ы. - Быть может, - угрюмо сказал Сигурд, - меч потому и вернулся ко мне, что я весь день не мог отделаться от мыслей о нем. Не знаю, право, на что может быть способна моя Сила, но, пожалуй, нам удастся сделать так, чтобы меч больше не тянулся за нами... или чтобы его не тянуло к нам. Как по-твоему, Йотулл, сумеем мы привалить меч валуном, чтобы удержать его на месте? - Если это твоя Сила увлекла за тобой меч, - отвечал Йотулл, - то что ей стоит отвалить валун? Если же это дело рук Бьярнхарда, то события примут иной - и весьма опасный - оборот. - Да неужто ты, великий маг, не сумеешь помешать мечу бродяжничать? - с вызовом осведомился Сигурд. - Плевать мне, кто влечет его за нами, но остановить его - дело твое, и только твое. Чтоб ты, да не справился с колченогим уродливым карликом! Глаза Йотулла опасно вспыхнули, но голос его оставался спокоен: - Что ж, пожалуй, я сумею помешать мечу нас преследовать... если ты уверен, что хочешь именно этого. Сигурд не просто был уверен - он не успокоился, покуда Йотулл не завалил проклятый меч грудой лавовых обломков, которые он заклинанием сорвал с окрестных пиков. Этой ночью, стоя на страже, Сигурд чувствовал, как то и дело, против его воли, взгляд приковывает гора лавовых плит и крупного щебня. Он от чистого сердца надеялся, что в последний раз видел меч Бьярнхарда. У него на глазах лиходейский клинок был похоронен под немыслимой тяжестью камня, и если он опять выберется на волю, значит, скромные способности Сигурда здесь совсем ни при чем. Этой ночью меч так и не вернулся, и Сигурд заснул в полной уверенности, что из лавовой могилы проклятию не выбраться. Утром, однако, он обнаружил, что клинок уютно дремлет на его руке, мерцая в неверном утреннем свете. Сигурд с воплем отскочил, точно едва не сунул руку в западню. Рольф встретил известие о возвращении меча безнадежным вздохом и глубокомысленным покачиванием головы, а Микла криво, торжествующе усмехнулся. - Уж не Йотулл ли следующая цель проклятия? - злорадно шепнул он на ухо Сигурду. - Он ведь ходит у тебя в лучших дружках, так что само собой ясно, что его тебе и предстоит прикончить. Если это правда, то я всем сердцем за то, чтобы сберечь клинок для такого приятного случая. Сигурд ясно сказал ему, что думает о подобном совете. Поостыв немного и собравшись с мыслями, он опять принялся требовать, чтобы Йотулл избавился от меча. На сей раз маг произнес над мечом немало заклинаний, завернул его в мешок из последа жеребенка и бросил в глубокое озеро, дно которого терялось в непроглядно черной сердцевине земли. - А он, похоже, от души старается, - заметил Рольф, наблюдая за творившим заклинания Йотуллом. - Можно подумать, что он и вправду хочет избавиться от меча... только мне не верится, чтоб ему заодно не хотелось убрать нас с тобой, Микла, со своего пути. Микла лишь пожал плечами и искоса глянул на Сигурда. - Чем же мы с тобой, Рольф, можем ему помешать? Сколько мы ни старались, а Йотулл добился всего, чего пожелал. - Почем тебе знать, чего на самом деле желает Йотулл? - тотчас возразил Сигурд. - Его судить нелегко, тем более что ты к нему несправедлив. Не забудь, он ведь вытащил тебя из расселины! Микла резко обернулся к нему. - Кто бы брался судить! - огрызнулся он. - Хальвдан дважды спасал тебе жизнь, а разве ты был к нему справедлив? Так и не приставай ко мне со своими самодовольными суждениями! - Он особенно остро глянул на Сигурда и побрел к лошадям. Сигурд вскоре забыл о своих сомнениях - он осознал вдруг, насколько близко подошли они к Свартафеллу. Повсюду видны были следы копей: гномы в этих горах усердно разрабатывали рудные жилы, возводя курганы пустой породы, извлеченной из самого сердца гор. Дважды путники миновали входы в чертоги, высеченные под горами, обильно поросшими лесом, однако ни разу не заметили ни единого их обитателя. Гномы, как объяснил Йотулл, предпочитают подземную жизнь и ночное время, хотя солнце не причиняет им вреда, а только сильно беспокоит - в отличие от троллей или доккальвов, для которых единственное касание солнечного луча означает мгновенную смерть. Как только солнце закатилось за горизонт и наступили недолгие сумерки, из шахтных отворов начали выбираться дверги; скоро они сновали повсюду, и путникам частенько приходилось останавливаться и объяснять, кто они такие. Суровые рудокопы обступали всадников, разглядывали рунный жезл и как последнее доказательство требовали показать им резную шкатулку. Затем, вдоволь покачав головой, потоптавшись и пошептавшись друг с другом, они указывали путникам направление и стояли, провожая взглядом чужаков, покуда те не скрывались из виду. Наконец путники приметили одинокого гнома, который шагал по дороге рядом с огромной грохочущей повозкой. Повозку тащил коренастый мохнатый пони, очень уж малорослый для этакой махины, - тащил на одном только упрямстве. Повозка была так нагружена дровами, что, казалось, урони сверху еще одну сухую веточку - и все обрушится на пони и его хозяина. - Эге-ге! - воскликнул старый гном, увидев, что его нагоняют чужаки, и остановился, уставясь на них; то же сделал и пони. Сигурд прежде думал, что может переглядеть в упор кого угодно, но очень скоро убедился, что гномы мастера играть в гляделки. - Эге-ге! - весьма выразительно повторил старик. - Что это вы, альвы, поделываете у нас, в Двергарриге? Сдается мне, вы обычно оставляете нас в покое, покуда вам не вздумается устроить добрую заварушку, а уж заварушка непременно начнется, стоит лишь явиться вашему брату, колдуну. Ты колдун, каких я видел сотни, точно так же, как я дровосек, каких вы, приятели, видали тысячами. Пока Йотулл объяснял, в чем дело, Сигурд глаз не мог оторвать от большого блестящего топора, который старик нес на широком плече. Одежда на гноме была грубая и неопрятная, седые волосы и борода торчали во все стороны. Он подозрительно поглядывал на Сигурда маленькими глазками, которые почти скрывались за складками загорелой и грязной кожи, однако в этом взгляде Сигурд не заметил ни низости, ни убожества. - Так вы, стало быть, ищете старину Бергтора, ага? - Дровосек почесал ухо топором, и Сигурд подумал, что когда-нибудь старик, чересчур задумавшись, невзначай лишится этой важной части тела. - Так уж получается, что вот этот груз для Бергторовой кузни. Я сам его туда и доставлю. - Старик выдавливал слова нехотя, словно каялся в чем-то дурном; затем старый гном еще неохотнее добавил: - Я бы мог и вас провести туда, отыскать-то жилище Бергтора нелегко. Если, конечно, вам, ребята, по душе путешествовать с этакой свитой. - Он потыкал пальцем в скрипящую повозку и малютку пони, который выглядывал из-за густой челки, точно ласка из щели в живой изгороди. - Весьма любезное предложение, - отозвался Йотулл, - однако, опасаюсь я, мы будем тебе лишь помехой. Наши кони шли весь день без отдыха и совсем вымотались, так что придется нам сегодня искать, где остановиться на ночлег. Ты же, полагаю, только что отправился в путь, и мы не смеем так рано прерывать твое путешествие. Дровосек помотал головой: - Да мне-то какая разница! Я и так собирался заехать в Драфдритшоф пропустить кружечку-другую эля, а уж если пожелаю, так просижу там и всю ночь, и следующий день. А вам, может, и удастся уломать старого Драфдрита отыскать для вас местечко на ночь да чего перекусить. - Судя по его тону, надежда на гостеприимство Драфдрита была слабая. - Что ж, мы не желаем быть препятствием твоим делам, - отвечал Йотулл, - да и не станем докучать твоему приятелю Драфдриту, если он не охотник до незваных гостей. Быть может, мы скорее доберемся до ближайшего селения. Дровосек пожал плечами и испытующе поглядел на небо. - Меня-то ваши дела ничуточки не касаются, но ежели вы и вправду собираетесь в Свартафелл, то ближайшее селение вам вовсе не по дороге. Ну да не в моих обычаях вмешиваться в чужие дела, так что поезжайте вы в Эйндалир. Драфдрит, кстати, содержит корчму для проезжих, гостей у него довольно. Я уж скажу ему, что послал вас дальше по дороге, и вам не придется страдать от неудобств его дома и отвратительного вкуса пива. - Тебе бы следовало раньше упомянуть, что он содержит трактир, - раздраженно заметил Йотулл. - Вы не спрашивали, - холодно ответил дровосек и коротко свистнул малютке пони; тот послушно сунул голову в хомут и поволок прочь кряхтящую повозку со всем ее грузом, а следом, с топором на плече, неуклюже зашагал его хозяин. Немного поспорив, путники решили все же испытать на себе сомнительное гостеприимство Драфдритшофа, полагая, что плохие постели и невкусная кормежка все же лучше, чем ничего. Они довольно легко отыскали корчму и тотчас же углядели у порога знакомую груду дров, при которой не хватало лишь востроглазого пони. К немалому изумлению путников, Драфдрит и его сыновья, которых внешне трудно было различить по возрасту, встретили гостей вежливо и радостно, и скоро они расположились на отдых в самом гостеприимном доме, какой только встречался Сигурду за всю его жизнь. Сигурд все не мог отвести глаз от старого дровосека - тот сидел в темном уголке, потягивая свой эль. Перехватив его взгляд, старик угрюмо покачал головой и, прикрывая рот ладонью, громко прошептал: - Ну разве я вам не говорил, что здесь хорошего мало? Смотрите, мое дело - предупредить. Он моргал подслеповатыми глазками, которые с каждым глотком светились все ярче, однако ни эль, ни веселое пение не могли смягчить его ворчливое настроение. Позднее Сигурд узнал от одного из гостей, что старый дровосек попросту гордится тем, что за шестьдесят с лишним лет ни о чем не сказал доброго слова. Утром тяжкий стук деревянных башмаков дровосека разбудил весь дом на час раньше обычного, а его ворчание подгоняло путников поторапливаться. Сигурд удивлялся, как это старик и пальцем-то может шевельнуть после неимоверного количества эля, которое он поглотил прошедшим вечером, однако к тому времени, когда путники и их кони были готовы трогаться в путь, скрипучая повозка и востроглазый пони поджидали их с нетерпением, как сказал дровосек, чуть ли не полутра. Йотулла немало злило, что им приходится применяться к неспешному ходу провожатого и его тележки, но когда он попытался выведать у дровосека нужное направление, старый упрямец лишь нахмурился и покачал головой, словно Йотулл весьма упал в его глазах. - И вовсе-то незачем так торопиться, - проворчал он. - Мы и так скоро будем на месте, может, даже скорее, чем вам бы хотелось. Старина Бергтор - дубина неотесанная, невежа, а от его гостеприимства и тролль свихнется. То, чем он вас угостит, и крысам не по вкусу. Странный народ у вас на равнинах - виданное ли дело, плестись в такую даль просто для того, чтобы повидаться с кузнецом! Да не надо мне ничего объяснять - терпеть не могу совать нос в чужие дела! - И он даже обошел повозку, заковыляв дальше, по другую сторону от пони, чтобы не выслушивать никаких нежеланных объяснений. К концу дня путники оставили позади копи и начали подниматься выше в горы по крутой и извилистой каменистой тропе. То и дело приходилось им подталкивать в гору перегруженную повозку, хотя дровосек и ворчал, что пони, мол, и сам вытянет, а вообще, взбрело же в голову кузнецу поселиться так высоко и на отшибе! На закате путники остановились у груды шлака возле заброшенной шахты, и дровосек с мрачным удовлетворением объявил: - Вот тут-то мы и расстанемся. Привет честной компании! И он повел пони к зияющему отвору шахты, косяки которого были исчерчены осыпающимися рунами. Йотулл бросился за ним: - Погоди-ка, старый чудак! Ты сказал, что покажешь нам дорогу к Свартафеллу, а эта дыра мало похожа на жилище такой важной персоны, как Бергтор. Так, что ли, принято в ваших местах помогать пришельцам - заводить их в заброшенные места, подальше от поселений, и пусть себе блуждают в поисках дороги? Если ты именно это задумал, дружок, будь уверен, у тебя окажется так много причин для горьких сожалений, что твое нынешнее ворчание покажется мышиным писком! - Глаза его уже сверкали тем убийственным огнем, который был так не по душе Сигурду. Дровосек обернулся и грозно глянул на Йотулла: - Я ведь только сказал, что вы можете за мной доехать до Свартафелла, ведь этот-то груз для Бергторовой кузни. Не говорил же я, что и сам направляюсь в Свартафелл! Очень уж ты самонадеян, милый друг. Йотулл схватился за посох. - Хочешь сказать, что ты и не собирался приводить нас к Свартафеллу? - осведомился он, стараясь говорить спокойно. - Так ведь я же привел вас сюда или нет? - огрызнулся дровосек. - Да, но это не Свартафелл! - Да ну? - деланно изумился старик. - С чего это ты взял? - Так ты хочешь сказать, что это и есть Свартафелл?! - не выдержав, закричал Йотулл. Дровосек замялся, но, видимо, понял, что дальше шутить опасно. - Кое-кто зовет это место Свартафелл, - проворчал он. - Что ж ты этого так прямо и не сказал? - воскликнул Сигурд. Дровосек смерил его неодобрительным взглядом. - А вы и не спрашивали. 