Чуть-чуть, постепенно, день за днем. У-у! К тому времени, когда я понял, было поздно. Похоже, с тех пор, как я выбрался из этой проклятой дыры во Флориде, я должен был держаться подальше от железа, не носить его, не держать и даже не есть того, что было приготовлено в железном котелке. У-у! Так в древности жили цари, пока магия еще не исчезла окончательно. Черт, если ты и в самом деле собираешься заниматься магией, тебе придется питаться одними салатами и бобами. - Никакого мяса? - поинтересовался Шэнди, у которого промелькнула какая-то смутная мысль. - Нет, надо есть много мяса, и не только ради магической силы, но и просто для поддержания тела, потому что колдуны, как правило, быстро слабеют, у них кружится голова, они бледнеют. Ну конечно, это должно быть мясо, которое приготовили, не употребляя железа. У-у! Но ты понимаешь, я не жалею. Я прожил лишних двести лет, как нормальный человек, я делал все, что мне хотелось. Я бы свихнулся, если бы всю жизнь мне пришлось, как какому-нибудь чертовому бокору, трястись над каждым куском, над каждым глотком и падать в обморок от ужаса каждый раз, когда предстоит вбить гвоздь в доску. - Скажи, а ты знаешь, каким образом можно воспользоваться этим самым холодным железом, чтобы уничтожить колдуна, вернувшегося от Фонтана юности столь недавно, что даже еще пыль Эребуса не смыта с его сапог? Сауни долгое время пристально глядел на него, а потом поставил свою бутылку на песок. - Может быть. Кого? Шэнди решил сказать правду: - Бенджамена Харвуда, или Улисса Сегундо, как он, по всей видимости, называет себя сейчас. Он... - Того однорукого. Того самого, который готовит тело своей дочери для призрака его жены. Бедное дитя. Ты заметил, что ее кормят лишь зеленью да сухарями, что хранятся в деревянных бочонках? Они хотят, чтобы она была магически восприимчивой, но оставалась безвольной игрушкой, так что никакого мяса. Шэнди кивнул, он уже несколько минут назад понял назначение странной диеты Бет. - Хорошо, я скажу тебе, как его уничтожить. Проткни его шпагой. - Губернатор, - нетерпеливо перебил его Шэнди. - Мне нужно что-то более действенное. Ведь он... - Ты считаешь меня простаком? Разве ты не слушал? Соедини свою кровь с холодным железом шпаги, пусть атомы крови и железа выстроятся в одну цепь, сольются в одном стремлении, как игла компаса разворачивается на север. Или наоборот, это все относительно. А действующее колдовство добавит энергии, к его собственной погибели. Или же сила уничтожится, поскольку выстроенная цепочка из железа и крови полна энергии, понимаешь? Если тебе не нравится, что монета падает на землю, то представь себе это иначе: что сама земля подскакивает, чтобы врезаться в монетку. У-у! - Отлично. Ну а как мне это все проделать? - У-у! У-у! - Губернатор, как мне выстроить атомы? Как соединить кровь и железо? Сауни осушил бутылку, кинул ее на песок и запел: Bendita sea el alma, Y el Senor que nos la manda; Bendita sea el dia Y el Senor que nos lo envia. И снова Шэнди мысленно для себя перевел: "Благословенна будь душа, и Господь, надзирающий за ней; благословен будь день и Господь, прогоняющий его". По крайней мере еще с минуту Шэнди пытался добиться вразумительного ответа на свой вопрос, но ром погасил искорку разума в старческих глазах, и в конце концов Шэнди сдался. - До встречи, губернатор. - Будь здоров, парень. Берегись куриц. - Верно. - Шэнди повернулся было прочь, но остановился. - Послушай, как тебя зовут на самом деле, губернатор? - Хуан. Шэнди уже слышал несколько вариантов имени губернатора, но это всегда было что-то вроде Сауни, или Понси, или Гонси. Но ни разу еще ему не приходилось слышать, что того звали Хуаном. - А твое полное имя, губернатор? Старик хихикнул, пересыпая песок из руки в руку. Потом глянул исподлобья на Шэнди