вымыв руки, в последний раз обратился к народу: - Предупреждаю вас самым серьезным образом: раз вы осудили этого человека и единодушно требуете его смерти, я не стану противиться, однако запомните: это вы его осудили, а не я. И если он невинен, пусть его кровь падет на вас. - Согласны! - завопила толпа. - Пусть падет! Не возражаем! При этом Иисус, должно быть, подумал, что, к сожалению, его кровь не может пасть ни на кого, ибо он для того и явился, чтобы пролить ее на земле во искупление прошлых, настоящих и будущих грехов всего рода человеческого. Происходило это между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами утра. Теперь уже ничто не препятствовало казни осужденного. (Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 2-31; Марка, глава. 15, ст. 1-20; Луки, глава. 23, ст. 1-25; Иоанна, глава. 18, ст. 28-40; глава. 19, ст. 1-16.) Глава 64. ЛОБНОЕ МЕСТО. И привели его на место Голгофу, что значит: "Лобное место". И давали ему пить вино со смирною; но он не принял. Марк, глава. 15, ст. 22-22. И вот мы на пути к месту казни. После дуем же с евангелием в руках за существом с двумя сущностями и посмотрим, сумеет ли оно умереть не дрогнув, как подобает герою. Прежде всего, куда его повели из претории Пилата? Римские ликторы смешались с солдатами храмовой стражи, и за ними повалила вся толпа во главе с первосвященниками, книжниками и фарисеями. Для начала весь кортеж двинулся к иерусалимской тюрьме. Там с Иисуса сняли красный плащ и наряд сумасшедшего и вернули ему его одежды. Там же к Иисусу присоединили еще двух проходимцев, приговоренных, как и он, к высшей мере наказания. Дополненная таким образом процессия снова двинулась в путь, направляясь к холму за пределами города, где обычно совершались казни. Этот холм назывался Голгофа, или Лобное место. Такое название он получил из-за того, что верхняя его часть представляла собой голую скалу, отдаленно напоминавшую человеческий череп. Комментаторы евангелия, одержимые зудом повсюду отыскивать всевозможные чудеса, уверяют, будто холмик, на котором Иисуса подвесили к кресту, назывался черепом потому, что под этим холмом покоится череп Адама. Следует сразу сказать: до сих пор там никто не откопал ничего, хотя бы отдаленно напоминающего вышеупомянутый предмет. Ниже я расскажу, как священники объясняют эту неувязку, продолжая тем не менее утверждать, будто знаменитый череп действительно погребен под Голгофой. Итак, процессия двинулась по улицам города. На каждом перекрестке злосчастный сын голубя подвергался все новым насмешкам. На каждом углу он встречал какого-нибудь бывшего слепца, которому вернул зрение, или бывшего паралитика, которого поставил на ноги, и, наверное, рассчитывал, что эти люди, столь многим ему обязанные, бросятся на солдат и освободят своего благодетеля. За свою жизнь он сотворил столько чудес, что всех чудесно исцеленных, наблюдавших страсти господни, было вполне достаточно, чтобы стереть его врагов в порошок. Но, увы! Бессердечные экс-калеки только смеялись, глядя на жалкую фигуру своего исцелителя. Ни один из них даже не подумал прийти ему на помощь! Грех надкушенного яблока искупался по всем правилам искусства. Первыми, кто сжалился над осужденным, были солдаты стражи. Главный склад крестов для распятия находился в здании тюрьмы. Осужденный, согласно обычаю, должен был тащить на себе свой крест до самого места казни. Оба разбойника довольно легко несли свои кресты, положив их на плечо. Что же касается Иисуса, то ему в довершение всех несчастий достался самый тяжелый, плохо оструганный крест, от которого у него сразу заломило спину. Мы знаем, что бывший плотник разбирался в плотничьем деле, поэтому сейчас он испытывал двойные мучения: физические - от тяжести креста, и моральные - от того, как он сделан, ибо взглядом профессионала сразу увидел, какая это топорная работа. Кроме того, не следует забывать, что уже в Гефсиманском саду, где ангел заставил его проглотить чашу горечи, наш миропомазанный был в самом тяжелом состоянии. Так называемые святые книги утверждают, будто в Гефсиманском саду началась его агония. Поэтому сейчас, когда его человеческая сущность преобладала над божественной, он с трудом передвигал ноги и едва не валился под тяжестью креста. А за городскими воротами он вообще плюхнулся на дорогу и не смог больше встать. Тогда солдаты начали совещаться. - Бедняга совсем выдохся, - говорили они. - Заставлять его дальше тащить на себе этот столб с перекладиной было бы просто жестоко. Они огляделись по сторонам. В толпе любопытных выделялся здоровенный детина. - Эй ты, как тебя зовут? - окликнул его один из солдат. - Симон. - А ну, Симон, берись-ка за крест: донесешь его до Голгофы! Симону - как выяснилось, он был киринеянином - это предложение пришлось не по вкусу. - Несите эту виселицу сами! - заворчал он. - При чем здесь я?! Однако отвертеться ему не удалось. Ругаясь последними словами, Симон взвалил крест на плечо и понес его за Иисусом. Кстати, я давно себя спрашивал: почему это священники так восхваляют Симона Киринеянина? Они представляют его преданным другом Христа и делают из него чуть ли не святого, хотя в евангелии ясно сказано, что солдаты "заставили его нести крест". Именно так говорит евангелист Матфей и все остальные. Злосчастный творец неба и земли был настолько измучен, что страже пришлось буквально тащить его до Лобного места (смотри у Марка, глава. 15, ст. 22). По дороге им встретилась кучка женщин. Плачевный вид Иисуса разжалобил их, и они заплакали. Об этой подробности упоминает только святой Лука. Остальные три евангелиста, напротив, утверждают, что на протяжении всего крестного пути из толпы не раздалось ни одного возгласа соболезнования Миропомазанному страдальцу. Итак, если верить святому Луке, несколько дам пролили слезы. Иисус тут же обрел дар речи, обратился к ним и сказал дословно следующее: - Дщери иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо скоро придут дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы не питавшие. Тогда начнут говорить горам: "Падите на нас!" И холмам: "Покройте нас!" Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? К этой басне евангелиста Луки церковь прибавила позднее другую легенду, которой нет ни в одном так называемом "священном" тексте. Впрочем, подлинность этих текстов и без того уже достаточно сомнительна. Священнослужители уверяют, будто далее последовала следующая сцена. Одна из рыдавших женщин, которую звали Вероникой, заметила, что Иисус весь взмок. Видимо опасаясь, как бы он не простудился, она приблизилась к нему и приложила к его лицу свой носовой платок, дабы утереть пот с божественного чела. И вот - новое чудо! Черты Иисуса остались запечатленными на носовом платке. Это была своего рода моментальная и к тому же цветная фотография, воспроизводившая во всех подробностях физиономию осужденного. Обратите внимание, сколь велика вина еврейского народа и солдат: даже после этого чуда они не догадались, что их жертва была истинным сыном божьим! Увы, ничто не может просветить людей, заранее предубежденных. Те, кто не хочет слышать, хуже всех глухих, и те, кто не хочет видеть, не сравнятся даже со слепорожденными. Как и следовало ожидать, носовой платок Вероники сохранился до наших дней. Сотни утирок и стирок не смогли стереть с него черты Иисусова лица. Теперь эта драгоценная реликвия хранится у римских священников в сокровищнице собора святого Петра. Желающие могут ее там узреть, предварительно смазав как следует жирную лапу папского ризничьего. Сведущие люди, изучавшие древние языки, уверяют, правда, что доброй женщины по имени Вероника, впоследствии причисленной за свой милосердный жест к лику святых, в действительности никогда не существовало, ибо этимология имени Вероника восходит к двум словам - "веракс иконика", что означает "подлинное изображение". Разумеется, это словосочетание скорее можно применить к носовому платку из собора святого Петра, нежели к существу из крови и плоти. Но если "вероникой" был носовой платок, то что же остается от легенды о милосердной женщине? Наконец, когда пот Иисуса был утерт носовым платком - конечно, если верить Луке и не верить остальным евангелистам, - трое осужденных двинулись дальше и достигли вершины Голгофы. Христос к тому времени выбился из последних сил. Солдаты поспешили смешать вино со смирною и предложили этот напиток сыну голубя. Разумеется, такое питье по вкусу не напоминало даже самого дешевого бургундского, однако оно обладало живительными свойствами, и солдаты действовали из самых лучших побуждений. Дело в том, что смирна вызывает сильное искусственное возбуждение, которое позволяло осужденному легче переносить боль. Но Иисус не захотел отхлебнуть ни глотка. Тогда солдаты заставили его сесть на землю и приступили к последним приготовлениям к казни. Сначала они вырыли ямы для крестов. Затем поставили возле ям лестницы-стремянки. После этого осужденных положили каждого на свой крест и прибили им гвоздями руки и ноги. Два проходимца-разбойника, остававшиеся в полном сознании, должно быть, мучились при этом несравненно больше, чем Иисус. Впрочем, разве это важно? Даже если допустить, что Христос время от времени для передышки призывал себе на помощь свою божественную сущность, все равно распятие на кресте, по-моему, было чересчур жестоким наказанием за одно съеденное яблоко, тем более что съел-то его вовсе не Иисус! Итак, злосчастный бог и два разбойника, его коллеги, подверглись этой неприятной операции. Римские воины, выполняя приказ Пилата, украсили крест Иисуса надписью, прибитой над его головой. И тут снова наши веселые шутники-евангелисты начинают плести кто во что горазд. Матфей (глава. 27, ст. 37): "И поставили над головою его надпись, означающую вину его: "Сей есть Иисус, Царь Иудейский"". Марк (глава. 15, ст. 26): "И была надпись вины его: "Царь Иудейский"". Лука (глава. 23, ст. 38): "И была над ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: "Сей есть Царь Иудейский"". Иоанн (глава. 19, ст. 19): "Пилат же написал и надпись, и поставил на кресте. Написано было: "Иисус Назорей, Царь Иудейский"". Людей, уважающих точность, не могут не смутить эту весьма странные разночтения у господ-евангелистов. Может быть, именно потому наши священники не воспроизводят на распятиях ни одной из этих надписей? Они предпочитают ставить латинские инициалы - J. N. R. J., частенько вводящие в соблазн богомольных старух, которые воображают, будто Христа звали Инри, хотя в действительности это просто-напросто сокращение от Jesus Nazarenus Rex Judaeorum - Иисус Назарей, Царь Иудейский. Если верить Иоанну, Пилат сам сделал такую надпись. Видимо, римский правитель обладал какими-то каллиграфическими способностями и, надо полагать, весьма ими гордился. По словам того же возлюбленного Иоанна, первосвященники придрались к содержанию надписи. Они пришли к Пилату и сказали ему: - На вашей надписи, сделанной для Иисуса, написано: "... Царь Иудейский". Если вам не трудно внести маленькое исправление, мы будем вам очень признательны. Напишите, пожалуйста: "Называвший себя Царем Иудейским". - О боже, что за формалисты! - воскликнул Пилат, возводя очи к небу. - Мы, конечно, понимаем, это нюанс, так сказать оттенок, но для нас он важен. - Я весьма сожалею, - ответил Пилат, - но вы поздно спохватились. Что я написал, то написал. (Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 32-38; Марка, глава. 15, ст. 21- 28; Луки, глава. 23, ст. 26-38; Иоанна, глава. 19, ст. 17-22.). Глава 65. СВЕРШИЛОСЬ! Тогда распяты с ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую. Проходящие же злословили его, кивая головами своими и говоря: разрушающий храм и в три дня созидающий! спаси себя самого; если ты сын божий, сойди с креста. Матфей, глава. 