ашины.  Оставалось  только
следовать ее примеру.
     Площадь запрудили... люди.
     Они выглядели не так изможденно, как те, которых  мы  видели  на  Маркет-
стрит. Тоже зомби? Не совсем. В основном молодежь от двадцати до тридцати лет.
Встречались и подростки, но детей и стариков почти не было.
     В большинстве своем обнаженные  или  самым  невероятным  образом  одетые,
одежды своей они словно не замечали. Казалось, кто-то посторонний  натянул  на
них случайные вещи или они сами нацепили то, что попалось под руку. Одежда  их
не грела, не соответствовала нормам приличия.
     - Ну и что? - обернулся я к Флетчер. - Такое я  видел  и  раньше.  Это  -
спятившие раненые.
     - Разве? - усмехнулась она.
     - Ну конечно... - Я заговорил, но, взглянув  на  нее,  осекся.  -  Что-то
другое?
     - Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
     Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
     - Это совершенно безопасно, - заверила Флетчер.
     Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались  без  цели,
но походка была нормальной.
     Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может,  и  двадцати
пяти - поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его
наряд состоял из старой серой рубашки. У  него  были  большие  карие  глаза  и
привлекательная внешность.
     Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же  повернулся  с  выражением,
отдаленно  напоминающим  ожидание.  Его  глаза  казались   бездонными.   Юноша
недоуменно изучал мое лицо и,  видимо  не  найдя  в  нем  ничего  интересного,
собрался было уже отвернуться.
     - Подожди, - попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
     - Как тебя зовут?
     Он моргнул, уставившись на меня.
     - Как твое имя? - повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
     - Мя, мя, мя? - Он безуспешно пытался повторить  мои  слова  и  улыбался,
прислушиваясь к звукам. - Мя, мя, мя, мя, мя, - бормотал он.
     Я положил руки ему на плечи  и  заглянул  в  глаза,  стараясь  установить
контакт. Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
     - Нельзя, - твердо сказал я. - Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
     - Кто ты? - Баб.
     - Габ? Может, Боб?
     - Баб, баб, баб... - Он расплылся в счастливой улыбке. - Баб,  баб,  баб,
баб, баб...
     - Нет, - сказал я. - Нет.
     И снова внимательно посмотрел на него.
     - Нет, нет, нет, - отозвался он. - Нет, нет, нет. - И снова: - Баб,  баб,
баб... Баб, баб, баб...
     Я отпустил его, и он пошел прочь,  по-прежнему  бубня  себе  под  нос.  Я
повернулся к Флетчер:
     - Ну что?
     Она одобрительно закивала:
     - Продолжайте в том же духе.
     На этот раз я выбрал  маленькую  девочку  в  одних  штанишках.  Чем  меня
смущает  одежда  этих  людей?  Девчушка  была  очень  худенькая  и   физически
недоразвитая. Может, это мальчик?
     Я заглянул в ее лицо, такое же пустое, как у остальных.
     - Кто ты? - спросил я. - Как тебя зовут?
     - Меня зовут?.. - сказала она. - Меня зовут?
     И моргнула с тем же выражением неуверенности и недоумения, что и парень.
     - Правильно. Как тебя зовут?
     - Меня зовут... Меня зовут... тетушка Верблюд. Меня  пасут,  меня  несут,
меня зовут, меня зовут... -  Она  весело  щебетала  и  улыбалась  мне,  приняв
условия игры. - Зовут-несут, несут-пасут, пасут-спасут...
     Я отпустил ее и выбрался из толпы.
     - Я понял. Они - не зомби. С ними можно общаться, но они почти разучились
понимать  смысл  слов,  так  что  это  и  не  спятившие  раненые.   Значит   -
промежуточная стадия, правильно?
     - Отчасти, - ответила Флетчер.
     - Что это? Последствие эпидемий? Мозговая лихорадка?
     - Разве после мозговой лихорадки выживают? - насмешливо напомнила она.  -
Если эго и последствие эпидемий, мы не знаем, какое именно.  Видите  вон  того
человека? - Она указала на высокого мускулистого  мужчину.  -  Один  из  самых
талантливых биологов в университете. Когда разразились эпидемии, он зимовал на
Южном полюсе и уж точно не мог заразиться. Перед  возвращением  прошел  полный
курс  прививок.  Так  что  если  это  и  последствие  эпидемий,  то,   скорее,
психического характера.
     - Как он... попал сюда? - спросил я.
     - Изучал их, - тихо  ответила  Флетчер  и  махнула  рукой  в  направлении
толпящихся на площади людей. - Он собирался выявить  особенности  их  стадного
поведения, как, например, у императорских пингвинов.  Он  провел  здесь  много
времени, жил с ними, кочевал. Но однажды не вернулся. Когда мы  переполошились
и примчались сюда, то обнаружили его в толпе. Он превратился в одного из них.
     Я задумался, но не успел задать следующий вопрос. Флетчер сказала:
     - Для нас никакой опасности нет. Требуется  провести  здесь  очень  много
времени.
     - А... - только и выдавил я, не очень-то в этом убежденный.
     Тем временем на площади собралось уже несколько сотен особей; я  наблюдал
за ними, пытаясь понять, почему они так притягивают внимание.
     -  В  них  что-то  есть.  Не  могу  разобраться,  но  здесь  явно  что-то
происходит.  Достаточно  понаблюдать  минуту,  и  видишь,   что   чем-то   они
отличаются. Что это? Скажите, кого они напоминают?
     - Лучше сами скажите, - отозвалась Флетчер, - что вы видите?
     - Вижу розовые тела. Не в этом ли часть разгадки? Они очень легко одеты.
     - К лету они разденутся вообще, но дело не в  этом.  Сан-Франциско  видел
толпы обнаженных  и  раньше.  На  праздновании  Дня  независимости  одежды  на
демонстрантах было еще меньше.
     - Не могу судить. Отец не пускал меня туда.
     - И зря. Однако нагота - лишь часть проблемы. Что еще?
     - Э-э... Кожа. Когда  я  прикасался  к  ним,  она  показалась  скользкой.
Недостаточно влажной. Слишком уж гладкой. Словом, другой.
     - М-м, но и это еще не ключ к разгадке. Если люди другие и вы это видите,
не надо подходить и щупать их.
     - Верно.
     Я снова вгляделся в бестолково кружащуюся толпу.
     - Хотите подсказку? - предложила она. - Чего у них не хватает?
     - Не хватает? М-м-м. Разговоров. Они почти  не  говорят;  лишь  некоторые
бубнят что-то, но тихонько и никого не обижая - совсем не  так,  как  дамы  на
улице. Они бормочут, как младенцы, забавляясь звуками  собственного  голоса...
Погодите! - Мысль начала оформляться. - В них нет... напряженности, зато  есть
какая-то наивность, чистота. Они как дети, верно? Словно забыли о  том,  каким
надо быть взрослому человеку, и тем самым вернули себе невинность  ребенка.  Я
не ошибся?
     - Продолжайте, - попросила Флетчер.
     Она улыбалась - значит, я был на правильном пути.
     - Они могут испытывать боль или злость,  но  не  копят  их,  как  обычные
взрослые люди. Мы неделями носимся с обидами, вымещая их на каждом  встречном.
Видели когда-нибудь передачу  <Всюду  и  обо  всем>?  Однажды  там  показывали
фотографии людей, случайно снятых на  улице.  Казалось,  все  надели  маски  -
такими напряженными и неестественными были их лица. А  у  здешних  людей  -  я
думаю, что могу их так назвать, - лица расслаблены. Они распрощались с болью..
.
     В этот момент я понял еще кое-что и замолчал.
     - Что вы хотели сказать? - спросила Флетчер.
     - М-м, ничего особенного. Просто  я  вдруг  подумал,  как,  должно  быть,
грустно поменять свой разум на освобождение от боли.
     Я  посмотрел  на  Флетчер  и  пожалел  о  сказанном:  она   была   готова
расплакаться.
     - Вы хотели, чтобы я это увидел?
     - О нет. - Она шмыгнула носом. Вид у нее был неважный. - То, что я хотела
вам показать,, еще не началось.

     Придумайте сами хторранскую шутку.
     В. ?
     О, Жратва.

