просы,  даже когда
знает, что не получит ответа.
     - А Элана что-нибудь подозревает? - спросил Вэнион уже серьезно.
     - Конечно нет,  -  ответила Богиня-Дитя.  -  Спархок и  я  с самого начала
решили ничего ей не рассказывать.  А теперь расскажи им обо всем,  Спархок,  да
смотри, чтобы на это не ушла вся ночь, - того и гляди, за мной явится Миртаи.
     - Это, должно быть, сущий ад, - посочувствовал Вэнион своему другу.
     - Не всегда.  Впрочем, мне приходится не спускать с нее глаз. Один раз она
вызвала стайку фей, чтобы опылять цветы в дворцовом саду.
     - Пчелы такие копуши, - пожала плечами Даная.
     - Возможно,  но люди привыкли к тому, что опылением занимаются пчелы. Если
передоверить эту работу феям,  рано или поздно пойдут всякие толки.  -  Спархок
откинулся на спинку кресла и взглянул на Вэниона.  - Сефрения рассказала тебе о
ламорках и Дрегнате?
     - Да. Значит, это не пустые побасенки? Спархок покачал головой.
     - Нет.  В  окрестностях  Дэмоса  мы  столкнулись  с  отрядом  ламорков  из
бронзового века.  После того как Улаф вышиб мозги их вожаку, они исчезли - все,
кроме  мертвых.  Оскайн убежден,  что  это  в  своем роде  отвлекающий маневр -
наподобие тех  игр,  которые разыгрывал Мартэл,  чтобы отвести нас  подальше от
Чиреллоса на  время выборов архипрелата.  Мы  то  и  дело  натыкались на  следы
Крегера,  и это прибавляет некоторый вес теории Оскайна, но ты ведь всегда учил
нас  не  повторять заново уже  прошедшую войну,  так  что  я  не  ограничиваюсь
предположением,  что события в Ламорканде - всего лишь отвлекающий маневр. Я не
могу всерьез согласиться с тем,  что кто-то затратил столько сил лишь для того,
чтобы удержать рыцарей церкви подальше от  Тамульской империи -  здесь ведь,  в
конце концов, есть и атаны. Вэнион кивнул.
     - Спархок,  когда ты  доберешься до  Материона,  тебе понадобятся помощь и
совет.  Тамульская культура чрезвычайно сложна,  и ты, сам того не зная, можешь
совершить непоправимую ошибку.
     - Спасибо, Вэнион.
     - Впрочем,  не ты один.  Твои друзья не самые тонкие дипломаты в  мире,  а
Элана,  когда она взвинчена, способна зайти чересчур далеко. Она и в самом деле
поссорилась с Долмантом?
     - О да,  - отозвалась Даная. - Мне пришлось зацеловать их обоих чуть ли не
до бесчувствия, прежде чем я сумела их помирить.
     - Кого бы лучше послать с ними, Сефрения? - спросил Вэнион.
     - Меня.
     - Это исключено. Я не желаю расставаться с тобой.
     - Как мило, дорогой. Почему бы тебе тоже не поехать с нами?
     - Я... - Вэнион замялся.
     - Глупости,  Вэнион,  - сказала Даная. - Ты не умрешь в тот самый миг, как
покинешь пределы Сарсоса,  -  точно так же,  как ты не умер,  когда покинул мой
остров. Ты сейчас совершенно исцелен.
     - Я беспокоился не об этом,  -  сказал он, - но ведь Сефрения все равно не
может покинуть Сарсос. Она член Совета Стирикума.
     - Вэнион,  -  сказала Сефрения, - я была членом Совета Стирикума несколько
столетий.  Я  уезжала отсюда и  прежде -  и  порой очень надолго.  Другие члены
Совета поймут меня. Им и самим время от времени приходится покидать Сарсос.
     - Я что-то плохо понимаю,  что представляет из себя этот правящий Совет, -
сознался Спархок.  -  Я  знал,  что все стирики связаны друг с  другом,  но  не
представлял, что настолько тесно.
     - Мы предпочитаем не предавать это огласке,  -  пожала плечами Сефрения. -
Если бы  эленийцы знали о  Совете,  они усмотрели бы  в  этом всемирный заговор
стириков.
     - Ты довольно долго в Совете,  -  сказал Спархок.  -  Он обладает реальной
властью или это лишь некое церемониальное сообщество?
     - О  нет,  Спархок,  -  сказал Вэнион,  -  Совет обладает большой властью.
Стирикум -  теократия,  и Совет состоит из верховных жрецов -  и жриц - младших
богов.
     - Быть  верховной жрицей  Афраэли  -  не  слишком  выгодная  должность,  -
Сефрения улыбнулась,  с  нежностью взглянув на  Богиню-Дитя.  -  Она  не  особо
заинтересована в том, чтобы выдвигать себя повыше, потому что обычно добивается
своего другими способами.  У  меня есть некоторые привилегии -  например,  этот
дом,  -  но  мне  приходится сидеть на  собраниях Тысячи,  а  это  порой  очень
утомительно.
     - Тысячи?
     - Это другое название Совета.
     - Так значит, младших богов - тысяча? - удивился Спархок.
     - Ну конечно, - сказала Афраэль. - Это общеизвестно.
     - Но почему именно тысяча?
     - Потому  что  это  приятное  число,   и   название  его  звучит  приятно.
По-стирикски "тысяча" - "Агералуон".
     - Я не знал этого слова.
     - Это означает "десятижды десятью десять по десять" -  что-то в этом роде.
Мы  как-то  спорили на  эту  тему  с  одним  моим  кузеном.  Он  держал ручного
крокодила,  и тот откусил ему палец.  После этого у кузена трудности со счетом.
Он  хотел,  чтобы  мы  были  "Агераликан" -  девятью девять по  девять,  но  мы
объяснили ему,  что  для этого числа нас уже многовато,  и  если мы  хотим быть
"Агераликан",  придется  кем-то  пожертвовать.  Мы  спросили,  вызовется ли  он
добровольцем, и он решил отказаться от этой идеи.
     - С какой стати ему понадобился ручной крокодил?
     - Это наше всеобщее пристрастие. Нам нравится приручать зверей, которых не
под силу приручить вам, людям. Крокодилы не так уж плохи - во всяком случае, их
не нужно кормить.
     - Нет,  но  зато  приходится каждое утро  пересчитывать детишек.  Теперь я
понимаю, почему ты все время твердишь о китах.
     - Ты очень упрям,  Спархок.  Я произвела бы громадное впечатление на своих
родных, если бы у меня был ручной кит.
     - По-моему,  мы немного отвлеклись,  -  сказал Вэнион. - Сефрения говорила
мне, что у тебя возникли какие-то экзотические подозрения.
     - Я пытаюсь найти объяснение тому,  чего еще толком не видел,  Вэнион. Это
все  равно что  описывать лошадь,  видя  один  ее  хвост.  В  моем распоряжении
разрозненные кусочки и клочки мозаики -  и более ничего.  Я решительно убежден,
что  все,  с  чем  мы  сталкивались до  сих  пор  -  и  многое,  с  чем  еще не
сталкивались,  -  как-то  связано воедино,  и  направляет все  эти события один
разум. Я думаю, Вэнион, это бог - или боги.
     - А ты уверен,  что твоя война с Азешем не приучила тебя видеть враждебные
божества под кроватями и в темных углах?
     - Я опираюсь на авторитетнейшее мнение,  что лишь богу под силу воскресить
целую армию из  прошлого.  Тот,  кто  высказал это мнение,  был весьма уверен в
своей правоте.
     - Не вредничай,  отец,  -  строго сказала Даная. - Понимаешь, Вэнион, дело
это очень сложное.  Когда воскрешаешь армию, нужно воскрешать каждого солдата в
отдельности,  а  для этого надо знать о нем все.  Именно из-за деталей обычно и
терпят поражение маги.
     - У тебя есть предположения? - спросил Вэнион у друга.
     - Несколько,  - проворчал Спархок, - и одно неприятней другого. Помнишь, я
рассказывал тебе о тени?  Той,  что преследовала меня по всей Эозии после того,
как я убил Гверига?
     Вэнион кивнул.
     - Она появилась снова, и на сей раз ее видели все.
     - Это звучит малоутешительно.
     - Вот именно. В последний раз этой тенью были Тролли-Боги.
     Вэнион содрогнулся, и оба они, как по команде, посмотрели на Сефрению.
     - Правда, приятно знать, что в тебе нуждаются? - сказала Даная сестре.
     - Я поговорю с Заластой,  -  вздохнула Сефрения.  -  Здесь,  в Сарсосе, он
собирает сведения для императора. Вероятно, он знает много о нынешних событиях,
так что я приглашу его зайти завтра.
     Послышался громкий всплеск.
     - Я говорила тебе,  Мурр,  что этим все и кончится, - самодовольно сказала
Даная  кошке,   которая  с  ошалелым  видом  барахталась  в  фонтане,  стараясь
удержаться на плаву.  Положение Мурр ухудшалось тем, что золотые рыбки, защищая
свое обиталище, яростно тыкали носами в ее лапы и брюшко.
     - Вылови ее из воды, Даная, - сказал Спархок.
     - Тогда я  и  сама промокну,  отец,  и  мама будет ругать меня.  Мурр сама
ввязалась в эту переделку, пускай сама и выбирается.
     - Она утонет.
     - Ни в коем случае,  Спархок.  Она умеет плавать. Видишь, она изо всех сил
плывет по-кошачьи.
     - Что-что?
     - По-кошачьи.  Ведь нельзя же о кошке сказать "плывет по-собачьи",  верно?
Она же,  в конце концов,  не собака. Мы, стирики, всегда говорим "по-кошачьи" -
верно, Сефрения?
     - Только не я, - пробормотала Сефрения.

        ГЛАВА 17

     Забавнее всего было то,  что родители никоим образом не  могли предвидеть,
когда  именно  принцессе Данае  вздумается нанести  им  ранний  утренний визит.
Случались эти  визиты не  каждый день,  и  порой без  них проходила вся неделя.
Сегодняшний визит был  как  две капли воды похож на  предыдущие.  Постоянство -
один из наиважнейших атрибутов божества.  Двери спальни с грохотом распахнулись
настежь, и принцесса, с развевающимися волосами и горящими от восторга глазами,
влетела в спальню и одним гигантским прыжком очутилась на постели, где спали ее
родители.  За прыжком,  как всегда, последовали возня и рытье в одеялах, покуда
Даная наконец прочно не угнездилась между отцом и матерью.
     Она никогда не наносила эти визиты в одиночестве.  С Ролло не было никаких
хлопот.  Ролло  был  хорошо  воспитанной игрушкой,  всегда  готовой  развлекать
других,  но не навязчивой. Истинным бедствием была Мурр. Она обожала Спархока и
в совершенстве владела искусством зарываться под одеяло. Проснуться оттого, что
когтистое существо бесцеремонно карабкается вверх по ноге - довольно неприятный
способ пробуждения. Спархок заскрежетал зубами, но стерпел.
     - Птицы уже проснулись, - сообщила Даная почти укоризненно.
     - Я просто счастлив за них,  -  пробормотал Спархок, сморщившись: кошечка,
шнырявшая под одеялами, принялась ритмично запускать когти в его бедро.
     - Ты сегодня что-то не в духе, отец.
     - Я был в духе несколько минут назад. Пожалуйста, скажи своей кошке, чтобы
не путала меня с подушечкой для булавок.
     - Она делает так, потому что любит тебя.
     - Я  в восхищении,  однако предпочел бы,  чтобы она держала свои когти при
себе.
     - Он всегда такой по утрам, мама?
     - Иногда,  - рассмеялась Элана, обнимая девочку. - Я думаю, это зависит от
того, что он съел на ужин.
     Мурр замурлыкала.  Взрослые кошки мурлыкают с пристойной сдержанностью - в
отличие от  котят  и  кошек-подростков.  Этим  утром мурлыканье маленькой кошки
напоминало  приближающуюся  грозу  либо  скрежет  мельницы  с   разболтавшимися
жерновами.
     - Сдаюсь,  -  сказал Спархок.  Он  откинул одеяла,  выбрался из  постели и
набросил халат.  -  С вами тремя невозможно выспаться, - упрекнул он. - Пойдем,
Ролло?
     Жена  и  дочь  Спархока  озадаченно  глянули  на  него,  затем  обменялись
встревоженными взглядами. Спархок сгреб в охапку игрушечного медвежонка Данаи и
поковылял из спальни,  волоча Ролло за правую ногу. За его спиной Элана и Даная
озабоченно перешептывались. Спархок шлепнул медвежонка в кресло.
     - Ролло,  дружище,  это же совершенно невыносимо,  -  сказал он, стараясь,
чтобы его было слышно в спальне. - Не понимаю, как ты можешь все это сносить. -
В спальне воцарилась мертвая тишина.  - Я думаю, старина, нам с тобой стоило бы
уехать ненадолго,  - продолжал Спархок. - Они уже обращаются с нами, точно мы -
предметы обстановки.
     Ролло ничего не сказал, но, впрочем, Ролло вообще был молчалив.
     Зато Сефрения, стоявшая в дверях, была явно озадачена.
     - Спархок, ты хорошо себя чувствуешь?
     - Превосходно,  матушка. А отчего ты спрашиваешь? - Спархок не ожидал, что
у  спектакля,  устроенного им исключительно для жены и дочери,  окажется лишний
зритель.
     - Надеюсь, ты понимаешь, что разговариваешь с набивной игрушкой?
     Спархок уставился на Ролло с притворным изумлением.
     - Бог мой,  Сефрения, кажется, ты права. Как странно, что я сам не заметил
этого.  Наверное,  так  бывает,  когда человека ни  свет ни  заря выставляют из
собственной постели.  - Он изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид, но
получалось это у него плохо.
     - О чем это ты говоришь, Спархок?
     - Вот видишь, Ролло? - обратился Спархок к медвежонку, пытаясь спасти хоть
что-то. - Они нас просто не понимают - ни одна.
     - Э-э...  принц Спархок?  -  Алиэн, камеристка Эланы, незамеченной вошла в
комнату, и в ее больших глазах была та же озабоченность. - Вам нехорошо?
     Достоинство Спархока рушилось на глазах.
     - Это очень, очень долгая история, Алиэн, - вздохнул он.
     - Вы  не  видели  принцессу,  милорд?  -  спросила Алиэн,  как-то  странно
поглядев на него.
     - Она  в   постели  у  матери.   -   Ситуация  решительно  превратилась  в
безнадежную. - Я же отправляюсь в ванную - если это кого-нибудь интересует.
     И  Спархок побрел  прочь  из  комнаты,  волоча  за  собой  жалкие  остатки
достоинства.

