тся подождать. - Долго? - Пока не завершится строительство мемориального колледжа Карала. - Понятно. - Даллен совсем запутался. - Боюсь, я не очень хорошо представляю, чем занимается ваш муж. - Вряд ли вы о нем слышали - он никогда не стремился к известности. - Я не имел в виду... Сильвия рассмеялась, сверкнув великолепными зубами. - Вы слишком нормальны, чтобы общаться с Рыжим Риком, зачем вы это делаете? - Он предложил мне выпить пива, - ответил Даллен. Почему его так задело, когда она назвала его нормальным? Ведь он всегда считал себя уравновешенным, никогда не теряющим опору под ногами. - Я уверена, вам будет интересно послушать Карала, - мягко сказала она. - Завтра вечером у нас соберется небольшое общество. Не хотите присоединиться? - Я... - Даллен взглянул на нее, и его охватила неподдельная паника. Ему вдруг очень захотелось обнять ее, хотя она не давала никакого повода, а сам он даже не чувствовал никакого физического желания. "А Кона томится там, где я ее оставил". - Завтра я занят, - неестественно громко ответил он. - Тогда как-нибудь в другой раз... - Мы с женой никуда не выходим. Даллен повернулся и вышел в соседнюю комнату, где Ренард изучал развешанные по стенам пучки растений. Эта прохладная комната с высокими потолками и старинной мебелью словно принадлежала другой эпохе. - Уже уходите? - насмешливо спросил Ренард. - А я решил, что такой поклонник искусства должен остаться здесь навсегда. Чем ты насолила молодому человеку, Сильвия? - Спасибо за помощь. - Она вежливо улыбнулась Даллену. - Коробки довольно тяжелые. - Пустяки. Если позволите, я пойду. У меня назначена встреча в городе. Даллен вышел на улицу. Он собирался вернуться пешком, но Ренард догнал его и через минуту они уже катили по аллее. Мир выглядел другим, словно они вышли на солнечный свет из сумрачного бара. Даллен никак не мог уловить, что же произошло. Наверное, все дело в восприятии случившегося. Он никогда не встречал женщины, подобной Сильвии Лондон, поэтому из-за своей неопытности или мужского тщеславия мог неверно понять ее. А может, во всем виновато долгое воздержание? Когда он рассказал Рою Пиччано о том, что Кона часто занимается онанизмом, доктор предложил ему возобновить физическую близость, но Даллену эта идея показалась отвратительной... - Неплохое получилось развлечение, - сказал Ренард. - Что между вами произошло? - В каком смысле? - Вы оба вышли из студии как пара манекенов, - весело пояснил Рик. - Ты к ней приставал? Даллен задохнулся от негодования. - Не надо обижаться, старина. Два года назад ее старик отправился помирать на Большой О, и Сильвия живет одна. Это преступная расточительность, но в качестве компенсации она придумала себе отличную игру. Музыкальное брачное ложе новой модели. Несколько неуклюжее название, я его только что придумал. Стоит музыке стихнуть, под музыкой я, разумеется, понимаю эмфиземный хрип Карала, и возникнет страшная свалка. Сильвия стремится по возможности расширить круг претендентов. Победителем, конечно, буду я, хотя она, бедняжка, не хочет себе в этом признаться. Я полагаю, иллюзия выбора разнообразит ее жизнь. И тон, и суть монолога взбесили Даллена, но новая информация погасила гнев. - Я не догадался, что Карал живет на Орбитсвиле. Ренард кивнул. - Неподалеку от Порт-Нейпира. Он появляется на вечеринках Сильвии только в виде голоморфного призрака. Лично я нахожу это несколько безвкусным. - Вы такая чувствительная натура, Рик. - Экий ты колючий, Гарри! - А что с его эмфиземой? - Убивает. Медленно, но неуклонно. Я слышал, он уже едва передвигается по комнате. - Но... - Даллен был окончательно сбит с толку. - Зачем?! - Зачем он позволяет себе умирать от вполне излечимой болезни? Почему не остался здесь или не взял Сильвию с собой на Большой О? Очевидно, у нее не хватило времени оседлать своего второго излюбленного конька, иначе ты бы уже все узнал... Думаю, это произвело бы на тебя впечатление... не меньше, чем... гм... Даллен потерял терпение. - Забудьте мой вопрос. - Все это - части Великого Эксперимента, старина! - Ренард громко рассмеялся, а Даллен насторожился, ожидая очередного подвоха. - Неужели ты никогда не слышал, что будешь жить вечно? - О чем-то таком проповедовал Некто из Назарета. - Религия тут ни при чем, Гарри. Старик Карал вообще противник религии и всякой мистики. Он основал фонд "Анима Мунди". С конкретной целью... - Гарри? Ты меня слышишь? - раздался вдруг голос. - Это Джим Мэллор. - Слушаю тебя, - почти беззвучно пробормотал Даллен, немало удивленный решением заместителя связаться с ним после нескольких недель молчания. - Что-нибудь случилось? - Плохие новости, Гарри. Бомон бежал. - Бежал?! - Даллен почувствовал, как на плечи наваливается тяжесть прежних забот. - Ну, так поймайте его. - Слишком поздно! - В голосе Мэллора слышалась ярость. - Побег случился три дня назад, а Лэшбрук сообщил мне только сейчас. Бомон наверняка давно в Корделе. Даллен прикрыл глаза. - Значит, я поеду в Кордель, - вслух произнес он. - Что с тобой? - раздался оглушительный голос Ренарда с соседнего кресла. - Болтаешь сам с собой? Даллен жестом заставил его замолчать. - Подготовь самолет, Джим. Я буду у тебя через несколько минут. - Но... - Я сказал: через несколько минут, Джим. Натренированным движением челюсти Даллен выключил передатчик и попытался расслабиться. Он ощущал приятный холодок предвкушения, к нему возвращалась утраченная иллюзия смысла жизни. 7 Долина представляла собой узкую полосу, длиной почти в километр, с которой сняли почву и горные породы, обнажив материал оболочки. Илом не отражал света, поэтому ночью темная полоса казалась холодным черным озером. Домики исследователей, прилепившиеся к поверхности илема, выглядели небольшой флотилией судов, между которыми протянулись кабели питания и связи. Дэн Кэвендиш проработал в Долине больше сорока лет, но прогулки по черному озеру погружали его в какое-то странное созерцательное состояние, всегда напоминая о том, что от холода межзвездного пространства его отделяют лишь несколько сантиметров... После смерти жены Дэн начал страдать бессонницей, и у него появилась привычка бродить ночью вдоль черной полосы, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. Беззвездное ночное небо Орбитсвиля было по-своему красиво, и эта красота помогала ему ценить и любить жизнь. Расхожее представление о Большом О сводилось к наличию илемной оболочки с небольшим солнцем внутри. Но более сведущие люди знали еще об одной сфере, без которой вся система Орбитсвиля не годилась бы для жизни. Вторая сфера имела гораздо меньшие размеры и была невидима - своеобразная силовая паутина, преграждающая путь солнечной энергии. Сфера состояла из узких, абсолютно непрозрачных полос. Они отбрасывали огромные тени на просторы Орбитсвиля, создавая чередование света и тьмы, дня и ночи, что было совершенно необходимо для естественного развития флоры. Невидимая днем внутренняя сфера прослеживалась в виде полос света и тьмы на противоположной стороне Орбитсвиля, удаленной от наблюдателя на две астрономические единицы. Днем о ней напоминала едва заметная полосатость неба, в сумерках чередование синего и голубого становилось хорошо различимым, а ночью небо пересекали сотни тонких линий, исходящих из двух противоположных точек горизонта и сливающихся в равномерное сияние там, где структура сферы становилась неразличимой из-за огромной толщи воздушного слоя. Девяносто два года жизни Кэвендиша прошли на Орбитсвиле, и он до сих пор находился во власти его красоты и таинственности. Многие вопросы относительно этой фантастической конструкции так и остались открытыми, но Дан не желал сдаваться. Пускай ответы, несмотря на все усилия Комиссии по науке Оптима Туле, пока не найдены. Он искренне верил, что прорыв рано или поздно наступит. Это стало его религией, он не собирался ей изменять, предпочитая жить в Долине, чтобы не пропустить великого дня. По той же причине Кэвендиш сопротивлялся всем попыткам отправить его на пенсию. После смерти Рут ему осталась только работа, поэтому он не отказался бы от нее ни за что на свете. И, конечно, он не позволит Филу Вигасу выжить его из Долины. Кэвендиш уже несколько лет находился в отвратительных отношениях с главным инженером. Воспоминание о Вигасе заставило старика тихо зарычать от гнева. - Он думает, что меня можно сбросить со счетов? - спросил Кэвендиш безмолвное черное озеро. - Я еще покажу этому молокососу, кто чего стоит. Он присел на складной табурет, стараясь отогнать неприятную мысль, что разговоры вслух с самим собой подтверждают мнение Вигаса. Ночь выдалась чудесная, с редкими облачками, скользящими по полосатому сапфиру неба. Все вокруг принадлежало сейчас Кэвендишу. Остальные сотрудники давно уже разбрелись по домам и, судя по темным окнам, давно спят. Дэн подавил приступ зависти и тоски: он вдруг вспомнил, как приятно было проснуться ночью, ощутить рядом тепло Рут, тронуть ее за руку и вновь погрузиться в сладкую дрему. Они прожили вдвоем хорошую жизнь, и сейчас он не хотел предавать ее память, жалея себя. Кэвендиш глубоко вздохнул, расправил плечи и попытался вызвать в душе чувство единения со всей Вселенной, раствориться в загадочном мерцании ночного Орбитсвиля. Вопросы... слишком много разных вопросов. Кто построил Орбитсвиль? Зачем? Является ли он искусственным образованием в узком, человеческом, смысле этого слова, или, как полагают религиозно мыслящие люди, он неопровержимо свидетельствует о существовании Создателя? А может, постаралась сама природа, и лишь на людской взгляд ее творение выглядит странным? Как коренной орбитсвилец, Кэвендиш подсознательно придерживался мнения, что образование, на котором он живет, имеет естественное происхождение, хотя некоторые вещи его смущали. Например, гравитация. Каким-то загадочным образом тонкая илемная оболочка создавала гравитационное поле на внутренней поверхности сферы, а на внешней ничего подобного не наблюдалось. Значит, Орбитсвиль предназначен для обитания. Неясным оставался также вопрос с порталами. С точки зрения человеческой логики было только одно объяснение существованию трех поясов круглых окон - это входы. Но подобная логика вела к спекулятивной идее бога-инженера. Некоторые возражали, утверждая, что всякое божественное искусство должно быть совершенным, а в конструкции Орбитсвиля имеются необъяснимые погрешности. Он представляет собой идеальную сферу, его симметрия удовлетворила бы любого теолога, но порталы... Почему на экваторе их именно 207? Почему северный и южный пояса расположены несимметрично? Почему в северном поясе 173 портала, а в южном 168? И, наконец, почему сами порталы расположены на разном расстоянии друг от друга, а их форма совсем не идеальна? Эти загадки два века будоражили умы ученых, особенно нумерологов, которые перерыли все анналы, начиная со времен Великих Пирамид, но так ни к чему и не пришли. Сферология тоже продолжала ставить рекорды нерезультативности. До сих пор никто так и не понял, почему внутри Большого О невозможна радиосвязь. Кэвендиш как химик-неорганик не занимался проблемами макросферологии, хотя его волновали неразгаданные тайны Большого О, и он жаждал, чтобы на его веку был сделан маленький, но шаг вперед. Даже крошечное продвижение компенсировало бы сорок с лишним лет разочарований. Кэвендиш вглядывался в сторону домов, плывущих по продолговатому черному озеру. Некоторые разбирались и перестраивались по нескольку раз. Обычно эти изменения были связаны с окончанием очередной серии экспериментов. Некоторые здания и устройства имели своих антиподов, зеркально отраженных двойников на внешней стороне Орбитсвиля. Кэвендиш, хотя и настроенный весьма оптимистично, подозревал, что его область исследований - структура илема - наименее перспективна. Иногда он склонялся к мысли, что пройдут века, прежде чем это вещество приоткроет хоть малую из своих тайн, а тогда будет уже слишком поздно. Люди рассеются по бескрайним просторам, и Орбитсвиль поглотит человеческую расу. Тысячи племен станут вновь изобретать паровую машину и двигатель