требуются только крысиные укусы и переломы рук и ног.
     -- Ну, тогда у меня даже и шансов нет.
     -- Тем не менее  осмотри себя повнимательнее. Не зарекайся: мало ли что
с тобой могло там случиться.
     Все  тщательно  исследовали свою одежду, нет ли в ней  дыр, и поискали,
нет  ли ссадин  и царапин на теле. Порезов и в особенности синяков нашлось в
изобилии, но укусов не было.
     -- Нам повезло, -- сказал Фэрбенк.
     --  Да,  и  повезло побольше, чем  жалким  ублюдкам,  которые  пока что
остались позади,  -- гневно  заметил Джексон. Все  замолчали. Тишину нарушил
Дили.
     --  Надо убираться отсюда. Думаю, что здесь, на открытом месте,  все же
не так уж и безопасно.
     Мужчины, измученные и боявшиеся того, что  могло ожидать их  впереди, с
мрачным  спокойным  презрением  посмотрели   на  растрепанного  человека  из
министерства, как бы  считая отныне его одного ответственным за гибель своих
коллег и друзей,  оставшихся  там,  на бирже.  Кэт понимала и  разделяла  их
презрение, но все  же, как ни странно, испытывала к Дили легкое сострадание.
Он стоял среди них, маленький, плешивый, немолодой человек,  одежда его была
разодрана, лицо и руки перепачканы грязью, а плечи -- да что там плечи, куда
подевалась  его  осанка!  -- ссутулились и дрожали. Кэт знала, что они  были
неправы, приписывая ему столь серьезную вину. Что ж,  благо глупость -- вещь
распространенная.
     И она прорвала  это напряжение, стремясь избежать разгоравшейся стычки.
Это сейчас было уж совсем ни к чему.
     --  А разве возможно  выбраться из  Лондона?  -- спросила она не только
Дили, но и всех их.
     Дили был благодарен Кэт за ее вопрос.
     -- Да, да, разумеется!  Но есть более легкий путь, чем по суше. А кроме
того, найдется безопасное место и здесь в городе...
     -- В каком еще городе, ты что же... -- Джексон шагнул к Дили, но Калвер
попридержал его, схватив за руку.
     -- Спокойно,  -- сказал он.  -- Думаю,  я понял, что имеет в виду Дили.
Тем  не менее  прежде  всего  нам  следует  позаботиться  о некоторых  более
прозаичных вещах.  Я бы, например, не  отказался перекусить, и,  думаю,  нам
неплохо  бы  еще  чуть-чуть отдохнуть, прежде чем строить планы. Кроме того,
меня укусила крыса, так что мне надо подлечить рану, иначе я вообще не смогу
дальше идти.
     -- Нельзя оставаться здесь, -- настаивал Дили. -- Этот туман может быть
радиоактивным.
     --  Сомневаюсь.  Самый критический момент  уже миновал, а, кроме  того,
этот  долгий  ливень должен  был смыть почти всю или совсем всю  радиацию. В
любом случае  мы провели целую ночь на открытом воздухе,  и если нам суждено
быть отравленными, то это уже произошло.
     -- Но ведь сигнала отбоя не было!
     -- Господи, да вбей же ты себе это в башку, Дили: никакого отбоя вообще
никогда не будет! Потому что не осталось никого, кто бы дал такой сигнал.
     -- Нет, это не так. Есть и другие убежища, много убежищ. В частности, я
уверен, что  главное  правительственное убежище  под  набережной осталось  в
целости и сохранности.
     -- Тогда почему же с ним нет никакой связи?
     -- Значит, где-то случилась поломка. Какое-нибудь электромагнитное поле
или обвал в кабельных туннелях --  да мало ли что могло повредить нашу связь
с другими станциями!
     --  Давайте  кончать этот  базар, -- перебил их Эллисон. --  Надо прямо
сейчас поесть и,  может  быть,  что-нибудь  подыскать для самообороны.  Если
найдем. Путешествовать безоружными -- эта идея мне как-то не по душе.
     -- Ну  что  ж.  По-моему, для отдыха здесь вполне  подходящее место. Не
хуже любого  другого,  --  согласился Джексон. --  По  крайней  мере,  здесь
открытая местность. Право же, мне осточертели замкнутые пространства.
     С последними словами он повернулся к Дину. Тот согласно кивнул. Фэрбенк
выразил свое одобрение просто улыбкой. А Кэт сказала:
     --  Надо  чем-то перевязать твою рану,  Стив. Похоже, конечно,  что она
чистая и опухоли вокруг укуса нет. Но знаешь, всякое может быть.
     -- Я  бы  предпочел, чтобы  мы все оставались вместе, --  нахмурившись,
сказал Калвер Дили, -- но, если хочешь, можешь идти сам по себе. Дело твое.
     После секундного колебания Дили сказал:
     -- Я остаюсь.
     Калвер постарался скрыть свое облегчение: этот государственный чиновник
располагал слишком  ценной для  них  "секретной" информацией, чтобы дать ему
уйти.
     -- Отлично, -- сказал он, -- давайте решим, кому из нас копаться в этом
мусоре.
     -- Я пойду, -- мгновенно  вызвался Фэрбенк. -- А ты, Калвер, в компанию
не набивайся. Мы попробуем найти и найдем антисептики, лекарства, разное там
болеутоляющее, ну и  какую-нибудь еду. А  твоя нога пусть  пока отдохнет.  Я
знаю этот район и знаю, где искать. Будем надеяться, что нам удастся пробить
ходы хоть в  какие-нибудь магазины.  --  Он  вытер рукой пот с лица и  шеи и
мельком взглянул на Джексона и Дина. -- Ну, а ваша парочка играет?
     -- Конечно. Мы тоже знаем этот район, -- ответил за обоих Джексон.
     Дин,  худой  юноша лет  двадцати с  небольшим,  с  каким-то болезненным
цветом лица, выглядел не столь уверенным, но спорить  не  стал. Тем не менее
он подумал о том, что остальные, кажется, вовсе упустили из виду.
     -- И как же мы, по-вашему, отыщем обратную дорогу в этом тумане? Я хочу
сказать,  что улицы-то сейчас  выглядят несколько иначе,  чем прежде, не так
ли?
     --  На твоих наручных  часах есть  стрелки? --  спросил Калвер. Механик
кивнул. -- Тогда тебе надо просто  разглядеть сквозь туман положение солнца.
Нашел  его? Так.  Теперь направь часовую  стрелку  в ту сторону,  где сейчас
находится  солнце,  и тогда юг окажется посередине между часовой стрелкой  и
цифрой  "12".  Это  даст тебе  грубый азимут места, где  находится наш парк.
Таким способом ты  быстро разыщешь нас. Попробуй так сделать  и возвращайся,
пожалуйста, в течение часа. Это избавит нас от некоторого беспокойства.
     -- Если бы вы смогли  отыскать  еще что-нибудь такое, что может гореть,
-- нам надо развести огонь, -- вступил в разговор Джексон.
     -- Попробуем. Вы только будьте поосторожнее. И не предпринимайте ничего
рискованного.
     Фэрбенк  прищелкнул  языком и  рукой  указал  направление. Трое  мужчин
двинулись в путь  спинами к  солнцу.  Они  держали  курс на  район,  который
когда-то был Хай-Холборном.
     Калвер и остальные глядели им вслед до тех пор, пока туман не  поглотил
их.  Это  было жуткое, не  предвещавшее ничего хорошего зрелище.  Безбрежная
пустота,  оставшаяся  за  спинами  ушедших,  чем-то  напоминала  необитаемое
пространство.   Калвер   стряхнул   с   себя  это   ощущение   и   попытался
сосредоточиться на ближайшей задаче.
     --  Кэт, -- сказал  он,  --  не поможешь ли Эллисону собирать  дрова --
ветки, изгороди --  все, что еще не обуглилось. И несите все это сюда, любая
бумага  тоже  пойдет  в  дело  --  посмотри  в  мусорных баках.  И  держись,
пожалуйста, на расстоянии голоса.
     Эллисон, казалось, собрался что-то возразить, но потом  счел  за лучшее
не спорить. Он пошел вперед, рукой отгоняя мух от лица. Кэт шла с ним.
     Калвер  медленно  повернулся  и   взглянул  на   последнего   человека,
оставшегося с ним.
     --  Теперь,  Дили, мы  с  тобой вдвоем.  У  меня  есть  к тебе один-два
вопроса. И ты дашь мне на  них честные ответы. И попробуй увильнуть! Я тебе,
сука, шею сломаю!
        <i>Глава 22</i>
     Алекс  Дили с трудом передвинулся к дереву, почерневший зубчатый силуэт
которого вздымался в небо, подобно обвиняющему  персту. Пожар, разгоревшийся
неподалеку  еще днем и  упорно пожиравший  все, что  могло гореть, окрашивал
туманную  мглу в  оранжевый цвет. Но  пламя  это было желанным. И не  только
из-за тепла,  разгонявшего  внезапный  холод ночи,  но и потому,  что оно не
подпускало  к людям  всеподавляющий мрак и кошмары, которые он нес  с собой.
Все, кроме  Калвера  и девушки, нашедших, казалось,  друг в друге  и тепло и
душевный  комфорт,  держались  поближе  к  этому покровительственному  огню,
пристально вглядываясь в его сполохи и переговариваясь полушепотом. Время от
времени  спокойное  течение  разговора  прерывалось  смехом. Он  никогда  не
доходил  до хохота,  все время  был  приглушенным: люди боялись, что громкие
звуки могут  услышать враги. Дили продолжал оставаться в стороне от  группы,
укутавшись в одно из  одеял, которые три механика прихватили с собой в руины
из фуражирской  экспедиции. Уединился  он потому,  что  их возмущение по его
адресу было открытым, недвусмысленным и  действовало ему на  нервы. Кретины!
Проклятые, неблагодарные кретины!
     Дили натянул  одеяло на  голову,  плотно  прихватив  его  к подбородку.
Сейчас он напоминал свернувшегося калачиком спящего монаха.  Отблески пожара
высвечивали время от времени лишь его нос и кончик подбородка. Он чувствовал
запах аэрозоля от насекомых и антисептической мази, раздобытых в разрушенном
городе, давала себя знать рана на лбу, залепленная пластырем, и другая рана,
побольше, --  на тыльной  стороне кисти.  Обе  раны он  получил во  время их
бегства из убежища. Между тем остальные стали беспокоиться --  три механика,
вновь отправившиеся  туда, где когда-то  был  город, все не возвращались. На
самом деле  причин для  тревоги  не было  и задержались они лишь потому, что
старались отыскать в развалинах побольше полезных вещей.
     Часть магазинов  бывшего  города была  уничтожена огнем, но большинство
оказались погребенными под развалинами офисов, в  первых этажах которых  они
размещались.  И  все же до некоторых вполне можно было докопаться. Этим-то и
занялись три механика. В результате осторожных  раскопок они как бы извлекли
из-под  земли  парочку  кафе-ресторанов,  скобяную лавку  да  еще аптеку,  а
Джексон  припомнил о  приютившемся  некогда  над  рынком  центре  постельных
принадлежностей.  Там  они добыли простыни и одеяла  и  увязали в  них  свои
трофеи. Мужчины вернулись  к лагерю сплошь перепачканные сажей, но даже  она
не  смогла  скрыть  необычную  бледность  их  лиц.  Они  наотрез  отказались
рассказывать  о  том,  что  видели.  А  глазам  их   не  раз  представлялись
душераздирающие  картины.  И  только   Фэрбенк  упомянул  о  грудах  трупов,
разнесенных  взрывами по углам улиц или прибитых к горам руин. Будто это был
мусор, разнесенный ураганным ветром. Они не встретили ни единой живой души.
     Огонь зажигалки, найденный Эллисоном возле какого-то трупа, помог им не
заблудиться в этом сыром тумане, когда они искали дорогу назад. И теперь они
с гордостью и почему-то поспешно  демонстрировали свои  трофеи. Четыре остро
наточенных  топорика с короткими ручками, два молотка и  шесть длинных ножей
они  прихватили  как  оружие  --  не важно  для  каких  целен были  когда-то
предназначены  эти  вещи.  Фонарики,  уже  заряженные  батарейками,   тонкая
веревка, ложки, ножницы, две открывалки для консервов, картонные стаканчики,
миниатюрная походная  плитка  с газовым  баллоном  -- все это  было взято  в
скобяной лавке. В аптеке,  куда,  кстати, труднее всего было проникнуть, но,
как оказалось, риск и усилия с лихвой оправдали себя, нашлись бинты и прочий
перевязочный  материал,  вата, антисептическая  мазь, аэрозоль от насекомых,
бикарбонат  соды,  таблетки  глюкозы,  витамины   в  пилюлях,  стерилизующие
таблетки для очистки воды и -- что было  сочтено исключительно важным -- три
рулона туалетной бумаги. Кроме того, Фэрбенк с глазу на глаз вручил Кэт  два
маленьких пакетика, в которых, как предположил Дили, были тампоны (он  также
подозревал,  что  с  ними  были  завернуты  и  противозачаточные  таблетки),
поскольку  Дили  знал,  что  доктор  Рейнольдс  настоятельно  убеждала  всех
уцелевших  в   убежище  женщин  пользоваться  контрацептивами,  благоразумно
включенными правительством в медицинское снаряжение.
     Несколько батареечных радиоприемников, которые попались под руку,  были
либо абсолютно  немы, либо  издавали  лишь  помехи.  Что  касается  еды,  то
добытчики унесли все консервированные продукты, которые только смогли найти.
Правда, в итоге унесли не  слишком  много -- получилось бы уж очень тяжело и
громоздко. Но ведь ничего не стоило сходить еще разок и пополнить припасы.
     Во время поисков --  особенно восхитили механиков бывшие кафе-рестораны
--  трудно было вообразить,  сколько  в  них хранилось  самых  разнообразных
консервов.  Именно там  был собран богатый урожай банок  с фасолью,  супами,
куриными грудками в желе, ветчиной,  сосисками, языками,  горохом,  спаржей,
морковью, персиками, ломтиками ананасов,  сгущенным молоком  и  кофе. На тот
случай, если в дальнейшем не удалось бы отыскать воду, разведчики прихватили
большие банки кока-колы и лимонада.  Все расхохотались, когда Калвер заявил,
что он, мол, рад, что механики не стали тащить в лагерь МНОГО пищи.
     Особенно шумное оживление вызвали  две бутылки "Джонни Уокера" с черной
головкой, которые эффектно предъявил обществу Фэрбенк.
