Дэйв Дункан. Струны (Планета первого класса)

   -----------------------------------------------------------------------
   Dave Duncan. Strings (1989). Пер. - М.Пчелинцев.
   М., "АСТ", 1997 ("Координаты чудес").
   OCR & spellcheck by HarryFan, 4 March 2002
   -----------------------------------------------------------------------


                    Я выражаю глубочайшую  признательность  Шейле  Хизлоп,
                 прочитавшей рукопись романа и просветившей меня в области
                 биологии.  Если   эта   конкретная   струна   местами   и
                 запутывается, то исключительно по моей вине.



        1. КЕЙНСВИЛЛ, 6 АПРЕЛЯ

   В противоположной стене  было  вроде  как  окно,  выходящее  вроде  как
наружу,  вроде  как  за  пределы  купола.   Время   от   времени   Уилкинс
останавливался, несколько секунд смотрел на заоконный пейзаж, содрогался и
снова начинал расхаживать по лаборатории. Никаких видимых признаков жизни,
только серый мрачный гранит, выкованный в горниле древнего  вулканического
огня, обкатанный древними ледниками, обожженный смертельной  радиацией.  И
даже этот мелкий, неуверенный дождик - чистейшей воды яд. Если  можно  так
выразиться. Когда планетологи Института натыкаются  на  подобные  объекты,
они шлепают на них  ярлык  "четвертый  класс",  а  затем,  ни  секунды  не
задерживаясь, бегут дальше - искать более  интересные  и  более  обещающие
планеты.
   Но этот мир не принадлежал к четвертому классу и знал  когда-то  лучшие
дни.  Ядовитый  дождь   представлял   собой   фантастический   компот   из
промышленных выбросов, все еще падающий на несчастную землю после  долгого
пребывания в верхних слоях атмосферы.  Ядовитый  -  это  не  для  красного
словца. Едкая отрава была такой мощной, что даже в маленьких  тускло-серых
озерах (а может - в больших  тускло-серых  лужах)  не  уживалась  ни  одна
бактерия, ни одна водоросль. А  вот  "смертельная  радиация"  представляла
собой всего лишь нормальный солнечный ультрафиолет -  в  северных  широтах
озоновый слой  почти  отсутствовал  и,  соответственно,  почти  ничего  не
задерживал.  А  окно  не  было  окном,  да  и  не  могло  быть  -  тесная,
захламленная  лаборатория  Уилкинса  располагалась  чуть   не   в   центре
Бартоновского купола, вдали от наружной стены - и  притаившегося  за  этой
стеной ужаса.
   Уилкинс и сам не очень понимал, с какой такой стати вызвал он на  экран
природный пейзаж, может, поддавшись мрачному настроению,  а  может,  чтобы
напомнить самому себе, что из Кейнсвилла по земле не  уйдешь.  Беглеца  не
станут ни спасать, ни преследовать, пусть себе блуждает среди голых  скал,
пока не сдохнет от голода или холода. Канцерогенное излучение, льющееся  с
этих, прости Господи, небес, можно не принимать во внимание  -  заполошный
придурок просто не успеет накопить достаточную дозу.
   Аэропорта здесь не было, только станция трубы, денно и нощно охраняемая
громилами  из  Службы  безопасности,  так  что,  если  что-нибудь   пойдет
наперекосяк, - пиши пропало. Из этой ловушки не выбраться.
   Вообще-то из Кейнсвилла были и другие пути, но все  они  вели  в  места
намного худшие, чем эта каменная пустыня.
   Он ходил уже долго, слишком долго для человека,  привыкшего  к  сидячей
жизни. Ж.С.Уилкинс, низенький и смуглый, 2027-го  года  рождения,  но  уже
изрядно облысевший. Доктор Уилкинс, работавший  на  Институт  в  должности
инженера-ремонтника. Жюль Смэтс Уилкинс, потенциальный предатель.
   Неожиданная - и неудержимая - дрожь в ногах. Уилкинс рухнул в кресло  и
мрачно уставился в якобы окно. Ну так что же? Почему бы и  не  сейчас?  Он
уже давно знал решение.
   - _Связь_!
   Экран коммуникатора превратился в безликий сероватый прямоугольник.
   - Продолжайте, - сказал механический голос.
   Влажные от волнения пальцы извлекли из кармана крошечный клочок  бумаги
- секрет, тайно  оберегавшийся  Уилкинсом  на  протяжении  уже  двух  лет.
Бумажку эту он получил от некоего случайного знакомого на некой  случайной
вечеринке - вместе с дружелюбным кивком, солидной пачкой денег и обещанием
значительно больших радостей,  буде  когда-нибудь  представится  серьезный
(левый   глаз   змея-искусителя   заговорщицки   подмигнул)   случай    ею
воспользоваться. Уилкинс прокашлялся и начал читать.
   - _Код Цезарь Коламбус Диманш Айнфейхтен..._
   Ни много ни мало тридцать два слова. К концу декламации  голос  доктора
Жюля начал дрожать - по законам Кейнсвилла одно уже  незаконное  обладание
мастер-кодом представляло  собой  серьезный  -  и  серьезно  наказуемый  -
проступок. Применение такого кода было не просто преступлением,  а  наглым
вызовом, почти плевком в морду самой мощной из земных систем безопасности.
   - Код принят. Подтвердите активацию.
   Сработало! Какая-то маленькая часть его сознания до  последней  секунды
надеялась, что ничего не получится...  Уилкинс  помедлил,  почти  упиваясь
странным,  щекочущим  нервы  ощущением,  смесью  страха,   возбуждения   и
экстатической надежды. И  тут  же  вспомнил,  почему  он  пошел  на  такой
страшный,  безрассудный  риск.  Жюль  Уилкинс   имел   некое   прискорбное
пристрастие, обходившееся все дороже и дороже. Дело  дошло  до  того,  что
жалованья едва хватало на пищу  и  прожарку.  Скоро  придется  между  ними
выбирать, то есть отказываться от пищи.
   - Подтвердите  активацию,  -  повторила  Система,  словно  раздраженная
человеческой неспособностью быстро и четко принимать решение.
   - _Активируй_.
   Ну вот, теперь пути назад не осталось.
   - Ждите ответа.
   Система   начала   наигрывать   тошнотворно-сладкий   мотивчик,   серый
прямоугольник превратился в окно - окно, выходящее на  тенистый,  заросший
лилиями пруд. Жюль Уилкинс воспринимал эту картину как крайне неподходящую
к ситуации и абсолютно непривлекательную. Он смотрел на мягко  колышущиеся
цветы и беспокойно ерзал в кресле.
   Собственно говоря, не было никаких причин,  мешавших  ему  связаться  с
внешним миром на самых законных основаниях - просто он почти никогда этого
не делал. Все прочие поминутно звонили наружу - но не он. Его  звонок  был
бы "нарушением стереотипа  поведения"  и  никак  не  избежал  бы  внимания
Безопасности. А если мастер-код поднял  тревогу,  звонок  неизбежно  будет
либо блокирован, либо зафиксирован.  Незаконный  код  в  левом  кармане  и
записывающий диск в правом, любой из  этих  предметов  -  прямой  билет  в
могилу.  Могила...  В  Кейнсвилле  устранение  нежелательного   трупа   не
представит ни малейших проблем. Ни малейших.
   Коммуникатор на секунду смолк, а потом заиграл новый  мотивчик.  Почему
так долго? Ловушка? Если все это  было  липой,  проверкой  лояльности,  то
сейчас  у  двери  лаборатории  уже  столпились  гориллы  из  Безопасности.
Дразнящее  щекотание  в  крови  исчезло,  сменилось  неприятным  ощущением
переполненного  мочевого  пузыря.  Уилкинс  всегда  отличался   чрезмерной
потливостью, сейчас же с него капало, как с марафонца на исходе сорокового
километра.
   Труп? Или богач?
   Он никогда не видел, чтобы установление связи занимало столько времени.
Наверное, неизвестный абонент занимает очень высокое положение. Высокое  -
в какой области?
   Уилкинс  инстинктивно  зажмурился,  увидев  на  экране  залитую  светом
комнату.  На  первом  плане  -  абсолютно  пустая,  сверкающая  полировкой
поверхность. Если это - настоящее дерево, такой вот письменный стол  стоит
двухлетнего жалованья  обычного  инженера.  Женщина,  сидящая  за  столом,
скрыта маской. То ли блузка, то ли платье синего с  металлическим  отливом
цвета, а вместо лица - расплывчатое пятно. И  кисти  рук  -  то  же,  даже
пальцы не сосчитать, хотя вся остальная обстановка видна абсолютно  резко,
словно этот кабинет прямо здесь, за стеклом. Кем бы там ни были наниматели
этой бабы, они не пожалели денег на Систему.
   - Докладывайте!
   Голос, наверное, тоже замаскирован.
   Уилкинс зябко поежился.  Никакого  паритета!  Нужно  было  натянуть  на
голову чулок... да где же его возьмешь? Ну хоть мешок какой-нибудь...
   - Вам не обязательно знать мое имя...
   Расплывчатые,  словно  облачные,  пальцы   всколыхнулись,   выбили   по
полированному дереву нетерпеливую дробь.
   - Я знаю ваше имя. Я даже знаю, что на вашем банковском счете  осталось
меньше сорока гекто. Тридцать восемь, если уж говорить совсем точно.
   Сердце Уилкинса упало. По его  плану  разговор  о  деньгах  должен  был
начаться гораздо позже, в самом конце беседы.
   - А теперь докладывайте. Надеюсь, вы не с какой-нибудь ерундой.
   Уилкинс поковырялся в кармане, достал диск.
   - У меня есть доказательства.
   - Доказательства чего?
   Женщина равнодушно пожала  плечами,  однако  в  безликом,  механическом
голосе промелькнуло нечто вроде интереса.
   - Погибла исследовательская группа!
   - Бывает. Сколько человек?
   - Трое.
   Пренебрежительный взмах желтоватого облачка.
   - Здесь, прямо под окнами этого кабинета, людей то и  дело  размазывают
по бетону, неделя без нескольких миллионов жертв в  том  или  ином  уголке
Земли - событие редкое, почти сенсация. Правда, у вас там внешний мир, так
что появляется момент экзотики. Сто гекто.
   Знает ведь эта баба, наверняка знает, что не стал  бы  он  пользоваться
кодом, рисковать - ради такой жалкой информации.
   - Среди них был приезжий. Миколог из Москвы.
   - Миколог?
   - Специалист по грибам. Грибам, грибкам.  Они  уходили  с  ночевкой.  И
здесь не просто лопнувшая струна - СОРТ вернулся.
   - Уже лучше, - кивнуло перламутровое пятно. - Две сотни. Даже больше  -
если у вас есть хорошие снимки поврежденной машины.
   - Никаких повреждений. - К Уилкинсу понемногу возвращалась уверенность.
- На СОРТе ни царапины. Двое мужчин погибли, женщина исчезла.
   Вот это  ее  уже  достало.  Даже  все  электронные  фильтры  не  смогли
замаскировать резкого, судорожного вздоха.
   - Расскажите про женщину.
   - Адель Джилл. Штатный эколог.
   - Возраст? Внешность? Снимки есть?
   - Нет, - покачал  головой  Уилкинс.  -  Около  двадцати  лет.  Судя  по
рассказам - хорошенькая.
   - Жаль. Есть какие-нибудь шансы, что она жива?
   - Нуль целых хрен  десятых,  -  расхохотался  Уилкинс.  -  Это  же  мир
третьего класса, кодовое имя "Нил". Двести по Цельсию, свыше половины бара
углекислого газа. А она забыла прихватить с собой шлем.
   Минуту женщина молчала, затем кивнула:
   - О'кей. Сюжет хороший. Но ведь они, наверное, не на рыбалку выезжали -
третьего-то класса. Расскажите поподробнее.
   - Дорогая история.
   - Да, - кивнуло пятно, - дорогая.
   Уилкинс поежился, сдерживая  ликование.  А  ведь  она  еще  не  слышала
главного!
   - Началось все это вчера. Они открыли окно, подождали, но  не  получили
ответа.  Тогда  они  вернули  СОРТ  на  дистанционном  управлении.  Паника
началась - что твой пожар в борделе.  Окно  было  короткое,  а  у  них  не
нашлось даже готовой  приемной  группы.  Кошмарная  некомпетентность,  все
орут, никто ничего не делает. Это, кстати, вы тоже можете использовать.  А
до девятого новых окон не будет.
   Женщина подалась вперед. Даже мерцающая  расплывчатая  маска  не  могла
скрыть острого, жадного интереса.
   - А как с качеством съемок?
   - Очень высокое. Отказала одна из камер, ее демонтировали и прислали ко
мне, на ремонт. Они думали, что испортилась запись, но  все  дело  было  в
воспроизведении. Запись работала великолепно.
   Уилкинс небрежно подкинул в руке регистрирующий диск.
   - Есть какие-нибудь  подтверждения?  Эта  старая  ведьма,  она  ведь  и
спектакль поставить может, с нее станется.
   Уилкинс снова поежился, на этот раз - совсем по другой причине. У  него
тоже оставались некоторые сомнения. Слишком уж все это здорово, слишком уж
вовремя, словно судьба решила спасти человека, которому становится  не  по
карману главная его привычка.
   - Подтверждения? Да не то чтобы очень... Ну пожалуй,  обстановка  стала
напряженнее  обычной.  Ничего  определенного,  такого,  что  вы  могли  бы
использовать. Правда, были отдельные  моменты,  которые  даже  Хаббард  не
смогла бы инсценировать.
   - Вроде?
   - Великий Девлин орал как резаный. Я уж думал - истерика.
   - М-м-м. А причина смерти?
   - Разбитые головы. - Вот-вот, посиди и подумай. Проникнись.
   - _Разбитые головы?_ Их убила женщина?
   Ну вот тот самый момент.
   - Возможно. Только там было и орудие убийства.
   - Какое орудие?
   А теперь - главный, давно приберегаемый козырь. Козырной туз. Джокер.
   - Каменное ручное рубило.
   - Нет! Я не верю!
   Уилкинс молча подкинул крохотный, с древнюю монетку, диск.
   - Разум? После стольких лет?
   - Да! - Голос Уилкинса дрожал и срывался, ему хотелось  просунуть  руку
сквозь экран и шарахнуть кулаком по этому роскошному деревянному столу.  -
Два  человека  забиты  до  смерти,  женщина  исчезла,  СОРТ  без  малейших
повреждений, на полу кровь - и каменное рубило, тоже со следами крови!  Ну
как, хороший у меня репортаж?
   - Хороший у вас репортаж? Мамочки, - вздохнула женщина, забыв обо  всем
своем высокомерии. - Это какой же _у меня_ будет репортаж!
