Дэйв Дункан. Воин поневоле ПРОЛОГ Смит - Вальтер Чарльз Смит, тридцати шести лет, скончался восьмого апреля после непродолжительной болезни в Мемориал Хоспитал, Сандерсон. Ближайшие родственники - сестра, г-жа Сесили Смит Паддон, проживающая в Окланде, Новая Зеландия, и дядя, г-н Клайд Фрэнкс, проживающий в Пасадене, Калифорния. Вальтер родился в Вейбаке, Саскатчеван, окончил среднюю школу в Бингамтоне, Нью-Йорк. В университете Ватерлоо штата Онтарио получил степень бакалавра техники, в Гарварде - степень бакалавра медицины. В течение последних трех лет занимал административную должность на нефтехимическом предприятии АКЛ. Многочисленные друзья покойного глубоко скорбят об утрате; нашей общине будет очень не хватать его щедрых пожертвований, сделанных от всего сердца. Вальтер принимал активное участие в деятельности "Общего пути", "Дядюшек" и Исторического общества, он был президентом теннисного клуба "Авеню". Согласно воле покойного, его тело будет передано для проведения медицинских исследований. Панихида состоится двенадцатого апреля в два часа пополудни в Унитарианской церкви Паркдейла. Пожертвования можно присылать по адресу: 1215, Ривер-Роуд, "Дядюшкам".  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИЗЫВ *  1 - Да пребудет слово Твое в сердце моем, - Ховакура заливался соловьем, прижимая дрожащую руку к гладким, блестящим плитам пола. - Все свои силы я отдам для исполнения Твоей воли, - завывал он, срываясь, как всегда, на высокой ноте; теперь и правая слабая рука опустилась на пол рядом с левой. - Дай мне узреть Твои цели, - здесь начиналось самое трудное - согласно ритуалу, молящийся должен был коснуться пола лбом, но за все пятнадцать лет старик так и не достиг совершенства в этом маневре. Все же он согнулся, как только мог. Если бы Богиня пожелала сейчас, чтобы его старые суставы совсем отказали, ей пришлось бы удовольствоваться только первой частью обряда, на большее он не способен... а впрочем, нужен ли Богине полный обряд? На мгновение он напряженно замер в этой позе, прислушиваясь к тихому пению остальных жрецов и жриц. Потом - уф! - с тихим вздохом облегчения, которого не было в ритуале, он откинулся назад, сел на пятки, сложил ладони перед собой и с обожанием уставился на Нее. Теперь настало время, когда он мог обратиться к Ней со своей молитвой Сегодня - да только ли сегодня! - ему не надо раздумывать, о чем будет эта молитва. "Высочайшая Богиня, призови воина!" Она не отвечала. Он и не ждал ответа Перед ним была не Сама Богиня, а всего лишь изображение, которое давало простым смертным возможность представить себе все Ее величие. Ему ли, жрецу седьмого ранга, этого не знать? Но Она услышит его молитву, и когда-нибудь Она ответит. - Да будет так! - Тут его голос дрогнул. Теперь ему следовало заняться обычными будничными хлопотами, но он не спешил, он сидел, не двигаясь, сложив перед собой руки, и размышлял, не спуская зачарованного взгляда с Величайшей, с каменной решетки над ней, с крыши ее храма, святейшего из всех святых мест в Мире. На сегодня у него назначено много встреч - с Хранителем Казны, с Наставником Начинающих, с другими служителями; почти все эти посты когда-то занимал он сам. Теперь он был всего лишь Третьим Канцлером Совета Почтенных. Но за этим скромным титулом скрывалось очень многое. Истинная власть - тайная власть: это он понял давно. Утреннее посвящение подходило к концу. Уже появились первые паломники, спешащие принести Богине свою дань или просто помолиться Ей. В чаши со звоном падали деньги, слышалось бормотание молитв, сопровождаемое тихими голосами жрецов. Хонакура решил, что сегодня он начнет с того, что сам введет нескольких паломников. Это достойная дань Высочайшей, как раз то, что ему нравилось, хороший пример для остальных. Он опустил руки и окинул взглядом храм в надежде, что поблизости окажется кто-нибудь более ловкий, чем он, и поможет ему встать - задача для него не из простых. В то же мгновение рядом с ним оказался какой-то человек в коричневой мантии и услужливо склонился перед стариком. Пробормотав слова благодарности, Хонакура поднялся и уже хотел уйти, когда незнакомец вдруг заговорил. - Я Джанарлу, жрец третьего ранга. - Обычная церемония приветствия - слова, движения рук, поклоны. В первую секунду Хонакура содрогнулся от негодования. Неужели этот юноша мог подумать, что такая пустяковая услуга дает ему право первым обратиться к старшему? Это место - площадка перед возвышением, на котором стояло изображение божества, - было святая святых, и хотя формально разговоры и приветствия здесь не запрещались, но по старой традиции этого никто не делал. Потом он вспомнил этого Джанарлу. То был внук старого Хангафо, о нем говорили как о юноше, подающем надежды. Но с такого и спрос больший; хотя, вероятно, для столь дерзкого поведения были достаточные основания. Поэтому Хонакура дождался, пока приветствие будет закончено, и ответил подобающим образом: "Я Хонакура, жрец седьмого ранга." Последний знак на лице Джанарлу был все еще слегка воспален, значит, молодой жрец совсем недавно стал Третьим. Он был высок - гораздо выше, чем маленький Хонакура, - и какой-то весь костлявый, неуклюжий, а нос у него загибался крючком. Он казался уж слишком молодым, но, с другой стороны, сейчас это обычное дело. Рядом с ними какая-то древняя старуха опустила в чашу золотой и стала умолять Богиню избавить ее от страшных болей в кишках. Молодая пара молилась о том, чтобы Она не посылала им больше детей, по крайней мере, в ближайшие несколько лет. Как только Хонакура закончил, Джанарлу выпалил одним духом: - Священный, там какой-то воин... Седьмой! Она ответила! - Ты оставил его без присмотра? - яростно накинулся на юношу Хонакура, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать и не показать всем своего волнения: не исключено, что за ним наблюдают. - Священный, это Безымянный. Хонакура даже присвистнул от удивления. Невероятно! Безымянным стать просто: достаточно прикрыть лоб и подобно бродяге одеться во все черное. По закону такие люди не могут владеть имуществом и должны состоять на службе у Богини. Многие видели в этом своего рода искупление, поэтому некоторые паломники так и поступали. Но чтобы до такого унизился воин седьмого ранга - крайне странно. Для любого воина такое поведение казалось бы невероятным. Для воина седьмого ранга - просто невозможным! Теперь понятно, как он сумел добраться сюда живым. Но долго ли он сможет протянуть? - Священный, я сказал, что ему следует закрыть лоб, - неуверенно заговорил Джанарлу. - Кажется он... сделал это с удовольствием. В его словах Хонакуре послышалось недопустимое легкомыслие, и он строго взглянул на Джанарлу. Смуглое некрасивое лицо юноши покрылось легкой краской. - Надеюсь, ты не слишком торопился? - Нет, священный. - Третий покачал головой. - Я пошел за ним... - Он кивнул в сторону больной старухи, рядом с которой теперь стояла ее жрица. - Хорошо, жрец! - сказал Хонакура уже мягче. - Пойдем посмотрим на это твое чудо. Мы будем идти медленно, разговаривая о божественном... И не прямиком, пожалуйста. Лицо молодого человека разгорелось от удовольствия, и он зашагал в ногу с Хонакурой. Великий храм Богини в Ханне был не только самым богатым и самым старым зданием в Мире, он несомненно был и самым большим. Когда Хонакура повернулся спиной к возвышению, перед его взором раскинулась бесконечная гладь светящегося разноцветного пола, который тянулся к семи огромным аркам, образующим фасад здания. Здесь было множество людей - паломники и жрецы храма, - но с такого огромного расстояния они казались едва ли большими, чем кучки мышиного помета. Дальше за арками, в сияющем солнечном свете лежало ущелье и Река, ее грохочущий рокот наполнял храм все эти долгие тысячелетия; здесь же находилось Судилище. По сторонам широкого нефа стояли святилища младших богов и богинь, а над ними украшенные лепным узором окна ярко вспыхивали рубином, изумрудом, аметистом и золотом. Молитва Хонакуры услышана. Нет... молитвы многих. Конечно, он не единственный из Ее слуг, кто каждый день возносил эту молитву, но счастливая весть прилипла именно к нему. Теперь он должен действовать осторожно, но мужественно и решительно; он не мог не чувствовать теплого удовлетворения при мысли о том, что он - избранный. Немало времени потребовалось Хонакуре, чтобы дойти до арок, молодой Третий беспокойно трусил рядом с ним. Хонакура понимал, что вместе они смотрятся странно - Джанарлу в своей коричневой мантии, какие носят жрецы третьего ранга, и он в голубой - одежде для Седьмых. Его молодой спутник был высок, сам же Хонакура никогда не отличался ростом, а с годами и вовсе высох, ссутулился, облысел и потерял зубы. Младшие жрецы за глаза называли его Мудрой Обезьяной, и это смешило старика. А в таком возрасте уже мало что смешит. В мрачные безмолвные ночные часы он чувствует, как его усталые кости трутся о постель, и тайно молит, чтобы Она поскорее освободила его от бремени старости и позволила начать все сначала. Но, возможно, он был нужен Ей еще для одной, последней службы, и если так, то несомненно этот час настал. Воин седьмого ранга! Жрецы давно поняли, что это - большая редкость, а значит, и большая ценность. Хонакура подумал, что молодой Джанарлу проявил большое благоразумие, обратившись именно к нему, а не к какому-нибудь болтуну рангом пониже. Его следует за это вознаградить. А заодно и заставить молчать. - Кто твой наставник? - спросил он. - Да, я его знаю. Достойный и святой человек. Но у достопочтенного Лондоссину появились некоторые новые обязанности, а значит, ему требуется и новый подопечный. Речь идет об очень тонких вопросах, и этот человек должен быть сдержан и благоразумен. Искоса взглянув на своего спутника, он заметил на его лице вспышку радости. - Это будет для меня большой честью, священный. Да, похоже, что Джанарлу умеет читать мысли, хотя такое сможет всякий Третий - если ему хотят предложить в наставники Шестого... - Тогда я поговорю с твоим наставником и со священным, и мы посмотрим, можно ли это устроить. Но придется подождать, пока... пока успешно не завершится все, что касается этого воина. - Конечно, священный. - Молодой Джанарлу смотрел прямо перед собой, но Хонакура все равно заметил его улыбку. - А на какой ступени ты сейчас? - Через неделю мне предстоит приступить к пятому молчанию, - ответил юноша. - Мне хочется начать как можно скорее, - прибавил он с жаром. - Ты приступишь немедленно, как только я посмотрю на это твое чудо, - твердо сказал Хонакура, усмехнувшись про себя. - Я дам знать твоему наставнику. Где же твоя хитрость, юноша? Пятое молчание длится две недели, к тому времени с воином все уже будет решено. Наконец они подошли к аркам. С холма во двор храма спускались огромные ступени. Наверху уже столпилось множество паломников: преклонив колени, они терпеливо ждали в тени, но скоро тропическое солнце доберется до них, и тогда ожидание станет не столь приятным. Нарушая свою давнюю привычку, жрец взглянул на лица тех, что стояли рядом. Встретившись с ним глазами, они почтительно склоняли головы, но многолетний опыт помог ему сразу же определить и ранг, и занятие, а кроме того, сделать кое-какие предварительные выводы: гончар третьего ранга, возможно, проблемы со здоровьем, девица из Вторых, наверное, бесплодие, ювелир пятого ранга, от этого можно ждать приличного приношения. У некоторых головы были перевязаны. Хонакуре нетрудно было узнать среди них долгожданного воина. Он выбрал боковую арку: хорошее место охрана стояла только у центральной, - но для человека его ранга такой выбор казался странным. Должно быть, у него в самом деле какие-то серьезные проблемы. - Вон тот, я полагаю? Очень хорошо. А вот, кажется, и сам достопочтенный Лондоссину. Давай прямо сейчас и поговорим с ним, - это было очень кстати, потому что с некоторых пор Хонакура не любил перетруждать свою память: в столь удачном стечении обстоятельств чувствовалась рука Святейшей. Десятка слов было достаточно, чтобы изложить все дело плюс несколько значительных