внутреннего сгорания, а более совершенная техника канет в небытие. Кэвендиш вздохнул: пора и в постель. Наклонившись за табуретом, он вдруг увидел, как поверхность илема мигнула зеленым светом. Изумрудная полоска во всю ширину Долины пробежала вдоль черного озера и исчезла на западе. - Что за черт!.. Кэвендиш взглянул на привычный ночной пейзаж и вдруг почувствовал себя очень неуютно. Проведя всю жизнь внутри Орбитсвиля, он знал, что илом - совершенное, неизменное вещество, более стабильное, чем кора любой планеты. И он не должен пульсировать ни зеленым, ни каким-либо другим светом... Ведь если это возможно, то возможны и другие изменения... Ему вдруг показалось, что идем растворяется у него под ногами... что его беззащитное тело вот-вот окутает холод межзвездного пространства. Марк Денмарк был явно не в духе. Он хмуро рассортировал бумаги на столе, подошел к окну и уставился на давно приевшийся пейзаж. Долину заливали вертикальные солнечные лучи, и яркий слепящий свет вызывал в памяти картины Древнего Египта. Денмарк покачал головой, словно вид за окном имел какой-то изъян, отвернулся от окна и сердито начал постукивать по зубам карандашом. - Дэн, мы проверили показания всех приборов. Ничего не обнаружено, ни-че-го. Никаких всплесков, никаких провалов, никаких следов необычного явления. - Неудивительно, ведь у нас нет направленных на оболочку фотометрических приборов. Кэвендиш старался говорить спокойно, чтобы не показать разочарования. Он так и не поспал сегодня ночью, строя разные гипотезы. Увиденное воодушевило его, наконец-то сферология сделает долгожданный шаг вперед. Но теперь все выглядело так, словно это он отступил назад, потеряв почву под ногами. Перед ним со всей отчетливостью замаячила перспектива запоздалой отставки. Денмарк наклонился к нему. - Дэн, не мне вам объяснять, что свечение не может возникнуть само по себе. По вашим словам, имело место какое-то возбуждение, а по приборам выходит, что возбудились только ваши нервные окончания. - Я совершенно здоров, - отрезал Кэвендиш. - И не пытайся убедить меня в обратном. - Я лишь хочу убедить вас не выставлять себя на посмешище. Если вы будете настаивать, чтобы ваше сообщение внесли в журнал наблюдений, и тем самым привлечете к себе ненужное внимание, то быстренько поймете, что значит попасть под пресс. Господи, Дан, почему вы не хотите уйти на пенсию? Остальные ждут не дождутся, когда им стукнет восемьдесят. - Я еще не готов. - Готовы вы или нет, но в ближайшие дни... Кэвендиш с притворным изумлением огляделся. - Куда я попал? Ты руководитель проекта или чиновник отдела кадров? Губы Денмарка превратились в тонкую полоску. Наблюдая за изменившимся выражением лица шефа, Кэвендиш подумал, не слишком ли далеко он зашел. Денмарк, прирожденный исследователь, был вынужден растрачивать силы на борьбу за финансирование собственных проектов. В последние месяцы он особенно издергался, поэтому часто срывался по пустякам. "Достаточно одного его слова, - с тревогой подумал Кэвендиш, - одной записки, и меня вышвырнут без всяких..." - Привет всем! Кэвендиш повернулся на это жизнерадостное восклицание, и сердце у него упало: в дверях красовалась коренастая фигура Фила Вигаса, который отвечал за работоспособность всего оборудования и каждую жалобу воспринимал как личное оскорбление. Конфликты с Кэвендишем вошли у него в привычку, он считал старика сварливым маразматиком и в данный момент был последним человеком, кого тот хотел бы видеть. - Присаживайся, Фил, - сказал Денмарк. - Очень хорошо, что зашел. - Вот как? - Вигас грузно опустился на стул. - Чем могу быть полезен? Денмарк холодно улыбнулся. - У тебя вдоль Долины установлено оборудование на миллион монит, а Кэвендиш сейчас сообщил мне, что все это ненужный хлам. Я-то привык считать материал оболочки абсолютно инертным, но Кэвендиш утверждает, будто сегодня ночью идем так сильно возбудился, что засиял, а ни один из твоих дерьмовых приборов даже не пискнул. Что ты об этом думаешь? - Я вовсе не это говорил, - запротестовал Кэвендиш, пораженный открытой неприязнью Денмарка. Похоже, он действительно попал в глупое положение. Вигас получил отличный шанс отправить его в нокаут, добавив собственную оплеуху. Действуя сообща, они выставят его в два счета. - Судя по дошедшим до меня слухам, речь идет об удивительном зеленом свечении. - Губы Вигаса насмешливо дрогнули. - Его даже окрестили "ночным испусканием Дэна". - Именно, - радостно подтвердил Денмарк и, как это обычно случается с людьми без чувства юмора, превратил шутку в пошлость. - Кое у кого по ночам случаются весьма жаркие видения, а у Дэна они, похоже, несколько зеленоватые. Что скажете, доктор? Насколько это серьезно? - Могу сказать только одно. - Вигас, как ни странно, взглянул на Кэвендиша вполне доброжелательно. "Жалость палача, - подумал Кэвендиш. - Сейчас взмахнет топором". - Не скрывайте правду, - подзадоривал Денмарк. - Эта болезнь заразна. - Голос Вигаса звучал бесстрастно, но у Кэвендиша вдруг замерло сердце. Денмарк растерянно взглянул на инженера. - В каком смысле? - Я тут кое-что разузнал. Около трех недель назад пилот Джин Энтони катапультировалась из грузовоза, совершавшего полет вдоль экватора вблизи 156-го портала. Корабль, судя по всему, сущая развалина, вращался вокруг продольной оси, и спасательную капсулу выбросило в сторону Орбитсвиля. Она уже почти влепилась в оболочку, но спасатели все-таки догнали ее, и Энтони чудом осталась в живых. Вигас замолчал, пристально глядя на Кэвендиша. - Все это весьма увлекательно, - сухо проговорил Денмарк. - Перед самым столкновением Джин Энтони, как и Дэн, заметила зеленое свечение. Она описала его в своем докладе, но никто не обратил на него внимания. Списали все на ее нервное перенапряжение. Денмарк кивнул. - С женщинами такое случается. - В данном случае нет. Она видела тонкую зеленую линию, быстро перемещавшуюся по оболочке с востока на запад, - уверенно продолжал Вигас. - Что-то происходит, Марк, нечто необычное, и чем скорее ты сообщишь об открытии Дэна в штаб-квартиру Комиссии, тем больше денег нам выделят. - Хочу поблагодарить вас, - сказал Кэвендиш Вигасу, когда они вместе вышли из административного здания. - Если бы не ваше вмешательство... Знаете, Марк уже собирался вышвырнуть меня. - Ему бы пришлось вернуть вас обратно, когда о вас узнал бы весь мир. - Вигас улыбнулся. - Отныне вы, похоже, непотопляемы. - Большое спасибо. - Кэвендиш сделал вид, что обижен, хотя душа его пела. Впервые за три года после смерти жены он почувствовал, что кое-что еще ждет его впереди. 8 Чтобы его не засекли с земли, Даллен поднял патрульный корабль на высоту восьми тысяч метров и подлетал к Корделю с севера. Около трети некогда застроенных земельных участков чернели пожарищами, но крупные объекты выглядели с высоты, как сорок лет назад, когда город еще имел официальный статус. Лишь буйство зелени, местами выплеснувшееся на проезжую часть улиц, говорило о непрерывном процессе распада, который, в конечном итоге, уничтожит все признаки человеческого жилья. Карта на навигационном экране устарела на десятки лет, ведь с точки зрения метаправительственных картографов Кордель давно перестал существовать. Но Даллена карта устраивала. Он включил сканер, и на экране зажглась красная точка. Стандартный полицейский прием: в какой-нибудь вещи задержанного прикреплялся микропередатчик, и закодированный сигнал точно указывал, где искать беглеца. Некоторое время Даллен смотрел на красную точку, затем на крутом вираже пересек сверкающую ленту с размытыми границами - реку Флинт. Он наблюдал, как то, что еще мгновение назад выглядело страницей из географического атласа, превращается в залитый солнцем реальный мир, и в нескольких метрах от поверхности волнующегося зеленого океана перешел на бреющий полет. Даллен почти прижал самолет к верхушкам деревьев, стараясь не выдать своего присутствия. Впереди показалось внешнее кольцо городских ресторанов, мотелей и офисов. Он неслышно лавировал между строениями, стремясь ближе подойти к месту посадки, и наконец приземлился у небольшого холма. Изучив карту, Даллен выяснил, что находится в трех километрах от цели и теперь без труда отыщет Бомона. Проблемы могут возникнуть только на обратном пути к самолету. Чтобы не заблудиться, он снял с карты копию и спрятал ее в карман. Проверив оружие и радиопередатчик, он спрыгнул на толстый ковер из мха и стелющихся растений. По инструкции прежде, чем оставить корабль, надлежало отсоединить генератор силового поля, но он решил не делать этого, тогда легче будет взлететь в критической ситуации. Вряд ли кто наткнется здесь на самолет, а, кроме того, соединительные силовые трубки, единственное уязвимое место, покрыты отпугивающим составом. Стоял полдень, весь мир плавал в густом тягучем зное. Кругом были только разросшиеся кустарники и полуразрушенные одноэтажные дома, да неподалеку стоял пластиковый автобус, который, если бы не дерево, проросшее сквозь капот, даже через сорок лет выглядел пригодным к эксплуатации. Быстрым шагом Даллен двинулся в сторону центра. Внутреннее напряжение заставляло его ускорять темп. Он старался не думать о предстоящем, превратившись в простой фиксирующий механизм. Бетонные фонарные столбы местами осыпались, обнажив ржавые железные вены. Некоторые дома, издали выглядевшие целыми, оказывались глиняными термитниками; насекомые давным-давно переварили бревенчатый остов. На витрине чудом уцелевшего магазина какой-то давно уехавший юморист вывел большими буквами: "Закрыто на обед". "Что удерживает людей в подобных местах?" - недоумевал Даллен. Кое-где на Земле человеческий труд вновь обрел смысл, а местные вожди, входя во вкус власти, не разрешают своим подданным эмигрировать на Большой О. Интерес Орбитсвиля к Земле ослабевает, и им все сходит с рук. Правда, на североамериканском континенте до этого еще не дошло, так почему же люди предпочитают жить в подобных условиях? Можно сформулировать вопрос по-другому: что держит их здесь, на Земле? Улицы тусклы, пыльны, пусты, Ржавчиной съедены рельсы, мосты, Некому снег истоптать в Рождество, Всех проглотило Большущее О... И Даллен в сердцах выругался. Внезапно послышались детские голоса. Даллен остановился и прислушался к далеким, но вполне отчетливым радостным воплям, доносившимся, казалось, из какого-то далекого столетия. До цели оставалось еще семь кварталов, вероятно, он приблизился к охраняемой территории. Сжав в кармане рукоятку излучателя, он двинулся вперед с предельной осторожностью и достиг перекрестка, где мостовую вспучили корни деревьев. Зеленая стена, обеспечивая надежное укрытие, позволяла ему наблюдать за улицей. Буйная растительность скрывала признаки человеческого присутствия, но Даллен отметил, что часть домов снесена, а на освободившихся участках разбиты огороды. Людей он не видел, лишь вдали двигалось какое-то цветное пятно. Неподалеку заблеяли овцы. Преодолеть участок незамеченным было невозможно, поэтому Даллен покинул укрытие и неторопливо зашагал по улице. Стайка плохо одетых, но вполне здоровых ребятишек выбежала из-за угла, распевая считалки, и быстро скрылась в кустах. Дети встревожили Даллена. Пытаясь проанализировать свой испуг, он вдруг понял, что всегда думал о Независимых Сообществах как о поселениях взрослых раздражительных упрямцев. "Я все упрощаю. Профессиональная болезнь сотрудников Бюро". Людей выселили из Корделя в 2251 году, и через год здесь уже никто не жил. По мнению метаправительства, он до сих пор оставался пустым разоренным местом, новых обитателей города попросту не замечали. Власти полагали, что опустевшие города непривлекательны для диссидентов, бродивших по просторам страны. Но именно города предоставляли людям крышу над головой и прочие удобства, и поэтому они продолжали выполнять свое прежнее предназначение - служить убежищем тем, кто в нем нуждался, объединять людей в общество. Конечно, рано или поздно должны были появиться дети - дети, которых с точки зрения властей не существовало, которые не имели доступа ни к образованию, ни к медицинскому