   - Первый контакт!  -  продолжал  ликовать  Уилкинс.  -  Мужчины  убиты,
женщина похищена.  Видеозапись  с  места  событий.  Эксклюзивные  права...
Богач?
   - Да, - кивнула женщина. - Вы - очень богатый человек.
   Прожарка! И сколько хочешь, до упора! Уилкинс ощутил блаженную  теплоту
в паху.



        2. БАНЗАРАК, 7 АПРЕЛЯ

   Невыносимо душный, невыносимо жаркий тропический день чуть перевалил за
половину. Воздух умер от теплового удара. Над блестящим, как расплавленный
свинец, заливом навис ослепительно белый погребальный полог неба.
   Элия, бродившая по берегу чуть  не  с  самого  утра,  почти  падала  от
усталости. В тех местах, где ее защитные очки прилегали к коже,  появились
болезненные язвочки, действие солнечной блокировки кончалось, если уже  не
кончилось.   Облепленные   грязью   ботинки   впитали   в   себя   тухлую,
отвратительную вонь прибрежного мелководья; теперь, когда Элия поднималась
по  изношенным  деревянным  ступенькам,  ведущим  к  Резиденции,   ботинки
оттягивали ей ноги, словно мешки,  набитые  булыжниками.  Крутую  лестницу
окаймляли шеренги деревьев и непролазные заросли кустарников.  Сохранились
старые снимки формального, классического сада, разбитого на  этом  склоне.
Когда то было.
   Тело Элии нуждалось в хорошей дозе выпивки и в хорошей дозе сна,  хотя,
возможно, и согласилось бы удовлетвориться душем и  небольшой  закуской  -
после, конечно же, выпивки,  это  дело  святое.  А  вот  мозг  ее  наотрез
отказывался  спать,   в   нем   кипели   свои   требования,   путанные   и
противоречивые, похожие на яростный ропот взбунтовавшейся  толпы,  звучали
невнятные и зловещие, идущие из глубины веков,  предостережения.  Уже  дня
два Элию мучили предчувствия. Ей хотелось  заорать  от  ужаса  и  убежать,
убежать куда глаза глядят. Или тихо забиться под кровать.  Или  влезть  на
дерево.  Не  способная  сконцентрироваться  на  своих  исследованиях,   не
способная искать утешения в  чьем-либо  обществе,  она  пошла  бродить  по
берегу моря.
   Элии казалось, что ее  мука  подобна  муке  наркомана,  нуждающегося  в
очередной дозе наркотика. Но в чем нуждается она - кроме прекращения  этой
муки? Она понимала, что происходит,  ибо  испытывала  подобное  чувство  и
прежде, хотя и не с такой  ошеломляющей  силой.  В  некотором  смысле  она
готовилась к этому моменту всю свою жизнь - и  все  же  никак  не  ожидала
такой страшной, жилы  выкручивающей  боли,  о  возможном  же  -  если  оно
возможно - противоядии было страшно и помыслить.
   Преодолев наконец лестницу, Элия остановилась, чтобы перевести  дыхание
и стереть со лба пот. Резиденция, где она  родилась  и  выросла,  казалась
сейчас чуждой и гротескной.  Слов  нет,  эта  квинтэссенция  викторианской
имперской   вульгарности,   сплошь   облепленная   крытыми   верандами   и
разукрашенная витиеватой, словно каракули дебила, деревянной резьбой,  эти
крохотные орнаментальные оконца, эта бессмысленная  путаница  коридоров  -
вся эта жуть никогда не казалась Элии красивой, однако прежде она находила
в  тяжеловесных,  неуклюжих   пропорциях   здания   некую   покладистость,
дружелюбие - словно в страхолюдной бродячей собаке, которая  из  кожи  вон
лезет, стараясь понравиться  прохожим.  Теперь  же  осталось  одно  только
уродство, злобное и угрожающее, до тошноты отвратительное.
   И это - родной дом? Теперь у Элии не было родного дома.
   Алый флаг Банзарака бессильно обвис в душном, неподвижном  воздухе,  из
складок зловеще выглядывала черная голова кобры -  часть  государственного
герба. Элия зябко поежилась и отвернулась -  полумрак  внутренних  покоев,
только что казавшийся спасительным прибежищем, неожиданно  стал  зловещим,
опасным.  Она  облокотилась  на  балюстраду  и  тут  же  содрогнулась   от
беспричинного ужаса, что видит  все  это  -  и  море,  и  Резиденцию  -  в
последний раз. Солнце будет на своем месте и завтра, и послезавтра. А она?
   Никогда  еще  поверхность  залива  не  была   такой   спокойной;   Элия
чувствовала волны жара, отраженного от этого сверкающего зеркала. Подальше
от берега чуть просвечивала полоса рифов - легкое, едва заметное изменение
цвета воды. Настоящего, с пенистыми бурунами прибоя на рифах не  бывает  -
глубоко. Когда-то, в незапамятном уже, кажется, прошлом,  у  Элии  хватало
духу надеть акваланг и посетить это кладбище.
   А на земле? На земле  еще  хуже.  Роскошный  пляж,  приманка  туристов,
полностью ушел под воду, а вместе с ним  и  половина  старого  города.  По
другую сторону залива, тоже на холме, виднелся дворец, щедро  изукрашенный
розовой и фиолетовой лепниной - в стиле рок  око,  по  мнению  безвестного
архитектора. Лет сто  назад,  когда  ушли  англичане,  прапрадедушка  Элии
отказался от большей части королевских прерогатив и, одновременно, передал
свой   дворец   правительству.   Теперь   правительство   перебралось    в
"Гранд-Отель", а дворец заселили беженцы. И не  только  дворец  -  дальние
высокие холмы густо усеяны темными пятнышками, каждое пятнышко  -  лагерь.
Банзарак  представлял  собой  королевство  очень  неформальное   и   очень
маленькое - размером в полторы хорошие  площадки  для  гольфа,  как  любит
шутить отец, - но теперь многие  его  жители  лишились  и  домов,  и  всех
средств существования; кроме того, сюда набежали сотни тысяч чужаков. Пища
стала серьезной проблемой, болезни - еще более серьезной.
   Мальвы погибали. Почему именно они?  Элия  перегнулась  через  опасные,
подгнившие  перила,  чтобы  посмотреть  на  увядающие  кусты,  полускрытые
пышными кронами деревьев. Почему мальвы? Вместе с их красотой, радостной и
недолговечной, из мира уйдет что-то маленькое, но очень важное.
   Сзади прозвучали шаги. Она резко повернулась, увидела Каса и  с  трудом
подавила желание броситься ему навстречу.
   Кас подошел и встал рядом, высокий и смуглолицый,  мощный  и  надежный,
как гранитный столб. Кас,  островок  стабильности  в  текучем,  изменчивом
мире, ее старший, на много лет старший и мудрый брат. Кас.
   - Сестренка?
   - Кас?
   - У тебя что, что-нибудь не так?
   - Нет! То есть я хотела сказать... Меня беспокоит погода, воздух совсем
неподвижный, как мертвый. Не было бы тайфуна.
   - Здесь не бывает тайфунов.
   Элия заставила свои  пальцы,  мертвой  хваткой  вцепившиеся  в  перила,
разжаться; слава Богу, Кас вроде не заметил  побелевших  костяшек.  Ты  не
ребенок, напомнила она себе. Ты  успела  пожить  на  каждом  из  материков
Земли, побывала чуть не в каждом из знаменитых, значительных городов -  да
что там, ты совершила свое первое кругосветное  путешествие  в  тринадцать
лет. _Ты не ребенок!_ Она не будет  распускать  нюни,  она  совершенно  не
нуждается в утешениях, братских объятиях и похлопываниях по  спине  -  это
было бы просто смехотворно. Другое дело любовник... только вот нет  никого
под рукой.
   - Здесь был тайфун,  в  тысяча  семьсот  семнадцатом,  -  сообщила  она
далеким, затянутым дымкой холмам. - Он причинил большие разрушения. А  что
бы он наделал сейчас, когда риф не защищает землю!
   Элия упорно смотрела на далекие вершины холмов.
   - Прогноз очень хороший. Тебе что, плохо здесь, наверху? На берегу было
лучше?
   Она  повернулась,  стараясь  выглядеть  по  возможности   спокойной   и
непроницаемой.
   - Что ты хочешь сказать?
   Кас печально улыбнулся. Элия с удивлением заметила, как много седины  в
его бороде, как много глубоких морщин на сумрачном  лице.  Даже  здесь,  в
тропиках, он выходил из дома без защитных очков  и  солнечной  блокировки.
Безрассудство, чистое безрассудство.
   - Это началось пятого, так ведь? - спросил Кас. - Во вторник?
   На Элию нахлынула волна облегчения.
   - Ты тоже? Ты тоже почувствовал?
   Значит, она не одна такая. Она не сходит с ума.
   - Слегка. Я всегда ощущаю это слабее. Не так, как ты.
   Такая вот непроницаемость. Элия упала Касу на грудь, он крепко, до боли
в костях,  обнял  ее,  и  это  было  прекрасно,  и  совсем  не  смешно,  и
очень-очень нужно. Несколько секунд она стояла молча, припав к плечу брата
- а у Каса хватило соображения ничего не говорить, ничего не спрашивать.
   - Так плохо еще не было, -  сказала  Элия.  -  Никогда.  И  каждый  раз
становится хуже. Было очень плохо, когда умер Омар. Когда Тал - еще  хуже,
но все равно не так, как сейчас.
   - Это твой, прямо к тебе адресованный зов. Твой кишмет.  Вот  потому  и
так сильно.
   Она знала это, знала давно и все  равно  застонала  от  ужаса,  услышав
сокровенную свою мысль выраженной в словах.
   - Нет! Нет! Я не покину тебя! Я никуда не уйду!
   Большая, крепкая ладонь брата придержала судорожно  рванувшуюся  голову
Элии.
   - Элия, сестренка! Они же все сперва так говорили,  все.  Тебя  же  всю
корежит, как угря на сковородке. Оставь бесполезное сопротивление.
   Элия продолжала бормотать какие-то возражения - чувствуя  одновременно,
что теряет, даже потеряла, последние остатки недавней решимости.
   - Я говорил с Сампом, - сказал Кас. - Я связался с ними во вторник.
   - Ты... _во вторник_?
   - Не забывай, что я тоже это чувствую. Ты все улыбалась дебильной такой
улыбочкой, а сама зеленая, веселенького такого цвета, как травка луговая.
   Острые кулачки Элии замолотили по широкой, надежной груди.
   - И ничего подобного!
   - Ну не то чтобы как трава,  скорее  уж  ты  была...  ну,  как  бы  это
сказать... бирюзовая!
   - Скотина!
   - А иногда - вроде чуть незрелого авокадо. Как  бы  там  ни  было,  они
сказали "да".
   - Что - "да"?
   Элия отодвинулась от брата, взглянула ему в глаза.
   - Вариантов у них хоть отбавляй. Они хотят, чтобы ты помогла.
   - Нет! - Элию охватили ужас и растерянность. - А что, если это  ошибка?
Разве не могла я ошибиться?
   Кас укоризненно покачал головой:
   - А змеи тебя последнее время не беспокоили?
   Элия отвернулась.
   - Когда? - Ее голос звучал потерянно и обреченно.
   - Элия... Слушай, сестренка, а почему бы не прямо сейчас?
   - Сейчас? _Сегодня_? Но ведь собраться...
   - Уходи поскорее, - кивнул Кас. - Ты же не сможешь  тут  ни  спать,  ни
есть. Долгие проводы - лишние слезы. Переоденься - и в путь.
   У Элии перехватило в горле; бессильная что-либо ответить, она с мольбой
смотрела на брата; Кас ободряюще улыбнулся:
   - Моала собрала уже твои  вещи.  Королевские  ВВС  в  состоянии  боевой
готовности.
   Старая семейная  шутка.  Правительство  располагало  одним-единственным
самолетом; давным-давно, когда Банзарак гордился одним из  лучших  в  мире
пляжей, эта допотопная турбовентиляторная машина перевозила туристов.
   - Самолетом до Сингапура, - деловито объяснил Кас,  -  потом  гипер  до
Сампа. И стемнеть не успеет, как ты окажешься на месте - правда, у них это
будет раннее утро.
   - Ты, смотрю, не сидел сложа руки, обо всем позаботился. - На лице Элии
появилась улыбка - такая же деланная, как и улыбка Каса. - Но не могу же я
так вот сразу...
   - Время поджимает. Да ты и  сама  это  знаешь.  Даже  один  день  может
значить очень много - для очень многих людей.
   Элия чувствовала  себя  бессильной  и  беспомощной,  ее  словно  уносил
мощный, неудержимый поток.
   - Старик? А честно ли это, что...
   - Он остается, - покачал головой Кас.
   - О! - Элия виновато закусила губу. Сколько она себя помнила, премьером
Банзарака всегда был доктор Пириндар Хан. Она не имела даже представления,
сколько ему лет - и, пожалуй, пришла бы в  ужас,  узнав  этот  невероятный
возраст... Мягкий, доброжелательный старик, Пири возглавлял все  делегации
Банзарака в Кейнсвилл.
   - Доктор Джетро Джар, - осторожно  пояснил  Кас.  -  Ты  же  его  вроде
знаешь.
   - Знаю, - кивнула Элия, скорчив пренебрежительную гримаску. - Это  тот,
который только что развелся со второй своей женой. Или с третьей?
   - Очень способный политик, все остальное не  имеет  никакого  значения.
Два-три последних раза Пириндар брал его с собой, так что Джар знает,  как
вести переговоры. И у него будет пара надежных помощников.
   Элия кивнула. Если Кас считает, что так будет  лучше,  споры  не  имеют
смысла.  Жаль  только,  что  при  виде  этого  Джетро  Джара   ей   всегда
вспоминаются ящерицы и лягушки.
   - Я не говорил тебе раньше, - добавил  Кас,  не  дождавшись  ответа,  -
потому что не хотел...
   Не  хотел  ее  тревожить?  Тревожить?  Но  ведь  все   хорошо,   просто
великолепно!
   Нет, не то. Теперь понятно, что  Кас  ее  испытывал,  добивался  полной
уверенности. Смотрел, как она мучается, как нарастают эти муки, - смотрел,
пока не прошли последние сомнения. Ведь это очень важно,  жизненно  важно.
Вот  и  глаза  у  него  сейчас  озабоченные  и  виноватые  -  боится,  что
драгоценная сестрица обидится за такое испытание. Элия ухватила  брата  за
бороду, подтянула лицо пониже - и поцеловала.
   Она присосалась к его губам крепко, как пиявка, - и надолго.
