Франсис Карсак. Робинзоны космоса --------------------------------------------------------------- Перевод с французского Ф. Мендельсона OCR: Wesha ? http://wesha.lib.ru --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Я не собираюсь описывать здесь историю катастрофы или завоевания Теллуса. Мне просто хочется рассказать о своей жизни. Пройдет пять-шесть столетий, и тогда моя книга будет ценным документом, ибо это рассказ свидетеля, который собственными глазами видел Великое Начало. В те дни мне шел всего двадцать третий год - целых шестьдесят лет пронеслось с тех пор, как стремительный поток. Я знаю, что стал ниже ростом, движения мои утратили былую четкость, я быстро устаю, и меня уже мало что интересует в жизни, разве только дети, внуки да, пожалуй, еще геология. Руки мои слишком дрожат, чтобы писать, а потому я диктую своему внуку Пьеру, диктую повесть о единственной, неповторимой человеческой судьбе. Я тороплюсь. Лишь временами я останавливаюсь передохнуть и подхожу к окну; за ним колышется на ветру пшеница. На какой-то миг мне кажется, будто я снова у себя на родной Земле, но, приглядевшись, вижу, что деревья отбрасывают две тени... ГЛАВА I. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ В то лето мы с моим братом Полем решили провести отпуск в Альпах, у нашего дяди Пьера Бурна, директора новой обсерватории. Гигантское зеркало ее телескопа диаметром в пять с половиной метров позволяло отныне французским астрономам соперничать с американскими коллегами. Вместе с дядей работал его помощник Робэр Менар, поразительно скромный, несмотря на свои огромные знания, сорокалетний холостяк, и два дядиных ученика - Мишель и Мартина Соваж. Мы с братом сели в поезд вечером и уже на следующий день часа в четыре пополудни прибыли на место. Нас ожидали: высокий блондин стоял возле автомашины и махал нам рукой. Он представился: - Мишель Соваж. Ваш дядя извиняется, что не смог вас встретить, но у него важная и срочная работа. Машина резко набирала скорость. - Что-нибудь новое среди звездных туманностей? - спросил мой брат. - Скорее уж во всей Вселенной. Вчера вечером я хотел сфотографировать туманность Андромеды - там есть одна недавно открытая звезда. Расчет был сделан, я включил автоматику большого телескопа, но, к счастью, из любопытства заглянул в "искатель", маленькую подзорную трубу, укрепленную параллельно с большим объективом. И что бы вы думали - туманность Андромеды оказалась на восемнадцать градусов в стороне от своего нормального положения! Я еле отыскал ее. - Как странно! - живо откликнулся я. - Вчера перед отъездом астронавт Верилак говорил мне... - Значит, он вернулся? - перебил Мишель. - Да, с Нептуна. Так вот, он говорил, что либо они ошиблись в расчетах, либо что-то отклонило ракету на обратном пути. Мы болтали, а машина быстро мчалась по долине. Рядом с шоссе бежала железная дорога. - Что, поезд идет теперь до самой деревни? - Нет, эту линию проложили недавно к заводу легких металлов. - Завод большой? - Пока здесь триста пятьдесят рабочих. Должно быть по крайней мере вдвое больше. Начался серпантин: дорога поднималась к обсерватории, которая стояла на вершине невысокой горы. У ее подножия приютилась высокогорная долина с маленькой прелестной деревушкой. Чуть выше деревни виднелся поселок из стандартных домиков, сгрудившихся вокруг завода. Вдаль за гребни гор уходила линия высокого напряжения. - Ток подают заводу, - объяснил Мишель. - Для него и построили плотину. Мы получаем электричество от этой же линии. Возле самой обсерватории расположились дома, где жили мой дядя и его помощники. - Сегодня вечером за столом соберется большая компания: ваш дядя, Менар, вы двое, мы с сестрой, биолог Вандаль. - Вандаль? Я же его знаю с самого детства. Он старый друг нашей семьи, мой учитель. - А с ним его коллега из Медицинской академии, знаменитый хирург Массакр. - Ничего себе имечко для хирурга! - сострил мой брат Поль. - Массакр. "Убийство"! Не хотел бы я у него оперироваться... Бр-р-р! - И напрасно. Он лучший хирург Франции, а может быть, и всей Европы. Кстати, кроме Массакра будет один его друг и одновременно ученик, антрополог Бреффор. - Тот самый, что занимается патагонцами? - Да. Так что, хоть дом и велик, все комнаты заняты. Едва машина остановилась, я побежал в обсерваторию и постучался в кабинет дяди. - Кто там?! - рявкнул он, но, увидев меня, смягчился. - Ах, это ты! Ну, подойди, подойди... Он поднялся из кресла во весь свой гигантский рост. Таким я вижу его и сейчас: седая шевелюра, седые брови, из-под которых сверкают горящие как угли глаза, и матово-черная борода. - Добрый день! - скромно послышалось из угла. Я обернулся: худенький Менар стоял за своим столом, заваленным листками с алгебраическими формулами. Это был щуплый человечек в очках, с козлиной бороденкой и огромным морщинистым лбом. Под столь незначительной внешностью скрывался человек, свободно владеющий дюжиной языков, самые дерзкие теории физики и математики были ему так же ясны, как мне геологические горизонты в окрестностях Бордо. С этой точки зрения мой дядя, превосходный исследователь и экспериментатор, не годился Менару в подметки. Зато вдвоем они составляли могучую пару в области астрономии и атомной физики. Стрекот машинки заставил меня обернуться. - И впрямь надо тебя представить, - проговорил дядя. - Мадемуазель, познакомьтесь: мой племянник Жан, шалопай, неспособный проверить цифры даже в ресторанном счете. Жан, это наша ассистентка Мартина Соваж. - Как доехали? - спросила девушка, протягивая мне руку. Я пожал ее, не успев как следует прийти в себя. В моем представлении ассистентка дяди была этакой скромной лабораторной крысой в очках, а передо мной стояла юная красавица с телом греческой статуи и таким правильным лицом, что можно было прийти в отчаяние, настолько черты его казались совершенными. Впрочем, лоб, пожалуй, был чуть низковат, но зато под ним сияли великолепные серо-зеленые глаза и его обрамляли длинные пряди на удивление черных волос - ведь брат ее был блондином. Про нее нельзя было сказать, что она красива. Нет, она была прекрасна, прекраснее всех женщин, каких мне только доводилось видеть. Рукопожатие ее было дружеским и коротким. Мартина сразу же вернулась к своим расчетам. - Я вижу, ты тоже убит, - насмешливо прошептал дядя, увлекая меня в сторону. - Мартина разит без промаха; по-видимому, контраст с обстановкой усиливает эффект. А сейчас, извини, мне надо закончить до вечера работу, чтобы подготовиться к ночным наблюдениям. Встретимся за обедом, в семь тридцать. - А это очень важно, твоя работа? - спросил я. - Мишель мне говорил о каких-то странных явлениях... - Странных! Эти явления опрокидывают всю нашу науку! Подумай только: туманность Андромеды отклонилась на восемнадцать градусов от своего нормального положения! Одно из двух: либо туманность действительно сдвинулась, но тогда она должна была развить скорость физически немыслимую, потому что еще позавчера она была на своем месте, либо, как думаю я и мои коллеги из обсерватории Мон Паломар, свет туманности отклонился из-за какого-то феномена, которого позавчера не существовало. И не только ее свет - лучи всех звезд, расположенных в том же направлении, свет Нептуна и, может быть, даже... Из всех гипотез наименее глупой кажется следующая: ты, должно быть, знаешь - впрочем, наоборот, ты, конечно, не знаешь, что мощное поле тяготения способно отклонить луч света. Сейчас все происходит так, как если бы между Землей и Андромедой в Солнечной системе появилась огромная масса материи. Но она невидима, эта масса! Немыслимо, глупо, но все-таки это так. Я вернулся в дом дяди, где уже собирались приглашенные к обеду. В семь двадцать появился хозяин дома со своей свитой. В семь тридцать мы сели за стол. Обед прошел весело, если не считать озабоченных лиц моего дяди и Менара. Что же до меня, то я был целиком поглощен Мартиной. В тот вечер мне недолго пришлось наслаждаться ее обществом. В восемь пятнадцать дядя встал из-за стола и кивнул Мартине; вместе с Менаром они вышли из дома, и я увидел через окно, как три фигурки поднимаются к обсерватории. ГЛАВА II. КАТАСТРОФА Кофе мы вышли пить на террасу. Мишель жаловался на всеобщее пренебрежение к астрономическому изучению планет с тех пор, как астронавты начали изучать их, как он выразился, на местах. Спускалась ночь. Над горами висела половина луны, мерцали звезды. С темнотою пришла прохлада, и мы вернулись в гостиную. Свет зажигать не стали. Я сел напротив Мишеля лицом к окну. Малейшие подробности этого вечера сохранились в моей памяти с удивительной ясностью, хотя с тех пор прошло столько лет! Я видел купол обсерватории; маленькие башенки с вспомогательными телескопами четко вырисовывались на фоне вечернего неба. Общий разговор угас, все неторопливо беседовали парами. Я говорил с Мишелем. Не знаю почему, я чувствовал себя легко и счастливо. Казалось, я ничего не вешу и не сижу, а парю над своим креслом. В обсерватории осветилось одно окошко, погасло и снова осветилось. - Патрон зовет, - проговорил Мишель. - Придется идти. Он взглянул на светящийся циферблат своих часов. - Сколько времени? - спросил я. - Одиннадцать тридцать шесть. Он встал, и это простое движение отбросило его к стене, расположенной в добрых трех метрах. Мишель был поражен. Мы тоже. - Черт!.. Я потерял всякий вес! Я поднялся и, несмотря на все предосторожности, врезался головой прямо в стену. - Хорошенькое дело! Удивленные возгласы слышались со всех сторон. Несколько минут мы носились по гостиной, как пылинки, подхваченные ветром. Все были во власти странного тоскливого чувства какой-то внутренней пустоты и головокружения. Трудно было понять, где теперь верх, где низ. Цепляясь за мебель, я кое-как добрался до окна. Мне показалось, что я сошел с ума. Звезды отплясывали бешеную сарабанду, как пляшет их отражение во взбаламученной воде потока. Они мерцали, разгорались, угасали и снова вспыхивали, резко перемещаясь с места на место. - Смотрите! - крикнул я. - Конец света, - простонал Массакр. От звездной пляски рябило в глазах; я перевел взгляд ниже и снова вскрикнул: - Черт! Смотрите! Вершины гор исчезали одна за другой. Ближайшие пики еще стояли, но самые дальние слева были срезаны ровнее, чем головки сыра ножом. - Сестра! - хрипло вскрикнул Мишель и бросился к двери. Я видел, как он мчался по дорожке к обсерватории нелепыми длинными скачками, метров по десять каждый. Ни о чем не думая, не испытывая ничего, даже страха, я машинально отмечал все происходящее. Казалось, к нам приближается, опускаясь сверху, огромное незримое лезвие, выше которого все исчезало. Наверное, это продолжалось секунд двадцать. Я слышал вокруг приглушенные возгласы гостей. Я видел, как Мишель ворвался в обсерваторию. И вдруг она тоже исчезла. В следующее мгновение катастрофа обрушилась на нас... Дом задрожал. Я вцепился в какой-то стол. Окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Чудовищный вихрь вышвырнул меня вместе с остальными наружу, и мы покатились вниз по склону, цепляясь за кусты и камни, ослепленные, оглушенные, задыхающиеся. Все кончилось через несколько секунд. Я опомнился метрах в пятистах от дома среди обломков дерева и осколков стекол и черепицы. Обсерватория снова появилась, и, по-видимому, в полной сохранности. Было сумрачно; странный красноватый свет лился сверху. Я поднял глаза и увидел солнце - маленькое, медно-красное, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено вспухло, глаза застилало кровавой пеленой. Воздух казался пропитанным неприятным чужим запахом. Первая моя мысль была о брате; он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой икры, глубоко разрезанной осколком стекла, лилась кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, брат пришел в себя. - Мы еще живы? - Да, ты ранен, но не опасно. Я сейчас посмотрю, что с остальными. Вандаль уже поднимался. Массакр вообще отделался подбитым глазом. С Бреффором дело оказалось серьезнее: он лежал без сознания с пробитым черепом. - Его надо срочно оперировать, - заторопился хирург. - В доме вашего дяди у меня есть все, что нужно. Я взглянул на дом: он довольно успешно выдержал испытание. