вот она, расплата за доброту, а ведь каким паинькой был, когда получал костылем по шее! -- Мейтланд потянулся к картонке с вином. Бургундского оставалось две бутылки, и он собирался придержать их для себя, пользуясь услугами Джейн, которая покупала бродяге дешевый испанский кларет. -- Ладно, Проктор, забирай. Но до вечера не пей. Он протянул бутылки бродяге, который схватил их дрожащими от возбуждения руками и на мгновение забыл и о Мейтланде, и о разбитой машине. Мейтланд молча смотрел на него, постукивая пальцами по костылю. -- Я нужен тебе, чтобы выдавать паек, Проктор,-- не забывай об этом. Я изменил всю твою жизнь. Вино к ужину, вечерний костюм -- как вы все любите, чтобы вас эксплуатировали!.. Подъезжая верхом на Прокторе к бомбоубежищу, Мейтланд взглянул на полотно виадука. После дождливых дней бетон быстро высох, и склон белел на фоне неба, как стена какого-то огромного воздушного замка. Под пролетом виднелись подъездные пути к Вествейской развязке -- лабиринт наклонных направляющих и примыкающих дорог. Мейтланд ощутил одиночество, как на чужой планете, покинутой ее жителями -- расой дорожных строителей, которые давным-давно исчезли, но завещали ему эту бетонную пустыню. -- И ныне отпущаешь...-- бормотал он себе под нос,-- ныне отпущаешь... Отдыхая на солнце, он уселся у стены бомбоубежища и закутался в желтую шаль. Проктор присел на корточки в нескольких шагах поодаль, готовясь откупорить бутылку бургундского. Сначала он выполнил короткий, но тщательный ритуал, который выполнял над каждой банкой мяса и пачкой печенья, подаренными Мейтландом,-- ножом соскоблил с бутылки этикетку и разорвал ее на мелкие кусочки. Подарив бродяге найденный в багажнике экземпляр "Лайфа" трехлетней давности в надежде, что большие фотографии смогут вернуть мысли Проктора в мир за пределами острова, Мейтланд увидел, как журнал превратился в кучу тщательно измельченного конфетти. -- Тебе не нравятся слова, да, Проктор? Ты даже разучился говорить. То же самое было справедливо и в отношении его зрения. Мейтланд убедился, что Проктор не слепнет, просто в этом безопасном царстве зарослей на острове он предпочитает полагаться на свои рубцеватые пальцы и осязание. Мейтланд повернулся к бетонному основанию дорожного знака у примыкающей дороги; на белой поверхности этого основания он когда-то чертил свои путаные письмена. Он щелкнул пальцами, исполнившись внезапной убежденности в том, что скоро выберется отсюда. Подняв костыль, как школьный учитель -- указку, Мейтланд ткнул им в Проктора: -- Проктор, я хочу научить тебя читать и писать. ГЛАВА 20 присвоение имени идя на сырой земле, Мейтланд смотрел, как Проктор, словно счастливое дитя, идет к бетонному основанию дорожного знака. Не прошло и получаса, как нерадивый ученик превратился в старательного и послушного. Неровные буквы его первой азбуки уже выпрямились и приобрели четкость. Он двумя руками водил по бетону, выписывая в ряд свои "А" и "X". -- Хорошо, Проктор, ты быстро учишься,--поздравил его Мейтланд. Он ощущал прилив гордости за успехи бродяги. Такое же удовольствие он испытывал, обучая сына играть в шахматы,-- Это же великое изобретение -- и почему люди не пишут сразу двумя руками? Проктор восторженно взирал на плоды своих трудов. Мейтланд дал ему вдобавок два косметических карандаша, позаимствованных у Джейн Шеппард. Бродяга сжал Мейтланду руку, словно убеждая его в серьезности своего желания учиться. Сначала, когда Мейтланд вывел первые несколько букв алфавита, Проктор отказывался даже смотреть на них и съежился в сторонке, словно ему угрожало какое-то страшное проклятие, однако через десять минут уговоров он преодолел свой страх, и нижняя часть поверхности кессона покрылась его каракулями. Мейтланд держался рядом. -- Это не долго, верно? Все эти годы, что ты потерял... А теперь позволь показать тебе, как пишутся некоторые слова. С какого хочешь начать -- цирк, акробат? Проктор беззвучно пошевелил губами. Потом робко выговорил: -- П... П... Прок-тор... -- Со своего имени? Ну конечно! Как же я не догадался. Это уникальный момент.-- Мейтланд похлопал его по спине.-- Вот, смотри. Я хочу, чтобы ты переписал эти буквы фута на три повыше. Он взял у Проктора карандаш и написал: МЕЙТЛАНД ПОМОГИТЕ -- П... П... Проктор...