     Стирик Заласта оказался аскетического вида  человеком с  белыми волосами и
длинной   серебристо-седой   бородой.   У   него   было   худощавое,   какое-то
незавершенное,  как  у  всех  стириков,  лицо,  косматые черные брови и  низкий
красивый  голос.  Он  был  старейшим  другом  Сефрении  и  почитался всеми  как
мудрейший и могущественнейший маг Стирикума.  Он носил белое просторное одеяние
наподобие рясы с капюшоном и не расставался с посохом, который носил скорее для
виду,  потому  что  был  довольно крепок и  не  нуждался в  опоре  при  ходьбе.
По-эленийски он  говорил хорошо,  хотя и  с  сильным стирикским акцентом.  Этим
утром  Спархок  и  его  друзья  собрались во  внутреннем саду  Сефрении,  чтобы
услышать во всех подробностях о том, что на самом деле происходит в Тамуле.
     - Мы не можем с  уверенностью сказать,  настоящие они или нет,  -  говорил
Заласта. - Видели их редко и весьма бегло.
     - Но это определенно тролли? - спросил Тиниен. Заласта кивнул.
     - Тролля ни с кем невозможно спутать.
     - Истинная правда, - пробормотал Улаф. - Весьма вероятно, что здесь видели
именно настоящих троллей.  Какое-то  время  назад  все  они  вдруг  собрались и
покинули Талесию.  Однако  никому  не  пришло в  голову спросить их,  куда  они
направляются.
     - Видели также и древних людей, - продолжал Заласта.
     - Кто они такие, мудрый? - спросил патриарх Эмбан.
     - Люди из начала веков,  ваша светлость. Они немного больше троллей, но не
настолько умны. Живут они стаями и очень жестоки.
     - Мы встречались с ними, друг Заласта, - кратко сказал Кринг. - В тот день
я потерял многих своих товарищей.
     - Возможно, здесь и нет связи, - продолжал Заласта. - Тролли - современные
существа, но древние люди несомненно происходят из весьма далекого прошлого. Их
род  вымер  примерно пятьдесят тысячелетий назад.  Есть  также неподтвержденные
сообщения о киргаях.
     - Можешь считать их подтвержденными,  Заласта,  - вставил Келтэн. - Как-то
ночью на прошлой неделе они доставили нам недурное развлечение.
     - То были непобедимые бойцы, - сказал Заласта.
     - В глазах своих современников -  возможно, - возразил Келтэн, - но против
современной тактики,  оружия и доспехов им трудно выстоять.  Катапульты и атака
тяжеловооруженных рыцарей изрядно их озадачили.
     - Собственно говоря, мудрый, кто такие киргаи? - спросил Вэнион.
     - Я  давала тебе свитки,  Вэнион,  -  сказала Сефрения.  -  Разве ты их не
читал?
     - До того места я еще не дошел. Читать по-стирикски слишком трудно. Хорошо
бы кто-нибудь поломал голову над тем, как упростить ваш алфавит.
     - Погоди-ка,  -  вмешался Спархок. Он взглянул на Сефрению. - Я никогда не
видел прежде,  чтобы ты читала,  - с укором сказал он. - Ты не позволяла Флейте
даже прикоснуться к книге.
     - Совершенно верно - к эленийской книге.
     - Так значит, ты можешь читать?
     - По-стирикски.
     - Почему же ты нам об этом не сказала?
     - Потому что это было не ваше дело, дорогой.
     - Ты солгала! - Спархок почему-то был потрясен.
     - Вовсе нет.  Я не могу читать по-эленийски -  главным образом потому, что
не хочу. Это некрасивый язык, и буквы у вас уродливые - они похожи на паутину.
     - Но  ты  намеренно заставила нас поверить,  будто ты чересчур примитивна,
чтобы учиться читать!
     - Это было необходимо,  дорогой. Пандионские послушники - народ не слишком
умудренный,  и нужно было оставить вам хоть что-то, чтобы чувствовать себя выше
других.
     - Не вредничай, - пробормотал Вэнион.
     - Вэнион, - ответила она довольно резко, - я пыталась хоть чему-то научить
десять поколений этих громадных неуклюжих деревенщин,  и  во время обучения мне
все время приходилось терпеть их несносную снисходительность.  Да,  Спархок,  я
могу читать, а также считать, спорить на философские и теологические темы, если
понадобится, и я полностью изучила логику!
     - Не знаю,  зачем ты кричишь на меня, - мягко запротестовал Спархок, целуя
ее ладони.  -  Я всегда считал,  что ты чудесная, замечательная женщина... - он
вновь поцеловал ее ладони, - для стирика, разумеется.
     Сефрения вырвала у него свои руки, но тут же увидела, что он ухмыляется.
     - Ты невозможен, - вздохнула она и сама, не выдержав, улыбнулась.
     - Мы, кажется, говорили о киргаях, - ненавязчиво напомнил Стрейджен. - Кто
они, собственно говоря, такие?
     - Они, по счастью, совершенно вымерли, - ответил Заласта. - Это был народ,
который,  судя по  всему,  не  был родствен ни  одной из  дарезийских рас -  ни
тамульцам,  ни эленийцам, ни, совершенно точно, стирикам. Кое-кто предполагает,
что киргаи в дальнем родстве с валезийцами.
     - Я с этим не согласен, мудрый, - возразил Оскайн. - У валезийцев нет даже
правительства,  а понятие войны им и вовсе незнакомо. Это счастливейший народ в
мире. Они ни в коей мере не могут быть родственны киргаям.
     - Темперамент частенько зависит от  климата,  ваше  превосходительство,  -
заметил Заласта.  -  Валезия -  рай земной, а центральная Кинезга далеко не так
приятна для  жизни.  Так  или иначе,  киргаи поклонялись жуткому богу по  имени
Киргон -  и,  как большинство примитивных народов,  назвали себя по  его имени.
Полагаю, что все народы эгоистичны. Все мы убеждены, что наш бог лучше прочих и
что  наша  раса  -  высшая.  Киргаи  довели это  убеждение до  предела.  Трудно
рассуждать о верованиях вымершего народа,  но киргаи,  судя по всему,  дошли то
того,  что стали считать себя существами,  отличными от человеческого рода. Они
верили также,  что  вся  истина уже  открыта им  Киргоном,  а  потому враждебно
относились ко всем новым идеям и  верованиям.  Они довели идею военизированного
общества до  абсурда,  а  кроме  того,  они  были  помешаны на  чистоте расы  и
стремились к  физическому совершенству.  Если  ребенок  рождался  калекой,  его
уносили в пустыню и оставляли там умирать. Если солдат был покалечен в бою, его
убивали его же товарищи. Если женщина рожала слишком много девочек, ее удушали.
Киргаи выстроили город-государство возле  оазиса Кирга в  центральной Кинезге и
напрочь отгородились от других народов и новых веяний. Киргаи до смерти боялись
новых веяний. Это была, вероятно, единственная культура в истории человечества,
которая  идеализировала глупость.  Киргаи  считали  ум  недостатком  и  излишне
сообразительных детей убивали.
     - Милая компания, - пробормотал Телэн.
     - Само собой, они завоевали и поработили своих соседей - по большей части,
пустынных кочевников неизвестной расы,  -  и  поскольку солдаты  есть  солдаты,
неизбежны были случаи смешения крови.
     - Но  ведь это в  порядке вещей,  не так ли?  -  с  едкой горечью спросила
баронесса Мелидира. - Насилие во время войны всегда было делом разрешенным.
     - Только не в этом случае,  баронесса,  -  ответил Заласта.  - Если киргая
застигали за этим "братанием", его убивали на месте.
     - Какая освежающая идея, - пробормотала она.
     - Женщину,  разумеется, тоже. Однако, несмотря на все старания киргаев, на
свет  все  же  появились отпрыски смешанной расы.  В  глазах  киргаев это  было
осквернение расовой чистоты,  и полукровок нещадно уничтожали.  Вскоре, однако,
Киргон  передумал.  Он  увидел,  как  можно  использовать этих  полукровок.  Их
собрали,  кое-чему обучили и сделали частью армии. Назвали их "кинезганцами", и
в свое время они составили ту часть армии,  которая делала всю грязную работу и
принимала на себя основную тяжесть потерь.  У Киргона,  видите ли,  была цель -
обычная цель того, кто обладает воинственным складом ума.
     - Мировое господство? - предположил Вэнион.
     - Именно.  Кинезганцев поощряли размножаться,  и  киргаи  использовали их,
чтобы  расширять границы своих владений.  Вскоре под  их  властью оказалась вся
пустыня, и тогда они двинулись на границы соседних народов. Именно тогда с ними
столкнулись мы, стирики. Киргаи были совершенно не готовы к тому, чтобы воевать
со стириками.
     - Воображаю!  -  рассмеялся Тиниен.  Заласта коротко улыбнулся.  Это  была
извиняющая, слегка снисходительная улыбка.
     - Жрецы Киргона обладали некоторым даром,  -  продолжал он,  - но они ни в
коей мере не  могли сравниться с  тем,  с  чем  столкнулись киргаи.  -  Заласта
побарабанил пальцами по ладони.  - Быть может, - задумчиво продолжал он, - если
присмотреться повнимательнее,  в этом и состоит настоящий секрет нашей расы.  У
прочих народов лишь один бог -  или, в лучшем случае, несколько богов. У нас их
тысяча,  и  все  они  более  или  менее в  согласии друг  с  другом и  способны
действовать  вместе.   Так  или  иначе,  вторжение  киргаев  в  земли  стириков
обернулось для  них  катастрофой.  Они  потеряли практически всех кинезганцев и
большую  часть  чистокровных киргаев.  Они  отступили  в  полном  беспорядке  и
замешательстве,  а младшие боги решили, что киргаям лучше сидеть дома. Никто до
сих пор не  знает,  который из  младших богов предложил эту идею,  но  она была
поистине гениальна в своей простоте и действенности.  Огромный орел в один день
облетел Кинезгу,  и  его тень очертила на земле невидимую границу.  Эта граница
совершенно ничего не  означала для кинезганцев,  атанов,  тамульцев,  стириков,
эленийцев и  даже арджунов -  зато для  киргаев она  оказалась,  можно сказать,
жизненно важной,  потому  что  с  того  дня  всякий  киргай,  переступивший эту
границу, мгновенно умирал.
     - Погодите  минутку!  -  запротестовал Келтэн.  -  Мы  ведь  столкнулись с
киргаями к западу отсюда. Как же они могли перейти эту границу?
     - Они были из прошлого,  сэр Келтэн,  - пояснил Заласта, разводя руками. -
Граница для  них еще не  существовала,  поскольку орел не  совершил свой полет,
когда они двинулись маршем на север.
     Келтэн почесал в затылке и нахмурился.
     - Я  не слишком хорош в  логике,  -  сознался он,  -  но разве в  этом нет
какого-то пробела?
     Бевьер тоже ломал голову над этим парадоксом.
     - Я,  кажется, понимаю, как это могло быть, - с сомнением проговорил он, -
но мне нужно все как следует обдумать, чтобы быть уверенным.
     - Логика не может ответить на все вопросы,  сэр Бевьер, - заметил Эмбан и,
поколебавшись,  добавил:  -  Конечно, необязательно передавать Долманту эти мои
слова.
     - Возможно,  проклятие больше не действует,  -  предположила Сефрения. - В
нем нет нужды, поскольку киргаи вымерли.
     - И так или иначе,  -  прибавил Улаф, - у нас нет и возможности проверить,
действует оно или нет. Стрейджен вдруг рассмеялся.
     - А знаете, он ведь прав, - заметил он. - Вполне вероятно, что это ужасное
проклятие все еще существует, но никто не знает об этом, поскольку люди, против
которых  оно  направлено,  исчезли с  лица  земли  несколько тысячелетий назад.
Кстати, мудрый, что же с ними случилось? - обратился он к Заласте. - Ты сказал,
что они вымерли.
     - Точнее говоря, милорд Стрейджен, они выморили самих себя.
     - Разве в этом нет противоречия? - спросил Тиниен.
     - Не  совсем.  Кинезганцы  были  почти  полностью  уничтожены в  войне  со
стириками,  но  они  теперь стали  жизненно важны для  киргаев,  поскольку были
единственными имевшимися в распоряжении Киргона войсками, которые могли перейти
границу.  Киргон велел  киргаям заняться воспроизводством новых  армий из  этих
некогда презренных низших  полукровок.  Киргаи  были  превосходными солдатами и
безоговорочно подчинялись приказам.  Они  посвятили  кинезганским женщинам  все
свое внимание, совершенно забросив своих собственных. К тому времени, когда они
осознали свою ошибку, все киргайские женщины уже вышли из возраста, когда могли
рожать. Легенда гласит, что последний киргай умер около десяти тысяч лет назад.
     - Это  возводит  идиотизм до  вершин  искусства,  не  так  ли?  -  заметил
Стрейджен. Заласта тонко улыбнулся.
     - Так или иначе, там, где когда-то была Кирга, теперь расположена Кинезга.
Населяет ее раса уродов и недоумков,  которые существуют лишь за счет того, что
через  Кинезгу  проходят основные караванные пути  между  Тамулом  и  западными
эленийскими государствами.  Остальной мир взирает на  этих потомков непобедимых
киргаев  с  глубочайшим  презрением.   Они  пронырливы,  трусливы,  вороваты  и
омерзительно раболепны -  достойная судьба для отпрысков расы,  которая некогда
полагала себя достаточно божественной, чтобы править всем миром.
     - История - такой мрачный предмет, - вздохнул Келтэн.
     - Однако Кинезга -  не единственное место, где являются призраки прошлого,
- прибавил Заласта.
     - Мы это уже заметили,  -  отозвался Тиниен.  - Эленийцы в западном Астеле
убеждены, что к ним вернулся во плоти Айячин.
     - Тогда,  вероятно,  вы  слышали и  о  человеке по имени Сабр?  -  спросил
Заласта.
     - Мы даже пару раз встречались с ним,  - рассмеялся Стрейджен. - Не думаю,
чтобы он представлял собой серьезную угрозу. Это просто недозрелый позер.
     - Впрочем, он вполне подходит для западных астелийцев, - добавил Тиниен. -
Их всех затруднительно назвать умниками.
     - Я встречался с ними,  -  с гримасой отвращения заметил Заласта. - Однако
Кимеар из Даконии и барон Парок, его глашатай, - противники посерьезнее. Кимеар
был одним из людей,  родившихся в седле,  которые время от времени появляются в
эленийском обществе.  Он  покорил два других эленийских королевства в  западном
Астеле  и  основал  одну  из  тех  "тысячелетних" империй,  которые то  и  дело
возникают в  мире,  чтобы развалиться на куски со смертью их основателя.  Герой
Эдома  -  Инсетес,  живший  в  бронзовом веке,  которому  действительно удалось
нанести киргаям первое  серьезное поражение.  Его  глашатая зовут  Ребал.  Это,
разумеется,  не  настоящее  его  имя.  Разжигатели  политических страстей,  как
правило,  действуют под вымышленными именами. Айячин, Кимеар и Инсетес отвечают
простейшим эмоциональным порывам эленийцев -  прежде  всего  обилием мускулов и
физической силой.  Я ни за что на свете не хотел бы обидеть вас, друзья мои, но
у вас,  эленийцев, какое-то нездоровое пристрастие к разрушению и поджогу чужих
жилищ.
     - Это один из недостатков нашей расы, - признал Улаф.
     - Арджуны представляют для нас иную проблему,  -  продолжал Заласта. - Они
принадлежат к тамульской расе,  и их заветные стремления более сложны. Тамульцы
вовсе  не   стремятся  править  миром  -   они  просто  хотят  получить  его  в
собственность.   -   Заласта  мимолетно  улыбнулся  Оскайну.   -  Впрочем,  как
представители своей расы арджуны не слишком привлекательны. Их герой - человек,
который изобрел работорговлю.
     Миртаи со  свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы,  и  ее  рука сама
собой потянулась к кинжалу.
     - Что-нибудь не так, атана? - мягко спросил Оскайн.
     - Мне  доводилось иметь дело  с  арджунскими работорговцами,  -  отрывисто
ответила она.  -  Когда-нибудь,  надеюсь, я встречусь с ними снова, и уж на сей
раз я не буду ребенком.
     Спархок вдруг осознал,  что Миртаи никогда не рассказывала им о  том,  как
она стала рабыней.
     - Этот  арджунский  герой  более  свежего  происхождения,  чем  прочие,  -
продолжал Заласта. - Жил он в двенадцатом столетии, и имя его - Шегуан.
     - Мы слыхали о  нем,  -  мрачно сказал Энгесса.  -  Его люди завели обычай
нападать на учебные лагеря атанских детей.  Мы более или менее убедили арджунов
больше так не делать.
     - Звучит зловеще, - заметила баронесса Мелидира.
     - Это было настоящее бедствие, баронесса, - сказал Оскайн. - В семнадцатом
столетии  арджунские  работорговцы  устроили  набег  на   Атан,   и   имперский
администратор поддался чувству справедливого гнева. Он приказал атанам устроить
карательный поход в Арджуну.
     - Мои  соотечественники до  сих  пор поют песни об  этом походе,  -  почти
мечтательно проговорил Энгесса.
     - Что, так плохо? - негромко спросил Эмбан у Оскайна.
     - Чудовищно,  -  ответил тот.  - Безголовый осел, отдавший этот приказ, не
понимал,  что  когда велишь атанам что-то  сделать,  необходимо особо запретить
применение некоторых мер.  Болван попросту дал атанам полную волю. Они повесили
короля Арджуны и загнали его подданных в южные джунгли.  Нам пришлось затратить
почти двести лет на  то,  чтобы уговорить арджунов слезть с  деревьев.  Это был
тяжкий удар по экономике всего континента.
     - Эти события относятся к более недавнему прошлому,  -  отметил Заласта. -
Арджуны всегда были  работорговцами,  и  Шегуан был  лишь  одним  из  тех,  кто
действовал в  северной Арджуне.  Он  был прежде всего организатором.  Он создал
невольничьи рынки  в  Кинезге  и  привел  в  систему  размеры взяток,  которыми
защищались невольничьи караваны.  В  Арджуне мы встречаемся с той особенностью,
что  глашатай древнего героя куда примечательнее,  чем  сам  герой.  Его  имя -
Скарпа, это умный и опасный человек.
     - Как насчет самого Тамула и Атана? - спросил Эмбан.
     - И мы, и атаны оказались нечувствительны к этой заразе, ваша светлость, -
ответил Оскайн.  -  Видимо,  все  дело  в  том,  что  тамульцы чересчур большие
эгоисты,  чтобы иметь героев и беззаветно их почитать,  а еще потому, что атаны
древности были настолько меньше нынешних своих потомков,  что современные атаны
смотрят на них свысока.  -  Оскайн с  лукавой усмешкой покосился на Энгессу.  -
Весь мир с  замиранием сердца ждет того дня,  когда появится первый атан ростом
выше  десяти футов.  Подозреваю,  что  в  этом-то  и  состоит конечная цель  их
искусственного отбора.  -  Оскайн повернулся к  Заласте.  -  Твои сведения куда
подробнее наших,  мудрый,  -  одобрительно заметил он  стирику.  -  Все  ученые
Империи не добыли ничего лучше отрывочных и неясных сведений об этих людях.
     - В    моем    распоряжении    самые    разнообразные   источники,    ваше
превосходительство,  -  ответил Заласта. - Однако эти древние персонажи сами по
себе  не  представляют особой опасности.  Атаны  легко  справились бы  с  чисто
военными беспорядками,  но в  том-то и дело,  что нынешние беспорядки не только
военного  свойства.  Кто-то  играет  на  самых  темных  сторонах  человеческого
воображения, воплощая ужасные образы фольклора. Уже видели вампиров, оборотней,
вурдалаков,  огров и даже тридцатифутового великана. Власти считают эти явления
суеверной чепухой,  но  простые люди Империи охвачены ужасом.  Мы не можем быть
уверены в  реальности этих тварей,  но  если перемешать их с  самыми настоящими
троллями,  древними людьми и киргаями, это ввергает народ в настоящую панику. В
довершение всего,  происходит немало  природных катаклизмов -  чудовищные бури,
смерчи,  землетрясения, извержения вулканов, а кое-где даже небольшие затмения.
Простолюдины Тамульской империи стали  так  пугливы,  что  бросаются наутек  от
кролика или  стайки воробьев.  У  этих случаев нет никакой закономерности.  Они
просто происходят то здесь, то там, а потому нет никакой возможности вычислить,
где,  когда и  что именно случится в  следующий раз.  Вот с чем мы столкнулись,
друзья  мои,  -  с  кампанией ужаса,  которая охватила весь  континент,  частью
реальной, частью иллюзией, частью порождением самой обыкновенной магии. Если не
начать бороться с этим -  и как можно скорее,  -  народ сойдет с ума от страха.
Империя рухнет, и в ней станет править ужас.
     - А  какие же  плохие новости ты припас для нас,  Заласта?  -  осведомился
Вэнион. Заласта коротко усмехнулся.
     - Вам бы все шутить, лорд Вэнион, - сказал он. - Друзья мои, сегодня после
обеда у вас будет возможность обогатиться новыми сведениями.  Все вы приглашены
на заседание Тысячи.  Ваш визит весьма важен с  политической точки зрения,  и -
хотя  Совет  редко  в  чем  приходит  к  полному  согласию -  существует мощное
негласное мнение,  что в этом случае нам с вами по пути.  -  Заласта помолчал и
вздохнул. - Приготовьтесь также ко вспышкам враждебности, - предостерег он. - В
Совете есть люди,  у которых пена идет изо рта при слове "элениец". Уверен, что
они попытаются спровоцировать вас.