обслуживанию. "С Бюро покончено, - в который раз сказал себе Даллен. - Как только я заплачу по счету, как только Кона и Мики будут отомщены". Навстречу попадалось все больше и больше людей, некоторые удивленно поглядывали на него, но никто не предпринимал попыток остановить. Либо местное население достаточно велико, чтобы незнакомец не вызывал особых подозрений, либо жители Корделя вели гораздо менее замкнутый образ жизни, чем он предполагал. На одном из перекрестков раскинулся рынок, судя по всему, с прямым товарообменом. Несколько замызганных грузовиков с овощами и фруктами свидетельствовали о довольно развитом сельском хозяйстве. Даллен свернул в Седьмой квартал. Квартал был нежилой, большую его часть занимали церковь из красного кирпича, здание банка и трехэтажный отель, кажущийся обитаемым. Убедившись, что на него никто не смотрит, Даллен вытащил искатель, настроенный на передатчик Бомона. На маленьком круглом экране мигала ярко-красная стрелка, указывая на отель. Даллен пересек улицу и уже почти подошел ко входу, когда из густой тени под козырьком здания, появился невысокий коренастый человек. Моложавое лицо, седые волосы, через плечо перекинут ремень духового ружья. - Куда направился, приятель? - спросил он скорее удивленно, чем враждебно. Значит, отель служит подобием штаб-квартиры. - Хочу повидать начальство. Человек требовательно протянул руку. - Документы. - Конечно. Даллен улыбнулся, сунул руку в карман куртки и выстрелил, обратив охранника в живую статую. Затем Даллен подхватил его, и с негнущимся телом ввалился в пустой вестибюль. Рядом со столом дежурного виднелась дверь, ведущая, видимо, в туалет для обслуживающего персонала. Приходилось рисковать. Даллен втащил внутрь безвольное тело охранника и устремился к лестнице, чувствуя в себе небывалую уверенность, словно находился под действием фелицитина. На площадке второго этажа он снова взглянул на искатель: здесь повернуть налево. Даллен быстрым шагом пошел по коридору, на ходу доставая оружие. У двери, на которую указала дрогнувшая стрелка, остановился, потом, не тратя времени на размышления, повернул ручку и шагнул внутрь. На кровати лежала полуобнаженная темноволосая девушка лет двадцати, которая в изумлении уставилась на Даллена. Скомканная одежда, на стуле у кровати мужской ремень с металлической пряжкой. - Где Бомон? - яростно прошептал Даллен, отгоняя мысль, что допустил ошибку. - С тобой ничего не случится, если будешь вести себя тихо. Ясно? Девушка, завороженно глядя на него, кивнула и вдруг пронзительно закричала. - Ах, ты, скотина! Он едва не нажал на спусковую кнопку парализатора. В соседней комнате послышались встревоженные мужские голоса. Даллен повернулся к двери, не зная, что делать: то ли выбежать на улицу, то ли запереться изнутри. Он все еще бестолково глядел на дверь, когда девушка выстрелила. Генри Сэнко, "мэр" Западного Корделя, даже в оглушающую жару носил строгий костюм и галстук. Он был толстощек, словоохотлив, напорист и, несмотря на единственный оставшийся у него передний зуб, улыбчив. - Вы поступили глупо, - сообщил он Даллену с широкой улыбкой. - Вот именно: крайне глупо. - Он улыбнулся еще шире. Даллен кивнул. Его обмякшее тело протащили по коридору до конференц-зала и усадили на стул с высокой спинкой. Напротив восседал мэр, у дверей стояли двое крепких парней с пистолетами. Кивнув головой, Даллен понял, что к нему применили защитное оружие малой мощности, но радости от этого факта не испытал. Он прекрасно сознавал безвыходность своего положения. - Мэрией - моя близкая подруга, - оповестил Сэнко. - Можно сказать, протеже. Если бы ты выстрелил в нее из этой штуки... - Он коснулся лежащего на столе излучателя и покачал головой, видимо, представив, каким страшным было бы его возмездие. - Я уже говорил: меня интересует только Бомон. - Даллен с трудом шевелил непослушными губами. - Я не знал, что у Башен так называемой протеже... Сэнко резко подался вперед. - А ты крепкий орешек! Сидишь здесь, парализованный, беспомощный, не зная, что тебя ждет, виселица или кастрация тупым ножом, и умудряешься хамить. Человеку в твоем положении следовало бы вести себя более дипломатично. Почему ты решил, что моя кожа не слишком нежна? - Люди, швыряющие бомбы, обычно не отличаются особо тонкой кожей. - Вот, значит, как! - Сэнко встал, быстро обошел вокруг стола и снова резко опустился на отчаянно заскрипевший под ним стул. - Хочу кое-что сообщить вам, господин метаправительственный агент. Здесь, в Западном Корделе, проживают цивилизованные люди, у нас есть законы, и мы следим за их соблюдением. У нас нет электричества, не хватает чистой воды и прочих благ, но мы не дикари! Мы не занимаемся террором. - А как же Бомон? - Бомон был безмозглым тупицей! - Был? - Даллен пошевелил пальцами. К нему возвращалась способность двигаться. - То есть... - То есть он мертв. Ему и двум его приятелям вынесли приговор, который вчера приведен в исполнение. Ты считаешь это жестокостью? - Нет, просто варварством. Сэнко едва заметно пожал плечами. - Вы должны понять, что в любом Независимом сообществе самым тяжелым преступлением является пустая трата денежных и материальных ресурсов. У нас есть небольшой запас наличности, необходимой для закупки медикаментов на черном рынке, а Бомон и его друзья-кретины ухнули прорву денег на бомбу. Несколько месяцев назад два таких же идиота разбили один из последних автомобилей, и если бы они не погибли... - Сэнко замолчал, закусив единственным зубом нижнюю губу, и внимательно посмотрел на Даллена. - Я не понимаю, зачем ты здесь, - наконец сказал он. - Что вам за дело до Бомона? Чем он помешал твоей сытой, уютной жизни? - В тот день, когда я накрыл его в Мэдисоне, он пригрозил мне тем, что его друзья расправятся с моими близкими, - медленно произнес Даллен. Его мозг все еще переваривал новость о смерти Бомона. - Примерно в это же время кто-то проник в здание городского управления и выстрелил в мою жену и ребенка из "спешиал-луддита". Но... - Но что, господин агент? Пораскинь-ка мозгами! Сколько стоит такая игрушка, как "спешиал-луддит"? - Вы полагаете.... это сделал кто-то из Мэдисона... или даже из городской администрации?.. - Ну-ка повтори, что ты минуту назад говорил о варварстве? - Но зачем?! Зачем? Не вижу причин! - Промочи горло, может, в голове прояснится. У "спешиал-луддита" есть свое, особенное назначение. Он создан для выполнения одной-единственной задачи. Сэнко вытащил из кармана серебристую фляжку, поднялся и, обогнув стол, вылил часть ее содержимого в рот Даллену. - Не может... - Даллен поперхнулся, когда теплый алкоголь проник в его горло, но судорожный кашель, казалось, ускорил возвращение чувствительности. Мышцы вдруг закололо тысячей иголок. - Твои жена и ребенок, должно быть, о чем-то знали. Или что-то видели. - Сэнко опустошил фляжку и бросил ее одному из охранников. Тот поймал ее и молча вышел. - Да, плохой из тебя Шерлок Холмс, приятель. Даллен не стал раздумывать о том, кто это такой. Он вдруг понял, что неправильно оценил ситуацию и в результате впустую ухлопал не одну неделю. Самонадеянно полагая, что именно он и его бесплодная деятельность стали причиной трагедии, он повел себя как круглый болван. А по Мэдисон-сити до сих пор разгуливает чудовище, наслаждаясь безнаказанностью, которую подарил ему именно он, Даллен. Но каковы же мотивы преступления? Ради чего этой сволочи потребовалось вычистить мозги двух человек? Убийство? Но никто не был убит, не поступало никаких сообщений о чьем-нибудь исчезновении. - Все-таки это бессмысленно, - пробормотал Даллен. - В Мэдисоне не бывает серьезных преступлений. - Вот это мне нравится! - широко распахнув беззубый рот, рассмеялся Сэнко. - Значит, взятки у вас считаются чем-то несерьезным, безобидным, само собой разумеющимся! - Бывают, конечно, мелкие... - Послушай! Мэдисон давно уже стал чем-то вроде огромного склада для всех Независимых сообществ этой части света. Сюда едут даже из Саванны и Джексонвиля, отовсюду, где сумели наскрести крупную сумму денег. Именно Мэдисон снабжает нас генераторами, очистителями воды, двигателями для грузовиков и тому подобным. А ты не знал? - Я знаю, что мои жена и сын не имели к этому никакого отношения. - Даллен, ты начинаешь мне надоедать. Как ты попал в Кордель? На автомобиле? - Прилетел на самолете. - Жаль. Если бы приехал на автомобиле, мы бы его конфисковали, а тебе пришлось бы добираться пешком. Летательные аппараты нам не нужны, поэтому можешь отправляться назад, как только оттаешь. Даллен ожидал чего-нибудь похуже. Тюрьмы, например. - Вы меня отпускаете? Сэнко раздраженно пожал плечами. - А ты полагал, тебя разделают и съедят? - Нет, но после того, что случилось с Бомоном... - Даллен замолчал, решив не провоцировать "мэра". - Давай проделаем маленький эксперимент, - ответил Сэнко, опуская оружие Даллена в карман. - Когда вернешься в Мэдисон, напиши доклад о том, что некие несуществующие люди утверждают, будто казнили, то есть, покончили с не-существованием других несуществующих людей. Любопытно послушать, что тебе ответят. Когда Даллен добрался до города, день уже клонился к вечеру. Самолет покружил над юго-западными районами, над Скоттиш-Хиллом, над безукоризненными, герметично запакованными кварталами, которые скоро зажгутся огнями, создавая иллюзию активной жизни своих несуществующих обитателей. Многочисленные фонари зажгутся на пустых улицах, теплый свет озарит пустые окна... Закат заливал высотные здания городского центра, утопающие в буйной зелени, пейзаж выглядел идиллическим. Космический пришелец, увидев город сверху, пришел бы к выводу, что здесь обитают довольные жизнью, разумные, прагматичные существа, но Даллен, глядя на эту мирную картину, не испытывал радости. Дерзкий рейд в Кордель и полученная там информация, вывели его из депрессии, одновременно освободив от убеждения, будто стремление к справедливости всегда приводит, если оно достаточно сильно, к достижению цели. Он понял, что нет никакого беспристрастного арбитра, который мог бы вынести решение в чью-либо пользу, а наиболее удачлив тот, кто хладнокровно и расчетливо подкрадывается к жертве. Самолет на секунду завис, потом начал снижаться, и его тень, то увеличиваясь, то уменьшаясь, заскользила по неровностям рельефа. 