отцу. Он провел ее в кабинет и заставил повторить все, что она ему рассказала. Ли Матерли слушал, вначале изумленно и весело, потом все более и более озабоченно, а к моменту, когда она закончила, он уже выглядел глубоко встревоженным. - И вы так и не увидели этого человека и не имеете понятия, кто это был? - Нет, - подтвердила она. Она не хотела вдаваться в детали относительно того, что подозревает почти всех. Для этого еще будет время, когда здесь появится капитан Ранд. - Мне придется поговорить с отцом, - сказал Ли. - Вы подождете здесь несколько минут? - Он встал, не дожидаясь ответа, и покинул комнату. - Вы, должно быть, натерпелись страху, - посочувствовал Гордон. Он взял девушку за руку, и она почувствовала силу его пальцев, погрузилась в эту защитную ауру. Она кивнула в знак согласия. - Не волнуйтесь, - сказал он. - Отец позаботится обо всем. Теперь, похоже, все разрешится уже сегодня вечером. - Голос у него был невеселый. Он понял, как, наверное, и его отец, что ее рассказ говорит о том, что убийца - член семьи. - Все скоро разрешится, - повторил он. - Я уверен. - Надеюсь, - вздохнула Элайн. Темные, обшитые панелями стены казались ужасно тесными, а воздух - спертым и непригодным для дыхания. Они терпеливо ждали, когда вернется Ли Матерли. Глава 15 А глава семьи, вернувшись, казалось, вновь обрел бодрость. Он уселся на край своего письменного стола, прямо перед Элайн, и заговорил: - Значит, так, Элайн, отец признает, что рассказывал вам эту историю о том, как его едва не убили прошлой ночью. Но он утверждает, что, когда позвонил вам, был так напуган, что не в силах был ясно мыслить. Он говорит, что теперь, обращаясь к памяти, понимает, что ему приснился сон. Но когда он проснулся с приступом, у него все перепуталось, что было на самом деле, а чего не было. Элайн отрицательно покачала головой: - Из его ночника вывернули лампочку. - Я уверен, что и этому найдется логическое объяснение, - улыбнулся Ли Матерли. - Это просто случайно совпало с его ночным кошмаром. Отец уверен, что это был только сон. - А мне тоже все приснилось? - спросила девушка. Она начинала злиться. Никто из этих людей не хотел смотреть в глаза реальности, правде. Они так жаждали принять версию с автостопщиком, что готовы были лезть из кожи вон, чтобы ложно истолковать каждую улику, которая указывала на члена их собственной семьи. - Все возможно, - протянул он. - Вы слишком мало спали в последние дни. И перенервничали - слушая отцовский рассказ о его кошмаре, принимая его за чистую монету. Вы вполне могли увидеть, как... - А как же кот? - перебила она Ли, понимая, что едва не упустила это обстоятельство. - Что - кот? - Кто ударил его ножом и спрятал в мешок для мусора? - Я не могу сказать вам, кто убил несчастное животное, - согласился Ли. - Но в мешок его положил Денни. - Деннис? - переспросила Элайн. Она почувствовала, как ее тошнит, как руки ее начинают дрожать при воспоминаниях о его картинах и том странном настроении, в котором он пребывал накануне днем. - Деннис, - подтвердил Ли. - Он нашел кота этим утром, когда пошел прогуляться, перед тем как начать свою работу. Было очень рано - он уже много дней подряд рано встает, - и он знал, что Бесс еще нет в кухне. Он не мог придумать, что ему сделать с Бобо, но знал, что Бесс не должна обнаружить животное. Он знал, как ей будет больно. К несчастью, он сделал неудачный выбор. И Бесс нашла беднягу. - Но кто убил кота? - настаивала она. - Очевидно, кто-то из соседей, - бросил Ли нервно. - У Бобо была склонность бродить по округе, что не вызывало одобрения. - Но они отравили бы его. Или застрелили бы. Они бы не исполосовали его так! - Трудно предугадать, на что способны люди, - хмыкнул Ли. - Многие из наших соседей относятся к нам враждебно. Наверное, вы уже познакомились с Бредшоу. Так вот, они не единственные люди в округе, которые готовы при случае сделать нам пакость. - Но... - А теперь, - объявил Ли, - с вашего позволения, мне действительно нужно вернуться, к гроссбухам. Завтра или послезавтра доктор Картер разберется с Силией, и со всем этим будет покончено. Мне жаль, что вы приехали в самый разгар такой скверной истории. Он прошел за свой письменный стол, сел и принялся перебирать стопку бумаг. *** Часом позже, когда они сидели на диване в большой гостиной. Гордон, извинившись, удалился на весь остаток вечера, ссылаясь на то, что нужно поработать с ресторанными накладными. Очевидно, он почувствовал смесь гнева, страха и смятения, переполнявших девушку, потому что, когда уходил, склонился к ней и прикоснулся губами к ее щеке. И сказал: - Мне хотелось бы, чтобы сегодня ночью ты снова закрыла свою дверь и, пожалуй, чтобы ты подперла ее ручку стулом. Элайн была так потрясена поцелуем, нежным поцелуем, который все еще удерживался на ее гладкой щеке, что ей потребовалось несколько долгих секунд, чтобы подыскать слова. Наконец она отозвалась: - Значит, ты мне поверил? - Я не вижу никакой причины не верить тебе. - А твой отец?.. - Он поступает так, как считает правильным. - Неужели ты не в состоянии его убедить? Гордон замахал рукой, отвергая то, что она собиралась сказать: - Элайн, это все дело темное. На самом деле я просто не знаю, чему верить. Но я надеюсь, что сегодня вечером ты запрешь свою дверь. А я знаю, что запру свою! Потом он извинился и вышел из комнаты, лишь помедлив в дверном проеме, чтобы оглянуться на нее. На его лице отражалась озабоченность, которая растрогала Элайн и заставила ее почувствовать себя чуть ли не королевой. Потом он ушел. Девушка пыталась усилием воли остановить его, чтобы не оставаться одной. Но это было невозможно и глупо. А с другой стороны, она была даже рада, что Гордон ушел, - потому что не знала, одобрит ли он то, что она намеревалась сделать. Когда она увидела, что Ли Матерли не собирается принять суровую реальность, перед которой она его поставила, то поняла, что сама позвонит Ранду, как только ей представится возможность, даже несмотря на то, что не заручилась поддержкой хозяина дома. Теперь, когда близилось время сна и ей вскоре предстояло посетить Джейкоба, она поняла, что время настало. Элайн пересекла комнату и уселась в тяжелом темно-бордовом кресле, в углу у арочного прохода. Оно обняло ее, словно живое существо, мягкое и гибкое. В кабинете щелкал и трещал арифмометр. Наверху по-прежнему играла классическая музыка. Она взяла телефон со столика возле кресла и набрала номер справочной службы, чтобы узнать номер отделения, в котором работает капитан Ранд. Минуту спустя она набрала номер полиции. - Дежурный по отделению Уилсон, - произнес голос в трубке. - Чем могу быть полезен? - Я хотела бы поговорить с капитаном Рандом, - произнесла она с немалым усилием, ее язык прилипал к небу, как будто она только что наелась ореховой пасты. - К сожалению, капитан сейчас не на службе. Кто-нибудь другой может вам помочь? - Могу я узнать его домашний телефон? - К сожалению, мы не даем домашних телефонов наших сотрудников. Вы хотите сделать сообщение или что-нибудь еще? Если бы вы сказали мне, что... Краем глаза девушка заметила, как кто-то прошел из холла в проем арки. Она повернулась, как раз чтобы увидеть Денниса Матерли, глядевшего на нее. - Мне ужасно жаль, что я вас побеспокоила, - сказала Элайн полицейскому сержанту. - Если кто-нибудь другой может помочь вам... - Простите, - повторила она. И повесила трубку. Элайн обернулась и с величайшим усилием, на которое никогда не сочла бы себя способной, сумела улыбнуться Деннису. И даже проговорила: - Я слышала, что вы закончили потрет Силии, над которым работали. Мне хотелось бы как-нибудь посмотреть на него. - Он не вполне закончен, - сказал он. - Почти... - А как долго вам придется... Деннис перебил ее, понизив голос настолько, что никто другой не расслышал бы этот диалог. - Это была полиция? Она колебалась, подыскивая ответ, и обнаружила, что просто не находит что ответить. Он нахмурился. Морщины на его лице любопытным образом делали его похожим на резиновую маску, залегая настолько глубоко, что никак не верилось, что они прорезали живую плоть. Он облизал губы и посмотрел в другую сторону, на диван, как будто видел нечто такое, чего ее собственные глаза не примечали, нечто большее, чем предмет мебели. Он спросил: - Вы по-прежнему считаете, что это был кто-то из семьи? - Нет, - запротестовала она. - И все-таки вы так считаете. На этот раз она не ответила. - Кого вы подозреваете, Элайн? - Я не знаю. Деннис отвел взгляд от дивана, снова приковал к себе ее взор. Его собственный взгляд был таким пристальным, что она не могла оторвать от него глаз и подумала, что, должно быть, это все равно что дать доктору Картеру загипнотизировать себя. - Элайн, у вас наверняка есть какие-то догадки. Наверняка кто-то вызывает у вас подозрения. - Нет, - упорствовала она. - Скажите мне, - настаивал он, делая шаг по направлению к ней. - Я просто не знаю! - Ожесточенный тон, которым заговорила девушка, стал неожиданностью даже для нее самой. Деннис заморгал, как будто ее напряженный, отрывистый ответ мигом вернул его из фантазий в реальность, развеял какие-то грезы, удерживавшие его в своей власти. Он снова отошел от нее и буркнул: - Приходите завтра наверх, чтобы посмотреть картину. Элайн не смогла ответить. Она была уверена, что ему слышны тяжелые удары ее сердца и что по этому физиологическому признаку он поймет, кого она больше всего подозревает. Его! - К тому времени она будет закончена, - сказал он. Она кивнула. - Так, значит, завтра, - повторил он. И тихо ушел. Несколько минут Элайн не могла пошевельнуться. Ее ноги затекли, и их кололо так, будто в них вонзили тысячи иголок. Икры напоминали желе, настолько они были слабыми и так дрожали. Живот ее будто скрутили мертвым узлом, а грудь набили комьями темного, не тающего страха. Ей пришлось обратиться мыслями к приятным вещам вроде чудесного дня, который только что прошел, и вкусной еды, которую она только что съела, и поцелуя, который Гордон запечатлел на ее щеке. Только потом она смогла встать. Она взошла по лестнице, опасаясь полумрака, царившего там днем и ночью. Она собиралась осмотреть Джейкоба, проследить, если необходимо, чтобы он лег в постель, а потом закрыться в своей комнате и подпереть дверь стулом, именно так, как рекомендовал Гордон. Ночь предстояла долгая. Длиннее всех предыдущих. И что-то подсказывало ей: это будет также и недобрая ночь, ночь поистине ужасная. Глава 16 Элайн не сразу