   - Аллах и Кришна и все сто Святых Этсетера!  -  воскликнул  Кас,  сумев
кое-как отдышаться. - Сестра не имеет права  целовать  собственного  брата
таким вот образом.
   Вся его озабоченность исчезла - понял, значит, что  никто  на  него  не
обижается и не злится.  Элия  попыталась  повторить  эксперимент,  но  Кас
крепко взял ее за запястья.
   - Развратница! Извращенна!
   - А почему бы, собственно, нет? Тебе же было приятно, правда? И не ври,
я сама знаю.
   - Конечно, нет! Я все время думал об одном - что бы  сказали  министры,
застукай они нас в такой вот пикантной ситуации. Кроме того, я даже не мог
закрыть глаза, чтобы не забыть случайно, кто ты такая.
   - Старая семейная традиция, - усмехнулась Элия. Самп сегодня! А завтра,
скорее всего, и Кейнсвилл. Что же надеть-то?
   -  Никогда  не  говори  таких  слов.  Ты  подберешь   себе   надежного,
положительного партнера, настоящего первопроходца.
   - Высокого и  темноволосого,  с  красивыми,  хотя  и  чуть  грубоватыми
чертами лица? Мне и смеяться-то не хочется.
   - Ну, если не все сразу, то хотя бы один пункт из этого прейскуранта.
   - Пусть тогда высокий... ох, Кас. - Голос Элии  дрожал  и  срывался.  -
Кас, ну почему ты не можешь идти со мной?
   - Нет, - покачал головой Кас. - Это твой кишмет.
   - Ты только помоги мне выбрать. Не надо...  -  К  горлу  Элии  подкатил
комок. - Не надо до самого конца. Ты только будешь держать меня  за  руку,
для храбрости.
   - А потом вернуться назад, сюда?
   Значит,  он  страдал  гораздо  сильнее,  чем  можно  бы  подумать,  чем
проявлялось снаружи. Элия изо всех сил обняла брата.
   Она была последней. Братья и сестры, родные и двоюродные  -  десять  из
них уже ушло, а теперь _буддхи_ призывает и ее. Теперь остаются только Кас
и Талия. Кас - султан далеко не  декоративный,  что  бы  там  ни  говорила
Конституция, и он будет последним из поколения.
   Талия - двоюродная сестра, и у нее тоже есть _буддхи_. А как  их  дети?
Кани уже десять лет. Кто почувствует  _сатори_  следующим?  Сам  Кас?  Или
кто-нибудь из маленьких? Элия поежилась.
   - Я сделаю выбор, а потом вернусь.
   - Вряд ли так получится, - печально улыбнулся Кас. - Другие,  может,  и
согласятся, но что будет с нашими людьми? Без тебя они не пойдут.
   Элия снова поежилась. Страх перед будущим нависал над ней, как огромная
темная туча.
   - Сколько человек?
   - Как можно больше. И зачем спрашивать, ты же все прекрасно знаешь.
   Холодный, до костей пронизывающий ужас. Тысячи жизней! А что, если  она
выберет неправильно? Что, если все они выбрали неправильно - все,  ушедшие
прежде? Как может она взять на себя смелость играть на человеческие жизни?
   - _Буддхи_, - прошептала Элия.
   И снова улыбка, понимающая и печальная.
   - С этим ты родилась.
   Еще одна семейная шутка. "С этим ты родился, с этим ты и умрешь - а без
этого ты умер бы гораздо скорее".
   - Ненавижу! - Элия перестала себя сдерживать, теперь она не говорила, а
кричала: - Ненавижу это наше проклятие!
   - Нашу благодать, - мягко поправил Кас.
   Легкий, еле заметный бриз колыхнул обвисший флаг, кроваво-красный  флаг
Банзарака;  мелькнул  и  тут  же  исчез  государственный  герб  -   кобра,
оплетенная шелковой веревкой.



        3. САМП, 6-7 АПРЕЛЯ

   Какой  чувствует  себя  гусеница,  решившаяся  наконец  превратиться  в
бабочку?
   Очень маленькой, подумал Седрик.
   И одинокой.
   В гостиничном номере, тесном и обшарпанном, воняло  еще  хуже,  чем  на
улицах. Вокруг душевого коврика обильно цвела плесень. Обои сплошь покрыты
мерзкими пятнами  цвета  запекшейся  крови.  Единственный  стул  настолько
перекособочен, что на него страшно сесть, кровать короткая, даже  ноги  не
вытянешь.
   Седрик проверил свой кредит  -  третий  раз  подряд.  Выбор  простой  и
очевидный: либо позвонить в Мидоудейл,  поговорить  с  Мадж,  либо  съесть
утром завтрак. Собственно, тут и выбирать-то нечего. Он придвинул  стул  к
коммуникатору - и тут же забыл о своих намерениях.  Боже  милосердный!  Да
никак они и вправду собираются... Да, именно так.  И  снова.  Он  смущенно
ежился, ерзал на стуле - но смотрел. В Мидоудейле топографические шоу были
совсем иными. И какое потрясающее качество изображения!  Ну  прямо  словно
окно, и  смотришь  в  соседнюю  комнату  на  парочку,  которая...  которая
исполняла  некие  упражнения,  неизвестные  ему  прежде.  В  том  числе  и
абсолютно, казалось бы, невозможные.  Мамочки!  В  Мидоудейле  изображения
совсем другие, расплывчатые, и на  каждом  канале  есть  длинные  периоды,
когда не видно вообще ничего, кроме голубоватой мути.
   А здесь видно все, до последней мелочи.
   Неожиданно Седрик представил себя со стороны - и содрогнулся от стыда и
отвращения; он резко, с совершенно излишней громкостью выкрикнул  команду,
переключаясь на коммуникационный режим. Еще две минуты, и вместо  похабной
парочки по другую сторону окна появилась улыбающаяся Мадж. Не успела та  и
рта раскрыть, как Седрик понял свою ошибку. Он забыл о разнице  времени  и
отвлек Мадж от серьезного занятия, от укладывания детей в постель. Но  она
не стала роптать, а просто села и улыбнулась.
   - Я обещал позвонить, - виновато сообщил Седрик.
   - Ну вот и позвонил. И ты чудесным образом выжил, проведя  целые  сутки
на просторах большого мира.
   - Сообщи Бену, что я не купил Бруклинский мост.
   - Да Бен же просто пошутил!
   А вот насчет других вещей Бен совсем не шутил. Ты, наверное,  считаешь,
говорил Бен, что у тебя нет  ровно  ничего  ценного,  кроме  этой  камеры,
которую  бабушка  подарила.  Так  вот,   запомни,   что   любой   здоровый
девятнадцатилетний пентюх должен опасаться мясников, иначе  он  быстренько
превратится в отупелого, лишенного  разума  и  воли  зомби  и  окажется  в
каком-нибудь  темном   закоулке   индустрии   порока   -   с   веселенькой
перспективкой служебного продвижения  прямо  в  холодильник,  на  завидную
должность груды запасных частей.
   - Я арендовал индуса, - сообщил Седрик, указывая пальцем.  -  Тебе  там
видно?
   Мадж наклонилась и посмотрела.
   - Да, - сказала она, - вижу.
   В  углу  номера  высилась  гладкая,  отливающая  синевой  металлическая
колонна, формой похожая на древний артиллерийский снаряд -  только  снаряд
огромный, каких никогда не бывало.
   - Так вот в нем и разъезжал по городу, -  гордо  сказал  Седрик.  -  Ну
прямо что твой туземец.
   Индусами  пользовались  все  обитатели  города;  считалось,  что   этот
механизм обеспечивает полную личную безопасность.
   Индус: Индивидуальное Устройство Самосохранения.
   - Маленький он какой-то, - с сомнением заметила Мадж.
   - Все о'кей, -  отмахнулся  Седрик.  -  Мне  очень  повезло,  это  ведь
последняя модель, они только-только получили несколько штук.
   Обитатель  индуса  должен  был  находиться  в  вертикальном  положении,
полустоя-полусидя. Все бы и ничего, будь ноги  Седрика  чуть  покороче,  а
так... Правду говоря, у него нестерпимо ныла шея.
   - Ну как ты, все там посмотрел? - спросила Мадж.
   Седрик рассказал обо всех событиях прошедшего дня - ну,  скажем,  почти
обо всех. О полете на гиперзвуковом, об осмотре достопримечательностей,  о
том, как он хотел попасть на бейсбол, но оказалось, что новый стадион  еще
не достроен, а старый окончательно  вышел  из  строя  -  это  еще  прошлой
осенью, когда на город обрушился ураган "Зельда". Он не стал рассказывать,
как глазел на рекламы хирургических улучшений различных органов  тела,  не
стал перечислять неисчислимые химические  и  электронные  стимуляторы,  от
которых отказался, а также образовательные программы плана экзотического и
эротического (некоторые рекламы обещали даже настоящих девушек).  Все  эти
соблазны не вызывали у Седрика ни малейшего желания, к тому же у  него  не
было денег.
   Не стал Седрик упоминать и прогулку по магазинам, ведь там  он  выбирал
подарки для Мадж и Бена и  всех  остальных.  Нет,  конечно  же,  сейчас  о
покупках и разговор не шел, но вот потом, когда будет  работа  и  появятся
деньги, он пошлет подарки всем обитателям Мидоудейла. Ну, может, "всем"  -
это преувеличение, но уж всем взрослым точно. Ну и кому-нибудь из  старших
ребят, хотя все дружки-сверстники уже разъехались. Чуть ли не  год  Седрик
был старейшиной мидоудейлской молодежи.
   А потом  он  начал  расспрашивать,  опробовал  ли  Гэвин  свою  удочку,
родились ли щенята у Тесе и всякое такое.
   У Мадж проснулись материнские инстинкты.
   - Ты хорошо питаешься?
   - Я купил пиццу.
   При упоминании пиццы Мадж недовольно нахмурилась:
   - Я позову Бена. Он повел нашу мелочь смотреть, как телята родятся.
   Но тут Седрик  сообразил,  что  его  кредит  почти  на  нуле.  Разговор
прервется  без  предупреждения;  Мадж  сразу  догадается  почему  и  будет
тревожиться.
   - Да нет, мне тут бежать надо,  -  сказал  он,  а  затем  передал  всем
приветы и распрощался.
   Проверка кредита показала, что он вписался  очень  точно,  не  осталось
даже на кока-колу. Ладно, ничего страшного, билет в кармане, индус оплачен
вперед.
   До чего же было приятно убедиться, что Мидоудейл благополучно стоит  на
месте. Дом, родной дом, единственный дом, какой он знал.
   Он посидел еще немного, еще немного посмотрел голо. Действие все  время
переходило из одной спальни в другую - неужели зрителям это не  надоедает?
По другому каналу доктор Пандора  Экклес  излагала  сводку  новостей.  Все
обитатели Мидоудейла любили Пандору. Возможно, за то, что она - двоюродная
сестра Гленды Гарфилд, главной их любимицы. Седрик тоже любил Гленду.
   Он оставил новости где-то посередине потопов  -  после  Неврополиса,  в
начале Таиланда. Потопы шли  после  голодных  бунтов  в  Нипполисе,  перед
репортажем о мексиканской чуме. По соседнему каналу показывали старое  шоу
братьев  Энгельс  [обыгрывается  фамилия  братьев   Маркс   -   знаменитых
американских кинокомиков]. Ну, это гораздо интереснее.
   Потом Седрик долго разглядывал сверкающие небоскребы  и  улицу,  совсем
узенькую, если смотреть с такой высоты, и  очень,  даже  в  такое  позднее
время, оживленную. Раньше он видел большой город только  по  телевизору  и
подсознательно ждал, что все это будет - ну  скажем,  более  реальным.  Но
улицы, заполненные толпами индусов, выглядели совершенно одинаково, смотри
на них прямо или по телевизору - ну разве что на настоящих валялось больше
мусора.
   Он поставил будильник на восемь и лег. И тут выяснилось, что кровать не
только короткая, но и жесткая, бугристая,  и  запах  у  нее  был  какой-то
необычный, даже неприятный.
   Заснуть оказалось трудно - тоже нечто новое для Седрика.
   Он вспоминал Мадж.
   При прощании Мадж не плакала, ни слезинки не проронила. А когда  Седрик
позвонил, она улыбалась как ни в чем  не  бывало.  А  ведь  когда  уезжали
другие, Мадж всегда плакала. Ну конечно же,  он  сейчас  старше,  чем  все
уезжавшие до него ребята. А еще он несколько раз пробовал сбежать, и  Мадж
вроде бы не очень сердилась на эти попытки. Странно все-таки, что  она  не
плакала и что потом улыбалась. Она никогда и ничем не показывала, что,  ну
скажем, любит его меньше, чем остальных, и потому Седрик очень  удивлялся,
что она не плакала, и удивлялся, что это его волнует, и  удивлялся  своему
удивлению...
   Он уснул.
   Когда вспыхнул свет, он с трудом проморгался и взглянул  на  часы.  Три
часа пятнадцать  минут.  Потом  он  перевернулся  на  спину  и  попробовал
сфокусировать глаза на линзе бластера, приставленной прямо к  кончику  его
носа.
   Бластер, наверняка бластер, хотя очень уж здоровый,  с  руку  толщиной.
Наклейки не видно, но похоже на "Хардвэйв" производства  "Мицубиси".  Одна
вспышка из такого ствола испарит и его, и кровать, и  еще  уйму  людей  на
нижних этажах.
   Седрик снова моргнул. Он очень хотел протереть  глаза,  но  не  решался
двигать руками. Зрение понемногу пришло в норму, и тогда он увидел, что  в
тесный номер набилась целая толпа индусов  -  штук,  наверное,  пять.  Его
собственный индус скромно стоял в уголке и не делал ничего, ровно  ничего.
Вот так и положись на эти два с половиной метра кристали и углеволокна.
   Самосохранился называется. Вылез, значит, со своей  фермы,  едва  успел
солому из волос повытаскивать, пыль с ушей стряхнуть - и  сразу  мордой  в
лужу.
   За другой, более приятный и безопасный конец бластера  держалась  некая
высокая, широкая, как буфет, личность, с  головы  до  ног  запакованная  в
громоздкий боевой скафандр, по  виду  -  вроде  как  сделанный  из  черной
лакированной кожи. А вдруг это как раз и есть  немецкий  костюмчик?  Тогда
неизвестную  личность  не  прошибить  никаким  оружием  -  ну  разве   что
термоядерной  горелкой  -  и  руки-ноги  этой  личности  имеют   мощнейшие
механические усилители. А  может,  это  простой  бронекостюм  -  настоящий
немецкий, он же ой-ой-ой сколько стоит,  да  и  если  купишь  -  сразу  не
наденешь, штука сложная, нужно три года учиться в специальной  школе,  или
даже не три, а пять. И потом  все  время  тренироваться.  "Лицо"  шлема  -
блестящая, абсолютно непрозрачная поверхность, не более выразительная, чем
дверца холодильника.
