то они знают его голос. И наоборот, когда овец гонит на пастбище чужой человек, они разбегаются кто куда, потому что его голос им совершенно незнаком. Теперь слушай, что означает моя притча: я - дверь в овчарню. Все, кто не пройдет через меня, - суть воры и разбойники. Кроме того, оставаясь дверью, я в то же время пастырь добрый, который не боится волков и полагает жизнь свою за овец. Бывший слепой был в восторге. Те, кто стоял поблизости, смущенно переговаривались между собой. Мнения разделились. - Он одержим бесом или просто рехнулся! - говорили одни. - Да нет же! - возражали другие. - Все, что он говорит, не так уж глупо. И вовсе он не бесноватый. Как может бес отверзать очи слепорожденным? Однако Иисуса совершенно не интересовала эта дискуссия, и он удалился. Вскоре миропомазанный вообще покинул Иерусалим, обменявшись на прощание с бывшим слепцом дружеским рукопожатием. Я был бы до крайности огорчен, если бы мои любезные читатели и очаровательные читательницы хоть на миг заподозрили, что в этой главе я отошел от первоисточника и увлекся игрой собственного воображения. Поэтому я позволю себе в заключение указать на цитаты, которые доказывают, что я ничего не выдумывал. Возьмите Евангелие от Иоанна, девятую главу целиком и десятую - стихи 1-21. Что же касается чудодейственной слюнявой грязи, то я позволю себе процитировать соответствующий отрывок, чтобы ни у кого не оставалось сомнений; "Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения, и помазал брением глаза слепому" (Иоанн, глава 9, стих 6). Здесь все точно, до последней запятой. Ну, что вы теперь скажете о слюнях господа нашего Иисуса? А заодно о его чистоплотности? Глава 49. В КОТОРОЙ МАГДАЛИНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИИСУСА СВОЕЙ СЕМЬЕ. В продолжение пути их пришел он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла его в дом свой. У нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово его. Марфа же заботилась о большом угощении, и, подойдя, сказала: господи! или тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом. А одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее. Лука, глава 10, стихи 38-42. Догадайтесь, куда направился миропомазанный из Иерусалима и что он в первую очередь сделал. Направился он в Галилею. Это доказывает, что он не любил разнообразия в своих прогулках и в общем-то предпочитал протоптанные дорожки. А сделал он вот что: объявил неограниченный дополнительный набор учеников. Это, с другой стороны, доказывает, что двенадцати даже хорошо выдрессированных апостолов было уже недостаточно, чтобы защищать его, пока его час не пришел. Иисус обратился с призывом ко всем галилеянам, которые в него уверовали. Примерно из ста тысяч уроженцев Галилеи на его призыв откликнулось всего семьдесят человек. Это было не густо. Тем не менее миропомазанный не пал духом. Восемьдесят два человека порознь ничего собой не представляют, но, если свести их в одну колонну и послать впереди себя в какой-нибудь город, они произведут на жителей соответствующее впечатление. Эта мысль приободрила Иисуса. Итак, он впервые собрал все свое воинство, и мужчин, и женщин. Магдалина, Иоанна и Сусанна навербовали в его гарем новых красоток, чтобы Иисусу было с кем поразвлечься. В общем, образовался довольно внушительный отряд с обозом. Порядок построения на марше был тщательно продуман. Вот что говорил об этом святой Лука в десятой главе своего евангелия: "...Семьдесят учеников он посылал... перед лицом своим во всякий город и место, куда сам хотел идти". Однако, чтобы раньше времени не привлекать внимания жителей, Иисус предписывал своим ученикам не вламываться в населенный пункт всей оравой, а проникать туда скрытно, по двое, пара за парой. Он говорил им: - Ни о чем не беспокойтесь. Не берите с собой ни мешка, ни сумы, ни обуви запасной: Никого на дороге не приветствуйте. Входите в первый попавшийся дом, говорите: "Мир дому сему" - и садитесь сразу за стол. Нас может выручить только нахальство. В доме же том ешьте и пейте, что у них есть, словно вы у себя. Если увидите, что хозяин морщится, расскажите ему вместо платы любую басню, которую вспомните. Если вас вышибут за порог и люди города примут вас за бродяг и обирал, отряхните пыль со своих сандалий и скажите: "Видите, мы ничего у вас не унесли, ни пылинки, но тем хуже для вашего города, потому что город ваш проклят, раз вы не дали нам пообедать!" Ученики последовали совету учителя. Но горожанам было плевать на проклятья, и, когда на них налетала стая прожорливой двуногой саранчи, они принимали решительные меры. Поэтому, чтобы не протянуть ноги, все были вынуждены неоднократно обращаться за помощью к Магдалине, Иоанне, Сусанне и прочим состоятельным дамам Христовым. Узнав о том, что его учеников гонят в шею почти повсеместно, сын голубя пришел в неописуемую ярость. - Горе тебе, Хоразин! - вопил он. - Горе тебе, Вифсаида! Города язычников Тир и Сидон и те поступали с нами куда приличнее, а по сему в день страшного суда с ними тоже обойдутся по-божески. Что же касается тебя, Капернаум, то я тебе не завидую: ты мне за все заплатишь, когда в один прекрасный день провалишься в тартарары! Нашлось, однако, небольшое скромное селение - евангелие не приводит даже его названия, - которое радушно приняло всю ораву Иисусовых учеников. Обрадованные, что их не забросали кочерыжками, они поспешно вернулись к сыну голубя с неожиданно доброй вестью. Миропомазанный в свою очередь поторопился туда явиться. Он объявил жителям, что благодаря его посещению они могут отныне не опасаться ни скорпионов, ни змей. А затем произнес восхитительную речь, в которой обещал этому селению вечную жизнь. Один из ученых законников, случайно оказавшийся там, спросил, как же они обретут эту вечную жизнь без всякого эликсира бессмертия. Иисус ответил: ~ Возлюби господа бога твоего и ближнего твоего, как самого себя, - этого будет достаточно. - Но кто же мой ближний? - не унимался законник. - Открой уши пошире и слушай! - ответил миропомазанный. - Некогда жил один человек. Как-то раз отправился он из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые обобрали его до нитки, отлупили до полусмерти и бросили в лесу чуть живым: тело несчастного было сплошной раной. В тот же день той же дорогой проходил один священник. Он увидел несчастного путника и сказал: - Гляди-ка, здорово же ему досталось! И отправился дальше, не подумав даже помочь умирающему. Доброта священников всем известна! Помощи от них не жди! Затем появился левит. А что левит, что священник - одного поля ягоды! Левит посмотрел на беднягу, подумал то же самое, что и священник, и пошел своею дорогой. К счастью, на земле есть не только священники и левиты, есть еще и самаряне. И вот пришел такой самарянин. - Черт возьми! - вскричал он. - Мыслимое ли дело так разукрасить человека! Должно быть, здешние разбойники - настоящие изверги! Потом он взял корпию, бальзам и целебное вино - у него была с собой дорожная аптечка, - перевязал бедняге раны, посадил сзади себя на круп своего мула и - нно-о-о, Пегашка! - повез его в ближайшую харчевню. На следующий день он вытащил из своего собственного кошелька два динария и сказал хозяину харчевни: - Позаботьтесь об этом парне! Если этой мелочи не хватит, на обратном пути я дам вам еще. Хозяин харчевни знал самарянина и поверил ему на слово. - Вот здорово! - загудела толпа, выслушав эту побасенку. - Побольше бы таких самарян! Иисус повернулся к законнику. - А что вы об этом думаете, коллега? - спросил он. - Кто, по-вашему, самый ближний ограбленному путешественнику: самарянин, левит или священник? - Конечно, самарянин! - Так вот, - подхватил миропомазанный, - поступайте так же, как он, когда вам попадется в лесу такой же несчастный, обобранный и избитый. Ученый законник ничего не ответил, но про себя подумал: - Ну и горазд же он болтать! Но одних красивых слов мало. Что из того, что он иной раз проповедует добродетель? Пора бы ему перейти от слов к делу и самому стать добродетельным! Вскоре после этого Иисус отправился в Вифсаиду. Он хотел доставить удовольствие своей подружке Магдалине, у которой там были сестра и брат. Брата звали Лазарь, а сестру - Марфа. Как сообщает евангелие, это были люди весьма состоятельные. Лазарь занимал довольно высокий пост: не случайно его сестра Мария Магдалина была, как мы знаем, женой иудейского сенатора. Таким образом, это была, что называется, приличная семья. Магдалина вызвалась сама объявить сестре и брату о скором прибытии своего любовника. Когда она появилась на пороге родного дома, Марфа с Лазарем бросились ее обнимать и целовать. - Мария, милочка, как я давно тебя не видела! - восклицала Марфа. - И я тоже! - басил Лазарь. - Как поживает твой муж, этот превосходнейший Паппус? Ты оставила его дома или вы приехали вместе? - При чем здесь Паппус? - даже удивилась Магдалина. - Тоже мне сокровище... Да я его давно послала куда подальше! - То есть как это, вы разве не вместе? - не понял Лазарь. - Неужели вы развелись? - ужаснулась Марфа. - Я развелась?.. Право, не знаю. Скажу только одно: этот старый хрыч мне так надоел, что дальше некуда! Он меня просто допек! Ворчал и ворчал с утра до ночи... Стоило пройти под моим окном какому-нибудь молодому человеку, как он швырял в него чем ни попадя - лампу так лампу, супницу так супницу. Если бы я еще видела от него что-нибудь, кроме ревности, так нет же! По вечерам, когда я ласкалась к нему и говорила: "Иди ко мне, мой поросеночек, иди, мой маленький Паппус", он начинал мне объяснять библейские тексты и под предлогом того, что он доктор богословия, отвечал мне только стихами из Моисея или Иеремии... Иногда для разнообразия он мне рассказывал о том, что в тот день обсуждалось в сенате, потому что он, видите ли, был к тому же сенатором! Представляете, как мне было весело? - В самом деле, - пробормотала Марфа, - веселого мало. - Это было просто ужасно, дорогая! - Объяснись, в конце концов! - не выдержал Лазарь. - Раз вы не могли ужиться, значит, вы развелись? - Да нет, мы не разводились, просто я его бросила... В одно прекрасное утро взяла и сбежала. - Почему же ты не пришла к нам сразу? - Ну вот еще!.. Когда я убежала, я направилась к озеру... Вы были в Магдале? - Нет, - ответила Марфа. - Но я слышала, что это премиленький городок. - Очаровательный! Там столько римских офицеров, и все такие красавцы!.. О господи, если бы ты знала, какие офицерики есть в Магдале! Лазарь недовольно поморщился: - Мария, неужели тебе нравятся солдафоны? - Послушай, Лазарь, с тобою мне нечего играть в прятки. Да, я люблю военных. Они такие душки!.. - Военных? И во множественном числе! Гм-гм... Значит, ты завела любовника-офицера? - Да... сначала одного. Он был такой милый-милый... О, как я любила этого разбойника! - То есть как это сначала одного? Значит, ты завела и второго? - Ну что мне от тебя скрывать, Лазарь! Ты ведь знаешь, тебе я не могу врать... - Черт возьми, я вижу, ты не терялась! - А потом я познакомилась с третьим... Понимаешь, стоит мне увидеть мундир, как я сразу теряю голову... Ты себе не представляешь, сколько в Магдале хорошеньких офицеров! - Да пропади они пропадом! Я сам не ханжа, но твое поведение, Мария... не знаю, как его и назвать. Надеюсь, хоть на третьем ты остановилась? Не переспала же ты со всем гарнизоном? - Со всем, конечно, нет. Видимо, Паппус навсегда отвратил меня от стариков. - От стариков? Значит, все молодые?.. - О, все молодые меня так любили! У меня сохранились их портреты, я тебе как-нибудь покажу свой альбом, и ты сам увидишь, какие это красавцы! Марфа смущенно молчала. Лазарь, как он сам выразился, не страдал излишком целомудрия, и в конце концов Мария была его любимой сестрой. Поскольку изменить то, что совершилось, он уже не мог, Лазарь решил простить бесстыдницу сестру, но он и не подозревал, что самое забавное было