был слишком глубокий и затененный, то ли
воды не хватало, только лес отказывался расти в  базилике,  и  так  она  и
стояла, и на месте купола огромная дыра зияла под открытым небом.  Пол  ее
был  покрыт  ковром  трав  и  цветов,  в  основном  кустами   белых   роз.
Естественный сад обрамляли странной формы руины, напоминавшие застывших  в
танце великанов. Это был странный, неземной памятник скорбным событиям.
   Как-то летним днем два человека подошли к этому месту с противоположных
сторон. И тот, и другой плохо знали лес, но слышали про стеклянный  сад  и
сумели найти к нему дорогу. Они никогда  еще  не  встречались  и  даже  не
связывались друг с другом, но все же оказались в  нужное  время  в  нужном
месте.
   Они передвигались с опаской, ибо Междуморье вообще было опасным местом.
Когда следующее поколение варваров подрастало у себя в степях, их посылали
на юг поразвлечься на год. Им полагалось вернуться  с  собранием  страшных
трофеев, доказывающих, что они уже взрослые и стали  настоящими  убийцами.
Еще они угоняли с собой толпы юношей и девушек, чтобы принести их в жертву
Холу.  Каждые  несколько  лет  царь  сам   возглавлял   более   масштабную
карательную  экспедицию,  дабы  показать  южанам,  что   такое   настоящая
жестокость.
   Да и местные жители были почти так же опасны. И кто мог укорять  их  за
это? Все, что создавали они за свою жизнь, в одночасье могло стать добычей
варваров. Их урожай и жилище сжигали без всякой причины, их детей угоняли.
Они жили в потаенных убежищах  в  холмах,  возделывая  спрятанные  в  лесу
грядки. Многие вообще забыли, что такое цивилизация, постепенно одичали  и
теперь мало чем отличались от зверей, обитавших в  лесу,  и  охотились  на
тех,  кто  слабее.   Поэтому   осторожность   путников   казалась   вполне
естественной.
   Первым к саду подошел юноша лет двадцати. Точнее, ему было двадцать лет
и один месяц плюс-минус  пара  дней.  Роста  он  был  среднего,  стройный,
мускулистый. Его волосы и коротко остриженная бородка были темными,  глаза
тоже темными. И хотя на лице его играла улыбка, он мог быть и  опасен.  Он
был одет в  обычный  для  этих  мест  наряд,  но  неброской  расцветки,  в
коричневых тонах. В эту летнюю жару руки и ноги его оставались  открытыми.
На поясе висел меч, и в любую секунду он мог им воспользоваться.
   Выйдя к развалинам, он прислонился к березовому стволу  и  прислушался.
Он слышал пение птиц и жужжание насекомых. Только когда он убедился в том,
что ничего и никого здесь больше  нет,  он  подошел  к  руинам,  осторожно
пробираясь к самому низкому месту стены. Даже здесь стена  была  выше  его
роста. Часть высоты он одолел по обгоревшему стволу. Забравшись на  стену,
он оглядел внутренность базилики. Там никого  не  было.  Он  подождал  еще
немного.
   Второй человек подошел к развалинам с противоположной стороны.  Он  шел
не так остерегаясь, хотя и осторожно. Оба были примерно одного сложения  и
- на первый взгляд - примерно одного возраста. Этот отличался  каштановыми
волосами, серыми глазами... насколько я помню, он  был  чисто  выбрит.  Он
тоже одевался в неброские цвета, только в одежде его  преобладали  зеленые
тона, за пазухой он, похоже, что-то припрятал.  Если  не  считать  длинной
палки через плечо, на которой болтался походный узел, он был безоружен.
   То ли Зеленому костюму больше везло, то ли  он  лучше  знал  подходы  к
руинам, но с его стороны войти оказалось гораздо  проще.  Трудно  сказать,
что было здесь раньше, - окно или дверь. Теперь от проема осталось  только
овальное отверстие на уровне груди, хотя  внутри  до  земли  было  гораздо
дальше. Наскоро окинув  взглядом  внутреннее  пространство  дворца,  вновь
прибывший пролез в отверстие и спрыгнул вниз.
   Осторожно раздвигая концом палки колючие кусты, он не спеша,  бесшумно,
двинулся вперед. Тому, что наблюдал со  стены,  показалось,  что  он  ищет
что-то. Однако, дойдя до стеклянного валуна, он  сел  на  него  спиной  ко
входу. Порывшись в складках одежды, он извлек черствую краюху хлеба, кусок
сыра, пару персиков и принялся за еду. Солнце медленно ползло к  верхушкам
деревьев.
   Бурый костюм осторожно спустился  со  своего  наблюдательного  поста  и
обогнул развалины снаружи, чтобы зайти  Зеленому  с  тыла.  Добравшись  до
проема, он заглянул внутрь и убедился в том, что  тот  все  еще  сидит  на
валуне, задумавшись и не подозревая  о  том,  что  за  ним  следят.  Бурый
выхватил меч и  прыгнул  в  проем.  И  с  этого  момента,  события  начали
развиваться не совсем так, как ему представлялось.
   Во-первых,  остекленевшая   стена   оказалась   неожиданно   скользкой.
Во-вторых, он не учел того, что солнце светило ему в спину, так  что  тень
его вполне  могла  встревожить  предполагаемую  жертву.  В-третьих,  Бурый
забыл, что уровень земли внутри развалин  гораздо  ниже,  чем  снаружи,  и
приземлился довольно жестко. В-четвертых, он приземлился  точно  в  пышный
розовый куст, в кровь расцарапав свои голые ноги. Он оступился, пошатнулся
и злобно выругался. Палка Зеленого с размаху врезала ему по  руке,  и  его
меч отлетел в кусты.
   Безоружный Бурый стоял, ожидая второго удара, который запросто раскроил
бы ему череп. Несколько секунд оба неподвижно друг друга разглядывали.
   Зеленый улыбнулся, словно то,  что  он  увидел,  удовлетворило  его,  и
опустил свою палку. Он сел и махнул на залитые солнцем соседние камни.
   - Выбирай себе валун по вкусу и будь как дома.
   Он вел себя до обидного уверенно. Бурый оглянулся, прислушался, потирая
ушибленную руку, он никак не мог понять, не угодил ли  он  в  западню.  Не
услышав ничего подозрительного, он подобрал свой меч и вернулся на прежнее
место, раздвигая им колючки. Однако он не сел  на  камень,  как  ему  было
предложено. Вместо этого он подошел к  Зеленому  и  приставил  меч  к  его
горлу.
   - Кто ты? - Бурый был молод и чувствовал себя одураченным. Он злился на
себя за неуклюжесть, а еще больше - на незнакомца, за его безмятежность.
   - Я был здесь раньше, так что представься-ка первым.
   - Зато у меня меч.
   Зеленый пожал плечами.
   - Ну вот, опять... Ты выказываешь достойную сожаления  невоспитанность.
Если мне придется обезоруживать тебя второй раз, я  могу  и  сломать  тебе
что-нибудь ненароком. Ну ладно, мое имя ничего не скажет тебе, но на твоем
диалекте оно звучит как Гомер. А твое?
   - Я не хочу называть его сейчас.
   - Тогда я буду звать тебя просто Дуссом.
   Бурый сердито взмахнул мечом.
   - Откуда ты знаешь?
   - Слухи  расползаются  как  муравьи.  -  Гомер  даже  не  скрывал,  что
забавляется от души. - Сыновья Белорозы  вернулись,  чтобы  поднять  знамя
свободы и тому  подобное.  Дусс  -  имя  младшего  брата,  сокращенное  от
Гордуспеха. Ты слишком молод, чтобы быть старшим.
   Дусс только свирепо таращился на него.
   Во взгляде Гомера промелькнула хитринка.
   - И ты выглядишь не так, как я его себе представлял. Слушай, почему  бы
тебе не сесть и не поговорить, как подобает серьезному человеку?
   - Каким ты его себе представлял?
   - Сядь.
   Дусс придвинул меч ближе.
   - Отвечай, когда спрашивают!
   - Иди к Холу!
   Меч снова мелькнул в воздухе, оставив на этот раз маленький  надрез  на
подбородке Гомера. Ранка была не больше царапины от бритья, что выказывало
недюжинную ловкость в обращении с ярдом закаленной стали, хотя и не  самые
лучшие манеры.
   Жертва сердито отпрянула.
   - Местные называют эти кусты белорозами. Ты это знаешь?
   - Что из этого?
   Зажав одной рукой царапину на подбородке, Гомер сделал жест другой.
   - Боги вырастили этот сад в память о ней. Здесь  все  и  произошло.  На
этом самом месте.
   Дусс окинул взглядом сад  в  руинах,  потом  недоверчиво  посмотрел  на
собеседника.
   - Откуда ты знаешь?
   - Потому, что я видел это. Я видел, как был зачат твой брат.
   - Этого не может быть! Ты слишком молод!
   - Я старше, чем кажусь. А теперь сядь, юнец!
   На этот раз Дусс  повиновался,  усевшись  на  соседний  камень.  Солнце
спряталось за стену. Гомер  одобрительно  улыбнулся.  Дусс,  нахмурившись,
убрал меч в ножны.
   - Зачем ты пришел сюда?
   - Из-за сна. Нескольких снов. Мне снилось это место и ты. Я понял,  что
мне пора.
   - Пора что делать?
   - Сначала скажи мне, что здесь делаешь ты?
   - Мой бог велел мне прийти сюда.
   Гомер довольно кивнул:
   - Значит, ты признаешь, что ты сын Белорозы? Не  пытайся  отрицать.  Ты
очень похож на своего отца, Волнореза. Только пониже немного.
   Бурый продолжал недоверчиво хмуриться.
   - Я Дусс. А ты кто?
   - Странствующий меняла историй, бродяга. Я познакомился с  ней  в  этом
зале - когда это было еще залом - как-то утром, тридцать  лет  назад.  Она
отдала мне кое-что на хранение, и я бережно хранил это все эти годы. Потом
она отправилась свершать свой долг, а я смотрел. - Он вздохнул,  и  в  эту
минуту тени, казалось,  сгустились  вокруг  него.  -  Какая  храбрость!  -
прошептал он.
   - Расскажи мне об этом, пожалуйста!
   - Я, конечно, могу, но  мне  кажется,  другой  сделает  это  лучше.  Ты
знаешь, зачем твой бог приказал тебе явиться сюда?
   - Он не говорил зачем. Боги никогда не объясняют.
   Гомер заломил бровь.
   - Иногда они немного раздражают, правда? Ну  ладно.  У  меня  есть  еще
вопрос. Спросишь ли ты его за меня, рассказав мне потом ответ?
   - Что за вопрос?
   - Ты ведь не сдаешься так просто, верно? Так вот, в тот  день  Белороза
захватила с собой нож, точнее, стилет. Вандок решил, что она  намеревалась
убить его. Мне кажется, она использовала нож для маскировки. Мне  кажется,
она рассчитывала, что его обнаружат. Я хочу знать,  собиралась  ли  она  с
самого начала понести ребенка от Вандока? Мне необходимо знать  это!  Этот
вопрос не дает мне покоя вот уже тридцать лет.
   Дусс криво улыбнулся:
   - Меня - только шесть. Если мне скажут ответ, я передам его тебе.
   Гомер кивнул и снова полез за пазуху. На этот раз он  достал  маленький
сверток.
   - Ты знаешь, на что она похожа?
   - Она?
   - Я всегда думал о ней как о лице женского рода. Впрочем, у  богов  это
не имеет значения. Как ее зовут?
   - Верл. Но я не знаю, на что она... он... похожа.
   - Голубок.
   Гомер протянул ему сверток. Дусс осторожно принял его и  развернул.  Он
не сумел скрыть возглас удивления, а может, разочарования.
   - Здесь не на что особенно смотреть, - пробормотал  меняла  историй.  -
Время от времени я насыпал ей немного зерна, чтобы она не думала, что  про
нее забыли, но, конечно же, со мной она не  разговаривала  и  с  тобой  не
будет, пока я здесь. Так что я, пожалуй, пойду прогуляюсь, пока ты  будешь
молиться.
   Оставив свой узел лежать на земле, человек в зеленом  выбрался  наружу.
Второй положил маленького бога на камень и стал перед ним на колени.
   Минут пятнадцать  или  двадцать  спустя  Гомер  снова  пробрался  через
сплавившийся проем. Дусс завернул бога и убрал его за  пазуху,  поближе  к
сердцу. Он улыбался, но глаза его покраснели.
   - Ну? - спросил Гомер.
   - Он говорит, что Белороза убила бы Вандока, если  б  ей  представилась
возможность, но не надеялась на это. Она полагалась на пророчество.
   Сказитель довольно кивнул:
   - Именно этого я ожидал. Надеюсь, твоему брату можно доверять?
   - Конечно! - Юноша откашлялся и протянул руку. - Мы покончили с делами,
друг Гомер?
   - Ни в коем случае! Я хочу знать все подробности!  Как  она  бежала,  и
куда отправилась, и что с ней было потом, и кто организовал восстание?
   Дусс посмотрел на темнеющее небо.
   - Не все из этого известно мне. Есть  вещи,  которых  я  не  могу  тебе
открыть. Остальное я охотно расскажу. Верл говорит, тебе можно доверять.
   - Надеюсь - после стольких-то лет!
   - Тогда пойдем к нам в укрытие, и я представлю тебя кое-кому из местных
друзей. Почему бы нам не поговорить по дороге?
   Так  мы  и  сделали.  Так  началось  восстание.  Зимняя  Война.  Вандок
прорвался на юг еще до того, как  снег  закрыл  перевалы,  но  вся  страна
поднялась против него. Сопротивление направлялось малыми  богами,  которые
передавали друг другу вести обо всех перемещениях тирана. К весне  он  уже
отступал, потеряв большую часть своего войска на перевалах. Верноместь был
провозглашен царем Междуморья, известного с тех пор под названием  Верлия,
и...
   - Это не так, - заявил нотариус.



