навредить, если им злоупотреблять. Мне пришлось давать его тебе чаще, чем следовало, чтобы ты не металась и не срывала повязки. Ты не давала покоя сломанным костям, а выпив тесиса, погружалась в тихий целительный сон. Но больше тебе его пить не следует. Ты почувствуешь боль, но, думаю, сумеешь ее вытерпеть. Если же не сможешь, я вынужден буду снова напоить тебя тесисом. Ты понимаешь, Марис? Она посмотрела в его яркие голубые глаза. - Да, - сказала она. - Попробую не шевелиться. Но ты мне напоминай. - Обязательно! - Он улыбнулся, помолодев на глазах. - Ты привыкла к активной жизни. Все время спешить, что-то делать. Но ты не можешь отправиться куда-то за своими силами, а должна ждать, пока они сами к тебе не вернутся. Ждать и лежать как можно спокойнее. Марис попробовала кивнуть, но движение сразу отдалось тягучей болью в левом боку. - Я никогда не отличалась терпением, - пробормотала она. - Я слышал, у тебя сильная воля. Прибегни к ней, прикажи себе не двигаться, и ты можешь снова стать такой же, как раньше. - Ты должен сказать мне правду! - потребовала Марис, вглядываясь в его лицо, словно ища ответа. По ее телу ледяной волной разливался страх. Если бы она могла подняться, ощупать руки и ноги! - Я скажу тебе все, что знаю, - ответил Эван. Страх поднялся к горлу, сдавил его так, что она с трудом прошептала: - Как... как сильно я разбилась? - И закрыла глаза, боясь взглянуть на него. - Разбилась ты здорово, - сказал он, - но осталась жива. Обе ноги сломаны - левая в четырех местах. Я вправил переломы, и кости срастаются неплохо, хотя и не так быстро, как у молодых. Но, думаю, ты будешь ходить, не прихрамывая. Левая рука оказалась раздроблена, и обломок кости торчал наружу. Я опасался, что руку придется отнять, но не стал торопиться. - Он прижал пальцы к ее губам и тут же отдернул. Это напоминало поцелуй. - Я очистил рану эссенцией огнецвета и других трав. Рука будет плохо сгибаться еще долго, но, думаю, нервы не повреждены, и, если ты будешь ее упражнять, со временем она станет служить тебе почти как прежде. При падении ты сломала два ребра и ударилась головой о камень. Три дня ты пролежала здесь без сознания, и я не был уверен, что оно к тебе вернется. - Только ноги и рука! - сказала Марис. - Падение довольно легкое, как ни посмотри... - Она нахмурилась. - Но послание... - Ты снова и снова повторяла его в бреду, будто заклинание, и порывалась лететь. Но не тревожься. Правителю доложили о том, что случилось с тобой, и он отправил сообщение Правителю Трейна с другим летателем. - Да, конечно, - пробормотала Марис, и словно камень свалился с ее души. - Какая срочная весть! - произнес Эван горько. - Будто нельзя было подождать подходящей погоды! И она заставила тебя забыть о буре, разбиться. Ведь ты запросто могла погибнуть! Война еще не началась, но человеческие жизни уже не стоят ни гроша! Его горестный тон расстроил ее сильнее, чем упоминание о войне. Он ее просто озадачил. - Эван, - сказала она мягко, - летатель решает сам, когда ему лететь. Правители не властны над нами даже во время войны. И пренебречь погодой меня заставило желание поскорее покинуть ваш унылый островок. - А теперь этот унылый островок стал твоим домом. - Надолго ли? - спросила она. - Когда я смогу снова летать? Он посмотрел на нее и ничего не ответил. Марис внезапно испугалась самого непоправимого. - Мои крылья! - воскликнула она и попыталась встать. - Они потеряны? - Лежи спокойно! - Эван быстро придавил ладонями ее плечи, глаза его сердито блеснули. - Я забыла! - прошептала она. - Я не буду шевелиться. - Даже это легкое усилие отдалось страшной болью во всем теле. - Но... мои крылья? - Они у меня, - ответил он и покачал головой. - Летатели! И как я не сообразил? Мне же приходилось лечить других летателей. Крылья надо было повесить над твоей кроватью, чтобы ты их увидела, едва откроешь глаза. Правитель хотел отдать их в починку, но я настоял, чтобы они остались здесь. Сейчас принесу. Он скрылся за дверью и через минуту вернулся, держа в руках сломанные, измятые, сложенные кое-как ее крылья. Металлическую ткань практически ничто не могло повредить, но распорки из обычного металла либо сломались, либо погнулись. Светлое серебро потемнело от грязи и запекшихся бурых пятен. В неопытных руках Эвана они выглядели безнадежно исковерканными. Но Марис знала, что это не так. Главное - они не исчезли в морских волнах. Их можно починить! На сердце у нее стало удивительно легко. В них заключалась вся ее жизнь. И она снова будет летать! - Спасибо, - сказала она, сдерживая слезы. Эван повесил крылья в ногах кровати, чтобы они постоянно были перед ее глазами, и повернулся к ней. - Восстановить твои силы будет гораздо труднее, чем крылья, и времени это займет куда больше. Много больше, чем тебе хотелось бы. - Он вздохнул. - На это потребуются не недели, а месяцы, много месяцев. Но и тогда я не могу ничего обещать наверно. Кости раздроблены, мышцы порваны, а в твоем возрасте вряд ли наступит полное выздоровление. Ходить ты будешь, но вот летать... - Я буду летать! Ноги, ребра, рука срастутся; и все станет как раньше, - тихо возразила Марис. - Да, со временем, надеюсь, так и произойдет. - Эван шагнул к ней, и она увидела на его лице сострадание. - Но ушиб головы... Возможна частичная потеря зрения и координации. - Не надо! - вскрикнула Марис. - Пожалуйста! - Из глаз ее потекли слезы. - Пока еще рано судить, - сказал Эван. - Прости! - Он погладил ее по щекам, вытирая слезы. - Ты должна отдыхать и надеяться, а не мучить себя загодя. Пусть прежде к тебе вернутся силы. Ты опять наденешь крылья, но только когда я скажу, что ты к этому готова! - Прикованный к земле целитель вздумал учить летателя, когда ему летать! - с притворной насмешкой пробормотала Марис. Марис тяжело переносила непривычную бездеятельность. Проходили дни, спала она все меньше и все больше страдала от скуки и нетерпения. Эван почти не отходил от нее: уговаривал есть, напоминал, как важно лежать спокойно, и разговаривал, без конца разговаривал с ней, стараясь скрасить ее вынужденную неподвижность. Он оказался чудесным рассказчиком. Себя Эван считал, скорее, наблюдателем жизни, сохранял объективность и подмечал все подробности. Он часто смешил Марис, иногда заставлял задумываться и умудрялся на какое-то время отвлечь ее от печальной реальности. Вначале Эван рассказывал о жизни на Тайосе, да так живо, что она словно видела все своими глазами. Но потом он стал делиться с ней личным, словно платил откровенностью за все, что она поведала ему в бреду. Родился он в лесной глуши Тайоса - острова на северной периферии Востока, шестьдесят лет назад. Его родители были лесниками. В лесу жили и другие семьи, имеющие детей, с которыми Эван мог играть, но с самого раннего детства он предпочитал одиночество. Он любил прятаться в лесу и наблюдать за робкими бурыми копунами, бродить там, где росли самые душистые цветы и можно было отыскать самые вкусные корешки. Любил неподвижно сидеть на полянке с черствым ломтем, добиваясь, чтобы птицы кормились у него с ладони. В шестнадцать лет Эван влюбился в странствующую лекаршу Джейни - маленькую, загорелую, острую на язык и находчивую. Чтобы бывать с ней побольше, он назначил себя ее помощником. Сначала его интерес забавлял Джейни, но вскоре она привыкла к нему, и Эван, чья любознательность подстегивалась любовью, научился от нее очень многому. Накануне того дня, когда Джейни решила отправиться дальше, он признался ей в любви. Она не согласилась остаться и отказалась взять его с собой - ни любовником, ни другом, ни даже помощником, хотя сама признала, что он многому научился и рука у него легкая. Просто она всегда странствовала в одиночестве, вот и все. Эван продолжал лечить и после того, как Джейни ушла. Ближайшая целительница жила в Тосси - деревне, лежавшей на расстоянии дня пути от леса, а потому местные жители вскоре начали обращаться за помощью к Эвану. Потом он определился в ученики к целительнице в Тосси и мог бы даже поступить в школу целителей, но туда нужно было добираться морем, а мысль о морском путешествии пугала его, как ничто другое. Когда Эван перенял у своей наставницы все премудрости, он вернулся в лес, чтобы жить и работать. Хотя он так и не женился, но не всегда жил отшельником. Женщины искали его расположения - жены, которым требовался скромный любовник; странницы, делившие с ним ложе по нескольку дней, а то и месяцев; пациентки, не возвращавшиеся домой до тех пор, пока не исцелялись от страсти к нему. Марис слушала ласковый мелодичный голос и глядела на его лицо столько часов, что вскоре уже знала их лучше, чем лица и голоса всех своих бывших возлюбленных. Она почувствовала обаяние этих ярко-голубых глаз, нежных искусных рук, высоких скул и внушительного носа. Как-то раз, когда он рассказывал ей о семействе древесных кошек, за которым наблюдал, она перебила его и спросила: - Неужели ты никого не любил после Джейни? Он посмотрел на нее с недоумением. - Конечно, любил. Я же говорил тебе... - Но не настолько, чтобы жениться! - Нет, почему же? Например, С'Рей прожила со мной почти год, и мы были очень счастливы. Я хотел, чтобы она осталась, но ее ждала другая жизнь - не со мной. И она покинула лес и меня. - Почему же ты не ушел вместе с ней? Разве она не звала тебя? Эван помрачнел. - Звала и настаивала - но это было невозможно. Не знаю, почему. - И ты нигде больше не бывал? - Я обошел весь Тайос, бывал всюду, где во мне нуждались, - ответил Эван, словно оправдываясь. - А в молодости два года прожил в Тосси. - Тайос очень однообразен. - Марис пожала здоровым плечом, не обращая внимания на боль, тут же отразившуюся в другом плече. Теперь ей разрешалось сидеть, и она опасалась, что если пожалуется на боль, то Эван отнимет у нее эту возможность. - Просто кое-где больше деревьев, а кое-где - скал. Эван засмеялся. - Очень поверхностный взгляд! Тебе, конечно, и лес везде кажется одинаковым! Ответ напрашивался сам собой, и Марис не стала тратить время на очевидное. - Так ты никогда не покидал Тайоса? - вернулась она к прежней теме. - Только раз. - Эван поморщился. - Корабль наскочил на риф, одну пассажирку покалечило, и меня отвезли туда в рыбачьей лодке. В пути меня так укачало, что даже не знаю, сумел ли я ей толком помочь. Марис сочувственно улыбнулась и покачала головой. - Тогда откуда же ты знаешь, что это место для тебя самое лучшее, если сравнивать не с чем? - Я не утверждаю этого, Марис. Я ведь мог уехать, и моя жизнь пошла бы совершенно по-другому. Но я выбрал эту, привычную. Она моя и в радости, и в горе. В любом случае уже поздновато скорбеть об утраченных возможностях. Я по-настоящему счастлив. - Он встал, обрывая разговор. - А теперь пора отдохнуть. - Можно мне... - Тебе можно все, если ты будешь лежать на спине неподвижно. Марис засмеялась и с его помощью улеглась на кровати. Она даже себе не признавалась, что очень устала сидеть, и обрадовалась отдыху. Увечья заживали медленно, и это действовало на нее угнетающе. Она не могла понять, почему из-за каких-то переломов так быстро устает. Марис закрыла глаза, слушая, как Эван укладывает поленья в очаге и прибирает комнату. Эван! Ей он определенно нравится, а обстоятельства способствуют их сближению. Прежде она воображала, что они с Эваном могут стать любовниками, как только она поправится. Но теперь, после его рассказов, она передумала. Слишком часто он любил и его покидали! Нет, она расстанется с Тайосом и с Эваном, едва сможет летать. Да и лучше, сонно решила Марис, чтобы они остались просто друзьями. Не надо думать о том, как ей нравятся яркий блеск его глаз, его искусные руки, худощавое тело. Она улыбнулась, зевнула и погрузилась в дремоту. Ей приснилось, что она учит Эвана летать. На следующий день прилетела С'Релла. Марис дремала, и в первую минуту ей показалось, что она грезит. Спертый воздух комнаты вдруг вытеснили чистые острые запахи морских ветров. Она открыла глаза и увидела в дверях С'Реллу со сложенными за плечом крыльями. С первого взгляда она напоминала тоненькую застенчивую девочку, какой была лет двадцать назад, когда Марис помогала ей стать летателем. Но тут она улыбнулась, и эта улыбка уверенной в себе женщины осветила смуглое худое лицо, подчеркнула