-  Выходит, мы можем сейчас сделать только одно - поверить? - задумчиво
проговорил отец. - Кажется невероятным, но... Нита, ты уверена?
     -  О,  папочка!  -  Она  любила  его  сейчас, жалела и страдала за него
больше,  чем  моста  бы  высказать.  -  Я  и  сама  хотела бы, чтобы все это
оказалось неправдой. Но это так.
     Несколько долгих мгновений отец Ниты молчал. Потом прошептал:
     - Миллионы жизней... И опять умолк.
     - Когда вам нужно вставать? - с трудом выговорил он наконец.
     -  В  шесть.  Я  поставлю  будильник,  папочка.  -  Только  теперь Нита
заметила,  что  все  еще стоит на стуле. Она спрыгнула и бросилась в объятия
отца.  Кит  прошел  позади  них,  пожелав всем спокойной ночи. Нита замерла.
Может  быть,  она в последний раз обнимает папу... или в предпоследний... О,
только не думать об этом!
     Мама  остановила Кита, положила ему руку на плечо, прижала к себе Ниту.
Так некоторое время они и стояли в полном молчании.
     -  Спасибо тебе за... за то, что было там, вверху. - Она показала рукой
куда-то в потолок. Глаза ее были влажными, но мама улыбалась.
     - Все нормально, ма. Мы еще побываем там, когда пожелаете.
     "О, Господи, только бы не разреветься!"
     - Спасибо, что вы доверились нам, - прошептала мама. Нита всхлипнула.
     -  Ты  помогла  мне,  научила,  как это сделать. - Больше Нита не могла
сдерживать  готовые вот-вот хлынуть слезы. Она сорвалась с места и понеслась
в свою комнату. Кит плелся следом.
     Нита  знала,  что  есть  еще  одно препятствие между нею и спасительной
кроватью.  Препятствие, сложив по-турецки ноги, сидело в полутьме на кровати
и  смотрело  на  них  обоих  холодным испытующим взглядом. Кит остановился у
распахнутой  двери.  Нита  с  размаху  плюхнулась  на  живот рядом с Дайрин,
заставив взвизгнуть пружины.
     - Ну? - поджала губы Дайрин. - Куда это вы таскали их?
     - На Луну.
     - На Луну-у? Продолжай-продолжай, Ниточка!
     -  Дайрин, - позвал от двери Кит, - лови! Нита подняла голову и видела,
как Дайрин вытянула руки и схватила что-то промелькнувшее в воздухе. Это был
неровный  кусок  серого  шероховатого камня, размером и формой напоминавшего
ластик. Дайрин с любопытством потерла его пальцами.
     -  Что это? Пемза? - И тут же голос ее взвился до пронзительного визга.
-  Вы  и  вправду  БЫЛИ на Луне! И не взяли МЕНЯ! Вы, вы... - Не подобрав ни
одного подходящего крепкого словечка, она прошипела: - Я ВАС УБЬЮ!
     - Дари, не ори. Они там, внизу, и так уже оглушены, - предупредила Нита.
     Но  это не подействовало. Зато Кит нашел самый действенный аргумент. Он
накинул на Дайрин одеяло, придавил подушкой и так подержал несколько секунд,
пока вопли не прекратились.
     -  Мы  возьмем  тебя  в  следующий  раз, - пообещала Нита, когда Дайрин
утихомирилась  и перестала бороться с Китом. Она вдруг с болью подумала, что
следующего раза может и не быть. - Кит, - сказала она сразу осипшим голосом,
-  напомни  мне  взять коротышку на Луну в ближайшем будущем. Может быть, на
следующей неделе. Если она будет хорошо вести себя.
     -  Ладно, - откликнулся Кит. - Сдаешься, малышня? Он откинул одеяло, но
продолжал крепко прижимать к кровати Дайрин, плотно укутанную в простынку.
     - Ф-фнии хмнее фри-иии, - глухо пробубнила простынка.
     -  Умница.  Так и продолжай разговаривать. Тихо и спокойно, - улыбнулся
Кит и отпустил Дайрин.
     Нитина  сестра  выпуталась  из-под  простыни  и  с  ледяным  презрением
уставилась на них, оправляя и разглаживая пижамку.
     - Мама с папой, как погляжу, не убили вас, - усмехнулась она.
     - Нет. Спасибо тебе, коротышка, за отличный совет.
     - Что? Какой такой совет?
     -  Прошлой  ночью,  - сказал Кит. - Что-то вроде "или молчи, или говори
правду"...
     Нита  подтвердила  слова Кита кивком. Дайрин скромно полировала ногти о
пижамку.  Глядя на нее, Нита вдруг начала смеяться. Она хохотала так сильно,
что  ее  одолела икота. Упав на бок, Нита просто изнемогала от смеха. Дайрин
смотрела  на  старшую  сестру  так, будто та сошла с ума. Кит потряс Ниту за
плечо.
     - Что с тобой, Нита?
     -  О,  Кит,  - проговорила она между двумя приступами смеха. Наконец ей
удалось отдышаться. - Помнишь, что сказала попугаиха?..
     - А? - опешил Кит.
     -  Пичужка  сказала:  "...Норы  Царя  вспомнишь".  - И она снова начала
хихикать.
     Кит, совершенно сбитый с толку, глядел на нее, вытаращив глаза.
     Нита  рывком  поднялась,  села на кровати прямо и расправила пижамку на
груди Дайрин.
     - Ты так и не понял? Мы-то гадали, что это за норы, какой такой царь...
Взгляни!
     На  пижамке  Дайрин  красовался...  рыцарь!  Аккуратно  обшитая красной
ниткой аппликация. Нита снова залилась веселым смехом.
     -  "Мои  слова  забудешь,  но  рыцаря вспомнишь!" - вот что сказала нам
попугаиха Мэри. Это наш ночной рыцарь, малышка Дари посоветовала сказать всю
правду!
     - Хороший был совет, - наконец пришел в себя Кит. - Спасибо, Дари...
     - Пожалуйста, - пожала плечами изумленная их весельем Дайрин.
     Нита вся вздрагивала от приступа смеха, вытирая ладонью глаза.
     -  Да,  - подтвердила она, - хоть я и сама бы пришла к этому, но все же
совет  был  что  надо. - Ей вдруг захотелось сказать сестре что-нибудь очень
приятное.  Может, в последний раз. - Ты, Дари, когда-нибудь станешь отличной
волшебницей, - улыбнулась Нита.
     Дайрин молча взирала на них.
     -  Нита,  -  сказал  Кит,  - у нас был длинный день. А завтра будет еще
длиннее. Я иду спать. Спокойной ночи, Дайрин.
     - Верно, пора, - спохватилась Нита.
     Она  согнала  Дайрин и устроилась поудобнее, чувствуя себя взвинченной,
испуганной,  но  в  то  же  время ощущая легкость во всем теле, словно стала
невесомой.  И  прежде чем Кит закрыл дверь, Нита провалилась в глубокий сон,
как в яму.



