сти на одну из стоянок Луни Люка, этих летающих по ночам марсолетов. Они, похоже, оказываются в самое подходящее время в самых подходящих местах. Одному богу известно, как это им удается, но это почему-то именно так. Из всех возможностей... - Пемброук как бы рассуждал вслух, вне обращая ни на кого внимания, и притом весьма оживленно. - Что касается меня, я считают такой вариант наихудшим. - Конгросян никогда не отправится на Марс, - заметила Джанет. - Там нет рынка для его таланта, вот что; кому там нужны пианисты? Несмотря на все свои эксцентричные выходки, Ричард очень умен. Он прекрасно это понимает. - Может быть, он забросит игру, предложил Пемброук. - Заменит ее чем-нибудь получше. - Хотела бы поглядеть, какой фермер может выйти из психокинетика. - А может быть, - снова предположил Пемброук, - именно такие вот мысли и владеют сейчас Конгросяном? - Я... мне кажется, он захотел бы взять туда и свою жену с сыном. - Скорее всего, что нет. Возможно, в этом-то и заключается вся суть происходящего. Вы когда-нибудь видели этого мальчика? Его сына? Вам известен район, где находится Дженнером? Вы знаете, что с ним произошло? - Да, - выдавила Джанет. - Тогда вам все ясно. Они оба замолчали. Ян Дункан только-только расположился поудобнее в обитом кожей кресле напротив д-ра Эгона Саперба, когда в кабинет ворвалась группа агентом НП. - Вам придется подождать с оказанием ваших услуг, - заявил молодой остролицый главарь НП после того, как на мгновение предъявил Сапербу свое удостоверение. - Ричард Конгросян исчез из "Франклин Эймс", и мы пытаемся отыскать его. Он с вами связывался? - Нет, - ответил д-р Саперб, - он позвонил мне раньше - тогда, когда он еще был... - Нам это известно. - Агент НП в упор поглядел на Саперба. - Как, по вашему мнению, мог Конгросян присоединиться к сыновьям Иова? Ответ последовал незамедлительно: - Это абсолютно исключено. - Прекрасно, - старший сделал какую-то пометку. - А как по-вашему, есть ли хоть малейшая возможность того, что он связался с людьми Луни Люка? Эмигрировал или предпринимает попытку эмигрировать с помощью марсолетов? После длительного раздумья д-р Саперб произнес: - Полагаю, такая возможность в высшей степени вероятна. Ему нужно уединение, он давно уже его ищет. Старший полисмен закрыл свой блокнот и повернулся к своим подчиненным. - Вот так-то. Стоянки следует немедленно прикрыть. Затем через свое переносное переговорное устройство он сообщил: - Доктор Саперб склоняется в пользу стоянок, но никак не на сыновей Иова. Как я полагаю, нам следует с ним согласиться. Доктор высказывается совершенно определенно. Проверьте сейчас же район Сан-Франциско, установите, не появилась ли там одна из стоянок. Благодарю вас. Затем о снова повернулся к д-ру Сапербу. - Мы высоко ценим вашу помощь. Если он снова свяжется с вами, известите, пожалуйста, нас. Он положил вою визитную карточку на письменный стол Саперба. - Постарайтесь с ним... помягче, - посоветовал Саперб, - если его отыщете. Он очень, очень болен. Полисмен подмял на него взор, слегка улыбнулся, а затем вся компания покинула кабинет. Дверь за ними закрылась. Ян Дункан и д-р Саперб снова остались одни. Отрешенным, осипшим голосом Ян Дункан произнес: - Мне придется проконсультироваться у вас как-нибудь в другой раз. - Он нерешительно поднялся. - До свидания. Что-то случилось? - спросил д-р Саперб, тоже поднимаясь. - Мне нужно уходить, - Ян Дункан дернул за ручку двери, с трудом отворил ее и исчез. Дверь за ним захлопнулась. Странно, подумалось Сапербу. У этого человека - Дункана, что ли - не было даже возможности начать обсуждать со мной свои трудности. Почему появление НП столь сильно разволновало его? Поразмыслив некоторое время, но не найдя ответа, он сова расположился за письменным столом и попросил Аманду Коннерс впустить следующего пациента. Вся приемная была полна людей, среди пациентов были и женщины, все они исподтишка следили за каждым движением Аманды. - Слушаюсь, доктор, - раздался ее приятный голос, что более, чем обычно, ободрило д-ра Саперба. Едва выйдя из кабинета врача, Ян Дункан стал спешно искать такси. Эл был сейчас здесь, в Сан-Франциско, он знал это. Эл оставил ему график появления стоянки N_3. Они заберут Эла. и это будет означать конец дуэта "Дункан и Миллер. Классика на кувшинах". Около него само остановилось модерновое, все так и лоснящееся такси. - Удивляться было некогда, Ян Дункан смело ступил на мостовую, чтобы сесть в кабину. Это дает мне шанс, сказал он самому себе, как только роботакси молнией метнулось к месту назначения, которое он назвал. Но они туда доберутся раньше. А может быть, нет? Полиции ведь надо прочесать по сути всю территорию города, квартал за кварталом, он же знал, где находится стоянка и направлялся прямо туда, где можно будет найти ее. Так что все-таки кое-какие шансы - пусть даже и самые незначительные - у него имелись. Если тебя заберут, Эл, подумал он, это будет означать конец и для меня. Я не смогу продолжать жить в одиночку. Я присоединюсь к Гольцу или погибну, ничто иное меня не ждет. Роботакси мчалось через весь город к стоянке N_3 марсолетов Луни Люка. 11 Нату Флайджеру захотелось узнать, так, из простого любопытства, имеется ли у чап-чапычей хоть какая-нибудь своя музыка. Но не в том заключалась стоявшая перед ними здесь задача: впереди уже виднелся дом Ричарда Конгросяна - светло-зеленое деревянное трехэтажное строение. Во дворике, перед домом они увидят нечто совершенно невероятное - древнее необрезанное с бахромой на листьях и коричневым стволом пальмовое дерево. Но Гольц сказал... - Мы прибыли, - пробормотала Молли. Старое такси замедлило ход, издало скрежещущий шум переключения передач, а затем как-то сразу двигатель заглох. Вокруг повисла тишина. Нат прислушался к шороху ветра в кронах деревьев, к едва различимому ритму мельчайших капель похожего на туман дождя, который моросил здесь повсюду, куда бы они ни заезжали, и теперь стучал по крыше кабины, по листве, по неухоженному старинному деревянному зданию с его покрытой рубероидом площадкой для принятия солнечных ванн и множеством небольших квадратных окон, в нескольких из которых были выбиты стекла. Джим Планк закурил "Корону Кюрасао" и констатировал: - Никаких признаков жизни. Что соответствовало действительности. Значит, по всей видимости, Гольц был прав. - Мне кажется, - нарушила молчание через некоторое время Молли, - мы затеяли нечто совершенно сумасбродное. Она открыла дверцу такси и проворно выскочила из кабины. Почва под ее ногами сочно зачавкала. Она скривилась. - Чап-чапычи, - напомнил Нат. - Мы всегда можем записать музыку чап-чапычей. Если у них она вообще шесть. - Он тоже выбрался из машины, стал рядом с Молли, и они оба долго разглядывали огромное старое здание, причем никто не проронил ни слова. Это было грустное зрелище - в этом не было ни малейших сомнений. Засунув руки в карманы, Нат направился к дому. Прошелся по усыпанной гравием дорожке, которая пролегла среди старых кустов фуксий и камелий. Молли последовала за ним. Джим Планк остался в такси. - Давайте скорее кончать все это и прочь отсюда, - сказала Молли. На ней были только яркая ситцевая кофта и шорты, она дрожала от холода. Нат обнял ее за плечи. - В чем дело? - недовольно спросила она. - Ничего особенного. Просто я очень тебя люблю. Я вдруг это ясно понял. Впрочем, сейчас я согласен на что угодно, если оно не мокрое и не хлюпает под ногами, - на мгновение он крепко прижал ее к себе. - Разве так тебе не лучше? - Нет, - ответила Молли. - А впрочем, да. Сама не знаю, - призналась она раздраженно. - Ради бога, поднимись лучше на крыльцо и постучи. Она высвободилась из его объятий и подтолкнула его вперед. Нат поднялся по прогнувшимся деревянным ступенькам и повернул рукоятку дверного звонка. - Я неважно себя чувствую, - сказала Молли. - Почему бы это? - Повышенная влажность. И самого Ната она страшно угнетала, он едва дышал. Интересно, подумал он, как такая погода повлияет на форму жизни с Ганимеда, которую он содержал в своей записывающей аппаратуре; ей нравилась влага и здесь она, пожалуй, будет процветать. Возможно, "Ампек Ф-A2" мог бы сам по себе существовать бесконечно долго в таком дождливом лесу. Для нас же здешняя окружающая среда более чужда, чем на Марсе. Эта мысль поразила его. Марс и Тихуана куда ближе, чем Дженнер и Тихуана! С точки зрения экологии, конечно. Дверь отворилась. Прямо перед ними загораживая вход, стояла женщина в светло-желтом комбинезоне и разглядывала их. Ее карие глаза были спокойны, хотя взгляд оставался настороженным. - Миссис Конгросян? - спросил Нат. Бет Конгросян выглядела весьма неплохо. На вид ей можно было дать около тридцати. В любом случае эта стройная женщина со светло-каштановыми волосами, подвязанными сзади лентой, прекрасно смотрелась. - Вы из студии звукозаписи? - Ее низкий голос был странным образом невыразительным, по сути даже бесстрастным. - Мистер Дондольдо позвонил мне и сказал, что вы выехали. Какая досада. Проходите внутрь, если хотите, но Ричарда здесь нет, - с этими словами она распахнула перед ними дверь. - Он в больнице, в центре Сан-Франциско. Боже мой, подумал он. Вот неудача. Он повернулся к Молли и они обменялись безмолвными взглядами. - Пожалуйста, проходите, - предложила Бет Конгросян. - Давайте я приготовлю вам кофе или что-нибудь еще, прежде, чем вы развернетесь и уедете. Вы проделали такое далекое путешествие. - Вернись и позови Джима, - сказал Нат, обращаясь к Молли. - Я не против предложения миссис Конгросян. Чашка кофе мне не помешает. Молли молча повиновалась. - У вас усталый вид, - заметила Бет Конгросян. - Это вы, мистер Флайджер? Я записала вашу фамилию. Мистер Дондольдо сообщил мне ее по телефону. Я знаю, что Ричард был бы рад записаться для вас, будь он здесь; вот почему все так досадно. Она повела его в гостиную, загроможденную плетеной мебелью. В комнате было темно и прохладно, но главное - сухо. А что вы скажете насчет джина с тоником? Есть у меня еще и виски. Не угодно ли виски со льдом? - предложила миссис Конгросян. - Только кофе, - попросил Нат. - Благодарю вас. Он стал разглядывать фотографию на стене. На ней была снята сцена, где мужчина раскачивал металлические качели с маленьким ребенком. - Это ваш сын? Женщина, однако, уже вышла. Он ужаснулся. У ребенка на фотографии была характерная для чап-чапычей челюсть. Позади него появилась Молли и Джим Планк. Он взмахом руки позвал их к себе, и они тоже стали изучать фотографию. - Музыка, - произнес Нат. - Хотел бы я знать, есть ли у них какая-нибудь музыка. - Они не в состоянии петь, - сказала Молли. - Как они могли бы петь, если не в состоянии даже говорить? Она отошла от фотографии и, скрестив руки на груди, стала смотреть через окно гостиной на пальмовое дерево снаружи. - Что за уродливое дерево? - Она повернулась к Нату. - Ты со мной не согласен? - Я считаю, - ответил он, - что на земле достаточно места для жизни любого рода. - Я с этим вполне согласен, - тихо заметил Джим Планк. Вернувшись в гостиную, Бет Конгросян обратилась к Джиму Планку и Молли: - А что бы вы предпочли? Кофе? Виски? Что-нибудь перекусить? Они стали совещаться. В своем кабинете в административном здании детройтского филиала "Карп унд Зоннен Верке" Винс Страйкрок принял телефонный вызов от своей жены - или, вернее, бывшей жены, Жюли, - теперь Жюли Эплквист, как и тогда, когда он с нею впервые повстречался. Выглядевшая прелестно, но обеспокоенная и страшно смущенная, Жюли сказала: - Винс, этот твой чертов братец - он исчез! Она посмотрела на него с мольбой во взоре и добавила. - Не знаю даже, что предпринять. - Куда исчез? - намеренно спокойным тоном произнес Винс. - Я думаю... - она поперхнулась переполнявшими ее словами. - Винс, он бросил меня, чтобы эмигрировать; мы обсуждали этот вопрос, я была против и теперь уверена в том, что он решил это сделать в одиночку. Он уже давно готовился к этому - теперь я понимаю. Просто я не относилась к его словам достаточно серьезно. Ее глаза наполнились слезами. Позади Винса появился его