рас,  она все же  была
достаточно  велика,  чтобы  утопить в  ней  ребенка.  Им  нужно  было  всего
несколько капель, чтобы  наполнить флакончик, а Тамора  уже выпила  половину
того, что оставалось в бутылке.
     -- В безопасности? --  колко спросил Пандарас.  -- В  самой  гуще  орды
кровожадных бродяг вроде тебя? Да я глаз не смогу сегодня сомкнуть!
     --  Я спою великую песнь о нашей победе, а  вы будете  слушать. Передай
бутылку, Йама, что ты ее нянчишь?
     Йама  глотнул обжигающего бренди, передал бутылку, отошел от  костра  и
поднялся на вершину  гребня. Песчаные холмы, составляющие  охотничьи  угодья
Бешеного  Племени,  возвышались  над  огромной чашей  города и  смотрели  на
Великую Реку. Над далеким горизонтом противоположной стороны реки поднимался
туманный свет  Десницы  Воина. Уже  минула полночь. Город заволокла тьма, но
среди  зарослей  сосен,  эвкалипта,  древовидного   папоротника  там  и  сям
виднелись  костры  стоянок Бешеного Племени, и отовсюду  неслись  голоса,  в
песне возносясь к высокому небу.
     Йама сел на сухую траву и стал  слушать ночную музыку Бешеного Племени.
Его  не  оставляло  воспоминание о  черной шипастой машине,  оно  отдавалось
звоном в ушах и бликами слепящего света в глазах. Но кроме этого эха в своей
душе, он также  ощущал  колышущееся беспокойство  миллионов  машин, подобное
дрожанию гигантской сети.  Черная  машина  растревожила  их, и  волны  этого
возмущения все еще расходились кругами, передавались от одной группы машин к
другой.
     Тревога бежала вдоль доков,  к огромному монолиту  Дворца  Человеческой
Памяти, летела  к основанию гигантских башен, поднималась к самым вершинам и
уходила в атмосферу.
     Йама все еще не понимал, как он сумел призвать на помощь черную машину.
Конечно, она спасла  ему жизнь,  но  он  боялся, что в следующий  раз  может
вызвать  ее  случайно, боялся он  и того, что  выдал  себя  машинам, которые
служат магистраторам  или префекту Корину, а тот,  без сомнения,  продолжает
искать Йаму. Падение черной машины  было самым ужасным и самым постыдным его
приключением. Страх  парализовал Йаму, когда он увидел  эту машину, и сейчас
еще  он чувствовал, что она каким-то таинственным образом  его отметила, ибо
ничтожно  малая доля его души рвалась к ней, рвалась к тому  знанию, которое
она могла  дать. Она ведь и сейчас  может  за ним следить, может появиться в
любую минуту, и он не знает, что сделает, если она и правда возникнет.
     Торговец (Йама все  еще не мог думать  о  нем как о паразитирующем узле
нервных волокон,  погребенном в чудовищно жирном теле)  сказал  ему, что  он
принадлежит  к расе  Строителей, первой расе города Иза. Пилот  космического
корабля сообщил  нечто  похожее,  и  картина, которую показали  ему  Озрик и
Беатрис, заставила  предположить то же самое. Его народ жил в Слиянии, творя
этот мир  под руководством Хранителей,  он вымер или вознесся так давно, что
большинство людей о нем забыло. Но все же сам Йама -- здесь и по-прежнему не
знает зачем. Не знает он и пределов своих возможностей.
     Торговец намекал, что  ему известно кое-что о  необычайных способностях
Йамы, но он мог и лгать  в собственных целях, а кроме того,  торговец мертв.
Может  быть, другой  звездный матрос что-нибудь знает,  Иакимо ведь говорил,
что  они очень долго живут; а может быть, как  Йама  рассчитывал еще дома, в
Изе  сохранились  какие-нибудь архивные  записи,  они все  прояснят  или  по
крайней мере помогут ему найти свой народ. Он все  еще не знал, как очутился
в  этом мире, почему его нашли в плывущей по  реке  лодке  на  груди мертвой
женщины,  которая могла быть его  матерью, или няней, или кем-то еще, но  он
был  твердо уверен,  что родился  для  служения  Хранителям.  После того как
Хранители ушли за горизонт Ока, они все равно могли наблюдать за сотворенным
ими  миром,  ведь ничто  не движется быстрее,  чем свет, но  они больше не в
состоянии на  этот мир  воздействовать. Но, может быть, мощь  их предвидения
так велика,  что они заранее, пока еще  не покинули Вселенную,  спланировали
его рождение в период, который торговец назвал концом света.
     Может быть, многие, подобные  Йаме, уже шагают по  дорогам Слияния, как
это было в самом начале мира. Но с какой целью? Все свое детство  он тешился
игрою в разоблачение тайны, искал знак,  намек, но ничего  не находил. Может
быть, и  не стоит ничего больше  искать?  Сама  нить его  жизни  и есть этот
долгожданный знак? Если бы только понять его!
     В  одно  он не мог поверить, в то, что  он -- слуга  черной машины. Это
было бы хуже всего.
     Йама сидел  на  подушке  из сухих  листьев, во тьме звенели сверчки. Он
стал перебирать страницы своих Пуран. Книга уже хорошо просохла, но на одном
уголке обложки  осталось  невыводимое пятнышко  от крови  торговца. Страницы
слабо  светились,  в этом свечении буквы  казались объемными  и  отбрасывали
тень. Йама нашел суру, которую декламировал Иакимо, и прочел  ее с начала до
конца.
     <i>Сначала   мир  явился  как  золотой   зародыш  звука.  Когда  Хранители
обратились  к сотворению мира, в чистом пространстве мысли стала вибрировать
бесконечно долгая гласная, она заключала в себе  все описание мира и сама  в
себе отражалась.  Из  встречных  всплесков игры вибраций зародилась  материя
мира. В самом начале это была  сфера. Воздух и воды ее заполняли, и капелька
тверди.</i>
     <i>И сотворили  Хранители  человека  и  положили  знак  свой  на его лоб и
сотворили  женщину  и положили  на  лоб  ей  такой  же знак. Из белой  глины
срединной земли сотворили они эту расу и благословили ее размножение. И стал
сей  народ  служить  Хранителям. И  мириады  их  лепили  сей  мир  по  слову
Хранителей.</i>
     Йама продолжал  читать,  хотя  следующая сура была  просто подробнейшим
описанием размеров  и  устройства  мира; он знал, что  там нет упоминания  о
Строителях и их судьбе.  Это  место  было  в конце Пуран.  Мир  со  всем его
содержимым -- это  просто мелкая деталь на исходе истории Галактики,  он был
создан  Хранителями  в  последний  момент перед  тем, как  они ушли в Око  и
навсегда покинули Вселенную.
     В Пуранах ничего не было сказано о десяти  тысячах расах Слияния; иначе
никогда не началась бы бесконечная дискуссия между священниками и философами
о причине сотворения мира.
     Раздался голос Таморы:
     -- Читаем? В книгах нет ничего, чему нельзя научиться в реальной жизни,
только  всякая  фантастическая  дребедень о  монстрах,  чудовищах  и  другой
чепухе. Ты загубишь свой мозг и глаза, если будешь столько читать.
     -- Что ж, сегодня я видел настоящего монстра.
     -- И он мертв,  этот  засранец. А  мы сунули кусок от него в бренди как
доказательство. Так ему и надо! Йама не стал рассказывать Таморе и Пандарасу
о  зловещей  черной машине. Тамора хвасталась,  что  один из ее  пистолетных
выстрелов  пробил потолок  и  вызвал  спасшее  их наводнение.  Йама не  стал
поправлять эту ошибку. Его слегка мучила совесть из-за обмана, и он негромко
сказал:
     -- Я думаю, торговец  был разновидностью монстра.  Он хотел убежать  от
своей  истинной  сути.  Он  позволил  маленькой  жадной  частичке своей души
управлять всей его жизнью.  Он весь состоял из  аппетита.  Если  бы  мог, он
проглотил бы весь мир.
     -- Ты  хочешь стать солдатом. Вот тебе  мой совет: не  думай о том, что
предстоит сделать, и не вспоминай, когда все закончено.
     -- И ты можешь так легко все забыть?
     --  Конечно, нет.  Но я  пытаюсь.  Нас поймали, меня и твоего крысенка,
бросили  в  клетки,  но,  думаю,  тебе-то было  еще  хуже.  Торговец пытался
подчинить тебя своей воле. Слова людей его типа -- это шипы, и они все еще в
твоей плоти. Но они выйдут, и ты забудешь.
     Йама улыбнулся и произнес:
     -- Может, это было бы не так уж и плохо -- править всем миром.
     Тамора  села с ним  рядом. Она  казалась  лишь  тенью  в окружающей  их
темноте.
     --  Ты бы разрушил гражданские службы  и правил сам? Ну, и  как бы  это
изменило мир к лучшему?
     Йама  ощущал исходящий от  нее жар. От  нее резко  пахло смесью запахов
свежей крови, пота и мускуса. Йама ответил:
     --  Нет,  конечно.  Но  торговец  рассказал  мне кое-что  о  моей расе.
Возможно, я один во всем мире. Моя жизнь может быть просто ошибкой  в  хаосе
конца света. А может быть чем-то еще. Чем-то, имеющим предназначение.
     --  Толстый  мерзавец лгал. Как еще мог он заставить тебя сотрудничать?
Только убедив, что ты один во всем свете и он о тебе все знает.
     --  Я не  уверен, что он лгал. Я считаю, что он говорил по крайней мере
часть правды.
     -- Я не забыла, что тебе нужно. Я столько времени  ходила за кроликами,
потому  что   кое-кого  расспрашивала.  Слушай.  У  меня   есть  возможность
добраться, куда ты  хочешь. Я нашла  работу для пары наемников. Один  мелкий
Департамент ищет  экспертов, чтобы организовать  защиту на его территории во
Дворце  Человеческой  Памяти.   Между  Департаментами  много  конфликтов,  и
могущественные становятся еще  сильнее за счет более слабых.  Так оно всегда
бывает, но я не против постоять за слабого, если мне за это заплатят.
     -- Значит, не так уж они и слабы.
     -- Ха! Послушай.  Когда в наших  местах  у женщины появляется  приплод,
детей на  сутки оставляют на склоне  холма. Слабые умирают или их утаскивают
птицы и лисы.  Мы -- Бешеное  Племя, понял?  Мы сохраняем здоровье расы. Все
эти работяги, жулье, торговцы и прочая шушера  там  внизу, в городе, -- наша
добыча. Мы ими кормимся. Мы  им нужны, а не наоборот.  --  Тамора сплюнула в
сторону,  чувствовалось,  что она порядочно выпила. Потом она продолжила: --
Есть добыча,  а есть охотники. Ты должен решить, к кому относишься. Ты и сам
не знаешь, но сейчас время решать. Ты пойдешь со мной?
     -- План мне нравится.
     -- Где это ты научился ходить вокруг да около? Если да -- то да.
     -- Да,  да.  Я пойду. Если это  поможет попасть во  Дворец Человеческой
Памяти.
     -- Тогда  ты  должен  мне  заплатить, потому что я нашла работу, и я же
буду ее выполнять.
     -- Я и сам кое-что понимаю в военном деле. Тамора снова сплюнула.
     -- Послушай, это  опасная  работа.  На этот маленький Департамент точно
нападут,  а у них  даже  нет  службы безопасности,  иначе  не  стали бы  они
нанимать  кого-то со стороны. Они  обречены, но если все сделать  правильно,
убиты  будут только их рабы. Сами мы скорее  всего  спасемся или  в  крайнем
случае  потеряем свой  гонорар,  когда  придется платить  выкуп, но не стану
врать, нас все-таки могут убить, есть такой шанс. Ну что, ты не раздумал?
     -- Это способ проникнуть внутрь.
     -- Это точно. Этот  Департамент занимался предсказаниями, но сейчас  он
потерял  силу.  У  них  осталась  только  парочка провидцев,  но  все  равно
Департамент  занимает  во  Дворце  Человеческой  Памяти  еще  очень  высокое
положение, и более  могущественные Департаменты хотят  его  потеснить. Мы им
нужны,  чтобы научить рабов, как организовать оборону. Но у тебя будет время
поискать  то,  что  тебе  нужно.  А теперь  давай  договоримся о  плате.  Ты
оплачиваешь все расходы из своей половины денег за  убийство  торговца и  за
этот новый  заказ, а мне достанется моя доля за обе работы и еще половина от
того, что останется у тебя.
     -- Разве это справедливо?
     -- Ха! Идиот! Ты же должен торговаться, в этом весь смысл.
     -- Я заплачу, сколько скажешь. Если найдется то, что мне нужно,  деньги
мне будут не нужны.
     -- Если ты хочешь пойти в армию офицером, то тебе требуется уйма денег,
больше,  чем у тебя сейчас  есть. Тебе понадобится оружие, лошади, остальные
доспехи. А если  потребуется  информация, придется платить  осведомителям. <i>Я</i>
заберу четверть твоей доли, расходы пополам. Сама себя граблю. Поверь,  тебе
понадобятся все твои деньги.
     --  Ты  хороший товарищ, Тамора,  хотя,  конечно,  могла бы быть  более
терпимой. Ни одна раса не должна ставить себя выше других.
     --  Я  учту. И  еще одно. Мы  не скажем крысенку  об  этом плане. Давай
обойдемся без него.
     -- Ты что, боишься его, потому что он убил привратника?
     -- Если бы  я  боялась такого, как он, я никогда  больше не рискнула бы
плюнуть в канаву, вдруг попаду одному из них в  глаз? Пусть идет, если надо,
но  не стану притворяться,  что мне  это нравится, и платить  будешь  ему из
своего кармана, я здесь ни при чем.
     -- Он  похож на  меня,  Тамора. Он  хочет  уйти  от предназначенной ему
судьбы.
     --  Значит, он такой же дурак,  как и ты, -- буркнула Тамора, передавая
Йаме  почти  пустую  бутылку  бренди. -- Выпей.  Потом ты будешь слушать мою
победную  песню. Твой крысенок боится сидеть с моими братьями и сестрами, но
ты, я знаю, не испугаешься.
     Хотя  Йама  старался не показать своих чувств, но его  пугали сидящие у
костра дикие гордые люди: десяток родственников Таморы, мускулистых мужчин и
женщин,   отмеченных   такой  же  татуировкой  на  плечах  --  перевернутыми
треугольниками.  Страшнее всех выглядела предводительница  -- сидевшая очень
прямо старуха с  белой гривой волос  и кружевом тонких шрамов на  обнаженном
торсе. Поблескивая  красными  огоньками  в глазах,  она изучающе смотрела на
Йаму  через  костер.  Тамора  пела.  Победная  песня  Таморы   диссонирующим
завыванием взлетала в темное небо  над пламенем костра,  извиваясь  и падая,
как змейки серебряных искр.  Когда все было кончено, она припала к бурдюку с
вином,  а  окружающие разом  заговорили, кивая и  показывая  клыки в быстрых
улыбках,  только  один громко пожаловался, что  в песне очень  мало  о самой
Таморе и слишком много об этом бледнолицем чужаке.
     -- Потому что это его приключение, -- объяснила Тамора.
     -- Тогда пусть сам и поет! -- проворчал критик.  Предводительница стала
расспрашивать Тамору о Йаме, сказав, что прежде таких не видела.
     -- Он с низовий, бабушка.
