Дженни Джонс. Голубое поместье ---------------------------------------------------------------------- Jenny Jones. The Blue Manor (Victor Gollancz, London, 1995). Изд. "Мир", 1999. Пер. - Ю.Соколов OCR & spellcheck by HarryFan, 28 July 2000 ---------------------------------------------------------------------- Моей матери Мери Черч, садовнице и музыкантше, с любовью. "Le Manoir de Rosamonde" by Robert de Bonnieres De sa dent soudaine et vorace, Comme un chien l'amourm'a mordu... En suivant mon sang repandu, Va, tu pourras suivre ma trace... Prends un cheval de bonne race, Pars, et suis mon chemin ardu, Fondriere ou sentier perdu, Si la course ne te harasse! En passant par ou j'ai passe, Tu verms que seul et blesse J'ai parcouru ce triste monde. Et qu'ainsi je m'en fus mourir Bien loin, bien loin, sans decouvrir Le bleu manoir de Rosamonde. "Дом Розамунды" Робер де Бонньер Внезапной и прожорливою пастью Как пес впилась в меня любовь, Езжай же следом, и поможет кровь Свидетелем стать моему несчастью. Седлай коня в далекую дорогу И средь чащоб, оврагов и теснин Кровь путь покажет - здесь я был один, Гони лишь от себя усталость и тревогу! И следуя за мной кровавою тропою, Увидишь ты: израненный и лишь с самим собою Объехал я наш мир печалей и тревог. И умер, не достигнув цели. Измученный болезнью и трудом, Не отыскал я Розамунды синий дом, Но злую участь и жестокий рок Я на себя своей рукой навлек. ПРЕЛЮДИЯ Огни выхватили его из тьмы всего лишь на мгновение. Стоявший на краю дороги мужчина, блеснув прилизанными дождем волосами, прикрыл руками лицо, скрывая глаза. Похоже было, что он собирается шагнуть на дорогу, в поток несущихся машин. Она едва не остановилась. Нет, не едва. Ни одна женщина не остановит ночью машину, чтобы подобрать незнакомца, чуть ли не прячущегося возле дороги. Кроме того, он был не один. Рут успела заметить две неясные фигуры, сидевшие на краю позади него. Для подробностей было слишком темно, и она ехала чересчур быстро. Она даже не задумалась. Он не был одинок: те, кто был с ним, должны были предотвратить любое несчастье. Она спешила домой; проехав лесной дорогой, она сразу повернула на Коппис-роу. Деревья здесь были гуще, они почти прикрывали въезд на аллею. С привычным нетерпением она остановилась, чтобы открыть ворота, а потом слишком уж быстро помчалась по обсаженной деревьями аллее. Неважно, других гостей в этот вечер не будет. Их было трое. Рут оставила автомобиль на подъездной дорожке, едва отметив, что в доме не горит свет. Белые розы - единственная радость - бледными огоньками светились вокруг террасы. Она поднялась по нескольким ступенькам к входной двери, открыла ее. И словно вступила в раскаленную печь. В доме было жарко и душно. Занавеси, наверное, были задернуты весь день, подумала она. Тяжелый бархат оставлял снаружи солнце, перекрывал доступ воздуха. При всем своем размере дом угнетал. Она оставила дверь открытой, и холодный, влажный от дождя воздух хлынул в дверь. - Закрой дверь. - Надо проветрить, - ответила она кротко, включая лампу, стоявшую возле двери. Сидевший за длинным столом Саймон заморгал от внезапного света. - Что ты делаешь во тьме? - Она не ожидала ответа: вопрос, конечно же, был излишним. В занятии его сомневаться не приходилось: бутылка виски уже наполовину опустела. Не закрывая двери, она села напротив него, открывая дорогу в холл насекомым. Рут налила и себе. А что, почему бы и нет? - Ну как дела сегодня? Как твои психи? - Так себе. - Можешь не говорить мне, я знаю. - Он медлил, поворачивая бокал в тонких пальцах. - Словом, ты получила истинное удовольствие? Много ли душ повернула назад от самого края? И как насчет благодарности, ощущения выполненной работы, крохотного огонька, зажженного в скорбной тьме злого мира? Он встал и направился в сторону выключателя. Темнота. Она опустила бокал. - А где Кейт? - В постели, а где же еще? Уже поздно. Рут! - Он стоял вполне спокойно, она слышала его дыхание, жесткое и напряженное. - Кто-нибудь звонил? Гости были? - Нет, или ты кого-нибудь ожидала? - Голос Саймона потерял резкость, в нем слышалась только усталость. Она направилась к нему, осторожно огибая стол и стулья. - А теперь пора в постель! - Она взяла его за руки. Дрожь Саймону скрыть не удалось. Неспешно, изображая, что она не заметила этого, Рут высвободила свою руку и шагнула назад к двери, чтобы закрыть ее. - Пойдем, тебе нужно поспать... - Это ты так говоришь! - Внезапный гнев, слова резкие и жесткие. Прибегнуть ли к извинениям... обычным, честным и безвредным? Или же нет? Рут поглядела на руки. - Ну, лично я иду ложиться. Ты чего-нибудь хочешь... может быть, травяного чая, какао?.. Молчание. Ответа она и не ожидала. Тем не менее Рут приготовила ему питье и отправилась спать. В ту ночь ей привиделось, что тот человек все еще стоит перед ней. Руки закрывают глаза, волосы прилипли к голове, гладкие и темные под дождем; он стоял возле ее постели, готовый шагнуть вперед. Рут шевельнулась, отворачиваясь, и наткнулась на Саймона. Оба отпрянули друг от друга, как слизняк от осы, как целлофан от огня. Сон закончился. Она лежала, открыв глаза, и только неясные очертания занавесей заставили ее вспомнить о фигурах, наблюдавших за ней из-за его спины. 1 Яркий свет слепил, инстинктивно он поднял руки, чтобы прикрыть глаза, и тогда ястреб скользнул в ночное небо. Рев, яркая вспышка, он отступил назад с дороги. И вовремя. Взлетела грязная жижа; красные огни исчезли вдали, и теперь уже новая машина мчалась через ночь к нему. Хмурясь, Бирн отступил на шаг, опустил руки, глаза его сделались внимательными. Он медленно повернулся. Позади него темнели промоченные дождем скучные деревья, низкие кусты, ежевика и папоротник. Пахло бензином, машинами, маслом и грязью. Его ноги то и дело ступали на мусор: промокшую бумагу, блестящие консервные банки, апельсиновую кожуру... Поздно, уже далеко за полночь. Последний везший его водитель нервничал, шарахался от грузовиков, словно испуганный кролик. Он устал от этого голосования, недолгих разговоров с незнакомцами. Для одной ночи довольно, Бирн хотел отыскать где-то укрытие, спрятаться от дождя. Теперь поздно искать отель или гостиницу, ему хватит навеса или гаража. В середине лета холодов можно не опасаться. Он заехал слишком далеко и чересчур быстро. На дороге шумели машины, скользкая трава под его ногами казалась сальной. Он направился вдоль края леса, параллельно дороге, разыскивая тропу - любой путь, уводящий в сторону от движения. Дождь все шел, дорога сделалась ужасной. Возможно, ему не следовало бежать, наверное, надо было встретить случившееся лицом к лицу... Тропы не было. Немного погодя он понял, что повернул назад к Эппингу. В густом лесу не обнаруживалось прогалин, ничего не было заметно и на другой стороне дороги. Впрочем, дождь начал ослабевать, и Бирн заметил луну - пятно, проступавшее за редеющими облаками. Поспать можно и под деревом. Дорога вдруг присмирела, ненадолго остановив свое течение к городу. И в наступившей необычной тишине по левую руку вдруг хрустнул сучок, зашелестела листва. Бирн остановился, выжидая. Здесь кто-то был; ни птица, ни лис не способны произвести такой шум. Словно в подтверждение его правоты, между деревьями блеснул небольшой огонек. Какой-нибудь бродяга. Он уже собирался отправиться дальше, когда его окликнули. - Эй, не подойдете ли на минутку? - прогнусавила женщина. Он медлил, стоя возле дороги. - Ну пожалуйста! - Голос смягчился, сделавшись ранимым и испуганным. Наверное, она тоже голосовала, как и он сам, и попала в беду. Быть может, ей надо помочь. Неуверенно Бирн направился к огоньку, раздвигая подлесок. Кусты цеплялись за куртку, ежевика царапалась. Тут он их и увидел на другой стороне небольшой прогалины, пламя свечи едва освещало лица. Их было трое, они сидели, скрестив ноги, на земле под натянутым между деревьями брезентовым навесом. Мужчина и две женщины. Женщины казались двойняшками или же просто сестрами. Он не мог сказать, которая из них только что говорила. Глаза обведены одинаковой чернотой - лишь торчат слипшиеся ресницы. Длинные волосы крысиными хвостами собраны на затылке. Одевались они, должно быть, у какого-то старьевщика: атлас и рваный бархат, на шеях серебряные цепочки. Подобно им мужчина был очень бледен, короткие темные волосы над восковой кожей, след древнего шрама, протянувшийся ото лба ко рту. Он был облачен в старинный костюм адвоката. Шарф завязан вокруг шеи. Рассеянный взгляд обращен к свече, как и у обеих женщин. Наркоманы, отстраненно подумал Бирн. Такая компания ему ни к чему. Но он вспомнил страх, прозвучавший в голосе женщины, и сделал еще пару шажков. - Что вам нужно? - спросил он. Мгновение никто не шевелился, никто не произнес ни слова. А потом мужчина поглядел вверх на Бирна и улыбнулся. Шрам тянул его рот вкось. Он поднял руки ладонями вверх, словно говоря: ну вот мы и здесь. И что же? Он напоминал Дэвида - не шрамом, не лохмотьями, но поступками. Та же беспомощная улыбка и открытые руки... и что же ты собираешься теперь делать? А он, Бирн, убежал. Убежал прочь. Тут обе женщины поднялись и направились к Бирну. Память все еще отвлекала его; захваченный представшим перед умственным взором изображением Дэвида, его болезненной улыбкой, этими пустыми ладонями, он едва заметил, что женщины почти истощены. Только потом Бирн вспомнил, как они двигались - точно повторяя движения друг друга, шаг за шагом. Они пересекли поляну и остановились по другую сторону от Бирна, так что он почувствовал запах немытого тела, тяжелую мускусную вонь. Но заговорил мужчина. - Странствуете? Так? Далеко ли? - Голос звучал культурно и старомодно, как на Би-Би-Си, совершенно не гармонируя с внешностью оборванца, с этими двумя неряшливыми женщинами возле него. Мужчина все еще улыбался, но дружелюбия в улыбке не было. Прежде чем Бирн успел ответить, одна из женщин залезла рукой под его куртку, во внутренний карман. Он дернулся, желая остановить ее, но почему-то опоздал. - Что вы делаете? - В ее руках оказался его швейцарский армейский нож. - Верните мне эту вещь! - Сейчас, гляди-ка, - сказала она своей спутнице, раскрыв складной нож. Они обменялись взглядами тайных соучастниц. А потом разом повернулись к человеку, сидящему на земле. Шевельнулась лишь одна из них - та, что с ножом; женщина скользнула по траве, не хрустнув ни одним сучком, ни одна ветвь не задела ее юбку. Она уселась под навесом возле сидящего. Это было опасно. Бирн знал, что это опасно. Ему следовало поскорее отсюда убираться. Он произнес вновь: "Что вы делаете?", но голос его звучал напряженно и неубедительно. Он рванулся вперед, но другая женщина повисла на его руке, задерживая на месте. - Смотри, - прошипела она. - Это предназначено для тебя. Вес, отяготивший его руку, ни в коей мере не соответствовал ее росту. Бирн попытался стряхнуть женщину и вдруг испытал совершенно необычное ощущение: ему показалось, что сила вдруг истекла из него через это прикосновение. Он закричал: - Что это такое? Кто вы? Луна исчезла за облаком, и он не мог видеть ее лица. Бирн пошатнулся, его колени внезапно ослабели, и ее хватка напряглась, не позволяя ему сдвинуться с места. - Подожди, - сказала женщина. - Запоминай. Та, что была с ножом, подала его мужчине, сидевшему на траве. Он провел пальцем по лезвию, опробуя остроту, и произнес: - Действуй же. Чего ты ждешь? Тут он передвинул свечу вбок, и женщина преклонила перед ним колени. Руки мужчины были разведены; свободные и расслабленные, они прикасались к траве. Он задрал голову, словно захотев увидеть звезды, и точным обратным движением руки женщина провела по его горлу. Все произошло в жутком молчании. На белой коже выступила темная тонкая линия, мгновенно хлынула кровь. Глаза мужчины закрылись, утопая в глазницах, его рот оставался недвижимым. И вдруг он повалился вбок, и костюм его спереди увлажнял пульсирующий алый поток. Бирн в потрясении что-то пробормотал... протест, неприятие. В случившемся было нечто нереальное, уродливое. Человек этот даже не пытался оказать сопротивление, он просто позволил всему совершиться - так Дэвид развел перед ним свои руки, и он убежал... Он хотел убежать и отсюда, подальше от этого... жертвоприношения? Так оно было, наверное, другого слова у него не находилось. Но немыслимая тяжесть все еще приковывала к женщине его руку, и Бирн не мог пошевелиться. Вторая ее рука скользнула вверх по спине - под куртку, холодные пальцы, острые как кость, сдавили шею. - Нет!.. - Но она оставалась неподвижной, словно скала или сама земля... приникая к его членам, она влекла его вниз. В ушах запело, и звезды посыпались перед глазами. А потом обрушилась тьма, придавившая его к земле. Бирн с трудом сел и приложил ладонь к вискам. Пальцы были в крови, и он с отвращением вспомнил хлеставшую кровь и человека, валившегося боком на траву. А потом вновь вспомнил Дэвида (лицо друга появилось в памяти) и эти слова: "_Действуй же. Чего ты ждешь?