е уж сделать из врага друга". И потом, кто он сам такой, чтобы обвинять Пинки в измене убеждениям? Он и сам менял убеждения, и последний раз совсем недавно, приняв исцеление из рук самого Первого Убийцы. Он грешен не меньше любого другого. - Чистая логика, - ответил Пинки и помахал своей записной книжкой так, словно бесценной миниатюрой у Кристи или Сотби. - О Боже! - воскликнул Джулиан. - Какая еще логика? - М-м, самая обычная. Вы поймете, капитан. Возможно, вы с вашим военным опытом сделали бы это еще лучше. Не можем же мы позволить, чтобы Освободитель тратил время на дорожные неурядицы, верно? И не можем позволить, чтобы он растрачивал ману при случайных остановках в Богом проклятых дырах. - Пинки тяжело вздохнул, чтобы показать, сколько труда он тратит на организацию. - Мы перевозим его с узла на узел как можно быстрее. На нас кролики и их подмена. На нас разбивка нового лагеря еще до того, как старый окончательно снимется и отправится на место следующей стоянки. На нас подвозка больных в срок и в нужное место, чтобы они не слишком замедляли продвижение. Мы все крутимся как белки в колесе. - Пинки снова скромно улыбнулся, крепко зажмурившись. Короче, Пинки готов был править Свободными так, как правил Олимпом. Принимает ли Экзетер участие во всем этом? Знает ли он, что творится от его имени, или он так опьянел от маны, что утратил связь с собственной революцией? Почему все это так волнует Джулиана Смедли? Всего несколько дней назад он с удовольствием втоптал бы все это шутовство Освободителя в грязь, но теперь, после чудесного избавления от смерти, он уже не знал, чего хотел, за исключением того, что испытывал глубокое отвращение к самой возможности того, что скользкий Пинки Пинкни возглавляет весь этот бардак. - Мы? Кто это "мы"? - Нас здесь много помогает, - признался Пинки. - Чейзы здесь, и Кори... Боже правый! Не было ни гроша... - А миссис Маккей здесь не мелькала? - Когда мы уезжали, она оставалась еще в Олимпе. - Ты забыл еще Ньютонов, дорогой, - напомнила Ханна, чуть покраснев. Черт! Вот уж кого Джулиан хотел видеть меньше всего, так это Урсулу. - Ах, Ньютоны! - спохватился Пинки. Он открыл свою книжку и нашел нужную страницу. - Ага... Ньютоны в настоящий момент входят во второй отряд квартирьеров. Они должны быть уже в Лаппинвейле, готовить все к завтрашней стоянке. Завтра выход рано, на рассвете - нам нужно провести Освободителя через перевал за один день. Во всяком случае, так по плану. Придется, конечно, подождать там два дня тех, кто будет снимать этот лагерь. Ничего, ему там будет чем заняться. Все это, конечно, очень мило, только желудок у Джулиана выл от голода. - Я правильно понял: вы теперь поддерживаете Экзетера как Освободителя? - О, он справляется великолепно, просто великолепно! Мана льется рекой. Воистину, грипп стал подарком свыше. - Ну-ну, милый! - пробормотала Ханна. - Ты же знаешь, Освободитель не любит, когда ты так говоришь. Пинки только усмехнулся: - Ну да, это дурной ветер виноват во всем, так? Иные ветры дурнее многих. - Ладно, я рад встрече, - сказал Джулиан. - Не буду отрывать вас от дел. Если вам будет не хватать партнера для бриджа, свистните! - И пошел дальше искать еду. Ханжа проклятый! Он распространяет свое собственное чувство вины на Пинки. Исцеление от гриппа - вполне приемлемый с моральной точки зрения источник маны, но Экзетер начал с убийства своих друзей, а это никуда не годилось. Мана от этого жертвоприношения стала основой для получения маны от гриппа... так что теперь? Джулиан Смедли принял свою жизнь, зная, чему он обязан этим чудом. Конечно, в тот момент он не мог выбирать, но и теперь не собирался перерезать себе глотку. Значит, он виноват точно так же, как если бы предварительно дал согласие. Из корней зла не вырастет добро. Не снимайте перчаток, леди Макбет, и никто не заметит окровавленных рук... Он прошел мимо сооруженного на скорую руку дощатого стола, на котором трое горластых мясников разделывали тушу. Неудивительно, что Освободитель так популярен в народе, если он раздает мясо всем желающим! На следующем столе двое мужчин и две женщины резали овощи. Лицо одной из них - симпатичное, хоть и чуть лошадиное, - показалось ему слегка знакомым... Словно почувствовав на себе его взгляд, она подняла глаза - это была Алиса Прескотт. Они встретились на полпути и обнялись, как истосковавшиеся в разлуке любовники. Трое проходивших мимо юнцов одобрительно закричали что-то. Потом они оторвались друг от друга, не сводя глаз, держась за руки, оба чуть задохнувшиеся и раскрасневшиеся от смущения за то, что позволили себе такое на людях. Лицо ее было обветрено и слегка перепачкано, и она ничуть не отличалась от любой другой молодой женщины из Вейлов. В школьные годы Джулиан слегка побаивался кузины Экзетера - она была старше, взрослее, практичнее. Два года назад он поцеловал ее, но только раз и то для того, чтобы отвлечь ее внимание от чего-то другого. Возможно, ему стоило бы взять это в привычку. Она засмеялась. - Пожалуй, вам борода идет больше, чем Эдварду. А как ваша рука? Она отрастает! Вот здорово! - Вы ничуть не изменились! - Глупенький, ведь всего два года прошло! Ну, как вы? - Я? Отлично, спасибо Эдварду. А вы? - Он посмотрел на огрубевшие от работы пальцы, которые сжимал в руках. - Кухарка? Неужели он не нашел для вас работы лучше? Она вздернула подбородок и удивленно посмотрела на него: - А что в ней плохого? Я не знаю языка, так что от меня немного толку. Иногда я ухаживаю за детьми, помогаю с погрузкой и разгрузкой... Да не бойтесь вы за меня, Джулиан! Это лучшие дни моей жизни. Неужели правда? Ее взгляд оставался спокойным; он не мог понять, говорит она искренне или нет. - Это здорово. Но я умираю с голоду. - Я тоже. Давайте поговорим за едой. - Она потащила его по направлению к очереди. Бок о бок пошли они по тронутой заморозком траве. - Вы возвращаетесь в Олимп? - Боюсь, там сейчас полный бардак. - Да, Пинки рассказывал, - простодушно кивнула Алиса. - Пинки! Как ваш кузен относится к тому, что здесь уйма народу оттуда? Она снова удивленно посмотрела на него: - Он принимает любого. А почему бы и нет? - Потому что Пинки наверняка попробует взять власть над всем спектаклем в свои руки - насколько я знаю Пинки, конечно. Алиса отвернулась. - Не думаю, Джулиан, чтобы сейчас кто-нибудь мог что-то отобрать у Эдварда. - Это хорошо. Как он? Они стали в конец очереди, потихоньку продвигаясь вперед. Они разговаривали по-английски, так что никто не мог подслушать их. Она задумалась и, чуть понизив голос, ответила: - Он изменился. Даже за то время, пока я здесь. Иногда, очень редко, это прежний Эдвард. Я уверена, он спит не больше двух часов в сутки. Он - Освободитель, кто бы это ни был. Я хочу сказать, он не играет роль. Он стал этой ролью. - Слишком много маны? - Передозировка? А какие у нее симптомы? - Понятия не имею. Я даже не разглядел его как следует. - При виде еды желудок Джулиана испустил восторженное урчание. - Он совсем другой, - сказала Алиса. - Вы увидите. И конечно, он получает от всех этих исцелений уйму маны. Странно, поначалу все шло куда хуже. Он тратил больше, чем получал - так, во всяком случае, считала Урсула. А теперь... Ну конечно, на то, чтобы лечить грипп, требуется не так уж много маны. Гораздо меньше, чем, скажем, на исцеление от слепоты. И потом, зрители... они тоже другие. - Более расположенные? - Джулиан оглядел поляну и толпы народа на ней. - Что ж, в это можно поверить. То, как слепому возвращают зрение, впечатляет, конечно, но большинство нас не слепы и надеются остаться зрячими. Совсем другое дело поветрие, оно может поразить каждого. - Он с трудом справился с дрожью. - Они все боятся! - Думаю, что да. - Но Пентатеон тоже может излечивать грипп. - Они могут, - согласилась она. - Но Зэц не может! К Зэцу за исцелением не пойдешь. И потом, какой храм вместит такую толпу? Да, грипп был подарком свыше, но признавать это Алиса не собиралась. И кроме маны, грипп приносил еще и деньги. Помимо хорошей организации, невозможно было не заметить и другого: шатров, транспорта, обильной еды, всего необходимого для ее приготовления. Большая часть Свободных была одета гораздо лучше, чем та рвань, которую Джулиан видел в Ниолвейле. - Он и правда хорошо справляется. Похоже, в деньгах тоже недостатка нет. - О да! - Говорить о деньгах Алисе было гораздо проще, чем о мане. - Собственно, все началось со внезапного наследства Элиэль Певицы. Но теперь здесь полно и богачей. Грипп гонит их к нему, как ничто другое. Мана и деньги неразлучны. Джулиан подумал и решился. - Как вы думаете, у него получится? - Он задал вопрос, который висел между ними, невысказанный, с самого начала. Ее лицо оставалось непроницаемым. - Шансы его точно выше, чем месяц назад. Впрочем, Урсула до сих пор не верит в это. Зэц ведет свою игру слишком давно. Она считает, Эдвард не может надеяться на победу без помощи Пятерых. И какова тогда будет плата за эту помощь? Но тут наконец подошла их очередь, и Джулиана избавили от необходимости обсуждать эту тему дальше. Еда помогла, но после обеда он понял, насколько ослаб от болезни. Наутро ему придется идти - теперь он не сомневался в том, что хочет остаться со Свободными, хотя бы чтобы посмотреть, чем закончится это путешествие по Вейлам. Он сомневался, что ему предоставят верховое животное или место в телеге - уж во всяком случае, не с Пинки, дирижирующим всем этим цирком. Количеству людей потрясало. Люди продолжали подтягиваться и после захода солнца, хотя он не мог сказать, новобранцы это или отставшие за день паломники. Нигде в истории Вейлов не описывалось ничего подобного, и он гадал, что думает об этом Пентатеон. Пытаясь поставить себя на место Зэца, он не видел никакого способа, каким этот поганец мог остановить такую массу людей, разве что бросить на нее всю таргианскую армию. Конечно, до какой-то степени он мог бы влиять на погоду, но ценой фантастических затрат маны. Если он пошлет Жнецов, те, конечно, сделают свое дело, сотворив новых мучеников за Освободителя, к тому же все это будет происходить так близко от самого Освободителя, что тот извлечет из этого кучу маны. Похоже, Экзетер избрал беспроигрышную тактику. Вопрос заключался теперь в том, как долго сможет он удерживать свое воинство вместе: эпидемия гриппа рано или поздно сойдет на нет, надвигается зима. Подобно рою саранчи эта орда должна была все время двигаться; в противном случае ей грозил голод. Любая ошибка в расчетах могла привести к катастрофе. После долгих поисков Джулиан нашел-таки Онкенвир - та стояла в огромной толпе поющих. Она пела вместе с ними, хотя он сомневался, что она разбирает слова. Она равнодушно взглянула на него, очевидно, не узнав, и непонимающе уставилась на кошелек, который он ей протягивал. Он оставил его ей, абсолютно уверенный в том, что очень скоро ее от него освободят. Когда он уходил, она все продолжала пребывать в том же восторженном трансе. Он отправился поговорить с Экзетером. Он должен поблагодарить его по-человечески; он должен попробовать извиниться перед ним, поскольку теперь тоже разделял вину. Однако пробиться к Освободителю оказалось не так-то просто. Даже когда лагерь уже засыпал под холодными звездами, Эдвард продолжал свою работу. Он проповедовал, он отвечал на вопросы, он исцелял больных, которых все подвозили и подвозили целыми телегами. Джулиан не искал обходных путей; завернувшись в одеяла, сидел он в толпе, зачарованный словами вечерней службы. Это было потрясающее представление. Слова вроде бы просты, идеи тоже упрощены до предела, и все же они вселяли веру. Даже пришелец вряд ли устоял бы теперь перед харизмой. "Есть лишь один бог, Бог Неделимый. И в каждом из нас есть божественная искра. Замечали ли вы ее в других? Ощущали ли вы ее в себе порой? Не часто. Она редко проявляет себя, и все же она есть. Мы стараемся, и иногда у нас получается. Все мы бываем плохими, но нет таких, которые были плохими всегда. И когда мы умрем - а мы все рано или поздно умрем, - думаете, эта искра пропадет? Вовсе нет! Наши тела умрут, но Божья искра в нас - никогда. Тогда куда она девается, эта искра? Чародеи обещают вам место на небесах, среди звезд. Вы никогда не задавались