морщины, проведенные временем. Она вошла в комнату, стряхивая соленые брызги с крыльев и одежды, и призрак С'Реллы - Деревянные Крылья исчез, она вновь стала С'Реллой с Велета, опытным летателем, матерью двух взрослых дочерей. Они обнялись - неловко из-за широких лубков на левой руке Марис, но с глубоким чувством. - Я прилетела, едва узнала, Марис, - сказала С'Релла. - Мне жаль, что ты так долго пробыла тут совсем одна, но связь между летателями теперь не та, что прежде. И я здесь сейчас только потому, что доставляла послание на Большой Шотан, а потом решила посетить Эйри. Странный порыв, как я теперь понимаю, - ведь с прошлого раза прошло четыре года... или даже пять! Корина прилетела туда прямо с Эмберли и рассказала мне, что восточный летатель оставил сообщение о несчастном случае с тобой. Я сильно встревожилась и сразу полетела... - Она нагнулась и опять обняла подругу, чуть не уронив крылья. - Разреши, я их повешу, - негромко сказал Эван, входя в комнату. С'Релла, даже не взглянув на него, отдала крылья и опять обратилась к Марис. - Как... как ты? - спросила она. Марис улыбнулась, правой рукой откинула одеяло, открыв ноги в лубках. - Сломаны, как видишь, но срастаются. Так, по крайней мере, уверяет Эван. А ребра уже почти не болят. И не сомневаюсь, ноги скоро освободятся от лубков. Знала бы ты, как чешется под ними кожа! - Она нахмурилась и вытащила длинную соломинку из вазы на тумбочке, а потом старательно просунула ее между лубками и кожей. - Иногда помогает, но чаще только щекочет, и становится еще хуже! - А рука? Марис посмотрела на Эвана. - Я ведь не скажу ничего нового, Марис, - ответил он на ее безмолвный вопрос. - Ты знаешь все, что известно мне: заражения удалось избежать, рука срастается нормально. Ну а ноги... через день-два ты сможешь почесывать их, сколько захочешь. Марис подскочила от радости, но тут же охнула, побледнела и судорожно сглотнула. - Что с тобой? - нахмурясь, спросил Эван, подходя к кровати. - Где больно? - Нигде, - поспешно ответила Марис. - Все в порядке. Просто у меня... немного закружилась голова. Наверно, я напрягла больную руку. Эван кивнул, но видно было, что он не поверил. - Займусь чаем, - сказал он и оставил подруг вдвоем. - Теперь рассказывай свои новости! - потребовала Марис. - Мои ты уже знаешь. Эван творит чудеса, но заживление тянется так долго! И тут я отрезана от всего! - Да, глухое местечко, - согласилась С'Релла. - И холодное. Южане считали холодным весь мир, кроме собственного архипелага. Марис засмеялась и сжала руку С'Реллы - это была их давняя шутка. - С чего начать? - спросила С'Релла. - С хороших новостей или со скверных? Со слухов или с политики? Поскольку к кровати прикована ты, то тебе и решать, что ты хочешь узнать. - Все! - воскликнула Марис. - Но начни со своих дочерей. С'Релла улыбнулась. - С'Рена решила выйти замуж за Арно - паренька, добившегося привилегии на торговлю мясными пирогами в порту Тарра. А у нее, как тебе известно, исключительное право на продажу пирогов с фруктовой начинкой, вот они и решили объединиться, чтобы взять в свои руки обслуживание порта любыми пирогами. - Практичное решение! - Марис засмеялась. - Вот именно. - С'Релла вздохнула. - Брак по расчету на чисто деловой основе. Ну ни капли романтизма! Порой мне не верится, что С'Рена - моя дочь. - Ну, зато Мариссе романтизма хватает с лихвой! Как она? - Странствует. Влюбилась в певца. Уже месяц я о ней ничего не знаю. Эван принес две кружки душистого чая, настоянного по его собственному рецепту на белых цветах, и тактично удалился. - А на Эйри что нового? - спросила Марис. - Очень мало новостей и ничего хорошего. Джемис исчез, направляясь с Джира на Малый Шотан. Летатели опасаются, что он погиб в море. - Как грустно! - отозвалась Марис. - Я его почти не знала, но он слыл хорошим летателем. Его отец председательствовал на Совете, когда мы учредили школу летателей. С'Релла кивнула. - Лори Варон родила, - продолжала она, - но ребенок оказался слабенький и не прожил даже недели. Они с Гарретом в полном отчаянии. А брат Т'Катин погиб в бурю. Ты знаешь, он был капитаном торгового судна. Говорят, эта буря уничтожила целую флотилию. Настали тяжелые времена, Марис. Я слышала, что на Ломарроне опять война. - Скоро и на Тайосе может начаться война, - мрачно сказала Марис. - А новостей повеселее у тебя нет? - На Эйри царило уныние. И кроме того, мне показалось, что я появилась там некстати. Однокрылые туда не заглядывают, а я вдруг бесцеремонно вторглась в святилище летателей от рождения! Они все испытывали неловкость, хотя Корина и еще двое-трое старались быть вежливыми. Марис кивнула. Старая история! Неприязнь между летателями, наследующими крылья по праву рождения, и однокрылыми, завоевывающими свои в состязаниях, длилась уже много лет. Каждый год все больше бескрылых овладевали воздушными пространствами и родовитые семьи летателей ощущали растущую угрозу их привилегированному положению. - А как Вэл? - спросила она. - Вэл - это Вэл. - С'Релла пожала плечами. - Разбогател еще больше, но в остальном все такой же. В последний раз, когда я была на Сиатуте, он щеголял в поясе из металлических звеньев. Трудно представить, сколько может стоить такой пояс! Он много работает с "деревянными крыльями", в свободное время кутит в Штормтауне с Атеном, Дейменом, Ро и прочими однокрылыми приятелями. Говорят, он связался с бескрылой женщиной на Повите, и, думаю, Саре об этом не потрудился рассказать. Я попробовала пристыдить его, но ты же знаешь, какой праведный вид умеет напускать на себя наш Вэл... - Конечно! - Марис улыбалась и, прихлебывая чай, слушала С'Реллу. Потом они начали обсуждать события на всей Гавани Ветров. Перемывали косточки другим летателям, говорили о друзьях и родных, о краях, где им довелось побывать, и эти разговоры могли длиться бесконечно. Марис чувствовала себя счастливой и безмятежной. Скоро она вырвется из этого плена. Через несколько дней начнет ходить, и тогда можно будет приступить к тренировкам, чтобы вернуть себе прежнюю физическую форму. А сейчас рядом с ней была С'Релла, самая близкая подруга, напоминая о жизни, которая ждет ее за этими толстыми стенами. Часа через два вошел Эван, неся поднос, уставленный тарелками с сыром и фруктами, еще теплым хлебом, омлетом, приправленным диким луком и перцем. Втроем они набросились на еду. Долгий разговор и укрепившаяся надежда пробудили у Марис зверский аппетит. - Неужто тут действительно начнется война? - спросила С'Релла. - Но из-за чего? - Из-за скалы в море, - проворчал Эван. - Длиной в две мили, а шириной в полмили. У нее даже названия нет. Торчит в проливе Тарин между Тайосом и Трейном и всегда считалась никому не нужной. И вдруг на этом островочке обнаружили железную руду. Трейнцы ее нашли и начали добывать. Отказываться от рудника они не собираются, но островок лежит чуть ближе к Тайосу, чем к Трейну, и наш Правитель хочет прибрать его к рукам. Он послал десяток стражников захватить его, но их нападение отбили, и теперь Трейн укрепляет островишко. - Претензии Тайоса, по-моему, необоснованны, - заметила С'Релла. - И ваш Правитель готов воевать из-за рудника? - Я бы рад не верить! - Эван вздохнул. - По наш Правитель человек необузданный и жадный. Он уже одержал верх над Трейном в споре о правах рыбаков и надеется повторить свой успех. Ему нет дела до того, что погибнут люди, - главное настоять на своем. - Послание, которое я должна была доставить на Трейн, переполняли угрозы, - добавила Марис. - Удивительно, как это война еще не началась! - Оба острова стараются заручиться союзниками, оружием и обещаниями, - сказал Эван. - Говорят, летатели каждый день опускаются у башни или улетают оттуда. Думается, Правитель навяжет тебе пару-другую угроз, С'Релла, когда ты соберешься улетать. Наши собственные летатели, Тайя и Джем, последний месяц и суток не отдыхали. Джем больше доставлял сообщения туда-сюда через пролив, а Тайя отправлялась с предложениями и посулами к десятку возможных союзников. К счастью, никто из них вроде бы вмешиваться не желает. Каждый раз она возвращалась с отказами. По-моему, только это и отсрочивает начало войны. - Он горестно вздохнул. - И сколько будет убитых, прежде чем наступит конец! Меня будут звать, чтобы я кое-как поставил на ноги тех, кого еще можно подштопать! Какая насмешка: во время войны целитель лечит симптомы, но не может и заикнуться о том, чтобы покончить с истинной причиной - с самой войной, если не хочет попасть в тюрьму за предательство. - Наверно, надо радоваться, что меня это не коснется, - сказала Марис, но не очень убежденно. К войне она относилась иначе, нежели Эван: летатели оставались в стороне от таких конфликтов точно так же, как старались держаться над предательской поверхностью моря. Они были вне схватки, никто не смел причинить им вред. Конечно, война - ужасна, но ни Марис, ни те, кого она любила, никогда с ней не соприкасались, и она представлялась им чем-то отвлеченным. - В молодости я запоминала послания автоматически, не вникая в их суть. Но эта способность, похоже, меня покинула. И некоторые слова, которые мне поручено передать, лишали полет всякой радости. - Знаю, - кивнула С'Релла. - Мне приходилось видеть, чем оборачивались некоторые вести, которые я приносила, и порой я чувствую себя очень виноватой. - Не надо! - перебила Марис. - Ты летатель и ни к чему не причастна. - Вэл так не считает, - сказала С'Релла. - Я с ним спорила. Но он утверждает, что нас все это тоже касается. - Его можно понять, - заметила Марис. - О чем ты? - С'Релла недоуменно нахмурилась. - Странно, что он тебе не рассказывал. Его отца повесили. Летатель доставил приказ о казни из Ломаррона на Южный Аррен. Это был Арак. Ты помнишь Арака? - Еще бы! - сказала С'Релла. - Вэл всегда подозревал, что избили его по наущению Арака. Я не забыла, в какой ярости он пребывал, когда не сумел разыскать нападавших и ничего доказать. - Она криво усмехнулась. - И я не забыла вечеринку, которую он устроил на Сиатуте, когда Арак умер, - поминальный пирог и все остальное. Эван посмотрел на них с недоумением. - Зачем же ты доставляешь послания, если чувствуешь себя виноватой из-за них? - спросил он у С'Реллы. - Но я же летатель! - ответила она. - Это моя работа. Долг, неразрывно связанный с обладанием крыльями. - Вот как... - Эван встал и начал собирать пустые тарелки. - Откровенно говоря, я бы не сумел принять такого взгляда на вещи. Но ведь я бескрылый, и мне не суждено унаследовать крылья. - Как и мы... - начала Марис, но Эван уже вышел из комнаты. Она почувствовала раздражение, однако С'Релла возобновила разговор, и вскоре Марис забыла о причине своего недовольства. Наконец настал срок снять лубки. Сначала с ног, но Эван обещал, что и с рукой ждать осталось недолго. Увидев свои ноги, Марис заплакала - худые, бескровные... Эван принялся слегка их массировать, умело разминая давно не работавшие мышцы, затем омыл теплым настоем, благоухающим травами. Марис вздохнула от удовольствия и расслабилась. Наконец, Эван встал и взял тазик с настоем и полотенце. Марис изнывала от нетерпения. - А ходить можно? - спросила она. Эван с улыбкой взглянул на нее. - А ты сумеешь? Она с радостью приняла этот вызов, села и спустила ноги с кровати. С'Релла хотела ее поддержать, но Марис мотнула головой, прося подругу отойти. И встала на ноги. Сама! Только что-то было не так. Она почувствовала сильное головокружение, тошноту. Марис молчала, но лицо выдало ее. Эван и С'Релла бросились к ней. - Что с тобой? - спросил Эван. - Я... наверно, слишком резко встала... Ее прошиб пот. Она боялась шевельнуться, боялась потерять равновесие и упасть. - Не напрягайся, - сказал Эван. - Торопиться некуда. Его ласковый голос приносил утешение. Он взял ее за здоровую руку, а С'Релла поддержала слева. Марис не решилась отказаться от их помощи. - Один шаг - и передохни, - сказал Эван. Опираясь на своих друзей, Марис сделал несколько шагов. Ее все еще подташнивало, голова кружилась, но она торжествовала. Ноги снова двигались! - А теперь я могу пройтись одна? - Конечно. Марис сделала шаг, потом второй. Ее переполняла радость. Так легко! Ноги ее совсем такие же, как прежде! Стараясь не обращать внимания на ком в горле, она сделала