- Пошел вон, Комоцкий!- сказала Леонора.

- Уже иду,- ответил Комоцкий.

- Кто следующий?- спросила Леонора.

Над последними партами у окна жужжала муха.

- Желающих больше нет,- объявили Леонора.- Тогда продолжим урок. Перестань гудеть, Шашкин!

Все уставились на муху. Та заволновалась и стала биться о стекло.

- Это не я,- робко ответил Шашкин.- Поймать?

- Шашкин пойдет к доске,- ответила Леонора.

Шашкин уныло побрел к доске, встал у первой парты среднего ряда и объявил:

- Стихотворение...

- Как стоишь?- сказала Леонора.

- Нормально,- удивился Шашкин.

- Вынь руки из-за спины. Так уголовники гулять ходят. А перед учителем так не стоят!

- Так вы же пионервожатая,- вздохнул Шашкин.

- Я тебе сейчас у-чи-тель! Потому что сейчас урок! Ясно? И зовут меня сейчас Э-ле-о-но-ра Вя-че-сла-вов-на! Ясно?

Шашкин кивнул.

- Воробьева, что ты там пишешь?

- Я?..- вздрогнула Верка.- Ничего...

- А ну давай сюда!

- Я не буду, Лео... нео...

- Она мальчиков рисует,- хихикнула Светка Рябова.

- Давай сюда!

- Не дам,- прошептала Верка.

- Что-о?- взвилась Леонора.

Резко поднявшись из-за стола, пионервожатая пошла в атаку. Верка подгребла к себе бумажки, наклонившись вперед, прижалась к парте. С ужасом она глядела в ярко раскрашенные Леонорины глаза и, когда увидела решительно протянутую к ней руку, заплакала.

- Не дам! Не надо... Не дам...

- Дашь!- сказала Леонора и ловко ухватилась за листки.

Бумага порвалась. Леонора повторила маневр и вырвала еще клок, потом еще...

Скомканные остатки Верка швырнула на пол.

- Подыми!- приказала Леонора.

Шашкин у доски устроил пантомиму протеста.

Верка плакала, уткнувшись лицом в парту и даже не подложив руку.

Обессилевшая муха, прихрамывая, шла вниз по стеклу.

- Воробьева, кому говорят!

- Не надо, Леонора Славна,- попросил Сережка Комаров.- Она их всегда рисует...

- Что, и у Анны Сергеевны на уроках тоже рисует?

- Тоже, Анна Сергеевна даже ничего не говорит...

- Не говорит?!- возмутилась Леонора.- А я говорю! Рано ей еще об этом думать! Ясно?! Слышишь, Воробьева?!

Верка вдруг поперхнулась, перестала плакать и подняла голову.

- О чем?- тихо спросила она.- О чем?

- О том!- многозначительно сказала Леонора.- Что рисуешь!

Верка дернулась, вскочила и заорала куда-то поверх Леоноры:

- Ду-у-ура-а!

И выбежала из класса.

- Кто следующий?- спросила Леонора.

Уцепившись мертвой хваткой за руки Анны Сергеевны, Верка выла и ничего не могла сказать.

- Верунька! Ну пойдем хоть в комнату, а? Ну успокойся ты...- растерянно говорила Анна Сергеевна.- Хочешь, чай будем пить с малиной? Да что за беда-то, скажи?

Наконец она высвободила одну руку, обняла Верку и потащила в комнату. Вместе они сели на скрипучий диван. Верка уткнулась Анне Сергеевне в живот и перестала выть, только дрожала.

- Видишь, как не вовремя я заболела...- сказала Анна Сергеевна.- Ты поплачь, легче будет. А потом расскажешь.

- Не хочу,- сказала Верка.

- Не хочешь - не рассказывай. Только успокойся, Бога ради...

- Плакать не хочу...

- Батюшки,- вздохнула Анна Сергеевна,- не интернат, а наказание одно.

- Я человечков рисовала,- шмыгнула носом Верка.- А она...

- Кто "она"?

- Леонора...

- Вожатая?

- Ну.

- Она меня заменяет?

- Ну.

- Замечание сделала?

- Разорвала,- сказала Верка и опять собралась выть.

- Стой, Верунька, погоди. Принеси-ка чайник с кухни. Только не ошпарься, ладно?

Верка пошла за чайником. Анна Сергеевна поправила постель, достала чашки, банку с вареньем.

- Садись. Сейчас хлеб достану, масло... С сахаром будешь?

- Не-е,- смутилась Верка.- Я так...

- С вареньем, значит.

Со второй чашки Верка совсем отошла, даже улыбнулась, когда Анна Сергеевна рассказывала, как собирала летом малину, заблудилась и приняла лесника за медведя.