17 - Не могу поверить, чтобы важная персона могла обитать в этакой дыре, - ворчал Йотулл, когда путники пробирались по темному ходу, в конце которого мерцал неясный свет. Тут и там были разбросаны груды неочищенной породы - безо всякой заботы о том, чтобы между ними оставался проход. Незнакомые, покрытые ржавчиной орудия для добычи руды в тусклом свете выглядели немного зловеще. Подойдя ближе к кузне, путники услыхали фырканье и топот коней, с которыми смешивались громкие крики и ругань - обычные звуки, которые издают мужчины, пытаясь вынудить сильного и беспокойного коня сделать что-то против его воли. Войдя в подземный зал, где располагалась кузня, они увидали, что огромный мохнатый мышастый конь вырывается из рук полудюжины гномов, - те повисли на узде и гриве, увертываясь от мощных ударов передних и задних копыт. Конь столкнул своих мучителей к семерым коням, что стояли поодаль, и те громко заржали, принялись лягаться, взвиваться на дыбы и натягивать до упора недоуздки. После долгой и яростной возни кто-то из гномов все же усмирил мышастого строптивца, укусив его за ухо; конь унялся, подобрал ноги и лишь слегка вздрагивал да косился враждебно. Однако стоило подмастерью кузнеца ухватить мышастого за копыто, как все сражение, включая ругань и ляганье, повторилось сызнова. Наконец коня повалили набок, крепко спутали веревками, и подмастерье принялся зачищать широченные копыта. Затем Бергтор, самый дородный и закопченный из шестерых гномов, заметил наконец, что к нему в кузню пожаловали незваные гости. Он скрестил руки на груди и хмуро воззрился на дровосека в ожидании объяснений. Старик указал большим пальцем себе за спину и проворчал: - Я вез тебе топливо, а эти вот альвы увязались за мной. Уж не знаю, кто они и чего от тебя хотят, а по мне, так от чужаков одни неприятности. Бергтор стянул с рук плотные перчатки и заткнул их за пояс. Был он могуч и плотен, явно в расцвете лет и намного выше всех гномов, каких до сих пор встречал Сигурд; борода и волосы почернели и встопорщились оттого, что Бергтор постоянно обжигал их в кузне. - Ну, незнакомцы, с каким же делом вы явились ко мне? Я - Бергтор из Свартафелла. Его низкий голос раскатился под сводами, заглушив и сердитое фырканье поваленного коня, и уханье мехов, - другой подмастерье раскалял железо, чтобы выковать подкову. Йотулл шагнул вперед и отвесил гордый поклон. - Я - маг Йотулл, и привел к тебе скиплинга Сигурда, чтобы ты взглянул на вещицу своей работы и попробовал ее открыть. - Он сделал знак Сигурду, который выступил вперед с резной шкатулкой в руках. - Я думаю, - сказал Сигурд, - этот замок когда-то сделал ты. Видишь, вот твое имя вырезано на шкатулке. Бергтор отодвинул Йотулла и бережно взял шкатулку в огромные, черные от въевшейся копоти ладони. Хмурая гримаса на лице сменилась радостным изумлением. - Откуда у тебя эта шкатулка? Давным-давно смастерил я ее, еще до того, как добыча руды стала таким прибыльным делом. Теперь-то я все больше подковываю этих зловредных коней да чиню разные орудия. Когда-то руки мои имели дело с красивым деревом, с золотом и серебром, а теперь все железо да железо. - Он вздохнул и покачал головой. - Погоди, дай-ка подумать... ну так и есть, я сделал эту шкатулку на свадьбу одной высокородной даме. А впрочем, здесь не место для разговоров. Ступайте за мной - выпьем кружечку-другую и потолкуем. Дровосек так и просиял при упоминании выпивки и с радостью потопал за ними по узкому коридору, который привел в небольшую, довольно захламленную комнатку. В комнатке висел густой чад от большого куска подгоревшего мяса. Бергтор уселся в большое черное кресло, которое заскрипело под его тяжестью, и поставил шкатулку на стол перед собой. - Давно уже я не брал в руки маленьких резцов и молоточков для такой тонкой работы, - проговорил он, любовно глядя на шкатулку, затем громко позвал служанку и велел принести всем эля. - Не надо бы торопиться открывать ее. Знать бы, что там внутри? - Он потряс шкатулку, прислушавшись к мягкому шороху. Глаза Йотулла так и сверкнули. - Ее содержимое тебя не заинтересует. Шкатулка много лет пребывала в мире скиплингов, и вряд ли туда положили что-то важное. Сигурд и Рольф воззрились на мага в немом изумлении, а Микла мрачно усмехнулся. Йотулл украдкой глянул на них, предостерегая. - Так зачем же вам нужно ее открывать? - Бергтор усмехнулся и указательным пальцем потер свой закопченный нос. - Если в шкатулке нет ничего ценного, что же, вы проделали такой путь только так, для интересу? - Я не это имел в виду, - приятным тоном ответил Йотулл, - а только то, что для тебя эта вещь вряд ли окажется ценной. Само собою, это не золото и не драгоценности, иначе и звук был бы другой. Так что в шкатулке нет ничего, что могло бы приглянуться гному. Бергтор ухмыльнулся, показав крупные, словно у коня, зубы. - Понимаю! Ты боишься, как бы я не отобрал у вас эту вещицу. Э, друг мой, тревожиться тебе незачем. Немногое в этом мире может сейчас пробудить мою алчность. Ныне я уже не так молод и жаден, каким был, когда сработал эту шкатулку. - А давно ли это было? - спросил Сигурд. - Быть может, ты сделал шкатулку для моей бабушки? - Может быть, да только я не могу припомнить, чтобы в те времена я делал что-то для жителей иного мира. Случается, конечно, время от времени смастерить какую-либо мелочь для лишенных Силы скиплингов, но вот эту шкатулку я сработал для высокородной дамы. Была ли она из альвов? Да нет, погодите... ну конечно из скиплингов. Ха-ха, теперь-то я вспомнил! Была она дивно хороша и должна была стать женой альвийского ярла. Асхильд - вот как ее звали. Эту милую шкатулочку подарил ей муж для всяких драгоценных безделушек. Ах, какая же она была славненькая, эта девушка, и представьте себе - она сама пришла сюда вместе с ярлом, потому что очень уж ей хотелось поглядеть на черного гнома. Сигурд поспешно отставил вырезанный из рога кубок. - Да ведь это была моя мать! Я совсем не помню ее, она умерла рано, и воспитывала меня бабушка. Если моя мать была женой альва, стало быть, и я наполовину принадлежу к этому миру, а наполовину - к миру скиплингов. Понятно теперь, откуда у меня врожденная Сила! - Он улыбнулся Рольфу, который просиял и многозначительно ему подмигнул. - Но что еще ты знаешь о моих родителях, Бергтор? Ты и представить себе не можешь, как бы мне хотелось узнать о них побольше, а бабушка умерла, так и не успев мне все рассказать. - Он взволнованно подался вперед, никого и ничего не видя, кроме кузнеца. Добродушные глаза Бергтора затуманились, и он мягко покачал головой. - Подумать только, что ты вот с этой шкатулкой пришел сюда из иного мира, чтобы разыскать своего отца! Должно быть, ни одна живая душа, кроме меня, не могла бы сообщить тебе его имя, так что я польщен и тронут, что могу рассказать тебе то, отчего наши сердца возрадуются до конца дней своих. Имя твоего отца, друг мой, - Хальвдан. Сигурд вскочил, не сдержав громкого вопля и с грохотом опрокинув скамью. Грохнув кулаком по столу, он прорычал прямо в озадаченное лицо Бергтора: - Нет! Этого не может быть! - Эй, в чем дело? - вопросил кузнец, поднимаясь, и в его удивленном голосе промелькнула нотка гнева. Вскочил и Йотулл. - Сигурд, сядь, уймись! Это не может быть тот самый Хальвдан - в мире альвов такое имя не редкость. Да я сам знавал в своей жизни пять или шесть Хальвданов! Успокойся, не строй из себя дурака. Сигурд сел и закрыл лицо руками, пряча свой стыд. Его трясло от пережитого ужаса. - Извини, Бергтор, - пробормотал он, - извини, что я был так груб, но я... меня так потрясло это имя. Я должен объясниться, хоть это и нелегко. Видишь ли, я убил альва... которого звали именно так, убил совсем недавно, по несчастной случайности. Теперь ты понимаешь, как ужасно было услышать от тебя... ну да ладно. Я бы, пожалуй, прошелся, прежде чем открывать шкатулку. Быть может, тебе пригодится лишняя пара рук, чтобы подковать этих восьмерых коней? Бергтор уныло поскреб подбородок. - Я бы, конечно, с радостью, да только невежливо это - заставлять гостя рисковать руками и ногами, а то и шеей в возне с этими сумасшедшими жеребцами. Всякий раз, когда их приводят подковать, я так и жду, что уж на сей раз мне точно вышибут мозги. Сигурд решительно встал. - Это-то мне и нужно! Рольф, согласен повеселиться? Рольф, белый как мел, бессмысленно глядел в пустоту. Услышав вопрос Сигурда, он тряхнул головой, избавляясь от непонятного оцепенения. - Почему бы и нет? Он побрел за Сигурдом к кузне, и за весь вечер они больше не обменялись ни словом. Когда коней наконец подковали, Рольф и Сигурд с радостью нырнули в кровати, которые указал им Бергтор, и Сигурд был так измотан, что спал без кошмаров. Проснувшись утром, он тотчас вспомнил, что сегодня будет открыта шкатулка, и страх стиснул ему горло. Когда он присоединился к своим спутникам, уже сидевшим у очага в трапезной Бергтора, его ждал еще один неприятный сюрприз. На столе лежал меч Бьярнхарда. - Я нашел этот клинок у двери твоей спальни, - сообщил Бергтор. - Очень уж беспечно ты обходишься с такой ценной вещью. Я бы на твоем месте хранил этот меч в ножнах. Сигурд лишь тупо кивнул, не в силах оторвать глаз от блестящего клинка, который насмешливо мерцал в отблесках пламени. Завтрак, который состряпала кухарка Бергтора, застревал у него в горле. Он косился на резную шкатулку, стоявшую на почетном месте, на полке, и жалел, что когда-то отыскал ее в сундуке Торарны. Залив завтрак еще несколькими кувшинами эля, дровосек пошел разгружать повозку. Сигурд было предложил ему помощь, но старик лишь косо глянул на него и сообщил, что никто, кроме него, не притронется и пальцем к его дровам, ибо не всякий дурак справится с таким трудным делом, как разгрузка дров, - и в глубоком возмущении удалился, тряся головой и что-то бормоча себе под нос. - Я передумал, - сказал Сигурд, когда Бергтор снял с полки шкатулку. - Я не хочу знать, что там внутри. Йотулл метнул на него убийственный взгляд. - Не надо, Сигурд. Хочешь ты того или нет, а шкатулку придется открыть сейчас. Не для того я тратил свое драгоценное время, подгоняя тебя и подбадривая, чтобы ты в последнюю минуту обманул