громкость, но от этого  шум  стал  более  зловещим.
Теперь он напоминал чавканье.  Миллионы  челюстей  хрустели  с  таким  звуком,
словно на сковородке шипел жир. Ночь принесла с собой самые крупные и наиболее
отвратительные создания. Твари за окном вели  себя  в  соответствии  с  единым
биологическим императивом, доведенным до наводящего ужас  предела:  сожри  как
можно больше, прежде чем сожрут тебя.
     Картина внушала отвращение  и  в  то  же  время  завораживала.  Я  искоса
взглянул на Лизард. Она  побледнела  и  дрожала,  но  продолжала  снимать,  не
отрываясь от камеры. Я вылез из кресла и направился в хвост.
     - Эй! Вы куда? - взвизгнула она.
     - Надо найти червя.
     Я пробрался мимо Дьюка. Она пошла следом за мной.
     - Что вы, черт побери, задумали?
     - Еще не знаю. - Я открыл арсенал. - У  вас  есть  какая-нибудь  холодная
взрывчатка?
     - Нет. Хотя погодите. Посмотрите боезапас к гранатомету.
     - Нашел.
     Я стал читать предупреждающие наклейки на ракетах.
     - Я запрещаю вам выходить наружу.
     - Если потребуется, выйду.
     - Но это сумасшествие! Вы же знаете, что там!
     - Да, знаю. Но еще я знаю, как любят черви открывать замки, когда  внутри
находится лакомый кусок... Ага, вот это подойдет. - Я вынул  <трубку  мира>  и
один заряд к ней, передал Лиз и закрыл арсенал.
     - Почему один? - сухо спросила она.
     - Я собираюсь выстрелить только раз. - Я взял у нее гранатомет и  зарядил
его. - Вы прикроете меня с фризером. Знаете, как с ним обращаться?
     - Прицелиться и нажать на спуск?..
     - Этого достаточно.
     Я проверил предохранители. Все индикаторы были зелеными. Отлично.
     - Подождите минуту, - сказала Лиз. - Только одну минуту. - Она  протянула
руки. - Вы хорошо все взвесили?
     - Да. Я им не бесплатная закуска! Другого выхода нет. -  Я  примерился  к
гранатомету и улыбнулся Лиз. - А вдруг мне  повезет.  Может  быть,  червь  уже
убрался. Хотя могу поспорить, что нет. Подержите, пожалуйста.
     Она взяла у меня гранатомет.
     - Я могу приказать не делать этого, вы же  знаете.  Тем  временем  я  уже
залезал в верхний фонарь.
     - Валяйте, приказывайте. Только учтите, что  нет  волынки  хуже  военного
трибунала.
     Я открыл шторки.
     - Мы больше не отдаем лейтенантов под трибунал. - Да ну?
     - Мы их расстреливаем на месте. Так дешевле.
     Я вывалился из фонаря и ткнул большим пальцем вверх.
     - Прежде чем застрелить меня, взгляните туда.
     Лиз отдала мне гранатомет и забралась в фонарь. Когда  она  проскользнула
мимо, я невольно втянул ноздрями  уходящую  волну  ее  запаха.  Неужели  такая
женщина на самом деле обещала пообедать со мной в Окленде?
     - Ой! - донесся сверху ее голос, и после испуганной паузы послышалось:  -
Что он делает?
     - Наверное, просчитывает возможные для него последствия.
     - Он просто сидит там и глядит на люк.
     - И может, даже  слышит  каждое  наше  слово.  Лиз  спрыгнула  и  в  упор
посмотрела на меня.
     - Вы уверены, что убьете его из этой штуки? - прошептала она.
     - Существует только один способ проверить.
     - Можете немного подождать? Я должна подумать.
     - Я-то могу, а он нет...
     Запищал  зуммер  передатчика.  Мы  как  по  команде  обернулись,  и   Лиз
распорядилась:
     - Он уже давно ждет, подождете и вы. Это - приказ. Она  поспешила  в  нос
корабля, чтобы ответить на вызов.
     - <Банши-6> слушает.
     Я громко вздохнул и поплелся за ней.
     - <Банши-6>, говорит <Пол  Баньян>1,  зафрахтованный  Орегонской  службой
воздушных лесозаготовок. Капитан Питер Прайс к вашим услугам. Буксир вызывали?
     Лиз мрачно усмехнулась.
     - Мне достаточно простого лифта - только побыстрее.
     - О лифте и речь, мэм. <Пол Баньян> поднимает до  восьмидесяти  тонн.  На
какой вес вы рассчитываете?
     Лиз смерила меня взглядом, потом оглянулась на Дьюка, быстро прикинула  в
уме и ответила:
     - Двести двадцать пять кило, и то с запасом.
     Я положил гранатомет на плечо и нетерпеливо присел на кресло. Хотел бы  я
знать, сколько времени им потребуется.
     -  Немного  потолстела,  девочка?  -  послышался  другой  мужской  голос,
приятного низкого тембра.
     Лиз вскрикнула:
     - Дэнни! Что ты там делаешь?
     - Да вот, решил проветриться. Как поживает мой любимый рыжик?
     - Я стесняюсь говорить об этом при свидетелях, - со смехом ответила она.
     1  Пол  Баньян  -  сказочный  великан-лесоруб,   персонаж   американского
фольклора.
     Я ломал себе голову, кто такой Дэнни и в каких отношениях они  находятся.
Надо же, кажется, я ревную? Хотя его голос и гудел как ревун маяка,  но  гудел
чересчур нежно.
     Лиз перехватила мой нетерпеливый взгляд.
     - Слушай меня внимательно, Дэнни... Каково расчетное время подлета?
     Тон стал чуть более деловым:
     - Ну... Ваш радиосигнал громкий и чистый. Мы будем над вами не позже  чем
через два часа. Как твой пациент?
     - Плохо.
     - Его можно будет поднять на петле?
     - Нет, потребуется корзина. Я подался вперед.
     - Спросите, есть ли у них канатная дорога?
     - Это еще кто?! - взревел Дэнни.  -  Эй,  красавица,  опять  завела  себе
нового дружка?
     - Не болтай глупости, - ответила Лиз. - Он всего лишь лейтенант.
     Я почувствовал, что краснею.
     - Снова пригрела желторотого птенчика? Ясненько. Дэнни залился смехом.  Я
решил, что он и его манера вести беседу отвратительны. Наклонившись поближе, я
сказал в микрофон:
     - Вы можете наладить канатную дорогу?
     - Конечно, лейтенант... э?
     - Маккарти, Джеймс Эдвард.
     - Все правильно, - энергично отозвался Дэнни. - Маккарти.
     - А <краб> у вас есть?
     - Простите, - вмешался капитан Прайс. -  Лейтенант,  вы  что,  командуете
дирижаблем?
     - Нет...
     - Тогда почему бы вам не предоставить  нам  действовать  по  собственному
усмотрению?
     - У меня на счету семь поисково-ликвидационных вылетов  на  аэростатах  в
Колорадо, так что я крепко выучил это дело. Тут возникли кое-какие проблемы...
     - У нас они тоже есть.
     - Случайно, они не красного цвета,  ваши  проблемы?  -  вспылил  я.  -  И
наверное, тоже весят тонны три и могут вскрыть вертушку зубами?
     В эфире воцарилось  такое  молчание,  что,  казалось,  было  слышно,  как
мужчины переглядываются. Снова раздался голос капитана Прайса:
     - У вас там черви?
     - Да сидит тут один прямо перед парадным подъездом.
     Последовала еще одна короткая пауза.
     - Э... - Это  был  Дэнни.  -  Лейтенант...  -  Теперь  он  говорил  очень
медленно, тщательно подбирая слова. - Делайте что хотите, только не беспокойте
его.
     - Полковник, - ответил я в тон ему, - я не собираюсь  его  беспокоить,  я
собираюсь его убить. - И прежде чем он успел возразить, добавил: - Этот  червь
намерен сделать одно из двух: либо разломать корабль в одиночку, либо привести
сюда остальных членов семейства и разнести его сообща.
     - Лейтенант, - прервал меня капитан дирижабля. - Вы  что,  специалист  по
червям?
     - Да, и причем самый лучший в Калифорнии, - скромно признался я.
     Тут вмешалась Лиз:
     - Капитан Прайс. Это правда.  Я  специально  просила  командировать  сюда
лейтенанта Маккарти из-за его опыта. Если он  говорит,  что  червь  собирается
сделать гадость, так оно и есть.
     - Ну, если вы подтверждаете это, полковник, извините. Я никого  не  хотел
обидеть.  Просто  у  нас  сегодня  произошло  несколько  печальных  историй  с
желторотыми вояками, так что мы немного нервничаем.
     - Ничего страшного. - Лиз взглянула на меня. - Маккарти?
     - Все прекрасно, - сообщил я в микрофон. - Но я собирался убить червя,  а
вы отнимаете у  меня  время.  Конечно,  если  есть  лучшие  предложения,  я  с
удовольствием их выслушаю. Только учтите, я  не  намерен  отсиживать  задницу,
препираясь с вами...
     - Отставить, лейтенант, - послышался очень спокойный  голос  Дэнни.  -  С
вами никто больше не спорит. Вы изложили свою  точку  зрения.  Вы  выбрали.  Я
только хочу знать, уверены ли вы...
     Что-то трахнуло по корме корабля. Мы с Лиз оглянулись.
     - Абсолютно уверен, - подтвердил я.
     Еще удар, на этот раз сильнее! Лиз сказала в микрофон:
     - Дэнни, он стучится к нам в дверь.
     - Идите, лейтенант, делайте свое дело. Мы будем держать эфир открытым  на
случай, если понадобится что-нибудь передать...
     Я уже шел в хвост машины.
     - И пожалуйста, Лиз, присмотри за своим пациентом. Ради меня.
     Но Лизард тоже уже шла следом за мной.
     - Возьмите фризер, - приказал я. - И маску тоже. - Вот.
     Она кинула мне очки.
     Что-то оглушительно таранило люк. Его рукоятка подпрыгивала и дребезжала.
Дьюк вскрикнул во сне. Я натянул очки,  поправил  маску  и  помог  Лиз  надеть
баллоны.
     - Кто такой Дэнни?
     - Полковник Дэнни Андерсон. Войска связи Северо-Запада. -  Она  кряхтела,
затягивая ремни снаряжения. - Разумеется, он оказался здесь не просто так.
     - Андерсон? - Я бросил взгляд на Дьюка. - Фамилия Дьюка тоже Андерсон.
     Лиз кивнула:
     - Дэнни его сын. - Она отступила назад, чтобы подсоединить трубу фризера.
Дьюк начал стонать. Он наполовину проснулся. Дыхание стало очень хриплым, да и
выглядел он гораздо хуже, чем раньше.
     - О Боже, нет! Дверь заскрипела...

     В. Как хторране называют банк крови?
     О. Фруктовый бар.