третий шаг, и комната легла набок. Марис замахала руками, зашаталась, стараясь сохранить равновесие на вздыбившемся полу, и тут ее снова подхватил Эван. - Нет! - закричала она. - Я могу сама... Он продолжал ее поддерживать. - Отпусти меня, пожалуйста! - Марис провела дрожащими пальцами по лицу и осмотрелась: комната неподвижна, пол сохранял привычную горизонтальность, ее ноги твердо стояли на нем. Она глубоко вздохнула и снова шагнула. Внезапно пол выскользнул из-под ног, и она упала бы, но Эван снова оказался рядом. - С'Релла, дай тазик! - Ничего... Я могу ходить... Пусти... - Но голос ее прервался, потому что ее стошнило. К счастью, С'Релла успела вовремя. Все еще пошатываясь, но чувствуя себя немного лучше, Марис с помощью Эвана добрела до кровати. - В чем дело? - спросила она. Он встревоженно покачал головой. - Наверно, еще слишком рано. - Потом торопливо добавил: - Мне надо навестить больного ребенка. Я вернусь через час. Не вздумай вставать до моего возвращения. Когда Эван снял лубки с ее руки, Марис была вне себя от радости: рука срослась правильно, хорошо двигалась. Конечно, понадобятся долгие тренировки, чтобы укрепить мышцы, прежде чем она сможет летать, но мысль о предстоящих часах нелегких упражнений после безделья, длившегося целую вечность, только веселила ее. С'Релла сообщила, что должна улететь - Правитель Тайоса прислал гонца. - Ему надо передать срочное послание на Северный Аррен, - объяснила она Марис и Эвану, брезгливо морщась. - А его летатели отправлены с другими поручениями. Но мне уже все равно пришло время возвращаться на Ведет. Они сидели за круглым деревянным столом на кухне, пили чай и ели бутерброды. Прощальный завтрак. Марис потянулась через стол и взяла С'Реллу за руку. - Мне будет тебя не хватать, - сказала она. - Я так рада, что ты прилетела ко мне. - Постараюсь вернуться при первой возможности, - ответила С'Релла. - Но, боюсь, мне не дадут передохнуть. Я расскажу твоим друзьям, что ты опять здорова, пусть они не тревожатся. - Марис еще не совсем здорова, - тихо обронил Эван. - Это просто дело времени, - бодро возразила Марис. - Я, наверно, уже начну летать, когда сообщение С'Реллы достигнет всех летателей. - Она не могла понять, почему Эван так мрачен. А ей-то казалось, что, освободив ее руку от лубка, он разделит ее радость. - Возможно, мы встретимся в небе, прежде чем ты успеешь вернуться сюда! Эван посмотрел на С'Реллу и предложил: - Я провожу тебя до дороги. - Не утруждайся. - Она улыбнулась. - Я не заблужусь. - Но мне хочется тебя проводить. Марис насторожила его настойчивость. - Скажи здесь, - попросила она тихо. - Что бы это ни было, я должна знать. - Я не лгал тебе, Марис. - Он тяжело вздохнул, его плечи поникли, и Марис внезапно увидела, что он совсем старик. Эван откинулся на спинку стула, продолжая смотреть прямо ей в глаза. - Ты не думала о том, почему у тебя кружится голова, когда ты встаешь, садишься или слишком резко поворачиваешься? - Я еще слаба. Мне нужно соблюдать осторожность. Вот и все! - Марис словно оправдывалась. - О переломах я уже забыла. - Да-да! О твоих конечностях можно уже не беспокоиться, но есть еще что-то, что невозможно вправить, и само оно не заживает! Что-то повреждено в твоем мозгу, и это сказывается на координации движений, способности оценивать расстояние, а то и на зрении. Что именно, я точно сказать не могу - я ведь знаю так мало! Да и никто толком, наверно, не разбирается... - Никакого мозгового повреждения у меня нет, - настойчиво перебила Марис. - Сначала меня тошнило, я слишком ослабела, но теперь мне гораздо лучше. Я могу ходить - ты ведь не будешь спорить? И снова смогу летать. - Ты постепенно приспосабливаешься, вырабатываешь навыки, - согласился Эван. - Но чувство равновесия у тебя нарушено. Для жизни на земле это, скорее всего, сгодится. Но в воздухе... Возможно, ты утратила способность, необходимую для полетов. А без нее, я уверен, ты летать не сможешь. - Что ты знаешь о полетах? Как можешь ты судить о том, в чем я нуждаюсь в воздухе? - Голос у нее был холодным и твердым как лед. - Марис! - прошептала С'Релла и хотела взять подругу за руку, но та вырвалась. - Я тебе не верю, - отрезала Марис. - Если сейчас что-то и не так, то со временем все пройдет. И я снова полечу. Ну, иногда меня подташнивает. Невелика беда! Почему ты предполагаешь худшее? Почему я должна тебе верить? Эван молчал, задумавшись. Потом встал и прошел в угол у черного хода, где лежали дрова, а также длинные плашки - остатки от тех, которые он приготовил для лубков. Он выбрал одну, длиной около шести футов, шириной в семь дюймов, а толщиной примерно в два, и положил ее поперек половиц. Потом выпрямился и взглянул на Марис. - Сможешь пройти по ней? Марис насмешливо подняла брови, но внутри у нее почему-то все сжалось. Конечно, она пройдет. Не выдержать такого испытания? Она медленно поднялась со стула, уцепившись рукой за край стола, плавно прошла к планке - и пол не вздыбился, не ускользнул из-под ног, как в первый день. У нее нарушилось чувство равновесия? Какая чушь! Она не упадет ни на ровном полу, ни с плашки высотой в два дюйма. - Не проскакать ли мне по ней на одной ноге? - осведомилась она у Эвана. - Просто пройди, как ходишь всегда, - ответил он серьезно. Марис встала на плашку одной ногой: доска оказалась слишком узка, чтобы поставить обе ступни, а потому она вынуждена была сразу сделать второй шаг. Ей вспомнились карнизы на обрывах, по которым она беззаботно бегала в детстве. А ведь некоторые были уже! Плашка подрагивала и смещалась у нее под подошвами. Марис почувствовала, что падает набок, и невольно вскрикнула. Эван подхватил ее. - Ты нарочно подвинул доску! - крикнула она в ярости, и тут же поняла, что ведет себя глупо, по-детски. Эван молча посмотрел на нее, и Марис попыталась успокоиться. - Извини, - виновато сказала она. - Дай мне попробовать еще раз. Он разжал руки, и Марис снова встала на плашку. Стиснув зубы, она прошла три шага и зашаталась. Одна нога соскользнула на пол. Выругавшись, она сделала еще шаг, и опять плашка словно сместилась. Хотя ее нога коснулась половицы, Марис все-таки сделала очередной шаг и перегнулась, теряя равновесие. На этот раз Эван ее не подхватил. Она упала на четвереньки и сразу вскочила. Голова у нее шла кругом. - Довольно, Марис. - Ласковые руки Эвана решительно оттащили ее от доски. Она услышала, что С'Релла тихо всхлипывает. - Ну, хорошо, - сказала Марис, стараясь скрыть отчаяние, - со мной что-то не так, согласна. Но ведь я продолжаю выздоравливать. Дай мне время, и все пройдет. Я буду летать. Утром Марис взялась за упражнения с удвоенным упорством. Эван принес ей набор каменных гирь, и она начала поднимать их. Но тут же убедилась, что не только поврежденная, но и здоровая рука очень ослабели за время болезни. Собираясь как можно скорее испытать себя в воздухе, она отослала свои крылья в башню, чтобы личный кузнец Правителя занялась их починкой. И хоть та была поглощена приготовлениями к надвигающейся войне, но просьба летателя есть просьба летателя, и кузнец обещала выпрямить и восстановить распорки к концу недели. Она сдержала слово. Марис сразу же тщательно проверила крылья, поочередно раскрывая и складывая каждый сегмент, осматривая шарнир за шарниром, убеждаясь, что ткань натянута туго и надежно закреплена. Ее руки делали все автоматически, словно не было никакого долгого перерыва. Уход за крыльями - главное для летателей. Марис одолевало искушение надеть их поскорей и отправиться к прыжковой скале, но она не поддалась порыву. Координация движений не совсем еще восстановилась, считала она, хотя на ногах теперь Марис держалась вполне уверенно. Каждую ночь она тайком устраивала себе испытание на плашке, и, хоть до победы было далеко, улучшение чувствовалось. Нет, к крыльям она еще не готова, но скоро... скоро... Иногда она сопровождала Эвана, когда он собирал в лесу целебные травы или навещал больных. Он учил ее названиям трав, объяснял свойства каждой, говорил, в каких случаях и как ими пользуются. Показывал он ей и лесных жителей. Четвероногие обитатели холодных восточных лесов мало походили на привычных милых зверьков в ухоженных рощах Малого Эмберли, и Марис было интересно наблюдать за ними. Эван и сам казался частью леса - настолько, что животные и птицы его не боялись. Удивительные белые вороны с рубиновыми глазами клевали крошки у него с ладони, и он легко находил потайные входы в норы обезьян-копателей, чьи подземные лабиринты пронизывали лесной грунт. А как-то раз он схватил ее за руку, указывая на дерево, где переливался с ветки на ветку клобучник-пытатель в погоне за невидимой добычей. Марис оказалась прекрасным рассказчиком. Она летала более сорока лет, и запас ее чудесных историй был неистощим: о Малом Эмберли, о Штормтауне, с его ветряными мельницами и портом; об огромных бело-голубых ледниках Артелии и огнедышащих горах Эмберса. Она описывала уединенность Внешних Островов на Востоке, за которыми простирается безграничный Океан; и говорила о дружбе, царившей на Эйри до того, как летатели разделились. Эван словно видел все это воочию и сопереживал вместе с ней. Ни она, ни он никогда не касались того, что лежало между ними, отгораживало друг от друга. Эван не спорил с Марис, когда она мечтала о своих будущих полетах, и не напоминал о невидимом повреждении ее головы. Они опасались касаться этих зыбких, словно трясина, тем. О своих недомоганиях Марис умалчивала. Однажды, когда они вышли из дома Эвана, Марис не дала ему углубиться в лес. - Среди этих деревьев я чувствую себя взаперти, - пожаловалась она. - Мне нужно увидеть простор неба, вдохнуть чистый вольный воздух. Отсюда очень далеко до моря? - Мили две. - Эван указал на север. - Видишь, вон там деревья редеют. - Ты говоришь как-то неохотно. - Марис усмехнулась. - Ты не любишь, когда вокруг нет деревьев? Если тебе тяжело, то не ходи. Только я не понимаю, как ты можешь дышать в своем лесу. Он такой густой и тесный. А пахнет только мокрой землей, гнилью да опавшими листьями. - Чудесные запахи! - Эван улыбнулся, и они повернули на север. - На мой вкус, море слишком холодное, пустое и огромное. Лес для меня - дом родной. - Эван, какие же мы разные! - Она прикоснулась к его плечу и рассмеялась, почему-то обрадовавшись этому контрасту. - Да! Я уже чувствую дыхание моря! - Как и на пороге моей хижины. Как повсюду на Тайосе, - возразил Эван. - Лес заглушает дыхание моря. - Деревья вокруг редели, и Марис ощутила прилив бодрости: вся ее жизнь прошла возле моря или над ним. Каждое утро она просыпалась в доме Эвана в тоске по грохоту воли, острому соленому запаху... Но больше всего ей не хватало этой серой необъятности под столь же необъятным и бурным небом. Деревья остались позади, открывая скалистый обрыв. Марис, тяжело дыша, подбежала к его краю, упиваясь панорамой моря и неба. По темно-синему небу неслись серые клочья туч. Тут, внизу, ветер был относительно слабым, но кружащие в высоте коршуны сказали Марис, что там хватало воздушных струй. Нет, не тот день, чтобы мчаться с неотложным сообщением, но самый подходящий для развлечений - парить, пикировать, смеяться в прохладном воздухе. Она услышала за спиной шаги Эвана. - Ты не можешь отрицать эту красоту! - сказала она, не оборачиваясь, сделала еще шаг к обрыву, посмотрела вниз... и почувствовала, что мир рухнул под ногами. Марис хрипела, отчаянно взмахивала руками, ища опору, и падала... падала... падала... Даже крепко обвившие ее руки Эвана не были спасением. На следующий день штормило, и Марис просидела в четырех стенах, в мрачном уныний обдумывая случившееся на обрыве. Она не тренировалась, почти не ела и с трудом заставила себя заняться крыльями. Эван молча наблюдал за ней и хмурился. На другой день дождь продолжался, по ветер поутих, и Эван сказал, что ему надо сходить в Порт-Тайос. - Хочу купить трав, которые здесь не растут. Я слышал, на прошлой неделе туда приехал торговец. Может, мне удастся пополнить свои запасы. - Может быть, - безучастно отозвалась Марис. Она очень устала, хотя с утра ничего не делала - только позавтракала, и чувствовала себя совсем старой. - Не хочешь пойти со мной? Ты же еще не видела Порт-Тайос. - Нет, - ответила Марис, - у меня пока не