продолжения. - Нандж! - крикнул Катанджи. - Что ты имеешь в виду? - Никто же не виноват! - воскликнула Брота. - Том'о было дано право оказывать вооруженное сопротивление. - Все верно, - сказал Ннанджи. - Я никого не обвиняю. Видишь ли, новичок, если бы я был связан с лордом Шонсу только первой клятвой, как его сторонник, или второй клятвой, как его подопечный, никаких проблем бы не было. Однако мы оба принесли куда более серьезную клятву, так что я буду вынужден попытаться за него отомстить. Томияно что-то неразборчиво проворчал откуда-то с правой стороны от Броты. - Впрочем, до этого не дойдет, - с тем же успехом Ннанджи мог обсуждать цены на рыбу, столь спокойным и ровным был его голос. - Однако проблема бы возникла интересная. Капитан - не воин, так что я не мог бы вызвать его на поединок, и его не в чем обвинять, так что я не мог бы просто объявить приговор и убить его. Вероятно, мне пришлось бы вручить ему меч и снова дать ему право защищаться, чтобы он меня убил. Но этого не случится, поскольку Шонсу не умрет. - Грязный сухопутный ублюдок!- прорычал Томияно. - Ты думаешь, ты смог бы так легко от меня уйти? - У меня не было бы никаких шансов. Ты мог бы воткнуть в меня нож, или пронзить меня мечом. И даже если бы я победил тебя, остальные бы меня тут же прикончили. Томияно сердито заворчал, соглашаясь. - Так что можешь не беспокоиться, - сказал Ннанджи. - Я все равно этого бы не сделал, не предупредив тебя. Шонсу не собирается умирать, а даже если он и умрет, ты легко прикончишь меня первым. - Это означает конец для всех вас! - закричала Брота. - Для свидетелей, наверняка для твоего брата. Да, это конец для всех! - Я предполагал подобное, - холодно сказал Ннанджи. - Но клятва есть клятва. Она громко выругалась, утихомирив начавший было подниматься шум. - Хватит! - бросила она. - Завтра вы сходите на берег на первой же пристани. Все. Я никогда в жизни не нарушала договоров, но с этим покончено! Раздались одобрительные возгласы команды. В темноте слева от нее кашлянул маленький жрец. - Ты хорошо заработала на своем дереве, госпожа? Брота похолодела. Она не только приняла драгоценный камень от Шонсу - она еще и получила золото от Богини. И корабль был настолько перегружен, что любое внезапное волнение могло положить его на бок. - Ладно... завтра посмотрим, - пробормотала она. Рубка наполнилась недоверчивыми возгласами. Они решили, что она сошла с ума. Она тоже. 4 На четвертый день пути от Ки Сана, ближе к вечеру, Брота послала Томияно за Ннанджи. Долговязый молодой воин, бледный и сухопарый, стоял, угрюмо облокотившись на борт, и смотрел на Реку. Лучи солнца отражались от серебристой рукоятки его громадного меча; на его рыжей косичке сверкал сапфир. Мало кто на корабле отваживался даже отвечать ему, тем более к нему обращаться. Она смотрела, сидя у руля, как Томияно приближается к нему, и увидела, что он преднамеренно толкнул несколько медных сосудов, чтобы Ннанджи услышал его. Олигарро и Холийи тоже были на палубе, бдительно наблюдая за происходящим. Капитан что-то сказал; Ннанджи бросил взгляд в ее сторону, потом пожал плечами и направился к корме. Если ему было и не по себе от того, что за спиной у него находился вооруженный ножом моряк, то он не подал вида. Корма была еще больше загромождена котлами, чем палуба, и им обоим приходилось пробираться между ними. - Госпожа? - с любопытством, но осторожно спросил Ннанджи. Брота показала за правый борт. Вдалеке над водой виднелась тонкая линия берега, на которой острый взгляд едва мог различить верхушки домов, а при хорошем воображении можно было увидеть башню. За ней лежали далекие горы Реги-Вул, выделяясь на фоне хрустально-голубого неба. - Вэл? - спросил Ннанджи. - Вэл, - согласилась она, потом показала в сторону носа. Он повернулся, разглядывая болотистый, необитаемый кустарник, проплывавший лишь в нескольких кабельтовых от них. На этом берегу в течение многих часов не было видно никаких поселений, даже хижин. Потом он взглянул на снасти и снова озадаченно повернулся к ней. - Что я должен был увидеть? Сухопутный житель! - Небо, - сказала она. Не могло быть ничего более очевидного - гигантская, клубящаяся грозовая туча, ослепительно белая наверху, у основания которой во мраке то и дело вспыхивали молнии. - Корабль перегружен, не так ли? - сказал он, весело поворачиваясь к ней. - Даже если бы это было и не так, в такой ситуации лучше находиться в порту, - ответила она. - Я никогда не видела, чтобы гроза приближалась столь быстро. Внезапно он широко улыбнулся. - Она хочет, чтобы мы посетили Вэл. Брота не видела никаких причин для того, чтобы улыбаться. Она навалилась на руль, и "Сапфир" начал неохотно повиноваться. - У нас нет выбора, - мрачно сказала она. - Прекрасно, - сказал Ннанджи. - Я останусь в рубке. Лицо Томияно было искажено ненавистью и негодованием. Он пощупал отметину, оставленную колдуном на его щеке. - Я тоже, - сказал он. x x x Через час она снова послала за Ннанджи, и на этот раз он пришел один. Перегруженный корабль тяжело покачивался на прерывистом ветру, а до Вэла, казалось, было все так же далеко. У Ннанджи на этот раз снова был его собственный меч, вместо меча Шонсу - видимо, он был готов к возможным неприятностям. - Возможно, у нас не получится, - сказала ему Брота. Возможно, она ошибалась; возможно, Шонсу судьбой было предначертано утонуть, а ей - понести наказание за собственную жадность. Воин выглядел озадаченным. Гроза простиралась над ними, готовая вот-вот закрыть солнце, но Ннанджи не обращал на это внимания. Он показал в сторону Вэла. - Я думал, ты направляешься туда, госпожа? - Мы меняем курс, - бросила она. - Мы не можем идти прямо против ветра, Ннанджи! - О! - сказал он, не слишком интересуясь техническими подробностями. - Нам придется очистить палубу, - сказала она, стискивая зубы при виде его улыбки. - Котлы могут заполниться дождевой водой? - спросил он. - Они покатятся. Мы должны убрать все, что сможем, в рубку. Улыбка исчезла с его лица, и на мгновение ей показалось, что он начнет возражать, но затем он кивнул. - Если мы положим Шонсу за этими двумя сундуками, он будет в безопасности? - Мы об этом думали. По крайней мере, ему не будут угрожать катающиеся котлы. Ннанджи кивнул. - Я могу чем-либо помочь? - спросил он. Она показала в сторону загроможденной кормы. - Можешь выкинуть все это за борт, если хочешь. Он моргнул. - Ты серьезно, госпожа? - Да. Он с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. - Прекрасно! - сказал он и начал сбрасывать котлы, сосуды и кувшины за борт. Лаэ и Мата уже занимались тем же самым на главной палубе, в то время как остальные начали забивать рубку. Томияно освобождал шлюпки. Затем на воду опустилась тень, и солнечный свет погас. "Сапфир" с трудом продвигался вперед, оставляя позади след из покачивающихся на волнах медных сосудов. Брота избегала взгляда Ннанджи. Внезапно ветер стих. Паруса безвольно поникли, и корабль застыл на волнах. Сброшенные с него котлы теперь оставались рядом, больше не уплывая за корму. - Что случилось? - подозрительно спросил Ннанджи. - Это затишье перед бурей. Мы его ожидали. Когда поднимется ветер, он будет дуть нам в спину - и сильно. Вот почему я сказала, что у нас может не получиться. Все, что нам теперь остается - ждать. Можно было также укоротить паруса. Прозвучала трель свистка Томияно, и к тросам протянулись руки. Ннанджи пожал плечами и продолжил сбрасывать груз за борт. - ...ничего такого, чего я мог бы стыдиться... избегать бесчестья... - произнес снизу низкий, но слабый голос, слышный теперь лишь потому, что прекратился ветер. - Что это? - воскликнула захваченная врасплох Брота. - Это лорд Шонсу, - смущенно сказал Ннанджи. - Он повторяет кодекс воинов. Обычно то, что он говорит, лишено всякого смысла, но сегодня он все время повторяет отрывки из кодекса. Брота и Ннанджи с тревогой посмотрели друг на друга. - Словно молитву? - пробормотала она. Молитву о прощении? Небо над ними становилось все темнее, а на западе царила абсолютная чернота. x x x Брота передала руль Томияно и Олигарро. Когда наступит критический момент, возможно, потребуются силы их обоих, чтобы его удержать. Воздух был спокойным, влажным и угрожающим. "Сапфир" бесцельно дрейфовал по великой Реке. На палубе осталась лишь небольшая часть груза, тщательно закрепленного. Полутемная рубка была полностью забита, и когда Брота и Ннанджи вошли туда, они не смогли увидеть больного. Джия сидела в дальнем углу на сундуке. Шонсу лежал у ее ног. Она отважно улыбнулась им из-за скопища котлов. - Колдунам трудно будет найти здесь моего господина, - сказала она. Брота что-то бодро ей ответила, но если им пришлось бы покинуть корабль, не было никакой возможности быстро извлечь из угла Шонсу и его рабыню. Ннанджи, похоже, об этом не подумал. Интересно, думала ли об этом Джия? - ...сутры воинов... воля Богини... - произнес больной. Затем поднялся ветер. Поднимаясь и опускаясь, кренясь из стороны в сторону, сердито скрипя всеми досками и канатами, "Сапфир" помчался, обгоняя бурю. Брота в кожаной накидке сгорбилась в укрытии рубки, оплакивая старый корабль. Не следовало так его загружать. При каждом крене или падении снизу доносился приглушенный металлический лязг, но Том'о великолепно справлялся со своим делом. Даже его дед не сумел бы лучше направлять старую посудину под ветер, двигаясь в сторону Вэла, избегая штиля впереди и бури позади. Дождя все еще не было, лишь холодные порывы ветра, и темнота, качка и скрип. Вэл какое-то время виднелся впереди в лучах солнца; до него было теперь ближе, но как же медленно они двигались! Отчетливо была видна башня, по иронии судьбы оказавшаяся маяком надежды. Потом на Вэл тоже опустилась тень, и лишь далекие горы все еще были залиты солнцем. Детей уже собрали в одной из шлюпок. Взрослые стояли у бортов, пытаясь делать вид, что им безразлична преследующая их буря, метавшая над водой столбы молний, сопровождавшиеся громовыми раскатами, подобными проклятиям гигантов. x x x Вэл во многом напоминал Аус - те же деревянные стены и красные черепичные крыши. Здесь не было стоявших на якоре кораблей; все они были безопасно пришвартованы к пристани, тревожно покачиваясь на поднимавшихся волнах. Томияно провел "Сапфир" в гавань и нашел место для швартовки. Затем он сердито спустился в рубку, чтобы скрыть свое лицо от колдунов. Брота, глядя на него, внезапно поняла, что ему придется оставаться там вместе с Ннанджи. В рубке было место для двоих, но не слишком много. Она крикнула ему, и капитан остановился, кивнул и передал свой пояс с кинжалом Олигарро. Потом он вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Она подошла ближе и остановилась рядом, просто на всякий случай, если возникнут какие-то проблемы; однако моряк не был вооружен, а воину нелегко было вытащить меч под низкой крышей - и даже если бы он попытался, Том'о сломал бы его, словно прутик, прежде чем ему бы это удалось. Из-за ставней ничего не было слышно, кроме отдаленного хриплого голоса: "...