        25 КРАСНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
     Не доверяйте купленному на распродаже.
     Соломон Краткий
     - Что там происходит? - спросила Лиз. Я и сам не понимал.
     - Похоже, он пытается прогрызть дверь.
     Звук был тихий, но непрерывный и хрустящий. Дверь ходила  ходуном.  Потом
она вспучилась и со скрежетом прорвалась. Внутрь просунулось что-то  черное  -
жвалы червя? В воздухе поплыла розовая пыль.
     Я отодвинул Лиз в сторону.
     - Не загораживайте прицел. - Я уперся спиной в противоположную стенку.  -
Как только подам сигнал, открывайте дверь и поливайте ее по  всему  периметру.
Готовы?
     Лиз кивнула.
     - Давай!
     Она ударила по кнопке защелки. Люк с  лязгом  распахнулся  наружу.  Очень
удивленный червь поднялся  на  дыбы  и  попятился.  <Хторрррр!>  Лиз  шагнула,
заливая проем жидким азотом; червь исчез в облаке холодного пара.
     - С дороги, чтоб тебя!.. - завопил я.
     Лиз отступила назад. Пар рассеялся настолько, что я  смог  увидеть  внизу
червя, изготовившегося к атаке... Как это пишут  в  комиксах?  <На-ка,  глотай
свою смерть, ты, красный слизняк!> Я надавил на спуск. Ракета с  пронзительным
свистом прочертила полосу в проеме люка. Я почувствовал, как  затылок  обожгло
холодом.
     Последовал приглушенный взрыв. На миг тело червя  вздыбилось.  Он  замер,
похожий на удивленный знак вопроса, - и рухнул на землю. За  какие-то  секунды
кристаллики льда покрыли весь его мех.
     А потом наступила тишина.
     - Ты попал? - Лиз  осторожно  выглянула  наружу.  Тело  твари  дрожало  и
корчилось, из пасти вытекала темная сукровица,  и  откуда-то  доносилось  едва
слышное шипение выходящего воздуха.
     - Закрой люк!
     Я кинулся вперед, дернул за рукоятку, но шарниры замерзли.
     Лиз потянула тоже.
     - Проклятый червь помял.
     - Давай тяни!
     С костоломным хрустом шарниры подались, люк с грохотом захлопнулся, и  мы
повалились на пол.
     - Боже мой, удалось! - Лиз засмеялась. - Скажете, нет?
     Я перевел дух, кивнул и снова закашлялся.
     - Одно дело - бомбить с воздуха...  -  Лиз  так  бурно  радовалась,  что,
казалось, обезумела, - И совсем другое - встретиться  хоть  с  одним  лицом  к
лицу!
     Одышка не давала мне говорить. Я показал рукой на люк. Лиз ахнула.
     - О Боже!
     Сквозь дыру в дверце люка можно было свободно просунуть голову,  даже  не
снимая шляпы.
     - Пенобетон?
     Оцепенев, она все-таки сумела помотать головой.
     - Без толку. Слишком большая дыра. Он не будет  держаться.  Нужна  какая-
нибудь заплатка.
     Она стала озираться по сторонам.
     - Оставайтесь здесь с фризером. Обливайте дыру, не давайте ей оттаять!
     Я полез в хвост, туда, где  корпус  вертушки  при  аварии  погнулся.  Там
отскочило несколько панелей внутренней обшивки. Тогда мне пришлось залить дыры
пенобетоном.
     Подобрав самую большую панель, я захватил канистру с пенобетоном и  пошел
обратно к Лиз. Когда я проходил мимо Дьюка, он протянул руку и схватил меня.
     - Что 'оисходит?
     - Все в порядке, Дьюк.
     Я похлопал его по руке и попытался разжать пальцы.
     - Мои ноги 'орят, М' ноги к'асные. Они 'орят. Я оторвал его руку.
     - Сейчас вернусь. Потерпи,
     Но он меня не слышал - он продолжал стонать.
     - Отлично. Опрыскайте еще разок! - крикнул я  Лиз.  Она  прошлась  тонкой
струей по краям дыры.
     - Хорош! Хватит!
     Я направил струю пенобетона на края  дыры.  Он  потрескивал,  попадая  на
охлажденный металл. Выждав десять секунд, я снова включил распылитель,  трижды
прошелся по периметру люка, потом накрыл его  панелью  и  прижал,  навалившись
всем телом.
     - Сколько сохнет эта штука?
     - Минут пятнадцать, а может, полчаса. Точно не знаю.
     - Кошмар! Возьмите канистру и облейте всю  дверь.  Петли,  рукоятку,  все
подряд. И пазы тоже.
     - Хорошо.
     Я мешал Лиз, загораживая собой люк, но она справилась отлично. Когда  она
закончила, пенобетон на заплатке уже застыл. Я отсторожно  отпустил  панель  -
она держалась. Отлично!
     Лиз хихикала за моей спиной.
     - В чем дело?
     - Мне всегда не хватало здесь окошка. - Что?
     Я обернулся. На середине заплатки красовалось стеклянное окно с надписью:
<Осторожно! Не открывать во время...> Остальные слова стерлись.
     Я слишком устал, чтобы смеяться, только кивнул в сторону кабины:
     - Вызовите... Как там его? Передайте, что все в порядке. И еще скажите, -
я понизил голос, - что с Дью-ком дела обстоят довольно плохо.
     - Что-нибудь вроде того, будто Дьюк забрался на крышу, а снять его оттуда
мы не можем, да?
     - Да. Пора готовить его к эвакуации.
     Я  пошел  посмотреть,  что  можно  сделать.  Дьюк  по-прежнему  бредил  и
повторял, что ноги у него красные и  горят.  Я  развернул  одеяло.  Герромицин
сделал свое дело - розовые волоски выпали, но пурпурные и темно-красные  стали
длиннее. Мех червя! Но откуда? Почему?
     Он горел, температура поднялась под сорок. Кожа покраснела и  шелушилась.
Глаза так отекли, что я даже засомневался, сможет ли он открыть  их.  Но  Дьюк
повернул лицо ко мне и что-то прохрипел.
     Я ничего не понял и наклонился пониже.
     - Что?
     - До... Го... Мо...
     - Домой? Хорошо, Дьюк. Мы уже собираемся. Потерпи еще чуточку, ладно?
     Я успокаивающе пожал его руку, но от моего прикосновения он скорчился.
     - Прости, Дьюк. Продержись немного. Самую малость. Дэнни летит за  тобой.
Твой сын.
     Он отвернулся. Я был  бессилен  помочь  ему.  Лиз  только  что  закончила
радиосеанс.
     - Они готовят <краба> и канатную дорогу. Кряхтя, я сел в кресло.
     - Как там? - спросила она.
     - Нормально, - ответил я не слишком уверенно. Она похлопала меня по руке.
     - Ты держишься молодцом, Маккарти. Потерпи еще немного.
     Я с грустью посмотрел на нее.
     - То же самое я только что сказал Дьюку.
     - Прости.
     - Он умрет. Я знаю.
     - Джим...
     - Я устал от всех этих  смертей!  Ненавижу  их!  Надо  остановиться.  Еще
минута - и я сорвусь. Отвернувшись от Лиз, я попытался уйти в себя. Все внутри
болело, в горле першило, а когда я попытался откашляться, то зашелся так,  что
не мог остановиться. Легкие выворачивало наизнанку, меня начало тошнить  -  но
остановиться я не мог. Болело все сразу. Боже мой, какая ужасная  смерть!  Изо
рта летели брызги крови, слюны, мокроты, на губах пузырилась розовая пена. Лиз
протянула мне кислородную маску. Я схватил ее, прижал к лицу, но это почти  не
помогало. На какое-то мгновение  я  вроде  бы  потерял  сознание.  Все  кругом
поплыло. Я замахал Лиз, чтобы она  ушла.  Она  по-матерински  склонилась  надо
мной, но я со злостью отвернулся, оттолкнув ее.
     - Уйдите. Оставьте меня в покое хоть на минуту! Умоляю!
     - Конечно, конечно.
     И я остался наедине с  затухающей  болью.  Темно-красный  огонь  полз  по
легким. Этот приступ был самым  жестоким.  Я  вытер  слюну  с  губ.  Следующий
приступ мне не пережить. Может, я уже мертв?
     В машине стало холодно. На стенках виднелась изморозь, а там, куда попала
струя фризера - морозные разводы.  Пахло  пенобетоном  и  сахарной  ватой.  Но
сладкий аромат не мог заглушить вонь нашего пота,  да  и  другой  запах  тоже.
Запах, доносившийся из хвостового отсека.
     Мы молчали и  слушали  шум  хторранской  жизни,  пожирающей  самое  себя.
Смотрели на мириады крошечных созданий, суетящихся на  обтекателе.  Теперь  их
было намного меньше. Вероятно, большинство не любило свет. Остались  лишь  те,
кому все равно.
     Один розовый меховой шар, выгибая спину,  полз  по  стеклу  прямо  передо
мной.  Почти  автоматически  я  поднял  камеру  и  начал  снимать.   Маленький
складчатый рот, как пылесос, всасывал все подряд на своем пути. Это могла быть
личиночная стадия червя. Смогу ли я сам проверить  это  или  наши  видеозаписи
достанутся в наследство другим?
     - Эй!
     Я опустил камеру и повернулся к Лиз.
     Она вопросительно смотрела на меня.
     - До меня только что дошло. Дьюк всего лишь капитан. Как  его  сын  может
быть полковником?
     - Хотите знать правду? - Да.
     - Вам известно, что случилось в Пакистане?
     - Немного. Это было так давно. Лиз вздохнула:
     - Пятнадцать лет - не такой уж большой срок.
     - Но мне тогда было всего девять, - возразил я.
     - А я заканчивала школу, -  сказала  Лиз.  -  Но,  может,  вы  что-нибудь
слышали об инциденте в Равалпинди?
     - Да, как раз об этом я слышал.
     - Так вот... Ваш капитан Андерсон - тогда  лейтенант  Андерсон  -  был...
Словом, он активно участвовал в тех событиях.
     - Что значит <активно>?
     - Он получил приказ и следовал ему.
     - Должно быть, я тупой, -  заметил  я,  -  но  никак  не  пойму,  что  вы
пытаетесь сказать.
     - Капитан Андерсон выполнял свой  долг.  При  этом  погибли  люди.  Много
людей. В основном со стороны противника. На войне такое  происходит  сплошь  и
рядом. Капитан Андерсон заслуживал награды. Но вместо  этого  его  отдали  под
трибунал.
     - Дьюка? Лиз кивнула.
     - Боже, я ничего не знал об этом!
     - Не только вы, об этом мало  кто  знает.  Мне,  например,  пришлось  все
выяснять  самой.  Очень  увлекательное  было  чтение.  Капитан  Андерсон   мог
заниматься  чем  угодно  -  только  бы  захотел.  Единственное,  что  от  него
требовалось, это уйти в отставку.
     - Чушь! Дьюк никогда не пошел бы на компромисс.
     - Верно. Другой, может, и подписал бы прошение об  отставке.  Но  капитан
Андерсон не стал этого делать. Вы должны  прочесть  его  речь  в  суде.  Самый
интересный эпизод в этой истории. Он говорил  о  подлинном  понимании  службы:
<Меня обвиняют в том, что я не ушел с поста, когда запахло жареным>.
     - И после этого его уже никогда не повышали?
     - Вот именно.
     Я задумался. Рассказ объяснял многое, но не все. Я  выжидательно  смотрел
на Лиз.
     - Больше вы ничего не хотите сказать, а? Она промолчала.
     - Ну так как? - продолжал настаивать я.
     - Хорошо, - вздохнула она. - Лучше вам услышать это от меня.
     - Что услышать?
     - Одна из причин, почему вас перевели из Колорадо,  состоит  в  том,  что
Дэнни попросил меня, конечно неофициально, подыскать  для  капитана  Андерсона
местечко побезопаснее. Вы же знаете, ему уже почти шестьдесят.
     - Дьюку?
     - Да, Дьюку.
     Вот уж никогда бы не подумал.
     - Я говорила вам, что просмотрела его личное дело. Оно впечатляет. Вот  я
и попросила направить его в мое распоряжение. Вы входили в  комплект,  поэтому
тоже оказались здесь. Впрочем, рано или поздно это  все  равно  бы  произошло.
Сейчас мы перебрасываем в Калифорнию большой контингент  из  района  Скалистых
гор.
     Я пробормотал слова благодарности. Не очень-то приятно  чувствовать  себя
довеском.
     Лиз накрыла мою ладонь рукой. Ее глаза были невероятно голубыми.
     -  Послушайте,  глупыш,  то,  что  я  сказала,  не  относится   к   вашей
компетентности. Мне ничего не стоило направить вас с Дьюком куда угодно, но  я
попросила оставить вас у меня, потому что вы оба - как раз  те  люди,  которые
мне сейчас нужны. Особенно я ценю ваше чутье на хторран. А за  последние  двое
суток зауважала вас еще больше.
     - Большое спасибо, - проворчал я сердито, хотя едва ли чувствовал злость.
     - Вы расстроились?
     - Послушайте. Поскольку мы сейчас режем правду-матку - я  лучший  эксперт
по червям по одной-единст-венной причине: других в Калифорнии просто нет.  Так
что вы переоцениваете мои способности.
     - Здесь вы показали себя неплохо.
     - Это не составило никакого труда. - - Неужели?
     - Уверяю вас. Просто я спрашиваю себя, как  можно  ухудшить  ситуацию.  А
потом в соответствии с этим  действую.  Если  становится  хуже,  я  приобретаю
репутацию человека, который знает, что делает. Если же нет - тем более.
     - Вы шутите.
     - Ничуть. Хотите попробуем? - Я показал на окно. - Что  может  быть  хуже
этого?
     Лиз быстро ответила:
     - Целое семейство червей, окружающее вертушку Я взглянул на часы.
     - Вероятно, это и произойдет в ближайшие пятнадцать минут.
     - Вовсе не обязательно сообщать это таким радостным тоном.
     Я пожал плечами:
     - Трудно говорить правду и не выглядеть при этом нахалом. А  кроме  того,
что еще может быть хуже?
     Лиз внимательно посмотрела на меня.
     - Вы недовольны переводом, я не ошибаюсь?
     - Да, недоволен, - честно признался я. - Мне не понравилась спешка. Я  не
люблю, когда меня отрывают от дела на полдороге. В Колорадо  у  нас  наметился
серьезный успех.
     Лиз кивнула.
     - Хотите, раскрою еще один секрет?
     - Какой?
     - Ни у кого и в мыслях не было отрывать лейтенанта  Маккарти  от  важного
дела, если бы здесь  для  него  не  нашлось  еще  более  важное.  Вам  полезно
запомнить это. Все обстояло именно так, несмотря на другие обстоятельства.
     Она имела в виду  Дьюка.  Из  хвоста  вертушки  доносилось  его  дыхание,
болезненно громкое, еще более хриплое и неровное. Я  не  был  уверен,  что  он
продержится до дирижабля.
     Некоторое время мы молчали. Неожиданно Лиз воскликнула:
     - Вы - сукин сын! - Что?
     - Опять накаркали.
     Снаружи, на границе темноты и света,  двигалось  какое-то  существо.  Его
выдавали тускло поблескивающие глаза.
     - Прожектора работают? - спросил я.
     - Носовой разбит, но есть еще один наверху. Держитесь, включаю.
     Она нажала кнопку на приборной панели. Яркий луч  прорезал  ночь,  поймав
серебристо-розовую  фигурку,  удивленно  застывшую  в  круге  розового  света.
Существо моргнуло и замерло под ослепительным лучом. Оно  было  толстенькое  и
пушистое - нелепый, но  симпатичный  маленький  снеговик.  Его  окружал  ореол
розовой пыли.
     - О! - Лиз задохнулась от удивления. - Это - кро-ликособака?
     - Да, - мрачно ответил я и поднял камеру. Существо погрузилось в пудру по
бедра, значит, сахарная вата оседает.
     - Похоже, он не испугался света?
     - Ему просто интересно. Эти твари  не  выказывают  страх  ни  перед  чем.
Видите остальных?
     В полутьме позади первого зверька виднелись  другие  кроликособаки,  тоже
стоявшие неподвижно. Лиз улыбалась.
     - На этот раз вы дали маху. Это не черви.
     - У меня в запасе еще десять минут. Кроликособака заморгала, почесала  за
ухом, потерла лицо лапками, состроила нам гримасу и, переваливаясь,  вышла  из
круга света.
     - Кажется, она что-то сказала, - предположила Лиз.
     - Да, только знать бы - что.
     Остальные зверьки тоже стали проявлять любопытство. Один  за  другим  они
начали приближаться к вертолету, осторожно  передвигаясь  короткими  прыжками.
Они часто останавливались как бы в нерешительности, присматриваясь  к  машине.
Наклоняли набок голову, прислушиваясь; при этом их висячие уши приподнимались.
Я не выпускал камеру из рук, большим пальцем переключаясь то на общий,  то  на
крупный план. Эта запись должна прояснить многое.
     Довольно забавно был устроен их рот.  Казалось,  они  постоянно  надувают
губы и корчат рожицы. Один из  зверьков,  выпрямившись,  повернулся  к  своему
соседу и выпятил  губы,  будто  целовал  воздух.  Тот  ответил  ему  таким  же
поцелуем. Они напоминали грудных детей, оторванных от  материнской  груди.  Ну
конечно! Их  ротовой  аппарат,  скорее,  приспособлен  для  сосания,  чем  для
пережевывания.
     Как  это...  странно.  Я  наблюдал  и  фотографировал,  в  то  время  как
расстояние  между  вертолетом  и  принюхивающимися  к   нему   кроликособаками
сокращалось. То одна, то другая совала рыльце в пудру, втягивала ее и  жевала.
Что они ели - саму пудру или кормящуюся в ней мелочь, - разобрать не  удалось,
хотя это могло решить вопрос о наличии у них интеллекта. Вдруг это те разумные
существа, которых мы ищем?
     Ноздри у них были сужены, а глаза  прищурены  из-за  пудры,  но  довольно
часто какая-нибудь из  кроликособак  останавливалась  и  на  мгновение  широко
открывала глаза, большие и круглые, как у щенка. Вероятно, таков их нормальный
облик, когда они не разгуливают по пояс в пудре,
     Я констатировал:
     - Дела наши из рук вон плохи.
     Лиз удивленно взглянула на меня:
     - Да?
     - Вы убеждаете людей, что все хторране - отвратительные,  мерзкие  твари,
верно?
     - Верно.
     - И в подтверждение показываете им картинки, так?
     - Продолжайте.
     - Как вы думаете, долго ли вам удастся торговать этим товаром, после того
как портреты столь симпатичных зверушек станут достоянием общественности?
     - Вы правы, - согласилась она. - Новости действительно плохие.
     - Нам придется засекретить эти кадры, по крайней мере до тех пор, пока мы
не выясним, что это за существа. Они могут оказаться опаснее остальных, хотя и
выглядят очень мило,
     Тем  временем  первая  из   зверушек   добралась   до   обтекателя.   Она
вскарабкалась на бок вертушки и заглянула внутрь, мигая, как сова. С  лапками,
прижатыми к стеклу, она напоминала малыша, приникшего к  витрине  кондитерской
лавки. Она ощупала губами стекло, явно пробуя его на вкус.
     - Я все жду, когда она тявкнет, - шепнула Лиз.
     - Чтоб ему провалиться, гаду! -  прорычал  я  сквозь  зубы.  -  Ишь,  как
притворяется, тварь.
     Зверек деликатно облизнулся. Интресно, что бы это  значило?  На  вертолет
уже карабкались другие кроликосо-баки.
     Через минуту все стекло загораживали маленькие  мордочки,  разглядывающие
нас.
     - Не хотелось признаваться, - вздохнула Лиз, - но. кажется, я боюсь.
     - Я тоже. Никогда не думал, что испугаюсь стайки плюшевых медвежат.
     - Они разглядывают нас. Что им надо?
     - Откуда я знаю? - Все время я, не отрываясь, сни-мал. - Может, им просто
интересно. - Я  опустил  каме-ру.  -  Мне  пришла  в  голову  одна  мысль.  Вы
поснимаете?
     - Конечно. Я готова, начинайте. Наклонившись вперед, я приставил ладони к
стеклу
     напротив лапок кроликособаки - они были не больше детской ладошки.
     Зверек  мигнул.  Он  попробовал  понюхать  мои  руки  сквозь  обтекатель,
попытался пососать стекло, потом, нахмурившись, замер. Он явно не  понимал,  в
чем дело. Зверек моргнул и повторил все  снова,  только  на  этот  раз  лизнул
стекло  мягким  розовым  язычком.  Остальные  с  любопытством   наблюдали   за
происходящим.
     - Они не кажутся очень умными, - - заметила Лиз.
     - Просто они никогда не видели стекло, вот и пробуют его.
     Кроликособака снова моргнула, я медленно мигнул в ответ, как  можно  шире
раскрыв глаза и затем как можно крепче  зажмурившись.  Кроликособака  оскалила
зубы. Я тоже оскалился - изо всех сил растянув  губы.  Кроликособака  (другого
слова не подобрать) улыбнулась. Я улыбнулся  тоже,  расплывшись  в  широчайшей
ухмылке типичного идиота.
     - По-моему, вы разговариваете, - решила Лиз. Интересно, о чем  мы  только
что беседовали?
     - Вы напоминаете двух братьев...
     - Замолчите, - отрезал я, по-прежнему широко  улыбаясь  кроликособаке.  -
Может, мы вырабатываем условия мирного договора...
     Кроликособака  скорчила  рожицу,  оттянув  щеки,  что  придало   мордочке
странное выражение.
     - А ну-ка, - подбодрила Лиз. Я проглотил слюну.
     - Иду на это только ради человечества.
     И я скорчил рожу в ответ: зацепил пальцами уголки губ, растянул их,  свел
глаза на переносице и дотронулся языком до кончика носа.
     От  удивления  кроликособака  свалилась  на  землю.  За   ней   попрыгали
остальные.
     - О Господи, кажется, я их оскорбил.
     Кроликособаки катались в пыли, суча  своими  ножками  и  поднимая  облака
бледно-розовой пыли. Казалось, их всех одновременно хватил удар.
     -  Может,  вы  преувеличиваете?  -  засомневалась  Лиз.  Она  по-прежнему
снимала, и камера была направлена
     на меня.
     - Вот так, - грозно произнес я в назидание потомству, - и  погиб  капитан
Кук.

