права принимать ни чью сторону. Король встал, и они вышли в главную комнату, причем Айдан держался несколько сзади. "Хорошо, если бы основная масса гостей вообще не узнала об этой беседе". Конн же, понимая, что у его брата нет ларана, чтобы слышать мысли короля, тихо повторил это Аластеру. Брат кивнул, улыбнулся и произнес: - Разумеется, ты прав. Флория тут же подошла к ним. - Теперь ты просто обязан станцевать со мной, Конн. Это деревенский танец, и тебе он наверняка известен, - энергично произнесла она и втащила его в круг. Конн, совершенно смущенный, чувствуя, что не может ей отказать, присоединился к танцу. В его голове промелькнули обрывки воспоминаний, как танцевал он на празднике урожая с Лиллой и насколько там все было по-другому. Затем он вспомнил, как увел его оттуда Маркос, и покраснел. Наконец танец кончился, и Флория глянула Конну в лицо. Она разрумянилась, чувства так и бурлили. При обычных обстоятельствах она вышла бы на террасу, чтобы немного остыть, но на дворе по-прежнему лил дождь. Старая Ювел картинно сидела возле дверей, и Флория машинально подошла, чтобы погладить ее и немного успокоить сердцебиение. Затем она увидела, как Конн вышел под дождь. У него был озабоченный вид, а глаза его как будто проникали ей внутрь, наполняя ее странным, глубоким сожалением, почти болью. "Я не имею права ни утешить его, ни даже мысленно узнать, что с ним". Тем не менее она встретилась с ним взглядом, нарушая таким образом этикет поведения молодой девушки, принятый в Тендаре. "К черту этикет! Он ведь мой брат!" Конн подошел к ней с опущенными глазами и усталым видом. - Что случилось, братец, - спросила она. - Я должен ехать, - сказал он. - По приказу короля я должен вернуться в Хамерфел - собрать преданных мне людей. - Нет! - Конн не заметил, что рядом стоял Аластер. - Если кто-то и должен ехать и если король вообще кого-то посылал, так это я, брат. Я - Хамерфел, и это - мои люди, а не твои. Неужели ты до сих пор этого не уразумел? - Я все уразумел, Аластер, - заметил Конн, пытаясь сохранять спокойствие. - Но ты кое-что не понимаешь... - Он вздохнул. - Клянусь, у меня нет никакого намерения узурпировать твое место, брат. Но... - на какое-то мгновение юноша замешкался, подбирая слова, - я называю их своими людьми, потому что прожил среди них всю жизнь, они принимают меня, они меня знают, а о твоем существовании пока даже не подозревают. - Тогда им лучше узнать об этом. В конце концов... - Ты ведь даже не знаешь дороги в Хамерфел, - перебил его Конн. - По крайней мере, я должен ехать с тобой, чтобы показать тебе путь... Тут в разговор вмешалась Флория. - Это в такую-то погоду? - спросила она, указывая на бушующую на улице грозу и ветер, бьющийся о стены дома. - Я не сахарный и не растаю в первой же луже. Всю свою жизнь я прожил в Хеллерах и не боюсь непогоды, Флория. - В конце концов несколько часов ничего не решают, - возразила она. - Неужели так необходимо, чтобы один из вас обязательно выехал в самую бурю посреди ночи? И что - наша помолвка так и останется незавершенной? А, Аластер? - Ну это-то, по крайней мере, мы должны довести до конца, - сказал он. - Пойду поищу мою мать и твоего отца. В конце концов последнее слово за ними. Аластер ушел быстрым шагом, оставив Флорию и Конна вдвоем. Аластер прошел через толпу празднично одетых, веселящихся гостей и что-то сказал Гейвину Деллерею, сидевшему за высокой арфой. Гейвин дернул струну, и толпа затихла, а Эрминия и Конн подошли, встав рядом с Аластером. Все глаза повернулись к Флории, и тогда отец взял ее под руку и подошел вместе с ней к Хамерфелам. Тут Аластер заговорил звучным певческим голосом: - Дорогие мои друзья, я не хотел прерывать празднество, но вдруг узнал, что мое присутствие экстренно необходимо в Хамерфеле. Вы простите меня, если сейчас мы совершим то дело, ради которого собрались этим вечером здесь, как, мама? Эрминия взяла Флорию за руку и, слегка нахмурившись, посмотрела на Аластера. - По-моему, никакой гонец к нам не приходил, сын мой, - тихо сказала она. - Его и не было, - прошептал в ответ Аластер. - Я позже объясню, или, скорее, тебе все расскажет Конн. Но я не могу уехать, оставив помолвку незавершенной, не заручившись согласием Флории. Конну, казалось, стало легче. Он встал рядом с братом, а в это время к ним приблизилась королева Антонелла. Она сняла со своего маленького и толстого, но белого и гладкого пальца перстень с зеленым камнем. - Это мой подарок невесте, - сказала она и надела его на палец Флории. Кольцо оказалось ей великовато. Потом она встала на цыпочки, чтобы поцеловать девушку в щеку. - Будь счастлива, дорогое дитя. - Благодарю вас, ваше величество, - пробормотала Флория, - это прекрасный перстень, и я буду беречь его. Антонелла улыбнулась, но тут ее лицо внезапно напряглось, она охнула, и рука ее потянулась к вороту платья. Сделав несколько нетвердых шагов, она упала на колени. Конн тут же подскочил, чтобы поддержать ее, но она безжизненно обвисла у него на руках и осела на пол. Тут же подбежали Эрминия и король Айдан, стоявший неподалеку. Королева открыла глаза и что-то промычала, но лицо ее, казалось, перекосило, один глаз и рот судорожно подергивались. Она пробормотала что-то еще. Эрминия говорила с ней успокаивающе, держа маленькую королеву за руку. - Это удар, - тихо сказала она Айдану. - Она уже не молода, и последние несколько лет это могло случиться в любой момент. - Да, и я этого боялся, - ответил король, вставая на колени возле лежащей в беспамятстве жены. - Все хорошо, дорогая моя, я здесь, рядом с тобой. Мы немедленно доставим тебя домой. Глаза Антонеллы закрылись, и она, казалось, уснула. Гейвин Деллерей поспешно вскочил и, запинаясь, пробормотал: - Я вызову портшез. - Нет - носилки, - поправил его Айдан. - Вряд ли она сможет сидеть. - Как прикажет, ваше величество. Он выбежал прямо в дождь и быстро вернулся, подгоняя слуг, чтобы те быстрее распахнули двери перед носилками. Конн машинально отметил, что дождь попортил изысканный наряд и прическу Гейвина, но тот ничего не замечал. Слуги остановились и мягко оттеснили короля Айдана в сторону. - Позвольте, ваи дом, мы ее поднимем, это наша работа, и у нас получится лучше, чем у вас. Вот так, осторожней... Укутайте ей ноги одеялом. Куда прикажете нести? Они не узнали короля, и это даже к лучшему, подумалось Конну. Айдан дал им краткие указания и пошел вместе с ними, ковыляя рядом с носилками, как простой старик, жене которого вдруг стало плохо. Конн, шедший рядом с ним, спросил: - Может, вызвать вам портшез, ваи дом? Вы можете промокнуть и насмерть простудиться. Тут он остановился в полном смятении. Как можно говорить в таком тоне с королем! Айдан посмотрел на него отсутствующим взглядом. - Нет, дорогой мальчик, я останусь с Антонеллой. Она может испугаться, если вдруг очнется и не услышит рядом знакомый голос. Но - спасибо тебе, а теперь уходи с дождя, дорогой мальчик. Ливень несколько поутих, но Конн уже вымок до нитки. Он поспешил обратно в дом. В передней царила сутолока из-за поспешно отбывавших гостей Эрминии. Обморок королевы начисто расстроил весь вечер. В зале остались только Аластер и Флория, по-прежнему стоявшие рядом друг с другом возле камина, да их родственники. Флория оцепенело смотрела на перстень Антонеллы. Эрминия была ошеломлена массовым бегством приглашенных. Гейвин, промокший даже больше Конна, тер волосы полотенцем, которое дал ему слуга. Эдрик Элхалин и брат Флории - Гвин, стояли с озабоченными лицами. И наконец, здесь был Валентин Хастур, оставшийся помочь Эрминии во внезапно свалившемся на ее голову несчастье. - Плохое предзнаменование для помолвки, - произнес Гейвин, подходя к Аластеру. - Хочешь довести ее до конца? - Теперь у нас нет свидетелей, кроме слуг, - сказала Эрминия, - кроме того, мне кажется, еще худшим знаком будет клятва, принесенная после случившегося с королевой. - Боюсь, что ты права, - произнес Эдрик. - Просто какой-то рок, что удар хватил ее в тот момент, когда она вручала тебе подарок, Флория! - Я не суеверна, - ответила та. - Думаю, нам надо завершить обряд. По-моему, наша царственная госпожа не обидится на нас за это. Даже если это было последнее доброе дело, которое она сделала... - Упасите нас боги! - почти в один голос воскликнули Эрминия и Эдрик. Конн все думал о доброй маленькой старой женщине и о короле, столь внезапно ставшем ему таким близким и любимым, назвавшем его "дорогой мальчик", даже в горе не забывшем услать его в дом, чтобы тот не мок под дождем. - Думаю, продолжать обряд в такой момент было бы проявлением неуважения, - произнес Эдрик, виновато посмотрев на дочь. - Но на свадьбу мы созовем всех, кого только можно. И произойдет это... - Он посмотрел на Эрминию. - Когда? Летом? Или зимой? - В середине зимы, - сказала Эрминия, - если молодые не возражают. Как вы, Аластер, Флория? Оба кивнули головой. - Значит - зимой. Аластер уважительно поцеловал Флорию, как и положено целовать невесту в присутствии посторонних. - Скорей бы настал этот день, когда мы навеки соединимся, - с чувством произнес он. Подошел Гейвин и поздравил их. - Господи, кажется, сколько воды утекло с тех пор, когда мы Аластером гонялись за тобой по саду с пауками и змеями, - заметил юноша, - а ведь на самом деле прошло лишь несколько лет. Ты заметно похорошела с тех пор, Флория, а драгоценности идут тебе гораздо больше, чем передник с оборочками. Госпожа... - он поклонился Эрминии, - я промок до нитки. Не позволите ли вас покинуть? Эрминия очнулась от тяжелых дум. - Не говори ерунды, Гейвин. В этом доме ты все равно что родной. Поднимись наверх, Конн или Аластер найдут тебе сухую одежду, а потом мы все вместе пойдем в сад и попьем горячего бульона или чаю. - Да, - добавил Аластер. - А с рассветом я отправляюсь в Хамерфел. - Мама, - умоляюще обратился к Эрминии Конн, - скажи ему, что он делает глупость! Он ведь совсем не знает ни гор, ни дороги до Хамерфела. - Тогда чем скорее я все это узнаю, тем лучше, - возразил Аластер. Конну пришлось признать правоту его слов, но он не хотел сдаваться. - Люди не знают тебя и не будут подчиняться, они привыкли ко мне. - Что ж, им придется привыкнуть ко мне, - сказал Аластер. - Оставь, брат. Это мой долг, и настало время его исполнить, плохо, что я не сделал этого раньше, но лучше сейчас, чем никогда. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы ты остался здесь и позаботился о матери. Она только-только вновь обрела тебя и будет переживать, если так скоро вновь разлучится с тобой. Конн понял, что не сможет переубедить брата, не создав впечатления, будто он продолжает претендовать на титул герцога Хамерфела, или не желает заботиться о матери, или уклоняется от поручения, которое возлагает на него его старший брат и господин. Тут слово взяла Эрминия: - Я не хочу отпускать вас туда, но я понимаю, что это необходимо, и к тому же, Конн, мне кажется - Аластер прав, ему давно уже пора начать выполнять обязанности по отношению к своим людям. А если рядом будет Маркое, вопрос повиновения отпадет сам собой, поскольку тогда люди будут точно знать, кто он такой. - Да, разумеется, ты права, - в конце концов согласился Конн. - Тогда тебе лучше взять мою лошадь. Она - горской породы, твоя кобыла будет спотыкаться на крутых тропах и падет от холода в первую же ночь. А моя пусть неказиста, но без труда доставит тебя в любое место. - Что? Чтобы я сел на эту толстокожую клячу? Да это все равно что ехать верхом на осле! - со смехом произнес Аластер. - Не дай бог меня кто-нибудь на ней увидит. - Зато в горах, братец, ты обнаружишь, что ни о человеке, ни о лошади нельзя судить по наружности, - сказал Конн, до смерти обиженный этим бесконечным спором с братом. - Моя лошадь специально выведена, чтобы выжить в горах. Кстати, от твоего наряда останутся одни лохмотья. Все-таки я считаю, что мне лучше ехать с тобой и показывать дорогу. - Это исключено, - произнес Аластер, но его мысли были абсолютно прозрачны для Конна: "Маркос до сих пор считает Конна герцогом и своим господином, если Конн будет там, мне никогда не добиться от него полного подчинения". На это Конн мягко заметил: - Ты ошибаешься насчет моего приемного отца, Аластер. Когда он узнает правду и увидит татуировку, которую собственноручно сделал на твоем