        14. СПОР

   - Болван! - вскричал я. - Ты меня перебил!
   - Вы искажаете факты, - отшатнувшись от меня, ответил законник.
   - Ты проклятый, вшивый словоблуд! Вот возьму тебя за  горло,  пока  все
угри не повылезают из твоего длинного  носа!  Я  рассказываю  историю,  от
которой зависит моя жизнь, а у тебя хватает наглости совать свой...
   - Господа! - буркнула старая дама. - Вмешательство было  невоспитанным,
ответ - излишне эмоциональным. Продолжай свою недоказуемую сказку, майстер
Омар.
   -  Недоказуемую  сказку?  Как  вы  можете  судить?  И  как  мне  теперь
восстановить тот настрой, то волшебство, ту тайну, то безошибоч...
   - Ну, ты, трепло! - перебил купец, который успел  проснуться  и  теперь
кисло созерцал меня со своего кресла у огня. - Ты  уже  не  в  первый  раз
намекаешь на то, что этот твой "Гомер", или как там его, - что это ты  сам
и  был,  двести  лет  назад.  Ты  считаешь  нас  слишком  доверчивыми  или
суеверными, поддающимися запугиванию настолько,  что  мы  спасем  тебя  от
законной расплаты? Не забывай, ты всего лишь убийца собаки и  незадачливый
конокрад, и все твои хитроумные намеки насчет бессмертия  не  спасут  твою
задницу от мороза за дверью... Прошу прощения, майне дамен.
   Актриса ухмыльнулась.
   - Мне казалось, мы договорились, - холодно ответил я, - что мое имя  на
протяжении столетий использовалось для обозначения сказителей.  Одного  из
них, участвовавшего в описанных событиях, я и имел в виду.
   - Ты сказал "мы"! - заявила актриса.
   - Я мог увлечься сюжетом и перейти к рассказу от  первого  лица.  Такое
бывает.
   Гвилл бросил на меня тревожный взгляд, хотя мне казалось, что его-то  я
убедил более, чем остальных.
   -  Мне  кажется,  мы  можем  позволить  майстеру  Омару  продолжать,  -
прохрипел он.
   - Я  отказываюсь!  Этот  раунд  состязания  надо  объявить  ничейным  и
аннулировать.
   Старый солдат улыбнулся, как кот, сожравший особо жирную канарейку.
   - С каких это пор правила устанавливаются победителями?
   - Если майстер Омар так убежден в своем  бессмертии,  -  едко  заметила
актриса, - не понимаю,  почему  же  тогда  его  так  беспокоят  враждебные
намерения нашего хозяина?
   Я  никогда  не  утверждал,  что  нечувствителен  к  боли.  Кроме  того,
доказать, что ты смертен, можно только одним способом - именно  поэтому  я
никогда и не пытался этого сделать.
   Ухмыляясь, Фриц поднялся с места.
   - Пожалуй, пойду принесу дров, майне дамен унд  геррен.  Надеюсь,  стук
топора или вой волков в лесу не потревожат вашего  разговора.  -  Он  взял
меня одной рукой за шиворот и  без  усилий  оторвал  от  пола.  -  Пожелай
господам доброй ночи, Омар.
   - Минуточку! - Старуха пристально посмотрела на нотариуса; бледный  лоб
ее морщился как пенка на горячем молоке.  -  Что  именно  смутило  тебя  в
небылицах майстера Омара?
   Небылицы! Если б я мог дышать, я бы не преминул  возмутиться  подобному
утверждению.
   Законник облизнул губы.
   - Он опустил в своем рассказе любопытные события, имевшие  место  между
военными действиями и основанием Верлийского царства.
   Я издал возмущенный хрип.
   - Опусти его на пол, трактирщик! - приказала старуха.
   Фриц опустил меня так, чтобы ноги мои касались пола.
   - Я как раз собирался рассказать об этом, - просипел я; голос  мой  при
этом не уступал голосу менестреля.
   - Значит, теперь уже не расскажешь, - заметил Фриц и снова поднял меня.
   - Что тебе известно об этих событиях, майстер? -  Старуха  смотрела  на
нотариуса с открытым недоверием.
   В  его   усмешке   было   мало   юмора,   зато   полным-полно   хитрого
самодовольства.
   - Эта информация не открывается просто так, сударыня.
   Купец одобрительно ухмыльнулся:
   - Майстер Тиккенпфайффер является неплохим знатоком этого  вопроса.  Он
изучал его по моей просьбе.
   - Неужели? - Старая карга переглянулась  с  солдатом.  -  А  ты,  Омар,
знаешь ли ты что-нибудь об этом? Омар? Трактирщик, будь добр!
   Снова Фриц опустил меня так, чтобы ноги мои коснулись пола.  Я  перевел
дух и даже ухитрился слегка кивнуть. До сих пор до меня не  доходило,  что
нотариус как-то связан с бургомистром и его  в  высшей  степени  одаренной
невестой, но в данный момент у меня были другие причины для  беспокойства.
Например, то, как Фриц молча сжимал воротник своей старой куртки.
   Старуха снова контролировала ситуацию в помещении.
   - Тогда, возможно, ты поделишься  с  нами  вашими  познаниями,  майстер
Тиккенпфайффер? И мне кажется, мы можем позволить Омару дополнить его - на
случай, если ему известно что-нибудь существенное.
   Фриц сунул меня обратно на лавку. Я сидел, открыв рот, как  выброшенная
на берег рыба. Фриц шагнул к камину и бросил в огонь последние два полена,
потом вернулся на свое место, не спуская с меня хищного взгляда.
   Я вспомнил, как мой старый  друг  Благонрав  Суфский  всегда  советовал
возлюбить врагов своих, но желательно на безопасном от них расстоянии.
   Купец откинулся назад, вытянув ноги и  сложив  руки  на  пузе.  Актриса
напустила на себя самое скромное свое выражение - то  есть  напоминала  не
свернувшийся еще сыр. По мере того как сознание  возвращалось  ко  мне,  я
начинал ощущать в помещении новую напряженность. Солдат  держался  начеку;
даже маленькая служанка стиснула пальчики так, что они побелели.  Выходит,
не один я никак не соотносил  до  последнего  момента  нотариуса  с  этими
двумя.
   - Если мой клиент пожелает, чтобы я изложил суть дела, - чопорно заявил
законник, - я могу поведать некоторые факты в доступной интерпретации. Вам
они могут показаться несколько странными,  однако  прецеденты  заграничной
юриспруденции, вне всякого сомнения, отличаются от порядка, заведенного  в
цивилизованных краях вроде... - Он слегка закашлялся. -  Должен  заметить,
что горло мое несколько пересохло от жаркого огня, бургомистр.
   Купец раздраженно кивнул трактирщику. Пока Фриц  ходил  с  кувшином  за
пивом, майстер Тиккенпфайффер  перечислял  свои  ученые  звания.  Судя  по
всему, он был первым законником в Бельхшлоссе, и не  могу  сказать,  чтобы
соседство с ним слишком радовало меня. Вслед за этим он пустился в  нудное
перечисление  исторических  фактов,  начисто  лишив   рассказ   пафоса   и
драматизма.
   Надеюсь, ни один сказитель такого уровня никогда  не  предстанет  перед
моим судом - смертный приговор ему обеспечен, что бы он там ни рассказал.
   Однако, доводись мне рассказывать эту историю, она звучала бы  примерно
так.



        15. РАССКАЗ, КОТОРОГО МЫ НЕ УСЛЫШАЛИ ОТ НОТАРИУСА

   Я  догнал  армию  в  долине  Дубглас,   за   Кладбищенским   перевалом.
Приближался вечер, погода заметно  портилась,  и  даже  скалы  скрылись  в
снежной мгле. Ветер дул мне в лицо, так что я чуть не наткнулся  на  копья
первого поста. К счастью, я знал пароль, и меня безотлагательно  проводили
в освещенный шатер к сержанту. Мои бумаги были подписаны  самим  Дуссом  и
скреплены замысловатыми печатями, они произвели бы впечатление на  любого.
Не знаю, умел ли сержант  Кровоклятв  читать,  но  это  не  имело  особого
значения, ибо он помнил меня по Брусничному озеру и холму Одинокого  Дуба.
Скоро я оказался у костра, в окружении старых друзей,  за  миской  варева,
скорее согревающего, нежели питательного, но от этого не менее желанного.
   - Эй, грядет заваруха! - объявил рядовой Конененавистник. - Каждый раз,
как нагрянет Гомер, жди неприятностей!
   Это правда: в дни, полные тяжелого  ожидания,  из  которых  по  большей
части и состоит  любая  война,  я  ухожу  в  места,  где  творится  что-то
поинтереснее. История творится не только армиями. Обыкновенно я  полагаюсь
на богов, не дающих мне опоздать к началу событий,  вот  и  теперь  пришел
вовремя. Так что по-своему Конь был прав.
   При всем при том, сказал я ему, неприятности грозили ему  и  без  моего
участия. За последние полгода его трижды продвигали в звании до  сержанта,
не так ли? И каждый раз понижали обратно?
   - Четырежды, - признал он, ухмыляясь беззубым ртом. Дважды в один день,
у Брусничного ручья.
   Да, день тогда выдался хоть куда, согласились  остальные.  Вот  бы  еще
таких. Взять хотя бы  тех  пленных,  привязанных  собственными  кишками  к
деревьям, -  что  еще  нужно  человеку?  Да  нет,  много  чего  еще  можно
придумать. Они начали вспоминать, что они  сделали  со  следующей  группой
пленных, и со следующей, и что будут делать с ними в дальнейшем... Я сидел
и собирал истории.
   Меньше года назад Верн поднял знамя  восстания,  пообещав  восстановить
демократию и свергнуть  кровавого  тирана.  Он  начал  войну  с  отборными
отрядами из беженцев, альгазанийцев по  рождению  и  подготовке,  -  одним
словом, с профессиональной армией. Местные жители  были  тогда  почти  что
дикими зверями, доведенными до этого состояния жестоким  правлением.  Зато
они умели ненавидеть. Мужчины,  юноши,  даже  женщины  с  детьми  тысячами
стекались, чтобы присоединиться к восстанию. Война подарила им смысл жизни
и возможность отомстить. Они поглотили элитные отряды, слившись  в  едином
могучем восстании, исполненные  решимости  утопить  тирана  в  собственной
крови или погибнуть.
   Людей крепче этих мне еще не доводилось  видеть,  а  за  свою  жизнь  я
повидал немало разного. Они ненавидели своих врагов, не жалея  ради  мести
собственных жизней. Они преследовали всадников по руслам полузамерзших рек
- я сам видел это не раз. Если дюжина повстанцев должна была погибнуть для
того, чтобы убить одного врага, на это вызывалось две дюжины добровольцев.
Все время, пока перевалы оставались закрытыми, Вандок не мог  рассчитывать
на подкрепления; его войско стремительно таяло, страдая от нехватки людей,
и провианта, и стрел. Все шло к тому, что скоро он останется один. К  тому
же преимущество в войне на истощение было на стороне пехоты.
   Бросать пешее войско против кавалерии считается делом безнадежным,  ибо
ни та, ни другая сторона не могут  нанести  решающий  удар.  Пехота  может
удержать укрепленный пункт, но не территорию.  Всадники  могут  перерезать
пути снабжения неприятеля, но не могут причинить  ему  ущерб  достаточный,
чтобы вытеснить его  из  укрытия.  Ни  одна  сторона  не  может  победить.
Разумеется, в конце концов одна из сторон сдается, но только тогда,  когда
воевать уже не за что.
   В этом случае у варваров имелось одно, но значительное преимущество: их
женщины и дети находились  в  полной  безопасности  за  горами.  С  другой
стороны, они встретились с  единственной  известной  мне  армией,  которая
боролась с кавалерией, ложась перед ней на землю. Ни один конь  не  пойдет
по живому ковру. Кроме того, варвары попадали в силки, проваливались в ямы
на колья или напарывались на острые колючки, которые  повстанцы  кораблями
привозили из Альгазана. В начале войны у Верна имелось несколько небольших
кавалерийских отрядов, но каждую трофейную лошадь  ставили  в  строй.  Что
делалось с пленными, я уже сказал.
   Я видел множество свирепых войн, но ни одной страшнее Зимней Войны.