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но остальное как будто уцелела. Мы перенесли Бреффора и Поля в дом. Внутри все было перевернуто вверх дном, и содержимое шкафов валялось на полу. Кое-как мы поставили на место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру. Только тогда я вспомнил, наконец, о своем дяде. - Схожу посмотрю, - проговорил я и, прихрамывая, побрел к обсерватории. Я поднялся по лестнице - под куполом возле большого телескопа не было ни души. Тогда я бросился в кабинет. Здесь взъерошенный Менар возился со своими очками. - Где дядя? - крикнул я. - Не знаю, - ответил он, продолжая протирать очки платком. - Когда это произошло, они хотели выйти... Я поспешил наружу и принялся кричать: - Дядя! Мишель! Мартина! Кто-то откликнулся. Обогнув завал камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы. Мартина была рядом. - У него вывихнута лодыжка, - пояснила она. - А где Мишель? - Пошел за водой к ручью. - Что скажете, дядя? - спросил я. - А что я могу сказать, если сам ничего не знаю! Как там остальные? Я рассказал, что с нами произошло. - Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что с жителями. - К сожалению, солнце уже садится. - Садится? Наоборот, оно встает! - Солнце заходит, дядя. Только что оно стояло гораздо выше. - А, так ты говоришь об этом маленьком, жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад! Я обернулся: над изуродованными вершинами вставало сияющее голубое светило. Глаза не обманывали меня: в этом мире было два солнца. Часы на моей руке показывали десять минут первого. ГЛАВА III. СРЕДИ РАЗВАЛИН Как ни странно было происходящее, я все время инстинктивно старался привести его к привычным земным нормам - ураган, извержение вулкана. И вдруг передо мной предстал немыслимый, безумный, однако реальный факт: я очутился в мире, где было два солнца. Нет, я не в силах передать охватившее меня смятение. Тщетно пытался я спорить против очевидной истины: - Но ведь мы остались на Земле! Смотри, вот гора, обсерватория, а там внизу деревня... - Я, конечно, тоже сижу на земле, - ответил дядя, - но насколько я смыслю в астрономии, в нашей системе только одно Солнце, а здесь их два. А я не такой уж осел, чтобы не понимать значения этого факта. Из-за поворота показался Мишель и вместе с ним два незнакомца: первый - брюнет лет тридцати, второй - лет на десять постарше, огненно-рыжий. Мишель церемонно представил обоих - в тех обстоятельствах это выглядело довольно смешно. - Симон Бевэн, инженер-электрик, и Жак Этранж, металлург, директор завода. - Мы хотели узнать, что с вами, - объяснил Этранж. - Сначала мы побывали в деревне. Там уже работают спасательные команды; мы послали им на помощь своих рабочих. По первым сведениям, в деревне пятьдесят раненых. - А у вас на заводе? - спросил дядя. - Ущерб невелик, - ответил Бевэн. - Вы же знаете, стандартные дома легкие и монолитные. На самом заводе сдвинулось несколько станков. - У нас есть хирург, мы пошлем его в деревню. Дядя повернулся к нам с Мишелем. - Вы двое, помогите-ка мне! Пойдемте с нами, друзья! Когда мы добрались до дома, я убедился, что Вандаль и Массакр поработали здесь на совесть. Все снова было приведено в порядок. Мой брат и Бреффор лежали в постелях. Массакр собирал свой докторский чемоданчик. - Пойду вниз, - сказал он. - Говорят, там много раненых. - Я тоже спущусь в деревню. - Иди, иди, - согласился дядя. - Мартина, Мишель, Вандаль тоже могут отправляться. Мы с Менаром посторожим здесь. И мы отправились. Главная улица деревни была наполовину завалена обломками домов. Зато поперечные переулки почти все уцелели. Больше всего пострадала центральная площадь; церковь и мэрия превратились в груду развалин. Когда мы подошли, из-под обломков извлекали труп мэра. Среди спасателей я заметил одну группу, которая действовала особенно быстро и слаженно. От нее тут же отделился какой-то молодой человек и подошел к нам. - Наконец-то подкрепление! - крикнул он обрадованно. - Подоспели вовремя! - Где раненые? - спросил Массакр. - В зале для танцев. Вы доктор? - Я хирург. - Какая удача! Эй, Жак-Пьер, проводи доктора в перевязочную! - Я пойду с вами, - сказала Мартина. - Буду помогать. Мы с Мишелем присоединились к группе, разбиравшей завалы. Молодой человек горячо поспорил о чем-то с инженерами, потом вернулся к нам. - Нелегко же было их убедить, что сейчас самое главное - дать воду и, если можно, электричество. Они тоже хотели заняться расчисткой! Когда же они будут пользоваться своими знаниями, если не сейчас? Кстати, какие у вас профессии? - Геолог. - Астроном. - Ладно, пригодится потом. Сейчас есть работа поважнее. За дело! - Потом? Что вы хотите этим сказать? - Я думаю, вы уже знаете, что мы не на Земле. Не надо быть академиком, чтобы догадаться. И все-таки странно! Еще вчера инженеры давали мне указания, а сегодня я назначаю работу инженерам. - А сами-то вы кто? - спросил Мишель. - Луи Морьер, цеховой мастер с завода. Продолжая разговор, мы приступили к разборке обвалившегося дома. К нам присоединились еще двое рабочих. - Тише! - сказал вдруг Мишель. Из-под груды развалин доносились слабые крики о помощи. - Скажите-ка, Пьер, - обратился Луи к одному из рабочих, - кто тут жил? - Мамаша Феррье с дочкой. Девчонка была хороша, лет шестнадцати. Погоди! Я как-то к ним заходил. Вот здесь была кухня. А они, должно быть, в комнате, вон там! Он показал на угол с наполовину завалившейся стенкой. Мишель нагнулся и крикнул в расщелину: - Держитесь! Идем к вам на помощь! Все напряженно прислушивались. Наконец девичий голос, полный муки, ответил: - Скорее! Скорее... Быстро, но методично мы начали рыть в обломках тоннель. Прошло полчаса. Стоны внизу смолкли. Тогда мы пошли на риск, ускорили работу и успели вовремя извлечь из-под развалин Розу Феррье. Мать ее была мертва. Об этом эпизоде спасательных работ я рассказываю подробно лишь потому, что позднее Роза, сама того не желая, сыграла роль Елены Спартанской и послужила причиной первой войны на Теллусе. Всю вторую половину дня мы работали не покладая рук. Вечером, когда голубое солнце закатилось за горизонт, а на востоке поднялось маленькое красное солнце, под развалинами не осталось ни одного раненого. Всего их оказалось восемьдесят один, а погибших - двадцать один. Вокруг колодца, теперь иссякшего, раскинулся пестрый табор. Люди, лишенные крова, укрывались под одеялами, растянутыми на шестах. Одну такую палатку Луи соорудил для рабочих своей спасательной команды. Мы сели перед нею и поужинали холодным мясом с хлебом, запивая еду розовым вином, - в жизни не пил я ничего вкуснее! Потом я дошел до перевязочной, надеясь увидеться с Мартиной, но она уже спала. Массакр был доволен: опасных случаев оказалось немного. Сюда же по его указанию перенесли на носилках Бреффора и моего брата. Оба чувствовали себя гораздо лучше. - Извините меня, - сказал хирург, - я просто валюсь от усталости, а завтра у меня довольно сложная операция. Я вернулся к палатке, улегся на ложе из толстого слоя соломы и мгновенно уснул. Разбудил меня шум мотора. Была еще "ночь", то есть тот самый пурпурный сумрак, который теперь называют "красной ночью". Автомобиль остановился за разрушенным домом. Я обошел руины и увидел своего дядю: он приехал вместе с Вандалем узнать, как идут дела. - Что нового? - спросил я. - Ничего. Электричества нет, купол обсерватории неподвижен. Я был на заводе. Этранж говорит, что тока не будет еще долго, плотина осталась на Земле. Кстати, могу сказать, что наша планета делает один оборот вокруг собственной оси за двадцать девять часов и что ось ее очень немного наклонена по отношению к плоскости орбиты. - Откуда ты это знаешь? - Очень просто. Голубой день длился четырнадцать часов тридцать минут. Красное солнце дошло до зенита за семь часов пятнадцать минут. Значит, сутки продолжаются двадцать девять часов. Далее: день и "ночь" равны, а мы, по всей видимости, находимся далеко от экватора, скорее всего на сорок пятом градусе северной широты. Отсюда вывод - ось планеты имеет весьма незначительный наклон, разумеется, если только мы не попали в период равноденствия. Красное солнце находится за пределами нашей орбиты и, по-видимому, так же как мы, вращается вокруг голубого солнца. Мы перенеслись сюда в тот момент, когда оба солнца противостоят планете. Но наступят дни, когда нам будут светить сразу два солнца, а иногда - и ни одного. Наступят черные ночи, или, вернее, лунные. - Лунные? Разве здесь есть луна? - Взгляни сам! Я поднял глаза. В розовом небе бледно мерцали две луны: одна примерно такая же, как у нас на Земле, другая значительно больше. - Только что их было три, - продолжал дядя. - Самая маленькая луна уже зашла. - Сколько еще продлится эта "ночь"? - Около часа. На завод заходили крестьяне с окрестных ферм. Там жертв немного. Но зато дальше... - Надо съездить туда, посмотреть самим, - перебил я. - Я возьму твою машину, и мы отправимся с Мишелем и Морьером. Надо же узнать, как далеко простирается наша территория. - Тогда я поеду с вами. - Нет, дядюшка, у тебя вывихнута нога. Мы можем застрять: придется идти пешком. Сейчас мы совершим совсем короткий рейд. А позднее... - Хорошо. Тогда помоги мне выйти и доведи меня до вашего госпиталя. Вы идете со мной, Вандаль? - Мне бы хотелось отправиться в эту разведку, - ответил биолог. - Я думаю, что участок земной поверхности невелик и мы сможем его объехать кругом. Не правда ли? - Да, если только дороги будут проезжими. Что же, оставайтесь с нами. Я разбудил Мишеля и Луи. - Ладно, поедем, - сказал Морьер. - Только сначала я хочу поговорить с вашим дядей. Послушайте, месье Бурна, займитесь пока мы ездим, учетом. Надо подсчитать жителей, запасы продовольствия, оружия, инструментов и прочего. После смерти мэра вы здесь самый уважаемый человек. Вы в хороших отношениях и с кюре, и с учителем. Единственный, кто вас, пожалуй, недолюбливает, это трактирщик Жюль, потому что вы никогда к нему не заходите. Но им займусь я, он у меня будет шелковый. Разумеется, закончить вы не успеете, мы вернемся гораздо раньше. Все заняли места в открытом автомобиле - устаревшей модели, но зато вполне надежном. Я взялся за руль, и тут дядя окликнул меня: - Постой! Возьми-ка то, что лежит в ящике спереди. Я открыл ящик и вынул оттуда пистолет военного образца 45-го калибра. - Дельная мысль! - одобрил Луи. - А другого оружия у вас нет? - У меня нет, но в деревне, думаю, найдутся охотничьи ружья. - Правильно! Заедем к папаше Борю. Когда-то он был унтер-офицером в колониальных войсках, а теперь заядлый охотник. Мы разбудили старика и, несмотря на его протесты, реквизировали почти весь его арсенал: один винчестер, два охотничьих ружья и патроны, заряженные картечью. Солнце уже вставало, когда мы двинулись в путь, на восток. Сначала ехали по дороге; местами она была перерезана осыпями. Один завал задержал нас на целый час. Через три часа началась зона сплошного хаоса: впереди, насколько хватает глаз, громоздились обвалившиеся горы и огромные кучи земли, камней, деревьев и - увы! - остатков домов. - Наверное, край земли уже близок, - проговорил Мишель. - Дальше пойдем пешком. Захватив оружие и немного еды, мы углубились в опустошенную зону, оставив автомобиль без охраны. Луи с Вандалем шли впереди. Они взобрались по склону, достигли гребня, и оттуда послышались их изумленные голоса. Мы с Мишелем поспешили за ними. До самого горизонта, насколько можно было различить, перед нами лежало огромное болото с маслянистой водой, поросшее жесткой сероватой травой, словно припорошенной пылью. Пейзаж был мрачный и грандиозный. Вандаль внимательно рассматривал его в бинокль. - Там горы! - сказал он. Земная зона вдавалась в болото высоким мысом. Мы осторожно спустились к воде. Она оказалась довольно прозрачной и глубокой, на вкус была солоновата. - Все пусто, - заметил Вандаль. - Ни рыбы, ни птиц. - Взгляни туда! - проговорил Мишель, указывая на тинистую отмель чуть поодаль. Там лежало какое-то зеленоватое существо