хватает на это сил. Я посижу тут. Эван нахмурился и взял с вешалки свой толстый плащ. - Как знаешь. - Он пожал плечами. - Я вернусь до темноты. Однако уже приближалась ночь, когда целитель, наконец, вернулся с корзиной банок с травами. Дождь кончился, но после захода солнца Марис начала тревожиться все сильнее. - Ты задержался, - сказала она, едва Эван переступил порог, стряхивая воду с плаща. - Ничего не случилось? Эван улыбался. Никогда еще Марис не видела его таким счастливым. - Новости! - воскликнул он. - Чудесные новости. В порту только об этом и говорят. Войны не будет. Правители Тайоса и Трейна согласились встретиться на этом проклятом островишке и договориться о добыче руды. - Не будет... - повторила Марис без особой радости. - Очень хорошо, но все же странно. Что произошло? Эван развел огонь в очаге и поставил на него чайник. - Стечение обстоятельств, - объяснил он. - Тайя опять вернулась без ответа. От нашего Правителя все отворачивались. А без союзников он не мог рассчитывать на победу. Говорят, он впал в страшную ярость, но сделать ничего не мог! Ну и послал Джема на Трейн договориться о встрече, чтобы выторговать себе, что удастся. С паршивой овцы хоть шерсти клок. А я-то думал, что Чесли или Трайнел его обязательно поддержат, особенно если он предложит им часть будущей добычи. И уж конечно, жители Аррена никакой любви к Трейну не питают! - Он засмеялся. - Но неважно! Самое главное - не будет войны. В Порт-Тайосе люди просто с ума сходят от радости. Хотя кое-кто недоволен тем, что не удастся поживиться на этом и набить карманы железом. Но эти не в счет, все празднуют, надо и нам отпраздновать. Эван взял корзину, порылся в ней и вытащил лунную рыбу. - Я подумал, может, дары моря тебя подбодрят, - сказал он. - Я так ее приготовлю с листьями одуваней и горькими орешками, что у тебя слюнки потекут! - Он отыскал длинный костяной нож и принялся чистить рыбу, насвистывая так весело, что Марис невольно начала улыбаться. В дверь громко постучали. Эван недовольно поморщился. - Конечно, что-нибудь неотложное, - буркнул он. - Марис, ты не откроешь? У меня руки грязные. Девушка в дверях - стражник и гонец Правителя - щеголяла темно-зеленой формой с серой меховой опушкой. - Марис с Малого Эмберли? - спросила она. - Да. - Правитель Тайоса шлет привет и приглашает тебя и целителя Эвана оказать ему честь отобедать у него завтра вечером. Если это позволяет твое здоровье. - Мое здоровье позволяет, - резко сказала Марис. - Но почему, дитя, нам вдруг выпала такая честь? Девушка выглядела не по годам серьезной. - Правитель чтит всех летателей, и его очень удручает, что ты пострадала, выполняя его поручение. Он хочет выразить свою благодарность всем летателям, послужившим Тайосу, пусть и недолго, в последнее опасное время. - А-а! - произнесла Марис, но ответ ее не убедил: Правитель Тайоса не показался ей порядочным человеком. - Это все? Девушка нерешительно замялась, и тут Марис поняла, насколько она молода. - Это не относится к посланию, но... - Так что же? - подбодрила ее Марис. Эван оставил рыбу и тоже подошел к двери. - Сегодня под вечер прибыла летатель с сообщением, предназначенным только для ушей Правителя. Он принял ее в личных апартаментах. По-моему, она с Запада. - Попробуй описать ее, - попросила Марис, поигрывая медной монетой, которую достала из кармана. Девушка посмотрела на монету и улыбнулась. - Она точно с Запада. Молодая - лет двадцать с небольшим. Волосы у нее черные и подстрижены, как у тебя. И очень красивая. По-моему, я никого красивее еще не видела. Ее улыбка тоже показалась мне очень симпатичной. Но служителям она не понравилась. Они сказали, что девушка даже не поблагодарила их за помощь. Глаза у нее зеленые. А на шее ожерелье - три нитки морского стекла. Ну как, достаточно? - Вполне, - ответила Марис. - Ты очень наблюдательна. Она протянула девушке монету. - Ты ее знаешь? - спросил Эван. - Ну, летателя? Марис кивнула. - Со дня ее рождения. И родителей ее я тоже хорошо знала. - Кто же она? - спросил он нетерпеливо. - Корина, - ответила Марис. - С Малого Эмберли. Девушка все стояла у двери. Марис посмотрела на нее. - Ну? - спросила она. - Что-нибудь еще? Приглашение, разумеется, мы принимаем. Передай Правителю нашу благодарность. - Да, вот еще что! - выпалила девушка. - Я чуть не забыла. Правитель любезно просит, чтобы ты захватила с собой свои крылья. Если это, конечно, не повредит твоему здоровью. - Разумеется, - ответила Марис глухо. - Разумеется. И закрыла дверь. Правитель Тайоса жил в угрюмой крепости в стороне от городов и деревень в узкой уединенной долине неподалеку от моря, но отгороженной от него отрогом горы. Только две дороги вели туда, и обе были перехвачены заставами. На самом высоком утесе уходила в небо дозорная башня, откуда просматривались все тропы в долине. На черных камнях старинной крепости оставили свои следы века непогоды. Крепость примыкала к горному склону, и Марис, уже бывавшая там, знала, что состоит она главным образом из подземных помещений, выдолбленных в скале. Снаружи ее опоясывали две широкие стены (вдоль парапетов прохаживались стражники с длинными луками), укрывая теснящиеся друг к другу деревянные строения, над которыми возвышались две черные башни. Самая высокая достигала в высоту почти пятидесяти футов. Окна башен защищали решетки из толстых деревянных брусьев. Из-за близости моря в долине постоянно было сыро и холодно. Рос там только упрямый лиловый лишайник, да сине-зеленый мох, наполовину покрывший каменные стены. Марис с Эваном шли по дороге из Тосси. В первый раз их остановили на заставе в долине, потом у внешней стены, и только после второй проверки впустили в крепость. Их могли задержать и дольше, но Марис несла серебряные крылья, а с летателями стражники никаких вольностей себе не позволяли. Во дворе крепости царила суета: дети играли с косматыми псами, повсюду бегали свиньи, стражники упражнялись с луками и палицами. У одной стены притулилась виселица, дерево которой заметно потрескалось и посерело от времени. Вокруг нее играли дети, а один мальчишка качался в петле, как на качелях. Две другие петли зловеще колыхались под пронизывающим вечерним ветром. - Как тут мрачно! - шепнула Марис Эвану. - Правитель Малого Эмберли живет в огромном деревянном доме на холме, откуда открывается вид на город. В нем есть двадцать комнат для гостей, большой зал для пиров, замечательные витражи и сигнальная башенка, чтобы вызывать летателей. И никаких крепостных стен, стражников и виселицы. - Правителя Малого Эмберли выбирают, - сказал Эван. - Правитель же Тайоса происходит из рода, властвовавшего здесь со времен Звездоплавателей. И не забывай, Марис, что Восток - не такой благодатный край, как Запад. Зима здесь длится дольше, бури яростнее и холоднее. В нашей земле больше металлов, но она хуже питает посевы, чем земля Запада. Тайосу все время грозят войны и голод. Они подошли к массивным воротам во внутреннюю крепость, и Марис ничего не ответила. Правитель принял их в своих покоях. Он сидел на простом деревянном троне, охраняемый двумя угрюмыми стражниками, но тут же встал им навстречу: летатели считались равными Правителям. - Я рад, что ты приняла мое приглашение, летатель, - сказал он. - Твое здоровье внушало опасения. Несмотря на вежливый тон, Марис он не нравился. Правитель был высок, хорошо сложен, с правильными, почти красивыми чертами лица. Длинные седые волосы закручены на затылке по обычаю Востока. Но в его облике было что-то неприятное: глаза казались опухшими, а уголок губ подергивался в нервном тике, скрыть который не могла даже густая борода. Богатство его убранства производило мрачное впечатление: толстая серо-голубая ткань с черной меховой опушкой, высокие сапоги, широкий кожаный пояс, инкрустированный железом, серебром и драгоценными камнями; с пояса свисал небольшой металлический кинжал. - Спасибо на добром слове, - сказала Марис. - Я действительно получила серьезные повреждения, по теперь, похоже, здоровье мое полностью восстановилось. Эван - настоящее сокровище вашего острова. Я встречала много целителей, по не каждый смог бы потягаться с ним в его искусстве. Правитель опустился в церемониальное кресло. - Он получит достойное вознаграждение. - Слона прозвучали так, словно Эван в комнате не присутствовал. - Хорошая работа заслуживает хорошей платы, разве нет? - Я расплачусь с Эваном, - сказала Марис. - У меня хватит железа. - Нет-нет, - возразил Правитель. - Ты чуть не погибла с моей вестью, и меня это очень удручило. Разреши мне выразить свою благодарность. - Свои долги я отдаю сама, - не отступала Марис. Лицо Правителя застыло. - Хорошо, - сказал он. - Нам следует обсудить еще одно дело. Но прежде обед. После такой прогулки ты, конечно, проголодалась. - Он вскочил. - Идем. Ты убедишься, летатель, что я умею принимать гостей. Вряд ли ты видела стол богаче и лучше! Однако вскоре выяснилось, что Марис доводилось пробовать более вкусную и изысканную пищу, и не раз. Количество разносолов на столе не компенсировало их качество. Рыбный суп оказался пересоленным, хлеб - черствым, мясо - переваренным и невкусным. Даже пиво показалось ей слишком кислым. Обедали они в полутемном сыром зале за длинным столом, накрытым на двадцать человек. Эван, изнывавший от неловкости, сидел в конце стола рядом с офицерами стражи и младшими детьми Правителя. Марис - на почетном месте, справа от Правителя рядом с его наследницей - остролицей угрюмой женщиной, которая на протяжении всего обеда не проронила и трех слов. Другие летатели сидели напротив. Ближе всех к Правителю находился изнуренного вида мужчина с землистой кожей и носом-луковицей. Марис припомнила, что встречалась с ним прежде и что зовут его Джем. Корина с Малого Эмберли улыбалась ей через стол. Действительно очень красивая, как сказала девушка-гонец. Так ведь и ее отец, Корм, бесспорно был красавец. - Ты хороню выглядишь, Марис, - сказала Корина. - Я рада. А мы очень тревожились. - Я здорова, - ответила Марис. - И надеюсь, что скоро смогу летать. - Марис... - Милое лицо Корины омрачилось, и она договорила неловко: - От души надеюсь. О тебе все справляются. Мы хотим, чтобы ты поскорее вернулась домой. - Она опустила глаза и начала есть. Между Джемом и Кориной сидела молодая женщина - тоже летатель, но Марис ее не знала и, после тщетной попытки завязать разговор с дочерью Правителя, начала пристальнее рассматривать незнакомку. Ровесница Корины, но как они непохожи друг на друга! Корина - жизнерадостная красавица: темные волосы, нежная здоровая кожа, смеющиеся зеленые глаза, небрежная уверенность в каждом движении. Летатель, дочь летателей, с рождением унаследовавшая привилегии и традиции, неотъемлемые от владения крыльями. Ее соседка выглядела очень худой, хотя в ней ощущалась скрытая сила. Оспины изрыли впалые щеки, белобрысые волосы стянуты в неряшливый узел на затылке таким образом, что лоб выглядит неестественно высоким. Улыбка обнажала ее кривые и темные зубы. - Ты ведь Тайя, - утвердительно сказала Марис, встретив взгляд умных, темных глаз. - Да, это я. - Голос девушки оказался неожиданно приятным: спокойный, мягкий, чуть-чуть ироничный. - По-моему, мы не встречались раньше, - продолжила Марис. - Ты давно летаешь? - Я выиграла свои крылья два года назад на Северном Аррене. Марис кивнула. - Мне не удалось попасть туда - летала с поручением на Артелию. Тебе доводилось бывать на Западе? - Три раза, - ответила Тайя. - Дважды на Большом Шотане и на Кульхолле. А вот на Эмберли - никогда. Ни на Большом, ни на Малом. В основном я летаю на Восток, особенно последнее время. - Она искоса бросила на Правителя язвительный взгляд и заговорщицки улыбнулась Марис. Слушавшая их Корина вежливо спросила: - Как тебе показался Штормтаун? И Эйри? Ты бывала на Эйри? Тайя мягко улыбнулась. - Я ведь однокрылая, - сказала она. - И училась в Эйрхоме. Мы не посещаем твой Эйри, летатель. Ну, а Штормтаун очень внушителен. На Востоке таких городов нет. Корина покраснела. Марис почувствовала прилив раздражения. Стычки между прирожденными летателями и однокрылыми выскочками действовали на нее угнетающе. Небо Гавани Ветров уже не было царством товарищества, как когда-то. И во многом по ее вине. - Эйри совсем