        8 ОБЕД
     Множество людей ведет жизнь домашних животных.
     Соломон Краткий
     Я снова посмотрел на площадь и спросил:
     - Это стадо? Флетчер кивнула.
     - Прошлым летом его численность  превышала  тысячу  двести  голов,  зимой
упала до трехсот. Сейчас она снова растет  -  их  примерно  семь  с  половиной
сотен. Крупнейшее поголовье в Северной Калифорнии.
     - А что случилось с остальными?
     - Большинство умерло, - уклончиво ответила  она.  -  Каждую  ночь  кто-то
уходил. Все происходит примерно так: после шока  наступает  стадия  <раненых>.
Процесс обратим, если немедленно начать лечение. В  противном  случае  человек
продолжает деградировать. Работает подсознание -  люди  ищут  общения  с  себе
подобными. Так  что  это,  -  она  указала  на  толпу,  -  неизбежно.  Раненые
собираются в стада. Думаю, у них возникает иллюзия безопасности. Но  состояние
некоторых настолько тяжелое, что они не  могут  выжить  даже  в  стаде.  Изгои
становятся зомби. Тогда продолжительность их жизни не превышает шести  недель.
Я, правда, и этому удивляюсь.
     - Вы занимались этим, да? Она кивнула.
     - Сейчас вы, возможно, - наблюдаете будущее человечества. Судя  по  тому,
как растет стадо, к июлю здесь скопится  две  с  половиной  тысячи.  Если  это
произойдет, стадо распадется на два независимых. Видите вон там два грузовика?
Это - уж извините меня за терминологию - ковбои. Раньше мы содержали  стадо  в
парке Золотых Ворот, но там каждую  ночь  поголовье  слишком  сильно  убывало,
поэтому его перегнали сюда, чтобы устраивать ночевки в Брукс-Холле.
     Полуденное солнце припекало. Я  заметил,  что  все  больше  членов  стада
избавляются от своих немудреных одежек. Флетчер проследила за моим взглядом.
     - Да, - подтвердила она. - Это случается. Раньше  мы  нанимали  старушек,
которые только и делали, что подбирали одежду и надевали  на  владельцев.  Вон
одна из них. В конце концов и она примкнула к стаду.
     Флетчер  показала  на  маленькую   сморщенную   старушку,   единственными
украшениями  которой  были  улыбка  и  варикозные  вены,  напоминающие   атлас
автомобильных дорог Пенсильвании. Старуха держала небольшой зонтик от солнца.
     - Иногда мне кажется, что Дженни притворяется, - заметила Флетчер.  -  Но
заставить ее признаться невозможно. Да и не стоит, наверное.
     - Неужели кто-то из них прикидывается? - удивился я.
     Флетчер отрицательно покачала головой.
     - Долго притворяться невозможно. Время от времени сюда проникают здоровые
в надежде воспользоваться преимуществами стадного образа жизни -  им  кажется,
что они получат здесь полную свободу половых отношений.  Но...  Здесь  с  ними
что-то происходит, и они остаются. Они могут какое-то время  симулировать,  но
притворство - лишь первый шаг на пути приобщения к стаду. - Флетчер помолчала.
- Мы имеем дело с феноменом, которого пока до конца не поняли.
     - Кажется, я начинаю улавливать суть,  -  сказал  я.  -  Здесь  действуют
какие-то чары. Но чтобы попасть под их влияние, недостаточно стоять в сторонке
и наблюдать. Это... как антропологическая черная дыра. Чем ближе  к  ней,  тем
больше вероятность, что вас затянет.
     - Пожалуй, - кивнула Флетчер. -  Но  это  лишь  часть  проблемы.  Сначала
здешнее стадо было  самой  многочисленной  группой  <раненых>,  а  теперь  оно
притягивает и поглощает сторонних наблюдателей - любого, кто войдет  с  ним  в
достаточно близкий контакт. Мы не разрешаем ковбоям работать больше одного дня
в неделю, хотя надо бы еще меньше. - Она помолчала, потом добавила: - В общем-
то из-за этого мы и закрыли город, не  придумав  ничего  другого.  Стоял  даже
вопрос об эвтаназии.
     - Шутите?!
     Она отрицательно мотнула головой.
     - Ничуть. Я, конечно, выступила против. Здесь кроется нечто такое, что мы
должны понять.
     Она протянула руку.
     - Пойдемте. - Куда?
     - Потолкаемся  среди  них.  Это  неопасно.  Я  недоверчиво  уставился  на
Флетчер.
     - Только что вы втолковывали мне,  что  стадо  чуть  ли  не  каждый  день
засасывает людей, а теперь хотите, чтобы я туда пошел?
     - С вами буду я.
     - Признаться, это меня не вдохновляет. Она показала на часы:
     - Заведите  таймер.  Если  начнете  терять  контроль  над  собой,  звонок
приведет вас в чувство. Уверяю, требуется  не  менее  часа,  чтобы  колдовство
подействовало.
     - Колдовство?
     - Самое подходящее слово. Впрочем, сами увидите. Я проворчал  кое-что  по
поводу благих намерений и занялся часами. Флетчер уже приближалась к толпе,  и
я поспешил за ней.
     - Ш-ш, - удержала она. -  Не  бегите  -  они  забеспокоятся.  Мы  однажды
вызвали панику и давку. Ужас что творилось. Просто постойте минуту  неподвижно
и постарайтесь  представить  себя  членом  стада.  Не  разговаривайте.  Только
смотрите и слушайте.
     Мы стояли бок  о  бок,  медленно  поворачиваясь  и  наблюдая  за  телами,
кружащими вокруг с довольными ли-цами. Зрелище нервировало.  Внутри  нарастало
беспокойство; подмышки взмокли от пота.
     Солнце припекало вовсю;  было  почти  жарко.  Я  расстегнул  две  верхние
пуговицы на рубашке.
     Передо мной остановилась обнаженная девушка с рыжими волосами  и  грязной
мордашкой. Она вполне могла сойти  за  родную  сестру  Питера  Пэна1.  Девушка
улыбалась, но как-то озадаченно. Она боязливо шагнула ко мне, протянула руку и
дотронулась до моей рубашки. Пощупала ее, потом  понюхала;  подняла  голову  и
понюхала меня. Дотронулась до моего лица,  пробежала  пальцами  к  подбородку,
потом к груди, задержалась на пуговицах  рубашки  и  стала  их  рассматривать.
Чтобы  понять,  как  устроена  застежка,  у  нее  ушло  немного  времени.  Она
расстегнула   следующую   пуговицу   и   улыбнулась,   довольная   собственной
сообразительностью.
     1 Питер  Пэн  -  персонаж  одноименной  сказки  Джеймса  Барри,  навсегда
оставшийся ребенком.
     Очередь дошла до моей руки. Она вертела ее и так, и эдак, потом понюхала.
Должно быть, запах понравился,  потому  что  она  лизнула  мои  пальцы.  Потом
потерлась о руку своей грудью, маленькой, с твердыми сосками.
     Девушка оставила мою руку, но я не мог заставить  себя  отпустить  грудь.
Она снова внимательно ощупала мое  лицо.  Потом  неожиданно  отступила  назад,
опустилась на четвереньки и, повернувшись  ко  мне  задом,  призывно  завиляла
попкой.
     - Ух... - выдохнул я и беспомощно посмотрел  на  Флетчер,  чувствуя,  что
заливаюсь краской.
     - Что же вы, давайте, - подбодрила Флетчер,  -  если  есть  желание.  Это
только первый шаг к приему в стадо.
     - Спасибо. На этот раз - пас, - выдавил я.
     - Большинство мужчин не отказываются. По крайней мере, в первый раз.
     - Что вы хотите этим сказать? Флетчер пожала плечами.
     - Весьма непосредственное общение, не правда ли? Мы к такому не привыкли.
Его трудно проигнорировать, а забыть почти невозможно.
     Девушка снова оглянулась, на сей раз - удивленно. Потом встала,  обиженно
посмотрела на меня и понуро побрела прочь. Я  чувствовал  себя  виноватым,  но
минуту спустя она уже предлагала себя  какому-то  подростку.  Тот  пристроился
сзади и быстро овладел  ею.  Девушка  глубоко  задышала  и  рассмеялась,  смех
подхватил паренек.
     - С точки зрения антропологии... - начал я, но голос меня подвел. В горле
запершило. Я откашлялся. - Прошу прощения. Мне кажется, мы  стали  свидетелями
не совсем типичного поведения.
     - Наоборот, - усмехнулась Флетчер.
     - Я не о том... Допустим, мы изучаем стаю  обезьян.  У  высших  и  низших
приматов промискуитет встречается не очень часто, не так ли?
     - Не так часто, как здесь. Но, может быть, для  людей,  превратившихся  в
приматов, такое поведение как раз  типично?  Откуда  нам  знать.  Пока  у  нас
слишком мало данных о человеческих стадах. Есть у меня собственная теория...
     Флетчер внезапно замолчала. Подросток  быстро  кончил  и  потерял  всякий
интерес к партнерше. Он уже ушел, а  она  продолжала  извиваться  на  земле  и
тихонько хихикать.
     - Продолжайте, я слушаю, - напомнил я.
     - Ну... - протянула Флетчер. - По моей теории, все, что мы видим здесь...
квинтэссенция или, если хотите, отражение нашей собственной  культуры,  только
возвратившейся на уровень приматов.
     - Поэтому они так... возбудимы? Флетчер кивнула.
     - Возможно. Наша культура тяготеет к гиперсексуальности. Эти... приматы..
. хорошо усвоили урок. - И добавила: - Но они  по-прежнему  демонстрируют  нам
издержки  цивилизации  -  то,  что  было   необходимо   человекообразным   для
возникновения у них разума.  И  хотя  эти  люди,  похоже,  его  лишились,  они
продолжают разыгрывать старые роли, повторять пройденное.
     - Я не уверен, что понимаю.
     -  Ну  хорошо.  Попробуем  с  другого  конца.   Самосознание   преследует
собственные цели и для их достижения инстинкты. С точки зрения  биологического
вида все мы сумасшедшие, ибо подавляли  свое  естественное  поведение  людской
стаи, стараясь стать разумными. Большинство из нас  настолько  увлеклись  этим
стремлением,  что  умышленно  приспособили  к  этому  свои  тела  и  души.  Мы
разучились чувствовать себя. Так называемые  цивилизованные  люди  ведут  себя
так, словно ими кто-то манипулирует с помощью дистанционного  управления.  Они
действуют как механизмы.
     То, что здесь произошло, по моей теории, своеобразная  реакция.  Эпидемии
настолько повредили мировосприятие этих людей, что они утратили  самосознание.
Разум больше не подчинялся им, и они отказались от него. Мы видим здесь реликт
стадного поведения. Оно больше  не  нуждается  в  маскировке.  У  них  нет  ни
прошлого, ни настоящего, никакого  чувства  времени.  Они  просто  существуют,
просто чувствуют. Когда им грустно, грустят... пока у них не возникает  другой
эмоции, и тогда они перестают грустить и предаются чему-нибудь другому.
     Она немного помолчала.
     - По-своему они счастливы. Когда к нам приходит печаль, мы носимся с  ней
всю жизнь. Большинство копается в могильнике своего прошлого. - В  ее  взгляде
промелькнула грусть, но тут же растворилась  в  дежурно-бод-ром  выражении.  -
Пойдемте. Сюда, пожалуйста.
     На площадь выползли три огромных грузовика. Стадо  начало  стягиваться  к
ним, как скот к кормушке. Грузовики остановились. Задние  борта  открылись,  и
оттуда вывалились дюжины желтых глыб.
     Я вопросительно взглянул на Флетчер.
     - Обед, - пояснила она. - Не хотите попробовать? - Что?
     - Идемте.
     Она взяла меня за руку и повела в гущу толпы.
     Проталкиваться сквозь тела не составляло никакого труда. Я  почувствовал,
что от них исходит  сильный,  немного  прогорклый  запах,  и  сказал  об  этом
Флетчер.
     - Запах стада, - объяснила она. - Я думаю,  что  это  один  из  факторов,
благодаря которому они держатся вместе. Скоро вы привыкнете к нему  настолько,
что сможете найти стадо с закрытыми глазами.
     Мы протолкались к одной из глыб. Она состояла из желтого мякиша с запахом
масла и привкусом дрожжей.
     - Корм нашпигован витаминами,  антибиотиками  и  еще  бог  знает  чем,  -
сообщила Флетчер.
     Тем временем вокруг глыбы собралась плотная толпа. Они отрывали куски, но
не ели сразу, а уносили с собой. Лишь подыскав укромное местечко,  садились  и
начинали медленно жевать. Их лица не выражали ничего. Столкновений  из-за  еды
не было, все происходило в удивительной тишине.
     Некоторые садились парочками или компаниями и кормили друг друга с рук. Я
заметил мать, кормившую своего ребенка, - по крайней мере, мне показалось, что
это ее ребенок. Две девочки-подростка, хихикая, делили свою  порцию.  Одинокий
старик, присев на корточки, жевал с задумчивым видом.
     Огромный, похожий на медведя мужчина тащил кусок, которого хватило бы  на
десятерых. Кто-то подошел и оторвал  часть  себе.  <Медведь>  не  протестовал.
Напротив, он даже присел, чтобы удобнее было поделить еду.
     Никаких проявлений враждебности, жадности или нетерпения. Они  вели  себя
как скотина. И жевали так же.
     - Вы добавляете в корм какие-нибудь лекарства? - поинтересовался я.
     Флетчер покачала головой.
     - Однажды попробовали,  но  они  стали  просто  сумасшедшими,  еще  более
сумасшедшими. Нет, лекарства не нужны.
     Один из ковбоев помахал нам рукой из кузова грузовика.
     - Эй, Флетч! - крикнул  он.  -  Ты  опять  здесь?  Флетчер  улыбнулась  и
помахала в ответ.
     - Как дела, Джейк?
     - Прекрасно, - ответил он. - Ты лучше следи за собой, а  то,  глядишь,  и
сама разоблачишься на солнышке, как остальные.
     Флетчер расхохоталась.
     - И не мечтай, пока твоя жвачка не станет чуточку повкуснее. А до тех пор
- не желаю расставаться с бифштексами.
     Ковбой оторвал от глыбы большой кусок.
     - А ну-ка, попробуй. Мы опять изменили рецепт. Может,  это  так  здорово,
что ты присоединишься к стаду?
     Он бросил нам кусок, похожий на хлебный мякиш. Я на  лету  поймал  его  и
протянул Флетчер. Она отщипнула чуть-чуть и пожевала.
     - Совсем неплохо! Но все же не филе индейки.
     Остаток она протянула мне. Мягкий,  теплый,  несоленый  и  маслянистый...
Жевать его было... приятно. Я откусил еще кусочек.
     - Берегитесь, Джим. - Флетчер отобрала у меня  остатки.  -  Так  начинают
многие.
     Она отдала ломоть жалкому на вид мальчонке,  крутившемуся  позади  жующей
толпы. Он просиял и, отбежав в сторону, приступил к трапезе.
     -  Это  -  Плакса  Вилли,   -   представила   Флетчер.   -   Предпочитает
попрошайничать. Бог знает кем он был раньше. - Она печально покачала  головой.
- В стадо попадают разными путями. Обычно это происходит, когда человек устает
влачить  обыденное  существование.  Даже  отвечать  за  самого   себя   иногда
становится непосильной заботой. - Она пристально посмотрела на меня.  -  Такая
усталость - опасная штука. Она высасывает энергию. Опасно  даже  наблюдать  за
этим. Любое внимание, которое  мы  уделяем  этому  явлению,  служит  для  него
подпиткой. Это - разновидность социального рака. Он растет и пожирает  все  на
своем пути, превращая нормальные клетки в больные, а для обслуживания  больных
клеток требуются здоровые клетки, и конца этому нет.
     - Я читал отчеты, - заметил я.
     - Есть еще кое-что, чего нет в отчетах, так как мы не знаем, что  делать.
Это я и хочу показать вам.
     Она откинула прядь темных волос, упавшую на глаза. Вид у нее был мрачный.
     - Хорошо, Когда же я увижу это <кое-что>?
     -  Скоро.  Но  лучше  уйти  из  центра.  Здесь  может  стать   немного...
неспокойно.
     Она повела меня к джипу.
     - У вас уже слегка остекленели глаза, - заметила она.
     - Да?
     - Ничего страшного. Постоим здесь. Расскажите анекдот. - Что?
     - Я прошу вас рассказать анекдот, - повторила Флетчер.
     - М-м, почему хторране пересекают дороги?
     - Потому что так короче, чем в обход. Расскажите анекдот, которого  я  не
знаю.
     - Зачем?
     - Я проверяю, все ли с вами в порядке. Юмор - неплохой тест,  он  требует
напряжения умственных способностей. Ну, давайте.
     - Хорошо. Э-э... Что делает хторранин, просыпаясь утром?
     Она пожала плечами. - Что?
     - Молится.
     Флетчер усмехнулась и кивнула.
     - Все нормально.
     Только после этого она разрешила мне смотреть на толкущееся стадо.
     - Ну и что дальше?
     - Подождем.
     Ждать пришлось недолго. Обед закончился, и наступило  время  развлечений.
Молодежь затеяла  игру,  отдаленно  походившую  на  пятнашки.  Они  напоминали
щенков: бегали друг  за  дружкой,  догоняли,  кувыркались,  боролись.  Но  все
происходило в полной тишине, если не  считать  какого-то  подтявкивания.  Слов
никто не произносил.
     Стадо заметно оживилось. Особи чаше вступали в контакты - в том  числе  и
половые. Я обратил внимание, что они выбирают партнеров  совершенно  случайно,
не обращая внимания на возраст и пол. Женщина среднего возраста развлекалась с
подростком. Мужчина лет двадцати пяти  держал  за  руку  девочку.  Встречались
гомосексуальные пары.
     Но здесь происходило и нечто другое,  не  имеющее  никакого  отношения  к
сексу. Несколько детей кружились вместе и бормотали, обращаясь друг  к  другу:
<Ба-ба-ба-ба-ба...> Начали возникать группки по три,  пять  и  более  человек.
Несколько здоровенных мужчин ходили по  площади,  сгоняя  в  центр  отбившихся
особей.
     - Кажется, начинается? - спросил я. - Да.
     Я зачарованно смотрел, как разбредшееся  стадо  превращается  в  монолит.
Парочки, занимавшиеся сексом, прекращали свои игры и присоединялись  к  толпе.
Стало трудно  воспринимать  членов  стада  как  людей.  Они  были...  розовыми
приматами. Животными.
     Я  содрогнулся.  Внутри  нарастало  предчувствие  какого-то  кошмара.   Я
дотронулся до руки Флетчер.
     - Это что-то...  сверхъестественное.  У  меня  такое  чувство,  словно  я
наблюдаю весь род человеческий со стороны.
     Я не отпустил ее руку - мне необходимо было ощущать присутствие  Флетчер.
Стадо сгрудилось еще плотнее.
     - Слушайте...
     Сначала гул был какофоничным. Каждый в толпе что-то  бормотал;  отдельные
голоса  звучали  сильнее.  Но  вот  они  начали  сливаться,   мириады   звуков
растворились  во  всепроникающем  атональном  хоре.  Нельзя   было   подобрать
определение  -  мелодия   и   ритм   отсутствовали.   Это   был   грандиозный,
всепоглощающий звук. И он нарастал, зачаровывал, полный оттенков и значений. И
раздражал, бессмысленный и бессодержательный. Ровный по силе и глубине,  но  с
оттенками. В нем слышался шепот, похожий на  голоса  из  моих  снов.  Если  бы
только понять, что они говорят...
     - Эти звуки напоминают шум машин из преисподней. Они напоминают...
     Они напоминали песнь червей.
     - Джим, если бы вы слышали сейчас свой голос!
     - А что?
     - Он дрожит - в унисон со звуком. Вы попали под его  влияние.  -  Флетчер
осеклась. - И я тоже. - В ее голосе слышалось нарастающее возбуждение.
     - Но это же... невероятно!
     - С вами все в порядке? Я кивнул:
     - Да. Просто... я чувствую, как этот звук резонирует во всем моем теле. -
Мы по-прежнему держались за руки. - Я чувствую, как он наполняет меня. Хочется
вторить ему. Вы не ощущаете этого? Как будто мы тоже... причастны. Будто... мы
частица человеческого стада, которая наблюдает самое себя. Мы члены  стаи,  по
воле случая созерцающие ее со стороны.
     - Но мы не можем вечно оставаться в стороне, ведь не можем, да?
     Флетчер меня не слышала. Я отпустил ее руку.
     - Этот феномен, -  возбужденно  говорила  она,  -  дает  нам  возможность
познать чувство дома. Понимаете, того дома, куда мы  постоянно  стремимся,  но
никак не можем отыскать. Может быть, это он. - Флетчер схватила меня за руку и
заставила посмотреть ей в глаза. - Какое  бы  <пространство  самосознания>  ни
возникло здесь сейчас -  мы  тоже  принадлежим  к  нему!  Просто  наблюдать  -
означает стать частицей стада! И до какой степени мы узнаем самих себя в  этой
толпе, до такой же степени погружаемся в нее. Понимаете теперь, почему это так
опасно?
     - Опасно?..
     Я  недоумевал.  Почему  она  кричит?   Из-за   чего   переживает?   Зачем
беспокоится? Ведь здесь так хорошо. И стадо такое симпатичное.
     - Наш разум - осознание своего <я> - позволяет нам оставаться в  стороне.
А хор голосов - это зов, Джим. Это подсознательное общение. Чтобы слушать его,
надо отказаться от абстрактных понятий. Его  надо...  чувствовать.  Но  голоса
действуют чересчур сильно! Они печалят, тревожат,  захватывают,  околдовывают.
Они не могут не действовать на нас, они захлестывают. Мы  просто...  не  можем
позволить себе... себе... - Она начала запинаться. - Не можем допустить, чтобы
мы сами... Джим?..
     Я обрадовался, когда она наконец замолчала. В конце концов, слова  больше
не имели никакого смысла. Они превратились в цепочку обычных  звуков.  Флетчер
не давала мне сконцентрироваться на голосе  стада.  Они  подняли  невероятный,
гам, подобный барабанному бою. Я  уже  слышал  этот  рокот  раньше  -  еще  до
рождения. В нем слились все голоса мира, говорящие о чем-то  с  помощью  слов,
которые и не были словами, потому что речь еше не изобрели.
     Мои губы шевелились  в  такт.  Я  бормотал  что-то,  стараясь...  понять.
Стараясь стать частицей целого...
     Что здесь происходит? То и происходит. Слияние со стадом. Его зов.
     Голоса пели. Смеялись. Юношеский хор. Хор девушек. Хор юношей и  девушек.
Хор человечества. Зов. Кто-то держал меня за руку. Я не мог шагнуть  навстречу
Зов нарастал.
     - Что?
     Кто-то тянул меня назад. Мои ноги шагали сами по себе, не останавливаясь.
Я споткнулся. Кто-то подхватил меня, поднял. Кто-то говорил. Я знал эти звуки.
Все вокруг стало пурпурным.
     <Шим! Шим!>
     Голос звал меня... Внезапная  боль  обожгла  лицо.  Звон  'в  ушах.  Звук
пощечины.
     - Не <Шим>, Джим! Это я. - Кто?
     - Джим! - Кто?..
     Мысль ускользала.
     - Не покидай меня, - говорил голос. - Джим!
     - Я должен знать, кто...
     - Что кто?
     - Здесь кто-то был. Я слышал... Кто-то звал меня...
     - Я повторяла твое имя снова и снова.
     - Нет, не ты. Кто-то другой.  Кто-то  из  другого...  -  Я  схватился  за
голову. Тяжело. Я не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства, зная  лишь,
что мое место не здесь. - Я почти...
     - Джим!
     - Если б я только мог...
     - Джим, не уходи! Джим, посмотри на меня. Я поднял глаза на Флетчер.
     - Я... притворялся, да?
     - Ты ушел.
     - Я... Простите. - Я моргнул и огляделся. - Где мы?
     - На Маркет-стрит.
     - Маркет... стрит?.. Она кивнула.
     - О Боже. - Я спрятал лицо в ладонях, потеряв остатки самообладания. -  Я
даже не представлял себе, насколько  сильно  это  действует.  Господи...  -  Я
оглянулся. - Они продолжают?
     - Только что начали расходиться.
     - О! - В моем голосе слышалась растерянность.
     - Джим, не уходи. Останься со мной.
     - Хорошо, хорошо.
     - Что это было? Расскажи мне. - - Она заставила меня смотреть ей прямо  в
глаза. - Ты можешь описать это?
     - Мы... В нашем языке для этого нет слов. - Я махнул в сторону площади. -
У них свои слова. Слова... Слова...
     - Не покидай меня, Джим!
     - То, что они делают... Делают... Я перехватил ее руку.
     - Нет, не бей меня снова. Дай закончить. Те слова...  они  выше  слов.  Я
знаю, что говорю нелепость, но вы бы поняли меня, услышав их.
     Я замолчал, прислушиваясь к мыслям, которые  роились  в  голове,  как  бы
выплывая из тумана. Впрочем, туманом это не было.
     Я сглотнул и сказал:
     - Вы правы. Они общались невербально. - Я остановился перевести  дыхание.
Нужно поскорее найти слова, прежде чем они  утратят  смысл,  надо  торопиться,
пока мысль не ускользнула. - Мы общаемся с помощью слов. Слово - это  понятие.
Символ. Мы обмениваемся симво-. лами. Они  же  разговаривают  звуками.  Нет...
музыкой. Они создают музыку  и  подстраиваются  под  нее.  Они...  Может,  это
покажется невероятным, но я  почувствовал.  Они  общаются  в  процессе  поиска
самого общения, все вместе создают фон общения и... как-то подстраиваются друг
к другу... каким-то способом превращаясь в клетки... более сложного организма.
В стадо. И...
     Боже, теперь я все понял!
     - Они стали такими, потому что лишились собственного  <я>.  Они  потеряли
способность   помнить,   а   лишившись   памяти,   каждый   утрачивает    свою
неповторимость. Они держатся вместе ради секса, ради пищи, но главным  образом
ради общего <я>. О Господи, мы же наблюдаем зарождение нового человека!
     Осознавать это было ужасно. По спине пробежали мурашки; меня передернуло.
     - Здесь можно где-нибудь присесть? - спросил  я,  утирая  пот  со  лба  и
смущенно оглядываясь. Голова кружилась.
     Флетчер подвела меня к почерневшей каменной скамье, оставшейся от прежних
времен, усадила и присела рядом.
     - Почему вы не предупредили меня? - хрипло спросил я.
     - Я не знала, - извиняющимся тоном ответила она. - На всех это  действует
по-разному.
     Ее глаза повлажнели.
     Я отвел взгляд и уставился в землю. Бетон был покрыт застывшими пузырями.
Я проглотил ком и сказал:
     - Мне сейчас плохо и очень грустно. - Лицо мое непроизвольно  сморщилось.
- Меня словно выпотрошили, вынули душу и выбросили. Хуже не бывает. Я чувствую
себя так, будто навсегда потерял что-то очень важное...
     Больше я не мог  сдерживаться.  Я  рыдал,  закрыв  лицо  ладонями,  и  не
понимал, почему бегут слезы, но остановиться не мог.