начальник. - Герр Антон Карп желает видеть вас. Он ждет вас в кабинете номер четыре. Желательно как можно скорее. Он глянул на экран, понял, что это личный вызов. - Жюли, - испытывая неловкость, произнес Винс. - Мне приходится прервать наш разговор. - Ладно, - кивнула она. - Только сделай что-нибудь для меня. Разыщи Чика. Пожалуйста. Я никогда не буду больше тебя ни о чем просить. Обещаю. Мне только нужно его обязательно вернуть. Ничего у вас двоих все равно не получится, отметил про себя Винс. И, несмотря на тяжелое чувство, испытал при этом облегчение. Ты поступила жестоко, дорогая, подумал он. Но ты совершила ошибку. Я хорошо знаю Чика и знаю, что он прямо-таки цепенеет перед такими женщинами, как ты. Ты напугала его до такой степени, что он готов бежать куда угодно, и его уже не остановить. Уж если он решился на это, то теперь даже не оглянется. Это путешествие только в один конец. Вслух же он пообещал: - Я сделаю все, что в моих силах. - Спасибо тебе, Винс, - с трудом выдавила она сквозь душившие ее слезы. - Даже если я и не люблю больше тебя активной любовью, я все равно... - Прощай, - оборвал он ее излияния и дал отбой. Мгновением позже он поднимался в кабинет лифта в апартаменты номер четыре. - Герр Страйкрок, насколько мне известно, ваш брат является служащим одной жалкой фирмы под названием "Фрауэнциммер и компания". Это так? Массивное, будто высеченное из камня лицо Карпа исказилось от охватившего его напряжения. - Да, - не сразу, очень осторожно подтвердил Винс. - Но... - он запнулся в нерешительности. Если Чик эмигрировал, значит он оставил свою работу - ведь не мог же он забрать ее с собой. Что же тогда этому Карпу нужно? Лучше на всякий случай не торопиться, чтобы не сболтнуть лишнее. - Он может вас устроить туда? - спросил Карп. Винс часто-часто заморгал. - Вы... вы имеете в виду - в их фирму? В качестве клиента? Или вы... Он чувствовал, что какая-то неясная тревога охватывала его по мере того, как все глубже проникал в него сверлящий взгляд холодных глаз этого немецкого эрзац-промышленника. - Я не совсем понимаю, герр Карп, - промямлил он. - Сегодня, - резкими, отрывистыми раскатами гремел голос Карпа, - правительство отдало контракт на изготовление симулакронов герру Фрауэнциммеру. Мы изучили сложившееся положение, и пришли к решению, продиктованному сложившимися обстоятельствами. Вследствие этого заказа фирма Фрауэнциммера резко расширится, он станет набирать новых служащих. Я хочу, чтобы вы с помощью вашего брата поступили туда на работу как только сможете это устроить. Лучше всего уже сегодня. Винс удивленно на него воззрился. - В чем дело? - спросил Карп. - Я... в недоумении, - едва выдавил Винс. - Как только Фрауэнциммер примет вас на работу, проинформируйте непосредственно меня; не разговаривайте ни с кем, кроме меня. Карп зашагал по густо устланной коврами комнате, энергично почесывая нос. Мы уведомим вас, каким должен быть ваш следующий шаг. Пока это все, герр Страйкрок. - Имеет ли какое-либо значение, чем я буду там заниматься? - упавшим голосом спросил Винс. - Я имею в виду - насколько важно, в чем именно будет заключаться моя работа? - Нет, - ответил Карп. Винс покинул апартаменты. Дверь за ним тотчас захлопнулась. Он стоял в коридоре один, пытаясь собраться с духом и привести в порядок свои мысли. Боже мой, подумал он. Они хотят бросить меня, как кирпич, в конвейер фирмы Фрауэнциммера. Я это точно знаю. Саботаж или шпионаж - не одно, так другое. В любом случае, что-то незаконное, что-то, что привлечет ко мне внимание НП - ко мне, а не к Карпу. Он ощутил свое полное бессилие. Они могут заставить меня сделать все, что только захотят, стоит только пошевелить пальцем. Я не стану сопротивляться, осознал он. Он возвратился в свой кабинет, дрожа всем телом, закрыл дверь и уселся за стол. Вот так, один, сидел он в безмолвии за письменным столом, куря сигару из эрзац-табака и размышляя. Руки его, как он обнаружил, онемели. Мне нужно рвать когти отсюда, убеждал он самого себя. Нечего мне быть жалкой, микроскопической, ничтожной креатурой "Карп Верке" - это погубит меня. Он с яростью раздавил свою бестабачную сигару. Куда же мне податься? - вот какой вопрос его волновал. Куда? Мне нужна помощь. От кого ждать мне ее? Есть этот врач-психоаналитик. Тот, к которому ходили на прием они с Чиком. Подняв телефонную трубку, он связался с дежурной по телефонной станции фирмы Карпа. - Свяжите меня с доктором Эгоном Сапербом, - велел он дежурной. - Тем самым единственным психоаналитиком, который еще остался. После этого он снова с жалким видом устроился за письменным столом, прижав трубку к уху. И стал ждать. Слишком многое мне еще нужно сделать, отметила про себя Николь Тибо. Я не оставлю попыток провести деликатные, хитрые переговоры с Германом Герингом. Я велела Гарту Макри передать контракт на нового Дер Альте малоизвестной, небольшой фирме, а не Карпу. Мне нужно решить, что делать, если все-таки отыщется Ричард Конгросян. А тут еще и Закон Макферсона, и этот последний психоаналитик, доктор Саперб, и наконец вот это - последнее решение, принятое даже без каких-либо попыток проконсультироваться со мной или хотя бы заблаговременно уведомить меня об этом - о наступлении на стоянки марсолетов Луни Люка. Решение потрясающее своей категоричностью. С большим неудовольствием она изучала приказ полиции, который был разослан каждому подразделению НП на территории всех СШЕА. Это совсем не в наших интересах, решила она: я не могу позволить напасть на Люка, потому что я просто не в силах ничего с ним поделать. Мы будем выглядеть совсем уж глупо. Нас обвинят в тоталитаризме, существование которого обеспечивается только огромным военным потенциалом и полицейским аппаратом. Бросив взгляд на Уайлдера Пемброука, Николь сказала: - Вам в самом деле уже удалось отыскать стоянку? Ту, что в Сан-Франциско; где, как вы вообразили, находится Ричард? - Нет. Мы пока еще ее не нашли. - Пемброук нервно вытер пот со лба; он явно испытывал тяжелое нервное напряжение. - Если бы у меня было время, я бы, разумеется, проконсультировался с вами. Но стоит ему только вылететь в направлении Марса... - Лучше его потерять, чем раньше времени выступить против Люка! Она была хорошо осведомлена о широкомасштабной деятельности Люка вот уже в течение довольно длительного времени. Она прекрасно себе представляла, с какой легкостью он уходит от городской позиции. - У меня есть интересное сообщение из "Карп Верке", - попытался изменить направление беседы Пемброук. Они решили проникнуть в организацию Фрауэнциммера, чтобы... - Позже, - нахмурилась Николь. - Имейте в виду, что вы совершаете ошибку. Должна вам сказать, в глубине души я получаю удовольствие от этих марсолетов: они такие забавные! Вы просто не в состоянии постичь этого. У вас мышление рядового фараона. Позвоните в свое Сан-Францисское отделение и велите им освободить из-под ареста стоянку, если они ее отыскали. А если еще не отыскали, то пусть прекратят поиски. Верните полицейских и забудьте об этом. Когда придет время заняться Люком, я сама скажу вам об этом. - Гарольд Слевак согласился... - Слевак политики не делает. Я удивляюсь, что вы не обратились за одобрением этой акции к Руди Кальбфлейшу. Это доставило бы еще большее удовольствие вашим парням из НП. Если говорить честно, то вы мне надоели. Она посмотрела на него в упор так, что он испуганно отпрянул от нее. - Ну? Скажите же что-нибудь - потребовала она. Пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, Пемброук промолвил: - Стоянку не нашли, так что никакого вреда нанесено не было. Он включил свое переговорное устройство и произнес в микрофон: - Прекратить акции против стоянок. - Он уже совсем не производил внушительного впечатления, продолжая обильно потеть. - Выбросьте все это из головы. Да, да, вы правильно меня поняли. - Он выключил устройство и поднял голову, глядя на Николь. - Вас следовало бы разжаловать, - заявила она. - Что еще, миссис Николь? - безжизненным голосом спросил Пемброук. - Ничего. Убирайтесь. Пемброук твердым размеренным шагом направился к выходу. Поглядев на часы, Николь увидела, что уже восемь часов вечера. Что запланировано на сегодня? Вскоре она отправится в телестудию для участия в программе "Визит в Белый дом", семьдесят пятой в этом году. Все ли должным образом приготовила Джанет и удалось ли Слеваку вогнать программу в достаточно жесткий график? Скорее всего, нет. Она прошла через весь Белый дом в крохотный кабинет Джанет Раймер. - У вас приготовлено на сегодня что-нибудь впечатляющее? Энергично зашуршав своими записями, Джанет сосредоточенно нахмурилась и ответила: - Одно выступление я бы назвала поистине удивительным - дуэт на кувшинах. Исполняется классика. Дункан и Миллер. Я видела их в "Аврааме Линкольне", зрелище потрясающее. Она обнадеживающе улыбнулась. Николь издала тяжелый вздох. - Они в самом деле весьма неплохи, - настойчиво убеждала Джанет. - Их музыка повышает настроение. Я уверена, что вы останетесь довольны. Они выступают то ли сегодня, то ли завтра. Я не знаю точно, на какой день назначил их Слевак. - Игра на кувшинах! - презрительно скривилась Николь. - До чего мы докатились после Ричарда Конгросяна. Я уже начинаю думать, что нам самая пора уступить свое место Бертольду Гольцу, в дни варварства народ может забавлять Кирстен Флагстэд. - Может быть, все образуется, когда войдет в должность новый Дер Альте. Окинув ее строгим взглядом, Николь спросила: - Как так случилось, что вам известно об этом? - Все в Белом доме только и говорят об этом. И потом, как-никак, я все-таки гост, - разозлилась Джанет Раймер. - Как замечательно, - язвительно заметила Николь. - Значит, жизнь для вас поистине полна очарования. - Можно спросить - каким будет следующий Дер Альте? - Старым, - коротко ответила Николь. Старым и усталым, отметила она про себя. И строго официальным, без конца твердящим идиотские сентенции, - типичным вождем, который в состоянии вдолбить послушание в массы "просто" и, тем самым, на какое-то время продлить существование разваливающейся системы. Если верить технарям, имеющим доступ к аппаратуре фон Лессинджера, он будет последним Дер Альте. По крайней мере, такое весьма вероятно. У нас, правда, похоже, есть шанс, но очень небольшой. Диалекта истории на стороне наихудшего из всех возможных политического деятеля, этого пошлого клоуна Бертольда Гольца. Тем не менее, будущее не обладает строгой определенностью. Всегда остается место для чего-нибудь неожиданного, даже невероятного. Все, кто хорошо знаком с аппаратурой фон Лессинджера, понимают, что... путешествие во времени пока только искусство, не точная наука. - Его будут звать, - вслух сообщила Николь, - Дитером Хогбеном. Джанет прыснула. - О, нет, только не это. "Дитер Хогбен" или может быть даже "Хогбейн"? Что вы пытаетесь этим достичь? - Он будет преисполнен чувства собственного достоинства, - процедила сквозь зубы Николь. Неожиданно позади нее раздался какой-то шум, она резко обернулась и увидела прямо перед собой Уайлдера Пемброука, сотрудника НП. У того был взволнованный, но довольный вид. - Миссис Тибо, мы изловили Ричарда Конгросяна. Как и предсказывал доктор Саперб, он оказался на стоянке марсолетов, готовясь к отправке на Марс. Доставить его сюда, в Белый дом? Ребята в Сан-Франциско ждут указаний. Они все еще на стоянке. - Я сама туда отправлюсь, - повинуясь какому-то неожиданному импульсу, решительно заявила Николь. И попрошу его, сказала она самой себе, выбросить из головы мысль о том, чтобы эмигрировать. Надо, чтобы он отказался по собственной воле. Я знаю, что смогу убедить его, нам не придется прибегать к грубой силе. - Он утверждает, что невидим, - поведал Пемброук, пока они с Николь спешили по коридору Белого дома к посадочной площадке на крыше. - Полицейские однако утверждают, что его прекрасно видно во всяком случае, они-то уж точно. - Это еще одна из его иллюзий, - сказала Николь. - Нам следует незамедлительно переубедить его в этом. Я скажу ему, что ясно его вижу. - И его запах... - Черт побери! Как я устала от его фокусов, от этих его приступов ипохондрии. Я намерена обрушить на него всю силу, все величие и всю власть государства, скажу ему категорически, чтобы он даже думать не смел об этих своим воображаемых болячках. - Интересно, как это на него подействует? - как бы рассуждая вслух, произнес Пэмброук. - Ему придется, естественно, подчиниться, - сказала Николь. - У него нет выбора - вот в чем вся суть. Я не прошу его, я намерена ему приказывать. Пэмброук пристально поглядел на нее, затем пожал плечами. - Слишком уж долго мы со всем этим валяем дурака, - продолжала Николь. - Дурно пахнет от него или нет, видим или невидим - Конгросян все еще на службе в Белом Доме, ему нужно появляться строго по расписанию и выступать с концертами. Ему нельзя трусливо прятаться на Марсе или во "Франклине Эймсе" или в Дженнере или где-нибудь еще. - Да, мэм, - рассеянно произнес Пэмброук, погруженный в свои собственные весьма путаные мысли. 