т же вскочил с мечом в руке и увидел, как Моргейн борется с чем-то, с силой опуская кулак в окружающую темноту. Первой ему в голову пришла мысль о неожиданном нападении. Он приблизился к ней, попытался поднять ее и удержать от истеричных движений, чтобы унять дрожь, внезапно охватившую ее. Но она оттолкнула его и пошла прочь, прямо против холодного ветра, потом остановилась, скрестив руки на груди, и так молча стояла некоторое время. - Лио? - окликнул он ее. - Отправляйся спать, - сказала она. - Это был всего лишь сон, просто один из моих старых снов. - Лио... - У тебя есть свое место, илин. Вот и отправляйся туда. Он понимал, что это выходила ее внутренняя боль, но тем не менее это все равно задевало его. Он вернулся к костру и снова завернулся в плащ. Прошло значительное время, прежде чем она смогла прийти в себя и вернулась на свое место. Он уставился на огонь, чтобы не глядеть в ее сторону, но, как оказалось, она думала иначе и уже стояла около него, глядя вниз. - Вейни, - сказала она, - ты должен простить меня. - Я тоже хочу, чтобы ты простила меня, госпожа. - Сейчас тебе лучше поспать, а я подежурю некоторое время. - Я не хочу спать, лио. - Я сказала тебе что-то не то и не так? Тогда он сделал полупоклон, по-прежнему не глядя на нее. - Я илин, и у меня действительно должно быть место рядом с золой твоего костра, лио. Просто раньше я привык пользоваться большей честью, чем эта, но в конце концов я примирюсь и с этим. - Вейни. - Она тоже присела у огня, подрагивая на ветру без плаща. - Ты мне просто необходим. Без тебя этот путь будет страшным и невыносимым. Его охватила неожиданная жалость к ней. В ее голосе чувствовались слезы, и чтобы не видеть, как она будет плакать, он как можно ниже склонил голову и некоторое время оставался в таком положении, пока ее дыхание не стало более ровным. Только после этого он рискнул взглянуть ей в глаза. - Чем я могу помочь тебе? - спросил он. - Я уже говорила тебе об этом, - сказала она. Теперь перед ним была прежняя Моргейн, которую он хорошо знал, хорошо вооруженная, с твердым взглядом серых глаз. - Но ты не должна верить мне. - Вейни, тебе не следует вмешиваться в мои дела. Я убью и тебя, если это поможет мне подняться на Иврел. - Я знаю это, - сказал он. - Лио, я хочу, чтобы ты выслушала меня. Я знаю, что ты готова умереть, чтобы достичь этой вершины, и, возможно, для этого ты готова убить нас обоих. Мне не нравится это место. Но с тобой бесполезно спорить, и я это понял с самого начала. Я клянусь, что если ты выслушаешь меня, если ты только позволишь мне, я выведу тебя безопасным путем из Эндара-Карша и... - Ты уже говорил это, так же как и то, что со мной бесполезно спорить. - Но почему? - спросил он. - Госпожа, эта ваша война безумие. Однажды она уже была проиграна, а я не хочу умирать. - Они тоже не хотели, - сказала она, и ее губы сжались, вытягиваясь в узкую и жесткую линию. - Я слышала, что говорили обо мне в Бейне перед тем, как я отправилась в путешествие из того времени в это. И я думаю, что я должна была хорошо запомнить это. Но я пойду туда все равно, и это будет только моим делом, а твоя клятва не предусматривает твоего согласия на мои дела. - Нет, - подтвердил он. Но в этот момент он уже понял, что она не слушает его: она задумчиво вглядывалась в темноту, в сторону Иврел, в сторону Айрен. Его же по-прежнему мучил вопрос, которым он не хотел травмировать ее, но без ответа на который он чувствовал себя не в силах приблизиться к долине Айрен. - Что там такое с ними было? - наконец спросил он. - Почему после событий в Айрен нашли всего лишь нескольких человек? - Там был ветер, - ответила она. - Лио? - Ее ответ охладил его как взрыв неожиданного безумия. Но она, по-прежнему сжимая губы, открыто посмотрела на него. - Это был ветер, - повторила она. - Там было поле врат, искривленное у основания Иврел, и легкий туман, который был в то утро, втягивался туда, как дым втягивается в трубу, ветер... Это и был ветер, какого ты не можешь себе вообразить. Вот он и прошелся по Айрен. И унес десять тысяч жизней. Мы знали, мои друзья и я, только мы пятеро знали об этом. И я до сих пор не уверена, что было ужаснее: знать это, как знали мы, или не знать ничего, как те, кто погиб там, так ничего и не поняв. Там была прозрачная межзвездная темнота... только бесконечная пустота, заполняемая туманом... Но я выжила. Я одна была достаточно далеко от этого места: в мою задачу входило обогнуть Айрен с другой стороны. Лри, мужчины из Лифа и я, мы были на высоком месте, когда все это началось. Я не смогла удержать мужчин: они считали, что должны помочь тем, кто был внизу вместе с их королями, и бросились туда. Они не захотели слушать меня, потому что я была женщина. Они решили, что я просто испугалась, и поскольку они были мужчинами и не боялись ничего, то они и бросились туда. Я не могла им объяснить и не могла последовать за ними. - Ее голос стал срываться, но она справилась с ним. - Я была более осведомленной, чем они, чтобы идти туда, это должно быть очевидно. Я знала гораздо больше их всех. Но пока я сама поняла, что происходит, ветер уже прошел над нами. Некоторое время никто не мог дышать, нам не хватало воздуха. Когда же это прошло, я подняла Сиптаха на ноги и уже не помня себя поскакала к Иврел. На моем пути оказались силы Хеймура, и я повернула от них. Была свободна только дорога на юг. Земля Корис приютила меня, но я лишилась и этого убежища и двинулась к Лифу, и некоторое время скрывалась там, прежде чем отправиться в Инор-Пиввн. Я надеялась поднять там армию, но они не стали даже слушать меня, а вместо этого решили меня убить. Когда они уже нагоняли меня, я укрылась во Вратах: у меня не было другого убежища для того, чтобы переждать. Но я не думала, что это будет столь долгое ожидание. - Госпожа, - сказал он, - то, что произошло в Айрен, я имею в виду как было совершено убийство людей без всякого сражения... не повторит ли Фай с нами то же самое, когда мы войдем в долину Айрен? - Если он будет знать точное время нашего появления там, то да. Ветер... этот ветер образовался из воздуха, который с огромной скоростью втягивался в открытые Врата, а их поле распространялось до камня, стоящего в долине Айрен, открывая в этом пространстве межзвездную бездну. Но будет большим несчастьем для Хеймура, если она будет существовать некоторое продолжительное время. При всем своем безрассудстве, он этого не сделает. - Тогда, в Айрен, он знал это? - Да, знал. - Лицо Моргейн вновь стало жестким. - Был только один человек, который начинал этот путь вместе с нами, но который так и не дошел до долины Айрен и не стоял там вместе с нами. Он хотел заполучить все могущество Тифвая и для этого уничтожил Тифвая и его жену, а позже, убив Иджнела, стал наставником его сына. - Кайя Зри. - Вот именно, Зри. И до конца своих дней я буду убеждена, что он был подкуплен и все время действовал в интересах Хеймура. Он сам нацелился на царство и сам получил его, однако он не сам спланировал это. - Лилл. - Вейни произнес имя почти не задумываясь и внезапно почувствовал, как ее глаза уставились на него. - Почему ты подумал о нем? - Рох сказал, что у них в свое время была какая-то история с Лиллом. Он считает, что этот Лилл... что этот Лилл очень стар, лио, что он так же стар, как сам Фай. Теперь во взгляде Моргейн отчетливо проступил страх. - Зри и Лилл. Необычайно, но возможно. Утопить всех наследников Лифа, если только они действительно утонули... Он тут же вспомнил слабое мерцающее зарево над Вратами у озера, и понял, что она имела в виду. Сомнения обрушились на него. И тогда он осмелился задать вопрос, который не давал ему покоя: - Значит, и ты, при желании, можешь жить таким же образом? - Да, - ответила она. - И ты пробовала это делать? - Нет, - сказала она и, словно читая его мысли, добавила: - Это можно сделать, пользуясь свойствами Врат. Но я должна сказать, что переселиться в другое тело - очень непростая вещь. Я не уверена даже сейчас в том, как действительно достичь этого, хотя мне и казалось, что я это знаю. Прежде всего, ведь это смертный грех: тело должно быть отнято у кого-то. Это тебе понятно? А Лилл, если только это правда, действительно очень старый человек. Он вздрогнул, вспомнив прикосновение чужих пальцев к своей руке и голодное выражение глаз. Слова, произнесенные тогда Лиллом, до сих пор сохранились в его памяти: "Идем со мной, и я покажу тебе... Она заберет твою душу, как она уже делала не раз. Идем со мной, кайя Вейни. Она лжет. Она уже лгала и раньше. Идем со мной". Произнеся со вздохом молитву, он поднялся, некоторое время стоял, содрогаясь от ужаса при мысли, что все его существо, его молодость и сила могут стать предметом чьей-то алчности. Но он по-прежнему ничего не понимал. - Вейни, - раздался озабоченный голос. - Говорят, - он пришел в себя и повернулся к ней, - что Фай тоже очень старый человек, во всяком случае, это заметно по его глазам. - Если, - сказала она очень спокойно, - я умру или исчезну, а тебе придется идти в Хеймур одному, старайся не попадаться им живым. Я, во всяком случае, этого делать не собираюсь ни при каких обстоятельствах, Вейни. - О, Небо, - прошептал он. Желчь подступила к его горлу. Неожиданно он начал осознавать, каковы на самом деле были ставки в войнах между кваджлинами и обычными людьми и какие призы ожидали на самом деле побежденных. Он уставился на нее как невинный младенец, не ощущая никакого ужаса. - И ты поступила бы именно так? - спросил он. - Я постоянно думаю о том дне, - сказала она, - когда я должна буду выполнить все задуманное, и я должна быть готова к нему. Тогда он выругался. Ему не хотелось оставлять ее одну в этот момент, именно тогда, когда первые признаки человечности начали проступать сквозь непроницаемую маску. Именно это и удерживало его. - Садись, - сказала она. Он сел. - Послушай, Вейни, - продолжила она. - У меня нет времени, чтобы заниматься воспитанием в себе добродетели. Поэтому я лишь пытаюсь пользоваться теми остатками ее, которые еще сохранились во мне. Но их очень немного. Что бы ты сделал сам, если бы умирал, и у тебя был бы лишь один выход: убить кого-то, не для того, чтобы растянуть свою старость со всеми ее болями и болезнями, а чтобы снова стать молодым? Для кваджлина не существует ничего более невыносимого, чем смерть. Они потеряли своих богов, а вместе с ними потеряли и веру, которая, возможно у них когда-то была. Для них существует только один закон: жить, чтобы наслаждаться удовольствиями, это значит жить, чтобы наслаждаться силой. - Ты хочешь обмануть меня? Ты, должно быть, одной с ними крови? - Нет, уверяю тебя, я не имею с ними ничего общего. Но я хорошо знаю их. Например, Зри... если ты прав, Вейни, то теперь это многое объясняет. Не с точки зрения честолюбия, а с точки зрения того самого отчаяния: чтобы жить. И для этого необходимо сохранить Врата, от которых эта его жизнь целиком зависит. Я никогда не наблюдала за ним раньше именно с этой стороны. Что именно он сказал тебе? - Только то, что я должен оставить тебя и пойти с ним. - Хорошо, что ты вовремя почувствовал это. Иначе... И вдруг в ее взгляде появилась настороженность, и она тут же схватилась за тот самый черный предмет, который постоянно висел у нее на поясе, за оружие. В первый момент он подумал, что где-то рядом появились посторонние, но тут же понял, впадая в панику, что черный предмет был направлен прямо на него. Он застыл, чувствуя, что превращается в глыбу льда. Его мозг отказывался понимать что-либо, кроме того, что она неожиданно сошла с ума. - Иначе, - продолжала она, - у меня был бы очень подходящий компаньон для путешествия к Иврел, который с давних пор был уверен, что меня уже нет в живых, компаньон, который теперь рассчитывал, что близость Врат позволит ему в таком случае разделаться со мной. Я оставила тебя на озере с гнедой кобылой, кайя Вейни, а ты тем временем украл черного коня, принадлежащего Лиллу. Ведь я подумала, что это он скачет следом за мной, когда первый раз оглянулась на дороге, а мне не очень-то хотелось одной находиться в его компании. Я очень удивилась, что это был ты. - Госпожа, - воскликнул он, протягивая вперед руки, чтобы показать, что он