не плохое место, Тайя, - сказала она. - Со многими моими друзьями я познакомилась там. - Ты ведь не однокрылая, - ответила Тайя. - Ну да? Сам Вэл-Однокрылый как-то сказал мне, что я - первая однокрылая, признаю я это или нет. Тайя внимательно ее оглядела. - Нет, - сказала она затем. - Совсем нет. Ты не такая, Марис. К старым летателям ты не принадлежишь, но ты и не однокрылая. Я не знаю, кто ты. Но, должно быть, тебе очень одиноко! Обед закончился в странном напряженном молчании. Когда чаши с десертом опустели, Правитель отпустил членов своей семьи, советников и офицеров, так что за столом остались только четверо летателей и Эван. Он хотел отослать и Эвана, но целитель не подчинился. - Марис все еще под моим надзором, - сказал он. - И я останусь с моей больной. Правитель злобно взглянул на него, но настаивать не стал. - Ну, хорошо, - буркнул он. - Нам нужно обсудить одно дело, касающееся летателей. - Он пристально посмотрел на Марис. - Буду говорить прямо. Я получил послание от моего коллеги, Правителя Малого Эмберли. Он справляется о твоем здоровье. В твоих крыльях есть сильная нужда. Когда ты окрепнешь настолько, чтобы вернуться на Эмберли? - Не знаю, - ответила Марис. - Ты сам видишь, что я здорова. Но полет от Тайоса до Эмберли очень утомителен для любого летателя, а я еще не в прежней форме. Я покину Тайос, как только смогу. - Долгий полет, - подтвердил Джем. - Особенно для тех, кто и коротких полетов не совершает. - Да, - согласился Правитель. - Ты часто прогуливаешься со своим целителем и с виду вполне здорова. Твои крылья приведены в порядок, как мне доложили, а ты не летаешь. Ни разу не приходила на скалу летателей, не упражнялась. Почему? - Я еще не готова, - ответила Марис. - Правитель, - снова вмешался Джем, - что я тебе говорил? Она не выздоровела, как бы ни выглядела. Иначе она бы уже летала. - Он перевел взгляд на Марис. - Прости, если я причиняю тебе боль, но ты знаешь, что это правда. Я сам летатель и понимаю, что удержать здорового летателя на земле невозможно. К тому же ты не обычный летатель. Я много раз слышал, что крылья ты любишь превыше всего! - Да, - ответила Марис. - Любила. И люблю. - Правитель... - начал Эван. Марис обернулась к нему. - Нет, Эван, - перебила она. - Я скажу им сама. - Она посмотрела на Правителя. - Да, я не совсем выздоровела. Что-то произошло с моим чувством равновесия. Но оно понемногу восстанавливается и с каждым днем это делается все заметнее. - Сожалею, - быстро сказала Тайя. Джем кивнул. - Ах, Марис! - Корина побледнела и с трудом сдерживала слезы. Она не унаследовала злорадности отца и знала, что значит для летателя чувство равновесия. - Ты можешь летать? - спросил Правитель. - Не знаю, - призналась Марис. - Мне нужно время... - Времени у тебя было достаточно, - перебил он и повернулся к Эвану. - Целитель, ты можешь гарантировать мне, что она будет летать? - Нет, - грустно ответил Эван. - Не могу. Правитель нахмурился. - Конечно, это дело Правителя Малого Эмберли, но вся ответственность ложится на меня. И я считаю так: летатель, если он не может летать, - не летатель, и крылья ему не нужны. Если неизвестно, будешь ли ты когда-нибудь совсем здорова, ждать станет только дурак. Еще раз спрашиваю тебя, Марис: ты способна летать? Он сверлил ее взглядом, уголки его рта насмешливо подергивались, и Марис поняла, что отсрочки не будет. - Я способна летать, - прошептала она. - Вот и хорошо, - кивнул Правитель. - Так чего же откладывать? Бери крылья и покажи нам. Сырой туннель был таким же бесконечно длинным, каким и запомнился Марис, и навевал то же ощущение неизбывного одиночества, хотя на этот раз она шла по нему не одна. Все молчали, только раздавались звуки шагов. Впереди два стражника несли горящие факелы. Летатели надели крылья еще в крепости. Они вышли под холодное звездное небо; море - огромное, темное, тоскливое - беспокойно колыхалось внизу. Марис поднялась по ступенькам на скалу летателей. Хотя шла она медленно, бедра заныли, дыхание стало прерывистым. Эван взял ее за руку. - Я могу уговорить тебя не летать? - Нет, - ответила она. - Я так и думал. - Он кивнул. - Удачного полета! - И, поцеловав ее, отошел в сторону. Правитель прислонился к скале в глубине площадки, стражники охраняли его с двух сторон. Тайя и Джем начали расправлять ее крылья, а Корина держалась поодаль, пока Марис ее не окликнула. - Я не сержусь, - сказала Марис. - Ты не виновата. Летатель не отвечает за послание, которое доставляет. - Спасибо. - Хорошенькое личико Корины казалось совсем белым. - Если я потерплю неудачу, ты должна доставить мои крылья на Эмберли, так? Корина смущенно кивнула. - А ты знаешь, как Правитель распорядится ими? - Подыщет нового летателя. Например, кого-нибудь из тех, кто проиграл свои крылья в состязании. А пока... Мама больна, но отец еще в состоянии летать... Марис небрежно усмехнулась. - Забавно! Корм всегда зарился на мои крылья, но я постараюсь, чтобы они ему не достались. Корина улыбнулась. Крылья развернулись во всю ширину, и Марис ощутила такой знакомый напор ветра. Проверив ремни и распорки, она сделала Корине знак посторониться, подошла к краю обрыва и посмотрела вниз, собрав волю в кулак. Мир пьяно зашатался у нее перед глазами, завертелся. Далеко внизу прибой разбивался о черные рифы - вечная схватка двух стихий. Марис сглотнула, стараясь не сорваться с обрыва. Мало-помалу горизонт выпрямился и замер в полной неподвижности. Обычный обрыв, каких тысячи, внизу - темная поверхность океана, а надо всем этим - безграничный купол неба, ее друг, ее возлюбленный. Марис раскинула руки и взялась за держатели. Потом сделала глубокий вдох и прыгнула. Оттолкнулась она удачно, ветер мгновенно подхватил ее - холодный, сильный, пронизывающий до костей, но не свирепый, а такой, с которым легко совладать. Она расслабилась и отдалась ему, описывая длинную красивую дугу. Однако воздушный поток повернул к обрыву, и Марис решила изменить направление. Она изогнулась, готовясь взмыть вверх, и тут небо задрожало, заплясало. Она притормозила, но не рассчитала усилия и, когда попробовала исправить ошибку, чуть не перевернулась в воздухе. У нее перехватило дыхание. Ощущение полета пропало. Марис закрыла глаза, пытаясь подавить тошноту. Она падала - тело перестало ей подчиняться, в ушах стоял несмолкаемый звон. Прежде все ее существо знало, как опираться на ветер, - она реагировала на малейшие изменения в движении воздуха, еще не успев их осознать, улавливала вкус надвигающейся бури, распознавала приметы штиля. Все было утрачено: она летела сквозь бесконечный океан воздуха, ничего не чувствуя, кроме тошноты, беспомощная во власти беспощадного ветра, которого не понимала. Огромные серебряные крылья накренялись то туда, то сюда, тело раскачивалось. В приливе отчаяния Марис открыла глаза, выровнялась и решила лететь, полагаясь только на зрение. Но скалы шатались, обрыв двигался, темнота мешала смотреть, и даже яркие холодные звезды вверху, казалось, смещались, плясали и смеялись над ней. Дурнота завладела ею, и Марис отпустила держатели - впервые в жизни. Теперь она не летела, а висела в петлях под крыльями, перегнувшись пополам и судорожно кашляя. Обед Правителя извергся в море. Ее сотрясала дрожь. Джем и Корина уже летели к ней, но Марис охватило безразличие. Она чувствовала себя опустошенной и старой. Внизу по черным волнам скользили лодки. Она снова ухватилась за держатели, попыталась набрать высоту, но вместо этого резко пошла вниз, поняв, что падает и уже не сумеет исправить положение. Она заплакала. Море устремилось к ней, мерцая, вздымаясь и опадая. Уши разрывала боль. Она не может летать! А она ведь летатель - и всегда была им - любовница ветра с деревянными крыльями, дитя небес, одинокая, только в небе дома... Летатель, летатель, летатель... не способный летать! Марис закрыла глаза, и мир перестал вращаться. Со шлепком, рассыпая соленые брызги, ее забрало море. "Долго же оно дожидалось этой минуты", - подумала Марис. - Не трогай меня! - сказала она ночью, когда они, наконец, вернулись в дом Эвана, и ушла к себе. Марис проспала почти весь следующий день. Но на второе утро проснулась рано, когда в комнату проникли первые лучи солнца. Чувствовала она себя ужасно: все тело покрылось холодным потом, а грудь словно придавили тяжелым камнем. Она не сразу сообразила, что произошло. Но потом вспомнила. У нее больше нет крыльев. Она попыталась отогнать эту мысль, но ее захлестнули отчаяние, гнев, жалость к себе. Свернувшись под одеялом, Марис попыталась снова забыться во сне. Но сон все не шел. Наконец, она встала и оделась. Эван в соседней комнате готовил яичницу. - Ты голодна? - окликнул он. - Нет, - вяло ответила она. Эван кивнул и разбил еще два яйца. Марис села за стол и, когда он поставил перед ней тарелку с яичницей, начала апатично ковырять вилкой в желтке. День выдался дождливый, ветер налетал бешеными порывами. Кончив есть, Эван занялся какой-то работой, а около полудня ушел. Марис бесцельно бродила из комнаты в комнату, потом села у окна и уставилась на дождевые струи. Эван возвратился, когда уже давно стемнело, промокший насквозь и усталый. Марис оставалась в той же позе. - Могла бы хоть огонь развести, - неодобрительно проворчал он. - А-а!.. - Она растерянно посмотрела на него. - Я не догадалась. Эван захлопотал у очага. Марис хотела было ему помочь, но он только пробурчал, чтобы она не лезла под руку. Ели они молча, но Эван уже не смотрел так угрюмо. Потом он заварил свой особый чай, поставил перед ней полную кружку и уселся в любимое кресло. Марис отхлебнула обжигающий напиток, чувствуя на себе взгляд Эвана. В конце концов она подняла на него глаза. - Как ты себя чувствуешь? - спросил он. - У меня внутри ничего нет, - ответила она после раздумья. - Открой мне свою душу. - Не могу, - сказала она и заплакала. - Не могу! Она продолжала рыдать, пока Эван не напоил ее снотворным и не уложил в постель. На следующий день Марис ушла из дома. Она пошла по тропе, которую показал ей Эван, вниз, к самому морю. Весь день она бродила одна по холодному галечному пляжу, казавшемуся бесконечным. Уставая, она садилась у воды и бросала камешки в волны, грустно наблюдая, как они прыгают, а потом тонут. Это ей нравилось. "Даже море здесь другое, - думала она. - Серое, холодное, тусклое". До чего ей не хватало его зелени и синевы, как вокруг Эмберли. По щекам Марис ползли слезы, но она их не вытирала. Иногда она вдруг замечала, что захлебывается в рыданиях, но не помнила, как начала плакать и почему. Море было огромным и пустынным. Безлюдный пляж уходил в бесконечность, а над всем простиралось клубящееся тучами небо, но Марис чувствовала себя придавленной к земле, ей было трудно дышать. Она вспоминала острова, которые ей больше не суждено увидеть, и мысль о каждом пронзала ее новой болью. Перед ее глазами стояли величественные руины Старой Крепости на Лаосе; как наяву возникла академия "Деревянные Крылья" - обширная, темная, врезанная в скалу Ситуфа; храм Бога Неба на Дите; состоящие из сквозняков замки принцев-летателей на Артелии; ветряные мельницы Штормтауна и Дом Старого Капитана - невообразимо древний; деревянные города Сетина и Аллеси; кладбища и поля сражений Ломаррона; виноградники обоих Эмберли и теплая дымная харчевня Рисы на Скални. Теперь их для нее не существует. И Эйри... Другие места можно навестить и по морю, но Эйри - обитель летателей - теперь навеки для нее недоступна. Она думала о своих друзьях, разбросанных по Гавани Ветров, точно множество островов. Некоторые будут ее навещать, но сколько из них навсегда ушли из ее жизни, как будто их никогда и не было. Например, Т'Мар - растолстевший, счастливый. Когда она в последний раз виделась с ним в его каменном домике на Хетене, он учил внучку извлекать красоту из камня... А теперь он для нее мертв, как и Холланд - воспоминание, не больше. И уже никогда она не свидится с Рейдом, с его веселой красавицей-женой. Никогда ей не пить эль в харчевне Рисы, не делиться с ней воспоминаниями о Гарте. Не покупать деревянных безделушек на С'Меле, не шутить с кухаркой в маленькой гостинице на Повите. Ей уже не придется наблюдать полеты на больших ежегодных Состязаниях, не придется сидеть среди летателей, смеяться