хибара, не так ли? - сказал Эдвард. - Все-таки король - повелитель четверти мира мог бы выбрать себе и более впечатляющую резиденцию. Жаль, что его нет дома, а то заглянули бы на чай. - Над крышей отсутствовал королевский штандарт. - Свой долг он исполняет. Он много делает для армии. - Так ему это, черт возьми, и положено! Они тоже много делают для него. Алиса удивленно подняла на него взгляд: - Что-то не так? - Так... ничего. - Нет уж, давай выкладывай! Он хмуро пожал плечами. - Я пытаюсь понять, как это действует здесь. Это одна из вещей, которую мы редко обсуждали в Олимпе. Ну, тысячу лет назад все было понятно. Тогда это действовало на Земле примерно так же, как до сих пор действует в Соседстве. Я думаю, тогда в Дельфах действительно проживал бог. Когда древние греки приходили спросить совета у оракула, он отвечал им, и его пророчества были настоящими. Ну, по крайней мере большая их часть. Когда древние римляне на Капитолии молились Юпитеру Оптимусу Максимусу, кто-то слушал их молитвы. Но несколько веков назад все изменилось. Алиса обдумала эту идею. - Ницше? "Бог умер"? - Нет. Боги не умерли. Они до сих пор здесь или их места заняли новые боги. С приходом просвещения люди перестали общаться с ними в буквальном смысле этого слова, но они не умерли. Они только сменили форму. - Ты хочешь сказать, что король Георг тоже пришелец? - Вряд ли! - рассмеялся он. Потом лицо его снова потемнело. - Нет. Крейтон рассказывал, что эту войну начали Погубители, но на Земле нет такого бога смерти, которому бы посвящались все эти жертвоприношения. Это не значит, что жертвы не приносятся. Но кто же тогда собирает всю эту ману? - Эдвард! Ты что, хочешь сказать, что все боги - все боги! - в истории земли... что все они - фальшивки, мошенники? Он поколебался. - Нет. Нет, я так не считаю. Видишь ли, то, что Служба пытается внедрить в культуру Вейлов, представляет собой систему этики, которую ты бы признала. Ты бы это одобрила. Я тоже. В этом довольно много от христианства, но много и от буддизма... Золотое правило в основном - то, что уже пытались насаждать и в нашем, и в том мире, причем не раз. Это привносится откуда-то, и... Пошли! Полисмен махнул рукой. Они перешли улицу. Она попробовала высвободить руку, но он крепко сжал ее пальцы. Встречные пешеходы неодобрительно косились на них. - С ума сойти, каково это - снова вернуться сюда, - сказал он. - Снова осматривать все эти до боли знакомые места. - А разница? Заметил что-нибудь? - Толпы. Все население Вейлов не заполнило бы Лондона. Слишком много одежды на людях - впрочем, это климат. Выгуливают собак! Вот абсурд, типично по-английски! Матери вывозят младенцев в колясочках. Туристы, поздние отпускники, солдаты в увольнительных. Полисмен. От этих аэростатов есть хоть какой-нибудь прок? Они еще немного поговорили о войне, перешли Пиккадилли и вошли в Гайд-парк. Его зловещие слова насчет жертвоприношений не давали ей покоя, и, не выдержав, она спросила, как это действует. Он вздохнул. - Пойми это - и ты поймешь все загадки! Суть жертвоприношения в том, что ты делаешь что-нибудь, чего тебе делать не хочется, ибо ты думаешь, что это доставит удовольствие твоему богу. Если тебе повезет, тебя погладят по головке и тебе будет хорошо. Если бы я не знал этого раньше, я бы понял это в тот день в Наге. Все эти воины из Соналби приносили жертву мне! То есть сами-то они не думали об этом. Они даже не понимали, что поступают так, но каждый из них исполнял очень неприятный ритуал с тупым ножом и пригоршней соли. Они были уверены, что совершают это ради собственного мужества, ради своей богини, ради старого доброго Злабориба, но это я был их вожаком и другом, и я был в узле. Я обладал харизмой! Так что они делали это для меня, и очень скоро я был почти пьян от маны. - Значит, ты именно это использовал на Злаборибе? - Не совсем. Я использовал только харизму - уж с этим я ничего не мог поделать. О, конечно же, я почти ничего не знал. Но с самого начала, стоило ему только стать у алтаря, я понял - он очень расстроен. Возможно, об этом не знал никто другой. Я и понятия не имел, в чем тут дело, но мне стало жаль его. Когда настала моя очередь подняться к алтарю, я попробовал его немного приободрить. Я бросил на него один из тех взглядов, какими смотришь на того, кому хочешь сообщить что-то, не прибегая к словам, понимаешь? Он вроде бы ухватился за это, и я увидел - он в смертельной опасности. - И тогда появилась богиня? - Нет, в самом конце. Если я был слегка навеселе от маны, то она уже совершенно окосела. Сначала все эти тысячи людей распевали ей гимны, а потом сотни мужчин предлагали боль и кровь, и все это прямо на ее узле - целое море маны! Я думаю, такого пиршества у нее не было уже несколько поколений. И вдруг весь этот поток куда-то исчез. Он весь переключился на меня, понимаешь? Вот она и выглянула посмотреть, в чем дело. Я уверен, больше никто ее не заметил. Я уловил какое-то движение и подумал: "Надо же!" - а она, увидев меня, сразу же поняла, кто я. Мое появление не предвещало ничего хорошего - я мог поссорить ее с Зэцем или Карзоном, или с кем-то еще из основных интриганов в Пентатеоне. Эта дама совсем не хотела, чтобы ее вовлекали в подобные игры! Поэтому она смылась. - Но на кого она похожа? - Насколько я помню, ничего особенного, - уклончиво сказал он. - Так, крупная женщина. Собственно, я ее и не разглядел. Это как два приятеля встречаются на улице. Приподнимут шляпы и идут дальше по своим делам. Меня гораздо больше волновал Злабориб. - Почему? Почему ты решил помочь ему? Эдвард пожал плечами - почти застенчиво. - На самом деле я ничего не делал. Ему не хватало друга, а моя харизма помогла ему поверить мне. Он сам нашел путь к спасению. Я даже удивился, когда у меня в подчинении вдруг оказался принц. Я же говорил, в тот момент я был не очень трезв. Мне казалось, я непотопляем! Славный сегодня день пускать кораблики! Алиса посмотрела на детей, игравших у Серпантина. - Так ты это и собираешься делать? Остаться здесь и играть в лодочки на пруду, и пусть целый мир катится в тартарары? Два мира? - Я хочу записаться добровольцем. - Эдвард, что точно напророчено тебе в том мире? Что в точности предстоит сделать Освободителю? Он повернулся к ней; лицо его внезапно исказилось гневом. - Я же сказал тебе: он убьет Смерть. Не настоящую смерть, конечно, а только Зэца. Это катастрофа! Это ведет к катастрофе! Существует только один путь сделать это - я должен стать богом и собрать больше маны, чем Зэц, а он копит ее уже сотню лет. Какие мерзости я должен придумать, чтобы добиться такого поклонения масс, и что будет потом? Что станет со мной? Что станет с ними? И все для того, чтобы убить одного пришельца, которого в два счета может сменить другой? Зэц просто стал первым, кому хватило дерзости провозгласить себя богом смерти, но это настолько грандиозное мошенничество, что оно наверняка не будет последним. Отец все это понимал, и, заполучив в руки эту чертову филобийскую книженцию, я тоже понял, и я не желаю иметь с этим ничего общего! Я вернулся домой, чтобы пойти добровольцем, но я вернулся еще и для того, чтобы разорвать цепь пророчества, и я никогда больше не вернусь туда! Никогда! Ни за что! Я сказал! Все! - Он резко повернулся и зашагал прочь, быстрее, чем прежде. Она побежала за ним. - Нет, я не понимаю! Ты уверен, что не можешь убить Зэца без помощи маны? - Совершенно уверен. - Тогда ты можешь занять кабинет бога смерти сам, чтобы его не занял кто-то другой. - Тьфу! Нет. И не думай об этом. Этому не бывать. Лучше немецкая пуля. Что еще ты хотела знать - кроме этого? - Что случилось дальше со Злаборибом? Эдвард вздохнул. - Ах, это долгий рассказ. Если б не Злабориб, меня бы здесь не было. Разумеется, стоило только нам выйти из храма, как тут же появились двое герольдов, потребовавших, чтобы он вернулся во дворец. - И что? Эдвард ухмыльнулся и стал вдруг снова совсем мальчишкой. - Я сказал им, что Злабориб Воин находится теперь под моим командованием и что я отказываюсь отпускать его из отряда. Со мной была сотня вооруженных солдат, так что разговор был короткий. Алиса взглянула на часы. До поезда оставался еще час. - Разумеется, - продолжал он, - в конце концов я понял, что вляпался в солидный политический кризис. Едва мы вернулись в лагерь, как я был вызван в шатер Каммамена Полководца, джоалийского генерала. Мне приказали захватить с собой моего нового бойца, но я ослушался приказа. Я пошел туда один и объяснил, что принц не может прийти - что он слишком занят рытьем выгребных ям. После этого они утратили к нам интерес. - Да ну ее к черту, твою скромность! Что ты сделал на самом деле? - Ничего особенного, - тихо сказал Эдвард. 21 - Два друга лучше, чем один, - произнес Дош Прислужник, массируя икру Тариона, - особенно если они враждуют. - Звучит как один из афоризмов моего любимого братца. Достаточно, чтобы целый зал подхалимов зашелся в истерике. - Это из Зеленого Писания, Стих 1576. - Дош занялся другой ногой. Тарион растянулся, обнаженный, на шкуре зубра. В шатре было темно и душно. В нем пахло кожей, потом и ароматным маслом, которым пользовался Дош. После долгих часов стояния в храме массаж оказался очень даже кстати. Массаж, который делал Дош, всегда помогал - Прислужник был искусен, и руки его были куда сильнее, чем казалось. Тысячи людей, присутствовавших на этой изнурительной церемонии, возможно, тоже не отказались бы от такого ухода, но никто из них его не получит. - Каких двух друзей ты имеешь в виду? - сонно спросил он. Дош гортанно хохотнул. - Тебя и Злабориба. - Джоалийцы, конечно, могут и дальше стравливать нас друг с другом. - Разумеется. И толстяк еще жив... впрочем, возможно, так и должно было случиться по плану? Тарион усмехнулся. - Теперь разомни ляжки. - Он испустил чувственный вздох, когда сильные пальцы затрудились над его мускулами. - Значит, теперь тебе придется вести себя паинькой, а то они могут вернуть его, - заметил Дош, перемежая слова с нажатием рук. - Они не доверяют моему возлюбленному господину. - Он был любопытен, как старуха. Через пару минут Тарион достаточно проснулся, чтобы ответить. - Мать долго не протянет. Тогда джоалийцам придется решать, кого из нас посадить на трон. Но думаю, у нас до этого еще будет достаточно времени порубить лемодианцев. Прежде чем придут ужасные вести. Сам-то Тарион предпочитал бы, чтобы это не затянулось слишком надолго, а то на сцене могли появиться и союзники лемодианцев - таргианцы. Таргианцы опасны. Впрочем, ведать это дано только богам. - Я сильно сомневаюсь, чтобы мой дорогой братец выжил после часа - ну, максимум двух - пехотной подготовки. У него мускулы, как молочное желе. Да однополчане засмеют его до смерти. Должен же быть предел унижениям, которые способен снести даже этот человек. И потом... Хочешь услышать маленький секрет, мой милый мальчик? - Ты знаешь, я люблю секреты. - Тогда жми сильнее. Сильнее! Я не сломаюсь. А! Вот так лучше! Мой эксцентричный братец нашел убежище у нагианской пехоты. А знаешь, что думают джоалийцы о нагианской пехоте? - Они считают ее никчемным сбродом, - ответил Дош, вспотевший от усилия. - Вот именно! Наша кавалерия - я имею в виду, моя кавалерия... Они отведут нам какую-нибудь незначительную роль. Ничего особо опасного, уверен. Во всяком случае, надеюсь. Но пехота - это просто толпа. В представлении этих крестьян биться - значит бросить свое копье в щит противника, а потом лезть на него с дубиной. Даже лемодианцы, и те способны побить наше воинство. В прошлом всегда так и бывало. Теперь принимайся за спину. Каммамен пустит нагианцев вперед, чтобы лемодианцы израсходовали на них свои стрелы. Вот для чего они нужны ему. Так что шансы дорогого Злабориба пережить первую же битву - весьма слабые. Он блаженно застонал, когда сильные руки Доша надавили на торс. Он не позволил никому из своих подчиненных взять с собой на войну личных слуг, да и из джоалийцев их имели только старшие военачальники. Зато он как командующий кавалерией нуждался в ком-то, способном ухаживать за его скакуном, оружием и прочим снаряжением. И обеспечивать прочие персональные надобности. Дош был хорош в любом качестве. - Джоалийцы не доверяют тебе, господин, - повторил