взглядов, намеков и полунамеков, тонких оттенков голоса. Перевод будет осуществлен, и для двух своих подопечных Лондоссину получит места в Совете, он уже давно этого добивался. А третий подопечный будет зачислен в кандидаты. А молодой Джанарлу будет молчать. Хонакура подождал, пока юноша отправится в храм, чтобы дать обет молчания, совершенно не осознавая того, какое множество вопросов было только что решено в его присутствии. Торопиться сейчас некуда; Безымянный не мог принести даров, и поэтому служители подойдут к нему далеко не в первую очередь. Да, рука Богини! В ответ на его молитвы появился воин высокого ранга, он пришел - невозможно поверить! - инкогнито, а значит, нет никакой опасности, к тому же он избегал даже тех двоих, что скучали у центральной арки, а они, вероятно, смогли бы по длинным волосам узнать в нем воина. Хвала Богине! Хонакура стал медленно продвигаться в нужном направлении, кивая головой в ответ на поклоны. По закону Безымянного могли допросить жрецы или обыскать стражники, но были случаи, когда младшие воины просто ради развлечения начинали издеваться над таким человеком. Жрец подумал о том, как бы они повели себя, если бы вместо беззащитной жертвы наткнулись на могущественного Седьмого. Интересно взглянуть на подобное зрелище. Но, к счастью, ранг этого человека неизвестен здесь никому. И вот Хонакура достиг цели. Воин и в самом деле был огромен - стоя на коленях, он был почти одного роста со старым жрецом. Среди воинов таких немного: скорость для них важнее, чем сила. Если этот человек еще и ловок, то он может быть действительно страшен, но с другой стороны - он Седьмой, а это, как говорят, уже и есть самое страшное. Кроме лохмотьев на голове наготу его прикрывала только разорванная набедренная повязка. Тело воина покрывали грязь и пот, но об этом как-то сразу забывалось, стоило лишь взглянуть на его поистине удивительное сложение. Темные волосы падали ему на плечи, глаза были совершенно черные, такие, что и зрачок нельзя различить. Глаза, полные силы... пылающие гневом, глаза Несущего Гибель... Но сейчас Хонакура видел в этих глазах - боль, страх, подавленность. Это не редкость среди тех, кто приходит к Богине с мольбой, - больных, умирающих, одиноких, гибнущих, - но не часто доводилось ему видеть страдание столь огромное, а в глазах этого молодого здорового воина оно казалось просто ужасающим. Да, с ним что-то случилось! - Светлейший, - быстро заговорил Хонакура, - давайте отойдем в более укромное место. Молодой человек приподнялся и тут же вознесся над маленьким жрецом, как скала над вершинами деревьев. Он был огромного роста, и при ходьбе его тело вздрагивало. Столь юный Седьмой... Это необычно даже для воинов, а он моложе, наверное, чем жрец третьего ранга Джанарлу. Они дошли до конца здания, и Хонакура указал на постамент разъеденной ржавчиной статуи. Воин послушно сел. Его безразличие привело Хонакуру в изумление. - Давайте пока обойдемся без формальностей, - тихо сказал Хонакура, оставаясь стоять, - ибо нельзя быть уверенным, что мы совсем одни. Я Хонакура, жрец седьмого ранга. - Я - Шонсу, воин, и также седьмого ранга. - Его голос по мощи соответствовал всему остальному. Как будто гром прогремел вдали. Он поднял руку и убрал со лба повязку. Хонакура покачал головой. - Ты ищешь помощи у Богини? - Меня преследует демон, о священный. Теперь понятно, почему у него такие глаза. - Демонов изгоняют, - сказал Хонакура. - Однако они редко овладевают теми, у кого высокий ранг. Поведай же мне обо всем. - Он цвета кислого молока, - грозный молодой воин вздрогнул, - у него волосы на животе, на руках и ногах и на лице, а макушка лысая, и кажется, что голова у него приставлена вверх ногами. Хонакура тоже вздрогнул и очертил в воздухе священный знак Богини. - И у него нет крайней плоти, - продолжал воин. - Тебе известно его имя? - О да, - Шонсу вздохнул, - его бормотание звучит у меня в ушах от вечерних сумерек до утренней зари, а в последнее время и днем. В этой болтовне мало что имеет смысл, но как его зовут, я знаю - Вэллисмит. - Вэллисмит? - отозвался Хонакура. - Вэллисмит, - повторил воин. Такое имя не носил ни один из семисот семидесяти семи демонов, но какой же демон назовет свое настоящее имя, если его не призывать определенным образом. И хотя сутры описывали демонов самых страшных и отвратительных, такой крайности, как волосы на лице, Хонакура не мог себе представить. - Богиня распознает его, и он будет изгнан, - сказал старик. - Какое приношение ты сделаешь Ей за это? Молодой человек печально опустил глаза. - Священный, у меня ничего не осталось, кроме силы и воинского искусства. Воин, и не говорит о своей чести? - Может быть, служба в нашей охране, год или два? - предложил Хонакура, не спуская с него глаз. - Правитель - светлейший Хардуджу, Седьмой. Жесткое лицо воина стало еще более суровым: - Сколько Седьмых вам необходимо иметь в охране? - спросил он осторожно. - И какую клятву я должен принести? Теперь Хонакура рискнул высказаться несколько точнее: - Светлейший, мне неизвестны все клятвы, которые приносят воины. Что же касается охраны, я не припомню, чтобы у нас было больше одного Седьмого, а я служу здесь уже более шестидесяти лет. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Воин нахмурился. Хотя уничтожая себе подобных, это племя и не испытывало сильных угрызений совести, но советы посторонних по этому поводу они воспринимали без восторга. Хонакура решил еще немного приподнять завесу. - Воины высоких рангов редко посещают храм, - сказал он. - За последние два года я не видел ни одного. Однако любопытно вот что. До меня доходили слухи о нескольких воинах, которые приезжали в Ханн. Один из них был седьмого ранга, еще несколько - шестого, и целью их, как они сами утверждали, было... - Что? - Воин сжал кулаки. - Ничего, ничего! - быстро заговорил Хонакура. - Всего лишь слухи. Говорили, что эти воины хотели занять переправу и ту длинную аллею. Может быть, они потом раздумали. Кто-то из них добрался даже до постоялого двора, где обычно останавливаются паломники, но ему не повезло - он отведал там гнилого мяса. Так что никого, кроме вас, светлейший, и тем сильнее наша радость. Сильные мускулы не всегда свидетельствуют о слабом уме - молодой человек все понял. Краска ярости проступила у него на щеках. Он посмотрел вокруг, окинул взглядом грандиозное здание храма и огромный двор внизу; к которому примыкал усыпанный галькой берег тихой заводи, потом пенные волны Реки, текущей из ущелья, и окутанное туманом великолепие Судилища. Потом он повернул голову и оглядел старый парк, где среди деревьев стояли дома верховных служителей. Один из них, несомненно, подошел бы для жилища правителя. - Служить при Ее храме - большая честь, - сказал он. - Сейчас эта служба вознаграждается более щедро, чем раньше, - с готовностью отозвался Хонакура. На суровом лице воина появилась угроза. - Я думаю, здесь можно раздобыть меч? - Это мы устроим. Молодой человек кивнул. - Я всегда готов служить Богине. Вот так следует делать дела, с удовольствием подумал Хонакура. Об убийстве даже не упоминалось. - Но сначала - изгнание демона? - спросил воин. - Конечно, светлейший. - Хонакура не мог припомнить, чтобы за последние пять лет делал что-либо подобное, но ритуал был ему знаком. - К счастью, вам не придется упоминать ни вашего занятия, ни ранга. И такое одеяние вполне подойдет. Воин облегченно вздохнул. - И получится? Нельзя преуспеть на посту Третьего Канцлера Совета Почтенных, если не умеешь прикрывать тылы: - Получится, светлейший, если только... - Если что? - Тень подозрения упала на широкое лицо воина. На нем лежит какая-то вина? - Если только этого демона не наслала сама Богиня, - осторожно начал Хонакура. - Только вы сами знаете, нет ли за вами какого-нибудь проступка против нее. Боль и скорбь отразились на лице воина. Юноша опустил глаза и некоторое время не произносил ни слова. Потом он дерзко взглянул на жреца и громко сказал: - Его наслали колдуны. Колдуны! От неожиданности маленький жрец сделал шаг назад. - Колдуны! - пробормотал он. - Светлейший, за все годы, проведенные мною в этом храме, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из паломников упоминал о колдунах. Я даже и не думал, что они все еще существуют. Ярость в глазах воина внушала ужас, теперь жрец мог сам в этом убедиться. - О, они существуют! - взревел он. - Я пришел издалека, о священный, но верь мне, они существуют. Хонакура постарался сосредоточиться. - Колдуны бессильны против Всемогущей, сказал он твердо, - а тем более в Ее храме. Если они - причина твоего несчастья, то изгнание демона несомненно пройдет успешно. Ну, что ж, приступим? Хонакура подозвал Четвертого в оранжевых одеждах и отдал кое-какие распоряжения. Потом он повел воина к Богине. Они вошли в храм через ближайшую арку и проследовали вдоль нефа. Огромный воин неторопливо шел рядом с Хонакурой, жрецу приходилось делать три шага, тогда как тот ступал только один раз, но юноша не спешил: он беспрестанно поворачивал голову и ошеломленно глазел на окружавшее его великолепие; так бывает со всеми, кто впервые оказывается в этой святая святых и видит огромную синюю статую, серебряное возвышение перед ней, усыпанное дорогими приношениями, разноцветные вспышки витражей, свод, куполом поднимающийся к небесам. Сейчас в храме было много народу - жрецы и жрицы, паломники и просто молящиеся, они стояли и ходили по сияющей мозаике пола, но величие храма превращало их в ничтожные пылинки, которые не могут нарушить царящий здесь покой. Они подошли ближе, и теперь воин не замечал ничего, кроме величественной статуи Самой Богини; она сидела, окутанная покрывалом, скрестив под собой ноги и положив руки на колени. Ее длинные волосы струились бесконечным потоком. С каждой минутой ее образ приобретал реальность, и, подойдя совсем близко, воин в благоговении распростерся перед ней. В ритуале изгнания принимали участие многие: тут требовались пение, танцы, обрядовые церемонии. Хонакура предоставил совершить изгнание Перандоро, жрецу шестого ранга, потому что такая возможность - большая редкость Сам он только однажды совершал эту церемонию. Стоя внутри круга, воин опустился на колени, склонил голову и вытянул вперед руки - теперь остается только постелить на его спину скатерть, и за таким столом смогут пообедать трое. Остальные жрецы украдкой поглядывали в их сторону; паломников попросили немного подвинуться; вся эта картина производила огромное впечатление. Сначала Хонакура не очень следил за церемонией. Он обдумывал свой следующий выпад против невыносимого Хардуджу. Что касается меча, то это просто - его можно взять в оружейной у Атиналани. Синяя юбка, форма для Седьмых тоже не проблема, а зажим для волос - совсем незначительная деталь. Но воины щеголяют особыми ботинками, а если теперь послать за подходящей парой, то размер этой обуви несомненно вызовет подозрения. Более того, он был просто уверен, что для поединка его новому герою понадобится и вторая пара, а это уже гораздо сложнее. Возможно, ему придется сделать так, чтобы этот опасный молодой человек исчез на пару дней, пока все приготовления не будут закончены; то, что он здесь, должно пока оставаться тайной. Хонакура испытывал огромное удовлетворение при мысли о том, что Богиня не только ответила на его молитвы, но и обличила его реальной властью. И Она не ошиблась, оказав ему такое доверие, это он знает точно. Он позаботится о том, чтобы все было как следует. Пение достигло своего апогея, хор взревел "Изыди!" Воин поднял голову, обвел все вокруг непонимающим взглядом, потом посмотрел на Богиню. Хонакура нахмурился. Этому болвану было приказано не поднимать голову. - Изыди! - еще раз провозгласил хор голосов, звучание которых лишь на малую толику отступало от совершенства. Воин рванулся назад, запрокинув голову и раскрыв глаза так широко, что стали видны белки. Послышалась нервная дробь барабанов, трубач взял неверную ноту. - Изыди! - пропел хор в третий раз. Перандоро поднял серебряный кубок, наполненный святой водой Реки, и вылил его содержимое на голову воина. Тело юноши свела неестественная судорога, он рывком поднялся на ноги, грязная набедренная повязка упала на пол, и совершенно нагой, не замечая стекающей по его волосам воды, гигант мучительно вытянулся перед статуей. Потом он пронзительно вскрикнул; никогда в жизни Хонакура не слышал, чтобы человеческие связки способны были издавать такие мощные звуки. Ибо, возможно, впервые за всю многовековую историю храма голос одного человека заглушил хор, лютни и флейты и отдаленный гул, доносящийся со стороны Судилища.. Этот звериный рев, полностью лишенный какой бы то ни было гармонии, наполнял душу всепоглощающим отчаянием. Свод храма отразил этот звук. Нечеловеческий крик тянулся целую долгую минуту; певцы и музыканты безнадежно сбились, танцующие стали натыкаться друг на друга, все широко раскрытыми глазами смотрели на воина Под хаотичный стук барабанов церемония быстро завершилась. Воин покачнулся. Он рухнул, как падает мраморная колонна. Во внезапно наступившей тишине раздался громкий звук удара - это его голова коснулась плит пола. Он лежал без движения, огромный и, как младенец, нагой. Повязка упала со лба, и теперь всем взорам открылись его знаки - семь мечей. 