     Еду разогрели прямо в банках на  маленькой плите, а Кэт, пока готовился
обед, обработала и перевязала раны скитальцев. Все были крайне благодарны за
аэрозоль  от насекомых: воздух буквально  кишел ими. Еду разложили поровну в
пластиковые миски, и, кажется,  никто не пожаловался на то, что мясо слишком
уж перемешалось  с овощами. Ели так, будто это был их  первый обед за многие
недели  до того  и он же будет последним  на  ближайшую  пару недель. Десерт
подали в новой посуде, ну  а кока-колу  пили прямо из банок. А Джексон почти
превзошел славу Фэрбенка с его виски, когда, подобно фокуснику, извлекающему
прямо из  воздуха очаровательных  крольчат,  вытащил из кармана брюк  четыре
пачки сигарет.
     Выпивка, сигареты и набитые желудки сделали свое дело --  всех охватило
беззаботное настроение, что, впрочем, было вполне естественным  противовесом
длительному  напряжению накануне.  Они  с  надеждой  говорили  о будущем,  и
гораздо больше,  чем о  минувшей  трагедии.  Каждый подсознательно стремился
вызвать  в себе радостные  порывы, какие только  можно  было  пробудить в их
вдребезги разбитых жизнях.
     Дили не участвовал в разговоре, но все же, хотя и с унылым видом, сидел
поблизости, пристально глядя на костер.
     Сумерки сгустились быстро  -- быстрее, чем обычно  бывало  в  это время
года. Испарения, медленно рассеивавшиеся в течение этого долгого дня,  вновь
опустились к земле, будто придавленные совершенно невероятным закатом. Встав
как  один беглецы в изумлении смотрели на запад. Их  поднятые  лица освещали
отблески странного и страшного заката.
     Гигантские,  медленно плывущие тучи  -- хаотическая  комбинация высоких
кучевых  и  слоисто-дождевых облаков -- были окрашены  в  неистовые красные,
оранжевые и  желтые  тона.  Дно  их  прочерчивали  ослепительные  золотистые
полосы, а их рваные верхушки были чистейшего  алого цвета. Тучи перемещались
по небу, яркие, могущественные, невероятно прекрасные, и людям, не сводившим
с них глаз, казалось, что сама земля вот-вот снова воспламенится, оказавшись
столь  близко  к  кипящему  неистовству  неба.  На  солнце  невозможно  было
смотреть, хотя его обжигающий  блеск смягчали тучи  и атмосферная пыль:  его
энергия  была  ослепляющей,  сияние  --  подавляло.  Солнце, казалось,  было
оскорблено поведением своей планеты-спутника, дерзнувшей попытаться  создать
мощь, равную его собственной.
     Сверкающие  прожилки  украшали  небо, подобно легким  и  быстрым мазкам
кисти. Это были не тучи, а скопления  пыли, втянутые и удерживаемые в вышине
теплыми,  восходящими  воздушными  потоками.  Некоторые  из   этих  прожилок
спускались  вертикально  вниз,  будто сброшенные  с  небес  копья. Не  менее
ошеломляющим выглядело небо  на востоке, хотя там  в его пламени было больше
малинового оттенка а тучи кое-где  светились густым янтарем. Тучи  двигались
куда-то туда, на восток, как будто их  засасывал некий гигантский водоворот,
скрытый за горизонтом. Зрелище было и грандиозным и устрашающим.
     Пока  все в ошеломлении  смотрели на небо, его  кровавый  бурлящий гнев
понемногу стих: солнце опустилось почти к линии горизонта, превратив сумерки
в  менее  неистовое  видение.  Теплое  богатство  красок  смягчило  яростную
суматоху  туч,  и бег  их вместо  стремительного  стал скорее  грациозным  и
плавным.
     Наконец,  солнце  совсем скрылось (и  закат его тоже был  неестественно
быстрым), оставив  после себя мерцающее сияние. Сияние это  снизу подсветило
тучи,  и они казались  наполненными кровью. В  наступление пошла темнота. Ее
отчетливая   дуга,  слегка   завивающаяся  виньеткой,  непреклонно,  хотя  и
осторожно, продвигалась  вперед, словно боясь  обжечься. Вместе  с  темнотой
появился  и  неясный,  будто  перепачканный  ржавчиной,  месяц.  Он  изредка
выглядывал  из-за туч, по-видимому, не проявляя особой охоты быть свидетелем
зрелища изуродованной земли.
     После  захода  солнца  стало  прохладно, но не  очень. Тем не менее все
подвинулись  ближе  к  огню,  а  Дили  сидел,  съежившись,  и размышлял,  не
возродилось  ли у  них  чувство  первобытного  страха. Некоторое  время  все
молчали. Каждого  пугало и в то же время как-то будоражило  то,  свидетелями
чего они  стали. Мало-помалу разговор возобновился, приготовили и  съели еще
кое-что из запасов. Разделались и со второй бутылкой виски.
     А вечер тем временем превратился в  ночь, звезды попрятались за тучами,
незаметной  стала  пыль, скопившаяся  слоями в воздухе, едва  заметный месяц
окрасился из желтовато-коричневых в  кроваво-красные тона. Дили подумал, что
это напоминает явление  с кровью из ран  Христовых,  когда  вдруг текущая  с
распятия струйка воды превращается в кровь. Наверное,  луна отражала обильно
пролитую на землю кровь. Дили пошел прочь от костра, он устал от отношения к
нему остальных и был возмущен их презрением. Они не понимали -- куда  им! --
то, что  он значил для них. Они забыли, как он -- и только он! -- помогал им
в этом  Ужаснейшем из  всех мыслимых бедствий, как он руководил ими в  самые
первые  дни, организуя, управляя, беря на себя ответственность, черт подери!
События  минувшего  дня, со всеми его открытиями, и облегчение, освобождение
от ужасов предыдущей ночи опьянило их больше, чем виски: ведь они обращались
с  ним  так, будто это он сам лично  нажал  кнопку, обрушив на их головы эту
третью и последнюю мировую войну. Это  было как  раз то самое  настроение, о
котором  предупреждали секретные правительственные циркуляры. В них подобная
ситуация  была  облечена  в  термин "предельная  конфронтация".  Гражданские
беспорядки,  нападения  на   авторитетные  органы  власти.   Ниспровержение,
анархия,  революция. События  в недрах убежища  на Кингсвей подтвердили  эти
предвидения.  И  ведь  даже  сейчас, когда  он  привел  эту жалкую  кучку  в
безопасное   место  (а  между   прочим,  исключительно  его  осведомленность
обеспечила им спасительный  маршрут!), они  обращались  с ним  без малейшего
намека на уважение.
     Дили пробрала дрожь,  хорошо хоть, что  есть одеяло -- теплая влажность
вечера  в  конце концов уступила  ночному  холоду. Он  видел,  как  Калвер и
девушка тоже  ушли от костра и тоже прихватили с собой одеяло. Только вот от
холода ли?  А  может, как ширму? В общем,  было ясно, для  чего  им хотелось
побыть вдвоем. Страх смерти оказался удивительно возбуждающим средством.
     Дили  под  одеялом  покачал  головой.  Калвер  мог  бы  стать  полезным
союзником,  однако  он  предпочел встать на  сторону этого... этого  -- Дили
запрещал этому слову возникнуть даже в своем сознании, однако мысль была уже
тут как тут, -- этого быдла.  Допрос, который  летчик устроил ему днем, был,
мягко выражаясь, неучтивым. Жесткий, и даже жестокий, этот допрос все же мог
бы быть и более соответствующим цели.
     -- Сколько  точно входов  в главную правительственную штаб-квартиру под
набережной?
     -- Могут ли хоть какие-нибудь из них все еще оставаться доступными?
     -- Может ли убежище оказаться затопленным?
     -- Расскажи об особенностях отдельных туннелей, ведущих туда.
     -- Когда было построено это убежище?
     -- Перед какой мировой войной: этой, предыдущей или самой первой?
     -- Было ли правительство готово к этой войне?
     -- За  сколько времени  до  бомбардировки  была  проведена  эвакуация в
убежище? За часы, дни, недели?
     -- За сколько дней точно?
     -- Сколько народу могло вместить убежище?
     -- Господи, да по какому принципу их всех отбирали?
     -- Не считая правительственных и военных кадров...
     -- На основании какого мастерства или профессии?
     -- Но почему именно  этих людей? Какое, черт подери, влияние  они имели
на правительство? За какие заслуги они удостоились этого?
     -- А планировщики? Какого черта они вообще могли планировать? Разве что
способ изготовления денег из золы?
     -- Как долго можно продержаться там, внизу?
     Пауза. Сердитая пауза, с жестоко сомкнутым ртом. А потом:
     -- Разрешат ли им, этой группе уцелевших, войти внутрь?
     Лили ответил на все вопросы. Вначале он говорил спокойно, но постепенно
его стали все  больше и больше оскорблять тон, манера, раздражение  Калвера.
Он,  Дили,  был всего лишь  пешкой, винтиком...  Что не он  устроил кровавое
представление,  да и не был  он посвящен в каждый правительственный документ
или решение.  Будь это не так, он бы тоже  сейчас  был там, в штаб-квартире,
своей собственной персоной, черт ее подери! Дили хотел, чтобы все они  вбили
в  свои  тупые  головы, что  он  был  только  инспектором по  строительству.
Досточтимым, проклятым, но только инспектором! И только поэтому у  него были
ключи  и кое-какие сведения  относительно  секретного характера. Ну, хорошо.
Да,  его   собирались  сделать  одним  из  членов  этого  привилегированного
меньшинства. Но потом не включили в  состав самой  ранней эвакуации. И,  как
оказалось,  ему  повезло, что  он вообще выжил!  И  должен же был кто-нибудь
взять на себя ответственность там, внизу, на бирже, иначе уцелевшие попросту
превратились бы в неуправляемую толпу пораженцев!
     Но его вспышка абсолютно не произвела впечатления на Калвера --  допрос
еще не был закончен. Летчик проявил странную заинтересованность во всем, что
касалось крыс.
     В отличие от  предыдущих допросов (а у Дили  уже допытывались в убежище
об этой особой породе грызунов), в этот раз он,  в конце концов (и как  было
ясно  Калверу,  без  малейшей неловкости  по поводу своей  предыдущей  лжи),
признал: да, ему  было известно,  что  их не  уничтожили полностью. Но  ведь
этого и нельзя было сделать до тех пор, пока вся сеть подземных коммуникаций
Лондона  --  канализация, каналы,  туннели метро и железные дороги -- и  все
подвальные помещения не будут  заполнены  ядовитыми газами и отравой. И даже
после  этого  не  было  бы  никакой  гарантии,  что  твари  будут  полностью
уничтожены.  Тем более что крысы вполне могли бы удрать в  окружающие Лондон
пригороды. Полагали, однако,  что если даже  не все крысы погибнут, число их
будет  столь  незначительным,  что  не составит реальной угрозы  обществу  в
целом. Наконец  массированная  атака  на  крыс  могла бы  вызвать  совсем уж
ненужную  панику  среди  населения   столицы.  Поэтому  целесообразнее  было
бдительно следить за положением  дел, и если количество крыс вдруг  стало бы
увеличиваться, действовать стремительно и не афишировать это.
     Калвер,  однако,  не  был  удовлетворен. Наверняка Дили знал больше, --
или, по крайней мере, подозревал больше, -- чем  сказал. Времена секретности
давным-давно канули,  и Калвер предупредил Дили,  что остальные из их группы
могут  оказаться не  такими терпимыми, как он, если заподозрят, что Дили все
еще утаивает какую-то информацию,  старик запротестовал,  говоря, что  ему в
самом деле больше ничего не известно. Кроме... кроме... Ну да... В различных
департаментах  ходил  некий  слушок. Ну,  такой  слушок,  который  не вызвал
особого любопытства и потому угас так же быстро, как и возник.
     Дили  не знал, что и думать об этой  истории,  поэтому  он  старался не
упоминать о  деталях.  Но  летчик все давил и давил на него,  глядя жестко и
испытующе. Что-то  говорили  насчет... дайте-ка  подумать... насчет  особого
вида крыс... Говорили, что этих  крыс поймали живьем... В сущности, всего-то
несколько  экземпляров... Вроде это какие-то мутанты. Ну, еще  говорили, что
все они  находились  под  наблюдением в правительственной  исследовательской
лаборатории и  что, возможно,  -- нет,  вероятно, --  им позволяли  выводить
потомство.  Единственной  интересной  частью этого  слуха было то,  что  эти
твари,  по  всей  видимости,  подвергались определенным  и весьма  необычным
генетическим   преобразованиям.   Дили   объяснил,   что   было   два   вида
тварей-мутантов:  вид, напоминавший  обычную черную крысу, и другой  вид  --
"гротеск".  Именно  этот-то "гротеск"  и  стал  предметом  крайнего интереса
ученых.
     Когда  Дили рассказывал это,  на  Калвера  страшно  было смотреть. Дили
показалось, что летчик вот-вот его  ударит.  Что-что? Почему он не рассказал
им  все это раньше?  Почему правительство держало в таком секрете информацию
об этих мутантах? Чего там  было бояться? Калвер  и  в  самом деле уже  было
замахнулся на него,  но Дили отшатнулся и, пытаясь  защититься, поднял руки.
Это  движение,  возможно, и  спасло его  от  ярости Калвера.  Гнев  в глазах
летчика  исчез, а  кулак  безвольно  опустился.  И ненависть  его  сменилась
отвращением.
     Никаких новых вопросов Калвер  больше не задавал. Просто повернулся  и,
прихрамывая, пошел прочь.  Не сказав  никому  ни слова, он молча сидел около
почерневшего дерева до  тех  пор, пока не вернулись с  хворостом  для костра
Эллисон и девушка.
     Дили  испытал  облегчение  (поскольку ненависти  в его адрес  было  уже
предостаточно) оттого, что летчик не рассказал об их разговоре остальным. Он
даже почувствовал некий приступ превосходства, вроде высокомерия. Ну так как
же, мистер Калвер, кто  из нас теперь  утаивает  информацию? Ах, вы,  видно,
считаете, что  у людей и  без того хватает причин, так сказать, предмета для
беспокойства?  НО РАЗВЕ  ЭТО  НЕ  ПРЕДМЕТ ОБЩЕСТВЕННОГО ИНТЕРЕСА? Да, мистер
Калвер,   видимо,  сегодня   вы   поняли,  что   привилегия  осведомленности
предполагает  и   ответственность.   Дили   даже  позволил   себе   украдкой
ухмыльнуться.