плече, он окажет тебе поддержку. Аластер импульсивно обнял его. - Если бы весь мир состоял из таких же честных людей, как ты, брат, мне было бы не так страшно. Но не могу же я вечно прикрываться твоей силой и честью, я должен сам, без посредников, встретиться с моими подданными. Так что, брат, доверь это дело мне. - Если ты уверен, что должен поступить именно так, тогда не смею тебе мешать. Ну что, берешь мою лошадь? - Я от всей души благодарен тебе за предложение, - с искренней теплотой произнес Аластер, - но боюсь, что она не сможет скакать так быстро, как мне того бы хотелось. При этих словах в комнату вошел Гейвин Деллерей, в одном из старых плащей Конна, висевшим на нем мешком. Волосы он вытер полотенцем, и они торчали во все стороны. Более разительный контраст с щегольским видом, который он имел еще несколько минут назад, трудно было представить. Он сказал: - Хотел бы предложить отправиться с тобой и показать дорогу, но, к сожалению, знаю ее немногим лучше твоего. Но если мои услуги могут тебе пригодиться, Аластер, либо здесь, либо в Хеллерах... Конн улыбнулся при мысли о том, как изнеженный и привыкший к комфорту Гейвин будет чувствовать себя на горных дорогах. - Раз уж он не принял мою помощь, ни как проводника, ни как родного брата, то от твоей он и подавно откажется, - даже несколько грубовато сказал он, но потом подумал: "Гейвин, по крайней мере, не представляет угрозы власти Аластера в Хамерфеле". Аластер улыбнулся и, опустив одну руку на плечо Конну, другую Гейвину, заявил: - Думаю, мне следует ехать одному. Защита мне не нужна, но искренне благодарен вам за предложенную помощь. - Повернувшись к Эрминии, он добавил: - Мама, мне нужна самая быстрая лошадь из нашей конюшни. Хотя на самом деле мне бы сейчас волшебного коня из сказок, что ты рассказывала мне в детстве. Мама, не могла бы ты с помощью ларана побыстрее перенести меня в Хамерфел? - Мой ларан к твоим услугам, сынок, - ответила Эрминия и протянула руку Эдрику Элхалину. - Разумеется, ты можешь взять любую лошадь из моей конюшни, но я согласна с твоим братом: лучший вариант для тебя - его лошадь. Гораздо проще придать с помощью ларана силы коню, приспособленному к горному климату, и, возможно, мне удастся превратить его в того самого волшебного коня. Конн кивнул, и Аластер поднялся по лестнице в комнату, некогда служившую ему детской. Там стояли его игрушки: несколько искусно вырезанных деревянных солдатиков и старая плюшевая кукла, с которой он засыпал, когда ему было семь лет. Кроме того, в углу, возле окна, стояла его лошадка-качалка. Тут он вспомнил, сколько лиг проскакал на ней в детстве, вцепившись в крашеную деревянную гриву; в том месте, где его вспотевшие маленькие пальчики держались за холку, краска облупилась. Он посмотрел на игрушечных солдатиков и рассмеялся, представив, как мать оживляет их и посылает ему на подмогу игрушечную армию. Если бы это было в ее власти, она бы так и поступила. Сейчас ему вспомнилось, как часто садился он в детстве на лошадь-качалку и все скакал и скакал, всегда на север, ища дорогу на Хамерфел. Однажды он чуть было не спалил дом, набрав целую сковороду углей из очага. После чего ему строго-настрого запретили близко подходить к жаровне, но, с другой стороны, и не наказали, потому что он не переставая бормотать сквозь слезы: - Я хотел сделать клингфайр, чтобы сжечь дом старого лорда Сторна, как он сжег наш. Не долго думая, Аластер сменил роскошный праздничный костюм на куда более скромный и спустился, накинув на плечи старый плащ. Так он распрощался с детством. Внизу обнаружились разительные перемены, закуски унесли, а Эрминия переоделась в форму техника Башни - простую тунику с длинными рукавами бледно-зеленого цвета. - Как бы я хотела собрать всю свою магию и послать ее с тобой, чтобы она охраняла тебя в пути, сынок, но сейчас я могу тебе дать лишь волшебную лошадь, да еще одного особенного телохранителя: с тобой пойдет Ювел. Они прошли на конный двор. Дождь почти утих, и теперь лишь слегка накрапывало. Аластер моментально ощутил свежесть ветра. Среди разорванных облаков то тут, то там проглядывал лик то одной, то другой луны. Эрминия подозвала старую Ювел. Потом села и, достав звездный камень, пристально посмотрела в глаза собаки, так что у Аластера появилось странное ощущение, что они говорят о нем. Наконец она произнесла: - Сначала я думала, не придать ли ей человеческий облик. Магия позволяет сделать это, по крайней мере, с помощью звездного камня. Но для воина она будет слишком старой, и мне кажется, что в качестве проводника она принесет гораздо больше пользы. Если я ее заколдую, человеческий облик останется одной лишь видимостью - внутри Ювел по-прежнему будет собакой; она не сможет с тобой говорить, но потеряет свой исключительно острый слух и обоняние. Оставаясь собакой, она, по крайней мере, может задать трепку любому, кто будет тебе угрожать, а попытайся она сделать это в человеческом облике... - тут Эрминия помешкала и рассмеялась, - ...то, скорее всего, это вызовет нежелательные пересуды. - Я тоже так думаю, - произнес Аластер, наклоняясь, чтобы погладить старую собаку. - Но знает ли она дорогу на Хамерфел? - Ты забываешь, сынок, что она родилась и выросла там. Она может тебя туда провести вернее всякого человека-проводника. А кроме того, она предупредит тебя об опасностях, если ты будешь прислушиваться к ней. - Ну, тут уж я уверен, что она куда более преданный и лояльный провожатый, чем любой другой, - произнес Аластер, но про себя подумал, как это старая собака сумеет его предупредить и как он поймет ее, когда она попытается это сделать. Эрминия похлопала Ювел по голове и мягко сказала: - Ты любишь его так же, как я, позаботься о нем ради меня, дорогая. Ювел посмотрела в глаза Эрминии с таким выражением, что у Аластера вдруг пропал весь скепсис. Ему стало ясно, что его мать и собака могли общаться друг с другом без слов. Он больше не сомневался, что, когда придет время, та найдет способ предостеречь в случае опасности. - Хорошо, а сможет ли она лежать у меня на седле? Все присутствовавшие телепаты и даже Аластер, который таковым не являлся, к своему удивлению, вдруг услышали слова, едва ли не сказанные вслух: "Если он будет ехать верхом, я буду бежать рядом". - Ну хорошо, если ты на это способна, старушка, тогда поехали, - произнес удивленный Аластер и вскочил в седло лошади Конна - здоровой и сильной кобылы. Он посмотрел в глаза Ювел и на какой-то момент ему показалось, что он говорил с тенью женщины-воина наподобие сестры из Ордена Меча, что иногда появлялись в городе; над Ювел действительно витало некое подобие призрака. Неужели магия его матери не знает границ? Так это или нет, он должен воспринимать это как данность. Выпрямившись в седле, юноша поклонился Эрминии. - Да хранят тебя боги, мама. - Когда ты вернешься, сынок? - Когда мои подданные и судьба это позволят, - ответил он и медленно направил лошадь к воротам конюшни. Выехав наружу, он пришпорил лошадь. Какой бы неуклюжей с виду она ни казалась, но в действительности это было сильное и выносливое животное. Он чувствовал ее дрожь, словно кобыла понимала ответственность стоявшей перед ними задачи. Пока Аластер ехал через маленький внутренний дворик, все смотрели ему вслед. Только Конн, ожидавший в зале, сообразил, что нужно распахнуть массивные, с острыми пиками поверх кромки, ворота; но если б он этого не сделал, то лошадь, обладавшая теперь силами, далеко превосходящими обычное творение природы, легко бы через них перескочила. Миновав ворота, она перешла на галоп, а рядом бесшумно бежала собака, чьи лапы теперь, благодаря волшебству, наполнились силой. Вскоре стук копыт по мостовой улицы затих. Эрминия все стояла, глядя на распахнутые ворота, и слезы текли по ее щекам. Еле слышно Конн произнес: - Черт побери, я так хотел, чтобы он взял меня с собой. Что скажет Маркос? Валентин Хастур уныло добавил: - Ты вырастила упрямого сына, Эрминия. - Почему ты не говоришь того, что думаешь на самом деле? - в сердцах воскликнула она. - И не называешь его жестокосердным, избалованным мальчишкой? Но под охраной Ювел и с поддержкой Маркоса у него все должно получиться как надо, я в этом уверена. - Так это или нет, - произнес Эдрик, - но он уехал, и будут его защищать боги или нет, это зависит от того, какая ему предначертана судьба. Все пошли в дом, но, даже когда ушел последний слуга, Конн все еще стоял во дворе, устремив ищущий взгляд вдоль дороги на север, по которой ехал его брат в направлении далекого Хамерфела. 10 Аластер скакал, прильнув к шее лошади, едва веря, что решился на дело, которое могло стать ключевым моментом в его жизни. Быстрый галоп мерно подбрасывал его в седле, и это напомнило ему детство, когда он до одури качался на деревянной лошадке, зачастую прямо на ней и засыпая. Сейчас могло произойти то же самое, но страшно не хотелось обнаружить, проснувшись, что все происходящее - лишь сон, а сам он просто задремал на каком-то скучном приеме. Скакал он так быстро, что не успел заметить, как оказался у ворот Тендары и из сторожевой будки его окликнули: - Эй, кто там еще гонит лошадь в этот неурочный час, когда ворота заперты, а честные люди сидят по домам и видят уже третий сон? - Такой же честный человек, как и ты, - ответил Аластер. - Я герцог Хамерфел и направляюсь на север по делу, которое не может ждать до рассвета. - Ну и что? - А вот что - открывай ворота, приятель. Ты ведь для этого сюда и поставлен, не так ли? - В такой-то час? Герцог ты или не герцог, эти ворота до рассвета никто не откроет, будь ты хоть самим королем. - Дай поговорить с сержантом, солдат. - Если я разбужу сержанта, он скажет тебе то же самое, лорд Хамерфел, да еще рассердится на нас обоих. - Мне чихать на его злость, а тебе, пожалуй, действительно достанется, - сказал Аластер. - Жаль, но ничего не поделаешь, Ювел, прыгай ко мне на седло! Он ощутил, как старая собака вскочила на лошадь у него за спиной, теплым кулем привалившись к пояснице. - Ну, теперь держись, вернее - не упади, старушка. Какой высоты были городские ворота он не помнил - футов пятнадцать, а может, и двадцать? Уверенный в могуществе чар, он и не подумал сомневаться в силах лошади. Почувствовав, как животное все подобралось перед прыжком, он крикнул Ювел: - Держись крепче! И тут мир провалился куда-то вниз, а они поднимались все выше и выше, успев, как ему показалось, преодолеть половину пути до ярко светившей в небе луны, от чего вдруг та стала вдвое ближе... Потом началось снижение, длившееся как будто несколько часов, причем лошадь коснулась земли так мягко, словно перепрыгнула через бревно. Ювел соскочила с седла и опять побежала сзади, беззвучно перебирая лапами по неровной брусчатке мостовой. Аластер обнаружил, что находится уже далеко за городом, совершенно не понимая, как это ему удалось. По сторонам стремительно проносились темные поля, а лошадь все скакала и скакала, ни разу не сбившись с галопа и не споткнувшись, благодаря ларану его матери. Незадолго до рассвета он миновал Хал и, гулко прозвенев подковами по каменным мостовым Нескьи, а когда горизонт на востоке заалел и взошло огромное, красное, как кровавый глаз, солнце, впереди расплавленным металлом засверкала река Кадарин. К его удивлению, лошадь без малейших колебаний ступила в поток и поплыла, энергично работая мощными мышцами и гоня перед собой бурун, словно неведомое морское существо. Выбравшись на берег, Аластер оглянулся и увидел, как из воды вылезла Ювел и без задержки продолжила легкий бег, не отставая от лошади. Он достиг Кадарина, лежащего в двух днях пути к северу от города, всего за одну ночь! Теперь знакомая местность кончилась. Так далеко в холмы Аластеру забираться не доводилось. На какое-то мгновение он даже пожалел, что рядом нет брата, который мог бы показать ему дорогу, но Ювел была проводником, заслуживающим доверия проводником. Ювел! Когда ее в последний раз кормили? - Прости, старушка, - сказал он, - забыл я про тебя. Остановив лошадь в лесистой лощине, спешился, ощутив при этом дрожь в коленях. В седельной сумке, которую он не помнил, как наполнял, нашлось холодное мясо, хлеб и вино. Мясо он разделил с Ювел, запив его вином. Предложил глотнуть и собаке, но та лишь фыркнула и побежала