Дош. - Это разобьет мое сердце, - сонно промычал Тарион. - Интересно, а почему бы и нет? - Потому что два друга лучше одного, особенно если они враждуют. Тарион перевернулся на спину, схватил Доша за волосы и потянул вниз. Дош вскрикнул от неожиданности и упал на локоть, нос к носу со своим повелителем. Он отчаянно пытался не пролить масло из бутылочки, которую держал в другой руке. - На что ты намекаешь? - угрожающе прошипел Тарион. Он не увидел в глазах Доша того страха, на который рассчитывал, только веселое удивление. - О, возлюбленный! - произнес Дош, не очень убедительно изображая униженный вид. - Кто я такой, чтобы учить моего господина политическим интригам? - Я говорил тебе, что у тебя красивые глаза? - Кажется, нет. Ты восхвалял все части моего тела, но я что-то не припомню, чтобы ты упоминал глаза. - Я говорю это только затем, чтобы ты знал: мне жаль будет выжечь их каленым железом. Это испортит твое смазливое личико. Что ты на это скажешь? Дош все еще не выказывал ни малейшей тревоги. Он улыбнулся, словно угрозы были частью любовной игры - впрочем, понял Тарион, возможно, так оно и есть. Лучистые глаза мигнули. - Я хотел сказать, что Таргия будет весьма рада увидеть Нагленд, возвращающий себе независимость. Таргия достаточно далеко от нас, чтобы представлять тебе непосредственную угрозу. Мне кажется, ты - человек Нагвейла, мой возлюбленный господин. - Мой отец был крестьянином, - согласился Тарион. - А потом дворцовым гвардейцем, а потом королевиным любовником. - Он дернул юношу за волосы. - Так вот что обо мне говорят - что я продамся Таргии? - Так думают. Никто не произносит этого вслух. Ох! Так больно! - Я так и хотел. Кто подослал тебя шпионить за мной - таргианцы или джоалийцы? Поскольку голова его была повернута под рискованным углом, Дош посмотрел на принца, скосив глаза. - И те, и другие. Кто платит. - Хорошо. Я уважаю честность и здоровый интерес к деньгам. Шпионь на здоровье, но запомни одно: пока ты мой, ты не позволишь другому мужчине прикасаться к себе! Если только я сам не прикажу тебе. - Конечно, нет. У меня тоже есть свои принципы. Тарион хмыкнул и отпустил его волосы. Потом обнял его за шею и придвинул к своему лицу. - Я люблю тебя, маленькое чудовище! Когда мы захватим в Лемодвейле деревню или две, мы насладимся радостями победителей. Кого бы ты хотел получить? Мальчиков или девочек? Дош сверкнул белыми зубами. - Тех и других, только чтоб они были юны и хороши собой. Как и ты, я не привередлив. - Я очень даже привередлив. - Я польщен. За пологом шатра послышался звук, который невозможно было спутать ни с каким другим, - стук копья о щит. - Проклятие! - буркнул Тарион, спихивая с себя своего слугу. - Как раз когда дело принимает интересный оборот! Посмотри, чего ему нужно. Дош поднялся, пригладил волосы, поправил набедренную повязку и подобрал бутылочку с маслом. Тарион сел, прислушиваясь к голосам за стенкой. Кто-то с джоалийским выговором передавал ему вызов в шатер главнокомандующего. Он почти что ждал этого и, разумеется, не собирался ослушаться. Он будет сильно удивлен, если его любимый сводный братец Злабориб не станет первым пунктом повестки дня. Лагерь был не настолько велик, чтобы ехать верхом; двое мужчин отправились пешком. Солнце уже пряталось за Нагволл, и температура воздуха наконец-то стала терпимой, но Колган Адъютант все равно шагал медленно. Когда второй по занимаемой должности командующий джоалийской армии лично является, чтобы вызвать какого-то нагианца на совет, поневоле придешь к заключению, что у него имеются на это личные причины. Тарион был кандидатом на трон Нагии, а Колган - видным джоалийским политиком. До сих пор им еще не приходилось говорить наедине. Вокруг кипела лагерная жизнь. Командиры отрядов муштровали своих воинов, отбрасывающих длинные тени на пыльной равнине, моа мяукающими голосами требовали вечерней кормежки. Вяло дымили костры кашеваров. - Когда вы ожидаете прибытия последних частей из Джоалвейла, господин? - вежливо поинтересовался Тарион. - Через несколько дней. - Колган был очень высок, и даже доспехам не удавалось скрыть его худобу. У него было продолговатое скуластое лицо с выступающим носом и рыжеватая борода. - Я надеюсь, что мы не задержимся с выступлением. Противник уже знает о нас. - А армия объедает вашу столицу? - усмехнулся высокий джоалиец. Ряды шатров протянулись, казалось, на мили, вмещая пять тысяч голодных мужчин. - Конечно. Матери придется поднять цены, чтобы заплатить за это. - С другой стороны, царский налог на бордели, должно быть, изрядно пополнял сейчас казну. - Ах... Однако болезнь королевы огорчает всех нас. Эта неблагодарная задача может достаться ее наследнику. - Или если Карзон нам поможет, - предположил Тарион, - контрибуция от Лемодвейла сможет решить эту проблему? - Впрочем, еще неизвестно, позволят ли джоалийцы нагианцам получить сколько-нибудь значимую долю... - Возможно, - уклончиво сказал Колган. - Ты знаешь, как я стал тем, кто я есть, Тарион Кавалерист? - Он покосился на него сверху вниз, и глаза его угрожающе заблестели. - Только в самых общих чертах, - дипломатично ответил Тарион. - Но я слышал, как народное собрание в Джоале отвергло кандидата Клики на пост адъютанта и потребовало вашего назначения. Они угрожали мятежом. Это, конечно, свидетельствует о вашей высокой репутации. - Это свидетельствует о высоком умении давать взятки. У меня нет военного опыта, необходимого для такой должности. Я оплачивал развлечения для народа в масштабах, невиданных уже много лет. Народное Собрание являлось верховной властью Джоала, но купить его было очень и очень дорого. Тарион не доверял искренности. Искренность всегда опасна и для говорящего, и для слушателя. - Зато как вас, должно быть, любит сейчас народ! - Я вложил в это все, что имел, и все, что мне удалось занять. Если только я не вернусь, овеянный победой и нагруженный награбленным добром, я конченый человек. - Мы должны верить в богов и в справедливость нашего дела, - заявил Тарион, гадая, к чему клонит его собеседник. Угловатое лицо Колгана скривилось в улыбке - или в ухмылке? Трудно было разглядеть под шлемом. - А ты, принц? Как ты стал тем, кто ты есть сейчас? Пусть кто хочет отвечает искренне. - Мать давно полагала, что из меня выйдет лучший правитель, чем из моего бедного брата. - Верно! - фыркнул Колган Адъютант. - Но ее джоалийские союзники никогда не соглашались с этим ее выбором. Наш разборчивый посол в последнее время предпочитает поддерживать тебя - идя тем самым на прямое нарушение инструкций Клики. - Да, - осторожно признал Тарион. На деле джоалийский посол исполнял функции губернатора Нагленда, хотя открыто этого не говорилось. Бондваан был еще одним хитрым политиком, человеком-змеей. - Три года назад, - произнес Колган, - старик потратил пять миллионов звезд, подкупив Клику ради своего назначения. Я уверен, что он уже сполна окупил их. - За первых же пять месяцев пребывания здесь; так он, во всяком случае, хвастается. - Ага! - торжествующе вскричал Колган. - Подкуп его масштаба тебе не под силу. Так как ты добился этого? - Мать заставила его. На этот раз он не ошибался - Колган ехидно ухмылялся. - Я слышал совсем другую версию. Я надеялся, что мы сможем обменяться признаниями, Тарион Кавалерист. - Что вы слышали? - вздохнул Тарион. - Он известный распутник. Он устраивает у себя оргии с самыми дикими извращениями. И на то, что ему уже недоступно по возрасту, он теперь любит посмотреть. Я слышал, ты принимал участие в нескольких незабываемых представлениях у него в резиденции. Никогда еще улыбка не давалась Тариону с таким трудом. - Я не скромник, но предпочитал бы не вспоминать про те ночи. - Что ж, это можно понять! - Высокий джоалиец хрипло хохотнул. - Большие цели требуют больших жертв? - Да. - Ну что, мы теперь доверяем друг другу? Сейчас-то ты понимаешь, почему я отпустил посыльного и сам пришел за тобой? Тарион оскалил зубы в улыбке. - Конечно. Каммамен Полководец должен опасаться твоего стремления лично прославиться. Мудрый джоалийский командир никогда не повернется спиной к своему заместителю. Явившись со мной, ты подорвешь его доверие ко мне и тем самым завербуешь меня на свою сторону. Колган рассмеялся: - Мы и впрямь понимаем друг друга! Так заключим же соглашение. Помоги мне одержать победу здесь, и я преподнесу тебе рядовых Бондваана Посла на блюдечке. Это тебя интересует? - Еще как, - кивнул Тарион. - Сгораю от нетерпения. Часовые пропустили гостей в шатер. Они остановились и отдали честь человеку, осуществлявшему на данный момент абсолютную власть в Нагленде. Судьба любого жителя вейла могла решиться одним словом Каммамена. Ему было около шестидесяти. И он был не только бывалым воином, но и одним из самых удачливых и решительных политиков Джоалии, ибо сохранял членство в Клике уже больше десяти лет. Тот факт, что он решился лично командовать армией, оставив на это время столицу, показывал, насколько он уверен в своем влиянии. Он был силен и физически. Его доспехи закрывали торс, плечи и голени, но оставляли открытыми медвежьи руки и бедра. Пыль и пот набились в морщины на его лице и в бороду. Глаза покраснели от солнца. Он кивнул вошедшим, не встав и даже не предложив им сесть, хотя за его спиной стояли свободные стулья. Рядом с ним, седой, низкий и округлый, сидел Бондваан Посол. Он удостоил Тариона сальной улыбкой, пробудившей у того воспоминания, от которых по коже пробежали мурашки. Каммамен смотрел на него из-под густых бровей - гуще, чем иные усы. Из его ушей и носа торчали черные волосы. - Понравилась тебе сегодняшняя церемония. Кавалерист? Из неприятностей с него хватило бы и одного Колгана. Тарион приготовился справляться со всеми тремя. - Я не теряю надежды отучить моих людей от нанесения ритуальных увечий, господин. Это пережиток нашего варварского прошлого, противоречащий тому свету культуры и знаний, что несет нам Джоал, за что мы ему так благодарны. Впрочем, как бы то ни было, вид крови волнует меня, и, уж конечно, вы никак не можете сомневаться в доблести этих юношей. - Я могу сомневаться в их умственной полноценности. Тебе не показалось удивительным ее завершение? - Поразительное! - Более честно было бы назвать его глубоко огорчительным. Кровь одних волнует сильнее, чем кровь других. - Я никогда не ожидал от брата такого патриотизма! Даже не глядя, Тарион чувствовал ухмылку на жирной физиономии Бондваана. О, вот он-то, должно быть, доволен! У джоалийцев до сих пор имеется в Наге вторая тетива для лука. - Это не совсем то, что я... Ах! - Каммамен сделал Тариону и Колгану знак посторониться. - Вот идет человек, которого я хотел видеть. Тарион не без интереса наблюдал за тем, как часовые конфискуют копье вновь прибывшего. Это был совершенно типичный нагианец - темноволосый, стройный и высокий, выше остальных. Продолжая держать в руках щит, он промаршировал к командующему и ударил по щиту кулаком в знак приветствия. Потом застыл по стойке "смирно", глядя поверх шлема командующего. Причудливая раскраска лица не позволяла разглядеть его выражение. Днем, глядя на него издали, Тарион не понял, как тот молод. Он ощутил приступ внезапного интереса. Строгая диета из одного Доша Прислужника должна скоро приесться. Если командирская должность не вскружила ему голову, пара медяков покажутся этому крестьянину целым состоянием. - Имя? - бросил Каммамен, оглядывая юнца с ног до головы. - Д'вард Сотник. - А до этого? - Д'вард Кровельщик. - Из Соналби? - Да, господин. - Он говорил с легким акцентом, происхождение которого Тарион никак не мог распознать. Юнец не выказывал никакого волнения, что само по себе уже было весьма любопытно. - Я приказал тебе привести с собой твоего нового бойца. Молодой воин не опускал взгляда. - При всем моем уважении, господин, я приносил присягу другому, позже переадресовавшему ее вам. Я принимаю приказы только лично от вас. Лицо Каммамена покраснело под пылью. Волосатые руки сжались в кулаки. - Но если вы прикажете мне сейчас пойти и привести его, господин, - продолжал юнец, обращаясь к шатру за спиной командующего, - я, разумеется, подчинюсь. Тарион уловил благоприятный момент для того, чтобы завоевать признательность парня. - С вашего