   Посидев у костра час или около того, я начал терзаться  нетерпением.  Я
встал и пошел в лагерь. Огни едва  просвечивали  сквозь  пелену  падающего
снега. Судя по запахам, я проходил мимо быков, лошадей и  мулов,  походной
кухни и выгребных  ям.  В  конце  концов  я  нашел  шатер  военачальников.
Незамеченным проскользнул я мимо часового и чуть не наткнулся на человека,
стоявшего на коленях в  снегу  и  бормочущего  что-то.  Я  обогнул  его  и
другого, делавшего то же самое, и уперся в третьего,  встающего  с  колен.
Когда он сделал шаг, я узнал Дусса и окликнул  его.  Он  резко  обернулся,
положив руку на меч.
   - Гомер! - поспешно напомнил я ему.
   Он перевел дух.
   - Ха! Вот теперь я  понимаю,  что  у  нас  сложности.  Ты  ведь  всегда
оказываешься в решающие моменты, разве не так? - Он громко засмеялся.
   - А что за решающий момент сейчас?
   В Дуссе почти невозможно было  теперь  узнать  того  юнца,  которого  я
повстречал прошлым летом. Его борода здорово отросла, он возмужал,  и  его
глаза были глазами убийцы. Он кутался в шерстяные одеяла и походил  больше
всего на двуногого бычка, занесенного снегом. Армия  за  глаза  звала  его
"Генерал Голова", а его брата - "Генерал Отвага".  Это  были  справедливые
прозвища, но за этот год Голова стал  храбрее,  да  и  Отвага  много  чему
научился.
   - Военный Совет. Пошли со мной, Меняла Историй. - Он взял меня за  руку
и почти потащил по протоптанной в снегу узкой тропинке.
   - В чем проблема?
   -  Какая   проблема?   Война   закончилась.   Вандок   отступил   через
Кладбищенский перевал.
   - Значит, вы заперли его там? И можете выкурить оттуда голодом?
   Дусс усмехнулся и пропустил перед собой в большой шатер. Внутри не было
ни стола, ни печки. Только тусклая лампа висела на столбе, а  вместо  пола
была мешанина из  снега,  грязи  и  травы.  Несколько  разноцветных  тюков
заменяли стулья. На одном сидел Берн, рядом с ним  -  двое  альгазанийских
советников. Никто даже не поднял головы, когда мы вошли.
   Верн единственный во всей армии ежедневно брился  и  почти  никогда  не
снимал шапки. Если бы не эти предосторожности, он был бы  настолько  похож
на врага, что какой-нибудь фанатик наверняка убил бы его. Поначалу я и сам
недооценивал верзилу с обветренным лицом и  неспешной  речью.  Как  и  вся
армия, я считал, что думает в семье один Дусс. Теперь я знал, что  и  Верн
мастер неплохо рассуждать,  только  по-своему,  неспешно  и  обстоятельно.
Обыкновенно  он  приходил  к  верному  решению.  В  бою  же,   где   нужна
стремительность, он мог и не думать - с мечом в руке  он  перемещался  как
солнечный блик по воде.
   Все новые люди заходили в  шатер,  стряхивая  снег  с  одежды,  вытирая
мокрые глаза и бороды. По стенам метались тени.
   Армии тоже необходимы  свои  боги.  Солдаты  возят  с  собой  священные
реликвии, поют гимны, совершают жертвоприношения, советуются  с  авгурами.
Один раз я видел, как бог сам, лично вел войско в бой,  но  это  была  моя
первая встреча с богом в те времена, когда богов было  почти  столько  же,
сколько смертных. Какое они оказывают влияние на саму  битву,  я  не  могу
знать. Боюсь, что очень небольшое. Домашние  божества  должны  чувствовать
себя в бою не в своей тарелке, к тому же они не  могут  не  понимать,  что
навлекут на  себя  гнев  Хола,  если  их  старания  приведут  к  серьезным
последствиям. Тем не менее они дают советы и  обмениваются  разведданными.
Вандок не мог бы почистить зубы так, чтобы Верн не узнал об этом.  Военный
Совет был прерван как раз для того, чтобы  каждый  участник  мог  выйти  и
посовещаться со своим богом. Теперь пришло время принимать решение.
   - Мы победили! - прошептал Дусс мне на  ухо.  В  голосе  его  слышались
истерические нотки. - Мы можем оставить здесь небольшой гарнизон  и  уйти!
Уйти на юг, к теплым ваннам и чистым одеждам! Мягким постелям! К  еде!  О,
боги моих предков! К женщинам! У Вандока  нет  сил  для  новой  атаки.  Он
проиграл.
   - Вы можете  уморить  его  голодом?  -  спросил  я  снова.  Я  не  стал
добавлять: "Не уморив при этом голодом и себя?", но подумал  это,  и  Дусс
это понимал. Только сильный гарнизон сможет предотвратить попытку прорыва.
   - Наверняка. Мы запрем его, перекрыв этот конец ущелья.
   - Действительно так? У него полным-полно конины. Погода тоже  долго  не
продержится. Что, если случится оттепель?
   Дусс молча смотрел на  меня  в  упор.  Потом  посерьезнел  и  вздохнул,
сдаваясь.
   - Будет оттепель или нет, сам Вандок может бежать. Ему придется бросить
лошадей и раненых, но сам он может одолеть перевал и вернуться в степи.
   - А на следующее лето?
   - Он вернется, или мы сами  нагрянем  к  нему...  Гомер,  мы  не  можем
продолжать погоню! Люди валятся с ног! Передышка необходима  нам  так  же,
как Вандоку.
   Правда? Конечно, обеим сторонам нужны  были  отдых  и  перегруппировка.
Однако учитывая то, что обе армии практически не могли сражаться на  такой
не приспособленной для этого  местности,  Вандок  выигрывал  от  передышки
гораздо больше. Он выигрывал еще и потому, что мог в будущем  рассчитывать
на свежие силы, тогда как страна Верна лежала в  развалинах.  Уйти  сейчас
означало бы провалить и эту кампанию, и следующую.
   Обдумав это, я понял, что имел в виду Дусс. Альтернатива была еще хуже.
Сейчас важен только Вандок, и он почти наверняка сможет  уйти.  Для  Верна
попытка преследования - вести измотанную армию без запасов  продовольствия
через зимние горы в земли  неприятеля  -  почти  верное  самоубийство.  Он
рисковал всем, а что получал взамен? Лиги пустой травы?  Там  не  было  ни
городов, чтобы их разрушить, ни замков, чтобы  брать  их  штурмом.  Вандок
может раствориться в степях, а может сделать петлю и  отрезать  вторгшуюся
армию от перевалов.
   Теперь были заняты все места, кроме одного.
   - А что говорит Крав? - спросил я.
   Дусс фыркнул.
   - Крав - дракон, - только, и сказал он и пошел  занять  место  рядом  с
братом. Я остался стоять в углу, где никто  не  обращал  на  меня  особого
внимания. Верл сказала Дуссу и  Верну,  что  мне  можно  доверять,  и  мне
доверяли. Это ее способ отблагодарить  меня,  решил  я.  Интересно,  какой
совет дала она Верну?
   Братья поделили богов. Дусс остался Гордуспехом Кравским, а Верн теперь
Верноместь Верлийский. Он взял себе  бога  матери.  На  отцовского  он  не
претендовал в силу известных причин.
   - Давайте  решать,  -  произнес  Верн,  и  разговоры  разом  стихли.  -
Яснонадежд?
   - Гардильф говорит, что нам лучше отойти, - ответил  первый.  Что-то  в
его голосе сказало мне, что сам  он  не  обязательно  согласен  с  советом
своего бога.
   - Многодостой?
   - Локир советует нападать, - сказал следующий еще мрачнее.
   - Прямоклинок?
   Верн спросил всех  по  очереди.  Альгазанийские  советники  взирали  на
происходящее с такими  непроницаемыми  лицами,  что  это  уже  говорило  о
многом. Вскоре стало ясно, что голоса богов разделились поровну, равно как
и голоса смертных. И наконец:
   - Гордуспех?
   Дусс пожал плечами:
   - Ясное дело. Крав советует нападать! А что говорит Верл?
   С минуту брат молчал.  Мысли  Верна  походили  на  льдины  -  такие  же
неспешные и неотвратимые. Потом он встал,  и  его  рост  и  зимние  одежды
превратили его в настоящего великана. Я гадал, что сейчас будет.  Люди  не
встают, чтоб объявить об отходе. Верн был боец по натуре.
   Он обвел всех тяжелым взглядом кулачного бойца.
   - Верл сказала, что все дело в Холе. До  сих  пор  Хол  не  вмешивался.
Малым богам не дано знать, вмешается ли он в это и если вмешается, то как.
Она сказала, что вопросы жизни или смерти должны  решаться  смертными.  Вы
поделились поровну, и  боги  тоже.  Кто-то  должен  разрубить  этот  узел.
Оспаривает ли кто-нибудь мое право?
   Кто-то начал говорить и осекся под тяжелым взглядом вождя.
   - Отлично, - подытожил Верн. - Я  говорю,  что  отступлением  войны  не
выиграть. С рассветом мы войдем в ущелье. Мы будем преследовать  врага  до
тех пор, пока у нас есть враг. Мы будем биться до последнего человека,  на
чьей стороне бы он ни оказался.
   Он не сделал паузы, чтобы дать им выразить свою радость. Это было не  в
его духе. Точно так же,  приняв  решение,  он  больше  не  слушал  никаких
доводов против. Он начал говорить о насущных делах: о построении обоза,  о
шатрах, о снабжении войска. Я вглядывался в окружающие его лица. Я  увидел
на них мало восторга, гораздо больше страха, сомнений  и  злости.  Дусс  и
несколько других просто сморщились в отчаянии. И это высшие офицеры!  Если
Верну удастся  повести  завтра  армию  в  бой,  ему  придется  делать  это
исключительно силой воли.
   В чем-то он не уступал своему отцу.


   На следующее утро освободительная армия, несмотря на пургу, втянулась в
Кладбищенское ущелье, заполнив его от края до края. Потери с обеих  сторон
были значительны, но погода и рельеф не  давали  возможности  использовать
кавалерию. Пеший строй, как приливная волна, гнал варваров перед собой.  К
наступлению темноты варвары остались без своих скакунов и  пытались  уйти,
карабкаясь по склонам на четвереньках. Верн со своими воинами  преследовал
их.
   Потом  тучи  рассеялись,  и  битва  продолжалась  при   лунном   свете,
постепенно перемещаясь все выше, на ледник. Стало заметно холоднее. Пальцы
примерзали ко льду и металлу. Люди срывались в трещины.  Многие  падали  в
снег и замерзали. Настоящего боя уже не было.  Варвары  бежали,  повстанцы
преследовали, и этому, казалось, не будет конца.
   Если во всей этой сумятице и было какое-то подобие фронта, от  него  не
осталось и следа с восходом солнца. Свет принес с собою куриную слепоту  и
лавины. Люди просто боролись за выживание в этом белом аду. Отступать было
уже поздно.
   С наступлением вечера остатки войска  спустились  в  лес  ниже  границы
вечных снегов. Люди падали вповалку и засыпали. Никто не  ждал  нападения,
потому что врагов не осталось.  После  восьмидесяти  лет  страданий  народ
Междуморья отогнал варваров прочь, за границу.
   Насколько было известно, Вандок был еще жив,  хотя  от  войска  его  не
осталось ничего. Впрочем, варвары вполне могли собрать новое,  и  довольно
быстро. Он мог контратаковать вторгшуюся армию, он мог прорваться  обратно
через более легкое для прохождения ущелье и окружить ее.
   Даже Верн не знал, что будет делать дальше. Теперь  все  было  в  руках
богов.


   Жаль, что сам я не видел того,  что  сейчас  описал.  Я  догнал  войско
только к середине следующего дня.
   Верн оставил Дусса наладить снабжение, и он организовал  пеший  караван
из более чем четырех тысяч носильщиков. Караван змеей тянулся  по  ущелью,
через ледники и вниз, по противоположному склону. Если вам еще ни разу  не
доводилось  пересекать  горный  перевал  с  мешком  провианта  на  плечах,
настоятельно  рекомендую  попробовать.  Незабываемое  ощущение.  Во  время
подъема мне казалось, что мое сердце разорвется от  напряжения.  На  самом
верху я беспокоился уже за свои легкие. Под конец я  был  уверен,  что  до
конца жизни не смогу больше разогнуться.
   Но хуже всего было опоздать  к  самому  интересному:  группа  старейшин
варваров уже явилась под белым флагом в лагерь Верна и передала Вандока  в
руки его сына.
   Я пропустил и последовавший за этим спор. Никогда еще не выказывал Верн
столь достойной вождя мудрости, чем тогда, когда спас своего  пленника  от
толпы, - та неминуемо растерзала бы его на  клочки.  Рассказы  свидетелей,
что я собрал позже, были столь противоречивы, что в целом от них  не  было
никакого толка. Ко времени, когда я смог сбросить  мешок  с  провизией,  с
которым сроднился, все военное руководство уже отправилось к пещере Хола.
   Я бегом бросился вслед за ними. Ущелье находилось  всего  в  нескольких
лигах от  лагеря,  и  я  могу  с  гордостью  сказать,  что  нагнал  идущих
последними всего через пару часов.
   У меня были очень удобные сапоги.


