пай другому яму, пока не перепрыгнешь.
Не говори "гоп" неубитому медведю.
Не плюй в колодец, - кони дохнут.
В тесноте да в темноте подложи милому свинью.
Любовь зла: взялся - играй, назвался - полезай, а после нас - хоть
потоп, не поминай лихом и всегда невестка виновата.
Полюбил волк кобылу? Полюбишь и козла?
Красота - залог здоровья, а чистота - спасет мир.
На чужой каравай не садись.
В большой семье рот не разевай - не получишь зла.
Не в свои сани не делай добра.
Температура воздуха от минус пяти градусов до семи вечера.
Выпьем, братец-Иванушка, и снова нальем!
Век живи, век учись, а рожа все равно кирпича просит.
У него семеро Пятниц по лавкам сидит.
Семеро с ложкой, а один в поле ни "тпру" ни "ну"!
"Голубая" мечта - он и слесарь, он и бык, он и баба и мужик! А вокруг
благодать: рыбак - рыбака, рыжий - красного, сытый - голодного, семеро -
одного, трое - в лодке, бурлаки - на Волге, часовые - на посту, двое - на
узкой тропе, зайчики - в трамвайчике, комарики - на воздушном шарике, петух
- пионера, старый конь с журавлем в небе, волки - с волками по волчьи, ворон
- ворону, миру - мир и даже сучка не захочет и кобель не вскочит. Детей
приносят аисты, у них сбоку бантик и их находят в капусте...
Одна голова хорошо, а каждой твари по паре - лучше!
Выгляни в окошко - дам тебе на орехи.
Чем чаще начинать от печки, тем больше дров.
Потехе - час, а терпенье и труд оставь врагу.
Завтрак съешь сам, а сумой и тюрьмой поделись с другом.
Лучше один раз увидеть, чем семь раз ударить лицом в грязь!
Русский мужик долго запрягает, но повезет в любви.
Не могу удержаться, чтобы не привести абсолютный шедевр из старой серии
"У моего дяди": "А у моего дяди была собачка. Она была очень мааааааленькая,
но большуууууущая дура: у нее не было задней лапы, и, когда она писала на
дерево, она падала!" Что здесь смешного, если подойти к этому с логикой и
традиционными этическими устоями? Но достаточно представить себе эту
картину, как логика и этические нормы мгновенно улетучиваются!
Вот такими моментами речь воспитывает в нас чувство запредельного, ибо
сама причина нашего веселья - всегда запредельна. Если бы человек был
первичен, ничего смешного в мире не было бы. Только речь придает своими
неуловимыми манипуляциями характер смешного обыкновенному, которое человек
излагает. Именно за словами, а не в словах кроется все сокровенное в юморе.
Поэтому из бумаги можно соорудить колпак и одеть на себя, это смешно не
будет, а из двух слов "негр загорает" разворачивается целая панорама
ощущений высокого сюра. Смешное можно выразить даже одним словом, как в
самом коротком анекдоте - "Коммунизм".
Во всех этих случаях речь сама знает, что она хочет сказать. Без
всякого нашего участия. Мы здесь ни при чем. Конкретные слова, обозначающие
конкретные предметы и действия, создают нечто абсолютно абстрактное, потому
что образуют в своем сочетании совсем не то, что они обозначают! Речь
проявляет свое абстрактное, нематериальное содержание.
Еще одну великую функцию несет речь, которой мы никак не можем
воспользоваться полностью. Речь дает нам основы нелинейного мышления. Того
единственного мышления, свободного от логической и линейной
последовательности выводов, которое единственно способно на истинное
познание. Речь - это постоянное и ежедневное наше упражнение в нелинейном
мышлении, поскольку если мы начнем воспринимать речь линейным образом, то
есть, анализировать каждую букву, затем буквосочетание, затем слоги, затем
слова, затем падежи и согласование между словами, затем все то, что они
обозначают, контекст, в котором они применяются, будем складывать слова в
предложения, запоминать их смысл и далее опять переходить к новым буквам,
буквосочетаниям и т.д., то мы не сможем быстро и не напрягаясь ни передать,
ни уловить даже простого призыва о помощи. Мы воспринимает речь нелинейно,
то есть сразу в целокупности того, что произнесено, не разбивая ее на
смысловые составляющие, подлежащие отдельному анализу. Все отдельные
маленькие смыслы каждого слова и их сочетаний осознаются нами сразу, без
всякого анализа, в общем смысле всей фразы.
Представьте себе ситуацию, что вы находитесь на работе, и к вам зашла
сотрудница, которая говорит: "Иван Иванович, к вам пришли". Вы выходите и
видите перед собой племянника из провинции. Радушно улыбаясь, вы
протягиваете ему руку и произносите: "рад видеть! Проездом или по делу?".
Пока вы это говорите, в мозгу у вас нелинейно, со скоростью вспышки
фотоаппарата, единой картиной возникает: "Что там у них случилось? Что ему
надо? Неужели - с ночевкой? А вдруг - на несколько дней! И откуда он узнал
адрес моей работы? Зинка, зараза, проболталась! Говорил я Сергею - не надо
ей говорить, где я работаю - у нее язык без костей. А я ей с дровами помог
на эту зиму, неблагодарной, а матери и теткам только пообещал, но не сделал.
Виноват, виноват! Кстати, мать забор покрасила, или мне его еще весной
красить придется? Ну, Зинка, помело чертово! Теперь вся деревня будет
приезжать по разным поводам, спасу не будет! Как бы его уклончиво отвадить?
Эх, лучше бы я вчера на командировку согласился! Надо будет говорить с ним
потише, чтобы коллеги не прислушивались. Меньше знают - лучше спят". Все это
происходит в вашей голове менее чем за секунду, одним мгновенным образом. В
ответ вам говорят: "Я по делу, Иван Иванович, я ваш новый пожарный
инспектор". И опять включается нелинейное мышление: "О, Боже! Надо же было
так обознаться! Но похож-то как, похож-то, а! Ну, как две капли! И рост, и
рожа, и голос и повадки! Черти его принесли! Огнетушители исчерпали все
сроки, план эвакуации старый, ответственный за пожарную безопасность по
приказу Петров, а он уже как три месяца уволился, пень старый! Решетку на
складе приварили не распахивающуюся - будет, сволочь, кровь пить. Хорошо
хоть пожарную сигнализацию по акту сдали, тут все в порядке. Надо срочно
Таньке позвонить! У ее подруги Нинки любовник есть майор усатый из
горуправления. Пили вместе на Новый Год (анекдоты чешет - как радио!),
коньяк любит, надо срочно через Нинку передать, может прикроет. А может, и с
этим договориться удастся, не зверь же он, тоже, наверное, коньяк любит!" -
все это проносится молнией, пока вы, не подавая виду, что обознались, с еще
менее оправданным радушием, но с еще более широкой улыбкой, приглашаете
пожарника в кабинет одним коротким жестом, якобы вытекающим логически из
вашего почти чувственного приветствия, произнесенного три секунды назад.
Это свойство мгновенно все охватывающего нелинейного мышления, но это и
то чудо произнесенной речи, к которому мы привыкли, и которое не можем
перенести на все остальное наше мышление. Иногда, правда, у нас это
происходит: нелинейное мышление срабатывает и мы называем это "озарением",
"наитием", "интуицией" и т.д. Мы считаем это аномальными, великими моментами
нашей жизни, не понимая, что, вставая утром, сразу же начинаем общаться друг
с другом этим аномальным и великим способом. Потому что, слушая речь, мы
абсолютно выключаем логику, и наше общение происходит совершенно помимо нее.
В звучащих в нашем направлении словах мы постоянно нелинейно, великими
озарениями узнаем в наборе звуков вот таких вот "племянничков" совершенно
естественно и без напряжения. Если способ восприятия и передачи речи у нас
сверхлогичный и нелинейный, то и принцип создания речи тоже должен быть
сверхлогичным и нелинейным. А такими способами творчества человек не
располагает.
Почему мы не можем переступить этот порог мышления и распространить его
на все остальное? Загадка. Но способности в нас присутствуют, и чтобы они не
затухали, Он дал нам возможность их тренировать с помощью речи.
Может быть, в этом и есть великое предназначение речи - в развитии
способности нелинейно мыслить? Может быть. Но вряд ли, потому что, несмотря
на ежедневный тренинг, мы не совершенствуем не только этой возможности, но и
потихоньку профанируем и саму речь. Находясь в состоянии ежесекундного
озарения при речевом общении, мы даже не осознаем этого, и не видим никаких
способов развивать это состояние до постоянно присутствующего. Это небольшая
уступка нам с Его стороны, но не больше, и Он же, очевидно, заложил в нас
контрольно-предупредительные устройства, которые мгновенно выключают эти
наши способности, как только мы перестаем говорить или внимать говорящему,
и, так же мгновенно, включают обычное косное мышление для всего остального,
что не относится к речи.
Для того чтобы это выключение происходило надежней, существует
письменность, потому что в ней речь воспринимается уже линейно. От буквы к
слову, от слова к предложению до самой его точки. Затем от новой буквы к
новому слову и т.д. Поначалу люди решили, что письмо не для
непосредственного общения, а для чего-то, выходящего за пределы задач
общения, и поэтому они автоматически начали писать справа налево, потому что
это нефизиологично для чтения. Человек устроен так, что при рассматривании
чего-то его глаза двигаются слева направо на высоте 1 метр 70 сантиметров.
Когда пишешь справа налево, то речь и письмо остаются двумя абсолютно
разными по физиологии действиями, поскольку слышать для нас естественно, а
смотреть справа налево - не очень. Нелинейное здесь отделяется от линейного.
В этом случае записанная информация при прочтении идет встречным курсом
нашему естеству и существует несколько в самостоятельном значении.
Появляется возможность нелинейного восприятия написанного. Еще один канал
передачи информации абстрактным способом, наитием. А когда читаешь слова
слева направо, то речь укладывается в логическую схему написания и теряет
свой нелинейный характер. Пробелы, существующие между словами, до конца
убивают потребность в нелинейном осмыслении сообщения (в речи пробелов между
словами нет). Мышление замирает, замедляется и подчиняется логической схеме.
Для примера возьмем фразу, и напишем ее без пробелов. Сами убедимся, как
трудно будет нам докопаться до ее смысла и как натужно и тяжело будет
работать наше мышление для того, чтобы логически освоить совершенно простую
и несложную информацию, полученную таким "беспробельным" письменным образом:
"вотвотвотводводоразделарастаявклубаминанетсползетучастникбеспределаотжившийреактивныйслед"
Чтобы прочитать это, придется попотеть. А если это услышать, то без
всякой оценки отдельных фрагментов сразу появится вполне понимаемый отрезок
речи. Попробуйте прочитать вслух, и вас поймут, хотя сама фраза тоже по не
по-простому закручена, ибо это отрывок из стихотворения:
Вот-вот в отвод водораздела,
Растаяв клубами на нет,
Сползет участник беспредела
Отживший реактивный след.
Пример, конечно, утрированный, но так он выглядит убедительнее. Читаем
мы линейным способом, а слышим - нелинейным.
Поскольку речь не дает нам никакого прорыва из нашего обычного
состояния, то надо обратиться к письменности, которая наше состояние меняет
в корне, ибо позволяет хранить и передавать накапливаемую информацию, причем
искать надо там, где письменность проявляется нелинейно, потому что обычная
линейная фонетическая письменность является лишь слабой копией речи и не
может иметь самостоятельных задач.
Естественно, что, предполагая за письменностью какие-то особые задачи,
мы должны по-прежнему исходить из нашего методологического убеждения, что
все создано Им и создано неспроста. Однако препоны нашей методологии может
создать такой факт истории, что в большинстве случаев авторство человека в
его письменности не может оспариваться. Большинство из видов письма возникли
в обозримые времена, а авторов некоторых из них мы даже знаем (Кирилл и
Мефодий, например). Поэтому выход у нас один - обратиться к той
письменности, которая создана до самой официальной истории, то есть очень
давно. Настолько давно, что у нас появляется шанс говорить о том, что эта
письменность была как-то санкционирована Им. Чем глубже мы закопаемся в
историю, тем вернее у нас будут шансы на успех. А уйти более глубоко, чем
разобрать первую письменность человека, вряд ли удастся, поскольку если
пойти еще дальше первой письменности в "дописьменные" времена, то там можно
будет исследовать все, кроме самой письменности. А нам это сейчас ни к чему.