     -- Тогда понятно. Говорят,  там живет много странных племен, но  сама я
никогда не брала в голову съездить посмотреть собственными глазами, а теперь
я слишком стара, и все  это меня уже не волнует. Поговори со  мной, мальчик.
Расскажи, как появилась на свет твоя раса.
     -- Это  тайна даже для меня самого. Я  читал о своем народе в Пуранах и
однажды видел древнюю картину, а больше ничего не знаю.
     -- Действительно, странный народ, -- отозвалась  старуха.  -- У  каждой
расы есть своя  история, свои тайны, три своих названия. Хранители создавали
каждую  расу  по своему образу  и подобию, имея  на  это  каждый раз  особые
причины, и  легенды  их объясняют.  Ты не  найдешь  настоящей истории твоего
народа в книге,  которую таскаешь с  собой. Там  все про древние тайны, а не
про наш мир. -- Она  дернула за руку одну из женщин и выхватила у нее бурдюк
с вином. -- Они не  дают мне  выпить, --  объяснила она Йаме, -- боятся, что
потеряю свое достоинство, если напьюсь.
     -- Ты не опьянеешь, сколько бы  ни выпила, бабушка,  -- сказал  один из
мужчин, -- вот мы тебя и ограничиваем, чтоб не отравилась, добиваясь этого.
     Предводительница сплюнула в огонь.
     -- Конечно,  глотнешь  этой  дряни  и отравишься.  Неужели  никто не  в
состоянии  купить  порядочной  выпивки?  В былые времена такой  мерзостью мы
только заправляли лампы.
     У  Йамы  в руках  все  еще была бутылка, где  оставалось  на два пальца
прозрачной, пахнущей абрикосами жидкости.
     -- Возьми, бабушка. -- И он подал старой предводительнице бутылку.
     Старуха осушила ее до дна и с удовольствием облизнула губы.
     -- А знаешь, как пришла в мир наша раса? Я расскажу тебе, мальчик.
     Несколько  человек вокруг костра заворчали, но предводительница на  них
прикрикнула:
     --  Вам только  на пользу еще  разок  послушать!  Вы,  молодежь, знаете
историю хуже, чем следует, а потому слушайте:
     После сотворения мира  некоторые Хранители пустили на поверхность земли
животных и вдохнули в них разум. Например, есть народ, который произошел  от
койотов, чьих предков обучили хоронить  своих мертвых. Эта странная привычка
очень  изменила  койотов,  они  выучились  сидеть,  чтобы иметь  возможность
присесть у могилы и должным образом оплакать своих мертвых.
     Но  сидение  на  холодных камнях  истерло их  пушистые  хвосты, они  их
лишились, а через  множество  поколений встали на ноги, потому что сидеть на
камнях  голыми  задницами  стало  совсем  неприятно.  Когда  это  случилось,
передние  лапы  у  них  удлинились  и  стали  человеческими   руками,  потом
укоротились  морды, мало-помалу  превращаясь в  лица людей. Это  только одна
история, а их столько же, сколько рас, появившихся из разных видов животных,
которых научили быть людьми. Но у нашего народа другое происхождение.
     Двое Хранителей заспорили, как правильно создавать людей.  У Хранителей
нет полов, как  понимаем  их  мы, и  они  не женятся, но рассказывать  будет
легче,  если  мы  будем считать  их  мужем  и женой. Один  из них, Энки, был
Хранителем, отвечающим за все  воды мира, работа его  была тяжела, ибо в  то
время в мире только  и было, что  Великая Река, которая текла из ниоткуда  в
никуда. Он пожаловался на свою тяжкую  долю жене, Нинме, она была Хранителем
земли, и та  предложила сотворить кукол-марионеток, которые будут делать  за
них всю работу. Так они и поступили, воспользовавшись  небольшим количеством
песчаной взвеси в Великой Реке. Я вижу, что ты уже знаешь эту часть истории.
     --  Мне  кто-то сегодня  немножко  об этом рассказал.  И в Пуранах  это
написано.
     -- То,  что  я говорю тебе, -- правда, ведь  это передавали друг  другу
десять  тысяч поколений, и потому слова остались живыми, а не сплющенными на
пластике  или на сухой кашице  из древесины. Слушай дальше. Когда из  речной
грязи создали  эту расу, то Хранители устроили большой  праздник, потому что
им больше не нужно было работать  над сотворением мира. Пиво лилось рекой, и
Нинма совсем потеряла голову. Она позвала Энки и спросила:
     --  Хорошо или  дурно человеческое  тело? Я могла бы изменить  его, как
захочу. А ты можешь найти дело для каждого из моих созданий?
     Энки  принял  вызов, Нинма сотворила бесплодную  женщину, евнуха и  еще
несколько уродцев.  Но Энки нашел занятие для каждого. Бесплодную женщину он
сделал наложницей, евнуха  --  чиновником, и так далее. А  потом,  продолжая
забаву, он сам бросил Нинме вызов.
     Он  займется внешностью  различных рас,  а Нинма -- их  занятиями.  Она
согласилась, и Энки  сначала сотворил человека,  который  был уже  не  очень
похож на него, так перед глазами Нинмы появился первый на  свете старик. Она
предложила  ему  хлеб, но он был настолько слаб,  что  не мог даже протянуть
руку, а когда она сунула хлеб ему в рот,  он не сумел его прожевать, у  него
не было  зубов,  и потому Нинма  не смогла найти  этому несчастному никакого
дела.  Потом  Энки  слепил еще множество  уродов и чудовищ, и Нинма так и не
сумела найти им занятия.
     Парочка погрузилась в  пьяный  сон, а  когда проснулась, то услышала со
всех  сторон  стоны и вопли -- увечные  создания Энки расползались по  миру.
Остальные Хранители призвали  Энки и Нинму и потребовали у них объяснений, и
вот,  чтобы  избежать  наказания,  Нинма и  Энки  сотворили еще  одну  расу,
последнюю, и назначили ей охотиться на  больных,  хромых, старых и сохранять
здоровье других рас, уничтожая слабых.
     Так мой народ появился на свет. Говорят,  что у нас горячий и  жестокий
нрав,  потому  что Энки и Нинма ужасно страдали от  похмелья,  когда  лепили
наших  предков,  и  это передалось  нам,  как  знак  гончара, который ставит
отпечаток пальца на каждый горшок, который сходит с его круга.
     -- Я  слышал только начало этой истории,  --  признался Йама, -- и рад,
что знаю ее теперь до конца.
     --  А  теперь  ты расскажи  историю, --  громко сказал  один из мужчин,
именно он раньше жаловался на песню Таморы. На нем были черные кожаные брюки
и кожаная куртка, усеянная медными заклепками.
     -- Успокойся, Горго, -- сказала старуха. -- Этот парень наш гость.
     Горго посмотрел на  Йаму с другой  стороны  костра, и Йама встретил его
злобный, вызывающий взгляд. Оба не желали  отводить глаза,  но тут  в костре
треснула ветка, и горящие сучья полетели прямо на колени Горго, он выругался
и стал стряхивать искры. Остальные расхохотались.
     Горго помрачнел и сказал:
     --  Мы слышали эхо его похвальбы  в песне Таморы. Мне просто интересно,
хватит ли у него смелости раскрыть рот самому. Я думаю, что он из вежливости
должен что-нибудь рассказать.
     -- Ты-то всегда знаешь, кто и что должен, -- бросил один из мужчин.
     Горго повернулся к нему:
     -- Я требую  оплаты только по необходимости. Ты сам  это хорошо знаешь.
Если бы я не искал  вам работу, вы все погрязли бы в  нищете. Вы все  -- мои
должники.
     Тут вмешалась старая предводительница:
     -- Нечего говорить об  этом. Ведь  мы  --  Бешеное Племя, и наша  честь
известна не меньше, чем сила и ярость.
     -- Некоторым приходится напоминать о чести, -- ввернул Горго.
     Одна из женщин выкрикнула:
     -- Мы сражаемся, а ты получаешь доход.
     -- Тогда не просите меня найти вам работу, -- с обидой сказал Горго. --
Ищите  сами. Я  никого не заставляю, это  все знают,  но  ко мне  обращается
столько  народу,  что  я  едва успеваю поспать  и перекусить. Но тихо! У нас
гость.  Не будем  о нем  забывать.  Тамора рассказывала  о нем такие чудеса,
пусть теперь сам что-нибудь скажет.
     Тогда Йама стал говорить:
     -- Я  расскажу вам одну историю, хотя, боюсь, она может  показаться вам
скучной. О том, как один туземец спас мне жизнь.
     Горго пробормотал, что это не очень-то похоже на правду.
     --  Лучше  расскажи что-нибудь  про  свою расу, -- перебил  он, -- и не
говори, пожалуйста,  что такой  замечательный герой,  если, конечно,  верить
словам нашей  сестры, так стыдится  своего народа, что вынужден рассказывать
небылицы о недочеловеках, на которых даже нет благословения Хранителей.
     Йама улыбнулся. По крайней мере на это он мог ответить.
     -- Хотелось бы узнать такие истории, но меня вырастили как сироту.
     -- А может, твой  народ просто  тебя стыдится? -- спросил Горго, но  он
был единственным, кто засмеялся этой шутке.
     --  Расскажи свою историю, --  вмешалась Тамора, --  не  позволяй Горго
тебя перебивать. Он просто завидует, у него-то нет ни одной истории.
     Когда Йама начал  говорить, он понял, что выпил больше,  чем собирался,
но отступить  уже не  мог.  Он  рассказал,  как его  похитили и привезли  на
пинассу, как  он сумел  убежать,  промолчав, правда, о  призрачном  корабле.
Потом описал, как попал на остров смоковницы вдали от берега.
     -- Я обнаружил там одного из туземных рыбарей, который  попал в капкан,
расставленный человеком  из  города, где  эдилом  служит мой отец.  Люди  из
города когда-то охотились на рыбарей,  но мой отец  это запретил. Несчастный
рыбарь застрял в паутине из толстой липкой  нити, которой  пользуются, чтобы
ловить летучих мышей, носящихся  над поверхностью воды в поисках рыбы.  Я не
мог освободить его, сам не оказавшись в капкане. Тогда я  сделал собственную
ловушку и стал ждать.  Когда охотник явился за добычей, как паук за попавшей
в  паутину  мухой,  он  сам  стал  добычей.  Я забрал у  него  растворитель,
убирающий  клей в  ловушке, и  мы  с рыбарем оставили  глупого  охотника  на
милость   тем  мелким  кровожадным  хищникам,  которые  намного  превосходят
количеством свои жертвы, -- комарам и мошке. В свою очередь, рыбарь накормил
меня и доставил на берег Великой Реки. Вот так мы и спасли друг друга.
     -- Сказочка, -- протянул Горго, снова встречаясь с Йамой взглядом.
     -- Я многое пропустил, это правда, но если рассказывать все по порядку,
то и ночи не хватит. Но  добавлю еще одну вещь. Если бы не доброта рыбаря, я
не сидел бы сейчас здесь, потому я и сделал  для себя вывод: никогда  нельзя
пренебрежительно относиться к человеку, как бы ничтожно он ни выглядел.
     Горго тут же вмешался:
     -- Он хочет, чтобы мы восхищались его размышлениями.  А я скажу, что он
просто дурак. Любой разумный человек  сожрал бы рыбаря, забрал  его  ялик  и
благополучно смылся бы с полным животом.
     --  Я  просто  рассказал,  что  произошло,  --  спокойно  сказал  Йама,
встретившись глазами с желтым взглядом  своего оппонента. -- Все,  что  тебе
видится в моих словах, ты  сам  в них вложил.  Если бы ты попробовал украсть
добычу  охотника, то  попал бы в паутину и тебя бы зарезали и съели вместе с
рыбарем.
     Горго вскочил и выкрикнул:
     -- Думаю,  я кое-что смыслю в охоте,  и вижу, что не настолько ты умен,
как  стараешься  показать!  Ты -- на стороне добычи, так  что ты  совсем  не
охотник.
     Йама тоже поднялся. Он не хотел отвечать на оскорбления Горго, глядя на
него  снизу  вверх. Может  быть, он не  стал бы этого делать,  если бы выпил
меньше, но  теперь он ощутил укол уязвленной гордости, а кроме  того, он  не
думал, что Горго представляет угрозу. Он из тех, кто пользуется словами, как
другие пользуются оружием.
     Он был выше и тяжелее Йамы, к тому же  имел сильные  челюсти  и  острые
зубы,  но сержант Роден  научил Йаму, как  обратить такое  различие  в  свое
преимущество.
     --  Я описал то, что  произошло, ни больше ни меньше, -- повторил Йама.
-- Надеюсь, мне не нужно доказывать правдивость своих слов.
     Тамора схватила Йаму за руку и сказала:
     -- Не обращай внимания на Горго. Ему всегда хотелось переспать со мной,
а я отказывалась. Он злобный и ревнивый.
     Горго засмеялся:
     -- Думаю,  ты  неправильно меня поняла,  сестра. Я возражаю  не  против
твоих  слов, а против  его  обмана.  И  прежде чем меня оскорблять, вспомни,
сколько ты мне должна.
     --  Сядьте оба!  -- прикрикнула на них  предводительница. --  Йама  наш
гость, Горго. Ты всех нас позоришь! Сядь и пей. Мы все  вышли из себя, и чем
меньше будет последствий, тем лучше.
     -- Вы все  мне  должны! --  гнул  свое  Горго. -- Кто за одно,  кто  за
другое.   --  Он  в  бешенстве  обвел  взглядом  кружок  у  костра,  плюнул,
развернулся и исчез в ночи.
     Наступило  неловкое молчание. Йама опять сел и  извинился,  сказав, что
выпил лишнего и потерял голову.
     -- Нам часто  приходится  ставить Горго  на место,  -- сказала одна  из
женщин. -- Он злится, когда отвергают его ухаживания.
     --  В  нем больше тихой  злобы,  чем настоящей  ярости,  --  проговорил
кто-то, и все согласно закивали.
     --  Просто позорище, --  сказала Тамора. -- Хитрый, трусливый.  Никогда
сам не охотится, кормится нашей добычей.  Он застрелил человека из арбалета,
испугавшись с ним честно драться.
     --  Достаточно!  -- сердито крикнула старая предводительница. -- Нельзя
хаять людей у них за спиной!
     --  Я  и в лицо ему могу это сказать,  -- возразила Тамора, -- если  он
наберется когда-нибудь храбрости посмотреть мне в глаза.
     -- Не будем больше говорить об этом, -- вмешался Йама, -- а я обещаю не
говорить больше о себе.
     Потом снова были пьяные игры, песни, и наконец Йама взмолился, чтоб его
отпустили спать. Племя Таморы, казалось, совсем не испытывало потребности во
сне,  но  Йама был абсолютно  измотан приключениями и просто падал с ног  от
усталости.  При слабом  свете Десницы Воина  он  добрался до  своего костра,
несколько  раз упав  по  дороге,  но  не  чувствуя  никакой  боли.  Пандарас
свернулся  калачиком возле  теплых  углей. Йама улегся  чуть поодаль на краю
склона, нависающего над чашей спящего города. Он не помнил,  как  натянул на
себя одеяло и как заснул, но проснулся оттого,  что Тамора это одеяло с него
стягивала.  Ее  обнаженное  тело  поблескивало   при  свете  звезд.  Он   не
сопротивлялся, когда  она стала расстегивать его рубашку. Не сопротивлялся и
когда она накрыла его губы своими.