2 История храма уходила корнями в незапамятную древность. Его несколько раз перестраивали, прибавляли новые части и время от времени, когда изнашивалась ткань, - а это происходило довольно часто, - меняли внутреннюю обивку. Но храм - это еще и люди. А они сменяются гораздо быстрее. Начинающий в изумлении взирает на древнего мудреца Седьмого и приходит в благоговейный восторг при мысли о том, что этот старик, возможно, в годы своей молодости видел Такого-то; ему не приходит в голову, что, будучи еще новообращенным, этот старик сам так же удивленно смотрел на Такого-то и размышлял, что он, наверное, видел Того-то и Того-то. Так, подобно каменным глыбам арок, жрецы храма возникали из темноты прошлого и поднимались в неразличимое сияние будущего. Они лелеяли святые древние традиции и в торжественном благоговении поклонялись Богине... Но такого дня не помнил никто из них. Преклонного возраста жрицы шестого ранга бегали как девочки, грубо нарушая тем вековые традиции, люди громко кричали перед самым лицом Богини; рабы, носильщики и целители толпились в священных местах; паломники в одиночестве бродили по храму. Почтенные старцы непререкаемой моральной чистоты увели четырех самых сильных младших жрецов в одно из задних помещений, где приказали им раздеться и лечь. У трех жрецов седьмого ранга перед обедом случился сердечный приступ. Пауком, который опутал храм сетью этой неразберихи, был Хонакура. Именно он сунул палку в муравейник. Он призвал на помощь весь свой авторитет, всю свою тайную власть, все уникальное знание механизмов, управляющих людьми, свой непревзойденный ум, и это понадобилось ему для того только, чтобы смешать, спутать, сбить с толку, нарушить размеренное течение жизни. Он проявил тонкость и мастерство. Его распоряжения хлынули потоком - властные, непонятные, запутанные, вводящие в заблуждение и противоречивые. К тому времени, когда светлейший Хардуджу, правитель охраны, заявил, что в храме находится еще один воин седьмого ранга, этот человек просто испарился, и никакими подкупами, умасливаниями, дознаниями и угрозами невозможно было добиться правды о том, куда он скрылся. А это, собственно, и было главной целью Хонакуры. Но даже такой день когда-нибудь кончается. Когда бог солнца устал от своей славы и начал клониться к закату, священный Хонакура обрел наконец тишину и покой в одной из небольших комнат, расположенных в дальнем крыле храма. С тех пор, как он был здесь в последний раз, прошли уже многие годы. Коридоры и переходы в этой части здания были еще более запутанны, чем в других помещениях храма. Именно этого и искал сейчас старый жрец. Он знал, что неприятности следуют за ним по пятам, так пусть они поищут его подольше. Это была тесная, довольно узкая голая келья с высоким потолком и стенами из песчаника; грубые доски пола закрывал маленький, сильно потертый ковер. В комнате было две двери, таких высоких, что даже великану не пришлось бы нагибаться, и одно окно в форме ромба, через его изогнутое запыленное стекло слабый свет проникал синими и зелеными пятнами. Рама покоробилась, и окно не открывалось, поэтому здесь было душно и пахло пылью. Единственной мебелью были две дубовых скамьи. Хонакура взобрался на одну из них и теперь сидел, не доставая ногами до пола. Старик тяжело дышал; он пытался вспомнить, не упущено ли из виду что-нибудь важное. Кто-то постучал в дверь костяшками пальцев, появилось знакомое лицо, взгляд из-под опущенных век. Хонакура со вздохом поднялся: в комнату вошел его племянник Динартура. Он закрыл дверь и подошел ближе, чтобы достойно приветствовать старшего. - Я Динартура, - правая рука к сердцу, целитель третьего ранга, - левая - ко лбу, - всем своим смиренным сердцем я страстно желаю, - ладони сложены у пояса, - чтобы Сама Богиня, - взмах правой руки, - даровала тебе счастье и долгую жизнь, - руки опущены, взгляд устремлен вверх, - и побудила тебя принять мою скромную, но добросердечную помощь, - глаза опущены, - которая может быть полезна в твоих благородных делах, - лицо закрыто руками, поклон. Хонакура ответил ему столь же цветистыми словами благодарности, а потом указал на другую скамью. - Как поживает твоя дражайшая матушка? - спросил он. Динартура смутился. Его светло-каштановые волосы начали редеть, а под одеждами уже обозначилось брюшко. Совсем недавно он сменил юбку молодых на свободную одежду без рукавов, какую носили люди среднего возраста, и коричневую хлопчатобумажную мантию, какая подобает его рангу; желая что-нибудь хорошо рассмотреть, он подносил предмет совсем близко к лицу. Он был младшим сыном в семье сестры Хонакуры, старик считал его непростительно бездарным тупицей, надежность которого нагоняла тоску. - Как себя чувствует больной? - спросил Хонакура, когда было отдано должное всем формальностям. Он улыбался, но ждал ответа в тревоге и нетерпении. - Когда я уходил, он все еще был без сознания, - Динартура полагал, что сообщает дяде весьма важную информацию. - У него на голове вот такая шишка, но признаков заболевания нет. Глаза и уши в полном порядке. Я полагаю, в свое время он придет в себя и через пару дней будет как огурчик. Хонакура облегченно вздохнул. - Конечно, если такова будет Ее воля, - поспешно добавил Динартура. - Повреждения головы могут иметь непредсказуемые последствия. Если бы я говорил не с вами, дядя, я выражался бы более осмотрительно. - Значит, мы должны запастись терпением. Два дня, говоришь? - Пожалуй, три, - ответил целитель, - если у вас есть для него какая-нибудь трудная задача, то дополнительная перестраховка не повредит. - Динартура проявил необычайную для себя проницательность. - Если ему предстоит что-то очень сложное, то так будет вернее. - Позвольте поинтересоваться, кто он такой, - спросил Динартура через некоторое время. - Ходит множество слухов, но ни одному нельзя верить. - Самый невероятный и будет ближе всего к истине, - Хонакура усмехнулся, облизывая губы. - Так значит, слухи? - Конечно, священный. - Он - один из тех пяти, что были ранены сегодня в храме, - Хонакура улыбнулся про себя. - Из пяти! - Динартура уставился на дядю, пытаясь понять, не шутит ли тот. Хонакура задумался о том, сколько раз за сегодняшний день ему пришлось проявить власть. Долги его росли, а должников осталось немного. - Все это очень печально, так ведь? Они сейчас лежат, накрытые простынями, не могут ни говорить, ни двигаться. Все бросились спасаться - в паланкинах, носилках, каретах. Иногда носилки несли жрецы! Там было двадцать два целителя и много прочего люда. Некоторых пострадавших сразу отвезли в город, но большинство остались в храме, их перевозили из комнаты в комнату, они входили в одну дверь и выходили в другую... Таких комнат, как эта, всего восемь или девять, - он показал на огромную дубовую дверь, - их охраняют. Дверь вела в другой коридор, но Хонакура не счел нужным упоминать об этом. - Их охраняют жрецы, - сказал молодой человек, - значит, вы не доверяете воинам? Конечно, я ведь видел этого больного. Вы опасаетесь, что они и в самом деле способны?.. - При нынешних обстоятельствах это возможно, - жрец печально кивнул. Охрана существует, чтобы поддерживать порядок, защищать паломников и карать виновных. Но кто следит за охраной? - Я слышал, - тихо сказал Динартура, - что паломники подвергаются преследованиям. Вы думаете, тут дело рук воинов? - Видишь ли, - начал Хонакура, - это не совсем так. Воины - они все же не бандиты, но за ними нет необходимого надзора и подкупить их легко. - Но все же большинство из них - люди чести? - настаивал племянник. - Неужели нет никого, кому можно доверять? Жрец вздохнул. - Пойди во двор, - сказал он, - найди какого-нибудь воина, Третьего или, скажем, Четвертого, и спроси его об этом. Если он скажет... Целитель побледнел и очертил в воздухе священный знак Богини. - Лучше не надо, священный! - Ты так думаешь? - его дядя усмехнулся. - Я уверен, священный! А жаль! Эта мысль показалась Хонакуре занятной. - В чем-то ты, конечно, прав. Я уверен, что большинство воинов - честные люди, но каждый связан клятвой, которую он принес своему наставнику, а тот, в свою очередь, - другому наставнику и в конечном счете правителю. И только один правитель принес клятву самому храму. И если он не отдал приказ о патрулировании дорог, кто подскажет ему такую мысль? Остальные только молча исполняют его распоряжения. Им приходится держать язык за зубами, и даже старательнее, чем кому-либо другому, потому что в противном случае никто не позавидует их участи. Он заметил, каким взглядом смотрит на него племянник, и понял, что обозначает этот взгляд: "Для своего возраста старик еще вполне..." Такая снисходительность раздражала его. Этому дураку никогда не добиться того, на что его дядя способен еще и теперь. - Но что же с этим делать, священный? Типичный пример бессмысленного вопроса. - Молиться, конечно же! Сегодня Она, вняв нашим молитвам, послала нам Седьмого. Чтобы привести его сюда, Она вызвала демона. - Изгнание демона всегда проходит так тяжело? - спросил Динартура и вздрогнул, увидев, что дядя нахмурился. - Подобные церемонии происходят нечасто, но сутры говорят, что возможны самые неожиданные последствия, - Хонакура замолчал, и наступила тишина. Скрипнула скамья, это Динартура откинулся назад и с любопытством уставился на дядю. - А тот Седьмой, - заговорил он, - зачем его так оскорблять? Эта конура, и всего одна рабыня вместо целой свиты слуг? К Хонакуре вернулось хорошее расположение духа, он усмехнулся. - Никто и не подумает, что он скрывается в бедном домике для паломников. Эта хижина стоит прямо у дороги, и если воин проснется, он не сможет уйти, потому что у него нет никакой одежды. Но скажи, - его голос звучал заинтересованно, - кто эта рабыня? Кикарани обещала, что найдет хорошенькую. Как она выглядит? Его племянник нахмурился, стараясь вспомнить. - Обыкновенная рабыня, - сказал он. - Я велел ей его вымыть. Она высокая... крупная. Да, пожалуй, хорошенькая, - он помолчал, а потом добавил: - В ней есть какая-то животная чувственность, некоторым это нравится. Как обычно! Во всяком случае, Хонакура еще замечал красивых девушек. Он прекрасно знал, какие обязанности Кикарани возлагала на своих рабынь. За свою работу на постоялом дворе она держалась обеими руками, и можно было себе представить, какие девушки работали у нее. - Племянник! А ты что же, совсем не обратил на нее внимания? Молодой человек слегка покраснел. - Я думаю, дядя, она вполне подойдет; воин проснется, и ему чего-то захочется... к тому же он совсем голый. Старый жрец фыркнул. Он собирался продолжить свою мысль, но в этот момент раздались громкие голоса и дверь распахнулась. Хонакура поспешно сполз со скамьи и подбежал к другому выходу. Повернувшись к двери спиной, он приготовился встретить пришедшего самой любезной улыбкой. В комнату вошел Хардуджу, воин