     В. Какхторране называют бетонный бункер?
     О. Грильяж.

     <ПЕРЕЛОМАЙТЕ ИМ НОГИ>
     Вероятность - это константа. Соломон Краткий
     - Ну как, получше? - спросила Флетчер и протянула носовой платок.
     Я вытер глаза и покосился на нее.
     - Как вам это удается? Как вы сопротивляетесь... притяжению?
     Она пожала плечами.
     - Я даже не чувствую, что сопротивляюсь. Просто считаю, что  мое  участие
сводится к наблюдению, и пытаюсь все понять. Этим  я  занимаюсь  всю  жизнь  -
наблюдаю. Отхожу в сторону и наблюдаю. Может быть, поэтому я могу  разгуливать
среди них без всяких последствий.
     Я вернул платок. Меня словно выпотрошили, выжали как лимон,  лишили  сил.
Флетчер протянула руку, и я попытался встать. Она подхватила меня под  локоть,
подняла со скамьи.
     - Пойдемте, - предложила она. - Просто погуляем.  Пока  она  возилась  со
мной, я, искоса поглядывая, заметил, что ее губы плотно сжаты.
     - Спасибо. - Я действительно был ей благодарен.
     Мы  направились  к  джипу.  Стадо  уже  утратило  сплоченность.  Собрание
закончилось,  и  его  участники  разбрелись  по  площади.  Появились  парочки,
совокупляющиеся на засохшей лужайке.
     Я поинтересовался:
     - Так всегда бывает? Флетчер пожала плечами.
     - По-разному. Иногда они впадают в  настоящий  экстаз.  Случалось,  накал
достигал такой силы, что кое-кто  умирал  от  разрыва  сердца.  А  иногда  все
проходит вяло. Сегодня, пожалуй, был средний уровень.
     - Это происходит каждый день? Она сдвинула брови.
     - Теперь примерно три-четыре раза в неделю. Поначалу такое случалось  раз
или два в месяц. Потом - все чаще и чаще, сейчас  практически  через  день,  а
через месяц, скорее всего, ритуал станет ежедневным.  Я  думаю,  это  один  из
механизмов пополнения стада. С появлением  ритуала  оно  растет  быстрее,  чем
предполагалось. Некие силы втягивают людей в стадо. Вы испытали это на себе.
     Я кивнул.
     - И еще я думаю, что это удерживает всех вместе, - добавила Флетчер. -  В
прошлом году были случаи, когда люди возвращались к нормальной жизни. Они были
растерянны, нуждались в интенсивной терапии, но вновь  обретали  сознание.  За
этот год из стада не ушел ни один. Ни один - с тех пор как это началось.
     - Расскажите о вернувшихся, - попросил я. - Как им удалось?
     - Обычно уход связан с каким-нибудь потрясением.  Например,  один  парень
сломал ногу. Боль была такая сильная, что он начал кричать и неожиданно позвал
доктора. Была поставлена на карту жизнь, и ему пришлось как-то реагировать. Ни
один из типов стадного поведения не  подходил.  Тогда  он  извлек  кое-что  из
глубин своего мозга. К несчастью -  для  него,  разумеется,  -  в  его  памяти
всплыло все, связанное с травмой. Он был вынужден  войти  с  нами  в  контакт,
чтобы объяснить, где и как болит, так что пришлось ему  снова  воспользоваться
самосознанием.
     - Вы же можете разрушить стадо, - предложил я. - Переломайте им ноги.
     Флетчер рассмеялась.
     - Если бы все было так просто, Джим! Некоторым можно вернуть самосознание
с помощью шока, но  большинство  этому  не  поддаются:  они  не  желают  вновь
обретать свое <я>.
     - М-м, - только и выдавил я.
     Эта мысль заслуживала всестороннего изучения. Я вертел  ее  так  и  эдак,
пытаясь понять подтекст и вытрясти из него возможные следствия.
     Я остановился и задумчиво посмотрел на  стадо.  Здесь  было  еше  что-то,
недоступное моему пониманию. Это
     <что-то> я не мог сформулировать, объяснить и потому злился.
     Флетчер присмотрелась ко мне и осторожно спросила:
     - Вы думаете об отце? По-прежнему считаете, что он жив? Что он в стаде?
     Ее слова вернули меня к реальности. Какое-то  время  я  размышлял,  потом
отрицательно мотнул головой:
     - Нет. Я не могу представить отца потерявшим  рассудок.  Только  не  это.
Лучше считать его мертвым, теперь я могу в это поверить. Спасибо.
     Она погладила меня по шеке.
     - Я знаю, Джим, для вас это потрясение. Но гораздо лучше, что вы...
     Ее лицо окаменело - за моей спиной что-то происходило.
     Обернувшись, я увидел, что к нам направляется высокий плечистый мужчина с
широкой  грудью,  обнаженный,  мускулистый,  как  Геракл.  На  загорелой  коже
блестели капельки пота. Настоящий жеребец. Точнее, бык. У  него  были  светлые
глаза и весьма решительное выражение  лица.  А  еще  он  демонстрировал  такую
эрекцию, что не заметить ее было невозможно.
     - Не ваш ли это пропавший ученый?.. - начал было я, но Флетчер оттолкнула
меня.
     Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
     Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала
рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
     - На-на-на-на-на!
     Бык повернулся и быстро пошел прочь.
     - Очень эффективно...
     Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
     - Что случилось?
     - Ничего.
     - Чушь, - возразил я. - Вы не умеете лгать. Флетчер  хотела  уйти,  но  я
схватил ее за руку.
     - Вы никого не одурачите.
     Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и  закрыла  лицо  ладонями;
плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
     - Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть  на  него.
Особенно... когда он ведет себя так. Простите.
     Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и  повел
к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
     - Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
     - Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
     - И еще?.. - подсказал я. Флетчер вздохнула.
     - И еще я надеюсь понять стадо. И... вернуть его обратно.
     Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
     - Он вам дорог? Она кивнула.
     - Он был... не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный,
как джентльмен. - Она посмотрела на толпу - Иногда...
     Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
     - Это ведь очень заманчиво.  Они  живут  в  своем  мире.  Наслаждаются  и
радуются. - И она добавила: - Они, наверное,  единственные  на  планете  могут
себе это позволить.
     - Хотел  бы  я  знать,  сколько  они  протянут,  если  о  них  перестанут
заботиться. Такие наслаждения - опасная роскошь.  Не  думаю,  что  мы  с  вами
когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
     Она не ответила - смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для  дневных
развлечений - подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык
не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была  прежняя  Флетчер,
хладнокровная и решительная.
     Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она  молчала,
пока мы не доехали до середины моста.
     - Можете сделать мне одолжение? - попросила она.
     - Конечно.
     - Не говорите никому об этом.
     - Я там не был.
     Флетчер благодарно улыбнулась:
     - Спасибо.
     Теперь настала моя очередь.
     - Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей... реакции.
     Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
     - Об этом он никогда не услышит.
     - Спасибо.
     Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор.
Теперь все о'кей.
     Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести  мою
фамилию в список для свободного входа в  лабораторную  секцию.  Я  смотрел  ей
вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско.  Впрочем,
это действительно не мое дело.
     Дьюка дома не оказалось, но он оставил записку: <Ложись  спать  пораньше.
Подъем в шесть>. На койке лежали новые инструкции. Я  пролистал  их  за  едой.
Корректировка стрельбы? И ради этого нас выдернули из Колорадо?
     Чепуха какая-то. Я лег расстроенный, всю ночь ворочался,  слышал  голоса.
Но они так ничего и не объяснили.