длиною около метра. С одного конца его можно было различить ротовое отверстие, окруженное шестью мягкими щупальцами; у основания каждого тускло светился неподвижный серо-зеленый глаз. На другом конце был мощный хвост или горизонтальный плавник. Прежде чем вернуться к машине, мы еще раз оглянулись на бескрайние болота и тут впервые после нашего прибытия в этот мир увидели высоко в небе облачко. Оно было зеленоватого цвета. Лишь позднее нам суждено было узнать его зловещее значение. Когда мы вернулись, автомашина стояла с зажженными фарами. - Свет был выключен, я точно помню! - воскликнул я. - Кто-то побывал в машине! Однако вокруг на пыльной земле были отпечатки только наших ног. Я повернул рычажок, чтобы выключить фары, и вскрикнул: рукоятка была вымазана чем-то холодным и клейким, как слизь улитки. Мы доехали до развилки дорог и повернули на север. Довольно скоро горные обвалы преградили нам путь. - Лучше вернуться в деревню и ехать по дороге к каменному карьеру, - предложил Луи. - Здесь мы слишком близко от мертвой зоны. Я последовал его совету. В деревне мы увидели дядю: вытянув перевязанную ногу, он сидел в кресле и разговаривал с кюре и учителем. Мы сказали ему, чтобы нас не ждали раньше завтрашнего дня, и поспешили прямо на север. Дорога сначала взбиралась на невысокий перевал, потом сбегала в вытянувшуюся неширокую долину. Фермы здесь, их было темного, почти не пострадали: крестьяне выгоняли скот и перекликались за работой, словно ничего и не произошло. Еще через несколько километров обвалы снова преградили нам путь. Но здесь полоса разрушений была уже, и среди хаоса возвышалась уцелевшая гора. Мы взобрались на нее и смогли осмотреть местность сверху. Здесь тоже вокруг земли простирались одни болота. Уже наступали красные сумерки, все были измучены карабканьем по обвалам и потому решили заночевать на ближайшей ферме. Шесть часов проспали мы как убитые, а затем двинулись на запад. На сей раз перед нами открылись не болота, а пустынное море. Тогда мы повернули на юг. Машина прошла уже километров двенадцать, но мертвая зона была еще далеко. Дорога каким-то чудом уцелела среди обвалов, что намного облегчило продвижение. Ехать, однако, приходилось медленно, потому что обломки скал местами загромождали часть шоссе. Внезапно за поворотом перед нами возник совершенно нетронутый уголок - небольшая долинка с пастбищами и рощами. Посредине ее сверкало озерцо - осыпи запрудили горную речушку, и она разлилась. На пологом склоне стоял маленький замок, к которому вела тенистая аллея. Мы въехали в нее. У входа я заметил табличку: "Частная собственность. Въезд воспрещен!" - В нашем положении, думаю, можно пренебречь, - пробормотал Мишель. Едва мы успели развернуться перед замком, как на террасе появились две девушки и молодой человек. Он был высок, темноволос и, пожалуй, недурен собой, но сейчас его лицо было искажено гримасой злобного недоумения. Одна девушка, тоже довольно хорошенькая, явно приходились ему сестрой. Другая, та, что постарше, была слишком яркой блондинкой, чтобы ее можно было принять за естественную. Молодой человек быстро сбежал по ступеням. - Вы что, читать не умеете? - Полагаю, - начал Вандаль, - что при данных обстоятельствах... - Какие еще могут быть обстоятельства? Убирайтесь немедленно! - заорал он. - Иначе я прикажу вышвырнуть вас отсюда вместе с вашей таратайкой! - Мы уедем и сами, - сказал Вандаль. - Но позвольте вам сказать, что мы теперь на другой планете, где все ваши деньги вряд ли чего-нибудь стоят... - Что здесь происходит? На террасу вышел пожилой широкоплечий мужчина в сопровождении дюжины здоровенных и довольно несимпатичных парней. - Вы говорили о другой планете? - обратился хозяин замка к Вандалю. - Как вас понять? Вандаль объяснил. - Значит, мы уже не на Земле? Интересно, интересно... И планета девственная? - Пока что мы видели только болота с двух сторон, а с третьей - море. Остается разведать, что находится с четвертой стороны, если только ваш сын нам позволит. - Шарль молод, и он не знал, что произошло. Мы тут ничего не понимали. Сначала я думал, что это землетрясение, но когда увидел два солнца и три луны... Благодарю вас, теперь мне все ясно. Надеюсь, вы с нами выпьете по рюмке? - Спасибо. К сожалению, у нас нет времени. - В таком случае не настаиваю. Завтра я к вам заеду узнать результаты вашей разведки. И мы тронулись дальше. - Видали рожи? - спросил Луи. - Знаете, кто это? Хоннегеры, швейцарцы, как они говорят. Папа - миллионер, нажился на торговле оружием. А сынок еще хуже папаши. Воображает, что все девушки без ума от него и его денег! - Что это за шикарная блондинка с нами? - Маделина Дюшер, - ответил Мишель. - Киноактриса. Знаменита не столько своей игрой, сколько скандальными похождениями. Ее фото были во всех газетах. - А дюжина типов с физиономиями висельников? - Должно быть, подручные для обделывания их грязных делишек, - сказал Луи. - Боюсь, эти люди причинят нам еще немало хлопот, - задумчиво проговорил Вандаль. Снова началась зона опустошения. Четыре часа пробирались мы через нее пешком, но зато на сей раз, к нашему величайшему удовольствию, за нею оказалась твердая почва. Мы собрали множество образцов растительности: здесь были тускло-зеленоватые травы с жесткими режущими стеблями без соцветий и многочисленные кустарники с удивительно прямыми стволиками и серой корой металлического отлива. Луи обнаружил также одного представителя местной фауны. Он походил на плоского слепого удава без позвоночника, длиною около трех метров. На "голове" у него были две большие заостренные клешни с каналами внутри; Вандаль сказал, что примерно такое же приспособление есть у личинок жука-плавунца. Вандаль очень хотел захватить нашу находку с собой, но, принюхавшись, мы обнаружили, что сухой была только кожа, а внутренности неведомого создания оказались в крайней стадии разложения. Поэтому пришлось удовлетвориться фотоснимками. Боясь, что в высокой траве скрываются живые и, наверное, опасные собратья этой твари, мы поспешно двинулись в обратный путь к деревне За нашей спиной до самого горизонта простиралась травянистая степь, и над нею тоже плыло вдали зеленое облако. ГЛАВА IV. ОДИНОЧЕСТВО В деревне нас ожидали добрые вести: в колодцах снова появилась вода, правда, чуть солоноватая, но, по заключению Вандаля, вполне пригодная для питья. Перепись шла полным ходом. Согласно подсчетам, население деревни и окрестных ферм достигало 2847 человек, из них 943 мужчины, 1007 женщин и 897 детей в возрасте до шестнадцати лет. Скота, по-видимому, было много, особенно коров. Выяснив все это, Луи сказал: - Завтра утром надо созвать общее собрание. Он нашел добровольного глашатая и вручил ему воззвание, написанное карандашом на клочке бумаги: "Граждане и гражданки! Завтра утром на площади у колодца общее собрание. Астроном Бурна объяснит причины катастрофы. Луи Морьер и его товарищи расскажут о результатах разведки. Сбор через два часа после восхода голубого солнца. Нужно принять решения на будущее. Присутствие обязательно". Я хорошо запомнил это первое собрание. Сначала слово взял Луи: - Сейчас месье Бурна объяснит, насколько это возможно, что с нами случилось, но прежде я хочу сказать вам пару слов. Вы, должно быть, уже поняли, что мы больше не на Земле. Теперь, оказав помощь раненым, нам придется взяться за самое трудное. Прежде всего нужно организоваться. Никакое человеческое общество не может жить без законов. У нас уцелела часть земли длиною примерно в тридцать километров и шириной в семнадцать. Но надо смотреть правде в глаза: только четверть этой площади пригодна для обработки, а все остальное - перевернутые горы. Я думаю, что земли нам хватит, чтобы прокормиться. Каждый сможет получить хоть по тысяче гектаров, потому что дальше вокруг нас - целая планета! Самое главное - это рабочая сила. Начиная с этого дня нам понадобится каждый человек и работать будут все. Нам неслыханно повезло: вместе с нами оказались инженеры и ученые. Но все равно мы должны смотреть на себя как на пионеров и проникнуться их суровым духом. Тот, кто вместо помощи соседу будет ему вредить, отныне преступник, и с такими мы будем поступать по заслугам. Хотим мы этого или нет, отныне это закон, и нам придется ему подчиняться или... всем передохнуть! После собрания я с добровольцами проведу перепись профессий. Те, кто пришел, дадут сведения о тех, кто отсутствует. Послезавтра общее собрание выберет депутатов, которые создадут правительство; обычными делами будет по-прежнему заниматься муниципальный совет. А теперь даю слово астроному Бурна. Мой дядя встал, опираясь на трость. - Дорогие друзья! - сказал он. - Вы знаете, что беспримерная катастрофа, по-видимому, навсегда оторвала нас от старушки Земли и забросила в неведомый мир. Что это за мир? Пока не знаю. По предварительным расчетам, эта планета должна быть немногим больше Земли. Когда я узнаю что-нибудь новое об этом мире, который теперь стал нашим, я вам сообщу. В общем собравшиеся приняли выступления хорошо. Крестьяне явно примирились с катастрофой - семьянины и домоседы, привязанные к своим полям, они большей частью сохранили все, что у них было, остальным не очень-то интересовались. Назавтра, в воскресенье, мы проснулись от колокольного звона. С помощью прихожан кюре извлек из-под развалин церкви колокола, подвесил их к большой ветке дуба и трезвонил вовсю. Когда мы подоспели на площадь, кюре уже отслужил воскресную мессу под открытым небом. Славным человеком был наш кюре; позднее он доказал, что в его пухленьком теле жила героическая душа. Я приблизился к нему. - Поздравляю вас, монсеньер, ваши колокола напомнили нам о родной Земле. - Монсеньер? - удивился добряк. - Ну да, вы же теперь епископ. Впрочем, что я говорю, - для нас вы сам папа! - Боже правый, об этом я не подумал! - бледнея, пробормотал кюре. - Какая страшная ответственность... - Ничего, справитесь! Я оставил ошеломленного толстяка и направился в школу, где уже трудился Луи. Ему помогали учитель с женой и двое юношей. - Как дела со списком? - Продвигаются. Если кто-нибудь скрытничает, о нем всегда можно узнать у других. Вот предварительный подсчет: триста пятьдесят рабочих завода, пять мастеров, пять инженеров, четыре астронома, один геолог - это ты, хирург, врач, аптекарь, биолог, историк - твой брат, антрополог, ветеринар, два учителя, два каретника, три каменщика, плотник с подмастерьем, автовеломеханик, кюре, аббат, церковный служка, три содержателя кафе, булочник, два пекаря, три бакалейщика, два галантерейщика, кузнец с двумя молотобойцами, шесть рабочих каменоломни, два жандарма, часовщик, он же мастер по починке радиоприемников, портной с двумя учениками, две швеи, лесник, а остальные - крестьяне. Что касается папаши Борю, то он настоял, чтобы его записали как браконьера. - Что с техникой? - Легковых машин на ходу одиннадцать, да еще у твоего дяди и стосильный автомобиль Мишеля, который берет слишком много бензина; тракторов три, один из них гусеничный, грузовиков восемнадцать, из них пятнадцать заводских, десять мотоциклов и около сотни велосипедов. К сожалению, осталось всего двенадцать тонн бензина и тринадцать тысяч шестьсот литров газолина. Запасных шин тоже маловато. На следующий день состоялись первые выборы. Никакой точной программы никто не выдвигал: собравшимся просто объявили, что они должны избрать комитет общественного опасения из девяти человек. Проходит тот, кто набрал больше голосов; каждый избиратель должен подать список с девятью именами, и все. Результаты выборов удивили всех. Первым - 987 голосами из 1302 присутствующих - прошел прежний заместитель мэра, богатый крестьянин Альфред Шарнье. Вторым - 900 голосами - был избран его дальний родственник, школьный учитель. Третьим - 830 голосами - прошел кюре. Далее следовали Луи Морьер - 802 голоса; крестьянка Мария Прэль, бывшая муниципальная советница, всеми уважаемая за грамотность и годы, - 801 голос; мой дядя - 798 голосов; Этранж - 780 голосов; как ни странно, Мишель - 706 голосов, - оказалось, что он весьма популярен среди женской половины