способа казни Иисуса.
13 "...час еще девятый..." - третий час после полудня.
14 В подлиннике употреблено слово, означающее тонкую ткань типа кисеи;
в русском переводе употребляется слово "плащаница" (Мк. 15.46)
15 В древности было распространено приготовление при жизни места для
захоронения, гробницы, склепа. Как правило, такие гробницы были семейными; в
отдельных случаях в них по желанию собственника могилы могли быть захоронены
и друзья. В Евангелии от Петра для обозначения гробницы употреблены разные
греческие слова ("тафос", "мнемейон"), как и в новозаветных евангелиях
(например: Мф. 27.62; Мк. 15.4, и др.). Наиболее близко к значению этих слов
русское слово "гробница", а не "гроб", как дано в синодальном переводе
новозаветных евангелий.
16 "Сад Иосифа" - название не гробницы, а места, где она находилась,
перенесенное затем и на саму гробницу (ср.: "...в саду гроб новый". - Ин.
19.21). В дальнейшем в христианстве происходит сакрализация образа сада.
Особенно это видно в гностическом Евангелии от Филиппа; здесь Иосиф из
Ариматеи, образ которого не нес никакого сакрального смысла, был заменен
Иосифом, отцом Иисуса. В этом евангелии сказано, что Иосиф-плотник посадил
сад, ибо он нуждался в деревьях для своего ремесла. Это он создал крест из
деревьев, которые посадил, и семя его было подвешено к тому, что он
посадил... (91).
17 В обвинениях, выдвинутых против Иисуса, было, согласно каноническим
евангелиям, и обвинение в намерении разрушить Иерусалимский храм (Мф. 27.40;
Мк. 15.29), вероятно, такое же обвинение было упомянуто и в Евангелии от
Петра, только в нем оно конкретизировано и перенесено также на учеников
(единственно возможный реальный способ уничтожить храм - поджечь его).
18 "День господнен" - воскресенье.
19 Этот вопрос и ответ предполагают, что в промежуток между распятием и
воскресением Иисус находился в загробном мире. Апокриф, таким образом,
отражает начавшую складываться легенду о нисхождении Христа в ад, о котором
затем будет рассказано в более позднем Евангелии от Никодима, созданном не
ранее III в. и дошедшем в латинском переводе. В последней части Евангелия от
Никодима рисуется совершенно фантастическая картина путешествия Иисуса в ад,
где он хватает Сатану и приказывает заковать его в цепи. В Евангелии от
Петра есть лишь намек на то, что Христос проповедовал не только живым, но и
умершим (вероятно, по мысли автора, чтобы спасти и их)
20 Похожий рассказ содержится в Евангелии от Матфея, только в нем
иудейские старейшины обращаются к Пилату один раз - чтобы он дал стражу к
гробнице; второй раз, узнав о воскресении, они просят не Пилата, а воинов,
чтобы они не рассказывали о чудесах, но распустили бы слух, что ученики
украли тело (Мф. 28.12-14).
21 Здесь, как и в некоторых других местах, иудеи означают не весь
народ, а верхушку (старейшины, жрецы, фарисеи).
22 Автор, по-видимому, не вполне ясно представляет, что именно должны
были сделать иудейские женщины у могилы умершего. Для него самое главное то,
что они должны были его оплакать.
23 На самом деле, если следовать логике евангельской легенды, учеников
Иисуса в это время должно было быть одиннадцать. Однако и в отдельных местах
Нового завета говорится о "двенадцати" после смерти Иисуса (Ин. 20.24: "Фома
же один из двенадцати..."; в Первом послании к Коринфянам сказано, что Иисус
"явился Кифе, потом двенадцати". - 15.5). Число "двенадцать" воспринималось
в иудейской среде как священное, оно было связано с двенадцатью коленами
Израиля: в Евангелии от Матфея сказано, что во время Страшного суда ученики
Иисуса сядут "на двенадцати престолах судить двенадцать колен израилевых"
(19.28). В Апокалипсисе Иоанна город Иерусалим, сходящий с неба, имеет
двенадцать ворот, а на воротах написаны имена двенадцати колен сынов
израилевых (21.12), в кумранской общине также были двенадцать старейшин. В
"Деяниях апостолов" (1.26) говорится, что для сохранения "двенадцати" в их
число по жребию был избран некий Матфий (Маттиас - по-гречески), который,
однако, в дальнейших рассказах не действует. Избрание это прошло, согласно
рассказу "Деяний", уже после явления Иисуса апостолам.
24 Левий Алфеев упомянут у Марка (2.14), но затем сыном Алфея (3.12)
назван Иаков, как и в евангелиях от Луки и Матфея. Списки апостолов в каноне
не идентичны (ср.: Лк. 6.14-16; Мф. 10.2-4; для устранения противоречий в
списках апостолов церковная традиция отождествляет Фаддея с Иудой
Иаковлевым)
25 По-видимому, дальше следовали слова о том, как был призван Левий (по
Евангелию от Марка, он был сборщиком пошлин), а затем должно было
рассказываться о явлении Иисуса ученикам во время рыбной ловли (ср.. Ин.
21.1, где говорится о явлении Иисуса при море Тибериадском, правда, это было
не первое его явление); евангельская традиция расходится в описании, каким
ученикам, где и когда явился Иисус (ср.: Мк. 16.14; Лк. 24.34). Вероятно,
среди первых христиан бытовало много рассказов о явлении Иисуса, и каждый
евангелист выбирал тот, который соответствовал наиболее почитаемой им
традиции.
Протоевангелие Иакова
Во II в., когда уже были созданы основные почитаемые евангелия,
появляются своеобразные произведения, примыкавшие к евангелиям и заполнявшие
пробелы в рассказах о жизни основателя христианства и связанных с ним людей.
Расширение состава верующих, приток в христианские общины греков, сирийцев,
италиков, египтян привели к тому, что все эти люди привнесли в христианство
свои традиции. Искренне отказываясь от почитания своих старых богов, они тем
не менее сохраняли свои вкусы, прежнее восприятие мира, перенося привычные
литературные и сказочно-философские образы на то божество, которому они
стали поклоняться.
Влияние восточной сказки переплеталось в восприятии христиан II в. с
влиянием массовой литературы. Это было время распространения произведений,
описывающих самые невероятные чудеса, творимые богами или чародеями,
превращения, колдовство. История реальных исторических лиц неузнаваемо
преображалась в таких произведениях. Наиболее характерным примером может
служить роман об Александре Македонском, в котором Александр выступает как
сын чародея Нектанеба; одновременно Александр является воплощением своего
отца. Поход Александра превращается в сказочное путешествие, во время
которого происходят встречи с карликами, великанами, странными уродами и т.
п. Популярность этого романа была такова, что он в дальнейшем был переведен
на латинский, сирийский, армянский языки; в XIII в. попал он и на Русь. Во
II в. Флегонт составил сборник "Удивительных историй", где действуют разные
фантастические существа и призраки. Для подобной литературы о чудесах и
сверхдоблестях (ареталогии) свойственно соединение откровенной фантастики,
традиционных сказочных мотивов с элементами мистики и вульгаризованной
философии. Лукиан, пародируя все эти фантастические рассказы в "Правдивой
истории", описывает "Острова блаженных", куда он якобы попал со своими
спутниками во время путешествия. Характерно, что пародируемые Лукианом
общие места таких рассказов можно встретить и у христиан: на островах
земля пестрит цветами и покрыта тенистыми садовыми деревьями, виноград
приносит плоды двенадцать раз в год... Живут там бесплотные тени, являющие
собой "идею человека" (II. 12-13). Христиане, читавшие подобные истории, и в
учение, созданное первыми последователями мессии Иисуса, вносили привычные
для них представления.
Чудеса, совершаемые Иисусом в ранних евангелиях, - это исцеления
больных, накормление голодных, т. е. помощь страждущим людям (в соответствии
с этическими требованиями первых христиан). В "Деяниях апостолов" Петр
говорит об Иисусе: "...Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых
диаволом, потому что Бог был с Ним" (10.38). В коптском Евангелии от Фомы,
наставляя учеников в их миссионерской деятельности, Иисус говорит ученикам:
"Тех, которые среди них больны, лечите" (15). Но это казалось уже
недостаточным: Иисус-бог в представлении массы верующих должен был совершать
чудеса не менее впечатляющие, чем боги и герои языческих сказаний,
беспощадно карать своих врагов.
Потребность веры в чудо (не только в чудо воскресения Иисуса, но и в
возможность повседневных чудес) сочеталась со стремлением узнать малейшие
подробности, бытовые детали жизни Иисуса, его матери и почитаемых
проповедников. Ранние евангелия - и новозаветные, и апокрифические - больше
внимания уделяли проповедям Иисуса, чем его биографии. В частности, в
новозаветных произведениях нет сколько-нибудь подробных рассказов о детстве
Иисуса, о его матери. Конкретные события приводятся в этих писаниях как
повод для высказываний и поучений. Только "страсти" Иисуса, его гибель,
явление ученикам (а в иудео-христианских апокрифах - и крещение) описаны
подробно, ибо это имело первостепенное вероучительное значение.
Все эти социально-психологические предпосылки привели к появлению,
повествований, в которых образы канонических евангелий подвергались, по
словам С. С. Аверинцева, "безудержному расцвечиванию и грубой вульгаризации"
{1}. Однако не только связь с "низовой словесностью" определяла популярность
апокрифических жизнеописаний, в них находили отражение и верования
христиан, и их этические представления, для которых ранние священные книги
давали недостаточную опору. Христианство начиная со второй половины II в.
создает самые разнообразные произведения, дополнявшие собственно
евангельские рассказы. У истоков всей этой литературы находятся два апокрифа
II в. В одном из них рассказывалось о рождении и жизни Марии (вплоть до
рождения Иисуса), в другом - о детстве Иисуса. Оба этих евангелия в научной
литературе иногда объединяют общим названием "евангелия детства".
Мать Иисуса не занимала сколько-нибудь важного места в учении первых
христиан. Эбиониты в соответствии со своим представлением о пророке Иисусе
считали его мать обыкновенной женщиной, женой плотника Иосифа {2}. Гностики
использовали образ Марии для своих религиозно-философских построений. Так,
эпизод с благовещением толковался в одной из гностических версий как явление
Марии в образе архангела Гавриила самого Христа-Логоса, который вошел в нее.
Автор Евангелия от Филиппа упоминает Марию, но тоже в специфическом
контексте, подчеркивая символику ее имени: "Ибо Мария - его мать, его сестра
и его спутница". Здесь Филипп выражает гностическую идею о преодолении
земной множественности (разделенности). Биография Марии - матери Иисуса, ее
реальная жизнь гностиков не интересовала.
В новозаветном Откровении Иоанна в видениях предстает женщина,
рождающая в муках дитя, но образ этот может быть и совсем не связан с
матерью Иисуса: ничего земного, человеческого в нем нет. Эту женщину,
"облаченную в солнце", преследует дракон, который хочет вступить в борьбу "с
прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий и имеющими свидетельство
Иисуса Христа" (12.1-17), дети этой жены - все верующие-христиане. Возможно,
образ ее - отголосок Матери - святого духа арамейских христианских текстов
(или символ истинной веры); описание ее, как и описание блудницы, сидящей на
семиголовом звере (символ Рима), представляет собой аллегорию, которая
нуждается в толковании, в постижении ее скрытого смысла; к реальной женщине
этот образ отношения не имеет.
В Евангелии от Марка ничего не сказано о рождении Иисуса, оно
начинается с описания крещения, как и иудео-христианские евангелия.
Поскольку для Марка деятельность Иисуса как мессии начинается с его крещения
и сошествия на него святого духа, земная мать его упоминается им вскользь.
В евангелиях от Матфея и Луки приводятся несколько отличные друг от
друга родословные Иосифа: его род возводится к Давиду, поскольку, согласно
иудейским верованиям, мессия должен происходить из рода Давидидов. Когда
складывались легенды о происхождении Иосифа из этого рода и конструировались
генеалогии, Иосиф, по всей вероятности, еще считался отцом Иисуса (хотя в
арамейском варианте Евангелия от Матфея, согласно Епифанию, эта
сконструированная генеалогия отсутствовала). Однако в тех же евангелиях
излагается и начавшийся складываться в период их создания миф о непорочном
зачатии Марией Иисуса от духа святого {3}. В связи с этим мифом, призванным
подчеркнуть единую сущность Бога и Христа, в христианской традиции начинает
выделяться образ Марии.
Наиболее подробен рассказ о непорочном зачатии в Евангелии от Луки.