Ну, что ж. Обратимся к самой первой письменности человека. Возраст ее -
тысячелетия, и известно всего три таких первых вида письменности. Разберем
по порядку.
1. Вампумы. Это нити с нанизанными на них раковинами. Цвет раковин, их
количество, величина, взаиморасположение и другие мелкие хитрости позволяли
с помощью этих нисок хранить и передавать сообщения.
2. Кипу. Это узелковое письмо. С помощью узелков различного вида, их
количества, взаиморасположения и др. удавалось собирать и хранить информацию
не только по содержанию, но и по логической связи передаваемых сообщений во
времени.
3. Пиктография. Рисуночное письмо. С помощью условленных рисунков также
передавалась и хранилась информация.
Это все. И это создано с санкции Бога? - удивятся скептики. Не будем
торопиться. Не стоит легко останавливаться на поверхностных выводах, какими
бы очевидными они на первый взгляд нам не показались. Сейчас считается, что
это очень наивное и несовершенное письмо, которому далеко до современного
письма. Письмо почти дикарей. Просто, как говориться, - и ставить близко
нельзя друг с другом их письмо и наше письмо! И не зря человечество от этих
видов письма отказалось и перешло к нынешним. Повторяем - так считается
учеными и простыми людьми, и это, вроде бы, очевидно. А мы разберем все по
порядку.
Во-первых, - давайте не будем никогда говорить о наивности и
несовершенстве того, что вполне успешно исполняет свою функцию. Раз эта
письменность использовалась, значит, она устраивала этих людей. На ней,
между прочим, велся хозяйственный учет, отдавались указания на окраины и
передавались донесения в центр, записывались приговоры судов и отдавались
военные приказы. Раз она передавала сообщения и хранила информацию, значит
она - письменность как минимум. А вот, наивная ли? Что легче - запомнить 33
буквы алфавита, или овладеть способом передачи и хранения мысли,
составленным из бесчисленного по возможным вариантам количества сочетаний
раковин на нитке, поскольку сами варианты информации бесчисленны? Да по
сравнению с двоечниками тех времен наши профессора просто дети несмышленые!
За сколько, как вы думаете, времени можно изучить все сочетания узелков и их
виды, или несколько десятков тысяч рисунков современному аспиранту? А за
сколько дней осваивает алфавит шестилетний ребенок? Так что про наивность -
стыдливо забудем.
Во вторых, - это письмо линейное или нелинейное? Долго думать не будем,
и скажем сразу - это абсолютно нелинейное письмо, поскольку в нем нет
логических единиц, а все строится на общевоспринимаемой картине сочетаний
разных отдельно не несущих логического смысла составных частей. Каждая
раковина не говорит ни о чем. А несколько раковин вместе говорят о многом.
Смысл и информация возникают не логическим, а нелинейным путем, А наши
буквы? Каждая из них означает звук или слог. Надо только, высунув кончик
языка, записать их в той последовательности, в какой они звучали бы. И все!
Нет - вампумы, кипу и пиктограммы не для дураков! Это было гениальное
нелинейное явление, чего уже нет в нашей современной "совершенной"
письменности.
В третьих, - что общего во всех этих трех письменностях, несмотря на их
абсолютно разное техническое воплощение? Они не языковые! С их помощью
нельзя ни передать особенностей языка, ни сохранить сам язык во времени! Они
оторваны от языка и находятся в надъязычной области сознания и их задачи не
связаны, таким образом с задачами устной речи, от которых мы отказались. Они
не являются приблизительной копией устной речи, каковой является вся наша
письменность. А это еще один аргумент в их пользу, поскольку, как не
связанные с языком, они могут нести какую-то особую задачу, которую не может
нести язык. Мы даже теперь уже можем сформулировать эту задачу первой
письменности - создать способ передачи и хранения информации, не связанный с
особенностями языков. То есть - универсальный, общечеловеческий способ!
Неплохо для "наивных" и "примитивных" способов письма, не так ли?
И, наконец, в четвертых. О том, что человечество отбросило со временем
эти языки, как несовершенные и неуклюжие. Ой, ли? Оглянитесь вокруг - кругом
вампумы, кипу и пиктография! Человечество отказалось от внешнего оформления
способа первой письменности, но самые главные письменности человека, которые
создают сейчас на Земле цивилизацию, сегодня созданы по тому же древнему
принципу! Поясним: чем математические формулы отличаются от первой
письменности пиктографии? Они также передают сообщения и хранят информацию
общечеловеческим неязыковым способом! Как в свое время набор узелков вызывал
определенную ассоциацию, так и набор математических знаков в настоящее время
вызывает такую же ассоциацию. Причем совершенно одинаково поймет эту формулу
и англичанин, и тунгус, и конголезец, и китаец и маори, и мореплаватель и
плотник. А физика, химия, астрономия, геометрия и прочие науки - разве они
не создали свои неязыковые языки, понятные каждому народу одинаково и
позволяющие хранить и передавать информацию наивным способом
взаиморасположения значков и знаков? А электротехника, а черчение, а
машиностроение? А дорожные знаки, понятные всем во всем мире одинаково? Что
это, если не корявая пиктография? А спектрограммы, сейсмограммы,
кардиограммы? Чем всплески их прямых не узелки на нитях? А железнодорожная
семафорная сигнализация? А дорожный светофор? Чем он не набор зеленых,
красных и желтых раковин, расположенных в определенном порядке друг над
другом, и передающих своими сочетаниями более двадцати сообщений? А флаги
морской сигнализации? Ничего нового мы не придумали! Даже наши
восклицательные знаки и вопросительные знаки наряду с многоточиями в конце
предложения - это пиктография от бессилия передать способами нашей
письменности нечто неязыковое и эмоциональное! Но гордимся-то как перед
"дикарями"!
А теперь сравним мощь первых древних письменностей с силой нынешних их
подражаний. С помощью любого из трех видов древней письменности можно было
передавать универсальную информацию. Они могли бы передавать и хранить в
себе сообщения любого характера. Им было все равно. Они были всесильны для
того времени. А какая из аналогичных письменностей нынешнего времени
всесильна сейчас? Ни одной. Каждый язык знаков - для своей отрасли науки и
знания. Так что, стыдно должно быть вдвойне от того, что не только не
сохранили принципы тех письменностей (опять Его идея оказалась нам не под
силу), но и от того, что создав нынешние жалкие отраслевые подобия
универсальным древним пиктографиям, кипу и вампумам, мы заносчиво дерем нос
вверх и не видим того, что в этих языках была Его сила.
Итак, вот что мы можем вынести из логики наших рассуждений. Ему нужна
была речь и Он дал нам ее, чтобы мы могли обмениваться информацией, не
связанной с задачами питания и выживания, а связанной с теми понятиями и
фактами, которые нуждаются зачем-то в сохранении. Для этого Он дал нам
неязыковой способ передачи и сохранения такой информации с помощью
пиктографических в своей основе, или подобных вампумам и кипу,
общечеловеческих языков. Не надо долго усердствовать здесь в рассуждениях,
чтобы понять, что целью всего этого было дать возможность человеку
совместными усилиями развивать науку.
Добавить к этому можно еще и то, что помимо обслуживания именно науки,
речь нигде не выполняет своей функции непосредственно как средства общения.
Только в науке слова выражают то, что они выражают, однозначно. Представьте
себе, что вы подслушали случайно разговор двух незнакомых людей в
троллейбусе - там речь идет о Светке, Артеме, соседе с четвертого этажа, и
прочем. Вы поймете каждое слово, но не поймете - о чем, собственно, речь?
Всякий раз, и не только в троллейбусе, но и повсеместно, от литературы и до
обращения политических деятелей, помимо самой речи нужно еще что-то третье,
некая преамбула предварительной информации, которая будет раскрывать одни и
те же слова для слушателя индивидуально для данных обстоятельств по-разному.
И только в науке каждое слово - это термин, и всегда без всяких предисловий
ясно, о чем идет речь даже в любом наугад выбранном абзаце.
Итак, речь через специфическую письменность, способную одинаково для
понимания всех людей хранить и передавать информацию, и через специфическую
функцию общепонятийных научных терминов влияет на наше бытие, создавая на
Земле науку и цивилизацию. Если бы не было речи, то было бы все, кроме
науки. Ничего не изменилось бы ни в нашем мышлении, ни в нашем бытие, если
бы наука не вторгалась в наш мир и не переделывала его, переделывая
одновременно и самого человека. Следовательно, хоть мы и выгодно отличаемся
речью от животных, но это не позволило бы нам далеко от них уйти, не будь
науки. Самый естественный в этом случае вопрос - не наука ли является нашей
задачей и не для нее ли мы созданы?
Наука
В самом деле, ребенок ломает игрушку с целью заглянуть в ее устройство,
еще не умея толком говорить и соображать, а самая умная собака или обезьяна
никогда не заинтересуются ничем, чего нельзя было бы съесть. Стремление к
познанию - одна из самых настойчивых побудительных программ, заложенных в
человека. Считается иногда одной из самых мощных программ половое влечение,
но даже и здесь познавательное любопытство всегда предшествует истинной
потребности, а уж сопровождает ее всегда.
Животных окружающий мир интересует не далее границ их насущного
соприкосновения с ним. Человек разительно отличается от животного
стремлением к познанию того, что не является его насущной необходимостью.
Где, как не здесь, в самом деле, искать наше предназначение? Здесь и будем
искать?
Не будем. По-видимому, это, все же, не тот район поиска. В
подтверждение сказанному приведем аргументы.
Для начала разберем простой вопрос: что мы подвергаем научному
изучению? Ответ ясен - реальный мир, находящийся вокруг нас. Наука - это
занятие творческое, гораздо более творческое, чем искусство, ибо искусство
компонует в разнообразные забавные или нравоучительные варианты уже
известное нам и видимое нами, а наука всегда имеет дело с доселе
неизвестным. Наука "открывает", а не варьирует. Это более высокий порог
творчества. Несравненно более высокий. Но создает ли это, самое высокое по
своему характеру творчество, что-либо новое? В чем вообще состоит специфика
"открытия"? В том, что человек наконец-то разобрался в том, что и раньше
всегда находилось перед его носом, и документально зафиксировал его? Именно
так, ведь, и происходит любое "открытие"? После этого вдохновленный человек
снова начинает разбираться с тем очередным, что также лежит перед его носом,
но до чего раньше как-то руки не доходили. Идет к новому "открытию". Не
слишком ли громко эти занятия называть "открытиями"? Так была "открыта",
например, Америка. А что, до этого Америки не было? Или, не было до их
"открытия", ионов, Нептуна, Магеллановых Облаков, ДНК, лейкоцитов,
предстательной железы, магнитного поля, моментов сил, скорости свободного
падения тел и т.д.? Что здесь, скажите на милость, открыто? И что создано
нового из того, чего уже не создал бы Он? Все, что мы "открываем", Им давно
уже создано и вряд ли Он страдает склерозом, чтобы ученые своим
подвижническим трудом наконец-то напомнили Ему или разъяснили: что же Он
все-таки сотворил? Наверное, не для этого Он нас создавал и, наверное, не в
этом наша задача перед Ним.
Сколько бы мы ни совершенствовались в научных методах, и как далеко не
прорывалась бы наша мысль в неизведанное, следует всегда помнить, что это
"неизведанное" не изведано только относительно нас и наши "открытия"
представляют новизну также только относительно нас. Мало похоже, чтобы Его
задачей было установление такого порядка вещей, при котором основной целью
Его главного, вечного и нематериального создания (человека) было бы изучение
его же временной и материальной среды обитания (физического мира). То, что
мы делаем в науке, таки образом, по своим результатам имеет значение только
для нас. Ему давно все известно, не за этим мы Ему нужны, по-видимому,
скажем еще раз для убедительности.