     - Спархок,  -  негромко проговорила Даная,  -  происходит нечто, чего я не
могу понять.
     Дело было вскоре после разговора с  Заластой.  Спархок удалился в  один из
укромных уголков сада Сефрении,  взяв у  Вэниона стирикскую рукопись,  и теперь
без  особого успеха пытался разобраться в  стирикском алфавите.  Даная отыскала
его в этом убежище и сразу забралась к нему на колени.
     - Я-то думал, что ты всемудрая, - заметил он. - Разве это не одно из твоих
качеств?
     - Перестань. Что-то здесь ужасно не так.
     - Почему бы  тебе не  поговорить об этом с  Заластой?  Он ведь поклоняется
тебе, разве нет?
     - С чего это ты взял?
     - Я думал, что ты, он и Сефрения выросли в одной деревне.
     - И что из того?
     - Я  просто заключил,  что  все  жители деревни поклонялись тебе.  Было бы
логично, если бы ты появилась на свет в деревне своих приверженцев.
     - Ты,  кажется,  совсем не понимаешь стириков.  Скучнее я  сроду ничего не
слышала - целая деревня приверженцев одного Бога. Какая тоска!
     - Для эленийцев это обычное дело.
     - Эленийцы еще и едят свинину.
     - Что  ты  имеешь против свинины?  -  Данаю передернуло.  -  Так  кому  же
поклоняется Заласта, если он не из твоих приверженцев?
     - Он не стал говорить нам, а расспрашивать об этом ужасно невежливо.
     - Как же он тогда умудрился стать членом Тысячи?  Я  думал,  что для этого
нужно быть верховным жрецом.
     - Заласта не входит в Тысячу и не желает этого.  Он просто дает им советы.
- Даная поджала губы.  -  Мне не стоило бы говорить это,  Спархок, но не жди от
Совета  особой премудрости.  Все  верховные жрецы  весьма набожны,  но  это  не
требует большого ума. Кое-кто из Тысячи просто чудовищно туп.
     - Ты  так  и  не  смогла  понять,  какой  бог  стоит  за  всеми  нынешними
беспорядками?
     - Нет. Кто бы это ни был, он не хочет, чтобы остальные узнали его, а у нас
есть способы прятать свое присутствие.  Единственное, что я могу сказать точно,
- это  не  стирикский  бог.  Будь  очень  внимателен на  сегодняшнем заседании,
Спархок.  У  меня  стирикский темперамент,  и  я  могу упустить кое-что  только
потому, что привыкла к стирикам.
     - Что именно я должен искать?
     - Не знаю.  Используй свою интуицию.  Ищи фальшивых нот,  промахов, любого
намека на то, что некто не есть на самом деле то, чем он притворяется.
     - Ты подозреваешь, что кто-то из Тысячи работает на врага?
     - Я  этого не  сказала.  Я  просто сказала,  что что-то  не  так.  У  меня
предчувствие -  как тогда,  в  доме Котэка.  Здесь есть что-то,  чего не должно
быть, и я ни за что на свете не сумею сказать, что именно. Постарайся выяснить,
в чем дело, Спархок. Нам это очень нужно.