седьмого ранга. Это был высокий, крепкого сложения человек, хотя по мощи он и уступал Шонсу. Ему было около сорока, и он уже начал полнеть. Складки жира собирались над синей, шитой золотом парчовой юбкой и выпирали из-под кожаных ремней, на которых висел его меч. Шеи у него не было. Рукоять меча, находящаяся у правого уха, сверкала и переливалась множеством маленьких рубинов, вставленных в золотую филигрань. Такими же золотисто-рубиновыми огнями светился зажим, которым были собраны на затылке его редеющие волосы, и повязка на толстой руке. Одутловатое лицо было полно возмущения и ярости. - Ха! - воскликнул он, увидев Хонакуру. Какое-то мгновение оба молча смотрели друг на друга; жрецы и воины имели одинаковый статус. Но Хардуджу был несомненно моложе, к тому же он только что вошел. Кроме того, правитель был раздражен, поэтому он уступил и выхватил меч. Целитель вздрогнул, но это было всего лишь начало приветствия равного, как понимали его воины. - Я Хардуджу, воин седьмого ранга... Выслушав все до конца, Хонакура ответил ему самым безупречным образом; его тонкий голос дрожал, а старые сморщенные руки поднимались и опускались в привычных движениях приветствия. За спиной правителя показалась мускулистая фигура молодого воина, одетого в оранжевую юбку Четвертого, а следом появился и раб в своей обычной траурно-черной набедренной повязке. В руках он держал что-то завернутое в плащ. На него никто не обратил внимания, но мастера Горрамини Хардуджу после минутного колебания решил представить. Хонакура, в свою очередь, представил целителя Динартуру. После этого воин подошел к Хонакуре почти вплотную, скрестил на груди руки и уставился на жреца сверху вниз. - Здесь есть воин седьмого ранга? - взревел он, не теряя больше времени на любезности. - Я полагаю, вы говорите о том великане - светлейшем Шонсу, - сказал Хонакура, как будто сомневаясь. - Да, сегодня утром я имел честь оказать помощь этому доблестному господину. - Он с интересом рассматривал ремни Хардуджу, потому что они находились как раз на уровне его глаз. - Речь идет об изгнании, так ведь? - Воину приходилось прилагать немалые усилия, чтобы его голос звучал в рамках приличий, и жрец это заметил; он поклялся себе, что прежде, чем с ним расправиться, он приведет правителя в еще большую ярость. Глядя на его ремни, Хонакура едва заметно поднял бровь в изумлении и пробормотал что-то о профессиональной этике. - Этому доблестному господину следовало бы сначала засвидетельствовать свое почтение мне, рявкнул Хардуджу. - Но; насколько я понимаю, у него не было соответствующего платья. По этой причине я здесь. Я хочу, чтобы он был мне представлен, и хочу пожелать ему скорейшего выздоровления. - Вы чрезвычайно любезны, светлейший, - Хонакура просиял. - Я непременно прослежу, чтобы ему передали о вашем визите. Воин бросил на него свирепый взгляд. - Но я принес ему меч и все остальное. Какая неожиданная удача! Интересно, что это за меч, подумал Хонакура. - Ваша доброта не знает границ! Будьте любезны, прикажите своему рабу оставить все это здесь, а я позабочусь о том, чтобы наш гость узнал о вашем добросердечии. - Я прошу дать мне возможность засвидетельствовать ему свое почтение лично! И немедленно! Старик печально покачал головой. - Сейчас он отдыхает; за ним ухаживает искусный целитель. Хардуджу обернулся к Динартуре и посмотрел на него так, как будто перед ним была какая-то песчинка, приставшая к подошве его обуви. - Третий ухаживает за Седьмым? Я могу найти для него кого-нибудь получше. - Этот искусный целитель - мой племянник, - гордо заявил Хонакура. - Ага! - Хардуджу удовлетворенно оскалился. - Наконец-то хоть одно слово правды! Что ж, я не стану напрасно беспокоить столь почтенного господина. Но все же я дам о себе знать. Он направился было к двери, но старый жрец раздвинул руки, загораживая ему путь. Хонакура не боялся открытого насилия - жрецы неприкосновенны, - но он хорошо понимал, что в будущем его могут ожидать ловушки и козни. К счастью, через пару дней Шонсу устранит эту опасность. На мгновение оба замерли. Рука правителя потянулась к мечу. - Смелее, светлейший, - дразнил его Хонакура. Даже эта горилла - Четвертый - вздрогнул, увидев, что происходит. Но правитель не был настолько безрассуден, чтобы напасть на жреца седьмого ранга. Он просто поднял его как ребенка, отодвинул в сторону, распахнул дверь и вышел. Второй воин победоносно усмехнулся и хотел было последовать за ним, но его чуть не сбил с ног Хардуджу, в ярости ворвавшийся в комнату. Хонакура подмигнул племяннику. Потом он с прежней любезностью обратился к правителю. - Я вас предупреждал, светлейший, что вам придется набраться терпения, - он помолчал, а потом как бы между прочим добавил, - но этот неумолимый господин уверял меня, что в самом ближайшем будущем он предстанет перед вами. В глазах воина вспыхнула ярость... или страх? Потом он приказал рабу оставить все вещи здесь и ушел вместе с Горрамини. Раб бесшумно закрыл дверь. Хонакура посмотрел на племянника и усмехнулся, потирая руки. Священный устало заковылял к себе, размышляя о том, что сегодня он заслужил теплую ванну и хорошую трапезу. Однако, добравшись до дома, он вынужден был признать, что его обычно столь несообразительный племянник сегодня высказал весьма проницательное предположение. Если господин седьмого ранга проснется в грязном домике, это вряд ли ему понравится. Не следует таким образом отдалять от себя важного союзника. И Хонакуре пришлось отдать еще кое-какие распоряжения. Спустя некоторое время около храма появились по крайней мере шесть паланкинов, шторы на них были опущены. Один за другим они прошли через ворота и стали кружить по улицам, постоянно меняя своих пассажиров. Дважды сменив паланкин и удостоверившись, что он сбил со следу тех, кто, возможно, следил за ним, Хонакура приказал отнести себя за город. Из города вела только одна дорога, она подходила к стене под острым углом. Несколько веков назад какой-то предприимчивый строитель поставил вдоль этой дороги маленькие домики, и теперь здесь останавливались паломники - не самые богатые, но и не самые бедные: бедные спали под открытым небом. Хонакура не был здесь уже много лет и с детским восторгом смотрел из-за штор на скопления крыш и верхушки деревьев. Над городом, конечно же, возвышалась громада храма, его золотые шпили светились в теплых лучах солнечного бога, который, перебравшись через столб водяной пыли, окружавшей Судилище, приближался теперь к горизонту. В тот момент Хонакура подумал, что самое худшее в его возрасте - это скука. Такого хорошего дня он, пожалуй, уже и не мог припомнить. Носилки остановились, и, выбравшись со всей еще доступной ему ловкостью, Хонакура раздвинул шторы, закрывающие вход, и осторожно вошел в дом. То, что он увидел, с лихвой подтвердило самые худшие его подозрения. Грязные каменные стены поддерживали крытую соломой крышу, нагретая жарким тропическим солнцем, она издавала невыносимую вонь. Здесь было одно окно, одна кровать, и Хонакура еще с порога увидел, что кровать эта - кривая и продавленная. На полу - неровные каменные плиты; два полуразвалившихся стула и грубый стол; на стене - маленькое бронзовое зеркало. Привыкнув немного к вони соломы, Хонакура стал различать и едкий запах мочи, смешанный с запахом грязного тела. О блохах и клопах говорить не приходилось. Лучи вечернего солнца вливались через окно и освещали кровать, на которой лежал воин. Теперь, когда это чудовищное тело не прикрывало ничего, кроме небольшого куска ткани на бедрах, юноша показался Хонакуре еще более мощным. Он спал, как должны спать маленькие дети и как они почти никогда не спят. Рядом с ним на стуле сидела девушка и терпеливо отгоняла мух. Увидев вошедшего, она упала на колени. Жестом Хонакура позволил ей встать, потом повернулся к носильщикам, которые внесли вслед за ним большую корзину и все то, что предоставил нечестивый Хардуджу. Тихим голосом он распорядился, чтобы они вернулись за ним через час. Воин несомненно был жив, но сознание еще не вернулось к нему, и поэтому решение всех проблем на некоторое время откладывалось. Вспомнив, как он дразнил своего племянника, старик окинул девушку более пристальным взглядом. По обычаю на ней было только короткое черное платье, волосы ее не доходили до плеч, но с первого взгляда было ясно, что в этих жилах течет здоровая крестьянская кровь - девушка оказалась высокой и крепкой, с крупными, но приятными чертами лица; знак раба - черная полоса - проходила ото лба до линии губ. Впрочем, кожа у нее была чистая, под одеждой угадывалась красивая округлая грудь, и вообще, фигура ее не оставляла желать лучшего, а полные губы выглядели весьма соблазнительно. Хонакура был поражен. На рынке за нее, возможно, дали бы пять или шесть золотых. Интересно, какой доход она приносит Кикарани за неделю и сколько еще таких, как эта, в стойле у старой ведьмы? Да, если воину захочется поразвлечься, она несомненно подойдет ему. - Он не просыпался? - Нет, священный, - она отрицательно покачала головой, все еще не в силах прийти в себя. У нее был приятный мелодичный низкий голос. - Мне показалось, что он просыпается, священный, потому что он застонал. Но потом он успокоился. И теперь, священный, кажется, он просто спит. Это было вполне разумное замечание, а в устах рабыни оно звучало как верх проницательности. Да, она выполнила приказания Динартуры и вымыла воина. Вид у него был вполне приличный. Она даже расчесала его длинные черные волосы. Хонакура задумался: если опасность и в самом деле существовала, - а он предвидел такую возможность, - то каждое последующее посещение только увеличит риск. Возможную жертву следует предупредить. - Разбуди его! Девушка съежилась от страха. Возможно, она никогда раньше не видела Седьмого, а теперь их было сразу двое. - Ну, давай, - сказал Хонакура уже мягче. - Я не позволю ему съесть тебя. Она осторожно наклонилась и слегка потрясла спящего за плечо. Воин сел. Это было так неожиданно, что девушка отпрянула и даже Хонакура сделал шаг назад. Из-под густых черных бровей воин мрачным взглядом окинул комнату. Это длилось какую-нибудь долю секунды. Потом его взгляд смягчился. Он опять взглянул на них, прислонился к стене и сидел так, не говоря ни слова. Некоторое время он оценивающе смотрел на девушку, потом перевел взгляд на старика. - Черт возьми, кто вы такие? От столь неожиданной грубости Хонакура сделал еще один шаг назад. Потом он вспомнил, что при первой встрече они не смогли соблюсти всех формальностей официального приветствия, поэтому, хотя он и был старше по возрасту, жрец начал свое обращение к равному: - Я Хонакура, жрец седьмого ранга, Третий Канцлер Совета Почтенных; я приношу Высочайшей свою благодарность за то, что могу сейчас уверить вас в том, что ваше счастье и процветание всегда будут предметом моих молитв. При этих словах, сопровождавшихся сложными жестами, воин недоверчиво поднял брови и посмотрел, как отреагирует девушка. Наступила длинная пауза. Потом он торжественно кивнул Хонакуре и сказал: - Да, я тоже весьма рад. Меня зовут Вэлли Смит. 3 Джа бросилась на помощь старику и усадила его. Лицо жреца стало серым, и дышал он с трудом. Услышав имя Седьмого, девушка очень удивилась, потому что Кикарани, ее хозяйку, вызывали сегодня утром в храм, и когда она оттуда вернулась, она призывала все беды и проклятия на голову этого самого священного Хонакуры, причем эти припадки ярости сменялись приступами страха. И Джа представляла себе огромного и страшного людоеда, а уж никак не этого спокойного доброго старика. Некоторое время она раздумывала, не сбегать ли за целителем? Но это должен решить воин. Услышав, что кровать скрипнула, она обернулась и увидела, что юноша сидит, опираясь спиной о стену. Неуверенными движениями он пытался натянуть на себя ткань. Джа хотела опуститься на колени рядом со жрецом, но воин улыбнулся ей и указал на стул рядом с собой. Улыбка у него была очень доброй. - Как тебя зовут? - спросил он, когда она послушно подошла. - Джа, светлейший. - Джа? - повторил он