г преобразоваться. Человек же преобразуется посредством  истин, а  истина,
как  показано выше, относится к разуму. Человек относительно воли родится во
всяком зле, и сам собой он никому другому не желает добра, как  самому себе,
а кто  желает  добра только  себе,  тот  радуется  злу, которое  причиняется
другим, тем более когда это делается с выгодой для него. Он жаждет присвоить
себе  всякое  чужое добро, как почести и знатность, так  и богатства, и  тем
довольнее, чем более это ему удается.  Поэтому для очищения и преобразования
начал  воли  человеку  дано  понимать  разумом  истины  и  вследствие  этого
обуздывать наклонности к злу, из этой воли истекающие. Человек может разумом
мыслить об истинах, изрекать их и  применять к делу, но он  не может мыслить
их волей  своей, покуда не усвоит  себе истин этих вполне всем сердцем и  не
захочет исполнять их на деле. У  такого человека все, что он мыслит разумом,
обращается в веру его,  а что мыслит  волей - в любовь;  тогда вера и любовь
сочетаются в нем, как разум с волей.
     425. Итак,  насколько истины, относящиеся к  разуму,  в союзе с благом,
относящимся к  воле, т.е. насколько человек хочет  истины  и  применяет ее к
делу,  настолько он в  небесах  или  небеса в нем,  потому что  союз блага и
истины  образует небеса. Напротив, насколько ложь разума  сочетается со злом
воли,  настолько человек носит в себе ад, потому что союз лжи и зла образует
ад.  Затем,  насколько истина  разума  и благо  воли  разъединены, настолько
человек находится в  состоянии  среднем.  В таком состоянии ныне  почти  все
люди: они знают истины, размышляют о них  по разуму и по  науке,  но на деле
исполняют их кто больше, кто меньше, а иногда и вовсе не  исполняют, и даже,
напротив, действуют вопреки истин этих по любви к злу и по доверию к лжи. Во
всяком  случае, носит  ли  в себе  человек  небеса или ад,  он после  смерти
является в мир духов,  где окончательно сочетаются благо и истина в тех, что
должны подняться на небо, а зло и ложь  в тех, что должны быть низвергнуты в
ад. Ни на  небе, ни в аду не дозволяется раздваивать дух  свой, т.е. знать и
понимать одно, а хотеть и делать  другое. Там кто чего хочет, то и понимает,
а что понимает разумом, того хочет и волей. На  небе желающий благо поймет и
истину,  а  в аду  хотящий зла  поймет  и ложь.  Потому там  от  добрых ложь
удаляется,  а  предоставляются им  истины,  отвечающие  их  благу  и  с  ним
согласные; от злых же отбираются  истины, а  оставляется им ложь, отвечающая
злу их и с ним согласная. Из этого понятно, что такое мир духов.
     426.  В мире духов пребывает  несметное  число народа, потому  что  это
первое сборное место для всех. Там всякий  рассматривается и приготовляется.
Срок  пребывания  там неопределен;  иные,  только что  явившись,  тотчас  же
возносятся  на  небеса  или низвергаются  в ад,  иные остаются по  нескольку
недель, другие целые годы,  но  не долее тридцати лет. Различие сроков  этих
зависит от того, насколько  в ком внешнее соответствует или не соответствует
внутреннему.  А каким  порядком  человек  в мире  духов  переходит из одного
состояния в другое и приготовляется к своему окончательному местопребыванию,
вслед за этим объяснится.
     427.  Как только  люди после смерти являются в мир духов, так Господь с
точностью  распределяет  их:  злые  тотчас  присоединяются  к  тому  адскому
обществу,  в котором по господствующей  любви своей  находились,  живя еще в
миру, а  добрые тотчас присоединяются  к тому небесному обществу, к которому
принадлежали мирской жизнью  своей по  любви,  благостыне и вере.  Несмотря,
однако, на такой разбор,  все сошедшиеся  в  мире духов - друзья, приятели и
знакомые по жизни своей во плоти - видаются сходятся и беседуют, когда  сами
пожелают, особенно супруги, братья и сестры. Я видел там отца, беседовавшего
с шестью  сынами своими, которых он узнал; видел также много других в беседе
с  родными и друзьями, но как все они по духу своему  в  мирской  жизни были
различны,  то вскоре разошлись  и расстались. Перешедшие  же из мира духов в
небеса или в  ад  не видаются более и не знаются, если  только они не одного
духа и не одинаковой любви. Видаются они в мире духов, а не в небесах и не в
аду,  потому  что,  покуда они  находятся  в мире духов, они  переносятся  в
состояния,  подобные  тем,  которые  испытывали  в  земной  жизни  своей,  и
переходят  из  одного в  другое;  тогда  как впоследствии  все  приводятся к
постоянному состоянию, согласному с господствующей в каждом любовью, и тогда
каждый  знается с другим  только по  сходству любви своей,  ибо, как сказано
выше (н. 41-50), сходство сближает, а несходство разлучает.
     428. Мир духов, будучи для человека состоянием или  бытом средним между
раем и адом, в то же время занимает и среднее между ними  место: под ним ад,
или преисподняя, а над  ним  - небеса. Ад замкнут к миру  духов; есть только
скважины, как бы трещины  в скалах и обширные провалы, оберегаемые  стражей,
чтобы  никто  без особого  дозволения не  выходил оттуда,  а  разрешение это
дается только  при настоятельной нужде,  о чем поговорим ниже. Небеса  также
кругом замкнуты, и ни к одному обществу небесному нет доступа, кроме тесного
пути, куда вход также оберегается. Эти-то выходы и входы в Священном писании
именуются дверьми и вратами рая и ада.
     429.  Местность мира духов является как бы долиной между гор и утесов с
волнистой поверхностью.  Двери или  входы в небесные  общества видимы только
для приготовленных к  небесам, прочие же отыскать их  не могут.  К обществам
этим  один  только общий  вход,  от  которого  идет  одна  дорога,  которая,
подымаясь,  разделяется на множество других. Двери и входы в ад также видимы
тем  только,  кому суждено войти в них. Тогда входы эти растворяются,  являя
мрачные, как бы сажей покрытые пещеры, направленные косвенно вниз в глубину,
где  опять  много особых  проходов. Из пещер  или  провалов  этих подымаются
мрачные  и  вонючие  испарения, от  которых  бегут все  добрые духи  как  от
невыносимо противных, тогда как злые духи их ищут  и ими наслаждаются. Кто в
здешнем  мире  наслаждался  своим  злом,   тот  после   смерти  наслаждается
зловонием, соответствующим, этому злу. В этом отношении злых  духов сравнить
можно  с  плотоядными  птицами  и  зверьми:  с вороном,  волками,  свиньями,
которые, почуяв запах падали и помета, слетаются и сбегаются отовсюду. Я сам
слышал, как один дух гласно  вопил от  внутренних  мук, когда  коснулась его
струя небесного дыхания, а между тем спокойно  и с отрадой дышал испарениями
преисподней.
     430. В каждом человеке есть также двое дверей, из которых одна обращена
к аду, отверзтая  злу  и происходящей от  него  лжи, а  другая  - к небесам,
готовая принять благо и истины его. Врата адовы растворены у всех живущих во
зле и во лжи его,  и  только малость небесного  света, посредством  которого
человек  может  мыслить, судить и говорить, проникает в него сверху, как  бы
через  скважины. Небесные же врата растворены у тех,  что  живут  в благе  и
истине его.  Два пути  ведут к  рассудочному  началу человеческого духа  (ad
mentem hominis rationalem): через внутренний, или высший, путь  входит благо
и  истина от Господа, а через внешний, или низший, врывается зло и ложь ада.
Рассудочное же  начало человека (mens rationalis) находится посередине,  и к
нему ведут оба пути. Насколько оно допускает в себя небесный свет, настолько
человек рассудочен,  а насколько не  допускает, настолько  он  нерассудочен,
каким бы он сам себе ни казался. Все это сказано, чтобы было известно, каким
образом человек соответствует небесам и  аду: рассудочное начало  его,  пока
оно еще образуется, соответствует миру духов;  что над ним, то соответствует
небесам,  а что под ним,  то - аду. У  тех, что  готовятся в небеса, верхний
путь отверзается, а нижний замыкается, не допуская влияния зла и  лжи. У тех
же,  что  готовятся в  ад, нижний путь открывается,  а  верхний  замыкается,
устраняя  влияние  блага и истины. Поэтому последние могут  смотреть  только
вниз, в преисподнюю, а первые только  вверх, т.е. в небеса. Смотреть вверх -
значит смотреть на Господа как на общее средоточие, к которому  обращены все
небеса;   смотреть  вниз  -  значит  смотреть  отвернувшись  от  Господа   к
противоположному средоточию, к которому обращена и стремится вся преисподняя
(см. н. 123, 124).
     431. Обитатели  мира  духов  разумеются  под  названием  духов  вообще,
ангелами же именуются жители небесные.

     <b>Всякий человек по внутренним началам своим
     (quoad interiora) - дух</b>

     432. Человек со здравым рассудком понимает, что не тело наше мыслит, не
плоть  и  не  вещество, а  душа  как  существо  духовное. Душа  человека,  о
бессмертии которой столько писано, есть самый дух его. Он бессмертен во всей
целости своей, он мыслит в теле нашем как начало духовное, приемлющее в себя
одно духовное и живущее духовно, мыслью и волей. Вся умственная, рассудочная
(rationalis),  жизнь, проявляющаяся в  теле,  относится к духу, а не к телу.
Тело, как упомянуто  выше, вещественно, и  вещество это, как  принадлежность
телесная, только придано или, так сказать, едва  присоединено духу, для того
чтобы дух человека мог жить и исполнять службу  в природном мире, на  земле,
где все вещественное мертво и лишено жизни. А как  вещественное  не  живет и
живет одно  только духовное, то ясно, что  все живое  в человеке относится к
духу его  и что  тело  только  служит ему  таким же образом, как  снаряд или
орудие служат живой движущей силе. И об орудии говорится, что оно действует,
движет, поднимает, но, очевидно, было  бы ошибочно приписывать  действия эти
орудию, я не тому, кто им управляет.
     433. Если все  живое в теле нашем и все, что вследствие жизни действует
в нем, есть дух, а не плоть, то дух этот и есть сам человек, или, что одно и
то  же, человек сам по себе есть дух в таком же образе, как и само тело. Так
как все, что живет и чувствует в человеке, есть дух и от головы до ног нет в
теле ни точки, которая бы  не жила и не чувствовала, то по отрешении тела от
духа, что  называется смертью, человек остается тем же  человеком и живет. Я
слышал на небесах, что иные, умерши и лежа в гробу, покуда еще не воскресли,
продолжают мыслить в охладевшем  теле своем в полном убеждении,  что они еще
живы, но только они не могут  уже двинуть ни одной вещественной частицы  как
принадлежности чисто телесной.
     434.  Человек  не может  мыслить и хотеть без вещественного  орудия или
образа (subjectum quod substantia) в  котором  или через который способности
эти могли бы проявляться;  существо без  всякого  вещественного  образа есть
ничто. Человек не видит без глаза, который служит ему орудием для зрения, не
слышит без уха, которое служит ему орудием  слуха: ни зрения, ни слуха самих
по себе  и без орудий этих нет. Точно так же не может быть ни мышления, т.е.
внутреннего зрения, ни постижения, т.е. внутреннего слуха, без  вещественных
орудных  снарядов для  проявления этих  способностей духа  (nisi  forent  in
substantiis et ex  illis,  quae formae organicae, quae  subjecta).  Из этого
следует,  что  и у  духа  человеческого есть  образ  человеческий  и что он,
отделяясь от тела, пользуется такими  же чувствами и общим чувствилищем, как
и в  теле;  что  вся  жизнь глаза, уха -  словом, вся жизнь  чувств  во всех
частностях ее принадлежит не плоти человека, а духу его. Поэтому духи видят,
слышат, чувствуют, точно как и мы, только не в природном, а в духовном мире,
уже после отрешения своего от тела. Во  плоти дух этот чувствовал по  земной
природе  своей посредством приданного ему вещественного тела; не  менее того
он в то же время чувствовал и духовно, разумом и волей.
     435. Все  это говорится здесь ради убеждения,  что человек сам  по себе
есть дух,  а тело, приданное ему  для отправлений  и  службы  в природном  и
вещественном  мире,  не человек,  а только орудие этого  духа. Но как доводы
рассудка  для  многих  непонятны  и  убедившимися  в  противном  извращаются
неправильными суждениями по обману чувств, наводя таким образом сомнения, то
и необходимо здесь представить подтверждения опыта.  Кто не верит бессмертию
души, тот говорит: и животное  живет и чувствует,  как человек, в нем, стало
быть, и такое же духовное начало, а между тем оно умирает вместе с телом. Но
дух животного совсем иного качества, чем дух человека. У человека есть (чего
нет у животного)  духовный тайник  (intimum),  или самое внутреннее духовное
начало, доступное наитию Божества, которое  возносит это начало  до себя и к
себе его присоединяет. Потому и дано человеку, а  не скоту мыслить о Боге, о
Божественном в  небесах  и  церкви и любить Бога, присоединяясь  к Нему этим
постижением.   А   что  может  соединяться  с  Божеством,  то   неразрушимо;
разрушается только то, что не может соединяться с Божеством.