еще впереди. Пожурив ее для проформы, Лазарь сказал: - Ладно, Мария, если ты счастлива, я за тебя только рад. Но где же тот красавец офицер, которого ты избрала? Представь его нам. Можешь не сомневаться, мы его примем, как полагается. - Видишь ли, Лазарь, этот красавец офицер вовсе не офицер. - Это еще что за новости? - Видишь ли, я бросила свой гарнизон, как бросила Паппуса. - О, черт! Кто же он, наконец? - Он такой милый... - Об этом я и сам догадываюсь! Но кто он? Как его зовут? - И имя у него милое. Его зовут Иисус... - Иисус? Погоди, погоди, я это имя слышал... Мне говорили про какого-то Иисуса, который учинил скандал во время последнего праздника шалашей в Иерусалиме... Это случайно не он? - Он самый. - Иисус из Назарета, плотник, забросивший свою пилу и топор? - Да, это он. - Ай-яй-яй! Знаешь, Мария, вот уж этого я от тебя не ожидал! У этого типа такая репутация, что дальше некуда. Говорят, он скопище всех грехов... Кроме того, он бродяжничает с целой шайкой таких же проходимцев... - Конечно, сказать можно все что хочешь... Бедняжка Иисус, все на него клевещут! А ты, сразу видно, что ты слышал о нем только от его заклятых врагов. А он такой чудный, такой обходительный! Если бы ты послушал, как он говорит... прямо за сердце берет! Ну да, он все время ходит по городам и весям и редко проводит две или три ночи подряд в одном доме, но что в этом дурного? Он просто любит путешествовать, вот и все! - Послушай, в конечном счете это твое личное дело. Я тебе сказал то, что слышал. Может быть, Иисус совсем не такой, как о нем говорят... К тому же я знаю твой вкус: ты не стала бы связываться с каким-нибудь неотесанным нищим мужиком. Должно быть, твой Иисус хорош собою и щедр, как подгулявший купчик, не так ли? - Да нет, Лазарь, я бы не сказала... Если говорить о деньгах, бедняжка Иисус не слишком богат. Топором и пилой состояния не сколотишь, а от его пророчеств прибыль невелика... К тому же я не из тех женщин, которые привязываются к мужчинам из-за денег. Слава богу, я выше этого. Иисус беден, но это не мешает мне любить его всей душой. - Но все-таки, если у него нет состояния и если профессия конферансье-любителя не приносит ему ни гроша, чем же он живет? - Я ему помогаю имением своим. Лазарь отшатнулся. - Значит, ты его содержишь? - вскричал он. - Бедняжка Мария, и как тебя угораздило влюбиться в этого проходимца? Он же тебя оберет до нитки! - Лазарь, ты слишком строг к моему Иисусу. Разве он виноват, что бродячим ораторам почти ничего не платят? Да и я не одна покрываю его расходы. Нас много, избранных дам, которые ему преданы и которые ему воспомоществуют имением своим... - Значит, ты у него не одна? Чем дальше, тем лучше! Значит, у этого парня много дам? Ну и ну, знаешь ли, это не совсем в наших обычаях... Он, видно, воображает, что живет во времена Соломона, твой прекрасный Иисус! И вы его не ревнуете друг к другу? Магдалина гордо выпрямилась. - Это все прочие ревнуют его ко мне! - сказала она. - Я его возлюбленная, его фаворитка! Лазарь печально улыбнулся. Несколько мгновений он с любовью и жалостью смотрел на сестру. - Бедная ты моя, бедная, - проговорил он. - Ничего ты не понимаешь, Лазарь! - возразила Магдалина. - Быть фавориткой Иисуса, его возлюбленной, - это тебе не фунт изюму! Иисус не просто мужчина, как все. Прежде всего, он не человек... - Что значит "не просто мужчина, как все"? Уж не хочешь ли ты сказать, что он... - Нет, нет! - И он не человек? - Нет. - Пусть меня повесят, если я что-нибудь понимаю! - Если ты еще не догадываешься, я тебе скажу по секрету, кто он. Марфа, которая давно уже не знала, куда ей деваться от таких разговоров, сделала было шаг к двери, но Магдалина ее остановила. - Куда ты? - спросила она. - Я лучше уйду. Я ведь понимаю, что мне, девушке, не следует знать того, что ты хочешь открыть Лазарю. Магдалина покатилась со смеху. - Ты не то думаешь, - сказала она. - Ты, наверное, вообразила, что он... Ха-хаха! Вот так девушка! Нет, Марфа, ты спокойно можешь остаться. Я хочу открыть вам одну тайну, но в этой тайне нет ничего такого... Марфа и Лазарь навострили уши. - Говори же, Мария! - упрашивали они, сгорая от любопытства. - Говори, не мучь! - Так вот, Иисус вовсе не человек. Иисус... бог! Брат и сестра Магдалины вскрикнули. - Бог? - переспросил Лазарь. - Но ведь есть лишь один бог - Иегова, тот самый Иегова, которому мы поклоняемся! - Правильно, но Иисус его сын и в то же время бог. Как бы вам объяснить получше? В общем, дело было так: дух Иеговы, который имеет вид голубя, зачал Иисуса вместе с одной девственницей, женой плотника Иосифа, и теперь все трое - Иегова, Иисус и голубь - стали одним богом. - Ну и путаница! Это сам Иисус рассказал тебе подобную чепуху? - Он самый, но я уверена, что он меня не обманывает! Он действительно бог, я готова голову прозакладывать, а кроме того, он мне это доказал. - Каким же образом? - Ну, Лазарь, ты слишком нескромен... Довольно с тебя и того, что я избранная святая новой религии, которую проповедует Иисус, и что я первая приобщилась святых тайн... Поверь мне на слово и запомни хорошенько: Иисус, которого ты только что поносил, - это мессия, обещанный пророками, это агнец божий, который искупит грех Адама и Евы, это Христос, который в день кончины света явится на землю судить живых и мертвых, - вот кто он такой. Все это Магдалина выпалила с таким энтузиазмом, какой может зародиться в сердце женщины лишь под влиянием страстной... разумеется, веры. Тем не менее Лазарь все еще колебался. - Ты в самом деле веришь в то, что говоришь? - спросил он. - Если это правда, тут дело серьезное, очень серьезное. - Это так, клянусь тебе своей честью! - Ну, раз уж ты клянешься честью, значит, он в самом деле бог. Вопрос был решен. Лазарь и Марфа тоже уверовали в сына голубя. Магдалина торжествовала. - Теперь вы понимаете, как это лестно быть любовницей бога? - вопрошала она. - Понимаете, как мне исключительно повезло? И она пыжилась от гордости. Марфа была от природы любопытна, как все женщины. Она спросила Магдалину: - А можно его увидеть, твоего господина бога? - Ты в самом деле хочешь с ним познакомиться? - Пожалуй, да. - И я тоже, - сказал Лазарь. - В таком случае я схожу за ним: он пришел со мной в Вифсаиду. Вы сами увидите, какой красавец мой божественный учитель! Ни один офицер из Магдалы ему и в подметки не годится. Вы мне потом скажете, как он вам понравился. Только помните: о тайне, которую я вам открыла, молчок! Делайте вид, что вам ничего не известно. С этими словами она упорхнула. А Марфа погрузилась в мечтательное раздумье. Примерно через час Магдалина возвратилась вместе с Иисусом. Миропомазанный был по всей форме представлен брату и сестре. "Она видит его зрением сердца, - сказал про себя Лазарь. - Он совсем не красив, скорее наоборот. Но поскольку он бог, ей все-таки повезло, что она подцепила такого любовника". Прием прошел без особых церемоний. Иисус разговорился и быстро покорил своих новых слушателей. Впрочем, надо сказать, что Магдалина неплохо подготовила для этого почву. Лазарь пригласил Иисуса остаться пообедать: Назарянин не стал отказываться. Марфа взялась за стряпню. Суетясь по хозяйству и приглядывая, чтобы все было на месте, она время от времени исподтишка посматривала на миропомазанного, и он ей тоже показался красавцем. Она ловила каждое его слово, следила за каждым движением. Вскоре ей пришлось признаться перед самой собой, что она еще в жизни не встречала такого очаровательного человека. Марфа от души завидовала своей сестре. - Негодницам всегда везет, - бормотала она, начищая в кухне кастрюли. - После этого просто не хочется оставаться честной девушкой! В сердце Марфы разгоралась страсть не менее пламенная, чем у ее сестры. Она с ревностью следила за всеми знаками внимания, которые Иисус оказывал Магдалине. Лазарь на минуту отлучился в погреб, нацедить еще один кувшин вина. Пользуясь этим, Магдалина разнеженно ластилась к Иисусу, в то время как Марфа хлопотала по хозяйству. Под конец Марфа уже не могла сдержать накипевшей досады. Уперев кулаки в бедра, она встала перед любезничающей парочкой и обрушилась на сестру: - Как тебе только не стыдно, лентяйка! Нет чтобы мне помочь по хозяйству, сидит себе как приклеенная! Есть у тебя хоть какая-нибудь совесть? И поскольку Магдалина не удосужилась ей даже ответить, Марфа продолжала, обращаясь к Иисусу: - Господи, прошу тебя, прикажи хоть ты ей, чтобы она мне помогла! Или тебе безразлично, что сестра моя оставила меня прислуживать одну? Сын голубя неплохо разбирался в человеческих сердцах. Он сразу понял, что происходит в душе Марфы. Эта новая заложенная им любовь льстила его самолюбию, и, чтобы разжечь ее еще сильнее, он ответил с улыбкой, которая потрясла бедную девушку: - Ах, Марфа, Марфа, ты все хлопочешь, стараешься мне услужить, и ты правильно делаешь. Но ты сердишься на сестру, а это уже неправильно. Она избрала себе это место подле меня, и оно у нее не отнимется. - Получила? - фыркнула Магдалина. Марфа едва не запустила в свою сестрицу тарелкой. Еле сдерживаясь, она унесла свою обиду в кухню, тайком утирая горькие слезы (смотри Евангелие от Луки, глава 10, стихи 1-42). Но неужто Иисус так ее и не утешил? Евангелие дает основание полагать обратное. Наверняка миропомазанный улучил после обеда благоприятный момент, отвел Марфу в сторону и шепнул ей: - Я только что огорчил тебя, бедная Марфа, не правда ли? - О да, господи. - Почему ты ревнуешь меня к Марии? Неужели ты так меня любишь? - Господи, я вся твоя. Умереть за тебя - для меня великое счастье. - Но ведь ты меня знаешь всего полдня! - Истинная любовь, господи, рождается мгновенно, без рассуждении. - Так чего же ты от меня хочешь, Марфа? - Господи, я очень несчастна. Я чувствую, что ты не ответишь мне взаимностью. Твое сердце уже занятой Марией. - Утешься, прелестное дитя мое! Божественная любовь неистощима, она может распространяться на все сущее одновременно. Поэтому, если ты, Марфа, меня любишь, я тоже тебя люблю. - Какой ты добрый! Как мне приятно это слышать! - Веруй в меня, доверяй мне, и ты будешь счастлива на лоне господнем. - Ты мне обещаешь?.. Я буду счастлива?.. - Так счастлива, что сама не будешь знать пределов своему счастью. - Ты меня будешь любить?.. Немножко? Много? Страстно? - До безумия! И действительно, сердце Иисуса было настоящим капустным кочаном. Он раздавал по листу то одной, то другой, то третьей. Таким образом, и Марфа приобщилась небесных блаженств, однако большая и лучшая их часть попрежнему доставалась Магдалине. Глава 50. ВЕЛИКОЕ СЛОВОИЗВЕРЖЕНИЕ. Приближались к нему все мытари и грешники - слушать его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: он принимает грешников и ест с ними. Но он сказал им следующую притчу... Лука, глава 15, стихи 1 -3 Просто диву даешься, сколько притч было в запасе у ходячего Слова!.. Впрочем, наедине с хорошенькой женщиной можно было уже не прибегать для объяснений к притчам и иносказаниям. После нескольких дней знакомства с Марфой, непорочным цветком, видимо не лишенным прелести, Иисус отправился в турне по Перее, области, подвластной Ироду Антипе. Здесь он устроил настоящий фестиваль притч. Пересказывать их все было бы слишком долго. Похоже на то, что местные жители все время подшучивали над апостолами; когда эти попрошайки заявлялись в какое-нибудь селение, им совали в суму самые разнообразные и неподходящие предметы. Так, однажды Андрей, а может быть, Петр - точно этого никто не знает - попросил у крестьянина хлеба, рыбы и яиц, а тот вместо хлеба вложил ему в руку булыжник, вместо рыбы - змею, а вместо яйца - скорпиона. Иисус тут же растолковал апостолам, что они должны продолжать нищенствовать, несмотря на все эти неприятности. К некоему человеку, говорил он, бедному, но гостеприимному, пришел среди ночи странник. Хозяин тотчас бросился к своему