27, ст. 38-40. Приверженцы рьяные, души пламенные, овечки Христовы, приблизился миг рыдании! Увы, кротчайший агнец, принесший себя в жертву, дабы навсегда искупить первородный ужасный грех, случившийся из-за яблока, съеденного в Эдеме, сын белого голубя и девицы непорочной, повисев малость на своем кресте, начал приходить в себя и вскоре предался размышлениям еще более горьким, нежели содержимое чаши, выпитой в Гефсиманском саду. Он говорил себе, что старина Саваоф - по совместительству его отец, хотя неизвестно, с какого боку, - сыграл с ним дурацкую шутку, позволив его распять, вместо того чтобы покончить с этим жертвоприношением поскорее. Попробуем на минуту вникнуть в рассуждения Иисуса. Речь шла о темном пятне, коим наша совесть отмечена со дня рождения, не правда ли? До распятия Христа люди, несущие на себе это черное пятно греха с момента появления из материнского чрева, были заранее обречены на муки и не могли даже мечтать о царстве небесном. Затем - алле гоп! - ходячее Слово превращается в висячее, выбрав последней своей трибуной крест на Голгофе, и с этого мгновения человечество избавляется от первородного греха. Души младенцев отныне ничем не запятнаны, как если бы Адам и Ева вовсе не пробовали яблок. Во всяком случае, так рассуждаете вы, мои непредубежденные грешные читатели. Так вот, оказывается, все обстоит иначе. Человечеству распятие не дало ровным счетом ничего. И первородный грех продолжает тяготеть над невинными младенцами, словно Христос никогда и не висел на своем кресте. В самом деле, чему учит нас церковь? Что без крещения мы не можем попасть на небо. Значит, только крещение, изобретенное Иоанном Крестителем и вошедшее в моду благодаря Иисусу, может смыть пресловутое черное пятно с нашей совести? На это священники отвечают: - Да, конечно, но если бы агнца божьего не приколотили гвоздями к кресту, крещение не имело бы никакой силы. Превосходно, господа священники! Но в таком случае перестаньте молоть чепуху, будто Иисус пострадал за весь род человеческий. В действительности - разумеется, речь идет лишь о церковной легенде - он позволил себя распять единственно и исключительно ради тех, кому посчастливится встретить в жизни некоего благодетеля в рясе, который покапает им воды на голову. Таким образом, какой-нибудь несчастный малыш, если он умрет, едва появившись на свет, и его не успеют окрестить, по-прежнему будет на веки вечные лишен всех райских блаженств. Этому бедному младенцу все равно, пролилась за него кровь невинного агнца или нет. А вы еще говорите, что отец Саваоф - бог праведный и милосердный! Постыдились бы так безбожно врать, господа священнослужители! Из этого порочного круга невозможно выйти, если хочешь оставаться до конца логичным. Если Иисус был действительно добрым посланцем доброго бога, он должен был с высоты креста послать своего отца Саваофа ко всем чертям и проклясть его за то, что его мучения пойдут на пользу лишь ничтожному меньшинству из всего рода человеческого. Ибо в конечном счете распятие обернулось бесстыдной мистификацией, жестокой шуткой, которую бог-отец сыграл с богом-сыном. Однако миропомазанного в тот момент заботили не только результаты приносимой им жертвы. Он взглянул на солдат, деливших у подножия креста его одежды. Они разрезали его плащ на четыре части, а когда дело дошло до хитона, то решили не раздирать его, а бросить жребий: кому достанется, тому и достанется. Речь шла о том самом чудесном хитоне, сотканном девой Марией, который верой и правдой служил Иисус со дня его рождения и, видимо, рос одновременно с ним. Похоже, что солдат, получивший хитон, завещал его какому-то рьяному христианину, ибо потом, переходя из рук в руки, он очутился наконец у кюре из Аржантейля. Во всяком случае, эту хламиду до сих пор демонстрируют в церкви Аржантейля близ Парижа, где она собирает немало любопытных. Зрелище дележки его одеяний и острая боль в продырявленных ладонях - божественная сущность Слова не действовала - окончательно привели Иисуса в себя. В минуту просветления он произнес: - Отче! Прости им, ибо сами не знают, что делают. Однако народ и солдаты, у которых были поистине каменные сердца, только смеялись над распятым и его молитвами. - Эй! - кричали они. - Ты, разрушающий храм и в три дня создающий! Вот тебе прекрасная возможность совершить еще одно чудо: отцепись и сойди с креста, если можешь! То-то мы подивимся! Другие им вторили: - Бахвалился, что спасет всех, а себя не может спасти! Третьи добавляли: - Кстати, он же нам все уши прожужжал, будто он сын божий! Почему же небесный родитель его не спасает? Однако Иисус, у которого были на то свои причины, предпочел не слезать с креста. Два жулика, распятые справа и слева от сына голубя, тоже начали приставать к нему с вопросами. По этому поводу евангелисты снова не могут прийти к согласию. Матфей пишет: "Также и разбойники, распятые с ним, поносили его" (глава. 27, ст. 44). Марк вторит ему: "И распятые с ним поносили его" (глава. 15. ст.32). Иоанн вообще не упоминает о ругани братьев-разбойников. Что же касается Луки, то он утверждает: "Один из повешенных злодеев злословил его и говорил: - Если ты Христос, спаси себя и нас! Другой же, напротив, унимал его и говорил: - Или ты не боишься бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: - Помяни меня, господи, когда приидешь в царствие твое! И сказал ему Иисус: - Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю" (глава. 23, ст. 39-43). Эти пять стихов Евангелия от Луки послужили основой для легенды о добром разбойнике. Комментаторы-богословы, пораскинув умом, выдумали набожному прохвосту имя Димас и теперь уверяют, будто это был тот самый Димас, который оказал гостеприимство Марии, Иисусу и Иосифу, когда те бежали в Египет. Подумать только, где люди не встречаются! Поистине, мир тесен... Итак, согласно учению церкви, первым на небо попал грабитель и вор. Впрочем, Димасу вскоре составили компанию прочие многочисленные насильники и убийцы, успевшие перед казнью исповедаться. Что же произошло дальше? Здесь я вынужден снова процитировать всех четырех евангелистов одного за другим, чтобы показать, как они запутываются все больше и больше, хотя в принципе их должен был вдохновлять один и тот же дух святой. Матфей (глава. 27, ст. 45-50): "От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: "Или, Или! лама савахфани?" То есть: "Боже мой, боже мой! для чего ты меня оставил?" Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал ему пить. А другие говорили: Постой; посмотрим, придет ли Илия спасти его. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух". Марк (глава. 15, ст. 33-37) дает описание, довольно похожее на рассказ Матфея. У Луки дурацкая шутка с губкой, пропитанной уксусом, происходит много раньше, еще до того, как распятые воры принялись поносить Христа. Что же касается его последних слов, то у Луки вместо всяких "Или, Или! лама савахфани" или марковских "Элои, Элои! Ламма савахфани" он говорит просто: "Отче! В руки твои предаю дух мой!" Но вот мы добрались до Иоанна. Именно он никак не согласен со своими коллегами-евангелистами. Ни с того ни с сего он заявляет, что у подножия креста вдруг очутились Мария, мать Иисуса, сестра матери его, Мария Клеопова. Мария Магдалина, а также любимый ученик его, то бишь сам Иоанн. Три других евангелиста единодушно утверждают, что все эти дамы держались вдалеке от креста на Голгофе. Ну, да бог с ними. Итак, любимый ученик, который в момент появления солдат в Гефсиманском саду припустился наутек впереди всех апостолов, теперь неизвестно откуда появился на месте казни. Иисус тут же сказал ему, указывая на свою мать: "Иоанн, се матерь твоя!" А матери своей сказал, указывая на Иоанна: "Жено! Се сын твой!" И с того времени, говорит далее евангелист, ученик сей взял ее к себе. Это "к себе" - просто шедевр! Мы же знаем, что апостолы не имели ни кола ни двора и постоянно бродяжничали! Затем Иисус закричал: "Жажду!" - то есть "Пить очень хочется!" Только тогда, если верить Иоанну, солдаты по просьбе распятого поднесли ему губку и он высосал уксус. Но при этом Иисус ни в чем не упрекал своего отца и не говорил: "Или, Или! лама савахфани?" Напротив, он проявил удивительное спокойствие. Преклонив главу, Иисус пробормотал: "Свершилось" - и испустил дух. Вдобавок ко всему этому ни Матфей, ни Марк, ни Лука не знают, что, когда Иисус испустил дух, один из воинов ткнул покойника копьем под ребро, откуда "тотчас истекла кровь и вода", а что касается двух других жуликов, то "у первого перебили голени, и у другого, распятого с ним". Об этом знает один Иоанн (глава. 19, ст. 25-37). Затем совершились два поразительных события. На занавес храма смерть Иисуса произвела столь сильное впечатление, что он последовал примеру штанов первосвященника Каиафы: разодрался сверху донизу, - с той лишь разницей, что занавес это сделал без посторонней помощи. Земля в свою очередь потеряла голову. Ее начала бить нервная дрожь, и какое-то время - евангелие не уточняет какое, но, должно быть, достаточно продолжительное - она тряслась, как в падучей. В нескольких местах она даже разверзлась! Голгофа, в частности, открылась, словно устрица на солнцепеке, и череп Адама, который, как мы уже говорили, там покоился, загремел в тартарары. Именно поэтому его до сих пор не находят. Одновременно многочисленные могилы во всех частях света сами собой разверзлись, покойники приподняли надгробные плиты и высунули носы на свет божий. По уверениям богословов, началось всеобщее воскресение. Страшно довольные тем, что сумели выбраться из могил, покойники весело шлялись по улицам. Кафе и рестораны в тот день были переполнены. Население земли внезапно увеличилось, ибо к живым прибавились все те, кто преставился, скончался, отошел, опочил, сыграл в ящик, дал дуба, загнулся, гигнулся, окочурился, околел или еще каким-нибудь способом умер за все предшествующие тысячелетия. Я нисколько не преувеличиваю. Так сказано у Матфея, и это слова евангелия: "И, выйдя из гробов по воскресении его, вошли во святой град, и явились многим" (Матфей, глава.27,ст. 53). Я тебе верю, Матфей! Подобное зрелище вряд ли могло остаться незамеченным. Сотник воинов, охранявших Иисуса, чувствуя, что земля под ним начала отплясывать сумасшедшую польку, изо всех сил вцепился в колеблющуюся скалу и завопил: - Черт подери! Чтоб мне только не провалиться - этот парень воистину был сын божий! К этому он, должно быть, прибавил: - Ей-богу, жаль, что он умер! Какая досада! Но евангелие последних слов не приводит. Что касается первосвященников, книжников, фарисеев, неблагодарных калек, исцеленных Иисусом, и прочих, то все они тоже прекрасно поняли, с кем имели дело. Посудите сами, разве столь всеобщее нарушение законов природы не являлось решающим доказательством божественного происхождения их жертвы? Однако в те времена люди были такими хитрыми бестиями, что все, как один, сговорились нигде и ни при каких условиях даже не упоминать об этом сверхнеобычайном происшествии. Даже воскресшие проявили черную неблагодарность. Всевозможные знаменитости, которых смерть Христа снова вызвала к жизни, каким-то образом устроили так, что за все время их второго существования ни об одном из них не было ни слуху ни духу. Очевидно, именно этим объясняется тот факт, что ни в одной книге того времени, разумеется, кроме евангелия, нет даже намека на это чудо, не имеющее себе равных. Часть пятая. Чудеса при закрытых дверях. Глава 66. КАК СНИМАЮТ С КРЕСТА. Тогда некто, именем Иосиф, член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их, из Аримафеи, города иудейского, ожидавший также царствия божия, пришел к Пилату и просил тела Иисусова. И, сняв его, обвил плащаницею, и положил его в гробе, высеченном в скале, где еще никто не был положен. День тот был пятница, и наступала суббота. Лука, глава. 