адил новый ковер Короля. Когда дер Король поймайт его, один дохлый Маг станет больтше! -- В ваших словах есть печальная мудрость, -- сказал Артопед, стараясь украдкой заглянуть ей под алебарду, -- ибо Гельфанда нет больше с нами. Он встретил свою судьбу, пав в неравном бою с булдогом в Копях Дории. Мерзкая тварь предательски одолела Гельфанда, прибегнув к обману и низким трюкам. -- Дер поэтитшикал правосудий, -- сказала Йорака, -- но я буду скушать по старый притурок. -- А ныне, -- продолжал Артопед, -- мы ищем двух своих соотечественников, захваченных урками и уведенных неизвестно куда. -- О, -- сказала воинственная леди, -- ми вчера приконтшили несколько урков, но никакой хобот я там не видеть. Правда, у них в кастрюльк лешали какие-то костошки, унд я не думайт, что ваши парни имел запасные ребра. Три товарища безмолвно попрощались с соратниками, уделив им десять секунд молчания. -- А как насчет того, чтобы немного подбросить нас на ваших фрикадельках? -- спросил Гимлер. -- Гут, -- сказала Йорака, -- только ми собираемся в Кирзаград, поквитаться с этой сволотшью Сарафаном. -- В таком случае, вы будете сражаться против него плечом к плечу с нами, -- сказал Топтун. -- Но мы полагали, что бараньи властители связали свою судьбу с этим злым Магом. -- Ми никогда не работаль на этот шаба, -- громко произнесла Йорака, -- унд если ми совсем немношк помогали ему понатшалу, то ми всего лишь исполняли приказы, унд это ви наверное слышайт совсем не про нас, потомушт ми быть в это время в другое место. Унд кто бы там ни было, теперь он тратит весь время на поиски какой-то дуратцкий Кольтцо, который никс не стоит. Я не верить во весь этот волшебный штутшка. Магик-шмагик, вот как я про них говорить. Всадница щелкнула каблуками, развернулась налево кругом и бросила через плечо: -- Итак, ви ехать с нами или остаться здесь унд, может быть, подыхать с голодуха? Топтун погладил лежавший в кармане последний кусочек эльфийского сухаря и взвесил альтернативы, не забыв принять во внимание и мясистые прелести Йораки. -- Ми ехать с вами, -- ответил он мечтательным тоном. Пепси приснилось, будто он -- пьяная вишня, лежащая на самом верху огромной порции пломбира с орехами и горячим шоколадным сиропом. Колыхаясь на целой горе взбитых сливок, он увидел, как над ним, роняя шматки слюны, разевается великанская пасть с остро заточенными клыками. Он хотел завопить, призывая на помощь, но рот его оказался забит отвердевшим сиропом. Пасть опускалась к нему, обдавая горячим, вонючим ветром... все ниже... все ниже... -- Подъем, уроды! -- прорычал грубый голос. -- Пахан желает с вами потолковать! Ха-ха-ха! Тяжеленный башмак проехался по ребрам Пепси, и без того уж ободранным. Он открыл глаза и встретил в ночном мраке злобный взгляд свирепого урка. На этот раз бедный хоббот действительно завопил, но поскольку во рту у него был кляп, получилось какое-то испуганное бульканье. Пепси дернулся и сразу вспомнил, что он связан по рукам и ногам на манер кабана, которого собираются поджаривать над огнем. Память, наконец, вернулась к нему во всей полноте, он вспомнил и то, как его с Мопси пленила банда урков и заставила пешком шагать на юг, в Землю Фордора, навстречу судьбе, которой они смертельно боялись. Однако путь уркам преградила сотня светловолосых всадников на боевых баранах, и теперь урки лихорадочно готовились к отражению атаки, которая, как они знали, обрушится на них с первыми лучами солнца. Пепси получил еще один удар башмаком и услышал голос второго урка, обращавшегося к первому. -- Маклак пушкин, хоббот-жрать бабушка левак! -- прохрипел этот, еще более низкий голос, обладателем которого был, как сообразил Пепси, Гуляш, вожак Сарафановых урков, сопровождавших Сыроедовых прихвостней, более крупных и лучше вооруженных. -- Горбодюк козла! -- рявкнул более крупный урк и вновь поворотился к перепуганным хобботам. Гнусно ухмыляясь, он вытащил из-за пояса кривой серп и расхохотался. -- Ну что, корешки, спорим, вы отдали бы руку и ногу, лишь бы выбраться отсюда? С насмешливой свирепостью он поднял оружие над своей вырастающей прямо из плеч головой, наслаждаясь униженными протестами хобботов. -- Я, Гуляш, буду иметь удовольствие доставить вас, подземные свинки, к самому великому Сарафану, Повелителю бойцов Урюк-Хая, Мерзейшему из Мерзких, Обладателю Священного Белого Камня, а в скором будущем -- Пахану всей Нижесредней Земли! Внезапный удар мясистого кулака по загривку сбил негодяя с ног, и он кубарем покатился на землю. -- Я те покажу пахана всей Нижесредней Земли! -- рявкнул другой голос, более громкий и более низкий. Мопси и Пепси уставились на колоссального урка ростом больше семи футов, а весом -- четырехсот фунтов, ну, разве что, без грамма-другого. Нависнув над поверженным урком, чудище надменно указывало на красный нос, вышитый у него на груди. Это Харч из бойцов Отто-Манки, вожак Сыроедова контингента, сбил с ног Гуляша. -- Пахан всей Нижесредней Земли, ишь ты! -- повторил издевательски Харч. Гуляш вскочил на обремененные тяжеленными башмаками ножищи и сделал в сторону Харча непристойный жест. -- Шлюхфунт титак кьеркегор! -- взвивзгнул он, в ярости топча башмаками землю перед более крупным урком. -- Эрзац! -- сердито взревел Харч, и выхватив четырехфутовый ножик, ловко обкарнал Гуляшовы ногти по самый локоть. Более мелкий урк побежал подбирать руку, кляня на чем свет стоит голубого полосатика, уже пристроившегося лакать кровь. -- Ну так вот, -- сказал Харч, поворачиваясь к хобботам, -- эти мемекалки собираются наехать на нас поутру, так что вам придется открыть мне, где вы зарыли Волшебное Кольцо, -- и прямо сейчас! Сунув лапу в большую кожаную котомку, урк вытащил полную жменю поблескивающих инструментов и в два ряда разложил их на земле перед Пепси и Мопси. В ужасе смотрели они на бич из буйволовой кожи, тиски для больших пальцев, плетку-девятихвостку, резиновый шланг, набор хирургических ножей и портативную жаровню с двумя докрасна раскаленными клеймами. -- Вы у меня канарейками запоете, я способы знаю, -- усмехнулся мерзавец, помешивая угли длинным указательным пальцем. -- Каждый из вас отведает по одной хреновинке вот из этого ряда и по парочке вон из того. Ха-ха-ха! -- Ха-ха-ха, -- сподличал Пепси. -- Смилуйся! -- пискнул Мопси. -- Да ладно вам, корешки, -- сказал Харч, вытягивая из жаровни трехполосое "S" Сыроеда, -- надо же малость повеселиться перед серьезной беседой. -- Не надо, прошу вас! -- закричал Мопси. -- Ну, так кто из вас хочет быть первым? -- рассмеялся жестокий урк. -- Он! -- хором ответили хобботы, указывая один на другого. -- Хо-хо! -- пророкотал урк, сгибаясь над Мопси, словно домохозяйка, выбирающая колбасу. Он поднял пылающую железяку и Мопси взвыл, почти заглушив звук удара. Однако когда он снова открыл глаза, мучитель его все еще стоял над ним со странно безразличным видом. Не сразу заметил Мопси, что у мучителя нет головы. Наконец, тело урка опало на землю, будто продырявленная надувная подушка, а над ним, торжествующе ощерясь, воздвигся Гуляш. В уцелевшей руке он держал мясницкий нож. -- Последки сладки! Мое вышло последнее слово! -- ревел Гуляш, в ликовании подскакивая то на одной ноге, то на другой. -- А теперь, -- зашипел он хобботам прямо в лицо, -- мой господин, Сарафан, желает знать, где скрыто Кольцо! И в подтверждение саданул ногой по башке Харча, отфутболив ее на добрых двадцать ярдов. -- Кольцо, какое такое кольцо? -- затараторил Пепси. -- Ты слышал что-нибудь о кольце, а, Мопси? -- У меня только одно и есть -- след прививки от оспы, -- ответил Мопси. -- Давай-давай, колись побыстрее! -- напирал Гуляш, слегка подпаливая волосы на крупной ступне Пепси -- на правой. -- Хорошо, хорошо, -- всхлипнул Пепси. -- Развяжи меня, я тебе карту нарисую. Обуреваемый алчным нетерпением Гуляш согласился и ослабил путы на руках и ногах Пепси. -- Теперь принеси сюда факел, а то ничего не видно, -- сказал хоббот. -- Гнаш любдуб! -- воскликнул на своей пакостной тарабарщине распалившийся урк, кое-как ухватывая оставшейся рукой и факел, и клинок. -- Хочешь, давай я твой меч подержу, -- предложил Пепси. -- Кныш Снарк! -- невнятно согласился изверг и нетерпеливо взмахнул факелом. -- Значит так, вот это Мучнистые горы, а вот здесь Эманац, -- говорил Пепси, ковыряя землю острием сверкающего клинка. -- Кришна римский-корсиков! -- ...а это Большая Дорога... -- Гракли богард! -- ...а вот это твой желчный пузырь, прямо над потрохами! -- Грюк! -- возразил урк, опадая на землю и распахиваясь, словно наволочка, сверху донизу. Пока из него с шумом сыпались внутренности, Пепси освободил Мопси, и оба, крадучись, стали пробираться сквозь боевые порядки урков, надеясь, что воины, занятые приготовлениями к битве, которой определенно предстояло разразиться с первыми лучами солнца, их не заметят. Обходя на цыпочках ораву бойцов, точивших свои жуткие ножи, хобботы слышали, как урки под дерганный ритм, отбиваемый одним из них железным шлемом на собственном затылке, наполовину поют, наполовину отрыгивают песню. Странными и режущими ухо казались кравшимся во тьме хобботам ее звуки: От Чертогов Хезадума И до берегов Лютуи Бьемся мы за Сыроеда Зубом, когтем и коленом... -- Чшшшш, -- прошептал Пепси, когда оба выползли на карачках в открытое поле, -- старайся не издавать ни звука. -- Ладно, -- прошептал Мопси. -- Это кто еще тут шепчется? -- пророкотал в темноте голос, и Пепси почувствовал, как чья-то лапа с отросшими ногтями сгребла его за грудки. Не долго думая Пепси саданул в темноту когтистой ногой и дал стрекача, оставив урка-часового кататься по земле, держась за единственное на его теле место, не защищенное ни доспехами, ни армейским страховым полисом. Хобботы пулей пронеслись мимо ошарашенных урков. -- В лес! В лес! -- кричал Пепси, ныряя, чтобы увернуться от стрелы, едва не расчесавшей ему шевелюру до самой кости. Со всех сторон хобботы, мчавшие к лесу, обещавшему им безопасность, слышали крики и разнообразные сигналы к бою, ибо на их счастье именно в эту минуту раздалось свирепое "мэ-э-э-э" -- то Реготуны принялись выдувать в боевые рога призыв к атаке. Нырнув под деревья, хобботы испуганными глазами наблюдали за нападением кровожадных бараньих властителей на урков, слушали как сливается воедино вырывающееся из сотни глоток воинственное блеяние. Забыв о сбежавших пленниках, урки держали оборону, а на них одна за другой накатывали шерстистые волны смерти, и боевые метлы гулко стучали по черепам, имевшим целый фут в толщину. Затем до слуха хобботов стали доноситься издали вопли и звуки ударов, а сами они, открыв рты, наблюдали за страшной резней. Урки все-таки подались назад перед превосходящими силами противника, и хорошо натасканные мериносы принялись метаться из стороны в сторону, лягаясь и кусаясь, ибо они были обучены не меньшему числу грязных трюков и подлых приемов, чем их впавшие в неистовство всадники. Хобботы увидели, как горстка урков побросала серпы и начала размахивать белым флагом. Победители, широко улыбаясь, окружили их и принялись сечь и рубить, перекидываясь, будто футбольными мячиками, урочьими головами. Хохоча, словно безумные, веселые бойцы радостно избавляли вражьи трупы от бумажников и прочей начинки. Пепси и Мопси, безуспешно борясь с тошнотой, отвратили лица от жуткой сцены. -- Хо-хо-хо! -- засмеялся кто-то совсем рядом. -- А эти пастушки шутить не любят. Мопси и Пепси со страхом оглядели зеленеющие деревья. Они определенно слышали низкий, рокочущий голос, но столь же определенно никого рядом не видели. -- Але? -- неуверенно спросили они. -- Не "але", а хо-хо-хо, -- откликнулся голос. Братья принялись обшаривать глазами лес в поисках источника смеха, но не смогли обнаружить его, пока не мигнули огромные зеленые глаза -- только тогда Мопси и Пепси углядели прямо перед собой великана, почти заслонявшего высокие деревья. Челюсти хобботов отвисли при виде колоссальной фигуры ростом в целых одиннадцать футов, стоящей, застенчиво свесив вдоль