Теперь посмотрим - чем мы научно познаем мир? Ответ также ясен -
органами чувств и сознанием. И первую информацию о мире нам дают именно
органы чувств, а сознание эту информацию затем обрабатывает, анализирует и
делает из нее выводы. Общепризнанно, что этапами научной работы являются
следующие стадии: 1. Наблюдение и сбор информации. 2. Анализ и выводы. 3.
Эксперимент, подтверждающий выводы. В этой схеме всему нашлось место - и
сознанию и органам чувств. А мы расшифруем эти этапы с точки зрения
приоритета в них органов чувств или сознания. Может быть они равны, а может
быть, кто-то и главнее. Разве не интересно?
Наблюдение. Полностью дело органов чувств, или приборов, переводящих
недоступные для этих органов чувств явления в доступные им сигналы: в
колебание стрелки или индикатора, в искры, в теплоту, в движение или
расположение механических частиц, в графическое или электронное написание на
мониторах и рулонах, в изменение цвета реагентов и прочее, прочее, прочее.
Приоритет, несомненно, принадлежит органам чувств, особенно зрению и
осязанию.
Далее идет анализ. Здесь работает сознание, спору нет, но затем
наступает стадия эксперимента, который должен подтвердить собой выводы
сознания! С помощью чего? С помощью тех же органов чувств! Извините, но это
уже не просто приоритет органов чувств в познании мира, это их высокая роль
как единственно правильного критерия верности познаваемого мира. Здесь и
подавно - спору нет. Сознательная деятельность в науке - лишь промежуточный
вспомогательный этап, (которому мы не доверяем), между двумя основными, на
которых мы и основываемся во всех своих открытиях. Мы проверяем сознание на
зуб, на глаз, на тычок, на щипок, на запах и т.д. Мы верим только органам
чувств. Их мы ничем не проверяем, это для нас - истина в последней
инстанции.
А теперь посмотрим, что эта высшая по иерархии истина может нам
предоставить в наше распоряжение и как в качестве наблюдателя физического
мира, и как в качестве безошибочного критерия итогов этих наблюдений. Если
уж говорить о диктатуре органов чувств в научном познании мира, то сами эти
органы чувств явно подчинены диктатуре зрения, от которого мы получаем
основную видимую информацию и на которое рассчитаны все наши основные
приборы, получающие невидимую нами напрямую информацию. И что же мы, не
иносказательно говоря, видим? Может быть, более легким будет изложение этой
проблемы в том случае, если мы сначала проясним для себя то, чего мы не
видим? Отбросив эту невидимую нами мелочь вокруг нас, мы остальное
существенное и видимое нами напрямую, оставим в чистоте и оценим.
Итак, не видим мы всего лишь окружающего нас мира в инфракрасном
излучении и в ультрафиолетовом излучении, спектры которых составляют большую
часть гаммы того, что вокруг нас. Действительно, - мелочь. Мы всего лишь
видим совсем не то, что вокруг нас, не больше. Не стоит из-за этого
расстраиваться. Если так уж неприятно осознавать, что мы видим "совсем не
то", то можно сказать и по-другому, более мягко, - мы почти не видим того,
что вокруг нас. Сразу стало легче, не правда ли?
Ну и ладно, оставим в покое такую безделицу, как инфракрасный и
ультрафиолетовый облики мира, пусть ими некоторые виды животных любуются, а
мы и без этих пустяков что-нибудь, но видим же! Не достаточно ли с нас будет
и этого? Но и здесь нас подстерегают мелкие неприятности. Самих-то предметов
мы, оказывается, совсем не видим, мы видим только лишь электромагнитные
волны, которые они от себя отражают! Ну и не беда, ведь по этим волнам мы
можем составить относительное, но, все же, представление, о мире, в котором
мы живем! Да нет - беда, потому что мы видим лишь 5% всего этого излучения!
95% остается вне поля нашего зрения! Но и здесь не стоит посыпать голову
пеплом, ведь зато мы просто хорошо видим целых 5% искаженной информации об
окружающих нас вещах! Ну, не радость, ли! Хотя, животные и здесь более
профессиональные наблюдатели картины мира, чем мы.
Вот с таким зрительным вооружением мы "наблюдаем". Что разглядим, то и
наблюдаем. Что наблюдаем, то и изучаем. Что изучили, то и возводим в степень
истины. Что возвели в степень истины, то и навесили на весь мир в качестве
ярлыка. И говорим - "мир такой". Это то же самое, что, сидя в подвале, через
узкую щель между тротуаром и отдушиной, наблюдать и изучать закаты и
рассветы. Оба этих процесса будут нам вполне доступны по характеристикам
изменяющегося освещения в подвале, но полнота их восприятия будет ограничена
размером и расположением щели воздухоотвода. На самом же деле закаты и
рассветы совсем не такие, какими их видят подвальные академики, но именно в
этих подвалах рождаются истины именно об этих закатах и рассветах.
Но и это еще не все. Прибор супругов Кирлиан, например, видит и
фотографирует ауру животных и растений, а мы этого не видим. Животные видят
эфирное тело человека, а мы не видим. Животные в полной темноте и на
расстоянии видят форму, размер и цвет предметов. А нам чем похвастать перед
ними при равных условиях такой, с позволения сказать, освещенности?
Животные видят не только сам предмет в кромешной тьме, но и различают
его внутреннюю форму, (дерево или металл). Для них темнота не помеха. А для
нашего зрения? Единственное, что мы можем безошибочно определить в темноте,
так это - женщина перед нами или мужчина? Но, опять же, только на ощупь. Все
остальное даже на ощупь вызовет у нас большие сомнения или не меньшие
разочарования, если у нас плохо с обонянием.
Может быть, как в детской страшилке, мы хоть видим плохо, но, зато,
слышим о-го-го, как хорошо? Да нет, мы так же хорошо не слышим инфразвука,
от которого бегут животные перед землетрясением, и так же великолепно не
слышим ультразвука, на котором некоторые животные переговариваются. А эти
звуки шумят вокруг нас постоянно как постоянные спутники физического мира!
Кроме того, мы исключительно успешно не воспринимаем электромагнитных
полей и не ощущаем направления магнитного поля, что могут делать те же
животные. Особой одаренностью в сравнении с животными мы отличаемся и тогда,
когда не чувствуем фазы Луны, не знаем, где находится пища на расстоянии 15
км от нас, если не видим самой этой пищи. Довольно удачно мы не "слышим" и
гибели себе подобных на больших расстояниях и даже за соседней стенкой, что
тоже могут делать животные.
Мы воспринимает несколько тысяч запахов, а собака - полмиллиона! Пес
через день по запаху проходит тот путь, которым прошел автомобиль хозяина на
самой оживленной трассе, и здесь мы скромно даже и не будем сравнивать наши
возможности, а сразу поставим вопрос по существу - если бы Ему нужно было,
чтобы некто смог полноценно, достоверно и во всей глубине изучить созданный
Им мир, то кого Он выбрал бы, исходя из биологического потенциала по
наблюдению за этим миром? Человека или животных? Даже отвечать на этот
вопрос не будем. Хорошо, что животные хоть читать не умеют, иначе они с нами
даже и не здоровались бы.
Теперь поставим себе другой вопрос, - зачем тогда в нас заложено это
всепоглощающее любопытство, приводящее к непрестанным "открытиям", если
человек почти слеп, почти глух, у него заложен нос, а все тело и все чувства
у него такие задеревеневшие? Если это, все же, инспирировано Им, то мы
должны прийти к выводу, что наука как-то укладывается в Его план, хоть и не
как явление, задачей которого является правильное описание мира. Здесь,
прежде чем перейти к насущному "зачем", надо обязательно предположить, что
этот процесс направляется и редактируется также Им. Если Он его запускает,
то Он же и не должен его пускать на самотек. Мы должны сделать вывод, что
сознание человека побуждается на поиск и на направление поиска именно с Его
помощью и по Его программе, а не по нашим прихотям. Можно в этом убедиться?
Можно. Анализ научного мышления дает возможность, похоже, утверждать, что
так оно и есть.
Анализ мышления говорит о том, что когда человек заостряет свое
внимание на каком-то наборе явлений физического мира и думает об этой
проблеме постоянно и напряженно, то он в этот момент не идет логическим и
планомерным путем, а просто настойчиво и беспрерывно ставит вопросы или один
и тот же вопрос в поисках обозначенного интересом ответа. Находясь в таком
постоянном напряжении подвисшего вопроса, он рано или поздно получает ответ
в готовом виде и сразу. Это общий вывод. По-другому ни одно открытие не
происходит. Основные аксиомы науки открыты именно в результате интуиции и
озарения, без всякого применения логики, просто неожиданным проблеском
готовой истины. Если состояние упорного вопросительного рассматривания
какой-либо проблемы можно отнести к стадии умственного анализа, то только в
том случае, когда этот проблеск озарения все же приходит и вопрос сразу
видится решенным. Ганс Селье, автор понятия "стресс", биолог, помимо
биологии посвятил много времени изучению процесса научного мышления. Сам
несомненный материалист, но честный ученый, он пришел к выводу, что ученое
открытие - всегда момент внезапных озарений. Рассматривая научные отчеты об
опытах, предоставляеме ему лабораториями его института в Канаде, он
убедился, (будучи сам руководителем всех опытов и их непосредственным
свидетелем), что в своих отчетах его сотрудники всегда ретушируют
деятельность, предшествующую открытию, с целью представить ее в виде успеха,
обеспеченного их прозорливыми и последовательными логическими действиями. На
самом же деле все происходит в обратном порядке - сначала получается
результат, падая как с неба, а потом под него подгоняется весь
предшествующий процесс с точки зрения целенаправленного пути к результату.
Говоря о логике научных работ, Селье приводит такой пример: человек приходит
в зоопарк и ему говорят - "там волк, там жираф, а там олени". Это и есть
логика - расставить пойманное по местам. А когда этих зверей отлавливали, то
на них или натыкались случайно, или доверялись чутью - это и есть озарение,
или открытие.
Если для кого-либо Селье не авторитет, то обратимся к признанным
корифеям, и посмотрим, что об этом говорят они:
Альберт Эйнштейн. "...не существует логического пути открытия ...
элементарных законов. Единственным способом их постижения является
интуиция". говорил о том, чего не знает. Здесь объяснитель фотоэффекта
говорит об интуиции, то есть, о бессознательном разуме, (смотри принцип
дополнительности в который уже раз). Интуиция характеризуется тем, что дает
знание мгновенно, минуя рассуждения. Это и есть внезапное озарение. За это
внезапное озарение о фотоэффекте Эйнштейн и получил Нобелевскую премию, а
когда он парадоксами логики создавал теорию относительности - получилось
очень невразумительно и смешно.
Рене Декарт. "Надлежит, отбросив все узы силлогизмов, вполне довериться
интуиции, как единственному остающемуся у нас пути". Вот так - логика
автором известных всем координат физических процессов рассматривается в
качестве уз, цепей, а бессознательная интуиция, как единственный и последний
способ достижения успеха в научном труде. Сам Декарт, когда ему однажды
пришла в голову гениальная математическая идея, упал на колени и
возблагодарил Бога. Он знал, Кто выписывает идеи в земное пользование.
Исаак Ньютон, "В основе всех великих открытий, когда-либо сделанных
человеком, лежит смелая догадка". Почему "смелая" непонятно, но все равно
речь идет именно о догадке, внезапном решении. Отметим также, что Ньютон был
всегда очень точен, прямо-таки издевательски избыточно точен в том, что он
говорил, в силу чего его скромное утверждающее обобщение "всех великих
открытий", говорит нам больше, чем обширные трактаты с гипотетическими
предположениями этого факта.
Фрэнсис Гальтон. Основатель евгеники. "Лучшее из всего того, что дает
нам мозг, совершается независимо от нашего сознания". Комментарии излишни.
Анри Пуанкаре, у которого Эйнштейн слямзил принцип относительности, так
вещал молодым о труде ученого: "То, что вас удивит прежде всего, это
внезапные озарения..." Удивит-то, удивит, но и пользу принесет несравнимую,
как это видно будет ниже.