другу. "Одолжи мне три хлеба, - закричал он, стучась в его дверь, - ибо у меня гость, утомленный дальней дорогой, и мне нечем его угостить". Но друг его спал, дети тоже, дверь была заперта, и никому не хотелось подниматься среди ночи. "Ах так! - завопил рьяный странноприимец, - ты не хочешь вставать? Ну, погоди же!" И он принялся барабанить в дверь изо всех сил и стучал до тех пор, пока его друг не поднялся и не дал ему требуемые три хлеба, чтобы хоть как-нибудь отделаться от нахала. Так вот, - сказал в заключение Иисус, - следуйте этому примеру. "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам" (Лука, глава 11, стихи 5-13). Приблизительно в это же время он исцелил двух слепых и одного немого. Исцеление немого, видимо, так обрадовало одну женщину, что та воскликнула: - Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие! Относительно всего этого периода см. Евангелие от Луки, глава 11, стих 27. Вскоре после этого Иисус согласился отобедать в доме фарисея, который подложил ему свинью, пригласив одних фарисеев и книжников, сиречь писцов. Едва войдя в зал, Иисус увидел, что попался в ловушку. Тогда, чтобы отомстить хозяину, он возлег к столу, не омыв ног, как того требовал обычай. Гости зароптали. Иисус сделал вид, что не понимает причины их недовольства, и отобедал как ни в чем не бывало. За десертом он вместо тоста излил на собравшихся фонтан проклятий, упрекая их за то, что они всегда выбирают в синагогах лучшие места и желают, чтобы их приветствовали на улицах, сравнив их за это с гробами сокрытыми, прикосновение к которым оскверняет, и так далее и т. п. Словоизвержение это - горе вам, делающим то! Горе вам, не делающим другого! - истощило терпение присутствующих. Раздались крики: - Наглец! Намылить ему шею за такое нахальство, да так, чтобы долго помнил! Но Иисус не растерялся. Он быстро вскочил на стол, опрокинул скамьи, и в огромном зале началась сумасшедшая игра в кошки-мышки. В конце концов мышку обязательно поймали бы и поучили как следует, если бы толпа народа, собравшаяся у дверей, не вломилась в зал и не защитила Иисуса (Лука, глава 11-12). Воспользовавшись случаем, он тут же начал перебирать четки своих притч: э 1. Богатый земледелец собирает со своего поля такой урожай, что не знает, где его хранить. Значит, надо построить амбары побольше и повместительнее. Но едва он передал архитектору свой заказ и план, как в ту же ночь - хлоп! - и скончался. э 2. У другого земледельца всего одно фиговое дерево, которое вот уже три года не приносит плодов. Земледелец говорит: "На этот год я еще раз окопаю дерево и унавожу, но, если к осени на нем опять не будет фиг, срублю его без пощады и брошу бесплодную смоковницу в огонь!" Как видите, хитрость невелика. Между двумя притчами он исцелил женщину, страдавшую любопытным недугом. Она была в расцвете лет, однако казалась более согбенной, чем восьмидесятилетняя старуха. Видно, сам черт согнул ее, причем буквально пополам. Она передвигалась, воздев зад к небесам, а подбородком касаясь земли. Нетрудно сообразить, что в таком положении ей было невозможно заниматься каким-либо ремеслом. Зарабатывать на жизнь она могла бы разве что собиранием окурков, но в те времена папиросы еще не изобрели, а потому она была до крайности бедна и несчастна. Иисус над ней сжалился; он произнес два слова, и добрая женщина вмиг распрямилась и стала стройна как тополь. Пребывание Иисуса в Перее не затянулось: к празднику освящения он возвратился в Иерусалим. Происхождение этого праздника таково: как известно, Иуда Маккавей был одним из еврейских военачальников, героически сражавшихся против иноземных захватчиков. Гораздо менее известен тот факт, что после победы над сирийским царем Маккавею пришлось совершить обряд очищения и освящения иерусалимского храма. Так вот, когда он вошел в храм, оказалось, что захватчики перебили почти все сосуды со священным маслом - остался только один. Положение было безвыходным! Изготовление священного масла - дело не простое, оно сопровождается сложным, а главное, длительным ритуалом. Что делать? На всякий случай Иуда Маккавей хотел наполнить маслом хоть часть светильников, и, представьте, одного-единственного сосуда хватило на все светильники храма на целую неделю! В память об этом чуде евреи каждый год веселятся восемь дней подряд, так же как на пасху и на праздник кущей. Сын голубя присутствовал на этих увеселениях и едва не был побит камнями за то, что в общественном месте упрямо утверждал, будто он и его отец составляют одно целое (Лука, глава 13, стихи 6-9, 10-18; Иоанн, глава 10, стихи 29-42). На сей раз дело было таким жарким, что Иисусу пришлось поспешно возвратиться туда, откуда он явился. Во время второго посещения Переи он отличился чудом, совершенным в разгар пиршества, на котором опять же присутствовали одни фарисеи. Этот шутник Иисус так любил хорошо поесть, что без разбора принимал все приглашения к обеду, и от друзей и от врагов. Тот обед состоялся в субботу. Фарисеи нарочно привели с собой человека, больного водянкой, раздутого, словно огромный бурдюк. Иисус тотчас сообразил, какую западню ему расставили, и, предваряя события, первым задал собравшимся вопрос: - Дозволено ли исцелять в праздник саббат, в день субботний? Вопрос был дерзкий, а главное, ответить на него было весьма затруднительно. Сказать "да" означало нарушить закон Моисея, а на него фарисеи ссылались на каждом шагу. Сказать "нет" в присутствии больного означало навлечь на себя недовольство и гнев народа за бессердечие. Поэтому собравшиеся ничего не ответили. Тогда Иисус приблизился к больному водянкой, сделал одно движение, и огромный живот больного сразу опал. В евангелии не сказано, куда делась заполнявшая его вода. Будем надеяться, что ее не претворили на сей раз в вино. Исцеленному, видимо, нечего было делать, потому что он тут же побежал хвастаться своим похудевшим брюхом. И вот все хромые, слепые и прочие калеки повалили в зал пиршества, а за ними - толпы городских оборванцев. Народу набилось столько, что о десерте нечего было и думать. Тогда Иисус шепнул на ухо хозяину дома: - Вам бы следовало пригласить всех этих людей к столу, выпить с ними по маленькой... - Что? Надеюсь, вы шутите! Весь этот сброд?! Хорошенькая компания!.. Тотчас же ходячее Слово специально, чтобы насолить гостям, пустилось в восхваления бедности и даже указало хозяину дома, что ему следовало бы скорее пригласить этих босяков, чем своих друзей и родителей. Гости шокированы. Толпа в отрепьях аплодирует. А Иисус принимается за очередную притчу. - Один человек, - говорит он, - решил устроить пиршество и разослал всем приятелям пригласительные письма. В назначенный час, видя, что никто не является, он отправил слуг предупредить своих друзей, что все готово и он их ждет, но все начали извиняться и отказываться, словно сговорились. Один сказал: "Весьма сожалею, что приходится отклонять столь любезное приглашение, но я купил ферму, и как раз сегодня мне надо поехать ее осмотреть". Второй сказал: "Никак не могу прийти: у меня заболела теща, а я ее так люблю, что даже на секунду не могу отлучиться от ее изголовья". Третий сказал: "Я женат всего шестой день, так что, сами понимаете, я еще очень занят". Четвертый сказал: "Помилосердствуйте! Я проглотил недавно персиковую косточку, и у меня запор, так что, пока все не пройдет, мне не до пиршеств!" Пятый сказал: "Сегодня день рождения моей консьержки; я заказал ей превосходный букет и обязательно должен вручить его лично". И все прочие оправдания были в таком же роде. - Ах, такое отношение?! - вскричал глубоко уязвленный хозяин дома и обратился к слугам: - Ступайте же на площади и перекрестки, по всем дорогам и вдоль изгородей, соберите всех нищих, увечных, хромых и слепых и гоните их сюда, дабы наполнился дом мой, я не желаю, чтобы мои соусы пропадали зря! Притча эта, между нами будь сказано, в данном случае была ни к селу, ни к городу, поскольку в тот день все гости дружно откликнулись на приглашение хозяина, но Слово не было бы Словом, если бы удержалось от очередного словоизлияния, пусть даже и неуместного, как это оказывалось в трех случаях из четырех (Лука, глава 14, стихи 1-24). В качестве примера можно процитировать еще несколько милых наставлений, высказанных Иисусом перед многолюдной толпой: "Если кто приходит ко мне, и не, возненавидит отца своего, и матери, и жены и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником" (Лука, глава 14, стих 26). Пускай попробуют ханжи после этого утверждать, будто их религия проповедует любовь к семье! В ответ им всегда можно сунуть под нос соответствующий текст их собственного евангелия. Современники Иисуса упрекали его за то, что он якшался лишь с отъявленными подонками. Вот что сообщает Лука (глава 15, стихи 1-6): "Приближались к нему все мытари и грешники - слушать его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: он принимает грешников и ест с ними. Но он сказал им следующую притчу: Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью; и, придя домой, созовет друзей и соседей, и скажет им: "порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу". С точки зрения здравого смысла эта притча, вызывающая у святош слезы умиления, довольно-таки похожа на злую пародию. Фарисеи и книжники, чье умственное развитие намного превосходило нулевой уровень интеллекта верных последователей Христа, должно быть, животики понадрывали со смеху, слушая эту чушь. Представляю себе, как мог ответить Иисусу какой-нибудь веселый иудей: - Твой пастух, наверное, был великим шутником. Бросил девяносто девять овец в пустыне, а сам отправился спасать одну заблудшую! Интересно, скольких еще у него сожрали волки, пока он искал эту одну паршивую овцу? Но Иисусу было наплевать на подобные возражения. Мысль его весьма прозрачна, и он сказал именно то, что хотел сказать: один негодяй для него дороже девяноста девяти честных людей. Вот по этому поводу еще одна история из той же пятнадцатой главы Евангелия от Луки. Жил однажды человек, у которого было два сына. Приходит как-то младший из сыновей к отцу и говорит: - Папа, у тебя есть кое-что в кубышке, и после смерти ты мне оставишь кругленькую сумму. Так вот, мне нужны деньги, мне страшно хочется кутнуть. Я совсем не желаю, чтобы ты сегодня же умер, это было бы с моей стороны слишком непочтительно. А потому я прошу тебя честью: дай сейчас то, что я так или иначе получу потом. Я не люблю долго ждать. Папа тотчас взялся за счеты: - У меня есть столько-то. На долю твоего брата приходится столько-то, а тебе столько-то. Вот твоя доля. Желаю, чтобы тебе ее хватило на как можно более долгий срок. Не папаша, а просто золото, не правда ли? Младший сын сгреб свою долю и тут же отправился в далекие страны, чтобы там с гулящими девицами прокутить все дотла. Это ему вполне удалось. Вскоре он остался без гроша и не знал, что дальше делать. Куда бы он ни обращался, в долг ему не верили. Когда у него еще были деньги, он забыл уплатить портному, тот теперь отобрал у него даже одежду, и наш гуляка остался на улице почти нагишом. Потолкавшись в очередях у контор по найму, он получил наконец место свинопаса на ферме какого-то мужика. Однако мужичок оказался чересчур уж прижимист: своему работнику он давал ровно столько, сколько нужно, чтобы только не умереть с голоду. Несчастный дошел до того, что начал завидовать даже свиньям, которых пас. Он рад был наполнить чрево свое очистками, которые ели свиньи, но свиньи не уступали ему своего корма. Долго предавался он горестным размышлениям и наконец сказал: - У самого последнего конюха моего отца в избытке есть хлеб, а я здесь подыхаю с голоду, как дурак. Какого черта, вернусь-ка я к папе! Не хватит же у него совести отказать мне в месте какого-нибудь слуги! Сказано - сделано. Путь был неблизкий. Еле дотащился он до дому. И представьте, какая удача! Как раз в