   - Ну вот я тебя и нашел! - торжествующе провозгласила  личность.  Голос
личности оказался мужским.
   - М-м-ме-ня?
   - Питер Ольсен Харпер!
   - Вы ошиблись, сэр. Я - Седрик Диксон Хаббард!
   - Ты что, за фраера меня держишь?  -  презрительно  вопросило  безликое
лицо. Не совсем, в общем-то, безликое - на черной  сверкающей  поверхности
чуть проглядывало отражение  собственного  лица  Седрика,  искаженное  как
кривизной кристалевой пластины, так и безумным страхом -  этакая  глазунья
из двух яиц.
   - Три года я ждал этого момента, Харпер, три года!
   - Да никакой я не Харпер, - заорал Седрик. - Я Хаббард!  Седрик  Диксон
Хаббард. Вот, проверьте отпечатки.
   Он выдернул руку из-под одеяла и только потом вспомнил, что в  подобной
обстановке резкие движения считаются неразумными.
   К счастью, неизвестного гостя подобные мелочи не волновали,  он  только
преисполнился еще большего презрения к своей невинной жертве.
   - В наше время поменять отпечатки - как два пальца об асфальт.
   Бластер поднялся чуть выше. Теперь Седрик не видел почти ничего,  кроме
огромной линзы - и своих в той же линзе отраженных глаз.
   Прежде ему никогда не приходилось  удостоверять  свою  личность,  но  в
голофильмах всегда использовали отпечатки пальцев  или  рисунок  сетчатки.
Или нюхалку. Он и не подозревал, что в реальном мире давно  уже  научились
изменять папиллярный узор. А других средств удостоверить свою  личность  у
него не было.
   Во всем этом было нечто непонятное, даже невероятное.
   Если этот тип - ворюга, его ждет печальное разочарование. Которое может
перейти в приступ бешенства. На  кредитном  счету  Седрика  осталось  ноль
целых шиш десятых, к тому же грабеж в форме насильственно  осуществленного
банковского перечисления - такой способ зарабатывать деньги  может  прийти
только в самую тупую  голову  самого  последнего  идиота.  Тогда  остается
похищение  в  целях  получения  выкупа  или  то,  мясницкое,   о   котором
рассказывал Бен. Тут появлялся  пикантный  вопрос  -  а  зачем  ему  тогда
позволили проснуться? Со  спящим-то  проще.  А  главное,  первый  день  на
свободе - и на тебе, все сорок четыре удовольствия.
   И все же сейчас Седрик боялся гораздо меньше, чем семь лет назад, когда
Грег и Дуэйн отвели его за конюшню и объяснили, что  именно  собираются  с
ним делать, однако в тот раз все обошлось, никаких  серьезных  повреждений
он не получил. Не нужно, конечно же,  забывать,  что  этот  тип  выступает
совсем в другой весовой категории, чем два пятнадцатилетних придурка.
   - Берите все, что угодно, - щедро предложил Седрик. - Хотя, если уж  по
правде, у меня нет ничего мал-мала интересного.
   Голос  не  дрожал,  звучал  абсолютно  спокойно  -  ну  прямо   как   в
каком-нибудь фильме. Приятный сюрприз.
   - Да не нужны мне, Харпер, твои вшивые деньги.  Я  хочу  посмотреть  на
твой обугленный труп.
   - Я не Харпер и даже не знаю, кто он такой, этот самый  ваш  Харпер.  А
потому вы уж либо убивайте меня по ошибке, либо уходите и  дайте  человеку
спокойно поспать.
   - О! Да ты у нас, я вижу, смельчак!
   Седрик попытался  картинно  пожать  плечами.  Сложная  операция,  когда
лежишь на спине.
   - Ну а что мне еще сказать? Я не Харпер. Проверьте мои пальцы.
   Безликий громила на секунду задумался:
   - Пальцы подделывают. Ладно, я проверю твою сетчатку.
   На Седрика нахлынула волна облегчения, он даже блаженно улыбнулся:
   - Валяйте.
   Резкая команда, и один из индусов подплыл к  кровати;  прочие  галантно
расступились, освобождая ему дорогу. Четыре машины, с виду точно такие же,
как и взятая Седриком на прокатном пункте. Сидит в них кто-нибудь  или  не
сидит - понять сложно.  Не  исключено,  что  бронированный  управляет  ими
дистанционно. Крохотный номер еле вмещал такую уйму техники.
   - Сканер сетчатки, - сказал загадочный налетчик, еще крепче прижимая  к
многострадальному носу Седрика бластер. С  негромким  жужжанием  открылась
крохотная  дверца,  на  витом,  упругом  проводе  закачалось   устройство,
поразительно  похожее  на  театральный  бинокль.  Нет,   это   совсем   не
стандартный индус.
   Теперь нужно прижать эту хрень к глазам и  сфокусироваться  на  красных
светящихся крестиках; Седрик просмотрел уйму детективных голофильмов и  не
нуждался в инструкциях. Однако кто же мог ожидать, что вспышка будет такой
яркой. Ой!
   - Ну так что? - спросил он, разжимая пальцы.  Снова  жужжание,  бинокль
спрятался в тускло-голубой кристалевой груди, индус умотал куда-то в угол.
- Сами видите, что я не Харпер.
   Перед глазами плыли ярко-зеленые круги, першило в горле, во рту  быстро
скапливалась слюна. Не дай Бог еще стошнит.
   - Кто? - спросил чернокожий шкаф.
   - Харпер - тот парень, за которого вы меня приняли.
   - В жизни о таком не слыхал. Аппендицитный шрам?
   Он сдернул одеяло. Седрик судорожно икнул,  но  тут  же  с  облегчением
увидел,  что  оружие  повисло  на  ремне  и  больше  не  упирается  ему  в
физиономию.
   - Ага, - кивнул тыквообразный шлем. - Аппендицитный шрам.
   - Так вы что, знаете, кто я такой?
   - Всю дорогу знал. А проверить все-таки не мешает.
   Незнакомец откинул шлем назад,  представив  взору  Седрика  лысую,  как
бильярдный шар, голову. На круглом, с мощным подбородком лице не  было  ни
бровей, ни ресниц.
   - Это что же получается, весь этот ваш треп про Харпера...
   Страх Седрика трансмутировался в злость, по большей части - в злость на
себя самого за свой недавний страх. Попытка сесть была мгновенно пресечена
болезненным тычком в грудь. Бластер стоял на  предохранителе,  но  это  не
мешало ему быть очень увесистой дубиной.
   - Спокойно, сынок, лежи и не рыпайся.  Ну  да,  ты  -  Седрик  Хаббард.
Прежде чем открыть дверь, я проверил твои феромоны.
   - А каким образом вы открыли...
   - Кыш, стихни! Это ты должен мне кое-что объяснить. Ты хоть знаешь, где
ты находишься?
   Ну хоть бы гад извинился!
   - Северно-Американский Мегаполис, - отрапортовал Седрик.
   Глаза налетчика нехорошо сощурились.
   Полное отсутствие волос, неестественно  блестящая,  явно  искусственная
кожа. Пересадка, регенерация. Последствия  серьезного  несчастного  случая
или болезни, возможно - плохо прооперированный рак. Хриплый голос,  горло,
скорее всего, тоже оперировали. Возраст?  Возраст  неизвестно  какой,  нет
смысла даже гадать. Этот человек напоминал рептилию - гладкая, лоснящаяся,
безволосая голова, все, что ниже рта, прячется в шейном кольце  скафандра;
голова словно готова спрятаться в панцирь, как  у  черепахи.  Глаза  почти
закрыты складками кожи,  свисающими  с  массивных  надбровных  дуг,  видны
только узкие полоски радужки - серо-голубые, как зимнее небо, и  такие  же
неприветливые.
   - Самп, сынок, он же очень большой. Ты бы попробовал чуть поконкретнее.
   - Шестнадцатый этаж "Президент Линкольн-Отеля".
   Седрику не нравилось лежать вот так, полностью на виду, словно картошка
на сковородке; он схватился было  за  простыню  и  одеяло,  но  незнакомец
отбросил  их  прочь  -  все  тем  же  проклятым  бластером.  Универсальный
инструмент.
   - Последняя попытка.
   А шел бы ты на хрен!
   - Судя по названию, это заведение расположено  где-то  между  канадской
границей и  линией  Мейсона  -  Диксона  [граница  между  Пенсильванией  и
Мэрилендом;  во  времена  рабовладения   -   линия,   разделявшая   южные,
рабовладельческие, и северные, свободные, штаты].
   От удара толстого, как древняя пушка, ствола Седрик  сложился  пополам,
задыхаясь и бессмысленно размахивая руками. Никогда  еще  его  не  били  с
такой силой, он даже не представлял себе, как это плохо, когда тебя  бьют.
Долго, очень долго, лет, наверное, сто или двести в мире не  было  ничего,
кроме боли и удушья. Седрик силился вдохнуть,  но  воздух  куда-то  исчез.
Черная пелена перед глазами, дикий, нерассуждающий  ужас...  Затем  словно
что-то прорвалось. Он сделал  долгий  судорожный  вдох,  и  пелена  начала
таять. Господи, да как же мне больно! Его мучитель стоял в ожидании, можно
было подумать, что сила удара рассчитана с ювелирной точностью и  все  его
последствия пройдут через заранее задуманный промежуток времени.
   - Ну что, шибздик хитрожопый, хочешь еще?  -  поинтересовался  громила,
когда глаза Седрика наконец сфокусировались.
   Не способный еще говорить, Седрик отчаянно помотал головой.
   - Ну и правильно. Ты должен был лететь гипером  до  Манчестера,  первым
классом, и явиться в Центр в четверг,  то  есть  сегодня,  сейчас.  Вместо
этого ты вылетел в среду, третьим классом, в Норристаун.
   Неожиданный приступ скромности помешал Седрику спросить у  похожего  на
черную кожистую черепаху человека, откуда тот, собственно, все это  знает.
Затрудненное дыхание и зябкие приступы тошноты тоже не очень располагали к
разговорам.
   - Почему, Седрик?
   - Я просто хотел немножко посмотреть на мир.
   Седрик хотел было добавить "сэр", но передумал.
   Бесцветные, словно пластиковые губы изогнулись в презрительной ухмылке.
   - Это каким же нужно  быть  психом,  чтобы  заниматься  прямым,  личным
туризмом. Сунул бы кредитную карточку в телевизор и смотрел себе все,  что
угодно, не выходя из дома.
   Так это ж совсем другое дело, хотел сказать Седрик, но не смог и просто
помотал головой.
   - Ну и что же ты, Седрик, видел?
   - Белый дом. Капитолийский холм. Индепенденс-Холл. Плимут...
   Седрик осекся. Ему сказали, что это Плимут-рок. Но ведь настоящая скала
должна быть теперь в море, далеко от берега, к тому же  она  располагалась
где-то в другом месте, уж никак не на окраине. Надули как маленького,  так
тебе, сельскому растяпе, и надо.
   - Я спросил у Бена, где больше всего интересного, и он  сказал,  что  в
этих местах.
   Брови громилы,  точнее  -  кожистые  складки,  служившие  ему  бровями,
поползли наверх.
   - Так значит, меня обманули? - растерянно пробормотал Седрик. - Это что
же, все сплошные фальшивки?
   - Новоделы. Копии. Кое-что из оригиналов  успели  переместить  в  глубь
материка, но ты их не видел.
   В номере повисла тишина. В животе Седрика все еще пульсировала боль, но
его судорожные, затрудненные вздохи были уже сплошной симуляцией  -  вроде
этих местных достопримечательностей. Он тянул время, лихорадочно вспоминал
тренировки по рукопашному  бою.  Что  бы,  интересно,  посоветовал  сейчас
Гоугарти? Бластер расположен неправильно, нужно держать оружие подальше от
противника, чтобы не дотянулся. Похоже, этот крокодил  не  намерен  никого
мочить, но это дело второе, а вот настоящий у него немецкий костюмчик  или
просто  броня?  Седрик  начал  приподниматься  на  левом  локте;   громила
шевельнул стволом,  явно  намереваясь  утихомирить  егозливого  мальчишку.
Правой, свободной рукой Седрик отбил бластер, резко развернулся  и  обеими
ногами саданул громилу по коленям;  нормальный  человек  от  такого  удара
должен был покатиться по полу.
   Ствол бластера не сдвинулся ни на  миллиметр,  а  ноги  Седрика  словно
врезались в  бетонную  стену.  Нестерпимая  вспышка  боли  в  лодыжках  не
помешала ему расслышать короткий пренебрежительный смешок громилы. А затем
последовало неотвратимое возмездие -  новый  жестокий  тычок  бластером  в
солнечное сплетение, и - по полной, до тошноты (в самом буквальном смысле)
знакомой программе: адская боль,  удушье,  тошнота,  черная  пелена  перед
глазами.
   И  снова  долгий  судорожный  вздох,  черная   пелена   рассеялась,   и
задыхающийся,  полуслепой  от  слез  Седрик  оказался   в   первоначальном
положении - он лежал на спине и с ненавистью смотрел на  своего  мучителя;
единственным вознаграждением за  жалкие  потуги  на  героизм  была  жуткая
пульсирующая боль где-то в области диафрагмы. А ведь и синяка, пожалуй, не
будет - профессиональная работа. От этой мысли становилось еще обиднее.
   - Какого хрена ты ко мне привязался? - возмущенно просипел Седрик. - Да
и вообще - кто ты такой?
   - Правильный вопрос, давно бы пора. Багшо,  такая  вот  совсем  простая
фамилия. Работаю на Институт.
   Как-то слишком уж хорошо, чтобы было правдой.
   - А как ты меня нашел?
   - Тоже мне сложность, - презрительно фыркнул Багшо. - С другой стороны,
это - самое лучшее  твое  оправдание:  будь  у  тебя  какие-нибудь  не  те
намерения, вряд ли ты вел бы себя так глупо. Хотя такие хитрости  мы  тоже
проходили.
   - У меня? Намерения? Какие намерения?
   - Вот это как раз я и хотел бы  выяснить.  Ты  приехал  сюда,  чтобы  с
кем-то встретиться. С кем именно?
   - Да ни с кем я тут не встречаюсь! - Седрик отчаянно надеялся, что этот
вопль души звучал вполне убедительно. - Я и секретов-то никаких  не  знаю,
мне нечего продавать. С чего это...
   - Почему ты вылетел на день раньше?
   - Я - свободный человек.
   И снова это высокомерное фырканье.
   - За всю свою жизнь ты ни минуты не был  свободным  человеком.  Ты  был
теленком из питомника.