     О духовном тайнике человека как о преимуществе его перед скотом сказано
было  выше  (н. 39);  повторим, однако,  здесь  то же,  чтоб рассеять ложные
понятия, основанные  на  недостатке сведений и  разума,  а следовательно,  и
здравого суждения. Вот слова того места: "Упомяну здесь  об одной ангельской
тайне, которая  - докуда никому не  приходила на мысль, потому что  никто не
знал  степеней, о которых сказано  было в  н. 38. В каждом ангеле,  как и  в
человеке,  есть самая внутренняя, высшая, духовная степень, или самое высшее
духовное   начало   (которое  можно  назвать  тайником   его);   на  него-то
простирается прямое и ближайшее  влияние Божественного начала, которое затем
уже как бы из тайника  этого  располагает  и все  прочие  внутренние начала,
следующие по степеням порядка, как в ангеле,  так  и в человеке. Это высшее,
внутреннее, начало, или тайник этот, можно назвать входом Господним к ангелу
и человеку и Господним  в них жилищем. Этот тайник делает человека человеком
и  отличает  его от  скотов  и  животных,  у  которых тайника этого нет. Вот
причина,  почему  человек  в противоположность животному  может  внутренними
началами  души  и  духа  своего  (quoad  interiora  quae  animi  et  mentis)
возвышаться  Господом до  Него самого, может  веровать в  Него, любить Его и
таким образом  видеть Его, может  принимать  от Него разумение  и  мудрость,
говорить по рассудку  и, наконец, вследствие того  жить  вовеки. Но  ни один
ангел не  может  ясно  постичь,  что  именно творится в тайнике  его,  когда
провидение Господне им  располагает, потому что это выше всех понятий его  и
премудрости".
     436.  Что  человек по внутреннему началу своему есть дух,  это дано мне
было познать таким множеством  опытов,  что  описание их  наполнило бы целые
книги.  Я беседовал с духами как дух, беседовал с ними и  как человек в теле
своем. В  первом  случае  они  считали  меня  таким  же  духом  и  видели  в
человеческом  образе,  в  каком  были  и сами:  в таком  образе являлись  им
внутренние начала мои, потому что вещественное тело  мое, когда я говорил  с
ними как дух, было для них незримо.
     437.  Что человек по внутренним  началам  своим дух,  ясно доказывается
тем, что  по  отрешении своем от тела, или после смерти, он продолжает  жить
как человек. Мне  дано было убедиться в  этом беседой почти со всеми, кого я
только знавал  в земной жизни;  беседой с  иными - в  продолжение нескольких
часов, с  другими  -  в  течение недель и  месяцев и даже  многих  лет.  Это
делалось для того, чтоб я сам убедился и свидетельствовал перед другими.
     438. К  этому должно добавить, что всякий человек по духу своему  уже в
телесной жизни своей находится в сообществе духов, хотя  и  не ведает этого.
Через такое посредство  добрый человек  находится  в  обществе ангельском, а
злой в обществе адском. В это же общество человек вступает после смерти, что
и было много раз объяснено  и доказано вновь туда пришедшим. Человек, покуда
живет здесь, не появляется  в духовном обществе  своем,  потому  что  мыслит
по-природному. Но те, что могут отрешаться мысленно от всего вещественного и
быть в духе, изредка появляются в  своем духовном обществе и тотчас узнаются
тамошними  духами,  потому что  они  ходят там молча и в глубоком  раздумье,
будто никого не  видя и не замечая,  а как только один из  духов заговорит с
ними - исчезают.
     439.  Для лучшего  объяснения, что человек по внутренним началам  своим
есть дух, я передам по личному опыту своему, каким  образом человек временно
отрешается от тела и уносится в иные пределы.
     440. Что до первого, т.е.  до отрешения  от  тела, то  человек приходит
тогда в состояние среднее между  сном  и явью, считая, однако, самого себя в
полной  памяти и сознании.  Все чувства  его  в полной силе своей, не только
зрение и слух, но и само осязание,  которое бывает даже тоньше и нежнее, чем
когда-либо наяву,  во плоти. В этом-то  состоянии я видел  духов  и  ангелов
совершенно  вживе (ad vivum). Я беседовал с  ними, слышал речи их и, на диво
самому  себе, мог даже осязать  их; в этом состоянии  ничего плотского между
мной и ими не было. Это и есть то самое состояние, о котором  говорится, что
человек <i>отрешен тогда от тела и сам не знает,  пребывает  ли  он еще  в теле
своем или уже  покинул его</i> (см. 2 Кор. 12. 2,  3). В  это  состояние  был  я
приводим только раза три или четыре для познания его и убеждения, что духи и
ангелы не лишены чувств, как  равно  и  человек, когда  он духом отрешен  от
тела.
     441. Что до второго, т.е. уноситься духом в иные пределы, то и  это два
или  три  раза  было  показано  мне  живым   опытом.  Приведу  один  пример:
прохаживаясь в беседе с духами  по городским улицам и по полям, нисколько не
блуждая и считая себя в полной памяти и в обычном состоянии, я между тем был
в видении  и  видел  леса,  реки,  здания,  палаты,  людей  и прочее.  После
нескольких  часов такой прогулки  я внезапно впадал в свое телесное  зрение,
сознавая, что я уже  не там, где был.  Таким  образом я в  крайнем удивлении
сознавал, что  я был в том  состоянии,  про которое испытавшие его говорили,
что <i>были в духе или уносились духом в иные  пределы</i> (см. Деян. 8. 39; 1 Цар.
18.  12; 2 Пар. 2. 16). В этом  состоянии  нисколько не думаешь о  пути,  по
которому идешь, хотя  бы прошел  много миль, не думаешь  о  времени, хотя бы
прошли  целые часы  и даже  дни,  и не  знаешь усталости: человек проводится
неведомыми ему дорогами и безошибочно до определенного места.
     442. Но оба  состояния эти, относящиеся  к внутреннему быту человека, к
бытию его в духе,  довольно  необычайны и были мне показаны для того только,
чтобы я знал их, так как они известны в церкви. Беседовать же с духами как с
равными мне, и притом наяву, при  полной бодрости тела, дано мне постоянно в
течение многих лет и поныне.
     443. Что человек по внутренним началам своим есть дух, это явствует еще
из н.  311-317, где говорится о населении небес и  преисподней  человеческим
родом.
     444. Под выражением: человек по внутренним началам своим (или  <i>по нутру</i>
своему)  есть дух  -  понимается  разум  и  воля  его,  образующие  вмес  те
внутреннего человека. По ним только человек  есть  человек,  и притом именно
такой, каковы разум его и воля, т.е. мышление и чувства.

     <b>О восстании человека из мертвых и о вступлении его в жизнь вечную</b>

     445. Когда тело не может более отправлять службы своей в природном мире
согласно мыслям и  чувствам  духа своего, истекающим из  духовного мира,  то
человек, как говорится, умирает. Это  сбывается, когда дыхательное  движение
легких  и систолическое движение сердца  прекращаются, но  человек  на самом
деле не умирает, а только отрешается от тела, служившего ему здесь на земле.
Сам же он жив;  он жив, потому что не по телу зовется человеком, а по  духу,
ибо дух  в человеке  мыслит и  мысль вместе  с чувством  (affectio) образуют
человека.  Из этого следует, что человек, умирая, переходит только из одного
мира  в  другой.  Вот почему  смерть в  Слове Божием  по  внутреннему смыслу
означает воскресение и жизнь.
     446.  Дух человека находится в самой внутренней связи с дыханием легких
и биением сердца: мышление разума - с дыханием, а чувство любви - с сердцем;
поэтому  отрешение духа  и совпадает  с  прекращением  этих обоих  движений.
Дыхание  легких и биение сердца составляют ту  самую связь  тела с духом,  с
разрушением которой  дух остается сам по себе, а тело, покинутое жизнью духа
своего, стынет и  гниет. Дух  человеческий потому  находится  во  внутренней
связи  с  дыханием и сердцем, что  все жизненные  отправления,  не  только в
общности,  но и во всех частностях своих, зависят от дыхания легких и биения
сердца.
     447. Отделяясь от тела, дух человека еще несколько  времени пребывает в
нем,  но не долее  как до последнего удара сердца. Время это различно смотря
по роду болезни, от которой человек умирает;  у  иных  биение сердца  длится
долее, у других менее. Как только биение сердца останавливается, так человек
восстает:  это  совершается  самим   Господом.  Восстанием,  или,   обычнее,
воскресением, называется вывод духа из тела и  введение его  в мир духовный.
Дух человека отделяется от тела не ранее как по прекращении биения сердца по
той причине,  что сердце отвечает чувствам любви, т.е. самой жизни человека,
ибо из любви каждого истекает и жизненная теплота его. Поэтому,  пока биение
это продолжается, есть и соответствие, а с ним и духовная жизнь в теле.
     448. Каким образом происходит восстание, не  только  было мне объяснено
словами,  но и показано  на деле живым  опытом. Опыт же этот состоялся  надо
мной самим для того, чтобы я вполне и точно понимал, как это делается.
     449.  Я был приведен в  бесчувственное состояние относительно  телесных
чувств, т.е. почти в состояние умирающих,  но внутренняя жизнь и размышление
оставались  при мне, так что я мог постигать  и помнить  все,  что надо мной
сбывалось и что  сбывается над всяким,  восстающим из мертвых. Я чувствовал,
что  телесное  дыхание было почти вовсе удалено, а  оставалось  одно  только
внутреннее, духовное  дыхание  в  соединении  с  самым  слабым и  беззвучным
(tacita) дыханием телесным. Затем биение сердца было приведено в сообщение с
небесным царством  Господним,  потому что царство  это  соответствует сердцу
человека. Я увидел в  отдалении  тамошних ангелов, и двое  из них сидели при
моем  изголовье.  Всякое чувство  (affectio)  воли  было у  меня отнято,  но
мышление и постижение оставались; в этом состоянии пробыл я несколько часов.
Тогда  окружавшие  меня духи удалились, полагая, что  я уже умер. Послышался
благовонный запах как бы от бальзамированного трупа,  потому что при ангелах
небесных запах от трупа слышится благовонием*. Почувствовав его, низшие духи
не могут  приблизиться, этим  же  средством  злые духи  отгоняются  от  духа
человека  при первом  вступлении  его в вечность.  Ангелы у изголовья  моего
сидели  молча, сообщаясь  со мной мысленно.  Когда мысли  их, таким  образом
сообщенные,  приняты,  ангелы  знают,  что  дух человека  находится  в таком
состоянии, что может  быть изведен из тела. Они  сообщали мысли  свои, глядя
мне прямо  в  лицо, ибо таким образом  совершается на небесах всякое общение
мыслей.  Так как  во  мне сохранялось мышление  и постижение, чтобы я знал и
помнил, каким образом происходит  восстание, то я и  чувствовал, что  ангелы
прежде всего дознавались моих помыслов: думаю ли я, как обыкновенно и другие
умирающие, о будущей жизни? В этих-то думах  ангелы старались удержать меня,
потому что,  как  мне  было  сказано после, дух  человека при издыхании тела
удерживается в последних помышлениях  своих, пока не впадет снова в помыслы,
свойственные его  общим или  господствовавшим в мире чувствам и наклонностям
(affectio).  Мне в особенности дано было  постичь  и даже чувствовать как бы
притяжение или  усилие  к отрыву внутренних начал моих, т.е. духа  моего, от
тела и  было  объяснено,  что  это делается  от  Господа и что таким образом
совершается  воскресение. (*Этим несколько  объясняется выражение: умирать в
духе святости (mourir en odeur de saintete)
     450.  Небесные  ангелы  (ангелы  любви), находящиеся при восставшем, не
покидают его сами, любя одинаково  всякого человека. Но если  дух таков, что
не может долее пребывать в обществе ангелов небесных, то он сам хочет от них
отделиться. Тогда являются ангелы духовные (разума), приносящие ему свет; до
этого он мог только мыслить,  но ничего не  видел. И это было  мне показано:
казалось, будто ангелы  эти, разоблачая левый глаз усопшего, чтобы  дать ему
прозреть, сдвигали с него пелену к переносью. По крайней мере, так  казалось
восставшему, но это была одна  видимость. Когда ему кажется, что пелена  эта
снята, то  ему  видится  тусклый свет  как  бы спросонья, сквозь веки.  Этот
полусвет мне виделся небесного  цвета, но мне после было объяснено,  что это
не  всегда бывает одинаково. Затем как  бы нечто  мягкое нежно  снимается  с
лица, и  вслед за  тем  вносится духовное мышление. И это снятие с лица есть
одна  только  видимость;  это  означает,  что человек вступает из  состояния
природного мышления в духовное.
     Ангелы  крайне  внимательно  блюдут,  чтобы  в  восставшем не возникало
никакой  мысли, кроме истекающей от  любви; тогда они  объявляют ему, что он
дух. Коль скоро вновь прибывшему духу дан свет, то духовные ангелы оказывают
ему  всякие  услуги,  какие он  только может  в  этом состоянии  пожелать, и
поучают  его во  всем  относящемся к будущей  жизни,  насколько  он способен
понять  это.  Если  же  восставший не  таков, чтобы  желать поучений, то  он
порывается из  сообщества ангелов, но  не они сами покидают его, а он от них
отделяется: ангелы любят всякого и жаждут  служить всем, поучать и возносить
каждого к небесам; это их первая услада.