Автор его ввел описание благовещения - явления Марии ангела, возвестившего
ей о чуде зачатия от святого духа. Благовещение представляет собой как бы
дублирование эпизода, изложенного у Луки ранее, - возвещения ангелом
престарелому Захарии о рождении у него Иоанна (будущего Иоанна Крестителя).
Оба действующих лица удивлены вестью, и оба спрашивают, как это может быть.
Правда, затем рассказы расходятся: Захарию наказывают за сомнение, а Мария,
поверив, начинает славить Бога. Возможно, эпизод с благовещением введен
автором Евангелия от Луки под влиянием рассказов об Иоанне Крестителе, с
которыми он был хорошо знаком. Он вводит в повествование встречу Марии с
Елизаветой, женой Захарии, у которой Мария прожила три месяца перед родами.
В дальнейшем изложении у Луки мать Иисуса упоминается в эпизоде в
Иерусалимском храме (об этом эпизоде будет сказано подробнее при разборе
евангелия детства), но дальше практически она из евангельских рассказов
исчезает (в трех канонических евангелиях Иисус отрекается от матери, своих
учеников называя матерью и братьями. - Мк. 3.33-34; Мф. 12.48-50; Лк.
8.19-21). Мать Иисуса у "синоптиков" даже не названа среди присутствовавших
при распятии, хотя Марк поименно перечисляет женщин, которые издали смотрели
на казнь: Мария, мать Иакова-меньшого и Иосии, Мария Магдалина и Саломея
(15.40); то же пишет и Матфей, только вместо Саломеи он упоминает мать
сыновей Зеведеевых (27.56); у Луки просто сказано: "женщины, пришедшие с
Иисусом из Галилеи" (23.55). Только согласно Евангелию от Иоанна, Мария,
мать Иисуса, стоит около креста, и Иисус поручает ее своему любимому ученику
(имеется в виду Иоанн), от имени которого написано евангелие. В "Деяниях
апостолов" упоминается о том, что она пребывала в молитве после казни Иисуса
вместе с апостолами и братьями его (1.14). Вот практически и все сведения о
ней, содержащиеся в каноне.
Отсутствие в новозаветной традиции сколько-нибудь достоверных сведений
о матери Иисуса дало возможность противникам христиан, прежде всего
ортодоксальным иудеям, выдвинуть свою версию ее жизни. Эту версию изложил
Цельс в "Правдивом слове". С ним полемизировал Ориген, приводивший из
сочинения Цельса обширные цитаты. Цельс, ссылаясь на рассказы иудеев, писал,
что Мария была пряхой (одна из наименее уважаемых женских профессий в
античное время) и родила незаконного сына от римского солдата Пантеры.
Аналогичная версия содержится и в Талмуде, где солдат назван Пандирой. В
противовес этой легенде - у нас нет оснований видеть в ней какое-то
историческое ядро - христиане II в. распространяли свои рассказы о
богоматери, в которых происходило нарастание сверхъестественных элементов в
соответствии с общим тяготением к чудесному и традицией почитания женских
божеств, уходившей своими корнями в глубокую древность, особенно на Востоке.
Подробный рассказ о детстве и замужестве Марии содержится в так
называемой "Истории Иакова о рождении Марии", или "Книге Иакова", как
называл это сочинение Ориген (Com. in Matth. X. 17). В научной литературе
это произведение принято называть Протоевангелием Иакова. Популярность этого
произведения была такова, что, невзирая на апокрифичность его, в раннем
средневековье оно было переведено на многие языки (сирийский, коптский,
армянский); дошли несколько средневековых рукописей (с пространной и краткой
редакцией); наиболее ранний текст Протоевангелия Иакова был обнаружен на
папирусе в Египте, изданном в 1958 г. (папирус Бодмера). Там дано название:
"Рождение Марии. Откровение Иакова". Папирус относится к III в., но
рукопись, по-видимому, также подверглась переработке, некоторым сокращениям
по сравнению с предполагаемым оригиналом. Протоевангелие Иакова, поскольку
его знал Ориген, было написано примерно около 200 г., может быть - 150 г.
Неопределенность датировки связана с тем, что автор хорошо знал канонические
евангелия, следовательно, он писал уже после того, как сложилась письменная
новозаветная традиция, в то же время там использованы какие-то иные
источники или устные рассказы, в частности, согласно Протоевангелию, Иисус
родился в пещере. Этот вариант легенды знал Юстин, как и версию о
происхождении самой Марии из рода Давида, однако неясно, взял ли эти
сведения Юстин из "Книги Иакова" или из устных рассказов, предшествовавших
ее написанию. Вероятнее последнее, так как никаких других данных об
использовании этой книги Юстином у нас нет. В любом случае Протоевангелие
было создано во второй половине - конце II в., вероятно, в Египте.
В дошедших до нас рукописях Протоевангелия имеются вставки. Так, в
момент рождения Иисуса Иосиф вдруг начинает говорить от первого лица;
стилистика этого отрывка расходится с остальным текстом евангелия, он
введен, по-видимому, из другого прбизведения, написанного от имени Иосифа.
Относительно поздней вставкой является и молитва Саломеи. Оба этих отрывка
отсутствуют в папирусе Бодмера.
Протоевангелие написано от имени Иакова, брата Иисуса и сына Иосифа от
первого брака. Создание евангелия, повествующего о чудесном рождении Марии и
еще более чудесном рождении Иисуса от имени очевидца Иакова, освящало
легенду о непорочном зачатии и было своего рода скрытой полемикой с теми,
кто не признавал рождения Иисуса от святого духа; их учение как бы
опровергал один из самых почитаемых ими христианских деятелей, руководитель,
иерусалимской общины.
В целом, если не считать некоторых вставок, это произведение,
написанное рукой одного автора. Скудость традиции привела к тому, что, за
исключением мотива рождения в пещере, выражавшего идею света, засиявшего во
тьме, и происхождения Марии от Давида, рассказы о котором должны были
появиться в связи с учением о непорочном зачатии, автор Протоевангелия
конструировал свой рассказ на основе различных источников, не имеющих
прямого отношения к Марии, а также тех немногих сведений, которые содержатся
в евангелиях от Луки и Матфея (главным образом от Луки), причем автор
включал дословно в свой текст отрывки из этих евангелий.
Протоевангелие начинается с описания того, как будущие родители Марии
Иоаким и Анна скорбят о своей бездетности. Начало это перекликается с
историей Самуила в Ветхом завете (1 Царств., в еврейском тексте - 1
Самуила), согласно которой у жены Елкана Анны (даже имя обеих женщин
совпадает) не было детей, и она скорбела об этом и молилась (молитва Анны
появляется и в Протоевангелии). Анна, жена Елкана, дает обет - как и мать
Марии - посвятить своего ребенка богу. Итак, общее развитие сюжета
заимствовано автором истории о рождении Марии из Ветхого завета. Однако
автор не был, по-видимому, иудеем и не знал как следует религиозной жизни
Иудеи или, может быть, сознательно игнорировал ее: он писал в то время,
когда Иерусалимского храма уже не существовало, основная масса иудеев
находилась в рассеянии, писал он для христиан неиудеев, говоривших
по-гречески. Несоответствия с бывшей когда-то исторической действительностью
его не смущали, он писал историю по законам распространенного литературного
жанра, в котором верность действительности была не нужна. А несоответствия и
неточности начинаются уже с первых строк: из-за бездетности терпит поношение
не только Ацна, но и Иоаким. В истории Самуила попреки направлены только
против женщины (у Елкана были дети от другой жены). Характерно, что эти
попреки дословно совпадают в обоих произведениях. "Господь затворил твое
чрево" - эту фразу автор Протоевангелия прямо включил в свою книгу. В
рассказе о родителях Марии Иоакима фактически отлучают от храма, не
разрешают ему приносить жертвы, что было невероятно. Но это усиливает
драматичность рассказа и противопоставляет Иоакима жестоким иудеям. Иоаким и
Анна порознь получают знамение о том, что у них родится ребенок. В истории
Самуила его будущей матери возвещает первосвященник. В Протоевангелии
знамение непосредственно дает Бог через ангела, здесь использован упомянутый
выше мотив из Евангелия от Луки, связанный с рождением Иоанна Крестителя; с
точки зрения верующего христианина II в., иудейский первосвященник не мог
передавать знамение, исходившее от бога. После рождения Марии Анна
произносит благодарственную молитву, которая также имеет параллели с "Книгой
Самуила". Наконец, когда Марии исполнилось три года, ее отводят в храм в
соответствии с данным обетом. Этот обет заимствован из истории Самуила, но
посвящение в храм девочки, которая при этом живет в святая святых храма, -
история совершенно невозможная. Значит ли это, что автор настолько не
представлял себе иудейских обычаев? Ведь он достаточно хорошо знал Ветхий
завет. Скорее всего мы имеем здесь сознательное пренебрежение этими
обычаями, стремление подчеркнуть, что в истории Марии все было исключительно
- и ее пребывание в храме тоже.
В храме Мария оставалась до двенадцати лет. Интересно отметить, что
Мария питалась особой пищей, которую ей приносил ангел. Это упоминание - не
просто еще одна фантастически-чудесная деталь, за ней стоит представление об
"особом" теле и "особой" телесной жизни матери Христа. Автор Протоевангелия
перенес на Марию те идеи, которые разрабатывались в христианстве II в.
применительно к образу Христа. Уже в Евангелии от Иоанна Иисус говорит своим
ученикам, отказываясь от еды: "...у меня есть пища, которой вы не знаете...
Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его" (4.32-34).
Правда, здесь отказ от земной пищи носит иносказательный характер, но у
гностиков существовало учение об особом способе питания Иисуса, связанном с
иной, нечеловеческой, телесностью. Так, один из наиболее крупных
теологов-гностиков, Валентин, по данным Климента Александрийского,
утверждал, что Иисус ел и пил особенным образом, не отдавая пищи (т. е. не
перерабатывая ее); сила воздержания была в нем такова, что пища в нем не
разлагалась, так как он сам не подлежал разложению. Отголоски этого учения
переплелись в истории о рождении Марии с древними языческими верованиями:
боги греков пили особый напиток - нектар и питались амброзией. Такое
переплетение традиционных мифологических мотивов, мистики, вульгаризованных
философских доктрин было характерно для "низовой словесности" и отражало
определенные тенденции в развитии христианства.
Когда Марии исполняется двенадцать лет, рассказывается в
Протоевангелии, жрецы по повелению ангела созывают старцев, чтобы вручить
одному из них Марию для своего рода опеки. Так в истории Марии появляется
плотник Иосиф - старец, вдовец. Образ Иосифа-старца - создание
апокрифической литературы, стремившейся заполнить лакуны первоначальных
евангельских повествований, в которых Иосиф после рождения Иисуса и
возвращения из Египта (по Евангелию от Матфея) не фигурирует вовсе
("родители" Иисуса упомянуты только еще один раз у Луки в рассказе о
посещении ими вместе с мальчиком Иисусом Иерусалимского храма. - 2.42-43).
Старость Иосифа позволяла объяснить отсутствие упоминаний о нем в период
деятельности Иисуса; в Евангелии от Марка жители Назарета называют Иисуса
только "сыном Марии", не упоминая имя отца (6.3). По-видимому,
предполагалось, что Иосиф умер к началу проповеди Иисуса. Старость Иосифа
также давала возможность ввести взрослых сыновей от первого брака {4} и тем
самым утвердить девственность Марии.
Иосиф был избран супругом-хранителем Марии, так как из его посоха
вылетела голубка - образ, который должен был ассоциироваться в умах верующих
со святым духом, сошедшим на Иисуса в виде голубя.
Даже в деталях дальнейшей жизни Марии, по концепции автора
Протоевангелия, обнаруживается ее исключительность. Так, по жребию ей
достается ткать самую дорогую ткань, настоящую багряницу, пурпур. Как
отличен этот символ от символики первых христиан, для которых в пурпур и
багряницу одевались блудницы - и главная блудница - Рим, как он изображен в
Апокалипсисе Иоанна {5}. Но пурпур имел и скрытый, мистический смысл (во
всяком случае так он толковался византийскими богословами): прядение пурпура
как бы возвещает "прядение" тела младенца из крови матери.
Эпизод благовещения и прихода Марии к Елизавете представляет собой
детализированный и драматизированный (в соответствии с жанром) пересказ
Евангелия от Луки с дословным повторением отдельных фраз. Благовещение
происходит в отсутствие Иосифа, который уходит на плотницкие работы. Это
должно было объяснить, почему Мария отправилась к Елизавете. У Луки в
соответствующем рассказе отразилось стремление объединить легенды об Иоанне
Крестителе и Иисусе, существовавшие раздельно, подчеркнуть связь между
обоими проповедниками с самого их рождения; бытовая достоверность не
интересовала автора третьего евангелия. В Протоевангелии подробно описана
реакция вернувшегося мужа и обнаружившего беременность своей подопечной
(намек на реакцию Иосифа есть в Евангелии от Матфея, но там Мария выходит за
него замуж, уже будучи беременной, и Иосиф хочет тайно отпустить ее.