населения! - и, наконец, последним был я - 700 голосов. Лишь потом я узнал, что своим избранием обязан Луи, который провел за меня настоящую избирательную кампанию, убеждая людей, что только я смогу отыскать железо и столь необходимый уголь. Зато содержатель самого большого в деревне кабака получил всего 346 голосов и, к его великому огорчению, в совет не вошел. Мы хотели избрать председателем Шарнье, ведь он получил большинство голосов, но он отказался, и в конечном счете эту должность по очереди занимали учитель и кюре. В тот же вечер Луи, поселившийся в одной комнате со мной и Мишелем, сказал нам: - Теперь мы должны держаться вместе. Ваш дядя будет с нами, и на учителя, я думаю, тоже можно рассчитывать. Значит, нас будет в совете пятеро, то есть большинство. Нам придется отстаивать свою точку зрения, что будет не всегда легко. Но рабочие нас поддержат, инженеры, наверное, тоже, а может быть, и часть деревенских жителей. И дело здесь не в самолюбии! Я говорю так потому, что, на мой взгляд, только мы до конца понимаем, что именно нужно делать для спасения этого клочка земного мира. - Выходит, ты хочешь установить диктатуру? - спросил Мишель. - Диктатуру - нет, но сильное, правительство - да. - Не вижу особой разницы, - проговорил я. - Но думаю, что это действительно необходимо: сразу появятся недовольные. - Кюре... - начал было Мишель, но Луи его прервал: - Не обязательно! Кюре неглуп, а поскольку в религиозные дела мы не думаем вмешиваться, можно будет даже привлечь его на свою сторону. Крестьяне? Земли у них будет вдоволь - бери, сколько сможешь! А что касается коллективного хозяйства - промышленность и ремесло нам придется в какой-то степени обобществить, - то это новшество их пока не затронет. Нет, я думаю, что труднее всего придется, когда мы начнем ломать старые, привычные представления. Во всяком случае, сначала будет нелегко. Потом, через несколько поколений, встанут новые задачи, а сейчас нам надо выжить. И если мы начнем со взаимной вражды или допустим анархию и беззаконие... - Согласен, я с тобой. - Я тоже, - сказал Мишель, - хотя, честное слово, в жизни не думал, что стану когда-нибудь членом директории! Первое заседание совета было посвящено распределению "министерских портфелей". - Начнем с народного просвещения, - сказал Мишель. - Я предлагаю избрать министром месье Бурна. Любой ценой мы обязаны сохранить наше научное наследие. Каждый из наших ученых должен выбрать себе среди школьников наиболее способных учеников и для начала передать им свои практические знания. Теорию будем преподавать потом, самым талантливым, если такие найдутся. Одновременно нужно будет написать учебники, чтобы пополнить библиотеку обсерватории и школы. - Прекрасно! - согласился Луи. - Предлагаю министром промышленности назначить Этранжа, сельское хозяйство поручить Шарнье, а ты, Жан, будешь министром геологии - это очень важное дело. Месье кюре будет нашим министром юстиции, а учитель - министром финансов: он на досуге изучал политическую экономию. Нам придется выпускать деньги, чтобы было какое-то средство обмена. - А я? - спросил Мишель. - Ты организуешь полицию. - Чтобы я стал полицейским? - Да. Дел у тебя будет много, и самых трудных: описи, реквизиции, поддержание порядка и прочее. Тебя уважают, это тебе поможет, - Ну, в таком случае я скоро растеряю все симпатии! А какой пост займешь ты? - Погоди. Мария Прэль будет министром здравоохранения; ей помогут доктор Массакр и доктор Жюльен. А я, если вы не против, займусь армией. - Армией? Может быть, заодно и флотом? - Может быть. Кто знает, что ждет нас на этой планете! К тому же я буду весьма удивлен, если тот мрачный субъект из замка вскоре не даст о себе знать. Луи как в воду смотрел! На другой день на всех стенах появились листовки, напечатанные типографским способом. Текст их гласил: "Крестьяне и горожане! Так называемый Комитет общественного спасения захватил власть, прикрываясь видимостью демократии. Кто входит в этот комитет? Из девяти членов только четыре местных жителя! Рабочий, три ученые крысы, инженер, учитель - вот уже шесть голосов против трех крестьян и месье кюре, которого против воли втянули в эту грязную историю. Что все эти люди понимают в ваших законных требованиях? Только я, крупный землевладелец, могу их понять. Примыкайте к моей партии! Разгоните клику самозванцев! Идите к моему замку в Долине! Жоашем Хоннегер". Луи усмехнулся: - Ну, что я вам говорил? Вот видите! Придется принять меры. Первой такой мерой стала немедленная конфискация всего оружия, которое затем роздали наиболее надежным добровольцам. Их набралось пятьдесят человек; командиром милиции стал лейтенант запаса Симон Бевэн. Этот зародыш армии, несмотря на самое пестрое вооружение, был уже значительной силой. К тому времени окончательно выяснилось, что мы на планете одни. Инженерам с помощью Мишеля и моего дяди удалось собрать достаточно мощный передатчик. В память о Земле мы дали нашему новому миру латинское имя родной планеты - Теллус. Самую большую луну мы назвали Феб, среднюю - Селена, маленькую - Артемида. Голубое солнце получило имя Гелиос, а красное - Соль. Все эти имена прижились и сохранились до сих пор. С понятным волнением Симон Бевэн отправил в эфир первые позывные. Мы вели передачи пятнадцать дней, пробовали волны разной длины, но не получили никакого ответа. Эфир безмолвствовал. Угля было мало, поэтому дальнейшие передачи мы веди только раз в неделю. И с тем же успехом. Нужно было смотреть правде в глаза: мы были обречены на одиночество. На Теллусе кроме нас не оказалось людей, разве что какие-нибудь маленькие группки без приемников и передатчиков. ГЛАВА V. ГИДРЫ Если не считать появления новых листовок примерно такого же содержания, Хоннегер нас больше не беспокоил. Поймать расклейщиков тоже пока не удавалось. Но вскоре владелец замка напомнил о своем существовании. Вы помните Розу Феррье, ту девушку, которую мы вытащили из-под развалин в первый день после катастрофы? Она была самой красивой девушкой деревни. Учитель предупредил нас, что до катастрофы за ней усиленно приударял Шарль Хоннегер. И вот однажды- была красная ночь-мы проснулись от выстрелов. Мишель и я мгновенно вскочили, однако Луи оказался еще проворнее, и все трое мы выбежали на улицу. Навстречу нам из багрового полумрака выскакивали обезумевшие люди. С револьверами в руках мы бросились к месту перестрелки. Там уже действовал ночной патруль: раздавались выстрелы охотничьих ружей и сухой треск винчестера папаши Борю, который вступил в нашу армию в прежнем чине сержанта. Взметнулись языки пламени, освещая улицу: один дом горел. Перестрелка была беспорядочной, суматошной. Едва мы высунулись на площадь, как пули засвистели над нашими головами, послышались автоматные очереди: у нападающих были автоматы! Ползком добрались мы до папаши Борю. - Одного снял, - сообщил он нам с гордостью. - Прямо наповал, как дикую козу в старое доброе время! Прозвучало еще несколько выстрелов, потом отчаянный женский голос: - Помогите! Ко мне! Помогите!.. - Это Роза Феррье, - сказал Луи. - Хоннегер ее похищает, подлец! Автоматная очередь заставила нас пригнуться. Крики затихали вдали. Где-то в темноте заработал мотор автомашины. - Ну погоди, свинья! - крикнул Мишель. Ему ответил ехидный смех, потом шум мотора удалился. Возле горящего дома остались несколько убитых и один раненый, который пытался уползти в сторону. Мы не верили своим глазам - это был деревенский портной! Картечь пробила ему икры. У него в кармане мы нашли магазин от автомата. Допрос занял немного времени. Надеясь спасти свою шкуру, предатель раскрыл все планы Хоннегера, во всяком случае то, что знал. Владелец замка намеревался захватить деревню и стать диктатором Теллуса. У него было человек пятьдесят наемных бандитов и большой запас современного оружия. К счастью для нас, его сынок не захотел ждать и решил с дюжиной гангстеров похитить Розу Феррье, которой давно уже тщетно домогался. Портной был его шпионом; после налета он рассчитывал укрыться в замке. Вместе с портным листовки Хоннегера расклеивал кабатчик Жюль Модрю. В ту же ночь мы повесили обоих предателей на ветке большого дуба. Мы потеряли в схватке трех человек убитыми, и шесть было ранено. Три девушки исчезли: Роза, Мишель Одуй и Жаклина Прэль, племянница Марии. Но зато после ночного налета все жители деревни и окрестных ферм решительно встали на нашу сторону. Бандиты оставили на месте схватки двух убитых, два автомата, револьвер и значительное количество патронов. На рассвете совет единогласно объявил Шарля и Жоашема Хоннегеров вместе со всеми их сообщниками вне закона и отдал приказ о мобилизации. Однако неожиданные события заставили нас отложить наступление на замок. В то утро, когда наша армия собиралась на площади, в деревню ворвался обезумевший от ужаса мотоциклист. Этот крестьянин жил со своей женой и двумя детьми на изолированной ферме километрах в пяти от деревни. Дня три назад он сообщил нам о том, что одна из его коров погибла при весьма странных обстоятельствах: утром она была совершенно здорова, а вечером хозяин нашел на пастбище только ее скелет да шкуру. Из нее словно высосали всю кровь, мясо и внутренности. На коже осталось с десяток непонятных отверстий. И вот сегодня этот крестьянин примчался вновь. Он соскочил с мотоцикла так поспешно, что покатился в пыль, бессвязно хрипя: - Смерть! Летающие пиявки! Они убивают одним ударом... Несчастный был бледен как мел и весь дрожал. Только выпив добрый стаканчик водки, он смог рассказать нам, что произошло: - Значит, выгнал я на заре коров, хотел хлев почистить. Мой Пьер, сынишка, погнал их на пастбище. Я видел, конечно, в небе зеленое облачко, да какой же черт его знал, что это за штука! "В этом мире два солнца и три луны, - думал я, - так почему бы не быть зеленым облакам?" Ну так вот. Ах, мразь какая! Пьер уже возвращался, когда облако вдруг начало падать. Да, и упало! И я увидел, что это добрая сотня зеленых пиявок, и у всех присоски болтаются вроде рук. Они упали прямо на стадо, и бедные коровы покатились замертво. Я кричу Пьеру: "Прячься!" Только он уже не успел, бедняга. Одна пиявка подлетела к нему и сверху, метров с трех, ударила его чем-то вроде длинного языка, и он сразу умер. Тогда я запер жену со вторым ребенком в доме, сказал им, чтобы не выходили, а сам вскочил на мотоцикл - и сюда! Они за мной гнались, проклятые твари, да не догнали. Прошу вас, едемте со мной, я боюсь, что они ворвутся в дом! По описанию крестьянина мы тотчас узнали странных обитателей болот, но нас удивило, что они могут летать. Так или иначе, угроза была серьезная. Мы с Мишелем захватили два автомата и сели в закрытую машину; Вандаль, никого не спрашивая, устроился на заднем сиденье; Бевэн с целым взводом своих добровольцев влез на грузовик с крытым верхом, и мы отправились. Через два километра нам встретилась первая гидра - так Мишель окрестил этих тварей. Гидра порхала над лугом, гоняясь за овцой. Мы сбили ее волчьей картечью и остановились, несмотря на мольбы крестьянина поторопиться. - Чтобы победить врага, нужно его узнать, - объяснил Вандаль. Животное походило на огромный вытянутый бурдюк длиною метра в четыре с могучим плоским хвостом. Спереди у него болталось шесть полых щупалец с роговыми ногтями на концах, из-под которых выделялась клейкая слизь. У основания каждого щупальца было по глазу. В середине, в кругу, образованном Щупальцами, выступал конический бугор, из которого торчала длинная трубка; ее роговой конец был срезан наискосок, как у иглы шприца. - Жало наверняка ядовитое, - заметил Вандаль. - Советую стрелять, не выходя из грузовика: брезент толстый, может быть, он вас защитит. Именно такую тварь мы видели на болоте, только эта гораздо больше. Вдоль всей верхней части туловища гидры тянулись какие-то два мешка, пробитые пулями. Позади щупалец, куда попал основной заряд, в зеленом мясе зияла дыра, в которую можно было просунуть кулак. Мы двинулись дальше. За поворотом между деревьями мы увидели еще одну гидру. Она неподвижно парила в воздухе метрах в трех от земли, свободно