и сказал: - Хуан Понсе де Леон. Шэнди застыл на несколько секунд, чувствуя озноб, несмотря на тропическое солнце. Наконец он кивнул, повернулся и зашагал прочь, прислушиваясь к тому, как за спиной старик снова принялся дуть в свою бутылку. И только после того, как он перевалил через песчаный гребень и пошел между палаток и хижин, он сообразил, что бродяга, которого он оставил извлекать заунывные звуки из бутылки, действительно был, по крайней мере в прошлом, губернатором этого острова, да и всех остальных островов между Нью-Провиденс и Флоридой. Он пробирался меж палаток, мысленно прикидывая, сколько же денег Дэвиса еще осталось после трех месяцев безудержных трат на ром, и гадая, сколько времени он может себе позволить отвести на путешествие, в любом случае оно не будет долгим. До Рождества оставалось всего две недели, а Харвуд говорил, что именно тогда состоится переселение душ... Кто-то преградил ему дорогу. Он поднял голову и узнал Энн Бонни. До него дошли слухи, что она завязала роман с другим амнистированным пиратом, Джеком Рэкамом, вскоре после того, как Шэнди отплыл на Гаити, и что они безуспешно пытались получить развод для Энн с помощью перепродажи брачного контракта. - Привет, Энн, - сказал он, останавливаясь. Шэнди чувствовал себя перед ней виноватым за те обстоятельства, при которых они расстались. - Лопни мои глаза, если это не кок, - сказала Энн. - Выполз из бочонка с ромом наконец, да? Она немного похудела и выглядела слегка повзрослевшей, и неудивительно, ибо губернатор Роджерс с осуждением отнесся к давнему английскому обычаю перекупать брачный контракт, воспринимая это как верх распущенности, и пригрозил публично высечь ее, если она хоть раз затронет эту тему. Обитатели острова тут же сочинили парочку весьма игривых песенок о том, как будет выглядеть это воображаемое наказание. Однако несмотря на все эти неприятности, Энн по-прежнему оставалась сексуально привлекательной. Шэнди настороженно улыбнулся: - Твоя правда. - Ну а обратно в бочонок ты когда заползешь? - Недели через две, пожалуй. - Сомневаюсь, тебя наверняка хватит только на полчаса. Ты сдохнешь на этом острове, Шэнди, через несколько лет, вот походишь в учениках у губернатора Сауни и сдохнешь. Я не собираюсь здесь оставаться, мы с Джеком убираемся отсюда. Наконец-то я нашла настоящего мужчину, который не боится женщин. - Рад слышать, и я готов признать, что женщины часто пугают меня. Надеюсь, что ты с Рэкамом счастлива. Энн, несколько озадаченная таким ответом, немного отодвинулась. - Угу. Так куда же ты направляешься? - Куда-нибудь к северу от Ямайки. Там видели корабль, и мне сдается, это наш старый знакомый "Громогласный Кармайкл". Она грустно улыбнулась, и, похоже, напряжение покинуло ее. - Боже мой, это все та девчонка, да? Как ее там, Харли? - Харвуд. - Он пожал плечами. - Да, это из-за нее. - А как же амнистия? - Не знаю. А твой Джек, если увезет тебя, он сам не нарушит условия? Она усмехнулась: - Только между нами, Шэнди. Конечно, нарушит. Но у Джека есть спутница, которая согласна жить и вне закона. А у тебя? - Я этого тоже не знаю. Энн поколебалась, затем прильнула к нему и легко прикоснулась губами к щеке. - Это еще зачем? - спросил он удивленно. Ее глаза подозрительно блестели: - Пусть тебе повезет, парень. Энн отвернулась и пошла прочь. А он продолжил свой путь к гавани. Ему попалась группа детей, которые возились в песке и играли с парой кукол, которых он когда-то сделал. Шэнди заметил, что они используют нитки, чтобы приводить марионеток в движение. "Учитесь ремеслу, - подумал он, - как знать, может, пригодится. Я не уверен, что дух-покровитель проявит заботу о вашем поколении". Через какое-то время он услышал позади тяжелые шаги. Шэнди оглянулся и слегка отпрянул, встретив безучастно вперенный