   Священная долина была запретным местом - небольшое  ущелье  с  довольно
пологими скалистыми склонами, почти начисто лишенное растительности.  Чуть
выше начинаются отвесные утесы, которым ветер придал причудливую форму.  Я
сомневаюсь, что солнце даже весной попадает в эту долину,  даже  в  разгар
лета. На заре этого зимнего дня она казалась рекой ледяной черноты.  Ветер
завывал в скалах над головой,  и  каждый  новый  порыв  объявлял  о  своем
приближении хором раздраженных воющих голосов, от которых начинало  ломить
зубы.
   На склонах чернело множество  отверстий,  но  пещера  Хола  была  самая
большая и отличалась от остальных белым передником костей, спускающимся до
самого дна ущелья. До Вандока  варвары  приносили  в  жертву  своему  богу
только животных, но вот уже тридцать  лет  приношениями  служили  юноши  и
девы, пригнанные сюда из Междуморья. Стаи стервятников кружили в небе  или
сидели на скалах, ожидая, пока мы уйдем, оставив им привычное пиршество.
   Карабкаться вверх на эту гору черепов и ребер было, наверное, нелегко и
весьма неприятно даже самым фанатичным  приверженцам  Хола.  Поэтому  чуть
поодаль от дороги ответвлялась тропинка, ведущая наверх,  к  пещере.  Пока
войско стояло и смотрело снизу, группа вождей начала  подъем.  Первым  шел
Верн, за ним следовали его старшие офицеры, а с ними один меняла  историй.
Вандок шагал в окружении охраны, и замыкали шествие  старейшины  варваров.
Все мы были по уши закутаны в меха  и  со  стороны  напоминали,  наверное,
шествие троллей. Свирепый ветер сдувал и  уносил  прочь  облачка  пара  от
нашего дыхания.
   К удивлению своему, я обнаружил, что бреду по  тропе  рядом  с  Дуссом,
который, по моему убеждению, должен был  находиться  еще  в  Кладбищенском
ущелье. Судя по его виду, он не спал со времени нашей последней встречи  и
казался сильно встревоженным.
   - Что, - задыхаясь, спросил я, - задумал Верн?
   Он хмуро покосился на меня своими покрасневшими глазами.
   - Лучше ты мне скажи. Ты у нас рассказчик. По-моему, он рехнулся.
   - А что говорит Крав?
   - Крав считает, что он сошел с ума.
   Да? Это мало утешало. Я перевел дух.
   - Но он советовался с Верл?
   Я не разобрал ответа Дусса, но мне  послышалось  что-то  вроде  "Чертов
Голубь!" Возможно, это мне только послышалось - не могу поверить, чтобы он
так отзывался о боге своей матери.
   Наконец мы поднялись к самому входу в пещеру. Внутри  было  темно.  Над
нами громоздились причудливые скалы. Ветер врывался и вырывался из пещеры,
бормоча и вздыхая, словно исполинское чудовище. Я пожалел,  что  в  голову
мне пришло подобное сравнение.
   Верн приказал старейшинам стать у противоположного  края  отверстия,  а
сам с Вандоком стал прямо перед ним.
   Я в первый раз видел тирана с того дня в Кайламе,  когда  тридцать  лет
назад он прилюдно надругался над  дочерью  убитого  врага  -  омерзительно
изнасиловал беззащитную женщину,  открыв  долгую  эру  насилия  над  целым
народом. Тогда он являл собой этакий образчик мужественности - жестокий  и
мстительный, конечно, но внешне привлекательный,  высокий  и  мускулистый.
Даже в жестокости своей он казался  злым,  но  божеством.  Теперь  он  был
просто крупным. Бесформенный  в  зимних  одеждах,  состарившийся  за  годы
успеха и месяцы поражения, он шел тяжелой, плоскостопой  поступью  старого
кавалериста. Его борода была бела как снег. Только безумный взгляд  из-под
надвинутой теплой шапки выдавал в нем садиста,  убившего  тысячи  невинных
людей и втоптавшего в грязь целый народ.
   Верн был одного с ним роста, но стройнее. В нем не было огня, да  и  не
будет никогда. Он был тружеником. В руке он держал обнаженный меч,  и  еще
один висел у него в ножнах на поясе. Увидев это, я начал догадываться, что
произойдет.
   Ветер продолжал выть и стонать.
   - Святой Хол! - крикнул Верн. - Услышь мою молитву!
   С минуту слышалось только рыдание ветра. Потом пещера будто вздохнула.
   - Кто - ты? - пророкотала она.
   Волосы у меня встали  дыбом,  чуть  не  сбросив  шапку.  Мне  и  раньше
доводилось слышать оракулов, но я не ожидал ничего,  кроме  неразборчивого
бормотания, разобрать и перевести которое могут только жрецы. В  сказанном
же этим ужасным голосом невозможно было сомневаться. Я упал на  колени,  и
все вокруг меня тоже.
   Верн продолжал стоять, высоко подняв свой меч.
   - Я - сын Вандока и Белорозы, рожденный от насилия, выросший для мести,
одушевленный ненавистью. Признай меня!
   На этот раз пауза тянулась дольше. Потом пещера снова  всосала  в  себя
ветер, и чудовищный голос выдохнул:
   - Ты - тот - за - кого - себя - выдаешь.
   Вандок вскрикнул. Он пал на колени и протянул  к  пещере  свои  длинные
руки.
   - Святой Отец! Я же Вандок, сын твой,  которого  ты  признал  как  семя
Ханнаила, твоего избранника!
   - Да - это - ты.
   - Я приносил тебе жертвы! - взревел Вандок. - Каждый день  приносил!  Я
проливал кровь во славу твою! Не бросай же меня сейчас!
   Ветер завывал, пронизывая меня до костей. Пещера молчала. Мы  ждали,  и
наконец голос послышался снова, но тише и не так разборчиво.
   - Я устал от крови. Мне дурно от крови. Уйди! Уйдите все!
   - Я тоже твой сын! - возгласил Верн. - Признай меня! Я заявляю права на
Междуморье, согласно твоему же  предсказанию.  Я  заявляю  права  на  трон
царства варваров - по праву победителя.
   Теперь пауза продлилась еще дольше.
   И при чем здесь свобода и демократия?
   - Да, он совершенно спятил, - пробормотал Дусс.  -  Защити  его.  Крав!
Защити его, Верл!
   И тут раздался оглушительный рык.
   - Докажи это! - произнес бог.
   Верн явно надеялся именно на это. Он швырнул меч наземь перед тираном и
выхватил второй.
   Зрители  внизу  могли  и  не  слышать  голосов  смертных,  хотя  я   не
сомневаюсь, что не услышать голоса Хола они не могли. Но жест они  увидели
наверняка, и по рядам их прокатился сердитый ропот.
   Вандок не  встал.  Он  повернул  голову  и  презрительно  посмотрел  на
бросившего ему вызов.
   - Ты готов убить родного отца, щенок? - Сыновей, убитых  им  самим  без
сострадания, он не вспоминал.
   - Я отомщу за свою мать! Я отомщу за тысячи погубленных  тобой  жизней!
Встань или умри на коленях, скотина!
   Вандок швырнул в Верна подвернувшимся под руку черепом, схватил  меч  и
вскочил на ноги. Верн уклонился от снаряда и парировал удар. Лязг  металла
отразился эхом от пещеры и чуть позже от противоположного  склона  ущелья,
но вслед ему уже летел новый лязг.
   С минуту бойцы обменивались чудовищными ударами, каждый из которых  мог
бы свалить дуб. В ущелье стоял звон,  как  в  кузнице.  Потом  Верн  решил
сменить позицию. Нога его скользнула по кости, он оступился и упал. Вандок
взмахнул мечом. Верн перекатился, уворачиваясь, и продолжал катиться  вниз
по склону. Вандок не давал ему встать, огромными прыжками спускаясь  вслед
за ним. Ветер стонал и рычал в пещере, заглушая крики зрителей.
   Верн наконец смог задержаться и из  полулежачего  положения  замахнулся
мечом, целя им как косой по ногам Вандока. Вандок с лязгом отбил удар.  Он
ногами швырял кости со склона в лицо Верну. Верн схватил чей-то  таз  и  с
хорошо слышным глухим стуком угодил им по  голове  старшего  соперника.  А
потом он стоял уже на коленях, парируя еще один дикий удар. "Бамм!" - пело
эхо... Вот он уже поднялся на ноги, но Вандок все еще выше...
   Бамм! Дзынь! Бах! Вандок продолжал атаковать сверху, Верн  отбивался  и
все метил ему  по  ногам.  Как  только  руки  их  от  подобных  ударов  не
выдергивались из суставов, я не знаю. Верн  пытался  зайти  сбоку,  Вандок
продолжал удерживать его внизу. Медленно,  шаг  за  шагом  теснил  молодой
мститель старого тирана вверх по склону. Ветер уносил облака  пара  из  их
ртов. Я почти слышал хрип их легких. Бамм! Бац! Верн потерял  где-то  свою
шапку,  его  волосы  развевались  на  ветру,  а  блестящее  от  пота  лицо
исказилось от ненависти.
   Все вокруг меня бормотали молитвы, но я сомневался,  чтобы  малые  боги
осмелились вмешаться здесь, так близко от обители Хола.
   Бойцы почти вернулись на место, где начался  поединок.  Только  молодые
мускулы могли выдержать  такую  чудовищную  нагрузку  столько  времени,  и
старый боец не  мог  не  ошибиться.  То  ли  он  неправильно  оценил  удар
противника, то ли у него дрогнула рука... острие  меча  Верна  отбило  его
собственный меч и ударило его по кисти. Послышался  хруст  костей,  и  эхо
ужасного металлического звона стихло.
   Даже ветер,  казалось,  затаил  дыхание.  Сжав  окровавленный  обрубок,
Вандок поднял взгляд на своего палача. Плечи Верна содрогались от  попытки
сделать вдох, и, похоже, у него не было сил нанести последний удар.  Потом
он поднял свой меч.
   Вандок повернулся и, спотыкаясь о кости, скользя и  падая,  бросился  к
пещере. Верн смотрел ему вслед, не двигаясь с места. Тиран исчез в  черном
отверстии входа.
   Ветер вздохнул. Из пещеры донесся один последний вопль и  унесся  вдоль
по ущелью. Я решил, что это был предсмертный крик Вандока, усиленный эхом,
но, возможно, это все был только Хол.
   Верн  опустился  на  колени,  отчасти  в  молитве,  отчасти  просто  от
усталости. Мы - зрители - склонили головы. Его противник не показывался, и
никто из тех, кто слышал  этот  ужасный  вопль,  не  рассчитывал,  что  он
появится еще.
   Мы оставались на местах, склонив головы и дрожа от ветра,  до  тех  пор
пока Верн не встал, пошатываясь, и  не  убрал  трясущимися  руками  меч  в
ножны.
   - Отец Хол, мы оставляем тебя в мире! - вскричал он. -  Никогда  больше
не осквернятся твои склоны кровью. Но когда-нибудь мой сын явится к тебе и
потребует подтверждения твоих обещаний, и его сын в свою очередь. Мое семя
будет вечно править двумя странами.
   Тишина... Ветер чуть шелохнулся. И из пещеры донесся последний,  глухой
рык:
   - Да - будет - так!
   Торжествующий рев вырвался из глоток солдат и  заполнил  долину,  снова
разбудив эхо. Эти люди видели  трагедию  и  слышали  голос  бога.  Они  не
слышали, что Верн провозгласил себя их царем.
   Я повернулся к Дуссу и мы упали друг другу  в  объятия.  Он  смеялся  и
плакал одновременно. Я - тоже. Да и все остальные.
   Я думал о Белорозе, пожертвовавшей собой ради  этого.  Спустя  тридцать
лет ее месть свершилась.