1.18-19).
По доносу книжника Анны (автор опять вводит мотив иудея-недруга, как и
в начале повествования) Иосифа и Марию вызывают в храм и заставляют пройти
испытание "водою ревности". Это был древний обычай, согласно которому
женщине, подозревавшейся в прелюбодеянии, давали выпить воду, смешанную с
грязью {6}. Если она без последствий выпивала эту смесь, то объявлялась
непорочной. В рассказе "горькую воду" пьют оба; естественно, что Иосиф и
Мария безболезненно проходят через испытание "божиим судом".
Во всех эпизодах после замужества Марии неясно место действия.
Подразумевается, что все происходит в Иерусалиме: вряд ли доноситель Анна
бегал из Назарета к первосвященнику и обратно. Назарет здесь не фигурирует,
не потому, конечно, что автор не знал о Назарете, о котором было написано в
новозаветных евангелиях, а потому, что для него эта деталь шла вразрез с
сюжетом, в который был введен эпизод с доносом, испытанием водою, создающий
драматическое напряжение, показывающий книжника, стремившегося навредить еще
матери Иисуса... Кроме того, автор не знал реального Назарета, плохо
представлял себе, где именно он находится. Неопределенность места действия
позволяла ему ввести псевдореалистические детали, которыми он расцвечивал
повествование по собственному усмотрению.
Как и в Евангелии от Луки, Иосиф с Марией отправляются на перепись в
Вифлеем (добавлена деталь - вместе с сыновьями). В повествование вставлен
эпизод, выпадающий из общего бытописательного тона этого отрывка: Мария во
время пути то плачет, то смеется. Когда Иосиф спрашивает ее, в чем дело, она
отвечает, что видит перед глазами два народа: один рыдает, другой радуется и
веселится. Здесь открыто противопоставлены иудеи (народ, который рыдает: во
время создания Протоевангелия свежа была память о страшном разгроме II
иудейского восстания) и христиане из язычников (народ, который радуется).
Видение Марии отражает общую тенденцию Протоевангелия, но описание его
выпадает из контекста (характерно, что в тексте сначала сказано, что Иосиф
пошел сзади Марии, а потом - что он обернулся и увидел ее плачущей и
смеющейся). Создается впечатление, что эти фразы взяты из какого-то другого
произведения, хотя, возможно, это было сделано уже самим автором оригинала
истории о рождении Марии.
Дальше следует описание рождения Иисуса. Иисус, согласно этому
евангелию, рождается в пещере, в пустынном месте; рождение Иисуса - это
рождение света, который наполняет всю пещеру. Автор использовал здесь
неканоническую традицию, поскольку она имела гораздо более сильную
теологическую направленность, чем рождение в доме (Евангелие от Матфея) или
в яслях (Евангелие от Луки, в котором подчеркнута обстановка простоты и
бедности, противопоставленная высокому предназначению младенца), пещера -
символ тьмы, незнания, которую озаряет Свет-Иисус. Но автор Протоевангелия
не мог обойти популярную среди христиан легенду об Иисусе в яслях для скота,
столь близкую первым христианам из низов общества: ясли появляются у него в
связи с преследованиями Ирода; Мария прячет там младенца Иисуса.
В описание рождения Иисуса введены дополнительные персонажи по
сравнению с каноническими текстами - повивальная бабка и Саломея (правда, в
папирусе Бодмера эти эпизоды сокращены). Оба этих персонажа должны были
засвидетельствовать божественность и чудотворные свойства Иисуса с самого
рождения.
После чуда с Саломеей следует описание поклонения магов. Характерно,
что из двух вариантов в канонических евангелиях: поклонения пастухов у Луки
и поклонения магов у Матфея автор выбирает версию Матфея, хотя в целом он
больше следует рассказу Луки (встреча Марии с Елизаветой, благовещение,
перепись в Вифлееме): маги - восточные мудрецы и прорицатели, приносящие
богатые дары, были ближе тенденции автора - представить Иисуса с момента
рождения общемировым божеством, в которого уверовали пришедшие издалека
восточные прорицатели, так же как тенденции Евангелия от Луки больше
соответствовали бедные пастухи, первыми приветствовавшие рождение мессии.
Весь эпизод с магами и Иродом - близкий к тексту пересказ соответствующего
места у Матфея с небольшими отклонениями (Ирод представлен грозным
правителем, заседающим в претории и допрашивающим первосвященников и
книжников).
На преследованиях Ирода и попытке спасти от них Иисуса кончается
собственно история Марии. Дальше следует совсем другой сюжет, связанный с
Иоанном Крестителем и гибелью его отца Захарии. Эта история взята из
сказаний об Иоанне Крестителе и не имеет отношения к истории Марии. По всей
вероятности, она отсутствовала в оригинале, так как Ориген не знает версии,
приведенной в Протоевангелии, об убийстве Захарии в храме, хотя ссылается на
"Книгу Иакова", говоря о братьях Иисуса. Присоединена она была к
первоначальному тексту еще в поздней античности (легенды о спасении
Елизаветы в горе и смерти Захарии были широко распространены в средние
века). В этой истории усилен чудесный, сказочный элемент: гора расступается
перед Елизаветой и скрывает ее вместе с младенцем. Гибель Захарии не имеет
основы в канонических текстах. Возможно, она сконструирована автором в связи
со словами, сказанными Иисусом в Евангелии от Матфея (23.35), где он
призывает на головы книжников и фарисеев всю кровь праведную "от крови Авеля
праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом
и жертвенником" {7}. Кто такой Захария, сын Варахии, было неясно христианам
II в. Автор истории о гибели Захарии связал эту гибель с преследованиями
Ирода, требовавшего выдачи маленького Иоанна {8}. По приказанию Ирода
Захария, выведенный в качестве первосвященника (хотя, согласно канонической
традиции, он был жрецом, выполнявшим свои обязанности в черед с другими, -
"из Авиевой череды"), был убит за отказ сказать, где его сын; его кровь
чудесным образом окаменела, чтобы свидетельствовать о преступлении. История
Захарии связывается в конце с историей Иисуса введением первосвященника
Симеона, которого избирают на место убитого Захарии. В Протоевангелии
сказано, что этому Симеону было предсказано, что он не умрет, пока не увидит
Христа. Здесь повествование опять использует Евангелие от Луки, где
говорится о человеке по имени Симеон, которому было дано такое предсказание
(автор Протоевангелия искусственно делает его первосвященником, выбранным
после гибели Захарии, чтобы связать обе части повествования и иметь
возможность вернуться к Иисусу).
Кончается апокриф словами Иакова, который объявляет себя автором
повествования, он вернулся в Иерусалим после смерти Ирода, а до тех пор
скрывался в пустыне. Неясно, почему он должен был скрываться: ведь Ирод
разыскивал младенцев, чтобы уничтожить будущего царя иудейского, а не
взрослых. Возможно, здесь речь идет об Ироде Антипе, а возможно, с именем
Иакова связано предание о его пребывании в пустыне (может быть, реальный
Иаков имел отношение к эбионитам-ессеям?), и автор Протоевангелия для
достоверности ввел эту деталь.
В целом Протоевангелие Иакова представляет собой смешение различных
христианских легенд, равно как и привнесенных в христианство представлений о
древних античных божествах. В Протоевангелии Иакова нарративный элемент
превалирует над теологическим, но и там под бытовыми деталями (или, точнее,
якобы бытовыми) и сказочными чудесами прослеживается вероучительная
тенденция, связанная с идеей Иисуса-божества, чьи чудесные свойства были
присущи еще его матери. В этом произведении ощущается своеобразно
переработанное влияние гностиков. Это было не просто занимательное чтение,
оно отвечало религиозным запросам основной массы христиан, для которых были
непонятны догматические споры сторонников гностицизма и ортодоксального
направления: они приспосабливали учения, подчас враждебные друг другу, к
своему восприятию христианства.
Протоевангелие Иакова было создано в среде, в которой знали и почитали
новозаветные евангелия, однако они не воспринимались еще как "канонические":
с их текстом можно было достаточно вольно обращаться, дополнять, изменять
порядок повествования. Эпизод рождения Христа в пещере показывает, что
наряду с новозаветной почиталась и иная традиция.
История рождения Марии пользовалась необычайной популярностью среди
христиан в поздней античности и средневековье. Церковь не могла признать
Протоевангелие каноническим: оно было создано слишком поздно, сказочные
детали, хотя и перетолкованные богословами, контрастировали с повествованием
евангелий Нового завета. Против этого сочинения резко выступил Иероним; в V
в. оно было включено в список запрещенных книг. Особенно сильной была
оппозиция против него в западной церкви вплоть до XVI в. Пий V исключил из
латинского требника службу Иоакима, однако затем она была восстановлена.
Особенно популярно было Протоевангелие на Востоке: оно читалось,
толковалось, дало основание для ряда Богородичных праздников, в частности -
рождества богородицы, введения во храм. Но и на Востоке оно иногда
упоминается в списках "отрешенных книг". На Русь "Иаковлева повесть" пришла
в XII в.; еще в XIV в. эта повесть встречается в списках запрещенных книг
{9}. Формирование культа богоматери способствовало популярности этого
апокрифа. Почитание Марии впитало в себя элементы мистериального культа
Великой матери - божества, которое объединяло образы различных языческих
богинь (Исиды, Кибелы, Астарты, Артемиды и др.), воспринимавшихся как ее
ипостаси. Это божество в глазах его почитателей было не только властителем
всего живого, но и носителем высшей справедливости, защитником людей {10}.
Эта последняя черта особенно ярко выступила затем в культе
богоматери-заступницы. Протоевангелие Иакова положило начало для создания
различных легенд о Марии: в конце IV в. появился анонимный апокриф "Об
успении Марии", написанный в том же ключе, что и Протоевангелие. В нем
рассказывалось об успении (не о смерти) и вознесении ее на небо. В апокрифе
содержится описание множества чудес: сам Иисус с ангелами спустился на
облаке, чтобы принять ее душу. Но душа лишь временно покинула тело
богоматери (отсюда понятие "успения"), затем душа ее снова воссоединилась с
телом, и Мария вознеслась на небо, обретя новую, преображенную сущность. Как
и в Протоевангелии Иакова, в сказании об успении Марии отдельные
реалистические детали (например, там рассказывалось, что апостол Фома
опоздал на похороны Марии и захотел проститься с ней) сочетаются с
религиозной символикой, использовавшей образы Нового завета. Так, о
предстоящем успении Марии возвещает архангел Гавриил - тот, кто возвестил ей
рождение Иисуса.
Тем самым весть о смерти становится вестью о чуде нового рождения,
которое должно произойти с нею... О воскресении Марии апостолы узнают так
же, как ученицы Христа узнали в евангелиях о его воскресении, - они
открывают по просьбе Фомы гробницу Марии и находят ее пустой. Такой повтор
был связан с тем, что автор не имел в своем распоряжении традиции о
последних годах жизни Марии и создавал свое сказочно-богословское
произведение, используя историю Иисуса и наполняя ее символикой,
подчеркивавшей божественность Марии в отличие от остальных, даже самых
праведных, святых и мучеников. Несмотря на столь позднее появление апокрифа
об успении Марии, с конца V в. церковь празднует успение богоматери.
Протоевангелие Иакова и восходящие к нему сказания отражают изменения,
происшедшие в верованиях христиан в течение первых веков существования их
учения. В основе этих изменений лежали как влияние древних языческих
культов, многие элементы которых впитало христианство, так и особенности
социальной психологии самих христиан. Эти особенности еще более ярко
выступают в апокрифе о детстве Иисуса, разбор которого будет представлен в
следующей главе.
История Иакова о рождении Марии {1}
I. В двенадцати коленах Израиля был некто Иоаким, очень богатый
человек, который приносил двойные дары Богу, говоря: Пусть будет от
богатства моего всему народу, а мне в отпущение в умилостивление Господу.
Наступил великий день Господнен {2}, когда сыны Израиля приносили свои дары.
И выступил против него (Иоакима) Рувим, сказав: Нельзя тебе приносить дары
первому, ибо ты не создал потомства Израилю. И огорчился очень Иоаким, и
стал смотреть родословную двенадцати племен народа, говоря: поищу в
двенадцати коленах Израиля, не я ли один не дал потомства Израилю. И
исследовав, выяснил, что все праведники оставили потомство Израилю. Вспомнил
он и об Аврааме, как в его последние дни Бог даровал ему сына Исаака. И
столь горько стало Иоакиму, и не пошел он к жене своей, а ушел в пустыню,
поставил там свою палатку и постился сорок дней и сорок ночей, говоря: не
войду ни для еды, ни для питья, пока не снизойдет ко мне Господь, и будет
мне едою и питьем молитва.