Завершить цитирование хотелось бы еще одним изречением гениального, но
невезучего и слабого человека с грустными глазами. Эйнштейн писал: "Открытие
в науке совершается отнюдь не логическим путем; в логическую форму оно
облекается лишь впоследствии, в ходе изложения. Открытие, даже самое
маленькое, - всегда озарение. Результат приходит извне и так неожиданно, как
если бы кто-то подсказал его". Браво, Эйнштейн! Мог, ведь, когда излагал
собственные мысли!
От цитат лучше перейти к фактам, и начать с самого древнего, в котором
рассказывается, как некий человек выскочил из ванны и побежал по улицам
совершенно голый с криком "эврика!" ("нашел!"). Звали человека Архимед, и
повел он себя таким шокирующим окружающих образом только потому, что в ванне
ему неожиданно пришел в голову тот закон, который теперь называется законом
Архимеда.
Дмитрий Менделеев. Пример классический. Этому человеку в первый день
весны во сне приснилась периодическая таблица элементов, которая ныне
называется таблицей Менделеева.
Фредерик Бантинг. Открыл инсулин. Все произошло очень интересно: ему
ночью приснился сон, в котором была дана методика опыта над поджелудочной
железой. Во сне подробно показывались не только хирургические операции над
собакой, но и срок выдержки разных состояний. Проснувшись, Бантинг
немедленно все записал. Затем он осуществил этот опыт, который длился 9
месяцев (!), и получил инсулин. Бантинг не строил из себя гения и честно
рассказал об этом в своих мемуарах.
Игнац Земмельвейс. Вот строки из его мемуаров: "вдруг (!) с
неопровержимой ясностью пришло в голову ..." то, что болезни передаются
микробами. Земмельвейс тоже запомнил неожиданную радость от неожиданного
озарения.
Илья Мечников. Открытие им фагоцитоза произошло так внезапно и
неожиданно в то время как он отправил семью в цирк, а сам остался дома
повалять дурака и отдохнуть в тишине, что Илья Ильич выбежал в счастливой
горячке на берег моря, чтобы побродить и успокоиться. Открытие пришло само,
когда им никто даже не собирался заниматься на этот вечер.
Великий математик Карл Фридрих Гаусс учился еще на грифельных досках с
мелками. Преподаватель задал мальчикам его класса задачу - сложить все числа
от 1 до 20. Пока другие ученики только с тоской брали в руки ненавистные
мелки, Гаусс уже сдавал свою доску учителю с ответом "210" без всякого
решения. Как он это сделал, до сих пор никто понять не может. Объясняется
это обычно его логическим гением. С восхищением нынешними историками науки
описывается и анализируется весь возможный ход его мысли на двух или даже
более страницах, что, все-таки, не убеждает, так как само описание этого
предполагаемого хода мысли занимает больше времени, чем понадобилось бы,
чтобы просто сложить все числа от одного до двадцати. Гаусс же все решил
сразу. Наитием. Обычное, не поддающееся никакому анализу, озарение.
Американский математик, венгр Дьердь Пойа, известен тем, что дал
доказательство теоремы Фабри о пропусках в степенных рядах. Сам он разбил в
своих воспоминаниях все этапы работы над доказательством на два периода.
Первый из них был "созерцательный", когда он просто рассматривал теорему,
любуясь ею, и не делал никакой умственной работы. Затем наступил второй
этап, "активный", когда в голове у него неожиданно стало навязчиво вертеться
слово "пересадка". Оно преследовало его везде и всюду каждую минуту, как
напевка горячего шлягера. Когда он вдруг решил привязать это слово к методу
доказательства теоремы Фабри, то он моментально нашел решение. 1-й период
занял у него 20 лет, а второй несколько дней. Но, следует сказать, что срок
"несколько дней" может прилагаться только к мукам с надоевшим словом
"пересадка" и лихорадочно восторженной работе по математическому оформлению
доказательства, а сама же идея доказательства опять пришла "вдруг" и в один
короткий, но очень приятный момент.
Рудольф Дизель о своем изобретении честно и просто, как сам характер
изобретенного им двигателя, говорит: "Идея как молния озарила сознание".
Шарль Фурье получил счет в ресторане, где за яблоко устанавливалась
цена в 14 су. При этом рациональный Фурье вспомнил, что в соседней лавке за
14 су можно купить сотню таких же яблок. "Это различие цен в двух местах
того же климата как молния осветило мне", говорит Фурье, изъяны в экономике,
что привело к созданию какой-то передовой экономической идеи. В данном
случае нам неважно, какой, потому что все они хороши, эти экономические
идеи, пока их не применяют в реальной экономике.
Долгое время иероглифы считались рисунками. Их пытались расшифровать с
помощью связи различных изображений с тем, что они могли бы изображать.
Считалось, что иероглифы, это цепь зашифрованных символов, расшифровка
которых лежит в содержании самих рисунков. Шампольон первым догадался, что
иероглифы обозначают не символы, а слоги. "Открытие" произошло так внезапно
и настолько "ниоткуда", что сам Шампольон долго не хотел этому верить и
никому об этом не говорил, пока сам же и не проверил.
Вот отрывки из воспоминаний Анри Пуанкаре о своих открытиях. Они очень
показательны. "Однажды вечером, вопреки обыкновению, я выпил крепкого кофе.
Я не мог заснуть, идеи теснились в моей голове; я чувствовал, как они
сталкиваются, и вот две из них соединились в устойчивую комбинацию". К утру
Пуанкаре, как и полагается, объяснил это, независимо от него происшедшее
сращение комбинаций, научным и логическим обоснованием. Следующий отрывок:
"Прибыв в Кутанс, мы сели в омнибус... Когда я стал на подножку, мне
внезапно, без всяких, казалось бы, предшествовавших раздумий, пришла в
голову мысль о том, что", а далее речь идет об автоморфных функциях и
неевклидовой геометрии. Даже о таких вещах мысли приходят внезапно и "без
предшествующих раздумий". А вот еще из Пуанкаре: "Однажды во время прогулки
по бульвару, мне вдруг пришло в голову решение..." и далее опять речь идет
об одном из открытий, непонятных для нас из-за недостатка образования,
однако наше образование позволяет все же нам по достоинству оценить это
короткое и знаменательное слово "вдруг".
Фридрих Кекуле. Открыл кольцевую структуру бензола, что привело к
революции в органической химии. Заснул однажды гер Фридрих перед камином и
увидел сон, в котором атомы крутились и извивались, как змеи. Одна из этих
змей укусила себя за хвост. Кекуле проснулся "как от вспышки молнии", говоря
его словами, и сразу все понял. Вслед за чем последовало его великое
открытие.
Томас Эдисон имел 1093 патента на изобретения. Это абсолютный рекорд.
Рассказывают о методе, которым он черпал идеи. Он садился в кресло и брал в
руки два металлических шара, по одному в каждую руку. Руки свешивал вниз и
засыпал. В момент засыпания, когда мозг выключался, кисти его рук
разжимались, и шары с грохотом падали на подложенные под кресло листы
металла. От шума Эдисон резко просыпался и в те моменты, пока обычное
сознание еще не овладевало мозгом, ему являлись всякие интересные идеи.
Опять с неба.
История о яблоке, упавшем на голову Ньютона, что внезапно вызвало в нем
мысль о том, что та же сила, которая обрушивает невозможные яблоки на
безобидные головы ученых ЕЕ Величества, действует и на все небесные тела -
это тоже не анекдот. Это сам Ньютон в частной беседе рассказал.
Иоганн Галле. Леверье в свое время рассчитал координаты Нептуна, но
Галле никак не мог его обнаружить в телескоп. Он знал, где примерно должен
находиться Нептун, но никак не мог поймать его среди всех остальных звезд и
звездных свечений. Однажды ему приснился сон, в котором в небе плыла
голубая-голубая по цвету планета. Внезапно проснувшись и едва одевшись,
Галле вбежал в обсерваторию, настроил телескоп, и по голубому свечению
Нептуна сразу выделил его из всех остальных звезд. Обо всем этом он написал
Леверье и в этом письме предложил назвать новую планету Нептуном в память о
сне, потому что голубой цвет тогда ничего не значил, кроме символа морской
стихии.
Роэ Турму приснился сон, в котором цирковая наездница внезапно
останавливает коня и бросает букеты цветов в зрительные ряды. Проснувшись,
он решил задачу о вылете электронов из атома при ядерных столкновения - ядро
покоится после столкновения, как конь и наездница, а электрон летит, как
неопасный для зрителя букет.
Отто Леви, установивший химическую природу передачи нервного импульса,
использовал для этого лабораторный опыт, который также детально явился ему
во сне.
Джеймс Уатт зимой 1765 года в Глазго проходил мимо прачечной. Увидев
пар, валящий из окон, он "внезапно сообразил", как следует переделать
водоотливную машину, чтобы пар в ней можно было охлаждать и конденсировать.
Этот момент подробно описан в его воспоминаниях. Так появилась паровая
машина, что позволило перевести все промышленное производство в массовую
фазу.
Сэмюэл Морзе был художником и возвращался морем из Европы в родную
Америку. На борту корабля он писал свою картину "Лувр". По вечерам во время
светской болтовни пассажиры его класса очень много говорили о чуде того
времени - об извлечениях искр из магнита. Внезапно к Морзе пришла идея о
том, что сочетание искр может быть использовано как код для передачи
сообщений по проводам. Он тут же сказал капитану: "Если Вы услышите
когда-нибудь о магнитном телеграфе, знайте, что он изобретен на Вашем
корабле". Он имел в виду ту самую "морзянку" и аппарат Морзе, на техническое
исполнение которого он, бросив и недописанный "Лувр", и живопись вообще,
потратил два года.
Рене Лаэннек, врач, однажды увидел, как во дворе у его дома детвора
играет тем, что один из них скребет по торцу бревна, а другой, прижавшись
ухом к противоположному торцу бревна, слушает. Чуть-чуть озадаченно
помедлив, Лаэннек придумал тут же стетоскоп.
Висячие мосты изобрел английский инженер С. Браун. Он долго и
безуспешно пытался решить задачу создания перехода без опор для индийской
колонии до тех пор, пока, отдыхая в лесу, не посмотрел на паутину. Сама
конструкция паутины ничего не дала ему для технического решения, но ее вид
чем-то неуловимым вызвал мгновенную догадку о конструкции висячего моста.
Сразу стало не до отдыха.
Глеб Котельников. Русский офицер, впечатлительная натура, однажды
оказался очевидцем гибели летчика Льва Мациевича. Это было ужасное зрелище:
аэроплан падал, а летчик пытался одеть на себя лежащий рядом парашют,
обреченно поглядывая на неумолимо приближающуюся землю. В то время парашюты
находились на специальной скамеечке в кабине пилота и авиатору,
собирающемуся аварийно покинуть самолет, необходимо было парашют сначала
надеть на себя, не спутав при этом стропы, выползти на крыло, держа в руках
купол, и только после этого спрыгнуть с падающей опоры особым образом, чтобы
парашют еще и успел открыться, так как аэропланы тогда летали невысоко и
запаса времени на все эти манипуляции практически не было. Обычно это не
удавалось. Котельников на долгое время впал в состояние мрачной депрессии от
гибели на его глазах беспомощного человека. Однажды он увидел, как большой
кусок не уложенного в штуку шелка легко поместился в дамскую сумочку. Его
осенило, и появился ранцевый парашют.
Голландец Янсен в 1590 году увидел, как его дети забавляются тем, что
вставляют линзы его очков в трубку с обоих концов и со смехом разглядывают
друг друга. Его поразила мысль - а нельзя ли таким способом создать прибор,
который будет увеличивать предметы в несколько раз? Так появился микроскоп.
