Арминий Вамбери. Путешествие по Средней Азии

[5] ПРЕДИСЛОВИЕ

В предлагаемом русском переводе знаменитой книги Арминия Вамбери рассказывается о его странствованиях по Средней Азии в 1863 г. Полное опасностей и лишений, это путешествие было в духе его эпохи, ознаменованной важными географическими и другими открытиями. XIX век вошел в мировую историю как период, когда взоры европейских политиков, ученых, предпринимателей были прикованы к неизведанным и малодоступным уголкам Азии. Особое внимание уделялось изучению природных условий, истории, этнографии, религии и культуры народов Средней Азии^1 . Интерес к этому загадочному региону подогревался слухами о его несметных богатствах, самородном золо-те, диковинных рынках, работорговле, самобытных обычаях, кочевой вольнице, фанатичных деспотах Хивы, Бухары, Коканда. Огромное значение имело, разумеется, географическое и стратегическое положение региона, граничившего с Россией и индийски-ми колониальными владениями Великобритании.

В середине прошлого столетия основная часть территории Средней Азии входила в состав трех крупных государств - Хивинского, Бухарского и Кокандского. Земли восточного побережья Каспийского моря, прикопетдагских районов, долины Атрека, Гургена и Мургаба занимали туркмены. Йомуты, гёклены, теке, сарыки и другие туркменские племена находились в той или иной степени зависимости от Ирана, Хивы и Бухары. Туркмены часто поднимали восстания против этих феодальных государств, беспрерывно воевавших между собой за обладание Закаспием. Каджарские шахи, хивинские ханы, бухарские эмиры совершали карательные походы, грабя и разоряя туркменские кочевья и аулы. В 1858 и 1861 гг., незадолго до появления А. Вамбери в Закаспии, туркмены нанесли два крупных поражения иранской армии под Карры-Кала и Мервом^2 .

* [6] *В этой исторически сложившейся обстановке туркменские отряды совершали ответные набеги на приграничные районы (главным образом Хорасана), захватывая в плен мирное населе-ние, уводя скот и отнимая имущество. Непрерывные войны, доставлявшие неисчислимые бедствия простым иранцам, курдам, самим туркменам и другим народам, служили источником рабо-торговли^3 .

В этой связи необходимо отметить, что торговля невольника-ми-мусульманами, имевшая весьма ограниченный характер в эпоху раннего ислама, обрела большой размах с образованием держав Шейбанидов и Сефевидов в Средней Азии и Иране. В XVI в., после возникновения этих феодальных государств, проводившийся ими захватнический курс облачался, как правило, в форму религиозного противоборства. Правящие суннитские круги Хивы, Бухары, Коканда и идеологи шиизма, ставшего официальной государственной религией Ирана, считали друг друга "отступниками", "еретиками" и "неверными". Шиито-суннитская религиозная нетерпимость была идеологической основой постоянных грабительских набегов и войн, захвата и продажи в рабство пленных^4 . В орбиту этой политики оказалось во-влеченным и подвластное им оседлое, кочевое и полукочевое население: узбеки, туркмены, каракалпаки, кызылбаши, каджары, абдали, гильзаи и другие племена Средней Азии, Ирана, Афга-нистана. Феодально-клерикальные круги этих стран с помощью родо-племенных вождей организовывали нападения на соседей, захватывая добычу и массу пленных. Они посылали отряды и для наказания проявлявших непокорность кочевников, а также для подчинения родственных племен и кланов.

Обращает на себя внимание, что Вамбери, повествуя о наблюдавшихся им случаях захвата пленников для продажи в рабство, выступает лишь в роли простого регистратора фактов. Находясь под гипнозом европейских теорий "варварства" и исконного "разбойничества" восточных народов, он не смог вскрыть социальных и политических корней этого жестокого явления общественной жизни. Вместе с тем читатель не может не заметить его высказываний о религиозной (шиито-суннитской) подоплеке увиденных им случаев захвата и продажи в рабство пленников.

В середине XIX в., во время путешествия А. Вамбери, земли низовий Амударьи, части Приаралья и Северного Прикаспия входили в состав Хивинского ханства, населенного в основном *[7]* узбеками. Потомки бывших кочевых узбеков - кунграты, найманы, кипчаки и другие племена - расселялись вдоль крупных ороси-тельных каналов. Подвластные Хиве туркмены обитали на северо-западных границах ханства, а также в нынешней Ташаузской (Дашковузской) области (велаяте) Туркменистана. Узбеки и часть туркмен населяли малочисленные города, где жило и немало сартов - отюреченных по языку потомков древних хорезмийцев. Хи-винскими подданными считались и каракалпаки дельты Амударьи, переселившиеся сюда в XVIII - начале XIX в.

Хивинское государство переживало в середине XIX в. нелегкую пору своей истории, характеризовавшуюся беспрерывными народны-ми волнениями и междоусобной борьбой. Узбекские, туркменские, каракалпакские племенные вожди и знать стремились захватить по-литическую власть и установить свое господство над ханством.

Рост крупного землевладения, нещадная эксплуатация в Хиве крестьян и ремесленников вызывали многочисленные протесты, выливавшиеся в крупные мятежи. Упорный характер носила борь-ба с ханской властью туркмен-йомутов, предводитель которых Ата Мурад в 50-60-х годах XIX в. не раз обращался в Петербург с просьбой о принятии в российское подданство^5 . Таково было по-ложение в Хивинском ханстве при Сеид Мухаммед-хане (1856 - 1864), в правление которого там побывал А. Вамбери.

Центральное место в книге А. Вамбери занимает описание Бу-харского эмирата. Его территориальное ядро состояло из плодо-родных земель долин Зеравшана и Кашкадарьи. В пределы ханства входили также левобережье Амударьи в ее среднем течении, неко-торые области афганского Туркестана и часть нынешнего Север-ного Таджикистана. Правившая в Бухаре династия Мангытов с трудом удерживала в повиновении население своих обширных владений. Фактически самостоятельными или полузависимыми были наместники и беки Шахрисябза, Гиссара, Джизака, Ура-Тюбе, Балха, Меймене, Андхоя.

Бухарское ханство населяли в основном узбеки и таджики, а также туркмены и присырдарьинские казахи. Менее значительные группы кочевого и оседлого населения составляли каракалпаки, занимавшие степные просторы на севере ханства^6 .

Население Бухары, как и Хивы, занималось главным образом земледелием и скотоводством. Около половины жителей вело оседлый образ жизни. Основой сельскохозяйственного произ-водства был труд эксплуатируемых феодалами и государст-вом крестьян, хотя в земледельческом хозяйстве применялся и труд* [8] *рабов. А. Вамбери сообщает о значительном количестве неволь-ников в Бухаре и Хиве и их потомков, отпущенных на волю.

Бухара играла важную роль в торговых и экономических связях между Россией, странами Западной Азии и Дальнего Востока. Крупными городами эмирата помимо Бухары были Самарканд и Карши, славившиеся искусными ремесленниками. Бухара пользовалась репутацией одного из крупных центров мусульманского богословия^7 .

Бухарский эмират представлял собой типичный образец вос-точной феодальной деспотии, опиравшейся на идею мусульман-ской теократии. Вместе с тем власть эмира нередко ограничива-лась волей придворных клик, могущественных фаворитов, силь-ных предводителей кочевых племен. Верховные правители Бу-хары, носившие громкий титул "имом уль-муслимин"^8 , отлича-лись, как правило, фанатизмом и жестокостью. Неуравновешен-ный Насрулла (1827-1860) при всей своей набожности пользовал-ся репутацией "безумного развратника" и "мясника" (кассаб). Очень немногим, в сущности, отличался от него Музаффар ад-Дин (1860-1885), с которым довелось встретиться А. Вамбери осенью 1863 г. в Самарканде.

Бухарский эмират граничил на востоке с другим крупным среднеазиатским государством - Кокандским ханством. Полити-ческим и экономическим центром этого образовавшегося в сере-дине XVIII в. феодального владения была Ферганская долина. К середине XIX в. Кокандское ханство постепенно расширило свою территорию до Памира, среднего течения Сырьдарьи, долины реки Или, западного Тянь-Шаня и пределов Кашгара. Между кокандскими и бухарскими правителями шла жестокая и упорная борьба за обладание Ходжентом и прилегающими районами - Ура-Тюбе и Джизака.

Население ханства состояло из оседлых и кочевых народов: узбеков, таджиков, казахов, дунган, киргизов, каракалпаков. Крупными городами помимо Коканда были Андижан, Наманган, Маргелан. Жители Ферганской долины и присырдарьинских районов занимались главным образом земледелием, кочевники Южного Казахстана, Семиречья, равнинных и горных районов Припамирья - скотоводством. Население ханства вело оживлен-ную торговлю с Кашгаром, Западной Сибирью, Бухарой, Афга-нистаном.

Господствующее положение в Кокандском ханстве принад-лежало возглавлявшейся династией Минг оседлой и кочевой знати, получавшей содержание из казны и владевшей землями, которые давались за военную и гражданскую службу. Основную категорию земель, как и в Бухарском и Хивинском ханствах,* [9] *здесь составляли государственные (амляк), частновладельческие (мильк) и вакфные земли. Незначительное количество земель принадлежало сельским общинам, кочевым племенам и крестьянам - мелким собственникам и арендаторам. Земледельцы и скотоводы уплачивали многочисленные налоги, большей частью в натуральной форме. Государство обирало и ремесленников, а также купцов. Существовавшая в ханстве система отдачи налогов на откуп была постоянным источником злоупотребле-ния, произвола и насилия.

Деспотическая форма правления, огромные поборы, враждеб-ные межэтнические отношения породили волну освободительных и антифеодальных восстаний. Широким размахом отличались движения кочевых народов-казахов, киргизов, кипчаков, актив-но выступавших против ига кокандских феодалов. Начиная с середины 50-х годов XIX в. в Кокандском ханстве происходит ряд крупных восстаний против Худояр-хана (1845-1876)^9 .

Такова была в самых общих чертах историческая панорама Средней Азии во время путешествия Вамбери.

Относительно года и места рождения Арминия Вамбери в историко-справочной литературе существуют расхождения^10 . В большинстве энциклопедических изданий отмечается, что он родился 19 марта 1832 г. на Дунае, в селе Дуна-Шердагели, на острове Шютт. Основанием для такого утверждения, по-видимо-му, послужили слова самого А. Вамбери в предисловии к перво-му (английскому) изданию его путешествия по Средней Азии^11 . Однако в написанной им же позднее автобиографической книге говорилось, что он родился в маленьком городке Сен-Георген, в Пресбургском комитате. Разгадка этого противоречия содер-жится в следующих словах автора: "В Дуна-Сердагели начина-ется для меня сознательная жизнь, и потому я считаю своей родиной именно этот город, а не тот, где впервые узрел свет"^12 .

А. Вамбери сам не знал точной даты своего появления на свет, так как в то время в Австро-Венгерской империи не было принято регистрировать рождение детей из таких, как его, бед-ных еврейских семей. Тем не менее волей случая он был вынуж-ден позднее зафиксировать приблизительно число и месяц своего рождения. Произошло это в мае 1889 г., когда А. Вамбери, находившийся в зените славы, был приглашен в Виндзорский дворец на прием к английской королеве Виктории. Поскольку строгий придворный этикет требовал указать в книге почетных* [10] *гостей кроме фамилии, титулов и званий и дату их появления на свет, он написал в соответствующей графе: 19 марта 1832 года.

Арминий Вамбери был человеком удивительной судьбы, он прошел сложный и трудный жизненный путь. Он рано лишился отца. В детстве перенес тяжелую болезнь, в результате которой остался хромым на всю жизнь. Этот физический недостаток причинял ему немало мучений, особенно во время его путешест-вий.

Начальное образование А. Вамбери получил в еврейской шко-ле в Дуна-Шердагели, куда его семья переехала после второго замужества матери. Свое обучение он продолжил в коллегии монашеского католического ордена пиаристов в Сен-Георгене. Затем поступил в коллегию бенедиктинских монахов в Пресбурге. Учиться без средств к жизни, на полуголодный желудок было очень тяжело. Поэтому юноше пришлось заняться само-образованием и зарабатывать преподаванием языков отпрыскам богатых родителей.

С детства Вамбери знал венгерский, немецкий, словацкий и еврейский языки, позже изучил латынь, французский, англий-ский, испанский, итальянский, датский и шведский. В двадцати-летнем возрасте он овладел также русским, древнегреческим, стал заниматься турецким, арабским и персидским языками.

Страстная любовь к восточным языкам и природная склон-ность к странствиям зародили в нем мечту о путешествии в далекие страны. В 1857 г. Арминий сел в Галаце на пароход и направился в Стамбул. Он с восторгом вслушивался в много-язычный гомон турецкой столицы. Там ему приходилось зараба-тывать на хлеб декламацией турецких народных романов в маленьких прокуренных кофейнях. Постепенно он стал вхож как преподаватель и ученый в дома османских чиновников, аристо-кратии, европейских дипломатов.

Живя в течение четырех лет в Стамбуле, он изучал восточные манускрипты, начал печатать корреспонденции в европейских газетах и журналах, издавать научные труды^13 . В 1861 г. он был избран членом-корреспондентом венгерской Академии наук и вознамерился совершить поездку в далекую Среднюю Азию, где, согласно предписанию его коллег, он должен был в числе прочих изучать "вопрос о происхождении мадьярского языка".

В конце марта 1863 г. А. Вамбери направился под именем турка Решид-эфенди из Тегерана в степи Туркмении с караваном мусульманских пилигримов (хаджи), возвращавшихся из Мекки. Одежда новоиспеченного дервиша состояла из тряпок, связанных у пояса веревкой, заплатанной войлочной куртки (джубба), боль-шой чалмы. Ноги странника были обернуты лоскутами грязной ткани, а на шее, как и положено настоящему хаджи, висел мешочек с Кораном. В таком наряде Вамбери надеялся слиться* [11] *с толпой оборванных паломников, из которых (помимо купцов и других путников) состоял почти весь караван.

Мусульманские богомольцы, страдая от бездорожья, про-ехали через Мазендеран до юго-восточного побережья Каспий-ского моря. Дальнейший путь мнимого турецкого паломника лежал через Гурген и Атрек, вдоль Больших и Малых Балхан и страшную летом пустыню Каракумы к Хорезмскому оазису. Побывав в центре Хивинского ханства, он проплыл по Амударье до Кунграда, откуда снова возвратился в Хиву. Вамбери пересек затем с громадными мучениями и риском для жизни раскаленные пески Кызылкумов и прибыл в священную Бухару. Обратная дорога в Иран проходила через Карши, Самарканд, Керки, Андхой, Меймене, Герат и Мешхед в Тегеран. В марте 1864 г., спустя год после начала путешествия, он достиг столицы Ирана, откуда возвратился в Стамбул, а затем в Пешт (Будапешт).

В 1864 г. Вамбери опубликовал книгу о своих странствиях - "Путешествие по Средней Азии", - вызвавшую громадный инте-рес в Западной Европе, России и Северной Америке. Она была переведена почти на все европейские языки. Первый русский перевод этой книги (с некоторыми сокращениями) был опублико-ван в Петербурге в 1865 г.^14 . Затем он был дважды переиздан в той же сокращенной редакции в Москве (в 1867 и 1874 гг.).

Разумеется, задолго до Вамбери Среднюю Азию посетили многие иностранцы, среди которых первое место принадлежит русским путешественникам, купцам, дипломатам, ученым. До-статочно отметить, что в 40-50-е годы XIX в., накануне его поездки, в Хивинском ханстве и в Бухарском эмирате побывали Н. В. Ханыков, Г. И. Данилевский, Н. Игнатьев^15 . Оставленные ими путевые записи и отчеты имеют огромное значение для характеристики политической ситуации, экономической, социаль-ной и культурной жизни народов региона. Наиболее известными западноевропейскими предшественниками Вамбери, посетивши-ми Среднюю Азию, были А. Бернс и Г. Блоквилль^16 .

Несмотря на знакомство Европы и России со Средней Азией, книга А. Вамбери получила всесветную известность. Причину столь большого успеха сам автор объяснял тем, что он не имел "предшественников ни в отношении длины пути, ни в способе его* [12] *преодоления"^17 . Вамбери был первым европейским путешествен-ником, обошедшим и описавшим почти всю Среднюю Азию. Любознательному страннику удалось проникнуть в отдаленные уголки Востока и в увлекательной форме рассказать об этом.