_" Нет. Довольно. Бирн резко повернулся к яркому солнечному свету, и боль пронзила голову. Те, другие, исчезли. Было светло, настало утро следующего дня... Он находился совсем один на поляне, и вокруг не было заметно никаких признаков того, что здесь кто-либо находился. Исчезли сгорбленный силуэт в черной одежде, брезент, две женщины и даже свеча. В неподвижном воздухе болезненно пахло его собственной кровью, но другая кровь засохла. Ее осталось всего лишь несколько пятен, несколько ржавых капель, разбрызганных по земле. Уже собрались мухи. Бирн встал, ощущая кислятину во рту, оперся рукой о дерево и огляделся. Яркая трава вокруг его ног горела каплями росы. Нетронутой росы. Неужели все это ему приснилось? Тут он понял, что в его рюкзаке покопались. Одежда была разбросана на траве, но бумажник с деньгами, кредитные карточки и водительская лицензия исчезли. Не было и фотографии Кристен. А из-за пояса в раннем утреннем свете кровавой ржавчиной подмигнул открытый нож. Бирн извлек его и повертел в ладонях. Что же случилось? Воспоминания об этой случайной и странной смерти оставались смутными. Кем были эти люди? Бирн даже представления не имел, зачем им потребовалось дожидаться его, чтобы убить этого человека. Ничего себе убийцы, которые разыскивают свидетеля? "Это предназначено для тебя", - сказала она. Такого ему не было нужно. И потом, где же тело? Бирн огляделся: ровная земля, никаких следов свежей могилы. Неужели где-то рядом у них стояла машина и они унесли этого человека? Он не видел чужих следов ни на мокрой траве, ни на глине - все следы оставили его собственные ноги. Доказательства случившегося предоставляла одна только память. Почему они оставили его в живых, позволив стать свидетелем их преступления? Более того, соучастником - во всем, кроме дела. Черная яма поджидала его здесь, манила к себе. Нет, не под утренним светом, не под солнцем. Они даже украли его бумажник, украли его личность. Ну что ж, он сам позволил. Это направило его размышления в другую сторону. Быть может, они хотели впутать его в убийство, если оно действительно совершилось. Впрочем, случившееся трудно было назвать этим словом. Вчерашний кровавый обряд обошелся без какого-либо сопротивления. Тот, со шрамом, сам опробовал нож и еще улыбнулся, как Дэвид. Но тела не осталось. Бирн не был уверен, что может доверять своим воспоминаниям. Происшедшее слишком напоминало галлюцинацию, слишком уж все путалось в его голове. Бирну ужасно не нравилось то, что нынешнее событие смешивается с тем, что произошло в Йоркшире. Он почувствовал себя плохо. На виске ныл синяк, рана кровоточила, но он не помнил, как это случилось. Быть может, его ударили, но он не был уверен. Все было так невероятно, так непонятно. Надо бы сообщить в полицию об этой смерти, принятой с непонятной кротостью. Он остановился. В полицию, безусловно, обращаться нельзя. Там спросят, а где же тело? И что вы лично делали, слоняясь по Эппингскому лесу в столь поздний час? Они станут выяснять, кто он такой, захотят узнать о нем все. Где вы живете и кто может поручиться за вас? Ничего, нигде, никто. Боже, какая путаница! Бирн вновь опустился на траву, обняв голову руками. Полиции уже известна его внешность, военные наверняка распространили описание. Там сразу поймут, кто он. А потом все начнется снова: психиатры, советники и вопросы. Он уже не мог выносить все это. Отчасти поэтому он и бежал, отчасти поэтому и оказался здесь. Из-за всей этой шумихи. Он отправился на юг, чтобы убраться подальше от всего. Бирн не намеревался вновь представать перед оком публики - теперь уже в качестве свидетеля при расследовании обстоятельств убийства. Но, но, но. У него нет денег, нет водительских прав или какого-нибудь удостоверения личности. У него просто нет никакой личности. Эти женщины лишили его всего важного, оставив ему только запятнанный кровью нож и головную боль. Он ощущал жажду, голова болела, безоблачное небо сулило горячий день. Надо бы напиться. Из ручья или из пруда, лишь бы была вода. Обстоятельства требуют. Бирн повернулся спиной к дороге и направился в лес. Ручеек он отыскал достаточно скоро, но грязная струйка не многим могла помочь ему. Прежде чем двинуться дальше, Бирн зарыл нож в перегнившую листву, а потом смыл с рук сочную яркую глину. В полицию идти нельзя, он понял это сразу, как только закопал нож. Если уж он не пошел в полицию в Мидлхеме, зачем же здесь проявлять подобную аккуратность? Быть может, он успел приобрести склонность к невмешательству. Бирн посидел немного, опершись спиной о ствол дуба и подобрав колени. Дуновение принесло острый запах: дикий чеснок. Дрозд опустился на соседнее бревно. Птица не обратила на Бирна никакого внимания. Солнце рассыпало по земле светлые пятна. На мгновение, на очень недолгое время, смертоносный поток памяти остановился, и лес наполнился звуками: шелестом, птичьей песней, журчанием воды. Дорога ушла куда-то далеко, хотя угадывалась за всеми остальными звуками. Под деревьями было приятно. Он мог хотя бы забыться. А в Лондоне сейчас уже жарко, людно и душно... Однако больше деваться некуда. В Лондоне он мог затеряться, там никто не станет интересоваться, кто он такой. Бирн вновь поднялся на ноги. Зашелестели листья. Между буками на краю мелкого овражка что-то блеснуло в солнечном свете - крошечная серебряная искорка. Он сразу понял, что это такое, вспомнив про серебряные цепочки на шеях женщин. Бирн бросился наверх, поскользнувшись на прелой листве, но увидел только пустую жестянку из-под пива, отразившую солнечный свет. Сердце его колотилось, дыхание стало неровным. Оказалось, что он встревожен куда больше. Что, если они по-прежнему неподалеку? Что, если это какие-нибудь сложные игры в "кошки-мышки"? Что, если за ним наблюдают? Он оглядел лес, но деревья замерли, листья чуть колыхались. Никого и нигде. Бирн уже собрался вернуться к дороге, когда заметил это. Голубое пятно блеснуло среди листвы, прохладное и зовущее. Он уже шел к нему, к этому слабому блеску сверкающей воды за деревьями. Идти пришлось дольше, чем рассчитывал Бирн. Он знал, что Эппингский лес невелик, что весь он рассечен дорогами и тропами, и все же Бирн словно прошел не одну милю под сенью деревьев, прежде чем добрался до дома. Его как бы втягивало внутрь, отрывая от обычной жизни, от цели. Он хотел начать новую жизнь. Начать сначала - в дыму, - и пусть никто не будет знать его или интересоваться им. Солнце поднялось на свои высоты, когда он наконец все увидел отчетливо. Бирн шел вдоль гребня. Это была не вода. К югу, в низине, его ждал синий дом. Сложенный из серо-голубого камня, цветом он напоминал воду и даже искрился под солнечными лучами. Дом высоко поднимался над окружающими деревьями своими тремя или четырьмя этажами. Фантазия на готические темы, отметил с интересом Бирн. Дом что-то напоминал ему, но что именно, он не мог вспомнить; память напрасно рылась на задворках его сознания. Бирн понимал это чувством, находящимся за пределами памяти. Позади дома за рощей блеснула вода. Деревья были повсюду, рощицы, перелески, словно лес вдруг откатился назад как прилив, оставив дом выброшенным на берег, в долине посреди зеленых луж. Голубой камень дома был оправлен в деревья, его черепицы поблескивали сквозь листву. Бирн уже почти не слышал шума дороги. Возле дома, должно быть, его не слышно совсем. Укромный уголок привлекал Бирна. Эти деревья прятали дом, смягчая резкую перспективу. Но кто решится жить здесь, подумал он, в такой изоляции? Какой-то преуспевающий бизнесмен, стареющая звезда... Впрочем, нет. Скорее всего дом пустует, ведь вокруг него царило безмолвие. Бирн обнаружил, что идет через лес. Дом ждал, открытый и приветствующий. 2 Краска на кованных из железа воротах потрескалась, из-под нее проступала ржавчина. Ворота были устроены в высокой неровной живой изгороди более трех метров высотой. Створки, скрипнув, подались под его прикосновением. Бирн вошел. Лес казался позади него плотным и непроницаемым. Впереди тоже были деревья, словно остановившиеся на пологом склоне, протиснувшись сквозь зеленую изгородь. Стриженые буки, конечно, были от плоти леса, но они только отделяли подобное от подобного. По бокам изгороди стояли дубы и грабы - древние деревья, распространявшие вокруг себя глубокую тень даже в ясный солнечный день. Высоко над его головой в ветвях деревьев перекликались грачи. Бирн сделал несколько шагов по кустам ежевики и орляка и, оглянувшись назад, уже не увидел ворот, то ли потерявшихся в подлеске, то ли спрятавшихся в тени под деревьями. Лес уступил дорогу просторному парку, полному испанских каштанов и тисов. Повсюду торчали крапива и чертополох. По правую руку появилась подъездная дорога, прямо впереди лежал сад. Бирн направился к дороге, чтобы соблюсти приличия. Он зашел с заднего входа, а это была частная собственность. Он посмотрел вдоль подъездной дороги в сторону главных ворот. Возле них оказался коттедж, неопрятный, грязный, в кровле зияли бреши. Явно необитаемое сооружение. Сам дом, вероятно, тоже заброшен, скорее всего он давно превратился в руины. Надо только взглянуть, вспомнить, не бывал ли он здесь. В конце концов, эти места он мог видеть на картине или где-то еще. Бирн пристроил свой рюкзак за кустом ежевики. Покрытие дороги потрескалось, из щелей проросла трава. На края асфальтовой ленты от деревьев наползала зелень. Дом почти целиком спрятался за деревьями, но Бирн угадывал за листвой холодный серо-голубой камень. Приблизившись, он заметил следы некоторых трудов. Клумба с розами была на удивление избавлена от сорняков. Благоденствующие розы Айсберг опрятно и аккуратно тянулись вверх. За ними виднелся результат попытки насадить растительный бордюр из привязанных к палочкам дельфиниумов. Подножие окружающей террасу стены заросло маргаритками и геранью, анютиными глазками. Но вокруг них царило полное запустение. Похоже, обитатели этого дома нуждаются в хорошем садовнике, не чурающемся тяжелой работы. Деревья расступились, и Бирн увидел дом. Только почему же поместье кажется ему таким знакомым? Неужели это здание пригрезилось ему? Дом, возникший перед ним, явно принадлежал некоему яркому, но неосознанному ночному путешествию. Должно быть, он побывал здесь во сне. Дом был под стать саду. Освинцованные окна криво отражали свет, несколько панелей на верхних этажах потрескались или разбились. Крутую крышу покрывали серо-голубые черепицы, однако многих не хватало, другие же лежали не на месте. Сама крыша казалась чересчур крутой, слишком обрывистой, и свет стекал с нее словно масло. Краска потускнела и отслоилась чешуями. Бирн знал, что повсюду встретит здесь тлен - и во влаге, и в сухости. Однако ощущалось и еще кое-что: какая-то беспокойная нотка. Дом казался хрупким, нестабильным. Он был слишком высок, и неуравновешенные заостренные башни поднимались из невозможных сопряжении крыш, создавая невероятную перспективу. Бирн замер на мгновение, пытаясь разобраться и что-нибудь вспомнить. Неужели ему и во сне тоже было здесь не по себе? Что-то шевельнулось возле двери, и он перевел взгляд. Около парадного входа стояла женщина, наблюдая за ним; в ее одетых в перчатки руках блестела небольшая лопатка. На мгновение Бирн смутился: эта женщина показалась ему частью камеи, тонкого рельефа, выгравированного на плоти холодного камня. Женщина опустила лопатку и направилась вперед по ступеням