а своих и твоих близких. Прекларус удрученно повесил голову. - Что же делать? - простонал он. - Фастус сын цезаря, - напомнил ему Апплозий, - да и времени мало. - Знаю! - закричал Прекларус. - Но это ужасно! Невыносимо! - Этот человек твой друг, Прекларус? - спросил Тарзан, кивая на Аппиуса Апплозия. - Да, - подтвердил Прекларус. - Ты доверяешь ему? - прозвучал следующий вопрос. - Я готов доверить ему собственную жизнь и честь, - заявил Прекларус. - Тогда скажи ему, куда ты спрятал ключи, и пусть он принесет их сюда, - предложил человек-обезьяна. Прекларус мгновенно просиял. - Как я сам не догадался! - вскричал он. - Но нет, это слишком опасно. - Моя жизнь и без того в опасности, - промолвил Апплозий. - Фастус никогда не простит мне сегодняшнего происшествия. Можно считать, что я уже приговорен. Что за ключи? Где они? Я схожу за ними. - Может, ты сам откажешься, когда узнаешь, что это за ключи, - сказал Прекларус. - Нетрудно вообразить, - ответил Аппиус Апплозий. - Ты часто бывал в моем доме, Апплозий. Тот утвердительно кивнул. - Помнишь книжные полки у окна? - Да. - Ключи за третьей полкой в тайнике в стене. - Хорошо, Прекларус. Ты их получишь, - сказал офицер и вышел в коридор. Пленники вглядывались в меркнущий свет, пока он не потух совсем. x x x Наступил финальный день игр. Охочая до зрелищ чернь жаждала новой крови, новых острых ощущений, словно и не было целой недели жестоких побоищ, о чем свидетельствовали запекшиеся бурые пятна на песке, который не успевали убирать. В тюрьме оставался лишь Максимус Прекларус. - Прощайте! - сказал он. - Те, кто сегодня уцелеют, получат свободу. Больше мы не увидимся. Желаю вам всем удачи, и пусть боги придадут вам силы и ловкости. Это все, о чем я могу просить, ибо даже боги не в состоянии дать вам больше мужества, чем то, которое у вас уже есть. - Апплозий не сдержал своего слова, - произнес Аста. Тарзан нахмурился. - Если бы ты пошел с нами, Прекларус, то ключи нам не понадобились бы. В камеру, где томились Тарзан и его товарищи, долетал шум схваток, стоны, свист и рукоплескания зрителей, но самой арены отсюда не было видно. Сколько бы пленников ни выводили за раз - двоих, четверых или шестерых - возвращалась всегда только половина из них. У тех, кому схватка только предстояла, нервы были напряжены до предела. Ожидание сделалось невыносимым. В порыве безысходности двое из пленников попытались наложить на себя руки, другие же старались спровоцировать драку с товарищами по заключению, однако в помещении находилась многочисленная охрана, а пленники были безоружны. Оружие выдавалось им лишь перед самым выходом на арену. Между тем время перевалило за полдень. На арене бились Метеллус с гладиатором, оба в полном боевом снаряжении. Аста и Тарзан слышали разгоряченные крики черни и несмолкаемые аплодисменты. Все указывало на то, что участники сражаются мужественно и ловко. Вдруг воцарилась минутная тишина, сменившаяся энергичными криками: - Абст! - Кончено, - прошептал Кассиус Аста. Тарзан не ответил. Он привязался к этим людям, оказавшимся храбрыми, простыми, честными, и теперь с тревогой, хотя внешне это никак не проявлялось, ожидал увидеть, кто из двоих вернется. И пока Кассиус Аста взволнованно мерил шагами камеру, Тарзан из племени обезьян безмолвно глядел на дверь. Вскоре она распахнулась, пропуская Цецилия Метеллуса. Облегченно вздохнув, Кассиус Аста бросился обнимать друга. - Всем на выход, - крикнул Метеллус. - Последняя схватка! Перед выходом каждому выдали меч, кинжал, копье, шит и пеньковую сеть и одного за другим выпустили на арену. Здесь собрались победители всех состоявшихся за неделю схваток - всего сто человек. Участников финального сражения поделили на две равные группы, приколов одним к плечу красные ленты, другим - белые. Тарзан оказался в числе "красных" вместе с Астой, Метеллусом, Лукеди, Мпингу и Огонио. - Что от меня требуется? - спросил Тарзан у Асты. - Будем сражаться до тех пор, пока одна сторона не истребит поголовно другую - мы их или они нас, - пояснил Аста. - Наконец-то прольется столько крови, что публика будет вполне удовлетворена, - произнес Тарзан. - Публика ненасытна, ее ничем не удовлетворишь, - отозвался Метеллус. Противники разошлись в разные стороны арены, где им дал последние наставления руководивший играми префект. Прозвучали фанфары, и вооруженные бойцы начали сходиться. Осмотрев оружие, которым предстояло драться, Тарзан про себя улыбнулся. С копьем он чувствовал себя в безопасности, поскольку воины вазири превосходно владеют этим видом оружия, однако никто из них не мог сравняться с самим Тарзаном. Он чувствовал себя уверенно также и с кинжалом, так как долгое время охотничий нож его отца служил ему единственным оружием. Что же касается испанского меча, то он являлся скорее помехой, нежели подспорьем, тогда как сетка, которую человек-обезьяна держал в руке, и вовсе мешала ему как лишняя обуза. Тарзан с готовностью отделался бы и от щита, так как этот предмет никогда не был ему по душе, поскольку сковывал движения. С другой стороны, ему не раз приходилось пользоваться им, когда воины вазири сражались против других туземных племен, и так как щит отражал удары неприятеля, то Тарзан решил воспользоваться им и на сей раз. Тарзан сознавал, что единственный шанс на победу состоит в том, чтобы вывести из строя как можно больше соперников еще до прямого столкновения. Высказанное им соображение быстро прокатилось по всей цепи "красных", став руководством к действию, как и призыв Тарзана к каждому участнику немедленно прийти на помощь к ближайшему товарищу, как только одолеет своего противника. По мере того, как сокращалось расстояние между рядами, каждый выбирал для себя соперника. Тарзан увидел, что прямо на него движется негр-воин из окрестной деревни. Противники неумолимо сближались. Вперед вырвались самые нетерпеливые и мужественные, другие же, менее отважные, несколько поотстали. Противник Тарзана размахнулся, в воздухе засвистели копья, брошенные одновременно им и Тарзаном. Человек-обезьяна вложил в бросок все свое умение и всю силу мускулов, напряженных до предела. Метнув копье, Тарзан в тот же миг загородился щитом, в который с глухим стуком ударилось копье противника, расщепив дерево. Копье же Тарзана пробило насквозь щит, и вонзилось в сердце соперника. На арене появились первые жертвы, застонали раненые. Среди зрителей поднялся невообразимый шум, заполнивший весь Колизей. Тарзан ринулся на помощь ближайшему соратнику, но тут ему наперерез бросился участник из лагеря "белых", успевший поразить своего противника. Стремясь избавиться от мешавшей ему сети, Тарзан швырнул ее на "белого", атаковавшего его товарища, и схватился с новым противником. Им оказался профессиональный гладиатор, прекрасно владевший всеми видами оружия, и Тарзан мгновенно понял, что одолеть его можно будет только мобилизовав всю свою силу и сноровку. Гладиатор не спешил нападать. Он наступал медленно, внимательно приглядываясь к Тарзану. Будучи опытным бойцом, действовал он осмотрительно, лелея одну лишь мысль выжить во что бы то ни стало. Ничто иное его не интересовало - ни свист и насмешки публики, ни аплодисменты; даже присутствие самого цезаря мало волновало его. Заметив, что Тарзан избрал исключительно выжидательную тактику, гладиатор несколько растерялся, пытаясь определить намерение противника - то ли тот изучает его, то ли ждет подходящего момента для молниеносной атаки. Впрочем, это было не так уж важно, поскольку гладиатор знал себе цену, как узнали и многие, рассчитывавшие застать его врасплох, но окончившие жизнь на погребальном костре. И все же первая победа Тарзана убедила гладиатора в том, что он имеет дело с чрезвычайно опасным и ловким бойцом, поэтому он терпеливо выжидал, когда Тарзан начнет схватку и раскроет свои замыслы, после чего можно будет действовать наверняка. Но и Тарзан выжидал, чтобы гладиатор раскрыл себя, поскольку сознавал, что столкнулся с настоящим профессионалом. В душе человек-обезьяна надеялся, что кто-нибудь из товарищей придет на помощь. Но тут на Тарзана сзади набросили сеть. XVI. ОДИН НА АРЕНЕ Раскроив шлем своего соперника, могучего верзилы, Кассиус Аста огляделся в поисках нового противника и увидел, что к Тарзану сзади подкрался боец из вражеского стана и набросил на него сеть. Застывший перед Тарзаном гладиатор взялся за меч. Кассиус Аста с криком бросился на гладиатора, предоставив тем самым Тарзану возможность отразить нападение сзади. В лице Кассиуса Асты гладиатор столкнулся с противником совершенно иного типа, нежели Тарзан, - может, он и не столь искусно пользовался щитом и копьем и был физически не столь силен, как Тарзан, однако за всю свою долгую воинскую карьеру гладиатор не встречал такого мастерского владения мечом. Публика с самого начала с живым интересом наблюдала за Тарзаном, чей рост и обнаженное тело, прикрытое лишь набедренной повязкой из леопардовой шкуры, выделяли его среди остальных. С удовлетворением восприняла толпа его мастерский бросок копья, которое пробило щит противника и уложило того наповал. Но вскоре зрителей постигло разочарование - схватка Тарзана с гладиатором проходила в слишком медленном темпе. Послышался свист и улюлюканье. Однако как только на Тарзана набросили сеть, публика разразилась радостными воплями. Всякий неожиданный поворот событий вызывал у толпы горячий восторг. Да, она была глупа и жестока, эта толпа, впрочем, она ничем не отличалась от любого другого людского сборища, независимо от времени и места. Оказавшись в сети, Тарзан обернулся, чтобы дать отпор сковавшему его движения противнику, который замахнулся на него кинжалом. Тарзан в мгновение ока разорвал сеть, словно бумагу, и перехватил занесенную для удара руку в самый последний миг, когда кинжал соприкоснулся с грудной клеткой в области сердца. Из раны побежал ручеек крови. Смерть прошла рядом. Стальными пальцами человек-обезьяна сжал запястье, пока не хрустнули кости. Противник взвыл от боли. Человек-обезьяна рванул его на себя, схватил за горло и встряхнул, как делает это фокстерьер с пойманной крысой. Воздух огласился восторженными криками толпы. Мгновение спустя, отбросив в сторону безжизненное тело противника, Тарзан подобрал щит и меч, которые ему пришлось на время оставить, и приготовился к встрече с очередным противником. Между тем на арене разыгралось настоящее побоище. Каждая сторона стремилась как можно скорее добиться численного превосходства, чтобы уничтожить оставшихся в живых противников. Прикончив гладиатора, который намеревался напасть на Тарзана, Кассиус Аста оказался лицом к лицу с двумя воинами и был вынужден с кошачьей ловкостью уворачиваться от их атак, ожидая, что кто-нибудь из товарищей поспешит к нему на помощь. Однако нападавшие разгадали его маневр и бросились на него с удвоенной яростью, намереваясь прикончить его прежде, чем подоспеет подмога. В какой-то миг Кассиус Аста увидел брешь в защите противника, и его меч молнией проник в нее, пробив противнику сонную артерию. Однако при этом он на секунду невольно открылся, и в тот же момент на его шлем обрушился рубящий удар. Шлем остался цел, но удар оказался настолько сильным, что Кассиус Аста зашатался и, полуоглушенный, рухнул на песок у всех на виду. - Абст! - закричали зрители, указывая большим пальцем вниз. Гладиатор с улыбкой поднял меч, чтобы вонзить его в горло поверженного, но перед тем, как это сделать, остановился, обводя взглядом трибуны, как бы прося публику подождать. В тот же миг, отшвырнув щит и меч, через арену к ним бросился Тарзан. Словно рассвирепевший хищник, несся он на спасение друга. Публика замерла в молчании. Достигнув гладиатора огромными скачками, Тарзан, подобно льву, налетел на него сзади и прыгнул на спину. Оба рухнули на тело Асты, но уже через секунду человек-обезьяна стоял в полный рост, не выпуская противника из рук. Тарзан тряс его, как тряс предыдущего, пока тот не лишился чувств, а потом, задушив, отшвырнул