позволения, Полководец? Формально он прав. Именно так обстоят дела на этот час. Вряд ли от него можно ожидать понимания правильного армейского распорядка. Юнец бросил на говорившего короткий взгляд, и Тарион с удивлением увидел, какие у него ясные синие глаза. Как забавно! Как интригующе! И почему, интересно, он не трясется так, что башмаки стучат - не считая того, что он бос, конечно? Этого мальчишку надо изучить поближе. Хитрому жирному старику Бондваану, судя по всему, пришла в голову та же мысль. Он чуть не падал со стула. - Ясно, - буркнул Каммамен, успокаиваясь. - Ладно, я не могу допустить, чтобы дюжина сотников беспокоила меня целый день по мелочам. Мне нужно, чтобы кто-то отвечал за всю нагианскую пехоту, верно? Кто-то, ответственный лично передо мной? Тарион открыл рот и тут же поспешно захлопнул его. Вопрос адресовался этому крестьянину. - Насколько я понимаю, господин, подобных прецедентов еще не было. Ни один военачальник еще не отказывался от своего поста. Он и говорил-то не как безмозглая деревенщина. Впрочем, он был совершенно прав, и предложение Каммамена являлось единственным возможным решением. Тарион из осторожности не упоминал об этой проблеме раньше, но был готов принять на себя такую ответственность, если бы ему это, конечно, предложили. Тогда он командовал бы всей нагианской армией. Впрочем, он промолчал, ибо Каммамен продолжал разговор с юнцом. - Какой у тебя военный опыт? - Никакого, господин. - Кто научил твой отряд ходить строем? - Я, господин. Я спросил у деревенских старейшин, как воюют джоалийцы. - Он не выказывал ни гордости, ни удовлетворения... вообще ничего! Он был невозмутим, как ветеран бесчисленных кампаний. Его уверенность была просто фантастической. Тарион уже подумывал, не прикажет ли Каммамен выпороть этого нахала - хотя бы из принципа. Однако в поведении мальчишки не было ни нарушения субординации, ни скрытой издевки. Он держался абсолютно корректно, а его спокойные ответы казались убедительными. - Сколько времени у тебя на это ушло? - Два дня, господин, больше у меня не было - могу я обратиться с просьбой, господин? - Ну? - Мне больше нечему их учить. Если бы вы прислали нам наставника-джоалийца, он мог бы продолжить их обучение. - Это уже пытались делать и раньше! - недоверчиво фыркнул Каммамен. - Нагианские воины предпочитают биться привычными им способами. Они не слушают джоалийцев. - Они будут слушать, если я прикажу им, господин. Стоявший рядом с Тарионом Колган Адъютант хихикнул. Каммамен смерил его взглядом, от которого тот онемел, потом снова посмотрел на Д'варда. Снизу вверх. - Поклянись мне в этом под угрозой порки. - Клянусь, - без промедления произнес мальчишка, продолжая смотреть на шатер над его головой. Тарион ощутил легкую тревогу. Что здесь происходит? Неужели старый хрыч поверит слову этой деревенщины? Он покосился на Колгана и увидел хмурое лицо, в точности отражавшее его собственные чувства. - Стань на колени! - приказал Каммамен. Парень опустился на колени. Теперь их глаза находились на одном уровне. - Значит, ты можешь заставить их ходить в ногу, - произнес командующий. - Я признаю это. Я признаю также, что меня это удивило. Но как ты заставишь их запомнить, что копья предназначены для ближнего боя? В пылу сражения они покидают их все! Раньше всегда так и было. - Я собирался привязать древки к их запястьям, - просто ответил Д'вард, - чтобы они не забывали. - Правда? - Густые, как джунгли, брови Каммамена поднялись еще выше. Мальчик, несомненно, поразил его. - Сколько времени у тебя займет переучивание остального нагианского войска до уровня, которому ты научил своих соналбийцев? Похоже, даже юнец удивился этому вопросу, однако и сейчас он ответил почти без колебаний: - Я могу поговорить с ними сегодня вечером, господин. Если к утру вы пришлете в каждый отряд по наставнику, я обещаю вам, что они будут повиноваться ему и стараться изо всех сил. Полководец почесал бороду. - На тех же условиях? Э, нет, не пойдет. Я удвою ставки. Пусть будет две порки. - Идет! - ухмыльнулся мальчишка. - Клянусь пятью богами, парень, ты или не в себе, или совсем спятил! А твой новобранец? Что он сейчас делает? - Роет выгребные ямы, господин. Тарион чуть не лопнул от восторга. Вот здорово! Лучше не бывает! Каммамен бросил на него неодобрительный взгляд, с трудом скрывая усмешку. - Это зачем? Мальчишка казался удивленным, словно ответ напрашивался сам собой. - Я сказал ему, что это самая тяжелая работа, которую я могу ему дать. Если он справится с ней, ему нечего будет больше бояться. Джоалийцы переглянулись. Старый Бондваан пригладил свои редкие седые волосы пухлыми пальчиками. Колган задумчиво жевал губу. Каммамен, казалось, пребывал в растерянности. - Твой отряд принял его? - Да, господин. - Правда? Что ты сказал им? - Я сказал, что принц оказал нам большую честь, завербовавшись к нам. Чтобы они не давали ему никаких поблажек, но старались быть терпеливыми с ним, ибо он получил неправильное воспитание и ему только еще предстоит возмужать по-настоящему. На этот раз улыбнулся даже командующий. Он повернулся к Колгану: - Ну, Адъютант? Вам не кажется, что перед нами прирожденный военный гений? - Похоже, у него есть задатки, господин. - Встань! - приказал Каммамен, сам поднимаясь на ноги. Даже в башмаках и шлеме он оставался ниже мальчишки, хотя вдвое шире. - Заботься о нем как следует! - Да, господин. - Мы ведь не хотим, чтобы с ним случилось что-нибудь - не хотим, Кавалерист? - Он бросил на Тариона угрожающий взгляд. - Я надеюсь, что мой брат останется жив и выроет еще много, много выгребных ям, господин, - капризно отозвался Тарион. Если нагианский сброд превратится в действенную боевую силу, он не сможет больше рассчитывать на смерть Злабориба в бойне. Какая досада! Каммамен протянул волосатую руку и сжал смуглое плечо юнца. - Я предлагаю тебе сделку, Д'вард Сотник! Я назначаю тебя командующим нагианской пехотой. Если тебе нужны наставники, спроси только у этого человека. Его зовут Колган Адъютант. Через три дня ты проведешь свое войско передо мной. Либо я окончательно закреплю за тобой этот пост, либо прикажу сделать из тебя студень. Принимаешь эти условия? - Да, господин, - спокойно ответил юнец. - Спасибо, господин. - Рад помочь! Свободен! Четко отдав честь, новый военачальник повернулся на месте и вышел из шатра. Часовой вернул ему копье. Каммамен посмотрел ему вслед, а потом повернулся к остальным с сонной улыбкой пумы, только что сожравшей целый отряд охотников. - Вы тоже свободны. Дайте ему лучших людей, которых найдете, окажите ему всю возможную помощь. А вы двое, задержитесь-ка на минутку, господа! Колган вспыхнул, но отсалютовал и вышел. Тарион шагнул вперед. Бондваан встал с совершенно ошеломленным видом. Тарион надеялся, что лицо не выдает его ярости. Этот юный выскочка обречен! - Вы двое, господа, - повторил Каммамен, как только Колган оказался вне пределов слышимости, - не очень-то раскатывайте губу. Держите свои грязные привычки при себе, ясно? Не смейте трогать Д'варда! - Господин! - возмутился Тарион. - Я не пони... - Ты все прекрасно понял! Я не позволю досаждать ему любым образом. Любым! Похоже, теперь у меня есть в этой войне секретное оружие. Тарион решил, что ему лучше разработать новые планы. 22 Первые несколько дней в пехоте стали для Злабориба непрерывной пыткой. От ходьбы босиком его ступни превратились в сплошную мозоль, его кожа сгорела на солнце, его ритуальный шрам воспалился. Но хуже всего была обычная физическая усталость. Он рыл ямы, он ходил в строю, он бегал. Каждый его мускул болел. Он терял сознание - его поднимали пинками и приказывали перестать притворяться. Несколько раз он был на грани отчаяния, когда даже смерть казалась лучше этого бесконечного мучения. Но каждый раз, где бы это ни случалось, по какому-то странному совпадению он встречал взгляд спокойных синих глаз, устремленный на него. Он слышал слова поддержки и вспоминал, что этот паренек, рискуя собой, спас его в храме. И тогда, неведомо каким образом, Злабориб находил в себе силы бороться. Он был в долгу перед Д'вардом, а Д'вард доверял ему. Он ожидал, что рано или поздно Тарион подошлет к нему убийц, но этого не происходило. Каждое утро он просыпался, не зная, какое чувство у него преобладает: удивление или разочарование. И на пятый или шестой день он вдруг понял, что сможет пережить все это и стать воином. И что самое удивительное, он понял, что его грубые спутники сочувствуют его страданиям и одобрительно относятся к его успехам. И тогда во мраке засветился тоненький луч гордости. Как раз тогда, когда он начал было привыкать к лагерной жизни, армия выступила в поход. Теперь их было почти семь тысяч. Около четверти составляли нагианцы - тысяча пеших и восемьсот верховых. Дорога вела их на восток, мимо Соналби, а потом на юг, в дебри перевала Сиопасс. Три дня они поднимались по извилистой долине, через влажный лес, вдоль отвесных скал. И только теперь, на марше, Злабориб понял, что по-настоящему он еще и не уставал. И еще марш принес с собой опасность, ибо каждая военная кампания в Вейлах неминуемо начинается с обороняемого перевала. Лемодианцы знали, что против них выступило объединенное войско Джоалленда и Нагленда. Они наверняка уже усилили оборону и послали за помощью к своим устрашающим таргианским господам. Мест, где армия могла бы пересечь горы, было немного. К счастью, военная помощь из Тарга не могла прибыть сразу. Бой за перевал был выигран задолго до того, как нагианская пехота достигла вершины. По войску передали, что перевал свободен и дорога на Лемодвейл открыта для захватчиков. Это приободрило воинов, и дальше они шагали с песнями. Злабориб в стычке не участвовал, но, проходя поле боя, он видел тела. Он задыхался, и ему было не до пения, да и слов этих песен он тоже не знал. Тем временем дорога пошла вниз, и войско ускорило свое продвижение. Еще через два дня армия разбила лагерь на берегу озера у подножия Лемодслоупа. Разговоры теперь только и шли что трофеях да о радостях, причитающихся победителям в побежденной стране. Солдаты уверяли друг друга, что лемодианские девушки славятся своей красотой. Наконец соналбийский отряд дождался своей очереди купаться в уже сильно помутневшем озере. Воины побросали оружие и, не раздеваясь, с плеском плюхались в воду, отчего она сделалась еще мутнее. Злабориб уклонился от участия в чехарде, но был рад немного намокнуть и избавиться хотя бы от части паразитов. Какие мелочи его теперь радовали! Он вылез из воды просохнуть на солнышке. На траве, облокотившись на колени, сидел долговязый паренек, и его ярко-синие глаза не без веселья наблюдали за Злаборибом. Должно быть, он тоже искупался, ибо волосы и борода его были влажными. - Поздравляю, воин! - произнес он. - Ты справился, не так ли? - Я думаю, в этом больше твоя заслуга, господин. - Одну вещь Злабориб усвоил прекрасно, и это была скромность. Он понимал, что не выжил бы без поддержки и воодушевления со стороны Д'варда. - Вздор! Сядь и отдохни немного. Я говорил, что покажу, как. Но сделал-то все ты сам. - Д'вард усмехнулся, глядя на жалкий вид Злабориба. - Тебе осталось нарастить новую кожу, и все. Как ты себя чувствуешь? Злабориб обдумал вопрос. Казалось, он тысячу лет ни с кем не разговаривал по-настоящему - в смысле, ни с кем умным. - В основном удивлен. - Но и горд? - Да, - признался новый боец. - Две недели назад я не поверил бы в это, но - да. - Тебе есть чем гордиться. Даже остальные гордятся тобой - это ты знаешь? Они заключали пари, сколько ты продержишься. Никто не выиграл - нет, вернее выиграл ты! Они признают твое мужество. Тебе нужно что-нибудь? Злабориб улыбнулся - с тех пор, как он делал это последний раз, тоже прошло много, много времени. - Имму, или Утиниму, или Осмиалт. Синие глаза зажмурились. - Кого-кого? - Моих наложниц. - Нет, ты и в самом деле приходишь в себя, - рассмеялся Д'вард. - Уж прости, в этом я тебе помочь никак не могу. Ладно, я хотел просто поздравить тебя и сказать, как я горд тем, чего ты добился. Это сломало бы очень многих. Неплохо! Он пошевелился, собираясь вставать. - Господин? Военачальник с усталым видом сел обратно. - Да? - Могу я спросить?.. Нет, могу я высказать