мои ожидания. Ты откроешь шкатулку и примешь то, что в ней находится, - что бы это ни было. Боюсь, я тебя переоценил и ты вот-вот меня разочаруешь. Привести тебя сюда, Сигурд, было нелегко, и впереди у тебя долгий путь, но если будешь мне подчиняться, я обещаю тебе славу и процветание. Если же ты не сделаешь то, что тебе предназначено, - потерпишь крушение. Мы будем поддерживать тебя лишь до тех пор, пока ты будешь вести себя соответственно нашим замыслам. Сейчас я покажу тебе, что происходит с теми, кто становится у меня на пути! - Он извлек из сумы небольшой сверток и развернул тряпицу. Сигурд отпрянул, когда маг бросил на стол перед ним мертвую птицу - маленького сокола с запавшими глазами и скрюченными когтями. - Адиль! - сдавленно воскликнул Рольф. - Так значит, это и вправду ты убил его! Это я и подозревал. Йотулл кивнул, неотрывно глядя на Сигурда жесткими сверкающими глазами. - Да, я убил Адиля. Принесши сюда шкатулку, Сигурд, ты ввязался в опасную игру, и Адиль не первый, кто проиграл в ней свою жизнь. И не последний. Мы искали эту шкатулку много лет, дольше, чем ты живешь на свете, и когда нашли - не тратили время на добрые чувства и мягкосердечие. Ты знаешь, своими глазами видел, что произошло с Тонгуллем; а мы с Бьярнхардом убили бы и в тысячу раз больше ради содержимого этой шкатулки. Подумать только - все годы поисков между нами и ею стояли лишь ничтожная старуха и мальчишка-молокосос! Погляди еще разок на старину Адиля и подумай, есть ли у тебя еще сомнения, кому подчиняться. Сигурд гневно оттолкнул от себя мертвую птицу, даже не глянув на нее. - Так вот к чему мы пришли, Йотулл! Ты притворялся моим другом, но все, чего ты хотел, - это завладеть содержимым шкатулки. Ты ведь знаешь, что там внутри, верно? Йотулл уже больше не пытался придать своему лицу приятное выражение. - Конечно же знаю, глупец! - презрительно бросил он. - А теперь, прежде чем будет открыта шкатулка, я требую, чтобы ты принес мне клятву верности, дабы подтвердить свою покорность в будущем, - или жизнь твоя не будет стоить и ломаного гроша! - Я не стану клясться! - резко ответил Сигурд, кладя ладонь на рукоять секиры. - С какой стати я должен продавать свою свободу тебе или Бьярнхарду, если шкатулка принадлежит мне, и более никому? Бергтор, покуда Йотулл в Свартафелле, мы не станем открывать шкатулку. Он не друг мне и никогда им не был! - Он ожег Йотулла полным ненависти взглядом человека, осознавшего, что он предан. Бергтор положил на шкатулку свою тяжеловесную ладонь и озабочено поглядел на своих гостей. - Друзья мои, - сказал он, - а ну-ка, поговорим спокойней. Слишком уж серьезен этот разговор о смертях, клятвах и угрозах. Сдается мне, что вот этот юноша и впрямь имеет больше всего прав на шкатулку, а ты, колдун, пытаешься завладеть тем, что тебе по праву не принадлежит, хотя ты и много лет за ним охотился. Не по вкусу мне, чтобы в моем доме травили и изводили моего гостя, особенно когда занимается этим тот, кто объявил себя другом Бьярнхарда. Боюсь, Йотулл, что если ты и дальше будешь угрожать Сигурду, то лишишься моего гостеприимства. Йотулл перевел на Бергтора высокомерный взгляд своих горящих глаз. - Да я плевать хотел и на тебя, и на твое гостеприимство! - фыркнув, отвечал он. - Сделаешь то, что я велю, и дело с концом, а не то некому будет подковывать коней в Свартафелле! Этот спор - между мною и Сигурдом, и твое неуклюжее вмешательство здесь не к месту. Так что либо займись поисками подходящего ключа к шкатулке, либо разбей ее крышку. Мне дела нет, как ты вывернешься, но чтобы шкатулка была открыта немедленно! Бергтор снова поставил шкатулку на полку и со зловещей усмешкой скрестил руки на груди. - Дверг-кузнец может не опасаться угроз колдуна-доккальва, даже если тот когда-то и был льесальвом. Я знаю, как ты предал Хальвдана из Хравнборга, и в моем сердце не может быть приязни к предателям и убийцам. Йотулл изогнул одну бровь и поглядел на Рольфа и Миклу. - Который же из них тебе все это наплел? Ему предстоит заплатить за это собственной жизнью. - Это я все ему рассказал, - тут же воскликнул Микла. - Я долго ждал случая отомстить за себя, Йотулл, и вот дождался. С первого дня, как ты появился в Хравнборге, я знал, что ты в душе доккальв. - Рольф, позови всех из кузни! - приказал Бергтор, снимая с пояса молот. - Мы будем судить этого соглядатая за все его преступления, и светлым праздником памяти Сноуфелла будет тот день, когда мы повесим его и затопчем в трясину его протухшие останки! Йотулл поднялся, недоверчиво усмехаясь и сжимая в руке посох. - Уж не думаешь ли ты, что сумеешь одолеть полноправного чародея-доккальва? Тогда могу предостеречь тебя, что у предательства есть свои несомненные преимущества. Я знаю все заклинания и светлых, и темных альвов, и ни солнце, ни подземный мрак нисколько мне не страшны. Если твои прокопченные гномишки осмелятся хоть пальцем прикоснуться ко мне, я прикончу их на месте! Навершие его посоха вспыхнуло слепяще-белым пламенем, и маг презрительно помахал посохом перед самым носом Бергтора, едва не подпалив ему бороду. Вместо ответа Бергтор вскинул свой молот и с такой силой ударил по посоху, что пламя взорвалось жаркими багровыми искрами, а Йотулл зашатался. Огненный ореол очертил кузнечный молот и могучую руку, которая сжимала его. Бергтор шагнул вперед, знаком указывая Рольфу отправляться исполнять его повеление. - Одну мелочь ты упустил из виду, колдун! - пророкотал он низким зловещим голосом. - Дверги-кузнецы - служители самого Тора! Я главный кузнец, и у меня еще трое кузнецов-помощников, не считая троих подмастерьев. Мы ведь не только куем железо, но и кое-чем другим занимаемся! Он вытянул руку, и вдруг его ладонь наполнилась раскаленными вишнево-алыми углями, а меж пальцев брызнуло оранжевое и голубое пламя. - Сядь, колдун, и положи свой посох на стол, так, чтобы он все время был у нас перед глазами. Йотулл поколебался, оценивая, сможет ли он выстоять под ударами Силы Бергтора. Затем, все с тем же горделивым презрением, он сел и положил на стол свой посох. Вполне возможно, что на его решение повлияло и появление шестерых кузнецов, вооруженных молотами. - Дюри, - сказал Бергтор, - нам нужна цепь, способная удержать колдуна. Волшебная цепь. Найдется у тебя что-нибудь подходящее? Дюри фыркнул в обгоревшую рыжую бороду. - Есть ли у меня цепь, которая удержит колдуна? Да у меня припасена такая, что удержала бы и самого Фенрира, если б только мне пришла охота гоняться за волками. Он зашагал в кузню, чтобы отыскать нужную цепь, и Йотулл воззрился на Бергтора с ненавистью и высокомерием. - Только не думай, что это помешает Бьярнхарду добраться до шкатулки! - проворчал он. - Что до тебя, Сигурд, то по пятам за тобой все еще следует Гросс-Бьерн, да и меч твой еще не совершил двух предсказанных убийств. Проклятие не оставит тебя в покое, покуда не исполнишь того, что предначертано. Если хочешь избавиться и от морока, и от проклятья - прикажи Бергтору прогнать этих неуклюжих болванов и тотчас же открыть шкатулку! Сигурд покачал головой: - Нет, Йотулл, теперь-то я знаю тебе цену. Глупцом я буду, если еще раз доверюсь тебе. Рольф и Микла кивнули, воодушевленно блестя глазами, и Микла испустил громкий облегченный вздох. - А я уж боялся, что он никогда не прозреет! - прошептал он Рольфу. Вдруг из кузни донесся громкий крик Дюри и топот бегущих ног, сопровождаемый какой-то возней за дверью. Дверь распахнулась прежде, чем кто-либо успел открыть ее, чтобы поглядеть, что случилось, и в комнату хлынули доккальвы с обнаженными мечами. Кузнецы встретили их ударами молотов, но Бергтор удержал их повелительным криком, и они, опустив оружие, отступили. - Прежде чем сражаться, я хочу понять, с кем и за что мы сражаемся! - прогремел Бергтор, широкими шагами выходя на середину комнаты. Молот, вскинутый над его головой, был охвачен ярким пламенем. Доккальвы у двери попятились и выставили вперед острия мечей. - Кто вы такие? Какое дело привело вас ко мне? Доккальвы отвечали враждебными взглядами из-под шлемов, пятясь до тех пор, покуда между ними и Бергтором не оказался одинокий воин. Пришелец сделал несколько ковыляющих шагов вперед, и пламя Бергторова молота осветило его черты. - Это Бьярнхард! - воскликнул Сигурд и, пытаясь скрыть испуг, добавил: - Берсерк! Бьярнхард, зловеще ухмыляясь, повернулся к нему: - А, это ты, Сигурд? Я должен был догадаться, что ты первый меня узнаешь. Что случилось? Почему все эти великаны торчат здесь с таким мрачным и злобным видом, если их ждет работа в кузне? Йотулл вскочил: - С радостью тебе объясню, Бьярнхард! Они объявили меня своим пленником и имели наглость пригрозить, что будут судить меня за то, что я предал Хальвдана. Сигурд отказывается помогать нам и не желает, чтобы Бергтор открыл шкатулку. Если бы ты поменьше мешкал, добираясь сюда, верно, удалось бы избежать кровопролития, но теперь, сдается мне, у нас нет иного выхода, как только перебить их всех. Во всяком случае, в будущем это избавит нас от многих хлопот. - И он окинул Сигурда, Рольфа и Миклу взглядом, полным холодного злорадства. Бергтор помотал головой, точно разъяренный медведь. - Если только вы посмеете тронуть кого-то из этих троих, я клянусь, что никто и никогда не откроет эту шкатулку, избежав проклятий и поветрий, которые опустошат все земли на сотни лет! - Нет-нет, в этом нет нужды! - взволнованно проговорил Бьярнхард, ковыляя поближе к Бергтору. - Давайте же присядем и спокойно обсудим это дело, как пристало разумным мужчинам! Позволь я объясню тебе, почему ты должен открыть для нас эту шкатулку... - Я открою ее только для Сигурда! - объявил Бергтор, скрестив руки на груди и отвернувшись от Бьярнхарда; молот, однако, он все еще сжимал в кулаке. - Да будет тебе, - не отступал Бьярнхард, - разве ты, как и мы, не понимаешь, что Сигурд в этой игре уже не в счет? Его все равно что нет на свете, и то же самое, кстати, будет и с тобой, если ты не станешь следовать всем известному правилу: слабейшие должны подчиняться повелениям сильнейших, если хотят сохранить свою шкуру в целости и сохранности! Речь уже не только о тебе, но и о прочих кузнецах. Подумай, сколько познаний и искусности исчезнет из мира, если все они бессмысленно погибнут в стычке! - Бессмысленно они не погибнут, - хладнокровно отвечал Бергтор. - Прежде чем умереть, я хотя бы успею размозжить твою башку, и тогда в Свинхагахалле будет править Йотулл, если ему, конечно, удастся уцелеть, а нет - так найдется другой негодяй, помельче. Но запомни - даже если все мы до единого сейчас погибнем, мое проклятие все равно дождется того, кто когда-нибудь отыщет шкатулку. - Значит, вот ты как решил? - допытывался Бьярнхард. - Бессмысленная бойня, в которой никто не выиграет и все проиграют? - Твой проигрыш - мой выигрыш! - прорычал Бергтор, без малейшего усилия взмахнув молотом. - Если ты издохнешь, мир избавится от гнусного пакостника, а если умру я, найдутся еще кузнецы, которые займут мое место в Свартафелле. Бьярнхард покачал головой: - Ты, друг мой, играешь не по правилам. В этой игре мы непременно должны так или иначе прийти к соглашению. Быть может, я должен заплатить тебе золотом, чтобы ты согласился открыть шкатулку? Что ты на это скажешь? - Скажу, что это шкатулка Сигурда, так что лучше отдай свое золото ему, если уж тебе так не терпится пристроить свое богатство, - отвечал кузнец. Бьярнхард обратил свою лисью ухмылку к Сигурду: - Ну, старый мой дружок, ты, верно, уже понял, что проиграл так или иначе, так почему бы тебе не