Необходимо отметить, что в Западной Европе и в России накануне путешествия А. Вамбери ходили страшные, отпугиваю-щие слухи о Средней Азии. В мировой прессе еще не улеглись страсти вокруг казни в Бухаре двух англичан - Стоддарта и Конолли. Насильственная смерть окружила имена этих британ-ских эмиссаров ореолом "христианских мучеников". В атмосфере подозрительности и враждебности к европейцам, возникшей как реакция на агрессивную политику Англии против Афганистана в первой половине XIX в., тайная поездка облаченного в дервишеский наряд немусульманина в страну, пользовавшуюся репу-тацией центра "дикого исламского фанатизма", таила в себе огромный риск. Поэтому читателей не могло не заинтересовать трудное и опасное странствие А. Вамбери по Средней Азии. Ценность книги венгерского путешественника состояла также в знании автором основ мусульманской религии, местных обы-чаев и восточных языков, в первую очередь языков средне-азиатских народов. Поэтому в Европе, мало знакомой с Цент-ральной и Средней Азией, с восторгом приняли труд А. Вамбери. Его записки дали более четкое представление о малоизвестных народах и землях, климате и ландшафте Средней Азии. Особенно много новых сведений книга содержала о туркменах, их проис-хождении, родо-племенных делениях, быте, обычаях и истории. Она увлекла читателей оригинальностью, свежестью материалов и наблюдений. Книга А. Вамбери воспринималась как произведе-ние особого, интригующего, занимательно-этнографического жанра.

Записки А. Вамбери не были свободны от некоторых упуще-ний и ошибок. Критики упрекали путешественника в сжатости изложения, отсутствии важных деталей в повествовании о виден-ных им странах и народах^18 . Эти недостатки автор впоследствии постарался устранить в специальных добавлениях к своему путе-шествию в Среднюю Азию^19 .

Вамбери находился под влиянием господствовавших в его время негативных взглядов на этнопсихологию, историю и *[13] *религию народов Востока. "Понимание истории Востока, - отмечал академик В. В. Бартольд, - кроме скудности фактических сведений долгое время затруднялось для европейских ученых предвзятым отношением к предмету исследования. С XVII в. под влиянием определившегося в то время превосходства европейской культу-ры начинается пренебрежительное отношение европейцев к от-сталым народам Востока"^20 . Поэтому Вамбери допустил ряд ошибочных несправедливых суждений о турках, персах, туркме-нах, узбеках и других народах; неприятным высокомерием от-дают и его рассуждения о религии этих народов - исламе. Вамбе-ри приписывает мусульманским народам "коварство", "бесчело-вечность", "дикость" и другие отрицательные черты. Однако приводимые им же конкретные случаи гостеприимства, доброты, отзывчивости людей, с которыми ему довелось общаться во время путешествия, легко опровергают его необъективные сужде-ния^21 .

Удивительные для современников рассказы А. Вамбери о его странствиях в 1863 г. неодноплановы по содержанию. Основная часть его повествования написана на базе личного опыта и впе-чатлений, но имеются и небольшие вставные разделы, опираю-щиеся на сведения его информаторов. Последнее почти целиком относится к его рассказу о Восточном Туркестане.

А. Вамбери долгое время находился под влиянием версии о русской угрозе Британской Индии. Но в период написания книги о своем путешествии он не занимал еще крайних позиций в вопросе об англо-русских противоречиях в Средней Азии. Хотя его отношение к восточной политике Петербурга было осторож-ным и даже несколько предубежденным, он искренне считал, что именно Россия может содействовать прогрессу посещенных им стран. К такому выводу его подвела реальная жизнь средне-азиатских народов, страдавших от деспотического правления, непрерывных войн, религиозного фанатизма, работорговли, экономической и культурной отсталости. Однако впоследствии, уже после издания труда о своем путешествии и неоднократных посещений Англии, где он сблизился с рядом консервативно настроенных общественных и политических деятелей, Вамбери стал враждебно относиться к России.

Резкая перемена его взглядов совпала по времени с обостре-нием англо-русских противоречий в 70-80-х годах* *XIX в.* *В этот период А. Вамбери часто выступает с англофильскими статьями, лекциями и брошюрами в мировой прессе^22 . Активная защита* [14] *им колониальных интересов британской короны вызывала то недоумение, то одобрение, но нередко она пробуждала негатив-ную реакцию в Европе. Наполеон III и даже сам лорд Пальмерстон относились скептически к его политическим взглядам, пре-тендовавшим на роль своего рода учебного пособия для западно-европейских правительств. "Мне возражали, - откровенно пишет А. Вамбери, - что говорить, будто Россия стремится к границам Индии, полнейший абсурд, и только смеялись, когда я про-должал упорно твердить, что Англии грозит в Индии опасность со стороны русских"^23 .

Публицистические работы, изданные А. Вамбери в 70-90-х годах прошлого столетия, не принесли ему лавров. Он сам вынужден был констатировать, что его приверженность британ-ским внешнеполитическим интересам оказала "сомнительную услугу" даже самой Англии. В дальнейшем он постепенно отошел от этой чуждой его природным дарованиям и основным интересам деятельности и целиком отдался преподавательской и научной работе. Умер Вамбери в 1913 г. С 1865 г. и до своей кончины он был профессором кафедры восточных языков Пештского, а затем и Пражского университетов.

Неудачный опыт А. Вамбери на поприще ближневосточной "текущей политики" резко контрастирует с прославившим его имя путешествием в Среднюю Азию. "Путешествие в Среднюю Азию" является одним из замечательных памятников историко-географической и этнографической литературы XIX в. Вамбери дал живое и яркое описание природно-экологических условий, особенностей жизни населения Туркмении, Хивинского ханства и Бухарского эмирата, его хозяйственной и социальной жизни. Путешественник отметил большую роль искусственного ороше-ния для экономики всего края, охарактеризовал главные иррига-ционные системы земледельческих оазисов. Весьма интересны и его зарисовки хозяйства кочевников, самобытных нравов и обычаев скотоводческого населения. Примечательны его сведе-ния о внутренней торговле, а также о торговле с сопредельными восточными странами и европейскими государствами. Путешест-венник описывает главные рынки сбыта и называет основные товары, ввозившиеся из России, Англии, Ирана, Афганистана и Синьцзяна. Он отмечает чрезвычайно оживленный характер торговли Хивы, Бухары и Коканда с Астраханью, Оренбургом, Уралом и Южной Сибирью. Отсюда в среднеазиатские ханства поступали сукна, льняные и ситцевые ткани, металлическая посуда, оружие, железо, медь, скобяные изделия. Кокандские, хивинские и бухарские купцы ввозили в Россию хлопок, сухо-фрукты, скот, шкуры, выделанные кожи и другие товары. Любопытно замечание А. Вамбери о том, что "во всей Средней Азии нет ни одного дома и ни одной кибитки, где нельзя было бы *[15] *найти какого-либо изделия из России". Русские промышленные изделия, как указывает путешественник, успешно конкурировали с английскими товарами на среднеазиатских рынках.

В "Путешествии по Средней Азии" содержится и немало ценных материалов, характеризующих виды землевладения, социальное неравенство, специфику племенной и государствен-ной власти. Сравнительно подробные сведения Вамбери при-водит о должностях, рангах, органах управления, системе взима-ния налогов, злоупотреблениях и произволе чиновников в Хивин-ском и Бухарском ханствах.

Весьма интересны приведенные Вамбери данные о торговле невольниками и использовании рабского труда в Средней Азии. В одной только Хиве, по его словам, было около 40 тыс. персидских рабов и вольноотпущенников. Многие исследователи считают эти цифры вдвое завышенными, хотя сами при этом искажают его показания^24 . В любом случае описание рабства в "Путешествии в Среднюю Азию" заслуживает внимания, так как дает яркое представление о его видах и характере использова-ния невольников в различных отраслях производства и в домаш-нем хозяйстве. А. Вамбери приводит цены на рабов, говорит о применении их труда в земледелии, скотоводстве, ремесле, при торговых операциях. Однако при этом, как отмечалось выше, он не смог разобраться в социально-экономических и политических причинах работорговли.

Рассказ Вамбери о Бухаре свидетельствует об упадке эмирата в результате междоусобных распрей узбекской аристократии, деспотизма центральной власти, засилья высшего мусульман-ского духовенства. Путешественник осуждает эмира Насруллу за массовые казни, "попирание чести своих подданных самым возмутительным образом". Несколько лучше выглядит в его глазах Музаффар ад-Дин, но и он отличался крайней жесто-костью, "мог запросто казнить человека, даже знатного".

В книге А. Вамбери помещены и имеющие познавательное значение описания ряда археологических памятников на террито-рии современных Туркмении и Узбекистана. Запоминаются его рассказ о длинных стенах на юго-восточном побережье Каспий-ского моря и слышанная им народная легенда об Александре Македонском. Не лишено интереса и повествование Вамбери об исторических памятниках Хивы и Бухары, хотя он допустил неточности и ошибки в их датировке и описании (особенно это касается некоторых деталей знаменитых архитектурных сооруже-ний Самарканда). Сведения А. Вамбери, как указал В. В. Бар-тольд, важны, например, для воссоздания сильно изменившихся* [16] *со временем зданий ансамбля Гур-Эмир в Самарканде^25 . В целом же описание венгерским путешественником исторических памятников Туркмении, Хивы и Бухары послужило дополни-тельным импульсом для пробуждавшегося в России и Европе общественного и научного интереса к культурному наследию Средней Азии.

Большого внимания заслуживают материалы Вамбери, ка-сающиеся живых языков, фольклора и литературы среднеазиат-ских народов. Их ценность усиливается тем, что он записал исторические предания и ходившие в народе из уст в уста стихи таких поэтов-классиков, как Навои и Махтумкули. Содержа-щиеся в "Путешествии по Средней Азии" биографические сведе-ния о знаменитом туркменском поэте способствовали дальней-шему изучению его жизни и деятельности^26 . А. Вамбери был в числе первых, кто ознакомил широкие круги европейских читателей с творчеством названных и некоторых других про-славленных среднеазиатских поэтов.

Записки А. Вамбери о своих странствиях были настолько уникальны, что его даже заподозрили в подлоге. Столь легко вынесенный некоторыми его критиками приговор в дальнейшем был опровергнут показаниями других европейских и русских путешественников^27 . Постепенно стало ясно, что почти все виденное им собственными глазами достойно читательского доверия.

Вслед за описанием своего путешествия в Среднюю Азию А. Вамбери издал немало других работ, посвященных главным образом филологии и этнической истории Востока. Хотя ему не удалось получить университетского образования, что нередко сказывалось на его научных исследованиях, он был самоотвер-женным, одаренным и трудолюбивым человеком и оставил потомкам богатое научное наследие. А. Вамбери принадлежат труды по этнологии тюркоязычных народов, лингвистике, куль-турологии^28 . Им написана также специальная работа о Бухаре *[17] *и Мавераннахре^29 , но она не получила такого признания, как описание его странствий. Видный русский ориенталист В. В. Гри-горьев указал на ряд погрешностей в его книге, но вместе с тем подчеркнул исключительную важность привлеченных автором персидских и таджикских рукописей, значительная часть которых была приобретена им в Бухаре^30 . Среди этих манускриптов были сочинения позднесредневековых авторов - Мухаммеда Хайдара, Мир Мухаммеда Амина Бухари, которые не были еще известны европейской науке.

А. Вамбери внес заметный вклад в изучение прошлого наро-дов Средней Азии и Казахстана по материалам письменных источников. Наибольшее научное значение имеют его труды по чагатайскому и уйгурскому языкам, по тюрко-татарской и финно-угорской лексикографии. А. Вамбери оказал влияние на формирование некоторых крупных европейских ориенталистов, например его соотечественника профессора И. Гольдциера (1850-1921)^31 .

Предлагаемый вниманию читателей новый русский перевод описания путешествия А. Вамбери сделан со второго, немецкого его издания^32 , которое отличается от первого, английского издания (1864 г.) тем, что книга была дополнена, улучшена и исправлена самим автором. Второе издание включает не-которые историко-географические материалы, использованные Вамбери для уточнения и дополнения его сведений о путешествии в Среднюю Азию в 1863 г. В частности, он привел для сопо-ставления данные о Ферганской долине, почерпнутые из опубли-кованной в 70-х годах на немецком языке статьи В. В. Радлова^33 .

Потребность в новом переводе объясняется и тем обстоя-тельством, что первое русское издание описания путешествия А. Вамбери увидело свет в 1865 г. Ставший давно уже библио-графической редкостью, этот перевод, сделанный с первого английского издания, к тому же опубликован в сокращенном виде. Естественно, он не может удовлетворить современного читателя. Кроме того, сейчас накоплены богатые географические, исторические, этнографические и филологические материалы, которые позволяют дать новые комментарии, внести соответ-ствующие коррективы в понимание авторского текста и его подтекста.

* [18] *Публикация настоящего перевода вызывается также необхо-димостью исправления неточностей и ошибок, допущенных в издании 1865 г. В последнем имеются и неверные написания географических названий, имен собственных, восточных терми-нов. В качестве примера можно указать такие ошибочные либо искаженные написания, как "Ситареи - Сюбг" вместо "Сетаре - и собх" ("Утренняя звезда"), "дерваз" вместо "дарваза" ("ворота"), "Гафиз" вместо "Хафиз" и т.д.

При подготовке настоящего издания переводчику и редакто-рам пришлось столкнуться с трудностями, связанными главным образом с передачей на русский язык имен, названий, терминов и выражений. Наилучшим вариантом представлялась их уни-фикация на основе написаний, принятых в современном отечест-венном востоковедении. Однако следование по этому пути таило угрозу их непроизвольного искажения и тем самым утраты языкового колорита, который был присущ той эпохе. А. Вамбери, как известно, вел записи во время своего путешествия ^34 и, несомненно, использовал их впоследствии при создании книги. Это чувствуется, когда читаешь описания посещенных им стран и областей, где имелись собственные диалекты, разнившиеся между собой и отличавшиеся от литературного языка, причем речь простых людей и знати, сельских и городских жителей, оседлого и кочевого населения имела свои характерные особен-ности. Исходя из этих соображений, переводчик и ответственные редакторы старались по возможности сохранить в неприкосно-венности текст А. Вамбери. Поэтому не было сделано никаких серьезных изменений или сокращений, а были лишь исправлены явные ошибки, несоответствия по смыслу и опечатки. При первом упоминании того или иного географического названия (или термина) его современное написание (или перевод) дано в квадратных скобках. Пояснения, сделанные А. Вамбери, дают-ся в подстрочных примечаниях, а комментарий ответственных редакторов - в конце книги.

В. А. Ромодин

КОММЕНТАРИИ К ПРЕДИСЛОВИЮ

^1 См. об истории изучения Средней Азии в новое время: Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России. - Сочинения. T. IX. М., 1977; Маслова О. В. Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию.- Мате-риалы к истории изучения Средней Азии. Ч. 1-4. 1715-1886 гг. Таш., 1955-1971; Лунин Б. В. Средняя Азия в дореволюционном и советском востоковедении. Таш., 1965; Арапов Д. Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историогра-фии. М., 1981; Dugat G. Histoire des orientalistes de l'Europe du XII-e au XIX-e siиcle prйcйdйe d'une esquisse historique des йtudes orientales. T. I-II. P., 1868-1870.

^2 Абду-с-Саттар-казы. Книга рассказов о битвах текинцев. Туркменская историческая поэма XIX в. Издал, перевел, примечаниями и введением снабдил А.Н. Самойлович. Пг., 1914.

^3 См. более подробно о таких набегах (аламанах): Росляков A.A. Аламаны. -Советская этнография. 1955, ? 1.

^4 См.: Миклухо-Маклай Н. Д. Шиизм и его социальное лицо в Иране на рубеже XV-XVI вв. -Памяти акад. И. Ю. Крачковского. Л., 1956; он же. К исто-рии политических взаимоотношений Ирана со Средней Азией в XVI в. -Краткие сообщения ИВ АН СССР. 1952, ? 2; Рабство в странах Востока в средние века. М., 1986.

^5 См.: Русско-туркменские отношения в XVIII-XIX вв. Сборник архивных до-кументов. Аш., 1963.

^6 См.: История Узбекской ССР с древнейших времен до наших дней. Таш., 1974; История Каракалпакской АССР. T. 1. Нукус, 1975.

^7 История Бухары с древнейших времен до наших дней. Таш., 1976; История Самарканда. T. 1. Таш., 1967.

^8 Эмир считался в Бухаре имамом мусульман по той причине, что "он должен был возглавлять намаз" (Андреев М. С., Чехович О. Д. Арк Бухары. Душ., 1972, c.92)

^9 В 60-70-х годах присырдарьинские области, Семиречье, земли Ферганской долины и Памира вошли в состав Российской империи. Были также присоедине-ны Ташкентское владение (1865 г.). Бухарский эмират (1868 г.). Хивинское ханство (1873 г.). Закаспийский край (1885 г.).

^10 Основные сведения о жизни и деятельности А. Вамбери содержатся в его автобиографии: The Struggles of My Life. L., 1904; Вамбери А. Моя жизнь. Авторизованный перевод с англ. В. Лазарева. М., 1914.

^11 Vаmbйry. Travels in Central Asia.* *L., 1864.

^12 Вамбери А. Моя жизнь, с. 9.

^13 Первой опубликованной им книгой был "Немецко-турецкий карманный словарь", изданный в Пере (Стамбул) в 1858 г.