ничем не угрожает ей. - Я поклялся... госпожа, и я никогда не обманывал... тебя. Уверяю тебя в этом. Тогда она встала и, не спуская с него глаз, подошла к тому месту, где лежал ее плащ и остальные вещи. - Оседлай мою лошадь, - приказала она. Он осторожно подошел к лошади, чувствуя постоянное присутствие оружия за своей спиной, и сделал все, о чем она просила. Моргейн продолжала внимательно наблюдать за ним, даже когда садилась в седло. Затем она повернулась в ту сторону, где стоял черный конь. И Вейни мгновенно прочитал ее мысли: она хотела убить лошадь, чтобы оставить его без средств передвижения, поскольку Закон не разрешал ей убить илина. Он рванулся вперед и встал между ними, глядя вверх с неимоверным ужасом. Это было бесчестно - отделываться от человека таким путем, убивая его лошадь и фактически обрекая этим на смерть. В какой-то момент он поймал ее взгляд, испугавший его своей дикостью, как будто она была готова расправиться и с лошадью и с ним. Но вдруг она резко повернула голову Сиптаха к северу и быстро поскакала вперед, не оборачиваясь. Некоторое время он пристально смотрел ей вслед, ошеломленный, полагая, что она сошла с ума. Он и сам уже был на грани этого. Он медленно собрал свои вещи, привязал багаж к седлу, проверил сбрую и вскочил на лошадь. Черный уже знал, что должен догонять серого, поэтому его можно было и не подгонять. Он поскакал вниз по холму, делая широкий круг, чтобы было легче пойти на очередной подъем и догнать серого. Он все еще ожидал удара стрелы или молнии, который сбросит его с седла или повалит его лошадь. Наконец Моргейн повернулась и увидела, что он ее догоняет. Но она не препятствовала этому, а напротив, чуть попридержала Сиптаха. - Ты похож на дурака, - сказала она, когда они наконец уже поравнялись и скакали рядом, и выглядела при этом так, как будто собиралась заплакать, но у нее хватило выдержки. Убрав оружие на пояс, под плащ, она взглянула на Вейни и покачала головой. - Ты действительно самый типичный представитель людей из земли Карш. Больше никто не может иметь столько дурацкой гордости. Зри, должно быть, уже сбежал бы, если был бы даже более храбр, чем мы когда-то. Но на самом деле мы не такие смелые, и мы лишь просто вынуждены играть в эти игры с Вратами, пересиливая свой страх. При этом мы очень многое можем потерять, если будем допускать такую роскошь, как добродетель и бесстрашие. Но я все равно завидую тебе, я позавидую любому, кто может позволить себе такой широкий жест, как пренебрежение жизнью. По своему природному простодушию он чувствовал, что она хотела просто напугать его. Но теперь на него трудно было воздействовать чем бы то ни было: будь то ее настроение или недоверие. И словно в подтверждение своих ощущений, он произнес ломающимся голосом: - Меня очень легко ввести в заблуждение, лио, гораздо легче, чем это делаешь ты. Любой их твоих самых простых трюков удивляет меня, но ни один из них уже не пугает. И, как обычно, она промолчала. Иногда ему казалось, что она смотрела на него очень неприязненно и атмосфера между ними источала яд. Уходи прочь, казалось, говорил ее взгляд. Уходи прочь, и я не буду тебя удерживать. Но он не хотел оставлять ее, понимая, что на самом деле ей очень трудно и она нуждается в нем. Нарушить раз данную клятву было не сложным делом, но нарушить клятву тогда, когда эта женщина не могла самостоятельно позаботиться о себе, было тяжелым делом. В ее характере было нечто, что убеждало его в том, что она была очень далека от восприятия истинных причин происходящих событий. Поэтому и не всегда могла понять то упорство, с которым он продолжал сопровождать ее, несмотря на все неудобства своего положения. Рассвет постепенно перерастал в холодное тусклое утро. С севера накатывались низкие тяжелые облака. Под их покровом они оказались над крутым склоном, откуда была видна раскинувшаяся между разбегающимися в обе стороны холмами долина Айрен. Она была очень широкой и ласкала взор своим слегка вогнутым в самом центре пространством. Когда они остановились на краю этой огромной чаши, Вейни все еще не был уверен, что это и есть то самое место. Но потом он увидел, что с другой стороны этого гигантского углубления находится геометрически правильный конус Иврел. Центральная же часть этой чаши напоминала бесплодную пустыню. Они все еще были слишком далеко, чтобы рассмотреть как следует все детали, включая и Камень в центральной ее части. Но он догадывался, что этот мрачный символ находится именно в центре этого таинственного места. Тем временем Моргейн уже спешилась и отвязывала Подменыш от седла, из чего он заключил, что эта остановка может быть долгой. Он последовал ее примеру и тоже соскочил с седла. Тем временем она повернулась и пошла вдоль долины, и он не думал, что ему следовало сопровождать ее. Поэтому он уселся на выступ скалы и стал ждать, всматриваясь в раскинувшееся перед ним пространство. В его голове вновь возникали картины, где тысячи всадников неслись по долине серым весенним утром, которое затягивало долину туманом, а люди и лошади двигались подобно призракам в туманной мгле, и ветер, сильный ветер, как она говорила, втягивал туман, словно дым в дымоход. Но в это утро над долиной висели низкие облака, светило зимнее солнце, а внизу были отчетливо видны трава и деревья. Прошедшая сотня лет залечила все шрамы, которые когда-то были оставлены здесь, и теперь никто не мог даже предположить что за трагедия здесь разыгралась. Моргейн все еще не возвращалась. Он ждал уже долго, и его охватило беспокойство. Наконец он решительно поднялся и пошел в ее сторону по гребню холма. Он вздохнул с облегчением, когда через некоторое время нашел ее там. Она стояла на холме и неподвижно смотрела на долину. Какое-то время он не отваживался приблизиться к ней, но потом решил, что должен это сделать, потому что долина Айрен не то место, где можно позволить находиться одному: здесь могут быть и дикие звери, и не менее дикие люди. - Лио, - позвал он ее и начал приближаться. Тогда она повернулась и пошла ему навстречу, и уже вместе они вернулись туда, где оставили лошадей. Там она вновь привязала меч к седлу Сиптаха, взяла в руки повод и замерла, глядя на долину. - Вейни, - сказала она, - Вейни, я устала. - Госпожа? - спросил он, и первая его мысль была о том, что она хочет остановиться здесь надолго, а ему не хотелось сейчас даже думать об этом. Но когда она взглянула на него, то он понял, что она говорила совсем о другой усталости. - Я боюсь, - обратилась она к нему. - Я осталась одна, Вейни. И у меня нет больше ни благородства, ни жизненных сил. Вот здесь, - она протянула руку в направлении долины, - вот здесь я оставила их и поскакала дальше, по краю склона, - она указала в направлении скалы, густо поросшей деревьями, - и вон с того дальнего места я наблюдала гибель армии. Когда-то я и мои товарищи составляли сотню самых сильных и отчаянных людей, но с годами нас становилось все меньше и меньше, и вот теперь я осталась совсем одна. Я начинаю понимать тех, кого называют кваджлинами. Когда необходимо сохранить свою жизнь, то человек оказывается на грани своих возможностей, теряет и честь и мужество, подчиняясь только одному инстинкту - необходимости выживания. Тогда он неожиданно начал понимать страхи, охватившие ее. Он почувствовал в ней что-то сходное с Лиллом, когда тот тоже хотел что-то получить от него. Он больше не хотел слушать ее откровения, от которых возникал лишь устрашающий кошмар, от того, что правда сталкивала его с невообразимыми вещами, смысл которых все время ускользал от него или попросту был закрыт. - Я могла тебя убить, - сказала она, - просто из-за паники. Меня очень легко напугать, теперь ты видишь это, и к тому же я бываю не очень-то рассудительна и склонна к риску. Но единственный мой безнравственный поступок заключается в том, что я по-прежнему верю тебе, после того как пыталась лишить тебя жизни. Как видишь, у меня совсем не осталось такой роскоши, как добродетель. - Я не совсем понимаю тебя, - сказал он. - Я надеюсь, что это и к лучшему. - Что же ты в таком случае хочешь от меня? - Чтобы ты и дальше придерживался своей клятвы. Она вскочила в седло, подождала, когда запрыгнет он, и затем поскакала, намереваясь объехать долину по склону, в точности повторив путь, который она проделала в день сражения. Сейчас ее состояние было на грани безумия, и о рассудке говорить не приходилось. Он все больше проникался этим. К тому же она продолжала бояться его, потому что он, как ей казалось, подвергаясь смертельной опасности, продолжал вести себя спокойно и даже по-дружески по отношению к ней, как будто ничего и не произошло. Путешествие вокруг долины оказалось долгим, им даже пришлось несколько раз остановиться для отдыха. Солнце тем временем прошло через зенит, а облака начали собираться в плотную темную завесу вокруг конуса Иврел, предвещая бурю, настоящий северный ураган, похожий на те, которые иногда можно было наблюдать в землях к северу от Корис и которые либо обрушивали потоки снега в долины, либо, что было чаще всего, приносили ледяной холод, от которого трескались деревья и погибали люди и звери. Ураган уже приближался, разбрасывая вокруг них первые, еще редкие, заряды дождя со снегом. Постепенно становилось все темнее. Они решили сделать последнюю остановку перед тем как двинуться непосредственно в сторону Иврел. А опасность тем временем уже обрушилась на них. Пока что единственным предупреждением о ней было беспокойное поведение лошадей: Сиптах тяжело дышал и иногда негромко ржал вместе с черным конем. Они остановились, чтобы, затаившись на мгновенье, прислушаться. В этот момент Вейни, уже наполовину спустившийся с седла, вновь вскочил в него, выхватил меч и резким движением опустил его на смутные очертания бесформенных теней, которые неожиданно набросились на них из лесной тьмы, окутавшей пространство между скалами. Скорее всего, это были люди Хеймура, одетые в звериные шкуры. Те, которые находились уже рядом с ними, были пешие, но за ними можно было различить и всадников. Их было пятеро, вырвавшихся из темноты, которые первыми столкнулись с оружием Моргейн, которая защищалась, не делая различий между людьми и лошадьми. Отброшенные назад, они устремились к нижнему повороту дороги. Склон холма защитил их, и они вновь были на ногах, расплывающиеся в туманной мгле, темные фигуры, которые было трудно даже принять за людей. Ножи засверкали, как только эта дикая орда вновь приблизилась к ним, нацеливаясь на ноги и животы лошадей, которые понеслись, пришпоренные седоками, заставлявшими их сделать этот последний рывок для их же спасения. Моргейн закричала и ударила одного из нападавших в лицо, свалив его на землю. Вейни еще раз пришпорил Черного, и тот со всех ног поскакал в сторону Сиптаха, пристраиваясь сзади и не отступая от него ни на шаг. В подобной свалке бесполезно было надеяться на благополучный исход, и поэтому самым лучшим было все-таки бегство. Вейни оценил это решение Моргейн, которое она приняла, возможно, инстинктивно, подчиняясь первому импульсу надвигающейся опасности. Вейни сделал то же самое, и они поскакали, надеясь только на выносливость лошадей. У него самого сердце уже подкатывало к горлу, не столько от быстрой скачки, сколько от ощущения погони, которая теперь преследовала их по скалистому склону. Казалось, что на всех малоизвестных им дорогах, среди которых была и та, где скакали они, направляясь к узкому ущелью, ведущему на запад от Айрен, мелькали размытые тени. Но неожиданно, с запада, прямо перед ними, появились всадники, вынырнувшие из узких складок между холмов. Они вытягивались дугой, преграждая им путь и заставляя повернуть назад. Моргейн хотела чуть развернуться и попытаться объехать дугу всадников прежде, чем они полностью отрежут их от дороги на север, заставляя вернуться назад, в Айрен, к засаде, которая была за их спиной. Сиптах уже еле бежал и начинал спотыкаться. Путь вперед был закрыт. Тогда она отпустила поводья и взялась за оружие, а Вейни придерживал рвущегося вперед Черного, чтобы быть все время рядом с ней, и обнажил меч, собираясь защищать ее слева. Теперь всадники, окружавшие их со всех сторон, начали приближаться, стягивая