     В. Что хторранин носит в коробке для завтраков?
     О. Два кусочка ржаного хлеба и Чикаго.
     В. Чем хторранин пользуется вместо зубочистки?
     О. Отбойным молотком.

        10 СКОРПИОНЫ
     Из кислого винограда обычно получается кислое вино.
     Соломон Краткий
     Утро наступило досадно  быстро.  Я  встал  с  койки,  включил  автопилот,
покинул свою телесную облочку и пришел в себя уже в джипе - меня разбудил шум.
Мы катили по маслянистому потрескавшемуся гудрону Ок-лендского  международного
аэропорта, где в конце  взлетно-посадочной  полосы  ожидал  полностью  готовый
<Бан-ши-6> с уже ревущими двигателями.
     Дьюк подогнал джип к самому вертолету. Зажав уши, я следом за ним взбежал
по трапу. Едва мы ввалились, как люк автоматически захлопнулся. Пилот не стала
ждать, пока мы займем места, и взялась за штурвал. Я бросил вещмешок и упал  в
кресло. Дамочка вознесла нас так шустро, что я не успел  застегнуть  привязные
ремни.
     Она говорила в микрофон:
     - ... Ложусь на курс три-пять-два.  Можете  выпускать  своих  пташек.  Мы
подхватим их над заливом Сан-Пабло.
     Нельзя не узнать этот голос. Лиз Тирелли. Я наклонился к Дьюку.
     - Помнишь, как Тед и я улетали с <Альфа Браво>? - Дьюк кивнул. - У нас та
же летчица.
     Лизард включила автопилот и  развернула  кресло  к  нам.  Она  ничуть  не
изменилась, оставшись такой же хорошенькой, какой я ее запомнил. Жаль  только,
напялила этот шлем - мне нравились рыженькие.
     - Я - полковник Тирелли, - представилась она. - Вы капитан Андерсон?
     Дьюк кивнул.
     - А это, конечно, лейтенант Маккарти. Я тоже кивнул.
     - Поздравляю с повышением. Проигнорировав поздравление, Лиз обратилась к
     Дьюку:
     - Полагаю, вы удивлены внезапностью своего перевода. Я специально просила
передать вас обоих в мое подчинение.
     Дьюк издал какой-то неопределенный звук. Полковник Тирелли пояснила:
     -  Мне  понравилось,  как  чисто  вы  работаете.  Район   Скалистых   гор
контролируется сегодня только потому, что в прошлом году вы умело организовали
дело.
     - Там работа только разворачивается, - вставил Дьюк.
     Я почувствовал недовольство в его голосе. Заметила ли это Лиз?
     - Я знаю размеры территории - читала ваши отчеты.  Но  Скалистыми  горами
займутся другие. Вы нужны здесь.
     Дьюк явно расстроился, но промолчал. Собственно,  ему  и  не  нужно  было
ничего говорить - Лиз, похоже, умела читать мысли не хуже, чем летать.
     - Я все понимаю, капитан, но это задание - по линии дяди Аиры.
     - О-о, - протянул Дьюк. Вопрос был закрыт.
     Я встречался с полковником Айрой Уоллакстейном лишь однажды - за день  до
его гибели. Потом я прикончил убившего его червя. Не  могу  сказать,  что  мне
понравился <дядя> Аира, однако он был крестным отцом
     Спецсил, и к его памяти следовало относиться с почтением.
     Лиз перешла на более доверительный тон.
     - Во время  операции  вы  будете  заниматься  корректировкой.  Инструкции
получили?
     - Только вчера вечером, - сказал Дьюк.
     - Прочитали? Мы кивнули.
     - Хорошо. Времени у вас, к сожалению, было мало, но скажите спасибо,  что
вообще получили их. Связь в паршивом состоянии и останется такой, пока  мы  не
обеспечим безопасность наземных станций. Правда, когда до этого дойдут руки  -
бог знает. - Она была раздражена и расстроена, но виду не подавала.  -  Ну  да
ладно. В лесах Северной Калифорнии обнаружено  нечто  вроде  крупномасштабного
заражения. Необходимо его уничтожить, впрочем, имеются особенности. Гнезда  на
второй и третьей стадиях...
     - Третьей? - воскликнул Дьюк.
     Тирелли, недовольная тем, что ее перебили, хмуро кивнула.
     Мы переглянулись. Неужели дошло до этого?
     Мы видели гнезда на второй стадии, заснятые со скай-бола:  один  купол  в
центре и шесть вокруг. Такой план мог нарисовать любой ребенок, если ему  дать
компас и карандаш. Но третья стадия?  Я  не  мог  себе  представить,  как  она
выглядит.
     Лиз снова прочитала мои мысли.
     - Сразу  узнаете,  когда  увидите.  Капитан,  займитесь  левой  стороной.
Маккарти будет наблюдать с правого борта. Когда  увидите  что-нибудь  красное,
выстреливайте маяк. Команда расчистки будет следовать за нами с  интервалом  в
тридцать   секунд.   Они   сбросят   соответствующие   детергенты,   а   также
короткоживущие нуклиды, таконитовую  пыль,  ядовитые  микроорганизмы,  биораз-
лагаемые пестициды. Огнеметы мы не используем.  Скопления  средних  и  больших
куполов взорвут управляемыми зарядами, которые несут на борту  корабли  второй
волны, следующей за первой с интервалом в шестьдесят секунд. Вопросы есть?
     - Это далеко? - спросил Дьюк.
     - Полтора часа лету. Дьюк удивился.
     - Так близко?
     - Дела обстоят еще хуже: в районе действуют ренегаты.
     - Рядом с крупным заражением? - Дьюк удивился еще больше.
     Лизард кивнула. Дьюк почесал затылок.
     - Ну, если вы утверждаете... Хотя трудно поверить.
     - Многие не верят, - сказала Лизард. - Все  началось  в  прошлом  году  в
Орегоне. Там остались нетронутыми  большие  территории,  и  там  же  появились
Племена. Конечно, трудности следовало ожидать - ведь люди могут пойти на  все,
что, по их мнению, поможет выжить. Однако парочка Племен  выбрала  собственные
правительства. Одно Племя, - продолжала Тирелли, - насчитывало  около  трехсот
человек. Они провозгласили независимость, утверждая, что теперь договор  между
штатами утратил силу. - В ее голосе зазвучало презрение.  -  Они  создали  так
называемое правительство намерений, чтобы выработать новое соглашение.
     - И какие же у них были намерения? - поинтересовался Дьюк.
     - Это выяснилось очень скоро.
     - Все  выглядит  так,  словно  они  добились  какого-то  преимущества,  -
вмешался я. - По  крайней  мере,  такого,  в  которое  поверили  целых  триста
человек.
     Лиз пожала плечами.
     - Подобная чепуха годится для простаков, но  не  для  меня.  На  мне  по-
прежнему зеленый мундир армии  США,  и  она  мне  по-прежнему  платит.  Других
предложений пока не поступало.
     - Значит, были серьезные осложнения?
     - Да, оба раза. - Лиз поморщилась  и  потерла  нос.  -  Мы  попросили  их
покинуть территорию для их же безопасности. Они  отказались.  Мы  подчеркнули,
что выбора нет. В ответ они отказались признать власть Соединенных Штатов. Как
вам это нравится? Мне плевать, во что верят или не верят эти люди. Я выросла в
семье дугар-чей - мои родители исповедовали Духовную Гармонию Человечества,  -
так что я способна понять любые убеждения. Если кто-то жаждет быть голубым или
сожительствовать со слоном - на здоровье. Скажу вам по секрету, что  некоторые
Племена  примерно  этим  и  занимались.  Беда  заключалась   в   другом:   они
экспроприировали - попросту присвоили - собственность Соединенных Штатов.  <Во
имя людей>, - говорили они. Разумеется, <людьми> были они сами.
     - Какую собственность?
     - Армейскую, конечно. Ситуация создалась скверная. Каким-то образом в  их
руки попало довольно серьезное вооружение.  Пришлось  нанести  полномасштабный
воздушный удар. Я участвовала в первой волне атаки.
     Дьюк был ошеломлен.
     - Разве не было другого выхода?
     - У них имелись ракеты <земля-воздух>, танки! А главное - они  добирались
до бункера с ядерным оружием.
     Все верно - другого выхода действительно не было.
     - Мне уже доводилось слышать, что Племена набирают силу, - заметил  я.  -
Но чтобы дело зашло так далеко - я не  представлял.  Догадываюсь,  какая  была
заварушка.
     - Ваше счастье, что вас там не было, -  сказала  Лизард.  -  Они  обучили
детей стрельбе из пулемета. Вы представляете реакцию солдата,  который  вместо
врага вдруг видит двенадцатилетнюю девочку? Словами не передать!
     Дьюку разговор пришелся не по душе; он явно хотел переменить тему.
     - Почему они держались рядом с зоной заражения? - спросил он.
     - Думаю, рассчитывали на червей как на прикрытие, - ответила Лиз.
     Я посчитал своим долгом уточнить:
     - Вы хотите сказать, что они нашли способ сосуществования с ними?
     Дьюк фыркнул.
     - Существует только один способ сосуществования - в их брюхе.
     - Все очень просто, - объяснила Лиз. -  Зараженные  территории  находятся
вне юрисдикции правительства Соединенных Штатов - по крайней мере,  сейчас,  -
и, вероятно, такое положение сохранится еще долго. Племена понимают,  что  как
только они выберутся из холодка, перешагнут оборонительные рубежи и попадут  и
любой  из  Безопасных  Городов,  то,  помимо  защиты,  окажутся  под   властью
правительства США. А это означает конец <независимости>.
     - Как же они защищаются от червей? - спросил я.
     - Мы тоже хотели бы это знать.
     - Разве вы не допросили пленных? - озадаченно поинтересовался Дьюк.
     - Пленных не было. - Она произнесла  это  так,  словно  захлопнула  перед
нашим носом дверь.
     Теперь Дьюк посмотрел на Лиз с уважением. Она холодно встретила взгляд  -
было ясно, что продолжать разговор на эту тему опасно. Дьюк  опустил  глаза  и
стал внимательно изучать днище вертолета. Кому,  как  не  ему,  известно,  что
пережила Лиз. Ведь он сам прошел через это, а как сказать  ей  об  этом  -  не
знал.
     - Согласно одной из гипотез, хторранская флора  достаточно  развилась,  и
черви, возможно, предпочитают питаться  продуктами  родной  экосистемы,  а  не
земными организмами. Не исключено, что человек больше не числится первым в  их
меню. Однако это лишь предположение. Лично я не собираюсь проверять, насколько
оно верное...
     Разговор прервали позывные радио, и Лизард поспешила выйти на связь:
     - Тирелли слушает.
     - <Банши-6>, вы в пределах видимости. Следуем,  за  вами,  как  послушные
детки.
     Лиз посмотрела налево и назад.
     - Эй, утята, сколько вас в воздухе? - спросила она.
     - Крыло в полном составе, полковник.
     - Почему же я вижу только двенадцать машин?
     - Вторая волна только что стартовала. Мы соединимся к  северу  от  Санта-
Розы.
     - Кому пришла в голову такая блестящая идея?
     - Капитану Кэсуеллу, полковник.
     - Ясно. Ну хорошо, мальчики, вы готовы к работе?
     - Мы чисты и светлы, полковник, и готовы сеять  смерть  и  разрушение  до
самого Орегона.
     - Только в пределах цели, пожалуйста.
     - Есть. Конец связи.
     Я  перебрался  к  Дьюку  и  заглянул  в  фонарь  наблюдателя.   За   нами
выстраивались в линию шесть боевых кораблей.
     - Эй! Но это же <скорпионы>!
     - Да, они, - откликнулась Лиз. - Есть вопросы?
     - Еще бы. Мне казалось, что мы должны были затопить все боевые  вертолеты
в соответствии с Московскими договорами.
     - И затопили. Все до единого.
     - Но тогда откуда?.. - Я снова выглянул: все точно, <скорпионы>.
     Мое недоумение забавляло Лиз.
     - Да, затопили, но предварительно покрыли  акрилом.  В  нем  они  чудесно
сохранились, даже не намокли. А в прошлом году, когда они потребовались снова,
мы начали их поднимать. - Она посмотрела в иллюминатор  и  ухмыльнулась.  -  А
ведь хороши!
     Кто бы спорил - действительно  хороши.  Большие,  черные,  злобные,  а  с
красными глазками габаритных огней они и вовсе казались зловещими.
     - Пора ввести вас в курс дела, - сказала Лиз. - Я говорю о стратегической
обстановке. Данные непроверенные, но смахивают на  правду.  Денвер  становится
слишком уязвимым. Военные снова собираются эвакуировать правительство.
     - Куда? - вырвалось у меня. - Сейчас почти везде одинаково опасно.
     - Только не на Гавайях, - возразила Лиз. - Ни на одном из островов до сих
пор не замечено никаких признаков заражения. Мы надеемся, что такое  положение
сохранится и впредь. Для  гарантии  везде,  включая  искусственные  острова  и
морские платформы, запрещено размещать любые исследовательские лаборатории.
     Дьюк покачал головой.
     - Не надо заниматься самообманом. Все это напоминает бегство.
     - Это и будет бегством, если произойдет, - сказала Лиз.
     - Гавайи слишком малы. Кого-то планируют бросить здесь?
     - Острова - только первый этап. Следующий - Австралия и  Новая  Зеландия.
Они пока тоже не заражены. Переговоры уже идут.  Нас  искренне  рады  принять,
особенно вкупе с нашими технологиями - сколько сумеем вывезти морем.
     Она потянулась к  холодильнику  рядом  с  креслом,  достала  кока-колу  и
бросила по банке нам с Дькжом.
     - Но сейчас первостепенная задача - это полная централизация  на  полтора
года. Президент объявит о ней в конце месяца. Мы создадим  цепочку  Безопасных
Городов, каждый из которых будет окружен десятикилометровым защитным поясом  и
сможет  продержаться  самостоятельно  в  течение  года.  Большую  часть  работ
проделают роботы. После этого каждый город станет базой для военных действий в
прилегающем к нему районе.
     - А всю остальную территорию сдадите без боя, так, что ли? - спросил я.
     Она отрицательно покачала головой.
     - Нет, не так. Прежде всего мы спасаем людей. Нельзя же,  в  самом  деле,
вести войну, не имея передовой.
     - Тогда при чем здесь Калифорния? - вставил Дьюк.
     - Тихоокеанская автострада, - пояснила  Лиз.  -  Она  -  становой  хребет
Западного побережья. Без нее не обойтись. Сиэтл и  Окленд  станут  Безопасными
Городами, Сан-Франциско, надеемся, тоже. Возможно,  и  Портленд,  но  по  нему
решение еще не принято. Мы должны защитить автостраду, поэтому хотим  заложить
вдоль нее несколько крепостей. Основные действия развернутся  здесь.  Для  нас
жизненно необходимо сохранить выход к океану - от этого зависит  эвакуация  на
Гавайские острова и в Австралию. Теперь понятно?
     Мы кивнули почти одновременно - чего уж тут непонятного.
     - Вот и отлично.
     Запищала   радиостанция,   и   полковник   Тирелли    переключилась    на
радиопереговоры.  Мы  летели  над  Гейзер-виллом,  где  к  нам   должно   было
присоединиться второе крыло вертушек.
     Я залез в фонарь наблюдателя на правом борту и  стал  смотреть  вниз,  на
проносящуюся землю. Мы летели достаточно низко, и меня  слегка  мутило.  Затем
Лиз снизилась еще. Теперь вертолет нырял то вверх, то вниз, повторяя холмистый
рельеф. Сверху калифорнийский ландшафт напоминает измятое одеяло.
     Стоял апрель, и по всем приметам склоны холмов должны были  зеленеть,  но
ничего похожего не наблюдалось.  Деревья  и  кусты  выглядели  пожелтевшими  и
больными. На земле между ними виднелись розовые и красные пятна.
     - Правда, похоже на лишайники? - заметила Лиз.  -  Но  это  разновидность
морских слизней. Понятно, что продукты их жизнедеятельности не очень  нравятся
местным растениям. Особенно  чувствительны  мамонтовые  деревья.  Эта  гадость
быстрее всего размножается в лужах, поэтому самые яркие пятна - в низинах, еще
не просохших после февральских ураганов. Если и дальше так пойдет, то к  концу
лета все вокруг покраснеет. Денвер уже испытывал здесь специальные  пестициды,
но, похоже, без толку.
     - Спасибо, - вежливо поблагодарил я. - Чем еще порадуете?
     - Дальше будет хуже,  -  предупредила  она.  -  Внимание,  приготовиться.
Приближаемся к озеру Клиар-Лейк. - Она включила радиопередатчик. - Эй,  утята,
говорит <Банши-6>. Мы у цели. Следите за маяками.
     Внезапно мы  оказались  над  водной  гладью  -  ярко-голубой,  как  небо,
сверкающей серебряными бликами. Под нами неслась черная тень  <банши>,  позади
виднелись тени боевых вертолетов - более крупные и более зловещие. <Скорпионы>
ревели, как драконы. С земли они, должно быть, выглядели устрашающе.
     Промелькнул северный берег озера, и  внезапно  я  столкнулся  с  кошмаром
наяву. Кошмар был настолько ярок, что слепил глаза. Растерянно моргая, я никак
не мог понять, что  вижу.  Буйство  переливающихся  цветов  напоминало  пожар.
Ничего ярче и ослепительнее я в жизни не видел. Нацепив темные очки,  я  снова
опустил голову.
     Очки  не  помогли.  Преобладал  красный  цвет,  а  уж  оттенков-то  -  не
сосчитать: умбра, оранжевый, охра, фуксия. Казалось, краски парили над землей,
не имея ни формы, ни очертаний. Глаза и мозг не справлялись с  информацией.  И
все это творилось на фоне розового, почти телесного ландшафта.
     Взгляд мой затуманился - земля показалась гигантским живым существом.  Ее
ярко-розовая кожа лопнула и  разошлась  рваными  краями.  Я  смотрел  прямо  в
глубокие кровоточащие раны. Я видел открытые  гноящиеся  язвы.  Потоки  теплой
густой  крови  вытекали  на  поверхность,  бежали  ручьями  и  скапливались  в
ложбинах.
     Я сдвинул  очки  на  лоб,  протер  глаза  и  снова  посмотрел  вниз.  Под
вертолетом раскинулось дно преисподней. Ярко-оранжевые кусты тянулись  вверху,
как языки пламени.  Высокие,  окутанные  красным  туманом  секвойи  вздымались
султанами алого дыма. Ниспадающие с деревьев каскады пурпурного пара  походили
на разорванную паутину Под ними в затененных местах извивалась черная поросль;
ее побеги напоминали щупальца осьминога.
     А земля выглядела так, словно ее покрыла какая-то  плесень,  напоминавшая
сахарную вату. Холмы были горами этой ваты. Добро пожаловать в Страну чудес  -
или в рай для сумасшедших.  Почву  исчертили  бледные  голубые  прожилки  либо
изъели круглые скопления желтых пятен непривычной формы. Определения  давались
с трудом. Возвышенности, словно простеганные пурпурными  нитями  -  среди  них
встречались и белые, - казались пуховым, ядовитого цвета, одеялом.
     Сосны, вернее, то, что от них осталось, застыли  черными  иглами,  словно
указуя на нас обвиняющими перстами. Казалось, что  они  заживо  обуглились.  Я
разглядел руины домов - пустые коробки, покрытые шубой из алого плюша.
     Мы вторглись в абсолютно новый мир. Мир, где не было места зеленому цвету
- и всему остальному, связанному с зеленым миром, тоже.
     Я смотрел и  понимал,  что  больше  не  стоит  переживать  за  враждебные
Племена. Впрочем, за человечество тоже.
     Подо мной расстилалась картина будущего Земли. Когда оно наступит? Теперь
это уже не важно, потому что человечеству там места не было.
     Звук моторов <банши> изменился - вертолет снижался. Мы вышли на цель.