тело далеко в сторону. Толпа ликовала. Вскочив на ноги и размахивая кто чем горазд, люди закидали арену цветами и сладостями. Убедившись в том, что Кассиус Аста жив и приходит в себя, Тарзан помог ему встать. Затем метнул взгляд на арену. Из его товарищей в живых оставалось пятнадцать человек, у противника - десять. Шла битва на выживание. Здесь уже не могло быть речи ни о каких правилах или моральных принципах. Речь шла о жизни и смерти, и Тарзан, примкнув к пятерке своих, не имевших конкретных противников, напал на могучего гладиатора, который вскоре испустил дух. По приказу Тарзана шестерка разделилась на две группы, и каждая тройка атаковала по одному вражескому воину. Благодаря этой тактике, кровавая бойня вскоре завершилась. Уцелели все пятнадцать из команды "красных", из "белых" же не выжил ни один. Трибуны принялись скандировать имя Тарзана, к ярости Сублатуса. Цезарь был взбешен. Вопреки его ожиданиям, оскорбление, нанесенное Сублатусу этим диким белым варваром, не было смыто его кровью. Напротив, Тарзан приобрел популярность, затмившую собой его собственную. То, что она кратковременна и зависит от прихоти переменчивой публики, не уменьшало гнева и разочарования императора. Теперь его переполняла одна-единственная мысль - этого человека требовалось уничтожить! И, повернувшись к распорядителю игр, он шепотом отдал приказ. Толпа громко требовала вручить лавровый венок победителям, а также предоставить им свободу. Появившиеся на арене легионеры окружили уцелевших участников и куда-то увели. Тарзан остался в одиночестве. Часть зрителей решила, что его станут чествовать отдельно. Молва эта тут же распространилась среди толпы, превратившись, как часто бывает, во всеобщую уверенность. Тем временем рабы занялись уборкой арены - уволокли трупы убитых, собрали валявшееся оружие, нанесли и разровняли свежий песок. Тарзан продолжал стоять, как ему было велено, перед императорской ложей. Он стоял прямо, скрестив на груди руки, с хмурым видом ожидая неизвестности. Но вот на переполненных трибунах поднялся ропот, постепенно перешедший в гневные вопли, среди которых Тарзан уловил отдельные выкрики: "Тиран!", "Трус!", "Предатель!", "Долой Сублатуса!" Он обвел глазами трибуны. Зрители возмущенно указывали на противоположный конец арены. Повернувшись туда, он понял причину всеобщего негодования: вместо обещанных лаврового венка и свободы ему подсунули нового противника - огромного льва с черной гривой, исхудалого и злого. Ярость публики Сублатус воспринял с безразлично-надменным видом. Тем не менее он вполголоса распорядился послать к зрителям несколько центурионов, чтобы те припугнули наиболее активных крикунов, призывавших к свержению императора. Лев шагнул вперед. Разгоряченные зрители моментально забыли про свой праведный гнев, застыв в ожидании нового развлечения, которое сулила незапланированная кровавая схватка. Некоторые из тех, кто еще минуту назад пламенно приветствовали Тарзана, принялись подзуживать льва, готовые потом, если хищник потерпит поражение, снова аплодировать Тарзану. Впрочем, вряд ли кто серьезно думал о победе человека, который лишился в предыдущих схватках почти всего оружия и остался с одним кинжалом. Могучий торс Тарзана, образец физического совершенства, вызывал бурное восхищение у жителей Кастра Сангвинариуса. За прошедшую неделю они неоднократно оказывались свидетелями поединка человека со львом, но ни один из бойцов не держался с таким мужеством и достоинством, как этот варвар-гигант. Лев приближался крадущейся мягкой походкой, наполовину припав к земле, нервно поводя кончиком хвоста в знак нетерпения в предвкушении кровавого пиршества. Тарзан невозмутимо ждал. Он, который и сам иной раз мало чем отличался от льва, прекрасно знал, в какой момент хищник ринется в молниеносную смертельную атаку и что именно произойдет - лев вздыбится на задние лапы и вонзит в него огромные когти и мощные желтые клыки. Он увидел, как лев напрягся, перестал шевелить хвостом, и тогда Тарзан разжал на груди руки, опустив их вниз, но кинжала даже не коснулся. Пригнулся вперед, перенес тяжесть тела на носки ног, и в тот же миг лев прыгнул. Тарзану было известно, что хищник рассчитывает свой прыжок с точностью до миллиметра, и для того, чтобы получить первоначальный перевес без особой опасности для собственной жизни, нужно привести нападающее животное в замешательство, сделать что-нибудь неожиданное. Нума-лев по опыту знает, что жертва ведет себя двояко: либо застывает на месте, парализованная страхом, либо спасается бегством. Таким образом, лев даже не представлял себе, что человек может напасть на него, поэтому Тарзан именно так и поступил. Едва лев изготовился к атаке, человек-обезьяна взвился в воздух. Толпа притихла, затаив дыхание. Даже Сублатус подался вперед с отвалившейся нижней челюстью, забыв на мгновение, что он цезарь. Нума завертелся, пытаясь зацепить смельчака когтями, однако слегка поскользнулся на песке, так что увесистая лапа не достала Тарзана, который успел увернуться. Доли секунды оказалось достаточно, чтобы Нума осознал, что положение изменилось и что жертва, на которую он собрался прыгнуть, опередила его, вскочив ему на спину. Именно это Тарзан и сделал - оседлал Нуму. Могучая рука обхватила косматую шею, стальные ноги обвили отвисшее брюхо, сжав его, словно тисками. Поднявшись, Нума забил лапами, затем повернул морду, пытаясь достать клыками эту дикую бестию, которая сидела у него на спине, но напрасно - рука вокруг горла сжималась все сильнее и сильнее. Тогда лев подпрыгнул, стараясь стряхнуть с себя человека-зверя, но тот держался цепко. Не ослабляя хватки, Тарзан свободной рукой попытался выхватить кинжал. Нума, чувствуя, что вот-вот задохнется от удушья, пришел в неистовство, бросился на землю и стал кататься, стремясь раздавить противника. Вновь обретя дар речи, толпа разразилась хриплыми удовлетворенными криками. Подобной схватки за всю историю игр арена еще не видывала. Этот варвар оборонялся с невиданной дотоле ловкостью, вызывая шумное одобрение публики, хотя никто из зрителей не верил в его победу. Наконец Тарзан изловчился не только вынуть из ножен кинжал, но и всадить его тонкое лезвие под левую лопатку хищника. Вновь и вновь вонзался кинжал в тело Нумы, и с каждым разом зверь совершал все более отчаянные прыжки, пытаясь избавиться от человека и разорвать его на куски. Вскоре из пасти Нумы хлынула пенистая кровь. Лев зашатался на слабеющих лапах. Снова сверкнуло лезвие. Теперь кровь хлынула и из ноздрей умирающего хищника, который вскоре качнулся вперед и безжизненно рухнул на песок, окрасив его в алый цвет. Тарзан из племени обезьян пружинисто вскочил на ноги. Яростный поединок, кровь, слияние с мощным телом дикого зверя сорвали с него последний тонкий налет цивилизации. В нем не осталось ничего от английского лорда, когда он поставил ногу на убитую жертву и с вызовом глянул из-под сощуренных век на шумевшую толпу. Преобразившись в дикого зверя, он поднял лицо к небу и испустил жуткий победный клич обезьяны-самца, от которого стыла в жилах кровь. Но уже в следующую секунду он снова стал самим собой, с легкой улыбкой вложил кинжал в ножны, предварительно вытерев лезвие о львиную гриву. Трибуны разразились оглушительными овациями, от чего цезаря охватил панический страх. Он понял, что варвар-гигант стал всенародным любимцем, тогда как самого цезаря и его сына Фастуса народ презирает и ненавидит. Варвар был дружен с Максимусом Прекларусом, которого Сублатус упек в тюрьму, а Максимус Прекларус, имевший непоколебимый авторитет в войсках, был любим Дилектой, дочерью Диона Сплендидуса. Последний, если пожелает, с легкостью отнимет у него императорскую пурпурную мантию, заручившись поддержкой всенародного кумира, каковым без сомнения станет Тарзан, получив свободу, согласно правилам игр. В то время как Тарзан ждал на арене, а публика прославляла его во весь голос, между трибунами рядами выстроились легионеры со сверкающими копьями. Цезарь вполголоса посовещался с распорядителем игр, после чего зазвучали фанфары, и тот встал, подняв руку ладонью вперед, призывая к тишине. Постепенно шум стих. Зрители замерли в ожидании почестей, полагающихся победителю игр. Префект прочистил горло. - Этот варвар показал такой необычный спектакль, что цезарь из особой милости к своим верным подданным решил продлить игры еще на одну схватку, в которой варвар мог бы вновь продемонстрировать свое мастерство. Вам предстоит увидеть зрелище... Слова префекта были прерваны негодующим ропотом присутствующих, которые разгадали коварную уловку Сублатуса и не желали лишаться своего любимца. Толпа не хотела новых схваток, ей нужен был живой народный герой, живой кумир. И публика решила вступиться за него, не допустить происков ненавистного Сублатуса. Полетевшие в адрес цезаря выкрики и угрозы не сулили ничего хорошего, и лишь копья легионеров удерживали недовольную массу в повиновении. На арене засуетились рабы, наводя порядок. Они уволокли труп Нумы и, убрав окровавленный песок, поспешили назад. Тарзан снова остался один. И тут на другом конце арены в очередной раз широко растворилась зловещая решетка. XVII. ПРАВОСУДИЕ ЦЕЗАРЯ Тарзан повернулся лицом к открывшейся решетке и увидел полдюжину обезьян, которых вытолкали на арену. Незадолго до этого они услышали победоносный клич, громом раскатившийся над Колизеем, и вышли из своих клеток, настроенные на боевой лад. Длительная неволя, оскорбления и издевательства, которым подвергали обезьян жестокие сангвинарцы, сделали их строптивыми и злобными. Оказавшись на арене, они увидели перед собой человека, ненавистного тармангани, который держал их в клетке, измывался и унижал. - Я - Га-Ят, - оскалилась одна из обезьян. - Я убью! - Я - Зу-То, - зарычала другая. - Я убью! - Смерть тармангани, - закричал Га-Ят. Обезьяны шли вперевалку, иногда вставая на задние лапы и опираясь при этом на землю костяшками пальцев. Толпа заволновалась. Среди криков явственно слышалось: "Долой цезаря!" и "Смерть Сублатусу!" Зрители все как один вскочили на ноги, но остались на своих местах, устрашившись вида сверкающих копий. Лишь пара безрассудных смельчаков стали пробиваться к ложе цезаря, но цели так и не достигли, пронзенные копьями легионеров. Их тела остались лежать в проходах для предостережения остальным. Сублатус шепотом обратился к одному из своих гостей: - Пусть это послужит уроком для всех тех, кто осмелится посягнуть на цезаря. - Совершенно справедливо, - отозвался тот. - Великий цезарь поистине всемогущ. Однако губы льстеца сделались мертвенно бледными от страха, стоило ему увидеть, насколько грозной и многочисленной была разъяренная толпа, и насколько хрупкими и игрушечными казались копья, отделявшие народ от императорской ложи. Обезьяны во главе с Зу-То приблизились к Тарзану. - Я - Зу-То, - зарычал самец. - Я буду убивать! - Осторожней, Зу-То. Не стоит убивать своего друга, - молвил человек-обезьяна. - Я Тарзан из племени обезьян! Удивленный Зу-То остановился. Остальные столпились вокруг него. - Тармангани говорит на языке великих обезьян, - сказал Зу-То. - Я его знаю, - сказал Га-Ят. - Он был вожаком племени, когда я был юнцом. Его зовут Тарзан, то есть Белокожий. - Да, - подхватил Тарзан, - я белокожий, но сейчас мы с вами пленники. Эти тармангани наши враги. Они хотят, чтобы мы стали сражаться между собой, но мы этого не сделаем. - Да, - согласился Зу-То. - Мы не будем сражаться с Тарзаном! - Вот и хорошо, - сказал человек-обезьяна. Обезьяны сгрудились вокруг него, принюхиваясь, чтобы удостовериться в том, что зрение их не подводит. - Что случилось? - заворчал Сублатус. - Почему они не нападают на него? - Он заколдовал их, - предположил гость. Недоумевающая толпа продолжала шуметь. Зрители слышали, как животные и человек обменялись странными звуками. Судя по всему, они общались на одном и том же языке. Затем на глазах у публики белокожий человек направился к