-- повторял он, водя пальцами по буквам.-- Это твое имя. Теперь перепиши это покрупнее. Запомни: ты впервые пишешь свое имя. Прослезившись от гордости, бродяга посмотрел на выведенные Мейтландом буквы, словно стараясь запечатлеть их в своем угасающем уме, и начал обеими руками чертить такие же на бетоне. Каждое слово он начинал с середины, продолжая влево и вправо. -- Еще раз, Проктор! -- крикнул Мейтланд сквозь рычание взбирающегося по примыкающей дороге грузовика. От волнения бродяга путал буквы, и получались неразборчивые каракули.-- Начни снова! Захваченный собственным энтузиазмом, Проктор не слушал. Он шкрябал на бетоне, переставляя разные части имени Мейтланда и с восторгом выводя жирные буквы до самой земли, словно собрался каждый квадратный дюйм острова покрыть надписями, которые считал своим именем. Наконец бродяга удовлетворенный отошел от стены и, сияя, сел рядом с Мейтландом. -- Боже всемогущий...-- Мейтланд устало оперся головой на костыль. Хитрость не удалась, и отчасти из-за того, что он не учел неуемной благодарности Проктора.-- Ладно, Проктор -- я научу тебя еще некоторым словам. Когда бродяга наконец успокоился, Мейтланд наклонился и прошептал с наигранным озорством: -- Новые слова, Проктор,-- такие как "жопа" и "говно". Ты сможешь написать такое, а? Проктор нервно захихикал, а Мейтланд тщательно вывел: ПОМОГИТЕ АВАРИЯ ПОЛИЦИЯ Он смотрел, как Проктор неохотно переписывает слова. Бродяга работал лишь одной рукой, а другой прикрывал написанное, словно боясь, что его поймают за этим занятием. Но вскоре бросил и тыльной стороной руки все стер, поплевав на окрашенный бетон. -- Проктор! -- попытался остановить его Мейтланд.-- Никто тебя не увидит! Проктор бросил карандаши, но продолжал с гордостью смотреть на перепутанные фрагменты имени Мейтланда, потом сел на землю. Мейтланд понял, что его лишь на время позабавило писание похабных слов на стене, а теперь он отказывается принимать участие в этом, как он считал, озорстве. ГЛАВА 21 бред Усталый и подавленный, Мейтланд вцепился в плечи Проктору, носившему его по острову. Сгорбившийся зверь и бледный всадник, они блуждали среди шуршащей травы. Временами Мейтланд приходил в себя и выпрямлялся, сжимая железный костыль. Стараясь не заснуть, он ругал и колотил Проктора за малейшую запинку и колебание. Бродяга двигался вперед, словно не мог придумать ничего лучше этого бесцельного путешествия по острову, чтобы вернуть раненого к жизни. Временами он специально подставлял Мейтланду огненный рубец на шее, в надежде, что удар по нему оживит калеку. Во время третьей прогулки по острову, когда они снова добрались до автомобильного кладбища, Проктор сгрузил Мейтланда на землю, потом поднял его своими сильными руками, прислонил к заднему бамперу "ягуара" и потряс за плечи, стараясь привлечь его внимание. Мейтланд отвернулся от мчавшихся по дороге машин. Автострады колыхались, преломляясь в знойном, нагревшемся за день воздухе; эхом отдавался шум колес и моторов. Проктор бродил по автомобильному кладбищу, снимая с пояса крысоловки и устанавливая их среди разбитых машин. На пыльной крыше перевернутого такси он криво вычертил пальцем фрагмент имени Мейтланда. Увидев, что тот наблюдает за ним, бродяга начал делать свои гимнастические упражнения в надежде, что удачная стойка на руках или кувырок вперед помогут Мейтланду воспрянуть духом. Тот терпеливо ждал, глядя, как Проктор суетится и нервно вытирает нос, готовясь к каждому новому трюку. Над островом дул теплый ветерок, лаская траву и кожу, словно это были части одного тела. Мейтланд вспомнил свою попытку отбросить часть собственной плоти и оставить раны там, где они были получены. Рот, правый висок и поврежденное бедро теперь не болели, как будто эта волшебная терапия подействовала, и он благополучно избавился от телесных повреждений, оставив их на предназначенных им местах. Таким же способом он начинал теперь освобождать отдельные участки своего сознания, отбрасывая воспоминания о боли, голоде и унижении -- о той обочине, где он стоял и, как ребенок, звал жену, о заднем сиденье "ягуара", где его переполнила жалость к себе... Все это он завещает острову. Воспрянув духом от такой перспективы, Мейтланд знаком показал Проктору, что хочет