свесив чуть шевелящиеся щупальца. От неожиданности первую очередь я промазал. Гидра ударила хвостом и зигзагами начала набирать высоту с огромной скоростью - километров шестьдесят в час! Сбить ее так и не удалось. Еще через полкилометра показалась ферма; мирный дымок струйками поднимался над ее трубой. Мы проехали мимо, свернув на грунтовую дорогу, где колеса машины еле выбирались из глубоких колей. За стеклом окна мелькнули испуганные лица крестьянки и ее второго сына, мальчишки лет одиннадцати-двенадцати. Мы пересекли поле и оказались на выгоне. Здесь копошились на трупах коров по крайней мере шестьдесят гидр; у каждой один-два щупальца были погружены в тело жертвы. Пока не прозвучал первый выстрел, гидры не обращали на вас внимания. Некоторые, отяжелев, отваливались от трупов и отправлялись к воде, по-видимому пить. После этого они заметно раздувались, но движения их, как ни странно, становились явно легче. Каждый из нас выбрал себе цель. Я взял на мушку ближайшую группу - шесть тварей, пировавших на одной корове. - Огонь! - скомандовал Бевэн. Протрещал громкий залп, словно лопнуло шелковое полотнище. Пустые гильзы из моего автомата зазвенели о боковое стекло; одна из них отскочила за шиворот Мишелю, и он коротко выругался, почувствовав под рубашкой горячий металл. Гидры заметались. Многие сразу рухнули наземь, как продырявленные мешки. Картечь охотничьих ружей рвала гидр на куски. Те, что не были сразу задеты, с удивительной скоростью ринулись вверх и через несколько секунд повисли высоко над нами зеленым облачком. Перезарядив автоматы, мы вылезли из машины. Остальные на грузовике были настороже, чтобы в случае чего прикрыть нас огнем. Шкуры мертвых коров были сплошь продырявлены; роговые зубцы на концах щупалец гидр оставили ровные круглые отверстия. Все мясо под шкурами превратилось в какую-то черноватую грязь. - Внешнее пищеварение, - объяснил Вандаль. - Как у личинки паука-плавунца. Гидра убивает жертву ядовитым уколом, потом через щупальца впрыскивает желудочный сок, который превращает мясо в питательную слизь, и спокойно высасывает эту массу. Зеленое облако по-прежнему висело над нашими головами, и мы не знали, что делать. Уйти? А вдруг гидры после нашего отъезда снова нападут на ферму? Остаться? Но что, если Хоннегер без нас захватит деревню? Гидры сами вывели нас из нерешительности. - Назад, в укрытие! - закричал вдруг Мишель, не спускавший с них глаз. Мы бросились к машине; первый в нее вскочил Вандаль, за ним - мы с Мишелем. Я уже захлопывал за собой дверцу, когда одна гидра спикировала на машину и разбилась о крышу, которая, к счастью, выдержала удар. Остальные чудовища с огромной скоростью закружились над грузовиком в фантастической карусели. Торопливо подняв стекло, я смотрел на них, готовый в любую секунду открыть огонь. Из грузовика началась беспорядочная пальба. Наши добровольцы не жалели пороха! Раненые гидры в корчах шлепались на землю, остальные продолжали носиться в бешеном круговороте. Внезапно, словно по команде, они ринулись в атаку, вытянув ядовитые жала. Раздался вопль - очевидно, одна из гидр пробила брезент своим отравленным оружием и уколола у кого-то в кузове. Теперь мы тоже открыли огонь и стреляли удачно. Гидры облепили грузовик, мы боялись ранить товарищей, но поскольку на нас никто не нападал, мы целились, не торопясь, и били на выбор, как в тире. За несколько минут нам удалось уничтожить еще тридцать чудовищ, а всего в общей сложности более семидесяти штук. На этот раз урок не прошел даром: гидры взмыли ввысь и наконец улетели. Одна мертвая, но не продырявленная гидра осталась висеть метрах в двух над грузовиком. Мы ловко накинули на нее петлю и отбуксировали в деревню, как вражеский воздушный шар. Крестьянина с семьей и наполовину переваренный труп его сына тоже увезли с собой. На поле остались тела двенадцати коров и гидры - лишь одну по просьбе Вандаля обвязали веревками и осторожно втащили на грузовик, чтобы потом на досуге произвести подробное вскрытие. Кстати, выяснилось, что в грузовике никто не пострадал, просто один из добровольцев вскрикнул от страха. Несмотря на это, мы теперь знали, какую опасность представлял для нас неведомый мир Теллуса. В деревню мы вернулись победителями. Добровольцы распевали вовсю. Это были главным образом рабочие. Боевые революционные песни звучали не умолкая. Мы же с Мишелем во всю мочь трубили марш из "Аиды", стараясь наделать побольше шума. Новости, которыми встретил нас Луи, слегка поохладили наш безудержный энтузиазм. ГЛАВА VI. СИЛА ПРОТИВ НАСИЛИЯ Двенадцать добровольцев ходили на разведку к замку и были встречены очередью двадцатимиллиметрового пулемета. В доказательство они принесли неразорвавшуюся пулю. - Теперь вам ясно? - спросил Луи Морьер, подбрасывая ее на ладони. - Оружие у этих каналий гораздо лучше нашего. Против таких штучек у нас только ружья для охоты на кроликов да еще мегафон для убеждения... Единственное серьезное оружие - это винчестер папаши Борю. - И два автомата, - добавил я. - Для ближнего боя. А драка предстоит серьезная. - Мерзавцы! Неужели они посмеют?.. - Посмеют, старина, посмеют! Нас около пятидесяти, и вооружены мы чем попало, а у них человек шестьдесят. Вот если бы Констан был здесь!.. - Кто это? - Инженер Констан, специалист по ракетам. Наш завод производил их. Мы наштамповали целый склад корпусов, но ведь это просто металлические трубы, без Зарядов. В лаборатории есть все, что нужно для начинки, но химиков-то нет! Я схватил Луи за плечи и завертел вокруг себя, приплясывая от восторга. - Луи, старина, мы спасены! Ведь мой дядя - майор артиллерии запаса! - Ну и что? Пушек-то не найдешь. - И не надо! Последние годы он служил в ракетных частях и хорошо разбирается в таких вещах. Если химические вещества действительно сохранились, дядя с Бевэном справятся. - Пожалуй. Но на это уйдет дней десять-пятнадцать. А тем временем... - А тем временем надо чем-нибудь развлечь этих сеньоров из замка. Погоди-ка! Я помчался в госпиталь, где еще отлеживались Бреффор и мой брат. - Послушай, Поль, ты сможешь построить римскую катапульту? - Конечно. Но для чего? - Чтобы обстреливать замок. На сколько она бьет? - О, все зависит от веса снаряда. В общем от тридцати до ста метров. Хватит? - Хватит! Делай чертеж. Вернувшись к Луи и Мишелю, я изложил свой план. - Неплохо, - одобрил Луи. - Но пулемет бьет куда дальше! - Возле замка есть ложбина, к которой можно подъехать по боковой дороге. Там и надо установить катапульту. - Если я правильно понял, ты хочешь метать в них самодельные бомбы, начиненные железным ломом, - вмешался Мишель. - Но где ты возьмешь взрывчатку? - В каменоломне осталось килограммов триста динамита, его завезли перед самой катастрофой, - сказал Луи. - Ну, с этим замка не захватишь, - покачал головой Мишель. - А мы и не собираемся. Пусть думают, что мы зря тратим силы и боеприпасы. Главное - выиграть время, чтобы успеть начинить ракеты. По приказу Совета Бевэн направил патрули прощупать вражескую оборону. После этого приступили к сооружению катапульты: сколотили раму, выточили ложку и попробовали метнуть несколько камней. Дальность боя оказалась удовлетворительной, и мы построили еще два таких же допотопных орудия. Вскоре наша маленькая армия во главе с Бевэном выступила в поход на замок. Первая неделя прошла в незначительных стычках. Все это время на заводе лихорадочно кипела работа. На девятый день мы с Мишелем приехали на позиции. - Ну как, готово? - спросил Бевэн. - Первые ракеты прибудут завтра, - ответил я. - Наконец-то! Признаюсь, нам здесь было не очень спокойно. Если бы они вздумали сделать вылазку... Мы прошли на аванпост. - Не высовывайтесь, - предупредил нас панаша Борю. - За гребнем все простреливается пулеметами. Если не ошибаюсь, их там штуки четыре. - А что с другой стороны замка? - Они укрепили его кругом: там завалы из деревьев. Ползком мы добрались до гребня; его обстреливал двадцатимиллиметровый пулемет. - Этот можно, пожалуй, подавить, - заметил Мишель. - Наверное. Только атаковать не стоит, пока нет ракет. В назначенный час из деревни прибыли на грузовике мой дядя, Бреффор и Этранж и принялись сгружать многочисленные ящики. - Гранаты, - коротко пояснил Этранж. Это были обрезки чугунных труб, начиненных взрывчаткой с детонаторами. - А вот ракеты, - сказал дядя. - Мы их испытали. Дальность - три с половиной километра; точность боя достаточная; в головках - чугунные обломки и заряд взрывчатки. Сейчас подойдет грузовик с направляющими устройствами - Ха-ха! - потирал руки Бевэн. - Наша артиллерия пополняется! В этот момент в лощину скатился один из добровольцев. - Они машут белым флагом! Со стороны противника, размахивая носовым платком, шел человек. Папаша Борю встретил его на ничейной земле и отконвоировал к командиру. Это оказался Шарль Хоннегер собственной персоной. - Что вам угодно? - спросил Бевэн. - Я хочу говорить с вашими главарями. - Перед вами четыре "главаря". - Мы против бесполезного кровопролития. Предлагаем следующее: распустите Совет, сложите оружие и передайте власть нам. Тогда вам ничего не будет. - Ну ясно, вы просто превратите нас в рабов, - ответил я. - Вот наши предложения: возвратите похищенных девушек и сдайтесь. Ваших людей мы возьмем под наблюдение, а зачинщиков посадим до суда в тюрьму. - Наглости у вас хоть отбавляй! Посмотрим, что вы сделаете с вашими охотничьими хлопушками. - Предупреждаю, - вмешался Мишель, - если у нас будет убит хоть один человек, мы вас повесим. - Постараюсь не забыть! - Раз вы не желаете сдаться, - сказал я, - поместите похищенных девушек, вашу сестру и мадемуазель Дюшер для безопасности вон на ту скалу. - Ничего не выйдет! Ни Мад, ни сестра ничего не боятся, а на остальных плевать. Если их убьют, после победы найдутся другие. Хотя бы Мартина Соваж. В ту же секунду негодяй шлепнулся на землю с разбитой физиономией - Мишель оказался быстрее меня. Шарль Хоннегер поднялся, бледный от ярости. - Вы ударили парламентера, - прошипел он. - Сволочь ты, а не парламентер. Убирайся, покуда цел! Едва Хоннегер скрылся за гребнем, в лощину въехал второй грузовик, и мы быстро установили направляющие для запуска ракет. - Через десять минут начнем обстрел, - сказал Бевэн. - Жаль только, что у нас нет наблюдательного пункта. - А вон тот холм? - спросил я, показывая на крутую возвышенность позади наших линий. - Он простреливается. - Но зато оттуда будет виден даже замок! Зрение у меня отличное, и я возьму с собой телефон. - Я с тобой, - сказал Мишель. Мы полезли вверх, разматывая на ходу телефонный провод, но не успели добраться и до половины подъема, как послышались резкие щелчки и полетели осколки камней: нас заметили. Прижимаясь к скале, мы обогнули вершину и начали пробираться дальше по противоположному склону. Сверху вражеские линии открылись как на ладони. От выдвинутого вперед небольшого дота с тяжелым пулеметом к тылам шла глубокая траншея. По флангам были разбросаны гнезда автоматчиков и одиночные окопы, в которых шевелились люди. - Портной говорил, что здесь человек пятьдесят-шестьдесят, но, судя по линиям укреплений, больше, - заметил Мишель. На расстоянии около километра по прямой на склоне горы была ясно видна поляна с замком посредине. Запищал телефон. - Алло! Алло! Через минуту открываем огонь по замку. Наблюдайте! - приказал Бевэн. Я бросил взгляд на наши позиции: половина добровольцев, развернувшись цепью, залегла под самым гребнем лощины; остальные суетились вокруг катапульт и ракетных установок. Ровно в 8.30 шесть огненных струй вырвались из лощины и взлетели высоко в небо, оставляя за собой дымные хвосты. Потом след оборвался: ракеты израсходовали горючее. На парковой лужайке перед замком засверкали вспышки. Через несколько секунд до нас донеслись сухие разрывы. - Недолет тридцать метров, - сообщил я. На белой террасе замка появились четыре черные фигурки. Снова взметнулись шесть ракет. На сей раз они упали точно. Одна взорвалась прямо на террасе, и маленькие фигурки попадали; потом три поднялись и потащили четвертую внутрь. Вторая ракета влетела в окно