12 Когда Ян Дункан добрался до "Марсолетов Луни Люка" N_3 в центре Сан-Франциско, то обнаружил, что он опоздал с предупреждением Эла о налете полиции. Сюда уже прибыла НП; он увидел стоявшие здесь полицейские машины и одетых во все серое людей, заполонивших территорию стоянки. - Выпусти меня, - распорядился он роботакси. Он находился в квартале от стоянки и подъезжать ближе не имело смысла. Расплатившись с такси, он устало побрел дальше пешком. Возле стоянки уже образовалась небольшая группка праздных любопытных прохожих. Ян Дункан присоединился к ним и, вытянув шею, глядел на полицейских, делая вид, будто его тоже интересует, почему они там оказались. - Что происходит? - спросил у Яна сосед. - Мне всегда казалось, что власти не принимают всерьез эти стоянки развалюх. - Правпол, должно быть, изменился, - заметила женщина слева от Яна. - Правпол? - в недоумении повторил мужчина. - Термин, применяемый притами, - со смехом пояснила женщина. - Правительственная политика. - О, - произнес мужчина, понимающе кивая. Ян повернулся к мужчине. - Теперь вам известен термин гостов, - заметил он. - Да, да, - бойко произнес мужчина, ясно оживившись. - Значит, теперь и я кое-что знаю. - Я когда-то тоже знал один термин притов, - сообщил ему Ян. Он теперь уже ясно видел Эла внутри помещения конторы; Эл сидел между двумя фараонами; еще двое мужчин сидели чуть поодаль от Эла. Одним из них, так решил Ян, был Ричард Конгросян. В другом он узнал одного из жильцов самого верхнего этажа своего родного "Авраама Линкольна", мистера Чика Страйкрока. Ян с ним неоднократно встречался, на собраниях и в кафетерии. Его брат Винс в настоящее время был их паспортистом. - Термин, который я знал, - пробормотал он, - звучал так - "всепот". - Что же означает это "всепот"? - спросил у него сосед. - Все потеряно, - ответил Ян. Этот термин как нельзя лучше характеризовал нынешнюю ситуацию. Очевидно, Эл арестован; фактически, под арестом находились также и Страйкрок с Конгросяном, но эти двое мало волновали Яна - его беспокоила только судьба дуэта "Дункан и Миллер. Классика на кувшинах", будущее, которое открывалось перед ними, когда Эл согласился все-таки снова вместе с ним играть; будущее, дверь в которое теперь столь решительным образом захлопнулась у него перед самым носом. Мне следовало ожидать этого, отметил про себя Ян. Что как раз перед тем, как мы начнем собираться для поездки в Вашингтон, нагрянет НП и арестует Эла, положив тем самым конец этому их, казавшемуся уже столь перспективным, начинанию. Вот это и есть то самое невезение, которое так преследовало меня всю мою жизнь. И почему оно должно было оставить меня сейчас? Если бы взяли Эла, решил он, они должны забрать и меня. Протолкнувшись через кучку зевак, Ян ступил на территорию стоянки и подошел к ближайшему полицейскому. - Подите прочь, - сделав красноречивый жест рукой, рявкнул на него облаченный во все серое полицейский. - Арестуйте меня, - произнес Ян. - Я тоже имею к этому отношение. Полицейский выпучил на него глаза. - Я сказал - подите прочь! Ян Дункан заехал полицейскому прямо в пах. Тот, громко выругавшись, машинально запустил руку под сюртук и мгновенно выхватил пистолет. - Черт вас побери, вы арестованы! Лицо его позеленело от злости. - что здесь происходит? - спросил подошедший к ним другой полицейский, повыше. - Этот болван ударил меня, - объяснил первый фараон, продолжая держать в руке направленный на Яна пистолет и всем своим видом пытаясь не показывать, насколько ему сейчас больно. - Вы арестованы, - спокойным тоном уведомил Яна его товарищ чином повыше. - Я знаю, - даже и не думал протестовать Ян. - Я хочу, чтобы меня арестовали. Но все равно, рано или поздно, эта тирания падет. - Какая тирания, болван? - удивился полицейский чином повыше. - Похоже, что у тебя мозги набекрень сдвинулись. Ничего, в тюрьме тебя быстренько приведут в порядок. Из расположенной в центре стоянки конторы вышел мрачнее черной тучи Эл. - что это ты здесь делаешь? - откровенно недовольным тоном спросил Эл. Встреча с Яном не вызывала у него особого энтузиазма. - Я желаю быть вместе с тобою, мистером Конгросяном и Чиком Страйкроком. Я не собираюсь оставаться в стороне. Все равно здесь меня ничто не удерживает. Открыв рот, Эл хотел было уже что-то сказать. Но вдруг над головой у них появился правительственный корабль, весь сверкающий серебром и золотом отделки роскошный планетолет и начал, издавая один за другим чудовищные выхлопы, осторожно приземляться в непосредственной близости от стоянки. Полицейские тотчас же стали всех отталкивать в сторону; Ян обнаружил, что его вместе с Элом загнали в один из углов стоянки, где один продолжали оставаться под угрюмыми взглядами тех первых двоих полицейских, одного из которых он лягнул, и теперь, похоже, он не прочь был отплатить ему тем же. Планетолет совершил посадку, из него вышла молодая женщина. Это была Николь Тибо. Как она была прекрасна - стройна и необычайно красива. Люк ошибался или просто лгал. ЯН, широко разинув рот, глядел на нее, не в силах отвести взор, а рядом с ним Эл удивленно хмыкнул и, едва дыша, произнес: - Как же так? Что она, будь я проклят, здесь делает? Сопровождаемая полицейским чином явно чрезвычайно высокого ранга, Николь легкой, танцующей походкой прошла через всю стоянку к конторе, быстро поднялась по ступенькам, вошла внутрь и направилась к Ричарду Конгросяну. - Это он ей нужен, - шепнул Эл Яну Дункану. - Знаменитый пианист. Из-за него затеяна вся эта кутерьма. Он достал свою трубку из корня алжирского вереска и набил ее табаком сорта "Клиппер". - Можно закурить? - спросил он у их полицейского стража. - Нет, - отрезал фараон, Спрятав трубку и табак, Эл произнес изумленным тоном: - Подумать только - она удостоила своим посещением стоянку "Марсолеты Луни Люка" N_3! Такого мне и во сне никогда бы не привиделось. Он неожиданно схватил Яна за руку и сильно ее сжал. - Я подойду к ней и представлюсь. И прежде, чем их полицейский страж смог как-то отреагировать, он уже рысью бежал через всю стоянку, снуя, как челнок, между припаркованными марсолетами, и в мгновение ока исчез из виду. Фараон выругался в бессильной ярости и ткнул Яну под ребра дулом своего пистолета. Мгновеньем позже Эл снова появился, у самого входа в небольшое здание конторы, в котором теперь находилась Николь, беседуя с Ричардом Конгросяном. Эл отворил дверь и протиснулся внутрь. - Но я никак не могу играть для вас, - говорил Конгросян, когда Эл открыл дверь конторы. - Очень уж неприятный от меня исходит запах! Вы слишком близ ко мне стоите - пожалуйста, Николь, дорогая, отодвиньтесь подальше Христа ради! Конгросян сам отпрянул от Николь и, заметив Эла, произнес, взывая к нему: - Почему вы так долго тянете с демонстрацией своих развалюх? Почему нам нельзя стартовать без всякого промедления? - Прошу прощения, - произнес Эл и повернулся к Николь. - Меня зовут Эл Миллер. Я заведующий этой стоянкой. Он протянул руку Николь. Она не обратила внимания на этот его жест, но стала выжидающе не него смотреть. - Миссис Тибо, - продолжал Эл, - пусть этот человек улетает с Богом. Не задерживайте его. Он имеет право эмигрировать, если ему так этого хочется. Не превращайте людей в бессловесных роботов. Это было все, что ему удалось придумать. Больше ему нечего было сказать. Сердце его учащенно билось. Насколько все-таки неправ оказался Люк. Николь была невообразимо прекрасна; вблизи она подтверждала все, что он видел в ней раньше, когда ему посчастливилось видеть ее мельком издали. - Это не ваше дело, - отрезала Николь, обращаясь к нему. - Нет, мое, - горячо возразил Эл. - В самом буквальном смысле. Этот человек - мой клиент. Теперь и Чик Страйкрок обрел голос. - Миссис Тибо, это такая честь, такая невероятная честь... - голос его дрожал, ему явно не хватало воздуха, чтобы закончить начатую фразу. Кончилось тем, что он отошел от Николь, не в силах сказать ей еще что-либо. Как будто он был самым решительным образом ею отвергнут. И чувствовал себя при этом премерзко. - Я человек больной, - промямлил Конгросян. - Возьмите Ричарда с собою, - велела Николь высокому полицейскому чину, стоявшему с нею рядом. - Мы возвращаемся в Белый Дом. Элу же она сказала: - Ваша стоянка может продолжать функционировать. Не исключено, что когда-нибудь в другой раз мы и... Она поглядела на него без какого-либо гнева во взоре, хотя, и без какого-либо интереса. - Отойдите в сторону, - приказал Элу высокий, весь в сером, полицейский чин. - Мы уходим. Он прошел мимо Эла, ведя Конгросяна за руку, решительно и невозмутимо. Николь следовала в нескольких шагах за этими двумя, засунув руки в карманы своего длинного пальто из леопардовой шкуры. Теперь виду нее был какой-то печальный, она плотно сомкнула губы, полностью уйдя в свои мрачные думы. - Я человек больной, - промямлил еще раз Конгросян. - Можно взять у вас автограф? - вдруг спросил у Николь Эл, повинуясь неожиданно возникшему импульсу, какому-то бессознательному капризу. Бессмысленному к тщетному. - Что? - Она озадаченно посмотрела на него. А затем обнажила свои ровные белоснежные зубы, расплывшись в улыбке. - боже мой, - только и произнесла она и вышла из конторы вместе с высоким полицейским чином и Ричардом Конгросяном. Эл остался в конторе с Чиком Страйкроком, все еще не оставив до конца попытки подыскать слова, чтобы выразить распиравшие его чувства. - Похоже на то, что не видать мне ее автографа, - сообщил он Страйкроку. - Ч-что в-вы о ней т-теперь думаете? - заикаясь, спросил у него Страйкрок. - Она прелестна, - ответил Эл. - Верно, - согласился Страйкрок. - Как-то даже самому не верится. Никогда даже не помышлял о том, что когда-нибудь в самом деле доведется ее увидеть, ну сами понимаете, вот так, в реальной жизни. Это как чудо, вы со мною согласны? Он направился к окну, чтобы еще полюбоваться Николь, пока она вместе с Конгросяном и важной шишкой из НП шла через всю стоянку к своему личному кораблю. - Это ведь на самом деле так легко, - сказал Эл, - по уши влюбиться в такую женщину. Он тоже внимательно глядел ей вслед. Как и все остальные, кто здесь находился, включая и целый взвод полицейских. Очень даже легко, отметил он про себя. А ведь он и в самом скором времени увидит ее снова, скоро он и Ян будут играть перед нею на своих кувшинах. Может быть, теперь что-нибудь изменилось? Нет. Николь особо подчеркнула, что никто не арестован, тем самым отменив приказ НП. Он был волен держать и дальше стоянку открытой. А фараонам придется убраться восвояси с пустыми руками. Эл раскурил трубку. Подойдя к нему, Ян Дункан отметил: - Так вот, Эл, ее визит стоил тебе продажи одного марсолета. Повинуясь распоряжению Николь, НП отпустила его. Ян тоже остался на свободе. - Мистер Страйкрок все равно его заберет, - сказал Эл. - Я не ошибаюсь, мистер Страйкрок? Чик Страйкрок ответил не сразу. - Я остаюсь. Я передумал. - Вон она, - заметил Эл, - сила обаяния этой женщины... И он выругался, громко и недвусмысленно. - Все равно спасибо, - произнес Чик Страйкрок. - Возможно, я еще загляну к вам, когда-нибудь в другой раз. По