тот момент, когда блудный сын появился на дороге, папа загорал у себя на балконе. "Что это там за нищий внизу? - спросил себя добряк папаша. - Весь в грязи, в лохмотьях. В жизни еще я не видел более мерзкого бродяги... Ба! Да ведь это же мой младший сынок! Ну конечно, кто же еще!.." И вот отец сигает прямо с балкона (балкон был на первом этаже) и бежит по дороге навстречу своему сыну. "И, побежав, пал ему на шею, и целовал его" (Лука, глава 15, стих 20). - Какое счастье, что ты вернулся! Без тебя я так скучал, что едва не умер... Ты, наверное, растранжирил все свое наследство?.. Да, да, не отпирайся, я вижу... Ну, не будем говорить о твоих шалостях... Главное, что ты здоров... Обними меня еще... О господи, господи, как я счастлив! Младший сын не ожидал подобной встречи. Он знал, что его отец добр, но все-таки не думал, что до такой степени. - Папа! - стонал он. - Ты самый лучший, самый добрый, самый, самый из пап! А я негодяй, подлец, мерзавец, каналья... И в горести бил себя кулаками в грудь. - Полно, полно, сынок! Если ты будешь так барабанить по животу, ты повредишь себе желудок... Я ведь сказал, что все забыто, так что незачем себя калечить. Затем бравый папаша созвал своих слуг и сказал: - Видите этого нищего? Это мой сын, тот самый, который пропадал и нашелся. Бегите и принесите лучшую тунику из моего гардероба, я хочу, чтобы мой дорогой младший сыночек был в нее облачен. Наденьте ему на палец мой самый дорогой перстень. И не забудьте сандалии, ибо он пришел босиком. А потом расставьте столы, как для великого празднества, - зададим пир на весь мир! В хлеву у меня стоит откормленный жирный телец, заколите его немедля. Станем есть и веселиться. Еще сходите за музыкантами: если уж пировать, так пировать! И действительно, устроили пирушку на славу. Отец был так счастлив, что даже забыл о другом своем сыне, о старшем, который работал на поле и которого надо было хотя бы из вежливости подождать. Когда старший сын, возвращаясь, приблизился к дому, он услышал пение и ликование и весьма удивился. - Что за притча? - подумал он. - Сели за стол раньше времени и даже меня не подождали. Пируют и ликуют, а я даже не приглашен. Странно, очень странно... И, призвав одного из слуг, сновавших из дома и в дом, он спросил: - Что это такое? - Брат ваш вернулся, - ответил ему плут слуга, - Папаша ваш так радуется, уж так радуется!.. - Вот как? Очень мило с его стороны. Подумать только! Не мог даже послать за мной на ферму... И все из-за этого пустозвона Анатоля, который промотал свою долю, даже не вступив по закону в права наследства! Гнев старшего брата был далеко не беспочвенным. А раз уж его не пригласили принять участие в общем ликовании, он вообще не пожелал войти в пиршественный зал. Пришлось самому папе его упрашивать. - Послушай, Эрнест, - сказал отец, - не будь таким щепетильным. Пойдем, чокнемся за здоровье твоего брата! - Ты сам не знаешь, что говоришь, папа, и ты ко мне несправедлив. Вот уже сколько лет я надрываюсь, чтобы умножить твои богатства. Я кручусь, как черт, всегда исполняю твои приказания, я просто образцовый сын, пример послушания. А этот бездельник Анатоль, которому пальцем было лень шевельнуть, который не способен заработать себе на жизнь, - его ты прощаешь и балуешь!.. Тебе никогда и в голову не приходило дать мне хотя бы козленка, чтобы повеселиться с друзьями моими, а в честь Анатоля, промотавшего с блудницами половину твоего добра, ты заколол упитанного тельца, ты устроил ни с того ни с сего настоящее пиршество... Нет, это несправедливо! - Успокойся, Эрнест, не завидуй своему младшему брату, которого я так люблю. Все мое добро достанется тебе после моей смерти... А пока пойдем и возвеселимся по случаю возвращения нашего славного Анатоля!.. В притче не сказано, смог ли отец убедить столь резонными доводами своего старшего сына. Впрочем, это и неважно. Главное отметить, что Иисус проповедовал довольно любопытные, чтобы не сказать больше, идеи правосудия и справедливости. Нужны ли еще примеры, доказывающие, насколько абсурдны поучения Христа? Достаточно привести другую притчу, где бесчестность восхваляется еще более откровенно, чем в истории с блудным сыном, если только это вообще возможно. Был человек богатый и имел управителя. Однако сей управитель бесстыдно его обкрадывал, подчищал отчеты и воровал, как хотел, из кассы своего хозяина, чтобы оплачивать свои пороки. Хозяин узнал о проделках своего управителя. Он призвал его и сказал ему следующее: - Что это я слышу о тебе? Ты ведешь жизнь явно не по средствам! Тратишь во сто раз больше, чем получаешь. Очевидно, остальное ты платишь из моего кармана, то бишь кассы. Немедленно представь мне отчет, и, если он не сойдется, гнев мой падет на тебя! Управитель ушел, повесив нос. "Что делать? - сказал он самому себе. - Я пропал! Хорошо еще, если хозяин просто выкинет меня за порог. Представить ему отчет невозможно! Воспользуюсь-ка я той маленькой отсрочкой, которую он мне дал, чтобы приобрести друзей, пока я еще заправляю в доме. Они примут меня и накормят, когда я останусь без места". И, не теряя времени, он созвал всех должников своего хозяина. - Сколько ты должен господину моему? - спросил он первого. - Сто мер масла. Я обещал их вернуть в конце месяца. - Превосходно! Хозяин ничего не смыслит в хозяйстве. Ты обещал ему вернуть сто мер масла. Вот твоя расписка. Я ее рву! Садись и скорее пиши: должен только пятьдесят! - Тысяча благодарностей, - отвечает должник. - Иметь с вами дело - одно удовольствие. Затем управитель принялся за второго должника. - А ты сколько должен? Он ответил: - Сто мер пшеницы. - Прекрасно! Садись за этот стол. Твою расписку я рву: напиши - восемьдесят. Видишь ли, я вынужден оставить это место, а потому перед уходом хочу оказать тебе услугу, ты меня понимаешь? - Вы деловой человек, лучше и не придумаешь. Всю жизнь буду вам благодарен! И так далее и тому подобное. Так пройдоха управитель приобрел себе кучу друзей за счет своего хозяина. Что же вы думаете, осудил Христос этого управителя-пройдоху в своей притче? Как бы не так! Наоборот. Евангелие утверждает, что пройдоха управитель поступил правильно и что всевышний судья в день страшного суда оправдает этого пройдоху управителя и все его жульничества за то, что "сыны века сего догадливее сынов света в своем роде" (Лука, глава 16, стих 8), то есть за то, что он был ловчее других жуликов. И Христос добавляет (дословно): "И я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители" (Лука, глава 16, стих 9). Воруйте сколько вашей душе угодно, только приносите вашему священнику часть наворованного, и тогда он отпустит вам все грехи и царство божье отверзнется перед вами. Но пока мы его еще не достигли, продолжим обзор евангельской морали. Главное, что составляет пафос святого Луки, - это прославление бедности. Однако давайте разберемся. Тут бедность представлена всегда как следствие лени и безделья, и тем не менее нищета лоботряса всегда противопоставляется у него достатку, который в глазах верной паствы он почему-то пытается выдать чуть ли не за порок. И если управитель обкрадывает хозяина, он молодец. После этого я никому бы не посоветовал нанимать в кассиры христианина, которому его священник проповедует подобные принципы христианской бухгалтерии! Тип абсурдного богача выведен в анекдоте о Лазаре. Этот Лазарь, не имеющий ничего общего с братом Магдалины, был отъявленным бездельником. Вместо того чтобы работать, он выпрашивал объедки со столов богачей. Так оно было и проще, и доходней. Слуги одного из богачей, человека, облаченного в пурпур и льняное полотно, привыкшего пировать каждый день, как говорится в евангелии, ни разу не дали даже крошки хлеба этому нищему-паразиту. И вот однажды нищий и богач умерли. Лоснящийся от грязи и лени Лазарь был вознесен ангелами на лоно Авраамово, а что касается богача, то он был низвергнут в ад. И когда богач жарился в адском огне, среди сатанинских языков пламени, он вдруг заметил Лазаря в одном из уголков лона Авраамова. И тогда он воззвал: - Отче Аврааме, сжалься надо мной и пошли ко мне Лазаря, дабы он омочил в воде кончик своего пальца и увлажнил мне язык, ибо я страдаю в этом пекле невообразимо! Но Авраам ему ответил: - Каждому свой черед, малыш. При жизни ты пировал дни и ночи, а Лазарь, наоборот, оставался беден, как Иов. Теперь все переменилось: Лазарь пирует, а ты попал впросак. Богач возразил: - В таком случае, и раз уж так заведено, что достаток при жизни оборачивается несчастьем после смерти, пошли Лазаря, чтобы он предупредил моих родственников. У меня пять братьев, далеко не бедных, и торгуют они себе не в убыток. Пусть Лазарь им растолкует, что с ними будет после смерти, дабы они приняли соответствующие меры и не пришли ко мне в это место мучений. Авраам расхохотался, и Лазарь вторил ему. Ну что сказать о каком-то дурне богаче, который беспокоится о судьбе своих братьев! - У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их! А Лазаря незачем беспокоить. Богач настаивал: - Нет, отче Аврааме! Если кто-нибудь из мертвых согласится нанести хотя бы короткий визит моим братьям, это будет добрым делом. Братья мои, конечно, поверят мертвому на слово, смирятся со всеми лишениями, покаются и будут счастливы хотя бы в загробной жизни. Авраам пожал плечами: - Если твои братья Моисея и пророков не слушают, то, если бы кто из мертвых воскрес, не поверят. И тут отче Авраам фыркнул, а Лазарь показал нос богачу, который жарился в адском пламени, как шашлык (Лука, глава 16, стихи 19-31). Глава 51. УМИРАЕТ ХОРОШО ТОТ, КТО УМИРАЕТ ВОВРЕМЯ. Итак, отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю тебя, что ты услышал меня. Я и знал, что ты всегда услышишь меня; но сказал cue для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что ты послал меня. Сказав это, он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в него. Иоанн, глава 11, стихи 41-45 Я забыл сказать, что Вифания находилась совсем неподалеку от Иерусалима. Иисус благоразумно не стал злоупотреблять гостеприимством Лазаря э 1, брата Магдалины и Марфы, однако во время своего вояжа по Перее он продолжал поддерживать с этой верной ему семьей дружескую связь по почте. И вот, пока сын голубя странствовал от деревни к деревне в Перее, рассказывая повсюду дурацкие старые анекдоты, явился к нему однажды утром гонец с доверчиво-простодушным письмом, где было начертано: Господину Иисусу Христу в Перее. В случае изменения адреса найти адресата. "Господи, тот, кого ты любишь, болен. Марфа и Мария". Иисус скомкал записку и ответил гонцу: - Чепуха! Они зря беспокоятся. Не от всякой болезни умирают. Лазарь выкарабкается, я в этом уверен. И гонец отправился к двум возлюбленным овечкам с этим ответом их пастыря. Но поскольку Лазарь был тяжко болен, такой ответ их ничуть не успокоил. Марфа и Мария Магдалина чувствовали себя как на иголках и полагали, что Иисус относится к этому делу слишком уж беспечно. Неужели он ничего не понимает, их красавчик шатен? О, отнюдь! Сын голубя прекрасно знал и понимал все, что касалось здоровья его друга Лазаря. Просто он не хотел вмешиваться в ход болезни. Почему? А вот это мы сейчас узнаем. В течение двух дней Иисус делал вид, что совершенно позабыл о послании двух сестер. К концу второго дня Лазарь преставился. Мария и Марфа в отчаянии! Они берут Лазаря, обмывают его, умащают благовониями, накрепко пеленают надушенными простынями, рассылают извещения о похоронах. Поскольку Лазарь занимал среди евреев довольно высокое положение, хоронили его по первому разряду. Народу собралось великое множество. Лазаря положили в превосходную пещеру, исполнявшую роль семейного склепа. В течение трех дней его оплакивали по самому высшему тарифу: Магдалина решила, что на слезах экономить нечего, так что обусловленных ритуалом рыданий было предостаточно. Марфа и Мария тоже присоединились