заметила книгу, которую кто-то положил на подушку в изголовье ее кровати. Переплет обложки мягкого бежевого цвета почти сливался с покрывалом; кроме того, девушка была слишком сосредоточена на других вещах, когда вошла в комнату, чтобы приглядываться к мелочам. Она заперла дубовую дверь и проверила замок. Потом выдвинула стул с прямой спинкой из-за письменного стола в дальнем углу, перенесла его к двери и подперла его спинкой ручку так, что тот забаррикадировал дверь, не давая ей открыться, даже если кому-то удалось бы взломать замок, не потревожив ее. Сделав это, Элайн быстро приняла душ, чтобы смыть дневную усталость, надела сине-желтую в цветочках пижаму и включила телевизор. Она знала, что заснуть ей удастся не скоро, если этой ночью вообще суждено поспать. Пройдя к кровати, она присела на край, удостоверившись, что телевизионное изображение достаточно четкое и громкость отрегулирована должным образом, потом протянула руку, чтобы прислонить подушку к изголовью, в качестве удобной опоры для спины. Вот тогда она и нашла книгу. На какой-то момент она подумала, что это какая-то книга, которую она читала прежде и положила там. Но она не смогла ее вспомнить. Кроме того, все ее книги были недорогие, в бумажных переплетах. С обеих сторон обложки не было никаких надписей. Ей пришлось открыть книгу на титульной странице, чтобы выяснить, что та собой представляет. "Распознавание одержимых бесами, подробное руководство к истолкованию проклятых и выдержки из историй болезни по изгнанию нечистой силы" неизвестного автора. В обычной ситуации она нашла бы чрезмерно многословный заголовок забавным. Сейчас, однако, слегка пробирал холодок, когда девушка пыталась осмыслить эту череду фраз. О чем же, на самом деле, эта книга? Перевернув страницу, она обнаружила надпись от руки, поблекшую от старости. Она прочла ее дважды, прежде чем поняла, что это своего рода молитва, искаженная по форме и предназначению, но тем не менее молитва: "Дорогой Иисус, дух Святого Мертвеца, Белые Души и Мечтательные Ангелы - оберегайте эту книгу и храните ее. Всегда сознавайте ценность этой книги для смертных и следите, чтобы ее передавали тем, кто нуждается в ней, проливая свет туда, где в противном случае царил бы беспредельный мрак. Оберегайте эту книгу от прикосновений тех, кто захочет уничтожить ее и заклинания, которые она содержит, от тех, кто извлек бы выгоду из людского невежества, - то есть особенно берегите ее от Сатаны, Злых Духов, Черных Душ и Падших Ангелов". Под молитвой, на чистой странице кто-то начертал крест. А под крестом было выведено: "INRI", латинская аббревиатура "Иисуса из Назарета, Короля Евреев". Элайн начала подозревать, кто оставил для нее книгу. Когда же она просмотрела страницу с оглавлением и обнаружила, что книга касается одержимости живых духом мертвых, она преисполнилась уверенности, что винить следует Джерри, или Бесс, или, скорее всего, их обоих. Зачем? Что они рассчитывали поведать ей, оставив эту книгу в ее комнате? Они наверняка знали, что ее не заставить принять их глупую череду демонов и призраков, ведьм и колдунов, их мир заклинаний, магических формул и избавительных песнопений. И уж конечно, нельзя добиться обращения одной-единственной книгой, даже если бы она благосклонно относилась к их точке зрения. Девушка перелистала страницы до первой главы и начала читать мелкий, неяркий шрифт: "Некоторые утверждают, что эти Темные Вещи канули в прошлое и что они больше не имеют значения. Сейчас, говорят нам эти люди со снисходительностью, которую они старательно вынашивают в отношении тех, кто с ними не согласен, год тысяча девятьсот двадцативосьмилетия нашего Господа. Такой год требует, говорят они, чтобы человек почитал науку как единственного бога и антибога. В эпоху автомобилей и аэропланов, электрического света и современной медицины призракам и духам, как они уверяют, нет места. Но они невежественны. И они отказываются постигать правду, настолько они умиротворены в своей слепоте. А посему я, Джон Мартин Штольц, житель графства Йорк, штат Пенсильвания, дал заказ на печатание тысячи экземпляров книги, которую вы держите в своих руках. Я заплатил за печать из собственного кармана и не желаю извлекать выгоду из этого предприятия. Вместо этого я буду удовлетворен, если те, кто владеют этой книгой, извлекут пользу из содержащихся в ней сведений". Элайн положила книгу на колени и долгое время глядела в телевизионный экран. Показывали глупую комедию, одну из тех, в которых жена всегда полная дура, а муж то и дело превратно истолковывает все, что он слышит, и носится повсюду как угорелый, делая положение еще хуже, чем оно было до того, как он попытался его исправить. И под это мельтешение она пыталась выяснить, что собирались втолковать ей Джерри и Бесс. Введение Штольца было высокопарной, самоуверенной чушью, начиная с первого же параграфа. И такой же невыносимо скучной. Девушка с облегчением закончила введение и обратилась к основному тексту, который был написан "анонимом" где-то в начале XIX столетия. Первая треть книги представляла собой компиляцию "историй болезни", из которых выросли тысячи предрассудков, один фантастичнее другого. В первой истории рассказывалось о парне по имени Захария Тайне, который, согласно неизвестному автору, служил пехотинцем в колониальной армии во время войны за независимость. Он был родом из хорошей бостонской семьи и очень всем нравился - до тех пор, пока не открылось, что Захария - вурдалак и что именно он повинен в грубом осквернении множества свежих могил на военных кладбищах на протяжении семи месяцев 1777-го года. Вторая история, как будто первая была еще не достаточно ужасной, поведала о филадельфийском лавочнике, который в 1789 году убил свою семью, пока та спала, и предался вакханалии убийств, в результате которой до рассвета появилось еще четверо покойников. Третий эпизод касался француза, который во время наполеоновских войн заразился ликантропией и бродил по ночным улицам старого Парижа как человек-волк, охотясь на безвинных горожан. Парижский оборотень. Элайн закрыла книгу и положила ее на тумбочку. Джон Мартин Штольц вызвал у нее отвращение вместе с неизвестными авторами, а также с Джерри и Бесс. Кто может всерьез верить подобной чепухе? Все это несусветная чушь! Она сильно рассердилась, так как поняла теперь, что пыталась внушить ей пожилая чета, и ощутила себя объектом чудовищного розыгрыша. Глупого. То, что они, очевидно, думали в связи с этими недавними событиями, было таким ребячеством, что ей даже не приходило в голову, что кто-то в цивилизованном мире может в самом деле придерживаться таких представлений. Неужели они искренне убеждены, что дух Амелии Матерли принес давно потерянный нож и вселился в кого-то из семьи? Да, с них станется. Они не просто забавлялись с легковерной девушкой. Уж она-то совсем не легковерная. А вот они - да! Элайн встала, преисполненная нетерпеливой энергии, и принялась расхаживать по комнате, размышляя, что она скажет пожилой чете утром, когда вернет их нелепую книгу. "Вот, - скажет она, - ваше собрание сказок. Разумеется, я только посмеялась над ними". Нет, это будет слишком резко, слишком похоже на детский отпор. Но она найдет что сказать, нечто такое, что заставит их понять: она не хочет, чтобы ей и дальше докучали такими подарками, как "Распознавание одержимых бесами..." Она все еще прохаживалась, когда в окно стукнул камень. Стекло резко и отрывисто звякнуло, заставив ее вздрогнуть. Она прекратила ходить и повернулась к окну, почти ожидая увидеть на карнизе кого-нибудь, заглядывающего внутрь. Там царила сплошная темнота. Секундой позже другой камешек, размером примерно с виноградину, снова щелкнул о стекло и упал на землю. Охваченная любопытством, девушка подошла к окну и раздвинула тяжелые янтарные шторы, чтобы получить полный обзор черной травы и ползучих теней от деревьев-исполинов. Некоторое время она никого не видела. Однако, когда ее глаза привыкли к тусклому освещению, она разглядела человека. Он стоял в самой глубокой тени, у ствола самой большой из ближайших ив. Просто стоял там, совершенно неподвижно. Потом он шевельнулся. Еще один камень отрывисто щелкнул по стеклу, прямо перед ее лицом. Человек опустил руку и снова застыл, глядя на нее сверху вниз, так что она не видела его лица. Элайн повернулась и посмотрела на часы у изголовья. Те показывали десять минут пополуночи. Она не представляла, кто мог бы стоять у нее под окном в столь поздний час, пытаясь привлечь ее внимание бросанием камешков. Человек не двигался, даже теперь, и был надежно укрыт тенью, в которой предпочитал держаться. Лишь на фоне темно-коричневой лужайки она смогла разобрать его непроглядно-черный силуэт. Ночь скрывала даже покрой одежды. Девушка сдвинула шпингалет, который удерживал вместе створки окна, потом вытащила крючок из петельки наверху. И распахнула створки наружу, как ставни. - Кто там? - спросила она. Незнакомец не ответил. Элайн пришло в голову, что, вполне возможно, человек, стоящий под окном, - убийца, пытающийся привлечь ее внимание по какой-то необъяснимой причине, которую в состоянии постичь только сумасшедший. И все-таки она не особенно испугалась при мысли о том, что столкнулась с таким проявлением внимания. Их разделяло двадцать футов по горизонтали и двадцать пять по вертикали. Что кто-нибудь может сделать с такого расстояния? - Господи, да кто вы? Человек сохранял молчание. Она наклонилась вперед, пытаясь получше его рассмотреть, но по-прежнему не могла сказать, кто это. - Деннис? - спросила она наудачу, предположив наиболее вероятное. Он взмахнул рукой. На этот раз он кинул не камешек, а булыжник размером с бейсбольный мяч. Тот стукнулся о каменную стену дома, в двух футах от оконной рамы, не далее чем в четырех футах от ее головы. Булыжник ударился с отвратительно веским, деловитым "шлеп!", потом упал обратно на траву. Элайн ахнула и схватилась за створки окна, чтобы поскорее захлопнуть их. Второй камень ударил ее в плечо и заставил вскрикнуть, хотя страх не позволил закричать в полную силу. Рука ужасно болела, но ей удалось удержать створки окна и захлопнуть их. Элайн задвинула щеколду, бросила крючок в петельку наверху и отступила назад, так чтобы ее не было видно через стекло. Когда через несколько минут третьего камня не последовало, она сдвинула янтарные шторы, как будто они не только отгораживали ее от ночи, но также ограждали от всего мира