        22
        ОБЛАСТЬ РАЗУМА

     На следующее  утро Пандарас, не скрывая  насмешки,  смотрел, как Тамора
смазывала  царапины на  боках у Йамы  и  следы  укусов на его  плечах и шее.
Пандарас  зачесал  назад волосы  пятернею,  смочил  их  собственной  слюной,
отряхнул пыль с помятой куртки и заявил, что он готов в путь.
     --  Мы  можем позавтракать по дороге.  С нашими-то  деньгами нет смысла
жить, как дикари в низовьях.
     -- Ты крепко спал эту ночь, -- улыбнувшись, сказал Йама.
     -- Я не спал  вовсе. Если я не терял  сознание от страха, то все  время
прислушивался  к каждому шороху,  представляя, что  ко мне  как раз крадется
какой-нибудь   любитель  мяса.  Мой  народ  всегда  жил   в  городе,  мы  не
приспособлены к дикой жизни.
     Йама взял свою рубашку. Она была в песке, принесенном водою,  рухнувшей
с потолка в  доме торговца, к тому же измята, потому что ночью они с Таморой
использовали ее вместо подушки.
     Он сказал:
     -- Мне  надо  постирать одежду, иначе я произведу дурное впечатление на
наших новых работодателей.
     Пандарас вскинул глаза:
     --  Значит,  надо спешить, мы получим  вознаграждение, пойдем к  новому
хозяину во  Дворец Человеческой  Памяти, найдем твою семью  -- и  все это до
захода солнца.  Мы  были  бы уже  на  месте,  господин, если  бы ты  не спал
допоздна.
     -- Не так быстро, -- рассмеялся от такой поспешности Йама.
     --  Я скоро состарюсь,  и тебе  не будет от  меня  никакого  толку.  По
крайней мере позволь постирать твою одежду. Это займет всего минуту, в конце
концов, я твой оруженосец.
     Тамора почесала покрасневшую кожу у края повязки на талии.
     --  Ха!  Тоже  мне, оруженосец! --  ехидно  сказала  она.  -- В волосах
солома, на морде грязь. Пошли, Йама, здесь есть место, где можно помыться.
     Пандарас выхватил финку,  встал в боевую  позицию и улыбнулся Йаме, ища
одобрения. Он от природы любил накал страстей,  драму.  Для него весь мир --
это сцена, а он -- актер в главной роли.
     -- Я буду охранять твой ранец, господин, но не оставляй меня надолго. Я
могу отбиться от парочки-тройки  этих кровожадных  дикарей, но не  от целого
племени, -- сказал он.
     По известняковому склону спускался каскад естественных прудов,  вода из
горячих  источников на  вершине,  переливаясь  из одного бассейна в  другой,
уровнем ниже доходила до самого подножия. Каждый последующий пруд был слегка
прохладней  предыдущего. Йама  сел рядом  с  Таморой в мелкую часть пруда, с
самой горячей  водой, которую он только мог вынести, и стал оттирать рубашку
и брюки  белым  песком. Он разложил  их  на  прогретых солнцем камнях, чтобы
высохли,  и только тогда позволил Таморе помыть ему спину. Маленькие рыбки с
серебряными и черными полосками сновали  в  горячей  воде  между его ногами,
пощипывая попавшие  между пальцев травинки.  В верхнем бассейне  тоже кто-то
купался. Под ярко-синим небом слышался смех и веселые возгласы.
     Тамора объяснила, что вода течет с  Краевых Гор. -- В  городе все, кому
это по карману,  пользуются горной  водой, только нищие  и  беженцы пьют  из
реки.
     --  Значит, они  самые  чистые  люди  в  Изе, ведь  воды  Великой  Реки
священны.
     -- Ха,  святость не очищает  воду от всей дряни, которая туда попадает.
Большинство и купается-то  в ней только раз  в  году, в престольный праздник
своей расы.
     А в остальных случаях все, кто может,  этого  избегают. Поэтому  воду в
город приходится доставлять. Неподалеку как раз протекает подземная река, по
которой   течет  горная  вода.  Именно  из-за  нее  наши   охотничьи  угодья
расположены в этих местах. В  земле есть провалы, к ним на  водопой приходят
животные,  там хорошая охота,  и там  у нас спрятаны машины,  которые  греют
воду.
     -- Какое чудесное место, -- воскликнул Йама. -- Посмотри, ястреб!
     Тамора приподняла бечевку  на шее у  Йамы  и стала ощупывать висящую на
ней монетку.
     -- Что это? Амулет?
     -- Один человек дал мне ее еще в Эолисе.
     -- Их можно найти где угодно, стоит  только немножко копнуть, в детстве
мы  с  ними играли,  но эта не такая истертая, как обычно.  Кто тебе ее дал?
Наверное, возлюбленная?
     Дирив.  Он  изменил  ей  уже  второй раз.  Хотя он  не  знал, увидит ли
когда-нибудь Дирив снова, и к  тому  же вчера он  был пьян,  ему вдруг стало
нестерпимо стыдно за то, что он позволил Таморе собой овладеть.
     Дыхание Таморы коснулось его щеки. К нему  примешивался аромат мяты, по
дороге  она  сорвала листок и сунула себе  за  щеку. Она  прочертила пальцем
линию его челюсти:
     -- Здесь начинают пробиваться волоски.
     --  У меня  в  ранце есть стеклянное лезвие. Надо было его  захватить и
побриться, а может, я отращу бороду.
     -- С  тобой это  было  в первый раз, да?  Не  стесняйся, у каждого ведь
бывает первый раз.
     -- Нет, я имею в виду не в первый раз.
     Высокий, возбужденный голос Тельмона, когда он  открывал дверь борделя.
Теплая,   освещенная    гостиная   благоухает   ароматами   духов.   Женщины
поворачиваются  на звук, как распускающиеся экзотические орхидеи. Йама пошел
с Тельмоном, потому что его попросили, потому что ему было любопытно, потому
что Тельмон скоро уезжал на  войну. Потом  он стал подозревать, что Дирив об
этом  узнала,  но она если и не простила, то, во всяком случае, поняла.  Вот
почему он давал ей такие пылкие клятвы, когда покидал Эолис. И так легко  их
нарушил!  В  сердце возникла  пустота. Как мог он  надеяться стать  героем?!
Тамора прервала ход его мыслей.
     -- У тебя в первый раз было с  женщиной из Бешеного Племени. Это должно
выжечь память обо всех  других.  -- Она  куснула  его за плечо.  --  У  тебя
гладкая кожа и соленая.
     -- Я потею везде, кроме ладоней и ступней.
     -- Правда? Странно. Но  мне нравится этот вкус. Поэтому я и кусала тебя
ночью.
     -- На мне быстро все заживает.
     -- Йама, послушай, -- сказала Тамора.  -- Больше этого не  случится. Во
всяком случае, пока мы вместе работаем. Нет, подожди. Я не смогу помыть тебе
спину, если ты будешь  вертеться. Мы  вместе отпраздновали прошлую  ночь,  и
было хорошо. Но я не позволю,  чтобы это мешало мне  в работе. Если тебе это
не нравится, и  тебе  кажется, что тобой просто воспользовались,  поищи себе
другого напарника.  Их  здесь полно, а  на Речном Рынке  еще больше.  У тебя
достаточно денег, чтоб нанять лучших.
     -- Я был пьян не меньше тебя.
     -- Пьян, как же! Надеюсь, ты трахнул меня не потому, что был пьян?
     Йама покраснел.
     -- Я имею в виду, что потерял контроль над собой. Послушай, Тамора...
     -- Не начинай, пожалуйста, развозить слюни. Не хочу слышать  о том, что
дома ты оставил  возлюбленную, или  о  том,  как ты сожалеешь.  Она  там, ты
здесь. Мы -- боевые товарищи. Мы трахнулись. Конец первой части.
     -- Неужели в вашем племени все такие прямолинейные?
     -- Мы  говорим  как есть.  А по-другому это  просто  слабость.  Ты  мне
нравишься,  прошлая   ночь  доставила  мне  удовольствие.  Мы  счастливы,  у
некоторых рас желание возникает только раз в году, и к тому же нет опасности
зачать ребенка. Так всегда бывает, когда трахаются  люди моего племени, если
только женщина  уже не беременна. Я  к этому  еще не готова. Через несколько
лет я найду мужчину, с которым  стану жить семьей,  но  не сейчас.  По  этой
причине многие из нас предпочитают другие расы.
     Йама заинтересовался:
     -- Разве нельзя пользоваться контрацептивами?
     Тамора засмеялась:
     -- Ты не  видел  дубинки наших мужчин? На них  шипы! Попробуй надеть на
них резинку! Ха! Но некоторые женщины знают траву, они ее заваривают и пьют,
чтобы остановить месячные. Но чаще всего она не помогает.
     -- Женщины твоего племени сильнее мужчин.
     --  У большинства рас точно так же, даже если это не бросается в глаза.
Просто в этом  отношении мы ведем  себя более  честно. А теперь ты потри мне
спину, а потом найдем твоего крысенка. Если повезет, то он  сам убежит туда,
откуда пришел.
     Когда  они  возвращались,   спускаясь  с  холма  по  тропинке,  которая
извивалась  между полянами пустырника и зверобоя, Йама заметил,  что кто-то,
одетый в черное, наблюдает за ними, спрятавшись в тени на опушке дубравы. Он
решил,  что это может  быть Горго,  но кто бы там ни был, он скрылся раньше,
чем Йама успел показать его Таморе.

     * * *

     В городе все еще ощущалось беспокойство из-за того, что Йама вызвал эту
зловещую  черную  машину. Магистраторы и сопровождающие их целые толпы машин
патрулировали улицы. Йама, правда,  попросил машины, чтобы они  не  обращали
внимания  на  него  и  его  спутников,  но боялся,  что  какую-нибудь из них
пропустит и  заметит,  только когда будет поздно, или что из  толпы вынырнет
префект  Корин  и  направится прямо  к  нему. Он все  время вертел головой и
оборачивался, пока Тамора не велела ему прекратить, иначе их точно арестуют.
На  всех  перекрестках  прохаживались  группы  солдат.  Они  принадлежали  к
городской  милиции  и были вооружены фузеями и карабинами, а одеты в широкие
красные брюки  и пластиковые кирасы, гладкие и прозрачные, как лед. Жесткими
глазами  они  в упор рассматривали толпу, но никого не останавливали. Они не
смеют, объяснил Пандарас, и Йама спросил,  как такое  может  быть, ведь  они
действуют именем Хранителей.
     -- Нас намного больше, чем их, -- просто сказал Пандарас и сделал жест,
который Йама уже видел раньше: дотронулся кулаком до своей глотки.
     Было ясно, что мальчишка не боялся солдат, напротив, он как мог выражал
им  презрение,  и Йама  заметил,  что  многие,  проходя мимо группы  солдат,
повторяли  этот жест.  Некоторые  плевались  или  выкрикивали  ругательства,
чувствуя безнаказанность в анонимной толпе. Пандарас сказал:
     --  В  низовьях  идет  война,  и  солдат  в  городе  мало.  Они  должны
поддерживать порядок страхом. Вот за это их и ненавидят. Видишь того петуха?
     Йама  взглянул  вверх. На  металлическом  диске, плывущем в воздухе над
пыльными вершинами магнолий, по одну сторону широкого  гомонящего проспекта,
стоял офицер в золотых латах.
     -- Если ему придет в голову, он может одним выстрелом сровнять с землей
целый квартал, -- объяснил Пандарас, -- но он не станет, разве что не  будет
другого выхода, потому что  тогда начнутся  беспорядки и придется  жечь  еще
больше. Вот  если  бы  кто-нибудь украл  пистолет  и  попробовал  его против
магистраторов и солдат, тогда -- другое дело.
     --  Я думаю, это  излишне  суровое наказание,  -- вмешалась  Тамора. --
Энергопистолеты запрещены. К  несчастью. Мне  бы сейчас  такой  в руки, я  в
момент расчистила бы дорогу среди этого стада жвачных.
     --  Несколько лет  назад,  --  начал  Пандарас,  --  один  мой  дядя  с
материнской стороны попал в демонстрацию протеста против налогов. Это было в
нескольких  лигах выше его  реки.  Один торговец купил квартал города и снес
дома, чтобы устроить парк, а легаты  решили, что  все  купцы, живущие вокруг
этого  места, должны  платить  больше  налогов.  Парк сделал это место более
привлекательным,  ясно?  Легаты утверждали, что теперь туда будет  приходить
больше  людей,  потому что там  чище  воздух, они  будут  больше  тратить  в
окрестных  магазинах.  Торговцы  собрались  и   решили  объявить   налоговую
забастовку. Легаты  вызвали  магистраторов,  а те явились и  блокировали всю
площадь. Выпустили  свои машины, чтобы обозначить линию пикета, и  никто уже
не мог ни войти, ни выйти. Это  длилось сто дней,  говорят, что к концу люди
там  пожирали друг друга. Еда кончилась, а новую взять было негде. Некоторые
пробовали рыть туннель, но магистраторы послали машины и убили их.
     -- Почему они не прекратили забастовку? -- спросил Йама.
     --  Они прекратили. Через двадцать дней.  Они бы продержались и дольше,
но там  были  дети  и  люди, которые  живут совсем в другом месте, а  просто
случайно  там проходили, когда  началась блокада. Они представили  петицию о
сдаче, но магистраторы продолжали осаду  как наказание. Такие веши делаются,
чтобы мы и плюнуть боялись без разрешения.
     --  Иначе  нельзя, -- сказала Тамора, -- в  городе живет слишком  много
народу, и в основном дураки или жвачные животные. Ссора между соседями может
вылиться  в конфликт между  расами,  и тогда погибнут  тысячи. Вместо  этого
магистраторы убивают одного  или двух, если  надо, сотню.  Конфликт гаснет в
зародыше, не  успев разрастись. Они могут уничтожить  дюжину рас, и никто не
заметит.
     -- В нас сила Иза, -- вызывающе сказал Пандарас, но Йама промолчал.