тела руки. Великан был зелен с головы до ступней (размер пятьдесят шестой, полнота третья). Широкая, бледно-зеленая улыбка раздвинула его щеки, и чудище вновь засмеялось. Кое-как совладав с челюстями, хобботы заметили, что великан совершенно гол, если не считать сплетенной из петрушечьей зелени набедренной повязки и нескольких капустных листьев в похожих на перья волосах. В огромных лапах великан держал по пакету мороженной зеленой фасоли, а колоссальную грудь его украшал транспарант, сообщавший: "Только сегодня! На каждую коробку кукурузного пюре пять центов скидки!" -- Нет, нет, -- простонал Пепси, -- это... этого быть не может! -- Хо-хо-хо, а вот есть же однако, -- расхохоталась огромное существо, наполовину человек, наполовину кочан капусты. -- Прозываюсь я Древоблуд, Владыка Ди-Этов, а еще часто называют меня Царем Горо... -- Не говори таких слов, не надо! -- выкрикнул Мопси, в ужасе зажимая волосатые уши. -- Да ты не боись, -- усмехнулся приветливый овощ. -- Я желаю жить с вами в мирабели. -- О нет, нет! -- стонал Пепси, грызя в помрачении галстучный зажим. -- Пошли-пошли, -- сказал великан. -- Я вас познакомлю с моими поддаными, что проживают в лесу. Вот им редистость-то будет! Хо-хо-хо! -- и зеленый морок согнулся пополам, радуясь собственному каламбуру. -- Умоляю вас, умоляю, -- взмолился Пепси, -- мы не вынесем этого, после всего, что нам пришлось пережить. -- Я вынужден настоять на своем, друзья мои, -- сказал великан. -- Народы моего царства отправляются на войну со злым Сарафаном, пожирателем клетчатки и другом черных сорняков, с каждым днем все злее угнетающих нас. Мы знаем, что и вы враждуете с ним, а потому вам придется отправиться с нами и помочь одержать победу над этим диэтоубийцей. -- Ну что же, -- вздохнул Пепси, -- Ну ладно. Если надо... -- ...значит надо, -- вздохнул Мопси. -- Да не вздыхайте вы так, -- успокоил хобботов великан, вскидывая их на свой изжелта-зеленый загривок. -- Быть Владыкой Ди-Этов тоже не сахарная свекла -- хо! -- особливо при моем-то проворстве. Хобботы верещали и дрыгались, пытаясь вырваться из лап приставучего великана. -- Зря брыкаетесь, -- урезонивал их великан, -- у меня есть для вас пара персиков, пальчики оближете. На вкус -- совершенные... совершенные... -- ...перчики, -- пробормотал Пепси. -- Хэ-хэ, -- забулькал великан, -- а неплохо. Жаль, не я это сказал! -- Скажете еще, -- всхлипнул Мопси, -- какие ваши годы. Сидя в тенистой рощице, Артопед, Ловелас и Гимлер растирали ноющие мышцы, а Реготуны между тем поили своих слюнявых скакунов, высматривая среди них самого слабого, дабы отужинать им. Три долгих дня они скакали во всех направлениях по гладкой каменистой земле, приближаясь к страшной твердыне Сарафана Хамоватого, и отношения среди членов маленького отряда становились все более напряженными. Ловелас и Гимлер неустанно изводили друг друга. Эльф от души посмеялся над гномом, когда тот на исходе первого дня свалился со своего скакуна, и баран проволок его по земле, основательно ободрав. В отместку Гимлер исподтишка накормил Ловеласова барана сильным слабительным. В итоге весь второй день хворое животное мотало перепуганного Ловеласа, носясь то кругами, то зигзагами, за что Ловелас той же ночью отомстил гному, укоротив его мериносу заднюю правую ногу и обеспечив Гимлеру на весь следующий день бурные приступы морской болезни. Короче говоря, скучать никому не пришлось. В добавление к этому, и Гимлеру, и Ловеласу стало казаться, что со дня встречи с Реготунами Артопед несколько тронулся, ибо он все время ерзал в седле, бормотал себе что-то под нос и то и дело оглядывался украдкой на предводительницу бараньих пастырей, неизменно отвергавшую его приставания. В последнюю ночь скачки Ловелас, проснувшись, обнаружил, что Скиталец куда-то исчез, а в ближних кустах происходит шумная потасовка. Прежде чем эльф успел стянуть с волос сетку и схватиться за оружие, Артопед возвратился -- еще более меланхоличный, чем обычно -- с вывихнутым запястьем и лиловым синяком под каждым глазом. -- На дерево налетел, -- вот к чему свелись все его объяснения. Впрочем, теперь Кирзаград и крепость Сарафана были уже близко и потому изнурительная скачка сменилась вечерним отдыхом. -- Оох! -- болезненно взвыл Гимлер, оседая на мшистый пригорок. -- Анафемский четвероногий шашлык, весь копчик мне разворотил. -- А ты скачи, вставши на голову, -- язвительно посоветовал Ловелас. -- Она у тебя и помягче, и ценность представляет не такую большую. -- Отцепись от меня, ты, дамский парикмахер. -- Жаба. -- Оглоед. -- Полудурок. Звон шпор и щелканье наездницкого хлыста прервали полемику. Три товарища наблюдали за тем, как Йорака возносит к ним на пригорок свои дородные телеса. Завершив подъем и хлыстом сбив с ботфортов пыль и комки бараньего сала, она с неудовольствием покачала головой. -- А ви, двое, все обзывайт друг друга грязный клитшка? Она оглядела их, с намеренным пренебрежением избегая округлившихся, воспаленных глаз Артопеда, и громко расхохоталась. -- У нас в дер фатерланд нихт никакой спортшик, -- наставительно сказала она, обнажая в пояснение своих слов несколько кинжалов сразу. -- Ребята немного устали от долгой скачки, -- успокоил Йораку измордованный Скиталец и игриво ущипнул ее за каблук, -- но все равно рвутся в бой, да и мне не терпится показать, чего я стою, -- перед вашими лазурными глазками. Йорака издала такой звук, словно ее вот-вот вырвет, смачно выплюнула против ветра здоровенный кусок жевательного табака и, гневно топая, удалилась. -- Дохлый номер, -- объявил Гимлер. -- Брось, не горюй, -- сочувственно произнес Ловелас, обнимая Артопеда за плечи с куда более чем дружеским пылом, -- все эти дамочки на один покрой. Отрава, все до единой. Артопед, безутешно рыдая, вырвался из объятий эльфа. -- У бедный малтшик вот тут полный капут, -- сказал, указывая на голову Артопеда, Гимлер. В наступившей тьме замерцали костры Реготунов. Прямо за ближайшим холмом лежала долина Кирзаграда, ныне переименованного интриганом-волшебником в Сарафлэнд. Безутешный Скиталец слонялся среди отдыхающих воинов, почти не слыша гордой песни, которую они ревели звонко ударяя ей в такт пенящимися пивными кружками: Ми ист бравый Реготун, Врун, шалун, хвастун, драчун. Ми скакаем наш баран В дождик, в веттер унд в туман! Ми танцуем вальс унд полька, Ми читать не знайт нисколько. Ми хотим в своя страна Мир унд стран других казна! Вкруг костров всадники предавались веселью, перекидываясь шутками и хохоча. Под восхищенные вопли льноволосых зрителей двое забрызганных кровью дуэлянтов ретиво рубились на саблях, в отдалении выла от восторга компания воинов, учинивших нечто непривлекательное с пойманной ими собакой. Но картины общего веселья не дарили несчастному радости. С тяжестью на сердце он поплелся во тьму, вновь и вновь негромко шепча: "Йорака, моя Йорака". Завтра он явит всем такую отвагу, что ей придется обратить на него внимание. Он прислонился к стволу дерева и вздохнул. -- Эк ведь тебя проняло-то, а? Топтун с криком отпрыгнул, но перед ним маячила всего лишь знакомая заостренная голова Гимлера, осторожно выглядывающего из кустов. -- Я не заметил твоего приближения, -- сказал Артопед, убирая меч в ножны. -- Да я пытаюсь убраться по тихому куда-нибудь подальше от этого паскудника, -- объяснил гном. -- Кого это вы назвали паскудником, сударь? -- сухо поинтересовался Ловелас, высовываясь из-за ствола, за которым он до этой минуты мирно растлевал бурундука. -- Легок черт на помине... -- простонал Гимлер. Втроем они уселись под развесистыми ветвями, думая о совершенном ими тяжком походе, судя по всему -- совершенно бессмысленном. Что проку побеждать Сарафана, если Сыроед завладеет Кольцом Фрито? Кто тогда сможет противиться его мощи? Долгое время провели они в размышлениях. - Не настало ли уже время появиться deux ex machina(*1)? -- устало спросил Ловелас. --------------------------------------------------------------- (*1) Бог из машины (лат.). - Прим. перев. Внезапно послышался громкий хлопок, полыхнул яркий свет, на миг ослепивший устрашенную троицу, ядовитый запах дешевого пороха повис в воздухе, и три товарища услышали отчетливое "шлеп!", за которым последовало еще более громкое "ох!". Затем перед ними в облаке конфетти предстала сверкающая фигура в белых одеждах, отрясающая обломки сучьев и грязь с безупречно чистых клешей и модных сапог. Над белым кителем а ля Неру с шикарным медальоном на груди виднелась опрятно подстриженная борода и темные очки в поллица. Весь этот ансамбль венчала большая белая панама с подобранным ей под тон страусовым плюмажем. -- Сарафан! -- ахнул Артопед. -- Вроде того, но не в самую тютельку, -- ухмыльнулся ослепительный пришелец, щелчком сбивая невидимую пылинку со сработанного хорошим портным рукава. -- Ну-ка, попробуй еще разок. Грустно же, когда старые дружки никак не могут тебя признать! -- Гельфанд?! -- воскликнули все трое. -- И никто иной, -- сказал престарелый пижон. -- А вас, похоже, удивило мое появление. -- Но как же... как ты...? -- начал Ловелас. -- Мы думали, что булдог... -- сказал Гимлер. Старый маг подмигнул и поправил на груди вульгарный медальон. -- История моя и вправду длинна, и я теперь уж не тот Гельфанд Серозубый, какого вы знали прежде. Я претерпел множество изменений и, -- должен добавить, -- спасибо, больше не хочется. -- Ну да, виски напомадил и бороду подстриг, -- прошептал наблюдательный гном. -- Я все слышу! -- сказал Гельфанд приглаживая острые, словно бритва, бачки. -- Не делай легкомысленных выводов из моего нынешнего обличья, ибо мощь моя стала ныне еще большей, чем была когда-то. -- Но как же ты сумел... -- Много постранствовал я с нашей последней встречи и многое видел, и многое должен тебе рассказать, -- ответил Гельфанд. -- Мне бы хватило и имени твоего портного, -- сказал Гимлер. -- А где вообще ты разжился такими шмотками? Мне казалось, что до сезонной распродажи еще несколько месяцев. -- Есть в Лодыриене один такой магазинчик. А что, к лицу мне, как по-твоему? -- Гораздо больше, чем ты думаешь, -- признал гном. -- Да, но как же ты все-таки... -- снова начал Ловелас. Маг знаком призвал их к молчанию. -- Узнайте же, что я уже не прежний Волшебник. Дух мой очистился, природа переменилась, у меня теперь новый имидж. От прежней моей личности осталось всего ничего, -- шикарным жестом сорвав с головы панаму, Гельфанд низко поклонился друзьям. -- Я претерпел полное преображение. -- А может, все же заложимся? -- проворчал Гимлер, увидев выпавшие из панамы пять тузов. -- Но Гельфанд! -- нетерпеливо воскликнул эльф. -- Ты так и не поведал нам, как тебе удалось живым уйти из объятий булдога, не сгореть в огне, не утонуть в кипятке, наполняющем пропасть, избегнуть кровожадных урков и отыскать нас здесь! Звезды разгорались все ярче в бархатном небе, между тем как эльф, гном и Топтун придвинулись к сияющему мудрецу, чтобы услышать рассказ о его чудесном, невероятном спасении. -- Ну так вот, -- начал Гельфанд, -- вылезаю я, значит, из пропасти... VII. САРАФАН НАОБОРОТ ПОЛУЧАЕТСЯ "НА В ЛОБ" Грустное пение утренних птиц пробудило Ловеласа, и он ошалело уставился на восходящее солнце. Оглядевшись, он увидел, что вся компания дрыхнет -- за исключением Гельфанда, лениво игравшего в солитер на горбу спящего Гимлера. -- Ты не можешь бить короля валетом, это жульничество, -- предупредил его эльф. -- Зато я могу заткнуть тебе пасть кулаком, -- остроумно парировал старый фокусник. -- Так что иди, займись починкой ходиков с кукушкой -- или чем ты там заполняешь досуг. Не видишь, что ли, я медитирую? Но эльф все равно взирал на Мага с любовью. Полночи они просидели, слушая рассказы Гельфанда о его удивительных странствиях и отважных деяниях. Рассказы, полные свидетельств его отваги и хитроумия, проявленных в борьбе с непоименованными врагами. Рассказы, со всей очевидностью представлявшие собою беспардонное вранье. Если Гельфанд и преобразился, то не сильно. К тому же, пока они