     Костер все еще ярко  горел:  сидевшие вокруг него люди время от времени
подкармливали  пламя подобранной растопкой.  Но жар огня не доходил до Дили,
свернувшегося калачиком у искалеченного дерева. Он закрылся с головой,  веки
его уже стали слипаться...
     Сон  охватил его медленно, ибо усталость отчаянно сражалась с  чувством
тревоги.  Да  к  тому  же  ночи  и  темноты  тоже  так  или иначе  следовало
остерегаться. И эта борьба перешла в его сны.
     Он опускался  по  крутой  винтовой  лестнице  с  каменными ступеньками,
стоптанными  так, будто  до  него по лестнице  спускались много-много веков.
Казалось, этот  спуск никогда не  кончится.  У него уже  кружилась голова от
этих постоянных спиралей, ноги немели,  болела спина от непрестанных  шагов.
Одной рукой  он дотянулся до ближайшей  стены, и пальцы тут же отпрянули  от
слизистой   влаги  каменной   кладки.  Эта   липкая   слизь   была  какой-то
желто-зеленой, цвета мокроты и вдруг он понял, что спускается прямо в глотку
какого-то  огромного  зверя,  а извилистые коридоры,  в  которых он  в конце
концов оказался, были его кишками. Кто-то  или что-то  ждало его где-то там,
впереди. Он не знал, произойдет ли  эта встреча в желудке чудовища или прямо
в его кишках. Ноги  его скользили по слизи извилистого туннеля, и  с  каждым
шагом  зловонное дыхание  мертвечины становилось  все  сильнее.  В  какой-то
момент  его охватила истерия, стремительно  выглянувшая  из  темноты язычком
ящерицы, и,  охваченный  ужасом, он  уже  повернулся, чтобы бежать прочь, но
коридор плоти  так  сократился  за  его спиной, что пути  назад не было. Его
затянуло во мрак, и не было никакой возможности даже пошевельнуться.
     А они ждали его в огромном подземном  зале --  не  то в пещере, не то в
склепе, и, когда он вошел, они осклабились, хотя  и не  произнесли ни звука.
Изабель тоже  была там.  На ней было платье с цветастым рисунком, которое он
так ненавидел,  забавно-нелепая соломенная шляпка  с вишнями на полях да еще
перчатки  с дырочками. Перчатки эти были  предназначены для  мытья посуды, а
отнюдь не для званого вечера в саду королевы, приглашения на который она все
еще  дожидалась, нет -- томилась  по нему. Были  здесь и его сыновья, и даже
старший, который вообще-то на чужой земле далеко за океаном уже был разорван
взрывом на  куски. Рядом с ними стояли их жены и дети. И все скалились, даже
младенец.  В этой толпе  он узнал и других: коллег, своего непосредственного
начальника по министерству,  соседей, а еще билетного контролера с ближайшей
к его дому  железнодорожной станции,  архиепископа, которого  он  как-то раз
видел на торжественном обеде, правда,  в тот раз на  нем не  было  всего его
церковного облачения.  Но большинство  присутствующих  были ему незнакомы. И
вот еще что: абсолютно  у всех  была  одна примечательная черта. Заметить ее
было  несложно, ну просто без проблем, но едва он что-то сказал им по  этому
поводу, как они хлынули  вперед и обступили его, скаля, обнажая свои зубы --
два  длинных спереди. Резцы сочились чем-то влажным,  поблескивали остротой.
Но  он же сказал правду:  головы-то у  них были крысиные. Даже  у  младенца,
повернувшего к нему оскаленную мордочку, пасть была перепачкана кровью, явно
высосанную из раздувшейся груди матери...
     Он  вырвал  руку  из  пасти  куснувшей ее  крысы,  но остальные  толпой
надвинулись на него и  плотно зажали.  Изабель наклонилась  к нему, будто бы
поцеловать, но  внезапно  губы  ее  раздвинулись и обнажились  острые  зубы,
готовые  вонзиться в  него. Не  обращая внимания  на его сопротивление,  она
принюхивалась к его щеке. Запах, исходивший от нее, был настолько удушающим,
что горло его  сжало спазмом и он едва мог  дышать. Она всасывала его кровь,
слизывала ее  языком,  прикосновение которого  напоминало жесткую  щетку для
волос. Она чавкала, жадно  глотала, и от этих  звуков  его затошнило. Одежда
его куда-то исчезла, и они радостно скалились над его наготой. Они ощупывали
его тучную, рыхлую плоть, довольно  шумели. Они откусывали от него кусочки и
смаковали  их,  как  деликатесы.  Но  порции  становились  все  больше,  все
существеннее,  и вскоре эти чудовищные  люди-крысы  уже глубоко  вгрызлись в
него, совершенно не обращая внимания на его  сопротивление. И когда его руки
вдруг  коснулись его собственного лица, он ощутил щетинистую шерсть, жесткие
усы.  И его зубы стали такими же, как у  них, --  острыми и смертоносными, а
руки превратились в когтистые лапы, царапавшие  его  же собственное тело! Но
даже превращение в одного из них  не спасло  Дили:  они уже ободрали  с него
мясо и  сражались за его сердце, пока он  наконец не  решил, что с  него уже
хватит, что это сон и пора из него  выходить,  пора просыпаться, а не то они
сожрут его целиком. Усилием воли Дили заставил себя проснуться. Нехотя, вяло
мозг  повиновался, протащив его прочь, обратно, через эти слизистые коридоры
вверх по винтовой лестнице. Семья, друзья и все прочие щелкали за его спиной
зубами.  Они  явно  наслаждались  этой игрой, -- вверх,  вверх, все  выше  и
выше... И вот он -- свет наверху. И он все ближе... Яркий свет...
     Пробуждение.
     Пробуждение к другому дурному сну.
        <i>Глава 23</i>
     Они виднелись сквозь туман, как серые призраки. Недвижимые, но каким-то
образом  колеблющиеся, похожие на тени, отброшенные на мелководье. Они молча
наблюдали  за спящими  людьми, распростершимися  вокруг все еще  раскаленных
угольков костра.
     Дили  нервно приподнялся и, стараясь  не шуметь, сел. Поначалу он  даже
засомневался -- уж не продолжается ли сон? Одеяло соскользнуло ему на плечи.
Он попробовал пересчитать  эти призрачные фигуры, но не  был уверен,  может,
это просто  силуэты обгоревших деревьев? Утренний туман -- впрочем, не такой
густой, как накануне, -- был способен и не на  такие проделки. Дили  страшно
хотелось  окликнуть  их,  как-то  поприветствовать  или,  по  крайней  мере,
предупредить своих попутчиков о  возможной опасности. Но крик застрял у него
в горле:  в этих смутных  силуэтах, в  их неподвижных, безмолвных позах было
что-то угрожающее. Дили прижался спиной к обуглившемуся стволу дерева.
     Какое-то насекомое зажужжало прямо  у него перед лицом, приземлилось на
бровь и тут же  стало сосать  выступившую среди бровинок влагу Дили замигал,
задергал  лицом,  чтобы  согнать муху, --  он  боялся  звучно  шлепнуть  ее.
Насекомое,  неустрашимое и большое,  упрямствовало,  и  человек, давший  ему
временный  приют,  вынужден был  резко  мотнуть  головой.  Муха  с  сердитым
жужжанием улетела прочь, но теперь Дили стала изводить струйка пота, бегущая
по складке  между щекой и носом. Дили  осторожно наклонил голову и отер лицо
об руку, лежащую на приподнятых коленях.
     Одна из фигур зашевелилась, придвинулась ближе к лежащим на земле людям
и стала  более  различимой. Дили  затаил дыхание,  когда  высокий чернокожий
человек  наклонился над скомканным одеялом, изучая спящего. Человек был одет
в бесформенный прозрачный пластиковый  макинтош, застегнутый у шеи наподобие
пелерины.  В  одной  руке  он  держал  винтовку,  в  другой --  заржавленный
мясницкий нож.  Пришелец  снова  выпрямился, замер, потом двинулся к другому
спящему человеку. На этот раз он отбросил одеяло ножом.
     Из тумана появились другие  фигуры. С  каждым шагом они становились все
более  отчетливыми. Один из  нежданных гостей подобрал бутылку из-под виски,
валявшуюся рядом с костром, и вытянул из нее  последние капли. Потом бутылка
полетела назад, на почерневшую землю. Спящие зашевелились.
     Дили насчитал десятерых... нет, двенадцать... пятнадцать!  Как  минимум
пятнадцать фигур приближались к  их импровизированному лагерю,  а  среди них
двигались еще две, нет, три небольшие, стелющиеся по земле существа. Собаки!
О Боже, с ними были собаки! Неужели эти люди ничего не слыхали о бешенстве?
     Он  открыл  рот,  собираясь  крикнуть  то  ли  предостерегающе,  то  ли
приветственно,  но тут что-то  гладкое и твердое скользнуло по его горлу. Он
задыхался, а на горло все продолжали давить: железный ломик прижимал его шею
к  стволу дерева позади.  Краем  глаза  он  сумел  разглядеть  отвратительно
грязные,  с  просветами белизны,  суставы  пальцев  на концах металлического
ломика и понял, что напавший находится позади дерева. Дили почувствовал, что
язык его начинает набухать, заполняя рот.
     Его  товарищи  по  несчастью  уже  сидели  на  земле  и  с   удивлением
оглядывались  вокруг. Прижатый к дереву,  Дили видел,  как одного,  все  еще
спящего  человека ударили  ногой. Это был Эллисон.  Он с криком  проснулся и
попытался было подняться. Нога,  поставленная ему на грудь, лишила  механика
энтузиазма.  Увидев,  как  обращаются   с  Эллисоном,   Джексон  протестующе
закричал, но высокий негр молча прижал к его щеке мясницкий  нож. Поблизости
от Фэрбенка лежал топорик с короткой рукояткой. Фэрбенк потянулся к нему, но
тяжелый ботинок отшвырнул топор  прочь.  Дили между тем  уже начал  хрипеть.
Глаза  его выкатились из орбит, язык прищемили зубы. Дили принялся  колотить
пятками  по земле, попытался выскользнуть  из-под ломика. Однако  нападавший
был слишком силен.
     Высокий негр осмотрелся и помахал винтовкой.  Мучитель Дили  напоследок
прижал ломик посильнее, потом отпустил. Дили тяжело  осел на землю, растирая
руками изрядно  помятое  горло.  Менее  чем учтивый толчок  железным ломиком
отправил его ползком в компанию остальных. Он рухнул на колени неподалеку от
двух негров,  Джексона  и  человека в дождевике. Дили украдкой  взглянул  на
незваных гостей.
     Это была какая-то странная группа. Она выглядела особенно зловеще из-за
одежды и набора оружия. Большая часть одежды напавших была изодрана в клочья
и перепачкана какой-то мерзостью. В то же время на нескольких были рубашки и
куртки,   все  еще  сохранившие  отточенные   складки  новых   вещей.   Дили
предположил,  что  одежда  эта  была  совсем  недавно  взята  в  разрушенных
магазинах. Некоторые, как  и высокий негр,  были в  расстегнутых дождевиках,
словно  они ожидали, что в любой момент  пойдет дождь. Один или двое были  в
женских  шляпках  с  обвисшими  полями.  Но  в основном  все  были  одеты  в
изодранные тенниски, свитера и джинсы, да еще кое у кого плечи были обмотаны
шалями. Кажется, черные в этой  группе составляли большинство, и у всех были
рюкзаки или чемоданы.
     Были  среди  них и  три женщины: две индийские девушки, по  виду совсем
подростки,  и белая женщина,  уже  в  летах, с  грязными  желтыми  волосами.
Выражение  ее лица было таким же застывшим и жестким, как и у мужчин. На ней
была  довольно модная юбка  красного цвета,  правда, какая-то несвежая.  Она
доходила женщине едва ли не до лодыжек. Из-под  юбки виднелись края носков и
высокие кроссовки. Верхнюю часть  ее тела украшали просторный голубой свитер
и большой светло-голубой шелковый шарф, наброшенный на плечи. Она  все время
кашляла  в  кулак. Кашель был  хриплым, болезненным.  На девушках-подростках
были  джинсы в обтяжку и свитера. На  одной --  мужская куртка, несмотря  на
жару.
     Теперь Дили разглядел, что винтовка в руках высокого человека  на самом
деле  была  всего лишь духовым ружьем.  Но в мертвой схватке  его лапищ  она
выглядела  смертоносной, тем более  что  на  ней был  установлен  оптический
прицел.  Украдкой  оглядываясь вокруг, Дили заметил, что подобное  же оружие
было и  у  других. Правда, у некоторых  оно было таким компактным,  что  его
можно было  легко заткнуть за пояс или... или направить на лежавших на земле
людей.  Но  в  этом оружии Дили, присмотревшись, узнал всего-навсего духовые
пистолеты. В остальном их  арсенал состоял из ножей и длинных крепких палок.
Рукоятки от мотыг, предположил Дили. Да, страшноватая и на вид неуправляемая
свора, подумал он и  вздрогнул: одна из  собак подбежала к нему и  принялась
обнюхивать ноги.  Зверюга выглядела такой  же  неухоженной, как и ее хозяин,
но, по крайней мере, никаких следов пены на ее пасти не было, а в  глазах не
сверкало и намека на  бешенство. Вид у собаки был как у хорошо накормленного
животного. Впрочем добыть прокорм в эту пору не представляло  особых проблем
-- они и  сами убедились в этом.  Когда собака,  не найдя ничего интересного
повернула назад, Дили заметил на ее боках и брюхе язвы и струпья, на теле ее
местами вылезла шерсть.
     Дили снова украдкой  оглядел пришельцев. Состояние их тоже  было весьма
незавидным. У высокого негра вся  щека  с  одной стороны покрыта  язвами, на
одном веке -- нарыв. Губы усеяны желтыми, гнойными прыщиками. Такие же метки
были и у его приятелей. Самая юная из девушек вдруг схватилась за живот, как
это обычно бывает при острой боли. Подобное неудобство, похоже, испытывали и
несколько  мужчин.  У многих руки и ноги были перебинтованы.  А один из них,
паренек  не  старше девятнадцати  лет, опирался на костыли,  оберегая  ногу,
замотанную  оберточной  бумагой так,  что она увеличилась раза  в три против
нормального размера.
     В отличие от существ из сна  Дили, никто  из пришельцев не скалился. Но
угрозу они излучали не меньшую.