23, ст. 50-54. Друзья читатели, я надеюсь, вы не забыли Никодима, того самого забавного книжника, который пришел как-то ночью поболтать с Иисусом и удалился к себе, так и не поверив, что сын Марии - сын божий. Никодим колебался. На заседаниях синедриона он не голосовал ни за, ни против Иисуса, предпочитая мудро воздерживаться от всяких решений. Бешеная пляска старушки земли в пятницу, предшествующую пасхе, положила конец его мучительной неуверенности. Теперь он знал, чего ему держаться. Подобно сотнику на Голгофе, он сказал себе: - Воистину, человек сей был сыном божьим! Его мнение было разделено другим высокопоставленным чинушей, причем дьявольски сходным образом. Речь идет о влиятельном и могущественном сенаторе, обладавшем сказочными богатствами. Звали его Иосиф из Аримафеи. Он при желании наверняка мог бы спасти Иисуса от подвешивания на кресте, если бы захотел вмешаться в судебное дело и выступить в его защиту. И если он не сделал этого раньше, то вовсе не потому, что боялся, а просто потому, что считал ниже своего достоинства вмешиваться в мелкую тяжбу какого-то плотника с синедрионом. Необычайный спектакль - всеобщее воскресение давно похороненных покойников - вмиг обратил его в одного из самых ревностных приверженцев Христа. Само собой разумеется, он малость запоздал, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Итак, этот Иосиф Аримафейский пришел к Пилату и сказал: - Поздравляю вас, правитель! Вы совершили доброе дело!.. - Позволив распять Иисуса? - Разумеется! - Не понимаю, что вы хотите сказать. - Надеюсь, теперь-то вы убедились, что имели дело не с простым тунеядцем? - Еще бы, теперь-то я знаю, что свалял дурака. Но послушайте, если бы этот Иисус захотел проявить свою истинную сущность - а как мы с Иродом его уговаривали! - ничего бы этого не случилось. - Признайтесь лучше, что у вас не хватило твердости. - Дорогой мой, я могу признаться лишь в одном: даже не подозревая о божественном происхождении Иисуса, я тем не менее сделал все, что было в моих силах, пытаясь его спасти. Но ваши иерусалимские жители просто взбесились! Этот парень оказал многим своим соотечественникам значительные услуги, а те вместо благодарности потребовали его смерти. Уверяю вас, я использовал все способы... - Знаю, знаю: белая хламида, порка, Варавва... А потом вы умыли руки... - Еще бы! Я бы вымыл заодно шею, ноги и прочее, если бы понадобилось... Но к чему это вы клоните? - А вот к чему. Я весьма опечален, что сын божий преставился, а потому хочу по крайней мере прилично его похоронить. Я готов даже предоставить ему свой собственный превосходный склеп в одном из моих поместий. - Пожалуйста, у меня нет никаких возражений. Однако разрешите задать вам один вопрос, уважаемый Иосиф... Я вас спрашиваю: вы вполне уверены, что он умер? - Приходится верить! Я разговаривал с одним из воинов, охранявших Лобное место, и тот уверяет, что несчастного господа бога нашего на всякий случай проткнули еще копьем для полной гарантии, так что теперь он наверняка покойник. Надо полагать, что в это время сотник уже вернулся с Голгофы, ибо Пилат, по свидетельству евангелия, обратился к нему с вопросом, возможно ли удовлетворить пожелание сенатора. Официальный отчет сотника подтвердил слова Иосифа Аримафейского, и Пилат объявил, что не станет возражать, если Друзья бывшего плотника похоронят его труп. Выходя из дворца, Иосиф Аримафейский столкнулся нос к носу с Никодимом, который спешил к Пилату с аналогичным делом. Два высокопоставленных лица поздоровались, обменялись новостями и, выяснив, что ими руководит одна и та же идея, решили объединить свои усилия. И вот уже вдвоем они отправились за бальзамировщиком, ибо хотели сделать все как полагается. Тут нелишне будет напомнить об одном важном обстоятельстве: все это происходило в пятницу и час был уже довольно поздний. Нужно было спешить, так как следующий день, суббота, считался днем священного ничегонеделания. Итак, Иосиф и Никодим развили бешеную активность. Ради кругленькой суммы бальзамировщик согласился отложить свой ужин и начал собирать инструменты. Пока он готовил пелены и благовония, Иосиф с Никодимом снова вскарабкались на Голгофу, надеясь встретиться там с родственниками покойного. В самом деле, все три Марии, в числе которых была и мать Иисуса, не уходили от подножия креста, и любезный Иоанн был вместе с ними. - Мамочка, не убивайтесь так! - говорил любимый ученик Христа. - Ах, Иоаннчик, сынок мой! - отзывалась Мария из Назарета. Заслышав такое, Никодим от изумления открыл рот и вытаращил глаза. Однако нас его удивление не поражает, ибо мы знаем, что старого книжника не было на Лобном месте в тот трогательный момент, когда Иисус назначил малютку Иоанна своим заместителем по сыновней части. Первым к группе женщин приблизился Иосиф Аримафейский. - Сударыня, - проговорил он, почтительно склоняясь перед Марией из Назарета, - примите наши самые искренние соболезнования. Понесенная вами жестокая утрата поистине невосполнима, и мы вам глубоко сочувствуем. Мать Иисуса разразилась рыданиями. Несмотря на все неприятности, которые причинял ей старший сын, она все-таки предпочитала его остальным своим детям. - Сударь, - ответила она, - благодарю вас за то, что вы пришли сюда в столь скорбный час и не остались глухи к нашему горю... Однако с кем имею честь?.. Мне кажется, я не имела счастья... - Иосиф Аримафейский, сенатор, - представился тот, поклонившись. Все три Марии отшатнулись. - Простите, - заговорила Мария Магдалина, - но, если вы действительно сенатор, как вы говорите, мы не понимаем, о каком соболезновании может идти речь? Разве вы не были в числе врагов Иисуса? Иосиф Аримафейский объяснил, как обстоят дела, и заодно представил Никодима. Сначала Марии слушали его недоверчиво, но предъявленное им разрешение за подписью Пилата на снятие тела смогло их убедить. Наиболее хорошее впечатление произвел на них Никодим, вслед за которым прибежал бальзамировщик с большим набором всяческих благовоний. Присутствовавший при этом евангелист Иоанн ничтоже сумняшеся говорит о ста фунтах состава из алоэ и смирны (глава. 19, ст. 39). Без малого пятьдесят килограммов духов - это вам не шутка! Сенатор привел с собой своих рабов с лестницами, клещами, веревками, пеленами и прочими принадлежностями, необходимыми для снятия с креста доброго сына божьего. Операция эта была явно не из легких, особенно если учесть, что палачи наверняка приколотили свою жертву на совесть. Тем не менее, как уверяют священники, она прошла вполне благополучно, и руки Иисуса даже не были при этом оцарапаны. Кое-кто из моих читателей может скептически заметить: - Должно быть, мессир Христос при этом едва не сорвался от смеха! Еще бы: ведь он только притворялся трупом, потому что бог не может умереть. Он и не умирал ни на секунду, а последний вздох и прочее - весь этот спектакль был задуман для публики с галерки. Но тут я не могу согласиться. Мессир Иисус был действительно мертв, и слуги Иосифа Аримафейского с бальзамировщиком Никодима возились именно с трупом. Мои друзья священники объяснят вам даже, куда именно отлетела его душа, ибо, по их мнению, у нас есть душа, обладающая своей особой жизнью, независимой от жизни тела. Так вот, душа Иисуса, покинув свое земное пристанище, как говорят мистики, спустилась, подобно Орфею, в обитель теней. И там, по словам богословов, она увидела души всех умерших со дня сотворения мира. Правда, эти очаровательные богословы забывают, что всего пять минут назад уверяли нас, будто в час смерти Христа произошло всеобщее воскресение покойников на всем земном шаре. Но не будем педантами! Стоит ли так ехидничать по поводу бесконечных противоречий, в которых путаются церковники? Ведь в конечном счете это вызывает скорее смех, чем негодование. Посмеемся же и пойдем дальше! Итак, остальные души встретили душу Иисуса с небывалым энтузиазмом. Ей устроили настоящую овацию. Если наверху, на земле, смерть сына божьего оплакивали, то здесь, внизу, началось такое веселье, что дым коромыслом! - Добрый наш Христос! Как он мил! Как любезен! Он умер за нас! Он спас нас! Он пострадал за нас! Как это великодушно! Особенно радовалась вдова Юдифь, та самая, которая убила Олоферна, чтобы угодить старине Саваофу. И как еще радовалась!.. Сейчас вы поймете почему. Юдифь, согласно библейской легенде, обладала всеми достоинствами на свете: ни одна девственница не была более нее достойна занять место в раю. Но, увы, все из-за того же первородного греха рай оставался для нее недостижимой мечтой. Вместе с Авраамом, Моисеем, Давидом, Иаковом и прочими Юдифь вынуждена была дожидаться часа искупления в мрачном обиталище теней, которое богословы-католики почему-то называют также преддверием рая. Вот почему сейчас душа Юдифи не могла удержаться от того, чтобы не облобызать душу Иисуса. Разумеется, это был целомудренный поцелуй - объятия душ не могут оскорбить блюстителей нравственности. - Ах, спаситель мой, как ты добр! - воскликнула она. - Душенька моя! - отвечал ей Иисус. Короче, там царило в тот день такое бурное веселье, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Христа расспрашивали, как прошли его страдания, - так любители музыки обсуждают премьеру какой-нибудь оперы. - Говорят, вас выпороли. Это правда? - интересовалась душа Гедеона. - Да, и надо сказать, среди тех, кто меня хлестал, я заметил одного сержанта с такой тяжелой рукой, что только держись! - Тем лучше, тем лучше! - закричали души, радуясь, что теперь-то райские врата распахнутся перед ними настежь. Наконец Иисус заставил души рассчитаться по порядку, запомнить свои номера и повел их за собой, чтобы представить своему отцу Саваофу. Старина бог-отец был несказанно обрадован тем, что его царство небесное отныне наполнится пестрой толпой искупленных душ, - все-таки какое-то развлечение! И повелел принять всех наилучшим образом. Когда процессия уже входила в рай, душа Иисуса вдруг воскликнула: - Господи, ведь завтра воскресенье!.. Не спохватись я вовремя, оказались бы наши пророки лжецами... Весьма сожалею, господа, но вынужден вас покинуть. Мне еще надо вернуться в мое тело, чтоб на пасху воскреснуть. До скорого свидания, отец мой, до скорой встречи, любезные души! И с этими словами божественная душа кубарем скатилась вниз на землю. Пока на том свете происходили все эти события, на этом свете друзья Иисуса бальзамировали его труп. Вот как это обычно делалось. Из тела вынимали все внутренности, а из головы - мозг. Затем все полости и вены заполняли разными благовониями. После этого тело погружали в ароматные масла и, наконец, бинтовали погребальными пеленами. Таким образом, Иисуса выпотрошили, как цыпленка, и, когда душа его вернулась к месту погребения, куда Иосиф Аримафейский, Никодим, Иоанн и святые Марии положили его труп, она не могла не заметить, что там многого не хватает. Однако довольно! Божественное провидение решило, что Христос после своего воскресения проведет на земле всего сорок дней - о чем же тут разговаривать? Раз Иисус всемогущ, для него прожить это время без мозгов и желудка было легче легкого (смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 57- 61; Марка, глава. 15, ст. 42-47; Луки, глава. 23, ст. 50-56; Иоанна, глава. 19, ст. 38-42). Глава 67. ФАЛЬШИВЫЙ ПОКОЙНИК. В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие; но нашли камень отваленным от гроба. И, войдя, не нашли тела господа Иисуса. Лука, глава. 