его слушали, у Гимлера таинственным образом пропали часы. Постепенно поднялись и все остальные, последним -- Артопед, частью оттого, что он все еще ощущал себя опьяненным полуночными мечтаниями о прекрасной Реготунихе, частью же из-за того, что ему долго не удавалось пристегнуть на место отстежной седалищный клапан своих подштанников. Скиталец с большим тщанием приготовил для всего отряда скудный завтрак, состоявший из яиц, вафель, ветчины, грейпфрутов, оладий, горячей овсянки, свежевыжатого апельсинового сока и золотистых блинчиков с сыром. Еще в самом начале их странствия все согласились, что никто не умеет готовить таких блинчиков, как Артопед. -- Ну, ви ист продрыхались, наконетц? -- послышался голос. Все головы повернулись к Йораке, наряженной в лучшие ее ботфорты, шпоры и доспехи. В носу для пущего свирепства торчала куриная кость. -- Ишь ты, как она расфуфырилась, -- усмехнулся Гельфанд, вставая, чтобы подздороваться с удивленной капитаншей. -- Ти! -- ахнула Йорака. -- А ты кого ожидала увидеть, Беовульфа? -- Но... но ми думайт, что тебе пришел дер капут от страшный булдог, -- сказала Реготуниха. -- Рассказ об этом получится долгим, -- промолвил Гельфанд и набрал побольше воздуху в грудь. -- Тогда оставь его при себе, -- перебила волшебника Йорака. -- Нам еще драться с дер Сарафаннер. Следовайт за мной, прошу. Отряд двинулся вслед за Йоракой на воссоединение с остальными бойцами, уже оседлавшими яростно жующих траву мериносов, которым, как и их всадникам, не терпелось ринуться в бой. Всадники радостно отсалютовали своей предводительнице, приветственно подняв стиснутые кулаки, и обменялись негромкими, но насмешливыми замечаниями по адресу Топтуна, вившегося вокруг нее, как помешавшаяся борзая. Пришедшие также оседлали баранов. Йорака без особой охоты выделила Гельфанду самого быстрого из Реготанских мериносов, носившего имя Термофакс. И вот наконец, Всадники, горланя песню, двинулись на запад, к Кирзаграду. Не более двух часов проскакали они, прежде чем достигнуть гребня холма, и тут Йорака гаркнула, приказывая остановиться. Под ними в глубокой долине лежали окрашенные в пастельные розовые с синим тона стены могучей твердыни Сарафана. Стены кольцом окружали город, а вкруг стен шел лавандово-зеленый ров с перекинутым через него ярко-зеленым подъемным мостом. Вымпелы отважно трепетали на утреннем ветерке, а высокие башни, казалось, цеплялись за облака. За стенами города воины узрели немало чудес, ради созерцания коих в прошлом через его порталы сюда валом валили бесчисленные туристы. Каких только не было там игрищ и забав: в специально отведенных для этого шатрах задавались карнавалы и интермедии; кружились ведьмины кольца; плавали каботажные горлумовы катера; публика втекала в туннели троллей; оседлав грифонов, каталась на каруселях; толпилась в игорных домах, где всякий заезжий мужлан мог на час-другой расстаться со скукой, а при отстутствии должной осторожности -- и с рубахой тоже, но уже навсегда. Многие годы назад, когда лик Сарафана, обращенный к миру, был еще светел, Гельфанд состоял в одном из таких домов в должности крупье при "Колесе Фортуны". Правда, очень недолго. Почему он бросил эту работу и по какой причине въезд в Сарафлэнд, как переименовал свою страну злой волшебник, был ему с той поры заказан, никто не знал. А сам Гельфанд на эту тему не распространялся. С опасением взирал отряд на неподвижные увеселительные колеса и затянутые брезентом экспонаты. Ряды лучников и копейщиков стояли на грозных зубчатых стенах, а за спинами их кипела в огромных котлах манная каша. Маячил в небе над бастионами огромный транспарант с физиономией карикатурного персонажа, известного повсеместно благодаря свиткам комиксов и бесчисленным мягким игрушкам. Знаменитый Дурашка-Дракон, вот кто склабился прямо в лица Всадников из-под огромных букв, складывающихся в надпись: "Добро пожаловать в Сарафлэнд. По воскресеньям входная плата на аттракционы -- два пенни". Повсюду замечали они безмозглую ухмылку Дурашки-Дракона. Плакаты, вымпелы, стены -- все несло на себе идиотскую, вывалившую язык образину. Однако ныне это некогда всеми любимое существо являло собою символ присущей его создателю жажды власти, власти, коей следовало положить конец. -- Могучая сила этот Дурашка-Дракон, -- произнес Гельфанд, не обращая внимания на поднявшиеся вокруг него стоны. -- О йа, -- согласилась с ним Йорака, -- у дер Сарафаннер только и ист в его башка, что шляпп с Дурашка-Дракон да майк с Дурашка-Дракон, да то с Дурашка-Дракон, да это. Один большой вонютшк, этот Сарафаннер, и только. Гельфанд сказал, что это совершенно справедливо, и что когда они с Сарафаном еще дружили, он был не таким уж дурным малым. -- Но все оказалось притворством, прикрывавшим его истинные цели, -- добавил Гельфанд, -- и за это мы должны его сокрушить. -- Да, но как? -- спросил Ловелас. -- Дер диверсион тактик! -- воскликнула Йорака, и куриная кость у нее в носу задрожала. -- Нам нужен какой-нибудь думкопф, который отвлетшет его вниманий, пока ми будем нападать с тыл. Она замолкла и неуверенно покосилась на охваченного любовной страстью Топтуна. -- Я думайт, этот дум... э-э-э... герой мог бы тогда покоряйт сердце любой фройлен. Уши у Топтуна встали торчком, словно у ждущего подачки боксера, он обнажил меч и вскричал: -- Крона! Я совершу этот подвиг ради твоей славы и чести, как и ради того, чтобы завоевать твое сердце, пусть даже я не вернусь из битвы. И кое-как подтрусив на упирающемся мериносе к Йораке, он облобызал ее мозолистую руку. -- Но прежде должно тебе одарить меня чем-то таким, что я мог бы носить как твой знак, о прекрасная Йорака, дабы доблесть моя могла сравняться с твоими несравненными прелестями. О знаке прошу я тебя. Проведя в недоумении не более секунды, Йорака кивнула рогатой главой и разомкнула сжимавший ее запястье кожаный с металлическими накладками борцовский браслет. Его вручила она Артопеду, радостно застегнувшему этот знак на своей шее. -- Зер гут, знак ти полутшил, -- сказала Йорака, -- а теперь -- raus! Не промолвив больше ни слова, Артопед под ободряющие клики воинов поскакал вниз по склону, направляясь к подъемному мосту. Все быстрей и быстрей несся он, пока остальные бойцы перестраивались, скрытые гребнем холма. Но едва острия бараньих копыт застучали близ внешних ворот крепости, как мост взлетел кверху, обнаружив на своем исподе знакомую чешуйчатую ухмылку и надпись: "Извините, мужики. Закрыто на зиму." Однако разогнавшийся Топтун неудержимо летел вперед, пока не нырнул в лавандовый ров. С трудом держась на плаву, Топтун завопил от страха, ибо ров внезапно наполнился множеством острых, скрежещущих, клювастых морд. Уйма здоровенных каймановых черепах бросилась к тонущему Топтуну, а лучники, только теперь заметившие непорядок, принялись, не целясь, палить в придурка из луков. Услышав его истошные вопли, Йорака подскакала к гребню холма и увидела, как атакуемый со всех сторон Топтун барахтается во рву. Прорычав реготанское ругательство, Йорака вихрем подскакала ко рву, прямо с барана плюхнулась в ров и, обвив мускулистой рукой тощую шею Артопеда, устремилась к берегу. Затем отряд ее с благоговейным трепетом увидел, как Йорака поднялась на ноги (всей глубины во рву оказалось два фута) и побежала прочь от опасного места, преследуемая двумя отяжелевшими от стрел и воды мериносами. Радостное "ура!" вырвалось из глоток Реготунов, когда их предводительница, волоча за собой Скитальца, вразвалочку поднялась на вершину холма. Что-то неслышно бормоча, она принялась делать Топтуну искусственное дыхание, и Топтун закашлялся, извергнув удивительное количество зеленой воды и нескольких маленьких черепашек. Свирепые рептилии изорвали большую часть его одежд, оставив одни подштанники, на седалищном клапане которых высокородная дама обнаружила роскошно вышитую Королевскую Корону Роздора. -- Гей! -- воскликнула она, обращаясь к еще не очухавшемуся Скитальцу. -- У тебя на дер заднитц вышит Королевский Корон Роздора! -- А где же ей еще быть? -- откликнулся Гельфанд. -- Он же и есть истинный Король этой и всех прочих Роздорских земель. -- Без шутка? -- спросила Йорака, чьи глаза внезапно расширились от охватившего ее вожделения. -- Хммм. Может быть, в конец концов дер думкопф ист зер гут. И ко всеобщему изумлению она принялась что-то ласково нашептывать Топтуну и даже взвалила его на плечо, помогая срыгнуть. -- У нас нет времени на придворные увеселения, -- остановил ее Гельфанд. -- Отвлекающий маневр не удался, враг предупрежден о наших намерениях. Мы упустили минуту, пригодную для нанесения удара, и теперь нам битвы не выиграть. -- Так чего, может тогда по домам? -- спросил Ловелас. -- Нет! -- ответил Маг, и медальон его заблистал под солнцем, -- ибо я вижу, как издали надвигается огромная армия. -- Чтоб я пропал! -- сказал Гимлер. -- По-моему, нам тут больше делать нечего. Полными страха глазами они следили за тем, как некая темная масса растекается по далекому холму, надвигаясь на них с пугающей быстротой. Враг то был или друг, никто не мог разобрать. Долгие минуты смотрели они на неведомые полчища, пока на зубчатых стенах Сарафлэнда не взвыли коронеты. -- Это, должно быть, подкрепления урков идут, чтобы уничтожить нас всех! -- заныл эльф. -- Сыроед послал против нас огромную армию! -- Нет! -- вскричал Топтун. -- Это не урки, они не похожи ни на что из виденного мною прежде! Тут уж и остальные увидели, что слова его правдивы. Шеренга за шеренгой огромные воинственные овощи бесчисленной ордой лились по направлению к Сарафлэнду, предводительствуемые монументальным созданием. Далеко разносилась их ужасная песня: Вставайте, славные Ди-Эты, Крошить из урков винегреты! Вперед, вперед тропой войны, Стручки и клубни и кочны! Мы по врагам всей массой вдарим, Их спассеруем и поджарим, Ботву их превратим в ботвинью И кинем на съеденье свиньям! Руби их мерзкие коренья! Из урков делай удобренье! -- Хо-хо-хо! -- грянуло вдруг над землей и испуганные бараны в замешательстве сбились в кучу, словно бараны. Пораженные страхом воины увидели, как полки помидоров и оравы арбузов, батальоны бататов и роты редисок маршируют под военный марш, играемый на ходу оркестром из пятидесяти брюкв. За бесконечными шеренгами наступающих виднелись все новые подразделения: грозные авокадо, крепкие копья стрельчатого лука, дюжие баклажаны. Сама земля сотрясалась от ритмичного топота корнеплодов, воздух раздирали тысячи трескучих, визгливых боевых кличей. Гордо шагал во главе этой армии зеленый генерал, добавивший к своему скромному облачению пару эполет из молодых кукурузных початков. Вдобавок, на каждом плече у него сидело по знакомой фигурке, которые первым заметил Гельфанд. -- Чтоб я треснул! -- воскликнул он. -- Так это же наши недомерки! Да, это были они. Мопси и Пепси шатко восседали на плечах Древоблуда, изо всех сил маша ручками Гельфанду и прочим. Целые акры сельхозпродуктов, чеканя шаг, приблизились к самым стенам Сарафлэнда и перестроились в боевые порядки. Сквозь любезно одолженную Йоракой подзорную трубу Артопед увидел, как пораженные ужасом урки сначала застыли, раззявив рты, а после в панике заметались по бастионам. -- Хо-хо-хо! -- громыхнул великан. -- Знай, Сарафан, что пред тобою Ди-Эты. Сдавайся или мы тебя в пюре разотрем! Поначалу крепость никак не откликнулась на предложение Древоблуда. Затем громовый голос ответил пренебрежительным фырканьем, от которого содрогнулась земля. -- Я так понимаю, -- сказал великан, -- что ты желаешь драки. Ничего более не сказав, он вернулся к войскам и начал отрывисто отдавать приказания подчиненным, кои немедля их исполняли, бегая взад-вперед, выстраивая полки и приводя в боевую готовность боевые машины. Громадные арбузы полуподошли, полуподкатились ко рву, за ними последовали гигантские картофелины, которые тяжко опершись на арбузы, осыпали бастионы смертельным градом семян, сметавшим урков со стен. Урки посыпались вниз, словно дохлые дрозофилы, а