и болтать на пирушках. Воспоминания разрывали ее на Части, и Марис кричала и захлебывалась в рыданиях. Она понимала, как смешно это выглядит: одинокая старуха плачет и причитает у моря. Но не могла остановиться. А мысль о невозможности еще раз подняться в небо, о безграничной радости и свободе, навеки утраченных ею, была и вовсе невыносимой. Но воспоминания вторгались непрощенно: раскинувшийся под ней океан, восторг и упоение полетом на волне приближающейся бури, разнообразнейшие краски неба, великолепие одиночества. Все, чего больше ей не видеть, не ощутить... Однажды она нашла восходящий воздушный поток, который вознес ее на половину пути к бесконечности, до просторов, покоряемых Звездоплавателями. Оттуда даже океана не было видно - только незримые призрачные ветры. Этот день она будет помнить всегда. Всегда! Вокруг смыкался сумрак, вверху заблестели звезды. Море шумело словно со всех сторон. Тело Марис онемело, слезы иссякли, ее пронизывал холод, а впереди ждала только пустота. Наконец, она повернулась спиной к небу и морю и побрела через лес к хижине. В комнате было тепло и вкусно пахло мясной похлебкой. Эван колдовал над пылающим очагом, и сердце у нее забилось быстрее. Его голубые глаза светились глубокой нежностью, когда он произнес ее имя. Она подбежала к нему, обняла, крепко прижалась, словно ища спасения. И закрыла глаза, борясь с головокружением. - Марис, - повторил он. - Марис! - В его голосе были радость и удивление. Он обнял ее - ласково и нежно, будто ограждая от всех бед. А потом подвел к столу и поставил перед ней горячий ужин. За ужином Эван рассказывал ей, как прошел день. Погоня за козой - настоящее приключение! А еще он нашел куст серебрянки, усыпанный спелыми ягодами, и приготовил для нее особенный десерт. Марис кивала, смутно понимая его слова, но черпая утешение в звуке его голоса. Только бы он не замолчал! Его присутствие убеждало ее, что мир все-таки незыблем. Вдруг она перебила его на полуслове: - Эван, мне необходимо знать! Это... это мое увечье... Есть ли надежда, что когда-нибудь все пройдет? Что я смогу... что я буду здорова? Он положил ложку, сразу став серьезным. - Не знаю, Марис. И думаю, никто не сможет точно установить, временное ли твое состояние, или все останется как есть. Я не берусь судить. - Ну просто скажи свое мнение. Что, по-твоему, вероятнее? В его глазах мелькнуло отчаяние. - Нет, - сказал он тихо, - я не думаю, что ты когда-нибудь полностью выздоровеешь и сможешь летать, как прежде. Она кивнула, сохраняя внешнее спокойствие. - Спасибо! Я должна была спросить. Где-то в глубине души мне не верилось... - Она встала. - Марис... Она знаком остановила его. - Я устала. День для меня был очень тяжелым. Мне надо подумать, Эван. Есть решения, которые я должна принять не откладывая и наедине с собой. Извини. - Она вымученно улыбнулась. - Похлебка чудесная. Жаль, что я не попробую десерта, но я сыта. Когда Марис проснулась, в комнате было темно и холодно. Огонь в очаге погас. Присев на постели, она уставилась в темноту. "Довольно слез, - подумала она. - С этим кончено". Марис откинула одеяло, опустила ноги и попыталась встать, но пол закачался, и она чуть не упала. Немного посидев и придя в себя, она надела короткий халат, прошла на кухню и зажгла свечу от тлеющий углей. Деревянный пол леденил ее босые ноги, пока она шла по коридору мимо комнаты, где Эван готовил свои настойки и мази, мимо спальни для гостей. Когда она открыла дверь его комнаты, Эван зашевелился, повернулся на бок и растерянно заморгал. - Марис? - спросил он хриплым голосом. - Что случилось? - Я не хочу быть мертвой! - Она прошла через комнату и поставила свечу на тумбочку. Эван сел и взял ее за руку. - Как целитель, я сделал все, что мог, - сказал он. - Но если тебе нужна моя любовь... если тебе нужен я... Она закрыла его рот поцелуем. - Да, - произнесла она, отдышавшись. - Милая, - прошептал Эван, глядя на нее. В колеблющемся пламени свечи его лицо вдруг показалось ей незнакомым, и на мгновение Марис почувствовала неловкость и испуг. Но это быстро прошло. Она сбросила халат и забралась к нему в постель. Его руки были ласковыми, нежными, такими знакомыми, а тело - теплым и полным жизни... - Научи меня своему искусству, - попросила Марис утром. - Мне бы хотелось помогать тебе. - Я, конечно, очень благодарен! - Эван улыбнулся. - Но ведь это нелегко, ты понимаешь. Откуда такой внезапный интерес? Она нахмурилась. - Мне надо чем-то заняться, Эван. Я-ведь умею только одно - летать, а это мне теперь недоступно. Я могу сесть на корабль, идущий в Эмберли, и скоротать остаток своих дней в доме, который унаследовала от моего приемного отца, в полной праздности. Обо мне позаботятся - даже не имей я ничего, жители Эмберли не допустят, чтобы их состарившиеся летатели жили как нищие. - Она встала из-за стола и принялась ходить взад-вперед. - Эван, если я не сумею заполнить свою жизнь чем-то полезным, я сойду с ума от воспоминаний. Стать матерью я уже не смогу - в юности я решила не иметь детей, а теперь мое время прошло. Я не умею водить корабли, петь или строить. Сады, которые я пыталась разводить, всегда погибали, шью я из рук вон плохо, а если бы мне довелось целыми днями торговать в тесной лавчонке, я бы запила. - Вижу, ты перебрала все варианты, - сказал Эван с легкой усмешкой. - Да, - ответила Марис серьезно. - Не знаю, есть ли у меня способности к врачеванию, но я готова приложить все усилия, а моя память - профессиональная память летателя - не даст мне перепутать ядовитые травы с целебными. Я могу помогать тебе готовить сборы растений, а также ухаживать за больными. Два раза я принимала роды, и буду делать все, что ты скажешь, когда тебе понадобится вторая пара рук. - Я очень долго работал один, Марис. Неуклюжесть и невежество мне ни к чему. - Или мнения, не совпадающие с твоими! - Марис улыбнулась. Он засмеялся. - Да. Думаю, обучить тебя мне удастся, и от помощи я не откажусь, но твое "я буду делать все, что ты скажешь" не внушает мне доверия. Для тебя поздновато быть смиренной рабыней. Марис смотрела на него, пытаясь скрыть охвативший ее ужас. Если он откажет, что же ей делать? Она готова умолять его позволить ей остаться. Видимо, о чем-то догадавшись по ее лицу, Эван схватил ее за руку и крепко сжал. - Попробуем, - сказал он. - Если ты готова учиться, то уж я-то учить готов. И мне пора передать свои знания кому-то, чтобы они не пропали втуне, если меня укусит синий клещ или свалит лихорадка лгуна. Марис улыбнулась - словно гора с плеч свалилась. - Так когда мы начнем? Эван задумался. - В лесу есть несколько деревушек и сторожек, которые я не посещал уже полгода. Мы обойдем их недели за две, и ты лучше узнаешь, чем я занимаюсь, а потом решим, насколько это тебе по вкусу. - Он отпустил ее руку, встал и направился в кладовую. - Помоги-ка мне собрать все необходимое. Обходя с Эваном лесные селения, Марис узнала много нового - по большей части не слишком приятного. Это был нелегкий труд. Эван, бесконечно терпеливый целитель, оказался придирчивым наставником. Но Марис это радовало. Ей требовалось работать до изнеможения, напрягать силы до предела. У нее не оставалось времени думать о собственном несчастье, и каждую ночь она спала как убитая. Да, Марис нравилось быть нужной, и она с радостью выполняла все поручения Эвана, но эта новая жизнь требовала от нее большого самопожертвования. Утешать незнакомых людей нелегко, но еще труднее, когда чувствуешь, что все бесполезно. Марис преследовали кошмары после того, как ребенок одной женщины умер. Разумеется, о смерти матери сказал Эван, но скорбь и гнев она выплеснула на Марис - отказывалась верить, молила о чуде, которого никто не мог совершить. Марис поражало, что долгие годы Эван стойко исполнял свои обязанности и не сломался под тяжестью страданий, страха и горя, которые шли с ним все время рука об руку. Она пыталась подражать его спокойствию, его ласковой твердости, напоминая себе, что он считает ее сильной. Марис сомневалась, что со временем обретет навыки и внутреннюю уверенность. Порой казалось, что Эван инстинктивно знает, как следует поступить. "Точно так же некоторые "деревянные крылья" овладевают пространством, - думала Марис, - будто родились летателями, а другие набивают шишку за шишкой, потому что лишены способности чувствовать ветер". Одно лишь прикосновение Эвана облегчало боль, но у Марис этого дара не было. Когда на девятнадцатый день их странствований начали сгущаться сумерки, Эван не остановился на ночлег а, наоборот, ускорил шаги. Даже Марис, которой все деревья казались одинаковыми, узнала эту часть леса. Вскоре за стволами показался дом Эвана. Внезапно он схватил ее за руку и замер на месте. Окно в доме светилось, над трубой вился дымок. - Какой-нибудь друг? - спросила она. - Может, кому-то нужна твоя помощь? - Может быть, - негромко ответил Эван. - Но есть и другие... бездомные, люди, которых изгнали из деревень за преступление или безумие. Они нападают на путников, или забираются в пустой дом и ждут... Они неслышно подошли к дому, и Эван заглянул в освещенное окно. - Мужчина и ребенок, - шепнул он. - Видимо, опасаться нечего. Окно было высоко над землей, и Марис сумела заглянуть в него, только ухватившись за плечо Эвана и встав на цыпочки. На табурете возле окна сидел широкоплечий румяный бородач. У его ног пристроился ребенок, глядя на него снизу вверх. Мужчина слегка повернул голову, свет пламени скользнул по его темным волосам и осветил лицо. - Колль! - радостно воскликнула Марис, пошатнулась и чуть не упала, но Эван успел ее поддержать. - Твой брат? - Да! Она бросилась за угол к крыльцу, но едва протянула руку к щеколде, как дверь открылась и Колль сжал сестру в крепких объятиях. Марис всегда поражалась могучему телосложению названного брата, когда виделась с ним. Правда случалось это раз в несколько лет, и вспоминался он ей всегда маленьким, худеньким, неловким, обретавшим уверенность, только когда отдавался песне, аккомпанируя себе на гитаре. Сейчас он вырос, раздался в плечах и налился силой за годы странствований, что служил матросом на кораблях, куда нанимался, чтобы переезжать с острова на остров, и брался за любую работу, если слушатели по бедности не могли платить ему за песни. Его волосы, когда-то золотисто-рыжие, теперь потемнели, и рыжина сохранилась лишь в бороде да вспыхивала в волосах, когда их освещал огонь. - Ты Эван, целитель? - спросил Колль, поворачиваясь к Эвану и все еще обнимая Марис одной рукой. Когда Эван кивнул, он продолжил: - Извини, что я вошел в твой дом без приглашения, но в Порт-Тайосе мне сказали, что Марис живет у тебя. Мы ждем вас уже четыре дня. Чтобы войти, мне пришлось сломать ставню, но я починил ее - думаю, ты убедишься, что она стала даже лучше. - Он взглянул на Марис и снова крепко прижал ее к себе. - Я боялся, что ты уже улетела. Марис напряглась, заметила, что Эван огорченно нахмурился, и слегка покачала головой. - Поговорим после, - сказала она. - А теперь пойдем к огню - я просто с ног валюсь от усталости. Эван, ты не заваришь своего чудесного чая? - Я принес киву, - быстро сказал Колль. - Три бутылки, которые выменял на песню. Подогреть одну? - Отлично! - отозвалась Марис и пошла к шкафчику, где хранились тяжелые глиняные кружки, но остановилась, заметив в углу детскую фигурку. - Бари? - с удивлением спросила Марис. Девочка подошла к ней, застенчиво опустив голову и поглядывая исподлобья. - Бари! - повторила она ласково. - Я твоя тетя Марис! - Она нагнулась, нежно обняла девочку, а потом отстранилась, чтобы лучше ее рассмотреть. - Ты меня, конечно, не помнишь. Когда я видела тебя в последний раз, ты была не больше птички-землекопа. - Мой отец поет о тебе, - сказала Бари звонким как колокольчик голосом. - И ты тоже поешь? - спросила Марис. Бари неловко пожала плечами и уставилась в пол. - Иногда, - пробормотала она смущенно. Бари была худенькой, тоненькой девочкой лет восьми с пушистыми, коротко подстриженными каштановыми волосами, прилегающими к ее голове, точно шапочка, и обрамлявшими лицо сердечком с большими серыми глазами. На ней была стянутая поясом шерстяная туника поверх кожаных брюк - точь-в-точь как у ее отца. С шейки свисал кожаный шнурок с куском