II. А жена его Анна плакала плачем и рыданием рыдала, говоря: оплачу
мое вдовство, оплачу мою бездетность. Но вот настал великий день Господней,
и сказала ей Юдифь, служанка ее: До каких пор будешь ты терзать душу свою?
Ведь настал великий день Господней, и нельзя тебе плакать. Возьми головную
повязку, которую мне дала госпожа за работу: не подобает мне носить ее, ибо
я слуга, а повязка несет знак царственности {3}, Анна ответила: отойди от
меня, не буду я этого делать: Господь унизил меня. Не соблазнитель ли внушил
тебе прийти, чтобы и я совершила грех вместе с тобою? И ответила Юдифь:
Зачем я буду тебя уговаривать? Господь закрыл твое лоно, чтобы у тебя не
было потомства в Израиле. И огорчилась очень Анна, но сняла свои одежды,
украсила свою голову, надела одежды брачные и пошла в сад, гуляя около
девятого часа, и увидела лавр, и села под ним и начала молиться Господу,
говоря: Бог моих отцов, благослови меня и внемли молитве моей, как
благословил ты Сарру и дал ей сына Исаака.
III. И, подняв глаза к небу, увидела на дереве гнездо воробья и стала
плакать, говоря: Горе мне, кто породил меня? Какое лоно произвело меня на
свет? Ибо я стала проклятием у сынов Израиля, и с осмеянием меня отторгли от
храма. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы
небесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и тварям
бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у тебя, Господи. Не
подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у тебя, Господи. Горе мне,
кому подобна я? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и
благословляет тебя, Господи.
IV. И тогда предстал пред ней ангел Господней и сказал: Анна, Анна,
Господь внял молитве твоей, ты зачнешь и родишь, и о потомстве твоем будут
говорить во всем мире. И Анна сказала: Жив Господь Бог мой! Если я рожу дитя
мужского или женского пола, отдам его в дар Господу моему, и оно будет
служить Ему всю свою жизнь. И пришли вестника два и сказали ей: муж твой,
Иоаким, идет со своими стадами: ибо ангел явился к нему и возвестил: Иоаким,
Иоаким, Бог внял молитве твоей. Иди отсюда, ибо жена твоя Анна зачнет во
чреве своем. И пошел Иоаким, и приказал пастухам своим, сказав: приведите
десять чистых без пятен агниц, будут они для Господа Бога моего, и приведите
мне двенадцать молодых телят, и будут они для жрецов и старейшин, и сто
козлят для всего народа. И вот Иоаким подошел со своими стадами, и Анна,
стоявшая у ворот, увидела Иоакима идущего, и, подбежав, обняла его, и
сказала: Знаю теперь, что Господь благословил меня: будучи вдовою, я теперь
не вдова, будучи бесплодною, я теперь зачну! И Иоаким в тот день обрел покой
в своем доме.
V. Утром он понес свой дары, говоря: Если Господь смилостивился ко мне,
то золотая пластина {4} жреца покажет мне. И принес Иоаким свои дары, и
смотрел пристально на пластину, подошедши к жертвеннику Господню, и не
увидел греха в себе. И сказал Иоаким: теперь я знаю, что Господь
смилостивился ко мне и отпустил мне все грехи, и вышел из храма,
оправданный, и пошел в дом свой. Между тем прошли положенные ей месяцы, и
Анна в девятый месяц родила и спросила повивальную бабку: кого я родила?
Ответила та: дочь. И сказала Анна: возвысилась душа моя в этот день, и
положила дочь. По прошествии дней Анна поправилась, и дала грудь ребенку, и
назвала ее Мария.
VI. Изо дня в день крепло дитя, и, когда ей исполнилось шесть месяцев,
поставила ее мать на землю, чтобы попробовать, сможет ли она стоять, и она,
пройдя семь шагов, вернулась к матери. Мать взяла ее на руки и сказала: Жив
Господь Бог мой, ты не будешь ходить по этой земле, пока я не введу тебя в
храм Господней. И устроили особое место в спальне дочери, и запрещено было
туда вносить что-либо нечистое, и призвала (Анна) непорочных дочерей
иудейских, чтобы они ухаживали за нею. Когда исполнился девочке год, Иоаким
устроил большой пир и созвал жрецов, книжников и старейшин и весь народ
Израильский. И принес свою дочь жрецам, и те благословили ее, сказав: Бог
отцов наших, благослови это дитя и дай имя славное во всех родах {5}. И
сказал народ, Да будет так! И затем поднес ее к первосвященникам {6}, и они
благословили ее, сказав: Бог всевышний, снизойди к ребенку сему и дай высшее
и непреходящее благословение.
И взяла ее мать в чистое (святое) место в спальне и дала ей грудь. И
воспела Анна песнь Господу, говоря: Воспою песнь Господу {7}, ибо он
снизошел ко мне, и избавил меня от поношений моих врагов, и даровал мне плод
справедливости своей, единственный и столь многим обладающий перед глазами
его {8}. Кто сообщит сынам Рувима, что Анна кормит грудью? Слушайте,
слушайте, двенадцать колен Израиля, Анна кормит грудью! Когда пир кончился,
гости разошлись, радуясь и вознося хвалу Богу Израиля.
VII. Шли месяцы за месяцами, и исполнилось ребенку два года. И сказал
Иоаким: Отведем ее во храм Господней, чтобы исполнить обед обещанный, чтобы
Господь вдруг не отверг нас и не сделался бы наш дар Ему неугоден. И сказала
Анна: дождемся третьего года ее, чтобы ребенок не стал искать отца или мать.
И сказал Иоаким: Дождемся. И вот исполнилось ребенку три, года, и сказал
Иоаким: позовите непорочных дочерей иудейских, и пусть они возьмут
светильники и будут стоять с зажженными (светильниками), чтобы дитя не
воротилось назад и чтобы полюбила она в сердце своем храм Господней. И
сделали так по дороге к храму Господню. И жрец принял ее и, поцеловав, дал
благословение, сказав: Господь возвеличит имя твое во всех родах, ибо через
тебя явит Господь в последние дни сынам Израиля искупление. И посадил ее на
третьей ступени у жертвенника, и сошла на нее благодать Господня, и она
прыгала от радости, и полюбил ее весь народ Израиля.
VIII. И ушли ее родители, удивляясь и вознося хвалу Господу, что дочь
их не повернула назад. Находилась же Мария в храме Господнем как голубка и
пищу принимала из руки ангела. Когда же ей исполнилось двенадцать лет, стали
советоваться жрецы, говоря: вот исполнилось Марии двенадцать лет в храме
Божием, что будем делать с нею, чтобы она каким-либо образом не осквернила
святынь? И сказали первосвященнику: ты стоишь у алтаря Господа, войди и
вознеси молитву о ней, и что Господь объявит тебе, то и сделаем. И
первосвященник, надев додекакодон {9}, вошел в Святая святых и возносил
молитву о ней, и вот явился ангел Господен и сказал: Захария, Захария, пойди
и созови вдовцов из народа, и пусть они принесут посохи, и, кому Господь
явит знамение, тому она станет женою (сохраняя девичество). И пошли вестники
по округе Иудейской, и труба Господня возгласила, и все стали сходиться.
IX. Иосиф, оставив топор, тоже пришел на место, где собирались. И,
собравшись, отправились к первосвященнику, неся посохи. Он же, собрав
посохи, вошел в святилище и стал молиться. Помолившись, он взял посохи,
вышел, раздал каждому его посох, но знамения не было на них. Последним посох
взял Иосиф, и тут голубка вылетела из посоха и взлетела Иосифу во славу. И
сказал жрец Иосифу: Ты избран, чтобы принять к себе и блюсти деву Господа.
Но Иосиф возражал, говоря: у меня уже есть сыновья, и я стар, а она молода,
не хочу быть посмешищем у сынов Израиля. И сказал жрец Иосифу: Побойся Бога,
вспомни, как наказал Бог Датана, Абирона и Корея {10}, как земля разверзлась
и они были поглощены за ослушание. И, испугавшись, Иосиф взял Марию, чтобы
блюсти ее. И сказал Иосиф Марии: Я взял тебя из храма Господня, и теперь ты
остаешься в моем доме, я же ухожу для плотничьих работ, а потом вернусь к
тебе (когда Господу будет угодно): Бог да сохранит тебя!
X. Тогда было совещание у жрецов, которые сказали: сделаем завесу для
храма Господня. И сказал первосвященник: соберите чистых дев из рода
Давидова. И пошли слуги, и искали, и нашли семь дев. И первосвященник
вспомнил о молодой Марии, которая была из рода Давида и была чиста перед
Богом. И слуги пошли и привели ее. И ввели девиц в храм Господней. И сказал
первосвященник: бросьте жребий, что кому прясть: золото, и амиант {11}, и
лен, и шелк и гиацинт, и багрянец и настоящий пурпур. И выпали Марии
настоящий пурпур и багрянец, и, взяв их, она вернулась в свой дом. В это
время Захария был немым, заменял его Самуил (пока не стал Захария снова
говорить). А Мария, взяв багрянец, стала прясть.
XI. И, взяв кувшин, пошла за водой; и услышала голос, возвещающий:
Радуйся, благодатная! Господь с тобою; благословенна ты между женами {12}. И
стала оглядываться она, чтобы узнать, откуда этот голос. И, испугавшись,
возвратилась домой, поставила кувшин и, взяв пурпур, стала прясть его. И
тогда предстал перед нею ангел Господней и сказал: "Не бойся, Мария, ибо ты
обрела благодать у Бога и зачнешь по слову Его". Она же, услышав,
размышляла, говоря сама себе: "Неужели я зачну от Бога живого и рожу, как
женщина любая рожает?" И сказал ангел: не так, Мария, но сила всевышнего
осенит тебя, потому и рожденное тобой Святое наречется сыном Всевышнего. И
наречешь ему имя Иисус, ибо Он спасет народ свой. И сказала Мария: Я - раба
Господа, да будет мне по слову твоему.
XII. И окончила она прясть багрянец и пурпур и отнесла первосвященнику.
Первосвященник благословил ее и сказал: Бог возвеличил имя твое, и ты будешь
благословенна во всех народах на земле. Обрадовавшись, Мария пошла к
родственнице своей Елизавете. И постучала в дверь, Елизавета же, услышав,
перестала (прясть) багрянец, побежала к двери и, открыв, увидела Марию и
благословила ее, сказав: за что мне это (дано), что пришла матерь Господа
моего ко мне {13}. Ибо находящийся во мне младенец взыграл и благословил
тебя. А Мария не постигла тайны, которые открыл ей архангел Гавриил, и
подняла глаза к небу и сказала: кто я, Господи, что все народы земли меня
благословляют? И прожила у Елизаветы три месяца {14}. Между тем ее чрево
день ото дня увеличивалось, и Мария в страхе вернулась к себе в дом и
пряталась от сынов Израиля. Было же ей шестнадцать лет {15}, когда
совершались таинства эти.
XIII. Шел уже шестой месяц (ее беременности), и тогда Иосиф вернулся
после плотничьих работ и, войдя в дом, увидел ее беременною. И ударил себя
по лицу, и упал ниц, и плакал горько, говоря: как теперь буду я обращаться к
Господу Богу моему, как буду молиться о девице этой, ибо я привел ее из
храма девою и не сумел соблюсти? Кто обманул меня? Кто причинил зло дому
моему и опорочил деву? Не случилось ли со мною то же, что с Адамом? Как
тогда, когда Адам славословил (Господа), явился змей, и увидел Еву одну, и
обольстил ее, так произошло и со мною. И встал Иосиф, и позвал Марию, и
сказал: Ты, бывшая на попечении Божием, что же ты сделала и забыла Господа
Бога своего? Зачем осквернила свою душу, ты, которая выросла в Святая святых
и пищу принимала от ангела? Она тогда заплакала горько и сказала: чиста я и
не знаю мужа. И сказал ей Иосиф: Откуда же плод в чреве твоем? Она ответила:
Жив Господь Бог мой, не знаю я, откуда.
XIV. И Иосиф испугался, и успокоен был ею, и стал думать, как поступить
с ней. И говорил Иосиф: если я утаю грех ее, то стану нарушителем Закона, а
если расскажу о нем сынам Израиля, то предам невинную кровь на смерть. Что
же мне сделать с нею? Отпущу ее втайне (из дому). И наступила ночь. И ангел
Господней явился ему во сне и сказал: не бойся за деву: ибо то, что в ней,
от Духа святого: родит она Сына, и ты назовешь его Иисусом. Ибо Он спасет
народ свой от наказания за грехи. И проснулся Иосиф, и прославил Бога
Израиля, пославшего ему благодать, и оставил ее (Марию).