     Совет  Тысячи собирался в  величественном мраморном здании в  самом центре
Сарсоса.  Эта мраморная громада подавляла - казалось, она дерзко и бесцеремонно
расталкивает соседние  здания,  выдвигаясь вперед.  Подобно  всем  общественным
сооружениям,  это  здание было  совершенно лишено человеческого тепла  и  уюта.
Широкие гулкие мраморные коридоры и  массивные бронзовые двери  предназначались
для  того,  чтобы  вызвать у  человека,  оказавшегося там,  чувство собственной
ничтожности и незначительности.
     Заседания проводились в большом полукруглом зале, где ступенчатыми ярусами
располагались мраморные скамьи.  По  бокам  ярусов  тянулись лестницы.  Ярусов,
разумеется,  было  десять,  и  места  на  каждом ярусе располагались на  равном
расстоянии друг от  друга.  Все это было весьма логично.  Архитекторы вынуждены
придерживаться логики,  иначе в  один  прекрасный день  построенное ими  здание
рухнет им на головы.
     По предложению Сефрении,  Спархок и  другие эленийцы облачились в  простые
белые  одеяния,  дабы  избежать тех  неприятных ассоциаций,  которые  неизбежно
вызывает у всякого стирика вид вооруженного эленийца.  Рыцари, однако, оставили
под одеяниями мечи и кольчуги.
     Зал  был  полупустым -  часть Совета,  как  обычно,  была занята какими-то
другими  делами.  Члены  Тысячи  сидели  на  скамьях или  расхаживали по  залу,
негромко  переговариваясь.   Некоторые  целеустремленно  переходили  от  одного
коллеги к  другому,  о  чем-то  беседуя с  серьезным видом.  Другие  смеялись и
шутили, а кое-кто и дремал.
     Заласта провел гостей вперед,  где  для  них  полукругом были  расставлены
кресла.
     - Я должна занять свое место, - негромко сказала им Сефрения. - Прошу вас,
не предпринимайте немедленных действий,  если кто-то оскорбит вас.  В этом зале
скопилось  несколько  тысячелетий  взаимной  неприязни,  и  хотя  бы  часть  ее
неизбежно выплеснется.
     Она пересекла зал и села на одну из мраморных скамей.
     Заласта вышел в  середину зала  и  стоял молча,  не  делая никакой попытки
призвать собрание к порядку. Традиционные церемонии были здесь явно не в чести.
Постепенно разговоры улеглись, и члены Совета заняли свои места.
     - С  разрешения Совета,  -  начал  Заласта,  -  нас  сегодня почтили своим
присутствием важные гости.
     - Я уж точно не желал бы этакой чести!  -  огрызнулся один из стириков.  -
Эти "гости" по большей части эленийцы,  а  я  вовсе не склонен водить дружбу со
свиноедами.
     - Малоприятное начало,  - пробормотал Стрейджен. - Похоже, наши стирикские
сородичи в грубости не уступают эленийцам.
     Пропустив мимо ушей реплику невоспитанного оратора, Заласта продолжал:
     - Сарсос принадлежит к Тамульской империи, и все мы ощущаем немалые выгоды
от этих связей.
     - А  тамульцы заботятся о  том,  чтобы мы сполна оплачивали эти выгоды!  -
выкрикнул другой стирик. Заласта не обратил внимания и на эти слова.
     - Уверен,  что  все  вы  вместе  со  мной  приветствуете первого секретаря
Оскайна, главу имперской дипломатической службы.
     - Не знаю,  Заласта,  с  чего это ты так уж в  этом уверен?  -  с  хриплым
смешком отозвался кто-то. Оскайн поднялся.
     - Я  потрясен  этим  обилием  теплых  чувств,  -  сухо  проговорил  он  на
безупречном стирикском наречии.
     С мраморных ярусов полетели вопли и свист.  Однако они разом стихли, когда
Энгесса встал рядом с  Оскайном,  скрестив руки на  могучей груди.  Он  даже не
потрудился одарить суровым взглядом разгулявшихся советников.
     - Так-то лучше,  -  сказал Оскайн.  -  Я  рад,  что легендарная вежливость
стириков наконец-то соизволила проявить себя.  С  вашего разрешения,  я вкратце
представлю своих спутников,  а  затем мы вынесем на ваше обсуждение одно весьма
важное дело.
     Первым  он  назвал имя  патриарха Эмбана,  и  по  залу  тотчас прокатилось
гневное бормотание.
     - Это направлено против церкви,  ваша светлость, - шепнул ему Стрейджен, -
не против вас лично.
     Когда  Оскайн представил Элану,  один  из  советников,  сидевший на  самом
верхнем  ярусе,   шепотом  бросил  своим   соседям  реплику,   вызвавшую  взрыв
недвусмысленно пошлого хохота.  Миртаи вскочила,  как отпущенная пружина,  и ее
руки метнулись к кинжалам.
     Энгесса что-то резко сказал ей по-тамульски.
     Она тряхнула головой. Глаза ее недобро горели, зубы были крепко сжаты. Она
выхватила кинжал.  Миртаи могла не понимать стирикского,  зато она очень хорошо
понимала, что означает этот хохот.
     Спархок тоже встал.
     - Это мое дело, Миртаи, - сказал он.
     - Ты не уступишь мне?
     - Только не сейчас.  Прости,  но это в  некотором роде официальный случай,
так что мы  должны соблюдать приличия.  -  Он  повернулся к  дерзкому стирику с
верхнего яруса.
     - Не хочешь ли,  приятель,  громче повторить то,  что ты сейчас сказал?  -
осведомился он по-стирикски. - Если это так смешно, мы тоже хотим посмеяться.
     - Вы только подумайте,  - презрительно фыркнул наглец, - говорящая собака!
Тут поднялась Сефрения.
     - Я призываю Тысячу соблюсти традиционную минуту молчания, - провозгласила
она по-стирикски.
     - А кто умер? - осведомился крикун.
     - Ты,  Камриэль,  -  сладким голосом сообщила ему Сефрения, - так что наше
горе не  будет чрезмерным.  Это  -  принц Спархок,  человек,  который уничтожил
старшего бога Азеша,  а  ты  только что  оскорбил его жену.  Предпочтешь ли  ты
традиционное погребение -  если,  конечно,  после  того,  как  Спархок до  тебя
доберется, от твоего бренного тела останется достаточно, чтобы было что предать
земле?
     Челюсть Камриэля отвисла,  лицо залила смертельная бледность,  да и прочие
советники заметно съежились.
     - Похоже,  его имя здесь пользуется немалым весом,  - шепотом заметил Улаф
Тиниену.
     - Очевидно да.  Думается мне,  наш  дерзкий приятель наверху будет долго и
мрачно размышлять о своей смертности.
     - Советник Камриэль,  -  официальным тоном  сказал  Спархок,  -  не  будем
прерывать совещания Тысячи своим  чисто личным делом.  После заседания я  отыщу
тебя, и мы уладим необходимые формальности.
     - Что он сказал? - шепотом спросила Элана у Стрейджена.
     - То,  что  говорят обычно,  ваше величество.  Полагаю,  советник Камриэль
сейчас вспомнит, что у него срочное и неотложное дело на другом конце мира.
     - И  Совет допустит,  чтобы этот варвар открыто угрожал мне?  -  взвизгнул
Камриэль.
     Седовласый  стирик,   сидевший  в   дальнем  конце   зала,   уничижительно
рассмеялся.
     - Камриэль,  -  сказал  он,  -  ты  оскорбил гостью Совета,  а  при  таких
обстоятельствах Тысяча не обязана защищать тебя.  Твой бог,  видно,  не слишком
строго тебя  наставлял.  Ты  -  грубый и  крикливый болван,  и  мы  с  радостью
избавимся от тебя.
     - Как ты смеешь так со мной говорить, Микан?
     - Ты,  видно,  зачарован тем  фактом,  что  один из  богов неплохо к  тебе
относится,  -  промурлыкал Микан,  -  а потому проглядел тот факт,  что все мы,
здесь присутствующие,  обладаем этим особым благословением.  Мой бог любит меня
так же сильно,  как твой бог -  тебя. - Микан на мгновение смолк. - Может быть,
даже больше.  Полагаю,  что в  этот миг твой бог решает,  не  переменить ли ему
мнение относительно тебя. Ты, должно быть, ужасно ему надоел. Однако ты тратишь
попусту  драгоценное время.  Как  только  завершится собрание,  принц  Спархок,
полагаю я,  придет за тобой -  с ножичком.  У вас ведь есть поблизости ножичек,
ваше высочество?
     Спархок ухмыльнулся и приоткрыл полу своего одеяния, показав рукоять меча.
     - Превосходно,  старина,  -  сказал Микан.  - Я бы с радостью одолжил тебе
свой  меч,  но  всегда лучше сражаться собственным оружием.  Камриэль,  ты  еще
здесь? Если хочешь дожить до заката, лучше поторопись.
     Советник Камриэль бежал.
     - Что произошло? - нетерпеливо спросила Элана.
     - Если взглянуть на  дело в  определенном свете,  мы  можем счесть бегство
советника некоей формой извинения, - пояснил Стрейджен.
     - Мы не признаем извинений,  -  упрямо сказала Миртаи.  - Элана, можно мне
догнать его и убить?
     - Почему бы нам не дать ему вдоволь побегать, Миртаи?
     - Вдоволь - это сколько?
     - Как вы думаете,  милорд,  - обратилась Элана к Стрейджену, - долго ли он
будет бегать?
     - Полагаю, что до конца своих дней, моя королева.
     - Меня это вполне устраивает.

     Отклики Тысячи на описание последних событий, данное Заластой, были вполне
предсказуемы,  и тот факт,  что все речи советников были отшлифованы до блеска,
лишь намекал на  то,  что  сообщения Заласты отнюдь не  были для  них новостью.
Тысяча,  судя по всему,  разделилась на три фракции. Опять же предсказуемо было
то,  что  изрядное число  советников заняло привычную позицию:  стирики защитят
себя сами,  и  у  них нет причин втягиваться в  чужие дела.  Обещания эленийцев
всегда,  впрочем,  вызывали  у  стириков  сильную  подозрительность,  поскольку
эленийским правителям свойственно было  забывать свои  щедрые  посулы стирикам,
едва только минет очередная беда.
     Вторая фракция была более умеренна.  Эти  советники указывали на  то,  что
нынешний кризис задевает больше тамульцев,  чем эленийцев,  и присутствие здесь
небольшого отряда рыцарей церкви из  Эозии дела отнюдь не  меняет.  Как заметил
седовласый Микан,  "тамульцы могут не  быть нам друзьями в  полном смысле этого
слова,  но они нам по крайней мере и не враги. Давайте не забывать того, что их
атаны  заслоняют  нас  от  астелийцев,  эдомийцев и  даконов".  Микана  глубоко
почитали все, и его слово высоко ценилось в Совете.
     Была,  само собой,  и  третья фракция -  меньшинство,  состоявшее из столь
закоренелых антиэленийцев,  что  они  пошли дальше всех и  предлагали заключить
союз с  виновниками всех нынешних бедствий.  Они,  впрочем,  и  не стремились к
тому,  чтобы их речи принимали всерьез. Ораторы просто ухватились за подходящую
возможность,  чтобы  перечислить длинный список стирикских обид  и  обрушить на
эленийцев потоки обличительной брани и ненависти.
     - Это  уже становится утомительным,  -  наконец сказал Спархоку Стрейджен,
поднимаясь на ноги.
     - Что ты задумал?
     - Как - что? Я собираюсь ответить им, старина.
     Стрейджен вышел на середину зала и стоял там,  стойко встречая град воплей
и ругани.  Постепенно шум затих, главным образом потому, что горлопаны истощили
запас бранных слов,  а  не потому,  что стирикам было интересно выслушать,  что
желает сказать им светловолосый элениец.
     - Я  с удовольствием убедился в том,  что все люди одинаково презренны,  -
звучный  голос  Стрейджена донесся до  всех  уголков зала.  -  Я  уже  отчаялся
когда-либо отыскать в стирикском характере хоть один недостаток, но лишь теперь
понял,  что когда вы собираетесь в  толпу,  вы становитесь такими же,  как все.
Громогласный и  ничем  не  прикрытый фанатизм,  который вы  так  щедро проявили
сегодня в  этом зале,  развеял мое отчаяние и  наполнил мое сердце радостью.  Я
счастлив до  полусмерти,  что  обнаружил в  стирикской душе обычную сточную яму
гнойной мерзости,  поскольку это доказывает, что все люди одинаковы, к какой бы
расе они ни принадлежали.
     Ответом ему  были протестующие вопли,  которые щедро мешались с  площадной
бранью.
     Снова Стрейджен ждал, когда все выдохнутся и стихнут.
     - Я разочарован в вас,  дорогие братья,  - сказал он наконец. - Семилетний
эленийский ребенок умеет ругаться куда изобретательней. Неужели это лучшее, что
способна  произвести  на   свет  соединенная  премудрость  Стирикума?   Неужели
"эленийский.ублюдок" -  все,  что вы умеете выговаривать? Меня даже не особенно
оскорбляет это  выражение,  поскольку в  моем случае оно вполне уместно.  -  Он
огляделся по сторонам с изысканным и слегка высокомерным видом. - Я также вор и
убийца,  и  кроме  того,  обладаю целым  букетом непривлекательных привычек.  Я
совершал преступления,  которым и  названия-то  нет,  и  вы  думаете,  что ваши
чахленькие оскорбленьица могут  меня  хоть  в  малейшей степени задеть?  Может,
все-таки кто-нибудь произнесет хоть одно осмысленное обвинение -  прежде чем  я
начну разбирать по косточкам ваши собственные грешки?
     - Вы поработили нас! - проорал кто-то.
     - Нет,  приятель,  - промурлыкал Стрейджен, - кто угодно, только не я. Мне
вы раба и за плату не всучите.  Рабов ведь,  знаете, нужно кормить - даже когда
они и не работают. Ну ладно, а теперь перейдем прямо к делу. Мы установили, что
я -  бастард, вор и убийца, но вот вы кто такие? Застанет ли вас врасплох слово
"нытики"?  Вы,  стирики, вечно скулите. Вы бережно составили список всех обид и
притеснений, которые вам доводилось терпеть за несколько последних тысячелетий,
и вот теперь находите извращенное удовольствие в том, чтобы забиваться в темные
вонючие углы и, изрыгая эти обиды на свет божий, пережевывать их вновь и вновь,
точно  застарелую рвоту.  Во  всех  своих бедах вы  пытаетесь винить эленийцев.
Сильно ли  удивит вас,  если я  скажу,  что не  чувствую никакой вины по поводу
гонений на  стириков?  Мне более чем достаточно вины за то,  что я  совершил ко
самом деле,  чтобы еще  бить  себя кулаками в  грудь и  каяться в  злодействах,
которые произошли за  тысячу лет до  моего рождения.  По правде говоря,  друзья
мои,  ваши  вечно  страдальческие физиономии порядком мне  обрыдли.  Неужели вы
никогда не устаете жалеть себя? А сейчас я перейду прямо к сути дела и оскорблю
вас еще сильнее. Если вам так хочется ныть, занимайтесь этим в свободное от дел
время.  Мы  предлагаем вам  возможность объединиться с  нами перед лицом общего
врага.  Причем предлагаем,  поймите,  из чистой вежливости, потому что на самом
деле вы  нам не  нужны.  Запомните это хорошенько,  ребята.  Вы  нам не  нужны.
Собственно говоря,  вы будете нам только обузой.  Я  тут слышал,  как несколько
умственно отсталых предлагали заключить союз  с  нашим врагом.  Да  с  чего  вы
взяли,  что ему нужны такие союзники?  Впрочем, эленийское крестьянство было бы
только радо  такому повороту дел,  потому что  получило бы  повод перебить всех
стириков отсюда  и  до  фьордов  Талесии.  Союз  с  нами  не  ослабит наверняка
эленийского фанатизма, но союз с нашим врагом совершенно точно приведет к тому,
что  через десять лет во  всех эленийских королевствах в  мире не  останется ни
одного живого стирика.
     Он задумчиво поскреб подбородок и огляделся.
     - Полагаю,  это более-менее все,  - сказал он. - Почему бы вам не обсудить
это между собой?  Я  и мои друзья отправляемся в Материон завтра.  Вы можете до
нашего отъезда дать нам знать о  своем решении.  Конечно,  оно целиком на вашей
совести.  Словами невозможно выразить, насколько мало заботят нас решения таких
ничтожных людишек.  -  Стрейджен повернулся и галантно предложил руку Элане.  -
Пойдемте, ваше величество?
     - Что ты им наговорил, Стрейджен?
     - Всячески  их  оскорбил,  -  пожал  он  плечами,  -  потом  пригрозил  им
уничтожением  всей  их  расы  и  в  конце  концов  предложил  им  стать  нашими
союзниками.
     - И все это в одной речи?!
     - Ваше  величество,   он  был  просто  великолепен!   -  с  воодушевлением
воскликнул Оскайн.  -  Он  высказал стирикам то,  что  нужно было высказать уже
очень, очень давно.
     - У  меня  есть  определенные  преимущества,  ваше  превосходительство,  -
усмехнулся Стрейджен.  -  Моя репутация так сомнительна,  что никто не  ждет от
меня вежливости.
     - Тем не менее ты был редкостно вежлив, - заметил Бевьер.
     - Я знаю,  сэр Бевьер, но обычно люди не ждут от меня вежливости, а потому
не верят собственным ушам.
     Тем    вечером    лица    Сефрении   и    Заласты    хранили    одинаковое
холодно-оскорбленное выражение.
     - Я не хотел оскорбить никого лично,  -  заверил их Стрейджен.  - Я слышал
прежде,  как  многие просвещенные люди говорили то  же  самое.  Мы  сочувствуем
стирикам, но нас утомляют эти постоянные приступы жалости к себе.
     - Многое из того,  что ты высказал,  -  обыкновенная ложь, - упрекнула его
Сефрения.
     - Разумеется,  матушка. Это ведь была политическая речь, а никто и не ждет
от политика правды.
     - Вы многим рисковали,  милорд Стрейджен, - укоризненно заметил Заласта. -
Я едва не подавился собственным языком, когда вы сказали Совету, что эленийцы и
тамульцы предлагают нам  союз  исключительно из  вежливости.  Когда вы  сказали
Совету,  что  не  нуждаетесь в  них,  советники вполне могли решить переждать в
сторонке, чем закончится дело.
     - Нет,  мудрый,  -  покачал  головой Оскайн,  -  только  не  тогда,  когда
Стрейджен объявил  весь  Стирикум  заложниками эленийцев.  Это  была  блестящая
политическая речь.  Недвусмысленный намек на новую волну эленийских жестокостей
не оставил Тысяче ни малейшего выбора. Какова была общая реакция?
     - Та,  которую можно было предвидеть,  ваше превосходительство,  - ответил
Заласта.  -  Милорд Стрейджен выбил  почву из-под  ног  традиционной стирикской
жалости к себе.  Очень трудно изображать жертву, когда тебе только что сказали,
что при этом ты выглядишь надутым ослом. Многие советники так и кипят от гнева.
Мы  ведь  очень  любим  жалеть себя,  а  теперь от  этой  жалости остались одни
осколки.  Никто всерьез и не полагал заключать союз с врагом -  даже если бы мы
знали,  кто он такой,  -  но Стрейджен своей речью, как дубиной, загнал нас еще
дальше.  О  нейтральности сейчас не  может быть  и  речи,  поскольку эленийские
крестьяне воспримут ее почти так же,  как союз с нашим неведомым врагом. Тысяча
поможет вам,  ваше превосходительство.  Совет сделает все возможное - только бы
защитить наших братьев и сестер в Эозии.
     - Стрейджен,  - с восхищением сказал Келтэн, - одним махом ты добился чего
хотел.  Мы  могли бы хоть месяц торчать здесь,  убеждая стириков,  что в  их же
интересах присоединиться к нам.
     - Мой дневной труд еще не закончен,  - заметил Стрейджен, - и те, кого мне
предстоит убеждать теперь, куда более твердолобы.
     - Могу ли я чем-то помочь? - предложил Заласта.
     - Вряд  ли,  мудрый.  Как  только  стемнеет,  мы  с  Телэном нанесем визит
Сарсосским ворам.
     - Стрейджен, в Сарсосе нет воров!
     Стрейджен переглянулся с Телэном - и оба разразились циничным хохотом.

