- Знаешь, на этот раз  все  висело  на  волоске,  -  как  бы  невзначай
проговорил Д*вард, сбегая по ступеням.
   - Не одни жрецы страдали неверием. - Глаза  Доша  тоже  открылись  этой
ночью. - Я был глупцом! - всхлипнул он. - Боже, прости меня!
   - Не бери в голову! Бежать можешь? У меня не  осталось  ни  капли!  Нам
придется полагаться только на собственные ноги. Так можешь бежать?
   - Да, господин.
   - Умница. Тогда давай, пока они не передумали.


   Они бежали. Обратный путь показался им в тысячу раз  длиннее.  Затмение
началось. Трумб клонился к западу - черная  луна  на  фоне  полного  звезд
неба. Только холодное голубое сияние Иш заливало дорогу.  Дошу  стоило  бы
теперь остерегаться Жнецов, но ему  было  не  до  таких  мелочей.  Наконец
затмение кончилось, небо затянуло  тучами,  и  пошел  дождь,  который  еще
сильнее замедлил их бег.
   Его терзали разом раскаяние и  злоба.  Какой  же  он  слепец!  Он  знал
Д*варда уже не первый год  и  понял,  что  он  Освободитель,  раньше,  чем
кто-либо другой. Он видел, как тот творит чудеса; конечно, тогда это  были
не слишком явные чудеса, которые можно было  списать  на  случайность  или
везение, но  могло  хватить  и  их.  Нехватка  нравственности  не  слишком
беспокоила его, но ему больно было сознавать себя  глупцом.  За  последнюю
неделю он слышал с дюжину проповедей Д*варда, но позволял словам скользить
мимо сознания - так вода скользит по свечному  воску.  Теперь  он  пытался
вспомнить все эти слова хотя бы для того, чтобы знать, сколько он потерял.
   Но кто же тогда Д*вард? Посланец богов или сам  бог?  Ведь  только  бог
может исцелить сломанную лодыжку. Но Д*вард отрицает  богов.  Есть  только
один бог, говорил он, бог Неделимый. Нет, загадка  слишком  сложна,  чтобы
пытаться решить ее в эту холодную, сырую ночь, на бегу,  оскальзываясь  на
грязи. Усталость мешала ему думать, и в конце концов он плюнул  на  все  и
заспешил вперед, стараясь не  потерять  из  виду  спину  Д*варда,  бледным
пятном мелькавшую в темноте.
   В первый же раз, когда они задержались у ручья напиться,  он,  даже  не
смыв остатки высохшей крови  с  лица,  попытался  просить  Освободителя  о
прощении и наставлении.
   - Не думай об этом сейчас, - сказал  Д*вард.  -  Будет  еще  время  все
прояснить. Как твои синяки?
   Тянулись часы. Дош начал оступаться все чаще и чаще. Каждый раз  Д*вард
слышал, как смолкало шлепанье его ног по грязи, возвращался, помогал  ему,
перемазанному грязью с головы  до  ног,  встать  и  заставлял  его  бежать
дальше. А потом даже Д*вард начал выбиваться из сил, ибо  тоже  падал  все
чаще и чаще. Дождь превратился в ливень.
   Они укрылись под  мостом  в  том  месте,  где  дорога  некоторое  время
тянулась прямо по насыпи через болота. Время от времени дорога взбегала на
деревянные мосты, пропуская под собой ручьи, однако вода в это время  года
стояла низко, обнажая песчаное ложе. Они залезли под поросшие зеленым мхом
бревна и, блаженно кряхтя,  вытянули  усталые  ноги.  Дождь  барабанил  по
доскам всего в нескольких дюймах над ними, но до них не доставал.
   Почти не доставал. Дош отодвинулся от просочившейся струйки.
   - Поспи немного, - пробормотал Д*вард.
   - Неделю или две?
   - Лучше уж одну. Когда Прат*ан проснется и обнаружит, что меня еще нет,
он мне шею свернет.
   С минуту Дош озадаченно думал над этим, потом до него  дошло,  что  это
звучит забавно, и он сам удивился своему смеху.
   - М-м? - не понял Д*вард. - Ох да, свернет, конечно, когда  я  вернусь.
Ничего, он справится как-нибудь без меня, верно?  Понимаешь,  сегодня  нам
как раз предстоит долгий переход.
   - Так отложи его, - посоветовал Дош. Освободитель говорил  Висеку,  что
переходит с узла на узел. Интересно, что это  за  узлы  такие?  -  Отдохни
сегодня, пройдешь завтра.
   Д*вард начал бормотать что-то про надвигающуюся зиму и проблемы с  едой
в случае, если Свободные задерживаются на одном месте, но  его  голос  уже
доносился до Доша откуда-то издалека...


   - Осторожно! - Чья-то рука поймала голову Доша как раз  вовремя,  чтобы
не дать ей врезаться в балку.
   Дош встревоженно щурился спросонок, пытаясь сообразить, где он,  почему
ему так омерзительно холодно и что за болван брызгает на него водой. Потом
он услышал шум и понял, что это бревна над головой, сотрясаясь, стряхивают
на него влагу. Вода рядом с  мостом  отсвечивала  зеленым  лунным  светом,
значит, они проспали совсем немного. Час, максимум два. Дождь прекратился.
   - Что?
   - Солдаты!
   По мосту цокали копыта. Много копыт.
   Дош приподнялся на локте, чтобы взглянуть  поверх  своего  спутника  на
тени на водной глади. Он увидел очертания улан верхом на моа. Они  спешили
на  запад.  Он  посмотрел  на  Д*варда  -   от   него   виднелись   только
поблескивающие в темноте глаза - и спросил:
   - Они за нами?
   - Думаю, не только за нами. За всеми Свободными. Нам надо переждать,  а
потом вернуться и попробовать срезать по тому берегу озера.
   - Нет, - возразил Дош. - Стоит им сойти с моста, и они  поедут  намного
быстрее. Нам не успеть раньше них, каким бы путем мы ни пошли.
   Д*вард тихонько застонал.
   - Возможно, ты прав.
   Арьергард прошел, и шум стих.
   Зачем  идти  дальше?  Если  ниолийская   кавалерия   выступила   против
Свободных, все, что застанет Освободитель,  вернувшись  в  лагерь,  -  это
только арестованных или убитых последователей. Впрочем, Д*вард  все  равно
вернется. Уговаривать его бежать и скрываться - пустая  трата  времени.  А
если он вернется, он, возможно, совершит еще одно чудо,  даже  без  помощи
Ирепит. Он же Освободитель.
   Дош припомнил времена своей службы у Тариона,  командующего  нагианской
кавалерией. Что ж, может, и не все так плохо? До рассвета  солдаты  станут
на бивуак, чтобы дать отдохнуть моа. Возможно, они  с  Д*вардом  и  успеют
вернуться в лагерь.


   Это казалось невозможным. Это  и  было  невозможно  -  два  изможденных
человека на сбитых в кровь ногах не могут обогнать отряд верховых улан. Но
они сделали это.
   С рассветом, окрасившим далекие склоны Ниолволла в  розовый  цвет,  они
миновали поле, на котором паслись стреноженные моа и  грелись  у  походных
костров люди. Королевские уланы не проявили интереса  к  двум  крестьянам,
спешившим куда-то пешком, и не  стали  задерживать  их.  Как  только  поле
скрылось за поворотом дороги, Д*вард ускорил  бег.  Каким-то  образом  Дош
ухитрялся не отставать, даже несмотря на то что ноги у него были короче.
   Лагерь Свободных был организован гораздо хуже и занимал гораздо  больше
места, чем лагерь королевских улан. Паломники уже  проснулись,  и  большая
часть их собралась на берегу реки, умываясь, собирая постель - у кого  она
была,  конечно,  -  распевая  гимны  или  подъедая  то,  что  осталось  от
вчерашнего ужина. Мало кто из них обратил  внимание  на  двух  оборванных,
перепачканных грязью молодых людей, которые плелись по раскисшей дороге, и
уж точно никто не узнал в одном из них своего предводителя.
   По ту сторону дороги, на склоне, где  рядом  со  скалой-кафедрой  стоял
шатер Освободителя, суетились, как растревоженные  муравьи,  воины  Сотни;
похоже было, что они  ищут  тела.  Прат*ан  первым  узнал  приближавшихся.
Здоровяк закричал и большими прыжками понесся им навстречу.  Казалось,  он
готов был заплакать от радости и  одновременно  пронзить  Доша  копьем  за
похищение  Освободителя.  Остальные  воины  бежали  следом.   Дош   устало
плюхнулся на траву.
   Д*вард остался на ногах, хоть его и шатало от усталости.
   - Воды, пожалуйста, и еды, если есть. Мне надо умыться  и  переодеться.
Объявите, что я не буду  читать  проповедь  сегодня  утром,  и  ведите  их
дальше. Нам, похоже, грозят неприятности.
   Блеснули зубы.
   - Что, мы можем вострить копья? - спросил Гопенум.
   - Да. Да, вы можете вострить свои копья. И боюсь, они могут  окраситься
кровью еще до заката. Очень скоро здесь будет отряд улан. - Д*вард  устало
потер глаза. - Нам нельзя лежать здесь, как рыба на мелководье.  Заставьте
всех идти. - Он махнул рукой.
   Тропа, на которую он показывал, пересекала реку вброд и  вилась  дальше
по болотистой, поросшей осокой равнине.
   - Там не проехать верхом на моа! - заметил Прат*ан чуть разочарованно.
   - И не атакуешь больше чем по трое  в  ряд!  -  весело  крикнул  Тьелан
Торговец, оказавшийся куда сообразительнее,  чем  можно  было  представить
там, в Нагвейле. - Хочешь, чтобы мы остановили их, Освободитель? Чтобы  мы
удержали тропу?
   - Нет. Я хочу, чтобы мы пошли перед толпой. Или  столько  нас,  сколько
возможно. - Д*вард повернулся  и  заковылял  к  шатру.  Прат*ан  выкрикнул
распоряжения и последовал за ним.
   Оказавшись вдруг один, Дош вытянулся на траве. Последний, самый  жуткий
час он вообще был не в силах думать. Он почти забыл про  улан.  Теперь  он
вернулся. Освободитель вернулся, и  ниолинская  кавалерия  наверняка  тоже
скоро пожалует в гости.
   Ему нужно было спуститься к реке  и  умыться,  но  он  сомневался,  что
сможет сделать еще хоть шаг. Он лучше свернется на траве там, где лежит, и
будет надеяться, что уланы не заметят его или по крайней  мере  не  станут
будить перед тем, как изрубят на куски. Громкий звон... Он  заставил  себя
открыть глаза. Прат*ан Горшечник небольшой горой возвышался над ним, тряся
сумкой и улыбаясь, как камноед.
   - Хочешь забрать обратно?
   Рот у Доша словно песком набили.
   - Не особенно. Подержи пока у себя. Я не в состоянии сейчас хранить это
как положено.
   Здоровяк ухмыльнулся и протянул ему краюху хлеба размером с  два  своих
кулачища.
   - Как тогда насчет этого?
   Дош вдруг ощутил чудовищный голод. Он приподнялся на локте.
   - Это уже интереснее!
   - Сыр? Пикули? Копченую рыбу?
   Боясь захлебнуться собственной слюной, Дош поспешно сел.
   - Брат Прат*ан, воистину ты заслужил себе место среди звезд. - Он жадно
впился зубами в хлеб. - Я хотел сказать, ты навеки соединишься с  Истинным
Богом, - поправился он с набитым ртом.
   Его собеседник одобрительно улыбнулся такому проявлению веры.
   Д*вард уже спускался к реке  в  окружении  воинов  из  Сотни,  издалека
заметный в своей серой  хламиде  с  капюшоном.  Около  ста  Свободных  уже
перешли брод и углубились в болота. Все остальные пойдут за Освободителем.
Придут уланы, и все - конец. Дош пришпорил свой  усталый  мозг;  он  почти
нащупал ответ, когда Прат*ан, хмурясь, сам задал ему вопрос:
   - Солдаты придут сюда, и что тогда?
   Ясно было, что он хочет сказать: "Обычно Д*вард не  прячется  за  своих
друзей".
   - Они используют множество понятий из военного жаргона, - ответил  Дош,
не прекращая жевать. - Технические  термины  для  пронзания,  расчленения,
половых  сношений  в   извращенной   форме   и   многого   другого,   чего
богобоязненные люди вроде тебя не знают. Они не посмеют  пройти  несколько
миль по узкой тропе, по обеим сторонам которой болото и полно укрытий  для
лучников и людей с копьями, не говоря уже о тысяче мешающихся  под  ногами
паломников. Если они все же попытаются, паломники просто попрыгают в  воду
и убегут.
   Прат*ан расплылся в хищной улыбке.
   - Значит, им придется огибать болото дальней дорогой и ждать нас на той
стороне?
   - Возможно. - Дош застонал и попытался встать.
   Прат*ан протянул ему руку, потом поднял копье.
   - Возьми это. У тебя ноги - сплошная рана. Когда спустимся  к  реке,  я
помогу тебе промыть их. Оберни пока чем-нибудь.
   Дош пробормотал что-то в  знак  благодарности.  Ощущая  боль  в  каждой
мышце, каждом суставе, он заковылял вниз, опираясь  на  копье.  И  переход
предстоит долгий, Д*вард говорил...
   - Еда?  Можешь  организовать  еду?  Кому-то  придется  пойти  вперед  и
купить... сколько  у  нас  там  денег?..  Я  готов,  брат,  -  сказал  он,
преодолевая стыд. - Мне нужна помощь. - Он не может подвести  Д*варда,  но
если он чего и не умел, так это просить о помощи.
   - Конечно. Вот только посмотрю, что у тебя с ногами.
   Благодарить тоже было не в привычках Доша, но он честно попробовал.
   Они подошли к броду.
   - Раз уж нам все равно идти через реку, брат Прат*ан, не проделаешь  ли
ты со мной эти водяные штуки, ну, которые  вы  делаете  с  обращенными?  -
Вместо ответа он получил хлопок  по  спине  и  едва  удержался  на  ногах.
Здоровяк довольно засмеялся.
   - Я думаю, Д*вард будет рад сам крестить тебя в нашу веру, Дош.
   - Ему все равно, а мне, пожалуй, хотелось бы получить крещение от тебя.
   - Почту за честь! Ты... ты не расскажешь хоть немного?
   - Немного? О чем? - Тут Дош заметил в  темных  глазах  нагианца  жгучее
любопытство. - Ах, об этом? Мы были в Ниоле, в храме. Он объявил, кто  он,
но они даже не пытались задержать его. Они не посмели! Чудные дела... -  С
чего начать? - Я видел Висека! Не бога, а две дряхлых мумии. Ох,  Прат*ан,
он прав! Все, что он говорит, - правда! Я был так не  прав,  а  вы  все  -
правы. Вы верили, а я нет. Я тоже верю теперь. Что за дурак я был, что  за
дурак!
   Горшечник рассмеялся и сжал его плечо.
   - Я спрашивал Д*варда о тебе  несколько  дней  назад.  Он  сказал,  чем
больше мозгов, тем больше доказательств им нужно, и чтобы я не  лез  не  в
свое дело.
   - Чем больше дурак, тем больше доказательств, ты хочешь сказать?
   - Верно. Только Д*вард так не говорил.
   Они посмотрели друг на друга и  улыбнулись.  А  потом  оба  рассмеялись
вместе.