предположение? - Ну, высказывай. Злабориб повернул голову, чтобы посмотреть на резвящихся в воде солдат. - Это наглость и дерзость с моей стороны, но я достаточно слышал, чтобы понять - ты родом не из Соналби. Обычной реакции не последовало, только жуткое молчание, более красноречивое, чем крик или ругань. - Господин... Простите меня... - Я и правда не из Соналби, нет, - ответил Д'вард очень тихо. - Впрочем, джоалийцы этого не знают. По крайней мере я им этого не говорил, и я не думаю, чтобы они знали. Продолжай. - Нет. Мне не надо было... - Продолжай! - Господин! - Ну почему он был таким дураком, что выболтал это? - Вы объявились там в начале лета. Я подозреваю, это случилось сразу после окончания семисотых Празднеств Тиона в Суссе. Последовала долгая пауза, потом юноша спросил: - Кто говорит это? - Никто. Я сам догадался. Почти никто из ребят не умеет читать. Если они и слышали про "Филобийский Завет", они наверняка не знают подробностей. - Но ты знаешь, конечно, - вздохнул Д'вард. - Какие подробности ты имеешь в виду? - О... только то, что принято считать, будто Освободитель будет рожден там, но на самом-то деле в "Завете" говорится совсем по-другому. На самом деле там сказано, что он придет в мир нагим и плачущим. Совсем не одно и то же! Пронзительные синие глаза прошлись по лицу принца, потом вдруг заискрились. - А как еще можно прийти в мир? - спросил Д'вард с улыбкой, от которой разом забылись вина и напряжение. - Ну... - Злабориб ощутил приступ ностальгии по размеренным беседам за столом в Джоале, по долгим философским дебатам, когда каждое слово имело свое, особое значение. С минуту он смотрел на резвящихся в воде крестьян. - Про тех, кто уходит в монастырь или другую обитель, говорят, что они покидают мир. Значит, про человека, который, допустим, изгнан из монастыря, можно сказать, что он снова пришел в мир? - Ты считаешь, что именно это и имелось в виду? - Возможно. Или же там имеется скрытый смысл. По некоторым строкам можно предположить, что Освободитель - не просто человек. - Ты пытаешься шантажировать меня? Онемев, Злабориб в ужасе оглянулся. Страшнее всего было то, что еще две недели назад он и сам думал подобным образом. - Вас? Вас, кому я обязан жизнью? Его собеседник снова улыбнулся. - Прости! Должно быть, я слишком много общался с этим твоим мерзавцем-братом. Пойми, ты мне на самом деле ничем не обязан - но продолжай! - Нет, ничего! Мне жаль, что я заговорил об этом. - Ты обсуждал это с кем-нибудь еще? - Нет, господин! Господин... вы можете доверять мне! - Злабориб вдруг чуть не разревелся. Ну кто просил его выбалтывать все это? - Так ты предполагаешь, что я не простой смертный? - Мне кажется, вы обладаете силой, которой не обладают другие. - Проклятие, - сказал Д'вард и уставился взглядом в свои ноги. - Вы бог? - с тревогой спросил Злабориб. - Я смертный, это точно. Вполне возможно, я тот, про которого говорится в "Завете". Ты проницателен, если догадался об этом. - Он вздохнул. - Не знаю, стану ли я когда-нибудь Освободителем. У меня нет никакого желания становиться им. Я просто хочу вернуться домой! Будь так добр, не говори никому! - Конечно. Клянусь. Д'вард явно не хотел говорить о пророчествах, а жаль, - Злаборибу это было бы интересно. Нагленд ни разу не упоминался в "Филобийском Завете", поэтому-то он никогда особо им не интересовался. Почти в половине вейлов царили монархии, так что принцев в них было пруд пруди, однако единственными имевшимися в наличии на данный момент оставались они с Тарионом. Синие глаза снова улыбались, и Д'вард вытянулся на траве. - Я тебе верю! Поэтому позволь мне спросить у тебя кое-что. В день, когда я пришел в Соналби, я видел, как толпа расправилась с одной семьей. Злабориб пожал плечами: - Во главе со жрецами Карзона? Такое творилось по всему вейлу. - Потому что они еретики? - Да. У нас в Нагленде их не так много, но Муж постановил их уничтожить. Д'вард поднял голову и хмуро посмотрел на плещущихся в воде солдат. - Мне кажется, к нам сейчас присоединятся. Церковь Неделимого? Расскажи мне о ней. - Это новая вера, - торопливо начал объяснять Злабориб, пытаясь припомнить все, что ему было известно. - Где она зародилась и когда, я не знаю. Она довольно широко распространена в Рэндорленде. Возможно, она начала распространяться и в других вейлах - не знаю. Они поклоняются новому богу, единому богу. Это напоминает Висека, но это не он. Всех богов - Пять, а Пять - это Прародитель, верно? Но этот бог не имеет к ним никакого отношения. Его почитатели заявляют, что он единственный истинный бог, а все остальные - это... - Ну? - Демоны, - нехотя выговорил Злабориб. Такую ересь даже произносить страшно. И почему это Д'варда интересует какая-то секта заблудших фанатиков? - Ты не знаешь, есть у него имя, у этого нового бога? - Судя по всему, нет. - Все, что он помнил, - это беспорядочные обрывки какого-то пьяного спора за столом. - Если и есть, оно слишком священно, чтобы его произносить вслух. И его почитатели молятся ему не лично, а через посредников. - Это уже интересно! - буркнул Д'вард. - И каково же его учение, каковы его заповеди? - Право же, не знаю, господин! Жаль, что не могу помочь! Они все носят в левом ухе золотую серьгу. Д'вард резко повернулся и посмотрел на него: - Даже мужчины? И только в одном ухе? - Кажется, да. - Странно! Им полагалось бы таиться. Это ведь опасно, особенно если их преследуют. Или в этом и заключается весь смысл? - задумчиво добавил он. - Возможно, носят не все, - предположил Злабориб. Он всегда относился к богам как к чему-то, само собой разумеющемуся. Его больше интересовала философия; религию он оставлял жрецам. - Возможно, - согласился Д'вард. Он снова сел - из озера выбиралась толпа мокрых солдат, горевших желанием поприветствовать своего бывшего приятеля, неожиданно для всех взмывшего на почти недосягаемую высоту. - Один последний вопрос. Быстро! Если бы я захотел найти эту церковь, где мне ее искать? - В Рэндорвейле, полагаю, - ответил Злабориб. - Но мы идем в противоположную сторону. 23 - Белые скатерти! - восхищенно вздохнул Эдвард. - Серебряные приборы! Цивилизация! За окном вагона-ресторана калейдоскопом живых изгородей и деревушек мелькала долина Темзы. Вечернее солнце заливало леса и церковные шпили. Даже за те десять лет, что прожила в этой стране Алиса, сельская Англия изменилась, хотя и не так, как города - там вторжение автомобилей и проводов было заметнее. Здесь, в глубинке, битюги-тяжеловозы все еще тянули огромные горы сена, но и здесь, на сельских дорогах, множилось число грузовиков и автобусов. Традиции - дело личное, подумала она. Пейзажи, которые писал Констебль, давно уже оказались прочерчены сначала железными дорогами, а потом и телеграфными проводами. Вагон покачивался, отбивая колесами быстрый ритм. Кликети-клик, пели колеса, кликети-клик, кликети-клик... - Я, наверное, попробую мясной суп с крупами, - заявила она. - Когда ты в последний раз видел скатерти? - Сто лет назад. У нас в Олимпе они были, но я прожил там совсем недолго. Он все пытался перевести разговор со своих приключений на другие темы - расспрашивал ее о жизни в Лондоне военных лет. Она упрямо возвращалась к Соседству. Даже так он охотнее говорил об Олимпе, чем делился с ней воспоминаниями о своем военном опыте. Ей ужасно хотелось понять, почему. Или он совершил что-то, чем очень гордился, и не рассказывал об этом по своей обычной скромности, или, наоборот, натворил что-то ужасное. Что именно? Может, он боялся, что она подумает, будто он совсем одичал? И Джулиан, и Джинджер казались шокированы даже тем немногим, что услышали, хотя они словно в рот воды набрали. С их точки зрения моральный кодекс британского сахиба не включает в себя ритуального членовредительства и метания копий. Прожив большую часть детских лет в пыльном поселке эмбу, Алиса была лишена подобных предрассудков. Насколько она могла понять, у Эдварда не было выбора. Оказавшись запертым в другом мире, он вряд ли мог апеллировать к британскому консулу. - Нет, пожалуй, баранина будет безопаснее. Кухня на железной дороге уже не та, что до войны. С твоих слов этот Тарион - забавный тип. - Он может быть обаятельным, когда ему это нужно, - фыркнул Эдвард. - Он великолепный спортсмен и тверд, как наковальня. Я бы сказал, этим его положительные качества и ограничиваются. - А его отрицательные качества? - Ради Бога! Их перечисление заняло бы всю ночь. Уверяю тебя - у этого человека нет ни капли совести или моральных принципов. Ни капли! - Он, конечно, пытался подкупить тебя? Эдвард снова оторвался от меню и округлил глаза. - Тысячу раз. Ты и представить себе не можешь, какие предложения он мне делал! Алиса подумала, что может, но не сомневалась, что он все равно не повторит их в присутствии дамы. Интересно, подумала она, что нужно предложить ее кузену-идеалисту, чтобы заставить его сделать что-либо по его мнению неправильное? Разве что пару алмазов из королевской короны для начала? У Эдварда нет семьи, он достаточно молод, и все его потребности ограничиваются пропитанием. Его учили верить в то, что честности и желания работать достаточно, чтобы прожить. Богатые поместья его не прельщали, пороки не влекли - образование закалило. Возможно, он до сих пор обливается холодной водой по утрам. Нет, он останется верен Королю и Отечеству, хорошим манерам и честной игре - и не будет хотеть ничего больше. Его школа специализировалась на воспитании неподкупных администраторов, людей, которым предстоит править Империей. Конечно, даже Эдвард Экзетер может немного измениться через год или два, когда его идеализм столкнется с действительностью, но в данный момент он был настолько неподкупен, насколько этого вообще можно ожидать от смертного. То-то, должно быть, удивлялся Тарион, услышав ответы на все предложения. И уж если даже Тарион потерпел поражение, на что может надеяться Алиса Прескотт? Что это такое случилось с ее патриотизмом? Ей припомнились агитационные плакаты первых месяцев войны, еще до мобилизации: "Женщины Британии говорят тебе - иди!" Как она боялась, когда Д'Арси записался добровольцем, - боялась и все же гордилась им. Как и все вокруг, она понимала, что эту войну надо выиграть. Нет, эта война - не Эдварда. Его зовет другой долг. Кажется, сами законы природы направляют его туда; она чувствует это. Но если она и сама не может пока разобраться в своих чувствах, как сможет она убедить в этом его? Что нужно, чтобы заставить его передумать? - Ты, конечно, отказался? - Алиса, дорогая! Неужели ты считаешь, что я... ладно, не отвечай! Еще бы не отказался. Даже если бы он и предложил что-нибудь по-настоящему соблазнительное, обещания Тариона - все равно что ветер, ничего более. - Ты ему это говорил? - Конечно. Он хохотал и соглашался, а через день или два подлезал снова. Эдвард ухмыльнулся. Он знал, о чем она сейчас думает. Он знал, что держится хорошо. При всем этом ей ничего не стоило сбить с него уверенность и заставить покраснеть. - Ты молод и красив, - задумчиво произнесла она. - Я полагаю, он обращался к тебе и с нескромными предложениями? Лицо его мгновенно сделалось пунцовым. - Как ты догадалась? - По тому, чего ты не договариваешь. И, насколько я могу судить, Злабориб тоже не столп нравственности? - Во всяком случае, по нашим меркам, - согласился Эдвард. - Но он был всего лишь распутником, в то время как Тарион - порочным извращенцем. И под всей этой шелухой, в глубине своей Злабориб был настоящим мужчиной. Просто раньше у него не было повода проявить себя. - Не ради пышного солдатского мундира Иль светской славы, быстро проходящей, Но ради одобренья командира И на плече руки... - Ох, прекрати! - раздраженно оборвал ее Эдвард. - Так, значит, ты превратил лягушку в принца? А потом... Рядом с ними, словно соткавшись из воздуха, возник официант. Они заказали обед. Состав изогнулся на повороте, и в окне стал виден паровоз со шлейфом дыма из трубы. Вот, наверное, сейчас вкалывает несчастный кочегар... На повороте вагон-ресторан закачало сильнее. Они помолчали. Алиса прикидывала список вопросов, которые собиралась задать. Трудно разговаривать в поезде, полном людей; по приезде в Грейфрайерз они снова окажутся в обществе Джулиана, а возможно, еще и Джинджера, а