зрители, обосновавшиеся на холме, разразились бурными аплодисментами, вскоре перешедшими в овацию. Затем колонна бататов вброд двинулась через ров, не обращая внимания на стрелы, глубоко вонзавшиеся в их мякоть. Наполовину затонув в кишащей черепахами воде, бататы извергли из себя длинные усики, которые полезли вверх по отвесным стенам, завиваясь вокруг каждого выступа. Усики эти служили штурмовыми лестницами для целых орд огурцов-десантников, мигом взобравшихся по ним наверх, чтобы сразиться с защитниками крепости. Одновременно великан выкатил громадную баллисту и нацелил ее на стену. -- Дер газовый атак! -- заорала Йорака, догадавшись, в чем состоит замысел Древоблуда. Вскоре удивленные зрители поняли, что имела в виду Реготуниха, ибо целых три отряда самоубийц из отборных луковых перьев вскарабкались на орудие и плотной кучей улеглись в его ковше. Когда великан отпустил защелку баллисты, восьмифутовые луковые стрелы по крутой дуге ушли за стены и, ударясь о землю, извергли огромное облако ядовитого тумана. В подзорные трубы зрители видели, как урки лихорадочно утирают потоки слез грязными носовыми платками. А баллисты продолжали сеять средь урков смерть, осыпая их баррикады кабачками-камикадзе, между тем как оглушительные взрывы воздушной кукурузы рушили брустверы на головы Сарафановых прихвостней. Однако урки продолжали отчаянно защищаться, и клинки их длинных ножей сверкали, омытые богатой витаминами кровью. Стены бастионов покрывала рубленная петрушка, нарезанные кольчиками луковицы и тертая морковь. Красный томатный сок рекою тек по камням, а ров был заполнен ужасным салатом. Видя, что решительный перелом в битве на стенах никак не наступит, высоченный зеленый командующий приказал применить новое оружие -- тыкву-пепо размером с грузовичок. Выслушав приказ и откозыряв, тяжелая тыква с громом перекатила через ров по спинам своих павших товарищей. Огромный, утыканный стрелами оранжевый воин, встал перед задранным кверху подъемным мостом и, не тратя времени, начал биться об него своим колоссальным туловом. Вся стена сотряслась и дрогнула. Вновь и вновь ударялась тыква о дверь, пока отчаявшиеся защитники опрокидывали на нее чаны с дымящейся горячей овсянкой. Наполовину сваренная, но не утратившая присутствия духа, тыква отступила на несколько ярдов и, разогнавшись, с разбегу обрушилась на дверь в последний раз. Послышался титанический треск, и дверь точно взорвалась, разлетевшись в щепу. Оглушенная боевая тыква, покачиваясь, откатилась назад, содрогнулась, пожала широкими округлыми плечами и развалилась надвое. Наружу, смешиваясь с выжимками, оставшимися от ее соратников, посыпались семечки. На миг наступила полная тишина. Затем, громко завопив, все как один Ди-Эты устремились в пролом и гневной толпой ворвались в город. Следом ринулись Реготуны и наш маленький отряд, горящий жаждой отомстить за доблестную гибель тыквы. Последние стычки, разыгравшиеся внутри стен, были кратки и кровавы. Ревущий песню Гимлер, ревя песню, размахивал топором, добивая раненных урков и отсекая руки-ноги не способным пошевелиться, беззащитным покойникам. Державшиеся в задних рядах Артопед с Ловеласом геройски указывали ему все новых мускулистых врагов, а Гельфанд, покойно устроившийся на раскрошенном бруствере, помогал гному ценными советами и душевными наставлениями. Но главными героями дня, уничтожившими остатки урков, стали Реготунская дева и ее боевые камрады. Артопед, в гуще сражения искавший глазами Йораку, наконец, обнаружил ее, -- дева рубила в куски здоровенного, достающего ей почти что до пояса урка и распевала древнюю Реготанскую застольную. Артопед неуверенно помахал ей рукой, и дева, увидев его, улыбнулась, подмигнула и бросила ему какой-то круглый предмет. -- Гей! Король! Лови! Скиталец в неуклюжем броске поймал сувенир. Им оказалась голова урка. На лице его навек застыло выражение крайней досады. В конце концов, сражение завершилось, и друзья истомленные долгой разлукой, с радостными приветствиями устремились навстречу друг другу. -- Рады приветствовать! -- кричали Мопси и Пепси. -- И мы вас также и даже сильнее, -- отвечал, подавляя радостный зевок, Гельфанд. -- Здравия вам, -- кланялся Ловелас, -- приятно увидеться снова. Пусть никогда больше не досаждает вам перхоть. Гимлер, выдавив подобие улыбки, также заковылял навстречу хобботам. -- Pox vobiscum(*1). Да будете вы правильно питаться три раза в день и регулярно освобождать кишечник. --------------------------------------------------------------- (*1) Латинская фраза "Pax vobiscum" означает "Мир вам". Здесь латинское "pax" заменено английским "pox" - вульгарным названием сифилиса. - Прим. перев. -- Как случилось, -- спросил Артопед, -- что мы повстречались в этой чуждой земле? -- Рассказ об этом получится долгим, -- сказал Пепси, извлекая листок с памятными заметками. -- Тогда оставь его при себе, -- находчиво молвил Гельфанд. -- Про Фрито с Кольцом вы что-нибудь новое слышали, или, может быть, видели их? -- Ничевошеньки, -- сказал Мопси. -- Мы тоже, -- сказал Гимлер. -- Давайте позавтракаем. -- Нет, -- промолвил Маг, -- ибо мы дожны еще отыскать злого Сарафана. -- Холера! -- сказал Гимлер. -- Мы и так уже лэнч пропустили. Вместе с Древоблудом и Йоракой отряд отправился на поиски злого волшебника. Поговаривали, что Сарафана с его мерзейшим напарником Глистуном видели в Кирзовой башне, высочайшей в Сарафлэнде, знаменитой также вращающимся рестораном, расположенным на самом верху ее дымовой трубы. -- Да там он, там, -- уверял их сельдерей. -- Все лифты блокировал и сидит, как на грядке. -- Хо-хо-хо! -- глубокомысленно заметил Великан. -- Ладно, заткнись, -- добавил Гельфанд. Высоко над собой они увидели круглый вращающийся ресторан со светящейся надписью, гласившей "Высший шик Сарафана". Стеклянная дверь под надписью отворилась. У железного ограждения появилась чья-то фигура. -- Это он! -- воскликнула Йорака. Лицом Сарафан походил на Гельфанда, но одеяние его дивило взор. Мага обтягивало цельное гимнастическое трико, красное, словно пожарная машина, а с плеч его свисал черный сатиновый плащ. К голове были приклеены рожки, а к ягодицам присобачен хвост из колючей проволоки. В руке Сарафан держал алюминиевые вилы, а ступни его облекали парнокопытные мокасины из лакированной кожи. Увидев собравшихся внизу, он расхохотался. -- Ха-ха-ха-ха-ха! -- Сойди же вниз, -- воззвал Артопед, -- и получи то, что долженствует тебе получить. Отвори свою дверь и впусти нас. -- Ну нет, -- усмехнулся Сарафан, -- не дождетесь. Давайте-ка лучше обсудим наши дела как нормальные, разумные люди. -- Люди-шмуди! -- возопила Йорака. -- Ми желаем иметь твой паршивый шкур! Злой волшебник, издевательски изобразив испуг, отшатнулся, но затем опять вернулся к ограждению. Голос его, ровный и мелодичный, сочился сладостью, как тающая ириска. Компания внизу стояла, благоговейно внимая его сахариновым словесам. -- Прокрутим пленку назад, -- говорил Сарафан. -- Вот я, сижу себе тихо, никого не трогаю, потому что своих скромных забот хватает, зарабатываю в поте лица моего на скромный кусок хлеба. Вдруг ни с того ни с сего во владения моей корпорации врываются объединившиеся конкуренты и пытаются вытеснить меня с рынка. Вы захватили мои ликвидные активы и уничтожили скромный штат моих торговых агентов. Это отчетливый пример бесчестной деловой практики. -- Слушай, -- сказал Гельфанду великан, -- а у этого парня неплохой кочан на плечах. Неудивительно, что он нарезал столько капусты. -- Ладно, заткнись, -- согласился Гельфанд. -- Итак, вот вам мое предложение, -- продолжал Сарафан, жестикулируя кончиком хвоста, -- и хотя сам я не в восторге от этой идеи, я все же решил подбросить ее вам и посмотреть, может, найдется среди вас кто поумнее и ухватится за столь многообещающую возможность. Готов признать, что я был непрочь урвать свой кусок, но все же отнюдь не я, а этот злыдень Сыроед норовил захапать всю прибыль. Я же представляю себе дальнейшее так: мы создаем новую организацию, причем я отказываюсь от контрольного пакета в обмен на пост руководителя Дурашки-Дракона и его дочерних предприятий, а также на право ежегодного приобретения акций всех старых Колец, которые могут нам со временем подвернуться. Гарантируйте мне тридцать процентов добычи, которую мы захватим в Фордоре, и я отдам вам моего партнера Глистуна задаром. Кстати сказать, он-то и виноват в том, что обычный дележ полномочий вылился в такую свару. Изнутри башни вылетел разгневанный вопль, а за ним -- чаша с восковыми фруктами, едва не снесшая Сарафану полчерепа. На секунду оттуда же, потрясая кулачком, высунулся костлявый старичок в форме мальчишки-посыльного. -- Гррр! -- брызгая слюной, проскрежетал он. Сарафан сгреб протестующего Глистуна и небрежно швырнул его через ограждение. -- Ааааааааааааааплюх! -- завопил Глистун. Тело злобного прихвостня с силой ударилось оземь. -- Никогда прежде не видел таких красных лепешек, -- задумчиво проворчал Гимлер. -- Вот вам залог моей доброй воли, -- ровным тоном продолжал Сарафан. -- Ну что, договорились? -- Нет, не договорились, -- ответил Гельфанд и пробормотал: -- этот прохвост скользок, как сом, намазанный вазелином. -- Погоди, -- сказал Артопед, -- он же предлагает контрольный пакет. -- Нет и еще раз нет, -- произнес, поправляя шляпу, Гельфанд. -- Я не желаю, проснувшись в одно прекрасное утро, обнаружить, что его контрольный пакет торчит у меня между лопаток. В этот миг мимо головы Гельфанда просвистел маленький черный предмет. -- Это становится однообразным, -- высказался Гимлер. Черный шарик ударился о мостовую и подкатился к ногам Пепси. Пепси с любопытством его оглядел, а затем поднял. -- Пока мы оставим тебя под охраной в твоей отвратительной башне, -- сказал Гельфанд, -- а когда у тебя выйдут все мороженные бифштексы, тобой займутся Ди-Эты. Гельфанд обернулся и ткнул пальцем в Пепси. -- Ну-ка, брось эту гадость. -- Ой, да я ничего такого не сделал, -- заныл Пепси. -- Да, ничего не сделал, -- поддержал его Мопси. -- Давай сюда, -- нетерпеливо сказал Гельфанд. -- Съесть ты его все равно не сможешь, на что он тебе? Юный хоббот с недовольным видом отдал ему черный шарик. -- А теперь, -- сказал Гельфанд, -- нам следует поторапливаться. Хоть земли Кирзаграда и Реготана отныне свободны от власти Сарафана, они останутся свободными ненадолго, если нам не удастся спасти Роздор от злой воли Сыроеда. -- А что мы должны делать? -- спросил Мопси. -- Да, что? -- спросил Пепси. -- Если ты на секунду закроешь рот, я тебе все расскажу, -- огрызнулся Гельфанд. -- Восточные армии Сыроеда угрожают чистому городу Минас Термиту. Вблизи от него лежит грязный город Курин Мозгул, и с каждым днем черное облако все пуще затмевает его чистого собрата. Нам следует соединить наши силы и защитить его, -- он повернулся к Артопеду. -- Тебе, Топтун, придется собрать всех подданных, какие есть у тебя в Роздоре, а с ними и всех остальных, кто готов встать на защиту бастионов Минас Термита. Йорака, ты приведешь всех всадников, без которых вы сможете обойтись, и Древоблуду также придется повести его доблестных Ди-Этов к Роздору. Остальные двинутся со мноюпрямо туда. -- Сотня слов и ни единой остроты, -- сказал Гимлер. -- Старый пень, видать, заболел. Члены отряда попрощались друг с другом и с тяжестью на сердце покинули разрушенную твердыню Кирзаграда, зная, что землю эту ожидают еще пущие горести. Гельфанд, Мопси и Пепси взгромоздились на жалобно блеющих скакунов и, пришпорив их, поскакали средь вечерних теней к баснословной столице Роздора. И долго еще две юных морковки махали вслед хобботам зелеными плюмажами и, надеясь неизвестно на что, подпрыгивали на изящных хвостиках, несколько утяжеленных уже заметными припухлостями в самой серединке оных. С той поры, как Гельфанд видел их в последний раз, Мопси и Пепси не теряли времени даром. Всю ночь и половину следующего дня Гельфанд и двое хобботов скакали, настороженно озираясь в поисках шпионов Сыроеда. Один