навстречу ему. Тонкое лицо, глубоко посаженные теплые карие глаза. Она казалась усталой, на щеке виднелось пятнышко грязи, легкие каштановые волосы рассыпались по лбу. Она была чуточку полновата, что лишь придавало ее фигуре приятную округлость. Морщинки на ее лице прикрыли загаром солнце и ветер. Бирн заметил, что она чистит каменные желоба, устроенные по обе стороны входной двери. Груда грязной листвы и корней покрыла потрескавшиеся плиты. Вздохнув, она посмотрела на него. Женщина действительно казалась усталой. - Дом закрыт для публичного посещения, - сказала она ровным голосом. - Не рассчитывайте на это. Голос ее прозвучал теплым альтом. - Я не турист, - проговорил Бирн, не зная, чем объяснить свой интерес к этому серо-голубому дому, спрятавшемуся за деревьями. Одновременно он заметил ее поникшие плечи, нотку уныния в прекрасном голосе. Эта женщина работала слишком много, она знала заботы и усталость. Один дом был слишком велик для хозяйки, не говоря уже о саде. - Вы заблудились? Или что-нибудь продаете? - В голосе ее послышалась подозрительность, словно он собирался внезапно раскрыть перед ней чемодан, полный метелок для пыли и чайных полотенец. Бирн протянул вперед ладони, показывая, что они пусты. Он уже ощущал зарождение идеи - безумной идеи - и нуждался во времени. - Я ничего не ел два дня, - ответил он. - Мой дом далеко отсюда. Хотелось бы знать, есть ли у нее в характере материнская нотка, принадлежит ли она к тому типу женщин, которые не прогонят голодного. Она вновь вздохнула. Сняв правую перчатку, запустила руку в карман джинсов. И, протянув ему пару монеток, с легким недовольством проговорила: - Возьмите. Через полчаса в конце аллеи останавливается автобус. Доедете до деревни и что-нибудь купите. - Спасибо, не надо. Я предпочел бы отработать любые деньги, которые вы способны мне заплатить. - Что он делает, что он _говорит_? Дом возвышался над ним, закрывая солнечный свет. Женщина задумчиво смотрела на него. Бирн явно привлек к себе ее внимание. На мгновение их глаза встретились. Он заметил, как она раздумывает, как оценивает его. - Мы не можем позволить себе нанимать работников. Бирн задержал дыхание, и она убрала деньги. Он выдохнул. Безумное, нежеланное чувство облегчения. Она возьмет его, он будет садовником. Он побудет здесь немного и... Что? Все, что он делал сейчас, не входило в его планы. (Мертвец. И эти две оборванки.) Бирн сразу же увидел собственные поступки словно на киноафише. Он будет работать в саду: полоть клумбы, высаживать, чистить бордюры, дорожку, попытается справиться с травой. Уже одна лужайка с бордюром обеспечит ему полную занятость. Ему не придется возвращаться назад, он может попытаться забыть... Он знал, что женщина все еще следит за ним. - А как насчет еды и крова? Мне не нужны деньги. В том конце дорожки есть домик. Я кое-что понимаю в садовом деле, когда-то пришлось заниматься ландшафтными парками. - Так оно и было, тут он мог не лгать. Женщина еще не была убеждена. - А у вас есть рекомендации? Откуда вы взялись? - Меня ограбили, - сказал он. - Я ехал на перекладных на юг. Унесли и багаж, и бумажник. - А вы сообщили в полицию? - Пока еще нет. - Бирн заметил, что она хмурится в нерешительности. - Вон там у вас растет манжетка, - сказал он с надеждой в голосе. - Она хороша перед домом. Бирн вспомнил, что читал однажды: манжетка защищает, посадите ее возле ворот или на границе участка. Листья ее ловят росу и дождевую воду, надежно и безопасно удерживают их. Взгляд ее не изменился. Глаза остались настороженными, тонкие морщины пересекли лоб. Женщина была моложе его, но не намного. Ей под сорок, подумал Бирн. - А вы будете косить траву? Чинить заборы, украшать, вставлять стекла, подрезать зеленые изгороди и полоть овощи? Здесь работы хватит на небольшое войско. - Все. Все что вам угодно. - Все, чтобы остаться. Он даже возьмется работать по дому, если она захочет. Женщина вдруг улыбнулась и сошла по ступенькам навстречу ему. Солнечный свет золотил ее волосы. - Я Рут Банньер, - сказала она. - А вас зовут... Без раздумий он ответил: - Физекерли [на манер наших 30-х годов в этом имени объединены слова, обозначающие физиономию и деньги, образуя нечто вроде "денежная мордашка", "богатая рожа"] Бирн. - _Что_? - Лицо женщины сразу переменилось, оживилось, расцвело. Она стала лет на двадцать моложе. - Как удивительно! Какое чудесное имя! Бирн едва не улыбнулся в ответ. И все-таки ему не следовало называть себя, во всяком случае сейчас перед лицом незнакомки. Что с ним происходит? - Такое представление о юморе имели мои родители, - пояснил он. - Да, либо это шутка, либо эксцентричная выходка. Вот что, а вы серьезно? Вы и в самом деле предлагаете свои услуги? Хотите помогать по дому и в саду за кров и еду? Он кивнул, глаза его обратились к стене ожидавшего дома. Голубой камень вблизи казался еще холоднее. - Домик у ворот подойдет самым идеальным образом, - сказал Бирн. - Я не стесню вас. - О нет, мы все равно не смогли бы разместить вас в доме. Он полон. Но пойдемте, выпьете чаю, познакомитесь с семьей. Посмотрим, что можно найти, чтобы разместить вас в коттедже. - Она поглядела на него повнимательнее. - Пожалуй, лучше оставим семейство на потом. Вы вот-вот упадете. Подождите, я принесу чай и сандвичи. Бирн с благодарностью улыбнулся и сел на ступеньки, ожидая. Готово. Он добился своего. И все-таки, неужели он потерял рассудок? - Ты _обезумела_? - Саймон Лайтоулер опустил книгу. - Совершенно незнакомый человек, заморенный голодом бродяга, без вещей, без рекомендаций... - Его ограбили, - начала Рут. - Это он _говорит_, что его ограбили. Я не верю ни единому его слову. Наверное, он скрывается. Зачем иначе он оказался здесь, что привело его на эту богом забытую свалку? Быть может, он думает, что дом набит старинными вещами или чем-то подобным? Большая ошибка номер один. Он не слишком умен, этот парень. Либо он жулик, либо дурак, либо и то и другое сразу. Вероятно, он принимает наркотики. Рут, это безумие. - Мне нужна помощь. Он знает растения... - Боже мой! - Саймон посмотрел на нее. - Значит, достаточно только этого? И где же сейчас обретается сей образец совершенства? - Я дала ему спальный мешок в коттедж. - Разве мы настолько богаты, что ты можешь позволить себе раздавать спальные мешки? Не сомневаюсь - мы никогда не увидим снова ни его самого, ни этот спальник. - Саймон. - Она встала и начала убирать кастрюли и тарелки. - Мне нужна помощь. Хорошо это или плохо, права я или нет, но мне кажется, что он достоин доверия. Я _не настолько наивна_ и знаю, что иначе не получу помощи в тяжелой работе. - Раз на меня больше нечего рассчитывать? Ты это хочешь сказать? - Он пренебрежительно усмехнулся. - Впрочем, этот проклятый дом принадлежит тебе. Кстати, как его зовут? - Физекерли. Физекерли Бирн. - Ну а я, значит, буду Бенджамин Дизраэли [премьер-министр Великобритании в 1868 и 1874-1880 гг., лидер и идеолог консерваторов, писатель]. Черт побери, Рут, иногда ты заставляешь меня сомневаться в том, кому именно здесь нужна помощь психиатра. - Теперь он тоже стоял, высокий и худой, сутулый, с болезненным лицом. - Во всяком случае, здесь нечего красть. Остается лишь позаботиться, чтобы нас не убили в постели. - С трескучим смешком он оставил кухню. - Что-то скажет об этом Кейт? - Она еще не вернулась. - Рут последовала за ним в холл. - Бирн будет с нами ужинать. Я обещала, что он будет есть с нами, пока не устроится в коттедже. Не смотри на меня так! - И нам придется сидеть за столом с этим... с этим бродягой? - А почему бы и нет? Он чистый, знает, где нужно сказать пожалуйста и спасибо. Как он говорил, у него было свое дело. Во всяком случае, так ты получишь возможность познакомиться с ним. - Мне никто не нужен! - Откуда ты знаешь? К тому же это _мой_ дом, и я содержу его на _свои_ деньги. - И постоянно твердишь мне об этом. - Саймон хлопнул дверью, и Рут осталась смотреть сквозь пыльные окна на густые заросли снаружи. - А мне все равно, - пробормотала она. - Мне все равно, действительно все равно. Он забыл свою книгу. "Тщетность" Герхарди. Рут оставила ее лежать и вышла в сад. 3 Физекерли Бирн отпер дверь в коттедж и распахнул ее. Первым по ноздрям сразу ударил запах... Крепкая застарелая вонь мышиного помета. В открывшейся перед ним комнате не было ковра, на мебели густым слоем лежала пыль. Свет едва проникал внутрь сквозь грязные окна. В комнате было сумрачно, пол покрывала пыль. К бордюрам липли комки пыли, грязь забилась в трещины на каждой поверхности. Опустив спальный мешок и рюкзак на ступеньки, он направился к раковине под окном. Кран поддался не сразу, но потом фыркнул, запели трубы и, наконец, хлынула бурая вода. На подоконнике нашлась окаменевшая губка. Бирн намочил ее в воде и провел по окну на уровне глаза. Вдали, в четверти мили отсюда, прятался дом, его хрупкий силуэт почти скрывали деревья. Бирн постоял, разглядывая поместье. Откуда этот странный призыв? Он был способен оставить это место не более чем улететь по воздуху. Вот почему он пришел сюда, вот почему он остался. Дом притягивал к себе как магнит, как сон или воспоминание, как завораживающая идея. Бирн не знал, что сказать. Дом слишком притягивал его. Очевидней всего было то, что поместье едва стояло. Дом требовал рук, денег и усилий. Им нельзя было пренебрегать, позволять превращаться в такие руины. Ну а поскольку Бирн считал себя практичным, умелым и аккуратным работником, он видел в первую очередь то, что следовало здесь сделать. Но не только. Он хотел понять тайны дома, его историю, его прошлое. Почему такое огромное здание укрылось в лесу? В любом другом месте его окружали бы широкие перспективы, регулярные сады. Этот же прятался за деревьями, будто со стыда. Потом, хотя солнце сияло и небо было безоблачным, голубой камень казался холодным. Он повернулся назад к комнате. Стол, два кухонных стула, один из них лежал на полу. Бирн поднял его. Стол был поцарапан и выщерблен, выбелен руками и солнцем. Под раковиной был устроен ящик, в настенных полках отыскались кастрюли и сковородки, щербатый фарфор и ложки с вилками. Маленькая софа под покрывалом из вязаных квадратиков пестрела перед очагом единственным цветовым пятном. Под лестницей нашелся древний сундук с открытой крышкой. Он был полон книг, старых, выцветших и пыльных. Бирн извлек томик из слоя пыли. "Веснушки", Джин Страттон Портер. Ничего интересного, старомодные романы, приключения. Все это устарело еще пятьдесят лет назад, решил он. Наверху было примерно то же самое, но матрас оказался в удовлетворительном состоянии, а из кранов в ванной текла вода. Бирн пожал плечами. Хорошо. Он здесь ненадолго. Временное убежище, небольшое отклонение от пути. Так, во всяком случае, он представлял себе это. Взяв недолгую передышку, он придумает, что делать дальше, а пока устроит себе праздник. Сбросив ботинки, Бирн распростерся на постели. Он надеялся быстро уснуть, но на это - как и всегда - ушел целый век. Бирн лежал, смотрел, как паук тянет паутину через окно, медленно обшивая углы причудливой филигранью. И тут он впервые сообразил, испытав истинное потрясение, что за целый день он ни разу не вспомнил Кристен, не извлек ее из горькой памяти, хотя, конечно, она присутствовала в ней, как не столь уж далекая боль. Кристен, Кристен. Что он делает здесь? Бирн проснулся несколько часов спустя от стука в дверь. Молодой женский голос позвал: - Хелло? Хелло? Вы здесь? Он полежал мгновение и только потом вспомнил, кто он такой и почему оказался здесь. Привычная депрессия и знакомый страх замедлили его движения, память грохотала в голове с изяществом заводского молота. Девушка закричала громче: - Эй! Выходите! Бирн подошел к окну, распахнул его. Отступив от двери, она посмотрела на незнакомца. - О, привет! Мама говорит, что обед готов, если вы голодны. - Я сейчас. - Бирн натянул ботинки и плеснул воды на лицо. А потом спустился вниз. Когда он открыл дверь, девушка сказала: - Меня зовут Кейт Банньер. - Она склонила голову набок, и Бирн обратил внимание на широко посаженные темные глаза на нежном - сердечком - лице... Хорошенькая. - Физекерли Бирн. - Он протянул ей руку. Она улыбнулась. - А