перестать упрямиться и не велеть открыть шкатулку? Так, быть может, ты спасешь свою жизнь. Я ведь не стану возражать против того, чтобы тебя отпустили подобру-поздорову, только держись подальше от Йотулла. Ты ведь понимаешь, что дальше сопротивляться бессмысленно? Подумай, Сигурд, ведь мы с тобой всегда были добрыми друзьями! Поверь мне еще раз - я советую тебе открыть для нас шкатулку и уж позабочусь, чтобы с тобой ничего дурного не приключилось. Он уверено усмехнулся и быстро, украдкой глянул в сторону Йотулла. Сигурд стоял молча, колеблясь. Он поглядел на окаменевшие от страха лица Рольфа и Миклы, которые напряженно ожидали его ответа. - Прежде чем я скажу "да" или "нет", - медленно заговорил он, неотрывно глядя на Бьярнхарда, - я хочу разузнать побольше об этой шкатулке. Что ты знаешь о ней, Бьярнхард, - если не упоминать того, что внутри? Хромой ярл пожал плечами: - История как история, но я тебе ее расскажу, - пусть время потеряем, да зато успеешь поразмыслить, что к чему. Шкатулка была сработана вот этим мрачным типом, Бергтором, для одного весьма известного ярла, который имел несчастье жениться на женщине из рода скиплингов, - не иначе как ее красота усыпила его обычную бдительность, а то бы он прежде подумал, как ослабит его эта женщина. Ради нее он отказался от войны с врагами, к которым, вне всякого сомнения, отношусь и я. Она даже отняла у него половину его Силы и замкнула ее в некоей шкатулке - для верности, чтобы ее супруг не вернулся к столь нелюбезному ей ремеслу воина. Как это ни странно, ярл согласился, что будет хранить и защищать свои владения, вместо того чтобы отвоевывать новые земли павшего Сноуфелла. Благородно, ничего не скажешь, однако весьма глупо. Как-то вечером, когда ярл находился в отъезде, шайка доккальвов напала на его дом и сожгла его до основания со всеми, кто был внутри... то есть, как потом выяснилось, не со всеми. Мать этой женщины - в своем роде истинная ведьма, которая докучала молодым с первого дня их брака, по слухам, сумела спастись из огня с младенцем, сыном ярла, и с этой самой шкатулкой - с ее стороны весьма осмотрительный поступок, но нам он принес немало волнений, поскольку она тотчас же вернулась в мир скиплингов и успешно затерялась из виду на двадцать с лишним лет. Тем не менее в прошедшем году мы ее наконец нашли. Как видишь, довольно скучная история; или все же прикажешь мне продолжать? Собственно, у истории самого ярла конец весьма и весьма прелюбопытный. Сигурд слушал Бьярнхарда, и его бросало то в жар, то в холод, когда он осознавал, насколько эта история совпадает с его собственной жизнью. Украдкой он вцепился пальцами в край стола, сопротивляясь неистовым порывам, которые, казалось, вот-вот овладеют им. - Нет, довольно и этого! Бергтор, я желаю, чтобы ты открыл шкатулку. - Сейчас? Сейчас, когда эти волки только и ждут, чтобы отнять у тебя знак твоего первородства, едва лишь увидят его? Сигурд мельком глянул на Рольфа и Миклу, которые смотрели на него с отчаянием и немой мольбой. - Да, Бергтор, - твердо сказал он, - я готов поступить так, как они хотят... и как заслуживают. Пожалуйста, делай, как я говорю! Йотулл и Бьярнхард обменялись торжествующими взглядами, и все доккальвы, напряженно следившие за этой сценой, успокоились, перестали угрожающе хмуриться и даже оперлись о мечи, словно решив, что оружие им больше не понадобится. Бергтор посмотрел на Сигурда с невыразимой мукой, затем медленно снял с полки шкатулку и поставил на стол, каждым своим движением выражая сильнейшее разочарование и уныние. Укоризненно поглядывая на Сигурда, он запустил руку в кошель, привешенный к поясу, извлек оттуда массивное кольцо, унизанное ключами, и нехотя начал перебирать их один за другим. Наконец он выбрал один ключ и попытался вставить его в замок шкатулки, но ключ не подошел. Все ключи представляли собой плоские кусочки металла с двумя дырочками, которые должны были совпасть с устройством замка шкатулки. Огромные искусные пальцы Бергтора двигались со всей медлительностью и неуклюжестью, на какие он мог осмелиться, а Бьярнхард и Йотулл из-за его спины жадно следили за поисками. Наконец Бергтор не мог уже дольше оттягивать минуту, когда будет найден нужный ключ. Он вставил ключ в замок и до упора продвинул его в прорезь - раздался щелчок, означавший, что замок открыт. Бьярнхард потянулся было к шкатулке, но Бергтор, не касаясь крышки, толкнул шкатулку через стол к Сигурду. Сигурд тотчас прикрыл шкатулку обеими ладонями и пристально, жестко поглядел на Бьярнхарда и Йотулла. - В твоем рассказе, Бьярнхард, недостает одной подробности, - негромко проговорил он. - Как звали того злосчастного ярла, чей дом и семью ты так бессмысленно уничтожил? Бьярнхард широко ухмыльнулся и в притворном удивлении отступил. - Как, неужели ты еще не угадал? То был Хальвдан из Хравнборга, твой отец, которого ты убил своей же собственной рукой! Все, кто был в комнате, застыли от изумления, а затем повернулись друг к другу, чтобы выразить в невнятных возгласах свое отношение к такой поразительной новости. В этот миг Сигурд рывком распахнул шкатулку, схватил ее содержимое и через всю комнату прыгнул к полке, на которую он прежде положил проклятый меч. Дыхание у него перехватило так сильно, что он едва не задохнулся, когда натягивал на руку черную перчатку, пару к той, которую Хальвдан носил за поясом и которой усмирял Йотулла и Гросс-Бьерна. Тотчас же он ощутил ее мощь, а когда схватился за меч Бьярнхарда, раздалось шипение, словно раскаленный металл швырнули в воду. Со страшным, отчаянным криком, в котором слились все его многолетние мечты об отце и родовом имени, Сигурд прыгнул через стол и столкнулся с ледяной молнией Йотулла, которая рассыпалась в крошево, не причинив ему вреда, - так ломаются стрелы о стальной доспех. Ледяная молния ни на миг не задержала Сигурда; еще прыжок - и он оказался лицом к лицу с Йотуллом, безмерно изумленным Йотуллом, - последнее, что успел сказать колдун, было первое слово заклинания бегства, а последнее, что он видел, была вновь увидевшая свет перчатка Хальвдана на руке, которая сжимала меч, обагренный его кровью. Смертельно раненный, Йотулл рухнул, придавив собой Бьярнхарда. Хромой ярл делал отчаянные попытки выбраться из-под обмякшего тела Йотулла прежде, чем Сигурд до него доберется. Доккальвы, оцепеневшие от неожиданности, ринулись было в бой, но кузнецы тотчас их остановили молотами и огнем. Сигурд едва не срубил Бьярнхарда, но тот успел скрыться за спинами своих доккальвов, которые проворно подхватили своего ярла и со всех ног бросились наутек от грозной перчатки и не менее грозного меча, который косил, как траву, всякого безумца, который осмеливался заступить дорогу Сигурду. Два-три отважных доккальва, которые пытались сражаться с обезумевшим от гнева Сигурдом, сумели все же задержать его настолько, чтобы дать Бьярнхарду и своим сотоварищам добежать до коней. Беглецы ускакали в ночь, потеряв немало воинов и свою всегдашнюю заносчивость. Сигурд взял бы одного из мышастых жеребцов и помчался следом, однако Бергтор повелел запереть все наружные двери. - Пускай себе трусы уносят ноги, Сигурд. Ты ведь и так знаешь, где отыскать Бьярнхарда, если он вдруг тебе понадобится. Нас слишком мало, чтобы нагнать их, и вдобавок они могли бы навредить тебе заклятием. Ну же, остынь - ты ведь заполучил Йотулла, пусть хоть это будет тебе каким-никаким, а утешением. Сигурд соскользнул со спины мышастого жеребца, все еще сжимая меч, который не дважды и не трижды исполнил предназначенное ему количество убийств. Он побрел в кузню, где под слоем пепла все еще краснели раскаленные угли. Швырнув меч на угли, Сигурд сделал одному из подмастерьев знак стать к мехам. Затем он обернулся к озадаченному и ошеломленному Бергтору и проговорил: - Нет мне утешения. Вот этим мечом я убил собственного отца. Бергтор глядел на него с безграничной грустью, но не мог найти ни единого слова. Молчали и Рольф и Микла, от души сострадая ужасу положения, в котором оказался Сигурд. - Расплавь этот меч, - приказал Сигурд напряженным, но ровным голосом. - Позаботься о том, чтобы ни единая его частица не попала больше в руки смертных, или же злосчастье будет преследовать всякого, кто когда-нибудь захочет владеть этим клинком. Бергтор сурово кивнул: - Мне известна глубочайшая расселина, которая доходит до самых огней и расплавленного камня Муспелльхейма. Никто и никогда не сумеет поднять наверх металл, который я брошу в эту расселину. Сигурд ответил безучастным кивком. Он не сводил глаз с перчатки, которая все еще облегала его руку, и вдруг ощутил в груди пустоту - это улетучились безмерный гнев и отчаяние. Теперь он испытывал совсем иной гнев, и тот касался его одного. Сигурд медленно стянул с руки перчатку и бросил ее на захламленную рабочую скамью Бергтора. Он так обессилел, что даже не стал смотреть, как выволакивают прочь убитых им врагов. Тяжело опустившись на низкий табурет, он вяло смотрел, как искусные руки Бергтора раскаляют и гнут проклятый меч, ударами молота сбивая его в бесформенную массу. - Завтра я отнесу его к той самой расселине и избавлюсь от него окончательно, - проговорил Бергтор, который от жары обливался потом, но как будто даже повеселел. - Уф, ничто так не поднимает дух, как добрая работа! Я бы, пожалуй, чего-нибудь съел и выпил, а ты как, Рольф? Микла, Сигурд! Что вы на это скажете? Рольф и Микла тотчас воодушевленно с ним согласились, но Сигурд покачал головой: - Делайте, что хотите. Я бы просто посидел здесь, поглядел на угли в горне... а потом, пожалуй, можно и спать. - И то верно, час поздний, - согласился Бергтор. - Я бы и сам не прочь посидеть немного возле горна. Я всегда считал, что лучше места для отдыха после дня работы не найти, - сидишь себе у наковальни и смотришь, как в сумраке краснеют угли. Прикажу-ка я кухарке приготовить нам ужин, и мы съедим его прямо здесь. Сигурд лишь пожал плечами, даже не глянув на него. Рольф и Микла съели свой ужин, и мирное тепло от горна скоро положило конец их бессвязной болтовне, окончательно их убаюкав. Наконец и Бергтор тоже начал клевать носом. Он долго боролся с дремотой, но после сдался и отправился на покой. Спал он крепко, и снились ему недобрые сны; проснулся он внезапно, ощутив знобящий холодок сквозняка. Бергтор вскинулся, громко фыркнув, и подозрительно огляделся, решив было, что ему просто что-то привиделось во сне. Затем он вскочил и принялся расталкивать Рольфа и Миклу. - Поднимайтесь живо и выходите наружу! - приказал он и на всякий случай растолкал еще двоих подмастерьев. - Сигурд оставил здесь шкатулку и перчатку, а сам ушел. 18 Первое, что пришло в голову Сигурду, - отыскать Гросс-Бьерна и позволить ему завершить дело, ради которого его и сотворил Бьярнхард. Морок-то отыскался сам, стоило лишь Сигурду покинуть безопасные стены свартафеллской кузни, однако Сила Сигурда и на сей раз вмешалась и отогнала Гросс-Бьерна помимо воли своего господина. К тому же тварь за последнее время стала осторожной, а стремительное бегство Бьярнхарда и его доккальвов порядком испугало Гросс-Бьерна. После нескольких быстрых наскоков на Сигурда, которые были совершены больше для виду, чем с действительным намерением убить, морок бежал на безопасное расстояние. На этом расстоянии и держался Гросс-Бьерн во все последующие дни скитаний Сигурда, однако ни разу не упустил скиплинга из виду - может, надеялся, что Сила Сигурда ослабнет или потеряет бдительность. Подозревая, что друзья из лучших побуждений будут разыскивать его, Сигурд