        Глава одиннадцатая. ПЕСНЯ ВСТРЕЧИ

     Нита сидела на свертке, брошенном на песчаный пляж. Она обнимала руками
колени, глядя на утреннее яркое солнце и не видя его.
     Вчера  она  заснула  со  странным  чувством,  что  утром все само собой
образуется. Но лишь открыла глаза, как тут же вспомнила вчерашнее, а в кухне
наткнулась  на  родителей, измученных беспокойством, безумным любопытством и
переменчивым  желанием  все  запретить или, наоборот, все одобрить. Они пили
одну  чашку  кофе за другой, глядели на кусок лунной пемзы, лежащий на столе
перед ними, и говорили, говорили, уже, кажется, не понимая друг друга.
     Она  с  трудом  узнала  их. Отец и мать были так растерянны, что ловили
каждое  ее слово, слушали затаив дыхание. А то вдруг перебивали, принимались
толковать между собой, будто ее и не было рядом. Они осторожно трогали Ниту,
как   хрупкую   вещицу,   которая   может   рассыпаться  от  самого  легкого
прикосновения,  и  в то же время смотрели на нее с некоторой опаской, словно
вдруг  поняли, что она в чем-то сильнее их, умеет и знает что-то недоступное
им.  И  в  их  глазах,  в  голосе,  во всем обращении чувствовалось, что они
гордятся своей дочерью.
     Нита  вздохнула. Она отдала бы все их восторги и удивление за одно лишь
папино  крепкое  объятие, которое выжимает из тебя весь воздух и выдавливает
из  горла  беспомощный,  тоненький  писк.  Или  услышать бы сейчас, как мама
говорит с ней голосом утенка Дональда. Но этого больше не будет...
     Она снова тяжело и печально вздохнула.
     Хорошо, что Кит сегодня за завтраком взял на себя трудное дело отвечать
на  бесконечные  вопросы  родителей.  Он  ел  медленно, толково и пространно
объяснял за Ниту, что им предстоит делать, когда и куда они пойдут...
     - Том, - безнадежно простонала Нита.
     Она   уже  сбегала  в  магазин  Фридмана,  потолкалась  на  складе  под
подозрительным  взглядом Пса. Том не отвечал на ее звонки. А ей во что бы то
ни стало нужна была помощь. "Я сделала все, что мне по силам, - думала она с
тоской. - Мне нужен совет! О, Том, где ты?"
     Как она и предполагала, никакого ответа...
     Нита  уже  отчаялась,  когда  на  пляже  шагах в двадцати от нее воздух
взорвался,  разбрызгивая  фонтанчики песка. Неужели? На месте этого похожего
на  легкий  хлопок  взрыва  оказался широкоплечий мужчина с обернутым вокруг
талии  полотенцем.  Темные  волосы,  загорелое, словно бы выкованное из меди
лицо, какое увидишь, пожалуй, лишь на рекламах сигарет. И ни тени улыбки.
     Это  был  не Том, а Карл. Он огляделся вокруг, увидел Ниту и поспешил к
ней.
     -  Что  случилось, Нита? - спросил он, как всегда небрежно, но в голосе
его  проскальзывала  озабоченность.  -  Я  уловил  твой  призыв.  Но ведь ты
обращалась не ко мне, верно?
     Она  поглядела на него потухшим взглядом, однако попыталась улыбнуться.
Улыбка не получилась.
     - Да. Но никто не отвечал на мой звонок... я и подумала. Просто так....
     -  Твое  "просто  так" просто так не улетучилось, - сказал Карл, садясь
рядом  с  ней  на  песок.  - Иногда я забываю, какую силу имеют Волшебники в
детском возрасте...
     Нита заметила, что волосы Карла были мокрыми.
     - Я вытащила тебя из душа, - смутилась она. - Извини...
     - Нет, я уже к тому времени вышел. Все нормально.
     - А где Том? - осторожно спросила Нита.
     -  Он  на деловом завтраке с представителями компании ABC и просил меня
принимать  все  звонки. Так что у меня не было выбора... Ты попала в большую
беду, а? Ну-ка, выкладывай.
     Она  рассказала  все. На это потребовалось время. Хотя Нита и старалась
взять  себя  в  руки  и говорить спокойно, она видела, что Карл занервничал.
Особенно после того, как услышал об ужасной роли Молчаливой в Песне.
     Слезы  хлынули  у  Ниты из глаз, и она заканчивала свою историю, громко
всхлипывая. Карл сидел неподвижно.
     - Твои родители знают? - наконец спросил он.
     -  Нет,  -  ответила Нита. - И не собираюсь им рассказывать об этом. Но
думаю,  что  отец догадывается, а мама... чувствует, но боится спросить меня
или же вслух высказать свои опасения.
     Карл глубоко вздохнул.
     -  Я  не  знаю,  что  тебе  сказать,  -  вымолвил  он.  Такой ответ был
малоутешительным.  Она  ожидала  большего.  Ведь  Верховный Волшебник ВСЕГДА
знает, что сказать!
     -  Карл,  - пролепетала Нита. Слезы все еще стояли в ее глазах. - Карл,
что же мне делать? Я не могу... не могу просто умереть!
     В первый раз она произнесла это слово вслух. И вся затряслась. Опять из
глаз покатились крупные слезы.
     Карл молчал.
     -  Можешь,  - вдруг тихо проговорил он. - Со всеми это, в конце концов,
происходит... иногда и по гораздо меньшей причине.
     - Но ведь что-то я могу сделать! Карл уставился в песок под ногами.
     - Что же ты собираешься СДЕЛАТЬ?
     Нита промолчала. Они оба слишком хорошо знали ответ.
     - Ты знаешь, к чему это ведет? - заговорил Карл.
     - Нет.
     -  Помнишь заклинание, которое ты произнесла тогда в Манхэттене? Призыв
к помощи с открытым концом?
     - М-ммм... Угу.
     -  Это  заклинание  всегда  означает, что потом, позднее, тебя призовут
вернуть  энергию,  которую ты использовала. - Карл сурово поглядел на нее. -
Ты  получила  помощь.  Но  для  этого  пришлось запечатать целый кусок иного
пространства, отделить его навсегда от других пространств, а на это тратится
колоссальная энергия.
     Нита  вытерла слезы. Все правильно, и все же такие рассуждения ей вовсе
не нравились.
     -  Но  в  заклинании  не  сказано, что кто-то должен оплатить этот долг
своей жизнью, умереть.
     -  Да.  Но  зато  сказано,  что когда-нибудь в будущем придется вернуть
количество  энергии, равное затраченной. А это ох как много! Просто-напросто
равно  жизни.  Это  высокая  цена,  но  меньшей  не  бывает. - Карл помолчал
несколько  мгновений  и тихо проговорил: - Есть, правда, выход... - Лицо его
стало непроницаемым, словно задвинулись какие-то шторки.
     Нита  уткнулась головой в колени. Все шло не так, не на такой ответ она
надеялась.
     - Карл, но должно быть что-то, что ты, то есть мы можем сделать!
     Волны с грохотом падали на песок, словно бы стараясь заглушить ее слова.
     -  Нита,  -  с  трудом  говорил Карл, - пойми, девочка, тебе не уйти от
решения.  Ты  все  время пытаешься переложить его бремя на плечи другого. Ты
хочешь, чтобы я каким-то образом снял тебя с крючка, на который ты попалась.
Верно? Но за свое обещание тебе придется держать ответ самой.
     Ее передернуло.
     - Ты имеешь в виду... Карл, неужели тебе все равно, умру я или нет?
     -  Мне  совсем  не  все  равно,  и  ты  это прекрасно знаешь, - с болью
проговорил  Карл,  - Но, к несчастью, именно я должен сказать тебе правду. Я
Верховный Волшебник и лгать не имею права. Как ты полагаешь, почему нам дана
такая  сила?  Мы  платим за то, что творится вокруг, отвечаем за подвластное
нам пространство... жизни других мы можем спасти, своя нам не принадлежит.
     - Так спаси меня! Скажи, что делать?..
     -  Твое  спасение  в  твоих  руках, - мягко сказал он. - Девять десятых
волшебной  силы  зависит  от  того,  как  ты  САМА  решишь. Остальное просто
механика.
     Нита почему-то вспомнила их домашнего доктора, который с доброй улыбкой
совал ей в рот ложку гадкого, горького лекарства. А Карл продолжал:
     - Я помогу тебе. Помогу в главном: сделать выбор.
     Она покорно кивнула.
     -  Итак, первое, что ты МОЖЕШЬ сделать. Нарушить слово и не петь Песню.
Что  ж,  это  довольно  легко.  Ты  просто  исчезнешь - останешься на суше и
никогда больше не встретишься с теми китами. И будешь жить.
     Взгляд  Карла  был  устремлен  в  море,  голос его был ровным, без тени
осуждения или сочувствия.
     -  Естественно,  даром  тебе  это  не  пройдет. Ты приняла Клятву перед
свидетелями  и  призвала Силы волшебства навлечь на тебя кару, если нарушишь
свое  слово.  И  возмездие неминуемо. Силы не забывают, Нита... Ты потеряешь
способность  к  волшебству. Ее у тебя отнимут. Ты забудешь, что СУЩЕСТВУЮТ в
мире  такие  вещи,  как  магия,  волшебство. Разрушится твоя связь с другими
Волшебниками. Ты больше никогда не встретишься с Китом, со мной, с Томом. Мы
просто перестанем существовать для тебя.
     Нита окаменела.
     - Кроме того, твое исчезновение повлияет и на саму Песню. Если даже они
сумеют  найти  тебе  замену на роль Молчаливой... - Нита вдруг с содроганием
представила  в  этой  роли  Кита  и похолодела. - Ты слушаешь меня? Так вот.
Песня  будет  почти  разрушена твоим предательством. Она потеряет свою силу.
Подземные  толчки,  загрязнение  воды,  убийство китов и нападения на других
жителей  Моря  будут  продолжаться. Или того хуже, Одинокая Сила проникнет в
сердце волшебства сквозь прореху, оставленную твоим бегством, и разрушит или
вовсе уничтожит волшебство. Я не хочу даже думать о том, что рано или поздно
произойдет с Нью-Йорком и Лонг-Айлендом.
     Карл судорожно вздохнул.
     -  Но  и  это не самое страшное. Нарушение Клятвы Исполнителя уменьшит,
пусть  на самую малость, волшебную силу, которая замедляет смерть Вселенной.
Впрочем, потеряв способность к волшебству, ты напрочь забудешь обо всем этом
и никогда не УЗНАЕШЬ, что в разрушении Вселенной есть и капля твоей вины. Но
тень  непонятной  печали  будет  витать  над  тобой всю жизнь. Ты не сможешь
избавиться от этого никогда, хотя и не сумеешь понять, что гнетет тебя...
     Нита не двигалась.
     -  Вот  и  все "плохое". А теперь поговорим о "хорошем". Я могу почти с
уверенностью  сказать,  что  ты  не  погибнешь  от землетрясения. То, что ты
сделала в Манхэттене вместе с Китом, Силы не забудут. Они платят свои долги.
Ну,  например, перед самым землетрясением твоим родителям спешно потребуется
навестить каких-нибудь родственников за границей или... короче, что-нибудь в
этом  роде.  И вы будете далеко отсюда, когда разразится беда. А после всего
этого  жизнь  твоя  покатится  -  трюх-трюх  -  по прямой и гладкой дорожке.
Нормальная,  спокойная  жизнь.  А  тень  печали? В конце концов, большинство
людей  полагают,  что неясная печаль в глубине души вполне нормальная штука.
Ты вырастешь, найдешь работу, выйдешь замуж. Словом, станешь вести привычную
для всех жизнь, делать то, что делают все. И умрешь в положенный срок. Как в
сказке.
     Нита молчала.
     -  Теперь  вторая  возможность.  - Ровный голос Карла вдруг осел, в нем
появилась  хрипотца.  -  Ты  сдержишь  слово и спустишься под воду... Споешь
Песню,  а  когда  придет  время,  бросишься  на острый выступ коралла или на
скалу,  нанесешь себе кровавую рану. Властелин акул приплывет на запах крови
и разорвет тебя. Ты умрешь. На горе твоим родителям и друзьям.
     Нита снова заплакала.
     -  Да,  и  твоим  друзьям,  - продолжал Карл, словно бы и не замечая ее
слез.  -  Но  Песня  будет завершена, миллионы людей останутся живы, даже не
подозревая,   от  какой  беды  спасены.  Одинокая  Сила  потерпит  еще  одно
поражение.  Очень  серьезное.  Думаю,  что  после  этого  она  уже не сможет
по-настоящему  разрушать  жизнь  Моря... а возможно, и на суше поутихнет лет
эдак на пятьдесят. А то и больше.
     Нита, всхлипнув, кивнула.
     - Итак, если...
     - Погоди. Есть еще и третья возможность, - перебил ее Карл.
     - Правда?!
     Он внимательно посмотрел на нее.
     -  Одни  СТАНОВЯТСЯ  жертвой, другие ПРИНОСЯТ себя в жертву, - произнес
Карл, как бы размышляя, - Обреченные погибают. Убежденные побеждают.
     Нита  вспомнила:  эти  слова  она  уже видела в Учебнике. Карл не знает
выхода. Он просто утешает ее.
     - Какая разница, как умереть? - Голос ее сорвался на жалкий писк.
     Неожиданно, впервые за все время разговора. Карл чуть заметно улыбнулся.
     - Ого! Да ты чувствуешь себя овечкой, которую волокут на заклание! Если
так,  то  отступись,  Нита.  - Он снова стал серьезным. - Да, Песню придется
исполнить  до конца. Но свершить это надо только по собственной воле, даже с
радостью.  И  тогда  волшебство  твое  наполнится  такой  силой,  какую ты и
вообразить  себе  не можешь. Одинокая Сила не колеблется: зло не размышляет,
оно  действует.  И  лишь  страстное  желание  остановить его может разрушить
страшную работу Одинокой Силы. Не покоряться необходимости, а покорять.
     Взгляд Карла был твердым и пристально прямым.
     - Ты поняла?
     - Да. - Нита постаралась придать своему голосу побольше бодрости.
     Карл вдруг рассердился.
     -  Не  надо  притворяться,  делать  вид,  будто  тебе уже все равно. Ты
Волшебница  и  не имеешь права обманывать даже себя. Не быть мучеником - вот
чего  требует  волшебство.  Не  готовность  к  смерти,  а желание одолеть ее
способно  разрушить любое деяние Одинокой Силы. - Он снова устремил взгляд в
море.  -  Это  вовсе  не означает, что ты полностью избавишься от страха. Он
будет терзать тебя. И еще как!
     - Великолепно, - сказала Нита с нервным смешком.
     -  Запомни, когда Жертвоприношение свершалось по доброй воле, на долгое
время утихали войны, становилось меньше преступлений, горя, потерь...
     И  Нита  вдруг подумала о тех, в кого стреляют, кого бьют или похищают.
Она  подумала о водородных и атомных бомбах, о бедных, умирающих с голоду...
Значит,  этого  всего будет меньше? И все же эти ужасы, бедствия и несчастья
других   казались  ей  такими  нереальными  и  далекими  в  сравнении  с  ее
собственной, сию минуту подвергающейся опасности жизнью.
     - Не знаю, смогу ли я... - чуть слышно прошептала Нита.
     Наступила длинная пауза.
     - Я тоже не знаю, смог бы я... - эхом откликнулся Карл.
     Некоторое время они сидели неподвижно.
     - Хорошо...
     -  Не  спеши,  -  покачал  головой  Карл, - ты, вероятно, еще не успела
твердо  решить.  Но  даже если и решила... - Он отвернулся. - Есть еще время
передумать... и тогда тебе не придется краснеть и терзаться потом...
     -  Потом?  - Она с надеждой поглядела на него. - Ты хочешь сказать, что
увидишься  со  мной после, того, как я... - Она помолчала. - Подожди. Если я
отступлюсь,  то ведь не буду даже знать тебя, забуду обо всем, что сейчас со
мной  происходит!  А если я... тогда не будет никакого "потом". Или я что-то
не понимаю?
     - Существует Сердцевина Времени, - мягко сказал Карл.
     Нита молча покивала. Она когда-то была там, в том месте, куда при жизни
могут   найти   дорогу   лишь   Волшебники.   Это   страшное   и  прекрасное
место-пространство,  где  сохраняется  все, что любимо, где после мгновенной
остановки времени длятся вечные мгновения радости и бессмертия.
     -  После  того...  после  того как... - Она не в силах была договорить,
выговорить это слово.
     - Любящие выживают, - прервал ее Карл.
     Она с грустью глядела на него.
     -  Ну  конечно,  -  тихо сказала Нита, - ты Верховный Волшебник. Можешь
проникать туда в любой момент, хоть все время проводить там.
     -  Нет.  -  Он  все  так  же  глядел на море. - В сущности, чем выше ты
вознесен  в  волшебстве,  тем  больше  работы наваливается на тебя здесь, на
Земле, и тем меньше возможности проводить время вне этого мира, кроме как по
делам,  -  Он  вздохнул  и печально покачал головой. - Я не был в Сердцевине
Времени очень давно. Разве что во сне...
     Теперь загрустил он. Нита протянула руку и нерешительно похлопала Карла
по плечу.
     -  Ладно,  -  сказал  Карл.  Он  медленно  поднялся,  стряхнул  песок с
полотенца и поглядел на нее. - Нита, - голос его дрогнул, - прости...
     - Да, - спокойно сказала она.
     - Позвони нам накануне, перед тем как отправишься в море. Если сможешь.
О'кей? - буркнул под нос Карл. Расстроился? Или это его нью-йоркский акцент,
когда кажется, будто у человека насморк?
     - Хорошо.
     Он  повернулся,  затем  остановился и еще раз взглянул на Ниту. И все в
ней  словно  бы оборвалось. Она кинулась к Карлу, обхватила его руками и вся
зашлась в рыданиях.
     -  Ну,  милая, - успокаивал ее Карл, нагибаясь и крепко прижимая Ниту к
себе. Ей сейчас так необходимо было это крепкое объятие. Она подняла голову,
взглянула  ему  в  лицо.  Его кривящиеся в беспомощной, натужной улыбке губы
ошеломили ее и заставили забыть собственную боль.
     Нита  оттолкнула  Карла,  который  еще  какую-то долю секунды продолжал
удерживать ее в своих объятиях.
     -  Нита,  -  срывающимся  голосом  произнес  он,  -  если ты... если ты
сделаешь...  -  Он  задохнулся.  -  Спасибо  тебе,  - вымолвил он наконец, -
спасибо...  - Он твердо глянул ей прямо в глаза. - Спасибо тебе за те десять
миллионов людей, которые останутся жить и даже не узнают, что им грозило. Но
Волшебники будут знать... и они никогда не забудут.
     - Ага. Это меня очень утешит, - улыбнулась Нита сквозь слезы.
     -  Дорогая,  -  сказал  Карл,  - я вовсе не собираюсь тебя утешать. Да,
никаких наград не существует. Мы поступаем так, как считаем нужным. И в этом
наше  счастье.  И  сила.  -  Он  явно был взволнован. - Кстати, ты правильно
сделала, что рассказала все родителям.
     Пока.
     - Пока, - кивнула Нита, с новой радостью отметив про себя это "пока".
     Карл,  не  оглядываясь,  быстро  зашагал  в  сторону. Воздух сомкнулся,
захлопнулся за ним, и он исчез.
     Нита пошла назад, к дому.