вопросом: что вы будете там делать? Просто смотреть вниз на мир? Вам никогда не приходило в голову, что это может наскучить? Ничего не делать, только смотреть? Конечно, первые недели это было бы даже приятно, согласен. Освободиться от страха смерти, освободиться от боли, хвори и страданий - разве это не прекрасно? Но как долго вам будет нравиться это? Месяц? Год? Столетие? Тысячу лет? Миллион? Говорю вам: то, что обещают чародеи, - обман. Говорю вам: их рай неизменного совершенства очень скоро обернется адом, а их вечность - истязанием скукой! К счастью, правда - иная". Он начал описывать теорию переселения душ, и Джулиан при всем своем недоверии понял, что тоже заинтригован этим. Идея Экзетера о реинкарнации не совпадала с той, вечной, единственным спасением из которой являлась нигилистическая нирвана. Это была светлая, радостная идея развития, своего рода лестница к Богу, этакая реинкарнация в духе "собирайте-значки-бойскаутов-и-получите-повышение". Она не призывала к отказу от мира, ибо только в этом мире набирались очки. Она обещала каждой душе единение с Богом, а не Страшный Суд, и не напоминала напрямую ни одну из известных Джулиану земных религий. Интересно, и где это Экзетер выкопал такую? Как знать, подал голос сидевший в нем скептик, может, он и прав. Кто вернется, чтобы рассказать, так это или нет? По крайней мере схема не менее привлекательна, чем любая другая, - возможно, именно из-за этого его старый друг и положил ее в основу новой веры. Для того чтобы одолеть Зэца, ему нужны последователи, а для того чтобы набрать последователей, ему нужна вера, а уж что там недоговорено, будет ясно на вечеринке по окончании игры. Вот было бы здорово верить в подобную ерунду, сказал Джулиан-циник, верить всем сердцем и надолго. Во Фландрии ему приходилось видеть, как смертельный ужас превращает в верующих, пусть ненадолго, кого угодно, даже его самого. Увы, Бог сотворил мир не таким уютным, каким его надо было бы сотворить с точки зрения людей вроде Эдварда Экзетера. Тут Джулиан вздрогнул, сообразив, что наделяет Экзетера верой в то, что он проповедует. Когда служба завершилась, помощники выстроили желающих поговорить с Освободителем в очередь. Он находил слова для каждого - спокойные, утешающие, благословляющие, ободряющие. Потом проситель проходил дальше, и походка его становилась чуть легче, а Экзетер уже разговаривал со следующим. Ожидая своей очереди, Джулиан разглядывал эту высокую, худощавую фигуру. Даже с расстояния в несколько десятков ярдов, в слабом свете костров, ему показалось, что он видит ту разницу, о которой говорила Алиса. Экзетер изменился, всего за две недели. Уверенность? Да, конечно. Властность? Несомненно. Но было и еще нечто, чего Джулиан никак не мог определить. Избыток маны? Может, Экзетер превращается в бога или по крайней мере считает себя богом, как и все остальные? Может ли оккультная власть разлагать так же, как преходящая, земная? И так быстро? Что бы ни случилось, это был не тот Экзетер, которого он ожидал увидеть, и по мере того как подходила его очередь, решимость Джулиана таяла. Он все сильнее ощущал себя примерно так же, как в Букингемском дворце, в ожидании, пока король Георг прикрепит ему на мундир медаль. Его благодарность - такая мелочь, это пустая трата времени Освободителя. Горькие упреки двухнедельной давности казались теперь не просто неуместными, а абсолютно неуместными, равно как и мелкие манипуляции Пинки. Экзетеру не нужно ничьих извинений. Экзетер прав с самого начала, и жертва, в которую принесли себя его последователи, оправданна точно так же, как и множество подобных жертв, принесенных на Западном фронте. Просто он видит за дымом пламя, чего не дано Джулиану. Зло порождает зло, и тут уж не до сантиментов. Он чуть было не повернулся и не сбежал. Нет, он выдержит. Еще один шаг - и он лицом к лицу с Освободителем. Он в смятении смотрел в пронзительные сапфировые глаза, забыв даже, зачем пришел. Чары разбились словно сосулька. Перед ним стоял старина Экзетер, смеявшийся и трясший его руку. - Добро пожаловать! Пошли поговорим. - Он махнул рукой в сторону ближайшего костра. - Но... - Его еще ждали сотни человек. - Они никуда не денутся. Перерыв на чай. Так Джулиан оказался у костра с Освободителем. Верные помощники налили ему какого-то горячего, пряного напитка, а несколько сотен завистливых почитателей смотрели на них словно тигры из клетки. - Я не сомневался, что ты вернешься. - Я, собственно, проверить, как здесь Алиса. Но раз уж я здесь, я хотел бы остаться и помочь чем могу. Улыбка. - Я рад принять тебя. - Послушай, старина, мне ужасно жаль, что я тогда... - Заткнись! - резко оборвал его Экзетер и вдруг застенчиво улыбнулся. - Если бы я не умел оставлять прошлое прошлому, это означало бы, что я занялся не своим делом. - Ну, у тебя вроде неплохо получается. - Только отдохнуть редко удается. Насколько плохи дела в Олимпе? - Он казался свежим и бодрым, готовым идти всю ночь. Его юмор служил ему броней, отбивая всякую охоту пробовать ее крепость. Только однажды Джулиану удалось перевести разговор на самого Экзетера. - Твоя схема загробной жизни заинтересовала меня. Это непохоже на те разновидности буддизма, с которыми я встречался. Это что, из индуизма? Где ты ее выкопал? Экзетер казался удивленным. - Выкопал? Сам не знаю точно. Это просто пришло ко мне как-то раз, когда я проповедовал. Мне показалось, это то, что им хотелось бы знать... - Тут глаза его вспыхнули веселыми искрами, словно он догадался, о чем думает Джулиан. - Видишь ли, это все мана. Я принимаю теперь распоряжения непосредственно от Бога. Впрочем, непохоже было, чтобы он говорил это серьезно. Когда короткая аудиенция подошла к концу, пророк вернулся принимать терпеливо ждущих в очереди просителей. Джулиан, весело мурлыкая что-то под нос, зашагал в темноту. Только один раз он задержался посмотреть на то, как в дымном мареве костров предсказанный Освободитель принимает поклонение своих почитателей. Теплый золотистый свет выхватывал из темноты человек двенадцать, собравшихся в ночи. Это могло сойти за иллюстрацию из "Библии в картинках" или даже за полотно Караваджо - на Экзетера света падало не больше, чем на остальных. Что бы там ни говорила Алиса, он вовсе не изменился. Экзетер играл роль, и играл ее потрясающе, но в глубине души он остался все тем же стариной Экзетером, которого Джулиан помнил по Фэллоу. Немного позже, найдя себе угол в битком набитом шатре, Джулиан Смедли обнаружил, что у него снова две нормальные руки. ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ Он оставляет свою родную страну и идет в другую, Но несет с собою пять зол. Ади Грант; Праб*т М.В. 51 Надо отдать должное Пинки - если это, конечно, на самом деле было его заслугой, - организация впечатляла. Когда Джулиан проснулся с первыми лучами рассвета, паломники уже выступали в путь. Он обещал Алисе подождать ее, и когда они с остальным обслуживающим персоналом сняли лагерь и погрузили все обратно на телеги, поляна Онкенвир снова почти опустела, превратившись в серую, грязную пустыню, испещренную кучками дымящейся золы и брошенными изгородями отхожих мест. Снег падал медленно, большими белыми хлопьями, словно стараясь поскорее скрыть с глаз тот беспорядок, который оставили за собой Свободные. Сам Освободитель все еще исцелял последних пациентов, которым, казалось, не будет конца и края. Его помощники запрягали моа в колесницы-такси, чтобы везти своего пророка и его команду к месту следующей стоянки. Алиса объяснила, что обычно идет пешком вместе с паломниками, помогая старикам или детям, но этим утром должна выехать с остальными работающими при кухне на запряженной кроликом телеге, и настояла, чтобы Джулиан поехал с ней. Он подозревал, что она обманывает, но спорить не стал, ощущая себя симулянтом, поскольку тысячи людей чувствовали себя не лучше, чем он. Он утешал себя тем, что завтра точно пойдет своим ходом. Караван повозок не мог двигаться быстро в толпе, забившей Фенпасс, но все же прибыл на место следующей стоянки вскоре после авангарда. Когда капитан Смедли предложил свои услуги, его вооружили ножом и горой из нескольких тонн какого-то похожего на картофель корнеплода. Ему поручили работу, для которой требовались две руки! И он мог выполнить ее! Выбранный Экзетером узел был отмечен камнем, врытым вертикально в землю посередине опустевшего зимой пастбища в двух милях от ближайшей деревушки. Скоро пастбище уже кишело Свободными словно корова блохами. Снег в Лаппинвейле еще не выпал; временами выглядывало солнце. Усевшись на перевернутой корзине спиной к ветру, Джулиан чистил овощи и сбрасывал их в другую корзину. Занятие это умиротворяло. Компанию ему составляли две болтавшие по-лаппиански женщины, совершенно глухой старик и три недовольного вида девицы, явно считавшие, что заслуживают лучшей работы. Не обращая на них никакого внимания, он целиком углубился в чистку овощей. Потом на корзину его легла тень и знакомый голос окликнул его по имени. Он в ярости поднял взгляд. Закутанная в побитые молью меха, она напоминала бесформенного плюшевого медведя; растрепанные волосы падали на лицо. Впрочем, ее нимало не волновало то, как она выглядит, - никогда не волновало. И она улыбалась ему так, словно он должен быть рад видеть ее! Ни разу в жизни у него еще не возникало желания ударить женщину, во всяком случае, до этой минуты. - Убирайтесь! - крикнул он. - Вон с глаз моих! Она отступила на шаг. - Что-то не так? Он вскочил на ноги, дрожа от ярости. - Это называется изнасилование, миссис Ньютон. Вы изнасиловали меня! - Никто из зрителей не знал английского, но если бы и знал, ему было бы все равно. - Ах так? - Да, так! Она неуверенно посмотрела на него. - Это чересчур сильно сказано для того, что случилось. Возможно, я использовала ману. Я не хотела, Джулиан! - Не хотели? - Он шагнул к ней, и она отступила на шаг. Он был рад видеть, как на лице ее появилось встревоженное выражение. Она не ожидала его гнева. - Нет, - сказала она. - Ты же знаешь, как это бывает... А может, и не знаешь. У тебя ведь никогда не было много маны, так ведь? Когда у тебя есть мана и тебе хочется чего-то, очень трудно помешать этому. Мана сама вырывается наружу. Ты ведь не мог помешать своей руке заживать, верно? Мне хотелось, чтобы ты пришел ко мне в палатку. Ты пришел. Мне хотелось, чтобы... - Я не хотел вас! Она нахмурилась, словно он сказал нечто, не подобающее джентльмену. - Возможно, мне следовало вести себя поосторожнее. Мне жаль, капитан Смедли, правда, жаль. Какое там "жаль"! Ее извинения прозвучали бы искренне, опрокинь она ненароком его чашку. Он размахивал перед ней ножом, что не на шутку встревожило зрителей. Старый глухой чудак попытался встать. Джулиан так разозлился, что не мог найти слов. - Мне стоило остановиться, когда я увидела, что из всего этого выходит, - терпеливо продолжала она. - Или, возможно, спросить вас. Мне казалось, вы не против. Мужчины, как правило, не возражают. - Она улыбнулась. - Так это у вас привычка? Единственный способ заполучить мужчину? - О, ваша рука! - вскричала Урсула, пытаясь сменить тему. - Она лучше! Джулиан отшвырнул нож и сжал кулак. - Подарок от старого друга. Мне не хотелось бы применить его в деле, выбив вам все зубы, миссис Ньютон, но если вы сейчас не уберетесь и не будете держаться от меня подальше, у Освободителя прибавится лишний пациент. А теперь идите к черту и оставайтесь там на здоровье! - Разумеется, он блефовал. При желании она могла, почти не расходуя маны, заставить его выпрашивать у нее прощение на коленях. Этого она делать не стала, но поняла, конечно, что он больше шумит, чем угрожает. - Простите меня, пожалуйста. Мне просто казалось, что вы не против. - Пожав плечами, она повернулась и ушла. Дрожа от ярости, Джулиан вернулся на место и с ожесточением набросился на овощи. 