и нападения, словно оно и не случилось вовсе. Девушка прошла в ванную и сняла куртку пижамы, чтобы как следует осмотреть свое плечо. Там, куда ударил камень, кожа уже начала краснеть и распухать. Синяк был величиной с ее ладонь и сильно болел, когда она попыталась до него дотронуться. Она знала, что, как бы ушиб ни болел сейчас, утром будет хуже вдвойне. Появится такое ощущение, как будто ее.., ударили ножом. Она пустила воду из крана, пока та не стала ледяной, потом махровой салфеткой смачивала ушиб до тех пор, пока кожа не онемела. Дело было сделано, вряд что еще можно было добавить. Она снова оделась и вернулась в спальню. Когда она села на край кровати, то призналась самой себе, что камень мог убить ее или по крайней мере вызвать тяжелое сотрясение мозга. Ей не хотелось думать об этом. Но в конце концов, она медсестра. Ей не уйти надолго от этих мыслей. Кто-то пытался убить ее. Кто? По телевизору частный детектив пытался спихнуть машину, полную плохих парней, с дороги. Погоня неистовствовала на крутых, узких улочках, вдоль отвесной дамбы, словно корабль в штормовом море раскачивало и швыряло вверх-вниз, в то время как камера подменяла собой человеческий глаз. Она знала, что тянет время, старается удержаться и не высказать того, что обнаружила. Убийца совершенно определенно принадлежит к семье. Прежде у нее была девяностопятипроцентная уверенность в этом. Теперь она была уверена совершенно, без малейших сомнений. Это сделал Деннис Матерли. Он оставался неподвижным и безмолвным, осторожным до тех пор, пока она не назвала его имени. Имя послужило детонатором. На имя он среагировал очень буйно. Возможно, полиция не назовет это неопровержимой уликой, но для нее этого вполне достаточно. Утром она позвонит капитану Ранду и расскажет ему о новом происшествии. Он спросит: "Вы испытываете к кому-нибудь особое подозрение, мисс Шерред?" И она скажет: "Да. К Деннису Матерли". В эту минуту она могла чуть ли не написать диалог! И даже если Ранд не сочтет ее доказательства бесспорными, он допросит Денниса. Она не думала, что Деннис долго выдержит подробные расспросы. Сумасшедшего легко подтолкнуть к тому, чтобы он себя выдал. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Она жалела, что так и не связалась с Рандом этим вечером. Если бы Деннис не застиг ее у телефона, она сумела бы как-то расшевелить дежурного по отделению. Момент подвернулся неудачный. На какую-то долю секунды она подумала о том, чтобы спуститься вниз и вызвать полицию прямо сейчас. Но это была неудачная мысль. Человек, который швырялся камнями, человек в тени ивы находился где-то там, внизу. Деннис там, внизу! Без сомнения, с ножом. Когда она попробовала дверь, то обнаружила, что та по-прежнему заперта и что стул по-прежнему должным образом подпирает ручку. Она снова прошла к кровати, села и посмотрела в телевизор. Частного детектива связали и засунули кляп в рот в подвале дома преступника, но он воспользовался острым краем канализационной решетки, чтобы перетереть веревки на запястьях. Она обнаружила, что не может смотреть телевизионные программы. Ее ум бродил в тех мысленных сферах, которые она хотела обойти, и она не могла следить за сюжетной линией на экране. Элайн попробовала было взяться за приключенческий роман в бумажной обложке, который начала читать накануне вечером, но не смогла заинтересоваться опасностями, с которыми сталкивались герой и героиня, потому что эти опасности теперь померкли и казались совершенно ничтожными. В начале третьего утра она наставила множество флаконов с косметикой и парфюмерией на стул, который подпирал дверь. Она кое-как приладила флаконы между наклоненными сиденьем и перекладинами спинки стула. При малейшей попытке надавить на дверь они бы упали и зазвенели, и этого хватило бы, чтобы ее разбудить. Но и уснув, она не обрела покоя. Ей приснилось, как ее ударили в лицо камнем, большим камнем с зазубренными краями. Во сне ее нос был размозжен, а левый глаз - выбит. Густая, красная кровь текла из ее ран, и она лежала без сознания и, возможно, умирала... Элайн просыпалась от одного и того же кошмара так часто, что к четырем часам оставила всякие попытки уснуть. Она снова взяла книгу, которую Джерри и Бесс оставили на ее кровати, и почитала еще немного о мужчинах и женщинах, одержимых духами мертвых и доведенных до неописуемых вещей. Она надеялась, что, читая эту чепуху, сумеет снова вызвать в себе гнев. У нее, исполненной гнева, не останется места для страха. Идея была такая. Но она не сработала. Она жаждала утра так, как никогда еще не хотела ничего в жизни, и приветствовала бледную зарю с детским восторгом, благоговейно наблюдая за медленным продвижением солнца. Скоро наступит утро. Скоро все закончится. Скоро. Глава 17 Как медсестра, Элайн всегда поражалась легкости, с которой людям удавалось преодолевать невзгоды, которые, как казалось моментом раньше, вот-вот задушат их. Даже самые слабые люди в конечном счете распрямлялись и смотрели в глаза тому, что оказывалось на их пути, - серьезным болезням, смерти любимого человека, - и шли дальше по жизни, как умели, в конце концов возвращаясь в нормальное состояние. Каждое человеческое существо, от простого трудяги до светской дамы, наделено этой жизнеспособностью. Как и она сама. Несмотря на длительную тревогу, несмотря на человека, который поранил ее камнем, несмотря на долгую бессонную ночь и страшные предчувствия, она заснула в кресле вскоре после рассвета. Элайн не узнала, где находится, когда проснулась. Долгую минуту она озиралась вокруг, растерянная, смотрела на несмятую постель, на солнце, пытавшееся пробиться сквозь янтарные шторы на окне, на дверь с примитивной системой сигнализации, по-прежнему балансирующей на стуле с прямой спинкой. А потом все вспомнила и рассердилась на себя. Она встала, чуть пошатываясь от утомления, и доковыляла до ванной. И там плескала в лицо холодную воду до тех пор, пока глаза перестали слипаться, а потом посмотрела на себя в зеркало. Глаза ее выглядели ввалившимися, лицо - бледным. Вокруг рта пролегли тревожные морщины. Да, неделя выдалась поистине скверная. А тут еще долгая и изнурительная ночь. Элайн посчитала, что не может винить себя за то, что уснула, и решила, что заниматься самобичеванием - только напрасная трата времени. Рассвет казался совершенным благом, избавлением от ночных тревог, и она уступила ощущению безопасности, которое он с собой принес. Но хотя дневной свет и вернулся, а она отчасти восстановила силы, ненадолго прикорнув в кресле, она осознавала, что опасность осталась. Добиться ее устранения можно лишь по собственной инициативе. Точно так же, как и всего остального в этой жизни. Времени было 9.07, а это означало, что Ли уже уехал в город и вместе с ним - Гордон. Бесс, должно быть, моет посуду после завтрака и слоняется по кухне, а Джерри либо протирает мебель внизу, либо что-нибудь ремонтирует в доме. Джейкоб уже закончил завтракать и вчитывается в утреннюю газету. Пол Хоннекер, вероятно, отсыпается после вчерашней выпивки. А что Деннис? Наблюдает ли он за дверью ее комнаты, ожидая, пока она выйдет? Она вспомнила, что Амелии Затерли не потребовалась темнота, чтобы совершить кровавое убийство, и поняла, что Деннису так же просто орудовать ножом при утреннем свете, как и при лунном мерцании. Это не имело значения. Что бы ни ждало ее, она не может бесконечно отсиживаться в своей комнате. Если она не позвонит капитану Ранду до того, как у него закончится служба сегодня вечером, и если психиатр не сумеет побудить Силию вспомнить личность напавшего на нее, тогда ей придется провести здесь еще одну ночь не ложась в постель, в напряжении, ожидая, что лезвие ножа просунется в дверную щель и вскроет замок. Она больше не сможет этого вынести. Элайн оделась попроще, причесала свои длинные, пышные волосы, которые опускались на плечи, как шелковистые сумерки. Она убрала флаконы со стула, подпиравшего дверь, и переставила их на туалетный столик, потратив некоторое время на то, чтобы расставить их так, как ей нравилось. Когда она убирала стул из-под дверной ручки, кто-то постучал в дверь легко, но настойчиво. Притворяться, что ее здесь нет, было безнадежно. Во-первых, дверь ее была заперта изнутри, что гость сразу обнаружит, когда попытается ее открыть. Во-вторых, он наверняка слышал, как она переставляла флаконы, которые служили в качестве сигнализации, и убирала стул из-под ручки. - Кто там? - спросила она. - Гордон. - Гордон? Действительно, через толстую дверь голос звучал как его, но ей с трудом в это верилось. Ведь она думала, что он в городе, на работе, и что она здесь одна. - С тобой все в порядке, Элайн? Она быстро отперла дверь и открыла. Там действительно стоял Гордон, выглядевший довольно изнуренным, как будто провел ночь более утомительную, чем она сама. Ей было приятно отметить, что, несмотря на это, он, как всегда, выбрит и аккуратно одет. - Я думала, ты в городе, со своим отцом, - сказала она. Он пояснил: - Сегодня я не смог поехать. Впервые за последнее время. Я не спал большую часть ночи, все прислушивался к подозрительным звукам. Я беспокоился за тебя и не мог уснуть. Время от времени, когда мне казалось, будто я слышу, как кто-то шевелится рядом, я выходил в коридор, посмотреть, не ломится ли кто-то в твою дверь, но так никого и не застиг. - Ах, Гордон! - выдохнула девушка, прильнув к нему с внезапной доверчивостью, которая удивила их обоих. Подобное проявление заботы вызвало у нее облегчение, как будто сама его заинтересованность в ее безопасности обеспечивала эту безопасность. - Тебе докучали в течение ночи? - спросил он. - Да. Его рука обвилась вокруг нее, обхватила за плечи, твердая и мужественная, дающая защиту. Он давал ей ощущение свободы, которого она никогда прежде не испытывала. Он заставил ее почувствовать, что, пока он рядом, ей больше не нужно быть такой трезвой и настороженной и так рьяно отстаивать свои интересы. Он станет ее руками, удерживающими на расстоянии окружающий мир. - Расскажи мне об этом, - попросил он. И Элайн рассказала - во всяком случае, большую часть. Когда она закончила, Гордон нахмурился: - У меня такое чувство, будто ты что-то недоговариваешь, что-то скрываешь от меня. Она не могла смотреть прямо на него и не могла ему ответить, потому что он был прав. - Что еще, Элайн? - Я не хочу тебя рассердить. - Тебе это не удастся. Это как-то связано с семьей? Тебе кажется, будто ты знаешь, кто