ДОМ НА ГОРЕ

- Девочка, пойдем жить со мной в Дом-на-Горе, - позвал Юло.

- Пойдем, - сказала Анна. - А сколько тебе лет? Ты такой маленький...

- Десять. А тебе?

- И мне десять! Мама говорила, что в одиннадцать мои волосы станут темными, а они еще светлые, видишь?

- У тебя мама какая была? - спросил Юло.

- Хорошая. Она кидала мне большой желтый мяч и смеялась, а я никак не могла его поймать и тоже смеялась...

- Мяч надо отбивать ногой, когда не можешь поймать, - серьезно сказал Юло. - А моя мама была злая...

- Пойдем?

- Пойдем!

Они легко взбежали вверх, к Дому, по мягкой зелени, подсвеченной низким солнцем, рассекли столбик пляшущей мошкары и остановились у дверей.

- Кто еще живет в нашем доме? - спросила Анна.

- Никто.

- Совсем-совсем?

- Да. Я нашел его сам, вечером, когда негде было спать.

- Мы растопим печь! - воскликнула Анна. - И будем играть во взрослых, да?

- Нет, - сказал Юло. - Я не буду играть.

- Почему?! Это же интересно! Они такие важные...

- Не буду, - тихо сказал Юло. - Я никогда не буду играть.

- А что же тогда делать? - удивилась Анна.

- Жить.

- Жить, - растерянно повторила Анна.

Они вступили в теплый полумрак, пахнущий смолистым деревом, вступили в скрипучий уют, прошли бок о бок через комнату и открыли окно в сад.

- Это прохлада, - сказал Юло. - В ней были пчелы весь солнечный день. Сядем?

Они сели у окна в большие плетеные кресла, и сад дышал светлым нектаром их голов...

- И что дальше? - спросил доктор. - Почему Вы замолчали?

- Понимаете, доктор, - сказал Чукин, - на этом месте мне непреодолимо хочется спать.

- Ну так и спали бы! - бодро посоветовал доктор.

- Не могу.

Чукин задышал, хрустнул пальцами.

- Не могу, доктор, я же говорил. Как закрою глаза, койка моя в палате приближается, приближается...

- Значит, засыпая дома, Вы боитесь проснуться... э-э... в другом месте?

Чукин кивнул головой, да так и оставил ее висеть.

- Сколько дней Вы... ах, да, с первого числа... Вторую неделю не спите? Все дни после выписки?!

- Да, доктор. Я боролся со сном как только мог. Я выкручивал ему руки... я прошу вас... помните, вы говорили, что врач для больного самый близкий друг? Я сначала не поверил вам... Но теперь... у меня ведь никого нет, доктор...

- Ну-ну, голубчик, Вы успокойтесь, успокойтесь!

- Никого нет... Вам трудно понять, как там страшно. Вы каждый день идете ДОМОЙ, а мы остаемся ТАМ, в гулком кафеле, в слизи, в криках и страхе...

- Подождите, Чукин, а что прикажете делать? Вы рассказывали про свои сны направо и налево, даже милиционеру на перекрестке, от этого лечат, голубчик, как же Вы думали... Соседи Ваши нас заявлениями завалили. Ну да ладно... Так друг я Вам, Чукин, или нет?

- Да, доктор, да! Иначе я не пришел бы. Я хотел... я уходил на чердак, но мне казалось, что где бы я ни заснул, я проснусь ТАМ, это пронзало меня и жгло, я стонал, доктор, стонал, как от боли, и снова, почти наяву, с открытыми глазами смотрел и смотрел этот сон...

- Вы сказали "казалось"! Казалось, Чукин! Никогда больше не бойтесь спать. Слышите?!

Чукин кивнул, и голова его склонилась еще ниже.

- Теперь не боитесь?

- Нет, - сказал Чукин и заплакал. - Я пойду домой, доктор. Спасибо Вам... Спасибо Вам...

- Непременно. Только сначала выспитесь здесь, в кабинете. Здесь очень спокойно, уверяю вас. Вы не помешаете...

- Здесь?! - удивился Чукин.

- Здесь! И ничего не бойтесь, говорю Вам!

- Не надо, доктор! Я лучше так... я пойду.

- Вот какой упрямый! Вы же очень возбуждены! Посмотрели бы в зеркало...

Доктор пристально взглянул на медсестру, та прикрыла глаза и вновь открыла, загремела стерилизатором.

"Внутривенно. И вызовите перевозку." - написал доктор на обороте рецептурного бланка и отдал сестре.

Чукин устраивался на кушетке. Все трое улыбались, переглядывались и кивали, кивали друг другу...

На половине дозы Чукин охнул, раскинулся на кушетке и, не закрывая еще глаз, позвал деревенеющим ртом:

- Девочка...

- Что? - не поняла медсестра.

- Девочка... пойдем жить со мной в Дом-на-Горе...

Они легко взбежали вверх, к Дому, по мягкой зелени, подсвеченной низким солнцем, рассекли столбик пляшущей мошкары и остановились у дверей.
1983