замка. Остальные попали в стены, которые, похоже, не особенно от этого пострадали. - Цель накрыта! - прокричал я. Обстрел замка продолжался. Следующим залпом была подожжена автомашина Хоннегера, стоявшая справа от дома. - Теперь корректируйте огонь катапульт! - послышался в телефоне голос Бевэна. Три первых снаряда упали за дотом. - Небольшой перелет, - сообщил Мишель, привставая. Я дернул его вниз: не в силах поразить наших людей, укрывшихся в лощине, враг начал обстреливать нас из пулемета и автоматов. В течение нескольких минут мы не могли поднять головы, свинцовый рой с жужжанием проносился над нами, заставляя прижиматься к камням. - Надо будет укрепить наблюдательный пункт. А пока давай спустимся пониже, - предложил я. Пулемет смолк, автоматы тоже затихли. - Открываем беглый огонь по вражеским позициям! - сообщил телефон. - Наблюдайте! Ракеты начали рваться на открытых местах или в чаще ельника, не причиняя заметного ущерба, если не считать загоревшейся копны соломы. Враг вновь открыл огонь, но теперь по гребню лощины. Один из наших людей, раненый, сполз вниз. Вскоре подъехал грузовик с ракетами более крупного калибра; из кабины выскочил Массакр. - Катапульты, внимание... залп! На этот раз все бомбы взорвались на вражеском доте. Оттуда послышались стоны, однако пулемет продолжал стрелять. - Вот тебе пример явного превосходства навесного огня, - сказал Мишель. - Настильным огнем они ничего не могут нам сделать, а мы рано или поздно разворотим их нору. - Непонятно, почему они не пытаются захватить Гребень лощины? - Атаку легко отбить. - Смотри, смотри! - Внимание! - крикнул Мишель в телефон. - Шесть человек ползут слева. Видите? Четверо добровольцев переместились на левый фланг. Враг поливал из автоматов гребень лощины с такой яростью, что держаться там стало невозможно, и папаша Борю со своими людьми отступил. Из окопов противника выскочили человек тридцать. Они бежали, ложились и снова вскакивали. - Атака по фронту! - сообщил Мишель. Слева вспыхнула перестрелка. Бевэн подпустил нападающих на пятнадцать метров к лощине и отдал приказ гранатометчикам. Гранаты сработали великолепно, уложив сразу одиннадцать человек. Прежде чем враг отошел, папаша Борю снял еще двоих из своего винчестера. На левом фланге у нас был один убитый и двое раненых, а противник потерял четверых. Катапульты метали бомбы без перерыва. Двенадцатый залп оказался особенно удачным: одна бомба попала в дот, и пулемет, наконец, умолк. Три гнезда автоматчиков тоже были подавлены, а четвертый смолк сам, очевидно, заклинило ствол. Тогда добровольцы пошли в атаку. Потеряв еще двоих ранеными, они ворвались во вражеские окопы и захватили трех пленных; остальные успели отступить. Короткий допрос пленных позволил установить силы противника: они потеряли семнадцать человек убитыми и двадцать ранеными, в живых осталось около пятидесяти. После первой победы мы захватили два автомата, тяжелый пулемет и много боеприпасов. Наша маленькая армия сразу стала неизмеримо сильнее. Мы с Мишелем покинули свой наблюдательный пункт. Пока наши разведчики продвигались вперед, мы обстреливали замок. С любопытством следил я за полетом первых ракет крупного калибра. На этот раз стены не выдержали, и целое крыло дома обрушилось. В замке вспыхнул пожар. Наконец разведчики вернулись. Вторая линия вражеской обороны проходила в двухстах метрах от замка и состояла из окопов с тремя пулеметными гнездами и отдельными ячейками автоматчиков. Заканчивая донесение, папаша Борю добавил: - Непонятно, что они собирались делать со всем этим оружием. Не могли же они знать наперед, что с нами случится! Надо будет сообщить в полицию. - Так ведь мы теперь и есть полиция, старина! - Правда, я и забыл. Ну, тогда все проще! Бевэн вместе с нами поднялся на вершину холма, тщательно осмотрел местность и попросил Мишеля наскоро набросать план. Тому это не составило труда: Мишель на досуге рисовал, и рисовал превосходно. - Вы останьтесь здесь с двумя бойцами и артиллерией, - решил Бевэн. - Я беру с собой только пулемет и катапульту. У меня есть три сигнальные ракеты. Когда увидите их, прекращайте огонь. - Массакр пойдет с вами? - Нет, ведь он единственный хирург на этой планете! - Правильно. Но не забывайте, что инженеров у нас тоже очень мало. Наши добровольцы двинулись к замку, волоча за собой пулемет и катапульту. Я приказал ракетчикам открыть огонь по вражеским окопам. Обстрел продолжался сорок пять минут. Без бинокля мы не могли определить нанесенный врагу урон и только старались сосредоточить огонь там, где разведчики засекли пулеметные гнезда. После тридцать пятого залпа заговорил, наконец, и наш пулемет. Сорок пятый залп обрушился прямо на вал. Вслед за этим я увидел дымный след сигнальной ракеты и приказал прекратить огонь. По ту сторону замка вспыхнула перестрелка: наши атаковали с фронта и с тыла. С облегчением я отметил, что пулеметы врага молчат. Схватка продолжалась минут двадцать. То и дело слышались взрывы гранат, глухо рвались бомбы катапульты. Потом все стихло. Мы переглянулись, не в силах скрыть беспокойства. Чем кончилась атака? Много ли жертв? Наконец из лесу показался доброволец, размахивая листком бумаги. - Все в порядке, - сказал он, задыхаясь, и протянул донесение. Мишель, поспешно развернув листок, прочел вслух: "Окопы захвачены. У нас пять убитых и двенадцать раненых. Противник понес большие потери. Человек двадцать забаррикадировались в замке. Возьмите грузовик, подвезите ракетные направляющие и доктора. Остановитесь у домика егерей. Будьте осторожны: в лесу могут скрываться враги". Мы встретили Бевэна у охотничьей сторожки. - Дело было горячим, но зато кончилось быстро. Ваши ракеты, - сказал Бевэн дяде, - просто великолепны! Без них... и без ваших катапульт, - добавил он, обращаясь ко мне, - нам бы несдобровать. - Кто убит? - Трое рабочих - Салавэн, Фре, Робер - и двое крестьян, как их звали, не знаю. Тут, в сторожке, трое тяжелораненых. Массакр немедленно прошел к ним. - А у тех что? - Много убитых и раненых. Три последних залпа угодили прямо в окопы. Пойдемте посмотрим. И в самом деле, это была "чистая работа". Забыв об осторожности, мы высунулись из окопа, и тотчас автоматная очередь просвистела над нашими головами. - Им удалось унести пулемет, - сказал Бевэн, - так что лучше бы вы, мосье Бурна, показали, как устанавливать направляющие - Зачем? Я это сделаю сам. - Я не позволю вам рисковать. - Во-первых, я прошел в сорок третьем всю итальянскую кампанию, а эти бандиты не страшнее фрицев Гитлера. Во-вторых, у меня полнокровие, как у каждого астронома, так что маленькое кровопускание не повредит. А в-третьих, я майор запаса, а вы всего лишь лейтенант, так что я вас не задерживаю. Кру-гом! - добавил мой дядя, смеясь. - Слушаюсь! Только будьте осторожны! Мы расположили ракетные установки в окопах в двухстах метрах от замка; гордое здание сильно пострадало. - Вы не знаете, что с нашими девушками? - спросил Мишель. - Один пленный уверяет, что еще до начала наступления их заперли в глубоком подвале. Дочка Хоннегера, кажется, не разделяет идей своего папаши и, наверное, тоже там. Надо целиться в окна и двери, - закончил Бевэн, обращаясь к дяде. Дядя включил электрический контакт. Последовал короткий вой ракет и оглушительный взрыв. - Поражение! Второй залп разорвался уже внутри. Пулемет противника замолчал. Мы дали еще три залпа подряд. Из-за наших спин добровольцы поливали пулеметным огнем зияющие окна замка. Но вот в круглом окошке затрепетала белая тряпка. - Сдаются? Давно пора. Внутри замка раздалось несколько выстрелов: по-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто хотел драться до конца. Белая тряпка исчезла, потом появилась опять. Перестрелка внутри смолкла. Опасаясь подвоха, мы не вылезали из окопов, но огонь прекратили. Через проем выбитой двери вышел человек с развернутым носовым платком. - Подойди ближе! - приказал Бевэн. Человек повиновался. Это был совсем молоденький блондин с приятным, но измученным лицом и запавшими глазами. - Вы сохраните нам жизнь, если мы сдадимся? - спросил он. - Вас будут судить. А если вы не сдадитесь, мы сделаем вас покойниками менее чем за час. Выдайте нам Хоннегеров и выходите на поляну с поднятыми руками. - Шарль Хоннегер убит. Его отца нам пришлось оглушить; когда мы выбросили белый флаг, он стрелял в нас, но он жив. - Где девушки? - Они в подвале вместе с Идой, простите, с мадемуазель Хоннегер, и Маделиной Дюшер. - Они живы, не пострадали? Блондин пожал плечами. - Понятно. Выходите, мы ждем. ГЛАВА VII. СУД Двадцать уцелевших вояк безропотно выстроились на поляне, бросив оружие к ногам и заложив руки за головы. Двое выволокли Хоннегера, который все еще был без сознания; к нему приставили караул. С автоматами в руках мы с Мишелем проникли в замок; один из пленных показывал дорогу. Внутри царил разгром. Картины кисти известных мастеров в вычурных рамах, вкривь и вкось висевшие по стенам салона, были изрешечены пулями. Два пустых огнетушителя свидетельствовали о том, что здесь тоже едва не вспыхнул пожар. В вестибюле валялся Изуродованный взрывом труп Шарля Хоннегера; пол и стены были утыканы осколками. По каменной винтовой лестнице мы спустились в подвал; железная дверь гудела от ударов: кто-то стучался изнутри. Едва мы отодвинули засов, как навстречу нам выскочила Ида Хоннегер. Мишель схватил ее за руку. - Вы куда? - Где мой отец? Брат?.. - Ваш брат убит, а отец... он пока жив. - Неужели вы его?.. - Мадемуазель, - сказал я, - из-за него погибли двенадцать наших людей, не считая ваших. - Это ужасно. Зачем они это сделали? - проговорила она и залилась слезами. - Этого мы еще не знаем, - ответил Мишель. - Где девушки, которых они похитили? И эта, ну, как ее, кинозвезда? - Мад Дюшер? Там, в погребе. Мы вошли в подземелье. Керосиновая лампа тускло освещала стены. Маделина Дюшер, очень бледная, сидела в углу. - Должно быть, совесть у нее нечиста, - сказал Мишель. - Вставай и выходи! - грубо добавил он. Затем мы освободили трех деревенских девушек. Когда все поднялись на первый этаж, там уже был Луи с остальными членами Совета. - Старик Хоннегер пришел в себя. Пойдем, надо его допросить. Хоннегер сидел на поляне; рядом с ним была и его дочь. Увидев нас, он поднялся. - Я вас недооценил. Мне надо было привлечь на свою сторону инженеров, тогда мы завладели бы этой планетой. - А для чего? - спросил я. - Для чего? Это был единственный случай, когда человек мог взять в свои руки судьбу человечества. Через несколько поколений мы создали бы расу сверхлюдей. - Из вашего-то материала? - спросил насмешливо я. - У моего сырья было все, что нужно: настойчивость, мужество, презрение к жизни. Он склонился к плачущей дочери. - Пожалейте ее, она была против моих планов и даже пыталась нам помешать. А теперь прощайте... Быстрым движением он бросил что-то в рот,, проговорил: "Цианистый калий", - и рухнул на землю. - Ну, что ж. Одним подсудимым меньше, - сказал Мишель вместо надгробного слова. Добровольцы уже грузили на машины трофеи: четыре автоматические пушки, шесть пулеметов, сто пятьдесят ружей и автоматов, пятьдесят револьверов и большое количество боеприпасов. Замок был настоящим арсеналом, но самой ценной из всех находок был совершенно новый печатный станок. - Непонятно, что они собирались делать со всем этим на Земле? - Один пленный показал, что Хоннегер возглавлял фашистскую организацию, - ответил Луи. - Нет худа без добра. Теперь будет чем встретить гидр. - Кстати, с тех пор их больше не видели. Вандаль и Бреффор заканчивают вскрытие маленькой гидры; они ее положили в бочку со спиртом. Этот Бреффор просто незаменим! Он уже научил деревенских ребят лепить глиняную посуду, как это делают индейцы Южной Америки. Когда мы вернулись в деревню, было четыре часа пополудни - сражение продолжалось меньше дня. Я добрался до дому и заснул как убитый. Часов в шесть вечера меня разбудил брат, и мы отправились к Вандалю. Он ждал нас в школе; перед ним на столе лежала наполовину препарированная гидра. То на доске, то на листах бумаги Вандаль делал зарисовки. - А, вот и