     Они добрались к докам после  полудня. В тени катера их встретил все тот
же бритый коренастый охранник. Он посмотрел на  флакон с  бренди, в  котором
плавали нити нервной ткани, и сказал, что уже слышал о смерти торговца.
     --  Тогда мы просто заберем деньги и уйдем, -- сказала  Тамора,  а Йама
напомнил охраннику:
     -- Но вы же говорили, надо будет проверить, что мы принесли.
     На что охранник ответил:
     -- Весь город знает, что его прошлой ночью убили. Откровенно говоря, мы
предпочли бы, чтобы это дело не привлекало столько внимания. Но все равно мы
счастливы, что задание выполнено. Не волнуйтесь. Мы заплатим.
     Йама быстро сказал:
     -- Но  мы  заключили  соглашение.  Я  хочу,  чтобы  все было  выполнено
дословно. Ваш  хозяин хотел проверить, что мы принесем,  и я не желаю, чтобы
было иначе, пусть убедится, мы все сделали честно.
     Охранник посмотрел на Йаму в упор, потом произнес:
     -- Я не намерен оскорблять вас невыполнением всех пунктов соглашения.
     Пока они шли за стражем по коридору, Тамора поймала руку Йамы и яростно
зашептала:
     -- Дурацкий риск. Мы выполняем работу.  Берем деньги. Уходим. Все. Кому
какое  дело, что они о  нас думают?  Всякие осложнения  опасны,  особенно со
звездными матросами, а у нас встреча на Речном Рынке.
     -- У  меня есть причины, -- упрямо сказал Йама. -- Ты и Пандарас можете
подождать возле дома или пойти на Речной Рынок, как хотите.
     Он все обдумал, пока  они шли  по  улицам города  к  гавани, где  стоял
космический  катер. Звездный матрос,  который его  пилотировал, говорил, что
знает народ Йамы, и даже если это только одна десятая того, что знал, по его
утверждению, торговец, все равно стоило послушать. Йама готов был платить за
информацию  и  знал надежный  способ до нее добраться, если звездный  матрос
ничего ему не скажет.
     Внутри корабля,  в  круглом  помещении на конце  спирального  коридора,
охранник  раскрыл флакон  и  вылил его  содержимое на  черный  пол,  который
моментально поглотил и бренди, и нити нервной ткани. Он надел золотой  обруч
на свой бритый, испещренный шрамами череп и напрягся. Губы его зашевелились,
из них раздался чужой голос:
     -- Он вам заплатит. Что вам еще от меня нужно?
     Йама обратился к мясистому цветку, плавающему внутри сосуда:
     -- Я разговаривал  с вашим  товарищем  до того, как он умер. Он сказал,
что многое знает о моей расе.
     -- Не сомневаюсь,  он много чего  говорил, чтобы спасти  свою жизнь, --
проговорил звездный матрос через человеческий рупор.
     -- Разговор был, когда я находился у него в плену, и мои товарищи тоже.
     -- Тогда он, наверное,  хвастал. Ты  должен понять, он был сумасшедшим.
Он разлагался от плотских желаний.
     --  Я помню,  вы  сказали, что у меня  есть способности,  которые могут
пригодиться.
     -- Я ошибся. Они оказались... некстати. Ты не умеешь управлять тем, что
в тебе заложено.
     Тут вмешалась Тамора:
     -- Оставь это, Йама. Я помогу тебе найти то, что ты захочешь узнать, но
только во Дворце Человеческой Памяти. Не здесь. У нас контракт.
     Йама твердо ответил:
     -- Я не  забыл.  Вопросы, которые я хочу задать, не решат всех проблем,
но они могут помочь. -- Он повернулся к существу в бутылке. -- Я откажусь от
своей доли  за убийство вашего  матроса,  если вы  поможете мне  понять  его
слова.
     Тамора крикнула:
     -- Не слушай его, господин! Он не вправе изменять сделку!
     Рот  охранника  открылся  и снова закрылся. Его  подбородок  блестел от
слюны. Наконец он проговорил:
     -- Он  рехнулся  от  плотских  желаний.  Я, однако, не сумасшедший. Мне
нечего  тебе  сказать, пока ты не докажешь,  что узнал, кто  ты такой. Тогда
возвращайся, и мы поговорим.
     -- Если бы я это знал, то не  стал бы задавать вопросы. Тамора схватила
Йаму за руку:
     -- Ты рискуешь всем, идиот! Пошли!
     Йама хотел вырваться,  но Тамора  не  поддавалась, ее  острые ногти так
впились  в Йаму, что  потекла  кровь. Он  попробовал  подойти  ближе,  чтобы
бросить ее  через бедро, но Тамора знала этот прием  и стукнула его лбом  по
носу.  Череп  пронзила  острая боль, из  глаз у него  потекли слезы.  Тамора
завернула  ему  руку за спину и потащила  через всю комнату к  раскрывшемуся
входному  отверстию, однако  Пандарас  всем телом  обвил  ее  ноги  и впился
острыми  зубами  в  ее бедро. Тамора  взвыла,  Йама высвободился, бросился к
охраннику, сорвал с него золотой обруч и натянул себе на голову.
     Белый свет.
     Белый шум.
     Что-то  возникло у  него  в  голове и  тут же  полетело  в направлении,
которого он раньше не видел, Йама двинулся следом. Это была женщина, нагая и
грациозная  женщина  с бледной  кожей  и  длинными  черными волосами, веером
летящими за ней  сквозь  узкие потоки света.  Она летела и  все оглядывалась
через голое плечо. Глаза ее сверкали отчаянием и светом.
     Йама  следовал  за  нею  со  все возрастающим  волнением. Казалось,  он
прикован к ней невидимой цепью, которая становится все толще и крепче, и он,
не раздумывая, летел, повторяя все изгибы  и повороты своей провожатой, пока
они прорывались сквозь переплетения световых потоков.
     С обеих сторон от них тоже  кто-то был,  а  за этими  невидимками  Йама
ощущал  присутствие огромных скоплений, объединенных в группы и далеких, как
ореолы звезд. То были  команды космических кораблей. Здесь,  в этой  области
разума, они плавали,  встречаясь и  расходясь,  как  рыба в воде. Когда Йама
обращал внимание  на  ту или иную  группу, он ощущал, что смотрит  на  нечто
бесконечное, вмещающее в себя свет множества иных разумов, словно из  душной
комнаты он сквозь раскрытые ставни  увидел  юный росистый  восход. Но каждый
раз,  когда  его  мысли  касались  чужого  разума,  тот сворачивался, ставни
захлопывались, свет угасал.
     В своей погоне за  ускользающей женщиной сквозь эту область разума Йама
чувствовал  растущее  раздражение и  возмущение  ее  обитателей.  Все  они к
чему-то взывали, то ли к стражу, то ли к  цепному псу, и он возник на пути у
Йамы  непреодолимой волной  давления, прорвавшись через все пространственные
измерения, как щука, легко  скользящая в толще  воды, к безмятежно плывущему
на  поверхности утенку. Йама удвоил  и утроил свои  усилия, он почти  догнал
женщину, когда нестерпимый  свет его ослепил,  уши оглохли от белого шума, а
черный пол вдруг подпрыгнул и обрушился на него всей тяжестью мира.