ложе цезаря в окружении шестерки косматых чудовищ. Тарзан окинул быстрым взглядом подходы к императорской ложе. Там сплошной стеной стояли легионеры, так что не оставалось никакой надежды добраться до цезаря живым. Тарзан устремил взор на Сублатуса. - Твой план провалился, цезарь. Эти обезьяны, которые, по твоему замыслу, должны были разорвать меня на куски, мои друзья, и они меня не тронут. Если ты задумал еще что-нибудь, то выкладывай сразу, а то мое терпение на исходе. Стоит мне только приказать, как обезьяны последуют за мной в твою ложу и разорвут тебя на части. Тарзан не колеблясь так и поступил бы, ибо без труда расправился бы с цезарем, однако его останавливала возможность погибнуть от копий легионеров. Уловив настроение толпы, Тарзан не сомневался в том, что она бросилась бы на его защиту, и что сами легионеры, за небольшим исключением, примкнули бы к черни, выступив против ненавистного тирана. Но на это потребовалось бы время, а Тарзан не мог рисковать жизнью, и, кроме того, у него были другие планы. В первую очередь он рассчитывал на одновременный побег вместе с Кассиусом Астой и Цецилием Метеллусом, чья помощь понадобится в поисках Эриха фон Харбена в Восточной империи. Именно поэтому, когда распорядитель игр приказал ему вернуться в темницу, Тарзан безропотно подчинился и повел обезьян назад в клетки. Оказавшись за ведущей на арену решеткой, Тарзан продолжал слышать в шуме черни настойчивые призывы к свержению Сублатуса. Когда тюремщик открыл дверь камеры, Тарзан увидел, что там находится один Максимус Прекларус. - Добро пожаловать, Тарзан! - воскликнул римлянин. - Не ожидал увидеть тебя снова. Но раз ты остался жив, то почему не на свободе? - Таково правосудие цезаря, - с улыбкой отозвался Тарзан. - Хорошо хоть наших друзей освободили. Я вижу, что их здесь нет. - Напрасно ты так считаешь, варвар, - вмешался тюремщик. - Никуда твои друзья не делись. Они в другой камере. - Но они заслужили свободу! - взмутился Тарзан. - Как и ты, - ответил тюремщик с ехидной усмешкой. - А может, ты свободен? - Это несправедливо! - взорвался Прекларус. - Так не делают! Тюремщик пожал плечами. - А вот и сделали, - сказал он. - Но почему? - спросил Прекларус. - Уж не думаешь ли ты, что цезарь поверяет свои тайны рядовому солдату? - усмехнулся тюремщик. - Впрочем, до меня дошел слух, который объясняет причину. Среди жителей растет недовольство, и цезарь боится тебя и твоих друзей, поскольку народ на твоей стороне, а ты на стороне Диона Сплендидуса. - Понятно, - пробормотал Максимус Прекларус. - Поэтому мы должны остаться здесь на неопределенное время. - Неопределенное? Ну, я бы так не сказал, - ухмыльнулся тюремщик, запирая дверь на замок. - Не нравится мне, как он глядел на нас и как говорил, - заявил Прекларус, когда тюремщик ушел. - Видимо, боги против нас, коли даже мой лучший друг покинул меня. - Ты имеешь в виду Аппиуса Апплозия? - спросил Тарзан. - Именно, - отозвался Прекларус. - Если бы он принес ключи, то мы смогли бы бежать. - Что бы ни случилось, у нас остается надежда, - сказал человек-обезьяна. - Пока мы живы, нужно надеяться. - Ты не знаешь ни могущества, ни вероломства цезаря, - возразил римлянин. - И цезарь не знает Тарзана из племени обезьян. Когда за окном сгустились сумерки и в камере стемнело, в коридоре забрезжил неровный свет. По мере его приближения пленники поняли, что идет человек с факелом в руке. Мало кто посещал камеры под Колизеем даже в дневное время. Изредка показывалась охрана и тюремщики, а два раза в день появлялись рабы, приносившие пищу. Ночью же бесшумное приближение факела не предвещало ничего хорошего. Прекларус и Тарзан продолжили нескончаемую беседу, за которой они коротали время, с нетерпением ожидая появления посетителя. Вполне вероятно, что ночной гость направляется не в их камеру, однако дурные предчувствия укрепляли их в мысли, что идут именно к ним, причем с самыми недобрыми намерениями. Долго ждать не пришлось: человек остановился перед дверью камеры и едва вставил ключ в замок, как Прекларус узнал его через железную решетку. - Аппиус Апплозий! - вскричал он. - Ты все-таки пришел! - Тихо! - предостерег Апплозий. Поспешно открыв дверь, он вошел, беззвучно закрыл ее за собой и потушил фонарь о каменную стену. - Хорошо, что вы одни, - тихо сказал он, подсаживаясь к пленникам. - Ты дрожишь, - заметил Прекларус. - Что случилось? - То, чему суждено было случиться, - ответил Апплозий. - Вас, конечно же, интересует, почему меня так долго не было. Наверное, решили, что я предатель. Но дело в том, что до сих пор я просто не мог этого сделать, хотя и был готов рисковать жизнью. - Но ты ведь начальник охраны! Разве у тебя могут быть сложности с посещением тюрьмы? - Я уже не начальник охраны, - ответил Апплозий. - Видимо, цезарь что-то заподозрил, и меня сняли с этой должности ровно через час после того, как мы виделись с вами в последний раз. Все это непонятно, ведь нас тогда никто не слышал, и никто не знает о моем отношении к вам. Факт остается фактом, но из Колизея меня перевели на охрану Преторских ворот. Мне даже не позволяли отлучиться домой под тем предлогом, что цезарь опасается мятежа варваров из окрестных деревень, а это, как всем нам известно, сущая нелепица. Но час тому назад на смену заступил молодой офицер, который сболтнул кое-что, и я тут же оставил пост, рискуя головой. - Что же он сказал? - спросил Прекларус. - Сказал, что есть приказ ликвидировать нынче ночью тебя и белого варвара. Как только я услышал это, тотчас же побежал к Фестивите. Мы вместе отыскали ключи, которые я обещал принести, затем я украдкой пробирался по темным улицам, пытаясь дойти до Колизея незамеченным. Больше всего я боялся опоздать, потому что убить вас велено незамедлительно. Возьми ключи, Прекларус. Если нужно еще что-нибудь, скажи. - Спасибо, дружище, - ответил Прекларус, - этого достаточно. Ты и так слишком рисковал. Возвращайся-ка лучше на свой пост, чтобы цезарь ни о чем не узнал, иначе тебе конец. - Тогда прощай. Желаю тебе удачи, - сказал Апплозий. - Если надумаешь уйти из города, не забывай, что Аппиус Апплозий командует охраной Преторских ворот. - Не забуду, приятель, но ради нашей дружбы не стану подвергать тебя излишнему риску. Аппиус Апплозий собрался было уходить, но внезапно остановился на пороге. - Опоздал! - шепнул он. - Охрана! Темноту коридора прорезал слабый луч далекого факела. - Идут! - шепотом сказал Прекларус. - Поторапливайся! Аппиус Апплозий спрятался рядом с дверью и выхватил из ножен меч. Свет быстро приближался. Послышались шаги ног, обутых в сандалии, и человек-обезьяна определил, что человек идет один. Вскоре перед дверью возникла фигура, закутанная в длинный темный плащ. Посетитель поднял факел, заглядывая внутрь. - Максимус Прекларус, - шепотом позвал пришелец. - Ты здесь? - Да, - ответил Прекларус. - Вот и славно, - воскликнул тот, - а то я уже забеспокоился, в этой ли ты камере. - С какой целью ты явился? - спросил Прекларус. - Меня прислал цезарь, - сказал неизвестный. - Он велел кое-что вам передать. - Горячий привет? - спросил, усмехаясь, Прекларус. - Холодный и острый, - засмеялся посетитель. - Мы ждали тебя! - Как, вам уже известно? - удивился тот. - Зная цезаря, нетрудно было догадаться. - Тогда прощайтесь со своими богами! - выкрикнул офицер. Вытянув из ножен меч, он широко распахнул дверь. - Сейчас вы умрете! И палач ринулся в камеру с хищной улыбкой на лице. Не зря цезарь выбрал для исполнения приговора именно его - человека бессердечного, не испытывающего угрызений совести, который завидовал Прекларусу и ненавидел его. Улыбка продолжала играть на его устах, когда Аппиус Апплозий всадил ему меч в спину. Палач рухнул замертво, из его левой руки выкатился факел и потух на полу. - Теперь ступай, - прошептал Прекларус Апплозию. - Да защитит тебя от беды благодарность тех, кого ты спас. - Лучшего и пожелать нельзя, - проговорил Апплозий. - У вас есть ключи и оружие. Вы должны бежать прежде, чем все это обнаружится. Еще раз прощайте, и да защитят вас боги! И Апплозий бесшумно шагнул в темный коридор. Затем Максимус Прекларус отомкнул ключами наручники, и пленники вскочили на ноги, отшвырнув ненавистные цепи. Им не нужно было обсуждать плана действий, ибо в течение всей недели они только тем и занимались, что отрабатывали его, приспосабливая к новым обстоятельствам. Сейчас главной их целью было найти Асту, Метеллуса и других, на кого они могли положиться, собрать вокруг себя из числа пленников столько людей, готовых пуститься вместе с ними в рискованное предприятие, сколько они запланировали. Однако осторожно обходя камеру за камерой, многие из которых пустовали, они не находили среди оставшихся пленников никого, кто выразил бы готовность участвовать в деле, которое сулило свободу. Лукеди, Мпингу и Огонио тем временем были выпущены из камер. Тарзан и Прекларус уже было распрощались с надеждой найти единомышленников, как в последней камере рядом с выходом на арену наткнулись на Метеллуса и Асту. Вместе с ними в темнице томились кое-кто из профессиональных гладиаторов, которым по завершении игр была обещана свобода, но которые остались узниками по странной прихоти цезаря. Это, естественно, лишь усиливало их гнев против императора. Все они вызвались пойти с Тарзаном, куда бы он их ни повел. - Не всем из нас посчастливится уцелеть, - сказал человек-обезьяна, собрав соратников в большом помещении, где держали участников игр перед выходом на арену, - но те, кто останется в живых, отомстят цезарю за несправедливость. - Пусть боги примут мертвых как героев, с почестями. В хорошей битве и умереть не жалко, - сказал один из гладиаторов. - Битва будет хорошая, это я вам обещаю, - промолвил Тарзан. - Тогда мы с тобой, - заявил гладиатор. - Пошли! - Но прежде мы должны освободить моих друзей, - сказал человек-обезьяна. - Мы осмотрели каждую камеру, - произнес Прекларус, - и выпустили всех. - О, да, дружище, - ответил Тарзан, - но вы забыли об обезьянах. XVIII. СВАДЕБНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ Эрих фон Харбен и Маллиус Лепус, брошенные в тюрьму Валидуса Августа в городе Каструм Маре, ожидали открытия игр, намеченного на следующий день. - Надеяться нам не на что, мы обречены, - мрачно изрек Лепус. - Наши друзья в немилости - либо за решеткой, либо в изгнании. Фульвус преследовал личные цели, разжигая неприязнь Валидуса Августа к своему племяннику Кассиусу Асте. - Во всем виноват я, - вздохнул фон Харбен. - Не наговаривай на себя, - возразил его друг. - Какая может быть вина в том, что Фавония одарила тебя своей любовью. Виноват во всем интриган Фупус с его завистливой душонкой. - Моя любовь только причинила боль Фавонии и навлекла немилость на ее друзей, - удрученно проговорил фон Харбен. - И вот я здесь, прикован цепью к каменной стене, и ничего не могу сделать, чтобы защитить ее и других. - Ах, если бы здесь был сейчас Кассиус Аста! - воскликнул Лепус. - Вот это человек! Сейчас, когда Фупус стал вхож к цезарю, весь город поднялся бы против Валидуса Августа, будь здесь Кассиус Аста. Между тем как отчаявшиеся пленники вели свою скорбную беседу в тюрьме Каструм Маре, на противоположном конце долины в городе Кастра Сангвинариус в тронном зале Сублатуса собрались именитые гости. Здесь находились сенаторы в красных тогах, высокопоставленные чиновники и военачальники с женами и детьми. Расфранченные гости, сверкая драгоценностями, являли собой пышное, красочное сборище, собравшееся в тронном зале на церемонию бракосочетания Фастуса, сына Цезаря, и дочери Диона Сплендидуса. На бульваре за воротами дворца колыхалась огромная шумная людская масса, напирая на копья удерживающих их легионеров и гудя от ярости. "Долой тирана!", "Смерть Сублатусу!", "Смерть Фастусу!" - раздавалось отовсюду, словно припев к песне, преисполненной ненависти. Угрожающие выкрики были слышны и в самом тронном зале, однако благородные патриции делали вид, будто не слышат