XV. Тогда пришел к нему книжник Анна и спросил, почему ты не был на
собрании? И ответил Иосиф: я устал с дороги и хотел отдохнуть первый день. И
повернулся Анна и увидел беременную Марию. И побежал к первосвященнику и
сказал ему: Иосиф, которого ты почитаешь (праведным), поступил против
Закона. И сказал первосвященник: Что же случилось? И Анна книжник сказал:
деву, которую он взял из храма Господня, он опорочил, нарушил брак и не
сказал об этом сынам Израиля. И спросил первосвященник: Так сделал Иосиф? И
книжник Анна сказал: отправь слуг и узнаешь, что она беременна. И отправили
слуг, и они увидели ее, как он говорил, и привели ее с Иосифом в суд. И
сказал первосвященник, Мария, что же ты совершила? Зачем опорочила душу свою
и забыла о Господе Боге своем? Жившая в Святая святых, пищу принимавшая от
ангела, слушавшая пение из уст его, радовавшаяся перед ним, зачем ты это
сделала? Она же, горько плача, сказала: Жив Господь Бог мой, я чиста перед
ним и не знаю мужа. И сказал первосвященник Иосифу: Зачем ты это содеял? И
ответил Иосиф: Жив Господь Бог мой, я чист перед ней. И сказал
первосвященник: не свидетельствуй ложно, но говори правду. Ты нарушил брак,
и не сообщил сынам Израиля, и не склонил головы своей перед рукой Господа,
чтобы он благословил потомство твое. Иосиф же молчал.
XVI. И сказал первосвященник: Отдай деву, которую ты взял из храма
Господня. Иосиф же заплакал. Тогда сказал первосвященник: дам вам напиться
водой обличения перед Господом, и Бог явит грехи ваши перед вашими глазами.
И, взяв (воду), он напоил Иосифа и отправил его на гору, и вернулся он
невредим. Напоил так же Марию и отправил ее на гору, и она вернулась
невредима. И тогда народ удивился, что не обнаружилось в них греха. И сказал
первосвященник: если Господь Бог не явил ваш грех, то я не буду судить вас.
И отпустил их. И Иосиф взял Марию и пошел домой, восхваляя Господа и
радуясь.
XVII. Тогда вышло указание от цезаря Августа совершить перепись в
Вифлееме Иудейском. И сказал Иосиф: сыновей своих запишу. Но что делать мне
с этой девой? Кем записать ее? Женою? Мне стыдно.
Дочерью? Но все сыны Израиля знают, что она мне не дочь. Да покажет
день Господней, что будет угодно Господу. И посадил ее на осла оседланного и
повел его один сын, а Иосиф с другим сыном пошел за ними. И прошли три мили
{16}. И посмотрел (в тексте - обернулся) Иосиф и увидел, что она печальна и
подумал, что находящийся в ней плод печалит ее. Потом опять посмотрел Иосиф
и увидел, что она радостна, и спросил ее: Мария, отчего я вижу твое лицо то
грустным, то веселым? И Мария ответила Иосифу: Оттого, что я вижу перед
глазами два народа, один плачет и рыдает, другой радуется и веселится. И
прошли половину пути, и сказала ему Мария: сними меня с осла, ибо то, что во
мне, заставляет меня идти. И он снял ее с осла и сказал ей: куда мне отвести
тебя и скрыть позор твой? Ибо место здесь пустынно.
XVIII. И нашел там пещеру, и привел ее, и оставил с ней сыновей своих,
и пошел искать повивальную бабку в округе Вифлеема.
И вот я, Иосиф {17}, шел и не двигался. И посмотрел на воздух и увидел,
что воздух неподвижен, посмотрел на небесный свод и увидел, что он
остановился и птицы небесные в полете остановились, посмотрел на землю и
увидел поставленный сосуд и работников, возлежавших подле, и руки их были
около сосуда, и вкушающие (пищу) не вкушали, и берущие не брали, и
подносящие ко рту не подносили, и лица всех были обращены к небу. И увидел
овец, которых гнали, но которые стояли. И пастух поднял руку, чтобы гнать
их, но рука осталась поднятой. И посмотрел на течение реки и увидел, что
козлы прикасались к воде, но не пили, и все в этот миг остановилось.
XIX. И увидел я женщину, спускающуюся с горы, которая сказала мне:
человек, куда ты идешь? Я отвечал: ищу повивальную бабку. В ответ она
спросила меня: Ты из Израиля? И я сказал ей: Да. Она же сказала: А кто
такая, кто рожает в пещере? Я отвечал: Она обручена со мной. И она сказала:
Она не жена тебе? Тогда ответил я: Это Мария, которая выросла в храме
Господнем, и я по жребию получил ее в жены, но она не жена мне, а зачала от
Духа святого. И сказала ему бабка: Правда ли это? И ответил Иосиф: пойди и
посмотри. И бабка повивальная пошла вместе с ним {18}. И встали они у
пещеры, и облако сияющее появилось в пещере. И сказала бабка: душа моя
возвеличена, глаза мои увидели чудо, ибо родилось спасение Израилю. И облако
тогда отодвинулось от пещеры, и в пещере засиял такой свет, что они не могли
вынести его, а немного времени спустя свет исчез и явился младенец, вышел и
взял грудь матери своей Марии. И воскликнула бабка, говоря: Велик для меня
день этот, ибо я узрела явление небывалое. И вышла она из пещеры, и
встретила Саломею {19}, и сказала ей: Саломея, Саломея, я хочу рассказать
тебе о явлении чудном: родила дева и сохранила девство свое. И сказала
Саломея: Жив Господь Бог мой, пока не протяну пальца своего и не проверю
девства ее, не поверю, что дева родила.
XX. И только протянула Саломея палец, как вскрикнула и сказала: Горе
моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот моя рука отнимается как
в огне. И пала на колени перед Господом, говоря: Господь Бог отцов моих,
вспомни, что я из семени Авраама, Исаака и Иакова, не осрами меня перед
сынами Израиля, но окажи мне милость ради бедных: ибо Ты знаешь, что я
служила Тебе во имя Твое и от Тебя хотела принять воздаяние {20}. И тогда
предстал перед нею ангел Господней, и сказал ей: Саломея, Саломея, Господь
внял тебе, поднеси руку свою к младенцу и подержи его, и наступит для тебя
спасение и радость. И подошла Саломея, и взяла младенца на руки, сказав:
поклонюсь ему, ибо родился великий царь Израиля. И сразу же исцелилась
Саломея и вышла из пещеры спасенною.
XXI. И Иосиф приготовился идти (дальше) в Иудею. А в Вифлееме Иудейском
была большая смута, ибо пришли маги {21} и спрашивали: где родившийся царь,
иудеев? ибо мы увидели его звезду на востоке и пришли преклониться перед Ним
{22}. И, услышав это, Ирод встревожился и послал слуг за магами {23}. Потом
созвал первосвященников и спрашивал их в претории {24}, где должен родиться
Христос согласно писанию? Ответили ему: в Вифлееме Иудейском, ибо так
написано, и отпустил их. И спрашивал потом магов, говоря им: Какое знамение
видели вы о рождении царя? И отвечали маги: мы видели звезду большую,
сиявшую среди звезд и помрачившую их, так что они почти не были заметны, и
так мы узнали, что родился царь Израиля, и пришли преклониться перед Ним. И
сказал Ирод: пойдите и поищите, и, когда найдете, известите меня, чтобы и
мне поклониться ему. И пошли маги. И звезда, которую они видели на востоке,
шла перед ними, пока не пришли они к пещере, и остановилась перед входом в
пещеру. И увидели маги Младенца с матерью Его Марией, и, открыв сокровища
свои, поднесли Ему в дар золото, ладан и мирру. И, получив откровение от
ангела не возвращаться в Иудею, пошли в страну свою иным путем.
XXII. Тогда Ирод понял, что маги обманули его, и, разгневавшись, послал
убийц, говоря им: убейте младенцев от двух лет и младше. И Мария, услышав,
что избивают младенцев, испугавшись, взяла ребенка своего и, запеленав,
положила в воловьи ясли {25}. А Елизавета {26}, услышав, что ищут Иоанна
(сына ее), взяла его и пошла на гору. И искала места, где спрятать его, но
не нашла. И воскликнула громким голосом, говоря: гора Бога, впусти мать с
сыном, и гора раскрылась и впустила ее. И свет светил им, и ангел Господней
был вместе с ними, охраняя их.
XXIII. Ирод же тем временем разыскивал Иоанна и отправил слуг к
Захарии, говоря: Где спрятал ты своего сына? Он же ответил, сказав: Я слуга
Бога, нахожусь в храме и не ведаю, где сын мой. И слуги пришли и рассказали
это Ироду. И Ирод в гневе сказал: сын его будет царем Израиля. И отправил к
нему опять (слуг), говоря: скажи правду, где сын твой? Ибо знай, что твоя
жизнь в моей власти. И Захария ответил: Я свидетель (мученик) Божий {27},
если прольешь кровь мою, Господь примет душу мою, ибо неповинную кровь ты
прольешь перед храмом. И перед рассветом Захария был убит, а сыны Израиля не
знали, что его убили.
XXIV. И во время (обряда) целования собрались жрецы и не встретил их,
согласно обычаю, Захария с благословением. И жрецы, стоя, ждали Захарию,
чтобы совершить молитву и прославить Всевышнего. Но так как он не появлялся,
все они прониклись страхом. И один из них дерзнул войти (в святилище) и
увидел у алтаря кровь запекшуюся, и голос возвестил: убит Захария, и кровь
его не исчезнет до тех пор, пока не придет отмщение. Услышав такие слова,
испугался жрец и, выйдя, рассказал другим жрецам. И они решились войти и
увидели, что там было, и стены храма возопили, и жрецы сами разорвали одежды
свои; но тела его не нашли, только кровь, сделавшуюся как камень, и объятые
ужасом вышли и возвестили народу, что убит Захария. И услышали все колена
народа, и плакали и рыдали о нем три дня и три ночи. После трех дней жрецы
стали советоваться, кого сделать вместо него, и жребий пал на Симеона. Это
ему было возвещено Святым духом, что он не умрет, пока не узрит Христа
живого {28}.
XXV. А я, Иаков, который написал этот рассказ в Иерусалиме, во время
смуты скрывался в пустыне до тех пор, пока не умер Ирод и смута не стихла в
Иерусалиме. Славлю Господа Бога, даровавшего мне премудрость, чтобы описать
это. Да будет благодать его для всех, боящихся Господа нашего Иисуса Христа.
Комментарии
История Иакова о рождении Марии
1 Текст см.: Amann Е. Le Protoevangelie de Jacques et ses remaniemant
latenes. P., 1910; папирусный вариант опубликован: Tezutz M. Bodmer Papyros
V.: Nativite de Marie. Cologne; Geneve, 1958.
2 Неясно, о каком празднике идет речь. Возможно, сам автор не знал
системы иудейских празднеств или просто игнорировал их.
3 По-видимому, подразумевается повязка в виде диадемы, которая по
традиции воспринималась как головное украшение, связанное с царской властью.
4 Золотая пластинка на кидаре (митре) - головном уборе первосвященника
("И сделай полированную дощечку из чистого золота, и вырежь на ней, как
вырезывают на печати: "Святыня Господня". И прикрепи ее шнуром голубого
цвета к кидару (в тексте Септуагинты - к митре. - Сост.) так, чтобы она была
на передней стороне кидара". - Исх. 28.36-37). Каким образом пластина должна
была явить милость или немилость бога, из текста неясно.
5 Ср. слова из молитвы Марии в Евангелии от Луки: "Ибо отныне будут
ублажать меня все роды" (1.48).
6 В греческом тексте - архиереям; архиерей - обычное обозначение
первосвященника; однако, как явствует из дальнейшего текста, в Иерусалимском
храме был один первосвященник; но автор здесь, как и в других местах,
пренебрегает точностью деталей, связанных с иудейской обрядностью и
организацией, тем более что ко времени создания Протоевангелия храма уже не
существовало.
7 Песнь Анны составлена на основе приведенного в Евангелии от Луки
восхваления, которое произносит Мария: "Величит душа моя Господа... что
призрел Он на смирение рабы Своей..." (1.47-48).