выбрал самую пустынную и опасную местность в Двергарриге, чтобы укрыться там ото всех. Днями он бродил, охотясь за мелкой дичью, поскольку обнаружил, с немалым отвращением к себе самому, что у него недостает даже силы воли, дабы уморить себя голодной смертью, а ночами отбивал охотничьи нападения голодных троллей. К тому времени, когда снова наступила зима, Сигурд одичал и бешеным нравом мог сравниться с троллями, которые неизменно охотились за ним - но уже не пропитания ради, а чтобы уничтожить соперника. Ко времени зимнего солнцестояния Сигурд сдался и позволил первобытному стремлению выжить окончательно одержать верх над ненавистью к себе, которую он испытывал из-за убийства Хальвдана. В суровых горах пропитания было в обрез, а потому тролли перенесли свои охотничьи угодья поближе к доккальвийским поселениям на равнинах. За ними последовал и Сигурд, поскольку поддерживал свое существование тем, что нападал на троллей и отнимал у них уже награбленное. Он не испытывал никаких угрызений совести, поедая баранину, принадлежавшую тем самым доккальвам-хуторянам, которые так безжалостно гнали прочь его и его друзей, когда они впервые шли по этому пути в Свартафелл. Тролли относились к нему с почти сверхъестественным ужасом, и этот трепет еще усиливался от бешеных выходок Гросс-Бьерна, особенно когда мороку удалось попробовать на зуб жесткую шкуру одного-двух троллей. Потеряв таким образом примерно дюжину собратьев, тролли стали относится к Гросс-Бьерну как к воплощенному божеству истребления теплокровных - действия, которое неизменно встречало у троллей поддержку и восхищение, даже когда они сами и становились его жертвами. Когда воцарилась сумрачная и холодная зима, а самая доступная дичь давно уже была переловлена и съедена, Сигурд и тролли начали равно страдать от постоянного голода. Поскольку пищи было совсем в обрез, а дичи и вовсе не осталось, тролли принялись охотиться на Сигурда. Эти сражения неизменно снабжали и охотников, и добычу изрядным количеством жареной тролльчатины, пищи грубой, но сытной, которой должно было бы хватить до конца зимы, покуда Сигурд оставался в силах защищать себя секирой Хальвдана, а зубы Гросс-Бьерна вкупе с копытами превращали нападавших в груды безжизненной плоти. Наконец случилось так, что Сигурд сумел прикончить вожака троллей, косматого гиганта с обгрызенными ушами и одним глазом - второй был потерян в недавней схватке с неутомимым Гросс-Бьерном. Сигурд давно уже нуждался в добротном и теплом плаще, а потому он без особых церемоний аккуратно освежевал покойного вожака и набросил его шкуру себе на плечи - под внимательными взглядами уцелевших троллей, которые наблюдали за всей этой сценой с безопасного расстояния. Затем, не забывая оглядываться, Сигурд укрылся в скальной расселине и оттуда смотрел, как тролли деловито нарезают из погибшего соплеменника ломти мяса, портя при этом вдвое больше продукта. Когда был разведен костер и мясо более-менее поджарилось, Сигурду, к его немалому изумлению, предложили мир, а заодно и солидный ломоть жареного мяса, которое, как и ожидал Сигурд, оказалось жестким и безвкусным. Троллей в шайке осталось так мало, что даже им стало ясно: надо что-то делать, иначе никто из них не доживет до весны. Троллям всего-то и требовался умный вожак, чтобы под его водительством совершать успешные набеги на владения доккальвов, живших на равнинах. Сигурд мгновение подумал - и согласился возглавить шайку. Весь остаток зимы Сигурд и его тролли наводили ужас на равнинные поселения, щадя только усадьбы мятежных льесальвов. Тролли нагуливали жирок и пополняли шайку все новыми охотниками, а Сигурд получал все большее удовольствие, терзая грабительскими набегами доккальвов. Все чаще вспоминал он о Бьярнхарде, засевшем в Свинхагахалле, и уже начинал прикидывать, удастся ли ему следующей зимой увести свою шайку дальше на запад. Доккальвы не желали смиряться с таким бессовестным грабежом. Они расставляли многочисленные ловушки и устраивали охотничьи рейды. Шли слухи о человеке, который предводительствует троллями, и слухи эти дали пишу множеству побасенок, в высшей степени жутких и насквозь лживых. Сам Бьярнхард назначил награду за поимку вожака троллей, но награду эту так никто и не получил, чего нельзя сказать о карах, обещанных хромым ярлом после того, как стало ясно, что человека-тролля так и не могут изловить. Доккальвы становились все бдительнее, и это могло бы стать немалой помехой для шайки, однако зима катилась к концу, и горы снова закишели дичью, и троллям было чем набить брюхо в перерывах между набегами на доккальвийские усадьбы. Сигурд тщательно обдумывал планы своих грабительских походов и ухитрялся нападать именно тогда, когда большая часть доккальвов охотилась за ним же где-то в другом месте, а защищать их скот и овец было почти что и некому. Удача изменила Сигурду в одну весеннюю ночь, когда его шайка наткнулась на охотников, залегших в засаде на скалах над обычной тролличьей тропой. Ливень стрел и копий обрушился на троллей, и одна стрела ранила Сигурда в ногу. Он не мог отступать наравне с удирающими троллями, и они, как то водится у тролличьего племени, без малейших сожалений покинули Сигурда на произвол судьбы, едва убедившись, что он стал им бесполезен, - чары умного и непобедимого вожака тотчас развеялись в прах. Оставшись один, Сигурд кое-как перетянул рану остатками изорванной рубахи и из последних сил заковылял вниз по ущелью, прочь от своих преследователей. Когда рассвело, он укрылся у небольшого водопада, чтобы перевести дух. Лежа в надежном своем укрытии, Сигурд дал волю мыслям, и они беспорядочно метались от одной совершенной им глупости к другой, выхватывая из памяти знакомые лица. Думал он и о том, уж не пришел ли на самом деле конец, которого он так страстно желал когда-то. Гросс-Бьерн бродил поблизости, поглядывая на Сигурда и с непоколебимым терпением дожидаясь той минуты, когда его жертва окончательно ослабнет. Сигурд смотрел на морока и вспоминал о Бьярнхарде и об отмщении, которое тот несомненно заслужил. С грустью думал он о Микле и Рольфе - и как же это он не мог понять с самого начала, что именно они, а не Йотулл и Бьярнхард, и есть его истинные друзья! И с еще горшей скорбью вспоминал Сигурд своего отца Хальвдана, а также Ранхильд, которую он ныне потерял навеки из-за собственной слепой и неумной гордыни. Беспомощный и бессильный, лежал он, истекая кровью, в ущелье, меж безжалостных валунов, и думал, что предал в своей жизни всех, кому должен был бы доверять, что позволял своим врагам льстить себе и с небывалой легкостью обводить себя вокруг пальца. Что же, испустить дух в жалком одиночестве, подобно раненому троллю, - именно такой конец он и заслужил, и если мстительные доккальвы отыщут его еще живым - тем лучше. К ночи Сигурду стало совсем худо, и он едва осознавал, что с ним творится. То ему чудилось, что он опять в Хравнборге, то - что он вернулся в дом своей бабушки в Тонгулле. Однако чудилось Сигурду, что рядом с ним не Торарна, а Ранхильд. Он все еще хранил тетиву, сплетенную из ее волос, подаренное ею колечко и алый камешек, хотя и порывался много раз выбросить все это прочь. На мгновение приходя в себя, Сигурд видел, как будто бы Ранхильд склоняется над ним, - но ее лицо тут же превращалось в косматую физиономию тролля. Затем он решил, что враги, должно быть, отыскали его и теперь везут на суд и расправу, перекинув, точно полупустой мешок, через спину мохнатого конька, мерно трусящего по каменистому дну ущелья. Последняя внятная мысль Сигурда была о том, какие странные у этого коня ноги - огромные, косматые, с кривыми черными когтями вместо копыт. Придя в себя, Сигурд с немалым удивлением обнаружил, что как будто все еще жив. Осознав это, он решил, что прежде всего надо бы разобраться, где же он находится и кто доставил его сюда. В отсветах низкого пламени он разглядел десятки смеющихся физиономий, которые, корча гримасы, глядели на него из темноты, и ужас охватил Сигурда, пока он не понял, что это всего лишь фигурки, вырезанные из дерева или камня. Какое-то воспоминание ворочалось в его обессиленном мозгу, но он никак не мог заставить себя вспомнить, в чем дело. Затем он увидел груду пестрых вытертых шкур, которая едва заметно шевельнулась. Длинная шерстистая лапа выпросталась из груды шкур, чтобы помешать содержимое закопченного котелка, висевшего над огнем очага. Да это же тролль, изумленно сказал себе Сигурд, - уж не решились ли все-таки тролли из его шайки вернуться за своим раненым вожаком? Однако у его троллей не могло быть ни такого уютного убежища с очагом и вырубленными в каменных стенах нишами, ни тем более такой роскошной кровати, как та, в которой он лежал, - не кровать, а царственное ложе, с резными столбиками по всем четырем углам и грубым, но чистым бельем. - Гриснир! - наконец осенило Сигурда. Решение этой загадки истощило все его силы, и он вновь осел на ложе со счастливым и облегченным вздохом. Гриснир, шаркая, подошел к кровати и приложил косматую лапу ко лбу Сигурда. - Горячка прошла, - объявил он. - И ты признал меня - впервые за все время. Похоже на то, что эта отравленная доккальвийская стрела все же не сумела сделать свое лиходейское дело. Сигурд открыл глаза и не мог удержаться, чтобы не ответить на жутковатую гримасу, которая у старого тролля означала довольную ухмылку. Трудно было найти более уродливое и милое зрелище, чем морщинистая физиономия Гриснира с двумя рядами радостно оскаленных зубов. - Ох, Гриснир, ты мне, должно быть, снишься! - со вздохом проговорил Сигурд, от всего сердца сожалея, что чувствует себя таким слабым. - Как поживает твоя нога? - Плохо гнется, хромает, а в сырую погоду ноет так, точно голодный медведь запустил в нее свои зубы, - тотчас ответил Гриснир. - Впрочем, не жалуюсь. В конце концов, я остался в живых и теперь могу отплатить тебе добром за то, что ты когда-то спас одного старого тролля. Теперь моя очередь тебя спасать, и ты представить себе не можешь, что это за удовольствие! Похоже, в этом ущелье плохо пришлось не только моей ноге, - добавил Гриснир, вежливо намекая, что хотел бы узнать побольше о том, как именно Сигурд получил свою рану. Мимолетная радость Сигурда тотчас испарилась. - Боюсь, Гриснир, то, что ты сделал, не принесет добра ни мне, ни кому-то другому. Если только обитатели долины обнаружат, что ты спас жизнь человеку-троллю, которого все ненавидят, то выследят тебя, изловят и пригвоздят твою старую шкуру к стене амбара! Гриснир только шире заухмылялся и потер мохнатые лапы, выражая крайнее удовольствие. - Так значит, ты и есть тот самый человек-тролль, который устроил такой переполох среди доккальвов? Большей радости ты не мог мне доставить! - Погоди, дай договорить! Я стал вести жизнь тролля из-за ужасного деяния, которое я, пока жив, не смогу себе простить. Это тяжкая ноша, Гриснир. Я убил своего отца. Я послужил неразумным орудием в руках его злейших врагов. Когда я умру, мне не будет жаль себя, да и никто другой меня не пожалеет. Сигурд смолк и уставился в потолок, не желая видеть, как радость на лице Гриснира сменится презрением. Старый тролль некоторое время молчал, задумчиво ковыряя в ухе грязным когтем. - Время от времени мне слышатся голоса, - пробормотал он в крайнем волнении. - Голоса привели меня к тебе той ночью, когда я отыскал тебя в ущелье, и с тех пор они не дают мне покоя. Микла, Рольф, Ранхильд - вот имена тех, кто зовет тебя днем и ночью. Кто они, Сигурд, твои враги? Если это так, одно лишь твое слово - и я готов