     В. Как хторране называют людскую панику?
     О. Забавная, но хорошо перемешанная жратва.

        11 МАНДАЛА
     Существует только одна заповедь: <Не поминай всуе>. Остальные лишние.
     Соломон Краткий
     Почти сразу же мы увидели скопления гнезд. Многие  -  на  второй  стадии:
один купол в центре и шесть вокруг,  по  углам  воображаемого  шестиугольника.
Подобное встречалось и в Скалистых горах, но мы до сих пор не  знали,  сколько
хторран они вмещают. Под одним куполом никогда не встречалось  больше  четырех
червей. Тут - явно больше, но сколько? И здесь я впервые  увидел  завершенными
все семь куполов.
     Мы пометили несколько гнезд, а потом  перестали  это  делать  -  их  было
слишком много.
     - Берегите маркеры, - посоветовала Лиз. - Вы еще не все видели.
     Дьюк закричал:
     - Джим! Прямо под нами!
     Внизу по земле ползло не менее  дюжины  огромных  ярко-красных  червей  -
такую здоровую компанию я видел впервые. Тот, что бросился в сторону  от  тени
вертолета, был не меньше автобуса.
     Промелькнула страшная мысль: чем больше масштаб  заражения,  тем  крупнее
становятся черви. Да и существует ли для них предел роста?
     К горлу подкатил ком. До чего же мы ничтожны по сравнению  с  ними!  И...
какими мы кажемся им? Черви следили за нами и даже поднимались на треть своего
грузного тела, чтобы получше  рассмотреть  нас.  Они  возбужденно  размахивали
руками, может быть, и кричали, но ничего не было слышно.
     Беспорядочно разбросанные группы куполов  встречались  все  чаще,  словно
теперь мы летели над деревней  или  небольшим  городком.  Виднелись  загоны  и
забавные шпили. Я вспомнил тотемный шест перед самым первым  гнездом,  которое
мне довелось спалить. Может, там, внизу, есть  такие  же  штуки?  Хотел  бы  я
посмотреть на них вблизи. Повсюду стояли недостроенные  купола,  расположенные
либо змейкой, либо по кругу. В их композиции  смутно  просматривался  какой-то
общий план, но какой именно,  понять  было  трудно.  Интересно,  как  выглядит
полностью завершенный хторранский город?
     Однако по мере того,  как  мы  летели  дальше,  упорядоченность  построек
уменьшалась. Количество гнезд увеличилось, число куполов -  тоже,  но  строгая
геометрия была словно смята. Строительный инстинкт как будто разрегулировался.
Вокруг центрального купола  вклинивались  лишние  гнезда  -  иногда  их  число
доходило до десяти. Они столь плотно прижались  друг  к  другу,  что  потеряли
круглую форму. Выглядело это как-то ущербно.
     Раздались первые взрывы - <скорпионы> приступили  к  работе.  На  крупные
скопления гнезд сбрасывались довольно мощные заряды. Черви под  нами  забегали
как полоумные. Хторранская паника? Они выползали из куполов и,  выгнув  горбом
пушистые розовые тела, мчались  вслед  за  нами  с  удивительной  прытью.  Мне
почудилось,  что  я  слышу  хриплые  визги,   перекрывающие   шум   реактивных
двигателей: <Хторрррр! Хторрррр!>
     Вертолет настигла взрывная волна. Лиз что-то крикнула,  и  машина  взмыла
вверх. Я  оглянулся  и  увидел  уродливое  желтое  облако,  поднимающееся  над
горизонтом. Развернутый строй из двадцати  четырех  <скорпионов>  поднимал  за
собой волну смерти. Было решено стерилизовать местность, сделав ее непригодной
для червей или кого бы то ни было из их родичей.
     Истина же заключалась в том, что  мы  не  знали,  насколько  эффективными
окажутся наши меры. Хторран-ские экосистемы восстанавливались слишком  быстро.
Как только распадались короткоживушие радионуклиды  и  разлагались  пестициды,
растения и насекомоподобные организмы возвращались к  исходной  численности  в
считанные недели. Они восстанавливались быстрее, чем  любой  земной  вид.  Эту
территорию надо опрыскивать регулярно - до тех пор, пока мы  не  найдем  более
радикальные средства. В Денвере болтали языком гораздо дольше, чем действовали
их препараты.
     Лизард что-то кричала мне. Я наконец разобрал:
     - Маккарти! Направление полвторого.
     Что это, по-вашему? Оно раскинулось с моей стороны - крупнейшее скопление
куполов, какого я еще не встречал! Всем  гнездам  гнездо!  Вид  упорядоченный:
шестиугольники вторичных гнезд составляли более крупный. Настоящая хторранская
мандала!1 Гнездо на третьей стадии! Здесь план просматривался четко - никакого
сплющивания не ощущалось. Это было образцовое  хторран-ское  поселение,  а  те
уродливые купола, что мы  видели  раньше,  -  жалкая  попытка  подражания.  Их
создатели почему-то сбивались.
     Мандала хторров разрослась,  захватив  огромную  территорию.  Центральная
группа куполов слилась в единый огромный купол, а по  периметру  закладывались
новые шестиугольники - наращивалась новая окружность.

     1 Мандала - схематичное изображение космоса, принятое на Востоке, в  виде
концентрических кругов и вписанных в них других геометрических фигур; глядя на
мандалу, медитируют поклонники восточных верований.

     - Все точно! - крикнул я Лиз. - Мы только что пролетели  над  хторранским
Капитолием!
     Я выстрелил в него  маяком,  потом  для  верности  выстрелил  еще  раз  и
обернулся, желая посмотреть, как его  взорвут.  Черви  хлынули  оттуда  такими
потоками, что казалось - гнездо охвачено пламенем.
     Земля извергала червей. Казалось, она кровоточит -  так  много  их  было.
Всех размеров - крупные и мелкие, каких я раньше не видел.
     И всех цветов - от огненно-оранжево го до темно-пурпурного. Хторры словно
решили продемонстрировать все свое разнообразие  -  от  розовых  детенышей  до
гигантских ярко-красных тварей. Через секунду-другую уже нельзя было различить
отдельных особей. По телесно-розовой земле  неслись  алые  потоки,  как  языки
степного пожара. Их было так много, что направления панического бегства  можно
было проследить лишь по потокам разлившейся  под  нами  красной  реки.  Кругом
царило безумие. Я отказывался верить своим глазам.
     Весь лагерь пришел в движение, паника нарастала. Выползали  все  новые  и
новые черви. Ослепленные страхом, крупные особи отбрасывали мелких  в  стороны
или давили, оставляя их корчиться на земле. Раненых животных подминали  потоки
обезумевших сородичей. Теперь  я  слышал  их  крики.  Высокий  скрипучий  визг
напоминал скрежет разрезаемого металла. Даже шум винтов и рев реактивной  тяги
не покрывали его.
     Когда позади начал  нарастать  шум  <скорпионов>,  алая  река  как  будто
наткнулась на препятствие и закружилась водоворотом. Визжащие черви бестолково
тыкались в разные стороны, пока их не накрыло серо-желтое  облако,  выпущенное
вертолетами. Огромные черные машины с ревом проносились над ними, как  мстящие
ангелы смерти.
     Внезапно земля внизу снова стала каменистой. Скопления  куполов  исчезли,
как сон, - словно мы пересекли границу, установленную самими  хторрами.  Внизу
больше  не  было  красных  ужасов.  Последние  из  них  пали   жертвой   гнева
<скорпионов>. Еще несколько миль - и гноящийся красный  ландшафт  тоже  исчез,
уступив место зеленым и коричневым холмам. Снова появились  сосны,  мамонтовые
деревья, секвойи.
     Какое-то время в вертолете стояла  тишина.  Кабину  наполнял  лишь  свист
лопастей и приглушенный рокот двигателей, но это не воспринималось как шум.
     И тогда Лиз издала нечто  среднее  между  рычанием  и  визгом.  Это  была
разрядка - как свист котла, выпускающего пар.
     Полковник Тирелли перевела дыхание и стала набирать высоту.

     В. Какхторранв называют Гарлем?
     О. Духовная пища.
     В. А Организацию Объединенных Наций?
     О. Шведский стол.
     В. А Конгресс?
     О. Это несъедобно!