раз Мопси увидел у себя над головою черную тень, летевшую, хлопая крыльями, на восток, и как ему показалось, услышал хриплое, мерзкое "карр". Но поскольку несколько предшествующих часов Мопси тянул трубочное зелье, ни в том ни в другом он уверен не был. Наконец, устроили привал. Гельфанд и Мопси, сыграв на скорую руку в кости (Мопси продулся), немедленно задудели в два носа, и Пепси тоже лег и притворился, что крепко спит. Однако, когда храп его спутников стал поровнее, он выскользнул из походной палатки и принялся рыться в седельной сумке Мага. Вскоре он отыскал черный шарик, столь хитроумно спрятанный Гельфандом. Шар был поменьше дыньки, хоть и побольше бильярдного и совершенно ровный, если не считать маленького круглого глазка, позволявшего заглянуть в его темные недра. -- Волшебный шар, исполняющий все желания! -воскликнул он. -- Вот что это такое. Хоббот закрыл глаза и пожелал получить бочонок пива и баррель телячьих котлет. Послышалось негромкое "пууф", пахнуло едким дымом, и Пепси оказался нос к носу с чудовищной, невыразимо пакостной образиной, у которой челюсти ходили ходуном от ярости и злобы. -- Говорил я тебе, чтобы ты держал свои лапы подальше от этой штуки! -- визжал Маг,клеши которого гневно развевались и хлопали. -- Да я только посмотреть, -- скулил Пепси. Гельфанд, злобно глядя на Пепси, вырвал шар у него из рук. -- Это не игрушка, -- сурово сказал он. -- Это чудесный малломир, -волшебный этот, как бишь его? ну, в общем, такая эльфийская штуковина, потерянная ими еще в Век Листового Железа. -- Что же ты мне сразу-то не сказал? -- задал бессмысленный вопрос Пепси. -- С помощью малломира Древние проницали будущее и читали в сердцах человеков. -- Смотрите внимательно! -- приказал Гельфанд. Оба хоббота с интересом следили за тем, как Маг производит над шаром таинственные пассы и бормочет сверхъестественные заклинания. Фокус-покус Loco parentis(*1)! Джекки Онассис, Дино ди Лаурентис! --------------------------------------------------------------- (*1) Латинская юридическая формула In loco parentis означает буквально "вместо родителей". - Прим. перев. Прямо на глазах у испуганных хобботов шар стал накаляться. Гельфанд продолжал бормотать над ним. Квиквег квогог! Поддон кихот! Пеквод кантин! Пнин мескалин! Перемены Труд и мрак Кругло-толсто Сам дурак! Внезапно шар словно взорвался изнутри искристым светом, и странное вибрирующее зудение наполнило воздух. В мерцающем сиянии Пепси услышал голос Гельфанда. -- Поведай мне, о волшебный малломир, ожидает ли Сыроеда поражение или победа? Падет ли черное облако Рока на всю Нижесреднюю Землю, или погибель ждет Сыроеда и вслед за ней вновь воссияют счастье и солнечный свет? Изумленные Пепси и Мопси увидели, как прямо в воздухе стали возникать огненные буквы -- огненные буквы, коим предстояло вот-вот возвестить исход великой борьбы с Повелителем Мрака. Дивясь и благоговея прочитали они итоговые слова: "Ответ неясен. Повторите запрос несколько позже." VIII. ЛОГОВО ШОБОЛЫ И ПРОЧИЕ ГОРНЫЕ КУРОРТЫ Фрито и Срам, задыхаясь, вскарабкались на невысокий пригорок и обозрели ландшафт, удивительно ровно, если не считать множества круто обрывавшихся вниз оврагов и резко вздымавшихся завалов, уходящий вдаль, к шлаковым карьерам, фабрикам готового платья и хлопкопрядильным предприятиям Фордора. Фрито тяжело опустился на коровий череп, а Срам извлек из котомок пакеты с готовым завтраком (крекеры с сыром). В этот миг послышался шелест осыпающихся камушков, треск сучьев под ногами и звуки, свидетельствующие о том, что неподалеку кто-то старательно сморкается. Хобботы вскочили на ноги и увидели, как некое покрытое серенькой чешуей существо, шумно обнюхивая землю, на четвереньках подбирается к ним. -- Мать сыра земля! -- возопил Фрито, отшатываясь от страховидной твари. Срам вытащил эльфийский кинжальчик и тоже отступил на шаг, сердце его, подскочившее до самого горла, там и застряло, облепленное недожеванным крекером. Тварь взглянула на них зловеще скошенными к носу глазами и, выдавив улыбочку, устало поднялась на ноги, сложила руки за спиной и принялась насвистывать какой-то похоронный мотивчик. Внезапно Фрито вспомнился рассказ Килько о нахождении Кольца. -- Ты, верно, Гормон! -- пропищал он. -- Что ты здесь делаешь? -- Да как вам сказать, -- ответила тварь, очень медленно выговаривая слова. -- Ничего особенного не делаю. Дай, думаю, пошарю по кустам, может, найду пару бутылок из-под шипучки, все хоть какие-то деньги, а то свояченнице нечем заплатить за ее железное легкое. Оно, конечно, после операции я уж не тот резвунчик, каким был когда-то. Да и везти мне что-то меньше стало. Странная штука жизнь, то вознесет тебя, то уронит, и ничего заранее не скажешь. Господи, ну и холодрыга. Я, видите-ли, пальто заложил, чтобы купить немного плазмы для моих домашних гусяток. Срам отчаянно старался не позволить налившимся свинцом векам сомкнуться, но в конце концов зевнул во весь рот и грузно осел на землю. -- У-у-у, нечисть, -- пробормотал он и заснул. -- Ну, так я пойду, -- покивав, сказал Гормон. -- Чего уж там, не ко двору я вам, понимаю. Произнеся эти слова, он присел и принялся уписывать поджаренный ломтиками эльфийский хлеб, за который хобботы еще не успели приняться. Фрито пошлепал себя по щекам и проделал несколько упражнений на глубокое дыхание. -- Послушай, Гормон, -- сказал он. -- Да ладно, о чем говорить. Не ко двору, понимаю. И никогда никому ко двору не был. Собственная мать заперла меня, еще двухлетнего, в суточной камере хранения посреди зачарованного леса. И кто меня вырастил? -- милосердные крысы, вот кто. А все же я так скажу: у всякой тучки хоть один бочок да серебряный. Вот знавал я когда-то тролля, звали его Вышинский... Фрито покачнулся, упал и захрапел, еще не долетев до земли. Когда они со Срамом проснулись, уже стояла ночь, а Гормона и след простыл. Хобботы ощупали себя, дабы удостовериться, что все еще владеют изначальным комплектом пальцев, ног и тому подобного, и что никто по небрежности не забыл у них между ребер никаких ножевых изделий. К большому их удивлению даже заусенцы да запонки и те остались при них. Фрито нашарил Кольцо, по-прежнему надежно прикрепленное к цепочке, торопливо продел в него палец и, дунув на магический свисток, с облегчением услыхал знакомое ми бемоль. -- Чего-то я в толк не возьму, господин Фрито, -- сказал, наконец, Срам, языком пересчитвая пломбы. -- Он что это, голубей сюда гонять приходил или все же за чем похуже? -- А-а, здравствуйте, здравствуйте, -- внезапно сказал большой камень, постепенно преобразуясь в Гормона. -- Здравствуйте, -- вяло ответил Фрито. -- А мы уже уходим, -- быстро сообщил Срам. -- Дела, знаете. Нам как раз сегодня позарез нужно заключить одну крупную сделку по поставкам оружия в Танзанию или доставкам копры с Гуама или еще чего. В общем, дела. -- Жаль, жаль, -- сказал Гормон. -- Это, стало быть, выходит -- наше вам, старина Гормон. Что ж, Гормону не привыкать. -- Прощай, -- твердо сказал Срам. -- Прости, прости. Прощанье в час разлуки несет с собою столько сладкой муки, -- произнес Гормон. Он безутешно помахал большим носовым платком в горошек, а после схватил Фрито за локоть и тихо зарыдал. Срам взялся за другую руку Фрито и потащил его прочь, но Гормон отцепляться не собирался и после минуты-другой Срам сдался и в изнеможении опустился на камень. -- У меня просто душа обмирает, когда расстаются старые друзья, -- произнес Гормон, невпопад тыкая платком в корзиночку с приторным кремом, заменявшую ему лицо. -- Я тут постою, посмотрю вам вслед. -- Ладно, пошли с нами, -- подавленно сказал Фрито, и три маленьких фигурки, быстро шагая, начали пересекать теплокровные болота. Вскоре они добрались до места, в котором земля, пропитанная водой, несомой шустрым зеленоватым ручьем, влажно захлюпала под ногами, и тут Гормон засеменил впереди, показывая дорогу. Через несколько сот футов дорогу эту полностью перегородило густое, зловонное болото, плотно заросшее кувшинками и обкуренными вересковыми черенками. -- Найо-Марш, -- уважительно произнес Гормон, а Фрито и Срам увидели таинственно отраженные в оконцах грязной воды призрачные тела с причудливыми кинжалами в спинах, пулевыми отверстиями в головах и пузырьками с ядом в ладонях. Маленький отряд потащился через грязные топи, отводя глаза от внушающих суеверный ужас трупов, и после часа трудной ходьбы путники, мокрые и чумазые, выбрались на сухую землю. Здесь перед ними открылась узенькая тропа, прямая, словно стрела, да, собственно, и ведущая через пустую равнину к маячившему вдали огромному наконечнику стрелы. Луна уже села, и заря окрасила небо в легкие бурые тона, когда они добрались до этой имевшей удивительную форму скалы. Фрито и Срам сбросили заплечные мешки под маленьким каменным выступом, а Гормон присел рядом с ними, напевая. -- Считай, без пяти минут на месте, -- почти весело сообщил он. Фрито застонал. Ближе к вечеру хобботов разбудило бряцание цимбал и резкое пение труб, наяривавших "Работу в выходной". Фрито и Срам вскочили на ноги и в пугающей близости от себя увидели огромные Ворота Фордора, пробитые в высокой горной гряде. Ворота, снабженные большим навесом с двумя утыканными прожекторами высокими башнями по бокам, стояли настежь, и бесчисленные колонны людей вливались в них. Фрито испуганно вжался в камень. К тому времени, когда последние людские орды вошли в Фордор, наступила ночь, и Ворота с гулким лязгом закрылись. Выглянувший из-за выступа скалы Срам, тихо скользнул к Фрито, неся ему скромный ужин -- ячменные хлебы и рыбы. Немедля из узкой расщелины выполз Гормон. -- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, -- бесстыдно улыбаясь, сообщил он. -- Вот и я как раз об этом подумал, -- сказал Срам, постукивая пальцами по рукояти своего меча. Гормон напустил на себя скорбный вид. -- Я-то знаю, как это бывает, -- сказал он. -- Пришлось хлебнуть военного лиха. Помню, прижало нас к земле ураганным огнем японских батарей... Срам подавился, и рука его обмякла. -- Сдох бы ты поскорее, -- посоветовал он. Фрито взял здоровенную булку с изюмом и втиснул ее Гормону в рот. -- Мммммф, мффл, ммблгл, -- невнятно произнес негодяй. И снова маленький отряд вышел во тьму и прошел множество долгих литров, двигаясь вдоль каменного кольца, что окружало Фордор кольцом из камня. Они шли ровной и гладкой дорогой -- то были остатки какого-то древнего мощенного линолеумом тракта, и к восходу луны Ворота Фордора остались далеко позади. Около полуночи бесчисленные тучи размером с человеческую ладонь укрыли звезды, и вскоре на несчастных путников страшным потоком обрушились с небес мокрые, злющие гончие и борзые. Но несмотря на собачью погоду, хобботы упрямо шли вперед, не отставая от Гормона, и через пятнадцать минут буря, ободрав им бока, удалилась к западу, лениво роняя последних болонок. Остаток ночи хобботы шли под мутными звездами, коченея от стужи и от бесконечного потока зубодробительных шуток Гормона. Уже совсем поздней ночью они добрались до опушки большого леса и, сойдя с дороги, нашли себе пристанище в небольшом лесочке. Спустя мгновение, все крепко спали. Фрито проснулся, словно его кто-то встряхнул, и увидел, что небольшой лесочек полностью окружен рослыми, мрачного обличия людьми, с головы до пят затянутыми в зеленое, наподобие английских жокеев. В руках они держали огромные зеленые луки, а голову каждого прикрывал поношенный ярко-зеленый парик. Фрито с трудом поднялся на ноги и пнул Срама. Тут самый рослый из лучников выступил вперед и приблизился к Фрито. У этого на голове красовалась лихо заломленная круглая шапчонка с длинным зеленым пером, а на груди -- большая серебряная бляха со словом "Шеф" и изображением нескольких лежащих кверху лапками голубей, из чего Фрито заключил, что он, должно быть, является начальником над этими людьми. -- Вы полностью окружены, у вас нет ни единого шанса, выходите по одному, подняв над головой руки, -- строго сказал начальник. Фрито низко поклонился. -- Иди сюда и попробуй меня взять, -- ответил он, как велит обычай. -- Я Фарашут из Зеленых Коммандос, -- сказал начальник. -- А я Фрито, путешествую по собственной надобности, -- дрожащим голосом сообщил Фрито. -- Можно я их немножко поубиваю? -- завизжал, с гарротой в руках подскакивая к Фарашуту, нерослый, приземистый человек с черным родимым пятном на носу. -- Нет, Магнавокс, нельзя, -- сказал Фарашут и вновь повернулся к Фрито.