бросил тот камень прошлой ночью? - Да. - Ну и кто же? - прохрипел он. Казалось, он слегка дрожит, но он пересилил свой страх и посмотрел в глаза той самой вещи, в которую отказывался поверить его отец. - Кто из членов семьи это был? - Прошлой ночью ты еще не был уверен, что это кто-то из этого дома. Отчего твое мнение так внезапно изменилось? Он признался: - Наверное, я все это время знал, что не было никакого автостопщика. Силия могла подобрать кого-то, ехавшего в Филадельфию, но он не пытался ее убить. Я не хотел смотреть в глаза правде. У меня - точно так же, как у отца, - не хватило для этого мужества. А теперь есть. Прошлой ночью, когда я не мог уснуть, я понял, что душа моя не успокоится, пока я не приму на себя эту тяжесть. Элайн вдруг положила голову ему на плечо, слушая быстрые удары его сердца, обретя покой в его согнутой руке. - Итак? - спросил он. - Деннис, - сказала она. Он долго молчал. - Ты веришь мне? - Пожалуй, да. Но я хочу услышать, почему ты подозреваешь моего брата. Я хочу знать все, что ты видела и что указывает на него. И она рассказала ему все - от картин, над которыми работал Деннис, до того, как он держал мастихин и, казалось, скрыто угрожал ей. Она упомянула о беспокойстве Денниса за ужином, когда Ли сообщил, что Силия вышла из комы. Она напомнила ему о проблемах Денниса в детстве, когда его мать убила двойняшек, а затем себя. И наконец, она рассказала ему о прошлой ночи, о том, как Деннис застиг ее у телефона, и о том, каким образом человек под ивой отреагировал на имя Деннис. - Боже мой! - потрясение проговорил Гордон, когда она закончила. Он постарел на десять лет за то время, что потребовалось ей, чтобы рассказать это. - Прости меня, - прошептала она. - Ты ни в чем не виновата, - отрезал он. - Беда не в тебе, а в моей семье, в крови, что течет в наших жилах, и в том, каким образом мы пытались скрыть нашу историю. Беда в том, что отец позволил Денни вырасти таким, каков он есть, - безответственным, легкомысленным. Элайн кивнула, полностью соглашаясь с такой оценкой характера Денни: - Что мы можем сделать? Он подумал какое-то время, потом сказал: - Тебе придется остаться здесь, в своей комнате, Элайн. Я сам схожу наверх, в мастерскую Денни. Я просто поставлю его перед лицом всех этих фактов. - Нет! - Это - лучший выход. - Вызови полицию, Гордон! - Я не могу этого сделать, - отказался он. - Но... - Я считаю это своей обязанностью, - настаивал он. - Он мой брат. Что бы он ни сделал, если он действительно что-то сделал, я не могу просто позвонить капитану Ранду. Я не могу допустить, чтобы с Деннисом обращались как с обычным преступником. - Но если он сумасшедший... - Даже тогда он все-таки мой брат. Ничто не в силах этого изменить. - Нет! Она боялась за него. Он слишком хороший, слишком тактичный, и дело кончится тем, что он поплатится за свою тактичность, если она не помешает ему осуществить этот дурацкий замысел. - Элайн, ты не понимаешь, как... - Я не позволю тебе этого сделать, Гордон! Девушка оттолкнула его, когда он развернул ее, оттолкнула его руку, когда он потянулся к ней. И со всех ног бросилась вниз, в прихожую, перескакивая через ступеньку. Внизу она поспешила в большую гостиную и схватилась за телефон. Она успела набрать семь цифр номера полиции, которые узнала у телефонистки прошлой ночью, прежде чем осознала, что так и не услышала гудка. Она повесила трубку и попробовала снова. Телефонная линия не работала. - Элайн, что ты делаешь? - спросил Гордон, вбегая в гостиную и остановившись рядом с ней, у телефона. - Телефон не работает, - сообщила она. Он взял трубку и послушал. Девушка подняла шнур, потянула за него и обнаружила, что тот свободно скользит. Она перебирала руками до тех пор, пока не показался обрезанный конец. - Кто-то перерезал шнур, - выдохнул Гордон. - Гордон, нам нужно выбираться отсюда! - Дай мне подняться и поговорить с братом. - Он все знает, Гордон, - простонала Элайн. Она ощутила холод и промозглую сырость, как будто стояла посреди очень древнего, покрытого слизью склепа. - Он знает, что я подозреваю его, и предпринял меры к тому, чтобы я не позвонила в полицию. Неужели ты не понимаешь, что я имею в виду? Если он зашел так далеко, то не остановится перед тем, чтобы попытаться убить нас всех этим утром, прежде чем мы успеем получить помощь. - Но если мы не можем вызвать полицию, что еще остается делать, кроме как позволить мне поговорить с ним, посмотреть, не смогу ли я его утихомирить. Возможно, он сдастся. - Я заведу машину, и мы поедем в полицейский участок, - твердо заявила девушка. Она повернулась и пробежала мимо него, торопясь в прихожую. - Элайн... - Поторопись! - бросила она назад. Элайн выбежала в кухню, не удосужившись посмотреть, последовал ли он за ней. Ни Бесс, ни Джерри не было в пустой, безмолвной кухне, и она не обнаружила никаких признаков их присутствия снаружи, по пути в гараж. Она подняла белую дверь без окон над гаражным боксом, который, по словам Ли Матерли, отводился для нее, и поспешила к "фольксвагену". Открыв дверцу, она уселась за руль и только тогда сообразила, что у нее нет ключей. На какой-то момент она застыла при одной мысли о том, чтобы вернуться в этот дом, снова подняться по темной лестнице и вернуться в свою комнату, так близко к мастерской, где работал Деннис. Она не сможет этого сделать. Лучше уж она останется здесь и... И - что? Умрет? Нет, она не могла так легко сдаться. Вся ее жизнь была нацелена на выживание, на то, чтобы научиться преодолевать. Она слишком рано поняла, что мир - суровое место, и это никогда не угнетало ее. Она противостояла всему, маленькая девчушка с длинными черными волосами, и одерживала верх раз за разом. Она была трезвой, и серьезной, и совсем не легкомысленной, и она не станет сидеть здесь, ничего не делая. Кроме того, был еще Гордон. Деннис едва ли сможет причинить вред им обоим, если они вместе заберут ключи. Преимущество будет на их стороне. И скорее всего, он даже не станет им досаждать. Возможно, Деннис до сих пор спит. Она вылезла из машины, закрыла дверцу и застыла как вкопанная. Она в первый раз посмотрела на заднее сиденье машины, пристально уставилась на то, что бросилось ей в глаза. Это был блеск наручных часов. Наручные часы были на запястье. Запястье руки. Рука тела. Она открыла переднюю дверцу. При верхнем освещении она вгляделась в лицо мертвеца и поняла, что это капитан Ранд. Его ударили ножом несколько раз. Глава 18 Нет. Все шло не так, как должно быть, совсем не так, как должно быть в мире. Да, верно, мир суров, жизнь трудна. Но должны же быть какие-то непреложные вещи. Одна из них - закон. Если случается беда, вы идете в полицию и получаете помощь, и все снова становится на свои места. В хорошем, разумном мире организованный закон стоит выше, всегда торжествует над безумием, поскольку безумие дезорганизованно. Когда безумие способно сокрушить закон, способно разбить ваши последние надежды, тогда весь мир должен быть безумным. Тогда сумасшествие правит бал и закон бесполезен, надежды бесполезны. Она дотянулась до сиденья и потрогала лицо капитана, как будто своей рукой могла доказать, что это всего лишь очень объемный мираж, часть ее воображения, которую она слишком уж серьезно воспринимала. Но когда она дотронулась до трупа, тот не исчез. Он остался на сиденье, наполовину съехавший на пол, очень холодный, совсем одеревеневший и мертвее мертвого. Она отпрянула и закрыла дверь. Что теперь? Она получила ответ на этот вопрос, когда кто-то у нее за спиной проговорил: - Значит, ты его нашла. Она повернулась. Гордон стоял всего в пяти футах от нее. Он держал длинный, острый нож с зазубренным лезвием. - Гордон? Он улыбнулся - жуткой улыбкой, улыбкой без тени юмора, холодной и отчужденной. - Твои глаза тебя не обманывают, - сказал он. Это уж было слишком. Сначала обнаружить капитана сзади в своей машине. Теперь узнать, что она заблуждалась относительно Денниса, а также относительно Гордона. Это был не Деннис, несмотря на все свое легкомыслие, несмотря на свое странное настроение, это не он шагнул с грани разумного в пропасть сумасшествия, это был Гордон. Трудившийся в поте лица Гордон Матерли. Серьезный, старательный Гордон Матерли. Гордон Матерли, чьими рассудительностью и трезвостью она так восторгалась, тот, кто когда-нибудь так далеко пошел бы, поскольку работал как одержимый. Такой поворот не только отражал ошибочность ее суждений, но наносил сильный удар по самим основам ее мировоззрения. Слишком, слишком, слишком! - Почему? - только и спросила она. - Он шпионил в доме накануне вечером, - объяснил Гордон. - Я не знаю, почему он оказался здесь. Если ты не дозвонилась ему, значит, у него не было причины подозревать, что с версией об автостопщике что-то не так. Но когда я был снаружи, после того как ты закрыла окно и я упустил свой шанс убить тебя камнем, я услышал, как он кашлянул. Он занял позицию рядом с гаражом. Он не видел и не слышал нашу маленькую сценку, но лишь по чистому везению. Я подкрался к нему и пырнул его ножом. Он умер очень легко. Ты бы удивилась, до чего легко умирает такой крупный человек, Элайн. Думаю, он был готов после моего третьего или четвертого удара. Но я продолжал какое-то время, продолжал колоть его, чтобы быть уверенным. Он снова улыбнулся - улыбкой, от которой зубы его оскалились в звериной гримасе, а губы растянулись скорее от ненависти, чем от веселья. Его глаза блестели, словно бусинки из полированного стекла. Его ноздри неестественно раздувались от участившегося дыхания. Элайн хотелось, чтобы он не улыбался. Она сказала: - Я не это имела в виду. Гордон перестал улыбаться и хмуро посмотрел на нож в своей руке. Большим пальцем левой руки он потрогал лезвие, чтобы проверить, острое ли оно. Элайн показалось, что на его большом пальце выступила алая полоска крови, настолько тщательной была его проверка. - Зачем ты сделал все это. Гордон? Если она будет говорить, если она чем-то займет его, возможно, его удастся перехитрить - или, возможно, кто-нибудь подойдет к гаражу спереди и увидит их. Она по-прежнему была потрясена и сбита с толку открытием, что убийца - Гордон, но часть практической сметки девушки вернулась к ней - достаточно, чтобы она была способна всерьез подумать о способах избежать того, что представало как близкая и верная смерть. - Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - хмыкнул он. - Почему ты захотел убить Силию? Ты едва знал ее. - Она