     Она  быстро  скинула  куртку,  оставшись  в  одном  купальнике, и хмуро
пробормотала  "до  свиданья".  Родители  стояли  рядом  с  ней  на  пляже  и
растерянно кивали.
     -  Ма,  может  быть,  мы вернемся к вечеру, - сказала она, - а может, и
нет.  Ш'риии  говорит,  что  это  зависит  от  того, сколько нам потребуется
репетиций.
     - Репетиций? - Мама с удивлением поглядела на нее.
     -  Ну  да. Я же вам рассказывал, - вмешался Кит. - Все, кто поет, имеют
свою  собственную  партию...  но  Песня  поется  сообща,  и  ее надо пропеть
правильно. Он объяснял им, как детям.
     -  Кит,  мы  опаздываем,  -  поторопила Нита. - Ма, - она крепко обняла
маму,   -  не  беспокойся,  если  мы  вдруг  не  вернемся  сегодня  вечером.
Пожалуйста,  ма...  Может,  нам  придется  сразу  и исполнить Песню... - Она
запнулась.  - А это займет дня полтора. Ждите нас утром в понедельник. - Все
в  ней  напряглось  и  кричало  от  боли, но она постаралась сдержаться и не
показать  виду.  -  Па...  -  Она кинулась к нему, прижалась к груди и краем
глаза увидела, как мама обнимает Кита.
     Нита оторвалась от отца и оглядела пляж.
     - Все чисто, Кит, - сказала она.
     Кинув  на  руки  матери  полотенце,  которым  она  была  обмотана, Нита
побежала к воде. Несколько быстрых и ловких прыжков над прибрежными волнами,
и  вот  уже  можно  нырнуть. Нита торопливо плыла к тому месту, где, как она
знала,  глубина достигает двадцати футов. Здесь она ловко и привычно влилась
в  оболочку  кита-горбача. И ощутила радость, будто разом избавилась от всех
опасностей  и  страхов,  а не попала в смертельную ловушку, из которой могла
никогда   больше   не   выбраться.   Да,   став  китом-горбачом,  она  вновь
почувствовала  себя  нормально  и  спокойно.  Впрочем,  какая-то  непонятная
нервозность все же пронизывала тело. Но об этом Ш'риии предупреждала ее.
     А,  какая разница! Она всплыла на поверхность и подняла в воздух фонтан
воды,  как  бы  посылая  последний  привет  отцу  и маме. Потом огляделась в
поисках Кита. Он, крепко уперевшись ногами в волну, скользил по воде, как по
льду. Нагнав ее, Кит ухватился за спинной плавник и приготовился нырнуть.
     На  глубине  пятидесяти  футов  Кит  окутал  себя  Сетью, и превращение
свершилось  с невероятной скоростью. Кашалот, который появился на его месте,
сердито взмахнул хвостом и пронзил воду грозным взглядом.
     - У тебя все нормально? - спросила Нита. Некоторое время он не отвечал.
     -  Нет,  -  прогудел  он  наконец.  -  Ненормальный  я,  что  ли, чтобы
чувствовать себя нормально. Ведь мы плывем прямо... - Он осекся.
     - К'ииит, послушай...
     -  Нет  уж,  ты  послушай!  Я  ничего  не  могу  изменить! И это мне не
нравится!  -  В  густом  голосе  кашалота слышалась и ярость, и нежность. От
прикосновения   этого   голоса   по  коже  Ниты  пробегала  дрожь,  как  при
поскребывании ногтями по школьной доске.
     -  Я  и  сама мало что могу сделать, - сказала она, - и мне тоже это не
нравится.   Давай   не   будем  сейчас  говорить  об  этом.  Голова  у  меня
раскалывается еще от вчерашних разговоров.
     -  Х'Нииит,  -  настаивал  он, - нам все же необходимо поговорить. Ведь
завтра все ЭТО... уже произойдет!
     -  Вот  и отлично. Отложим до завтра. А сегодня молча погрустим, ладно?
Мы правильно плывем?
     Он натужно засмеялся, всколыхнув воду вокруг.
     - Ну, ты даешь! - гукнул Кит. - Сама разве не слышишь?
     Она притихла, издавая лишь негромкие, похожие на тиканье и позвякивание
звуки,  которые служат китам-горбачам путеводной нитью. Море говорило с ней.
Постоянный  неясный шум расщеплялся на тысячи осязаемых звуков. С юго-запада
доносилась    безумная   путаница   протяжных,   странных   своей   дикостью
волнообразных  воплей.  Нежные,  высокие  свисты  резко обрывались, сменяясь
скребущими  кожу  помехами.  Вокруг разносились четкие призывы горнов, будто
кто-то   охотился,   выскакивая   на  поверхность  над  волнами.  Доносились
космические  свисты  и  трели,  похожие  на  позывные орбитальных спутников.
Гудели  глубокие  басы. Неслось нескончаемое жужжание, словно работали сразу
десятки  газонокосилок.  Мягко  стелились  в  воде  полутона стонов и нежных
вздохов. И вся эта разноголосица, сплетаясь и возвращаясь к ней единым эхом,
собиралась  в  главную  тему  Моря.  Нита угадывала это в звучании протяжных
тоскующих  нот,  постепенно  поднимающихся до такой высоты и тонкости звука,
какая  недоступна  человеческому уху, и снова снижающихся до густого шепота,
который в конце концов сливался со спокойным дыханием волн.
     Нита  еще не слышала этой главной темы Моря и все же мгновенно узнала и
почувствовала  ее,  /став  теперь  неотъемлемой  частью самого Моря. Это был
мотив  потери и обретения, печали и радости, всего того, что наполняло Песню
Двенадцати.  И то, что она слышала сейчас, приглушенное расстоянием и все же
необыкновенно  четко  звучащее,  было  голосами  собирающихся,  сплывающихся
Певцов.  А скорбная нота, тревожной нитью вплетенная в мелодию, станет скоро
для нее не просто мотивом, а страшной реальностью.
     -  К'ииит,  -  встревожилась  она, - китов там, кажется, гораздо больше
двенадцати.
     Он выпустил из дыхала струю воды, как бы равнодушно пожав плечами:
     - Посмотрим.
     Она  согласно свистнула и поплыла за режущим воду кашалотом на запад от
южной   оконечности   острова,   снова  пересекая  набитую  кораблями  бухту
Атлантик-Амброуз.  Они  плыли  по  Мелководью,  до  самого  дна пронизанному
солнечным  светом.  И  разноголосая  песня их звучала все громче, усиливаясь
многократным  эхом. Но в каждое мгновение под плывущими почти над самым дном
китами   могла   разверзнуться   бездонная   пропасть  каньона  Гудзон,  где
спасительное путеводное эхо тонуло и не возвращалось.
     -  Вот  здесь,  - гуднул совсем рядом Кит. Они подплыли к самой границе
того  места, о котором говорила им Ш'риии - пятнадцать миль северо-восточнее
Барнегат  - в Нью-Джерси, и застыли прямо над обломками старого затопленного
танкера,   лежащего   на   глубине   в  шесть  морских  саженей.  Вокруг,  в
зелено-золотистой,  просвеченной  лучами  солнца  воде  плавали, парили, еле
шевеля плавниками, киты.
     Нита  ошеломленно  оглядывалась.  Сотни  китов  двигались кругами почти
беззвучно.  Малые  полосатые  сейвалы и кашалоты, сверкающие в воде дельфины
всевозможных форм и цветов, медлительные грузно-грациозные синие киты и едва
ли  уступающие им своей громадностью финвалы, клюворылы и карликовые гладкие
киты,  множество  китов-горбачей, серые киты и карликовые кашалоты, нарвалы,
посверкивающие  своим  длинным спиральным зубом, напоминающим рог единорога,
белухи, касатки, длиннорылы и бутылконосы...
     - К'ииит, - пропела Нита слабым голосом, - Ш'риии не предупреждала, что
здесь будут посторонние.
     -  Да, зрителей многовато. Но на репетициях это, кажется, обычная вещь,
- беззаботно откликнулся Кит.
     "Легко   тебе,  -  непроизвольно  подумала  Нита,  -  ты  и  сам  почти
зритель..."  И  тут  же  со  стыдом оборвала себя. Она пропела ноту призыва,
тщетно  пытаясь  услышать  в  ответ  знакомый  голос. И тут до нее донеслась
глубокая,  протяжная,  спокойная  нота  Синего Кита. Это был голос Ар'ооона,
приятный  звук, освежающий, как золотистая тень. И тут же к нему примешались
высокие,  вибрирующие  свисты дельфиньей болтовни. Голоса их были так похожи
на  свирельный  горловой звук Ст'Ст, что Нита сразу поняла - это дельфины из
его стаи.
     Стоило  лишь Ните и Киту появиться среди этой толпы снующих и парящих в
воде  любопытных,  как  наступила  полная  тишина.  Сотни  китов  образовали
гигантский  круг,  и  от  его краев к центру постепенно полилась единая нота
сплетенных  голосов. Поначалу еле уловимая, она набирала силу, устремляясь к
Посвященным.  Вплетался в нее, подхватывал мощный голос Ар'ооона. В эту одну
ноту  сливались  и трели дельфинов, и сотрясающий воду гуд синих китов. Одна
мысль,  выраженная  одним-единственным  словом на Языке - ВОСХВАЛЕНИЕ! Дрожь
охватила  Ниту.  Они  знали о ней все. Они знали, что она и есть Молчаливая.
Они знали, что она собирается сделать для них. Они благодарили ее.
     Смущенная,  охваченная  радостью,  Нита  застыла  на месте, дрейфовала,
сопротивляясь течению.
     Кит слегка подтолкнул ее.
     -  Нита,  очнись  - прогудел он еле слышно, - Ты звезда этого шоу. Твой
выход. Выплывай на середину круга. Пусть они все увидят тебя.
     Она  медленно проплыла сквозь ряды зрителей-китов, в центр их огромного
круга, где в струях чистой воды уже собирались Посвященные.
     Скользя  над  покрытыми  водорослями  обломками  танкера,  она узнавала
каждого.  Несомый  могучей  приливной  волной  Ар'ооон. Его чуть хрипловатый
голос  усталого  и  опытного  певца  звучал с безупречной точностью. Дельфин
Ст'Ст  у  самой  поверхности  воды словно бы вторил мелкими трелями основной
мелодии, ведя свою песню Странника. Ар'ейниии, чуть сторонящаяся и Синего, и
дельфина,  вновь  и  вновь повторяла переливы своей части мелодии, отдельные
музыкальные  фразы  песни  Серой.  Она лишь однажды кинула быстрый взгляд на
Ниту и уже не обращала на нее никакого внимания.
     Были  здесь  и  другие пятеро китов, которых Нита не знала. Старающийся
быть  все  время рядом с ней верный ее кашалот на всякий случай оттеснил их.
Нита  с  любопытством  разглядывала  новых  своих  сотоварищей.  Вот белуха,
величиной  не  больше  дельфина,  но  формой  тела  напоминающая  кита.  Она
раскинулась у самой поверхности воды и тянет свою протяжную мелодию из песни
Пристально  Глядящего.  Плавун, длинный, худой и серый, вдруг умолкнувший на
мгновение и с интересом разглядывающий Ниту. Гладкий кит с огромным, странно
очерченным  бесформенным  ртом  с  завесой  из  китового  уса,  самозабвенно
слушающий  голос  белухи.  Касатка,  чье  тело цветом и резкими черно-белыми
переходами  так  отличалось  от  скромного,  серого в слабую крапинку окраса
шкуры остальных китов.
     И  -  о  радость!  -  Ш'риии. Она плыла рядом с касаткой, направляясь к
Ните.  При виде касатки, этого постоянного и страшного врага китов-горбачей,
Нита  в первое мгновение ощутила неприятный озноб. Однако спокойствие тут же
вернулось  к  ней,  и  уже  ничто  больше  не  могло  нарушить эту спокойную
уверенность.  Когда  Ш'риии  приблизилась,  чтобы  поприветствовать ее, Нита
пропела  в  ответ  ровным  голосом,  в котором звучало одновременно и гордое
сознание собственной значимости, и тревожное чувство ответственности.
     - Мы немного опоздали? - как бы извинилась Нита. - Начнем?
     -  Отличная  идея, - откликнулась Ш'риии и, подбадривая, коснулась Ниты
своим шершавым боком. - Сначала вступление.
     - Хорошо.
     Ш'риии повела Ниту за собой к группе скопившихся в центре круга певцов.
     -  Мы  уже  утром  пропели  первую,  часть  Песни,  - сказала Ш'риии. -
Песнь-Представление  и  остальное.  Ты  же повторила эту часть дома, поэтому
раньше  приплывать  тебе  было и не обязательно. Теперь мы как раз подошли к
раздельному   пению,   к   Песне  Искушения.  Вот  те,  кто  будет  петь  за
Нерешившихся.
     -  Привет,  Ст'Ст,  -  пропела Нита, когда они со Ш'риии вплыли в центр
круга.
     Дельфин  просвистел  свое  легкомысленное  ответное приветствие и снова
переключился  на  трель  Песни,  продолжая при этом делать кульбиты и прыжки
прямо  над  головой  гладкого  кита  и другого, чьего голоса Нита, подплывая
сюда,  не слышала. "Клюворыл", - отметила про себя Нита. Она тут же поняла и
то,  почему  не  слышала  голоса  этой  китихи.  Призванная исполнять партию
Ненасытной,  она  была, как и положено, занята поглощением пищи. Выдирала из
остатков   кормы   затонувшего   корабля  длинные  стебли  бурых  и  красных
водорослей, которые шевелились и колыхались густой сочной порослью. Клюворыл
даже глаз не подняла, когда появились Нита и Ш'риии. Зато гладкий кит тут же
подплыл  к  ним,  чуть  притормаживая,  словно  бы выражая этим деликатным и
осторожным движением всю степень уважения.
     -  Х'Нииит,  это  Т'Хкиии, - представила его Ш'риии. Нита ответным эхом
послала   свое  приветствие  и  подплыла,  чтобы  потереться  боком  в  знак
вежливости и взаимного уважения. - Он поет партию Звонкоголосого, - пояснила
Ш'риии.
     Т'Хкиии  попятился  назад  и  вновь  подплыл  к  Ните,  с  любопытством
разглядывая ее. Когда он наконец издал первый звук, в голосе его послышалось
огромное удивление и странное беспокойство.
     - Ш'риии, это человек?
     -  Т'Хкиии,  -  как  можно  мягче  обратилась  к  нему  Нита  и бросила
обеспокоенный  взгляд  на  Ш'риии, - ты же не собираешься, Т'Хкиии, обвинять
меня в том, чего я не делала. Не злись.
     Гладкий  кит  поглядел  на  нее искоса, сверху вниз. Взгляд этот не был
злым  или  пренебрежительным,  а скорее обычным для гладких китов, у которых
глаза расположены высоко на плоской голове.
     -  О,  -  голос  его  тоже  смягчился, - у тебя, кажется, была стычка с
Ар'ейниии? Не бойся. Молчаливая, или Х'Нииит, тебя ведь так зовут? Не бойся.
-  Благодушный  тон  гладкого  кита мгновенно успокоил ее. Песня его звучала
дружелюбно,  в  ней не чувствовалось неуемной слепой враждебности, как в том
надрывном  крике  Ар'ейниии.  - Если ты решилась послужить Морю, я могу лишь
преклоняться  перед  тобой.  Ради  Моря,  не  считай,  что  мы все похожи на
Ар'ейниии...
     Он  покосился  на  спокойно  поглощающую  пищу китиху-клюворыла и вдруг
сердито проворчал:
     -  Правда,  некоторым  из  нас необходима хорошенькая трепка, чтобы они
научились уважать других и хотя бы иногда отрывались от еды.
     Т'Хкиии резко нырнул почти к самому дну и ткнул носом клюворыла.
     -  Очнись,  Р'ууут!  Подними  голову, пожирательница водорослей! Плывет
Властелин акул!
     -  А?  Что?  Где?  -  взлетел  со  дна испуганный вскрик. Высокие бурые
водоросли  заметались  под  ударами  плавника,  и  из их гущи поднялась туша
клюворыла  с  полным  ртом  скользких  стеблей.  -  Где...  что...  о-ооо, -
протянула  она,  когда  эхо  ее вскриков вернулось и уверило, что Властелина
акул нигде пока поблизости нет. - Т'Хкиии, подожди, доберусь я до тебя!
     -  Ой,  не  пугай!  - насмешливо откликнулся Т'Хкиии. - Взгляни лучше -
здесь  уже  Ш'риии,  а с нею и Х'Нииит. Она поет Молчаливую. Х'Нииит! - И он
представил ей жующего клюворыла: - Это Р'ууут.
     - О-ооо, - уже спокойно протянула Р'ууут, - рада встрече. Приятно будет
петь  с  тобой.  Ты  извинишь  меня?  -  Она приветливо мазнула Ниту по коже
хвостом  и  уже секундой позже снова с головой закопалась в гущу водорослей,
вырывая  их  громадными пучками, словно наверстывая потраченное на разговоры
время.
     Нита  с  легкой  иронией глянула на Ш'риии и намеревалась уже отпустить
какую-нибудь  шутку  по  поводу  аппетита этой леди, как перед ней, спиралью
ввинчиваясь в воду, оказался дельфин.
     - Она, - кивнул он в сторону китихи-клюворыла, - неплохой собеседник...
когда толкуешь с ней о еде, - тихо свистнул он.
     - Могу себе представить, - с иронией пропела Нита. - Поговорим, однако,
о Властелине акул. Где сейчас Эд'рум?
     Ш'риии помахала длинным плавником, будто пожала плечами.
     -  Он  вступает  в  самом  конце Песни, как и ты, кстати. Поэтому может
появиться  и позже. Пока же нам надо встретиться с остальными. Т'Хкиии, вы с
Р'ууут уже закончили?
     -  В основном. Мы повторяли последнюю часть второго дуэта. Я подплыву к
вам  попозже.  -  Гладкий  кит скользнул в сторону чащи водорослей, а Ш'риии
потянула  Ниту  за  собой туда, где словно бы неподвижно висел в воде Синий.
Рядом  с  ним,  с  гигантом  Ар'оооном,  сновала  казавшаяся крошечной белая
фигурка белухи.
     -  Ар'ооон  и  я,  - сказала Ш'риии, - двое Неприкасаемых. Третий после
Певца и Синего - Пристально Глядящий. Роль его поет Ин'ихвииит.
     - Х'Нииит, - густым голосом поприветствовал ее Ар'ооон.
     Нита склонилась в знак уважения.
     -  Синий,  -  послала  она  ответный  привет.  Маленький спокойный глаз
задержался на ней.
     - Ты хорошо себя чувствуешь, Молчаливая? - спросил Синий.
     -  Неплохо,  Синий,  -  ответила  Нита и тихо добавила: - Насколько это
возможно.
     -  Ну  и ладно, - согласился Ар'ооон. - Ин'ихвииит, вот та, о которой я
тебе говорил.
     Белуха  отплыла  от  Ар'ооона  и  приблизилась к Ните, чтобы дружелюбно
потереться  о  нее  боком.  Ин'ихвииит был самцом белухи и оттого достаточно
крупным  для  этого  вида  китов,  хотя  и порядком не дотягивал до размеров
кита-горбача.  Но что особенно удивило Ниту, так это его какой-то отрешенный
голос.  В  нем  слышались  тихие дни полного спокойствия, дни, проведенные в
уединенном  плавании,  в  созерцании  моря  и  неба, дни молчания и глубоких
раздумий.
     -  Х'Нииит,  -  пропел  он,  -  приятно  встретиться.  И хорошо, что мы
встретились  именно  сейчас,  потому  что  стоит  прислушаться. И тебе тоже,
Верховная Волшебница.
     - Погода? - забеспокоилась Ш'риии.
     -  Да,  именно  так.  Кажется,  шторм  не  пройдет мимо. Нита удивленно
взглянула на Ш'риии.
     - Какой шторм? Небо ясное, и на воде никакого волнения.
     -  Это  сейчас, - сказал Ин'ихвииит. - Однако погода меняется, и нельзя
предугадать, как отзовется это на глубине.
     - Сможем ли мы успеть до шторма? - уже с тревогой спросила Ш'риии.
     -  Нет,  -  твердо  ответил Ин'ихвииит, - он будет здесь через половину
света. Боюсь, что нам придется петь одновременно с песней шторма.
     Ш'риии  остановилась  и  повисла  в  воде,  еле  поводя плавниками. Она
размышляла.
     - Да, неладно дело, - тихо пропела она. - Поплыли, Х'Нииит, поговорим с
Ар'оооном  и  с остальными, теми, кто поет партии Нерешившихся. Мы попробуем
спеться, а потом сразу же начнем Песню. Время утекает.
     Ш'риии  принялась  усиленно  двигать  плавниками и стремительно поплыла
вверх,  оставив мгновенно объятую страхом Ниту позади. "Мы не вернемся домой
сегодня  вечером,  -  думала  она.  -  Никаких  прощаний.  Никаких последних
объяснений. Я никогда больше не смогу выйти на сушу..."
     -  Х'Нииит,  -  позвал ее знакомый голос. Это был конечно же Кит. Она о
нем и забыла.
     -  Все  хорошо,  К'ииит, - ответила она. Нита нагнала Ш'риии уже вблизи
троих  китов, поющих партию Нерешившихся. Ар'ейниии холодно поприветствовала
ее и отвернулась.
     -  А  это  Х'вооо,  или  попросту  Хвостик. - В голосе Ш'риии слышалась
мягкая улыбка. - Он поет партию Слушателя, Х'вооо, это Х'Нииит.
     Нита потерлась боком с Х'вооо, который хоть и был карликовым кашалотом,
но  все  же  казался  слишком  маленьким. Покрытый серыми пятнами, как и все
кашалоты,  он едва дотягивал до четверти нормальной длины. Мелкие глазки его
близоруко  щурились,  словно  у  совы,  вытянутой на яркий свет. Взгляд этот
напомнил  Ните  очкастую сестренку Дайрин. Сходство усиливалось и тоненьким,
чуть  хрипловатым  голоском,  в  котором  угадывалась  постоянная готовность
насмешливо хихикнуть.
     - Х'вооо, - повторила Нита и осторожно спросила: - Но почему Хвостик?
     - Потому что, как сама видишь, коротышка, - ответил Х'вооо. - Мы с моим
братом  и  сестрой родились тройняшками. Они, наверное, за мой счет вымахали
здоровенными.  Приходилось  все  время  защищаться. Но я стал Волшебником, и
теперь  меня  не  так-то просто обидеть. Так что не стесняйся и если хочешь,
называй меня Хвостиком. Я не обижаюсь.
     Нита  улыбнулась  про  себя,  отмечая, что не так уж сильно различаются
отношения между людьми от повадок в сообществе китов.
     - А вот и К'лыыы, - сказала Ш'риии.
     Ните  послышалось в этом подводном имени человеческое слово "клык". Она
с  трепетом взглянула на ярко-белую с глубокими черными переливами касатку и
почувствовала  себя  не  совсем  уютно.  У  китов-горбачей  при виде касатки
непроизвольно  возникают  мысли  об  окрашенной  кровью  воде.  Но,  вопреки
интуитивному  знанию  нынешнего  ее громадного тела, человеческий разум Ниты
подсказывал  ей,  что опасаться не следует. Она вспомнила, что касатки очень
дружелюбны  по  отношению к людям. Вспомнился ей и дядя Джерри, старший брат
матери,  который рассказывал, как однажды плыл верхом на касатке в аквапарке
на  Гавайях,  и ему это очень понравилось. А касатка тем временем подплыла к
Ните поближе и уставилась на нее маленькими черными глазками, не прозрачными
и  холодными,  как  у  акулы,  но острыми, умными и даже с веселым огоньком,
играющим где-то в глубине.
     - Ну, что молчишь? - словно бы поддразнивая, спросила касатка. - Может,
акулы вырвали твой язык?
     Шутка  была довольно грубой, но сказана таким веселым голосом, что Нита
тут же влюбилась в это приветливое и забавное существо.
     -  Ты,  значит,  К'лыыы?  - спросила Нита, снова припомнив человеческое
"клык".
     -  А  ты,  выходит,  Х'Нииит,  - ухмыльнулась касатка. Интересно, какое
словечко припомнила она?
     -  Если  угодно, - хмыкнула Нита. В голосе касатки ей слышались странно
сочетающиеся  острые,  почти  злобные,  и  в  то  же время забавные свисты и
переливы,  словно  бы  сдобренные  перцем фырканий и уксусным шипением. - Ты
живешь здесь, К'лыыы? - спросила Нита.
     - Нет. Я приплыла, чтобы спеть песню, из Баффинова залива.
     - Но это в Канаде! В пятистах милях отсюда!
     -  Да, много-много длин пути. Но я не плыла, Х'Нииит. Переместилась так
же,  как  и  вы  с  К'ииитом  прошлой  ночью. Думаю, что такое использование
волшебства  в  ответ  на  Призыв,  -  заметила  К'лыыы,  -  никто  не станет
рассматривать как вызов волшебству. Все же такое расстояние...
     Довольная  своей немудреной шуткой, касатка весело фыркнула и выпустила
цепочку пузырей.
     -  Я  спешила. Впрочем, как и ты со своим приятелем. У вас, кажется, не
так уж много времени остается побыть и поработать вместе. Пока живы оба.
     Голос  касатки  был  добрым и даже участливым, но Ните захотелось в эту
минуту быть от нее подальше.
     -  Ты права, - постаралась спокойно ответить она и обратилась к Ш'риии:
- Может, начнем?
     - Конечно.
     Ш'риии    поднялась    повыше   над   затопленным   кораблем,   издавая
продолжительный  призывный  свист. Все остальные медленно стали подплывать к
ней.  Голоса  китов, собравшихся вокруг Посвященных, постепенно стихали, как
шумы в зале перед концертом.
     -  Начнем  с  самого начала, - сказала Ш'риии. Она умолкла на несколько
секунд и вознесла голос в Призыве:

          Кровью окрасилось Море, но я пою.
          И тот, кто ее прольет, поет.
          Голод терзает тело, но я пою.
          И тот, кто жертвой падет, поет.
          Древняя песня морских глубин - вечного мира струна.
          Для жизни и смерти закон один, и радости боль слышна.

     "Радость",  -  повторяла  про  себя Нита, стараясь не думать о боли. Но
мысль о том, чья же кровь будет отдана, не покидала ее.
     Она  дошла  до  середины  первой  Песни  Искушаемых, когда сверху упала
длинная  тень.  Узкое  тело,  бледное,  как  отполированная  волнами, кость,
медленно  скользило  над  Нитой, погашая нефритовый свет пронизанной солнцем
толщи воды. Тусклый черный глаз с убийственным равнодушием разглядывал ее.
     - Х'Нииит.
     - Эд'рум, - кисло откликнулась Нита. Неумолимое присутствие акулы вовсе
не радовало.
     - Плыви за мной.
     Изогнувшись дугой, Бледный повернулся и поплыл на север в сторону маяка
Амброуз. Зрители киты разомкнули круг, и Нита молча последовала за акулой.
     Они  плыли  все  дальше  и дальше, а вслед, постепенно замирая, неслись
звуки Песни сквозь неясное бормотание перекликающихся китов.
     -  Итак,  Молчаливая,  -  сказал Эд'рум, замедляя ход, - ты была занята
прошлой ночью?
     -  Да, - ответила Нита. У нее было такое чувство, что в холодной голове
акулы возникла какая-то странная и, может быть, опасная мысль.
     Эд'рум взглянул на нее.
     - Ты сердишься...
     - К черту! К дьяволу! - выпалила Нита, не скрывая уже своего состояния.
     -  Объясни  мне,  что  значит этот гнев, - проскрипел Властелин акул. -
Обычно  Молчаливую не пугает исход Песни и не кажется ей столь ужасным. Киты
даже соревнуются за честь петь эту партию. Да, Молчаливая умирает, но смерть
вовсе  не  страшна...  Она  просто  приходит быстрее, чем настигла бы в ином
случае.  Смерть  от  хищника  или от старости. Зато своей жертвой Молчаливая
приносит  возобновление  жизни и сдерживает Великую Смерть для всего Моря...
на долгие годы.
     Эд'рум спокойно поглядел на нее.
     -  И  даже если Молчаливой и надо кое-что претерпеть, что из того? Ведь
все  равно  существует  Сердцевина  Времени,  верно? Или Сердце Моря. - Нита
молчала.  -  Песня  не конец, но проход в иную жизнь. Как же они превозносят
это  продолжение того, что ждет их в конце Песни! - Бледный возвысил голос и
пропел,  вернее, проскрипел одну из песен Синего. Нет у акул песен, не могут
они петь, и потому Эд'рум произнес стихи речитативом:

          Из этого Моря - моря нашей жизни возникли
          Бледные тени той тайной, неведомой выси,
          Где Время и радость навеки сроднились,
          Где вечноживущие смело со Смертью простились,
          И Голос неясный выводит мелодию тени прекрасной,
          Той Песни, что к нам приплывает, неведомой нам оставаясь.