24, ст. 1-3. Иосиф Аримафейский имел сад, расположенный на самой Голгофе, близ того места, где стояли кресты. В евангелии нет точных указаний, что сад принадлежал именно сенатору, но священники это утверждают, и, право, лень с ними спорить из-за подобного пустяка. Божественный труп донесли на руках до сада Иосифу Аримафейского. Здесь был тот самый превосходный новый склеп, о котором сенатор говорил Пилату. Три Марии и красавчик Иоанн были единственными свидетелями погребения, совершенного наспех и без всякой помпы. Мария, Мария Клеопова и Мария Магдалина хотели собственными глазами убедиться, что все будет сделано без обмана. Они внимательно наблюдали за всеми подробностями невеселого обряда и удалились только после того, как слуги Иосифа заложили вход в склеп тяжелым камнем. Тем временем, вскоре после посещения сенатора Аримафейского, к Пилату явилась делегация от первосвященников. - Правитель, - сказали посланцы синедриона, - Иисус умер, но это еще не все. Мы вспомнили, как он при жизни бахвалился: по прошествии трех дней я, мол, воскресну! Так вот, мы опасаемся, что его приверженцы выкрадут труп, а потом начнут всюду кричать: "Смотрите, его нет! Смотрите, он был воистину богом и воистину воскрес!" - Ну и что? - возразил Пилат. - Даже если они это сделают, разве исчезновение трупа доказывает подлинность воскресения? Напротив, единственным неопровержимым доказательством может служить лишь появление Иисуса в добром здравии, целого и невредимого. - Ах, вы не знаете, какие пройдохи его ученики и как легковерны уличные зеваки! Одни будут говорить что хотят, а другие - им верить, даже если тело казненного просто исчезнет. - Так что же вы предлагаете? - Прикажите поставить у склепа стражу, чтобы она никого даже близко не подпускала хотя бы в течение первых трех дней. Пилат немного подумал, затем ответил: - А почему бы вам не поставить свою стражу? Разве у вас нет солдат? - Есть, господин правитель. - В таком случае поставьте их у склепа или охраняйте его сами. Первосвященники отправились за солдатами храмовой стражи, привели их в сад Иосифа Аримафейского и дали строжайший наказ охранять склеп как зеницу ока. Кроме того, из предосторожности они опечатали камень, закрывавший вход в склеп. Пасхальная суббота закончилась без всяких происшествий. Тело Христа было самым обыкновенным трупом, ибо душа его в тот день представляла отцу Саваофу души чистилища, удостоенные райских блаженств. Зато в воскресенье с утра дело начало принимать иной оборот. Стража, конечно, спала на своих постах сном праведников. Было еще темно, когда Магдалина с другой Марией пришли ко гробу с новой порцией благовоний: они боялись, что пятидесяти килограммов алоэ и смирны, пожертвованных Никодимом, не хватит, и решили для лучшей сохранности тела добавить ароматических масел. Вдруг земля задрожала у них под ногами. В то же мгновение проснулась и перепуганная стража. Они увидели спускающегося с небес ангела с лицом ослепительным, точно молния, в одеждах белых как снег. Одним движением ангел отвалил от склепа тяжелый камень. Солдаты в ужасе попадали носами вниз. Вероятно, именно в этот момент Иисус вышел из гроба. Четыре евангелиста, опять же каждый по-своему, рассказывают о воскресении Христа. Если верить Матфею, Магдалина с другой Марией шли ко гробу и, едва войдя в сад, увидели появление ангела, однако Христа не заметили. Согласно Марку, женщин было трое - Магдалина, Мария, жена Клеопова, и Саломея, и, когда они пришли, воскресение уже совершилось: ангел сидел на надгробном камне, отброшенном в сторону на порядочное расстояние, а солдаты все разбежались. Лука рассказывает, будто в сад кроме Магдалины и Иоанна явились все прочие дамы, присутствовавшие на Голгофе, что ангелов было два, а не один и сидели они не у входа, а внутри склепа. По Иоанну же, выходит, будто ко гробу пришла одна Магдалина, никакого ангела не увидела и побежала за Петром, дабы тот вместе с нею засвидетельствовал, что склеп пуст. Поскольку евангелисты противоречат друг другу, разумнее основываться на какой-либо одной версии. В этом так называемом "священном" писании столько несуразицы, что сам черт ногу сломит. Лучше уж держаться какого-нибудь одного, хотя бы Иоанна. Итак, Магдалина вошла в сад. - Вот так история! - воскликнула она. - Склеп-то открыт! Она заглянула внутрь. - И пуст, ей-богу, пуст! Со всех ног припустилась она из сада, чтобы предупредить Петра и Иоанна. - Идите скорей! - сказала она. - Унесли моего любимого из гроба, унесли вашего учителя и господина! Поди-ка теперь узнай, куда его дели! - Успокойся, Магдалина, - отозвался Петр. - Труп не зонтик, его не так-то просто спрятать. Отыщется! Магдалина, Петр и Иоанн поспешили в сад сенатора. Иоанн, бежавший быстрее всех, оказался первым. Он приблизился прямо к склепу, нагнулся, заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме погребальных пелен и заботливо свернутого савана, положенного отдельно. За ним подоспел Петр, вошел в склеп и констатировал то же самое. Ободренный его примером, Иоанн последовал за Петром. Пораженные апостолы посмотрели друг на друга и выбрались наружу, не проронив ни слова. Затем они возвратились к себе. У гроба осталась одна Магдалина. Она проливала потоки слез и причитала: - Бедный мой Иисус! Несчастный мой бедняжка! Чтоб этим всем фарисеям и книжникам ни дна ни покрышки! Варвары... Надругаться так над телом моего возлюбленного! Я уверена, это они его украли... Увы, увы! И зачем только им понадобился покойничек?.. Плача, нагнулась она, чтобы еще раз взглянуть на пустой гроб, и вдруг увидела в склепе двух ангелов в белых одеждах: один сидел у изголовья гроба, другой в ногах. - Женщина, что ты плачешь? - спросили ангелы. - Господа моего унесли, и не знаю, где положили его, - ответила Магдалина. Пока она отвечала, рядом с ней неизвестно откуда появился человек в широкополой соломенной шляпе с лопатой в руках. - Садовник? - удивилась Магдалина. - Что ему здесь понадобилось? Человек повторил вопрос ангелов: - Женщина, что ты плачешь? Кого ищешь? - Господин садовник! - взмолилась Магдалина, заламывая руки. - Если ты вынес его, скажи мне, где ты положил его, и я возьму его (цитирую дословно). Садовник шагнул к ней и, с нежностью глядя на нее, проговорил: - Мария... - О этот голос! - воскликнула любовница Христа. - Я узнаю теперь этот голос!.. И эту бородку, ведь это же бородка моего дорогого Иисуса! И она бросилась к нему, чтобы обнять его, повторяя: - О мой учитель! О мой господин! Однако миропомазанный остановил ее поспешным жестом; - Смотри, но не прикасайся. Я только что воскрес, у меня нет внутренностей, и вообще я еще очень слаб. Сначала мне надо подкрепиться, а пока ты беги, расскажи о том, что видела, моим ученикам. Магдалина, послушней овечки, поспешила к апостолам и рассказала им обо всем, что случилось. У евангелиста Матфея в этой сцене участвуют две женщины. Он рассказывает, что они облобызали воскресшему ноги и тот не протестовал против их прикосновений. Тот же Матфей заканчивает свой рассказ эпизодом, отсутствующим у остальных трех евангелистов, - видимо, эта деталь была им неизвестна. Оправившись от пережитого ужаса, солдаты опрометью бросились прочь из сада, где разгуливал оживший мертвец. Когда они добежали до дворца первосвященников, на них не было лица. - Что случилось? В чем дело? - бросились к ним священнослужители храма. - А то, что ваш покойник, которого нас заставили сторожить, откалывает хорошенькие номера! - Что за черт? О ком вы? - О вашем фальшивом мертвеце! - Фальшивом? - Конечно! Видели бы вы его приятелей, которые спускаются с небес... Все в белом, рожи сверкают, как молнии... Отвалили надгробный камень!.. Устроили землетрясение!.. Хватит с нас! Не очень-то весело сторожить таких покойников... Первосвященники не могли прийти в себя от изумления. Наконец они сказали: - Ну, ладно, ладно. Только никому не болтайте о том, что рассказали нам. Держите, вот вам на водку... Если будут спрашивать, говорите всем: ночью пришли ученики Иисуса и украли тело, пока мы спали. По словам Матфея, они вручили воинам порядочную сумму денег, и те отправились в кабак, чтобы как следует выпить там за здоровье первосвященников и Иисуса. (Смотри об этом у Матфея, глава. 27, ст. 62-66; глава. 28, ст. 1-15; Марка, глава. 16, ст. 1-11; Луки, глава. 24, ст. 1-12; Иоанна, глава. 20, ст. 1-18.) Глава 68. НЕКТО ХОЧЕТ ВЛОЖИТЬ ПЕРСТ В РАНУ. После восьми дней опять были в доме ученики его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда, и посмотри руки мои; подай руку твою и вложи в ребра мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал ему в ответ: господь мой и бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел меня; блаженны невидевшие и уверовавшие. Иоанн, глава. 20, ст. 26-29. Все-таки насколько свойственна людям недоверчивость! Это, пожалуй, самое естественное наше качество. Когда Магдалина прибежала к апостолам и рассказала о том, что видела, те подняли ее на смех. Один Иоанн, по словам евангелия, сразу поверил в чудо воскресения. "Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел (что он пуст), и уверовал", - сказано в "священном" писании... от того же Иоанна (глава. 20, ст. 8). Что касается Петра, он тоже видел разбросанные по земле пелены и аккуратно сложенный саван, однако это зрелище ничего ему не сказало. Он скреб затылок, в поте лица пытаясь сообразить, куда же девался труп учителя. - Учитель вознесся, - подсказал Иоанн. - "Вознесся, вознесся"! - передразнил его Петр. - Сказать "вознесся" проще всего. А я готов поставить четыре гроша против одного: покойника уволокли эти канальи фарисеи. Они хотят его сжечь тайком, чтобы мы не знали, где он, и не поклонялись гробу его. Остальные ученики, с которыми Петр поделился своими соображениями, стали на его сторону. Отсутствие трупа неопровержимо доказывало, что гроб пуст, но пустой гроб никоим образом не означал, что исчезнувший покойник ожил. Поэтому, когда Магдалина явилась вслед за Петром и Иоанном в трапезную вечери - пиршественный зал, где состоялся знаменитый банкет с приобщением к плоти и крови Христа и где апостолы собирались после его смерти, - все начали над нею подтрунивать. Сначала она сказала, что видела в погребальной пещере двух ангелов. На это Симон-Камень ответил, что ангелов там было не больше, чем волос у него на ладони. Иоанн, склонившийся к варианту с вознесением, строго укорил любовницу Иисуса за искажение истины. Ангелы, совершенно очевидно, были плодом фантазии хорошенькой грешницы. Он полагал, что следует просто верить в воскресение Христа, однако убеждать в этом других, ссылаясь на херувимов или серафимов, которых он сам не видел, во-первых, запрещенный прием, а во-вторых, свидетельство дурного вкуса. - Кто хочет доказать слишком многое, не доказывает ничего, - закончил Иоанн. Однако Магдалина настаивала: - Дайте мне дорассказать, что я видела, тогда и будете судить. - Как, ты еще что-то видела? - насмехались апостолы. - Ну-ну, расскажи, послушаем! - После ангелов я видела самого Иисуса. - В самом деле? Интересно!.. - Иисуса во плоти и крови. - И он, конечно, тебя обнял и поцеловал, как в старые добрые времена в Капернауме, не так ли? - Нет, он меня не обнял, но мы с ним говорили. - Вы только ее послушайте! Что же он тебе сказал? - Он спросил, почему я плачу... потому что я плакала. Потом он спросил, кого я ищу... - И ты ему ответила: "Поросеночек мой, конечно, тебя!" Так было дело? - Нет, я ему просто сказала, что ищу моего возлюбленного Христа... Дайте же сказать! Я сначала не поняла, что это он сам и есть. - Подумать только, не узнала своего милого! Как же так? - А так, из-за его наряда. Я сначала подумала, что это сенаторский садовник. В саду, с лопатой в руках, в огромной соломенной шляпе, он был такой чудной... Только когда он назвал меня по имени своим нежным голосом, я догадалась, кто он. Я была так счастлива... как принцесса! Я хотела броситься к нему на шею, но он не позволил, потому что был еще слишком слаб. "Руками не трогать!" - сказал он. А потом велел пойти к вам и объявить, что он воскрес и теперь живехонек, как будто и не умирал. Апостолы слушали и недоверчиво крутили головами. А один из них вообще смотрел на Магдалину как на дурочку: это был Фома по прозвищу Близнец. - Лучше бы он сам пришел и объявил нам о своем воскресении, - заметил Фома. - Что касается меня, то, "если не увижу на руках его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра его, не поверю" (Иоанн, глава. 