        28

   Джулиан с Урсулой прибыли в Носоквейл накануне вечером только для того,
чтобы узнать: Освободитель уже прошел здесь. Они поспешили по  его  следам
через Тадрилпасс и теперь спускались в Ниолвейл.
   Когда Джулиан с час назад впервые увидел Ниовейл, долина  произвела  на
него большое впечатление. Во-первых, она была  гораздо  больше  тех  долин
Соседства, которые он уже успел повидать; окружающие ее горы  раздвигались
далеко в стороны и  исчезали  за  горизонтом.  Во-вторых,  она  отличалась
исключительной плодородностью. Голые каменистые  склоны  Ниолслоупа  резко
сменялись буйной симфонией зелени  и  серебра.  Далеко  на  севере  белели
жемчужинами на утреннем солнце маленькие деревушки, а чуть раньше, с горы,
он разглядел город - по словам  Т*лина,  сам  Ниол.  Южнее  лежали  озера,
болота и реки, и только редкие островки были возделаны человеком.
   Однако теперь география интересовала его куда меньше,  чем  демография.
Сколько народа собралось вон в  той  толпе?  Никак  не  меньше  батальона,
прикинул он; роты три  наберется  точно  -  скажем,  человек  семьсот  или
восемьсот. Авангард уже почти скрылся из вида,  углубившись  в  болота  по
узкой, извилистой тропе.
   Драконы  не  любят  перемещаться  вплотную  друг  к  другу,   так   что
разговаривать можно было только на коротких остановках. Когда до равнинной
дороги  оставалось  еще  около  тысячи  футов  спуска,  Т*лин   выкрикнул:
"Заппан!",  и  Звездный  Луч  послушно  остановился.  Остальные   драконы,
отдуваясь и порыгивая, сгрудились вокруг него, глядя друг на  друга  и  на
своих седоков умными, ясными как самоцветы глазами.
   - Драконы не любят воду, - пробормотал  Т*лин,  хмуро  почесывая  рыжую
бороду.
   - Ну и что из этого? Можно не сомневаться,  что  это  и  есть  компания
Тайки Кисстера, вон та.
   - Да, Святой Каптаан. Я никогда еще не  видел  подобного  сборища.  Это
они.
   - Но толпа больше, чем в Джоалвейле?
   - О, во много раз, ваше святейшество.
   - Куда это они все? - Голос у Урсулы был угрюмый, а вид - и того пуще.
   - Дорога с Тадрилпасса раздваивается здесь, ваше святейшество. Вот  эта
ведет в Ниол. Другая, кажется, в Шуджуби. Должно быть,  по  ней  ближе  до
Лоспасса, в Юргвейл... Не знаю точно. Я бывал в  Шуджуби,  но  никогда  не
ехал этой дорогой. Драконы не любят воды.
   - Мошкары там... - беззаботно протянул Джулиан. Он не понимал,  с  чего
это Урсула вдруг  так  резко  скисла.  Совсем  недавно,  в  палатке  перед
завтраком, она была очень даже игрива, он, помнится,  еще  подумал  тогда,
что ее настроение всегда удивительно быстро  передается  ему.  Может,  она
завидует, что Эдвард смог так быстро набрать  столько  последователей?  Но
это просто глупо с ее стороны. Чертовски приятное зрелище, да и сил у него
будет больше!
   - Экзетер должен идти впереди, - мрачно проговорила она.
   - Пророк всегда во главе своих избранников.  Уж  Эдвард  -  точно.  Что
говорить, давайте-ка спустимся и посмотрим сами.
   Т*лин закатил глаза, вцепился в бороду обеими руками и застонал:
   - Драконы не любят воды!
   - О! - Джулиан начал понемногу  проникаться  общим  настроением.  -  Вы
хотите сказать, нам стоило явиться сюда чуть  раньше  и  отрезать  его  от
воды?
   Урсула испепелила его взглядом.
   - Блестящее предложение! - Она повернулась и  окинула  взглядом  склоны
Ниолслоупа, потом снова обратилась к Т*лину: - Что такое эта твоя Шуджуби?
   - Просто деревня, ваше святейшество. - Т*лин немного подумал и добавил:
- Там сохранились развалины храма, наполовину в песке.
   Урсула молча кивнула. Джулиан не сомневался, что  она  думает:  "Узел!"
Если Экзетер собирает ману во время  проповедей,  он  наверняка  старается
делать это по возможности на узлах.
   - Мы можем срезать через холмы и выйти туда раньше него?
   - Разумеется, ваше святейшество.
   Это было разумное предложение, поскольку драконы хорошо чувствуют  себя
на пересеченной местности, в особенности на голых холмах, однако  Джулиану
осточертело сидеть целый день на спине  какой-то  бробдиньягской  ящерицы,
привязанному словно мешок с этими ихними дерьмоягодами, только и зная, что
выкрикивая "Зайб!", "Варч!" или "Смотрите, что за вид!"
   - Давайте пошлем Т*лина и его зверей по главной дороге. Что до меня,  я
вовсе не прочь прогуляться на своих двоих - для разнообразия.
   - Пешком? - фыркнула Урсула. - Среди всего этого сброда? Ты  останешься
без кошелька, зато наберешь блох.
   Джулиан отказывался сдаваться так просто.
   - У меня  нет  кошелька.  И  потом,  мы  здесь  затем,  чтобы  выяснить
намерения Экзетера, ты не  забыла?  По-моему,  чертовски  хорошая  идея  -
выяснить сперва, что говорят о нем участники его крестового похода.
   Она надулась, явно не в состоянии опровергнуть его доводов. Чем  дольше
Джулиан обдумывал свою идею, тем больше она ему нравилась, но, конечно же,
Урсула ни за что не пойдет на попятный и не согласится с ним. Ей просто не
хотелось идти пешком, а Джулиану хотелось - так он вполне мог узнать,  что
затевает Экзетер. Конечно, может возникнуть проблема языка. Он до сих  пор
неважно говорил по-джоалийски, и уж конечно, так далеко от Рэндорвейла  не
найдется никого, говорящего по-рэндориански. Правда, он-то знал того,  кто
поможет ему с джоалийским.
   Домми продолжал невозмутимо сидеть  верхом  на  Голубом  Камне,  ожидая
дальнейших распоряжений тайков. Он снял шапку, и его рыжие волосы сияли на
солнце. Его лицо покраснело и  покрылось  капельками  пота  -  ибо,  кроме
шапки, он не посмел больше ничего снять. Это напомнило Джулиану, что он  и
сам до сих пор закутан в меха и вот-вот растает. Он  расстегнул  седельный
ремень и окликнул своего слугу:
   - Будь так добр, Домми, голубые джоалийские штаны. И оранжевую  рубаху.
Или  ты  считаешь,  что  для  религиозного  шествия  требуется  что-нибудь
поскромнее? Может, зеленую?
   Домми уже стоял у его стремени, чтобы помочь ему спешиться.
   - Возможно, оранжевый будет слишком ярким. Тайка,  если  вы  не  хотите
выделяться из толпы. И позвольте предложить вам кожаные  башмаки.  Если  у
меня есть немного времени, я могу покрыть их еще одним слоем воска,  хотя,
думаю, они и так не пропускают воду.
   - О, я  не  сомневаюсь  в  этом.  И  повяжи  мне  тюрбан,  как  у  этих
мошенников.
   Пока  слуга  копался  в  седельных  мешках  Голубого   Камня,   Джулиан
расстегнул несколько пуговиц и покосился на ближайшие камни -  который  из
них комната для переодевания джентльменов?
   - И немного еды, ладно, Домми? И себе возьми, если хочешь со мной.
   Домми обернулся - его глаза сияли.
   - Я буду счастлив идти с вами. Тайка.
   Урсула все сидела верхом, продолжая хмуро глядеть вслед уходящей толпе.
Что не дает ей покоя - то, сколько сторонников у  Экзетера?  За  последние
несколько недель он наверняка набрал  от  них  огромное  количество  маны.
Неужели Урсула чувствует, что он ей не по зубам? Тогда хочет она этого или
нет, но ей придется пойти на честные переговоры без каких-то там шаманских
штучек.
   - Послушай, старушка, - сказал Джулиан. - Я ведь не  пытаюсь  испортить
тебе подачу. Обещаю, я даже не упомяну  о  тебе  при  нем,  идет?  Никаких
намеков или предупреждений. Я просто хочу понять его. Мы  с  Домми  пойдем
пешком. Встретимся с тобой у штаба Экзетера вечером. В Шуджуби или  где-то
еще.
   Она безразлично пожала плечами,  как  будто  его  поступки  не  значили
ровным счетом ничего.
   - Постарайся не принести с собой блох.
   Домми достал одежду - чистую и отглаженную. Пора переодеваться.
   - Вы можете доехать с нами до  реки,  ваше  святейшество,  -  предложил
Т*лин, которого подобная перемена планов, похоже, тревожила.
   До реки оставалось только полмили или  чуть  больше,  и  когда  Джулиан
дойдет туда, часть паломников еще не переправится.
   - Нет, так я привлеку к  себе  слишком  много  внимания.  Ты  ведь  как
следует позаботишься о Святой Урсуле, да?  Что  это  за  штука  полосатая?
Надеюсь, не мой тюрбан? Ради всего святого, Домми, неужели  ты  полагаешь,
что джентльмен может показаться на людях в _этом_?