я не поверила матери, когда она мне сказала. Как же зовут вас друзья, просто Физ? [рожа] - Иногда. Или Бирном. Она приехала на велосипеде и первой направилась к дому. Он неторопливо последовал за ней, наслаждаясь теплым вечером. Вокруг было тихо. Только кричали грачи, и вдалеке едва слышно шелестело шоссе. Бирн шагал по дорожке и гадал, что делает здесь. Ему предстояло войти в дом. Ему предстояло встретиться с членами семьи, кем бы они ни были. А он совершенно не хотел этого делать. Они начнут задавать вопросы, подумал Бирн. Бегство его имело смысл, пока он не завел новых друзей и знакомых. Им потребуется какая-то история, общий фон его жизни. И он действительно не хотел - просто не был в силах - вновь повторять всю сагу. В раздражении он замахнулся палкой на головки коровьей петрушки. Посыпались цветки, распространился резкий запах. Ну почему он не предвидел этого визита? Все сложилось не очень ужасно. Он всего лишь садовник, наемный работник. У них не будет оснований для интереса. Сам же он будет молчать насколько возможно, предоставив им право самостоятельно придумать свою версию... Дом навис над ним. Девушка ждала Бирна на ступеньках террасы. Но вместо того чтобы войти через переднюю дверь, она повела его налево, вдоль стены дома к калитке, устроенной в высокой стене. За оградой сада рядами выстроились латук, порей, бобы. Кто-то здесь поддерживал огород в порядке. Рут, подумал он. Он не мог представить, чтобы Кейт тратила свое время, марая руки и коленки в грязи. А потом он переступил через порог, и все сложилось отлично. Холодный камень исчез за ярким пламенем. Кухня была выкрашена в горчичную желтизну, блестел белый и голубой фарфор, а в глазурованном кувшине было полно ромашек и васильков. Гостеприимная обстановка. В отличие от хозяев. Кейт представила его тощему мужчине средних лет, сидевшему за столом. - Это Саймон Лайтоулер, нечто вроде кузена. Он тоже живет здесь. Бирн протянул руку, на которую мужчина не обратил внимания. - Далеко забрались, не так ли? - проговорил Саймон. Рут передала Бирну какой-то фруктовый напиток с кусочками апельсина. Джинсы, ярко-изумрудная тенниска, вокруг шеи тоненькая золотая цепочка. Солнце вызолотило ее, волосы свободно спускались на плечи, подчеркивая напряженный разворот плеч. Он ответил: - Да, я бродил какое-то время. Мне нужно было найти работу, а дома особо нечего делать. - Где же остался этот дом? - Мужчина заторопился, прежде чем Бирн успел ответить. - Нет-нет, не говорите, позвольте мне догадаться. У вас было свое дело на севере. Рут говорила, что вы занимались ландшафтными садами, но начался спад, банк отказал в выплате закладной. Вы потеряли дом и машину, друзья теперь не хотят с вами знаться, жена убежала. И вам пришлось выехать на дорогу на велосипеде, следуя добрым рекомендациям драгоценного лорда Теббита, ну а Голубое поместье случайно оказалось последней остановкой на вашем пути. Дорогой мой, ну разве нам не повезло? Спасибо тебе, друг, подумал Физекерли Бирн и сказал: - Моя жена умерла. Она не убежала. Но во всем остальном вы недалеки от истины. Последовало молчание, как он и ожидал. Зачем ему эта маленькая победа, раз она сопровождается таким дискомфортом и неловкостью? В кого он превращается? Бирн попробовал напиток. Безалкогольный, но тем не менее вкусный. Он ожидал нового выпада. - Да, но почему? Почему _именно сюда_? - Глаза Саймона прятались в тени, лицо казалось напряженным. Тем не менее желтоватая болезненная кожа и мешки под глазами не помешали Бирну заметить, что его собеседник прежде был красив. Он пожал плечами. - Как вы сказали, чистейший случай. Интуитивная прозорливость. - Именно, мне нравится это слово, - согласилась Рут. - Оставь его в покое, Саймон. Это нечестно... Надеюсь, вы не вегетарианец? - Она повернулась к Бирну. Бирн покачал головой. Его не спрашивали об этом уже много лет. Он заметил, как Кейт смотрит на него через стол, оценивая. Молода, девятнадцать, самое большое двадцать лет. Широкая улыбка, чуть вздернутый нос. Волосы подстрижены очень коротко и завязаны хвостиком. Рут напоминала дочь, пожалуй, только улыбкой, ничем более. Она вновь казалась усталой и озабоченной, напряженность не покидала глаз, опускала уголки рта. - И это вся семья? - услышал Бирн себя самого. Он вспомнил: она говорила ему, что в доме-де полно людей. Ерунда какая-то. - Здесь все, кто сейчас живет в доме, - сказала Рут. - В остальных комнатах нельзя жить. Я покажу их вам, если вы захотите, но потом. - Еще есть Лягушка-брехушка, - ответил Саймон, - впрочем, собака держится в стороне. - Собака? - Бирн удивился. Уж собаки-то немедленно являются обнюхать незнакомца. - Это дворняжка. Она приходит и уходит, - пояснила Рут, ставя на стол большую запеканку и вареную картошку на блюде. Пахло восхитительно. Они приступили к еде. Потом он понял, насколько мало любопытства проявили они. Рут говорила о своих планах в отношении сада, Кейт рассказывала о колледже. Саймон молчал, не поднимая глаз от тарелки. Бирн всякий раз замечал, что тот следит за ним. Итак, складывается неловкая ситуация. Непонятно кого в нем видят: гостя или едва терпимого наемного работника. Саймон даже не попытался проявить дружелюбие, и Бирн не стал задерживаться после еды, с радостью отложив осмотр дома на более поздние сроки. - Мне бы хотелось немедленно вернуться в коттедж, - сказал он, - если вы не против. Рут дала ему все необходимое для уборки, положила в коробку пакетики чая, молоко и кашу. - Чтобы вам не пришлось будить нас из-за завтрака, - проговорила она дружелюбно. - Мы не хотим отпугнуть вас. Ему нравилось то, как ее лицо осветилось мягким весельем, ему нравилось, как она отражала едкие замечания Саймона, но, возвращаясь в сумерках в коттедж по дорожке между деревьями, он знал, что не задержится здесь надолго. 4 Бирн включил свет, поставил ящик на сушильную доску и вынул еду, порошок "Аякс", "Флэш", тряпки и метелки. Электрический свет подчеркнул царящее вокруг запустение, выявляя каждую царапину, каждый обломок, каждую щербинку. Было грязно, но Бирн не чувствовал подходящего для уборки настроения. Можно было лечь и уснуть, однако еще рано; кроме того, он и так проспал весь день. Ночь выдалась теплой. Бирн открыл дверь и подтащил к ней одно из кресел, царапнув по доскам пола. Грачи с криком вдруг поднялись с деревьев, окружающих коттедж. Бирн на мгновение испугался. Он забыл про птиц, вообще забыл о том, что они существуют. Сотни пар крыльев кружили вокруг высоких ветвей. Он посидел в молчании, ожидая, пока птицы успокоятся. Где-то закричала сова, голосом далеким и скорбным. Вокруг царили мир и покой. Неплохо бы выпить пива, однако на это нечего рассчитывать. На юге - над городом - стоял желтоватый ореол. Но на севере небо уже сделалось темно-синим, усеянным звездами. Зная их имена, он принялся искать знакомые очертания. Потом начались воспоминания, как он и предполагал, и Бирн попытался отвлечься чтением - у двери для этого было достаточно светло. Он отправился в комнату, чтобы выбрать книжку из сундука. Под яркой лампой он листал различные тома. Ничто не привлекало его внимание. О большей части романов Бирн никогда не слышал, некоторые, впрочем, он вроде видел возле постели матери. "Возвращение в Джалну" Мазо де ля Рош. Энн Хеппл, Джорджетта Хейер, Дорнфорд Элизабет Йейтс. Он вздохнул. Одна из книг - та, что была больше прочих, - содержала красивые виды Эппингского леса; снимки сопровождал поясняющий красоты текст. Он уселся. Приятное чтение. Бирн перелистал главу, посвященную истории, и добрался до фотографии деревьев с изогнутыми стволами, удивительно наглядно поясненными цитатой из "Комуса" Мильтона: Кивающая жуть тенистого чела Грозит заблудшему случайному скитальцу... В руку его выпала бумажка, короткая записка. "_До встречи сегодня вечером_, было написано в ней. _Как обычно. Со всей любовью. Э_." Он повернул листок. С обратной стороны оказался один инициал - буква "джей". Пожелтевшая бумага высохла от старости. Беззаботный и яркий почерк оставил свою роспись чернилами. Дверь позади него хлопнула, покоряясь порыву ветра. Во внезапной темноте бумажка выскользнула из его рук и взмыла к ветвям над головой. Он поднялся, но записка исчезла. В любом случае она была предназначена не ему. Стоя возле зеленой изгороди, они следили за тем, как Бирн вошел в коттедж, как закрылась за ним дверь. Потом они двинулись вдоль изгороди. Наконец перед ними появился дом, золотой свет пробивался сквозь пару окон первого этажа. Мужчина стоял очень тихо. Руки его протянулись вперед и коснулись буковых листьев изгороди. Они затрепетали под его руками, или, быть может, дрогнул он сам. Обе женщины, стоявшие рядом, склонились к нему, толкнув на изгородь. Его усталые глаза без удивления смотрели, как сучки путаются в ветвях, вонзаются в плоть, проникая до артерий. На листву потекла кровь. Он не пытался освободиться. Они не выпускали его, и он застыл черным жуком, приколотым булавкой к стене. А потом тело перестало дергаться, хотя кровь еще некоторое время текла. Они отступили, прислонившись к ближним деревьям. Кора сливалась с их плотью, сучки переплетались с волосами. Листья сами собой обхватили тело у изгороди. Они проникали в отверстия и щели, находили себе дорогу в глубь одежды. Они прорастали сквозь отверстия тела в самые поры кожи. Утром, проснувшись, Бирн не заметил ни следа мужчины и его спутниц. Не было даже крови. На следующее утро в доме зазвонил телефон. Саймон взял трубку и спросил: - Алло? Алло? Кто говорит? Ответа не было. Пожав плечами, он опустил трубку. Как раз вошла Рут, и поэтому он сказал: - Наверное, один из твоих маленьких ягнят. Интересно, что могло заставить тебя дать свой домашний номер? - Я ничего не давала. Вероятно, неисправна линия. Так случается и с Кейт: она тоже нередко никого не слышит. Только со мной подобного не бывает. Саймон заметил, что она оделась для школы: юбка, блузка, скромные ботинки. Рут сказала: - Я попросила Бирна начать с изгороди. Работа громадная, но ее следует сделать. - А я думал, что цепная пила сломалась. - Это так, но он говорит, что предпочитает все делать руками. - В голосе ее слышалось безразличие. Саймон нахмурился. - Тогда на это уйдет целая вечность. Это пустая трата времени. - Я отнесу сегодня пилу в починку. Он сумеет воспользоваться ею завтра. Сегодня он намеревается обойти кругом, чтобы выяснить, что ему может потребоваться. - Вот что, Рут, я весьма сомневаюсь в том, что твой Бирн представляет собой тот ответ, который ты ищешь. Тебе очень повезет, если ты сумеешь уговорить его остаться. Уж это человек с прошлым, если мне доводилось видеть такого. Он упрям и независим. - Ты так думаешь? А по-моему, он весьма покладист. - Это потому, что он стремится произвести впечатление. Он понимает, что его проверяют. Подожди только и увидишь. Она надела жакет, поискала ключи в сумочке. Потом прикоснулась губами к его щеке. - Ладно, посмотрим. Все хорошо, милый? Я чуточку задержусь, не забудь. Кейт будет здесь, если тебе что-нибудь понадобится. Саймон проводил ее взглядом до выхода, проследил за тем, как "эскорт" медленно выруливает по длинной дороге к деревьям. А потом взялся за книгу и попытался читать. Бирн с облегчением опустил ножницы и слез со стремянки. Время перекусить, определил он по положению солнца над головой. Мгновение он постоял, изучая результат утренней работы. Буковая зеленая изгородь тянулась в обе стороны от него, и лишь крошечная часть ее сделалась аккуратной и опрятной. Три метра высотой и более мили длиной, решительные побеги и ветки торчат во все стороны. Если Рут Банньер сумеет починить цепную пилу, он, безусловно, воспользуется ею. Вытирая лицо, Бирн обернулся к дому. Высокое солнце искрами играло на шиферной крыше, словно на волнах. Дом казался старинным, хотя Рут уверяла его в том, что он сооружен в эдвардианские времена [в правление (1901-1910) английского короля Эдуарда VII (1841-1910)], менее ста лет назад. Века вполне достаточно, чтобы люди оставили свой след на сооружении. За это врем не одно поколение успело вырасти, оставить потомство, созреть и скончаться. Здесь люди любили друг друга, писали любовные