     Разобщаясь  таким  образом  с ангелами, восставший принимается  добрыми
духами, которые также  оказывают ему  всякие  услуги. Но если жизнь  его  на
земле была такова, что он не  может пребывать в обществе добрых духов, то он
стремится  и  от  них,  и это  повторяется, пока  он не найдет товарищества,
которое бы вполне отвечало мирской жизни его. Тут он обретает жизнь по  себе
и, как ни дивно это, продолжает жить подобно тому, как жил на земле.
     451. Это начальное состояние жизни человека после смерти  длится только
несколько  дней.  А  каким  образом  человек  затем  переводится  из  одного
состояния в другое и наконец либо в небеса, либо  в преисподнюю, будет вслед
за этим объяснено: мне и это дано было познать многими опытами.
     452. Я говорил с иными на третий день по кончине их, и все  объясненное
в н. 449, 450 было уже кончено. С тремя между прочих, которых я  знал в миру
и которым я сказал,  что в это самое время готовятся похороны для погребения
их тела, слова <i>для погребения</i> привели их как бы в ужас, и они  отвечали, что
они живы, а  в могилу  пусть зароют только то, что служило их земному  телу.
Они крайне дивились тому, что, живя во плоти, не верили  в такую  посмертную
жизнь, и еще более тому, что внутри  церкви почти все живут в таком неверии.
Когда не веровавшие в ту жизнь наконец, после смерти, убеждаются, что живут,
то  бывают  крайне изумлены  и  пристыжены;  но  те  из  числа  их,  которые
утвердились в  этом безверии,  приобщаются  к  подобным себе и отделяются от
верующих. Они  обыкновенно присоединяются к  какому-нибудь адскому обществу,
потому что такие  люди  также  отрицали  Божественное  (начало)  и презирали
истины церкви. В  какой  мере  кто  закоснеет в безверии относительно вечной
жизни, в такой  же  мере он  делается и противником  всего,  что относится к
небесам и церкви.

     <b>Человек после смерти является в совершенном человеческом образе</b>

     453. Образ духа есть образ человеческий, или дух есть человек даже и по
внешнему образу своему. Это следует из всего, что сказано  выше, особенно же
из тех глав, где говорилось,  что каждый ангел сохраняет  образ человеческий
(н. 73-77), что человек  по нутру своему есть дух (н.  432-444),  что ангелы
небесные происходят от рода человеческого (н. 311-317). Не менее ясно это из
того,  что человек есть человек по  духу своему, а  не по  телу и что  образ
телесный придан духу по его образу, а не наоборот, ибо дух облекается в тело
по образу своему. Поэтому дух человека и орудует  всеми  частями и частицами
тела и  частица его, не  управляемая  духом  или  в  которой  нет  духовного
деятеля, не жива. В этом всякому легко убедиться хотя бы из того только, что
мышление  и воля по  мановению  своему,  и вполне, управляют каждой частицей
тела и всеми вместе при полном их содействии.  А  что не содействует, то  не
есть  часть тела  и  выбрасывается из него  как неживое, мышление же и  воля
(которыми все это творится) свойственны духу, а не телу.  Отделясь  от тела,
дух не является человеку в человеческом образе, и равно невидим для него дух
другого  человека (до  отрешения  его  от тела)  по  той причине, что орудие
зрения,  или  глаза,  которыми  человек  видит  в  мире,  -  вещественны,  а
вещественное видит  одно  только вещественное.  Но  духовное видит духовное,
поэтому когда вещественное око  закрыто и устранено от содействия  духовному
оку,  которое становится  свободным,  тогда духи являются человеку  в полном
образе своем,  т.е. в человеческом; и не только духи  из духовного мира,  но
даже и дух другого человека, покуда он еще в теле.
     454.  Образ духа  по той  причине есть образ человеческий, что  человек
относительно  духа своего  создан по  образу  небес, ибо  все небесное  и  к
порядку  их относящееся вошло в состав (colatta) духа человеческого; поэтому
он  и способен  к  приему  разума и мудрости. Способность принимать разум  и
мудрость  или  способность  принимать  в себя небеса  -  одно  и то  же. Это
объяснено  там,  где говорится о свете и  тепле  небесном  (н. 126-140),  об
образе небес  (н. 200-212),  о  мудрости  ангельской (н.  265-275);  также в
главах, где говорилось, что небеса по образу своему как в общности, так и во
всех частностях изображают  человека (н. 59-77) и что такой образ небес есть
следствие Божественной человечности Господа (н. 78-86).
     455.  Все до  сих пор  сказанное  доступно понятию всякого рассудочного
человека, потому  что он убедится последовательной связью причин и  порядком
изложенных истин, но человек  нерассудочный всего  этого не поймет по многим
причинам, а главное, потому, что понять не хочет: истины эти противны ложным
убеждениям, которые он усвоил  себе за истины. А кто понимать не  хочет, тот
замыкает небесный доступ к своему рассудку, хотя путь этот всегда может быть
открыт, лишь бы воля этому не противилась (см. н. 424).
     Что  всякий   человек   может  понимать   истины  и   быть  рассудочным
(rationalis),  если сам захочет, это было мне доказано многими опытами. Злые
духи, став  безрассудочными  (или безумными)  вследствие отрицания в мирской
жизни Божества и всех истин церкви  и утвердившись в таком безверии, нередко
Божественной силой были  обращаемы к пребывающим в  свете истины.  Тогда они
понимали  все наравне с ангелами,  признавали  всякую  истину  и сознавались
сами, что все это понимали. Но  как только впадали опять в себя, обращаясь к
наклонностям  (affectiones) воли своей,  то  ничего  не  понимали и говорили
противное.
     Я даже  слышал некоторых адских духов, говоривших, что  они, делая зло,
знают и постигают  это, равно знают, что мыслят ложь, но что они  не в силах
противостоять удовольствию  любви своей, т.е. воле своей, которая направляет
мысли их  таким образом, что зло им кажется благом, а ложь истиной. Из этого
следует, что все живущие  во  лжи по злу  своему могли бы понимать истины  и
быть рассудочными, но не хотят; а не хотят, потому что они любят ложь более,
чем истину, так  как ложь  эта отвечает  злу, в  котором они живут. Любить и
хотеть - это одно и то же: что человек хочет, то он любит, а что любит, то и
хочет. По этой причине, т.е. что человек  может понимать истины и убеждаться
в  них,  если только  захочет, дано мне подтвердить путем  рассудка духовные
истины  церкви  и небес, чтобы  ложь,  которая у многих затемняет  рассудок,
рассеяна  была  его  суждениями  и  таким  образом   зрение  хоть  несколько
прояснилось.  А  подтверждать  духовные  истины  рассудком  дозволено   всем
обретающимся в истине.  Кто  бы, например, мог когда-либо понять Слово Божие
по одному только буквальному смыслу его, если б не  старался объяснить  себе
рассудком  содержащиеся  в  нем истины?  Неисполнение этого  было  поводом к
искажению истин Слова и к расколам.
     456. Что  дух человека, отделясь  от тела, тот же человек и  в таком же
образе, в этом я убедился ежедневным опытом в течение нескольких лет. Тысячи
раз я видел духов таких, слушал их, беседовал с ними, и  между прочим о том,
что люди не  верят  этому состоянию, а  верующих ученые называют простаками.
Духи всем  сердцем скорбели,  что такое невежество еще господствует в свете,
особенно  же  в церкви. Они говорили, что оно  произошло более  от  самих же
ученых, которые размышляли о душе по чувственному и телесному. Поэтому они и
составили  себе  о  ней понятие  как о чем-то мысленном, что, будучи  лишено
предмета,  в  котором бы  оно пребывало и из  которого бы  оно  действовало,
представляет нечто  летучее,  эфирное,  разрушаемое  по смерти тела.  Но как
церковь на основании Слова верует в  бессмертие души,  то и  нельзя  было не
придать  душе  какую-либо  жизненность, именно вроде  живой мысли,  которая,
однако,  до вторичного  ее соединения  с телом лишена  свойственной человеку
способности  ощущения. На  этом  понятии  основано учение  о  воскресении  и
верование, что  соединение это последует на Страшном суде. Вот почему, думая
о  душе  согласно  этому  учению  и предположению,  нет  никакой возможности
составить себе о ней понятие как о духе, и притом в образе человека. К этому
должно еще прибавить, что  ныне едва ли кто знает,  что понимать  под словом
духовное, а еще  менее,  что всякое  духовное  существо, как и  все  духи  и
ангелы, одарено человеческим образом. Поэтому почти все вновь прибывающие из
нашего  мира крайне изумляются,  что они живы  и остались такими  же людьми,
какими были  и прежде;  что они видят, слышат, говорят  и что  даже тело  их
одарено тем же чувством осязания  -  словом, что не  находят  в себе никаких
перемен (н. 74).
     Надивившись себе, они изумляются тому, что церковь ничего не знает ни о
таком  посмертном состоянии человека,  ни, следовательно, о  небесах и  аде,
несмотря на то что все жившие на земле перешли в тот мир и живут там людьми.
Они  дивились  также, почему  все это  не открывается  человеку  посредством
видений, так как это существенно относится к верованиям церкви. Но им на это
сказано  было  с небес,  что  это легко  могло  бы  сделаться  по Господнему
соизволению, но нисколько не  убедило бы  неверующих и упорствующих в ложных
понятиях своих. Если б даже они и сами увидали, они бы и  тогда не поверили.
К этому было прибавлено, что опасно убеждать видениями людей, находящихся во
лжи,  потому  что   они   бы,  может   быть,  и  поверили   вначале   такому
доказательству, но  затем  опять стали бы отрицать, кощунствуя  над истиной.
Кощунством, или поруганием истины, называется, если кто  сперва верит ей,  а
потом снова  отрицает;  такие  поругатели  низвергаются в самую  глубокую  и
страшную преисподнюю. Эта-то опасность и разумеется в словах Господа: <i>"Народ
сей ослепил  глаза свои  и отменил сердце  свое, да  не  видят глазами, и не
уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их"; а что находящиеся во
лжи  не  стали бы верить,  это разумеется в следующих словах: "Авраам сказал
ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их." Он же сказал: нет, отче
Аврааме; но, если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал
ему:  если Моисея  и пророков не  слушают,  то,  если  бы кто  и из  мертвых
воскрес, не поверят"</i> (Иоан. 12. 40; Лук. 16. 29-31).
     457. Вступая  в мир духов вскоре по восстании своем, человек  сохраняет
мирской облик  свой и  речь, потому что  еще  пребывает во внешности своей и
внутренние начала его еще не отверзты; это есть первое состояние человека по
кончине его.  Но затем  лицо его  изменяется и принимает  совсем  иной  вид,
вполне  согласный  с  чувствами  (affectiones)  его  или той  господствующей
любовью, в которой пребывали внутренние начала духа его, когда он был еще на
земле во плоти.  Ибо лицо духа в человеке  весьма отлично от лица телесного;
последнее дается от родителей, первое же есть изображение чувств его. В этот
образ дух облекается в посмертной жизни, когда он лишается внешности своей и
внутреннее его разоблачается. Это третье состояние человека.
     Мне случалось  видеть недавних пришельцев в тот мир, и я узнавал их  по
лицу  и  по речи, но  впоследствии  я уже не  узнавал их: жившие  в чувствах
добрых принимали облик прекрасный, а жившие  в дурных -  облик  безобразный,
ибо  дух человека  сам  по  себе  есть не что  иное, как  чувства любви  его
(affectiones),  а лицо или вид его  есть  внешний их  образ.  Лицо  меняется
потому, что в той жизни нельзя, притворяясь, выказывать  те чувства, которых
нет; нельзя принимать  лицо или образ, противный господствующей любви своей.
Там все  приводятся в такое состояние, что вынуждены  говорить как мыслят, а
лицом  и телодвижениями  выражать  то, чего  хотят.  Поэтому лицо  каждого и
делается  образом или  выражением его внутренних  чувств; поэтому также  все
знавшие Друг друга в миру знаются и в мире духов, но не знаются более в  раю
и в аду, как было сказано выше (н. 427).
     458. Внешний образ лицемеров  изменяется позже и медленнее, потому  что
они   долговременной   привычкой   усвоили  себе  способность  слагать  свои
внутренние начала (или нутро свое) в подражание добрых  свойств; поэтому они
долго не  являются  в  безобразии своем. Но  как притворство  их  постепенно
разоблачается и внутренние начала духа их располагаются по образу их чувств,
то  сами  они  и  становятся безобразнее  всех прочих. Лицемерами называются
люди,  ведущие  ангельские  речи,  но  внутри  себя признающие  одну  только
природу, отрекаясь от всего Божественного, от церкви и небес.