голосов этого сброда. С какой стати им бояться черни? Разве не роздал нынче Сублатус подарки всем войскам? Разве не защитят легионеры их своими копьями? Что за неблагодарная чернь, коли Сублатусу пришлось выставить против нее свои легионы! Разве не устроил для нее император целую неделю невиданных по размаху зрелищ? К собравшейся снаружи черни патриции испытывали безмерное презрение, однако все их разговоры так или иначе сводились к тому, что многим из них пришлось воспользоваться черным ходом, чтобы попасть во дворец, после того, как озверевшая толпа опрокинула сенаторские носилки, вывалив седоков в пыль бульвара. А пока гости в предвкушении праздничного стола весело переговаривались, обсуждая последние сплетни, безучастная невеста, равнодушная ко всем и ко всему, находилась в соседнем зале с утешающей ее матерью и в окружении рабов. - Нет, - вырвалось вдруг у Дилекты. - Я никогда не стану женой Фастуса. И она сжала рукоятку короткого кинжала, который прятала в глубоких складках своего длинного платья. В коридоре под Колизеем Тарзан занимался формированием отряда и расстановкой сил. Он позвал Лукеди и вождя одной из деревень, который был его товарищем по плену и с которым он бился бок о бок на арене. - Ступайте к Преторским воротам и от имени Максимуса Прекларуса потребуйте от Аппиуса Апплозия, чтобы он вас пропустил. Обегите деревни и соберите воинов. Скажите им, что если они хотят отомстить цезарю и зажить нормальной свободной жизнью, то должны взяться за оружие и объединиться с теми, кто готов восстать и низвергнуть тирана. Поторопитесь. В город приведете их через Преторские ворота и немедленно отправляйтесь прямо во дворец цезаря. Предупредив людей о необходимости соблюдать тишину, Тарзан и Максимус Прекларус повели их в казарму охраны Колизея, где квартировал отряд Прекларуса. Собранные Тарзаном силы представляли собой большую разномастную группу, состоящую из полуголых воинов-негров, городских рабов, смуглых метисов, среди которых были убийцы, воры и профессиональные гладиаторы. Во главе повстанцев шли Прекларус, Аста, Метеллус и Тарзан. Последний в сопровождении шестерки обезьян. Глядя на Тарзана, Огонио пришел к окончательному выводу, что белый не кто иной, как демон, ибо кто еще может отдавать приказы косматым лесным существам? Без сомнения, в каждом из этих лохматых тел обитал дух какого-либо вождя из племени багего. Если духом его предка являлся маленький Нкима, то эти великаны поистине духи людей выдающихся. На всякий случай Огонио держался от них подальше, как впрочем и все остальные, даже самые суровые из гладиаторов. Оказавшись в казарме, Максимус Прекларус не стал тратить времени даром, он знал, с кем и о чем говорить, поскольку легионеры давно таили в душе недовольство. И лишь привязанность к некоторым из командиров, в том числе к Максимусу Прекларусу, удерживала их от открытого выступления. Поэтому сейчас они обрадовались представившемуся случаю отправиться вместе с молодым патрицием прямым ходом к воротам императорского дворца. В соответствии с давно продуманным планом, Прекларус отрядил группу под командованием офицера к Преторским воротам, приказав занять их силой, если Аппиус Апплозий откажется встать на их сторону и пропустить воинов из деревень в город. Под покровом ночи Тарзан повел своих товарищей ко дворцу по главной аллее, обсаженной исполинскими деревьями, образовавшими темную галерею. Впереди, освещая дорогу, шли факельщики. Когда они достигли цели, задние ряды напиравшей на охрану дворца толпы увидели их факелы, и тут же распространился слух, что цезарь вызвал усиленное подкрепление. Новость была встречена взрывом негодования, и люди угрожающе двинулись к вновь прибывшим. - Вы кто? - окликнули их. - Это я, Тарзан из племени обезьян, - отозвался человек-обезьяна. Последовавшие восторженные вопли говорили о том, что переменчивая в своих симпатиях чернь еще не забыла его. Услышав всеобщее ликование, цезарь нахмурился, а патриции усмехнулись. Знай патриции причину людской радости, они реагировали бы совсем иначе. - Зачем пришли? - крикнуло несколько голосов. - Что намерены делать? - Мы пришли помешать браку Фастуса с Дилектой и низвергнуть с трона тирана Кастра Сангвинариуса. Это известие было встречено гулом одобрения. - Смерть тирану! Бей охранников! - кричали тысячи глоток. Толпа подалась вперед. Командир охраны, видя мятежников, среди которых оказалось много легионеров, велел своим людям отступать за ворота. Едва те ретировались и задвинули засовы, как толпа с яростью набросилась на прочные дубовые створки, окованные железом. В тронный зал примчался вестовой с белым как мел лицом и подбежал к цезарю. - Народ восстал, - прошептал он хриплым голосом. - С ними много солдат, гладиаторов, рабов. Они штурмуют ворота и скоро ворвутся сюда. Цезарь вскочил, нервно забегал по залу, затем позвал офицеров. - Пошлите гонцов во все подразделения и казармы, - приказал он. - Соберите всех, кто не стоит на страже ворот. Прикажите им напасть на этот сброд и уничтожить. Никого в живых не оставлять. Пленных не брать. Неизвестно откуда, словно по наитию, но толпе тотчас же стало известно, что Сублатус приказал всем легионерам города собраться во дворце, чтобы уничтожить мятежников. Воодушевленная присутствием легионеров, возглавляемых Прекларусом, толпа возобновила атаку на ворота. И хотя многие были пронзены копьями, тела убитых оттащили назад товарищи, и их место заняли другие. Ворота трещали от напора, однако не поддавались. Тарзан видел, что ворота продержатся еще долго или, по крайней мере, до подхода подкрепления, которое, если будет состоять из преданных цезарю воинов, без труда победит неорганизованную чернь. Подозвав самых близких людей, Тарзан сообщил им новый план, встреченный одобрительными возгласами, и, кликнув обезьян, отправился на темный бульвар в сопровождении Максимуса Прекларуса, Кассиуса Асты, Цецилия Метеллуса, Мпингу и полдюжины гладиаторов, наиболее известных в Кастра Сангвинариусе. Тем временем в дворце началась церемония бракосочетания Фастуса и Дилекты, местом проведения которой были выбраны ступени, ведущие к трону цезаря. Там, лицом к гостям, уже стоял верховный жрец, и чуть ниже Фастус. К ним по центру длинного зала медленно шла мертвенно бледная невеста в сопровождении девственных весталок, в чьи обязанности входило поддержание священного огня храма. Дилекта ступала, не видя ничего вокруг. В толпе заговорили о том, что новобрачная уже сейчас выглядит, словно императрица, настолько благородно и величественно она держалась. Но никто не видел острого кинжала, который она сжимала в руке в складках длинного свадебного платья. Дойдя до жреца, Дилекта не остановилась, как это сделал Фастус и как того требовал церемониал, а прошла мимо и, поднявшись на ведущие к трону ступени, предстала перед Сублатусом. - Народ Кастра Сангвинариуса веками приучен к тому, что к цезарю можно обращаться за защитой, - произнесла она. - Цезарь не только издает законы, он олицетворяет собой правосудие. Он является либо воплощением справедливости, либо тираном. Итак, кто ты из двух, Сублатус? Цезарь занервничал. - Что за нелепая фантазия, дитя мое? - спросил он. - Кто подучил тебя говорить так с цезарем? - Никто меня не подучивал, - сухо ответила девушка. - Это мой последний шанс, и хотя я знаю, что все напрасно, я решила сама удостовериться прежде, чем отвечу отказом. - Ступай! - бросил цезарь. - Довольно этих глупостей. Займи свое место перед верховным жрецом и произнеси брачный обет. - Ты не имеешь права не ответить мне, - решительно произнесла девушка. - Я обращаюсь к цезарю. Это право как гражданки Рима, праматери всех городов, передано мне по наследству нашими предками. И в этом праве ты не посмеешь мне отказать, Сублатус. От гнева император пошел пятнами. - Приходи завтра, - отрезал он. - Тогда и поговорим. - Если ты не выслушаешь меня сейчас, то никакого завтра не будет, - молвила она. - Я настаиваю на соблюдении своих прав. - Хорошо, - холодно произнес цезарь. - Каких милостей ты требуешь? - Мне не нужна милость, - ответила Дилекта. - Я хочу знать, будет ли выполнено то, за что я плачу ценой страшной жертвы? - О чем ты? - спросил Сублатус. - Что тебе нужно? - Прежде чем выйти замуж за Фастуса, я хочу видеть Максимуса Прекларуса. Мне необходимо удостовериться в том, что он жив и здоров, - ответила девушка. - Как тебе известно, я согласилась на брак только при этом условии. Взбешенный цезарь вскочил на ноги. - Он здесь! Максимус Прекларус рядом со мной! - крикнул голос с балкона, выходящего в зал. XIX. МИЛОСТЬ БОГОВ Присутствующие вскинули головы к балкону, откуда раздался голос. В переполненном зале пронесся гул удивления. - Варвар! Максимус Прекларус! - раздалось в толпе. - Стража! - завопил цезарь. Тарзан прыгнул с балкона на колонну, подпиравшую свод, и быстро соскользнул вниз. Обезьяны устремились следом за ним. У трона Тарзана с шестеркой косматых обезьян встретила дюжина обнаженных мечей. Женщины завизжали и попадали в обморок. Цезарь скрючился на своем золоченом кресле, оцепенев от ужаса. Путь Тарзану преградил подскочивший молодой патриций с занесенным мечом, но его опередил То-Ят. Желтые клыки обезьяны впились в горло человека, и этого оказалось достаточно. Огромная обезьяна взгромоздилась на тело своей жертвы, испустив победный клич. Патриции попятились назад. Фастус с воплем бросился наутек. Тарзан подскочил к Дилекте. При виде надвигающихся на него обезьян цезарь в панике спрыгнул со своего места и спрятался за спинкой трона, который являлся символом его величия и власти. Между тем пребывавшие в зале патриции, офицеры и солдаты, видя, что зачинщиками переполоха оказались всего лишь дикий варвар и шесть безоружных обезьян, пришли в себя и двинулись в наступление. В этот момент под балконом, откуда спустился Тарзан, открылась потайная дверь, и в зал вбежали Максимус Прекларус, Кассиус Аста и те, кто вместе с Тарзаном штурмовал стену дворца под сенью раскидистых деревьев. Сторонников цезаря остановили лучшие клинки Кастра Сангвинариуса, поскольку в первых рядах нападавших находились профессиональные гладиаторы, чьим выступлениям в течение всей недели шумно рукоплескала публика. Тарзан передал Дилекту на попечение Мпингу, ибо самому ему и Прекларусу предстояло принять участие в битве. Мало-помалу защитникам Дилекты пришлось отступить под напором патрициев, охраны и солдат, вызванных из других частей дворца. Они отошли к потайной двери, в то время как Тарзан и его товарищи отбивали атаку, а большие обезьяны наводили на неприятеля ужас своей свирепой агрессивностью. Снаружи перед дворцом народ выломал массивные ворота, и орущая толпа лавиной вкатилась во двор, растоптав охранников, а заодно и кое-кого из своих. Но легионерам-ветеранам удалось заслоном встать перед самым входом, удерживая недисциплинированную толпу, которая разрослась до таких размеров, что присоединившиеся мятежные войска просто затерялись в ней. Охрана подтащила к ступеням дворца катапульту и стала осыпать нападавших камнями. Народ продолжал наседать, поражаемый копьями защитников дворца. Издалека, от ворот Декуманы, послышался звук трубы, а от главных ворот Декстра - строевой шаг войска. Звуки эти были неверно истолкованы теми, кто стоял по краям толпы, вызвав их аплодисменты и одобрительные возгласы. Так уж повелось, что к толпе всегда липнут трусливые личности, которые рассчитывают одержать победу за счет жизней других. На сей раз им показалось, что войска готовы перейти на сторону народа. Но радость их длилась недолго - первая же центурия, свернувшая на главную улицу от ворот Декуманы, атаковала их копьями и мечами. Уцелевшие разбегались в разные стороны. Центурии стремительно накатывались одна за другой. Очистив главную улицу, они набросились на чернь, занявшую дворцовый двор, и вскоре от мятежников осталось лишь несколько вопящих человек, которые ринулись к дворцовой ограде в поисках спасения. Их упорно