письма, назначали свидания... смеялись и плакали. Он подумал о том, сколько же любви осталось теперь в доме, много ли в нем смеха. Саймон Лайтоулер, по его мнению, находился на границе полного срыва. В словах его слышалась злобная и разрушительная нотка. Точнее, саморазрушительная. И если Рут лезет вон из кожи, Кейт еще слишком юна, чтобы как следует помочь ей. Это люди создавали унылую и тяжелую атмосферу, в самом же доме в сущности не было ничего плохого. Разве что пропорции его чуточку искажены, хотя Бирну приходилось видеть и худшие. Однако, проходя западной лужайкой к огороду, он почувствовал, что не склонен входить в дом. Ничего осмысленного, просто нутро подсказывало ему, что дом только и ждет возможности навалиться и раздавить своих обитателей. Он предпочел бы остаться снаружи, среди зелени и жизни. Бирн открыл заднюю дверь. Саймон Лайтоулер сидел во главе длинного соснового стола. Перед ним располагались два бокала и большая квадратная зеленая бутыль, опустевшая уже почти наполовину. - А вот и вы, - сказал он, протягивая руку к бутылке. - Я жду вас, понимаете. - Глаза Саймона сверкнули самоцветами на желтеющей коже. - Чуточку джина, аперитив, чтобы умягчить дух? - Спасибо, но мне хочется только воды. - Бирн подошел к раковине и налил себе стакан. - Снаружи жарко. - Тогда, надеюсь, вы не будете возражать, если я продолжу пить в одиночестве? - Саймон докончил бокал, не дожидаясь ответа. Бирн отыскал хлеб и сыр, положил прихваченные из оранжереи несколько помидоров. Он выставил тарелки для себя и Саймона, но тот отодвинул свою в сторону. - У меня ленч жидкий. - Он уже, похоже, успел набраться, но тем не менее отмерял бокал за бокалом с щепетильной точностью, пока Бирн готовил для себя сандвич. - Я свой лучше возьму с собой, - сказал Бирн кротко. - Снаружи приятный ветерок. - Возражаете против моего общества, так? А я хотел кое-что показать вам. - Саймон рывком поднялся на ноги. - Мне нужно познакомить вас кое с чем. Хотелось бы представить вас дому. Физекерли - вот Голубое поместье. Поместье, знакомься с Физекерли Бирном. - Он застыл на миг, хмурясь. - Черт, как глупо, - сказал Саймон. - Как же вас зовут на самом деле? Бирн молчал. Он осматривал дом. Коридор уводил из кухни в большой холл, отделанный сосной. Помещение казалось полным книг. Полки выстроились вдоль стен, книги занимали и стоявший в центре холла продолговатый стол, окруженный разностильными креслами. Тяжелая мебель красного дерева, столы, шкафы, этажерки. Лестница поднималась на два этажа замысловатой последовательностью полуплощадок и балконов. На каждом уровне ее поддерживали разные деревянные балки. Эти причудливые обелиски образовывали аркаду на первом этаже. Из сумрачного перехода вырастало несколько других, обставленных книгами коридоров, исчезавших в других крыльях дома. В холле стояла удушающая жара. Солнечный свет проникал сквозь глубокое окно, расположенное на трети высоты лестницы. Луч солнца освещал общий беспорядок. Журналы и газеты были навалены среди книг на каждой поверхности. Кофейные чашки и бокалы оставили круглые следы на длинном столе и буфетах. В подставке для зонтиков стояла крикетная бита, потрепанная соломенная шляпа набекрень сидела на веджвудской вазе [тип фарфора и фаянса компании "Веджвуд", основанной во второй половине XVIII в. Джозайей Веджвудом (1730-1795); фарфор знаменит рельефными камеями]. Каменный камин занимал большую часть стены, противоположной входной двери. В уголке возле лестницы Бирн заметил причудливую клетку лифта. Выкрашенная черной краской решетка изгибалась, образовывая растительный орнамент в стиле модерн. И хотя солнце освещало дом сквозь лестничное окно, Бирн не ощутил никакого желания вступать в сердце поместья. Ничто не двигалось там: не шевелился воздух, не было слышно ни звука. Никакой дух из прошлого не возмущал покой его сердца, и жуткие предчувствия не тревожили душу. Просто дом ожидал чего-то. Бирн снова ощутил это. Разбегавшиеся от центра коридоры были освобождены от мебели: открытые, они были готовы к... чему? Бирн не знал, к чему именно, и весьма обоснованно полагал, что и не хочет этого знать. Все было слишком блеклым. В доме не чувствовалось характера, не было атмосферы. Весь этот беспорядок ничем не свидетельствовал о семейной жизни, о том, как люди передвигаются по дому, занятые своими дневными делами. Все было расставлено как на сцене - с той же фальшью. Бирн отступил назад, едва не наткнувшись на мужчину, стоявшего позади него. - Забавно, не правда ли? - проговорил Саймон. - Я тоже чувствую себя здесь подобным образом. - Минуя Бирна, он вступил в зал и взял со стола книжку. - Вы любите читать? Здесь много книг. - Он показал на дверь, ведущую в восточную часть дома. - Это помещение официально считается библиотекой, хотя книгами набит весь дом. - Я читаю мало, - ответил Бирн. - Просто нет времени. - Ну почему люди всегда с такой добродетелью в голосе уверяют, что у них нет времени для чтения? Я бы назвал это весьма позорным качеством... или же вы человек действия, способный оказать воздействие на наш многоцветный, вдохновленный масс-медиа мир? Телек там... - Саймон указал на другую дверь напротив кухни. - Но Рут его не одобряет. И у вас, конечно, будет слишком много работы, чтобы проводить свою жизнь перед ящиком. - Не закрывая рта, он обходил зал, поднимая и опуская книгу за книгой, поправляя стопку журналов, открывая то одну, то другую страницу, наконец, весь зал наполнился яркими изображениями садов, одежды, людей, домов и еды. Бирн следил за тем, как бесцельно виляет Саймон между столом и шкафом, между буфетом и мягким креслом, будто пытаясь придать дому какой-то характер, некое подобие жизни. Но все осталось по-прежнему. Тут Бирн увидел над передней дверью какую-то надпись, заключенную в рамку из розового дерева. - А это что такое? - спросил он. Саймон посмотрел вверх. - Значит, вы не читаете по-французски? Ну, знаете ли, дорогуша. - И вдруг произнес стихотворение по памяти, голос его сразу сделался глубоким, богатым, красноречивым, ласкавшим словно ставшие шелковыми строки: De sa dent soudaine et vorace, Comme un chien l'amour m'a mordu... En suivant mon sang repandu, Va, tu pourras suivre ma trace... Prends un cheval de bonne race, Pars, et suis mon chemin ardu, Fondriere ou sentier perdu, Si la course ne te harasse! En passant par ou j'ai passe, Tu verras que seul et blesse J'ai parcouru ce triste monde. Et qu'ainsi je m'en fus mourir Bien loin, bien loin, sans decouvrir Le bleu manoir de Rosamonde. Потом он улыбнулся слегка и, не глядя на Бирна, повторил перевод последнего трехстишия: И умер, не достигнув цели. Измученный болезнью и трудом, Не отыскал я Розамунды синий дом, Но злую участь и жестокий рок Я не себя своей рукой навлек. - Приветствую вас в Голубом поместье, мистер Бирн, - проговорил он. - Его построила наша прабабушка Розамунда, она любила петь песню, в которой есть такие слова. Мы ее не знали, она умерла перед войной. - Кто это "мы"? - Конечно же, Рут и я. - Саймон поднял бровь. - Разве никто вам не объяснил? Мы с ней кузены. Делим постель и происхождение. - И дом тоже? Саймон опустил книгу. - Нет, - спокойно ответил он. - Дом мы не делим и никогда не будем делить. Он целиком принадлежит ей. - Голос Саймона сделался насмешливым. - Впрочем, я здесь пленник. Глаза его злорадно сверкнули на Бирна, будто наслаждаясь мелодрамой. - Привет, я вижу, идет экскурсия. - Легкий прохладный голос донесся с одной из верхних площадок. На ней появилась Кейт. Она направилась к ним. - Ты опять пил, - сказала она решительно Саймону. - Когда ты наконец перестанешь? - И как только тебе удалось, моя маленькая умница, заметить это. Видишь ли, племянница, я даже держу бокал в руке, и поэтому ты можешь не сомневаться в том, что твой вдохновенный диагноз точен. Она поглядела на Бирна. - Это вы принесли бутылку сюда? Разве мама не объяснила вам, что Саймону нельзя пить? - Она умолкла. - Отвечаю "нет" сразу на оба вопроса. - А какое, собственно говоря, он имеет к этому отношение? - тут же закричал Саймон. - Он мне не опекун, как и ты, добрая мисс, два клепаных каблучка. - Сегодня я получила письмо от Тома, - невозмутимым тоном ответила Кейт. - Он приезжает в эту субботу. Саймон повернулся к Бирну. - Ха! Вот и все! Теперь вам просто не обязательно здесь оставаться! Материализовался повод для того, чтобы вы могли уехать отсюда. Вы можете отступить с честью, если поторопитесь: этот помощник задержится здесь надолго. - Он едет не для того, чтобы работать по дому, ему нужно посидеть над книгой. - О да, над его _книгой_! - отозвался Саймон голосом высоким и взволнованным. - Над великим шедевром, выдающимся литературным произведением, словно их и без того не хватает в мире. И о чем же он пишет? - Этот роман покрывает целое столетие, но с точки зрения постпостмодерниста. - Кейт поглядела на него с неудовольствием. - Тогда продолжай. Слушаю. "До-ре-ми-конструктивист", а кто такой этот автор? Выкладывай форму, текст и весь яркий набор причудливых идей. - Опять за свое? Неужели я слышу слова "автор" и "форма"? Рушится цитадель? - Я зайду позже, - проговорил Бирн и направился назад в кухню, оставив зал притихшим. Затаившись, он снова ждал действий и эмоций. Он с облегчением вернулся к бесконечной изгороди. Бирн отвернулся от дома и приступил к стрижке. В действиях его появился ритм - нечто регулярное и оттого удовлетворительное. Листья и сучки падали вниз под лестницу. Над головой, затмевая солнце, начали собираться облака. Он подумал, что вот-вот начнется дождь... Бирн не намеревался оставаться здесь. Зачем ему нужно терпеть подобные сцены. Слишком неловко, слишком много пыла и расстройства. Пожалуй, лучше рискнуть в мире, который виден за изгородью. Невдалеке, как раз за деревьями, его ожидала дорога. Пойду прямо по аллее, решил Бирн, попрошу, чтобы подвезли, и отправлюсь дальше. Вот только вернется Рут, и я ей все объясню. Завтра я уеду. Завтра. Ее автомобиль въехал в ворота ближе к концу дня, но вместо того чтобы направиться к поместью, машина остановилась, и Рут вышла. Она извлекла с заднего сиденья тяжелый инструмент. Он подошел к ней, намереваясь помочь. - О, привет, Бирн. Смотрите, сейчас, по-моему, работает. Они поставили новую цепь, в гараже есть немного бензина. Можете пользоваться этим, должно быть, с вас на сегодня довольно... - Рут, сегодня я еще сделаю кое-что, а завтра, наверное, уйду. - Вы покинете нас? Уже? - Тон ее голоса и выражение лица оставались бесстрастными, но он видел, как она разочарована. - Приятель Кейт, Том, приезжает на уик-энд. Она получила письмо сегодня утром. Быть может, он сумеет помочь вам. - Том? Ее новый приятель? О нет, думаю, он не из таких. Полагаю, что Том Крэбтри проведет каникулы в библиотеке, обратившись умом к различным высоким материям. Нет, от него никакой помощи не дождешься. - И все же мне лучше уехать. Простите, Рут, вы были более чем добры к незнакомцу, поверьте, я ценю это, но... - Неужели Саймон опять выпивал? Нет, не отвечайте. - Рут остановилась, взглянула на него. Ее волосы вновь рассыпались по плечам, смягчая лицо. - Куда вы отправитесь, Бирн? - И негромко добавила: - Что вы собираетесь делать? Он сказал: - Город зовет, подыщу себе что-нибудь подходящее. - Без денег, документов, без _имени_? Ведь это же не ваше настоящее имя, так? Откуда и кто вы? Ее теплые карие глаза требовали слишком многого. - Тут нет никаких великих тайн, - ответил Бирн, пожимая плечами. - Нудный и старомодный кризис в середине жизни. Мне нужна была перемена, я решил попробовать что-то другое. - И ваша жена умерла. - Это случилось очень давно, и смерть ее не имеет никакого отношения к текущим делам. - Бирн не мог позволить себе симпатий с ее стороны. Он хотел, чтобы она перестала задавать вопросы. - Все в порядке, Рут, в самом деле все в порядке. Я ничего не скрываю и ни от кого не скрываюсь. Конечно, он солгал. Ну почему ее вопросы извлекают из него одну только ложь? Сцена смерти Кристен стояла перед его глазами, словно все произошло только вчера. И это случилось не так уж давно, вовсе нет. Но скрывал он не только это... двух женщин и глядевшего на него мертвеца с