     В. Что хторране думают о кремации?
     О. Растранжиривание пищи.

        26 ЗА АДРЕНАЛИНОВОЙ ЧЕРТОЙ
     Самое опасное - оказаться правым раньше времени.
     Соломон Краткий
     Кроликособаки снова показались за стеклом и уставились на нас. Я  скорчил
еще несколько гримас. Постепенно  они  потеряли  интерес  к  игре  и  занялись
вертолетом. Слышно было, как они ползают по крыше и скребутся в иллюминаторы.
     - Пойду погляжу, чем они там занимаются.
     Взяв камеру, я отправился в хвост, но по пути остановился  и  заглянул  в
верхний фонарь. Оттуда на меня смотрела одна из симпатяг. Я в шутку помахал ей
рукой - она ответила тем же. Я задернул шторки на случай, если Дьюк проснется.
     Потом я выглянул в самодельное окошко в люке. Боже!  Я  прижал  камеру  к
стеклу и начал снимать. Кроликособаки окружили  мертвого  червя!  Лед  на  его
шерсти уже растаял, и теперь он напоминал бесформенный пудинг.
     Кроликособаки ползали по нему, недоуменно толкая мертвеца  и  что-то  при
этом чирикая. Казалось, они  хотели  разбудить  его.  Один  из  зверьков  даже
заглянул ему в пасть.
     Послышался голос Лиз:
     - Эй, Маккарти! Идите сюда скорее.
     - Подождите...
     - Я не шучу! Вам лучше прийти.
     Она оказалась права. Снаружи что-то происходило. Кроликособаки неожиданно
скатились с мертвого червя и бросились к носу вертолета. Я бегом  вернулся  на
место.
     - Вон там.  Смотрите.  Кажется,  они  прислушиваются.  Лиз  не  ошиблась.
Маленькие толстенькие существа
     застыли. Они внимательно слушали, склонив головы набок, - ждали.
     Далеко в темноте кто-то пробирался через пыль, клубящуюся в  лучах  наших
прожекторов... У меня замерло сердце. Так оно  и  есть!  Через  гребень  холма
перевалил первый хторр и по сугробам двинулся вниз. За  ним  появился  второй,
потом третий. На их спинах ехали кроли-кособаки. Лиз подняла камеру.
     - Ну, вот вы и накликали червей, -  сказала  она.  -  Только  немного  не
угадали сроки.
     Из-за холма ползли и  ползли  черви.  Я  проглотил  слюну.  <Все  гуляли,
веселились, подсчитали - прослезились>.
     Лиз снимала крупный план.
     - Я вижу  шесть  червей.  Семь.  Восемь...  Нет,  десять,  одиннадцать...
Четырнадцать.
     Они были разные: самый маленький  не  больше  пони,  самый  большой  -  с
автобус. Они прощупывали окрестность большими черными, как у детских  игрушек,
глазами и упирались взглядом в вертушку.
     Уже виднелась их окраска: ярко-красная и оранжевая с пурпурными полосами,
припорошенными розовой пудрой. За хторрами тянулись шлейфы клубящейся пыли,  а
сами они сверкали, как разукрашенная новогодняя елка.
     - Язык не поворачивается назвать их прекрасными, - прошептала Лиз.
     Она была права. Черви вселяли ужас и  одновременно  завораживали.  Каждый
червь - цветовая соната. Казалось, полосы перемещались по телу. Если у  них  и
было что-то общее в окраске, то я этого не заметил.
     Мы наблюдали уникальное, никем прежде не виданное  зрелище  -  хторран  в
естественной обстановке,  да  еще  так  близко.  Чудовища  напоминали  толстые
короткие сигары, горб в передней части тела придавал  им  сходство  с  носовой
частью  старого  <Боинга-747>.  Там  размещался  мозговой  сегмент  -  толстая
костяная камера, защищающая серое вещество животного (или какого там оно цвета
- скорее всего, красного). От горба отходили своеобразные двусуставчатые  руки
чудовищ. Обычно они покоились, скрещенные на мозговом сегменте.  Червь  пускал
их в ход только для того, чтобы схватить что-нибудь.
     Глаза  червей  торчали  прямо  перед  горбом.  Они  могли  подниматься  и
опускаться в мешки из складок кожи. Каждый глаз  двигался  независимо,  словно
привязанный к разным шарнирам.
     И все бы ничего, если бы не рот. Когда он был закрыт, то выглядел  вполне
сносно. Но стоило ему открыться, и кровь застывала в жилах - это  была  черная
дыра, бездна, прорва, в которой безвозвратно исчезало все подряд.  Две  острые
челюсти, жвалы, прятались  в  кожистых  складках,  но  в  любой  момент  могли
выскользнуть наружу. Хторры нервно скрежетали челюстями, когда им  приходилось
ждать. Нет, в этих чудовищах ничего не было от божьих тварей. Лиз не ошиблась.
Брюхоногие - отнюдь не прекрасны и не  могут  быть  таковыми.  Все  портит  их
пасть.
     Тем временем черви кружили вокруг вертолета, изучая его со  всех  сторон,
но при этом предусмотрительно сохраняя дистанцию, примерно  в  три  их  длины.
Несколько хторров поползло к хвосту машины.
     О Боже! Мертвый червь!
     Лиз бросилась следом за мной. Я через Дькжа  потянулся  к  арсеналу.  Лиз
забралась в фонарь.
     - Они нашли его! Маккарти, слышишь?
     Я  схватил  ящик  с  ракетами,  поспешил  к  люку  и  прижался  лицом   к
самодельному окошку. Три больших червя  обследовали  тело  мертвого  сородича.
Кроликособаки разбегались в стороны, чтобы их не задавило.
     Один из червей прижался к мертвецу боком. Он  словно...  обнимал  его.  Я
ничего не понимал. Второй проделал то же самое с другой стороны.
     - Чем они занимаются? - тихо спросила Лиз.
     - Не знаю. Никогда не видел такого. Вы снимаете?
     - Да. Они в кадре.
     Один из хторров внезапно поднял глаза  и  посмотрел  прямо  на  меня.  Он
внимательно изучал дверь -  ту  самую  дверь,  которую  пытался  взломать  его
мертвый собрат.
     Червь скользнул вперед... У меня вырвался крик; я схватил <трубку мира> и
снова выглянул в окошко. Червь смотрел прямо на меня. Я отпрянул  назад,  едва
удержавшись на ногах, и ударился спиной о противоположную стенку.
     В люк постучали. Это действительно напоминало настоящий стук. Я  направил
гранатомет на дверь.
     - Не отвечай, - сорвавшимся голосом предупредила Лиз.
     Стук длился.... целую вечность. И вдруг прекратился.
     Мое сердце билось так, словно хотело вырваться из груди. Стояла  гробовая
тишина.
     Дверь скрипнула и затрещала: червь пытался  повернуть  рукоятку.  Она  не
сдвинулась. Пенобетон не подвел... Снова наступила тишина.
     - Что он делает? - шепотом спросил я.
     - Отползает.
     Я прыгнул к окошку. Лиз была  права.  Червь  пятился,  но  по-прежнему  с
любопытством  изучал  люк.  А  потом  вдруг...  почесал  между  глазами,  явно
озадаченный.
     - Вы снимаете все это?
     - Да, хотя ничего не могу понять. Маккарти! Смотри, второй!
     Теперь второй червь, обнимавший мертвеца, поднял глаза. Он перевел взгляд
на пятившегося родственника, как бы оценивая ситуацию, потом снова взглянул на
люк и, явно приняв какое-то решение, пополз к носу вертолета.
     У мертвеца собралось еще несколько червей.  Казалось,  они  обнюхивали  и
осматривали его, но ни один больше не прижимался к телу.
     - Смотрите, больше никто не хочет проститься с ним.
     - Может, вы хотите? - осведомилась Лиз, выбираясь из фонаря.
     - Быстрее! Там что-то готовится.
     Черви  сползались  в  группы  -  две  по  четыре  и  две  по  три  особи.
Кроликособаки вели себя как распорядители,  но,  похоже,  без  успеха.  Сам  я
никогда не следовал указаниям служителя на автостоянке, так почему  им  должны
подчиняться хторры? Затем движение вдруг прекратилось.
     - Что они задумали? - спросила Лиз.
     - Откуда я знаю? - прошептал я. - Раньше мы никогда не видели больше трех
или четырех червей вместе. Это считалось семьей.  Нам  не  довелось  наблюдать
столь представительное собрание.
     На предпоследнем слове мой голос сел. Я  напряг  горло,  с  болью  глотая
слюну и изо всех сил стараясь подавить новый приступ кашля.
     Лиз обернулась ко мне:
     - Как вы себя чувствуете?
     - Интересуетесь, не испугался ли я? - Да.
     - У меня все отнялось от страха. А вы как? Она сухо ответила:
     - Могли бы сказать, что держитесь, как подобает мужчине.
     Снаружи донесся неясный, высокий, чуть  вибрирующий  звук.  Я  перегнулся
через подлокотник кресла и дотронулся до ее руки.
     - При сложившихся обстоятельствах строить из себя героя нелепо.
     Она  сжала  мою  ладонь  -  может  быть,  слишком  крепко.  Потом  быстро
оттолкнула, словно стыдясь минутной слабости.
     Я постарался успокоиться и занялся камерой. Когда  что-то  не  дает  тебе
покоя, надо переключиться на какое-нибудь дело. Я выбросил кассету на  ладонь,
взял новую и вставил ее в гнездо.
     Двухчасовая видеозапись и восемьдесят  гигабайт  информации.  Что  бы  ни
произошло дальше, снятое нами сегодня вечером совершит настоящий переворот. Мы
наблюдали сегодня то, чего еще не видел ни один человек, - и засняли это.
     В ближайший час наверняка будет еще интереснее.
     Если, конечно, мы будем еще живы, чтобы понаблюдать.
     Эта мысль подействовала на меня довольно странно.
     Я отдавал себе отчет, насколько мы близки к смерти... И меня  это  ничуть
не волновало. Похоже, я преодолел порог страха и  впал  в  эйфорию,  В  высшей
степени необычное ощущение. Я истратил отпущенный мне природой страх  -  весь,
до капельки. Осталось только любопытство.
     Вероятно, у меня  иссяк  адреналин.  Вроде  бы  подходящее  объяснение  с
медицинской точки зрения, но чисто по-человечески ощущение напоминало  свободу
сумасшедшего.
     Однако я не возражал и против такого.
     Хорошо быть чокнутым - лучше не придумаешь.  Никакой  ответственности.  Я
устал отвечать за что-то или за кого-то...
     Я парил. Я снимал хторран и парил над земными страхами.
     Тем временем кроликособаки собирались перед  червями.  Они  абсолютно  не
боялись их. Не возникало сомнения, что это виды-партнеры, но кто доминирует?
     Четыре  группы  хторров  устроились  полукругом  перед  носом  вертолета.
Несколько кроликособак выпрыгнули вперед и  начали  расчищать  площадку  вроде
арены, диаметром в несколько метров. Вокруг них вздымались сверкающие в  свете
прожекторов клубы розовой пыли. Похоже, они твердо знали, что делают.  Зверьки
по-кроличьи барабанили лапками, утрамбовывая  пудру.  Они  двигались  друг  за
другом, снова и снова описывая круги.
     Их было не меньше дюжины, причем все кружились с какой-то  отрешенностью.
Казалось, что толстенькие розовые воины изобретают новый танец  войны.  К  ним
стали присоединяться другие кроликособаки, пока не заполнили всю площадку.
     Черви очень внимательно следили за происходящим, поворачивая головы.  Они
придвигались к самой бровке круга, но не переходили ее, а застывали, напоминая
огромные куски красного мяса со сложенными руками.
     Видимо, они явились сюда по приглашению кроликособак.
     Сцена наводила ужас. Хторры все время  моргали  из-за  поднявшейся  пыли.
Взгляд их, казалось,  ничего  не  выражал.  Если  они  и  испытывали  какие-то
чувства, заметить это было невозможно.
     Кроликособаки быстро закончили подготовку арены и остановились.  И  сразу
же он, она, оно - словом, одна из кроликособак вышла в  центр  круга.  За  ней
потянулись другие, пока  не  образовалась  толпа.  Какое-то  время  ничего  не
происходило. Зверьки стояли спокойно, а черви
     казались  безжизненными  изваяниями.  В  воздухе  все  еще  висела  пыль,
безмолвная кружевная завеса. Все замерло.
     - Ну, что дальше?
     - Ш-ш-ш.
     Мы ждали. Вокруг кроликособак поднялось новое облако  розовой  пыли.  Они
снова затопали, но теперь это напоминало  какой-то  ритуал.  Зверьки  дрожали,
дергались и подпрыгивали. И наконец все закружились на месте.
     Хоровод начал расширяться. По-прежнему кружась и подскакивая,  они  стали
перемещаться к границам круга. Постепенно движения стали свободнее, прижатые к
телу ручки теперь вздымались над  головами.  Их  рты  раскрылись,  и  раздался
пронзительный детский плач. Голоса были сладчайшие. Вдруг  одна  кроликособака
тоненько залаяла. Остальные на мгновение замерли и... возобновили  танец.  Это
было дикое, безумное зрелище, розовый взрыв энергии.
     Теперь кроликособаки топали изо  всех  сил,  поднимая  сверкающие  облака
пыли.  Зверьки  кружились  и  подпрыгивали,  топали   и   скакали.   Верещали,
взвизгивали, кричали.
     Они расставляли лапки и вскидывали их вверх, завывая  подобно  мифическим
сиренам. Подскакивали, как шарики для  пинг-понга.  Не  успевала  приземлиться
одна, как  в  воздух  взлетала  полдюжина  других.  Это  была  цепная  реакция
радостного высвобождения накопленной энергии.  Они  похрюкивали,  как  детские
плюшевые игрушки, и испускали вопли, как индейцы в кино.
     Происходящему было трудно подобрать название. Та-нец казался  праздником.
Я не мог сдержать широкой улыбки, расплывающейся по лицу. Лиз тоже  улыбалась.
Все-таки забавные зверушки!
     И затем  они,  похоже,  потеряли  над  собой  контроль:  наталкивались  и
отскакивали друг от друга, как бильярдные  шары,  трясли  маленькими  круглыми
головками, словно щенки в  исступленном  восторге.  Мне  хотелось  выбежать  и
присоединиться к ним. Наверняка и Лиз переживала то же самое.  Я  взглянул  на
нее.
     - Чудесно, - сказала она. - Но что все это значит?
     - Похоже, они роятся.
     - Роя... Что?
     - Танцуют. Это поведенческий танец - как у пчел, нашедших  самый  сладкий
цветок. Вероятно, здесь происходит то же самое. Наверное, утихомирить червей и
общаться с ними можно только с помощью танца.  Жаль,  что  доктор  Флетчер  не
видит.
     Но...
     Концы с концами не сходились.
     Ведь танцевать они могли и сами по себе, не  при  червях,  одним  словом.
Нет, здесь происходило нечто иное, чего я пока не понимал, но знал,  что  вот-
вот ухвачу смысл.
     Слишком знакомо все выглядело.
     Но я никак не мог выудить из памяти последнее звено цепи. Что-то  маячило
в сознании, мучило меня, тревожило, как ворсистый ком в груди.
     Кроликособаки перестали подпрыгивать и теперь  кружились,  как  маленькие
жирные дервиши, - сталкивались, падали в пыль, плевали  и  кулдыкали  друг  на
друга, потом снова поднимались и продолжали крутиться  волчком,  словно  решив
показать, как зарождается торнадо.
     Беззвучный танец жестов? И вдруг все встало на места.
     - О Господи... - Что?
     - Я это уже видел. - Что?
     Я быстро добавил:
     - Нет, не буквально это, но похожее. - Я с трудом сглотнул. - Видел стадо
людей, в Сан-Франциско. Туда меня возила доктор Флетчер. Члены стада танцевали
     примерно так же, как эти твари. - Я покачал головой. - Впрочем, не  знаю.
Может, просто совпадение.
     - Зачем люди танцевали? - спросила Лиз.
     - Доктор Флетчер считает, что так они общаются между собой, разговаривают
без слов.
     Лиз ответила не сразу. Она смотрела на не знающих усталости кроликособак.
     - Как вы понимаете это? - спросила она.
     - Никак. Я же не червь.
     - Думаете, они танцуют для червей?
     - Для кого же еще? Наверное, рассказывают о  нас,  о  том,  что  увидели,
заглянув в вертушку. Не знаю. А может быть... - Я замялся и добавил: - Мне  бы
не хотелось вас пугать, но...
     - Лучше напугайте.
     - Ладно... Мы наблюдаем некую разновидность биологического  симбиоза.  По
форме рыльца мне абсолютно ясно, что кролики эти питаются мясом или по меньшей
мере всеядны. Их рот приспособлен и для сосания. Может быть, с помощью  червей
они убивают  свою  добычу  и  только  что  рассказали  им  о  содержимом  этой
консервной банки.
     - Понятно, - ответила Лиз. - Если у вас еще  появятся  подобные  мысли...
больше меня не беспокойте.
     Танец заканчивался.  Кроликособаки  постепенно  стягивались  к  центру  и
обессиленно валились в пыль одна на другую, толкаясь и пиная соседей.  Финалом
танца стала груда тел, опушенная розовым.
     Наступила тишина. В воздухе висела все та же розовая пыль.
     - Что дальше?
     Я не ответил. Черви  никак  не  реагировали  на  пляску.  Теперь  же  они
медленно вращали глазами, переглядываясь. Словно придворные, ожидающие,  когда
император дозволит им высказаться.
     Только... кто император?
     Постепенно все черви повернулись к одному - самому крупному и самому  что
ни на есть типичному на вид. Он сузил глаза, будто глубоко задумавшись.
     Император Август? Или Калигула? Внезапно глаза выкатились наружу. А потом
хторр двинулся. Он пер прямо на нас, как танк. За ним двинулись остальные. Они
окружили вертолет и начали его обследовать. Все четырнадцать червей  скреблись
и постукивали по корпусу.
     Машина жалобно скрипела и потрескивала.