медленно. - Джа! Как ты... - он нахмурился и начал сначала, - как ты... Черт! - пробормотал он и начал в третий раз, - зачем у тебя сделаны эти... Она не поняла. Казалось, он и сам был озадачен. Старик стал дышать свободнее. - Светлейший, - слабо произнес он, - сегодня утром вы сказали, что вас зовут Шонсу. Какое-то мгновение воин недружелюбно смотрел на него. - Я не помню, - озадаченно нахмурился он. - Вообще-то, я совсем ничего не помню... и, кажется, уже очень давно. - Вы сказали, - повторил жрец, - что вас зовут Шонсу и что вас преследует демон по имени Вэллисмит. Теперь вы говорите, что Вэллисмит - это вы... - Демон? - воин громко крякнул. - Демон? Шонсу? - он на мгновение замолчал, а потом опять повторил: - Шонсу? - Кажется, это имя слабо напомнило ему о чем-то. - Нет, меня зовут Вэлли Смит, но я не демон. - Он неожиданно ласково подмигнул Джа и прошептал: - Честное слово. - Конечно, это имя не принадлежит ни одному из известных нам демонов, - тихо сказал старик. - В седьмом круге есть демон, которого зовут Шаасу, но я уверен, что этого имени вы не произносили. Воин недоверчиво посмотрел на Джа, как будто спрашивая, часто ли старик так бредит, после чего прихлопнул комара, севшего к нему на ногу. И тут глаза его расширились Он пристально уставился на свою ногу, потом начал разглядывать руку, поднес ладонь к лицу. Теперь настала его очередь побледнеть. С нечеловеческой быстротой он вскочил с кровати, придерживая повязку, двумя огромными шагами пересек комнату и оказался около зеркала. Через секунду он в ужасе отпрянул. - О Боже! - Воин наклонился, чтобы получше рассмотреть лицо, провел рукой по подбородку, потрогал пальцем знаки на лбу, дернул себя за длинную прядь черных волос. На затылке он нащупал шишку и стал обследовать ее пальцами. Время шло. По дороге прошла группа девушек, они возвращались с полей. Маленький домик наполнился их смехом, голосами мужчин, которые дразнили девиц, подшучивая над ними и друг над другом. Голоса удалялись вниз по склону, в сторону города, а воин все еще стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Он даже заглянул под повязку, после чего медленно повернулся, присел на край кровати и застыл в горестном недоумении. - Так вы говорите, Шонсу? - спросил он. Старик кивнул. - Вы ударились головой, светлейший. Иногда это может вызвать нарушения... при всем моем уважении, светлейший. - Расскажите мне все с самого начала! Хонакура обернулся к Джа. - Оставь нас, - сказал он. Казалось, воин не сделал ни одного движения, но его пальцы уже сжимали руку девушки. - Останься, - сказал он, не глядя на нее. Рука была большая и сильная, и по телу девушки прошла дрожь. Это от него не ускользнуло. Не поворачивая головы, он посмотрел на нее, и она залилась краской Он мягко улыбнулся и убрал руку. - Извини, - пробормотал он. Чтобы Седьмой говорил так с рабыней? Это поразило и смутило ее. Едва ли она слышала, как жрец начал свой рассказ. Но описание демона привело ее в ужас - волосы на лице и на животе? Должно быть, он похож на обезьяну. - Теперь, - голос Хонакуры все еще дрожал, - я должен объяснить, почему такого благородного господина, как вы, поместили в столь отвратительное помещение и не предоставили соответствующих помощников... Воин подмигнул Джа. - Что касается помощников, у меня нет никаких претензий, - сказал он. При этих словах сердце девушки забилось сильнее. - Вы очень любезны, светлейший, - продолжал жрец, не обращая внимания на это замечание. - Но вашей жизни все еще угрожает опасность Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести, - добавил он быстро. - Я уверен, что если дело коснется чести, вы без особого труда расправитесь с Хардуджу. В этой долине седьмой ранг только у него. Он старше вас на пятнадцать лет и к тому же склонен к невоздержанности во всем. Но меня беспокоит возможность предательства. Воин хмурился и покачивал головой, как будто не мог ничему этому поверить. - Нет, я не опасаюсь того, что сюда могут прийти воины, - пояснил Хонакура. Лицо его порозовело, голос звучал тверже. - Разве только разбойники, которые подкупают стражу, и она берет их под свою защиту. Но здесь вас никто не станет искать, светлейший. Джа уже открыла рот, но спохватилась, надеясь, что они не заметили этого; однако от воина ничего не могло ускользнуть, и вот опять его глубокие, внушающие ужас глаза смотрели на нее. - Ты хотела что-то сказать? - спросил он. Она судорожно глотнула воздух. - Около полудня, светлейший... - Да? - он ободряюще кивнул. - Я вышла, светлейший... всего на минутку. Мне надо была Меня не было всего лишь минуту. - Хорошо, - его внимание и терпение пугали, - и что же ты увидела? Она видела, как какая-то жрица пятого ранга, полная женщина средних лет, шла по дороге и заглядывала во все домики. Раньше такого никогда не было, к тому же она вспомнила, что ее хозяйка Кикарани строго ей наказала, что никто не должен знать об этом благородном господине. Хонакура зашипел. - Даже жрецы здесь продажны, этого я и опасался! Вас обнаружили, светлейший! - Минуточку, - громко сказал воин, не спуская глаз с Джа и все так же улыбаясь. - Так она вошла и увидела меня? - Нет, светлейший, - Джа почувствовала, что краснеет. - Но уже сам факт того, что ей не дали войти, позволит им сделать все выводы, - рассерженно произнес жрец. Воин не обратил на него внимания. - И что ты сделала, Джа? Она опустила голову и прошептала, что сняла платье, закрыла воина своим телом и сделала вид, что они развлекаются. Женщина не вошла, а снаружи она не могла хорошо его рассмотреть. Наступило молчание, потом, все еще дрожа, она посмотрела на него и увидела, что он улыбается, нет, смеется, и странно было видеть эту мальчишескую усмешку на таком мужественном лице. - Жаль, что я был без сознания! - сказал он. Потом он повернулся к жрецу. - Повторяю, у меня нет претензий относительно слуг. Хонакура сиял. - Это рука Богини! Да, я не ошибся, когда подумал, что это Она привела вас сюда! Возьмите миллион рабынь, светлейший, и вы не найдете ни одной, которая догадалась бы защитить вас таким образом и захотела бы это сделать. - Рабыня? - Ее пугала его улыбка, а о том, каков он в гневе, она не решалась и подумать. - Так эта линия на лице означает, что ты рабыня? Она робко кивнула, и его гнев теперь обратился на жреца. - И кто же владеет этой рабыней? - Я полагаю, храм или жрица Кикарани, жрец не испугался, он только слегка удивился. - А что, светлейший? Воин не ответил. Некоторое время он хмуро смотрел перед собой, потом невнятно произнес: - Из какой помойной ямы все это взялось? - он пожал плечами и опять обратился к жрецу - Итак, я должен убить этого человека... Хардуджу... да? А его друзья? Кажется, старика это удивило. - Если вы говорите о воинах, светлейший, то они с почтением отнесутся к вызову и к тому, что за ним последует. Я уверен, что большинство из них - люди чести. Затем, когда вы получите власть правителя, вы сможете наказать изменников, обеспечить паломникам должную защиту и выловить разбойников. - Понятно, - он замолчал и уставился в пол. Мимо с грохотом прошла вереница мулов, копыта выбивали стаккато по булыжникам дороги, погонщики радостно кричали, завидев впереди конец своего долгого путешествия. По дороге брела лошадь. Солнечный бог спустился совсем низко, и светлое пятно на стене порозовело. Жужжали мухи. Воин лениво отгонял их, а иногда ловил муху рукой. Потом он хмуро посмотрел на жреца. - Хорошо, а где я сейчас? - В этом домике обычно останавливаются паломники, - пояснил Хонакура. - Где это? - Сразу за городом. - А что это за город? - голос его звучал все глуше, в нем таилась опасность. - Город у храма, светлейший, - терпеливо отвечал жрец. - Храм Богини в Ханне. - Ханн? Благодарю вас, - кивнул воин. - Никогда раньше об этом не слышал. Какой... Где... - он взревел от бессилия, а потом резко выпалил: - На какой большой части суши, окруженной соленой водой, мы находимся? - Казалось, он сам удивлен не меньше, чем они. - Соленой водой? - повторил Хонакура. Он взглянул на Джа, как будто надеясь получить у нее помощь. - Мы сейчас на острове, светлейший. Он лежит между Рекой и ее маленьким рукавом, но вода здесь не соленая. Рукав не имеет имени, но иногда его называют Рекой Судилища, - быстро добавил он, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы. - А как называется большая река? - Просто Река. - В голосе старика послышалось отчаяние. - Другой нет, поэтому зачем ей имя? - Он замолчал, а потом добавил: - Река - это Богиня, а Богиня - это Река. - Вот как? - Воин в раздумье потер подбородок. - А какой сегодня день? - спросил он. - Сегодня День Наставников, светлейший, - ответил жрец. Увидев, как смотрит на него воин, он нахмурился и резко произнес: - Третий день двадцать второй недели года двадцать семь тысяч триста пятьдесят пятого от основания храма. Воин застонал, а затем вновь воцарилось долгое молчание. Светлое пятно на стене исчезло, и в домике стало темнее. Воин поднялся, подошел к окну и, опершись локтями о подоконник, стал смотреть на дорогу. Его огромное тело загородило и без того слабый свет. Через шторы, закрывающие вход, Джа могла различить очертания прохожих - работники шли домой с полей, рабыни - такие же, как и она сама, вели паломников в домики. Проехал всадник, и воин, выругавшись, отпрянул от окна. Он прижался спиной к стене между окном и дверью, так что его лицо скрылось в тени, сложил руки на груди - у большинства мужчин такие ноги, как у него руки, - и опять обратился к жрецу. - Очень интересная сказка. - Его глухой голос звучал совсем тихо. - Есть только одна маленькая неувязка - я не воин. Я не знаю даже, как взять меч в руки. - Светлейший, - взмолился Хонакура, - вас все еще беспокоят последствия изгнания демона и удара по голове. Я пришлю к вам целителя... Вы отдохнете еще несколько дней, и потом ваши силы восстановятся. - Или я умру, вы сами так сказали. - Да, это так, - отозвался старик печально, - сейчас опасность возросла, ибо если правитель застанет вас больным, он несомненно вызовет вас на поединок. Это - его последняя надежда. - Нет, все не так, - глухой голос звучал все с той же непривычной мягкостью. - Я объясню. Вы не существуете, светлейший - я правильно говорю? - священный Хонакура. И ты, прекрасная Джа, как ни жаль, тоже не существуешь. Вы оба - порождения больного рассудка. На самом деле я Вэлли Смит. Я болен. У меня... о черт! Опять забыл! У меня в мозгу насекомое... Он посмотрел на их лица и разразился громким низким смехом. - Не то говорю, да? Жук? Это тоже маленькое насекомое, да? Какое-то насекомое меня укусило, и началось воспаление мозга. Я много спал, и у меня были странные... сны. - Он опять в раздумье потер подбородок. - Мне кажется, что имя "Шонсу" в них звучало. Во всяком случае, я был очень болен. Вот поэтому вы и не существуете. Я все это придумал. Посмотрев на жреца, он нахмурился. - Видимо, я не выживу, потому что прилетела моя сестра, она прилетела из... Ну ладно, не будем об этом! - Светлейший, вы ударились головой, - произнес Хонакура тактично. - Повреждения головы так же, как и воспаление мозга, могут вызвать странные сны и даже дать дорогу младшим демонам. Утром можно будет провести еще одно изгнание. - Утром, - сказал воин, - я проснусь в.. доме исцеления. Или, может быть, уже умру. Я очень болен. Но изгнаний больше не надо. И дуэлей. И воинов. Наступило долгое молчание. - Интересно. - Жрец вытер губы. - Когда я был еще мальчишкой, примерно две жизни назад.. Пришел воин, он искал новобранца. Конечно, все мальчишки хотели принести воинскую клятву, - он усмехнулся. - Поэтому он устроил нам испытание. Вы знаете, какое это было испытание, светлейший? - Нет, - мрачно отрезал воин. - Он заставил нас ловить мух. - Мух? Мечом? Старик опять усмехнулся и посмотрел на Джа. - Рукой, светлейший. Мало кто может поймать муху рукой Но вы это делаете - вы ловите их не глядя. Теперь и воин слегка усмехнулся, но по-прежнему остался мрачным. - Тогда как вы, священный Хонакура, приманиваете их своими речами. Давайте поговорим обо всем этом завтра - если вы не исчезнете. Жрец поднялся - казалось, он еще больше постарел и сморщился, поклонился, пробормотал официальные слова прощания, вышел, раздвинув шторы, и отправился вниз по склону. А Джа осталась наедине с воином. 