     Первым заговорил Джексон.
     -- Ты  не собираешься убрать  свой ножичек с  моего лица, братец? -- Он
говорил ласково, будто приручая дикого зверя.
     Не  меняя  выражения  лица,  высокий  негр  быстрым,  легким  движением
стеганул Джексона ножом вдоль  щеки. Щеку залила  кровь. Джексон выругался и
схватился за  щеку.  Отняв  руку,  он с изумлением,  не  веря  своим глазам,
смотрел на окровавленные пальцы.
     --  Я тебе не братец,  дерьмо собачье, -- спокойно сказал  негр. Кто-то
захихикал.  Дили начал подниматься на ноги, все еще держась за горло, и двое
из налетчиков придвинулись ближе.
     --  Кто  вы? -- спросил  он,  надеясь, что  солидность его тона придаст
убедительность и вес вопросу.
     -- Не  разевай  пасть, -- услышал  он  в  ответ. --  Мы  спрашиваем, ты
отвечаешь. --  Высокий  негр поднял винтовку и направил  ее  прямо в  голову
Дили.  -- Это двадцать второй  калибр. Почти такая же мощная,  как настоящая
штука. Она поражает цель, она может убивать.
     -- В этом нет никакой нужды, заверяю вас...
     Рукоятка мотыги ударила Дили сзади по ногам, и он рухнул на землю, едва
не плача от боли.
     -- Я же  тебе говорил, чтобы ты закрыл пасть, --  снова пригрозил негр.
Человек,  ударивший  Дили, отступил  назад и  уперся концом толстой палки  в
землю. На его нездоровом бледном лице выделялись покрасневшие глаза.
     -- Я хочу знать, как вы  спаслись от  бомб, -- сказал негр.  -- Как это
вас не разорвало на куски?
     -- Мы были... -- начал говорить Дили.
     -- Не ты. -- Негр дулом винтовки ткнул Джексона. -- Я хочу, что-бы этот
черномазый рассказал мне.
     Его свите этот юмор явно пришелся по душе.
     -- Эй, послушай-ка, человек, -- вспылил механик. --  Почему  это ты так
со мной разговариваешь?
     -- Отвечай только на вопрос, дерьмо собачье.
     -- Мы были под землей, в убежище, еще до того, как упали эти бомбы.
     Джексон  осторожно отвел  от  себя конец дула, опасаясь,  что  винтовка
может выпалить. Другой негр молча разрешил ему это.
     -- Какое, к чертовой матери, убежище? Вы что, люди из правительства или
что-то такое еще?
     Джексон понял свою ошибку.
     --  Нет-нет,  мы просто механики.  Мы  работали  на телефонной станции.
Прямо под улицами. Только и всего.
     -- Он  сказал, что это было убежище, Ройстон, -- вмешалась желтоволосая
женщина. -- Я слышала,  как  он назвал  это убежищем. Глаза негра сузились в
подозрении.
     -- Да, я слышал. Значит, ты  один из  этих помешанных ублюдков, которые
обслуживали это?
     Брови Джексона в изумлении изогнулись дугой.
     -- Ты что, смеешься надо мной? Я просто  затраханный механик-ремонтник,
вот и все! Мы все здесь  телефонные ремонтники, кроме... --  Он  старался не
глядеть в сторону Дили. -- Послушай-ка, о чем мы вообще говорим, человек? Мы
все попали в одну и ту же беду.
     -- Я  смотрю  на  это дело  иначе.  Ты выглядишь здоровым, как ребенок,
черномазый. Вы все  тут выглядите здоровыми, как дети.  Немного грязноватые,
может быть, но в  довольно хорошем состоянии, если принять во внимание  все.
Мы мало видели таких, вроде вас.
     --  А разве  есть другие? -- Дили не мог  удержаться  от вопроса. -- Вы
многих  видели?  Сколько? -- Ему снова  достался упреждающий  удар рукояткой
мотыги. -- Нет, пожалуйста, это ведь важно. Вы должны рассказать нам.
     --  Я ничего тебе не обязан рассказывать, дерьмо.  -- Человек по  имени
Ройстон  (в этот исключительный момент для  Дили было не  важно, было ли это
его именем  или  фамилией) прогуливался взад-вперед. -- Ты что же,  думаешь,
что все поумирали? Ну, большинство -- да,  парень,  и даже те, кому этого не
следовало бы делать. Но  ты все  еще не  рассказал мне, почему ты  выглядишь
таким пухленьким и здоровым. Ты знаешь что-то, чего мы не знаем?
     Он присел на корточки и раскинулся вокруг них.
     -- Посмотри-ка на нас, человек, -- негромко, как бы тайком сказал негр.
-- Мы все в  болячках, у нас кашель, раны, которые никогда не заживут. У нас
есть все это дерьмо, и кое-кто  из наших братьев уже умер просто от страшной
простуды. Понимаешь, о чем я толкую? Видишь эту маленькую сестру вон там?  У
нее по  всему  телу  гноящиеся язвы. Видишь вон того парня на  костылях? Его
нога воняет так, что мы даже не можем идти рядом с ним. -- Теперь он говорил
почти шепотом. -- Половина из них заживо умирают, а они даже не знают этого.
     -- Разве здесь нет никаких больниц, никаких медицинских центров?
     -- Ты, видно, не слышишь меня, мистер. Здесь нет ничего: ни больниц, ни
помощи, ничего!  Одно только хорошо: здесь нет никакого закона,  кроме того,
который мы носим с собой. --  И он  постучал ножом по дулу винтовки.  --  Мы
берем, что хотим, и делаем, что хотим, понял?
     Дили медленно кивнул,  уразумев,  что  единственное правило  теперь  --
только грубая сила.
     -- И в городе нет никаких войск?
     Ройстон позволил  себе  короткий смешок,  и  Дили  содрогнулся  от  его
зловонного дыхания.
     -- Ничего.  Ничего  нигде  не  осталось.  Ни  здесь,  ни  во  всем этом
проклятом мире. Мы пришли с другой стороны  реки в  надежде,  что здесь хоть
что-нибудь уцелело.  Но все, что мы  нашли, -- это мертвые, да еще  гуляющие
мертвецы. Конечно, есть  еще  несколько групп, вроде нашей. Они держатся  за
счет  того, что  сумеют достать.  Если понадобится, то и убивают для  этого.
Закон  джунглей. И ты, видно, думаешь, что хорошо было бы применить его и ко
мне, угу? Ну так вот он я --  болтаю с тобой, а  ты еще не ответил мне ни на
один вопрос.  -- Он  коснулся  кончиком  ножа носа Дили,  и  голос его  стал
жестким: -- Сколько вас здесь собралось и где нам искать это убежище?
     --  Смотри,  что я поймал! --  донесся  откуда-то издали  голос,  и все
головы повернулись в его сторону.
     Из тумана возникли две фигуры, и одной из них  была Кэт. Ну конечно же,
вспомнил Дили, она прошлой ночью ушла вместе с Калвером в сторонку, поискать
себе для ночлега отдельное местечко.
     Вторым был  белый  мужчина.  Одежду его  составляли брюки на  несколько
размеров больше, чем следовало, мешковатая  куртка и жилет, надетый прямо на
голое  тело.  Намотав  на  руку волосы Кэт, мужчина  толчками  гнал  девушку
вперед. В другой руке он держал изогнутый крюк для мяса.
     Улыбка, промелькнувшая  в  глазах  Ройстона, была  не  из  приятных, он
поднялся  с корточек. Другие  мужчины из его группы с интересом наблюдали за
происходящим,  а  вот  блондинка   с  шелковым  шарфом  разглядывала  Кэт  с
неприкрытой враждебностью -- будто та несла в себе какую-то угрозу.
     -- Спала совсем неподалеку отсюда, -- с ухмылкой объявил конвоир Кэт.
     Лоб его  был  повязан  красным  носовым  платком, защищавшим  глаза  от
длинных волос. Как и все остальные из их группы, он явно давно не брился. На
его лице виднелись пятна:  видимо, он избавлялся от  растительности, выжигая
ее.
     --  Она  что, сама  по  себе? --  спросил  человек,  которого  называли
Ройстоном.
     -- Смекаю, что так. Спала крепким сном, когда я подкрался к ней.
     Дили озирался, вглядываясь в туман. А Калвер? Где же Калвер?
     Высокий негр стоял прямо перед Кэт.
     -- Неплохо, -- оценил он, проведя тыльной стороной пальцев  по  ее щеке
сверху вниз. -- Не блестяще, но неплохо.
     Его  рука,  как  бы  заблудившись  и  отыскивая  верный путь,  миновала
подбородок  Кэт,  коснулась  ее  шеи  и  проскользнула в  открытый  воротник
рубашки. Ощутив девичью грудь, негр крепко стиснул ее.
     Кэт отшатнулась в отвращении и принялась изо всех сил колотить Ройстона
стиснутыми кулаками. Парень  с красным платком вокруг лба, все еще державший
ее  за  волосы,  рывком бросил  Кэт  на  колени.  Остальные,  зорко следя за
пленниками, хихикали в предвкушении забавы. За минувшие несколько недель они
уже привыкли  к  тому, что все, чего бы ни пожелала  душа и что им удавалось
найти,  подлежало  захвату:  еда,  одежда, кров,  тела и жизни  -- все  было
включено в этот круг. Не было больше никакого контроля, только жажда выжить.
     Ройстон  бережно  положил  на  землю духовое  ружье и, поигрывая ножом,
лезвием вверх, снова приблизился к Кэт. Она смотрела на него  с гневом, но в
выражении ее лица был и страх. Ройстон плашмя прижал  лезвие к щеке девушки.
Холодная сталь  была  так  же отвратительна, как и его  прикосновение.  Лицо
негра было всего в нескольких дюймах от Кэт, и она подумала, что зловонно не
просто его  дыхание,  -- запах  исходил и  от язв и  струпьев на  его  теле.
Покрытые  язвами  губы негра  шевелились  с трудом,  будто  ему было  больно
говорить.
     --  Тебя надо проучить,  белая леди. Ты  больше  никогда не  скажешь ни
слова.
     Он изогнул нож так, что его лезвие стало вжиматься в щеку девушки.  Кэт
попыталась  отодвинуться в сторону, когда на металл стала сочиться кровь, но
рука, вцепившаяся в волосы, крепко держала ее.
     -- Ты что, сука, делаешь? -- завопил Джексон, оскорбленный этим позором
своей  расы не менее, чем нападением на  девушку. Он прыгнул вперед и ударил
ногами Ройстона.  Тот зашатался. Джексон схватил его за руку, державшую нож.
Мешковатые Брюки,  отпустив Кэт, замахнулся, вонзил  крюк  для  мяса в плечо
Джексона и сильно потянул на себя. Джексон свернулся в клубок.
     Два молодых негра, сторожившие  Фэрбенка  -- один  из них был в женской
шляпке с отвисающими полями, -- пристально следили за механиком, готовые при
первой же его попытке защититься  включиться в избиение. Еще  один налетчик,
белый,  мужчина внушительных размеров, хотя и совсем молодой, толстой  рукой
обхватил шею Дили  и прижал дуло духового пистолета к его виску. Подобным же
образом караулили и Эллисона. Дили застыл неподвижно на четвереньках.
     -- Прекратите, вы же убьете его! -- умоляла Кэт.
     -- Стойте!  --  Джексону  все же удалось  вскочить, и  Кэт зарыдала  от
облегчения, увидев, что избиение прекратилось.
     Но ее радость была преждевременной.
     Ройстон наклонился, подобрал винтовку и сказал:
     -- Этому господину предстоит познакомиться  с нелегкой дорогой. И может
быть, заодно мы получим ответы на некоторые вопросы. Тащите его сюда!
     Большими шагами он подошел к  остаткам костра и ботинком раскидал золу.
Под  светлой  пылью все еще  жарко  сверкали  раскаленные докрасна последние
угольки.
     --  Ну-ка,  давайте его  сюда.  Да  поживее! Мешковатые  Брюки и другой
мужчина схватили Джексона под локти и поволокли к тлеющему костру.
     -- Превосходно! А теперь суньте-ка его мордой туда.  -- Ройстон показал
на мерцающие красные угольки.
     -- Нет! -- пронзительно закричала Кэт, бросившись вперед.
     Ройстон,  едва взглянув  на девушку, одним движением  руки бросил ее на
землю. Кивнув своим людям,  он встал позади теряющего  сознание  Джексона  и
широко расставил ноги. Приклад его винтовки упирался в бедро, дуло указывало
в небеса.
     Лица подручных  Ройстона  были неумолимы,  когда  они волокли механика,
сбив его на колени, к  костру. У края кострища они толкнули Джексона  вперед
так, что он потерял равновесие. Потом начали пригибать его голову вниз.
     Калвер  полз  вперед, плотно  прижимаясь к земле и воспользовавшись как
прикрытием  понемногу  редеющим туманом. Он стискивал в одной руке небольшой
топорик.  Минувшей  ночью  они  с  Кэт  оставили  своих попутчиков  дружески
болтающими  у костра.  Обоим  хотелось  уединения, возможности поговорить  с
глазу  на глаз. Они отыскали упавшее  дерево и уютно устроились возле  него.
Калвер расстелил  одеяло,  прихваченное ими  с собой. Потом  они улеглись  и
завернулись  в  одеяло.  Был  прихвачен  и топор  на тот  случай, если вдруг
посреди ночи на них  наткнутся какие-нибудь непрошенные визитеры, ну скажем,
с черной шкурой и острыми зубами. И хотя топор вряд ли послужил бы серьезной
защитой, это оружие все же придавало Калверу уверенности.
     Они целовались, обнимались, даже слегка занялись любовью:  для большего
оба  чувствовали  себя все  еще  изнуренными, и это переутомление мешало  их
чувствам  достичь хотя бы намека  на кульминацию. Но  они были удовлетворены
уже  тем,  что  лежат  в  объятиях  друг  друга,  счастливо шепчась,  что-то
разузнавая,  в  чем-то исповедуясь.  И  сну  понадобилось  не слишком  много
времени, чтобы победить их.
     Первым на следующее утро проснулся Калвер. Он осторожно высвободился из
объятий Кэт. Она шевельнулась и что-то пробормотала во сне. Калвер поцеловал
ее влажный лоб и шепнул ей, чтобы она продолжала спать, еще слишком рано. Он
ушел  подальше  в поисках  укромного  уголка,  чтобы  облегчиться. Топор  он
захватил с собой из предосторожности: теперь,  при дневном  свете, он больше
опасался бешеных животных, чем крыс.