   Примерно через час у  Джулиана  появились  некоторые  сомнения,  уж  не
погорячился  ли  он.  Через  два  часа  эти  сомнения  перешли  в  твердую
уверенность.  В  воздухе  пахло  мокрой  листвой.  Мошкары,   как   он   и
предполагал, тьма-тьмущая. Отраженный от воды солнечный свет слепил глаза.
Насквозь пропитанные потом рубаха и штаны пиявками липли к коже.  Впрочем,
сами пиявки - тоже. Тропа была узкая,  скользкая  и  забитая  народом;  он
медленно протискивался вперед, надеясь все-таки переговорить  с  Экзетером
наедине.
   Там и здесь тропа пересекала островки, и тогда он мог  обгонять  других
паломников  по  обочине,  если  только  дорога  не  шла  между  огородными
грядками. Местные жители вышли  из  хижин  посмотреть  на  это  загадочное
шествие. Должно быть, все происходящее казалось им странным сном.
   Как бы то ни было, он шел все же быстрее остальных, так  что  рано  или
поздно он обязательно догонит Экзетера. За все время его  обогнали  только
два человека -  они  бежали  бегом,  бряцая  оружием  и  крича,  чтобы  им
освободили дорогу. Пожалуй, это было единственное оружие, которое он видел
здесь. Никто не выказал при виде воинов ни удивления, ни тревоги.
   - Любопытно! - сказал Джулиан. - Интересно, кто такие эти шутники?
   - Я видел их в самом начале. Тайка, на дереве. Мне кажется,  это  могут
быть нагианцы. Тайка. - Веснушчатое лицо Домми оставалось спокойным. Он не
хуже Джулиана знал, что свой первый  год  в  Соседстве  Экзетер  провел  в
нагианской армии.
   Дозорные? Может, их оставили следить, куда направятся драконы?
   Ко  всему  прочему  паломники  оказались  не  столь  дружелюбными,  как
надеялся Джулиан. Их джоалийский был полон  жаргонных  словечек  и  сильно
отличался от того, который Джулиан учил в  Олимпе.  Даже  Домми  часто  не
понимал их. Но и без этого  разговор  через  переводчика  не  давал  почти
ничего. Большинство вообще плохо представляли себе, зачем они участвуют  в
этой странной  экспедиции,  и  знали  только,  что  святой  Д*вард  -  это
предсказанный Освободитель, что он принесет смерть Смерти и что он призвал
их присоединиться к Свободным и идти за  ним.  Это  был  идеальный  пример
действия харизмы. Они шли за ним потому, что он был вождем. Джулиан это  и
так знал. Пришельцы в Олимпе могли бы без  особого  труда  повторить  этот
эффект, если бы только не опасались навлечь  на  себя  гнев  Пентатеона  и
властей Вейлов.
   Все сборище представляло собой любопытный срез местного общества.  Одни
шли в лохмотьях, другие - в богатых одеждах.  Джулиан  видел  стариков  на
костылях, крепких молодых людей  с  детьми  и  кормящих  матерей.  У  него
зародилось опасение, что Экзетер, возможно, и не  представляет  себе,  как
решительно и бесцеремонно вторгся он в жизнь этих людей. Сотен людей. Куда
он ведет их? Что будет с ними?  Вне  зависимости  от  того,  выиграет  или
проиграет он свою сумасшедшую игру, он уже посеял социальный  хаос.  Каким
бы справедливым ни было его дело, он чертовски несправедливо  обходится  с
этими людьми. Черт, да  они  скорее  жертвы,  чем  участники!  Джулиан  не
помнил, чтобы кто-нибудь в Олимпе выдвигал этот аргумент.
   Ближе к полудню многие паломники расположились на отдых в тени деревьев
или кустов. На тропе сразу стало свободнее. Решив, что истинный англичанин
уж как-нибудь вынесет полуденное солнце в этом мире ничуть не хуже, чем  в
любом другом, Джулиан прибавил ходу. Домми достал из своего мешка обед,  и
они перекусили на ходу.
   - Тайка? - вдруг прошептал Домми и остановился, скинув мешок на  землю.
Дорога шла здесь по низкому,  каменистому  островку,  слишком  маленькому,
чтобы возделывать его. Правда, на  нем  росло  несколько  похожих  на  ивы
деревьев, под которыми отдыхали человек десять или двенадцать  паломников.
Там разгорелся спор. Джулиан не  понимал  из  него  ни  слова,  но  Домми,
похоже, уловил по меньшей мере часть разговора. Он хмурился.
   Центром возмущения был невысокий  светловолосый  юнец,  забравшийся  на
камень. На голове его не было тюрбана; собственно, на нем вообще  не  было
ничего, кроме набедренной повязки и сандалий да еще  окровавленных  тряпок
на ногах. Остальные собрались вокруг него, словно ученики вокруг  учителя.
Впрочем, класс не отличался  должной  почтительностью  к  наставнику,  ибо
слушатели то и дело выкрикивали возражения. Потом до  Джулиана  дошло  то,
что Домми, должно быть, заметил с самого  начала:  в  ушах  у  большинства
слушателей поблескивали золотые серьги Неделимого. Им  явно  не  нравилось
то, что они слышали.
   Паренек, размахивавший руками и выкрикивавший что-то,  несомненно,  был
туземцем; обладай он харизмой пришельца, его слова не встретили бы  такого
неодобрения. Точно так же можно было не сомневаться - он искренне верил  в
то, что выкрикивал. Фанатик! Впрочем, он  был  вовсе  не  так  молод,  как
показалось  Джулиану  сначала,  хотя  его  малый  рост  и  светлые  волосы
действительно придавали ему сходство с мальчиком. Этакий начинающий лысеть
херувимчик. Но очень сердитый  херувимчик!  Возможно,  это  был  преданный
сторонник Пентатеона, ниспровергающий враждебную теологию Службы, а  может
- ученик Освободителя. Как бы то ни было, теология Вейлов приобретала  все
более запутанный характер.
   Наконец Домми закинул мешок за спину и бросил на Джулиана  извиняющийся
взгляд, означающий, что он готов идти дальше.
   - Подождем еще, если хочешь.
   - Кажется, я услышал все. Тайка. Они начали повторяться.
   - Тогда ладно. - Они двинулись дальше. Джулиан ждал разъяснений.  Домми
молчал.
   - О чем они спорили?
   - Кажется, о теологии, Тайка.
   - Ты меня удивил. То есть нет, напротив, ничуть не удивил.  Кто  и  что
отстаивал?
   - Я понял только отдельные куски. Тайка.
   - Так переведи хотя бы их.
   Домми повиновался неожиданно неохотно, и его  английский  сделался  еще
более многословным, чем обычно. В конце концов он признал,  что  маленький
проповедник утверждает, что  он  близкий  сподвижник  Освободителя  и  что
разногласия у них вышли во взглядах на природу загробной жизни. До сих пор
Церковь Неделимого разделяла версию Пентатеона, согласно  которой  истинно
верующим обещалось вечное место среди звезд на небосклоне, в то время  как
все грешники обречены на  вечное  одиночество  во  мраке.  У  Освободителя
имелась на этот счет своя собственная точка  зрения,  хотя  Домми  так  до
конца не понял, какая именно.
   Это  объясняло  хмурое  выражение  его  лица.  Тайки  оказались  теперь
разобщены, так что  его  преданность  Службе  вступила  в  противоречие  с
привязанностью к прежнему господину, Экзетеру. Олимп  вряд  ли  обрадуется
известию, что Освободитель разбил его Реформацию на  враждующие  секты.  А
вот Пентатеон обрадуется - это уж точно!
   - Может, это просто недоразумение,  -  безмятежно  проговорил  Джулиан.
Пройдя еще немного и не слыша ничего, кроме  шлепанья  ног  по  грязи,  он
решил, что спор, которому он стал свидетелем, велся о чем-то более важном.
И Домми явно продолжал терзаться сомнениями. - Там шел разговор  о  чем-то
еще, так ведь?
   Дальнейшая обработка Домми вынудила в конце  концов  его  признаться  в
том, что загробная жизнь была всего лишь второстепенной причиной  раздора.
Основной  спор  разгорелся  вокруг  природы  традиционных  богов   Вейлов.
Согласно  Церкви  Неделимого,  Висек  и  ему   подобные   были   демонами.
Освободитель же утверждал, что они люди, хоть и чародеи.
   Конечно, это  была  правда.  И  одновременно  -  важнейшее  различие  в
доктринах.
   - Черт! - не удержался Джулиан. Все оказалось гораздо  серьезнее.  Проф
Роулинсон  со  своими  соавторами,  создавая   Истинное   Писание,   долго
размышляли и спорили, прежде чем допустить в него  тщательно  дозированную
неправду. Они  в  конце  концов  сошлись  на  том,  что  гораздо  проще  и
безопаснее использовать демонов, чем  пытаться  объяснять  харизматических
пришельцев, поскольку демоны злы  уже  по  определению.  Таково  было,  во
всяком  случае,  официальное  объяснение.  Джулиан  не   сомневался,   что
подлинной причиной этому было то, что сами апостолы  -  тоже  пришельцы  и
тоже обладали харизмой. Приравняй вождей одной стороны к вождям другой,  и
это вызовет резонный вопрос, имеются ли вообще между ними различия.  Проще
обозвать противников демонами, чем доказывать, что  они  -  плохие  парни,
тогда как мы - хорошие. Очевидным ответом на этот вопрос было бы: "Сами-то
кто?"
   - Черт! - повторил он. - Думает ли, черт возьми,  Экзетер  о  том,  что
творит? - Он и не подозревал, что говорит это вслух, пока Домми не ответил
ему:
   - Он принимает их помощь, Тайка!
   - Он... что?
   Домми  жалко  кивнул;  лицо  его  так  сморщилось,  что  все  веснушки,
казалось, вот-вот спрыгнут с него и разбегутся в разные стороны.
   - Тот человек на камне. Тайка, он говорил, что Демон Ирепит  появлялась
в Ринувейле, что она на стороне Освободителя. Она рассеяла для него  отряд
королевских  солдат.  И  он  говорил,  что   сам-был   прошлой   ночью   с
Освободителем в Ниоле и собственными глазами видел Демона Висека в  храме.
Тайка!
   Джулиан отпустил несколько словечек, которыми не пользовался со  времен
битвы при Сомме. Неужели Экзетер продался оппонентам  Зэца  в  Пентатеоне?
Ревун и остальные в Олимпе совершенно правы. Освободитель обрушит  Церковь
Неделимого, как Самсон храм Дагона.
   Урсулу хватит кондрашка.



        29

   Тропа поднималась на островок, на одном  конце  которого  располагалось
маленькое крестьянское хозяйство, а остальная часть  его  заросла  высоким
кустарником. На краю тропы стояло  пятеро  мужчин  с  копьями  и  большими
круглыми щитами. Не требовалось наполеоновского гения,  чтобы  догадаться:
где-то за их спиной расположился на отдых Эдвард Экзетер.
   Джулиан дошел сюда в сопровождении  Домми,  Гартуг*на  Бумажника,  жены
Гартуг*на и их детей  -  двое  старших  всю  дорогу  молчали,  а  младший,
трехлетний малыш, хныкал не переставая. Гартуг*н говорил  на  джоалийском,
который худо-бедно понимал даже Джулиан.  Он  подробно  поведал,  как  они
возвращались домой, в Ниол, из  гостей  от  престарелой  матери,  как  они
остановились послушать проповедь Освободителя и  как  их  глазам  чудесным
образом  открылась  правда.  Гартуг*н  сразу  же  решил   последовать   за
Освободителем и захватил с  собой  семью.  Он  словно  качался  на  волнах
религиозного экстаза. Жена же его, неприметная, непривлекательная женщина,
казалась озабоченной. Дети - грязны, голодны, усталы и сбиты с толку.
   Ближний часовой был крепким  молодым  мужчиной  с  темными  волосами  и
курчавой бородой. Его  кожу  покрывал  ровный  коричневый  загар  -  такой
встречается у испанцев или индусов высших каст, если те, конечно, живут на
свежем воздухе и ходят только в набедренной  повязке.  Копье  представляло
собой  шест  в  запястье  толщиной,  увенчанный  сверкающим  металлическим
острием, на вид очень острым и устрашающим.  Часовой  оскалил  белоснежные
зубы в приветливой улыбке  и  выпалил  заученное  приветствие  на  ломаном
джоалийском, служившем основным языком общения в Вейлах:
   - Освободитель будет проповедовать сегодня вечером в Шуджуби. Еда будет
там. Пожалуйста, проходите, дайте ему отдохнуть,  и  да  пребудет  с  вами
благословение Неделимого.
   Гартуг*н  покорился  немедленно,  прикрикнул  на  младшего,  чтобы  тот
прекратил хныкать, и погнал свое семейство дальше.
   Джулиан улыбнулся в ответ:
   - Он захочет видеть меня. Мы с ним  старые  друзья.  Конечно,  если  он
спит...
   Улыбка слегка померкла.
   - Пожалуйста, проходи, брат.
   - Уверяю вас, я знал Освободителя с  детства,  и  он  будет  очень  рад
видеть  меня.  -  Джулиан  шагнул  вперед  и  обнаружил,  что   путь   ему
перегораживает большой щит из бычьей кожи. Парень уже не улыбался.
   - Проходи, сказал!
   Джулиан онемел. Даже на Земле отставной офицер пройдет мимо обнаженного
дикаря, не поведя и бровью. В Соседстве же  за  счет  харизмы  он  обладал
пробивной мощью танка.
   - Послушай, приятель...
   Часовой крутанул копье как былинку и воткнул острием в  землю  у  самых
ног Джулиана. Тот инстинктивно отпрянул, врезавшись в Домми.
   - Сегодня вечером, у разрушенного храма в Шуджуби. -  Часовой  выдернул
копье и нацелил острие в пояс Джулиану. Губы его снова улыбались, глаза  -
нет.
   Другой нагианец, если это, конечно, были они,  спешил  ему  на  помощь.
Ростом он заметно превосходил  первого.  Харизма  Святого  Каптаана  здесь
что-то не срабатывала. Эти воины слишком долго  общались  с  Экзетером,  и
если уж он приказал что-нибудь...
   Домми сложил руки рупором.
   - Тайка Кисстер! - заорал он по-английски. - Это я,  Домми  Прислужник,
из Олимпа!
   Часовые хмуро переглянулись, явно сбитые с толку. Первый поднял  копье,
словно собираясь использовать его как дубинку, но второй рявкнул что-то  и
остановил его.
   Джулиан гордо выпрямился, избегая встречаться взглядом с тем, что выше.
   - Ступай и доложи Освободителю, что Каптаан Смедли и...
   - Домми? - послышался голос из кустов футах в пятидесяти от них. Дальше
последовало что-то совсем неразборчивое.
   Что бы это ни был за  язык,  часовые  его  поняли,  да  и  Домми  тоже.
Расплывшись в широчайшей улыбке, он поддернул мешок на спине  и  нырнул  в
кусты. Часовые даже не пытались остановить его.
   Джулиан шагнул за слугой, но тут же уперся в щит  из  дерева  и  бычьей
кожи.
   - Тебя не приглашали.
   Смех, да и только! Абсурд! Ведь это же сам Экзетер  кричал  из  кустов.
Так что, Джулиану теперь тоже орать ему  свое  имя,  словно  какому-нибудь
жалкому торговцу рыбой? Будь он проклят, если закричит. Но  тогда  ему  не
останется ничего, кроме как остудить эмоции прогулкой по дороге, что  было
почти так же противно. Он злился все сильнее. Жаль, что у него нет  запаса
маны, как у Урсулы. Для того чтобы свернуть этих увальней в  бараний  рог,
ее потребовалось бы совсем немного, но у него не было и  этого.  И  потом,
Домми наверняка сказал Экзетеру, что он тоже здесь.
   Или скажет очень скоро.
   Часовые начали лыбиться.
   - Проходи, проходи, - сердито проговорил высокий,  чем  очень  напомнил
Джулиану лондонского бобби.
   Голос Экзетера послышался как нельзя вовремя, еще секунда, и терпение у
Джулиана лопнуло бы.
   Часовые наконец-то дали ему дорогу.
   - Освободитель зовет тебя! - буркнул высокий. - Шевелись!
   Какое-то мгновение Джулиан испытывал искушение сказать  им,  что  пусть
Эдвард Растак-Его-Экзетер сам выйдет и лично  повторит  свое  приглашение,
однако здравый смысл все же возобладал. Стараясь сохранять достоинство, он
шагнул в кусты в том направлении, в котором исчез Домми.
   В этом месте  земля  понижалась  к  небольшому  пруду.  Нависающие  над
каменистым обрывом кусты  укрывали  тенью  полоску  песка  на  берегу,  на
которой отдыхали человек двенадцать нагианцев - одни спали, другие  сидели
и охраняли их, но и у тех, и у других под рукой лежало наготове  копье.  В
самой  середине  этой  группы  стоял  на  коленях  Домми  и,  взволнованно
размахивая руками, о чем-то болтал с Экзетером. Джулиан сполз по склону и,
осторожно перешагивая через загорелые ноги, подошел к ним. Он ощутил  едва
уловимое покалывание  виртуальности:  это  укромное  местечко  было  очень
слабым, но узлом.
   Освободитель был одет в серую хламиду; должно быть, слишком теплую  для
такой погоды, зато хорошо  защищающую  от  палящего  солнца.  Он  сидел  с
откинутым капюшоном, открыв буйную черную гриву, которой  не  помешали  бы
услуги парикмахера. Они с Домми улыбались и болтали как закадычные друзья,
но говорили по-рэндориански так быстро, что Джулиан не  улавливал  ничего,
кроме редких знакомых имен. Судя по всему, Домми посвящал Экзетера в  курс
олимпийских  событий.  Почти   все   упоминавшиеся   в   разговоре   имена
принадлежали Морковкам, а не пришельцам.
   С минуту оба не обращали  на  стоявшего  рядом  Джулиана  ни  малейшего
внимания. Потом Экзетер поднял голову. Его сияющие синие глаза внимательно
осмотрели вновь прибывшего, и только затем лицо осветилось улыбкой.
   - Доктор Ливингстон, полагаю? Или это твоя роль?
   - Привет! - промямлил Джулиан, откровенно сбитый с толку.
   - Рад видеть тебя, старина. - Экзетер протянул  ему  руку.  -  Извинишь
меня, если я не буду вставать, ладно?
   Глаза его  покраснели  и  ввалились.  Борода,  правда,  была  аккуратно
подстрижена, но бледности щек над ней не мог скрыть даже  загар.  Рядом  с
ним лежала на песке пара сандалий, но сами ступни были забинтованы  совсем
как у того блондинчика, которого  они  встретили  по  дороге,  -  тот  еще
утверждал, что был этой ночью в Ниоле...
   Джулиан опустился на колено и пожал ему руку - правой  рукой.  Экзетер,
похоже, все забыл, потом вздрогнул  от  неожиданности  и  ощупал  перчатку
Джулиана.
   - Чертовски славное зрелище, - улыбаясь, проговорил он. - Я сказал  бы.
Соседство пошло тебе на пользу.
   - Да, с этим все в порядке. - Джулиан отодвинул мешок Домми  и  уселся,
скрестив ноги. - Но что, черт подери, с тобой случилось?
   Экзетер пожал плечами:
   - Слишком много бессонных ночей. - Он зевнул, потом  еще  раз,  уже  не
смущаясь.
   Допустим, человек провел в пути весь день с утра до  вечера.  Допустим,
как-то вечером он оставил своих спутников и отправился  пешком  в  Ниол  и
обратно... Любой человек после тридцати  часов  почти  непрерывной  ходьбы
выглядел бы не лучше.  Вот  только  Экзетер  -  не  любой  человек.  Он  -
Освободитель.
   И еще он был воспоминаниями Джулиана Смедли, воспоминаниями  о  славных
школьных временах в Фэллоу, о слишком короткой поездке  в  Париж,  которую
оборвала война, о тех нескольких отчаянных днях в семнадцатом году,  когда
Джулиан Смедли спас его из палаты для душевнобольных, а он открыл Джулиану
Смедли дверь в другой мир и тем самым спас его рассудок. Неужели  все  это
было только два года назад?
   Джулиан заставил себя собраться.
   - А что твоя мана?
   - Сейчас ее нет. Значит, они послали тебя? Я ожидал Джамбо или Пинки. -
В этом замечании таился вопрос: "С кем ты, друг?"
   И зачем только Джулиан пообещал не говорить ни слова об Урсуле?
   - Меня попросили съездить и узнать твои планы.
   - И Энтайку Ньютон тоже, - тихо добавил Домми.
   Проклятие!
   Экзетер поджал губы - они совершенно исчезли между усами и бородой.
   - Насколько я помню, она весьма грозная дама - эта миссис Ньютон.  -  И
снова в спокойном взгляде читался немой вопрос.
   - Урсула будет ждать тебя... нас... в  Шуджуби,  -  промямлил  Джулиан,
несколько утешенный тем, что кот выпал-таки из мешка (хотя он вряд  ли  бы
решился обозвать эту ситуацию при Урсуле именно так).
   Вместо ответа последовал еще один чудовищный зевок, надежно скрывший ту
реакцию, которую могло вызвать это сообщение.
   Проклятие! Экзетер ведь собирал ману все последние  недели.  Он  должен
справляться с усталостью и исцелять мозоли одним щелчком пальцев.  Не  мог
же он настолько сойти с ума, чтобы растратить ее всю  на  дешевые  фокусы,
лишь бы только произвести впечатление на крестьян? Или он израсходовал  ее
на борьбу со Жнецами?
   Урсула сразу же увидит, что он уязвим. Она проглотит его с потрохами. И
увальни с копьями и  щитами  не  помогут  -  Экзетер  просто  прикажет  им
разойтись по домам, отменит крестовый  поход  и,  как  послушная  собачка,
побежит за ней в Олимп. Вот черт!
   Ни капли маны? Может, ее у него просто украли?
   - Я так понял, прошлой ночью ты наведывался к другу Висеку?
   - Ох, черт! - Экзетер устало потер глаза. - Откуда ты знаешь об этом?
   Так! Задели за больное место, да?
   - Птичка напела.
   Разлегшиеся вокруг них воины хмурились, не понимая из их  разговора  ни
слова, но Домми английский знал.
   - Мы слышали одного светловолосого человека - он рассказывал  об  этом.
Тайка. И у него были такие же сбитые ноги.
   - Спасибо, - сказал Экзетер, не сводя  глаз  с  Джулиана,  и  с  трудом
подавил новый зевок. - Давно пора изобрести здесь такси. Да,  это  правда.
Его зовут Дош Вестовой. Мне стоило бы приказать ему не болтать языком.  Он
может сделать из мухи слона.
   - Он соловьем заливался. Так кто все-таки Висек - мужчина или  женщина?
- Обладая этой информацией, Джулиан мог бы запросто выиграть в Олимпе кучу
пари. Даже Ольга утверждала, что не знает этого точно.
   - Оба. И Джек, и Джилл. Так где сейчас миссис Ньютон?
   Джулиан поднял глаза на бурые, словно хорошо выделанная кожа, холмы, до
которых было миль пять или даже больше. Отсюда казалось,  что  белоснежные
шапки гор парят прямо над ними.
   - Едет вокруг болота.
   - Кто еще с ней?
   - Только Т*лин Драконоторговец. Мы доехали до...
   - Тогда все в порядке. Отлично.
   - Что отлично?
   В усталых глазах василькового цвета мелькнула искорка.
   - Я хочу сказать, драконы могут опередить моа королевы Эльванайф,  если
только Т*лин не будет забираться слишком далеко в поля.
   Теперь пришел черед Джулиана подпрыгнуть. В такие шарады  он  не  играл
уже несколько лет.
   - Так  вот  почему  ты  оставил  двух  своих  троянцев  на  дереве?  Ты
перегородил дорогу толпами паломников и заставил солдат идти в обход?
   - Сразу видно прирожденного стратега.
   Он так и не ответил. Джулиан пожал плечами:
   - Есть ведь какое-то зловещее пророчество насчет костей молодых  мужчин
в Ниолленде.
   Эдвард кивнул, потянулся  и  снова  зевнул.  Он  оглянулся  на  воинов,
улыбнулся Домми и снова оценивающе посмотрел на Джулиана.
   - Пора в дорогу. Джентльменам положено подойти раньше, чтобы  встретить
миссис Ньютон, когда она появится, не так ли?
   Джулиан выругался про себя. Он  обещал  не  предостерегать...  Если  бы
только Экзетер не казался таким изможденным... Черт! Ну хоть  намекнуть-то
он может?
   - Почему бы тебе не отдохнуть, старина, и не прийти  завтра,  когда  ты
будешь посвежее?
   Экзетер, похоже, понял  -  лицо  его  осветилось  благодарной  улыбкой,
словно подсвеченный изнутри пергамент. Потом покачал головой:
   - Мне лучше идти. Я ожидаю отряд лучших ниолийских гвардейцев,  и  было
бы просто нечестно позволить им нарваться на Урсулу,  не  предупредив  их,
верно? Скажи, мне надо бояться только миссис Ньютон,  или  остальные  тоже
нагрузили ее своей маной?
   Джулиан поперхнулся.
   - Так это возможно? Возможно передавать ману?
   - Конечно.  Именно  так  мелкие  боги  платят  дань  Пятерым.  -  Он  с
кряхтением потянулся за сандалиями, и его телохранители разом повскакивали
на ноги, даже те, которые казались спящими. - Там,  в  Шуджуби,  чертовски
мощный узел. Мне нужно попасть туда раньше солдат.
   Узел стал бы для  него  крепостью,  но  только  если  у  него  было  бы
достаточно маны, чтобы использовать его. И у Джулиана ее тоже не было, так
что помочь он не мог, что бы ни случилось.