преследовали грозные легионеры с пылающими факелами и обагренными кровью мечами. Вынужденные отступить, Тарзан и его сторонники укрылись в небольшом помещении. Дверь была низкая, оборонять ее не составляло особого труда, но когда они устремились к окну, через которое проникли во дворец, то увидели, что путь к отступлению отрезан - сад буквально кишел легионерами. Стало ясно, что восстание подавлено. Каморка, в которой они находились, с трудом вмещала такое количество людей, но являлась тем не менее едва ли не лучшим убежищем во всем дворце, поскольку здесь было только два хода - низкая дверь, ведущая в тронный зал, и небольшое окно, выходившее во дворцовый сад. Каменные стены могли противостоять любому оружию, каким располагали легионеры. Но что будет теперь, когда восстание потерпело поражение и легионеры не присоединились к народу? Как только начнется голод и люди почувствуют жажду, эта комната превратится в тюрьму и камеру пыток, а для многих, возможно, станет и могилой. - Ах, Дилекта! - воскликнул Прекларус, оказавшись рядом с ней. - Я нашел тебя, но, увы, скоро потеряю вновь. Своим легкомыслием я обрекаю тебя на гибель. - Своим появлением ты спас меня от смерти, - возразила девушка. Из складок платья она извлекла кинжал и показала Прекларусу. - Я все равно не вышла бы за Фастуса. Но раз я не умерла тогда, то проживу еще и уж по крайней мере встречу смерть с улыбкой, ибо мы погибнем вместе. - Сейчас не время рассуждать о смерти, - вмешался Тарзан. - Еще недавно вы мечтали оказаться вместе, и вот вы здесь. Через несколько часов все может измениться, и вы еще посмеетесь над нынешними страхами. Стоявшие поблизости гладиаторы, услыхав слова Тарзана, покачали головами. - Всякий, кто выйдет отсюда, - проговорил один из них, - будет сожжен на костре, либо брошен на съедение львам, либо на растерзание диким буйволам. Мы погибнем, но битва удалась на славу, и я благодарен варвару-чужестранцу за такой прекрасный конец. Тарзан обернулся пожимая плечами. - Я пока еще жив, - сказал он. - Обо всем этом я подумаю потом, после смерти, правда, тогда будет немножко поздно. Максимус Прекларус засмеялся. - Пожалуй, ты прав. Но что ты предлагаешь? Если оставаться здесь, нас всех безжалостно перебьют, поэтому нужно придумать, как отсюда выбраться. - Если не сумеем пробиться собственными силами, то придется положиться на удачу, в частности, на помощь оставшихся на воле друзей, которым, возможно, удастся перехитрить легионеров. В данный момент наше положение действительно незавидное, однако я не отчаиваюсь. Что бы ни случилось, хуже не будет, а это уже кое-что. - Я с тобой не согласен, - возразил Метеллус, кивая в сторону окна. - Смотри, они устанавливают в саду баллисту. Скоро наше положение станет хуже, чем сейчас. - Стены прочные, - проговорил человек-обезьяна. - Думаешь, выдержат, Прекларус? - По-моему, да, - ответил римлянин. - Но если снаряд залетит в окно, будет много жертв, ведь нас здесь как огурцов в бочке. Со стороны тронного зала, где вскоре воцарилась тишина, пока не предпринималось никаких попыток выломать крепкую дубовую дверь, закрытую на засов. Отдельные же попытки проникнуть внутрь со стороны сада были отбиты, и легионеры благоразумно отошли. Тем временем установили баллисту и направили на стену, за которой скрывался Тарзан со своими людьми. Отведя Дилекту в безопасный угол, Тарзан стал наблюдать за действиями легионеров. - Кажется, они будут целиться в окно, - заметил Кассиус Аста. - Нет, - возразил Прекларус. - Скорее они станут пробивать брешь в стене, чтобы направить против нас достаточное количество солдат и перебить всех. В противоположном конце комнаты послышались тяжелые удары, от которых задрожали стены. Обернувшись на шум, осажденные увидели, что дубовая дверь заходила ходуном. Кассиус Аста криво усмехнулся. - Это таран, - сказал он. В тот же миг наружная стена содрогнулась от тяжелого снаряда, на пол посыпались куски штукатурки - это вступила в действие баллиста. Тут же в дверь ударил таран, затрещали дверные петли, и воодушевленные легионеры принялись подбадривать себя криками, придавая ударам тарана определенный ритм. Солдаты в саду действовали четко, без лишней суеты. Каждый новый снаряд методично разрушал внешнюю часть стены, но внутри лишь осыпалась штукатурка. - Глядите, - заволновался Метеллус, - они меняют траекторию снарядов. Поняли, что стену не пробьешь. - Они целятся в окно, - сказал Прекларус. - Всем, кто под окном, лечь на пол, - приказал Тарзан. - Быстро! Сейчас выстрелит. Следующий снаряд угодил в край окна, выбив кусок камня. Легионеры разразились радостными криками. - Им бы с самого начала так, - заметил Кассиус Аста. - Расширить окно гораздо проще, чем пробить брешь в сплошной стене. - Очевидно, именно так они и поступят, - сказал Метеллус, когда второй снаряд угодил в то же место, и большой кусок стены рухнул на пол, разбившись вдребезги. - Эй, у двери! Берегись! - крикнул Тарзан, заметивший, что дверные петли вот-вот сорвутся. Стоявшие у порога люди едва успели отскочить в сторону и выставить оружие, как дверь упала. Обезьяны с грозным рычанием ощетинились, готовые растерзать любого, включая тех, кто находился в помещении. Тарзан предостерег животных суровым окриком. Как только дверь повалилась, наступила тишина - обе стороны выжидали, что предпримет противник. В следующую секунду воздух сотрясся от страшного грохота. Едва грохот затих, как раздались громкие вопли ликующих легионеров. Брешь в стене катастрофически увеличивалась. От снарядов баллисты рухнула часть стены от потолка до пола. Вслед за этим, действуя по заранее намеченному плану, легионеры бросились в атаку с обеих сторон - через дверной проем и через образовавшуюся пробоину в стене. Тарзан повернулся к обезьянам и, указывая на брешь в стене, скомандовал: - Остановить их! Зу-То, вперед! Убейте их! Га-Ят, действуй! Окружавшие Тарзана люди с опаской поглядели на него, когда услышали, что из горла варвара-гиганта исходят рычащие звуки, однако тотчас же поняли, что он разговаривает со своими косматыми друзьями. Оскалив клыки и жутко рыча, обезьяны рванулись к окну и накинулись на появившихся в проеме легионеров. Под ударами копий погибли две обезьяны, однако перед звериным натиском солдаты цезаря были вынуждены отступить. - Следуйте за ними! - крикнул Тарзан Прекларусу. - Скорее в сад! Захватите баллисту и поверните ее в сторону легионеров. А мы будем удерживать дверь, пока вы не завладеете баллистой, а потом примкнем к вам. Под защитой косматых чудовищ часть осажденных, возглавляемая Максимусом Прекларусом, Кассиусом Астой и Цецилием Метеллусом, бросилась наружу. Тарзан бок о бок с оставшимися гладиаторами отбивали атаку у двери, давая тем самым возможность товарищам проникнуть в сад и захватить баллисту. Бросив взгляд назад, он увидел Мпингу, уводившего Дилекту из комнаты вслед за остальными. Вместе со своей маленькой храброй группой Тарзан успешно удерживал дверь до тех пор, пока баллиста не оказалась в руках его людей. Затем шаг за шагом оборонявшиеся отступили через брешь в стене. Как только они покинули помещение, Прекларус направил метательный снаряд в окно, и тяжелое ядро угодило прямо в легионеров. До сих пор судьба благоволила Тарзану и его соратникам, но очень скоро стало ясно, что неприятель не намерен сдавать своих позиций. Окружив мятежников, легионеры осыпали их копьями, и, несмотря на баллисту и превосходные мечи, которыми повстанцы удерживали врага на почтительном расстоянии, все понимали, что не смогут долго противостоять численно превосходящему и лучше вооруженному противнику. Вскоре в битве наступила пауза, словно по молчаливой договоренности сторон. Трое белых внимательно наблюдали за легионерами. - Они готовят массированную атаку копьями, - заявил Прекларус. - Это положит конец нашим страданиям на этой бренной земле, - обронил Кассиус Аста. - И боги примут нас с ликованием, - проговорил Цецилий Метеллус. - Думаю, что боги предпочтут их, а не нас, - сказал Тарзан. - С чего ты взял? - спросил Кассиус Аста. - Потому что нынче боги призовут на небо гораздо больше легионеров, нежели нас, - ответил человек-обезьяна, указывая на валявшиеся вокруг трупы. Кассиус Аста согласно улыбнулся. - Еще минута, и они нападут, - сказал Максимус Прекларус, заключил в объятия Дилекту и поцеловал. - Прощай, любовь моя, - сказал он. - Как мимолетно счастье! И как несбыточны надежды простых смертных! - Не стоит прощаться, Прекларус, - ответила девушка, - ибо я последую вслед за тобой. И она показала тонкий кинжал, который держала в руке. - Нет! - вскричал Прекларус. - Обещай, что ты не сделаешь этого! - Почему? Разве смерть с тобой не приятнее, чем жизнь с Фастусом... XX. ТАРЗАН ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ ИМПЕРИИ Наконец стороны сошлись в ожесточенной схватке. Вдруг в саду раздались оглушительные дикие крики, перекрывшие шум сражения и устрашившие своей необычностью всех участников битвы. Тарзан вскинул голову и потянул носом воздух. Он узнал этот клич, и в его душе вспыхнула надежда. Сверкая глазами, человек-обезьяна взглянул поверх голов своих противников. Крики усилились. Легионеры обернулись, оказавшись лицом к лицу с авангардом подходившей армии воинов-гигантов с кожей цвета эбенового дерева, на головах у которых воинственно колыхались белые султаны и которые оглашали воздух жуткими воинственными криками, наполнившими радостью сердце Тарзана. Это пришли воины вазири. Во главе их Тарзан увидел Мувиро, а рядом с ним Лукеди. И лишь позже человек-обезьяна, как и все те, кто находился в саду цезаря, увидели толпу воинов из окрестных деревень Кастра Сангвинариуса, которая, проследовав в город за вазири, захватила дворец, осуществив давно вынашиваемый акт возмездия. Когда легионеры поспешно побросали на землю оружие, моля Тарзана о пощаде, к нему подбежал Мувиро и, преклонив колени, поцеловал руку Повелителю джунглей. В тот же миг с дерева на плечо Тарзана спрыгнула маленькая обезьянка. - Боги наших предков оказались добры к вазири, - произнес Мувиро, - иначе мы бы не успели. - Пока я не увидел Нкиму, я никак не мог понять, как вам удалось отыскать меня. - Да, это все благодаря Нкиме, - продолжал Мувиро. - Он вернулся в страну вазири, во владения Тарзана, и позвал за собой. Много раз мы хотели повернуть назад, считая, что он спятил, но Нкима уговаривал нас идти вперед, и мы шли за ним. Теперь великий бвана может вернуться с нами домой, к своему народу. - Нет, - ответил Тарзан, качая головой. - Еще не время. Сын моего друга где-то в этой долине. Ты явился вовремя и поможешь мне найти его. Так что не будем терять времени. Легионеры в панике бежали из дворца, откуда доносились вопли и стенания умирающих вперемешку с возбужденными криками толпы, жаждавшей мести. Прекларус подошел к Тарзану. - Варвары из окрестных деревень напали на город. Они истребляют всех, кто попадется им под руку, - сообщил он с тревогой в голосе. - Мы обязаны собрать всех воинов и остановить разбой и мародерство. Можно ли рассчитывать на вновь прибывших чернокожих? - Они сделают так, как я прикажу, - ответил Тарзан. - Но мне кажется, нет необходимости вступать в бой с варварами. Лукеди, где белые офицеры, которые командуют варварами? - Когда они были возле дворца, воины так заволновались, что бросили белых командиров и последовали за своими чернокожими вождями, - пояснил Лукеди. - Приведи-ка ко мне их вождей самого высокого ранга, - распорядился Тарзан. В течение следующего получаса Тарзан с соратниками занимались перегруппировкой своих сил, к которым примкнули легионеры, оставшиеся позаботиться о раненых и тревожащихся за свое будущее. Из дворца доносились сердитые надсадные крики негров, и Тарзан уже стал терять надежду, что Лукеди удастся уговорить вождя выйти к нему, как вернулся Лукеди, ведя с собой двух воинов, чей облик и украшения указывали на то, что они вожди. - Ты тот, кого называют Тарзаном? - спросил один из