ты, Жан! - встретил меня Вандаль. - Я бы отдал десять лет жизни, чтобы продемонстрировать этот образчик в нашей академии! Поразительная анатомия! Он подвел меня к рисункам. - Они относятся к самым низшим организмам. Система кровообращения очень проста. Пищеварение- внешнее; желудочный сок впрыскивается в добычу, а затем питательная масса всасывается в желудок-глотку. Но вот что удивительно: нервные центры необычайно сложны и развиты, у основания щупалец в хитиновой оболочке расположен настоящий мозг. Под ним находится любопытный орган, напоминающий электрическую батарею ската. Этот орган и сами щупальца снабжены богато разветвленными нервами. Если выяснится, что эти животные в какой-то степени разумны, я не удивлюсь. И другая интересная вещь - водородные мешки... В этих огромных перепончатых мешках, занимающих всю верхнюю часть гидры, находится водород. Вырабатывается он в результате разложения воды при низкой температуре. По пористому каналу вода поступает в специальный орган, где происходит ее химическое разложение. Я думаю, что кислород переходит в кровь, потому что этот орган сплошь окутан артериальными капиллярами. Когда водородные мешки наполнены, удельный вес гидры меньше веса воздуха, и она свободно плавает в атмосфере. Мощный плоский хвост служит ей рулем. Передвигается она в основном за счет сокращения особых полостей, выбрасывающих воздух, смешанный с водой. Эта смесь с огромной силой выталкивается назад через отверстия, подобные дюзам реактивного двигателя. На следующее утро ко мне пришел посыльный от Луи. Он предупредил, что сейчас начинается суд над пленными, и я, как член Совета, должен в нем участвовать. Суд собрался в большом сарае, превращенном по этому случаю в зал заседаний. Члены Совета сидели за столом на возвышении. Перед нами было свободное пространство для обвиняемых, а дальше - скамейки для публики. Вооруженная стража охраняла все выходы. Председателем трибунала был избран мой дядя. Он поднялся и обратился к собравшимся: - Еще никому из нас не приходилось быть судьей. А сегодня мы - члены чрезвычайного трибунала. У обвиняемых не будет адвокатов, чтобы не тратить времени на бесконечные споры. Поэтому мы должны быть особенно справедливы и беспристрастны. Два главных преступника мертвы, и я хочу вам напомнить, что на этой планете, где мало людей, нам дорог каждый человек. Но нельзя забывать и о том, что по вине подсудимых погибли двенадцать добровольцев, а три девушки подверглись постыдным оскорблениям. В сарай ввели подсудимых. Мой дядя снова заговорил: - Вы все обвиняетесь в грабеже, убийствах, вооруженном нападении и в государственной измене. Кто ваш руководитель? Обвиняемые секунду поколебались, а потом вытолкнули вперед рыжего великана. - Когда хозяев не было, командовал я. - Ваше имя, возраст, профессия? - Бирон Жан, тридцать два года. Раньше был механиком. - Признаете себя виновным? - А какая разница, признаю или нет? Вы все равно меня расстреляете! - Не обязательно. Вы могли заблуждаться. Что привело вас к преступлениям? - После этой заварушки патрон сказал, что мы на другой планете, что деревню захватила, извините, всякая сволочь и что нужно спасать цивилизацию. А потом, - он поколебался, - если все пойдет хорошо, мы будем жить, как сеньоры в старые времена. - Вы участвовали в нападении на деревню? - Нет. Можете спросить у других. Все, кто там был, убиты. Это были люди хозяйского сына. Сам хозяин тогда очень злился. Шарль Хоннегер говорил, что захватил заложников, а на самом деле он давно бегал за этой девкой. Хозяин этого не хотел. Да и я тоже. Это Леврен его надоумил. - А чего добивался ваш хозяин? - Я вам уже сказал: он хотел быть господином этого мира. В замке было много оружия. Он занимался контрабандой. Там, на Земле. А потом у него были свои люди. Ну, мы. Вот он и рискнул. А нам куда было деваться? Мы все в прошлом наделали глупостей. И хозяин знал, что у вас почти нет оружия. Он не думал, что вы его сделаете так быстро! - Хорошо! Увести! Следующий! Следующим был юноша, который выкинул белый флаг. - Ваше имя, возраст, профессия? - Бельтер Анри. Двадцать три года. Студент политехнического института. Увлекался аэродинамикой. - А вы-то что делали среди этих бандитов? - Я знал Шарля Хоннегера. Однажды мы играли а покер, и я проиграл за вечер все деньги. Он заплатил мой долг. Потом пригласил меня в замок. Я не одобрял ни планов его отца, ни его поведения, но предать Шарля не мог. В вас же не стрелял ни разу! - Проверим! Следующий! - Простите. Мне хотелось еще сказать... Ида Хоннегер... Она сделала все, что могла, чтобы вас предупредить. - Мы знаем и непременно учтем это. Допрос продолжался. Здесь были люди почти всех профессий. Большая часть обвиняемых принадлежала к организации фашистского толка. Некоторые производили впечатление просто обманутых. Многие искренне раскаивались. Верность Бельтера другу вызывала даже симпатию. Никто из обвиняемых не сказал о нем ничего плохого; наоборот, большинство из них подтверждало, что в сражении он не участвовал. Не знаю, что думали остальные, а я, честно, был в затруднении Но вот вышел двадцать девятый. Он сказал, что его зовут Жюль Леврен, что он журналист и что ему сорок семь лет. Это был маленький худой человек с костлявым лицом. Луи заглянул в свои записи. - Свидетели показали, что вы были в замке гостем, но некоторые думают, что вы и есть главный хозяин. Вы стреляли по нашим. Кроме того, свидетели жаловались на вашу жестокость. - Это ложь! Я никогда не видел этих свидетелей. И ни в чем не участвовал. - Врет! - не выдержал доброволец, охранявший дверь. - Я видел его у автоматической пушки. Той самой, которая прикончила Салавена и Робера. Три раза я целился в этого сукиного сына, да жаль, не попал. Журналист пытался протестовать, но его не стали слушать. - Мадемуазель Дюшер. Вид у нее был жалкий, несмотря на обилие косметики. - Маделина Дюшер, двадцать восемь лет, актриса. Но я ничего не сделала. - Вы были любовницей Хоннегера-старшего? - И старшего, и младшего, - раздался чей-то голос. Эту реплику зал встретил хохотом. - Неправда! - крикнула она. - О, это ужасно! Выслушивать подобные оскорбления! - Ида Хоннегер, девятнадцать лет, студентка. - Что вы изучали? - Право. - Что вы можете сказать об остальных подсудимых? - Я их мало знаю. Бирон был неплохим человеком, Анри Бельтер сказал, что не стрелял, и я ему верю. - Она всхлипнула. - Мой отец и брат тоже не были злодеями. Раньше родители очень бедствовали. Богатство пришло внезапно и вскружило им голову. Во всем виноват этот человек - Леврен. Это он подсунул отцу Ницше, и тот вообразил себя сверхчеловеком. Это он подсказал ему безумный план завоевания планеты. Он способен на все! О, как я его ненавижу! - девушка разрыдалась. - Садитесь, мадемуазель, - негромко сказал дядя. - Мы посовещаемся, но вам опасаться нечего. Для нас вы скорее свидетельница, чем обвиняемая. Мы удалились за занавес. Обсуждение было долгим. Луи и крестьяне настаивали на суровых мерах. Мишель, мой дядя, кюре и я стояли за более мягкое наказание. Людей было мало, большинство обвиняемых просто следовали за своими главарями. В конечном счете мы пришли к согласию. Обвиняемых ввели, и дядя прочел приговор. - Жюль Леврен! Вы признаны виновным в предумышленном убийстве, грабеже и насилии. Вас приговорили к смертной казни через повешение. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно. Бандит не выдал своих чувств, только смертельно побледнел. - Анри Бельтер! Вы ничего не сделали во вред обществу и признаны невиновным, но поскольку ничего не сделали для того, чтобы нас предупредить, вы лишаетесь избирательных прав до тех пор, пока не искупите свою вину. - Да. Ида Хоннегер признается также невиновной. - Маделина Дюшер! За вами не установлено никаких проступков, за исключением сомнительной нравственности и, скажем, сентиментальных привязанностей, - в зале снова послышались смешки, - к главным преступникам... Вы лишаетесь избирательных прав. Будете работать на кухне. Все остальные приговариваются к принудительным работам сроком на пять земных лет. Вы можете сократить его примерным трудом и поведением. Трибунал лишает вас пожизненно всех политических прав; они могут быть возвращены лишь тому, кто это заслужит героическим подвигом во имя общества. Осужденные радостно загомонили: они опасались более тяжкого наказания. - Спасибо, ребята! - крикнул Бирон. - Вы просто молодцы! - Заседание окончено. Уведите осужденных! Кюре подошел к Леврену, который захотел исповедаться. Зрители разошлись. Я спрыгнул с помоста и подошел к Бельтеру. Юноша утешал Иду. - Где вы будете жить? - спросил я у них. - Дюшер придется спать при кухне, хочет она этого или нет, а с вами дело другое. Возвращаться в наполовину разрушенный замок, куда могут прилетать гидры, просто безумие. Здесь тоже много разрушений, и люди живут тесно. Кроме того, вам нужно подыскать работу. Теперь праздность запрещена законом. - А где он написан, этот закон? - К сожалению, кодекс еще не составлен. У нас есть только разрозненные тексты и постановления Совета. Кстати, вы же были юристкой? - Я заканчивала второй курс. - Вот и для вас нашлось дело. Вы займетесь нашим кодексом. Я поговорю об этом в Совете. А вас, Бельтер, я возьму к себе в Министерство геологии. К нам подошел Мишель. - Если ты собираешься сманить Бельтера, то ты опоздал. Мы уже договорились, - сказал я. - Тем хуже для меня. Тогда я договорюсь с сестрой. Астрономия подождет. Кстати, они с Менаром хотят вечером познакомить нас со своей теорией катастрофы. Я взглянул на небо. Гелиос стоял высоко. - Ну, до вечера не близко. Послушай, Мишель, если эта девушка поселится с твоей сестрой, это не очень Мартину стеснит? - А вот и Мартина. Можешь спросить у нее самой. - Сделай это для меня. Боюсь я твоей сестры-звездочета! - Ну, ты не прав. Она очень хорошо относится к тебе. - Откуда ты знаешь? - От нее! Он рассмеялся и отошел. ГЛАВА VIII. ОРГАНИЗАЦИЯ После полудня в школьном зале состоялось заседание Академии наук Теллуса. Докладчиком был Менар. Он поднялся на кафедру. - Я хочу изложить результаты своих расчетов и и наблюдений. Как вы уже знаете, мы оказались на другой планете - будем называть ее Теллус. Ее окружность по экватору составляет примерно пятьдесят тысяч километров; сила тяготения на поверхности - около девяти десятых земного. У Теллуса есть три спутника; расстояние до них вычислено мною пока очень приблизительно. Я назвал их Феб, Селена и Артемида. Сначала я полагал, что наша планетная система принадлежит к числу систем с двумя солнцами. Но я ошибся. В действительности Соль, маленькое красное солнце, - всего лишь очень большая, еще не остывшая планета на внешней от нас орбите. Несмотря на то, что у Соля оказалось одиннадцать спутников, кроме него есть и другие планеты. Все они вращаются вокруг Гелиоса, а не вокруг Соля. Сейчас период противостояния: когда заходит Гелиос, восходит Соль. Но через некоторое время, примерно через четверть теллусийского года, начнется период, когда мы будем одновременно видеть два светила, потом только одно, а иногда - ни одного. А сейчас я изложу вам более или менее разумную гипотезу катастрофы. Мысль о ней пришла мне в голову сразу после того, как мы оказались на этой планете. Вы, несомненно, знаете, что некоторые астрономы рассматривают нашу Вселенную как своего рода сверхсфероид. Такой сфероид парит в сверхпространстве, которое мы можем представить лишь очень смутно. Согласно моей гипотезе, в сверхпространстве существует множество гипосфер - вселенных, плавающих в нем, как, скажем, могло бы летать в этом зале множество детских воздушных шаров. Возьмем два таких шара. Один - это наша Галактика, и там - наша солнечная система, затерянная где-то в ее необъятности. Второй - это галактика, в которой заключен Теллус. По неизвестным причинам две галактики соприкоснулись. Произошло частичное взаимопроникновение двух миров, во время которого Земля и Теллус очутились в одном месте, где взаимодействовали два пространства-времени! По неизвестным причинам кусок Земли был переброшен в иную галактику: возможно, что и