утолить жажду к горному ручью. Напилась, глубоко опустив в воду морду, а вернувшись, прилегла рядом, положив голову на лапы. Аластер хотел было вновь вскочить в седло, но понял, что, хотя и лошадь и собака, казалось, даже не запыхались, самого его трясло от усталости и каждый мускул подергивался, словно он пробыл в седле не несколько часов, а те самые два дня и две ночи кряду, которые требовались, чтобы добраться сюда нормальным ходом. На лошадь и Ювел действовала магическая сила, отчего они не чувствовали усталости, но он-то - нет! Одеял Аластер не захватил, а холод уже начал порядком его донимать. Тогда он завернулся в плащ и позвал Ювел, чтобы та прижалась к нему, и они бы таким образом согрелись. Собака встала, потянулась и улеглась, свернувшись калачиком, под его рукой. На земле хрустели сухие листья, но он слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Едва юноша успел подумать, как измучился и насколько неудобные здесь условия для отдыха, как им овладел крепкий, глубокий сон. Так спал он до тех пор, пока не пробудился от лучей солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. После пробуждения Аластер опять поел хлеба с мясом, допил остатки вина и, повернувшись к Ювел, сказал: - Теперь твоя очередь показывать дорогу, старушка. Отсюда я буду следовать за тобой. Все последующее походило на сон, он хоть и не знал, куда направляется, но его дальнейшие действия, казалось, были заранее предопределены. Аластер понимал, что по какой бы тропе ни пошел, в результате он окажется в нужном месте. Казалось, опасно так расслабляться, но его вела магия, и он не мог повлиять на маршрут этого фантастического путешествия, поэтому, отбросив сомнения, доверился собаке. Скоро начался проливной дождь. Аластеру пришлось слезть с лошади, и вот, блуждая под струями, он вдруг споткнулся и упал в большую сеть, привязанную к верхушкам пригнутых к земле деревьев. Ювел лаяла и обнюхивала приманку - закоченелую тушку рогатого кролика. Но на кого была поставлена ловушка? Ювел снова принялась лаять и скулить, бегая кругами. Он поднял голову и увидал рядом с собой престранное создание. Это был толстяк, маленького роста, весь какой-то перекошенный, ростом не более четырех футов, с поросшими, густыми волосами лицом. - Кто ты? И что это? - спросил он, во все глаза глядя на Ювел. - Ты испортил мою ловушку, и как ты собираешься за это рассчитываться? Аластер смотрел на маленькое существо, думая про себя, не стоит ли перед ним сказочный гоблин? Сильный дождь, казалось, ни в коей мере не смущал лилипута. Однако Ювел действительно вызывала у него беспокойство. Когда она принялась обнюхивать ноги незнакомца, он отшатнулся. Аластер стоял, онемев от изумления, хотя его с детства воспитывали на рассказах про странных существ, не совсем человеческой природы, обитавших по берегам Кадарина. И те, как назло, до сих пор не потрудились показаться ему на глаза! - Ты из Большого Народа, - сказал коротышка, - и, возможно, безвредный. Но что это? Он показал на Ювел, и во взгляде его сквозила опаска. Аластер ответил: - Я - Аластер, герцог Хамерфел, а это - моя собака Ювел. - Я не знаю, что значит - "собака", - произнес маленький человечек. - Она - существо, которое называется собака? Почему она не говорит? - Потому что не может, это не заложено в ней от природы, - ответил Аластер. Он не стал пускаться в пространные объяснения насчет того, что такое домашнее животное, поскольку человечку это понятие было частично знакомо, ибо тот сказал: - Да, я вижу. Она похожа на моего ручного сверчка, и она думает, что ее хозяину угрожает опасность. Скажи ей, если она тебя понимает, что вам обоим ничто не грозит. - Все в порядке, девочка, - произнес Аластер, хотя сам далеко не был в этом уверен. Ювел еще немного поскулила и отошла в сторону. Тогда Аластер набрался храбрости и спросил: - А ты кто такой? - Я - Адастор-Лескин из Гнезда Широна. А что есть это? - произнес он и с искренним любопытством указал на лошадь Аластера. У Аластера не было полной уверенности, не собирается ли человечек его ограбить, но он, как мог, объяснил, что такое "лошадь", доставив лилипуту исключительное удовольствие. - Как много новых вещей я сегодня видел! Теперь мне будет завидовать весь мой клан! Однако остается еще вопрос с ловушкой, которую ты сломал. Как ты собираешься ее восстановить? Аластер решил отдаться на милость судьбы, втянувшей его в это странное приключение. - Я не могу ее починить, - ответил он, - потому что у меня нет необходимых инструментов, и я не знаю, как ее устанавливать. - Об этом я и не прошу, - сказал коротышка. - Сделай то, что я попросил бы у моего соплеменника, по невниманию своему пересекшего мою дорогу, - расскажи мне твою самую интересную загадку. - Но не под дождем же загадки рассказывать! - Ах да, - спохватился незнакомец, - я слыхал, что холод и дождь даже летом не по нраву вашему племени. Тогда пойдем укроемся в моем Гнезде. С этими словами он опустил ногу на нижнюю ступеньку лестницы из колышков, вбитых в толстый ствол дерева. - Ты сможешь идти за мной? - спросил он. Аластер колебался: его ждали неотложные дела, но было бы невежливо уйти, не предоставив Адастору-Лескину и его соплеменникам компенсацию. Он полез вверх, не слишком доверяя лестнице и не испытывая большого удовольствия от открывающегося его взору вида бескрайнего лесного моря внизу, но решил не показывать страх перед человечком, который, казалось, был рожден, чтобы лазить по деревьям. "Наверное, так оно и есть", - подумал Аластер. Миновав ряд похожих друг на друга этажей, они перешли на более широкую, хорошо сколоченную лестницу, которая уходила в крону дерева. По ней они добрались наконец до большого дупла, вошли в него и оказались в темной, довольно просторной комнате. Там стояло несколько грубых приземистых лежаков с вязаными покрывалами. Маленький человечек присел на один из них, а Аластер на другой, такой же. Сиденье оказалось мягким и хрустело при движениях, судя по витавшему в воздухе сладкому аромату, оно было набито сеном. Адастор потянулся и, достав длинную железную палку, развел с ее помощью огонь, так что теперь в комнате стало достаточно света, чтобы Аластер мог оглядеться. - А теперь, - сказал человечек тоном, не допускающим возражений, - давай загадку. Когда мы рассядемся ночью вокруг огня и будем играть в загадки, я загадаю моим людям новую! Аластер, в голове которого сейчас было абсолютно пусто, смог лишь спросить: - Какую загадку ты хочешь? Я не знаю, какие загадки годятся для вашей игры. Огромные глаза маленького человечка, которые, по мнению Аластера, действительно должны были быть особенными, раз что-то могли видеть в этой комнате, загорелись в темноте. - Ну вот, хотя бы: "Почему птицы улетают на юг?" - спросил он. На это Аластер ответил: - Если тебе нужны объяснения помимо рассуждений о погодных условиях, то этого никто не знает, кроме них самих. Каков твой ответ? Адастор хихикнул от удовольствия. - Потому что пешком им было бы слишком далеко идти, - сказал он. - О-о, - произнес Аластер, - значит, вот какие загадки. Тогда... - он покопался в памяти, но на ум пришла лишь одна-единственная, слышанная им в раннем детстве: "Зачем снежному кролику прыгать через тропинку?" - Чтобы перейти на другую сторону? - попробовал догадаться человечек. Но Аластер покачал головой, и тот сник. - Я должен был знать, что - нет, - вздохнул Адастор. - Кстати, прошу прощения... ты ведь гость, позволь предложить тебе угощение. - Благодарствую, - ответил Аластер, хотя не мог отделаться от опасения, что ему предложат откушать сырого рогатого кролика. Он не был уверен, что даже во имя соблюдения приличий сумеет заставить себя съесть его. Но лилипут, покопавшись в дальнем углу комнаты, принес искусно сплетенную из тростника тарелку, на которой исключительно красиво были разложены разные лесные ягоды. Аластер попробовал их и с нескрываемым удовольствием поблагодарил Адастора. Тот попросил юношу: - А теперь поведай мне, каков ответ твоей загадки. Я ведь как думаю - раз твой народ крупнее моего, то и мозги у вас больше, а значит, и мысли поумней. Так зачем снежному кролику прыгать через тропинку? - Потому что обходить - далеко, - с глупым видом ответил Аластер. Он совершенно не ожидал, что от этих слов Адастора буквально хватит кондрашка. Юноша ведь слышал хихиканье маленького человечка и понимал, что тот обладает чувством юмора, которое могло бы ему подсказать этот вполне банальный ответ. - Обходить далеко! - хохотал Адастор, вновь валясь на спину. - Далеко обходить! О, это просто великолепно! Расскажи еще! - У меня нет времени, - произнес Аластер со всей искренностью, на какую был способен, - мне нужно идти дальше, и я сожалею, что испортил твою ловушку, но свое обещание я выполнил и теперь должен возвращаться к своим делам. - О, ловушка - пустяки, - ответил маленький человек. - Адастор и все Гнездо Широна благодарит тебя, ибо ты обогатил меня еще одной загадкой, а также новыми идеями и новыми знаниями. Я провожу тебя обратно к собаке и лошади, а по дороге обдумаю то новое, что узнал сегодня. Пошли. Возвращение назад Аластеру далось нелегко, он едва не сорвался с лестницы, тогда как Адастор лез с проворством обезьяны. Аластер продвигался медленно и осторожно, с немалыми опасениями, а Адастор спускался, то и дело приговаривая: "Обходить далеко!" Когда Аластер в конце концов оказался на земле, он испытал искреннее облегчение. Ювел моментально запрыгала вокруг, обнюхивая хозяина и радуясь его возвращению. Лошадь, как и положено уважающей себя твари, вовсе не подумала куда-нибудь уйти и заблудиться. Аластер повернулся, чтобы попрощаться с человечком. - Я еще раз извиняюсь, что случайно сломал твою ловушку. Поверь, я сделал это ненарочно. - Да все в порядке. Пока буду ее чинить, как следует обдумаю новую загадку, - произнес Адастор, чуть ли не снисходительно. - Жаль, что твоя подруга-собака не может говорить, ее загадки наверняка еще интересней. Всего тебе хорошего, мой большой друг. Всегда рады видеть тебя с новыми загадками в Гнезде моего народа. Выпалив все это, он исчез, как будто растворился в деревьях, оставил Аластера размышлять, не пригрезилось ли ему все происшедшее. - Ну, старушка, похоже, нам пора двигать, - сказал он. - Хорошо бы повстречать кого-нибудь, кто вывел бы нас к Хамерфелу. А сейчас придется это сделать тебе. Собака понюхала землю и подняла голову, оглянувшись, словно предлагая следовать за ней. Юноша, ощущая себя полным дураком, произнес вслух: - Да, старушка, веди нас в Хамерфел кратчайшей дорогой. Он опять вскочил в седло, а Ювел в очередной раз понюхала землю и слабо тявкнула, очевидно что-то спрашивая. - Меня, голубушка, не спрашивай, я абсолютно не знаю, куда идти, - сказал Аластер. - Это твое дело - вывести нас к Хамерфелу, если только ты на это способна. Мама сказала, что ты знаешь дорогу, и я тебе верю. Ювел опустила нос и побежала по дороге, а юноша тронул лошадь и последовал за собакой. Очень скоро дорога круто пошла вверх, и началось восхождение вдоль горного потока, стремившего свои воды с высот в долину. Да и дорогой ее трудно было назвать, скорее - козьей тропой. Тем не менее лошадь и старая собака быстро продвигались вверх. Аластер поглядывал вниз, на простиравшиеся на невообразимой глубине ущелья, где клубился туман, на торчавшие далеко внизу верхушки деревьев, меж которых то здесь, то там струился дымок печных труб крохотных деревенек, разбросанных по долине. Весь остаток дня он проскакал, не встретив ни одного путника. Солнце достигло зенита и начало клониться к закату. Аластер понятия не имел, где находится, позволив магии вести его к месту назначения. Когда сгустились сумерки, он сделал привал, доел хлеб и поделился им с Ювел. Он так устал от быстрой безостановочной езды, что его била дрожь и подкрадывалось ощущение, что просиди он в седле еще хоть немного, то непременно свалился бы с лошади. Тогда юноша отыскал ямку, выстланную длинной травой, и лег в нее, а Ювел пристроилась у него под боком. Проснувшись ночью, Аластер обнаружил, что собака куда-то ушла, но тут он услыхал ее охотничий рык и писк мелких лесных зверьков. Через некоторое время она возвратилась и, широко облизнувшись, улеглась у его ног. В темноте было слышно, как псина что-то жует, и