-- Кто вы и каковы ваши злые намерения? -- Я со своими спутниками направляюсь в Фордор, чтобы бросить в Бездны Порока Великое Кольцо, -- ответил Фрито. При этих словах лицо Фарашута потемнело, он взглянул по очереди на Гормона, на Срама, затем снова на Фрито, криво улыбнулся и, на цыпочках покинув лесочек, растворился со всеми своими людьми в окрестной чащобе. Уходя, все они весело пели: Мы -- Зеленые Командос, продувные мужики. Мы не часто лезем в драку, нам лишь пакостить с руки: Вырыть яму на дороге, вставить в задницу стилет -- В это с нами не сравнится даже старый Сыроед! Гнусным хором Мы поем: "Урки, деру! Мы идем!" Подкрадемся, подберемся, обезглавим, оберем, Мы любого одолеем, навалившись впятером! Ни смекалка, ни сноровка, ни отвага не нужны, Если можно тихой сапой укокошить со спины. Из засады Бей сплеча. Урки -- гады, Ча-ча-ча! Когда зеленые мужики ушли, до темноты оставалось совсем недолго и вскоре Фрито, Срам и Гормон, неторопливо позавтракав картофельными глазками и малиновыми носами, вновь вышли на большую дорогу, быстро миновали лес и оказались на широкой заасфальтированной равнине, что примыкала к восточным стенам Фордора. К наступлению ночи их уже накрыла тень черных печных труб Курин Мозгула, страшного фабричного города, стоявшего насупротив Минас Термита. Из глуби земной доносилось тяжкое "ух-ух" сукновальных машин, производящих валенки и парадные мундиры для военной машины Сыроеда. Сквозь бурый сумрак Гормон привел Фрито и Срама к подобию рыбоподъемника, круто уходящего вверх, в тяжкую глыбу Сола Юрока, главного утеса Фордора. Бесконечно долго -- казалось, целый час -- поднимались они по этой лестнице. Только через час они долезли доверху, изнуренные, давящиеся спертым воздухом, и повалились на узкий выступ у входа в большую пещеру, глядящего на черную долину внизу. Высоко над ними пронеслась по небу огромная стая черных пеликанов, а вокруг сверкали молнии, и могилы разевались в страшной зевоте и вновь засыпали. -- Худо дело, тут уж не ошибешься, -- сказал Срам. Из пещеры тянуло злоедучим запахом лежалого пастрами и тухлых корнишонов, и слышно было, как в самой ее глубине, в некоем потаенном покое зловеще позвякивают вязальные спицы. Фрито и Срам осторожно углубились в туннель, а Гормон, шаркая, поплелся сзади и по образине его разлилась давно не посещавшая ее улыбка Множество веков тому назад, когда мир был еще юн, а сердце Сыроеда не затвердело, подобно старой ватрушке, он взял в жены молодую тролльчиху. Звали ее Мазола, а по-эльфийски Бланш, и вышла она за молодого короля колдунов против воли своих родителей, твердивших, что Сыроед "совершенно лишен тролличьих качеств", и что он никогда не сможет как следует удовлетворить присущие ей особенные потребности. Но молодые люди были совсем молоды и непрактичны. Первую тысячу лет новобрачные провели в полной гармонии: они счастливо жили в приспособленной под их нужды трехкомнатной подземной тюрьме с хорошим видом из окна, и пока честолюбивый муженек изучал в вечерней школе демонологию и менеджмент, Мазола родила ему девятерых крепышей-призраков. Затем наступил день, когда Сыроед прознал о Великом Кольце и о том, какие могучие силы таятся в нем -- силы, способные помочь ему в его карьере. Забыв обо всем остальном, он, невзирая на решительные протесты жены, заставил своих сыновей бросить медицинский институт и посвятил их в Ноздрюли. Однако Первая Война Колец закончилась поражением. Сыроед и девять его Кольценосцев едва-едва смогли унести ноги. С той поры отношения между супругами начали постепенно портиться. Сыроед проводил все свое время в колдовских мастерских, а Мазола сидела дома, изрыгая злобные заклинания и смотря по малломиру все мыльные оперы подряд. Она начала прибавлять в весе. И наконец, наступил еще один день, в который Сыроед застал Мазолу и мастера по ремонту малломиров в весьма компрометирующем положении. Сыроед немедля подал на развод и добился в суде, чтобы девятерых Ноздрюлей отдали на его попечение. Отныне Мазоле, принужденной к безвыходному сидению в тусклой утробе Сола Юрока, оставалось лишь пестовать и растравлять ненависть к бывшему мужу. Целые эоны времен она бередила и бередила свое оскорбленное самолюбие, маниакально поглощая конфеты, журналы, посвященные жизни кинозвезд, да порою случайного спелеолога. Поначалу, Сыроед исправно высылал ей ежемесячные алименты (около дюжины урков-добровольцев), но когда прошел слушок о том, что на самом деле влечет за собой приглашение на обед к его бывшей супружнице, прекратились и эти подачки. Теперь ее грызла безграничная злоба. Она рыскала по своему обиталищу, терзаемая желанием кого-нибудь убить и непрестанно проклиная память о бывшем муже и его издевательских шуточках насчет троллей. Единственным, что ныне привязывало ее к жизни, была месть -- месть, которую она лелеяла, сидя в темном-претемном логове. Последней каплей стало отключение электричества. Фрито и Срам уже спускались в утробу Сола Юрока, а Гормон тащился сзади. Во всяком случае, так они полагали. Глубже и глубже погружались хобботы в темные, полные удушливых испарений пещерные проходы, то и дело спотыкаясь о груды черепов и сгнившие сундуки с сокровищами. Незрячими глазами озирали они непроглядную тьму. -- Ну и темень же, доложу я вам, -- прошептал Срам. -- Удивительная наблюдательность, -- прошипел в ответ Фрито. -- Ты уверен, что мы не сбились с дороги, а, Гормон? Ответа не последовало. -- Должно быть, вперед ушел, -- с надеждой сказал Фрито. И еще долгое время они вершок за вершком наощупь пробирались по непроглядным туннелям. Фрито крепко сжимал в кулаке Кольцо. Вдруг он услышал, как что-то неслышно хлюпает впереди. Фрито замер, и поскольку Срам шел, держась за его хвост, оба хоббота повалились с лязгом, который пошел громыхать многократным эхом по беспросветным пространствам. Хлюпанье прервалось, потом стало громче. И ближе. -- Назад, -- прохрипел Фрито, -- надо найти другую дорогу. И как можно скорее! Хобботы бежали от зловещего хлюпанья, сворачивая то в один проход, то в другой, но звук его все равно настигал их, и уже становилось нечем дышать Кт тошнотворного запаха прокислых конфет. Хобботы продолжали бежать вслепую, пока впереди, преграждая им путь к спасению, не послышался громкий гвалт. -- Осторожно, -- прошептал Фрито, -- это патруль урков. Сраму не потребовалось много времени, чтобы увериться в его правоте, ибо так сквернословить и лязгать доспехами могли одни только урки. Хобботы вжались в стену, надеясь, что их не заметят. -- Чтоб я сдох, -- прошипел голос во тьме, -- у меня от этого места всегда мурашки по коже. -- Засохни, гнида! -- прорезал тьму другой голос. -- Разведка донесла, что здесь бродит хоббот с Кольцом. -- То-то и оно, -- высказался третий, -- и если мы его не возьмем, Сыроед разжалует нас в ночные кошмары. -- Третьего класса, -- согласился четвертый. Урки все приближались, и вот уже проходили мимо совсем переставших дышать хобботов. Но стоило Фрито подумать, что опасность миновала, как холодная, слизистая лапа вцепилась ему в грудь. -- Ребя! -- в восторге завыл урк. -- Пымал я его, пымал! В мгновение ока урки, размахивая дубинками и наручниками, навалились на бедных хобботов. -- Сыроеду будет приятно полюбоваться на вас! -- ухмыльнулся урк, вплотную приблизившись к Фрито и обдавая его своим неаппетитным дыханием. В самый этот миг туннель содрогнулся от громового утробного стона, и урки в ужасе отшатнулись. -- Ах, дерьмо! -- завопил один. -- Это она зубы точит! -- Шобола! Шобола! -- взвыл другой, исчезая во мраке. Фрито выхватил из ножен Слепня, но кого рубить, он все равно не видел. Мозг его лихорадочно заработал, и он вдруг вспомнил волшебный снежный шар, который дала ему Лавалье. Надеясь на чудо, он вытянул вперед руку с шаром и нажал кнопочку на его донце. Мгновенно вспыхнул, затопив собой промозглую тьму, ослепительный свет карбидного прожектора, и перед хобботами распахнулась огромная зала с отделанными дешевым ситчиком и жаростойким кухонным пластиком стенами. А прямо перед ними громоздилась кошмарная туша Шоболы. Зрелище оказалось настолько жуткое, что Срам завопил от страха. То была гигантская, бесформенная масса подрагивающей плоти. Пламенно-красные глаза ее разгорались тем ярче, чем ближе она подбиралась к уркам, волоча по каменному полу измахрившийся подол нижней сорочки с каким-то непечатным узором. Навалившись на оцепеневших от ужаса урков, она принялась раздирать их ногами в когтистых шлепанцах, а с острых клыков ее между тем падали на пол большие желтые капли куриного бульона. -- Опять за ушами не мыто! -- надсаживалась Шобола, отрывая у урка конечность за конечностью и сдирая с него доспехи, будто обертку с конфетки. -- Ты ни разу никуда меня не выводил! -- брызгая слюной, орала она, ухитряясь одновременно запихивть в утробу еще сотрясаемое корчами тулово. -- Я отдала тебе мои лучшие годы! -- гневно завывала она, протягивая к хобботам острые красные ногти. Фрито отступил на шаг, прижался к стене и рубанул Слепнем по алчным ногтям, но Слепень лишь немного попортил лак и только. Шобола, взъярясь пуще прежнего, завизжала. Последним, что запомнил Фрито, сжимаемый лапами ненасытной твари, был Срам, с лихорадочной торопливостью прыскающий репеллентом в бездонную глотку Шоболы. IX. БОЛЬШОЙ КОМПОТ В МИНАС ТЕРМИТЕ Вечернее солнце опускалось, как за ним водится, на западе, когда Гельфанд, Мопси и Пепси осадили изнуренных баранов у ворот Минас Термита -- баснословной столицы всего Роздора, Главного Оплота Запада и самого крупного в Нижесреднеземье производителя сырой нефти, детских пищалок и наждачных кругов. Город окружала Равнина Пеллагранора, земли которой были богаты навесами для сушки хмеля и амбарами, не говоря уже об обширных пашнях, овчарнях, коровниках, струистых ручьях и помавающей раскидистыми ветвями клюкве. Широкий Эманац беспорядочно орошал эти земли, год за годом наделяя неблагодарных их обитателей невиданными урожаями саламандр и малярийных комаров. Не удивительно, что город притягивал к себе множество остроголовых Южан, толстогубых Северян и распущенных Элеронов. Город был единственным местом, где они могли получить паспорт, позволяющий выбраться из Роздора. История города восходила к Стародавним Дням, в которые Белтелефон Слабоумный неведомо с какой напасти повелел, дабы на этой плоской равнине был воздвигнут королевский горнолыжный приют невиданной красоты. К сожалению старый Король окочурился, так и не успев увидеть вырытого под приют котлована, а его гидроцефалический сын Набиско Некомпетентный характерным для оного образом запутался в чертежах старого скупердяя и заказал для строительства несколько более напряженный бетон, чем того требовал первоначальный проект. В результате был возведен Минас Термит или, как его еще называли, "Набискина Придурь". Безо всякой на то причины город состоял из семи концентрических восходящих кругов, увенчанных двойным монументом -- Белтелефона и его любимой наложницы, которую звали не то Нефритити Тучная, не то просто Филлис. Во всяком случае, конечное впечатление, производимое всей этой архитектурой, оставалось примерно такое же, как от итальянского свадебного торта(*2). Каждое кольцо возносилось выше предшествующего, так же вела себя и квартирная плата. В низшем, седьмом кольце, проживали кряжистые городские крестьяне. Часто можно было видеть, как они старательно надраивают свои разномастные кресты и кряжи, приготовляясь к какому-то идиотскому празднеству. В шестом круге жили торговцы, в пятом