     - Я просто не верю ему,  Спархок,  - говорила Элана уже позднее, когда они
улеглись в постель. - В нем есть что-то фальшивое.
     - Я думаю,  любовь моя,  все дело в его акценте.  У меня самого было такое
чувство,  покуда я  не сообразил,  что хотя он без ошибок говорит по-эленийски,
его  акцент ставит ударение не  на  тех  словах.  У  стирикского и  эленийского
наречий разные интонации. Не беспокойся - если бы Заласте нельзя было доверять,
Сефрения знала бы об этом. Они знакомы очень, очень давно.
     - И все же он мне не нравится,  - не сдавалась Элана. - Он такой масляный,
что блестит под солнцем.  - Она предостерегающе подняла руку. - И не считай это
обычным эленийским предрассудком.  Я вижу в Заласте человека,  а не стирика.  Я
просто не доверяю ему.
     - Это пройдет, когда мы узнаем его получше. В дверь постучали.
     - Вы заняты? - окликнула Миртаи.
     - Чем же мы можем заниматься в такой поздний час?  - язвительно отозвалась
Элана.
     - Ты и в самом деле хочешь,  чтобы я сказала об этом вслух?.. Здесь Телэн.
Он хочет сообщить вам что-то важное.
     - Пусть войдет,  -  сказал Спархок. Дверь открылась, и Телэн ступил в круг
света от единственной свечи, горевшей в спальне.
     - Ну, Спархок, - сказал он, - все как в добрые старые времена.
     - То есть?
     - Мы со Стрейдженом возвращались со встречи с  местными ворами и  на улице
заметили - поверишь ли? - Крегера. До чего же приятно было снова его увидеть! Я
уже начал скучать по нему.

        ГЛАВА 18

     - Спархок,  -  хладнокровно сказала Сефрения,  - у нас попросту нет на это
времени.
     - Я отыщу время,  матушка,  - угрюмо ответил он. - Поверь, мне понадобится
немного.  Я останусь здесь со Стрейдженом, и мы выследим его. Крегер не стирик,
так что найти его не  составит особого труда.  Мы  нагоним вас после того,  как
выжмем из него все,  что ему известно,  -  досуха,  каплю за каплей.  Я его так
прижму, что из волос пойдет кровь.
     - А  кто же будет заботиться о безопасности мамы,  пока ты,  отец,  будешь
развлекаться здесь? - спросила Даная.
     - Ее окружает целое войско.
     - Но ведь ее рыцарь -  ты,  отец. Или этот титул - всего лишь пустой звук,
от которого можно отмахнуться, когда находится занятие повеселее, чем охрана ее
жизни?
     Спархок беспомощно поглядел на свою дочь. Затем с досадой и разочарованием
изо всей силы грохнул по стене кулаком.
     - Ты разобьешь костяшки, - пробормотала Сефрения.
     Они собрались в кухне.  Спархок поднялся рано и отправился на поиски своей
наставницы,  чтобы сообщить ей о  появлении Крегера и  о своих планах заставить
его держать ответ за весьма длинный список прегрешений.  В присутствии здесь же
Данаи не было ничего удивительного.
     - Почему ты  не запытал его до смерти в  Чиреллосе,  когда он был в  твоих
руках, дорогой? - спокойно спросила Сефрения.
     - Сефрения!  -  Спархок был  потрясен не  столько этим  вопросом,  сколько
хладнокровным тоном своей наставницы.
     - Но тебе и вправду следовало тогда сделать это, Спархок. По крайней мере,
тогда Крегер не  возвращался бы вновь и  вновь,  точно призрак из прошлого.  Ты
ведь знаешь поговорку Улафа - никогда не оставляй за спиной живого врага.
     - Ты говоришь, как эленийка, матушка.
     - Хочешь оскорбить меня?
     - Ты  еще  будешь бить кулаком стену,  отец,  или  уже  пришел в  себя?  -
осведомилась Даная. Спархок с сожалением вздохнул.
     - Вы,  конечно, правы, - признал он. - Я, кажется, и впрямь вышел из себя.
Отчего-то  существование Крегера  оскорбляет мои  чувства.  Он  точно  охвостье
прошлого,  на котором все еще болтаются остатки Мартэла.  Я  бы предпочел раз и
навсегда подчистить эту часть моей жизни.
     - Ты  и  вправду можешь сделать так,  чтобы  из  волос  текла кровь?  -  с
любопытством спросила его дочь.
     - Пока не знаю. Когда я в конце концов изловлю Крегера - дам тебе знать. -
Спархок потер ноющие костяшки.  -  Думаю,  мы  и  в  самом деле должны поскорее
добраться до Материона. Сефрения, каково на самом деле здоровье Вэниона?
     - Желаешь личного освидетельствования? - лукаво осведомилась она.
     - Это меня не касается,  матушка.  Я только хочу знать,  годится ли он для
долгого путешествия.
     - О да, - улыбнулась она, - более чем годится.
     - Отлично.  Я  буду  счастлив  возложить на  него  весь  почет  и  радости
командования.
     - Нет, Спархок. Категорически - нет.
     - Прошу прощения?..
     - Вэнион и  так слишком долго нес эту ношу.  Оттого он  и  захворал.  Нет,
Спархок, можешь смириться с тем, что магистр пандионцев теперь ты, и только ты.
Вэнион,  конечно,  поможет тебе советами, но принимать все решения будешь ты. Я
не позволю тебе убить его.
     - Так значит, вы оба сможете поехать с нами в Материон?
     - Ну конечно же,  смогут, Спархок, - сказала Даная. - Это уже давным-давно
решено.
     - Неплохо было  бы,  если б  и  меня кто-то  потрудился известить об  этом
решении.
     - Зачем это? Тебе вовсе не нужно знать все, отец. Просто делай так, как мы
тебе говорим.
     - Что за безумие подвигло тебя связаться с ней,  Сефрения?  -  осведомился
Спархок.  -  Разве  не  нашлось под  рукой  другого бога  -  скажем,  одного из
Троллей-Богов?
     - Спархок! - воскликнула Даная. Спархок ухмыльнулся ей.
     - Заласта тоже поедет с  нами,  -  сказала Сефрения.  -  Его так или иначе
призвали вернуться в Материон, а нам может понадобиться его помощь.
     Спархок нахмурился.
     - У нас могут быть некоторые трудности, матушка. Элана не доверяет ему.
     - Это  совершенно абсурдно,  Спархок.  Я  знаю Заласту с  первых лет  моей
жизни. Я искренне полагаю, что он умер бы, если бы я попросила его умереть.
     - Мама  назвала  тебе  какую-нибудь  причину для  своих  подозрений?  -  с
интересом спросила Даная.
     - Полагаю, что это неприязнь с первого взгляда, - пожал плечами Спархок. -
То,  что он мудрейший человек в мире, не спасает положения. Она, вероятно, была
предрасположена невзлюбить его еще до того, как с ним повстречалась.
     - И к тому же,  конечно,  он стирик. - В голосе Сефрении прозвучали резкие
нотки.
     - Ты знаешь, Сефрения, что Элана не из таких. Пора нам, пожалуй, побыстрее
увезти тебя из Сарсоса. Кое-какие местные предрассудки уже слегка замутили твой
разум.
     - В самом деле? - зловеще осведомилась она.
     - Нетрудно объявить неприязнь обыкновенным фанатическим предрассудком -  а
это наихудшая разновидность замутненного мышления. Знаешь, бывают ведь и другие
причины невзлюбить кого-то.  Помнишь ты сэра Антаса? - Она кивнула. - Я глубоко
ненавидел этого человека.
     - Антаса?! Я думала, что вы друзья.
     - Я  не  мог  переносить его.  У  меня тряслись руки всякий раз,  когда он
проходил мимо.  Поверишь ли ты,  что я был искренне счастлив, когда Мартэл убил
его?
     - Спархок!
     - Тебе не стоит делиться этим с  Вэнионом,  матушка.  Я не слишком горжусь
этой  историей.  Вот  что,  собственно,  я  хотел сказать:  один  человек порой
ненавидит другого по личным причинам,  которые не имеют ничего общего с расовой
принадлежностью,  общественным положением или чем-то иным в том же духе.  Элана
невзлюбила Заласту,  скорее всего, именно потому, что она его невзлюбила. Может
быть,  ей  не  нравится,  как  он  шевелит  бровями.  Всегда  стоит  подумать о
простейшем объяснении, прежде чем пускаться на поиски необычайного.
     - Что еще ты хотел бы переменить во мне, сэр рыцарь?
     Спархок с серьезным видом оглядел ее с головы до ног.
     - Знаешь,  ты очень уж маленькая.  Ты никогда не подумывала о  том,  чтобы
немного подрасти?
     Сефрения едва не ответила резкостью, но миг спустя неожиданно рассмеялась.
     - Спархок, ты самый обезоруживающий человек в мире.
     - Знаю, матушка. За это меня все и любят.
     - Теперь ты  понимаешь,  почему я  без ума от  этих взрослых ребятишек?  -
весело спросила Сефрения у своей сестры.
     - Разумеется,  -  ответила Афраэль.  -  Потому что  они похожи на  больших
неуклюжих щенят.  - Ее темные глаза посерьезнели. - Очень немногие знают о том,
кто я такая на самом деле,  -  задумчиво проговорила она.  - Вы двое и Вэнион -
почти единственные, кто знает меня в этом воплощении. Я полагаю, что так должно
быть и  дальше.  Наш враг -  кто бы  он  ни был -  может совершить какую-нибудь
промашку, если не будет знать, что я поблизости.
     - Но ведь ты же расскажешь Заласте? - спросила Сефрения.
     - Нет,  думаю, что пока - нет. Ему совсем необязательно это знать, так что
сохраним  эту   тайну  при  себе.   Когда  доверишься  кому-то,   волей-неволей
доверяешься всем,  кому  доверяет  он,  а  ведь  это  могут  порой  оказаться и
совершенно незнакомые тебе люди. Я к этому еще не готова.
     - Она делает немалые успехи в логике, - заметил Спархок.
     - Вижу, - вздохнула Сефрения. - Боюсь, она попала в дурную компанию.