52 Когда Свободные пересекали Фенпасс, шел легкий снег, но в Лаппинвейле их встретила хорошая погода. То там, то здесь Алиса слышала разговоры о том, что таргианцы наверняка постараются остановить паломников еще на подступах к своим границам, и уж наверняка они не позволят своим рабам под шумок бежать из вейла. Скептики не учли одного: эпидемия продолжала еще свирепствовать в Лаппинленде. Сам губернатор Кратч привез своих жену и детей к Освободителю, чтобы тот вылечил их. У таргианцев благодарность не входила в число самых почитаемых достоинств, но они всегда ставили целесообразность превыше принципов, к тому же их гарнизон уступал Свободным в численности из расчета один к ста. Свободные прошли вейл беспрепятственно, набирая по дороге новобранцев. Потом, в Рэндорвейле, никто не мешал этим беглецам уйти, но, как ни странно, воспользовались этой возможностью очень немногие. Алиса получала от всего этого огромное удовольствие. Лондон казался ей теперь чем-то очень далеким, да она никогда его особенно и не любила. Шатры напоминали ей сафари в детстве, дядю Кама и тетю Рону в Кении. Конечно, климат и пейзаж отличались, но трудности ее не пугали. Совершенно забыв свою норфолкскую депрессию, она помогала с готовкой, нянчила детей, ухаживала за ожидавшими Эдварда больными - в общем, делала работу, которая казалась ей самой важной на свете. Теперь, когда она знала, сколько удовольствия доставляют крестовые походы, она могла понять, почему в средние века в них участвовало столько народу. Общение с Джулианом Смедли вносило приятное разнообразие в ее жизнь. Ей нужен был переводчик, который помог бы освоить хотя бы азы джоалийского. В первые дни приходилось полагаться на Урсулу, Домми и самого Эдварда, но они были слишком заняты собственными делами, чтобы уделять ей много времени. Потом начали появляться и другие олимпийцы, но и их быстро загрузили работой. Джулиан и сам был не слишком силен в джоалийском, так что он частенько брал репетитора из местных, обучаясь вместе с ней. Это помогало ему убить время в дороге и скрашивало монотонную работу в хозяйственном отряде - он согласился на скромную должность, оставив религиозные вопросы другим. Капитан Смедли проходил по графе "старый друг". Пожалуй, ближе его был только Эдвард, но Эдварда она видела редко. Самый близкий друг ее кузена, Джулиан Смедли уже много лет то попадал в поле ее зрения, то выпадал из него: сначала сопливый мальчишка, потом прыщавый, неуверенный в себе подросток, жизнерадостный юноша, контуженный герой. А теперь? Теперь - худощавый, уверенный молодой человек, не красавец, но вполне симпатичный, выглядевший старше своих лет. Если его и продолжали мучить кошмары войны, он умело скрывал это. Он прямо-таки излучал жизнелюбие. Он никогда не обсуждал с ней свою личную жизнь, но был слишком привлекателен, чтобы не иметь по меньшей мере одной подруги. Вспомнив, как миссис Маккей рассказывала в тот памятный вечер в "Быке" про постельную рулетку, Алиса решила, что Джулиан Смедли наверняка был главным призом, хотя, возможно, он все-таки недостаточно жесток для игр такого рода. Перевал Сутпасс привел их из Лаппинвейла в Рэндорвейл, а солнце все продолжало светить. Рэндорленд, предупреждал Джулиан, может таить в себе неприятности, поскольку являлся территорией Владычицы, Церковь Неделимого здесь преследовалась, а Док Мейнуоринг все еще сидел в тюрьме. Однако пророчество обнадеживало. Как гласил стих 318: "Начиная с Рэндора, станут власть имущие искать встречи с Освободителем, и будут ночевать в лесах и в канавах, умоляя: исцели нас, сжалься над нами, и осыплют его золотом". Правда, первое, что случилось в Рэндорвейле, - это исчезновение Урсулы и Домми. - Они вернутся, - пообещал Эдвард. - Домми назначил себя апостолом Морковок. Урсула должна доложиться Службе - точнее, тому, что от нее осталось. На следующее же утро король Гуджапат пригласил Освободителя на аудиенцию, и Освободитель отклонил приглашение. Двумя днями позже король повторил приглашение, прислав в качестве свидетельства миролюбивости своих намерений изрядно похудевшего, но в остальных отношениях невредимого Дока Мейнуоринга. Эдвард снова отказался от приглашения, хотя Дока принял. На четвертый вечер пребывания Свободных в вейле, когда они стояли лагерем в восточном конце долины и, следовательно, сравнительно недалеко от Олимпа, в лагерь ворвались несколько сотен рыжеволосых Морковок, бросившихся восторженно приветствовать Освободителя. Вместе с ними вернулась Урсула, а с ней несколько знакомых лиц: Бетси и Билл Пепперы, Айрис Барнз, Проф Роулинсон и другие. Джулиан узнал о возвращении евангелистов как раз когда, завернувшись в меховую шубу, укладывался на ночлег у костра. Палаток пока не хватало, и он не видел причин, по которым закаленный вояка вроде него должен иметь преимущество перед другими. Он окончательно выздоровел, хоть и чувствовал себя немного слабым, и уж во Фландрии, во всяком случае, было гораздо хуже, чем здесь. Рядом с ним опустился на колени человек. Улыбке его позавидовал бы голодный крокодил. Джулиан поспешно сел. - Домми! Ты вернулся? Как Айета? - Конечно, в лучшем из лучших здравии, брат Каптаан! И я теперь самый гордый отец самого голосистого сына. Джулиан - некогда Тайка Каптаан - хлопнул его по спине и крепко пожал руку. - Поздравляю, брат Домми! И как его зовут? - Он мог и не спрашивать. Отныне Вейлы будут кишмя кишеть Д*вардами. - С любезного позволения он назван в честь нашего почитаемого Освободителя. - А Энтайка... Она была там? Домми улыбнулся еще шире и кивнул. - Я принес вам записку. Джулиан выхватил ее у него из рук и развернул. Он даже забыл поблагодарить Домми и не заметил, как тот ушел. "мой самый дорогой капитан крюк! ты все верно догадался куда я пашла. я здесь у одной из тиминых теток не с мущиной. если бы я знала што ты вирнешся в олимп я бы осталась там. я очинь по тибе скучяю. мне очинь жаль што мы поссорились но ведь все любовники ссорются иногда, все твои абищания я от них все время плачу и мне хотелось бы чтоп ты держался их но ты наверно щитаешь это грех но если ты правда будеш диржаться их то я всегда твоя телом и душой в любом мири особенно телом. всегда твая любящая венди" Это письмо едва не стоило Свободным одного их соратника, но в конце концов он все же решил остаться на борту. Крестовый поход вряд ли продлится долго, тогда как их с Юфимией будущее может тянуться еще много столетий. По сравнению с этим несколько дней, какими бы долгими они ни казались, - пустяк. На следующее утро в лагерь въехала кавалькада дорогих экипажей - королевская семья и почти весь двор. Эдвард вежливо приветствовал их, исцелил все до последнего сопливые носы и даже не настаивал, чтобы королевская семья ночевала в канавах. Он принял их золото и отдал его Дошу, приказав закупить побольше провизии и вьючных животных. Пророчество - оружие обоюдоострое, и следующей их остановкой стал Товейл. Теперь уже всем и каждому были известны зловещие слова, содержавшиеся в стихе четыреста четвертом "Завета", насчет Д*варда и голода в Товейле. Впрочем, избежать этого уже никак нельзя - у человека, судьба которого предначертана заранее, нет выбора. - Завтра выходим совсем рано, - сообщил Джулиан. - Попробуем успеть за день. Алиса видела пока только ровную стену гор без намека на проход. Хоть лети через них. - Каким считается этот перевал? - Она знала уже, что в джоалийском языке имеется с дюжину разных слов, обозначающих перевал в зависимости от его сложности. Впрочем, сложность тоже зависит от того, по каким меркам ее считать. Перевал считается легким, если по нему без труда пройдет горный козел. - Фигпасс - это джалтераан. - Такого слова я не знаю. Что оно означает? - Чертовски-жуткий-даже-в-летнее-время. Может, за час до рассвета все-таки поздно? Дорога на Фигпасс начала наконец круто забирать вверх, карабкаясь меж чахлых деревьев. Очень скоро деревья исчезли вообще, открыв холмы невероятно зеленого цвета под чисто белым небом. Свободные казались отсюда серой веревкой, оброненной каким-то великаном, - веревка вилась по склону и исчезала наверху в облаках. И это был всего лишь авангард; за ним тянулись толпы. Алиса чуть пригнулась, стараясь не сбиваться с шага. Через час или два она будет стоять вон там и смотреть вниз на тянущиеся массы людей. - Все это кажется таким нереальным! Я все пытаюсь найти земной эквивалент этому - и не нахожу. Варвары... Народ израильский... переправа Ксеркса через Геллеспонт... ничего даже близко похожего нет. - А Петр Отшельник? - фыркнул Джулиан, выпустив изо рта облачко белого пара. - Не смей даже думать! - Ладно, не буду. Нет, все это правда, хоть и ненадолго. И мы будем до конца своей жизни вспоминать эти дни. Лет через сто один или двое из этих детей будут еще живы и будут хвастать, как шли с Д*вардом, сопровождая Освободителя в Таргвейл. Эти дни были также самыми значительными и в жизни Алисы Пирсон. Если она подобно этим гипотетическим детям доживет до ста, вся дальнейшая ее жизнь будет идти по нисходящей. Пусть Вейлы - всего лишь песчинка мира, пусть только горстка людей вовлечена во все это, и все же это был, несомненно, исторический момент. Кто откажется от места в ложе при хиджре, исходе из Египта или переходе Цезарем Рубикона? Она старалась не включать в этот перечень крестовый поход Детей или Распятие Христа... Что бы ни случилось в Тарге, она никогда больше не увидит ничего подобного. Она решила, что рано или поздно вернется домой. Она и так задержалась здесь дольше тех четырех недель, которые отвела себе вместе с мисс Пимм, но время возвращаться, конечно же, еще не настало. Никто, даже Эдвард, не знал, сколько же людей идет сейчас за ним. Организация сама по себе уже была чудом - она тоже расширялась, чтобы поспевать за растущим как на дрожжах количеством паломников. Узнав за пять прошедших лет, насколько беспомощны могут быть армии, Алиса ни за что бы не поверила, что большая группа людей может работать так слаженно. Заслуга в этом принадлежала, конечно, Эдварду, подобравшему потрясающую команду помощников и вселившему в них фанатическую преданность. Между Носителями Щита ни разу не возникало ни вражды, ни распрей, ни споров, кто главнее. Сила их как единой команды заключалась в их различиях. Никто не понимал человеческих слабостей лучше Доша, раскаявшегося преступника и блудника. Домми использовал свой опыт слуги, ведая хозяйственными делами Свободных. Урсула Ньютон всегда была неодолимой силой, этаким человеком-цунами, против которого не мог устоять никто, в то время как проповеди Элиэль заставили бы прослезиться и груду камней. Из двух оставшихся в живых братьев Эдварда по оружию, знакомых с ним еще с нагианских времен, Тьелан умел непревзойденно торговаться, а Догган отличался упорством в решении головоломных поручений, которые свели бы любого другого с ума. Пиол Поэт вел архив, следя за теологической верностью проповедей Элиэль. Пинки Пинкни крутил людьми, как ветер кружит снежинки, - как правило, те даже не догадывались об этом. Рваная Губа был солдатом, Килпиан - гуртовщиком, Асфраль - повитухой, Имминол лучше всех разбиралась в травах, Титтраг - в камнях... Сам Освободитель мог превзойти каждого из них в чем угодно, но не мог находиться в дюжине мест разом. Для каждого дела у него имелся помощник. Всего Носителей Щита было двадцать, и Эдвард шепнул как-то Алисе по секрету, что не понимает, как это Иисус обходился двенадцатью. За последние две недели она почти не виделась с Эдвардом. Когда он извинялся перед ней, она отмахивалась. - Ты занят делом, я здесь в отпуске. Я не знаю языка, значит, не могу помочь. Захочешь поговорить - пошли за мной, и я с удовольствием приду. А так делай, что ты должен делать, и не думай обо мне. По крайней мере скучать мне здесь не приходится. Он посылал за ней несколько раз - всегда под вечер, когда остальные уже заканчивали дела. Сам он, казалось, вообще не нуждается в отдыхе, а может, он выбирал это время просто по привычке. Ей было забавно думать о том, что они никогда не оставались наедине друг с другом, так что никаких сплетен можно было не опасаться, но она сомневалась в том, что он избегал возможности скандала осознанно. Просто его инстинкты надежно хранили его. Каждый раз он спрашивал ее, счастлива ли она, и она всегда отвечала, что да, счастлива. Он сам выбирал тему для разговора, и поэтому они говорили об Англии, войне, поэзии и о своем детстве. Только раз он упомянул о том, что может случиться, когда Свободные дойдут до Тарга, да и то невзначай. - Они могут служить только группой поддержки, - сказал