была женщиной, - заявил он, как будто это был исчерпывающий ответ. Простота, холодность, с которой он это произнес, почти заставили Элайн расстаться с надеждой. Она не стала развивать эту тему, а проговорила: - Но Джейкоб - не женщина. И ты попытался убить его без всякого повода. - У меня был повод! - выпалил он, теперь оправдываясь. Он растянул губы, улыбнулся, перестал улыбаться, снова улыбнулся, едва ли способный совладать с лавиной нахлынувших чувств. - Какой повод? - О, у меня был веский повод, - повторил он. - Ты можешь мне сказать? Он держал нож перед ней, нацелив прямо в ее живот, как будто защищался от нее, как будто опасался ответного нападения. Его пальцы так крепко обхватили деревянную ручку, что костяшки обескровели. Он помахивал им туда-сюда, очень похоже на кобру, которая водит головой, чтобы загипнотизировать свою жертву перед броском. - У тебя нет повода причинять мне зло, - сказала Элайн, вспомнив, как под воздействием похожего аргумента он перестал взламывать ее замок за две ночи до того. - Я ничего тебе не сделала. - Ты не понимаешь, - отозвался Гордон. Голос его стал тонким, поднялся на несколько тональностей, превратился в пронзительный и какой-то не мужской, отчасти от страха - но также и в результате чего-то еще, чего-то такого, что она не могла определить. Возможно, он пытался сымитировать чей-то еще голос. Но чей? - Тогда объясни, - попросила она. - Я не могу. - Значит, ты сумасшедший. Ты - безумец. - Нет! - Он напрягся, хотя больше и не угрожал ей лезвием. - Ты наверняка не веришь в подобные вещи. Я знаю, что делаю и почему. - Расскажи мне. - Нет. - Только сумасшедший не может объяснить свои мотивы. Казалось, Гордон покачнулся от ее слов, как от физического удара, и даже опустил нож, хотя и не слишком низко. Он явно был встревожен тем, что она сказала. Наверняка даже сумасшедший время от времени понимает, что он живет во мраке, глядит на мир скорее по касательной, чем прямо. Это должно быть так. В противном случае ей можно с таким же успехом сдаваться прямо сейчас. Стараясь не смотреть на нож, упорно стараясь не думать о том, что он сделал с капитаном Рандом, Элайн собралась с силами, чтобы продолжить спор, усилить его сомнения в самом себе. - У тебя нет повода, - повторила она. - Ты выслушаешь меня, если я расскажу, почему? - Ты ведь знаешь, что я выслушаю, Гордон. - Нащупав слабую струнку, она тут же перешла на сочувственный, понимающий тон. Она обнаружила, что это несколько напоминает разговор с пациентом, который знает, что ему предстоит умереть. Это была всего лишь игра, осторожное нанизывание одной лжи на другую. - Я верю тебе, - кивнул он. - Доверься мне. Он оглядел гаражный бокс, сумрак над головой, пыль на подоконнике справа от него, застарелые масляные пятна на бетонном полу. И сказал: - Это не подходящее место для объяснений. Она снова насторожилась, спрашивая себя, что он собирается предложить. Она по-прежнему не знала, как проскочить мимо него. - Куда ты хочешь пойти? - спросила она. Он задумался на какой-то момент. - Мы пойдем к Бесс и Джерри. Там я расскажу тебе. Это подходящее место для объяснений. На короткий миг девушка действительно подумала, что он выведет ее наружу и невольно предоставит ей возможность сбежать. Она уже задавалась вопросом, не побежать ли ей к стене между садом Бредшоу и угодьями Матерли, - или лучше попытаться снова попасть в дом и, если повезет, в мастерскую старшего Матерли, где она, возможно, получит какую-то помощь. Элайн выбрала последнее и приготовилась сделать рывок к свободе, но ее надежды разрушились, когда он схватил ее за руку и надавил острием ножа ей в бок. Он прижал его настолько сильно, что прорвал ей блузку и выпустил капельку крови, хотя явно не собирался убивать ее. Пока. - Мы пойдем вместе, - сказал он. - Пожалуйста, не пытайся сбежать. Я действительно хочу вначале объяснить тебе все. Я не хочу убивать тебя, пока ты не поймешь. - Я хочу услышать об этом, - хрипло произнесла она, превозмогая мучительную, невыносимую тошноту. "Думай! Думай! Ради Бога, найди способ убежать! Но также, ради Бога, ради себя самой - будь осторожна!" - Пошли, - приказал он. Она позволила увлечь себя и даже оперлась о него в надежде, что он вспомнит, как ему вроде бы было приятно раньше, когда она полагалась на него и на его силу. Казалось, солнце снаружи проливает огонь, заставляя потеть так, что лицо ее тут же покрылось солеными блестками. День был совершенно безмолвным, птицы - неподвижными, ветер стих, как будто сама земля осознавала, что смерть притаилась так близко. - К ступенькам, - направил он ее. Пальцы, которые сжимали руку девушки, больно ущипнули ее, и острие ножа вошло чуть глубже в кожу. Они прошли вдоль гаража спереди, мимо еще трех закрытых дверей. "Только бы кто-нибудь нас увидел! Только бы кто-нибудь помешал нам!" - молила она. Но они завернули за угол и двинулись вверх по ступенькам, и никто не увидел их и ни о чем не спросил. Элайн размышляла над своими шансами сделать резкое движение вбок и столкнуть его за деревянные перила, ограждающие ступени. Она была молодой, и сильной, и насыщенной адреналином, который выработался от страха. Это вполне могло сработать. Перила выглядели не такими уж крепкими, а Гордон весил по крайней мере сто восемьдесят фунтов. Если она навалится на него всей своей тяжестью, когда они почти наверху лестницы, и если он от этого потеряет равновесие, то может упасть на цементную дорожку с высоты двадцать футов. Это убьет его? Она содрогнулась от своего хладнокровного расчета, но сказала себе, что ничего другого ей не остается. Это самозащита. Замышлять такую вещь разумно. Разумно было также ожидать, что он может вцепиться в нее, что он потащит ее с собой. И если она не умрет при падении и не слишком поранится, значит, и он тоже. А потом он убьет ее. Верх лестницы был совсем рядом. Она не смогла этого сделать. Они ступили на лестничную площадку и подошли к двери. Гордон постучал в нее рукояткой ножа. Джерри открыл дверь, вытирая руки грязной тряпкой. Полоса жира протянулась по его подбородку, он явно работал над какой-то машиной. Он поздоровался, а потом увидел нож в руке Гордона. Быстро взглянул на Элайн, правильно истолковал выражение ее лица и попытался закрыть дверь. Гордон, по-прежнему державший в руке перевернутый нож, стукнул старика по голове тяжелой ручкой. Джерри покачнулся, схватился за дверь и рухнул без сознания к ногам Гордона, - Заходи, - приказал Гордон. Она вошла. Он последовал за ней, оттолкнув Джерри с дороги, и закрыл дверь. А также запер ее на замок. Глава 19 Элайн сидела в одном из больших кресел с узором в цветочек и толстой обивкой, почти утонув в плюшевом сиденье между высокими, толстыми подлокотниками. От стула неприятно пахло пылью и старостью. Но это, решила она, было самой незначительной из ее неприятностей. Напротив нее Бесс и Джерри сидели вместе на алом парчовом диване, согнутые в три погибели, сморщенные, высохшие, как будто обезвоженные. Джерри держался за голову и время от времени издавал низкий, дрожащий стон боли, который несколько напоминал Элайн мычание коровы. Его страдания слишком старательно демонстрировались, его стоны слишком хорошо рассчитывались по времени, чтобы принимать их за чистую монету; Бесс явно сжималась от страха, уверенная - как начинала понимать Элайн, - что Гордон на самом деле больше не Гордон, а перевоплотившийся дух Амелии Матерли. Конечно, тот же страх совершенно парализовал Джерри. Но он то ли стыдился это признать, то ли пытался совладать со своими страхами. Он воспользовался своей раной как предлогом для бездействия. Гордон стоял между ними троими и дверью. Он прохаживался взад-вперед, не сводя с них глаз, гораздо более бдительный, чем Элайн могла бы ожидать от сумасшедшего. Это он перерезал телефонный шнур. Элайн была в бешенстве от пожилой четы. Их трое, а Гордон - один. Не будь Бесс и Джерри настолько охвачены суеверным страхом, они сумели бы одолеть его, несмотря на его размеры. Но она знала: ни тот, ни другая не сдвинется с места, чтобы ей помочь, если она затеет противоборство. - Ты просила объяснения, - начал Гордон. Его лицо походило на экран, на который проецировалась петля пленки со сменяющими друг друга эмоциями: страх, радость, ненависть, зависть, сомнения, веселье, благоговейный ужас, любовь, недоверие, снова страх, снова радость, мало соотносившиеся с тем, что он говорил, и с тем, что выражали его черты. Он находился гораздо дальше на пути к безумию, чем внизу, в гараже. Что-то связанное с его "объяснением" всколыхнуло глубинное зло внутри его и ввергло его в еще большие глубины маниакально-депрессивных перепадов. Безусловно, он убьет всех троих, когда дойдет до ручки. А начнет он с Элайн - единственной, кто способен оказать ему серьезное сопротивление. - А у тебя есть объяснение. Гордон? - спросила она. Это было рискованно - подначить его. Но она знала: их единственный шанс в том, чтобы на "объяснение" ушло как можно больше времени. Возможно, никто их не хватится. Возможно, никто не наткнется на них. Но шансы возрастали с каждой минутой, которую они выгадывали. - Я уже говорил тебе, что я не сумасшедший, - твердил он. - Он не сумасшедший, - вставила Бесс. - Тут дело сложнее. Мы пытались рассказать вам, мисс Шерред, мы пытались рассказать вам, что тут дело сложнее. - Книга, - вспомнила Элайн. Бесс кивнула. Элайн повернулась к Гордону: - Объясни мне, почему ты делал все эти вещи и почему хотел убить и меня. - Это началось сразу после того, как дедушка вернулся из больницы. - Его глаза, казалось, смотрели на нее и в то же время за нее. - Какое-то время, пока мы готовили для тебя комнату, у нас тут работала одна частная сестра в дневное время и другая по ночам. - Он умолк, поерзал немного, снова и снова перекатывая нож в ладони, уставившись на кончик лезвия. - Продолжай, - попросила она. Он поднял взгляд, как будто уже забыл про них, и продолжил: - Та комната прежде была детской. - Моя комната? - переспросила девушка, начиная видеть взаимосвязь, тонкие нити между одним и другим событием. - Да, - подтвердил Гордон. - Она была заперта на замок пятнадцать лет. Никто не бывал в этой комнате с тех пор, как полиция закончила с ней. - Почему ее не переделали раньше? - Отец не хотел входить в туда. Он из года в год говорил, что не в состоянии использовать ее для чего-нибудь, даже если она больше не будет выглядеть как детская. Вот она и стояла опечатанная. Элайн