лицом Дэвида и пустыми руками. _Чего ты ждешь_? Зачем изображать, что этого не было? Он видел, как произошло убийство. Два убийства. - Рут, а вы получаете местную газету? В ней сообщали о пропаже людей? Она покачала головой. - Мы не выписываем ее. Значит, вы кого-то потеряли? Он подумал, не рассказать ли ей. Но Рут казалась такой усталой, разговор становился опасным, и он не мог смолчать. - Нет, я натолкнулся на каких-то людей в лесу. Когда шел сюда. Они показались мне какими-то... странными. - Наверное, пьяными. Или одурманенными. Лес наш можно считать ближней свалкой для Ист-Энда. У нас попадается изрядное число сомнительных типов. На самом деле тут не слишком-то безопасно. - И у вас часто бывают неприятности? - Нет. Мы находимся чуточку в стороне. Тела обычно бросают ближе к шоссе. А чтобы добраться до поместья, нужно некоторое упорство. - Она вопросительно посмотрела на него. - Побудьте у нас подольше. Соберитесь, поймите, чего вы хотите от жизни... - А заодно подрежьте и изгородь? - День или два, подумал Бирн. Ладно. Сперва надо закончить изгородь. Рут улыбнулась. - Сегодня обед будет рано. Мне нужно уехать. Вы ведь останетесь, правда? Ему нравилось движение головы, которым она откидывала со лба волосы. Бирн ощутил теплоту ее обильной плоти, оказавшейся так близко к нему. Она во всем подошла к нему слишком близко. Чистейшее безумие. Он кивнул. - Ненадолго. Ну а теперь посмотрим эту штуковину! - Они вместе нагнулись над пилой. На следующий день он приступил к изгороди. Бирн работал усердно, решив закончить дело так быстро, как было возможно, потому что обещал это Рут. А потом он собирался оставить дом. Обед явился новым испытанием. Саймон ограничивался односложными словами. Рут - преднамеренно и, с его точки зрения, искусственным образом - держалась приветливо. Приуныла даже Кейт. Эти трапезы вместе с семьей, безусловно, причиняли ему больше неприятностей, чем удовольствий. Цепная пила ускорила работу, хотя шум досаждал ему. Глядя на разлетавшиеся по траве сучья и ветви, Бирн решил развести костер. Пока машина вылизывала один из изгибов забора, он заметил какого-то человека, приближающегося из леса. Бирн выключил пилу, и внезапная тишина принесла ему облегчение. Фигура двигалась среди деревьев очень медленно, словно этот человек был или слишком стар, или хвор. Он оказался 80-летним старцем, облаченная в перчатку рука держала трость с серебряным набалдашником. Древнюю голову венчала безукоризненная панама. Полотняный молочно-белый великолепно сшитый костюм явно не годился для прогулки по зарослям ежевики. Остановившись в стороне от Бирна, старик извлек платок из кармана и промокнул лоб. Потом пришедший посмотрел прямо на Бирна. Старость похитила цвет золотисто-карих глаз. Волосы выбелила седина, кожа казалась серой и нездоровой. Возраст словно вытянул из него все жизненные силы, оставив лишь морщинистое лицо. Тонкий шрам волосинкой чуть кривил край его рта. Бирн спросил: - Вам кого-нибудь нужно? Старик постоял мгновение, опираясь на палку, а потом направился к Бирну. Он подходил все ближе и ближе, и наконец от территории поместья его отделял лишь этот хрупкий барьер из листьев и сучьев. - Могу ли я что-нибудь сделать для вас? - сказал Бирн. - Итак, вы новый садовник, - произнес старик голосом сухим, словно мертвая древесина. - Хочу дать совет. Возможно, нежелательный и непрошеный, но увы. Советую вам убираться... убираться отсюда подальше, пока вы можете. - Он подходил все ближе и ближе, спокойно ступая на терновник и крапиву как будто на траву. - Это предупреждение делается исключительно ради вашего блага. В качестве знака доброй воли я принес вам подарок. - Он перекинул через буковую изгородь коричневый кожаный бумажник, раскрывшийся в подставленных руках Бирна. Он сразу узнал свой собственный: знакомые пластиковые карточки, водительские права. И целая пачка банкнот. Пятидесятками. Столько наличности в одном месте он еще не видал. Когда Бирн взглянул наверх, старик уже направился прочь, его высокая тощая фигура растворялась в тени между деревьями. Из зарослей навстречу ему появились две фигуры - две женщины, облаченные в черное. Они встали по бокам старца, и одна оглянулась на Бирна. Глаза ее были подведены тушью, лицо казалось белее кости. Она посмотрела на него и провела мизинцем по горлу в качестве зловещего напоминания. Бумажник вывалился на землю из его трясущихся рук. Бирн не мог пошевелиться, не мог представить, что делать. А когда они исчезли, снова подумал о сне, видениях и галлюцинациях. Но эти женщины были реальны и чего-то хотели от него. 5 - Понимаете, Саймон - алкоголик. Лучше, если у нас здесь не будет никакой выпивки, ему это вредно. Кейт ждала его возле коттеджа. Бирн не хотел разговаривать с ней, совсем не рассчитывал на ее общество. Ему как раз хотелось выпить крепкого виски, отдохнуть в собственном обществе, а более всего он мечтал оставить поместье. Кейт принесла ему тарелку с сандвичами и бутылку. Бирн поглядел на нее невидящими глазами, и она просто вложила их ему в ладони. Он рассчитывал, что Кейт уйдет, но она направилась прямо в коттедж. Боже, он нуждался вовсе не в этом. Он поставил тарелку и бутылку на стол, положил на буфет бумажник. Глаза ее обежали комнату. - Пока здесь пустовато. А знаете, мебель, картины и прочие вещи хранятся в доме на чердаке. Вы можете устроиться покомфортнее. - Все это неважно. Я ухожу. _Немедленно_! - вопили его инстинкты. Убирайся отсюда сейчас же, не связывайся с этими людьми. - Вот поэтому-то я и пришла. Это не визит вежливости. Неужели вам действительно нужно так быстро уезжать? А не можете ли вы остаться? - Кейт глядела прямо на него, и Бирн в рассеянности подумал: насколько привлекательна она, как насыщена юностью, энергией и чувственностью. По возрасту она как раз годилась ему в дочери. Он повернулся к ней спиной, чтобы вымыть руки в раковине. - Польщен предложением. Но оно лишь откладывает дела. Мне нужно найти работу и жилье. - Но зачем так торопиться? Бирн обернулся. Кейт держала в руках бумажник, который он положил на буфет. - Здесь больше двух тысяч фунтов. Пластиковые кредитные карточки, водительские права на ваше имя... значит, оно действительно настоящее. Кого вы обманываете, мистер Бирн? Работа вам не нужна - хотя бы сейчас! Он почувствовал досаду, оттого что оставил бумажник на виду. И чего это она сует повсюду свой нос, чего она добивается? - Это не мои деньги, - проговорил он. - Какой-то сумасшедший сунул их мне час назад. Он вышел из леса, с ним были две одетые в черное женщины. Вы не знаете, кто бы это мог быть? Уклонившись от взгляда Бирна, Кейт посмотрела за его спину в сторону поместья. - Нет... как странно. Но ведь это ваш бумажник, правда? Должно быть, вы его где-то обронили. Девушка лгала. Она знала, кто они такие. Бирн угадывал правду по равнодушному тону, видел ее в заученной прохладе взгляда. Этот фокус Рут использовала тоньше. - Прошу вас, останьтесь с нами. - Кейт положила ладонь на его руку. - Нет, зачем мне это? - Бирн ощутил гнев. - Назовите мне хотя бы один разумный повод, чтобы я мог остаться здесь. - Вы нужны нам, - сказала она негромко. - Этот дом нуждается в целой груде денег. А все, что я могу сделать, - пустяк. - Нет. Дело не в этом. Мама... хочет, чтобы вы остались. - И прежде чем Бирн успел заметить, что не имеет к ней никакого отношения, девушка продолжила: - Понимаете, она так устает. От Саймона никакой помощи нет. Кроме того, вся эта благотворительность отнимает у нее слишком много времени. - Но почему она занимается ею? Разве нельзя оставить это занятие? - Бедная мамочка... она испытывает чувство вины. Разве вы не заметили этого? Она считает себя виновной в том, что владеет домом, в том, что он целиком принадлежит ей, и это так ранит Саймона. Она считает себя виновной в том, что он такой чокнутый, и еще в том, что дом находится в подобном состоянии, в том, что сад зарастает, в том, что я выросла без отца, и мир так ужасен, начиная от политики и кончая всемирным потеплением. - Она обаятельно улыбнулась, и на какое-то мгновение Бирн искренне невзлюбил ее. - Только дайте повод, и мама немедленно начнет скорбеть. А посему в качестве логического следствия проводит все свое свободное время, выслушивая телефонные звонки всех отчаявшихся чудиков в Эссексе. - Как это слушает? - Она самаритянка. Знаете, это такие люди, которые выслушивают самоубийц, наркоманов, банкротов и угнетенных. - Ответственное занятие. - Это просто опускание пара. Ей не позволяется что-либо предпринимать, она должна только утешать, но не советовать. Она сидит и слушает, а они тем временем режут себе вены, включают газ, принимают таблетки. Он вспомнил не столь уж отдаленные времена, когда нож казался ему привлекательным. - Должно быть, тяжелое дело, - сказал он. Кейт вздохнула. - Смешно и говорить. Нечего удивляться тому, что она постоянно находится в депрессии. - И вы считаете, что моя помощь в саду поможет облегчить ее ношу? - предположил он. - Я это _знаю_. Она хочет, чтобы хоть что-то в ее жизни стало лучше, исправилось... Я хочу, чтобы вы остались. Бирн с негодованием посмотрел на нее. - Но я не имею никакого отношения к вашему дому. Не обращая внимания, Кейт продолжала, как если бы он молчал. - Я так волнуюсь за нее. Ей нужно, чтобы здесь был кто-то еще. - Только не я! - Но вы же садовник. - Яркий солнечный свет внезапно упал налицо Кейт, сорвав с него всю миловидность. Она словно разом постарела и кости натянули кожу. Неприятное зрелище. - В коттедже всегда живет садовник, - сказала она. - Этот дом пустовал много лет. - И это неправильно. Вот почему... - Она вдруг умолкла. - Вам нужно остаться, мистер Бирн. Вы нужны здесь. Почему бы вам не рассматривать эти деньги, - она указала на бумажник, - как плату? Заработок за пару месяцев? Только так их и нужно воспринимать. - Напротив, деньги дают мне свободу перемещения. - Значит, вы бежите, мистер Бирн? Снова? Он подошел к двери и распахнул перед ней. - До свидания. Не могу сказать, что мне было забавно. Скажите своей матери... - Скажите ей сами. Уж это вы по крайней мере можете сделать ради нее. - Кейт подняла подбородок, и ему захотелось встряхнуть ее и собственными руками выставить за дверь. Что угодно, только чтобы отделаться от нее. - Хорошо, - ответил он. - Я скажу ей сам. Кейт прошествовала мимо него на солнечный свет. В четыре часа дня он уже был на обочине дорожки и махнул, чтобы Рут остановила машину. Она опустила окно и улыбнулась ему. Бирн сразу же увидел, что она плакала. - Что случилось? - О, ничего... это... - Она сделала явное усилие. - Как продвинулась ваша работа! Даже не могу сказать, насколько я вам благодарна. Когда забор подрезан, все выглядит иначе, и как только с ним будет закончено, можно будет... Как сказать ей? Рут такая ранимая, а он обещал остаться. Он проговорил только: - Все дело в цепной пиле. На работу уйдет немного времени. Но, Рут, мне очень жаль, но, по-моему, лучше, чтобы работу закончил кто-нибудь другой. Я не могу больше задерживаться здесь! - Не говорите так! - В ее голосе звучала острая боль и угадывалось отчаяние. А затем вдруг сосредоточившись, будто жесткий кляп опустился на ее слова и чувства, Рут спросила: - А что, собственно, заставило вас передумать? Она открыла дверцу и вышла. Рут стояла перед ним, устало прислонясь к машине, словно не имела сил, и ему захотелось обнять ее, снять с нее часть тяжести. - Мне вернули мой бумажник. Старик вышел из леса и отдал его мне. С ним были две женщины... две женщины в черном. Вы знаете их? Рут не ответила на вопрос. Она внимательно разглядывала Бирна, как бы стремясь оторвать его от воспоминаний. - Не знаю, что и делать, - пробормотала она. - Другая на моем месте попыталась удержать вас здесь подкупом или лестью... Быть может, мне помогут женские чары? - Она чуть-чуть улыбнулась, чтобы показать, что это шутка. - Что вы посоветуете? Конечно, вы совершенно свободны и можете оставить мой дом когда угодно. Вы поработали великолепно. Просто я надеялась. По-моему, вы говорили вчера, что можете задержаться... - Голос ее умолк. - Что вас расстроило, Рут? - О, ничего. Вас это не должно тревожить, как не тревожат вас