он. - Но, разумеется, только их поддержка и делает это возможным. Внимание: единственный матч чемпионата Вейлов в тяжелом весе! В черном углу нынешний чемпион, Зэц (Буу! На мыло!); в сером - Освободитель (Гип! Гип!). Результат всем известен из "Завета", так что матч обещает быть скучным... Что-то не так? - Ничего. Я просто как-то забыла, что Зэц - реальное лицо, а не аллегория. - Реальнее некуда. - Эдвард прищурился и с минуту молча смотрел куда-то в ночь. - Но то, что я задумал, - не убийство, а казнь. Заранее известно, чье имя фигурирует в приговоре. Потом он передернул плечами и сменил тему. Если он сомневался в возможном исходе, он скрывал это даже от нее. Но он знал, конечно, что справедливое дело не всегда побеждает и что самые популярные в народе восстания закончились катастрофой: Уот Тайлер, Ян Гус, Петр Отшельник... Крестовый поход Нищеты привел тридцать тысяч людей на смерть и в рабство. Порой он становился тем Эдвардом, которого она знала. В его глазах мелькала отвага и спокойная решимость, как и тогда, когда его пытались убить Погубители. Порой она ощущала что-то еще: чудовищную, сжатую тугой пружиной силу, которая, казалось, только и ждет, когда ее отпустят, тщательно рассчитанную ненависть к коварному врагу - если, конечно, все это ей не мерещилось. Скромно сидя напротив него у костра, она смотрела на игру бликов на его худощавом лице и гадала, во что превратился ее кузен. Однажды, и только однажды, позволил он своим чувствам чуть показаться на поверхности. Некоторое время он сидел молча, глядя на нее. Она терпеливо ждала, притворяясь, будто смотрит в огонь. Он задумчиво протянул: - Алиса, милая! Что бы случилось, если бы не война? Что было бы с нами? Если бы не было никакого "Филобийского Завета"? Ты никогда не думала об этом? - Не знаю. - Она следила за изменчивыми узорами угольев - занятие ничуть не хуже пустопорожнего гадания о том, что могло бы случиться. - Знаешь, я был очень влюблен в тебя тогда, - тихо проговорил он. - Я и сейчас люблю тебя, но теперь... ну, теперь все по-другому. Давай не будем усложнять все, говоря об этом. Скажи, ты хоть серьезно ко мне относилась? - Я всегда относилась к тебе совершенно серьезно, Эдвард, милый. Очень серьезно. Я очень боялась сделать тебе больно. Я была уверена, что ты скоро найдешь себе другую девушку, а может, кучу девушек. Ведь ты и не знал никого, кроме меня. - Мне хватало одной тебя. Не думаю, чтобы я нашел другую. Не думаю, чтобы я сдался, даже когда узнал про Д*Арси. Она встретила его вопросительный взгляд. - Я тоже была влюблена. Влюблена как дурочка. - А если бы война не началась? - Наверное, продолжала бы оставаться дурой. Его жена все еще жива. - Почему дурой? Ты что, до сих пор так считаешь? - Да. - Она почувствовала угрызения совести по отношению к памяти человека, с которым была так счастлива, но она была в долгу и перед Эдвардом. Он не побоялся бы рискнуть своей карьерой и ее деньгами. - Странная любовь, тебе не кажется? - Да. Наверное, рано или поздно я опомнилась бы. И я ведь еще не забеременела - представить себе не могу, что бы я делала тогда! Я должна еще быть благодарна тому, что разразилась война. Он поморщился: - Не смей даже думать так! А Терри? - Реакция, всего лишь реакция. - Терри был даже младше Эдварда, и по чистой случайности у него были такие же черные волосы и синие глаза. - Он был прекрасный человек, но все могло выйти еще хуже. Мы оба с ума сошли от любви, оба, но нас ничего не объединяло. Это бы не продлилось долго. Мы бы жили очень несчастливо. - Спасибо, - прошептал он. - За что? - Искренность за искренность... - А что Исиан? Ты любил ее? Он покачал головой и горько улыбнулся - убежденный, что она ему не поверит. - Нет. Я же говорил тебе. Любовь между пришельцем и туземкой немыслима. Вне зависимости от того, какой мир ты выберешь, один должен стареть, а другой - нет. Я мог бы полюбить ее. Но я не мог позволить себе этого. - Тогда как насчет мисс Элиэль, которая день и ночь преследует тебя со своими огромными дурацкими глазами? Он выгнул бровь, и уголок его рта пополз вверх. - Алиса, милая, ты, часом, немного не... гм?.. - Я? Разумеется, нет! Если уж на то пошло, она очень даже ничего - со своим классическим профилем, сверхволнительным телосложением и жизнью - сплошным сюжетом для драматического романа. Мне только хотелось бы, чтобы она держалась чуть подальше от меня, только и всего. - Ее собственный отец околдовал ее, - сказал Эдвард. - Нет, ты можешь себе представить: собственную дочь? Я снял заклятие... - Другим поцелуем? Он расхохотался. - Не дышите на меня паром, миссис Пирсон! Ну, если ты так уж хочешь знать, да. Но не очаровывал, честно. - А все остальное она уже сама? - Ну да! Она была оскорблена и несчастна; она выбрала первого попавшегося мужчину, чтобы закрыть зияющую брешь в душе. А ответ все тот же: любовь между пришельцем и туземкой немыслима. Алиса хотела уже было извиниться за допрос, когда он еще раз пожал плечами. - Я только надеюсь, она не наложит на себя руки, когда... когда обнаружит, что я не могу ответить взаимностью. - Или когда что? - Давай поговорим о чем-нибудь более веселом. А помнишь... Много ли найдется мужчин, способных устоять перед такой штучкой, как Элиэль? Жизнь была бы гораздо проще, если бы таких, как Эдвард, было больше. Подъем на Фигпасс оказался тяжелым, а спуск - и того хуже. Алиса остановилась в тени скалы, чтобы перевести дух. Плотный как отсыревшая фланель туман плыл мимо нее, а бесконечная вереница Свободных так и продолжала тянуться по дороге. Джулиан казался смертельно усталым, но чувство юмора продолжало пока действовать безотказно. - Товейл? - переспросил он. - Он совсем крошечный и ужасно важен в стратегическом отношении, так как соединяет сразу несколько вейлов. Таргианцы всегда считали, что боги сотворили его для них; вот только убедить товианцев в этой очевидной истине им так и не удалось. Товианцы - это дикие горцы. По сравнению с ними шотландцы или афганцы - все равно что трусливые зайцы. Таргия несколько раз пыталась захватить вейл. Местные спускались с гор ночами и перерезали таргианцам глотки. Таргианцы даже отомстить толком не могли - они предпочитают сражаться в тесном строю, а здесь местность этого не позволяет. Их армиям приходилось каждый раз силой прорубаться через вейл - по дороге туда и по дороге обратно, что сильно портило их внешнюю политику в отношении всех остальных. Поэтому они в конце концов заключили джентльменское соглашение: Товейл официально независим, но не мешает Таргии маршировать туда-сюда по его территории и не пускает к себе никого другого. Так что теперь таргианцы вольны мутузить кого угодно, кроме товианцев, а товианцы вольны заниматься внутренними разборками. Все счастливы, потому что занимаются любимым делом. Она рассмеялась: - Вы циник! - Этому я научился еще на Земле, - ответил он, нахмурившись. Свободные еще спускались тысячами в Товейл, когда разразилась снежная буря. Перевал оказался закрыт. Снег падал тоннами, день за днем, заперев паломников в лагере. В срок успели проехать только несколько телег. Первым вышло топливо, но это как раз было не так уж и страшно. Люди набились во все имевшиеся в наличии шатры, а шатры занесло снегом, так что, несмотря на вонь, темноту и сырость, там было вполне сносно - хотя бы не холодно. Тропинки, соединявшие шатры, превратились в узкие траншеи. Съестные припасы подходили к концу. Рацион урезали, а потом и вовсе перестали выдавать, ибо последние остатки предназначались только детям и кормящим матерям - в этом крестовом походе участвовали даже матери с грудными детьми. Эдвард регулярно обходил шатры, навещая каждый по меньшей мере раз в день. Носители Щита бывали в них чаще, особенно те, кто умел хорошо говорить: Элиэль, Пинки, Домми. Вспыхнул грипп, но с ним быстро разобрался Освободитель. На смену гриппу пришла скука. Пение гимнов приелось. Начались споры. Алиса радовалась, что знает язык слишком плохо, чтобы понимать их. Терпение истощалось, а голод терзал все сильнее. Постепенно Свободных начинал охватывать страх. "Филобийский Завет" обещал, что Освободитель принесет смерть Смерти, но ничего не говорил о его спутниках. Как знать, может, они умрут первыми? Алису это беспокоило - она слышала о плодах мученичества от Джулиана, - и не одну ее. Слова Эдварда или даже Носителя Щита снова ободряли всех, но ненадолго: сомнения возвращались. Это была ночь второго голодного дня. Терпение почти иссякло. Где-то в темном шатре спорили двое, не обращая внимания на недовольное ворчание сонных соседей. Все тело у Алисы затекло от долгого сидения с подобранными ногами, но ее очередь вытянуться еще не пришла. Бесформенный комок меха, к которому она прислонялась, был Джулиан. Она совершенно точно знала, что в палатке нет больше никого, понимавшего английский. - Джулиан? - М-м? - Он изображает Иисуса. - М-м... Я хочу сказать, да. - Как вы считаете, насколько далеко он намерен зайти? - Изгнание торговцев из храма? Тайная вечеря? - Вы знаете, что я имею в виду. Голгофа. Он вздохнул. - Я бы не ставил на него, если бы он считал, что это необходимо. К счастью, до этого вряд ли дойдет. Я спрашивал Профа, и он со мной согласен. Нет способа, которым его смерть сама по себе могла бы уничтожить Зэца. Эдварду, конечно, грозит чудовищная опасность. Шансы его до сих пор невелики, так что он вполне может погибнуть. Но если до этого и дойдет, я уверен, это будет не по его воле. Спор в углу в любую минуту мог перерасти в драку. Возмущенные голоса зазвучали громче. - Может, он обрушит храм, как Самсон? - предположила Алиса. - Нет, это не получится. Это будет открытый, лицом к лицу, поединок маны. Сильнейший побеждает, слабейший проигрывает. Если у Эдварда не хватит сил на то, чтобы победить, он ничего не добьется, обрушив храм. Зэц просто улизнет оттуда через портал. Эдвард только зря потратит ману. Она вспомнила двух мужчин, которых потеряла совсем недавно, и подумала, не потеряет ли третьего. Не возлюбленного, как они, конечно, но дорогого ей молочного брата. Даже так. Этого уже достаточно. Разумеется, если Эдвард победит, а потом возобновит свои ухаживания... Она тут же прогнала эту мысль. - Вы все еще верите, что ему необходима помощь Пентатеона? - Зэц копил ману сто лет, если не больше. - Но Эдвард тоже делает это гораздо, гораздо лучше, чем кто-то мог ожидать, правда? - Благодаря испанке - да. Я знаю, не стоит так говорить, но это правда. - Джулиан усмехнулся; Алиса не услышала, она почувствовала это. - Фэллоу всегда гордился тем, что растит из нас лидеров, но еще никому из выпускников не удалось возглавить нечто подобное. А Эдварду удалось, ему удалось гораздо больше, чем полагала Служба. Мне кажется, единственный, кто предвидел все это, был сам Зэц. Надеюсь, это не давало спать ублюдку все тридцать лет. - А что, по-вашему, думает об этом Пентатеон? - В общем-то они там настроены благосклонно, если мы, конечно, не ошибаемся насчет их неприязни к Зэцу. - Но чем сильнее Эдвард, тем сильнее они будут рисковать, помогая ему, так? Они просто создадут нового Зэца, который будет угрожать им, и потом, они должны ведь знать, что Эдвард настроен и против них. Его успех может стать и их концом. - Не знаю. - Джулиан чуть подвинулся. - И никто не знает. Теоретизировать на эту тему - только зря тратить время. - Он не возражал ей. Да и зачем? Ведь он и сам раньше так думал. - Я вот что скажу: мы с Профом прошлись по всему "Завету" и почти дошли до конца. Сейчас мы на стихе четыреста четвертом, голоде в Товейле. Осталось только одно пророчество. Эдвард исполнил все, в которых говорилось об Освободителе, все, в которых говорилось о Д*варде, все подходящие по смыслу, хоть в них и не упоминается его имя. Единственное, которое осталось, - это стих тысяча первый: "Во гневе сойдет Освободитель в Таргленд. Боги да бегут от него; склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его". - Все это, конечно, обнадеживает, но вы забыли про триста восемьдесят шестой. Он тоже исполнен еще не до конца. Да, конечно. Стих 386 знали все: "Слушайте все народы, и веселитесь все земли! Близок приход уничтожившего Смерть, Освободителя, сына Камерона Кисстера. В семисотое Празднество явится он в Сусс. Нагим и плачущим придет он в мир, и Элиэль омоет его. Она выходит его, оденет и утешит. Возрадуйтесь же и вознесите хвалу, восславьте эту милость и провозгласите избавление ваше, ибо несет он смерть самой Смерти". Соседи утихомирили-таки спорщиков. Люди шептались и кашляли, в одной из соседних палаток плакал ребенок. Все остальные звуки заглушал снег. Обдумывая то, что сказал Джулиан, Алиса сообразила, что в "Завете" есть еще один стих, до сих пор не исполнившийся до конца, - тот, в котором говорилось про Предателя. Кто он такой? 