кольцо. - Лошади выдохлись, - сказал Вейни. - Госпожа, мне кажется, что нам придется умереть здесь. - У меня нет намерения делать это, - сказала она. - Стой недалеко от меня, илин. Только не переступай пространство впереди меня и старайся быть все время на одной со мной линии. И в этот момент ему показалось, что он узнал крапчатую низкорослую лошадь одного из всадников, который был немного впереди остальных и командовал приближающейся к ним цепью. Под ним была лошадь с белой звездой на лбу, именно такая, какую и ожидал увидеть Вейни. Эти всадники были явно из земли Моридж. Их часто можно было встретить на подступах к Элис Кейдж или даже внутри границ Хеймура, особенно в те периоды, когда силы Хеймура или Кайя досаждали им. Он перехватил ее руку, на что сразу последовал яростный взгляд, полный злобы и подозрения. Ужас начинал охватывать ее. - Это Моридж, - пояснил он ей, и в его словах чувствовалась явная просьба. - Мой род - Нхи. Поэтому прошу тебя, госпожа, не отнимай у них жизнь. Мой отец - их предводитель. Он злопамятный человек, но он же человек достаточно честный, чтобы не нарушать Закон. А Закон илина говорит, что мой грех и мое преступление никак не затрагивают ни тебя, ни твоих дел. У Мориджа и у тебя нет кровной вражды. Ну, пожалуйста, госпожа, не отнимай у них жизнь. Она раздумывала. Но ему хотелось спорить с ней, а главное, она должна была знать о том, почему он так возражал ей. Если им придется скакать еще, отрываясь от погони, то их лошади окончательно упадут и им не удастся спастись бегством, а если они и оторвутся сейчас, то на севере их могут встретить новые силы, уже из Хеймура, и финал может быть тот же самый. Здесь же была вероятность получить хотя бы убежище, если не хороший прием. И в конце концов она опустила свою руку. - Пусть же это будет на твоей совести, - произнесла она свистящим шепотом. - На твоей совести, если только ты обманываешь меня. - Сохранить собственную душу я должен согласно клятве, - сказал он, потрясенный ее словами. - И ты должна бы уже понять это за время нашего путешествия. Я не собираюсь погубить тебя. Ни тебя, ни свою душу, лио. Оружие было убрано. - А теперь иди и поговори с ними, - продолжила она. - И если в тебя не попадет дюжина стрел, я, может быть, пойду вместе с ними, но только под твое слово. Он убрал меч и широко раскинул руки, слегка подняв их вверх, осторожно подгоняя вперед черного коня, пока не подъехал к окружавшим их всадникам на расстояние, где звук голоса был уже отчетливо слышен. - Я илин, - громко произнес он, понимая, что никто не отважится совершить бесчестный поступок, убив илина, не рассчитавшись предварительно с его хозяином. - Я же нхи Вейни. И ты, нхи Парен, сын Лелна, должен помнить мой голос. - Кому ты служишь, илин нхи Вейни? - последовал вопрос с противоположной стороны, и он узнал голос Парена, слегка грубоватый, хорошо знакомый и немного радостный. - Нхи Парен, эти холмы кишат людьми из Хеймура и даже из Лифа. Во имя милосердия Небес, возьми нас под свою защиту, чтобы мы могли добраться до Ра-Мориджа и обратиться к Нхи с просьбой об убежище. - Но ты, как нам кажется, служишь нашим врагам, - с подозрением произнес Парен, - и должен дать честное слово, если это не так. - Сейчас речь идет не об этом, - сказал Вейни. - У вас не может быть причин для опасений. Мы просим убежища, нхи Парен, и только предводитель Нхи имеет право дать нам его или отказать, а не ты. Поэтому ты должен сообщить об этом в Ра-Моридж. Последовала длинная пауза, затем решение было принято: - Забирайте их обоих, - раздалась команда, обращенная к цепочке всадников, и те двинулись вперед, плотным кольцом окружая и его и Моргейн. В какой-то момент Вейни испугался, как бы она не поддалась панике и не накликала на них смерть, в том случае, если Парен будет настаивать на сдаче оружия. А Парен в первый раз как следует рассмотрел Моргейн в окружавшей их темноте и даже чуть не вскрикнул от удивления, посылая заклинания небесам. Окружавшие его мужчины явно чувствовали себя будто в дьявольском наваждении и пытались делать руками сообразные моменту знаки, надеясь что они защитят их от дьявола. - Мне кажется, что вам было бы не совсем приятно держать в руках мое оружие, учитывая ваши религиозные запреты, - сказала Моргейн. - Но я знаю как разрешить эту задачу. Дайте мне плащ, я заверну в него все свое оружие, и вы будете уверены, что я не смогу им воспользоваться с обычной легкостью. Я думаю, что нам надо побыстрее убираться из этих мест. Вейни был прав, когда говорил об опасностях, подстерегающих нас со стороны Хеймура. - Мы вернемся назад, к Элис Кейдж, - сказал Парен и взглянул на нее так, как будто его мысли только и были заняты оружием. Затем он приказал Вейни, чтобы он дал ей плащ, и проследил очень внимательно, как она заворачивала в него свое снаряжение и закрепляла узел на седле. - Выстроиться, - приказал Парен своим людям. И с того момента, как путешественники были окружены всадниками, больше ничем не ограничивал их относительной свободы. Теперь они вновь скакали колено в колено, он и Моргейн, окруженные со всех сторон всадниками. И пока они еще не отъехали далеко, она попыталась было передать Вейни завернутое в плащ оружие. Но он опасался брать его, понимая, что Нхи безусловно увидят это. И действительно, реакция последовала мгновенно: один из всадников, принадлежащих к клану Сан, более безрассудный, чем все остальные, забрал его у них. Вейни оставалось только наблюдать за Моргейн, понимая, как тяжело ей переносить подобное обращение. Но она только наклонилась вперед и слегка согнулась в седле, следя за тем, чтобы не упасть. Ее рука была все время прижата к ноге, а сквозь бледные пальцы проступали тонкие струйки крови. - Договорись с ними об убежище для нас, - сказала она ему, - на каких угодно условиях, илин. Ведь между мной и кланом Нхи нет ни кровной мести, ни других поводов для вражды. И попроси их остановиться, когда это будет возможно, мне необходимо позаботиться о ране. Он взглянул на ее бледное напряженное лицо и понял, что она вконец перепугана. Тут же прикинув, сколько ей потребуется сил, чтобы выдержать эту дорожную тряску, пока они доберутся до Элис Кейдж, он, обогнав ее, поскакал прямо через кольцо всадников, к нхи Парену. - Нет, - сказал тот, когда Вейни обратился к нему с просьбой. И сказано это было очень твердо. Решение было непоколебимо. Он не мог брать на себя ответственность за людей в чужой земле, где они не были хозяевами. - Мы остановимся, когда доберемся до Элис Кейдж. Вейни вернулся назад. Моргейн кое-как все еще держалась в седле, бледная и несчастная, сгибаясь под порывами ветра, и продолжала скакать. Она даже не собиралась останавливаться, когда ее окликнули передовые всадники, отыскав подходящее место для привала, пока Вейни едва не силой заставил ее слезть с седла. Он приготовил ей место и принес все ее медицинские принадлежности и лекарства, которые взял у человека, хранившего плащ с ее вещами и оружием. Затем он взглянул на отряд сопровождавших их мрачных людей, и Парен, который всегда старался соблюдать приличия, приказал всем отойти подальше. Тогда Вейни принялся за ее рану, которая оказалась достаточно глубокой, стараясь использовать, насколько мог, ее медицинские средства: его душу переполняло отвращение, когда ему приходилось прикасаться к этому руками, но он убеждал себя в том, что ее организм, возможно, лучше всего поддается лечению именно этими средствами и методами. При этом она еще пыталась что-то подсказывать ему, поскольку большая часть этих предметов ему была просто неизвестна. Он сделал ей перевязку, в результате чего прекратилось по крайней мере кровотечение. Когда он наконец поднялся, нхи Парен подошел к нему, посмотрел, как обстоят дела, и скомандовал своим людям, чтобы они собирались в дорогу. - Нхи Парен. - Вейни, проклиная себя, пошел вслед за ним, и они остановились среди людей, уже сидевших в седлах. - Нхи Парен, не можем ли мы задержаться здесь хотя бы до утра? Разве есть нужда так спешить сейчас, когда между вами и вашими преследователями находятся горы? - Вы сами находитесь в большей опасности, нхи Вейни, - сказал Парен. - И ты, и эта женщина. Армии Хеймура уже поднялись. Теперь нельзя останавливаться ни на минуту. Мы должны немедленно отправляться дальше, в Ра-Моридж. - Но ты можешь послать туда гонца. Ведь такая спешка может убить ее. - Мы отправляемся прямо туда, - по-прежнему упорствовал Парен. Вейни грязно выругался, сдерживая гнев. Нхи Парен не был жестоким человеком, но он был очень упрям, как все нхи. Вейни поправил свое седло, чтобы развернуть на нем мягкую подстилку. Гнев все еще кипел в нем. Он повернулся, чтобы отвести лошадь туда, где пока еще лежала Моргейн. - Прикажи кому-нибудь из своих людей, чтобы он помог мне поднять ее, - попросил он Парена сквозь стиснутые зубы. - И будь уверен, что я все расскажу об этом нхи Риджену. У него, по крайней мере, есть справедливость, а его честь заставит его сожалеть о твоем поступке, нхи Парен. - Твой отец умер, - сказал Парен. Вейни остановился как вкопанный, чувствуя, как лошадь подталкивает его в спину, а повод по-прежнему находится у него в руках. Его руки начали двигаться произвольно, останавливая животное. - Кто же сейчас предводитель Нхи? - спросил он. - Твой брат, Эридж, - ответил Парен. - Эридж. И мы получили приказы относительно тебя. Как только твоя нога ступит на эту землю, мы должны доставить тебя в Ра-Моридж. Что мы и делаем. Это не мое решение, - добавил он более мягким тоном, - нхи Вейни, но мы должны его выполнять. Он понял все, несмотря на оцепенение, невнимательно поклонился Парену, оценивая новую реальность, совершенно неожиданную для него. Парен принял этот знак с должным уважением порядочного человека и выглядел даже несколько смущенным. Возможно, чтобы скрыть свое огорчение, он постарался побыстрее заняться своими людьми, чтобы они помогли поднять Моргейн. Замок Мориджа, Ра-Моридж, по утверждениям многих был неприступен. Он стоял высоко на холме, почти врезаясь в него своими стенами. Две линии ворот на подъездном пути, а так же близко расположенные соседние холмы усиливали его безопасность, так что его никогда не удавалось взять во время войн. Замком поочередно владели два клана: сначала Ила, а теперь Нхи. Но это происходило в основном мирными путями: либо вследствие новых родственных отношений, таких как женитьба, либо путем семейных интриг, а в последний раз в результате гибельной неудачи в долине Айрен, но никогда путем прямого штурма или осады крепости. Большие стада лошадей и рогатого скота паслись на землях, окружавших замок. В долине же располагались многочисленные деревни. Они находились в относительной безопасности, потому что там никогда не было ни волков, ни посторонних людей, ни диких зверей из лесов Корис, терроризирующих все вокруг, как это часто происходило в других местах. Крепость нависала над окружавшими ее землями подобно суровому старцу над любимой дочерью, голова которого была увенчана короной в виде зубчатых стен и островерхих башен. Вейни по-прежнему любил это место, и в его горле по-прежнему вставали слезы, когда он видел замок, принесший ему столько огорчений. Он тут же вспомнил о своем детстве, о весне и об откормленной белогривой Мэй, той самой первой его лошади, и о своих братьях, которые тоже выезжали с ним на лошадях в те дни, когда воздух был таким теплым, что они выезжали с непокрытыми головами, когда фруктовые сады стояли все в цвету и вся огромная долина была наполнена бело-розовыми облаками цветущих деревьев. Теперь же перед ним был свет уже меркнущего зимнего солнца, падающий на крепостные стены, звуки от вооруженных всадников, окружавших его со своих сторон, и тяжесть Моргейн на его руках. Сейчас она спала, а его руки онемели и спина превратилась в раскаленный столб. Моргейн имела очень немного впечатлений от этого последнего участка их пути, потому что сильно ослабела, хотя кровотечение уменьшилось и рана не выглядела такой тяжелой. Он подумал, что, может быть, ей следовало бы бороться со слабостью и приготовиться к сопротивлению, но она не знала, что их дела на самом деле так плохи, тем более, что все нхи были хорошо расположены