и проблемы дома. - Она повернулась к нему спиной, вновь открыв дверцу машины. - Хорошо, я закончу изгородь. - Он даже и не понял, что заставило его сказать эти слова. Не потому ли они сорвались, что она отвернулась от него, чтобы не испытать еще одного разочарования? Или она поняла, что он убегал слишком часто? Нельзя переигрывать эту карту, сказал себе Бирн. Она ничего не решает. Тут Рут внезапно поцеловала его, коротко клюнув в щеку, и он увидел неподдельную радость в ее глазах, а на лбу сразу разгладились морщины. Эта его власть над ней ужаснула Бирна. В задумчивости он вернулся к забору, совершенно не заметив бинокля, блеснувшего из дома. 6 "_Плоские поля_, написал он, _безлесные и пустые под широким и скучным небом_..." Том Крэбтри с неудовлетворением уставился в немытое окно. Поезд ехал вдоль дороги, все шесть полос чудовищного тракта были забиты автомобилями и грузовиками. В поезде оказалось более людно, чем предполагал Том. Часть пути от Кембриджа он простоял, удерживая ногами саквояж на полу, с записной книжкой в руке. Было жарко, но на нем были джинсы и белая тенниска. Опрятно и прохладно - он умел одеваться. Неторопливое движение поезда досаждало ему. Он хотел скорее оказаться _на месте_, окончить свое короткое путешествие, вновь встретиться с Кейт и погрузиться в книгу. Первое место было, конечно же, отведено Кейт, великолепной, удивительной Кейт с ее заразительной улыбкой и личиком-сердечком. На миг он отвлекся на воспоминание о ее внешности, длинных гладких загорелых ногах, высокой округлой груди. Он напомнил себе, что принадлежащий ее матери величественный дом на деле является только глазурью на пирожке. Там, в жарком и набитом вагоне, приближаясь к Харлоу, он вспомнил лишь одно: как ни странно, Голубое поместье наследовалось только по женской линии. - Значит, однажды дом станет твоим? - когда-то спросил он небрежным тоном. - А тебе что в том? - Она склонила голову набок, подозрительно посмотрев на него. - Ничего. Совсем ничего. - Том пожал плечами. - И это _вовсе не_ величественный дом. Он мал, ему меньше сотни лет, и чтобы поддерживать его, нужно большое состояние. Если ты рассчитываешь на деньги в браке со мной, готовься к разочарованию. - На деньги? Я? Кейт, ну ты даешь! - Задетая гордость восстала неимоверно. Расхохотавшись, Кейт прикрыла его подушкой. Тем не менее повод уже оправдал себя. - Приезжай и посмотри сам, - сказала она потом. - Можешь поработать в библиотеке. Там спокойно, найдется много такого, что может понадобиться тебе. У нас книги повсюду. На подобное приглашение он не намеревался отвечать отказом. Слишком уж хорошо, чтобы можно было поверить. Ничего не потратив, провести лето за городом в обществе Кейт, в покое, за работой, получить возможность обдумать свои отношения с ней, его книгу, и то, как он намеревается жить, когда сведет все воедино... Том следил за редеющими за окном домами, наконец появились клочки зелени, жидкие ивы, позади остался неторопливый ручей. Невзирая на запрещение, две девушки напротив закурили сигареты. Тонкогубый мужчина возле него неодобрительно прошелестел, но все остальные молчали. Правит апатия, подумал Том. Серый дымок плыл к нему. Он припал головой к окну, надеясь, что поезд прибудет вовремя. Хорошо бы, чтобы Кейт встретила его, тогда ему не придется ждать слишком долго. - Кейт, сколько лет! - Всего две недели. - Она тоже смеялась. Том опустил свой саквояж в багажник и уселся на переднем сиденье "эскорта". Он поцеловал Кейт, взлохматив ей волосы, и превратив ее в некое подобие пацана-панка. И немедленно пожалел об этом: Кейт должна быть роскошной, идеальной, безупречной. Том достал из кармана расческу и провел по ее волосам, исправляя произведенный им беспорядок. Ответив улыбкой, она прикоснулась к веснушкам на его носу. - А масло от загара прихватил? - спросила она. - Лето обещает быть жарким. - Отлично, месяц за городом вместе с тобой, и никаких ссор с домохозяйкой... - А еще крохотный роман, короткий отчет о довольно скучном периоде в истории человечества. Вид на двадцатое столетие с высот Тома Крэбтри. Пары дней хватит для начала. Вот истинное лекарство. - "Когда я с тобой вместе, любовь моя, летний отпуск кажется мне слишком коротким для свидания". - Он поддразнивал ее невольно и восторженно, и ей было приятно. Кейт ждала его на платформе, и ему хотелось осыпать ее подарками, станцевать с ней, закружить. Порывшись в бардачке, он отыскал среди кассет необходимые. Знакомые песни Стили Дэна наполнили автомобиль. - Так лучше. - Она нахмурилась с деланной серьезностью. - Давай заключим пакт: за пределами библиотеки никакой поэзии, никакой английской литературы, никаких интеллектуальных побед и цитат. У нас здесь более высокая цель. Боже мой, священная миссия! А я-то надеялся облениться, обзавестись загаром и присоединиться к числу бездельников. - Бездельничать? Это в Голубом поместье? Подожди, - сказала она, когда они отъезжали с привокзальной стоянки. - Кстати, готов ли ты к знакомству с семьей? - То есть с твоей матерью Рут и кузеном Саймоном, - разом выпалил он. - Все увязано. - Увязано, это как раз то слово, которое уместно в отношении Саймона... Агорафоб [агорафобия - боязнь открытого пространства] и параноик, но безопасный. Вы поладите, когда познакомитесь. - Звучит сурово, вот что я тебе скажу. Ты настолько же объективна и в отношении меня? - Он искоса глянул на Кейт. - Только в отношении друзей. - В этой треугольной улыбке крылось нечто, отодвинувшее его. - А еще у нас появился таинственный человек. - Кто? - Зовет себя Физекерли Бирном. Не смейся. Явился в дом неизвестно откуда в поисках работы. Мама вцепилась в него, прежде чем он успел помолиться ангелу-хранителю, и приставила к работе в саду. Он живет в коттедже, и поэтому нечасто бывает в доме... приходит только поесть. - Значит ли это, что меня избавят от садовых работ? - Быть может, тебе повезет, если Бирн останется в доме. Он все твердит о том, что ему пора в путь. - Значит, ты его редко видишь? - Ему должно быть лет сорок, если он в расцвете сил. И, безусловно, не озабоченный. - Ты говоришь, он веселый? - Нет, я бы так не сказала. Он говорит, что был женат, но его жена умерла. Они ехали по окраинам Харлоу. - Ну а есть ли у тебя здесь друзья, родственные души? - Том отрешенно смотрел на конторы и склады. - Не здесь. В Эппинге и Тейдон-Бойс, ближе к поместью. - Голубое поместье... волшебный дворец Кейт, ее родной замок. Она покачала головой. - О нет, на самом деле это дом моей прапрабабушки Розамунды. И всегда останется им. Она выбрала его имя, она следила за постройкой... - И почему вы живете там только втроем? - Этого достаточно. Достаточно для чего? - подумал он и проговорил: - А теперь еще появился я. Этим летом в доме будут четыре человека. - Верх блаженства, - посулила она. - Никак не меньше. Они ехали из городка мимо промышленного района, складов, фабрик и лыжного склона. Ощутив запах плавящегося асфальта и выхлопных газов, Том поднял стекло. Людей было немного. Все засели в своих квартирах перед телевизорами и видеомагнитофонами или отправились в центр. Он знал, как обстоят дела в подобных местечках, поскольку сам вырос в таком же новом городке. Он бы и до сих пор оставался там, если бы его мать не познакомилась двенадцать лет назад с Алисией Лайтоулер. С тетей Кейт. Она звала Алисию тетушкой, хотя они состояли только лишь в двоюродном родстве, и то по браку. Кейт когда-то все объяснила ему, но Том уже забыл подробности. Алисия же стала ему приемной матерью. Она присылала ему книги - на день рождения и Рождество. Каждый год она встречалась с ним в его маленьком городке и водила их обедать в "Плющ". Когда Том поступил в Кембридж, где преподавала Алисия, она старательно знакомила его с остальными студентами. И на одной из этих вечеринок Том познакомился со студенткой второго курса Кейт Банньер. Том никогда не интересовался причинами, заставившими Алисию обращать столь пристальное внимание на его образование. Ему казалось естественным, что пожилая женщина стремится помочь способному и старательному молодому человеку. Так и должно быть. А когда он признался Алисии, что хочет стать писателем, она во всем поддержала его. В самом деле, именно Алисия предложила ему написать роман. "Ты умеешь видеть взаимосвязи, - сказала она. - Это необходимо, чтобы писать прозу. Почему бы тебе не попробовать?" И вот он оказался здесь, на дороге посреди Эссекса, в машине, которую вела кузина Алисии, с несколькими блокнотами формата А4 и шестью заточенными карандашами 2В в сумке, готовый приступить к делу. Постепенно Харлоу уступил место открытым полям. Они свернули на широкую окружную дорогу на пересечении ее с М11, "эскорт" вез их уже по другому краю, в тень пыльных деревьев. Остатки Эппингского леса, предположил Том, чуть потрудившийся над картой в Кембридже. Десять минут ушло на то, чтобы пересечь сам Эппинг, со всеми пешеходными перекрестками и автомобилями, пытающимися припарковаться или свернуть. Том обнаружил, что дорога все более раздражает его. А потом появилось еще одно шоссе, снова окруженное лесом, "утомленным" выхлопами автомобилей, замусоренным жестянками из-под напитков, рваной бумагой и пластмассовыми стаканчиками. Они свернули с главной дороги, за деревьями высились несколько больших домов, на каждой из подъездных дорожек поблескивало по несколько машин. Розы аккуратно затягивали старый серый камень и выбеленные стены. Гольф-клуб сегодня преуспевал. - А это действительно шишки? - Он знал, что обнаруживает предрассудки. Человек Эссекса, Ист-Энда стал деревенщиной. Широкоплечие ребята, поблекшие поп-звездочки, дельцы, торгующие металлоломом, и машины, машины, машины. - Все зависит от того, кого звать шишкой, - ответила она. - Отсюда до цивилизации добраться легко. - Кейт указала, и в пляшущем над дорогой мареве Том увидел знак, отмечающий пятнадцать миль до центра Лондона. - А часто вы ездите в город? - спросил Том, с нетерпением барабаня пальцами по дверце машины. - Не очень. - "Эскорт" свернул от Тейдон-Бойс и катил по широкой аллее на краю леса. - В доме множество дел. Увидишь. - И как управляется с ним твоя мать? - Она поклонница пуританской трудовой этики, - коротко ответила Кейт. И поглядела на него. - Весьма сложно поддерживать порядок в Голубом поместье. Спроси сегодня у мамы. Это ее повесть. Том откинулся назад на сиденье, щурясь против света. Кейт выглядит отлично, подумал он, чуточку загорела, темные волосы слегка увлажнились, завились на висках, именно этого он и хотел. Блузка с открытым воротом и хлопковые шорты, казалось, приглашали. Он протянул руку и прикоснулся к ее бедру, гладя нежную кожу. Ямка на щеке углубилась. - Мы почти приехали, - сказала она. - Изобрази улыбку на лице! - Я нуждаюсь в поощрении, моральной поддержке... - Перегнувшись, он поцеловал ее в ямочку на шее, рука его скользнула под ткань ее шорт. - Может, остановимся? Аллея тонула в тени берез и буков. Впереди лес становился темней и гуще. Том заметил грунтовую колею, мелькающую среди деревьев. Кейт повернула руль, и сухая земля превратилась в пыль под колесами, когда машина оставила дорогу и остановилась. Он припал к ее губам с поцелуем... долгим, медленным; он знал, что она размякла и готова принять его. Две недели. А на взгляд значительно больше. Он открыл дверцу и обошел машину с ее стороны. И тут заметил возле колеи троих незаметных из автомобиля людей. Том замер на месте, положив ладонь на рукоятку двери. Они сидели на земле, скрестив ноги. Мужчина и две женщины в обычных черных тряпках. Кожаные куртки, пыльные отороченные юбки, скромные кардиганы и жилеты. Казалось, им было очень жарко, но только густо накрашенные веки одни лишь чернели на смертельно бледных лицах. Очи опущены долу, словно в медитации. Мужчина посмотрел на Тома. Женщины сидели чуть позади него, как крылья за каждым плечом. Темные волосы были острижены слишком коротко, его кожа и глаза совершенно потеряли окраску. Широкий шрам бежал по лицу - от уголка глаза ко рту. Черная одежда порвана и грязна, что-то в нем намекало на тлен, болезнь и гниль. Том отступил назад. Он обернулся к Кейт, глядевшей на него из окна машины. - Поехали, - проговорил он, удивленный тем, что его голос прозвучал так ровно. - Здесь люди. - Что случилось?.. - Однако она что-то поняла по его выражению, хотя он старался не испугать ее. Кейт включила двигатель, прежде чем он сел, и спросила: - А что ты видел? Он ответил: - Ничего. Грязь. Ничего. 