к хору плакальщиц и старательно проливали целые потоки слез. Правда, их слезы были искренними, ибо они действительно обожали своего брата. Особенно горевала Магдалина, которая никак не хотела верить в столь внезапную кончину. - Дорогой наш Лазарь! - восклицала она. - Всего неделю назад он был здоров и крепок, как дуб, а сегодня лежит в гробу... Не может быть, чтобы он умер! И она потребовала, чтобы склеп открыли. С лица Лазаря сняли пелены. Выглядел он как самый заправский покойник. Тогда пещеру снова заложили камнем и замуровали. Друзья семьи окончательно убедились, что брата Марии и Марфы похоронили не напрасно. Но в тот миг, когда Лазарь сыграл в ящик, Иисус, от которого ничто не скрыто, сразу же получил - разумеется, от своего отца-голубя - уведомление об этом печальном событии. Вдруг он сказал ученикам: - Пойдем опять в Иудею. - В Иудею? - вскричали ученики. - Должно быть, ты шутишь! Совсем недавно ты едва избежал ярости своих врагов, а теперь опять хочешь вернуться в Иерусалим? Полно! Ты что, забыл, как тебя хотели побить камнями? Черт побери, короткая же у тебя память! - Все это неважно, - отрезал Иисус. - Мы идем в Иудею. И если не в Иерусалим, то уж в Вифанию наверняка. - Что, по Магдалине соскучился? - фамильярно спросил один из апостолов, полагая, что догадался о причине столь внезапного желания вернуться в Иудею. - Да нет же, о Магдалине я сейчас и не думаю. Я думаю о моем брате Лазаре, который уснул, но я иду разбудить его. - Смотри-ка, в самом деле! - вспомнил кто-то, - Два дня назад тебе ведь сообщили, что Лазарь болен. Но если сейчас он уснул, значит, выздоровеет, - это добрый знак. Апостол, сказавший это, думал, что его наставник, говоря об уснувшем Лазаре, имел в виду тот благодатный сон, который при некоторых заболеваниях служит признаком выздоровления. Однако Иисус тут же исправил его ошибку. - Когда я говорил, что Лазарь уснул, я хотел сказать, что он опочил. - Лазарь умер? - Да, мои друзья. - Что же теперь? - Теперь я в восторге. - В восторге?! - Да, в восторге, ибо теперь я получил возможность его воскресить. А когда я его воскрешу, вам всем до одного придется признать, что я всемогущ... Но довольно слов, идем к нему! Однако апостолы все еще колебались. Тогда Фома, отличавшийся от остальных своим мужеством, подал им пример. - Пойдем с ним, - сказал он великодушно, - и умрем с нашим учителем! И вот святой взвод двинулся в путь. Когда они добрались до Вифании, шел уже четвертый день после положения Лазаря во гроб. Многочисленные друзья, как могли, утешали обеих сестер. Марфа, услышав, что Иисус подходит к Вифании, бросилась ему навстречу, Магдалина же осталась дома. И Марфа сказала Иисусу: - Ах, господи, почему не пришел ты раньше? Когда мы с сестрой известили тебя, еще можно было спасти несчастного Лазаря. Если бы ты пришел вовремя, то смог бы его исцелить и сейчас наш Лазарь был бы жив. - Что ж из того, что Лазарь умер? Он воскреснет! - Увы, это утешение я только и слышу последние четыре дня. Воскреснет в день конца света! Все мои иерусалимские друзья мне это повторяют. - Да нет же, Марфа, я говорю о другом. Я сам по себе есмь воскресение и жизнь; верующий в меня, если и умрет, оживет. Веришь ли мне, Марфа? - Конечно, господи. Верую, что ты Христос, сын отца Саваофа. Теперь ты доволен? - Да, Марфа. Перестань плакать, я верну вам радость. Марфа подумала о Магдалине, оставшейся дома, и поспешила к ней. - Мария, Мария! - зашептала она. - Учитель здесь и зовет тебя. Слова эти она шепнула сестре на ушко, чтобы никто из собравшихся в доме друзей не мог их слышать. Магдалина, как скоро узнала, что ее возлюбленный в двух шагах, поспешно встала и пошла к нему. - Куда это она собралась? - всполошились друзья дома. - Она пошла плакать на гроб Лазаря. И они пошли за ней, чтобы поплакать вместе с нею и тем смягчить горечь ее слез. Магдалина же, придя туда, где был Иисус, и увидев его, пала к ногам его и начала повторять упреки Марфы: - Ах, господи, если бы ты был здесь хоть несколькими днями раньше, не умер бы брат мой! И больше она ничего не прибавила. Из глаз ее полились ручьи слез более красноречивых, чем любые слова. Такой взрыв отчаяния оказался заразительным. Все пришедшие с Магдалиной иудеи заревели хором. Сам Иисус был глубоко тронут и едва не присоединился ко всеобщим рыданиям. Однако сын голубя вовремя вспомнил, что он все-таки бог и что ему стонать незачем, поскольку он сейчас воскресит несчастного покойника. - Где вы его положили? - вдруг спросил он. Ему ответили хором: - Господи, изволь пойти за нами, и там сам увидишь. И он пошел за ними. Поразмыслив, он решил, что не худо будет, если он все же поплачет вместе со всеми. И вот Иисус прослезился. Евреи же, принявшие его слезы за чистую монету, говорили шепотком: - Смотри-ка, он его все-таки чертовски любил! Впрочем, некоторые, по свидетельству того же евангелия, скептически изрекали: - Если бы он его действительно так любил, он бы не дал ему умереть, ведь открыл же он глаза слепорожденному! Хотя, может быть, все его чудеса - жульничество? Эти слова сомнения подстегнули Иисуса. Он ускорил шаг. - Поспешим! - сказал он. - Где этот склеп? Это была, как уже говорилось, пещера, заваленная тяжелым камнем. - Отвалите камень! - скомандовал Иисус, приблизившись к месту погребения. Но тут запротестовала Марфа. - Отвалить камень? - воскликнула она. - Спасибо! Как я ни любила брата, я все-таки не желаю нюхать мертвечину. Господи, он же, наверное, смердит! - Не мешай мне, Марфа, - одернул ее Иисус. Евреи отвалили камень, и сын голубя, став на пороге пещеры, возопил громким голосом: - Лазарь, Лазарь, встань! По этому приказу мертвец сел. Все присутствующие закричали. Лазарь зашевелился и, делая невероятные усилия, качаясь, встал. Сделать это было не так-то просто, потому что сестры накрепко связали его погребальными пеленами. Наконец кое-как ему удалось принять хотя и весьма шаткое, но все же вертикальное положение. Зрелище это повергло всех в ужас. - Пошевеливайтесь поскорее! - напустился на них Иисус. - Помогите моему другу Лазарю! Развяжите пелены, будь они неладны! Иначе он никогда не выберется из этой могилы. Наконец решились развязать воскресшего. Ему одолжили кое-какую одежонку, потому что, освободившись от пелен, Лазарь остался в чем мать родила, и шествовать в таком наряде через весь город было не очень-то прилично. Тем временем любопытные иудеи, оправившись от первого потрясения, окружили бывшего мертвеца. Марфа усердно благодарила Иисуса. Магдалина, у которой не оставалось больше повода для слез, обрела былую веселость и подшучивала над братом. - Подумать только! - со смехом говорила она Лазарю. - Теперь ты станешь рассказывать своим внукам, где ты побывал! А в самом деле, что ты видел за эти четыре дня своей смерти?.. Скажи, тебе было страшно? Послушай-ка, поделись с нами впечатлениями! Иисус несомненно успел сделать Лазарю знак молчать, ибо в евангелии нигде не сказано, чтобы брат Марии и Марфы кому-нибудь открыл тайну загробной жизни... А жаль! Право, жаль. Вместо всяких слов Лазарь только яростно чесал ляжки и прочие места, ибо все тело у него зудело из-за червей, уже приступивших было к трапезе. Присутствующие смотрели, как он чешется, вытаращив глаза. Их испуг уступил место бесконечному удивлению! Еще бы! Не каждый же день можно встретить человека, который четыре или пять дней пробыл трупом! Досыта налюбовавшись воскресшим, они удалились. Расходясь по домам, многие говорили: - Провалиться мне на месте, этот Иисус вам не первый встречный! И многие уверовали в него. Другие же со всех ног бросились к фарисеям и говорили им с таинственным видом: - Слыхали, в Вифании такое стряслось!.. - Да ну? Что же именно? - Вы знаете этого, как его, Иисуса, Иисуса из Назарета? - Знаем. А дальше что? - Того самого, у которого любовница некая Мария Магдалина... - Дальше, дальше! - Так вот, у этой Марии из Магдалы был, вернее, есть брат. Нет, я правильно сказал: был брат!.. То есть и то и другое: был брат и есть брат... - Что за галиматья! - Его звали... или его зовут Лазарь... - Дальше! Этого Лазаря все знают. - Четыре дня назад его похоронили. - Да, слух об этом дошел до Иерусалима. - Но сегодня Лазарь прогуливается с тросточкой по Вифании, словно никогда и не умирал! - Странно. По какому же праву он перестал быть покойником? - А вот по такому! Иисус пришел к пещере и сказал трупу: "Лазарь, встань!" - Вы это сами видели? - Не только видели! Мы еще помогали этому строптивому покойнику освободиться от погребальных пелен... - Значит, он притворялся покойником, а теперь притворяется воскресшим. - Не считайте нас за идиотов. Мы ясно чувствовали трупный запах. Он вонял в точности, как перележавшая дичь, - ошибиться невозможно! - Должно быть, не очень-то приятно для его близких. - О, но это пройдет! - Ну, а что вы сами думаете о таком чуде? - То, что это поистине чудо из чудес. - Дело плохо, черт побери! Фарисеи были в тяжком затруднении. Они сообщили новость первосвященникам. Тогда фарисеи и первосвященники собрали совет у некоего Каиафы, который был старшим первосвященником на тот год. - Ситуация весьма щекотливая, - сказал один из них. - Если мы позволим этому человеку и дальше творить свои чудеса, весь народ увяжется за ним. Римляне подумают, что готовится восстание, снова пойдут на нас войной, и тогда от Иерусалима ничего не останется. - Вы ни черта не смыслите! - возразил Каиафа. - Если мы сами примем меры, римляне оставят нас в покое. - Какие же меры? - Надо от этого Иисуса отделаться. Не лучше ли, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб? Фарисеи и первосвященники одобрили это предложение подавляющим большинством голосов. С этого дня, как говорит евангелист, они только и делали, что старались прикончить Иисуса во исполнение принятого решения. А посему Иисус, час которого приближался, однако еще не пробил, уже не ходил явно между иудеями, а пошел в страну близ пустыни, в паршивый городишко Ефраим, и там оставался с учениками своими (Иоанн, глава 11, стихи 1-56). Еще несколько слов, чтобы покончить с ошеломляющей историей воскрешения Лазаря. Об этом чуде повествует лишь один евангелист из четырех - святой Иоанн. Любопытно, не правда ли? Ведь чудо первосортное, и остальные евангелисты, право же, не упустили бы случая о нем хотя бы упомянуть! Однако Лука, Марк и Матфей хранят гробовое молчание, словно никогда и слыхом не слыхивали о таком событии, как воскрешение брата Марии и Марфы. С другой стороны, по словам Иоанна, иудеи меньше всего ожидали, что Лазарь воскреснет. Они только говорили: "Не мог ли сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер?" (Иоанн, глава 11, стих 37). Иначе говоря, если верить Иоанну, иудеи даже не подозревали о способности Христа оживлять мертвецов. Но в таком случае они просто не знали ни о чуде, совершенном в Наиме над сыном вдовицы, ни о чуде в Капернауме с дочерью Иаира! Но как же так? Ведь Мария Магдалина именно потому и познакомилась в доме фарисея Симона в Наиме с Иисусом, что тот воскресил сына вдовицы! Чего же она так скорбела о смерти брата? Разве она не была уверена заранее, что Иисус сумеет повторить в Вифании то, что он уже совершил в Наиме и Капернауме? Забавно, не правда ли? Если Лука, Марк и Матфей ни единым словом не упоминают о воскрешении Лазаря, то сам Иоанн, видимо, понятия не имел о двух предыдущих воскрешениях. Во всяком случае, в его евангелии на них нет даже намека. Перед тем как садиться строчить свои легенды, сочинителям четырех евангелий не мешало бы прежде договориться между собой! Глава 52. НОВОЕ СЛОВОИЗВЕРЖЕНИЕ. Приступила к нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного, и возливала ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики его вознегодовали и говорили; к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для меня. Ибо нищих всегда имеете с собою, а меня не всегда имеете. Возлив миро сие на тело мое, она приготовила меня к погребению. Матфей, глава. 