подумала, что куда лучше было бы разломать мебель и немедленно переоборудовать детскую. Жить в этом доме пятнадцать лет, зная, что детская точно такая же, если не считать пыли, какой была в день убийства, - это измотало бы и ее нервы до предела. Каково же это было для детей, а особенно для молодого Гордона, - проходить мимо опечатанной двери и знать, что за ней стоят окровавленные колыбели? А Гордон говорил: - Когда тебя наняли и нам пришлось подготовить для тебя комнату, мы выбрали детскую. Отец изжил свой эмоциональный ужас. Ее открыли. Убрали мебель. Наняли плотников и штукатуров, чтобы заново все отделать, и купили новую мебель, подходившую к остальной обстановке в доме. Элайн снова перебила его: - Я не понимаю, какое это имеет отношение к Силии Тамлин. И ко мне. И ко всему, что ты сделал. Гордон выставил вперед нож, как будто только что Обнаружил эту вещь и хотел, чтобы они ее оценили. - Колыбели были очень тяжелые, старинная мебель. Когда я передвигал одну из них, верхний набалдашник у одной из двух отлетел. Наверное, он расшатывался годами. Не знаю почему, но я наклонил колыбель и потряс ее, как будто думал, будто там может быть что-то спрятано. Кое-что было спрятано. Выпал нож. Бесс застонала, а Джерри, похоже, привалился спиной к дивану, хотя по-прежнему держался за голову, как будто испытывал физические страдания. Гордон продолжал: - Когда я увидел его, то понял, что это означает... Он не закончил, и Элайн пришлось спросить: - И что это означало, Гордон? Я не понимаю тебя. - Она вернулась, - сказал Гордон. Его рот скривился от боли, а глаза подернулись слезами. Это было подлинным чувством, не одной из тех бессмысленных гримас, которые, как прежде казалось, он был не в состоянии контролировать. - Она? Но Бесс и Джерри вдвоем смогли ответить на это. - Амелия, - хором сказали они. - Ваша мама. - Да, - согласился Гордон. - Я всегда помнил о том визите, который вы нанесли медиуму в Питтсбурге. Миссис Мозес - так ее звали. Вы столько раз мне это рассказывали, до тех пор пока отец не назвал все это вздором и не запретил впредь говорить об этом дальше. Когда я увидел этот нож, я понял, что миссис Мозес была права. Моя мать вернулась - через меня! - О Боже, Боже! - выдохнула Элайн, потрясенная идиотизмом, бессмысленностью всего того, что произошло. Она посмотрела на Бесс, которая ответила ей взглядом, и на Джерри, который этого не сделал, и выпалила: - Неужели вы не видите, что сделали с ним? - Ничего, - отрезала Бесс. - Мы просветили его, вот и все. Мы научили его тому, чему не учат в школах, но что человек все-таки должен знать о жизни. - Вы внушили ему эту идею, - бушевала Элайн. - Вы заронили зерно этой безумной мысли об одержимости духом! Когда впервые увидела вычурную каменную кладку дома Матерли, она подумала, что он чересчур сложный, слишком экстравагантный и заумный для нее. Теперь она спрашивала себя, настолько ли дурацкие, декоративные и бесполезные жизни у людей, которые его населяют. И обнаружила, что они действительно таковы, искореженные и полные суеверий. Гордон запротестовал: - Тебе не в чем винить Бесс и Джерри. Они всего лишь рассказали мне то, о чем я и сам подозревал. Я не мог поверить, что моя мама покинула бы меня или сделала бы что-то такое - то, что она, возможно, сделала, - со мной. Я знал, что она не сделала бы мне ничего плохого - ничего такого, что она сделала с двойняшками. И я знал, что она не оставила бы меня, не объяснив мне этого. Деннис не выдержал удара. Деннис не мог заснуть по ночам, не хотел есть и впал в апатию. Отцу потребовались все его силы, чтобы вывести брата из этого состояния. Со мной было по-другому. Я не мог в это поверить, мне было невыносимо слышать, как люди называют ее убийцей, и вот я пришел к пониманию того, что она ушла лишь на время. Миссис Мозес подтвердила мои подозрения. Я не плакал, как Деннис, и не переставал есть. Знаешь, - сказал он, внезапно повеселев, - я даже взял себе за правило каждый раз за едой подчищать тарелку до последней крошки. Я обрел внутреннюю силу - редкость для мальчика моего возраста - силу мужчины. Я смог вынести это и обрел свой покой. - Ты обрел не силу и не покой, - возразила Элайн. Она говорила мягко, сердечно, потому что сейчас искренне жалела его. - Ты лишь нашел предлог, чтобы убежать от реальности. Все эти мысли, что твоя мать вернется, что ее дух... - Нет, - резко произнес он. - Именно моя неиссякаемая сила поддерживала меня все эти годы. Я нашел нож, а теперь во мне ее дух. Элайн поняла, что нельзя винить только Джерри и Бесс в том, что произошло с маленьким мальчиком, из которого вырос этот сумасшедший. На них лежала только часть вины. Но следовало также винить и Амелию Матерли - как за ее генетические изъяны, так и, еще в большей степени, за то, как она воспитывала детей, и за кровавые воспоминания, которые она им оставила. Некоторую вину также следовало возложить и на Ли Матерли с Джейкобом. Они видели, как Деннис гибнет от воспоминаний о безумных поступках, и расточали на него свою ласку, врачевали его любовью, заботой и временем. В то же самое время на Гордона не обращала внимания, поскольку его болезненная реакция не была столь явной, как у брата. Его боли, сомнениям и смятению дали вызревать до тех пор, пока это не породило нездоровые фантазии. Сознание вины царило повсюду, нити густо переплелись между собой. - Но почему ты пытался убить своего дедушку? - Он испугал мою мать. Убегая от него, она споткнулась на ступеньках, упала и погибла. Иначе она была бы сегодня жива. Ей нечего было сказать перед лицом таких безумных доводов. Он не стал бы ничего слушать. А если бы и стал, то ни за что не смог бы постичь мир, в котором его дедушка не виновен, лишь жертва обстоятельств. Взаимосвязь Гордона с действительностью нарушилась много лет назад и была безвозвратно уничтожена в тот момент, когда он нашел этот нож там, где по каким-то непостижимым причинам мать спрятала его. - Но почему Силия? - вновь спросила она. Элайн была уверена, что объяснение будет таким же несуразным, как и все прочие, и все-таки ей нужно было узнать. К тому же следовало тянуть время как можно дольше. - Она была женщиной, - пояснил Гордон. Элайн вспомнила, что он прежде уже использовал этот предлог, как будто этого самого по себе было достаточно, чтобы все объяснить. Она задала следующий вопрос: - Какое это имеет значение? - Она была хорошенькой женщиной, - сказал Гордон. - Моей матери не нравились другие хорошенькие женщины. Она была красивой и в известной степени тщеславной. Я полагаю, ты бы сказала "тщеславной". Я предпочитаю думать, что она боялась, что какая-нибудь другая женщина, какая-нибудь более хорошенькая женщина может войти в нашу жизнь и отнять нас у нее. - Он вздохнул, как будто вспоминая красоту своей матери. - Силия была очень мила и собиралась здесь жить. А это не к добру. Мой отец так больше и не женился, хотя он знавал женщин, многих женщин, за пределами этого дома. Не такой он был дурак, чтобы привести сюда хорошенькую женщину; он знал - матери не понравится, что он снова женат и привел жену в этот дом. Деннису следовало хорошенько подумать, прежде чем приглашать сюда Силию. - Он снова стал раскачиваться, и слезы снова выступили у него на глазах. Он посмотрел на Элайн и сказал: - А потом ты. Ты хочешь отнять всех у нее, заставить их забыть, какая она была прелестная. Ты совсем как Силия. "Спокойно, - говорила себе Элайн. - У тебя не будет шанса, если ты потеряешь свое хладнокровие. Успокойся, думай! Думай!" Джерри снова схватился за голову и наклонился вперед на диване. Он простонал еще жалобнее, но так же фальшиво, как и прежде, как будто хотел ясно дать ей понять, что, когда Гордону вздумается броситься на нее, он не окажет никакой помощи. Но она это уже знала. Она больше не испытывала к старику ненависти за его трусливое поведение. Жизнь, полная суеверий, не подготовила его к тому, чтобы выступить героем. Ее единственной надеждой было на какое-то время отвлечь внимание Гордона от себя. Она заговорила: - Если Амелия Матерли так волновалась, что может потерять свою семью из-за другой женщины, почему она убила своих собственных детей? - Элайн обращалась не к кому-то конкретному в надежде, что такая неопределенность подхода сможет отчасти сгладить остроту вопроса. Но Гордон, похоже, не считал, что в нем есть какая-то острота. Он ровным голосом сказал: - Двойняшки были маленькими девочками, не так ли? Им предстояло стать женщинами, не так ли? Элайн содрогнулась от ужаса и забралась поглубже в кресло, чуть ли не надеясь, что оно совершенно ее скроет. Такое холодное изложение столь злобной идеи возродило худшие из ее страхов. В комнате повеяло стужей, и это в середине июня. Наверняка снаружи шел снег и с крыши свисали сосульки. Она произнесла не без некоторого усилия: - И ты искренне веришь, что это было для нее достаточной причиной, чтобы убить их? Неужели обычной ревности было достаточно... Нет, не обычной ревности, а сумасшедшей ревности, безрассудной ревности, которая... - Она была моей матерью. Она вернулась ко мне, поселилась во мне и со мной останется. Мне все равно. Мне все равно, какие у нее были причины, и мне незачем ее судить. - Почему ты убил Бобо? - спросила она. Это, казалось, заинтересовало Джерри и Бесс больше, чем что-либо другое из уже сказанного. Гордон заколебался и растерянно оглянулся. Но через какой-то миг оправился при помощи этой своей внутренней силы: - Вначале я думал, что только лишь потому, что мне стал нравиться вид крови. Я колол его снова и снова. Он подошел ко мне, чтобы я его приласкал. Я схватил его за шею и всадил в спину нож. Это было замечательно! - Он забылся на какое-то время при воспоминании об этом величайшем моменте. - Но позже я понял, что дело было не только в этом. Я не мог быть охвачен жаждой крови, побуждением кого-то убить в чистом виде. Я иного склада. Я слишком разумен и методичен для этого. Потом я понял, что Бобо не просто кот, а домочадец, в которого вселился дух другой умершей женщины. Он собирался ставить мне палки в колеса в том, что касалось моих обязанностей перед матерью, расстроить то, чего она пыталась достичь через меня. - Это только предлог, - вставила Элайн. - Неужели ты этого не видишь? На самом деле ты убил Бобо, потому что тебе нравился вид крови. Но позднее ты не мог жить с мыслью об этом. Поэтому ты создал другую фантазию о коте, наделенном человеческим духом. - Это не было