     Эд'рум умолк.
     - Ты Волшебница, - сказал он. - Тебе это место, наверное, ведомо?
     Нита  помнила  -  Сердцевина  Времени  выглядела  как  светлый  город с
небоскребами  из  сияющего  хрусталя.  Невидимая, но несомненно существующая
здесь  сила  пульсировала  на  его улицах, в каменных стенах его домов. А за
городом   простиралась  целая  вселенная,  внутри  и  за  пределами  которой
сгустились все времена. Смерть не касалась этого места.
     - Да, я была там.
     -  Поэтому  ты  знаешь,  что ожидает тебя после Жертвоприношения, после
изменения твоего существа и существования. Но, кажется, ты не принимаешь это
изменение так спокойно?
     - Как же я могу? Ведь я человек!
     -  Да.  Но  дай  все-таки  мне  разобраться.  Почему  ты ко всему этому
относишься  совсем  по-иному?  Почему  ты так гневаешься на то, что рано или
поздно все равно произойдет с тобой?
     -  Потому  что я еще очень молода для этого, - ответила Нита. - Я смогу
еще многое сделать... вырасти, работать, жить...
     -  А  это?  - Эд'рум как бы обвел острым плавником все вокруг - горящее
зеленым  цветом  море,  быстрых  рыб,  сверкающих  в его толще, ослепительно
сияющее зеркало поверхности над ними всеми. - Это разве не жизнь?
     -  Конечно,  жизнь!  Но  существует  и еще многое другое! И потом, быть
убитой акулой... Это тоже жизнь или продолжение ее?
     -  Уверяю  тебя,  -  промолвил  Эд'рум,  - уверяю, что нет ничего более
прекрасного  для  меня,  чем  убийство.  Я  сделал бы то же самое для любого
Волшебника,   поющего  Молчаливую.  Я  проделывал  подобное  не  раз.  И  не
сомневайся, сделаю снова...
     Ните    послышалось   что-то   странное   в   голосе   акулы.   В   нем
проскальзывала... печаль.
     -  Послушай,  -  сказала  Нита, и ее собственный голос был тих. - Скажи
мне... это больно?
     -  Килька,  -  теперь  Эд'рум говорил совершенно бесстрастно, - а что в
жизни не больно? Даже любовь ранит иногда. Ты должна была заметить...
     -  Любовь?..  Что ты об этом знаешь? - Нита была так измучена, что и не
замечала,  что  говорит  с  Властелином  акул  без  всякого  почтения,  даже
пренебрежительно.
     -  А  кто  ты  есть,  чтобы  считать,  будто  я ничего об этом не знаю?
Думаешь,  если  я  убиваю без всякого раскаяния, то и любовь мне недоступна,
непонятна, неведома?
     Возникла длинная пугающая пауза. Эд'рум молча принялся описывать вокруг
Ниты широкий круг.
     -  Ты  думаешь,  будто  я  столь стар, что ничего не знаю, кроме слепой
привычки кружить, стремительно кидаться, одаривая шрамами, располосовывая...
Убийца и Жертва. Это и есть единение. Да, я знаю такое... и очень хорошо.
     Голодная  алчность  сквозила  теперь в голосе акулы. Эд'рум все сужал и
сужал круги и говорил ровно, медленно, будто в полусне:
     -  И... да... иногда нам хотелось бы, чтобы единение не кончалось, было
вечным.  Но  что  нам,  существам холодным, делать с теплокровными? Долго ли
будет  длиться  такое  единение?  - Это слово он выговаривал четко и жестко,
словно  оно  было  чуждо его языку. - Рано или поздно кто-то из нас ослабеет
или  попадет  в  беду, и другой прикончит его. Вот какой конец сулит любовь,
которая  соединила  бы  нас.  Эта  цена для меня слишком высока, и я не хочу
расплачиваться даже за единый миг единения. И плаваю один.
     Он  приблизился к Ните настолько, что их тела почти соприкасались. Нита
прижала  к  бокам плавники и отстранилась от жесткой шкуры, не осмеливаясь в
то  же  время  резко  отпрянуть  в  сторону.  Эд'рум оборвал свое кружение и
принялся  плавать  вперед и назад, будто и не было никаких угрожающих кругов
только что.
     -  Но, Килька, вряд ли тебя занимает и волнует вопрос МОЕЙ любви... или
ее отсутствие...
     -  Любовь?  -  вырвался  у Ниты горький вскрик. - Но у меня и мгновения
этой любви не было! А теперь... теперь...
     -  Тогда  тебя  верно выбрали для партии Молчаливой, - словно откуда-то
издали  прозвучал голос акулы. - Как там звучит эта строка? "...Не дозрела я
для   любви,  зато  для  смерти  созрела..."  Это  всегда  было  привилегией
Молчаливой  - жертвовать любовью ради жизни, а не наоборот, как часто звучит
в ваших песнях, жизнью ради любви.
     Эд'рум  отплыл  в  сторону,  чтобы  ухватить  морского  окуня,  который
неосторожно  проплывал  слишком  медленно  и близко. Когда вода унесла капли
крови, глаза акулы снова сделались холодными и спокойными.
     -  Неужели  это так много для тебя значит, Килька? У тебя на самом деле
не было времени полюбить? - спросил Эд'рум.
     Мама, папа, Дайрин, промелькнуло в голове у Ниты, нет, это не любовь. И
тут же ужаснулась - Дайрин? Она не любит Дайрин? И все же...
     - Нет, Бледный Убийца. Я люблю. Но... не так, не то...
     -  Тогда, - Бледный словно бы усмехнулся, - тогда, полагаю, Песня будет
петься от всего сердца. Ты все еще намерена совершить Жертвоприношение?
     - Я не хочу...
     - Отвечай на вопрос, Килька.
     Прошло немало времени, прежде чем Нита смогла заговорить снова.
     - Я сделаю то, что обещала, - выдавила она и тут же услышала долетевшие
до  нее  сквозь  толщу  воды  ноты  Песни,  которые  прозвучали  сейчас, как
погребальные песнопения.
     Нита была благодарна Властелину акул за долгое его молчание, потому что
сейчас,  когда  все внутри у нее сжалось, не смогла бы скрыть свое отчаяние,
этот  обуревавший  ее  безграничный  страх.  Настоящий  страх.  Не  тот, что
возникает  неожиданно,  неосознанно.  Нет,  ее  страх  возник одновременно с
внутренним  окончательным  решением  и  охватывал  медленно, словно бы сужая
круги,  как готовая к убийству акула. Нита не просто страшилась непонятного,
она до мельчайших подробностей осознавала, что с нею произойдет.
     -  Я  достаточно  велик и силен, чтобы покончить с китом-горбачом в два
приема,   -   сказал   Эд'рум.  -  И  нет  мне  надобности  растягивать  это
удовольствие.  Ты  будешь говорить с Сердцем Моря. Это твоя радость. Так что
не думай обо всем остальном.
     Нита с изумлением поглядела на акулу.
     - Но я думала, что ты не веришь в Сердцевину Времени... ты же никогда...
     -  Я не волшебник, Х'Нииит, - тихо вымолвил Эд'рум, - и Море не говорит
со  мной,  как  с  тобой. Я никогда не испытаю этой высокой дикой радости, о
которой   поет  Синий:  "Море,  пылающее  непереносимым  светом..."  Голоса.
Единственный голос, который я слышу, это голос крови. Но разве мне иногда не
хочется  узнать,  какая  она,  ваша  радость?..  И  пожалеть, что мне она не
доступна.
     Сухая, словно раздирающая горло боль послышалась в голосе акулы. И Нита
вдруг  вспомнила  те строки из Учебника, где упоминался Властелин. "Акулы не
умирают  естественной  смертью, - думала она. - Значит, лишь Властелин живет
годы  и  годы,  становящиеся  бесконечностью.  Вокруг  него  все  умирают  и
умирают... а он не может...
     ...но  хочет?  Вот  почему  он  мечется,  словно  пытается вырваться из
каких-то невидимых, но прочных тисков".
     Нита  вдруг  переполнилась  неясной  жалостью к этой бледной молчаливой
тени,  снующей  около  нее.  Она  уже  не  сторонилась, а подплыла поближе к
Бледному и мгновение скользила с ним бок о бок.
     - Жаль, что я не могу помочь тебе, - проговорила Нита.
     - Зачем? Разве Властелин умеет чувствовать горе и одиночество? - Теперь
в  его  голосе  не  осталось и намека на печаль или раздумье. Лишь спокойное
высокомерие.
     -  А  чужое горе тем более? - не удержалась Нита. Эд'рум ответил долгим
молчанием.
     -  Я  понимаю,  - снова начала придавленная этим молчанием Нита, - надо
страдать  беззвучно  и  безмолвно.  И все же всегда надеешься, что принесший
горе сочувствует тебе.
     Они  проплыли еще несколько длин, рассекая постепенно темнеющую воду. И
страх   снова   стал  постепенно  охватывать  Ниту.  А  разум  ее  кричал  и
неистовствовал:  "ТЫ  ПРОСИШЬ  О  СНИСХОЖДЕНИИ,  ЖДЕШЬ  ЖАЛОСТИ  ОТ СУЩЕСТВА
КОТОРОЕ СОБИРАЕТСЯ УБИТЬ ТЕБЯ? ТЫ СУМАСШЕДШАЯ!"
     Наконец Эд'рум произнес:
     -  Ты  хорошо  говорила.  И мы сделаем так, чтобы Жертвоприношение было
радостным.  Ты  молодая  и  никогда не любившая. Я старый и никем никогда не
любимый.  - В голосе акулы слышалось лишь ледяное спокойствие. - Такой Песни
Море еще не видело. И вряд ли увидит.
     - Х'Нииит, - донесся до них с южной стороны маяка Амброуз голос Ш'риии,
- твое время уже почти истекло...
     - Мне нужно возвращаться, - сказала Нита. - Эд'рум...
     - Да, Молчаливая?
     Нита сама не понимала, почему она сказала это:
     - Прости меня!
     -  Впервые  меня  просят  об  этом,  - бесстрастно ответил Властелин. -
Ладно, и ты меня прости. Плыви, Килька. Я не забуду твоих слов.
     Нита взглянула на акулу. Безжалостные, непрозрачные, словно бы лишенные
глубины   глаза  на  мгновение  задержались  на  ней,  и  Эд'рум,  грациозно
изогнувшись, проплыл мимо.
     - Плыву-у! - пропела Нита в ответ на призыв Ш'риии и повернула на юг.
     И бледная тень не сопровождала ее.

     Следующие несколько часов, пока вода все продолжала темнеть и тяжелеть,
протекли  для  Ниты  в  бесконечных  переливах  музыки  и  пения, утомляющих
повторениях  слов,  которые  могли  испугать  ее,  если  бы у нее было время
пугаться.  И  что-то  росло  в  ней,  медленно,  постепенно охватывая все ее
существо.  Странное  приподнятое настроение - вот что она ощутила вдруг. Она
продолжала  петь,  не  раздумывая,  почти  не  осмысливая пропетые строчки и
слова,  охваченная  этим радостным чувством в надежде, что оно будет длиться
все  время,  до  того  самого  момента, когда все кончится. Вместе с другими
Посвященными  она  повторяла  еще  и  еще  раз  то, что станет ее последними
словами:

          ...Море, услышь меня снова
          И сделай Законом мной изреченное слово...

     -  Правильно.  Теперь  немного  отплыви.  Никто не должен услышать этой
части  Песни.  Плыви  вверх и в сторону центра, туда, где есть острый выступ
скалы. Вот сюда...

          Должна ли я принять этот ничтожный Дар?
          Тайну смерти познать и потерять Власть?
          Так пусть же узнают, кто принял удар,
          Кто кровь и дыханье свое позволил украсть,
          Чей голос и разум превыше ничтожной Игры.
          Появится Некто, откроет, что скрыто от вас до поры -
          Что явно и тайно дано не случайно -
          Имя мое.

          Не дозрела я для любви,
          Зато для смерти созрела...

     - О Боже!..

          ...Пусть горло мое раздирает страх,
          Свой удел принимаю смело.
          В бледное тело зубы впились.
          Пусть облаком алым колышется кровь.
          Да, я не боюсь. Движенье и жизнь
          Море вольет в меня вновь...

     ...И  бледная тень снова нависла над ней, и ровный голос речитативом на
одной шипящей ноте протянул единый мотив, повторяя его вновь и вновь...

          ...Нету любви у меня и Власти,
          Дайте мне тех, кто слаб и несчастен,
          Дайте мне тех, кто готов пропасть,
          И возродится былая Власть...

     Странное  возбуждение  продолжало  расти.  Нита  уже не управляла своим
голосом, а это приподнятое состояние духа словно бы вело Песню само по себе,
наполняло  ее  силой  волшебства.  И  дрожала, бурлила вода. И уже отдаленно
звучал голос Властелина акул, заглушаемый звуками Песни. И страх превращался
в восторг. И беда в победу...

          Я принимаю твой Дар, Одинокая Сила, -
          Смерть принимаю, не споря.
          Пусть она с Морем сольется и станет
          Частью великого Моря!
          Смерть принимая, ее изымаю из мира,
          Из Времени, чье непрерывно теченье.
          Ее, как подарок, с собой забираю,
          А Времени щедро дарую рожденье.
          Вонзай свои зубы в покорное, мягкое тело,
          Пусть ненависть черная хлещет волной.
          Победа твоя означает твое пораженье -
          Посланница Смерть умирает со мной.

     ...В последний раз Нита пропела это и осталась неподвижной, измученной,
словно  бы опустошенной. Мгновение она ничего не видела, кроме встревоженных
глаз  Кита,  впившихся  в  нее  откуда-то издали, из-за границы круга. И еще
ощутила  легкое прикосновение всколыхнувшейся воды, когда Эд'рум проплыл над
ней.
     - Вот так, - наконец тихо произнесла Ш'риии. - А теперь...
     Она  умолкла  и  выплыла  из  круга Посвященных. Следом за ней медленно
потянулись   сначала  Синий,  а  потом  и  остальные.  И  все  они  выводили
погребальную  Песнь  для  Молчаливой - последний аккорд побежденной Смерти и
отринутой  Одинокой  Силы.  Нита  поднялась  на  поверхность, чтобы глотнуть
воздуха.
     Она  прорвала  пленку  воды  и  оказалась под вечерним небом. На западе
алыми  угольями  полыхал  закат,  на  востоке  поднималась  луна, которой не
хватало всего крохотной дольки, чтобы стать полной. Она казалась раздувшейся
и  янтарной сквозь дымку нагретой воды. А на севере - тьма, пронзаемая лучом
света,  льющегося  от  маяка Амброуз. Луч этот беспокойно скользил по волнам
желтоватой  лентой.  А  ниже  маяка, заслоняемые волнами, всплывали и тонули
красные  огоньки манхэттенских небоскребов, словно воспаленные глаза города.
С  юга  им подмигивало красно-оранжевое око Арктура, отсвет которого мелкими
искрами  пересыпался  с  волны  на  волну. Нита отдалась волнам и равномерно
качалась  на  них,  тяжело  дыша.  Вода  словно бы убаюкивала ее. "О небо, -
думала она, - помоги мне!.."
     Позади  нее  на  поверхность  вырвался кашалот. Это был конечно же Кит!
Разогнав  огромную  волну  и  выпустив  в воздух мощный фонтан воды, кашалот
приблизился:
     - Нита...
     -  Привет,  -  беззаботно откликнулась она, понимая, что ТАК говорить с
ним  нельзя.  Но  совершенно ясно, с чем он приплыл. Надо было помешать Киту
завести этот теперь уже никчемный разговор.
     -  Нита,  -  повторил  он,  -  у нас нет времени. Они собираются начать
погружение,   как   только   немного   отдохнут  и  окружат  себя  защитными
заклинаниями.
     -  Верно,  -  ответила  она, как бы и не понимая, куда он клонит, - нам
пора плыть к ним.
     Она наклонила тело и стала медленно погружаться.
     -  Нита!  -  Внезапно  она  наткнулась  на сорокафутовую тушу кашалота,
преградившего  путь. Нита с раздражением выпустила струю воды и отплыла чуть
в  сторону.  Кашалот перекатывался перед ней. Неожиданно с резким хлопком он
сбросил  Сеть. Теперь рядом по-собачьи плыл мальчишка, удивительно крошечный
по сравнению с массивным телом кита-горбача.
     - Нита, хоть на минуту сбрось это свое обличье!
     - Что? А-аа...
     Для  того  чтобы  измениться, требовалось не более мгновения. Вот и она
уменьшилась и тоже поплыла, по-собачьи подгребая руками. Кит держался рядом.
Волосы его прилипли ко лбу.
     - Нита, - сказал он, - я не собираюсь сдаваться. Нита удивленно подняла
брови.
     -  Кит, - она старалась быть убедительной, - мы ничего с этим не сможем
поделать. Я УЖЕ приняла это. Купила. Именно купила. Еще раньше.
     - Нет. - Кит не хотел признать даже несомненное. - Послушай, Нита... ты
самая лучшая Волшебница, с которой я работал...
     -   Я  -  ЕДИНСТВЕННАЯ  Волшебница,  с  которой  ты  работал,  -  криво
усмехнулась Нита.
     - Я тебя убью! - Он осекся, наткнувшись на ироничный взгляд Ниты.
     -  Нет  необходимости.  Это  сделают  другие,  -  сказала она. - Кит...
ответь, о чем ты думал раньше? Почему допустил, чтобы я впуталась во все то,
из чего теперь вырваться не могу?..
     - ...пока другой Волшебник не вызволит тебя.
     Она уже зло поглядела на него.
     - Глупец! Ты НЕ СМОЖЕШЬ!
     - Я знаю. И от этого больно! Я понимаю, что ДОЛЖЕН добровольно заменить
тебя, но я не в силах...
     - Что ж, тогда Я убью ТЕБЯ.
     Теперь он усмехнулся.
     -  И  у  тебя  тоже  не выйдет. "Все за одного". Помнишь? Мы ОБА должны
выбраться живыми из этой переделки.
     Он не смотрел на нее.
     - Давай поставим себе такую цель, - сказала Нита.
     Ответом - молчание.
     Она глубоко вздохнула.
     -  Знаешь,  если  мы  даже  НЕ выберемся отсюда оба, я думаю, все будет
хорошо. Для всех остальных...
     - Нет! - вскричал Кит.
     Нита спокойно глянула на него.
     - Ладно, - сказала она. - Пусть будет так, как будет.
     Да,  перед  ней  сейчас был тот Кит, которого она знала. Кит, с которым
она  привыкла работать. Упрямый, решительный, почти всегда уверенный в себе.
Человек,  из которого храбрость так и выплескивается. Человек, который может
с  одинаковой смелостью предстать перед Одинокой Силой и перед разгневанными
родителями Ниты.
     -  Послушай,  -  спросила  она,  -  а  что  ты собираешься сказать моим
предкам, когда вернешься?
     -  Я собираюсь сказать им, что жутко проголодался, - откликнулся Кит. -
И пока я ем, все расскажешь им ты.
     "Пусть будет так!" - усмехнулась про себя Нита, повторив свои слова.
     Они  еще  долго  плавали, наблюдая за тем, как медленно кралась по небу
луна,  слушая  прилетающие  каждую  минуту  резкие  сигналы  маяка  Амброуз.
Примерно в миле от них проплыл танкер, направляющийся в бухту Нью-Йорка. Его
зеленые,  бегущие  по  волнам  огни, казалось, были направлены прямо на них,
низкий оглушительный звук сирены упреждал встречные корабли от столкновения.
Но  вот  снизу,  из-под  воды  послышалась  еще более глубокая нота, которая
постепенно становилась все выше и тоньше и наконец исчезла для человеческого
уха. И лишь колыхание воды напоминало, что звук призыва не смолк.
     - Они готовы, - сказал Кит.
     Нита  кивнула,  скользнула  вниз  и тут же обернулась китом-горбачом. В
последний  раз  она взглянула на облитые закатом башни Манхэттена, пока Кит,
окутанный Сетью, обращался в кашалота. Потом они ушли в глубину.