к ней. Они делали для нее все, что могли; все, чем могли ей помочь, вплоть до того, что даже прикасались к ней или к ее лекарствам, и, казалось, их страх перед ней должен был понемногу ослабевать. Она была очень красива, выглядела очень молодой и даже казалась простодушной, особенно когда были закрыты ее серые глаза. Мужчины из низших кланов находили общий язык и часто развлекались даже со знатными дамами. Напротив, мужчины из богатых кланов находили зачастую общий язык с женщинами из окрестных деревень. Но ничего подобного никто не позволял себе в отношении Моргейн, вероятно потому, что она имела все права предводителя клана, а может быть потому, что ее все время оберегал илин, который, даже будучи без оружия, должен был бы ее защищать, а нападать на безоружного человека было против правил чести. Но скорее всего это могло быть потому, что она имела репутацию кваджлина, а с ними и со всем, что к ним относилось, мужчины не хотели иметь ничего общего. Нхи Парен изредка интересовался ее самочувствием, а за ним и другие так же проявляли знаки внимания и удивлялись, что она до сих пор спит. Один из них, нхи Рин, сын Парена, вел себя так, как будто испытывал благоговейный страх перед ней. Он был еще очень молод, а его голова была полна стихов и легенд. Он был талантлив и играл на арфе, чему обучались многие мужчины из знатных кланов. Чувства, которые переполняли его взгляд, выражали, во-первых, совершенное изумление, а во-вторых, культ поклонения, который предвещал большую опасность для благоденствия его души. Нхи Парен, казалось, видел весь развивающийся процесс и неоднократно в резкой форме отправлял сына в боевое охранение на самый дальний фланг цепочки вооруженных всадников. Теперь им уже не требовалась такая чрезмерная опека, поскольку всадники выехали на дорогу, ведущую прямо к воротам. Нхи Редж построил эту дорогу, мощеную камнем, звеневшую сейчас под копытами коней, около пятидесяти лет назад. Здесь же был сооружен небольшой канал для отвода воды, собирающейся на холмах от весенних дождей. Путешественников встретили Красные Врата, которые получили свое название от цвета развевающихся там многочисленных штандартов Нхи, большинство которых были красные с черными геральдическими знаками. Когда они въезжали во внутренний двор, то здесь не было слышно никаких звуков, кроме как от трепещущих на ветру флагов, да звона копыт о каменные плиты. Вскоре перед ними появился слуга, который низко поклонился нхи Парену, после чего между ними состоялся короткий разговор. Вейни продолжал сидеть в седле, терпеливо ожидая, пока молодой Рин и с ним еще один человек помогут ему снять Моргейн с седла. Он был уже готов и к аресту и к любой другой форме проявления насилия. Обсуждать их положение можно было бы лишь в одном случае: если бы они были обычными путешественниками. Поскольку было решено разместить Моргейн в самой солнечной западной башне, то они втроем перенесли ее туда в сопровождении охраны, а там предали в руки перепуганных женщин, которые не совсем отчетливо представляли себе свои новые обязанности. - Разрешите мне остаться с ней, - попросил Вейни. - Ведь они не знают, как и чем ей можно помочь... Или, по крайней мере, оставьте ей ее лекарства. - Лекарства мы ей оставим, - заметил Парен. - Но насчет тебя у нас есть другие указания. И они повели его вниз по ступеням в небольшой зал, который являлся жилой частью замка, где слева находилась комната Эриджа, и где была небольшая лестница, которая вела в среднюю часть башни, и где находилась комната, которая когда-то принадлежала ему. Но они провели его в другую, которая принадлежала Кандрису. Запор на ее двери открывался с трудом, видимо, здесь редко бывали посетители. Взгляд Вейни выражал молчаливый протест, когда он смотрел на Парена. Это было похоже на безумие - помещать его в подобную тюрьму. Парен чувствовал себя явно не в своей тарелке, но ослушаться приказов не мог, а лишь выражал тайное недовольство ими. Плесень и время, все разом пахнуло на них. В комнате было холодно, пол покрыт пылью, которая попадала сюда через щели в ставнях окна. Слуги принесли дрова, корзину с углем, чтобы можно было растопить камин, и свечи, при слабом свете которых Вейни осмотрел комнату, вспоминая знакомую обстановку. Здесь, видимо, ничего не должно было меняться с того утра, когда погиб Кандрис. Он узнал преданную руку отца в этой патологически выраженной гамме чувств. Здесь же на спинке стула была одежда Кандриса, около камина стояли его сапоги, и общее впечатление усиливалось запыленной постелью, на которой он последний раз спал. Вейни выругался и попытался выйти назад, но с другой стороны двери увидел вооруженных людей, так что не было никакой возможности сопротивляться этому безумию. Ему принесли воду, чтобы он мог умыться, тарелку с едой и немного вина. Все это было поставлено на длинный стол около двери. - Кто приказал сделать это? - спросил наконец Вейни. - Эридж? - Да, - ответил Парен, и его тон ясно дал понять, что он не одобряет подобных поступков. В его глазах было выражение жалости по поводу того, что никто не может, к сожалению, нарушить этот закон. - Мы не должны оставлять тебе ни твое снаряжение, ни какое-то другое оружие. Такое положение дел было вполне понятным. Так должно было быть. Вейни разделся: не торопясь снял шлем, кожаную куртку, кольчугу и передал их одному из сопровождавших его людей, потом подождал, пока они проверят, нет ли у него другого оружия. Оставшись в одной тонкой рубашке и кожаных штанах, он чувствовал, как холод, наполнявший комнату, начинает охватывать его. Он был рад, когда все ушли и наконец оставили его одного. Теперь он мог спокойно присесть около камина, чтобы согреться. Вскоре у него появился и аппетит, он воспользовался пищей и вином, которое ему было оставлено, и даже согрел воду в небольшом котле, висевшем над огнем. Усталость брала свое, и он подумал о том, как провести ночь. Может быть, будет правильнее, как виноватому и раскаивающемуся, пристроиться, скорчившись у камина, чем спать на этой ужасной постели? Но он был нхи, и этого было достаточно, чтобы поступить против подобных правил. Он рассудил, что не сделает из себя жертву призрака, обитающего в этой комнате и разгневанного на него за прошлое убийство. Поэтому он сбросил покрывало и улегся на кровать, сняв лишь сапоги. Это было редкое время, когда он мог отдыхать без тяжести кольчуги, особенно ночью, а такого одиночества было вполне достаточному, чтобы почувствовать себя вполне уютно. Он уснул, как только холодная постель нагрелась от его собственного тела и как только напряжение спало с его расслабленных мышц. А когда он спал, он больше не думал ни о чем. 7 Звук шагов по каменным плитам неожиданно разбудил его. Вейни почувствовал, что он уже не один, повернулся на спину, едва не впадая в панику, и сбросил с себя покрывало, пытаясь подняться на вытянутой руке. Около кровати стоял человек, одетый в черную, отделанную серебром одежду, и Вейни так и застыл, опустив на пол одну босую ногу. Огонь в камине давным-давно погас, а дневной свет еще слабо пробивался через узкую щель в окне. В комнате чувствовался сквозняк. Это был Эридж, постаревший, с огрубевшим лицом. Его черные волосы были разделены надвое прямым пробором, что соответствовало его теперешнему положению. Но глаза были все те же, дерзкие, с издевательской усмешкой. Когда Вейни встал, то увидел, что они были одни в этой жутковатой комнате, и дверь в коридор была закрыта. Скорее всего по другую ее сторону находились вооруженные люди. Поэтому иллюзий о своей безопасности он не питал. Он смело и открыто взглянул в лицо Эриджа, в какой-то степени даже игнорируя его, и отошел в сторону, чтобы надеть сапоги. Затем он подошел к столу, где еще оставалось немного вина, и, захватив с собой эти остатки, перешел к камину, надеясь, что вино немного ослабит холод, который начал опять пробирать его. Эридж молча наблюдал за всеми его действиями, не прерывая их. Когда же он, опустившись на колени, начал разжигать огонь, то вновь услышал шаги Эриджа за своей спиной и почувствовал осторожное прикосновение длинных пальцев, которые перебирали концы его, теперь уже длинных до плеч, волос. Их можно было уже свободно держать в руке, хотя они и не были так длинны, как обычно требовалось для посвящения в воины. Прикосновения Эриджа были очень осторожны, словно он гладил волосы ребенка. Вейни поднял голову, преодолевая какое-то внутреннее сопротивление, но не пытался повернуть ее, приготовившись к тому, что каждую секунду может последовать жесткий рывок. Но он ошибся. - А мне казалось, - заговорил Эридж, - что остатки чести, которые еще были у тебя, когда ты покидал этот дом, не позволят тебе вернуться сюда. Неожиданно Эридж отпустил его волосы. Вейни воспользовался этим, повернулся и встал. Эридж был выше его, и поэтому ему всегда было трудно смотреть на старшего брата, когда тот находился на близком расстоянии от него. Спина Вейни находилась недалеко от огня, уже разгоравшегося в камине, и жар, исходивший оттуда, начинал беспокоить его. Но Эридж не отступал ни на шаг и не пытался освободить его и от этого испытания. Тут Вейни заметил, что у Эриджа почти совсем нет правой руки: он прятал на своей груди, в складках одежды, лишь жалкий обрубок, на который с ужасом и уставился Вейни, а Эридж поднял его повыше, чтобы тот мог лучше видеть. - Это твоя работа, - сказал он просто. - Как и многое другое. Но Вейни не стал выражать своих сожалений по этому поводу. Он просто не мог произнести в этот момент тех слов, которые выражали чувства, охватившие его. Эридж был очень тщеславен и к тому же очень искусен в обращении с мечом, луком и арфой. Жар от разгоревшегося камина вызывал уже нестерпимую боль в ногах, и Вейни сделал непроизвольное движение вперед и уронил кубок с остатками вина, который покатился, разбрызгивая темные красноватые капли по пыльному полу. - Ты появился здесь в очень странной компании, - заметил Эридж. - Это действительно она? - Да, - тихо ответил Вейни. Эридж некоторое время обдумывал его ответ. Ведь он все-таки наполовину маай и обладал холодным и практичным умом, который заставлял его больше сомневаться, чем принимать что-либо на веру. Возможно поэтому многие люди из этого рода не отличались чрезмерным почитанием религии. Трудно было сказать, какая из его сторон победит в конкретный момент: богопослушный нхи или циничный маай. - Я уже видел несколько вещей, принадлежащих ей, - продолжил он. - И они подтверждают, что это действительно она. Но, с другой стороны, ее рана кровоточит как и у обычного смертного. - На нашем пути есть враги, - заговорил Вейни неожиданно охрипшим голосом, - которые не будут особенно приятными и для Мориджа. Поэтому вам лучше разрешить нам продолжить наше путешествие, как только она хоть немного придет в себя. Мы постараемся не причинить вам никаких неприятностей: ведь если мы уедем, никто уже не будет нападать на эту землю, преследуя нас. Все внимание Хеймура будет обращено только в нашу сторону, и ему будет просто некогда связываться еще и с Мориджем. Если же вы попытаетесь удерживать ее здесь, то ситуация может измениться. - А если она умрет здесь? Он внимательно посмотрел на Эриджа, будто изучая его, и начал подводить итог прошедших двух лет: один ребенок погиб, и взамен должен быть убит другой, хладнокровно, по расчету. Эридж был человек настроения, обладал тщеславием, а иногда и добротой. Это и отличало его от Кандриса. Но теперь весь его облик скорее напоминал мрачного, совершенно нелюдимого человека, с лицом покрытом глубокими морщинами вдоль щек и вокруг глаз. - Отпусти ее, - сказал Вейни. - Люди с севера преследуют ее, а тебе нет никакого смысла ввязываться в борьбу с Хеймуром. Этого никогда не следует делать, и ты это знаешь очень хорошо. - А куда и зачем она направляется? - спросил Эридж. - Чем меньше народ Мориджа будет иметь с ней дел, тем лучше будет для этой земли. Возможно, что давняя кровная вражда, которая все еще не утихла, и возможно, что она даже более опасна для них, чем для тебя. Во всяком случае, я стараюсь говорить тебе только правду. Эридж раздумывал какое-то время, изучая огонь в камине, и наконец, спрятав обрубок руки