   - Детский дом, а никакой не питомник! Там у нас всякие были ребята,  не
только сироты. Отец Гэвина Бона - президент очень крупной...
   На лягушачьем лице  -  полное,  глубочайшее  отвращение.  На  мгновение
Седрику показалось, что Багшо хочет плюнуть на пол.
   - Ну хорошо, не питомник, а  детский  садик  со  строгой  охраной.  Для
богатых детишек - хотя, глядя на такого, как ты, жирягу,  можно  подумать,
что вас там держали впроголодь. Но ты вылезал  когда-нибудь  из-за  вашего
забора в настоящий мир?
   - Конечно! И еще сколько раз. Два года назад я  занял  первое  место  в
стрельбе по тарелочкам, и не на местных соревнованиях: первое -  по  всему
Пасполису. Это туризмом можно заниматься, сидя у Мадж на кухне, а лазерная
стрельба...
   - Тарелочки! - фыркнул Багшо. - А кто тебя туда возил?
   - Бен Чивер.
   - А один, без присмотра, ты бывал в мире?
   - Да! Я руководил пешими походами младших ребят и...
   - И разумеется, ни на секунду не  мог  их  оставить,  ведь  ты  за  них
отвечал.
   - Конечно.
   - Вот видишь? Значит, ты никогда не бывал на свободе, без  присмотра  и
строгих обязанностей. Или все-таки бывал? Ну хотя бы один раз?
   - Да.
   - Это, что ли, когда ты через забор сигал?
   - Если знаешь, так чего спрашивать?
   Ледяной  конец  ствола  не  сильно,  но  угрожающе  ткнулся  в   мягкий
беззащитный живот.
   - Я, сынок, буду спрашивать все, что мне заблагорассудится, а ты будешь
отвечать. Да, к слову, а чего это тебя потянуло в бега?
   Из гордости! Но разве ж такое скажешь?
   - Это было противозаконное ограничение свободы.
   На Седрика накатила старая обида. Маленьких  детей  можно  держать  под
замком, это и  понятно,  и  допускается  законами,  но  ему-то  уже  давно
исполнилось восемнадцать. Все сверстники разъехались по домам, вернулись в
свои семьи, а его продолжали мариновать в Мидоудейле - так хотела бабушка.
   - Противозаконная хрень, - поморщился Багшо. - И тебя что,  задерживали
за бродяжничество?
   Седрик уныло кивнул. Три раза он убегал - и три раза копы приводили его
назад, словно заплутавшего щенка.
   - А что, если тебя держали в Мидоудейле по вполне серьезной причине? Ты
никогда не задумывался о похищениях, шантаже, выкупе?
   - Н-н-нет.
   - Напрасно, напрасно, - покачал головой Багшо. - Ну,  теперь  ты  вылез
из-за забора вполне легально. И  что  же,  старая  карга  уже  нашла  тебе
работу?
   Седрик помедлил - и тут же  его  живот  болезненно  сжался  в  ожидании
нового удара.
   - Да, сэр.
   Глаза Багшо сузились еще больше, голова еще глубже ушла в скафандр.  Он
был почти  не  похож  на  человека  -  робот,  приводимый  в  действие  не
аккумуляторами, а туго спрессованной яростью.
   - Получил, значит, местечко в Институте? Нужно думать, ты очень  хорошо
учился.
   Отец Седрика был разведчиком, а мать - врачом.  Они  погибли,  исследуя
для Института один из миров второго класса, так что  их  сыну  предстояло,
фигурально говоря, подхватить упавшее знамя. Однако этот довод как-то мало
соответствовал моменту; Седрик благоразумно промолчал.
   - Миллионы людей готовы собственноручно содрать с себя шкуру, узенькими
полосками,  за  право  устроиться  в  Институт.  Я  заработал  это   право
собственным горбом - целый год вкалывал, как карла, по восемнадцать  часов
в сутки. Нас отобрали пятьдесят человек - из пяти тысяч.
   Неживое, словно у кошмарного манекена,  лицо  налилось  кровью;  каждое
свое слово Багшо подкреплял угрожающим, хотя и несильным, тычком бластера.
   - Я был только сорок восьмым - несмотря на весь  свой  боевой  опыт.  И
постдокторальную степень по выживанию в городских условиях. А ты только из
скорлупы вылупился и - пожалуйста,  все  на  блюдечке.  А  тут  еще  вдруг
оказывается, что твоя бабушка  -  директор.  Поразительное  совпадение.  И
после всего этого... Разве после всего этого ты делаешь, что тебе сказано?
Ничего подобного. Ты смываешься из питомника на день раньше и чешешь  себе
прямо в ту часть Сампа, где и  духа-то  твоего  не  должно  быть.  Почему,
Седрик? Именно это мы с тобой и хотим сейчас выяснить.
   Горло Седрика пересохло, во рту стоял омерзительный вкус.
   - Я уже сказал вам, сэр.
   - Нет, милок, ничего ты мне не сказал. Ты, конечно же,  любимый  внучек
нашей старухи, но из этого совсем еще не следует, что тебя нельзя  купить.
Что тебя не купили.
   Никакие слова Седрика не имели ровно никакого значения. Так  что  лучше
было помолчать и подождать, пока станет ясно, чего же  в  действительности
хочет этот громила. После нескольких секунд игры в гляделки  ствол  пополз
вверх; Седрик  вызывающе  прищурился,  словно  не  замечая  циклопического
глаза, уставившегося ему в лицо. Бластер исчез из  виду  и  заскользил  по
голой, беззащитной груди вниз.
   Седрик схватил холодную  стальную  трубу,  но  ничуть  не  замедлил  ее
неуклонного  продвижения,  с  равным  успехом  можно  было   бы   пытаться
остановить  руками  грузовик.  Ствол  неумолимо  опускался  все  ниже,  он
милосердно приподнялся, приблизившись к трусам Седрика, но  тут  же  грубо
воткнулся ему в пах и замер. Все еще  цепляясь  за  орудие  пытки,  Седрик
поднял глаза на багровое, жутко ухмыляющееся лицо.  Багшо  поджал  толстые
бескровные губы и поковырялся в ухе пальцем левой,  свободной  от  оружия,
перчатки.  Не  было  никаких  сомнений,  кто  тут  полностью  контролирует
ситуацию и кто рискует своим здоровьем, а может - и жизнью.
   Затем бластер начал двигаться в противоположном направлении, медленно и
неудержимо.
   - Можешь говорить по-хорошему, можешь - по-плохому, так или  иначе,  но
говорить ты будешь.
   Господи, да он же мне там все раздавит!
   - Я уже сказал,  -  взвизгнул  Седрик,  отчаянно  цепляясь  за  толстый
металлический цилиндр,  безжалостно  и  неудержимо  выдергивающий  его  из
кровати.
   - Нет, ты не сказал. С кем ты должен был встретиться?
   - Откуда я знаю, что вы из Института?
   - Ты все равно скажешь.
   Седрик скрипнул зубами - его позвоночник плотно  прижался  к  изголовью
кровати;  ствол  бластера  перестал  двигаться,  но  положение  оставалось
безвыходным.
   - Ты вспотел, мальчик. А скоро вспотеешь еще сильнее.
   Седрик послал Багшо по весьма известному анатомическому адресу.
   - А вот это уже _полная_ глупость, - печально покачал головой Багшо.  -
Человек, находящийся в подобном положении, должен  разговаривать  вежливо.
Просить, умолять, колоться, как орех. Но ни в коем, повторяю - _ни в коем_
случае не говорить таких грубостей. Ладно, вставай.
   Он отступил на шаг; Седрик, мертвой хваткой вцепившийся в бластер, чуть
не упал с кровати.
   - Вставай, герой!
   Седрик опустил ноги на пол  и  встал,  медленно  и  с  большим  трудом.
Распрямляться  было  очень  больно,  но  стоять,  согнувшись  пополам,  не
позволяла гордость. Он покачнулся, проморгал наполненные слезами глаза и с
ненавистью уставился на своего мучителя.
   Затянутый в черную кожу гориллоид был чуть пониже Седрика -  и  раза  в
четыре шире; шея у него  все-таки  имелась,  просто  эта  шея  была  толще
головы. Вертикальное положение ничуть не добавляло Седрику шансов на успех
- даже без оружия Багшо мог измолоть его в мелкий фарш. К тому же в данный
момент Седрику не совсем удавалось делать одновременно два трудных дела  -
дышать и стоять прямо. В полуприкрытых глазах Багшо светилась  откровенная
издевка.
   - Ну что, поиграем еще в эти игры?
   Седрик  прошел  суровое  приютское  воспитание.  Он  равнодушно   пожал
плечами:
   - Решай сам. Тебе они, вижу, очень нравятся.
   Вот тут он, похоже, достал противника. Багшо что-то негромко хрюкнул, а
затем произнес в командной моде:
   - _Связь два. Сообщение Седрику Диксону Хаббарду_.
   Резкий кивок приказал Седрику обернуться.
   Ловушка? Но тут же знакомый  голос  заставил  его  крутнуться  волчком.
Сзади стояли двое - бабушка и еще  кто-то.  Первой  реакцией  Седрика  был
жгучий стыд - надо же попасться в таком неприличном виде, чуть не голышом,
но через мгновение он все понял. Голограмма,  конечно  же,  иначе  как  бы
могли бабушкины ноги уйти по колено в кровать.  Рядом  с  ней  стоял  этот
самый Багшо, только не в немецком костюме, а в самом нормальном,  деловом.
Да уж, не человек, а танк какой-то, поперек себя ширше, без брони это  еще
заметнее. И он, конечно же, не может быть одновременно в двух местах,  так
что проецируется не прямая передача, а запись. Да и  глаза  у  этих  двоих
почти неподвижные, не видят ничего окружающего. Бабушка самая  доподлинная
- хрупкая властная женщина с белыми как снег волосами и  бескомпромиссным,
решительным лицом. Решительность, способная  двигать  горы  и  раскалывать
скалы. Агнес Хаббард.
   - ...Все и любые. _Конец связи_, - заключила свою речь бабушка;  фигуры
испарились.
   - Что? - переспросил Седрик.
   - То, что ты слышал.
   - Ничего я не слышал. _Связь два, повторите сообщение_.
   Безрезультатно.
   - Не закодировано на твой голос, -  вздохнул  Багшо.  -  Ладно,  сынок,
прокрутим еще раз, но пора бы тебе если уж  не  повзрослеть,  то  хотя  бы
вести себя как взрослый.
   Он повторил команду; посреди кровати снова выросли две фигуры.
   -  Седрик,  мне  стало  известно,  что  ты  покинул  Мидоудейл   раньше
назначенного срока. Очень неразумный поступок. Я опасаюсь за  твою  жизнь.
Этот человек - доктор Барни Багшо, один из наших  специалистов  по  личной
безопасности. Я поручила ему незамедлительно  найти  тебя  и  доставить  в
Институт. Ты должен выполнять его указания, все и любые. _Конец связи_.
   За время  бабушкиного  монолога  у  Седрика  отпала  челюсть.  Поспешно
закрывая рот, он громко хлопнул губами - и смутился еще  больше.  На  лице
Багшо играло веселое презрение.
   - Откуда я знаю, что это не липа?
   Презрение чуть поувяло.
   - Ниоткуда.
   - Ты мог все это подделать.
   - Минут за пятнадцать - при наличии подходящего оборудования.
   - И поэтому ты начал  с  того,  что  показал  мне  безвыходность  моего
положения?
   По лицу Багшо скользнуло нечто похожее на улыбку.
   - Не-а, мне просто захотелось дать тебе хорошую трепку. Ну  так  как  -
по-хорошему или по-плохому?
   - Да уж лучше по-хорошему, - пожал плечами Седрик. - Только я хотел  бы
получить некоторые объяснения.
   - Тогда приводи себя в порядок, а я буду говорить. У тебя как, намечено
побриться в этом месяце или нет?
   Седрик протиснулся между двух индусов и уныло поковылял к раковине.
   - А ведь я могу позвонить в Центр и попросить подтверждение.
   - Сейчас, между прочим, пять часов  утра,  -  пренебрежительно  фыркнул
Багшо, - а экстренных кодов ты не знаешь. Служба безопасности не  отвечает
ни на какие вопросы, даже о погоде. Эти ребята не сообщат тебе даже, какое
сегодня число. В приемное-то время, чтобы прозвониться к  Матушке  Хаббард
[Матушка  Хаббард  (Old  Mother  Hubbard)  -  один  из  самых   популярных
персонажей английской детской поэзии; известное стихотворение  С.Я.Маршака
"Пудель" - очень вольное переложение стихотворения С.К.Мартин  (1768-1826)
"Матушка Хаббард"], требуется не  меньше  двух  часов  -  и  это  еще  при
условии, если абонент сумеет внятно объяснить свое дело.
   - Да я же звонил бабушке десятки... ну в общем, часто.
   - Звонкам из Мидоудейла, -  вздохнул  Багшо,  -  предоставлялся  высший
приоритет.
   - Но если  бабушка  и  вправду  беспокоится  обо  мне,  -  торжествующе
возразил Седрик, -  она  должна  была  приказать  Системе  пропускать  мои
звонки.
   - Только я бы ей этого не разрешил.
   - _Ты?_
   - Угроза безопасности. Сделай она так, кто-нибудь мог бы пронюхать, что
на нашем бриге отвязалась пушка. Нет, конечно, не пушка, а детский  пугач.
Одним словом, из звонка этого ничего не получится. Теперь выбирай  -  либо
ты идешь со мной добровольно, либо я тащу тебя силой. Мне это безразлично,
а тебе, скорее всего, нет.
   Седрик оглянулся, не прекращая  надраивать  физиономию  бритвой.  Багшо
удобно расселся прямо в воздухе - скорее  всего,  он  жестко  зафиксировал
свои уолдики [механические манипуляторы,  передающие  движения  рук,  а  в
данном случае - и ног, и прочих частей  тела;  название  взято  из  романа
Р.Хайнлайна "Уолдо"].
   - Как ты попал в мою комнату?
   - Это - моя работа. Я могу забраться и в банковский  сейф,  только  для
этого нужно чуть побольше времени. Гостиничный номер? Чушь собачья, на все
три замка потребовалось секунд тридцать.
   - И ты знал, что я здесь?
   - Ты что, глухой? Я проверил тебя  газоанализатором  -  отсосал  из-под
двери пробу воздуха и проверил ее на человеческие феромоны.  Еще  тридцать
секунд. Твои запахи занесены в  досье.  Все  совпало.  Конечно  же,  могло
оказаться, что ты в номере не один, но мне на  это  было,  честно  говоря,
начхать.
   Как это у него все  просто  получается,  даже  обидно.  Седрик  отложил
бритву, снял трусы и шагнул к душевому коврику.