^14 Путешествие по Средней Азии. Описание поездки из Тегерана через Туркменскую степь по восточному берегу Каспийского моря в Хиву, Бухару и Самарканд, совершенной в 1863 году Арминием Вамбери, членом Венгерской Академии. С картою Средней Азии. Перевод с английского. СПб., 1865.

^15 См. об этом более подробно: Халфин Н. А. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века). М., 1974; Арапов Д. Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии; Жуковский C.B. Сношения России с Бухарой и Хивой за последнее трехсотлетие. Пг., 1915.

^16 Burnes A. Travels into Bokhara; Containing the Narrative of Voyage on the Indus from the Sea to Lahore... and an Account of a Journey from India to Cabool, Tartary and Persia. Vol. III. L., 1839; Blocqueville G. Quatorze mois ches les Turcomans,-Le Tour du Monde. P., 1866, ? 28.

^17 Вамбери А. Моя жизнь, с. 21. Если "в отношении длины пути" А. Вамбери, несомненно, прав, то "в способе его преодоления" он все же имел предшественни-ка, который не получил, однако, столь широкой известности. Речь идет о бароне П. И. Демезоне, преподавателе тюркских языков в Оренбурге, который совершил отсюда в 1834 г. путешествие в Бухару под видом татарского муллы.

^18 См.: Известия Русского Географического общества. IV. СПб., 1868, с. 305-308; Голубов Г. Под чужим именем. - Вокруг света. М., 1955, ? 10, с. 27-32; Дьяконов М. А. Путешествия в Среднюю Азию от древнейших времен до наших дней. Л., 1932.

^19 См.: Вамбери А. Очерки Средней Азии (прибавления к "Путешествию по Средней Азии").* *М., 1868; Vвmbйry Н. Sketches of Central Asia.* *L., 1868 (нем. изд.:

1868).

^20 Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России .-Сочинения. T. IX, с. 227.

^21 Учитывая это обстоятельство, мы опустили крайне оскорбительные для описываемых Вамбери народов характеристики (изд. ред).

^22 См., например: Vвmbйry Н. Zentralisien und die englisch-russische Grenzfrage. Lpz., 1873; он же. Der Zukunftskampf in Indien. Lpz., 1886; он же. British Civilisation and Influence in Asia. L., 1891.

^23 Вамбери А. Моя жизнь, с. 255.

^24 Даже такой крупный советский историк, как П. П. Иванов, приписывает А. Вамбери показание о 80 тыс. вместо 40 тыс. рабов, о которых сообщает путешественник. См.: Иванов П. П. Очерки по истории Средней Азии (XVI-cepeдина XIX в.). М., 1958, с. 164.

^25 Бартольд В В О погребении Тимура-Сочинения Т II, ч 2 М, 1964, с 439-440

^26 А. Вамбери опубликовал позднее специальную работу о туркменском языке и сборнике произведений Махтумкули См Die Sprache der Turkomanen und der Diwan Machtumkuli's - Zeitschrift der Deutch Morgenlandischen Gesellschaft Bd 33, H 3 [Б м], 1870

^27 Голубов Г Под чужим именем - Вокруг света 1955, ? 10, с 27-32, Вамбери А Моя жизнь, с 400-407, O'Donovan The Merry Oasis Travels and Adventures East of the Caspian during the Years 1879-1880-1881, Including Five Months Residens among the Tekkes of Merv Vol I, L, 1882

^28 Tschagataische Sprachstudien, enthaltend grammatikalischen Umriss, Chresto-mathie und Wцrterbuch der tschagataischen Sprache Lpz, 1867, Ungarisch-tьrkische Wortvergleichungen Pest, 1870, Etymologisches Wцrterbuch der turko-tatarischen Sprachen Lpz, 1877, Das Turkenvolk in seinen ethnologischen und ethnographischen Beziehungen Lpz, 1885, Die primitive Kulture der turko-tatarischen Volker aufgrund sprachlicher Forschungen Lpz, 1879, Die Scheibanide Budapest, 1885, Uigurische Sprachmonumente und das Kudatku Bilik Insbruck, 1870

^29 Vambery H Geschichte Bokhara's oder Transoxaniens Stuttgart, 1872

^30 Рецензию В В Григорьева см.: Журнал Министерства народного просве-щения Ч CILXX СПб, 1873, с 105-137

^31 См о нем Бартольд В В Сочинения Т IX, с 718-736

^32 Reise in Mittelasien von Teheran durch die Turkmanische Wьste an der Ostkuste des Kaspischen Meeres nach Chiwa, Bochara und Samarkand von Hermann Vambery, ordenti Professor der orientalischen Sprachen an der konigl Universitдt zu Pest Mit zwцlf Abbildungen in Holzschnitt und einer lithographierten Karte Deutsche Originalausgabe Zweite vermehrte und verbesserte Auflage Lpz, 1873

^33 Позднее эта статья вышла на русском языке Pадлов В В Средняя Зерафшанская долина Записки Русского Географического общества по отделу этнографии Т VI, отд I СПб, 1880, с 1-92

^34 А. Вамбери указывает в своих автобиографических записках, что, хотя в Туркмении, Хиве, Бухаре и в Афганистане за ним в пути, на стоянках и всюду, где он был, все время подсматривали, стараясь уличить в шпионаже, он все же тайком вел свой дневник. Писал он на клочках бумаги арабскими буквами, но на венгерском языке, с помощью карандаша, запрятанного в лохмотьях дервишеской одежды.

* *

[19] ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Родился я в Венгрии, в местечке Дуна-Шердагели в Пресбургском комитате. В силу особой склонности к изучению иностранных языков я еще в юности занялся несколькими европейскими и азиатскими языками. Сначала меня привлекала западная и восточная литература во всем ее многообразии, позднее меня заинтересовали взаимосвязи самих языков, и нет ничего удиви-тельного в том, что, следуя изречению "Nosce te ipsum"^1 , я начал уделять основное внимание родству и происхождению своего собственного языка.

То, что венгерский язык относится к алтайской семье языков, знает каждый, но к финской или же к татарской ее ветви - вот вопрос, который ждет своего ответа. Этот вопрос, интересующий нас, венгров, по причинам научного и национального характера, был основной побудительной причиной моего путешествия на Восток. Путем практического изучения живых языков я хотел точно узнать степень родства между венгерским языком и тюрко-татарскими наречиями, к мысли о котором меня привели уже теоретические занятия. Сначала я отправился в Константино-поль. Несколько лет пребывания в турецких домах, а также частые посещения мусульманских школ и библиотек скоро сдела-ли из меня турка, точнее сказать, эфенди^2 . Последующие лингвистические исследования влекли меня в места все более удаленные, и когда я задумал предпринять путешествие в Среднюю Азию, то счел целесообразным сохранить образ эфенди и объехать Восток как житель Востока.

Из сказанного легко, таким образом, сделать вывод о цели моих странствований от Босфора до Самарканда. Геологические и астрономические исследования были вне сферы моей специаль-ности, а в образе дервиша-инкогнито, который мне пришлось принять, даже невозможны. Мое внимание было большей частью устремлено к народам Средней Азии, социальное и политическое положение которых, их характер, обычаи и нравы я пытаюсь, в меру моих слабых сил, обрисовать на этих страницах. Геогра-фию и статистику, насколько позволяли моя подготовка и обстоятельства, я никогда не упускал из виду, но самым боль-шим приобретением моего путешествия я всегда буду считать сведения в области филологии, которые после продуманной обработки я представлю ученому миру. Таким образом, эти сведения, а не настоящие заметки следует считать плодом моего путешествия, во время которого я месяцами странствовал, *[20] *облаченный в жалкие лохмотья, лишенный насущной пищи и пребывая в постоянной опасности умереть мучительной смертью. Меня, пожалуй, упрекнут в односторонности, однако если годами преследуешь определенную цель, то никогда нельзя забывать слов: "Non omnia possumus omnes"^3 .

Как человек, чужой на том поприще, на которое я вступаю, публикуя эти мемуары, я совершил, может быть, некоторые ошибки в изложении или выборе материала. Впрочем, я остав-ляю за собой право на последующее, более подробное описание, однако в настоящий момент мне представлялось наиболее целесообразным просто и без прикрас рассказать обо всем, что я видел и слышал, пока впечатления еще свежи. Удалось ли мне это, я и сам сомневаюсь. Читатели и критики, возможно, многим будут недовольны, может быть, на приобретенный мною опыт посмотрят как на слишком малую награду за перенесенные трудности; но прошу не забывать, что я возвращаюсь из страны, где слышать считается бесстыдством, спрашивать - преступле-нием, записывать - смертным грехом.

Чтобы избежать нарушения хода повествования, я разделил эту книгу на две части. Первая часть представляет собой описа-ние моего путешествия от Тегерана до Самарканда и обратно, а вторая содержит заметки, которые я смог собрать о географии, этнографии, политическом и социальном положении Средней Азии. Надеюсь, что читатель проявит равный интерес к обеим частям, так как во время своего путешествия я прошел дорогами, на которые до меня не ступал еще ни один европеец, а мои заметки касаются предметов, о которых до меня писали мало либо не писали вовсе. В Германии, в колыбели и на родине филологии, большее внимание привлечет, наверное, мое собра-ние лексики чагатайского и восточнотюркских языков, однако льщу себя надеждой, что нация, из среды которой вышел вели-чайший географ нашего столетия, не оставит без внимания также и эти страницы.

Пешт, декабрь 1864 г.

Вамбери.

*[21] **I* *ЧАСТЬ*

*I*

*От Тебриза до Тегерана. - Прибытие в Тегеран и прием в турецком посольстве. - Персидский и турецкий образ жизни. - Европейские посольства и европейцы на службе шаха. -* *Фаррух-хан и посольства Бельгии, Пруссии и Италии. - Герат и помехи моему дальнейшему путешествию. *

Тот, кто путешествовал по Персии в середине июля, поймет, как радуется путешественник, преодолев расстояние от Тебриза до Тегерана. Это всего 15, может быть, даже 13 караванных станций. До чего же страшно устаешь, однако, когда обстоятельства принуждают под палящим солнцем медленно трусить на навью-ченном муле по сухой скудной местности, характерной почти для всей Персии. О как горько обмануты те, кто прежде изучал Персию по Саади, Хагани и Хафизу, но еще горше тем, кто долгое время грезил прекрасными фантазиями "Западно-восточного дивана", "Восточными мотивами" Виктора Гюго или великолепными описаниями Томаса Мура! Проехав всего лишь две станции на пути к Тегерану, наш джилоудар [проводник] дога-дался сменить дневные переходы на ночные, однако это тоже имело свою плохую сторону, так как в Персии прохладные вечера располагают ко сну, а медленный шаг животных действует убаюкивающе, и приходится как следует держаться, а часто даже привязываться, чтобы Морфей не сбросил седока на острые мелкие камни, усеивающие дорогу. Человек Востока, привыкнув к этой вечной пытке, сладко спит в любом седле, будь то на лошади, верблюде, муле или осле, и мне всегда было весело смотреть на долговязого и долгополого перса, лежащего на низкорослом ослике. Едва не касаясь ногами земли и положив голову на холку терпеливого животного, перс может преспокой-но проспать несколько станций. Меня же к тому времени нужда, мать всякой изобретательности, еще многому не научила, и пока большинство моих спутников, двигаясь потихоньку вперед рядом со мною, сладко спали, у меня было достаточно времени, чтобы изучить на досуге путь Керванкуша^4 и Первин (Плеяд), и я то и дело с нетерпением поглядывал туда, где должны были по-явиться Сухейл (Орион) и Сетареи - и собх (Утренняя звезда), ибо тогда мы доберемся до станции и кончатся мои мучения.

*[22] *Неудивительно поэтому, что я походил на недоваренную рыбу, когда 13 июля 1862 г. приближался к персидской столице. Мы остановились в двух английских милях от нее, на берегу ручья, напоить животных. Остановка разбудила моих спутников, и они, еще протирая со сна глаза, указывали мне на Тегеран, лежащий к северу-востоку от нас. Я пригляделся и увидел в том направлении голубоватую дымку, стлавшуюся длинными поло-сами, сквозь которые там и сям можно было различить сверкаю-щий купол. Лишь позже, когда эта завеса постепенно рассеялась, я имел удовольствие узреть перед собой Дар ул-Хилафе, рези-денцию верховной власти, во всем ее неприкрытом убожестве.

Я въехал в город через ворота Дарваза-Ноу, и вряд ли скоро забудутся те трудности, с которыми я столкнулся у въезда в ворота, прокладывая себе путь сквозь страшную сумятицу напиравших друг на друга ослов, верблюдов и мулов, навьючен-ных соломой, ячменем и тюками с персидскими и европейскими товарами. Поджав под себя в седле ноги и покрикивая налево и направо: "Хабардар! Хабардар!" ("Берегись!"), как это делали все другие, я сумел в конце концов проникнуть в город. С не меньшим трудом проехал я по базару и очень обрадовался, когда без единого ушиба, рваной или колотой раны добрался до дворца турецкого посольства.

Что за дела в турецком посольстве были у меня, венгра, которого венгерская Академия наук направила с научным поручением в Среднюю Азию, уважаемый читатель поймет, если он прочитал предисловие к моим запискам; и я прошу прочесть его, хотя многие считают предисловия в общем-то бесполезной чепухой, не заслуживающей внимания.

Хайдар-эфенди, который в ту пору представлял Порту при персидском дворе и в том же качестве находился прежде в Петер-бурге и Париже, мне был знаком по Константинополю; невзирая на это, я взял несколько писем от его лучших друзей и, полагаясь на испытанное не раз гостеприимство турок, был вполне уверен в хорошем приеме. Итак, я входил в турецкое посольство, как будто переступал порог своего будущего местожительства. По-скольку господа из посольства переехали в свой яйлак (летнюю резиденцию) в Джизаре, в восьми английских милях от Тегерана, я только переменил платье и, вознаградив себя несколькими часами отдыха за бессонные ночи, сел на осла, нанятого для загородной прогулки, и уже через два часа оказался среди эфенди, сидевших в роскошной шелковой палатке за обедом, который в моих глазах был еще более роскошен, нежели палатка. Прием как со стороны посла, так и со стороны секретарей был самым радушным. Мне сразу нашлось место за столом, и немного спустя завязался нескончаемый разговор о Стамбуле и его природных красотах, о султане и образе его правления. Воспо-минания о Босфоре в Тегеране доставляют истинное наслажде-ние, и нет ничего удивительного, что в течение беседы проводи-лись сравнения между персидским и турецким образом жизни.

* [23] *Если следовать первому впечатлению, то прославленный в поэзии Иран может показаться ужасающей пустыней, а Турция - земным раем. Я отдаю должное персу: он учтив, сообразителен и остроумен, чего не скажешь об османе, но зато я нахожу у османа искренность и честное простодушие, чего нет у перса. То, что все персы наделены необычайно высоким поэтическим чувством, - прекрасно, но, по-моему, еще более прекрасно то, что османы прилежнее изучают европейские языки и потихоньку собираются заниматься химией, физикой и историей.

Поздняя ночь прервала нашу беседу. В последующие дни я был представлен в остальных европейских посольствах, распо-лагавшихся там же. Господина Гобино, посланника француз-ского императора, я нашел в саду, расположенном как бы в котловине, в маленькой палатке, где было страшно жарко; мне хотелось сказать: и поделом ему! Что надо французам в Персии? Мистер Алисон жил более удобно, в саду Гулахек^5 , приобретенном его правительством. Он был очень любезен со мною, и у меня часто бывала возможность за его гостеприимным столом изучать вопрос, почему же все-таки английские полно-мочные представители повсюду выделяются среди своих коллег роскошью и комфортом.

Помимо европейских дипломатов я нашел в то время в Теге-ране несколько французских и итальянских офицеров, а также одного австрийского офицера инженерных войск, фон Гастайгера, которые состояли на службе у шаха, получая неплохое жалованье. Эти господа собирались, как я слышал, многое сделать, и они обладали для этого достаточными способностями, однако не знающее никакой системы правительство страны и низкие интриги персов тормозили их действия.

Фаррух-хан совершал свою поездку по Европе, чтобы убедить наши кабинеты в том, насколько заинтересованы персы во вступлении в концерт государств, и повсюду просил оказать помощь, с тем чтобы они как можно быстрее добились получения чудодейственного эликсира, называемого цивилизацией. Наши европейские министры были весьма добросердечны и возымели абсолютное доверие к господину Фаррух-хану, который носил длинную бороду, длинное платье и высокую меховую шапку и выглядел очень серьезным. И вся Европа уже поверила, что Персия теперь и в самом деле европеизируется. Туда отправились толпы офицеров, артистов и ремесленников; пошли даже еще дальше и поспешили нанести ответные визиты вежливости чрез-вычайному послу шаха, - все это из-за того, что на Персию смотрели как на страну, с правительством которой можно иметь дело, и хотели оказать ей должные почести. Вот так и получи-лось, что маленькая Бельгия с немалыми издержками снарядила в Персию посла для заключения торговых соглашений, изучения условий для развития торговли и бог знает каких еще фокусов. Он прибыл, и я не думаю, что его первое донесение в мини-стерство начиналось со слов "veni, vidi, vici" ^6 ; и тем более я не* [24] *думаю, что у него появится желание во второй раз посетить la belle Perse^7 . За Бельгией последовала Пруссия. Ученому дипломату барону фон Минутоли, которому была доверена миссия, пришлось, к сожалению, поплатиться своей жизнью. Жажда знаний привела его в южную Персию, и он пал жертвой зачум-ленного воздуха всего в двух днях пути от божественного Шираза (как его называют персы). Теперь он покоится в этом городе, позади Баг-и Тахта, в сотне - другой шагов от Хафиза и Саади.