Это наиболее яркие и зарегистрированные документально примеры. На самом
же деле чисто психологически человек может и не обращать внимания на тот
путь, которым к нему пришел ответ на замучивший его вопрос. "Ну, пришел, и -
слава Богу", - рассуждает внутренне он, - "пусть психологи разбираются со
всем остальным, а мне не до этого: я совершил открытие!" Вот психологи и
разбираются. Для этого они устраивают нечто вроде игры, во время которой
задают "подопытным" не очень сложные, но парадоксальные задачи. Условие одно
- думать необходимо вслух, чтобы виден был ход мысли. Человек напряженно
думает и ищет, и вот, наступает момент, когда ответ ему является. Это
практически всегда резкий переход от неоформленного ни во что блуждания
среди своих предположений и вариантов к готовому ответу, зачастую вообще не
связанному с тем, что непосредственно говорил человек до этого. При этом,
обычно, речь так же внезапно прерывается возгласами, типа: "Стоп!",
"так-так-так!", "погоди!", "стой!" или другими командами, обращенными к
себе. Также популярны в эти моменты и нещадные хлопки себя по лбу или по
колену, щелчки пальцами, соударения ладоней и т.д., после чего с несколько
глупо-удивленно-счастливым лицом изрекается то, что требовалось. Человек еще
и сам не успевает понять - откуда к нему пришла истина, и истина ли это
вообще, но он уже ее выдает, получив непонятно откуда не только мысль, с
которой сам еще не успел освоиться, но и определенную уверенность, что это
именно та самая мысль. Только уже после этого сам человек начинает логически
неуверенно препарировать высказанную им же версию, и сам же и убеждается,
что был, оказывается, прав!
Психологи пришли к выводу, что логический путь решения вопросов
абсолютно бесперспективен, гораздо эффективнее тот путь, когда где-то там,
откуда приходят ответы, теребится постоянными обращениями и вопросами то
место, где готовый ответ уже хранится. Похоже на оккультный ритуал. Как
колдуны вызывают духов пассами и заговорами, так и ученые вызывают
"открытия" постоянной и напряженной работой мысли о них.
Поэтому в последнее время администрации различных научных коллективов
пытаются использовать с помощью психологов различные, прямо-таки, шаманские
методы поиска решения технических задач. Наиболее продуктивным из них
считается, так называемый, "мозговой штурм", придуманный Осборном. Суть
метода состоит в том, что для решения весьма сложной и запутанной задачи в
какой-либо области производства или технологий, приглашаются люди, которые
являются неплохими специалистами в областях, имеющих весьма слабое отношение
к предмету решаемой проблемы. Их разбавляют специалистами, непосредственно
отвечающими за решение поставленных вопросов, усаживают за один большой стол
и начинается обсуждение способов разрешения загвоздки. Правило одно - можно
только поддерживать и развивать идею предыдущего оратора. Критиковать или
выражать сомнение запрещается, лучше в этом случае промолчать. Требование
тоже одно - говорить все, что взбредет в голову, ничего не отбрасывая и
ничего не стесняясь. Регламент простой - говорить не более минуты. Никто ни
кого не должен перебивать. "Банкует", то есть, выбирает, кому дать
следующему слово, главный специалист по обсуждаемому вопросу, который в
обсуждении не участвует. Перед ним ставится всего лишь одна задача - всеми
силами наращивать темп и только темп общего разговора. В таком, казалось бы,
вертепе вздорных мнений неспециалистов, которые должны к тому же развиваться
усилиями спикера с возрастающим напряжением, не дающим времени на раздумья,
удивительным образом всегда неожиданно приходит верное решение, над которым
до этого бились и день и ночь, но бесплодно. Чем меньше логики, тем больше
пользы. Успех достигается только тем, что проблема проговаривается и
произносится с разных, самых невозможных сторон и предположений, и это
каким-то образом задабривает духа этой проблемы, и он дает ответ. Чем не
заклинания?
Неожиданно часто срабатывает метод, предложенный также изощренными
западными психологами, который называется "заслать врага". "Враг" - это
нестандартно мыслящий, не в меру любопытный, подвергающий всегда все и вся
сомнениям человек без комплексов, которому ставится всего лишь одна
деликатная задача: ходить среди занятых людей, занимающихся коллективно
какой-либо технической проблемой, и отвлекать их на пустяковые вопросы,
касающиеся их деятельности. Вопросы должны быть как можно более конкретными,
но как можно более "идиотскими", относящимися к явлениям, абсолютно ясным
даже дураку. Мы назвали эти вопросы вначале наших поиском "детскими".
Например, такой человек может подойти к любому конструктору и спросить, - "А
что это у вас? Колесо? А вы уверены, что именно колесо оптимально подходит
для передвижения? И почему вы решили, что оно должно быть круглым? Я требую
объяснений!". Усугубляется вся эта комедия еще и тем, что работники обязаны
исполнять все требования этого чудака по разъяснению ему, того, что они
делают. Все понимают, что это игра, но рано или поздно нервы начинают
сдавать, и начинают сыпаться ответы по принципу: "Как спросил, так и
отвечаем". Чепухой на чепуху. Именно здесь, обычно, и находится решение.
Там, где никто никогда даже искать не стал бы, если бы думал логически,
находится то, что ищется. Например, такой "враг" может спросить стоматолога:
"А почему вы никогда не производите лечение зубов через задний проход?"
Доведенный до ручки стоматолог отвечает: "Потому что пациенту сплевывать
неудобно!", а затем остывает, и думает: "А правда, если бы лечить кариес,
как советует этот дурак, через анус, то, как бы пациент сплевывал
накопившуюся слюну? Пришлось бы через пищевод проводить трубку и слюну
отсасывать механически. Стоп!" - дальше хлопок по лбу и резонный вопрос - а
почему бы механически не отсасывать слюну при традиционном способе лечения
через ротовую полость? Так могла бы появиться та неприятная трубка-крючок,
которую вставляют нам в рот сострадательные стоматологи, чтобы не прерывать
нашими вынужденными сплевываниями свое увлекательное занятие. Здесь уже не
систематические заклинания, а эмоциональный всплеск пробивает дорогу к
готовому ответу. В данном случае не дух проблемы задабривается, а дух
здоровой психики выводится из себя, и он, не имея сил терпеть больше над
собой издевательств, выхватывает решение оттуда, где оно лежит, и
скармливает его хозяину, чтобы тот угомонился и не сошел с ума.
Но как бы то ни было, а ни в первом, ни во втором, ни при любом другом
способе решения научных задач, предлагаемых специалистами по мышлению,
никогда нет настоятельных призывов думать точнее, логичнее, целеустремленнее
и конкретнее. Вместо этого сплошное шаманство. Но научно выверенное. Потому
что честная наука давно знает - открытие надо просто трудолюбиво выпросить
оттуда. Самим своими логическими силами - не дойти.
К тому же положение нынешнего ученого значительно облегчается наличием
огромного запаса знаний, методов мышления и способов научной работы. А если
абстрагироваться от нынешнего времени и обратиться к более древним временам,
когда всего этого не было, то положение первых "наблюдателей" вообще было
ужасно. Отталкиваться не от чего, это, во-первых, никто на окладе не
содержит и надо вместе с племенем весь день собирать пищу, это, во-вторых,
и, самое главное - нет никакой научной задачи! Сейчас ученым проще, как и
некоторое время назад. Все, что они делают - это усовершенствование старого
через открытие нового. Например, есть заказ: "У меня - сталь, но она
ржавеет. Сделайте мне такую сталь, чтобы она не ржавела. Я плачу". Здесь для
ученого сразу есть и что искать, и "на что" искать, и зачем искать и т.д. А
у первого человека? У первого ученого? Он должен был научную задачу сам
поставить перед собой, потому что до этого ни о какой науке, ни о ее задачах
и речи не было в кругах его целомудренного общества. Но, не имея понятия о
научной задаче и не имея самой минимальной научной информации и самых
первичных научных методов анализа - научную деятельность начать нельзя!
Все, чем мог обладать самый первый цивилизованный человек, начиная с
земледелия, садоводства, гончарного производства и металлургии - это все
высокий уровень уже готовых технологий, на разработку которых у него не
могло быть ни времени, ни средств, ни самой предсуществующей цели! Трудно
себе представить пещерного жителя, который вышел бы утром из пещеры,
почесался, и подумал: "Сегодня хороший день. Пора заняться делом. Для начала
возьму-ка я эти камни и положу их в кучу. На них прямо-таки написано, что
если их долго разжигать, то они начнут гореть с диким выделением тепла. Но
сначала я, наверное, обложу эти горючие камни другими камнями, особыми,
которые мне нравятся именно тем, что я предполагаю в них способность не
трескаться и не раскалываться от долгого огня. Они мне сохранят температуру
горения. Сверху я оставлю отверстие, куда засыплю вон те интересные камни,
потому что сердцем чую, что если они попадут в огонь, то расплавятся и
превратятся в медь. А потом я подкину в образовавшийся сплав еще одни камни,
которые тоже расплавятся и превратятся в олово. Только надо подбросить ровно
10% олова в медь, а то иначе получится не бронза, а ерунда какая-нибудь. Вот
этим я и займусь сегодня. А что делать с бронзой, и что это вообще такое - я
завтра подумаю, сегодня я и так устал. Да! Черт, совсем чуть не позабыл!
Надо же еще мех сделать, чтобы кислородный поддув был, иначе температуры
горения не хватит, чтобы руды плавить!". И так возникла металлургия? А ведь
именно так случился в истории бронзовый век, когда человек из абсолютно
дикого, вдруг стал совершенно цивилизованным. Никакими случайными находками
рождение бронзовой металлургии нельзя объяснить. Надо или сразу знать все
компоненты и сами достоинства конечного продукта, или никогда с нуля до
этого не догадаться, потому что ни один из компонентов по отдельности себя
не проявит в качестве части какого-то неведомого технологического целого.
То же самое с земледелием. Это не такая уж простая вещь, чтобы прийти к
ней случайной догадкой. Это - перемена, причем коренная перемена всего
образа жизни! Для того чтобы вырастить первый урожай, надо знать из чего его
вырастить, надо иметь орудие вспашки, надо знать, что нужен полив и
прополка, надо собрать где-то тысячи первых зерен и бросить все, занявшись
только этим. Крестьянский труд, а тем более ручной труд того времени,
поглощает все время и все силы. Пока вырастишь урожай - помрешь, если
перестанешь заниматься собирательством. А если будешь заниматься
собирательством, то не вырастишь никакого урожая. А, вырастив урожай, надо
знать, как хранить зерно для следующего посева (это непростая наука во все
времена!), как хранить зерно, предназначенное в пищу, и как из него делать
пищу, (а это еще сложней, это уже высокая технология!) потому что получаешь
не готовый продукт, а полуфабрикат, то есть, только намек на него! Для того,
чтобы начать заниматься земледелием, надо сначала увидеть готовую испеченную
горбушку хлеба, попробовать ее на вкус, убедиться, что это безопасно, вкусно
и питательно, и, самое главное, иметь запас продуктов на целый сезон вперед,
чтобы в первый раз заниматься только земледелием в целях получения
вожделенных горбушек себе и своим детям!
Как все это могло произойти без Его вмешательства? Да никак! И сам
древний человек нам рассказал об этом. У всех народов есть легенды о
богах-просветителях, которые научили людей всему, что они умеют. От темноты
и незнания? Какие основания у нас говорить именно так? Никаких. Народы очень
любят героев. Они их просто придумывают в своих сагах, былинах, сказаниях,
ведах, легендах и т.д. Этим героям приписывается все, даже умение ослиной
челюстью убить несколько тысяч вооруженных врагов, но ни одному из них не
приписываются в заслуги ни научных открытия, ни изобретения. Все эти
предания являются эхом действительных событий. И если Илья Муромец зашиб
кого-то по-пьяни, махнув неосторожно рукой, то по закону народного эпоса
через некоторое время мы узнаем, что, размахивая таким образом руками, он
мог одним взмахом убивать врагов целыми площадями и улицами. Но когда-то он,
все-таки, кого-то пристукнул, иначе и самого эпоса бы не было. А если ни в
одном эпосе нет ни одного случая, когда любимые герои озабочены научными
знаниями или технологическими прорывами, то этого и в жизни никогда не было.
С другой стороны, если в фольклоре всех народов боги постоянно внедряют
знания, ремесла и науки, то, на каком основании мы должны этому не верить?