- Верунь, ты прости меня, старую, но уж больно я любопытная. Так спросить хочется...

- Так вы и спросите,- сказала Верка.

- А реветь не будешь?

- Не-а. Это про человечков, что ли?

- Да. Ты их с первого класса рисуешь везде. Сначала они у тебя смешные были - палка, палка, огуречик... А теперь - совсем серьезные стали. Разные. Это что - игра такая?

- Ну.

- А как ты в них играешь, если не секрет? А, Верунь?

- Дак просто... Их у меня тридцать...

- Тридцать?

- Ага,- смутилась Верка.- Я в воспитателя играю...

- О, Верка, интересно как! А показать можешь?

Первым Верка нарисовала Гордого.

- Это Гордый,- сообщила она.- Лошадей любит. Грубый. Его жалеть надо. Он с Хитрым дружить не может. Дерутся они... Вот он, Хитрый, вот какой... У него в карманах целый сельмаг. Чего хошь сменяет. Он с Тихим дружит. Тихому труднее всех, я его на воскресенье домой не отпускаю. А то звереет. Ему все книжки подавай. Одни книжки на уме.

- Да разве ж плохо?- удивилась Анна Сергеевна.- Вон какой у него лоб высокий. Умник, наверно...

- Высокий,- подтвердила Верка.- Для чужих щелбанов. Он книжки читает, а об него кулаки чешут. Тишка...

- А заступиться некому?

- Почему же? Муравей может. И Гордый может. И Пастушок. У Пастушка уши мягкие. Доверчивый - жуть! Верит всем по очереди. Но вдарить может, когда надо. Так отвесит...

- Что-то много они у тебя дерутся.

- А как же?.. Кому охота, чтоб его трогали. А не дерешься - побьют. А вот Гармонист. Только у него ни гармошки нет, ни баяна. Вот он, Гармонист. Длинноногий. Заиграл бы вечером, до отбоя - ох, хорошо!.. Вы чего, Ан Сергевна?

- Ничего, милая. Болею я. Ты рассказывай, рассказывай. Это кого рисуешь?

- Это Добрый. У него нет никого. Раньше мать была... Он все ходит, ищет чего-нибудь, чтоб другим отдать. Своего-то нет ничего. Найдет - отдаст. И улыбается тогда. За других радуется. Чудной. И Художник чудной. В спальне стены бабочками разрисовал. Хотела я его без прогулки оставить: как свет погасишь, они шелестят, как живые...

- Бабочки?

- Ну.

- Верунь... А сколько им лет, твоим человечкам?

- Не знаю... Летом я их на море возила...

- На море?

- Ну, в лагере озеро было. А для них - море. Ан Сергевна, а вы море настоящее видели?

- Видела,- вздохнула Анна Сергеевна.- Олежка мой матросом ведь плавает.

- О-ой!- сказала Верка.- А мы и не знали...

- Трудно у него сложилось. Лучше и не рассказывать. Хочешь, фотографии покажу?

- Хочу.

Анна Сергеевна достала из низкой тумбочки толстый темнозеленый альбом, раскрыла.

- Вот он у меня какой, смотри. На отца похож.

- Кидучий,- сказала Верка.

- Какой?

- Кидучий. У него меж зубов - дырка, видите? Такие спокойными не бывают. Как мой Гордый.

- А вот его товарищ по училищу. Про него что скажешь?

- Ничего,- хмуро отозвалась Верка.

- Почему?

- Да ну его... Таких собаки не любят. Отравить может.

- Почему ты так думаешь?

- А чего думать? Видно же...

- Как это - видно?

- Всякого видно... Не знаю...

- А вот про этого что скажешь?- спросила Анна Сергеевна, перевернув страницу.

- Это взрослый,- вздохнула Верка.- Я в них не понимаю.

- Почему, Верунь? Разве они другие?

- Другие,- кивнула Верка.- Уже не переделаешь.

- А ты своих переделываешь?

- Ну.

- А как?

- Рисую.

- Старая я стала,- вздохнула Анна Сергеевна,- глупая...

- Что вы, Ан Сергевна,- улыбнулась Верка.- Это просто. Вот глядите. Вот у Гордого в том году какое лицо было. Злое, правда? А теперь доброе. Это он в море тонул, а Тишка его спас. У меня нарисовано было. Гордый не хотел никак спасаться. Упирался. Он думал, что над ним все смеяться будут, что его Тишка вытащил. Потом пришлось спасаться, когда совсем пузыри пустил. Тихий его взял на себя и поплыл. Пришлось ему руки сильные нарисовать. А то спички какие-то были. Только драться никак не научу...

- Кто же из них самый хороший, Верунь? Тишка?

- Хороший?- удивилась Верка.

- Да. Кого ты из них больше любишь?