        12 РОЗОВЫЕ ОБЛАКА НА ГОРИЗОНТЕ
     Когда кажется, что все уладилось, все только начинается.
     Соломон Краткий
     Дьюк смотрел в сторону. Он не хотел встречаться со мной взглядом. Черт бы
его побрал! Стоило  нам  попасть  в  тупик,  и  Дьюк  замыкался  в  себе.  Это
происходило всякий раз, когда нам напоминали, как сильно мы проигрываем. Он ни
за что не поделится своей болью, будет переживать ее сам. В таком состоянии он
пугал меня.
     - Чертовы хторры! - Он не мог скрыть отчаяния.
     Я знал, что Дьюк должен ненадолго уединиться,  чтобы  потом  снова  стать
самим собой, а до тех пор будет мучиться и всем портить настроение.
     А я...  я  чувствовал  себя  опустошенным.  Каждая  новая  операция  лишь
укрепляла мою уверенность в бессмысленности нашей работы. На сей  раз  руки  и
вовсе опустились. Я даже не понял, в чем заключалась моя роль.
     Конечно, я боялся, но желание вытеснило страх: я хотел знать о них все.
     И еще - непонятная тревога. Как будто я что-то знал, а  потом  забыл,  но
эхо этого <чего-то> по-прежнему звучит в голове, пульсируя красными вспышками.
     Когда  бы  это  ощущение  ни  накатывало,  оно  всегда  вызывало  у  меня
отвращение к собственным сородичам. Люди занялись чем-то более чудовищным, чем
пришельцы.
     Ведь мы убивали. Я знал, что некоторые смотрят на меня со страхом, потому
что видят в моих  глазах  смерть,  как  я  -  в  глазах  Дьюка.  У  всех,  кто
сталкивался с червями вплотную, на лицах лежала печать смерти.
     Мы  превратились  в  машины  для  убийства.  Единственная  разница  между
хторранами и нами заключалась в том, что у них не было выбора, а у нас был.  И
мы выбрали убийство. Мы даже могли бы убить самих себя, если бы это  повредило
хторранам.
     Опять что-то сжалось и заныло в  груди.  Рев  двигателей  вывел  меня  из
оцепенения. Мы набирали скорость. Я взглянул на  Лиз.  Если  не  считать  того
крика, она осталась  образцовым  боевым  механизмом  -  придатком  к  штурвалу
вертолета, а не живой женщиной. Да и вообще бывала ли полковник Тирелли когда-
нибудь просто женщиной? Какие глупости лезут в голову! Ее лицо словно выковано
из стали. Я не мог  представить  себе  Лиз  смеющейся  или  просто  в  игривом
настроении, не говоря уже о  более  деликатных  вещах.  Ее  одежда  напоминала
средневековые доспехи -  неуместные  и  потому  отталкивающие.  Вообразить  ее
обнаженной и тем более в постели с мужчиной я был не в силах. Нет, она - такой
же чудовищный автомат, как и мы все. Лиз проверяла полетное задание.
     - Ладно, худшее позади. Теперь территорию будет расчищать флот. Но прежде
чем лечь на обратный курс, я хочу взглянуть на Красный Мираж. Обратно  полетим
вдоль берега и по пути поищем морских слизней.
     - Вы что, не запускали туда скайболы? - поинтересовался Дьюк.
     Похоже, он поборол свою муку и снова был самим собой: голос твердый, лицо
жесткое.
     - Запускали. Но их что-то сбивает.
     - И вы решили выяснить, что это такое? - недоверчиво спросил я.
     Лизард не обратила внимания на мою реплику.
     - У нас почти не осталось скайболов для  обычного  патрулирования.  И  не
будет, пока <Локхид> снова не наладит их производство.
     - Ну а спутниковые зонды?
     - Они дают  довольно  большое  разрешение,  но  ниже  границы  облачности
работать не могут - становятся неуправляемыми. Надо выяснить, в чем дело.
     Лиз включила передатчик.
     - Все хорошо, утята. Это <Банши-6>. Вы сработали на совесть. Беру курс на
восток. Увеличьте дистанцию и смотрите в оба.
     - Вас понял. Следуем за вами.
     Горизонт бешено накренился - Лиз заложила крутой вираж.  Под  нами  снова
расстилалась морщившаяся холмистыми грядами равнина.
     - С виду она пока зеленая, -  заметила  Лиз.  -  Но  на  карте  местность
закрашена красным. Каждый день мы обнаруживаем здесь  новые  очаги  заражения.
Губернатору пришлось свернуть в этих краях все лесозаготовки. - И  расстроенно
добавила: - Мы постепенно теряем контроль над севером штата. Слишком дикие тут
места. Официально этого никто не признает, но лишь до поры  до  времени.  Даже
сохранять  движение  на  шоссе  становится  чертовски  трудно.  Пока   удается
проводить колонны машин под конвоем, но что будет через пару лет - я не  знаю.
Проклятье! Мы даже не представляем, что произойдет с червями за два года. Да и
со всем человечеством тоже. Пропади все пропадом!
     Дальше мы летели молча.
     Дьюк сгорбился и приник к стеклу наблюдательного фонаря, так  что  я  мог
видеть только его спину. Хотел  бы  я  знать,  о  чем  он  сейчас  думает.  Но
спрашивать было бесполезно.
     Я повернулся к иллюминатору и  тоже  стал  смотреть  на  землю.  Отчаяние
заразно для окружающих.
     Склоны холмов  стали  более  пологими,  покрытыми  густым  лесом  сочного
зеленого цвета. Правда, некоторые деревья окутывала блестящая белая паутина. Я
не мог разобрать, что это такое.
     - Пора снова  поворачивать  на  север,  -  -  объявила  Лиз,  и  вертолет
накренился на левый борт.
     Мне показалось, что уже пора появиться метеоритному  кратеру,  именуемому
теперь Красным озером. Мы находились где-то поблизости. Пока вертолет  ложился
на новый курс, я подался вперед, стараясь заглянуть как можно  дальше,  однако
горизонт на севере закрывала стена розовых облаков. <Скорпионов> тоже не  было
видно.
     Я пробрался в нос вертолета и опустился в кресло второго пилота.
     - А где остальные вертушки - по-прежнему следуют за нами?
     Лиз посмотрела на датчики и постучала пальцем по экрану приборной доски.
     - Видите красные точки? Они отстают от нас на пять минут. Все в  порядке,
просто им требуется больше пространства для маневра.  Вот  здесь  они  нагонят
нас, - показала Лиз на экране. - Если хватит горючего, посмотрим, как  обстоят
дела вокруг Реддинга.
     - Понятно. Спасибо.
     - Не стоит благодарности.
     - Могу я спросить вас кое о чем, полковник?
     - Вы можете спросить о чем угодно, только я не обещаю ответить.
     - Я о Денвере...
     - Что о Денвере? - В ее голосе появилась настороженность.
     -  Ну...  Понимаете,  я  думал,  что  в  -  Спецсилах  все  такие...  Ну,
безжалостные.
     Она помедлила.
     - Без этого нам не выиграть войну.
     - Да, теперь-то я знаю. Порой  мне  даже  кажется,  что  мы  недостаточно
безжалостны. Но я хотел поговорить не об этом. Вы были одной из первых, кто...
э... проявил доброту ко мне. С присущей вам резкостью,  но  все-таки  доброту.
Хотелось бы знать: почему?
     - Даже не могу припомнить... - Она замолчала и насупилась, вглядываясь  в
приближающуюся стену облаков. - Наверное,  в  тот  день  у  меня  было  плохое
настроение. - Она пожала плечами.  -  Мне  пришлось  натаскать  слишком  много
слепых щенков, прежде чем я поняла,  что  все  они  без  исключения  вырастают
сукиными сынами. - Она покосилась на меня. - Еще вопросы есть?
     Э... Нет. Спасибо. Впредь буду умнее. Солнечный свет  стал  розовым.  Все
небо затянуто необычайно яркими облаками.
     - Мы летим прямо в дождь?
     - Нет - Лиз, похоже, сама не понимала, в чем де-ло - Метеослужба  обещала
безоблачное небо и сильный восточный ветер, - Она взглянула на приборы. -  Все
что угодно, только не дождевые облака - слишком плотные.
     - Может, морские слизни, подхваченные ветром - предположил я.
     - Нет. Так далеко к северу слизни  не  живут.  Подошел  Дькж  и  встал  в
проходе, облокотившись на наши кресла.
     - Песчаная буря?
     - Откуда она возьмется? Весь север  штата  -  сплошные  леса  и  луга,  -
растерянно ответила Лизард.
     Теперь стена пушистых облаков была всего в  несколь-ких  километрах.  Они
катили навстречу, как буьдозер Земля внизу погружалась в сумрак.  Облака  были
огром-. ными, плотными и чересчур розовыми.
     - Мне не нравится цвет, - пробормотал Дьюк - Похоже на сахарную вату.
     Лиз поколдовала над радаром и взглянула на экран.
     - Что бы это ни было, они чертовски высокие.
     - Мы сможем перескочить сквозь них? - спросил я
     - Придется взять немного покруче...
     - Нет, - тихо сказал Дьюк. - Поворачивайте назад! Быстро!
     - А?
     Дьюк протянул руку к стеклу.
     - Смотрите...
     По стеклу обтекателя что-то забарабанило, и на нем появились  пятнышки  -
красные и клейкие на вид.
     - Вы правы.
     Лиз бросила вертолет в сторону,  круто  разворачиваясь.  Желудок  у  меня
подпрыгнул к самому горлу. Я ухватился за привязные ремни.
     На стекле появлялось все больше пятнышек. Край облаков уже накрыл нас.
     - Что это? - воскликнула Лизард. - Насекомые?
     - Вряд ли...
     Я наклонился к стеклу, чтоб рассмотреть их получше. Пятнышки состояли  из
однородной массы - мелкие красные лепешки, расплющенные на поверхности стекла,
но они не стекали, как дождевые капли. В считанные  секунды  стекло  покрылось
сплошной пеленой из красных точек и стало непрозрачным.
     Моторы пронзительно  взвыли.  Перед  Лизард  замигал  красный  сигнал,  и
послышался электронный голос:  <Перегрев  двигателей>.  Что-то  запищало.  Лиз
выругалась и ударила по штурвалу. Реактивные двигатели смолкли, и машина резко
клюнула.
     Лиз выровняла ее. Секунду мы висели неподвижно. Лопасти винтов с  натугой
рассекали воздух.
     - Не знаю, как мы выпутаемся  без  движков.  -  Она  проверила  показания
приборов. - Я хочу поискать место для посадки...
     На крыше что-то затрещало и - трах! - лопнуло. Машина завалилась набок.
     - Вот дерьмо! Мы потеряли несущий винт. - Лиз потянула на  себя  штурвал,
задрав нос вертолета в небо. - Необходимо еще хоть немного высоты!
     Взревели реактивные двигатели, меня вжало в спинку кресла.  Было  слышно,
как Дьюк, кувыркаясь, покатился в хвост вертолета.
     Лиз повернула аварийную  рукоятку,  нажала  на  первую  под  ней  красную
кнопку. Дальнейшее произошло одновременно. Бам! Сверху  отлетела  отстреленная
крышка парашютной системы. Лопасти винтов закувыркались в воздухе. Ф-ф-х-х! Из
правого бокового двигателя вырвались языки пламени.
     Внезапно пламя окутало машину Воздух  стал  оранжевым  и  горячим.  Сбоку
донесся испуганный голос Лиз:
     - Какого дьявола?..
     В то же мгновение она ударила по аварийной кнопке.
     Трах! Вертушка дернулась, как от прямого попадания снаряда. Я было решил,
что взорвались баки с горючим, но это мы лишь  отстрелили  моторы.  Последовал
еще удар, послабее - отлетели крепежные болты хвостового двигателя.
     Мы падали! От испуга я не мог даже кричать. Лиз высвободила парашют  -  я
слышал, как вытягивается купол  со  стропами.  Потом  -  ф-ф-фу-у!  -  парашют
наполнился воздухом, огромная невидимая рука подхватила  нас,  и  мы  медленно
поплыли в красном тумане, снижаясь по пологой кривой.
     - Дьюк! С тобой все в порядке? Ответа не последовало.
     - Позаботимся о нем позже! - резко сказала Лизард. - Лучше следи, нет  ли
где просвета. - В следующую секунду  она  уже  говорила  по  рации:  -  Утята!
Поворачивайте назад! Держитесь подальше от розовых облаков! Говорит <Банши-6>!
Мы падаем! Повторяю: поворачивайте назад! Держитесь дальше от розовых облаков!
Они состоят из какой-то пыли! Пыль забивает моторы  и  вспыхивает  как  порох!
Конец связи. Переключайтесь на прием!..
     Я смотрел на приближающуюся землю.
     - Похоже, дюны.
     - Неплохо, - откликнулась Лиз. - Держись крепче!
     Она резко развернула машину и  нацелилась  на  пологий  склон.  И  тут  я
увидел, что дюны вовсе не песчаные, а розовые! Мы врезались в них с  грохотом,
треском и шипением...

     В. Куда хторранин отправится на пикник?
     О. В Рим.