20, ст. 25). Посмеявшись над Магдалиной, апостолы сжалились над ней и велели ей успокоиться. - Бедняжка! - переговаривались они между собой. - Она так его любила! Не удивительно, что его столь преждевременная и печальная кончина лишила ее рассудка. Надо же - принять сенаторского садовника за Иисуса! Ну, ничего, со временем это пройдет... Будем надеяться... В тот день два бывших спутника Христа - не апостолы, а так, ученики второго сорта - отправились по делам в Эммаус, маленький городишко, расположенный в двух часах ходьбы от Иерусалима. По дороге они обсуждали события прошлой ночи. Вскоре к ним присоединился еще один спутник и вступил с ними в разговор. - О чем это вы беседуете? - спросил он. - И почему у вас такой грустный вид? Один из второразрядных учеников, по имени Клеопа, ответил: - Сразу видно, что вы не из Иерусалима, иначе вы бы знали, какая история здесь приключилась! - История? - Чужестранец сделал большие глаза. - Что за история? - Дьявольщина! Неужели вы никогда не слышали про Иисуса из Назарета? - Нет. Но я буду вам весьма признателен, если вы меня просветите. - Тогда слушайте. Этот Иисус, сын плотника и сам по профессии плотник, был в то же время великим пророком и всемогущим чудотворцем. Три последние года своей жизни он только и делал, что удивлял народ своими чудесами. Наши первосвященники и сенаторы завидовали его славе, и вот недавно они засадили его в каталажку, а потом повесили... - Да, это в самом деле печально. - Погодите, это не все. Самое печальное заключается в том, что Иисус обязался в течение трех дней воскреснуть. Так вот, сегодня как раз третий день после казни, однако ни апостолы, ни мы до сих пор его не видели. Правда, когда Иоанн и Петр - это два моих приятеля - пришли к месту погребения, они обнаружили, что гроб пуст, но, по-видимому, покойника просто утащили фарисеи. Правда, любовница Иисуса клянется" что видела его переодетым в садовника, однако и это скорее всего плод ее больного воображения - она ведь сейчас сама не своя от любви и отчаяния!.. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что нам веселиться не с чего? Мы ведь знавали покойника... - В самом деле? Вы с ним были знакомы? - Разумеется. Такой был забавник, за словом в карман не лазил, а уж анекдотов знал - не счесть! Бедный парень... - Вы думаете, он в самом деле был пророком? - Более пророческого пророка свет не видывал. - И он был всемогущ? - Всемогущественнее некуда. - В таком случае, не в обиду будь сказано, вы просто олухи. - Позвольте! То есть как это? - А так это. Если он был всемогущ, если он был настоящий пророк и если он обещал воскреснуть, то, надо полагать, он сдержал свое слово и теперь должен быть жив точно так же, как вы или я. И далее, чтобы доказать, что и он в пророчествах кое-что смыслит, незнакомец начал сыпать соответствующими цитатами из Библии. Так они дошли до Эммауса. Незнакомец сказал, что ему надо идти дальше. - Не уходите! Ведь скоро ночь, а дороги здесь ненадежные... Не уходите! - запротестовали приятели Иисуса. - Вы такой интересный попутчик. Окажите нам честь: преломите наш хлеб и разделите с нами вечернюю трапезу. Переночуем в харчевне, а завтра пойдете, куда вам надо; ведь уже ночь, а дороги здесь небезопасные... Попутчик согласился. За столом беседа не утихала. Когда они уже дошли до десерта, незнакомец внезапно сказал: - Вы хотели, чтобы я преломил с вами хлеб. Так вот, смотрите! Заинтригованные приятели перестали жевать. Незнакомец, в котором мы, грешные, давно уже узнали Христа, хоть и не обладаем ни верою, ни прозорливостью апостолов, взял ломоть хлеба и повторил комедию, разыгранную им в предыдущий четверг: благословил мякиш и корку и сказал, что в хлебе дает им свою плоть. Этого было достаточно, чтобы открыть его почитателям глаза. - Господи! Иисусе! - закричали они и уже хотели броситься перед ним на колени, как вдруг - бум-трах-та-рарах! - обожаемый учитель исчез, словно его и не было. Нетрудно представить, как потом сетовали оба добряка, что не признали Христа с первого взгляда. Незамедлительно подхватили они свои чемоданчики и помчались обратно в Иерусалим, чтобы сообщить приятелям добрую весть. - Какой же я дурак! - досадовал по дороге Клеопа. - Мог бы сразу догадаться! Когда он заговорил, у меня вся кровь закипела, как бульон на полном огне. - А у меня? По жилам словно лава струилась! - Оба мы идиоты, вот и весь сказ. - Что правда, то правда. Теперь оба находили тысячи признаков, по которым могли бы узнать, кто был их спутник. Добравшись до трапезной, они рассказали обо всем апостолам. Те были буквально ошарашены. Но едва они обрели дар речи и начали обсуждать удивительное происшествие - бум-трах-та-рарах! - стена открылась и Иисус вновь предстал, на этот раз перед всей честной компанией. Здесь снова евангелисты впадают в неразрешимое противоречие. Если верить Марку и Луке, апостолы находились в этот момент в полном сборе, "в числе одиннадцати". Фома, следовательно, увидел Иисуса, появившегося во время рассказа двух странников из Эммауса, однако даже не подумал выразить сомнения, составившего ему столь лестную репутацию. По Иоанну же, никаким странникам в Эммаусе Христос вообще не являлся: его видела в образе садовника Магдалина, а потом он сразу вломился к апостолам, которые забаррикадировались от иудеев в трапезной. При этом Фомы не было, и он увидел Иисуса лишь восемь дней спустя. А согласно Матфею, Иисус во время свидания с Магдалиной велел апостолам собраться в горах Галилейских, и именно там, на горе, а не в трапезной в Иерусалиме появился перед ними один-единственный раз, так что никто, кроме апостолов, его не видел, а странники из Эммауса здесь вообще ни при чем. "Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа", - говорит евангелие (Лука, глава. 24, ст. 37). Переубедить их было делом нелегким. Иисус показывал им свои руки и ноги, заставлял щупать свое тело и ребра. Несмотря на это, апостолы никак не могли поверить в свое счастье. Тогда Иисус спросил: - Найдется у вас чем-нибудь закусить? Ему подали печеной рыбы и кусок сотового меда. Он съел часть у всех на глазах и протянул им остатки. Потом дунул каждому в лицо, давая таким образом понять, что отныне на них снизошел дух святой. - Я не просто дую вам в нос, - сказал он. - Дуновение это не что иное, как мой отец-голубь, принявший образ дыхания моего, дабы проникнуть в вас. Отныне грехи, которые вы простите, простятся, а которые оставите, останутся. Вы сможете изгонять бесов, сможете говорить на всех языках, не затрудняя себя их изучением, сможете брать в руки змей, и те вас не укусят, и, наконец, если кто-нибудь вздумает поднести вам кипящий бульон с мышьяком, выпьете его, как парное молочко. Нечего и говорить, как обрадовались апостолы, услышав столь заманчивые посулы. Пришлось им признать, что Иисус воистину воскрес и, таким образом, сдержал свое обещание. Магдалина была рада-радешенька, и теперь подпускала ученикам своего возлюбленного шпильки за то, что те не хотели ей верить. Она была безжалостна - впрочем, не без оснований. - Вообрази себе, господи, - иронизировала Магдалина, - когда я рассказала, как ты явился мне переодетый садовником, они говорили, что я рехнулась! А? Каково? - Меня это не удивляет: веры в них ни на грош. Если бы не все мои сверхъестественные и необычайные чудеса, они бы вообще ни во что не поверили! - Учитель, прости нас! - каялись пристыженные апостолы. - И ты, Магдалина, не обижайся. Кто прошлое помянет... Наконец Магдалина, которая в сущности была доброй бабой, перестала донимать их насмешками, и, Христос удалился, дружески посоветовав своим ученикам впредь не удивляться ничему на свете. По словам евангелиста Иоанна, в тот день, когда Иисус позволил себе роскошь явиться ученикам, один апостол отсутствовал. Это был Фома. - Какого же дурака ты свалял! - потом говорили ему приятели. - И угораздило тебя куда-то деться! Ведь в тот день наш учитель завтракал вместе с нами! Он жив и здоров. Магдалина была права. Фома отвечал своей обычной фразой: - Верьте, сколько хотите, а я не поверю, пока не вложу перста... Он был так упрям, этот Фома Близнец, что апостолы потеряли надежду его убедить и отступились. Фоме нужно было еще одно явление Христа народу. И оно не заставило себя долго ждать. Через несколько дней святая компания вновь собралась в обычном месте своих заседаний, то бишь в трапезной. На сей раз кворум был полный. Недоверчивый упрямец тоже присутствовал. Бум-трах-та-рарах! Стена снова отверзлась, и Христос вновь протиснулся в щель между камней. - Ай-яй-яй, дружище Фома, ты не веришь в мое воскресение? Как не совестно! Ты хочешь сунуть свои пальцы в мои зияющие раны? Так и быть, суй, не стесняйся. Тогда ты поймешь, что это действительно я. Фома вытаращил глаза. "А что если все это - шутки моих приятелей?" - подумал он. И без малейшего стеснения объявил, что хочет пощупать Иисуса руками. И вот он щупает. Он тычет пальцем в раны своего спасителя и, только убедившись, что все это ему не снится, бросается перед сыном голубя на колени и восклицает: - Теперь я не сомневаюсь, это действительно Иисус, мой спаситель! Теперь все в порядке! Иисус помогает ему встать. - Ах, Фома, Фома, - бормочет он укоризненно. - Ты не верил, пока не вложил перста. Блаженны верующие и не проверяющие! (Смотри евангелия от Марка, глава. 16, ст. 12-14; Луки, глава. 24, ст. 13-43; Иоанна, глава. 20, ст. 19-31.) Глава 69. ЗЕМЛЯ - НЕБО, ПЕРЕЛЕТ БЕСПОСАДОЧНЫЙ. И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. Лука, глава. 24, ст. 50-52. На сей раз апостолы единодушно признали, что Христос ожил. К тому же сам Иисус засвидетельствовал о своем воскресении многочисленными чудесами. Однако чувство справедливости заставляет меня выразить сожаление, что он не сотворил все эти чудеса лично и всенародно, под носом у Пилата, Ирода и Каиафы. Никогда и никто, за исключением апостолов, даже не слышал об этих чудесах - обстоятельство поистине достойное сожаления! Ведь грешные скептики могут сказать, что сын голубя и не собирался воскресать и что просто апостолы сочинили очередную басню. Правда, скептики могут пойти еще дальше: объявить, что Иисуса вообще не было и что легенду о нем сфабриковали основатели христианской религии не ранее начала третьего века. Но на то они и скептики. В самом деле, если ни один историк не сообщает о чудесном воскресении некоего Иисуса, прибитого к кресту, это бы еще с полбеды, но, с другой стороны, ни один историк и ни один подлинный документ того времени не подтверждают даже факта существования вышеупомянутого индивидуума, а это уже гораздо хуже. Различные авторы той эпохи - а их немало, ибо культура Римской империи была тогда в полном расцвете - часто упоминают о тетрархе Ироде, о правителе Иудеи Понтии Пилате, о первосвященнике Каиафе, однако нигде, кроме евангелия, не сказано, что хотя бы один из этих исторических персонажей когда-либо имел дело с каким-нибудь человеком по имени Иисус. Даже смерть его, которая неминуемо должна была вызвать какой-то отклик благодаря сопутствовавшим ей необычным обстоятельствам, не отмечена ни в одном из трудов современников императора Тиберия. Таким образом, грешные скептики могут вволю иронизировать над евангелием, россказни которого не только не подтверждаются ни одним из заслуживающих доверия авторов, но, кроме того, буквально кишат нелепейшими противоречиями. Сделав эту оговорку, я без труда могу теперь принять точку зрения богословов. - Иисус, - говорят они, - вышел из гроба. - Ну разумеется, превосходно придумано! - Он явился апостолам. - Еще бы, черт возьми! - Он повторил всю серию чудес, совершенных до казни. - Согласен, валяйте