        16. ИНТЕРЛЮДИЯ

   Вот как следовало бы рассказать  эту  историю.  Вместо  этого  нотариус
бубнил бесконечные выдержки из свода законов, политических комментариев  и
религиозных трактатов. Любой  рассказ  может  выиграть  от  достоверности,
подтвержденной  личным  присутствием  рассказчика  на  месте  описываемого
события.  Для  достижения  этого  эффекта  недобросовестные  сказители  не
гнушаются приписывать это присутствие вымышленным свидетелям.  Разумеется,
это не относится к собравшемуся здесь обществу.
   Мои грезы оборвались.  Я  снова  сидел  в  полутемной,  холодной  зале,
освещенной  лишь  догорающим  огнем  в  камине.   Стропила   над   головой
пощелкивали и потрескивали,  приспосабливаясь  к  перепаду  температур.  А
Тиккенпфайффер еще не кончил своего рассказа.
   - И в соответствии с полномочиями, данными  ему  вышеозначенным  Холом,
Верноместь объединил под своей легитимной властью Семь Городов и  степи  в
единое Верлийское царство...
   Как легко все выглядело в изложении этого жалкого писаки! На  это  ушла
жизнь целого поколения, и это Дусс сделал все, а вовсе не Верн. Дусс был в
их семье политиком. В конце концов разве его брат не обещал восстановить в
Междуморье  демократию  и  только  потом  изобрел  легенду,  что  это  бог
провозгласил его царем. Как следствие  этого  восстание  еще  долгие  годы
теплилось в подполье. Дусс предложил компромисс, согласно которому  монарх
правит, опираясь на советы избранных представителей. Схема  была  довольно
громоздка, но не без достоинств. Люди получили кого-то, кого можно славить
в хорошие времена, и еще кого-то другого, кого можно свергнуть к  чертовой
матери в плохие.
   Я не остался в стране  смотреть  на  все  это.  Я  успел  посмотреть  -
издалека - на царскую свадебную процессию и услышал в день отплытия  весть
о помолвке Дусса. Много лет спустя я услышал на базаре в  далекой  стране,
что оба брака оказались удачными.
   - Следуя прецеденту, который создал Верноместь, -  бубнил  нотариус,  -
его сын Яснорассвет также посетил означенную  пещеру,  где  вышеупомянутый
Хол подтвердил его права как законного наследника.
   И ни слова о восстановленных из пепла городах, о  просвещении  отсталых
варваров, о пышной столице, в которую превратился  Утом,  что  Посередине?
Правда, многое из этого было осуществлено позднейшими правителями. На  все
это ушло больше века.
   - Смерть Верночести, не  оставившего  наследника,  создала  новый,  так
сказать, специфический прецедент...
   Я навострил уши.
   - Претенденты на престол предстали в конце концов перед  вышеупомянутым
Холом, и он сделал из них выбор, чем выказал, во-первых, свою готовность и
в  дальнейшем  лично  разрешать  конфликты  такого  рода,   а   во-вторых,
приверженность   к   сохранению   основополагающего    принципа    прямого
наследования. Дальнейший юридический казус имел  место  с  восшествием  на
престол Чистожемчужины, каковую даму бог объявил царствующей  императрицей
- "к удивлению многих и зависти ее родных", как справедливо заметил ученый
доктор Форштайн.
   Я снова потерял интерес к  рассказу.  Огонь  в  камине  почти  догорел,
заполнив комнату дымом.  Ставни  снова  начали  хлопать.  Я  обдумал  свою
дальнейшую стратегию. Кто-то в этом помещении знал то,  что  мне  очень  и
очень хотелось знать.
   Купец и  его  жена  казались  на  редкость  довольными.  Если  занудная
диссертация майстера Тиккенпфайффера так нравилась им, значит, он не даром
получает свои деньги.
   С другой стороны, та часть лица старухи, которую я мог  разглядеть  под
шапкой,  была  мрачнее   некуда.   Служанка   сидела   с   обычной   своей
нечеловеческой скованностью - что это такое с ней, право же? Лицо  старого
вояки было опасно непроницаемо; он откинулся на спинку скамьи, сложив руки
и вытянув длинные ноги.
   Итак, черта проведена, и  команды  выстроились  лицом  к  лицу.  Только
Гвилл-менестрель не принимал участия  в  игре.  Он  сидел,  низко  опустив
подбородок, закрыв опухшие глаза  и  время  от  времени  издавал  хрипящие
звуки.
   - Бургомистр? - резко спросила старая дама. - Могу я  поинтересоваться,
какой у вас интерес во всем этом?
   Купец утробно хохотнул.
   -  Религиозные  привычки  далеких  народов  могут  представлять   собой
значительный культурный интерес, не так ли, сударыня?  Во  всяком  случае,
всегда приятно, что не приходится им следовать. В данном случае...
   Я вежливо кашлянул. Неприязненные взгляды присутствующих обратились  ко
мне.
   - Если наш  ученый  друг  закончил  свой  доклад...  я  хотел  сказать,
рассказ... возможно, сейчас моя очередь отвечать на него?
   - Вздор! -  буркнула  старая  ведьма.  -  Время  болтовни  прошло.  Это
серьезное дело.
   Фриц с неприятным шуршащим  звуком  потер  руки  и  встал,  огромный  и
зловещий.
   - Неужели, сударыня? - удивился купец, сдвинув густые брови. - И что же
это за дело?
   -  Мне  показалось,  -  поспешно  вмешался  я,  -  что,  поскольку  мне
посчастливилось побывать в Верлии всего несколько  лет  назад,  я  мог  бы
просветить вас насчет нынешнего состояния дел.
   - Вздор! -  повторила  старуха,  игнорируя  меня  и  уставив  взгляд  в
сидевшего напротив купца.
   - Мы с Омаром прогуляемся к поленнице, - сообщил Фриц, протягивая  руку
к моему вороту. - Я скоро вернусь.
   - Свежероза! - крикнул я.
   Взгляды всех присутствующих вновь обратились ко мне. Даже Фриц  заметил
эффект, произведенный этими  словами.  Он  застыл,  занеся  свою  огромную
клешню над моей шеей.
   Первым заговорил старый вояка.
   - Когда именно, Меняла Историй, ты был в Верлии?
   - В последний раз, капитан? Должно быть, двадцать лет назад.
   Если люди уверены,  что  ты  лжешь,  на  тебя  всегда  как-то  особенно
смотрят. Я встречался с этим и раньше, два или  три  раза,  и  именно  так
смотрел  на  меня  своими  прищуренными  глазами  старый  воин.   Мне   не
понравилось то, как его пальцы играли на эфесе меча.
   - Я был тогда моложе. Не старше, как вы предположили раньше.  Возможно,
мой возраст не так заметен по моей внешности. Преимущества  добродетели  и
здорового образа жизни.
   Он скривил губу. Никого - за исключением, быть может,  юного  Гвилла  -
мои слова не убедили. Толстые пальцы Фрица придвинулись ближе.
   - Я видел князя Древнерода Баргарского. Он слегка косил левым глазом.
   Капитан Тигр вроде бы перестал кривиться.
   - Ты мог видеть и портрет, - неуверенно пробормотал он. - На какую ногу
он хромал?
   - Художники обычно более тактичны. Благородный князь не хромал, когда я
видел его.
   Солдат вздохнул и повернулся к старой даме.
   - Возможно, сударыня, на этот раз он не врет. Я ведь  не  упоминал  это
имя раньше, верно?
   Это не произвело на нее впечатления.
   - Насколько я помню, нет. Но нам необходимо обсудить вещи  посерьезнее.
- Она перевела взгляд на менестреля. - Майстер Гвилл?
   Голова Гвилла дернулась. Он попытался кашлянуть и чихнуть одновременно.
   - Сударыня? - пробормотал он.
   - С такой простудой тебе лучше лечь. Хозяин, налей  ему  кружку  твоего
пива с пряностями. И покрепче! И, фройляйн Фрида, я бы  не  отказалась  от
еще одной чашки твоего травяного чая. Капитан Тигр, вам не кажется, что мы
достаточно долго терпели этого конокрада? Возможно, самое время свершиться
правосудию.
   Напряжение в комнате достигло опасного  уровня.  По  крайней  мере  мне
казалось, что достигло. Фриц бросил на меня торжествующий взгляд,  проходя
мимо с медным кувшином. Все взгляды обратились к солдату.  У  него  одного
был меч.
   Он неуверенно нахмурился. У людей его типа  странные  представления  об
убийстве. Холодное оружие вполне допустимо, а  вот  морозить  человека  до
смерти - нет. С другой стороны, он явно находился в  какой-то  зависимости
от старой ведьмы.
   - Так какое дело  вы  имели  в  виду,  сударыня?  -  Бургомистр  Йоханн
наслаждался игрой. Он не замечал тревоги в глазах своей жены.
   - Загадку Свежерозы, конечно.
   Он откинулся на спинку кресла и сложил пухлые руки на пузе.
   - Я не вижу, каким образом это затрагивает вас, сударыня, но  мне  было
бы интересно послушать, что вы можете сказать.
   Она стиснула губы так, что они побелели.
   - Я не вижу, каким образом это затрагивает вас! С какой стати вам вдруг
потребовалось нанимать майстера Тиккенпфайффера, чтобы тот рылся в законах
такой далекой страны, как Верлия?
   Гвилл в полном замешательстве переводил взгляд с одного на другую. Фриц
с Фридой маячили на  заднем  плане.  Капитан,  прикусив  губу,  оценивающе
смотрел на меня. Старухина служанка продолжала сидеть  с  низко  опущенной
головой, вперив взгляд в сложенные на коленях руки, - ума не приложу,  как
ее шея выдерживала все это. Майстер Тиккенпфайффер ковырял в носу.
   Я многозначительно  посмотрел  на  актрису.  Я  достаточно  ясно  давал
понять, что не покину помещения, не сказав пары прощальных слов, о чем она
могла догадаться. Похоже, она меня поняла.
   - Милый, - неуверенно сказала она. - Может, нам все-таки послушать, что
майстер Омар скажет, прежде чем его... я хочу сказать, почему  бы  нам  не
выслушать то, что ему известно про Свежерозу?
   Купец нахмурился. Возможно, он впервые заподозрил что-то... Как знать?
   - Прошу прощения, майне геррен, - пробормотал Гвилл. - Но что  это  еще
за роза такая?
   На мгновение  воцарилось  молчание,  словно  никто  не  хотел  говорить
первым. Я открыл было рот, ибо меня всегда смущает  молчание,  но  капитан
опередил меня:
   - Верлийское царство находится в состоянии анархии.  Гражданская  война
готова  разразиться  с  минуты  на  минуту.  Династия,   которую   основал
Верноместь  двести  лет  назад,  оборвалась  в  прошлом  году  со  смертью
Быстроклинка. Он не оставил ни одного известного наследника.
   - О! - произнес менестрель, хотя озадаченное выражение его лица  никуда
не делось.
   - Были, разумеется, претенденты, - заметил купец.
   - Слишком много претендентов, - буркнула старуха, возвращая мяч.
   Он смолчал.
   Рука Гвилла сомкнулась на кружке, которую Фриц держал перед ним, но он,
похоже, не замечал этого.
   - Мне казалось, Хол обещал Ханнаилу, что его род будет править вечно?
   - Совершенно верно, - ответил солдат. - И делегации ходили к  священной
пещере, чтобы испросить совета у бога.
   Снова никто не изъявил желания продолжать.
   - Я бы тоже выпил немного, - сказал капитан Фрицу. -  Так  вот,  святой
Хол оказался очень неразговорчивым. Он не признал никого из  претендентов.
Когда же к нему явилась третья делегация, он наконец сказал  им,  что  они
должны найти ребенка Свежерозы.
   Гвилл сделал  глоток,  не  сводя  глаз  с  капитана  Тигра  в  ожидании
продолжения рассказа.
   -  У  царя  Быстроклинка,  -  сказал  нотариус,  -  был  сын,   царевич
Звездоискатель. Двадцать лет назад он сбежал с дамой по имени Свежероза. С
тех самых пор про них обоих никто ничего не слышал.
   - Бог упомянул их ребенка, - добавила старуха, - так что мы знаем,  что
сам Звездоискатель должен быть мертв. И Свежероза - тоже.
   - Ха! - Купец резко выпрямился. - Откуда вам это известно, сударыня?
   - Я знаю! А теперь вы мне скажите, почему все это так вас беспокоит?
   Фриц сшивался где-то в опасной близости за моей спиной. Фрида  принесла
старухе ее чай.
   Молчание.  Делайте  ставки,  господа.  Слева  от  меня   Тиккенпфайффер
Ужасный, бургомистр Йоханн, выступающий в весовой категории слона,  и  его
хорошо известная жена. Справа от меня капитан Тигр Баргарский,  безымянная
служанка, находящаяся здесь с совершенно  непонятной  целью,  и...  скажем
так, одна пожилая дама. Орешков? Сладостей? Покупайте сувениры!..
   - Возможно, я могу несколько пролить свет на этот вопрос,  -  предложил
я. - Все равно моя очередь отвечать на неописуемую лекцию  нашего  ученого
друга.
   - Только побыстрее. - Солдат отхлебнул из кружки.
   Со злобным рычанием Фриц ринулся к камину, дотянулся до каминной полки,
снял с нее маленькие песочные часы,  перевернул  их,  поставил  обратно  и
вернулся на свое место.
   - Что справедливо, то справедливо, - заметил я, вставая. Ноги  затекли.
Мне пришлось долго идти пешком, а потом я слишком долго сидел. Я подошел к
камину. - Ветер еще не утих, до  утра  далеко.  История,  которую  я  хочу
рассказать,  непосредственно  связана  с  интересующей  вас  проблемой.  Я
постараюсь быть по возможности краток, но вы должны позволить  мне  делать
это по справедливости. - Я положил  песочные  часы  набок  и  вернулся  на
место. Сердце мое торжествующе колотилось. Впрочем, мне не стоило говорить
об этом.
   - Надеюсь, на этот раз меня не будут  перебивать!  Рассказ,  который  я
поведаю вам, называется "Вознагражденное мастерство".



        17. ОТВЕТ ОМАРА НА РАССКАЗ НОТАРИУСА

   Ветры странствий забросили меня с Туманных островов в Верлию. Я сошел с
корабля в Майто - городе, где я не бывал еще ни разу. За  несколько  часов
он прочно завоевал мое сердце - маленький,  но  шумный  портовый  город  с
белыми стенами и красными черепичными крышами. Мужчины ходили без  оружия,
женщины не прятали красоту  под  чадрами.  Дети  смеялись,  и  даже  нищие
улыбались. Здесь были музыка, и цветы, и отличное вино.
   Вскоре я нашел себе жилье в портовой таверне и  по  своему  обыкновению
начал зарабатывать себе на него с помощью языка. Я решил провести  в  этой
возрожденной, процветающей Верлии некоторое время. Я  решил  посетить  все
семь ее городов и столько деревень, сколько ноги позволят.
   Война и все  ужасы  ушли  в  прошлое.  Монархия  пользовалась  народной
любовью, в стране царил мир. Мужчины и женщины, по виду варвары,  свободно
ходили  по  улицам,  одетые  в  такие  же  наряды,  как  исконные   жители
Междуморья.
   При том, что я рад был видеть народ Верлии  процветающим,  я  испытывал
некоторое сожаление от того, что драматизм и отвага Зимней Войны оказались
забыты так быстро. На второй день пребывания в Майто я  нашел  в  заросшем
уголке тенистой площади статую Верна, наполовину увитую  плющом.  Впрочем,
сходство с оригиналом она имела весьма  отдаленное,  так  что  я  не  стал
мешать голубям делать с ней все, что им хотелось.
   На следующее утро ко мне явился посетитель. Таверна  в  этот  час  была
почти пуста. Я сидел один, расправляясь с поздним  завтраком  -  бисквиты,
сыр и зрелые фиги - и прислушиваясь к деловому шуму порта за окном: крикам
чаек, скрипу лебедок, голосам людей, звону конской упряжи. Впрочем, голова
моя была занята больше отрывочными историями,  услышанными  мною  накануне
вечером. И тут на стол передо  мной  легли  две  мощные,  волосатые  руки.
Обладатель их сидел напротив меня.
   - Скажи, ты - Гомер,  Меняла  Историй?  -  Голос  у  него  был  низкий,
суровый. По нему можно было понять, что, окажись я  не  тем,  чье  имя  он
назвал, виноват в этом был бы только я сам.
   Должен признаться, посмотрев на него, я зажмурился  пару  раз.  Он  был
огромен и мускулист, но изумрудно-алая тога, накинутая на его левое плечо,
была украшена веселеньким рисуночком из желтых котят.  На  правом  же  его
плече красовались фиалки и ирисы на еще более веселом голубом. Между  ними
имел место лес черных волос и столь же черная  бородища  лопатой.  Хоть  в
этих краях и питают склонность к ярким цветам, такое  сочетание  несколько
выбило меня из колеи.  Что  до  меня,  то,  поскольку  казаться  нездешним
является  существенной  частью  моей  профессии,  я  был  одет  в  кричаще
подозрительную для любого коренного  жителя  Майто  поношенную  матросскую
одежду.
   В ответ на его вопрос я кивнул. Мой нос подсказывал мне  "лошадь",  мои
глаза говорили "дорожная пыль", и еще, пожалуй,  "пот",  хотя  одежда  его
была свежей. Он успел переодеться, но не вымыться. Спешка? Почему?
   - Честнодоблесть Галмышский, - представился он. - У меня есть для  тебя
работа.
   Его манеры раздражали меня - он  вел  себя  так,  словно  исход  нашего
разговора предрешен заранее. Впрочем, при желании он  вполне  мог  бы  без
особого труда вынести меня под  мышкой,  визжащего  и  лягающегося  или  в
блаженно-бессознательном состоянии -  как  ему  больше  понравится.  Воин?
Похоже.  Возможно,  чей-то  гвардеец.  Он  явно  действовал  по   чьему-то
поручению.
   - Почту за честь узнать, чем могу служить тебе, Честнодоблесть.
   Он нетерпеливо оглянулся, словно ожидая, что в дверь войдет его лошадь,
готовая к отъезду.
   - Один знатный дворянин хотел бы услышать что-нибудь из твоих  историй.
Он хорошо заплатит тебе. - Он сложил  руки  на  столе,  как  бы  собираясь
вставать.
   Я отломил от краюхи кусок хлеба.
   - Продолжай, - сказал я, запихивая его в рот.
   Гость удивился, потом рассердился.
   - Дом, где ты будешь выступать, находится  в  трех  днях  быстрой  езды
отсюда. Ты умеешь держаться в седле?
   Я кивнул и продолжал жевать.
   Он явно начинал закипать от ярости.
   - Тогда за чем дело? Я же сказал, тебя хорошо вознаградят.
   Я молча протянул руку ладонью вверх.
   Свирепо вспыхнув, он полез под ирисы с фиалками и извлек оттуда кожаный
кошелек. Осторожно оглянувшись, он высыпал в другую руку пригоршню золотых
монет - так, чтобы я видел, - потом ссыпал их обратно и вернул кошелек  за
пазуху.
   - Мой господин богат и щедр. -  Он  скрестил  руки  на  груди,  как  бы
предлагая мне попробовать отнять у него деньги силой.
   Совершенно очевидно, это были все объяснения,  которые  он  намеревался
дать мне. Однако никто в Верлии не ждал меня, даже не  подозревал  о  моем
присутствии. Я не успел пробыть на берегу столько времени, чтобы слух  обо
мне прокатился на расстояние трех  дней  быстрой  езды  и  заставил  этого
громилу скакать за мной. Когда боги имеют для меня  какую-то  работу,  они
обыкновенно посылают мне весть об этом во снах.
   А я-то думал, я здесь в отпуске...
   Я проглотил половину того, чем набил рот, и промямлил, жуя остальное:
   - Скажи, кто меня приглашает?
   Та  часть  лица  Честнодоблести,  которую  можно  было  разглядеть  над
бородой, слегка покраснела.
   - Я же сказал: знатный дворянин.
   - А ему кто приказал?
   Громила снова положил руки на стол и угрожающе  наклонился  вперед.  Он
явно считал себя оскорбленным уже тем, что его послали с таким поручением,
а уж выслушивать возражения  интересующего  его  господ  объекта  и  вовсе
представлялось ему невыносимым. Он обратился ко мне, как к слабоумному:
   - Мой господин не принимает приказаний ни от кого, кроме  самого  царя.
Тем более не отвечает он на вопросы таких, как ты.
   - Он сам давал тебе поручение?
   - Мне тоже не задают вопросов! Так ты отвергаешь мое предложение?
   Меня так и подмывало сделать это - хотя бы ради того, чтобы посмотреть,
что произойдет. Все же я решил, что это может плохо кончиться.
   - Что означает; ты тоже не знаешь ответа, - безмятежно сказал я.  -  Ну
что ж, зато я знаю. - Я встал и окликнул трактирщика сообщить ему,  что  я
уезжаю. - Так чего мы ждем?
   В вертикальном положении Честнодоблесть Галмышский был на  голову  выше
меня. Кушак, которым был перехвачен его наряд, был сине-зеленого  цвета  с
замысловатым узором из белых чаек и золотых  дельфинов.  Висевший  на  нем
кинжал с украшенной каменьями рукояткой служил, возможно, знаком различия.
Он смерил меня неодобрительным взглядом.
   - А багаж?
   - Ничего, ради чего стоило бы подниматься наверх, - ответил я. - Прошу,
показывай дорогу, ваша честь.
   Мне не терпелось увидеть его со спины.