9 Джеральд Мэтью наблюдал из окна своего дома, как патрульный самолет, снижаясь, парит над посадочной площадкой Мэдисона. "Возможно, это Гарри Даллен", - вдруг подумал он. Но Мэтью решительно отогнал эту мысль и вернулся к письменному столу. Долгое отсутствие Даллена дало ему необходимую передышку, хотя в конечном счете страх возмездия только усилился, поскольку все это время подсознание трудилось над формированием образа безжалостной Немезиды. Первая встреча с Далленом окончилась удачно... Женщина и ребенок падают, обмякшие тела скользят вниз по стене... Блестящие глаза идиотов... Но она произошла при исключительных обстоятельствах и не развеяла страха Мэтью. Он не изменил свою высокую оценку способностей Гарри, и ужас перед Далленом превратился в новую фобию. В число прочих фобий Мэтью входили страх перед жизнью на тонкой, словно вафля, чужеродной оболочке, страх попасться с поличным и страх хотя бы на день остаться без фелицитина. И вот теперь страх встречи с Гарри Далленом... Мэтью сел за стол, пытаясь сосредоточиться. Давно пора разделаться с накопившимися делами. Обязанности мэра и его заместителя мало напоминали то, с чем обычно ассоциируются эти должности. Это был труд чиновников, ответственных за очень широкий круг вопросов, от связей с прессой и подготовки информации для туристов до приема на работу и закупок необходимого оборудования. Несмотря на обилие электроники, приходилось постоянно ломать голову, где взять средства на то или другое; работа изнуряла, особенно при неуклонном снижении городских доходов. Мэтью уже несколько дней откладывал решение о сокращении ассигнований на городские инженерные сооружения, но сегодня утром по дороге на службу дал себе слово сдвинуть дело с мертвой точки. Тогда он сможет убедить себя, что с ним все в порядке, а неприятный эпизод... женщина и ребенок падают, падают... Их разум... неприятный эпизод не разрушит его карьеру. Он вывел на экран аналитические графики расходов, пытаясь сопоставить разноцветные кривые и гистограммы с реальностью. Прошло несколько минут. Графики мерцали, отражаясь в глазах Мэтью, но разум отказывался воспринимать их. Его уже начала охватывать паника, как вдруг раздался звонок внутренней связи и в воздухе возник голоморф мэра. Мэтью мгновенно привел в порядок пиджак и нажал кнопку ответа. - Надо обсудить вопрос о конференции, - сказал мэр. - В какой стадии находится разработка программы? Джеральд сначала удивился, затем до него дошло: Брайсленд имеет в виду Мэдисонскую конференцию руководителей городов-музеев, запланированную на ноябрь. - Я пока не возился с ней, Фрэнк, - ответил он. - Возможно, займусь на будущей неделе. - На будущей! - Брайсленд приуныл. - Я думал, ты понимаешь важность мероприятия... - Да, но я понимаю и то, что впереди еще целых пять месяцев. - Пять месяцев - тьфу, - проворчал Брайсленд. - Особенно, если ты будешь продолжать в том же духе. - То есть? - Подумай на досуге. Изображение Брайсленда дернулось и растаяло. Разговор был окончен. Мэтью резко вскочил из-за стола. - Дьявол! Он разозлился и испугался одновременно. Сжимая и разжимая кулаки, он стал метаться по кабинету, потом, немного успокоившись, остановился перед зеркалом. На него смотрел знакомый блондин, молодой, мускулистый, с атлетической фигурой, в безупречном костюме. Однако не появилась ли в глазах блондина усталость? Не свидетельствует ли некоторая сутулость о постоянном перенапряжении? Мэтью поднял руку, чтобы дотронуться до безукоризненно белого воротничка, но рука потянулась к внутреннему карману пиджака, и Мэтью вдруг обнаружил, что крепко сжимает золотую ручку, заправленную чудодейственными чернилами. Он замер в нерешительности. С медицинской точки зрения избавиться от наркотической зависимости самостоятельно считалось невозможным, хотя со времени... женщина и ребенок падают, их глаза безжизненны и пусты... со времени того происшествия ему удавалось держать себя в руках до конца рабочего дня. В целях самозащиты... Он боялся, что у него может вырваться неосторожное признание, но прошло уже пять недель, и с каждым днем его положение становилось все более безопасным. Сейчас большую опасность представляют явные изменения в его поведении, появившиеся после... женщина и ребенок падают, падают, падают... Он повернул колпачок и быстро провел пером по языку. Собираясь спрятать ручку в карман, он вдруг решил полюбопытствовать, сколько осталось фелицитина, удостовериться, что все в порядке. Мэтью поднес ручку к глазам и ощутил почти физический удар. Губы дернулись, лицо застыло в гримасе ужаса. Фелицитина хватит только на неделю, значит в последнее время Джеральд постоянно злоупотреблял наркотиком. Вместе с осознанием этого факта нахлынула первая волна воодушевления, блаженной уверенности, что он играючи справиться с любой трудностью. Фелицитин, как всегда, сработал быстро и безотказно. Основная проблема - поставщик наркотика, который прибудет с западного побережья только через две недели. Мэтью тут же принял решение: под каким угодно предлогом съездить в Лос-Анджелес. Все будет отлично, просто отлично. Если хорошенько подумать, все даже к лучшему. Ручки - игрушки для богатых; пользуясь ими, можно передозировать препарат. Со следующей недели Джеральд перейдет на микрокапсулы, они гораздо надежнее, не будет проблем с дозировкой и к тому же сэкономят кучу денег. Первый шаг на пути к тому дню, когда он, наконец, избавится от наркотической зависимости. В его мире все хорошо, дела идут отлично, а самое приятное, они пойдут еще лучше. Мэтью одернул пиджак, пригладил волосы, улыбнулся своему отражению и пружинящей походкой двинулся к письменному столу 10 Даллен так долго жил пустоте и тишине дома, что уже начал ощущать себя последним человеком в мире. Из окна был виден пустынный склон Нортон-Хилла, и даже золотые огни вдали не оживляли унылую картину. Их автоматически включали в необитаемых районах Лимузина, Шотландского Холма и Гибсон-Парка. Для туристов, спускавшихся с орбиты на вечернем корабле, все это казалось вполне натуральным, но Даллену, нетрудно было поверить, что, пока он дремал, исчезли последние земные жители. ...Вдоль бездорожья поля замело Цветущей луны лепестками. Следы всех ушедших к Великому О... Он, отвернувшись от окна, двинулся через безмолвные комнаты, в которых ему все еще чудился запах мочи. Вчера пришло сообщение от Роя Пиччано, объясняющее, что, ввиду позднего возвращения Даллена, он забрал Кону в клинику для дополнительного обследования, которое продлится дня три и советовал Даллену отдохнуть. Но хотя тот после вылазки в Кордель страшно устал физически, он все равно мотался в клинику, проводя все свободное время с женой и сыном. Коне быстро надоедали попытки Даллена вызвать ее на разговор, а мальчик спал в соседней комнате, сжимая в руке желтый грузовичок. Даллен находил утешение в том, что Микель до сих пор любил игрушечные машинки, но понимал, что цепляется за соломинку. Личность мальчика была стерта, когда она еще не успела хорошенько сформироваться. Как же можно надеяться ее восстановить? Даллен всегда покидал клинику с комом в горле. Он мог бы пойти к начальнику полиции с новой версией, но отсутствие ясного мотива оправдывало бы собственную бездеятельность Лэшбрука. В любом случае Даллена совершенно не устраивала перспектива поимки преступника властями и отправки его в ссылку. Мерзавец заслуживал более сурового наказания, и Гарри собирался собственноручно выполоть сорную траву. А для этого он должен был найти виновного без посторонней помощи. Оставалась еще загадка слов Глиба о "спешиал-луддите". Что Даллену действительно хотелось бы понять, так это причину, по которой один из сотрудников городского управления испробовал устройство на невинной женщине и ребенке. Однако горе, ненависть и неуправляемая ярость мало способствовали аналитическому мышлению. Даллен вернулся домой в таком состоянии, что заснул в кресле. Среди ночи он подумал, не лечь ли в кровать, но одинокое ложе показалось мало соблазнительным. День, потраченный на размышления, жевание и дремоту, совсем лишил его энергии, он чувствовал себя слишком разбитым и не мог ни о чем думать. Дом стал местом, из которого лучше поскорее сбежать. Он принял холодный душ, побрился и переоделся, говоря себе, что у него нет определенных планов, он может отправиться в гимнастический зал, в бар или в свой офис. Только уже сидя за рулем Даллен вдруг понял, что хочет увидеть Сильвию Лондон. Он поехал вниз, держа направление на юг. Сквозь купол рассеянного света виднелось несколько крупных звезд, которые создавали слабо мерцающий фон для Первой Полярной зоны, почти достигшей зенита. Полоса космических станций и кораблей тянулась через все небо с севера на юг и по-прежнему выглядела бриллиантовым украшением, правда, слегка потускневшим, ибо эра великих миграций подошла к концу. Сейчас Первая Полярная зона состояла в основном из непригодных, брошенных на орбитальном рейде кораблей, частично разобранных и использованных для постройки других судов, чтобы те могли навсегда уйти к Орбитсвилю. Даллен видел в этом зрелище лишь символ земного упадка, поэтому без всякого сожаления повернул на запад. Перед ярко освещенной резиденцией Лондонов стояло машин двадцать. Даллен рассчитывал на более скромную компанию. Он припарковался на свободном месте и заметил рядом золотой "Роллак" Ренарда. Раздумывая, стоит ли входить, он увидел Сильвию, которая оживленно с кем-то беседовала. Вертикально падающий на нее свет подчеркивал ее грудь, делая облик хозяйки дома особенно чувственным. Отбросив колебания, Даллен поднялся на крыльцо. - Добро пожаловать на информационное собрание фонда "Анима Мунди", - сказал худощавый широкоплечий мужчина лет шестидесяти, стоящий в центре просторного холла. - Вы первый раз на нашем дискуссионном вечере? - спросил он, одарив Даллена вежливой улыбкой. - Да, но я пришел к... - Гарри запнулся, поняв, что обращается к голоморфу. Его выдавал только голос. Звук был направлен Даллену точно в уши, не смешиваясь с шумом, доносящимся из комнат. - Позвольте представиться, - сказал голоморф. - Меня зовут Карал Лондон, и я хочу сообщить вам удивительную новость: вы, мой друг, будете жить вечно. - В самом деле? - Даллен не собирался беседовать с невидимым компьютером, который управлял ответами голоморфа. - Да, мой друг, это - единственная стоящая истина, и сегодня у вас будет возможность ее обсудить. У нас есть ряд исчерпывающих учебных пособий, а также все необходимое, причем совершенно бесплатно. Но позвольте мне задать вам один жизненно важный вопрос. Что такое?.. Вопрос не дошел до Даллена, потому что дверь справа распахнулась. На пороге возник Ренард со стаканом мартини в руке. Он ухмыльнулся Даллену, подошел прямо к голоморфу и впихнул колено в область его паха. - Прочь с дороги, старый черт, - скомандовал Рик. Он шагнул прямо в изображение, вызывая в нем искажения. - Здесь собрано целое устройство. Перед отлетом на Орбитсвиль старик запрограммировал воспроизведение самого себя, но он был слишком самодовольным, и не мог предположить, что кто-нибудь окажется настолько невежливым, что встанет прямо в него. Бедный компьютер не знает, как ему реагировать. - Я не удивлен, - неохотно улыбнулся Даллен. - Ожидал увидеть тебя здесь. Ренард отодвинулся, позволяя изображению сфокусироваться вновь, но уже с четырьмя руками, две из которых принадлежали Рику и двигались словно в танце острова Вали. - ...Долгое время разум считался универсальным свойством материи, так что в некоторой степени им наделены даже элементарные частицы, - говорило голосом Лондона гротескное изображение. - Сейчас мы знаем, что разум обусловлен взаимодействием той же физической природы, что и электричество и гравитация, и существует модуль трансформации, аналогичный основному уравнению Эйнштейна, который уравнивает материю разума с другими сущностями физического мира... Наложенные друг на друга изображения исчезли, оставляя Ренарда победителем. - Видишь, программа не может справиться. Старый хрыч помешался на своих идеях. - Он не ожидал саботажа. - А чего он ожидал? Люди пришли сюда немножко выпить на халяву, благоразумно поволочиться за Сильвией, а не слушать лекции жалкого привидения. Заходи, старина. Тебе сегодня, как видно, тоже не мешает пропустить порцию-другую. - Пожалуй. - Да. - Ренард замолчал, его лицо в золотых веснушках приняло скорбно-торжественное выражение. - Я только что узнал о твоей жене и ребенке. - Не будем об этом. - Нет, это как раз то, что я... А, дьявол! Ренард первым вошел в комнату и направился к длинному буфету, служившему баром. Даллен попросил разбавленного шотландского виски. Ожидая пока напиток будет готов, он огляделся. Два десятка гостей, в большинстве мужчины, стояли небольшими группами. Он узнал несколько лиц из различных ведомств городского управления, но Сильвии среди них не было. - Она где-нибудь здесь, - сверкнув зубами понимающе сказал Ренард. Даллен попытался скрыть досаду. - Зачем здесь эти люди? Не могут же все они быть физиками-теоретиками. - Метафизиками - так будет точнее. Карал утверждал, что существуют особые частицы, названные сапионами, которые труднее регистрировать, чем нейтрино, поскольку они существуют в некоем, по его словам, ментальном пространстве. Трудновато для простого ботаника, хотя в моих мозгах полно этих сапионов, видимых только в ментальном пространстве, где большинство физических законов не такие, как у нас. Эти самые невидимки обеспечат нам жизнь после смерти. Карал, правда, не говорит "смерть", он называет ее началом дискарнации. - Весьма удобная и утешительная теория, к тому же прибавляет настроения, - закончил Ренард, передавая Даллену стакан. - Лично я предпочитаю вот это снадобье, а иногда удается встряхнуться кой-чем другим. - Фелицитин? - Вообще-то Даллен был не любопытен. - Ты сумел достать