     В. Зачем хторранин переходит дорогу?
     О. Чтобы сожрать все на другой стороне.

        27 ГОСПОДЬ СНИЗОШЕЛ В ПОЛНОЧЬ
     Границы космоса - не границы. Последний рубеж - душа человека.  Космос  -
просто место, где мы, скорее всего, встретимся с  противником.  И  победит  не
тот, кто завоюет большую территорию, а тот, кто выдержит длительное  испытание
на прочность - как конкретных индивидуумов, так и биологического вида в целом.
     Соломон Краткий
     Лиз была уже около передатчика.
     - Хьюстон! У нас беда!
     Полковник Дэнни Андерсон откликнулся мгновенно:
     - Говорите.
     - Здесь черви. Больше  дюжины!  -  кричала  Лиз.  -  Сейчас  они  изучают
этикетку на банке <Консервированная человечина>!
     Она снова вскрикнула, потому что вертолет встряхнуло.
     Я выбрался из кресла и полез в хвост за гранатометом или фризером. Может,
удастся продержать их на расстоянии, пока не прибудет дирижабль.
     Вертушка подрагивала, как будто кто-то толкал ее сзади,  да  так  сильно,
что я ударился плечом о стенку.
     Дьюк стонал. Он пытался подняться, тянул руки и бормотал:
     - О'мет. Где огнемет?
     Сквозь стекло левого наблюдательного фонаря на него смотрели два огромных
черных глаза. Не долго думая, я схватил канистру с пенобетоном и залил стекло.
Заодно прошелся и по правому фонарю. Интересно, как отнесся к этому червь?
     Потом подполз к Дьюку и оттащил его подальше.
     - Лежи спокойно, - сказал я ему.
     - М-м... Что?..
     - Тихо! Это приказ, капитан!
     - Ес-сть... - отозвался он и потерял сознание. Когда я вернулся,  Лиз  не
без ехидства поинтересовалась;
     - Слегка повысили себя в чине?
     - Ну, отдайте меня под трибунал. Где этот чертов дирижабль? - Я посмотрел
на часы. - Они запаздывают.
     - Откуда я знаю?
     - Мы  в  восьми  минутах  лету  от  вас!  -  прогремел  голос  полковника
Андерсона. - Сохраняйте штаны сухими.
     - Зачем? - быстро ответы! я. - Так червям будет вкуснее.
     - Послушайте, лейтенант! - В ярости полковник Андерсон походил на  своего
отца. - Заякорить дирижабль не так-то просто.  Ваше  нытье  не  ускорит  дела.
Швартовка займет одно и то же время вне зависимости от того, будете  вы  вести
себя спокойно и рассудительно или паниковать. Выбирайте сами. Ну, так как?
     Из  хвоста  вертушки  донесся  жуткий  треск.  Казалось,   что   ломается
кевларовая стойка. Раздался таранный удар в дверь. Она выгнулась,  отскочивший
кусок пенобетона врезался в противоположную стенку.
     Я повернулся к передатчику:
     - Вы абсолютно  правы,  полковник,  но  ваш  корабль,  сэр,  не  пытаются
раздавить несколько тонн червей, а наш вот-вот превратится в лепешку.
     - Я понимаю ваше положение, лейтенант, и хватит пустых разговоров. У  вас
будет время отвести душу на борту.
     Сквозь передний обтекатель на  нас  смотрел  червь,  но  не  пытался  его
выдавить, а лишь таращил глаза и моргал. Послышался шорох  -  к  нему  подполз
второй.
     Я открыл было рот, чтобы ответить полковнику Андерсону -  и  закрыл  его.
Какого дьявола я валяю дурака? Ведь хторры  по-прежнему  только  изучают  нас.
Если бы они хотели попасть внутрь вертолета, то давно бы это сделали. Так  что
хватит паниковать.
     - Продолжайте.
     -  Теперь  мы  видим  вас  на  горизонте.  Внимание,   приготовиться.   -
Последовала пауза. - Нет, не выйдет. В воздухе еще полно этой дряни.  Придется
отдавать якоря с помощью робота. - Еще пауза. Потом: - Все в порядке, спускаем
<краба>. Подключаю вас к нашему видео.
     Лиз потянулась, включила главный экран  и  быстро  прошлась  по  каналам.
Появилось четкое изображение.
     Теперь мы смотрели на себя с дирижабля. Круглый, похожий на паука робот с
массой рук, ног и других приспособлений, раскачиваясь,  опускался  на  четырех
тросах. Он попал в лучи прожекторов дирижабля и замигал собственными огнями.
     Лиз  дотронулась  до  клавишей,  и  вспыхнул  второй  экран,   передающий
изображение с камер <краба>. Под нами бешено проносились розовые деревья.
     Я наклонился к стеклу обтекателя, всматриваясь в темноту.
     - Вроде бы мы должны скоро их увидеть? Лиз спросила в микрофон:
     - Можете выслать наблюдательный зонд?
     - Пока нет.  Внимание.  Включаю  компьютерное  сканирование  по  третьему
каналу.
     Лиз зажгла третий  экран.  Изображение  на  нем  было  объемным,  но  без
деталей. Бортовой компьютер дирижабля собирал информацию  с  ультразвуковых  и
инфракрасных излучателей, радаров, видеокамер в единое трехмерное изображение.
Холмистая,  неровная  местность  выглядела  на  экране  бледно-оранжевой.   По
диагонали ее пересекала широкая впадина.
     Чуть левее центра виднелся яркий белый предмет. Это мы! Крошечный  боевой
корабль, наполовину зарывшийся в красный сугроб. По нему ползали темные  тени.
Лучше бы я этого не видел.
     Лиз несколько мгновений вглядывалась в экран; потом указала мне за спину.
     - Дирижабль подлетает оттуда. Сначала мы увидим его из верхнего фонаря.
     Я пробрался туда и подтянулся наверх. Открыл шторки... И оказался лицом к
лицу с огромным червем. Он моргнул. Я тоже. Он моргнул снова.  Я  скорчил  ему
рожу. Он моргнул в третий раз. Я направил на него луч  фонарика.  Он  еще  раз
моргнул, но он не нападал. Почему? Что происходит?!
     - Кыш! - завопил я. - Кыш отсюда! Червь снова моргнул.
     - Чтоб тебя!.. Убирайся вон! Жирная волосатая прыщавая гусеница!
     Червь отвалился. Я  застыл,  изумленный  собственным  могуществом.  Потом
быстро крутанул сиденье. Черви окружали вертушку со всех сторон,  но  все  они
были на земле и  казались  огромными  мерцающими  тенями,  быстро  и  бесшумно
скользящими по сугробам.
     Другой червь поднялся, чтобы взглянуть на меня, - один из самых  крупных.
Он навалился всей тушей на  машину,  и  она  отъехала.  Лиз  взвизгнула.  Дьюк
застонал. И я услышал собственный крик. Сквозь стекло  фонаря  червь  выглядел
неправдоподобно огромным и страшным. Один глаз  он  закатил  вверх,  а  другим
внимательно изучал меня. Его разбирало любопытство.
     Нет, это не обычные черви, не голодные. Я еще ни разу не встречал  червя,
который не сходил бы с ума от голода - или от ярости. А  это  абсолютно  новый
тип поведения. Теперь придется полностью пересмотреть все, что мы знали о них.
     Эти  хторры  не  укладывались  в  схему   приписываемой   им   чудовищной
ненасытности. Что случилось?
     Сколько пищи надо червю, чтобы  он  насытился?  Чем  ему  можно  заткнуть
пасть? Сиэтлом? Северной Дакотой? Или все дело в пудре? Сначала  потребовалось
засыпать пол-Калифорнии двухметровым  слоем  сахарной  ваты,  чтобы  черви  не
чувствовали недостатка в еде, а потом выпустить их погулять. Шаг  -  и  полная
пасть, второй шаг - и она снова полная.
     Если так, то нам не грозит опасность,  пока  на  земле  остается  розовый
снег. А может быть, я ошибаюсь, и здесь происходит нечто иное, чего мы  просто
не знаем? Сквозь пыльную  завесу  проглянул  теплый  огонек.  -  Дирижабль!  -
воскликнул я.
     Проблеск в небе постепенно приобретал очертания и цвет, затем превратился
в скопление огней. Они  становились  все  ярче,  и  наконец  из  тьмы  выплыла
короткая толстая сигара, окутанная розовым сиянием. Вдоль ее брюха.  -  рядами
шли прожектора, поворачивающиеся и посылающие во все стороны снопы света. Чуть
ниже виднелась люстра из прожекторов поменьше - <краб>.
     Корабль плыл по небу, как видение. Как  ангел.  Исходящие  от  него  лучи
тянулись сквозь  розовую  мглу  подобно  пальцам  божества,  от  прикосновения
которых все сразу становится светлым и чистым. Свет,  падающий  с  небес,  был
прекрасен! Один из лучей коснулся  меня  и  прошел  мимо,  такой  ослепительно
яркий, что стало больно глазам.
     Мир залило светом. Все кругом казалось призрачным и радужным, даже черви.
Моей головы словно коснулась невидимая длань. Господь снизошел  в  полночь.  Я
видел его собственными глазами.
     Черви прекратили свои занятия и, дружно подняв  головы,  смотрели  вверх.
Некоторые даже отползли для этого подальше от  вертушки.  Они  были  озадачены
явлением, пытались понять, что это такое. Свет не имел ни формы, ни  очертаний
- просто свет. Великолепный, яркий, слепящий!
     Я почувствовал, как в груди поднимается радость  и  перехватывает  горло.
Боль обострилась, потекли слезы.
     - Потрясающе! - прохрипел я.
     - Что? - спросила Лиз.
     - Огни дирижабля! - отозвался я. - Лучшего зрелища я не видел!
     - Они близко?
     - Э... - Я спустился  на  грешную  землю.  -  Трудно  сказать.  Может,  в
километре. Или в двух.
     - Значит, они в любую минуту могут выпустить гарпун, - заметила Лиз.
     Фыркнув, что-то вмрвалось  из  брюха  <краба>  и  с  приглушенным  ударом
врезалось в землю, подняв столб бледно-розовой пыли. <Краб> скользнул  вниз  и
исчез в облаке, оставив в воздухе четыре тонких троса. Подплывающий  дирижабль
натянул их.
     - <Краб> на земле! - сообщил я Лиз. - Они заякорились?
     - Пока нет! - крикнула она  в  ответ.  -  Предстоит  закрепить  еще  пару
концов.
     <Краб> освободился от троса и шустро помчался сквозь розовые сугробы.  Он
исчез почти сразу, только три оставшихся троса выдавали его  присутствие.  Они
резали поверхность пудры, как лески удочек воду,  с  той  лишь  разницей,  что
оставался след - бегущие облачка сверкающей пыли.
     Через  пару  секунд  <краб>  вынырнул  на  холме.  Своими  движениями  он
напоминал  паяца  -  мне  хотелось   расхохотаться.   Он   мчался,   на   ходу
приноравливаясь к неровностям местности - то прыгал, то полз, то  бросался  из
стороны в сторону, останавливался, возвращался назад, нырял, приникая к земле,
вставал на цыпочки среди розовых веток, некогда бывших зеленым кустом, а потом
в бешеном спурте рванул вниз по склону.
     Кроликособаки  застыли  как  вкопанные,  черви   удивленно   следили   за
стремительными маневрами незнакомого существа.
     <Краб>  задирал  ноги,  как  балетный  танцовщик,  катил,  как   луноход,
перебирал лапами, как чистокровный рысак на выездке. Умей он  готовить,  я  бы
женился на нем.
     Под следующим сугробом он замер. Его выдавало  только  розовое  свечение,
пробивающееся сквозь пудру. В воздух взмыл еще один яркий сноп розовой пыли  -
и второй якорь был закреплен.  Когда  <краб>  сорвался  с  места,  от  него  к
дирижаблю тянулось только два троса.
     Теперь он направлялся к вертушке - прямиком к двум самым крупным  червям.
Они от неожиданности заморгали. <Краб> колебался секунду,  а  затем  нырнул  в
промежуток  между   ними.   Они   проводили   взглядом   маленького   наглеца,
прошмыгнувшего так быстро, что глаза у  червей  едва  не  вывернулись.  Только
когда робот миновал их, парочка опомнилась от  удивления  и  развернулась  ему
вслед. Интересно, за кого они его приняли?
     Один из хторров скосил глаза и двинулся вслед за <крабом>. Тот огрызнулся
лучом прожектора, и червь сразу осадил назад. Смешно: чудовища, каждый  массой
в несколько тонн, испугались шустрой машинки!
     Тем временем <краб> уже обогнул вертолет, и  я  успел  заметить,  как  он
исчез за самым большим сугробом, точнее, под ним.  Оттуда  пробивался  тусклый
розовый свет. Спустя мгновение показался знакомый взрыв розовой пыли, и  через
несколько секунд <краб> помчался  назад  с  единственным  тросом.  Тросом,  от
которого зависела наша жизнь.
     - Все в порядке, - сказала Лиз. - Они готовы. Нам пора.