        13 ТОРТ
     Три закона инфернодинамики:
     1. Движущееся тело всегда направляется не в ту сторону.
     2. Тело в состоянии покоя всегда находится не в том месте.
     3. Чтобы вывести  тело  из  вышеупомянутых  состояний,  всегда  требуется
больше энергии,  чем  вам  хочется,  но  не  настолько,  чтобы  это  оказалось
непосильной задачей.
     Соломон Краткий
     Потом все стихло. И  стало  розовым.  Сквозь  розовые  стекла  пробивался
розовый свет Вертушка лежала носом вниз на  склоне.  Она  ударилась  брюхом  о
гребень розового бархана, подпрыгнула, еще  не  погасший  парашют  потащил  ее
дальше. Она снова ударилась о землю и скользила по склону,  пока  не  зарылась
носом, наткнувшись  на  какое-то  препятствие.  Хвост,  двигаясь  по  инерции,
задрался вверх. Хорошо еще, что мы не опрокинулись.
     Сердце стучало, как отбойный молоток.  Глупо  уцелеть  в  авиакатастрофе,
чтобы тут же загнуться от сердечного приступа. Я сосчитал до десяти, потом еще
раз и еще...
     Запахло чем-то сладким. Хотел бы я знать, во  что  мы  вляпались.  Тишина
стояла неправдоподобная, словно мы въехали в розовое суфле. Звук  собственного
дыхания казался мне неестественно громким.
     - Полковник?
     - Со мной все в порядке. Как вы?
     - Нормально.
     Я отпихнул от себя наполовину надутый аварийный амортизатор.  Из  него  с
шипением вышел воздух.
     - Дьюк! - позвал я. Он не отвечал.
     - Можно включить хоть какой-нибудь свет?
     - Подождите. - Защелкали тумблеры. Лиз шарила руками по приборной  доске.
- Попробуем это...
     Не знаю, что это  было,  но  оно  сработало.  Приборы  ожили,  на  панели
загорелись лампочки, экран снова замерцал. Запищало сразу несколько  аварийных
датчиков.
     - Да заткнитесь вы! - Лиз нажала на какие-то кнопки, и писк  прекратился.
- А теперь примем кое-какие меры на случай пожара...
     Послышалось шипение, и неожиданно воздух стал влажным. Запахло  ментолом.
Лиз включила радиопередатчик.
     - Утята, говорит <Банши-6>. Мы сели и пока целы. Один из членов  экипажа,
возможно, ранен. Не следуйте за нами и  не  пытайтесь  нас  выручать.  Розовые
облака опасны. Вы меня слышите?
     Несколько секунд передатчик трещал от помех, потом прорвался  по-военному
четкий голос:
     - Вас слышу. - И менее официально добавил:  -  Как  вы  себя  чувствуете,
полковник?
     - Немного злюсь.
     - Вас понял. Не отключайтесь, мы пеленгуем вас. Что произошло?
     - Мы врезались в плотные облака.
     - Да, мы их видим. Они ползут к югу и похожи на огромный  розовый  ковер.
Спасибо за предупреждение. Чтобы не столкнуться с ними, летим над океаном. Что
это за чертовщина такая?
     - Пока не знаю, но от нее взрываются двигатели. Мы потеряли несущий  винт
и оба движка. Пришлось спускаться на парашюте. -  Поколебавшись  секунду,  Лиз
добавила: - Сообщите в Денвер, что именно эта штука сбивает скайболы. Они  как
бы налетают на стенку из сахарной ваты. - Она принюхалась. - И пахнет она  как
сахарная вата.
     - Хорошо. Мы засекли вас. Как только ватные облака пройдут, сразу  вышлем
спасательный корабль.
     - Благодарю. Приемник будет работать на  этой  волне,  пока  не  кончится
питание. Конец связи.
     Она пошарила под креслом, удовлетворенно крякнула и протянула мне что-то.
Это оказался фонарь.
     - Посмотрите, что с Дьюком. И аккуратнее. Круто очень. Попробую  включить
аварийные энергетические установки.
     Вертолет действительно  так  круто  накренился  вперед,  что  я  не  смог
развернуть  кресло.  Крен  был  не  меньше  тридцати  градусов.  Я  расстегнул
привязные ремни и сразу же чуть не ткнулся носом в приборную доску.
     - Аккуратнее, я же предупредила.
     - Хорошо, попробую.
     Изогнувшись, я направил луч фонаря в  хвост.  Дьюк  растянулся  в  правом
фонаре наблюдателя, как в лузе. Его голову я  не  видел  -  она  свисала  ниже
уровня палубы, да и весь он лежал вверх тормашками. Я пополз туда.
     Карабкаться наверх было трудно. Сначала я опирался на  пилотские  кресла,
потом нащупал скобы, расположенные на бортах для крепления грузов. Примерно на
полпути  вертолет  вздрогнул  и  слегка  сдвинулся.  Корпус   заскрипел.   Мне
показалось, что Дьюк вздохнул. Я замер...
     - Под вашим весом хвост опустился, - заметила Лиз. - Ползите дальше.
     Теперь я двигался осторожнее. Вертушка снова  скрипнула  и  шевельнулась,
потом застыла.
     - Все в  порядке,  -  подбодрила  Тирелли.  -  На  этот  раз  она  встала
устойчиво.
     Я уменьшил крен градусов до пятнадцати.  Глаза  Дью-ка  были  закрыты.  Я
вытащил его из фонаря и положил на палубу. Из носа и глубокого пореза  на  лбу
текла кровь, но он дышал.
     - Дьюк!
     - Там, на полу, есть красная крышка,  -  подсказала  Лиз.  -  Под  ней  -
аптечка первой помощи.
     В углублении лежали три  пластиковые  коробки.  На  одной  было  написано
<Вода>, на другой <Пища>, на третьей нарисован красный крест.
     Я вынул ампулу с нашатырем и разломил ее под носом у Дьюка. Мгновение  он
не реагировал, потом отвернулся и закашлялся. Приступ длился несколько секунд.
Он откашлялся и посмотрел на  меня.  Затем  поднял  голову  и  обвел  взглядом
полутемный вертолет, отыскал глазами Лиз, снова  посмотрел  на  меня  и  вдруг
заявил:
     - Надеюсь, она трахается так же лихо, как летает.
     Я испуганно оглянулся - не дай бог услышит Лиз. Но она  прижимала  руками
наушники и к чему-то внимательно прислушивалась. Слава Создателю!
     Я наклонился к нему и шепнул:
     - Расскажу, когда выясню. В ответ он ухмыльнулся.
     - Это я тебе расскажу, когда выясню. Я сел рядом.
     - Хотел спросить, все ли с тобой в порядке? Теперь вижу, что все.
     Дьюк ненадолго закрыл глаза, словно что-то припоминая.
     - Инвентаризация прошла успешно, - сообщил он и открыл глаза.  -  Все  на
своих местах.
     - Ты уверен? Вид у тебя - как после хорошего мордобоя.
     Он хотел приподняться.
     - Да, немного ушибся, если ты об этом. Но лучше бы...  -  В  его  взгляде
мелькнула тревога. - Ого, кажется, я обделался.
     - Вот и славненько. А то я боялся, что придется рассказать тебе об этом.
     К нам присоединилась Лиз. Она  присела  на  корточки  рядом  с  Дьюком  и
приложила пальцы к его сонной артерии.
     - Пульс хороший. - Она вытащила из нагрудного кармана фонарик-карандаш  и
посветила Дьюку  в  глаза.  -  Зрачковый  рефлекс  тоже  нормальный.  Дайте-ка
санитарную сумку, лейтенант.
     Дьюк насупился, когда она стала крепить у него на лбу электроды.  Датчики
напоминали миниатюрные покерные фишки.
     - А без этого нельзя? - обиженно  буркнул  он.  Полковник  Тирелли  молча
продолжала наклеивать электроды. Потом расстегнула рубашку  и  пристроила  еще
три штуки на его груди. Я передал ей прибор.
     - Ш-ш. - Она приложила палец к губам  и,  нажав  на  кнопку,  внимательно
посмотрела на экран. Затем с уважением  оглядела  Дьюка.  -  Если  не  считать
нескольких царапин, вы в отличной форме.
     Дьюк сухо ответил:
     - Я мог бы сказать вам об этом без всяких приборов.
     - Конечно, но выслушать мнение постороннего не помешает,  правда?  -  Она
встала. - Там, в хвосте, есть чистые комбинезоны. Я принесу.
     Дьюк посмотрел на меня и покачал головой.
     - Я не в восторге от подобной заботливости.
     Он сел и, морщась, стал отклеивать покерные фишки.
     Лиз вернулась с гигиеническим пакетом, новым комбинезоном  в  пластиковой
упаковке и баллончиком дезодоранта. Затем молча удалилась в кабину.
     - Тебе помочь?
     Дьюк так посмотрел, что я сразу же пожалел о своих словах.
     - Ладно, - сказал я и ушел следом за Лиз.
     Хотя крен стал меньше, сидеть в кресле второго  пилота  было  по-прежнему
неудобно - мне все время казалось, что я вот-вот вывалюсь.
     - А как вы себя чувствуете? У вас ничего не болит?
     - Задета только моя гордость, - хмуро ответила Лиз, проверяя  приборы.  -
Первый раз в жизни я разбила корабль.
     - Да ну? - вырвалось у меня, прежде чем я успел прикусить язык.
     Она подняла бровь:
     - У вас сложилось другое впечатление?
     - Э... простите, - смутился я и кивнул на приборную доску. -  Что,  плохо
дело?
     - Мы сломали киль, а там проходят основные кабели. Свет остался только  в
носовой части,  хвостовая  полностью  обесточена.  Если  понадобится,  я  могу
протянуть шнур к выходному люку или открыть его вручную.  Что  еще  стряслось,
пока не знаю.
     Она потерла глаза и на  какой-то  миг  показалась  мне  страшно  усталой.
Бедолага! Когда я разбил свою первую  машину  всего  через  две  недели  после
покупки, жить не хотелось. Может, она так же относится к вертушке? Я деликатно
отвернулся. Действительно, как ее утешить? Гораздо лучше оставить ее в  покое.
Я уставился в иллюминатор.
     Теперь, когда нос  вертолета  приподнялся,  можно  было  смотреть  сквозь
обтекатель. Перед нами расстилался Розовый зимний пейзаж. Деревья  и  кусты  в
розовом инее, Розовые сугробы. Мир напоминал пухлый праздничный торт наподобие
тех вычурных сюрпризов, что  на  Валентинов  день  готовила  моя  матушка.  Мы
никогда не знали, что скрывается под толстым слоем взбитого  розового  кре-Ма.
Мы ненавидели их, потому что считали несъедобными. Вот  о  чем  напомнили  мне
розовые сугробы. По-моему,
     каждый из этих внешне аппетитных холмиков  должна  украшать  мараскиновая
вишенка, что, в свою очередь, навело меня  на  мысль  о  женской  груди,  и  я
задумчиво посмотрел на Лиз. Она изучала развертку радара.  А  у  нее  неплохая
грудь. Я не против ею заняться.
     Лизард подняла голову и перехватила мой взгляд.
     - О чем задумались?
     - Э... как вы думаете, долго нам еще ждать?
     - Все зависит от мощи облачного слоя и направления ветра. Мы  грохнулись,
едва столкнувшись с облаками, так что придется ждать, пока пройдет вся  масса.
Я запросила данные с метеоспутников, но снимки ничего не добавили к тому,  что
уже известно. Думаю, нас вытащат не раньше чем завтра.
     - Мы продержимся столько времени?
     - Конечно. Машина уже не  полетит,  но  большая  часть  оборудования  по-
прежнему работает. В ней мы не  пропадем.  -  Лиз  нежно  погладила  приборную
доску. - Малышка  отлично  сделана.  -  Потом  снова  повернулась  ко  мне:  -
Спасательный вертолет поднимет вертушку и доставит в Окленд, где с нее  снимут
все приборы. Остальное пойдет  на  переплавку.  -  Она  похлопала  ладонью  по
стенке. - В основном это вспененный кевлар. Корпус изготовить проще всего.  Во
время пакистанского конфликта <Локхид> гнал их на десяти линиях.  В  день  там
штамповали двести сорок корпусов, почти две  тысячи  машин  в  неделю.  Просто
невероятно! Каждая обходилась дешевле пятисот тысяч. Такого  воздушного  флота
еще ни у кого не было. А какие воздушные  бои!  Эти  птички  легкие,  дешевые,
мощные, а главное - их можно быстро делать. Большая часть  деталей  -  модули,
которые соби-рают роботы. Последнее особенно  важно,  потому  что  потребуется
много таких машин, и очень скоро.
     - Почему вы так думаете?
     - Хотя бы поэтому. - Она кивнула в  сторону  иллюминатора.  -  Во-первых,
хторранским облакам, похоже,
     не по вкусу реактивные двигатели. А во-вторых, машины понадобятся,  чтобы
предотвратить  расползание  заражения.   Те   гнезда,   что   мы   разбомбили,
восстановятся через какие-нибудь несколько  недель.  Если  мы  хотим  сдержать
червей, необходимо в десять раз больше машин, чем сейчас. А это еще  не  самое
крупное заражение.
     - Тогда не хватит пилотов. Лиз покачала головой:
     - Да, не хватит.  Вероятно,  мы  будем  вынуждены  запускать  беспилотные
самолеты-снаряды, но их можно запрограммировать. Хороший  летчик  в  состоянии
вести целое крыло. Я уже долблю им об этом  целый  месяц,  -  добавила  она  с
досадой. - Может, сегодняшняя история их убедит.  -  Она  выключила  экран.  -
Ладно, здесь мне все ясно. Надо проверить, что снаружи.
     Мы вскарабкались в хвост вертолета. У  люка  к  нам  присоединился  Дьюк,
застегивающий новый комбинезон. Лиз откинула крышку на обшивке  люка,  взялась
за рукоятку, толкнула ее и... поморщилась.
     - Черт! Кажется, заклинило.
     Она снова налегла на рукоятку. Та слегка  повернулась,  потом  с  громким
щелчком встала на место.
     - Ладно, попробуем по-другому.
     Лиз закрыла крышку и ребром ладони ударила  по  большой  красной  кнопке,
расположенной рядом. Люк с лязгом  распахнулся.  Он  отошел  вперед  и  вверх,
освободив проход. Наружу  выехал  трап  и  утонул  в  пушистой  розовой  пыли.
Поднялось розовое облако.
     Мы посмотрели вниз. Интересно, какая толщина у этого слоя розовой  пудры?
В воздухе стоял сладкий густой запах масла.
     - Напоминает запах свежего хлеба, - нарушила молчание Лиз.
     - Нет, - отозвался Дьюк. - Слишком отдает сахаром. Скорее, торт.
     - Ну? - спросил я. - Кто желает стать первопроходцем?
     Ни Лиз, ни Дьюк не отозвались. Однообразный розовый пейзаж пугал. Сугробы
плыли, обрушиваясь  под  собственной  тяжестью.  Мы  стояли  посреди  розового
океана.
     Нет, все-таки это не сугробы. Скорее они напоминали клубы дыма или  комки
нежнейшей паутины. Розовая пудра была такой мелкой, так сверкала  и  искрилась
на солнце, что казалась наваждением. Разглядеть очертания дюн было невозможно.
Они были настолько яркими и нереальными, что глазу было не за что зацепиться.
     В воздухе плясали мельчайшие пылинки. Глаза у меня  начали  слезиться.  А
что, если это?.. Идею стоило проверить.
     Я спустился по трапу на три  ступеньки,  потом  шагнул  на  четвертую  и,
нагнувшись, зачерпнул пригоршню розовой пудры. На ощупь она напоминала тальк -
мягкая и рассыпчатая, - но при этом непривычно шелковистая и чуть влажная.
     Я растирал ее, пока между пальцами почти ничего не осталось.
     - Немного напоминает песок. Должно быть,  в  ней  есть  и  более  крупные
частицы, - Я лизнул кончик пальца: сладкая. Лиз и Дьюк вопросительно  смотрели
на меня. - Вкус такой же приятный, как и запах.
     Зачерпнув новую пригоршню, я дунул на нее. Вещество разлетелось, как дым,
как пух одуванчика. Моя догадка оказалась правильной.
     Вернувшись в вертолет, я стряхнул с ладоней остатки пыльцы.
     - По-моему, я знаю, что это, - неуверенно начал я. Разгадка ошеломляла.
     Лиз и Дьюк молча смотрели на меня.
     - Помните выступление доктора Зимф на той  конференции?  Она  перечисляла
хторранские организмы. Так
     вот, это пуховики. Вернее, то, что от них осталось.  Они  осыпаются,  как
одуванчики.
     - В таком  количестве?  -  изумилась  Лиз,  снова  посмотрев  на  розовое
покрывало.
     Я пожал плечами.
     - Наверное, они поднялись в воздух одновременно. Просто случайно  совпали
необходимые условия: тепло, солнечный свет, ветер,  еще  бог  знает  что  -  и
получились пуховики. Они почти целиком состоят из белка. Если  хотите,  можете
их есть; вещество абсолютно безвредно.
     - Только не  для  сложной  техники,  -  возразила  Лиз.  -  Черт  побери!
Единственная приличная штука среди  хторранских  гадостей,  да  и  та  сбивает
вертолеты.
     - У вас есть комплект для анализа? - спросил я. -  Хочу  взять  несколько
проб.
     - Да, подождите минуту.
     Она открыла еще одну  крышку  в  хвостовом  отсеке  и  достала  пакет.  Я
вернулся к люку с пластиковым мешком.
     - Фу, гадость,  -  закашлялся  Дьюк,  пропуская  меня.  -  Без  масок  не
обойтись.
     - Уже несу, - отозвалась Лиз. - И очки тоже.
     - Пуховики рассыпаются, коснувшись  земли,  -  доложил  я,  спускаясь  по
трапу.
     Теперь в воздухе кружились  очередные  их  партии  -  над  нами  проходил
следующий фронт облаков. Некоторые пуховики были размером с абрикос, но  такие
нежные и прозрачные, что их было трудно разглядеть.  Настоящие  шары-призраки,
лопающиеся, как мыльные пузыри.
     - Они не выдерживают собственного  веса!  -  крикнул  я.  -  И  вероятно,
уплотняются с каждым новым слоем.
     Я начал наполнять мешок.
     - Вернитесь и наденьте маску, - подсказала Лиз, высунувшись  из  люка.  Я
поднялся по трапу, и она вручила мне кислородную маску, очки и баллон. -  Пыль
очень мелкая, - пояснила она. - Лучше дышать так.
     - Неплохая мысль, - согласился Дьюк. Он уже  натягивал  маску.  -  А  как
насчет оружия?
     - Что предпочитаете?
     - А что у вас есть?
     - Посмотрим.
     Донесся лязг откидывающейся крышки, потом свист Дьюка.
     - Боже милостивый! Эта вертушка оснащена лучше, чем мужик с тремя яйцами!
     - Люблю предусмотрительность, - ответила Лиз.
     Я не удивился, поскольку помнил ее еще по Денверу. Не женщина, а  машина.
Меня удивило бы другое -  если  бы  знаменитую  Тирелли  застали  врасплох.  Я
надеялся никогда этого не увидеть. Тогда уж точно можно считать себя трупом.
     Я снова вылез и осмотрелся. На противоположной стороне холма, сразу же за
розовым кустиком, шевелилось что-то маленькое. Мне показалось, я  вижу  глаза.
Лицо. Я хотел было позвать Дьюка, но побоялся спугнуть, привидение.  Я  шагнул
еше. Медленно. Лицо не двигалось. Глаза  моргнули.  Хотелось  бы  знать,  куда
запропас-тились Лиз с Дькжом. Надо предупредить их, чтобы не шумели.
     Еще один шаг. Очень медленно я поднял руку, засло-нив глаза от  солнца  и
сверкающей пыли. Из-за куста на меня  смотрели  большие  золотистые  глаза  на
розовом пушистом лице. Не червь. У них нет лиц -  только  два  глаза,  вернее,
нечто похожее на глаза, и некое подобие рта. А морда  не  более  выразительна,
чем у улитки. Это. же - явно лицо. Почти... человеческое. Я не мог разо-брать,
покрыто оно розовым мехом или просто припоро-шено пылью. Но если держать пари,
поставил бы на по-следнее.
     Я шагнул и теперь стоял на последней ступеньке трапа. Еще один шаг...