них. - Да, - подтвердил человек-обезьяна. - Ты-то нам и нужен. Этот багего утверждает, будто ты обещал, что наш народ больше не станут обращать в рабов и что наших воинов не будут принуждать сражаться на арене. Как ты можешь поручиться за это, ты, простой варвар? - Если я в одиночку и не смогу поручиться, то у тебя есть достаточно сил добиться всего этого, - ответил человек-обезьяна. - Я со своими вазири помогу вам, пока же собери всех своих. В дальнейшем постарайся воздерживаться от ненужного кровопролития. Спустя некоторое время отступающие толпы негров были успокоены своими вождями и отошли на главную улицу. Воины вазири взяли на себя охрану дворца, выставили караул у снесенной двери императорского дворца, расставили людей вдоль ведущего в тронный зал коридора, а также в проходе вплоть до подножия трона, вокруг которого они встали полукругом. Трон цезаря занял Тарзан из племени обезьян, рядом с ним стояли Прекларус, Дилекта, Кассиус Аста, Цецилий Метеллус и Мувиро. На плече Тарзана съежился малыш Нкима, горько сетовавший на судьбу, ибо, как всегда, испытывал страх и к тому же сильно продрог и проголодался. - Пошли легионеров за Сублатусом и Фастусом, - приказал Тарзан Прекларусу. - Пора кончать с этим делом. Через час уходим в Каструм Маре. Посланный за Сублатусом и Фастусом воины прибежали с взволнованными криками: - Сублатус мертв! Фастус мертв! Их убили варвары. В верхних комнатах и коридорах полно трупов сенаторов, патрициев и офицеров. - Неужели в живых никого не осталось? - спросил Прекларус. - Остались те, кто забаррикадировался в комнатах, спасаясь от чернокожих. Мы сказали им, что их не тронут, и сейчас они придут сюда, в тронный зал. В проходе между двумя рядами воинов появились уцелевшие гости, приглашенные на бракосочетание. Пот и кровь, покрывавшие мужчин, явно указывали на пережитые ими ужасные минуты. Женщины держались пугливо, на грани истерики. Впереди шел Дион Сплендидус. Увидев его, Дилекта вскрикнула от радости и облегчения, сбежала со ступеней трона и бросилась ему навстречу. При виде пожилого сенатора Тарзан просиял, встал в полный рост и поднял руку, призывая к тишине. - Цезарь мертв, - объявил он, - и одному из вас надлежит надеть мантию императора. - Да здравствует Тарзан! Да здравствует новый цезарь! - раздался чей-то крик, мгновенно подхваченный всеми присутствующими. Человек-обезьяна улыбнулся, отрицательно качая головой. - Только не я, - сказал он. - Но среди вас находится человек, которому я готов вручить императорскую корону при условии, что он сдержит обещание, данное мной варварам из окрестных деревень. Дион Сплендидус, согласен ли ты принять императорскую пурпурную мантию при условии, что деревенские жители отныне и навсегда будут свободны, что юношей и девушек не станут обращать в рабство, а воины будут освобождены от принудительного участия в играх? Дион Сплендидус в знак согласия склонил голову. Так Тарзан отказался от короны и назначил нового цезаря. XXI. СМЕРТЬ ЦЕЗАРЯ Ежегодное празднество, проводимое в честь Валидуса Августа, императора Востока, оказалось гораздо менее захватывающим, нежели зрелище, устроенное Сублатусом в Кастра Сангвинариусе, хотя широко разрекламированное присутствие вождя-варвара, шедшего в кандалах широкими шагами вслед за экипажем цезаря, придавало интерес и особый вес мероприятию. Никчемная помпезность атрибутов императорской власти доставляла удовольствие Валидусу Августу. В душе фон Харбен улыбался при мысли о примитивных уловках цезаря укрепить свой пошатнувшийся авторитет, нисколько не думая о том, что сам он оказался в отчаянном положении. Фон Харбен размышлял не о своей участи, а о том, что небольшого хорошо обученного отряда полицейских вполне хватило бы, чтобы лишить императора власти. В любом современном городе мэр может отдавать приказы вооруженным силам, куда более внушительным и мобильным, чем у этого маленького цезаря. Бесполезно размышлять о том, каким образом Валидусу Августу удавалось удерживать власть в своих руках, и почему не нашлось силы, которая призвала бы его к ответу за позорное обращение с гражданином могучего государства, способного без всякого усилия поглотить эту маленькую империю. Шествие завершилось, и фон Харбена вновь отвели в камеру, которую он делил с Маллиусом Лепусом. - Быстро ты вернулся, - сказал Лепус. - Ну и как праздник Валидуса? - Так себе, если судить по апатии толпы. - Валидус не любит раскошеливаться, - продолжал Лепус. - Он предпочитает тратиться на богатые яства и роскошные одежды, а не на развлечения для толпы. - А сами игры, - спросил фон Харбен, - они будут такие же убогие? - Да уж, без особого размаха, - ответил Лепус. - Преступников у нас мало, а что касается рабов, то поскольку за них уплачены немалые деньги, они слишком ценны, чтобы губить их на арене. Поэтому часто бывают схватки между дикими животными, когда для гладиаторов не находят соперников - воров или убийц. Вот почему Валидус не гнушается политическими заключенными - действительными или мнимыми врагами цезаря. Чем их больше, тем лучше для игр. В основном это жертвы дворцовых интриг или зависти фаворитов, как, например, ты и я. В данный момент в тюрьмах их человек двадцать, так что зрелище будет не скучным. - А если мы победим, нас выпустят на свободу? - спросил фон Харбен. - Не победим, - ответил Маллиус Лепус. - Об этом уж позаботится Фульвус Фупус, можешь не сомневаться. - Это ужасно, - произнес фон Харбен. - Боишься смерти? - спросил Маллиус Лепус. - Да нет, - ответил фон Харбен. - Я беспокоюсь о Фавонии. - Хорошо бы кто-нибудь побеспокоился о нас, - промолвил Маллиус Лепус. - Моя дорогая кузина была бы счастлива умереть, лишь бы не выходить за Фульвуса Фупуса. - Я чувствую себя таким беспомощным, - продолжал Харбен. - Один, без друзей, даже Габулы нет, моего верного слуги. - А, вспомнил, сегодня утром его разыскивали! - воскликнул Лепус. - Разыскивали? Разве он не за решеткой? - Был, но вчера вечером его вместе с другими пленниками вывели готовить арену. По слухам, он скрылся, воспользовавшись темнотой, во всяком случае, его ищут. - Здорово! - обрадовался фон Харбен. - При мысли, что он на воле, мне сразу стало лучше. Где же он скрывается? - Каструм Маре плохо охраняется вдоль берега, но зато само озеро и крокодилы - не менее надежная преграда, чем созданные легионерами заслоны. Габула мог перелезть через стену, но скорее всего он прячется на окраине города, найдя пристанище у других рабов или, может, у самого Септимуса Фавония. - Хочется верить, что бедолаге удалось бежать отсюда и вернуться домой, к своим. Маллиус Лепус покачал головой. - Исключено, - сказал он. - Хоть вы и спустились по отвесной скале, но вернуться той же дорогой невозможно. Даже если он нашел бы проход во внешний мир, то угодил бы в руки солдат Кастра Сангвинариуса или в руки чернокожих варваров из близлежащих деревень. Нет, Габуле ни за что не убежать! Время пролетело быстро, и вскоре за пленниками явилась стража и повела их на арену. Колизей был битком набит зрителями, ложи патрициев также были переполнены. Цезарь Востока восседал с надменным видом на роскошном троне в тени балдахина пурпурного цвета. Септимус Фавоний сидел в своей ложе, понурив голову, в обществе жены и дочери. Фавония не спускала глаз с двери, из которой выходили участники игр. Увидев своего кузена Маллиуса Лепуса и Эриха фон Харбена, она вздрогнула и на мгновение закрыла глаза. Выстроившись в колонну, бойцы строем двинулись по белому песку к ложе цезаря, чтобы выслушать его напутствия. Вместе с Маллиусом Лепусом и фон Харбеном здесь находились двадцать политических заключенных, принадлежащих к классу патрициев. За ними шагали профессиональные гладиаторы, суровые и безжалостные, чье призвание заключалось в том, чтобы убивать или быть убитым. Колонну возглавлял развязно державшийся гладиатор, пятикратный победитель игр и, соответственно, любимец публики, которая встретила его взрывом аплодисментов. - Клавдий Таурус! - слышалось со всех сторон. В свое время Эриху фон Харбену не раз доводилось читать описания игр Древнего Рима, которые не могли оставить его равнодушным. Он часто представлял себе Колизей, многотысячные толпы зрителей, поединки на белом песке арены, но лишь сейчас осознал, насколько реальность отличается от его фантазий. Картины, возникавшие в воображении фон Харбена, были статичны, подобно стоп-кадрам. Так, ему представлялось, что зрители должны следить за происходящим на арене молча, застыв в неподвижности. А когда трибуны выносят свой приговор, указывая большим пальцем вниз, то главные действующие лица безмолвно замирают. Насколько же все оказалось иначе! Переполненные трибуны пребывали в непрерывном движении, ежесекундно менялась калейдоскопическая мозаика бесчисленных красок и оттенков, в воздухе стоял гул голосов и неприятный запах множества человеческих тел. Эрих заметил, что по шее шедшего перед ним патриция заструился пот. Переведя взгляд на Клавдия Тауруса, он отметил, что тот был одет в выцветшую тунику, и что его волосатые ноги заляпаны грязью. Фон Харбену всегда казалось, что у гладиаторов тело должно быть гладким, точеным. Клавдий же вызывал у него отвращение. Колонна выстроилась перед ложей цезаря. От запаха стоявших с ним рядом чернокожих фон Харбену едва не сделалось дурно. Стояла страшная жара. Все вызывало у фон Харбена раздражение. Он не мог понять, почему все происходит так буднично и прозаично. Неужели и в Древнем Риме было так же? Подняв глаза на императорскую ложу, он увидел человека в праздничном одеянии, восседавшего на резном троне. По бокам стояли полуобнаженные негры, обмахивающие сидящего опахалами. Блуждая взглядом по ложам, фон Харбен услышал голос распорядителя игр, но не стал вникать в смысл его речи, так как в ту же минуту его глаза отыскали в толпе лицо Фавонии. В устремленном на него взгляде девушки фон Харбен прочел тревогу и безмерный страх. Желая ободрить Фавонию, фон Харбен улыбнулся. На глазах девушки моментально выступили слезы тревоги за судьбу любимого человека. Тут внимание фон Харбена привлекло некое движение на трибуне позади лож. Стараясь не выдать охвативших его чувств, он напрягся, допуская, что мог и ошибиться. Но нет, он не ошибся. Он увидел Габулу, который пробирался к императорской ложе. Затем распорядитель игр велел участникам покинуть арену. Двигаясь бегом к выходу, фон Харбен старался понять, что означает присутствие здесь Габулы. Зачем он явился в такое опасное место? Участники еще находились на арене, как вдруг их остановил раздавшийся позади внезапный крик. Обернувшись на шум, фон Харбен догадался, что кричали в императорской ложе, и то, что там происходило, настолько его поразило, что он не мог поверить собственным глазам. Может, все это ему снится, а Каструм Маре вообще не существует, как не существует и сам Валидус Август, а также... Но нет! Факты вещь упрямая. Ведь Фавония настоящая, живая, а значит, и этот абсурд, который происходил на его глазах, не был игрой воображения. Ворвавшийся в императорскую ложу негр схватил одной рукой цезаря за горло, а другой всадил в сердце кинжал. Его слуга Габула! Все произошло в мгновение ока. Цезарь успел лишь крикнуть на весь Колизей, как его бездыханное тело рухнуло к подножию трона. Спрыгнув на арену, Габула бросился к фон Харбену. - Ты отомщен, бвана! - закричал он. - Что бы с тобой ни случилось, ты отомщен! Публика зашумела, а когда раздался чей-то крик "Цезарь убит!", разразилась аплодисментами. Воспрянув духом, фон Харбен дернул Маллиуса Лепуса за руку. - Цезарь умер, - зашептал он. - Пора действовать. - То есть? - Нужно бежать, воспользовавшись замешательством. Спрячемся в городе, а когда стемнеет, заберем Фавонию и уйдем. - Куда? - О, Боже! Не знаю, - сказал фон Харбен, - но здесь оставаться нельзя. Ведь цезарем станет Фульвус Фупус. Если нынче же не заберем с собой Фавонию, то завтра будет поздно. - Ты прав, - согласился Маллиус Лепус. - Передай это остальным, - продолжал