в него взгляд Печального Толстяка. На этот раз он вовремя вспомнил, что тот глух, и просто кивнул. - Они обойдутся без него, - прогудел бокор. - Каждая земля проходит через время, когда магия в силе, а мы здесь уже приближаемся к закату магии. Я отплываю с тобой. - Да? - Шэнди был удивлен, потому что пытался уговорить - безуспешно - бокора Дэвиса отправиться с ним на Гаити. - Замечательно. Сдается, что в этом путешествии нам понадобится хороший бокор... ax, чего ж это я болтаю. - Он энергично закивал головой. - Ты отправляешься на Ямайку. - Да нет в общем-то. Я хочу сказать - может быть, мы будем поблизости. - Я родился на Ямайке, хотя меня перевезли в Виргинию, когда мне было пять, а теперь я возвращаюсь назад, чтобы встретить смерть. - Э-э-э... Шэнди все еще придумывал, какими жестами выразить свою мысль, как бокор прошел мимо, и Шэнди пришлось прибавить шагу. Вокруг лодки, которую Шэнди пытался столкнуть на воду, столпилась кучка мужчин, и когда Шэнди приблизился, от них отделились двое и направились к нему, отчаянно жестикулируя и перебраниваясь. Один из них был Скэнк, а другой Веннер. Он так побагровел, что не видно стало веснушек. - Говорите по одному, - велел Шэнди. Веннер яростным движением оттолкнул Скэнка. - "Дженни" никуда не пойдет, пока не прибудет Вейн, - заявил он. - Она отплывает на Ямайку сегодня днем, - сказал Шэнди. Хотя он продолжал улыбаться, одновременно он прикидывал, как быстро ему удастся добраться до сабли Скэнка. - Ты больше не капитан, - заявил Веннер, и его лицо еще больше побагровело. - Я все еще остаюсь капитаном, - напомнил Шэнди. Люди вокруг переминались и переговаривались, явно не уверенные, чью сторону принять. Ухо Шэнди уловило часть фразы: "...Чертов пьянчуга за капитана..." И в этот момент вперед выступил Печальный Толстяк. - "Дженни" идет на Ямайку, - объявил он, словно ветхозаветный пророк. - Отплываем сейчас. Пираты были ошарашены, даже Скэнк не догадывался, что бокор Дэвиса - союзник Шэнди. И хотя Шэнди не отрывал взгляда от лица Веннера, он ощутил, как общее настроение сменилось в его пользу. Веннер и Шэнди еще несколько секунд пристально смотрели друг на друга, потом Скэнк вытащил саблю, которую Шэнди ловко поймал за рукоять. Веннер опустил взгляд на саблю в руках Шэнди, и Джек понял, что Веннер, очевидно, пришел к выводу, что не стоит связываться: не настолько Шэнди пьян, чтобы можно было запросто с ним разделаться. Затем Веннер оглядел толпу, и его губы сжались в тонкую линию: он понял, что общее настроение после слов Печального Толстяка сложилось явно не в его пользу. - Что ж, - проворчал Веннер, - хотел бы я, чтоб ты... впредь предупреждал нас заранее, капитан. Я... - Он сделал паузу, а затем выдавил слова, словно они встали ему поперек горла: - Я, конечно, не собирался на тебя давить. Шэнди ухмыльнулся и хлопнул Веннера по плечу: - Да какие проблемы? Он оглядел собравшихся и постарался не выдать то разочарование и беспокойство, которое испытал. Этот экипаж, подумал он, прямое свидетельство эффективности тактики Вудса Роджерса. Единственные, кто теперь согласится отправиться в пиратский вояж, так это те, кто слишком туп, кровожаден и ленив, чтобы годиться для нормальной жизни. А в пиратский поход это вполне может превратиться. Коль мы не найдем "Кармайкл", эти олухи и сволочи непременно потребуют своей добычи. Скорее всего на этом и закончится недолгое время моей амнистии, подумал он. Однако уж лучше быть пиратом, но иметь цель, чем бесцельно влачить свои дни. - Скэнк, - сказал он, решив, что тот из всей оравы наиболее надежен. - Будешь боцманом. Он заметил, но никак не отреагировал на то, как недовольно нахмурился Веннер. - Проследи, чтобы все погрузились на борт. Надо убираться отсюда как можно быстрее, пока губернатор не сообразил, в чем де