погибнуть, защищая тебя. Это верно, ты совершил ужасное и горестное деяние, однако я никогда не отвернусь от тебя. Ты и так довольно скорбишь, и я не стану прибавлять новой тяжести к твоему бремени. Оставайся здесь, у меня, столько, сколько пожелаешь, - даже навсегда, если захочешь. Сигурд не сомневался в искренности старого тролля. - Гриснир, - сказал он, - ведь я тебе только в тягость. Я и самому себе в тягость, как же это получается, что ты так добр ко мне? Гриснир пожал плечами и, на миг задумавшись, поднял глаза к потолку. - Покуда ты жив, часть моего сердца принадлежит тебе, и что бы ты ни сделал, я твой друг. Так что же - хочешь изведем этих троих, которые так настойчиво зовут тебя? Только скажи! Сигурд, выбившись из сил, снова прикрыл глаза. - Нет, Гриснир, - прошептал он, - ведь это мои друзья! Истинные друзья, как и ты. И я все-таки думаю, что лучше бы вы все предоставили меня моей судьбе, какова бы она ни была, - жить одичалым троллем, бесславно погибнуть... или что там еще я заслужил. Гриснир встрепенулся: - Ну уж нет, этого никак нельзя допустить! Я вижу, ты сильно устал, так что советую тебе выспаться. Твои друзья все-таки нескоро разыщут тебя, а к тому времени, когда это случится, хорошо бы тебе выздороветь и окрепнуть. Сигурд послушно закрыл глаза. - Гриснир... - пробормотал он. - Я хочу остаться здесь насовсем. Я не хочу возвращаться к ним. - Ну так никто тебя и не гонит... - успокаивающе отвечал Гриснир и на цыпочках вернулся к очагу, где в закопченном котелке закипало, брызгая на огонь, какое-то варево. Миновали последние зимние дни, и весна уже вступила в свои права, когда Сигурд наконец почувствовал, что прежняя сила вернулась к нему. Резные фигурки, которые так забавляли его в дни болезни, окончательно ему опостылели, когда солнце уже прочно обосновалось в небесах. Он понимал, что должен остерегаться, как бы не попасть на глаза тем, кто все еще питал ненависть к человеку-троллю, однако никакая сила не могла в теплый солнечный день удержать его в темной и тесной пещере. - Похоже, мое жилище становится для тебя тесновато, - заметил как-то Гриснир, глубокомысленно наморщив большой лоб. - Скоро, очень скоро твои друзья наконец услышат твой зов. Сигурд помотал головой - на душе у него все еще было неспокойно. - Не знаю, как я смогу и в глаза им посмотреть, - пробормотал он, в глубине души отлично сознавая, что не сможет прятаться до конца жизни в пещере тролля. - Прошлой ночью я видел еще одного твоего приятеля, - задумчиво продолжал Гриснир. - Морок, которого наслали на тебя Бьярнхард и Йотулл, знает, что ты жив, и ждет тебя. Когда-нибудь, Сигурд, тебе все равно придется как-то с ним управиться. - Да знаю, - пробормотал Сигурд, - знаю. Гриснир, неужели тебе и вправду так уж хочется от меня избавиться? Я понимаю, ты привык к одиночеству... Гриснир громко фыркнул, обрывая его: - Избавиться! Надо же, до чего додумался! Я же говорил - можешь оставаться здесь навсегда, если только захочешь. Только я ведь ясно вижу, что ты все чаще стал поглядывать по сторонам, да и сам ты знаешь, что предназначен для более важных дел, чем заживо хоронить себя в подземной конуре! Сигурд вздохнул и криво усмехнулся. - Ладно, - проговорил он, сердечно похлопав старого тролля по спине, - я же знаю, что ты скажешь, что путешествие только пойдет мне на пользу, что я буду счастливей в пути, а ты хочешь только одного - чтобы мне было хорошо. - Да как же ты догадался? - воскликнул Гриснир. - Слово в слово я так и хотел сказать! - Может быть, обострились мои способности, - подмигнул ему Сигурд, - а впрочем, нельзя ведь жить в одной пещере с троллем и не вести с ним самое близкое знакомство! Все это время Гриснир обучал Сигурда управлять своей врожденной Силой, и с наступлением весны Сигурд одним напряжением мысли мог творить такие чудеса, которые и не снились ему год назад. Гриснир заверил его, что еще немного обучения - и он будет таким же альвом, как всякий чистокровный альв, благодаря врожденной мощи, которую унаследовал он от своего отца Хальвдана. Теперь Сигурд знал, как призвать Рольфа и Миклу, а Гриснир научил его слышать их мысленные призывы. К своему удивлению, чаще всего Сигурд слышал Ранхильд, особенно когда прикасался к ее колечку или к тетиве, сплетенной из ее волос; и именно Ранхильд послал он свой первый зов через неизведанные просторы магии мысли. Затем он воззвал к Микле и Рольфу - их зов был сильнее и часто смешивался с неведомо чьим призывом, быть может кузнеца Бергтора, который все еще разыскивал Сигурда. - Они приближаются, - объявил Гриснир однажды вечером, когда они сидели на пороге пещеры, глядя, как темнота спускается на вершины гор. - Я тоже чувствую, - отозвался Сигурд, куда больше волнуясь и радуясь, чем он сам ожидал. - Интересно, так ли им обрадуется Гросс-Бьерн, - лукаво заметил Гриснир. - Я подозреваю, что твои друзья несут с собой кое-что весьма для него любопытное. С минуту они оба разглядывали морока, который восседал на вершине холма, разумно держась подальше от Силы Сигурда. Гросс-Бьерн больше не пытался запугивать их проявлениями дерзостной силы. Он шнырял вокруг Гриснирсфелла, отощавший и одичавший, ища случая прибегнуть к очередной хитроумной уловке. Пока Сигурд болел, морок пытался проникнуть в пещеру под самыми разными личинами, однако ни разу не сумел обмануть Гриснира. Гросс-Бьерн больше не тратил силы в бессмысленных приступах ярости - он делал все, чтобы добраться до Сигурда. Прежде он превращался в полдюжины волков или иных хищников, однако в последнее время более хитро менял свой облик. Один раз он прополз под дверью в виде пучка соломы, но Сигурд тотчас же швырнул незваного гостя в огонь, и морок долго выл в трубе, состязаясь с оглушительным ревом ветра. Морок превратился в яростную бурю, которая захватила Сигурда в миле от пещеры, и пришлось ему часа два прятаться под скалой, поклон не догадался, как отогнать морока с помощью своей Силы. Неудивительно, что Гросс-Бьерн все больше впадал в уныние и в отчаянии опустился до дешевых фокусов, которые только смешили Сигурда и Гриснира. Морок из кожи лез, чтобы задержать появление Миклы и Рольфа, устраивал дожди, наводнения, снежные бури - и все же пришел день, когда путники подошли к пещере и громко застучали в дверь. Сигурд поспешил им открыть, и гости с хохотом ввалились в пещеру, едва не прикончив его тумаками, щипками и медвежьими объятиями, - так им хотелось убедиться, что Сигурд им не снится. Гриснир торопливо запер дверь - приближалась метель - и посоветовал им поберечься: снять поскорее промокшие плащи и сапоги и просушиться у очага, пока не будет готов ужин. Когда общий галдеж немного утих, Рольф воскликнул: - Ох, Сигурд, глазам своим не верю - неужели это ты? У тебя в бороде две седые пряди, точно ты старик, да к тому же ты хромаешь. Что же такое с тобой стряслось, если ты сумел состариться буквально на глазах? - Зима в этом году выдалась долгая и тяжелая, - отвечал Сигурд, улыбнувшись при мысли, как бы у Рольфа полезли на лоб глаза, если б рассказать ему, как он, Сигурд, предводительствовал шайкой троллей. - Что ж, тяжелые времена закончились, - объявил Микла со всегдашней своей серьезностью и желанием выражаться так, чтобы все его поняли. - Никто не винит тебя, Сигурд, за то, что случилось в Свинхагахалле. Ты ведь ничего поделать не мог. Если б только ты объяснил все воинам Хравнборга, они непременно простили бы тебя и только питали бы еще большую ненависть к Бьярнхарду. Поверь мне, Сигурд, надо тебе вернуться в родные места, а не скрывать свой стыд и позор среди чужих. Казалось, он готовился к спору, однако Сигурд, неожиданно для него, ответил: - Конечно же, Микла, ты прав. Ты и всегда был прав. Я уже давно думаю, что должен бы встретиться лицом к лицу с воинами Хравнборга и принять приговор, который они мне вынесут. Но все-таки прежде мне надо сделать еще кое-что... Рольф, ты ведь прихватил с собой мою шкатулку с перчаткой? Глаза Рольфа заискрились. - Само собой! Ты хочешь, Сигурд, объявить о своем праве на перчатку? Взгляд Сигурда был прикован к шкатулке, которую Рольф вынул из своего седельного мешка. - Я буду смиренным ее слугой, - отвечал он, - и позволю ей направлять меня на добрые дела по ее разумению. Трудно все же Надеяться, что в Хравнборге с нетерпением ожидают моего возвращения... однако мне в голову пришла мысль, которая наверняка склонит их на мою сторону. Завтра ночью, если все пойдет как надо, я начну наконец готовить свою месть Бьярнхарду. Ночь выдалась тихая и мирная, серебристые облака, затянувшие небо, отражали звездный свет, и в этом мягком сиянии все было видно как на ладони. Гросс-Бьерн, восседавший на утесе над пещерой Гриснира, презрительным фырканьем приветствовал появление своих врагов. Сигурд вытащил из-за пояса перчатку и натянул ее на руку, затем предупредил друзей, чтобы они держались на безопасном расстоянии, и поднялся на пригорок на другой стороне ущелья; Гросс-Бьерн глухо и подозрительно рычал, с интересом наблюдая за его действиями. - Гросс-Бьерн, я вызываю тебя и твоих создателей на поединок! - прокричал Сигурд. - Ты и Бьярнхард - трусливые малодушные твари. Если есть у тебя хоть что-нибудь вроде чести, спускайся со своего насеста и сразись со мной. Если же ты откажешься, я всему Скарпсею расскажу, какое ты ничтожество - куча старых костей и шерсти, да еще три пустые головы, которые только и могут что глотку драть! Давай, морок, пошевеливайся - или, может, ты боишься меня? Гросс-Бьерн в ответ яростно зарычал и замолотил копытами по кремнистой земле, с таким бешенством тряся всеми тремя головами, что их гривы извивались, точно змеи. Синий огонь полыхнул в его глазах, очертил его бледным сиянием. Чудище взвилось на дыбы, отвечая на вызов Сигурда рычанием, ревом и лязганьем своих смертоносных клыков. Затем морок ринулся на Сигурда вниз по каменистому склону, вытянув все три шеи, оскалив клыки и с убийственной яростью грохоча по камням копытами. В тот самый миг, когда, казалось, морок вот-вот растопчет Сигурда, тот отступил на шаг и кулаком в перчатке со всей силы ударил по спине твари. - Браво! - завопил Рольф, видя, как морок перекувырнулся через головы и, задыхаясь, рухнул наземь. В одно мгновение Гросс-Бьерн вскочил на ноги, пылая прежней яростью. Несколько секунд он рыл землю копытами, хлестал себя хвостом по бокам - словом, применял все свои обычные уловки, дабы напугать будущую жертву, затем снова ринулся в атаку. На сей раз Сигурд нанес удар по горлу правой головы, и это так резко оборвало стремительный бег морока, что Гросс-Бьерн рухнул на колени и, проехавшись вперед по земле, под конец совершил еще один кувырок. Если бы Сигурд сражался секирой, он уже сейчас мог бы прикончить морока; однако он хотел честной схватки и потому бестрепетно позволил Гросс-Бьерну подняться на ноги. Морок злобно сопел, пожирая глазами противника, и скреб одним копытом каменистую землю. - Сигурд, он задумал изменить облик! - обеспокоенно крикнул Гриснир. - Берегись, не дай ему обмануть тебя! Ты уверен, что обойдешься без нашей помощи? - Еще как уверен, - отвечал Сигурд, не сводя глаз с Гросс-Бьерна. - Пусть себе превращается во что захочет - ему хорошо известно, что эта перчатка в сотню раз сильнее любого его обличья. Ну же, Гросс-Бьерн, бейся или уноси ноги! Все равно когда-нибудь я найду тебя и завершу дело, которое начал этой ночью. Гросс-Бьерн затряс головами и помчался вперед, но в последнее мгновение резко встал и начал принимать облик озерного чудовища, которое Сигурд видел в