   Так началась отчаянная скачка через всю страну, по цветущим долинам, по
зеленым  пастбищам,  по  холмам.  Под  мудрым   правлением   царя   Верлия
процветала, но у меня не было времени толком это рассмотреть. Меня уносило
все дальше, мимо виноградников,  садов,  оливковых  рощ,  залитых  солнцем
бело-красных деревушек, и лошади наши редко переходили с галопа на рысь.
   Честнодоблесть путешествовал не без блеска - четверо  сопровождающих  и
две вьючные лошади. Его люди не уступали ему яркостью одежд, что, впрочем,
не мешало им мчаться во весь опор на пределе сил, и лошадей, и  их  самих.
Мы проносились по стране подобно летней грозе - вздымая  пыль,  распугивая
крестьян и  скот,  разбрасывая  деньги.  На  каждом  постоялом  дворе  мои
провожатые требовали лучших лошадей, сколько бы это ни стоило,  и  платили
не торгуясь. На ночлег мы останавливались  в  лучших  гостиницах,  обедали
по-царски, напропалую любезничали - не без успеха - с сельскими девицами и
спали на шелковом белье. Какими бы павлинами ни наряжались  мои  спутники,
наездники они были отменные и выносливые и рты держали на замке. Только  с
большим трудом, напрягая все силы, мог я с ними тягаться.
   При том, что  у  меня  почти  не  оставалось  ни  времени,  ни  сил  на
разговоры, я довольно быстро понял, что это за люди. Несмотря  на  царский
указ, запрещавший частные армии, любой уважающий себя дворянин держал  под
рукой компанию молодых людей покрепче и хранил оружие в кладовой -  просто
так, на всякий  случай.  Официально  я  находился  в  обществе  секретаря,
флейтиста, краснодеревщика, архивариуса и художника-акварелиста. На деле -
капитана, капрала и трех улан. На второй вечер мне довелось вместе с  ними
принять участие в потасовке с компанией юрголбианских циркачей - борцов  с
медведями. Они имели неосторожность  оскорбить  флейтиста  в  пивной.  Мои
спутники разнесли в пух и прах борцов, пивную и с дюжину других  клиентов.
Мне  редко  доводилось  видеть  столь  методичный  и  тщательный   процесс
разрушения.
   Людям, путешествующим  вместе,  редко  когда  удается  воздержаться  от
неизбежного в долгой  дороге  сближения.  Поначалу  я  считал  мою  охрану
громилами и расфуфыренными франтами. Они же приняли меня  за  нищего,  так
что  необходимость  сопровождать  меня  оскорбляла  их   лучшие   чувства.
Некоторое подобие  дружбы  возникло  на  основе  взаимного  уважения.  Они
оценили мое обращение с лошадьми, а меня весьма впечатлили их  способности
по части мордобоя. Кроме того, мы сходились на почве интереса  к  женскому
полу.
   Я узнал, что они находятся на  службе  у  действительно  важного  лица,
Огнеястреба Кравского, прямого потомка моего старого... я  хотел  сказать,
легендарного  Гордуспеха  Кравского.   Дусса.   Более   того,   Огнеястреб
унаследовал  владения  и  старшего  сына  Гордуспеха,  став  в  результате
фактическим главой клана и властелином Тихих Вод.
   Потомки Верна продолжали находиться на троне, как и обещал Хол,  однако
род их был не особенно многочислен. Возможно, Верл намеренно  ограничивала
число рождающихся, дабы предотвратить споры из-за наследства.  В  тот  год
страной правил царь Высокочесть Верлийский - даже сейчас цари не  называли
свой род именем Хола, кроме  тех  случаев,  когда  они  посещали  северные
провинции.  Высокочесть   имел   репутацию   волокиты,   однако   законных
наследников у него было только двое, оба в отроческих летах.
   Потомство  Дусса,  напротив,   отличалось   многочисленностью.   Верлия
просто-таки кишела его  наследниками  -  князь  такой-то  Кравский,  князь
сякой-то Кравский и так далее. Я не знал, правда, поклоняются  ли  они  до
сих пор тому же единственному драконьему зубу, или  бог  чудесным  образом
поделился на всех. Сколько у дракона зубов? Впрочем,  главное,  я  считал,
что знаю теперь, кто вызвал меня и с  чего  вдруг  такая  спешка.  Драконы
никогда не отличались терпением.
   Я ошибался. Такое со мной бывает.


   Первые подозрения в том, что я пришел к неверному заключению, появились
у меня в последний день поездки. День клонился к  вечеру,  мы  скакали  во
весь опор с самого рассвета, и солнечные лучи больно били по глазам. Я был
не в настроении любоваться пейзажем, но все же отметил про  себя,  что  мы
приближаемся к большому озеру с поросшими густым лесом берегами.
   Вдруг  Честнодоблесть  крикнул  что-то  Звездоцелю  Фунскому,  молодому
художнику. Я обернулся и увидел,  что  тот  вглядывается  вдаль,  заслонив
глаза рукой от солнца. Потом тот прокричал в ответ что-то утвердительное.
   К моему удивлению, Честнодоблесть тут же сбавил ход, объявив,  что  нам
незачем переутомлять лошадей.  Мы  двинулись  дальше  неспешной  рысью.  Я
понял, что мои спутники явно испытывают облегчение.
   Я подогнал свою лошадь ближе к нашему предводителю.
   - Откуда вдруг такая забота о животных, капитан?
   Он ткнул пальцем вперед.
   - Тихие Воды.
   Над верхушками деревьев  в  дальнем  конце  озера  виднелось  несколько
шпилей.
   - Так это и есть Тихие Воды? И что из этого?
   Честнодоблесть фыркнул с обычным презрением военного к штатскому.
   - Всему свое время, мастер Гомер.
   Вот тебе и дружба! Впрочем, никто из нас не знал,  что  на  самом  деле
стояло за его заданием доставить меня, и это снова раздражало его  теперь,
когда до цели уже рукой подать.
   Я вгляделся в пейзаж впереди, стараясь обнаружить то, что так успокоило
моих спутников. Мне это не удалось. Не удалось мне это и тогда, когда  мы,
грохоча копытами, пересекли мост и въехали во дворец  Огнеястреба.  Будучи
иностранцем, я не узнал царский штандарт, реявший на самой высокой башне.


   На своем веку я повидал немало дворцов, даже владел одним или двумя.  Я
видел дворцы и богаче Тихих Вод - больше, древнее, грознее или  массивнее,
- но ни одного прекраснее. Он  раскинулся  по  поросшим  лесом  островкам,
соединенным мостами. Его невозможно окинуть взглядом; с любой точки  можно
увидеть только  небольшую  его  часть,  но  откуда  ни  смотри,  он  равно
восхищает взор: увитые плющом мраморные решетки, отражающиеся в изумрудных
прудах белоснежные арки, возносящиеся к небу башни, парящие  среди  ветвей
балконы. Тот, кто предпочитает жить среди цветов, птичьих трелей и зелени,
не найдет места лучше Тихих Вод.
   Конечно, только небольшая часть дворца восходит ко  временам  основания
царства, однако известно, что Дусс сам выбрал место  для  строительства  и
заложил  здание.  Бывший   мальчишка-разносчик   Наилучших   Свежайших   и
Вкуснейших Овощей из лавки Гоэспина закончил свою жизнь в роскоши.  Должно
быть, это доставляло ему немалое удовлетворение.
   С последними лучами солнца меня препроводили в маловыразительную  жилую
комнату и поручили заботам такого же  маловыразительного  лакея  по  имени
Башнедуб Летусский. Напыщенность его была прямо пропорциональна количеству
прыщей, да и нос его размерами не уступал самомнению. Он состоял из рук  и
ног, задрапированных в одежды, рядом с которыми райские  птицы  показались
бы простыми воронами. Честь прислуживать мне не слишком его воодушевляла.
   Я смыл дорожную пыль. Башнедуб открыл сундук с платьем,  чтобы  я  смог
выбрать себе подобающий костюм, и предложил свои услуги на случай, если  я
не справлюсь с процессом одевания. Я обошелся без его помощи.
   Тем не менее я узнал от него, что в Тихих Водах гостит  царская  семья:
сам царь Высокочесть, царица  Мореяшма,  царевич  Быстроклинок  и  царевна
Соловьина. Это огромная честь для князя Огнеястреба и  княгини  Розосветы,
со вздохом сообщил мне лакей.
   И кто из этих важных особ, спросил я, послал за мной?
   Он ответил, что, право же, не знает. Собственно, добавил он, его это не
интересует. Он предположил, что за этим может стоять  ее  светлость.  Царь
неожиданно решил продлить свой визит еще на неделю, так что ее  светлость,
лишенная столичных шутов, кукольников, жонглеров и акробатов, могла желать
хоть каких-то развлечений, дабы занять лишенные досуга вечера. Царственная
чета отбывала наутро, и после этого жизнь дворца должна была  вернуться  в
нормальное русло.
   И Менялу Историй вышвырнут вместе с мусором?
   Теперь мне стала понятна смена настроений перед прибытием.  Всю  дорогу
Честнодоблесть со товарищи боялись, что могут не успеть доставить меня  до
отъезда царя.
   Даже для человека, повидавшего на своем веку слишком многих монархов, в
выступлении при дворе есть что-то особенное, к тому же  мне  не  терпелось
повстречаться с потомками легендарных сыновей Белорозы.  Моя  утомительная
поездка из Майто, возможно, и не была пустой тратой времени.
   Правда, уже тогда я начал подозревать, что ситуация не так проста,  как
кажется на первый взгляд. Должен же был кто-то назвать мое имя  княгине  -
или бог, или смертный по наущению бога, ведь смертный не мог бы узнать  за
это время о моем прибытии  в  Верлию.  Но  что  за  смертный,  какой  бог?
Впрочем, это мог быть и Крав.
   Я был готов. Башнедуб Летусский спросил меня, не  голоден  ли  я,  и  я
ответил, что голоден. Он повел меня с острова на остров, через  лужайки  и
мосты. Наступали сумерки, вдоль дорожек зажигались  фонари.  Наверное,  на
то, чтобы обойти весь дворец, ушли бы  недели.  Даже  днем  Тихие  Воды  -
лабиринт. Я смертельно устал с дороги,  и  нервы  мои  были  натянуты  как
струна  при  мысли  о  выступлении  перед  богом.  Я  не  понял,  куда  мы
направляемся, до тех пор, пока мы не оказались на дворцовой кухне.
   -  Бери  себе  сам,  не  стесняйся,  -  произнес  мой  спутник,  сделав
царственно-снисходительный жест рукой. - Жди меня здесь, и я  приду,  если
ты будешь нужен.
   Он повернулся и собрался идти, уверенный в том, что сделал свое дело. Я
схватил его за фалды и развернул таким рывком, что чуть не  вытряхнул  его
из одежд на глазах у всего кухонного персонала.
   - Не так быстро, сынок! - сказал я. - Я не ем  на  кухнях,  когда  меня
приглашают беседовать с царями. Сегодня я обедаю с царской семьей!
   - Это абсолютно невозможно! - взвизгнул он.
   - Значит, никаких вам рассказов.
   Поняв, что я не шучу, Башнедуб Летусский сделал именно то,  чего  я  от
него и ожидал, - ударился в  панику.  Он  завопил,  призывая  стражу.  При
царящем во дворце во все время царского визита смятении гвардейцам не было
дела до одного упрямого сказителя, а все ответственные  лица  были  где-то
заняты. Они решили проблему, сунув меня в темницу.