фон Харбен. - Чем нас будет больше, тем больше вероятность того, что кто-нибудь спасется. Забыв обо всем на свете, легионеры и публика вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что же произошло в императорской ложе. Поскольку убийцу почти никто не заметил, то Габулу не преследовали. Маллиус Лепус обратился к участникам игр: - Боги милостивы к нам. Цезарь умер. Бежим, пока никто не опомнился. За мной! И он ринулся к двери, ведущей в камеры под Колизеем. Пленники, горланя, рванулись следом. На арене остались лишь профессиональные гладиаторы, которые являлись свободными гражданами. - Желаю удачи! - крикнул Клавдий Таурус вдогонку фон Харбену. - Вот если бы сейчас убили еще и Фульвуса Фупуса, мы бы выбрали достойного цезаря. Немногочисленная охрана под Колизеем в испуге и смятении не оказала пленникам никакого сопротивления, и те беспрепятственно вышли в город. - Куда теперь? - раздался чей-то голос. - Всем расходиться по одиночке, - ответил Маллиус Лепус. - Но мы с тобой останемся вместе? - спросил фон Харбен. - До конца, - ответил римлянин. - А вот и Габула, - воскликнул фон Харбен. - Он пойдет с нами. - Мы не имеем права бросить отважного Габулу, - подтвердил Маллиус Лепус. - Теперь самое главное - найти убежище. - На той стороне бульвара низкая стена, а за ней полно деревьев, - сказал фон Харбен. - За неимением лучшего сойдет. Пошли! - бросил Маллиус Лепус. Перебравшись через стену, троица очутилась в саду, заросшем высокой травой и густым кустарником. Судя по неухоженности, сад был заброшен. Пробираясь по-пластунски сквозь кусты, они натолкнулись на дом с покосившейся дверью, выбитыми окнами и кучей мусора на пороге. Все указывало на то, что здесь давно никто не живет. - Тут мы и переждем до наступления темноты, - сказал фон Харбен. - Хорошо, что дом в двух шагах от Колизея, - добавил Маллиус Лепус. - Никто не станет искать нас в такой близости. Пошли поглядим, что там внутри. Войдя в заднюю дверь, беглецы оказались на кухне. В углу стояла печь из расколотого кирпича, рядом валялась скамья и колченогий стул. Пройдя дальше, они очутились в просторной комнате, как выяснилось, единственной в доме, не считая кухни. Здесь было темно, поскольку выходившие на бульвар окна были закрыты ставнями. В углу стояла приставная лестница, над которой в потолке виднелся люк, ведущий, очевидно, на крышу. Наверху, под потолком пленники случайно обнаружили искусно замаскированную нишу, высотой в три фута, видимо, тайник. Более тщательный осмотр комнаты не выявил ничего, кроме охапки грязного тряпья возле стены, служившего, как видно, постелью для какого-нибудь бездомного бродяги. - Дом как будто специально построен для нас, - сказал Маллиус Лепус. - Лучшего нельзя и пожелать. Черт возьми! Целых три выхода на случай опасности - один в сад, другой на бульвар и третий на крышу. - Здесь мы в безопасности, - сказал фон Харбен. - А вечером, когда стемнеет, постараемся пробраться к дому Септимуса Фавония. XXII. НЕУДАВШЕЕСЯ ПОХИЩЕНИЕ По дороге Виа Маре, держа путь на восток, двигалась колонна в пятьдесят тысяч человек, оставив позади город Кастра Сангвинариус. Впереди шагали негры вазири, возглавляемые Тарзаном, следом за ними могучие легионеры во главе с Максимусом Прекларусом, а замыкали строй воины из окрестных деревень. Мокрые от пота рабы тащили катапульты, баллисты, стенобитные орудия, огромные тараны, механизмы для метания огненных ядер в оборонительные сооружения врага, другие античные военные орудия, а также лестницы и крючья для осады стен. Громоздкая техника сдерживала движение, и Тарзан сердился из-за вынужденных задержек, но ему пришлось внять доводам Максимуса Прекларуса, Кассиуса Асты и Цецилия Метеллуса, заверявших его в том, что без этих машин в город не пробиться. Над раскаленной от зноя, пыльной Виа Маре раздавались воинственные песни вазири, пританцовывающих в такт музыке, недовольное ворчание скептически настроенных гладиаторов-ветеранов, несших тяжелое боевое оружие, а также взрывы безудержного смеха воинов из окрестных деревень, веселившихся, словно малые дети. В то время, когда колонна из Кастра Сангвинариуса подошла к крепости, окруженной рвом, насыпью, частоколом, рабы принесли тело Валидуса Августа во дворец, и Фульвус Фупус провозгласил себя цезарем. Сделал он это не без внутреннего трепета, поскольку, хоть и не был особенно умен, все же соображал, что не пользуется популярностью, и многие патриции имеют гораздо больше прав претендовать на пурпурную мантию, чем он. В погоню за сбежавшим пленником и убийцей Валидуса Августа был брошен отряд легионеров, но поиски затруднялись тем, что очевидцы не сумели толком описать Габулу, неизвестного для всех чернокожего из далекой страны Урамби. Среди бежавших с арены участников игр было человек восемь осужденных преступников. Держась все вместе, они поспешили укрыться в таверне на окраине города, куда захаживали ради выпивки и незатейливых развлечений. - Интересно, что за император этот Фульвус Фупус? - спросил один из преступников. - Еще хуже, чем Валидус Август, - отозвался другой. - Я встречал его в термах, когда там работал. Он тщеславен, глуп, невоспитан. Его презирают все патриции. - Говорят, он хочет жениться на дочери Септимуса Фавония. - Я видел ее сегодня в Колизее, - вмешался третий. - До заключения я часто видел ее в лавке моего отца, куда она приходила за покупками. - А сам ты бывал когда-нибудь в доме Септимуса Фавония? - спросили его. - Бывал раза два, - ответил юноша. - Приносил товар. Меня пускали в дом, и я хорошо все запомнил. - Если такая знатная патрицианка, как она, попадет в наши руки, то мы сможем рассчитывать на свободу и большой выкуп, - добавил тип с низким лбом и злыми хитрыми глазами. - Гляди, как бы нас не четвертовали... - Если нас схватят, то уж, конечно, не помилуют. - Веселенькое дельце. Некоторое время они молча пили вино, обдумывая план действий. - Новоиспеченный цезарь непременно заплатит огромный выкуп за свою невесту, - воскликнул юноша, вскакивая на ноги. - Я проведу вас в дом Септимуса Фавония. Меня обязательно впустят, об этом уж я позабочусь. Я скажу рабу, что меня прислал отец с товаром для Фавонии. Для этого мне нужен сверток. - Риск немалый... - Считайте, что выкуп у нас в кармане. - Если получим выкуп, поделимся поровну. x x x Наступил вечер. Войско Тарзана стояло перед укреплениями Каструм Маре. Кассиус Аста, которому поручили осаду крепости, привел в действие свои силы и развернул боевую технику. Тем временем Эрих фон Харбен и Маллиус Лепус, находившиеся в Каструм Маре, обговаривали детали плана. - Предлагаю уходить отсюда в полночь, не раньше, - сказал Маллиус Лепус. - В этот час на улицах нет ни души, а патруль мы увидим издалека, благодаря их факелам, так что всегда успеем спрятаться. У меня есть ключ от сада моего дяди, войдем тихо, без шума. - Может, ты и прав, - отозвался фон Харбен, - но я не в силах ждать. Как подумаю, что она пойдет к алтарю рука об руку с другим, то делаюсь сам не свой. - Выше голову, дружище, - успокоил его Маллиус Лепус. - Сейчас Фульвус Фупус настолько увлечен своей новой должностью, что Фавонии ничего не угрожает, во всяком случае в ближайшие часы. Пока они так беседовали, в дверь дома Септимуса Фавония постучал юноша. У стены в тени деревьев притаились черные силуэты. К входной двери с лампой в руке подошел раб и через зарешеченное окошко окликнул посетителя. - Это я, сын Табернария, - представился юноша. - Я принес из отцовской лавки ткани для дочери Септимуса Фавония. Раб заколебался. - Да ты же помнишь меня, - продолжал юноша. - Я часто приходил сюда. Раб поднял лампу и внимательно присмотрелся к посетителю. - Да, - произнес он, - твое лицо мне знакомо. Пойду спрошу свою госпожу, примет ли она тебя. Подожди за дверью. - Эти ткани очень дорогие, - забеспокоился юноша, показывая сверток. - Пусти хотя бы в прихожую, а то на улице меня могут ограбить. - Ладно, - сдался раб и впустил юношу в дом. - Жди, пока я вернусь. Как только раб ушел, сын Табернария подскочил к двери, отодвинул засов и, высунувшись наружу, тихонько подал сигнал. Из-за деревьев тут же вынырнули темные фигуры и поспешно юркнули в открытую дверь. Сын Табернария толкнул сообщников в темное помещение рядом с прихожей, закрыл обе двери и стал ждать. Вскоре вернулся раб. - Дочь Септимуса Фавония сказала, что ничего не заказывала у Табернария, - заявил он, - и не хочет сегодня смотреть ткани. Отнеси назад и скажи своему отцу, что дочь Септимуса Фавония сама явится в лавку, когда захочет сделать покупки. Не ожидавший такого поворота событий сын Табернария стал лихорадочно соображать, как ему поступить. Рабу же он показался туповатым малым, до которого не доходит, что его выпроваживают. - Уходи, - сказал раб, открывая входную дверь. - Ну иди же. - Постой, - прошептал юноша. - Я принес для Фавонии записку, а ткани это так, для отвода глаз, чтобы никто не узнал. - Где записка? От кого она? - недоверчиво спросил раб. - Записку я передам лично Фавонии. Скажи ей, она сразу поймет, от кого. Раб заколебался. - Пусть придет сюда, - продолжал юноша. - Будет лучше, если никто из домашних меня не увидит. Раб кивнул. - Пойду доложу. Она знает, что Маллиус Лепус и Эрих фон Харбен бежали из Колизея и теперь ждет, наверное, от них вестей. Провожая раба взглядом, сын Табернария улыбнулся. Он попал в точку. Нет такой молодой девушки, которая не мечтала бы получить тайную записку от своего возлюбленного. Через несколько минут раб вернулся вместе с Фавонией. Девушка взволнованно подбежала к сыну лавочника. - Ты от них? - воскликнула она. Юноша поднес палец к губам, призывая говорить тише. - Никто не должен знать, где они, - прошептал он. - Это я скажу только тебе. Отошли раба. - Можешь идти, - сказала Фавония рабу. Тот не дал себя долго уговаривать и моментально скрылся в недрах дома, довольный тем, что с него сняли всякую ответственность. - Что с ними? Говори же! - нетерпеливо приказала девушка. - Где он? - Здесь, - прошептал юноша, указывая на дверь в прихожей. - Здесь? - недоверчиво переспросила Фавония. - Да, здесь, - повторил юноша. - Идем! Когда они подошли к двери, он внезапно схватил ее и, зажав рукой рот, втащил в темное помещение, где на нее набросились какие-то люди и тут же связали. Затем она услышала негромкий мужской голос. - Сейчас мы разделимся. Двое спрячут ее в условленном месте. Один из вас пошлет записку Фульвусу Фупусу, но так, чтобы не попасться в руки охраны. Остальные отправятся к заброшенному дому напротив Колизея. Знаете это место? - А как же. Я там часто ночевал, - отозвался второй. - Хорошо, - произнес первый, судя по всему, главарь. - Пошли. Время не ждет. - Погоди, - остановил его сын Табернария. - Мы еще не договорились о выкупе. Без меня у вас ничего бы не вышло. Так что мне причитается как минимум половина. - Заткнись, а не то вообще ничего не получишь, - зарычал главарь. - Всадить ему нож меж ребер и дело с концом, - буркнул другой. - Значит, не дадите? - не унимался сын лавочника. - Довольно! - пресек его главарь. - Пошли, ребята. Фавонию закутали в грязный, драный плащ и украдкой унесли в ночь из родительского дома, а сын Табернария поспешил в противоположную сторону, во дворец. Перед воротами дворца грязного, ободранного юношу остановил легионер, уперев ему в грудь копье. - Что ты делаешь ночью у дворца цезаря? - спросил он. - У меня для него известие, - ответил юноша. Легионер захохотал. - Сам доставишь или прикажешь позвать цезаря? - Можешь передать ему сам, солдат, - ответил юноша. - Смотри, дело серьезное, так что поспеши. По его тону легионер понял, что тот не шутит. - Ладно, говори, я передам, - сказал легионер. - Беги к нему и скажи, что похитили дочь Септимуса Фавония. Если он поторопится, то найдет ее в заброшенном доме напротив ворот Колизея. Дом на углу. - А сам ты кто? - спросил легионер. - Не имеет значения, - ответил юноша. - Завтра я вернусь за вознаграждением. И не дав легионеру