этому же вопросу. - Вы просто глупец, - сказал Эл. - Вы позволили этой женщине так себя напугать, что отказались от решения эмигрировать. - Возможно. Не стану спорить, - согласился Чик. Теперь, очевидно, совершенно уже не имело смысла урезонивать его. Это было ясно Элу. Как и Яну тоже. Николь завоевала себе еще одного ревностного почитателя, хотя сейчас она здесь уже не присутствовала, чтобы получить удовольствие от еще одного своего, пусть хоть и самого небольшого, но триумфа. Правда, ее, пожалуй, это не слишком-то интересовало. - Вы вернетесь к себе на работу? - спросил Эл. - Разумеется, - кивнул Страйкрок. - К своим повседневным рутинным обязанностям. - Вы уже точно никогда не зайдете сюда, на эту стоянку, - сказал Эл. - Вы упустили, в этом нет ни малейшего сомнения, последнюю для себя возможность переломить ход своей жизни. - Может быть, - угрюмо произнес Чик Страйкрок. С места он пока так и не сдвинулся. - Удачи вам, - язвительно сказал Эл и пожал ему руку. - Спасибо, - произнес Чик Страйкрок без тени улыбки на устах. - И все же скажите мне только одно - почему? - спросил у него Эл. - Вы хотя бы в состоянии объяснить мне, чем она вас так приворожила? - Не могу, - искренне ответил Страйкрок. - Сам не знаю. И даже думать об не хочется. Это не поддается логическому объяснению. - Ты тоже испытываешь подобные чувства, - сказал Ян Дункан, обращаясь к Элу. - Я наблюдал за тобою. Я видел выражение твоего лица. - Да ладно! - раздраженно бросил Эл. - Ну и что с того? Он отошел в сторону и, попыхивая трубкой, стал глядеть из окна конторы на припаркованные снаружи аппараты. Хотелось бы мне знать, подумал Чик Страйкрок, возьмет ли меня назад Маури. Может быть, уже слишком поздно; наверное, я переусердствовал в сжигании мест за собою. Из будки телефона-автомата он позвонил на завод Маури Фрауэнциммеру. Затаив дыхание, он с трепетом ждал, прижал трубку к уху. - Чик! - завопил Маури Фрауэнциммер, когда на экране возникло его изображение. Он весь так и светился, движения и жесты его были настолько экспансивными, будто вернулась к нему прежняя молодая удаль; такой прямо-таки лучившейся из него торжествующий радости еще никогда не доводилось видеть Чику. - Дружище, я так рад, что ты все-таки в конце концов позвони мне! Возвращайся сюда побыстрее, ради всего святого, и... - Что случилось? - удивился Чик. - Что происходит, Маури? - Этого я не могу сказать тебе сейчас. Мы получили крупный заказ - вот все, что я вправе сообщить тебе по телефону. Я сейчас непрерывно переговариваюсь со множеством субподрядчиков. Мне трудно без тебя! Сейчас мне нужна помощь всех и каждого, кого я в состоянии собрать под свои знамена! Это как раз то, Чик, чего мы так страстно дожидались все эти, будь они трижды прокляты годы! Маури, похоже, едва уже сдерживался, чтобы не разрыдаться. - Как скоро ты сможешь снова быть здесь? - Очень даже скоро, как мне кажется, - все еще ничего не понимая, ответил Чик. - Да, вот еще что, - спохватился Маури. - Звонил твой брат Винс. Пытается за тебя зацепиться. Он ищет работу. То ли Карп уволил его, то ли он сам взял расчет - в любом случае он повсюду тебя разыскивает. Ему хочется поступить сюда, к нам, и работать с тобою вместе. А я сказал ему, что ты его порекомендуешь... - Конечно же, - рассеянно произнес Чик. - Винс - первоклассный специалист по конструированию различных эрзацев. Послушайте, Маури, что это за заказ вы получили? На широком лице Маури появилось выражение таинственности. - Об этом я скажу тебе, когда ты будешь здесь. Понял? Так что поторапливайся! - Я собирался эмигрировать, - признался Чик. - Эмигрировать, эмигрировать! Теперь тебе это совершенно не нужно. Для нас наступила новая жизнь - можешь положиться на мое слово - для тебя, для меня, для твоего брата, для всех! Я жду тебя! Маури неожиданно дал отбой. Экран погас. Наверное, это правительственный контракт, отметил про себя Чик. И что бы это ни было, но Карп остался с носом. Вот почему Винс оказался без работы. И вот почему Винсу так хочется работать у Маури - он прослышал об этом заказе. Мы теперь в одной компании с притами, ликуя в душе, отметил про себя Чик. Наконец-то, после такого долгого ожидания. Слава Богу, подумал он, что я не успел эмигрировать. Я вышел из игры на самой грани, в самый последний момент. В конце концов, понял он, удача все-таки меня не обошла. Это был определение - в этом не было ни малейших сомнений - самый лучший день в его жизни. День, который ему не забыть никогда в жизни. Как и его босс, Маури Фрауэнциммер, он был теперь бесконечно, безгранично счастлив. Впоследствии он часто, очень часто будет обращаться в своих воспоминаниях к событиям этого дня. Но сейчас он этого еще не мог знать. Ведь у него не было доступа к аппаратуре фон Лессинджера. Чик Страйкрок откинулся на спинку сиденья и проникновенно произнес: - Я просто этого не знал, Винс. Надеюсь, что мне удастся устроить тебя на работу к Маури. Хотя ручаться за это не могу. Он был явно доволен сложившимся положением. Вот они оба, он и Винс, мчатся в автомобиле по шоссе к фирме "Фрауэнциммер и компания". Их управляемый центральной диспетчерской службой аппарат быстро наматывал одну милю за другой, дистанционное управление действовало эффективно и безотказно; им нечего было беспокоиться о соблюдении правил дорожного движения и своевременной переключении передач, что давало им великолепную возможность заниматься рассмотрением более важных вопросов. - Вы ведь сейчас производите набор служащих самых разных профессий, - подчеркнул Винс. - Босс-то, не я, - пытался оправдываться Чик. - Тогда сделай то, что в твоих силах, - попросил Винс. - Обещаешь? Я буду очень за это благодарен, ей-богу. Ведь теперь фирма Карпа начнет неуклонно катиться под гору. Это совершенно ясно. Выражение лица его при этом было каким-то откровенно злорадным, даже подленьким. Такого открытого проявления низменных чувств Чик никогда раньше не замечал у своего брата. - Разумеется, любые твои условия будут приняты мною без всяких возражений, пробормотал он. - Я не хочу доставлять тебе даже самых малейших хлопот. Задумавшись над последними словами своего брата, Чик решился сказать: - Я полагаю, что нам следовало бы раз и навсегда уладить свои дела в отношении Жюли. Время заняться вплотную этим вопросом. Голова его брата непроизвольно дернулась. Он удивленно посмотрел на Чика, лицо его перекосилось. - что ты имеешь в виду? - Считай это одним из условий. Винс надолго задумался. В конце концов произнес: - Понимаю. - Почему бы не оставить ее на какое-то время у меня? - предложил Чик. - Но... - Винс пожал плечами. - Ты ведь сам говорил... - Я действительно говорил, что она временами заставляет меня нервничать. Но теперь я чувствую себя куда более психологически защищенным. Тогда я был на грани увольнения - и был действительно уволен. Теперь же я - сотрудник бурно растущей фирмы. И мы оба понимаем это. Я становлюсь причастен к этому росту фирмы, а это означает очень многое. Теперь я считаю, что в состоянии справиться с Жюли. По сути, положение мое теперь таково, что я даже обязан обзавестись женой. Это помогает завоеванию положения в обществе. - Ты хочешь сказать, что намерен официально жениться на ней? Чик кивнул. - Ладно, - махнув рукой, произнес Винс. - Оставь ее у себя. Честно говоря, мне это даже как-то все равно. Это твое личное дело. Главное - чтобы ты помог мне устроиться к Маури Фрауэнциммеру. Вот что меня больше всего сейчас заботит. Странно, отметил про себя Чик. Он что-то никогда раньше не замечал со стороны своего брата настолько серьезного отношения к своей служебной карьере, чтобы это исключало все остальные волнующие его вопросы. Он взял себе это на заметку; возможно, это что-то да значит. - Я многое могу предложить Фрауэнциммеру, - продолжал тем временем Винс. - Например, мне удалось узнать имя нового Дер Альте. Я подслушал кое-какие сплетни в кулуарах Карпа перед тем, как ушел оттуда. Тебе интересно это узнать? - Что? - несколько недоуменно спросил Чик. - Чье имя? - Нового Дер Альте. Или ты так до сих пор и не понял, что за новый контракт твой босс перехватил у Карпа? Чик постарался невозмутимо пожать плечами. - Разумеется, знаю. Просто меня несколько озадачило, что это известно и тебе. В ушах его звенело от испытываемого потрясения. - Послушай-ка, - едва вымолвил он, - мне как-то все равно, пусть себе зовется хоть Адольфом Гитлером или Ван Бетховеном. Дер Альте, значит, был симом! Постепенно он почувствовал себя просто великолепно. Этот мир, планета Земля, становится наконец-то и для него прекрасным для жизни местом. Уж теперь он своего не упустит. Теперь, когда он стал настоящим гастом. - Его будут звать Дитер Хогбен, - сказал Винс. - Я не сомневаюсь в том, что Маури это известно, - как-то безразлично произнес Чик, однако на самом деле он все еще никак не мог по-настоящему прийти в себя. Пригнувшись, его брат включил радио. - Об этом уже должны сообщить в новостях. - Вряд ли это произойдет так скоро, - скептически заметил Чик. - Тише! - Его брат увеличил громкость. Передавались последние известия. Значит все, по всей территории СШЕА, сейчас об этом услышат? Чик испытывал некоторое разочарование. "...Врачи обнаружили легкий сердечный приступ, случившийся примерно в три часа ночи, есть опасения, что герр Кальбфлейш может не дослужить свой срок пребывания на высшем государственном посту. Состояние сердца и сердечно-сосудистой системы Дер Альте является предметом различных спекуляций. Не исключено, что причина этой неожиданной приостановки деятельности сердца восходит еще к тому времени, когда"... Радио и дальше продолжало монотонно бубнить все в том же духе. Винс и Чик переглянулись, а затем оба, практически одновременно, неожиданно разразились хохотом. Они все поняли, всю внутреннюю подоплеку услышанного. - Осталось ждать совсем недолго, - сказал Чик. Старика явно готовили на выход; сейчас была произведена первая серия публичных сообщений. Процесс лег на уже ставший обычным курс, предугадать дальнейшее особого труда не составляло. Сперва легкий сердечный приступ - как гром среди ясного неба. Это вызывает общее потрясение, но одновременно и подготавливает людей, помогает им свыкнуться с мыслью о его конце. Именно такой подход необходим испам, это уже стало традицией. И все пройдет очень гладко, без сучка без задоринки. Как и всегда прежде. Все становится на свои места. Устранение Дер Альте, кому из нас достанется Жюли, в какой фирме мы будем работать вместе с братом... Неулаженных проблем не останется, никакой недоговоренности, никаких причин для тревоги. И все же... Предположим, что он все-таки эмигрировал. Каково было бы теперь его положение? В чем бы заключалась его жизнь Он и Ричард Конгросян... колонисты на далекой планета. Нет, размышлять над этим было совершенно бессмысленно, ибо он сам отверг такую перспективу; он не эмигрировал, а теперь момент выбора дальнейшего пути уже прошел. Он отогнал прочь мысли об этом и занялся более насущными делами. - Ты прежде всего, должен понять, что работа на небольшом предприятии резко отличается от твоей прежней работы в картеле, - принялся объяснять он Винсу. - Там все обезличенное, безымянное, все проникнуто духом сугубо бюрократического, формального отношения к выполнению своих служебных обязанностей... - Помолчи! - перебил его Винс. - Еще один бюллетень. Он снова прибавил громкости радио. - ...