        30

   Хромая, Экзетер выбрался на дорогу; ходьба явно была  для  него  тяжким
испытанием. Его преторианцы хлопотали вокруг него как заботливые  наседки,
но он, казалось, не замечал их, надвинув на лицо капюшон. Они, конечно,  с
радостью понесли бы его на руках, но  никакой  пророк  себе  бы  этого  не
позволил. Чуть позже он подозвал Домми. Солнце наконец-то  поубавило  свой
жар. На узкой тропе народу было тьма-тьмущая. Джулиан вдруг обнаружил, что
его как-то исключили из  беседы  и  он  шагает  за  собственным  слугой  в
окружении вооруженной охраны, словно какой-нибудь преступник  по  пути  на
виселицу.
   Он попытался завести разговор с  мрачными  копьеносцами,  но  не  понял
почти ничего из их сильно искаженного джоалийского. К тому же они  и  сами
не очень охотно шли на разговор, не зная ни того, кто  он,  ни  того,  как
относится к нему их предводитель. Вот тот, рыжий, совсем другое  дело,  он
явно давний друг босса.
   До сих пор Джулиан так и не добился ничего от Экзетера.  Он  так  и  не
знал, почему тот изменил свое отношение к "Филобийскому Завету".  И  потом
еще Урсула. Как быть с ней?  Он  ожидал  встретить  Освободителя,  по  уши
нагруженного маной, готового к бою. Правда, наблюдая за шагавшей перед ним
фигурой в серой хламиде, он видел, что  харизма  начинает  оказывать  свое
действие. Даже сейчас, не находясь на узле, Экзетер  понемногу  переставал
хромать,  черпая  силу  из   поклонения   телохранителей   и   восхищенных
паломников, которых он обгонял. Это, несомненно, поможет ему  продержаться
хотя бы до Шуджуби, но не защитит  ни  от  Урсулы,  ни  от  улан  королевы
Эльванайф.
   Примерно час они, обливаясь потом и отгоняя надоедливую мошкару,  брели
через болото, иногда сворачивая к каменистым склонам Ниолслоупа.  В  конце
концов Экзетер вспомнил о приличиях. Отстав от  Домми,  он  пристроился  к
Джулиану.
   - Домми сказал мне, что война кончилась. - Теперь он  выглядел  гораздо
лучше, и его синие глаза сияли. Возможно, он набрался сил для поединка.
   - Точно. Боши проиграли. Мы и сами не знаем еще  всех  подробностей.  -
Джулиан рассказал все, что ему было известно, удивляясь тому, как мало это
его волнует. Ему все реже и реже снился тот ад, через который он прошел во
Фландрии. - Зато ты начал другую. Другую войну, я имел в виду.
   - Боже! Служба огорчена этим?
   - Очень. Не знаю, что с ними будет, когда они узнают, что ты изменил их
доктрину.
   - Сами виноваты, не надо было придумывать демонов. Что это за  религия,
если она основана на лжи и вымыслах?
   - Попробуй объяснить это Урсуле.
   Экзетер не ответил. Лица его под капюшоном  не  было  видно.  Тогда,  в
Фэллоу, он был классным подающим, а вот отбивающим -  так  себе.  Впрочем,
порой пробить его было не проще, чем каменную  стену.  Похоже,  сейчас  он
находился как раз в такой форме, ибо отбивал любой вопрос, который подавал
ему Джулиан.
   - Ты не раздаешь обращенным золотые серьги?
   - Золота нет.
   - Зато ты завел новый обычай - крещение водой!
   - Вода дешевле.
   - Ну да, каждый культ требует  посвящения  в  той  или  иной  форме,  -
согласился Джулиан. - А обрезание, конечно, было бы слишком хлопотно?
   - Прошу тебя! - поморщился Экзетер.
   - Значит, ты вступил в союз с Пентатеоном?
   - Не все из них монстры.
   - И это они справляются с теми Жнецами, которых Зэц напустил на тебя?
   - До сих пор справлялись.
   Если Пятеро напуганы силой  Зэца,  они  могут  принять  Освободителя  в
качестве союзника или использовать его как ширму, хотя только полный идиот
может довериться им - любому из них. Что наобещал им Экзетер в обмен на их
помощь? Насколько он поступился принципами? Задать любой из этих  вопросов
значило  бы  положить  конец  разговору  и   растоптать   хрупкие   ростки
возрождающейся старой дружбы.
   - Мне казалось, Зэц уже сильнее каждого из них, а то и всех вместе?
   Экзетер пожал плечами:
   - Как знать? И как узнать, не попробовав? Никто еще не играл в  Большую
Игру с открытыми картами.
   - Но почему он не пытается расправиться с тобой  теперь,  когда  знает,
где ты? - не сдавался Джулиан.
   - Вот ты у нас человек военный. Скажи, ты посылаешь своих  стрелков,  и
они не возвращаются. Пошлешь ли ты за ними всю свою армию?
   - Нет. Я послал бы кого-нибудь посильнее на разведку.
   - Вот и мне кажется, что сейчас он занят именно этим. Жнецы - это всего
лишь туземцы, порабощенные маной. Они  вооружены  ритуалами,  позволяющими
увеличивать мощь их бога, но вся их сила исходит от самого Зэца.
   - Но если он пошлет кого-то посильнее, ты  сможешь  распознать  их?  Их
чары?
   Экзетер помолчал, прежде чем ответить. Джулиан не понял, обдумывает  ли
он ответ, или просто не хочет говорить.
   - Если меня будет мана, я смогу распознать их.
   - Но почему у тебя сейчас нет маны?
   - Всю использовал.
   На что?
   - Превращая жезл в змея? - Он понимал, что напрашивается  на  грубость,
но Д*вард спокойно проговорил:
   - Бежал. Еще мне пришлось исцелять растянутую лодыжку, но это  было  на
узле Висека.
   - А разве есть разница?
   - Все свидетели  были  служителями  храма  Висека.  Они  приписали  все
заслуги ему - и ему же ушла мана.
   - Но ты ведь вернешь  хотя  бы  часть  сегодня  вечером,  когда  будешь
проповедовать в Шуджуби?
   - Надеюсь.
   Урсула может взять его тепленьким прежде, чем он  успеет  открыть  рот,
если только Джулиан не отвлечет ее как-нибудь. В больших количествах  мана
начинает расти сама. Это как деньги: чем  больше  их  у  тебя,  тем  легче
добыть еще. Физическое истощение - не лучшее  состояние  для  того,  чтобы
проповедовать религиозную революцию. Вот идиот чертов!
   Джулиан почувствовал, что начинает выходить из себя -  когда  идешь  на
каменную стену, это самое последнее дело.
   - Ты идешь в Тарг? Собираешься пообщипать перышки  Зэцу,  да?  Где  ты,
интересно, собираешься взять столько маны?
   То, как Экзетер отбил этот мяч, стоило всего остального. Он  повернулся
и ослепительно улыбнулся своему мучителю:
   - В "Филобийском Завете", разумеется.
   - Что? - поперхнулся Джулиан.
   - Пророчество само по себе обладает маной,  старина.  Ты  что,  еще  не
понял этого? Ведь на пророчество уходит тонна маны,  так  куда  она  потом
девается?
   - Понятия не имею.
   - Нет, правда! Каждый раз, когда пророчество подтверждается  событиями,
оно набирает новую ману от людей, которым  это  становится  известно.  Зэц
пытается оборвать цепь еще с тех пор, когда  нас  на  свете  не  было.  Он
каждый раз  терпит  неудачу,  и  каждый  раз  пророчество  от  этого  лишь
усиливается.
   Джулиан оступился и чуть не упал, ткнувшись плечом в кожаный щит -  тот
помог ему вернуться в вертикальное положение.
   - Что за вздор! Я ни разу не слышал  еще  этой  теории.  Кто  тебе  это
сказал?
   - Сам дошел. - Экзетер пожал плечами.
   - Я в это не верю!
   - Если честно, я и сам верю в это не очень. Но может,  Зэц  верит?  Мне
кажется, если бы он напустился на меня в самом начале,  в  Джоалвейле,  со
своими громами и молниями, у него были бы  шансы  пятьдесят  на  пятьдесят
смешать меня с грязью. Он не стал  делать  этого.  Как  знать,  может,  он
просто усвоил урок?
   - Ты хочешь сказать,  он  просто  позволяет  всему  этому  происходить?
Пусть, мол, все идет как идет? Разрази меня  гром,  старина,  но  ведь  на
карту поставлена его жизнь!
   Экзетер усмехнулся:
   - Это означает, что он не смеет сам заглядывать в будущее. Хоть это  ты
понял, старина? Заглянуть в будущее и увидеть свою  смерть  -  это  конец.
Конечно, он может заставить сделать это для себя кого-нибудь другого. Нет,
я не сомневаюсь, в конце он будет драться. Теперь он точно  знает,  что  я
иду убивать его. Он знает, что у меня есть союзники, но не знает,  сколько
их и кто они, а ему необходимо знать это, чтобы сводить счеты потом,  если
он победит. Конечно, он может попытаться нанести еще удар, и не один, но я
уверен, он будет беречь силы для последнего поединка.
   Черт, идея о том, что "Филобийский Завет"  в  некотором  роде  является
активным участником событий, казалась невероятной.  Но  ведь  Джулиан  сам
утверждал, что Экзетер может знать что-то, чего  не  видит  больше  никто.
Может, это и есть то самое "что-то"? И что существеннее,  удержит  ли  это
Урсулу от вмешательства?
   - Вот эта долина. - Экзетер указывал рукой на холмы, подступившие к ним
неожиданно близко. - Шуджуби у входа вот в эту.
   - Ты ведь разведал весь маршрут, да? Ты этим  занимался  последние  два
года?
   Экзетер только улыбнулся.