залезть к нему на спину. Когда они еще раз пересекли остров, снова пройдя мимо церковного двора, Мейтланд увидел, что Проктор написал фрагменты его имени на разрушенных стенах и надгробьях, на ржавых листах оцинкованного железа у фундамента типографии -- эти загадочные анаграммы, эти немые послания Проктора самому себе, виднелись повсюду. Мейтланд обвел взглядом границы острова в надежде обнаружить хоть какой-нибудь след молодой женщины. Ее тайный маршрут на остров и обратно был его главной надеждой на побег, и он ждал ее появления. Голодный, но не в состоянии есть, Мейтланд сел на откос у проволочной ограды, а Проктор сквозь сетку доставал из помойки объедки недельной давности. Мейтланд заметил, что не помнит, какой сегодня день -- то ли среда, то ли пятница. Проктор вручил ему котелок и предложил ломоть мокрого хлеба со свиными хрящами. Бродягу явно беспокоили тайные планы Мейтланда убежать с острова. Мейтланд ткнул в землю костылем и отшвырнул пищу. Он достал из бумажника фунтовую бумажку и огрызок голубого косметического карандаша с ломберного столика Джейн Шеппард. -- Проктор, мы можем купить что-нибудь поесть -- и тогда мы не будем зависеть от нее... За фунт мы можем...--Он издал слабый крик, смеясь над собой.-- Боже, ты предпочитаешь эти отбросы! Мейтланд написал на краю банкноты краткий призыв о помощи, сложил ее и протянул Проктору. -- Теперь мы сможем достать настоящей еды, Проктор. Бродяга взял бумажку и осторожно вложил обратно ему в руку. Мейтланд лежал, прислонившись спиной к откосу и слушая шум машин. Солнце уже начинало клониться к закату и сверкало на ветровых стеклах первых машин, покидавших город в час пик. Похолодавший к вечеру ветерок шевелил мусор под виадуком. Мейтланд вынул бумажник и достал комок фунтовых купюр. Пока Проктор, словно загипнотизированное животное, смотрел на деньги, Мейтланд, как карточный шулер, разложил тридцать купюр в несколько рядов и придавил каждую камешком. -- Погоди, Проктор...-- Мейтланд наугад поднял один камешек. Ветер подхватил бумажку и понес по острову. Взлетев вверх, она закружилась над проезжавшими машинами, упала и исчезла под колесами. -- Лети, Питер... Он поднял другой камешек. -- Лети, Пол... Проктор метнулся вперед, пытаясь схватить вторую банкноту, но ее унесло ветром. Не понимая, в чем дело, бродяга суетился вокруг Мейтланда, как беспокойная собака. -- Мистер Мейтланд... пожалуйста... не надо больше летающих денег. -- Улетающих денег? Да! -- Мейтланд указал на туннель виадука.-- Там их много, Проктор, гораздо больше.-- Зная, что внимание Проктора приковано к рядам купюр, трепещущих на вечернем ветерке, Мейтланд собрал их.-- Я вез сумку с зарплатой. Сколько, ты думаешь, было в сумке? Двадцать тысяч фунтов! Это где-то там, Проктор. Ты видел ее в туннеле, когда выправлял ограждение? -- Мейтланд помолчал, выжидая, пока притупленные образы в голове Проктора встанут на место.-- Послушай, Проктор, ты можешь получить половину. Десять тысяч фунтов. Ты сможешь купить этот остров... Он в изнеможении опустился на землю, а бродяга нетерпеливо вскочил на ноги; в его глазах горело обещание и немыслимые надежды. Проктор устремился к откосу, а Мейтланд в нетерпении ждал на крыше бомбоубежища. Стуча костылем, он смотрел, как в час пик из туннеля на виадуке выезжают машины. Осталась лишь одна надежда -- что Проктор войдет в туннель, и там его насмерть собьет автомобиль. Только тогда движение остановится. Проктор стоял в густой траве у подножия откоса. Он оглянулся на Мейтланда, и тот помахал ему рукой. -- Иди, Проктор! -- хрипло крикнул Мейтланд.-- Купи остров! -- А про себя взмолился: -- Боже, направь его... Еле сдерживая волнение, он смотрел, как Проктор карабкается наверх. С Вествейской развязки к туннелю неслись машины. Но что это? Проктор шагнул на обочину и присел на корточки за деревянным ограждением. Он робко оглянулся на Мейтланда и растерянно развел руками, в то время как машины с ревом проносились в трех футах от него. Со злобным криком Мейтланд встал на ноги и, размахивая над головой костылем, заковылял по каменистой земле в сторону откоса. Но Проктор уже возвращался. Пригнув голову, он боком, по-крабьи скользил по земляной насыпи, протягивая покрытые рубцами руки к приветливой