26, стихи 7-12. Стыдясь за своих соотечественников, которым даже самые расчудесные чудеса не смогли открыть глаза на его божественную сущность, Иисус не стал долго задерживаться в Вифании. К тому же он вовремя сообразил, что ни один город больше не может служить ему безопасным убежищем, и отныне старался почаще менять свое местожительство. Проходя то ли через Самарию, то ли через Галилею, он разом исцелил десять прокаженных жителей маленькой деревушки. Однако из десяти лишь один догадался поблагодарить великого врачевателя, и этот один оказался самарянином. По этому поводу Иисус сказал своим апостолам: - Видали? Помните, что я вам говорил однажды? Самаряне - самые примерные люди во всей Иудее. Когда самарянин проходит и видит несчастного, обобранного ворами, он печется о нем и ведет его в харчевню... Поглядите-ка на этого самарянина! У него была проказа, он исцелился и поблагодарил меня за это, в то время как остальные девять прокаженных... Кстати: не десять ли очистились? Где же еще девять? Как, они не возвратились воздать славу богу? Поди-ка, взгляни, Иоанн, может, они вернутся! (Лука, глава. 17, стихи 11-19). Тогда очутившиеся поблизости фарисеи спросили его: - Вы повсюду возвещаете царство божье. Не будете ли вы столь добры объяснить, где оно, это царство, или, вернее, скоро ли оно придет? Он ответил: - Царство божье придет неприметным образом. И никто не сможет сказать: "Вот оно, здесь" или: "Вот оно, там". И никто его не увидит. Скажу даже больше: уже сейчас царство божье внутри вас. Тамошние фарисеи были куда благодушнее иудейских. Вместо того чтобы забросать болтуна каменьями, как это непременно сделали бы в Иерусалиме, они только пожали плечами и удалились, не желая больше слышать подобной чепухи. Иисус остался со своими учениками, которым и пришлось дослушать его весьма нудные разглагольствования до конца. Речь сына голубя так восхитительно бессмысленна, что я прошу у моих читателей разрешения привести ее дословно, не меняя ни одной запятой: "Придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней сына человеческого, и не увидите. И скажут вам: "вот, здесь", или: "вот, там", - не ходите и не гоняйтесь. Ибо, как молния, сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого края неба, так будет сын человеческий в день свой. Но прежде надлежит ему много пострадать и быть отвержену родом сим. И как было во дни Ноя, так будет и во дни сына человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп, и погубил всех. Так же как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный, и истребил всех. Так будет и в тот день, когда сын человеческий явится. В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад. Вспоминайте жену Лотову. Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее. Сказываю вам: в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится. Две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится. Двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится. На это сказали ему: где, господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся орлы" (Лука, глава. 17, стихи 22-37). Малость передохнем. И такую галиматью священники приписывают своему богу! И говорят при этом, что иудеи обрекли на муки сего сына голубя, которого они называли сыном человеческим! Разумеется, за подобный бред его надо было бы скорее обречь на холодный душ. А вот еще из той же бездонной бочки: "В одном городе был судья, который бога не боялся, и людей не стыдился. В том же городе была одна вдова; и она, приходя к нему, говорила: "защити меня от соперника моего". Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне". И сказал господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но сын человеческий, придя, найдет ли веру на земле?" (Лука, глава. 18, стихи 2-8). А вот на другой мотив: "Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: "Боже! благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь. Пощусь два раза в неделю; даю десятую часть из всего, что приобретаю". Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: "Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!" Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот..." (Лука, глава. 18, стихи 10-14). А вот еще, для разнообразия: "Приносили к нему (Иисусу) и младенцев, чтобы он прикоснулся к ним; ученики же, видя то, возбраняли им. Но Иисус, подозвав их, сказал: пустите детей приходить ко мне и не возбраняйте им; ибо таковых есть царствие божие" (Лука, глава. 18, стихи 15-16). Это было, конечно, весьма трогательно. Но тут как раз проходил мимо некий молодой и вполне порядочный человек. И вот он обратился к оратору, другу детей: - Учитель благий! Ты раздаешь людям блага вечной жизни на каких-то определенных условиях. Что же это за условия? - Прежде всего, - ответил ему Иисус, - почему ты называешь меня благим, то бишь добрым? Я вовсе не добрый. Добрый один только бог. - Предположим, что я тебя так не называл... - Ну, ладно. Ты исполняешь заповеди Моисея? - Разумеется. Я никого не убил, ни с кем не прелюбодействовал, никогда не крал, не лжесвидетельствовал, почитал отца своего и мать свою. - Этого мало. Если хочешь жить вечно, продай все, что имеешь, а деньги раздай нищим. После этого приходи ко мне и следуй за мной повсюду, куда я пойду. Молодой человек поморщился: он был очень богат. Тогда Иисус обратился к своим ученикам: - Все они одинаковы, все держатся за свои сокровища. Если бы они только знали, сколь трудно состоятельным людям проникнуть в царство божье! Как вы думаете, может верблюд пролезть сквозь игольное ушко? - Да ни за что! Сколько бы он ни старался, у него все равно ничего не выйдет. - Хорошо сказано. Так вот знайте: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богачу попасть на небо. - В таком случае, - заметил кто-то, - вход в царство божье не очень-то благоустроен. - Бог впустит на небо, кого захочет, - ответил Иисус. - Невозможное человекам возможно богу. - Мне-то беспокоиться нечего, - заметил Петр. - Было у меня ремесло, я его бросил и теперь совсем не работаю, и денег у меня ни гроша. Значит, я на царство небесное имею все права. Иисус ему в ответ: - Между нами говоря, Петр, пожертвовал ты не очень-то многим, но и это тебе зачтется. Истинно говорю вам: кто оставит ради меня дом свой, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей, получит взамен немало выгод и сейчас, и в век будущей жизни вечной. Внезапно его осенила мысль. Отозвав в сторону своих учеников, Иисус сказал: - Я здесь наговорился вдоволь. Теперь мы вернемся в Иерусалим. Я прекрасно знаю, что меня там ждет, но мой час пробил. Сына человеческого предадут в руки добрым людям, которые на самом деле вовсе не так уж добры; они насмеются над ним, будут его бичевать и плевать ему в лицо, а потом убьют, но это ему все равно, потому что через три дня он воскреснет. И вот они снова двинулись к Иерусалиму. По дороге, близ Иерихона, Иисус, дабы не терять практики, исцелил еще одного слепого (Лука, глава. 18, стихи 15-43). Кроме этого, он рассказал своим ученикам анекдот о хозяине-земледельце, который нанял работников на свой виноградник и платил одинаково и тем, кто трудился в поте лица с рассвета, и тем, кто бездельничал до пяти часов пополудни (Матфей, глава. 20, стихи 1-16). В это время Саломея, мать великовозрастного Иакова и маленького Иоанна, обратилась к Иисусу, умоляя предоставить обоим ее сыновьям тепленькое местечко в том самом царстве, которое он возвещал. - Я буду счастливейшей из матерей, - сказала добрая женщина, - если ты посадишь одного моего сына справа от себя, а другого - слева. - Ты сама не знаешь, что просишь! - возразил Иисус и преподал мамаше и обоим сынкам маленький урок, дабы избавить их от чрезмерного тщеславия (Матфей, глава. 20, стихи 20-28). Как говорит далее евангелие, он заночевал в Иерихоне, в доме некоего Закхея, человека весьма дурных нравов, чем и вызвал всеобщее возмущение. Однако нас, проследивших шаг за шагом весь путь Иисуса, этот поступок нисколько не удивляет. Здесь была рассказана заслуживающая внимания притча о минах, монетах, равных по стоимости фунту серебра. Некий человек высокого рода хотел завладеть царством в одной стране, расположенной от его дома на порядочном расстоянии. Предприятие было довольно рискованное, тем не менее он отправился в путь, но перед этим призвал десять своих рабов и сказал им: - Вот вам по мине каждому. Пока я буду стараться прибрать к рукам приглянувшееся мне царство, пустите эти деньги в оборот. Чем больше будет от них дохода, тем лучше, Когда вернусь, отчитаетесь. Человеку этому повезло, и он завоевал столь желанное царство. Тогда он призвал своих десять рабов и начал расспрашивать, сколько каждый из них заработал. Пришел первый раб и сказал: - Господин, твоя мина принесла десять мин. - Прекрасно, мой друг! - воскликнул новоявленный царь. - В награду за верность назначаю тебя правителем десяти городов моего царства. Второй сказал: - Я был не столь удачлив, как мой коллега, поэтому твоя мина у меня принесла всего пять мин. - Ничего, мой мальчик, ты ведь старался, а это главное. Я тебе отдаю в управление пять городов. Пришел третий раб. - Господин, - начал он, - коммерческих способностей у меня нет, а потому я опасался, что прогорю. И вот я сказал себе: "Если я не смогу вернуть господину его серебро, он с меня шкуру спустит! Так лучше, черт побери, я сохраню хотя бы то, что имею". И я завязал ваш фунт серебра в носовой платок. Вот оно! - Ах ты рыло! - возопил разъяренный монарх. - Дрянь ты, а не раб. Неужели ты не мог положить мои деньги в банк, по крайней мере натекли бы проценты! И добавил, обращаясь к окружающим: - Возьмите у него эту мину и отдайте тому, кто смог заработать десять. Но тут ему кто-то заметил, что этот дрянной раб на самом деле не такой уж простак и что его мина тоже принесла ему десятерную прибыль. После этого царь приказал лукавого раба удушить. Заключение притчи поражает своей крайней жестокостью, хотя мы уже знаем, что Иисус иногда сбрасывал маску кротости. - Сказываю вам, - обратился он к ученикам, - что всякому имеющему дано будет и богатых я сделаю еще богаче. А у всякого неимеющего отнимется и то, что имеет. Врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда, приказываю! И пусть их прирежут у меня на глазах! (Цитата почти буквальная. Лука, глава. 19, стихи 11-27.). Заметим попутно, что эта притча полностью противоречит тому, что Иисус лишь недавно говорил относительно презрения к богатству. Кроме того, напомним, что вся его ярость против тех, кто не хотел признавать его царем, не имела никаких последствий: ни один апостол не сдвинулся с места, и никого они не прирезали. Отсюда Иисус прямым ходом направился в Вифанию, где его поджидали Магдалина и Марфа. Он отобедал у прокаженного по имени Симон. За десертом Магдалина разбила о его голову алебастровый кувшин с освежающими благовониями, несомненно для того, чтобы он успокоился. Евангелие сообщает, что в кувшине было духов самое малое на триста франков. Иуда Искариот, счетовод и кассир всей братии, долго оплакивал потерю этих драгоценных благовоний. Если бы их реализовать, можно было бы раздать городским нищим целых триста динариев. Во всяком случае, таково было его мнение. Однако Иисус, весьма польщенный любезным вниманием своей фаворитки, решил, что его голова стоит благовоний на триста динариев, и живо осадил Иуду Искариота, вздумавшего делать неуместные замечания и огорчать Марию Магдалину (Матфей, глава. 26, стихи 6-13; Марк, глава. 14, ст. 3-9; Иоанн, глава. 12, ст. 1-11). Можно предполагать, что ночью Иисус засвидетельствовал Магдалине свою признательность и полное удовлетворение не только на словах. Часть четвертая. Прескверная неделя. Глава 53. ДЕШЕВЫЙ ТРИУМФ. И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне. И если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны господу; и тотчас пошлет их. Матфей, глава. 