     Тем же утром позднее они покинули Сарсос,  и  за восточными воротами к ним
присоединились рыцари церкви,  пелои и два легиона атанов Энгессы. День выдался
погожий,  теплый, над головой синело ясное небо. Утреннее солнце подымалось над
цепью иззубренных,  накрытых снежными шапками гор,  лежавших на востоке. Острые
пики гор врезались в  небо,  и их обрывистые склоны были плотно укутаны голубым
утренним  туманом.   Энгесса  ехал  рядом  со   Спархоком,   и   выражение  его
бронзово-смуглого лица казалось мягче обычного. Он указал на снежные пики гор.
     - Атан, Спархок-рыцарь. Моя родина.
     - Величественный край,  атан Энгесса, - одобрил Спархок. - Давно ты не был
дома?
     - Пятнадцать лет.
     - Долгое изгнание.
     - Воистину так,  Спархок-рыцарь. - Энгесса оглянулся на карету, ехавшую за
ними.   Там  на  месте  Стрейджена  сидел  Заласта,  и  Миртаи  с  серьезным  и
торжественным лицом держала на коленях Данаю. - Мы знаем друг друга, не так ли,
Спархок-рыцарь?
     - Я бы сказал,  да, - согласился Спархок. - У наших народов разные обычаи,
но мы, похоже, уже переступили через большинство различий.
     Энгесса чуть заметно улыбнулся.
     - Ты хорошо держался, когда мы беседовали об атане Миртаи и доми Кринге.
     - Здравомыслящие люди всегда найдут возможность поладить друг с другом.
     - Эленийцы, кажется, придают большое значение здравому смыслу?
     - Да, это одна из самых больших наших причуд.
     - Я  хочу  объяснить тебе суть одного нашего обычая,  Спархок-рыцарь.  Мои
объяснения могут оказаться не слишком ясными,  потому что я  плохо владею вашим
наречием. Я полагаюсь на то, что ты объяснишь остальным.
     - Я приложу все силы, атан Энгесса.
     - Когда мы будем в Атане, атана Миртаи пройдет обряд Перехода.
     - Я не сомневался, что так и будет.
     - В  обычае  нашего  народа,   чтобы  ребенок  перед  прохождением  обряда
вспоминал свое детство,  и  очень важно,  чтобы при  этом были его родители.  Я
говорил с атаной Миртаи.  Ее детство не было счастливым. Многие ее воспоминания
будут мучительны,  и  когда она будет оживлять их  в  памяти,  нужно,  чтобы ее
окружали любящие ее люди. Ты скажешь Элане-королеве и другим, в чем суть дела?
     - Скажу, атан Энгесса.
     - Атана придет к вам,  когда будет готова. Ее право избрать тех, кто будет
поддерживать  ее.   Иной  ее  выбор,  возможно,  удивит  тебя,  но  среди  моих
соотечественников быть избранным для такой цели - великая честь.
     - Именно так посмотрим на это и мы, Энгесса-атан.
     Спархок вкратце рассказал остальным,  что Миртаи соберет их в выбранное ею
самой время,  однако не стал вдаваться в подробности,  потому что и сам не знал
точно, чего ожидать.
     Тем  же  вечером атанская великанша бесшумно ходила по  лагерю,  держась с
непривычной застенчивостью.  Она не впрямую требовала прийти выслушать ее,  как
можно было бы от нее ожидать,  но скорее просила,  можно сказать,  умоляла, и в
глазах у нее были робость и беспомощность. Ее выбор по большей части не был для
Спархока неожиданностью -  все это были люди,  с  которыми Миртаи была наиболее
близка во время ее недавнего рабства.  Без сюрпризов,  однако, не обошлось. Она
пригласила двоих пандионцев,  с  которыми Спархок даже не был знаком,  а  также
пару  пелоев Кринга и  двух  атанских девушек из  легиона Энгессы.  Кроме того,
среди приглашенных оказались Оскайн и Эмбан.
     Вечером они собрались вокруг большого костра, и прежде чем начала говорить
Миртаи, к собравшимся с краткой речью обратился Энгесса.
     - Среди нашего народа в  обычае расстаться с детством,  прежде чем войти в
зрелость,  - сурово проговорил он. - Атана Миртаи скоро пройдет обряд Перехода,
и  она попросила нас быть с  ней,  когда она будет прощаться с  прошлым.  -  Он
помолчал,  и в голосе его зазвучали задумчивые нотки.  -  Это дитя не похоже на
других  атанских детей.  Почти  всегда детство,  с  которым расстается ребенок,
простое и  привычное для  нашего  народа.  Однако атана  Миртаи возвращается из
рабства. Она пережила рабство и вернулась к нам. Ее детство длилось дольше, чем
у  других атанских детей,  и в нем было много необычного -  и мучительного.  Мы
будем слушать с  любовью -  даже если не всегда поймем и  примем ее рассказ.  -
Энгесса повернулся к Миртаи. - Начни с тех мест, где ты появилась на свет, дочь
моя.
     - Хорошо, отец-атан, - вежливо ответила она. Поскольку Энгесса с первой их
встречи  взял  на  себя  роль  приемного  отца,  Миртаи  относилась  к  нему  с
традиционным почтением. Сейчас она говорила негромко, и в ее голосе не осталось
и следа от ее всегдашней напористости. Спархок отчетливо ощутил, что перед ними
вдруг  оказалась  совсем  другая  Миртаи  -  мягкая  и  чувствительная девушка,
таившаяся за скорлупой внешней грубости и резкости.
     - Я родилась в селении к западу от Диргиса,  - начала она, - неподалеку от
истоков реки Сарны. - Миртаи говорила по-эленийски, потому что - за исключением
Энгессы, Оскайна и двух атанских девушек - никто из дорогих ей людей не говорил
по-тамульски.  - Мы жили глубоко в горах. Мои отец и мать очень гордились этим.
- Она слабо улыбнулась.  -  Все атаны считают себя особенными,  но  мы,  горные
атаны, особенней самых особенных. Наш долг - быть лучшими всегда и во всем, раз
уж  мы настолько превосходим всех прочих.  -  Она одарила своих друзей довольно
лукавым взглядом.  Миртаи была  очень наблюдательна,  и  ее  как  бы  небрежная
реплика была шпилькой равно в  адрес и  стириков,  и эленийцев.  -  Ранние годы
своей жизни я провела в лесах и в горах. Я начала ходить раньше других детей, и
едва  научившись ходить,  научилась и  бегать.  Мой  отец очень гордился мной и
часто говорил, что я родилась бегущей. Как и положено, я часто испытывала себя.
К пяти годам я могла бежать без передышки полдня,  а к шести -  с рассвета и до
заката.
     Дети  из  нашего селения обычно начинали обучение очень поздно -  примерно
около  восьми лет,  -  потому что  учебный лагерь в  нашей местности был  очень
далеко от селения и  родителям не хотелось расставаться с  нами в  таком раннем
возрасте. Горные атаны очень чувствительны. Это наш единственный недостаток.
     - Была ли ты счастлива, атана? - мягко спросил Энгесса.
     - Очень счастлива,  отец-атан,  -  отвечала она.  - Родители любили меня и
гордились мной.  В  нашем маленьком селении детей было  немного.  Я  была лучше
всех, и все друзья моих родителей тоже были этим горды.
     Миртаи помедлила, и глаза ее наполнились слезами.
     - А  потом пришли арджунские работорговцы.  Они были вооружены луками.  Их
интересовали только дети, а потому они убили всех взрослых. Моя мать была убита
первой стрелой.
     Голос Миртаи сорвался,  и  она на  миг опустила голову.  Когда она подняла
голову вновь, по лицу ее текли слезы.
     Принцесса Даная с серьезным видом подошла к ней и протянула руки.  Миртаи,
явно не задумываясь, усадила ее к себе на колени. Даная погладила ее по залитой
слезами щеке и нежно поцеловала.
     - Я не видела,  как погиб мой отец,  -  продолжала Миртаи. Голос ее звучал
сдавленно,  но затем выровнялся,  и влажные от слез глаза отвердели.  - Я убила
первого  арджуна,  который пытался схватить меня.  Эти  невежественные люди  не
понимают,  что  ребенок тоже может быть вооружен.  В  правой руке арджун держал
меч,  а  левой он схватил меня за руку.  У  меня был острый кинжал,  и он легко
вошел в его тело,  когда я ударила его, нырнув под руку. Кровь фонтаном хлынула
из его рта.  Он упал,  и я вновь ударила его,  на сей раз под ребра. Я ощущала,
как его сердце трепещет на острие моего кинжала. Я повернула клинок, и он умер.
     - Так! - вполголоса выкрикнул Кринг. Доми плакал, не стесняясь своих слез,
и голос его был хриплый и дикий.
     - Я бросилась бежать,  - продолжала Миртаи, - но другой арджун сбил меня с
ног и  попытался вырвать у меня кинжал.  Я отрубила пальцы его правой руки и по
самую рукоять воткнула кинжал в его живот.  Он умирал два дня и кричал при этом
не переставая. Его крики радовали меня.
     - Так! - На сей раз это был Келтэн. В его глазах тоже стояли слезы.
     Атана коротко и печально улыбнулась ему.
     - Арджуны  поняли,  что  я  опасна,  поэтому они  оглушили меня.  Когда  я
очнулась, я уже была закована в цепи.
     - И  все  это случилось,  когда тебе было восемь?  -  полушепотом спросила
Элана.
     - Семь, Элана, - мягко поправила Миртаи. - Мне еще не исполнилось восьми.
     - Ты  действительно убила человека в  этом возрасте?  -  изумленно спросил
Эмбан.
     - Двоих,  Эмбан.  Второй,  тот,  что кричал два дня,  тоже умер.  -  Атана
взглянула на Энгессу блестящими глазами, в которых отразилось колебание. - Могу
ли я зачесть его себе, отец-атан? Он ведь мог умереть и от чего-то еще.
     - Ты можешь зачесть его себе,  дочь моя,  - решил Энгесса. - Его убил удар
твоего кинжала. Миртаи вздохнула.
     - Я  всегда сомневалась насчет этого,  второго,  -  созналась она.  -  Это
путало мой счет, а такое неприятно.
     - Это было полноправное убийство, атана. Твой счет верен.
     - Спасибо,  отец-атан,  -  сказала Миртаи. - Так плохо не быть уверенной в
столь важном деле.  - Она помолчала, припоминая. - Затем я почти полгода никого
не убивала.  Арджуны увезли меня на юг,  в  Тиану.  Я не плакала во время этого
путешествия.  Нельзя показывать врагам своих  страданий.  В  Тиане работорговцы
привели меня на невольничий рынок и  продали купцу-дакону по имени Пелазер.  Он
был толстый и сальный, от него дурно пахло, и он обожал детей.
     - Так он был добрым хозяином? - спросила баронесса Мелидира.
     - Я  этого не сказала,  Мелидира.  Любовь Пелазера к маленьким мальчикам и
девочкам была  довольно своеобразной.  Арджуны предостерегли его,  так  что  он
следил за тем, чтобы мне в руки не попал нож. Однако мне ведь нужно было чем-то
есть,  и  он  дал мне ложку.  Он  увез меня в  свой дом в  городе Верел,  что в
Даконии, и всю дорогу я затачивала о цепи черенок своей ложки. Это была хорошая
железная ложка,  и  я  очень тонко заточила ее.  Когда мы приехали в Верел,  он
приковал меня к  стене в комнатке,  что была в дальней части его дома.  Там был
каменный пол,  и я все время трудилась над своей ложкой. Я ее очень полюбила. -
Миртаи слегка нагнулась, и ее рука скользнула в сапог. - Разве она не прелесть?
     Предмет, который Миртаи извлекла из сапога, с виду был обыкновенной ложкой
с деревянной ручкой. Миртаи взяла ложку обеими руками, слегка повернула ручку и
сдернула ее с черенка. Черенок ложки оказался узким, тонким и острым, как игла;
он был так отполирован, что блестел, как серебряный. Миртаи критически оглядела
его.
     - Он  недостаточно длинен,  чтобы достать до сердца,  -  извинилась она за
свою ложку.  -  Им  нельзя убить чисто,  но на крайний случай сгодится и  такое
оружие.  Эта  ложка  выглядит так  обыкновенно,  что  никому даже  в  голову не
приходило отнять ее у меня.
     - Гениально,  -  пробормотал Стрейджен с  горящими от восторга глазами.  -
Телэн, укради для нас пару ложек, и мы немедленно примемся за дело.
     - Как-то  ночью  Пелазер пришел в  мою  комнатку и  начал трогать меня,  -
продолжала Миртаи. - Я не двигалась, и он решил, что я не стану сопротивляться.
Он  начал улыбаться.  Я  заметила,  что при этом он  пускал слюни.  Он  все еще
улыбался -  и пускал слюни,  -  когда я выколола ему оба глаза.  Вы знаете, что
человеческий глаз лопается, когда ткнешь в него чем-то острым.
     Мелидира издала какой-то сдавленный звук и с неприкрытым ужасом воззрилась
на невозмутимую атану.
     - Он  хотел закричать,  -  продолжала Миртаи все тем же леденяще деловитым
тоном,  - но я захлестнула свою цепь вокруг его шеи, чтобы утихомирить его. Мне
хотелось изрезать его  на  мелкие кусочки,  но  приходилось крепко держать цепь
обеими руками,  чтобы не  дать ему закричать.  Он  стал вырываться,  но я  лишь
сильнее стягивала цепь.
     - Так!  -  На  сей  раз,  ко  всеобщему изумлению,  это  хриплое одобрение
выкрикнула тишайшая  камеристка Эланы,  и  объятия,  в  которые  она  заключила
ошеломленную атану, были непривычно крепки и порывисты.
     Миртаи нежно погладила девушку по щеке и продолжала:
     - Пелазер вначале сопротивлялся,  но  скоро затих.  Он опрокинул свечу,  и
комнатка погрузилась во тьму,  так что я не могла быть уверена, что он мертв. Я
крепко стягивала цепь на его шее, и просидела так до утра. Когда взошло солнце,
лицо у него было совсем черное.
     - Отменное убийство, дочь моя, - с гордостью сказал Энгесса.
     Миртаи улыбнулась и наклонила голову.
     - Когда обнаружили,  что я совершила,  я думала,  что меня убьют, но южные
даконы очень странный народ.  Пелазера не любили в Вереле,  и,  я думаю, многие
тайно забавлялись тем,  что один из детей,  над которыми он всегда измывался, в
конце концов прикончил его.  Его наследником был племянник по  имени Гелан.  Он