ему стало интересно, кого это она сумела найти себе для пропитания, но потом он вдруг понял, что ему вовсе не хочется это знать. Аластер погладил собаку и вновь заснул. Проснувшись с первыми лучами солнца, он сполоснул лицо водой из горного ручья и вновь сел в седло. То ли это ему показалось, то ли лошадь действительно стала двигаться медленней? Любое нормальное животное от таких беспощадных скачек уже давно бы выдохлось или даже околело. Теперь дорога стала еще хуже, хотя такое трудно было себе представить. Временами Ювел приходилось искать тропу, продираясь сквозь заросли, ощетинившиеся колючками и шипами. Лошадь раздвигала их грудью, тем не менее оставаясь невредимой, но иногда дороги не было вообще, и тогда Аластер, исцарапанный даже сквозь плащ, жалел, что не воспользовался предложением Конна надеть соответствующую одежду. Его начали одолевать сомнения и страхи. Негде было узнать, куда они идут, и туда ли, куда нужно, ведет эта дорога. И если в конце концов они все-таки дойдут до Хамерфела, то как узнают его? А что дальше? И как найти там Маркоса? И как узнать его? Может ли он дальше полагаться на магию, заведшую его в такую даль? А уже опять темнело, и скоро невозможно станет различать дорогу. Юноша начал было подумывать, не поискать ли приличного места, чтобы провести в лесах и третью ночь, как вдруг они вышли на хорошо укатанную дорогу, проложенную практически параллельно тропе. Уже не впервые пересекали они похожие дороги, но раньше Ювел все время сходила с них, теперь же она побежала по ней, словно забыв обо всем на свете, и лошади приходилось напрягать силы, чтобы не отстать от нее. Очень скоро дорога вновь пошла вверх, и Аластер поднял голову, чтобы оглядеть вершины. Над ними, словно одинокий зуб в челюсти старика, торчал остов замка, зловещим контуром чернея на фоне меркнущего горизонта. Ювел тихо заскулила, убежала вперед и вернулась, не переставая скулить, к Аластеру. Тут он все понял. Ювел было приказано доставить его в Хамерфел, но Хамерфела больше не было, по крайней мере, того, который знала старая собака. Аластер слез с лошади и, шатаясь, прошел меж двух столбов - единственного напоминания оставшегося от ворот. И тут перед его внутренним взором неожиданно вспыхнула яркая картина-воспоминание, совершенно дотоле незнакомая, где замок Хамерфел, невредимый, как некогда, стремил свои башни к небу, мать и отец стояли на зеленом газоне среди цветов, а старая Ювел - еще смешной щенок - резвилась у ног Эрминии. Ничего этого в действительности не было. Глядя на груды развалин - единственное, что осталось от его родового замка, - он вдруг ощутил пустоту и усталость. Неужели только ради этого летел он сюда на крыльях магии? Умом Аластер понимал, что следует продолжать начатое и первым делом - разыскать Маркоса. Ясно, что тот должен быть где-то неподалеку и найти его не составит большого труда. Но от представших взору руин Аластер впал в апатию. Он чувствовал себя выдохшимся, как пропоротый мешок, из которого высыпались опилки. Он стоял на пепелище Хамерфела, думая: "Надо было взять Конна с собой, тот наверняка бы знал, что делать дальше". А что бы тот стал делать? Аластер попытался собраться с мыслями и взять себя в руки, нечего здесь нюни разводить, он всегда знал, что от замка остались одни руины. "Действительно, мое первое воспоминание - это бушевавший здесь пожар!" Он долее не мог оставаться среди развалин, жалея самого себя. Нужно найти Маркоса и начать делать хотя бы то, о чем просил ее король Айдан, - выяснить, какую армию можно собрать под знамена Хамерфела, чтобы вернуть свои земли и восстановить замок. "И все равно, - с горечью подумал Аластер, - нет здесь никакого замка, чтобы за него стоило воевать". В Тендаре ходила старая поговорка: "Самое длинное путешествие начинается с одного шага". И тут он справедливо подумал, что от такого крушения иллюзий была, по крайней мере, одна польза: что бы он ни начал сейчас делать, это будет шагом в верном направлении, ибо ничего хуже того состояния, в каком сейчас находился Хамерфел, быть уже не могло. Аластер ухватился за поводья и опять вскочил на лошадь. Внизу еще можно было разглядеть несколько струек дыма, указывавших, что там располагалась деревня. Там наверняка можно что-нибудь разузнать. Жившие у подножия сожженного замка фермеры раньше наверняка были подданными Хамерфелов, то есть теми, кто еще оставался верен или когда-то был верен его отцу. Дорога вниз показалась круче, чем вверх. Аластер перевел лошадь на медленный шаг, а на краю деревни, состоявшей из группы домишек, сложенных из местного розоватого камня, остановился, выискивая взглядом какой-нибудь постоялый двор или таверну. На одном доме, размером несколько поболее других, красовалась вывеска - трилистник с короной. Он подъехал к нему и привязал лошадь к крыльцу. Какой бы магической силой ни была наделена его кобыла, она выглядела как обычная лошадь. Зал крохотной харчевни наполняли обычные для таких мест ароматы. Внутри было пусто, если не считать нескольких стариков-крестьян, дремавших в углу возле печи, и толстой низкорослой бабы в переднике за стойкой. - Добрый вечер, милорд, - сказала она, посмотрев на него достаточно фамильярно, так что Аластеру даже показалось, что она говорит с ним как со своим знакомым. Но знакома она была, разумеется, с Конном. - Здесь найдется что-нибудь поесть в это время? И что-нибудь для собаки... - Есть жареная баранья нога, правда не очень мягкая - старая была скотина, - зато уже готовая, а для собаки хлеб, - озадаченно произнесла она. - Вина подать? - Я - буду, собака, полагаю, - нет. - Нет так нет, - сказала она, - хотя я когда-то знавала одного человека, который научил собаку пить вино, а после только тем и жил, что зарабатывал на ней, шляясь по кабакам. Если хотите, могу налить ей миску пива, собачники говорят, им это полезно, а особенно, если это кормящая сука. - Щенков у нее нет, - произнес Аластер, - а хлеба с пивом давайте. Для меня сгодится поджарка и все, что там у вас есть. Глупо было ожидать изысканного обслуживания в таком месте. Он взял тарелку и устроился в углу. Вино было не очень хорошим. Когда Ювел получила миску с пивом и хлебом, он сказал женщине, чтобы пива подали и ему. Это было доброе деревенское пиво, очень сытное и согревающее. Он отпил и с жадностью принялся за жесткое жареное мясо, а жилы и кости отдал собаке. Пока Аластер ел, за дверью на улице раздался шум, и вошло несколько женщин в алых туниках. В ухе у каждой болталось золотое кольцо. - Привет, Доркас, - сказала одна из них. - Хлеба и пива на шестерых. Все они были вооружены, а через открытую дверь Аластер заметил богато украшенные носилки наподобие тех, которыми пользовались в Тендаре; совершенно очевидно, что в них находилась благородная леди, которой прислуживали и которую охраняли эти вооруженные дуэньи. Одна из носильщиц заметила Аластера и приветственно махнула ему рукой, но Доркас предупредила полушепотом, хотя не настолько тихо, чтобы Аластер не расслышал ее слов: - Нет. Когда он вошел, я то же самое подумала, но он говорит как нижнеземелец. - Хозяйка поставила шесть тарелок с хлебом и шесть кружек пива. - А леди Лениза будет что-нибудь есть? Вино вполне приличное, хотя этому оно, кажется, не понравилось. - Она кивнула в сторону Аластера. Юноша открыл было рот осадить толстуху. Он не привык, чтобы обсуждали его вкусы. Но тут же спохватился, пока что он был для них просто чужаком, его мнение здесь и гроша ломаного не стоило. Дверца стоявших на улице носилок распахнулась, и из них выскочила милая молоденькая девушка лет четырнадцати, одетая в шелка лилового оттенка. Она вошла в харчевню. Там оглянулась, ища глазами женщину, очевидно старшую среди ее охранниц. - Юная леди, вам не следует сюда заходить, я пришлю вина... - Лучше я съем тарелку овсяной каши, - запротестовала девушка. - У меня ноги свело от сидения в носилках, и хочется подышать свежим воздухом. - Кашу вам принесут, как только Доркас ее сварит, - ответила женщина в алом. - Тебе ведь не составит труда, Доркас? Но ваш дедушка страшно разгневается, если узнает, что вас видели здесь, на земле Хамерфелов. - Да, уж это точно, - подтвердила одна из ее подруг, - лорд Сторн не одобрит, что вы поехали через эти места... но здесь дорога ровнее. - О, опять Хамерфел! - обиженно воскликнула девушка. - Всю жизнь мне только и твердили, что никого из Хамерфелов не осталось в живых... - Да, и ваш дед думал так же до тех пор, пока одну луну назад молодой герцог не убил вашего отца, - возразила женщина с мечом. - Поэтому возвращайтесь в носилки как хорошая девочка, пока вас никто не увидел, а то можете оказаться рядом с ним в могиле. Но девушка прошла внутрь и обняла женщину. - Дорогая Джермилла, - проворковала она, - разрешите мне ехать с вами верхом, а не сидеть, скрючившись, в носилках. Я не боюсь Хамерфелов, ни молодых, ни старых, а поскольку я отца в глаза не видела с трехлетнего возраста, то трудно ожидать, что я буду по нему горевать. - Об этом и речи быть не может, - ответила Джермилла. - Ваш дедушка... - Мне надоело слушать, что станет делать дедушка, пусть он злится, - воскликнула Лениза. - Если ты думаешь, что я испугалась Хамерфелов... И тут она замолчала, заметив лежавшую под столом Ювел. - О, какая милашка, - воскликнула она, опускаясь на колени и протягивая руку, чтобы собака могла ее понюхать. - Какая хорошая псина! Ювел снисходительно позволила девушке погладить ее. Лениза бросила взгляд на Аластера и посмотрела прямо ему в глаза. - Как ее зовут? - Ювел, - честно ответил Аластер прежде, чем сообразил, что если эта девушка - внучка Сторна, то могла слышать, что такая же собака была у герцогини Хамерфел, но тут же решил, что вряд ли кто мог помнить имя щенка, жившего восемнадцать лет назад. Да и в любом случае - в его намерения не входило долго скрывать, кто он такой. Девушка принадлежала роду Сторнов, а это означало, что она - смертельный враг. Тем не менее Лениза была весьма недурна собой: прекрасные волосы, заплетенные в длинную косу, голубые глаза. А глядела она на него с такой открытостью, какой не встретишь во взгляде тендарских красоток. - Леди Лениза, - начал было он, но в этот момент с дороги донесся стук копыт. Затем, судя по звукам, лошадь тоже привязали к поручню. Ювел навострила уши и отрывисто гавкнула, как это она делала, когда узнавала кого-то, потом вскочила и побежала навстречу вошедшему в харчевню высокому старику. Тот огляделся и увидал Аластера, но, заметив женщин-меченосиц нахмурился и подал Аластеру знак оставаться на месте. Главная охранница - та, которую Лениза звала Джермиллой, - подошла и потянула Ленизу за рукав. - Немедленно поднимитесь, - приказала она. - Как не стыдно - сидеть на полу перед незнакомыми людьми... - О, Ювел ведь не знает, что такое незнакомец, правда, псина? - пропела Лениза, протягивая руки к собаке, вертевшейся у ног вошедшего. Тогда Джермилла рывком подняла девушку на ноги и вытолкала за дверь, хотя та продолжала протестовать, уверяя, что хочет овсяной каши и отказывается ехать в носилках. Но как только воительница запихнула ее внутрь и задернула драпировку, протесты прекратились. Аластер неотрывно смотрел вслед девушке. Какая она милая! Какая свежая и невинная! Вошедший мужчина в оторопелом недоумении наклонился к Ювел, а та, скача от радости, нюхала его ноги и отрывисто лаяла, требуя внимания. Тогда он улыбнулся Аластеру и произнес: - Вот несчастливый день, что сторновской девчонке вздумалось поужинать здесь со своими няньками. - Сторновской девчонке? - Это леди Лениза - дочка Руперта и внучатая племянница старого лорда, но она зовет его дедом, - сказал старик. - Собака меня помнит, а ты - вряд ли, не так ли, парень? Зато я тебя сразу узнал. - Не переставая удивляться, он продолжил: - Во всем мире может быть только один человек с таким знакомым и в то же время абсолютно новым для меня лицом, мой мальчик. Мы думали, что ты умер! - А ты, должно быть, Маркос, - произнес Аластер. - Меня послал мой брат. Нам надо поговорить... - Он заметил, что Доркас смотрит на них во все глаза, и тут же поправился: - Без свидетелей, разумеется. Куда мы можем пойти? - Ко мне, - сказал Маркос. - Идем. Аластер чуть замешкался, расплатившись за ужин, отвязал лошадь и повел ее к маленькому домику на дальнем конце деревни. - Привяжи ее за домом, - произнес Маркос. - Вижу - лошадь Конна, ее узнает половина герцогства. Через полдня слухи о твоем прибытии расползутся по всей земле, а нам этого не нужно. Плохо, что тебя видела сторновская девчонка, но я слыхал, что она всего лишь капризная малолетка, которую, кроме ее самой, ничего не интересует. - Я бы так не сказал, - начал было Аластер. - Мне она показалась... Он видел девушку лишь несколько минут и ничего не знал о ней. В любом случае она являлась внучкой его заклятого врага и, соответственно, составной частью вражды, разрушившей его семью, ему не следовало мечтать о ней. Маркос пригласил юношу в дом. Внутри было достаточно чисто, всю обстановку составляли несколько грубо сколоченных стульев и стол, сооруженный из положенных на козлы досок. Дальний конец стола был застлан куском белой ткани, на котором стояли два серебряных кубка с выгравированным на них гербом Хамерфелов. Проследив за его взглядом, Маркос коротко произнес: - Да. Я нашел их на пепелище через несколько дней после пожара и теперь храню в память о моих господах... Но, значит, госпожа моя тоже жива! Я едва верю своим глазам - неужели это правда: ты - Аластер? Тот расстегнул ворот рубахи и обнажил плечо, демонстрируя татуировку, которую старик собственноручно сделал ему столько лет назад. Маркос молча кивнул. - Господин герцог, - почтительно произнес он. - Расскажи мне, как все произошло. Как Конн отыскал вас? Ты виделся с королем Айданом? Аластер утвердительно кивнул и начал рассказывать Маркосу о том, как воссоединился с братом и как они говорили с королем. 