     Где-то  в  середине парка Калвер обнаружил полуразрушенное  убежище. Он
шагнул внутрь и уже принялся  расстегивать "молнию" на  джинсах, когда в нос
ему  ударило зловоние. В отвращении он  отпрянул назад.  Нога скользнула  по
чему-то  мокрому.  Его желудок свели спазмы рвоты,  когда Калвер вгляделся в
полумрак под собой.
     Люди,  должно быть,  спустились  в  убежище прямо перед  тем, как  были
сброшены бомбы.  Видимо, это случилось в  обеденное время, когда парк обычно
бывал  переполнен.  А  может  быть,  они приползли и приковыляли  сюда после
этого. Трупы, вернее то, что осталось  от них лежали одной застывшей массой,
устилая пол, словно чудовищно скомканный  ковер. И в этих телах все еще жило
внезапно оборвавшееся и навсегда замершее движение. Серовато-белое движение.
     Трупные черви,  видимо,  уже истребили  почти  всю плоть. Но он все еще
извивались  среди  костей,  образуя   поблескивающие  узоры   своем   строго
упорядоченном, почти ритуальном поиске пищи.
     Калвер бросился бежать из убежища,  зажав рот рукой, будто не желая еще
более осквернять этот мавзолей своей блевотиной. Тошнота извергалась из него
выворачивающими кишки струями. И даже когда  его желудок освободился,  мышцы
все  еще  мучительно  продолжали  сокращаться,  выбрасывая  воздух  и как бы
стремясь  освободить его  тело  не  только  от желчи. Прошло немало времени,
прежде  чем он  смог, шатаясь,  двинуться  прочь  и поискать для  своих нужд
другое место.
     Сам парк был  загроможден обломками  окружавших  его  когда-то  зданий,
заброшенными сюда силой  взрывов. И хотя парк находился в  довольно  укрытом
месте, в нем не осталось невредимым ни одного дерева, куста, не было даже ни
былинки травы. Калвер  обходил стороной полчища раздувшихся насекомых, зная,
что они отъелись на трупах. Туман стал рассеиваться быстрее: и земля и руины
быстро высыхали,  несмотря  на  недели  обильного ливня.  Нетвердой походкой
Калвер возвращался к дереву, под которым они устроились с Кэт.
     Он удивился, не обнаружив ее  там, и подумал, что она побрела обратно к
тем, кто остался у костра,  видимо, решив, что он  уже ушел туда. По  дороге
Калвер, пытаясь отогнать видение этой кишащей червями могилы, обдумывал, как
бы получше провести день  грядущий. Еще до того,  как увидеть налетчиков, он
услышал  их  голоса.  Что-то  в  интонациях  их  разговора  подсказало,  что
пришельцы настроены недружелюбно.
     Калвер приник к земле. Туман все еще  был  достаточно плотным.  Под его
защитой можно подобраться достаточно близко к лагерю, решил Калвер. Потом он
увидел их,  и  все терзавшие его мысли тут же ушли из головы. Калвер  видел,
как высокий негр в нелепом прозрачном дождевике запустил руку за пазуху Кэт.
Он напрягся и крепко стиснул топорище. Потом он увидел,  как Джексон прыгнул
на негра, когда тот  прижал нож к щеке  Кэт,  как отшвырнул его от девушки и
как на Джексона тут же накинулись двое других.
     Потом черный незнакомец  что-то крикнул, и Джексона поволокли к костру.
Девушку сбили  с  ног, и негр  повернулся  спиной к Калверу. И  только тогда
Калвер понял, что они собираются сделать.
     Лицо Джексона уже  было всего в нескольких дюймах от раскаленных углей.
Гнев -- нет,  больше, чем просто гнев: какая-то ярость, до краев наполнившая
его  существо  и  пульсирующая  в  голове,  заставила  Калвера затрястись  в
беззвучном  вопле. Он стиснул  зубы, лицо  его перекосила  жгучая ненависть.
Неужели они не  достаточно натерпелись, чтобы  теперь эти  люди  вершили над
ними бессмысленный, жестокий суд и расправу? Неужели свершившаяся катастрофа
не научила этих людей хоть чему-нибудь?  Неужели  безумие  порождает  только
новое безумие? С трудом сдерживая крик, Калвер ринулся вперед.
     Летчик  оказался  в   гуще  бандитов  прежде,  чем  они   даже   успели
почувствовать его приближение. Высокий негр все еще стоял спиной к нему. Дав
наконец волю крику,  Калвер  взмахнул  топором,  и  стальное  лезвие глубоко
врубилось в позвоночник человека в дождевике.  Кал-веру пришлось тянуть  изо
всех сил, чтобы высвободить топор.
     Ройстон  пронзительно заверещал.  Его  руки  как-то  вкривь вывернулись
наружу, винтовка и нож выпали  из них. Ройстон  рухнул  мгновенно  и  теперь
ничком лежал  на земле, не в силах пошевелиться,  обреченный  на смерть. Его
руки и ноги судорожно  подергивались, а  из  покрытых струпьями губ  тянулся
жалобный вой.
     Калвер не мешкал. Следующим стал один из мужчин, державших Джексона над
костром,  -- человек с  красным платком вокруг лба.  Лезвие топора врезалось
ему чуть пониже  подбородка,  с лязгом  подбросив его голову вверх, а самого
опрокинув на жаркие уголья. Калвер почувствовал, как  что-то  сильно ударило
его по кожаной куртке. Он резко обернулся  и увидел, как  один из налетчиков
целится  в  него  из винтовки.  На  мгновение ему даже  показалось,  что его
застрелили,  хотя не  было  ни  вспышки огня, ни  боли.  Он  снова  взмахнул
топором,  и  винтовка   упала,  а  выронивший   ее   налетчик  ухватился  за
прорубленное запястье.
     Джексон  упал лицом  прямо в пепелище и тут же с  пронзительным  визгом
откатился в сторону. На его черной коже посверкивали красные угольки.
     Калвер не  мог ему помочь,  вокруг еще оставалось слишком много врагов.
Он резко присел, увидев направленное на него духовое  ружье, и почувствовал,
как  острое  жжение прошло вдоль шеи. Стрелявший  бросился  на  него, подняв
ружье как дубинку.
     Фэрбенк  не растерялся, когда  началась  вся эта  заваруха.  Он схватил
топор, валявшийся поблизости, и  обухом ударил прямо в живот одного из своих
охранников. Второму досталось лезвием по переносице.
     Толстяк, державший Дина, выпустил пульку из духового пистолета  прямо в
висок механика.  Дин  медленно опустился на  колени, прижимая  руки  к ране,
потом тяжело сполз  на землю  и упал  вниз  лицом. Так он  и остался лежать,
молчаливый и  неподвижный. Толстяк  же  торопливо щелкнул затвором,  загоняя
новую пульку.
     Эллисон пытался  было убежать от двинувшихся на него троих бандитов, но
они  без труда схватили его. Эллисон яростно отбивался кулаками и ногами, но
бандиты в два счета скрутили его.
     Еще  один  из налетчиков ринулся мимо  Дили в сторону  Калвера В  ту же
минуту Дили  выбросил руки вперед, обхватил бегущие  мимо него ноги и рванул
на  себя. Человек тяжело упал, а Калвер, шагнув вперед, с силой наступил ему
на затылок. Под ногой хрустнуло. Нос  ли  это  сломался, шея ли  -- главное,
противник вышел из строя. Кал-вер быстро оглянулся вокруг, держа перед собой
топор наготове.
     Кэт вытаскивала  Джексона из кострища, сбивая с  его  лица  раскаленные
угольки. Фэрбенк как раз в эту минуту врубился топором в ногу толстяка. Тот,
не ожидая  удара,  поводил  духовым пистолетом  -- выбирал  мишень. Из бедра
толстяка хлынула  кровь.  Толстяк  опустился  на  землю,  хныкая  и  пытаясь
остановить  ее. Женщины и трое  остальных  бандитов ошеломленно  взирали  на
происходящее: нападение на них было столь стремительным и столь сокрушающим,
что они просто оцепенели. И конечно, теперь были еще и напуганы.
     Первой  сбросила  оцепенение  блондинка  в  голубом  шелковом шарфе.  С
хриплым ревом она бросилась на Калвера.  Острые, обломленные ногти вонзились
в его лицо, и только стремительно поднятая вверх рука защитила глаза Калвера
от серьезной раны. Сцепившись в клубок, они упали на землю.
     Из-под спины Калвера взметнулся фонтан золы.
     Подхлестнутые  неистовством женщины, трое бандитов бросились к Калверу.
Но  перед  ними  внезапно вырос Фэрбенк. Выразительно поигрывая топором,  он
пришлепывал обухом по ладони. Он словно  приглашал бандитов подойти поближе.
Мужчины остановились, хотя и подняли свое оружие:  железный ломик,  рукоятку
от мотыги и нож. Помедлив, они все же двинулись вперед.
     Калвер  изо всех сил  ударил коленом вверх, прямо между ног  женщины, и
перебросил ее через себя.  Женщина упала по другую сторону кострища, корчась
от  боли и судорожно хватая воздух. Но уже в следующую минуту она кинулась в
новое наступление. Калвер резко оттолкнулся от земли и вскочил. С его куртки
посыпались  угольки,  но  он  уже  обернулся,  готовый встретить  нападение.
Искаженное злобой и язвами лицо женщины было уже всего лишь в  футе от него,
и Кал-вер, не владея собой, ударил по  нему кулаком.  Женщина упала. Кал-вер
по инерции едва  не рухнул  в  костер,  но,  упав рядом, тут же откатился  в
сторону от его жара. Наконец он поднялся. Суставы его пальцев были в крови.
     Фэрбенк  топором  отражал удары ломика.  Второй  парень  уже  готовился
обрушить  на   незащищенную  голову  механика  увесистый   деревянный  брус.
Разбежавшись,  Калвер прыгнул и корпусом мощно  двинул противника в бок. Они
оба упали, но  Калвер тотчас же вскочил на ноги, и ботинок ударил  лежавшего
бандита в подбородок.  Третий  держа  наготове  нож, отступал, явно  не горя
желанием ввязываться  в  драку.  Две  индианки,  вцепившись  друг  в  друга,
истерично визжали. Калвер  обернулся,  чтобы помочь Фэрбенку,  и увидел, что
парень с ломиком тоже  не  решается продолжать бой. Еще бы! Улыбка  Фэрбенка
обещала мало хорошего.
     -- Нам  лучше убраться отсюда, пока еще есть  возможность, --  негромко
сказал Калвер, встав рядом с Фэрбенком.
     -- Это уж точно, -- согласился тот.
     Они  быстро  оценили  положение  своих  спутников.  В  самом  плачевном
состоянии был Эллисон.
     -- Дили,  помоги Кэт, -- скомандовал Калвер.  --  Немедленно  бегите  к
реке. Направление ты знаешь.
     Дили  поднялся  на ноги  и, спотыкаясь, заковылял  к  Кэт. Она все  еще
стояла на коленях  рядом с Джексоном, счищая золу с его лица. Трое бандитов,
избивавших  Эллисона, не ожидали  нападения. Атака Калвера  и Фэрбенка  была
стремительной. Двое немедленно были сбиты с  ног, а третий,  шатаясь, побрел
прочь, после того как Фэрбенк наподдал ему кулаком. Калвер и Фэрбенк сгребли
в охапку Эллисона и поволокли его следом за уходившими к реке товарищами.
     -- Дин! -- вдруг вспомнил Фэрбенк.
     Калвер  быстро  оглянулся  и   заметил  лежащее  ничком  тело  молодого
механика.
     -- Не задерживайся, -- сказал он, -- я посмотрю, что с ним.
     Фэрбенк,  подняв правой  рукой  топор,  а  левой  поддерживая Эллисона,
побрел  дальше, а летчик поспешил в неподвижному  Дину. Встав на  колени, он
повернул механика на  бок. Смерть  уже была хорошо  знакома  Калверу,  чтобы
узнать ее без труда.
     Вдруг он  услышал  чьи-то шаги. Калвер поднял голову и увидел бандита с
ломиком.  Секунда -- и тот бросился на  него.  Калвер успел  швырнуть вперед
топорик,  и тот ударился  нападавшему  в грудь. Удар пришелся не лезвием, но
сила его  оказалась достаточной, чтобы остановить нападение.  Выронив ломик,
бандит схватился за грудь, ноги его подкосились.
     А  Калвер  уже мчался через разоренный парк, моля Бога,  чтобы туман не
редел слишком быстро: его прикрытие было бы весьма кстати.
     Он  догнал  товарищей и освободил  Кэт, подхватив  под руку обожженного
Джексона. Дили поддерживал громко стонавшего механика с другой стороны.  Все
старались  идти как можно быстрее, хотя, по правде сказать,  это удавалось с
трудом. Вот они  миновали полную  трупных  червей могилу, на которую  Калвер
наткнулся утром, обогнули  теннисные корты. Удивительно, но сетка ограждения
кортов каким-то невероятным образом совсем не пострадала от взрыва.
     Джексон споткнулся  и упал,  едва  не  свалив вместе с  собой Калвера и
Дили.
     -- Не останавливайтесь! -- крикнул Калвер остальным и махнул рукой Кэт,
чтобы та шла дальше. -- Они вот-вот кинутся за нами!
     --  Надо где-нибудь  спрятаться,  --  сказал  Дили,  когда они  подняли
Джексона.
     -- Не раньше чем  когда между нами и  ими будет надежное расстояние, --
ответил Калвер.
     На  краю  парка  громоздились  завалы.  Беглецы  так  спешили,  что  не
заметили, как стали  карабкаться уже на них, выбирая более низкие ложбинки и
проходы  в  развалинах.  Калвер заметил, что  один  глаз Джексона совершенно
закрыт,  а  большая часть  лица прожжена до мяса.  В его черной коже как  бы
запутались еще более темные комья: это кусочки  угля прожгли кожу до плоти и
припечатались к ней. Левое плечо Джексона было  в крови. На  вершине подъема
Калвер  обернулся взглянуть,  действительно  ли  кто-нибудь  преследует  их.
Сквозь волны тумана почти ничего не было видно. Но все же он различал фигуры
преследователей.  Калвер спрыгнул в ложбину и помог спуститься  Джексону. Он
не  сомневался,  что  его  заметили: один из  преследователей остановился  и
показывал рукой в их сторону.