     459. Образ  человека после  смерти  тем прекраснее, чем он глубже любил
Божественные истины и  более жил по ним, потому что по любви этой и по жизни
его  отверзаются  и  образуются  внутренние  начала  всякого  человека.  Чем
господствующая любовь глубже и внутреннее,  тем она сообразнее с небесами  и
тем  изящнее  сама внешность ее или образ.  Поэтому  ангелы самых внутренних
небес прекраснее всех прочих: они выражают  образ  небесной  любви. Любившие
Божественные истины только наружно и жившие согласно этому  менее  прекрасны
собой, потому что внешнее добро их едва только  мелькает  светом на лице их;
внутренняя, небесная,  любовь  не просвечивает  из  внутренних  начал их,  а
следовательно, и нет на них небесного образа. В лицах их,  не одухотворенных
внутренней  жизнью,  есть как  бы  что-то  темное,  мрачное.  Словом, всякое
совершенство растет восходя внутрь и уменьшается нисходя ко внешнему, в  той
же мере растет и убывает внешний образ красоты. Я видел лики ангелов третьих
небес:  никогда и никакое искусство живописца  не в  силах  придать  краскам
своим что-либо похожее на  этот свет и блеск, достигнуть тысячной доли этого
жизненного света. Только лица ангелов  низших  небес могут быть изображены с
некоторым сходством.
     460. Объявлю напоследок еще одну тайну, до сих пор никому не известную:
всякое благо и истина, исходя от Господа и образуя небеса, являются в образе
человеческом, и  притом не только в целости и  высшей степени своей, но и во
всех частях и в малейшей степени. Образ этот проникает всякого, кто приемлет
от Господа благо  и истину,  почему всякий на небесах и  сам принимает образ
этот  по мере  приема  благ  и истин.  Вот  почему небеса себе подобны как в
целости,  так и в частностях  и образ человеческий свойствен всему цельному,
как  каждому обществу, так и  каждому ангелу (см. н. 59-86).  К этому должно
еще  прибавить,  что  тот  же  образ  свойствен  и  каждой  отдельной  мысли
ангельской, исходящей от небесной любви,  но тайна эта едва ли постижима для
человека, хотя ясно постигается ангелами, пребывающими в небесном свете.

     <b>Человек после смерти вполне сохраняет чувства, память,
     мысли и любовь (affectiones), принадлежавшие ему в миру,
     покидая одно только земное тело свое</b>

     461.  Множество  опытов  убедили меня  в том, что  человек,  перейдя из
природного мира в духовный, т.е. умирая, уносит с собой все свое,  т.е. все,
что принадлежит ему как  человеку, кроме одного  только земного тела своего.
Вступая  в духовный мир,  или в посмертную жизнь, человек обретается в таком
же теле  или образе без всякого видимого различия, по крайности  сам  он  не
видит и не чувствует никакой разницы, но тело его уже духовное, отрешенное и
очищенное  от  всего  земного.  А  если духовное  осязает и  видит  что-либо
однородное,  духовное же, то  это точно  то  же,  как бы природное осязало и
видело предмет природный.  Поэтому человек, обратясь  в  духа,  не  замечает
никакой перемены, не знает, что скончался, и считает себя все в том же теле,
в каком был на земле. У человека-духа те же  внешние  и  внутренние чувства,
какие были даны ему на земле:  он видит, как прежде,  слышит  и говорит, как
прежде, познает обонянием, вкусом и осязанием,  как прежде.  У него такие же
наклонности (affectiones),  желания, страсти,  он думает, размышляет, бывает
чем-либо затронут или поражен,  он любит и  хочет,  как  прежде;  кто  любил
заниматься ученостью, читает и пишет по-прежнему.
     Словом, перейдя от одной жизни к другой, из одного мира в иной, человек
как будто перешел только из одного места в другое, унося  с собой все, что в
нем  было своего,  человеческого,  в такой  мере,  что никак нельзя сказать,
чтобы человек  после смерти  своей,  касающейся  только  земного  тела  его,
что-либо  утрачивал. При нем остается даже  природная память его, он  помнит
все,  что, живя на земле,  слышал, видел, читал,  чему  учился, что  думал с
первого детства своего до конца земной жизни. Природные же предметы, которые
вообще не могут быть восстановлены  в духовном мире, покоятся  в памяти его,
как  они покоятся и в  человеке,  когда он не  думает о них.  Но даже и  эти
предметы  соизволением  Господним восстанавливаются (в памяти), о чем, как и
вообще о состоянии памяти нашей после смерти, будет говориться ниже. Человек
чувственный  не  может  понять и поверить, чтобы  таково  было состояние его
после смерти,  потому  что чувственный человек  не может мыслить  иначе  как
по-природному, даже о предметах духовных,  а  потому  чего  он не чувствует,
т.е. не видит телесными глазами и не ощущает руками, то  отрицает и тому  не
верит, как говорит  Иоанн о Фоме (20. 25, 27, 29). О чувственном  человеке -
см. н. 267.
     462.  За  всем тем, однако, велика разница между жизнью человека в мире
духовном  и жизнью его в мире земном, или природном, как в отношении внешних
чувств (sensus)  и их наклонностей (affectiones), так и в  отношении  чувств
(sensus)  и  наклонностей  (affectiones)  внутренних.  У  жителей  небесного
царства  внешние  чувства  (sentiunt)  несравненно тоньше, слух и зрение  их
стоят на высшей степени, и  размышления их  более  мудры, ибо они видят  при
свете небесном, который многими степенями превосходит  свет земной (н. 126),
а  слышат посредством  духовной атмосферы, которая  также  многими степенями
превосходит  земную.   Разницу  между  внешними  чувствами  того  и  другого
состояния сравнить можно  с различием между ясным небом и темным туманом или
между полуденным светом и сумерками.
     Свет небесный как Божественная истина до того изощряет  зрение ангелов,
что они видят и ясно различают мельчайшие предметы; к тому же внешнее зрение
их отвечает внутреннему,  или разуму, ибо то  и  другое  зрение сливается  у
ангелов в  одно, отчего и дана  ему такая степень остроты. Подобным  образом
слух у них отвечает постижению разума и воли, вследствие чего они в звуках и
голосе беседующего познают все тонкости и  мелочи чувств любви его и мыслей,
а именно: в звуках слышат все чувства его, а в голосе - мысли (н. 234, 245).
Но прочие внешние  чувства, кроме зрения и слуха, не  столь тонки у ангелов,
потому  что зрение  и  слух  служат  разуму  и  мудрости;  прочие же внешние
чувства,  при  одинаковом  развитии  их,  оттеснили  бы  свет и  наслаждение
мудрости, заменив их наслаждениями  удовольствий, относящихся  к телу и  его
различным наклонностям, а эти  наслаждения чем более  преобладают, тем более
затемняют и ослабляют разум - как это и делается  нередко на земле, где люди
бывают тем  тяжелее и тупее относительно истин духовных, чем более предаются
чувственным  наслаждениям.  О  том,  что   и  внутренние  чувства   ангелов,
относящиеся к мышлению и наклонностям  их, несравненно тоньше и совершеннее,
чем  были  у  них в мире, говорится в главе  о мудрости небесных ангелов (н.
265-275).
     Между состоянием жителей преисподней и их состоянием на  земле  разница
также велика: в  какой  мере внешние  и  внутренние чувства небесных ангелов
совершенны и превосходны, в такой же мере чувства эти тупы и грубы в аду, но
об этом будет говориться ниже.
     462<sup>[dis]</sup>. Я  также на деле убедился,  что  человек  уносит с
собой в ту жизнь всю память свою. Много замечательного в этом роде видел я и
слышал  и  передам кое-что  по порядку.  Были  духи,  которые  отпирались от
мирских преступлений  своих и непотребств. Чтобы не сочли их невинными,  все
было открыто и все дела  и поступки  эти выбраны были из памяти их и оценены
по  порядку, от младенчества  и  до конца  земной  жизни их; они  относились
большей частью к  прелюбодеяниям и блуду. Были и  лукавые  обманщики и воры.
Лукавство и воровство их прочтено было по делам, частью никому в мире, кроме
их  самих, неизвестным. Этим вынуждено было полное сознание, потому что дела
их   являлись   как  бы  в  полном  свете,   со   всеми  помыслами,  целями,
удовольствиями  и  опасениями, какие были в то время на  душе  преступников.
Были и продажные судьи,  торговавшие правдой.  Дознание  сделано было и  над
ними, по  розыску в  их же памяти,  с оценкой всех  деяний их с  первого дня
поступления  их  в должность  и  до последнего. Все мелочные  обстоятельства
каждого случая по количеству и по качеству,  время,  помыслы и замыслы - все
это  вместе  вызывалось  из  памяти,  и  сотни  событий  как  бы снова наяву
совершались. Изумительно, что некоторым даже читались вслух  и от  строки до
строки  записки  их, в которых они сами некогда  записывали свои деяния. Тут
были и  рушители женской  чистоты и непорочности. Призванные к  такому суду,
они  уличены  были  из  разоблаченной  памяти  своей,  с  проявлением   всех
обстоятельств каждого  случая. Даже сами лица  девиц и женщин, о которых шла
речь, как бы присутствовали видимо, равно местность, речи и помыслы; все это
внезапно представлялось глазам.
     Некоторые  явления  нередко  длились  по  целым  часам.  Тут  был  один
клеветник,  который  считал  нипочем  злословить  о  других. Я  слышал,  как
насчитывались по порядку все осуждения и  богохульства его  точными  словами
его, с поименованием лиц, о которых и даже при которых они были сказаны. Все
это проявлялось, как бы в то же время совершаясь в лицах, хотя все клеветы и
наговоры  эти  заботливо  скрываемы  были виновным. Был другой,  завладевший
через лукавые происки наследством родного. Его уличили и осудили, причем, на
диво мне,  письма и  записки их были прочитаны  вслух,  без пропуска единого
слова.. Он же незадолго до смерти своей тайно отравил соседа; это обнаружено
было таким образом:  судимый стал  копать под  собой яму, из которой, как из
могилы, восстал человек, взывая к нему: "Что ты  сделал со мной?" Тогда  все
объяснилось: как  убийца, дружески беседуя  с ним, поднес ему отраву, что  и
как замышлял наперед, что случилось после и пр. Затем  он осужден был  в ад.
Одним словом, все злодеяния, преступления,  кражи,  лукавства, мошенничества
обнаруживаются  и оглашаются  из самой памяти  злого  человека,  нет никакой
возможности  отпираться, потому что  все  улики  налицо, все  обстоятельства
каждого случая. По случаю разбора и пересмотра ангелами памяти одного духа я
услышал или узнал все, что только  бывало у него в мыслях  в течение  целого
месяца, день за днем, безошибочно и в том же порядке, как это происходило  в
прошлые дни.  Из примеров этих должно убедиться, что человек  уносит с собой
полную  память  свою и что нет такой  тайны в мире, которая бы не огласилась
после  смерти,  и  притом  всенародно,  по   словам  Господа:  <i>"Нет   ничего
сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что
вы сказали в темноте, то у слышится во свете; и что  говорили  на ухо внутри
дома, то будет провозглашено на кровлях"</i> (Лук. 12. 2, 3).
     463. Разоблачая деяния  человека после смерти, ангелы, которым поручено
дознание это, рассматривают  лицо его и все тело начиная с пальцев обеих рук
и далее все части тела. Когда же я дивился этому, то мне было объяснено, что
все относящееся  к мысли  и воле человека отпечатано в мозгу как в источнике
этих  начал, вследствие чего это отпечатывается и  во  всем теле, потому что
мышление и хотение переносятся  от  источника  своего  ко всем  частям тела,
пребывая  там в  последних, т.е. в крайних, плотских  пределах.  Поэтому что
отпечатано в памяти вследствие воли и помыслов ее -  отпечатано  не только в
мозгу, но  и во всем человеке,  пребывая  в нем всюду  в  порядке, согласном
порядку  частей тела.  Из этого следует, что человек в общности своей таков,
каков он по  воле  и исходящим из нее помыслам своим; злой человек есть свое
же олицетворенное зло, а добрый человек - свое добро. Из этого можно понять,
что разумеется  под  книгой жизни человека,  о которой говорится  в Слове, а
именно: что все  дела и мысли человека отпечатаны во всем составе тела его и
что они, будучи вызваны из памяти его, являются как бы прочитанные по книге,
а  при рассмотрении духа при небесном свете  - как бы изображаемые в  лицах.
Прибавлю к этому еще нечто замечательное о загробной памяти, убедившее меня,
что не  столько  общие  предметы, но  и  самые частные,  однажды вошедшие  в
память, остаются там вовеки. Я видел исписанные книги, как здесь, и мне дано
было знать, что они взяты из памяти писателей и что в книгах этих, в отличие
от сочинений, писанных на земле, не пропущено ни одного слова.
     Таким образом, из памяти каждого  могут извлекаться все дела и мысли до
последних мелочей, давно забытых им на земле. И причину этого мне объяснили:
у человека память двоякая - внешняя и внутренняя; первая свойственна ему как
человеку природному, вторая - как духовному. Все, что человек мыслил, хотел,
говорил,  делал,  даже  что  слышал  и видел, неизгладимо  отпечатывается во
внутренней  памяти  его.  Неизгладимо же  оно  оттого,  что  в то  же  время
усваивается духом  и телом его, как объяснено было выше. Таким образом,  дух
образуется по мыслям и делам воли своей. Знаю, что  все это покажется крайне
странным  (парадоксом)  и едва  ли  найдет  в  людях веру, тем  не менее это
истина. Итак, не думайте, что какие-либо мысли  и тайные дела человека могли
оставаться скрытыми после смерти его; все тогда до  самых мелочей видно, как
при ясном свете.