7 Еще через милю Кейт повернула на подъездную дорожку. Ни названия дома, ни указателей. Но за воротами стоял обветшавший коттедж с перегороженными окнами и под соломенной крышей. - Здесь обитает Физекерли Бирн, - сказала Кейт. - Там грязно, но ему, похоже, все равно. - И все это принадлежит твоей матери? - спросил Том. - Да. - Она казалась смущенной. - Но денег у нас нет, как я уже говорила. Считай все это руинами. - А не может она продать какую-то часть земли? Здесь она дорого стоит, даже теперь. - Подумав мгновение, Том ответил на собственный вопрос: - Ну а если она не хочет продавать, как насчет того, чтобы сдать в аренду? Садовникам, фермерам... безусловно, твоя мать могла бы хорошо заработать на этом. - Условия завещания Розамунды не позволяют этого. Существует трастовый фонд, который обеспечивает ее средствами для сохранения дома до первого января двухтысячного года. - А что потом? Она пожала плечами. - Наверное, она поступит, как захочет. В это мгновение машина свернула, и Том увидел Голубое поместье. Он уже познакомился с фотографиями, и Кейт рассказала ему кое-что об истории дома, но Том был удивлен. Ему представлялся эдвардианский дом, выстроенный из холодного голубого камня, отчасти спрятанного плющом и вьющимися розами. Он немедленно ощутил притяжение дома, изящно взмывающих башенок, утопающей в ветвях крутой крыши. Необычные пропорции, но фантазия органически дополняет деревья. Был какой-то испанский архитектор, как его звали? Гауди, кажется, так. Этот дом строже, чем у Гауди, менее причудлив, но сохраняет достоинство его стиля. Том сразу понял, почему мать Кейт не продавала Голубое поместье. Не сделал бы этого и он. Если бы этот дом принадлежал ему, он и сам поступил бы подобным образом. Том еще не видел более прекрасного сооружения. До этого мгновения он полагал, что архитектура никогда не способна тронуть его. Том знал ее: он усердно изучал все изящные искусства. Он посещал собор Святого Марка в Венеции, кафедральный собор в Реймсе, видел величественные дворцы, замки и городские дома по всей Европе. Но, живя в Кембридже, в окружении архитектурных жемчужин, он всегда полагал, что чего-то не понимает, что некая область остается полностью за пределами его восприятия. Поместье было иным. Дом этот словно был сотворен для него. Он абсолютно не напоминал те места, где ему приходилось жить: муниципальную квартиру, в которой он вырос, и спальное помещение в Кембридже. Том усматривал в доме некий платонический идеал, место, где мог воспарить его дух, поднимаясь к устремленным ввысь башням. Дом этот охватывает своих обитателей, подумал он, защищая их от пошлости внешнего мира... На лето он достался ему. Ну а дальше? - услужливо подсказал ум. Том отодвинул эту мысль в сторону. Впервые он начал понимать, что пребывание в поместье сулит ему некоторые сложности - и непредвиденные. - Хелло, значит, вы и есть Том. Я так рада, что вы приехали. Женщина с глазами Кейт направилась навстречу им, как только "эскорт" остановился перед ступеньками. Они обменялись рукопожатиями, тем временем Кейт представила их друг другу. Рут Банньер была в джинсах и рубашке, старомодная соломенная шляпа покрывала мягкие каштановые волосы. Кейт говорила, что она проводит все свое свободное время в саду и предпочитает растения людям, а музыку и тем и другим. Сцепившиеся сучки и ветви окружали ее ноги. Рут отбросила их в сторону. - Простите за беспорядок, - сказала она с некоторым смущением. - Повсюду столько дел, трудно даже понять, с чего начинать. Я решила прибрать вход, чтобы приветствовать вас. - Или чтобы воспламенить во мне энтузиазм? - Он улыбнулся, вынимая свой саквояж из машины. Ее излишние извинения свидетельствовали о застенчивости, которой он не замечал в Кейт. - Чудесное место. Должно быть, жить здесь просто великолепно. И писать книгу, добавил он мысленно. Твердо владея словами, самим языком. Что скажет Алисия? Но эта застенчивость заразительна. Неловкость Рут слишком уж обнаруживала себя. Рут нахмурилась, что-то заметив. - Кейт, тебе не следовало бы оставлять книги снаружи. Я знаю, что сегодня жарко, но по утрам выпадает роса. Она смотрела на рампу, спускавшуюся от ступеней, ведущих к парадному входу. На половине рампы лежала книга с изогнутым корешком, страницами к небу. Рут нагнулась, чтобы поднять ее. - Снова поэзия. Где уважение, девочка? - В голосе слышался только намек на иронию. - Ждет следующего семестра. К тому же я ее здесь не оставляла. Должно быть, это Саймон. - Кейт не обнаружила интереса. Она направилась к передней двери и распахнула ее. После яркого света снаружи в доме было сумрачно. Пока глаза приспосабливались, Том видел вокруг только темные тени и укромные уголки. Он стоял, моргая. - Ну, входите. Кейт может показать вам дом. Ваши комнаты будут рядом, - сказала Рут, провожая их в коридор. Постепенно глаза Тома адаптировались к окружению. Он заметил прекрасный, но старый ковер на полу; местами он вытерся, но густая киноварь и золото все еще сохранили яркость. Книги были повсюду, они закрывали стены, были навалены на каждой горизонтальной поверхности. Длинный стол, окруженный изящными, но разнородными стульями. Необычная аркада на столбиках резного дерева... странные пятна света - розы в кувшине на столе, открытые страницы журналов, поблескивающий металл лифта в углу. Однако даже Том заметил, что здесь не слишком уютно. - А где же то стихотворение, о котором ты мне говорила? - Вон оно. - Кейт указала на стену над дверью. Надпись была сделана курсивом, текучим и причудливым. Том не мог разобрать текст, но Кейт сказала ему, что там написано: ...Измученный болезнью и трудом, Не отыскал я Розамунды синий дом. Безнадежно романтично, подумал Том. Тем не менее встреча с домом тронула его и заинтриговала. Он не мог дождаться более близкого знакомства. - Не хотите ли чаю? Или лучше чего-нибудь попрохладнее? В холодильнике есть домашний лимонад. - Лимонад - это здорово, - сказал Том. Рут Банньер кивнула так, словно он дал правильный ответ. - Кейт покажет вам все входы и выходы, а я отнесу лимонад на террасу. - Она исчезла в коридоре, ведущем из холла. Когда они поднялись наверх, Том спросил Кейт: - Она всегда такая? - Какая? - Стесненная, нервная... возбужденная. - Когда устает, - рассудительно ответила Кейт. - Мама у меня хорошая. - О чистота юности, - послышался сухой голос с первой площадки. Там стоял высокий и тощий мужчина с растрепанными черными волосами, нежно прижимавший к груди квадратную бутылку, знакомую зелень джина "Гордон". Саймон Лайтоулер, подумал Том. Кузен и любовник Рут, сын Алисии. Все на месте. - Приветствую вас, - сказал Саймон. - Оставьте у двери ваши заботы и печали. Не о чем беспокоиться, не нужно грустить. В любом случае сюда лишь допускаются идеальные люди. - Он отступил в сторону, пропуская их, глаза его поблескивали. - А что случается с остальными? - спросил Том. - Они спиваются, - пояснил Саймон. Том отвернулся в смущении; он заметил, как возле ног Саймона суетится нечто лохматое, мелькают острые зубки и уши. - А я и не знал, что у вас есть собака, - проговорил Том, чтобы изменить тему, и, опустившись на корточки, протянул руку. Животное немедленно бросилось прочь - в коридор налево. Том распрямился, ощущая себя чуточку глупо. - Скверное воспитание, - сказала Кейт, и было неясно, к кому относится ее замечание. - Никакой вежливости. - Она улыбнулась, но Том видел, что Кейт раздосадована. - Вам туда, - показал Саймон в ту сторону, куда исчезло животное. - Крыло для гостей. - Рука его на бутылке расслабилась. Он вновь улыбнулся обезоруживающе. - Рад видеть вас здесь. Кейт иногда очень скучно с нами. - Саймон посмотрел на нее загадочным взглядом. - Здесь слишком далеко. - Пятнадцать миль от Лондона? - Том приподнял бровь. - Я бывал в местах более уединенных. - Конечно. - Саймон пожал плечами. - Но вам нужна машина, чтобы куда-то попасть. И потом ты невольно спрашиваешь себя, стоят ли таких усилий... часы, проведенные в подземке или в бесконечных транспортных пробках. - Значит, вы не часто выезжаете? Улыбка сделалась жесткой. - Да, не часто. Здесь спокойно. Мне нравится сидеть дома. Том вспомнил: Кейт говорила, что Саймон страдает от агорафобии. Он вновь смутился - от глупой бестактности. - Пошли, - сказала Кейт. - Нам сюда. Саймон проводил взглядом Кейт и Тома, а потом прислонился к стене. Дыхание его участилось, руки вспотели. Пожалуй, многовато джина. Надо бы ограничиться виски, с джином он всегда не в ладу. Эти глупые выходки в отношении Кейт, а вчера набросился на этого Бирна... Голова его кружилась, слова делались слишком отстраненными, слишком точными. Он ощущал усиливающуюся дезориентацию. Реальность, как всегда, совершала свой короткий прыжок с края пирса. Мальчишку пропустили, и дерево не упало перед машиной, никакая тварь не вцепилась ему в горло. Хранители дома остались в стороне. Он не мог этого понять. Почему никакие барьеры не остановили двоих чужаков? Или они затевают какую-нибудь игру? Голоса их, доносящиеся из коридора, разбудили в нем предчувствие. Том... элегантно подстриженные светлые волосы, лучащийся энергией и уверенностью. Кейт, золотая девочка, сама невинность... Он тряхнул головой, пытаясь прогнать эти мысли: все это сон, нахлынувшая с потоком джина фантазия. Лягушка-брехушка вернулась, она вертелась вокруг его ног, более всего напоминая кошку, чем кого-то еще. И почему они считают ее собакой? Саймон сполз спиной по стене и положил ладонь на голову твари. Он тренировался, теперь это было несложно. Ему казалось, что если он прикоснется к ней по собственной воле, то, возможно, сумеет встретить лицом к лицу все что угодно. Во всяком случае, это начало, небольшая территория, которую он захватил. Он посмотрел вниз и на мгновение заметил пустые рыбьи глаза, остроконечные красные зубы и мечущийся раздвоенный язык. Глаза его перефокусировались. Обычное животное, выкатившийся язык, мохнатые лапы, дергающийся хвост. - Почему ты не задержала его? - едва слышно выдохнул Саймон. - Чем он заслужил свободный проход? - Красные глаза не моргали, они казались вечными и враждебными. Как всегда завороженный, он заглянул в них. - И что ты знаешь, моя крохотная аберрация? Где ты окажешься в конце концов? Он услышал шаги на лестнице. Рут шла посмотреть на него. Саймон видел, как ее плечи и голова поднялись на его уровень, как ее взгляд равнодушно скользнул по Лягушке-брехушке, словно она ничего не значила, наконец Рут остановилась перед ним на площадке. - Пойдем, - сказала Рут, мягко беря Саймона за плечо. - Эта вещь тебе не нужна. - Она забрала у него бутылку. - О да... Рут, что он делает здесь? Зачем вообще Кейт пригласила его? - Я тоже хотела этого. У Кейт летом здесь не слишком много развлечений. Она любит его. - Рут повысила голос: - Кейт! Том! Лимонад готов! - Рут, а почему Листовик пустил его? - Листовик? - Рот ее напрягся, морщины углубились. - Не начинай все сначала, Саймон. Давай передохнем. Листовика не существует, он всего лишь галлюцинация... сон. Я не знаю, зачем ты все настаиваешь на его существовании. - Небольшая пауза. - Потом я не думаю, что Том будет проводить много времени снаружи. - Великий писатель... - Есть профессии и похуже. - Не надо. Представь себе, сколько деревьев рассталось с жизнью ради глупых слов, дурацких людских мыслишек, трескотни, болтовни - и все это продолжается и продолжается. - Не тебе говорить. Сколько книг ты прочел на этой неделе? Шесть? Или десять? Ты наполняешь свою жизнь словами, записанными другими людьми. - А ты забиваешь свой дом романами, повестями и стихами. Оглядись. А теперь даже обзавелась собственным сочинителем. Рут не обратила внимания на горечь в его голосе. - Надеюсь, что Том поможет и в более основательных материях. Ты знаешь, в чем нуждаются дом и сад. Во многих руках... - Ради бога, Рут, не каждый разделяет твою привязанность к дому.