сутры воинов..." Брота стояла возле рубки, наблюдая за Олигарро, крепко сложенным светловолосым молодым человеком; обычно на него можно было положиться, однако он отличался непредсказуемым характером. Пристань была странно пустынна перед надвигающейся бурей; ветер гнал по камням пыль, мусор и конский навоз. Единственным видимым проявлением жизни был отряд рабов, выносивших с соседнего корабля бревна и загружавших их в фургон. Лошадей для безопасности убрали, но рабы не боялись воды и не пугались грома. Гром! Он почти непрерывно раздавался с угольно-черного неба, нависшего черным пологом над головой. Брота и Олигарро... все остальные, взрослые и дети, были внизу, наводя там порядок и радуясь приближению безопасной гавани. Надеясь, что там действительно будет безопасно, она мрачно посмотрела на всевидящую башню, столь похожую на башню в Аусе, но казавшуюся здесь вдвойне громадной во мраке, черное на черном. Она надеялась, что законы колдунов здесь те же и что воину на борту корабля ничто не угрожает. Затем она заметила рядом еще одного - Катанджи сидел, скрестив ноги, в укрытии под шлюпкой, ухмыляясь, словно бесенок, исчезая, когда молния бросала на него тень, и снова появляясь в последующем полумраке. У него не было меча, так что ему ничего не угрожало. Проницательный паренек хотел все видеть, все знать. Затем появился таможенник, и ему спустили трап. Изнуренный старый моряк-Третий поднялся на корабль, чуть прихрамывая, и сразу же ей не понравился. Он сделал паузу, приветствуя Олигарро как вышестоящего; его коричневая накидка болталась на его худой фигуре, глаза слезились на ветру. Его звали Хиолансо. Шонсу говорил, что таможенник в Аусе был колдуном. Если этот тоже им был, он выбрал куда менее привлекательный облик - спутанные светлые волосы, тощая шея, множество морщин и пятен на коже. Олигарро приветствовал его в ответ, как капитан "Сапфира". Хиолансо пожелал им добро пожаловать в Вэл от имени старейшин и мага, затем направился в поисках укрытия к рубке. Брота шагнула вперед, преграждая ему путь. Нахмурившись, он взглянул на метки на ее лбу и понял, кто здесь главный. Он неуклюже отсалютовал ей, и она ответила. - Тебе известно, что воинам не позволено сходить на берег, госпожа? - Об этом я как-нибудь догадалась. Хиолансо подозрительно посмотрел в сторону рубки, повернулся, разглядывая палубный груз, а затем обратился к Олигарро: - Похоже, вы были тяжело нагружены, когда входили в гавань, капитан. Большая осадка? - Добрались, и ладно, - без всякого выражения сказал Олигарро. Старик криво улыбнулся и крикнул сквозь шум ветра: - Тогда давайте быстро закончим с формальностями. У меня нет никакого желания болтаться здесь по такой погоде. Плата - двадцать золотых. - Двадцать! - одновременно воскликнули Брота и Олигарро. Над ними прогрохотал яростный удар грома. - Я никогда не слышала о подобной плате для корабля такого размера! - рявкнула Брота. Таможенник снова улыбнулся, внезапно озаренный вспышкой молнии. Он вздрогнул от последовавшего удара грома, а затем сказал: - Тем не менее, сегодня плата именно такова. Олигарро покраснел. - Это абсурд! Мы не можем заплатить! - Тогда вам придется уйти. Брота подумала о том, что сейчас чувствует Томияно, который наверняка все слышал из-за двери. Был ли этот старик колдуном? - У меня есть пять золотых, - неуверенно сказал Олигарро. - Бери и уходи. - Двадцать. У них не было выбора, и он это знал. Брота взглянула на пристань, где стояли четверо или пятеро молодых людей, явно его сообщников. Старик мог приказать им сбросить с причала их швартовы, если ему не заплатят. Ей приходилось встречаться с взяточничеством со стороны таможенников, но никогда - со столь вопиющим, и не тогда, когда над Рекой висело чудовище, готовое разбить в щепки ее корабль. - Тогда мне придется сходить за деньгами, - сказала она, бросив предостерегающий взгляд на Олигарро. На его покрасневшем бесстрастном лице напряглись вены. - Поторопись! Иначе я подниму плату до тридцати. - Хиолансо трясся от холода. Брота снова многозначительно посмотрела на Олигарро, затем направилась прочь. Она надеялась, что у него хватит ума, чтобы сохранить выдержку и не подпустить этого типа к рубке. Если этот негодяй обнаружит на борту высокопоставленного воина, плата сразу же поднимется до пятидесяти. Однако деньги находились в ее каюте, на корме, а проходы были загромождены медными котлами. Катанджи поспешно забежал вперед и придержал дверь. Она что-то пробормотала в знак благодарности и успела сделать лишь еще два шага, когда он сказал: - У меня есть пятнадцать золотых, госпожа. Она повернулась кругом, почти не видя его в темноте. - Очень любезно с твоей стороны, - сказала она. - За две серебряных? - Ты такой же негодник, как и он! Ладно, две серебряных. Он усмехнулся и отсчитал ей в ладонь пятнадцать золотых. Интересно, подумала она, откуда столько у простого Первого? То, как воины разбрасывались деньгами, вызывало у нее отвращение. Проницательный паренек - далеко не каждый воспользовался бы возможностью быстро подзаработать на процентах. Гром и молния снова приветствовали ее, когда она, шатаясь, снова вернулась на палубу, заметив, как удивился ее быстрому возвращению Олигарро. Она протянула деньги. - Надеюсь, пребывание в Вэле окажется для вас удачным, - насмешливо сказал Хиолансо. - Всего хорошего, капитан. Он поклонился и повернулся, чтобы уйти. Он прошел три шага и остановился. По трапу поднимался человек. Поднявшись на палубу, он остановился; его высокая фигура зловеще застыла в темноте, неподвижная, если не считать хлопавших на ветру пол мантии; руки его были спрятаны в рукава, лица не было видно под капюшоном колдуна. Затем молния на мгновение осветила его красную мантию и лицо под капюшоном - густые черные брови, правильные черты, суровое лицо. Снова наступила темнота, и он скользнул вперед, словно передвигался на колесиках. - Верни двадцать золотых госпоже Броте, Хиолансо, - сказал он. Брота поежилась, но не от ветра. Он знал ее имя? Зубы таможенника стучали, и руки отчетливо дрожали, когда он полез в свой кожаный кошелек и отсчитал деньги. - Приношу свои извинения, госпожа, капитан, - низким, твердым голосом сказал колдун. - Старейшины и маг очень озабочены коррупцией среди официальных лиц. Сейчас мы поймали одного, и он будет наказан. Мы предлагаем вашему кораблю убежище в нашей гавани, и без какой-либо платы. - Наказан? Как? - спросила Брота, думая о том, как много раз ей приходилось проклинать чиновников. - Это дело суда. - Колдун слегка повернул капюшон, разглядывая преступника. - По крайней мере - одну руку в огонь, а за столь крупное воровство - вероятно, обе. Чудовищный раскат грома заглушил вопль ужаса Хиолансо. Он проскочил мимо колдуна и кинулся к трапу. Колдун развернулся лицом вслед ему и поднял руку. Снова ударил оглушительный гром. На мгновение заклубилось облако дыма, которое тут же унес ветер. Трап был пуст. Беглец бесследно исчез. Брота услышала крик ужаса и поняла, что это кричит она сама. На этот раз застучали зубы Олигарро. Кап... кап... Начинался дождь. Колдун повернулся к моряку и отсалютовал ему как вышестоящему. - Я Заракано, колдун Пятого ранга... Олигарро ответил дрожащим голосом. Колдун посмотрел на Броту и отсалютовал ей как равной, и ее голос прозвучал в ответ не лучше. Таможенник исчез прямо у нее на глазах. Значит, это была правда. Она не верила в колдунов, пока не встретилась с Шонсу. Теперь один из них находился на ее палубе, и только что уничтожил человека на ее сходнях. Только что по сходням бежал человек; одно мгновение, и от него остался лишь дым. Никогда в жизни ей не приходилось беспокоиться, что она может упасть в обморок, но сейчас у нее промелькнула подобная мысль. Кап... кап... кап-кап-кап... - Давайте где-нибудь укроемся, - сказал Заракано. Он потянулся к ручке двери, ведшей в рубку, но Брота была слишком парализована для того, чтобы помешать. Ветер подхватил дверь и с грохотом распахнул ее. Ннанджи стоял у входа, сложив руки на груди, и его лицо казалось бледным пятном во мраке. Затем снова последовала вспышка молнии, осветив его рыжие волосы и оранжевый килт на фоне сверкающей меди. Чудовищный удар грома потряс весь корабль. Колдун от неожиданности отскочил, начал было поднимать руку, но затем опустил ее. Он видел перед собой не водяную крысу, но воина - перевязь, килт, даже сапоги. Меч. Какое-то мгновение никто не двигался с места и не говорил ни слова, и даже ветер внезапно утих - снова затишье перед бурей: тишина, никакого грома. - ...во имя справедливости... - донесся голос Шонсу, все еще бредившего в дальнем углу. Ннанджи не мог вытащить меч под низкой крышей. Воин и колдун стояли лицом друг к другу в течение долгой, томительной минуты, затем колдун дал понять, что признал в нем нижестоящего. Выражение лица Ннанджи во мраке было не разобрать. После некоторой паузы он произнес слова приветствия: - Я Ннанджи, воин четвертого ранга... В последнее время на "Сапфире" было много разговоров о колдунах - об этом рассказывал Катанджи. Приветствовали ли когда-либо друг друга подобным образом воин и колдун? Водяные крысы в расчет не принимались. Это была встреча змеи и мангуста, и мангуст уже произнес свое приветствие. - Я Заракано, колдун пятого ранга... - ответила змея. - Я навеки буду верен... - прохрипел Шонсу у дальней стены. Сверкнула молния и почти одновременно прогремел гром, заглушив его голос. Томияно держался в стороне, все еще незамеченный, но что если колдун войдет в рубку и увидит его заклейменное лицо? Что, если он услышит Шонсу и узнает в его словах кодекс воинов? Плюх! Плюх! О палубу начали ударяться громадные капли. Не отводя взгляда от Ннанджи, Заракано спросил: - Сколько свободных меченосцев у тебя на борту, госпожа? - Только адепт Ннанджи и один Первый, - пробормотала она, думая о том, вернулся ли Катанджи, и о том, может ли могущество колдуна обнаружить ее ложь. Шум дождя усилился, и снова поднялся ветер, заглушая бормотание Шонсу. - Адепт Ннанджи - благоразумный человек, - сказал колдун тоном, который, по его мнению, должен был быть веселым. - Я тоже. Так что я полагаю, что должен пожелать тебе удачного дня, госпожа. - Снова сверкнула бело-синяя молния, осветив воина в оранжевом килте на фоне ослепительного сияния меди и бронзы позади него. - Я вижу, у тебя много груза. Я наложу на него заклинание, которое принесет тебе удачу. Брота шагнула вперед и взялась за ручку двери. С помощью Олигарро она закрыла ее, скрыв за дверью Ннанджи, который так и не двинулся с места. Затем она оперлась на дверь, ощущая слабость и жуткую дрожь. - Благодарю тебя, мастер Заракано, - сказала она. - Желаю удачного дня и тебе. С неба обрушился дождь, потоки дождя, целая вселенная дождя, окутав палубу белым туманом. Колдун кивнул ей, глубже надвинул капюшон и поспешил к сходням. Она видела, что на пристани его ждут двое колдунов-Вторых в желтых мантиях. Затем все трое быстро пересекли улицу и скрылись за завесой дождя. x x x Даже самая страшная буря должна когда-то закончиться. Брота легла, чтобы утихомирить головную боль, но, видимо, задремала, так как ее разбудил стук в дверь. - Кто там? - Новичок Катанджи, госпожа. - Одну минуту. Буря почти кончилась. Корабль уже не так сильно раскачивался и трещал, и в окно лился солнечный свет. Ее каюта представляла собой деревянную коробку, но больше, чем у других, с местом для стола и сундука, и с нормальной кроватью - единственной уступкой ее возрасту. Фонарь на шкафу был единственным на борту, являясь большим символом власти, нежели кинжал ее сына. Ее каюту украшали ковер, занавески и три небольших гобелена на стенах. Она села на кровати и попыталась привести мысли в порядок. Ветер утихал. Вероятно, было около двух часов до заката, и солнечный свет пробивался из-под края туч. Видимо, скоро они смогут продолжить свой путь. Она с трудом поднялась и подошла к двери, чтобы впустить Катанджи. Он широко улыбался; лицо его было грязным, а волосы мокрыми. - Пришел за деньгами, да? - усмехнулась она и отсчитала на столе его пятнадцать золотых. - Еще две серебряных? Что, если я скажу твоему брату? Он внимательно посмотрел на нее и пожал плечами. - Тогда я в следующий раз не стану тебе помогать, - сказал он. Какой еще следующий раз? - Откуда у Первого пятнадцать золотых? - О, большая часть из них - это деньги Нанджа, - ответил он. - У меня те его десять, что он получил за Телку, помнишь? Она протянула ему две серебряных монеты. - Спасибо тебе, воин. - Рад был помочь, воин, - нахально ответил он, но благодаря его чарующей улыбке подобная дерзость сошла ему с рук. Она отметила, что все монеты пошли в один и тот же карман. - Собираешься плыть дальше, или останешься на ночь, госпожа? - Плыть дальше. Эти, в капюшонах, знают, что твой брат на борту. - Значит, ты не веришь в заклинание, приносящее удачу? - Глаза его блеснули. У нее не было привычки обсуждать собственные решения - даже с Томияно, не говоря уже о сухопутных Первых, но... - Нет. А ты? Он усмехнулся. - Конечно! Кроме того, Холийи только сегодня жаловался, как давно он не