Через несколько дней после моего приезда прибыло посольст-во нового итальянского королевства. Оно насчитывало свыше 20 человек и подразделялось на дипломатическо-военный и научный отделы. Их цели навсегда остались для меня тайной. Рассказ об оказанном ему приеме прибережем для другого раза, а теперь займемся приготовлениями к нашему путешествию.

Итак, благодаря любезной предупредительности моих покро-вителей я жил в турецком посольстве в условиях, явно не подходящих для будущего нищенствующего дервиша^8 . Однако удобства были мне совсем не по душе, и я уже был склонен после десятидневного отдыха в Тегеране продолжить свое путешествие через Мешхед и Герат, если бы, к сожалению, на моем пути не появились препятствия, которых я уже заранее опасался. Дело в том, что уже в то время, когда я уезжал из Константинополя, мне стало известно из прессы о войне, которую Дост Мухаммед-хан вел против Султан Ахмед-хана, своего зятя, в качестве его вассала правившего Гератом, потому что тот изменил ему и признал верховную власть персидского шаха^9 . Мне казалось, что наши европейские газеты преувеличивают это дело и что вся эта история не должна нагнать на меня особого страха; я не считал ее препятствием и отправился в путешествие. Однако здесь, в Тегеране, всего в 32 днях пути от театра военных действий, мне, к величайшему моему сожалению, рассказали, что война действительно прервала всякое сообщение в тех краях и что с той поры, как началась осада, ни один караван и тем более ни один путешественник не прибывали из Герата и не отправлялись туда. Даже персы не осмеливались подвергать свое добро и саму жизнь риску, но еще рискованнее это было для европейца, чьи иноземные черты бросились бы, конечно, в глаза в той дикой азиатской местности, так как появление европейца даже в мирное время привлекает к себе внимание недоверчивого жителя Востока, теперь же афганцы, безусловно, приняли бы его за шпиона и жестоко бы с ним расправились. Положение начало для меня проясняться, и скоро я убедился в том, что продолжать путешествие в данное время при таких обстоятельствах невозмож-но, а для того, чтобы на пути в Бухару не оказаться среди зимы в пустынях Средней Азии, я принял вскоре решение отложить дальнейшее путешествие до следующего марта. Тогда впереди у меня будет прекрасное время года, и, может быть, к тому времени изменится политическая ситуация, из-за которой теперь забаррикадирован Герат, ворота Средней Азии.

*[25] *Не раньше начала сентября смирился я с этой необходи-мостью, и пойми, дорогой читатель, как неприятна мне была мысль провести пять - шесть месяцев в стране, которая представ-ляла для меня только второстепенный интерес и о которой уже появилось так много великолепных описаний. Не для того, чтобы изучить Персию, а скорее ради того, чтобы уберечь себя от вредного для моих будущих планов покоя, я покинул своих гостеприимных турецких хозяев и наполовину дервишем отпра-вился через Исфахан в Шираз, чтобы по крайней мере доставить себе удовольствие собственными глазами увидеть столь часто описываемые памятники древней иранской культуры.

*II*

*Возвращение в Тегеран. - Помощь, оказываемая суннитам, дервишам и хаджи в турецком посольстве. - Автор знакомится с караваном татарских хаджи^10 , возвращающихся из Мекки. - Различные пути. - Автор решает присоединиться к хаджи. - Хад-жи Билал. - Автора представляют его будущим спутникам. - Выбран путь через земли йомутов и Великую пустыню.*

Приблизительно в середине января 1863 г. я уже снова был в Тегеране в кругу своих гостеприимных турецких покровителей. Теперь, разумеется, дело обстояло совершенно по-иному с при-готовлениями и моим окончательным решением; я устал от колебаний и наконец твердо решил осуществить свой план, даже если потребуются величайшие жертвы. В посольстве существовал давний обычай оказывать помощь хаджи и дервишам, которые ежегодно в немалом числе проходили из Бухары, Хивы и Коканда через Персию в Турцию. Это было истинным благодеянием для несчастных нищих-суннитов в Персии, которым шииты-персы не подавали ни гроша. Таким образом, в посольской гостинице неделями жили гости из далекого Туркестана, и я был бесконечно рад, если мне удавалось заполучить в свою комнату оборванного татарина^11 , который рассказывал много интерес-ного о своей родине и беседа с которым имела большую ценность для моих филологических занятий. Этих людей поистине изумля-ла моя предупредительность; они, конечно, и понятия не имели о моих целях, и скоро в караван-сарае, который находился на их обычном пути, распространилась молва, что у Хайдар-эфенди, посланника султана, великодушное сердце, а Решид-эфенди (это имя я присвоил своей скромной особе) обходится с дервишами, как со своими братьями, и, весьма вероятно, сам переодетый дервиш.

Поскольку обо мне сложилось такое мнение, меня ничуть не удивляло, что странствующие дервиши сначала приходили ко* [26] *мне, а затем к министру [посланнику], ибо доступ к последнему часто был им не дозволен и лишь благодаря моему посредни-честву они могли получать свои оболы или исполнять другие желания. Так было и утром 20 марта, когда четверо хаджи пришли ко мне с просьбой представить их посланнику султана, потому что они хотели пожаловаться на персов, которые взяли с них у Хамадана на обратном пути из Мекки суннитский налог, который давно запрещен султаном и который порицается даже персидским шахом (Добрые татары думают, что весь мир должен повиноваться султану, главе их религии. В глазах суннитского мира законный халиф (преемник) Мухаммеда тот, кто владеет аманати шарифе, т. е. благородным наследием, которое вклю-чает: 1) все реликвии, хранящиеся в Стамбуле в здании Хиркаи-Саадет, например плащ, знамя, бороду и зубы пророка, потерянные им в одном сражении, предметы одежды, Коран и оружие, принадлежавшие первым четырем халифам; 2) обладание Меккой и Мединой, Иерусалимом и другими местами паломничест-ва мусульман). "Мы не хотим от его превосходительства денег, - говорили они, - мы только хотим, чтобы в будущем наши соотечественники-сунниты могли беспрепятственно посещать святые места". Такие бескорыстные слова из уст людей Востока поразили меня, я пристально всматривался в лица моих гостей и должен открыто признать, что, несмотря на всю кажущуюся дикость, несмотря на жалкое одеяние, я нашел в них нечто благородное и с первого взгляда почувствовал к ним тайное расположение.

Я вступил с ними в весьма долгий разговор, чтобы подробнее узнать об их спутниках и о пути, который они проделали от родных мест до Мекки, и о маршруте, которым они намерева-лись следовать до Тегерана. Говорил большей частью хаджи из Китайской Татарии^12 , именуемой также "Малой Бухарией", прикрывавший свои лохмотья новым зеленым джуббе (суконная верхняя одежда), с огромным белым тюрбаном на голове, своим горящим взглядом демонстрировавший превосходство над остальными спутниками. Отрекомендовавшись придворным имамом Ванга (китайского губернатора) из Аксу (провинция Китайской Татарии), уже дважды посетившим святые места и потому хаджи вдвойне, он познакомил меня с сидевшим рядом с ним спутником и пояснил мне, что присутствующих здесь людей следует считать предводителями небольшого каравана хаджи, насчитывающего 24 человека. "Наше общество, - продолжал оратор,- состоит из молодых и старых, богатых и неимущих, благочестивых ученых и мирян, однако все мы живем в полном мире и согласии, так как все мы из Коканда и Кашгара (Название "Кашгар" употребляется часто для обозначения всей Китайской Татарии.) и среди нас совсем нет бухарцев, этих ехидн рода человеческого". О враждебном отношении узбекских (татарских) племен Средней Азии к таджикам (персидскому коренному населению) мне было уже давно известно, вот почему об этом я не хотел больше ничего* [27] *расспрашивать, а с большой охотой выслушал сообщение о пла-не, которому они намеревались следовать, продолжая свой путь домой. "Отсюда на родину, - объяснили мне татары, - у нас есть четыре пути: 1) через Астрахань, Оренбург и Бухару, 2) через Мешхед, Герат и Бухару, 3) через Мешхед, Мерв и Бухару, 4) через Туркменскую пустыню, Хиву, Бухару. Два первых пути слишком дороги для нас, да и война в Герате - немалое препят-ствие; несмотря на то что оба последних пути очень опасны, мы должны выбрать один из них и хотим посоветоваться с тобой об этом".

Я беседовал с этими людьми уже целый час, мне определенно нравилась их чистосердечность, и, хотя необычные черты лица чуждой расы, жалкая одежда и бесчисленные следы тяжких странствий придавали этим людям совершенно дикий, устра-шающий вид, я не мог удержаться от мысли: не совершить ли мне свое путешествие в Среднюю Азию с этими паломниками? Они были бы для меня наилучшими наставниками; кроме того, они принимали меня за дервиша Решид-эфенди и видели меня в этой роли в турецком посольстве; кстати, они были не в лучших отношениях с Бухарой, единственным городом в Средней Азии, которого я, бедный, действительно боялся, ибо бояться меня, естественно, научила несчастная участь моих предшественников. Поэтому я немедля сообщил им о своем намерении. Я знал, что они начнут расспрашивать меня о побудительных причинах. Уважаемый читатель поймет, конечно, что я не мог рассказать этим истинным сынам Востока о своих научных целях; они сочли бы смешным, что такая абстрактная цель побуждает эфенди, т. е. господина, подвергать себя стольким опасностям и затрудне-ниям; может быть, они нашли бы в этом повод для подозрений. Человеку Востока неведома жажда знаний, и он не верит в ее существование. Поскольку я не хотел резко выступать против воззрений этих сынов Средней Азии, крайне фанатичных мусуль-ман, мне надлежало прибегнуть к основательной лжи, так чтобы это не только льстило моим спутникам, но и способствовало поставленным мною целям. Я сказал им, что уже давно испыты-ваю тайное, но страстное желание увидеть Туркестан (Среднюю Азию), этот единственно еще оставшийся чистым источник мусульманской добродетели, и посетить святые места Хивы, Бухары и Самарканда. Это намерение, уверял я их, привело меня из Рума (Турции) сюда; уже год, как я жду в Персии, и теперь благодарю бога, что он послал мне спутников, подобных им (указывая на моих татар), с которыми я смогу продолжать свой путь и осуществить свое желание.

Когда я окончил свою речь, добрые татары смотрели на меня с истинным изумлением, но скоро они оправились от удивления, вызванного моими замыслами, и я заметил, что теперь они окончательно уверились в том, о чем раньше лишь подозревали, а именно в том, что я дервиш. Они бесконечно рады, говорили мои новые знакомые, что я считаю их достойными дружбы,* [28] *соглашаясь отправиться с ними в столь дальний и опасный путь. "Мы все готовы стать не только твоими друзьями, но и твоими слугами, - говорил Хаджи Билал (так звали вышеупомянутого оратора), - но только мы должны обратить твое внимание на то, что дороги в Туркестане не так удобны и безопасны, как в Персии и Турции. На наших дорогах часто неделями не бывает ни крова, ни хлеба, даже ни капли питьевой воды, к тому же приходится опасаться, что тебя убьют, возьмут в плен и продадут в рабство или же ты будешь заживо погребен песчаными бурями. Обдумай как следует свой план, эфенди, чтобы не раскаяться, когда будет уже поздно, и мы не хотим, чтобы ты обвинял нас в своем несчастье. Ты ни в коем случае не должен забывать, что наши соотечественники далеко отстали от нас в опытности и знании света и, несмотря на все свое гостеприимство, они всегда подозрительно смотрят на чужого человека. А как ты один, без нас, совершишь далекое обратное путешествие?"

Нетрудно догадаться, что эти слова произвели на меня сильное впечатление, но они не смогли поколебать моего плана. Я рассеял опасения своих друзей, рассказав о перенесенных ранее тяготах, о моем отвращении к земным удобствам и особенно к европейской одежде, которую мы ex officio^13 должны носить. "Я знаю, - сказал я, - что земной мир напоминает гостиницу (Михманханеи пянджрузи, т.е. пятидневная гостиница, - слова, которыми философы Востока обозначают наше пребывание на земле.), где мы снимаем комнату лишь на те несколько дней, которые составляют наше бытие, и вскоре съезжаем, чтобы дать место другим, и мне смешны нынешние мусульмане, которые печалятся не только о завтрашнем дне, но и за десятилетия вперед. Дорогие друзья, возьмите меня с собой, мне надо порвать с мерзкими заблуждениями, которые мне донельзя надоели".

Этого было достаточно. Они и без того не собирались противиться, поэтому предводители каравана дервишей тотчас приняли меня в число товарищей по путешествию, мы обнялись и расцеловались, причем мне пришлось пересилить себя, когда я ощутил столь близко их одежды и тела, пропитанные все-возможными запахами. Однако дело было сделано, и мне остава-лось только повидать моего покровителя Хайдар-эфенди, сооб-щить ему о моем намерении, просить оказать мне поддержку и отрекомендовать меня хаджи, которых я хотел немедленно ему представить.

Поначалу я, конечно, встретил немалое сопротивление. Меня называли безумцем, который собирается отправиться туда, от-куда еще не вернулся ни один из моих предшественников, да еще в сопровождении людей, которые готовы будут убить меня ради жалких грошей. Мне рисовали ужасные картины, но так как было видно, что все старания свернуть меня с избранного мною пути бесполезны, начали давать советы и старались, как могли, помочь мне. Хайдар-эфенди принял хаджи, устроил их дела,* [29] *рассказал о моих намерениях в том же духе, что и я сам, и поручил меня их гостеприимству, заметив, что они могут рассчитывать на ответные услуги, поскольку в их руки вверена судьба эфенди, должностного лица султана.

Я не присутствовал при этом визите, однако слышал, что они обещали свою верность. Уважаемый читатель увидит, как честно они сдержали слово, как протекция благородного турецкого посланника спасла мою жизнь, которой столь часто грозили опасности, и как верность моих спутников-хаджи не раз выводи-ла меня из самого затруднительного положения. Позже я узнал, что, когда речь во время беседы зашла о Бухаре, Хайдар-эфенди выразил неодобрение политике эмира (Эмиром называют правителя Бухары. Правителей Хивы и Коканда именуют ханами.) и что это очень обра-довало моих спутников, поскольку они были того же мнения. Потом он потребовал список полностью неимущих путешествен-ников и выдал им около 15 дукатов - щедрое пособие для людей, не стремящихся к иной роскоши, кроме хлеба и воды.

Наш отъезд был назначен на восьмой день. В это время меня часто навещал только Хаджи Билал; он познакомил меня со своими соотечественниками из Аксу, Яркенда и Кашгара, кото-рые показались мне скорее мерзкими бродягами, чем благо-честивыми паломниками. Но особое участие он проявлял к свое-му приемному сыну Абдул Кадеру, парню лет двадцати пяти, которого он рекомендовал мне в качестве famulus^14 . "Он верный малый, только нерасторопный, - говорил Хаджи Билал, - но он многому от тебя научится. Пусть он в дороге тебе прислуживает: печет хлеб и готовит чай, он это хорошо умеет". Но истинное намерение Хаджи Билала состояло в том, чтобы Абдул Кадер помогал мне не только печь хлеб, но и есть его, так как с ним был еще один его приемный сын, а двое молодцов, изголодавшихся от пешеходных странствий, были слишком тяжелым бременем для моего друга. Я обещал принять это предложение, вызвав большую радость.

Говоря откровенно, частые посещения Хаджи Билала могли бы возбудить у меня подозрение, я мог бы подумать: этот человек считает тебя выгодной добычей и изо всех сил старается заполучить тебя, опасаясь, что ты еще не принял решения и колеблешься. Но нет, я не смел и не хотел подозревать ничего дурного. Для того чтобы убедить его в своем безграничном доверии, я показал ему ту небольшую сумму денег, которую собирался взять с собою в дорогу, и попросил его точно проинструктировать меня, как мне следует одеться и держать себя, какие манеры и обычаи я должен усвоить, чтобы сделаться как можно больше похожим на своих спутников и, не привлекая к себе внимания, оставаться незамеченным. Эта просьба ему очень понравилась, и нетрудно догадаться, что я получил от него диковинные наставления. Прежде всего он посоветовал мне* [30] *обрить голову и сменить мой тогдашний турецко-европейский костюм на бухарский, а также по возможности обходиться без постели, белья и прочих предметов роскоши. Я в точности последовал его предписаниям, и поскольку моя экипировка была делом очень легким, я скоро закончил свои приготовления и уже за три дня до назначенного срока был готов к дальнему путе-шествию.