в складки одежды, поднял темные глаза, внимательно глядя на Вейни. А в его взгляде чувствовались твердость и расчет. - Последний раз я слышал о тебе, когда маай Джервейн пытался убить тебя, но ты исчез, украв лошадь в Эрде. - Прошло почти два года, как я миновал земли Маай, - подтвердил Вейни. - Я действительно сбежал от них и взял лошадь, но в обмен на свою. Губы Эриджа тронула веселая усмешка высокомерия. - Я так понимаю, что это было еще до поступления на эту службу? - Да, еще до этого. - И как же случилось, что ты оказался в таком положении? Вейни пожал плечами. Было холодно, и поэтому он вернулся к камину и встал там, обхватив себя руками, чтобы согреться. - Видимо, от избытка простодушия, - ответил он. - Я воспользовался приютом там, где никак не должен был этого делать, и слишком поздно понял, что женщина тоже может иметь все необходимые права, как и лорд-правитель. Ее предъявление прав на меня полностью соответствовало Закону. - И ты спишь с ней? Он взглянул на брата, едва не впадая в шок. - Илин и лио, подобная ей? Нет, я не занимаю такого положения. Нет. - Но она так красива. И она наверняка кваджлин. Мне не хочется, чтобы она оставалась под крышей нашего замка. Она не может предъявить здесь никакие права, а я не намерен предоставлять их ей. - Но ей и не нужны никакие права именно здесь, - сказал Вейни. - Ты только отпусти нас, чтобы мы могли продолжить наш путь. - А в чем состоит твоя служба? Что именно она потребовала от тебя по Закону? - Я не думаю, что могу сказать тебе это по своей воле. Но уверяю тебя, что это никак не связано с землей Моридж. Мы завернули сюда только потому, что подверглись нападению людей из Хеймура. - И если все будет так, как ты говоришь, то она отправится... куда? - Во всяком случае, она как можно скорее уедет из твоей земли. - Он взглянул в лицо брата, отбросив все высокомерие и надменность: Эридж, по его убеждению, должен следовать чувству мести, даже несмотря на гостеприимство, которое он им оказал. - Я клянусь тебе в этом, Эридж, и я, находясь здесь, не имею ничего против тебя. Если ты отпустишь нас, я обещаю, что за всю мою жизнь от меня не будет никакого вреда этой земле. - Что тебе нужно от меня? Какой помощи ты просишь? - Только чтобы нам вернули наши вещи и дали, если можно, продуктов в дорогу, поскольку наши запасы почти кончились. Мы уедем тут же, как только она сможет сесть на лошадь. Эридж вновь уставился на огонь, при этом немного скосив глаза, но потом все-таки перевел хмурый взгляд на Вейни. - Но в этой благотворительности есть одна загвоздка. - Какая? - Ты. Ты сам. - И лишь только Вейни успел взглянуть на него, последовало жесткое разъяснение: - Я отпущу ее, - сказал Эридж, - с продуктами, с лошадьми, со всем ее багажом, и она сможет ехать куда хочет. Но тебя я отпускать не собираюсь. Вот в этом и состоит мое условие. "Договорись с ними об убежище для нас, приказала она ему еще до того, как потеряла сознание. На каких угодно условиях, илин". Он знал, что это не делало ей чести, отказываться от него, но, с другой стороны, он знал, что сама Моргейн испытывала постоянную неотвратимость судьбы, для которой, казалось, она только и жила. Это было в ее стремлении добраться до Хеймура, и она была готова, по ее собственным словам, отдать и его жизнь, если бы это помогло ей переступить через неприступные границы. - Когда я закончу свою службу у нее, - он сделал еще одну попытку, - я обещаю тебе, что сам вернусь в Моридж. - Нет, - возразил Эридж. - Тогда, - сказал он наконец, - заключая подобную сделку, ты должен поклясться мне, что она выйдет отсюда со всем, что было у нас, с лошадьми и с оружием, и с запасом продуктов, и чтобы ее проводили до любой из границ, какую она выберет. - А что в отношении тебя? - спросил Эридж. - Ведь если я гарантирую ей это, то означает ли это, что никогда не получу никаких бедствий ни с твоей, ни с ее стороны? - Никаких, - подтвердил Вейни. И тогда Эридж произнес все, что входило в его обещание и поклялся, что выполнит его. Подобную клятву должен был выполнить человек, даже будучи наполовину маай. И с этим Эридж ушел. Вейни же опустился на колени около камина и подбросил дров в ослабевшее было пламя, пока огонь не разгорелся с новой силой. В комнате было тихо. Он огляделся по сторонам, и его взгляд везде натыкался на вещи Кандриса. Он никогда не придерживался того мнения, что воспоминания о смерти должны царить вокруг живущих, хотя сам находился на службе у человека, который по всем данным должен был бы умереть сотню лет назад. Но относительно этой комнаты он мог сказать, что здесь чувствовался определенный страх, или грех, или какие-то необъяснимые силы духа Кандриса, из-за чего здесь не ощущалось уюта. Неожиданно он услышал какие-то звуки и движение, доносившиеся со двора. Он подошел к щели в ставнях окна и взглянул через нее. Первое, что он увидел, были уже оседланные Черный и Сиптах, вокруг которых суетились люди. Затем в сопровождении еще двоих появилась Моргейн и с помощью присутствующих забралась в седло. Она с трудом держалась в нем, еле-еле перебирая в руках поводья. Гнев начал охватывать все его существо, когда он увидел, в каком состоянии ее выпроваживают из замка. Эридж, видимо, рассчитывал, что она умрет по дороге. Тогда Вейни с трудом просунул плечо через открывающуюся узкую часть окна и закричал, обращаясь к ней: - Лио! - Его голос терялся, относимый ветром. Но она все же взглянула вверх и долго шарила глазами вдоль высоких стен. - Лио! Тогда она подняла руку в знак того, что увидела его. Она повернулась к окружавшим ее, и по ее облику он понял, что она выражала им свое возмущение, получая в ответ лишь выражение молчаливого замешательства. Постепенно почти все отошли от нее, кроме тех, кто должен был следить за лошадьми. В этот момент его охватил неподдельный страх за нее. Ему показалось, что она готова взяться за оружие и быть убитой, не зная существа происходящего. - Таковы условия договора об убежище, - прокричал он вниз. - Ты получила свободу в обмен на меня, но прошу тебя, не верь ему, лио! Теперь, как ему показалось, она поняла. Резко развернув Сиптаха, она пришпорила его, направляя его иноходью прямо к воротам, так что Вейни даже испугался, как бы она не упала на повороте. Черный конь Лилла пронесся за ними следом. Его повод был привязан к седлу Сиптаха, а на его седле он заметил багаж. Свой собственный. И еще один всадник пронесся вслед за ними, пока еще были открыты ворота. Это был Рин, певец и музыкант. На его спине даже была видна арфа. Слезы навернулись на глаза, когда Вейни увидел эту картину. Он и сам не мог понять причину этой слабости, но подумал о том, что возможно это был неизрасходованный гнев от того, что она подхватила еще одну невинную жертву, так же, как в свое время обрекла на гибель его самого. - Отец умер, - сказал Эридж, - шесть месяцев назад. - Он вытянул ноги перед камином в своей убранной коврами большой комнате, которая раньше принадлежала их отцу, и взглянул вниз, где на камнях около огня сидел Вейни, скрестив ноги, как нежеланный гость, отнимающий у хозяина вечер. В воздухе пахло вином. Эридж наполнил свой кубок, стоящий на столе около его левой руки, и знаком предложил Вейни, но тот отказался. - Это ты убил его, - добавил Эридж, как будто они обсуждали малознакомый им предмет, - в том смысле, что ты убил Кандриса. Отец очень переживал его смерть, и это сильно подействовало на него. Он даже сохранил нетронутой его комнату, которую ты уже видел. То же самое можно наблюдать и в нижних конюшнях. Он лишь выпустил его лошадь. С тех пор бедное животное, видимо, одичало, или стало добычей волков, кто знает? Отец же насыпал огромный курган в западной части леса, там, где он похоронил Кандриса. Мать ничего не могла с ним поделать. Она стала быстро сдавать и в один прекрасный момент умерла прямо на ступенях. Или, что тоже возможно, после того, как он толкнул ее. С тех пор он просиживал долгие часы на этом кургане. Ведь ее тоже похоронили там. Сам он умер вскоре после нее. Был дождливый день, и мы, волей-неволей, но решили увести его оттуда. Вот после этого он заболел и умер. Вейни не пытался глядеть в его сторону, а лишь слушал, ощущая, что голос его брата чем-то напоминает ему голос Лифа Кесидри. Те же манеры, та же непредсказуемая жестокость. Все, что исходило от него, было ужасно, особенно в пору их детства. И вот сейчас этот человек, но только правящий кланом Нхи, сидел перед ним и играл в те же жестокие игры, и это придавало всему происходящему очень нездоровый привкус. Эридж слегка толкнул его ногой. - Он так и не простил тебя, ты знаешь это. - А я и не ожидал, что это случится, - ответил Вейни, не собираясь поворачиваться. - Но он так и не простил и мне, - сказал Эридж после небольшой паузы, - того, что я, один из его законных сыновей, остался жить и не смог стать чем-то совершенным. Отец любил совершенство во всем: в женщинах, в лошадях и... в сыновьях. Ты был первым, кто разочаровал его и напугал меня. Он ненавидел живых нхи, остающихся калеками. Вейни уже с трудом выслушивал это. Он повернулся, по-прежнему стоя на коленях, и поклонился так, как никогда еще не кланялся своему брату. Это был поклон, предназначенный для главы клана, при котором брови плотно прижимались к каменным плитам пола. После этого он выпрямился и взглянул на Эриджа с безнадежным выражением вопроса. - Разреши мне уехать отсюда, брат. Я должен догнать ее. Она все еще очень плоха, а я дал ей клятву, которую обещал сдержать. Если я выживу, я вернусь сюда, и мы закончим наши дела. Эридж молча взглянул на него. В какой-то момент ему даже показалось, что его брат немного ослаб и потерял свою гордость. Эридж осторожно улыбнулся. - Иди в свою комнату, - коротко сказал он. Вейни выругался и, поднявшись, сделал так, как ему было приказано: вернулся в жалкую комнату Кандриса, пыльную и наполненную привидениями и отбросами, где он был вынужден спать на кровати Кандриса, носить его одежду и мерить шагами пол в абсолютном одиночестве. Эта ночь была дождливой. Вода проникала через щели и трещины в ставнях. Временами раскаты грома, как будто скатывающиеся с горных вершин, пугали всех вокруг. Он прикрывал глаза, когда неожиданные вспышки молний разрывали темноту, и вглядывался сквозь щели в очертания холмов под низкими облаками, желая знать, как Моргейн справлялась там одна. Была ли она еще жива, или не выдержала и умерла от своей раны, или, может быть, смогла найти новый приют? Временами дождь перемежался со снегом, а гром продолжал периодически грохотать. Утром все окружающее Ра-Моридж пространство было покрыто чистым белым снегом. Но очень скоро дороги вновь запачкались землей и превратились в грязно-коричневые полосы на белом снежном покрывале. Снег никогда долго не лежал в землях Моридж, за исключением, пожалуй, горной цепи Элис Кейдж. Весь этот день, как и весь предыдущий, никто не приходил в его комнату, даже чтобы принести пищу. Но вечером вновь последовало высочайшее приглашение, и он вновь был вынужден сидеть за столом напротив Эриджа. На этот раз посреди стола, прямо между блюд и вина, лежал длинный лук Кайя. - Мне хотелось бы знать, что это означает? - наконец спросил Вейни. - Кайя пытались перейти наши границы сегодня ночью. Твое предупреждение сбылось: у Моргейн оказались очень неожиданные преследователи. - Я уверен, - сказал Вейни, - что она не вступала с ними в сговор. - Нам пришлось убить пятерых, - сказал Эридж с некоторым самодовольством. - Я встречал человека в Ра-Лиф, - сказал Вейни, растягивая в непонятной улыбке губы и наливая себе вина, - который очень похож на тебя, брат мой, законный наследник Риджена. Он точно в таком же виде содержал комнаты в своем замке, точно так же, как ты, принимал гостей и так же как и ты, следил за своей честью. Эридж, казалось, был даже развлечен этим замечанием, но это было всего лишь тонкое, с его точки зрения, прикрытие. - Послушай, мой ублюдочный братец. Твой юмор этим вечером перешел всякие границы. Ты пренебрегаешь нашим гостеприимством. - Братоубийство не принесет облегчения и тебе, как оно уже обернулось несчастьями для меня, - сказал Вейни, стараясь говорить холодно и спокойно, что на самом деле было