опомниться, он убежал. x x x - Как медленно тянется время, - проговорил фон Харбен, - а полночь все не наступает. Маллиус Лепус положил руку на плечо друга. - Ты нетерпелив, но помни, что ради блага Фавонии и нашего собственного мы должны дождаться полночи. Сейчас на улицах полно патрулей, брошенных на поимку беглецов. Ты же слышал, что весь день они рыскали в округе. Чудо еще, что сюда не заявились. - Тише! - прервал его фон Харбен. - Что это? - Кажется, скрипнула садовая калитка. Кто-то идет. Беглецы схватились за мечи и, как и было предусмотрено на случай опасности, полезли по лестнице на крышу. Люк они оставили приоткрытым с тем, чтобы слышать, что происходит внизу, и пресечь все попытки преследователей подняться следом за ними наверх. Фон Харбен отчетливо услышал голоса, раздавшиеся возле дома. - Ловко у нас все получилось, - произнес голос. - Никто не видел. А вот и остальные. Раздался скрип заржавленных дверных петель. Дверь отворилась, и в дом вошла группа мужчин, которые стали разговаривать в полный голос, уверенные в том, что их никто не слышал. - Нынче мы неплохо поработали. - Она жива? Что-то не слышу, как она дышит. - Вынь у нее кляп. - Чтобы она стала звать на помощь? - Можно заставить ее замолчать, но мертвая она не будет представлять никакой ценности. - Ладно тебе, вытащи кляп. - Слушай, ты, сейчас мы вынем кляп, но если закричишь, пеняй на себя. - Не закричу, - ответил женский голос. Голос показался фон Харбену знакомым. От волнения у него заколотилось сердце. Надо же померещиться такому! - Если будешь себя хорошо вести и если цезарь даст выкуп, мы тебя не тронем, - продолжал мужской голос. - А если не даст? - спросила девушка. - Тогда пусть нам заплатит твой отец Септимус Фавоний. - О, Господи! - вырвалось у фон Харбена. - Ты слышал, Лепус? - Слышал, - отозвался римлянин. - Тогда пошли вниз, - тихо скомандовал фон Харбен. - За мной, Габула, там Фавония. Оставив всякую осторожность, фон Харбен открыл люк и стал спускаться в темноту, сопровождаемый Лепусом и Габулой. - Фавония! - закричал он. - Это я! Где ты? - Здесь! - крикнула девушка. Фон Харбен впотьмах кинулся на голос, налетел на одного из похитителей и схватился с ним врукопашную. Остальные преступники, испугавшись, что их выследили легионеры, бросились бежать, оставив дверь открытой. Проникший через нее в комнату лунный свет рассеял мрак, и товарищи фон Харбена увидели, что он борется со здоровенным детиной, который схватил его за горло и пытается достать из ножен кинжал. В тот же миг Маллиус Лепус и Габула налетели на него сзади, и быстрым ударом меча Маллиус навсегда положил конец преступлениям разбойника. Освободившись от своего противника, фон Харбен рванулся к Фавонии, лежащей на куче тряпья у стены, и развязал веревки. Затем девушка рассказала, что с ней произошло. - Если бы не страх, который тебе довелось испытать, - сказал Маллиус Лепус, - нужно было бы поблагодарить этих негодяев за то, что они упростили нашу задачу. Теперь мы можем уходить на три часа раньше, чем планировали. - Тогда не будем терять времени, - поторопил фон Харбен. - Пока мы не выберемся за городскую стену, я не смогу дышать спокойно. - Нам нечего опасаться, - сказал Маллиус Лепус. - Стена охраняется плохо. Мы без труда перелезем через нее, и я знаю немало мест, где можно раздобыть рыбачью лодку. Остальное же во власти бога. Вдруг стоявший на пороге Габула рывком закрыл дверь и отскочил в глубину комнаты. - На бульваре появилось много огней, бвана, - с тревогой сообщил он. - Мне кажется, это солдаты. Что если они идут сюда? Все замерли, прислушиваясь. С улицы донеслись звуки строевого шага. - Другие патрули прочесывают окраины, - сказал Маллиус Лепус. - Когда эти пройдут, мы сможем уйти. Сквозь щели в деревянных ставнях показались огни факелов. Маллиус Лепус приник к окну. - Они остановились, - бросил он через плечо. - Часть зашла за угол, остальные стоят напротив дома. Воцарилась напряженная тишина, продлившаяся всего несколько минут, показавшихся беглецам вечностью. Вскоре в саду за домом послышался шум, в открытой двери кухни показались факелы. - Мы окружены, - пробормотал Лепус. - Сейчас начнут обыскивать дом. - Что же делать? - испуганно спросила Фавония. - Единственное наше спасение - крыша, - прошептал фон Харбен. Едва он закончил, как на крыше раздались шаги ног, обутых в сандалии, и в открытом люке сверкнул свет факела. - Мы погибли, - вздохнул Маллиус Лепус. - Нам не справиться с целой центурией. - Так просто мы тоже не сдадимся! - воскликнул фон Харбен. - Рисковать жизнью Фавонии? - спросил Лепус. - Ты прав, - согласился фон Харбен и тут же продолжил: - Постой, у меня идея. Фавония, иди-ка сюда. Ложись на пол, я завалю тебя тряпьем. Хоть ты спасешься. Им и в голову не придет искать тебя здесь. А когда они уйдут, пойдешь в Колизей к начальнику охраны. Он примет меры для твоей безопасности и даст провожатого, с которым вернешься домой. - Пусть лучше меня забирает патруль, - сказала девушка. - Если тебя схватят, то пусть и меня тоже. - От этого не будет никакой пользы, - возразил фон Харбен. - Если тебя обнаружат здесь с нами, то твоего отца заподозрят в причастности к последним событиям. Убежденная этим аргументом девушка перестала настаивать, легла на пол, и фон Харбен укрыл ее с головой тпяпками. XXIII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Когда Кассиус Аста завершил подготовку к штурму укреплений Каструм Маре, стало слишком темно для начала военных действий, поэтому он решил приступить к осуществлению второго имевшегося у него плана и двинулся к воротам в сопровождении Тарзана, Метеллуса и Прекларуса. Впереди группы шли факельщики и легионер с белым флагом в руке. Как только дозорные Каструм Маре заметили вдали приближающееся войско, отряды обороны были немедленно приведены в состояние боевой готовности. О появлении противника тотчас узнал и Фульвус Фупус. Все были уверены в том, что Сублатус задумал новый налет, на сей раз гораздо более мощный, но защитники города были к этому готовы и не сомневались в своей победе. Завидя парламентариев с белым флагом, начальник обороны спустился к ним с башни и спросил, с чем они пожаловали. - У меня два требования к Валидусу Августу, - объявил Кассиус Аста. - Во-первых, немедленно освободить Маллиуса Лепуса и Эриха фон Харбена; во-вторых, - позволить мне вернуться в Каструм Маре и гарантировать все привилегии, соответствующие моему положению. - Кто ты? - спросил офицер. - Кассиус Аста. Ты должен меня знать. - Хвала богам! - вскричал офицер. - Да здравствует Кассиус Аста! Долой Фульвуса Фупуса! - послышались крики со всех сторон. - Что все это означает? - спросил Кассиус Аста. - Что случилось? - Валидус Август умер. Его убили сегодня во время игр. Фульвус Фупус стал цезарем. Ты пришел вовремя. Каструм Маре ждет тебя с нетерпением. Войско нового императора Востока беспрепятственно вошло в город. По пути следования к берегу озера и оттуда через понтонный мост к острову Кассиусу Асте восторженно рукоплескали людские толпы. x x x Затаившись в заброшенном доме напротив Колизея, беглецы ожидали вторжения легионеров Фульвуса Фупуса. Как видно, солдаты не были намерены искушать судьбу. Оцепив здание, они не спешили войти внутрь. К тому моменту, как легионеры ворвались наконец в дом одновременно с трех сторон, фон Харбен надежно спрятал Фавонию в куче тряпья. - Мы сдаемся, - сказал Маллиус Лепус командиру отряда, вошедшему со стороны бульвара. - Ведите нас обратно в тюрьму. - Всему свое время, - ответил офицер. - Где девушка? - Какая девушка? - деланно удивился Маллиус Лепус. - Дочь Септимуса Фавония. - Откуда нам знать? - спросил фон Харбен. - Вы похитили ее и спрятали здесь, - сказал офицер. - Обыскать дом! Минуту спустя Фавонию нашли. Затем офицер, насмешливо улыбаясь, приказал разоружить беглецов. - Погоди, - сказал фон Харбен. - Что ты намерен сделать с дочерью Септимуса Фавония? Пошлешь с ней надежного провожатого до отцовского дома? - У меня приказ цезаря, - ответил офицер. - Какой же? - Он приказал доставить Фавонию во дворец, а похитителей прикончить на месте. - В таком случае цезарь не досчитается нескольких своих легионеров! С этими словами фон Харбен набросился с мечом на офицера, тогда как Габула и Маллиус Лепус, решившие, как и он, продать свою жизнь подороже, напали на тех, которые вошли в дом с крыши. Легионеры, не ожидавшие сопротивления, поспешно отступили. Уклонившись от удара фон Харбена, офицер выбежал в сад и позвал отряд легионеров, вооруженных пиками. - В доме трое мужчин и одна женщина. Мужчин ликвидировать, а женщину ни в коем случае не трогать! Не успели легионеры приступить к исполнению приказа, как вдруг на бульваре показались бегущие с криком люди. Оставшиеся там легионеры остановили кое-кого из толпы, чтобы узнать, в чем дело. В нараставшем людском гуле слышалось громкое "Ура!" Люди устремились к мосту, который соединял город с дорогой Виа Маре и крепостью. Глянув туда, офицер увидел мелькание факелов и услышал звук труб и мерный шаг приближающегося войска. Что произошло? Как и все в Каструм Маре, офицер знал, что силы Сублатуса встали лагерем перед крепостью, но ведь битвы пока не было, поэтому нереально, чтобы войско Сублатуса оказалось в Каструм Маре. В таком случае, это не что иное, как ретировавшийся отряд защитников города. Офицер терялся в догадках, не в силах понять, что происходит и почему народ рукоплещет. - Что там такое? - окликнул он людей на бульваре. - Вернулся Кассиус Аста с войском. Фульвус Фупус скрылся в неизвестном направлении. Как вопрос, так и ответ были услышаны всеми, кто находился в доме. - Мы спасены! - возликовал Маллиус Лепус. - Кассиус Аста не тронет друзей Септимуса Фавония. Прочь с дороги, глупцы, если вам дорога жизнь. И Маллиус Лепус направился к двери. - Назад, ребята! - крикнул офицер легионерам. - Мы уходим. Никого из друзей Кассиуса Асты не трогать! Фавония, фон Харбен, Лепус и Габула беспрепятственно вышли из заброшенного дома на бульвар. Там они увидели идущую навстречу колонну и людские толпы. Множество факелов освещало зрелище, словно днем. - Это Кассиус Аста! - обрадовался Маллиус Лепус. - Слава Богу! А кто остальные? - Наверное, люди из Кастра Сангвинариуса, - сказала Фавония. - Вон впереди человек, одетый, как варвар. Но что это за негры с белыми перьями, идущие следом? - Никогда в жизни не видел ничего подобного! - воскликнул Маллиус Лепус. - Даже я не видел, - произнес фон Харбен. - Но я уверен, что знаю их, ибо они очень известны и соответствуют описанию, которое мне сотню раз доводилось слышать. - Так кто же они? - спросила Фавония. - Белый гигант - это Тарзан из племени обезьян, а чернокожие воины - его вазири. При виде легионеров, выстроившихся перед домом, Кассиус Аста остановил колонну. - Где командир этой центурии? - Здесь, славный цезарь, - ответил офицер, который пытался задержать похитителей Фавонии. - Не тот ли это отряд, который Фульвус Фупус послал на поимку Маллиуса Лепуса и варвара фон Харбена? - Мы здесь! - крикнул Маллиус Лепус и стал пробиваться вперед. Фавония, фон Харбен и Габула не отставали от него. - Хвала богам! - воскликнул Кассиус Аста, обнимая своего старого друга. - А где же вождь-варвар из Германии, слава о котором дошла даже до Кастра Сангвинариуса? - Вот он собственной персоной, - молвил Маллиус Лепус. Подошел Тарзан. - Вы Эрих фон Харбен? - спросил он по-английски. - А вы - Тарзан из племени обезьян? - ответил фон Харбен на том же языке. - Вы, как я погляжу, вылитый римлянин, - с улыбкой произнес Тарзан. - А ощущаю себя варваром до мозга костей, - весело ответил фон Харбен. - Римлянин вы или варвар, но ваш отец обрадуется, когда я приведу вас к нему. - Так вы меня искали, Тарзан из племени обезьян? - Кажется, я успел вовремя, - уклончиво ответил человек-обезьяна. - Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас? - Благодарите не меня, друг мой, - усмехнулся Тарзан, - а малыша Нкиму.