        Глава двенадцатая. ПЕСНЯ ДВЕНАДЦАТИ

     Влекущееся в сторону моря течение Гудзонова пролива начинается примерно
в  двадцати милях южнее маяка Амброуз и сначала стремится на юг, параллельно
берегу  Джерси,  а  затем  постепенно  уклоняется  к  юго-востоку прямиком в
открытое  море,  где  становится  значительно глубже. Дно пролива постепенно
меняется,  переходя  от  серо-зеленого  ила к серо-черному песку и вплоть до
совершенно   голых   полосатых   камней.   Оно  усеяно  обломками  кораблей,
оставленных  за время четырехсотлетнего плавания в водах пролива, и отходами
человеческой  деятельности,  скопившимися  за  триста  лет  обитания  на его
берегах.  Здесь  вперемешку  лежат почти целые корпуса кораблей, потерпевших
кораблекрушение  и опустившихся поверх затонувших прежде, покрытых ржавчиной
судов,  и  груды  гниющих  бревен, и пепел, и кучи угля, и зазубренные ребра
металлического  лома,  и  затопленные,  ставшие  ненужными  громадные буи, и
пушки,  и  даже  невзорвавшиеся  бомбы,  снаряды, торпеды. Все это покрыто и
поглощено   илом   и   жидкой   грязью,   смытой   сточными   водами.  Мусор
многомиллионного  города,  которому некогда в суете деловой жизни подумать о
жизни подводной.
     Неровное  дно  пролива  начиналось  на  мелководье, где глубина едва ли
опускалась  на  морскую  милю.  Когда-то  здесь  было  гораздо  глубже,  и в
особенности  в  начале пролива. Однако жидкая грязь настолько заполнила его,
что  первые  несколько миль трудно было даже определить, где проходит русло,
погребенное  под  гниющими  отбросами, навалом выцветших банок из-под пива и
красных  от  ржавчины  жестяных  крышек.  Но постепенно, примерно в двадцати
милях  вниз по проливу, это русло проявлялось и становилось похожим на некую
неровную  колею, проторенную течением реки Гудзон по дну океана. Колея эта в
самом  глубоком  месте  достигала мили и расширялась до пяти миль от края до
края.  Но даже и здесь, на глубине сорока морских саженей, что вдобавок ниже
дна океана примерно на шестьдесят футов, в углублении русла, напоминающего в
разрезе  букву  V,  толстым  слоем  лежит  темная масса отходов человеческой
деятельности.  В  последние  годы  город уже не засорял это место, но зато и
прежняя  грязь  не  вычищалась. Каждый камень, каждая железяка на постепенно
понижающемся  морском  дне поросла черным и густым илом. На такой глубине, у
дна  мало  рыб:  им  просто  нечего здесь есть. Криль в этой мертвой воде не
живет, ибо она не пригодна для зарождения микроскопических существ, которыми
он  питается.  Неестественный  оливковый  цвет  моря не меняется даже летней
ночью.
     Стены   пролива   стали  понижаться.  Постепенно  колея  выровнялась  и
превратилась просто в широкую подводную долину, каких немало на морском дне.
Достигнув  предполагаемого  конца  пролива  примерно  в  ста  тридцати милях
юго-восточнее   гавани   Нью-Йорка,  цепочка  подводных  пловцов,  к  своему
удивлению,  уже  ничего  не  могла разглядеть впереди. Лишь неясно маячила в
зеленовато-серой  сумеречной  воде  неровная  гора  мрачных, покрытых илом и
грязью  камней  и  всевозможного  мусора.  Однако там, где пролив должен был
поворачивать к югу, перед ними разверзлась...
     ...бездна!  Грязные  припухлости  морского  дна  словно  бы скопились и
остановились  у  неожиданно  обрывающейся  громадной  дугообразной  скалы. И
двурогая  дуга эта простиралась на две мили, от одного ее рога до другого. А
за  скалистым  обрывом, за границей континентального шельфа, который тянулся
на  северо-восток  и  юго-запад,  не  было  ничего!  Ничего,  кроме смутного
свечения,  проникающего сюда с поверхности океана. А за границами полукруга,
в  его  бездонной  глубине таилась лишь мертвая тишина и подстерегал черный,
непроглядный мрак, от которого пробегал по коже озноб. Ледяной холод и тьма.
     -  Предупреждаю  вас всех, - заговорила Ш'риии, когда Кит и одиннадцать
Посвященных  собрались  вместе и зависли в воде, созерцая эту тьму у входа в
каньон  Гудзон.  - Не забывайте о глубине погружения. Наполните легкие самым
большим  запасом  воздуха.  Если  кто-то  все  же опасается, что воздуха ему
потребуется  больше,  чем  способно дать заклинание, скажите об этом сейчас.
Помните,  что давление воды в Великой Бездне так тяжело, что каждое движение
забирает  намного  больше кислорода, чем здесь, у поверхности. И ваша работа
потребует  колоссальных  запасов  дыхательного топлива. Так что сейчас, если
необходимо,  самое  время  расширить  заклинание.  Позже,  после того как мы
пройдем  Ворота  Моря,  у  нас  этой  возможности  не будет. Не сумеете вы и
выбраться  на  поверхность  за  глотком  воздуха,  не  хватит сил. Работа на
глубине  нам  предстоит тяжелая, и даже кашалот может задохнуться, хотя он и
посильнее многих из нас. Итак, предупреждаю, подумайте хорошенько.
     Все молчали.
     -  Прекрасно.  Тогда  я напоминаю еще раз о границах действия Защитного
заклинания,  оберегающего  от  мощного  давления воды. Они очерчены разлитым
вокруг  нас  светом. Он к тому же позволит видеть все, что происходит в этих
пределах.  А  если потребуется, мы легко сможем расширить границы. Но пока я
не  разрешу,  за рубежи светового круга не выходите. Однако и границы эти не
устойчивы.  Будьте  внимательны,  иначе  от  вас останется лишь безжизненная
мягкая масса.
     Нита  молча  поглядела на Кита, и тот так же молча ответил ей небрежным
движением  хвоста,  что  означало  нечто  вроде: "Подумаешь! Мне все равно".
Конечно,  кашалотам  давление  нипочем:  они  и  охотятся  на  самых больших
глубинах.
     - Будь осторожен, - все же остерегла его Нита. - Не умничай там внизу.
     - И ты тоже...
     - Есть какие-нибудь вопросы? - оглядела всех Ш'риии.
     - Конечно, - весело фыркнула касатка К'лыыы, подплывая к сосредоточенно
жующей  Р'ууут,  -  когда  она перестанет перекусывать, могу я перекусить ее
пополам?
     - Перестань дурачиться. Последний раз спрашиваю, Волшебники.
     И снова никто не пропел и ноты.
     - Тогда вперед, - скомандовала Ш'риии, - и будем готовы к тому, что нам
уготовили Силы.
     Она  уверенно заскользила прямо к обрыву, наклонила тело, нырнула вдоль
скалистого  склона  каньона  и  погрузилась  бы  во  тьму, но волшебный свет
неотступно  следовал  за  ней.  Тут  же  нырнула  Ар'ейниии.  Затем К'лыыы и
Ин'ихвииит.  Не отставали от них Х'вооо и Р'ууут. Затем последовали Т'Хкиии,
Ар'ооон  и  дельфин  Ст'Ст.  Последними  были  Нита  и  Кит. Они с опаской и
удивлением  разглядывали бегущую впереди и сзади волну света. Только один из
Посвященных, Бледный Убийца не стремился войти в этот световой круг. Он плыл
поодаль,  то  кружа  над  обрывом,  то устремляясь следом за группой китов и
неожиданно  появляясь  сбоку,  словно  белый призрак в темно-синей полночной
воде.
     -  Мне  это  не нравится, - тихо, так, чтобы слышал только Кит, пропела
Нита.
     - Что?
     - Это, - она махнула хвостом в сторону стен пропасти, которые словно бы
вырастали  по  мере  того,  как  киты погружались в глубину континентального
шельфа.  На  морских  картах в их волшебных Учебниках каньон выглядел вполне
невинно.  Понижение  его казалось равномерным - всего-то двадцать пять футов
на  каждую  милю.  Но  Нита  обнаружила, что реальность, ощерившаяся острыми
зубцами  скал,  оказалась куда более грозной, чем это выглядело на картинке.
Стены  пролива  уже поднимались на три сотни футов. Это напомнило Ните стены
Большого   каньона,   который  она  видела  на  каникулах.  Но  здесь  стены
становились  все  круче и отвеснее. Если бы кит-горбач мог ворочать головой,
приподнимать ее, как человек, то у Ниты, вероятно, уже заболела бы шея.
     Появилось  и  еще  одно  неприятное  ощущение.  Отраженное  от скал эхо
говорило  Ните  о  том,  какие  они  огромные  и как мала она по сравнению с
пропастью,  в которую все опускалась и опускалась. Гигантские камни, лежащие
в  расселинах  скал,  готовы  были  вот-вот  обрушиться,  покатиться вниз от
малейшего колебания дна.
     Кашалоту,  казалось  бы,  все  нипочем,  но  и он издал тревожный звук,
покосившись на Ниту.
     -  Да,  - заметил Кит, - и у меня пошли мурашки по коже. Слишком уж они
высокие...
     -  Нет,  не  высота  скал  меня тревожит, - тихо сказала Нита. - Что-то
очень грозное произошло тут. Это по твоей части. Ты должен почувствовать.
     -  Да,  согласен.  - Он некоторое время плыл молча. - Подозреваю, что с
этим  всем  я  еще  столкнусь...  Но ты права. Не сама высота нас гнетет, но
то... то, что как бы становится символом ее... не понимаю...
     Кит не понимает... Неужели он теряет присущую ему волшебную способность
чувствовать  неживую  природу? Нита ошеломленно молчала несколько мгновений.
Что-то здесь не то. Может быть, какой-то предупреждающий знак? Но какой? Она
ничего не могла придумать и сообразить.
     - Кит, это не то ли самое место, где прежде была страна Аффалон?
     Он утвердительно кивнул.
     -  Ш'риии  рассказывала,  что  континентальная  платформа, на которой и
стояла  Атлантида,  погребена  на  дне океана. Но это было западнее Северной
Америки  и  восточное Европы. Поэтому та часть океана, куда мы плывем, может
скрывать лишь западную оконечность Аффалон. Во всяком случае, пару миллионов
лет тому назад это было открытое подводное пространство.
     -  Миллионы  лет...  -  Нита  удивленно  глянула  на  него. - Кит... но
Атлантида  исчезла  гораздо  позже.  Выходит...  - она задохнулась от такого
предположения, - выходит, что это место первой Песни Двенадцати?..
     Он не ответил и продолжал медленно погружаться в бездонную глубину.
     -  Неудивительно,  - ответил он наконец, - Никто не добирается сюда, не
проплывает  через  Ворота Моря. Лишь те, кто готовится пропеть Песню. Камень
впитывает и хранит часть волшебства. Если побеспокоить его, разбудить...
     -  ...как  это  делаем  мы,  -  подхватила Нита. И они продолжали плыть
молча.  Бездонная  тьма,  сжимавшая  и  поглощавшая их, словно бы пожирала и
время.  "Время, - подумала Нита, - как давно они погружаются в эту подводную
пропасть?"  Неизменная  холодная  тьма ответа не давала. Пусть где-то далеко
наверху взошло солнце, здесь все равно невозможно отличить дня от ночи. Тьма
неохотно,  расступалась  лишь  перед небольшим шаром света, который окутывал
Посвященных  и погружался вместе с ними. Но за пределами этой световой сферы
Нита  мало  что  могла  рассмотреть.  Но то, что все-таки удавалось увидеть,
вовсе  не  радовало.  Вокруг них поднимались непроницаемые каменные стены. У
Ниты  появилось  странное ощущение, будто она опускается в громадный колодец
примерно в три мили шириной и высотой чуть ли не в целую милю.
     В  ее  размышления  вдруг  ворвался потрясший все ее существо протяжный
звук.  Она  узнала  глубокий голос Синего. Он пел на одной ноте. И смысла ее
Нита  не улавливала, лишь удивилась тому, что Синий вдруг резко изогнул свое
мощное  тело.  А  голос  его  набирал  силу, становился все глубже, и Нита с
содроганием  почувствовала, как звук, пролетевший не меньше мили до каменной
стены, отразился от нее и, умноженный эхом, наполнил весь колодец.
     Стены  каньона гудели как медный гонг. Звук становился все выше и выше,
и  уже  чистый  и  ясный  звон проникал в тело, наполняя болью каждую мышцу,
каждую косточку. Нита и вообразить себе не могла звука такой силы. Уже и она
сама  звучала,  содрогаясь  в потоке звуковых волн. И остальные Посвященные,
чувствовала  она,  звучали с нею в унисон. Гудела вода. Пели каменные стены.
"Землетрясение?  Нет,  моретрясение",  - подумала Нита. Звук давил на нее со
всех   сторон,   забирался   в  легкие,  сковывая  дыхание,  сжимал  сердце,
пульсировал  в  крови,  тяжелым  молотом  бился  в  мозгу. Она почувствовала
сильное головокружение и слабость.
     Но  вот  постепенно  ужасная  вибрация, гул и грохот стали уменьшаться.
Однако вокруг все - и вода, и скалы - продолжало трястись и колебаться. Нита
слепо  плыла  в черноте, с трудом улавливая эхо, долетающее от стен каньона.
"Это ямы", - подумала она, ощущая неожиданные провалы звука. Она собрала все
силы  и буквально взорвала воду резким высоким свистом. Надо было прорваться
сквозь невообразимый гул и уловить ответное эхо.
     Оно  вернулось  к  ней  и  хоть что-то прояснило. Все Посвященные плыли
довольно близко друг к другу внутри безопасного светящегося шара. Однако Кит
несколько  поотстал и окружал себя отдельным заклинанием. Всего ближе к Ните