траве. Мейтланд заковылял быстрее, хлеща костылем крапиву. Когда он в отчаянии рухнул на землю, Проктор поспешил к нему. Широкое лицо бродяги появилось из зарослей, как морда встревоженного, но дружелюбного зверя. Лежа в траве, Мейтланд поднял костыль, чтобы ударить Проктора по ногам. -- Возвращайся... Возьми деньги! Не обращая внимания на поднятую железную трубу, Проктор, ласково улыбаясь, протянул ему руку. Взглянув на него, Мейтланд понял, почему он вернулся. Бродяга догадался, что если он найдет деньги, то Мейтланд покинет остров, и он вернулся, чтобы о нем позаботиться. Он осторожно подсадил Мейтланда к себе на спину. -- Проктор...--Мейтланд неуклюже повис на своем коне.-- Ты дожидаешься, когда я умру. Он тупо приник к спине бродяги, его ноги болтались по шуршащей траве. Сладкий запах Прокторова пота почему-то ассоциировался у него с ароматом пищи. Мейтланд догадался, что бродяга несет его к подземелью рядом с церковным двором. Когда дверь склепа открылась, он через голову Проктора заглянул в сумрачное помещение. На одной из пустых полок для фобов лежал полный комплект металлических частей от его машины, выносное зеркало -заднего вида и значок производителя. Куски хромированной отделки были расставлены на импровизированном алтаре, на который в один прекрасный день лягут мощи одного почитаемого святого. Вокруг лежали запонки и галоши, подаренные им Проктору, флакон лосьона и пенка для бритья -- безделушки, которыми Проктор украсит его труп. ГЛАВА 22 павильон из дверей Проснись! Ты в порядке? Вокруг шумела трава, жесткие стебли хлестали по лицу. Мейтланд лежал на спине в лучах предвечернего солнца, раскинув руки и чувствуя, как оно согревает кости в груди. По траве пробегал желтый свет, словно покрывая ее ровным толстым слоем лака. -- Просыпайся! Крик молодой женщины разбудил его. Она стояла на коленях в густой траве и трогала его за плечо, ее глаза смотрели с подозрением. -- Эй, как ты себя чувствуешь? -- Джейн оглянулась на Проктора, неуклюже сидевшего на корточках у входа в подвал кинотеатра.-- Проктор, какого черта ты с ним тут делал? Не знаю -- может, нам лучше выставить его где-нибудь на дороге, и пусть полиция его найдет. -- Нет! Мейтланд протянул скрюченную, как клешня., руку и больно сдавил девушке локоть. -- Нет -- я хочу остаться здесь. Пока. -- Хорошо...-- Она потерла локоть.-- Оставайся. Но предупреждаю: я, возможно, скоро уйду. Можешь занять мою комнату. Мейтланд покачал головой, стараясь успокоить девушку. Сон освежил его, и ему снова стало спокойно, в голове прояснилось. Ему вспомнилось бесконечное путешествие по острову на спине у Проктора и множество фрагментов собственного имени, которое словно насмехалось над ним и сбивало с толку. Возможно, незаметно вернулась лихорадка, а может, это голод вызвал у него легкое помешательство, толкнувшее его на попытку убить Проктора. Что касается молодой женщины, то она все меньше времени проводила на острове,-- и Мейтланду нужно было придумать, как ее удержать. -- Джейн, если ты уйдешь, я здесь умру. Проктор уже готовит мои похороны. Глаза молодой женщины напоминали задумчивые глаза ребенка, рассматривающего незнакомую тварь. -- Но с ногой у тебя, кажется, лучше. Сегодня утром ты вроде даже пытался ходить.-- Она встала, качая головой,-- Не знаю. Хорошо, я останусь. Я принесу вина. Дам Проктору. -- Пока не надо,-- Мейтланд сел и рукой указал на бродягу.--Я хочу, чтобы он принес свою кровать. -- Куда? Он же не будет спать с нами. -- Сюда. Попроси его принести ее сюда. И еще я хочу, чтобы он построил мне убежище. Я расскажу ему, как это сделать. Через два часа Мейтланд лежал в маленьком шалаше, ржавом павильоне, который Проктор соорудил из фрагментов брошенных автомобилей. Стенами служили двери, составленные полукругом и 160 связанные между собой оконными стойками. Сверху была примитивная крыша из двух капотов. Мейтланд уютно устроился у открытого входа и с удовлетворением наблюдал, как Проктор завершает сборку. Бродяга принес Мейтланду не только свою кровать, но и два стеганых одеяла, после чего уложил его в постель и аккуратно укрыл. На некоторых автомобильных дверях виднелись надписи, сделанные пальцем Проктора, но Мейтланд решил их не трогать. -- Он хорошо поработал.