        23
        ХРАМ ЧЕРНОГО КОЛОДЦА

     Когда Йама пришел в себя, то первым,  кого он увидел, был  Пандарас. Он
сидел, скрестив ноги, в изножье кровати и чинил запасную рубашку Йамы.
     Йама голым лежал под шершавой  накрахмаленной  простыней, чувствуя, как
липнет от  засохшего  пота  кожа.  Голова  болела, а в  сухой  каверне  рта,
казалось, сдохла какая-то  мелкая тварь. Наверное, приятель той ярко-зеленой
ящерицы, что  висит  вниз головой в пятне света на задней стене. Йама видел,
как пульсирует ее алая глотка. Он лежал в маленькой комнатке  с пластиковыми
стенами  цвета   охры   и   повторяющимся  рисунком  из  пары  переплетенных
виноградных  веток. Под  потолком торчали пыльные  стропила. Полуденный свет
проникал  через  два высоких окна, а  вместе с  ним  гомон,  пыль  и  запахи
оживленной улицы.
     Пандарас помог ему сесть, подоткнул валик, потом принес чашу с водой.
     -- Там соль и сахар, выпей, господин. Скорее поправишься.
     Йама  подчинился.  Оказалось,  что  он  проспал  ночь  и большую  часть
следующего дня. Из доков его сюда принесли Пандарас и Тамора.
     -- Она  ушла  на  переговоры  с  человеком,  которого  мы  должны  были
встретить вчера.  К  тому же звездный матрос нам не заплатил, так что она на
тебя сердится, господин.
     -- Я помню, что ты пытался мне помочь.  --  Сказав это, Йама обнаружил,
что в какой-то  момент прикусил язык, щеки  изнутри тоже болели. --  Ты убил
охранника той финкой, что она тебе дала.
     -- Нет, господин, это было раньше. У  ворот поместья. А  потом уже  был
космический катер, когда ты сорвал обруч с охранника и надел себе на голову.
     -- Обруч был у торговца. С его помощью он контролировал свое хозяйство.
Но я его сломал, когда забирал у него.
     --  А это было в космическом катере. Пожалуйста,  вспомни, господин. Ты
надел  обруч и  сразу  потерял сознание,  на  губах показалась пена, а глаза
закатились. У моей сводной сестры эпилепсия, так это выглядело точно так же.
     -- Женщина! Я видел женщину. Но она от меня скрылась.
     Но Пандарас продолжал говорить:
     -- Я сорвал  обруч с  твоей головы, но  ты не очнулся,  тут явились еще
охранники и  выперли нас  с катера. А первый  охранник, тот, у  которого  ты
отобрал обруч, заспорил с Таморой про деньги. Я думал, она его убьет, но его
ребята вытащили пистолеты. Мы взяли немножко из твоих денег, чтобы заплатить
за комнату и за паланкин,  который тебя сюда доставил. Надеюсь, мы правильно
сделали.
     -- Наверное, Тамора и на тебя злится.
     -- Она не обращает на меня внимания, и это неплохо. Я ее сильно укусил,
когда она  хотела  тебя остановить и  не  дать тебе схватить  обруч, но  она
только перевязала себе ноги и не  сказала ни слова. Не хочет признать, что я
мог нанести ей рану,  понятно? А я теперь ее не боюсь, потому что знаю, я ей
тоже могу поддать. Так я и  сделаю, если придется. Я не хотел с ней драться,
господин, но ей не следовало тебя тащить. Нет у нее такого права.
     Йама прикрыл глаза. Гроздья огней, висящих на потолке круглой комнаты в
космическом катере. Существо в бутылке  с розоватыми жабрами и лилейно-белой
мантией, обвивающей густое сплетение обнаженных нервных волокон.
     -- Я вспомнил, -- слабо проговорил он. -- Я пытался узнать что-нибудь о
своей расе. Область разума...
     Пандарас с готовностью закивал:
     -- Ты забрал у охранника обруч и натянул его на себя.
     --  Возможно,  было  бы  лучше, если  бы Тамора  меня  остановила.  Она
боялась, что не будет мне больше нужна.
     Пандарас забрал пустую чашку из рук Йамы и спросил:
     -- Ну а разве  она  тебе  нужна?  Ты же  стоял лицом к  лицу  с  тем, в
бутылке, и разговаривал с ним напрямик. Он сообщил тебе то, что нужно?
     Стоило только  Йаме напрячься и  попытаться  вспомнить детали, как  все
превращалось в сон. Убегающая женщина, смутные звезды  чужих разумов... Йама
сказал:
     --  Я  видел  нечто поразительное,  но ничего не узнал  о  моем народе.
Только понял, что пилоты звездных кораблей боятся меня.
     -- Меня ты тоже  напугал, господин. Я подумал, что  ты отправился туда,
где они живут, а свое тело бросил  здесь. Я  пошлю за едой. Ты не ел уже два
дня.
     -- Ты так обо мне заботишься, Пандарас.
     --  Эх,  приятно в виде  исключения отдавать приказы в таком заведении.
Совсем недавно я  сам  был на побегушках  и  бросался  исполнять  приказания
каждой свиньи. Я еще помню, каково это.
     -- Не так уж давно это было, всего несколько дней назад.
     -- Для меня прошло  больше времени, чем для тебя, господин. Отдыхай.  Я
скоро вернусь.
     Но Пандараса не было  очень  долго. В комнате было жарко  и душно. Йама
завернулся в простыню и сел у окна,  где ощущалось  хоть небольшое  движение
воздуха.  Он чувствовал  себя слабым,  но хорошо  отдохнувшим  и  готовым  к
действиям.  Повязки  на  руке не было,  а  кожа  вокруг  черных  стежков уже
затягивалась. Порез на руке превратился в едва заметную серебристую ниточку.
Все царапины и  ранки от последних приключений уже зажили, к тому же кто-то,
очевидно Пандарас, побрил его, пока он спал.
     Трактир стоял на широком проспекте, по центру которого тянулись цепочки
пальм.  Толпы  людей  запрудили эту  белую пыльную  магистраль.  Такую массу
народа  Йама не  видел за всю свою жизнь. Тысячи людей, сотни различных рас.
Там были  уличные торговцы, нищенствующие монахи,  группы паломников, жрецы,
чиновники, спешащие  по своим делам по двое  и по  трое,  писцы,  музыканты,
циркачи, проститутки и шарлатаны. Над головами толпы по проволоке, натянутой
с одной стороны улицы  до другой, шел акробат. Продавцы жарили  бананы и ямс
на раскаленных  железных пластинах, калили орехи в огромных медных чанах над
масляными горелками. Оборванные мальчишки сновали между прохожими, предлагая
им ароматический лед, сладости, солод, жареные орехи,  сигареты, пластиковые
брелоки  с   копиями  давно  утерянных  изображений  Хранителей,   медали  с
портретами официальных героев  войны против еретиков.  Нищие демонстрировали
сотни различных увечий и ран. Посыльные на  ловких, подвижных  генеттах  или
украшенных черными плюмажами страусах на полном скаку  неслись сквозь толпу.
Важные персоны шествовали под шелковыми балдахинами, некоторые передвигались
в носилках и паланкинах. Группа  гигантов,  по пояс возвышаясь над  головами
прохожих, разрезала толпу, как будто вброд  перебиралась через бурный поток.
Прямо за дорогой  люди собирались  вокруг каменного алтаря,  жгли  маленькие
конусы ладана, купленные  здесь же  у  жреца, бормотали  молитвы,  стараясь,
чтобы  на  них  попадал  дым  благовоний.  Процессия   священнослужителей  в
оранжевых мантиях со свежевыбритыми, блестящими от масла головами извивалась
длинной  беспорядочной  гусеницей  за  группой  бешено колотящих  в барабаны
людей.
     Вдалеке, перекрывая  шум запруженной улицы,  раздавались  беспорядочные
звуки труб. И вот на проспекте появилась процессия, возглавляемая трубачами.
Она   состояла  из   огромной   повозки,  которую  тащила   сотня   потеющих
полуобнаженных  мужчин.  С  обеих  сторон,  расточая аромат  ладана,  шли  с
курильницами жрецы.  Раскрашенную красным и золотым повозку увивали гирлянды
цветов; среди  цветов стоял экран, черный овал  которого украшала изысканная
резьба.  Повозка остановилась прямо напротив окна Йамы, люди, собравшиеся на
крышах домов, стали лить воду из ведер  на тех, кто тащил повозку. Все новые
гирлянды  цветов  летели  на повозку,  на людей  вокруг  нее,  на  жрецов  и
паломников, в воздухе возникла настоящая цветочная метель.
     Йама перегнулся через подоконник,  чтобы  получше  все рассмотреть, и в
этот момент услышал за спиной шум. Он обернулся, думая, что пришел Пандарас.
     Кусок  охряного пластика  в противоположной  стене  раскололся паутиной
трещин, а в центре паутины торчала арбалетная стрела.
     Стрела была длиной с руку Йамы, с твердым  деревянным древком и красным
оперением. Учитывая  угол,  под  которым она впилась в  пластик, можно  было
сделать  вывод, что выпустили ее  с одной из крыш на противоположной стороне
улицы,  где  все дома  были выше окна Йамы.  Йама  слетел с  подоконника  и,
скрючившись,  стал  рассматривать  крыши напротив,  но  там собрались  сотни
людей, они разбрасывали цветы и выплескивали на повозку фонтаны  серебристых
брызг.  Он   попытался   обнаружить  машину,  которая  могла  наблюдать   за
процессией, но, похоже, рядом не было ни одного магистратора.
     Все еще передвигаясь на корточках, Йама закрыл и запер тяжелые  створки
обоих окон, а затем вытащил из стены арбалетную стрелу.
     Через несколько  минут вернулся Пандарас. Перед ним шел мальчик-слуга с
подносом,  накрытым белой салфеткой. Он  поставил  его на  низенький круглый
столик, который вместе с кроватью и стулом, где  сидел  Йама,  составлял все
убранство комнаты.  Пандарас  отпустил  мальчика и жестом  фокусника  поднял
салфетку, открыв  взору блюдо с фруктами, холодное  мясо и запотевшую бутыль
белого вина. Он разлил вино и одну чашу подал Йаме.
     --  Прости,  господин,  что  я  провозился  так  долго.  Здесь  сегодня
праздник. За комнату тоже пришлось заплатить двойную цену.
     Вино оказалось очень холодным и сладким, как сироп. Йама заметил:
     -- Я видел, как мимо нас шла процессия.
     -- Здесь  всегда какая-нибудь процессия. Это в  природе этих мест. Ешь,
господин. Ты должен набраться сил, прежде чем мы куда-нибудь отправимся.
     Йама взял ломтик зеленой дыни, которую ему протягивал Пандарас.
     -- Где мы находимся?
     Пандарас впился зубами в свой ломоть.
     --  Ну  как  же!  Это  квартал,  расположенный  между  рекой  и Дворцом
Человеческой Памяти.
     -- Думаю, надо пойти и найти Тамору. Где моя одежда?
     --  Брюки  под матрацем, чтобы не мялись. Одну твою  рубашку  я как раз
чиню, а вторая в ранце. Господин, тебе надо поесть, а потом отдохнуть.
     -- Полагаю,  сейчас  не  время,  --  сказал  Йама  и  показал Пандарасу
арбалетную стрелу.
     Хозяйка обратилась к  Йаме  и Пандарасу, когда они проталкивались через
переполненный зал трактира. Это была полная женщина с темной кожей и широкой
улыбкой, ее длинные, блестящие от  жира волосы сплетались  в тяжелую толстую
косу.  Она беспрестанно потела в  своем красном с золотом саронге. Постоянно
обмахиваясь пухлой ладонью, женщина сообщила, что для них есть записка.
     --  Сейчас отыщу, -- говорила  она, роясь  в ящике  своей  конторки. --
Потерпите минуточку, господа. Такой хлопотливый день! А, вот она! Подождите,
сейчас.
     Йама взял в руки кусок плотной бумаги. Он был свернут вчетверо,  сложен
конвертом и запечатан  каплей воска. Йама все вертел и вертел его в руках, а
потом спросил Пандараса:
     -- Умеет Тамора читать и писать?
     -- К контракту она прикладывала  палец, догадываюсь, что она читает  не
лучше меня, то есть никак.
     Хозяйка попыталась помочь:
     -- Тут на каждом углу писцы. Это печать одного из них.
     -- А какого?
     -- Их так  много.  Позову-ка я лучше одного из  мальчишек... -- Хозяйка
промокнула  вспотевший лоб куском  желтой ткани,  надушенной мятным  маслом.
Глаза ее были подведены синей краской и золотыми  тенями, а брови изогнуты в
длинные заостренные дуги  и закреплены воском. Создавалось  впечатление, что
на лицо ей села крупная бабочка. Она добавила: -- Но только когда разойдется
народ. Сегодня ведь праздник.
     -- Я видел, как ехала повозка, -- сказал Йама.
     -- Повозка?  А, оракул! Нет-нет, он не имеет отношения к празднику. Его
носят туда-сюда каждый день, конечно,  кроме престольных  праздников,  когда
его выставляют  у Великой  Реки.  Но с  тех  пор прошло уже сто  дней,  да и
праздник  тогда бывает небольшой, местный. А сегодня люди собрались со всего
Иза,  и те,  кто живет ниже по  реке, тоже  приехали.  У нас  самая запарка.
Конечно,  теперь гостей  меньше.  Многие  не  решаются  ехать  из-за  войны.
Потому-то я и нашла для вас комнату.
     -- Она переселила двух паломников в  конюшни и  берет с  нас в два раза
больше, чем платили они, -- проворчал Пандарас.
     -- Зато они теперь платят меньше, чем раньше, -- парировала хозяйка, --
так  что получается то же самое. Надеюсь, в записке добрые известия. Комната
останется за  вами  сколько надо.  --  Хотя она  и  утверждала,  что страшно
занята, но все  равно не могла  отказать себе  в удовольствии  сунуть  нос в
чужие дела.
     Йама поднял свернутую записку и спросил:
     -- Кто ее принес?
     -- Я не видела. Мне  ее отдал один из мальчишек. Я  могу  его поискать.
Думаю, что найду, хотя сегодня такая кутерьма...
     -- Из-за праздника, -- закончил Йама и сорвал с письма печать.
     Записка оказалась короткой, буквы выписаны аккуратно,  с решительным  и
твердым нажимом и  тонкими волосяными линиями. Скорее всего ее выполнил один
из писцов, если, конечно, Тамора не провела за изучением каллиграфии столько
же лет, сколько сам Йама.

     <i>Я ушла по делу. Человек, который тебе нужен,  находится в Храме Черного
Колодца.</i>

     Пандарас спросил:
     -- Что там написано?
     Йама прочел записку Пандарасу, а хозяйка заметила:
     --  Это недалеко отсюда. Идите по переулку слева от трактира и попадете
прямо к Дворцу. Если вы подождете, я могу послать с вами мальчишку...
     Но Йама и Пандарас  уже  проталкивались через  переполненную комнату  к
раскрытой двери и лежащему за ней солнечному проспекту.