     - Подождите! - крикнул я. - Там что-то происходит.
     Хторры, как один, подняли глаза и уставились на дирижабль. Он плыл  прямо
над нами, подтягиваясь на канатах, огромный,  яркий!  Небо  вокруг  не  просто
светилось - оно полыхало!
     Гигантское розовое яйцо дирижабля висело,  как  диковинный  НЛО,  изливая
свет на бледные  сыпучие  сугробы,  на  застывших  кроликособак,  напоминавших
пеньки, на темный вертолет и на удивленных червей.
     А черви... В лучах прожекторов их мех искрился слепящим фейерверком.  Они
напоминали  сгустки  электрического  поля,  они  словно   светились   изнутри,
окутанные розовым ореолом.
     Дирижабль, регулируя длину якорных концов, выходил на  исходную  позицию.
Это был сложный маневр,  потому  что  пилоту  приходилось  удерживать  корабль
против ветра. По рекламным щитам на бортах пробегали яркие  полосы  и  цветные
изображения, появилась даже бегущая строка: <Подъем и транспортировка  тяжелых
грузов - это наше дело. Орегонский воздушный лесоруб>. А спустя секунду:  <Пол
Баньян> спасает. Передача армии США. Смотрите ежедневно в одиннадцать>.
     Зрелище  полностью  захватило  червей.  Они   поворачивались   вслед   за
дирижаблем, не отрывая от него неистово поблескивающих глаз, кружились посреди
вытоптанной площадки, не замечая ничего вокруг. Наталкиваясь  друг  на  друга,
хторры старались не упустить ни одного движения  корабля.  Кроликособаки  едва
успевали увертываться от массивных туш.
     - Кажется, черви рехнулись, - крикнул я. - Дирижабль  действует  на  них,
как...
     И тут один из червей потянулся наверх. Он встал почти в полный рост. Я бы
не поверил, если бы не видел этого воочию. Он  тщетно  пытался  дотянуться  до
дирижабля. Он простирал руки в религиозном  экстазе...  Это  напоминало  вновь
обращенных христиан, пытающихся прикоснуться к одеждам апостола.
     А потом хторр раскрыл пасть, и из нее вырвался отчаянный вопль, какого  я
не слышал никогда. Долгий, высокий,  заливистый,  дрожащий,  напряженный  клич
надежды, желания и отчаяния. Вопль потрясал.
     Червь повалился на спину и некоторое время перебирал  в  воздухе  жалкими
маленькими ножками, а потом бешеным усилием  перевернулся  на  брюхо  и  снова
выпрямился, стараясь дотянуться до дирижабля.
     Мне даже стало жаль  его.  Остальные  черви  тоже  пытались  встать.  Они
тянулись к дирижаблю и кричали, плакали, молились.
     - Ничего не понимаю, - прошептала Лиз.
     - А я понял. Дирижабль похож на  червя.  На  огромного,  яркого,  доброго
червя... - Тут меня  осенило,  я  действительно  все  понял.  -  Он  похож  на
гигантский, парящий и светящийся образ червя! На  ангела  в  небесах!  Ангела,
изливающего на землю сияние!  Ангела  по  их  образу  и  подобию.  Так  должен
выглядеть их бог!
     - О Боже, - тихо проговорила Лиз.
     - Скажите, чтобы на дирижабле выключили огни! -  крикнул  я.  -  Свет  их
нервирует. Лучше удирать в темноте.
     Я снова взглянул вверх. Дирижабль был прекрасен. Я понимал червей. Как бы
чувствовали себя вы, увидев в небе ангела, изливающего на вас благодать?
     На дирижабле погасили свет, и  он  бесследно  исчез  за  плотной  пылевой
завесой, словно растворился в темноте.
     Хторры пронзительно завизжали.
     Шум стоял такой, словно  закричали  сразу  все  грешники  в  преисподней.
Вынести это было невозможно.
     - Нет, не надо... Я опять ошибся.
     Какое чувство вы испытаете, если взовете к  явившемуся  ангелу,  а  он  в
ответ исчезнет? Одиночество! Вы почувствуете себя проклятым.
     Черви пришли в неистовство.

     В. Где спит двухсоткилограммовая горилла?
     О. В брюхе хторранина.

     28 <... ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ХУЖЕ>
     Если вы собрались сделать подсечку сороконожке, узнайте сначала, как  она
перебирает ногами.
     Соломон Краткий
     Теперь горели  только  огни  нашего  вертолета  и  <краба>.  Черви  снова
превратились в черные тени. Громаду Дирижабля нельзя было разглядеть, ее можно
было только почувствовать. Черви опять задвигались. Они  кружились  и  яростно
кричали на небо, друг на друга, на вертушку.  Что-то  сильно  толкнуло  машину
Дьюк начал стонать. Я боялся, что твари выместят злобу на нас.
     В нескольких метрах от меня над фюзеляжем вертолета нависла длинная тень.
Я в ужасе отпрянул, ударившись головой о плексиглас фонаря.  Машина  затрещала
под навалившейся тяжестью, ее корпус жалобно заскрипел. Господи...
     Чудовище перевалило через машину и врезалось  в  самого  крупного  червя,
оказавшегося на его пути. Я пожалел, что нет  прожектора.  Червь  взвизгнул  и
отскочил в сторону, а потом с яростью бросился  на  противника.  Два  огромных
зверя терзали друг друга, сплетаясь, подобно змеям, и бешено катаясь по земле.
Вокруг них вздымались клубы пыли.
     Они ненадолго отпустили друг друга, потом снова сцепились и,  укатившись,
пропали в темноте.
     Хторр напал на хторра - такого я еще не  видел.  А  вокруг  вертушки  уже
дрались остальные.
     Они сталкивались и отскакивали назад, настороженно  кружили  друг  вокруг
друга, испуская визги, стоны и низкие рокочущие звуки. Звери ада!
     Постепенно битва упорядочилась. Пара за парой они, извиваясь, уползали  в
темноту. Теперь это  больше  не  походило  на  драку  -  скорее,  на  какой-то
непонятный ритуал. Они словно... общались,  бросаясь  друг  другу  в  объятия,
словно не могли в одиночку постичь происшедшее и хотели объединить  умственные
усилия.
     Внезапно все черви исчезли. Наступила  тишина,  воцарился  полный  покой,
который не нарушило ни единое движение. Казалось, застыла даже пыль в воздухе.
     - Все кончилось? - спросила Лиз.
     - Не знаю.
     Я  заставил  себя  отцепиться  от  рукоятки  фонаря;  пальцы  ломило   от
напряжения. В груди снова разгоралась боль, я едва мог пошевелиться.
     - Что они сейчас делают?
     - Не знаю,  но  нам  лучше  убраться  отсюда.  И  поживее,  пока  они  не
вернулись.
     Едва я это вымолвил,  как  по  борту  вертушки  вскарабкался  <краб>.  Он
балансировал  на  крыше  рядом  с  фонарем,  направив  на  меня  прожектор   и
бинокулярный объектив камеры. Одной из механических лап робот бодро отдал  мне
честь. Я автоматически вскинул было руку, но тут же с досадой опустил.  <Краб>
весело замигал всеми огоньками. Я ответил ему свирепым взглядом.
     - Как мило, Маккарти. В самом деле! - крикнула Лиз из кабины. Она  видела
меня с <краба> - запись транслировалась на ее экран.
     - Только шутника <краба> мне  сейчас  и  не  хватает,  -  проворчал  я  и
спрыгнул на пол. - Ну, попадись мне оператор...
     - Ладно. Отойдите-ка  в  сторонку  и  Дьюка  тоже  уберите.  Я  собираюсь
отстрелить фонарь.
     Я оттащил Дьюка подальше, стараясь не обращать внимания на  его  стоны  -
здесь я ничем не мог ему помочь. Надев на  него  новую  кислородную  маску,  я
пробрался к Лиз. Она открывала крышку предохранителя. Я передал  ей  маску,  а
свою повесил на шею.
     - Все готово? - поинтересовалась Лиз у микрофона.
     - Можешь портить казенное имущество, скверная девчонка.
     Под крышкой оказалось  три  кнопки.  Лиз  нажала  на  первую.  Послышался
равнодушный механический голос: <Взрывные болты заряжены. В вашем распоряжении
три минуты>.
     Я выглянул в переднее окно. Два червя возвращались, мрачно и торжественно
вползая в круг света. Они выглядели... задумчивыми.
     Я молча показал на них Лиз. Она посмотрела,  потом  искоса  взглянула  на
меня.
     - Дальше они не пойдут?
     - Не знаю.
     - Подумайте. Что может быть хуже?
     Я лишь покачал головой. Самое худшее мы уже вроде бы пережили.
     Лиз нажала на вторую кнопку. Механический  голос  предупредил:  <В  вашем
распоряжении три минуты, чтобы взорвать заряды>.
     Появилась  еще   пара   червей.   Их   глаза   ярко   поблескивали,   что
свидетельствовало об интересе. Я открыл было рот, но Лиз, не поднимая  головы,
остановила меня:
     - Вижу. Наденьте маску.
     Радар дирижабля показывал на экране неровный крут  сигарообразных  теней,
сжимающийся вокруг вертолета. Вернулись все черви.
     Лиз начала натягивать маску, но остановилась и улыбнулась уголками рта.
     - Не забудь - ты задолжал мне обед с омарами, приятель.
     Она  нажала  на  кнопку.  Фонарь  с  грохотом  отлетел  от  вертушки,   и
моментально внутри закружил вихрь розовой пыли. Я пошел в хвост машины. <Краб>
растопырился над аварийным люком. Одной из  лап  он  сбросил  вниз  четвертый,
последний трос, на конце которого болтался крюке  надписью  <Зацепи  меня>.  Я
схватил его и зацепил за одно из кресел.
     - Сейчас прибудет канатная дорога, - сообщила  Лиз.  Я  поднял  голову  и
увидел, как сверху падает что-то, освещенное одиноким красным маячком.  <Краб>
отступил в сторону, освобождая дорогу.  На  крышу  вертушки  со  стуком  упала
корзина-носилки и нечто вроде пары ременных сбруй. <Краб>  ухватил  корзину  и
просунул ее вниз, потом проделал то же самое с ремнями. Я потянул  корзину  на
себя.
     - Помоги, Лиз, мне не справиться.
     Теперь Дьюк стонал громче.  Со  всеми  возможными  предосторожностями  мы
положили его в корзину. Я проверил застежки на одеяле,  в  то  время  как  Лиз
привязывала его ремнями. Потом я вставил консоль в специальное гнездо.
     <Краб> спустил нам три конца. Первый  я  прикрепил  к  изголовью  корзины
Дьюка; потом бросил одну ременную сбрую Лиз, а другую взял себе.
     - Камера, - напомнил я.
     -  Все  записи  уже  здесь.  -  Лиз  похлопала  по  сумке.   Прежде   чем
пристегнуться, она продела свой конец в ручки сумки. - Так не потеряется.
     Я натянул ремни на себя и пристегнулся к третьему концу.
     - Готово, - сообщил я. - Первым идет Дьюк, потом вы, а я замыкающим.
     - Виновата, лейтенант, - напомнила Лиз. -  Но  капитан  покидает  корабль
последним. Пойдете за Дьюком.
     - Я собирался прикрыть вас с тыла.
     - Подождите до завтрашнего обеда. Это - приказ. Все в порядке, - сообщила
она <крабу>. - Помоги нам вытащить корзину наружу.
     Тросы натянулись. Корзина поползла назад и вверх. Мы следили,  чтобы  она
ни за что не  зацепилась.  Вторым  наружу  выбрался  я,  следом  вылезла  Лиз.
Внезапно меня стал колотить озноб - ночь, оказывается, была холодной.
     Хторры расположились вокруг машины и наблюдали за нами - огромные  черные
бугры в полумраке. Сколько их было, я не знал, но явно - больше  четырнадцати.
Может быть, тридцать, а может, и все пятьдесят, утверждать не  берусь.  Все  с
шелестом вращали глазами.
     Лиз оперлась ча мою руку, потянулась и быстро поцеловала меня в губы.
     - Спасибо.
     Повернувшись к <крабу>, она подняла  большой  палец  вверх.  Механическая
лапа ответила ей тем же.
     И тут, издав боевой клич: <Хторр! Хторр!> - черви кинулись  на  вертолет.
Один из них наползал спереди. Обтекатель под его тушей треснул. Червь уже  был
на крыше, полу появился запыленный <краб>. За ним вынырнул  болтающийся  конец
троса.
     Отверстие закрылось, и человек в наушниках сказал:
     -  А-2  на  борту,  люк  закрыт.  Эвакуация  завершена.  Снова   началось
ликование. Даже я радовался - между приступами кашля. Ноги  меня  не  держали.
Кто-то поднял меня, двое других подхватили под мышки. Боль была нестерпимой...
     - Отдать якорные концы, - скомандовал человек  в  наушниках.  -  Курс  на
Окленд. - Он улыбнулся мне: - Лейтенант хочет омаров.
     Я взглянул на Лиз и вспыхнул. Она подмигнула в ответ.