оказались  Ш'риии, К'лыыы и Ар'ейниии. Но вокруг них чувствовалось невидимое
во  тьме  грозное  движение.  Нита  напряглась  и  почувствовала эхо чего-то
громадного,  резонирующего  с  высокими  каменными  утесами. Отраженный звук
подсказал  ей,  что  это твердые, массивные, быстро несущиеся вниз предметы.
Камни!  Один  из  них пролетел мимо Ш'риии и устремился в сторону Ар'ейниии,
которая  в  этот  момент изо всех сил боролась с закрутившим ее водоворотом,
пытаясь удержать равновесие.
     Первой  мыслью  Ниты было предупредить ее! Но даже если бы она и успела
издать  тревожный  свист,  у  Ар'ейниии  не  осталось бы времени увернуться.
Падающий камень, кусок утеса величиной с городской квартал был почти уже над
ней. "Защитное заклинание", - подумала Нита. Успеет ли?..
     Она  все  равно  его  сотворила.  Это  заклинание,  не  раз выручавшее,
выученное  давным-давно  наизусть,  было ее старым другом. Оно отбрасывало в
сторону  любые  предметы  или  силы,  направленные  на  тебя. Нита торопливо
произнесла  десять  слогов  заклинания,  затем  добавила еще четыре, которые
устанавливали  направление  удара,  и  еще три, что создавало щит, способный
отразить тонны и тонны. И - о, Боже, какие усилия! - последний слог, который
выпускал  собранное  воедино  заклинание  на свободу. Она почувствовала, что
волшебство  отлетело  от  нее,  как  тяжелый  груз  на веревке, как маятник,
устремленный  своей  тяжестью  к  Ар'ейниии.  Больше  она ничего не могла бы
сделать,  но только висеть в воде и наблюдать. Сквозь гром и грохот падающих
камней  эхо  донесло  до  Ниты абрис тела Ар'ейниии, мечущейся между стенами
каньона  в  тщетной  попытке увернуться от настигающей ее массивной каменной
глыбы.  Заклинание  словно .бы вклинилось между ней и камнем. Он все ближе и
ближе...
     ...вламывается  в  заклинание,  сминает его своей неимоверной тяжестью.
Сила   удара  оказалась  страшнее,  чем  Нита  могла  предположить.  Она  не
рассчитала. Заклинание не удалось. Глыба упала на него, и хоть медленней, но
все  же  неумолимо  приближалась  к  Ар'ейниии,  которая в панике металась в
колодце  каньона.  И заклинание разорвалось, как гнилая сеть. Нет! Нет! Нита
напряглась, устремляя всю свою волю вниз на соединение с заклинанием. Но это
было  сейчас похоже на вытягивание из пропасти веревки, которая оборвалась и
болтается  высоко  над  головой  и поднятыми руками спасаемого. Кровь в теле
Ниты  пульсировала  так, будто мгновенно вскипела, боль напряжения пронизала
все  тело... И заклинание чуть окрепло, словно бы затянулись прорехи в сети,
удерживающей  гигантскую  глыбу.  Но  та  все  еще  падала,  хотя  и намного
медленнее,  позволяя  Ар'ейниии  ускользать, опускаться все ближе и ближе ко
дну.
     -  Ки-ииит!  -  призыв  этот  пронзил  плотную  массу воды. - МНЕ НУЖНО
ОСВОБОДИТЬ ЗАКЛИНАНИЕ! МНЕ НУЖНО ОСВОБОДИТЬ... ЗАКЛИНАНИЕ! Помоги!
     Эхо  этого  крика  о  помощи  донесло до нее очертания громадной фигуры
кашалота,  прокладывающего  себе  дорогу  сквозь  бурлящую, крутящуюся массу
воды.  Он  стремился вниз, пробиваясь к Ар'ейниии, барахтающейся под камнем,
который  навис  над  ней,  постепенно  прогибая  пружинящий  щит заклинания.
Кашалот ткнулся головой в Ар'ейниии и отбросил в сторону футов на тридцать -
сорок.  Но  ему  все  же  не  удалось  выбросить  китиху  из-под  нависшей и
продолжающей  падать  глыбы.  Теперь  и  он  сам  частично оказался под этой
грозной  громадиной.  А  заклинание  продолжало  поддаваться и оседать. Ниту
охватила  паника. У нее больше не оставалось времени ни на зов помощи, ни на
что-либо другое. Она сама ринулась в сердцевину заклинания, границы которого
чувствовала  всем  своим существом, но ни видеть, ни слышать не могла. Все в
ней  сконцентрировалось  на  одной-единственной  мысли:  "НЕТ, НЕТ, НЕТ!" Но
сейчас  она была бессильна. Заклинание оказалось не точным, плохо сделанным.
И камень опускался и опускался. А под ним были уже двое! "НЕТ! НЕТ! НЕТ!.."
     И все исчезло.
     Следующее,  что  она  почувствовала,  было  отчаяние  и слабость. Ей не
хватило  сил, чтобы сотворить такое мощное заклинание. И глыба неслась вниз,
неумолимо приближаясь...
     - НЕ-ЕЕТ! - в ужасе закричала Нита.
     И  море  всколыхнулось  от  грома  раскалывающейся  на  мелкие  кусочки
каменной глыбы. Густой туман каменной пыли, поднятой откуда-то со дна жидкой
грязи  и  месива  крохотных  осколков  поглощал  любое эхо, не позволяя Ните
сориентироваться. И она вслепую ринулась вниз.
     - Ки-ииит!
     -  Ты цела? - донесся до нее из каменного тумана густой голос кашалота.
Усталость, но и удовлетворение слышались в нем.
     Не  в  силах  произнести  ни  звука,  все  еще  трясясь  от  пережитого
напряжения, Нита устремила все свое тело вверх и стала подниматься, рассекая
насыщенную мелкой дрожью воду и прислушиваясь к грохоту землетрясения где-то
глубоко  внизу.  Постепенно  все стихло, и проявились голоса плывущих совсем
рядом  китов.  Они  окликали  друг друга, проверяя, все ли живы. Она вдруг с
беспокойством вспомнила о Властелине акул, который, оказывается, плыл совсем
рядом,  еле  двигая  плавниками  и  не  спуская  с Ниты странно-пристального
взгляда. Нита поспешила отплыть от него подальше.
     Светящаяся  сфера  защитного  заклинания  отбрасывала  слабый  отсвет в
мутную  глубину  каньона,  и  в  этом месиве грязи, ила и каменной пыли Нита
различила два неясных пятна, которые медленно всплывали со дна. В первом она
узнала  Кита.  Он  мощно  двигал  хвостом,  будто  и  не совершил только что
заклинание,  требовавшее  отдачи  всех  сил. Следом всплывала Ар'ейниии. Она
пыталась  не отставать, но чувствовалось, что сил у нее осталось значительно
меньше.  Кит  поднялся  и  завис рядом с Нитой. Спустя какое-то время к нему
присоединилась Ар'ейниии. Она в упор глядела на Ниту.
     -  Кажется,  между  нами  стоит  теперь  не  только смерть, но и жизнь,
Х'Нииит, - мрачно пропела кашалотиха.
     В  ее  голосе  не  слышалось  благодарности,  но лишь смесь удивления и
гнева. Нита обеспокоилась.
     - О нет, - ответила она, - это сделал К'ииит.
     -  Клянусь  мелкой  рыбешкой  -  прогудел  Кит,  - это ты секунд десять
держала  глыбу,  пока  мы  не  сумели  выбраться  из-под нее. И ты смогла бы
сделать то же, что и я. Уверен.
     - Но не смогла, - пробормотала Нита. Кит пристально глянул на нее.
     -  Ты  держала  камень  до  тех  пор, пока Эд'рум не подтолкнул тебя, -
сказал  он.  - Должно быть, предельное усилие оглушило и ослепило тебя, и ты
ничего не заметила. Но в любом случае это твоя заслуга. Не кивай на меня.
     - Молчаливая, - выдавила из себя Ар'ейниии, - я благодарю тебя. Едва ли
я заслужила эту помощь.
     - Заслужила? - Нита устало прикрыла глаза. - Ты приняла Клятву. Значит,
мы  вместе. И не стоит благодарности. - Она глубоко вздохнула, чувствуя, как
ее  дыхало приятно щекочут пузырьки воздуха. - Кит, - сказала она, - не пора
ли покончить с этим?
     -  Отлично  сказано, - послышался голос акулы. Бледный быстро скользнул
мимо  них  вверх,  вытянулся  белой  стремительной стрелой и замер призрачно
бледной тенью в отсвете волшебной мерцающей сферы. Что-то черное трепыхалось
в  его сжатых челюстях. Мгновение, и он проглотил свою добычу, которая, Нита
это  ясно  видела,  оттопырила  сначала  жабры  акулы,  а потом конвульсивно
дернулась в нижней части живота хищника. - Отлично сказано, Килька. Я тоже с
этим покончил...
     Из  потревоженной  придонной  грязи вырвались толстые черные щупальца с
присосками  на  концах.  Они  слепо  молотили  воду,  пытаясь  ухватиться за
что-нибудь.
     - О-о-о, - простонала Нита.
     И  тут  же  ее  обожгла  пронзительная нота боевого клича кашалота. Кит
ринулся  мимо  нее во тьму. В глубине, куда почти не достигал волшебный свет
сферы,  кипела путаница толстых щупалец, длинных темных тел. Во мраке тускло
мерцали  круглые блюдца желтых глаз, оживленные то ли отблеском света, то ли
просто голодным блеском. Кальмары! Огромная стая кальмаров!
     -  Вперед,  Молчаливая!  -  прошипел  Эд'рум,  и  в холодном голосе его
слышалось радостное возбуждение.
     Акула   стремглав   понеслась   в   глубину  каньона.  С  аккуратностью
совершенной  машины для убийства Бледный принялся за дело. Эти кальмары были
намного  крупнее  предыдущих.  Самый  маленький  из  них, как заметила Нита,
размером  превосходил  длиннющий  лимузин,  а  щупальца  его были в два раза
длиннее тела.
     Кит-кашалот,  К'лыыы и Ар'ейниии рвали тела кальмаров зубами. Ар'ооон и
Т'Хкиии  таранили  их,  отшвыривая переломанные безжизненные тела к каменным
стенам каньона.
     Но  у  Посвященных  было  преимущество  - все же они Волшебники! Нита с
испугом   видела,   как  один  из  кальмаров  ринулся  на  бедняжку  Р'ууут,
неповоротливую  и  медлительную. Но эта неповоротливая бедняжка вдруг издала
высокий  протяжный  звук, несколько ввинчивающихся в воду нот, словно дунула
на громадного кальмара, и тот в мгновение превратился в облако крови, чернил
и  черных  лохмотьев.  И  все  же  подобное  волшебное заклинание можно было
произнести только раз или два, слишком много сил забирало волшебство. К тому
же  невозможно направить заклинание на невидимого врага, а кальмары нападали
и  сзади,  неожиданно, скрытые в мареве взвешенного в воде ила. Когда черные
мускулистые   щупальца   охватывали   тебя,   уже  поздно  было  произносить
заклинание,  приходилось  отбиваться  хвостом,  орудовать  плавниками, рвать
зубами  скользкие  путы.  Отвратительная  жестокая  битва  долго  длилась  в
неровных,  нависающих стенах каньона. Посвященные уже отбили четыре или пять
атак, но продолжали упрямо опускаться в громадный каменный колодец, позволяя
себе делать лишь короткие передышки между нападениями. Они опускались, зная,
что  там, внизу подстерегают их все новые и новые щупальца и голодные желтые
глаза.
     -  Ты,  ты,  человек, виновата в этом! - злобно просвистела Ар'ейниии в
момент  одной  из  стычек, пока К'лыыы, Кит-кашалот, Эд'рум и Ар'ооон бешено
отбивались  от  кальмаров,  появляющихся  уже  и  снизу, со дна, и сверху, и
сбоку.
     Ш'риии  и  Т'Хкиии  тем временем торопливо, пока Бледный не учуял запах
крови,  залечивали  огромную  рваную  рану  на  хвосте  Ар'ейниии, сделанную
присоской кальмара.
     Нита  ничего  не  ответила на злобный выпад Ар'ейниии. Голова гудела от
таранящего  удара  в  панцирь  кальмара,  все  тело было покрыто синяками от
сжимавших  щупалец,  ее мутило от запаха крови и желчного привкуса в воде от
защитных  выделений  отвратительных  чудовищ. И все же некоторая доля правды
была  в  обвинении  Ар'ейниии.  Карл  объяснил ей накануне, что загрязнения,
вызывающие  рак  у  людей,  отравляют  и  рыбу.  Американская Служба Охоты и
Рыболовства  (АСОР)  предупредила жителей побережья Джерси, что во избежание
отравления можно съедать в неделю не больше одной рыбины, выловленной в этих
водах.  Но эти же самые загрязнения накапливаются в телах кальмаров, изменяя
их  ДНК, а в конечном счете и их самих. Они уже не могли добыть себе пищи на
глубине,  и  глубинные организмы вымирали с огромной скоростью. Чтобы как-то
выжить,  пришлось кальмарам в поисках пищи выплывать на мелководье. И все же
они были теперь всегда голодны. Голод заставлял их нападать даже на китов.
     Внезапно до Ниты донесся голос Ш'риии. Китиха резко вступилась за нее.
     -  Ар'ейниии, не говори глупостей, - пропела она, запечатав заклинанием
последний лоскут разорванной плоти кашалотихи. - Кальмары появились здесь по
той  же причине, которая вызывает землетрясение. Это Одинокая Сила направила
их  сюда.  Она надеется, что в борьбе с кальмарами мы израсходуем весь запас
воздуха.
     Т'Хкиии мрачно посмотрел на Ш'риии.
     -  Если  это  так,  то  сумеем  ли  мы закончить Песню? Ш'риии привычно
взмахнула хвостом, как бы пожимая плечами. Она все еще была сосредоточена на
затянувшейся ране Ар'ейниии.
     -  После  первой  же  битвы  с  кальмарами  я  поняла,  что такое может
случиться. Поэтому и запаслась резервуаром дополнительного воздуха. Это наше
защитное   заклинание.  И  все  же  такая  опасность  есть,  -  пропела  она
озабоченно.
     -  Мы  слишком  долго опускались вниз по каньону, - вступила в разговор
Нита,  - и почти достигли равнины. А вдруг они ожидают нас и там? Если у них
задание ослабить нас...
     -  Не  думаю, - откликнулся Т'Хкиии, глядя куда-то поверх Ниты. - Когда
мы окажемся на равнине, под тенью Морского Зуба и в древнем месте исполнения