дальше! Для начала, в один прекрасный день, Симон-Петр отправился с другими на рыбную ловлю и не поймал ни одного бычка. Сын голубя, по своей милой привычке, явился к ним в тот критический момент, когда апостолы возвращались, повесив носы, с пустыми руками. - Дети, есть ли у вас какая пища? - спросил Иисус. - Нет. - Ну, ничего! Закиньте сеть по правую сторону от лодки и поймаете. Петр и его коллеги повиновались. Через несколько мгновений сеть затрещала, переполненная рыбой, а лодка едва не опрокинулась. Когда рыбаки добрались до берега, Петр сосчитал добычу и увидел, что поймал сто пятьдесят три здоровенные рыбы. Не больше и не меньше - так утверждает евангелие. - Придите и обедайте, - сказал Иисус. Апостолы принялись за дело. Но чем усерднее они лопали, тем больше становилось крупных рыб. Какая жалость, что бедняки не обладают сверхъестественным могуществом Иисуса! Оно бы им весьма пригодилось для прокормления своих голодных семей. Обед удался на славу, рыбы были самых лучших сортов, какие только водились в тех местах, однако не хватало десерта. На сладкое Иисус угостил апостолов небольшой речью. - Петр, ты меня любишь? - обратился он к Симону Камню. - Да, господи, люблю. - Тогда я тебя сделаю пастырем агнцев моих. Минут через пять Иисус повторил свой вопрос: - Петр, ты меня любишь? Симон-Камень ответил, как и в первый раз. На это ходячее Слово, обожавшее повторения, снова изрекло: - Тогда паси овец моих. Еще через пять минут глубокомысленный диалог сей повторился почти дословно. Именно на этом основании церковь утверждает, что Петр был первым римским папой. Иисус еще не раз являлся своим апостолам. Однажды утром в довольно ранний час он повел их на гору. По дороге апостолы спрашивали себя, что бы это могло означать. - Может, он собирается снова подбивать нас на бунт? Мало ему, что его один раз уже распяли? Кое-кто всерьез забеспокоился: - А что, если пришел наш черед пострадать? Перспектива быть прибитым и подвешенным к кресту никому не улыбалась. Когда они достигли вершины холма, ходячее Слово обратилось к ним так: - Комедия окончена, пора опускать занавес. Моя миссия завершена: в этой юдоли слез мне больше нечего делать. Посему я возвращаюсь к отцу моему Яхве. Обнимемся и - до свидания в лучшем мире! Апостолы остолбенели. - Как так? Ты нас покидаешь? - Ничего не поделаешь, надо. Так записано в книге судеб. - Но что станет с нами, если ты нас оставишь? Кто будет вдохновлять нас личным примером? - Не бойтесь, я о вас позабочусь. Я уже дунул на вас, а скоро мой отец номер два, то бишь дух святой, слетит с небеси, дабы вручить вам обещанные мною драгоценные качества. Ну же, чмокнемся последний раз! А то скоро третий звонок. Апостолы полезли целоваться с учителем. Затем, обняв на прощание Магдалину, Иисус влез на камень, присел, оттолкнулся посильнее и прянул вверх. У Фомы тут мелькнула мысль, что сейчас он свалится обратно. Ничего похожего. Сын голубя превосходно держался в воздухе и возносился довольно быстро. Он летел все выше и выше, пока апостолы не заметили, что больше ничего не могут разглядеть. Тогда рядом с ними появились два ангела и пропели мелодичными голосами: - Добрые галилеяне, полно вам таращиться на свод небесный! Иисус вознесся, и вознесся надолго. Он вернется только к концу света, чтобы судить живых и мертвых. С этим и вернулись апостолы в трапезную. Шли они молча, повесив носы, ибо хорошо понимали, что отныне путь их будет усыпан отнюдь не розами. (Об этом заключительном акте христианской комедии смотри евангелия от Матфея, глава. 28, ст. 16-20; от Марка, глава. 16, ст. 15-20; от Луки, глава. 24, ст. 44-53; от Иоанна, глава. 21, ст. 1-25.) Занавес. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Через несколько дней после вознесения Христа на небеса голубь, третий член святой троицы, перевоплотился в огненные языки, которые начали щекотать и обжигать затылки апостолов и их учеников, собравшихся в том же пиршественном зале. В память об этом событии церковь установила праздник, названный троицын день, или пятидесятница, от греческого слова "пентекосте", что означает пятидесятый день. Согласно легенде явление голубя, превратившегося в огненные языки, было приурочено точно к пятидесятому дню после воскресения Христа, которое, как нам известно, произошло в пасхальное воскресенье. В действительности же христианская церковь, вписав в свой календарь пятидесятницу, просто-напросто заимствовала этот праздник у иудеев. Причем даже такой откровенный плагиат она не сумела совершить как следует. Ведь у евреев был и есть свой праздник пятидесятого дня по случаю того, что расщедрившийся Яхве на горе Синай вручил своему великому магу Моисею десять заповедей. Произошло это, если верить Библии, точно на пятидесятый день после исхода евреев из Египта, а еврейская пасха как раз и отмечает это знаменательное событие. Так вот, евреи, которые всегда и везде занимали на математических конкурсах первые места, совершенно не случайно назначили свой праздник на пятидесятый день. Первоначально он именовался праздником семи недель. Название "пятидесятница" возникло позднее, когда Палестина была захвачена войсками Александра Великого и превратилась при Селевкидах в провинцию греческой Сирии, именно в эту эпоху греческий язык распространился по всей территории, занимаемой народом Израиля. Не удивительно поэтому, что иудеи отмечают праздник десяти заповедей на пятидесятый день после своей пасхи, независимо от того, на какой день года приходится пасха по иудейскому календарю. Теперь, например, если иудейская пасха приходится на вторник, иудейская пятидесятница отмечается не через семь недель на восьмой вторник, а точно через пятьдесят дней, на восьмую среду. Математика есть математика! Увы, в церкви господа нашего Иисуса Христа нет такого порядка! Христианская арифметика, допускающая, что единожды три будет один, и в данном случае утверждает, что семью семь будет пятьдесят. Спаситель наш вроде бы воскрес в пасхальное воскресенье, голубь в виде огненных языков спустился пощекотать апостольские затылки через семь недель тоже в воскресенье, то есть на сорок девятый день после вышеупомянутого события, и тем не менее этот сорок девятый день, по расчетам церковников, все-таки пятидесятый - пятидесятница. Следует напомнить, что согласно священной легенде в тот день в Иерусалимскую трапезную по случаю визита святого духа набилась помимо апостолов целая толпа их учеников, так что всего собралось сто двадцать человек. Тут же, конечно, была и Мария, мать Иисуса. Интересно, узнала она в танцующих языках пламени своего старого возлюбленного, бывшего голубя, или нет? Эту проблему следовало бы вынести на обсуждение собора. Ведь в конечном счете так и не удалось установить, в каком именно образе божественный дух оплодотворил дочь Иоакима. И если кто-нибудь станет утверждать, что он мог это сделать только в образе голубя, на это можно ответить, что Юпитер дабы соблазнить прекрасную Эгину, дочь Азопа, превратился в столб пламени и под видом огня великолепно сработал ей ребеночка, который впоследствии прославился под именем Эака. А почему бы и нет? Этот Эак, знаменитый судья, во всяком случае не менее реальное лицо, чем Иисус Христос! Какой-нибудь ярый спорщик может нам возразить, что, мол, боги Олимпа были куда могущественнее трех богов или одного триединого бога христианского рая. Христианские боги, например, не смогли обойтись без женщины, когда захотели сотворить мессию, то есть одного из них троих. А вот Юнона, напротив, сумела-таки зачать бога Марса, не прибегая к помощи мужчины! Задетый за живое Юпитер решил перещеголять свою божественную супругу и самолично породил себе дочку Минерву, причем на время беременности он превратил в живот свою божественную голову, а потому бравый Вулкан вынужден был стукнуть его топором по темечку, чтобы громовержец смог разрешиться от бремени. Христианский же мессия был рожден вышеупомянутой Марией, которая, даже будучи его матушкой, якобы оставалась девицей. Страшно гордясь этим анекдотом, священнослужители нам говорят: - Разве это не доказывает, насколько могущественна наша троица? Каково чудо, а? Первый сорт! На это можно ответить: - Ничего ваше "чудо" не доказывает! В скандинавской мифологии был Хеймдалль, чей взор так остер, что различает предметы за сто миль от него, а слух так тонок, что он слышит, как прорастает из-под земли трава и как растет шерсть на баранах. Так вот, этот бог Хеймдалль, сын Одина, родился не от какой-нибудь одной мадам-барышни, а сразу от девяти матерей-девственниц, девяти дочерей гиганта Гейревдура. Поэтому пока три христианских бога - как один, триединый, - не совершат подобного чуда, господам священникам лучше помалкивать! Нам приходится постоянно повторять защитникам церкви, что различные языческие мифы при всей их фантастичности все-таки предпочтительнее христианского мифа, ибо ни в одном из них, взятом отдельно, нет такого количества вопиющих противоречий. Например, скандинавская религия хороша уже тем, что, скажем, история Хеймдалля существует только в одной версии и никакие Матфеи, марки, луки и Иоанны не портят ее, безбожно перевирая важные подробности. Вернемся, однако, к нашей пятидесятнице. Едва огненные языки пощекотали сто двадцать апостолов с учениками, все они тотчас заговорили на сто двадцати иностранных языках, которых никогда не изучали. "Священное" писание утверждает далее, что многие из евреев, рассеянных в ту эпоху по всему свету, пришли в Иерусалим на праздник десяти заповедей и что они говорили на пятнадцати различных наречиях, ни больше, ни меньше. Были там парфяне, мидяне и эламиты, жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, принадлежащих к Киринее, наконец латиняне, критяне и арабы. Привлеченные гамом, который стоял в трапезной, они вломились туда целой толпой. Тут авторы писания забыли упомянуть о том, что стены этого зала для принятия причастия, видимо, раздались во все стороны, чтобы вместить тысячи любопытных. Перед этой толпой сто двадцать первых христиан и заговорили на ста двадцати языках. Несмотря на неизбежную при атом сумятицу, весьма напоминающую заключительный акт вавилонского столпотворения, представители пятнадцати национальностей, если верить писанию, превосходно отличали свои языки в общем шуме и гаме. Мало того, они тотчас догадались, что апостолы и их ученики были все галилеянами, хотя им об этом никто не говорил. Поразительно, не правда ли? Тем не менее "священное" писание уверяет, будто незваные гости "изумлялись и дивились, говоря между собой: Сии говорящие, не все ли галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились?" Официальный автор писания не объясняет этого странного эпизода, который, кстати, и невозможно никак объяснить. Каким, например, образом можно было в такой толчее понять, что здесь собрались жители именно пятнадцати стран? И как мидянин мог догадаться, что при нем говорят на языке Египта или Крита? Как араб мог отличить греческий от латыни? Чудеса! Но это еще не все. Затем, опять же если верить писанию, кое-кто начал насмехаться над апостолами и учениками, которые пророчествовали все разом, перебивая друг друга. Насмешники говорили: - Должно быть, они хватили лишнего, упились молодым вином! Оскорбленный таким предположением, Петр потребовал тишины, а когда все смолкли, ответил на столь обидный упрек целой речью, настолько убедительной, что три тысячи человек, не сходя с места, обратились в христианскую веру. Но простите, ведь для того, чтобы речь была убедительной, все эти тысячи слушателей должны были ее понять? Что же, выходит, Петр говорил на пятнадцати различных языках одновременно? Что же касается истории самого Христа, то с ней мы покончили. Однако в заключении стоит еще раз остановиться на феноменальной наглости священников, которые с полной серьезностью