4 - Мухи! - фыркнул он. - Джа, есть хочешь? Она умирала от голода. Она не ела весь день. - Я могу принести еду из кухни, светлейший. Она не очень хороша для такого как вы, светлейший. Он подхватил корзину и поставил ее на кровать, куда еще падал свет. - Думаю, это то, что нужно, - сказал он. - Да! - С возгласами изумления он стал вынимать и ставить на шаткий столик завернутые в полотно большие серебряные блюда. - Да тут целое состояние! Если на нас нападут разбойники, мы будем швырять в них вот этим, точно? Ложек и вилок хватит на целую банду. Ты сможешь отбиваться от разбойников вилкой, пока я сбегаю за подмогой? Она смутилась и не знала, что сказать. Ей следовало накрывать для него на стол, а не наоборот, но никогда раньше она не видела таких блюд и не слышала таких ароматов, как те, что наполняли сейчас домик. И он задал какой-то вопрос - кажется, пошутил, а с шутками рабу всегда трудно. - Я попытаюсь, светлейший, но только если вы поторопитесь. Седьмой улыбнулся, и в темноте сверкнули его белые зубы. - Вот свеча, - сказал он. - Ты сможешь ее зажечь? Я - нет. Достав с полки кремень, она зажгла свечу, и по столу заплясали отблески пламени. - Ужин при свечах для двоих, - сказал он. - Прошу прощения за наряд. Ну, садись и рассказывай, что мы будем делать. - Светлейший, - она пыталась возразить. Ей нельзя садиться за стол со свободным человеком. Он стоял у стола, держа в руках бутылку, его лицо и вся фигура выступали из темноты, освещенные снизу неверным пламенем свечи. - Когда твоя хозяйка, эта, как ее... Кикарани? Когда она давала тебе указания, она сказала, что ты должна делать, когда я проснусь? - Да, светлейший, - Джа опустила глаза. - И что же? - в его голосе не было ни угрозы, ни гнева, а только веселье. - Я должна делать все, что вы скажете, светлейший. - Вот как? Все? Она кивнула, не поднимая головы. - Есть некоторые вещи, которые я не должна делать с паломниками, светлейший, даже если они попросят. Но она сказала... Она сказала: "В этот раз делай все что угодно, все, только смотри, чтобы он оставался там". Воин громко кашлянул. - Отлично. Так вот мои приказания. Во-первых, прекрати эти китайские церемонии и зови меня Вэлли. Во-вторых, забудь, что ты рабыня, и думай, что ты - прекрасная благородная дама. Мне кажется, что у всех воинов с семью мечами есть своя прекрасная дама - где-нибудь дома, в замке? - Я не знаю, све... - на лбу у нее выступили капли пота, но она сумела произнести это: - Вэлли. - Я тоже, - сказал он. - Но давай представим, что я - великий воин, а ты - прекрасная леди. Ну-с, как вам нравится это вино, леди Джа? Никогда раньше она не пробовала вина Никогда она не ела из серебряных блюд. Никогда она не сидела за одним столом с господином. Но она была голодна, а еда была такой вкусной, она никогда не ела ничего лучше - мясо в соусе, нежные овощи, мягкий белый хлеб, - обо всем этом она знала только понаслышке. Говорил в основном он, понимая, видимо, что ей тяжело и что вести беседу она не умеет. - Знаешь, ты очень красивая, - сказал он. - Тебе надо носить длинные волосы. Впрочем, климат тут жаркий, понимаю... Ты прачка? Да, судя по рукам... - Черный - это не твой цвет, - заявил он некоторое время спустя. - Я уже представил, какая ты будешь во всей красе, но тебе нужно еще длинное голубое платье... без рукавов, из сияющего бледно-голубого шелка, с глубоким вырезом и облегающее... Ты будешь как богиня... - Вино неплохое, да? А это, похоже, фруктовый пирог на десерт. Где-то здесь были сливки. А, вот и пирожное! Ешь, так много всего... Конечно, такое возможно только во сне, сидеть вот так в полутьме, когда пламя свечи играет на серебре и освещает благородного господина, который ей улыбается, слегка поддразнивая. Не какой-нибудь каменотес третьего ранга, у которого руки жесткие, как терка, и который пришел сюда, чтобы Богиня излечила его кашель, и не беззубый седой пастух из Четвертых, который хочет, чтобы его трава разрослась бурно, а большой и красивый молодой господин, он улыбается, показывая белые зубы, и подмигивает ей. Такое возможно только во сне. И она ему не безразлична. Она знала мужчин - в его взгляде светился мужской интерес, и впервые ей это нравилось. Она всегда изо всех сил старалась быть хорошей рабыней, загладить вину перед Богиней, добросовестно выполняя свой долг, но это не всегда получалось. Сегодня, думала она, это будет совсем просто, хотя странно, что он все еще даже не прикоснулся к ней. Наконец они закончили ужин. От вина у нее кружилась голова. Теперь, несомненно, он отдаст ей все обычные приказания. Она ожидала их, полная неведомого раньше возбуждения, но он ничего не говорил. Он просто сидел, держа в руках кубок и печально глядя на мошек, вьющихся вокруг пламени свечи. Потом он вспомнил о ней. - Мы могли бы потанцевать, - сказал он, отбросив свои печальные мысли. - Если бы можно было представить себе музыкантов! Ты умеешь танцевать, Джа? - Я не знаю, как... светлейший Вэлли, - она покачала головой. - Я немного пою, - быстро добавила она, то ли потому, что боялась разочаровать его, то ли потому, что вино уже зашумело в ее голове. Ему это понравилось. - Тогда спой мне песню. И еще более поспешно она принялась петь песню рабов. Тихий, дальний слышу голос И во сне, и наяву Из глубин прошедшей жизни Иль из той, что проживу... Призовет меня Богиня - Я рванусь во тьму веков В новом облике отныне Жить свободным, без оков! Он попросил ее спеть еще раз и стал внимательно вслушиваться в слова. - Так вот как ты это объясняешь, - сказал он. - Значит, Шонсу жил в одном мире, а Вэлли Смит - в другом, но оба они - один и тот же человек. Одна душа. А потом что-то вдруг перепуталось? - Говорят, что сны - именно это, све... Вэлли, - она с досадой тряхнула головой. - Наша другая жизнь. Он не отмахнулся от ее слов как от пустой болтовни, а глубоко задумался. - Перевоплощения? Понятно, почему тебе нравится такой взгляд на вещи. Но ведь нет сомнения в том, что, рождаясь, человек входит в мир, а умирая, покидает его? - он улыбнулся, но как будто с усилием. - Я - новорожденный младенец, Джа. Каким я буду, когда вырасту? - Я... не знаю, светлейший. - Извини! Я не должен был смеяться над... Я знаю, ты хочешь мне помочь, и я очень признателен тебе. Почему ты стала рабыней? - Я была очень плохой, светлейший. - Как это понять? - Я не знаю, светлейший. - В прежней жизни? Она смущенно кивнула. Стоит ли вообще говорить об этом? Он нахмурился. - Так значит, жрецы велят тебе быть хорошей рабыней в этой жизни? Вот как! Он опять замолчал и задумался. - Богиня о них позаботится, - сказала она, набравшись смелости. - О ком? Кажется, она ошиблась. - О ваших... женщинах, сыновьях... В его взгляде опять вспыхнул мужской интерес. Он покачал головой. - Ничего подобного! У меня никого нет... Так ты об этом думала? - он стал еще печальнее. - И зачем говорить только о сыновьях? А если бы у меня были дочери, разве не стал бы я о них заботиться? - Я думала... воин.. - от волнения она начала заикаться. - Никакой я не воин, Джа, - он вздохнул. - Ни в этом мире, ни в каком другом. И никогда им не буду. - Богиня может сделать все, светлейший. Он опять улыбнулся, на этот раз с сожалением. - Вряд ли она сможет сделать из меня воина. Чтобы научиться владеть мечом, нужны годы. Джа... - он замолчал, - пожалуйста, выслушай меня. Я не хочу сегодня с тобой... развлекаться... хотя я уверен, что именно этого ты от меня ждешь. Но не думай - это не потому, что ты непривлекательна, - глядя на тебя, я весь дрожу. Ты великолепна, но дело не в этом. Она не должна подавать вида, что разочарована. Он опять смотрел на свечу. - И дело не в том, что тебе приходится этим заниматься со многими мужчинами. Я думаю, именно так и бывает, да? Может быть, его связывает клятва? - Да, светлейший... Вэлли. Если они платят моей хозяйке. Свеча опять осветила его белые зубы. - Значит, у тебя нет выбора, и значит, это не роняет тебя в моих глазах. Дело не в этом... Может быть, тебе трудно будет понять Там, откуда я пришел, мы презираем тех, у кого есть рабы. Если я скажу тебе "ложись", то тебе пришлось бы лечь, а такое положение вещей меня не устраивает. Мужчина и женщина занимаются этим, когда они любят друг друга и оба этого хотят. Поэтому у нас ничего не будет. - Я хочу этого, светлейший! - О нет! Откуда у нее взялось мужество? Ну да, ведь это всего лишь сон. - Потому что должна! Нет, Джа. Видимо, так действует вино... Она с трудом поборола желание рассказать ему, что за нее всегда платили больше, чем за других, и поэтому Кикарани приберегала ее для стариков, для тех, у кого денег больше, что молодые мужчины всегда доставались старым и некрасивым женщинам. Неужели он не понял, почему она защитила его от посторонних глаз именно таким образом? И не понял, что, слыша его молчание, ей хочется плакать от бессилия. И в то же время она приходила в ужас при мысли о том, что он может проснуться и увидеть рядом с собой рабыню. - Да, светлейший, - сказала она, склонив голову. - Ты будешь спать на этой половине кровати, - он поднялся, не глядя на нее, - а я - на этой. Так, куда мне пойти, чтобы... - На улицу, светлейший, - она удивилась. Он опять улыбнулся своей непривычной мальчишеской улыбкой, которая появлялась внезапно, и тогда казалось; что он совсем молодой и счастливый. - Я не собираюсь делать это здесь! А там все равно где, да? Он вышел в теплую тропическую ночь. Она убрала со стола. На завтра осталось много еды, поэтому Джа выловила мошек, закрыла блюда, завернула их в полотно и убрала в корзину. Потом она пальцами загасила свечу, и в домике стало темно. Только Бог Сна, светящийся в небе, бросал в окно полосу мерцающего серебра. Вскоре до нее донеслись странные звуки, и, удивленная, она решила разузнать, в чем тут дело. Он прислонился к стене, положив голову на руки. Все его тело сотрясали рыдания. Воин плачет? Это было очень странно, но она уже привыкла к тому, что он - необыкновенный воин. Наверное, вино придавало ей мужества: она обняла его и увела в дом. Он не сказал ни слова. Он лег, кровать скрипнула. Он уткнулся лицом в подушку и продолжал всхлипывать. Она сняла платье и легла с другой стороны, как ей было приказано. Она ждала. Наконец рыдания стихли. - Что там такое? Что это за свет в небе? спросил он шепотом. - Это Бог Сна, светлейший. Он промолчал, но она знала, что он не спит. Она ждала. - Бог печали и бог радости - братья, светлейший. - Это все вино. Он подвинулся к ней. - Расскажи мне. И она рассказала ему то, что услышала однажды, очень давно, от другого раба, юноши, которого никогда больше не увидит. - Бог печали и бог радости - братья. Когда Мир только создавался, оба они ухаживали за богиней юности. Она выбрала бога радости, и они крепко любили друг друга. В положенное время она родила ему сына. Такого прекрасного младенца не видели даже боги, и отец взял его на руки, чтобы все на него посмотрели. Но увидев ребенка, бог печали пришел в ярость, и его гнев погубил дитя. Бог печали испугался того, что сделал, и бежал, но остальные боги заплакали. Они пошли к Самой Богине искать правосудия. Она провозгласила, что богиня юности всегда будет рожать для бога радости ребенка - самого прекрасного из богов, но этот бог навсегда останется младенцем и будет жить лишь несколько мгновений. Однако младенец этот будет сильнее своего отца, и бог печали, самый страшный из всех богов, не устоит перед ним и всегда будет бежать от него. Вот почему только самый маленький из всех богов может обратить в бегство бога печали. - А как зовут этого маленького бога? - спросил он из темноты. - Это бог наслаждения, светлейший. Он повернулся и обнял ее. - Так давай вместе поищем этого маленького бога, - сказал он. Она боялась, что воин будет груб, но он был сама нежность. Он был терпеливым и сильным, неутомимым и внимательным, таким, каким не был с ней ни один мужчина. Много раз они призывали этого маленького бога, и бог печали в страхе бежал. 