воины -- и так далее вплоть до первого, самого высокого яруса, где проживали Главные Заместители и дантисты. Подняться на каждый из уровней можно было только посредством эскалаторов с ветряным приводом, которые к тому же постоянно останавливали для ремонта, так что восхождение по социальной лестнице являлось в те древние времена понятием буквальным. Каждое из колец гордилось своей историей и изъявляло презрение к кольцам, находящимся ниже, каждодневно осыпая их мусором и объедками; имели также широкое хождение поговорки вроде "Твой номер семь" или "Дорогой, ты не на третьем ярусе"(*3). Каждый из ярусов был косвенно защищен выступающими вперед зубчатыми стенами с карнизами и антаблеманами, выстроенными на нечетных анжамбеманах. Каждый нечетный анжамбеман располагался под прямым углом к каждому смежному с ним проходу с односторонним движением. Нужно ли говорить, что жители города вечно опаздывали на свидания, а то и вовсе сбивались с пути. --------------------------------------------------------------- (*2) Историк Бокаратон отмечает, что, возможно, таким оно и было задумано, дабы "дать эмблематическое представление о той сволочи, что обитает внутри". (*3) Куда именно сбрасывали мусор с низшего яруса, неизвестно; существует, впрочем, предположение, что его вообще никуда не сбрасывали, а съедали. Трое путников, неторопливо кружа по извилистым эскалаторам, продвигались к Дворцу Заместителя Бенелюкса, а попадавшиеся им навстречу граждане Роздора, смерив их очумелым взглядом, опрометью неслись к ближайшему окулисту. Да и сами хобботы не без удивления озирались, разглядывая толпу горожан, в которой попадались люди, эльфы, гномы, баньши, а также немалое число республиканцев. -- Когда в городишке проходит партийный съезд, -- объяснил Гельфанд, -- в нем какой только твари не встретишь. Медленно поднявшись по последним со скрипом ползущим ступенькам, путники высадились, наконец, на первом ярусе. Увидев венчающее его величественное сооружение, потрясенный Пепси протер глаза. Средств на все эти просторные лужайки и пышные парки явно не пожалели. Роскошный мрамор блистал под ногами трех путников, звенели, подобно пересыпаемому серебру, многочисленные фонтаны. Путники ткнулись в одну из дверей, но их довольно грубо проинформировали, что дантиста нет дома, и что они-должно-быть-ищут-старого-идиота-так-это-за-углом. За углом они обнаружили захудалый дворец, выстроенный из крепчайшего мавзолита, стены его сверкали инкрустациями из окаменелых леденцов и старых велосипедных фар. На повышенной прочности фанерной двери висела табличка, уведомляющая: "Заместитель вышел". Под ней помещалась другая: "Ушел на обед", а еще ниже третья: "Ушел на рыбалку". -- Если я верно прочитал эти знаки, -- сказал Мопси, -- Бенелюкса здесь нет. -- Я думаю, это уловка, -- ответил Гельфанд, с силой нажимая на кнопку звонка, -- ибо Заместители Правителя Минас Термита всегда старались обделывать свои дела без особой огласки. Бенелюкс Последний, сын Электролюкса Трусливого, завершает длинную череду Заместителей, насчитывающую немало бесплодных поколений. Первый Заместитель, Парафин Амбициозный, подвизался у Короля Хлоропласта на кухне, исправляя должность младшего посудомойщика, пока Короля не постигла трагическая смерть. Судя по всему, он вследствие несчастной случайности повалился спиной на целую дюжину салатных вилок. Одновременно его сын и законный наследник, Каротин, загадочным образом бежал из города, объяснив свой поступок неким плетущимся против него заговором, о чем де свидетельствуют угрожающие подметные письма, которые он постоянно находит на подносе с завтраком. В то время его поступок связали со смертью Короля и сочли подозрительным. Затем начали один за другим гибнуть от разных странных причин ближайшие королевские родственники. Одних находили удушенными кухонным полотенцем, другие умирали от пищевого отравления. Некоторые тонули в суповых котлах, а на одного напали неизвестные злодеи и забили его до смерти тушеной говяжьей ногой. По крайней мере трое по всей видимости покончили счеты с жизнью, бросившись спинами на салатные вилки, -- скорее всего, то был жест благородного отчаяния, подсказанный безвременной кончиной Короля. Под конец в Минас Термите не осталось никого, кто мог бы и желал возложить на себя проклятую корону, так что должность Правителя Роздора оказалась свободной -- бери не хочу. Вот тогда-то кухонный раб Парафин и проявил отвагу, решившись занять пост Роздорского Заместителя до той поры, пока законный наследник Каротина не вернется, дабы предъявить права на престол, одолеть врагов Роздора и реорганизовать почтовую службу. В этот миг отворился дверной глазок и на пришедших уставилось круглое око. -- Ч-ч-ч-чего надо? -- сердито спросил голос из-за двери. -- Мы странники, явившиеся, чтобы помочь спасенью Минас Термита. Мое имя Гельфанд Серозубый, -- Маг извлек из бумажника мятый клочок бумаги и просунул его в глазок. -- Ч-ч-ч-чего это? -- Моя визитная карточка, -- ответил Гельфанд. Карточка немедленно вернулась, разодранная на двенадцать частей. -- Заместителя нет дома. В-в-в отпуске он. А бродячих торговцев мы в-в-вообще на порог не пускаем! -- и глазок с негромким стуком закрылся. Но такими простыми средствами Гельфанда отвадить было нельзя, к тому же хобботы по глазам его видели, что он рассержен столь грубым приемом. Зрачки его запрыгали вверх, вниз, в стороны, едва ли не меняясь местами, как апельсины в руках жонглера. Он вновь нажал кнопку звонка и звонил долго и громко. Опять открылся глазок и из него дохнуло чесночным духом. -- Т-т-ты опять? Сказано тебе, он д-д-душ принимает. И глазок снова захлопнулся. Гельфанд ничего не сказал. Он порылся в кармане своего френча а ля Мао Цзе-Дун и вытащил маленький черный шар, который Пепси поначалу принял за малломир с приделанной к нему бечевкой. Однако Гельфанд поджег бечевку, приложив ее к кончику своей сигары, и сунул шарик в прорезь для писем, после чего отбежал за угол, а хобботы последовали за ним. Там, откуда они убежали, что-то оглушительно грохнуло, и когда хобботы высунулись из-за угла, оказалось, что дверь волшебным образом исчезла. Исполненные гордости, вступили трое странников в клубящийся дымом проем. Дорогу им преградил престарелый дворцовый страж, пытающийся выковырять копоть из слезящихся глаз. -- Можешь доложить Бенелюксу, что Маг Гельфанд ожидает аудиенции.Нетвердый на ногу воин с негодованием поклонился и повел их по никогда не проветривавшимся коридорам. -- З-з-з-заместителю это н-н-н-не понравится, -- проскрипел страж. -- Он уж сколько л-л-л-лет не выходил из д-д-дворца. -- И неужели народ не встревожился? -- спросил Пепси. -- А п-п-пусть его, -- слюняво прошамкал страж. Он провел их через геральдический зал, чьи картонные арки и гипсовые своды на целый фут возвышались над их головами. Роскошно мимеографированные гобелены повествовали о легендарных деяниях былых Королей. Пепси особенно понравилась одна история про давно почившего Короля и козу, и Пепси так и сказал. Гельфанд отвесил ему подзатыльник. Стены вокруг сверкали вделанными в них пустыми пивными бутылками и бижутерией, а полированные алюминиевые доспехи отбрасывали ярчайшие зайчики на уложенный вручную линолеум, по которому шли визитеры. Наконец, они приблизились к Тронной Зале, о мозаиках которой, выполненных из канцелярских кнопок, ходили легенды. Судя по виду Королевской Тронной Залы, она исполняла также обязанности Королевской Душевой. Страж испарился, а на смену ему явился столь же престарелый паж в оливковой ливрее, который ударил в обеденный гонг и проскрежетал: -- Раболепно склонитесь пред Бенелюксом, Главным Заместителем Правителя Роздора, истинным регентом Утраченного Короля, который рано или поздно вернется, если не врут. Дряхлый паж нырнул за ширму, и рядом с ней сразу затрепетал гобелен. Из-за него в обшарпанном кресле-каталке, влекомом отдувающимися енотами, выехал ссохшийся Бенелюкс, облаченный в фрачные брюки, короткий красный камзол и пристежной галстук-бабочку. На лысеющей голове его покоилась шоферская фуражка с роскошно вышитым по ней Гербом Заместителей -- довольно аляповатой картинкой, изображающей крылатого единорога с чайным подносом. Мопси повел носом -- откуда-то явственно несло чесноком. Гельфанд покашлял, ибо Заместитель откровенным образом спал. -- Доброго вам здравия и приятного отпуска, -- начал он. -- Я Гельфанд, Придворный Маг Коронованных Особей Нижесредней Земли, Вершитель Чудес и Дипломированный Хиропрактик. Старый Заместитель приоткрыл один затянутый пленкой глаз и с отвращением воззрился на Мопси и Пепси. -- А это к-к-кто такие? Н-н-на двери же написано "животные не допускаются". -- Это хобботы, мой господин, наши маленькие, но верные северные союзники. -- Ладно, скажу страже, чтобы постелила им газетку в сортире, -- пробормотал Заместитель и тяжело уронил на грудь морщинистое лицо. Гельфанд еще покашлял и продолжал. -- Боюсь, что я принес печальные и мрачные вести. Грязные урки Сыроеда порезали возлюбленного сына твоего, Бромофила, и ныне Темный Властелин желает отнять твою жизнь и твое Королевство, дабы осуществить свои гнусные планы. -- Бромофил? -- спросил Заместитель, опершись на локоть и с трудом разогнувшись. -- Собственный твой возлюбленный сын, -- подсказал Гельфанд. Некое воспоминание тенью мелькнуло в старых утомленных глазах. -- А, этот. Н-н-н-никогда мне не писал, разве для того, чтобы д-д-д-денег поклянчить. Совсем как и т-т-тот, второй. Да, д-д-д-дурные известия. -- И потому мы явились сюда, а за нами следует войско, которое отмстит Фордору за твои печали, -- продолжал объяснять Гельфанд. Заместитель досадливо взмахнул немощной рукой. -- Ф-ф-фордор? Н-н-н-никогда о таком не слышал. И о г-г-грошевом маге тоже. Аудиенция окончена, -- сказал он. -- Не наноси оскорблений Белому Магу, -- предупредил его Гельфанд, одновремемнно вытаскивая что-то из кармана, -- ибо мне подвластны многие силы. На-ка, выбери карту. Любую. Бенелюкс выбрал одну из пятидесяти двух семерок червей и разорвал ее на кусочки размерами с конфетти. -- Аудиенция окончена, -- решительно повторил он. -- Старый маразматик, -- бушевал Гельфанд несколько позже, в комнате, которую они сняли в трактире. Он уже час как шипел и плевался. -- Но что же мы станем делать, если он нам не поможет? -- спросил Мопси. -- Он же совсем чокнутый. Гельфанд вдруг щелкнул пальцами, словно его хитроумную голову посетила некая мысль. -- Ну, конечно же! -- хмыкнул он. -- Всем известно, что старый болван не в себе. -- Как и его приближенные, -- глубокомысленно отметил Пепси. -- Типичный псих, -- задумчиво произнес Маг. -- Готов поспорить, что голова его набита суицидальными психозами. Позыв к самоуничтожению. Случай из учебника. -- Самоуничтожению? -- удивленно спросил Пепси. -- Откуда ты знаешь? -- Интуиция, друг мой, -- отрешенно ответил Гельфанд. -- Интуиция и не более того. В тот же вечер город всколыхнула весть о самоубийстве престарелого Заместителя. Бульварные газетенки опубликовали большие снимки погребального костра, в который он прыгнул, предварительно связав себя по рукам и ногам и написав прощальное обращение к подданным. Заголовки этого дня гласили: "Блажной Бенелюкс сгорел на работе", а издания, вышедшие несколько позже, сообщали, что "Маг, последним видевший Заместителя, утверждает: причиной мучений Б. был Сыроед". Поскольку вся челядь Бенелюкса также сгинула неизвестно куда, Гельфанд великодушно взял на себя организацию Официальных Похорон, объявив ближайший обеденный перерыв Часом Национального Траура по погибшему Правителю. В последующие несколько дней смятения и политической неразберихи владеющий даром убеждения Маг невозмутимо давал одну пресс-конференцию за другой. Целый час он провел, совещаясь с высшими должностными лицами и изъясняя им последнюю волю своего покойного друга, согласно которой он, Гельфанд, должен взять в свои руки бразды правления и держать их, пока не вернется домой последний оставшийся в живых