проводил ночь в гавани. - Пусть моряк Холийи сам заботится о своей половой жизни, новичок, или Ннанджи придется побеспокоиться о твоей. Он смущенно покраснел. В конце концов, он был всего лишь мальчишкой, однако сообразительности у него было не меньше, чем у торговца-Пятого. - Что-нибудь еще? - спросила она, думая о том, успеет ли она принять душ, прежде чем они отчалят. Он кивнул. - У меня есть для тебя кое-какая информация. Думаю, она стоит золотого. Может быть, двух. Она села на кровать, отчего веревки громко заскрипели, и подозрительно уставилась на него. - Два золотых! Это что, эликсир жизни? Он покачал головой. - Откуда у тебя эта информация? Он снова покачал головой. - Не могу сказать. Хочешь услышать? - Кто решает - стоит она одного золотого, или двух, или вообще ничего? Он поколебался и пожал плечами. - Полагаю, ты. - Если мне она не нужна, тогда я не стану платить? Он неопределенно кивнул, потом снова улыбнулся. - Тебе она нужна. В городе есть два торговца медью, Джасиулко и Феннероломини. Это ее заинтересовало. - Как ты это выяснил? Ты был на берегу, в городе колдунов? Это безумие! Он тряхнул мокрыми волосами. - Воины не сходят здесь на берег, госпожа. Она посмотрела на его ноги. - Тогда я лучше скажу Том'о, чтобы он помыл палубу. Он посмотрел вниз и прикусил губу, раздосадованный тем, что забыл о такой мелочи. - Пожалуйста, не спрашивай, госпожа. Где паренек ухитрился так перепачкаться? Его лицо, казалось, было покрыто слоем жира. Многообещающий мальчик. Собственно, решила она, он - одно из тех самых чудес Шонсу. - Информация о торговцах, конечно, ценная, Катанджи, однако она не стоит двух золотых. - Есть кое-что еще, - широко улыбаясь, сказал он. - Давай. - Две ночи назад был пожар, - возбужденно выпалил он. - Склад Джасиулко сгорел. Он потерял весь свой товар. Брота уставилась на него, не в силах произнести ни слова. Она не сомневалась в том, что он говорит правду. Она протянула руку к мешочку с деньгами и молча подала ему еще два золотых. 5 Возможно, дело было в заклинании колдуна, но Брота предпочитала думать, что это работа Богини. Так или иначе, она оставила корабль в гавани на ночь, а утром известила обоих торговцев медью. Им пришлось торговаться друг с другом, так как Феннероломини дорого бы дал, чтобы оставить Джасиулко ни с чем. В конце концов весь груз забрал Джасиулко за пятьсот двадцать три золотых. Брота пожала ему руку, затем спустилась в свою каюту и станцевала джигу. Лаэ отправилась на разведку и вернулась с радостной вестью о мебели, сделанной из напоминавшего дуб дерева, которое нигде не росло, кроме как в окрестностях Вэла. Когда торговые агенты доставили образцы, Брота согласилась с ее оценкой и загрузила корабль полированными столами, витиевато украшенными стульями и изящно инкрустированными сундуками. "Сапфир" провел в гавани вторую ночь, и колдуны никого не беспокоили. Ннанджи скрывался в рубке. Бред Шонсу стал тише, а его рана - еще хуже. Казалось, он был как никогда близок к смерти. Никто не спрашивал, где новичок Катанджи, но на следующее утро он был на корабле - когда "Сапфир" на рассвете отчалил в направлении Дри, находившегося в трех днях пути выше по реке, все еще с умирающим воином на борту. x x x Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, "Сапфир" едва двигался по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения под судорожным, прерывистым ветром. Хонакура становился все более озабоченным. Даже он, при его профессиональной вере в чудеса и миссию Шонсу, все с большим трудом мог поверить в то, что воин останется в живых. С каждым утром могучая фигура Шонсу выглядела все более истощенной, и то, что он все еще жив, казалось результатом прямого вмешательства богов. Джия от усилий и тревоги превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм. Моряки готовили свой собственный план. Они посоветовались с Хонакурой, поскольку сперва не могли поверить в серьезность намерений Ннанджи. Старик заверил их, что они вполне серьезны, и что никакая опасность, угрожающая ему самому или его друзьям, не заставит молодого воина отказаться от того, что он считал своим долгом чести. Если Шонсу умрет, Ннанджи выступит с мечом против Томияно. Если бы это случилось - по крайней мере, так предусматривал план - на него бы набросили сеть, связали, словно свинью, и выкинули бы на берег вместе с остальными пассажирами. У самого Томияно были иные мысли на этот счет. Его ненависть ук воинам не оставляла места подобному исходу в его собственном варианте будущих событий. Любой необдуманный поступок со стороны Ннанджи был бы встречен острым ножом, и плевать на последствия. Некоторые с ним соглашались. На "Сапфире" было неспокойно. Однако сейчас на нем наступило затишье, как и во всем их путешествии. Старый жрец знал, что дело не терпит отлагательства - процесс, который должен был занять годы, сжался в несколько коротких дней. Боги спешили, но что-то застопорилось. Очевидно, кто-то должен был что-то сделать, но не смог догадаться, что именно. Хонакура готов был помочь, но он был второстепенным участником этой драмы, и ему не позволили бы слишком вмешиваться. Кроме того, он не знал, что должно произойти дальше, и от кого это зависит. Конечно, некоторую подсказку давали ему пророчества Икондорины, и загадка полубога начинала приобретать некий смысл. Он знал больше остальных о миссии Шонсу - определенно больше, чем сам Шонсу - но в данный момент он был поставлен в тупик. День был жарким и безветренным. До берегов по обе стороны было далеко, на востоке виднелись туманные очертания гор, вода казалась лазурным зеркалом. Высоко над головой - а взглянуть прямо вверх для Хонакуры было не так-то просто - словно ленивцы, висели на канатах мальчишки, среди них Катанджи. Группа женщин сидела на кормовой палубе, тихо беседуя и занимаясь вязкой теплой одежды для зимы в этом далеко не тропическом климате. Холийи, Малоли и Олигарро плели веревки - мирная, сидячая работа. Линихио и Синборо с явной гордостью держали руль, хотя корабль почти стоял на месте, оставляя в кильватере легкую рябь на блестящей водной глади. Единственным энергичным членом команды был Томияно. Стоя на коленях возле кормового люка, он скоблил одну сторону его крышки куском песчаника. Похоже, работа была не из приятных. Видимо, он хотел показать, что полностью здоров, и несколько камней, которые он положил на виду рядом, явно намекали на то, что он не отказался бы от помощи. На этот намек никто не обращал внимания. Подумав, Хонакура решил, что его цель состоит в том, чтобы снять старую краску перед тем, как наносить новую - о подобных проблемах ему самому не приходилось заботиться с детства, но это казалось логичным. Так или иначе, Томияно был единственным, кто проявлял хоть какую-то активность, а скрежет его камня был единственным громким звуком. Ннанджи стоял у борта, глядя на рыбацкие лодки вдали. Никто из команды с ним теперь не разговаривал. К нему относились как к опасному зверю. Хонакура медленно подошел к нему и встал рядом, положив руки в черных рукавах рядом с его жилистыми молодыми руками. Ннанджи повернулся и какое-то мгновение пристально смотрел на него. - Без перемен? - спросил он. Хонакура покачал головой. Воин кивнул и снова перевел взгляд на воду. Напряжение последних дней явно сказывалось на нем. Мягкие юношеские черты его лица стали более угловатыми. Даже в его молчаливом взгляде появилось что-то новое. - Знаешь, в казармах я тоже не пользовался особой популярностью, - тихо сказал он. - Что ты имеешь в виду? - То, что тебе незачем всюду следовать за мной с озабоченным видом. Ты похож на мою мать, которая все время беспокоилась, нет ли у меня запора. Хонакура от неожиданности смутился - необычное ощущение, отметил он про себя. - Не совершил ли я ошибку? - спросил Ннанджи. Этого он тоже не ожидал. - Когда? - Когда продал Телку. Она была одной из семи. - Никакое чудо тебя не остановило, так что, скорее всего, нет. Ннанджи тяжело вздохнул. - Похоже, я все-таки ошибся. Никогда в жизни мне так не хотелось женщину. Надо полагать, в казармах он успел завоевать определенную репутацию. - Зачем же тогда ты ее продал? Ннанджи не отводил взгляда от далеких рыбацких лодок, но его губы искривила легкая улыбка. - Я воспринял намек как обещание. Интересно! Парень подшучивал сам над собой, и это было тоже что-то новое. Конечно, он не мог отправиться на берег вместе с остальными холостяками в Ки Сане и Вэле. Не мог он и развлекаться на канатах со своим мечом, а команда не приглашала его к своим повседневным развлечениям. - Тебе нужно немного отвлечься, адепт. Ннанджи кивнул, продолжая смотреть на воду. - Это-то я и имел в виду. Но, думаю, мне может помочь и кое-что другое. Как насчет урока фехтования, старик? - Как раз то, чего мне не хватает, - язвительно сказал Хонакура, - но это было бы незаконно, не так ли? Поговори с Таной - она может согласиться. Ннанджи покачал головой. - Похоже, я утратил свое влияние. Она теперь меня не замечает, даже когда я пытаюсь с ней заговорить. Мальчишка же это просто ненавидит, и я не хочу его слишком мучить. - Он вздохнул. Хонакура слышал мнение Броты о Катанджи как о воине, и видел, как тот прячется, стоит его наставнику появиться с рапирами. Ннанджи повернулся, опираясь на локоть, и улыбнулся жрецу. - Придется мне попросить капитана. Хонакура был поражен в очередной раз. - Ты шутишь! - Нет, - улыбка стала шире. - Сутры говорят, что я не могу дать штатскому рапиру - но они не говорят, что я не могу принять рапиру от штатского. Я оставил свою в Ханне. И я не могу дать штатскому урок... - Но он ведь владеет рапирой лучше тебя? Ты рассуждаешь, словно жрец, адепт. - Интересно, где я мог приобрести столь дурную привычку? Тем не менее, самое большее, что он сможет со мной сделать за подобную просьбу - это вышвырнуть меня за борт, не так ли? А в качестве платы за этот урок фехтования я мог бы получить и урок по морскому делу - я предложу ему свою помощь в той шумной работе, которой он сейчас занимается. Все это было крайне на него не похоже! Воин, выполняющий ручную работу? Воин, который просит моряка дать ему урок фехтования? Хонакура гордился своим умением предсказывать поступки людей. Его отнюдь не радовало столь аномальное поведение. Интуиция подсказывала, что, возможно, именно этого ожидали боги, но... Но, кроме того, что-то новое появилось и в глазах Ннанджи, спрятавшееся за его улыбкой. Большинство людей, как знал по своему опыту Хонакура, пользовались своими глазами лишь для того, чтобы смотреть, и мало кто пользовался ими для того, чтобы видеть. Ннанджи только что перешел в эту вторую категорию, поскольку заметил реакцию Хонакуры, а старик очень редко подобным образом выдавал свои чувства. Улыбка стала еще шире. - Ну, так что? - Он может поступить намного хуже. Он может высечь тебя, как Шонсу высек его. Ннанджи покачал головой. - Нет. Он не настолько опытнее меня. Это лишь замедлит его реакцию. Я проделаю с ним то же самое, стоит ему лишь начать. - Но с чего ему соглашаться дать урок фехтования человеку, который может попытаться его убить? Это безумие! - Желание покрасоваться? - сказал Ннанджи. - Он любит произвести впечатление на других. Он отдал мне назад мой меч, помнишь? Откуда у этого воина подобная проницательность? От Катанджи? Однако Хонакура не думал, что он советовался с Катанджи. Это было еще больше на него не похоже... - Хочешь на меня поставить, старик? - Нет, не хочу! Думаю, тебе стоит держаться подальше от Томияно. Он опасен. - Однако сказав это, Хонакура тут же понял, что вряд ли это подходящий в данном случае аргумент. - Он попытается тебя искалечить! Ннанджи изобразил изумление. - Нет! Да, захочет, не так ли? Что ж, вот настоящий стимул для него! - Он озорно ухмыльнулся и зашагал в сторону рубки, откуда появился несколько мгновений спустя без меча и перевязи. Томияно осторожно поднял голову, услышав приближающиеся шаги. Он выпрямился, хмуро потянулся к ножу, и только тут с удивлением заметил, что воин не вооружен. Хонакура прожил долгую жизнь, изучая людей, и