     464. Хотя внешняя,  или  природная, память и остается в человеке  после
смерти, но чувственное  и  природное в ней не  воспроизводится в том мире, а
заменяется  духовным  по  закону  соответствия.  Духовное  же это,  представ
зрению, является,  однако, точно в таком  же образе, как в  мире  природном,
потому что всякое явление на небесах во всем подобно явлению земному, хотя в
сущности своей есть явление  не природное, а духовное (см. об изображениях и
видимостях  на  небесах  н.  170-176).  Но  внешняя,  или природная,  память
относительно  предметов  вещественных,  времени  и  пространства  или вообще
относительно всего природного, земного  не служит духу на ту же потребу, как
некогда  в  миру,  потому  что человек  в  миру,  мысля  по  одному внешнему
чувственному  началу  своему без  внутреннего  чувственного, или  разумного,
начала, судит по-природному,  а не по-духовному.  Напротив, в будущей жизни,
когда дух живет уже в мире духовном, он и мыслит не по природному быту, а по
духовному. Мыслить духовно значит мыслить по разуму или рассудку, вот почему
внешняя,  или  природная, память  относительно  понятий  вещественных  тогда
покоится,  а  в дело идет только  то, что человек посредством их приобрел на
земле и приобщил рассудку.
     Память  вещественная потому покоится,  что там вещественные понятия  не
могут быть восстановлены: духи и ангелы беседуют по  мыслям и чувствам, духу
их свойственным; обо всем же, что не совпадает с этим, не может быть у них и
речи (см. о речи ангельской н. 234-257). Поэтому  и человек становится после
смерти  настолько  разумным,  насколько  он  науками  и знанием языков  стал
разумен здесь, а вовсе не по количеству изученных им языков и наук.
     Я говорил со многими,  которых  в  свете считали весьма учеными, потому
что они  знали древние  языки -  еврейский, греческий, латинский,  но они не
образовали разума своего тем, что писано  на этих языках, и некоторые из них
являлись столь же  простыми, как  неученые, никогда не  знавшие языков этих.
Иные казались даже вовсе невежами, оставаясь тем  не менее  в  самодовольной
уверенности, что  они ученее и мудрее прочих. Я беседовал с духами,  которые
при  жизни своей в миру полагали, что  человек умнеет  и мудреет в той мере,
как  богата  память его знанием. Исполняясь таким запасом, они  всегда почти
говорили только по памяти, стало быть, не от себя, а от других, нисколько не
образовав разума своего сокровищами памяти.  Такие духи являлись тупоумными,
а  иные полоумными, не постигали  вовсе никакой  истины,  не умея  различить
истины от  лжи,  а схватывая  всякую  ложь,  которую  так называемые  ученые
выдавали за истину. Они сами собой ничего не умели обсудить, что так, что не
так, что право, что криво, а слушая других, ничего рассудком не постигали.
     Говорил я и  с  такими,  которые в миру много писали  по  всем отраслям
учености, чем и славились  по  всему свету. Иные могли рассуждать об истинах
здраво, а другие, хотя и понимали истины, когда  обращаемы были к  живущим в
свете истины,  но  не  хотели понимать их  и потому отрицали их,  коль скоро
находились  опять во лжи своей или  сами в себе. Некоторые понимали не более
того, как неученый простолюдин; словом, каждый  различно и по-своему  смотря
по  тому, как  кто  образовал  разум  свой  научно  тем, что  сам  писал или
выписывал у других. Но  те, что восставали  против истин церкви и размышляли
только  научно,  утверждаясь  этим  во  лжи, нисколько  не образовали разума
своего,  а изощрили только  способность  к рассуждениям  и заключениям.  Эта
способность,  вопреки  мирским  понятиям,  весьма  различна  от  разума, она
утверждает и  доказывает все, что  любо; она ведет  от произвольных начал  и
через обманчивые заключения - к ложным убеждениям, а не к истине. Такие люди
никогда не  могут  быть  доведены до познания истины, потому что  истина  не
познается через ложь, а,  напротив,  ложь  познается через истину.  Разумное
начало в человеке подобно саду, или цветнику, или вспаханной почве: память -
почва, научные истины и познания  - семена; светом и теплотой  небесной семя
прозябает, а без  них ростка не дает. То  же станется и с разумом, если свет
небесный, т.е. Божеская истина, и теплота небесная, т.е. Божеская любовь, не
будут допущены; ими только стоит  разум.  Ангелы  крайне скорбят  о том, что
большей  частью  ученые приписывают все  природе  и замыкают этим внутренние
начала духа своего, почему  и не могут видеть никакой истины при свете самой
истины, т.е. при свете небесном. По этой причине они на том свете и лишаются
способности  рассуждения,  чтобы  умствованиями своими не соблазняли добрых,
простых людей и не  посевали в  них  ложь. Умствователи эти  там ссылаются в
пустыни.
     465.  Один из духов пришел в негодование  оттого, что не мог припомнить
многого такого, что  знал  в плотской  жизни, жалея  об утрате удовольствия,
которым некогда  столько  наслаждался. Ему  отвечали, что он ровно ничего не
утратил и что при нем осталось  все, что он знал в  общности и в  частности.
Что в мире том, где он теперь пребывает, не дозволено только выкладывать все
это из памяти, а с него будет и того, что он теперь может мыслить и говорить
гораздо лучше и совершеннее, не погружая разума своего, как прежде, в густой
мрак, в грубые,  вещественные  и плотские предметы, вовсе бесполезные  в том
мире; что теперь ему дано все нужное для вечной жизни и что нет иного пути к
счастью и  блаженству; что одно только невежество может полагать, будто бы в
царстве  этом  с  удалением всего  вещественного в  памяти  погибает и самый
разум,  меж тем как, напротив, насколько дух отвлекается от чувственного как
принадлежности человека  или тела,  настолько он  возвышается к  духовному и
небесному.
     466.  Различные виды памяти иногда в той жизни представляются  глазам в
образе,  который там только может  появиться  (там многое видится  глазами в
образе, что здесь представляется только в мыслях). Внешняя память является в
виде  хрящеватого,  мозолистого вещества (corpus callosum), а внутренняя - в
виде мозговатого вещества  человеческого мозга,  из чего  и  видно  качество
памяти того  и другого  вида. У людей, которые  старались  только развить  и
расширить  память  свою,  не  заботясь  об  образовании  разума, память  эта
является в виде твердого нароста, протканного изнутри как бы сухожилием. Кто
переполняет память свою ложными понятиями, у  того она  является косматой, с
всклокоченными волосами, потому что наполнена беспорядочным сбродом понятий.
У изощрявших память свою из  любви к себе и к миру (самотности и суетности),
она  является вязкой, клейкой, частью  окостенелой. Кто  хотел проникнуть  в
Божественные  тайны  наукой,  особенно  посредством философии, и  верил тому
только, чего достигал  этим путем,  у того память является мрачной, и притом
такого свойства, что, поглощая лучи  света, обращает  их в тьму. У лукавых и
лицемеров она принимает вид твердой кости или черного дерева и отражает лучи
света. У  тех,  напротив, что  жили в благе  любви и в истинах веры,  память
вовсе не появляется в виде твердого, хрящеватого вещества, потому что  у них
внутренняя память  посылает лучи света в память внешнюю,  в предметах или  в
мыслях  которой лучи эти  оканчиваются,  как  в основании  или почве  своей,
находя  тут  себе  усладительные  восприемники.  Внешняя  память  в  порядке
степеней  есть  последняя, в  которой  духовное  и небесное  оканчивается  и
пребывает, если находит там блага и истины.
     467.  Если  человек в миру живет  в  любви к Господу и в  милосердии  к
ближнему, то  при нем  и в нем есть  разум  и  мудрость ангельские, скрытые,
однако, в самых внутренних началах (или тайнике) его (in intimis) внутренней
памяти.  Поэтому  разум  и   мудрость  эти  никогда  не  могут  обнаружиться
(аррагеге)  в человеке до освобождения его от  плоти; тогда природная память
усыпляется и качества эти пробуждаются в памяти внутренней, а напоследок и в
ангельской, небесной.
     468. Скажем  в немногих словах,  каким образом  рассудочное (rationale)
начало,  или   рассудок,  в  человеке  вырабатывается   и  совершенствуется.
Подлинное рассудочное начало основано на истинах, а не на лжи; ложные данные
никак  не  могут  образовать рассудка. Истины  бывают  троякие: гражданские,
нравственные   и  духовные.  Первые  относятся  к  правде,  к  управлению  в
государстве  и вообще к справедливости и беспристрастию; вторые  относятся к
житейским  сношениям человека с  обществом  и  членами  его,  вообще же -  к
искренности и прямоте,  а  в  частности -  ко  всем  житейским добродетелям;
третьи, истины  духовные, относятся к небесному  быту и  к церкви,  вообще к
благу любви и истине веры.
     Три   степени   жизни  человека  объяснены  выше   (н.  267):  рассудок
отверзается  в первой степени  через истины гражданские;  во  второй - через
истины нравственные, в  третьей -  через духовные. Но  должно объяснить, что
рассудок образуется и отверзается  в человеке не одним  только  знанием этих
истин, но приложением  их  к  делу,  жизнью  своей  по ним.  А жить  по  ним
называется  любить их по духовной любви (affectio),  т.е. любить правду ради
правды, любить искренность и прямоту ради прямоты,  а благо и  истину - ради
блага и истины. Напротив, жить по ним и любить их по любви телесной - значит
любить их ради себя  самого,  ради славы своей, почести или корысти. Поэтому
насколько человек любит истины  эти по любви или страстям мирским, телесным,
настолько он уклоняется от  рассудка; он любит не истины эти, а себя самого,
обращая  истины в  слуг  своих,  как  господин  служителей. Если  же  истины
порабощаются,  то они  не входят  внутрь человека  и не  отверзают ни  одной
степени жизни его, ни даже  самую последнюю степень, а  поселяются  только в
памяти его  как нечто  научное  в  вещественном образе и  тут соединяются  с
любовью  к  себе, т.е. с любовью плотской.  Из этого видно,  каким  порядком
человек  становится  существом  рассудка,  а именно:  он  достигает этого  в
третьей  степени духовной любовью  благ  и истин,  относящихся к  небесам  и
церкви,  во  второй степени любовью  к  искренности и  прямоте,  а  в первой
степени любовью к  справедливости и  правде. Любовь двух  последних степеней
также становится духовной по духовной любви к благу и истине, потому что эта
последняя влияет на первую, соединяется с ней и, так сказать, образует в ней
свое подобие.
     469.  Духи  и  ангелы  наделены такой же памятью,  как  и  люди. В  них
остается все, что они слышат, видят, мыслят, чего желают и что делают, чем и
образуется  постоянно  и  вовеки   их  рассудок.  Поэтому  духи   и   ангелы
совершенствуются  в  разуме  и мудрости, познавая истины и блага,  наравне с
человеком.  Все это познал  я многократным  опытом:  я  видел, как из памяти
духов  вызываемо было  все,  что они думали и  делали  явного  и скрытного в
обществе  других духов; я также видел, каким  образом  бывшие  в  какой-либо
истине вследствие жизни их в простом добре исполнялись  научными познаниями,
а через них и разумом и затем возносились в небеса. Но должно объяснить, что
познаниями  этими  и  разумом человек  может исполниться на том  свете в той
только мере, в какой он здесь любил благо и истину, и отнюдь не более этого.
Каждый дух и ангел сохраняют ту любовь (наклонность, вожделение), какой жили
в   миру,   и  притом   в  таком   же  количестве   и   качестве,эта  любовь
совершенствуется  пополнением  в  течение  вечности.  Ничто  не  может  быть
наполнено  во  веки веков,  потому  что  все  может  бесконечно  изменяться,
обогащаться и пополняться, а стало  быть, и множиться и плодиться; благу нет
конца, потому что  самый источник  его бесконечен. О том, что духи  и ангелы
нескончаемо  совершенствуются в  разуме и мудрости  познанием  истин и благ,
сказано было  в  н.  265- 275; 318-328;  329-345; а что это  делается только
соразмерно той степени любви к благу и истине, какой достигали они на земле,
а не свыше того, об этом упомянуто уже в н. 349.

     <b>Человек после смерти таков, какова была жизнь его на земле</b>

     470. Всякому христианину ведомо из Слова Божиего, что собственная жизнь
человека  остается после  смерти его  при нем, ибо во многих  местах в Слове
говорится,  что  человек судится и награждается по делам своим и  поступкам.
Кто размышляет по благу и по  самой истине,  тот также не иначе  думает как:
что человек доброй жизни  идет в небеса, а худой в  ад. Одни только  живущие
сами во зле не хотят верить, чтобы состояние их после смерти было согласно с
жизнью  их  в  мире, но  думают,  в  особенности  когда болеют, что  царство
небесное может достаться каждому по одному милосердию  Божию,  как бы кто ни
жил, и что оно дается каждому по вере его, которую они от жизни отделяют.