Исполнение его обязанностей на время болезни возложено на вице-президента. Тем временем состояние доктора Руди Кальбфлейша... - Много времени нам, пожалуй, не дадут, - пожаловался Винс, тревожно хмурясь и нервно кусая нижнюю губу. - Мы в состоянии справиться с этим заданием, - сказал Чик. Он не испытывал особого беспокойства. Маури выкрутится; его босс своего не упустит, теперь, когда ему предоставили такой свой шанс. Провал теперь, когда появилась возможность совершить такой мощный рывок, просто немыслим. Ни для кого из них. Боже, представить только - он начал беспокоиться об этом! Сидя в огромном кресле с голубой обивкой, рейхсмаршал размышлял над предложением Николь. Сама Николь, медленно потягивая остывший чай, молча ждала в своем официальном кресле главы директората в дальнем конце зала с лотосами в Белом Доме. - То, что вы просите, - в конце концов произнес Геринг, - сводится в общем-то к тому, чтобы мы отреклись от своих клятв на верность Адольфу Гитлеру. Впечатление такое, что вы до конца так и не постигли принцип фюрерства, принцип "культа вождя". Если не возражаете, я постараюсь объяснить его вам. В качестве примера давайте представим себе корабль, на котором... - Я не нуждаюсь в поучениях, - грубо оборвала его Николь. - Мне нужно решение. Или вы не в состоянии принять решение? Вы что, действительно потеряли такую способность? - Но если мы это сделаем, - сказал Геринг, - мы станем ничуть не лучше участников июльского заговора. Фактически нам придется заложить взрывное устройство точно так же, как это сделали они или, вернее, еще сделают, как бы там ни выражаться. Он устало потер лоб. - Я нахожу это в высшей степени трудным. К чему такая поспешность? - Потому что я хочу, чтобы все стало на свои места. Геринг тяжело вздохнул. - Нашей глубочайшей ошибкой и нацистской Германии была неспособность направить в нужное русло способности женщин. По сути их роль в жизни мы ограничили кухней и спальней. К их услугам не прибегли ни в военном деле, ни в сфере управления или производства, ни в аппарате партии. Наблюдая за вами, я теперь понимаю, какую убийственную промашку мы допустили. - Если вы не примете решения в течение следующих шести часов, - сказал Николь, - я велю специалистам, обслуживающим аппаратуру фон Лессинджера, вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение, которое мы могли бы заключить... - она сделала резкий жест рукой, как бы подводя черту, и Геринг понял истинное его значение. - И делу конец. - Я просто не располагаю должными полномочиями... - начал было Геринг. - Послушайте, - она вся подалась в его сторону. - Для вас же самих лучше, если бы они у вас как-нибудь все-таки оказались. О чем, интересно, вы думали, какие мысли промелькнули у вас, когда вы увидели свой собственный, раздувшийся труп, валявшийся на полу тюремной камеры в Нюрнберге? У вас есть выбор: или ЭТО, или взять на себя полномочия, необходимые для того, чтобы иметь дело со мною. Она откинулась назад и снова приложилась к чашке окончательно остывшим чаем. - Я... - хрипло произнес Геринг, - еще подумаю над этим. В течение следующих нескольких часов. Благодарю вас за то, что вы дали мне возможность попутешествовать во времени. Лично я ничего не имею против евреев. Я бы с большей охотой... - Тогда так и поступите. Николь поднялась. Рейхсмаршал продолжал сидеть, погрузившись в кресло, в тягостном раздумье. По всей вероятности, до него еще так и не дошло, что Николь встала. Она вышла из комнаты, оставив его в полном одиночестве. Ну до чего же мерзкая, вызывающая одно только презрение личность, подумалось ей. Развращенная властью в Третьем Рейхе, потерявшая всякую способность предпринимать хоть что-нибудь по своей собственной инициативе, - неудивительно, что они проиграли войну. Подумать только - в Первую Мировую войну это был доблестный храбрый летчик-ас, один из участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена, летавший на одном из тогдашних крохотных аэропланов, сооруженных из фанеры, проволоки и папиросной бумаги. Трудно поверить, что это один и тот же человек... Через окно Белого Дома она смотрела на толпы людей за воротами. На любопытных, собравшихся здесь в связи с сообщением о "болезни" Руди. Николь улыбнулась. Добровольная стража у ворот... заступившая на вахту. Отныне этот караул будет торчать здесь днем и ночью, будто это очередь за билетами на финал всемирного чемпионата по бейсболу, пока Кальбфлейш не "скончается". А затем в безмолвии рассеются. Одному Богу известно, ради чего приходят сюда эти люди. Неужели им просто больше нечем заняться? Она уже ни раз задумывалась над этим раньше, в аналогичных ситуациях. Интересно, это каждый раз одни и те же люди? Над этим стоило бы серьезно поразмыслить. Она пошла по коридору и вдруг столкнулась лицом к лицу с Бертольдом Гольцем. - Я поспешил сюда, как только прослышал о случившемся, - небрежным тоном произнес Гольц. - Значит, старик отслужил свой короткий срок, и теперь его выбрасывают на свалку. Он что-то не слишком долго продержался в своей конторе. А заменит его, значит, Хогбен - некое мифическое, несуществующее в реальной жизни электронно-механическое создание с таким подходящим для него именем. Я побывал на заводе Фрауэнциммера, там они стали все теперь такими важными. - Что вам здесь нужно? - резким тоном спросила Николь. Гольц пожал плечами. - Да хотя бы поговорить с вами. Я всегда испытываю истинное наслаждение, когда мне выпадает случай непринужденно с вами посплетничать. Однако на сей раз у меня есть вполне определенная цель - предупредить вас. "Карп унд Зоннен" уже располагает агентом в "Фрауэнциммер Верке". - Мне это известно, - сказала Николь. - И не добавляйте к фирме Фрауэнциммера эпитет "Верке". Слишком это ничтожное предприятие, чтобы именоваться картелем. - Картель вовсе не обязательно должен быть большим по объему производства. Суть в том, обладает ли данное предприятие монополией конкурентов. Так вот, Фрауэнциммер обладает этими качествами. А теперь, Николь, лучше-ка прислушайтесь к тому, что я говорю. Велите своим лессинджеровским технарям просмотреть все будущие события, к которым в той или иной степени причастны сотрудники Фрауэнциммера. В течение двух следующих месяцев, самое меньшее. Я уверен, что вы будете весьма удивлены. Карп вовсе не собирается так легко отступиться - вам следовало бы хорошенько подумать об этом. - Мы сохраняем контроль над положением в... - Нет, не сохраняете, - перебил ее Гольц. - Вам ничто уже не подвластно. Загляните в будущее, и вы сами убедитесь в этом. Вы начинаете благодушествовать, как крупная, разжиревшая кошка. Он увидел, что она прикоснулась к кнопке сигнала тревоги у своего горла и расплылся в улыбке. - Тревога, Никки? Из-за меня? Ну что ж, мне пожалуй, пора прогуляться. Между прочим - поздравляю вас с тем, что вам удалось остановить Конгросяна и не дать ему возможности эмигрировать. Вот это действительно удачный ход с вашей стороны. Тем не менее - вам об этом пока еще ничего не известно, не ловушка, которую вы подстроили Конгросяну, послужила причиной возникновения весьма неожиданных для вас осложнений. Пожалуйста, воспользуйтесь своей аппаратурой фон Лессинджера - это подлинно подарок в ситуациях, подобной этой. В конце коридора появились два сотрудника НП в сером. Николь энергично помахала им рукой, и они тотчас же потянулись к своим пистолетам. Зевнув на прощанье во весь рот, Гольц исчез из вида. - Он ускользнул, - обвинительным тоном произнесла Николь, обращаясь к полицейским. Естественно, Гольц ускользнул. Она другого и не ожидала. Но по крайней мере, это прекратило такой неприятный для нее разговор. Она избавилась от его присутствия. Нам нужно обязательно вернуться назад, отметила про себя Николь, но времена детства Гольца, и там его уничтожить. Но Гольц уже наверняка предусмотрел и это. Он уже давным-давно побывал там, в самый момент своего рождения, и позже, в годах своего детства, оберегая себя, подготавливая себя, опекая самого себя еще тогда, когда он был совсем ребенком; с помощью аппаратуры фон Лессинджера Бертольд Гольц стал фактически собственным ангелом-хранителем, и поэтому юного Гольца вряд ли можно будет застать врасплох. Застать кого-либо врасплох - это было как раз там элементом, который почти изгнал из высокой политики фон Лессинджер. Все теперь было чистыми причинами и следствиями. По крайней мере, она так надеялась. - Миссис Тибо, - обратился к ней очень уважительно один из фараонов. - С вами тут хочет встретиться один человек из "АГ Хемие". Некто мистер Меррилл Джадд. Мы пропустили его. - О да, - кивнув, и произнесла Николь. Она сама назначила ему встречу; у Джадда были какие-то свежие идеи в отношении того, как вылечить Ричарда Конгросяна. Психохимик направился в Белый Дом, как только прослышал о том, что Конгросяна нашли. - Спасибо, - сказала она и направилась в приемную с калифорнийскими маками, где она должна была встретиться с Джаддом. Вот подлецы эти Карпы, Антон и Феликс, думала она, спеша по устланному коврами коридору в сопровождении двух полицейских сзади. Предположим, они попытаются сорвать осуществление проекта создания Дитера Хогбена - не исключено, что Гольц прав; НАМ, ПОЖАЛУЙ, ПОРА САМЫМ РЕШИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ НИХ! Но они очень сильны. И очень изобретательны. Карпы, отец и сын, были старыми профессионалами-интриганами, в этом деле они были доками еще большими, чем она сама. Хотелось бы мне знать, что именно имел в виду Гольц, отметила она про себя, когда сказал, что ее ждут весьма неожиданные для нее осложнения после возвращения Ричарда Конгросяна. Это каким-то образом связано с Луни Люком? Вот еще один такой же, ничуть не лучше Карпов или Гольца; еще один пират и нигилист, гребущий все под себя за государственный счет. Как все в жизни осложнилось, а тут еще незавершенное, бередящее душу, как открытая рана, дело с Герингом, нависшее надо всем остальным. Рейхсмаршал никак не мог решиться, да он так и не решится, вся эта затея так и не примет завершенной формы, причем его нерешительность застопорит уже запущенный механизм, испортит игру с очень высокой ставкой, поставленной на кон. Если Геринг не примет решения к сегодняшнему вечеру... Он окажется, в этом она его заверила, снова в своем собственном прошлом сегодня же, к восьми часам вечера. И будет одним из главных виновников проигрыша Германии в войне, что в самом скором времени - и теперь это было уже ему известно - будет стоить ему заплывшей жиром его шкуры. Уж я позабочусь о том, чтобы Геринг получил все по заслугам, Может быть, я сумею когда-нибудь и для вас... - он осекся, так как Корли нырнул назад, в свою квартиру, и закрыл дверь. Ян остался в коридоре один. Безусловно, это очень любезно с его стороны, отметил он про себя, идя по коридору. Пожалуй, он спасает меня, предупреждая об угрозе принудительного выселения отсюда в самом скором времени, и притом навсегда. Очутившись в своей квартире, он устроился поудобнее и обложился всеми имевшимися у него справочниками и учебниками политической истории Соединенных Штатов. Я буду штудировать их всю ночь, твердо решил он. Потому что я должен выдержать этот экзамен. У меня нет иного выбора. Что бы не заснуть, он включил телевизор и тотчас же ощутил начавшее распространяться по всей его комнате столь уже для него привычное, милое сердцу Первой Леди, изображение которой сразу же появилось на экране. - ...