Теллус потерял при этой встрече часть своей массы, и тогда наши земляки, должно быть, охотятся сейчас на гидр где-нибудь в долине Роны. Ясно только, что обе галактики двигались почти с одинаковой скоростью и в одном направлении и что скорости обращения Земли и Теллуса на орбитах также почти совпали, ибо иначе мы с вами вряд ли смогли бы уцелеть. Этим же объясняется и тот факт, что межпланетная экспедиция, в которой участвовал кузен присутствующего здесь Жана Бурна, отметила признаки катастрофы вблизи Нептуна, но обогнала ее и успела вернуться на Землю. Возможно, что некоторые дальние планеты нашей солнечной системы тоже "вылетели" в другую вселенную. Возможно также, что правы Мартина и Мишель, которые полагают, что мы на планете нашей Галактики, с которой соприкоснулись в результате того, что произошла складка в пространстве. В таком случае мы оказались на другом краю нашей Галактики. Будем надеяться, что наблюдения разрешат этот спор. Тех, кто интересуется математической стороной изложенной теории, прошу обращаться ко мне. Менар сошел с кафедры и через минуту уже горячо спорил о чем-то с Мартиной, Мишелем и моим дядей. Я было приблизился, но, услышав о массах, орбитах и прочих сложных вещах, поспешно отступил. Тут же меня отвел в сторону Луи. - Послушай, теория Менара, конечно, очень интересна, но с практической точки зрения она ничего не дает. Ясно, что нам суждено жить на этой планете. Дел еще непочатый край! Ты в прошлый раз говорил об угле. Он что, тоже перелетел сюда? - Возможно. Я даже буду удивлен, если после всей этой встряски на поверхность не выскочил какой-нибудь стефанийский или вестфалийский пласт. Что ты смотришь? Это просто названия пластов, которые встречались в этом районе. Но должен тебя предупредить: ничего хорошего не жди! Несколько прослоек толщиной от пяти до тридцати сантиметров, и уголь очень тощий. - И то неплохо! Главное, чтобы завод дал электричество. Ты ведь знаешь, на изготовление ракет мы истратили почти все топливные резервы. x x x Последующие дни прошли в сплошной деловой горячке. Совет принял целый ряд оборонительных мер. Вокруг деревни мы оборудовали шесть сторожевых постов с герметическими укрытиями; каждый из них на случай осады был снабжен всем необходимым и связан примитивной телефонной линией с центральным постом. Едва заметив гидр, наблюдатели должны были поднимать тревогу. Мы усовершенствовали ракеты и создали настоящую противовоздушную артиллерию. При первом же налете она вполне себя оправдала: из полусотни гидр было сбито штук тридцать. Однажды утром мы с Бельтером и двумя вооруженными бойцами отправились разыскивать уголь. Как я и предполагал, большинство пластов едва достигало в толщину пятнадцати сантиметров и лишь один - пятидесяти пяти. - Не завидую шахтерам, - сказал я. - Придется им повозиться. Воспользовавшись своим правом министра полезных ископаемых, я мобилизовал тридцать человек на разработку путей, которые некогда шли к ближайшей железнодорожной станции. Потом мы сняли одну колею - с ветки от завода к глиняному карьеру, откуда на завод поступало сырье. Благодаря открытию Муассака и Уилсона с 1964 года алюминий добывали уже не только из боксита, но и непосредственно из глины. Разумеется, Этранж протестовал: - Как же я доставлю сырье на завод? - Во-первых, я оставляю вам один путь из двух; во-вторых, такое количество алюминия понадобится нам не скоро; в-третьих, ваш завод все равно не сможет работать без угля; в-четвертых, когда я отыщу руду, мы начнем выплавлять железо, его хватит на все. А пока соберите железный лом и переплавьте на рельсы. Кроме того, я реквизировал на заводе два маленьких паровозика и достаточное количество вагонов. В известняковом карьере я забрал три отбойных молотка и один компрессор. Несколько дней спустя шахта уже работала, и в деревне снова было электричество. Семнадцать "каторжников" стали шахтерами. Они работали под охраной, которая не столько стерегла их, сколько защищала от гидр. Довольно скоро эти люди забыли о том, что они осужденные, да и мы, признаться, тоже. Они стали просто "шахтерами" и под руководством бывшего штейгера быстро освоили подземную профессию. Так в организационной работе незаметно пролетело два месяца. Мишель и мой дядя с помощью часовщика изготовили часы теллусийского времени. Нам очень мешало то, что сутки состоят из 29 земных часов; каждый раз, чтобы узнать время по своим часам, приходилось делать сложные подсчеты. Поэтому сначала мы выпускали часы двух типов: с циферблатом, разделенным на 24 "больших" часа, и с циферблатом, размеченным на 29 земных часов. Через несколько лет была принята система, существующая до сих пор, - вы только с ней и знакомы. Сутки делятся на 10 часов по 100 минут, причем в каждой минуте - 100 секунд, которые, в свою очередь, делятся еще на 10 мигов. Запасы продовольствия полностью обеспечивали нас на десять земных месяцев. Мы очутились в умеренном поясе Теллуса, в поясе вечной весны, и если пшеница приживется в этом климате, мы могли рассчитывать на несколько урожаев в год. В долине было достаточно пахотной земли; нам ее должно было хватить, пока население не увеличится чрезмерно. К тому же почва самого Теллуса выглядела не менее плодородной. Мы отремонтировали большое число домов и уже не ютились в прежней тесноте. Школа снова работала. Совет заседал теперь в большом металлическом ангаре. Здесь Ида властвовала над архивом, и здесь я обычно находил Бельтера, когда он мне бывал нужен. Мы составляли кодекс, упрощая и приспосабливая к новым условиям нормы, к которым привыкли на Земле. Эти законы действуют до сих пор. Кроме архива в том же ангаре помещались зал собраний и библиотека. Обе железные дороги - от шахты и от глиняного карьера - работали нормально, завод выполнял наши заказы. Жизнь кипела! Деревня напоминала скорее оживленный земной городок, чем одинокое селение на неведомой планете. Выпали первые здешние дожди - грозовые ливни, затянувшиеся дней на десять. Настали первые темные ночи, пока еще очень короткие. У членов Совета вошло в привычку собираться для полуофициальных бесед в деревенском доме моего дяди либо у него же в доме при обсерватории, который к тому времени отремонтировали. Там мы встречали Вандаля и Массакра, корпевших вместе с Бреффором над изучением гидр, там я видел Мартину, Бевэна с женой, своего брата, а иногда и Менара, если его удавалось оторвать от вычислительной машины. Об этих вечерах у меня сохранились самые лучшие воспоминания: именно тогда я по-настоящему узнал и оценил Мартину. Как-то раз я поднимался к обсерватории в чудесном настроении: в трех километрах от мертвой зоны, уже на почве Теллуса, мне удалось обнаружить на дне лощины первоклассную железную руду. На повороте дороги мне повстречалась Мартина. - А, вот и вы! Я как раз шла за вами. - Разве я опоздал? - Нет. Остальные уже собрались. Менар рассказывает о новом открытии. - И все-таки вы пошли меня встречать? - Почему бы и нет? Меня это открытие не очень интересует, его сделала я сама. - Что же вы открыли? - В общем... Но в этот день я так ничего и не узнал. Мартина вдруг замерла, в ее глазах появилось выражение ужаса. Я обернулся: гигантская гидра пикировала прямо на нас! Я толкнул Мартину и шлепнулся наземь рядом с ней. Гидра промахнулась. По инерции она пронеслась еще метров сто и только тогда стала делать разворот. Я вскочил на ноги. Рядом в скале была расщелина. Я силой втолкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три пули и нож, длинный финский нож, отточенный, как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно пиявки, шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. Я понял: сейчас она метнет жало. Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами и ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющая, но я повис на гидре всем телом; она метнула свое жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее финкой. Что было после, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног... падение... удар - и все. Очнулся я в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Руки мои вздулись, левую сторону лица кололо. - Как Мартина? - прошептал я. - С ней все в порядке, - ответил Массакр. - Легкое нервное потрясение. Я дал ей снотворное. - А со мной? - Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Гидра отбросила вас метров на десять - и ни одного серьезного ушиба, если не считать плеча! Кусты смягчили удар. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, это вас и привело в себя. Недельки две придется полежать. - Целых две недели? Я только что нашел железную руду... Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель. Он бросился ко мне с протянутой рукой, но, увидев мои забинтованные лапы, остановился. - Доктор, что с ним? - Пустяки! - Ах, старина, старина! Если б не ты, сестры уже не было бы... - А ты что хотел, чтобы я позволил сожрать Мартину этой летающей пиявке только потому, что она ошиблась в выборе пищи? - пытался я пошутить. - Кстати, гидра убита? - Убита? Гм. Да ведь ты искромсал ее на ремни! Дружище, не знаю, как мне тебя благодарить... - Не тревожься! На этой планете у тебя еще будет возможность оказать мне подобную же услугу. - А теперь дайте ему уснуть, - прервал нас Массакр. Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже в дверях, я попросил его прислать ко мне завтра Бельтера. Вскоре я забылся беспокойным сном, который продолжался несколько часов. Проснулся совершенно обессиленный, но зато без малейших признаков лихорадки. Потом опять мирно заснул и проспал почти до следующего полудня. Лицо и руки болели уже куда меньше. Рядом с моей кроватью сидя спал Мишель. - Он не отходил от тебя всю ночь, - сказал мой брат, появляясь в дверях. - Как самочувствие? - Лучше. Как ты думаешь, когда я смогу встать? - Массакр сказал, что через два-три дня, если лихорадка не повторится. Внезапно из-за его спины выскользнула Мартина с подносом, на котором стоял фыркающий кофейник. - Завтрак для Геркулеса! Доктор разрешил. Она поставила поднос, помогла мне сесть, подсунув за спину подушки, и быстрым поцелуем коснулась моего лба. - Вот вам награда, пусть хоть маленькая! Подумать только: если бы не вы, я бы сейчас была бесформенным трупом. Брррр! Она потрясла Мишеля за плечо. - Проснись, братец! Тебя ждет Луи. Мишель, позевывая, встал, осведомился, как я себя чувствую, и ушел вместе с Полем. - Луи тоже обещал зайти. А теперь, Геркулес, я вас покормлю. - Почему Геркулес? - Как почему? Сражаться врукопашную с гидрами!... Она покормила меня с ложки, словно ребенка, потом дала чашку кофе. - Вкусно! - похвалил я. - Польщена. Я ведь сама готовила. К тому же кофе считается теперь лекарством. Мне пришлось обратиться за ним в Совет, представляете? - Боюсь, придется от кофе отвыкать. На Теллусе вряд ли найдутся кофейные деревья. Но это еще полбеды, а вот как быть с сахаром? - Ба! Найдем и здесь какой-нибудь сахаронос! А не найдем - в деревне остались ульи. Будем есть мед, как в старину. - А цветы? На нашем осколке Земли их достаточно, зато на теллусийских растениях не нашли ни одного цветка. - Поживем - увидим. Я ведь оптимистка. Из миллиарда миллиардов у нас был всего один шанс уцелеть, а мы уцелели! Стук в дверь прервал наш разговор. Это явились неразлучные Ида и Анри. - Пришли взглянуть на героя! - сказала Ида. - Хм, герой... Когда тебя загонят в угол, поневоле станешь героем. - Не знаю, - вступил в разговор Анри. - Я бы, наверное, позволил себя съесть. - Ты просто на себя клевещешь! Впрочем, я вызвал тебя не для этих разговоров. Возьми двух людей и разведай поподробнее рудное месторождение. Принеси образцы. Если месторождение окажется стоящим, постарайся сразу наметить удобную трассу для железной дороги. Но не забывай про гидр: оказывается, они не всегда летают стаями... Возьми с собой человек десять охраны и грузовик. А у вас, Ида, как дела? - Начала систематизировать ваши декреты. Мне интересно: прямо на глазах рождаются новые законы. Но ваш Совет... Вы присвоили себе диктаторские полномочия! - Надеюсь, это временно. А пока иначе нельзя. Что нового в