В один прекрасный день я отправился в караван-сарай, где квартировали мои спутники, с ответным визитом. Они занимали две маленькие кельи, в одной жили 14, в другой - 10 человек. Никогда мне не забыть первого впечатления, которое произвели на меня эти две дыры, вместилища грязи и нищеты. Только у немногих были средства для продолжения путешествия, боль-шинству же приходилось полагаться на нищенский посох. Я застал их за занятием, описанием которого не хочу пробудить отвращение у уважаемого читателя и к которому тем не менее мне тоже приходилось прибегать позднее. Они приняли меня очень радушно, приготовили зеленый чай, и я претерпел адские муки, выпив большую бухарскую миску зеленоватой воды без сахара. Они были весьма любезны и предложили мне вторую, но я, принеся извинения, отказался. Затем мне представилась возможность обнять всех моих спутников, причем каждый проя-вил ко мне почтение и приветствовал меня как брата. Я должен был с каждым в отдельности преломить хлеб, после чего мы все уселись в кружок, чтобы обсудить и окончательно избрать предстоящий нам путь.

Как я уже говорил, из двух дорог надо было выбрать одну. Оба пути были опасны, так как нужно было пересечь пустыню, где хозяйничали туркмены, и различались в основном только населяющими ту или иную ее часть племенами. Дорога через Мешхед, Мерв и Бухару была короче, но нам пришлось бы проходить мимо племени теке, самого дикого из всех туркмен-ских племен; оно не щадит никого и продало бы в рабство самого пророка, если бы он попался ему в руки. На другом пути жили туркмены племени йомут, народ простодушный и гостеприим-ный, но зато надо было сделать 40 переходов пустыней, без единого источника питьевой воды^15 . После некоторых замечаний был выбран путь через земли йомутов, Великую пустыню, Хиву и Бухару. "Лучше бороться против злых сил природы, чем против злобы людей, - считали мои друзья, - бог милостив, а мы на его пути, и он нас не оставит". В подтверждение решения Хаджи Билал затянул молитву; пока он говорил, мы сидели с поднятыми кверху руками, а когда он кончил, каждый, взяв-шись за бороду, громко произнес: "Аминь!" Мы встали со своих мест, и мне сказали, чтобы рано утром послезавтра я пришел сюда заблаговременно, и мы все вместе отправимся в путь.

Я пошел домой и все эти два дня находился в состоянии величайшей и сильнейшей борьбы с самим собой. Еще раз перебирал я угрожавшие мне в путешествии опасности. Мне* [31] *хотелось доискаться до причин, которые бы оправдали столь рискованный шаг: однако я был как в пьяном дурмане и не мог рассуждать. Напрасно указывали мне на тайные злобные намере-ния моих спутников, напрасно пугали меня печальной участью Конолли, Стоддарта и Муркрофта и совсем недавним несчастьем с Блоквиллем, который попал в руки туркмен и был выкуплен из рабства за 10000 дукатов. Все это казалось мне делом случая и ничуть меня не отпугивало. У меня было лишь одно опасение, а именно: достанет ли у меня физических сил вынести трудности, посылаемые стихией, вызываемые непривычной пищей, длитель-ным отсутствием крова при плохой одежде и без всякой постели, и смогу ли я со своей хромой ногой, из-за которой я очень быстро устаю, совершать пешие марши? Только в этом и усматривал я истинный риск моего путешествия.

Не стоит и говорить, кто оказался победителем в этой душевной борьбе. Накануне вечером я простился со своими друзьями в турецком посольстве. Тайна путешествия была доверена лишь двоим; в европейской колонии думали, что я отправляюсь в Мешхед, тогда как я покинул Тегеран, чтобы продолжить свое путешествие в направлении к Астрабаду и Каспийскому морю.

*III*

*Отъезд из Тегерана в направлении на северо-восток. - Члены каравана. - Ненависть шиитов ко всем хаджи. - Мазендеран. - Сираб. - Хефтен. - Тигры и шакалы. - Сари. - Каратепе.*

28 марта ранним утром я появился в караван-сарае, назначенном месте встречи. Те из моих друзей, которым средства позволяли нанять мула или осла до персидской границы, были уже во всем параде готовы к отъезду, пешие также уже надели свои чарыки, обувь, принятую у солдат-пехотинцев, и со святыми посохами из финикового дерева, судя по всему, с нетерпением ожидали знака к выступлению. К великому моему удивлению, я увидел, что жалкое одеяние, которое они носили в Тегеране, было их город-ским, т.е. нарядным, костюмом. Чтобы сберечь его, все они надели теперь дорожную одежду, состоявшую из тысячи лох-мотьев, подвязанных веревкой вокруг бедер. Вчера я казался себе в своей одежде нищим, сегодня же в кругу этих людей я был королем в парадном платье. Наконец Хаджи Билал поднял руки для напутственной молитвы, и, едва взявшись за бороду, чтобы сказать "аминь", пешие странники гигантскими шагами устреми-лись к воротам, опережая нас, ехавших верхом.

Наш маршрут шел от Тегерана на северо-восток к Сари, до которого мы должны были добраться в восемь переходов. Поэтому мы направились к реке Джадеруд и Фирузкуху, *[32] *оставили слева Таушан-тепе [Даушан-тепе], небольшой шахский охотничий замок, и через час были у въезда в горный проход, откуда в последний раз можно было увидеть окрестности Тегера-на. Я не мог не оглянуться еще раз. Солнце было, как говорят на Востоке, уже на высоте копья, и его лучи освещали не только Тегеран, но и далекие позолоченные купола Шах-Абдул-Азима [Шах-Абдоль-Азим]; природа в Тегеране в это время года роскошна, и я должен признаться, что город, который в прошлом году по приезде произвел на меня столь неприятное впечатление, теперь показался мне восхитительно прекрасным. Этот взгляд был прощанием с последним форпостом нашей замечательной европейской цивилизации; я шел туда, где мне предстояло встре-титься с крайней степенью дикости и варварства. Я был глубоко взволнован и, чтобы мои спутники не заметили этого, быстро направил лошадь в горный проход, у входа в который для меня уже были написаны суровые слова: "Lasciate ogni speranza"^16 .

Тем временем мои коллеги принялись громко читать отрывки из Корана и распевать талкины (гимны)^17 , как и подобает настоящим паломникам. Они прощали мне то, что я не принимал никакого участия в их занятиях, так как знали, что румы (османы) воспитаны не в такой строгой вере, как жители Турке-стана, и надеялись, что общение с ними со временем воодушевит меня.

Между тем я, следуя за ними тихим шагом, хочу всех их представить читателю, потому что мы довольно долго будем путешествовать в их обществе и потому что они действительно были наичестнейшими людьми, которых я встречал в тех краях. Вот они: Хаджи Билал (1) из Аксу (Китайская Татария), придвор-ный имам китайско-мусульманского правителя той же провин-ции. С ним были его приемные сыновья Хаджи Иса (2 ) - малому шел шестнадцатый год - и Хаджи Абдул Кадер (3), о котором я уже упоминал. В компании, так сказать, под покровительством Хаджи Билала были, кроме того, Хаджи Юсуф (4), богатый крестьянин из Китайской Татарии, со своим племянником Хаджи Али (5), десятилетним мальчиком с крошечными киргизскими глазками. У них еще оставалось 80 дукатов на путевые расходы, поэтому их называли богачами, но это держалось в большой тайне. Они нанимали одну лошадь на двоих, пока один ехал верхом, другой шел пешком. Хаджи Ахмед (6) - бедный мулла, совершавший свое паломничество, опираясь на нищенский посох. Сходен с ним по характеру и обстоятельствам был Хаджи Хасан (7), отец которого умер в пути; теперь он возвращался домой бедным сиротой. Хаджи Якуб (8) - профессиональный нищий, каковое ремесло он унаследовал от своего отца. Хаджи Курбан senior (9 ) - родом крестьянин, который со своим точильным колесом избороздил всю Азию вплоть до Константинополя и Мекки, один раз дойдя через Тибет до Калькутты, а другой - через киргизские степи до Оренбурга и Таганрога. Хаджи Курбан junior (10) - тоже потерявший в пути отца, со своими братьями* [33] *Хаджи Саидом (11) и Хаджи Абдур Рахманом (12), болезненным четырнадцатилетним мальчиком, отморозившим ноги в снегу под Хамаданом и ужасно страдавшим всю дорогу до Самар-канда.

Все перечисленные выше паломники, из Хотана, Яркенда и Аксу, т.е. китайские татары двух соседних областей, принадле-жали к свите Хаджи Билала. Кроме того, он еще жил в дружбе с Хаджи Шейх Султан Махмудом (13) из Кашгара, молодым восторженным татарином из семьи известного святого Хазрети Афака, погребенного в Кашгаре. Отец моего друга Шейх Султан Махмуда был поэтом, целью его устремлений было совершить путешествие в Мекку; после многолетних страданий он достиг святого города и там умер. Поэтому его сын преследовал двоякую цель: он совершал паломничество одновременно к могиле своего пророка и своего отца. С ним были Хаджи Хусейн (14), его родственник, и Хаджи Ахмед (15), бывший китайский солдат полка Шива, вооруженного мушкетами и набиравшегося из мусульман.

Из Кокандского ханства был Хаджи Салих Халифе (16), претендент на титул ишана, т.е. шейха^18 , принадлежавший, таким образом, к полудуховному ордену, очень добрый человек, о котором мы еще часто будем говорить. Его сопровождали его сын Хаджи Абдул Баки (17) и брат Хаджи Абдул Кадер (18) - маджзуб, т.е. "вдохновленный любовью к богу"^19 ; стоило ему 2000 раз прокричать "Аллах!", как у него выступала пена изо рта и он впадал в наиблаженнейшее состояние. (Мы, европейцы, называем это падучей болезнью, впрочем, мы еще вернемся к этому предмету.) Хаджи Кари Масуд (19). "Кари" означает то же, что в Турции "хафиз", т.е. тот, кто знает наизусть Коран. С ним был его сын Хаджи Гиясуддин (20). Хаджи Мирза Али (21) и Хаджи Ахрар-Кули (22), у которого кое-что осталось в мешке из запасов на путевые расходы, и они нанимали одну лошадь на двоих. Хаджи Hyp Мухаммед (23) - купец, который уже второй раз побывал в Мекке.

Теперь мы продолжали свой путь по склонам Эльбурсской горной цепи, поднимавшейся все выше и выше. Мои друзья заметили мою подавленность и пытались утешить меня, особен-но Хаджи Салих; он ободрял меня и уверял, что все любят меня как брата. "Только бы бог помог нам выбраться из страны шиитских еретиков, и мы заживем вполне спокойно среди суннит-ских туркмен, наших товарищей по происхождению и вере". Я и в самом деле представил себе прекрасное будущее и поехал немного быстрее, чтобы присоединиться к бедным путникам, шедшим впереди нас пешком. Догнав их через полчаса, я увидел, что они, пешком добравшиеся из далекого Туркестана в Мекку и возвращавшиеся оттуда теперь домой, бодро продвигаются вперед. Одни из них пели песни, очень похожие на венгерские, другие рассказывали истории, приключившиеся с ними в пути. Эти развлечения доставили мне много радости, потому что* [34] *я знакомился с образом мыслей дальних народов. Едва отъехав от Тегерана я полностью перенесся в среднеазиатскую жизнь.

Пока я таким образом беседовал то с одним, то с другим путником, путешествие продолжалось обычным порядком. Днем было относительно тепло, а в ранние утренние часы сильно морозило, особенно в горах, так что я в своей скудной одежде не выдерживал и слезал с лошади, чтобы согреться ходьбой. Свою лошадь я предоставлял шедшему пешком хаджи, за что тот давал мне свой посох, и я довольно долго шел с ними пешком, причем они всегда развлекали меня живейшими описаниями своей родины, и если сады Маргелана, Намангана и Коканда в достаточной степени их воодушевляли, то они затягивали талькин, к их хору присоединял голос и я, выкрикивая изо всех сил: "Аллах, ай Аллах!" О каждой такой попытке сблизиться с ними молодые рассказывали старикам, которые очень радова-лись этому и всегда говорили: "Хаджи Решид (так меня называли мои спутники) - настоящий дервиш, из него выйдет толк".

После четырехдневного перехода мы пришли в Фирузкух, который расположен довольно высоко и дороги к которому нелегки. Город лежит у подножия горы, на вершине которой находится старая крепость, упоминаемая в "Шах-наме" (теперь это развалины); он значителен тем, что здесь кончается провин-ция Ирак-Аджеми и начинается Мазендеран. Утром следующего дня наш путь шел прямо на север; через три-четыре часа мы достигли обширного ущелья, собственно Мазендерана, которое ведет до самого берега Каспийского моря. Стоит путешествен-нику спуститься на несколько шагов от расположенного на вершине горы караван-сарая, как вместо голой сухой равнины внезапно появляется местность с пышной богатой раститель-ностью. Даже не веришь, что находишься в Персии, видя вокруг первобытные леса и радующую глаз зелень. Мы не будем пытаться описать Мазендеран и его красоты, ибо это уже сделали такие мастера, как Фрэйзер, Конолли и Бернс. Когда я проходил по Мазендерану, он был облачен в свой парадный костюм, прекрасные весенние одежды, и, бесспорно, был восхитителен. Эти чарующие впечатления прогнали последние следы печали. Величие природы заставило забыть опасности моего предприя-тия и пробудило во мне сладкие мечты о неизвестных чужих краях, где я буду странствовать, и о различных народах, нравах и обычаях, которые увижу. Конечно, в тех местах, думал я, природа представляет собой полную противоположность тому, что я вижу здесь, так как там меня ждут огромные ужасные пустыни, необозримые равнины и на протяжении многих дней постоянная нехватка воды; поэтому вдвойне приятней станови-лось теперешнее наслаждение природой.

На моих спутников Мазендеран также не смог не произвести впечатления. Только они всегда сожалели, что этот прекрасный джаннат (рай) находится в руках еретиков-шиитов. "Просто удивительно, - считал Хаджи Билал, - что все прекрасные места на *[35] *земле попали в руки неверных. Не зря пророк говорит: 'Ад-дунья сиджи аль-муминин ва джаннат аль-кафирин" ('Этот мир - тюрьма для верующих и рай для неверных")". Для доказа-тельства он приводил Индостан, где правили "инглизы", красоты России, которые он видел, и Френгистан, который ему расписы-вали как рай на земле. Хаджи Султан Махмуд старался утешить своих спутников, приводя в пример горную область между Ошем и Кашгаром. Он уверял меня, что она намного красивее Мазен-дерана, но я не мог представить себе этого. (Эту пограничную область между Кокандом и Восточным Туркестаном в последнее время часто посещали русские купцы и путешественники, которые и описали ее. Предметом подробного обсуждения сделался как раз путь, ведущий от берегов реки Нарын до Кашгара. Барон Ф. Р. Остен-Сакен в сопровождении В. А. Полторацкого прошел в 1867 г. от крепости Верное до западного побережья Иссык-Куля, оттуда через Алатау до Сонкёля (9400 футов над уровнем моря) и далее на юг до Чатыркёля (1150 футов над уровнем моря). Барон - ученый намеревался дойти до Кашгара, однако Якуб-кушбеги, бывший в то время регентом, воспрепятствовал этому, и 31 июля ему пришлось вернуться со станции Тизикташ-Караул, не завершив замысла. Лишь этим летом, а именно в мае 1872 г., удалось барону Каульбарсу, стоявшему во главе русской миссии, до-браться до Кашгара. По его сообщениям, а также по другим последним сведениям, путь через горы Кашгар-Даван не из приятных: от берегов реки Тоюн до столицы Восточного Туркестана путешественник должен преодолеть труднопроходимые суровые скалы^20 .)

У станции Сираб мы достигли северной оконечности мазендеранского ущелья, и начались бескрайние леса, которые тянутся до самого берега Каспийского моря. Мы шли по дороге, по-строенной шахом Аббасом II, которая, однако, во многих местах была совершенно разрушена. Местом нашего ночлега, к кото-рому мы теперь приближались, был Хефтен, расположенный среди прекрасного букового леса. Наша молодежь отправилась поискать источник хорошей воды для чая, и вдруг мы услышали крики ужаса; они примчались назад и рассказали, что у источника видели больших пятнистых животных, при их приближении умчавшихся огромными прыжками. Поначалу я думал, что это были львы, поэтому взял заржавевший меч и в указанном направлении, правда на значительном отдалении, обнаружил двух великолепных тигров, чьи красивые шкуры изредка показы-вались в чаще. Диких зверей в этом лесу, как мне рассказывали крестьяне, было очень много, однако на людей они нападали крайне редко. Зато никакого покоя нам не давали шакалы, которые, правда, боялись палки, но водились в таком количестве, что прогнать всех было невозможно. Конечно, шакалы не ред-кость во всей Персии, даже в Тегеране по вечерам слышен их вой, все же они никогда не подходят так близко к людям, как здесь. Они мешали мне всю ночь напролет, приходилось отбиваться руками и ногами, чтобы они не утащили мой мешок с хлебом или обувь.