   За свою жизнь я повидал тюрем не меньше, чем дворцов. Так вот, эта была
далеко не худшая - четыре грубые деревянные стены и нары, но  никаких  там
цепей или кровавых пятен на полу. Хотя окно было зарешечено,  за  ним  пел
соловей. Я сел и стал ждать дальнейшего развития  событий,  жалея  только,
что стащил на кухне всего две медовые коврижки. Я как  раз  разделался  со
второй, когда загремел засов и дверь со скрипом отворилась.
   Вошедшего можно было узнать без труда, хотя раньше я ни разу с  ним  не
встречался.  Он  был  средних  лет  и  среднего  роста.  Он   улыбался   с
обезоруживающей  вежливостью.  Его  наряд   не   отличался   ни   излишней
крикливостью, ни чрезмерной скромностью: темно-синие  и  зеленые  тона  до
колен и до локтей. Он был примечателен своей непримечательностью - одно из
тех безликих официальных лиц, что плодятся в щелях  любого  правительства,
смазывая колесики, пачкая руки, заставляя события происходить.
   -  Мастер  Гомер?  Я  глубоко  сожалею  об  этом  недоразумении.  -  От
подчеркнутой искренности этих слов по коже побежали мурашки.
   Я уселся.
   - Ситуацию можно исправить, мастер...
   - Мое имя не так важно. Я послан обсудить этот вопрос. - Он выглянул  в
коридор, потом закрыл дверь и прислонился к ней, улыбаясь и потирая  руки.
- Все ваши  требования  относительно  предстоящего  вечернего  выступления
будут выполнены немедленно.  Мы  приложили  все  усилия  для  того,  чтобы
обеспечить царской семье наилучшие возможные развлечения, и ваша репутация
- залог того, что этот последний вечер  будет  подлинной  кульминацией  их
пребывания здесь.
   Мне показалось, будто меня душат.
   - Вы служите князю Огнеястребу?
   - То, кому я служу, не имеет значения. Я здесь исключительно для  того,
чтобы содействовать вашему искусству. Слава  ваша  опережает  вас,  мастер
Гомер. Все мы слышали чудеса о меняле историй. Вы только скажите, что  вас
устраивает больше? В помещении или на улице, на лужайке? Много  слушателей
или лучше поменьше?
   - Как пожелаете. - Его настойчивая любезность оказалась  заразительной.
- Я могу выступать почти в любых условиях.
   - Должно быть, любое ваше выступление, мастер Гомер, было бы торжеством
для любого другого сказителя. Но нам нужно не просто выступление,  и  даже
не выдающееся. Нам нужен  наивысший  шедевр  Гомера,  сказание,  достойное
того, чтобы о нем самом слагали сказания для грядущих поколений.
   Он помолчал немного, наблюдая за мной,  и  у  меня  появилось  ощущение
того, что он выпускает когти.
   - Вот что  я  могу  предложить  вам,  -  спокойно  продолжал  он.  -  Я
распорядился приготовить все к вашему выступлению у Западного Портика. Это
что-то вроде веранды, наполовину в здании, наполовину на улице. Мы повесим
светильник над вашим местом, оставив все остальное в полумраке.  Это  ведь
усилит драматический  эффект,  не  так  ли?  Мы  рассадим  зрителей  среди
растений в кадках, статуй и тому подобного, чтобы создать - насколько  это
возможно - максимально интимную атмосферу.
   По спине моей пробежал холодок тревоги.
   - Я  бы  предпочел  небольшое,  хорошо  освещенное  помещение  с  тесно
сдвинутыми местами, чтобы поддерживать внимание аудитории!
   - Да? А мне говорили, что  меняла  историй  может  соткать  сеть  слов,
опутывающую  души  слушателей.  Я  слышал,  что  он  способен   зачаровать
аудиторию так, чтобы они не замечали течения  времени,  забыв  про  земные
тревоги. Возможно ли такое в действительности, мастер?  Могут  ли  простые
слова сделать так?
   Если кто и знал ответ на этот вопрос, так это он.  Я  сам  ощущал  себя
загипнотизированным как кролик перед  змеей.  Мысли  отчаянно  метались  в
поисках выхода.
   -  Действительно,  случаи  впадения  слушателей  в  напоминающее  транс
состояние  отмечаются  время  от  времени.   Некоторые   люди   отличаются
повышенной восприимчивостью.
   - На сколько времени? На час? Два?
   Я пожал плечами. Во рту пересохло, и ответ дался мне с трудом.
   - Два - вряд ли. Особенно после сытного обеда.
   - Но один? Один-то час вы можете гарантировать?
   Он встретил мой удивленный  взгляд  с  невозмутимой  уверенностью.  Его
произношение не напоминало ни Честнодоблесть, ни Башнедуба. Он  прибыл  из
Утома с царской свитой. Перчатка на августейших  пальцах.  Чью  партию  он
разыгрывает? Царица ли собирается наставить рога  мужу,  или  царевичу  не
терпится  вступить  в  права  наследства?  Игра  велась  без   правил,   с
неограниченными возможностями жульничать. Правда, я  подозревал,  что  мой
посетитель не стал бы марать рук обыкновенным воровством  или  примитивным
флиртом. Оставалось убийство.
   - Кто вас послал?
   Улыбка глубокого сожаления.
   - Как раз эту информацию я вам открыть не могу.
   - Скажите по  крайней  мере  хоть,  кого  я  должен  отвлечь?  Мужчину?
Женщину? От этого зависит выбор темы.
   Он вздохнул.
   - Вы меня неправильно поняли. Мне хотелось только содействовать  вашему
искусству. - Рука его скользнула в складки одежды. - Однако в случае, если
вы достигнете эффекта,  который  я  описал...  на  час...  Разумеется,  по
окончании рассказа мы ожидаем, что наш хозяин вознаградит вас денежно. Это
не подлежит сомнению. Он будет щедр. Но если вы сумеете очаровать их  так,
как я говорил, то...
   Он протянул руку. На ладони его сиял один из самых крупных бриллиантов,
которые мне доводилось видеть вблизи, размером примерно с клубнику. Даже в
полутемной камере алмаз светился как тысяча летних радуг. Он  чуть  двинул
рукой, и по стенам заплясали мириады светлячков.
   - Вы шутите! - прохрипел я. - Это же стоит безумных денег.
   Он пожал плечами, как бы соглашаясь со мной.
   - Мне  поручено  обещать  вам  эту  награду.  Не  спорю,  это  выглядит
экстравагантно, но я могу поклясться в этом именем бога моих отцов.
   - Богатство мало значит для меня, - возразил я, хотя  не  мог  оторвать
взгляда от бриллианта. -  Я  имею  обыкновение  раздавать  все  нищим  или
хорошеньким девицам.
   - Один час, - прошептал он, пряча  алмаз.  Он  знал,  что  я  проглотил
наживку.
   Разум шептал мне, что доверять этому  учтивому  мерзавцу  нельзя.  Опыт
говорил мне, что он никогда не отдаст мне обещанного и это гонорар не того
сорта, что можно требовать открыто.
   Увы! Признаюсь, устоять я был не в силах.
   В конце концов я простой смертный, не более того.
   Лучший способ бороться с искушением, учил меня Благонрав  Суфский,  это
доказать себе, что это твой долг, ибо  нет  ничего  дурного  в  исполнении
долга. Огнеястреб возглавлял старшую ветвь клана Гордуспеха. Это  был  его
дом, значит, и Крава тоже. Дракон находился где-то здесь, неподалеку,  так
что в Тихих Водах не должно было случиться ничего такого, чего  бы  он  не
хотел. Зато все, чего бы  он  хотел,  -  обязательно  случится.  Рано  или
поздно. Вне зависимости от того, что я скажу  или  сделаю.  Верно?  Верно.
Значит, я должен выступить так, как меня попросили,  и  сделать  все,  что
смогу. В конце концов, это мой долг по отношению к тому, кто  меня  нанял.
Долг!
   Я вздохнул.
   - Попробую заработать вашу безделушку,  господин.  -  Я  надеялся,  что
узнаю о своем успехе не по вскрику умирающего. Я сошел с ума, если надеюсь
хоть раз еще увидеть этот камень...
   Придворный был доволен и улыбался своей сердечной, искренней улыбкой.
   - Но предложенная обстановка вас устраивает?
   - По описанию вроде ничего. - Я устало поднялся. -  Я  оказался  здесь,
поскольку хотел участвовать в царской трапезе. Мне стоило бы познакомиться
со слушателями заблаговременно.
   - Увы,  августейшая  чета  уже  за  столом,  мастер  Омар,  а  протокол
запрещает кому-либо присоединяться к ним после того, как они приступили  к
трапезе. Если хотите, я могу устроить так, что вы  сможете  посмотреть  на
них издали. Позже я могу объявить о вашем выходе  под  фанфары,  если  это
поможет.
   - Боюсь, не очень. Ладно, покажите мне жерт... слушателей.


   Я смотрел на царскую трапезу из-за мраморной  перегородки.  Белоснежные
скатерти, золотая посуда, сияющие канделябры. Должно быть, в зале  обедала
сотня человек, но меня интересовал  только  один  стол.  Мой  таинственный
придворный исчез, вне всякого сомнения, в ту  скрытую  политическую  нишу,
где обычно обитал. Заметно присмиревший Башнедуб шептал мне на ухо имена и
титулы.
   Царь выделялся сразу. Высокочести было тогда  за  сорок,  и  он  правил
шестнадцатый год. Это был крупный мужчина, склонный к тучности, но все  же
впечатляющий. Длинные волосы медового цвета падали ему на плечи, рыжеватая
борода была раздвоена на конце. Он слегка напоминал своего предка - Верна,
- но сходство это сводилось к обычному  для  варваров  цвету  волос.  Мать
Высокочести была северянкой, так что внешностью своей он был обязан скорее
ей, а не своему  прапрапрапрапрапрапрадеду.  Возможно,  чтобы  подчеркнуть
свою скромность, он нарядился в темные тона, и это тоже  выделяло  его  из
яркого окружения. Он обладал громким голосом, еще более громким  смехом  и
жизнерадостным  характером.  Меня  привело  в  восхищение   то,   как   он
поддерживал разговор за столом,  не  узурпируя  внимание,  как  это  часто
бывает у монархов, ненавязчиво вовлекая в  него  всех,  сидящих  рядом.  Я
видел, как он подшучивает над остальными и заигрывает с дамами,  но  никто
не ощущал себя обиженным. Раз или два кто-то отпускал шутки и в его адрес,
и его смех звучал так же громко и весело, как и  всех  остальных.  Впервые
увидев его воочию, я начал понимать причину  его  популярности.  Какую  бы
политику он ни  проводил,  Высокочесть  оставался  незаурядной  личностью.
"Славный" - слово, редко применимое по отношению к царям, но  к  нему  оно
подходило без всякого сомнения.
   В своем суждении о царице Мореяшме я был не столь уверен. Как и он, она
обладала некоторой склонностью к полноте, но  ее  горничные  одели  ее  со
вкусом. Ее волосы были серебряными  и  приятно  оттеняли  темные  глаза  и
смуглый цвет  кожи,  более  темный,  чем  у  большинства  окружающих.  Она
исполняет роль, подумал я, - ведет  себя  так,  как  положено  вести  себя
царице на людях. В личной жизни она могла держаться совсем по-другому,  но
я не мог представить себе, как именно.
   Царевна Соловьина достигла уже того возраста, когда принцесс и  царевен
выдают обычно замуж. Она отличалась такой же темной кожей,  как  ее  мать.
Обыкновенно я предпочитаю описывать  юных  дам  как  красавиц,  но  должен
признать, что на мой вкус она была  чересчур  хрупка.  Моему  критическому
взору  улыбки  ее  показались  вымученными,  а  движения  -  неуверенными.
Необходимость сидеть на людях была для нее тяжким испытанием, хотя отчасти
ее застенчивость можно было объяснить юным возрастом. Она до странного  не
интересовалась  молодыми  людьми,  тщетно  искавшими  ее  внимания,   что,
разумеется, можно было объяснить отсутствием здесь ее возлюбленного.
   Царевич Быстроклинок находился на пороге мужественности. Хотя царевичи,
как правило, отличаются не по годам  выраженным  интересом  к  прекрасному
полу, он был еще слишком молод, чтобы гоняться за девицами. Он  героически
пытался не заснуть, из последних сил борясь с зевотой.  Он  не  производил
впечатление малолетнего монстра, затевающего заговор  против  собственного
отца, но это вовсе не означало, что никто не строит подобных планов в  его
пользу.
   Значит, вот она какая, царствующая семья Верлии.
   Я переключил внимание на хозяина, князя  Огнеястреба.  Я  снова  убедил
себя, что вижу сходство с  легендарным  предком  времен  Освобождения,  но
снова  это  сходство  сводилось  к  общим  чертам.   Дусс   был   типичным
представителем народа Междуморья, и Огнеястреб - тоже. Он был высок, смугл
и мрачен. Его глаза находились в постоянном движении; остальная часть лица
оставалась неподвижна. По его лицу я не мог прочесть ничего. В зале  стоял
слишком громкий шум, чтобы я  мог  разобрать  слова,  поэтому  приходилось
оценивать  реплики  говоривших  по  произведенному  ими  эффекту.  Похоже,
Огнеястреб  шутил  редко,  но,  если  такое   случалось,   смех,   которым
встречались его шутки, казался мне слегка натянутым. Я решил, что его юмор
может быть едким и даже злым.
   Этот, решил я, опасен.
   Его жена, княгиня Розосвета? Высокая, смуглая, поразительная. Возможно,
расцвет ее красоты и миновал уже, и все  же  в  этом  зале,  где  красавиц
хватало сверх меры, она  была,  несомненно,  самой  потрясающей  женщиной.
Впрочем, напряжение, вызванное необходимостью развлекать царскую семью  на
протяжении почти двух недель, проявлялось в  ее  внешности.  Она  казалась
нервной, встревоженной... или это только  мерещилось  моему  возбужденному
воображению?  Честно  говоря,  я  не  поклялся  бы,  что  она  ведет  себя
подозрительно.  Никто   бы   не   заподозрил   в   ее   поведении   ничего
настораживающего.
   Два юных пажа, прислуживавших царской чете, были  ее  сыновьями  -  так
объяснил мне Башнедуб.
   Я принялся изучать старших дворян, сановников, и придворных, и  молодых
сорвиголов, и старых лис. Я не обнаружил ничего интересного, ибо не  знал,
кто из них что из себя представляет. Жаль, что  у  меня  не  было  лучшего
провожатого. Однако, если-бы я спросил своего молодого  спутника,  кто  из
присутствующих может замышлять что-то против царя,  он  решил  бы,  что  я
сошел с  ума.  Кто  все-таки  нанял  меня  в  такой  спешке?  Кто  поручил
безымянному  бюрократу  предложить  мне  эту  бесценную  взятку?  Цари  по
определению имеют больше влияния на двор, чем кто бы то ни было другой.
   И если Высокочесть не намеченная жертва, значит, он наиболее  вероятный
заговорщик. Что он мог задумать?