     В. Как хторране называют партийный съезд?
     О. Дикая оргия.

      29 <ПОЛ БАНЬЯН>
     Новости меня мало интересуют - это не мои проблемы.
     Соломон Краткий
     Четверо человек подхватили носилки с Дьюком  и  исчезли  за  дверью.  Лиз
могла идти самостоятельно. Меня поддерживали.  Я  двигался  словно  в  розовом
тумане. Мы прошли длинный коридор и попали  в  медицинский  отсек.  Здесь  нас
разлучили, засунув Лиз в одну уютную нору, а меня в другую.
     Кто-то надел на мою правую руку какую-то штуковину, кто-то воткнул иглу в
левую, потом с меня сняли кислородную маску и заменили большей по  размеру.  Я
жадно присосался к ней.
     - Аккуратнее, а то опять закашляетесь. Вдыхайте потихоньку. добирался  до
нас, как вдруг <краб> направил на  него  прожектора  и  врубил  их  на  полную
мощность. Червь, моргая, отскочил назал.  <Краб>  наступал,  размахивая  всеми
своими руками, ногами и  остальными  причиндалами  -  камерами,  прожекторами,
какими-то приборами, - причем  с  самым  свирепым  видом.  Хторр  нерешительно
попятился...
     Ролик с визгом устремился вверх, и мы взмыли  в  воздух!  От  рывка  Дьюк
вскрикнул. Должно быть, ему было невероятно больно. Я задохнулся, но на кашель
сил уже не оставалось. Лиз завизжала, как ребенок на русских горках.  Вертушка
провалилась куда-то вниз и теперь выглядела розовым оазисом света в чернильной
тьме.
     Черви наползали  на  нее.  <Краб>  предусмотрительно  отступил  перед  их
натиском, пристегнулся к тросу и  взлетел  следом  за  нами.  Одна  из  тварей
бросилась вдогонку, но промахнулась.
     А в следующую секунду вертушка пропала из виду.
     Я посмотрел вверх. Дирижабль походил на огромную дыру в ночном небе.  Его
огни были по-прежнему потушены. Мы возносились в зловещую пустоту. Потом прямо
над нашими головами появился квадрат теплого желтого света. После двух  суток,
проведенных в розовом мире, он выглядел несимпатично.
     Квадрат увеличился и  превратился  в  люк.  Мы  пролетели  через  него  и
оказались в дирижабле - сначала корзина, потом я, потом полковник Тирелли.
     Какие-то  люди  в  комбинезонах  оттащили  нас  от   люка   и   принялись
расстегивать  ремни.  Они  хлопали  в  ладоши  и  что-то  кричали  -   мелькал
калейдоскоп ладоней и лиц. Я ничего не слышал и плакал.
     Кто-то помог мне освободиться от сбруи и снял кислородную маску.  Я  лишь
моргал от неожиданности: светло, шумно, толпятся люди! Все слишком яркое!
     А помещение -  огромное.  Здесь  хватит  места  и  для  вертушки,  и  для
небольшого дансинга. Из отверстия в
     Я зажмурился от боли. Глаза покрывала  толстая  корка  слипшейся  розовой
пыли. Я попытался протереть их, но мою руку перехватили.  Послышалось  шипение
аэрозоля, и я ощутил на лице влагу. Она холодила  кожу  и  пахла  лекарствами.
Кто-то осторожно протирал мне кожу.
     Когда я смог открыть глаза, то увидел перед собой молоденькую  девушку  в
белом халате, озабоченно смотревшую на меня.
     - Как вы себя чувствуете?
     Рядом с ней стоял медицинский анализатор. На  дисплее  мигали  огоньки  -
голубые, желтые, красные - все, кроме зеленого.
     О-хо-хо.
     Она перехватила мой взгляд.
     - Не надо волноваться. Он пока не подключен. Можете говорить? Как вы себя
чувствуете?
     Я подавил приступ кашля - грудь буквально взрывалась - и сумел выдавить:
     - В горле першит, в груди давит, тело чешется. Боль. Глаза и уши горят. Я
хочу вымыться. Мне холодно. Словом, я чувствую себя прекрасно! - И улыбнулся.
     Она ответила дежурной улыбкой и открыла сумку.
     - Хорошо. Снимите рубашку.
     - А где же доктор?
     - Я - ваш доктор. Раздевайтесь.
     Я закрыл рот и стянул форменную рубаху.
     У девицы вырвался вздох - моя кожа покраснела и покрылась прыщами. Даже я
не ожидал такого. Девушка поджала губы и задумалась.
     - Что это такое?
     - Я собиралась спросить у вас. - Она потрогала кожу пальцем.
     - Осторожнее!
     - Что, больно?
     - Нет, странный вкус.
     - Вкус? - Она нахмурилась. - Что вы имели в виду?
     - То, что сказал. Просто... это самое подходящее слово.
     - М-м, - задумалась она. - Вероятно, своеобразная тактильная реакция. По-
видимому, у вас аллергия на пыль или просто чесотка. В Окленде  разберутся.  Я
ведь просто... Здесь нет необходимого оборудования.
     - Ладно, - проворчал я.
     Она чем-то смазала меня - то ли лекарством, то ли своей  неопытностью,  а
может, всем вместе. Но на сопротивление у меня не осталось сил.
     - Спину тоже надо смазать, - сообщила девушка. - Снимите  брюки,  я  хочу
осмотреть ваши ноги.  Да,  не  так  уж  и  плохо.  Просто  отлично.  А  теперь
посмотрим, что скажет мистер Силиконовый Всезнайка,  хотя  не  думаю,  что  он
выдаст правильный диагноз вашей пакости. Простите.
     Она обклеила меня покерными фишками.
     - Вам не больно?
     Я помотал головой. Она прочитала надписи на экране, кивнула  и  выключила
его, прежде чем я успел заглянуть ей через плечо.  Потом  осмотрела  мой  нос,
полость рта, глаза, уши.
     - Подождите минутку. Я сейчас вернусь.
     Она принесла поднос, на  котором  стояли  вакуумный  инжектор,  стакан  с
апельсиновым соком и маленькая пластиковая коробка с пригоршней капсул.
     -  Антибиотики  и  витамины,  -  извиняющимся  тоном  сказала  она.  -  В
профилактических целях. Простите, но ваш случай - для оклендских ребят.
     Инжектор, прижатый к моей руке, пшикнул. Я ощутил  морозную  влажность  -
она пронизала тело и превратилась в ледяную  стужу,  от  которой  я  задрожал,
затрясся, Покрывшись холодным потом. Огонь в грудной  клетке,  в  легких  и  в
животе странным образом преобразился - он полыхал холодом. Я не мог вздохнуть.
..
     Она подождала, когда пройдет приступ, и вручила мне  сок  и  таблетки.  Я
послушно все проглотил.
     - Что было... в вашем уколе?
     - Я не понимаю, о чем вы говорите, - ответила девушка, и я был склонен ей
верить. - Запейте, это очень дорогие лекарства.
     Сок был свежий и сладкий. Я уже забыл, что на свете  есть  такие  вкусные
вещи. Но он, увы, лишь на мгновение притушил бушующее внутри пламя.
     - Вот и хорошо, - улыбнулась девица. - Теперь вы продержитесь до Окленда.
Только  постарайтесь  не  напрягаться.  Можете  одеваться  -  с  вами   желает
поговорить начальство.
     Стараясь не встречаться со мной взглядом, она отклеила покерные  фишки  и
сложила их  кучкой.  Интересно,  что  ее  тревожило:  мое  состояние,  реакция
начальства или собственная несостоятельность? Я решился было спросить, но  она
уже исчезла.
     Все лечение заняло не больше пяти минут. Застегнув рубашку, я  недоуменно
подумал, где, собственно, меня ждут? Какой-то человек с наклейкой <Пол Баньян>
на комбинезоне заглянул в отсек.
     - Лейтенант Маккарти? Я кивнул.
     - Полковник Андерсон просит  вас  пройти  в  передний  салон.  Вам  нужна
помощь?
     - Нет, я могу идти  сам...  кажется.  -  Действие  лекарств  явно  начало
сказываться: у меня появились галлюцинации. Я в буквальном смысле слышал  боль
в груди - она звенела. Тем не менее мне удалось встать и даже идти при  помощи
вестового. Мы добрались до переднего салона.  Прежде  чем  оставить  меня,  он
убедился, что я не вывалюсь из кресла, и предложил:
     - Устраивайтесь поудобнее. Отличный совет! Я не мог и пошевелиться.
     - Полковник Андерсон придет через минуту.  Если  захотите  выпить  -  бар
открыт.
     Я отпустил его взмахом руки - хотелось спокойно  умереть  в  одиночестве.
Вестовой, похоже, с радостью оставил меня.
     Салон занимал всю ширину корабля и  выглядел  таким  же  просторным,  как
грузовой отсек. Меня поражал чрезмерный комфорт. Какой-нибудь совет директоров
спокойно мог устраивать здесь приемы. Обстановка была роскошной. Что верно, то
верно: тяжелые дирижабли могут не заботиться об экономии пространства. Высокие
окна темной подковой опоясывали три четверти  салона.  Повернувшись  вместе  с
креслом, я  наклонился  вперед  и  уперся  лбом  в  холодное  толстое  стекло.
Дремлющая в груди боль окатила меня с головы до ног. На секунду я  зажмурился,
потом посмотрел вниз.
     Бортовые огни снова горели. Прямо под салоном, должно быть, располагалась
большая гирлянда носовых прожекторов - ночной склон заливало зарево. Казалось,
мы плыли сквозь розовую дымку. Больше ничего не было видно.
     Мои ноги ощутили  едва  заметную  вибрацию.  По-видимому,  капитан  Прайс
включил холодные реактивные двигатели - только  они  могут  работать  в  такую
погоду.
     В глубине салона располагался шикарный бар.  Пересохшее  горло  требовало
жидкости, но вывалиться из кресла, доползти до противоположной стены, заказать
роботу-бармену напиток и потом ползти обратно было  свыше  моих  сил.  О  том,
чтобы дойти до бара на своих  двоих,  и  речи  не  шло.  Жаль,  что  никто  не
догадался усадить меня в кресло на роликах - я вмиг подкатил бы к бару.
     А  будь  я  Ти-Джеем  из  <Дерби>,  давно  бы  уже  прогулялся  до  бара.
<Приготовьте-ка мне крепкий <Буффало>, да полегче с  соевым  соусом>.  Однако,
черт меня возьми, в таком случае мне положено  загорать  на  борту  яхты  где-
нибудь на  Багамах  и  разрабатывать  очередной  план  ограбления  банка,  или
переворота, или еще чего-нибудь...
     - Лейтенант Маккарти?..
     Я поднял глаза, потом перевел их выше. Плечи шириной с  Огайо,  сломанный
нос и улыбка  на  красном  мясистом  лице.  Он  протянул  лапу.  Только  через
несколько секунд, сообразив, что от меня требуется, я встал и отдал  честь.  -
Сэр! И едва не упал, позабыв, что уже приготовился к смерти.
     Он тоже козырнул, скорее, отмахнулся, и снова протянул руку. Я  вложил  в
нее ладонь и осторожно пожал. После  его  пожатия  мне  захотелось  подуть  на
пальцы; слава богу, что он их все-таки не сломал.
     - Я - Дэнни Андерсон. - Его голос отдавался эхом, как в пустом ангаре.  А
улыбка была широченная, как дверь. Она пропала, прежде чем я  упал.  Он  успел
подхватить меня и усадил обратно в кресло. - С вами все в порядке?
     - Нет, - честно признался я, но замахал рукой, отказываясь от помощи.
     Я старался восстановить дыхание.  Некоторое  время  Андерсон  внимательно
наблюдал, потом схватил ближайшее кресло и, присев на краешек, терпеливо ждал,
пока я, уставившись на свои ботинки, сделал шесть глубоких вдохов.  Проклятье,
я еще не умер. Я устало посмотрел на него.
     - Хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего отца. Вы  спасли
ему жизнь.
     - Э... Мне не хотелось бы перечить старшему по  званию,  сэр...  Особенно
такому большому. - Я сделал еще вдох. - Но я не выполнил и половины того,  что
должен был.
     - Да? Что же вы упустили?
     Он вопросительно поднял кустистую бровь.
     - Сэр, я сделал все, что мог. Но получилось бы  еще  лучше,  если  бы  не
кончилось все необходимое.
     Андерсон расхохотался. Я недоуменно смотрел на  него.  Спохватившись,  он
замолчал, но улыбка осталась нг. лице. Он положил  гигантскую  лапищу  мне  на
плечо.
     - Я смеялся не над тобой, сынок. Полковник Тирел-ли предупреждала, что ты
так скажешь. Я лишь хотел по
     благодарить тебя, а ты поспешил свести свои заслуги на нет. Пора  с  этим
кончать, лейтенант.
     - Э... - Я чуть было не принялся за свое, но  спохватился:  -  Вы  правы.
Спасибо, сэр.
     - Вот и хорошо. Разреши мне повторить: ты спас жизнь капитану  Андерсону.
Полковник Тирелли представляет тебя к награде.
     Последние слова я услышал словно издалека.
     - Спасибо, сэр... Могу я спросить, как Дьюк... капитан Андерсон?
     Дэнни Андерсон замялся; ответ прозвучал неожиданно вяло:
     -   Похоже...   гм...   что   он   выкарабкается.    Жизненные    функции
стабилизировались, как только мы подключили его к системе интенсивной  терапии
<голубого кода>. - - И тихо добавил: - Он может остаться без ног.
     В моей груди лопнул последний шар, воздух вышел, и я осел в кресле, не  в
состоянии вдохнуть. Все кончилось. Потом все же я спросил:
     - Из-за красных волос, да? Я тоже ими обрастаю. Ощущение такое,  будто  я
ими вижу. Что-то вроде меха червей, но  они  доставляют  невыносимую  боль.  О
черт! Я боюсь за него. Я давал  ему  герромицин  и  не  знал,  что  еще  можно
сделать.
     Дэнни Андерсон придвинулся поближе.
     - Эй, парень! - прервал он меня. - Я же сказал, кончай с этим.
     Я с трудом выдавил:
     - Виноват, сэр. Это... так ужасно. Он был мне как Отец и...  -  Я  поднял
глаза на Дэнни. - Вы сами знаете Дьюка...
     - Нет, - холодно ответил полковник Андерсон, - не знаю.
     - Как?
     - Не стоит, Маккарти. Это не ваше дело.
     - О... Да, конечно, сэр. Мне... - Я замолчал. И удивился. Разумеется, про
себя.
     - Слушай, - сказал он. - Что было, то прошло. А что мы имеем,  то  имеем,
нравится тебе это или нет. Так что прекрати самоедство и  прими  поздравления.
Ваша с полковником Тирелли видеозапись, похоже, самый важный документ из всех,
имеющихся в нашем распоряжении. Эти кроликособаки неповторимы!
     - Они могут стать следующим шагом вторжения.
     - Не спорю, лейтенант. Вы рассмотрели их лучше, чем кто-либо другой.
     - Да, сэр.
     - Ну а теперь вот что. Я знаю, что вы  устали  и  измучены.  И  вероятно,
соскучились по нормальной еде, горячей ванне и  постели.  Все  это  ждет.  Но,
честно говоря, нам хочется выслушать вас. Выдержите?
     Я кивнул.
     - Дайте мне побольше кофе и соломинку - и я ваш.
     Хотя нет, зарядите им капельницу.
     - Простите, но есть только чай и какао.
     - Почему нет кофе? Дэнни покачал головой.
     - Мы не можем позволить себе платить тридцать долларов бонами за  полкило
зерен.
     - Опять бобовая гниль? Он кивнул.
     -  Конгресс  закрыл  границу  на  карантин.  Осталось  только   то,   что
выращивается в  теплицах.  Если  вы,  конечно,  можете  позволить  себе  такую
роскошь.
     - Тогда какао. Спасибо.
     - О'кей. Я собирался отвести вас в каюту, но здесь, по-видимому, удобнее.
К тому же мне бы не хотелось заставлять вас двигаться. У нас  есть  переносной
терминал и программа  опроса  <Хейс-6>.  Кроме  того,  мы  связались  с  парой
экотехников  из  Окленда,  у  которых  тоже  есть  вопросы.   Если   устанете,
остановитесь в любую минуту.  В  свою  очередь,  я  готов  помочь  чем  смогу.
Устраивает?
     Я кивнул.
     - Отлично, Мы действительно вам благодарны. - Он легонько  похлопал  меня
по плечу. - Еще что-нибудь?
     - Мне необходимо что-то против кашля. И новая кислородная маска.
     - Я прикажу врачу принести все, что потребуется.
     - Спасибо, сэр.
     Я ответил примерно на три четверти  вопросов,  прежде  чем  закашлялся  и
потерял сознание.