53 Дош отправился через Фигпасс с пятнадцатью помощниками и десятью подводами. Пять человек и шесть волов замерзли в пути, но через четыре дня он вывел уцелевших в Товейл, появившись в лагере за два часа до рассвета, как раз когда теплый ветер, словно издеваясь, превратил снег в дождь. Толпа мужчин и женщин, поскальзываясь и падая в быстро тающие сугробы, с радостными криками высыпала встречать обоз. Угроза голода миновала. Дош валился с ног замертво - промокший до нитки, замерзший, вымотанный. Казалось, у него не осталось ни одной кости, которая бы не болела. Если бы он был еще в состоянии воспринимать что-то с юмором, он наверняка позабавился бы тому, что спасителей встречали как того блудного сына из притчи, которую рассказывал Д*вард. Тьелан с Догганом первыми нашли в толпе оборванных спасителей самого Доша. Они обнимали его так, словно задумали изнасиловать. Догган целовал его. Тьелан визжал, что любит его. О, как меняются времена! В прошлый раз, когда они были втроем в Таргленде, они на вытянутую руку не подошли бы к Дошу Прислужнику. Вот что сотворил Освободитель. Вот ради чего затевалось все это - и ему это нравилось. Да, ему это нравилось! Все новые люди подходили к нему хлопнуть по спине, обнять, поздравить. Он слишком устал. Он стряхнул их всех, повернулся... и оказался лицом к лицу с единственным человеком, которого хотел видеть. - Молодчага! - прохрипел Д*вард. - Ты снова успел вовремя. Ты всех спас! Он сжал плечо Дошу; пожатие почти не ощущалось сквозь несколько слоев мокрых шкур. Дош встревоженно посмотрел на него. - Господин? Что-то не так? Что я натворил? - Ничего! То есть все. Нам грозил голод, и ты нас спас. Ты молодчага, Дош! Я всегда могу положиться на тебя. Освободитель оскалил зубы в улыбке, более похожей на ухмылку мертвеца, еще раз хлопнул Доша по плечу и повернулся приветствовать остальных. Глаза выдали его - что-то было не так. Дош нашел себе шатер и провалился в бездонную яму сна. Когда он проснулся, было уже утро следующего дня. Свободные наконец выступали в путь. Низкие облака, казалось, цеплялись за верхушки деревьев. Продолжал моросить дождь; слякоть под ногами сменилась непролазной черной грязью по колено. Почти все шатры уже убрали, весь скот исчез. В оставшиеся подводы впрягались по нескольку человек. На негнущихся ногах захромал он в поисках еды и новостей. Слухов было больше, чем луж на дороге. Таргианская армия перекрыла Местпасс. Таргианская армия скошена болезнью. Нет, ее скосило еще две недели назад, но сейчас они уже выздоровели. Эфоры послали передать, что Свободные вольны вступить в Таргию... или что вход в Таргию им запрещен. Эфоры потребовали, чтобы им выдали Д*варда. Д*вард потребовал, чтобы ему выдали Зэца. Эфоры мертвы, а Тарг горит. Само собой, все это оказались только домыслы. Зато шесты были самыми что ни на есть настоящими. На них свели чуть не целый лес. Д*вард приказал, чтобы каждый здоровый паломник нес с собой шест, увенчанный кольцом Неделимого. Он сам подал пример, срубив молодое деревце, оставив на стволе только одну верхнюю ветку, изогнув ее кольцом и привязав лозой. Весь лагерь был теперь полон таких шестов. - Это еще зачем? - поинтересовался Дош у тетки-фионийки, наполнявшей его миску вареными овощами. Мяса, которое он привез вчера, надолго не хватило, так что ему не досталось. - Это символы Единственного, милый. - Фионийцы всегда называют собеседника "милый". Дош обдумывал эту новость, пока искал себе место за столом. До сих пор Свободные обходились без всяких символов; Д*вард отказался даже от серег, которые раздавала своим приверженцам старая Церковь Неделимого. Что же он задумал теперь? Таргия - единственная в Вейлах, кто держал постоянную армию. Обыкновенно численность ее армии составляла не меньше десяти тысяч человек, но эту цифру можно было при необходимости удвоить или даже утроить. С одной стороны, боевая мощь Таргленда могла быть серьезно подорвана болезнью. Моа не терпят новых всадников, так что кавалерия почти наверняка сильно ослаблена. Вполне вероятно, что Свободные превосходят числом те силы, которые эфоры могут выставить против них, хотя сами по себе цифры мало что значат: хорошо подготовленный таргианский солдат изрубит в капусту дюжину крестьян, даже не вспотев. Конечно, если у каждого крестьянина в руках будет по хорошему дрыну, шансы слегка уравняются. У моа очень уязвимые ноги. Значит, Д*вард ожидает неприятностей. А как насчет морали? Будут ли таргианцы биться за ненавистного бога смерти? И потом, за последние полтора месяца Освободитель набрался сил, превратившись в опасного врага. Это, конечно, все рука Неделимого. Даже язычники не могут не задуматься, на чьей стороне их ложные боги. Дош решил, что, если бы он был одним из эфоров, он сначала позволил бы Зэцу и Освободителю самим разобраться со своими делами и только потом решил бы, пускать Свободных в свою страну или окружить их и погнать в шахты. К полудню он уже спускался с зеленых холмов Таргслоупа. Снежные вершины, расступившись, исчезали на западе и на востоке, ибо Таргвейл так велик, что дальний край его скрывается за горизонтом. Солнце сияло на бледно-голубом небосклоне. Припекало. И это в разгар-то зимы! Воистину Таргвейлу дарован климат гораздо мягче, чем того заслуживают его обитатели. - Старые места не слишком изменились? - весело спросил Д*вард. - Нет, господин. - Дош покосился на улыбку Освободителя и решил, что улыбка абсолютно нормальная. Должно быть, позавчера ему просто что-то померещилось. В конце концов, он слишком устал тогда. - Да и люди, сдается мне, тоже вряд ли сильно изменились. - Ну, как знать. Впрочем, похоже, они снова взялись за старое - припрятывают серебро. - Что? - Никаких приветственных делегаций, и скота не видно, куда ни посмотри. Как ты думаешь, может, они нам не доверяют? - За нами наблюдают, - буркнул Рваная Губа Солдат, шагавший рядом с Д*вардом с другой стороны. - Готов поклясться, секунду назад я видел что-то вон на том холме. И загривок у меня свербит. - Блохи, - сказал Д*вард. - Блохи в бронзовых доспехах. Каждые несколько минут видно, как солнце блестит на них. Вон, смотрите! Четыре года назад Дош уже приходил по Таргвейлу с Д*вардом - тогда рядом с ним шагали Тьелан, Догган, Прат*ан. Тогда стояла весна, деревья расцвели всеми оттенками зеленого, золотого, лилового и голубого. Тогда он был молод и глуп. Теперь почти все леса стояли раздетые, хотя там и здесь виднелись еще пятна вечнозеленых, вечносиних и вечнорозовых деревьев, ибо Таргия отличается разноцветной растительностью. В низинах белели еще полоски снега. Местуотер извивалась по долине - глубокая, темная, в высоких обрывистых берегах. В воде мелькали бревна - их срубили еще летом, и теперь река несла их на рынок. Вступив в Таргвейл, Свободные дерзко бросили вызов военному государству, всегда отличавшемуся фанатичной неприязнью к чужакам. И второй раз за четыре года во главе чужаков стоял Д*вард Освободитель. Воздух только что не потрескивал от нависшей угрозы. Местность совсем не изменилась: процветающие фермы на равнинах, каменные стены, карандашными линиями расчерчивающие пологие склоны холмов. Большие особняки знати заметнее выделялись среди облетевших деревьев. Стога, силосные башни, мельницы... И, как и говорил Д*вард, ни людей, ни животных. С самого Юргвейла Свободных сопровождали толпы больных и их близких, ожидавших исцеления: люди сидели на голой земле, в повозках или даже в шатрах. Здесь же не было никого. Возможно, поветрие обошло Таргленд стороной, а может, людям просто запретили просить помощи у еретика. Не было видно никого, кроме самих Свободных - они шли широкой колонной, конец которой терялся из вида, тысячи и тысячи людей с тысячами Колец в руках... или тысячами дрынов, если таков был замысел. Подводы, вьючные животные, волы, ламы; когда сошел снег, появились даже несколько моа и кроликов. Должно быть, это был самый массовый поход за всю историю Вейлов. Куда вел их Д*вард? Этим утром он возглавил колонну, приказав, чтобы отстающих гнали вперед как можно быстрее. Он задал очень умеренную скорость. Он не выслал вперед квартирьеров и ответил отказом на предложение Рваной Губы выслать разведчиков. Он явно ожидал неприятностей, но было бы чистым безумием не ожидать неприятностей в Таргвейле. Немного раньше он послал за Дошем и Рваной Губой, но до сих пор не сказал ничего серьезного. Наконец решился-таки. - Как с деньгами? - Все вышли, господин. Он кивнул: - Я так и думал. Ну, Губа? Ты у нас знаток по части стратегии. Как тебе наше положение? Здоровый ниолиец выгнул черную бровь. Он любил говорить, что его лицо лучше смотрится под шлемом, надетым задом наперед, но сегодня ему было не до шуток. - Дрянь. - Он махнул рукой в сторону реки. - Вода поднялась. Где-то вон там, впереди, она впадает в Таргуотер. Есть, поди, и другие притоки, и скорее всего они тоже полны. Таргианцы могут уничтожить мосты, если только реки сами не сделали это за них. На каком берегу Тарг - на южном или северном? - На северном. Но ты прав насчет притоков. Поскольку Д*вард не сказал больше ни слова, Дош выложил то, что тревожило его: - Нет жертвователей, нет новообращенных - значит, деньги взять неоткуда. Покупать провизию в Таргленде будет не так просто, как в других вейлах. Здесь нет деревень, только эти большие поместья. Они торгуют друг с другом или посылают свой товар прямо в город. Домми хнычет, что у него припасы на исходе, господин. Освободитель продолжал шагать молча, опираясь на свой шест, как на посох. На лице его не дрогнул ни один мускул. Казалось, он просто наслаждался ходьбой и солнцем. - Но, конечно, мы всегда можем положиться на Единственного Истинного Бога? - фыркнул Дош. Его дерзость вызвала осуждающий взгляд. - Не надо ожидать, что он возьмет всю работу на себя, брат Дош. Одних благих намерений мало. - Д*вард улыбнулся, чтобы скрыть горечь, прозвучавшую в его голосе. - Да, я знаю, что дела наши на вид неважны. Я в курсе этого. Вот что мне от вас нужно. Видите тот небольшой холм? С деревьями и домом на вершине? Мы разобьем лагерь там. Губа, я хочу, чтобы ты расставил часовых вокруг дома и чтобы те не пускали в него никого. Я устрою в нем свой штаб. Я думаю, что он пуст. Когда я видел его в прошлый раз, он был наполовину разрушен. Не пускай внутрь никого, кроме Носителей Щита... ну и, конечно, тех, за кем я пошлю. - Хорошо, господин, - отчеканил солдат. - И выставь охрану вокруг лагеря. Я не жду нападения, но они могут попробовать фокус или два - просто посмотреть на нашу реакцию. - А какова будет наша реакция? - Мы можем защитить себя, если это потребуется. Постарайтесь избегать насилия. Здоровяк закатил глаза, всем своим видом показывая, что не собирается нападать на Таргию силами безмозглых штатских и двух вооруженных нагианцев. - Ты будешь нужен мне в доме, - продолжал Д*вард, - так что назначь заместителей. Скажи им, пусть пропускают больных. Их провожать ко мне в обычном порядке. Но если прибудет герольд или послы, пусть оставят их ждать и пошлют в дом за Дошем. Ясно? - Да, господин. - Отлично. Тогда ступай. Д*вард улыбнулся ему на прощание. Дош ждал распоряжений на свой счет. Освободитель шагал молча. Теперь он уже хмурился. В конце концов Дош не вытерпел. - Сколько дней пути отсюда до Тарга? - Не знаю. Четыре, может? Дош чуть не поперхнулся. Вот это да! До сих пор Освободитель совершенно точно знал, куда идет. Иногда непогода или толпы задерживали его, но он всегда знал маршрут, по которому собирался следовать. Он разведал его еще раньше. А теперь он что же, не знает? Д*вард оглянулся, словно проверяя, не идет ли кто за ними, чтобы подслушать. - Дош? - Господин? - Мы с тобой старые друзья. - Ты мой единственный друг. Д*вард вздрогнул. - Ну уж это вряд ли. - Это так. - Мне жаль, если так. - Нет, это именно так! Все, с кем я был близок до сих пор, так или иначе хотели от меня только плотских удовольствий. Ты единственный, кому я нравлюсь как личность. Ну конечно, теперь у меня есть друзья среди Свободных. Но они не стали бы моими друзьями, если бы я не стал новым человеком - таким, каким сделал меня ты. Лицо Д*варда скривилось, словно от боли. - Ладно. Ты правда последние недели был мне хорошим другом. Я не думаю, чтобы нам удалось справиться без твоей помощи. Я хочу, Дош, чтобы ты знал это. Я вовсе не был уверен, хоть и притворялся, что ты сможешь переродиться. Ты смог сделать то, чего не ожидал даже я. Ты был просто великолепен. - Это все ты, господин. Или Бог. Ты привел меня к Богу, и теперь я каждый вечер благодарю Бога за то, что он свел меня с тобой. Д*вард застонал. - Ладно, мне снова нужна твоя помощь. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня. - Что угодно. Для тебя - что угодно. - Ох, Дош, Дош! Это будет не так-то просто. Это может стоить тебе жизни, да и не только жизни. Как может он даже сомневаться? - Только прикажи, господин! Клянусь, я сделаю все так, как ты пожелаешь! Я знаю, я подвел тебя тогда, в Ревущей Пещере, когда пропустил этих двух лазутчиков... - Ты вовсе меня не подвел! Они оба использовали магию. Не вини себя за тот случай. Но я говорил, что всегда поручаю тебе все самое сложное. Среди всех Свободных нет ни одной души, которой я мог бы доверить это дело. Дош громко рассмеялся. Он ощущал почти такое же возбуждение, как в былые годы от блуда и разврата. - Так говори же! Д*вард положил руку ему на плечо. - Я сам еще не знаю точно всех деталей. Но если я дам тебе приказ сегодня вечером или, возможно, завтра... Нам нужен условный знак. Предложи сам. - Старые добрые времена? Легкая улыбка Освободителя дала понять, что он оценил шутку. - Да, это сойдет. Значит, если я вдруг упомяну в разговоре старые добрые времена, это будет означать, что я хочу, чтобы ты выполнил мою просьбу, какой бы сумасшедшей она ни казалась. Или она покажется абсолютным пустяком, но на деле может означать жизнь или смерть. Что бы это ни было, готов ли ты беспрекословно исполнить все, о чем я ни попрошу? - Да, господин. Конечно. - Спасибо. Это все, что я могу тебе пока сказать. - Обещаю. Освободитель еще раз сжал плечо Доша и убрал руку. Но тяжесть осталась. Каким ужасным может быть приказ, чтобы Дош испытывал искушение отказаться от его выполнения? 54 - Я знаю, что вы голодны! - вскричала Элиэль. - Я тоже голодна. И Освободитель голоден, ибо он не станет есть тогда, когда этого не можете вы. Помните, как он говорил нам в Товейле - блаженны голодающие и жаждущие правды ради? Ей надо поспешить и побыстрее закончить проповедь - уже почти стемнело, а ее ждут в доме. Жаль! Речь удалась ей как никогда. Ей самой нравилось, да и слушателям вроде бы тоже. Во всяком случае, слушали ее внимательно. Маленькая лужайка была так забита народом, что она почти не видела костров, и на опушке полно людей, и все же, когда она замолчала, чтобы перевести дыхание, тишину ночи нарушал только редкий кашель или далекий стук топоров дровосеков. Чуть раньше она могла разглядеть на склоне холма других Носителей Щита, но теперь и они исчезли. Надо спешить. - Но он предупреждал нас и о том, что умерщвление плоти не должно заходить слишком далеко. Вот то, что я хочу сообщить вам: сегодня мы будем пировать! - Она сделала паузу - удивленный вздох дуновением ветра прокатился по роще. Неужели они боятся, что Освободитель может передумать за то время, что она говорит? - Спокойствие, братья и сестры! Да будет знамение для вас! Сегодня затмение Трумба. Они тоже знали это. Большая луна зеленым блюдом висела над зазубренной стеной Таргуолла, сияя в зимней ночи; ближе к рассвету блюдо наполнится чернотой, превратившись в кольцо, а потом и вовсе исчезнет. - И пусть язычники в заблуждении своем поклоняются этому диску как одному из своих лжебогов - Освободитель учит нас, что это всего лишь благословенный дар Единственного, дар, приносящий свет во тьму ночи. Разве не круг - Его символ? Это знак Бога, а не так называемого Мужа. Все вы знаете, как трепещут язычники в часы его затмения, веря в то, что Зэц пошлет Жнецов и те украдут их души. Так вот, дни Зэца сочтены, ибо написано, что Освободитель убьет его, и он пришел в Таргвейл, чтобы исполнить это. Снова слабый ропот... - На нашу долю выпала великая честь идти с ним, нам всем. Наши друзья и семьи, те, кто остался дома, будут чтить нас, ибо мы здесь, а они нет. Так слушайте же, что сказал нам Освободитель на закате! Он сказал, что еще до следующего затмения Трумба Зэц будет мертв и никаких Жнецов не будет больше никогда! На этот раз зрители отреагировали как надо! Еще бы! Сами Носители Щита кричали как дети, когда услышали эту новость. Затмения Трумба случаются примерно раз в девять дней, иногда всего через четыре дня, очень редко раз в две недели. Она возвысила голос, перекрикивая шум: - И поэтому сегодня ночью, когда зеленая луна потемнеет, мы будем пировать! Мы - Свободные, и мы празднуем сегодня скорую смерть Зэца! Так обещал Освободитель именем Единственного Истинного Бога. Он советует нам запомнить эту ночь на все отмеренные нам годы, так что с сегодняшнего дня каждое зимнее равноденствие мы будем отмечать этот праздник воспоминаниями и благодарением. Такова его воля... Помолимся же. Она постаралась сделать молитву покороче, соединила руки над головой и сошла с пня, на котором стояла. Голова гудела от напряжения, словно она сходила со сцены, на которой исполняла какую-то великую роль. А ведь правда! Какая роль может быть значительнее этой? Вокруг нарастал гул возбужденных голосов. Она оглянулась в поисках щита и только потом вспомнила, что он все еще висит у нее на спине. Чьи-то услужливые руки протянули ей ее жезл и мешок. Толпа расступилась, пропуская ее. Она видела глаза, полные слез, она ощущала, как руки протягиваются, чтобы дотронуться до нее, когда она проходила мимо. Это ей не слишком нравилось, ибо напоминало мужчин, желавших ее плоти в "Цветущей вишне". Конечно, здесь они хотели совсем другого, но все равно это ей не нравилось. Она всего лишь уста Д*варда, она недостойна такого поклонения. Она поспешила вверх по холму. За все время, что она примкнула к Свободным, она ни разу не помнила, чтобы Д*вард останавливался в доме. Это было еще одним признаком перемен. Отсутствие новых рекрутов, то, что они уже в Таргвейле, бывшем с самого начала их целью, необычное обещание пира... События приближались к развязке, и частичкой этих событий была Элиэль Певица. Певица? Она теперь совсем не пела, разве что вместе со всеми. Пожалуй, ей пора сменить имя. Элиэль Проповедница? Она подумала, не спросить ли ей совета у Пиола, и хихикнула, представив себе его реакцию. Наверняка он посоветует ей не задирать нос. Элиэль Актриса? Теперь она выступала перед огромными толпами зрителей, дедушке Тронгу такие и не снились, но ведь она теперь не играла. Пьесы - фантазии, по большей части греховный вздор про дурных людей, утверждающих, что они боги, но каждое слово, что она говорила сейчас, - правда. Она только повторяла то, что слышала от Д*варда, или то, что написали для нее Пиол и Домми, а это все равно были слова Д*варда, сказанные им публично или в частной беседе. Задыхаясь и опираясь на посох, вышла она из леса к входному крыльцу дома. Двухэтажное здание выглядело зловеще. Окна зияли пустыми глазницами, дверь выбита. Когда-то вокруг него цвел сад, но сейчас он совсем зарос, и мерзлая трава хрустела у нее под ногами. Голые, неприглядные деревья словно в агонии протягивали ветви к небу. На ступеньках сидели, болтая, двое молодых мужчин. При виде Носителя Щита они вскочили и сделали знак Кольца. Поскольку руки у нее были заняты, она отсалютовала им поднятым посохом и остановилась перевести дыхание. - Благослови вас Неделимый! Я не последняя? Они тревожно переглянулись. - Мы не знаем, мать. Там есть другая дверь. Мать? Это уже забавно! Она младше их обоих. Мать Элиэль? Элиэль - мать? Ну, говорил же Д*вард, что последние станут первыми. Сделав в уме зарубку спросить его или Пиола, что это значит, она поднялась по ступенькам. Она нашла всех в большой комнате с высоким потолком. В дальнем конце комнаты в камине весело трещал огонь. В окна заглядывал Трумб, заливая все вокруг зловещим зеленым светом. В покрытых паутиной рамах торчали осколки стекла. Переплеты трех огромных окон бросали на пол четкие тени. Сам пол, заметила она, был когда-то покрыт дорогими мозаиками, но теперь их надежно скрывала нанесенная ветром листва. Кто-то очистил от листьев пространство перед камином, иначе дом занялся бы от первой же искры. Воздух был затхлый, и пахло сырой землей. Она наскоро посчитала собравшихся и решила, что не опоздала. За отсутствием мебели Носители Щита сидели по двое, по трое на собственных мешках вдоль стен. Увидев блестящую лысину Пиола рядом с седыми космами Асфраль Повитухи, она подошла к ним и со вздохом облегчения уселась рядом, не сняв даже щита. - Я слышала, как ты говорила, - прошептала Асфраль, перегнувшись через плечо Пиола. - Ну, немного. Ты говорила просто замечательно! Мне вообще нравятся твои службы! - Она потрепала Элиэль по коленке и улыбнулась своей широкой материнской улыбкой. Элиэль пробормотала слова благодарности. Получи она такую похвалу за игру на сцене, она пришла бы в восторг. Благодарность за проповедь казалась ей излишней. Все, что она делала, - это только повторяла слова Освободителя. Порепетировав, это мог бы сделать каждый. И потом, талант - это Божий дар, говорил Д*вард, так что она здесь вроде бы и ни при чем, и нечего задирать нос. - А где Д*вард? - На дворе, - ответил Пиол. - С Домми и Килпианом. И не спрашивай нас, что они там делают, мы сами не знаем. - Не совсем так, - поправила его Асфраль. - Что они делают, мы знаем. Мы только не знаем зачем. Окна выходили во двор, с двух сторон замкнутый флигелями, а с третьей - высокой стеной. Подобно саду вокруг дома, двор был совсем запущен; деревья и кусты буйно разрослись, заполнив почти все пространство. Летом он, должно быть, напоминал джунгли. Зимой в нем царило бурое запустение. То, что было когда-то газоном, превратилось в маленький лужок. Три человека расхаживали по нему, откидывая в сторону сучья. - Не костер же они собираются там разводить. Он же сожжет весь дом. - Они расчищают место, - сказала Асфраль. - Мне кажется, у нас будет бал. Могу я рассчитывать на первый танец с тобой, Пиол? Он не то усмехнулся, не то закашлялся. - Если ты обещаешь не наступать на мои мозоли. Что до меня, я надеюсь, что пир будет все-таки сначала. - Д*вард когда-нибудь раньше обещал пир? - спросила Элиэль. Она могла бы съесть небольшого мамонта с бочонком кленоягодного соуса. - Нет, - хором отозвались остальные. - А ведь красивый сад был раньше, - мечтательно вздохнула Асфраль. - Вон фонарное дерево. И гигантский веретенный орех. А вон те, маленькие, - сезамы; они очень красивы по весне. За дверью зашуршали листья. Вошел низкорослый человек; такое облако светлых волос могло принадлежать только Дошу Вестовому. - Двадцать! - объявил Тьелан откуда-то от камина. - Можем начинать. - Двадцать три, - возразил Дош. Следом за ним в комнату вошли еще двое. - Алис и Каптаан, и не забывай самого Д*варда. Тьелан начал клясться, что и не думает забывать Д*варда. Наконец все расселись. Люди во дворе, похоже, закончили свои дела и пошли к дому. Элиэль почти никогда не видела, чтобы все Носители Щита собирались вот так, без посторонних. Ну, почти без посторонних. Алис и Каптаан не в счет - они совсем другое дело. Они не относились ни к Носителям Щита, ни к Друзьям. Они не вели проповедей и не отвечали ни за что. Они просто были. Освободитель знает, что делает. Законы - для замышляющих зло, говорил он. Праведники руководствуются только совестью. Килпиан с Домми пригнулись, проходя в низкую дверь, и уселись на свои места. За ними вошел Д*вард и остановился, оглядываясь по сторонам - наверное, считал собравшихся. Он так и не стал садиться. - Мое благословение