     471.  Что человеку вменяются дела его и он по ним судится,  говорится в
Слове во многих местах. Например: <i>Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца
Своего с  Ангелами  Своими; и тогда воздаст каждому  по делам  его</i> (Мат. 16.
27). <i>Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит  Дух, они успокоятся
от трудов своих,  и  дела их  идут вслед за ними</i> (Откр.  14.  13).  <i>И воздам
каждому из вас по делам вашим</i> (2. 23).  <i>И увидел я мертвых, малых и великих,
стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная  книга  раскрыта,  которая
есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с
делами своими. Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали
мертвых, которые были в них;  и судим был  каждый по делам  своим</i>  ( 20. 12,
13). <i>Се,  гряду  скоро, и возмездие Мое со Мною,  чтобы  воздать каждому  по
делам его</i> (22. 12). <i>Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их,
уподоблю мужу благоразумному, который построил  дом свой на камне. А всякий,
кто   слушает  сии  слова  Мои  и  не  исполняет   их,  уподобится  человеку
безрассудному, который  построил  дом свой  на  песке</i>  (Мат.  7. 24, 26). <i>Не
всякий,  говорящий  Мне:  Господи! Господи! войдет  в Царство  Небесное,  но
исполняющий  волю  Отца  Моего  небесного. Многие  скажут Мне  в  тот  день:
Господи! Господи! не от Твоего  ли имени мы  пророчествовали? и  не Твоим ли
именем бесов изгоняли?  и не твоим ли именем  многие чудеса творили? И тогда
объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, делающие беззаконие</i> (7.
21-23).  <i>Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших
учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня,
все делатели неправды</i> (Лук. 13. 26, 27<i>). И  Я воздам им по их поступкам и по
делам рук их</i> (Иер. 25. 14). <i>Великий в совете и сильный в делах. Которого очи
отверсты  на все пути  сынов  человеческих, чтобы воздавать каждому по путям
его и по плодам дел его</i> (32. 19). <i>И накажу его по путям его, и воздам ему по
делам его</i> (Ос. 4. 9). <i>Как определил Господь Саваоф поступить с нами по нашим
путям и по нашим делам</i> (Зах. 1. 6). Где Господь говорит о последнем суде. Он
взвешивает  только дела,  возвещая, что войдут в царствие небесное жившие  в
добре по делам своим, а за дурные дела люди будут осуждены (Мат. 25. 32-46);
также  во  многих  местах, где идет  речь о спасении  и осуждении  человека.
Очевидно,  что дела и  поступки человека составляют внешнюю жизнь его и  что
они показывают, какова его внутренняя жизнь.
     472. Но здесь разумеются дела и поступки не  в том только виде, в каком
они  являются во внешности,  но и  в  том, каковы  они  внутри человека, ибо
всякому известно,  что дела и поступки  вытекают из воли  и мыслей человека;
если бы  не так, то это  были бы  только безотчетные движения  автомата  или
машины. Поэтому всякое дело или действие  само по себе есть не что иное, как
проявление, одушевляемое и  оживотворяемое волей и мыслью до того, что может
быть названо волей  и мыслью в проявлении  своем  или же волей  и  мыслью во
внешнем  образе. Из  этого  следует,  что всякое  действие или дело  таково,
каковы  воля  и мысль, от которых действие произошло. Если воля и помышление
благи, то и дела благи; если  же дурны - то и дела дурны, хотя бы во внешнем
образе и не отличались от первых дел.
     Тысяча человек  могут  сделать  одинаковое дело, т.е.  действовать  или
поступать  одинаково,  и  притом до того сходно, что относительно проявления
или внешности почти нельзя  найти в делах  этих никакой разницы. А между тем
каждое из дел этих,  рассмотренное само по себе,  будет различно, потому что
каждое произошло от иной причины или воли.  Возьмем, для  примера, прямое  и
правдивое обращение с товарищами. Один может показать себя на деле  прямым и
правдивым, именно  чтобы  выказать эти качества  в себе ради  доброй славы и
уважения людей;  другой - по светским отношениям своим  и  из видов корысти;
третий  - ради ожидаемых наград по заслугам; четвертый - по дружбе;  пятый -
из опасения подпасть законному взысканию, утратить добрую славу и даже место
или должность;  шестой  - чтобы вкрасться  в  чью-либо доверенность и увлечь
кого-либо  в свою  пользу  по  неправому  делу;  седьмой  - чтобы завлечь  и
обмануть товарища и пр. Хотя дела и поступки всех людей этих  с виду добры и
похвальны, потому  что  нельзя  не  одобрить  прямых и  правдивых  поступков
относительно товарища, тем не менее дела  эти дурны, потому что они делались
не ради любви к прямоте и правде, но из любви к себе и к миру (из самотности
и суетности). Этой любви прямота и правота служат здесь, как слуги господину
своему, которых  он не ставит ни во что, когда они ему  более  не  нужны,  и
увольняет их. Но  точно так же с  виду поступают прямо  и право с ближним по
любви к правде и прямоте: иные  - ради истин веры или послушания, потому что
так повелевает Слово  Божие; другие -  по благу  веры или по совести, потому
что этого требует исповедание их;  третьи - по благостыне или благу любви  к
ближнему,  почитая  за долг  о  нем заботиться; еще иные - по благу  любви к
Господу, т.е. делая добро ради  самого добра, поступая правдиво и право ради
самой  правды. Такие  люди любят  добро и  правду,  потому что  то  и другое
содержат в себе  исходящее  от Господа  Божественное начало, вследствие чего
добро и правда эти в сущности своей Божественны.
     Дела  и  поступки  таких  людей,  будучи  добры по внутреннему значению
своему, добры  и по внешнему, ибо дела и поступки  людей,  как выше сказано,
безусловно таковы, каковы помыслы и воля, их порождающие. Если же нет  мысли
и воли,  то это не дела  и поступки,  а безотчетные,  бездушные движения. Из
этого видно, что именно в Слове разумеется под делами и поступками.
     473.  Если же  дела  и  поступки  принадлежат воле  и  мыслям, то равно
принадлежат и любви  и  вере, а  потому всегда таковы, какова любовь и вера.
Любовь и воля  - одно и  то же, а вера и мысли как убеждения также одно и то
же; что человек любит, того и хочет, а чему верит, то и думает. Если человек
любит то,  чему верит, то и хочет того же,  и сколько может, то же и делает.
Всякому понятно, что любовь и вера человека находятся в воле и в мыслях его,
а не вне того и  другого,  потому что  воля воспламеняется  любовью, а мысль
просвещается  предметами веры;  поэтому  и могут  просвещаться  только люди,
способные мыслить разумно. Согласно этому просвещению они мыслят об истине и
хотят ее, или, что одно и то же, веруют в истину и любят ее.
     474. Но должно знать, что собственно воля составляет человека,  а мысль
- только в той мере, насколько она происходит от воли; дела  же или поступки
происходят от того  и другого, от воли и от мыслей. Другими словами,  любовь
составляет человека, а вера - только в той мере,  насколько она истекает  из
любви; дела же  и поступки зависят от того  и другого. Из этого следует, что
воля, или любовь, и есть собственно человек, потому что все  происходящее от
чего-либо принадлежит тому, от чего происходит.
     Происходить  -  значит  стать  и  явиться в  образе,  доступном  нашему
постижению. Из  этого видно, что  такое  вера  сама  по себе, отрешенная  от
любви,  т.е. что  это  вовсе не  вера, а одно  только  знание, в котором нет
никакой  духовной жизни. Не менее ясно, что такое поступок или дело отдельно
от  любви, т.е.  что это  не есть  живое,  одушевленное дело,  а мертвое,  в
котором заключается одно только мнимое  подобие жизни, происходящее из любви
ко злу и из ложных убеждений. Эта мнимая жизнь и зовется духовной смертью.
     475. Далее должно  заметить,  что  весь человек заключается  в  делах и
поступках своих и  что  воля и мысли  его, или любовь  и вера, принадлежащие
внутреннему  его  человеку, не полны, пока  не  явятся в  делах и поступках,
принадлежащих внутреннему  человеку. В этой внешности, в делах, оканчиваются
воля и мысли как в крайних пределах своих, а без этого они будто не кончены,
не  свершены, представляя нечто  несуществующее, чего, стало  быть,  нет и в
самом человеке.
     Мыслить  и  хотеть,  но  не  исполнять,  не делать, когда  есть  на  то
возможность, значило бы заключить  пламя в  сосуд и  покрыть  его, чтобы оно
угасло, или посеять семя в сухой песок, где оно не даст ростка и погибнет со
всем плодородием  своим. Напротив, мыслить,  хотеть и  затем  делать подобно
огню пламенному,  который разливает  вокруг теплоту  и свет,  или  семени  в
тучной почве, вырастающему в дерево либо в цветок и которое живет.
     Всякому  понятно, что хотеть и  не  делать при  возможности - значит не
хотеть; и что  любить добро, но  не делать его - значит не любить добра. Это
значило бы  только  думать,  будто бы  хочешь  и  любишь  что-либо,  а такая
отвлеченная мысль, не приложенная к делу, угасает и обращается в ничто.
     Любовь, или  воля, есть душа всякого дела и поступка, она, так сказать,
сама образует тело, или образ свой, из прямодушных и правдивых дел человека.
Духовное тело, или тело духа человека, образуется не из чего другого, как из
дел человека, совершенных по любви или  воле его (н. 463). Одним словом, все
стяжание человека и духа заключается в делах, действиях или поступках его.
     476. Из всего  этого ясно, что  именно называется жизнью,  остающейся в
человеке  после смерти его. Это любовь его и вера по любви, не в возможности
своей только, но и на деле, т.е. дела и поступки, потому что они заключают в
себе все относящееся к любви и вере человека.
     477.  Господствующая  любовь остается  в человеке  после  смерти  и  не
изменяется во веки веков. Во всяком человеке не одна любовь, а их несколько,
но  все соединяются  в одной властвующей, преобладающей  или  господствующей
любви и,  так сказать, ее составляют.  Всякое  чувство (affectio),  желание,
хотение  человека, согласное с господствующей любовью его,  также называется
любовью, потому  что он любит то,  чего  хочет.  Эти рода любви (amores) или
чувства  (affectiones)  бывают внутренние  и  внешние,  непосредственно  или
посредственно  связанные с  властвующей  любовью,  которой  они  все  служат
различным образом. Вместе взятые, они составляют как бы царство,  ибо  таков
порядок  их  устройства в человеке,  хотя он  ничего  об  этом  не знает. Но
устройство  это  сознается  им  отчасти  в  будущей  жизни,  потому  что там
протяжение   мыслей  и  чувств  согласуется  с  порядком  этого  устройства:
протяжение в  небесные общества, если властвующая  любовь состоит из разного
рода любви небесной, и, напротив, протяжение в адские  общества, если любовь
эта состоит из разного рода адской любви.
     О  том,  что  всякое  помышление и чувство  (affectio) духов и  ангелов
простирается  в окрестные  общества, сказано было  в  главах  об  ангельской
мудрости и  образе  небес,  согласно которому распределены  там сообщества и
сообщения.
     478.  Но все до сих пор  сказанное касается только мыслей  рассудочного
человека; чтоб сделать  это  доступным  и для  внешних чувств  его,  приведу
объяснительные и доказательные примеры опыта, которые покажут: 1) что всякий
человек  после  смерти  есть  своя  любовь, или  своя  воля; 2)  что человек
пребывает  навеки  таким,  каков  он  есть  относительно  воли  своей,   или
властвующей любви; 3) что человек приемлется в небеса, если в нем небесная и
духовная любовь, а в ад, если в нем любовь плотская и мирская при отсутствии
небесной и духовной; 4) что одна вера сама  по  себе не остается в человеке,
если она не основана на  небесной любви; 5) остается же при  нем одна любовь
на деле, благостыня, которая и есть жизнь человека.
     479.  I..  <i>Человек  после смерти  есть  олицетворенная воля, или любовь
своя</i>. В этом убедился  я из множества опытов. Все небеса вообще разделены на
общества по различию  блага любви обитателей  их. Каждый дух,  вознесенный в
небеса  и  ставший  ангелом,  уносится  в  то  общество  или  братство,  где
господствует любовь  его.  Там  он, как  у  себя дома  и  на  родине  своей,
чувствует это и присоединяется к подобным себе. Если же он  удаляется оттуда
в  какое-либо иное место,  то  чувствует  какое-то сопротивление  и  сильное
влечение  снова  соединиться со  своими, т.е.  возвратиться к господствующей
любви  своей. Таким образом  устраиваются  сообщества в  небесах,  а подобно
этому и в преисподней.
     Что  небеса  и  ад состоят  из обществ  и  что  каждое из обществ  этих
различается  по  различию любви  - см.  н. 41-50; 200-212. Что человек после
смерти есть олицетворенная  любовь своя, доказывается и тем также, что в это
время устраняется  или удаляется от него все, что не согласно с  властвующей
любовью его:  от доброго  духа отбирается все  разнородное  и  неподходящее,
почему он  и остается при  одной любви своей; подобным образом и от злого, с
той только разницей, что от последнего отбираются истины, а от  доброго ложь
(заблуждение), покамест  каждый  из  них  не останется  при своем, т.е.  при
господствующей любви своей. Это совершается, когда человек приходит в третье
состояние,  или быт,  о чем  говориться  будет ниже. Тогда  он уже постоянно
обращается  лицом к предметам любви своей, которая непрестанно перед глазами
его, в какую бы сторону он ни обращался (см. н. 123, 124).