-- Джейн расхаживала вокруг павильона, в то время как Проктор бегал туда-сюда. Она курила самокрутку, вполглаза поглядывая в сторону автострады, от которой хижину Мейтланда отгораживала высокая трава и развалины флигелей.-- По крайней мере, не хуже большинства дешевых домов, что нынче строят. Вижу, ты настоящий архитектор. Она прислонилась к автомобильной двери и разговаривала с Мейтландом через окно, опустив стекло. -- Ты собираешься тут ночевать? -- Нет. Это мой... летний домик. -- А что с вином? Дать ему сейчас? Проктор терпеливо сидел рядом на корточках, вытирая старым полотенцем пот на лице. Он держал в руках смокинг, словно не решаясь надеть его в страхе вызвать раздражение Мейтланда. Его взгляд был прикован к бутылке вина в руках у Джейн. Мейтланд указал на заброшенную кассу: -- Скажи ему, пусть подождет там. Чтобы мне его не видеть. -- Он здорово для тебя потрудился. -- Джейн...-- Мейтланд жестом велел ей отойти. На его истощенное тело падал красный свет заходящего солнца.-- Он больше меня не интересует. Мейтланд взял у нее бутылку, поднес к губам и стал пить, не отрываясь и почти не ощущая вкуса этого мерзкого пойла. Он восседал на кровати в глубине ржавого павильона, словно нищий вождь кочевников пустыни перед своим бесплодным царством. Он уже преодолел усталость и голод и достиг того состояния, когда законы психологии и система физических потребностей и рефлексов приостанавливаются. Глядя на красный диск солнца, садящегося за жилые кварталы, он прислушался к шуму машин. Застекленные стены сверкали в вечерних -лучах, и казалось, что шум машин тоже исходит от солнца. Мейтланд наклонился вперед и, пристально глядя на дальнюю оконечность острова, протянул вино Джейн Шеппард. На краткое мгновение перед ним мелькнула знакомая фигура седовласого старика с мотоциклом, идущего по восточной полосе. Заходящее солнце осветило седые волосы, и в просвете между двумя потоками машин показался мотоцикл. Мейтланд попытался снова отыскать его, но автомобили забили все пространство на автостраде, и он отказался от этой попытки. Ему вспомнилось давешнее чувство страха, когда он впервые увидел старика. Теперь же, наоборот, этот призрак его ободрил. -- Проктор все ждет вина. Девушка стояла перед ним с бутылкой в руках и грозно раскачивалась. Вина оставалось меньше половины, и до Мейтланда дошло, что Джейн последние десять минут стояла рядом и пила. Когда она пребывала в пьяной эйфории, молчать становилось опасно. -- Ты дерьмо. Умираешь? Не умирай здесь. Мейтланд смотрел, как она раскуривает сигарету. Джейн картинным жестом отбросила назад волосы, мешая Мейтланду любоваться заходящим солнцем. -- Все надеешься отсюда выбраться? А я тебе скажу: ничего не выйдет. Ты воображаешь, что можешь просто лежать здесь и целый день думать. Никому нет дела, о чем ты думаешь. Ты... ты сам -- никто. Мейтланд отвернулся от нее, смутно слыша ее голос, гремящий в сгущающихся сумерках. Он не сомневался, что его тело больше не усваивает съеденного и выпитого -- вино холодным озером лежало в желудке. Чтобы привлечь его внимание, девушка дала ему оплеуху. -- Кого ты теперь собираешься ненавидеть? -- грозно спросила она.-- Что-то ты разборчив. Ты унижаешь меня таким разговором. Поверь мне, я разбираюсь в кроватях лучше тебя. По-моему, ты вшивый пожилой зануда, и я не собираюсь платить по твоим вонючим счетам. Боже -- да ты ненормальный. Слабоумный. Мейтланд повернул голову, глядя, как она расхаживает перед павильоном и произносит речи для себя самой. Она раскачивалась под какую-то музыку у себя в голове, и он понял, что она с кем-то разговаривает. -- Я не собираюсь прыгать вокруг этого тупицы, я ухожу. Не важно, так будет лучше. Давай сохранять хладнокровие, и завтра во второй половине дня мы расстанемся. Да, это действительно прекрасная музыка. Послушай, мне вовсе не надо кому-то там понравиться. Это пройденный этап. Не будь ребенком. Как хорошо, что между нами все кончено. Я не хочу больше никогда тебя видеть. Считаю, что наши отношения закончены. Пожалуйста, не звони мне. Пожалуйста, не вмешивайся в мои профессиональные отношения. Это прекрасная запись. Великолепная для полового акта. Обязательно когда-нибудь попробуй. В моменты прояснения она смотрела на Мейтланда в красноватом освещении и