11 После отъезда Аластера Конн как неприкаянный слонялся по городскому дому, и Эрминия даже стала за него беспокоиться. Она готова была излить на сына всю любовь, накопившуюся за годы разлуки, но он был слишком взрослым, чтобы выказывать ему такую привязанность. Теперь, когда Аластер уехал, она с мучительной болью осознала, что Конн по-прежнему остается для нее во многом чужим. Единственное, что могла Эрминия, это расспрашивать о его любимых кушаньях и давать управляющему указания их готовить. Ее радовало, что Конн много времени уделял дрессировке Медяшки, и было похоже, что животные его любили. Это заставило Эрминию вспомнить о муже. Раскард всегда утверждал, что ларана у него почти нет. Однако она считала, что его искусство в обращении с лошадьми и собаками является малоизвестной разновидностью этого дара. Однажды утром мать сказала Конну: - Тебе надо бы сходить протестироваться в Башню. У твоего брата практически нет ларана, а это значит, что ты, возможно, обладаешь им. Конн почти ничего не знал о ларане и никогда не держал в руках звездный камень, но когда Эрминия дала ему матрикс, он так быстро и естественно научился им пользоваться, что это повергло мать в восхищение. Со стороны казалось, будто он всю жизнь только и делал, что упражнялся с ним. - Может быть, работая в Башне, ты найдешь свое призвание, Конн, а твой брат будет герцогом в Хамерфеле. Ты ведь не хочешь быть человеком без места - чуть выше слуги или коридома [управляющего]. Вряд ли это будет достойным применением твоим талантам. От этих слов он помрачнел, Эрминия пожалела, что произнесла их. В конце концов он, как и Аластер, рос, считая себя единственным уцелевшим после пожара наследником Хамерфела. И теперь Конна вряд ли можно было осуждать за то, что он ревновал или обижался на брата. Но, к ее великому облегчению, он сказал: - Что бы ни случилось, я хочу остаться с моими людьми, Маркос говорил, что я в ответе за них. И даже если я не буду их герцогом, все равно они меня знают и верят мне. Они могут называть меня как угодно. Коридом - вполне почетный статус, не хуже герцогского титула. - И даже в этом случае, - продолжила Эрминия, - у тебя такой сильный ларан, что просто необходимо научиться с ним обращаться. Нетренированный телепат представляет угрозу для себя и окружающих. Конн прекрасно понимал правоту слов матери. - Когда я начал взрослеть, Маркос говорил о том же, - согласился он. - Но как же Аластер? Неужели у него вообще нет ларана? - По крайней мере, недостаточно, чтобы тратить время на обучение, - ответила Эрминия. - Хотя иногда мне кажется, что его искусство в обращении с лошадьми и собаками может представлять собой разновидность дара, которым обладал старый Макаран. Твой отец по материнской линии состоит в родстве с Макаранами. Она подошла к секретеру и, вынув какой-то свиток, развернула его. Конн с изумлением обнаружил, что это перечень его предков за последние восемь или десять поколений. Он с интересом просмотрел его и, хохотнув, произнес: - Я и не знал, что родословные бывают не только у лошадей, мама! Значит, здесь выписано, сколько людей по отцовской линии погибло из-за кровной вражды со Сторнами? - Да, - грустно подтвердила она и показала пометки, означавшие, что данный предок, вполне возможно, погиб насильственной смертью. Наконец Конн произнес: - Я жил этой враждой с тех пор, как научился застегивать штаны, но до настоящего момента даже не подозревал, сколько задолжали мне эти негодяи Сторны. Я думал только об отце и двух старших братьях, а теперь вижу, сколько моих родственников пало от их рук. Он замолчал, устремив взгляд в пространство. - В мире есть много куда более приятных вещей, чем месть, сынок, - сказала Эрминия. - Неужели? - спросил он, глядя как бы сквозь мать, и вновь на какое-то мгновение знакомое лицо сына показалось ей чужим, и Эрминию охватили сомнения, сумеет ли она когда-нибудь понять до конца этого сложного человека. Но, невзирая на исходящий от Конна холод, она продолжила: - Что касается твоего ларана, то у меня достаточно опыта в тестировании, чтобы понять, что ты обладаешь необычайными способностями в обращении с матриксом, но правильному пользованию им могут обучить только в Башне. К счастью, в большинстве Башен у меня есть друзья. Твой кузен, Эдрик Элхалин, является Хранителем здесь, в Тендаре, а мой родственник Валентин в свое время был техником. Любой из них может многому тебя научить, но какое-то время тебе придется прожить в Башне, где ты будешь защищен от опасностей, связанных с развитием ларана. Я немедленно переговорю с Валентином. К счастью, нет нужды дожидаться, пока Наблюдающие разъедутся на поиски детей по доменам. Я поговорю с ними, и они немедленно тебя примут. Без обучения твой талант может остаться нераскрытым. Конн был смущен быстротой, с какой происходило все вокруг, но идея пришлась ему по душе. К тому же ему, как и любому непосвященному жителю доменов, было любопытно узнать, что происходит в стенах Башни. Узнав же, что он один из избранных, кто может быть туда допущен, он тем более испытал радость и удовлетворение. Эрминия сказала, что, если его сочтут пригодным к обучению, ему придется жить среди работников Башни. - Но ведь ты сама все знаешь, мама. Почему вы с Флорией не можете обучать меня? - Это не принято, - ответила Эрминия. - Мать не должна учить взрослого сына, как отец не должен учить взрослую дочь. Просто так не делают. - Но почему - нет? - Не знаю. Возможно, это восходит к традициям прошлого, - сказала Эрминия. - Какова бы ни была причина, так не делают, и я не собираюсь нарушать это табу. Я оставлю тебя учиться у наших родственников, а позже приведу тебя в Башню. Но Флория может кое-чему тебя научить. Если хочешь, я попрошу ее, - добавила она, ощущая без слов, что сам Конн слишком застенчив, чтобы просить женщину о подобной услуге. - Она, наверное, зайдет к нам вечером, а если нет, то я вижусь с ней и ее отцом чуть ли не каждый день, так что возможность все равно представится. Позже, тем же днем, Конн и Эрминия шли по улице, рядом с ними бежал на поводке щенок. Конн спросил: - Интересно, добрался ли мой брат до Хамерфела? - Думаю, да, - сказала Эрминия, - хотя и не знаю, каковы сейчас дороги. Если хочешь, можешь это выяснить с помощью ларана. Тут Конн задумался, он много раз переживал те же ощущения, что и его брат, но никогда не делал этого сознательно. Он даже не знал, хочется ли ему вторгаться в мысли Аластера, и к тому же до сих пор не привык к своему дару. Однако раз мать сама это предложила, а брат рос, воспринимая существование ларана как нечто само собой разумеющееся, то он попытается. Теперь же его внимание занимала Медяшка, которую он заставлял выполнять стандартные команды: "Рядом!", "Сидеть!" и "Стоять!". Работая с животными он всегда понимал их, и это был далеко не первый щенок, которого он выдрессировал. Сейчас, кое-что узнав, Конн соглашался с возможностью, что ощущаемая им близость с молодой собакой есть некая разновидность способностей, называемых лараном. Прежде он особенно над этим не задумывался, а просто верил, что это приобретенный навык, такой же, как верховая езда и фехтование. Стало быть, в нем нет ничего, что принадлежит исключительно ему? Неужели все его знания вытекали из наследного дара таинственного Комина, привнесенного в его род, как это делают, выращивая скаковых лошадей или породистых собак? Ему даже стало немного обидно. Конн с Медяшкой шли чуть впереди Эрминии. Они двигались по одной из улочек, где было мало прохожих, и это позволяло заниматься дрессировкой щенка. Маленькая сучка понимала все с полуслова и легко поддавалась обучению. Она послушно выполняла все упражнения, поощряемая поглаживанием, ласковыми словами и кусочками сушеного мяса, прихваченного с кухни. Конн закончил урок, заставив Медяшку как следует побегать за ним на поводке. Эти спринтерские забеги помогли ему отделаться от грустных мыслей, когда они вошли на тихую улицу, где стоял, еще не достроенный дом, один из самых больших в городе. Конн опять перешел на прогулочный шаг, дожидаясь, пока Эрминия их догонит. Там перед их взором предстала группа одетых в униформу людей: Хранитель, стоящий у края круга, - в алом платье, два техника - в зеленом и механик - в голубом, а в центре стояла одетая в белое женщина - Наблюдающая, как уже знал Конн. Было еще несколько зевак, в основном - ребятишек и праздношатающихся горожан. Рядом стоял одетый в зеленое городской стражник, но трудно было сказать, находится ли он при исполнении обязанностей или просто глазеет, как обычный гуляка, на действо. Мерное течение рабочего процесса нарушила Медяшка, рванувшись вперед и игриво залаяв, словно увидала старого знакомого. Тут и Конн увидал, что Наблюдающая в белом платье - не кто иная, как Флория, и почувствовал знакомый, но по-прежнему вызывающий чувство стыда, прилив любви, который он всегда переживал в присутствии невесты брата. Она быстро погладила собаку и ласково пожурила ее: - Хорошая девочка. Ложись. Сейчас я не могу играть с тобой! - Подойдите-ка сюда, - резко произнес стражник. - Немедленно уберите собаку. - Но затем, увидев и узнав Эрминию, он добавил уже более доброжелательно: - Это ваша собака, домна? Извините, но вам надо либо ее успокоить, либо увести. - Все в порядке, - сказала Флория, - я знаю этого щенка. Он не будет отвлекать меня от работы. Эрминия что-то строго сказала Медяшке, после чего та улеглась у нее в ногах и замерла, словно раскрашенная глиняная статуэтка. Лицо Хранителя было закрыто вуалью, и Конн не мог понять, мужчина это или женщина, хотя, насколько он знал, женщины-Хранители встречались очень редко. Этот же, наверное, был мужчиной с очень женственной внешностью или эммаской. Он стоял, терпеливо выжидая пока утихомирится нарушитель спокойствия, а потом легким кивком вновь собрал круг. Конн видел и чувствовал связи, соединявшие их воедино - незримые нити, сплетенные кругом телепатов и искусственно подведенные к кристаллам матрикса. Хотя прежде ничего подобного ему не доводилось ни видеть, ни ощущать, все происходящее было для него ясно и понятно. Сам не зная, как это у него получается, и даже не вполне сознавая, что он делает, Конн подключился к мыслям Флории. Хоть и была она в высшей степени занята, но, как показалось Конну, краешком сознания узнала его и пригласила в круг. Это было похоже на то, как если бы она беззвучно пригласила его войти и тихо сесть в комнате, где она в этот момент играла на музыкальном инструменте. Конн почувствовал, что мать его тоже здесь присутствует, как бы наблюдая за всем со стороны. Даже молоденькая Медяшка, казалось, поддерживала