5 Зажужжала муха, и Вэлли проснулся. Он открыл глаза и тут же закрыл их снова. Опять солома? Все оставалось по-прежнему. Раньше была больница, серьезные врачи в белых халатах, усталые медсестры со шприцами... знакомые, искусственно-веселые лица, цветы, которые присылали с работы... запах дезинфицирующих средств и звук полотеров... боль, путающиеся мысли, влажная духота лихорадки. Были видения и бред... огромный человек в тумане, у него смуглая кожа, длинные черные волосы и жесткое лицо, широкое, с высокими скулами и квадратной челюстью, на лбу - какие-то варварские знака И это обнаженное чудовище что-то кричит ему, угрожает. Последний раз он видел это лицо вчера вечером, в зеркале. Под влажной простыней он ощупал свою руку. Да, тело все то же. У Вэлли Смита никогда не было таких рук. Итак, вчерашний бред не рассеялся. Где-то рядом запела птичка - дурацкий мотив из двух нот, слышались какие-то голоса, радостно закричал петух. - Переправа мулов! - это, кажется, донеслось с подножия холма. Потом раздался приглушенный звук охотничьего рога... Надо всем этим слышался дальний рев водопада. В маленькой комнате отдавался стук копыт. "Переправа мулов!" Он стал думать о том, как выглядят мулы, - наверное, так же как та странная лошадь, которую он здесь видел: у нее была морда верблюда и тело гончей. Бред не рассеялся. Говорили, что энцефалит часто вызывает странные галлюцинации. Он думал, что все уже прошло, и бред, и видения, и боль. Но окружающее стало еще более реальным и от этого еще более ужасным. И это вовсе не похоже на бред. Он должен помнить, что этот мир - всего лишь галлюцинация. Его обязательно вылечат, и он вернется к нормальной жизни, к больничным звукам и больничным запахам, подальше от всего этого безумия, от вони, стука копыт и крика петухов. Он нехотя открыл глаза и сел. Исчезла только женщина. Вот если бы она была настоящей... Она и была настоящей, прекрасно, упоительно настоящей. Но сексуальные галлюцинации самые яркие, ведь так? Это логично. И это - единственное объяснение. Интересно, какие это Эдиповы видения он себе напридумывал? И что это такое отвратительное таилось в его подсознании, что породило эту девушку-рабыню? Что-то не так, а, малыш Вэлли? Ух! Он встал и потянулся. Он чувствовал себя хорошо, просто прекрасно. Он шагнул к зеркалу и стал рассматривать это суровое, варварское лицо с семью мечами на лбу. Может быть, таким он хотел себя видеть? В бреду проявились его подсознательные желания? Может быть, он казался себе никчемным слабаком, а это - его мечта, большой сильный человек, герой из сказки? Больше всего его беспокоила крайняя плоть. Если ущипнуть, то больно. Но как можно чувствовать то, чего нет, боль в том месте, которое отрезали, когда он был совсем маленьким? Шва от аппендицита на месте не оказалось, но была красная родинка на левом колене, какой-то подозрительный шрам на правом плече и несколько маленьких рубцов на груди, в основном с правой стороны. Так значит, он вовсе не безупречный экземпляр, и это странно. Мулы приближались, вот они остановились совсем рядом. Он опять услышал крик погонщика, подошел к окну и выглянул наружу, стараясь, чтобы его не заметили.. Двое мужчин расплатились с погонщиком и теперь садились на мулов, несколько человек уже приготовились ехать. Животные выглядели еще более странно, чем та лошадь, - у них были длинные уши и морды верблюдов. Потом он вспомнил, что ночью видел в небе какие-то светящиеся круги. Именно это нанесло последний удар по его и так уже пошатнувшемуся самообладанию. Выходит, в бреду он создал не просто фантастическую страну, а целый мир, новую планету. Его удивляли здешние люди - какие-то щуплые недомерки, хотя, возможно, это только так кажется, ведь сам-то он превратился в гиганта. Все аборигены были смуглыми - с темно- или светло-каштановыми волосами. У одной женщины из тех, что сидели на мулах, волосы имели несколько красноватый оттенок, - наверное, крашеные. Казалось, что стройные и очень подвижные местные жители только и делают, что болтают и смеются. Черты их лиц смутно напоминали об американских индейцах и жителях Кавказа. Похоже, что его новые знакомцы вышли из документального фильма о джунглях Южной Америки или, может быть, Юго-Восточной Азии. Ни у кого из них не было бород - он потер свой подбородок и не обнаружил никаких следов щетины, волос не оказалось ни на груди, ни на ногах. По дороге шли новые люди - мужчины в набедренных повязках, женщины, завернутые в длинные, напоминающие банные полотенца куски ткани, эти накидки достигали колен и завязывались на груди. У Джа платье было короче, но ведь она - шлюха. На погонщике он увидел кожаные штаны. А тот старик, что приходил вчера, весь был закутан в мантию, и открытыми оставались только его лицо и руки. Потом он заметил пожилую пару, шедшую по направлению к мулам, - на них были похожие мантии, но без рукавов. Значит, степень оголенности тела зависит от возраста. Неплохая идея - выставлять напоказ то, что молодо и красиво, а старое скрывать. Кое-кто из его соотечественников мог бы многому поучиться здесь. Вспомнив, что это все иллюзия, Вэлли одернул себя. Но ему так хорошо! И все это так интересно! Ему хотелось получше узнать этот фантастический мир... Но он совсем голый. Может быть, таким образом подсознание удерживает его в больничной палате? На нем не было вообще ничего - даже той тряпки, которой он прикрывался вчера вечером. Как новорожденный младенец! Впрочем, обременять себя лишними вещами он не любил никогда - бродяжья натура, что поделаешь!.. Детство - это сплошные метания от одного родителя к другому, от дяди к тете; потом - колледж, потом работа - то здесь, то там... Он никогда не знал, что значит пустить корни, зачем нужно копить вещи... Но остаться с одной-единственной простыней!.. Иллюзии! Бред! Мулы двинулись в путь. Некоторое время Вэлли смотрел на прохожих, потом отвернулся от окна Он решил исследовать ситуацию как можно тщательнее и начал с того, что сосчитал свой пульс. Сердце билось ровно и спокойно, как и полагается сердцу атлета, хотя точный темп он определить не сумел. Он опустился на грязные вонючие плиты пола и сделал пятьдесят быстрых отжиманий. Привстав на колени, он опять пощупал пульс. На мот раз чуть быстрее. У Вэлли Смита получилось бы десять или пятнадцать, но никак не пятьдесят, и его сердце было бы уже на пределе. Но это еще ничего не доказывает. Зажужжала муха, и он схватил ее, просто чтобы удостовериться, что моют это сделать. Может, но это тоже еще ничего не доказывает. В дверном проеме появился маленький мальчик и улыбнулся ему. Он был совсем голый, смуглый, как орех, и очень костлявый. Светлые каштановые волосы его вились, глаза с лукавством следили за Вэлли, а во рту не хватало одного зуба. На вид ему было лет восемь-девять, в руках он держал зеленый прутик. - Доброе утро, мистер Смит! - он улыбнулся еще шире. Вэлли почувствовал внезапное облегчение - никаких больше "светлейших"! - и остался стоять на коленях, потому что так их глаза находились примерно на одном уровне. - Доброе утро. Ты кто? - Я - посланник. - Да? А мне кажется, что ты маленький голый мальчик. Как ты должен выглядеть? - Как маленький голый мальчик, - он рассмеялся, а потом забрался на стул. - Надо полагать, что ты - врач, - решил Вэлли и с сомнением оглянулся - грязь, клопы, вонь.. На больницу не похоже. Мальчик покачал головой. - Врачей больше не будет. Здесь их называют целителями, и ты поступишь мудро, если станешь держаться от них подальше. Вэлли сел, скрестив ноги, и ощутил под собой холодный неровный камень. - Так или иначе, но ты назвал меня "мистер", а значит, все это уже кончается. Мальчик покачал головой. - Сегодня ночью ты говорил на языке Народа. У тебя словарный запас Шонсу, и поэтому ты не мог вспомнить некоторых слов. Он был отличным воином, но что касается эрудиции... Сердце Вэлли упало. - Если бы ты на самом деле был просто маленьким мальчиком, ты бы не знал подобных вещей и не говорил бы так. Мальчик опять улыбнулся, уперся ладонями в спинку стула и весело взбрыкнул ногами. - Я ведь не говорил, что я действительно маленький мальчик. Я сказал только, что ты видишь меня таким! Я хочу убедить тебя в том, что это - реальный мир и что ты здесь не случайно. Улыбка оказалась заразительной. Вэлли заметил, что и сам улыбается. - Пока что тебе это не удалось. Мальчик шаловливо поднял бровь. - А женщина тебя не убедила? А я-то думал, что она очень убедительная. Так он подглядывал? Вэлли с трудом подавил поднимавшуюся волну гнева Нахальный мальчишка - еще одна выдумка его больного рассудка, иначе откуда ему знать о том, что произошло ночью? - Это было самое невероятное, - сказал он. - У каждого человека есть свои мечты, сынок, но существуют же разумные пределы. А это - слишком - хорошо, чтобы быть правдой. Мальчик вздохнул. - Мужчины Мира куда более страстны, чем мужчины Земли, мистер Смит, хотя, возможно, в это трудно поверить. Вальтер Смит мертв. Энцефалит, менингит... это только слова. Возврата нет, мистер Смит. Все хотят его убедить в том, что он мертв! А если это - правда? Что ж, потеря для человечества невелика. "У меня никого нет", - так он сказал Джа, и это очень печально. Он нигде не пустил корни. Он любил только свою сестру, которую не видел десять лет. И если он умрет, едва ли это кого-нибудь тронет. На заводе все будет по-прежнему - он организовал там хорошую команду, они смогут работать и без постоянного контроля. Гарри переедет в угловую комнату, и все пойдет своим чередом. Недди будет его оплакивать. Но мама уже забрала его, и они вернулись на восток. Как раз во время их прощального совместного похода Вэлли и укусил этот клещ... Но в том районе никогда раньше не случалось эпидемий энцефалита, Недди будет его оплакивать, но это пройдет. Вэлли мог с уверенностью сказать, что принес Недди большую пользу. Сейчас его эмоциональное состояние гораздо лучше, чем три года назад, когда Вэлли впервые заменил ему папу, и теперь он легче перенесет потерю. Недди уже примирился с мыслью о том, что им придется расстаться... Нет! Только начни так думать - и на самом деле умрешь! Начало выздоровления - это всегда желание выжить. Надо помнить, что все еще бредишь! Иначе быть не может. Он поднял голову и увидел, что мальчик смотрит на него и усмехается. - Так это - небеса? - насмешливо спросил Вэлли. - Не думал, что здесь такие запахи. Глаза у мальчика заблестели. Какие они у него яркие! - Это Мир, Мир Богини, мистер Смит. Здешний народ не знает письменности. Из истории Земли вам должно быть известно, что веку письменности предшествует век Легенд. Так вот, я сам - легенда. - Похоже на то. Мальчик печально кивнул и замолчал. - Давай тогда попробуем с другой стороны. Шонсу был воином, выдающимся воином. А Богине нужен был воин. Она выбрала Шонсу. У него ничего не получилось. Он потерпел поражение, роковое поражение. - Как это? - несмотря на свой скептицизм, Вэлли заинтересовался. - Не важно! И за это он был наказан. Наказание - смерть. Шонсу умер вчера от трещины в черепе. - Он улыбнулся, увидев, что руки Вэлли сами собой потянулись к шишке на голове. - Не обращай на это внимания. Все вылечено. Это тело в превосходной рабочей форме, выдающийся образец взрослого самца. Ты, без сомнения, уже успел в этом убедиться? - Давай не будем касаться этой части моих фантазий, хорошо? - Как хочешь. - Мальчик взмахнул своим прутиком. - Итак, Шонсу мертв, а задание осталось невыполненным. Вас, мистер Смит, можно было заполучить. Не важно, как. Тебе дали это удивительное тело, тебе дали язык, тебе дали высший ранг в одной из двух главных областей Мира. У всех ремесел есть свои боги-покровители, но жрецы и воины принадлежат Самой Богине... И, поверь мне, они не дают никому об этом забыть! Вот какие дары ты получил. - И я должен выполнить это задание? - Точно! - в мгновенной улыбке мелькнула дырка между зубами. - Это опасно, я полагаю? - Да, немного, - мальчик кивнул. - Ты рискуешь своим