     И  другое зрелище тоже впечаталось  в его  сознание -- рухнувший город.
Вздыбившаяся  земля и расколотые  здания  поднимались над  низко  стелющимся
туманом, словно вершины гор над тучами.
     Кэт  и  Алекс  Дили тоже  были  потрясены  видом  разрушенной  столицы.
Чудовищность  случившегося впервые ударила их почти физически. Потрясенные и
ошеломленные, как  никогда прежде, они, шатаясь, пробирались через впадины и
осыпи,  через  хребты завалов  и  гигантские  обнажения  бетона.  Жара  была
изнуряющая, и вскоре они  уже истекали  потом. Пыль, поднятая ими,  забивала
легкие, душила, тормозя продвижение. В лучах солнца осколки стекла  сверкали
в  развалинах, подобно  алмазам.  Солнце светило так, что жар  его  лучей не
могли сдержать даже струящиеся над землей испарения.
     Укушенная крысами лодыжка Калвера дьявольски  болела, и он понимал, что
вовсе не пот сочится сквозь  повязку и носок. В  какой-то момент он приложил
руку  к ноющей царапине на  щеке -- и пальцы оказались в крови. Он знал, что
получил  в драке и другие ранения,  но  с  ними-то уж он разберется попозже,
если  вообще  для  всех  них  существовало  хоть какое-нибудь  попозже.  Кэт
вскрикнула,  внезапно  едва  не провалившись  куда-то, но сумела устоять  на
ногах, боясь даже взглянуть назад.
     Местность перед  ними  расширилась, и Калвер понял,  что  они,  видимо,
находятся там,  где когда-то была просторная, оживленная  улица,  ведущая  к
Олдвичу. А позади должен  был быть мост Ватерлоо и Темза. И  довольно близко
отсюда находилось единственное место,  где,  как он почувствовал,  они могут
спастись.
     Но Калвер  понимал,  что  в их  нынешнем положении  надо искать убежище
рядом.
        <i>Глава 24</i>
     -- Сюда!
     Калвер  показал  на расщелину (что-то вроде норы), пробитую здоровенной
бетонной  плитой, угрожающе  привалившейся к фасаду магазина.  Большая часть
самого здания,  в котором размещался магазин, как бы  сползла вниз,  на этот
кусок бетона и по его сторонам. А щель  образовалась между плитой и оползнем
из искореженных камней. Кал-вер и Дили помогали Джексону, все еще стонавшему
от боли, а Фэрбенк держался за  Эллисона, который и сам  еще ступал нетвердо
-- никак не мог оправиться от побоев.
     Все  направились  к  щели.   Калвер  быстро  осмотрелся   по  сторонам.
Преследователей еще  не было  видно, но он уже слышал их, эту визжащую свору
духов смерти,  воющих в предвкушении  крови.  Ну,  а  у  них оставалось лишь
чувство мести да еще стремление выжить.
     -- Там, внутри, будет небезопасно, -- сказал Дили, с сомнением взглянув
в нору. -- Да и все здание ненадежно и неустойчиво.
     -- Ну-ка, бери  Джексона и  двигай следом за всеми,  --  подтолкнул его
Калвер. -- Промедлишь еще секунду, и эта шайка увидит нас.
     Дили нехотя повиновался, взвалив на себя Джексона. Согнувшись до земли,
он стал  протискиваться  в  щель со  своей  ношей.  Калвер  замыкал  цепочку
беглецов,  но  не сводил  глаз  с развалин  позади них. Он  быстро  присел и
скрылся  из  виду, когда  над невысоким гребнем  развалин  показалась первая
голова. Он молился, чтобы  его не заметили. Раньше им уже повезло. Его атака
застала этих незваных гостей врасплох и только поэтому оказалась удачной. Но
теперь эти люди спешили не для того, чтобы воровать, пытать или допрашивать.
Нет. Они собирались убивать!
     Вниз  посыпалась  пыль,   на  мгновение   ослепив  Калвера.  Он  быстро
зажмурился и стряхнул ее. Что-то затрещало над его головой, потом бетон осел
на  бетон.  Дили  был  прав:  все  это  вот-вот   могло  обвалиться.  Калвер
протиснулся в щель.  Впереди,  в  тусклом свете,  были едва различимы фигуры
попутчиков. Вокруг происходило какое-то движение.  Какие-то стоны умирающего
здания.  Нет, рефлекторные судороги уже  умершего здания.  Ливень  несколько
недель  трудился  над  его  останками, ослабляя  и  ослабляя  их,  превращая
разбитый бетон в кашицу. Калвер слышал, как отовсюду сочится вода.
     Снаружи  послышались   голоса.   Калвер   и  все   остальные   застыли,
прислушиваясь.  Крики.  Сердитые  и  какие-то...  возбужденные.  Рвущиеся  в
погоню! Новый вид спорта, рожденный из этого хаоса. Охота за человеком.
     -- Тихо все! --  прошептал  Калвер, и они,  возможная добыча охотников,
замерли.
     Вдыхая  пыль  и гниль,  Дили пытался понять,  что  окружает их  в  этой
темноте. Прищурив  глаза, он вглядывался во  мрак.  Ясно, что они  оказались
внутри магазина:  сразу же за  отверстием,  через которое  они проникли,  им
пришлось перешагнуть короткий подоконник, край которого явно был витриной. В
глубине магазина Дили увидел слабый проблеск  света. Еще один ход. Во всяком
случае,  есть  возможность  бегства. Потом он  различил сломанные стеллажи и
замусоренный пол под ними. А, да  это книжный магазин. Он  знал его, заходил
сюда полистать книги  в...  в лучшие времена. А чего теперь  стоит  печатное
слово?
     Рядом  с  ним  постанывал  Джексон. Дили  чувствовал,  как  его  одежда
намокает  все  больше, но не от  пота,  не от  сырости  --  одежда впитывала
какую-то липкую жидкость. Механик-негр истекал кровью прямо на него. Дили  с
отвращением  отодвинулся.  Джексон  застонал  громче. Испугавшись, что стоны
могут услышать снаружи, Дили зажал ладонью рот раненого. От внезапной, резко
усилившейся  боли на  обуглившихся  губах полуприкрытые веки Джексона широко
раскрылись с  пронзительным  воплем.  Джексон оттолкнул кого-то, кто пытался
его удушить, не разбираясь, в чем дело. Он освободился от чужой руки, но был
страшно испуган. Вокруг него задвигались какие-то тени, чьи-то руки  хватали
его,  чьи-то  пальцы  касались  его  обгоревшей  кожи. Он  снова  завопил  и
попытался  бежать.  Что-то старалось  удержать его, он  ударом  отбросил это
прочь. Он  должен  выбраться  отсюда. Ведь  здесь  был  какой-то свет,  было
какое-то отверстие.  Он должен пробраться  через  него. Ведь  здесь внизу, в
этом  убежище,  были  крысы!  Большие  черные  крысы!  Крысы, которые  могут
разорвать человека на клочки! Он должен выбраться отсюда!
     Калвер  ринулся  наперерез потерявшему  рассудок механику, понимая, что
уже слишком поздно: те, снаружи, не могли не слышать  шума. Обезумев от боли
и  страха,  Джексон  отшвырнул летчика в  сторону.  Им владело  только  одно
стремление  -- добраться  до  этого  источника света и,  ради  все  святого,
спастись  из этой темной норы,  где  он чувствовал запах своего  обожженного
тела  и  слышал  визг и  возню ночных  тварей.  Он  шел,  шатаясь,  к  этому
треугольнику света. Он  спотыкался о разбросанные  по полу  предметы,  почти
падал на какие-то громоздкие вещи...
     Он  был уже  почти рядом с отверстием.  Здесь даже воздух казался чище.
Джексон всхлипнул  в  облегчении.  Но  тут  же  увидел  фигуры,  заслонившие
отверстие и  перекрывшие  свет и доступ  свежего воздуха. Послышались крики.
Они напомнили Джексону крики во время нападения банды, напомнили о глумливом
смехе, с которым его лицо сунули в этот жар, об издевательских ругательствах
тех мужчин и  женщин.  О,  они были хуже бешеных  зверей, стали подобны этим
тварям,  блуждавшим  по  подземному  миру и  терзавшим  людей не просто  для
поддержания  собственной  жизни,   а   ради  удовольствия,  которое  им  это
доставляло.  Джексон взревел и ринулся к фигурам, показавшимся в  отверстии.
Он расшвыривал в стороны упавшие балки -- лишь  бы только  добраться до этих
извергов, лишь бы ощутить их беззащитную плоть своими пальцами!
     А  все   остальные  внезапно  услышали  какой-то   скрежещущий  звук  и
почувствовали, что тяжесть над их головами сдвинулась.
     -- Она падает! -- хрипло закричал Дили.
     Других  слов  не  понадобилось.  Все,  как  один,  бросились  прочь  от
угрожающего скрежещущего  шума над  головами. Сначала  они уходили  со  всей
осторожностью, как будто бы их  поспешность могла ускорить лавину.  Но когда
скрежет  и треск превратились в грохот, а  стены  заскрипели уже и  снаружи,
люди, не разбирая пути, кинулись бежать в дальний конец здания.
     Возможно, преследователи, попавшие в ловушку, у входа и кричали что-то,
но  услышать их было невозможно  -- вокруг  один за  другим рушились остатки
здания.  Кэт, Фэрбенк, Дили, Эллисон и Калвер пытались укрыться под мебелью,
у колонн, но  обрушивающиеся каменная кладка и  деревянные  перекрытия всюду
настигали  их, гоня все  дальше  и дальше, не давая  даже перевести дыхание.
Будто  челюсти аллигатора  щелкали позади прыгающих  жаб.  Это была какая-то
безумная круговерть движений и шума.
     Кэт падала, снова оказывалась на ногах, не понимая, встала ли  она сама
или  ей помогли  чьи-то руки. Она бежала, скользила, но  не останавливалась,
все время счастливо оказываясь впереди этой чудовищной волны, подгоняемая ее
пыльным  дыханием.  Туда,  туда, к  этому  свету  впереди, к  этой  полоске,
тоненькой  желто-белой  ниточке.  Эту дверь,  пока еще не  смятую обвалом  и
слегка  приоткрытую, так же  как  и соседние помещения,  защитили  здания  с
противоположной стороны дороги, сами уже лишившиеся верхних этажей.
     Кто-то  из них начал дергать дверь изнутри,  пытаясь открыть ее пошире.
Кто-то стал отбрасывать  в стороны щебень и мусор с порога. И Фэрбенк -- Кэт
думала,  что  это  был  Фэрбенк, -- провел  ее  через эту  дверь, все  время
повторяя,  чтобы Кэт  продолжала  бежать,  давая  какие-то  другие невнятные
наставления. И вот она уже снаружи, и остальные тоже собрались за ее спиной.
Потом все они бросились прочь от обваливающегося  здания. Они карабкались по
длинному   пологому  склону  завала  по  другую  сторону  магазина.  Они  не
останавливались до тех пор, пока в груди не осталось  уже никакого дыхания и
не  было  никаких  сил  двигаться  дальше. Тучи пыли  накрыли и  задушили их
кашлем. Они  упали, закрыли  лица и лежали так, надеясь и в отчаянии молясь,
чтобы  оказаться достаточно  далеко от обвала,  чтобы  всесокрушающий рваный
камень  не добрался  до  них. И  ждали,  ждали,  чтобы  этот страшный грохот
притих, угас, прекратился.
     И в  конце  концов  грохот  и  толчки  действительно  прекратились. Кэт
приподняла  голову и  стерла пыль с лица  и  глаз.  Она лежала  под вершиной
завала. Завал ярдах в пятидесяти  -- шестидесяти от нее  резко уходил  вниз.
Вдоль  завала  возвышалась  основная часть здания, когда-то стоявшего здесь.
Поблизости кто-то стонал. Изогнувшись, Кэт увидела фигуру, покрытую каким-то
белым  порошком,  на самом  деле это  был  истертый  в  пыль  камень. Фигура
пошевелилась. Это был Эллисон.
     Кэт разогнулась. Чуть  ниже,  на  откосе завала, она  увидела Дили. Его
тоже едва можно было различить под слоем пыли. Еще ниже с завала приподнялся
Фэрбенк.  Одной рукой  он  вытирал лицо, другой -- все еще сжимал  топор. Ни
Джексона, ни преследователей нигде не было видно.
     -- Стив? -- прозвучал  среди туч пыли тихий вопрос. -- Стив! --  На это
раз Кэт пронзительно выкрикнула имя.
     Трое  мужчин, стоявших  рядом с ней на склоне, вздрогнули и  с тревогой
посмотрели  вниз, на уходящий к земле завал.  Нет, только не Калвер, он ведь
так  нужен  им! Эта внезапная  потеря сразу же сделала ясным  для  всех, как
сильно он был нужен  им.  Дили  сел и запустил  руки  в  свои редкие, теперь
припудренные пылью  волосы, брови  его  насупились, как от боли.  Эллисон  в
отчаянии качал головой.  Он не любил Калвера, но все же не мог  не признать,
что  от летчика исходила какая-то сила и уверенность. Что ж, чему быть, того
не миновать. Эллисон подумал:  интересно,  смогут ли они выжить без Калвера.
Обычно  веселое  лицо  Фэрбенка  сейчас  являло  собой  маску  жестокости  и
скептицизма, глаза  его  смотрели  недоверчиво, застывшие  губы были  плотно
сжаты. Да, Калвер прошел через слишком многие испытания, чтобы погибнуть так
глупо.  Кэт  была  в  шоке.  Она  пристально  всматривалась   в  тучи  пыли,
вздымавшиеся  вокруг,  прислушивалась к  малейшим  звукам  в  этой  страшной
симфонии  катастрофы,  к  медленному оседанию  камня  и стекла, к скольжению
разных предметов и  гравия. Выкрикнув  имя  Калвера, Кэт  так и оцепенела  с
полураскрытыми губами, а крепко стиснутые кулаки ее так и замерли в воздухе.
     Пыль медленно рассеялась, унеся с собой и  туман,  и вот уже окружающий
пейзаж предстал  перед глазами беглецов,  лишь  слегка затушеванный  еще  не
осевшими пылинками.
     Оцепенение Кэт  прорвалось криком, когда из-за холмика -- грудь: битого
кирпича и щебня, заваливших автомобиль, -- появился Калвер. Стряхивая пыль с
головы, плеч и рук, он, широко шагая по склону, поднимался наверх к ним.