Песни,  круг  будет очерчен так прочно, что никто не сможет проникнуть в его
пределы без нашего позволения.
     -  А  мы  этого  и не позволим, - поддержала его Ш'риии. - И давайте не
терять  времени.  Эта  Песня  будет самой быстрой из всех, ранее певшихся...
Ар'ейниии, твоя рана зажила. Как ты себя чувствуешь?
     Кашалотиха покачалась на воде, проверяя свой залеченный хвост.
     - Нормально, - мрачно ответила она. - Не будь здесь еще и человека... -
Она  вдруг осеклась. - Извини меня, Х'нииит, - сказала она мягче. - Это была
дурная мысль. Позвольте мне теперь помочь К'иииту.
     И она уплыла.
     -  Теперь  займемся тобой, - сказала Ш'риии Ните. Она пропела Врачующее
Заклинание  и  заботливо  спросила:  -  Ну,  как  ты теперь себя чувствуешь,
Х'нииит?
     Снизу  поднялся,  больно  оцарапав  кожу,  боевой  клич Кита. Он дрался
неистово.  Нита  не  ожидала  от него такого. "Впрочем, - подумала она, - не
уверена,  что  только Сеть Жизни превращает его в бесшабашно храброго бойца.
Вероятно, он был таким всегда!"
     Вдруг  она  замерла. "Какая разница, что я думаю о Ките, что он или они
думают  обо  мне?  Через  несколько  часов  все  это не будет иметь для меня
никакого  значения.  И  все  же  я  не  могу  отрешиться  от всего, что меня
окружает.   Привычку   трудно   ломать.  Привычку  к  жизни..."  Она  горько
усмехнулась про себя.
     -  Могу  ли  я  еще  чем-нибудь  помочь?  - участливо испросила Ш'риии,
завершая заклинание.
     Нита благодарно потерлась о нее боком.
     -  Нет,  -  сказала  она  и  потянулась  следом  за Ар'ейниии туда, где
притаились извивающиеся щупальца и желтые пятна глаз.
     Ее  окружала  насыщенная слизью, чернильными разводами и кровью вода. И
снова  началась  кровавая  круговерть. Нита почти ослепла от ударов головой.
Она  уже не посылала вопрошающих звуков, а просто нападала на тех кальмаров,
которые  оказывались  перед  глазами.  Протаранив  одного,  она  кидалась на
следующего,  пока  Кит  и Эд'рум разделывались с оглушенным ею. В пылу битвы
она  и не заметила, как стены каньона вокруг Посвященных стали раздвигаться,
а  вода  постепенно пронизывалась свежими, прохладными струями. Впрочем, как
раз  холод воды неожиданно и отрезвил ее. Тут она с удивлением осознала, что
и  атаки  кальмаров  прекратились. Нита пропела несколько высоких нот, чтобы
поймать  ответное  эхо  и определить, где она находится и где все остальные.
Волшебный   свет  пронизывал  темную  воду,  придавая  ей  зеленоватый  цвет
прибрежной морской волны.
     Ответное  эхо  подсказало,  что окружающие их стены поднимаются до трех
тысяч  футов.  Однако  они уже были не такими крутыми, а каньон расширился с
двух  до почти пяти миль. На мили и мили вперед, вправо и влево простиралось
наклонное  дно  каньона,  и  ни  звук, ни взгляд не достигал того места, где
начиналось усыпанное мелкой галькой подножье холмов континентального шельфа.
Позади  Посвященных возвышались, теряясь во мраке, мощные скалы. Перед ними,
в  той  стороне,  где ждало их открытое море, дно становилось почти плоским.
Лишь  изредка  тут и там поднимались небольшие холмики, напоминавшие покатые
песчаные дюны. И каменистое дно постепенно сменялось бледными волнами песка.
И  все  же  светлый  песок  не мог победить всесокрушающую тьму. Немыслимый,
давящий  груз ледяной воды словно бы раздавливал не только тело, но малейший
проблеск  света.  Только защитное заклинание могло выдержать это невыносимое
давление  и чуть рассеять сгусток черной тьмы. И в этой непроглядной темноте
вдруг  появились,  забегали,  замерцали  острые  огоньки.  Они  стремительно
передвигались,  собирались  вместе,  висели  гроздьями  в  холодной  тьме  -
крошечные светящиеся точки, навевающие необъяснимый ужас.
     Нита судорожно вздохнула. Она поняла, что эти огоньки - глаза. Т'Хкиии,
висящий в воде рядом с нею, тоже, вероятно, подумал о том же. Послышался его
шумный  продолжительный  вздох.  Он  пытался  разглядеть  утонувшую  во тьме
бездну,  откуда  уже  не  долетало эхо, как бы растворявшееся в этом сгустке
черноты.
     -  Эта  пропасть бездонна! - в ужасе прошептал он. - Сколько же времени
мы будем еще опускаться? Без конца?
     -  До  конца,  - послышалось позади Ниты. Она и узнавала, и не узнавала
этот  твердый,  уверенный голос. Да, конечно, это ее друг Кит, который парил
совсем рядом. Странное выражение его глаз поразило Ниту: в них был испуг, но
ни следа унижающего и уничтожающего страха.
     И  Нита  вспомнила,  что  кашалоты могут нырять на неимоверную глубину,
преследуя  кальмаров.  Однако  их  безумная  смелость ввергала их зачастую в
непоправимую  беду.  Исследователи  в батискафах находили множество скелетов
кашалотов, запутавшихся в подводных телефонных и телеграфных кабелях.
     -  Мы  еще  очень  высоко,  -  холодно сказал Кит. Эта непреклонность и
жесткость голоса скорее подошла бы Ар'ейниии. - Опустились всего-то на шесть
тысяч  футов.  А  до Морского Зуба по меньшей мере шестнадцать тысяч. - И он
медленно отплыл к границе светящейся сферы.
     Нита  замерла  на  месте,  поджидая Ш'риии и остальных Посвященных. Они
медленно  двинулись  следом  за кашалотом. Т'Хкиии, словно бы сжавшись, став
короче,  нехотя  потянулся за всеми. Нита с жалостью взглянула на него. НЕТ,
НЕ  ТАКОГО  ДРУГА ХОТЕЛА БЫ ОНА ИМЕТЬ РЯДОМ В ПОСЛЕДНИЙ МИГ. НЕ ЕМУ ГОВОРИТЬ
СЛОВА ПРОЩАНИЯ.
     Примерно в сотне ярдов от нее показался Эд'рум.
     -  Килька,  -  поторопил  он,  -  не  отставай. И Нита поплыла. Битва в
каньоне  отняла много сил и сделала ее вялой. Бесконечное погружение во тьму
представлялось ей теперь одним из тех навязчивых длинных снов, когда человек
падает  вниз несколько часов подряд, и это тягучее падение, кажется, никогда
не   кончится.   Кроме   того,  наводила  тоску  и  навязчивая  монотонность
понижающегося  дна:  волны  белого  песка, горбы темных камней, разбросанных
повсюду,  углы  угольных  пластов.  Все  это  однообразие  вдруг  неожиданно
перемежалось  случайно  оказавшимися  на  дне вещами - полуутонувщей в песке
походной  кухней,  стоящей  вертикально  в горделивом одиночестве бутылочкой
из-под  кока-колы.  И все же большая часть дна была равнодушно-безжизненным,
тянущимся на мили словно заснеженным полем мелкого белого песка.
     Равнодушие  и  неподвижность неживой природы особенно бросались в глаза
по  сравнению  с  мельканием странной придонной жизни. Нита, то ли благодаря
своим прежним знаниям, то ли гнездящейся в ней памяти кита-горбача, узнавала
этих  глубинных обитателей моря, прозрачных, почти бесплотных, как призраки,
или  ярко  светящихся, фосфоресцирующих во тьме. Длиннотелые, со сверкающими
глазками,  акулы  с  любопытством  проплывали  мимо  Ниты,  легким движением
выказывая  почтение  своему  Властелину.  Морские  черти  с  их  светящимися
наживками,  висящими на тонких жилках-лесках перед пастью, подплывали, жадно
пялились  на  Ниту и тут же пятились, огорченные тем, что она слишком велика
для   них.   Извивались   длинные  членистые  черви.  Неожиданно  появлялись
кальмары-вампиры.  Пестрые,  розово-полосатые,  желтые или бело-голубые, они
передвигались  толчками,  выплевывая  мощные  струи  воды, словно реактивные
снаряды. Эти равнодушные красавцы направлялись по своим делам, совершенно не
обращая  внимания  на  Посвященных,  плывущих  в  нимбах  волшебного  света.
Трепетали  у  самого  дна  электрические скаты, медленно помахивающие своими
мясистыми  крыльями  и  вздымающие  тучи  песка,  который оседал, скрывая их
совершенно.  Словно  одноногие  пираты,  шагали  по  дну  на  своих  длинных
негнущихся  плавниках  триподы.  И  все глаза, мелькающие в черной воде, все
фосфоресцирующие   фигуры,   ползущие  по  дну  или  взметающиеся  над  ним,
занимались одним и тем же - они высматривали еду или уже поедали ее.
     Нита  понимала,  что для этих существ нет иного способа существования в
мертвенно-холодном подводном царстве, где приходится тратить массу энергии и
мгновенно  восстанавливать  ее, чтобы самим не стать жертвой. Отсюда все эти
приманки,  ловушки,  все  эти  на первый взгляд забавные, похожие на веселую
игру,   прятки.  Но  это  понимание  не  уменьшало  ужаса  и  отвращения  от
подстерегающей,  крадущейся  тьмы,  настороженной,  насыщенной  жаждой крови
тишины, где бледные холодные огоньки, еле колеблющиеся в непроницаемо-черной
толще  воды, оказывались стремительными глубинными охотниками, которые ищут,
ловят  и  пожирают  один  другого  с  отчаянным  и  кажущимся  бессмысленным
усердием.
     Разлитый  повсюду леденящий ужас заставил Ниту очнуться, прийти в себя,
собраться. Она никогда не была трусихой. Ее не пугали ночные тени в спальне,
смешными  казались  приводящие  других  девочек  в  трепет фильмы ужасов. Но
теперь  она  вдруг  ощутила,  что сама как бы попала в такой фильм, окружена
ужасом,  что за ней следят жадные, хищные глаза, желая схватить, растерзать,
съесть.  Наверное,  ее  не  так испугал бы заброшенный замок, битком набитый
привидениями.
     -  Эд'рум,  -  пропела  она  совсем  тихо,  почти  шепотом, обращаясь к
нагоняющей  ее  бледной  тени,  -  что  это?  Мне кажется, там, ниже, что-то
есть...
     - Да. Мы подплываем.
     Ей  очень  хотелось  спросить: "К ЧЕМУ?" Но, глянув вниз, на уходящий в
глубину  склон  и на Посвященных, старающихся держаться ближе друг к другу и
явно, так же как и она, встревоженных и напряженных, Нита вдруг ощутила себя
круглой идиоткой. Как же ей самой не пришло в голову?
     - Эд'рум, нас всего одиннадцать. Но ведь это Песня Двенадцати!
     -  Двенадцатый  там,  -  откликнулся  Эд'рум.  - Это Одинокая Сила. ОНА
таится  в  глубине,  скованная  самой глубиной. И ОНА споет свою партию, как
обычно  и  делала.  ОНА  и  страшится,  и страстно желает этого. В Искушении
Посвященных и Разрушении Песни единственная надежда, единственное избавление
от волшебства, которое сковывает ЕЕ.
     - И если ЕЙ удастся...
     -  Аффалон,  -  коротко  бросил  Эд'рум.  - Атлантида, вот что случится
снова. А может, и того хуже.
     -  ХУЖЕ?  -  Нита вздрогнула. - Эд'рум, вода становится теплее! - вдруг
заметила она.
     -  Верно.  И  дно  тоже  меняется,  -  спокойно  подтвердил  Эд'рум.  -
Приготовься, Килька. Еще несколько сотен длин, и мы будем на месте.
     Белый  песок  сменился чем-то более темным. Поначалу Нита подумала, что
это  обнажившаяся горная порода морского дна. Но поверхность не была твердой
и  плотной, как полагается осадочной горной породе. Под нею вздымался, дышал
липкий,  похожий  на гребень черной скалы и словно бы живой камень. Зернышки
хрусталя  поблескивали  в  нем.  Вокруг  были  разбросаны горки таких же, но
гораздо  мельче,  камней  и  камешков. Нита издала на высокой ноте протяжный
звук,   чтобы  получить  ответное  эхо.  Вода,  сквозь  которую  она  плыла,
становилась все теплее и приобретала непонятный привкус.
     Возвратившееся  эхо  поразило  и  привело  Ниту в смятение. Колышущиеся
тела,  обрамленные  листьями...  Округлые  существа  в  твердом панцире... И
странная  пустота,  наполняющая обтекаемый шар эха, как будто оно отразилось
от  разреженного пространства, как бы отделенного непроницаемой оболочкой от
окружающей  его  массы  воды.  Ее  окатил  поток  горячей, насыщенной серным
запахом  воды,  который  нахлынул от странной подводной "отдушины". Основной
массив эха словно догоняли дробные отзвуки, идущие от мелких тел, окружающих
пустоту.  Непонятные  существа  роились вокруг некоего клапана, выпускающего
клубы  серы  и пышущего жаром. Они приспособились и жили в этом своеобразном
оазисе! Теперь она поняла, что это за черный камень на дне: старая застывшая
лава,  которую  называют  подушечной.  Она  вспучивалась, поднималась сквозь
разлом океанического дна и расползалась плоскими, аморфными кучами.
     Но от клапана прилетело еще одно эхо. Просто невероятно! Такого быть не
могло!  Округлая стена, протяженностью почти в полторы мили, поднималась над
грудами  черных  камней  и  тянулась вверх, все выше, выше, выше, бесконечно
отражая  голос  Ниты  и  посылая  с  непонятной  размеренностью,  секунду за
секундой,  мелкую  рябь  осколков  ответного  эха.  Нита  усиленно  работала
плавниками,   двигая   ими  в  обратную  сторону,  чтобы  наперекор  течению
удержаться  на  месте в неподвижности. Она ждала, пока осколки эха соберутся
воедино  и слепят, как из мозаичных плашек, полный абрис возникшей перед ней
сужающейся вверх неим