его здесь, в Мэдисоне? Ренард пожал плечами: - Раз в месяц здесь бывает один торговец с западного побережья, значит в городе наверняка кто-нибудь пристрастился к этому зелью. - У кого же столько денег? - Так они тебе и сказали. Фелицитин ведь запрещен, а те, кто им злоупотребляет, рано или поздно вынуждены заняться каким-нибудь преступным ремеслом. Иногда их можно вычислить по разным признакам, если, конечно, знаешь на что обращать внимание. Даллен потягивал виски, удивляясь, что он смешан точно по его вкусу. Ренард старался вести себя пристойно. Как, интересно, отличить человека, употребляющего фелицитин? Он должен быть всегда холоден? Выделяться спокойной уверенностью?... Перед его глазами мелькнула запомнившаяся картина: разговорчивый молодой человек привлекательной внешности, в дорогом костюме. Размягченный, улыбающийся... Джеральд Мэтью, заместитель мэра. Даллен нахмурился, глядя в свой стакан. - Надеюсь, здесь не сверххолодный лед? - спросил он. - Я слышал, он бывает вреден. - Лед - всегда лед, - улыбнулся Ренард, - он только выпивку портит. Даллен кивнул. Вдруг он заметил пару, которая направлялась именно к нему: толстяк Питер Эззати, чиновник городской спасательной службы, и его тучная жена Либби. Здороваясь, она неотрывно смотрела на него со скорбным выражением настойчивого соболезнования. Даллен почувствовал внезапную слабость: вероятно, она - любительница трагедий, профессиональная утешительница. - Вы первый раз, Гарри? - спросил Эззати. - Как вам, получаете удовольствие? - Я смутно представляю, в чем должно заключаться удовольствие? - В разговорах. Карал, если вы внимательно следили за его аргументацией, довольно убедителен со своими сапионами, и это как раз те самые разговоры, которые мне нравятся. Тут множество парней, чьи мозги заняты не только спортом и сексом, они могут беседовать на любую тему. Например, что вы думаете о зеленых вспышках, которые продолжаются на Орбитсвиле? Вопрос поставил Даллена в тупик. - Боюсь, я... - Вы - первый полицейский, который заглянул к нам, - вставила Либби Эззати, ее пристальный взгляд продолжал источать сострадание. - Я - не полицейский. Я работаю в Бюро Отчуждения. Либби выстрелила в мужа обвиняющим взглядом, словно уличила во лжи. - Но вы ведь имеете право арестовывать, разве нет? - Только когда возникает исключительная необходимость в применении власти. - Это другое дело, - вставил Эззати. - А правда, что дерегистрационная линия теперь проходит в сорока километрах от Мэдисона? Даллен кивнул. - Население сокращается. А здесь довольно плодородная почва. - Не нравится мне это, все это часть общего процесса, - Эззати обдумал мысль, которую только что высказал и, кажется, счел ее значительной. - Да, часть процесса. - Все на свете есть часть общего процесса, - ответил Даллен. - Я говорю не как философ. Я говорю с житейской точки зрения. - Ты говоришь вздор, дорогой, - сказала Либби своему мужу, взяв тем самым Даллена в союзники и решив, что настал момент взаимопонимания. - Вы знаете, Гарри, Киплинг оставил всем нам жизненно важное послание, когда заметил, что Бог не даст зачахнуть ни былинке, ни дереву... - Рекомендую обратиться с этим к Рику, он - ботаник. Даллен торопливо вернулся в холл, где вновь материализовавшееся голоморфное изображение Карала Лондона обращалось к двум новым гостям: - ...дискарнатный разум, состоящий из сапионов, крайне слабо взаимодействует с веществом, но это не ставит под сомнение их существование. В конце концов мы до сих пор не научились регистрировать гравитоны или гравитино... Уйдя из зоны узконаправленной звуковой волны, Даллен шагнул в комнату напротив и обнаружил там общество, весьма напоминающее то, которое он оставил: группки по три-четыре человека с серьезными лицами попивали янтарные коктейли. Пробравшись между ними, Гарри направился во флигель, где всего лишь вчера он впервые увидел невероятный мозаичный витраж. Студия пустовала. Лепестки трилистника, подсвеченные сзади диффузионными лампами, давали неоднородное освещение. Мозаика, изображавшая три Вселенные, незаметно исчезавшие в таинственном мраке, вызывала мысль об огромности космических пространств, расположенных за границей видимой Вселенной. Даллена снова охватило благоговение перед результатом огромного труда. Он не обладал развитым художественным восприятием, поэтому главным критерием оценки произведения искусства была для него сложность воплощения, подвергающая испытанию талант и терпение художника. В этом смысле витраж, состоящий из сотен тысяч многоцветных стеклянных зернышек, был самым выразительным и впечатляющим произведением искусства, какое он когда-либо видел. - Это не продается, - услышал он голос Сильвии Лондон. - Жаль, я намеревался заказать дюжину-другую. - Он обернулся и почувствовал согревающую волну тепла. Все в Сильвии казалось ему совершенством: лукавинка, светившаяся в умных карих глазах, решительный подбородок и сильная, но неотразимо женственная фигура в свободно ниспадающем белом платье. - Вероятно, я могла бы сделать для вас маленькую мозаику, - сказала она. - Нет, маленькая - совсем не то. Именно размеры этой штуки, отдельные кусочки стекла, и делают ее тем, что она есть. Губы Сильвии дрогнули. - Вы - диалектический материалист. - Ну-ка, повторите, и я за себя не ручаюсь, - грозно сказал Даллен. Сильвия рассмеялась, и вдруг его руки сами собой потянулись обнять ее. Он замер, ему показалось, Сильвия тоже чуть вздрогнула, и в ее глазах промелькнула тревога. - Я говорила с Риком, - сказала она. - Он рассказал о вашей жене и сыне. Я раньше слышала, но не представляла... Я не связывала вас... - Все нормально. Не надо об этом. - Мне говорили про людей, которых полностью вылечили. - Это зависит от того, как близко от оружия они находились. Если затронуты только клетки памяти, тогда человека можно переучить, почти восстановить его личность за год или около того. У такого человека не повреждены связи в коре полушарий. Если же они повреждены... Даллен замолчал. Неужели он способен вот так, словно посторонний, обсуждать эту тему? Неужели сработало то, в чем он не готов признаться даже самому себе? - Кона и Микель поражены с очень близкого расстояния. Я думаю, как личности они исчезли. - Простите меня. - Сильвия помолчала, глядя ему в глаза, потом слегка вздохнула, как будто пришла к какому-то решению: - Гарри, я не пытаюсь навязать вам идеи Карала, но существует нечто такое, что мне хотелось бы показать вам. Вы согласны? - Я не против. Пойдемте. Сильвия вывела Даллена в короткий коридор, который упирался в тяжелую дверь. Она открылась, едва хозяйка приложила большой палец к замку. Почти всю большую комнату занимала прозрачная витрина, похожая на музейную. Внутри стеклянного параллелепипеда на невидимых проводах были подвешены шесть полированных металлических сфер приблизительно метрового диаметра со множеством чувствительных зондов-игл, закрепленных перпендикулярно поверхности. Провода от оснований зондов уходили в днище витрины и исчезали среди приборов на полу. - Поразительно, - проговорил Даллен. - Раньше я был допущен к колыбели принца, теперь удостоился права лицезреть королевский будуар. - Мой муж и пятеро других добровольцев отказываются от жизни ради этого эксперимента, - заметила Сильвия, ясно давая понять, что непочтительность не одобряется. - Зонды не соприкасаются со сферами, как может показаться на первый взгляд, а находятся в десяти микронах от поверхности. Микрорегуляторы удерживают их в таком положении даже при колебании сферы из-за локальной вибрации, микроземлетрясений и прочих изменениях. Система компенсирует все действующие природные силы. - А для чего все это? Лицо Сильвии стало торжественным. - Система не компенсирует паранормальные силы. Карал планирует сдвинуть первую сферу в момент дискарнации. Если это получится, в чем он не сомневается, сфера войдет в контакт с одним или несколькими зондами и по цепи пройдет сигнал. - Понятно, - Даллен старался скрыть невольный скептицизм. - Доказательство жизни после смерти. - Доказательство того, что явление, называемое смертью, в действительности - только переход. - А другие не пытались посылать сигнал "с той стороны"? - Они не были физиками и не понимали квантового принципа неопределенности и действующих сил. - Но... До сегодняшнего вечера я никогда не слышал о сапионах, но можно предположить, что, если они вообще существуют, то их взаимодействие с веществом очень, очень слабое. Почему он надеется, что энергия дискарнации, которую должны приносить эти самые сапионы, сдвинет предмет вроде этого? - Даллен постучал пальцем по витрине, указывая на ближайшую сферу. - Карал учил, что сапионы некоторым образом родственны гравитонам. - Однако мы не знаем, существуют ли гравитоны. Сильвия досадливо поморщилась, но казалось, пропустила его ответ мимо ушей и стала рассуждать о ядерной физике, будто не все фундаментальные взаимодействия являются общими для всех частиц, нейтрино - как раз пример такси частицы. Поэтому нечего бояться сапионов, вступающих лишь в ментальное взаимодействие. Это просто еще одна экспериментально не обнаруженная частица, такая же, как гравитон. В картине, которую нарисовал себе Даллен, умерший Карал Лондон, оседлал рой гравитонов и мчался среди звезд навстречу полированной сфере. Потом вспомнил, что у Лондона есть еще пятеро пожилых последователей: один - на Орбитсвиле, другой - на Терранове и трое - в разных точках Земли. У них столь же фантастические планы, и каждый нацелен на свою собственную сферу. Все это представлялось Даллену сущей нелепицей. - Извините, - сказал он. - Ваша теория для меня чересчур неожиданна. Сразу трудно в нее поверить. - На данной стадии от вас этого не требуется. Главное, чтобы вы согласились: она не противоречит современной физике. Сильвия произносила фразы как раз навсегда затверженный урок. - Личность есть совокупность ментальных сущностей, образующих структуру в ментальном пространстве. Она переживает разрушение мозга, хотя для ее развития требуется его сложная физическая организация. - Моя физическая организация слегка перегрелась, - улыбнулся Даллен, смахивая со лба воображаемый пот. - Ладно, первая лекция закончена, но предупреждаю: когда придете в следующий раз, получите продолжение. - Она остановилась у двери и ждала, пока он к ней присоединится. - Если придете. - Меня не запугать. "Лжешь", - мысленно сказал он себе, чувствуя, что "деловая" часть закончилась, они одни, и Сильвия ждет возле двери. Он шагнул в ее сторону, желая и страшась того мгновения, когда уже невозможно будет избежать прикосновения. Он приблизился к ней, непроизвольно подняв руки в жесте, имеющем значение лишь для них двоих и только в это мгновение. Руки Сильвии поднялись ему навстречу, ее теплые пальцы легли на его ладони. Даллен подался вперед, но почувствовал постепенно нарастающее сопротивление. - Не целуйте меня, Гарри, - сказала она. - Мне трудно так... - Вы считаете, я слишком тороплюсь? Она задумчиво взглянула на него. - Я пытаюсь разобраться. - В таком случае, не вернуться ли нам к вашим гостям? Она благодарно кивнула, и они отправились назад в гостиную, где Сильвия, занялась делами и куда-то исчезла. Даллен еще некоторое время оставался под впечатлением последних минутка потом его охватило чувство вины - неизменный спутник последних недель, но теперь к нему добавилось нечто новое, неясное. Было ли оно предчувствием того, кем может стать для него Сильвия Лондон, или запоздалым пониманием разницы между влечением, которое он раньше называл любовью, и шквалом неуправляемых эмоций? Может, именно они и означают любовь? "Надо уходить отсюда, - подумал он, - уходить немедленно и никогда не возвращаться". В дверях он едва не столкнулся с Питером Эззати и его неразлучной женой. - А, идеологическая обработка прошла успешно! - весело заметил Эззати. - Это написано у вас на лице. - Питер! - Либби прямо-таки исходила тактом. - Гарри сейчас не до нас. Даллен посмотрел на нее как ястреб на цыпленка и, призвав на помощь всю свою выдержку, выдавил улыбку. - Боюсь, я допустил