узнавала его, пока новый приступ гнева не помрачал ее сознания. -- Ты сам выдохся, малыш. Слава богу, скоро ты уйдешь из моей жизни. Тебе бы следовало жить на восточном базаре. Я так тебя любила, а ты все изгадил. Всего двенадцать часов, и тебя не будет. Кому нужны отношения? Ты мне уже надоел. Ты в детстве никого не любил и не знал привязанности. Сегодня ночью не нужно насилия. Здесь много милых детей. Почему же ты такое дерьмо? Эта вонючая американка. Она шлюха. Такая принципиальная. Она такая блестящая. Я знаю... Ее голос затих. Она пошарила по земле, пытаясь найти выроненную бутылку, а когда нашла, с криком запустила ею в Проктора, который в меркнущем свете сидел на корточках у кассы. Бутылка ударилась о деревянные ставни, и осколки заблестели, как безумные глаза. Проктор поднимал осколок за осколком и обезображенными губами слизывал с них вино. Мейтланд безучастно слушал молодую женщину, а она начала упрекать его в неразборчивости, словно сама верила, что это он был отцом ее умершего ребенка. Мейтланд встал и шагнул к ней. Отведя ее сильные руки, он притянул ее к себе и стал успокаивать и утешать ее, отодвигая с ее лица мокрые волосы. Когда Джейн успокоилась, Мейтланд подвел ее к входу в подвал. Они вместе сели на кровать в теплой комнате. Джейн закашлялась в ладонь, ее глаза прояснились. Придя в себя, она твердо сказала Мейтланду: -- Слушай, тебе нельзя больше здесь оставаться. Ты же просто мешок с костями. И твоя голова... Тебе нужно к врачу. Я сейчас же позвоню твоей жене, они приедут и заберут тебя сегодня вечером... -- Нет,-- Мейтланд спокойно взял ее за руки.-- Не звони ей. Понимаешь? -- Ладно,-- неохотно кивнула она.-- Послушай, отдохни здесь этой ночью, а завтра я помогу тебе выбраться на дорогу. Мы положим тебя в больницу. -- Хорошо, Джейн. Мы останемся вместе.-- Мейтланд положил руку ей на плечо.-- Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что я на острове. Она устало прильнула к его груди. -- Проктор хочет уйти. Он просил меня взять его с собой. ГЛАВА 23 трапеция Вскоре после рассвета первый солнечный луч блеснул сквозь бетонные опоры виадука. Опираясь на железный костыль, Мейтланд двигался по центральной низине. Ковыляя по неровной земле, он рыскал по высокому откосу зорким взглядом егеря, выслеживающего сбежавшего браконьера. Целый час он патрулировал остров, и его рваные брюки промокли от росы. Когда по автостраде прошел последний ночной грузовик, Мейтланд присел у запертой двери логова Проктора и стал разглядывать спутанные тени и геометрические фигуры, образованные дорожными знаками и проводами, стойками фонарей и бетонными стенами. На западной полосе мелькнула одинокая легковая машина, и он помахал ей костылем. Несмотря на все неудавшиеся попытки вырваться с острова, его не покидала надежда, что какой-нибудь водитель все-таки остановится ради него. Мейтланд оставил убежище и побрел навстречу выглянувшему под виадуком солнцу. В пятидесяти ярдах от проволочной ограды он от удивления разинул рот и уронил костыль в мокрую траву. Посередине пустынного пролета остановилась ремонтная машина. Над бетонной балюстрадой виднелась лишь крыша водительской кабины и раздвижная платформа, но Мейтланд уже представил, как рабочие вскоре перелезут через край, чтобы отремонтировать нижнюю часть пролета, где бетонные секции начали крошиться. С балюстрады свисала строительная люлька с перекинутыми через перила тросами, и петля одного из них болталась всего в шести футах над землей. Ошеломленный появлением автомобиля, Мейтланд стал нащупывать свой костыль и осипшим голосом инстинктивно издал крик о помощи. Над балюстрадой мелькнули головы -- водитель и двое рабочих направились к другой ремонтной машине, стоявшей в трехстах ярдах впереди. Дрожа от возбуждения, Мейтланд поднял костыль и поспешил вперед. Шагах в десяти от него в густой траве за его спиной метнулась какая-то фигура в черном. Споткнувшись о ржавый лист оцинкованного железа, Мейтланд обернулся и узнал Проктора. Бродяга бежал вперед, подняв над головой руки. Под смокингом виднелось акробатическое трико. Перепрыгивая через лежащие в траве старые покрышки, он несся к веревке, висевшей в шести футах от земли. -- Проктор! Оставь! Сжав костыль, Мейтланд заковылял навстречу, колотя