   Вы верите в привидения? Лично я - да.  Я  слишком  часто  встречался  с
ними, чтобы отрицать их существование, хотя и должен признать,  они  редки
и, как правило, очень застенчивы. В тот вечер в Тихих Водах я почувствовал
присутствие одного.
   Веранда с трех сторон открывалась в сад - каменные арки вели на лужайки
с декоративными кустами,  маленькими  бассейнами,  журчащими  фонтанами  и
ночными цветами, наполнявшими воздух своим ароматом. Трудно было  сказать,
где кончается сад и начинается помещение. Дальний  конец  этого  странного
зала находился уже во дворце и  был  уставлен  мягкими  диванами  и  убран
богатыми коврами,  но  даже  там  царил  полумрак.  Мои  слушатели  сидели
небольшими группами между  пальмами  в  кадках,  скульптурами  и  большими
ониксовыми вазами, в которых стояли розы. Из  всех  присутствующих  только
меня ярко осветили.  Идеальная  сцена  для  убийства.  Любой  маломальский
профессионал мог бы запросто накинуть шелковый шнурок на шею  кого  угодно
из присутствующих.
   У меня не было сомнений в том, какую  тему  выбрать.  Мы  находились  в
Тихих Водах. Я не мог не воздать хвалу его основателю.
   Молча ждал я, пока наступит тишина.
   - Ваши величества, - произнес  я,  когда  стихли  последние  сдавленные
хихиканья и шепот. -  Господа...  Я  поведаю  вам  о  мальчишке-посыльном,
призванном богами на великие дела.
   Многие из лиц были чуть  видны.  Я  нашел  самого  царя  и  намеревался
посматривать в ту сторону, но, стоя сам под  светом,  с  трудом  различал,
какие из теней в летней ночи - слушатели, а какие -  статуи,  или  кресла,
или кусты. Кое-кто из моих  слушателей  выпил  больше,  чем  следовало,  и
поначалу они пытались шепотом комментировать мой  рассказ  соседям.  Но  я
говорил, и постепенно они примолкли,  и  вскоре  слышны  были  только  мой
голос, и журчание фонтанов, и далекие звуки лютни.
   Мне показалось, когда  я  начинал  рассказ,  что  у  меня  четырнадцать
слушателей,  хотя  пару  я  мог  и  не  заметить.  Чуть  погодя  их  стало
тринадцать.  Я  почувствовал  себя  немного  лучше.  Потом  -  двенадцать.
Отлично! Теперь я знал, что за игра здесь идет. Я мог забыть свои опасения
насчет убийства и не гадать больше, что мне делать, если я вдруг  насчитаю
пятнадцать. Одним из исчезнувших был сам царь, как я  и  подозревал.  Кого
еще не хватало, я не понял -  я  был  слишком  занят  рассказом.  В  конце
концов, это было не мое дело.
   Я пообещал дать им час, и я сдержал свое слово.  Никто  не  заметил  их
отсутствия. Да что там, никто даже не кашлянул.
   Но когда мы вместе с моими слушателями перенеслись из трущоб  Альгазана
на  просторы  Зимней  Войны,  я  почувствовал,  что   к   нашей   компании
присоединился еще кто-то. Можете  назвать  это  игрой  моего  воображения.
Можете приписать это на счет нервного напряжения после трех  очень  долгих
дней и двух очень бурных ночей. Я не претендую на то, что отчетливо  видел
кого-то;  скорее  я  просто  ощущал  его  присутствие.  Раз  или  два  мне
показалось, что кто-то прячется в тени сбоку от меня, но, когда я  обращал
взгляд в ту сторону, он ускользал куда-то. Можно ли  чувствовать  смех?  В
тот вечер мне это удалось. Интересно, не дракон ли это смеялся -  говорят,
у драконов своеобразное чувство юмора. Мне кажется, это  Дусс  слушал  мой
рассказ в тот вечер, и я надеюсь, он ему понравился. Я изобразил "Генерала
Голову" чуть больше и храбрее, чем он был на самом деле. В  основанном  им
самим доме это было вполне уместно. Разумеется, я следил за тем, чтобы  не
принизить достоинств и "Генерала Отваги".
   Когда я описывал, как Вандок скрылся в пещере, чтобы искать спасения  у
Хола, я каким-то образом понял, что  призрак  ушел.  Я  довел  рассказ  до
конца.
   Я часто вижу слезы на глазах слушателей. Я редко  ощущаю  их  на  своих
собственных глазах.
   На веранде снова сидели четырнадцать человек - значит, я выполнил  свою
задачу.


   На этом, собственно, и  кончается  моя  история,  рассказ  о  рассказе.
Публика  рукоплескала  и  выкрикивала  что-то  одобрительное.  На  веранду
хлынули слуги со свечами, напитками и музыкантами.
   Вблизи царь оказался не менее  яркой  личностью.  Он  пожал  мне  руку,
поздравил, пожаловал перстень со своего пальца и отпустил несколько  шуток
насчет найма меня в качестве царского референта.
   Царица также не уступала ему в обаянии - впрочем, она  была  бы  такой,
утоми я всех своим рассказом до бесчувствия.
   Князь Огнеястреб холодно поблагодарил меня и на глазах у  всех  передал
мне туго набитый золотом кошель. При этом  он  не  удержался  от  ехидного
замечания относительно моих источников информации, более точных,  чем  его
собственные архивы, и предложил,  чтобы  кто-нибудь  из  его  архивариусов
побеседовал со мною утром.  Я  не  стал  говорить,  что  с  одним  из  его
архивариусов уже знаком и что этот парень такое вытворяет  по  ночам...  -
общаясь с царями, поневоле усваиваешь такт.
   Вслед за этим меня отпустили, как какого-нибудь заурядного лютниста.
   Что ж, бывает.
   Обыкновенно я расстраиваю такие попытки, продолжая разговор до тех пор,
пока благородные дворяне не забывают о том, что я не их круга, но  в  этот
вечер мне не терпелось доползти до своей комнаты.  Честно  заработав  свой
ночлег, я рухнул в постель со вздохом облегчения, сменившимся криком боли.
Острый  предмет  под  простыней,  на  который  я   приземлился,   оказался
бриллиантом размером с хорошую клубнику.
   Теперь я знал,  по  чьему  наущению  меня  пригласили  выступать  перед
венценосными особами Верлии. Крав  был  тут  ни  при  чем,  господа!  Царь
наверняка советовался со  своим  собственным  богом.  Наверняка  это  Верл
воспользовалась возможностью отблагодарить меня за  услугу,  оказанную  ей
много лет назад. Мое  мастерство  неплохо  вознаграждалось  и  раньше,  но
никогда не получал  я  гонорара,  сравнимого  с  этим  алмазом.  Это  была
воистину царская награда, да и божественная тоже.
   Я больше никогда не видел безымянного  придворного  и  не  разговаривал
больше ни с кем из царской семьи. Когда я проснулся, их кортеж уже тянулся
по дороге, возвращаясь в Утом.
   Разговоров об  архивах  или  архивариусах  тоже  больше  не  возникало.
Честнодоблесть проводил меня до ворот замка. Он предлагал мне коня,  но  я
отказался. На некоторое время я был сыт верховой ездой по горло.
   Кто была та  счастливая  дама?  Кто  проскользнул  обратно  на  веранду
одновременно с возвращением царя? Ага! То, что я  сказитель,  не  означает
еще, что я сплетник. Это было давно и далеко отсюда. Открыть ее имя  здесь
и сейчас не принесло бы никому вреда, но, если бы я и захотел, я  не  смог
бы этого сделать. Она была одна из фрейлин царевны, и я не обратил на  нее
особого внимания, когда наблюдал за  царской  четой  за  обедом.  Меня  не
представили ей позже. Я не мог спросить ее имени в присутствии царя.  Вряд
ли она отличалась  замечательной  красотой;  скорее,  очарованием  юности.
Должен признаться, я испытал некоторое разочарование  от  того,  что  царь
преследует одну из подруг собственной дочери, однако он обладал репутацией
бабника, и его люди спускали это ему с рук. В конце  концов,  добрые  цари
встречаются не так уж часто.
   Жаль, что я не успел познакомиться с Высокочестью получше.  Он  пал  от
руки убийцы всего через две недели после описанных  мною  событий.  Царица
Мореяшма  правила  страной  как   регент   до   совершеннолетия   царевича
Быстроклинка.



        18. ЧЕТВЕРТЫЙ ПРИГОВОР

   - Ты кончил? - прорычал купец.
   - Я кончил этот рассказ, ваша честь. Если хотите, у меня в  запасе  еще
много...
   - Трепло! Брехун несчастный! Мы зря тратили на тебя время!
   - Но мне казалось, для того-то все  и  придумали?  Убить  время  долгой
зимней ночью...
   - Заткнись! - бросил солдат. Он  казался  не  менее  рассерженным,  чем
бургомистр, и значительно более опасным. - Ты обещал рассказать нам что-то
важное, а угостил очередной небылицей. Во-первых,  со  смерти  Высокочести
прошло уже полсотни лет.
   - Не совсем! - запротестовал я. - Сорок пять или сорок шесть.
   - Молчать! - Он сжал рукоять меча. - А сорок пять лет назад тебя еще не
было и в помине.
   - Изложение от первого лица...
   - Цыц! Ты лжец, повторяющий древние слухи и сплетни.
   Я огляделся и не увидел  ни  одного  сочувственного  лица.  Даже  Гвилл
смотрел на меня мрачно, стараясь не заснуть от своего пива. Фриц плотоядно
скалил зубы.
   - Где же твои доказательства, майстер Омар?  -  произнесла  актриса.  -
Покажи нам этот замечательный алмаз!
   - Увы, майне даме, его давно уже нет. Я таскал его  с  собой  несколько
месяцев, так и не зная, что с ним делать. Потом,  наверное,  потерял,  или
одна из моих подружек пошарила по моим карманам, пока я спал.
   - Даже если то, что ты нарассказал тут, правда, - буркнул купец, -  это
ничего не меняет. Высокочесть  не  представляет  собой  для  нас  никакого
интереса. Нам нужен его правнук или правнучка  -  ребенок  Звездоискателя,
сына Быстроклинка.
   Фриц встал и потянулся.
   - Мне надо выйти за дровами. Не вынести ли заодно и мусор?
   Снова все взгляды обратились к капитану Тигру. Тот пожал плечами.
   - Почему бы и нет? Как говорила ее  светлость  несколько  минут  назад,
самое время свершиться  правосудию.  Мы  достаточно  долго  терпели  этого
бродягу.
   Фриц тронулся с места... Я открыл рот...
   - Оставьте его, - произнес негромкий, скрипучий голос.
   Все повернулись к старухе. Она смотрела в огонь, совершенно поглощенная
этим занятием.
   - Сударыня? - осторожно переспросил солдат. Впрочем, не он один казался
удивленным этой внезапной сменой настроений.
   - Оставьте его, - тихо повторила она, не оглядываясь. - В  его  словах,
возможно, есть правда.
   - Но это невозможно, сударыня! Я могу допустить, что он  был  в  Верлии
подростком лет двадцать назад, но сорок пять... - Неосторожная  фраза.  На
его месте я не стал бы напоминать ей, что мое зрение лучше, чем ее.
   На мгновение все в помещении затаили дыхание.
   Она вздохнула, так и не отрывая взгляда от угольев.
   - Я помню Высокочесть, и он был такой, каким описал его  майстер  Омар.
Несомненно, история приукрашена, и все же  эти  сказители  довольно  точно
передают их друг другу, и я осмелюсь сказать, что подобное  событие  имело
место. Оставьте его.
   Тигр пожал плечами и отпустил меч.
   Гвилл вздохнул с облегчением.
   - Если нам надо сделать выбор между рассказами майстера Тиккенпфайффера
и майстера  Омара,  мне  кажется,  в  последней  больше  профессионального
блеска... - Он прервался, чтобы чихнуть, но продолжать не стал.
   Никто не обратил на эти слова никакого внимания.
   Фриц зарычал, как голодный лев, по ошибке прыгнувший на колючий куст. В
ярости шагнул он к двери, где напялил меховую доху, похоже, сшитую из шкур
нескольких медведей. В комнату на мгновение ворвался  ветер,  пошевеливший
мох на полу, потом тяжелая дверь со стуком захлопнулась.
   - Розалинда, детка, - произнесла старуха, обращаясь  к  камину.  -  Мне
кажется, настало время рассказать этим людям, кто ты.
   Девушка сжалась, как бы пытаясь сделаться незаметной.
   - Д-да,  с-сударыня.  -  Она  в  страхе  огляделась  по  сторонам,  ища
спасения, - ни дать ни взять заяц, загнанный сворой борзых.
   - Почему бы тебе не сходить за ларцом? - Старуха так и не оглянулась ни
разу.
   - Д-да, суд-дарыня! - Девушка встала и поспешила вверх по лестнице.
   Фрида вскочила и схватила меня за плечо.
   - Иди за мной! Быстро!
   Она забежала за стойку, схватив на ходу фонарь, и исчезла на  кухне.  Я
удивленно встал и последовал за ней, путаясь в штанинах Фрицева костюма.
   Кухня оказалась меньше, чем я ожидал. Почти все место  в  ней  занимали
большой стол, колода для разделки туш и большая чугунная плита,  в  данную
минуту остывшая. Слабый запах свежего хлеба сохранился в ней, наверное, со
вчерашнего дня. Должно быть, Фриц, входя сюда, бился лбом о многочисленные
окорока, медные кастрюли и сетки с луком, свисавшие  с  балок.  Среди  них
болтались три ощипанные куриные  тушки.  Две  стены  были  целиком  заняты
полками, на которых выстроились ряды банок, глиняных горшков и сыров, зато
посреди стены, противоположной плите, красовалось окно. Фрида сражалась  с
щеколдами на ставне.
   Я взял ее за руку - моя рука  запуталась  в  рукаве  -  и  отвел  ее  в
сторону.
   - Дорогая,  -  мягко  произнес  я.  -  Нам  совершенно  не  обязательно
любоваться пейзажем. Все равно в такой темноте он не так хорош.
   - Кретин! - выпалила она, выдергивая руку. - Он ведь убьет тебя!
   - Многие рассчитывали на это, и ни одному пока не удалось. -  Она  была
почти одного со мной роста, но не совсем. Я улыбнулся, глядя ей в глаза  -
полные страха, сердитые голубые глаза. Да, такими глазами можно любоваться
часами.
   - Он ведь не шутит, Омар! Он любил  это  чудовище.  Ты  оставил  его  в
дураках. Он все  это  время  мечтал  отомстить  тебе!  Я  видела,  как  он
разделывал людей на котлеты за куда меньшее. А потом бросит тебя в  сугроб
и оставит умирать, точно тебе говорю!
   - Тогда подари мне хоть один бесценный поцелуй, любовь моя, чтобы я мог
отправиться к богам, улыбаясь. Всего один поцелуй, и  все  остальное,  что
было со мной в жизни, исчезнет как дым.
   - Ох, глупец, ну пойми же ты, сейчас не время  шутить!  -  Фрида  снова
занялась ставнем.
   Я повернул ее лицом к себе и обхватил руками.  Концы  рукавов,  свисая,
болтались за ее спиной.
   - Неужели ты не понимаешь, о Богиня Любви, что только твои пухлые губки
привели меня обратно? Искры веселья  в  твоих  глазах,  румяный  жар  щек?
Конечно же, я знаю, что такую красоту всегда стерегут драконы,  но  сердце
мое оставалось здесь с весны, со дня, когда я впервые увидел тебя. Никакие
угрозы, никакая опасность не остановили бы меня от...
   Она начала бороться. Будь это честный поединок,  меня  трудно  было  бы
одолеть. Фриду нельзя было назвать хрупкой  девушкой,  и  я  удерживал  ее
вполсилы. Мы крутились, шатаясь, под овощами. Я тщетно пытался прижать  ее
губы к моим.
   - Будь у нас время для ухаживания, я бы целовал твои ноги,  -  выдохнул
я.
   - Тупица! - взорвалась она. - Одно хорошо, выбить из твоей дурьей башки
разум он уже не сможет!
   - Я проводил бы часы, восхваляя твои колени и сочиняя  сонеты  в  честь
твоих локтей!
   Я продолжал бы экскурс в поэзию и дальше, если  бы  она  не  ухитрилась
наступи