всем! - сказал он. - Голодны? - Да! - ответили почти все. Он вздохнул: - Я тоже! Нам придется потерпеть еще немного. - Он подошел к камину и встал спиной к нему. - Некоторые из вас беспокоятся, наверное, не собираюсь ли я устроить ритуальный обед. Не собираюсь. Мы здесь не за этим. И у нас все равно нет ни вина, ни хлеба. Он заходил по комнате. - Вам интересно знать, что тогда будет? Единственный позаботится об этом. Рваная Губа? Ничего тревожного? - Нет, господин. - Низкий голос Солдата послышался откуда-то из самого темного угла. - Но они близко. Их много. Я нюхом чую моа. - Уж лучше моа, чем их всадников! Соратники... - Д*вард дошел до стены, повернулся и зашагал обратно, вглядываясь в лица. - Да, я горжусь тем, что могу называть вас соратниками. Вы все уже поняли, я уверен, что наше путешествие подошло к концу. Я даже не ожидал, что таргианцы позволят нам зайти так далеко. Я не хочу искушать судьбу дальше, ибо с нами здесь тысячи людей, из которых получились бы отличные рабы в шахтах. Он ходил взад и вперед, обращаясь то к одной группе сидящих, то к другой, но так, чтобы его было слышно всем. - Да, это конец. Все эти славные люди, которых мы привели с собой, сыграли свою роль. Подобно гостям на свадьбе, которые проводили уже новобрачных в опочивальню, они должны теперь разойтись с миром. А Освободитель - он что, тоже уйдет? Исчезнет так же внезапно, как явился в этот мир, а Свободных рассеют, возможно, будут преследовать... Что будет тогда с Элиэль Певицей? В "Цветущую вишню" она не вернется, это точно. А на проповедниц ереси спрос небольшой. Конечно, теперь, когда ноги у нее нормальные, ничто не мешает ей играть на сцене, но она ведь теперь прозрела и знает, как греховно большинство пьес - все эти гнусные языческие легенды. Она и думать теперь не будет о Празднествах Тиона. А замужество, нормальная женская доля... Нет, какого бы мужа она ни нашла себе, каждый раз, глядя на него, она будет сравнивать его с Д*вардом... Она должна молиться, и Единственный поможет. А если и не он, Д*вард никогда ее не бросит. Он все продолжал говорить: - Конец, но одновременно и начало. Об этом доме мне рассказывал один друг, живущий не так далеко отсюда. Он сказал, что хозяин и его сыновья убиты Жнецами много лет назад, и этот старый дом оставался с тех пор пустым и заброшенным, ибо никто не знает, кому он принадлежит теперь. Это было величественное место когда-то, и оно будет величественным снова... Ага! За дверью прошелестели по листьям чьи-то шаги и смолкли. Элиэль не видела, кто там, но Д*вард видел и довольно улыбнулся. - Кучумбер Лодочник, да? Полагаю, ты пришел за Дошем. Дош был уже на ногах, направляясь к выходу. Д*вард смотрел им вслед, пока они не скрылись из вида, потом опять заходил. - Это значит, к нам пожаловали гости, так что с домом придется обождать. Давайте подумаем лучше про пир. Сколько еды у нас осталось? - Вся вышла, господин! - сказал Домми, и остальные пробормотали что-то, соглашаясь с ним. - Совсем не осталось? - Д*вард остановился в центре комнаты. - Никакой еды! Еды нет, но Освободитель обещал пир, так что мы должны воззвать к Единственному, и он явит нам свое чудо с небес, так? - Его голос звучал тихо, но каждое слово резало как острое лезвие. - О, друзья мои, разве не говорил я вам, что мозги даны, чтобы думать? Вы умерли бы от жажды под водой. Господь уже дал вам все, что необходимо. Разве не сказал я вам, что мы пришли? Домми, сколько подвод потребуется, чтобы везти детей и больных? - Четыре, может, пять. - Тогда оставь пятерых волов и... ага, поняли? - Освободитель улыбнулся, а дом сотрясся от хохота. 55 Джулиан шепотом объяснил Алисе суть происходящего. Она хихикнула. Носители Щита обсуждали грядущий пир, подшучивая насчет того, как лучше готовить лам, волов и кроликов. Скорее всего они будут съедобные, но жесткие как подметка. Эдвард слушал это с терпеливой улыбкой. Что за выступление! Таких бы побольше на фронте, в окопах - тогда парни поднимались бы в атаку без колебаний как один. Однако ничего смешного в этом не было, черт возьми! Освободитель должен встретиться с Зэцем один на один, и это висело над ним дамокловым мечом. Все предрешено заранее. Давид и Голиаф. Экзетер не устраивал Тайной Вечери, он просто отсылал Свободных по домам, высыпав при этом целую охапку намеков насчет того, что должно произойти. Алиса тронула Джулиана за плечо. - Он сказал, всех кроликов? - Да. А что? Что не так? Она нахмурилась. - Ничего. - Нет" что-то... Что? Джулиан быстро оглядел комнату... Пинки... этот его сонный, задумчивый вид... Ага! Пинки тоже заметил что-то подозрительное. - Скажите, - прошептал Джулиан. Алиса пожала плечами: - Если они зарежут всех оставшихся волов и всех кроликов, как он собирается добираться до Тарга? Хороший вопрос. Как это он сам не заметил этого? Дорога пешком займет много дней, а таргианцы терпеть не могут чужаков, шатающихся по их вейлу, и уж тем более они просто так не пропустят человека, унизившего их всего четыре года назад. Зэц тоже расставит свои ловушки. Разумеется, у Экзетера теперь достаточно маны, чтобы защититься от нападения смертных или даже телепортировать себя через всю страну от узла к узлу, но и то, и другое было бы неразумной тратой энергии. Впрочем, возможно, он припрятал где-нибудь одного кролика для собственных нужд. Алиса надеялась, что отправится в Тарг вместе с ним. И Джулиан Смедли - тоже. Проклятие! Он не хотел, чтобы его отправляли домой с детьми. Экзетер знал, что делает, расчищая лужайку во дворе, посылая Доша с каким-то тайным поручением. Где и как он собирается встретиться с Зэцем? Он вообще собирается идти в Тарг? Экзетер поднял руку, требуя тишины. Черт, как он все-таки спокоен! Только это расхаживание взад-вперед по комнате выдавало его напряжение, хотя и это можно было списать на виртуальность узла. Узел ограничен по площади, но довольно сильный. - К нам гости. - Экзетер подошел к окну и уселся на подоконник - его силуэт темнел на фоне лунного света, - облокотившись на переплет, спокойный как ледяная глыба. Разговоры в комнате стихли. Где-то в деревьях на улице заухал летучий кот. Издалека доносилось пение - Свободные затянули свои гимны. Шаги за дверью... Первым вошел и отступил в сторону Дош. За ним вошли трое и остановились у двери, высматривая главного. Никто из троих не был одет для поездки верхом на моа. В центре стоял парень в боевых доспехах. Башмаки и шлем с гребнем делали его похожим на бронзовую колонну. Чисто выбритый подбородок выдавал в нем таргианца, хотя это было ясно и так. На боку бестолково болтались пустые ножны. Бедолага Дош, должно быть, приложил все свое умение, чтобы убедить его разоружиться - не самое лучшее начало переговоров, с таргианской точки зрения. Остальные двое носили штатскую одежду: меховые шапки, длинные меховые пальто. Тот, что стоял справа, щеголял хорошо ухоженной, начинавшей седеть бородой; тот, что слева, - пышными черными усами. Вот это да! Джулиан покосился на Алису, но та продолжала спокойно разглядывать гостей, да и что ей - она-то не знала, какое значение в этих краях придается растительности на лице. Если гости и ждали представлений или приветствий, то напрасно. Никто не произнес ни слова. Потом военный остановил взгляд на человеке у окна и шагнул вперед, поднимая подошвами облака пыли с покрытого высохшим перегноем пола. Он остановился посреди комнаты, освещенный зеленым лунным светом. - Я Квагъюрк Военачальник, эфор Таргленда. - Его выговор был тягучим как битум, но... Боже праведный! Настоящий эфор! Да еще говорящий по-джоалийски! - Я Освободитель. - Экзетер и вида не подал, что его удостоили невиданной чести. Квагъюрк презрительно фыркнул, потом махнул рукой, представляя своих спутников: - Петалдиан Посол из Джоалии, Тануэль Посол из Ниолии. - Ни тот, ни другой не пошевелились. - Я Освободитель, - повторил Экзетер и закинул ногу на ногу. Он сидел в присутствии третьей части таргианского правительства и представителей двух других влиятельных сил Соседства... Джулиан с трудом удержался от того, чтобы не присвистнуть. Эфор испустил негромкий горловой рык. - Нам нужно поговорить наедине. - Нет. Это мои друзья. Я ничего от них не скрываю. - Друзья? Сколько когорт ты можешь выставить? - Ни одной. Я вооружен словом Единственного Истинного Бога. Эфор окинул взглядом запущенную, лишенную мебели комнату, потом снова уставился на молодого человека, сидевшего на подоконнике. - Не очень-то хорошо он тебе платит. - В его голосе звучала издевка. Спокойный, тихий голос Экзетера был хорошо слышен всем в комнате. - Он платит лучше, чем ты можешь представить себе, эфор Квагъюрк, но ты ведь пришел сюда не затем, чтобы говорить о деньгах. Изложи свое дело. - Ты и твой сброд нарушили наши границы. Вы все объявлены вне закона. Наказание - смерть или рабство. - Мне это известно. - Тогда зачем? Что стоит за этим безумством? - Наше дело - Божье дело. Оно не касается тебя, эфор. Ты пришел предлагать условия. Говори. - Не предлагать, еретик, а диктовать! Так слушай же: ты, который называет себя Освободителем, как можно быстрее проследуешь в Тарг, взяв с собой не более десяти спутников, и предстанешь там перед властями, которые после допроса решат, предавать ли тебя суду. Остальным твоим последователям дается два дня на то, чтобы покинуть пределы Таргвейла, или их ждут печальные последствия. Джулиан услышал, как Пинки испустил тихий вздох удивления. Или облегчения. Возможно, и того, и другого. Давая Свободным уйти, вспыльчивые таргианцы нарушали все свои правила. Если Экзетера не предупредили заранее, его расчет просто поразителен. Совершенно очевидно, именно так он и собирался отправиться на рандеву со Смертью - в качестве гостя таргианцев. Вот только примет ли он это условие насчет десяти спутников или настоит на том, чтобы отправиться в одиночку? - Он добился своего! - торопливо объяснял Джулиан шепотом Алисе. - Он отправится в Тарг, а все остальные могут свободно уйти! - Он сжал ей руку, и она улыбнулась в ответ. Триумф! Экзетер выпрямил ноги и уперся локтями в колени. - А при чем здесь Джоалия и Ниолия? Послы переглянулись. Тануэль громко прокашлялся, а может, он просто сдувал усы, чтобы те не мешали говорить. - Ты обманом убедил многих граждан Ниолийской империи и даже самой Ниолии принять участие в этом безумии. Я выступил в их защиту перед благородными эфорами, и их превосходительства согласились уладить это дело с выдающейся терпимостью, которую уже описал эфор Кваргьюрк. Высокочтимый Петалдиан Посол подтвердит, если вам угодно, что точка зрения его правительства совпадает с нашей. Мы закупили провизию, достаточную для возвращения беженцев на родину, - за немалую цену, должен сказать. Надеюсь, вы понимаете, что подобные уступки со стороны таргианского правительства беспрецедентны. - Кажется, мы понимаем. Таргия с удовольствием пополнила бы свои невольничьи лагеря, но при этом не хотела бы вступать в конфликт со всеми вейлами. Впрочем, взять такое количество заложников на редкость соблазнительно. И насколько я понимаю, предзнаменования и пророчества на редкость неприятны, верно? - Эдвард встал, и оказалось, что ростом он не уступает эфору. Следующие его слова прозвучали словно пистолетный выстрел. - Мы не принимаем ваши условия. Покиньте лагерь. Алиса поняла интонацию, и ногти ее впились в ладонь Джулиану. Пинки поперхнулся. Остальные Носители Щита отреагировали примерно так же. Посол Петалдиан изверг недипломатичные ругательства. Шестифутовая бронзовая колонна в обманчивом лунном свете вряд ли смогла бы изобразить удивление без слов, но эфору Квагьюрку это каким-то образом все же удалось. Посол Тануэль шагнул вперед. - Молодой человек, - проблеял он. - Кровь тысяч невинных людей падет на вашу голову. С тех пор как цель вашего путешествия стала ясна, я день и ночь не покладая рук уговаривал таргианское... - Ваши побуждения делают вам честь. Единственный не оставит их без внимания, равно как и усилия Петалдиана Посла. Но мы ведомы лишь нашим Богом и не боимся мясников, которые правят Таргом и поклоняются злу. Да пребудет с вами всеми благословение Неделимого. - Ты и впрямь безумен, - прорычал Квагъюрк. - Мы не верили, что столько людей могут пойти за