На следующий день мы должны были добраться до Сари, главного города Мазендерана. Невдалеке от дороги находится Шейх-Таберси, место, где долго оборонялись бабиды^21 *[36] *(религиозные фанатики, отрекшиеся от Мухаммеда и проповедовав-шие коммунизм, нагоняя ужас на всю округу). Здесь изобиловали апельсиновые и лимонные деревья, чьи желтые и оранжевые плоды в темной зелени являли прелестное зрелище. Сари сам по себе вовсе не красив, но, должно быть, ведет значительную торговлю. Когда мы проходили по базару этого последнего персидского города, на нас в последний раз обрушился поток всевозможных проклятий и насмешек. Я не мог не ответить на эти наглые выходки, но не счел возможным посреди базара при скоплении сотен шиитов грозить палкой или мечом. В Сари мы пробыли ничуть не дольше, чем это понадобилось для того, чтобы нанять лошадей для переезда к берегу моря. Дорога пролегает через болота и трясины, и идти пешком нет никакой возможности. Отсюда есть несколько дорог до берега Каспия, а именно через Ферехабад (Парабад, как называют его туркме-ны), Гез [Бендер-Гез] и Каратепе. Мы выбрали последнюю, потому что там уже есть афганская, т.е. суннитская, колония, где мы могли рассчитывать на хороший прием; с некоторыми коло-нистами, людьми весьма добрыми, мы познакомились в Сари.

Отдохнув два дня в Сари, мы отправились в Каратепе и пришли туда лишь к вечеру, после утомительного девяти-часового пути. Дорогой мы уже начали бояться туркмен. Это морские разбойники; свои лодки они прячут на берегу, а сами совершают внезапные набеги далеко в глубь страны, зачастую возвращаясь к берегу моря с одним или даже двумя связанными персами^22 .

*IV*

Каратепе. - Автор в гостях у афганца Нуруллы. - Подозрение относительно моего звания дервиша. - Хаджи запасаются про-виантом для путешествия через пустыню. - Афганская колония. - Надир-шах. - Первый взгляд на Каспийское море. - Якуб, турк-менский моряк. - Талисман любви. - Посадка на судно, идущее в Ашуру. - Поездка по Каспийскому морю. - Русская часть Ашуры. - Русские военные паровые суда на Каспийском море. - Турк-менский предводитель на русской службе. - Опасение автора быть узнанным. Прибытие в Гёмюштепе [Гюмюшан] и в устье Гёргена [Горгана].

Нурулла, знатный афганец, с которым я познакомился еще в Сари, повел меня, когда мы прибыли в Каратепе, в свой дом, и поскольку я не решался жить отдельно от всех моих товарищей, он взял к себе также Хаджи Билала и не успокоился до тех пор, пока я не принял его приглашение. Сначала я не знал, в чем причина столь любезной услужливости, и лишь позднее понял, что он слышал об отношении ко мне турецкого посланника в Тегеране и взамен своей доброты хотел получить от меня *[37] *рекомендательное письмо, каковое я обещал ему и охотно дал перед отъездом.

Не успел я обосноваться в его доме, как комната заполнилась посетителями, которые один за другим усаживались вдоль стен, строго разглядывая меня большими глазами и затем сообщая друг другу составленное обо мне суждение, а позже и совсем громко высказываясь о характере моего путешествия. "Конечно, он не дервиш, - говорило большинство, - он меньше всего похож на дервиша, так как бедность его одежды резко противоречит чертам и цвету лица. Как нам говорили хаджи, он родственник посланника, который представляет нашего султана (при этом все встали) в Тегеране, и одному Аллаху известно, что ищет человек такого высокого происхождения среди туркмен, в Хиве и Бухаре".

Я был немало удивлен нахальством этих людей, которые сразу же, с первого шага, захотели сорвать маску с моего лица. Однако я разыграл из себя человека Востока, сидел, погруженный в глубокие благочестивые думы, и делал вид, будто совсем ничего не слышу. Поскольку я не хотел принимать никакого участия в разговоре, они обратились к Хаджи Билалу, который сказал, что я действительно эфенди, состоял на службе у великого султана, но вследствие божественного вдохновения удалился от мирского обмана и теперь совершаю зиарат (паломничество к святым могилам). На это многие покачали головой, однако этого предмета нельзя было больше касаться, так как настоящий мусульманин никогда не смеет сомневаться, если слышит об ильхаме, т.е. божественной восторженности или божественном вдохновении; даже если и говорящий и слушающий абсолютно убеждены в том, что это ложь, они должны выразить свое удивление возгласами: "Машаллах! Машаллах!". Впрочем, эта первая сцена показала мне достаточно ясно, что хотя я еще и нахожусь на персидской земле, однако достиг границы Средней Азии, так как, услышав недоверчивые расспросы этих немного-численных суннитов, расспросы, ни разу не коснувшиеся моей особы нигде в Персии, я смог легко составить себе представление о прекрасном будущем, ожидающем меня на родине этих людей. Часа два гости разглядывали меня и задавали всяческие вопросы, затем они удалились, а мы наскоро приготовили чай и отправи-лись на покой. Я уже собрался лечь спать, как вдруг ко мне подошел человек в туркменской одежде, которого я считал членом семейства, и весьма доверительно принялся рассказы-вать, что он вот уже 15 лет ездит по разным делам в Хиву и, хотя сам он родом из Кандагара, хорошо знает туркмен, узбеков и бухарцев; и теперь нам следует вместе поехать через Великую пустыню, и мы обязательно станем друзьями. Я отвечал ему: "Кулли муминин ихветун", т.е. "все верующие - братья", по-благодарил за дружбу и заметил, что сам я дервиш, поэтому мне очень дороги спутники, с которыми я уже давно путешествую. Он пытался продолжать разговор, но я дал понять, что хочу спать, он оставил меня в покое, и вскоре я действительно уснул.

*[38] *На другое утро Нурулла сообщил мне, что это был "терьяки", пожиратель опиума, к тому же продувная бестия, и я должен по возможности его избегать. Вместе с тем Нурулла обратил наше внимание на то, что нам следует здесь, в Каратепе, запастись провиантом - мукой и рисом - на два месяца, так как даже турк-мены, и те берут с собой необходимые припасы отсюда, а нам надо обеспечить себя до Хивы хотя бы хлебом. Я предоставил это дело Хаджи Билалу, а сам отправился на расположенный посреди деревни Черный холм (по-турецки "Кара тепе"), от которого и происходит название селения. На одной стороне живут персы, на другой - 125-150 афганских семей. Вероятно, в начале века афганская колония была гораздо более значитель-на; ее основал Надир-шах^23 , последний завоеватель азиатского мира, совершивший, как известно, свои величайшие подвиги совместно с афганцами и туркменами. Мне показали то место на холме, где он сидел, производя смотр тысячам диких всадников, собравшихся на великолепных конях с жаждавшими добычи саблями под его знамена из отдаленнейших уголков Великой пустыни. Рассказывают, что у Надира было по этому поводу веселое настроение и в Каратепе был праздник. Мне неизвестно, с какой целью была основана эта суннитская колония, но я нахожу, что по крайней мере теперь она приносит большую пользу, так как афганцы выступают посредниками в делах с туркменами; не будь их, многие персы месяцами томились бы в рабских оковах у туркмен, ибо некому было бы заняться их выкупом. Ту же самую услугу на Востоке Персии оказывают сунниты Хафа, Джама и Бахерза, только им приходится иметь дело с туркменами-теке, которые гораздо опаснее йомутов^24 .

С вершины Черного холма мне впервые удалось посмотреть на Каспийское море. Отсюда видно не открытое море, а часть его, отрезанная длинной косой, оканчивающейся у Ашуры, и называемая Мертвым морем. Издали коса, за которой можно долго следить взглядом, кажется узкой полоской, откуда тянутся кверху несколько деревьев. Вид пустынного берега не мог ни в коей мере вдохновить меня, я сгорал от нетерпения увидеть восточный берег моря и поспешил домой, чтобы узнать, насколько продвинулись приготовления к нашему переезду на туркменский берег, все заботы о котором взял на себя Нурулла.

Накануне вечером мне сказали, что нас берет в Ашуру, за кран с головы, афганское судно, доставляющее русским провизию, оттуда мы сможем за три-четыре часа добраться с туркменами до Гёмюштепе^25 . В самой Ашуре живет Хидр-хан, туркменский предводитель, состоящий на русской службе, который оказывает поддержку бедным хаджи и которого мы также сможем посетить. Все это нас очень обрадовало, и мы дали свое согласие. Поэтому я был крайне удивлен, узнав, что этот афганец готов к отъезду и собирается взять всех хаджи, за исключением моей скромной особы, поскольку меня считают тайным эмиссаром султана, а он, дескать, не хочет потерять у русских свой хлеб, взяв на судно* [39] *такую личность. Подобное заявление меня немало изумило. Но я очень обрадовался, когда мои спутники объявили, что, если он меня не возьмет, они тоже не поедут, а лучше подождут другого случая. Об этом весьма напыщенным тоном рассказал мне курильщик опиума Эмир Мухаммед; позже пришел и сам афга-нец (он называл себя Анахан), выразил свое сожаление, обещал обо всем молчать и попросил рекомендательное письмо к Хайдар-эфенди. Я счел разумным не издать ни звука, чтобы он не истолковал мои слова как попытку успокоить его подозрения, от души посмеялся над его идеями и обещал ему оставить у Нуруллы несколько строк, адресованных в Тегеран, что я и сделал. Мне постоянно приходилось скрывать свое истинное лицо под покровом тайны или сомнения, так как человек Востока имеет обыкновение верить не тому, в чем его рьяно убеждают, а полагать совершенно противоположное; малейший протест с моей стороны означал бы в глазах этих людей подтверждение их предположений. Эта тема более не затрагивалась.

В тот же вечер мы узнали, что один туркмен, отправлявшийся прямо в Гёмюштепе, готов без всякого вознаграждения, просто из благочестия, взять с собой всех хаджи; нам надо было только рано утром явиться на берег, чтобы незамедлительно воспользоваться возможным попутным ветром.* *Я, Хаджи Билал и Хаджи Салих, признанный триумвират нищенского каравана, тотчас отправились с визитом к этому туркмену, которого звали Якуб. Он был молод, с необыкновенно смелыми глазами. Якуб обнял каждого из нас и согласился подождать еще один день, чтобы мы как следует запаслись провизией. Он уже получил благословение Хаджи Билала и Хаджи Салиха, и мы собрались уйти, как вдруг он отозвал меня в сторону и попросил ненадолго задержаться. Я остался. Тогда он, с некоторой застенчивостью, рассказал мне, что уже довольно долгое время питает несчастную неразделенную страсть к девушке из его племени и что один еврей, искусный чародей, который находится в данный момент в Каратепе, пообещал изготовить приворотный талисман (нусха), если ему удастся достать 30 капель свежего розового масла, прямо из Мекки, которое необходимо для написания волшебной формулы. "Мы знаем, - говорил Якуб, - что хаджи приносят из святого города розовое масло и другие благовония, а так как ты самый младший из предводителей, я обратился к тебе и надеюсь, что ты исполнишь мою просьбу". Меня не столь удивило суеверие этого сына пустыни, сколь вера в слова "премудрого" израильтянина, и так как у моих спутников действительно оказа-лось с собой розовое масло, его желание скоро исполнилось, и он по-детски радовался этому.

На другой день рано утром мы все собрались на берегу моря. У каждого кроме нищенской сумы был еще мешок с мукой. Прошло немало времени, прежде чем лодка (называемая "теймиль"), представляющая собой выдолбленное дерево, доставила нас на борт суденышка, которое из-за мелководья стояло в море,* [40] *на расстоянии одной английской мили. Я никогда не забуду этого переезда. Тонкий древесный ствол, выдолбленное нутро которого было в полном беспорядке заполнено пассажирами, мешками с мукой и прочим имуществом, в любой момент грозил пойти на дно, и нам просто повезло, что все мы сухими взошли на борт судна. У туркмен имеются три вида судов: а) кезебой, с одной мачтой и двумя парусами, большим и маленьким, которое они большей частью употребляют для грузовых перевозок; б) каюк, с одним парусом, быстроходное судно, употребляемое при их разбойничьих набегах, и в) теймиль, уже упомянутая лодка. Судно, предоставленное Якубом в наше распоряжение, было кезебой, оно доставило с острова Черекен [Челекен] на по-бережье Персии нефть, смолу и соль и теперь возвращалось к родным берегам, нагруженное фруктами.

Так как из-за отсутствия палубы все места были одинаковы, каждый сел там, где первым нашел себе удобное местечко, но Якуб заявил нам, что это помешает его действиям. Поэтому, взяв свой багаж и сумки с провизией, мы сели в два ряда вплотную друг к другу, как сельди в бочке, так что середина судна осталась свободной, и он с двумя своими товарищами мог свободно бегать взад и вперед. Наше положение, как легко себе пред-ставить, было не из приятных; днем было еще терпимо, а ночью, когда сон валил сидящих налево и направо, стало просто ужасно; приходилось по целым часам выносить тяжесть сладко храпев-шего хаджи. Часто на меня обрушивалось сразу двое спящих: справа и слева, и хотя я безмерно страдал, но не осмеливался будить их, потому что это считается большим грехом.

В полдень 10 апреля 1863 г. благоприятный западный ветер надул наши паруса и со скоростью стрелы погнал суденышко вперед. Слева от нас была узкая коса, справа - густо поросшие лесом, доходящие до самого моря горы, где возвышается замок Эшреф, построенный шахом Аббасом^26 , величайшим государем Персии. Прелесть нашего плавания еще более усиливалась благо-даря великолепной весенней погоде, и, несмотря на тесноту, я был в прекрасном расположении духа. Я мог бы предаваться мыслям о том, что сегодня покинул персидский берег и тем самым последнюю точку на земле, где было еще возможно раскаяние, но нет, ничего подобного не приходило мне в голову. Я был твердо убежден, что мои товарищи по путешествию искренне преданы мне и что с ними я готов встретить любую опасность.

К вечеру наступило безветрие, мы бросили якорь недалеко от берега, и нам разрешили по очереди приготовить чай на малень-ком судовом очаге. У меня в поясе было спрятано несколько кусочков сахара, я пригласил Якуба и угостил его миской сладкого чая. К нам подсели Хаджи Салих и Султан Махмуд. Молодой туркмен разговорился и стал рассказывать об аламане, как называют туркмены свои разбойничьи походы, излюбленную тему разговора у этого народа. Он вошел в азарт, его и без того *[41] *горящие глаза своим блеском соперничали со звездами, ему очень хотелось рассказами о битвах с шиитскими еретиками заслужить похвалу у суннитских мулл, за которых нас считали; он говорил, что многих уже взял в плен. Мои спутники скоро начали дремать, я слушал его дольше всех, он ушел только около полуночи. Перед уходом он рассказал мне, что Нурулла просил его провести меня как гостя в палатку Ханджана, туркменского предводителя, и Нурулла прав, ибо я не такой, как остальные хаджи, и заслуживаю лучшего обхождения. "Ханджан, - сказал мне Якуб, - аксакал (глава) могущественного племени, и еще при его отце ни один дервиш, хаджи или чужеземец не смел пройти через Гёмюштепе, не попробовав его хлеба и воды. Он, конечно, тебя хорошо примет, так как ты из далекого Рума (Турции), и ты будешь мне благодарен".

На другое утро из-за неблагоприятного ветра мы продвига-лись вперед очень медленно и лишь вечером прибыли в Ашуру. Ашура - самая южная точка русских владений в Азии - вот уже 25 лет как перешла окончательно во власть русских, а лучше сказать, с того самого времени, когда их пароходы нагнали страху на туркменских морских разбойников. Раньше здесь господствовали туркмены, и само название Ашура - туркмен-ского происхождения, однако здесь никто не жил, и место это скорее служило своего рода базой для грабительских походов, которые в те времена совершались еще часто и вольготно.