резкость, но теперь все прошло. Неплохо бы выпить какао или чего-нибудь другого. - О, вам нужна настоящая выпивка, скота с водой, кажется? - спросил Эззати, уже удаляясь. Даллен хотел было окликнуть его и, отказавшись от спиртного, немедленно уйти, но вспомнил, что еще нет и десяти, а шансы уснуть в пустом доме равны нулю. Может, не так уж плохо - пообщаться с простыми благожелательными людьми и чуть-чуть расслабиться. Доказать себе, что он зрелая личность и способен контролировать свои эмоции. - Я тут почитал на досуге одну книжку о математической вероятности, - начал он, - в ней сказано, что два человека, потеряв друг друга в большом универсальном магазине, практически не смогут встретиться, если только один из них не будет стоять на месте. На круглом лице Либби появилось выражение вежливого недоумения. - Надо же!. - Да, но если задуматься, то ничего бесполезнее этой информации не придумаешь. Я подразумеваю... - А я никогда не бывала в большом универсальном магазине, - перебила Либби. - Как, наверное, потрясающе было в каком-нибудь "Мэйси", пока в Нью-Йорке жили люди. Вот и еще одна потеря... Даллен не придумал в ответ ничего оригинального. - Что-то теряем, что-то находим... - С отдельными потерями можно было бы смириться, но мы теряем, теряем и теряем. Оптима Туле только забирает и ничего не дает взамен. Несмотря на свою взвинченность, Даллен все-таки заинтересовался такой точкой зрения. - Мы ничего не получаем от Оптима Туле? Разве они не расплачиваются? - Вы говорите о клочках земли с травой? Что человеческая раса делала последние два столетия? Ничего!. В искусстве - никакого прогресса. Наука застыла на месте. Технология и вовсе уходит в прошлое, каждый год скатывается на уровень-другой. Орбитсвиль деградирует! - Похоже, сегодня у меня лекционная ночь, - заметил Даллен. - Извините, - Либби печально улыбнулась, а он подумал, что, быть может, поторопился навесить на нее ярлык. - Видите ли, я по натуре романтик, и для меня Орбитсвиль - не начало, а конец. Хотела бы я знать, что нашли бы Гарамонд и прочие, не подвернись им Орбитсвиль? Ведь пришлось бы продолжать поиски. - Вероятно, ничего. - Вероятно, но мы никогда этого не узнаем. Перед нами целая Галактика, а мы воротим нос. Иногда я подозреваю, что Орбитсвиль построили специально для этого. - Орбитсвиль никто не строил, - возразил Даллен. - Считать так могут только те, кто никогда там не бывал. Если бы вы увидели горы и океаны... Он не договорил, потому что вернулся Эззати и раздраженно сунул ему полный стакан. - Что за нервный народ эта молодежь, - заклокотал Эззати. Его налитые щеки потемнели от гнева. - Нет больше никаких одолжений, родня, не родня - все едино. Либби немедленно посочувствовала: - Успокойся, дорогой, кто тебя обидел? - Да этот щенок Солли Хьюм. Набрался в соседней комнате, а когда я намекнул ему - для его же блага, - что он несколько перебрал, так ядовито мне ответил: когда, мол, я ему верну пятьдесят монит. - Не следовало брать у него в долг, Питер, - обеспокоенно глядя на мужа, посетовала Либби. - Хоть бы сказала что-нибудь дельное. - Эззати жадно проглотил ликер и переключился на Даллена. - На прошлой неделе я практически бесплатно отдал этому безмозглому сопляку списанный компьютер. Пожертвовал, можно сказать, для его дурацкого общества, а теперь паршивец набрался наглости требовать денежки обратно. Не пойму, с чего он вдруг осмелел? И чего он хотел от ящика, который с незапамятных времен провалялся в подвале? - Вероятно, думал разжиться лампами, - высказал предположение Даллен, пожалев, что его собственные проблемы не столь обыденны. - Вы же знаете, какой у нас технический голод. - Нет, там был только старый монитор департамента снабжения, который он нашел на третьем подуровне. Раньше внизу находился компьютерный центр, а монитор, по-видимому, использовали для слежки за муниципальными чиновниками. Правда, непонятно, кому до них было дело. Даллена снова начало знобить, хотя сквозняком не тянуло. - Дорогой, ты сам себе морочишь голову, - насмешливо вставила Либби. - Если монитор так стар и бесполезен, то получить за него пятьдесят монит - слишком большая удача. - Да, но... - Эззати бросил на жену свирепый взгляд, не соглашаясь с подобной логикой. - Я заберу его назад, дам подходящую рекламу... Электронная археология нынче в моде. В сущности... - Он нахмурился, покачивая стакан и глядя на крутящиеся воронки. - Ну да, у меня ведь уже наклевывался другой покупатель. Кто же спрашивал меня об этой рухляди?.. - Ты просто ребячишься, - заявила Либби; ее голос задрожал от презрения, - или совсем помешался на деньгах. Даллен сверлил Эззати взглядом, мысленно приказывая ему назвать имя. - Вероятно, ты права, - пожимая плечами, ответил тот. - В самом деле, с какой стати я должен зарабатывать на чужой собственности? Ах, какое недостойное занятие! Особенно у нас, в Мэдисоне. Помню, когда я был моложе и глупее, я верил, что все, кто достигли высокого положения, добились этого тяжким трудом, так сказать, верой и правдой. Потом поумнел... Джеральд Мэтью! - Джеральд Мэтью поумнел? - Либби с любопытством склонила голову набок, потом перевела взгляд на Даллена. - Как вы думаете, в этом бреде есть какой-то смысл? - Боюсь, я прослушал, - буркнул Даллен и поспешно распрощался. Ему нужно было побыть одному и привести свои мысли в порядок. 11 В распоряжении Городского управления находилось всего два самолета, и один из них больше недели стоял на приколе в ожидании ремонта. Не хватало запчастей. Мэр Брайсленд считал оставшуюся машину своим персональным транспортом, и Мэтью четыре дня носился как угорелый по кабинетам чиновников, пытаясь получить разрешение на полет Он прихватил с собой изрядную дозу фелицитина, но употреблять старался в меру, чтобы хоть что-то оставить про запас. Он опустил фонарь кабины, но внезапно навалилась усталость; сердце сжал страх, руки и ноги стали ватными. Мэтью почувствовал, что не сможет взлететь. Вдали над бетонным полем возвышался голубовато-белый корпус приземлившегося космического корабля, нижняя часть которого пропадала в горячем мареве. Мэтью с трудом различал высаживающиеся туристов. Кажется, их меньше обычного. Год для туризма выдался неудачный. Пустовало большинство отелей, расположенных вдоль улицы Прощания (когда-то, миллионы эмигрантов шли по ней на космодром). Похоже, ситуация продолжает ухудшаться. Мэтью понимал, что наступит день, когда бюрократы Оптима Туле, далекие от проблем Земли, прекратят субсидирование курортов на планете. Тогда он останется без работы и будет вынужден вернуться на родину. Мысль об опасностях межзвездного перелета, о том, что остаток жизни придется провести на поверхности невероятно тонкого пузыря, отозвалась приступом агорафобии. Он полез было во внутренний карман за золотой авторучкой, но спохватился и снова взялся за штурвал. Далеко впереди на фоне голубого небосвода появилось дрожащее серебряное пятно. Мэтью узнал транспортный самолет, курсирующий между центральным клирингом и Виннипегом. Самолет медленно уплыл в сторону, и бортовой микропроцессор уведомил пилота о разрешении на взлет. Решив обойтись без помощи компьютера, Мэтью дал команду придать крыльям-невидимкам нужную конфигурацию и увеличил тягу двигателей. Через несколько секунд он уже парил над сложным переплетением заброшенных взлетно-посадочных полос Мэдисонского космодрома. Самолет накренился, и, набрав высоту в несколько сотен метров, взял курс на зеленые гребни Аппалачей. Силовое поле, заменявшее крылья, преломляло свет, и тень, украшенная бахромой солнечных зайчиков, состязалась в скорости с самолетом. Мэтью вспомнил, что он летит первый раз со дня инцидента в здании мэрии... рухнувшие женщина и ребенок, лица пластмассовых кукол с пластмассовыми глазами... Воспоминание мешало наслаждаться полетом. Он любил стремительные бреющие полеты с отключенным автопилотом и получал от них, пожалуй, самое ценное из удовольствий, которое полностью снимало любое напряжение. Но в это летнее утро скорость не помогла. Мрачные призраки не отставали. Размеры взяток, которыми он должен был подмазывать чиновников, чтобы обеспечить бесперебойность своего нелегального бизнеса, росли с пугающей быстротой; дело могло вскоре зачахнуть; любовницам не нравился спад его темперамента; а впереди маячила ответственность за уничтожение двух человеческих личностей. Стыдно признаться, но чувство вины и страх перед Гарри Далленом, набрасывали темную завесу на его существование. Фелицитин приносил лишь кратковременное облегчение. Мэтью очень, очень устал... Он открыл глаза, и его взгляд уперся в зеленую стену. Прямо перед ним был склон холма - он опрокидывался на него и рос на глазах, заполняя все пространство. "Боже, я собираюсь умереть!" Осознав, где он и что происходит, Мэтью разразился проклятиями. Его руки дернулись к штурвалу, но склон холма продолжал нестись навстречу, огромный, жесткий, смертоносный, готовый превратить человеческое тело в кровавое месиво. От страха он вжался в кресло и рванул штурвал на себя. Зеленый склон все быстрее мчался прямо на него. Сейчас раздастся взрыв. Корпус самолета содрогался от перегрузки, но, наконец, машина сделала невозможное. Вверху появился край неба. Горизонт закачался и исчез под носом самолета. Целую минуту Мэтью исходил потоком ругательств, его будто рвало бессмысленным набором слов, сердце бухало и резко замирало, как захлебнувшийся мотор, рвущий собственную оболочку Постепенно он расслабился, дыхание вернулось в норму. Мэтью вытер ладонью холодный пот, но и тогда не почувствовал себя в безопасности. Он осмотрелся в кабине - вроде, все в порядке, проверил приборы и тут же понял: угроза исходит не от машины, источник опасности - он сам. В сознании засела мысль, которая закралась, когда он смотрел в лицо смерти. В тот роковой миг возникло страшное, сладкое и позорное искушение бросить рычаги и врезаться в холм. Он едва не поддался темной волне, поднявшейся из подсознания, едва не устремился к гибели. Мэтью решил обдумать положение беспристрастно. Желание умереть представлялось ему пугающим и противоестественным, но странно заманчивым. Противоречие интриговало. Он не хотел умирать, но его притягивала перспектива небытия. Состояние небытия имело множество преимуществ. Исчезли бы ночные кошмары, прекратился бы ужас видений, заставляющих вскакивать в холодном поту. Пропало бы чувство вины и опасений. Отпала бы необходимость красть, нужда обеспечивать свои потребности и привычки. Не надо было бы таиться, лгать и пускать пыль в глаза, заставляя людей поверить, что он именно такой, каким кажется. Исчез бы страх перед космическим полетом, перед гнетущей бесконечностью Орбитсвиля. Не было бы ни будущего, ни прошлого. Короче, не было бы Джеральда Мэтью - неудачника и труса, человека, который существовал неизвестно для чего. И особой наградой, которую он получил бы сразу, была возможность не противиться усталости, преследовавшей его везде и всюду подобно крадущемуся зверю. Последнее соблазняло больше всего. Он мог начать сию же минуту ничего не делать, просто расслабиться. Можно просто закрыть глаза, скажем, на минуту, чтобы успеть понять, что за эту минуту изменилось, и запомнить свои ощущения. От него не требуется никакого мелодраматического жеста. Это больше походило на игру или эксперимент, который можно прервать в любой момент... Взглянув на индикатор скорости, Мэтью определил, что самолет делает около тысячи километров в час. Он ослабил давление на штурвал, закрыл глаза и начал отсчитывать секунды. Тотчас послышалось гудение силовой установки, турбулентные потоки затрясли фюзеляж. Самолет вдруг ожил, начал рыскать, клевать носом, затанцевал, с трудом балансируя на невидимой воздушной опоре. Досчитав до двенадцати, Мэтью внезапно понял, что его глаза открыты, а машина все еще летит прямо и ровно. Мир не изменился: ни девственно чистая голубизна вверху, ни яркие луга, проносящиеся под носом самолета, ни тонущие в зелени редкие фермерские постройки - мимолетные цели для воображаемого штурмовика времен Второй мировой