21, ст. 1 -3. И вот пришло то время, когда бога невинного должны были принести в жертву богу справедливому, дабы умилостивить бога грозного. Стрелки часов, отмечавших ход жизни Христа, приблизились к тому часу, когда им суждено было остановиться. За четыре тысячелетия до этого Адам и Ева, два индивидуума, состряпанные один из грязи, другой из отбивной на ребрышке, совершили ужасное преступление, отведав по кусочку яблока. Это преступление тяготело с тех пор над всем человечеством. Да и кто, в самом деле, мог его искупить? Человечество? Увы, нет. Только тот, кто к оному не принадлежал, то есть сам бог, бог-судья, бог, вынесший приговор. Сначала бог выступал в роли обвинителя, теперь же ему предстояло стать одновременно палачом и жертвой, ибо Иисус и Саваоф в компании с голубем должны по идее представлять собой одно и то же лицо. Было бы куда проще, если бы Иисус не влезал в человеческую шкуру и если бы этот Саваоф-Христос-голубь взял бы да и простил единогласно столь страшное преступление - яблоко, съеденное в земном раю! Тем самым Иисус был бы избавлен от необходимости пережить весьма неприятную неделю, неделю страстей господних, о которой господа священники разглагольствуют с неистощимым красноречием, пытаясь нас растрогать. Говоря начистоту, эти милые рассказы о весьма сомнительных страданиях не вызывают во мне ни малейшего сочувствия. Ах, если бы все это было правдой, если бы Иисус действительно существовал, если бы даже просто какой-нибудь свихнувшийся шарлатан был на самом деле подвергнут бичеванию и распят, я бы не смог зубоскалить по этому поводу. Можно презирать преступника, но никто не станет смеяться над его муками во время казни. Но Иисус даже на Голгофе остается шутом. И вся эта история не более чем плод воображения священнослужителей. Священник - единственный реальный персонаж любой религии, точно так же как необходимость платить священнику за молебен является единственной реальной карой, терзающей души верующих простофиль, запуганных ужасами ада. Так что не стоит проливать слез, вспоминая о страданиях мифического существа из Назарета, ибо даже церковная легенда утверждает, что оно страдало лишь потому, что само того хотело, и оставим наши сожаления тем несчастным, которые переносят реальные муки, людям из плоти и крови, встречающимся в повседневной жизни на каждом шагу. Покончив с этим, обратимся, не медля более, к самому невероятному эпизоду христианской легенды. Место действия - Иерусалим; время - пасха в самом разгаре. Иудеи недоумевали, не видя Иисуса в храме, куда он аккуратно являлся в дни этого праздника все предыдущие годы. - Где же он? - вопрошали они. Те, кто мнил себя более осведомленным, отвечали: - Он в Доме фиников. Другие спорили: - Нет, он в Доме зеленых смокв. Ибо на древнееврейском Вифания означает "дом фиников", а Виффагия - "дом зеленых смокв". - Но что он там делает, в Доме фиников? - День-деньской воскрешает мертвецов. Вот недавно преставился его дружок Лазарь, так он его вытащил из гроба живым, хотя и малость подпорченным червями. - Занятие стоящее, надо будет сходить посмотреть. И едва праздник саббат кончился, многие отправились кто в Вифанию, кто в Виффагию. Евангелист Иоанн сообщает, что любопытные, явившиеся в Вифанию, увидели Лазаря таким свеженьким и толстеньким, словно он никогда и не умирал. Кстати, видел ли кто-нибудь из этих любопытных добряка Лазаря мертвым, евангелист почему-то забыл уточнить. Как бы там ни было, зрелище это весьма обрадовало гостей из Иерусалима и одновременно довело буквально до белого каления первосвященников. - Чтобы покончить с подобными разговорами, остается одно, - предложил некий служитель божий, - убить этого воскрешенного! Так они и порешили, но тут на них навалились новые заботы. Действительно, из Вифании до Иерусалима дошел слух, будто сам Иисус собирается прибыть туда на следующий день. Это уже было гораздо серьезнее. На другой день Иисус и в самом деле покинул дом Симона, где был гостем, горячо обнял Магдалину и безропотную Марфу, пожал руку своему другу Лазарю и направился к горе Елеонской, или Масличной горе. За ним последовали ученики его и кучка любопытных зевак. - Вот что, - сказал Иисус, - не подобает нам являться в Иерусалим как простым бродягам. В конце концов, царь я человеков или не царь? - Царь, царь! - закричали апостолы. - В таком случае мне нужна карета. К несчастью, поблизости не оказалось даже телеги. Но это Иисуса не смутило. - Ступайте-ка вон в ту деревушку, что виднеется справа, - приказал он. - При входе в деревню вы увидите осленка. Отвяжите его и приведите сюда. А если кто станет вас укорять за такое нахальство, скажите ему: "Осел нужен великому ученому Иудеи". Тогда вас никто не остановит. Относительно этого эпизода евангелисты явно не договорились между собой. Лука, Марк и Иоанн говорят только об осленке, в то время как Матфей утверждает, что там была ослица с осленком. С другой стороны, Матфей, Марк и Лука признают, что Христос его просто украл, зато Иоанн нашел для этого поступка очаровательную формулировку: "Иисус же, - говорит он, - найдя молодого осла, сел на него", дабы оправдались слова пророчества! (Иоанн, глава. 12, ст. 14-16). Все произошло именно так, как предсказал Иисус. Его ученики нашли за поворотом дороги осленка, привязанного к двери, и отвязали его. "Что вы делаете?" - закричали соседи, увидев, что у них вот так, запросто начали уводить ослов. "О, не обращайте внимания, мы исполняем приказ господа нашего!" - ответили ученики. Господа нашего! Эти слова вмиг успокоили соседей и сразу заткнули им рот. Похищая осла у крестьянина, которому это животное было явно нужнее, чем ему, мессир Иисус действовал вполне в духе своих семейных традиций. Вы, конечно, помните, как его папаша Иосиф перед бегством в Египет увел из хлева в Вифлееме чужого осла точно с такой же бесцеремонностью. На бедное животное вместо украшений навалили гору плащей. Осленок кротко позволил себя навьючить, и триумфальное шествие началось. Ей-ей, хотелось бы мне присутствовать на этом спектакле, должно быть, зрелище было потрясающее! Все участники шествия вооружились пальмовыми ветками. Они шли, размахивали этими ветками и восклицали: "Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя господне царь Израилев! Слава в вышних!" Прохожие останавливались в недоумении. - Что тут происходит? - спрашивали они. - Се торжество Иисуса, - отвечали апостолы, вздергивая подбородки. - Отныне у народа Израиля новый царь из иудеев. - И это царь? - с презрительной гримасой спрашивали праздные гуляки. - Да я такому не доверил бы завязать мои сандалии! Короче, успех шествия был весьма относительный: он ограничился шумом, поднятым апостолами и маленькой группой зевак, пришедших из Вифании. Так они добрались до вершины горы Елеонской, откуда открывался вид на весь Иерусалим. Завидев город, Иисус разревелся в три ручья. Евангелисты объясняют его столь внезапное горе тем, что ему вдруг открылась печальная участь, ожидающая Иерусалим. По их словам, Иисус предсказал, что град Соломонов будет навсегда разрушен, что там не останется камня на камне. Это, однако, не помешало Иерусалиму сделаться одним из наиболее крупных городов Малой Азии. Гораздо логичнее было бы предположить, что у Иисуса наступил один из редких моментов просветления и он расплакался, представив себе все грядущие беды, которые он сам же на себя и навлек, ибо его шутовское торжество было только прелюдией к самому неприятному. Но отступать было поздно. Заслышав Иисусовы рыдания, приверженцы его обеспокоились, но ненадолго: они уже настолько привыкли к внезапным переменам настроения своего учителя, что тревога их быстро улетучилась. Наконец они прибыли в Иерусалим. Несколько досужих ротозеев присоединились к шествию, однако не придали ему особого блеска. Осел трусил, понурив голову. Иисус с трудом держался на куче тряпья и прилагал отчаянные усилия, пытаясь сохранить вид победителя; какие-то шутники скинули с себя туники и расстелили их на дороге, дабы осел сына Давидова наступил на них своими копытами, в то время как апостолы из последних сил драли глотки, выкрикивая беспардонную чепуху. Несмотря на все это, появление их не вызвало в городе сенсации. На них смотрели и посмеивались: зрелище было жалкое. фарисеи - в сущности, они никогда не были такими уж злодеями - прониклись отеческим сочувствием к великовозрастному шалопаю из Назарета. Они приступили к Иисусу, желая дать ему дружеский совет. - Равви, - сказали они, - утихомирь своих учеников и не позволяй им так вопить: они тебя компрометируют. Однако Иисус, опьяненный пусть не очень-то искренними, зато громкими хвалами своих немногочисленных приверженцев, надменно ответил: - Пусть восхваляют, как могут! Если они умолкнут, то даже камни закричат. Отсюда видно, что в определенных случаях Сатане совсем незачем было соблазнять Иисуса: он и без того грешил самым страшным грехом гордыни. И он двинулся дальше по улицам, воображая, что это его триумф. Но сколько можно кричать и восторгаться? Постепенно шествие рассеялось: первыми отстали любопытные, затем приверженцы сына голубя и, наконец, апостолы, один за другим. Добравшись до склона холма, на котором стоял храм, Иисус увидел, что остался один. Этот факт признают все комментаторы писания. По словам евангелиста Марка, сын голубя удовлетворился тем, что взглянул на ряды торговцев, и больше в тот день ничего не предпринял. Близилась ночь. Вокруг не было никого, кто бы мог оказать ему поддержку, поэтому Иисус поспешил укрыться в более надежное место, то есть покинул город. Куда же он направился? Святое евангелие об этом умалчивает, но можно догадаться, что в конце концов он встретил нескольких своих учеников и в их компании провел ночь под открытым небом. Что касается осла, то о нем Новый завет больше не упоминает, однако другие легенды рассказывают о его дальнейшей судьбе. Миссон в своем "Путешествии в Италию" (том 1) приводит целую эпопею сего достославного четвероногого. Когда Иисус остался один, он сошел с осла и бросил его на произвол судьбы, даже не подумав, что его следовало бы вернуть хозяину. Итак, наш осел отправился один бродить по городу. Поскольку он прекрасно понимал все, что с ним произошло, осел решил предпринять небольшую увеселительную прогулку. Сначала он бродил по всей Иудее. Подробно ознакомившись с родной страной, он решил отправиться за границу. Ему пришла в голову мысль прогуляться по Италии. Для того чтобы туда добраться, нашему ослу пришлось бы совершить весьма далекое путешествие в обход Черного моря либо переплыть на судне Средиземное. Однако он слишком дорожил своей независимостью и не без оснований опасался, что на судне его могут привязать или, что еще хуже, отдать коку, который наделает из него колбас для пассажиров. Но тут святой осел весьма кстати вспомнил, что Иисус ходил по водам, как посуху, и сказал сам себе: "А почему бы мне не поступить так же?" Смело направился он на пляж и поставил копыто на первую же набежавшую волну. И-о чудо! - волна сразу же стала твердой, как рога папаши Иосифа. Он рискнул поставить второе копыто на вторую волну, которая поспешила отвердеть, как и предыдущая, и вот, на удивление всем, наш осел, весело перепрыгивая с гребня на гребень, добрался до острова Кипр. Один за другим он посетил острова Родос, Крит, Мальту, Сицилию, пощипывая в пути чертополох, который специально вырастал среди твердеющих волн, и наконец прибыл в Венецианский залив. В те времена Венеции еще не существовало. Было только место, где возник этот волшебный город, о котором позднее стали говорить: "Увидеть Венецию - и умереть". Поэтому наш осел-турист взял свой чемодан и картонку с цилиндром и направился к Вероне. Именно в этом городе он завершил свои дни, окруженный всеобщим почетом благодаря совершенным им великим чудесам. До сих пор в Вероне поклоняются реликвиям святого осла, которые благоговейно хранятся в алтаре церкви Ортской богоматери. Дважды в год совершается торжественное шествие: по улицам проносят его достославные кости. Такой ослиной славе может позавидовать другой осел, тот, на котором святое семейство бежало в Египет: его мощи не сохранились. За что же его коллеге такие привилегии? Глава 54. ПОСЛЕДНИЕ ПРИТЧИ И ПОСЛЕДНИЕ УГРОЗЫ. И выйдя, Иисус шел от храма; и приступили ученики его, чтобы показать ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено. Когда же сидел он на горе Елеонской, то приступили к нему ученики наедине, и спросили: скажи нам, когда это будет, и какой признак твоего пришествия и кончины века? Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем моим, и будут говорить: "я Христос", и многих прельстят. Матфей, глава. 24, ст. 1 - 8. Будучи богом, мессир Христос тем не менее оставался и человеком; мы уже знаем, что в его распоряжении всегда были две сущности - на выбор. Ночь, проведенная под открытым небом, его весьма утомила. Кроме того, за весь предыдущий день, который начался вроде бы триумфом и завершился поспешным бегством, он нигде не удосужился даже закусить. Восторги толпы могут быть опьяняющими, но они не слишком питательны; дрожь в поджилках перебивает аппетит, но, когда поджилки перестают трястись, голод становится еще ощутимее. Ходячее Слово ощущало жестокие рези в пустом желудке. А кругом было чистое поле. Где тут разговеться? - Петр! Иаков! Андрей! Иоанн! Варфоломей! - закричал проголодавшийся сын голубя. Апостолы прибежали на его зов. - Вы догадались захватить из Иерусалима чего-нибудь съестного? - Конечно, господи. - Замечательно. Давайте все сюда! - Но, господи... - Какие тут могут быть "но"? - Но мы все уже съели вчера вечером. Иисус не сдержал возгласа разочарования и досады. - Тогда раздобудьте хоть что-нибудь! - В чистом-то поле? Откуда же взять, господи? - Ладно. Пойду сам на дорогу, авось отыщу хоть плод дикой смоковницы... И он отправился на дорогу в сопровождении двух своих учеников. Вдоль дороги раскинулись сады, среди которых укрывались виллы иерусалимских богатеев. Отдельные ветки деревьев свешивались через ограды и простирались над дорогой следует заметить, что по еврейскому обычаю любой путник имеет право утолить голод и жажду плодами с придорожных деревьев, если их ветви выступают над оградой. Первое такое дерево, замеченное Иисусом, оказалось великолепной смоковницей. Голодный сын голубя устремился к нему чуть ли не рысью. Он раздвинул ветки, обшарил листву, но, поди ж ты, смокв там было не больше, чем на осине. Ходячее Слово, как мы уже имели возможность убедиться, не отличалось покладистым характером. Не найдя на этой превосходной смоковнице ни одной смоквы. Иисус позеленел от злости. Изругав ни в чем не повинное дерево, он под конец проклял его по всем правилам искусства. Смоковница с перепугу тут же начала сохнуть. Этот случай, между нами будь сказано, лишний раз подтверждает что кротчайший сын голубя при случае изрыгал такие хулы, что ему позавидовал бы любой буйно помешанный. Кстати дерево было вовсе не виновато, что на нем не оказалось плодов: просто для них еще не пришло время! Не следует забывать, что дело происходило в понедельник перед пасхой а смоквы, как известно, не созревают ранней весной ни в одной стране. К тому же, если Иисус мог засушить дерево силой своего заклятья, почему бы ему вместо этого не воспользоваться своими сверхъестественными способностями по прямому назначению? Ведь было бы куда гуманнее заставить несчастную и совершенно невинную смоковницу украситься вмиг созревшими сочными плодами! У Иисуса видимо, не хватило времени над этим поразмыслить. Он проклял смоковницу, и смоковница увяла. Не угодила мне - так вот на тебе, получай! Стоит привести дословно эту историю, о которой нам повествует евангелист Марк: "На другой день, когда они вышли из Вифании, он взалкал. И, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев; ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек!" (Марк, глава. 11, ст. 12-14). Его собрат Матфей, излагающий этот случай примерно так же, добавляет: "И смоковница тотчас засохла" (Матфей, глава. 21, ст. 19). Настроение у Иисуса было такое, что он не мог удержаться, чтобы тут же не отправиться в Иерусалим и не учинить там скандал. И вот он явился в храм и повторил представление, уже отрепетированное три года назад: обозвал ворами торговцев голубями и агнцами, опрокинул лотки и столы менял. Святая братия дошла к тому времени до последней крайности и готова была на все, лишь бы раздобыть хоть немного съестного и денег. Затем Иисус исцелил оптом целую кучу хромых и слепых. "Слепых и хромых", - сказано в евангелии. Ни один другой больной или увечный в тот день не получил облегчения. Заметим, что за время своего пребывания на земле Иисус не выпрямил ни одного горбатого. Может быть, они вызывали у него отвращение? Этого никто не знает. Это святая тайна. Один из отцов церкви, Евсевий Кесарийский, утверждает, что в тот же день, так называемый святой понедельник, миропомазанный исцелил также одного прокаженного, и сделал это, как говорится, заочно, письмом. К одному из апостолов, Филиппу, пришли чужестранцы и сказали, что хотят видеть Иисуса. Филипп направил их к Андрею. Тот доложил Иисусу, который не стал держать своих посетителей в передней и сразу пригласил на аудиенцию. - Чем могу служить? - спросил он. - Нас послал наш владыка Абгар пятый, царь Эдессы. Он предлагает вам убежище в своем царстве, если вы не уживетесь с властями вашей страны. Иисус поблагодарил их за столь любезное предложение, но принять его отказался. В самом деле, ведь если бы он согласился, кто избавил бы от бремени греха род человеческий? Тогда посланные сообщили, что их господин заболел проказой. Этот страшный недуг не щадил даже царей, но те по крайней мере пользовались какими-то преимуществами: прокаженных царей и тогда не сажали в карантин. Иисус поспешил успокоить своих благородных просителей и уверил, что его величество исцелится в тот же день, когда получит его ответ. Евангелист Иоанн упоминает об этом посещении знатных иноземцев, только он выдает их за греков, в то время как Евсевий клянется всеми святыми, что это были посланцы царя Абгара пятого (о нем, к слову сказать, никто ничего не знает). Впрочем, это не имеет никакого значения. Тот же Иоанн рассказывает, как вечером этого дня страх охватил господа бога нашего: "Душа моя теперь возмутилась... - говорил он. - Отче! Избавь меня от часа сего! Но на сей час я и пришел..." (Иоанн, глава. 12, ст. 27). Иначе говоря: "Папочка, а нельзя ли как-нибудь от этого отвертеться? Нельзя? Ну, что ж, пусть будет, что будет!" Во вторник апостолы снова посудачили немного о проклятой Иисусом увядшей смоковнице. - Смотри-ка, - заметил Петр, - и дня не прошло! - Я ее видел сегодня утром, - отозвался Варфоломей. - Она была суха, как самое сухое полено. Ходячее Слово вмешалось в разговор: - Друзья! Если в вас есть вера, вы тоже совершите чудеса не хуже тех, которые видели. Главное - иметь веру. Пока вы не будете сомневаться, вы сможете не только засушивать смоковницы. Вы сможете даже сказать вот этой горе: "Сдвинься с места и упади в море!" - и гора тотчас обрушится в море. Апостолы, которых восхитил фокус со смоковницей, были поражены, узнав, что и они смогут творить чудеса не хуже. С удивлением посмотрели они на гору Елеонскую, и дух их смутился при мысли, что они смогут поколебать такую громадину. Попробуйте на секунду поставить себя на их место. К полудню вся компания снова спустилась в Иерусалим. Ее глава поразглагольствовал еще немного в храме, пытаясь, как обычно, дискредитировать фарисеев. Он сравнил их с людьми, которые на словах служат богу, а на самом деле повинуются только собственной прихоти. Он рассказал притчу: "У человека было два сына. Пришел он к первому и сказал: - Ступай сегодня работать на виноградник. Тот ответил: - Что-то не хочется! Но потом раскаялся и пошел. С теми же словами отец обратился ко второму. Тот ответил: - Сейчас, папочка! Но преспокойно остался сидеть дома". Боясь, однако, что фарисеи не поймут даже этот прямой намек, Иисус поспешил уточнить свою мысль: "Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в царство божие!" (Матфей, глава. 21, ст. 31). Поскольку и этого ему показалось недостаточно, он тут же придумал другую притчу, еще более оскорбительную. В ней он сравнил фарисеев с виноградарями, которые вместо того, чтобы честно ухаживать за виноградником хозяина, убили всех его слуг, а потом и хозяйского сына. Но придет хозяин виноградника и перебьет в свою очередь всех нерадивых виноградарей. Наконец, он рассказал байку о некоем сварливом богаче. Сей господин женился. На свадьбу он пригласил множество гостей. В разгар пира жених вдруг заметил, что один из них не в парадной одежде. Что же сделал наш молодожен? Он призвал рабов, приказал схватить гостя, выказавшего к нему такое неуважение, связать его по рукам и ногам и ввергнуть в узилище, дабы тот вкусил во мраке кромешном плач и скрежет зубовный. Обозленные всеми этими словесными шпильками в самые чувствительные места, фарисеи решили отомстить Иисусу и отправились к сторонникам Ирода. Те явились в храм, сделали вид, что поспорили между собой, а затем вдруг приступили к неутомимому болтуну и попросили его просветить их. - Равви, - с преувеличенной кротостью обратились они к нему, - мы знаем, что вы сведущи во многих вещах, как никто. Будьте же столь добры, объясните нам: должны ли мы платить дань цезарю или не должны? Ловушка на сей раз была расставлена хитро. Осудить уплату дани означало подложить свинью Понтию Пилату, управлявшему Иудеей от имени римлян. Объявить дань законной означало польстить победителям, но оскорбить патриотические чувства иудеев. Однако Иисус сразу же разгадал эту хитрость. - Детки! - сказал он. - Чтобы меня подловить, надо быть поумнее. Принесите-ка мне монеты, которыми вы платите дань! Кто-то протянул ему динарий. - А ну, кто изображен на этой монете и чье здесь выбито имя? - спросил Иисус. - Кесарь! Кесаря! - хором ответили ему. - Так вот, воздавайте кесарю кесарево, а богу - богово. Кто яму копал, тот в нее и упал! Ходячее Слово просто-напросто обошло вопрос. Ответ был уклончивее некуда, но в то же время это была фраза, да еще какая! Поэтому непросвещенная толпа, которая во все времена была и остается жертвой громких слов, встретила ответ Иисуса бурными аплодисментами, переходящими в овацию. После сторонников Ирода к Иисусу подошли саддукеи - приверженцы влиятельной иудейской секты. Они ему задали следующий вопрос: - У некоего саддукея было шесть братьев. Этот человек женился и умер, оставив жену вдовой. Вдова вышла за одного из братьев покойного. Этот скончался в свою очередь. Вдова вышла за третьего брата, затем, по той же причине, за четвертого и так далее. В результате все братья отдали богу душу. Так вот, чьей же она будет считаться женой, когда в судный день все братья воскреснут? Иисус ответил: - Когда все мертвые воскреснут, у мужей не будет жен, а у жен - мужей, ибо все уподобятся ангелам на небесах. Следовательно, вы можете не беспокоиться, никаких осложнений не возникнет. На помощь саддукеям пришел некий писец или книжник. - Учитель, - сказал он, - раз уж вы взялись здесь разрешать богословские проблемы, разрешите спросить, какую из заповедей Моисеевых вы считаете самой важной? - Первую заповедь, - ответил Иисус. - "И возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею" (Марк, глава. 12, ст. 30). Но есть и вторая заповедь, не менее важная, чем первая: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Марк, глава. 12, ст. 31). - Браво! - воскликнул книжник. - Замечател