        31

   Там, где река вырывалась из холмов, чтобы напоить озера и болота, русло
ее достигало в ширину почти мили. В это время года оно было  все  засыпано
песком, то там, то здесь виднелись серебристые лужицы и узкие промоины,  и
по нему не текло ничего, кроме невидимых потоков воздуха  -  дыхания  гор,
дыхания,  поднимавшего  пыль  и  щедро   засыпавшего   ею   глаза   людей.
Единственным разнообразием в этой ослепительной белизне были узкие полоски
теней от мертвых деревьев, белыми скелетами торчавших из песка.
   Тропа обрывалась на северном берегу у ветхой пристани. На воде  грустно
покачивались два парома. Долгожданная  Шуджуби  представляла  собой  кучку
хижин из плавника, едва видневшихся в высокой траве; с наветренной стороны
к каждой из них  нанесло  полосу  белого  песка.  Десятка  два  оборванных
жителей деревни разинув рот смотрели на проходившего мимо них Освободителя
и его свиту. Должно быть, паломники, уже  миновавшие  деревню  и  бредущие
теперь по сияющей белой пустыне к месту вечерней  стоянки,  были  для  них
большим потрясением. Что уж говорить о Сотне с копьями и щитами. А ведь за
Сотней тянулась еще длинная вереница людей.
   Дальний берег казался бледно-зеленой лентой деревьев и кустов, на  фоне
которых виднелись остатки храма,  наполовину  занесенные  песком.  Даже  с
такого  расстояния  Джулиан  видел,  что  вода  хорошо   потрудилась   над
развалинами - их словно обглодали гигантские  стервятники.  Каждый  камень
был гладко облизан водой, и мало какой из них остался на своем изначальном
месте.  Однако  храм  строили  на  узле,  и  виртуальность   должна   была
сохраниться. Чертовски мощный узел, говорил про него Экзетер.
   Сам он давно уже ушел вперед, к Домми, так что  Джулиан  снова  остался
один. Впрочем, он и не  особенно  огорчался,  поскольку  ему  было  о  чем
подумать. Урсула наверняка попытается остановить Экзетера. Джулиан  поймал
себя на том, что сам он ищет аргументы, чтобы остановить Урсулу, - значит,
он хочет, чтобы революция разгоралась. Почему? Неужели он верит, что у нее
есть хоть слабый шанс на успех? Она  до  ужаса  напоминала  ему  крестовый
поход  детей,  избиение  невинных.  Конечно,  она  нанесет  ущерб   Церкви
Неделимого, этого уже не избежать. Вне зависимости от того,  уничтожит  ли
Зэц новую секту еретиков в Таргвейле, или ее просто  смешает  с  грязью  и
сотрет в порошок Урсула, вне зависимости от всего этого  Пентатеон  и  его
традиционная религия могут торжествовать победу.
   Чертовски цинично, однако! Если Экзетер будет продолжать и дальше в том
же духе,  то,  когда  он  дойдет  до  Таргвейла,  у  него  наберется  уйма
сторонников. Уж лучше бросить несколько сотен людей, чем вести  на  верную
гибель тысячи? До тех пор, пока Джулиан сам не убедится в том, что у этого
бродячего цирка есть шансы на успех, и шансы немалые, нечего и  надеяться,
что он убедит в этом Урсулу. Лучше даже не пробовать.
   Не обращая  внимания  ни  на  Шуджуби,  ни  на  глазеющих  шуджубийских
жителей, Сотня вышла на берег, к пристани. Первые воины спрыгнули с  травы
на песок. За ними последовали Экзетер с Домми, потом, подняв  тучу  песка,
рядом с ними приземлился Джулиан. Восстановив равновесие, он увидел  всего
в нескольких ярдах справа от себя Урсулу. Как же ему  неохота  говорить  с
ней! Он обещал не предупреждать Экзетера и нарушил слово.
   Она увидела его и помахала, потом, раскинув руки, сбежала  с  берега  и
остановилась, поджидая его.  Он  проскользнул  между  двумя  нагианцами  и
побежал к ней. Если кто-то и  бросился  за  ним,  а  Экзетер  отозвал  его
обратно, ветер все равно унес слова.  Он  спотыкался  и  оскальзывался  на
мягком песке, боль в ногах напомнила ему  о  том,  сколько  он  прошел  за
сегодняшний день.
   Подбежав ближе, он увидел, что она стоит босиком, держа башмаки в руке;
другой рукой она придерживала  широкополую  шляпу,  чтобы  ее  не  сдувало
ветром. На ней было белое платье из легкой ткани, которая сходила у Службы
за хлопок, хотя волокна ее добывались из  каких-то  корнеплодов.  Руки  ее
были обнажены до локтя, а хлопавший  подолом  ветер  то  и  дело  открывал
взгляду лодыжки и икры. Кроме того, платье подчеркивало изгибы ее бедер  и
высокую грудь, а также необычную ширину ее плеч. Он никогда еще не видел в
Вейлах подобного наряда, но, пожалуй, он ему нравился.  Больше  всего  она
напоминала сейчас девочку, играющую на пляже в Блэкпуле или  Фринтоне,  да
она и сама, наверное, ощущала себя совсем юной. Раскрасневшись  от  ветра,
она громко смеялась, глядя, как он еле передвигает ноги.
   Он инстинктивно поднял руку, чтобы снять шапку, и вспомнил,  что  он  в
тюрбане. Боже праведный! Целовать женщину с покрытой головой?
   Ну а куда деваться? Она упала в его объятия и с готовностью ответила на
поцелуй, пребольно стукнув своими башмаками ему по  боку,  когда  обнимала
его одной рукой. Потом она обняла его и второй, и тут же  ветер  сорвал  с
нее шляпу. Она выругалась. Он оторвался  от  нее  и  бросился  за  шляпой,
отметив краем глаза, что Сотня продолжает следовать все в том же  порядке,
направляясь к далеким руинам.  Заметил  ли  Экзетер  их  встречу,  и  если
заметил, сделал ли из этого соответствующие выводы? Впрочем, какая разница
- Домми наверняка рассказал ему, как обстоят дела.
   Джулиан вернулся к ней со шляпой и еще раз поцеловал ее.
   - М-м! Ходьба пошла тебе на пользу, - сказала она, чуть дыша.
   - На самом деле я уже плелся из последних сил,  когда  увидел  тебя.  -
Зато теперь он ожил. Урсула Ньютон возбуждала его.
   Он отдал ей шляпу и забрал в обмен башмаки, сунув их под мышку. Держась
за руки, они побрели по песчаному руслу вслед за Сотней. Что же придумать,
чтобы не вести ее к этим проклятым руинам? В голову, как назло, ничего  не
приходило.
   - Эти зулусы, полагаю, нагианцы? - спросила она.
   - Верно. Его старые товарищи по Лемодийской кампании.
   - А как генерал Экзетер?
   - Как и можно было ожидать, в полном порядке. - Он уже начал врать.
   Урсула вопросительно посмотрела  на  него.  Глаза  ее  были  карими,  с
маленькими золотыми прожилками.
   - Ты нашел аргумент, способный заставить его прекратить это безумие?
   Хотелось бы ему найти аргумент, способный остановить ее...
   - Не совсем. Я... У нас не было возможности поговорить как следует.
   Она промолчала. Поля шляпы скрывали ее лицо.
   - Помнишь тот вечер у Пинкни? - спросил он. - Я  предположил  еще,  что
Экзетер, возможно, видит что-то, что остальные из нас не заметили?
   - Говори. - В ее голосе послышалась ирония.
   - Ну, у него имеется занятная  теория  насчет  того,  что  "Филобийский
Завет" сам по себе может служить накопителем маны. Нам известно, что  имел
место несчастный случай; мы знаем, что Гарвард  чуть  не  умер  от  этого.
Мана, несомненно, ушла на предвидение. Экзетер считает,  что  каждый  раз,
когда оно подтверждается, количество маны растет.
   - Ты в это веришь?
   - Я не знаю. Мне кажется, нам нужно  вернуться  к  Профу  Роулинсону  и
посоветоваться, прежде чем предпринимать какие-то действия. Не забывай,  -
поспешно продолжал он,  не  дождавшись  одобрительных  возгласов,  -  меня
послали сюда на разведку. Мы разведчики,  а  не  боевая  группа.  -  Он-то
разведчик, конечно. Урсула же могла думать о себе иначе.
   - Вздор! Этого достаточно, чтобы Проф рехнулся. Ты что, серьезно веришь
в то, что пророчество может  каким-то  образом  жить  собственной  жизнью,
набираясь  сил  от  своих  удач?  Ты  относишься  к  идее  как  к  чему-то
антропоморфному!
   - Не я первый, старушка. Вера - это тоже идея, и  не  одна  вера  стала
антро-как-ты-там-сказала. Религии и национальные государства  -  это  тоже
идеи. - Тут Джулиан подумал еще об одном. Если он и не убеждал еще Урсулу,
он по крайней мере начинал верить сам. - Подумай, что было бы, если бы Зэц
никогда не пытался разрушить "Завет", - ведь тогда не  случилось  бы  куча
всего, верно? Но Зэц вмешался, и все это произошло, и все говорят: "Ух ты!
Снова сбывается этот "Филобийский Завет", здорово, правда?"  Люди  говорят
об этом, и его цена повышается. Слава - это источник маны, этого-то ты  не
будешь отрицать?
   - Нет уж, возьмем  другой  пример!  Трафальгарская  площадь  знаменита?
Знаменита! У нее что, тоже есть мана?
   - Как знать? - не сдавался Джулиан. - Взять меня: я, например, всегда с
гордостью смотрю на старика Горацио на верхушке его дурацкой дымовой трубы
[имеется в виду памятник адмиралу Нельсону]. По крайней мере виртуальность
там есть. Может, виртуальность для какого-то места - это то же,  что  мана
для человека? Может, места набираются виртуальности от поклонения так  же,
как люди набирают ману? - Черт подери, а ведь заманчиво! Когда он вернется
в Олимп, он не просто спросит  об  этом  у  Профа,  он  обдумает  все  это
письменно и вынесет на  всеобщее  обсуждение.  Впрочем,  сейчас  для  него
важнее всего Урсула. И  потом,  мана  не  подчиняется  законам  логики.  И
харизма тоже. И узлы, и порталы.
   И капитан Смедли.
   Они уже одолели половину пути. Сотня почти дошла до  храма;  следом  за
ней тянулся хвост паломников. От храма остались  одни  развалины,  упавшие
колонны сиротливо желтели на белом песке. Джулиану пришло на ум  сравнение
с желтком на яичнице-глазунье, и он сообразил, что проголодался.
   Нагианцы не подпустят к Освободителю никого до тех  пор,  пока  тот  не
завершит обещанную проповедь. Джулиан сомневался, что они смогут  удержать
Урсулу, если она захочет вломиться.
   - Что еще ты узнал? - спросила она, так и не глядя на него.
   - Немного. Ну... у него есть союзники. Астина и Ирепит помогали ему. Он
только что имел аудиенцию у Висека.
   Теперь она наконец повернула голову - ее глаза сердито блестели.
   - Об этом знают? - Она сразу же уловила суть угрозы.
   - Не все и не все, - признал он.
   - И как он объясняет людям сотрудничество с демонами?
   - Гм, тебе лучше спросить это у него самого. Послушай, милая, пообещай,
что не сделаешь ничего такого, так как...
   - Не буду я ничего обещать!
   - Черт возьми, Урсула, ведь это же опасно!
   - Что опасно?
   - Становиться на пути у пророчества! Зэц уже много лет пытается сделать
это. И все, чего он пока добился, -  это  укокошил  уйму  невинных  людей:
родителей Экзетера, Джулиуса Крейтона, бедного старину Волынку... Ты  тоже
обожжешь пальцы,  если  полезешь  в  это  дело.  И  я  прошу  тебя...  Ох,
проклятие!
   К черту Урсулу. С противоположного берега спускалась на  песок  длинная
вереница улан верхом на моа, направлявшаяся к Освободителю и его Сотне. Их
было не меньше ста.