     Узкие улочки за трактиром были прохладнее и тише, чем проспект. Древняя
брусчатка  лежала  на  них  косыми  рядами,  в  канаве  играли  голые  дети.
Двухэтажные дома имели плоские крыши и маленькие, закрытые  ставнями окна, а
покрытые толстой  желтой  или оранжевой  штукатуркой  стены крошились  и  во
многих  местах  были  залатаны.  В   большинстве  домов  на   первых  этажах
располагались  лавки, двери  которых выходили  прямо на улицу. Там торговали
изделиями  религиозного назначения; Йама  и Пандарас  шли вдоль  бесконечных
витрин, но все магазины казались закрытыми.
     Йама  подумал, что  это  место выглядит  подозрительно и даже  зловеще.
Когда они проходили  мимо,  люди бросали  свои дела и  смотрели им вслед. Но
Йаме понравилась  сложная география  этих кварталов:  узенькая  улочка могла
внезапно привести к прекрасной площади с белым, играющим серебряными струями
фонтаном. Ему нравились маленькие местные оракулы, помещенные в стены домов,
увядающие венки и пирамидки пепла перед  мутным овалом черного стекла, слабо
имитирующим темную прозрачность настоящих оракулов.
     Купола, шпили и башни храмов и святилищ возвышались  среди моря плоских
крыш  обычных  домов,  как  корабли, врубающиеся  в крошево  льда  застывших
пустынь  за  сотни лиг отсюда,  в верховьях  Великой Реки.  А за всеми этими
домами, храмами  и святилищами темнела  громада Дворца Человеческой  Памяти,
террасами поднимающаяся к  своему далекому  пику, за которым горело багряное
небо, окрашенное заходящим солнцем.
     Пандарас объяснил,  что  эта часть  города  занята  всем, что связано с
поклонением  Хранителям,  а  кроме   того,  здесь  располагается   городское
управление  Иза. Департаменты Гражданских Служб,  вытесненные из  внутренних
покоев Дворца  Человеческой Памяти, занимают небольшие здания  в его округе.
Здесь процветали тысячи культов, одни открыто, другие в  потаенных подземных
палатах.
     -- Ночью эти места небезопасны для чужаков, -- сказал Пандарас.
     -- У меня есть нож, а у тебя -- финка.
     --  Надо было тебе  надеть  латы. Мы забрали их  с  Речного  Рынка. Они
обрезаны по размеру и отполированы, как новые.
     Йама их уже видел, когда вынимал из ранца рубашку. Он возразил:
     --   Они  бы  привлекали   внимание.  Вдруг  они  кому-нибудь   слишком
понравятся?  Люди и сейчас  на  нас  так пялятся,  как  будто  мы  --  целая
праздничная процессия.
     --  Они могут  захотеть  получить нашу  кровь  или  наши  мозги,  чтобы
засунуть их живьем в бутыль, как у звездного матроса.
     Йама рассмеялся от этих мрачных фантазий. Пандарас продолжал:
     -- Здесь уживается  добро и  зло, господин. Мы ведь  в  Новом Квартале,
построенном на месте Кровавой Битвы. Ты -- человек уникальный. Не забывай об
этом. Такой -- редкая удача для принесения человеческой жертвы.
     -- Новый Квартал? Он выглядит очень древним.
     --  Это  потому,  что  здесь ничего не перестраивалось с Эпохи  Мятежа.
Остальная  часть  города  намного  старше,  но люди  постоянно сносят старые
здания, строят новые.  Иерархи построили Дворец Человеческой Памяти на месте
последней битвы между машинами,  кости и все останки  собрали в большие рвы,
землю заровняли и построили на ней эти дома.
     -- Я знаю, что где-то возле Иза была  страшная битва, но думал, что это
значительно выше по реке. -- Теперь Йама вспомнил, что Храм Черного  Колодца
как-то связан с последней битвой, хотя в чем там дело, он не знал.
     Пандарас стал объяснять:
     -- Дома построены на поле битвы, и с тех пор здесь  ничего не меняется,
кроме зданий святилищ и храмов.
     -- Я думал, что дома строились вокруг них.
     --  Дома приходится сносить каждый раз, когда  строится новый храм. Это
опасное дело. В  земле попадаются  старые  яды  и старинное оружие. Если его
побеспокоить,  оно иногда  стреляет.  Есть  Департамент, который  занимается
только  старым  оружием,  они  ищут  его с  помощью  прорицателей,  а  потом
разряжают. А в  некоторых местах  квартала водятся привидения. Поэтому здесь
такие странные люди, ясно?  Призраки селятся у них  в  головах и заражают их
идеями прежних времен.
     Йама заметил:
     -- Я никогда не видел призраков. Фантомы, которые  встречались в Городе
Мертвых, -- не в  счет, ведь они -- просто полуразрушенные проекции умерших.
И пусть Амнан утверждает, что голубые огоньки,  которые иногда плавают среди
развалин около замка, -- это призраки, души умерших, не нашедшие успокоения,
но Закиль объяснил: это всего-навсего пузырьки горящего болотного газа.
     Пандарас сказал:
     -- В основном это призраки машин, но некоторые когда-то  были  людьми и
они, говорят, хуже всех. Вот почему здесь производят столько икон, господин.
Если  заглянуть  в  любой из этих домов, можно  увидеть  целые слои  икон на
стенах.
     -- Чтобы отпугивать призраки...
     -- Обычно это не помогает. Так я, во всяком случае, слышал.
     -- Смотри, это наш храм?
     Впереди в нескольких кварталах возвышался  гигантский куб, сложенный из
огромных, грубо  отесанных  каменных  глыб, местами  покрытых сажей.  Здание
венчала луковица купола, выложенная истертыми золотыми плитками.
     Пандарас, прищурившись, стал рассматривать это сооружение.
     -- Нет, у нашего -- более пологий купол, а сверху отверстие.
     -- Ну конечно! Туда упала машина.
     Храм  Черного  Колодца  был  построен  много  позже  страшного  падения
зловещей машины, но его купол специально  оставили незавершенным, в качестве
символа.
     В  центре  крыши  сделали  отверстие, прямо над тем местом, где  машина
стукнулась  о  поверхность земли,  и порода под  нею  расплавилась  до самой
мантии.  Йаме рассказал эту  историю фантом одного кожевника, который держал
мастерскую  поблизости от строительства храма. Кожевника звали Мизим. У него
было   две   жены   и   шесть   красавиц   дочерей,   он   много   занимался
благотворительностью  в доках среди осиротевших ребятишек  местной  бедноты.
Мизим  жил   несколько  веков  назад,  и  Йама   быстро  потерял  интерес  к
ограниченным ответам фантома, но теперь он о них вспомнил. Отец Мизима видел
падение машины, он рассказывал Мизиму, что,  когда машина ударилась о землю,
фонтан расплавленной  породы взлетел выше атмосферы, а дым вторичных пожаров
застилал солнце еще десять лет.
     -- Он левее, -- сориентировался Пандарас. -- До  него  еще минут десять
ходу. Тот дом с золотой крышей -- это гробница святого  воителя. Она сделана
из целикового монолита, только внутри есть секретное помещение.
     -- Ты прямо ходячая энциклопедия, Пандарас.
     --  У  меня здесь  живет  дядя, и я гостил у него какое-то время. Он --
брат моей  матери,  и было это в те времена, когда мой  отец убежал, а  мать
отправилась его искать. Год -- это очень долгий срок для моего народа. Потом
она  вернулась и вышла замуж за другого,  а когда у них все разладилось, она
вышла замуж  за  моего  отчима. У меня с ним отношения не очень-то, вот я  и
нанялся прислуживать в трактир -- там давали комнату. А потом появился ты, и
вот  я здесь.  -- Пандарас усмехнулся. -- После того как  я убрался из этого
района, я еще  долго  боялся, что в меня вселился призрак. Просыпался, и мне
казалось, что во сне со мной говорили какие-то голоса. Но с тех пор как мы с
тобой встретились, я их не слышу, господин. Может быть, твоя раса излечивает
от призраков.
     --  Судя по  тому, что я узнал,  вся  моя раса  -- призраки,  --  уныло
проговорил Йама.
     Храм  Черного  Колодца  стоял  в  центре  широкой  площади,  вымощенной
замшелым булыжником. В плане он представлял собой  крест с длинными боковыми
апсидами;   его  купол,  сверкающий  золотом  в  лучах   заходящего  солнца,
располагался  над пересечением атриума и боковых  апсид. Стены были выложены
блестящим  черным  камнем,  но  кое-где он осыпался, и  в глубине  виднелась
кладка сероватого известняка. Йама и Пандарас обошли вокруг храма, но никого
не встретили, тогда они поднялись по длинной пологой лестнице и прошли через
высокий нартекс.
     Внутри  было  темно,  но   из  отверстия  в  куполе  в   дальнем  конце
обрамленного  колоннами атриума падал столб  красного  вечернего света. Йама
огляделся:  ни  Таморы,  ни  ее таинственного работодателя  не  было  видно,
казалось,  что  храм  вообще  пуст.   Капители  колонн  украшал  причудливый
орнамент, а полуразрушенная мозаика пола  представляла картины великих  битв
прошлого. Йама  подумал, что  храм  великолепен, но теперь имеет неухоженный
вид,  и еще он  решил,  что  это  странное место не для рандеву, скорее  оно
годится для засады.
     Чувствовалось,  эта же мысль пришла в голову и  Пандарасу: пока они шли
вдоль  атриума, он  без  конца вертел головой.  Красноватый свет  заходящего
солнца падал на высокий, до пояса, парапет из необработанного камня, который
ограждал уходящее в черную глубину круглое отверстие. Это и был тот колодец,
который  образовался, когда  упала машина  и  расплавила под собой  каменные
породы. Вся окружность парапета была покрыта остатками сгоревших благовоний,
тут  и там  лежали  подношения из  цветов  и  фруктов.  В  трещинах  торчало
несколько ароматических палочек, которые испускали кольца сладкого дыма,  но
цветы уже завяли, а на фруктах виднелись темные пятна.
     --  Сюда мало кто ходит,  -- пояснил Пандарас. --  Призрак машины очень
могуч и он не спит.
     Придерживаясь за  парапет,  Йама  заглянул  в глубину  колодца.  Оттуда
пахнуло   застоявшимся,  стылым   воздухом.   Стенки  колодца   поблескивали
стеклянной  гладью  расплавившегося камня,  который  прорезали  разноцветные
жилки примесей. Шахта уходила вниз, сужаясь до темного пятачка на самом дне.
Невозможно было понять, насколько она в действительности глубока. В приступе
внезапного любопытства Йама сбросил туда плод граната.
     --  Зря  ты это сделал, господин, --  севшим от страха голосом произнес
Пандарас.
     --  Не  думаю,  что  эту  машину  можно  разбудить  гранатом.  Как  мне
рассказывали,  она  летела к  земле очень долго, по крайней мере  два дня, и
появилась в небе,  как звезда, объятая пламенем. Когда она упала, то рухнули
тысячи домов, а речная волна смыла  целый город на  том берегу.  Затем  небо
потемнело от  пожаров. --  Там, внизу, может  быть  что-нибудь  еще,  --  со
страхом  сказал  Пандарас.  -- Например,  летучие мыши.  Я  терпеть  не могу
летучих мышей.
     -- Надо было бросить монету, тогда бы я  мог услышать, как она звякнет,
-- пробормотал Йама.
     Но какой-то частью сознания  он ощущал, что гранат все еще летит сквозь
темноту, и  падать ему не меньше двух  лиг. Вместе с Пандарасом они еще  раз
обошли  колодец,  но, кроме  ароматических  палочек,  не  обнаружили никаких
свежих следов пребывания Таморы или другого живого существа. В тихом воздухе
чувствовалось скрытое напряжение, как будто вне пределов  слышимости звенела
натянутая струна. Пандарас сказал:
     -- Надо уходить, господин.  Таморы здесь нет,  -- и с надеждой добавил:
-- Может, она совсем от нас отстала.
     -- Она заключила со мной контракт. Думаю, для того, кто живет от заказа
до  заказа,  это серьезная  вещь!  Подождем  еще  немножко. --  Он  вынул  и
перечитал  записку. -- "Человек, который тебе нужен...", интересно,  что это
значит?
     -- Скоро стемнеет. Йама улыбнулся:
     -- Я вижу, тебе здесь страшно.
     --  Ты  можешь  не  верить  в  призраков,  господин,  но  многие верят,
фактически большинство в этом городе.
     -- У меня больше всех причин верить, ведь я вырос в самом центре Города
Мертвых,  но я не верю. Призраки не  становятся реальнее от того, что люди в
них верят. Я мог бы считать, что Хранители  воплотились  в речных черепах, и
убедить в этом миллионы людей, но это все равно не стало бы правдой.
     -- Нельзя  так  шутить, господин, --  прошептал Пандарас,  --  особенно
здесь.
     -- Хранители, наверное, простят маленькую шутку.
     --  Другие  могут  за  них  оскорбиться,  -- упрямо возразил  Пандарас.
Несмотря на практичность, он был очень суеверен.
     Йама замечал,  как, соблюдая ритуал, он  рьяно моется после еды и после
пробуждения, как, проходя мимо оракула, он скрещивает пальцы. (Жители Эолиса
тоже были подвержены этому предрассудку, веря, что так можно скрыть, что они
приблизились  к  святилищу  без  подношения.)  Молился  Пандарас  тоже очень
усердно.
     Йаме он напоминал  Амнана,  который не мог  и не желал читать Пураны  и
знал их только в пересказе священников и по  иконостасам. Пандарас вместе со
многими  миллионами  жителей  Иза  верил,   что   Хранители  подвергли  себя
перевоплощению, они не исчезли в Оке, а растворились в частицах сотворенного
ими  мира;  бессмертные  и  невидимые,  они присутствовали повсюду;  обладая
беспредельной  властью, они были скоры на  расправу и требовали  постоянного
задабривания.
     Пандарас стал объяснять:
     -- Призраки больше похожи на мысли, чем ты считаешь. Чем сильнее люди в
них верят, тем более реальными они становятся. Стой! Что это?
     --  Я  ничего не  слышал,  --  проговорил Йама, но  в тот же миг ощутил
легкое  подрагивание, словно огромный  храм слегка встряхнул всю массу своих
каменных  глыб  и  снова  затих.  Похоже,  движение  шло  из  колодца.  Йама
перегнулся через парапет  и заглянул  в  глубину.  Тянувший оттуда  ветерок,
казалось, слегка усилился,  в нем  появился едва заметный привкус  нагретого
металла.
     -- Пойдем  отсюда, -- жалобно протянул Пандарас, он переминался с  ноги
на ногу, словно готовился немедленно рвануться с места.
     -- Заглянем еще с апсиды. Если бы что-то могло случиться, Пандарас, оно
бы уже случилось.
     -- Если ничего не происходит, то чего дожидаться?
     --  Ты  иди налево, а я  направо, и  если ничего не  найдем, обещаю, мы
сразу же уходим.
     --  Я  пойду с тобой,  господин, если позволишь. Не  желаю я оставаться
один в этих катакомбах.
     Арка,  ведущая  в  апсиду  справа  от  колодца, была  занавешена тонкой
пластиковой  сетью. За  ней скрывалось высокое  квадратное помещение, тускло
освещенное пробитыми  в  толстых  стенах  отверстиями  сразу  под  сводчатым
потолком. В  центре стоял алтарь, на одной его стороне расположилась похожая
на гигантскую  монету черная  глянцевая окружность оракула. В нишах по всему
периметру комнаты стояли статуи в три человеческих роста.  То не были фигуры
людей,  и высечены они  были не из камня, а из того же гладкого  прозрачного
пластика, что и древние доспехи. В  толще  их тел и конечностей  Йама смутно
различал какие-то тени и линии.
     Пандарас подошел к одной из статуй  и постучал костяшками пальцев по ее
голени.
     -- Есть легенда, что эти гиганты сражались против Мятежников.
     -- Думаю,  что скорее  их создали в  память о великих  полководцах,  --
проговорил Йама, всматриваясь в мрачные лики статуй.
     -- Не беспокойся, -- произнес женский голос. -- Они спят уже так долго,
что забыли, как просыпаться.