а музыкальную программу сегодняшнего вечера, говорила она, - открывает квартет саксофонов, который исполнит попурри из опер Вагнера и в частности, из моей самой любимой, из "Мейстерзингера". Я не сомневаюсь в том, что вы воздадите должное мастерству исполнителей и получите подлинное эстетическое наслаждение от этой музыки, которую еще долго будете с удовольствием вспоминать. А после этого я так распорядилась, чтобы перед вами снова предстал ваш давний любимец, всемирно известный виолончелист Генри Леклерк, в его программе будут исполнены произведения Джерома Керна и Коула Портера. Она улыбнулась, и Ян Дункан улыбнулся ей в ответ из-под заваливших его едва ли не с головой справочников. Хотелось бы знать, подумалось ему, каково это играть в Белом Доме. Выступать перед Первою Леди. Как плохо, что я так и не выучился играть ни на одном из музыкальных инструментов. Я не умею ни выступать, ни писать стихи, ни петь или танцевать - совсем ничего не умею. Вот будь я из музыкальной семьи, если бы меня отец или мать научили... Он уныло сделал несколько пометок относительно подъема французской национально-фашистской партии в 1975 году. А затем, как магнитом влекомый телевизионным приемником, отложил в сторону ручку и повернулся на стуле так, чтобы сидеть лицом к экрану. Николь сейчас показывала образец дельфтского фаянса, изразцовую плитку, которую, как она объяснила, ей удалось выудить в одной из лавчонок в Швайнфурте, в Германии. Какие у нее прелестные, чистые цвета... он глядел, как завороженный, на то, как сильные, изящные пальцы Николь нежно гладили глянцевую поверхность обожженного в особой печи глазированного кафеля. - Полюбуйтесь этим изразцом, - проникновенно говорила Николь. - А вам не хотелось бы иметь точно такую же вещицу? Разве она не прелестна? - Прелестна, - с готовностью согласился Ян Дункан. - Сколько вас хотели бы насладиться ее видом когда-нибудь еще? - спросила Николь. - Поднимите свои руки. Ян с надеждой поднял руку. - О, Очень много таких, - произнесла Николь, улыбаясь своей особо лучистой, проникающей в самую душу улыбкой. - Ну что ж, возможно, позже мы еще проведем вместе час в Белом Доме. Вам бы этого хотелось? Подпрыгивая от восторга на стуле, Ян вскричал: - Да, да, очень даже бы хотелось! На телеэкране она улыбалась, казалось, непосредственно лично ему одному и никому больше. И он улыбался ей в ответ. А затем, с большой неохотой, ощущая гигантскую тяжесть, навалившуюся опять на него, он вернулся к своим учебникам. Назад, к жестоким реалиям нескончаемых будней. Что-то ударилось в окно его комнаты и послышался негромкий голос, звавший его: - Ян Дункан, у меня очень мало времени! Быстро повернувшись, он увидел в ночной тьме какую-то парящую в воздухе конструкцию, формой напоминающую яйца. Внутри ее какой-то мужчина энергично махал ему руками и продолжал его окликать. Яйце издавало монотонный тарахтящий гул, его ракеты перешли на холостые обороты, и человек изнутри открыл ударом ноги дверь летательного аппарата и поднялся со своего сиденья. Неужели они уже прибыли принимать у меня этот экзамен, мелькнуло в голове у Яна Дункана. Он встал, ощущая полную свою беспомощность. Так скоро... Я еще не готов. Человек развернул свой летательный аппарат так, что огненно-белые выхлопные струи его ракетных двигателей уперлись прямо в стену здания. Комната вся задрожала, посыпались куски штукатурки. Окно лопнуло он нагрева реактивными струями. Сквозь возникший в стеклянной стене проем человек завопил снова, пытаясь привлечь внимание оглушенного и ослепленного Яна Дункана. - Эй, Дункан! Поторапливайтесь! Я уже подобрал вашего дружка! Он на борту другого корабля! На этом довольно уже немолодом мужчине был дорогой несколько старомодный из натуральной ткани синего цвета в тонкую полоску. Он ловко выпрыгнул из яйцеобразного летательного аппарата и приземлился на обе ноги в комнате Яна. - Нам нельзя мешкать, если мы собираемся это сделать. Вы что, совсем меня не помните? Как и Эл? Ян Дункан изумленно глядел на него, не имея ни малейшего понятия, кто это и кто такой Эл. - Мамулины психологи хорошенько над вами поработали, - тяжело дыша, произнес мужчина. - Эта Бетесда - приятненькое, должно быть, местечко. Он подошел к Яну, схватил его за плечо. - НП закрывает все стоянки марсолетов. Мне необходимо срочно переправить их на Марс, и я забираю вас с собой. Попытайтесь взять себя в руки. меня зовут Луни Люк - сейчас вы меня не помните, но память к вам вернется, когда мы все окажемся на Марсе и вы встретитесь снова со своим дружком Элом. Быстрее. Люк подтолкнул его к проему в стене комнате, который всего лишь несколько минут тому назад был окном, и к аппарату - вот он-то, сообразил Ян, и назывался марсолетом - зависшему у самого окна. - Ладно, - сказал Ян, пытаясь разобраться, что следует ему взять с собою. Что ему может понадобиться на Марсе? Зубная щетка, пижама, зимнее пальто? Он быстро пробежал взглядом по квартирке, осматривая свое имущество. Где-то вдалеке послышалась полицейская сирена. Люк забрался назад, в кабину марсолета. Ян последовал за ним схватившись за протянутую ему руку пожилого попутчика. Повсюду по полу марсолета, как обнаружил он к немалому своему изумлению, ползали ярко-оранжевые, похожие на огромных "божьих коровок" существа, чьи антенны сразу же поворачивались в его сторону, пока он осторожно их переступал. Это папоолы, вспомнил Ян. Или что-то вроде этого. "Вам теперь будет очень хорошо", в унисон мыслили все папоолы. "Ни о чем не тревожьтесь; Луни-Люк успел как раз вовремя подхватить вас, в самый последний момент. Расслабьтесь". - Хорошо, - не стал упираться Ян. Он прилег, прислонившись к внутренней стенке корпуса марсолета и расслабился, а корабль тем временем взмыл в бездну ночи, направляясь к планете, которая ждала их там. 13 - Мне определенно очень хочется покинуть Белый дом, - брюзжащим голосом заявил Ричард Конгросян, обращаясь к полицейскому, охранявшему его. Он все более раздражался, все более мрачные предчувствия овладевали им. Он стоял как можно дальше от комиссара Пэмброука. Это Пэмброук, он точно знал, заправлял здесь всем. - Мистер Джадд, психохимиотерапевт из "АГ Хемие", - сказал Уайлдер Пэмброук, - должен быть здесь с минуты на минуту. Так что, пожалуйста, потерпите еще совсем немного, мистер Конгросян. Голос его был спокоен, но это совсем не успокаивало Конгросяна. Имелась в нем определенная жесткость, непреклонность, что еще сильнее действовало Конгросяну на нервы. - Это же совершенно невыносимо, - не унимался Конгросян, - вы сторожите меня, не спускаете с меня глаз, что бы я ни делал. Я просто не в состоянии терпеть, когда за мною следят. Неужели вы никак не можете уразуметь, что у меня самая настоящая паранойя во всем, что касается внешних ощущений? В дверь комнаты постучались. - Мистер Джадд к мистеру Конгросяну, - объявил служитель Белого Дома. Пэмброук открыл дверь в комнату и пропустил в нее Меррилла Джадда, который деловой походкой прошел внутрь, держа в руке традиционный врачебный портфель, однако с фирменными наклейками. - Мистер Конгросян? Рад встретиться наконец-то с вами лично. - Здравствуйте, Джадд, - пробормотал Конгросян, не испытывая особой радости от того, что происходило. - Я принес с собою кое-какие новые, еще экспериментальные препараты для вас, - произнес Джадд, открывая портфель и запуская туда руки. - Имипрамин-глюкель - по две таблетки в день, каждая по пятьдесят миллиграммов. Вот, оранжевого цвета. А коричневые таблетки - это еще одно наше новое средства, метабиретинат оксид, сто миллиграммов в... - Это яд, - перебил его Конгросян. - Простите? - мгновенно насторожившись, Джадд приложил согнутую рупором кисть к уху. - Я не стану ничего принимать. Это часть тщательно разработанного плана, имеющего конечной целью убить меня. В этом у Конгросяна не было ни малейших сомнений. Он это понял, как только увидел в руках Джадда фирменный портфель "АГ Хемие". - Отнюдь нет. Уверяю вас, - испугался Джадд, бросив злобный взгляд в сторону Пэмброука. - Мы пытаемся помочь вам. В этом заключается наша работа. - Вот поэтому-то вы меня похитили? - спросил Конгросян. - Я лично вас не похищал, - осторожно возразил Джадд. - А теперь, что касается... - Вы все действуете заодно, - заявил Конгросян. И у него было подходящее объяснение: его готовили к тому моменту, когда наступит нужное время. Призвав на помощь все свои психокинетические способности, он поднял обе руки и направил всю мощь своего внимания на психохимика Меррилла Джадда. Психохимик поднялся над полом, завис, болтая ногами, в воздухе, все еще крепко сжимая в руках свой фирменный портфель "АГ Хемие". Разинув рот от изумления, выпучив глаза, он обалдело глядел на Конгросяна и Пэмброука. Он попытался что-то сказать, и тогда Конгросян швырнул его об закрытую дверь комнаты. От удара дверь распахнулась, Джадд пролетел сквозь нее и исчез из вида. В комнате вместе с Конгросяном теперь оставались только Пэмброук и его люди из НП. Прокашлявшись, Пэмброук сухо сказал: - Нам, пожалуй следовало бы проверить, не получил ли он каких-либо тяжких телесных повреждений. Уже шагая к двери, он добавил через плечо: - Я посчитал, что "АГ Хемие" будет несколько этим огорчена. Мягко выражаясь. - К черту "АГ Хемие"! - крикнул Конгросян ему вслед. - Мне нужен мой личный врач. Я не доверяю никому из тех, что вы сюда приводите. Откуда мне знать, в сомом ли деле он из "АГ Хемие"? Он, по всей вероятности, самозванец. - В любом случае, - заметил Пэмброук, вам вряд ли теперь нужно о нем беспокоиться. Он осторожно открыл дверь. - Так он действительно из "АГ Хемие"? - спросил Конгросян, выходя вслед за ним в коридор. - Вы сами говорили с ним по телефону, именно вы впутали его в эту историю. Пэмброук казался сердитым и даже взволнованным, теперь, когда искал взглядом признаки Джадда в коридоре. - Где он? - требовательным тоном спросил он. - Ради всего святого, скажите, что вы с ним сделали, Конгросян? - Я задвинул его вниз по лестнице в подвал, в прачечную, - с явной неохотой ответил Конгросян. - И ничего с ним худого не случилось. - Вам известно, что такое принцип фон Лессинджера? - глядя на него в упор, спросил Пэмброук. - Разумеется. - Как один из высших руководителей НП, - сказал Пэмброук, - я располагаю допуском к аппаратуре фон Лессинджера. Вам бы хотелось узнать, кто станет следующей жертвой вашего злоупотребления своими психокинетическими способностями? - Нет, - ответил Конгросян. - Знание этого даст вам определенное преимущество. Потому что вам, быть может, захочется сдержаться, чтобы потом не раскаиваться. - Кто же это будет? - спросил тогда Конгросян. - Николь, - произнес Пэмброук. - А теперь, если вы не возражаете, то скажите мне вот что. В связи с какими моральными или какими-либо другими соображениями вы воздерживаетесь от использования своих пси-способностей в политических целях? - В политических целях? - эхом отозвался Конгросян. Он никак не мог уразуметь, как это можно ими пользоваться в политических целях. - Политика, - отметил Пэмброук, - позвольте вам напомнить, есть искусство заставлять других людей делать то, что вам хочется, и если необходимо, даже с применением силы. Ваше применение психокинеза только что было весьма необычным в своей направленности... но, тем, не менее, это было политической акцией. - Я всегда чувствовал, что было бы неправильно прибегать к психокинезу по отношению к людям, - сказал Конгросян. - Но теперь... - Теперь, - сказал Конгросян, - положение изменилось. Я пленник, все объединились против меня. Вы тоже, например, против меня. Не исключено, что мне придется прибегнуть к своим способностям против вас. - Пожалуйста, воздержитесь, - кисло улыбнувшись, предупредил Пэмброук. - Я всего-навсего платный служащий правительственного учреждения, выполняющий свои служебные обязанности. - Вы куда больше, чем это, - возразил Конгросян. - Мне все-таки интересно узнать, каким образом я применю свои способности против Николь. Он никак не мог себе представить, что способен так поступить - такой священный ужас она в него вселяла. Такой трепет он испытывал перед нею. - Почему бы нам не подождать и не увидеть воочию? - спросил Пэмброук. - Меня поражает, - сказал Конгросян, - что вам приходится пускаться во все тяготы, связанные с применением аппаратуры фон Лессинджера только для того, чтобы выяснить кое-что, касающееся моей скромной персоны. Ну какую я представляю из себя ценность - жалкий отщепенец, неспособный жить среди других людей! Каприз природы, которому лучше бы даже не родиться на свет. - Это за вас говорит сейчас ваша болезнь, сказал Пэмброук. - И где-то в глубине своего сознания вы это прекрасно понимаете.. - Не вы должны признать, - не унимался Конгросян, - что это весьма странно пользоваться разработанной фон Лессинджером машинерией так, как, совершенно того не таясь, это делаете вы. Какова ваша цель? Ваша настоящая, истинная цель, отметил он про себя. - Моя задача - защитить Николь. И это не может быть иначе, как в самом скором будущем вы предпримете откровенные враждебные действия по отношению к ней. - Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы лжете, - перебил его Конгросян. - Я никогда бы не сделал ничего подобного в отношении Николь. Уайлдер Пэмброук поднял бровь. А затем отвернулся и нажал кнопку вызова лифта, чтобы начать