     В. Как по-хторрански будет <Моби Дик>?
     О. Заливная рыба под белым соусом.

        30 ОТРАВЛЕНИЕ ПЫЛЬЮ
     Справедливости  как  таковой   не   существует.   Есть   только   желание
распределить боль на всех поровну.
     Соломон Краткий
     Очнулся я в машине <Скорой помощи>. На улице  что-то  происходило;  через
мегафон кто-то уговаривал людей разойтись.
     Толпа  не  слушала.  В  неразборчивом  многоголосье  чувствовался  вызов.
Казалось, назревает очередной мятеж.
     Я не мог понять, где нахожусь. Я лежал  на  спине,  над  головой  нависал
пластиковый  потолок.  Повернул  голову  -  окно  зашторено.  С  легкими  явно
творилось что-то неладное, все тело ныло от боли. Грудь онемела,  и  в  то  же
время я чувствовал  ее.  Простыня  была  белой,  воздух  -  красным.  Отовсюду
тянулись какие-то трубочки - к рукам, носу, рту.  Однако  я  как-то  умудрился
слегка сдвинуть занавеску, чуть-чуть. Мы останавливались.
     День был по-прежнему розовым  -  и  воздух  и  небо...  Вокруг  толпились
испуганные люди. На лужайках, на подъездных дорожках, но большинство -  вокруг
дверей приемного покоя. Некоторые явно ночевали  здесь  в  ожидании  помощи  -
усталые и равнодушные, с красными глазами и отекшими лицами. Неужто это начало
последней эпидемии, которая окончательно сломит нашу волю к сопротивлению?
     <Скорая> остановилась, и санитары перевалили меня, как мешок, на тележку.
Кто-то в белом ухватился за рукоятки у изголовья, и носилки  поехали  -  очень
быстро - через море страдальцев. Кто-то расчищал нам путь в толпе.  Я  пытался
рассмотреть людей. Ближе ко входу они стояли колонной по пять человек  в  ряд,
изломанным, уставшим ждать  строем.  Я  вроде  бы  разглядел  мундиры  военной
полиции. Неужели кто-то собрался  на  нас  напасть?  Впрочем,  нет,  это  было
подразделение борьбы с массовыми беспорядками.
     В больнице творился кошмар. Стоял сплошной гул - плакали дети, спорили  и
что-то доказывали взрослые кто-то кричал.  Шум  бил  по  ушам,  каждый  голос,
казалось, звучал на грани безумия. Рядом раздался истериче-ский женский  визг,
носилки покачнулись и едва не опро-кинулись. Женщина вцепилась в них и кричала
мни прямо в лицо. Мне захотелось ударить ее. Она сорвала с меня одеяло.
     - Смотрите! Еще один сраный солдат! Знаем мы та-ких! У  них,  видите  ли,
право на помощь! А остальные пусть подыхают!
     Ее оттащили, и носилки покатились  намного  быстрее,  чем  раньше.  Потом
снова остановились - начался спор.
     - Я не могу ничем  помочь.  Сделайте  ему  укол,  ингаляцию  и  отправьте
отдыхать домой...
     - С розовым отравлением легких третьей степени?
     - Когда появятся симптомы, привезете опять...
     - Мне платят не за доставку на дом. Я подрядился поставлять вам убоину, а
на этой туше уже стоит штамп. У него армейская первоочередность степени  <три-
А-плюс>, и ваш главврач уже подписал акт о приемке больного.
     - А он не сказал вам, куда его положить? Забиты все коридоры...
     - Это ваши проблемы. Вот, читайте...
     - Я не могу! Тогда придется выкинуть кого-то на улицу. -
     - Это ваши проблемы.
     Неожиданно надо мной склонилось женское лицо, злое и усталое.
     - Откройте глаза! - потребовала она. - Двигаться можете?
     Я и говорить-то не мог, только издал звук, который  даже  стоном  назвать
нельзя. Звук перешел в кашель. Изо рта полетели розовые брызги.
     Похоже,  я  выиграл  спор.  Тележка  покатила  еще  быстрее...   Сознание
вернулось, когда  меня  перекладывали  на  койку.  Проморгавшись  от  слез,  я
повернул голову и сощурился от света.
     Отдельная палата! Я попытался протестовать, но сил  не  хватило  даже  на
хрип. Я протянул руку к двери, к невидимой толпе и отчаянно замахал,  несмотря
на взрыв боли.
     Сиделка уложила меня на подушку:
     - Вам нельзя волноваться. Теперь ваш долг - лежать и не двигаться.
     Это была пухленькая  коротышка  с  абсолютно  незапоминающимся  маленьким
личиком. Ей с одинаковым успехом могло быть и тридцать, и пятьдесят  лет.  Она
походила на чью-нибудь незамужнюю тетушку. Но руки  -  на  Удивление  сильные.
Уложив меня, она приставила к моему лицу кислородную маску.
     - Постарайтесь расслабиться. Я все время буду рядом. Словно сквозь пелену
я наблюдал какую-то суету.
     В комнате появились люди. Что-то укололо меня  в  руку.  Я  отключился  и
воспарил,  с  интересом  наблюдая  за  своим  умиранием.  Меня  мяли,  кололи,
прослушивали,  просвечивали  насквозь,  делали  провокации  широкодиапазонными
вакцинами Келли, ждали результатов. Потом вакуумизировали легкие  -  боль  при
этом совершенно не соответствовала зверскому названию процедуры - и положили в
гелиево-кислородную палатку.
     А потом меня оставили в покое. Я продолжал витать. Реакция  наступила  на
следующее утро. Я проснулся, кажется, уже перейдя во сне границу между  жизнью
и смертью. Изо всех сил я  пробивался  назад,  но  меня  словно  засасывало  в
болото. Вздохнуть я не мог.
     Вокруг звенели сигналы тревоги. Я  пытался  закричать,  но  из  горла  не
вылетело ни звука. Заметавшись на постели, я понял, что опять делаю ошибку.  А
потом руки коснулось что-то холодное, и я почувствовал укол в грудь.  Какая-то
влага потекла в горло.
     Я снова терял сознание и снова приходил в себя. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Я
сбился со счета.

     В. Из каких ингредиентов состоит хторранская жидкость для полоскания рта?
     О. Из керосина, азотной кислоты и тридцати двух адвокатов.

        31 СТАРГАЗМ
     Жизнь подобна сюрреализму. Если вы хотите, чтобы вам объяснили ее  смысл,
она может показаться непозволительной роскошью.
     Соломон Краткий
     Я сидел на верхушке красного дерева, был  обезьяной  с  красной  шерстью,
живущей под красным солнцем на красной планете. В красном небе  плыли  красные
облака. Все вокруг - красное.
     Мой красный мех розовел в нежных местах, и я  мог  созерцать  всех  своих
предков на тысячу поколений назад. Дальше все расплывалось  в  мягком  розовом
мареве, а за ним  я  ощущал  красное  тепло  границ  Вселенной.  От  малейшего
прикосновения они прогибались и тихо  гудели.  Мы  были  внутри  лона,  и  оно
обволакивало нас. Оголенными нервами я чувствовал упругость его стенок.  А  за
ними - стенками теплого лона - я ощущал Всевышнюю. Она наслаждалась. Она пела.
Для себя. Она чему-то радовалась - и мы тоже вместе с ней. Я был счастлив.
     Ветви моего дерева были толстыми и клейкими. Они  пронизывали  мои  руки,
мои ноги, мои ягодицы. Я ощущал в жилах биение крови земли. Сладкий черный сок
тек по артериям мира и питал нас всех. Он пульсировал оргастическими толчками,
от которых становилось щекотно и хотелось смеяться.
     Я сидел на верхушке дерева, внутри одного из гигантских красных  цветков.
Они окружали меня, их ворсинки переплелись с моей  шерстью  -  открытые  губы,
нежные поцелуи,  сладостные  и  обволакивающие.  Цветки  были  бархатистыми  и
жестокими, полными сладострастного восторга. Я чувствовал, как  они  поглощают
воздух. Слабый вздох завихрения, почти невесомое падение пуховика-я ощущал его
вкус. Я ощущал собственный вкус.
     Я был насекомым, которое ели, -  упоительное  состояние.  Чувствовал  его
утонченный вкус своими лепестками. Вкус всего дерева от вершины до корней,  до
темной и жирной почвы. Ощущал вкус  прохладного  воздуха  и  щелочного  дождя,
воскового налета на мне, на моей коре, на моих ветвях, на моих листьях. Дерево
было моей пуповиной с огромным миром, до кромки океана.
     Природа замерла накануне грозы. Во мне копился взрыв.  На  западе  висела
розовая пыль, соленая на вкус. С севера тянуло сладким туманом. В  превкушении
я задрожал.
     Земля была сладкой и жирной, полной гниения и  теплой  свежести.  Красная
поросль пробивала путь во мне,  красные  существа  ползали  по  моим  венам  и
артериям,  скользили  по  моим  корням  и  ветвям,  по   перепутанным   лозам,
устремляясь то вверх, то вниз.