8 Ср. книгу Амоса (6.12) из Ветхого завета, где приведено выражение
"плод справедливости" (в Септуагинте - правды), выражение это, вероятно,
заимствовано из Амоса, но оно могло иметь гностический оттенок: в Евангелии
от Филиппа есть образ Истины, которую сеют и убирают (т. е. истина дает
плоды). Этот плод назван единственным (т. е. уникальным) и в то же время
дословно многобогатым (πολυπλούσιον) - намек на дальнейшую судьбу Марии.
9 Додекакодон - специальное одеяние первосвященника, украшенное по
подолу "позвонками" (Исх. 28.33).
10 Датан, Абирон, Корей - согласно рассказу ветхозаветной Книги чисел,
это люди, выступившие против Моисея. Они упрекали его в том, что он привел
их не в ту землю, в которую обещал. В наказание земля разверзлась и
поглотила Корея и его сторонников.
11 Здесь перечислена пряжа разных цветов: амиант и гиацинт - по камням
(амиант - асбест, вероятно, зеленоватого цвета, гиацинт - красный). Ср.: "И
все женщины, мудрые сердцем, пряли пряжу голубого, пурпурного и червленого
(т. е. багряного) цвета" (Исх. 35.26).
12 В Евангелии от Луки приведены те же самые слова (1.28)
13 См.: Лк. 1.43.
14 Встреча Марии с Елизаветой и пребывание у нее Марии описано в
Евангелии от Луки (1.56).
15 В канонических евангелиях возраст Марии не указан.
16 Миля (греч. μιλιον) - римская миля, равная 1,4 км.
17 По стилистике этот отрывок отличается от предшествующего и
последующего текста. Смысл описания - подчеркнуть таинство рождения Иисуса,
во время которого природа и люди замирают; в мире происходит только одно
свершение - рождение сына божия.
18 В кратком варианте: "И он нашел женщину, спускавшуюся с холма, и
взял ее с собой, и сказала повивальная бабка: А кто такая, кто рожает в
пещере? Он ответил: Мария обручена мне, но она зачала от Святого духа, после
того, как выросла в храме. И повивальная бабка пошла с ним". По-видимому,
этот разговор казался первым читателям недостаточно выразительным, и в
дальнейшем он был дополнен.
19 Саломея упомянута в числе женщин, присутствовавших при казни Иисуса
и пришедших ко гробу (Мк. 15.40; 16.1). Саломея - ученица Иисуса - есть и в
хенобоскионском Евангелии от Фомы.
20 В кратком варианте вместо молитвы Саломеи просто сказано: "И она
взмолилась Господу".
21 В синодальном переводе Нового завета слово "маги" переведено как
"волхвы". Магами греки называли восточных мудрецов и прорицателей.
22 Весь эпизод с магами восходит к Евангелию от Матфея (2.7-12),
отдельные фразы повторяются дословно.
23 В кратком варианте опущены подробности: там сказано только: "И он
послал за магами, и они рассказали о звезде".
24 Помещая Ирода в претории, автор подчеркивает, что он выступал как
представитель высшей имперской власти. Характерно, что для определения
разговора Ирода с магами и жрецами употреблен глагол 'ανακρινω -
расспрашивать и допрашивать, в то время как в Евангелии от Матфея -
выведывать (πυνJάνομαι).
25 В Евангелии от Матфея Мария вместе с Иосифом и младенцем Иисусом
бежит в Египет (по Евангелию от Луки, они жили в Назарете и время от времени
приходили в Иерусалим). Здесь автор выдвигает еще одну версию: Мария спасла
младенца, спрятав его в яслях.
26 Дальнейшее описание к истории Марии отношения не имеет, она
присоединена из рассказов об Иоанне Крестителе, поскольку Елизавета уже
фигурировала в Протоевангелии.
27 В греческом тексте μάρτυς τοϋ Jεοϋ - свидетель и в христианских
текстах - мученик.
28 В Евангелии от Луки рассказывается о Симеоне, которому было дано
такое предсказание (2.25), но он не был первосвященником.
Евангелие детства
(Евангелие от Фомы)
Наряду с Протоевангелием Иакова большой популярностью пользовалось
описание ранних лет жизни Иисуса, созданное во II в. Апокрифов о детстве
Иисуса было создано несколько, но все они восходят к так называемому
Евангелию детства, полное название которого в рукописях - "Сказание Фомы
{1}, израильского философа, о детстве Христа" (по упомянутому в первых
строках имени автора - "Я, Фома израильтянин").
В связи с восприятием Иисуса как могущественного божества появилась
потребность описать его ранние годы, показать его чудотворцем с самого
детства. Такое восприятие божества соответствовало античной мифологии: так,
Геракл (культ его был распространен в I-II вв. в римских провинциях), будучи
в пеленках, задушил двух огромных змей. Аналогичные представления
встречаются и на Востоке: в индийских сказаниях о детстве Кришны
рассказывается о его шалостях и чудесах, им совершенных, (победа над
демонами, поглощение лесного пожара и т. п.) {2}.
Иисус-ребенок также должен был, с точки зрения суеверных, воспитанных
на подобных мифах людей, обладать чудодейственной силой. В Евангелии от Фомы
повествуется о чудесах, совершенных Иисусом в возрасте от пяти до двенадцати
лет. Однако это не просто развлекательный рассказ, в нем ясно ощутима
теологическая направленность. Уже в детстве происходят события, которые как
бы являются знаками (знамениями) его будущей проповеди и его деяний. В этом
произведении ясно ощущается влияние гностических произведений; с
гностиками-маркосианами (сторонниками некоего Марка) связывает это евангелие
Ириней Гностики интересовались детством Иисуса именно потому, что они по
существу не признавали его человеческой природы {3} и полагали, что
Иисус-ребенок обладал теми же неземными свойствами, что Иисус-взрослый.
Характерен в этом отношении сохранившийся рассказ из гностического сочинения
"Пистис София" {4} Там говорится, как в дом Иисуса (когда тому было три
года) пришел мальчик (дух), абсолютно похожий на Иисуса; сам маленький Иисус
в это время работал в винограднике с отцом. Дух спросил: "Где находится
Иисус, брат мой?" Испуганная Мария привязала пришельца к кровати и пошла к
Иосифу. Когда Иисус услышал ее слова, он сказал: "Где же он, ибо я ждал его
здесь". Когда мальчик вошел в комнату, дух освободился, они обнялись и стали
одно. В этом рассказе слияние духа с Иисусом произошло, когда Иисус был
совсем маленьким. Но это слияние не имело того религиозного смысла, какое
имело сошествие духа в виде голубя на пророка Иисуса во время крещения: до
слияния с пришельцем Иисус не пугается, объявляет, что ждал его, обнимает
духа, узнает его - мальчик, таким образом, согласно этой легенде, уже
обладал сверхъестественными свойствами, обладал "гносисом" - знанием
божественным. Для рассказа из "Пистис София" характерно использование
бытовых деталей (как и в Протоевангелии Иакова): ребенок, работающий с отцом
в винограднике, кровать, к которой привязывают духа. Эта бытовая детализация
противостоит тайному, непостижимому для окружающих смыслу происходящего.
Видимый мир, мир зримых, конкретных вещей, в котором даже Мария не узнает
духа и действует в соответствии с примитивными человеческими реакциями,
противопоставлен миру скрытому - истинному, с точки зрения гностиков.
Под влиянием подобных рассказов создано и Евангелие детства Фомы. Это
произведение - многослойный рассказ, где бытовое повествование об играх
детей, о школе, колке дров и т. п. как бы скрывает истинный смысл, который
может раскрыться только тем, кто познает значение чудес, совершаемых
мальчиком Иисусом. В Евангелии детства еще в большей степени, чем в
Протоевангелии Иакова, особую роль играет деталь. В новозаветных евангелиях
детали, как мы показывали это на примере сопоставления иудео-христианских и
канонических рассказов, часто опускались как несущественные. Более или менее
подробно объяснялись те эпизоды, которые имели теологическое значение. Так,
в Евангелии от Луки обосновывалось отправление Иосифа в Вифлеем, так как,
согласно {5} ветхозаветным пророчествам, мессия должен был родиться в
Вифлееме. Однако, почему Мария жила у Елизаветы, Лука не объясняет, ибо ему
было важно только показать связь Иисуса и Иоанна Крестителя. В Евангелии от
Матфея не дается объяснения причин переселения Иисуса из Назарета в
Капернаум (4.13). Это были детали подлинной биографии Иисуса, сохраненные
традицией, но специально вероучительного смысла они не имели. Автор
Евангелия детства вводит детали бытовые: дети играют у ручья, Иисус лепит
птичек из глины, мать посылает его за водой с глиняным кувшином, сосед ранит
ногу топором. Правда, эти детали взяты не из ранней христианской традиции,
где могли быть отзвуки подлинных событий, и не из собственного знания
автором быта маленького палестинского поселения - он его явно не знал, - они
сконструированы в соответствии с идейной и художественной задачей
произведения и запросами читателей. Автора не интересовало, лепили ли
галилейские мальчики птичек из глины, начинали ли они свое обучение в школе
с греческой азбуки, называли ли их греческими именами. Он писал для
грекоязычных читателей, которые тоже этого не знали. Ему было важно включить
чудо в повседневную жизнь, которая выглядела бы привычно для этих читателей.
Они верили описанию и верили в чудо, которое произошло в жизни, так похожей
на их собственную. Включенность чуда в квазибытовую реальность порождала
надежду на то, что и в их обыденном существовании вера может привести к
чуду. Но чудеса, совершаемые Иисусом в приземленном мире маленького поселка,
несли и иную смысловую нагрузку: они выступали в резком противопоставлении
этому миру, как напоминание о том, что вне видимого мира существует иной, в
который нельзя проникнуть всякому. Очень ясно видно такое противопоставление
в эпизоде с оживлением умершего ребенка (гл. XVII). Там сказано, что после
того, как он воскресил дитя и отдал его матери, Иисус пошел играть с другими
детьми, т. е. чудотворец, только что произносивший {6}, сакральные слова,
становится (по видимости!) обычным ребенком.
Композиция Евангелия детства достаточно проста: каждый эпизод содержит
рассказ о чуде, совершенном маленьким Иисусом; иногда указывается, в каком
возрасте он совершил его. В целом первые эпизоды посвящены описанию чудес,
связанных с наказанием противников Иисуса: умер мальчик, который толкнул
его, ослепли люди, которые жаловались на него Иосифу, учитель, который
осмелился поднять на него руку, упал замертво... Автор сразу же внушает
своему читателю, что Иисус - всемогущее и грозное, даже жестокое божество.
Однако в дальнейших эпизодах вводятся чудеса исцеления и воскрешения: Иисус
воскресил мальчика, упавшего с крыши, правда, не из жалости к мальчику, а
потому, что родители погибшего обвинили Иисуса в том, что мальчика столкнул
он. Иисус не просто воскресил его, но заставил свидетельствовать, что тот
упал случайно. Иисус исцеляет соседа, поранившего себя топором, и брата
Иакова, которого укусила змея. Когда новый учитель признал Иисуса
исполненным благости и мудрости, мальчик сказал, что ради него,
свидетельствовавшего истинно, будет исцелен и тот, наказанный учитель. Таким
образом, устрашив сначала читателя, автор Евангелия детства показывает
возможность милости, чуда не только наказания, но и спасения, причем ради
одного, избранного он может помиловать и других - проклятых. Само наказание
содержит в себе аллегорию: не видящие истины теряют зрение на самом деле.
Автор видит за каждым деянием Иисуса - возмездием или спасением - высший
смысл: наказание также служит тому, чтобы "слепые в сердце своем" прозрели.
Почти все чудеса исцеления совершаются Иисусом-ребенком публично,
дважды он говорит спасенным: "И помни обо мне" (добавление это отсутствует
при описании исцелений в новозаветных евангелиях). Спасение, как и
наказание, важно не само по себе, оно, по мысли автора апокрифа, должно
служить обращению неверующих; призыв помнить о чуде содержит и скрытое
предостережение "забывчивым" - призыв этот адресовался не только персонажам
Евангелия детства, но и его читателям.
Кроме чудес наказания и исцеления в Евангелие детства включены эпизоды
с чудесами, которые должны раскрыть в наглядных образах учение Иисуса или
его будущее. Все описания подобных чудес имеют помимо стремления еще раз
продемонстрировать сверхъестественную сущность Иисуса скрытый смысл: и
двенадцать воробьев, которых он послал лететь, - символ двенадцати
апостолов, которых он пошлет проповедовать, и Иисус-сеятель, собравший
невиданный урожай с брошенного им зерна, - символ сеятеля истинной веры -
распространенный образ в христианских писаниях (этот образ есть и в
канонических, и в апокрифических евангелиях), и Иисус, принесший воду в
своей одежде, - символ живой воды веры. Но то, что было в ранних евангелиях
притчей, в Евангелии детства становится свершением в соответствии с
постоянно повторяющимися словами: все, что он говорит, становится деянием,
чудом, которое надо постигнуть.