- Не знаю... Кого рисую, тот и хороший.

- Выходит, все?

- Да нет,- запуталась Верка.- Хороших чего воспитывать...

- А бывает у тебя, что воспитываешь, воспитываешь, а они не меняются или еще того хуже?..

- Не бывает,- сказала Верка.- Я к ним по-доброму. Бывает, долго лицо не выходит. Они, что ли, виноваты? У Светки листок займу - и по новой... Пока не нарисуется.

В дверь постучали. Анна Сергеевна вышла в прихожую, и через миг оттуда послышался хриплый бас Светки Рябовой:

- Ан Сергевна! Воробьева домой сбежала! Она вожатой всю личность оскорбила: "Ты, кричит, дура такая-сякая, и все!"

- Дурой? Это, правда, плохо,- сказала Анна Сергеевна.- Ты, Светик, не кричи так. Я все слышу.

- Что "правда"?- удивилась Светка.

- Проходи в комнату, пригласила Анна Сергеевна,- мы как раз чай пьем.

- Директор прибегал,- продолжала Светка, раздеваясь.- Кричит, что вы нас распустили. "Она, говорит, демократию с вами разводит, а всех вас надо..."

Светка застыла в дверях, уставилась на Верку. Потом побежала взглядом по столу, загримасничала, увидев человечков. Обернулась на Анну Сергеевну.

- Ну что же ты?- сказала Анна Сергеевна.- Проходи.

- Некогда мне!- холодно сказала вдруг Светка.- В кружок надо. Нечего мне тут...

Сердито натянула пальтишко, потом рывком просунулась в дверь комнаты и прошипела басом:

- Ну, придешь, Воробьиха!

- Завтра утром придет,- спокойно сказала Анна Сергеевна.

- Так и передам!- огрызнулась Светка и вылетела вон.

Анна Сергеевна вернулась в комнату, зачем-то переставила чашки на столе, задумалась. Потом решительно подошла к Верке:

- Верунь! Мне тут надо по одному делу...

- Вы ж болеете,- удивилась Верка.- Давайте я сбегаю!

- Нет,- сказала Анна Сергеевна.- Ты не сможешь, я сама.

Уже одетая, вернулась из прихожей, дала Верке чистую тетрадку в клетку, два карандаша.

- Ты забирайся на диван, рисуй, Верунь. Я ненадолго.

Первым Верка нарисовала Гордого. Он скакал куда-то на рыжем коне. Ветер трепал на нем короткую голубую рубаху, бил по груди, по ноздрям. Гордый то вставал в стременах, то ложился коню на шею.

"Куда скачешь?"- спросила Верка.

"Тишку бьют!- крикнул Гордый.- Я сейчас!"

Пастушок сидел у реки и ловил рыбу.

"Ловишь?"- спросила Верка.

"Ловлю."

"Клюет?"

"Клюет."

"А там Тишку бьют..."

"Наши или чужие?"- поинтересовался Пастушок.

"А тебе что за разница?"- возмутилась Верка.- "А ну вставай! Расселся..."

Они побежали вслед за Гордым по высохшей степи. Желтые кустики травы неслись под ноги, солнце наполовину ушло за горизонт, и догонять его было трудно, ох как трудно!..

Краешек красного диска вдруг распался на десятки мерцающих огоньков. Они приближались.

"Что это?"- испугался Пастушок.

"Не бойся",- сказала Верка,- "это наши."

Впереди всех, высоко подняв факел над головой, бежал навстречу им Тишка.

"Кого спасать?"- крикнул он.

"Разве не тебя били?"- удивилась Верка.- "Гордый сказал..."

"Чепуха!"- сказал Тишка.- "Это я сам их бил. Надоело."

Мерцающие огоньки остановились, окружили Верку и Пастушка.

"Все наши тут",- сказал Гармонист,- "кроме Гордого."

Приблизился из темноты конский топот, и в гущу огоньков свалился сверху Гордый. Ему сразу сунули факел в руки.

"И нам",- сказала Верка.

"Нате!"

"Стройсь!"- скомандовала Верка.

Все быстро встали в круг.

Она придирчиво осмотрела каждого, вышла на середину и сказала тихо:

"Пускай здесь будет лес."

Высоко вверх взметнулись золотые стволы. Гулкое ночное эхо пробежало по ним, заблудилось, заойкало. Верка опустилась на траву и положила свой факел на темную площадку костра. Рядом сел Тишка и тоже положил свой факел. Потом и остальные. Огоньки соединились в большой костер. Стало тихо.

"Кувыркач и Белобрысый, нарубите дров",- сказала Верка.- "Гордый - за водой. Будем чай пить." Подумала и добавила: "С вареньем. Кто против?.."
Туапсе, 1981.