Нынешняя Ашура производит отрадное впечатление на путешественника, едущего из Персии. Хотя число домов, выстроен-ных ближе к восточному краю мыса, и невелико, их европейская архитектура, а также церковь, стоящая на видном месте, - все это не могло оставить меня равнодушным. Особенно живо напом-нили мне о европейской жизни военные паровые суда, и с какой радостью следил я вечером за гордо скользящим пароходом, следовавшим из Геза (порт Астрабада) в Ашуру! Русские держат здесь два больших военных парохода и один маленький, и если бы не эта защита, то не только находящиеся здесь русские суда, но и парусные корабли, направляющиеся из Астрахани, не были бы гарантированы от нападения туркмен^27 . Пока купеческое судно находится в открытом море, ему бояться нечего, но оно очень редко осмеливается приблизиться к берегу без сопровож-дения парохода, к чьей защите вынуждено прибегать и на обратном пути. Местные власти ревностно и с немалыми издерж-ками стараются, конечно, парализовать разбойничьи поползно-вения туркмен, и размеры этого бедствия несколько уменьшились, но гарантировать полную безопасность невозможно, и нельзя помешать тому, что многих несчастных персов, а время от времени даже русских матросов, увозят в цепях в Гёмюштепе. Русские корабли непрерывно, днем и ночью, крейсируют в турк-менских водах; каждое туркменское судно, отправляющееся с восточного берега к южному, персидскому, должно иметь проездное свидетельство, которое выдается за 8, 10 или 15 *[42] *дукатов на один год, и его надо предъявлять всякий раз при следовании мимо Ашуры; при этом судно обыскивают, проверяя, нет ли на борту пленных, оружия или иной контрабанды. Благо-даря этим мерам значительная часть туркменских торговых судов была зарегистрирована; уклонившиеся от осмотра про-бираются, как правило, тайными путями, и при встрече русские крейсера отправляют их на дно, если только они не сдаются^28 .

В то время как одна сторона действует с необходимой строгостью, другая не упускает случая установить дружеские отношения с тем или иным племенем, чтобы использовать его против другого. Когда я проезжал через Ашуру, на русской службе уже 30 лет находился в звании дерьябеги (адмирала) Хидр-хан из племени газиликёр, получая жалованье около сорока дукатов в месяц, из которых он десять отдавал своему мирзе (писарю). Хидр-хан все еще жил в палатке посреди полуевро-пейской колонии; его служебные обязанности состояли в том, чтобы он, пользуясь своим влиянием на туркмен, или вообще предотвращал их грабительские набеги, или по крайней мере уведомлял русских о подобного рода намерениях, поскольку его соплеменники могли нести шпионскую службу, будучи свидетеля-ми приготовлений. К сожалению, он не справлялся с этими задачами. Он еще мог быть полезен, в чем я убедился позднее, однако наш Хидр, который раньше был благочестивым мусуль-манином, уже давно свел знакомство с прославленной русской водкой и теперь был пьян днем и ночью, а его сыновья, которые должны были представлять его в Гёмюштепе, вели совместные дела с каракчи (разбойниками) и отнюдь не собирались сообщать русским о каких бы то ни было разбойничьих замыслах.

У нашего друга Якуба, как это легко понять, тоже было проездное свидетельство, которое он был обязан предъявить; лишь после осмотра судна мы получили разрешение продолжить наш путь. Так как уже наступила ночь, когда мы подошли к Ашуре, посещение властей было перенесено на завтра, и мы отдали якорь невдалеке от берега. Мои спутники очень сожалели, что не смогут нанести визит Хидр-хану, опороченному меценату дервишей и хаджи. Я же в глубине души радовался, так как я не мог не поехать к нему, а поехав, оказался бы в неприятном положении, потому что европейские черты моего лица, может быть, вызвали бы подозрение у Хидра. Посему это обстоя-тельство, мешавшее сойти на берег, было мне весьма кстати, меня пугала только одна мысль: не бросятся ли завтра русским в глаза во время визита на судно черты и цвет моего лица, все еще сохранявшие европейский вид и заметно отличавшие меня от моих коллег. Я был далек от предположения опасаться негуман-ного обращения со стороны русских, больше всего я боялся, что они разоблачат меня и будут уговаривать отказаться от моего плана. Вполне возможно, что до туркмен дойдет затем невинная болтовня, раскрывающая мое инкогнито, и кто знает, насколько больше Блоквилля придется мне выложить, чтобы выкупить себя *[43] *из жестокого рабства! Эти размышления всерьез взволновали меня, и я огорчался, что они мешают мне насладиться созерца-нием последней картины западной жизни.

Поэтому на другое утро я проснулся в величайшем волнении. Из Ашуры доносился мелодичный колокольный звон, мои спут-ники сказали, что сегодня у неверных воскресенье и праздник, но что за праздник, я не знал. Мы стояли неподалеку от военного корабля, на котором были вывешены флаги; вдруг я увидел, как матросы в парадной форме, мерно взмахивая веслами, прибли-жаются в лодке к берегу; офицер, тоже в полной парадной форме, сел в лодку и вскоре был доставлен на борт корабля. Минут через десять нам крикнули, чтобы мы подошли ближе, и я разглядел на борту нескольких светловолосых офицеров, стоявших у самого трапа. Сердце мое начало сильно биться; мы подходили к кораблю все ближе, и мои помыслы были направлены на то, чтобы по возможности оказаться в таком положении, при кото-ром я бы избежал опасного tкte-а-tкte. Судьбе было угодно, чтобы наше судно подошло к пароходу той стороной, где сидел я, так что собравшиеся на борту русские могли видеть только мой затылок. По случаю праздника осмотр был чисто поверхностный, переводчик обменялся несколькими словами с Якубом, офицеры поговорили о нашей нищенской компании, и я между прочим услышал, как один из них сказал: "Смотрите, какой белый этот хаджи". Эта реплика относилась, очевидно, к цвету моего лица, еще не успевшего огрубеть; впрочем, это было их единственное замечание. Дела с Якубом были скоро окончены, и мы мигом исчезли из поля зрения русских кораблей. Разогнув спину и перестав изображать полуспящего, я выпрямился и облегченно вздохнул, ибо страхи мои кончились.

Скоро поднялся сильный западный ветер, мы думали, что теперь расправим паруса и скоро придем в Гёмюштепе, до которого было три часа ходу, однако Якуб не сводил глаз с белой точки, видневшейся вдали, и потихоньку советовался со своей командой. Только после того как эта наводившая ужас точка совсем скрылась из виду, поставили большой парус, и мы стрелой понеслись на восток, рассекая волны. (Позже мы узнали, что это был аламан из Ходжа Нефеса, который был уведомлен о нашем прибытии и поджидал нас, чтобы ограбить хаджи; сделать хаджи рабами разбойникам не позволяли их религиозные чувства.) Приблизительно через полчаса после того, как мы вышли из Ашуры, навстречу стали попадаться плавучие вехи - длинные палки, выкрашенные в красный цвет. Якуб сказал мне, что их поставили здесь инглизы для обозначения границы русских владений, воды по другую сторону вех принадлежали туркменам, которых инглизы всегда будут защищать от нападений русских. Для меня остается загад-кой, кто внушает этим диким сынам пустыни идею столь дально-видной политики. Я не разбираюсь в морских знаках и еще менее того - в симпатиях Англии к туркменам.

*[44] *Меньше чем через час стал виден туркменский берег - длинная полоса земли с небольшими возвышениями; мы придерживались направления, которым следовали шедшие впереди нас суда. Вскоре мы убрали паруса, потому что фарватер здесь кончался. Мы находились в полутора английских милях от устья Гёргена, на обоих берегах которого появился Гёмюштепе, похожий по форме на сотни колоссальных ульев, стоящих вплотную один к другому.

И здесь, так же как в Каратепе, из-за мелководья прибрежной полосы даже небольшие суда не могли подойти к берегу или войти в Гёрген, сам по себе достаточно глубокий и всегда полноводный. Поэтому нам пришлось довольно долго ждать, пока Якуб сошел на берег, сообщил о нашем прибытии и выслал несколько таймилей для нашей транспортировки. Спустя не-которое время прибыли три такие в высшей степени оригиналь-ные лодки; они сделали несколько рейсов туда и обратно, чтобы снять всех нас. Мы с Хаджи Билалом были последними, и я искренне обрадовался, когда, подъехав к берегу, услышал, что Ханджан, извещенный добрым Якубом, поспешил встретить меня. Мне показали его, и я подошел к нему, когда он в несколь-ких шагах от меня совершал свою вечернюю молитву, аср-намази^29 .

* *

*V*

Прибытие в Гёмюштепе, гостеприимство, оказанное хаджи. - Ханджан. - Древняя греческая стена. - Влияние улемов. - Первая кирпичная мечеть номадов. - Персидские рабы. - Поездка на северо-запад от Гёмюштепе. - Обручение у татар, пир и т.д. - Керванбаши хивинского хана готовится к поездке через пустыню. - Ильяс-бег, сдающий внаем верблюдов. - Сделка с Куль-ханом. - Туркменская экспедиция для кражи лошадей в Персию. - Возвращение экспедиции.

По окончании молитвы Ханджан встал, и я увидел перед собой красивого стройного человека с длинной, спадающей на грудь бородою, лет сорока, очень скромно одетого. Он поспешил ко мне, сразу обнял и, назвав по имени, сказал: "Добро пожало-вать!" Точно так же он приветствовал Хаджи Билала и Хаджи Салиха. После того как караван, нагруженный всеми мешками, двинулся, мы присоединились к процессии, держа путь к юртам. Здесь уже повсеместно распространилось известие о нашем при-бытии, конечно, со значительными преувеличениями; женщины, дети, собаки, все вперемешку, в страшной сумятице, высыпали из юрт посмотреть на прибывших паломников; и все хотели обнять нас, надеясь, что на них перейдет (как утверждали муллы) частица божественной заповеди и заслуг за совершение *[45] *паломничества. Первая, совершенно новая картина среднеазиатской жизни настолько поразила меня, что я даже не знал, то ли мне рассматривать войлочные юрты удивительной конструкции, то ли любоваться женщинами в длинных красных шелковых руба-хах, доходящих до пят, или же исполнять желание многих людей, протягивавших ко мне руки. Поразительно, что молодые и старые, без различия пола и происхождения, хотели прикоснуться к хаджи, на которых еще покоилась священная пыль Мекки и Медины; я был поражен, когда самые красивые женщины, а часто даже девушки бросались меня обнимать.

Усталые и замученные оказанием этих религиозно-радушных почестей, добрались мы до юрты верховного ишана (священ-ника); здесь собрался весь наш маленький караван, и началось самое интересное представление, какое мне когда-либо доводи-лось видеть. Надо было приступать к распределению гостей на квартиры. Меня поразило проявленное всеми пылкое рвение принять к себе одного или нескольких бедных чужеземцев; правда, я слышал о гостеприимстве кочевников, но не представлял себе, что оно доходит до такой степени. Женщины уже начали было ссориться, но Ханджан навел порядок, распределив всех, а меня и Хаджи Билала с родственниками взял с собой гостями в свою ова (юрту)^30 . ("Ова", что дословно означает "юрта", употребляется здесь туркменами как обозначение дома и двора.) Так как он жил на другом конце Гёмюштепе, нам пришлось пересечь весь стан, юрты которого раскинулись по обоим берегам Гёргена, вплотную одна к другой. (Гёрген, истоки которого находятся в горах Курдистана, протекает боль-шей частью по области, населенной йомутами, на протяжении приблизительно 30 географических миль. До самого Писарака, даже еще ниже Атабега, его можно везде переехать вброд на лошади; по-настоящему глубоким он становится только в восьми милях от Гёмюштепе, где оба его берега сплошь заболочены. Русло реки везде узкое. В четырех-пяти милях от устья река баснословно богата рыбой, так что вода, можно сказать, инфицирована и летом непригодна для питья; я мылся в ней всего два раза, и тогда от рук и от лица сильно и неприятно пахло рыбой.)

Солнце уже клонилось к закату, когда мы, вконец измученные, добрались до его жилья, питая сладкую надежду немножко отдохнуть. Однако, к сожалению, нас постигло разочарование. Хотя нас и поместили в отдельную юрту, в двух шагах от упомянутой реки, не успели мы с необходимым церемониалом, обогнув ее дважды и поплевав во все четыре угла, войти, как она заполнилась посетителями, которые оставались до глубокой ночи и до того утомили нас тысячью всевозможных вопросов, что даже Хаджи Билал, истинный человек Востока, начал терять терпение. Вечером Баба-Джан, (Баба-Джан, "душа отца", - это просто ласкательное имя, которое турк-мены дают своему старшему сыну.) двенадцатилетний сын Ханджана, принес нам ужин, состоящий из вареной рыбы с кислым молоком и сервированный в большой деревянной миске. Персид-ский раб в тяжелых цепях донес миску почти до нас, так что *[47] *Баба-Джан только поставил ее перед нами, сам он сел на некотором отдалении рядом с отцом, и оба с неподдельным удовольствием смотрели, как мы с огромным аппетитом на-бросились на еду. После ужина была произнесена молитва, Хаджи Билал поднял руки, все присутствовавшие последовали его примеру, и в заключение, когда он, произнеся "Бисмаллах, Аллах акбар", взялся за бороду, все остальные тоже погладили свои бороды и поздравили Ханджана с гостями.

13 апреля я впервые проснулся в туркменской юрте, называе-мой здесь, у йомутов, "чатма", а в других местах "аладжа".^31 Сладкий сон и легкое сооружение, давшее мне приют, подействовали освежающе, мне стало легко, прелесть новизны восхищала меня, и моя радость, казалось, не имела границ. Это заметил Хаджи Билал и пригласил меня поэтому совершить небольшую прогулку, когда мы отошли на некоторое расстояние от чатм, он заметил мне, что теперь самое время совсем расстаться со свойствами характера эфенди и душой и телом сделаться дерви-шем. "Ты, должно быть, уже заметил, - сказал мой добрый товарищ, - что не только я, но и мои коллеги, стар и млад, раздаем людям благословение (фатиха), ты тоже должен это делать. Я знаю, в Руме это не принято, а здесь люди этого требуют, им кажется очень странным, что ты выдаешь себя за дервиша, не играя полностью этой роли. Ты ведь знаешь форму благословения, сделай благочестивое лицо и благословляй, ты можешь давать также нефес (святое дыхание), если тебя позовут к больному, только не забывай сразу же протянуть и руку, так как люди знают, что мы, дервиши, живем такого рода благо-честивыми делами, и у них уже всегда наготове небольшой подарок". Хаджи Билал просил извинения, что он осмелился порицать меня, но это, как он считал, для моего же блага, и я, очевидно, слышал историю о путешественнике, который попал в страну одноглазых и, чтобы быть похожим на ее жителей, всегда держал один глаз закрытым.

Я от всего сердца поблагодарил его за советы, и он рассказал мне также, что Ханджан и многие другие туркмены с особым пристрастием расспрашивали обо мне и что ему стоило большо-го труда убедить их в том, что мое путешествие отнюдь не носит официального характера. Туркмены считали, что я послан султа-ном в Хиву и Бухару с антирусской миссией, он не собирался полностью разуверять их в этом, так как они глубоко почитают султана и таким образом переносят свое уважение и на меня. Несмотря на это, мне следовало сохранять верность характеру дервиша, потому что загадочная неизвестность больше всего нравится этим людям.

Вскоре мы возвратились домой, где нас уже ждал хозяин со множеством своих друзей и родственников. Сначала он подвел для благословения свою жену и старую мать, затем мы познако-мились с остальными родственниками Ханджана, и, после того как мы каждого из них благословили. Ханджан заметил, что по *[48] *туркменскому обычаю гость считается самым дорогим членом семьи и что теперь мы можем беспрепятственно ходить повсюду не только среди его племени, но и у всех других йомутов; если же кто-нибудь посмеет тронуть хотя бы волос на голове его гостя, кельте (так называлось племя) потребует удовлетворения. "Вам придется прождать здесь не меньше двух недель, пока не собе-рется караван в Хиву, отдохните немного, а затем побывайте в дальних ова; туркмен никогда не отпустит дервиша от своей юрты с пустыми руками, и вам не повредит наполнить ваши мешки для хлеба, так как добираться до Хивы и Бухары вам предстоит долго".

Мне хотелось свободно походить повсюду, поэтому легко представить себе, как обрадовали меня эти слова. Я собирался остаться в Гёмюштепе до тех пор, пока не расширится круг моих знакомств и я не овладею разговорным языком туркмен, извест-ным мне дотоле теоретически. В первые дни я ходил по юртам с Ханджаном, его братом или другими домочадцами, позже я очень часто отправлялся в сопровождении Хаджи Билала раздавать благословения или шел с Хаджи Салихом, который завел обширную медицинскую практику. Пока он давал лекарст-ва, я громко произносил надлежащее благословение, за что всегда получал в подарок войлочный коврик, вяленую рыбу или какую-либо другую безделицу. Для меня навсегда осталось загадкой, было ли то результатом нашего совместного врачева-ния или же следствием любопытства, проявленного к турецкому хаджи, как меня называли, однако, к немалому удивлению моих друзей, после пятидневного пребывания в Гёмюштепе мне уже наносили визиты многочисленные больные или выдававшие себя за больных, которым я раздавал благословения или дыхание либо писал небольшие талисманы, конечно, не без должного гонорара. Иногда попадались - таки твердолобые политиканы, сомневавшиеся в том, что я дервиш, и считавшие меня полити-ческим эмиссаром, но меня это мало беспокоило, потому что маска моя была надежной. Никому и в голову не могло прийти заподозрить во мне европейца, и как я радовался при мысли, что можно беспрепятственно странствовать по этой мало известной земле.