утверждают, что их богочеловек был не только сыном самого себя, ибо он ведь неотделим от голубя и огненных языков, но, кроме того, был вполне реальной исторической личностью - ни больше, ни меньше! Свою придуманную с начала до конца легенду богословы пытаются выдать за подлинный документ, такой же достоверный, как "Комментарии" Цезаря. В свой нелепый миф они включили несколько действительно исторических персонажей, которые жили и действовали в ту эпоху, когда якобы жил и действовал их недораспятый герой. Но как раз то, что говорится об этих реальных лицах в римской и еврейской историях, начисто опровергает нелепые претензии невежд, сочинивших все четыре евангелия. Возьмем, например, прокуратора Понтия Пилата. Его подлинная история написана его современниками, о нем и о его делах упоминают историки той эпохи. Известно, что он был римским всадником, что он был назначен в Иерусалим шестым по счету прокуратором Иудеи, что его предшественником был Валерий Грат, что на свой пост он вступил в одиннадцатом году правления Тиберия, то есть в 25 году нашей эры, а семь лет спустя он безжалостно и даже, можно сказать, жестоко подавил религиозный бунт, вспыхнувший в Галилее. Затем, еще через два года, то есть через год, когда якобы был распят Христос, вспыхнуло новое, еще более массовое восстание, о котором нам известны все подробности. Чтобы построить новый акведук, Понтий Пилат прибрал к рукам сокровища Иерусалимского храма, за что и был обвинен одновременно в злоупотреблении властью и в святотатстве. Через некоторое время жители Самарии, измученные поборами алчных чиновников, обратились с жалобой к правителю Сирии Люцию Вителлию, который был непосредственным начальником Понтия Пилата, простого прокуратора, никогда не носившего титул правителя, как это неоднократно утверждают евангелисты. Защитники евангелия могут возразить, что это, мол, несущественная ошибка! Но мы с ними не можем согласиться. В подлинных исторических документах ошибки такого рода недопустимы! Особенно, когда их делают евангелисты, о которых нам говорят, что это были люди вполне грамотные да к тому же получившие высшее откровение в день пятидесятницы, когда на них снизошли огненные языки. И вдруг - спутать правителя с прокуратором! Как же так? Представьте себе, что кто-то из наших современников опубликовал анекдотическую брошюру о защите Бельфора во время франко-прусской войны 1870-1871 годов, где он, выдавая себя за участника этой обороны, приводит совершенно неизвестные публике факты, но при этом каждый раз, когда заходит речь о командующем гарнизона полковнике Денфер-Рошеро, называет его генералом Денфер-Рошеро! Разве одной этой грубой ошибки в определении воинского звания не будет достаточно для того, чтобы все поняли, что эта брошюра - сплошная фальсификация, а автор ее - бесстыдный лжец? Но вернемся к жалобе самарян. Люций Вителлий ее принял и отправил в Иерусалим своего ревизора, некого Марулла, чтобы тот расследовал обстоятельства дела. Понтий Пилат, который никогда не был полновластным правителем, как это утверждают евангелисты, вынужден был предстать перед судом Марулла, который был облечен всеми полномочиями Люцием Вителлием, единственным истинным правителем страны. Рапорт Марулла оказался неблагоприятным для Пилата, и прокуратору Иудеи пришлось отбыть в Рим, чтобы там держать ответ перед самим Тиберием. Но прежде чем он прибыл в Италию, Тиберий умер. Пилат отчитывался перед Калигулой. Разжалованный новым императором, Пилат уже не вернулся в Иерусалим, где его заменил Марулл. Если громкий процесс Иисуса Христа в действительности имел место, почему о нем нет в документах даже намека, в то время как историки, говоря о Пилате, подробно описывают такие, в сущности, незначительные события, как постройка акведука или два восстания, хотя ни то ни другое не имело никаких последствий и не привело даже к возникновению новой секты? Как это объяснить? Что же касается участия Ирода в страстях господних, то он оказался впутанным в это дело только из-за вопиющего невежества одного из евангелистов, который, будучи вдохновленным богом истины и знаний, мог бы подобных ляпсусов и не допускать. Прежде всего три других евангелиста не имеют ни малейшего представления о таком значительном эпизоде процесса Иисуса, как отсылка обвиняемого к Ироду, а потом обратно к Пилату. Помните? Пилат якобы отправил Иисуса на суд Ироду, но тот нарядил его в одежды умалишенного и вернул к Пилату, как сумасшедшего. Об этом эпизоде знает почему-то один Лука (глава. 23, ст. 6-12). Матфей, Марк и Иоанн не только ничего об этом не говорят, но, напротив, подчеркивают, что Пилат допросил Иисуса, поставил его в один ряд с Вараввой, потом приказал его бичевать и увенчать терниями и, наконец, дал священнослужителям храма, чтобы они распинали его на свою ответственность. Следовательно, вся эта прогулка Христа от Пилата к Ироду и обратно просто-напросто досужая выдумка, и автор ее - Лука. Незадачливого Луку нетрудно поймать за руку. Он описывает Ирода в его дворце, окруженном стражей, в Иерусалиме! В действительности Ирод Великий, который был царем Иудеи, Ирод, которому евангелие приписывает избиение двадцати тысяч младенцев мужского пола в Вифлееме, чтобы в общей куче наверняка уж прикончить будущего мессию, Ирод, этот жестокий Ирод, согласно историческим фактам, умер за четыре года до рождения Христа. После его смерти остались три сына, разделившие между собой Палестину с согласия римского императора. Архелай стал царем Иудеи с областями Самарией и Идумеей, Филипп стал тетрархом Батании, Трахонитиды и Голанитиды, Ирод Антипа стал тетрархом Галилеи и Пиреи. Архелай процарствовал всего девять лет. Вняв многочисленным жалобам, император Август лишил его трона и отправил в изгнание, где тот и умер, имущество его было конфисковано, а владения присоединены к землям римской провинции Сирии. С тех пор в Иерусалиме и появился римский прокуратор, а у евреев Иудеи и Самарии не стало царя. Филипп, первый муж своей племянницы Иродиады, с которой он развелся, уступив ее своему брату Антипе, царствовал, как тетрарх тридцать семь лет и умер, не оставив наследника. Столицей его владений была Кесария Филиппова, маленький город близ истока Иордана. После его смерти Тиберий присоединил его земли к Сирии, точно так же, как это сделал Август с владениями Архелая. Ирод Антипа правил в качестве тетрарха до смерти Тиберия, после чего был свергнут Калигулой, который отправил его в изгнание в Лион, посадив на трон его племянника Ирода Агриппу. Последнему было возвращено, впрочем чисто формально, звание царя и права на все бывшие владения Ирода Великого. Таким образом, во время сомнительного суда над Христом в Иерусалиме не было никакого Ирода. Трон Ирода Великого, перешедший затем к его сыну Архелаю, после смерти последнего пустовал двадцать семь лет. Резиденция Ирода Антипы, тетрарха Галилеи, находилась не в Иерусалиме, а в Тивериаде, а новый Ирод, который также был тетрархом Галилеи, но носил, кроме того, корону царя иудейского, этот Ирод Агриппа вернулся в Иерусалимский дворец своего деда Ирода Великого и своего дяди Архелая только через четыре года после пресловутой драмы распятия сына божьего. Поэтому отсылать Иисуса к какому бы то ни было Ироду Пилат просто не имел возможности. Наконец, коснемся двух первосвященников, Анны и Каиафы, которые тоже играют в христианской легенде значительную роль. С ними дело обстоит еще проще. Ни тот ни другой физически не могли принимать участия в выдуманном суде над Христом, потому что первый из них умер задолго до этого воображаемого суда, а второго вообще никогда не было на свете. Все это лишний раз доказывает, что авторы четырех евангелей не только сами не бывали в Иерусалиме, но к тому же не знали истории Иерусалимского храма. Как и следовало ожидать, четыре выдумщика не смогли между собой договориться. Если верить Матфею, арестованного в Гефсиманском саду мессию ведут прямиком к Каиафе, а от него - к Пилату. Матфей и слыхом не слыхивал о первосвященнике Анне! Если же верить Марку, богочеловек, задержанный стражей синедриона, был отведен к какому-то первосвященнику, который после допроса объявил его богохульником, приговорил к смерти и отдал в руки Пилату. Марк не называет этого первосвященника ни Анной, ни Каиафой. По версии Луки (глава. 3, ст. 2), и Анна, и Каиафа были первосвященниками, хотя во все эпохи верховным священником у евреев одновременно мог быть только один человек. Впрочем, Лука изрекает это лишь в связи с предсказаниями Иоанна Крестителя, а когда дело доходит до страстей господних, он говорит только об одном первосвященнике, не упоминая даже его имени. Наконец, по версии Иоанна, мессию солдаты препроводили из Гефсиманского сада к Анне, которого сей евангелист характеризует не как первосвященника, а всего лишь как тестя первосвященника Каиафы. Анна приказывает связать Иисуса покрепче и отсылает к Каиафе, который его не допрашивает, не осуждает, а просто-напросто пересылает к Пилату. Тот, опять же если верить Иоанну, вовсе не умывает руки - этот эпизод есть только у Матфея, - но, напротив, судит его "на судилище, на месте, называемом Лифостротон (то есть Каменный помост), а по-еврейски Гаввафа" (глава. 19, ст. 13), и в конечном счете осуждает на смерть, боясь, что его самого выдадут цезарю Тиберию. А теперь попробуем противопоставить этим четырем противоречивым легендам исторические факты, поскольку хронология иерусалимских первосвященников сохранилась в трудах писателей периода первых цезарей. Историки по крайней мере не противоречат друг другу, и их записи основаны на документах той эпохи. Анания, который в традиционном переводе превратился в Анну, стал первосвященником через год после низложения Архелая и замены царя иудейского римским прокуратором, то есть в 7 году нашей грешной эры. Он сменил предшествовавшего ему Иисуса, сына Сиаха, и был девятнадцатым по счету первосвященником, если начинать с Иуды Маккавея. С 7 по 18 год эту высшую у евреев священную должность последовательно занимали три первосвященника: Исмаил, сын Фабии, Елеазар, сын покойного Анании, и Симон, сын Камита. В 19 году в этот верховный сан был возведен Иосиф из рода Иуды; он оставался первосвященником восемнадцать лет, до самой своей смерти, последовавшей в 36 году. Иначе говоря, Иосиф был на своем священном посту и три года спустя после якобы имевшего место распятия Христа. А затем его функции перешли к Ионафану из рода Анании. Таким образом, при Понтии Пилате первосвященником был Иосиф, а не какой-то Каиафа. Среди иерусалимских первосвященников вообще никогда не было ни одного Каиафы, с самого начала и до самого конца - 79 года, когда последний из них, Фанаиас, сын Самуила, стал свидетелем падения Иерусалима и разрушения Иерусалимского храма. В том, что во времена Августа и Тиберия в Палестине появлялись люди, называвшие себя мессиями, можно не сомневаться. Патриотизм евреев, особенно народных масс, был высок; никто не желал мириться ни с римским завоеванием, ни с властью царей из династии Ирода, ибо они тоже были чужестранцами, пришедшими из Идумеи. Таких мессий было в действительности немало. Все они называли себя посланцами бога, пришедшими освободить свой угнетенный народ и вернуть детям Израиля первородство, предсказанное пророками. В частн9сти, мессия Февда на четвертом году правления императора Клавдия, то есть через одиннадцать лет после мифической смерти Христа, увлек за собой большое число своих соплеменников, и это восстание пришлось подавлять Куснию Фадию. Однако до него был еще один, куда более значительный мессия. Галилеянин, как и наш Иисус, он принял помазание на царство и стал таким образом Христом. Звали его Иуда. Поднятое им вооруженное восстание достигло широкого размаха и получило громкий отклик. Этот Иуда Галилеянин, по словам историков, придерживался