   - Сперва воду! - рявкнул Багшо.
   - Чего?
   -  Прежде   чем   вставать   под   душ,   включи   воду.   Элементарная
предосторожность.
   Седрик недовольно подчинился.
   - А как же индус?
   - Этот хлам? - фыркнул Багшо. - Прокатное дерьмо годится  для  грошовых
адвокатов или их супруг, отправляющихся на прогулку по городу -  в  первую
очередь потому, что никому они и на хрен не нужны, кроме таких же грошовых
грабителей. А может, и вообще никому. Ни один городской житель не  доверит
свою  жизнь  прокатному  индусу  -  ни  один,  хоть  что-нибудь  из   себя
представляющий.
   Ну и что? Седрик тоже ничего из себя не представлял. Он шагнул под  душ
- под холодные, еле капающие  брызги,  умопомрачительно  воняющие  хлором.
Насквозь прогнивший коврик недвусмысленно намекал, что и  электроника  тут
работает не шибко исправно. Индусы. Все свои познания в  этой  области  он
почерпнул из рекламных роликов. Почти у каждого человека есть свой  индус.
У людей значительных бывает штук пять-шесть, а то и больше. Один  -  чтобы
передвигаться, остальные для наружной охраны.
   Черт, а живот-то все болит и болит. Эти вот самые четыре индуса -  есть
в них люди или нет? А сам Багшо, правду он говорит или врет? Если  правду,
так  чего  же  он  так  измывался?  А  если  нет  -  зачем   ему   столько
дополнительного оборудования? Впрочем, решил  Седрик,  все  это  не  очень
сейчас и важно. Истратив остаток своего кредита на звонок в Мидоудейл,  он
окончательно утратил возможность  совершать  какие-нибудь  самостоятельные
поступки.
   - Ты не поверишь, сколько в этом прокатном металлоломе дырок и  заплат,
- заметил Багшо. - Я отключил его еще из коридора. А мог бы  взять  твоего
драгоценного защитника под контроль и  приказать  ему  сломать  тебе  шею.
Никогда - слышишь, ни-ко-гда! - не доверяй чужому индусу!
   Седрик оставил всякую надежду, что вода когда-нибудь станет теплой  или
мыло начнет мылиться. Возможно,  все  это  -  большая  роскошь,  доступная
человеку  только  в  заведениях  вроде  Мидоудейла.  Он  выключил  воду  и
потянулся к сушилке.
   - Стой! - отчаянно заорал Багшо. - Ты что, сдурел? Эти штуки смертельно
опасны!
   - Да я же пользовался такими тысячи...
   - Наилучшее в мире место для минирования или еще какой хрени.
   - Олл'райт, - нахмурился Седрик. - Только как же мне теперь сушиться?
   - Простынями, придурок! Подхватишь, конечно  же,  и  грибок,  и  всякую
прочую заразу, но мы все это вылечим. К тому же тебе  и  терять-то  теперь
уже нечего, ведь ты на них спал.
   Правда, что ли? Или  врет?  Остро  ощущая  собственную  наготу,  Седрик
пробрался к кровати и сдернул с нее простыню.
   - А что это у тебя за друзья? - спросил он, кивнув в сторону индусов.
   - Эти, что ли? -  нехорошо  ухмыльнулся  Багшо.  -  Ничего  особенного,
просто знакомые девочки... Господи, да не дергайся  ты  так.  Пустые  они,
пустые. Вспомогательное оборудование.
   - Ты что, сам ими управляешь?
   - Конечно. - Задумчивые морщины на искусственной коже  Багшо  выглядели
дико, противоестественно. - Моя работа. Ведь я же профи.  Запомни,  сынок,
что индусы - не более чем роботы. У них компьютерные мозги. А  возможности
компьютеров ограничены. У людей богатых и влиятельных, у больших шишек,  у
самых крупных и зрелых чирьев на  многострадальной  заднице  человечества,
кроме механических охранников обязательно есть и настоящие - люди, которые
сопровождают их повсюду, открывают двери и пробуют суп, обезвреживают мины
и подставляют свою грудь под пули. Обычно это не один охранник, а двое или
трое, работающие посменно. Слышал такое слово - "немцы"?
   -  Сокращенное  от  "немецкой  овчарки",   -   продемонстрировал   свою
осведомленность Седрик. - Так ты что, тоже немец? Ты охраняешь бабушку?
   - Нет. Мне ее  не  доверяют,  опыта  маловато  и  рангом  не  вышел.  В
институте есть пять человек, чье положение предусматривает охрану немцами,
- старушка, конечно же, и четыре апокалипсических всадника  -  заместители
директора.
   - Пятеро? - поражение переспросил  Седрик.  -  Пятеро  в  одном  только
Ми-квадрате?
   - Не называй его так! Институт - и все. Да, пятеро -  в  одном  ряду  с
Генеральным  Секретарем,  председателем  совета  директоров   Ай-Би-Эм   и
спикером Парламента.
   Седрик взгромоздил свою сумку на кровать и начал копаться в одежде.
   - А зачем ты мне все это рассказываешь?
   - Дело в том, что их уже не пять, а шесть. Будем знакомы,  попрыгунчик,
я - твой личный немец.
   Полузалезший в брюки Седрик попытался повернуться и чуть не упал.
   - Мой? У тебя что, крыша съехала? Да кто я такой? У меня не может  быть
охранника!
   - Может. - Багшо встал с невидимого кресла, сладко потянулся и  зевнул.
- _Два_ охранника - я и Тед Жиль. В будущем либо один, либо  другой  будет
дышать тебе в затылок и наступать на ноги двадцать четыре часа в сутки.  А
ты будешь выполнять все наши указания - помнишь, внучек, что тебе  сказала
бабушка? С божьей помощью, мы сохраним тебя живым и здоровым, здоровым как
физически, так и психически. Ты же, наверное, не против?
   Шутит? Да нет, по лицу не похоже. Приходилось верить, что Багшо говорит
вполне серьезно - или сошел с ума.
   - Но я... я же ничто, пустое место! Ты же вот  и  сам  говорил  -  едва
вылупился. Только-только из приюта, молоко на губах не обсохло.
   - Верно, сынок, верно. Но зато твою  бабушку  впору  заносить  в  книгу
рекордов - ее ненавидят, как никого в мире.
   - Бабушку? Ненавидят?
   - Одевайся.
   - Но кто...
   - Одевайся! - повторил  Багшо.  -  Вот  доберемся  до  Института,  и  я
представлю тебе список. Страниц на десять-двенадцать. Земные изоляционисты
и фанатики от экологии, первопоселенцы и половина  религий  земного  шара,
люди, боящиеся, как бы Институт не отравил планету, люди,  говорящие,  что
он делает слишком много, - и люди, говорящие,  что  он  вообще  ничего  не
делает. Люди, желающие его упразднить, и люди,  желающие  прибрать  его  к
рукам. Люди, искренне верящие, что Институт уже открыл пригодные для жизни
миры, и прочая, и прочая, и прочая. Одним словом - все психи, какие только
есть на свете.
   Голова Седрика просунулась сквозь дырку пончо.
   - Только я-то здесь при чем?
   Багшо в отчаянии закатил глаза:
   - Слышал когда-нибудь  про  троянского  коня?  А  что,  если  тебя  уже
перепрограммировали? Что, если у  тебя  теперь  одна-единственная  цель  в
жизни - задушить почтенную старушку при первом же удобном  случае?  Откуда
мне знать, я же в мозгах не читаю.
   - Это невозможно!
   - Невозможно? - Багшо сумел, несмотря на свои доспехи, изобразить нечто
вроде пожатия  плечами.  -  Без  некоторой  доли  добровольного  согласия,
пожалуй, и невозможно.
   Седрик натягивал носок на левую ногу, припрыгивая на правой.
   - Вот видишь!
   - Вижу? Ну и что же, интересно, я вижу? Не забывай, сынок, про средства
массовой информации, одну из самых больших в этом мире сил.  Гомогенизируй
внучонка Матушки Хаббард, и тут  же  тысячи  самых  различных  группировок
наперебой станут приписывать это  достижение  себе.  Ты  -  не  более  чем
экстренное сообщение, готовое в любую секунду прервать обычную передачу.
   Седрик с досадой захлопнул  наново  раскрывшийся  рот.  Нужно  все-таки
следить за собой.
   - Ты хочешь сказать... что есть люди...  что  они  готовы  убить  меня,
просто чтобы подложить свинью бабушке?
   - Подложить свинью? Или отомстить? Или  к  чему-нибудь  принудить?  Или
вывести из игры? Тебе-то самому все это, скорее  всего,  без  разницы.  Не
пройдет недели, и ты будешь трупом, а то и чем-нибудь  похуже,  это  уж  я
обещаю. С какой это, скажем, радости она загнала тебя в Мидоудейл?
   Засовывая ноги в туфли, Седрик вспомнил  Гленду,  двоюродную  сестричку
Пандоры Экклес, и  Гэвина,  чей  отец  был  президентом  Ай-Ти-Ти  [ITT  -
Иитернейшнл Телефон и Телеграф], - и вдруг все понял.
   - Нейтральная почва?
   - Ну! Возможно, ты и не такой дурак, как можно  подумать.  Конечно  же,
некоторым из самых крутых групп - вроде клуба "Сьерра" - начхать на  любые
убежища  и  молчаливые  договоренности,  но  в  общем  и  целом   питомник
обеспечивал тебе приемлемую безопасность. А  теперь  ты  вступил  в  игру.
Финансовые средства Института почти безграничны, что делает тебя идеальным
объектом киднеппинга. А похищаемые ради выкупа  очень  редко  доживают  до
пенсии. - Багшо ухмыльнулся, явно наслаждаясь ужасом Седрика.  -  У  твоей
драгоценной бабу ли огромная власть, а значит, и мощные враги, эти  товары
отпускаются только в комплекте. У  нее  врагов  больше,  чем  у  кого-либо
другого. Возьми, например, ЛУК.
   - Лук?
   - Я думал, ты только глупый, а ты к тому же и глухой. Побыстрее,  нужно
смываться отсюда к такой-то матери. Да, ЛУК. Она борется с ними уже многие
годы - а ведь никто другой не выиграл  ни  одной  схватки  с  ЛУКом.  Если
вспомнить, что эти места - собственное игровое  поле  ЛУКа...  Ты  что,  и
этого не знал? В Сампе имеются сотни  мелких  силовых  центров,  где-то  -
просто главари провинциальных банд, где-то организации посерьезнее, вплоть
до остатков древних местных правительств. В  Блу-Ридже  есть  даже  шайка,
называющая себя  Конгрессом  Соединенных  Штатов.  У  них,  кстати,  очень
приличная милиция.
   И для спасения собственной жизни Седрик не  мог  бы  сказать  с  полной
уверенностью, сколько правды в этом монологе.
   Багшо прекрасно это понимал.
   - Отсюда до штаба ЛУКа меньше десяти миль, вполне естественно, что  они
считают все эти места своей  территорией.  Теперь-то  ты  хоть  что-нибудь
понимаешь? Маленький хорошенький Седрик вылетает  из  гнездышка,  даже  не
успев толком просушить перышки, и садится прямо на край ящика  с  кошачьим
выводком. Знай об этом ЛУК, ты лежал бы уже в хирургии. Нужно  думать,  он
ничего не знает.
   Седрик неразборчиво хрюкнул и начал заталкивать вещи в  сумку.  Боль  в
животе так и не угомонилась, тошнота - тоже.
   - Так что запомни, сынок, что здесь - не мидоудейлский питомник и...
   - Ну что ты привязался ко мне с этим питомником?!
   Откинутый шлем немецкого  костюма  негромко  пискнул;  резкое  движение
лысой, блестящей головы, и перед глазами  Седрика  оказалась  черная,  еще
ярче блестящая поверхность лицевого визора.  Внутри  там,  конечно  же,  и
дисплей, и динамики, и прочие навороты.
   Через  несколько  секунд  лицо  Багшо  появилось  снова  -  мрачное   и
нахмуренное, вся недавняя веселость куда-то улетучилась.
   - К нам гости. Бросай все это барахло. - Он открыл одного из индусов. -
У тебя есть там что-нибудь ценное?
   - Моя камера.
   - Плюнь на нее.  А  что-нибудь  невозместимое  -  всякие  там  вещички,
дорогие как память?
   - Только диски.
   А ведь камера - бабушкин подарок.
   - Диски бери, все остальное  -  брось.  Твои  шмотки  не  стоят  своего
обеззараживания. Да, чуть не забыл, нельзя оставлять  никакой  информации.
Как там у тебя, есть какие-нибудь письма, дневники?
   - Нет, - покачал головой Седрик; чувствуя скорее удивление, чем  страх,
он сжал в руке крохотный мешочек  со  своими  личными  записями  и  вошел,
спиной вперед, в индуса. Багшо, не теряя времени, занялся подгонкой седла,
наколенников, нагрудных и головных ремней; ловкие -  несмотря  на  тяжелые
перчатки - пальцы затягивали все пряжки туго, без малейшей слабины.
   - Больно ведь, - недовольно  пробурчал  Седрик,  чувствуя  себя  чем-то
вроде арматурного прута в застывающем бетоне.  Объятия  прокатного  индуса
были совсем не такими страстными. Да и запах у этого был гораздо  приятнее
- чистый, свежий, вроде как только-только с завода. И размеры удобнее.
   - Втяни подбородок, - рявкнул Багшо, сдавливая  многострадальный  живот
Седрика толстым амортизатором. - Эта модель  имеет  гарантию  на  двадцать
пять метров. Понимаешь, что это значит?
   Не успел Седрик сказать "нет", как очередной ремень накрепко  сжал  его
подбородок, вывернув попутно шею.
   - Это значит, что в нем можно  падать  примерно  с  восьмого  этажа.  Я
испытывал такую  штуку  с  двенадцатого.  Управлять  всем  буду  я,  а  ты
расслабься и получай удовольствие. Руками особенно не крути, держи  их  по
бокам.
   Руки   Седрика   остались,   пожалуй,   единственными   его   органами,
сохранившими хоть какую-то  свободу  перемещения,  -  руки  да  еще  веки.
Странное полусидячее положение было на удивление удобным - факт,  знакомый
ему  по  предыдущему  опыту,  а  новый  индус  казался  неизмеримо  лучшим
механизмом,  чем  прокатный,  вызывавший  у  Багшо  столько  презрения.  И
размеры, позволяющие Седрику, при всем его росте,  держать  голову  прямо.
Бессчетные дисплеи, окаймляющие передний визор, можно  было  рассматривать
не вертя шеей, - знать бы вот только, что они показывают.  Имелось  тут  и
зеркало заднего вида. Индус был  чем-то  вроде  ходячего  гроба.  Склеп  с
хорошим видом на местность. Трусы с капюшоном.