связь с этой тесной компанией. Юноша ощущал, что здесь ему хорошо, что здесь его ждут и принимают с радостью, что никогда прежде не приходилось ему испытывать по отношению к себе такого расположения и доверия, хотя никто из присутствующих даже не поднял на него глаз и ни единым движением не выказал любопытства. Его вхождение в круг внешне никак не обозначилось. Хранитель соединил их воедино каким-то таинственным, не понятным Конну способом, сконцентрировал их внимание на груде стройматериалов в дальнем конце улицы и собрал их силу - в этот момент Конн и вовсе перестал ориентироваться, что происходит, а его восприятие растворилось в голубом сиянии звездного камня, словно тот находился у него в мозгу. Огромная куча стройматериалов начала подниматься в воздух. И хотя это были лишь стропила для крыши, они не разваливались. Конн почувствовал, как Хранитель управляет ими: через несколько секунд этот огромный ворох лег на плоскость крыши, где рабочие без лишней суеты начали растаскивать его, укладывая и прибивая бревна на предназначенное место. В этот момент тесно сплоченный круг, как будто следуя примеру груды стропил, тоже словно развалился на части. Флория тихо спросила Хранителя: - Еще будем? - Нет, - ответил Хранитель. - Мы ничего не будем делать, пока не подготовят к укладке брусчатку для мощения двора. На сегодня хватит. Мы могли бы закончить еще вчера вечером, если бы не дождь. Через несколько дней нам предстоит установить стекла в оранжерее, но раз крыша теперь есть, то нет нужды торопиться. Вчера у меня был разговор с Мартином Деллереем, брусчатку не привезут, пока не найдут садовника, который определит, где будут посажены кусты. Как только все будет готово, он даст нам знать. - Эта часть города быстро растет. Весной, когда растает снег, мы займемся улицами. - Не люблю я стройки, - проворчал один из техников, - да и в городе говорят, что мы отбиваем работу у плотников и строителей. - Ничего подобного, - сказал Хранитель. - Мы за полдня делаем то, на что им потребовалась бы куча тяжелой техники. К тому же - как им доставить ее сюда, в эту часть города? Люди всегда недовольны и брюзжали бы ничуть не меньше, если бы мы вообще не занимались этим. - Просто кто-то завидует нашим доходам, - сказал другой техник. - Вряд ли здесь найдется хоть один кирпич или стекольная рама, уложенные вручную. Поднимать стройматериалы при помощи веревок и блоков - не просто расточительство, это опасно для прохожих. Подобные способы использования ларана никогда не приходили Конну в голову. "Интересно, а нельзя ли таким же способом восстановить Хамерфел?" Раньше он не делал даже прикидок, но и так было ясно: бригадам каменщиков потребуются годы, чтобы поднять замок из руин, а с помощью ларана Хамерфел можно восстановить с непостижимой быстротой. Пока он размышлял, Флория глянула на них с матерью и улыбнулась. Она поманила Медяшку, и та, нарушив вынужденное молчание, бросилась к ней с радостным визгом. - Какая ты хорошая, спокойная собака, - приговаривала Флория, лаская ее. - Эрминия, вы выучили ее не хуже Ювел. Очень скоро она станет такой послушной, что сможет лежать у наших ног прямо в круге! Хорошая собачка, хорошая, - повторяла она, поглаживая и похлопывая ее, а Медяшка самозабвенно лизала ей руки. - Это Конн ее дрессировал, - сказала Эрминия, - а сюда я его привела, чтобы он посмотрел на общественно полезные работы матриксного круга. Он почти ничего не знает о ларане, потому что никто его не обучал. Но он готов учиться, а потом поработать в круге, хотя бы временно. Хранитель поднял бледное лицо, на котором выделялись большие, ясные глаза, и вопросительно посмотрел на Конна. - Мы были с тобой в контакте, когда ты вошел в круг, ты уверен, что до этого никто тебя не учил? Мне показалось, что ты хотя бы работал в горах с людьми из Трамонтаны. Но Конн вновь отрицательно покачал головой. - Никогда. До прихода в Тендару я ни разу в жизни не держал в руках звездный камень. - Иногда из природноодаренных людей выходят лучшие работники матрикса, - произнес Хранитель и протянул костлявую ладонь, чтобы пожать Конну руку. - Приветствую тебя в нашем круге. Я - Рената Тендарская. Конн знал, что мало кому удается поговорить вот так, накоротке, с Хранителем, и для него было чуть ли не шоком, когда он обнаружил, что стоящий перед ним Хранитель - женщина, пусть даже не настоящая женщина, а, как он и предполагал, - эммаска. Эрминия засмеялась, в шутку извиняясь: - Ну, с моим старшеньким, Аластером, я допустила промашку - у него не оказалось ни капли способностей. Поэтому здесь мне должно было повезти больше. - Несомненно, - мягко согласилась Рената. - Могу с уверенностью сказать, что после ученья у нас он будет отличным работником. Но поскольку в твоем круге он не может работать, Эрминия, я приглашаю его в свой. Конн удивился, когда увидел, как зарделась от радости его мать. - Спасибо, Рената. Это так любезно с твоей стороны. Флория, тихо стоявшая рядом с Конном, негромко спросила: - Значит, ты придешь к нам в Башню? Как я рада буду помочь тебе в учебе, мой названый брат. - Поверь, для меня это будет еще большее удовольствие, - сказал Конн и отвернулся, чтобы скрыть бросившуюся в лицо краску. Когда они шли рядом за членами круга, неторопливо спускавшимися по улице, ведущей к Башне, Флория повернулась к нему и сказала: - Нынешний сезон был очень напряженный... - Да, действительно, - пробормотал Конн. Жизнь его за последние несколько десятков дней поменялась так разительно, как раньше он не мог даже предположить. Хотя никто не произносил вслух имя Аластера, он занимал их мысли, поэтому они шли молча. Конна одолевали все более мрачные мысли, да и Флории взгрустнулось, пока они следовали за маленькой группой работников круга. Наконец девушка спросила: - Интересно, что сейчас делает Аластер? - И что делал он с тех пор, как ускакал на моей лошади? - произнес Конн с натужным смешком. - Ты ведь телепат, неужели ты не можешь достать до него? Опустив глаза, она ответила: - Вообще-то нет, только на какой-то миг, не больше. Возможно, если бы мы были любовниками... Но и тогда это было бы трудно на таком расстоянии. Ты ведь его брат... а это сильнейшая из всех связей. - Тогда, если хочешь, я попробую его поискать, - сказал Конн. - Хотя прежде я никогда сознательно этого не делал. Он положил ладонь на звездный камень, данный ему матерью и висевший на его шее в маленьком шелковом мешочке. Он столько раз видел Аластера даже без такого вспомогательного средства, что даже не сомневался: у него все должно получиться. Когда пришло нужное состояние, оно совершенно не походило на те, похожие на грезы картины, в которых он раньше видел своего брата. Неужели звездный камень мог так усиливать чувства? Конн этого не знал, но сейчас вокруг него вдруг зашелестели знакомые высокие деревья, разлился запах хвои, задышали горные ветры, а над головой распахнулись небеса - все, что окружало его в прошлой жизни. И еще один запах, моментально наполнявший сердце любого выросшего в горах человека паническим ужасом. Пожар! Где-то неподалеку от его брата, в пределах досягаемости, в Хеллерах бушевал пожар. Стоя на тихой улочке Тендары, Конн вдруг ощутил, как отчаянно заколотилось у него сердце и как кровь толчками побежала по венам. Так что же там горело? И где? Это было не прямо в Хамерфеле, хотя от запаха дыма и паленых листьев кружилась голова. Эрминия, обернувшись, моментально поняла, чем они занимались. В обычных обстоятельствах она не придала бы этому значения, позволив молодым людям делать то, что они хотят. Но Конн выглядел испуганным. Она быстро вернулась к ним. И уже все вместе они ускоренным шагом поспешили к Башне, которая неясно вырисовывалась вдали. Легкой рукой Эрминия обхватила запястье Конна, так что тот даже не ощутил ее вмешательства и не получил шока. Она тихо сказала: - Внутри Башни будет проще доделать то, что вы начали, Конн, и с меньшей опасностью для тебя. Конну никогда не приходило в голову, что подобные видения, которые он переживал, даже не зная про звездный камень, могут нести опасность как ему, так и Аластеру. Но незнакомое прежде ощущение тревоги моментально обезоружило его, кротко сообщив, что не отказался бы от бокала вина, он вошел в Башню. Принесли вина, но едва Конн сделал глоток, как им тут же овладело чувство опасности и потребность продолжить начатое, ему хотелось, чтобы все эти люди ушли, позволив ему искать брата. Он не стал принимать участие в легкой светской болтовне, сопровождавшей возлияния. Как только ему дали бокал, он осушил его не смакуя. От его внимания ускользнуло, как Рената потихоньку опять собрала круг; слишком внове было для него это дело, и он еще не знал, как должен работник матрикса ограждать себя от вовлечения в то, что он делает. К тому же юноша и так уже увяз в эмоциях по уши, там был его брат, его земля, его люди... Рената, лучше других понимавшая бушующий в его душе ураган страстей, грустно и отрешенно наблюдала за ним, но не делала попыток скорректировать его естественные реакции. По окончании обучения он выработает для себя более сбалансированный и менее страстный способ работы, но за это искусство Конну придется пожертвовать частью импульсивности. Флория подала знак юноше. - Присоединяйся ко мне. Вместе, я уверена, мы отыщем его. И вновь без какого-либо напряжения прерванная связь восстановилась. Удивительно, но первое, что увидел Конн, было лицо его приемного отца Маркоса, на которого он глядел сейчас глазами Аластера. Запах дыма доносился издалека, но он, казалось, заполнял их мысли так же, как заполнял воздух во всей округе. И от него нельзя было отделаться, как нельзя отделаться от торнадо или цунами; он все время присутствовал где-то на краешке сознания, отступая лишь перед уверенностью и храбростью. Конн чувствовал, что Аластер был зол. - Что ты мне тут такое говоришь? После стольких лет кровной вражды я что, должен идти спасать собственность человека, который убил моего отца? Почему? Неужели для всех нас не будет лучше, если огонь пожрет их, и черт бы с ними со всеми?! Маркос пристально посмотрел на него. - Мне стыдно за тебя, - отрезал он. - Кто тебя воспитывал, что ты можешь произнести такое вслух? Конну тоже было стыдно за своего брата и за его невежество, совершенно невероятное для горца. Перемирие на период пожаров было важнейшим фактором жизни Хеллеров. Все другие дела, будь то родственные обязательства или кровная вражда, откладывались в сторону, когда в горах начинался засушливый сезон. И тут Конн вспомнил: "Откуда Аластеру знать об этом?" Маркос говорил с ним так, как говорил бы на его месте сам Конн, а Конн чувствовал себя виноватым за то, что вовремя не объяснил все брату. - Завтра будут гореть твои холмы, и тебе понадобится помощь Сторна и всех, кто есть поблизости. Никогда не забывай об этом. - Потом, уже более мирно, Маркос добавил: - Ты устал, проскакав длинный путь. Когда выспишься и поешь, у нас будет время поговорить. Маркос проводил его в комнату, обставленную с той же непритязательной простотой. Конну это место было прекрасно знакомо, он жил здесь с Маркосом с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет. Тут телепатическая связь прервалась. Лица Маркоса и Аластера растворились в голубом свечении матрикса. Тогда Конн встал со словами: - По-моему, плохое занятие - подглядывать за Аластером, когда он не знает об этом. Пока Маркос рядом, ему ничто не грозит. - Он посмотрел в напряженно-вопросительные глаза Эрминии. - С ним все в порядке, мама. Не надо, - добавил он, когда она потянулась к нему. - Я понимаю: это он, а не я вырос у тебя на руках. И вполне естественно, что ты так за него боишься. - И меня это очень печалит, - заметила Эрминия. - Мое величайшее желание все эти годы было заботиться о вас обоих. Конн подошел к ней и неловко обнял. - О, теперь я понимаю, чего я лишился, и хотелось бы мне знать, знает ли мой брат этому цену. Но там, на севере, беда, и я нужен буду Маркосу! Аластер... - Тут он осекся, он не мог сказать матери, что не считает ее любимого сына готовым занять место в Хамерфеле. Но рука его непроизвольно легла на рукоять отцовского меча, и он знал, что, по крайней мере, Флория продолжает читать его мысли. Встряхнувшись, чтобы оборвать и эту связь, Конн встретился с ней взглядом. Раньше она всегда отводила глаза, но сейчас для всех присутствовавших в комнате телепатов их эмоции были как на ладони. "О, боги, - подумал он, - что мне делать? Эта женщина моя мечта, я любил ее еще до того, как впервые увидел, и теперь, когда я ее нашел, оказывается - она невеста моего брата. Из всех женщин на этом свете она единственная недоступна для меня". Он не мог на нее смотреть и когда вновь поднял глаза, то ощутил, как пристально, в упор, изучает его Хранитель. Надежно изолированная высоким саном и бесполостью от этих самых болезненных из всех людских переживаний, эммаска смотрела на него печальными, мудрыми глазами. 