очень далеко от его внутреннего состояния. - Даже если ты окружишь себя слугами из рода Маай, подобно тем, которые сейчас стоят сзади этих дверей, то не забывай, что большинство из тех, кем ты управляешь, принадлежат к Нхи. Перережь мне горло и ты узнаешь, что именно Нхи никогда тебе этого не простят. - Ты так думаешь? - удивленно спросил Эридж, откидываясь назад. - Ты не имеешь прямых корней, ублюдок, кроме меня. А я не думаю, что Кайя могут сделать что-нибудь, если даже и захотят, в чем я сильно сомневаюсь. И к тому же, она очень быстро оставила тебя. Могу с уверенностью сказать, что ты оказался в роли исполнительного слуги всего лишь по причине колдовства. Именно оно смогло заставить тебя служить кому-либо. Ведь ты всегда был хорош только лишь для игры в засаду. Кое-что из того, что Эридж говорил о нем, было близким к правде: младший брат, сопротивлявшийся старшим, ублюдок, противоборствующий законным сыновьям, он не всегда оставался в рамках чести. Братья же устраивали на него засады, особенно часто с тех пор, как умерла его няня и он вынужден был поселиться в крепости Ра-Моридж. Это было время, когда, по его воспоминаниям, они перестали быть братьями. Уже тогда они воспринимали его не как бедного родственника, а как соперника. Может быть, к счастью, он не помнил всех подробностей той поры: ведь ему было тогда всего лишь девять лет. Эриджу было двенадцать, а Кандрису тринадцать. Именно тот возраст, когда дети бывают чрезмерно и непредсказуемо жестоки. - Мы были детьми, - сказал Вейни. - Это разные вещи. - Когда ты убил Кандриса, ты был уже достаточно сообразителен. - Я не хотел его убивать, - запротестовал Вейни. - Отец говорил мне, что Кандрис не собирался предпринимать ничего серьезного против меня, но я этого не знаю. Эридж, он сам напал на меня, и ты видел, ты видел это. А я никогда не собирался нападать на тебя. Эридж уставился на него холодно и опустошенно. - За исключением вот этой моей руки, которая случайно прикрывала его смертельную рану. Ведь он уже лежал в тот момент, ты, грязный ублюдок. - Я был очень напуган и плохо соображал. Я был не прав. Я совершил преступление и теперь искупаю свой грех. - Действительно, - сказал Эридж, - Кандрис собирался немного проучить тебя. Он никогда не любил тебя, и ему было не по вкусу, что ты занимал место среди воинов, он считал, что ты не имеешь на это права. Я сам не обращал на это внимания, но он был мой брат, и если бы он решил перерезать тебе горло, будучи наследником Нхи, я и тогда был бы на его стороне. Жаль, что мы были плохо вооружены. Ты оказался проворней с этим мечом, гораздо проворней, чем мы могли себе представить. Я должен отдать тебе должное, ублюдок, ты был хорош. Вейни взялся за кубок и допил остатки вина. - Отец сделал хороший выбор наследников, разве не так? Все трое - будущие убийцы. - Отец был лучше всех, - сказал Эридж. - Но он убил нашу мать: я просто уверен в этом. Он же подтолкнул Кандриса к смерти, оказывая тебе определенное внимание. Нет ничего удивительного, что ему являлись призраки. - Тогда освободи замок от них. Отпусти меня отсюда. Наш отец относился к тебе не лучше, чем ко мне. Отпусти меня. - Ты уже просил меня об этом, и я тебе отказал. Почему бы тебе не попробовать бежать? - Я думаю, - ответил Вейни, - что я никогда бы не смог добраться даже до первого этажа Ра-Мориджа. - Но позже тебе придется пожалеть о том, что ты не использовал этот шанс. - Ты хочешь запугать меня. Я знаю эту игру, Эридж. Ты всегда был большим специалистом в таких делах. Я же всегда старался верить тебе, гораздо больше, чем я верил Кандрису. Мне всегда хотелось думать, что у тебя еще оставались хоть какие-то понятия о чести, в то время как он в этом сильно нуждался. - Ты ненавидел нас обоих. - Мне жаль тебя, мне жаль даже Кандриса. Эридж улыбнулся и встал из-за стола, направляясь поближе к камину, где было теплее. Вейни присоединился к нему. Эридж, продолжая держать кубок с вином в своей руке, уселся на привычный стул против огня, в то время как Вейни устроился на теплых камнях. Долгое время они сидели молча, и еще два кубка опустели в руке Эриджа, его лицо раскраснелось, а дыхание стало более тяжелым. - Ты слишком много пьешь, - сказал наконец Вейни. - Особенно этим вечером ты выпил очень много лишнего. Эридж поднял обрубок руки. - Вот это болит долгими холодными вечерами. И уже долгое время я пью, чтобы лучше заснуть. Конечно, я должен прекратить это, если не хочу кончить так же, как отец. Ведь именно вино уничтожило его, я хорошо это знаю. Когда он пил, а это было почти постоянно после смерти Кандриса, он становился невменяем. Он отправлялся на его могилу, и там его посещали призраки. Мне бы не хотелось умереть таким образом. Подобная рациональность делала его похожим на сумасшедшего. А иногда Вейни казалось, что перед ним рассудительный человек, способный к прощению. По его мнению, человек не мог говорить подобным образом с врагом. И ему казалось, что были моменты, когда они становились в большей мере братьями, чем когда-либо еще. В эти моменты он думал, что понимает Эриджа через его настроение, через складки и морщины, которые еще резче выделялись на его лице, делая его на несколько лет старше, чем он был на самом деле. - Твоя хозяйка, - сказал Эридж, - все еще не покинула Моридж, хотя ты уверял меня в том, что она оставит нас? - Это ее дело. - Должен я вернуть ее, чтобы задать ей этот вопрос, или могу задать его тебе? Вейни пристально взглянул на него, пытаясь как можно быстрее понять цель этого вопроса, прозвучавшего среди полубессмысленного, болезненного и большей частью слабого и надуманного юмора. Такой оборот дела меньше всего нравился ему. - Ее дела касаются Хеймура, и я могу добавить только одно: она не принадлежит к числу друзей Фая. Давай считать, что этого достаточно для объяснений. - Действительно? - Это правда. - Но все равно, - сказал Эридж, - она не покинула Моридж. А ведь все мои обещания были основаны именно на этом. - И мои тоже, - сказал Вейни. Эридж посмотрел на него сверху вниз. Больше не было и следов веселья в его глазах. В одно мгновенье он преобразился. Теперь пред Вейни был нхи Риджен, только более молодой, непреклонный и полный злобы. - Ты можешь идти. - Я прошу, не предпринимай ничего против нее, - в последний раз предостерег его Вейни. - Можешь убираться, - повторил Эридж. Вейни поднялся и вышел без обычного поклона. В коридоре он увидел охрану: все были из рода Маай. Эридж не доверял его охрану людям нхи. Но с тех пор, как он вошел в эту комнату, охрана удвоилась. Теперь его поджидали уже четыре человека. Неожиданно он решил вернуться, услышав слабый звук выдвигаемого из ножен меча. Через открытую дверь он видел, как Эридж обнажил свой длинный меч. В этот момент короткого замешательства они ухватили Вейни за спину и пытались удержать. Терять ему было нечего. Он осознавал это и приблизился к брату, полный решимости разнести ему, по крайней мере, череп, чтобы не было у Нхи щенков из рода Маай для управления Ра-Мориджем. Во всяком случае, Нхи это пошло бы на пользу. Но его все-таки успели схватить, и левая рука Эриджа, сжимающая рукоятку меча, опустилась ему на голову, заставляя его упасть на колени. Он хорошо знал эту подземную часть крепости, которая уходила глубоко внутрь холма, где были расположены многочисленные коридоры и комнаты, используемые для хранения припасов. Зимний холод наполнял это подземелье почти в любое время года. Теперь там редко кто бывал, потому что это место было небезопасным из-за обвала, который произошел там еще в незапамятные времена. Часть помещений хранилища были укреплены с помощью колонн, а туннели и коридоры снабжены подпорками. Когда Вейни и его братья были еще детьми, им запрещали посещать сами подвалы, а разрешали играть в верхних складах безопасного западного крыла замка. Летом в них было прохладно, а зимой тепло. Однажды, когда он уже жил в Ра-Моридже, братья уговорили его пойти с ними вниз, в самые нижние и глубоко расположенные сырые и холодные подвалы. Они взяли с собой только одну лампу и тайком отправились в это рискованное путешествие. Там они и оставили его. Никакие его крики никоим образом не могли быть услышаны наверху. И вот теперь его волокли в это самое место без света, без воды, одетого только в штаны и рубашку при таком жутком холоде. Он сопротивлялся, как мог, перепуганный тем, что они свяжут его здесь и оставят, как однажды сделал Кандрис. Они втолкнули его в темноту и захлопнули за ним дверь, повернув несколько раз ключ в замке. Он же в исступлении пытался открыть ее, пока у него хватало сил. Но наконец его плечи и руки обессилели. Он опустился около двери, в единственном месте, которое он запомнил в этой кромешной тьме и которое было не таким ледяным, как все остальное пространство. Когда он сдерживал дыхание, то единственными звуками, которые доносились до него, было отдаленное, едва различимое журчание воды. Но вскоре появились крысы. Они подбирались осторожно, останавливаясь всякий раз, как только он производил неосторожный звук. Он уже отчетливо слышал шуршанье их маленьких лап, когда они перебегали вдоль стен или прямо над ним, в лабиринтах многочисленных перекладин, расположенных у потолка. Он ненавидел их, чувствуя отвращение, еще со времен давних кошмаров, пережитых в этом месте. Он ненавидел их даже при свете дня: один их вид отбрасывал его память назад, погружая его в темные пространства, где эти твари кишели тысячами, где они вселяли ужас и где он был маленьким и беззащитным. Но он не осмелился долго так лежать, опираясь о дверь. Ведь крысы как правило сторонились человека, который все еще бодрствовал, и он понимал это очень здраво, несмотря на охвативший его страх, а кроме того, он хорошо знал, что они могут сделать с человеком, который спит. Поэтому он начал ходить, чтобы хоть таким образом спастись от сна, и один раз, когда прилег отдохнуть, то почти немедленно почувствовал что-то легко скребущееся в его ногах. Он приподнялся с прерывистым криком, эхо которого ужасающими раскатами разнеслось в темноте, и вскочил на ноги. Этот звук, видимо, напугал их, но отнюдь не надолго. Вскоре они вновь бесстрашно принялись за свои прежние занятия. Временами к нему подступал сон. Это чаще случалось в те моменты, когда он, обессиленный, внезапно опускался вниз. Поэтому он ходил до тех пор, пока не прислонялся к стенам, чтобы хоть как-то отдохнуть, постоянно удерживаясь от падения на пол, просыпаясь уже в полусогнутом состоянии. Тогда он карабкался вверх по стене, стараясь подняться, и так удерживал себя на слабеющих ногах. Но вот в коридоре послышался звук шагов, где-то внизу появилась полоска света, и наконец дверь открылась. Яркий свет факелов ударил ему в лицо, и он увидел темные фигуры людей, которые стояли в коридоре. Он вышел к ним, как к дорогим друзьям, почти падая на их руки, как в единственное спасительное место. Они почти на руках оттащили его наверх, прямо в комнату, где находился Эридж. За окном была ночь, и он догадался, что прошла одна ночь и один день с тех пор, как он спал в последний раз. Его колени дрожали, а руки отказывались слушаться его, когда он попытался сесть на указанное ему место за столом, напротив своего брата. Прежде всего он попробовал вина, надеясь, что с его помощью исчезнет холод из желудка, который сковывал его изнутри. Но есть он не хотел и взял лишь небольшой кусок хлеба с сыром. Нож выпал из его руки, и он решил, что с него достаточно. Он отодвинул свой стул и, несмотря на то, что Эридж еще не закончил обед, лег около горящего камина, наслаждаясь теплом. Постепенно его ощущения притупились, и наступило полное изнеможение. Он проснулся, когда почувствовал удары сапога по ребрам. Он заставил себя собраться, имея сильное желание оттянуть возвращение в свою тюрьму любым разговором, более терпимым отношением к мрачному юмору Эриджа, но охрана Маай была уже рядом. Они подняли его и потащили вновь туда, где в кромешной темноте бегали крысы. Он сопротивлялся отчаянно и безрассудно, вырываясь от них. Ему даже удалось добраться до стола и схватиться за нож, которым он попытался пырнуть кого-то в руку, прежде чем они обезоружили его. Удар ногой в голову заставил его