также устрашающей миссис Боджли. Миссис Боджли, вероятно, потребует, чтобы Эдвард рассказал все с самого начала. Хотя бы в расплату за то, что случилось с ее сыном. Нет, она должна использовать этот короткий час в вагоне-ресторане. Официант поставил перед ними суповые тарелки и исчез. - Не так уж и плохо, - объявил Эдвард. - Но ты только посмотри на этот хлеб! Все разом почернело. - Не ешь его! - Он старался перекричать стук колес. - Он него можно ослепнуть. - В воздухе едко запахло гарью. Потом поезд вырвался из туннеля, сбросив с себя кокон дыма. - Ты все тот же идиот, которого я знала, - с чувством произнесла Алиса. - Так расскажи: ты собираешься вступить в контакт со Службой? Ты говорил, у тебя три способа сделать это? Эдвард мрачно кивнул: - Пока все чисто теоретические. Один - это то письмо, которое я просил Джинджера опустить для меня. Помнишь мистера Олдкастла? - Помню, как ты рассказывал о нем. - Он написал мне после... после тех событий. - Казалось, его худощавое лицо вытянулось еще сильнее при воспоминании о тех страшных днях, когда Камерон и Рона Экзетер погибли в Ньягатской резне. - Он говорил, что служит в Министерстве колоний. На самом деле, конечно, это было не так. Он работает при Штаб-Квартире. Все, что знала Алиса, - это только то, что Олдкастл, пусть и незримый, заменил Эдварду отца. Если припомнить, он и тогда казался слишком хорошим, чтобы быть настоящим. Правительство Его Величества вряд ли бы так беспокоилось об осиротевшем сыне мелкого чиновника. - Когда ты исчез, я написала мистеру Олдкастлу. Эдвард улыбнулся, запихивая в рот корку. - По какому адресу? - Я попробовала Уайтхолл, а еще тот адрес, что оставался у Джинджера, в школе. - Уайтхолл никогда не слыхал о таком служащем, а почтовое ведомство - о Друидз-Клоуз? - Вот именно. - Нет никакого Друидз-Клоуз. Нет никакого мистера Олдкастла. На самом деле это что-то вроде комитета - так, во всяком случае, объяснял Крейтон, - хотя все обратные письма мне написаны одной рукой. Видишь ли, Штаб-Квартира приглядывала за мной в порядке услуги Службе. Ну, и Погубители тоже за мной охотились. Кликети-клик, кликети-клик, кликети-клик... - Но если Олдкастла не существует, как ты собираешься с ним связаться? - Сделаю то, что делал всегда, - напишу ему письмо! То есть я уже написал, а Джинджер уже должен был опустить его. - Мне казалось, Джулиан уже пробовал это сделать? Ну да, ей давно полагалось бы спросить об этом. - Ага! На этот раз на конверте мой почерк - возможно, это имеет значение, - и потом оно опущено в нужный ящик. - Эдвард ухмыльнулся, словно школьник, впервые демонстрирующий карточный фокус. - Пойми, теперь-то я знаю о магии немножко больше. Для того чтобы заколдовать все почтовое ведомство, потребовалось бы невесть сколько маны, а на один почтовый ящик - вполне доступное количество. - Чертовски логично. - И как только я до этого додумался, я вспомнил, как мистер Олдкастл несколько раз предупреждал меня, что уедет на некоторое время - примерно тогда же я сам должен был уезжать из Фэллоу! Выходит, все те открытки и письма, что я посылал ему из других мест, и не могли дойти до адресата, поэтому ответа на них я не получил. Все просто, так ведь? - И ты считаешь, что тот ящик до сих пор заколдован? - Ну... - Он нахмурился. - Не знаю. Возможно, и нет. Я же предупреждал, что все это пока так - абстрактно. - Ладно, давай послушаем про второй способ. - Со вторым ясности еще меньше. Тот... гм... человек, который спас меня из больницы, на самом деле - дух. В свое время он был известен под именем Робина Гудфеллоу. Голубые глаза смотрели на Алису совершенно серьезно, ожидая открытого недоверия. Официант убрал тарелки из-под супа и поставил на их место жареную баранину. - Пэк? - Он самый. Точнее, один из них. Местный представитель одной старой фирмы, как охарактеризовал его Крейтон. Теперь его забыли или не замечают, но он все еще проживает на своем узле, среди куманики, папоротников и врытых в землю камней, сберегая остатки маны, которую он получил во времена саксов, - тогда люди еще верили в Народец с Холмов. Одно дело читать про богов в книжке и совсем другое - поверить в то, что в современной Англии живет один такой. - На что он похож? - Довольно славный старикан. По крайней мере ко мне он был очень добр. На самом деле, мне кажется, он давно уже спятил. Должно быть, ему несколько веков не с кем было поговорить. - Он заодно с этой шайкой из Штаб-Квартиры? - Он сохраняет нейтралитет, но он должен знать, как их найти. - А его самого где искать? Эдвард пожал плечами, пытаясь разрезать особенно жесткий кусок баранины. - Точно не знаю. У меня в то утро голова была как котел. Но где-то недалеко от Грейфрайерз, на небольшом холме. Я узнаю, когда увижу. Все это выглядело еще менее убедительно, чем первая идея. На то, чтобы обследовать все холмы вокруг Грейфрайерз, потребуется время и средство передвижения. Полиция наверняка уже ищет Эдварда Экзетера. И эти зловещие Погубители тоже. Глядя на него, трудно поверить, что ему уже двадцать один и он побывал в двух мирах. Она ощущала совсем материнское желание как можно скорее отправить своего юного кузена-идеалиста в Соседство, хочет он этого или нет. С остальными мелочами можно разобраться и потом. - Поможет ли Пэк тебе еще раз? - Я могу только просить его об этом. В этом мире он пришелец, родом из Соседства. Из Руатвиля, это в Суссленде. Я мог бы принести ему в жертву бычка. Бережно же он относится к ее деньгам! - Бычка? Если ты будешь обращаться так с продуктами в наши-то дни, ты угодишь за решетку. Идет война, мой милый! - О... Ну, что-нибудь придумаю. - А третий способ? - Алиса подцепила вилкой несколько стручков фасоли. - Мне кажется, я еще помню ключ, который мы с Крейтоном использовали при переходе. Любой, кто исполнит этот танец на этом узле, попадет в Святилище - в разрушенный храм в Суссвейле. - Он сдался, оставил в покое баранину и сердито потыкал вилкой в водянистую картошину. - Но это довольно далеко от Олимпа, и кого я могу просить о таком риске? Он же окажется там нагишом, не зная языка... - Тебе придется отправиться туда самому! - Ну наконец-то они сдвинулись с мертвой точки! Должно быть, он почувствовал, куда она клонит, потому что нахмурился. - Нет. Это может занять слишком много времени, а потом мне снова придется искать дорогу сюда. - Но это же только короткий визит, разве не так? Туда и обратно! - Еще три года, и война точно останется позади. - Я не доверяю Службе! Они и раньше-то не давали мне вернуться домой, значит, и теперь попытаются удержать меня. Как ты думаешь, Смедли действительно хочет перейти туда? - со внезапной надеждой спросил он. - Не знаю. Я даже не уверена, знает ли это он сам. Он ведь пережил очень тяжелое потрясение, Эдвард. Не думай о нем плохо! Он получил достаточно медалей, чтобы открыть магазин воинских регалий, а многие из его друзей... - Контужены. Да, я знаю. Не забывай, я ведь многих из них видел. - Он снова сердито ткнул вилкой в мясо. - Смедли - молодчина, в этом я не сомневаюсь. Но посылать его туда одного, без знания языка? Я сам чуть не помер - да и помер бы, если бы Элиэль не помогла мне. - Допустим, ни один из твоих вариантов не прошел? - Тогда я не смогу предупредить Службу о предателе, вот и все. - И ты останешься здесь и запишешься добровольцем? - Запишусь добровольцем или попаду на виселицу. Или и то, и другое. - Где этот переход, о котором ты говорил? - В Стоунхендже. - Эдвард выглянул в окно. - Какая сейчас станция? Уже Свиндон? Алиса отложила нож с вилкой. - Эдвард, Стоунхендж расположен на равнине Солсбери. - Ну да, я знаю... А что? Что из этого? - Вся равнина Солсбери сейчас отдана армии. В самом Стоунхендже - аэродром. Ходили даже разговоры о том, чтобы снести камни, так как те представляют собой угрозу для садящихся и взлетающих аэропланов, так близко они расположены. Он посмотрел на нее с откровенным смятением. Кликети-клик, кликети-клик, кликети-клик... - Но ты ведь не слишком полагался на этот вариант, правда? - сказала она. - Стоунхендж был твоей козырной картой? - Скорее уж последней соломинкой. - Ты даже близко к нему не попадешь, - заявила она. - А после войны? - Ну разве что после войны. Он сдвинул остатки еды на край тарелки и отложил нож и вилку. - Черт! "Вот именно, черт!" Он неожиданно улыбнулся. - Значит, я не могу туда вернуться! И совесть моя чиста. Отлично! - Не хотите ли десерт, мадам? - осведомился официант. - Сладкий пудинг и крем? - Мне сыр и печенье, пожалуйста, - ответила Алиса, постаравшись не вздрогнуть. - И кофе. - Мне то же самое, - сказал Эдвард, даже не подняв глаза. Официант исчез с пустыми тарелками. Эдвард покатал пальцем крошки по скатерти. - Будем надеяться, что письмо сработает. - Да. - И будем надеяться, что Погубители не получат его раньше. - Что? Разве такое возможно? - Еще как возможно. - Он слабо улыбнулся. - Штаб-Квартира потерпела тяжелое поражение. Я не знаю, где у них в Англии что-то вроде Олимпа, но с тех пор, как я был мальчишкой, оно вполне могло попасть в руки врага. Если так, значит, я написал письмо врагу, сообщая, где я. - Ох! - Лучше уж сразу тебя предупредить. Внезапно ее захлестнула волна недоверия. Только два дня назад в ее жизнь вторгся Джинджер Джонс, и вот уже она сама превратилась в персонаж из триллера Джона Бучана. "За тобой гонится черный камень! Беги, ибо все потеряно!.." - Собственно, - безжалостно заявил Эдвард, - мне вообще нельзя было позволять тебе ехать со мной. Тебе лучше сесть на первый же обратный поезд. - Ну уж дудки! - сказала Алиса. - Расскажи мне лучше о своих приключениях - приключениях вождя охотников за головами. Он нахмурился. - Извини, - спохватилась она. - Неудачная шутка. Так что случилось, когда умерла старая королева? Кому досталась корона? Преображенному Злаборибу или нераскаявшемуся Тариону? Эдвард вздохнул и отвернулся к окну. - Весть пришла к нам как-то утром, вскоре после нашего вступления в Лемодвейл, до того, как мы оказались в западне. Старый Каммамен пригласил меня посоветоваться - кого из двоих братьев послать назад? Я ничего не мог с собой поделать - я воспринимал это как лесть, хотя и понимал: ко мне лично это не имеет никакого отношения, просто действует моя харизма. Я сказал ему, что любой, кто доверяет Тариону, заслуживает, чтобы его бросили в темницу. По выражению его лица она начала догадываться о том, что произошло дальше. - Но было уже поздно? Эдвард поднял взгляд; ложка его застыла в воздухе. - Вот именно! Тарион забрал свою нагианскую кавалерию и исчез. Дезертировал в самый разгар войны! Она отпила кофе. - А ты ожидал от него другого? Он попытался пить и смеяться одновременно, поперхнулся и затряс головой. - Нет! Это было совершенно в его духе. Он получил известие даже раньше Каммамена - наверное, подкупил кого-то. Лично я был рад отделаться от него, но он оставил нас без кавалерии. Видишь ли, моа признают только одного хозяина. Они привыкают к нему еще птенцами... я хотел сказать, жеребятами. Они ближе ко млекопитающим, чем к птицам. В английском нет подходящих слов. Так или иначе, требуются месяцы на то, чтобы приучить моа к новому ездоку. Джоалийцам не удалось привести с собой много моа через Тордпасский перевал - он слишком высок, - поэтому они полагались на полк Тариона. Он удрал, и мы оказались в самом пекле. 