знал, что может читать выражения их лиц лучше, чем кто-либо другой. Он увидел, как лицо моряка покраснело от ярости, когда Ннанджи изложил свою просьбу. Он увидел, как ярость сменилась недоверием. Он увидел, что идея начинает вызывать у него интерес. Ннанджи показал на кусок наждака, с совершенно невинным и искренним видом, в котором не было и намека на какую-то хитрость. Затем он широко улыбнулся Хонакуре, в то время как капитан поднялся и направился на бак, явно собираясь принести рапиры. Все еще полный дурных предчувствий, старик устроился на ближайшем ведре с песком и приготовился смотреть. Напряжение, царившее среди команды, было чересчур сильным, чтобы рисковать подобным образом; воспоминания о бое между Шонсу и капитаном были слишком яркими. Слишком велика была вероятность того, что что-то может пойти не так. Это был явный вызов богам. Следовало бы им верить, но он не знал, чего ожидать, и как это могло бы помочь. Томияно некоторое время отсутствовал. Вполне вероятно, что его мать спрятала оружие. Мало кто заметил рапиры и маски в его руках, когда он вернулся, но первый же лязг стали, прозвучавший на замолкшем корабле, был подобен удару колокола, и реакция на него оказалась соответственной. Мальчишки гурьбой соскользнули вниз с канатов, группа вязальщиц на корме распалась, на палубу высыпали моряки, недоверчиво глядя на происходящее и обмениваясь недоуменными взглядами. С криком на палубу выбежала Брота, нервы которой были на пределе после стольких дней неопределенности. - Проклятье, что вы делаете! - завопила она, прорубаясь сквозь толпу, словно всплывающий кит. Поединок остановился, и капитан стянул маску и окинул взглядом зрителей, потом посмотрел на мать. - Я учу воина фехтовать, - сказал он. - Я бы попросил вас всех немного разойтись и дать нам место. - Он снова надел маску и встал в защитную стойку. Брота проскрежетала невероятное ругательство. Какое-то мгновение она готова была спорить, затем смешалась с толпой, наблюдая за продолжением урока, молча сжав пухлые ладони. Хонакура ничего не знал о фехтовании и беспокоился меньше других, но он мог наблюдать за зрителями. Вначале женщины выглядели обеспокоенными, а мужчины явно были довольны, с нетерпением ожидая, когда капитан вернет часть горького лекарства, полученного им от Шонсу. Соперники казались почти неподвижными. Оба стояли, опираясь на левую ногу и подняв левую руку. Правый сапог Ннанджи то выступал вперед, то отступал назад. Босые ноги капитана бесшумно переступали в противофазе. Лязгали клинки. Вперед... Назад... Вперед... Назад... Они продолжали оспаривать одно-единственное место на палубе. Очевидно, это было не совсем обычно - зрители начали удивленно поднимать брови и обмениваться взглядами. Улыбки исчезали с их внезапно помрачневших лиц. Однако Тана, внимательно наблюдавшая за поединком, начала улыбаться. Вперед... Назад... Никто не объявлял об уколах. Лязг усилился, шаги стали более свирепыми. Затем капитан отступил назад, вместо того чтобы шагнуть вперед, и Ннанджи последовал за ним. Среди зрителей поднялся изумленный ропот. Снова капитан вынужден был отступить, и на этот раз Ннанджи гнал его так же, как гнал его Шонсу. Зрители разбежались в стороны... еще быстрее... вдоль кормового люка... мимо двери на полубаке. Дальше... дальше... снова вперед, в главной мачте. - Один! - крикнул Ннанджи. Поединок прекратился. Томияно сорвал маску и швырнул ее на палубу. Лицо его покраснело, он тяжело дышал и яростно смотрел на воина. Ннанджи тоже снял маску. Он точно так же тяжело дышал, но его улыбка говорила больше, чем все остальные лица. - Извини! - выдохнул он. - Это оказалось несколько труднее, чем я думал. Томияно держался одной рукой за свои не до конца еще зажившие, все еще разукрашенные ребра. Он отвел руку, и на пальцах оказалась кровь. Тана подавила смешок. Капитан перевел яростный взгляд с воина на свою сестру, затем прошел мимо Ннанджи к двери на полубаке; толпа молча расступилась перед ним. Ннанджи окинул взглядом хмурые лица. - Я не хотел, - сказал он. Моряки отвернулись. Он пожал плечами, аккуратно положил маску и рапиру на крышку люка и направился к рубке. Зрители начали расходиться в напряженной тишине. Хонакура соскользнул с ведра и последовал за воином. x x x Даже с открытыми ставнями в рубке было душно и жарко. Шонсу лежал в своем углу, исхудавший и мокрый от пота, тяжело дыша. Из его распухшего бедра сочился гной. Джия спала рядом на голом полу, измученная непрерывным бодрствованием у его ложа. Ннанджи стоял в дальнем конце, у окна, вытираясь полотенцем. Он вынул свою заколку для волос, и его шевелюра напоминала рыжую копну. Он все еще тяжело дышал, и все еще улыбался. Без косички и перевязи он выглядел удивительно юным и невинным. Хонакура озабоченно посмотрел на него. - Значит, ты мог его победить? Он кивнул и вытер лицо. - Он меня одурачил. - Он одурачил тебя? - Да. - Уфф. - Он очень подвижен... у него есть ряд хороших приемов... но теперь я их знаю... - Он продолжал вытираться, тяжело дыша. - Он не воин. У воина были бы и другие... а у него нет. Я этого не понял! - И он попытался тебя ранить? Ннанджи рассмеялся, не в силах скрыть своей радости. - Сначала. Но я в самом деле не хотел... наносить такой удар. Мы очень быстро двигались. Это просто случайность. Шонсу говорил, что память Ннанджи хранит также все, относящееся к фехтованию. Он никогда ничего не забывал. Значит, теперь он знает хитрости и приемы капитана. - Вряд ли ты успокоил этим команду, адепт. Ннанджи перекинул полотенце через плечо и пальцами расчесывал волосы, собираясь вернуть на место заколку. Его юношеская улыбка исчезла. - Нет. - Он нахмурился, опустив руки. - И это меняет дело, не так ли? Я вряд ли мог бы дать ему меч, если бы он мог проиграть, верно? Он посмотрел своим странным взглядом на молчавшего Хонакуру. Это был взгляд Шонсу. Затем он показал на дубовые сундуки. - Прошу тебя, сядь, милорд. - Это тоже были слова Шонсу. Хонакура сел, пытаясь скрыть нарастающее возбуждение. Ннанджи отбросил полотенце и тихо прикрыл кормовые ставни. Затем он наклонился, поднимая с пола свою перевязь и седьмой меч. - Приходилось ли тебе, лорд Хонакура, за все годы, проведенные в храме, когда-либо слышать о веском оправдании убийства штатским воина? Ага! Значит, вот в чем дело? - Нет, адепт. Я думал о том же самом. Но - нет. Я никогда не слышал ни об одном подобном случае. Ннанджи задумчиво потер подбородок. - Одного недостаточно - нам нужно два, не так ли? Думаю, я их нашел, но не уверен. Мне нужна твоя помощь, милорд. 6 Еще задолго до заката наступил полный штиль, и "Сапфир" бросил якорь посреди Реки. Ужин был подан рано, и пища была более скудной, чем обычно. Раздавались шутки насчет возможной голодной смерти, если штиль затянется - черный юмор. Впрочем, в эти дни на борту преобладало черное настроение. Брота обнаружила один очень, очень слабенький лучик света в темноте - впервые ей показалось, что Шонсу немного лучше. Не желая пробуждать ложных надежд, она ничего не сказала. Глупость Томияно, согласившегося на поединок с воином, наложила мрачный отпечаток на весь "Сапфир". Он пытался проучить противника и в результате почти пропустил первые несколько выпадов. Это подействовало ему на нервы, после чего Ннанджи начал парировать каждый его удар и буквально засыпал его множеством невероятно сложных приемов. Конечно, она сразу же узнала технику Шонсу, и вероятно, Томияно узнал ее тоже, но у него просто не хватало времени ей противостоять. В реальном поединке ее сын, скорее всего, все же одержал бы верх, поскольку в реальном поединке заученные приемы не годились. Однако Ннанджи тренировал Тану и Матарро, учеников Томияно, а также наблюдал, как тот сражался с Шонсу. Этот опыт давал ему преимущества, которых Томияно не мог предвидеть. Любитель, сколь бы одаренным он ни был, не должен связываться с профессионалом, Однако сейчас команда была встревожена больше обычного, и кое-кто мрачно нашептывал, что неплохо было бы запереть Ннанджи в каюте. Брота даже отказывалась слушать подобные советы, поскольку знала, что воин будет драться, если кто-либо только попробует. Впервые после смерти Томминоли ее лидерство оказалось под вопросом, и в воздухе пахло бунтом. После поединка Ннанджи не выходил из рубки. Либо он оказался удивительно тактичным, либо его сдерживал старый жрец. Он появился лишь однажды, когда Томияно вернулся, чтобы собрать свои наждачные камни, предложив ему свою помощь. Это было предложение мира, но моряк с непристойной бранью отклонил его. Однако корабль был слишком мал для того, чтобы они могли чересчур долго не встречаться. Так что Брота покинула место, где она обычно ела, и села на крышке переднего люка, лицом к корме, рядом со своим все еще возмущенным сыном. Это была не слишком удачная позиция, так как шлюпки по бокам закрывали вид на Реку, но она могла следить за Томияно и за дверью рубки. Остальные взяли себе еды и рассеялись, как обычно, по палубе, однако разговоров было мало, а мрачных мыслей много. Появилась Джия. Она положила несколько кусочков на тарелку, слабо улыбнулась в ответ на попытку заговорить и поспешила обратно к ложу своего господина. Катанджи, как никогда ощущавший общее настроение, забился в дальний угол, и его почти не было видно. Пришел старый жрец. Он взял себе ломоть хлеба и кусок мягкого сыра и устроился на крышке другого люка, лицом к Броте и Томияно. Это был странный выбор места, и Холийи пришлось подвинуться, чтобы он мог сесть. Возможно, старик тоже следил за Томияно? Все ужинали, за исключением Ннанджи, а ведь обычно он всегда был первым у кормушки. Потом раздался стук сапог... Брота утратила интерес к стоявшей рядом с ней тарелке. Рыжеволосого молодого воина не интересовала еда. Все напряженно смотрели на него. Он остановился у мачты, лицом к Броте. Однако ему была нужна не она. - Капитан Томияно? Рука моряка потянулась к кинжалу, и она приготовилась в случае чего перехватить ее. - Чего? Ннанджи высоко поднял голову и хрипло сказал: - Я должен извиниться перед тобой. Невероятно! Формальное извинение от воина было явлением более редким, чем перья у рыбы. Пальцы Томияно пошевелились, ощупывая новую ссадину на ребрах. Наполовину зажившая корка снова отвалилась, ничего особенного. - Я согласен с тем, что это произошло случайно, - хрипло ответил он. - Не в этом дело, моряк. - Что бы ни должно было сейчас произойти, Ннанджи слова давались с трудом. - Я приношу извинения за то, что заставил тебя волноваться. Я совершил ошибку на прошлой неделе, когда новичок Матарро спросил меня, что случится, если лорд Шонсу умрет. Да будет благословенна Богиня! - Я сказал, что должен буду за него отомстить. Я был неправ. Окружающие начали облегченно улыбаться. Ннанджи глубоко вздохнул, так что под перевязью показались все его ребра. - Клятва, которую мы принесли, весьма необычна, капитан. Конечно, он не умрет, но даже если бы он и умер, я неправильно истолковал эту клятву. - Снова пауза, еще более глубокий вздох, словно ему приходилось заставлять себя произносить слова. - Потому что, если бы лорд Шонсу умер, ты бы не был в этом виноват. - Это очень здорово, - подозрительно сказал Томияно, ожидая скрытой ловушки. - Почему же? - Он наделил тебя правом применять оружие. Он приказал тебе бросить меч, но не воспользовался соответствующими словами. Тебе было предоставлено право... ты был обязан... продолжать исполнять его предыдущий приказ. Когда штатскому предоставлено такое право, воин, который ему его дал, отвечает за любые последствия. - Ты хочешь сказать, что Шонсу убил... ранил самого себя? Ннанджи еще больше напрягся, сжав кулаки. - С точки зрения закона - да. Томияно громко, презрительно расхохотался. - Что ж, в самом деле великолепно! Значит, мне нечего опасаться? Теперь я могу спать спокойно? Я могу не тревожиться о том, что ты накинешься на меня с мечом? - Том'о! - попыталась сдержать его Брота. - Это означает, что на мне не лежит обязанность мстить за то, что случилось с Шонсу. - Ннанджи сиял. - Но это не означает, что я не могу