им по земле в попытке отпугнуть Проктора. Но старый акробат уже подпрыгнул, схватился за висящую петлю и, перехватывая руками, полез вверх. Его мощные руки ходили как поршни, а ноги обвивались вокруг свободного конца веревки скользящим захватом. Едва не потеряв дар речи от страха, Мейтланд ударил костылем по качающейся петле. Если Проктор уйдет, девушка вскоре тоже покинет его. Он не сомневался, что ее вчерашнее предложение вызвать помощь было не более чем уловкой. Взобравшись на откос, она исчезнет, и за ней тотчас же последует бродяга, а, оставшись один, сам он протянет на острове от силы несколько дней. Проктор взобрался на балюстраду. Подтверждая опасения Мейтланда, он с хитрой ухмылкой посмотрел на него сверху. -- Проктор! Спускайся! Подтянувшись на сильных руках, бродяга перекинул ноги через балюстраду и осмотрел пустынную дорогу. Помахав рукой Мейтланду, он размотал привязанные к строительной люльке удерживающие тросы и опустил деревянную платформу на ее стальную раму, потом ухватился за тросы, прикрепленные к лебедке в ремонтной машине, перешагнул через балюстраду и прыгнул в люльку. Когда Проктор стал спускать люльку на землю, Мейтланд понял, что бродяга вовсе не собирался от него улизнуть -- он лишь пытался помочь ему выбраться. По-прежнему стараясь поразить Мейтланда ловкими акробатическими трюками на трапеции, он стал раскачивать люльку из стороны в сторону. -- Отлично, Проктор...-- пробормотал Мейтланд себе под нос.-- Ты меня поразил. А теперь спускайся. Но Проктору было уже не до него. В двадцати футах над землей он раскачивал люльку все сильнее и сильнее. В каждом движении его мощного тела сквозила уверенность. Он сорвал с себя смокинг и швырнул вниз, на кружившуюся внизу землю, а потом профессиональным переворотом выскочил из люльки на пике ее размаха и повис на сильных руках, ухватившись за металлическую раму. Вытянув ноги перед собой, он толкал люльку вперед, а на пике следующего размаха разворачивался в воздухе, перехватывал руки и гнал ее в другую сторону. На его сморщенном лице застыла детская улыбка. Сверху, с дороги, донеслись голоса. Хлопнула дверь кабины. Через мгновение завелся двигатель ремонтной машины. Вися на раскачивающейся люльке, Проктор растерянно посмотрел вверх. Петли прикрепленного к лебедке троса натянулись и побежали вокруг его плеч. Мейтланд махал бродяге костылем, сигнализируя, что пора соскакивать. Ремонтная машина тронулась; водитель и не подозревал, что в прикрепленных к лебедке петлях запутался человек. Водитель нажал на газ и переключил скорость. Прежде чем Проктор успел высвободиться, его дернуло вверх и оторвало от люльки. Тросы обвились вокруг него, затягиваясь на поясе и на шее. Обвязанный, как туша на скотобойне, он повис над люлькой и, дрыгая ногами в попытке освободиться, стал спиной вперед подниматься в воздух. Ремонтная машина набирала скорость, шум мотора заглушал крики Мейтланда. Проктор беспомощно висел, а машина наверху, двигаясь вперед, тащила его к ближайшей бетонной опоре. Когда его тело ударилось о нее, раздался тяжелый шлепок -- как боксерской грушей по массивной колонне. Потеряв сознание, Проктор повис на сдавившей его шею веревке. Его тащило в воздухе вдоль виадука, пока тросы не зацепились за угловатую раму указателя направлений. Послышался треск рвущихся канатов. Ремонтная машина поехала дальше, а тело задушенного Проктора упало на свалку под виадуком. ГЛАВА 24 спасение Был час пик, и по автостраде ехали машины. Над островом раздавался громкий рев моторов. Защищенные высокой травой, Мейтланд и Джейн Шеппард сидели у тела Проктора. Позади них, словно спины каких-то древних животных, горбились крыши бомбоубежищ. Проктор лежал на спине, его лицо и плечи были накрыты одеялом в розочках, которое Джейн взяла у него в логове. Легкий ветерок приподнял верхний угол одеяла, открыв часть лица. Мейтланд наклонился и поправил потертую ткань. Джейн, отдуваясь, вытерла руки о траву. Волочить тело через остров было нелегко. Ее лицо оставалось бледным, а острые скулы и лоб выпирали под кожей, как ножи. Она коснулась Мейтланда, словно сомневаясь в том, что он ей ответит. -- Я сейчас ухожу,-- сказала Джейн.