Хравнборге. Монстр высился над ним, изрыгая яд и хлеща воздух пучками щупалец. Сигурд отрубил скользкое щупальце, которое обвило было его запястье, затем крепко ухватил длинную змеевидную шею и принялся душить морока. Гросс-Бьерн дико заверещал и принялся вырываться. Внезапно Сигурд обнаружил, что стискивает шею морока уже в обычном его виде и увесистые копыта молотят воздух, пытаясь сделать из противника лепешку, а две другие головы грозно щелкают зубами. Не ослабляя захвата, Сигурд изо всех сил ударил ближайшую голову кулаком между глаз, и от такого удара Гросс-Бьерн зашатался. Другой удар, по носу второй головы, свалил чудище на колени, а Сигурд все душил его, пока едва не свернул голову, и та пронзительно заскулила, прося пощады. Микла покинул свой безопасный наблюдательный пост и в несколько прыжков оказался около Сигурда, на бегу рывком открывая суму. - Я сохранил уздечки! - торжествующе воскликнул он, выхватывая из сумы пригоршню этого диковинного снаряжения, и тотчас же принялся прилаживать уздечку к одной из голов Гросс-Бьерна. - Отдай их мне! - задыхаясь, прохрипел Сигурд. - Прочь отсюда, Микла, пока он не сломал тебе шею! Гросс-Бьерн принялся вырываться и лягаться. - Да ничего со мной не случится, - отвечал Микла, потирая ушибленную ногу. - Я же тебе помогаю... Ага, готово! Теперь займемся и другими головами. Морок яростно вертел взнузданной головой, но поделать ничего не мог. Сигурд набросился на среднюю голову, которая была крупнее и злее остальных и настолько сильна, что ей удалось сбить его с ног. Два ряда зубов зловеще защелкали над самой его головой, и морок перевалился набок, стремясь своей тяжестью смять и раздавить Сигурда. Тот было вскочил, но острые зубы впились в его ногу... и тут же разжались, когда Гриснир, одним гигантским прыжком пролетев к ним от порога пещеры, оседлал шею морока и погрузил желтые острые клыки в ухо Гросс-Бьерна. В награду за такой подвиг морок со всей силы заколотил им об землю, пытаясь избавиться от врага, так нагло вцепившегося в его шею. Сигурд угомонил тварь страшным ударом меж ушей средней головы. Обезумев окончательно, Гросс-Бьерн осел на задние ноги, а Сигурд, повиснув на толстой шее, свободной ладонью зажал ноздри чудища. Задыхаясь, Гросс-Бьерн судорожно разинул пасть, и Микла тотчас же ловко сунул в нее удила и затянул уздечку на средней голове. Не желая оставаться в стороне, Рольф храбро метнулся вперед и вцепился в повод. Загнанный, униженный и скулящий, Гросс-Бьерн уже почти не сопротивлялся, когда наконец взнуздали его последнюю голову, изрядно пострадавшую после попыток разбить о камни Гриснира. Старый тролль, целый и невредимый, высвободил свои зубы из уха Гросс-Бьерна и наконец соскользнул с его шеи. - Ну, теперь-то он у нас в руках! - объявил он, отступая, чтобы полюбоваться на морока, который кое-как поднялся на дрожащие ноги и нетвердо стоял, свесив почти до земли взнузданные головы. - Что же мы теперь с ним будем делать? Микла обмотал поводья вокруг запястья, измученный и запыхавшийся от борьбы с Гросс-Бьерном, но тем не менее весьма довольный. - Он вернется к своему господину, Бьярнхарду, и принесет с собою замечательный груз. Ну-ка, Сигурд, какими проклятиями хочешь ты наградить своего старого врага? Назови их, а уж я наложу проклятие на Гросс-Бьерна. Может быть, ты выберешь огненное проклятие, или пусть Гросс-Бьерн загоняет Бьярнхарда до смерти, как тот пытался поступить с тобой? Что ты выбираешь? Сигурд дернул за узду, которую он держал так, чтобы смотреть в мутный глаз морока. - Нет, Микла, всего этого недостаточно для Бьярнхарда. Или для доккальвов, которые кишмя кишат на равнинах, некогда принадлежавших Сноуфеллу. Знаешь, Микла, чего я хочу? Поветрия. Поветрия, которое пронесется от одного доккальвийского поселения к другому, а после него останутся лишь могильные курганы и опустевшие жилища. Бьярнхард услышит о его приближении и захочет спастись, но поветрие будет преследовать его, пока на поверхности Скарпсея не останется ни одного доккальва. Льесальвов проклятие не затронет, и тогда можно будет возродить Сноуфелл. Рольф взирал на Сигурда с восторгом и почти священным трепетом. - Сигги, да ведь это же просто замечательно! Наконец-то придет конец нашему изгнанию! Больше нам не придется скрываться в горных фортах. - Ну, так скоро это не закончится, - сказал Микла после долгих размышлений. - Когда поветрие двинется на запад, оно погонит перед собой доккальвов. Придется нам укрепить форты против изголодавшихся и отчаявшихся разбойничьих шаек. Нам понадобится сильный вождь. - Он и Рольф разом поглядели на Сигурда, который стоял около укрощенного чудовища. Сигурд кивнул, все еще пристально разглядывая Гросс-Бьерна. - Да, хотел бы я оказаться там, где Гросс-Бьерн и его проклятие наконец настигнут Бьярнхарда. Не думаю, чтобы Бьярнхард был способен на благородную и отважную смерть, и я предвижу, что умрет он в одиночестве, ибо ему не дано пробуждать верность в сердцах своих подданных. Его ждет жалкая одинокая смерть... - Он прервал свои размышления вслух и обернулся к своим спутникам. - Ну что же, Микла, когда ты начнешь творить наше проклятие? - Да прямо сейчас и начну, - отвечал Микла, раскрывая свою суму. Завершив заклинания, для которых понадобились кое-какие необычные и довольно отвратительные предметы, Микла развел небольшой костер прямо перед ноздрями понурившихся голов Гросс-Бьерна и принялся сжигать каких-то сушеных зверюшек, травы и кости, попутно чертя знаки на земле и призывая земные стихии прийти к нему на помощь. Дым заволок налитые кровью глаза морока, клубясь и стремительно густея, затем взмыл в ночное бледное небо, источая омерзительную вонь, точно открылись разом тысячи могильных курганов. Гросс-Бьерн застонал и забился, с такой силой дергая поводья, что Рольф и Сигурд с трудом удерживали его. - Отпускайте, - сказал Микла, завершив долгое бормотание, и в его усталом голосе промелькнула нотка торжества. - Глядите, вот и полетел! Чудовище взмыло в небо гигантской черной тенью, которая тотчас же как будто расплылась в массивную непроглядно-черную тучу, - она все шире расплывалась по небу, пока зловещая тьма совершенно не поглотила серебристые ночные облака. Туча поплыла к западу, точно саваном накрывая каменистый лик острова. - Дело сделано, - с удовлетворением проговорил Сигурд. - А теперь - возвращаемся в Хравнборг. 10 Последние мили до Хравнборга усталые кони шли шагом. Первый же дозорный, замеченный путниками, развернул коня и сумасшедшим галопом ускакал прочь - чтобы передать известие об их возвращении на следующий дозорный пост, откуда по цепочке новость доберется до самого Хравнборга. В форту уже знали о поветрии, придуманном Сигурдом, - смертоносное дыхание проклятия уже заполняло равнины. Когда путники изможденным шагом приближались к последнему дозорному посту, Сигурд уже почти что сожалел, что дал уговорить себя вернуться. Он достойно отомстил Бьярнхарду и всем доккальвам за гибель Хальвдана, однако все равно существует некто, кто не удовлетворится этим отмщением, а именно - Ранхильд. Сигурд страшился встречи с ней, страшился презрения, которым Ранхильд навеки наградит его за все его ошибки и слабости. Даже обладание второй перчаткой Хальвдана не сможет очистить его от позорного пятна - потери уважения Ранхильд... - Кто-то скачет нам навстречу, - объявил Микла, просияв. - До чего же хорошо наконец-то вернуться домой! Всадник галопом скакал к ним, быстро приближаясь. Сердце Сигурда тревожно забилось - всадник был одет в красное, а этот цвет всегда носила Ранхильд... Миг спустя он и впрямь признал гибкую фигурку Ранхильд, ее светлые волосы, развевавшиеся на ветру. Она рывком осадила коня и спрыгнула на землю, в спешке едва не упав. Сигурд торопливо спешился, решив, что Ранхильд, верно, бросится на него с кинжалом и пешим ему проще будет защищаться. Нужно будет схватить ее и крепко держать, покуда ее ярость не поостынет, а потом - передать ее Микле и бежать прочь... На краткий миг он подумал, что лучше уж было остаться в чужих краях, чем вернуться сюда и увидеть ненависть в ее глазах. Спотыкаясь, Ранхильд бежала к Сигурду по неровному склону холма и, к немалому его изумлению, смеялась. Кинжала в ее руке не было, а лицо сияло радостью встречи. Сигурд настороженно шагнул навстречу, все еще до конца не доверяя ей, - и Ранхильд бросилась в его объятия, точно сокол, с небес падающий на добычу. Руки ее тесно обвили его шею, влажная от слез щека прижалась к его лицу. То была чистейшая радость, и когда Сигурд понял это, он, сгорая от стыда, крепко и благодарно обнял Ранхильд. - Вот уж чего не ожидал, - сказал он, глядя, как Ранхильд утирает слезы краем его потрепанного плаща, все еще наполовину смеясь и наполовину плача. - Гляди-ка, да ты весь в лохмотьях, - пробормотала она, в последний раз всхлипнув, и тут же расхохоталась, увидав следы его неумелых попыток зачинить рубаху. - Хорошо, что я сшила тебе новую, - точно знала, что она скоро тебе пригодится! Я вижу, мое колечко все еще у тебя... а как же тетива? - Вот здесь, - Сигурд коснулся своей шеи. - Но послушай... я знаю, мне не может быть прощения... Я почти уже решил не возвращаться сюда после того, что... ну, что ты знаешь. Мой отец... Веселье разом погасло в глазах Ранхильд, и она улыбнулась Сигурду тепло и одновременно грустно. - Ты наконец-то отрастил бороду, но в ней тут и там седые пряди. Должно быть, прошедший год был суров с тобой, если оставил по себе такие следы. Хальвдан, верно, едва узнает тебя. Сигурд ощутил, как кровь отхлынула от лица. - Что ты сказала? - полушепотом, белея, переспросил он. Ранхильд обернулась на гребень холма, в направлении, откуда она явилась. - Сейчас сам увидишь, что я сказала, - отвечала она, кивком указывая на всадника на вороном коне, который шагом приближался к ним. Сигурд не помнил, как шел по склону холма навстречу Хальвдану. Он положил ладонь на холку коня, не зная, что сказать, и во рту у него так пересохло, что, верно, ни одно слово не протиснулось бы в горло. Хальвдан был все тот же - суровый, мрачный, с настороженными глазами. Раненую руку он прятал под плащом, и плечи его подозрительно горбились. Сигурд вцепился в гриву коня, понимая, что первым должен бы подать голос. - Можно мне... то есть хочешь ли ты, чтобы я вернулся? - наконец выдавил он. Плечи Хальвдана слегка обмякли. - Только если сам ты этого хочешь, - ворчливо ответил он. - Я не стану больше силой удерживать тебя там, где ты не пожелаешь оставаться. - Микла и Рольф... они ведь так и не сказали мне, что ты жив. Даже не намекнули! Так это твой зов я слышал так часто и никак не мог признать... А я-то думал, что это Бергтор зовет меня! - Это я запретил им сказать тебе всю правду, - пояснил Хальвдан. - Я не хотел, чтобы ты вернулся в Хравнборг только потому, что считал своим долгом предстать передо мной. Ты должен был вернуться по собственной воле, а не ради того, чтобы просить прощения. - Почему же ты с самого начала не сказал мне, кто я такой? - спросил Сигурд. - Если бы ты рассказал все, я бы наверняка поверил. Хальвдан покачал головой и извлек из-за ворота плоский ключик, привешенный к тонкой цепочке. Он передал ключик Сигурду. - Вот ключ от шкатулки. Много раз я подумывал, не отдать ли тебе этот ключ, но всякий раз опасался того, что сотворил с твоим разумом Йотулл. Последствия моего поступка могли бы погубить Хравнборг, хотя не по твоей вине. Если бы ты тогда, уже зная, что я твой отец, обратился против меня, боль от такого удара была бы куда страшнее, чем