золотисто-прозрачной окаменевшей смолы. - Принеси-ка к огню подушки и одеяла, чтобы мы все могли устроиться поудобнее, - попросила Марис. - Они вон в том шкафу, в углу. Сама она достала кружки и вернулась к очагу. Колль усадил ее рядом с собой. - Так радостно смотреть на тебя, совсем здоровую! - сказал он звучным ласковым голосом. - Когда я узнал, что случилось, то очень испугался, как бы ты не осталась искалеченной подобно нашему отцу. Весь долгий путь сюда с Повита я надеялся услышать обнадеживающие новости о тебе, по напрасно. Говорили только, что падение было ужасным, что ты сломала обе ноги и руку. Но теперь я сам вижу, что ты совсем прежняя, и это лучше самой прекрасной новости. Скоро ли ты полетишь обратно на Эмберли? Марис посмотрела в глаза человека, которого, хотя их и не связывало кровное родство, она более сорока лет любила как брата. - Я не вернусь на Эмберли, Колль, - сказала она ровным голосом. - Мои переломы срослись, но этого оказалось недостаточно. Я ударилась головой... Что-то произошло с координацией движений. Я больше не могу летать. Он посмотрел на нее, качая головой. - Нет, Марис, нет... - Радость пропала в его голосе. - Говорить об этом бессмысленно, - добавила она. - Я должна смириться. - Но нет ли средства... К большому облегчению Марис, Эван перебил его: - Нет. Мы сделали все возможное - Марис и я. Травмы головы - великая тайна. Мы даже не знаем толком, что произошло, и я бьюсь об заклад, что в Гавани Ветров нет целителя, способного излечить ее. Колль ошеломленно кивнул. - Я вовсе не сомневаюсь в твоих познаниях... Просто не могу представить, чтобы Марис - и не летала! Марис знала, что удручен он искренне, но его боль и недоумение терзали ее, бередили еще не зажившие раны. - Тебе и не надо представлять, - сказала она жестко. - Теперь я живу вот так. И пусть все видят! А мои крылья уже доставлены на Эмберли. Колль промолчал. Марис отпугивало страдальческое выражение его лица; она уставилась на огонь, не нарушая молчания. Эван откупорил каменную бутылку и разлил дымящуюся киву по кружкам. - Можно, я попробую? - Бари лукаво заглянула в лицо отца. Колль улыбнулся и, поддразнивая ее, отрицательно мотнул головой. Наблюдая за отцом с дочерью, Марис почувствовала, как спадает напряжение, и встретила взгляд Эвана, который протягивал ей кружку с горячим пряным вином. Она улыбнулась и снова обернулась к Коллю, собираясь с ним заговорить. Однако на глаза ей попалась гитара, которая, как всегда, лежала подле него, и воспоминания нахлынули на нее. Марис почудилось, что с ними сейчас сидит Баррион, умерший столько лет назад. Ведь это была его гитара, которую он вверил Коллю, заменившему ему, бездетному, сына. Марис погладила гладкое дерево, потемневшее от времени и многих слоев лака. - Спой нам, Колль, - попросила она. - Спой что-нибудь новое. Она не успела договорить, как он уже поднял гитару. Зазвучали первые мягкие аккорды. - Я назвал ее "Жалоба певца", - сказал он с горькой усмешкой и начал песню печальную и ироничную, о певце, от которого ушла жена, потому что он слишком любил свою музыку. Марис подозревала, что он поет о собственной жизни, хотя никогда не спрашивала, почему распался его брак, и слишком редко виделась с ним в те дни, чтобы разобраться самой. Вновь и вновь звучал припев: Певец не должен в брак вступать, Жениться, нет, не должен он. Ложится с песней он в кровать, Он только в музыку влюблен. Потом он спел о бурной любви гордого Правителя и еще более гордой однокрылой. Одно из имен Марис знала, по истории этой никогда не слышала. - Это все правда? - спросила она, когда Колль умолк. - Помнится, этот же вопрос ты задавала Барриону! - Он засмеялся. - И я отвечу тебе, как он: не могу открыть, где и когда это случилось, да и случилось ли, но тем не менее в этой истории все правда! - А теперь спой мою песню! - попросила Бари. Колль чмокнул дочку в нос и запел очень мелодичную фантазию о маленькой девочке по имени Бари, которая подружилась со сциллой, и та помогла ей добыть сокровище из подводной пещеры. Потом он спел и старые песни: балладу про Арона и Джени, песню о летателях-призраках, о безумном Правителе Кеннехата и собственную песню о "Деревянных Крыльях". А еще позже, когда они уложили Бари спать, а сами распили третью бутылку кивы, между ними завязался доверительный разговор. Марис сумела довольно спокойно объяснить Коллю свое решение остаться с Эваном. Колль уже справился с потрясением, и у него хватило деликатности не сочувствовать ей открыто, но он дал понять, что ее выбор ставит его в туник. - Но для чего оставаться здесь, на Востоке, вдалеке от своих друзей? - И с пьяной учтивостью добавил: - Я не хочу обидеть тебя, Эван. - Где бы я ни поселилась, - вздохнула Марис, - я все равно окажусь вдалеке от кого-нибудь. Ты же знаешь, что мои друзья живут не близко друг от друга. - Она отхлебнула горячий хмельной напиток, чувствуя себя словно непричастной к происходящему. - Вернись со мной на Эмберли! - настойчиво сказал Колль. - Будешь жить в доме, где мы выросли. Наверно, надо дождаться весны, когда море станет поспокойнее, но плавание до Эмберли вовсе не тяжелое, поверь. - Оставь дом себе, - ответила Марис. - Или продай, если хочешь. Я туда не вернусь: слишком много воспоминаний. Здесь, на Тайосе, я могу начать новую жизнь. Нелегкую. Но Эван мне поможет. - Она взяла Эвана за руку. - Так здорово чувствовать себя нужной! - Врачуя? - Колль покачал головой. - Странно: ты - и вдруг целительница! - Он посмотрел на Эвана. - У нее что-нибудь получается? Эван сжал руку Марис и начал ее поглаживать. - Марис быстро учится, - ответил он после некоторого раздумья. - Она стремится помогать и не гнушается скучной или трудной работы. Пока я еще не знаю, есть ли у нее дар врачевания, сумеет ли она стать настоящей целительницей, но скажу откровенно: я рад, что она живет здесь, и надеюсь, ей никогда не захочется оставить меня. Марис залилась румянцем и склонилась над кружкой. Его последние слова смутили ее, но в то же время были приятны. Они с Эваном не вели любовных разговоров, не обменивались страстными клятвами или безумными обещаниями и комплиментами. И, хотя Марис гнала от себя эту мысль, в глубине души ее грызло опасение, что она не предоставила Эвану никакого выбора и вторглась в его жизнь, прежде чем он успел что-либо предпринять. Но сейчас в его голосе звучала любовь. Наступило неловкое молчание. Марис попыталась сменить тему разговора и обратилась к Коллю: - С каких пор Бари странствует с тобой? - Вот уже полгода, - ответил Колль. Он поставил на пол пустую кружку, взял гитару и начал легонько перебирать струны. - Ее отчим очень грубый человек. Однажды он избил Бари. Ее мать не смеет ему перечить, но позволила мне забрать девочку. Она сказала, что, возможно, Бари его раздражает, так как он хочет иметь своего ребенка. - Ну а сама Бари? - По-моему, ей нравится путешествовать со мной. Она послушная, спокойная девочка. Конечно, она скучает без матери, но тем не менее рада, что больше не живет в доме, где ее наказывали по любому поводу. - Ты хочешь, чтобы она пела? - Ей решать. Я почувствовал свое призвание, когда мне было даже меньше лет, чем сейчас ей, но Бари пока понятия не имеет, какое занятие выберет в жизни. Она поет, как птица-колокольчик, но призвание певца не только в том, чтобы повторять чужие песни, а талант слагать собственные в ней пока не проснулся. - Но она же совсем маленькая, - возразила Марис. Колль пожал плечами и отложил гитару. - Да, времени еще достаточно. Я ее не тороплю. - Он заморгал и широко зевнул. - Мне давно пора спать. - Я провожу тебя в гостевую комнату, - сказал Эван. Колль засмеялся и мотнул головой. - Не надо! За четыре дня я тут совсем освоился. Он встал. Марис тоже поднялась, поцеловала брата в щеку, пожелала ему спокойного сна и стала дожидаться, пока освободится Эван, чтобы рука об руку пойти с ним в спальню. День за днем Колль подбадривал Марис. Они все время проводили вместе, он пел ей песни и рассказывал о своих приключениях. Они ни разу не виделись так подолгу с тех пор, как Колль ушел странствовать с Баррионом, а Марис стала полноправным летателем. И вот они опять вместе, как в детстве Колля. Впервые он заговорил о своем неудавшемся браке, о том, что считает виноватым себя, потому что редко бывал дома. Марис не упоминала о своем несчастье, о своей тоске - Колль и так знал, что значили для нее крылья. Дни незаметно переходили в недели, а Колль и Бари не торопились расстаться с Марис. Колль часто уходил петь в харчевни Тосси и Порт-Тайоса, а Бари пристрастилась сопровождать Эвана. Она была тихой, ненавязчивой, внимательной, и Эвана подкупал ее искренний интерес. Они уютно жили вчетвером - по очереди занимались хозяйством, а вечера коротали у очага за играми и беседой. Марис повторяла Эвану, повторяла Коллю и себе, что всем довольна и не думает ни о какой иной жизни. А потом вдруг прилетела С'Релла. Марис была одна дома и, когда постучали, сама открыла дверь. В первую секунду она обрадовалась, увидев подругу, но ее взгляд тут же упал на крылья за плечом С'Реллы, и сердце Марис болезненно сжалось. Усаживая С'Реллу у огня и разливая чай, она уныло твердила про себя: "Скоро она снова улетит, а я останусь тут". Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы спокойно сесть рядом и поинтересоваться новостями. Лицо С'Реллы светилось от еле сдерживаемого волнения. - Я прилетела сюда по делу, - сообщила она. - С посланием для тебя! Тебя просят поселиться на Ситуфе и возглавить школу. "Деревянным Крыльям" необходим сильный постоянный наставник, не похожий на тех, кто сменял друг друга последние шесть лет. Опытный, преданный делу, настоящий руководитель. Иными словами, ты, Марис. Тебя уважают, ты словно создана для этого, и мы все хотим видеть на этом месте только тебя. Марис вспомнилась Сина, скончавшаяся пятнадцать лет назад, какой она была в последние годы своей очень долгой жизни. Искалеченная, она стояла на скале летателей в "Деревянных Крыльях" и, надрывая голос до хрипоты, выкрикивала команды кружащим над ней молодым ученикам, стараясь привить им искусство полета, зная, что изуродованная нога и закрытый молочно-белым бельмом глаз навсегда лишили ее возможности подняться в небо. И так год за годом, до самой смерти. Как это можно вытерпеть? Марис пробрала дрожь, и она отчаянно замотала головой. - Марис? - В голосе С'Реллы прозвучала растерянность. - Но ты же всегда была горячей приверженкой "Деревянных Крыльев" - всей системы обучения. И ты можешь сделать еще так много... Что с тобой? Марис невыносимо хотелось закричать, но она произнесла очень мягко: - И ты спрашиваешь? - Но... - С'Релла беспомощно развела руками. - Чем ты можешь тут заняться? Марис, поверь, я понимаю, что тебя гнетет. Но ведь твоя жизнь не кончена. Я помню, как ты однажды мне сказала, что мы, летатели, - твоя семья. Но мы и остались твоей семьей! Глупо обрекать себя на изгнание. Вернись! Теперь ты нуждаешься в нас, а мы по-прежнему нуждаемся в тебе. "Деревянные Крылья" - твое законное место. Если бы не ты, школы вообще не существовало бы. Не бросай же ее теперь! - Ты не понимаешь! - пробормотала Марис. - И не можешь понять. Ты ведь летаешь! С'Релла взяла руку Марис и крепко сжала ее, хотя рука эта оставалась вялой и безжизненной. - Но я стараюсь понять, - сказала С'Релла. - Я знаю, как ты страдаешь. Поверь мне, с той секунды, как я услышала о твоем горе, меня не оставляет мысль, во что превратилась бы моя жизнь, случись такое со мной. Все мы думаем о неизбежном конце - рано или поздно каждый летатель расстается с крыльями. Иногда - из-за проигрыша на Состязаниях, иногда - из-за увечий, но чаще всего помехой становится возраст. - Я всегда думала, что умру, - прошептала Марис. - Я и представить себе не могла, что перестану летать и останусь жива. - Я знаю, - кивнула С'Релла. - Но раз уж случилось так, у тебя только один выход - приспособиться. - Так и есть. Я приспособилась. - Марис высвободила руку. - Я начала новую жизнь здесь. Если бы ты не прилетела... если бы я могла забыть... Лицо С'Реллы болезненно сморщилось, и Марис поняла, какие страдания причиняет подруге. Однако та покачала головой и решительно продолжила: - Забыть тебе не удастся. Это невозможно. И