спуск в подвал в поисках психохимика из "АГ Хемие". - Что вы собираетесь делать? - спросил Конгросян. Он всегда с очень большим недоверием относился к представителям НП, и эта его подозрительность еще больше усилилась после того, как полиция ворвалась на стоянку "Марсолетов Луни Люка" и схватила его. А этот человек вызывал у него особенную подозрительность и вселял враждебное к себе отношение. - Я всего лишь выполняю возложенные на меня обязанности, - повторил Пэмброук. Однако у Конгросяна доверия к нему не прибавилось. - Как вы теперь рассчитываете выпутаться из сложившегося положения? - спросил у него Пэмброук, когда открылась дверь кабины лифта. - После того, как уничтожили сотрудника "АГ Хемие"... Он прошел в кабину и жестом пригласил Конгросяна присоединиться к нему. - Я рассчитываю на своего собственного врача. Эгона Саперба. Он в состоянии меня вылечить. - Вы хотели бы с ним встретиться? Это можно устроить. - Да! - живо вскричал Конгросян. - И как можно скорее. Это единственный человек во всей вселенной, который не против меня. - Я мог бы доставить вас к нему сам, - сказал Пэмброук, при этом выражение его плоского, сурового лица стало задумчивым... Но я не очень-то уверен, что это стоит делать. - Если вы не доставите меня к нему, - сказал Конгросян, - я с помощью своих способностей возьму да и зашвырну вас в Потомак. Пэмброук только пожал плечами. - Я не сомневаюсь в том, что вы в состоянии это сделать. Не по данным, которыми мы располагаем с помощью аппаратуры фон Лессинджера, вы этого, по всей вероятности, не сделаете. Так что я не очень-то рискую. - Не думаю, что принцип фон Лессинджера срабатывает безукоризненно в тех случаях, когда дело приходится иметь с нами, экстрасенсами, - раздраженно произнес Конгросян и тоже прошел в кабину лифта. - По крайней мере, я слышал, что так многие считают. Мы как раз и является том фактором, что вносит неопределенность в результаты, получаемые с помощью фон-лессинджеровской аппаратуры. С этим невозмутимым человеком было трудно иметь дело. Он явно был не по нутру Конгросяну. Может быть, виной тому всего лишь характерный для полицейского склад ума, предположил он, пока они ехали вниз. А может быть, и нечто более серьезное. Николь, мысленно воскликнул он. Вы же прекрасно понимаете, что я никогда не смог бы сделать с вами ничего плохого. Об этом даже речи быть не может - тогда рухнет весь мой мир. Это все равно, что причинить вред своей собственной матери или сестре, тому, кто является священным для меня. Мне нужно еще более тщательно следить за своими неординарными способностями, понял он. Боже милостивый, пожалуйста, помоги мне сохранять полный контроль над своими психокинетическими возможностями всякий раз, когда мне доведется быть в непосредственной близости к Николь. И он стал со всем пылом фанатика дожидаться ответа, какого-нибудь знамения, пока они все еще продолжали спускаться в кабине лифта. - Между прочим, - неожиданно прервал ход его мыслей Пэмброук, - я хотел бы вот что заметить относительно вашего запаха. Похоже на то, что он исчез. - Исчез?! - до него с трудом дошел истинный смысл замечания полицейского. - Вы хотите сказать, что вы уже не ощущаете мерзкий запах, который источает мое тело? Но ведь это невозможно! Этого никак не может быть на самом деле... Он неожиданно осекся, смутившись. Он ничего не понимал. Пэмброук внимательно на него поглядел. - Я бы уж точно учуял этот запах, здесь, в маленьком помещении кабины лифта. Разумеется, он еще может вернуться. Я дам вам знать, если это произойдет. - Спасибо, - произнес Конгросян. И подумал: почему-то этот человек все больше и больше берет верх надо мною. С методичной последовательностью. Он первоклассный психолог... Или по его собственному определению, мастер политической стратегии? - Сигарету? - Пэмброук протянул ему пачку. - Нет, что вы! - Конгросян в ужасе отшатнулся. - Это ведь запрещено законом - слишком небезопасно. Я бы ни за что не отважился закурить. - Жить вообще всегда опасно, - философски заметил Пэмброук, закуривая. - Верно? В нашем мире опасность подстерегает человека за каждым углом, каждую минуту. Нужно быть всегда бесконечно осторожным. Знаете, в чем вы нуждаетесь, Конгросян? В телохранителе. В наряде отборных, тщательно подготовленных полицейских, которые ни на минуту нигде не покидали бы вас. В противном случае... - В противном случае, как вы полагаете, у меня нет практически никаких шансов... Пэмброук кивнул. - Почти никаких, Конгросян. И это говорю я, опираясь на свой собственный богатый опыт работы с аппаратурой фон Лессинджера. После этого они продолжали спускаться, не нарушая молчания. Наконец кабина лифта остановилась. Отворились створки дверей. Они были в подвале Белого Дома. КОнгросян и Пэмброук вышли в подземный коридор. Там уже их ждал мужчина, которого они оба сразу узнали. - Я хочу, чтобы вы меня послушали, - сказал пианисту Бертольд Гольц. Очень быстро, в какую-то долю секунду, комиссар НП выхватил пистолет, прицелился и выстрелил. Но Гольц уже исчез. На полу, там, где он только что стоял, валялся сложенный вчетверо листок бумаги. Его выронил Гольц. Конгросян нагнулся и потянулся к нему. - Не прикасайтесь к этому! - отрывисто произнес Пэмброук. Однако было уже поздно. Конгросян успел поднять и развернуть его, "ПЭМБРОУК ВЕДЕТ ВАС НА СМЕРТЬ" - было написано на листе. - Интересно, - произнес Конгросян и передал бумажку полицейскому. Пэмброук спрятал пистолет и взял листик, быстро пробежал по нему взглядом, лицо его перекосилось от злости. Из-за спины у них снова раздался голос Гольца. - Пэмброук уже несколько месяцев дожидается, когда можно будет вас арестовать, прямо здесь, в Белом Доме. Теперь у вас уже не осталось не секунды времени. Резко развернувшись, Пэмброук снова потянулся к пистолету, выхватил его и выстрелил. И снова Гольц, горько и презрительно улыбаясь, исчез, испарился, будто растаял в воздухе. Ему никогда не пристрелить его, понял Конгросян. Во всяком случае, пока в его распоряжении имеется аппаратура фон Лессинджера. Не осталось времени - для чего? Вот над чем сейчас задумался Конгросян. Что сейчас должно произойти? Гольцу, кажется, это известно, да и Пэмброуку, пожалуй, тоже. Каждый из них имеет в своем распоряжении идентичную аппаратуру. Но причем здесь я, - подумалось ему. Я и мои способности, которые я поклялся держать под строгим контролем. Неужели это означает, что уже в самом скором времени мне придется к ним прибегнуть? Не было у него никаких интуитивных предчувствий, что же это все могло означать. Да и предпринять что-либо конкретнее он сейчас вряд ли был способен. Нат Флайджер услышал, что где-то снаружи играют дети. Они нараспев издавали заунывные ритмические звуки, совершенно непривычные для его уха. А он занимался музыкальным бизнесом всю свою жизнь. Как он ни старался, различить отдельные слова ему никак не удавалось; звуки были какие-то нечеткие, слитные. - Разрешите взглянуть? - спросил он у Бет Конгросян, - ...лучше не надо. Пожалуйста, не смотрите на этих детей. Пожалуйста! - Мы из звукозаписи, миссис Конгросян, - кротко объяснил Нат. - Все и вся, касающееся мира музыки, является нашим кровным делом. Он никак не мог удержаться, чтобы не подойти к окну и не выглянуть наружу: инстинкт исследователя взял в нем верх над воспитанностью, над всем остальным. Выглянув из окна, он увидел их, сидящих кружком. И все они были чап-чапычами. Ему страсть как захотелось узнать, кто из них был Плавтом Конгросяном. Но все они были для него на одно лицо. Скорее всего, невысокий мальчишка в желтых шортах и тенниске, выбившейся из-под пояса. Нат дал знак Молли и Джиму, и они присоединились к нему у окна. Пятеро детей-неандертальцев, отметил про себя Нат. Как бы выдернутые из глубин времени; тупиковая ветвь из прошлого, там отрезанная от основного эволюционного ствола и привитая здесь, в наши дни, чтобы мы могли послушать пение предков - мы, представители ЭМП - записать для других. Хотелось бы знать, какого рода конверт для альбома решит подобрать отдел оформления. Он зажмурил глаза, не в силах больше глядеть на разыгрывавшуюся под окном сценку. Но одновременно он прекрасно понимал и то, что все равно им придется вплотную этим заняться. Потому что они приехали сюда, чтобы отобрать что-нибудь; они не могут, да и не хотят возвращаться с пустыми руками. И - это было очень важно - записи нужно сделать в высшей степени профессионально. Это даже еще важнее, чем при записи игры Ричарда Конгросяна, какой бы великолепной она ни была. И еще мы не можем позволить себе роскоши носиться с нашей повышенной чувствительностью. - Джим, вытаскивай "Ампек Ф-A2", - распорядился он. Волоки прямо сюда. Пока они не перестали. - Я не позволю вам их записывать, - запротестовал Бет Конгросян. - Мы это сделаем, - упрямо возразил ей Нат. - Для нас это привычное дело, писать народную музыку непосредственно там, где ее исполняют. Записи такие уже многократно аттестовались в судах США, и записывающая фирма всегда выигрывала предъявляемые ей иски. Он последовал за Джимом Планком, чтобы помочь ему собрать микрофонный "журавль". - Мистер Флайджер, вы отдаете себе отчет, кто эти дети? - бросила ему вслед миссис Конгросян. - Да, - ответил он, не останавливаясь. Вскоре "Ампек Ф-A2" был уже полностью смонтирован; инопланетный организм сонно пульсировал, время от времени производя волнообразные движения своими псевдоподиями, как бы показывая, что он голоден. Влажная погода все-таки повлияла на него - вялым его теперь никак нельзя было назвать. Став рядом со звукооператорами, вся подобравшись, с непреклонным выражением лица, Бет Конгросян произнесла негромко, но уверенно: - Послушайте-ка меня, пожалуйста. Сегодня вечером, а точнее, этой ночью, должно состояться что-то вроде их фестиваля. Взрослых. В их общем доме, в лесу, совсем неподалеку отсюда, на той стороне дороги, где красные скалы; этот дом принадлежит им всем, их общине, они им регулярно пользуются. Там будет очень много танцев и пения. Как раз всего того, за чем вы так охотитесь. Намного больше того, что вы найдете здесь. Подождите и записывайте там сколько вашей душе угодно. А этих детей оставьте в покое. - Мы сделаем и то, и другое, - сказал Нат и дал сигнал Джиму подвести "Ампек Ф-A2" к самому кружку, образованному детьми. - Я проведу вас туда ночью в их общий дом, взмолилась Бет Конгросян, поспешив вслед за ним. - Это будет очень поздно, около двух ночи. Они поют просто замечательно. Слова разобрать трудно, но... - Она схватила ребенка за руку. - Ричард и я, мы стараемся воспитывать нашего ребенка подальше от этого. У детей в таком юном возрасте еще очень мало тех черт, что становятся наиболее характерными у взрослых; от них вы не услышите ничего по-настоящему стоящего. А вот когда вы увидите взрослых... Она осеклась и закончила совсем уже упавшим голосом: - ...