   Восемь этажей? Это - только половина пути вниз.  Все  самое  интересное
будет на второй половине.
   - Хорошо меня слышишь? - резанул по уху голос Багшо.
   - Прекрасно.
   Индусы  приподнялись  на  несколько   сантиметров   над   полом,   чуть
наклонились и дружно двинулись к двери. Багшо, так и  оставшийся  в  своем
немецком костюме, тоже левитировал. На фоне пяти гигантских  цилиндров  он
выглядел крохотным  и  беззащитным  -  не  руководитель,  а  эскортируемый
преступник.
   Вперед выступил прокатный индус. Он вытянул свои клешни,  открыл,  один
за другим, все три замка, резко распахнул дверь и выплыл в коридор.
   Яростный голубоватый луч, сверкнувший откуда-то слева,  вспорол  броню,
прокатный  индус  развалился  пополам  и   тут   же   взорвался   фонтаном
расплавленного  металла  и  пылающих  осколков  пластали;  ярко  вспыхнула
ковровая дорожка. Даже внутри своей ходячей бочки Седрик услышал грохот  и
почувствовал удар. Вспышка перегрузила светофильтры визора,  на  несколько
мгновений все изображение приобрело призрачную красно-фиолетовую окраску.
   - Вот, значит, как, - пробормотал  голос  Багшо.  -  Ну  ладно,  хотите
играть грубо - будем грубо.



        4. ИОНОСФЕРА, 7 АПРЕЛЯ

   Элия проснулась незадолго до входа в  атмосферу,  когда  сиденья  стали
поворачиваться. Свет в салоне все еще был притушен. Элия даже не заметила,
как успела задремать, но теперь внезапное возвращение ужаса ясно говорило:
только что этого ужаса не  было  и,  значит,  она  спала.  Два  дня  назад
появилось _буддхи_, уже два дня продолжалась выкручивающая  нервы  и  жилы
пытка, и все это время сон был редким благословенным подарком.
   Совсем вроде недавно  на  верхних  обзорных  экранах  бархатно  чернели
небеса, усеянные - как им, небесам, и полагается - алмазами  звезд,  в  то
время  как  жалковатые,  рукотворные  огни  Топа,  Тихоокеанского  полиса,
напоминали пролитое молоко, тонкими струйками стекавшее с гор, чтобы узкой
лужицей собраться на берегу океана. Элия сумела различить Баха  Калифорнию
[Баха Калифорния  (исп.  "Нижняя  Калифорния")  -  полуостров  Калифорния,
принадлежащий Мексике] и Солтон-Си ["Солтонское море"  (англ.)  -  соленое
озеро на  юге  штата  Калифорния;  получилось  в  результате  отвода  реки
Колорадо в Солтонскую впадину, лежащую ниже уровня моря].
   Видимо, она дремала довольно долго. Земной мир стал ближе и крупнее; на
горизонте, прямо впереди, яростно сверкала сабельная рана восхода.  Звезды
испуганно попрятались, даже мириады слипшихся друг с  другом  огней  Сампа
светились тускло, как угольки потухающего костра. Гипер круто пошел  вниз,
возвращаясь на Землю.
   Да, уснула. Конечно же, по ее времени сейчас вечер, хотя в Сампе  снова
будет утро четверга. Не нужно было спать. Сон сделал Элию какой-то  полой,
невесомой,  усугубил  утрату  ориентации,  обычную  при  резком  изменении
часового пояса. Никуда не ушел и прежний бессловесный ужас, это  кошмарное
ощущение - _почему я?_ Я не хочу этого делать, отпустите!
   Тысячи людей, мужчин, и женщин, и - _Господи Боже, почему именно я?_  -
детей, и детей. Элии  хотелось  тихо,  незаметно  рассеяться  в  пыль  или
съежиться, усохнуть, чтобы случайный  любитель  порядка  подобрал  с  пола
непонятный, похожий на кукурузный початок, предмет,  покрутил  в  руках  и
выкинул в мусорное ведро. Почему они не оставят  ее  в  покое?  Почему  ее
угораздило родиться с таким проклятием? И все же, по правде  говоря,  мука
эта не была такой острой, как прежде. Уже сама посадка на самолет принесла
некоторое облегчение.
   Элия резко вскинулась от фамильярного прикосновения  чужой,  незнакомой
руки. Она  выбрала  сиденье  у  стенки  -  у  окна,  как  это  традиционно
называлось. Хотя в гиперах окон не  было  и  никогда  не  бывало.  Даже  в
двадцать первом веке слово  "принцесса"  что-то  значит;  воспользовавшись
монархическими  привилегиями,  Элия   защитила   себя   от   нежелательных
собеседников - заняла надежную позицию  между  глухой  стенкой  и  Моалой.
Видимо, за время ее сна Моалу куда-то убрали. В темноте зеленый  тюрбан  -
знак человека, совершившего хадж [мусульманское паломничество в Мекку],  -
казался почти черным. Джетро Джар, ну как  же  можно  без  него.  Элия  не
видела, но физически ощущала сальную улыбочку на толстых  губах.  Ящерица.
Жаба.
   - Вы отдохнули, - Джетро говорил по-малайски, -  это  хорошо.  Ну  как,
успокоились немного?
   - Да, пожалуй, - согласилась Элия.
   - Ваша сестра, принцесса Талах, и ваш достопочтенный брат, принц  Омар,
- оба они рассказывали,  что  бремя  облегчается  по  мере  приближения...
приближения к нашей цели.
   А может, попросить его уйти, и чтобы Моала села на прежнее место?  Нет,
нельзя оскорблять этого человека, каким бы скользким он ни казался. Джетро
- опытный политик. Кас говорит, что он может унаследовать пост премьера  -
и довольно скоро, ведь здоровье Пириндара быстро ухудшается.
   - Жаль только, что нельзя достичь этой цели более легким путем.
   - А! - понимающе кивнул Джетро; какой-то фокус освещения  заставил  его
глаза ярко вспыхнуть. - И это совсем  не  случайно.  Многие  говорят,  что
строить  трансмензор  на  Земле  -  непомерный  риск.  Огромные  мощности,
опасность взрыва. Я тщательно изучал  эту  проблему.  Когда  заговорили  о
применении трансмензора для исследования иных миров, поднялся еще  больший
вой. Люди боялись, что сюда могут проникнуть чудовища! До чего  же  глупо!
Но Лабрадор - голая каменная пустыня. И он был уже связан с Сампом линиями
энергопередачи. Так что выбор был вполне естественный - место отдаленное и
одновременно доступное.
   - Благодарю вас за объяснение, - кивнула Элия. И тут же захотела сильно
ударить себя линейкой по пальцам.
   - Рад услужить. Естественно, к настоящему времени  никаких  энерголиний
не осталось, их сменили силовые пучки с орбитальных станций.
   Джар замолчал, вежливо ожидая ответа принцессы. И не дождался.
   - Вы -  одиннадцатый  член  семьи,  совершающий  это  паломничество,  -
заметил он через минуту.
   - Да.
   Одиннадцатая жертва.
   - И вы, насколько я понимаю, моложе всех предыдущих.
   Элия на мгновение задумалась:
   - Да, пожалуй... Все это началось еще до моего рождения, так что многих
я не знала, или почти не знала... Да, совершенно верно.
   - И все предыдущие дамы были замужем.
   Об этом Элия тоже никогда прежде не думала. Тал была замужем. Омар  был
холостым. Почему холостое состояние женщины  имеет  значение,  а  холостое
состояние, скажем, Омара - нет? Джетро - мусульманин, в этом, видимо,  все
и дело.
   - Да, - кивнула она.
   - Безопасность и комфорт Вашего Высочества были, есть и будут первейшей
моей заботой.
   Джар снова накрыл руку Элии своей. Липкая,  горячая  ладонь.  И  запах,
почему от него всегда пахнет гвоздикой?
   - Все, что  в  моих  возможностях,  абсолютно  все,  стоит  вам  только
попросить.
   Прикосновение заставило Элию  непроизвольно  вздрогнуть;  она  страстно
надеялась, что тошнотворный собеседник этого не заметил,  и  составляла  в
уме длинную цепочку из самых непристойных ругательств на всех известных ей
языках.
   - Вы очень любезны, - улыбнулась Элия.
   - У меня есть определенное влияние. - Джар чуть  наклонился,  уставился
ей прямо в глаза. Потолочные плафоны начали разгораться, но в  салоне  все
еще царил полумрак. Элия  едва  различала  каемку  бороды  вокруг  темного
узкого лица. - Мой отец был простым рыбаком. Рыбаки считали и считают меня
своим человеком.
   - Их постигла очень тяжелая участь. Я много раз слышала,  как  об  этом
говорил брат.
   К чему это он, интересно, клонит? Популизм - популизм с  особым  упором
на обитателей трущоб - обеспечил Джару блистательную карьеру. Сорок лет  -
и уже руководит одним из трех важнейших министерств, так  говорил  Кас  по
дороге в аэропорт.
   - Мои люди знают и ценят его озабоченность, - сказал Джар. - Они  любят
и уважают всех членов вашей благороднейшей семьи. Каждое упоминание  имени
вашего брата они встречают криками восторга.  Две  тысячи  лет  преданного
служения - такие вещи не забываются.
   - Их любовь драгоценна для нас.
   А что, если взять да и  задушить  его?  Его  же  собственным  тюрбаном?
Заодно получится нечто вроде разминки. Приятное с полезным.
   - Беженцы, конечно же, не испытывают подобной  любви  и  преданности  -
хотя они очень благодарны Банзараку за помощь  и  поэтому  готовы  уважать
наши национальные традиции.
   Ничего не понимающая Элия изобразила улыбку - нечто вроде улыбки. Ей не
хотелось выслушивать всю эту демагогию.  Ей  хотелось  побыть  наедине  со
своей мукой.
   - Я знаю бедность Банзарака, но я не закрываю глаза и  на  еще  большую
нужду, на отчаянную нужду несчастных, которых  мы  приютили,  пригрели  на
своей груди.
   Малейшее движение в направлении _моей_ груди, и я сверну тебе шею.
   - Мой брат восхищен вашей работой в лагерях для беженцев.
   Первоклассный демагог - так называл это Кас.
   - Я полон глубочайшего к ним сочувствия.  Директор  Хаббард  -  женщина
жесткая, строгая, но  справедливая.  Я  буду  настаивать,  чтобы  беженцы,
поселившиеся  в  Банзараке,  получили  специальный  статус,  почти  равный
статусу коренных жителей.
   Элия перестала слушать гладкие, монотонные фразы и  удалилась  в  глубь
своей личной,  внутренней  пустыни.  Очень,  конечно,  мило  рассуждать  о
переговорах, но все эти переговоры  означали  торговлю,  причем  товар  на
витринах лежит один-единственный. Она сама. Прецеденты установлены еще  до
ее рождения. В некотором смысле все это началось много  столетий  назад  -
два тысячелетия назад, если  верить  легендам.  А  что  предлагают  _мне_?
Сколько   стоит   принцесса   Банзарака,   1   шт.,   с   гарантированным,
пылеводонепроницаемым _буддхи_? Давайте, кто больше.
   Жесткая женщина? По любым, самым строгим  стандартам  директор  Хаббард
была женщиной железной, железной как кувалда. Очень немногие правительства
могли торговаться на равных -  нет,  "на  равных"  невозможно,  _почти  на
равных_ - с директором Института, ибо  Ми-квадрат  -  это  одновременно  и
"Стеллар Пауэр Инкорпорейтид".  Ходили  слухи,  что  Хаббард  неоднократно
грозила выдернуть рубильник для целых континентов.
   Если уж на то пошло, очень немногие правительства могли  торговаться  с
ней на каких бы то  ни  было  условиях,  настолько  все  они  погрязли  во
внутренних конфликтах  и  грызне  лоббистских  групп,  настолько  все  они
утратили финансовую целостность... Смешно  только  ожидать,  чтобы  Джетро
согласился выслушать лекцию по политологии -  где  же  это  видано,  чтобы
правоверный мусульманин набирался ума у _женщины_? Перспектива переговоров
с  Самой  Матушкой  Хаббард  преисполняла  сына  рыбака  сладостной,  даже
сладострастной дрожью. Джетро будет покупать тысячи человеческих жизней. А
Элия - единственная его монета.
   И тут ее словно толкнуло. Этого просто не может быть! С какой это стати
демагог будет избавляться от своих  вернейших  последователей?  Зачем  ему
разрушать основу своей власти, пилить под собой сук? Господи,  да  что  же
это он там говорит?
   - ...Судьбы связаны. Люди, идущие  за  нами,  с  восторгом  убедятся  в
искреннем,   добровольном   характере   нашего   сотрудничества.   В   его
нерушимости.
   Теперь стало посветлее. Джетро низко навис  над  Элией,  липкие  пальцы
крепко сжимали ее руку. В угольно-черных глазах светился  острый,  пугающе
острый ум. Элия попыталась взять себя в руки, собраться - с таким  опасным
человеком  нужно  обращаться  как  можно  осторожнее!  -  но  не   сумела,
потрясенная его наглостью. И кто же мог ожидать? Даже Кас не  догадывался,
что там у этого Джетро Джара на уме. А  и  правда,  зачем  удовлетворяться
ролью премьера карликового королевства, если можно  надеяться  на  гораздо
большее? Его амбиции и прежде были на  грани  наглости,  а  теперь  далеко
перешли эту грань. Вдвое  старше,  дважды  разведен.  Ну  прямо  прелесть,
только этого мне и не хватало!
   - Доктор Джар... мне сейчас тяжело, очень тяжело. Ваши слова  нуждаются
в самом серьезном осмыслении, а у меня нет никаких сил. Вы простите,  если
я отложу ответ до более благоприятного момента?
   Господи, да какую же я чушь несу... но  Джетро,  похоже,  удовлетворен.
Вон как улыбается, на все тридцать два зуба.
   В салоне стало совсем светло. Небо на  экранах  тоже  светлело,  меняло
космическую  черноту  на  обычный  голубой  цвет.   Началось   торможение,
невидимая рука вдавила пассажиров в кресла.
   - Конечно же! Я согласен на все,  лишь  бы  облегчить  ваше  бремя.  Вы
можете полностью на меня положиться.
   - Я крайне благодарна вам, доктор Джар. Вы очень любезны и заботливы.
   Что бы, интересно, подумал Кас там,  в  Банзараке,  объяви  я  о  своей
помолвке  с  достопочтеннейшим  доктором  Джетро  Джаром?  Отрекся  бы  от
престола и ударился в бега?
   - Например, вы можете переадресовывать мне все задаваемые вам  вопросы.