-- Полиция скоро будет здесь. Мейтланд кивнул: -- Да, тебе пора уходить. -- Я в этом не замешана -- это ваши с Проктором дела. -- Конечно. -- Что ты собираешься с ним делать? -- Похороню. Найду где-нибудь лопату. Джейн ткнула Мейтланда в плечо, пытаясь его растормошить: -- Тебе нужна какая-нибудь помощь? Если не возражаешь... ненавижу похороны. -- Не возражаю...-- Ввалившиеся глаза Мейтланда смотрели сквозь грязь на его лице,-- Просто оставь меня здесь. -- Что ты собираешься делать? Тебе нельзя оставаться. -- Джейн, я хочу уйти отсюда своим путем. Она пожала плечами и встала на ноги. -- Просто мы говорили, что уйдем вместе... Поступай как знаешь.-- Она с отвращением посмотрела на Проктора.-- Наверное, это был сердечный приступ. Жаль -- в общем-то он был неплохим акробатом. Как насчет еды? Может, тебе что-нибудь принести? -- С этим все в порядке. Еда здесь есть. -- Где? -- Джейн проследила за его взглядом и увидела проволочную изгородь.-- По-моему, тебе все-таки не следует тут оставаться. Я помогу тебе подняться по откосу, и мы возьмем такси.-- Не дождавшись ответа, она затеребила его за плечо: -- Послушай! Я. вызову помощь! Они будут здесь через полчаса! Мейтланд четко и ясно проговорил в последний раз: -- Джейн, не надо вызывать помощь. Я покину остров, но сделаю это в удобное для себя время.-- Он достал бумажник и вынул из него комок грязных купюр.-- Бери все, мне они не понадобятся. Но обещай, что никому не скажешь, что я здесь. С гримасой сожаления она отклонила деньги, отряхнула колени и пошла мимо бомбоубежищ к подвалу кинотеатра. Через десять минут Джейн ушла. Мейтланд смотрел, как она взбирается по откосу примыкающей дороги, и понял, что у нее не было никакой тайной тропы -- с чемоданом в руке девушка поднималась прямо по склону, выбирая знакомые точки опоры. Вот она перешагнула через ограждение, а через минуту рядом остановилась машина, взяла ее и смешалась с грузовиками и автобусами. Когда через час полиция так и не появилась, Мейтланд решил, что Джейн сдержала слово. Он поднял лопату, которую девушка перед уходом бросила к его ногам, и, оставив костыль, пополз по траве, нащупывая путь вытянутыми руками и ощущая усиление вибрации травы на пути к церковному двору. К тому времени, когда Мейтланд закончил похороны, утро уже было в полном разгаре. Он выбился из сил, перетаскивая тело бродяги, и лег на кровать в своем павильоне из дверей, глядя на проезжающие по автостраде машины. Проктора он похоронил в земляном полу склепа и расставил вокруг могилы металлические предметы из "ягуара", галоши, баллончик от аэрозоля и прочие подарки, которые делал бродяге. Несмотря на напряжение и хроническое недоедание, Мейтланд ощущал прилив физических сил, словно в его организме заработали скрытые резервы, расходуя накопившуюся за долгие годы энергию. Его нога была вовсе не так страшно покалечена, как ему казалось, и даже немного двигалась в тазобедренном суставе, так что скоро можно будет передвигаться без костыля. Мейтланд был рад, что теперь нет ни Проктора, ни девушки. Их присутствие выводило наружу нежелательные свойства его характера, качества, противоречащие задаче примирения с островом. Кроме этой вновь обретенной уверенности в себе Мейтланд заметил и охватившее его тихое торжество. Он спокойно лежал в дверном проеме своего павильона, понимая, что теперь он действительно один на острове и что он останется здесь, пока не сможет выбраться собственными силами. Мейтланд сорвал с себя остатки изодранной рубашки и лег, подставив голую грудь теплому воздуху; яркое солнце оттеняло его выпирающие ребра. Он уже не чувствовал реальной необходимости покинуть остров, и одно это уже подтверждало, что он установил над островом свое господство. По автостраде двигалась полицейская машина, напарник водителя вглядывался в высокую траву. Надежно укрытый в своем павильоне, Мейтланд подождал, когда она проедет, а потом встал и окинул остров хозяйским взглядом. Голова кружилась от голода, но Мейтланд ощущал спокойствие и сохранял полное самообладание. Еды себе он наберет из-за ограды -- и, возможно, в память о старом бродяге оставит символическую порцию у его могилы. Через несколько часов стемнеет. Мейтланд подумал о Кэтрин и о сыне. Скоро он их увидит. Надо поесть, а потом придет пора отдохнуть и подумать о том, как выбраться с этого острова