В рассказах о чудесах, совершенных Иисусом, кроме проблемы истинного и
видимого выступает еще одна проблема, волновавшая христиан II в., - проблема
наказания и заступничества. Первоначальное христианство было прежде всего
религией "спасения", уверовавшие в искупительную миссию Христа ощущали свою
избранность. Сам акт крещения означал для них возможность спасения от
смерти. В ранней традиции Иисус не карал своих недругов. В Евангелии от Луки
рассказывается, что Иисуса не приняли жители селения самаритян и
разгневанные ученики предложили призвать на это селение "небесный огонь",
Иисус же запретил им ("Ибо Сын Человеческий пришел не губить души
человеческие, а спасать". - 9.53-56). Слушавшие подобные рассказы ждали
награды за свои страдания в царстве божием на земле, а не сиюминутной мести
своим обидчикам: возмездие должно было раз и навсегда совершиться во время
Страшного суда. Все те, кто не последовал за Христом, должны быть брошены в
"геену огненную", или, как сказано в Евангелии от Матфея в притче о пире,
"во тьму внешнюю". Но со временем перед христианами, продолжавшими
существовать все в той же земной, трудной, исполненной несчастьями жизни,
встал вопрос об этих несчастьях как наказании божием, причины которого еще
со времени древних восточных произведений о "невинных страдальцах" (наиболее
яркий пример дан в ветхозаветной Книге Иова) были непонятны людям. Бог,
насылающий несчастья, невольно приобретал черты грозной и непонятной силы,
жестоко карающей за малейший проступок (гибелью за разбрызганную воду - в
Евангелии детства). Естественно, что карающее божество должно было
наказывать всех, кто не признавал его, - и христиане, невзирая на проповеди
милосердия, надеялись, что их гонители и преследователи погибнут так же, как
и те, кто осмелился обидеть мальчика Иисуса. Тема наказания стала явственно
проявляться в христианской литературе II-IV вв.: в Апокалипсисе Петра,
созданном, по-видимому, во II в., наряду с описанием рая дается подробное
описание ада с перечнем всех проступков и грехов, за которые полагались
наказания {5}, а в более позднем Евангелии Никодима к совершенно
фантастическому описанию суда над Иисусом присоединено никак не связанное с
первой частью сказание о сошествии Христа в ад.
Менее определенно, но все же ощутимо присутствует в Евангелии детства
тема "заступничества", которая также отражала умонастроения христиан того
времени, когда шел процесс распространения новой религии вширь.
Среди христиан, принявших крещение к середине II в., были люди разного
социального статуса, разных занятий, разных нравственных возможностей. Уже в
посланиях Павла речь идет о конфликтах внутри христиан, о нарушениях норм
христианской этики {6}; среди христиан появлялись люди, состоявшие на
государственной службе, выполнявшие предписания, которые не всегда
сочетались с их религиозными убеждениями {7}, но наряду с людьми,
отрекавшимися от христианства во время преследований, были и люди, готовые
претерпеть любые мучения за веру {8}. В такой ситуации среди рядовых
христиан, которые, с одной стороны, видели недостатки и немочи друг друга, а
с другой - принимали свои несчастья за божью кару, начинает возникать
надежда на "заступников", посредников между ними и карающим божеством (этот
психологический фактор способствовал, в частности, и выделению клириков как
людей, выступавших такими "посредниками"). В Евангелии детства тема прощения
"ради праведников" проявляется в нескольких эпизодах: Иисус обещает молчать,
т. е. сдерживать свой гнев, ради просьб Иосифа, хотя Иосиф и не понимает
истинного смысла его деяний. Затем, после того, как учитель Закхей был
потрясен его мудростью и признал его "Богом или ангелом", Иисус помиловал
тех, кого он наказал. Правда, это помилование было сделано не только ради
учителя, но и для того, чтобы наказанные и прощенные уверовали в него. И еще
в одном эпизоде с учителем (возможно, эти эпизоды дублированы при переписке
и редактировании; первоначально существовало только два учителя: один,
ударивший Иисуса, и другой, признавший его) Иисус прямо говорит: "...раз ты
говорил и свидетельствовал истинно, ради тебя тот, кто был поражен,
исцелится". Здесь четко сформулирована мысль о том, что Иисус простил
согрешивших против него ради уверовавшего в него и свидетельствовавшего о
нем, т. е. не их раскаяние (впрочем, смертное наказание не дало им
возможности раскаяться), а поверивший в него и постигший его сущность
выступает их спасителем. Надежда на заступников как бы компенсировала страх
перед грозным божеством, в которое все больше и больше превращался Иисус в
фантастических представлениях его последователей.
Образ Иисуса в Евангелии детства отличен от образа его в новозаветных
и, насколько можно судить по фрагментам, в иудео-христианских евангелиях.
Это отличие можно проследить в описании почти всех эпизодов евангелия. В
канонических текстах - тех немногих, где упоминается о детстве и отрочестве
Иисуса, говорится о том, что он "возрастал и укреплялся духом, исполняясь
премудрости"; "Иисус же преуспевал в премудрости..." (Лк. 2.40, 52). Для
автора истории Фомы о детстве Иисуса он не "исполняется" премудрости и не
преуспевает в ней, он обладает ею. Даже Иисус-учитель в апокрифе существенно
отличается от Иисуса-учителя Нового завета. В Евангелии от Луки есть эпизод,
когда Иисус в синагоге в Назарете "встал читать"; ему подали Библию, он,
открыв ее, нашел нужное ему место и, прочтя, сел и начал проповедовать
(4.16-20). Такова была обычная ситуация в синагогах. Маленький же Иисус из
апокрифа тоже берет книгу в школе, но не читает ее, а сразу начинает
говорить по вдохновению свыше. Человеческие черты полностью исчезают в
образе Иисуса, историческая реальность заменяется псевдореальностью,
созданной автором. В этом эпизоде, возможно, скрыта полемика с новозаветными
(и, вероятно, другими ранними) евангелиями, стремление ввести аналогичные
эпизоды, но в иной трактовке. Та же полнота истинного знания, данного Иисусу
от начала, проявляется и в эпизодах с учителями, когда Иисус требует от них
объяснения скрытого смысла букв (по словам Иринея, маркосиане занимались
толкованием мистического значения букв и цифр). Правда, приведенное в
евангелии объяснение линий альфы (скорее описание их) не вполне ясно, если
только за этим описанием не стояло известной читателям символики, связанной
с идеей разъединения и соединения, столь важной для гностиков. Иисус в
данном эпизоде не только обладает школьной премудростью, он обладает скрытым
от простых смертных знанием.
Для раскрытия этой идеи автор Евангелия детства использует эпизод из
Евангелия от Луки о пребывании двенадцатилетнего Иисуса в храме. Согласно
каноническому евангелию, Иисус отправился с родителями в Иерусалим на
праздник, по окончании праздника родители отправились домой, Иисус же
остался в Иерусалиме; родители нашли его в храме, где он сидел среди
учителей, слушал их и спрашивал их; "все слушавшие Его дивились разуму и
ответам Его" (2.42-47). В рассказе об этом событии в Евангелии детства
использованы дословно отдельные фразы из текста Луки, однако автор апокрифа
приукрасил сказание, переданное в Новом завете, введя и видоизменив
некоторые детали. В Евангелии детства Иисус заставляет замолкнуть старейшин
и поучает собравшихся в храме "учителей народа и старейшин", разъясняя им
смысл Закона и пророков. Слушающие его книжники и фарисеи не просто дивятся
его разуму, а говорят пришедшей за Иисусом матери: "Такой славы, такой
доблести и мудрости мы никогда не видели и никогда о ней не слышали". Таким
образом, здесь подчеркивается исключительность Иисуса, поучающего (а не
беседующего) и сразу же вызывающего преклонение слушателей, как и в эпизоде
в школе, когда все слышавшие его проповедь дивились его благодати и
мудрости. Автора не интересует вопрос о том, почему в дальнейшем фарисеи и
книжники не признавали учения Иисуса, выступали против него (эти выступления
описываются и в канонических, и в некоторых апокрифических евангелиях). Его
Иисус - божество, и в качестве учителя он не может не убедить каждого, кто
слышит его.
Эпизод в храме, завершающий Евангелие детства, как бы связывает его с
новозаветными рассказами; включение фраз из Евангелия от Луки было,
вероятно, специальным стилистическим приемом, показывающим, что
повествование о детстве Иисуса непосредственно примыкает к почитаемым
большинством христиан рассказам о жизни и проповеди взрослого Иисуса. Но
связь эта была чисто внешняя, ибо Иисус из Евангелия детства не мог стать
тем Иисусом, образ которого создали первые проповедники, собиравшие вокруг
себя нищих, калек, сирот, вдов - всех тех, кто не мог найти себе места в
имперском обществе начала нашей эры. Акты жестокости, своеволия, свершенные
мальчиком Иисусом, не могли быть совершены тем пророком, который затем
провозгласил: "...Иго Мое - благо, и бремя Мое легко" (Мф. 11.30), а также,
согласно иудео-христианским евангелиям, сказал своим ученикам "И никогда не
будьте радостны, только когда возлюбите своего брата".
Для первых христиан чудеса, о которых им рассказывали проповедники,
были прежде всего чудесами исцеления, ибо их мессия выступал как спаситель,
целитель души и тела. В канонических евангелиях тоже описываются
символические чудеса, подобные насыщению тысяч человек несколькими хлебами,
претворению воды в вино и т. п., но основные деяния Иисуса - "изгнание
бесов" и исцеление больных. Именно так воспринимался он первыми христианами
(как сказано в "Деяниях апостолов": "И он ходил, благотворя и исцеляя всех,
обладаемых диаволом". - 10.38). И тем же даром, согласно христианским
преданиям, он- наделил своих учеников. Чудеса исцеления и воскрешения в
Евангелии детства призваны показать могущество Иисуса; характерно, что ни
одно из подобных чудес не совершается по просьбе страждущего (ср.: Мк. 5.22,
33-34): он сам выбирает тех, кому оказывает милость.
При описании воскрешения употреблены выражения, встречающиеся в
аналогичных эпизодах канонических текстов. Свидетели чудес говорят: "...он
спас много душ от смерти и будет спасать их всю свою жизнь". Однако, включая
словоупотребление новозаветных текстов в свой рассказ, автор Евангелия
детства меняет его там, где оно расходится с его теологической концепцией.
Так, в Евангелии от Луки присутствовавшие при воскрешении юноши восклицают:
"...великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой" (7.16); в
апокрифе свидетели чудес называют Иисуса Богом или ангелом, но не пророком.
В новозаветных текстах отразилась древнейшая христианская традиция об
Иисусе-пророке, которая прослеживалась в иудео-христианских писаниях. Но ко
времени создания Евангелия детства образ Иисуса для христиан из язычников
все больше и больше терял человеческие черты, поэтому слово "пророк" уже не
выражало их восприятия Христа, не говоря уже о том, что для грекоязычных
читателей, далеких от иудаизма, понятие пророка было лишено того
религиозного смысла, какой оно имело для первых христиан, вышедших из
иудейской среды.
Автор Евангелия детства, таким образом, не вступая в открытую полемику
с почитаемыми многими христианами II в. новозаветными текстами и даже
подчеркивая связь с ними, в то же время проводит иную теологическую
концепцию, восходящую к гностическим идеям. Образ Иисуса, нарисованный в
апокрифе, не мог не повлиять на восприятие читателями всей последующей жизни
Иисуса вплоть до мученической смерти, создавая представления, близкие к
представлениям докетов (чародей, который карал смертью за причиненную ему
обиду, не мог испытывать настоящие муки).
Гностическое влияние сказалось и в отдельных словоупотреблениях: наряду
с оборотами, прямо заимствованными из евангелий Нового завета, автор
использует и терминологию, встречающуюся в сочинениях гностиков ("сила",
"избранный", "стойхейон" - слово, означающее "буква" и "начало", и др.).
Однако
Евангелие детства меньше всего было произведением философским; оно
представляло собой занимательное чтение для людей, до которых не доходили
сложные философские построения, которые не вполне ясно представляли сущность
теологических разногласий между сторонниками ортодоксального направления и
гностиками, которые ощущали потребность в сказке, отражающей их
представления о могучем, всесильном божестве. В произведениях, подобных
Евангелию детства, происходила вульгаризация гностицизма, который, невзирая
на полемику с ним руководителей большинства христианских общин, проникал в
массы, переосмыслялся и в свою очередь оказывал влияние на богословов,
особенно на Востоке.