        24
        ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ

     Йама стремительно  обернулся,  по  темному диску оракула метались волны
ослепительного белого света. Он заслонил ладонью глаза, но слепящий свет уже
мерк, превращаясь в игру мягких полутонов.
     Сведенной в судороге рукой Пандарас зажимал себе рот.
     -- Господин! Это какой-то ужасный обман.
     Йама  осторожно вступил в разноцветные струи света и  коснулся холодной
гладкой поверхности оракула. В  голове его билась сумасшедшая мысль,  что он
может войти в него так же легко, как входит тело в воды Великой Реки.
     Из световых завихрений к нему потянулась рука, и на миг ему почудилось,
что он  ощутил  ее прикосновение, будто перчатка скользнула  по его коже. Он
отпрянул.
     Послышался смех,  подобный  мелодии серебряных  колокольчиков.  Вихри и
волны сотен цветов свернулись,  и на диске оракула  появилось  лицо женщины.
Пандарас  вскрикнул  и  бросился  наутек,  проломившись  сквозь черную  сеть
занавеса, который разделял апсиду и центральную часть храма.
     В ужасе и потрясении Йама опустился перед оракулом на колени:
     -- Госпожа... чего ты от меня хочешь?
     -- О, встань сейчас же! Я не могу говорить с твоей макушкой.
     Йама повиновался. Он думал, что эта  женщина -- одна из аватар, которые
стоят между земным миром  и славой  его создателей  и обращены  сразу  в обе
стороны. Белое облегающее одеяние подчеркивало  высокую стройную фигуру,  во
взгляде чувствовалась спокойная властность. Цвет ее кожи напоминал бронзу, а
черные длинные волосы оплетала сетка. За ее спиной раскинулся сад: ухоженные
газоны,  прихотливо подстриженные живые изгороди. Каменный фонтан выбрасывал
мощную струю воды высоко в пронизанный солнечным светом воздух.
     -- Кто ты, госпожа? Ты живешь в этом святилище?
     -- Я и сама не  знаю, где теперь живу. Ты  бы сказал, что я развеяна, а
это --  одно из немногих мест,  где я могу выглянуть в  мир. Как из окна. Вы
живете в  домах, состоящих из комнат, а в  моем доме одни только окна, и все
выходят  в разные места. Ты привлек меня к этому окну, я выглянула и увидела
тебя.
     -- Привлек тебя? Госпожа, я не хотел...
     -- У тебя на шее ключ. По крайней мере его ты уже нашел.
     Йама взял в руки монету, которая висела у него на шее. Он ее получил от
отшельника весенней ночью  в Эолисе,  когда доктор Дисмас вернулся из Иза, и
все вдруг  преобразилось. Йама  ходил  ловить  лягушек,  а поймал нечто куда
более странное. Монета  была теплой на ощупь, но, наверное,  оттого, что она
соприкасалась с кожей.
     Женщина в алтаре сказала:
     --  Он  работает  от  света  и ненадолго  подключился  к передатчику, я
услышала и подошла. Не бойся. Тебе нравится мой дом?
     Йама ответил с изысканной вежливостью:
     -- Я никогда не видел подобного сада.
     --  Конечно, не видел. Он из какого-то давно исчезнувшего  мира,  может
быть, даже с Земли.  Хочешь, я  изменю его? Я  могу жить где угодно,  или по
крайней  мере на любых  не испорченных файлах.  Серверы уже  очень старые, и
многое  портится.  Атомы мигрируют, космические  лучи и  нейтрино повреждают
решетку... Но я в любом случае предпочитаю сады. Что-то они задевают в  моей
памяти.  Мой  оригинал  когда-то  правил  многими  мирами,  и  на  некоторых
наверняка  были сады. Возможно, в незапамятные времена  она владела как  раз
таким  садом.  Но  я  так  много  забыла,  да  и  с самого  начала  не  была
завершенной. Здесь есть  павлины. Ты знаешь павлинов? Нет, полагаю, что нет.
Возможно, где-нибудь в Слиянии живут похожие на  павлинов местные  существа,
но я не уверена, у меня под рукой нет файлов. Если мы долго проговорим, один
из них может показаться на глаза,  когда будет идти мимо. Это такие птицы. У
самцов огромные хвосты веером, а на них глазки.
     Йаму  вдруг  заполнило  видение  ярко-синей  птицы  с  длинной  шеей  и
колышущейся аркой хвоста,  обрамляющей  маленькую  головку.  Оттуда смотрели
концентрические круги огромных глаз. Йама отвернулся, заслонив руками глаза,
но видение все еще застилало ему взор.
     --  Подожди,  -- сказала женщина.  В  ее голосе  как  будто  прозвучало
сомнение. -- Я не хотела... Трудно регулировать мощность...
     Сноп  горящих  глаз  исчез, в  голове осталось  только  кроваво-красное
марево. Йама осторожно повернулся опять к алтарю.
     -- Он  не настоящий, --  произнесла женщина.  Она  подошла к внутренней
поверхности  диска,  прижала к  нему  ладони и  приблизила лицо к неощутимой
грани  оракула,  будто  всматриваясь  в темноту из  освещенной комнаты. Кожа
ладоней оказалась у нее красной.
     --  Пеонин,  --  объяснила  она,  --  всегда  важно  помнить,  что  это
ненастоящее. Но разве все остальное не является тоже иллюзией? Все мы просто
волны, и даже волны -- это полуреальные нити, сворачивающиеся сами в себя.
     Казалось,  она  говорит  сама  с  собой,  но  тут она улыбнулась  Йаме.
Впрочем,  нет,  ее  взгляд  смотрел  куда-то левее  его макушки.  Охваченный
внезапным подозрением, Йама спросил:
     -- Прости меня, госпожа, ты из аватар? Я еще ни одного не видел.
     -- Я  вовсе не являюсь частицей бога, Йамаманама. Мой оригинал когда-то
правил  миллионами  планетных систем,  но  и она никогда  не  называла  себя
богиней, никто  из  супервластителей не  имел таких  претензий,  только наши
враги.
     Страх и  потрясение сменились в душе Йамы облегчением.  Он рассмеялся и
сказал:
     -- Фантом. Ты -- фантом или призрак.
     --  Призрак в машине, можно  сказать и так. Почему нет? Даже  когда мой
оригинал  бродил  по этим местам, она тоже  была лишь кожей  своей памяти, а
меня,  думаю,  можно назвать призраком  призрака. Но ведь и сам ты  --  тоже
призрак. Ты не должен  здесь находиться, не  в  это  время. Либо  ты слишком
молод, либо слишком стар -- на сто тысяч лет в любую сторону.... Ты  знаешь,
зачем ты здесь?
     -- Я желаю всем сердцем выяснить это, -- воскликнул  Йама, --  но я  не
верю в призраки.
     -- Мы уже встречались. -- Кокетливым движением женщина наклонила голову
и улыбнулась. -- Разве  ты не  помнишь?  -- спросила она. -- Конечно, ты был
слишком молод, а тот глупец закрыл  твое лицо складками своей мантии. Думаю,
он потом  что-то сделал с оракулом, потому  что с  тех пор то  окно для меня
закрыто. Как и многие другие. В системе много старых повреждений из-за войны
между машинами. Пока ты рос,  я только изредка могла бросить на тебя взгляд.
Как  мне  тогда хотелось  поговорить с  тобой! Как  хотелось  помочь! Я  так
счастлива  снова  с  тобой  встретиться!  Но тебе  нельзя оставаться в  этом
ужасном  и странном  городе.  Тебе  надо  скорее  отправляться в низовья, на
войну.
     -- Что ты обо мне  знаешь? Пожалуйста, госпожа, расскажи мне,  что тебе
известно!
     --   Существуют   ворота,  ведущие  к   тайным   путям.  Их   открывает
отрицательная  гравитация чуждой  материи. Они  ведут во всех  направлениях,
даже  в  прошлое, до самого момента их сотворения.  Думаю,  что  ты появился
оттуда. Или с космического корабля. Возможно, твои родители были пассажирами
такого  корабля, а околосветовая скорость долгого путешествия защитила их от
хода времени. Мы так и не выяснили, куда летают эти корабли. Не было времени
узнать  даже десятую часть того, что нам  нужно. В любом случае ты пришел из
глубокого прошлого этого странного мира, Йамаманама, но хоть я и просмотрела
архивы,  я  не  сумела выяснить, кто и зачем  тебя послал. И разве это имеет
значение? Ты здесь, а впереди много работы.
     Йама не  мог ей поверить. Если он действительно явился сюда из далекого
прошлого, когда его  народ, Строители, созидал этот мир, согласно повелениям
Хранителей, то, значит, он  никогда не сможет найти ни свою семью, ни просто
людей своей расы. Он навсегда останется одинок. А в это невозможно поверить.
     Он стал рассказывать:
     -- Меня нашли на реке. Я был младенцем и лежал на груди мертвой женщины
в белой лодке. -- Внезапно он почувствовал, что сердце его сейчас разорвется
от тоски. -- Пожалуйста! Скажи мне, зачем я здесь?
     Женщина в оракуле, словно в недоумении, подняла руки.
     --  Я здесь чужая. Мой оригинал вышел в ваш мир. Она здесь  погибла, но
до этого  успела начать здесь перемены. Перед смертью часть ее перешла сюда.
И  я все еще здесь. Иногда мне кажется, что ты -- часть сотворенного  ею уже
после  того, как  она оставила меня здесь.  Если все  так и было, тебя можно
считать моим сыном.
     -- Я ищу ответов, а не новых загадок, -- с отчаянием проговорил Йама.
     -- Позволь,  я  приведу пример.  Ты видишь эти  статуи?  Ты считаешь их
памятниками погибшим героям, но правда проще, чем любые легенды.
     -- Значит, это не статуи?
     --  Вовсе  нет.  Это  солдаты.  Когда  главная  часть  храма  была  уже
построена,  они были его гарнизоном  и  охраняли  храм  от  того, что глупые
маленькие жрецы  называют  "вещь-в-глубине".  Думаю,  что спустя много  лет,
когда строились  эти апсиды, легче  оказалось обвести стражей  стенами, а не
сдвигать их с места. Большинство  их было переплавлено, а из останков ковали
доспехи и оружие, так что в некотором смысле они все еще продолжают охранять
город. Но солдаты вокруг  нас  --  это  реальность, тогда  как  человеческие
существа, которые носят  латы  из оболочки  их братьев, --  не что иное, как
тень реальности, как я сама тень той,  от  чьего имени  говорю. В отличие от
солдат она полностью исчезла из этого мира, осталась только я.
     Йама взглянул на ближайшую фигуру. Поверх его  головы солдат смотрел на
своего   товарища  у  противоположной  стены  квадратной  апсиды,  но   Йаме
почудилось, что на мгновение его взгляд скользнул чуть ниже, на самого Йаму.
Красные  глаза стража слабо мерцали, а Йама точно знал, что  раньше этого не
было. Он спросил:
     -- Значит, я тоже тень? Я ищу людей своей расы. Я могу их найти?
     -- Я  была бы удивлена и счастлива, если  бы ты смог,  но все они давно
умерли. Я думаю, тебя и одного хватит, Йамаманама. Ты уже сумел  обнаружить,
что можешь управлять машинами, которые поддерживают  существование ойкумены.
Я еще многому могу тебя научить.
     --  Хранители создали мою расу, чтобы  построить наш мир, потом они его
покинули. Это  по  крайней мере я  узнать  сумел.  И узнаю  больше во Дворце
Человеческой Памяти.
     --  Их  забрали назад, -- сказала  женщина. -- Можно сказать,  что если
сама я -- тень той, кем когда-то была, то твой  народ  --  тень тех, кого вы
называете Хранителями и кого я могу, по моему мнению, назвать своими детьми,
хотя они отдалены от меня не  меньше, чем я от той обезьяны, которая бродила
сначала по равнинам Африки, а потом подожгла Галактику.
     Недавно кто-то говорил Йаме нечто подобное. Кто? Роясь в воспоминаниях,
он машинально произнес:
     -- Все мы тени Хранителей.
     -- Не все. В этом странном мире полно разных типов людей, да-да, думаю,
я могу называть это место миром, -- и каждый тип подвергался преобразованию,
пока в нем осталась лишь тень его животных предков. Большинство,  но не все,
содержат в себе  долю наследственного материала, полученного от  Хранителей.
Доминирующие расы вашей ойкумены собраны из разных  мест и разных времен, но
все они  отмечены  этим знаком  и все верят,  что могут  подняться  на более
высокую  ступень. На  самом  деле  многие  действительно  прекратили  земное
существование, но непонятно, перешли ли  они в трансцендентальное  состояние
или просто  вымерли.  Однако  примитивные  расы, которые  имеют человеческую
внешность, но мало  чем  отличаются  от  животных,  не носят  в  себе  знака
Хранителей,  они так  и не  ступили на  путь  эволюции, а остаются  в  своем
первобытном  состоянии.  Я  многого не  понимаю  в  вашем  мире, но  в  этом
разобралась.
     --  Если  ты поможешь  мне понять, откуда я  взялся,  то, может быть, я
сумею помочь тебе.
     Женщина улыбнулась:
     --  Ты пытаешься со мной  торговаться.  Но  ведь  я уже  сказала  тебе,
Йамаманама, откуда ты  пришел, я тебе  уже помогла. Я спела столько песен  в
твою честь, стольким рассказала о твоем пришествии. Я взрастила героя, чтобы
сражаться за  тебя. Тебе надлежит  быть рядом с ним, в низовьях, и плыть  на
войну.
     Йама вспомнил молодого военачальника и спросил:
     -- Рядом с Энобарбусом?
     -- С воином тоже.  Но я имела в виду доктора  Дисмаса.  Он отыскал меня
очень давно, раньше, чем я увидела  Энобарбуса. Тебе следует быть  сейчас  с
ними. С их помощью, а особенно с моей ты мог бы спасти мир.
     Йама рассмеялся.
     -- Госпожа,  я  сделаю все, что  в моих силах,  чтобы сражаться  против
еретиков, но думаю, что могу не больше, чем любой человек.
     -- <i>Против</i>  еретиков?  Не говори глупостей. У  меня не было  возможности
поговорить  с  тобой, но я за  тобой наблюдала. Я слышала твои молитвы после
смерти брата. Я знаю,  как  отчаянно ты  хотел стать  героем и отомстить  за
него. Но я помогу тебе добиться большего.
     После известия о смерти Тельмона Йама всю ночь молился перед оракулом в
храме. Эдил послал двух солдат, чтобы присмотрели  за ним, но они заснули, и
вот  в  тишине ночи Йама молился о ниспослании  ему  знака,  что он  одержит
великую  победу  в  память  Тельмона.  Тогда  ему  казалось, что  он мечтает
обессмертить имя брата, но сейчас он осознал: та молитва  была  продиктована
простым себялюбием. Он хотел определить линию своей жизни, понять ее  истоки
и знать, что ему назначена необычная судьба. Ему подумалось, что та молитва,
возможно, была услышана, но вовсе не так, как он ожидал.
     -- Ты должен овладеть своим  наследием, -- заявила женщина.  -- Я  тебе
помогу.  Вместе  мы сможем завершить перемены, которые начал мой оригинал. Я
полагаю, ты уже начал исследовать свои возможности.  Их очень  много, только
позволь мне тебя научить.
     -- Если ты слушала меня, госпожа, ты должна знать, что я молился о том,
чтобы спасти мир, а не изменять его.
     Неужели ее взгляд потемнел?  На мгновение Йаме  показалось, что  вся ее
красота -- это просто маска, пленка, скрывающая нечто ужасное.
     Она проговорила:
     -- Если ты  хочешь спасти мир,  его  надо  изменить. Перемены -- основа
жизни.  Мир изменится, независимо от того, какая сторона победит в войне. Но
лишь одна сторона может гарантировать, что снова не наступит  застой. Застой
сохраняет мертвое, но душит живое.  Часть служителей этого мира осознали это
давным-давно. Но они потерпели поражение, а те,  что выжили,  отправились  в
изгнание. Теперь они служат нам, и вместе мы победим там, где они проиграли.
     Йама  вдруг  вспомнил  холодное  зловещее  присутствие  черной  машины,
которую  он  неумышленно  призвал  на виллу  торговца;  в  этот  момент  ему
потребовалась вся  его  воля, чтобы не броситься прочь от  женщины, как  при
первом  взгляде  на  нее бежал  Пандарас.  Теперь он ясно понимал,  на  чьей
стороне  этот аватара и куда привезли  бы его доктор Дисмас  и Энобарбус, не
убеги он тогда  с пинассы. Доктор Дисмас все ему лгал. Он -- шпион еретиков,
а Энобарбус -- не борец с ними, а воин, тайно сражающийся на их стороне. Ему
вовсе не  удалось  бежать, когда  утонул  его  корабль,  он  попал  в плен к
еретикам  и стал одним из них или, может быть, его отпустили, потому  что он
уже  был одним из них? Ведь он сам рассказывал о видении, которое говорило с
ним из  оракула в храме его  народа! Теперь Йама знал, кто говорил с молодым
воином и какой образ мыслей ему внушили. Не против еретиков, а за них. Какой
он был дурак, когда думал иначе!
     Он твердо сказал:
     --  Мир нельзя спасти, противопоставляя друг  другу  волю тех,  кто его
сотворил. Я буду бороться с еретиками, а не служить им.
     Звон серебристых колокольчиков:
     -- Ты  еще так молод, Йамаманама!  Ты  продолжаешь  цепляться за сказки
своего  детства!  Но  ты  изменишься.  Доктор Дисмас утверждает, что он  уже
посеял ростки перемен. Посмотри, Йамаманама, все это может быть нашим.
     По зеркалу оракула пробежало  белое пламя. Йама закрыл глаза, но  белый
свет оказался внутри него. В нем плавало что-то длинное и узкое, как игла  в
молоке. Его  карта! Нет, не  карта, это сам  мир! Половина его была зеленой,
белой,  синей; с одной стороны катила  свои воды Великая Река, с  другой  --
тянулись хребты Краевых Гор, сверкала на солнце ледяная шапка истока. Вторая
половина была бурой пустыней, испещренной злыми черными шрамами и кратерами;
река высохла, снежная шапка исчезла.
     Видение долгий миг стояло перед глазами Йамы, безмятежное и прекрасное.
Потом  оно исчезло, из окна оракула на него снова смотрела женщина, улыбаясь
ему на фоне зеленого газона и высоких живых изгородей прекрасного сада.
     -- Вместе мы  совершим великие  дела, --  наконец сказала  она. --  Для
начала мы переделаем мир и каждое существо в нем.
     Йама твердо ответил:
     --  Ты  --  фантом одного из  людей Древней Расы.  Вы выпустили  в  мир
еретиков против воли Хранителей. Ты -- мой враг.
     -- Я не враг тебе, Йамаманама. Как может враг говорить из алтаря?
     -- Еретики заставили умолкнуть последних  аватар Хранителей.  Почему бы
кому-нибудь другому не  занять  их  места? Зачем ты  искушаешь меня  глупыми
видениями? Никто не может править миром.
     Женщина улыбнулась:
     --  Никто не  может  им править,  и  в  этом  его  беда. Любой развитый
организм  должен  иметь  руководящий   принцип,   доминирующую  силу,  иначе
остальные его части начнут воевать друг с другом,  и от бездействия наступит
паралич. Миры подобны живым  организмам. Я понимаю, тебя мучают сомнения. Но
тихо! Ни  слова! Сюда идут. Мы еще  поговорим.  Если не здесь,  то у другого
передатчика, который еще работает. На том берегу их много.
     -- Если я снова заговорю с тобой,  то  только потому,  что найду способ
тебя уничтожить.
     Она улыбнулась:
     -- Я думаю, ты изменишь свое мнение на этот счет.
     -- Никогда!
     -- А я все же думаю, что изменишь. Процесс уже начался. До встречи.
     И  она исчезла,  а  с  нею  и свет.  Йама снова мог видеть темный  диск
оракула насквозь. В дальнем конце апсиды сетчатый занавес  дрогнул  и кто-то
его отдернул.