     --  Думали,  я потерялся,  а? --  спросил он.  Казалось, что  слезы Кэт
никогда не кончатся. Все остальные  уселись на некотором расстоянии  от них,
чувствуя  себя  неловко и в  то  же время  испытывая нетерпение.  Надо  было
уходить.  Но  Калвер сидел на  склоне  и бережно баюкал  Кэт. Он  баюкал ее,
гладил по лицу и волосам, -- словом, чтобы остановить поток слез и пережитое
ею  отчаяние. -- Я думала, что ты погиб, Стив, --  наконец удалось вымолвить
Кэт в промежутках между рыданиями. -- После всего, что нам  досталось, этого
я уже не смогла бы вынести.
     --  Все уже почти кончилось,  Кэт.  Считай, что  мы почти избавились от
всего этого.
     -- Но прежнее уже не вернется. Ни у кого из нас ничего не осталось.
     -- Мы  живы.  Только  это  сейчас  и имеет  значение.  Тебе,  наверное,
покажется это невозможным, но  поверь,  надо  прямо сейчас выбросить  все из
головы. Думай только о жизни и о том,  чтобы выбраться  из этой кутерьмы.  А
будешь думать о чем-нибудь, кроме этого, -- тогда точно рехнешься.
     -- А я и так близка к этому, Стив. Я знаю, что близка к помешательству.
У меня уже нет сил вынести еще что-либо.
     -- Ты самая нормальная из всех нас, -- сказал он, целуя ее в макушку.
     Понемногу Кэт перестала дрожать.
     --  Но что  же  у  нас впереди?  Куда нам идти,  что делать? Какой  мир
остался на нашу долю?
     -- Он, возможно, будет просто спокойным.
     -- И ты  можешь так говорить после того, что с нами  случилось утром? И
прошлой ночью?
     -- Этим утром нам просто суждено было узнать, что катастрофа совершенно
не   обязательно  изменяет  природу  всех  людей  к  лучшему.   Мы  повидали
достаточно, чтобы  понять: чувство самосохранения может выявить самые худшие
наклонности человека.
     Слезы все еще катились из глаз Кэт, но сотрясавшие ее рыдания утихли.
     -- Мы поняли это еще в убежище.
     -- Да, -- задумчиво сказал он, -- там нам явно не хватало товарищества.
Но так получилось из-за страха и отчаяния.
     --  Эти люди, ну те, что  утром... отчаявшимися не выглядели. Напротив,
похоже было, что они упиваются сами собой.
     --  Давай просто считать, что  мы  оказались  отброшенными на несколько
тысячелетий назад.  В те  времена все прочие  племена,  кроме  собственного,
считались врагами,  а определенные породы зверей  -- опасными.  Человечество
прошло через это -- что ж, пройдем через это снова.
     -- Тон у тебя какой-то неубедительный. -- Краски понемногу возвращались
к лицу Кэт.
     -- Знаю, я и  сам в это не верю. Но, возможно, об одном у наших предков
все же  было верное  представление: большую  часть  своей  жизни они  решали
вопрос, как жить,  а не почему они  живут.  Они были  слишком заняты добычей
пищи и строительством какого-нибудь жилья, чтобы впадать в отчаяние.
     --  Ну,  слава  Богу,  наконец-то  я  нашла  мудреца,  который мне  все
растолкует, -- фыркнула Кэт.
     Калвер улыбнулся.
     --   Единственное,  чего  я  от   тебя  добиваюсь,  --  это  чтобы   ты
сконцентрировала свои мысли вот на этом отрезке времени, вот на этой минуте.
И  только!  Остальное  слишком  велико, чтобы  о нем думать.  Вот взгляни, к
примеру, на Фэрбенка: ведь он все делает будто в режиме автопилота. Может, в
конце  концов, он и сломается, но, понимаешь, это случится не раньше, чем он
окажется в более безопасной, более надежной обстановке. Насколько я понимаю,
его не интересует ни вчерашний день, ни завтрашний. Только нынешнее, вот эта
сегодняшняя минута!
     -- Но это не противоестественно.
     -- Не для него. И вообще не для теперешних времен.
     -- Но мы должны думать о том, что впереди, если мы  собираемся жить. --
Кэт перестала плакать, и Калвер утирал ее щеки, размазывало ним грязь.
     -- Думать надо о месте назначения, и только.
     -- А оно у нас есть? Ты имеешь в виду -- выбраться из Лондона?
     -- Поближе. Ну как, тебе немного получше?
     Кэт кивнула.
     -- Прости меня. Я ведь думала, что потеряла тебя...
     Калвер поцеловал ее в губы.
     -- От меня так просто не отделаешься.
     -- Ты выглядишь ужасно.
     -- Ну, ты тоже не картинка.
     -- Слушай, а они смотрят на нас?
     -- Стараются не смотреть. С чего бы это?
     -- Мне нужно, чтобы ты был со мной.
     -- Вот и хорошо. Ты уже думаешь об этой минуте.
     -- Я думаю о нескольких минутах.
     -- А что, хорошая порция плача всегда тебя успокаивает?
     -- Скорее да, чем нет.
     -- Что ж, беру на заметку.
     Калвер  снова поцеловал ее, и теперь в его прикосновении было не только
утешение. Они разомкнули объятия,  будто по взаимному согласию:  ни  один из
них уже был  не  силах  продлевать эту  сладостную  муку.  Слегка задыхаясь,
Калвер помахал рукой остальным.
     -- Ну, готовы идти дальше? -- крикнул он.
     -- Ждем тебя, дружок, -- ответил Фэрбенк.
     -- Идти дальше? Куда? Я измочален почти до полусмерти этими  скитаниями
по  руинам и  выжат  почти до  последней  капли,  --  проворчал  Эллисон,  с
отвращением  выплевывая  пыль изо рта. -- Сколько, по-вашему, еще я способен
перенести?
     -- Никто  из  нас  не  способен сделать  что-либо  еще,  это совершенно
очевидно, -- сказал ему Калвер. -- Так что ты просто займешься своим обычным
самолюбованием, а мы все-таки посмотрим, что можно предпринять.
     Он  обвел  внимательным  взглядом  подернутые  туманной  дымкой  руины,
стараясь уяснить всю степень  разрушений. Туман рассеивался, но было все еще
невозможно  разглядеть  невысокие  холмы, окружавшие  город,  превращенный в
груду камней. Калвера интересовало, что скрывается за холмами.
     -- Ладно, -- сказал он наконец. -- Попытаемся  разобраться  в том,  что
осталось от города,  пройдясь по нему. А попутно  поищем  еду и какой-нибудь
кров.  Вряд  ли мы  получим  помощь  из официальных источников,  и я здорово
сомневаюсь, что  по  пути мы наткнемся  на  какие-нибудь  кухни  с  супом от
Красного Креста.
     --  Но  где  же  все-таки эта  правительственная  помощь? --  проворчал
Эллисон. -- И какого черта они вообще делают со всем этим кошмаром?
     -- Масштабы разрушений превзошли все ожидания, -- начал было  объяснять
Дили. -- Они все это недооценили. Никто не предвидел...
     --  Не надо только  этой  тарабарщины,  Дили!  Не надо  этих  проклятых
канцелярских  отговорок!  -- Рука Эллисона угрожающе  нависла  над  кирпичом
рядом с ним.
     --  Ну  хватит,  Эллисон,  --  шагнул к нему  Фэрбенк.  --  Ты  слишком
распустился. Мы не  желаем  этого  терпеть.  --  Спокойствие, с  которым  он
говорил, делало его слова еще более угрожающими. Он повернулся к Калверу: --
А как насчет главной правительственной штаб-квартиры, Стив? Там нам не будет
получше?
     --  Я как  раз  об  этом и собирался поговорить.  Мы  вчера очень  мило
поболтали с нашим приятелем из министерства.  Ну, вы знаете, о ком я говорю,
--  он  находится  среди  нас.  Так  вот. Он  познакомил  меня кое  с какими
любопытными  деталями   в   связи  с   упомянутым  местечком.   Похоже,  оно
неприступно. Неуязвимо для бомб, для радиации и даже для голода.
     -- Да, но вот уязвимо ли оно  в  смысле наводнения? -- мрачно  пробасил
Фэрбенк.
     -- Каждый отсек можно герметически изолировать специальными дверьми, --
ответил Дили.
     -- И ты можешь отвести нас туда? -- нетерпеливо спросил Эллисон. --  Он
знает,  где  находятся  входы,  --  сказал  Калвер.  --   Но   нам  придется
поволноваться,  обдумывая,  как  проникнуть внутрь.  Когда  подойдет  время,
разумеется.
     -- Значит, ты считаешь,  что мы  должны отправиться в  это убежище?  --
спросила Кэт.
     -- Да. В буквальном смысле  слова уйти под землю. Это  наш единственный
шанс.
     -- Согласен, -- взглянул на них Дили все  еще независимо. -- Именно это
я  и предлагал  вам  все время.  Дождаться,  пока  радиация  уйдет, и  тогда
соединиться с главной базой.
     Теперь дополнительные соображения появились у Эллисона:
     --  А откуда нам знать, что  там  в  самом деле безопасно? Ведь никакой
связи с ними нет.
     -- Вина за это, видимо, лежит на  нас или где-то посередине, -- ответил
Дили.  --  Вспомните,  у нас  ведь  не было никаких контактов  и  с  другими
убежищами. Думаю, что доложить обо всем в правительственную штаб-квартиру не
только в наших собственных интересах, но еще и мой долг как государственного
служащего.
     Фэрбенк вяло поаплодировал ему.
     -- Что  ж,  перспектива  реальная,  -- сказал  Калвер. -- Согласны? Все
кивнули.
     -- А Джексон? -- спросила Кэт.
     -- Он погиб, и ты это знаешь, -- взял ее за руку Калвер. -- У него  там
не было ни единого шанса.
     -- Это так жестоко после всего, что он... -- Кэт не стала договаривать,
зная, что все они понимали бесполезность этих рассуждений.
     Не говоря больше ни слова, Калвер помог ей подняться, и все  они начали
карабкаться по руинам. Они  прикладывали массу усилий,  чтобы не споткнуться
об торчавшие отовсюду  куски кладки,  сторонились хрупких на  вид  строений,
тщательно  избегали  любых явных ям и расщелин. Вдруг неподалеку над  низким
туманом  проступили  опорные стойки элегантного  Юбилейного  зала, в  нижней
части которого когда-то помещались разные магазины. Рядом среди развалин они
увидели ряды кресел  Ковент-Гардена. Разоренность  и оголенность этого места
потрясли Кэт.  Ведь она всегда знала его  как оживленную, суетливую площадь,
излюбленный  уголок туристов  и  лондонской  молодежи. Погиб и  Олдвич -- на
месте его  полукруглых зданий  лежали  груды камней.  Большая  часть некогда
величественного Сомерсет-хауза  обрушилась в  Темзу. К всеобщему  удивлению,
над  развалинами  возвышалась  колокольня церкви Святой Марии  на Стрэнде --
лишь  самая  верхушка  ее  была  отбита.  В  общей  картине  разрушения  это
представляло собой какое-то  странное и, пожалуй,  даже ироническое зрелище,
однако Кэт, следуя  совету  Калвера, не позволила  этой мысли задержаться  в
голове.
     Карабкаясь,  оскальзываясь  и  отмахиваясь  от  роев  необычно  крупных
насекомых, они неуклонно прокладывали путь к реке. В обычное  время прогулка
к ней отняла бы  не  более пяти или десяти минут. Сейчас они  шли почти час.
Они уже почти перестали болезненно воспринимать картины, на которые они то и
дело  наталкивались,  их  сознание  приучилось рассматривать  изуродованные,
разбухшие и разложившиеся трупы  просто как часть этих развалин, не  имеющую
ничего общего  с  самой  человеческой  жизнью. Им  приходилось обходить  или
переползать  через  перевернутые,  сожженные  дотла или  просто искореженные
автомобили, не обращая внимания на обгорелых  пассажиров. И нигде, нигде  не
встретились  им  гуляющие,  двигающиеся  люди,  нигде  не  было  никого,  им
подобного.  Их  мучила  мысль: возможно  ли, чтобы так много народу погибло?
Впрочем, когда они  как следует  осмотрелись кругом, вдоволь наглядевшись на
урон, нанесенный  всему неодушевленному,  им стало  ясно, что очень немногим
удалось бы выжить в подобном светопреставлении.
     -- Ну,  долго  еще?  --  недовольно ворчал  Эллисон.  Он тяжело  сопел,
ухватившись рукой за бок, как будто ему во время драки повредили ребра.
     -- Мост, -- сказал Калвер.
     Грудь  его  тяжело  вздымалась  от   напряжения,   на   щеке  запеклась
потемневшая  кровь. Калвер еще раньше  сообразил, что по щеке, должно  быть,
прочертила косую  дорожку пулька из духового ружья. Рана ныла, болели  места
крысиных укусов уже  и на виске, острее стала боль в лодыжке.  Но все это не
было для него слишком большой помехой.
     -- Если мы сумеем добраться до моста  Ватерлоо, -- сказал он, -- то там
должна быть лестница, ведущая вниз, к набережной. А оттуда мы сможем попасть
к одному из входов в убежище.
     Они отправились дальше и были совершенно потрясены, когда добрались  до
Ланкастер-плейс -- широкого проезда, выводящего уже к самому мосту Ватерлоо.
Им,  конечно,  следовало  бы ожидать этого, только  вот  почему-то у них  не
получилось.  И  еще  одно  осквернение,  нанесенное их городу, вообще-то  не
должно было бы удивить их. Мост погиб, обрушился в реку.
     Они  с  проснувшейся  горечью  посмотрели  на  его  разрушенный  остов.
Пространство,  открывшееся от берега до  берега, выглядело до  безрассудства
пустым.  На  противоположной  стороне  холмом битого  камня  высился  бывший
Национальный театр.
     -- Пожалуйста,  давайте не будем  останавливаться,  --  взмолился Дили,
борясь  со  своим  необъяснимым  чувством  утраты. --  Ступеньки,  возможно,
уцелели. Они ведь находятся как бы в укрытии.
     И они пошли вперед. Все это было странно, настолько странно,  как будто
они  прогулочной  походкой   спускались   по   ступеням  к  краю  вселенной.
Величественный  просторный  мост уцелевшей  секцией вытянулся над рекой.  Он
будто  стремился прикоснуться  кончиками  своих стальных пальцев к  такой же
тянувшейся  к нему  навстречу секции  с противоположной  стороны Темзы.  Над
вздувшейся рекой поднимались испарения, в этом  месте  более густые и тяжело
висящие в воздухе.