сын Заместителя, Фарашут. В минуты покоя его можно было найти в дворцовой умывальне, где он старался вытравить привязавшийся к нему легкий запах чеснока и керосина. В течение замечательно короткого времени Гельфанд сумел превратить все население сонной столицы в неустанно предающееся строевой подготовке ополчение. Обревизовав ресурсы Минас Термита, он принялся лично составлять списки на выдачу пайков, фортификационные планы и прибыльные оборонные контракты, которые сам же и подписывал. Поначалу присвоенные Гельфандом чрезвычайные полномочия вызывали шумные протесты. Но тут над городом стало сгущаться грозного вида черное облако. Оно, да еще несколько так и оставшихся необъясненными взрывов в редакциях оппозиционных газет заткнули рот "этим чертовым изоляционистам", как обозвал их Гельфанд в широко разрекламированном интервью. Вскоре затем появились дезертиры из восточных провинций и много чего порассказали об ордах урков, взявших штурмом пограничную крепость Роздора в Ослителяте. Роздор понял, что в самом скором времени Сыроедовы псы уже будут обнюхивать у города завязки кальсон. Мопси и Пепси нетерпеливо ерзали на скамье для ожидающих приема посетителей в официальной части дворца, ноги их болтались, немного не доставая до плюшевого ковра. Конечно, новенькая форма наполняла их гордостью (Гельфанд произвел обоих в полуполковники Вооруженных Сил Роздора), но хобботы теперь редко виделись с Гельфандом, а слухи насчет урков вызывали в них нечто вроде неотвязного зуда. -- Так примет он нас или нет? -- проскулил Пепси. -- Мы уж несколько часов дожидаемся! -- прибавил Мопси. Приятно округлая секретарша-эльфийка с безразличным видом поправила на позвякивающей блузке металлическое ожерелье. -- Сожалею, -- в восьмой раз за это утро сказала она, -- но Маг все еще занят на совещании. На столе ее звякнул звоночек, и прежде чем она успела прикрыть переговорную трубку, хобботы услыхали голос Гельфанда: -- Ушли наконец? Эльфийка покраснела, а хобботы рванули мимо нее в дверь Гельфандова кабинета. В кабинете они обнаружили Мага с толстой сигарой в зубах и парой пергидрольных сильфид, пристроившихся на его костлявых коленях. Маг с раздражением таращился на Пепси и Мопси. -- Вы что, не видите, я занят? -- резко спросил он. -- У меня совещание. Крайне важное. И Гельфанд сделал вид будто намеревается возобновить совещание. -- Ну ты полегче, -- сказал Пепси. -- Да, полегче, -- со значением повторил Мопси, снимая с Гельфандова стола тарелку с черной икрой. Гельфанд сокрушенно вздохнул и знаком велел томным сильфидам удалиться. -- Ладно, заходите, -- с поддельным дружелюбием молвил он, -- что я могу для вас сделать? -- Да уж сколько ты для себя сделал, для нас все равно не сделаешь, -- раздвинул в ухмылке черные губы Мопси. -- Что же, пожаловаться не могу, -- откликнулся Гельфанд. -- Фортуна мне улыбнулась. Можете съесть мой завтрак. Мопси, как раз прикончивший его, уже рылся в ящиках стола, отыскивая добавку. -- Нам боязно, -- сказал Пепси, опускаясь в кресло, обтянутое дорогой тролличьей шкурой. -- По городу расползаются слухи насчет урков и прочих мерзких исчадий, наступающих с востока. Черное облако появилось над нашими головами, а акции городского коммунального хозяйства упали на восемь с половиною пунктов. Гельфанд выпустил изо рта толстое кольцо голубого дыма. -- Такие дела не для маленьких, -- сказал он. -- И кроме того, ты все это спер из моей же речи. -- Да, но черное облако? -- спросил Пепси. -- Подумаешь, облако. Ну запалил я несколько дымовух в Канканном Лесу. Чтобы здешние дурни резвее бегали. -- А слухи о вторжении? -- спросил Мопси. -- Слухи они и есть слухи, -- ответил Гельфанд. -- Сыроед пока на Минас Термит нападать не собирается, а когда соберется, наши ребята уже приведут к городу подкрепления. -- Значит, никакой опасности пока нет? -- облегченно вздохнул Пепси. -- Можете мне в этом поверить, -- сказал Гельфанд, выталкивая их из кабинета. -- Магам известно многое. Произошедшее на рассвете следующего дня неожиданное нападение на Минас Термит было для всех неожиданным. Все запланированные фортификационные сооружения оставались пока на бумаге, поскольку рабочие и материалы, заказанные и оплаченные администрацией Гельфанда, так в город и не поступили. Ночью огромные орды полностью окружили Минас Термит, и черные шатры осаждающих покрыли зеленые равнины подобно струпьям недельной давности. Черные с Красным Носом флаги Сыроеда плескались повсюду вкруг города. А когда первые лучи солнца тронули землю, черная армия обрушилась на городские стены. Сотни одурманенных дешевым мускателем урков ринулись к воротам. За ними двигались захлебывающиеся слюнями от ненависти кочевые банды отборного хулиганья из троллей и такого же жулья из гималайских енотов. Целые бригады припадочных баньши и гоблинов визгливо выкрикивали отвратительные военные кличи. За ними маршировали клюшки для гольфа и свирепые кухонные комбайны, способные одним ударом своих ужасных мясорубок уложить дюжину отважных Роздорцев. А из-за холмов уже лезли кровожадные толпы машинисток-стенографисток вкупе со всей балетной труппой Джун Тейлор. Невыносимое по жути зрелище. Гельфанд, Мопси и Пепси наблюдали его со стен. Хобботов трясло от страха. -- Их вон сколько, а нас вон сколько! -- восклицал Пепси, трясясь от страха. -- Верное сердце вмещает десятикратную силу, -- отвечал Гельфанд. -- Нас вон сколько, а их вон сколько! -- восклицал, трясясь от страха, Мопси. -- Пока на кастрюлю смотришь, она не закипит, -- отвечал Гельфанд. -- Ты бы лучше сменил пластинку. У семи кухарок глазунья без глазу. Хобботы, успокоенные, облачились в наголенники, латы, латные рукавицы, оплечья и обильно смазались йодом. Каждый вооружился обоюдоострым шпателем с отточенным и верным клинком. На Гельфанде же был старый водолазный костюм из крепчайшей резины. Только по ухоженной бороде, видневшейся в круглом окошке шлема, и можно было его узнать. В руке он держал древнее и верное оружие, которое эльфы называют полуавтоматическим пистолетом системы Браунинга. Пепси краем глаза заметил тень над их головами и завизжал. Послышался шелест крыл пикирующей птицы и все трое едва успели пригнуться. Хохочущий Ноздрюль, натягивая поводья, выводил из пике своего губительного пеликана. Небо вдруг наполнили черные птицы, пилотируемые Черными Всадниками в летчицких очках. Хищные летуны метались туда-сюда, хлопая крыльями, производя аэрофотосъемку и с бреющего полета осыпая пометом больницы, сиротские приюты и церкви. Кружа над охваченным ужасом городом, пеликаны открывали зубастые пасти, отрыгивая черные пропагандистские листовки на головы его неграмотных защитников. Однако противник донимал Роздорцев не только сверху. Наземные войска уже крушили главные ворота, сбивая людей с бастионов комьями горящей мацы и многотомниками Томаса Манна. Самый воздух дрожал, словно ожив от свиста отравленных бумерангов и собачьих галет. Из последних несколько штук вонзились в шлем Гельфанда, причинив ему почти смертельную мигрень. Внезапно передние ряды осаждающих раздались в стороны, и хобботы удивленно вскрикнули. Чудовищный черный пекари скакал по направленью к стене. На нем восседал Предводитель Ноздрюлей, весь затянутый в черное, колоссальные фрикционные цепи свисали с его кожаной куртки. Огромный призрак слез с вепря, и подбитые железом ботинки его глубоко ушли в твердую землю. Мопси успел мельком увидеть гротескное угреватое лицо исчадия зла, его клыки и сальные баки, влажно отблескивающие под полуденным солнцем. Предводитель злобно оскалился в сторону бастионов Роздора, затем поднял к зияющей ноздре дешевенький черный свисток и высморкал одну пронзительную блеящую ноту. Немедленно расчет упившихся сладкой микстурой от кашля гремлинов выкатил на боевую позицию здоровенную дракониху на черных роликовых коньках. Всадник похлопал ее по рогатому рылу и взобрался на чешуйчатую спину, наставив единственный налитый кровью глаз зверюги на деревянные городские ворота. Гигантская рептилия кивнула и, упруго отталкиваясь хвостом, гладко покатила к воротам. Оцепеневшие от ужаса Роздорцы увидели, как Ноздрюль зажигает контрольную горелку драконихи. Затем он вонзил в бока чудовища шпоры, и оно, раззявив пасть, изрыгнуло струю горящего пропана. Стена оделась огнем и осыпалась пеплом. Урки, перескакивая через язычки пламени, хлынули в город. -- Все пропало! -- зарыдал Мопси и приготовился броситься вниз со стены. -- Не надо отчаиваться, -- приказал через оконце в шлеме Гельфанд. -- А ну, тащите сюда мои белые одежды, да побыстрее! -- Ага! -- закричал Пепси. -- Белые одежды, чтобы сотворить белую магию! -- Нет, -- ответил Гельфанд, привязывая одеяние к бильярдному кию, -- белые одежды, чтобы сотворить белый флаг. Как раз в тот миг, когда Маг на манер спятившего семафора начал размахивать своими одеждами, с запада донесся звук сотен рогов, и столько же ответило на востоке. Могучий ветер сорвал с места черное облако, разметал его по небу и из-за облачных клочьев завиделся колоссальный щит с надписью: "Внимание: Курение опасно для вашего здоровья"; затем раскололись скалы и по небу, хоть и безоблачному, прокатился такой гром, словно тысяча рабочих сцены лупила по тысяче железных листов. После чего в небо взлетели голуби. Радостные Роздорцы увидели, как со всех сторон света приближаются огромные армии с марширующими оркестрами, фейерверками и множеством разноцветных вымпелов. С севера Гимлер вел отряд в тысячу гномов, с юга приближалась знакомая рогатая туша Йораки во главе трехтысячной оравы берсерков-овчаров; с востока надвигалось целых две армии, одну составляли закаленные в боях Зеленые Коммандос Фарашута, другую четыре тысячи доостра наточивших ногти дизайнеров-интерьеристов во главе с Ловеласом. И наконец, с запада подтягивался затянутый в серое Артопед во главе отряда из четырех воинственных барсуков и злющего волчонка-бойскаута. В мгновение ока армии сошлись у города-крепости и ударили по охваченному паникой врагу. Вскипела жестокая битва, меч и дубина народной войны пожинали обильную жатву взятых в кольцо агрессоров. Обуянные ужасом тролли бросались прочь от убийственных Реготанских копыт, но лишь затем, чтобы гномы кирками и лопатами растесали их на куски. Тела урков и баньши усеяли землю. Предводителя Ноздрюлей окружили гневные эльфы, которые выцарапывали ему глаза и вырывали волосы до тех пор, пока он не напоролся с горя на собственный меч. Черных пеликанов и их пилотов-Ноздрюлей заклевали прямо в небе чайки из частей противовоздушной обороны, а дракониху волчонок-скаут загнал в угол и до тех пор осыпал стрелами с резиновыми присосками, пока у нее не приключился тяжелый нервный срыв, и она с гулким "бум" не рухнула наземь. Тем временем, воодушевленные Роздорцы попрыгали со стен и занялись исчадиями зла, еще остававшимися в городе. Мопси и Пепси умело орудовали шпателями, так что скоро ни один труп уже не мог похвастаться наличием носа. Гельфанд, подбираясь к троллям со спины, лупил их воздушным шлангом, да и Артопед, скорее всего, являл в том или ином месте чудеса героизма. Впрочем, когда его впоследствии распрашивали о битве, он обыкновенно рассказывал нечто невнятное. В конце концов, всех врагов поубивали, а тех, что сумели прорваться сквозь губительное кольцо воинов, догнали и доконали боевыми метлами Реготуны. Тела урков собрали в большие кучи, и повеселевший Гельфанд распорядился, чтобы каждое обернули в подарочный целлофан и по почте отправили в Фордор. Наложенным платежом. Роздорцы принялись поливать из шлангов запятнанные кровью бастионы, а еще содрогающуюся тушу драконихи сволокли на Королевскую Кухню, где уже шла подготовка к назначенному на вечер пиршеству победителей. Но не все было ладно в Роздоре. Пало много мужей достойных и честных: братья Хлеборад и Хребтопад и дядюшка Йораки, честный Йеморой. Понесли потери и гномы с эльфами, и скорбные завывания смешались с радостными победными воплями. И хотя военачальники радостно собрал