     Все духи могут быть ведомы куда  угодно,  лишь бы держать их при этом в
их господствующей любви. Они  при таком  условии не  могут даже противиться,
хотя  и  сами знают, как  и  что  делается с  ними, и думают,  что могут  не
повиноваться: многие пытались делать что-нибудь вопреки  этой господствующей
любви и всегда безуспешно. Любовью  этой каждый связан, как  цепью, взявшись
за которую, можно каждого вести куда угодно, и никто освободиться  от нее не
может.
     В миру с  людьми бывает то же: любовь  неволит  и водит их,  и этим  же
средством  один  человек  может управлять  по произволу другим.  Но это  еще
усиливается в той жизни,  потому  что там  нельзя  скрывать притворно  любви
своей, принимать для вида чужую и облыжно ее выказывать.
     Во  всяком  сообществе в будущей жизни ясно познается, что дух человека
есть олицетворенная любовь его: покуда один дух говорит и действует согласно
с любовью другого, первый  предстоит весь с лицом полным, здоровым, веселым,
живым; но как только кто станет говорить и действовать против любви другого,
так лицо  его  начинает изменяться,  темнеть и  пропадать, и наконец и  весь
человек  исчезает,  будто  его тут и не  бывало.  Видя это, я часто дивился,
потому что  в миру ничего  подобного  не бывает. Но  мне  сказано было,  что
подобное  совершается  и  здесь  над  духом  человека,  т.е.  дух  этот  при
отвращении от собеседника также исчезает или не остается более в виду его.
     Что  дух  человека  есть  господствующая  любовь его,  видно  также  из
свойства каждого  духа принимать  и  усваивать  себе все,  что согласуется с
любовью его, и,  напротив,  откидывать и  удалять от  себя все неподходящее,
противное.
     Любовь  или чувства  каждого  подобны  скважистому,  губчатому  дереву,
которое жадно пьет жидкость, ему  свойственную, полезную  для  жизни и роста
его, а  все непригодное  удаляет;  или подобны  любому  животному,  знающему
сродную ему пищу, отыскивающему все, что отвечает природе его, и покидающему
все противное, ибо всякая любовь  питается только тем, что ей сродно: любовь
ко злу ищет лжи, а любовь к благу - истины.
     Мне  случалось видеть, что добрые, простые духи хотели наставить дурных
в истинах и благе; но  последние бежали вдаль и, прибыв к своим, бросались с
наслаждением на всякую ложь, сродную с их любовью. Я видел также, что добрые
духи беседовали между собой об истинах, а другие слушали их с удовольствием;
дурные же, бывшие тут, ничего не слушали и даже будто не слышали.
     В мире духов являются пути или дороги, ведущие в небеса, в ад, в разные
общества. Добрые духи  ходят  только  небесными  путями,  и  притом ведущими
именно в общество, состоящее в благе их любви; иных путей они даже не видят.
Напротив, злые духи идут только путями преисподней, направляясь к обществам,
состоящим во зле любви их, а прочих путей не  видят,  а  если б и видели, то
никогда  не  захотели  бы  по  ним  идти.  Такие  пути  в  мире  духов  суть
действительные  (reales)  видимости, соответствующие истинам  или  лжи;  вот
почему в Слове  Божием пути и дороги имеют это значение. Этими данными опыта
доказывается,  что  прежде было  сказано  по  заключению рассудка, т.е.  что
каждый человек после смерти есть своя любовь и своя воля; воля в этом смысле
- не что иное, как любовь.
     480. II. <i>Человек после смерти навеки  пребывает таким, каков он есть по
воле  своей  и по  господствующей в нем любви</i>.  В этом я  убедился  также по
множеству опытов.  Мне дано было беседовать с  людьми, жившими за две тысячи
лет,  чья жизнь описывается  в истории и потому известна. Оказалось, что они
еще и поныне сами на себя похожи  и точно таковы,  какими описаны,  т.е. что
они все те же по любви своей, из которой и по которой образовалась вся жизнь
их.
     Были  тут и другие,  жившие  веков за  семнадцать, также  известные  по
истории; были и жившие за четыре века и за три, словом, в разные  времена, с
которыми  также  дано мне  было говорить. И оказалось,  что и поныне  в  них
властвует та же любовь  или чувство (affectio), с одной только разницей, что
удовольствия любви их превращены были по закону соответствий.
     Мне сказано было ангелами, что жизнь властвующей любви во веки веков ни
в  ком не изменяется,  потому что всякий  человек есть  своя  олицетворенная
любовь, а  следовательно, изменить ее в духе  -  значило бы лишить его своей
жизни или погасить ее в нем. Мне  сказана была  и причина  этому, а  именно:
после  смерти своей человек не может  более  преобразовываться, как  в миру,
наукой, потому что последняя  внешняя основа (planum) в человеке,  состоящая
из познаний или наклонностей природных, уже покоится и более  не отверзается
как принадлежность плотская, а не духовная (см. н. 464).
     Между тем на этой внешней основе, как дом на основании  своем, держится
все внутреннее, свойственное разуму  или духу. Вот почему  человек пребывает
навеки неизменно таким,  какова была в  миру жизнь его любви.  Ангелы весьма
дивятся невежеству людей, которые не знают, что каждый человек именно таков,
какова господствующая  любовь его, и  что многие верят, будто могут спастись
непосредственным милосердием Господним и одной верой, каков бы кто ни был по
жизни своей;  дивятся тому,  как они не знают, что милосердие Господне может
быть только посредственное,  что оно состоит  в том,  чтобы быть руководимым
Господом как в  мире,  так и после того, в  вечности; что живущие  не во зле
руководятся этим милосердием;  наконец, не знают, что вера есть стремление к
истине, истекающее от небесной любви, источник которой - Господь.
     481. III. <i>Если человек живет в любви небесной и духовной, то он будет в
небесах; если же в любви плотской  и мирской, без любви небесной и духовной,
то  он будет  в аду</i>. В этом убедился я,  видя и зная многих,  вознесенных на
небеса и кинутых в  преисподнюю. Первые  жили по небесной и духовной  любви,
вторые  в  любви плотской и  мирской.  Небесной любовью называется, если кто
любит благо, прямоту и правду не  из каких-либо видов, а ради самого блага и
правды  и затем по любви исполняет это на деле. Отсюда и происходит жизнь по
благу, прямоте и правде, т.е. жизнь небесная. Кто любит качества эти ради их
самих и  прилагает  их к  делу или живет по ним,  тот  любит  Господа больше
всего, потому  что всякое благо от Него, и любит ближнего, ибо это  благо  и
есть тот ближний, которого должно любить.
     Напротив,  плотской любовью называется та, которая любит благо, прямоту
и правду не ради их самих,  а ради себя (по самотности), потому что качества
эти могут служить для достижения славы, почестей и богатств. Такая любовь не
видит  Господа  и ближнего  во благе, прямоте и правде, а видит в них только
себя  самое и мирское,  наслаждаясь обманом; а благо, прямота  и правда ради
обмана есть зло, лукавство и неправда, что и любят такие люди.
     Так как  любовь каждого  определяет жизнь  его,  то все  люди при самом
явлении их  после смерти  в мир духов  подвергаются дознанию, каковы  они, и
соединяются  с обществами  духов,  состоящими  в такой же  любви. Живущие  в
небесной любви приобщаются  к братствам небесным, а живущие в любви телесной
-  к  адским.  По  прошествии  первого  и  второго  состояния  те  и  другие
разобщаются, так что более не видятся и не знаются; это делается потому, что
каждый превращается  в  любовь свою  не  только по  внутренним началам своим
относительно духа, но и по внешним относительно лица,  тела, речи  - так что
всякий  становится  образом любви  своей  даже и по наружности.  Предавшиеся
любви  плотской  являются  там неуклюжими,  мрачными, темными, безобразными;
напротив, живущие в любви небесной  принимают образ живой, светлый и  вообще
прекрасный.  Те и другие  весьма различны по  духу и  по  мыслям:  живущие в
небесной любви разумны  и мудры;  живущие в любви плотской тупы и даже почти
малоумны.
     Кому дано бывает видеть внутренние и внешние начала помышлений и чувств
у людей, живущих в небесной любви, тот видит внутренние начала эти как бы  в
ярком  свете  или  пламени,  а  внешние  - как  бы в разноцветных,  радужных
оттенках. Внутренние же  начала  тех,  что  живут  в плотской любви, кажутся
черными,  как бы замкнутыми от  света, иногда  как  бы темно-огненными, если
такой человек был внутренне лукав и злобен. Внешность же их мрачного света и
печального вида. Скажем  при этом,  что внутренние  и внешние  начала души и
духа  (mentis et  animi) в духовном  мире  соизволением  Господним  являются
видимо зрению. Живущие в  плотской любви  ничего  не видят в небесном свете,
небесный свет для  них  непроницаемая тьма; напротив,  адский свет, подобный
огню от горящего  угля, для них яркий свет. Кроме того, внутреннее зрение их
от  небесного  света  до того  помрачается,  что  наводит  на  них  безумие,
вследствие чего они  и бегают от этого света, забиваясь  в провалы и пещеры,
коих глубина  отвечает степени  лжи  их по злу. Напротив, живущие в небесной
любви  видят  все  тем яснее  и в более  прекрасном виде  и тем разумнее и с
большей мудростью постигают истины, чем глубже  и выше возносятся в небесный
свет.
     Пребывающие  в плотской любви никак не могут  жить  в  небесном  тепле,
которое  есть небесная любовь,  а живут только в жару  адском,  который есть
любовь к жестокости  противу  непотворствующих, презрение к  другим, вражда,
ненависть, месть; вот услада и  утеха  такой любви, и, находясь в  ней, духи
эти живут жизнью своей, вовсе не ведая, что такое делать кому добро по добру
и ради самого добра, умея только делать добро по злу и ради зла.  Живущие во
плотской любви не могут дышать на небесах, если туда  попадает злой дух,  он
начинает задыхаться как человек, лежащий при смерти.
     Напротив, живущим в небесной любви  тем  свободнее дышать и  тем полнее
чувствовать жизнь,  чем  далее  углубляются  в небеса.  Из  этого ясно,  что
небесная и духовная любовь образует  в человеке небеса, потому что  все, что
есть небесного, заключается в этой любви а что, напротив, плотская и мирская
любовь, без небесной и духовной, образует в человеке ад, потому что все, что
есть  адского,  вмещается в  такой любви.  Явствует  за  сим, что  в  небеса
возносится тот, в ком  есть любовь небесная и духовная, а в преисподнюю идет
тот, в ком одна любовь плотская и мирская без небесной и духовной.
     482. IV. <i>Одна вера, сама по себе, не остается в человеке-духе, если она
не основана  на  небесной  любви.</i>  Это  было  доказано мне таким  множеством
опытов,  что  если  б  я описал все, что по  сему  поводу видел и слышал, то
наполнил  бы целую  книгу.  Могу  свидетельствовать,  что  в  живущих  одной
плотской и мирской любовью, без небесной и духовной, нет никакой веры и быть
ее  не может. В них может  быть только  знание или убеждение в  какой-нибудь
истине,  вследствие  того, что она служит любви их.  Несколько  таких духов,
считавших самих себя крепкими в вере, призваны были к истинно верующим, и по
открытию между ними сообщения оказалось, что в первых нет никакой веры, да и
сами они впоследствии сознались, что вера только в истину и в Слово не может
называться верой, а в истинной вере тот, кто любит истину по любви небесной,
и притом хочет и исполняет ее на деле, по внутреннему влечению. При сем было
показано,  что убеждения мнимо верующих подобны зимнему свету, в котором нет
тепла,  вследствие  чего  земля, объятая  стужей, коснееет  под  снегом. Как
только луч небесного света коснется  мнимого света  такой веры по убеждению,
то последний  не  только гаснет внезапно, но и настают такие потемки, в коих
не  видать  друг друга. В  то  же  время  и внутреннее  начало  таких  духов
омрачается так, что они вовсе  лишаются разума и безумствуют во лжи.  Посему
от  них  отбираются  все истины,  известные  им из Слова  и учения церкви  и
называемые ими своей верой, а вместо этого придается им ложь, отвечающая злу
их жизни, ибо всякий неволей должен прибывать в  любви своей или чувствах, а
вместе с  тем и в соответствующей  тому лжи. Истины  же, противные лжи их по
злу,  становятся  тогда  для  них  ненавистными   и  презренными,  почему  и
откидываются.  Могу свидетельствовать по всем опытам своим о быте небесном и
адском,  что исповедовавшие по учению своему одну голую  веру, а сами жившие
во  зле  все без исключения попадают в ад. Я  видел, как многие тысячи таких
духов  были туда низвергнуты, о чем сказано было в книжечке моей <i>О Последнем
суде</i> и разрушенном Вавилоне.