У меня вполне приличный  английский.  Вопросы  о  ваших  предшественниках,
ваших родственниках... их я отмету с места. Я объясню любопытным,  что  не
совсем пристойно интересоваться семейными делами.
   Элия неопределенно хмыкнула.
   -  Если  вам   придется   беседовать   в   моем   присутствии,   твердо
придерживайтесь следующих заповедей. Я  приехал  в  Америку  по  поручению
Всемирной службы беженцев. Вы сопровождаете меня в качестве  моей...  -  И
опять  эта  наглая  ухмылка.  -  Но  ведь  я  обещал  не  торопить  вас  с
окончательным решением.  Сопровождаете  меня,  чтобы  посмотреть  на  мир.
Американцам  нравятся  умные   и   образованные   женщины,   но   все-таки
постарайтесь  ограничить  свои  беседы   нарядами,   детьми   и   домашним
хозяйством, так надежнее.
   - Нужно записать это все, а то еще забуду.
   Элия очень надеялась, что нарастающий вой двигателей заглушит ее слова.
   - Нет,  нет,  в  этом  нет  никакой  необходимости.  Вы  все  прекрасно
запомните. И еще, на случай, если меня не будет рядом...  имейте  в  виду,
что никто еще не сумел обнаружить мир первого  класса.  Это  очень  важно.
Целая уйма миров второго класса - миров, внешне очень  похожих  на  Землю.
Однако подробное исследование неизменно выявляет те или  иные  недостатки,
опасности, ядовитые загрязнения. Очень часто говорят о  тяжелых  металлах,
что бы это ни значило. Мир первого класса, мир,  по-настоящему  безопасный
для человека, будет потрясающим, эпохальным открытием.
   - Доктор Джар, объясните  мне,  пожалуйста,  что  же  тогда  такое  мир
третьего  класса?  -  наивным  голоском  поинтересовалась  Элия,  уже   не
пытающаяся скрыть свою ярость. Ее щеки пылали, плюнь - и зашипит. Но  ведь
этот  напыщенный  хрен  наверняка  ничего   не   понимает,   истолковывает
"очаровательный  румянец"   совсем   по-другому.   Скажем,   как   симптом
разыгравшейся похоти. Кто же не знает, что женщины очень неуравновешенны и
подвержены приступам похоти?
   - Вам совершенно не нужно забивать свою головку  подобной  ерундой,  но
мир третьего класса - это мир, обладающий жизнью, но совершенно  непохожий
на Землю. Тройки выпадают все время. Каждую неделю и даже чаще.  Двойки  -
помните, это те, которые похожи на наш мир, - выпадают по нескольку штук в
год.  Существует  и  четвертый  класс,  абсолютно  безжизненный.  Четверки
выпадают чаще всех остальных, вместе взятых. Но вы  все-таки  ограничьтесь
детьми и тряпками.
   Ну как может опытный, преуспевающий политик быть настолько слепым?  Или
Джетро вообще не встречал образованных женщин? Похоже, он искренне  верит,
что интересы женщин должны ограничиваться детьми. В трущобах и лагерях так
и есть, у этих несчастных просто нет выбора.  И  ведь  он,  скорее  всего,
может подкрепить свои идиотские воззрения какой-нибудь цитатой из Корана.
   В конце концов Джетро убрал свою липкую лапку  и  откинулся  на  спинку
кресла, уступая силе перегрузки. Давно бы так, у тебя же, наверное,  спина
устала ото всех этих перегибаний и заглядываний в лицо. А морда-то,  морда
какая самодовольная! Тьфу! Рев двигателей и рассекаемого воздуха стал  еще
сильнее, к нему прибавилась мелкая, до  костей  пробирающая  вибрация;  по
краям стабилизаторов вспыхнули адские сполохи.
   А затем отвратительная дрожь исчезла, шум и давление перегрузки  начали
постепенно стихать.
   Джетро  озабоченно  обшарил  свои  карманы,  удовлетворенно  кивнул   и
повернулся к Элии:
   - Ваше Высочество, я бы хотел, чтобы вы взглянули на этот список.
   Острое, предостерегающее покалывание где-то  в  позвоночнике,  ближе  к
затылку.
   - Да?
   Маленький листок бумаги, вырванный, наверное, из блокнота с  пружинкой.
Восемь карандашом написанных слов:

   Аск
   Кинто
   Нил
   Ориноко
   По
   Рейн
   Саксачеван
   Тибр

   О Господи! _Сатори_.
   Вот оно!
   На какое-то мгновение Элия лишилась дара речи. Только бы  не  стошнило,
только бы не стошнило! Она плотно прижала  руки  к  коленям,  чтобы  унять
дрожь.
   - Реки, - пробормотала она, бессознательно переходя на английский. -  Я
не знаю Кинто  и  не  совсем  уверена  в  Аске  [маленькая  (меньше  сотни
километров  длиной)  река  в  Великобритании,  в  Южном  Уэльсе],  но  все
остальные - реки.
   Этот засранец поймал ее в ловушку. Никогда еще не испытывала она такого
ясного, прозрачного _сатори_, никогда еще _буддхи_ не ревело так громко  -
и Джетро, конечно же,  не  упустил  из  внимания  ее  реакции.  Его  глаза
сверкали, как черные лазеры.
   - Да, все это - действительно реки, Ваше Высочество, но в то  же  самое
время это - кодовые названия. Это - реки, но используются и города. А  еще
- горы и поэты. Рыбы, мужчины, женщины, битвы... когда-нибудь им  придется
использовать  все  эти  слова  по  второму,  третьему  разу.  Каждый  мир,
представляющий  для  людей  хоть  малейший  интерес,  получает  каталожное
название.
   - Этна, - выдохнула Элия. В ее мозгу всплыли и повисли воспоминания  об
Омаре, воспоминания, подобные аккордам реквиема. А  Тал,  Тал  вытащила...
как же он назывался?.. Ворон.
   - Совершенно верно, - почтительно  кивнул  Джетро.  -  Я  просто  хотел
спросить, не кажется ли вам какое-либо название из этого  списка,  как  бы
это сказать... значительным, не таким, как прочие?
   Элия сглотнула комок, горло ее пересохло и болезненно ныло.
   - Нет.
   - А...
   В голосе  Джетро  звучало  разочарование.  В  его  глазах  поблескивало
недоверие.
   - Совсем-совсем никакого ощущения? - с надеждой переспросил он, беря из
подрагивающих пальцев Элии листок.
   - Нет. Просто какие-то слова.
   - Просто слова?
   Семь названий рек, написанных карандашом, и одно - огненное. Неужели он
сам не видит, что одно из восьми сверкает, словно начертанное божественным
перстом?
   Но говорить еще рано. Нужно увериться.  Нужно,  чтобы  не  осталось  ни
грана, ни крупицы сомнений. Тысячи жизней! Почему я?
   Капитан закончил  разворот,  сбросил  ударную  волну  в  океан.  Быстро
снижающийся гипер искал землю, словно гонимая ураганом чайка.  На  экранах
возникли, чтобы тут же исчезнуть, городские небоскребы, встающие прямо  из
моря, волны, плещущие у их оснований, баржи мародеров, хищно пробирающиеся
по  улицам  среди  ломаной  мебели  и  прочего  хлама.  Затем   потянулись
тускло-зеленые луга,  освещенные  сырым,  сероватым  светом  занимающегося
утра.



        5. САМП, 7 АПРЕЛЯ

   Едва бронированная перчатка Багшо захлопнула дверь,  отгородив  комнату
от ужасов пламени и расплавленного металла, как  все  пришло  в  движение,
Глаза Седрика чуть не вылетели из орбит, так  резко  отпрыгнул  назад  его
индус. Затем громоздкий металлический бочонок развернулся и швырнул  себя,
спиной  вперед,  в  направлении  душа.  Стена  в  зеркале  заднего  обзора
приближалась быстро, угрожающе быстро, а затем - _удар_!
   Жестокое, зубодробительное сотрясение. Не будь  Седрик  запакован,  как
косточка в сливе, его тело, безо всяких сомнений, превратилось бы в  желе.
По стене пробежала трещина. Индус без промедления бросился через комнату к
кровати; по пути он близко разминулся  со  своим  братцем,  поспешавшим  в
противоположном направлении. В противофазе работают! Третий  представитель
славного племени зажал в своих клешнях четвертого и пытался  проломить  им
потолок. Молодец. Если пробивать стенку головой, так уж лучше  чужой.  При
каждом ударе на пол сыпались куски бетона и обломки кафеля, комната  густо
заполнилась пылью.
   Седриков индус на бегу развернулся и впилился спиной в  стену  рядом  с
кроватью. Судя по всему, этот хитроумный маневр  должен  был  предохранить
Седрика от худших потрясений - второй индус, атаковавший в  тот  же  самый
момент стену около душа, никаких  пируэтов  не  делал.  Спасибо  Багшо  за
заботу.
   -  Дискотека,  это  Кастет.  -  Багшо  говорил  негромко  и  совершенно
спокойно. Седрик его не видел, да и что там увидишь сквозь эту  пылищу.  И
снова два индуса разминулись посреди комнаты, и снова гулкий удар. На этот
раз стена за спиной Седрика взорвалась фонтаном обломков, гнутыми  трубами
и  струями  воды.  Индус  запнулся,  влетел  в  соседнюю   комнату   почти
горизонтально, но тут же выпрямился и бросился вперед.
   - Кастет, вас принял.
   "Дискотека", наверное.
   В  соседнем  номере  было  темно,  и   в   шлеме   Седрика   включилось
светоусиление. Условная цветовая гамма не имела ничего общего с  настоящей
- на ярко-розовом  испуганном  лице,  поднявшемся  над  кроватью,  зловеще
выделялись кроваво-красные зубы; крика женщины  Седрик  не  слышал.  Индус
мгновенно пересек комнату и врезался  в  стену  рядом  с  кроватью.  Будем
надеяться, что этой тетке хватит ума смыться отсюда, и поскорее.
   - Дискотека, я отловил Шпрота.
   - Кастет, доложите о состоянии Шпрота.
   - Пока все путем. Virgo intacta, сколько я  понимаю.  Но  аборигены  не
совсем дружелюбны.
   Да уж, не совсем... Индус бросился назад, словно собираясь вернуться  в
Седриков номер, однако в  шаге  от  пробоины,  окаймленной  изуродованными
трубами, он остановился. Прямо перед лицом Седрика  хлестали  тугие  струи
воды, горячо клубился пар. Где была вся  эта  роскошь  раньше?  -  подумал
Седрик. Еще несколько минут подобных развлечений, и мне опять  понадобится
душ. К счастью, его мозг наотрез отказывался воспринимать происходящее как
нечто реальное.
   Новый бросок, новый удар в стену. Спешите посмотреть, Седрик Хаббард  -
человек-таран? "Невероятно! Как вам  это  удалось?"  -  "Головой  работать
надо!" - так это, вроде бы, в том анекдоте. Розоволикая женщина  ласточкой
нырнула на пол и куда-то исчезла. Интересно, как скоро эти, в  коридоре  -
_трах!_ - выломают дверь?
   - Ангел, я Дискотека. Вы меня слышите?
   - Дискотека, я Ангел. Мы выходим на Кастета. Небольшая задержка,  здесь
целая стая шершней.
   Внезапно Седрик припомнил замечание Багшо, что эти  индусы  выдерживают
падение с двенадцатого этажа. Нет, не так - механизм  выдержит  и  больше,
это _человек_, в нем сидящий, выдержит падение с двенадцатого этажа.  Жаль
только, что этот номер расположен на шестнадцатом.
   _Трах!_
   Обстановка не очень располагала к логическим  рассуждениям,  и  все  же
стратегия Багшо представлялась Седрику вполне очевидной.  Злые  противники
засели в коридоре,  у  них  там  термоядерная  пушка,  способная  в  лапшу
нарезать жалкую броню, защищающую  наших  отважных  ребят.  Поэтому  нужно
рассредоточиться: Седрик в одну сторону, порожний индус -  в  другую,  еще
один порожний - прямо  вверх.  Нехорошим  противникам  придется  потратить
несколько лишних минут, соображая,  под  каким  же  это  наперстком  лежит
шарик.
   - Ангел, сообщите время рандеву.
   В комнату плеснуло невыносимо белое пламя. Седрик  успел  увидеть,  как
простыни на кровати стали сиреневыми,  вспыхнули  коричневыми  клубящимися
языками, а затем видеокамера перегрузилась,  взрыв  приподнял  индуса  над
полом  и  швырнул  в  стену  -  в  ту  самую,  к  которой  он  перед  этим
примеривался. Тетка-то эта сгорела бы,  косточек  не  осталось  бы,  чтобы
похоронить, подумал Седрик, влетая в третий уже по счету  номер.  На  этот
раз кровать стояла прямо у обрушившейся стены - и была завалена обломками.
Лежал на ней кто-нибудь? Или нет? Седрик этого не знал -  да  и  не  хотел
знать.
   Господи, ты что же это не чешешься? Здесь же люди гибнут, живые люди!
   Нет, это совсем  не  голографический  триллер.  Это  самое  реальное  -
тошнотворное в своей реальности - убийство. Седрик катился по полу...
   Зрение  вернулось,  хотя  и  не  полностью  -  половина  телекамер   не
показывала ровно ничего. Потолок был окрашен в зеленый, веселенький такой,
цвет. Седрик лежал на спине.
   - Сед... Шпрот? Ты как там, о'кей?
   - Шпрот в полном порядке, - слабо откликнулся Седрик, все еще не совсем
верящий в реальность происходящего. Это был голос Багшо.  Откуда  следует,
что немец тоже уцелел  при  взрыве.  Даже  такие,  с  позволения  сказать,
силлогизмы давались ему с огромным трудом.
   Индус тоже уцелел. Он, так сказать,  вскочил  на,  так  сказать,  ноги,
мгновение  спустя  врубились  не  работавшие  прежде  телекамеры  -  кроме
нескольких, загнувшихся с концами. Седрик  почувствовал  во  рту  странный
солоноватый вкус. Не успел он сообразить, что  же  это  такое,  как  дверь
номера рухнула, и снова стало светло, и все приобрело нормальную  окраску.
Индус  мчался  по  коридору,  отчаянно  вихляя  из  стороны  в  сторону  и
непрерывно набирая скорость. Коридор был длинный, _чересчур_  длинный.  За
спиной остались люди - по крайней мере трое, все в таких же, как у  Багшо,
скафандрах. Они пригнулись над каким-то механизмом, несомненно -  над  той
самой термоядерной  пушкой.  Видимо,  они  только  что  стреляли  в  номер
Седрика, в тот самый номер, с которого и началось все  веселье.  А  теперь
они разворачивают оружие вдоль коридора. В с