12 Работа в пожарной команде заставила Аластера пересмотреть свое представление об аде. Сейчас один из верхних кругов царства Зандру, который, говорят, представлял собой замерзший мир, казался ему чуть ли не раем. Пот пропитал его волосы и одежду, кожа лица горела, словно ее жарили на медленном огне, а во рту и в горле было сухо и жарко, как в пустыне. Аластер хоть и не был настолько избалованным, каким его считали некоторые, но всю свою жизнь твердо полагал, что внешний вид есть показатель его положения в обществе и должен соответствовать титулу. Теперь он сокрушенно сознавал, что одежды его безнадежно испорчены. Даже если тщательно заштопать дыры, прожженные искрами, он будет похож на оборванного старика, работавшего справа от него. "Однако крестьяне здесь действительно семижильные. Вот этот настолько стар, что годится мне в деды, но все еще полон сил и ничуть не устал, в то время как я готов свалиться и умереть. Да, где уж мне, эдакому неженке, равняться с ними". Ювел лежала на земле там, где кончалась линия огня. Ей потребовалась вся выучка и преданность, чтобы оставаться на месте. Она не могла отвести глаз от Аластера, как и не могла отойти настолько далеко, чтобы не слышать его голоса. И это - невзирая на переживаемый ею в данный момент страх. Ему бы попытаться услать старую собаку подальше от пожара, в место, где она бы так не волновалась. Стройная женская фигурка в старом, поношенном клетчатом плаще и лиловой широкополой шляпе приблизилась к старику и подала ему кожаный бурдюк с водой. Он дал ей подержать лопату, пока жадно пил, заливая воду в широко раскрытый рот. Затем она вернула лопату, взяла бурдюк и пошла дальше вдоль ряда, приближаясь к Аластеру. Когда девушка узнала его, ее глаза округлились, очевидно, кто-то из свиты сообщил ей тогда, кто он такой. - Удивительно видеть вас здесь, лорд Хамерфел, - тихо сказала Лениза. Аластер подумал, что у нее были для этого все основания, ибо сам удивился не меньше, увидев ее здесь. - Рад приветствовать вас, дамисела, - произнес он с изысканным поклоном. - А что здесь делаете вы? Из всех мест в доменах это - самое неподходящее для вас. - Может быть, вы думаете, что я сгину в пламени, если пожар выйдет из-под контроля? Здесь любой вам скажет, что так может думать только самый глупый из нижнеземельцев! - вспыхнув от гнева, ответила она. - Если надо, здесь все идут на пожар - мужчины и женщины, простые и благородные! - Что-то я не видел, чтобы старый лорд Сторн рисковал своей драгоценной головой, - пробурчал Аластер. - Это потому, что вы не потрудились посмотреть направо - он стоит от вас менее чем в двенадцати футах! Рукой Лениза показала на старика. От неожиданности Аластер поперхнулся. Так этот старик и есть лорд Сторн? Неужели этот согбенный дед - то чудовище, которым пугали его с детства? Как такое может быть, если от порыва ветра он качается! То же мне, нашли пугало! Жест Ленизы привлек внимание Сторна. Он отставил лопату и с суровым выражением на лице подошел к ним. - Этот по-идиотски одетый шалопай пристает к тебе, девочка? Лениза поспешно замотала головой. - Нет, дедушка. - Дай парню воды и занимайся своим делом. Не задерживай ряд! Ты же знаешь, насколько важно, чтобы вода регулярно доставалась каждому - или ты хочешь, чтобы люди попадали в обморок? - Нет, ваи дом, конечно, нет, - кротко ответила она и, стрельнув глазами в сторону Аластера, пошла с бурдюком дальше вдоль линии. Какое-то время юноша продолжал стоять неподвижно, глядя ей вслед, пока сосед не ткнул его под локоть. Только тогда он опять принялся махать мотыгой, взрыхляя усыпанную листвой землю на противопожарной полосе. Внучка Сторна. Вот уж - ничего общего со стариком, глядя на которого действительно можно было сказать "одет по-идиотски". Но на данный момент он навеки разделен с ней, и, возможно, лишь по этой причине возник в нем соблазн потянуться к девушке. Аластер строго напомнил себе, что он обручен... обручен с Флорией, ждавшей его в Тендаре, следовательно - не должен заглядываться на других женщин, особенно из рода, с которым Хамерфелы враждовали уже целых четыре поколения! Он попытался выкинуть Ленизу из головы и думать только об оставшейся в Тендаре Флории, представляя себе, как они вместе с его матерью переживают его отсутствие. И даже попытался представить, каково это быть телепатом, когда ты в любое время можешь мысленно связаться с любимым человеком. Подобная мысль заставила Аластера обеспокоиться. Ему этого совершенно не хотелось. Если сейчас между ним и Флорией была связь, то не подглядела ли она, как он флиртует с девчонкой из семейства Сторнов, и не посчитала ли его за беспутного обманщика? Может ли она просмотреть его сознание и что с ней будет, когда она обнаружит там сплошные образы Ленизы? Аластер поймал себя на том, что мысленно пытался объясниться с невестой, но тут вдруг осекся, вспомнив о Конне, который, тут уж без всяких сомнений, был телепатически связан с ним и мог читать его самые сокровенные мысли. Никогда он не сможет ни наврать Конну, ни заставить его поверить в свои благие намерения... Что за жизнь такая, когда все твои самые интимные мысли и побуждения выставлены напоказ перед столькими людьми?! Это его пугало. Он всегда был открыт Конну. Его брат, возможно, знал его даже лучше, чем Аластер знал сам себя, и это ужасало. Но еще более ужасно было понимание того, что брат знал и худшее, на что он способен... Юноша попытался мысленно представить себе лицо Флории, и ничего не получилось, перед ним возникала лишь лукавая улыбка Ленизы. Тогда Аластер усилием воли отбросил игривые мысли и сосредоточился на борьбе с пожаром. Краем глаза он замечал, что старый лорд Сторн не отстает от молодых мужчин, делая свою часть тяжелой работы, и даже больше. Когда Лениза вновь подошла с ведром, Аластер заметил, что из ведра на этот раз шел парок, и решил, что это, наверное, какой-то травяной чай. Лениза остановилась возле деда, и Аластер услыхал их разговор. - Это глупо, дедушка. Ты не настолько силен, чтобы в твои годы делать такую работу. - Не болтай чепухи, девочка. Я выполнял эту работу всю жизнь и не собираюсь бросать ее сейчас! Делай свое дело и не пытайся давить или командовать мной. Под его пронзительным взглядом другие девушки наверняка растаяли бы на месте, но Лениза не намеревалась уступать. - А какая будет польза, если ты упадешь в обморок от жары? Неужели это будет хороший пример для наших людей? - Так что ты хочешь, чтобы я сделал? - проворчал он. - Я тушу пожары каждое лето, с детского возраста, уже семьдесят лет подряд. - Тебе не кажется, что ты уже выполнил свою норму в этой жизни, дедушка? Никто не станет уважать тебя меньше, если ты пойдешь в лагерь и возьмешься там за более легкую работу. - Тогда я не смогу приказывать людям делать то, чего не делаю сам, внучка. Давай занимайся своей работой, а мою оставь мне. Аластер невольно восхитился упрямством старика. Когда Лениза подошла к нему, он подхватил ведро, приник к нему губами и с жадностью начал пить. Там действительно оказался чай из неизвестных ему трав, с сильным ароматом, исключительно хорошо утолявший жажду и моментально устранявший сухость в горле. Возвращая ведро, он поблагодарил ее и спросил: - Твой дед всегда работает на пожарах вместе со своими людьми? - Сколько я его помню, и как говорят, то же делал и до моего рождения, - ответила она. - Но теперь он действительно слишком стар. Как бы мне хотелось увести его в лагерь. Сердце у него слабовато. - Да, это похоже на правду, но я могу только восхищаться его здоровьем, которое позволяет работать ему наравне со своими людьми, - честно сказал Аластер, и она улыбнулась. - Значит, вы не считаете моего бедного старого дедушку настоящим людоедом, лорд Хамерфел? Она произнесла это с озорными нотками. Аластер сделал ей знак говорить потише; перемирие на пожаре - может, и закон в горах, и благородные люди, как Сторн, возможно, честно его соблюдают, но как он мог верить остальным окружавшим его незнакомцам! Узнай они - кто он, его могут убить. - Плохой подарок для сердца вашего дедушки - узнать, что его заклятый враг стоит рядом с ним! На это Лениза с достоинством ответила: - Неужели вы верите, что мой дед позволит так опозориться - нарушить пожарное перемирие, наш самый древний закон? - Я думал так лишь до тех пор, пока не увидел его, вы ведь сами знаете, что сплетни и слухи могут сделать чудовище даже из самого Святого Валентина в снегах, - произнес Аластер, но про себя был уверен, что не стоит давать лорду Сторну такого шанса. - Про вашего деда тоже ходит много слухов. - По большей части - наверняка хороших, - сказала девушка. - Вы уже напились? Мне надо идти дальше, иначе он опять будет меня ругать. Аластер неохотно отдал ведро и опять нагнулся, приступая к работе. У него не было никакой привычки к ручному труду, поэтому сейчас спину ломило и каждый мускул на руках и ногах, казалось, выл от боли. Ладони, даже защищенные толстыми кожаными рукавицами, зудели так, словно с них содрали кожу. Аластер бросил взгляд на небо, откуда палящее солнце посылало свои безжалостные лучи. Хоть бы облачко появилось! Рубашка прилипла к спине. Время едва перевалило за полдень, и он ощущал, что до ужина еще целая вечность. Если бы девушка предложила Аластеру более легкую работу в лагере, он бы моментально согласился. Хамерфел с тоской посмотрел вслед удалявшейся от него вдоль строя лиловой шляпке. Здесь же полно привычных к тяжкому труду работяг! Неужели каждые руки так много значат? Наверное, здесь, в горах, это было своеобразным делом чести - доказать, что ты мужчина, и это удерживало их на месте. Даже старого лорда Сторна, который в любом цивилизованном обществе давно мог бы по возрасту не заниматься такими работами. В Тендаре наверняка бы произвели какое-нибудь разделение между благородными и простонародьем, но от Конна Аластер знал, что здесь, в Хеллерах, подобное случалось крайне редко. Аластер оперся на мотыгу и потянулся, разминая ноющую спину. Какого черта он вообще сюда пришел? Сверху вдруг раздался странный, как бы механический, вой - совершенно неожиданный звук. Радостные возгласы прокатились вдоль линии пожарных, когда меж деревьев показался в небе маленький летательный аппарат, осторожно маневрировавший, чтобы держаться подальше от клубов дыма. Аластеру раньше доводилось слышать о планерах, летающих на энергии матрикса, на которых в этих горах перевозят противопожарные химикаты, но видеть своими глазами еще не доводилось. Аппарат скрылся из виду, а стоявший рядом человек пробормотал: - Это лерони из Башни пришли нам на помощь. - Они принесли химикаты для тушения огня? - Точно. И правильно сделали, а то - кто знает, не они ли сами начали этот чертов пожар своим клингфайром и еще какой-нибудь дьявольщиной! - Скорее всего, загорелось от молнии, - сказал Аластер, но человек был настроен скептически. - Ну да, как бы не так. Тогда почему сейчас пожаров больше, чем во времена моего деда, можешь сказать, а? Аластер понятия не имел. На это он мог заметить лишь следующее: - Поскольку во времена твоего деда я не жил, то не знаю, было тогда пожаров больше или нет. И не думаю, чтобы ты это знал, - после чего вновь нагнулся, продолжив работу. Это дело не для герцога Хамерфела. Если бы он знал заранее, что быть герцогом в горах означает копаться в грязи, то с радостью уступил бы титул Конну! Нет, не бывать этому. Аластер мрачно посмотрел в небо, представляя, как оно покрывается мелкими облаками. Облака наливаются, становятся серыми и тяжелыми, закрывают солнце и в конце концов проливаются дождем - благословенным дождем! На небе с