     483. <i>V. Остается после смерти любовь  на  деле, т. е. собственно  жизнь
человека</i>. Это следует как  разумное заключение из всего объясненного мной на
основании  опыта и из сказанного выше о делах и поступках. Любовь  на деле -
это дела и поступки.
     484.  Заметим,  что  все  почти  дела  и  поступки  относятся  к  жизни
нравственной  и гражданской, а следовательно, к прямодушию и правде, равно к
правосудию   и  нелицеприятию.   Прямодушие  и   правда  относятся  к  жизни
нравственной,  а правосудие  и  нелицеприятие  -  к  быту  гражданскому.  По
источнику любви, от которого они  истекают,  дела  эти  бывают  небесные или
адские. Дела жизни нравственной и  гражданской  называются  небесными,  если
делаются  по небесной  любви, т.е. во имя Господа,  а  что  делается во  имя
Господа,  то  и благо.  Дела  и  поступки  жизни  нравственной и гражданской
называются адскими, если  делаются по адской любви, а что делается по адской
любви, т.е. по любви к себе и к миру, то делается самим человеком от себя и,
следовательно, есть зло, потому что человек сам по  себе, или собь его, есть
одно только зло.

     <b>Наслаждение каждого по роду жизни его
     превращается после смерти в соответствующее</b>

     485.  В предшествующем показано  было, что  преобладающее  чувство, или
господствующая  любовь,  остается  при  каждом  на  вечные  времена.  Теперь
объясним, что  наслаждение этой любви обращается в другое,  соответствующее,
т.е. природное превращается в отвечающее ему духовное. Это доказывается тем,
что, покуда человек в земном теле своем, он  живет в природном мире; покинув
же тело это, он переходит  в духовный мир и облекается в духовное тело. Выше
объяснено   было  уже,  что  образ  ангельский  есть  образ  человеческий  в
совершенстве своем и что человек после смерти в таком же образе, но тело его
духовное (не  вещество, а субстанция, substantiale) (см. н. 73-77, 453-460).
Равно объяснено  было, что  такое  соответствие  духовного  с природным  (н.
87-115).
     486.  Все наслаждения  человека принадлежат господствующей  в нем любви
или от нее зависят, ибо человеку приятно то только, что  он  любит, и  всего
более  наслаждается   он  тем,  что  всего   более   любит,  т.е.  предметом
господствующей любви своей. Наслаждения эти различны:  их вообще столько же,
сколько  родов  (видов)  господствующей  любви,  следовательно,  столько же,
сколько  есть  людей,  духов  и ангелов,  ибо господствующая  любовь  одного
никогда  не бывает во всех отношениях одинакова с любовью другого. Поэтому и
нет  двух  лиц  вполне  одинаковых, ибо лицо есть образ  духа  каждого, а  в
духовном мире оно есть образ господствующей в каждом любви.
     Наслаждения каждого, в частности, также бесконечно различны, и  никогда
одно какое-либо наслаждение его не может вполне уподобиться другому, хотя бы
оно  и  следовало  за  другим  разновременно  или  они были  бы  совместны и
одновременны; во всяком случае не могут они быть одни и те же. При всем том,
однако, все,  в  частности, наслаждения  одного  человека,  все  им  любимое
относится  к одной  главной  любви его, которая и называется господствующей.
Все  они вместе образуют эту любовь и составляют с ней одно целое. Так точно
и все наслаждения вообще относятся к одной  главной  и господствующей любви:
на  небесах  -  к  любви к  Господу,  в преисподней - к  любви  к  себе, или
себялюбию.
     487. В какие  именно  духовные  наслаждения  превращаются  после смерти
природные  наслаждения  каждого,  это   узнать   можно   только   по   науке
соответствий,  которая вообще учит, что нет природного предмета, которому бы
не  отвечал  предмет духовный,  а  в частности  указывает, что именно и чему
отвечает.  Поэтому  знающий  науку эту  может познать  состояние свое  после
смерти, лишь бы знал господствующую любовь свою и какое место она занимает в
той  главной и общей царствующей любви, к которой, как  перед этим объяснено
было,  относится  всякая  прочая  любовь  или  чувство. Но  покуда  кто  сам
пребывает  в  себялюбии,  тот не  может  узнать господствующей  любви своей,
потому что любит только  свое, собь свою, какова бы она ни была, называя зло
свое благом, а ложь, которая  потворствует этому злу и утверждается в нем, -
истиной. Конечно, такие люди могли бы узнать все это от других, более мудрых
людей, которые  видят  то, чего  первые  видеть не  могут, но и  это  ими не
делается,  потому что  они до того исполнены себялюбия, что отвергают всякое
слово разумного  человека.  Напротив,  живущие  в небесной  любви  принимают
наставления  и видят  через истины  эти  врожденное зло свое,  когда  к нему
влекутся, ибо истины обнаруживают зло.
     По истинам, истекающим из блага, всякий может видеть зло  и согласную с
ним  ложь, но  никто не может из зла или по злу  познавать  добро  и истину.
Причина  этому та, что ложь  по злу - потемки  и духовно соответствует тьме,
поэтому живущие во лжи по злу слепы и не  только не  видят того, что в ярком
свете, но бегают  от света,  как совы. Напротив,  истины по  благу -  свет и
духовно отвечают  свету (см. н.  126-134), поэтому живущие в истине по благу
видят все, и глаза их отверзты, верно различая, что свет, что  тьма. Во всем
этом мне дано было убедиться опытом.
     Ангелы  небесные видят  и слышат в себе  всякое зло и ложь,  если в них
что-либо такое временами возникает; видят также зло и  ложь, в которых живут
духи в мире духов,  приобщенные  к  преисподней.  Но сами  духи эти не могут
видеть  своего зла и лжи, они вовсе не понимают, что  значит благо  небесной
любви, что совесть, что прямота и правда, если не извращать  все  это в свою
пользу; не понимают, что  значит быть руководимым Господом,  а отвергают все
это как небылицу. Все  это говорится, чтобы человек  исследовал самого себя,
познал бы  из  наслаждений  своих  свою  господствующую  любовь,  а  по ней,
насколько  сумеет применить к этому науку  соответствий, познал бы состояние
свое после смерти.
     488. Хотя из  науки соответствий и  можно  видеть,  каким образом утехи
жизни  каждого превращаются после  смерти в соответствия свои, но как и сама
наука эта пока в безгласности, то  я объясню  это несколькими примерами. Все
живущие во зле и утвердившиеся во лжи  против истин церкви, в особенности же
отвергающие Слово, избегают небесного света, прячутся и скрываются в пещерах
с  мрачными выходами  и  в щелях скал,  потому  что любили ложь и ненавидели
истину. Такие пещеры и расселины, как  и самые потемки, отвечают лжи, а свет
-  истине; утеха этих духов  состоит  в том, чтобы жить  в  таких местах, им
противно  и  несносно жить в открытом  поле. Точно так же поступают те, чьей
усладой было  скрытно ставить  сети и  строить втайне  козни. Эти духи также
живут в норах  и  пещерах,  и притом до того  темных, что они друг  друга не
видят, а,  сходясь по  углам,  друг  другу нашептывают в  уши;  вот  в какое
состояние обращается утеха любви их.
     Кто  прилежно  изучал  науки, но с одной только целью,  чтобы  прослыть
ученым, а потому и  не  образовал  этим  путем  разума своего и  наслаждался
тщеславно обширностью сведений  памяти  своей, тот любит  места  печальные и
избирает их гораздо охотнее, чем тучные поля  и сады;  пески  отвечают такой
бесплодной учености.
     Изучавшие  догматы  церковные,  своего  и  других  исповеданий,  но  не
прилагавшие  их к жизни избирают места каменистые,  заваленные булыжником, а
мест обработанных и плодородных избегают, ненавидя их.
     Кто  признавал  во  всем  только  природу,  а  не  Творца или  кто  все
приписывал  своему  разуму,  притом  различными  уловками  достиг почестей и
богатств, тот предается в будущей  жизни употреблению  во зло  Божественного
порядка, чародейству и в этом находит высшую утеху жизни.
     Кто Божеские истины искажал, прилагая их к  страстям  (affectio) своим,
тот любит  места,  упитанные  животной мочой, потому что она отвечает утехам
такой любви.
     Грязно скупые,  скряги, живут  в  погребах или подвалах, среди  свиного
помета и зловоний от дурного пищеварения.
     Жившие  в  одних  плотских наслаждениях,  в  роскоши и  неге,  обжоры и
сластоедцы, угождавшие желудку своему, полагая  в  этом высшее  наслаждение,
любят в  той жизни помет и кал, равно места накопления его. Это обращается в
усладу  их потому, что такое наслаждение есть духовная нечистота: такие духи
избегают  места  опрятные,  не  загаженные  нечистотами, потому  что  они им
неприятны.
     Кто  искал и находил утеху свою в разврате  (adulterio), живет и там  в
таких же домах, где все грязно, гадко и омерзительно. Такие жилища по них, а
от  семей или  домов  нравственных они бегают,  даже обмирают, приближаясь к
ним,  почитая  первым  наслаждением  жизни   расстраивать  супружества.  Кто
страстно предавался мести и через это стал  лют и жесток, тот любит близость
падали и трупов и живет в таких преисподнях и т.д.
     489.  Напротив,  утеха  людей, живших  в любви  небесной,  обращается в
небесные соответствия, происходящие от небесного  солнца и света его, а этот
свет   представляет  зрению  такие  предметы,  которые  внутренне  исполнены
Божественного  начала.  Происходящие от  этого явления поражают внутренность
духа ангелов  и в то же время  внешность, или телесные  чувства, их;  а  как
Божеский свет, или  Божественная истина, от Господа исходящая, влияет на дух
их,  отверзтый  небесной  любовью, то и во внешности проявляется все то, что
отвечает любви их.
     Выше  было  показано,  что  все   видимое  на   небесах   соответствует
внутреннему состоянию ангелов,  вере  и  любви их, а стало быть,  и разуму и
мудрости  (см. н.  170-176 об  изображениях  и  видимостях  на небесах  и н.
265-275 о мудрости небесных ангелов). Начав подкреплять доводы эти примерами
опыта  для  лучшего  объяснения   истин,   излагаемых  на  основании   одних
отвлеченных  начал,  сделаю и  здесь то же  и  скажу несколько  слов  о  тех
небесных  усладах  или  радостях,  в  которые  превращаются утехи природные,
земные для людей, живших здесь в небесной любви.
     Кто любил Божеские истины  и Слово внутренним  влечением,  или по одной
любви к истине и ради ее,  тот в  том мире живет среди яркого света в местах
возвышенных,  как бы на горах, под вечным сиянием небесного  света,  не зная
вовсе  наших потемок  или ночного мрака. У них и  вечная весна, и  им вокруг
представляются нивы, жатвы, виноградники. В жилищах их каждая вещь блестит и
сияет, как  ценные каменья; окна  просвечивают,  как хрусталь. Таковы  утехи
зрения их, но они внутренне превращаются в усладу духовную по соответствию с
божественно  небесными  предметами;  чтимые и любимые  истины Слова отвечают
жатвенным нивам, виноградникам, ценным каменьям, окнам и хрусталю.
     Далее те, что учение церкви по Слову тотчас прилагали к делу, поступают
в самые  внутренние  небеса,  или тайник небесный  (intimo  coelo), и  более
других пребывают в усладе мудрости. Во всех предметах они видят Божественное
начало,  они видят  и  сами предметы, но в то  же  время  соответствующие им
Божеские начала влияют на дух их и наполняют его блаженством, поражающим все
чувства их, почему в глазах их все  будто улыбается,  играет и живет (см. н.
270).
     Кто любил  науки и через  них возделывал умственные  способности  свои,
обогащая таким образом разум свой, и притом признавая Божественное начало, у
того наслаждение наукой  и утеха разумом на том  свете превращаются в усладу
духовную, в  познание благ и истин. Такие духи живут в садах, где цветники и
луга красиво распределены и окружены рядами деревьев, образующих крытые ходы
и  гульбища; деревья и  цветы  ежедневно  изменяются. Вид всего этого служит
утехой для  духа вообще,  а разнообразие в частностях беспрестанно обновляет
это  удовольствие.  Как  все явления  эти отвечают  началам Божественным,  а
любующиеся ими обладают наукой соответствий, то  они и наживают всегда новые
познания, чем совершенствуется духовный рассудок их. Все радости и утехи эти
даются  им потому,  что  сады, цветники, лужайки, клумбы и  деревья отвечают
науке  и  познаниям,  а затем и разумению. Кто  по  убеждению  все относил к
Божеству, а  природу  сравнительно  почитал  мертвой  и  только орудием  для
достижения духовных целей, тот пребывает в свете небесном, и  все видимое им
при  этом  свете сияет. В этом  блеске видятся все цвета и оттенки света и с
усладой немедленно поглощаются внутренним зрением наблюдателей; вся домашняя
утварь их как бы алмазная и разливает такой же свет.
     Мне  сказано,  что  и  стены  палат  их  будто хрустальные,  светлые  и
прозрачные, а внутри их  являются  как бы  текущие  представительные  образы
небесных предметов в бесконечном разнообразии. Все это основано  на том, что
прозрачный блеск  отвечает  просвещенному от Господа  разуму, с  устранением
всякой тени от прир