Во-первых, из ничего ничего не рождается и, раз есть повторяющаяся тема, то
есть и фактическая база для появления таких сюжетов. Во-вторых, достаточно
почитать, например, переписку царя Хаммурапи, эпос о Гильгамеше,
производственную хронику чиновников Междуречья, египетские песни и мифы, или
южноамериканские древнейшие письменные источники, то убеждаешься, что это
такие же люди, как и мы, безо всякой склонности к галлюцинациям и бредовым
фантазиям. Вообще возникает ощущение, что в жизни людей, по сути, ничего не
изменилось - ни в психологии мышления, ни в уловках казнокрадов, ни в
мотивах правонарушений, ни в самих заботах быта. Нет нигде никаких оснований
утверждать, что эти люди были недоразвиты или запуганы непонятной жизнью.
Наоборот - это сейчас мы психологически не успеваем за жизнью, что и
породило всяческие стрессы, наркоманию, психоаналитиков и их благодарных
клиентов, борющихся со своими психозами, разлеживаясь на кожаных диванах.
Тогда все было спокойно и понятно, человек психически был более уравновешен
и более взвешенно относился и к жизни и к себе. А в таком случае (это - в
третьих) вообще какие у нас основания не верить им, если они на тысячи лет
были ближе к тем событиям, о причинах которых мы готовы с ними поспорить?
Нас там не было, а они там были. С чего это мы так разумничались?
Со всех сторон гораздо более приличным было бы послушать то, о чем они
сами говорят, а не то, что мы предполагаем по сути их высказываний. А
говорят они, например, о том, что первый Инка Манко Капак научил окрестные
племена земледелию и ремеслам. Сам Инка был не местный. Прибыл из-за моря. В
то время считалось, что "за морем" ничего нет. То есть Инка прибыл ниоткуда.
У индейцев Южной Америки бог Бочика пришел с Востока и принес
календарь. С Востока - это то же самое, что "из-за моря" для населения тех
мест. Бог пришел оттуда, откуда пришел и Инка.
У ливийцев (предков берберов) богиня Миург научила изготовлять из
фиников хмельной напиток, врачевать и готовить лекарства.
Египтян бог Осирис научил отличать съедобное растение от несъедобного.
Он так же показал им, как пахать землю, сеять ячмень и пшеницу, как уберечь
всходы от засухи (дал ирригацию), как собирать урожай и хранить его. Кроме
того, он научил разводить сады и виноградники, делать из винограда вино, и
сам первый осушил первую чашу. Не потому, что слаб был на это дело, а для
того, чтобы люди не боялись пить непонятный напиток. Совращенным таким
наглядным образом египтянам, Осирис дал и технологию производства пива из
ячменя. Очевидно - для похмелья. Им теперь не скучно было делать орудия для
охоты и земледелия, производству которых их также учил Осирис.
Богиня Исида научила египтян молоть зерно, делать муку и печь лепешки -
нельзя же только пить и охотиться, а зерно выращивать просто за-ради
удовольствия! Она же научила их лечить болезни.
Бог Тот научил прилежных египтян музыке, танцам, чтению и письму, а
также изобрел календарь. Не смеем ручаться, что именно в этой
последовательности.
В Южной Америке бог Саме прибыл из-за океана (из-за моря!) с Востока, и
научил народ сельскому хозяйству, скотоводству, строительству мостов (это
была горная местность с бурными речками ущельями), деревообработке, а также
принес им письменность.
У халдеев в Древнем Вавилоне бог Оан периодически приходит к людям и
учит письменности, наукам, а также искусствам всякого рода. Он же научил
вавилонян селиться городами, возводить храмы, устанавливать законы и
измерять землю. Также через его университеты люди научились сажать и
собирать различные плоды, он научил их выращивать все необходимое для жизни
(не только для пищи), он же "написал о возникновении и развитии государств и
передал эти сведения людям". Дело было в Передней Азии, но и здесь
наблюдательное население отметило, что бог Оан приходит "из-за моря" и, что
больше всего их поразило (белой завистью, наверное), - никогда не пользуется
пищей. Еще один интересный штрих к этой истории - некий Берос, местный
историк Южной Халдеи, описывая это, добавляет, что до Оана "люди жили как
звери, без всякого порядка".
На том же Ближнем Востоке семитские народы упоминают богов Азазела,
который научил металлургии, Баракелла, который научил астрономии, Кокабела,
научившего знамениям, и Асрадела, который поделился знаниями о движении
Луны.
Лагашцев Междуречья бог Нингирсу научил строительству и архитектуре с
географией. Почему именно такой синтез? Потому что в Междуречье есть все,
кроме камня, и, никогда не видевшему их первому царю лагашцев, бог Нингирсу
нарисовал чертежи зданий, построенных из камней, (архитектура), рассказал,
что такое камень, как его обрабатывать и укладывать друг на друга,
(строительство), а также точно указал самый кратчайший путь через горы и
леса туда, откуда камень можно привести за сотни километров от Лагаша
(география).
В Древнем Китае канон "Даоцзин" рассказывает о том, что сыны неба дали
людям календарь.
Богиня Бригита научила кельтов искусствам, сельскому хозяйству, ремеслу
и медицине. Богиня Бельтан - земледелию. Кельты как-то различали, очевидно,
сельское хозяйство вообще от земледелия в частности.
Герой шумеров Гильгамеш ("все видевший") передал все свои знания людям
своего царства, благодаря чему возникла праматерь всех цивилизаций -
шумерская. Сам же Гильгамеш получил всю свою мудрость не в средней школе, а
от богов. У тех же шумеров бог Ану принес с неба пшеницу, коноплю и ячмень.
Все это он уложил компактно в горах. А богини Ниназу и Нинмада передали
зерно Шумеру, "не знающему зерна".
Брахма у индийцев научил кшатриев военному делу, а вайшьев земледелию,
ремеслу и торговле. Так пошли касты.
Бог-просветитель Маке-Маке на острове Пасхи научил людей всему, что они
сейчас умеют по версии самих древних жителей этого острова, потомков
полинезийцев.
В той же Древней Греции широко обсуждался и попал в хроники случай с
титаном Прометеем, который в качестве дилера передал людям в пользование
огонь, но основные собственники огня, боги, признали сделку
недействительной, и Прометей вместо вознаграждения в виде процентов получил
наказание в виде оков и сбрендившего орла, который маниакально клевал ему
печень, полностью забыв о семье и о других мужских обязанностях. Даже умение
пользоваться огнем древние благоразумно не приписывали первому пожарнику,
который взял пылающую ветку пораженного молнией дерева и составил инструкцию
по его хранению.
Богиня Сарасвати в Индии дала календарь, письменность и науки, богиня
Шейла На Гиг в Ирландии научила земледелию, а богиня Деметра научила древних
греков и садоводству и земледелию.
Что невероятного во всех этих рассказах? Гораздо более невероятно то,
что человек сам без всякого плана мог давить вкусный виноград грязными
ногами, заталкивать полученную смесь в кувшин, несколько раз ее переливать и
отцеживать, закапывать сосуд в землю, выпускать особым способом газы
брожения, давать выдержку, а затем все это употреблять по назначению.
Совершенно невероятно представить себе, что некто очень древний и очень
упорный, наверное по большому одиночеству, нашел палочку, вставил ее в
тесную деревянную дырочку, и вертел ее там между ладонями в течение
получаса, чтобы затем получившееся тление палочки довести до огня, сунув
потемневший и дымящийся ее кончик в заготовленную заранее горку сухого мха.
Можно еще как-то предположить, что природа может с помощью молнии предложить
готовый огонь, то есть подсказать, но что в природе подсказывает, что от
трения получается огонь? А ведь во всем мире у всех племен обнаружены и
имеются известные различные приспособления для получения огня трением, а
предположение, что огонь сначала сохранялся дневальными по пещере после
молнии - только предположение.
Но еще более невероятным должны мы признать то предположение, что в
основе тех поистине невероятных знаний, которыми обладали древние мудрецы,
может находиться сам человек. Потому что уровень тех знаний зачастую
превосходил тот уровень, которого человек достиг впоследствии спустя
тысячелетия! Например, в настоящее время с помощью тончайших инструментов
длительность календарного года установлена периодом в 365,242398 суток. Это
- достижение современнейшей науки, которым она заслуженно гордится.
Средневековые несовременные точные изучения этого вопроса дали в свое время
цифру 365,242500, а древние майя знали, что год длится ровно 365,242129
суток! То есть, они были ближе к истине вообще безо всяких инструментов!
У майя не было вообще ничего, даже колеса и железа майя не знали, а
продолжительность лунного месяца они знали с точностью до 34 секунд! Ошибка
в периоде обращения Венеры у них составляла всего 7 секунд на 50 лет! Такой
точности технически оснащенная и просвещенная Европа достигла спустя лишь
тысячу лет в конце 19 века!!!
Шумеры. Как мы знаем уже, они были еще древнее, чем майя. Но они знали
время обращения Луны с точностью до 0,4 секунды. Продолжительность года,
которую знали они, отличается от современной нам величины (напомним -
установленной с помощью тончайших инструментов) на 5 минут! Шумеры знали о
Плутоне, которого европейцы открыли только в ... 1930 году! Причем Плутон
можно увидеть только в самые крупные телескопы, имеющиеся в настоящее время
на Земле и исключительно при спокойной атмосфере. Шумеры не только знали о
Плутоне, но и знали период его обращения вокруг Солнца. Как?
Ученые, жрецы и хранители знаний Шумера решали сложные алгебраические
задачи, квадратные уравнения с несколькими неизвестными, задачи на сложные
проценты и даже задачи, выходящие за пределы алгебры. Все это они
проделывали на глиняных табличках, когда за окном существовало только
примитивное общинное земледелие, босоногое гончарное производство и
скотоводство, и когда, соответственно, это вообще никому не было нужно.
Древние Греки считали число 10 000 невероятно большим числом, поскольку
число, которое находится в постоянном употреблении - это количественное
выражение потребности что-либо сосчитать. Нечасто приходилось в окружающем
мире видеть что-либо вокруг себя, что нуждалось бы в обобщении под
количеством десять тысяч. А у шумерских жрецов на одной из табличек найден
математический ряд, конечный итог которого выражается числом 195 200 000
000! Даже в 17-18 веках, тысячелетия спустя, для Европе еще не возникло
практической потребности в оперировании этим числом, а шумерам оно было
зачем?
В Китае есть глобус звездного неба, который составили китайские
астрономы за 1000 лет до нашей эры. На нем находятся созвездия, которые
можно увидеть только из Южного Полушария. С территории Китая они не видны.
Откуда были эти сведения в то время, если даже сейчас при любых технических
возможностях с территории Китая такого глобуса все равно не нарисовать?
В санскритских текстах встречаются такие величины времени, которыми мы
также не пользуемся даже сейчас. Например, "трути" - 0,3375 секунды и
"кашта" - 1/300 000 000 секунды. Какая такая могла возникнуть в тех условиях
почти дикости потребность в этих величинах? А приводим мы именно эти две
величины, потому что они полностью соответствуют периоду жизни мезонов и
гипермезонов! А это, между прочим, нестабильные элементарные частицы!
Переносчики ядерных сил! Случайность или совпадение? По закону совпадения -
если есть два совпадения, то это уже не совпадение.
Все древние календари всех древних культур найдены в конечной форме.
Нет ни одного календаря в стадии разработки или в какой-то переходной форме
от примитивного к точному. Как и все остальное, календари получались в виде
готовых рецептов.
Миллион появился в математике в 19 веке благодаря Марко Поло, который,
вернувшись из Китая, был посажен в тюрьму как завзятый лгун за свои
совершенно правдивые рассказы, поскольку итальянцы не могли себе представить
чего-либо в том количестве, в каком его видел Марко в Китае. Когда его
попросили назвать число, равным которому можно было бы обозначить предметы
роскоши китайских мандаринов и само население Китая, он долго думал в
одиночной камере, а затем предложил слово "миллион" в качестве замены
образному "тысяча тысяч", выражавшему собой смысл - "очень и очень много". И
только через столетия миллион занял свое полноправное место в разросшейся
Европе. А маленький Древний Египет это число знал и имел для него свое
конкретное название. Число "пи" также появилось в Европе 17 веке, а Египет
также знал зачем-то об этом числе.