от раны, которую я получил в Свинхагахалле. Сигурд отвел глаза. - Я так счастлив, что не убил тебя. Хальвдан показал ему амулет, висевший у него на шее, - золотой топорик. - Этот охранный талисман когда-то подарил мне Адиль. Не знаю, что спасло мне жизнь - эта безделушка или лекарское искусство целителей из Арнлетшофа. Такого, как я, упрямого старого ярла прикончить не так-то легко. Если б ты получше упражнялся, может, тебе бы это и удалось. А впрочем, и так почти удалось. - Ты слишком добр ко мне, - пробормотал Сигурд. - Я вел себя, как последний тупица, и ты это знаешь. Так вот какой разговор я подслушал тогда в конюшне!.. Дагрун уговаривал тебя рассказать мне, кто я такой, только... - Он запнулся и горько вздохнул. - Наверно, все же тогда я и впрямь бы тебе не поверил. - Конечно, не поверил бы - уж Йотулл бы об этом позаботился, - подтвердил Хальвдан. - Он бы запросто убедил тебя, что я лгу, - даже если б я в качестве доказательства открыл шкатулку и предъявил тебе перчатку. Сигурд кивнул. - Как же я мог быть таким легковерным? - Тебя обманули. Такое время от времени случается с каждым. Если бы не искусная ложь Йотулла, я думаю, ты и сам бы очень скоро отыскал истину... однако Йотулл убедил тебя, что ты похищен и обманут, а он - твой единственный друг. Да и сам я тоже ошибся. Я был слишком горд и опасался, что ты не захочешь быть моим сыном. Слишком долго я ждал подходящей минуты, чтобы открыть тебе правду, - непростительная тактическая ошибка для старого воина! - Он сурово сдвинул брови, точно и впрямь обдумывал свой военный промах. - Надо было все рассказать тебе еще при первой нашей встрече, когда я увидел тебя на холме под дождем... но тогда твоя бабка сказала мне, что сын Асхильд умер давным-давно. Как видишь, я тоже с трудом могу распознать ложь, когда она исходит от того, кому я доверяю. Сигурд оглянулся на запад и вспомнил Тонгулль. - Не вини ее. Она боялась, что я брошу ее одну. После гибели моей матери у нее больше никого не осталось. Хальвдан тяжело, невесело вздохнул: - О да, бедная Бергдис так никогда и не смирилась, что альв отнял у нее дочь, и только меня винила в ее смерти. Я приехал тогда, чтобы, согласно обычаю, забрать тебя с собой, - я ведь знал, что Бьярнхард скоро начнет разыскивать тебя и перчатку. Когда дела в Тонгулле стали идти все хуже, я заподозрил правду. Бьярнхардовы тролли выжили оттуда почти всех, кто мог бы помочь нам, но Бергдис все не обращалась ко мне за помощью. Даже сейчас мне не верится, что она могла быть так жестока... но, видно, она до самой смерти так и не простила мне свои обиды. Да, многое пошло бы по-иному, если бы в тот злосчастный день, когда Бьярнхард и его банда нагрянули в Хравнборг, я оказался дома!.. - Лицо Хальвдана потемнело от тяжких воспоминаний. - А тут еще и Йотулл. Тысячу раз я мечтал о малейшем, хоть с пылинку, доказательстве его измены - и я бы в тот же миг его уничтожил. Мага трудно разглядеть насквозь... Глупцом я был, не подумав, что он при первой же возможности попытается переманить тебя к Бьярнхарду! - Йотуллу я отплатил за все, - отозвался Сигурд. - Да и Бьярнхард тоже не избегнет расплаты. Он вынул из потайного кармана шкатулку и повертел ее в руках, разглядывая. - Шкатулка принадлежит тебе, и вот - я возвращаю ее. Перчатка там, внутри. - Нет, перчатка твоя, и ты распорядишься ею сообразно своим желаниям. - Хальвдан поглядел вниз, на равнины у подножий гор, и глаза его жестко сверкнули. - Только вдвоем мы сможем отвоевать то, что некогда нам принадлежало. Я мечтал об этом с того дня, как ты появился на свет, и теперь мои мечты обернутся кошмаром для Бьярнхарда. - Он подобрал поводья и знаком подозвал Миклу, Рольфа и Ранхильд. - В Хравнборге, Сигурд, тебя встретят, как героя. Один только Дагрун знал с самого начала, кто такой на самом деле скиплинг. - Лицо Хальвдана, изборожденное следами утрат и ненависти, смягчила вдруг неловкая улыбка. - Но я совсем не чувствую себя героем, - обеспокоенно проговорил Сигурд. - Ты уверен, что они простили меня? - Он указал взглядом на Хравнборг, припавший, как всегда, к своему скалистому насесту на склоне горы. - Уверен, - ответил Хальвдан, протягивая ему руку. - Даю тебе в этом честное слово. Сигурд горячо ответил на его рукопожатие. Глядя наконец в лицо своего отца, он не сомневался, что их отношения в будущем сложатся радостно и счастливо, хотя и не могут обойтись без столкновений такие характеры, удивительно схожие во всем, включая и недостатки. Поветрие бушевало по всему Скарпсею, и под его натиском уже зараженные остатки доккальвов отступали в подземные твердыни, унося заразу с собой. Были заброшены все процветающие селения и богатые копи - там остались лишь самые упорные доккальвы, но и они, неизбежно разделяя общее злосчастье, один за другим заболевали и умирали. Иные доккальвы все еще пытались бежать от неумолимого дыхания смерти, но незараженных поселений с каждым месяцем оставалось все меньше и меньше. Когда миновал год, льесальв мог проехать весь Скарпсей из конца в конец, не опасаясь более больных и малочисленных доккальвов, а когда прошло еще полгода, разошлись слухи, что на поверхности Скарпсея не осталось ни одного доккальва. Те, кто когда-то покидал свои древние подземелья ради щедрых посулов Бьярнхарда, теперь не желали подниматься на поверхность, чтобы случайно не подцепить заразу. Не без грусти обитатели Хравнборга собирались вернуться на плодородные равнины и возродить былой образ жизни. Первым делом они намеревались отстроить прежний Хравнборг, который некогда сожгли дотла головорезы Бьярнхарда. Отважные воины Хальвдана должны были ныне превратиться в его подданных и поклясться снова встать под его руку на защиту их домов, полей и стад, буде им возникнет угроза. В самый разгар сборов, когда грузили возки, телеги, навьючивали коней - и каждый день прощались с друзьями, уславливаясь скоро встретиться снова в возрожденном Хравнборге, - к порогу Сигурдова дома явилось мрачное напоминание о былом. Ранхильд, которая вот уже почти год была его женой, как-то ранним утром открыла заднюю дверь и едва не наступила на жалкий сверток тряпья - в поисках убежища несчастный заполз на крыльцо. Ранхильд едва глянула на него - и заторопилась назад, в дом, разыскивать Хальвдана и Сигурда. Они прервали беседу с Рольфом и Миклой и с удивлением выслушали ее сообщение: - Там у кухонной двери умирающий. Похоже, это дряхлый доккальв, страдающий от поветрия. Ранхильд говорила спокойно, но от упоминания поветрия всем стало не по себе, хотя они и знали, что зараза убивает лишь доккальвов. - Скажу, чтобы его отнесли в конюшню, и пусть себе там умирает, - объявил Сигурд, поднимаясь, чтобы позвать Дагруна из большого зала, где он трапезничал с другими воинами Хальвдана. - Нет, погоди. Вначале посмотрим на него, - остановил его Хальвдан, и брови его знакомо сошлись к переносице - движение, оставшееся с тех времен, когда он хмурился гораздо чаще, чем теперь. - У меня странное ощущение... а впрочем, нет, что за глупости! Пойдем, Микла, чего же ты ждешь? Поглядим на беднягу - быть может, еще очень долго нам на глаза не попадется ни один доккальв. - И это совсем неплохо, если хотите знать мое мнение, - слегка обеспокоенно пробормотал Рольф. - Ну так сиди здесь, - фыркнул Микла, - только стыдно, если Ранхильд окажется храбрее тебя. - Он ухмыльнулся и подтолкнул Рольфа к кухне, где Ранхильд разглядывала умирающего доккальва, наклонясь и упираясь кулаками в бедра; вид у нее был весьма критический. - Похоже на то, что некогда он был довольно важной персоной, - сообщила она Сигурду. - Давай-ка отнесем его поближе к очагу. Сигурд нахмурился: - Как, внести в наш дом заразу? Послушай, Ранхильд, не довольно ли будет с него конюшни? - Дайте-ка мне прежде взглянуть на его лицо, - проговорил Хальвдан, опускаясь на колени возле скорчившегося оборванца и переворачивая истощенное тело так, чтобы было видно высохшее от страданий лицо несчастного. - Да, это поветрие - сомнений быть не может. Похоже, он и до болезни был калекой - у него горб и... - Голос его сорвался, когда он увидел, что вместо одной ноги у доккальва истертая деревянная культя. Истончившиеся веки доккальва задрожали, приподнялись, и растрескавшиеся губы шевельнулись в едва слышном шепоте: - Хальвдан? Это ты, Хальвдан? - Бьярнхард! - вскрикнул Сигурд, и Хальвдан повторил за ним это восклицание. - О да, Бьярнхард, - просипел калека, весь дрожа в лихорадке. - Я пришел, чтобы умереть со своими врагами, если уж мои друзья все умерли... да впрочем, были ли у меня друзья? И ты тоже здесь, Сигурд? Да, пришел для тебя счастливый день - ты своими глазами увидишь мой конец и конец проклятия, которое ты обратил против меня. А ты все такой же простофиля, как прежде? - Да, такой же, но теперь я это знаю, - огрызнулся Сигурд, - так что теперь это мне так не вредит, как когда-то. Можем ли мы хоть чем-то облегчить тебе последние минуты? Даже я не решился бы прибавить еще что-то к твоим мучениям, хотя когда-то и мечтал об этом. - Ничто не делает человека таким щедрым, как победа, - проворчал Микла. - Смотри, не сделай его последние минуты настолько приятными, что он, чего доброго, раздумает умирать. Бьярнхард едва заметно покачал головой и утомленно прикрыл глаза. - О, не тревожьтесь, - прошептал он, - я не стану вам обузой. Вы же наверное знаете, что стоит насланному вами проклятию впиться в тело, как спасения можно не ждать. Но знаешь, Хальвдан, я бы не прочь умереть, в последний раз испробовав доброго крепкого эля. Между нами ведь нет больше счетов, правда? Мы, как могли, старались стереть друг друга с лица земли, и ты победил. Что же, все проходит. - Да, все проходит, - подтвердил Хальвдан и, поддержав одной рукой голову своего заклятого врага, влил ему в рот эля, хотя Бьярнхарду едва удалось сделать один глоток. Сигурд с изумлением смотрел, как Хальвдан устраивал Бьярнхарда поудобнее, насколько это было возможно при его болезни, и потом сидел при нем остаток дня. Когда на закате Сигурд, уходивший по делам, вернулся, он узнал, что Бьярнхард умер. Хальвдан приказал развести костер; Бьярнхардово тело сожгли, а пепел развеяли на все четыре стороны Хальвдан и Микла, который относился ко всем этим действиям с легким неодобрением. - Ты и впрямь облегчил ему конец, - заметил Сигурд, когда церемония завершилась. - А мы все ночь напролет поддерживали огонь и не выспались. - Он покосился на Ранхильд, которая проворно разгребала раскаленные угли, ядовито упрекая Рольфа за то, что тот ухитрился заснуть на посту. - Теперь все кончено. - Хальвдан тяжело оперся на посох, глядя, как восходящее солнце окрашивает розовым низко нависшие тучи. - Ты прав, он не заслуживал такой смерти - чтобы кто-то сидел с ним и как должно похоронил его или сжег его тело. Однако я сделал все это не ради него, но ради себя. Я вовсе не чувствительный болван, и меня бы вполне устроило зрелище Бьярнхардова тела, терзаемого лисами и воронами. - Так почему же... - начал Сигурд и прикусил язык, когда Ранхильд одарила его выразительным взглядом, как делала это частенько, когда Сигурд задавал слишком много вопросов, которые задавать ему вовсе не следовало. Меняя тему, он ворчливо заметил: - Жаль, что мы так сильно выжгли здесь землю. Можно подумать, что в нее ударила молния, правда? Уж и не знаю, будет ли здесь еще расти трава. Хальвдан ласково взглянул на него. - О, - сказал он тихо, - не тревожься за землю. Она исцелится. Он ступил на бесплодную, истерзанную огнем землю и чуть слышно повторил: - Она исцелится.