войны. "Рискованная высота, - произнес он мысленно. - Так можно и разбиться". Мэтью глубоко вздохнул и решил лететь с полной концентрацией внимания. Самолет продолжал нырять и взбрыкивать, попадая в воздушные ямы, потом угомонился и полетел плавно и неощутимо. В кабине стояла духота, солнце мягко пригибало веки. Мэтью несколько минут сопротивлялся, пока не решил, что может, не подвергаясь настоящей опасности, закрыть глаза секунд на десять. В конце концов, это просто игра. Когда он смежил веки, перед ним поплыла розовая бесконечность с красными и зелеными пятнами остаточной засветки. Он спокойно досчитал до десяти. "Если я сейчас засну, Гарри Даллен уже никогда до меня не доберется. Я, конечно, не собираюсь спать, но как было бы хорошо остановить бег по этим бетонным ступенькам, не нажимать на спусковой крючок, не видеть эту женщину с ребенком, забыть их идиотский бессмысленный взгляд". Настойчивые сигналы с приборной доски известили Мэтью, о важных изменениях, о которых ему необходимо знать. Однако он подождал еще пять секунд, после чего открыл глаза и увидел травинки на склоне холма, заполнившего собою все пространство. Мэтью успел ощутить прилив блаженной радости и благодарности за то, что абсолютно ничего уже не может сделать. "Как просто", - подумал он. В это мгновение самолет взорвался. "Просто как..." 12 Вскоре Даллен понял, что убийство - дело необычное, и обдумать, а тем более осуществить его будет особенно трудно. Трудность заключалась и в абсолютной новизне задачи, и в прочно укоренившихся моральных принципах. И то, и другое заставляло его разум буксовать. "Нет, невозможно. Недопустимо, каковы бы ни были мотивы..." Мысли сталкивались и беспорядочно метались в голове. Кроме того, нужно инсценировать случайную смерть. Явное убийство повлекло бы расследование, которое наверняка открыло бы обстоятельства роковой встречи Мэтью с Коной и Микелем на безлюдной северной лестнице, а от них - прямой путь к Гарри Даллену. Простая полицейская логика. Последующее наказание само по себе не казалось ему тяжелым. Ссылку на Орбитсвиль Даллен ссылкой не считал. Но это разлучило бы его с Коной и Микелем, добавив к прежним страданиям новые. Мэтью должен умереть, сознавая, что это не просто смерть, но казнь, хотя для остальных она должна выглядеть несчастным случаем. Такая задача была связана с практическими трудностями. Раздраженный и озабоченный, Даллен забрел на кухню, где Бетти Нопп готовила завтрак. Она по собственному желанию приходила три раза в неделю и тянула воз домашних дел, которыми уже не могла заниматься Кона. Работу она выполняла добросовестно, но почти всегда молча. Даллен испытывал глубокую благодарность к этой простой женщине средних лет, однако так и не смог наладить с нею отношения. Заметив, что его присутствие мешает, он вернулся в комнату. Кона смотрела в окно, из которого открывалась перспектива Северного холма. С помощью Бетти волосы Коны были расчесаны и уложены в изящную строгую прическу, а поза напоминала ту, в которой она стояла и раньше, когда тосковала по дому после приезда с Орбитсвиля. Даллен поддался воображению и, представив себе прежнюю Кону, подошел к ней сзади и обнял. Она тут же повернулась и прижалась к нему, заворковав от удовольствия, и только запах шоколада нарушал иллюзию. Он смотрел поверх ее головы на далекое здание городского управления, не в силах совладать со своим разумом, который рвался назад. Если бы в тот день он не договорился с Коной позавтракать! Если бы он находился в своем офисе! Если бы она пошла через главный вход! Если бы Мэтью уничтожил монитор департамента снабжения часом или минутой позже. Внезапно Даллен почувствовал, что Кона проявляет неуместный пыл. В первую секунду он едва не поддался искушению, но тут же накатила волна отвращения к самому себе, и он отпрянул от жены. Кона, хихикая, двинулась следом. - Прекрати! - крикнул он, держась от нее на расстоянии. - Нет, Кона, нельзя! Она подняла глаза, реагируя на интонацию, и лицо ее исказилось капризно-злобной гримасой. Кона упрямо шагнула к нему. Тут в комнату вошла Бетти Нопп с подносом, недоуменно остановилась и хотела выйти. - Подождите! Дайте поднос, - грубо сказал он, толкая Кону в кресло. От неожиданности или боли Кона разразилась громким плачем, который, в свою очередь, вызвал возглас удивления у Бетти - первый звук, услышанный от нее в этот день. Она встала перед Коной на колени и попыталась ее отвлечь, постучав по подносу тарелкой с чем-то желтым и клейким. Даллен беспомощно посмотрел на двух женщин, потом круто повернулся и включил головизор. - Говорите, пожалуйста, - разрешил он появившемуся изображению худощавого, седобородого человека. Даллен опустился в кресло и сложил руки на груди, но вдруг осознал, что это изображение Карала Лондона. - ...было шестьдесят с небольшим, - говорил диктор теленовостей. - Причиной смерти послужил сознательный отказ от лечения легких. Доктор Лондон был хорошо известным в общественных кругах Мэдисона филантропом и основателем фонда "Анима Мунди" - организации, ставящей своей целью распространение экзотической смеси науки и религии. Именно в связи с работой для фонда, он два года назад отправился на Оптима Туле. Имеются неподтвержденные данные, что своеобразный эксперимент, задуманный доктором Лондоном для доказательства одной из его теорий... - Мистер Даллен! - Перед ним, как по волшебству, появилась Бетти Нопп, упоров кулаки в бедра и расставив локти. - Надо что-то делать. - Подождите две минуты, тут важное сообщение, - раздраженно бросил он. - Я не собираюсь ждать ни минуты! Вы должны выслушать меня немедленно! - Бетти, молчавшая неделями, вдруг превратилась в мощный генератор шума. - Я не потерплю начальственных окриков ни от вас, ни от кого другого. - Пожалуйста, дайте мне дослушать только это известие, и я... - Если вы считаете себя такой персоной, что говорить со мной - ниже вашего достоинства, тогда свяжитесь с клиникой и попросите прислать сюда кого-нибудь более подходящего. Почему вы этого не делаете? Желая задобрить Бетти, Даллен встал, но добился лишь того, что привлек внимание Коны, которая немедленно начала колотить ложкой по подносу. Уровень шума в комнате достиг критического порога. Даллен бросился за дверь, вбежал по лестнице в свою спальню и включил второй головизор. Передача местных новостей продолжалась, но говорили теперь о закрытии отелей. Даллен попытался включить устройство десятиминутной памяти и тихо, но яростно выругался, вспомнив, что оно давно нуждается в ремонте. Однако оказалось, что его мозг не утратил способности к логическому мышлении. Из услышанного следовало, что Карал Лондон мертв. Даллена беспокоил странный эксперимент. Диктор упомянул о нем, неужели получены какие-то результаты? Абсурд: идея умершего ученого преодолевает световые годы и физически воздействует на материальный объект, находящийся на Земле. Почему это его так интересует? Не поторопился ли кто-нибудь, связанный с фондом "Анима Мунди", предупредить слухи об отрицательном результате? "Почему, - думал он с досадой, - почему я все время к этому возвращаюсь?" На площадке перед усадьбой Лондонов уже стояло пять машин, и среди них неизбежный золотистый "Роллак". Даллен вошел через гостеприимно открытую парадную дверь в пустой холл и повернул налево, чтобы, миновав жилые комнаты, попасть в студию. Послеполуденное солнце превратило фантастическое мозаичное панно в многоцветную огненную завесу. Даллен торопливо вышел в коридор и, остановившись перед домашней лабораторией, услышал доносящиеся оттуда голоса. Возле витрины с шестью металлическими сферами толпилось человек десять. В лаборатории горел только один тусклый светильник. Когда глаза привыкли к полутьме, Даллен отыскал взглядом белую фигуру Сильвии и стоящего у нее за спиной Ренарда. Сильвия чуть сутулилась и обнимала себя за плечи, словно стараясь согреться. Даллен знал, что она плачет. Он задержался на пороге, но тут его окликнул Ренард. Чувствуя на себе любопытные взгляды, он вошел в комнату и присоединился к зрителям, которые снова уставились на первую из шести сфер. Молчание затянулось, вызывая у Даллена досаду и разочарование. Создавалось впечатление, будто эти люди ждут знака, доказательства, что их учитель продолжает существовать в форме квазисгустка нерегистрируемых виртуальных частиц. Их наивность выводила Гарри из себя, хотя он сам был столь же наивным, иначе остался бы дома. Или нет? Оказывается, он человек без совести и чувства собственного достоинства, поэтому, наверное, узнав о смерти Лондона, он приехал сюда, чтобы как можно скорее увидеть его жену. По-видимому, сработало подсознание, ведь осознанно Даллен мог только презирать подобное поведение. Злясь на себя, он начал соображать как бы незаметнее скрыться, но, судя по всему, это было невозможно. Даже Ренард погрузился в почти благоговейное созерцание слабо поблескивающей сферы, окруженной иглами датчиков. "Не пора ли подкатиться к Сильвии, раз Карал ушел с дороги?" Подобный эгоизм вызвал уже не просто злость на себя, а настоящий гнев. Даллен повернул к выходу, и в это мгновение над первой сферой вспыхнула голубая люминесцентная трубка. Никто не шелохнулся. Стояло гробовое молчание. Мертвенный свет превратил людей в манекены. Потом он поблек, и трубка погасла, по комнате пронесся порыв судорожных вздохов, все начали разом кашлять, говорить, кто-то нервно, но торжествующе рассмеялся. Даллен не отрывал взгляда от гладкой сферы и пытался настроить себя на ломку старого мировоззрения. Если короткая вспышка люминесценции означает то, что должна означать, то Карал Лондон действительно находится в этой комнате. Следовательно, освобожденному от бренного тела физику удалось преодолеть межзвездное пространство и каким-то непостижимым способом исказить гравитационное поле вблизи полированной сферы. Фотонное сообщение свидетельствовало о том, что человеческая личность продолжает жить отдельно от тела. Это означает возможность бессмертия. Даллен содрогнулся. Может ли он сейчас быть уверенным, что Кона Даллен, на которой он когда-то женился, тоже существует в ином физическом пространстве? Или по теории Лондона нападение на ее физический мозг равносильно нанесению вреда ее сапионному двойнику? Значит... - Я жертва научного изнасилования, - прошептал Ренард, появляясь возле Даллена. - Старый Карал перечеркнул половину моего в высшей степени целомудренного, дорогостоящего образования. Даллен кивнул, глядя на Сильвию, выходящую из комнаты вместе с остальными гостями, которые пытались говорить с ней все одновременно. - Куда они? Почему не хотят подождать, не произойдет ли что-нибудь еще? - Ждать больше нечего, прошел пятый сигнал. Сильвия разве не сказала? По условию эксперимента Карала каждый доброволец, должен послать определенное количество импульсов, иначе их нельзя будет различить. Ренард тихо, без обычного своего вульгарного ерничества объяснил, что первый сигнал зарегистрирован четыре часа назад. Получив его, Сильвия оповестила некоторых членов фонда, и они в соответствии с выработанным планом отправили тахиограмму по адресу Карала Лондона в Порт-Нейпир на Орбитсвиле. Немедленно пришло ответное сообщение о том, что Лондон только что скончался. Для большинства адептов паранормальных идей это послужило бы достаточным доказательством, но Лондон хотел большего - ему требовалась повторяемость результатов. Полученное заранее определенное количество сигналов должно было, во-первых, снизить вероятность неудачи из-за капризов оборудования и, во-вторых, показать, что дискарнатный разум в состоянии мыслить аналогично человеческому, и время в ментальном пространстве течет с той же скоростью, что и в нормальном мире. - Меня от всего этого воротит, - заключил Ренард, - но вынужден признать правоту замечательного доктора Лондона и принести извинения. - А ты не опоздал? - Нисколько. - Ренард повернулся к опустевшей комнате и простер к ней руки. - Карал, старый хрыч, ты - не такой чокнутый, каким выглядел. - Очень убедительно, - сказал Даллен. - Это последнее, что я могу для него сделать, старик. Не