Первый письменные свидетельства о медицине найдены в Шумере. И эта
медицина не такая уж варварская, как считалось до этого. Она выше по уровню,
чем медицина Европы средних веков! В древнем Вавилоне найдены также
медицинские инструменты (!) для, чего бы вы думали? Для хирургических
операций на черепе! Совершенно изящные и эффективные трепанаторы и сверла
для проникновения в черепную коробку в том самом Вавилоне, где Бог смешал
язык народов, чтобы они как муравьи не лепили кирпичи и не строили башню, с
помощью которой хотели дотянуться до звезд. На Крите откопан чемоданчик
хирурга, возраст которого 1600 лет до Рождества Христова, а в чемоданчике -
не пила и зубило, а сложные хирургические щипцы, различного калибра
скальпели и сверла. В Древнем Египте найдены подробнейшие инструкции на
папирусе (так называемый "папирус Смита") по наложению всех видов
хирургических швов, а стены храма Ком Омбо (до строительства пирамид)
испещрены рисунками совершеннейших, как говорят современные медики,
хирургических инструментов. На скифских золотых изделиях запечатлены
хирургические операции по трепанации черепа и удалению зубов. Все эти
древние цивилизации умели помимо трепанаций и удаления зубов оперировать
глаз и ставить протезы, а в Европе до 18 века главной причиной смерти по
болезни была ... стоматология. Вынужденные или случайные вскрытия
европейских кладбищ показывают, что больше половины европейцев умирали
оттого, что гной нарыва десны попадал в мозг.
1800 лет до нашей эры древние арии построили город-храм Аркаим. Этот
город спланирован по параметрам прецессии. Прецессия - это движение оси
вращения земли по круговому конусу. Когда юла вращается по полу, то она еще
и качается. Вот такое качание Земли при вращении и называется прецессией.
Высчитаны ее параметры были в 19 веке нашей эры, а все строгие постройки
Аркаима расположены расширяющимися кругами, полностью повторяющими параметры
прецессии уже в 19 веке до нашей эры. Арии знали, что Земля вращается вокруг
своей оси и знали основные математические данные этого вращения за 4000 лет
до современной астрономии? А чем еще объяснить планировку Аркаима и чем
объяснить то, что в своих расчетах астрологи ариев использовали не только
саму эклиптику (путь видимого годичного движения Солнца), но и знали
основанную на ее базе эклиптическую систему координат, что едва-едва и
далеко не у всех получается и в нынешнее время?
Такие опережающие на тысячи лет знания человек мог только получить
сверху, но никак не породить их из своих потребностей.
Помимо необычайно высокого уровня знаний древних цивилизаций премного
удивляет и то обстоятельство, что некоторые науки и технологии возникали в
то время совершенно необъяснимым и одновременным образом. Например,
астрология появилась одновременно и в Древнем Шумере и в Древнем Египте. В
двух разделенных огромными расстояниями государствах, не имеющих тесных
культурных и хозяйственных связей. Очевидно, для этой науки пришло время, и
Он ее вбросил в две цивилизации, существующие на тот момент.
Особое удивление вызывает феномен бронзового века. Дело в том, что
бронза - это сплав меди и олова, как мы уже упоминали. Оловом человек вообще
никогда не пользовался до этого, а медью крайне редко. А бронзовый век
возник внезапно, в один короткий исторический момент, причем сразу на очень
высоком технологическом уровне. Как мог человек догадаться, что если
сплавить между собой редкую медь и совершенно неизвестное доселе олово
именно в пропорции 10 : 1, то получится бронза? А самое удивительное состоит
в том, что государства, первыми начавшие выплавлять бронзу (Египет и
Месопотамия), сами исходного сырья, то есть ни меди, ни олова, не имели!!!
Они отправляли за ними экспедиции, куда бы вы думали? На Кавказ и Пиренеи!
Хотя, что будет в этом удивительного, если вспомнить, что знания даются
человеку в готовом виде и по графику, установленному Им?
Кстати, то же, что произошло с бронзой, произошло и с железом. Также
одновременно во всех местах и также сразу на уровне высокой технологии. Но
уж если мы заговорили о некоем графике, то, как это у нас уже принято, не
следует ли попытаться взглянуть на историю науки именно этим взглядом, и
попробовать выявить какие-либо закономерности в построении этого
божественного графика? Если мы вдруг эти закономерности выявим, то все наши
предыдущие предположения перестанут быть предположениями, а станут фактами.
Давайте попробуем.
Надо сказать, что толчком к этому размышлению послужило понятие так
называемого "Осевого Времени", которое встречается в некоторой литературе по
истории цивилизаций. Период этого времени обычно относят ко 2-1 тысячелетию
до Рождества Христова, и поводом для обобщения этого периода развития
человечества в некий значимый отрезок времени служит тот факт, что в этот
период созданы учения, основополагающие для буддизма и индуизма, мощно
прозвучал Заратустра, заиграла всеми красками непреходящая греческая
философия, Китай проникся конфуцианством, где-то по соседству возник даосизм
и т.д. Часто говорится, что, не сговариваясь, вместе появились Будда,
Сократ, Лао-Цзы, и т.д. Основная ссылка делается на то, что средств
сообщения между регионами Земли, где возникали эти учения, тогда в нынешнем
современном виде не было, никто друг о друге слухом не слыхивал и поэтому
этот период называют "Временем Великих Учителей", подчеркивая, что это некий
непонятный феномен - практически в одно время на разных географических
участках планеты у разных народов заблистали великие умы, поражающие своим
величием.
Не хочется спорить с этим определением, и мы этого делать не будем,
отметив, однако, что в режиме нашей задачи выявить Его график внедрения
знаний в человечество, такие периоды времени, как "тысячелетие", выглядят
несколько условными. Исходя из таких макрокатегорий времени, в конце концов,
можно вообще все происшедшее с человечеством назвать какой-либо "эрой"
подходящего определения, но нам это сейчас совершенно не подходит, и мы не
воспользуемся этой возможностью. Нам нужны совершенно иные, более компактные
категории времени, исследование которых позволило бы нам выявить какие-либо
закономерности, а не говорить "о непонятном феномене", пусть и
величественного характера. Мы уже убедились не раз, что любое "непонятное"
может стать понятным, если заранее не поверить всем авторитетам, которые
определили, что оно "непонятно".
И начнем мы именно с философов (учителей) и сразу по трем причинам.
Первая - тем самым мы отдаем дань основной мысли, заложенной в понятии
"Осевое Время", как интересной гипотезе, если ее попробовать применить
несколько по иному принципу. Вторая - философия тоже наука, и нет никаких
оснований искать Его график исключительно в точных науках, и третья причина
- философия никак не сопрягается с насущными потребностями человека и никак
не подталкивается техническим уровнем общества, что, в отличие от случая с
точными науками, делает наш первый эксперимент боле чистым.
При этом сразу же стоит сказать, что, обращаясь к философии, мы должны
сами себя предупредить, что, разбираясь в наследии великих философов, мы
никогда не сможем до конца постичь всю глубину достижений этих умных людей.
Собственного ума не хватит. И в этом нет ничего оскорбительного. Не
загораемся же мы неодолимым желанием дуэли, если нам скажут, что сальто в
три оборота с поворотом корпуса на 180 градусов - для нас высота
недостижимая. Каждому - свое. Гениальный ум такое же редкое явление, как и
гениальное по спортивности тело. Отнесемся к этому спокойно. Тем более, что
в данном случае нам вовсе и не важна вся невозможная глубина воззрений
великих мыслителей, поскольку представляется, что нам будет вполне
достаточно и того, что мы сумеем понять из их писаний.
А, изучая их писания, сразу же натыкаешься на мысль, что вся история
философии - это разговор нескольких обостренно вяло интересующихся друг
другом собеседников по типу:
1-й. Господа, я твердо склонен утверждать ту мысль, что солнце
неизменно встает на востоке, а садится на западе.
2-й. Смею Вас уверить, мой дорогой "1-й", что по моим наблюдениям все
выглядит несколько иначе - солнце встает на востоке, а садится на западе.
3-й. Боже мой! Какие глупости оба вы несете! Даже ребенок знает, что
солнце всегда встает на востоке, а садится на западе!
4-й. Куда катится мир! И этому учат теперь детей! Но мы-то не дети,
господа, мы-то должны знать, что солнце всегда встает на востоке, а садится
на западе!
5-й. Эх, жаль господа, что вы все время тараторите какие-то пустяки, и
не хотите меня послушать! Отвлекитесь от мелочей и послушайте лучше, что я
открыл (сейчас у вас будет шок!): солнце всегда встает на востоке и садится
на западе!
И так тысячи лет...
Эти удивительные беседы и споры не заканчиваются уже тысячелетия,
причем от самого первого философа и до самого современного. Наверное, по
праву было бы считать Заратустру и вообще первым философом, и вообще первым,
кто еще в 7 веке до нашей эры сказал, что миром движет единство и борьба
двух противоположных начал (знаменитый иранский дуализм). Он сказал это, и с
достоинством удалился из этого мира, но через сто лет ему возразил
Анаксимандр, заявивший, что все в мире - это единство и борьба
противоположностей. В 4 веке до нашей эры в этот горячий спор вмешался
Гераклит и заявил, что источником всего является переход противоположностей
друг в друга. Гераклит оставался победителем в этом непримиримом споре около
1 500 лет, пока не пришел Чжань Цзай и не сказал, что все в мире - это
превращение и борьба "инь" и "ян" (так по-китайски следует применять слово
"противоположности", разлагая одно понятное слово на два непонятных). Но
Якоб Беме уже в 16 веке высмеял мудрого китайца и заявил, что источником
развития мира является не что иное, как единство и борьба
противоположностей. За земляка яро вступился через двести лет Дай Чжень и
высказал интересную и свежую мысль о том, что все в мире - это единство и
борьба "инь" и "ян" (противоположностей). И, наконец, в 19 веке Георг Гегель
пристыдил всех спорщиков совершенно новым предположением относительно темы
их спора, предположив, что все в мире является следствием единства и борьбы
противоположностей. Его голос, наверное, был более зычным, чем у хорошо
воспитанных греков, мирного Заратустры или скромных китайцев, потому что по
истечении двух с половиной тысяч лет (!) после первого появления этой мысли,
Гегеля назвали "1-м" и главным диалектиком. То есть философом, который
выводит все развитие истории из столкновения противоположностей. Процесс
завершился. Если, конечно же, через тысячу лет не родится кто-либо дерзкий,
и не опровергнет самого Гегеля, предположив, что все в мире - это единство и
борьба противоположностей.
Если переместиться от первого Заратустры на сто лет ближе и проникнуть
в 6 век до н. э., то мы здесь находим у первых же встретившихся нам
философов сразу две интересные мысли о непознаваемости мира. У Ксенофана
(познанию недостаточно чувственных данных, так как это всего лишь частные
"мнения" людей, а не сама истина) и у Парменида (чувствам доверять нельзя,
главное в познании - некое "умозрительное знание", свободное от ощущений и
чувств). Их совместную непримиримую вражду несколько охладил в 5 веке до
нашей эры уже знакомый нам азартный полемист Гераклит, который и здесь
наперекор всем заявил, что в основе познания лежат ощущения, а это - всего
лишь ощущения, а не само познание. Против этого гневно выступил в 4 веке до
нашей эры Аристотель, который, негодуя, но вполне в рамках приличий по
форме, объявил, что познание - это обобщение единичного через опыт, в основе
которого лежат чувства. Следовательно, упрямо настаивал Аристотель, чувства
- это законодатели познания и само познание - это всего лишь наши чувства.