Ортодоксальная церковь не могла признать священным Евангелие детства:
оно было создано достаточно поздно, образ Иисуса существенно расходился с
тем, что было сказано о нем в канонических писаниях, наконец, оно испытало
заметное влияние учений, с которыми церковь вела борьбу. Но популярность его
была очень велика.
В III-IV вв. появляются писания от имени Иосифа и других персонажей,
мельком упомянутых в христианских священных книгах. Продолжением традиции,
проявившейся в Евангелии детства, было, например, Евангелие Никодима,
дошедшее до нас в более позднем латинском переводе. Оно состоит из двух
частей, тематически не связанных друг с другом. В первой части подробно
описывается процесс над Иисусом, во второй - его схождение в ад, где он
схватил Сатану и приказал заковать его в цепи. Вероятно, первоначально это
были два разных произведения, но объединение их не было простой
случайностью: обе части при всей их внутренней несвязанности отражают общий
подход к образу Иисуса. Он предстает фигурой совершенно фантастической: как
и в Евангелии детства, главное место занимают не речения его, а самые
невероятные чудеса {9}.
Характерной чертой поздних сказаний типа описания процесса над Иисусом
в Евангелии Никодима было отсутствие в них этических и догматических
положений. Они одинаково далеки и от мистической философии гностиков, и от
призывов помогать беднякам, столь ярко выраженных в иудео-христианских
евангелиях. Но, невзирая на настороженное отношение церкви к этим
произведениям, они продолжали распространяться. Учение о сошествии Христа в
ад, отраженное во многих замечательных произведениях иконописи, вошло в
церковную традицию под влиянием этих поздних апокрифов.
Евангелие детства в раннем средневековье было переведено на сирийский,
коптский, армянский, грузинский языки; существуют также его эфиопская и
арабская версии. Существовали и древнеславянские переводы этого евангелия; в
списках древнерусских запрещенных книг оно встречается и как "История Фомы
израильтянина" (причем добавлено - философа, а не апостола, дабы не смущать
умы верующих апостольским именем), и как "Детство Христово" (XIV в.). На
Западе на основе Евангелия детства было создано латинское евангелие
псевдо-Матфея, изобилующее еще большими подробностями, чем оригинальный
апокриф. Популярность этих произведений, как и популярность рассказов о
Марии, объясняется все теми же социально-психологическими факторами: связью
с привычными фольклорными мотивами, надеждой на чудо в повседневной жизни,
верой в беспредельное могущество божества.
Евангелие детства отражает ту эволюцию, которую претерпел в умах
верующих образ основателя христианства: от бедного и добродетельного
человека иудео-христиан до грозного божества, карающего и милующего по
своему произволу в апокрифах поздней античности и раннего средневековья.
Евангелие детства интересно также и тем, что оно свидетельствует о развитии
различных жанров христианской литературы и после создания новозаветных книг,
о том, что в этой литературе отражались и объединялись разные, порой
враждебные друг другу религиозные течения: то, к чему непримиримо относились
теологи и руководители церкви, уживалось в представлениях рядовых верующих.
Евангелие детства
(Евангелие от Фомы) {1}
I. Я, Фома израильтянин {2}, рассказываю, чтобы вы узнали, братья среди
язычников, все события детства Господа нашего Иисуса Христа и Его великие
деяния, которые Он совершил после того как родился в нашей стране. Начало
таково.
II. Когда мальчику Иисусу было пять лет, Он играл у брода через ручей,
и собрал в лужицы протекавшую воду, и сделал ее чистой и управлял ею одним
своим словом. И размягчил глину, и вылепил двенадцать {3} воробьев. И была
суббота, когда Он сделал это. И было много детей, которые играли с Ним. Но
когда некий иудей увидел, что Иисус делает, играя в субботу, он пошел тотчас
к Его отцу Иосифу и сказал: Смотри, твой ребенок у брода, и он взял глину и
сделал птиц, и осквернил день субботний. И когда Иосиф пришел на то место и
увидел, то он вскричал: для чего делаешь в субботу то, что не должно?! {4}
Но Иисус ударил в ладоши и закричал воробьям: Летите! и воробьи взлетели,
щебеча. И иудеи дивились, увидев это, и ушли, и рассказали старейшинам, что
они видели, как Иисус свершил сказанное.
III. Но сын Анны книжника {5} стоял там рядом с Иосифом, и он взял лозу
и разбрызгал ею воду, которую Иисус собрал. Когда увидел Иисус, что тот
сделал, Он разгневался и сказал ему: Ты, негодный, безбожный глупец, какой
вред причинили тебе лужицы и вода? Смотри, теперь ты высохнешь, как дерево,
и не будет у тебя ни листьев, ни корней, ни плодов. И тотчас мальчик тот
высох весь, а Иисус ушел и вошел в дом Иосифа. Но родители того мальчика,
который высох, взяли его, оплакивая его юность, и принесли к Иосифу и стали
упрекать того, что сын его совершает такое!
IV. После этого Он (Иисус) снова шел через поселение, и мальчик
подбежал и толкнул Его в плечо. Иисус рассердился и сказал ему: ты никуда не
пойдешь дальше, и ребенок тотчас упал и умер. А те, кто видел произошедшее,
говорили: кто породил такого ребенка, что каждое слово Его вершится в
деяние. И родители умершего ребенка пришли к Иосифу и корили его, говоря:
Раз у тебя такой сын, ты не можешь жить с нами или научи Его благословлять,
а не проклинать {6}, ибо дети наши гибнут.
V. И Иосиф позвал мальчика и бранил Его, говоря, зачем Ты делаешь то,
из-за чего люди страдают и возненавидят нас и будут преследовать нас? И
Иисус сказал: Я знаю, ты говоришь не свои слова, но ради тебя Я буду
молчать, но они должны понести наказание. И тотчас обвинявшие Его ослепли. А
видевшие то были сильно испуганы и смущены и говорили о Нем: каждое слово,
которое Он произносит, доброе или злое, есть деяние и становится чудом. И
когда Иосиф увидел, что Иисус сделал, он встал, взял Его за ухо и потянул
сильно. И мальчик рассердился и сказал: тебе достаточно искать и не найти
{7}, и ты поступаешь неразумно. Разве ты не знаешь, что Я принадлежу тебе
{8}? Не причиняй Мне боли.
VI. И вот некий учитель по имени Закхей {9}, стоя неподалеку, услышал,
как Иисус сказал это своему отцу, и дивился очень, что, будучи ребенком, тот
говорит так. И через несколько дней он пришел к Иосифу и сказал ему: у тебя
умный сын, который разумеет. Так приведи мне Его, чтобы Он выучил буквы, а
вместе с буквами я научу Его всему знанию, и как надо приветствовать старших
и почитать их как отцов и дедов, и любить тех, кто Ему ровесники. И он
показал Ему ясно все буквы от альфы до омеги {10} и много задавал вопросов.
А (Иисус) посмотрел на учителя Закхея и спросил его: Как ты, который не
знаешь, что такое альфа, можешь учить других, что такое бета {11}. Лицемер!
{12} Сначала, если ты знаешь, научи, что такое альфа, и тогда мы поверим
тебе о бете. И Он начал спрашивать учителя о первой букве, и тот не смог
ответить Ему. И тогда в присутствии многих слышавших ребенок сказал Закхею:
слушай, учитель, об устройстве первой буквы и обрати внимание, какие она
имеет линии и в середине черту, проходящую через пару линий, которые, как ты
видишь, сходятся и расходятся, поднимаются, поворачиваются, три знака того
же самого свойства, зависимые и поддерживающие друг друга, одного размера.
Вот таковы линии альфы {13}.
VII. Когда учитель Закхей услышал, сколь много символов выражено в
написании первой буквы, он пришел в замешательство таким ответом и тем, что
мальчик обучен столь великому, и сказал тем, кто был при этом: Горе мне, я в
недоумении, я, несчастный, я навлек позор на себя, приведя к себе этого
ребенка. Посему возьми Его, я прошу тебя, брат Иосиф. Я не могу вынести
суровость Его вида, я совсем не могу понять Его речи. Этот ребенок не земным
рождением рожден, Он может приручить и огонь. Может быть, Он рожден еще до
сотворения мира {14}. Я не знаю, какое чрево Его носило, какая грудь питала.
Горе мне, Он поражает меня, я не могу постичь Его мысли. Я обманулся, трижды
несчастный, я хотел получить ученика, я получил учителя. Я думаю о своем
позоре, о друзья, что меня, старого человека, превзошел ребенок {15}. Мне
остается только отчаиваться и умереть из-за этого ребенка, ибо я не могу
смотреть Ему в лицо. И когда все будут говорить, как маленький ребенок
превзошел меня, что я скажу? И что могу я сказать о линиях первой буквы, о
чем Он говорит мне?! Я не знаю, о друзья, ибо не ведаю ни начала, ни конца.
Посему я прошу тебя, брат Иосиф, забери Его себе домой. Он, может быть,
кто-то великий, Бог или ангел, или кто-то, кого не ведаю.
VIII. Когда иудеи утешали Закхея, дитя рассмеялось громко и сказало:
"Теперь пусть то, что ваше, приносит плоды, и пусть слепые в сердце своем
узрят. Я пришел сверху, чтобы проклясть их и призвать их к высшему, как
повелел пославший Меня ради вас. И когда ребенок кончил говорить, тотчас,
кто пострадал от его слов, излечились. И после того никто не осмеливался
перечить ему, чтобы не быть проклятым и не получить увечье.
IX. Через несколько дней Иисус играл на крыше дома {16}, и один из
детей, игравших с Ним, упал сверху и умер. И когда другие дети увидели это,
они убежали, и Иисус остался один. А родители того, кто умер, пришли и стали
обвинять Его (Иисуса), что Он сбросил мальчика вниз. И Иисус ответил, Я не
сбрасывал его. Но они продолжали поносить Его. Тогда Иисус спустился с
крыши, встал рядом с телом мальчика и закричал громким голосом - Зенон {17}
- ибо таково было его имя, - восстань и скажи, сбрасывал ли Я тебя? И тотчас
он встал и сказал: нет, Господь, Ты не сбрасывал меня, но поднял {18}. И
когда они увидели, они были потрясены. И родители ребенка прославили
случившееся чудо и поклонились Иисусу.
X. Через несколько дней юноша колол дрова по соседству {19}, и топор
упал и рассек ему стопу, и столько вытекло крови, что он совсем умирал. И
когда раздались крики и собрался народ, Иисус также прибежал туда, и
пробрался сквозь толпу, и коснулся раненой ноги, и тотчас исцелил ее. И Он
сказал юноше: встань теперь, продолжай рубить и помни обо Мне. И когда толпа
увидела, что произошло, они поклонились Иисусу, говоря: истинно, Дух божий
обитает в этом ребенке.
XI. Когда Ему было шесть лет от роду, Его мать дала ему кувшин и
послала Его за водой. Но в толпе Он споткнулся, и кувшин разбился. И Иисус
развернул одежду, которая была на нем, наполнил ее водой и принес матери. И
когда мать увидела, она поцеловала Его и сохранила в сердце своем {20} чудо,
которое, как она видела, Он совершил.
XII. И вот во время сева мальчик вместе с отцом пошел сеять пшеницу в
их поле. И пока Его отец сеял, Иисус тоже посеял одно пшеничное зерно. И
когда Он сжал и обмолотил его, оно принесло сто мер {21}, и Он созвал всех
бедняков поселения на гумно и роздал им пшеницу, а Иосиф взял остаток зерна.
Было Ему восемь лет роду, когда он совершил это чудо.
XIII. Его отец был плотник и делал в это время орала и ярма {22}. И
богатый человек велел ему сделать для него ложе. Но когда одна перекладина
оказалась короче другой и Иосиф не мог ничего сделать, мальчик Иисус сказал
своему отцу Иосифу: Положи рядом два куска дерева и выровни их от середины
до одного конца. И когда Иосиф сделал то, что ребенок сказал ему, Иисус
встал у другого конца и взял короткую перекладину, и вытянул ее, и сделал
равной другой. И Его отец Иосиф видел это и дивился, и он обнял и поцеловал
ребенка, говоря: счастлив я, что такого Сына дал мне Бог.
XIV. И когда увидел Иосиф, сколь разумен мальчик и что Он растет и
скоро достигнет зрелости, он снова решил, что Иисус должен научиться
грамоте. И он взял Его и привел к другому учителю. А учитель сказал Иосифу:
сначала я научу Его греческим буквам, потом еврейским. Ибо он знал о
разумении мальчика и боялся Его. Все же учитель написал алфавит и долго
спрашивал о нем. Но Он не давал ответа. И Иисус сказал учителю: если ты
истинный учитель и хорошо знаешь буквы, скажи Мне, что такое альфа, и Я
скажу тебе, что