        32

   Давным-давно, еще в шестнадцатом, приехав с фронта в отпуск  в  Лондон,
Джулиан решил пойти в кинотеатр. То, что  происходило  перед  его  глазами
сейчас, очень напоминало фильм. Там  действие  разворачивалось  на  холсте
экрана, здесь - на залитом солнцем песке, но  и  там,  и  здесь  он  видел
одинаковые черно-белые фигуры - дергающиеся, бесшумные, немного размытые и
какие-то нереальные. Для полноты сходства недоставало только раздолбанного
пианино.
   В высоту моа достигали десяти или даже двенадцати футов.  Они  были  не
только больше страусов, но и намного быстрее их, так что  по  сравнению  с
моа земная лошадь казалась бы страдающим артритом шетландским пони.  Улан,
сидевший верхом на моа, находился вне досягаемости для пешего  солдата,  а
его  пятнадцатифутовая  пика  венчалась  трехгранным,  острым  как  бритва
стальным  наконечником.  В  полной  амуниции  он  развивал   скорость   до
пятидесяти миль в час, что превращало его в почти недосягаемую мишень.
   Кавалеристы устремились  в  атаку.  Развернувшись  по  трое  в  ряд,  с
развевающимися флажками на пиках,  они  как  курьерский  поезд  пронеслись
через пересохшее русло. Клубы пыли из-под копыт усугубляли  сходство.  Три
цепочки всадников разделились - словно выпущенные  когти,  -  неся  смерть
всему, что оказывалось у них на пути.
   Джулиан словно врос в землю. Сотня спешила к храму - легче обороняться,
имея за спиной каменную стену. Глупцы! Это  же  помешает  им  как  следует
развернуться! В развалинах всадники потеряют преимущество в  скорости,  но
сохранят - в росте, к тому же в маневренности моа  не  уступают  человеку,
так что лабиринт проходов для них не препятствие.  Шансы  оставались  пять
или шесть к одному. Два отряда улан уже окружали храм; еще один направился
прямо к длинной веренице паломников. Те рванули в сторону Шуджуби. То, что
только что было процессией, превратилось в хаос.
   - Что ж, занятное испытание для мистера Экзетера,  -  не  без  ехидства
заметила Урсула.
   Джулиан очнулся от наваждения и чуть не закричал: они с Урсулой  -  два
одиноких наблюдателя - стояли посреди песчаной пустоши. Ну и вляпались  же
они! Их никак не спутаешь с оборванцами из Шуджуби, значит, их  примут  за
паломников. Как мишени они не хуже бескрылых уток. Он  отшвырнул  башмаки,
схватил ее за руку и побежал. Должно быть, она сама все поняла, так как не
сопротивлялась.
   Бежать по рыхлому, раскаленному песку оказалось  настоящей  пыткой.  До
деревни было миллион миль, да и там не особо спрячешься. Моа передвигаются
по траве с такой же скоростью, как по песку. Джулиан не помнил точно,  как
далеко от деревни до болота; главное - далеко,  слишком  далеко,  так  что
бежать  не  было  смысла.  Впрочем,  выбора  не  было.  Часть  паломников,
отделившись от толпы, бежала в их  сторону;  несколько  юнцов  порезвее  -
впереди. В результате они с Урсулой уже бежали вместе с толпой,  из  целой
мишени превратившись в ее маленькую частичку.
   Краем глаза он заметил скользнувшую по песку тень. Он повернулся - все,
что произошло потом, напоминало страшный сон: смуглый,  худющий  подросток
лет четырнадцати, из последних сил отчаянно бежавший, зарываясь  ногами  в
песок, упал, обливаясь кровью. Моа  скользнул  мимо  него  и  стремительно
исчез. Острие пики  перебило  пареньку  шею.  Одно  из  подкованных  копыт
отшвырнуло голову бедолаги словно футбольный мяч. И ни звука.
   Моа развернулся на девяносто градусов и, не сбившись с шага, устремился
прямиком на Джулиана и Урсулу. Почти мгновенно и моа, и всадник  заполнили
собой все небо. Джулиан оттолкнул Урсулу и шагнул вперед. Он успел увидеть
всадника, припавшего  к  длинной  шее  скакуна:  бронзовый  шлем,  кожаный
костюм, блестящие сапоги в стременах... Он увидел желтые глаза и зубы моа,
пену на удилах, прищуренные человеческие  глаза  и  оскаленные  в  ухмылке
зубы, когда всадник нацелил свою окровавленную пику прямо ему в грудь.
   Он уцелел под снарядами и бомбами, его не взяли ни пули, ни отравляющий
газ, и все для того, чтобы его, как  свинью,  заколол  этот  средневековый
кошмар, этот оказавшийся не в своем времени ковбой... Он зажмурился.
   В ноздри ударил звериный запах - тварь  пронеслась  мимо.  Его  осыпало
песком.
   Он открыл глаза и оглянулся. Улан как раз  догонял  пожилую  седовласую
женщину. Его пика ударила ее в спину, как пушинку оторвав от  земли.  Тело
сорвалось с острия и упало;  всадник  опять  развернулся,  нацелившись  на
новую жертву.
   Джулиан взглянул на побелевшее лицо Урсулы. Во рту пересохло.
   - Это ты сделала? - прохрипел он.
   Она кивнула.
   - Спасибо. - Он положил дрожащую еще руку ей на плечи, и она  прижалась
к нему. Большую часть крестьян уже затоптали. Последних закололи, когда те
пытались  вскарабкаться  на  песчаный  берег.   Некоторые   укрылись   под
деревянной пристанью, но всадники заметили и их.
   В храме еще что-то происходило. Похоже,  там  уланы  встретили  упорное
сопротивление. Перед храмом лежало несколько мертвых моа, и еще  несколько
бегали без своих хозяев. Это, конечно, дело рук нагианцев,  но  копья  все
равно короче пик - значит, воинам приходилось их метать.  Пусть  нагианцам
повезло и копье нашло свою цель, но что они будут делать потом?
   Силы были неравны с самого начала. Даже если каждому нагианцу и удалось
убить по  улану,  он  останется  безоружным  -  нож  не  в  счет.  Сколько
паломников успело укрыться в храме? Сотня? Две? Джулиан  видел,  как  люди
словно муравьи  карабкаются  на  стены.  Он  решил,  что  теперь  всадники
спешатся и полезут за ними с мечами. Экзетер наверняка уже мертв - ну  как
же, он ведь главная цель. Домми тоже там где-то, бедолага...
   Они так и стояли на белом песке,  усеянном  трупами,  -  он  и  Урсула.
Наверное, им надо идти, но от шока он плохо соображал. Он не  мог  решить,
что делать дальше, куда идти.
   - Сколько ты сможешь тянуть этот трюк с невидимостью?
   Она, дрожа, еще крепче прижалась к нему.
   - Мы не невидимы. Я ввела в заблуждение только того,  одного.  Если  их
больше одного... ну, двух, это уже не сработает. И потом, им теперь не  на
что больше отвлекаться.
   - Ты хочешь сказать... - К чему  вопросы!  Та  старуха  все  равно  уже
мертва. - Тогда нам надо... - Он огляделся по сторонам на случай,  если  к
ним скачет еще  какой-нибудь  Ланселот.  Со  стороны  пристани  доносились
слабые  крики.  Несколько  всадников  спешились  и  полезли  на  стены  за
беглецами. Он отвернулся.
   Он зажмурился. Потом открыл глаза и снова зажмурился. Нет, это  ему  не
мерещилось.
   - Эй, мне кажется, наш автобус!
   Из-за поворота реки по песку к ним неслись четыре дракона. На  переднем
мелькнул черный тюрбан и рыжая борода Т*лина. Джулиан замахал ему,  и  тот
махнул в ответ. Значит, он их видит. Давно ли Урсула знает об этом?  Какая
разница... Спасены!
   Ну, возможно, спасены. Знающий игрок на скачках поставил бы на  моа.  К
счастью, драконы чертовски дороги. Ни один солдат не  спутает  джентльмена
на драконе с  нищим  паломником.  Это  все  равно  что  выехать  на  место
преступления на "роллсе" - бобби будут отдавать тебе честь и обращаться  к
тебе "сэр".
   Он видел труп женщины и голову мальчика, лежавшую в луже  крови  далеко
от тела. Проклятый убийца!  Конечно,  артиллерийский  огонь  тоже  убивает
людей, но то на поле  боя  и  солдат.  Это  же  было  умышленное  убийство
безоружных мужчин и женщин. "Будь проклят  Эдвард  Экзетер  и  его  чертов
крестьянский бунт!"
   Покончив с бойней у пристани, солдаты из Шуджуби  снова  взгромоздились
на своих скакунов и не спеша двинулись  через  пустошь.  Теперь  никто  не
мешал им разделаться с теми двумя, которых они пропустили в первый заход.
   Т*лин на Звездном Луче подъехал к Джулиану, разбрызгивая песок; Голубой
Камень, Молния  и  Туманный  Беглец  следовали  за  ним.  Джулиан  рявкнул
Драконоторговцу какое-то неразборчивое приветствие, потом закричал команды
драконам,  что  оказалось  совершенно  лишним.  Драконы  часто  выказывают
поразительную сообразительность; вот и теперь Туманный  Беглец  направился
прямиком к Урсуле. Молния подлетел к Джулиану и опустился рядом с  ним  на
брюхо. Дракон явно страдал от жары, он тяжело, с  хрипом  дышал  и  хлопал
длинными складками-жабо на шее, как крыльями.
   Джулиан повис на седле, отчаянно трепыхаясь, пока не уцепился  здоровой
рукой за спинную пластину и не перекинул ногу. Что  дальше?  Оставаться  в
опасной близости от улан или бежать  в  холмы?  Пока  Джулиан  раздумывал,
пытаясь одновременно нащупать ногой левое стремя, Урсула, видимо, уже  все
решив, подала громкую  команду  своему  дракону.  Отчаянный  крик  Т*лина:
"Драконы не могут бежать  "зомфом"  в  такую  жару!"  -  потонул  в  диком
грохоте.
   Туманный Беглец несся в туче песка по направлению к храму. Ну да, Домми
же там!
   - Зомф! - Умница, Урсула!
   Молния рванул с места так, что  Джулиана  швырнуло  назад,  на  вьючную
пластину. Бегство с поля боя могло бы привлечь внимание и вызвать  погоню,
но Домми заслуживал спасения  -  если  был,  конечно,  еще  жив.  Домми-то
заслуживал, а вот Экзетер Кровавый - нет! Это его сумасшедшие  мессианские
пророчества привели к кровавой бойне. Правы  были  Джамбо  и  остальные  в
Олимпе, правы с самого начала.
   - Но это же убьет их! - причитал Драконоторговец.
   - Нас тоже  может,  -  ободряюще  заметил  Джулиан.  Хотя  он  все  еще
оставался безоружным, уже одно то, что  он  сидел  верхом,  придавало  ему
силы. Конечно, не самое приятное ощущение стоять  этаким  одиноким  утесом
перед фронтом атакующей кавалерии, но средние века есть средние века!
   Они миновали первого  убитого  моа;  всадник  лежал  тут  же  рядом,  с
перерезанным  горлом.  По   следам   можно   было   понять,   куда   делся
победитель-нагианец, забравший свое копье,  а  также,  судя  по  всему,  и
уланскую пику. Но одна победа все равно не уравнивала шансы.
   Дальше тел становилось все больше:  мужчины,  женщины,  даже  маленькие
дети,  многие  до  неузнаваемости  изуродованы  пиками.  Песок  пропитался
кровью. Бой еще продолжался - Джулиан слышал доносившиеся из храма крики и
вопли; ему и самому хотелось кричать. Помочь он не мог ничем. Вот если  бы
эти их драконы были настоящими  огнедышащими  монстрами,  а  не  кроткими,
щиплющими травку милашками...
   Чертовски мощный узел, говорил Экзетер, и правда,  Джулиан  уже  ощущал
кожей покалывание виртуальности. Святое место,  древнее  святилище...  При
ближайшем рассмотрении руины поражали  своей  величиной.  От  храма  почти
ничего не осталось - Джулиан так к  не  понял,  на  что  это  было  похоже
прежде. Кое-где сохранились даже древние рельефы. Ветер изрядно потрудился
над  камнями,  придав  некоторым  из  них  причудливые  формы,   а   время
отполировало их почти до блеска. Песок тоже внес свою лепту - то  тут,  то
там из песчаных пирамид торчали остатки стен  и  колонны.  Теперь  на  них
гроздьями висели спасающиеся от  улан  паломники.  На  верхушке  одной  из
высоких колонн Джулиан увидел двух женщин и  мужчину.  Как  они  забрались
туда? Казалось, стоит кому-нибудь из  них  чихнуть,  и  они  свалятся.  Он
тщетно оглядывался по сторонам в поисках рыжей шевелюры Домми.
   Т*лин исчез. Молния следом за Туманным Беглецом петлял по  лабиринту  -
поворот, еще поворот, потом  перевалил  через  песчаную  дюну  и  чуть  не
врезался в толпу верещавших моа, которых загнали в  тупик.  Двое  верховых
улан стерегли их. Их работа и так, возможно, была не из легких, но теперь,
с появлением драконов, моа и вовсе ударились в панику. Солдаты взревели от
ярости. Урсула повернула Туманного Беглеца и направила его прямо на стену.
Молния, не дожидаясь приказа,  последовал  за  ним.  Незастегнутые  горные
ремни бесполезно болтались за спиной - Джулиан ухватился здоровой рукой за
пластину, едва не вылетев из седла.
   Человек ни за что бы не забрался по такой стене, да и  драконы  одолели
ее довольно медленно, изо всех  сил  скребя  когтями  по  кладке.  Джулиан
оглянулся, не собираются ли их пронзать пиками, но уланам хватало хлопот и
с моа.
   А потом Молния добрался до верха стены и  замер,  балансируя  на  самом
краю рядом с Туманным Беглецом и  извергая  клубы  пара.  Урсула  даже  не
оглянулась. Она смотрела на драму, развернувшуюся прямо под ней. Когда-то,
судя по всему, это  было  огромным  залом,  а  теперь  представляло  собой
тенистый двор. Песчаный пол  полого  сбегал  к  заросшему  зеленой  ряской
пруду, а над прудом возвышалась стена - из нее  торчали  еще  полусгнившие
обломки  балок,  на  которые  раньше  опиралась  крыша.  Остальные   стены
превратились в каменные зубы, на  остриях  которых  сидели,  свесив  ноги,
паломники Экзетера.
   Арка входа была забита песком и камнями, так что моа пройти под ней  не
могли. Даже пешему приходилось пробираться под  ней  сгорбившись  -  здесь
нагианские  копейщики  могли   наконец   сдерживать   превосходящие   силы
ниолийцев. Трое нагианцев уже погибли, пытаясь остановить врага,  но  все,
чего они добились, - это чуть отдалили конец для своих товарищей,  которых
теперь обходили с флангов. Солдаты  рвались  в  пустые  оконные  проемы  и
провалы в стенах. У нагианцев были щиты, но их копья  заметно  уступали  в
длине пикам противника. И их было  слишком  мало.  Отважное  сопротивление
обернулось разгромом. Солдаты кричали; зрители визжали; умирающие стонали.
Это, конечно, не шло ни в какое сравнение с ужасом  Западного  фронта,  но
все равно зрелище было ужасное.
   И тут же  был  этот  идиот  Экзетер  в  своем  монашеском  облачении  -
разбрызгивая ряску, он брел через пруд  в  сопровождении  двух  нагианцев.
Оставшиеся в живых воины пытались прикрыть его отступление, и их методично
выбивали. Отступление? У безоружного Экзетера почти не было шанса убежать,
к тому же этого от него  Джулиан  никак  не  ожидал.  В  злобном  отчаянии
смотрел он, как эти трое добрели наконец до стены. Ну же, ну,  они  должны
повернуть назад - дальше дороги не было. Вместо этого  тот  нагианец,  что
был покрепче, опустился на четвереньки в воду,  второй  вспрыгнул  ему  на
спину и  потянул  своего  предводителя  вверх.  Он  сцепил  руки;  Экзетер
взобрался к нему на плечи и потянулся к выступу в стене. Чуть выше в стене
виднелось окно. Пожалуй, он мог бы даже добраться до него, но  неужели  он
надеется, что ему дадут так просто уйти?
   Тот, что стоял наверху, спрыгнул вниз, второй  поднялся  с  четверенек.
Они снова взяли в руки копья, как раз когда последние оставшиеся  в  живых
несколько  их  товарищей  отступили  к  ним,  в  воду.  А  потом  ниолийцы
навалились на них.  Пруд  из  зеленого  стал  красным  -  нагианцы  упали,
пронзенные четырьмя или пятью пиками одновременно.
   Джулиан вздрогнул и  отвернулся.  Лицо  Урсулы  застыло  в  болезненной
гримасе. Он торопливо обвел взглядом зрителей на стенах,  надеясь  увидеть
рыжую шевелюру Домми - того нигде не было. Он  снова  посмотрел  вниз,  на
кричавших и скачущих от восторга победителей,  и  снова  ощутил  загривком
знакомый холодок близкой смерти. Мирные паломники будут следующими:  бойня
у пристани показала, что кто-то распорядился вырезать всех.
   - Мне кажется, нам пора убираться  отсюда  к  черту.  Для  Освободителя
спектакль окончен.
   - Подожди! - сказала она.
   Экзетер добрался до своей цели - круглого отверстия футах в  пятнадцати
над прудом. Когда-то это было, наверное, большое окно. Он выпрямился в нем
во весь рост, темный силуэт на фоне солнца.  Он  стоял,  широко  расставив
ноги и раскинув руки. Ветер  трепал  его  серую  хламиду,  словно  пытаясь
сбросить вниз обезумевшее чудовище. Он был идеальной  мишенью,  крестом  в
круге. Ниолийцы не могли не видеть его.
   Офицер выкрикнул команду, и солдаты разошлись по сторонам,  чтобы  дать
возможность своему командиру прицелиться как следует.  Бросок  был  не  из
сложных, и хотя пика была слишком тяжелой,  чтобы  метать  ее  на  далекое
расстояние, в этом случае дальность  не  превышала  нескольких  футов.  Он
поднял древко и приготовился к разбегу.
   - Стойте! - рявкнул Экзетер. - Посмотрите, что вы наделали, идиоты!
   По замершим в ожидании солдатам пробежало волнение, словно камень  упал
в неподвижный пруд. Освободитель перестал вдруг быть мишенью.
   - Даже Карзон запрещает убивать кающихся и паломников! Неужели никто из
вас не читал Писания? Или вы забыли свою присягу? - Слова  его  отдавались
эхом, усиленные причудливой акустикой и мощной  виртуальностью.  Он  парил
над собравшимися разгневанным ангелом. Капитан в смятении уронил  пику  и,
открыв рот, глядел на своего обвинителя.
   - Покайтесь, покайтесь! - Даже у Джулиана, громоздившегося  на  дальней
стене, закололо кожу от мощи этого призыва,  а  ведь  он  был  всего  лишь
наблюдателем. Экзетер бичевал улан, обрушив на них гнев за  кровопролитие.
Он цитировал им их же собственные  заповеди:  Зеленое  Писание,  священные
слова Карзона, бога войны; Синие Писания Астины, богини воинов. Строка  за
строкой доказывал он  грешникам,  насколько  велик  их  грех,  как  далеко
преступили они закон. Он процитировал даже тайные клятвы  культа  Карзона,
культа Крови и Молота. Это-то он откуда знал?
   Джулиан  снова  покосился  на  Урсулу,  но  та,  казалось,  не  дышала,
зачарованная, как и все остальные. Ему, наверное, стоило уйти отсюда, уйти
искать Домми, искать среди живых и среди мертвых, но он не мог двинуться с
места. От волн харизмы и властности, исходивших от  Экзетера,  мутилось  в
голове.
   - И если даже эти порочные учения  осуждают  ваши  деяния,  что  должен
думать о вас Единственный Истинный Бог? Неделимый, тот, чье имя  не  может
быть произнесено? Отворите слух свой словам истины и  трепещите!  Вот  его
воля...
   Почему этот идиот обращается к ниолийцам по-английски?
   Нет, не так. По-джоалийски. Нет, по-рэндориански... Как бы то ни  было,
слушатели понимали его. На глазах у Джулиана солдаты попадали  на  колени,
он слышал, как они всхлипывают. Он чувствовал, как и  его  глаза  начинает
пощипывать, а Экзетер все обрушивал на их головы обвинение за  обвинением.
Последний отряд улан, тот, что задержался в Шуджуби, вступил в арку, но  и
этот отряд, услышав ужасные слова Экзетера, пал на колени. Наконец анафема
закончилась.
   - И все же возможно прощение! Да, у  вас  есть  еще  надежда!  Если  вы
искренне раскаетесь. Неделимый может и отвратить от вас свой гнев...
   Джулиан уже достаточно насмотрелся, что делает с пришельцами  мана.  Но
такого он еще не видел! Всего час назад - нет, гораздо  меньше  -  Экзетер
изнемогал от усталости и мог идти только за счет силы, которую  черпал  от
своих последователей. Теперь он сиял в этом окне полуденным солнцем. Голос
его гремел властностью самого Бога.
   - Принимаете ли вы мой суд?
   - Да! Да! Скажи нам! - воздев руки, кричали солдаты.
   - Есть ли среди вас тот, кто не пролил кровь сегодня?
   Шестеро или семеро человек неуверенно подняли  руки.  Остальные  понуро
стояли на коленях.
   - Тогда  вот  каким  будет  ваше  наказание:  ступайте.  Найдите  своих
скакунов и как можно быстрее поезжайте в Ниол. Передайте мои  слова  самой
королеве Эльванайф. Скажите ей в лицо, как провинилась она перед  народом,
которому должна была стать матерью. Скажите ей, что она должна прийти сюда
оплакать их могилы - пешком, босой, с распущенными волосами.  Скажите  ей,
что только так она может надеяться спасти свою душу. Ступайте!
   Полдюжины людей повскакивали на ноги и, оступаясь в песке,  выбежали  в
арку. Остальные безропотно ждали приговора.
   Освободитель  превратил  победоносную  армию  в  сборище  всхлипывающих
грешников.
   - И когда вы соберете их всех и выроете могилы...
   Он приказывал остальным солдатам похоронить погибших.
   Но больше всего трупов лежало прямо перед ним. Там, в маленькой грязной
луже, нашли свою смерть последние из его Сотни.
   Нарыв лопнул. Джулиан зажал уши руками. Горло  сжималось  от  приступов
тошноты. Чудовище! Презренный  убийца!  Ханжа!  Пророчество  предупреждало
Экзетера, что в Ниолвейле должна пролиться кровь. Он предвидел эту бойню и
использовал ее. Он  принес  в  жертву  своих  последователей,  крестьян  -
мужчин, женщин, детей - и своих старых боевых друзей из Нагвейла.
   Вот откуда у него столько маны.
   Освободитель не лучше Зэца.
   Нет, хуже. Совершая человеческие жертвоприношения, Зэц по крайней  мере
не убивает своих друзей.