был очень благодарен мне за то,  что я убила его дядю и сделала его богачом,  а
потому  вступился за  меня  перед  властями.  -  Миртаи смолкла и  взглянула на
принцессу,  которая все  так  же  уютно сидела у  нее на  коленях,  разглядывая
ложку-кинжал.
     - Может,  принесешь мне воды,  Даная?  - спросила она. - Я не привыкла так
много говорить.
     Даная послушно соскользнула с ее колен и направилась к дальним кострам, на
которых стряпали ужин.
     - Она  слишком  мала,  чтобы  слушать о  некоторых вещах,  -  пробормотала
Миртаи.  - Гелан был славный юноша, но у него были особенные вкусы. Он любил не
женщин, а других юношей.
     Сэр Бевьер задохнулся.
     - Ох,  Бевьер, - сказала Миртаи, - неужели ты и вправду так наивен? Такое,
знаешь ли,  встречается нередко.  Так или иначе,  с Геланом мне было хорошо. Во
всяком случае,  он не пытался взять меня силой.  Он любил поговорить,  а потому
научил меня говорить по-эленийски и даже немного читать.  Такие,  как он, ведут
довольно сложный образ жизни,  и  он  нуждался в  постоянном друге.  Меня учили
всегда выслушивать то, что говорят старшие, так что постепенно Гелан открыл мне
всю свою душу.  Когда я  немного подросла,  он купил мне красивые платья и  сам
даже иногда надевал их,  хотя,  мне кажется,  только шутки ради.  Некоторые его
друзья одевались в женские наряды,  но это все было так, не всерьез. Они просто
веселились.  Именно тогда для  меня наступило то  трудное время,  когда девочка
превращается в женщину.  Гелан был очень добр и все понимал;  он разъяснил мне,
что происходит,  и я не испугалась.  Он хотел,  чтобы я надевала самые красивые
свои платья, и всегда брал меня с собой на встречи с людьми, которые не знали о
его предпочтениях.  Дакония ведь эленийское королевство, а у эленийцев какие-то
странные взгляды на  таких,  как  Гелан.  Почему-то  они  вмешивают в  это дело
религию.  Так  или  иначе,  то,  что  при  Гелане  всегда была  молодая рабыня,
приглушало подозрения.
     Бевьер потрясенно уставился на нее.
     - Может, тебе нужно помочь принцессе принести воды? - почти нежно спросила
у него Миртаи.  - Это часть моего детства, так что я должна рассказать и о ней.
Если тебя так смущает эта тема, можешь не слушать. Я пойму.
     Лицо Бевьера потемнело.
     - Я твой друг, Миртаи, - сказал он. - Я останусь.
     Миртаи улыбнулась.
     - Он такой милый мальчик,  -  сказала она почти тем же тоном, каким всегда
говорила  эти  слова  Сефрения.  Спархок  был  слегка  озадачен тем,  насколько
проницательна и восприимчива оказалась эта молодая атана.
     Миртаи вздохнула.
     - Гелан и я любили друг друга,  но не той любовью,  которую обычно имеют в
виду люди, когда говорят о мужчине и женщине. Любовь ведь бывает самая разная -
как  и  люди.  У  него,  однако,  было  много врагов -  очень много.  Гелан был
напористым торговцем и  почти всегда заключал выгодные сделки.  В  мире  немало
мелких людишек, которых задевает такая удачливость. Однажды один эдомский купец
так разозлился,  что хотел убить Гелана,  и  мне пришлось применить свою ложку,
чтобы защитить его.  Как я уже сказала,  ее черенок недостаточно длинный, чтобы
убивать чисто, так что грязи и крови было немало. В тот вечер я испортила очень
красивое шелковое платье. Я сказала Гелану, чтобы он купил мне хорошие кинжалы,
и тогда я смогу убивать,  не портя одежды. Идея сделать двенадцатилетнюю рабыню
своим телохранителем вначале застала его врасплох,  но  потом он  увидел все ее
преимущества.  Он  купил мне вот это.  -  Миртаи коснулась одного из кинжалов с
серебряными рукоятями,  которые она всегда носила на поясе.  -  Я всегда высоко
ценила  и  берегла их.  Я  изобрела способ прятать их  под  одеждой,  когда  мы
выходили в город.  После того как я этими кинжалами убила нескольких людей, обо
мне разошлись слухи, и враги Гелана больше не пытались убить его.
     В Вереле были еще юноши,  подобные Гелану, и они часто ходили друг другу в
гости,  потому что в своих домах могли не скрывать своих наклонностей.  Все они
были очень добры ко мне.  Они давали мне советы и покупали красивые безделушки.
Они мне очень нравились,  потому что все они были вежливые и  умные,  и  от них
всегда хорошо пахло.  Я терпеть не могу, когда от мужчин плохо пахнет. - Миртаи
со значением глянула на Кринга.
     - Я моюсь, - запротестовал он.
     - Не слишком часто,  -  слегка критическим тоном заметила она.  - Ты много
ездишь верхом,  Кринг,  а  у  коней очень резкий запах.  Мы поговорим о  частых
купаниях после того,  как я наложу на тебя свое клеймо. - Миртаи рассмеялась. -
Я бы не хотела пугать тебя раньше времени.
     Спархок  вдруг  осознал,  что  весь  рассказ Миртаи  -  это  часть  обряда
Перехода,  что,  скорее всего,  она  уже никогда больше не  будет так открыта и
откровенна.  Только сегодня,  на одну ночь, она опустила свои защитные барьеры,
столь типичные для атанов.  Он был всем сердцем горд, что Миртаи пригласила его
выслушать ее воспоминания.
     Миртаи вздохнула, и лицо ее погрустнело.
     - У  Гелана был особый друг,  которого он очень любил,  -  некий смазливый
юнец по имени Маджен.  Мне не нравился Маджен.  Он пользовался любовью Гелана и
говорил ему всякие гадости.  Он  был легкомыслен,  себялюбив и  весьма,  весьма
дорожил  своей  смазливой  внешностью.  Кроме  того,  он  был  неверен,  а  это
омерзительно. Со временем Гелан ему надоел, и он влюбился в другого безмозглого
красавчика.  Мне,  наверно, следовало убить их обоих, еще когда я только узнала
об  этом.  Я  всегда потом жалела,  что  не  сделала этого.  Гелан по  глупости
разрешил Маджену пользоваться красивым домиком на  окраине Верела и  сказал при
этом,  что в  своем завещании отписал этот дом Маджену на  случай,  если с  ним
что-то  случится.  Маджен и  его  новый приятель хотели заполучить этот  дом  и
сговорились против Гелана.  Как-то ночью они заманили его в этот дом и настояли
на том,  чтобы он пришел один.  Там они убили его и бросили тело в реку.  Когда
это случилось,  я несколько дней плакала,  потому что очень любила Гелана. Один
из его друзей рассказал мне,  что случилось на самом деле,  но я  молчала и  не
спешила ничего предпринимать.  Я  хотела,  чтобы эти  двое  чувствовали себя  в
безопасности и  решили,  будто вышли сухими из  воды.  Меня унаследовала сестра
Гелана -  вместе с остальным его имуществом. Она была славная женщина, но очень
религиозная.  Она не  знала,  что делать со мной,  как со мной обращаться.  Она
сказала,  что хочет быть моим другом,  но  я  посоветовала ей  продать меня.  Я
сказала,  что знаю убийц ее брата и  собираюсь поквитаться с  ними и  что лучше
продать меня  тому,  кто  собирается покинуть Верел,  чтобы  избежать толков  о
мертвецах,  убийстве и тому подобном.  Я думала, что ее трудно будет уговорить,
но она быстро согласилась. Она очень любила своего брата, а потому одобрила мой
замысел.  Она  продала  меня  эленийскому купцу,  который  собирался отплыть  в
Варденаис,  и  сказала,  что  отдаст меня ему в  день отплытия.  Она предложила
выгодную цену, так что он не особо спорил.
     В  ночь перед отплытием моего нового хозяина я оделась мальчиком и пошла в
дом,  где жили Маджен и  его дружок.  Я выждала,  пока Маджен уйдет из дома,  и
постучала в дверь. Мне открыл дружок Маджена, и я сказала, что влюблена в него.
Я  шесть лет  прожила с  Геланом и  знала,  как  нужно себя  вести,  чтобы этот
смазливый болван мне поверил.  Он очень возбудился,  когда услышал мои слова, и
несколько раз поцеловал меня.  -  Миртаи фыркнула с  глубочайшим презрением.  -
Некоторые люди просто не  способны хранить верность.  Поцелуи возбудили его еще
больше,  и он приступил к более активным действиям. Он обнаружил кое-что, очень
его удивившее. Но еще больше удивился он, когда я вспорола ему живот над самыми
бедрами.
     - Вот эта часть мне нравится! - объявил Телэн с горящими глазами.
     - Не удивляюсь,  -  сказала Миртаи.  - Чем больше крови пролито в истории,
тем  больше она  тебе нравится.  Так  или  иначе,  после того,  как я  вспорола
красавчику живот,  все его содержимое вывалилось наружу. Он доковылял до кресла
и попытался запихнуть свои внутренности обратно.  Человеческие кишки,  впрочем,
очень скользкие, так что он не добился особого успеха.
     Элана поперхнулась.
     - А ты этого не знала?  -  спросила Миртаи.  -  Попроси Спархока, пусть он
тебе как-нибудь расскажет.  Наверняка он видел много внутренностей.  Я оставила
юнца  в   кресле  и  спряталась  за  дверью.   Скоро  пришел  Маджен  и  ужасно
разволновался, увидев, в каком состоянии его приятель.
     - Могу себе представить! - хохотнул Телэн.
     - Однако он взволновался еще сильнее,  когда я  подобралась к нему сзади и
точно так же вспорола ему живот.
     - Это не смертельные ранения, атана, - критически заметил Энгесса.
     - Именно так я  и  задумала,  отец-атан,  -  ответила Миртаи.  -  Я еще не
покончила с  этими двумя.  Я  сказала им,  кто я  такая,  и прибавила,  что мой
поступок - прощальный дар им от Гелана: Это были лучшие минуты за весь вечер. Я
усадила Маджена в  кресло  напротив его  дружка,  чтобы  они  могли  любоваться
смертью друг друга.  Затем я запустила руки в их животы и вытащила по нескольку
ярдов этих скользких штук, о которых я вам уже говорила.
     - А потом ты так и оставила этих двоих сидеть там? - жадно спросил Телэн.
     Миртаи кивнула.
     - Да,  только вначале я  подожгла дом.  Ни Маджен,  ни его дружок так и не
сумели собрать достаточно своих  кишок,  чтобы  выбраться наружу.  Они  кричали
громко и долго.
     - Боже милосердный! - выдавил Эмбан.
     - Отличная месть,  атана, - сказал Энгесса. - Мы опишем ее детям в учебных
лагерях - как пример достойного поведения.
     Миртаи склонила голову, затем подняла глаза.
     - Так что же,  Бевьер? - сказала она. Несколько мгновений Бевьер боролся с
собой.
     - Грехи твоего хозяина касаются только его  самого.  Это  дело между ним и
Богом.  То,  что ты совершила,  - истинно дружеский поступок. Я не вижу греха в
содеянном тобой.
     - Я так рада, - пробормотала она. Бевьер чуть смущенно рассмеялся.
     - Это вышло немного напыщенно, верно?
     - Все в порядке,  Бевьер,  - заверила она. - Я все равно люблю тебя - хотя
ты  должен иметь в  виду,  что мне свойственно любить весьма и  весьма странных
людей.
     - Хорошо сказано,  -  одобрил Бевьер.  Вернулась Даная и  протянула Миртаи
кубок с водой.
     - Ты уже закончила рассказывать им то,  о чем я не должна была слышать?  -
спросила она.
     - Да,  думаю,  что закончила.  Спасибо тебе за понимание -  и  за воду.  -
Миртаи трудно было смутить. Зато Элана покраснела до корней волос.
     - Уже поздно, - сказала Миртаи, - и я буду рассказывать кратко. Эленийский
купец,  мой  новый  хозяин,  привез  меня  в  Варденаис  и  продал  Платиму.  Я
притворилась, будто не говорю по-эленийски, а поскольку я очень высокая, Платим
неверно оценил мой возраст.  Платим очень хитер и умен, но в некоторых вещах он
совершенно невежествен.  Он  просто не  мог понять,  что атанскую женщину очень
трудно к чему-то принудить,  и отправил меня в один из своих борделей.  Кинжалы
он  у  меня забрал,  но  ведь при мне оставалась ложка.  Я  убила не всех,  кто
приходил ко  мне,  но  всех покалечила,  и  довольно серьезно.  Пошли слухи,  и
прибыли борделя сильно упали.  Платиму пришлось забрать меня оттуда,  но что со
мной делать, он не знал. Я не стала бы ни воровать, ни клянчить милостыню, и он
был  очень  разочарован,  когда  узнал,  что  людей я  убиваю только по  личным
причинам,  а  потому наемного убийцы из  меня тоже не  выйдет.  Затем во дворце
случились известные вам события,  и он отдал меня Элане -  вероятно, с огромным
облегчением.  -  Миртаи нахмурилась и  взглянула на Энгессу.  -  Это был первый
случай,  когда меня просто отдали,  а не продали, отец-атан. Может быть, Платим
оскорбил меня? Должна ли я вернуться в Симмур и убить его? Энгесса задумался.
     - Нет, дочь моя. Это был совершенно особый случай. Можешь даже считать его
похвальным для себя. Миртаи улыбнулась.
     - Я  рада слышать это,  отец-атан.  Мне нравится Платим.  Он  бывает очень
забавен.
     - А что ты думаешь об Элане-королеве?
     - Я  люблю ее.  Она невежественна и не умеет говорить на правильном языке,
но по большей части слушается меня.  Она красивая,  хорошо пахнет и очень добра
ко мне. У меня не было лучшего хозяина, чем она. Да, я люблю ее.
     Элана негромко вскрикнула и обвила руками шею золотокожей великанши.
     - И  я  тоже люблю тебя,  Миртаи,  -  проговорила она дрожащим от  полноты
чувств голосом. - Ты мой самый дорогой друг. - С этими словами Элана поцеловала
Миртаи.
     - Это особый случай,  Элана,  -  сказала атана, - так что на сей раз все в
порядке.  -  Она мягко отстранила руки королевы.  -  Но проявлять прилюдно свои
чувства неприлично, а кроме того, девушкам не стоит целоваться друг с другом, а
то еще люди невесть что подумают.