фантазией, - упорствовал он. - А почему ты убил капитана Ранда? Ради забавы? - Теперь она нажала на него как следует. Она надеялась, что он не сорвется. - Конечно нет, - хмыкнул он. Но по мелькнувшему на его перекошенном лице странному, дегенеративному веселью Элайн стало ясно, что и то убийство было не лишено для него определенной увлекательности. - Ранд наблюдал за домом. Ему явно кто-то позвонил и дал какую-то наводку. Я не мог рисковать, оставив его в живых. И так было чудом, что он до тех пор не заметил меня; ведь если бы я попытался вернуться в дом, то наверняка попался бы ему на глаза. Бесс, выведенная из странного ступора, в который она погрузилась - не считая нескольких коротких спорадических замечаний, - как только Гордон ворвался в квартиру, вмешалась в речь маньяка: - Гордон, вы уже видели дух своей матери? Она, вообще, являлась вам? - Нет, - ответил он. - Ей и не обязательно. Она здесь, внутри меня, все время со мной. - И вы не видели никакого намека на нее, до того как она в вас вселилась? - Нет. - Жаль. - Она - внутри меня, - повторил Гордон. - Мне было интересно, как она выглядит, - вздохнула Бесс. - Возможно, я ее еще увижу, - сказал Гордон. - Увидите, - пообещал Джерри. - Несомненно! Она придет к вам, как дымка, вся прозрачная и смутно различимая. Элайн предоставила им дальше нести околесицу. Ни Джерри, ни Бесс ничего не имели против Гордона. Для них он был беспомощным орудием духа, марионеткой невидимого хозяина. Тема и их отношение к ней поразили Элайн как почти неприличные в свете куда более реального кошмара - психической ненормальности Гордона. Хотя эта глупая болтовня отвлекала его от того, чтобы пустить в ход свой нож... Но потом даже эта линия разговора себя исчерпала, и все они умолкли. Никто не находил что сказать. Все происходившее до этого момента напоминало короткую пьесу, и теперь разыгрывалась последняя сцена. Занавес должен был упасть, и все они ждали, когда кто-нибудь потянет за веревку. Гордон поднял нож и сделал шаг к Элайн. Она выпрыгнула из кресла. Нет уж, голыми руками он ее не возьмет. Если ей и суждено умереть, она тоже нанесет ему хоть какой-то урон, расцарапает лицо, доберется до его глаз, чего угодно, лишь бы дать ему знать, что он вонзил свой нож в живое существо, а не в какую-то марионетку-жертву, у которой нет другого выбора, кроме как умереть. - Тебе вообще не стоило приходить в этот дом, - сказал он. Снова он говорил не своим голосом - голосом скорее женским, чем мужским. Бесс ахнула и заставила затихнуть стонущего Джерри, чтобы лучше уловить это новое преображение, как будто оно имело огромную важность. - Ты не получишь мою семью, ты не сможешь украсть их у меня, - сипел Гордон, его голос взвился еще выше, меняя интонацию. Он поднял нож и сделал еще один шаг. И тут окно на входной двери разбилось вдребезги, со звоном обдав осколками стекла стоявшую поблизости мебель. В какой-то момент Элайн отказывалась верить в случившееся. Звук бьющегося стекла эхом отдался у нее в мозгу, и она в отчаянии уцепилась за него, потому что это дарило надежду. Ей ничего не было видно за Гордоном, и она не знала наверняка - реальность ли этот звук или плод ее воображения, уловка ее сознания для того, чтобы смягчить внезапность смерти, которая скоро примет ее в свои объятия. Потом она увидела, что Бесс и Джерри тоже смотрят в сторону двери, а Гордон перестал наступать на нее и резко повернулся, чтобы посмотреть, кто к ним рвется. В разбитое окно просунулась рука, отыскала замок, открыла его и толкнула дверь внутрь. Деннис Матерли стоял в обрамлении солнечного света, его лицо застыло в маске ужаса, но также и решительности. - Положи нож. Гордон, - приказал он. Но Гордон отказался: - Нет. Глава 20 Деннис вошел в комнату; битое стекло хрустело и крошилось у него под ногами. Элайн не знала - то ли это просто ее сознание выкидывает трюки, то ли увиденное не замутнено ее эмоциями, - но Деннис выглядел мужественнее, выше, крепче и гораздо внушительнее, чем она его помнила. В своей рабочей рубашке и джинсах он скорее сошел бы за рабочего, чем за художника. - Уходи, Деннис, - сказал Гордон. - Ты же знаешь - я не могу. Элайн спросила себя, может ли она что-то сделать теперь, когда внимание Гордона отвлечено. Не побежать ли ей? Не попытаться ли ей поднять тяжелую стеклянную пепельницу и ударить его? Нет, все это было бы чересчур мелодраматично. Подобные штуки срабатывают только в кино. Она просто подождет л посмотрит... - Тебя это не касается, - бросил Гордон своему брату. - Не подходи. Элайн одновременно удивилась и обрадовалась, увидев, что Деннис проигнорировал угрозу и взмахи ножом. Как она могла настолько в нем ошибаться? - Я убью тебя, - сказал Гордон. - Нет, не убьешь. Гордон. Отдай нож. Если ей нельзя двинуться с места, то, по крайней мере, она способна говорить. По крайней мере, она способна предупредить его. - Деннис, - вмешалась Элайн, - поверь ему. Он убьет тебя. Он думает, что одержим призраком вашей матери. Деннис не стал оспаривать то, что она сказала, даже не приподнял брови, хотя она была уверена: эта новость его озадачила. Очевидно, ум его был живым и восприимчивым, а отнюдь не легкомысленным. А может быть, восприимчивость ума как раз и вырабатывается при знакомстве со всеми гранями легкомыслия... - Она права, - добавил Гордон. - Мама вернулась, и вернулась только ко мне, потому что я - тот, кто ждал ее и нуждался в ней все эти годы. Деннис взял с сиденья старого кресла-качалки толстую сувенирную подушку и выставил ее перед собой, как щит. Он собирался отобрать нож у Гордона. Элайн поняла, что крупное телосложение Денниса будет компенсировано фанатической энергией его брата. Она сделала последнюю попытку убедить Гордона не убивать своего старшего брата. Чтобы добиться этого, ей пришлось использовать патологическую логику самого сумасшедшего. - Гордон, твоя мать хотела, чтобы ты уничтожал только женщин - женщин, которые пытаются отнять у нее семью. И, сказав это, она почувствовала слабость, почувствовала себя совершенно одинокой, маленькой и слабой в средоточии безумных сил. Гордон произнес, не сводя глаз с Денниса: - Он пытается помешать мне разделаться с тобой. Мама хочет, чтобы я разделался с ним. Она много раз мне это говорила. Она не перестанет изводить меня, пока я не разделаюсь с тобой. Элайн вспомнила, как выглядела Силия, когда Гордон разделался с ней, и почувствовала, как тепло уходит из ее тела. Она была холодной, неописуемо холодной, зубцом льда. - Твоя мать никогда не перестанет изводить тебя, если ты убьешь своего брата. Неужели ты не видишь, что отнимаешь у нее ее семью - делаешь как раз то, чему она пытается помешать. Этот аргумент оказал ожидаемое воздействие на Гордона. Он опустил нож, которым до этого метил в брата, и лицо его исказилось от муки, когда он попытался разгадать свой путь в лабиринте "обязанностей" в отношении Амелии. Запыхавшаяся Элайн все глубже вдавалась в эту любительскую, но эффективную психологию: - Твоя мать захотела бы, если уж дело дойдет до столкновения интересов, чтобы ты в первую очередь защищал ее семью. Твоя мать приказала бы тебе отпустить всех - а потом, впоследствии, позаботиться обо мне. Пожилая чета на диване глядела на Элайн в изумлении, как будто они не понимали, что она лжет, как будто они думали, что она приняла теорию переселения душ. - Брось нож, - повторил Деннис. Гордон посмотрел на нож. Деннис подступил к нему, по-прежнему используя подушку как щит: - Нож.., мама предназначила его мне.., чтобы я им.., для того, чтобы... - Брось его! - крикнула Элайн. Похоже, это послужило детонатором, последней командой, которая побудила его взорваться. Гордон без предупреждения резко повернулся и прыгнул на Элайн. Он занес поблескивающее оружие высоко над головой и направил ей в грудь, зайдясь в торжествующем крике. Элайн отпрянула назад, скорее инстинктивно, чем по-настоящему понимая, как близка она от смерти. Но кресло заставило ее остановиться, преградило ей путь к бегству. Весь мир, казалось, заледенел, стал таким же холодным и ноющим, как и она сама, - за исключением ножа. Посреди всего этого инея, посреди льда и холода нож был сверкающим ланцетом, прорубавшимся к ней по мере того, как иней вокруг него таял. Ей предстояло умереть. В тот же самый момент Деннис отбросил подушку, которую держал в руках, дотянулся до запястья Гордона и остановил быстрое движение смертоносного оружия. Гордон набросился на своего брата, его лицо побагровело от притока крови, глаза были широко распахнуты, рот открыт в яростной ухмылке. - Позовите на помощь! - крикнула Элайн пожилой чете. Они тупо уставились на нее; Джерри, казалось, забыл про свою рану на голове. - Позовите Пола! Упоминание имени брата Амелии сняло заклятие. Джерри встал, торопливо пересек комнату и исчез в открытой двери. Только бы Пол не был пьян и не мучился тяжким похмельем! Несмотря на то, что он был физически менее развит. Гордон в конце концов вырвал нож и вскользь полоснул Денни по бицепсу, когда тот отступил от своего брата. По руке Денниса потекла кровь. Элайн подобрала пепельницу, ощутила ее холодную тяжесть. На самом деле она не думала, что сумеет ею воспользоваться. Она - медсестра, привыкшая лечить, а не наносить раны. "О Господи, если мне придется ею воспользоваться, дай мне силы!" Когда Деннис снова подступил к брату, оставляя за собой след из алых капель. Гордон снова ударил. Деннис сделал обманный выпад справа, шагнул вперед, уклонившись от удара, и двумя руками схватил кулак с ножом, стараясь заломить запястье назад, чтобы Гордону пришлось бросить нож. Элайн, обучаясь на медсестру, видела много крови, много глубоких ран. Но вид крови Денниса выходил за рамки ее опыта. Она была опустошена. Она не хотела, чтобы он умирал. Как она хотела, чтобы он остался жить! И может быть, тогда она сможет искупить вину за то, что думала о нем такие ужасные вещи. Гордон воспользовался своей свободной рукой, чтобы нещадно колотить Денни по голове. Он пустил брату кровь из носу и разбил ему губу. Судя по виду, Деннис уже устал и был не способен продержаться долго... Но вдруг, в один миг, шансы поменялись. Запястье Гордона хрустнуло под нажимом рук Денниса. Он завыл, выронил нож и отскочил от брата, ухватившись за сломанное запястье. Он выглядел диким, бледным, как просеянная мука, рот зиял черной дырой на лице. Деннис ногой оттолкнул нож в противоположный конец комнаты и сказал поразительно мягко: - Садись, Гордон. Ты