остается только жить дальше, делать то, что в твоих силах. Отправляйся в "Деревянные Крылья", учи молодых. Держись своих друзей. А здесь ты лишь притворяешься... - Ладно! Я притворяюсь, - зло сказала Марис, отошла к окну и слепо уставилась на мокрое зелено-бурое пятно, в которое сливался лес. - Притворяюсь, чтобы жить! Я не выдержу постоянных напоминаний о том, чего я лишилась. Когда я увидела тебя сегодня на пороге, то смотрела только на твои крылья и думала: "Если бы надеть их и улететь отсюда!" Мне казалось, я выбросила из головы такие мысли, казалось, я устроилась тут надежно. Я люблю Эвана и многому научилась, помогая ему. Я радовалась, что Колль гостит тут, и я познакомилась с его дочкой. А один взгляд на крылья перечеркивает напрочь все мои усилия. В комнате воцарилась тишина. Наконец Марис оторвалась от окна и посмотрела на С'Реллу. Лицо подруги блестело от слез, но выражало суровое неодобрение. - Ну хорошо, - сказала Марис со вздохом. - Объясни, в чем я не права. Поделись своим мнением. - Я думаю, - начала С'Релла, - что ты выбрала неверный путь и в конечном счете твое положение станет еще тяжелее. Ты не можешь отсечь свое прошлое, будто его вообще не было. В мире без летателей для тебя жизни нет. Конечно, ты можешь заниматься самообманом, прячась здесь, но тебе не забыть, что ты была летателем и остаешься им. Пока ты подменяешь жизнь существованием, ты ее избегаешь! Твое место в "Деревянных Крыльях", Марис! - Нет. Нет. Нет. С'Релла, я этого не вынесу. Возможно, ты права, но у меня нет сил терпеть боль. Я жива, и, чтобы жить дальше, мне необходимо забыть, чего я лишилась, иначе я сойду с ума. Ты не понимаешь... Видеть, как они летают надо мной, покоряя пространство, и знать, что мне уже никогда не полететь с ними... Нет, я не выдержу ежеминутного напоминания о своей потере. Не смогу. "Деревянные Крылья" без меня не погибнут. А мне дорога туда закрыта... - Она умолкла, дрожа от напряжения, страха, воспоминаний о своем горе. С'Релла встала, обняла ее и не отпускала, пока дрожь не утихла. - Хорошо, - ласково сказала она. - Не буду настаивать. У меня нет права вмешиваться в твою жизнь. Но... если ты передумаешь, если со временем посмотришь на вещи по-другому, помни, что это место всегда тебя ждет. Выбор за тобой. На следующий день Марис с Эваном встали спозаранку и все утро провозились с больным ворчливым стариком в лесной хижине, где он жил бобылем. Бари, которая проснулась с первыми лучами солнца, пошла следом за ними, потому что ее отец еще спал. И в отличие от них ей удалось вызвать улыбку на сумрачном лице старика. Марис обрадовалась - она чувствовала себя подавленно, и визгливые старческие жалобы только сильнее ее раздражали. Она еле сдерживалась, чтобы не накричать на него. - Можно подумать, он умирает! - сердито заметила Марис, когда они пустились в обратный путь. - Но ведь так и есть, - тоненьким голоском сказала Бари, глядя на нее с испугом, а потом посмотрела на Эвана, словно ища поддержки. Целитель кивнул. - Девочка права. Признаки налицо, Марис. Или все мои объяснения ты пропускала мимо ушей? Бари куда внимательнее, чем была ты в последнее время. Вряд ли он протянет больше трех месяцев. Почему я приготовил для него тесис, по-твоему? - Признаки? - растерянно и смущенно повторила Марис. Она легко запоминала объяснения, но применять новые знания на практике оказалось куда сложнее. - Он жаловался, что у него кости ноют, - вспомнила она. - По он же дряхлый старик, а у стариков часто... Эван досадливо фыркнул и спросил: - Бари, как ты узнала, что он умирает? - Пощупала его локти и колени, как ты мне показывал, - ответила девочка, гордясь доверием Эвана. - Они в твердых шишках. И под подбородком тоже, сквозь бороду видно. И кожа у него холодная. Это ведь волдырка? - Да, волдырка, - одобрительно ответил Эван. - Дети обычно выздоравливают после нее, а взрослые - никогда. - Я... я не заметила, - смущенно призналась Марис. - Да, похоже, - сказал Эван. Дальше они шли молча. Бари весело убежала вперед, а Марис вдруг ощутила бесконечную усталость. В воздухе уже ощущалось приближение весны. Марис, шагая рядом с Эваном и вдыхая полной грудью, чувствовала себя непривычно легко. В конце пути их ждала угрюмая крепость Правителя, но солнце поднималось в безоблачном небе, свежий воздух бодрил, а ветерок словно ласкал, пробираясь под плащ. В зеленовато-серых подушках мха и на черной земле между ними драгоценными камнями пестрели алые, голубые и желтые цветы. В ветвях порхали и пели птицы. Раннее утро в лесу - уже радость. Эван всю дорогу молчал, обдумывая послание, которое подняло их с постели ни свет ни заря. Гонец Правителя объявил, что целителя ждут в крепости. Он ничего не знал, кроме того, что кто-то покалечен и нуждается в помощи. Эван, еще окончательно не проснувшийся, не хотел вылезать из теплой постели и куда-то идти. Он покачал головой, на которой, точно перья, торчали седые вихры. - У Правителя ведь есть придворный целитель, - возразил он. - Почему бы не поручить это дело ему? Гонец совсем растерялся и ответил тихим, срывающимся голосом: - Целитель Рени арестован за измену... То есть по подозрению в измене. Эван выругался. - Безумие какое-то. Рени никогда бы... Ладно, малый, перестань кусать губы. Мы придем - моя помощница и я, - поглядим, что там приключилось. Очень скоро перед ними открылась узкая долина, и впереди замаячили массивные стены крепости. Марис поплотнее закуталась в плащ - в долине было заметно холоднее: весна еще не перевалила через горы. Ни цветы, ни яркие плети плюща не оживляли тусклые краски скал и лишайников, а птичьи трели сменились хриплыми криками чаек-мусорщиц. Стражник - пожилая женщина со шрамами на лице, ножом у пояса и луком за спиной, остановила их, едва они начали спускаться в долину. Затем придирчиво допросила, отобрала у Эвана сумку с инструментами, обыскала их обоих и только тогда проводила через две заставы в ворота крепости. Марис заметила, что по парапетам расхаживает больше часовых, чем обычно, а солдаты, упражнявшиеся во дворе, выглядели возбужденно и очень воинственно. Правитель встретил их в главном зале - совсем один, если не считать телохранителей сзади. Увидев Марис, он нахмурился и сердито прикрикнул на Эвана: - Я посылал за тобой, целитель, а не за этой бескрылой летуньей! - Марис теперь моя помощница, - спокойно ответил Эван. - Она уже не летатель! - Летатель всегда остается летателем, - пробурчал Правитель. - У нее полно друзей среди летателей, и она нам здесь не нужна. Осторожность... - Она помощница целителя, - перебил Эван. - Я ручаюсь за нее. Правила, обязательные для меня, обязательны и для нее. Мы не проболтаемся о том, что увидим здесь. Правитель продолжал хмуриться. Марис едва сдерживала ярость: как он смеет говорить о ней в таком тоне, будто она - пустое место! Наконец Правитель процедил: - Ну ладно, целитель, хоть не очень-то я верю этой истории про помощницу, но твое ручательство за нее приму. Только помни, если она проболтается, я повешу вас обоих. - Мы очень торопились сюда, - холодно произнес Эван. - Но, видно, причин для спешки не было. Правитель молча отвернулся, послал за новыми стражниками и ушел, не оглянувшись на Эвана и Марис. Стражники, молодые и вооруженные до зубов, повели их вниз по каменным ступеням в подземный ход, пробитый сквозь толщу скалы много ниже жилых помещений. Прикрепленные через длинные промежутки к стенам свечи отбрасывали неверный дрожащий свет. В низком тесном проходе пахло плесенью и дымом. Марис вдруг почувствовала, что стены и потолок наваливаются на нее, и в испуге схватила Эвана за руку. Наконец перед ними открылся поперечный проход с тяжелыми деревянными дверями по левой стене. Они остановились перед одной из них, и стражники вынули из скоб широкие засовы. За дверью оказалась тесная каморка с тощим тюфяком на полу и круглым окошком под потолком. К стене прислонилась молодая женщина с длинными белокурыми волосами. Губы у нее распухли, под глазом горел синяк, на одежде - засохшие следы крови. Марис не сразу узнала ее. - Тайя! - воскликнула она в растерянности. Стражники вышли, заложив снаружи засовы на двери, но предупредили, что останутся неподалеку и сразу же вернутся, если что-нибудь понадобится. Марис продолжала стоять как вкопанная, а Эван подошел к Тайе. - Что произошло? - спросил он. - Молодчики Правителя распустили руки, когда арестовывали меня, - ответила она своим спокойным ироничным голосом, словно речь шла не о ней. - Наверно, мне не стоило сопротивляться. - Где болит? - спросил Эван. Тайя поморщилась. - Вроде бы мне сломали ключицу и выбили зуб. Но в основном просто синяки. Кровь натекла из разбитой губы. - Марис, мою сумку! - распорядился Эван. Марис отдала ему сумку и поглядела на Тайю. - Но как он мог арестовать летателя? По какому праву? - По обвинению в измене, - ответила Тайя и охнула: Эван начал ощупывать ее ключицу. - Сядь, - сказал Эван, помогая ей опуститься на тюфяк. - Так тебе будет легче. - Он, наверно, рехнулся, - пробормотала Марис, и ей вспомнился рассказ про Сумасшедшего Правителя Кеннехата. Узнав о гибели сына в далеком краю, он обезумел от горя и приказал убить летателя, принесшего дурную весть. После этого летатели перестали посещать остров, и гордый, богатый Кеннехат разорился и опустел, а его название стало символизировать безумие и отчаяние. С тех пор ни один Правитель не смел и думать о том, чтобы прикасаться к летателю. До этого дня. Марис покачала головой. Она не могла поверить в то, что произошло. - Неужели он настолько обезумел, что вообразил, будто ответы его врагов, которые ты приносила, принадлежат тебе? Назвать это изменой уже само по себе преступление. Нет, он, конечно, сошел с ума. Ты ему неподвластна: он же знает, что летатели не подчиняются местным законам. Как равная ему, ты не можешь совершить измены. Что, ты по его словам, сделала? - Нет, он знает, что я сделала, - ответила Тайя. - И я не говорю, что меня арестовали без причины. Просто я не думала, что он узнает, и до сих пор не понимаю, как он смог пронюхать - я ведь была так осторожна! - Ее лицо болезненно исказилось. - И все напрасно. Война будет - такая же жестокая и кровавая, какой была бы без моего вмешательства! - Не понимаю. Тайя насмешливо улыбнулась. Ее темные глаза яростно блестели, несмотря на боль. - Не понимаешь? Я слышала, что в былые времена летатели доставляли послания, не понимая смысла слов, которые произносили. Но я-то понимала все - каждую угрозу, каждое заманчивое обещание, каждую попытку заключить военный союз. Я сама изменяла послания: сначала чуть-чуть смягчала, потом приносила ответы, которые должны были заставить Правителя отложить войну, которую он задумал, или вовсе от нее отказаться. И все шло хорошо... пока он не узнал, что я его обманываю. - Довольно, Тайя, - перебил Эван. - Пока помолчи. Я вправлю кость, и тебе будет очень больно. Сможешь ты лежать спокойно, или Марис тебя подержит? - Я буду умницей, целитель, - сказала Тайя с глубоким вздохом. Марис растерянно смотрела на нее, не в силах поверить услышанному. Тайя посягнула на главное - она исказила послание, которое ей доверили! Она вмешалась в политические дрязги, вместо того чтобы оставаться выше их, как положено летателям! Безумный поступок - арест летателя - уже не казался Марис таким безумным. Что еще оставалось Правителю? Понятно, почему его так встревожило ее появление. Когда другие летатели узнают... - Как собирается поступить с тобой Правитель? - спросила Марис. Впервые голос Тайи стал мрачным. - Обычная кара за измену - смерть. - Он не посмеет! - Не знаю... Я боялась, что он задумал запереть меня здесь, тайно убить и заткнуть рты стражникам, которые меня схватили. Тогда бы все решили, что я упала в море. Но при тебе, Марис, он не решится. Ты его изобличишь. - И нас с ней вздернут, как хулителей и изменников, - сказал Эван шутливо. И добавил серьезно: - Думаю, ты права, Тайя. Правитель не послал бы за мной, решив убить тебя тайком. Куда проще оставить тебя умирать тут. Чем больше людей узнает, что ты в темнице, тем опаснее для него. - По закону летателей Правитель не может судить летателя, - объявила Марис. - Он должен передать тебя на суд летателей. И тебя лишат крыльев... Ах, Та