сумасшедшим. - Медленно повернувшись, он обвел помещение взглядом. - Неужели никто из вас не хочет порвать с этим безумцем и попробовать остановить кровопролитие? Никто не произнес ни слова. Не то чтобы Джулиан не испытывал искушения... - Воистину, - заметил Эдвард, - эта забота о благе других является приятной переменой у таргианцев. У тебя еще есть надежда, когда я уничтожу всю грязь, отравляющую твой город. Ступай, эфор. Ступай обратно в Тарг и передай своему убийце Зэцу, что час его пробил. Мгновение гигант покачивался на ногах, с трудом удерживаясь от того, чтобы не свернуть дерзкому наглецу шею. Возможно, он даже попытался сделать это, хотя виртуальность узла не поколебалась, потревоженная маной. Потом трое посланников повернулись и вышли. Оба дипломата, потрясенные собственным поражением, еле передвигали ноги; трудно поверить, чтобы таргианец ощущал что-нибудь, кроме жажды крушить. Шелест сухих листьев под их ногами стих вдали. Когда Дош уже собирался выйти, чтобы проводить их, Экзетер окликнул его. Они посовещались шепотом, потом Дош тоже вышел. Джулиан с Алисой обменялись непонимающими взглядами. - Он же держал все в руках! Они давали ему все, чего он мог от них требовать, и он отверг это. Он сошел с ума! Он совсем рехнулся! - Странно, очень странно, - пробормотал Пинки. - Ни за что бы не поверил, что соглашусь с таргианцем. Тот тип прав, говоря, что он спятил. Так оно и есть. Алиса прикусила губу. - Я уверена, он знает, что делает. - А я нет, - буркнул Джулиан. Он повернулся к Пинки. Если у кого-то и был хитрый ум, способный понять происходящее, так только у него. - Вы-то хоть что-нибудь понимаете? Пинки сонно прищурился. - Разумеется, мы должны исходить из того, что тут ведется чрезвычайно изощренная игра, м-м? Игра на нескольких уровнях. Вы согласны? Различные слушатели получают различные послания, как... - Шш! - прошипела Алиса. Экзетер вышел на середину комнаты. Он только что объявил войну самой могущественной империи в Соседстве - это все равно что объявить войну Прусской империи на Земле! И он продолжает говорить о заурядных вещах как ни в чем не бывало! - ...говорил об этом прекрасном доме, переживающем тяжелые времена. Мы найдем ему более достойное применение. Давайте превратим это здание в первый храм Неделимого, дабы он утверждал Истину, направлял страждущих и несчастных. Храму положен жрец или жрица, святой человек, подходящий для этой роли. Кто среди вас наиболее достоин этого? Он огляделся по сторонам. Все молчали. "Какой еще, к чертовой матери, храм?" - хотелось взвизгнуть Джулиану. Он покосился на Пинки, но и тот хмуро молчал - Церковь Неделимого упорно отказывалась заводить мало-мальски постоянные помещения для служений, опасаясь, что они будут привлекать слишком много внимания. Экзетер вздохнул: - Никаких предложений? О, друзья мои, неужели вы ничего не видите? Разве это не очевидно? Только двое из нас упомянуты в "Филобийском Завете". Она знает, каково быть нищей и униженной. Она знает, каково быть увечной. Я слышал даже разговоры о том, что ей грех находиться среди порядочных людей. Стыдно, стыдно! Это им, возомнившим о себе, стоило бы склонять головы в ее присутствии. Элиэль Верховная Жрица, выйди сюда. В дальнем конце комнаты Элиэль неуверенно поднялась; ее явно подтолкнули соседи. Она медленно, ссутулившись, стиснув руки на груди, вышла вперед. Какой бы великолепной актрисой она ни была, она вряд ли могла так изобразить потрясение. Экзетер обнял ее. - А теперь, жрица, - сказал он, отпуская ее, - нам нужен Круг. Там, над камином, в стену вбит гвоздь, и у тебя есть щит, который лучше всяких слов освятит это помещение. Пусть он всегда напоминает нам Сотню, воины которой стали первыми мучениками нашей Церкви... Первыми, но не последними. Именем Неделимого я освящаю этот щит и этот храм - вы все, смотрите, слушайте и запоминайте, ибо очень скоро и вам предстоит нести слово Его во все вейлы. Бред сивой кобылы! То ли этот поганец совершенно спятил, то ли он убивает время до тех пор, пока не случится что-то, или... или... Или Джулиан Смедли последний дурак. Почему Экзетер отверг предложение эфора отпустить Свободных с миром? Пинки наверняка все знает или по крайней мере о многом догадывается, только как из него вытянуть это? Но Пинки смотрел на церемонию, происходящую перед камином. Экзетер снова пошел собственным путем, основав раскольническую секту - Церковь Освободителя... И Элиэль в качестве Верховной Жрицы! Даже не пришелец. Девица, которой нет еще двадцати, туземка, актриса! Бывшая шлюха! Неудивительно, что Пинки бурлит как котел. Ясное дело, он, должно быть, надеялся, что сможет повернуть все по-своему... Нет! Если Экзетер сбрендил и оставляет Церковь Освободителя на произвол судьбы, Пинки, конечно же, рассчитывает править ею так, как правил Службой, из-за кулис. Но все это зависит от того, сколько верующих переживут завтрашний Апокалипсис. Таргианцы нагрянут на заре с огнем и мечом. Старых, хворых, детей предадут смерти, а крепких тысячами погонят в шахты. Ужасная истина открылась вдруг ему, оглушив его и лишив сил: Экзетер привел сюда всех этих невинных, чтобы они умерли за него, как умерла Сотня. Вот почему он отверг условия таргианцев. Больше жертв - больше маны! Он пытается побить Зэца его же методами. 56 Дош сбежал с крыльца и пустился вдогонку за таргианцами. Тишину ночи нарушал лишь шелест листвы под ногами. Диск Трумба был почти идеальным кругом - затмение начнется совсем скоро. Лунного света вполне хватало, чтобы не сбиваться с тропы. Даже если стемнеет раньше, чем он вернется, он легко найдет дорогу по горящим в ночи кострам. Обрывки гимнов вперемешку с народными песнями наглядно говорили, как Свободные отмечают то, что пообещал им Освободитель. Они верили. Стыдно, но Дош верил в это не так сильно, как ему хотелось бы. Он знал таргианцев и то, как ревностно хранят они свои границы. Он испытал огромное облегчение, когда услышал, что они готовы отпустить Свободных в целости и сохранности, но и сильно удивился этому - не очень красиво с его стороны. Ему стоило бы больше верить в Д*варда и силу Неделимого. Он увидел впереди силуэты посланников и сбавил шаг. Д*вард велел ему обратиться к ним после того, как они выйдут из леса, не раньше. Он слышал их голоса, лязг доспехов эфора. Когда Д*вард отверг их условия, Дош был удивлен не меньше других. Нет, он должен верить. Почему, почему Освободитель так поступил? Но Освободитель всегда знал, что делает. Доверься Единственному! Это таргианцам предстоит удивиться, когда они услышат послание, которое несет им Дош. Разумеется, они будут проклинать его, но примут, никуда не денутся. То-то приятно будет посмотреть на их лица! Что на самом деле странно - так это то, почему Д*вард так беспокоится. Он использовал пароль, означавший, что Дош должен повиноваться беспрекословно, но в этом вовсе не было необходимости. Дош и без того с радостью бы выполнил это поручение. Чего так боялся Д*вард? Возможно, он ожидал чего-то другого или предусмотрел даже несколько возможных путей развития событий, и худшего не произошло. Зачем тогда он использовал этот пароль: "Старые добрые времена"? - Дош, любимый? - Из-за деревьев на яркий лунный свет выступила чья-то фигура. Он вскрикнул от страха и отпрянул назад. Нога его зацепилась за корень, и он упал, приземлившись на пятую точку, - у него чуть дух не вышибло. Он поднял глаза на призрак. Она была совершенно обнажена. Она была совсем еще девочка. Кроме того, она была беременна - груди ее и живот торчали пузырями. Золотые кудри падали ей на плечи. Он отвернулся и зажмурился. - Сестра! Тебе не стоит выставлять себя напоказ вот так! Это неприлично. Это тем более не подобает девушке твоего возраста. И зима! Должно быть, она повредилась рассудком. Он слышал, что будущее материнство оказывает на женщин странное действие. Она безумна! Других объяснений ему в голову не приходило. Ей нужно помочь. Он поднялся на ноги. Она рассмеялась серебристым, звенящим смехом. - Раньше я всегда нравилась тебе такой, любимый. Дош шагнул в сторону и вцепился в древесный ствол, чтобы не упасть. Шероховатость коры под ладонью убеждала его в том, что он бодрствует и это ему не снится. Голоса таргианского посольства стихли вдали. Он посмотрел на нее краем глаза - она все еще была здесь. Точнее, она придвинулась ближе. - Убирайся! Иди к своему мужу сейчас же! - Мужу? - Она снова рассмеялась и шагнула еще ближе. - Ты что, забыл меня, Дош? И те славные времена, когда мы были вместе? Он снова посмотрел на ее лицо, только на лицо! Это было очень хорошенькое личико, мягкое, "красивое, гладкое. Она стояла слишком близко к нему. Он отвернулся. - Я никогда не видел тебя! - простонал он. - Ну, не совсем такой, - согласилась она. - Это образец прошлого года. Хороша, да? Или была хороша раньше... Один из гвардейцев, кажется, постарался. Колени Доша подгибались от пронизывавшего его ужаса. О Боже, храни меня! Она снова засмеялась, и откуда-то из глубин памяти, из тех ее закоулков, где таились кошмары, всплыло слабое воспоминание о чем-то, невыносимо похожем на этот смех. - Начинаешь вспоминать, да? - поддразнила она его. - Конечно, проще стереть память, чем воскрешать ее, но посмотрим, что можно сделать. Кстати, ты не хочешь меня поцеловать? К горлу подступила тошнота. Он прижался лицом к колючей коре. - Убирайся! Именем Единственного Истинного Бога заклинаю: изыди! - Он начал молиться, но про себя, чтобы она не слышала, как ему страшно. Бог услышит. Бог поможет ему. - Я все еще здесь, Дош, - весело сказала она. - Так ты уверен, что не хочешь меня поцеловать? - Ни за что! Никогда больше! - Все эти грехи остались в его прошлой жизни. Ему нужно выполнить поручение, очень важное поручение. Д*вард полагается на него. Он обошел дерево, оставив девушку стоять с противоположной стороны, и пустился бегом по тропе, поскальзываясь и спотыкаясь, стараясь уворачиваться от нависавших сухих ветвей. Это удавалось ему не всегда, и они больно хлестали его по лицу. - Боги мои, ну и спешка! - хихикнула она у самого его уха. - Этому телу не очень полезно бегать вот так, Дош. Что, если оно разродится прямо здесь, на тропе? И потом, ты же понимаешь, тебе не убежать от меня. Представь себе, вот это будет сюрприз, если мы объявимся перед эфором вдвоем! Как думаешь, он примет твое сообщение так серьезно, как следует, а? Дош остановился как вкопанный. Девица врезалась в него сзади и обхватила его руками, весело смеясь. Он попытался высвободиться, и, конечно, силы ей было не занимать. Она весила почти столько же, сколько он сам, и ее чудовищных размеров живот мешал ему больше, чем ей. Они шатались из стороны в сторону, врезаясь в сучья и стволы. Он ругался сквозь стиснутые зубы, он наступал ей на босые ноги, но она лишь хихикала. В конце концов ему удалось высвободить руку. Он ударил ее в лицо так сильно, как мог, и разбил себе кулак. Она отпустила его и отступила на шаг. Зеленый Трумб осветил ее голые груди и огромный живот. - Милый, уж не значит ли это, что ты меня больше не любишь? - Она улыбнулась, показав выбитый зуб. Из разбитой губы сочилась кровь. Вздувшаяся грудь вздымалась и опадала при дыхании. - Или ты просто помнишь, как я люблю грубые игры? Ну, ударь меня еще раз! А ногой? Его трясло так сильно, что он с трудом мог говорить. - Ты не бог! Ты грязь, ты злой чародей вроде тех двух мумий, которые называют себя Висеком! - Что верно, то верно. - Она кивнула, глядя на темную струйку, стекавшую по груди на выпуклый живот. - Со стороны Д*варда не очень красиво было говорить это тебе, но это так. Впрочем, любимый, это нас никак не касается. Мы все равно можем заниматься тем, что делали раньше. - Ты меня околдовал! - Голос его сорвался. Слезы досады затуманили взгляд. Воспоминания копошились в мозгу подобно червям в тухлом мясе. Голые девки, голые парни... Хуже того, к нему начали возвращаться лица, звуки смеха, визги, вздохи, мольбы. - Ты наложил на меня свои заклятия... Она шагнула вперед. Он отступал, пока не уперся спиной в дерево. Она подступила так близко, что соски ее касались его одежды и запах ее пота щекотал ему ноздри. - Иногда накладывал, - прохрипела она. - Но на самом деле тебе их и не требовалось. Ты