южной стороны действительно появилось облачко, маленькое и пушистое. Он вообразил, как оно растет, быстро распространяясь по небу, клубясь и темнея, надвигаясь все ближе... Но оно действительно росло и ширилось, неся с собой холодный ветер, и продолжало темнеть и набухать. Аластер был удивлен и восхищен: "Неужели мне удалось каким-то образом это сделать?" Он проэкспериментировал несколько раз, пока не убедился в своей правоте. Каким-то образом его мысли управляли облаком и формировали его, делая все больше и больше, пока фантастические замки и башни из пара не закрыли половину неба! Не являлось ли это проявлением неизвестного вида ларана, на который его не догадались протестировать? Он не мог сказать. С появлением облака стало гораздо прохладней; тогда он прилежно опять склонился над мотыгой, прежде чем в голову ему пришла очередная мысль: "А не могу ли я вызвать дождь? Не удастся ли мне загасить огонь и спасти всех от бедствия?" Но беда была в том, что он хоть и мог сделать облако темней и гуще, но не знал, когда оно станет достаточно большим, чтобы из него хлынул дождь. Надо было лучше слушать, когда мать пробовала рассказывать ему о простейших способах применения ларана. "Жаль, что я не могу проникнуть в сознание Конна, как он проникает в мое, и научиться этому искусству от него". Его попытка мысленно создать облако отняла столько времени, что девочки и мальчики, разносившие воду, успели сделать полный круг. Среди них он заметил Ленизу, теперь уже вдалеке, и подумал, не специально ли ее переставили в другой ряд. И тут вдруг понял, что ревнует ее к мужчине, получавшему из ее рук воду... ревнует гораздо больше, чем ревновал Флорию к Конну в Тендаре. "Разумеется, мой брат Конн знает так мало о городской жизни, что даже не замечает женщин, если думает, что они принадлежат другим мужчинам". На какое-то мгновение Аластеру стало стыдно за презрительное отношение к брату в таких вопросах. "А действительно, что здесь смешного, если Конн ведет себя благородно? Но стоит ли мне перенять его деревенские понятия о морали?" Небо теперь так затянуло грозовыми тучами, что поднялся сильный ветер. Аластер, раздевшийся до пояса, начал мерзнуть и натянул рубашку, которая висела, обвязанная вокруг талии. Он была мокрой от пота... но нет, это были уже капли дождя - большие, падавшие редко, и он тут же вообразил, как дождь начинает идти все быстрее и быстрее... Когда хлынул настоящий ливень, радостный гомон пронесся по рядам пожаротушителей, а с границы горящего леса повалили густые клубы пара. Аластер отложил мотыгу и с чувством облегчения и удовлетворения поглядел в небо. - Эй, смотри! - крикнул кто-то пронзительно. Недоуменно переведя взгляд, Аластер вдруг увидел начавшее крениться горящее дерево и, к своему ужасу, заметил, что рядом, в нескольких ярдах, Лениза как раз несла ведро воды. До конца не соображая, что делает, Аластер опрометью побежал вдоль пожарозащитной полосы. Он бросился к девушке, пытаясь ее спасти, выхватив из-под падающего дерева... Но далеко убежать они не успели. Дерево с оглушительным треском рухнуло на землю, увлекая за собой более мелкие деревья и кустарник. Ими-то и накрыло Ленизу с Аластером, придавив обоих к земле. Он пытался вынести ее на руках из-под падающего дерева, и теперь, когда мир раскололся у него над головой, она оказалась под ним, прикрытая его телом. Последнее, что он услыхал, был обезумевший вой Ювел. 13 Конн наблюдал за пожаром отстраненно, не имея особого желания влезать в сознание Аластера. Рано или поздно Аластеру придется самому решать, как установить отношения с Маркосом и бывшими подданными Хамерфелов. Если он будет соблюдать обязанности по отношению к фермерам в тушении пожаров, что Конн делал, начиная с девяти лет, они обязательно его примут, и произойдет это гораздо быстрее. Угроза смерти сломала все барьеры между братьями. Паника, овладевшая Аластером, когда он увидал падающее дерево и попытался оттолкнуть Ленизу подальше от него, передалась Конну. Казалось, горящая крона накрыла его самого. Удушающее огненное море, треск падающего дерева, даже сумасшедший вой Ювел - все это прогремело в его сознании, словно он находился там, а не в тихой комнате матери. Юноша встал, шатаясь, на ноги, какое-то время не понимая, что происходит. Его наполняло ощущение опасности. Прошло несколько мучительных мгновений, пока он вновь осознал, что стоит один, в сумерках, а слух улавливает только звуки с тихих улочек Тендары. Где-то вдали лает собака, скрипит колесами телега. Аластер вдруг куда-то пропал - то ли умер, то ли потерял сознание, после чего жестокое видение оставило Конна. Он вытер с лица выступивший пот. Что случилось с братом? Героизм, временами бурно им овладевавший, на этот раз мог стоить ему жизни. Конн осторожно попробовал поискать сознанием прерванную связь с Аластером, но нашел только боль и темноту... Правда, боль означала, что Аластер, по крайней мере, жив, возможно, тяжело ранен, но все еще жив. Медяшка, сидевшая у его ног, выла не переставая. "Наверное, тоже приняла какое-то сообщение от хозяина, - подумал Конн. - А может, она воспринимала его, Конна, возбуждение и отчаяние?" - Все в порядке, девочка, - сказал он, погладив щенка по голове. - Все в порядке. Успокойся. Огромные черные глаза Медяшки смотрели умоляюще, и Конн подумал: "Да. Я немедленно должен ехать в Хеллеры. Так или иначе, но я буду нужен Маркосу". Он привык самостоятельно принимать решения. Уложив одежду в седельную сумку, сходил на кухню захватить еды на дорогу, и только тут до него дошло, что в доме матери он жил как гость, и раз уж не собирался просить у нее разрешения на отъезд, то, по крайней мере, должен был поставить ее в известность о своих намерениях. Оставив седельную сумку, он пошел искать Эрминию. Проходя через зал, он вдруг увидел, как открылась входная дверь и в дом вошел Гейвин Деллерей, напоминающий птицу с ярко раскрашенными перьями: на нем были малиновые кожаные ботинки, в тон волос, завитых в локоны, и ленточек по обшлагам рукавов рубашки. Едва взглянув на Конна, тот сразу понял - что-то неладно. - Доброе утро, дорогой друг. Что случилось? Пришли вести от Аластера? Конн, бывший отнюдь не в настроении терять время на светские условности, выпалил: - В горах пожар, брат ранен, возможно - убит. С лица Гейвина как будто сдуло игривое выражение. Он поспешно произнес: - Ты должен немедленно сообщить об этом своей матери, она сможет выяснить, жив он или нет. Об этом Конн не подумал, он все еще очень мало знал о ларане. Чувствуя, что его голос дрожит, он произнес: - Ты пойдешь со мной? Я не смогу взглянуть ей в лицо, если вдруг получится, что я принес ей весть о смерти Аластера... - Конечно, - сказал Гейвин. Они вместе пошли искать Эрминию и обнаружили ее в комнате за шитьем. Она подняла глаза и улыбнулась сыну, но, когда тот не ответил на улыбку, взгляд ее моментально стал испуганным. - Конн, что случилось? А что здесь делаешь ты, Гейвин? Ты знаешь - мы всегда тебе рады, но чтобы ты пришел сам, в этот час... - Я хотел узнать, нет ли новостей, - сказал Гейвин, - но когда обнаружил Конна в таком состоянии... - Мне немедленно надо ехать в Хамерфел, мама. Аластер тяжело ранен, если не погиб во время тушения пожара. Лицо Эрминии побелело. - Ранен? Откуда ты знаешь? - Я был с ним в контакте как раз перед тем, как это произошло. Очень сильное ощущение - то ли страх, то ли боль - вот что там было, - произнес юноша, но она мгновенно поняла все сама, едва задала вопрос. - Я видел, как на него упало горящее дерево! - Всемилостивая Аварра! - прошептала Эрминия. Моментально достав звездный камень, она склонилась над ним, но очень скоро облегченно подняла глаза. - Нет, думаю - он не умер. Тяжело ранен - да. Возможно, лежит без сознания, но только не умер. Он вне пределов досягаемости, надо послать за Эдриком или за Ренатой, которые могут связаться с людьми в Башне Трамонтаны, а те тогда выяснят, что случилось в горах. Хранители могут связываться друг с другом. - За Флорией тоже пошлите, родственница, - сказал Гейвин. - Она наверняка хотела бы знать, что происходит с ее женихом. - Да, конечно, - согласилась Эрминия, опять наклоняясь к звездному камню. Через мгновение она подняла голову и сказала: - Они идут. Конн счет необходимым заметить: - Для меня это все - лишняя задержка. Я чувствую, что немедленно должен ехать к нему. Эрминия сурово покачала головой. - Как раз спешка здесь не нужна, если ты действительно должен ехать, то лучше отправиться в путь, точно зная, что произошло. Иначе ты можешь попасть в западню, устроенную Сторном, как попал твой брат незадолго до вашего рождения. - Ну, раз вопрос ставится так, - вступил в разговор Гейвин, - то он не должен ехать один. Клянусь, я буду рядом с ним и в жизни, и в смерти. Эрминия обняла Гейвина, выразив этим порывистым жестом то, на что у нее не хватало слов. Тут Медяшка вдруг подняла голову и залаяла. Послышались шаги, и в комнату вошли Флория с Ренатой, одетой в свое малиновое рабочее платье, а вслед за ними - Эдрик Элхалин. - Я пришел сразу, как только узнал, что нужен тебе, родственница, - сказал он, подойдя к Эрминии. - Расскажи, что случилось, дорогая, - произнесла Рената сиплым, невыразительным голосом эммаски. Конн быстро все объяснил. Выслушав его, Эдрик мрачно заметил: - Надо немедленно сообщить об этом королю Айдану. Рената возразила нахмурившись: - Ни в коем случае. У его величества сейчас достаточно неприятностей, и он ни слова не должен услыхать об этом происшествии в Хамерфеле. - Значит, Антонелла умерла? - спросил Гейвин. - Я ведь слышал, что она начала поправляться... - До вчерашней ночи так оно и было, - сказала Флория. - Ночью за мной прислали просмотреть ее, у нее в мозгу лопнул еще один сосуд. Она не умерла, но говорить не может, а вся правая сторона тела парализована. - Да, бедная королева, - произнесла Рената. - Она со всеми была добра, и Айдан будет сильно горевать, если потеряет ее. По крайней мере, он должен находиться рядом с женой, покуда его присутствие еще может давать ей хоть какое-то облегчение. - Мне тоже следует быть возле нее, - заметила Флория. - Может быть, бдительность и постоянное наблюдение позволят предотвратить очередной удар, который, скорее всего, будет означать смерть. - Тогда с ней должна быть только я, - произнесла Рената. - А твое место, Флория, мне кажется, должно быть рядом с матерью твоего жениха... - но при этом она посмотрела на Конна, - и думаю, твой отец с этим согласится. Ты нужна Эрминии, а я останусь с ее величеством. До того, как я стала Хранителем, я была Наблюдающей... - К тому же у вас неизмеримо больше опыта, чем у меня, - добавила Флория с облегчением и благодарностью. Конн тоже ощущал, как разрывается его сердце между братом и королем, которого он так полюбил. Не умея скрывать раздражение, он произнес: - Тогда во имя всех богов, давайте же скорее узнаем, что с Аластером. Он глянул на Флорию, она встретила его взгляд, и ни один из них не осмелился закончить мысль, мелькнувшую в этот миг: "Я не желаю своему брату ничего плохого. Клянусь. Но если его с нами больше нет..." "Мне кажется, что я полюбила Аластера только потому, что сквозь него видела тебя..." Так или иначе, теперь Конн знал: он и Флория больше не могут игнорировать свои чувства. Но в первую очередь они должны позаботиться об Аластере. Не успела Рената подняться, чтобы достать свой звездный камень, как входная дверь опять распахнулась, и в дом вошел Валентин Хастур. - А, Рената, я как раз надеялся найти тебя здесь. Ты очень нужна, немедленно иди к ее величеству, а я позабочусь о леди Эрминии и ее сыновьях - в конце концов они станут и моими приемными детьми. Рената коротко кивнула и поспешила к выходу. Эрминия покраснела, затем наградила Валентина приветливым взглядом и улыбнулась. "Я так рада, что ты здесь, родственник. Ты всегда приходишь, когда мне больше всего нужна чья-нибудь помощь". Конн подумал: "Я рад за нее. Она вышла замуж за моего отца, не успев закончить играть в куклы, и жила одна все эти годы, заботясь исключительно о благополучии моего брата. Настала пора, чтобы кто-нибудь побеспокоился и о ее счастье". В руках Эдрика сверкнул звездный камень. Он быстро создал из присутствующих круг, и Конн моментально почувствовал присутс