своих, особых взглядов на религию. Иосиф Флавий называет его великим софистом и считает основателем новой религиозной секты, столь же значительной, как секты фарисеев, саддукеев и ессеев. Этот религиозный бунт был подавлен Публием Сульпицием Квиринием, правившим Сирией от имени императора Августа, тем самым Квиринием, при котором была проведена великая перепись еврейского народа. Однако секта Иуды Галилеянина продолжала существовать как тайное общество со своими религиозными наставниками. Под руководством Менахея, сына основоположника секты, замученного в Иерусалиме, а также его родича Елеазара иудаиты, или зелоты, ревнители веры, начиная с 64 года развивают бешеную активность. Они захватывают Иерусалимский храм, крепость Антония, весь верхний город и укрепленный дворец Ирода, устраивают римлянам настоящую резню и заставляют отступить военачальника римской армии Цестия Галла. Разгромив его армию, они поднимают затем восстание по всей Палестине, убивая повсюду своих соотечественников, придерживавшихся более умеренных взглядов. Все это привело в конце концов к появлению в Палестине Веспасиана во главе шестидесятитысячной армии. Дальнейшее известно: после семимесячной осады, стоившей жизни большей части еврейского Народа, Иерусалим был взят, разрушен, а храм его сожжен дотла. Во главе осажденных стояли три вождя, представлявшие три различные партии: Елеазар, последователь Иуды Галилеянина, Иоанн Гискал и Симон Гераза. Елеазар покончил с собой, чтобы не попасть живым в руки врагов, Иоанн окончил свои дни в темнице, а Симон был сохранен для участия в триумфальном шествии императора Тита. В течение всей осады города Давидова между осажденными шли яростные споры. Затем начался страшный голод, из-за которого многие сходили с ума. Рассказывают о неком простолюдине по имени Иисус, который ходил по городу и громко осуждал раздоры между вождями восставших. "Горе вам! - кричал он. - Горе всем нам! Горе Иерусалиму! Горе мне!" Однажды, когда он выкрикивал свои мрачные пророчества с городской стены, его убило камнем, выброшенным римской катапультой. Иудео-христиане тут же провозгласили его мучеником и пророком. Можно ли на основании всего этого утверждать, что христианство ведет свое происхождение от секты Иуды Христа Галилеянина, противника официальной еврейской религии и греко-романского язычества? Пожалуй, да. О иудеохристианах упоминается уже во времена Нерона, как о массовой секте, распространившейся по всей империи и повсюду преследуемой. После разрушения Иерусалима уцелевшие жители стали рабами, поэтому первые христиане появились именно среди рабов. Они вели тайную религиозную пропаганду, собирались тайком в катакомбах, привлекая на свою сторону рабов-язычников идеей грядущего освобождения. И вполне вероятно, что именно иудаиты для своей тайной пропаганды придумали те самые братские вечера, которые превратились позднее в таинство евхаристического причастия, и что именно тогда возникли в их среде противоречивые смутные легенды, в которых смешались и перепутались воспоминания об Иоанне и Симоне, об Иуде и Иисусе. В самом деле, стоит только обратить внимание на дату, к которой отцы церкви относят начало гонений против христиан, и многое станет ясно! Официально это 64 год, когда Нерон издал свой эдикт. Так вот, именно в 64 году Елеазар, родственник и последователь Иуды Галилеянина, поднял в Палестине знамя восстания против Рима. Иудаиты истребили три тысячи римских легионеров, почти весь римский гарнизон Иерусалима. И нет ничего удивительного в том, что Нерон, не ограничиваясь репрессиями в Иудее и Галилее, повелел принять самые суровые меры против всех евреев, рассеянных по обширным провинциям, управляемым его проконсулами. Не удивительно и то, что он приказал разыскивать по всей Италии членов иудаистской секты, в которых, в отличие от остальных евреев, видел опасных заговорщиков. Тех, кто был обнаружен в Риме, предавали жестокой смерти. Таким образом, преследования Нерона были направлены против последователей Иуды Христа - вполне реальной личности. Позднее, начиная с царствования Веспасиана и Тита, то есть после разрушения Иерусалима, явившегося следствием восстания Елеазара, уцелевшие и рассеянные повсюду представители еврейского народа по вполне понятным причинам находились под подозрением; и вполне возможно, что среди всех религиозных сект иудаиты были наиболее гонимой и преследуемой. Можно предположить, что, стараясь получше замаскироваться и отвести от себя подозрения, руководители этой секты скрывали свою приверженность к Иуде Галилеянину, придумывая всевозможные легенды, из которых впоследствии священнослужители скроили свои евангелия. Разумеется, это не более чем гипотеза. Но нельзя пройти мимо того факта, что если некоторые писатели той эпохи и говорят о христианах, которые вполне могли быть просто иудаитами, то ни один историк при этом даже не упоминает ни имени евангельского Иисуса Христа, ни его бесчисленных чудес, хотя они вряд ли могли остаться незамеченными. Вот почему мы склонны полагать, что начиная со второго века священники уже подумывали о том, как бы им извлечь выгоду из этих легенд. Язычество умирало, люди переставали верить в Юпитера и открыто насмехались над богами Олимпа, о чем ярко свидетельствуют сатиры жившего в то время Лукиана из Самосаты. Было самое подходящее время для основания нового культа. Да, в таких условиях секта христиан могла возникнуть и распространиться повсюду, но для этого и для ее религиозной пропаганды вовсе не требовалось никакого реального Иисуса Христа. И все сонмы мучеников за идею христианства, погибших при Домициане, Траяне и прочих императорах, не доказывают в этом смысле ровно ничего, во всяком случае не больше, чем смерть тысяч мучеников под колесами колесницы Джаггернаута доказывает реальность существования Будды и его воплощений. В самом деле, как можно верить в существование Иисуса Христа и во все его невероятные чудеса, если ни один историк, ни один писатель той эпохи ни разу не упоминает о нем, с чудесами или без оных! Тацит, живший с 54 по 140 год, описывает в своей истории множество второстепенных событий, но об Иисусе Христе он ничего не знает. Светоний (65-135 годы), верный летописец двенадцати императоров, ничего не знает об Иисусе Христе. Квинтилиан, знаменитый ритор, родившийся в период правления императора Клавдия, ничего не знает об Иисусе Христе, хотя в его книге об ораторском искусстве, одном из прекраснейших памятников латинской литературы, анализируются речи всех трибунов, адвокатов и софистов-проповедников. Плиний Старший, родившийся в царствование Тиберия и умерший уже в царствование Тита был превосходным натуралистом. В свои научные описания он свободно вставляет живые рассказы обо всех знаменательных событиях его времени, но и он ничего не знает об Иисусе Христе. Его племянник Плиний Младший, чьи бесчисленные письма так же остры и поучительны, как письма мадам де Севиньи, говорит обо всем, что угодно, но словом не обмолвился об Иисусе Христе и не упоминает о нем даже в письмах к Траяну, в которых говорит о христианах как о секте, порожденной иудаизмом. Эпиктет, великий моралист и философ, который изучал всевозможные религиозные верования, не имел и представления об Иисусе Христе, хотя сам был уроженцем Малой Азии, жил в Риме во времена Нерона и был изгнан при Домициане. Изречения и беседы Эпиктета дошли до нас в записи его ученика Арриана, и там о Христе - ни слова! Помпоний Мела, написавший в 43 году, - всего через десять лет после неслыханных чудес страстной пятницы! - свой фундаментальный ученый труд "Страны мира", понимал географию на манер Страбона, то есть сопровождал описание каждой страны обзором главных событий, которые в ней происходили. Так вот, в главе об Иудее Помпоний Мела не упоминает об Иисусе Христе ни единым словом... А Плутарх? Он родился в 50 году в Херонее, в той самой Греции, куда, по уверениям церковников, устремились последователи мессии после памятной пятидесятницы. Там они якобы проповедовали святое евангелие и творили такие чудеса, что при виде их греки обращались в христианство толпами! Плутарх умер в 120 году. Тридцать лет он прожил в Риме, где самые невероятные чудеса христиан происходили чуть ли не ежедневно, и порой, если верить тем же церковникам, даже на арене Колизея на глазах бесчисленных зрителей. У Плутарха была одна особенность: он писал биографии знаменитых людей, не пренебрегая никакими легендами и чудесами... Почему же в таком случае он не написал биографии Иисуса Христа? А Сенека? Родившись во 2 году нашей эры, он умер в Риме только в 66, то есть был современником нашего богочеловека. Большую часть жизни Сенека провел при императорском дворе. Он находился в Риме и с 51 по 64 год, когда там шла многолетняя борьба между Симоном-Камнем и Симоном Волхвом. Так вот, Сенека, который написал немало, ни словом не упоминает о чудесах, творимых ими! Правда, позднее монахи исказили, а затем уничтожили навсегда его трактат "О движении земли", который несомненно противоречил ортодоксальным представлениям о том, что земля-де плоская, а солнце-де ходит вокруг нее. Точно так же они уничтожили и его трактат "О суевериях", в котором если Сенека и упоминал о христианах, то, надо думать, без особого почтения и, возможно, приводил их первые легенды, отличные от более поздних евангелий. А что сказать о Филоне Александрийском, этом еврейском Платоне? Он прибыл в Рим из Иерусалима, и его философские взгляды были взглядами убежденного ессея. Его многочисленные теоретические труды легли позднее в основу различных христианских богословских школ, однако и он ничего не знает ни об Иисусе Христе, ни о Петре, ни об Иоанне, ни о Павле, не говоря уже о прочих апостолах! И наконец, Иосиф Флавий, сам Иосиф Флавий, ничего не знал о публичных предсказаниях мессии Иисуса, ничего не знал о совершенных им при всем честном народе чудесах. И это Иосиф, еврейский историк, писавший историю своего народа с превеликим обилием всяких подробностей! Особенно подробно описывает он период, предшествовавший падению Иерусалима, ибо сам принимал участие в защите города. Рожденный четыре года спустя после представления на Голгофе, или тридцать один год спустя после грандиозного восстания Иуды Галилеянина, он знал иудео-христиан, но о таких христианах, как Петр и Павел, даже не слыхивал! Да полноте! Стоит приглядеться поближе, и любому станет ясно, что Иисус Христос всего лишь миф. Действительный процесс создания его легенды можно представить себе, как медленное, подспудное накопление выдумок, которые в конце концов легли в основу новой религии, пришедшей как раз вовремя на смену одряхлевшему греко-римскому язычеству. Одним ударом император Тит рассек уже рассеянный предыдущими цезарями еврейский народ на две ветви: одна, упрямая и стойкая, продолжала исповедовать веру отцов; другая, более гибкая, склонилась под игом завоевателя, но продолжала постоянно, ощупью искать выход и в конце концов покорила своих победителей. Это произошло в тот день, когда император Константин понял, какую пользу может принести его трону новая религия. Христианство держится за настоящее, иудаизм надеется на будущее, и обе религии одинаково заблуждаются. С тех пор как прозвучал жизнеутверждающий смех Вольтера, свободная мысль заставляет шаг за шагом отступать отвратительные и нелепые суеверия. И только свободной мысли, всепобеждающей освободительнице, принадлежит будущее! Это новое издание, пересмотренное и дополненное, подготовлено ко дню трехсотлетия со дня смерти Джордано Бруно. Он-то не был мифом, этот светлый мученик, павший за торжество свободной мысли! Восемь лет его держали в тюрьме Святого судилища, инквизиция пытала его, и наконец 17 февраля 1600 года его заживо сожгли в Риме с благословения папы, кардиналов и прочих князей христианнейшей церкви.