ранен. В какой-то момент Гордон смотрел так, как будто он, невзирая на свою рану, сделает еще одну, последнюю попытку добраться до оружия. Потом, как будто его ударили большим молотком, привалился боком к креслу, в котором Элайн сидела всего несколько минут назад. Она думала, что он убьет ее. А теперь он ни за что этого не сделает. - Я не хотел тебя убивать, - сказал Гордон брату. - Не говори об этом. - Ты любишь меня? - спросил Гордон. Деннис выглядел усталым, но не злым. - Ты - мой брат. Я очень тебя люблю. Гордон Матерли, поддерживая сломанное запястье здоровой рукой, наклонял голову до тех пор, пока не опустился подбородком на грудь и не расплакался. Элайн смотрела, как Деннис прошел по комнате и подобрал нож. Он глянул на него так, словно не знал, что это такое. Девушка подошла к нему, чувствуя незнакомое сильное влечение, - потому что он обладал невероятно сильным мужским началом, был храбрее любого мужчины, которого ей прежде доводилось видеть, - и попросила: - Дайте мне взглянуть на вашу руку. - Она в порядке. - Мы должны остерегаться инфекции, - пояснила она. Он спросил: - Почему прошлой ночью вы не рассказали мне, кого подозреваете? Элайн покраснела, посмотрела на поверженного Гордона. И призналась: - Я не думала, что это он. - А потом выпалила: - Я думала, что, возможно, это вы! - Она знала: рано или поздно это придется ему рассказать. А она никогда не тянула с признанием своих ошибок. Деннис недоверчиво уставился на нее. Элайн уже молила в душе, чтобы он ее не возненавидел, когда он расхохотался. Этот смех, пусть и напряженный, нервный, был все-таки лучше, чем возмущение, которого она ожидала. Когда же он совладал с собой, то сказал: - Отец говорил мне, что кто-то пытался взломать замок на вашей двери. Когда я обнаружил, что вы звоните в полицию, то понял, что вы встревожены не на шутку. Я разыскал Ранда через полчаса после того, как вы ушли спать, и рассказал ему то, что вы говорили отцу. Он пообещал приехать и осмотреться на месте. - Он так и сделал, - прошептала Элайн, содрогаясь. Она вспомнила, какую цену Ранд заплатил за свое усердие. - Я знаю. Я нашел его тело как раз перед тем, как пришел сюда. - Откуда вы узнали, где искать? Он объяснил: - Я сидел в своей мастерской, у окна, и видел, как вы с Гордоном выходите из гаража. Вы шли так скованно и так странно себя вели, что я был заинтригован. К тому же я не забыл вашего страха относительно того, что убийца - один из нас. Гордон всегда был странным, жадным до работы, трезвым, серьезным, неохотно отдыхал. Когда я увидел вас вдвоем, то заподозрил самое худшее. Я пошел к гаражу посмотреть, что случилось, - и нашел Ранда. - Вы спасли мне жизнь, - выдохнула Элайн. Она опять почувствовала себя женщиной, маленькой и хрупкой в могучей тени мужчины. - Вы спасли жизнь нам всем, - возразил он. - Вы были единственной из нас, кто не закрывал глаза на весьма неприятные факты. Мы очень вам обязаны. В этот момент в дверь ворвался Пол Хоннекер. Элайн сказала ему: - Вызовите "скорую помощь". Пол. Полицию. И Ли. Явно потрясенный тем, что увидел, Пол отозвался: - Сию же минуту! - Загромыхал вниз по лестнице и в следующий момент исчез. Когда они снова подошли к Гордону, он посмотрел на них и скривил губы, выражая глубокую ненависть. У Элайн снова мороз пробежал по коже. Гордон произнес: - Деннис, ты отдашь мне этот нож. - Его голос снова повысился и зазвучал совсем по-женски. - Это Амелия, - провозгласила Бесс и откинулась на спинку дивана. - Деннис, - причитал Гордон, - твоя мать велит тебе отдать нож! - Голос у него был определенно женский, почти женственный, привлекательный, но при этом таивший в себе ненависть. - Вы не верили, что она вернулась, чтобы вселиться в него, - торжествовала Бесс. - Но теперь вы слышите, что это правда! Глава 21 Элайн стояла у сосен, в прохладе тонких теней, прижав к ушам маленькие ладони. Деннис стоял возле нее, попеременно наблюдая то за лужайкой, где работала строительная бригада, то за ее лицом, когда она выжидающе зажмуривалась. Он посмеивался над ней, хотя и беззлобно, - из-за этого ей хотелось, чтобы взрыв миновал и она могла бы убрать руки от ушей и сплести с ним свои пальцы. "Я так сильно изменилась за такое короткое время", - подумала она. Было время, когда гроза или громкие шумы не причиняли ей беспокойства. Но это было до того, как у нее появился человек, на которого она могла положиться. Это было, когда она была одинока. Когда раздался взрыв, он оказался тише, сильнее приглушенный землей, чем она ожидала. Девушка почувствовала, как задрожала почва, увидела комья земли, взметнувшиеся в небо над котлованом, увидела гранитную крошку, отброшенную в голубое небо и с треском посыпавшуюся обратно. Джерри и Бесс стояли прямо за спиной у Джейкоба Матерли, там, где старик сидел в своем инвалидном кресле, наблюдая на подрывными работами. Поначалу Элайн удивилась, что никто не винит пожилую чету с ее суевериями в том, что случилось с Гордоном. Но спустя две недели после того, как Деннис усмирил своего брата и покончил с их общим кошмаром, она пришла к пониманию того, что никого нельзя винить в стечении обстоятельств, которое ввергло Гордона в столь долго таимое сумасшествие. И Джерри и Бесс были по происхождению голландцами из Пенсильвании, выросшими в домах, где в каждой комнате на стене висел Химмельсбриф в рамке и по каждому случаю обращались к особым заклинаниям. Они искренне верили во всю эту оккультную чепуху. С таким же успехом можно было бы попытаться взвалить всю вину на Ли, или Джейкоба (за их невнимание к Гордону ввиду того, что потребность Дениса в утешении была более очевидна), или в первую очередь на Амелию Матерли за то, что она была сумасшедшей (состояние, которое на самом деле от нее не зависело). Джерри и Бесс предстояло жить со своей виной, и это было достаточным наказанием. К тому же к этому времени они наверняка поняли, что Гордон не был одержим. Он, по словам докторов, был шизофреником в крайней стадии. Он действительно отождествлял себя со своей матерью. Более того, теперь он лишь в редкие моменты просветления вспоминал свое подлинное имя и свое положение. Хотя доктора не говорили об этом впрямую, но было похоже, что Гордону придется провести в больнице для умалишенных всю оставшуюся жизнь. - Сейчас повторится, - сказала Силия Тамлин, робко пробираясь к Элайн. Она была очень красива, несмотря на свои бинты, но больше не вызывала у Элайн ни ревности, ни неприязни. "Потому что, - подумала Элайн, - теперь я знаю, что я тоже хорошенькая. И знаю, что легкомыслие не такая уж ужасная вещь". Второй взрыв был сильнее первого. Элайн порадовалась, что зажала уши. - Ну вот, - сказал Ли. Он похлопал по плечу Пола Хоннекера. - Через две недели на месте этой уродливой воронки появится овальный бассейн с голубым дном. - Судя по голосу, он испытывал облегчение, как будто динамит не только выбил в земле воронку, но и уничтожил последние следы ужасной истории дома Матерли. - Давайте посмотрим, как работают маляры, - предложила Силия. - Мне до смерти хочется их спровадить и постелить ковры - а потом сотворить с внутренностями этой темницы что-нибудь по-настоящему фантастическое! - Она была темницей, - возразил Пол. - А теперь уже нет. - Вот подождите, вы еще увидите разницу! - стояла на своем Силия, направляясь к дому. Остальные в большинстве своем последовали за ней. - Мы все так хорошо отдохнули, - улыбнулась Элайн. - Даже Джейкоб, несмотря на свое состояние, выглядит здоровее. Деннис взял ее за руку: - Моя семья хотела прийти в себя на протяжении пятнадцати лет, но не знала как. Нам пришлось открыть глаза на кое-какие истины, а потом произвести перемены к лучшему. Косметический ремонт в доме очень помогает, ты не думаешь? Поверь, с каждой комнатой, в которой они сдирают обои, с каждой комнатой, которую они раскрашивают в эти веселые цвета, подобранные Силией, я чувствую, что еще чуть-чуть боли ушло. Как будто боль можно закрасить или оборвать, как обои. Глупо, правда? - Не так уж глупо, - запротестовала Элайн. Ветер теребил ее волосы и полоскал хлопчатобумажную юбку. Она внезапно осознала, что на ней короткая юбка и сине-желтая яркая блузка, шейный платок с блестками, босоножки с тонкими ремешками - одежда, которую она ни за что не выбрала бы для себя, если бы Денни, делая покупки на прошлой неделе, не упорствовал, что это как раз то, что ей нужно. Она улыбнулась ему, ветру, всему. Легкомыслие может быть замечательным! Ее одинокое детство, сиротский приют, бедность действовали заодно, исказив ее взгляды на жизнь. Она излишне ценила серьезность и простоту. Таким же образом она придавала слишком мало ценности веселью. Жизнь должна быть смесью торжественного и веселого. И чем больше веселья, тем лучше. Какой прок от жизни, если ею нельзя наслаждаться? Деннис безмерно наслаждался. Да и Джейкоб теперь, когда освободился от своих ужасных подозрений по поводу убийцы в доме, тоже понимал толк в жизни. Они вместе начинали делиться с ней толикой этой радости. Неделю назад она не была способна разглядеть какую-либо ценность в занятии художника. Теперь она смотрела на это как на стоящее дело - во всех отношениях. Неделю назад она не доверяла легкомысленному человеку и считала надежными тех, кто склонен к трезвости. Теперь она увидела, что жизнь куда более сложна, а судить о людях труднее. Ей действительно не терпелось посмотреть, что за фантастические вещи Силия станет вытворять с этими душными комнатами! У нее самой была душная старая комната. Но события прошлой недели отворили дверь. А Денни, замечательный Денни, распахнул эту дверь настежь и впустил глоток свежего воздуха. Когда они прошли к дому - дому, которого она больше не боялась, дому, преображенному взрывами и покраской комнат, дому, охваченному фантазией Силии, в котором некогда обитал страх, но который теперь в той же степени наполнится радостью и доброжелательностью, над которым им предстояло потрудиться, чтобы сделать домом жизни и любви, - когда они шли к этому дому, Денни взялся за ее руку крепче, чем прежде, и спросил: - О чем ты думаешь? - О будущем, - сказала Элайн. И когда они приблизились к дому, она увидела, что окна широко раскрыли, чтобы выветрился запах краски - и страдания. - Не тревожься насчет завтра, - сказал Денни. - Наслаждайся сегодняшним днем, Элайн. Это само по себе большое достижение. - О, - засмеялась она, - я не тревожусь насчет завтра. Я с нетерпением его жду! 58