        33

   После заката ветер немного стих, и теперь  воздух  был  полон  болотных
запахов и насекомых. Джулиан старался уйти как можно дальше  от  наводящей
ужас виртуальности узла. Он нашел сухой древесный ствол и уселся  на  нем,
глядя невидящими глазами на небо над Ниолволлом - сначала багрово-красное,
потом  угольно-черное,  усеянное  мириадами  звезд-слезинок.  До   восхода
зеленой луны оставалось еще несколько часов,  но  Иш,  Кирб*л  и  Эльтиана
давали достаточно света, чтобы видеть кипевшую  на  равнине  деятельность.
Солдаты продолжали собирать тела убитых  и  копать  могилы.  Они  работали
молча - черные гномы в молочно-опаловом  мире,  -  пытаясь  рвением  своим
снять с души кровавое бремя греха.
   Т*лина с драконами отослали  наверх,  в  холмы,  чтобы  бедные  зверюги
смогли попастись и отдохнуть немного. Утром они вернутся. Урсула  осталась
где-то в храме. Домми был жив и здоров.
   Должно  быть,  Экзетер  разослал  гонцов  оповестить  остальных   своих
сторонников, что продолжению паломничества  ничего  не  мешает.  Возможно,
часть его сторонников решила разойтись по  домам,  и  все  же  удивительно
много их поверили его словам и сходились к храму сотнями, час за часом.
   На закате объявились двое нагианцев со  щитами  и  копьями,  они  гнали
перед собой небольшое стадо овцеподобных  тварей.  "Интересно,  -  подумал
Джулиан, - каково  сейчас  этим  двоим,  единственным  спасшимся  из  всей
Сотни?" И тут же понял, что прекрасно знает как, ибо сам ощущал это каждый
день на протяжении двух лет на Западном фронте. Они испытывают  чудовищное
облегчение от того,  что  живы,  тогда  как  все  их  товарищи  мертвы,  и
чудовищную вину от того же.
   И что, интересно, ощущал теперь сам Джулиан Смедли?  Он  не  мог  найти
слов, способных описать его отвращение, ужас, злость... Власть  разлагает,
но жажда власти разлагает еще сильнее. Он ни за что  бы  не  поверил,  что
старый фэлловианец может пасть так низко, тем  более  Эдвард  Экзетер.  Он
жалел, что не бросил своего бывшего друга в палате  для  психов  тогда,  в
Стаффлз, в семнадцатом году. Палата в Бродмуре  -  и  то  лучше,  чем  это
преступное безумие.
   С равнины доносилось заунывное пение. Надо же, какая ирония!  Последний
раз, когда он видел Экзетера, если не считать сегодняшнего дня,  тот  тоже
вел похоронную службу по жертвам Зэца. Теперь он хоронил свои жертвы.
   На этот раз Джулиан на службе отсутствовал.