     В. Что произойдет, если постучать по спине подавившегося хторранина?
     О. Он откашляется и сожрет сердобольного помощника.

        14 КРОЛИКОСОБАКИ
     Понять, в чем заключается твоя глупость, - значит наполовину поумнеть.
     Соломон Краткий
     ... И тут в люке появился Дьюк.
     - Что предпочитаешь, Джим: огнемет или фризер?  Глаза  пропали.  Я  успел
лишь заметить, как мелькнуло пушистое тельце, и  все  исчезло.  Осталось  лишь
розовое облачко.
     - Черт!
     - Что стряслось? - спросил Дьюк.
     - Там что-то вроде гуманоида. - Где?
     - Да вон там, наверху!
     Я спрыгнул с трапа и провалился по грудь в розовую  пудру,  подняв  целую
тучу пыли. Не обращая на это  внимания,  я  направился  к  кусту,  за  которым
пряталось маленькое создание. Пудра была легче сахарной ваты и тоньше паутины.
     - Джим, погоди! Вдруг это хторр.
     - Что я, червя не узнаю? Это гуманоид!
     - Стой! Возьми фризер. - Дьюк остановился на последней  ступеньке  трапа,
держа длинную трубку и два небольших баллона с жидким азотом. Трубка, размером
почти с меня, соединялась с баллонами жестким  серебристым  шлангом.  Мне  уже
приходилось работать с  такими  штуками.  Я  быстренько  приладил  все  ремни:
баллоны оказались у меня за спиной,  а  в  руках  трубка,  с  помощью  которой
направлялась струя замороженного аэрозоля. Чудесный способ для отбора проб.
     Дьюк пошарил за спиной и достал огнемет.
     - Ладно, пойдем посмотрим.  Появилась  Лиз  с  лазерной  винтовкой.  Дьюк
махнул рукой.
     - Нет,  вы  останетесь  в  машине.  Включите  передатчик  и  держите  его
наготове. Всякое может случиться.
     Я знал, что он имеет в виду. Мы  могли  не  вернуться,  но  обязаны  были
успеть передать ту информацию, за которой отправлялись.
     Лиз согласно кивнула.
     - Я прикрою вас отсюда.
     - Отлично. Пошли, Джим.
     Мы двинулись, увязая в пудре почти по плечи. Я оглянулся и помахал рукой.
Ответила ли Лиз, не знаю - надо было смотреть под ноги.
     Нижние слои пудры уплотнились, но тем не менее с каждым шагом мы  увязали
все глубже и глубже. Стоило ли вообще затевать  экскурсию?  Я  поднял  раструб
фризера над головой, и тут меня осенило.
     Отрегулировав фризер на широкую струю, я направил  его  вперед  и  слегка
нажал на спусковой крючок. Из раструба со свистом вырвалось  белое  облако;  в
воздухе прокатилась волна обжигающего холода. Розовая пыль затрещала, зашипела
и затвердела.
     - Славно поджарило! - закричал я.
     - Что? - не понял Дьюк.
     - Горячая штука, говорю, этот жидкий азот! Я шагнул на хрустящий лед.
     Дьюк с ворчанием следовал за мной.
     - Жидкий азот может быть каким угодно, но только не горячим.
     - Ты же понимаешь, о чем я.
     Он пробормотал что-то неразборчивое. Я не стал переспрашивать.
     Под действием жидкого  азота  пудра  сверху  покрылась  хрупкой  морозной
коркой,  а  на  глубине  сверхзаморозка  превратила  зыбучую  пыль   в   нечто
напоминающее сухой снег - идти стало  легко.  Ноги  не  вязли,  мерзлая  пудра
поскрипывала. Через каждые несколько  шагов  я  останавливался  и  обрабатывал
очередной участок. Позади  в  высоких  розовых  сугробах  оставалась  глубокая
борозда.
     Кроме них, ничего не было видно. Сугробы возвышались с обеих  сторон  как
стены. Скорее всего, мы оказались в неглубокой ложбине,  по-видимому  высохшем
русле реки. Мы были полностью лишены обзора, конечно, если кроме розовой  мути
там находилось что-нибудь достойное внимания.
     Куст, к которому мы направлялись, рос  на  холме.  Поднимаясь  в  розовой
завесе, мы обнаружили, что постепенно выбираемся из пыли. Теперь она доставала
только до пояса и продолжала быстро убывать.
     Вероятно, мы шли по крутому западному берегу, но сказать  наверняка  было
трудно. Некоторые поймы в Калифорнии в ширину достигают километра.  Мы  словно
попали в настоящую пустыню.  Или  в  лунный  кратер.  Или  на  чужую  планету.
Интересно, есть ли такое на Хторре?
     Вокруг клубился розовый дым. Ветер поднимал в  воздух  небольшие  завитки
пудры. Пелена густела. Небо порозовело еще больше.
     Горизонт исчез; все расплывалось. Небо и  землю  было  трудно  различить,
однако солнце пока еще проглядывало ярким розовым пятном.
     Я оглянулся. Вертолет оставил в розовых дюнах длинную неровную траншею  -
отсюда были видны их сбитые верхушки. Края глубокого следа уже оплыли, засыпая
борозду. Машина лежала, наполовину зарывшись носом в самый высокий из  холмов.
На  его  склоне  раскинулся  шелковый  купол  парашюта,  запорошенный  розовой
пыльцой; строп уже почти не было видно.
     А по ту сторону вертолета... расстилалась  та  же  однотонная  равнина  с
холмами из розового крема, светлым розовым небом, уходящим  в  гнетущее  ярко-
розовое марево.
     Мы поднялись на вершину холма - пудры здесь было  всего  по  колено  -  и
обошли куст.
     - Видишь? Вот следы.
     - Напоминают отпечатки ласт, - заметил Дьюк. - Четыре конечности.  Две  -
подлиннее. - Он измерил пальцами ближайший отпечаток. - Мелкий паренек, кто бы
он ни был. Я могу закрыть след ладонью.
     - Он убежал вон туда. - Я направился к деревьям.
     - Джим, на твоем месте я бы не торопился.
     - Почему? - Я оглянулся.
     -  Лучше  не  отходить  далеко  от  вертушки,,  -  сказал  Дьюк.  -  Если
заблудимся, то обратную дорогу не найдем никогда.
     - Мы вернемся по своим следам. Дьюк покачал головой.
     - Смотри... - Розовая пыль уже засыпала нашу  тропинку.  -  Мы  поднимаем
вокруг себя облака пудры, но, если присмотреться, пыль ложится все  гуще.  Вон
та туча, - он показал на небо, - вывалит весь свой груз прямо на  нас.  Сьерру
этим облакам не перевалить. Похоже, они разрядятся здесь.
     - Э, черт, - выругался я. - Тогда надо поторапливаться. Пошли.
     - Эта тварь может быть где угодно.
     - Надо попытать счастья. Что это за зверь? Можешь вернуться, если хочешь.
     Последние слова я говорил, уже шагая в  глубь  розового  леса.  Существо,
петляя между кустами, пропахало почти такую же борозду, как и мы.
     Дьюк поворчал - и двинулся следом за  мной.  Мы  кружили  между  розовыми
деревьями, Дьюк тихо бранился препоследними словами.
     - Вот расплата за то, что я согласился взять тебя к себе.
     - Ты сам меня выбрал. - Этот аргумент я уже приводил.
     Дьюк отмел его:
     - Ты был меньшим из двух зол.  Твой  конкурент  -  морально  недоразвитый
психопат, взорвал своего командира гранатой. Его не расстреляли только потому,
что не смогли доказать вину. А к таким подчиненным у меня, честно  говоря,  не
лежит душа. - И уже серьезно Дьюк продолжил: - Послушай, что бы это  ни  было,
оно появится снова, и кто-нибудь другой его выследит. Не строй из себя  героя,
который должен переловить всю их фауну. Кроме того, этот малый,  должно  быть,
так перепугался, что чешет сейчас  по  холмам  со  всей  скоростью,  на  какую
способны его коротенькие жирные ножки.
     - Не думаю, - ответил я, в очередной  раз  сворачивая  за  следом.  -  Он
подсматривал за нами. Это не просто животное - у него  осмысленный  взгляд.  А
там, где есть один, могут оказаться и другие. Возможно,  они  сейчас  отовсюду
наблюдают за нами. Смотри, я прав: вон другой след.
     Вторая полоса более свежих отпечатков пересекала первую. Я свернул туда.
     - Эта существа, похоже, не любят прямые пути, - заметил я.
     - Вероятно, они произошли от политиков, - предположил Дьюк.
     - Или от киносценаристов.
     Я обошел дерево, бывшее когда-то, по-видимому,  сосной,  и  застыл.  Дьюк
остановился рядом. След, по которому мы шли, вел на широкую поляну, от  центра
которой расходился уже веер  пересекающихся  следов.  Друг  от  друга  они  не
отличались.
     - Проклятье! - высказался Дькж. - Так я и знал.
     Я взглянул на него, но под очками и  кислородной  маской  выражение  лица
разглядеть невозможно.
     - О чем ты? - спросил я. - Это же грандиозно!  Здесь,  наверное,  колония
этих существ.
     - Если только твой друг не запутал свои собственные следы.
     - Зачем?
     - Чтобы сбить нас. Ты ведь запутался, да?
     - Э... Нет, кажется.
     - Ну-ну. - Дьюк насмешливо посмотрел на меня. - И как же нам выбраться?
     - Вон там.
     - Ты уверен?
     Я с интересом посмотрел на него:
     - Ты что-то знаешь?
     Он медленно повернулся, внимательн