каждый день кто-нибудь делает одолжение, оставляя тебе свою жену. Я упоминал, что Сильвия собирается со мной на Большой О? Сердце Даллена застучало. - Должно быть, вылетело из головы. - Прекрасный самоконтроль, Гарри. Ты даже глазом не моргнул. - Теперь главная забота Фонда - донести до умов радостную новость, значит. Сильвии нет никакого смысла торчать на Земле в ожидании, пока кто-нибудь надумает повторить эксперимент. Все крупные научные центры - на Орбитсвиле, поэтому... - Она обратится в них сама? - Только как номинальный руководитель Фонда - и это как раз такая работа, для которой она создана. Все остальное делают и объясняют квалифицированные физики из Фонда. - Он подмигнул. - А я обеспечу всем бесплатные места на корабле, чтобы показать, какой я глубоко порядочный. - Ну, разумеется. Даллен не собирался участвовать в этих играх и направился к двери. - Постой минуту, Гарри. - Ренард преградил ему путь. - Почему ты не хочешь вернуться с нами в Орбитсвиль? Что тебе с семьей делать на этом чавкающем коме грязи? За пару дней я погружу свои образцы, и в путь. - Спасибо, я этим не интересуюсь. - Бесплатная поездка, старик. Без задержек. Подумай. Даллен подавил приступ антипатии. - Если я спрошу, зачем я тебе, ты дашь мне прямой ответ? - Прямой ответ? Что за максимализм! - В глазах Ренарда вспыхнули насмешливые искорки. - Ты ведь не поверишь в мою искреннюю любовь и желание помочь тебе? - Придумай что-нибудь еще. - Гарри, нельзя быть таким несговорчивым. А если я хочу иметь под боком человека, с которым мог бы соперничать? Ты самый подходящий кандидат на эту роль. Я как-то говорил тебе, что вселенная заботится обо мне и дает мне все, чего я хочу, все лучшее. Только это надоедает. Ну, например, я знаю, что получу Сильвию... Я не могу ее упустить... Но если ты будешь рядом, то иллюзия конкуренции сделает нашу жизнь куда интереснее. Как тебе это объяснение? - Звучит странновато, - ответил Даллен. - Признайся, ты наглотался фелицитина? Ренард покачал головой. - Я сказал правду и не позволю тебе выйти отсюда, пока ты на согласишься лететь со мной к Орбитсвилю. - Это посягательство на свободу. Даллен добродушно усмехнулся, маскируя желание врезать Ренарду по морде. Он шагнул было вперед, но вдруг до них донесся беспорядочный шум: испуганные голоса, звук ударов, звон разбитого стекла. Ренард повернулся и быстро пошел по коридору, Даллен поспешил следом. Грохот и крики нарастали. Кажется, смятение происходило в студии. Опять послышался звон бьющегося стекла. Даллена охватило дурное предчувствие. Вбежав в студию, он с трудом протиснулся сквозь толпу гостей. Никто уже не кричал, все молча наблюдали за происходящим. В центре внимания находилась Сильвия. Размахивая длинной стальной полосой, она крушила свое мозаичное панно. С каждым ударом от уникального творения отлетали крупные куски, искры цветных бриллиантов осыпались, словно водяные брызги. Одним взмахом Сильвия уничтожала целые галактики и звездные скопления, рубила и колола. Даллен ужаснулся. "Четыре года труда!... Три миллиона кусочков смальты!... - вторя ударам, перечислял Даллен потери. - Прошу тебя, Сильвия, не зачеркивай собственную жизнь!" - мысленно взмолился он. Он хотел ринуться вперед и остановить ее. Но его удержала боязнь без спроса вторгнуться в чужие переживания. Все, что он мог - это смотреть и ждать, пока Сильвия выдохнется. Она широко размахнулась, целясь в верхнюю часть трилистника, но тут стальная полоса согнулась. Сильвия отбросила бесполезное орудие и, постояв немного с опущенной головой, повернулась к гостям. - Это был мемориал, - сказала она отрешенным голосом. - Каралу не нужен мемориал. Он не умер. - Пойдем со мной, - стала уговаривать ее Либби Эззати, по-матерински обнимая Сильвию за плечи. - Тебе нужно прилечь. - Да, да, - согласился Питер Эззати, который, по-видимому, только приехал. Эззати вырядился в строгий темный костюм, к которому добавил черную креповую повязку. Он подошел к Сильвии с другой стороны, чтобы помочь вывести ее из студии, однако она вцепилась в его нарукавную повязку. Толстяк отшатнулся. - Снимите эту дрянь! - вдруг визгливо закричала она. - Не доходит? Вы так глупы, что не можете понять? - Ну, ладно, будет, будет, - успокаивала ее Либби и, проявив неожиданную силу, подняла Сильвию на руки и унесла в жилую часть дома. Даллену показалось, что Сильвия искала его взглядом, но две другие дамы, опомнившись, пришли Либби на помощь и загородили ее. Он, застыв, смотрел им вслед, когда большой кусок смальты запоздало отвалился от распотрошенного панно и с треском обрушился на пол. Звон и грохот вывел гостей из транса, все разом заговорили, торопясь поделиться своими впечатлениями. - Как тебе комедия, а? - промурлыкал над ухом Даллена Ренард. - Сама Электра вряд ли устроила бы лучшее представление. Даллен отметил про себя, что Ренард холоден и совершенно не огорчен. Вызванный каким-то умопомрачением акт варварского разрушения произведения искусства лишь позабавил его. - Рик, ты делаешь честь человеческому роду. - Что ты пытаешься сказать, старик? - То, что ты мне не нравишься, и я борюсь с собой, чтобы предотвратить логически вытекающие из этого последствия. Ренард довольно ухмыльнулся. - А для кого из нас они, по-твоему, опасны? - Счастливого путешествия на Орбитсвиль. Даллен повернулся и чуть не врезался в запыхавшегося Питера Эззати, который поправлял свою повязку и выглядел взволнованным. - Смерть Карала... эксперимент... Сильвия... Я опоздал... следил за новостями из Орбитсвиля... Эти зеленые полосы... Они должны что-то означать, Гарри. У меня дурные предчувствия. - Какие зеленые полосы? - Даллен уже был переполнен информацией, но что-то в тоне Эззати побудило его все-таки задать вопрос. - А вы не следили за последними новостями? Обнаружены какие-то зеленые светящиеся полосы, которые медленно дрейфуют по оболочке - и снаружи и внутри. Поначалу думали, что их число не меняется, но потом их стало все больше и больше, они уже сливаются. - Может, это разновидность ионизационного эффекта? Вроде ауры? Эззати отрицательно покачал головой. - Научная комиссия объявила, что зеленые полосы не регистрируются ни одним прибором, за исключением фотооптических. Свечение видно, если смотреть непосредственно на оболочку, вот и все. - Тогда оно не может стать слишком сильным. - Отмахнуться проще всего, - хмуро сказал Эззати. - Не нравится мне это, Гарри. Ведь считалось, что материал оболочки абсолютно стабилен. - Вы полагаете, он взорвется? Как уроженец Орбитсвиля, пролетевший миллионы километров над зелеными равнинами, горами и морями Большого О, Даллен проникся незыблемостью гигантского шара. Однако на Земле он заметил, что люди, никогда не бывавшие там, не могут осознать его масштабы, поэтому думают о нем, как об огромном металлическом воздушном шаре. Они говорили: "в Орбитсвиль, из Орбитсвиля", а не "на Орбитсвиль, с Орбитсвиля", как коренные жители. Ничто не могло заменить непосредственный взгляд на сферу с борта корабля. Большой О устрашал, но одновременно успокаивая, и никто из увидевших его впервые, уже не смог остаться прежним. - Я не утверждаю, что он взорвется, но... - Эззати замолчал и склонил по-птичьи голову. - Я хотел сообщить вам еще кое-что. Последние дни вы не приходили в офис, и, думаю, не слышали о Джеральде Мэтью. - Мэтью? - Даллен постарался, чтобы его голос не дрогнул. - А в чем дело? - Сегодня утром он вылетел к западному побережью, но улетел не слишком далеко: самолет сейчас находится где-то около Монтгомери. - Вынужденная посадка? - Мягко сказано. Компьютер проанализировал данные, переданные бортовым радиомаяком. Похоже, самолет врезался в холм. Новость оглушила Даллена, не оставив камня на камне от его намерений и планов на ближайшее будущее. Вместо удовлетворения мысль о гибели Мэтью вызвала чувство потери. Это было несправедливо: преступник, запросто уничтоживший двух человек, так легко, так быстро ускользнул, не успев даже испугаться приговора, не взглянув в глаза своему палачу. - Вам точно известно?.. - Даллен проглотил комок в горле. - Что Мэтью умер? - Смотрите, чтобы Сильвия не услышала. - Эззати улыбнулся и потрепал Даллена по руке. - Смерть отныне под запретом, употребляйте термин "дискарнация". Можете сказать, что глупый Мэтью опрометчиво дискарнировал в расцвете лет. - Мне кажется... Трудно поверить, - произнес Даллен. Он, наконец, обрел способность обдумать свое положение в новых обстоятельствах. Смерть Мэтью сняла с него ужасную ответственность, ведь он скрыл имя преступника, освободила от других обязательств, о которых Даллен до сих пор старался не думать. Эззати с беспокойством поглядел на него. - Послушайте, Гарри. Я не хотел, чтобы это прозвучало непочтительно. Мэтью был вашим другом? - Нет, нет, все в порядке. Мне пора домой. Гарри вышел на улицу и направился к машине. Он понял, что до этой минуты не видел ничего вокруг, не слышал чистых звуков, не вдыхал настоящих запахов. Он осознал, что действительно собирается домой. Они с Коной и Мики слишком долго пробыли на Земле. 13 Вселенная представляла собой чашу из чистого голубого стекла. В чашу кто-то бросил три предмета, которые лежали на выгнутом лазурном дне. Самым заметным был сияющий яркий объект, который вызывал мучительную боль в глазах. Он решил, что это солнце. Маленький бледный полумесяц почти терялся в яростных потоках света. Наверняка, неизлучающее тело - планета или луна. Другой выглядел гораздо крупнее и не имел строгой геометрической формы. Туманный белый лоскут со следами перистой структуры. После некоторого размышления он узнал в нем облако. Последовала быстрая ассоциация: атмосфера... влага... дождь... земля... растительность... "Я жив!" От этой удивительной мысли Мэтью вскочил, задыхаясь от потрясения, сделал несколько слабых попыток бежать сразу в нескольких направлениях, словно дичь, угодившая в ловушку. Потом он понял, что ужас, таившийся в его мозгу, уже настигавший его, теперь исчез. Заслонив глаза от солнца, Мэтью впервые почти спокойно посмотрел вокруг и увидел освещенный солнцем склон холма. По всему склону были разбросаны багровые и золотистые обломки самолета. От энергетической установки поднимались султаны дыма, сочная трава вокруг пожухла, но не загорелась. Остроконечный нос, лишенный оболочки, остался самой крупной деталью фюзеляжа, пережившей столкновение. Недалеко от открытой кабины, похожей на жеванную сигару, валялись рваные лоскуты обугленной кожи, кучи металлического лома, битого стекла и обрывков кабеля. Снизу вверх по склону тянулся глубокий ровный шрам, словно какой-то великан вспахал плугом огромную прямую борозду. Мэтью нервно рассмеялся. Звук мгновенно потонул в окружающем безмолвии. Он сам поразился, как безумно прозвучал его смех. Осмотрев себя, он обнаружил множество дыр в кожаной куртке, перемазанной землей и соком травы. Пульсирующая белье теле свидетельствовала о том, что дня два он едва ли сможет вести нормальный образ жизни, но главное - он сверхъестественным образом остался практически невредимым. На него вдруг нашел благоговейный страх, ноги подогнулись, и он упал на колени. "Я должен был умереть!" Мэтью вспомнил, что пытался покончить жизнь самоубийством. Это изумило его почти так же сильно, как и чудесное спасение. Нельзя придумать ничего глупее и бессмысленнее, чем обрывать собственную жизнь, в особенности, если будущее столько всего обещает. Наверное, имелось единственное правдоподобное объяснение: в последнюю секунду безумие отпустило его, он успел передать управление автопилоту. Что же побудило Мэтью к самоубийству? В сознании возник образ Гарри Даллена, - смуглой Немезиды с сильными мускулами, неутомимого преследователя с красивым, но холодным и суровым лицом, убийственным, праведным гневом в глазах... Неужели причина в нем? В страхе перед Гарри Далленом, усугубленном изматывающими угрызениями совести? Мэтью добросовестно обдумал ситуацию и почувствовал растущее недоумение. Происшествие с миссис Даллен и ее сыном, несомненно, угнетало его все последние дни, но для самоубийства нужны