Примерно в это же время Горгий слегка поправил Аристотеля и тактично заявил,
что наше знание - это всего лишь набор наших личных ощущений. Тогда в 1 веке
до нашей эры на тех же основаниях Энесидем заявил, что познание невозможно и
поэтому лучше вообще отказаться от этих попыток и достичь некоего
внутреннего наслаждения, на котором и стоило бы успокоиться. Но тут, откуда
ни возьмись - снова китайцы! Некий Ван Чун вежливо, но настойчиво стал
утверждать, что наше познание - это всего лишь наши чувства и наши
восприятия. Европа была возмущена! И патриотичный Секст Эмпирик во 2 веке
нашей эры громогласно призвал всех отказаться от бесполезных попыток
бесполезного для поиска истины сознания и предаться душевному равновесию и
блаженству. Блаженство после этого длилось ровно тысячу лет, пока с
революционной идеей о том, что истина не может познаваться сознанием, а
может это делать с собой только при помощи интуиции, не выступил Джованни
Бонавентура. От этого шока оправились буквально через 500 лет и тогда
Бонавентуру опровергли Джордж Беркли, Иоганн Гаман, Клод Гельвеций, Дай
Чжень, Дени Дидро, Этьен Кондильяк, Иммануил Кант, Рихард Авенариус, Герберт
Спенсер, Алексей Хомяков, Дэвид Юм, Фридрих Шиллинг, Ралф Эмерсон, Макс
Вебер, Серен Кьеркегор, Эрнст Мах, Джон Милль, Владимир Милютин, Альфред
Адлер, Казимеж Айдукевич, Реймон Арон, Анри Бергсон, Ауробиндо Гхош, Джон
Дью и т.д. т т.д. Вот уже двести с лишним лет все они пытаются переспорить
друг друга, наперебой утверждая, что любое познание - это не более, чем
комплекс наших ощущений и познать мир можно только сверхоткровением,
интуицией или каким-либо еще невероятным состоянием ума, отдалившимся от
опыта и чувств.
Точно такие же рефрены постоянно раздаются тысячелетиями и об атомной
структуре материи, о Мировом Разуме, о неразрывности материи и движения, о
двух составляющих мышления - психическом и рационально-логическом, о
материальной и духовной сторонах мира и т.д. Все это, конечно, набрасывает
на картину истории философской мысли краски некоего повторяющегося куплета,
которые артисты слегка в разной форме, но постоянно преподносят публике в
качестве полюбившегося и беспроигрышного номера. В самом деле - если в самых
умных головах человечества на протяжении длительных веков вертятся постоянно
одни и те же мысли, то приходится, вроде бы, признать, что никакого
последовательного Плана их внедрения в эти головы сверху не существует. Если
оставить из всего богатства мыслей всех философов всех веков только наследие
Заратустры и Платона, то всем остальным багажом можно вполне безболезненно
поступиться, ибо все, что было после них легко можно отнести лишь к
переоркестровке идей этих Двух Великих. Поэтому определенно связно
напрашивается мысль, что развитие философии является процессом спонтанным,
то есть никем не регулируемым и, развивающимся свободно.
Но мы не зря столько времени уделили именно подробному изложению
истории развития той, не прекращающей живо биться и сегодня идеи, что
познание мира невозможно в силу самой специфики человеческого познания. Сам
факт такого настойчивого самобичевания, проходящий через всю историю
цивилизации, не просто любопытен, а очень интересен как раз в том плане, что
дает нам, похоже, возможность сказать, что зарождение философских идей в
головах мудрецов происходит, все же, не без Его прямого влияния.
Дело в том, что мышление - это тоже система приемов и методов познания.
Эта система добросовестно работает с тем материалом, который ей
предоставляется, и работает она с равнодушием ткацкого станка - что в него
запустишь, то он тебе и выдаст. Хоть мешковину, хоть парчу - выйдет один и
то же холст. Подобно любой системе, перерабатывающей внешний материал,
мышление не может содержать в себе механизмы и устройства, приводящие к
разрушению своей же собственной системы. Такое воздействие на нее может быть
оказано только снаружи. В том же ткацком станке не может быть ничего такого,
что отрицало бы ткацкое производства, как таковое вообще, ибо станок -
цельный и неразрывный организм и, будь в нем такая возможность, она
немедленно проявилась бы. Палку в колесо станка можно вставить только со
стороны. Поэтому, если мы говорим о том, что в системе мышления находится
возможность отрицать само мышление, то это сразу же нас настораживает,
поскольку отрицание мышления должно быть элементом, чуждым самой системе
мышления. Такое отрицание может быть в нее только внедрено.
Поясним это. Представим себе Уэйна Гретцки, который в разгар своей
звездной карьеры делает заявление по всем каналам прессы: "Люди! Не ходите
на хоккей! Это вы - зря. Потому что хоккей - это абсолютно бесплодное и
совершенно бесполезное занятие!" Что мы должны будем в этом случае сказать,
и что мы обязательно скажем по поводу данной заявки? Мы скажем, что это был
"голос свыше", "откровение" или еще что-то сверхъестественное, что смогло
заставить этого парня отказаться от таких денег и от такой славы. Мы никогда
не поверим, что это был плод обычных рассуждений за чашечкой кофе в
межсезонье. Мы будем уверены, что истоки такого решения - мистические! Но
ведь точно такое же предположение мы вправе отнести и касательно упорно
повторяющихся разработок философов о невозможности познания! Ведь, тем
самым, они постоянно заявляют через все доступные им каналы: "Люди! Не
читайте философов и не занимайтесь философией! Это вы - зря. Это совершенно
бесплодное и совершенно бесполезное занятие!" Неужели сами философы не
понимают, что такой их дружный тысячелетний хор на тему "Философия в
принципе не способна родить истину" - просто-напросто отменяет и все
остальное, что они нам скажут впоследствии? Зачем нам читать их опусы, если
они уже заранее разослали в каждый наш дом уведомление: "Настоящим
подтверждаем, что, являясь членами человеческого рода, мы не можем в
принципе познавать мира по самой природе своего мышления. Список наших книг,
рекомендуемых к прочтению для тех, кто интересуется истинами о мире,
прилагается. Заказ можно оформить наложенным платежом".
А ведь, если бы такая мысль и могла как-то приходить в голову, то она
не должна была бы прозвучать! Конъюнктура (способствующая или не
способствующая выгоде система сложившихся обстоятельств) не позволила бы это
сделать! Да и издатели, которые живут тем, что люди покупают печатающихся у
них философов, не стали бы такое печатать, объясни им хоть кто-нибудь, - что
это на самом деле значит! Или нам хотят сказать, что понятие конъюнктуры
(выгодности или невыгодности) философам неведомо? Ведомо! Еще как ведомо!
Иначе - чем объяснить то, что самая главная мысль Платона о том, что
физический мир является лишь искаженным отражением истинного мира
нефизических идей, находящегося в нематериальном плане, остается как бы в
стороне от всего того, за что берется любой философ? Все материальное - это
как тень на стене, отраженная от нематериального, говорил Платон. Остаются
только контуры, по которым совершенно нельзя судить об истинном виде мира.
Это простое и логичное объяснение все философы обходят стороной, мудрый лик
- ящиком, как будто его вообще нет. Потому что Платон этим простым выводом
отменил саму философию. В этой платоновской версии мира любой человек
запускает в ткацкий станок своего мышления химеру отраженного мира идей и в
итоге может получить только химеру. После Платона философии вообще не должно
быть в смысле науки познания мира. И это философами осознается, и поэтому
нигде далее никем из них Платон в своей идее не усиливается, а просто
вскользь упоминается, как автор теории перевоплощения душ. А если вдруг сами
философы своими размышлениями о непознаваемости мира человеческим разумом
неустанно хоронят философию, то это происходит у них, очевидно, неосознанно,
неодолимым наитием, пророческим элементом. То есть, с Его присутствием.
Данное соображение теперь заставляет нас более пристально взглянуть на
историю философии, где мы, будем считать, уже обнаружили как минимум след
Его непосредственного влияния. Посмотрим, не хранятся ли в этой истории еще
где-нибудь столь же приятные сюрпризы?
Хранятся. И первым из них бросается в глаза неравномерность
распределения во времени всплесков философской активности. Эти всплески
напоминают периоды мозгового штурма, когда говорят все наперебой и сразу,
правда, перебивая и опровергая в данном случае друг друга, хотя до этого
была полная тишь и после этого опять наступает такая же тишь. Такое
впечатление, что кто-то организует эти симпозиумы, но дает слово
одновременно всем, причем вручая листки с готовыми текстами незаметно для
выступающих и также незаметно управляя регламентом выступлений и, оставаясь
за кулисами.
Это притягивает своей очевидной "графикоподобностью", поскольку если бы
процесс развития философии был самотекущим и зависел бы только от некоей
естественной по последовательности развития во времени мысли, то философы
должны были бы рождаться постоянно и непрерывно и сменять друг друга,
опираясь на достижения предшественников. Но все совсем не так! Приходится
видеть такие огромные периоды отсутствия философской мысли и такие бурные
моменты ее активизации, что просто язык не поворачивается назвать все это
как-то иначе, чем как неким управляемым кем-то графиком.
Для подтверждения этого вывода примерами начнем опять с Заратустры. Эта
фигура так же, как и Платон, старательно обходится историками. Почему?
Потому, по-видимому, что древний иранец не укладывается ни в одну из схем
истории философии. Он ломает любую из них одним только своим полноправным
присутствием. Само появление философии в древнем мире явилось резким
поворотом сознания от сотворения мифов к умозрительно-логическим и
безобъектным понятиям. С появлением философии непонятным образом изменилось
само сознание человека: притчи заменились логическими доводами, а вместо
персонажей олицетворения (богов, титанов, духов, сил стихии и т.д.)
появились сформулированные отвлеченно понятия, которые ранее выражались
этими персонажами. Каким-то непонятным образом изменилось мышление человека!
Чтобы не говорить о том, что это Бог перекоммутировал что-то в нашем
сознании, и мы в результате стали думать по-другому, историки культуры и
науки пытаются доказать, что причины изменения человеческого мышления лежат
не в Боге, а в конкретных бытовых и политических причинах. Для этого берут
древних греков, объявляют их первыми философами и объясняют появление
философии распадом родоплеменных связей. Но, во-первых, если бы мы ждали
действительного распада родоплеменных связей, то философии не было бы и по
сию пору, а во-вторых, Заратустра полностью опровергает эту теорию,
поскольку в древнем Иране тогда ничего не распадалось ни до него, ни во
время него, ни потом. А сам Заратустра жил задолго до первых
греков-философов. Поэтому его дешевле не замечать.
Есть еще один вариант появления философии, который предлагает нам
считать, что философия возникла в контексте развития древнегреческой науки.
То есть попутно с ней, как придаток научной мысли. Здесь философию прямо
выводят из изменившегося сознания, и это правильно, но само изменение
сознания относят к появлению наук. Но, во-первых, нам кажется, что появление
бронзы, железа, колеса или даже астрологии, - гораздо более резкий переворот
общественного сознания и развития общества, чем достижение отдельными его
лицами умения высчитать длину стороны треугольника, или такая удивительная
догадка, что тело из ванны вытеснит столько же воды, каково само из себя
является по объему. Однако в первых случаях в головах людей ничего не
изменилось, хотя изменился весь окружающий мир (бронзовый век - это синоним
цивилизации, до него была дикость, а с его приходом появилось скотоводство,
земледелие и письменность), а во втором случае человек, который жил также,
как жил тысячу лет до этого, даже не изменив моды на одежду, вдруг стал
заниматься наукой. Почему? Если брать науку в качестве причины возникновения
философии, то, что брать в качестве причины возникновения науки? Опять
только Его промысел, других факторов не было. Но Заратустра без всяких вот
таких длительных эссе одним своим фактом существования опровергает
господствующую теорию возникновения философии как попутчика развития науки,
потому что он жил там, где никакой наукой древних греков еще и не пахло, а
философ он был отменный, равным которому вряд ли можно кого-либо еще
поставить, кроме Платона и святого Павла, но у последнего была все же
философия откровения и это не совсем нам по теме.
Еще более откровенными усилиями выталкивается Заратустра из общего
плана развития философии по той причине, что он разрушает догмат "избранного
народа", который первым пришел к единобожию. Об этом мы еще поговорим, а
сейчас отметим, что по данным раскопок в Аркаиме Заратустру относят к
периоду более раннему, чем откровение Моисея, из-за чего и раньше нарушался
и сейчас полностью опровергается настолько желанный ортодоксами факт, что
еврейский народ первым пришел к идее Единого Бога. Здесь тоже, повторяем,
есть что возразить, и мы это еще сделаем, но здесь же опять простым своим
присутствием неопровержимо возражает этой мысли все тот же Заратустра,
который говорит о Едином Боге (он называет Его "Агурамазда"), считает
многобожие грехом и делает вывод о том, что все будет прекрасно, пото