     Они взглянули на запад и не увидели шпиля обелиска Игла Клеопатры.
     --  О  нет, --  застонал Дили,  рассмотрев  окрестности за  разрушенным
монументом.
     Калвер уткнулся лбом в широкую балюстраду набережной.
     -- Стив, что это? -- схватила его плечо Кэт.
     --   Железнодорожный  мост,   --   подняв   голову,   показал  он.   --
Хангерфордский мост.
     Железнодорожный  мост  тоже рухнул в  Темзу. Металлические  стойки были
разорваны в нескольких местах,  и теперь  мост, казалось,  висел на волоске,
слегка покачиваясь над рекой, будто удочка задремавшего рыбака. Тем не менее
стойки еще были кое-как соединены с секцией на той стороне. Секцию отбросило
прямо на набережную, и она совершенно перекрыла ее.
     Все непонимающе смотрели на Дили и Калвера.
     -- Там, под мостом,  было такое огороженное место, -- сказал им Калвер.
-- Такая толстая кирпичная стена с колючей проволокой  наверху. Если хотите,
что-то вроде мини-крепости. Все это уничтожено мостом.
     На лице его застыло мрачное выражение, и Дили пришлось объяснить вместо
Калвера:
     -- Главный вход в убежище был внутри этого огороженного места.
        <i>Глава 25</i>
     Издалека картина крушения выглядела  незамысловато: просто обрушившийся
железный мост, разорванный на секции так, что одна их часть образовывала как
бы водослив к реке, а секции, находившиеся над серединой реки, теперь  почти
погрузились в нее, бетонные же опоры разрушились пополам. Но вблизи все  это
представляло    собой   чудовищную   мешанину   изогнутых,    перекрученных,
переплетенных  стальных балок и ферм, искореженной красной кирпичной кладки.
И все это пронизывали жгуты кабеля и проводов. Отрезок железнодорожного пути
вознесся  над  этим хаосом, словно  лестница,  устремленная в  небо. Посреди
огромной  кучи  лежал  на боку  локомотив.  Пассажирские  вагоны позади него
громоздились зигзагами  друг за другом.  Купейные  отделения  были продольно
распороты. Торец одного из вагонов торчал  из реки. Калвер заставил себя  не
смотреть в разбитые окна:  для  одного дня он повидал уже достаточно трупов.
Он  представил себе, как машинист  в надежде хоть на минуту найти для себя и
своих  пассажиров  прибежище  в отчаянном  броске  пытался  достичь  станции
Чаринг-Кросс. Застрял ли поезд на мосту,  когда прозвучали  сирены воздушной
тревоги, или  он был  в  это  время далеко  позади, на южной стороне города?
Калвер  представил  себе  эту  стремительную  гонку через  реку, пассажиров,
дрожавших при  завывающих и угасающих  звуках  сирен,  беспомощных и целиком
зависящих от машиниста: ведь только он мог доставить их в безопасное место.
     Мрачная  серо-бурая  вода внизу,  панорама  Лондона, Биг-Бен  и  здание
Парламента слева, а в отдалении, справа, собор Святого Павла -- и знаменитые
ориентиры исторического города, который вскоре перестанет существовать.
     Что пронеслось в эти последние мгновения в мыслях  погибших? Бессильная
ярость, чувство невозможности помочь самим себе, желание бежать, спрятаться,
быть рядом с любимыми?  Или  всепоглощающий парализующий  страх, заглушивший
все  мысли  и  чувства?  Представить  себе их  бесплодное  ожидание было  до
непотребства ужасно. Это внезапное  ощущение  пустоты, когда умолкли сирены.
Этот страх соседей-пассажиров  и это  натужное  пыхтение, металлический лязг
колес, почему-то не заполняющее вакуум безмолвия.  И  эта раскаленная добела
вспышка, которая обожгла бы их глазные яблоки, если бы они смотрели прямо на
нее. И этот гром, пришедший следом за ней.
     Калвер вздрогнул. Как будто  души погибших поведали ему  свою  историю,
передали  свой ужас, все еще живущий в этом скоплении искореженного металла,
последние мысли умирающих,  собравшихся  здесь,  и ждущие, молящие, чтобы их
поглотило чье-то восприимчивое сознание.  Калвер покачал  головой -- простой
физический акт, чтобы только стряхнуть с себя, рассеять все это.
     -- Я знаю это место, -- сказала Кэт. -- Под этим мостом обычно ночевали
бездомные. По ночам здесь работала передвижная суповая кухня. Но я никогда и
слыхом не слыхивала ни о каком огороженном месте.
     --  Вовсе  и  не  подразумевалось,  чтобы  кто-либо  это  знал,  --   с
удовлетворением сказал Дили. -- Удивительно, насколько скрытно  и неприметно
устроены  эти огороженные местечки.  --  И тут  же  поправил  себя: --  БЫЛИ
УСТРОЕНЫ. На самом-то деле эти бродяги заворачивались в картон и спали прямо
у самых  стен  этого сооружения. Они были безупречным камуфляжем. Ну, а мост
сверху считался хорошей защитой на случай ядерного взрыва.
     -- Похоже, что кто-то  снова остался  в  дураках, --  с горечью  сказал
Эллисон. -- А нельзя ли все-таки как-нибудь подобраться ко входу?
     -- Можешь  сам  посмотреть,  --  ответил Дили. --  Он  же  погребен под
сотнями тонн завала.
     -- Но есть ведь и другие места, -- снова  встрепенулся Калвер. -- Ты же
говорил мне, что были и другие входы.
     -- Этот был самый подходящий, именно им я и планировал воспользоваться.
Он  был самым  защищенным.  Остальные  расположены  главным  образом  внутри
правительственных зданий.  Так что они,  конечно,  должны  быть  сейчас  под
руинами. Точно так же, как этот.
     -- Но ведь они должны были предусмотреть, что может случиться такое, --
сказал Фэрбенк. -- У них должны были быть запасные пути спасения.
     --  Запасные  выходы  расположены в  основном  за  пределами того,  что
считалось опасными зонами.
     -- Подожди-ка минуту, -- нахмурился  Калвер.  -- Вчера ты  рассказывал,
что  были  и  другие,  менее  надежные  входы  туда.  Ты  говорил,  что  они
расположены вдоль набережной.
     --  Да-да,  это так. Но я  не уверен, что нам  удастся проникнуть через
них, даже если они и не завалены.
     -- А  просто постучаться мы  что, не можем?  -- с кислой  миной спросил
Фэрбенк.
     --   Ты   ничего   не   понимаешь.  Эти   входы   предназначались   для
эксплуатационной инспекции  и,  в сущности,  представляют  собой всего  лишь
узкие шахты и туннели.
     -- Ну, мы не так уж и привередливы.
     -- Я не уверен, что мы отыщем дорогу в главный комплекс.
     -- Стоит попытаться, -- сказал Калвер.
     -- А как, черт подери, мы проберемся через все это? -- спросил Эллисон,
показывая на гигантские развалины перед ними, а потом на еще более массивный
завал, -- то, во что превратилась железнодорожная станция Чаринг-Кросс. -- У
меня  нет больше сил  разгуливать по этим краям, да к  тому  же думаю, что у
меня сломана пара ребер.
     --  Попробуем пробраться  здесь, --  сказал Калвер.  --  Возможно,  это
окажется и опасным, но зато мы сэкономим время. Ты как, Кэт?
     -- Я  справлюсь, --  нервно  улыбнулась девушка. --  Странно, но здесь,
наверху, я чувствую себя какой-то беззащитной.
     -- Да, это случается, если проживешь под землей слишком долго.
     -- Нет, вчера  все  было совсем по-другому. Я чувствовала себя вольной,
освобожденной, радовалась, что мы выбрались из убежища. А вот с сегодняшнего
утра,  точнее,  с того момента, когда на нас напали... --  Она  не закончила
фразу, но все поняли, что имела в виду Кэт.
     Калвер  взял  ее  за  руку  и  повел к  искореженному  мосту. Остальные
двинулись  следом. Когда начали  карабкаться  на  завал,  Фэрбенк в особенно
трудных местах помогал Эллисону.
     --  Держитесь  подальше от всего, что на  вид  хоть  чуть-чуть выглядит
непрочным, -- предостерегал Калвер. -- Кое-что в этом утильсырье выглядит не
слишком-то надежным.
     Повсюду парил запах  бензина и обожженного металла, но все  же выносить
его было легче, чем  прочие ароматы, с которыми им  довелось познакомиться в
тот  день.  Калвер,  чтобы  не  налететь на  что-нибудь неустойчивое, выбрал
простейший из возможных маршрутов. Было жарко, влажно,  но  несмотря на это,
они  энергично  преодолевали   подъем   и   вскоре   уже   были   на  уровне
железнодорожных   путей.  Калвер  приостановился,   давая   Кэт  возможность
отдохнуть, а остальным  -- подтянуться к ним. Сверху им представилась полная
картина разрушения города.
     Широкая  улица,  слегка  изгибавшаяся  параллельно повороту реки,  была
запружена   сгоревшим   транспортом.   Другая   улица,  столь   же  широкая,
ответвлялась  вправо,  к  Трафальгарской площади.  Туман  уже  почти  совсем
рассеялся, но колонны  Нельсона они так  и не смогли разглядеть.  Набережная
королевы Виктории, идущая вдоль Темзы, была относительно свободна от завалов
(если  не считать транспорта), поскольку учреждения на  ее северной  стороне
раньше  располагались довольно далеко от этой важной артерии города  и  были
отгорожены от нее садами  и лужайками. Как  и следовало ожидать, вместо этих
зданий теперь  были  руины:  и  старое военное министерство, и  министерства
обороны,  технологии  -- все рухнуло. Здание Адмиралтейства  в  начале улицы
Мэлл должно было бы уже показаться, ведь теперь-то ничто не загораживало вид
на него. Но, конечно, исчезло и оно. Кал-вер на мгновение задумался: неужели
все произведения искусства, сосредоточенные в Национальной галерее, стоявшей
когда-то  на  дальней стороне  Трафальгарской площади, погибли в этом хаосе?
Впрочем, какое  это имело сейчас  значение?  В нынешнем мире в грядущие годы
будет,  видимо, не  до  того, чтобы ценить  и понимать что-либо, не  имеющее
отношения к материальной пользе. Как и предполагал Калвер, здание Парламента
и Вестминстерского аббатства тоже были полностью разрушены. Странно, что все
еще  возвышалась  футов  на сто  от земли  нижняя  часть  башни,  на которой
когда-то  был  Биг-Бен. Верхняя  же  часть башни  с  циферблатом  знаменитых
курантов  торчала  из  реки, подобно накренившемуся  островку-утесу.  Калвер
удивился и тому,  что у Вестминстерского  моста  обрушился  только южный его
конец. Остальная  часть  вызывающе  висела  над рекой, просто  чуть-чуть  не
дотягиваясь до противоположного берега.
     Неистовые лучи солнца всасывали влагу из Темзы с такой силой, что вода,
казалось, кипела. Почему-то Калверу вдруг представилось, что именно здесь-то
и были  кишки изуродованного тела  города,  выставленные напоказ и  все  еще
выпускавшие  из себя  пар,  хотя  сама жизнь их  постепенно  угасала.  Мачты
полузатонувших  старинных судов, превращенных было в  фешенебельные  бары  и
рестораны, выступали сквозь плавно катившийся над  рекой  туман. Прогулочные
яхты  и катера  с обуглившейся поверхностью и почерневшими  пассажирами вяло
дрейфовали  по   течению  длинным  погребальным  костром-караваном  новейших
времен.  Прочный,  уцелевший  парапет окаймлял  берег  реки, а  уровень воды
поднялся так  высоко, что волны захлыстывали стенки причалов. Большая  часть
садов была погребена под рухнувшими зданиями, но то тут,  то  там среди руин
виднелись редкие уцелевшие деревья.  Видимо, здания, сами теперь разнесенные
вдребезги, защитили их во время  взрыва. Листья деревьев, дочиста отмытые от
пыли беспрестанным дождем, буйно зеленели во влажном воздухе. Увлажнились от
этого зрелища и глаза Калвера.
     Кто-то похлопал его по руке. Дили показывал ему куда-то вдаль.
     --   Взгляни-ка   туда.  Его  даже  отсюда   видно.  Видишь,  там,  где
поворачивает дорога.
     -- Ты хоть объяснил бы, что я разглядываю.
     --  Неужели  не   видишь?  Небольшой   прямоугольник...  Вон  там,   на
набережной. Прямо у парапета.
     Калвер прищурился.
     --  Так, разглядел. Что-то  вроде крошечного блокгауза. Ты его имеешь в
виду?
     -- Да, его. Через него можно попасть в убежище. Калвер покачал головой.
Как  много, оказывается,  было на каждом шагу  всего, на что  никто даже  не
обращал  внимания, -- все  это оказалось частью большой  тайны. Он припомнил
вялое  любопытство,  которое  не  раз  испытывал, натыкаясь  на  заброшенные
вентиляционные шахты. Их много было  по городу. Но он всегда считал, что они
имеют отношение либо к метро, либо к подземным автопаркам и стоянкам. Только
рассмотрев  их  пристрастно,  можно было обнаружить,  что они  отличаются от
остальных строений такого  типа и имеют какое-то специальное назначение. Вот
также и башенка над телефонной  станцией Кингсвея, и вот эта, на которую они
сейчас  смотрели,  придавленная  Хангерфордским  мостом. Калвер подумал, что
искусство маскировки  заключается в  том,  чтобы создавать нечто  банальное,
неприметное.
     --  Пошли  туда,  --  сказал он,  и,  сдерживая  свой  пыл,  они  стали
спускаться вниз по развалинам.
     Идти стало  легче, едва они оказались  на земле.  И только человеческие
останки,  падаль, полчища насекомых, привлеченных их запахом,  омрачали этот
переход.  Сами  люди  из  группы  Калвера  еще  не  стали  добычей  легионов
насекомых:  к   счастью,   эти   роящиеся  орды  сосредоточились  на   менее
сопротивляющихся организмах.
     Они уже  почти  прошли всю  длинную  решетку,  вмонтированную  прямо  в
набережную,  когда Фэрбенк  вдруг  остановился.  Он опустился  на  колени  и
пристально вглядывался сквозь железные ребра.
     -- Послушайте! -- сказал он.
     Все  тоже  встали на  колен