24 - Проснись, красавчик, - раздался шепот. Дош чуть не подпрыгнул, ощутив чью-то руку, прикрывшую ему рот. - Ммммф? Рука отодвинулась. Он не видел ничего, кроме слабого мерцания лунного света на шатре. Он лежал на своем коврике, и земля под ним была жесткая и каменистая. Он снова услышал голос, совсем рядом с его ухом. - Проснулся? - Да, господин. - Отлично. Не шуми. Время немного поиграть. - Что, снова? - Право же, этот человек совершенно ненасытен! - Сколько мы проспали? - Я совсем не спал, и это совсем другая игра. Для начала свяжем тебя. Сердце Доша отчаянно подпрыгнуло и начало какую-то безумную скачку, словно искало, где бы выскочить. - Нет, господин! Пожалуйста! У меня самые неприятные воспоминания о такого рода... Сильная рука Тариона запихнула ему кляп, и протесты Доша стихли, превратившись в сдавленное всхлипывание. Этой тряпкой он чистил господское седло. Он не сопротивлялся, когда веревка затянулась на его лодыжках, впиваясь грубыми волокнами в кожу. Тарион никогда раньше не связывал его и не делал больно - во всяком случае, слишком больно, - но был способен на все. Ходили леденящие душу слухи об оргиях в резиденции Бондваана Посла... - Повернись! Дош перевернулся на живот и сложил запястья. Когда веревка затянулась и еще сильнее врезалась в кожу, он отчаянно промычал через кляп: "Мммф!" Это не помогло. Потом ему связали локти и, наконец, колени. "Святой Тарион, храни и помилуй меня!" С минуту ничего больше не происходило. Он лежал в темноте и исходил потом, а воображение рисовало ему кошмарные картины того, что Тарион может с ним сделать. Если это затянется надолго, руки его затекут и отвалятся. И началось - Тарион перевернул его, и он неудобно улегся на связанные за спиной руки. Под плечами мешался острый камень. И хуже всего - принц тоже лег рядом, тяжело облокотившись на грудь Дошу. Что-то холодное коснулось его шеи. - Это мой кинжал, любовничек, - тихо произнес Тарион в нескольких дюймах от лица Доша. - Я выну кляп, но, если ты издашь хоть звук, я перережу тебе глотку, прежде чем ты успеешь пискнуть второй раз. Тряпку убрали. Дош сглотнул и попытался смыть слюной мерзкий вкус. - Да, господин, - прошептал он. - Отлично. А теперь слушай внимательно. Мне надо уехать. Мою дорогую матушку призвали занять место на небесах среди светил. - Мне очень жаль, господин. - Не жалей - мне ее не жалко. Сегодня уже бедродень, а она померла в стоподень, так что наш любимый полководец получит это известие еще до заката. Я хотел бы смыться раньше - на случай, если он примет неверное решение. - Но как... Дош скорее ощутил, чем услышал смешок Тариона. - Скажем так, у меня было предчувствие. Я совершенно уверен, что она умерла в стоподень. Монархия не может оставаться без монарха дольше, чем это необходимо. И я никак не могу взять тебя с собой, мой милый мальчик, ведь у тебя нет моа, а нам придется очень спешить. И что мне с тобой делать, м-м? Дош испустил чуть слышный стон, но горло его, казалось, совершенно слиплось. Его носа коснулся кончик мокрого языка. - Я так люблю тебя, - послышался ужасный насмешливый шепот, - я не перенесу мысли о том, что ты можешь принадлежать другому. Но мы были так счастливы вдвоем, что как-то нехорошо бросать тебя спящим. Хочешь сказать что-нибудь по этому поводу? Дош верил. Он не сомневался, что принц вполне способен убить его прямо здесь, на полу шатра, хладнокровно, одним движением кинжала. - Я люблю тебя! - Голос его дрогнул. - Я тоже люблю тебя, дорогой. Я думал, не перерезать ли мне твою прекрасную шейку, пока ты спишь, но есть кое-что, что мне хочется узнать, очень хочется. На смертном ложе, знаешь ли, не врут, а те, кто поумнее, не врут, чтобы не попасть на смертное ложе. Так что скажи мне, любовничек: на кого ты шпионишь? - Но я же говорил тебе! На любого, кто мне платит! - Ба, да ты вспотел! Я знал, что ты потеешь, дорогой, но не так же! Надеюсь, ты понимаешь, что я убью тебя, если ты и дальше будешь мне лгать? Твой последний шанс, Дош Прислужник. На кого ты шпионишь? Дош попытался говорить, но обнаружил, что только плачет. Всхлипывать под весом Тариона на груди было нелегко. - Ни на кого. - О, ну это совсем уже глупо! Право же! Все на кого-то шпионят. В день, когда я нанял тебя, ты спрятал две звезды и немного мелочи под ниолийской вазой у меня в спальне. Теперь у тебя лежат пять звезд - на дне моей сумки с гребнями. Три звезды за три с половиной месяца? Не слишком много для такого пройдохи, как ты. Конечно, ты мог заработать это, продавая свое хорошенькое тело дворцовым гвардейцам, но получил бы гораздо больше, передавая сплетни обо мне кому-нибудь из местных. Значит, ты работаешь на кого-то со стороны. На кого? - Я люблю тебя, - всхлипнул Дош. - Я никому и ничего не говорил! Внезапная боль пронзила его шею, и он подумал, что умирает... - Это так, неглубокий порез, - сообщил Тарион. - По крайней мере мне так кажется. Трудно сказать в темноте. В следующий раз я могу перестараться. Ты жив еще? - Да. - Вот и хорошо. Как-то это затягивается. Кто-то послал тебя в Наг внедриться в мое окружение и шпионить за мной. Боюсь, ты плохо продумал свою легенду. Ты представился нарсианином, но ты не из Нарсии. А теперь я снова вставлю кляп и вспорю тебе пузо, и ты умрешь очень мучительной смертью - если только не скажешь мне, кто послал тебя. Весь ужас заключался в том, что Дош знал: он не может ответить на этот вопрос. Он вообще шпионил не за Тарионом, только за Освободителем, но и этого он тоже не мог объяснить. Его вытащили из шатра на рассвете. Ему полагалось бы стыдиться своей наготы, слез, запекшейся крови, но боль во всем теле заглушала остальное. Он не держался на ногах, и когда его поставили перед Каммаменом Полководцем, он бесформенной грудой рухнул на землю. - Ну и дерьмо! - произнес генерал. - Это все, капитан. Можешь идти. Полог шатра закрылся. В шатре было еще двое, и они остались. Сквозь слезы Дош узнал по росту Колгана Адъютанта. Второго отличала раскраска на лице и кожаная набедренная повязка; наверняка это был Освободитель. - Все в порядке, поганец, - сказал Каммамен. - Говори! Когда он сбежал? Рот Доша совершенно пересох, в нем стоял омерзительный вкус пропитанной потом тряпки, находившейся там несколько часов, но он сумел выдавить из себя хрип: - Где-то посреди ночи, господин. Не знаю точно, в каком часу. - Кто принес ему известие? Будь он в нормальном состоянии, Дош соврал бы в ответ на такой вопрос или потребовал бы за ответ денег - или и то, и другое вместе, но сейчас он был слишком слаб для этого, да и ненависть к Тариону сводила его с ума. - Я не думаю, чтобы его вообще извещали. Он сказал, что королева умерла в стоподень, так, словно это было подстроено. - Что ж, вполне возможно, - буркнул джоалиец. - Ты согласен. Адъютант? - Согласен. - А ты. Военачальник? - От этого можно ожидать чего угодно, господин. Значит, это действительно Освободитель. Вряд ли это было известно кому-нибудь еще, но Дош знал, что Д'вард и был обещанным Освободителем. Каммамен сердито нахмурил брови: - Если верить этому поганцу, они уже слишком далеко, чтобы мы могли догнать их. Пошли за вторым, Военачальник. Полог шатра приподнялся, и Освободитель сказал что-то кому-то на улице. Потом он вернулся, подошел к Дошу и протянул ему бутыль с водой. Увидев, что руки Доша еще не действуют, он опустился на колено и приложил горлышко к его губам так, чтобы тот смог напиться. Вода пролилась, но часть ее все-таки попала в его пересохшее горло. Блаженство! - Мне не жаль избавиться от этого королевского ублюдка, - пробормотал Колган, - но отсутствие кавалерии может нам здорово помешать. У нас не так уж много сил. Каммамен буркнул что-то в знак согласия. - Но если я пошлю отряд вдогонку, будет еще хуже. - Джоалийцы отошли и уселись на стулья в дальнем конце шатра. Освободитель все вглядывался в лицо Доша. - Почему он тебя так изрезал? - Просто таковы у него понятия о развлечении, господин, - пробормотал Дош, надеясь, что никто не поставит перед ним зеркало. Он боялся увидеть свое лицо. Порезы на горле ничего не значили, но Тарион порезвился и над его щеками, и над лбом, и вокруг глаз. - Гм? - тихо произнес Освободитель. Краска на его лице покрылась трещинками. - Ты сказал ему, что он хотел? Дош вздрогнул и мотнул головой. Он пытался! Он пытался изо всех сил, но его настоящий хозяин сделал это невозможным. Имя его настоящего хозяина не может быть произнесено. Дошу трудно назвать его даже в мыслях. Разумеется, Освободитель не знал этого, так что понял все не так. - Молодец! - пробормотал он. - Странно только, почему он тогда тебя не убил. Действительно, странно! Дош вздрогнул от одной только мысли об этом и снова лишился дара речи. - В отряде из Рареби есть ученик лекаря. Он зашьет твои порезы так, чтобы не осталось шрамов. - Я был бы весьма признателен, господин, - пробормотал пораженный Дош. Освободитель сухо усмехнулся. - В конце концов твоя внешность - главное в твоем ремесле, верно? - Он встал и отошел к остальным. Кто он такой, чтобы насмехаться? Воин тоже продает свое тело, только куда худшим образом. Красота - это талант вроде силы или отваги. Если боги оделили ими кого-то, от него ожидают, что он использует их на благо себе и другим людям, разве не так? Тогда почему же с красотой по-другому? Что еще мог поделать Дош - брошенное отродье племени Лудильщиков? Его народ вышвырнул его. Ему нечего было предлагать, кроме своего тела. А его нужно кормить, как и любое другое. Он обслуживал женщин так же охотно, как мужчин, - на самом деле охотнее, ибо они не так опасны, - но до сих пор ему еще не встречалось женщины свободной и с деньгами, способной предложить ему постоянную работу. Несколько минут военные обсуждали дальнейшую тактику и боевые задачи, а Дош гадал, что же будет с ним дальше. Собственно, об этом он думал уже несколько часов, с того момента, когда Тарион оставил его в покое и ускакал. Поняв, что смерть от потери крови ему не грозит, он решил, что, быть может, ему повезет, если джоалийцы выгонят его из лагеря копьями. Тогда его убьют лемодианцы. Это его уже мало тревожило. Он приходил в отчаяние при мысли о том, что подвел хозяина - настоящего хозяина. В руках пульсировала дикая боль. Он лежал не шевелясь, держась как можно тише, надеясь услышать что-нибудь важное. Тут, задыхаясь от бега, вошел второй принц. Краска на его лице лежала пятнами, словно он не успел ее как следует наложить. Как бы то ни было, даже Тарион признал бы, что сейчас толстяк больше похож на воина, чем был в Наге. Правда, он оставался все таким же толстым. Каммамен сообщил ему, что королева умерла. Злабориб выказал подобающие случаю сожаления, хотя по виду расстроился не больше, чем его сводный брат. Никто не питал особой симпатии к старой Эмшенн, тем более что она подстраивала убийство этого своего сына у себя же на глазах. - Выходит, или тебя, или Тариона надо признать наследником. - Каммамен высказал вслух совершенно очевидную мысль. - Поскольку он обманул наше доверие, наш выбор падает на тебя. Да и без этого, конечно! Я хочу сказать, мы и раньше так считали. Да здравствует король! - Спасибо, Полководец, - ответил толстяк. - Джоалия убедится, что не зря верила в меня. Где-то сзади усмехнулся Колган: - Правда, твое восшествие на престол может несколько задержаться. - Да, - согласился Каммамен. - Сначала нам надо повесить твоего брата. Тем не менее вот тебе наше слово: как только мы вернемся в Наг, он все равно что покойник, и ты получишь свою корону. - Я очень признателен, господин. - Полагаю, нам стоит объявить об этом войскам? - предложил Колган. - Пожалуй, так, - недовольно буркнул Каммамен. Последовала пауза. - С этим могут быть сложности, - заметил Злабориб. - Автоматически я становлюсь военачальником. - Он даже говорил сейчас как настоящий принц. Как странно! - Я приветствую это, - заявил Освободитель. - Но я поклялся перед ликом богини, что буду сражаться простым рядовым. Дош удивленно поднял голову и увидел, что двое джоалийцев тоже совершенно растерялись. Что же касается Освободителя... краска на лице скрывала его выражение, но челюсть все равно отвисла. Потом все заговорили разом. - В этом нет необходимости... Я правильно понял, что вы хотите остаться рядовым воином?.. Очень благородно с вашей стороны!.. Злабориб пожал плечами: - С вашего позволения, Полководец, я предпочел бы именно это. Я желаю исполнить свою клятву. Когда мы вернемся в Нагленд, я буду свободен, чтобы взять на себя мои новые обязанности. - Клянусь пятью богами! - взорвался Каммамен. - Признаюсь, я не ожидал этого от вас... ваше величество. - Не спорю, это на меня не похоже, - кивнул толстяк и усмехнулся. На короткое мгновение эта усмешка как бы уравняла его с ними, даже сделала чуть выше, и они откликнулись на нее смехом и улыбками. Потом он снова вернулся к своей роли скромного солдата. - Но мои люди это одобрят. Последнее время я обучаюсь науке править людьми - у меня замечательный учитель. Вы позволите мне уйти? Должно быть, он получил в ответ кивок, ибо сразу же вышел, прошагав мимо Доша и даже не бросив на него взгляда отвращения. - Чудеса! - признался