Вот тогда-то вы и поймете, что я имею в виду. - В самом деле, давайте подождем, - сказала Молли, обращаясь к Нату. Тот в нерешительности повернулся к Джиму Планку. Джим кивнул. - Ладно, - согласился Нат. - Но вы обязательно проведете нас на их бал. И сделаете так, чтобы нас туда пропустили. - Хорошо, - закивала она. - Обязательно сделаю. Благодарю вас, мистер Флайджер. Я чувствую себя так, как будто это я во всем виноват, отметил про себя Нат. Однако вслух сказал только: - Ладно. И вы... - но тут чувство вины совсем его захлестнуло. - Черт, не нужно вам нас туда водить. Мы останемся в Дженнере. - Меня это очень устраивает, - призналась Бет КОнгросян. - Я ужасно одинока. Мне нужно общество, когда нет Ричарда. Вы даже представить себе не можете, что для нас означает, когда люди... из внешнего мира заглядывают к нам сюда, пусть даже ненадолго. Дети, заметив взрослых, неожиданно перестал петь и теперь смущенно, широко открытыми глазами глядели на Ната, Молли и Джима. Их теперь вряд ли удастся уговорить снова вернуться к своим детским забавам, понял Конгросян. - Вас это пугает? - спросила у него напрямик Бет Конгросян. Он только пожал плечами. - Нет. Нисколько. - Правительство знает об этом, - сказала он. - Здесь побывало великое множество этнографов и одному Богу известно кого еще, их всех посылали для обследования ситуации в этой местности. Все они хором утверждают, что, по их мнению, в доисторические времена, в эпоху, предшествовавшую появлению кроманьонцев... - она замолчала, не зная как правильнее выразиться. - Они скрещивались, - закончил за нее Нат. - На что указывают также и скелеты, обнаруженные в пещерах в Израиле. - Да, - кивнула она. - Возможно, это можно сказать обо все так называемых подрасах. Расах, которые якобы вымерли в процессе борьбы за существование. Они просто были поглощены "Гомо сапиенсом". - Есть и еще совершенно иное предположение, - сказала Нат. - Мне, например, более правдоподобным кажется, что так называемые подрасы были мутациями, которые существовали очень короткий срок, а затем вырождались вследствие недостаточной приспособляемости. Наверное, в те времена также бывали периоды повышенной радиации. - Я с этим не согласно, - возразила Бет Конгросян. - И работы, проведенные с использованием аппаратуры фон Лессинджера, только подтверждают мои предположения. Согласно вашей гипотезе, они что-то вроде каприза природы. Но я уверена в том, что это настоящие, полноценные расы... Я считаю, что они эволюционировали, каждая раздельно, он некоего одного первоначального примата, от гипотетического проконсула. И в конце концов сошлись вместе, когда "Гомо сапиенсу" стало тесно, и он начал забредать в их охотничьих угодьях. - Можно еще чашечку кофе? - попросила Молли. - Мне так холодно. Мне очень неуютно в здешней сырости. - Не мешало бы, пожалуй, вернуться в дом, - согласилась Бет Конгросян. - Да, вам трудно привыкнуть к здешней погоде. Я это прекрасно понимаю. Я еще не забыла, каково нам самим было поначалу, когда мы сюда переехали. - Плавт родился не здесь, - заметил Нат. - Не здесь. Как раз из-за него мы и были вынуждены сюда переехать. - А почему бы правительству не забрать его у вас? - спросил Нат. - Оно открыло специальные школы для жертв радиации. Он старался избегать точного термина, который в правительственных кругах звучал как "каприз радиации". - Мы сочли, что здесь ему будет лучше, - сказала Бет Конгросян. - Большинство их - чап-чапычей, как называют их в народе, да и они сами не возражали против такого названия, - живет здесь. Они собрались здесь за последние два десятилетия практически со всех уголков земного шара. Они все вчетвером вернулись в сухое тепло старинного дома. - Он, в самом деле, прелестный малыш, - заметила Молли. - Такой славный, такой смышленый несмотря на... Она запнулась. - Челюсть и неуклюжую походку, - сухо произнесла миссис Конгросян, - которые еще полностью не сформировались. Это начинается в тринадцать лет. В кухне она стала кипятить воду для кофе. Странно, отметил про себя Нат Флайджер, что же это мы собираемся привезти из этой поездки? Совсем не то, что мы с Леей ожидали поначалу. Интересно, задумался он, хорошо ли это будет раскупаться? Чистый приятный голос Аманды Коннерс, неожиданно раздавшийся в интеркоме, привел в состояние полной растерянности д-ра Эгона Саперба. Он в это время как раз проверял расписание своих завтрашних встреч. - Доктор, вас хочет видеть джентльмен, назвавшийся мистером Уайлдером Пэмброуком. Уайлдер Пэмброук! Д-р Саперб тут же напряженно выпрямился, не поднимаясь со стула, и непроизвольно отложил в сторону свою записную книжку. Что нужно в такое позднее время этому высокому полицейскому чину? Он сразу же инстинктивно насторожился и произнес в микрофон интеркома: - Одну минутку, пожалуйста. Неужели он заявился сюда, чтобы в конце концов прикрыть той кабинет? Тогда я, должно быть, уже принял, сам о том не догадываясь того, особого пациента. Того пациента ради обслуживания которого я существую. Хотя вернее было бы сказать, что я его так и не обслужил. Ибо у меня, наверное, ничего с ним не получилось. От таких мыслей пот выступил у него на лбу. Значит, сейчас заканчивается моя карьера, и мне суждено разделить судьбу всех остальных коллег и сбежали в коммунистические страны, только вряд ли им там лучше. Некоторые эмигрировали на Луну и на Марс. А немногие - хотя таких "немногих" на самом деле оказалось удивительно много - стали проситься на работу в "АГ Хемие" - организацию больше других достойную осуждения за свою деятельность против психоаналитиков. Я слишком молод, чтобы уходить на пенсию, и слишком стар, чтобы переучиваться другой профессии, с горечью отметил про себя Саперб. Так что по сути мне ничего не остается делать. Я не могу продолжать свою деятельность, но не в состоянии и прекратить ее. Это и есть настоящее раздвоение, именно то состояние, которое так характерно для большинства моих пациентов. Теперь он ощущал куда более сильное сострадание к ним и понимал, какой невыносимо сложной становилась их жизнь. - Просите комиссара Пэмброука, - сказал он Аманде. В кабинет медленно вошел высокопоставленный полицейский с колючими глазами и сел прямо напротив д-ра Саперба. - Меня заинтересовала девушка, которая сидит у вас в приемной, - произнес несколько взволнованно Пэмброук. - Мне хотелось бы знать, что с нею станется. Возможно, мы... Что вам нужно? - спросил напрямик Саперб. - Ответ. На вопрос. Пэмброук откинулся назад, достал золотой портсигар - антикварную вещицу прошлого столетия - щелкнул зажигалкой, тоже антикварной. Затянувшись, уселся поудобнее, закинул ногу на ногу. И продолжил: - Вас пациент, Ричард Конгросян, обнаружил, что он в состоянии дать отпор. - Кому? - Своим притеснителям. Нам, разумеется, в первую очередь. Очевидно, и любому другому, кто появится на сцене, в той же роли. Вот это мне и хотелось бы выяснить со всей определенностью. Я хочу работать вместе с Ричардом Конгросяном, но я должен обезопасить себя от него. Честно говоря, я его боюсь, притом в данных обстоятельствах боюсь его больше, чем кого бы то ни было на свете. И я понимаю, почему, - я прибегал к помощи аппаратуры фон Лессинджера и прекрасно себе представляю, о чем говорю. Что является ключом к его мозгу? Как мне поступить, чтобы Конгросян... - Пэмброук, оживленно жестикулируя, подыскивал нужное слово, - ...стал в большой степени заслуживающим доверия, чтобы его поведение было более предсказуемым? Вы понимаете, о чем идет речь. Мне, естественно, совсем не хочется, чтобы он схватил меня и зашвырнул на два метра под землю в одно прекрасное утро, когда мы слегка с ним повздорим. Лицо его было бледным, сидел он теперь, напрягшись всем телом, и было видно, насколько хрупким было сохранявшееся еще им самообладание. Д-р Саперб ответил после некоторой паузы. - Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я дожидаюсь. Вы солгали, сказав, что меня должна постичь неудача. Фактически я жизненно необходим вам. А пациент мой в общем-то душевно здоров. Пэмброук пристально на него поглядел, но ничего не сказал. - Этот пациент - вы сами. Через некоторое время Пэмброук кивнул. - И это совсем не связано с деятельностью правительства, - сказал Саперб. - Это все было организовано по вашей собственной инициативе. Николь к этому не имеет ни малейшего касательства. По крайней мере, непосредственно, отметил он про себя. - Советую вести себя поосторожнее. С этими словами Пэмброук свой служебный пистолет и небрежно положил его себе на колени, однако рука его оставалась в непосредственной близости к оружию. - Я не в состоянии объяснить вам, каким образом можно взять под контроль Конгросяна. Я и сам не могу его контролировать - вы в этом имели возможность убедиться. - Но вы должны знать, как это сделать, - настаивал Пэмброук, - именно вы в первую очередь должны знать, смогу я работать вместе с ним или нет. Ведь вы очень многое о нем знаете - как, наверное, никто другой. Он поглядел на Саперба в упор, взгляд его немигающих глаз был ясен. Он ждал ответа. - Вам придется рассказать мне, какую работу вы хотите предложить ему. Пэмброук, подняв пистолет и направив дуло его прямо на Саперба, произнес: - Скажите мне, какие чувства он питает к Николь? - Она ему представляется чем-то вроде фигуры Великой Матери. Как и всем нам. - "Великая Мать"? Пэмброук решительно перегнулся через стол. - Что это? - Великая изначальная мать всего сущего. - Значит, другими словами, он боготворит ее. Она для него не простая смертная женщина. Как же он станет реагировать... - Пэмброук осекся в нерешительности. - Предположим, Конгросян внезапно станет одним из гестов, притом настоящим, приобщенным к одной из наиболее тщательно охраняемых государственных тайн. Заключающейся в том, что подлинная Николь умерла много лет тому назад, а так называемая "Николь" всего лишь актриса. Девушки по имени Кейт Руперт. В ушах Саперба гудело. Он неплохо изучил Пэмброука и теперь был абсолютно уверен, что когда этот взаимный обмен мыслями завершится, Пэмброук пристрелит его. - Потому что, - продолжал Пэмброук, - это истинная правда. После этих слов он затолкал пистолет назад, в кобуру. - Потеряет он свой страх, свое благоговение перед нею тогда? Будет ли он способен... сотрудничать? Саперб задумался, затем произнес: - Да. Будет. Определенно будет. Пэмброуку явно стало легче. Он перестал дрожать, слабый румянец снова вернулся на его худое, невыразительное лицо. - Вот и отлично. И я надеюсь, что вы не дезинформировали меня, доктор, потому что в противном случае я еще сумею сюда вернуться, чтобы бы ни случилось, и уничтожить вас. Он тут же поднялся. - Прощайте. - Я... - робко произнес Саперб, - ...теперь без работы? - Разумеется. А как же иначе? - Пэмброук сдержанно улыбнулся. - Что толку от вас для кого бы то ни было? Вы прекрасно понимаете это, доктор. Ваше время прошло. - Предположим, я расскажу кому-нибудь еще о том, что вы только что мне поведали? - О ради Бога! Вы лишь облегчите мне работу. Видите ли, доктор, я намерен сделать достоянием испов как раз именно эту тайну. А одновременно с этим "Карп унд Зоннен Верке" откроют другую. - Какую другую? - Придется вам подождать, - сказал Пэмброук, - пока Антон и Феликс Карпы не сочтут, что они уже готовы это сделать. Он открыл дверь их кабинета. - Мы вскоре снова встретимся, доктор. Благодарю вас за помощь. Дверь за ним закрылась. Вот я и узнал, понял д-р Саперб, самую наиглавнейшую государственную тайну. Я теперь принадлежу к наивысшему кругу общества, к гестам. Но это для меня не имеет практически никакого значения. Ибо нет у меня какой-либо возможности воспользоваться этой информацией в качестве средства для продолжения своей врачебной карьеры. А это и есть для меня самое главное. Поскольку это касается лично меня, моего благополучия. Его вдруг охватила страшная ненависть к Пэмброуку. Если бы я только мог убить его, я бы, не задумываясь, сделал это, понял он. Прямо сейчас. Догнал бы его и... - Доктор, - раздался голос Аманды в интеркоме, - мистер Пэмброук говорит, что нам необходимо закрывать кабинет, - голос ее дрожал. - Это правда? Я полагала, что они намерены разрешить вам поработать еще довольно долго. - Правда, - признался Саперб. - Все кончено. Вы, пожалуйста, перезвоните всем моим пациентам, всем, кому я назначил прием, и расскажите о случившемся. - Хорошо, доктор. Аманда, вся в слезах, отключилась. Черт бы его побрал, выругался про себя Саперб. И самое неприятное то, что я ничего не могу изменить. Абсолютно ничего. Интерком снова включился, и Аманда произнесла нерешительно: - И он сказал кое-что еще. Я не собиралась говорить об этом - это касается лично меня. Мне казалось, что это может вас рассердить. - Что же он сказал? - Он сказал, что он мог бы использовать меня. Он не сказал каким образом, но что бы это ни было, я чувствую... - Она помолчала на какое-то время. - Я чувствую себя очень плохо, доктор, - закончила она. - Так плохо мне еще никогда не было. Встав из-за стола, Саперб прошел к двери кабинета, открыл ее. Пэмброук, разумеется, уже ушел. А приемной он увидел только Аманду Коннерс за ее столом, она прикладывала к глазам бумажную салфетку. Саперб спустился по ступенькам и вышел из здания. Он отпер багажник сво