        25
        УБИЙЦА

     Это был не  Пандарас и даже не Тамора, а голый до пояса гигант в черных
кожаных штанах. Лицо его закрывала  овальная маска из кротового меха, вокруг
нее  виднелась кожа цвета ржавчины.  Гигант держал в руках обнаженный меч, а
за поясом  у  него  торчал пистолет. Мускулистые руки были  плотно  перевиты
кожаными лентами, а изъеденные временем пластиковые латы защищали плечи.
     Увидев  Йаму, человек двинулся  вокруг алтаря.  Йама отступил  назад  и
вытащил  свой  длинный  нож. Синий  огонь пробежал по лезвию, как  будто его
окунули в горящий бренди.
     Гигант улыбнулся. В  прорези черной маски мелькнул красный влажный рот.
Острые  зубы какого-то мелкого  хищника  лучами располагались вокруг прорези
рта,  а зигзагообразная  отделка  глазниц  мелкими  косточками  зрительно их
увеличивала и придавала особенно устрашающий вид. Красноватая кожа пришельца
блестела,  словно  намазанная  маслом, шрамы на  груди  составляли  странный
рисунок.  Йама  подумал  о  дружелюбных  обитателях заброшенных  гробниц  на
окраине  Иза. Это  -- один из их сыновей, развращенных  громадным городом. А
может быть, он потому и покинул свой народ, что был уже развращен.
     -- Кто  тебя послал?  --  спросил Йама.  Он помнил, что  одна из статуй
находится в нескольких шагах у него за  спиной. Помня уроки сержанта Родена,
он внимательно  следил за приближением чужака, высматривая его слабые места,
которые ему пригодятся, если дело дойдет до драки.
     -- Убери свой глупый ножичек, и я тебе скажу, -- проговорил незнакомец.
У него  был  неспешный  глубокий голос,  который  эхом отдавался в сводчатом
потолке апсиды. --  Меня послали  убить тебя медленно, но если ты не  будешь
сопротивляться, я сделаю это быстро.
     -- Это  Горго,  он нанял  тебя  на Речном Рынке.  Глаза нападавшего под
маской слегка расширились, и Йама понял, что угадал или очень к тому близок.
Он сказал:
     -- Или  ты друг Горго, а может  быть, просто должен ему. В любом случае
это бесчестно.
     --  Честь  здесь ни при чем, -- сказал  гигант. Пальцы  Йамы взмокли на
рукоятке, а кожа  и  мускулы горели, словно  он стоял у  огня, хотя  нож  не
излучал никакого тепла. "Пандарас не знал, что  нож надо класть на солнце, и
не  делал этого,  пока  я болел,  --  подумал  Йама. --  Теперь нож забирает
энергию у меня, нужно быстрее наносить удар". Он спросил:
     -- Разве Горго не говорил тебе, кого я убил? Он не мог забыть, это было
всего две ночи назад. Я  убил богатого  и могущественного  купца, у которого
было много  охраны. Я  был у него в плену, и нож у меня тоже отобрали, но он
мертв, а я стою перед тобой. Уходи, и я пощажу тебя.
     Он  призывал  на помощь  любую  машину, но рядом  не  было ни одной. Он
слышал только  их отдаленный гул, как человек слышит шум большого города, не
выделяя отдельных звуков.
     Убийца ответил:
     -- Ты думаешь отвлечь меня разговором, чтобы я тебя пощадил или чтобы к
тебе  подоспела  помощь. Глупые надежды.  Положи нож,  я  все сделаю быстро.
Честное слово.
     -- А может, ты болтаешь, потому что у тебя не хватает смелости.
     Убийца  расхохотался,   казалось,  в   животе  у   него  перекатываются
булыжники.
     -- Ну что ж, пусть будет по-другому. Мне заплатили, чтобы я убивал тебя
медленно  и  до  последнего  скрывал  имя своего клиента. Ты не бросишь свою
глупую железку? Значит, ты выбираешь медленную смерть.
     Йама   заметил,  что  гигант  предпочитает  действовать  правой  рукой.
Следовательно,  если  он  отбежит   налево,  убийце  для  удара  потребуется
развернуться. В это мгновение у Йамы  будет шанс напасть самому. Оракул зиял
темным  провалом, лучи меркнущего  солнца  взобрались уже до половины  стен,
окрашивая  бронзой  торсы  огромных  солдат,  однако  каждая  деталь  апсиды
представлялась  поразительно  ясно. Йама  никогда  не  чувствовал себя более
живым, чем теперь, а ведь через секунду он мог умереть.
     Он издал клич и ударил по маске убийцы. Противник мгновенно развернулся
и отразил  удар с такой силой, что Йама  едва  удержался на ногах.  Раздался
звон клинков, вылетел целый сноп искр, но убийца не стал развивать успех, он
растерянно  смотрел куда-то за спину Йамы.  Йама сделал  выпад острием ножа.
Сержант Роден учил его, что преимущество короткого лезвия в большей точности
удара. Гигант снова парировал с той же  небрежной животной силой и, отступив
назад, стал вынимать пистолет.
     Внезапно  они  оказались в  клубящемся  облаке  пыли.  Каменные осколки
сыпались сверху, как град,  звякая о громадные плиты пола. В этом хаосе Йама
опять бросился на противника. Удар оказался несильным, он скользнул по груди
убийцы, лишь слегка  оцарапав, но вдруг  нож вспыхнул синим светом ужасающей
яркости, и гигант повалился  на пол. Рука Йамы тут же онемела  от  кисти  до
локтя. Он переложил  нож в левую, а  убийца тем временем встал и поднял свой
пистолет.
     Губы  его шевелились  под маской, глаза расширились, а он все стрелял и
стрелял  во  что-то  за спиной  Йамы. Наконец, пистолет  дал осечку,  убийца
швырнул его через голову Йамы и бросился  наутек, совсем как Пандарас, когда
тот увидел в оракуле женщину.
     Йама  кинулся вслед  убегавшему, кровь  звенела в его ушах,  но  гигант
пролетел сквозь  занавес, и  Йама замер на месте,  опасаясь засады с  другой
стороны. Он обернулся  и посмотрел на солдата,  который вышел из своей ниши.
Йама  попросил его вернуться на  место  и снова заснуть до тех пор, пока  он
опять не понадобится. Глаза стража горели ярко-красным огнем на бесстрастном
лице. Закованным  в  броню  кулаком  он  стукнул  себя  по  грудной пластине
доспехов, и от этого звука апсида загудела, как колокол.

        26
        ВЕЩЬ-В-ГЛУБИНЕ

     В глубине сумрачного атриума, в слабом свете лампы с пальмовым  маслом,
которую, очевидно, спустили с цепи высокого потолка, виднелись два человека.
Они склонились над чем-то темным. Йама бросился вперед, держа в руке нож, но
это оказались два священника,  осматривающие Пандараса. Мальчик вытянулся на
полу. Он был жив, но без сознания. Йама встал на колени и коснулся его лица.
Глаза  мальчика  открылись,  но  смотрели  бессмысленно.  На  виске  у  него
расползлось кровавое пятно -- видимо, его единственная рана.
     Йама  убрал нож и посмотрел на жрецов.  На них  были домотканые мантии,
принадлежали  они к той  же расе, что и  Энобарбус. Йама и раньше догадался,
что  именно здесь молодому воину явилось видение, но все  равно сходство его
поразило.
     Он  спросил священников,  видели  ли  они, кто  ранил  его  друга.  Они
переглянулись,  а  затем  один  рассказал,  что  недавно  мимо них  пронесся
какой-то человек,  но  они к тому  моменту  уже нашли бедного мальчика. Йама
улыбнулся,  представив, какое  зрелище  являл собою убийца,  когда  пролетал
здесь  с  обнаженным  мечом  и  струящейся  из  груди  кровью. Горго  должен
находиться   поблизости:  если  он  послал  убийцу,   то  наверняка  захочет
убедиться,  как  выполнено то, за  что  он заплатил деньги. И он  должен был
увидеть  исход своего наемника. Священники переглянулись, и тот, что говорил
прежде, произнес:
     -- Я  Антрос, а это мой брат Балкус. Мы --  смотрители этого храма. Тут
есть  место,  где  можно   промыть  раны  вашего  друга  и  обработать  ваши
собственные. Идите за мной.
     Сила почти вернулась  в правую руку  Йамы,  теперь он чувствовал только
покалывание, как будто там копошилась целая стая муравьев.
     Йама  взял  Пандараса на руки и пошел за старым  жрецом. Кожа  мальчика
горела,  а  сердце колотилось часто  и  слабо,  но  Йама  понятия  на  имел,
правильно это или нет.
     За колонной с левой стороны атриума имелся небольшой грот, врезанный во
внешнюю  стену  храма.  Прямо   в   середине   мозаичного  узора  поднимался
пластиковый фонтанчик, откуда  вода  сбегала  в плоскую  каменную чашу. Йама
помог Пандарасу встать  на  колени  и  промыл  неглубокую рану  на  виске  и
слипшиеся  от крови  волосы.  Прозрачная  холодная  вода  помутнела,  однако
кровотечение уже прекратилось, а края раны были чистыми.
     --  Голова у  тебя поболит,  -- успокоил  Пандараса Йама, -- но  больше
ничего страшного. Думаю, он стукнул тебя пистолетом или ребром ладони, но не
мечом. Тебе надо было остаться со мной, Пандарас.
     Пандарас все еще не мог говорить, но он схватил Йаму  за руку и неловко
ее пожал.
     Старый священник, Антрос, настоял, чтобы промыть порезы  на спине Йамы.
Работая, он рассказывал:
     --  Мы  слышали  два  пистолетных  выстрела.   Вам  повезло,   что   он
промахнулся,  но, видно,  промахнулся  чуть-чуть, вас  ранило  осколками  от
стены.
     -- К счастью, он целился не в меня, -- объяснил Йама.
     Атрос сказал:
     --  Когда-то  это  было прекрасное  место.  Колонны  покрыты золотом  и
ляпис-лазурью.  Со  всей  реки к  нам  собирались  паломники и странствующие
монахи. Конечно,  это  было задолго до  меня, но  я помню, как в оракуле еще
являлись аватары Хранителей.
     -- Аватара -- это женщина в белом?
     -- То была не женщина и не мужчина, и  без возраста, -- улыбнулся своим
воспоминаниям старик. --  Мне так тоскливо без его раскатистого смеха. В нем
была какая-то яростная радость. И все же он был существом мягким. Но  теперь
он ушел. Они все ушли. Конечно, паломники все еще  молятся у алтаря, но люди
так отдалились от милосердия, что уже  не получают ответов  на свои вопросы,
хотя Хранители слышат каждую молитву. Большинство молит то, что-в-глубине, о
проклятии своим врагам, но и таких совсем немного.
     -- Наверное, люди страшатся этого места?
     -- Именно так. Но время от времени у нас бывают проблемы с поклонниками
разных культов. Их привлекает как раз то, что других отпугивает. Мы с братом
приходим сюда каждый вечер зажигать лампы, а в другое время храм пуст,  даже
люди  нашей  расы  приходят  нечасто.  У нас,  конечно,  бывает  престольный
праздник, тогда атриум  украшают  пальмовыми листьями  и  гирляндами  плюща,
торжественная процессия освящает каждый уголок, умиротворяет вещь-в-глубине.
Но  вообще-то  люди стараются держаться  под