   Служба  был  недолгой.  Как  только  она  завершилась,  повсюду  вокруг
развалин храма вспыхнули костры, так что те  овцеподобные  твари  пришлись
как раз кстати к поминальному пиру. Неохотно признавшись себе в  том,  что
его шатает от голода, Джулиан  устало  поднялся  и  отправился  на  поиски
благотворительного обеда, но у ближайшего же костра его чуть не вырвало от
запаха подгорелого мяса, и он не задерживаясь поплелся дальше. Пошатавшись
бесцельно по толпе, он забрел в храм. Большой двор был теперь  пуст.  Тела
из пруда исчезли, а в  окне,  в  котором  стоял  Экзетер,  виднелись  одни
звезды. Камни еще хранили тепло, но воздух  остыл.  Почему-то  при  лунном
свете виртуальность ощущалась еще сильнее. Тогда торчавшие  к  небу  зубья
стен отбрасывали на песок бархатно-черные тени. От этого мурашки бежали по
коже. Даже местные ощущали это и держались отсюда подальше.
   Все, кроме одного. Увидев мерцающий в стороне огонек, Джулиан обнаружил
еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего  у
маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его  то  и  дело
ковыряла пальцем песок, но  головы  и  плеч  за  валуном  видно  не  было.
Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что  он  принял  за
валун, оказалось на поверку мешком Домми - он понял это в ту  же  секунду,
как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо  писал  что-то,
положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не  загорелись
еще только чудом.
   - Привет.
   Его слуга вскрикнул от удивления, потом узнал Джулиана и блеснул зубами
в приветственной улыбке.
   - Тайка Каптаан! - Он повернулся и сел, скрестив ноги, прижимая к груди
свои записи. - Я ужасно рад, что вы и  Энтайка  Ньютон  не  пострадали  во
время этого ужасного несчастья.
   - А я рад за тебя.  -  Джулиану  хотелось  знать,  что  такого  важного
записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра.  -
Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
   Лицо Домми не изменилось, и одно это уже было ответом.
   - Мы сделали то, зачем прибыли сюда, - добавил Джулиан.
   - Да, Тайка.
   Ох, черт!
   - Насколько я понимаю, ты хочешь остаться?
   Домми прикусил губу и кивнул.
   Джулиан подошел ближе и сел, облокотившись на колени.
   - Объясни мне. Вряд ли ты считаешь, что Тайке Экзетеру  нужен  слуга  -
все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена  вот-вот  родит.
Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
   - Это трудно описать словами. Тайка.
   На этом разговор временно увял. Джулиан, как и любой  другой  пришелец,
обладал иммунитетом к экзетеровой харизме - он ощущал ее,  но  понимал  ее
происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь  о  туземцах.
Объяснение того, как действует  харизма  или  мана,  того,  что  случилось
сегодня в храме, не излечило бы  Домми  от  действия  чар  -  как  ребенку
никогда не объяснишь, что  на  деле  кролик  взялся  вовсе  не  из  рукава
фокусника. Или Джулиану  просто  не  хотелось  терять  чертовски  хорошего
слугу? Нет, он  и  правда  искренне  переживал  за  Домми  и  Айету.  Дело
Освободителя было обречено на провал с самого  начала,  а  теперь  на  его
черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
   - Но ты ведь понимаешь, что опасность еще не миновала?
   Домми улыбнулся:
   - Ну, солдат-то теперь  можно  не  опасаться.  Тайка!  Дважды  королева
Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели  они
неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
   - Пожалуй, в  этом  ты  прав.  -  Рассказы  об  отважных  кавалеристах,
рыдающих от  раскаяния  и  копающих  могилы  для  своих  жертв,  наверняка
разбегутся по всем вейлам. Короли  и  местные  правители  могут,  конечно,
продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже
не пошлют. - Что, пишешь письмо Айете?
   Домми крепче прижал бумажки к груди.
   - Так, Тайка, записываю кое-что.
   - Извини. Не мое дело. Не буду тогда мешать  тебе.  Можем  переговорить
утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим,  что  делать  дальше.  -  Джулиан
начал подниматься.
   Домми поднял на него глаза.
   - Я записываю слова Освободителя, Тайка. Пока они свежи еще в памяти.
   Джулиан  снова  сел.  Евангелие  от  Св.Домми?  С  его-то  грамматикой?
Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не
по-английски.  Он   использовал   алфавит   Вейлов,   очень   похожий   на
древнегреческий.
   - На каком языке?
   Вопрос вызвал у Домми удивление.
   - На рэндорианском. Тайка. На том, на котором  он  говорил.  Он  открыл
много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
   Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал  много  всякого  и  говорил  он,
обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо  всего  прочего,  он
камня на камне не оставил от учения Службы касательно  загробной  жизни  и
сущности  Пентатеона.  Реформация  Неделимого  теперь  расколота  на   две
враждующие секты.
   Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах
с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть  героем
для своего слуги - за исключением, возможно,  Эдварда  Экзетера.  Морковки
знали, что апостолы всего лишь люди, религия - религией, а жизнь - жизнью.
Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
   - Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
   Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
   - Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера  моя
была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока  слова  Освободителя
не проникли в мое сердце.
   Чего  и  следовало  ожидать.  Ох,  за  многое  еще  предстоит  ответить
Экзетеру!
   - Отлично, - протянул Джулиан и наконец-то встал. -  Мне  все  ясно,  и
если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время,  это  меня
не касается. Ты был образцовым слугой, Домми.  И  незаменимым.  Мне  будет
очень не хватать и тебя и твоей  опеки,  но  я  буду  держать  твое  место
свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь.  И  если  ты
хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я  прослежу  за  тем,
чтобы она его получила.
   - Вы очень добры, Тайка! - Домми застенчиво положил  свою  писанину  на
песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
   Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
   - Тайка?
   - Что?
   - В какого бога верите вы?
   Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во  всяком  случае,  не  в  Эдварда
Экзетера!
   - Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. - Он поспешил спастись бегством.


   Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она
первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала
его за руку и притянула к себе.
   - Вот ты где! Ты голоден?
   - Нет.
   Она отодвинулась  назад,  чтобы  заглянуть  ему  в  лицо,  и  задумчиво
протянула: "М-м!"
   - Его уже не остановишь, - буркнул он. - Если бы мы только попали  сюда
на день раньше... но не теперь?
   - Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
   - А я не хочу!
   - Ну, ну! - Она успокаивала  его,  как  нянька  успокаивает  капризного
ребенка. - Каждый человек имеет право на встречу со  своими  обвинителями.
Ступай и скажи ему все, что ты  о  нем  думаешь.  -  Она  подтолкнула  его
вперед.
   - _Я_ думаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты  тоже  на  его
стороне.
   Она сжала его руку.
   - Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы
остановить его. Возможно, Зэц смог бы... но и в этом  я  теперь  не  очень
уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
   - А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
   Она ущипнула его.
   - Прекрати! - Они возвращались к  храму,  в  поле  виртуальности.  Кожу
начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
   - Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
   Она помолчала, прежде чем ответить.
   - Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.
   - Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного  меняет
дело?
   - Я не об этом. Он завоевал поддержку  Пентатеона  или  части  его,  по
крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый!  Должно  быть,  он
произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру
удалось сыграть на этом.
   - Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого.  Пентатеон  может  решить,
что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со
своими сторонниками.
   _Кошмар!_ Урсула явно переметнулась на другую сторону - уж не значит ли
это, что Экзетер околдовал ее так же, как она собиралась  околдовать  его?
Может, он проделает сейчас то же самое  с  рассудком  Джулиана?  Мгновение
Джулиан раздумывал, не сбежать ли ему, но потом гордость взяла верх.  Если
он не дрогнул перед пушками бошей, он не дрогнет и сейчас.
   Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая  колонна
и две обрушившихся стены  образовали  своеобразный  шатер;  посередине  на
песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от  пламени
в самую тень. Голова его была  непокрыта,  но  он  зябко  кутался  в  свою
хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану  не  раз  приходилось  видеть
пришельцев  в  подобном  состоянии,  и  он  знал,  что  это   от   избытка
виртуальности.
   Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые
отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по  человеку
- новый Круглый Стол на смену погибшей  Сотне.  Здесь  были  оба  выживших
нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел  молодой
блондин с перевязанной ногой,  Дош  Как-Там-Его;  похоже,  он  только  что
плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан  не  знал.  Все  внимали  своему
бесценному вождю, но  при  виде  вошедших  тот  замолчал,  и  все  взгляды
обратились в их сторону.
   Место напротив Экзетера было незанято, и на нем лежала шляпа  Урсулы  -
но, как с облегчением заметил Джулиан, не щит.  Сидевшие  по  обе  стороны
женщины подвинулись. Урсула села и поправила на коленях  платье.  Рядом  с
ней оставалось место и для него, но он остался стоять, сложив руки и хмуро
глядя поверх костра на человека, которого раньше называл своим другом.
   Неужели несколько часов назад  этот  человек  изнемогал  от  усталости?
Джулиан пристально  взглянул  на  Освободителя  -  нет,  от  усталости  не
осталось и следа; ее унес прочь поток маны. На ее место пришли  харизма  и
властность.
   Долгую минуту они молча смотрели друг  на  друга.  Первым,  разумеется,
отвел взгляд Джулиан.
   - Скажи мне, что тревожит тебя. - Экзетер решил говорить по-английски.
   - Убийство. Предательство.
   - Конкретнее.
   Джулиан свирепо посмотрел на него.
   -  Ты  знал  из  "Филобийского  Завета",  что  в  Ниолвейле   предстоит
кровопролитие. Ты сознательно позволил этому произойти - черт, да  ты  сам
спровоцировал  это!  Ты  принес  своих  же  последователей  в  жертву,  ты
насосался маны от смерти всех этих беззащитных мужчин, женщин,  детей.  Ты
ничуть не лучше Зэца!
   Экзетер скривился, как будто проглотил что-то кислое.
   - Да, я знал, что предстоит кровопролитие. "Кости молодых мужчин" - вот
как говорилось в пророчестве. Я  напоминал  им  об  этом  еще  в  Соналби.
Некоторым из них предстоит умереть, говорил я. Они знали.
   Джулиан вздрогнул и сглотнул, борясь с приступом тошноты.
   - Спустя несколько дней после твоего ухода Проф  Роулинсон  прочел  мне
свою ознакомительную  лекцию  для  новичков  в  Олимпе.  Уверен,  ты  тоже
выслушал такую. Источник маны - повиновение, сказал он. Чем сильнее  боль,
чем больше жертва, тем больше маны. А я спросил его: "Значит, больше всего
ее от человеческого жертвоприношения?" И он ответил мне, что есть источник
и посильнее.
   Взгляд синих глаз оставался спокойным и непроницаемым.
   - Мученичество.
   - Да, мученичество! Самый сильный источник маны из всех возможных. "Нет
больше той любви..." [цитата из Евангелия от Иоанна.  15.13:  "Нет  больше
той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих"] Ты позволил им
умереть за тебя, чтобы получить их ману!
   Слушатели хмурились, не  понимая  незнакомого  языка,  на  котором  так
непочтительно разговаривал с их вождем  этот  еретик.  Урсула  смотрела  в
огонь. Стоявший над ней Джулиан не мог видеть ее лица.
   Экзетер вздохнул.
   - Я знал, что некоторым из Сотни предстоит погибнуть. Честное слово,  я
не предполагал, что стольким, - пророчество не говорило  об  этом.  Но,  -
быстро продолжил он, прежде чем Джулиан успел перебить его, - но  до  меня
доходили слухи о том, что Церковь Неделимого тоже подвергается нападениям.
Можешь ли ты поклясться мне, что Служба не пользуется мученичеством?
   Несправедливый упрек!
   - Мы пытаемся защитить своих. Я никогда не  брал  ману  от  убийств.  Я
никогда...
   - Не то, - хмуро улыбнулся Экзетер. - Ты ведь не из внутреннего  круга,
не так ли? Но вы все не без греха. Вы все в Олимпе паразиты, вы  пожинаете
плоды чужого труда. Вы едите на серебре в своих уютных домах,  а  за  вами
ухаживают ваши слуги.  Какие  у  вас  дома!  И  чего  добилась  Служба  за
пятьдесят лет, если не считать этого милого поселка в Олимпе? Объясни мне,
пожалуйста, чем пришельцы из Службы отличаются от пришельцев из  Палаты...
Впрочем, я и так знаю ответ. Разница в степени зла - только  и  всего,  не
так ли? Все вы давно уже потеряли  невинность,  просто  некоторые  грешнее
других. И все мученики  на  вашей  стороне,  верно?  Пентатеон  в  это  не
вмешивается. Ладно, не будем об  этом.  Поклянись  мне  в  одном,  капитан
Смедли. Поклянись мне в том, что твои пушки во Фландрии не убили ни одного
мирного жителя.
   Слепая ярость волной захлестнула Джулиана.
   - Если такое и было, я ничего не выиграл от их смерти! - взорвался  он.
- Я не получал денег за убийство!
   - Но жалованье получал! И медали тоже. Твоя сторона выигрывала  -  твоя
команда, твое дело, будь оно проклято!
   Джулиан открыл рот, но Экзетер не  дал  ему  сказать  ни  слова.  Глаза
Освободителя горели ярче костра.
   - Я знаю, что ты не сидел в окопах.  Ты  никогда  не  приказывал  своим
парням идти в атаку, верно, но ты...
   - Британские офицеры не посылают своих людей  через  бруствер,  ублюдок
проклятый! Они сами _ведут_ их вперед!
   - Как фельдмаршал Хейг, да? Как Эсквит или Ллойд-Джордж?  -  То  ли  от
маны, то ли от здешней акустики голос Экзетера гремел подобно грому.  Даже
языки пламени, казалось, пригибались к земле. Зрители замерли,  пораженные
этой ссорой. - Подлинное начальство остается глубоко в  тылу,  капитан,  и
отдает приказы оттуда.
   - Если ты задумал сравниться с ними, будь ты  проклят  вместе  с  ними!
Теперь я спрошу тебя кое о чем! Я видел тебя сегодня в этом круглом  окне.
Я узнаю символ, когда вижу его... Ты задумал все это заранее, не  так  ли?
Разведал этот узел и решил, что лучше места для кровавой  бани  не  найти,
так?
   Экзетер поджал губы и кивнул, признавая его правоту. Ублюдок!
   - И твой бог - Неделимый? - кричал Джулиан. - Но никто не  провозглашал
тебя  святым,  мистер  Экзетер.  Ты  не  цитируешь  древних  пророков.  Ты
изрекаешь истину по собственному усмотрению! "Истинно говорю вам..." и все
в таком роде. Кто дал тебе право поступать так? Если ты не святой, а  твой
бог - Неделимый, кто ты тогда - Христос?
   - Я Освободитель.
   - Но человек ты или бог? Бог или Пророк? Будда, или Магомет, или Иисус,
или Заратустра, или Моисей?
   Еще очко в его пользу.
   - Я человек, Джулиан,  и  ты  это  знаешь,  -  чуть  помолчав,  ответил
Экзетер.
   - Ты говорил им это? Давай скажи сейчас. А я послушаю. Скажи медленно и
внятно, по-джоалийски.
   Экзетер посмотрел на него.
   - Нет, - выдавил он наконец.
   - Ха! Тогда мне не о чем говорить. - Вся злость  Джулиана  вдруг  разом
куда-то исчезла, остались только смертельная усталость, горечь и  боль  от
потери. Надо же, как все обернулось! - Помнишь  то  утро  в  Дувр-Хаус,  в
Грейфрайерз? Два года назад. За завтраком. Ты сам объяснял мне все это. Ты
клялся, что никогда не станешь Освободителем.  Ты  спрашивал  еще,  что  с
тобой станет. "Во что я превращусь?" - так ты тогда говорил. Ну что ж,  ты
сделал это, и во что же ты превратился, черт бы тебя побрал?!
   Сидевшие  у  костра  не  понимали  слов,  но  интонация  наверняка   не
ускользала от них.  Все  повернулись  послушать,  что  скажет  на  это  их
глиняный божок. Тот отвечал  очень  тихо,  так,  словно  его  злость  тоже
обернулась скорбью.
   - Игра еще не кончена, Джулиан. Она только началась. Все, что я  успел,
- это сделать первый ход.
   - И Зэц изжарит тебя в конце.
   Экзетер пожал плечами:
   - Мне остается довериться "Завету". Помнишь, что говорилось там  насчет
мертвых, которые разбудят меня?
   - Исиан? - горько усмехнулся Джулиан. Ему хотелось  уязвить,  причинить
боль. - Ты еще не отомстил за нее?
   - Нет, не Исиан.  И  даже  не  те  Морковки,  которых  ты  помогал  мне
хоронить. Ну, может, они тоже, но немного. В основном это  была  Фландрия,
этот ад под Ипром