принять оскорбление на свой собственный счет. Прежде чем моряк успел ответить, Брота сказала: - Это хорошая новость, адепт. Мы очень рады. Теперь, может быть, присоединишься к нашему ужину? Том'о, как насчет вина, чтобы отпраздновать это событие? Тана выбежала вперед, схватила Ннанджи за руку и быстро поцеловала в щеку. Его бледное лицо залилось краской, но он даже не посмотрел на нее и не улыбнулся, как можно было бы ожидать. Старик все еще внимательно наблюдал за происходящим. Что-то должно было еще случиться, хотя теперь почти все облегченно улыбались и начали оживленно разговаривать. - Это очень странный случай, капитан, - громко сказал Ннанджи. Все смолкли. - Это должно означать, что штатский тяжело ранил воина и избежал наказания. Такого никогда не бывает. Тана отступила назад. Томияно ошеломленно умолк. Ннанджи посмотрел на Броту и прикусил губу. Потом быстро спросил: - Где находится Йок, госпожа? Она крепко сжала запястье Томияно. - Десять дней пути вверх по реке от Хула. А что? - Ты никогда больше не бывала в Йоке? - С каких пор? - С тех пор, как был убит твой сын. Она посмотрела на старика. Тот знал, что это случится. Это было нечто большее, нежели самонадеянный и импульсивный самоубийственный просчет молодого воина. - Нет. Мы никогда больше туда не возвращались. Ннанджи, казалось, снова потерял дар речи. Потом он крикнул: - Расскажи мне! Томияно выдернул руку и швырнул на палубу свою тарелку. Колбаса, морковь и хлеб разлетелись у ног Ннанджи. - Тебе незачем это знать, сынок! - Я должен! Я не могу на тебя донести, на борту нет никого постороннего! - Однако в Дри будут. - Тогда ты не позволишь мне добраться до Дри. И ты это знаешь. Наступила невыносимая тишина, пока моряк и воин смотрели друг на друга - Томияно красный от гнева, Ннанджи мрачный и бледный. Брота снова посмотрела на старика, но тот оставался непроницаемым. - Как хочешь, - оскалился Томияно. - Тана! Расскажи нашему беспокойному другу, что с тобой было в Йоке. Тана потрясенно прижалась спиной к шлюпке у правого борта. - Мама? Брота пожала плечами. Она не могла понять, что происходит, но чему-то помешать было уже поздно. - Расскажи ему. - Но, мама... - Расскажи! - Я была еще только Первой, - прошептала Тана. - Я сошла на берег со своим мечом. Сухопутным не нравятся девушки, которые носят мечи. Ннанджи повернулся к ней, внимательно слушая. Рука Томияно снова потянулась к кинжалу, и снова Брота сжала его запястье... подожди! - Их было четверо, - быстро заговорила Тана. - Четвертый, двое Третьих и Первый. Адепт вызвал меня на поединок... - И ты, конечно, выразила ему свое почтение, - сказал Ннанджи. Она кивнула. - Потом он велел мне раздеться. Мы были за какими-то штабелями в гавани. Губы Ннанджи искривились. - А остальные? - Они смеялись... и шутили. Я вырвалась от них и побежала обратно на корабль. Они погнались за мной. Со смертоносным выражением на лице Ннанджи повернулся к капитану. - Ты прикончил их всех? Долгая пауза... достаточно долгая, чтобы умереть. - В конечном счете - да. Но это не вернуло назад моего брата. И Линкаро. А Брокаро умер неделю спустя. Ннанджи поднял руку, и Томияно напрягся, но он лишь вытер лоб тыльной стороной ладони. - Ну, адепт? - в наступившей тишине спросила Брота. - Ты слышал. Мы - убийцы воинов. Хладнокровные и безжалостные. Никто не наделял нас тогда правом защищаться. Ннанджи нахмурился. - Вы не смогли бы им воспользоваться, госпожа. Воин не должен вмешиваться в дело чести, а если Четвертый должным образом вызвал на поединок Тану, и Тана ему подчинилась, то это было делом чести. - Хороша честь! - ухмыльнулся Томияно. - С точки зрения закона. Выразив ему свое почтение, Тана проиграла поединок. Она должна была делать все, что он потребует, пока он не уберет в ножны свой меч. Олигарро и Малоли поднялись на ноги и придвинулись ближе к пожарным ведрам. Холийи неохотно последовал их примеру. Ннанджи стоял в одиночестве посередине, словно олень среди волчьей стаи, принимая на себя насмешку капитана. - Даже это, воин? Ннанджи кивнул. - Победитель может требовать чего угодно, хотя проигравший все же может отказаться, чтобы сохранить свою честь. - Но тогда он может быть убит? - Тогда он должен быть убит. Конечно, это позор! Четвертый не должен вызывать на поединок Первого. Не должен он и требовать от него столь отвратительных вещей. Если бы я был там, я бы предупредил его, что после этого вызову на поединок его самого. Но он был в своем праве. Нет, с точки зрения закона вы - убийцы. - Значит, ты донесешь на нас, когда мы прибудем в Дри? Ннанджи тяжело сглотнул и покачал головой. Капитан недоверчиво фыркнул. - Почему бы и нет? - Потому что вы никогда больше не возвращались в Йок. Богиня могла бы перенести вас туда. Она могла бы не дать вам уйти. Наступила озадаченная тишина, проблеск надежды. Затем послышался шамкающий голос старика: - Конечно, это нельзя считать защитой, госпожа. Как я уже объяснял адепту Ннанджи раньше, когда мы обсуждали подобный, но гипотетический случай, боги могут убить на месте любого согрешившего, так что отсутствие божественного вмешательства не может быть истолковано как невиновность. Если кто-то еще сомневался в том, что старик - жрец, то эта речь должна была окончательно их в этом убедить. - Однако в данном случае, - сказал Ннанджи, - Она перенесла вас. Она доставила вас в Аус, к той каменоломне. Вы тащили за собой якорь; вы проделали очень долгий путь - необычное проявление воли Ее Руки. Богиня сама вынесла приговор. Ваше наказание - помогать лорду Шонсу. Ни один воин или жрец не вправе вмешиваться, когда становится известной Ее воля. Подобное случилось с нами в Ханне. Она сама вынесла приговор, и ни один человек не в силах его отменить. - Ты веришь в это, старик? - спросила Брота. За всем этим явно чувствовалось его присутствие. Ни один воин не мог думать подобным образом, и уж никак не Ннанджи. Он догадался, о чем она думает. - Да, я согласен с доводами адепта, - беззубо улыбнулся он. - Я им не верю! - Томияно снова вырвал руку у Броты и вскочил на ноги. - Я никогда не стану им доверять! Ннанджи покраснел. - Я готов поклясться специально для тебя, моряк. Но мне придется вытащить меч. Томияно поколебался. - Что ж, послушаем. Осторожно, стараясь не делать резких движений, Ннанджи вытащил сверкающий меч Чиоксина и поднял его в клятвенную позицию. В лучах закатного солнца казалось, что на нем отсвечивает кровь. - Я, Ннанджи, воин четвертого ранга, брат по клятве Шонсу седьмого ранга, торжественно клянусь, что все члены команды "Сапфира" свободны от греха смерти четверых воинов в Йоке; клянусь своей честью и именем Богини. Седьмой меч с легким шелестом скользнул обратно в ножны. Последовала ошеломленная пауза. - А твой босс? - спросил капитан. - Если он придет в себя... Ннанджи устало улыбнулся. - Он и я принесли четвертую клятву воинов, капитан. Мои клятвы - его клятвы, так что я поклялся и за лорда Шонсу тоже. И ни один Седьмой никогда не отменит клятвы другого. Это может сделать жрец, но некому будет исполнить его приговор. Вам ничто не угрожает. - Ты Четвертый! Ты думаешь, что можешь связать клятвой всех Седьмых в Мире? Улыбка Ннанджи стала шире, напоминая скорее дерзкую мальчишескую ухмылку его брата. - Это тяжкая ответственность! Я предупреждал Шонсу, когда он говорил мне об этой клятве... Да! Всех Седьмых. То есть, полагаю, всех воинов в Мире. Навсегда. Окончательно. Даже если я ошибаюсь, мы можем оставить вас только на суд Богини. - Старик? - бросила Брота. Тот кивнул лысой головой. - Все верно, госпожа. Она прислушивалась к словам нищего? Затем вперед выбежала Тана и обхватила руками Ннанджи. На этот раз он рассмеялся и обнял ее, поцеловав в ответ. - Что ж, я... - сказал Томияно, глядя на вставшую с места Броту. Все смотрели на Броту. Не в силах говорить, она лишь с улыбкой кивнула. Долгий кошмар закончился. Над палубой разнеслись радостные крики. Все вскочили на ноги, жены обнимали мужей, дети возбужденно кричали. Катанджи лежал на спине, обняв Диву и Мей, а они обе пытались одновременно его поцеловать. Тана все еще была в объятиях Ннанджи, получая в ответ значительно больше поцелуев, чем отдавала ему сама... - Ннанджи! Ннанджи! - сквозь толпу протолкалась Джия. Покрасневший Ннанджи вырвался от Таны столь резко, что она чуть не упала. - Ннанджи! - Джия схватила его за руку. В глазах ее стояли слезы. - Он пришел в себя... он говорит, что голоден. 7 Шонсу не собирался умирать, торговля шла хорошо, каждый день приносил с собой новые впечатления. На "Сапфире" царила атмосфера всеобщего удовлетворения. В конце концов, воины оказались не такими уж и плохими. Меняющие Курс приносили удачу. "Сапфир" пришел в Дри. Город Дри был залит солнечным светом, отражавшимся от воды; это был город, сверкавший всеми цветами радуги, по оживленным каналам которого скользили гондолы и быстроходные лодки. Высокие арочные мосты соединяли широкие площади; в небо уходили полукруглые купола и алебастровые башни. В воздухе ощущался острый запах экзотических пряностей и цветов; казалось, он вибрировал от многоцветья и грустных старых песен полуголодных гондольеров. Разукрашенные корабли величественно двигались среди выложенных мрамором зданий, под неподвижным взглядом древних статуй. Местные таможенники оказались худшими из всех, каких только приходилось встречать Броте. Они вышли навстречу "Сапфиру" на лодках, словно нетерпеливо ожидая своей добычи. Они взяли у нее деньги и направили ее на стоянку возле одного из торговых островков поменьше. Шонсу был все еще очень слаб. Даже Томияно не решился предложить отправить его на берег, а Ннанджи не собирался оставлять седьмой меч без охраны, или рисковать оказаться с мечом за спиной рядом с другим воином. Так что воины остались на борту, а моряки начали готовиться к торговле. Брота с легкостью продала мебель, и цена была вполне приличной, даже после того, как хищные таможенники забрали причитавшуюся им долю. - Ковры, - сказал Томияно, показывая в сторону ближайшего склада. Они вместе с Бротой подошли туда, рассмотрели и пощупали ковры, подумали и поторговались. Торговец оказался неуступчивым и настаивал на том, что может продать товар только другому торговцу... подразумевая плату для одного из его родственников, действовавшего в качестве агента. Это было бы еще одним налогом. Брота вела себя более осторожно, чем тогда, когда покупала медь. Торговля должна была основываться на опыте и знаниях; в Ки или в Хуле она знала, что покупать, что продавать, что сколько стоило. Эта странная коммерция под руководством Богини была азартной игрой, прыжком в неизвестность, вызывавшим у нее тревогу, но в конце концов она решилась, и они ударили по рукам. Рабы начали носить ковры и складывать их возле корабля, поскольку еще один таможенник должен был осмотреть их перед погрузкой. Брота вышла на шумную, оживленную улицу вместе с сыном, и они остановились посреди освещенной солнцем толпы, обсуждая, правильно ли они поступили. Группа уличных музыкантов перебирала струны по одну сторону от них, с другой стороны расхваливал достоинства своих цветов лоточник. Со всех сторон их толкали тележки и пешеходы. Все-таки, подумала Брота, она что-то упустила. Ковры казались не вполне уместными, хотя сделка была уже заключена и ничего изменить было нельзя. - У нас еще есть свободное место, - предложил Томияно, столь же недовольный. - Госпожа! - послышался голос возле ее локтя. Она обернулась, нахмурившись, и обнаружила перед собой мальчишку-раба. Он был очень юным, загорелым и худым, так что можно было пересчитать все ребра. Всю его одежду составляла черная набедренная повязка. У него были темные курчавые волосы и большие ясные глаза. Брота в ужасе отшатнулась. - Катанджи! - выдохнула она. - Ради всех богов, мальчик! Ты сошел с ума! Через середину его лица была проведена черная полоса раба. Она скрывала его единственную воинскую метку, и крохотный крестик в виде меча можно было заметить лишь при внимательном рассмотрении - а кто будет внимательно разглядывать раба? Томияно схватил его за руку. - Это нарушение всех законов, парень, - прошептал он. - Если кто-нибудь заметит, ты навсегда останешься рабом, и они выжгут тебе эту метку каленым железом. Возвращайся на корабль, быстро! Катанджи вырвался. - Погоди! Все в порядке - я был на складе, и там было темно. Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту; затем оба посмотрели на Катанджи. - И что ты там делал? - спросила она. - Осматривал ковры. - Он показал на свою родительскую метку. - Я знаю ковры! Я видел, как вы вошли, и провел для вас небольшую разведку. Рабы все знают, и их не заботит прибыль их хозяев, так что они рассказали мне правду - как другому рабу. В этом могла быть доля истины. - И что же ты узнал? - с нарастающим любопытством спросила Брота. - Самые лучшие - шелковые, верно? Они просто замечательные! - Некоторые - да. Но за каждый шелковый приходится покупать десять шерстяных. Таков закон этого города. Другие торговцы говорят то же самое. Мальчишка улыбнулся. - Это только для торговцев! Местные их покупают. И женщина-воин тоже могла бы их купить! - Он был настолько возбужден, что, казалось, подпрыгивал на булыжной мостовой. - Ты видела тот с золотыми русалками? Это просто чудо! И это единственный, который у них есть на этом складе, потому что горожане обычно скупают их все. Я знаю, куда надо идти, и какую цену платят местные. Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту. Контрабанда? - Шелковые ковры большие, - сказала Брота. - Но даже гондола могла бы выдержать несколько. Томияно задумчиво кивнул. - Тебе придется подкупить гондольера. Он может потерять свою лодку. Или голову. - Обычные моряки не посмели бы - у них могли бы конфисковать корабль. Но никто не конфискует корабль, пока на его борту Шонсу. - Давай! - сказала Брота. - Том'о, проследи за погрузкой. А ты, новичок? Как нам доставить тебя обратно на корабль? Он снова улыбнулся. - Увидимся на борту, госпожа. - Он шагнул назад и растворился в толпе. Томияно нахмурился и побежал вперед, огибая фургоны и людей. Когда Брота добралась до трапа, он был занят разговором с чиновником, но, увидев ее, покачал головой. - Я думал, он оставит вход открытым. Но это не положено. Когда корабль стоял в порту, открытые входы являлись серьезным проступком; они могли пропустить крыс, четвероногих или двуногих. Она огляделась вокруг, но нигде не было видно никаких следов Катанджи - что было не удивительно на пристани, столь запруженной грудами товара, фургонами и людьми. Чиновник с официальным видом щелкал на счетах... требовалась очередная взятка. x x x Когда она добралась до своей каюты, там было жарко и душно. Проклятый таможенник лишил ее последних средств. Она заперла дверь, опустилась на колени и отодвинула панель. Из многих потайных мест на корабле этим она пользовалась чаще всего. Она окинула взглядом хранившиеся там запасы. Сколько ковров, даже шелковых, может поместиться в гондоле? Немного, но, возможно, почти столько же, сколько она уже купила, забив при этом трюм "Сапфира" шерстяными. Мальчишка был прав, именно шелковые ковры могли принести прибыль. Если ты не уверен в рынке, обеспечь качество. Шерстяные ковры были не того класса. Парень был прирожденным торговцем. Она выбрала маленький кожаный мешочек. В нем было сто золотых, и она была уверена, что гондола не возьмет так много, может быть, даже меньше половины. Затем она взяла свой меч, причесала волосы и вышла на палубу. Подойдя к рубке, она услышала глухие удары. Корабль был, естественно, неподвижен, и кто-то пользовался возможностью потренироваться в метании ножа. С удивлением она обнаружила, что это был Ннанджи, сидевший из-за низкого потолка на одном из сундуков и упражнявшийся с набором из дюжины или около того клинков. Судя по виду мишени, у него это получалось очень хорошо. Видя ее удивление, он улыбнулся. - Быстрее, чем меч! - сказал он. У него был несколько смущенный вид, но он явно был доволен своим искусством. - Я думала, что это нарушение всех правил, адепт? Или я пропустила новую сутру? - Это я предложил, госпожа, - послышался голос Шонсу. Теперь он сидел, опираясь спиной на груду подушек, все еще очень худой и бледный, но дела его явно пошли на поправку. Каждый день он набирался новых сил. - Ты знаешь, что говорят сутры о колдунах? Если бы она созналась в том, сколько сутр она знала, рыжие волосы адепта Ннанджи тут же бы поседели. - Не думаю, что когда-либо об этом слышала. - Ничего! Они не воины, так что принципы чести к ним не относятся. Они - вооруженные штатские, что само по себе есть нарушение закона - так что любые средства хороши. - Но ножи? - Даже водяной крысе могло стать не по себе при мысли о воине, бросающем ножи. Хуже того, Джия спокойно сидела в углу, что-то делая с одним из сапог Шонсу, а рядом с ней стоял сапог Ннанджи. Хуже всего были спрятанные ножи. Шонсу пожал плечами. Он выглядел усталым. Тана заботливо сидела на корточках рядом с ним. Она исполняла обязанности медсестры с тех пор, как Шонсу пришел в себя и смог оценить ее усилия. Брота не думала, что ее дочь добьется большего успеха с Шонсу, чем Ннанджи добился с ней, но Седьмой стоил таких усилий. - Когда я встретился с колдунами в Аусе, - сказал Шонсу, - они заставили меня отступить перед ними. Я тогда подумал, нужно ли им время для того, чтобы произнести свои заклинания, или что там у них. Из всего, что мы о них знаем, следует, что единственное действенное средство против них - скорость. Так что - ножи! - Однако звучало это так, словно он был готов лишь обороняться, но не нападать. - Я не возражаю, милорд! Тана, мне нужно, чтобы ты пошла со мной на берег. Тана заботливо повернулась к Шонсу. - Ты сможешь ненадолго обойтись без меня, милорд? - Думаю, справлюсь, - вежливо ответил он. Тана похлопала его по руке, поднялась, не спеша продемонстрировав свои длинные загорелые ноги, и по-кошачьи скользнула к двери. Полоски ткани, составлявшие ее одежду, стали уже почти непристойными, превратившись в узкие ленточки, и Брота уловила запах мускуса и фиалок, который мог бы удушить козла. Придется поучить Тану правилам приличия. Ннанджи бросил нож. Бум! В яблочко. Он ухмыльнулся и потянулся за следующим ножом. Джия встала и подошла к своему господину, который приветствовал ее улыбкой, сказавшей больше, чем дюжина сутр. Потом он снова посмотрел на Броту. - Госпожа? Я пытался понять, что же произошло в Вэле. Ты, моряк Олигарро, Ннанджи, капитан - ваши рассказы не вполне совпадают. Удар грома - ты сказала, что человек исчез в дыму, но не видела вспышки. Олигарро говорит, что он упал с трапа, и что была вспышка. Ннанджи ничего не видел... Она рассказывала ему три раза. Конечно, показания свидетелей никогда не совпадают. - Что говорит ученик Катанджи, милорд? Шонсу и Ннанджи удивленно переглянулись. - Я не знал, что он при этом присутствовал. Демоны! Она совсем забыла о том, кто привел ее к источнику незаконных ковров. - О да! Он был там, милорд. Ннанджи спрыгнул с сундука и целеустремленно направился к двери. Брота последовала за ним на палубу. Катанджи стоял у носового трапа, с мечом, в сапогах и килте. Как он умудрился... Она поспешила за Ннанджи, огибая свернутые ковры. - Мне нужно с тобой поговорить, подопечный! - зловеще произнес Ннанджи. Катанджи широко открыл глаза. - Конечно, наставник. - Единственным следом его маскировки было едва заметное маслянистое пятно на носу. В ту ночь в Вэле его лицо тоже было перемазано. - Ты спрашивал госпожу Броту о той сутре? Ннанджи поколебался, затем с улыбкой повернулся к Броте. - Можешь объяснить мне сутру тысяча сорок четыре, госпожа? К счастью, Пятый должен был знать только до девятьсот восемьдесят первой. - Мне она незнакома, адепт. - Лорд Шонсу рассказал ее мне. Он говорит, что тоже ее не понимает, но я уверен, что он лишь притворяется. - Его взгляд стал отрешенным, и он процитировал голосом, очень похожим на голос Шонсу: "Об Отсутствии Следов: Лучше дать тупой меч, нежели сутру, тем, кому невозможно помочь". Брота пожала плечами. Какой-то сухопутный вздор! Как ей добиться хоть слова от Катанджи? - Не слишком много смысла, не так ли? Как можно дать что-то кому-то, кому невозможно помочь? Ннанджи хмуро кивнул. - Я думал, это может означать, что лучше помочь, чем можешь, даже если мало чем можешь помочь, нежели просто давать советы? - При чем здесь в таком случае следы? - Ну... даже если не достигнешь ни чести, ни славы? - А может быть, здесь два смысла, - сказал Катанджи, - и ты можешь выбрать любой, какой захочешь? - Какой же второй? - осторожно спросил его брат. Из двери на полубаке выплыла Тана в своем лучшем сатиновом платье и желтых сандалиях. За спиной у нее был меч. Ннанджи непроизвольно посмотрел в ее сторону. - Пираты не оставляют следов, - пробормотал Катанджи, словно в глубокой задумчивости. - Не как разбойники на суше. А "тупой меч" может означать... рапиру! А свободные не могут помочь морякам... - Вот оно! - воскликнул Ннанджи. - Правильно! Это означает, что можно учить моряков фехтовать! Спасибо, мальчуган! - Забыв о колдунах, он развернулся и побежал в сторону рубки. Катанджи смотрел ему вслед, с сожалением качая головой. Потом он улыбнулся Броте. - Пошли отсюда! - сказал он. x x x Брота выбрала самую большую гондолу из всех, какие только попались ей на глаза; она уселась лицом к гондольеру, чтобы легче было следить за ним. Это был худой, иссушенный солнцем широкоплечий человек, как раз в том возрасте, когда приходится кормить много ртов. Тана с мальчиком сели впереди него, лицом к ней. Гондольер оттолкнулся, и лодка заскользила в сторону гавани. Он пропел короткое приветствие, обычную чушь для туристов, а потом спросил: - Куда, госпожа? - В город, сделать кое-какие покупки, и привезти их обратно на корабль. Он сразу же догадался. - Ковры: - сказал он, и лицо его окаменело. Тана помогла вести переговоры, обольстительно улыбаясь и демонстрируя ему свои формы. В семье все хорошо знали, что Тана всегда поступает так, как сама считает нужным. Гондольер с широко раскрытыми глазами смотрел на нее, на лбу у него выступил пот. Он согласился за значительно меньшую цену, чем потребовал таможенник. Лодка скользила среди широких полос отражавшегося от воды солнечного света. Вдали виднелись туманные очертания башен. - Куда? - снова спросил гондольер. - Куда, новичок? - спросила Брота. Ковровщик наверняка бы подумал, что ему предстоит обставлять казарму, увидев троих воинов. Катанджи отвел взгляд от величественных кораблей, изящных вельботов и быстроходных лодок. Он с ангельским видом улыбнулся. - Какова моя доля? - спросил он. Какое-то время лодка продолжала плыть вперед, и единственным слышимым звуком была музыка и шум порта, доносившиеся из гавани. - Что ты имеешь в виду? - спросила Брота, решив, что пяти серебряных будет более чем достаточно. Он ухмыльнулся. - Я получаю право выбирать первым, и ты доставляешь меня бесплатно на "Сапфир", и дальше на "Сапфире" куда я захочу, и разгружаешь там мой товар. - Потом он сделал паузу, и лицо его посерьезнело. - И ты обещаешь не говорить ничего Ннанджи. Он говорит, что торговля - недостойное занятие для воинов! Тана начала хихикать. Брота не знала, злиться ли ей на себя или удивляться поведению мальчишки. - Мы не позволяем частную торговлю на "Сапфире", - мрачно сказала она. - Все члены команды знают, что им причитается доля, и если кто-то хочет уйти, он может ее забрать. - Прости, госпожа, - не слишком почтительно сказал Катанджи, - но я не член команды. Она сдалась, криво улыбнувшись, сознавая, что Тана получает от этого удовольствие и с радостью расскажет обо всем остальным членам семьи. - Нет, ты ведь один из людей Богини, не так ли? Ладно, договорились. Но ты тоже никому ничего не рассказывай. И ты, Тана! Он наклонился и протянул обе руки для рукопожатия, что удивило ее еще больше. Потом он сказал гондольеру, чтобы тот направлялся к Каналу Семи Храмов, и вернулся к созерцанию оживленного порта. Внезапно Брота вспомнила, что у этого Первого в кошельке по крайней мере пятнадцать золотых. Она думала, что "выбирать первым" означает один ковер. Он бы не посмел... или? Прежде чем она успела задать вопрос, Тана ее опередила. - Сколько же ты намерен потратить, торговец? - спросила она. Катанджи широко улыбнулся, блеснув зубами. - Шестьдесят четыре золотых, - ответил он.  * Книга четвертая. ВОИН ОБРЕТАЕТ АРМИЮ *  1 Каср, следующий город после Дри, тоже располагался на правом берегу, в краю воинов. Бог Ветра равнодушно продолжал исполнять свои обязанности, и когда наконец перед ними появился Каср, жарким и безмятежным утром, Уолли уже в достаточной степени пришел в себя для того, чтобы выйти на воздух. В одном лишь килте, он вытянулся на крышке люка, подложив под голову подушку и наслаждаясь солнцем, словно миллионер на собственной яхте. Доски под ним были теплыми, и паруса заполняли собой все небо. Рядом лежал костыль, который сделал ему моряк Холийи. По другую сторону от него сидела Джия, в моряцкой набедренной повязке и полоске ткани на груди. У рабыни они, конечно, были черными, но подчеркивали ее восхитительную фигуру так, что Уолли счел это вызывающе соблазнительным. Время от времени он сжимал ее руку, или она сжимала его руку, а потом они молча удовлетворенно улыбались друг другу. Тана, слава Всевышней, оставила свои ухаживания, и теперь ее не было нигде поблизости видно. Мир медленно полз мимо своей неторопливой доиндустриальной поступью. Это был очень мирный путь на войну. Уолли было предоставлено время, чтобы восстановить здоровье, и, видимо, он должен был полностью выздороветь. Верующий человек мог бы счесть подобное чудесным исцелением. Моряки занимались своими повседневными делами - кораблем и детьми, одеждой и пищей. Взгляды, которые они бросали на него, были в лучшем случае дружелюбными, в худшем - уважительно-вежливыми... и это было еще одно чудо. От их прежней враждебности не осталось и следа, и ее сменило пусть и неохотное, но все же согласие с присутствием пассажиров на борту. Брота даже нашла для них каюты, уплотнив молодежь и освободив место. На корме слышался лязг стали - Ннанджи тренировал Мату. С тех пор как его наставник открыл ему ту удивительно двусмысленную сутру, жизнь на корабле превратилась для него из адской скуки в райское наслаждение ежедневного фехтования. Он больше не ограничивался обучением Таны, Катанджи и Матарро. Моряки это только приветствовали. На Реке это была хорошая подстраховка. Из задумчивости Уолли вывела появившаяся над ним тень. Он поднял взгляд и увидел лицо Томияно, напоминавшее черную тучу. Он сел. - Скоро Каср... милорд. - У Томияно больше не возникало мыслей об убийстве при виде Шонсу, но он и не испытывал экстаза от братской любви. - Мне просто интересно, сможешь ли ты набрать там себе воинов? - Он явно был готов к отрицательному ответу. Уолли покачал головой. Он попытался улыбнуться и, убрав костыль, показал на крышку люка позади себя. - Пока нет, капитан. Однако сядь на минутку, давай обсудим. Томияно пожал плечами и присел на краешек, словно не собираясь задерживаться надолго. Его синяки уже прошли, ссадины зажили. Ожог на лице превратился в белый шрам. Он был горд - горд своим кораблем, выполнявшим теперь божественную миссию; горд своими физическими возможностями, которые сейчас затмевало титаническое присутствие Шонсу; горд своей независимостью... - Я еще пока не совсем в форме, - сказал Уолли. - Но однажды, капитан, ты получишь назад свой корабль. Однажды я уничтожу колдунов. Тогда мы оба будем свободны. И, возможно, когда этот день наступит, мы с тобой сможем встретиться где-нибудь в баре и отметить вместе это событие? Или, если хочешь, набьем друг другу морду. А потом - разнесем в щепки весь порт? Отправимся по бабам и войдем в легенду? Устроим себе такое похмелье, что жить больше не захочется? Или... Лицо Томияно оставалось безучастным. Он оперся руками о люк, словно собираясь встать. - Что-нибудь еще, милорд? Уолли вздохнул - подход оказался неверным. - Да. После Касра, насколько я знаю, будет Сен. Но это на левом берегу. Следующий город воинов - Тау... примерно неделя пути? - Если будет приличный ветер. - Что ж, думаю, к тому времени я буду на ногах. - Вы высадитесь в Тау? - осторожно спросил моряк. Уолли знал, что его беспокоит. - Как только я буду здоров, и мы достигнем города, где есть приличные воины, ваши обязательства на этом заканчиваются, и договор считается выполненным. Мы высаживаемся. Все честно? Моряк был еще и торговцем. - Что значит - "приличные воины"? - Парочка Третьих? Достаточно крепких, конечно. Да, я бы сказал, что двоих Третьих для начала бы хватило. По крайней мере, они могли бы прикрыть меня со спины. Моряк кивнул и снова собрался уходить. - Останься, - сказал Уолли. - Есть у тебя еще минута? У меня возникла проблема, и ты мог бы мне помочь. Томияно снова сел, с все так же ничего не выражающим лицом, но в этот момент донесся взрыв смеха со стороны фехтовальщиков и наблюдавших за ними зрителей на корме - громче всего смеялся Ннанджи. Капитан взглянул в ту сторону, и глаза его сузились. - Вот еще одно чудо, - тихо сказал Уолли. - Чудо? - Ннанджи. Немногие могут преодолеть собственные предрассудки, как он, капитан. Томияно нахмурился. - Предрассудки? Предрассудки - это мнения, не основанные на опыте, не так ли? - Или на опыте, который не относится к делу, - Уолли обнаружил, что в присутствии Томияно нелегко сохранять терпение. - Подумай, с чего он начинал - годы общения с одними только воинами. Конечно, он презирал штатских - так его учили думать. Его также учили, что убийство - абсолютно непростительное преступление, исключительная жестокость... - Ты не согласен с той присягой, которую он принес? - Вовсе нет. Суть в том, что он понял, что его учили неправильно, и нашел в себе силы подняться выше этого. Мало кому это удается, капитан. Старик клянется, что он здесь ни при чем - все это была идея самого Ннанджи. Когда мы впервые поднялись на борт, он считал, что ты и твоя семья должны гордиться тем, что служат ему, лишь потому, что он воин. Теперь же он считает вас своими друзьями и союзниками. Подобная перемена - почти подвиг, тебе не кажется? - Он перестроился. - А ты? Ты считал, что все воины - убийцы и насильники. Как твои предрассудки, моряк Томияно? Капитан покраснел. - Мое мнение было основано на опыте. - Однако этот опыт не имел отношения к делу. - Я согласен, что в данном случае я ошибался. Но только в данном случае. Уолли пожал плечами, зная, что большинство воинов за подобное замечание готовы были пролить кровь. Однако капитан корабля должен был высоко ценить лидерство, а Ннанджи продемонстрировал способности к лидерству, о которых Уолли даже не подозревал за этой легкомысленной юношеской улыбкой. Он сам поддался предрассудкам, относясь к своему молодому помощнику лишь как к потенциальному телохранителю и удобной ходячей справочной библиотеке. Так что возникал еще один вопрос: сколь большую роль предназначено было сыграть Ннанджи в миссии Шонсу? Томияно вернулся к сути дела. - Что за проблему ты хотел со мной обсудить? - В некотором смысле, моя проблема заключается в том, чтобы понять, в чем заключается моя проблема, если ты еще не запутался. Бог сказал мне, что мне поручена миссия, но не сказал, в чем она заключается, а лишь сказал, что об этом я узнаю сам. Что ж, теперь я встретился с колдунами, так что знаю, что мне предстоит сделать, хотя до сих пор не знаю, как. Но он также загадал мне загадку. Моряк поднял брови, так что три отметины в виде корабля скрылись под его каштановыми волосами. Раздражение уступило место любопытству. - Загадку, милорд? - Загадку. А вот часть ее, которая касается тебя: Когда низко пасть придется, Встанет войско, круг замкнется, Будет выучен урок. - Вполне можно предположить, что "низко пасть" - это мягкое описание того, что произошло со мной в Аусе. Явно заинтригованный, Томияно почесал голову. - Как ты соберешь войско? - осторожно спросил он. Он не стал произносить вслух естественное продолжение вопроса: каким образом лорд Шонсу сможет собрать войско после того, что произошло с ним в Аусе? Если слух об этом доберется сюда раньше, в лучшем случае его поднимут на смех, а в худшем - обвинят в преступлении. Если об этом станет известно после того, как он наберет себе воинов, дело может дойти до мятежа. Его договор с Бротой гласил, что его должны доставить до ближайшего города, где он сможет набрать воинов, но сможет ли теперь Шонсу когда-либо это сделать? Возможно, именно поэтому Хонакура высказывал предположение, что означенным войском может быть команда "Сапфира". Все они в достаточной степени владели мечом еще до того, как Ннанджи начал свои уроки, а благодаря его тренировкам они быстро отточили свое мастерство до немыслимого прежде уровня. Тем не менее, Уолли не мог поверить, что от него предполагалось сразиться с колдунами численностью в несколько городов в компании около дюжины непрофессионалов, половину которых составляли женщины, и определенно не собирался делиться этой мыслью с Томияно. К воинам и их спутникам можно было теперь относиться как к неизбежному злу, но члены команды "Сапфира" не были солдатами. Война их не привлекала, и об огненных демонах в договоре ничего не говорилось. - Я не знаю, как собрать армию, - сказал Уолли. - Я уверен, что слова об уроке относятся к колдунам - должен быть какой-то способ их победить. Но вот насчет круга я хотел спросить у тебя. - Какого круга? - Который мы должны замкнуть! - Он усмехнулся, видя озадаченное лицо моряка. - Пока что мы знаем о четырех городах воинов по левую сторону от нас, на правом берегу - Ки Сан, Дри и Каср прямо впереди. Как мне сказали, следующий - Тау. - Так говорят. - Моряк скорчил гримасу. - Мы торговцы, Шонсу, а не исследователи. Торговцы торгуют то тут, то там - обычно между двумя городами, иногда в трех-четырех. Если Богиня не вернет нас в Хул, тогда мы с тем же успехом сможем торговать здесь. Ки Сан и Дри вполне нас устраивают. Должен сказать, мне нравится здешний климат, хотя мне сказали, что здесь суровые зимы. Посмотрим, что здесь продается и что им нужно. Мы даже не собирались идти дальше в Тау, но, полагаю, мы все-таки должны найти тебе подходящих воинов. Если их нет в Тау, тогда мы доставим вас обратно в Каср. Или в Ки Сан. К тому времени ты будешь уже на ногах. Уолли надеялся, что Томияно окажется более любознательным. Он должен был знать больше о географии, чем могли рассказать Хонакура и Катанджи; но, очевидно, это было не так. Брота проявляла точно такое же отсутствие всякого интереса. - На левом берегу, капитан, мы знаем про Аус и Вэл - города колдунов. Дальше идет Сен. Но я знаю еще об одном городе впереди, дальше вверх по течению. - Какой это город? - Ов. - Но... - Моряк нахмурился. - Ведь вы пришли именно оттуда, когда мы с вами встретились! Это много недель пути назад, Шонсу! Для моряка в Мире существовало лишь два направления: вверх и вниз по Реке. Расстояние измерялось в днях. Уолли начал терпеливо объяснять, рисуя пальцами невидимую карту на крышке люка. Река делала петлю - на север от Ова, потом на запад, вокруг или через горы, а затем на юг к Аусу. Черные Земли вверх по течению от Ова были теми же Черными Землями, что лежали вниз по течению от Ауса. Это был божественный круг, который нужно было замкнуть. Он пришел к этому выводу, пока выздоравливал, лишь для того, чтобы выяснить, что его спутники об этом уже знают. Хонакура понял это первым, по крайней мере так он заявил, а Ннанджи, вероятно, узнал об этом от Катанджи. В конце концов логика взяла верх над предрассудками моряка. Он кивнул. "Сапфир" двигался по западной стороне петли. Горы Реги-Вул уже располагались на юго-востоке, но они находились к северо-востоку от Ауса. В Ове они лежали на северо-западе. - Ты хочешь, чтобы мы замкнули круг и доставили тебя в Ов, Шонсу? - сердито спросил он. - Я должен вернуться в Ов, капитан, и замкнуть круг. Означает ли это сам город, или поместье, где мы начали свой путь - не знаю. Доберемся ли мы туда на "Сапфире" или как-то иначе - я тоже не знаю. Но если бы ты расспросил моряков в Касре, это могло бы помочь. Далеко ли