немного затихнуть. Когда он уже падал на пол, его единственной мыслью было то, что сейчас они вновь потащат его вниз, а в бесчувственном состоянии он наверняка достанется крысам. Именно по этой причине он и продолжал сопротивляться с такой яростью, пока второй удар в грудь не заставил его потерять сознание. Он все еще лежал на полу. Он мог уже ощущать и свет, и тепло, и мягкость ковра под пальцами рук. Затем он почувствовал еще и холодное стальное острие на своем запястье, прижимавшее его руку к полу, поднял глаза и увидел Эриджа, который сидел, опираясь на ручку стула, а в его руке был длинный меч, поблескивающий в пламени камина. - А у тебя, оказывается, гораздо больше выносливости, чем следовало ожидать, мой ублюдочный братец, - сказал тот. - Казалось бы, несколько лет назад у тебя должно бы быть больше причин для этого, чем два дня назад. Разве ты находишься в таком долгу перед ней, что даже не можешь сказать, зачем она явилась сюда? - Я уже объяснил тебе, - ответил Вейни, - что я сам не до конца понимаю ее цель. Она говорила, что собирается уничтожить Колдовские Огни. Но я не знаю, зачем. Может быть, это дело ее чести. Но они никогда не приносили никакого вреда землям Эндар-Карш, поэтому я не думаю, что она причинит какой-нибудь вред и Мориджу. - И ты, конечно, не знаешь, какую выгоду она получит при этом? - Нет. Она сказала только один раз... упомянув, что собирается убить Фая и что это не... - Он шевельнул рукой, лезвие разрезало кожу, и Вейни решил, что двигаться еще рано. - Эридж, поверь, что она не враг. Рот старшего брата скривился в кислой усмешке. - Но Фай владеет очень многим, и никто из его окружения не обещает нам ничего хорошего. - Но она собирается всего лишь уничтожить его, а не захватить его власть и силу. Лезвие поднялось вверх. Вейни встал на колени, ощущая боль в голове и в груди, там, где его ударили. Теперь он воспринимал цинизм Эриджа вполне серьезно. - Мой маленький брат, - продолжал тем временем Эридж. - Мне кажется, что ты и на самом деле поддался колдовству, а если это так, то твой рассудок уже пострадал. Посмотри на меня. Посмотри внимательно. Я клянусь тебе, и ты знаешь, что я держу свое слово, что если ты покинешь ее на самом деле, откажешься от этой службы, то я не буду хранить на тебя зла. - При этом длинный меч резко дернулся, впиваясь в руку. Вейни убрал ее за спину, перепуганный. Но лезвие упорно преследовало его и теперь застыло прямо у глаз, гипнотизируя его как змея. - Послушай, ублюдок, - сказал Эридж, - почти два года я занимался искусством владения мечом с помощью левой руки. Но все оказалось напрасным. Не увенчались успехом и все попытки Ромена спасти мои пальцы. Сначала я потерял их, а потом руку. Хочешь, я расскажу тебе, как я поклялся в том, что сделаю, если встречу тебя на расстоянии вытянутой руки, ублюдок? Кандрис заслуживал того, что он получил от тебя, но ведь я только пытался прикрыть его в тот момент, только удержать тебя от нового удара. Ведь я не был даже вооружен. В том, что ты сделал, нет никакой чести. И я не прощу тебе этого. - Это всего лишь обычная ложь, - сказал Вейни. - Ты с такой же радостью убил бы меня, хотя я и был менее опытен в бою, чем каждый из вас. Я был таким всегда. Эридж рассмеялся. - Вот теперь передо мной Вейни, которого я знаю. Кандрис проклял бы меня при всех и даже не задумываясь перерезал бы мне горло, если бы я как-то досадил ему. Но ты знаешь, что я тоже могу сделать это, и поэтому ты должен бояться. Ты слишком много думаешь, кайский ублюдок. И ты всегда отличался очень изощренным воображением. Но это делает тебя трусливым, потому что ты никогда не пытался научиться применять эти свойства ума себе на пользу. Но годы сделали свое, ты стал старше и сильнее. Сейчас я не уверен, что смог бы справиться с тобой, даже если бы ты тоже воспользовался одной левой рукой. - Эридж, - заговорил Вейни, стараясь изо всех сил поддержать задушевный и рассудительный тон. - Эридж, неужели ты хочешь, чтобы этот зал уподобился тому, который мне пришлось наблюдать в Лифе? Разреши мне уехать отсюда. Ты знаешь, что я нахожусь вне закона. Я понимаю, что заслужил это. То, что я вернулся сюда в расчете на милосердие отца, было чистым безумием. Я никогда не пришел бы сюда, если бы знал, что мне придется иметь дело с тобой. Это было моей ошибкой. Но Нхи потеряют свою честь именно при тебе. Ты хорошо знаешь, что Нхи не разделяют твоих устремлений, иначе тебе не пришлось бы использовать охрану из маай. - Тогда чего же ты хочешь от меня? - Чтобы ты обращался со мной, как это принято у Нхи. По крайней мере, как со своим братом. При этих словах Эридж едва улыбнулся, вытаскивая из-за пояса короткий меч, символ Чести, и бросил его на камни, где он со звоном упал недалеко от огня. После этого он вышел. Вейни очень внимательно наблюдал за ним и невольно вздрогнул, когда хлопнула дверь и тяжелый засов опустился с другой ее стороны. Страх вновь вернулся к нему, как старый друг, близкий и знакомый. Он даже некоторое время не мог взглянуть на лежащий на каменном полу меч. Он не просил этого, а хотел только лишь освобождения. Но, так или иначе, это был честный, даже более, чем честный ответ на все, о чем он просил Эриджа. В конце концов он повернулся, не вставая с колен, отыскал эфес клинка и, взяв его в руку, нашел, что он не очень удобно лежит в ней, и, более того, Вейни отчетливо ощущал, что пока он держит ее в руке, то в значительной мере теряет и смелость и мужество, которые ему были необходимы, чтобы сейчас сделать то, что ему предлагал почти два года назад нхи Риджен. Возможно, подумал он, это было сделано с целью обезопасить себя от всех трудностей, которые, может быть, не хотел брать на себя Эридж, а может быть, это был его последний жест милосердия: его боль была гораздо сильней, чем честь, символизируемая этим клинком. Но этот жест требовал и желания и смелости, за которыми Эридж обратился именно к нему, зная очень хорошо, что его брат-кайя не способен сделать это. И Вейни тоже хорошо знал, что Эридж, в этом месте и в этом случае, мог. И точно так же это мог сделать Кандрис или их отец. В них была определенная кровожадность: они должны были поступить именно так, если только это могло досадить их врагу или лишить его возможности осуществить месть. Он положил меч на пол, на расстояние вытянутой руки, закрыл глаза и затих. Теперь, чтобы схватить его, был нужен лишь один-единственный побудительный импульс. После некоторых раздумий, он окончательно пересилил страх, потому что понял, что не собирается делать это. Он оставил клинок лежать там, где он был, а сам переместился поближе к огню и лег, подрагивая всем телом, его грудь резко вздымалась, а челюсти были крепко сжаты в предчувствии очередных оскорблений или насилия. Когда дневной свет начал пробиваться в комнату, он все еще находился в изнеможении, хотя по-настоящему и не заснул всю ночь. Он услышал приближающиеся по коридору шаги, и внутри него возник на какой-то миг толчок к тому, чтобы с опозданием сделать то, что должно было быть сделано вовремя и с достоинством. Он даже не стал обдумывать убийство Эриджа с помощью этого же клинка. Это было бы бесполезным делом, с одной стороны, в результате которого он должен был бы с позором умереть, а с другой стороны, это убийство было бы лишено всякой чести или оправдания для него самого. В комнату вошло несколько человек. Эридж отправил остальных за дверь, и, оставшись один, прошел по ковру, поднял лежащий на камнях клинок и вложил его в ножны, висевшие на поясе. - Я и не думал, что ты сделаешь это, - заметил он. - Но зато теперь ты не сможешь выражать недовольство, что я обесчестил тебя. - И с этими словами он положил руку на плечо Вейни, стоявшего на коленях, и пытался поднять его. На глаза Вейни навернулись слезы. Он не желал этого, но ему было обидно, что подобно другим сражениям с Эриджем, это тоже оказалось тщетным, и он уже понял это. Затем, к его полному дальнейшему позору, он ощутил руку Эриджа около себя. Эта рука предлагала ему приют, и было нужно лишь опуститься рядом на колени, как мир был бы восстановлен. Теперь обе руки брата лежали на нем после столь долгого отчуждения от дома и от родственников, да и от самого Эриджа. Он взглянул на него и увидел, что Эридж тоже плачет. Тут брат ударил его рукой, нервно и немного грубо, чтобы привести в чувство, и продолжал удерживать уже на расстоянии вытянутой руки: лицо Эриджа было мокрым от слез. - Я нарушил клятву, - сказал он, - потому что я поклялся, что убью тебя. - Я хочу, чтобы ты выполнил ее, - ответил Вейни, и Эридж крепко обнял его и потрепал, как маленького ребенка, взлохмачивая его волосы, которые все еще были детской длины, и оттолкнул. - Ты сам бы никогда не сделал этого, - сказал Эридж, - потому что ты слишком любишь жизнь, чтобы умереть. Это большой дар, брат. И именно поэтому ты всегда будешь слабым врагом. Как Моргейн, подумал Вейни. Неужели это передалось от нее? Но ведь он с самого начала своего путешествия имел две половинки своего собственного короткого меча, символа Чести, сломанного его отцом. Поэтому его слабость отнюдь не была заслугой Моргейн: он на самом деле не заслужил честь стать юйо среди Нхи. Подобные вещи имели цену, которая зачастую должна выплачиваться значительно позже их получения, а он был не согласен с такой формой оплаты. И он вновь заплакал от осознания этого. Эридж очень осторожно похлопал его по уху, заставляя взглянуть на него. - Ты ограбил меня, - сказал он необычно резко, - ты отнял у меня брата, отца и даже часть моего тела. Неужели у тебя нет желания хоть как-то компенсировать мои потери? - Что ты хочешь от меня? - Мы сделали из тебя врага. Кандрис ненавидел тебя и в итоге погиб от твоей руки, а отец всю жизнь считал тебя очень неудобным и даже нежелательным для нашего дома. Я же сам относился к своему брату очень послушно, и всегда делал так, как он хотел. Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Ненависть? - Нет. - Вернешься ли ты домой? Твоя лио оставила тебя по собственному выбору. Теперь ты просто брошен. Твоя служба кончилась, и если я дарую тебе прощенье, то ты перестанешь быть илином. А я могу сделать это, потому что я готов простить тебя. Ты мне нужен, Вейни. Ведь здесь только я один остался от всей семьи, и при этом я не могу сам себе отрезать кусок за столом. Рано или поздно мне понадобится брат с двумя здоровыми руками, брат, которому я мог бы полностью доверять, Вейни. Это обрушилось на него так быстро и неожиданно, что он был изумлен и подавлен. Но, с другой стороны, почувствовав руку брата на своей руке и предложение обрести дом и честь, он на какое-то время растерял все остальные свои чувства. Но не совсем. Неожиданно он покачал головой. - До тех пор, пока она будет жива, - сказал он, - и даже после ее смерти, я должен буду выполнять свое Обязательство, данное ей. Вот почему она должна была оставить меня. Я обязан убить Фая и разрушить Колдовские Огни. Вот что она возложила на меня по Закону. - Она возложила на тебя и еще кое-что, - заявил неожиданно после паузы Эридж. В его голосе чувствовался страх. - Небеса защищают безумцев. Разве ты не слышал свои собственные слова, Вейни? Почему ты решил, что она именно об этом просила тебя? Ты не смог наложить на себя руки прошлой ночью, почему же ты решил, что она поручит тебе что-то более простое? Ведь она просто-напросто приказала тебе убить самого себя, только и всего. - Это было справедливое Обязательство, согласно Закону, - возразил он, - и она действовала в рамках своих прав. - Но сейчас она оставила тебя. - Нет, это ты отослал ее от меня. Она была ранена, и у нее не было другого выбора. Эридж с силой сжал его руку. - Я предоставлю тебе место рядом с собой. Несмотря на то, что ты был вне закона, несмотря на то, что ты до сих пор был вовлечен в эту смертельную игру, ты был бы в Ра-Моридже вторым человеком после меня. Вейни, послушай. Посмотри на меня, Вейни. Ведь как-никак, а я человек. Ты можешь потрогать меня и ощутить человеческое тело и тепло. Но ведь она - порождение Колдовского Огня. Эта леденящая душу женщина очень опасна для всех, кто был рожден человеком и в чьих жилах течет человеческая кровь. Ведь она убила десять