     Дерево  было  таким  высоким!  Мир  внизу  казался  причудливой   розовой
картинкой, разукрашенной розовой пудрой и  цветами,  с  прядками  и  завитками
лесов. По кромке мира росли огромные деревья -  алые  и  черные,  оранжевые  и
желтые. Они тянулись до горизонта  и  пропадали  в  желтоватой  дымке.  Что-то
ползало - рыжее и золотистое, голубое и  пурпурное,  черное  и  розовое.  Сонм
существ сновал повсюду.
     Земля - розовая, с красными, пурпурными и черными полосами.  Я  находился
так  высоко,  что  мог  видеть,  как  они   скручивались   спиралью,   подобно
зарождающемуся красному циклону. От этой потрясающей картины снова стало жарко
в паху.
     Мы росли, поднимаясь выше и выше. Мир пульсировал все сильнее - до  боли,
- но наслаждение не позволяло остановиться. Мне нравилось  сидеть  на  дереве.
Меня раскачивали волны, я видел глазами деревьев, глазами  неба.  Вкушал  весь
мир с его запахами, вкусом, цветом. Я поднялся над мандалой сущего, смеялся  и
пел в холодном, очень холодном воздухе.
     Мандала мира, свернувшись, растворилась в темной пустоте. Вершины высоких
деревьев почернели. Но те, что росли ниже,  казались  еще  темнее.  Дающие  им
жизнь артерии земли, сплетаясь, прочерчивали мир темными нитями.
     Как высоко!
     Воздух был подо мной, а Солнце - рядом.  Мир  остался  позади.  Вокруг  -
только небо.
     Высоко над розовой пылью, дотягиваясь до звезд, оставив внизу такой яркий
и красный мир, я парил и пел песню для Всевышней и ждал Ее ответа. Она была за
стенкой раковины, окружавшей звезды.
     Во мне нарастали звуки божественного гимна. Наконец-то! Я так долго ждал!
Богиня сейчас счастлива!
     Вкус  звезд,  далеких,  невидимых.  Я  ощущал  его.  Вот  одна,  с  ярким
радиоизлучением, приторно-сладкая. Я дотронулся до  нее  своими  языками.  Все
было густым, как жизнь, застывшим, как будущее, и стремилось  вверх,  как  мое
дерево. Я рвался,  дрожал  и  устремлялся  все  выше......  и  взорвался.  Мир
раскололся по швам. Брызнула черная кровь Всевышней.  Небо  стало  розовым  от
пыли, исполосованным языками пламени, оставлявшими яркие следы.
     Я ринулся  вверх,  вскрикнул  и  облился  кровью.  Из  сломанных  ветвей,
пульсируя, вытекала моя жизнь. Мир провалился в бездонную черную яму. Я умер в
исступленном восторге. И родился. Одинокий. Во тьме.  Мечущийся.  Падающий.  И
наконец...... заснул.

     В. Как хторране называют кучу из тысячи червей?
     О. Соревнование по выеданию пути наружу.
     В. И каков результат победителя?
     О. Секунды.

        32 СУП
     Лучший будильник на свете - переполненный мочевой пузырь.
     Соломон Краткий
     И однажды ночью я проснулся, задыхаясь.  В  горле  пе-зсохло  и  першило.
Страшно хотелось пить. Я попытался 1позвать кого-нибудь, но легкие  взорвались
болью. В гру-ди все мумифицировалось. Я молил о смерти как об избавлении.
     Откуда-то донеслось:
     -  Все  хорошо,  лейтенант,  расслабьтесь,  если  можете.   Я   попытался
рассмотреть говорившего, но все расплывалось. В комнате было слишком темно.
     - Не разговаривайте, - произнес кто-то. - Не пытайтесь дышать, за вас это
делает аппарат. Не мешайте ему. Подождите.
     Мне так и не удалось рассмотреть,  что  делает  обладатель  голоса,  а  в
следующее мгновение я снова куда-то поплыл, но сознания не потерял. Спустя еще
мгновение голос спросил:
     - Может, попробуете поесть?
     Я кивнул - хотелось подольститься, чтобы меня не покидали.
     - Хорошо. Откройте рот. - Меня мягко приподняли  и,  поддерживая  голову,
стали кормить с ложечки супом. - Ешьте и молчите. Говорить  буду  я.  -  Голос
принадлежал медсестре с очень гладкой кожей.
     - Мн-н-ф. - Я поперхнулся, разбрызгав суп. Она вытерла мне рот салфеткой.
     - Вы - в Центральной Оклендской.  Уже  вечер  понедельника,  так  что  вы
пропустили очередную серию <Дерби>. Очень  жаль,  было  интересно.  Грант  по-
прежнему разыскивает пропавшего робота и теперь выяснил, что робот все еще  на
заводе. Керри стало известно о последних торгах -  рассказал  конечно  же  Ти-
Джей, - и она потребовала собрания акционеров. Все упирается  в  Стефанию,  но
она неожиданно отказалась улетать из Гонконга, никто не  знает  почему...  Еще
ложечку?
     - М-м-фл.
     - Хорошо. Откройте рот  пошире...  Так  что  по  сравнению  с  этим  ваши
проблемы - сущие пустяки, верно?
     Я не ответил, слишком сильно болели легкие. А кроме того, Грант с  самого
начала знал, что Ти-Джей не осмелится стереть у пропавшего робота память.
     - Отлично, еще один глоток, и довольно. Ну,  вот  и  все.  Сейчас  придет
доктор Флетчер.
     Флетчер была в перчатках; сквозь маску виднелись усталые глаза.  Прямо  с
порога она начала:
     - Не разговаривайте, иначе  рискуете  порвать  голосовые  связки.  -  Они
присела на край койки и осмотрела мои глаза,  уши,  нос.  Потом  взглянула  на
дисплей,  лежавший  у  нее  коленях,  и  наконец  сказала:   -   Примите   мои
поздравления.
     - М-м?
     - Вы будете жить. Честно говоря, мы этого не  ожидали.  Ваши  легкие  так
отекли, что в них не осталось  места  для  воздуха.  Вы  родились  в  рубашке.
Остальным двум тысячам пострадавших мы не смогли помочь  -  не  было  приборов
искусственного дыхания.
     Я попытался задать вопрос, но она прижала палец к моим губам.
     - Я же сказала: молчите. - И, поколебавшись, добавила: - У  вас  один  из
самых тяжелых  случаев  отравления  в  штате,  лейтенант.  Мы  уже  собирались
поставить на вас крест - позарез требовались свободные койки, - но руководство
отстояло вас. Говорят, вы задолжали кое-кому обед с омарами, и вам не позволят
так легко отделаться. Кроме того,  вы  помогли  кое-что  выяснить.  Теперь  мы
знаем, что даже при самых тяжелых отравлениях состояние обратимо. Если удалось
спасти вас - можно вытащить любого. Мы уже начали готовиться.
     - Умф.
     Я поднял руку, останавливая Флетч.
     - Вы поправитесь, - успокоила она. - Худшее позади.
     Я сжал ее руку.
     - М-мф?
     - С полковником Тирелли тоже все в порядке. - Дмк?
     - И с Дьюком тоже. Он лежит в палате  интенсивной  терапии  в  стабильном
состоянии под постоянным наблюдением. Лейтенант, вы можете гордиться собой.
     - Мп.
     - Вам надо поспать, - сказала Флетчер. - Сейчас я снова  подключу  вас  к
искусственной поддержке. Так вам будет легче.
     Она дотронулась до клавиши на аппарате, и я опять вырубился.

     В. Почему хторране никогда не пьют соду?
     О. Потому что у них не бывает изжоги.

        33 ЛЕЧАЩИЙ ВРАЧ
     Я бы относился к врачам намного лучше, если бы их  работа  не  называлась
<пользованием больного>.
     Соломон Краткий
     К следующему визиту доктора Флетчер  я  чувствовал  себя  гораздо  лучше.
Первым делом она посмотрела на дисплей. Здесь, наверное,  принято  делать  это
автоматически.
     - Ну и как мое состояние? - поинтересовался я.
     - Прекрасно. Заявляю это с полной ответственностью, потому что  я  -  ваш
лечащий врач. Только президент и кинозвезды получают  лучшее  лечение.  -  Она
накрыла ладонью мою руку. - Дело в том, что весь медицинский персонал научного
отдела срочно перебросили на помощь здешним врачам. Но я все равно не  бросила
бы вас. Ваш случай интересен не столько с медицинской, сколько с научной точки
зрения.
     - Потому что я больше других надышался пыли?
     - И  поэтому  тоже,  -  уклончиво  ответила  Флетчер  и  многозначительно
замолчала.
     После секундной растерянности до меня все-таки дошло.
     - Значит, есть другая причина?
     - А вы сами не помните? Я покачал головой.
     - У меня были странные красные галлюцинации. От какой гадости?
     - Герромицин. Флетчер снова замолчала.
     Я потрогал грудь: прохладная и сухая кожа, может быть,  слегка  шершавая,
но в остальном абсолютно нормальная. Я больше не ощущал вкус пальцев...
     - Шерсть?
     - У вас поросло ею все тело. На самом  деле  это  мелкие  организмы.  Для
червей они симбионты, а для человека - паразиты. В научном отделе их  называют
иглами. К настоящему времени описано двадцать три подвида.
     - В прошлый раз вы говорили, что мех червей - их нервные окончания.
     - По сути, так и есть. В этом заключается  симбиоти-ческая  функция  игл.
Они буравят червя,  пока  не  наталкиваются  на  нервное  сплетение,  а  потом
начинают расти, свешиваясь хвостом наружу из тела хозяина.  Очень  действенная
адаптация. Без игл червь - просто огромный мерзкий слизняк.
     Я не смог представить себе голого червя.
     - Вот почему вы испытывали такие странные ощущения, - добавила Флетчер. -
Вы стали живой подушечкой для булавок. Пыль  содержит  вещество,  привлекающее
паразитов и стимулирующее их  рост.  Прекрасная  идея  с  герромицином!  Очень
эффективный препарат. Жаль только, вы не догадались сами  принять  его,  тогда
было бы намного легче. Впрочем, все уже позади.
     - Спасибо, - хрипло пробормотал я.
     Требовалось время, чтобы осознать все до конца. Шерсть хторранина!
     - Вам страшно повезло, - продолжала Флетчер. - Пыль -  самая  безобидная,
насколько это вообще возможно,  форма  хторранской  жизни.  Ожидаемый  уровень
смертности не более трек тысяч.
     - Вы расстроены?
     - Не совсем. Ваш  случай  обернулся  очень  интересным  исследованием.  Я
узнала о хторранской экологии гораздо больше, чем ожидала. Хотя,  да,  мне  не
терпится вернуться к своим червям.
     - Червям? Во множественном числе? Она кивнула:
     - Мы получили еще пару живых экземпляров.
     - Вы еще не сажали их вместе?
     - Они в одном бункере. Почему вы спросили?
     - Часто они - как бы поточнее сказать,  -  обвивают  друг  друга,  словно
занимаются любовью,
     Флетчер удивленно посмотрела на меня.
     - Откуда вам известно? Мы  держим  их  вместе  всего  несколько  дней,  и
эксперимент пока засекречен.
     - Я наблюдал это  в  естественных  условиях.  Разве  вы  не  видели  наши
видеозаписи?
     Она удивленно подняла бровь. - Когда?
     - Ладно, виноват. Так вот, мы тоже видели,  как  сцепились  черви,  когда
прибыл дирижабль. Они словно обезумели. Я решил,  что  они  нападают  друг  на
друга, но это было что-то другое. Они пришли в себя и выглядели смущенными, но
мне некогда было думать, что происходит.
     - М-м, - протянула Флетчер. Похоже, она что-то решала.
     - Я хочу взглянуть на ваших червей, - попросил я. Она кивнула.
     -  А  я  хочу  посмотреть  видеозаписи.  Как  только  вас  переведут   на
амбулаторный режим, договорились? Я все устрою. - Она встала, собираясь  уйти.
- Если вам надоест валяться в постели - в шкафу есть кресло на колесах. Только
позовите сестру, чтобы она помогла. Стыдиться тут нечего.
     - Спасибо. В какой палате полковник Тирелли?
     - Она выписалась на прошлой неделе. Но на  верхнем  этаже  лежит  капитан
Андерсон, вы можете навестить его в любое время. -  Она  спохватилась:  -  Ой,
почта. Вас ждет целая куча посланий. Пожалуйста, прочтите самые  срочные.  Да,
кажется, ваша мать хотела навестить вас.
     И Флетчер вышла.
     Немного полежав, я вызвал сиделку, с ее помощью принял ванну, побрился и,
взгромоздившись в  инвалидное  кресло,  без  особых  приключений  добрался  до
двенадцатого этажа.
     Дьюк все еще лежал в кислородной палатке. Он напоминал зажаренную тушу  с
техасского барбекю. Я не мог на него смотреть, но и отвести глаза тоже не мог.
Его лицо раздулось, веки покрылись волдырями, черная кожа сходила  лохмотьями,
руки мокли и гнили заживо. От него исходил тяжелый запах.
     Я едва сдержался, чтобы не убежать в панике. Живые так не чыглядят и  так
не пахнут. Но я не знал, как перевести кресло на задний ход,  да  и  в  голове
зазвенело: <Трус! Трус!> Я собрался с силами - и остался.
     Объехав койку, я взял дисплей. Дьюка подключили к системе  искусственного
жизнеобеспечения. К счастью, он был без сознания - я не знал, что ему сказать.
Сомневаюсь, что смог бы разговаривать с ним сейчас. Монстр из фильма ужасов. Я
не мог отождествить этот страшный кусок мяса с человеком, которого так  хорошо
знал.
     Даже если он выживет, жизнь его кончена. Я это точно знал.
     Нахлынули воспоминания. Дьюк научил меня почти всему,  что  должен  знать
офицер. В двух словах: будь уверенным.
     <Это легко проверить, - говорил  он.  -  Можешь  ли  ты  дать  голову  на
отсечение? Если однозначно не скажешь <да>, - значит, по-прежнему не уверен.
     Если ты чего-то не берешь в расчет, не знаешь, не замечаешь, не уверен  -
тут тебе и крышка. Нравится тебе или нет, но твоя работа  заключается  в  том,
чтобы зна