        ГЛАВА 19

     - Чтоб мне провалиться,  атан Энгесса,  - говорил Келтэн, - ты ведь, как и
все мы,  слышал ее рассказ. Она сказала, что еще и не начала обучения, когда ее
схватили арджунские работорговцы.  Где  же  она  научилась так драться?  Мы  со
Спархоком обучались с  пятнадцати лет,  и  с  тех пор я  тренировался более или
менее  регулярно,  но  она  в  любой  момент может  швырнуть меня  наземь,  как
тряпичную куклу.
     Энгесса чуть  заметно улыбнулся.  Было  раннее утро,  и  редкий рассветный
туман  призрачной завесой окутывал деревья,  размывая четкие очертания стволов.
Они выехали в путь на заре, и Энгесса шагал рядом с конными пандионцами.
     - Я видел вас в бою, Келтэн-рыцарь, - сказал рослый атан и, протянув руку,
постучал костяшками пальцев по доспехам Келтэна.  -  Ваша тактика почти целиком
зависит от вашего снаряжения.
     - Пожалуй, что так.
     - И потому ваше обучение заключается в том, чтобы уметь пользоваться своим
снаряжением, верно?
     - Ну, до некоторой степени. Мы упражняемся с оружием и учимся использовать
преимущества доспехов.
     - И  массивность  наших  боевых  коней,   -   добавил  Вэнион.  Для  этого
путешествия он  облачился в  черные доспехи,  что вызвало оживленный спор между
ним и  его возлюбленной.  Освободившись от сдерживающего присутствия эленийцев,
Сефрения стала куда более громогласной и во время разговора проявила недюжинный
талант к  скандалам.  Хотя они с  Вэнионом выясняли отношения с  глазу на глаз,
Спархок довольно ясно расслышал ее  комментарии.  Впрочем,  их могли слышать во
всем доме, да и, пожалуй, во всем Сарсосе.
     - По крайней мере,  половина нашего обучения,  Келтэн, отводится искусству
верховой  езды,  -  продолжал Вэнион.  -  Рыцарь  в  доспехах без  своего  коня
напоминает черепаху, которую перевернули на спину.
     - Примерно то  же,  лорд  Вэнион,  я  говорю своим друзьям-послушникам,  -
вежливо вставил Халэд.  -  Почти все,  услышав это, обижаются, и мне приходится
наглядно доказывать свою правоту. Почему-то это обижает их еще сильнее.
     Энгесса хохотнул.
     - Итак,  Келтэн-рыцарь,  вы обучаетесь владеть своим снаряжением. Мы тоже.
Разница в том,  что наше снаряжение -  это наши тела. Наш способ боя основан на
скорости,  подвижности и силе,  а их можно упражнять где угодно, и для этого не
нужно  учебного плаца  или  больших полей,  как  для  упражнений с  конями.  Мы
тренируемся постоянно,  и  в  своем родном селении атана Миртаи видела,  как ее
родители и  их  друзья все  время совершенствуются в  воинском искусстве.  Дети
учатся,  подражая своим родителям.  Наши трех-четырехлетние ребятишки постоянно
меряются силой и устраивают различные состязания.
     - Одного этого недостаточно, - не уступал Келтэн.
     - Быть может, дело в природном даре, сэр Келтэн? - предположил Берит.
     - Я же не настолько неуклюж, Берит.
     - Была ли твоя мать воином, Келтэн-рыцарь? - спросил Энгесса.
     - Разумеется, нет.
     - А   твоя  бабушка?   Или  прапрапрабабушка?   На  протяжении  пятидесяти
поколений? Келтэн явно смешался.
     - Атана Миртаи происходит от воинов как по отцовской, так и по материнской
линии.  Воинское искусство у  нее в крови.  Она весьма одарена и может учиться,
наблюдая за воинами.  Она овладела по меньшей мере полудюжиной различных боевых
искусств.
     - Интересная мысль,  атан Энгесса,  - отозвался Вэнион. - Если нам удастся
подобрать ей  подходящего по  росту  коня,  из  нее  может  получиться недурной
рыцарь.
     - Вэнион!  -  потрясение воскликнул Келтэн.  -  В  жизни  не  слыхал более
противоестественного предложения!
     - Это  только теория,  Келтэн.  -  Вэнион сурово взглянул на  Спархока.  -
Однако,  магистр Спархок,  нам бы  следовало подумать о  том,  чтобы включить в
обучение наших послушников побольше приемов рукопашного боя.
     - Пожалуйста,  Вэнион, не зови меня так, - страдальчески морщась, попросил
Спархок. - Покуда Курия не решила иначе, магистром ордена остаешься ты. Я всего
лишь временный магистр.
     - Хорошо,  временный магистр Спархок,  когда мы доберемся до Атана, обрати
побольше внимания на их боевые приемы. Мы ведь не всегда деремся конными.
     - Я поручу это Халэду, - сказал Спархок.
     - Халэду?
     - Его  обучал  Кьюрик,  а  Кьюрик  был  лучшим  знатоком  рукопашного боя,
которого я когда-либо знал.
     - Да, это верно. Хорошая идея, временный магистр Спархок.
     - Это обязательно? - осведомился Спархок.

     Они доехали до города Атана за двенадцать дней -  по крайней мере,  так им
казалось. Спархок уже давно перестал ломать голову над различием между временем
реальным и  тем,  которое они воспринимали.  Что бы  он ни говорил и  ни делал,
Афраэль все равно плутовала со временем,  так к чему же попусту беспокоиться об
этом?  Спархок гадал,  способен ли Заласта почувствовать ухищрения Богини-Дитя.
Наверное,  нет,  решил он.  Как бы искушен ни был стирикский маг,  он,  в конце
концов,  только человек,  а Афраэль -  божество. Впрочем, как-то ночью Спархока
посетила странная мысль.  Он задумался над тем,  может ли его дочь сделать так,
чтобы  реальное  время  не  только  замедлялось,   но  и  ускорялось.   Однако,
поразмыслив над этим, Спархок решил не задавать ей вопросов. От одной этой идеи
у него начинала болеть голова.
     Атана,  довольно обыденного вида город,  располагалась в  глубокой зеленой
долине.   Город  был  обнесен  стенами,   не  слишком,   впрочем,   высокими  и
внушительными. Непобедимой свою столицу делали сами атаны.
     - Все в  этом королевстве зовется "атан",  -  заметил Келтэн,  когда отряд
въезжал в долину. - Само королевство, его столица, люди и даже титулы.
     Улаф пожал плечами.
     - По-моему, "атан" - это больше идея, чем просто название.
     - Отчего они  все  такие высокие?  -  спросил Телэн.  -  Они принадлежат к
тамульской расе, но ведь другие тамульцы не вырастают такими великанами.
     - Оскайн объяснил мне,  в  чем тут дело,  -  сказал Стрейджен.  -  Судя по
всему, атаны - это результат опыта.
     - Магического?
     - Понятия не имею,  -  сознался Стрейджен,  -  но,  сдается мне,  то,  что
сотворили атаны,  не под силу никакой магии. Еще в доисторические времена атаны
заметили,  что рослые люди выигрывают куда больше драк, чем маленькие. Это было
как раз в  то время,  когда родители сами выбирали супругов своим детям.  Выбор
определялся в основном ростом будущего спутника жизни.
     - И что же стало с низкорослыми детьми? - спросил Телэн.
     - Видимо, то же, что у нас происходит с уродливыми детьми, - пожал плечами
Стрейджен. - Они так и остались без пары.
     - Это же нечестно! Стрейджен усмехнулся.
     - Если быть откровенным, Телэн, так ведь и то, что мы крадем вещи, которые
кто-то заработал своим трудом и потом, - тоже не слишком честно.
     - Это другое дело.
     Стрейджен откинулся в седле и расхохотался. Затем он продолжал:
     - Атаны ценили также и другие качества -  ловкость,  силу,  агрессивность,
мстительность и умение убивать. Просто удивительно, что вышло из сочетания этих
признаков.  Если задуматься,  то  понимаешь,  что Миртаи -  милая девушка.  Она
ласкова и  чувствительна,  она страстно любит своих друзей,  и  к  тому же  она
потрясающе красива.  Но где-то глубоко в ней сидит несколько спусковых крючков,
и  стоит кому-то  задеть один из этих крючков,  как она превращается в  убийцу.
Искусственный отбор атанов,  насколько я понимаю,  в конце концов зашел слишком
далеко.  Атаны стали настолько агрессивны,  что принялись убивать друг друга, а
поскольку эта  агрессивность не  ограничивалась только  сильным полом,  женщины
были еще хуже мужчин. Дошло до того, что в Атане невозможно стало существование
такой  вещи,   как  легкое  несогласие.  Атаны  убивали  друг  друга,  споря  о
предсказаниях погоды.  -  Стрейджен усмехнулся. - Оскайн рассказал мне, что мир
узнал,  каковы бешеные женщины атанов,  в  двенадцатом столетии.  Большая шайка
арджунских работорговцев напала на  учебный лагерь для  девочек-подростков -  в
Атане  мальчики  и  девочки  обучаются  раздельно  во  избежание  нежелательных
осложнений. Как бы там ни было, эти атанские девочки - по большей части шести с
небольшим футов ростом -  перебили почти всех арджунов,  а  уцелевших продали в
Тамул в качестве евнухов.
     - Работорговцы были евнухами? - с некоторым удивлением спросил Келтэн.
     - Нет,  Келтэн,  -  терпеливо пояснил Стрейджен, - они не были евнухами до
того, как попали в руки юных атан.
     - И   это  сделали  маленькие  девочки?   -   На  лице  Келтэна  отразился
неподдельный ужас.
     - Они не  были маленькими,  Келтэн.  Они были достаточно взрослыми,  чтобы
понимать,  что делают. Как бы то ни было, в пятнадцатом веке у атанов был очень
умный король.  Он  понимал,  что его народ на  грани самоуничтожения.  Тогда он
связался с тамульским правительством и отдал своих подданных в вечное рабство -
чтобы спасти им жизнь.
     - Это уж немного через край, - заметил Улаф.
     - Рабство  бывает   разное,   Улаф.   Здесь,   в   Атане,   рабство  носит
государственный характер.  Тамульцы говорят атанам,  куда пойти и кого убить, и
обычно  находят  удачные отговорки,  чтобы  отказать отдельным атанам  в  праве
убивать друг друга.  Так ведется с тех времен и до сих пор.  Это весьма удобное
соглашение. Народ атанов уцелел, а тамульцы получили лучшую в мире пехоту.
     Телэн задумался, хмурясь.
     - Ты говоришь, атаны ценят высокий рост?
     - Ну да, - кивнул Стрейджен, - помимо прочего, и рост.
     - Тогда  почему же  Миртаи согласилась стать  женой Кринга?  Кринг хороший
воин, но ростом он не выше меня, а ведь я еще расту.
     - Должно быть,  она оценила в нем еще какие-то качества,  -  пожал плечами
Стрейджен.
     - И что же, по-твоему?
     - Понятия не имею, Телэн.
     - Кринг -  поэтическая натура, - сказал Спархок. - Может быть, дело именно
в этом.
     - Вряд ли это могло произвести впечатление на такую,  как Миртаи. Вспомни,
она ведь вспорола животы двоим мужчинам и бросила их гореть заживо. По мне, так
она не слишком похожа на девушку, которая без ума от поэзии.
     - Меня не спрашивай,  Телэн,  -  рассмеялся Стрейджен.  -  Я  неплохо знаю
жизнь,  но  даже и  пытаться не  стану угадать,  почему женщина выбирает именно
этого, а не другого мужчину.
     - Неплохо сказано, - одобрительно пробормотал Улаф.

     Посланцы Энгессы известили город об их приближении,  и у ворот королевский
кортеж  встречала группа  рослых  атанов в  официальных одеяниях -  каковыми по
атанскому обычаю были гладкие плащи из темной шерсти длиной до лодыжек. Посреди
этих  великанов затесался низкорослый,  изысканного вида  тамулец в  золотистом
одеянии, с черными, тронутыми сединой волосами.
     - Что мы должны делать? - шепотом спросил Келтэн у Оскайна.
     - Держаться официально,  -  ответил тот.  -  Атаны  обожают церемонии.  А,
Норкан,  -  приветствовал он тамульца в золотистом одеянии, - как приятно вновь
увидеться с тобой. Фонтен посылает тебе свои наилучшие пожелания.
     - Как поживает старый негодяй? - отозвался коллега Оскайна.
     - Весь сморщился, но не растерял своего острословия.
     - Рад слышать это. Почему мы говорим по-эле
     нийски?
     - Чтобы ты мог ввести нас в курс местных дел. Что здесь творится?
     - Неладное.  Наши дети слегка недовольны. Где-то начинаются беспорядки, мы
посылаем их утихомирить смутьянов,  а смутьяны никак не желают утихомириваться.
Наших детей это раздражает безмерно. Ты ведь знаешь, каковы они.
     - Еще бы! А что, сестра императора простила тебя? Норкан вздохнул.
     - Боюсь,  что нет, старина. Я уже смирился с тем, что завершу свою карьеру
в этих краях.
     - Ты  же знаешь,  как при дворе любят разносить сплетни.  Что тебя дернуло
отпустить  эту  шуточку?   Согласен,  ножки  у  ее  высочества  великоваты,  но
"большеногая корова" - это уже звучит как-то невежливо.
     - Я был пьян и немного не в себе.  Уж лучше торчать в Атане, чем спасаться
в Материоне от ее чрезмерного внимания. У меня нет никакого желания становиться
членом императорской фамилии,  если это означает всю жизнь трусить вслед за  ее
высочеством, когда она бодро топает по дворцу.
     - Ну ладно, ладно. Что нам здесь предстоит?
     - Формальности.  Официальные приветствия. Речи. Церемонии. Словом, обычная
чушь.
     - Это хороню.  Наши друзья с запада бывают порой немного необузданны, зато
они  знают толк  в  церемониях и  формальностях.  Вот  когда события выходят за
пределы  формальностей,  они  попадают в  передряги.  Могу  я  представить тебя
королеве Элении?
     - Я уж думал, ты никогда об этом не спросишь.
     - Ваше  величество,  -  сказал  Оскайн,  -  это  мой  старый друг  Норкан,
представитель Империи в  Атане,  способный человек,  который переживает трудные
времена.
     - Ваше величество, - поклонился Норкан.
     - Ваше  превосходительство,   -   приветливо  отозвалась  она  и,   лукаво
улыбнувшись, спросила: - А что, у ее высочества и впрямь такие большие ноги?
     - Они,  ваше величество,  напоминают лыжи.  Я бы это еще вытерпел,  но она
склонна устраивать истерики,  когда что-то  идет против ее  желания,  а  уж это
действует мне на нервы. - Норкан покосился на гигантов в темных плащах, которые
окружали карету. - Могу ли я предложить проследовать к тому зданию, которое мои
дети именуют дворцом?  Там  нас ожидают король и  королева.  Ваше величество не
против публичных речей? Нескольких реплик будет достаточно.
     - Боюсь, ваше превосходительство, я не говорю по-тамульски.
     - Ничего страшного,  ваше величество.  Я послужу вам переводчиком.  Можете
говорить все,  что придет вам в  голову.  Я на ходу составлю из этого приличную
речь.
     - Как вы добры, - заметила Элана с чуть заметным ядом в голосе.
     - Покорный слуга вашего величества.
     - Замечательно,  Норкан,  -  пробормотал Оскайн.  - Как это ты ухитряешься
разом засовывать в рот обе ноги?
     - Врожденный дар, - пожал плечами Норкан.

     Андрол,  король Атана,  был  семи футов ростом,  а  его супруга,  королева
Бетуана,  лишь  немногим уступала ему.  Выглядели они  весьма  внушительно.  На
головах  у  них  вместо  корон  были  золотые шлемы,  а  синие  шелковые мантии
расходились впереди,  открывая  богатый  арсенал,  которым  были  вооружены  их
величества.  Они  встретили  королеву  Элении  и  ее  свиту  на  площади  перед
королевским дворцом,  который на  деле был не чем иным,  как их личным жилищем.
Атанские церемонии, судя по всему, имели место исключительно на свежем воздухе.
     Кортеж  гостей  во  главе  с  королевской каретой,  за  которой  двигались
стройные ряды воинов,  неспешно и  величественно втекал на