полководец. - Хвала богам! Д'вард, что ты с ним сделал? - Я? Ничего! Совсем ничего! - Кто-то превратил его в мужчину! - Наверняка не я! - со смехом добавил Колган. Все трое встали. Потом, конечно, вспомнили про Доша. - Уфф! - скривился Каммамен. - Что будем делать с этим ублюдком? Господа, вам никому не нужен мальчик для интимных услуг? - Вышвырнуть его, и пусть с ним разберутся лемодианцы, - предложил Колган, глядя на него с высоты своего огромного роста. Его рыжая борода дернулась в знак крайнего презрения. - Если его оставить, он только растлит нам весь лагерь. Терпеть не могу таких дегенератов. Это не совсем так, подумал Дош, припоминая, как Колган дважды со времени выхода из Нага одалживал у Тариона его прислужника для массажа и других целей. Тот еще скупердяй. - Ты хорошо бегаешь, парень? - вздохнул Освободитель. - Бегаю, господин? - Мне нужен вестовой. - Он посмотрел на Каммамена. - Если я посылаю солдат, они застревают на полдня за трепом. Полководец усмехнулся: - Я тебе верю! Бери его, если хочешь. Если с ним будут какие-нибудь неприятности, выкинь его, и все. - Мне кажется, он будет вести себя хорошо, господин. Ведь так, Дош? Дош поднялся, пошатываясь, с трудом веря собственным ушам. - О да, господин. Спасибо, господин! - Личный вестовой Освободителя? Замечательно! То-то порадуется за него его настоящий хозяин! - Тогда пошли. Вот, можешь нести мой щит, пока мы не найдем тебе чего-нибудь из одежды. Они вышли из шатра, щурясь на яркий солнечный свет. Шагая через весь лагерь за Освободителем, Дош старался держать высоко голову и не обращать внимания на смех и двусмысленные шуточки, вызванные его видом. Правда, давалось ему это нелегко. Слишком уж их было много. - Сначала одежда, - заявил Д'вард. - Потом надо как можно быстрее наложить тебе швы. - Он улыбнулся, глядя сверху вниз на Доша. Он был очень высок. - Возможно, тебе стоит красить лицо. Дош засмеялся, как и положено хорошему слуге, когда хозяин изволит шутить. Оказалось, смеяться больно. - Потом еда, - продолжал Освободитель. - Интересно, сможем ли мы подыскать для тебя мало-мальски пристойные башмаки? Нож, топорик?.. Насколько я понимаю, ты созрел для этого? - Нет, господин. Я хочу остаться с тобой, господин. Я страшно признателен за... - Брось! Мне не нужна твоя лесть. Почему же он не убил тебя, если ты не сказал ему того, что он хотел? - Мне кажется, он был по-своему привязан ко мне. - Странная привязанность. Ладно, оставайся. Мне нужен вестовой. Но ты не будешь спать со мной в одном шатре, понял? - Да, господин. - Он предлагал мне тебя несколько раз, тебе это известно? - Он много кому предлагал меня, господин. Многие соглашались. Лицо Освободителя скривилось под краской, и он отвернулся. Внезапно Доша охватила радость. Он выполнил свою миссию! Он разрешил загадку пророчества: "И станет Элиэль первым искушением, а принц - вторым". Принц Тарион искушал Освободителя, предлагая ему Доша. Только и всего! Значит, это пророчество уже сбылось, так что он может доложиться своему господину, настоящему господину, божественному господину. ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПЕШКА БЕРЕТ ЛАДЬЮ 25 Школьник лет тринадцати вышел в коридор и предложил Алисе место в купе. Она очаровательно улыбнулась ему: - Вы очень добры, но я с удовольствием постою здесь. Все равно, большое спасибо. Покраснев, он вернулся в купе и задвинул за собой дверь. После Суиндона народу в поезде заметно поубавилось. Можно было поговорить и в коридоре. - Расскажи, что случилось после того, как вы прибыли в Лемодвейл, а Тарион бежал. Чуть пригнувшись, чтобы выглянуть в окно, Эдвард нахмурился. - Мне не хотелось бы рассказывать об этом. Ты обратила внимание, сколько у всех багажа? Наверное, все они спасаются от воздушных налетов на Лондон. - Возможно. Ты не ответил на мой вопрос. - Но я никак не могу гордиться тем, что случилось! - вздохнул он. - Получилось черт-те что. Каммамен, возможно, и был влиятельным политиком, но генерал из него вышел никудышный. Он плохо подготовил домашнее задание. Он нарисовал на грязном стекле несколько овалов и объяснил географию: - Таргия захватила Наршвейл, принадлежавший Джоалии. Таргианцы славятся на все Вейлы как местные забияки - вроде пруссаков в Европе или спартанцев в античной Греции. Никто в здравом уме не будет задирать таргианцев! Но Джоалии требовалось поддержать репутацию сильной метрополии, чтобы сохранить колонии в повиновении. Согласно изначальному плану, предполагалось пересечь Лемодвейл и напасть на сам Таргвейл, пока их войско занято в Наршвейле. Собственно, планировался обычный карательный рейд - пограбить, понасиловать, пожечь и сделать ноги. Конечно же, таргианцы нанесли бы ответный удар, не в том же году, так в следующем. Мне кажется, Джоалия рассчитывала на то, что основной удар примет на себя Нагвейл. Разве не для этого и существуют младшие союзники, не так ли? Самое обычное дело. Однако Тарион оставил нас почти без кавалерии, так что весь план рухнул. Без кавалерии речи не могло идти даже о коротком набеге. Каммамену надо было сделать что-то с теми войсками, что остались у него, - иначе по возвращении на родину ему грозила бы позорная отставка. Вместо этого он решил захватить Лемодвейл. Возможно, он надеялся обменять его потом у Тарга на Наршвейл. - Эдвард иронически улыбнулся. - На слух логично, не так ли? - Но не на деле? Вроде как предложить бошам в обмен на Бельгию Юго-Западную Африку, да? - Что-то вроде этого, - улыбнулся он. - В Лемодвейле от кавалерии мало толку - это его, возможно, и убедило, - но Джоалия еще ни разу раньше не покоряла Лемодвейл, и это могло бы насторожить его. Все вейлы отличаются друг от друга, а Лемодвейл - больше других. Во-первых, он весь холмистый. Там нет... наверное, "Лемодфлэт" будет подходящим нашим словом. Он помолчал, вспоминая. Алиса смотрела, как телеграфные провода за окном ныряют вниз, взмывают, ныряют, взмывают... кликети-клик, кликети-клик... - В языках вейлов роль наших суффиксов выполняют приставки, - устало продолжал он. - Примерно - очень приблизительно - это выглядит так: допустим, Нагвейл - это общее название, относящееся ко всей котловине. Окружающие ее горные хребты будут называться Нагволлом, холмы и горы пониже - Нагслоупом. Примерно так. Пригодная для земледелия часть долины будет Нагфлэтом, и в большинстве вейлов она действительно плоская. В Нагленде она, например, не просто плоская, а пустынная. Все, где могут обитать люди, называется Наглендом, а все бесполезные земли... Нагвастом, наверное. Столица будет Нагтауном или просто Нагом. Страна как политическое образование будет, мне кажется, называться просто Нагией. Есть и еще разные термины. Можно, например, сказать, что Наршслоуп - это только используемые холмы, а те, что выше, будут Нагмуром или чем-нибудь вроде этого. Не такая уж плохая система. В английском языке классификация выражена не так ярко. - Ну да. Могу себе представить - словечки типа "отлив" или "прилив" озадачат нагианцев так же, как их термины озадачивают меня. Но какое это имеет отношение к войне? - Только то, что Лемодфлэт не такой. В смысле, не ровный. Он весь изрезан водными потоками. Во всей стране не найти ровной площадки, годной для гольфа - даже на девять лунок. И у лемодианцев нет ферм, у них есть деревья. Это довольно странные деревья, но они собирают с них все, что необходимо для жизни. Что-то вроде хлебного дерева дает им крахмал, но у них есть и другие, дающие замену льну... или хлопку. Плоды, орехи, винные ягоды, штуковины вроде картофеля - все. Вся страна - это один огромный сад. - В котором трудно сражаться? - Там замечательно сражаться, - с горечью произнес Эдвард, - если только ты партизан. Он вздохнул и повернулся, облокотившись на медный поручень под окном. Он сложил руки. - Я мог бы догадаться, что случится. Мне стоило бы. Но, будь все проклято, Алиса, мне же тогда было всего восемнадцать! Я был чужой в их мире! Мне казалось, они знают, что делают, в этих своих блестящих доспехах и пышных шлемах. До сих пор ей еще не приходилось видеть, чтобы он оправдывался. - Но ты ведь все равно ничего не мог поделать, правда? - Еще как мог! У меня оставалась мана, которую я набрал в храме Ольфаан. Конечно, по меркам их богов, это немного. Я знал, что волшебных замков я бы с ней не построил, но мне казалось, что удастся использовать ее для исцеления или чего-нибудь в этом роде, так что я берег ее. Но даже пользуясь одной харизмой пришельца, я мог бы наставить Каммамена на путь истинный, если бы я только вовремя увидел проблему. - Он скривился. - Единственный, кто умел думать из них, - Тарион, но тот смылся, пока все еще было в порядке. Он снова повернулся к стеклу и подрисовал еще немного в своей карте. - Лемодвейл напоминает змею, он очень длинный и узкий. Мы вступили в него вот здесь, на восточном конце. Лемод - столица - вот здесь, в западной части. Никто и не подумал поинтересоваться, есть ли там поблизости проходимые перевалы. Была осень. - Он хмуро посмотрел на нарисованную им карту, а может быть, на мелькавший за окном пейзаж. Поезд начал сбавлять ход перед очередной станцией, но ей показалось, что он не смотрит, а просто колеблется, рассказывать ли ему дальше. - Ты думаешь, Каммамену стоило лучше изучать географию, ведь так? - буркнул он. - Скорее уж историю. Он стал не первым джоалийским генералом, который погиб в Лемодвейле. Мимо окна проплывали дома, медленнее и медленнее. - К тому же он не стал и первым джоалийским генералом, которого убили собственные подчиненные. И когда Палата поняла, что я нахожусь в армии, нам пришлось сражаться уже с богами. 26 Через четыре дня после того, как войско спустилось в Лемодфлэт, Злабориб приобрел свой первый боевой опыт. Впрочем, сам бой оказался не так страшен, как его ожидание. Он ненавидел Лемодвейл. Все нагианцы ненавидели Лемодвейл. Их земля была плоской, сухой, и редок был тот день, когда, глянув в любую сторону, ты не мог разглядеть вдалеке Нагволл. По ночам звезды и луны сияли над головой бесчисленным множеством светлячков в бездонном небе. В Лемодвейле все было по-другому. Небо и горы исчезли; от всего мира остались только деревья, такие частые, что между ними с трудом находилось место для шатра, и ни единого ровного клочка земли. Лемодфлэт нельзя было назвать и настоящими джунглями, ибо деревья были высажены рядами, изгибавшимися вдоль склонов. Обыкновенно подлесок отсутствовал, но нижние ветви росли на уровне плеч, и люди, то и дело наклоняясь, превращались в горбунов. Открытых полей здесь не было вовсе, да и полян, на которые бы падало солнце, тоже немного. Изо дня в день видимость не превышала двадцати ярдов, да и то лишь в одном направлении. Он мог идти часами, и ничего не менялось. Это было все равно что оказаться взаперти, в лабиринте колонн, с постоянно протекающей крышей. Некоторые нагианцы едва не сошли с ума. Дождь шел каждый день - иногда брызгал ненадолго, иногда моросил с утра до вечера. Краска на лицах размывалась и окрашивала бороды в цвета радуги. Следы помета на земле показывали, что какие-то дикие или домашние животные паслись в этих садах, но самих их не видели ни разу. Да и лемодианцы тоже как сквозь землю провалились. Все строения, что им удалось найти, были брошены, многие сожжены. Войско продвигалось, не встречая сопротивления, если не считать холодной, непрерывной сырости и расстройств желудка от непривычной пищи. Наконец-то разведчики обнаружили деревню; название ее осталось неизвестным. Наконец-то их мог ожидать бой. Каммамен Полководец решил атаковать на рассвете. Он предоставил нагианцам честь идти в атаку первыми, поскольку полагал, что они смогут передвигаться тише, чем джоалийцы в своих доспехах, - так он, во всяком случае, сказал. Дождь перестал. Светил почти полный Трумб, и его устрашающий зеленый свет с трудом пробивался сквозь листву. Света хватало как раз на то, чтобы видеть идущего впереди человека, если держаться поближе к нему. Передвигаться, не натыкаясь на древесные стволы и ветки, было невозможно. Днем бойцы прикрывали лицо щитами, пока выдерживали левые руки, но сейчас щиты производили бы слишком много шума. Поэтому они перевесили щиты за спину и крались вперед, раздвигая ветки руками. Злабориб