тысяч человек. И всех - во имя одной и той же лжи, а сейчас ты повторяешь ту же ошибку и веришь в ту же самую ложь. И я не хочу, чтобы кого-нибудь из моего дома ожидал подобный конец. Посмотри на меня. Ты видишь? Можешь ли ты чувствовать себя так же легко, когда смотришь в ее глаза? Ему же вновь вспомнились слова, которые говорил Лилл: "Ты даже не заешь, как велик дьявол, которому ты служишь... Она лжет, так же как лгала всегда, чтобы разрушить Корис... Клятва илина гласит: разрушь семью, разрушь очаг, но только не лио. Но разве там говорится об уничтожении всего рода?.. Пойдем со мной, кайя Вейни..." - Вейни. - Рука брата опустилась вниз. - Уходи. Я приказал, чтобы тебя проводили в твою комнату, в твою бывшую комнату, в башне. Отдохни до завтра, а вечером мы поговорим еще раз, и ты поймешь, что я был прав. Он все еще спал. Он так и не поверил, что это возможно для человека в его положении, который был лишен сразу и совести и разума, после чего все его остальные чувства были попросту заперты и недоступны для употребления. Он спал крепко, в своей собственной постели, которую помнил еще с детства, а проснулся от боли в голове и в груди, напоминавшей об ударах, полученных накануне от людей Маай. Пробуждение, однако, вернуло его еще и к другим, не менее болезненным страданиям, связанным с воспоминаниями о том, как он не мог заснуть всю ночь на полу, в темном подвале, заполненном крысами, и о кошмаре, который он испытал в комнате Эриджа, и о том, что самым лучшим для него было бы остаться, напустить на свое лицо маску гордости и чести и пытаться постоянно носить ее перед другими. Но даже это последнее воспоминание казалось ему бесплодным. Он знал, что это был самообман. Разве возможно было в этой крепости найти хоть кого-нибудь, кто мог бы забыть все происшедшее прежде, а особенно Эридж? Так он лежал и думал до тех пор, пока слуги не принесли воду. Он с удовольствием умылся, не забыв при этом все свои синяки и ссадины, и только после этого оделся в чистую одежду, которую ему тоже принесли. Каким-то необъяснимым, скорее извращенным движением ума, он вновь вернулся к мысли о том, как нхи Риджен обрезал его длинные волосы, которые за два года изгнания отросли. Неожиданно он отбросил их назад, схватил рукой и сделал то же самое на глазах у обомлевших слуг, которые не посмели даже двинуться с места, чтобы остановить его. В таком виде и с таким настроением он отправился на очередную вечернюю встречу со своим братом. Эридж однако не оценил эту жестокую шутку. - Что это за сумасбродство? - прохрипел он, глядя на него. - Вейни, ты позоришь весь дом. - Я уже однажды сделал это, - ответил он очень спокойно. Эридж пристально глядел на него, но все-таки у него хватило терпенья на время оставить эту тему. Вейни же без приглашения уселся за стол и ел, не поднимая лица от тарелки и не произнося лишних слов. Эридж ел почти в такой же манере, но в конце концов отставил наполовину незаконченную тарелку. Видимо, выдержка все-таки изменила ему. - Послушай, брат, - сказал Эридж, - зачем ты позоришь меня? Вейни закончил ужин и вышел из-за стола, направляясь к камину, где было единственное по-настоящему теплое место. Через некоторое время Эридж присоединился к нему и положил руку ему на плечо, заставляя его обернуться. - Я могу уехать отсюда? - спросил Вейни. Эридж выругался. - Нет, ты не свободен в этом решении. Сейчас ты представляешь семью и обязан находиться здесь. - Но для чего? Для того, чтобы быть подле тебя? И это после всего, что было? - Тут Вейни взглянул на брата и понял, что проявлять дальнейшую агрессивность невозможно. В этот момент на лице Эриджа застыло выражение неподдельного страдания. Вейни не ожидал увидеть такое, как ему показалось, почти естественное раскаяние и, может быть, поэтому не знал, как правильно оценить его. Он отошел к столу и сел. Эридж вернулся вслед за ним и сел напротив. - Если бы я дал тебе оружие и лошадь, - неожиданно спросил он, - что бы ты стал делать? Последовал бы за ней? - Я связан клятвой, - сказал Вейни и так посмотрел на Эриджа, как будто хотел выжать из него нужный ему ответ: - Где она? - Она остановилась недалеко от Бейн-эй. - А ты действительно можешь дать мне оружие и лошадь? - Нет, я не могу этого сделать. Послушай, брат мой, ведь ты нхи. Я прощаю тебе все твои прегрешения и не держу на тебя зла. - Спасибо тебе за это, - сказал Вейни очень спокойно. - Я так же прощаю тебе твои. Эридж облизнул губы. Временами старый нрав вспыхивал в нем, но он старался гасить его. Он склонил голову и коротко кивнул. - Они были значительными, - заметил он, - но из них последний был самым мелким. Но я клянусь тебе, что ты будешь моим братом, наследником, вслед за моими собственными детьми. При нашем правлении будет значительно больше успехов, чем при моем или даже при правлении нашего отца, если только ты возьмешься за ум. Вейни потянулся к вину. Что-то в этих словах раздражало его. Он поставил кубок на место. - Что же ты хочешь от меня? - Ведь ты знаешь эту колдунью. Ты долго был рядом с ней. Ты должен знать, что она ищет, и я готов держать пари, что ты знаешь, как это можно заполучить: я думаю, что неявно это выражено в комиссионных, которые она обещала тебе. Я уверен, что ты видел, как она использовала какие-то силы, которые она, скорее всего, извлекает из своего оружия. Ведь ты проезжал с ней через лес Корис. Я даже подозреваю, что ты знаешь, как именно их можно использовать. Я не верю в магию, Вейни, и я думаю, что и ты мало веришь в нее. Все, что происходит в мире, проходит через руки людей, а не через желания, обращенные к волшебной палочке, а потом извлекаемые из прозрачного воздуха. Разве не так? - Но как это связано с тобой и со мной? - Покажи мне, как делаются эти вещи. Ты даже можешь сдержать свою клятву относительно Фая, если хочешь, но ты должен будешь убить его с моей помощью. Запомни, что в тебе течет человеческая кровь и твоя преданность должна распространяться только на людей. Послушай, послушай меня! Когда-то, во времена Верховных Королей, владения нашего отца занимали самое высокое положение в Срединных Царствах. Теперь Верховных Королей уже нет, а с ними нет и той силы, которая когда-то была у нас. И я подозреваю, что эта сила, которой владели некогда мы, была у нас похищена благодаря этой колдунье. И теперь в наших силах вернуть ее обратно в Моридж, для тебя и для меня. Взгляни же на меня, мой младший брат! Я клянусь тебе, что ты будешь вторым после меня. - Я все еще илин, - запротестовал Вейни, - и я свободен от всех твоих обещаний. Сила Моргейн заключается в том, чем она владеет, и если ты не лжешь, то она по-прежнему владеет этим. Не пытайся сделать ей вызов, Эридж: она просто убьет тебя. А мне не хотелось бы, чтобы так случилось. - Но послушай меня еще раз. Ведь если она имеет дело с Колдовским Огнем и если она имеет дело с Фаем, то она не может быть нашим другом. Ведь в данном случае, когда она займет его место, мы просто получим одного Фая вместо другого. При этом не забывай, что она еще менее человечна, чем он... Она очень склонна к мести, а обладая такой силой, она может сделать такое, о чем сейчас трудно вообразить. Что можешь сделать ты против ее честолюбия? Подумай об этом, брат. - Ты сказал, что она остановилась рядом с Бейн-эй, - произнес Вейни, игнорируя все сказанное Эриджем. - Не похоже, что она бросила меня здесь. Скорее всего, она ждет меня. Она все еще надеется, что я смогу прийти. Эридж рассмеялся, но его улыбка как бы потонула в мрачном и холодном взгляде Вейни. - Ты все еще очень наивен, - сказал Эридж. - То, что она ожидает, еще не означает, что она ожидает именно тебя. Она не может ждать из-за такой мелочи по сравнению с ее делами. - Что же тогда это может означать? - Можешь ли ты показать мне способ, с помощью которого она пользуется своей силой? - спросил Эридж. - Я не прошу тебя нарушать клятву. Если она отправляется за смертью Фая или собирается разрушить Хеймур, я не буду ссориться из-за этого. Но если она ищет силу только лишь для себя, то это меняет все положение дел. Разве клятва, которую ты ей дал, может позволить подчинить ей твой собственный народ? Если это так, то эта клятва граничит с позором. - Она предполагает уничтожить силу Фая, - сказал Вейни, - и она ничего не говорила о создании своей собственной силы или какой-либо другой. - Нет, ты уж договаривай, - сказал Эридж. - Предполагает уничтожить силу Фая... зачем? Чтобы жить в бедности и прозябать в безвестности? Или рисковать, наживая столько кровных врагов? Ведь ты для нее ничего не значишь. Я предлагал ей тебя в обмен на обещание пойти на юг. Но она отказалась. Вейни пожал плечами. Для него не было новостью, что он не нужен ей, разве что как средство для осуществления ее целей. И она никогда не обманывала его в этом. - Она просто вышвырнет тебя в сторону, - сказал Эридж. - А что еще сделать подобное сердце в Хеймуре, если оно не имеет никаких привязанностей? Она создаст еще больший холод и еще большие опасности. Я предпочитаю врагов с характером, но при этом с понятием чести. Мне больше по душе сражаться с людьми. Фай стар и почти сошел с ума, но он никогда не вел войну с нами, ни он, ни его предшественники. Он лишь занят своими зверями и своими прихотями. Но как ты смотришь на то, если всем этим начнет заниматься Моргейн? - А что ты сам сделал бы, обладая всем тем, о чем мы сейчас говорим, - грубовато спросил Вейни. - Нечто подобное тому, что я видел в Ра-Моридже? - Оглянись вокруг, - сказал Эридж. - Посмотри повнимательней, как живет народ. Уверяю тебя, что не так уж и плохо. Много ли ты видел такого, что следовало бы изменить? У нас есть свои законы, храмы, тишина полей, и лишь наши враги, Кайя, досаждают нам. Вот это и есть моя работа. И мне не приходится стыдится за то, что я делаю здесь. - Действительно, Моридж выглядит очень хорошо, - сказал Вейни. - Но что касается тебя самого, ведь ты не сможешь обращаться с теми вещами, с которыми имеет дело Моргейн, а кроме того, ведь она не собирается их отдавать. Лучше попытайся найти в ней союзника. Это будет самое лучшее, что ты сможешь сделать для Мориджа. - И присоединиться к тем десяти тысячам, которые погибли в Айрен? С ее помощью? - Но она не убивала их. Большая часть всех этих рассказов - ложь. - Но если это произошло с ее помощью, то это одно и то же. И я не хочу, чтобы Моридж и Нхи постигла та же участь. Я не могу поверить ей. Но этому - этому - я поверил бы, я поверил бы, что она ценит силу. - Он поднялся в возбуждении и достал из шкафа, стоявшего рядом со столом, какой-то сверток. Пока он держал его в руке, ткань развернулась, и Вейни увидел, к своему ужасу, золотую рукоятку Подменыша. - Вот что держит ее в Бейн-эй. И я бьюсь об заклад, брат мой, что ты должен знать кое-что об этом. - Я знаю только одно: она приказала мне держать руки подальше от него, - сказал Вейни. - На что и ты должен обратить внимание, Эридж. Она говорит, что большая опасность может исходить от этого проклятого клинка, и я верю в это. - Я знаю, что она ценит его больше своей жизни, - сказал Эридж, - и даже больше, чем все остальное, что у нее есть. Это было очевидно. - Он резко дернулся, когда Вейни попытался протянуть руку к мечу. - Нет, этого я тебе не дам. Но мне хотелось бы услышать твои объяснения о том, что он значит для нее. И если ты действительно мой брат, то ты расскажешь мне об этом по собственному желанию. - Я честно скажу тебе, что не знаю, - ответил Вейни, - и если ты благоразумный человек, то ты позволишь мне вернуть ей эту вещь еще до того, как она успеет принести нам несчастье. Из всех вещей, которые есть у нее, эта - самая опасная, которой боится даже она сама. И он сделал вторую попытку взять меч, начиная опасаться за намерения Эриджа относительно клинка: тот считал, что именно этот предмет являет собой источник силы. Он думал так уже хотя бы судя по тому, как Моргейн хранила его и никогда с ним не расставалась. Неожиданно Эридж повысил свой голос до крика, и в распахнувшуюся дверь вбежала четверка маай. А Эридж уже обнажал клинок, выдвигая его из ножен здоровой рукой. Лезвие напоминало полупрозрачный лед, который мерцал опаловым отливом, и весь окружающий воздух как будто