телом, но не забывай, оно досталось тебе даром! Если ты все сделаешь как надо, тебя ждет долгая жизнь, благополучие и счастье. Для седьмого ранга, мистер Смит, пределов практически не существует, им доступно все - богатство, власть, женщины. Все, что ты пожелаешь. Любая женщина станет твоей. Ни один мужчина никогда не пойдет против тебя. Вэлли покачал головой. - Кто ты? - Я бог, - ответил мальчик просто. - Вернее, полубог. Вэлли оглядел маленькую убогую комнатенку и покачал головой. - Сумасшедший дом, похоже, переполнен. Кладут по двое в палату. Мальчик бросил на него сердитый взгляд Кажется, мухи не кружили вокруг него так, как вокруг Вэлли. Их разговор был беседой умалишенных, но ничем более полезным Вэлли заняться не мог. - Воин - значит солдат, да? Мальчик кивнул. - И полицейский, и судья. И еще много всего. - Я ничего не знаю о воинском искусстве. - Тебя научат, все очень просто. И научат владеть мечом, если тебя это тревожит. - Не могу сказать, что сильно этого жажду. Хотя, дай подумать. Задание - в том, чтобы убить этого Хардуджу. Так? - Нет! - резко оборвал его мальчик. - Не так! Однако это ты тоже должен сделать. Как честный воин, ты должен считать своей обязанностью заботу о чести всего воинства. Хардуджу продажен. Вэлли поднялся и сел на кровать. - Похоже, у него больше врагов, чем друзей. Да мне-то какое дело?.. Сначала докажите его вину. Мальчик круто развернулся к нему. Он был в ярости. - Здесь не нужно следствие, потому что он воин. Ты просто должен вызвать его на поединок. Тебе не нужно указывать причину, а он не имеет права отказаться. Уверяю тебя, для Шонсу он не будет достойным противником. - Но для меня будет! - Вэлли рассмеялся. - Разве что заменить поединок на мечах партией в теннис. Могу я выбрать оружие? Мальчик опять показал зубы, на этот раз со злостью. - Вам дали язык Шонсу, мистер Смит, вам дадут и его умение. Дело очень важное! Гораздо важнее, чем уменьшение себестоимости полипропилена или, скажем, оценка докладов специалистов об альтернативных каталитических системах для гидрогенизации. - Ага, глюк, да ты рылся в моей папке? Ну что ж, докажи! Давай, рассказывай! Что это за сверхважная задача? - Боги ни о чем не просят! - А я не верю в богов, - Вэлли пожал плечами. - А! Ну вот мы и добрались до сути! - Сделай чудо, - сказал Вэлли, усмехаясь. - Преврати этот стул в трон. Лицо мальчика было в тени, но глаза ярко вспыхнули. - Чудеса - это жестоко! Кроме того, они не совершаются по требованию! - опять появилась знакомая усмешка. - К тому же, если бы я и совершил чудо, это не помогло бы тебе поверить в реальность Мира, не так ли? Вэлли с усмешкой согласился. Он подумал, что пора бы уже подать завтрак. Мальчик откинулся на стуле. Стул был слишком большой для него, и вся его фигурка напоминала согнутый банан. Мальчик не отрываясь смотрел на Вэлли. - Откуда берется вера? Вэлли мог бы дать ему в ухо и вышвырнуть вон, но чем тогда заниматься целый день? - Вера? Ее дает воспитание. - Тогда это просто отодвигает проблему на одно поколение назад, - мальчик усмехнулся. - Да, - согласился Вэлли не без интереса. - А если, скажем так: вера - это желание наделить привычными для нас ценностями некое всемогущее существо. Как тебе такое определение? - Плохо, - ответил мальчик. - Зачем кого-то чем-то наделять? Вэлли чувствовал, что его к чему-то подталкивают, к чему-то такому, о чем он говорить не хотел, и не мог до конца понять, к чему именно. - Поиск счастливого конца? Оправдание страданий каким-то высшим смыслом? Становилось жарко, хотя солнце стояло еще низко и день только начинался. Вэлли чувствовал, как по ребрам стекают струйки пота. А костлявому мальчику, кажется, хоть бы что. - Уже лучше, - подбодрил он Вэлли. - Теперь дальше. Как можем мы дать тебе веру в этот Мир? Ты уже испробовал его радостей. Может быть, необходим еще и вкус страдания? Вкус ада подействует сильнее, чем вкус рая? - Нет. - Такая перспектива вовсе не казалась заманчивой. Темные глаза опять сверкнули. - Так значит, ты отказываешься исполнить приказ Богини? - Если бы все это не было безумием, можно было бы подумать, что он угрожает... - Передай своей богине, пусть выкинет это из головы, - твердо заявил Вэлли. - Я вовсе не собираюсь быть воином, ни в этом мире, ни в каком другом. Мальчик посмотрел на него холодно. - Я всего лишь полубог, - и я не могу быть таким наглым. Почему бы тебе не спуститься в храм и не сказать Ей это самому? - Самому? Чтобы я поклонялся идолу? Глиняному идолу? Или каменному? - Каменному. - Никогда! - Почему? - спросил мальчик. - Ты довольно долго поклонялся тряпичному флагу. Вэлли почувствовал, что упустил нечто важное. - Но я верил в то, что стоит за этим флагом. Услышав это, мальчик рассмеялся и спрыгнул со стула. - Ну вот, опять то же самое! Но пора уходить - сюда идут наемные убийцы, так что тебе лучше где-нибудь спрятаться. Вэлли тоже вскочил на ноги. - Спасибо за предупреждение. Мне нужны какие-нибудь штаны. - Ты еще не открыл этот мешок с подарками, - мальчик указал на узел, который лежал на полу. Как же это он раньше не догадался? Вэлли поставил узел на кровать и стал его развязывать. - Надень сначала юбку, - сказал мальчик. - Немного коротковата, но подойдет. Теперь ремни. Ботинки малы. - Пожалуй, ты прав, - согласился Вэлли, пытаясь натянуть ботинки. Похоже, теперь ему нужен как минимум тридцатый размер. - Разрежь их мечом, - мальчик хихикнул. - Воин не может ходить босым. Вэлли вынул меч. Это было нечто ужасное. - Что с ним делают? - спросил он. - Охотятся на слонов? Держа клинок кончиками пальцев, он прорезал в ботинках отверстия. Мальчик опять хихикнул. - Может, мне лучше пока оставить его тут? - спросил Вэлли. Мальчик покачал головой. - Воин без меча - это общественный скандал. Ножны висели у Вэлли за спиной. Он попытался вложить в них меч и уперся рукою в потолок. Тогда он сел на кровать, но тут ножны свалились на пол. Он уже начал терять терпение, а мальчик все так же хихикал. - Попробуй встать на колени, - предложил он, - или наклонись. Правда, тогда они отойдут в сторону... Так оно и случилось. Ножны лежали у него поперек спины. Беспрерывно ругаясь и чуть не отрезав себе ухо, Вэлли наконец убрал меч. - Неплохо, - сказал мальчик, оглядев его. - У тебя эфес не с той стороны. Впрочем, Шонсу легко владеет и правой и левой, так что это не имеет значения. Если захочешь кого-нибудь убить, вынимай меч левой рукой. - Я вовсе не собираюсь его вынимать! - но все же Вэлли вынул меч и передвинул ножны на другую сторону. - Теперь поправь рукоятку и смотри, чтобы он висел прямо, - сказал мальчик и взял в руки маленький кожаный ремешок, последнее, что оставалось в свертке. - Это зажим для волос, - пояснил он. - Никогда не носил кожу, - пробормотал Вэлли, откидывая назад волосы и связывая их ремешком, густые, тяжелые волосы, у Вэлли Смита шевелюра была куда скромнее. - Мне что, надо появиться на людях во всем это снаряжении? Меня арестуют. - Он хмуро посмотрел в грязное мутное зеркало. - Арестовывают только воины, - мальчик засмеялся, - а ты - воин высокого полета. Нет, все очень хорошо. Увидев тебя, девушки засвистели бы от восторга, - если бы, конечно, осмелились. Пойдем. Вэлли колебался. Он посмотрел на плащ, оставшийся лежать на кровати, и на корзину, в которой лежало целое состояние - гора серебряных блюд, - А как же все это? - спросил он. - Это украдут, - ответил мальчик. - А какая разница? В его вопросе Вэлли почудился некий подвох. Он увидел, как острые глаза его собеседника сверкнули. Это ловушка - если он скажет, что разница есть, значит, все эти вещи имеют какую-то ценность, а следовательно, они реальны. Однажды он уже попался, и теперь надо быть осторожнее. - Никакой. - Тогда пошли, - кивнул мальчик и побежал к двери. - Слушай, ты, Недомерок! - окликнул его Вэлли. - А может, ты заманиваешь меня в ловушку? Опять показалась эта зловредная усмешка, открылась дырка там, где не было зуба. - Да. Больше он не сказал ничего, но вопрос: "А какая разница?" отчетливо читался в его лукавых глазах. Вэлли пожал плечами и улыбнулся: - Ну, пошли! - и вышел из домика вслед за мальчиком. 6 Было прекрасное, по-тропически томное утро, его не портили даже запахи, которые всегда сопутствуют большому скоплению людей и лошадей. Солнце уже разогнало тень около домика и теперь нещадно жгло Вэлли спину - в такие утра, как это, всегда начинаешь думать о летних каникулах, о пляжах и загорелых девушках, о прогулках по лесу и о теннисном мяче. Мальчик запрыгнул на низкий парапет дороги и, раскинув руки, чтобы удержать равновесие, покачиваясь, побежал вперед Чтобы не отстать, Вэлли прибавил шагу; он заметил, что дорога спускается вниз, под кроны деревьев. Спрашивать о том, куда они идут, - бесполезно: ответом будет все тот же вопрос. Путников, шедших навстречу им, было не слишком много. Поравнявшись с ним, люди приветствовали его поклоном. Он кивал им, не останавливаясь. - Как я должен отвечать на приветствия? спросил он своего проводника. - Кивок - это то, что нужно, - ответил мальчик; стена, по которой он шел, стала шире и теперь он двигался ровнее. Его лицо было совсем рядом с лицом Вэлли. - Не отвечай черным и белым. Если хочешь, то и желтым. А зеленых и синих ты должен приветствовать - прижми к груди сжатый кулак. Это значит, что ты не собираешься обнажать меч, так же, как рукопожатие означает, что ты не прячешь где-нибудь оружия. - Опять начался узкий полуразрушенный участок, и он раскинул руки. - Не улыбайся, тебе это не положено. - И даже красивым девушкам? Теперь во взгляде мальчика было предостережение. - От воина твоего ранга это будет воспринято как приказ. Вэлли стал внимательнее присматриваться к людям. У тех, кто был одет в оранжевое, на лбу было четыре знака, у тех, кто в коричневое, - три. При белом цвете - один знак, видимо, знак самых юных. Одетые в черное ему не встречались, но он уже знал, что значит этот цвет - цвет раба. На детях обоего пола не было вообще ничего, так же как и на его спутнике. - Это только для всех остальных, - продолжал мальчик. - Что касается воинов, то там все сложнее. Если просто встречаешь на улице - одно приветствие, если хочешь поговорить - другое. Имеет значение и то, чей ранг выше, и еще многое. Ловко, как козочка, он перепрыгнул через брешь в камнях и приземлился на другой стороне. - Ответ на приветствие - это и вовсе сложно. Вэлли ничего не ответил. Дорога делала поворот и уходила к домам, над крышами которых высилось огромное сооружение, похожее на собор, увенчанное семью золотыми шпилями... Храм Богини в Ханне. Именно сюда они и шли. За храмом поднималась гряда крутых голых скал, которую разрезало ущелье. Из окна домика ему было видно и это ущелье, и водопад, над которым поднимался фонтан брызг, теперь же он заметил только облачко. На дороге то и дело попадался помет мулов и другая грязь. Сначала Вэлли боялся запачкать большие пальцы ног, но в конце концов перестал обращать на это внимание. Ботинки жали, а мальчик бежал быстро, быстро даже для таких длинных ног, как у Шонсу. Но вот стена кончилась, мальчик спрыгнул на дорогу, и они немного сбавили шаг. Внезапно их обступили деревянные дома, видимо, они вошли в город; непроходимая грязь была здесь повсюду. На грязных кривых улочках толпился народ, люди спешили, толкались, в руках у многих были узлы, некоторые катили перед собой тележки. Но для воина седьмого ранга каким-то образом всегда находилось достаточно места, и его никто не толкал, хотя теперь приветствия стали небрежны. Запах, царивший здесь, был просто ужасен. - Кажется, больше всего коричневых? - спросил Вэлли. Мальчику приходилось пробираться сквозь толпу, чтобы не отстать, но Вэлли шел все так же быстро - пусть теперь попрыгает. - Третий ранг. Это мастера. - Он исчез за тележкой торговца и вынырнул рядом с Вэлли с другой стороны. - Высший разряд ремесленников. В желтом и белом - подмастерья. Ну вот, основной курс пройден, - он широко усмехнулся. В грязи копалось огромное количество бездомных собак; солнце закрывали высокие стены. Кружились тучи насекомых, в воз