это? Сколько городов захватили колдуны? Старик говорит, что знает, но он лишь строит догадки. Конечно, семь, сказал Хонакура - их должно было быть семь. Уолли не стал спорить, поскольку с большим уважением начал относиться к суевериям старого жреца. По старым доскам простучали сапоги, и перед ними появился Ннанджи, потный и улыбающийся, который закончил свои уроки фехтования. Позади него виднелся приближающийся город Каср. - Ты останешься на борту, милорд брат? - спросил он. - Да, - сказал Уолли. Он снова отметил неуловимые перемены, происшедшие с Ннанджи - небольшая пауза перед тем, как он заговорил, расчет, скрытый за обычной веселостью, тайная гордость своими способностями. За лекциями Уолли о теории мышления и об ответственности быстро последовала практика, и никто в возрасте Ннанджи не мог бы пройти через это, не получив нескольких шрамов. На поверхности он был все тем же упрямым идеалистом, неугомонным бездельником, но где-то в глубине начинало пробуждаться нечто иное. Слепое поклонение перед героем превратилось в осознанное уважение. Будучи Ннанджи, он ничего не мог забыть. - Я останусь, но не вижу причин, почему бы тебе не провести небольшую разведку, - сказал Уолли. - Ты мог бы нанести визит в гарнизон Касра и поговорить со старостой. Улыбка Ннанджи исчезла с его лица. Очевидно, он уже рассматривал подобную возможность. - Мне кажется, это неблагоразумно, - тихо сказал он. - Они спросят, есть ли у меня наставник - кто он, и какого ранга. А если староста узнает, что в городе Седьмой, он наверняка придет сам. Уолли собирался было предложить Ннанджи солгать - но он наверняка не стал бы этого делать. Основываясь на своем опыте общения с продажным Харадуджу в Ханне, и на инциденте с Телкой в Ки Сане, Ннанджи испытывал крайнее недоверие к старостам. - Однако ты мог бы выяснить кое-что о колдунах. - Все-таки я думаю, что это неблагоразумно... брат. - Ннанджи вел себя почтительно, но готов был проявить упрямство. - Ты еще не совсем поправился. Уолли вздохнул. - Как хочешь. Но, Ннанджи... клятва, которую мы принесли, была клятвой братства. - Да? - А не материнства. Ннанджи улыбнулся и показал рукой на бак. - Иди к себе, Шонсу! Томияно, видимо, все еще размышлял над божественной загадкой. - Предположим, мы проделаем весь путь до Ова, милорд? Почему именно Ов? Что должно там произойти? - Капитан, - грустно сказал Уолли, - будь я проклят, если я знаю. Может быть, я что-то упустил? 2 После Касра погода испортилась, словно намекая на то, что лето близится к концу. Под дождем, во тьме и в тумане они пришли в Сен. Черный Сен, как называли его моряки, и это имя вполне ему подходило - черные базальтовые стены и черные крыши, болезненного вида здания вдоль зловонных узких улиц, блестевших от сырости. Зажатый у реки между двумя утесами, город тянулся вверх на пять-шесть этажей, превращая улицы в мрачные каньоны. Даже пристань была черной, и башня колдунов казалась не более унылой или зловещей, нежели остальной город. Пешеходы и лошади, съежившись, передвигались посреди луж, сгорбленные и понурые. Катанджи наблюдал за прибытием через иллюминатор в каюте Дивы. Пока что его не позвали в рубку, где должны были скрываться Шонсу и Ннанджи, пока "Сапфир" будет находиться в порту. Теперь было слишком поздно посылать за ним Ннанджи, но можно было послать Джию. Дива, волнуясь, стояла рядом. Он уже держал наготове набедренную повязку раба и грим. Как говорил Матарро, это была смесь ламповой сажи и гусиного жира. Ее использовали для смазки кабестана. Матарро не знал, что Катанджи позаимствовал некоторое ее количество, как и о том, что он нашел ей другое применение. Шонсу устроил Катанджи выволочку, когда узнал, что он сходил в Вэле на берег и беседовал с группой рабов возле фургона, хотя и был доволен свидетельскими показаниями, которые собрал Катанджи. Таможенник свалился с трапа, когда в него ударила молния. Он не превратился в дым, как говорила Брота. На пристани ждали двое колдунов... несчастный был мертв или без сознания... они забрали его кошелек и сбросили беднягу в Реку... Эти новости обрадовали Шонсу, но он все еще был вне себя от ярости, заявляя, что Катанджи не подчинился приказу. Это была неправда. Когда они покидали Аус, ему было запрещено сходить на берег, если "Сапфир" когда-либо туда вернется. Про другие города колдунов никто ничего не говорил. Ннанджи подтвердил это, в точности процитировав слова Шонсу. - Очень хорошо! - сказал Шонсу, с убийственным выражением на лице. - Но в любом другом порту колдунов ты и шагу не ступишь на сходни! Ты даже не выйдешь на палубу! Ясно? Конечно, ясно - так или иначе, Катанджи уходил и возвращался через иллюминатор. Он тактично умолчал о том, что снова побывал на берегу в Вэле, на следующий день, и несколько часов бродил по городу. А теперь Шонсу попросил Броту посетить Сен, чтобы он мог обрести там знание. Моряки и один старый жрец - чему они могли научить? Что могли узнать воины, прячась в рубке и выглядывая в окна? Знание была делом Катанджи; так сказал бог. Хитрый и пронырливый старый Хонакура догадался, что он замышляет, и несколько раз отвлекал Шонсу, когда разговор приближался к опасной теме. Однако даже он теперь сказал, что следующий раз должен быть последним. - Потом ты должен им все рассказать, новичок. И им придется тебя остановить. Но ради этого стоит совершить еще одну попытку. Пристань быстро приближалась. Если бы корабль развернулся, ему пришлось бы пробираться через палубу в каюту, которую он делил с Матарро. - Хорошо! - сказал Катанджи. Он сбросил свою набедренную повязку и начал завязывать черную. Дива теперь хорошо знала, что делать. Она держала зеркало, которое позаимствовала из каюты своих родителей. Он потянулся к баночке с жиром и шпателю. - Держи крепче! - сказал он. У нее дрожали руки. - О, Катанджи! Это так опасно! - Я же тебе говорил! Я воин. Опасность - мое ремесло. Женщина воина должна быть столь же сильной, как и прекрасной... а ты в самом деле прекрасна. Это ее успокоило. Она покраснела, и руки ее перестали трястись. Он улыбнулся и снова сосредоточился на гриме. - Лишь красивые заслуживают смелых, как говорит Нандж. Дива всхлипнула. Она была симпатичной девушкой, с приятно округлыми формами. Еще несколько лет, и она станет столь же безобразно толстой, как ее тетя Брота, но сейчас легкая полнота ее лишь украшала. - Все. - Он закончил. Хорошо иметь девушку, на которую можно смотреть сверху вниз. Мей была для него слишком высокой. - Я не могу тебя сейчас поцеловать, потому что все размажу. Возмещу с лихвой сегодня вечером. Она прижалась щекой к его шее. - Будь осторожен, дорогой. Я буду страшно переживать, если с тобой что-то случится. Корабль мягко ударился о кранцы. Он обнял ее и удивился, обнаружив, как тяжело им снова расстаться. - Ничего не случится. Следи внимательно, и быстро спускайся сюда, когда я дам сигнал! Он чуть приоткрыл иллюминатор. Канаты были заранее связаны. Прямо перед ними была груда каких-то тюков... отлично. Он открыл люк шире и выскользнул на холодную, мокрую пристань. x x x Народу было немного из-за дождя, но люди шли, опустив головы, не глядя по сторонам, что вполне устраивало Катанджи. Он тоже держал голову опущенной, переставляя ноги вялой походкой раба. Хорошо было наконец выбраться из сапог; он сбрасывал их каждый раз, когда Ннанджи не видел, но ему редко удавалось сделать это надолго. Набедренная повязка была намного удобнее, чем килт. Он снова чувствовал себя мальчишкой, безмятежно бегающим с голой задницей, а не воином, вынужденным вышагивать с гордо поднятой головой. Он до сих пор не мог представить себя воином, сколько бы Ннанджи на него ни орал. Он направился вдоль по одной из узких улочек. Было достаточно темно для того, чтобы никто не мог заметить что-либо подозрительное в его черной полосе раба. Эта попытка должна была быть последней, и он должен был собрать как можно больше информации. Он усмехнулся, подумав о Ннанджи. Его косичка наверняка встанет дыбом, и он будет орать, словно тетя Груза. Шонсу тоже, конечно, возмутится, однако втайне одобрит его поступок. Однако в этом отношении он никак не мог одержать верх над Ннанджи. Шонсу любил узнавать что-то новое - как и Катанджи, и таких людей вокруг было немного. Что ж, сегодня он многое сумеет добавить к тому, что узнал в Вэле. Потом они сядут вдвоем, и он расскажет все Шонсу, и Шонсу восхищенно покачает головой и скажет: "Молодец, новичок", своим рычащим голосом. После этого даже Ннанджи не сможет на него кричать. Он заметил видневшуюся в конце другой улицы башню и свернул в ту сторону. Оказавшись на площади, и нырнул в одну из дверей, просто взглянуть. Как в Вэле и Аусе, колдуны снесли ряд зданий, чтобы построить свою башню и оставить вокруг нее пустое пространство. В Аусе он не заходил столь далеко, но в Вэле подошел к самой башне и провел кое-какую военную разведку, о которой говорилось в сутрах. Он мог сделать это и сейчас, но эта башня ничем не отличалась от других. Он видел большую дверь, через которую разгружались фургоны, значит, должна была быть и другая, поменьше, с дальней стороны. Окон не было по крайней мере до третьего этажа, дальше следовало тринадцать этажей с окнами. По каким же лестницам приходилось им карабкаться! Но все было точно так же. У колдунов наверняка была сутра для строительства башен. Он пересек площадь, считая шаги до башни, вдоль башни и после башни. Потом он обошел ее и проделал то же самое в другом направлении. Башня была квадратной, двадцать два шага с каждой стороны, как он и ожидал. Двери были такие же - тяжелое дерево с бронзовым орнаментом в форме перьев. И точно так же перед каждой дверью была яма, закрытая бронзовой решеткой. Для чего? Яма была неглубокой, а решетки, похоже, не были откидными, так что это были не ловушки. Столько бронзы - недешево! И еще птицы. Вокруг других башен тоже были птицы, важно ходившие по земле и неуклюже взлетавшие, когда он проходил мимо. Было ли это как-то связано с метками в форме перьев? Он стоял на углу, думая, что делать дальше, когда открылась маленькая дверца, и из нее вышел колдун-Второй с корзиной и начал что-то разбрасывать по земле. Все птицы собрались вокруг него, так что это наверняка был корм. Интересно, подумал он, не были ли эти птицы замаскированными колдунами? Что произойдет, если он схватит одну из них? Если она превратится обратно в колдуна, то превратятся ли ее перья в мантию, или же он окажется голым? Или же они были пленниками, превращенными колдовской силой в птиц, и держались возле башни в надежде, что их превратят обратно в людей? Он поежился. На площади показался мальчик, тащивший тележку с нарисованной на боках рыбой. Он остановился у двери и заговорил со Вторым, который открыл ему дверь, и мальчик начал переносить в башню ящики. Катанджи вышел из-за угла и пересек площадь медленным, ленивым шагом раба, которому приказано было бежать. Проходя мимо тележки, он бросил взгляд на ящики. Осьминоги? Бррр! Пока этого было достаточно, и он какое-то время бродил по городу, наслаждаясь запахами, людьми, запахом людей, старым знакомым ощущением конского навоза между пальцами ног. Корабельная жизнь была утомительна для городского жителя. Он вернулся на пристань, чтобы взглянуть, что происходит на "Сапфире". Двое торговцев устало поднимались по трапу, намереваясь поторговаться с Бротой. Значит, все в порядке. У него в запасе было еще несколько часов. Он снова отправился бродить по улицам, в поисках какой-нибудь лачуги рабов. В детстве он часто ходил к рабам вместе с Кан'о и Джи'о... чем они теперь занимаются? Кан'о поступил в гильдию суконщиков. Джи'о, вероятно, стал торговцем тканями, как и его отец. Втроем они узнали от рабов значительно больше, чем когда-либо знали их родители. Иногда они даже рисовали рабскую полосу у себя на лице, хотя это было настолько рискованно, что у них душа уходила в пятки, и обычно они этого не делали. Когда он получил метку воина, он решил, что эти времена для него закончились. Потом он понял, что полоса раба может оказаться хорошим прикрытием,