шел за Помуином, а Догтарк шел за Злаборибом, и каждый старался не отставать и не упускать из вида идущего впереди, рискуя каждую минуту проткнуть его своим копьем. В темноте легко было не разглядеть острый кованый наконечник. Шелест опавшей листвы под ногами, и больше ни звука. Насколько Злабориб понял, они вполне могли описать круг и вернуться в лагерь. Его спина и шея болели от постоянного нагибания. Он дрожал, уверяя себя, что виной тому холодный утренний воздух, хотя сам-то прекрасно понимал, что занимается самообманом. Его ноги были ледяными. Ему казалось, он не столько боится смерти, сколько боится показаться трусом перед этими молодыми крестьянами. Что они подумают о своем будущем правителе, если он лишится чувств или просто обделается от страха, когда начнется бой? Возможно, он самый старший нагианец в армии, поскольку призывались только холостяки, а в деревнях женятся рано. Они были необразованны и невежественны. Они принимали жизнь такой, какова она есть, не задумываясь о ее смысле, о божественном замысле или об этике. Молодым легче быть храбрыми. Жизнь кажется им вечной. Возможно, все эти раскрашенные воины до сих пор оставались девственниками. В лагере они обменивались веселыми шуточками насчет лемодийских женщин, которых возьмут в плен, насчет развлечений, которые последуют за этим. Злабориб не был воином. Не был он и девственником. Он знал, что короткое наслаждение не стоит риска быть раненым или убитым. Помуин остановился и оглянулся. Злабориб подошел ближе, старательно отводя острие копья в сторону, потом обернулся сам, чтобы Догтарк не ткнул в него своим. Они постояли так рядом, прислушиваясь к стихающим позади шагам. По цепи пробежал легкий шелест - воины садились, повинуясь неслышной отсюда команде. Двигаться в темноте, когда со всех сторон деревья, а к запястью примотан кожаной лентой десятифутовый шест, было нелегко. Но Помуин сел, Злабориб сел, Догтарк сел, и шелест постепенно стих. Им строго-настрого запретили говорить. Злабориб сомневался, что во рту у него осталось достаточно слюны, чтобы шевелить языком. Страх стальной хваткой сдавливал грудь, внутренности будто жили сами по себе. Что, если он осрамится прямо здесь, когда с обеих сторон от него сидят люди, и уж они-то не смогут не заметить этого? Даже в темноте они услышат его... и унюхают тоже. И сможет ли он заставить себя тыкать копьем в живого человека? Ему нечего делить с лемодианцами, он не держит на них никакой обиды. Таргианцы захватили Наршвейл, поэтому джоалийцы напали на Лемодвейл. Так какое до этого дело нагианцам? Он представил себе, как его копье пронзает какого-то молодого крестьянина, как хлещет кровь, а внутренности вываливаются наружу, предсмертный укоризненный взгляд... Варварство, жуткое варварство! Он подумал о своих друзьях в Джоале: о поэтах, художниках и музыкантах. Или этот крестьянин может сам проткнуть его. Почему-то это казалось не таким страшным, по крайней мере не таким позорным. Все быстро кончится, и не останется никаких воспоминаний. Он принюхался. Дым? Вся округа была, как губка, пропитана водой, значит, дым означает очаг. Должно быть, деревня совсем близко. Чуть ниже по склону - так говорил им Прат'ан Сотник. Когда раздастся сигнал к атаке, им надо бежать вниз, и они попадут в деревню, минуя брод. Убить всех мужчин, даже если те попытаются сдаться. Женщин не трогать, пока офицеры не дадут разрешения, а потом ждать своей очереди. Полегче с детьми, если не хочешь прогневить богов. Злабориб слышал тихий шепот с обеих сторон. Ему показалось, что он слышит что-то и снизу, но деревья настолько глушили все звуки, что он не мог утверждать наверняка. Возможно, это просто шум ручья. Что бы сказала Имма, если бы увидела его сейчас, сидящего на мокрых листьях в темном лесу, почти раздетого, не знающего, убьет ли он, или убьют его? Она бы каталась от смеха по кровати, мотая из стороны в сторону своими большими грудями... Он подскочил, когда чья-то ледяная рука коснулась его плеча. Он обернулся и уставился прямо в глаза Догтарка, ярко блестевшие в свете зеленой луны. Рука Догтарка дрожала. Он сжал Злаборибу пальцы. Злабориб пожал в ответ. - Что случилось? - спросил он. - Мне страфно! Догтарк был одним из младших в отряде, но здоров как бык. У него не хватало почти всех передних зубов, что придавало ему идиотский вид и искажало речь. Он был известный забияка и бузотер. Злабориб побаивался его и обычно старался избегать, не желая оказаться вовлеченным в бессмысленную драку, в которой неминуемо потерпит поражение. Догтарк принадлежал как раз к тем юным ублюдкам, которым доставило бы удовольствие избить будущего короля. Он принадлежал именно к тому типу олухов, которым Злабориб завидовал за их безрассудную храбрость. - Нам всем страшно! - прошептал он в ответ. - Не тебе, гофподин! - И мне тоже. - Но ффе другие отпуфкают футочки, а ты сидифь молча, спокойно. Знафит, ты фмелый! Надо же, как он ошибается! - У меня от страха язык отнимается, - сказал Злабориб. - Как и у тебя. Даже хуже. Я еще никогда не бывал в бою. Думай лучше о девках там, внизу. Сколько девок ты сможешь завалить за одно утро? Догтарк испустил странный задыхающийся звук, возможно, означавший смех. - Трех? - Ну, давай! Такой мужик, как ты, должен управиться с четырьмя, если не с пятью. - Ты правда так думаефь? Я никогда ефе не был с девкой, гофподин. Злабориб снова принюхался. Дым! Сколько еще до восхода? - Это здорово. Правда, после первых двух придется постараться. То-то ты попотеешь. - Мне кажется, ты профто чудо, гофподин! Король, бьюфийся в рядах пехоты! Мы ффе так гордимфя тобой! - Я ощущаю себя полным идиотом, - признался Злабориб. - Я... Только его собственная дурость привела его сюда. Почему он отказался от подобающей королю должности и настоял на том, чтобы остаться рядовым? Чем таким обязан он Д'варду, что так рвется заслужить одобрение этого юнца? Нет, последнее время он явно не в себе. Шум! Люди вставали, отстегивая со спин щиты. Под ногами шуршали листья. Рассвет еще не наступил, но атака началась. - Пошли! - Он с отчаянным усилием справился со взбунтовавшимся кишечником. - Оставь мне там пару девок. Сотня ярдов вниз по склону - и они увидели огонь. Женщин не было. Боя не было тоже. Половина домов уже рухнула, превратившись в груду головешек. Рыча от досады, нагианские солдаты столпились на единственной улице того, что раньше было деревней. - Никаких девуфек! - стенал Догтарк. - И никаких фолдат! Они ффе фбежали! Труфы! Злабориб опьянел от радости. Боя не будет! Не нужно протыкать людей, и его никто не будет протыкать! Ему хотелось петь и плясать. - Придется тебе, сынок, завязать его узлом до следующего раза! - сказал он. - В другой раз попробуешь управиться с дюжиной! - Он громко рассмеялся. Жар от горящих домов приятно грел его вечно сырую шкуру. Но, черт, при всем этом тепле их сухие постели... - У? - сказал Догтарк, удивленно глядя на торчащую из груди стрелу, и рухнул на землю. Злабориб сообразил, что стоит на самом свету. Помуин упал вперед, на свой щит; из спины его тоже торчало древко. Воздух наполнился летящими стрелами. Люди падали. Так все и началось. Примерно через месяц Злабориб решил, что все дело в численности. Нагленд послал на войну молодых неженатых мужчин. Джоалийцы позволяли вступать в армию любому мужчине, но на деле мало кто, кроме молодых холостяков, шел на это. Они составляли примерно двадцатую часть населения. Когда опасность угрожала лемодийской деревне, сражались все, даже дети. Их луки были грубы - так, жалкие самоделки, - а копья представляли собой обожженные на конце палки. Это ничего не меняло, ибо расстояние до врага редко превышало несколько ярдов, а чаще футов. Партизаны прятались среди ветвей или за стволами и выжидали, пока вражеский солдат не окажется в пределах досягаемости. Если товарищи жертвы начинали преследование, в половине случаев их ждала засада. Теперь войско продвигалось еле-еле. Оно выступало утром; к обеду приходилось останавливаться и начинать вырубать деревья. На строительство укреплений тратилось гораздо больше времени, чем на сами боевые стычки. Они убили миллион деревьев и вряд ли хоть одного лемодианца. Что бы ни предпринимали офицеры, часовые погибали на своих постах, людям во сне перерезали глотки, из-за далеких деревьев в лагерь летели горящие стрелы. Моа и вьючных животных резали или угоняли. Эта бойня не прекращалась ни на день, а войско все двигалось по бесконечным лесам Лемодфлэта. Каммамен настаивал, что все дело в самом Лемоде. Стоит пасть столице, говорил он, и сдастся вся страна. Лемод был и призом, и убежищем. Армия двигалась на Лемод. Вот только дорог, пригодных для передвижения, тоже не было. Повсюду вились бесчисленные тропы и проселки, а каждая миля приносила новую засаду. В дождливые дни - а в ту осень дождливых дней было больше, чем солнечных - даже командиры теряли направление. Ручьи и реки петляли во все стороны. В некоторых вейлах реки служат дорогами; в Лемодленде они текли по оврагам или ущельям и превращались в препятствия. Официально раненых и больных, не способных передвигаться самостоятельно, бросали умирать, но на деле их друзья предпочитали удостовериться, что враг не доберется до них живых. Хорошо зная, как они сами допрашивают пленных, джоалийцы считали эти убийства милосердием. - Имеется новый план, - сказал Д'вард Военачальник. Он собрал отряд, чтобы воины выслушали новый план действий. Время было - середина дня, и шел дождь. Первые ряды сидели на сырой земле, промокшие и упавшие духом. Остальные слушали стоя или прислонившись к деревьям. Запас красок для лиц иссяк, и теперь ничто не скрывало их уныния. Они мерзли, боялись, чувствуя себя беззащитными перед невидимым противником и гневом богов. Злабориб сидел в первом ряду. Чем ближе он находился к Освободителю, тем лучше он себя чувствовал потом. Даже Д'вард казался расстроенным. Глаза его покраснели, словно от бессонницы, и он казался даже более истощенным, чем обычно. Он обходил свое войско по меньшей мере раз в день, и его энергии хватало, чтобы поднять у людей дух. Собственно, никаким другим способом добиться этого не удавалось. Но сегодня даже он казался расстроенным. - Какие потери. Сотник? - спросил он. Прат'ана избрали командовать отрядом из Соналби, после того как Д'варда повысили в звании. Прат'ан, конечно, славный парень, но до Освободителя ему далеко. - Сегодня только один, господин. Погвил Коптильщик. Попал в ловушку. Д'вард злобно оскалился. - Даже один - все равно много! Ладно, мы меняем тактику. Будем передвигаться форсированным маршем. Надо обогнать этих обезьян. Он огляделся по сторонам. Ему улыбались в ответ. Злабориб не улыбался. Он ощутил отчаяние. Регулярной армии не обогнать партизан. Эти крестьяне, возможно, еще не знают этого. Ничего, узнают, и очень скоро. - Мы больше не будем тратить по полдня, возводя укрепления! - продолжал Д'вард. - Будем идти с удвоенной скоростью до темноты. Потом становимся на ночлег. Назавтра - то же самое. Всю ночь дежурство утроенным составом. Постарайтесь использовать каждую минуту, чтобы отоспаться! Кое-кто из вас ныл насчет мозолей на руках. Начиная с завтрашнего дня они будут у вас еще и на ногах - зато не на заднице! Больше улыбок. - Еще несколько дней, и мы будем в самом Лемоде. Я сказал Каммамену Полководцу, что за нами, нагианцами, его громыхающим железом джоалийцам не угнаться. Или я ошибался? Громкие крики одобрения... Интересно, подумал Злабориб, что бы подумали джоалийские командиры, услышь они этот разговор. На месте Д'варда они бы просто буркнули отряду новые распоряжения и тотчас отчалили, и уж тем более никто бы не потрудился объяснить приказ, - но Д'вард всегда так делал. - Когда эти обезьяны сообразят, где мы, - продолжал Д'вард, - мы уже будем в милях отсюда! Ну и что изменится? Весь Лемодвейл кишмя кишел людьми. Враг был везде, бесчисленный, как деревья. Д'вард начал излагать подробности: фуражом запасаться по дороге, передвигаться группами не менее шести человек... Он объявлял о бегстве, но звучало это как объявление о предстоящем штурме. Очень скоро все уже горели нетерпением испробовать эту новую тактику. В конце концов все вокруг него смеялись. Больше он ничего не сказал. Он во