Число моих знакомых все более росло, и скоро я насчитывал среди них самых могущественных и влиятельных людей. Особен-но полезной была для меня дружба с Кызыл Ахундом, настоящее имя которого Молла Мурад, очень уважаемым туркменом, с которым я был в наилучших отношениях и рекомендация которого открывала мне доступ повсюду. В свое время, когда Кызыл Ахунд еще учился в Бухаре, он приобрел сочинение по экзегетике на османо-турецком языке, который он не совсем хорошо понимал, а я дал нужный ключ к нему. Поэтому мое общество доставляло ему большую радость, и он всем в самых лестных выражениях говорил о моих познаниях, касающихся книг по исламу. Ко мне был также дружески расположен Сатлык *[49] *Ахунд, человек духовного звания, не менее ученый и почитаемый. Когда я встретился с ним в первый раз, он в особой молитве поблагодарил провидение за то, что оно ниспослало ему мусуль-манина из Рума, этого истинного источника веры, а когда кто-то из окружавших сделал замечание по поводу белого цвета моего лица, он сказал, что мое лицо излучает истинный свет ислама и что это божие благословение дано только верующим Запада. Я не преминул также завязать знакомство с Молла Дурды, пребывавшим в звании кази-калана, т.е. верховного судьи, так как я скоро убедился, что только улемы^32 могут оказывать на этих диких людей некоторое влияние и что авторитет аксакалов (седобородых), который мы в Европе считаем преобладающим, весьма незначителен.

Растущее доверие ко мне туркмен доказывало, что я рассуж-дал правильно, и, когда они захотели построить мечеть из кирпичей, взятых из древнегреческих руин, которые и дали имя всему Гёмюштепе, меня попросили обозначить место михраба (алтаря и одновременно киблы^33 ), потому что Кызыл Ахунд указал на меня как на самого известного и сведущего дервиша. И в Гёмюштепе, и окрест него до сих пор не видели ни одной каменной стены, кроме этих близлежащих греческих развалин; желание воздвигнуть божий храм на месте, считавшемся центром у йомутов, может быть объяснено как проявление тяги к цивилизации. Каждый благочестивый туркмен счел своим дол-гом доставить на это место несколько сотен прекрасных квадрат-ных кирпичей из укреплений, построенных Александром, и, когда материала оказалось достаточно, строительство поручили одно-му туркмену, который неоднократно ездил по торговым делам в Астрахань и считался опытным человеком. После того как я указал по своему компасу направление, где находится Мекка, они начали, не закладывая фундамента, возводить стены, - обстоятельство, не свидетельствующее в пользу основательности здания. Однако это и к лучшему: простой оно дольше - и русские легко могли бы употребить его для укреплений своего форта, и великие планы великого македонца пошли бы на пользу его тезке Романову.

Не провел я в Гёмюштепе и восьми дней, как благодаря упомянутой протекции перезнакомился решительно со всеми. Теперь мне хотелось не спеша вникнуть в их общественные отношения, узнать названия очень разветвленных племен и семей и, по возможности, составить себе представление о социальных связях, удерживающих составные части, по виду живущие в большой анархии. Это оказалось несколько труднее, чем я думал. Стоило мне лишь коснуться вопроса об обыденной жизни или проявить к чему-либо любопытство, как они тотчас удивлялись, почему это, собственно говоря, дервиш, которому надлежит заниматься только религией и богом, выказывает интерес к делам бренной жизни. Поэтому то, что удалось узнать в этой области, стоило мне большого труда, ибо расспрашивать я *[50] *никогда не осмеливался. К счастью для меня, туркмены, если не считать их разбойничьих походов, проводят всю жизнь в вели-чайшей лености и готовы целыми часами вести беседы о поли-тике; я же при этом всегда оставался молчаливым слушателем и, сидя среди них якобы в полусне, с четками в руках, изучал историю их грабежей (аламанов), их сношения с Вилайетом (Персией), хивинским ханом, а также с другими кочевыми народами.

В эти дни у меня была возможность побывать вместе с Кызыл Ахундом у атабаев, йомутского племени, живущего далее к востоку, и у туркмен-гёкленов, что было мне крайне интересно, потому что я смог увидеть значительную часть каменной стены, которую велел построить Александр Великий для защиты от жителей окрестных пустынь, нагонявших немалый страх уже в те времена^34 . Кызыл Ахунд отправился в эту поездку с целью произвести юридическое расследование по одному судебному делу, поэтому мы останавливались в нескольких местах и потратили на поездку четыре дня, тогда как могли бы управиться за два. Мы ехали на восток, но часто приходилось пускаться в объезд, чтобы не попасть в заросшие тростником болота, где бродили сотни диких кабанов. Эти болота образуются вслед-ствие разливов реки Гёрген, вода в которой весной сильно прибывает и выходит из берегов на целые мили. Вероятно, это случалось уже и в старые времена, поскольку тогда сочли полезным построить большую защитную стену на расстоянии четырех, а часто и шести английских миль вдоль северного берега реки. Так как она всегда проходила по самым возвышенным местам равнины, то и в наши дни самый надежный путь во всякое время года лежит вблизи развалин стены. По этой же причине большинство юрт можно встретить именно в этих местах; доста-точно пройти пешком всего четверть часа, и наткнешься на большую или меньшую группу юрт.

Мне не довелось увидеть западного края этого древнего сооружения, и я не очень-то доверяю сказкам, которыми меня потчевали. На востоке, как я действительно обнаружил, стена имеет два исходных пункта: один - у Гёмюштепе, где на ее начало указывают развалины крепости на самом берегу моря, другой - приблизительно в 20 английских милях к югу от реки Этрек, тоже вблизи моря; обе эти линии соединяются чуть выше Алтын-Токмака. Что касается линии, идущей от Гёмюштепе, то я точно проследил ее в течение двух дней на протяжении 10 географи-ческих миль с запада на северо-восток. Ее можно отчетливо заметить по возвышению в два-три фута над землей; погребению остатков крепостной стены в значительной мере способствовали свойства местной почвы. Все вместе весьма напоминает длинную линию укреплений, между которыми на расстоянии 1000 шагов друг от друга возвышаются развалины бывших башен, видимо, одинаковых по размеру. Кроме того, вдоль этой стены видны также другие большие земляные насыпи, исследование которых* [51] *я предпочитаю предоставить специалистам, не считая себя компетентным строить какие-либо предположения на этот счет. Несколько земляных курганов поменьше было вскрыто туркме-нами, и, как мне рассказывали, в одном четырехугольном сооружении нашли огромный, тонкий, как бумага, горшок с голубоватым пеплом, несколькими золотыми монетами и други-ми драгоценностями, поэтому они называют всю эту местность, включая стену, Кызылалан, т.е. "Золотое поле". Вышеупомянутые возвышения следует, однако, отличать от йоска (холмиков), которые туркмены насыпают в память о своих выдающихся покойниках.

Кызыл Ахунда, моего ученого сотоварища по поездке, очень удивляло, что я так интересуюсь Седди Искандер, т.е. валом Александра, который, должно быть, построили джинны (духи) по приказанию великого властителя. (История великого македонца облачена жителями Востока в религиозно-мифические покровы, и, хотя некоторые историки на Востоке отделяют Исканде-ра Зуль Карнейна (двурогого Александра), героя их сказания, от Искандера Румы, греческого Александра, я все же обнаружил, что эти две личности повсюду принимают за одну.) По его мнению, Александр был более благочестивым мусульманином, чем мы, поэтому ему подчинялись все подземные духи bon grй mal grй^35 . Он уже собрался рассказать мне известную басню о том, как Александр отправился в царство тьмы, но замолчал, увидев, что я изо всех сил стараюсь вырвать из кладки один кирпич. Ярко-красные кирпичи казались крепко спаянными друг с другом, их легче было разломить надвое, чем отделить от общей массы. Впрочем, вся эта местность представляет, должно быть, большой интерес для наших археологов, так как здесь можно найти не только множество остатков греческого владычества, но и сокрытые памятники древнеиранской культуры, а арабские историки немало рассказывают нам о значении Гёргена, нынешних разва-линах Шехри-Джорджана. Кстати, и Кумбези Каус, т.е. купол Кауса, развалины, о которых я лишь слышал рассказы, заслужи-вает, возможно, большего внимания, нежели то, которое уделяли ему проезжавшие мимо англичане.

Меня поразило, что у Кызыл Ахунда, которого я считал человеком ученым, но не богатым, в разных местах оказались юрты, жены и дети, - все это имело отношение к его семье, образовавшейся в результате трех браков. И лишь познакомив-шись в нескольких местах с его женами и детьми, я начал понимать, что его круговая поездка преследует, помимо юриди-ческих, еще и семейные цели. Впрочем, принимали нас в его собственных юртах или в чужих - разница была невелика. Мулла, как его называли par excellence^36 , в каждой туркменской кибитке, даже у враждебных племен, был полным хозяином, и ему не только оказывали почести, но и осыпали его подарками; благо-даря этому мне, поскольку я разыгрывал роль его ученика, *[52] *достались несколько войлочных молитвенных ковриков (намаз - джай^37 ), туркменская верхняя одежда и большая меховая шапка - национальный головной убор этих кочевников. Я сразу надел эту шапку, вокруг повязал еще легкий тюрбан и превратил-ся в туркменского муллу.

Когда я вернулся в Гёмюштепе, мои спутники, не одобрявшие такого рода выезды, были уж очень встревожены моим от-сутствием. Я осведомился о здоровье каждого в отдельности, и мне рассказали, что Хаджи Салих блестяще ведет дела на поприще медицины, а у Хаджи Кари Масуда, который кварти-ровал в мечети, т.е. в юрте, служившей для этой цели, неприятность - его обокрали. Сначала долго повсюду искали пропажу, но поскольку ничего не нашли, ишан (шейх) объявил, что он проклянет вора, если тот не возвратит украденное. Не прошло и суток, как объявился раскаявшийся преступник; он принес не только украденные вещи, но и подарок в знак примирения. Я думаю, что нашей парижской или лондонской полиции едва ли можно рекомендовать такой метод работы. Относительно кара-вана в Хиву я также получил хорошие известия. Мои друзья рассказали, что хивинский хан, которому врачи посоветовали для поддержания здоровья пить буйволиное молоко, срочно прислал сюда своего керванбаши (Керванбаши, предводителем или главой каравана, называют человека, назначенного на эту должность ханом. Так как это люди, по большей части хорошо знающие только определенные дороги, на всяком караванном пути есть свой керванбаши, к имени которого в виде эпитета прибавляется название данного пути.) для покупки двух пар буйволов, которых в его стране не разводят. Этот керванбаши уже уехал в Астрабад, и, как только он вернется, надо будет отправляться в путь; у нас есть полная гарантия в успехе, ибо поведет нас человек, лучше всех знающий пустыню.

Меня очень удивило, что многим моим спутникам, несмотря на благородное гостеприимство, которым они, беднейшие из бедных, пользовались, туркмены уже перестали нравиться. По их мнению, ни один человек не может бесчувственно смотреть, как жестоко обращаются они здесь с несчастными персидскими рабами. "Правда, персы - еретики, и они страшно мучили нас, когда мы проходили по их земле, но то, что выносят эти несчастные здесь, превосходит всякую меру". Сострадание моих спутников из Китайской Татарии, где нет торговли людьми, и проклятия, которыми они осыпали каракчи (разбойников), могут лучше всего передать степень мучений, которые выпадают на долю несчастных пленников. Представьте себе чувства перса, пусть даже последнего бедняка, когда его во время ночного налета вырывают из родного семейства и доставляют сюда, зачастую еще и тяжело израненного. Взамен его одежды ему дают старые лохмотья, прикрывающие только определенные части тела, и, обремененный тяжелыми цепями, растирающими *[53] *лодыжки и причиняющими чудовищную боль при каждом шаге, должен он провести первые дни, а бывает и недели, своей жизни в плену, получая самую скудную пищу. Во избежание попытки к побегу на ночь ему надевают на шею карабогра, железное кольцо, прикрепленное цепью к большому столбу, так что бряцание цепи выдает его малейшее движение. Его муки кон-чаются лишь тогда, когда его выкупают родные или если его отправляют на продажу в Хиву или Бухару.

Я так и не смог привыкнуть к бряцанию цепей, которое раздается в юрте любого туркмена, хоть сколько-нибудь претен-дующего на уважение. У нашего Ханджана тоже было два раба, к тому же оба молодые - 18 и 20 лет, и вид цветущих юношей, закованных в цепи, внушал мне бесконечную жалость. Вдобавок на людях мне приходилось поносить этих несчастных и прокли-нать их, так как малейшее проявление сострадания возбудило бы подозрения, тем более что они очень часто заговаривали со мной, поскольку я знал персидский язык. Младший из наших домашних рабов, красивый, с темными вьющимися волосами иранец, про-сил меня написать письмо его родителям, заклиная их именем бога продать овец и дом, чтобы выкупить его. Его просьбу я выполнил. Как-то раз я думал, что мы совсем одни, и хотел дать ему напиться чаю, но, к несчастью, когда он протягивал руку за чаем, кто-то вошел в юрту. Тогда я сделал вид, что просто хотел подразнить его, и вместо чая он получил несколько легких ударов.

Во время моего пребывания в Гёмюштепе не проходило ни одной ночи, когда бы выстрелы, доносившиеся с берега моря, не возвещали о прибытии судна с добычею. На другое утро я от-правлялся к героям с требованием десятины, полагающейся дервишу, а лучше сказать, для того, чтобы увидеть бедных персов в первые минуты приключившегося с ними несчастья, и сердце мое истекало кровью при виде этого ужасного зрелища. И, таким образом, мне пришлось понемногу привыкать к рази-тельным противоречиям между добродетелью и пороком, лю-бовью к человеку и тиранией, скрупулезной порядочностью и коварным мошенничеством, которые встречаешь на Востоке повсюду.

Стоило мне пробыть там лишь две недели, как я, подобно моим друзьям, начал испытывать отвращение к этому месту, с невыразимой тоской обращая свой взор к горам, в сторону Персии. Расстояние между ними измеряется всего несколькими часами пути, а нравы, обычаи и образ мыслей здесь, у туркмен, совершенно иные, как будто эти страны разделяют тысячи миль. Да, поистине удивительно влияние на людей религии и истории их народа! Я не могу удержаться от смеха при мысли, что те же самые туркмены все время задавали пиршества "лиллах", т.е. в благочестивых целях, причем на них присутствовала вся наша компания дервишей. Приглашения такого рода повторялись несколько раз в течение дня; я был склонен принимать только *[54] *первое и второе, от третьего я собирался отказываться, но приглашавший, с силой подталкивая меня под ребра, заставлял выйти из юрты, следуя правилу туркменского этикета: "Чем сильнее толчки, тем сердечнее приглашение". По такому тор-жественному случаю перед юртой хозяина выкладывали несколь-ко войлочных кошм, а если гнались за роскошью, то даже ковер, где и рассаживались кружками приглашенные, по пять-шесть человек в кружок; каждой группе подавалась большая деревянная миска, наполненная в соответствии с числом и возрастом едоков, в нее погружали широко раскрытую ладонь и опорожняли дочиста, не пользуясь никакими иными орудиями для еды. Я думаю, что качество и приготовление сервировавшихся блюд не очень-то заинтересует наших гастрономов, замечу только мимоходом, что обычно подавали конину и верблюжатину, о других сортах мяса я лучше умолчу.

Во время моего пребывания у Ханджана я был свидетелем сговора его двенадцатилетнего сына и десятилетней девочки; за сговором последовал семейный обед, от которого мы, его гости, не имели права отказаться. Когда мы вошли в юрту будущей жены, она ткала шаль и, казалось, была полностью поглощена этим занятием, делая вид, будто совсем не заметила нас; в тече-ние двух часов, которые мы там провели, я только раз приметил, что она украдкой взглянула в сторону нашей компании. За обедом, который в мою честь состоял из сваренного в молоке риса, Ханджан сказал, что это торжество должно было бы, собственно говоря, состояться только следующей осенью, но он захотел воспользоваться нашим присутствием, чтобы приоб-щиться к святой благодати. Чтобы не забыть, упомяну еще о празднике, который устроил для нас один каракчи; этот разбойник один, пеший, не только взял в плен трех персов, но и гнал их впереди себя в неволю восемь миль, тоже совершенно один. Он отдал нам предписываемую религией десятую часть добычи, что составило для каждого из нас кругленькую сумму в два крана, и как же он был счастлив, когда мы хором, благословляя его, провозгласили фатиху!

Мое пребывание у туркмен было кратким, сравнительно даже очень кратким, но нельзя не рассказать о событиях, свидетелем которых я был. Это печальная картина человеческой жестокости, и я приведу поэтому только некоторые данные из своего днев-ника.

18 апреля

Ильяскули жил в четвертой из немногих юрт, стоявших на берегу Гёргена; до тридцати лет он занимался обычным для туркмена делом - грабил и похищал людей, а теперь удалился на покой, потому что, как он сам говорил, намеревался провести остаток жизни в этом смешном бренном мире (фана дюнья), благочестиво соблюдая закон; но, насколько мне известно, при-чина была в том, что огнестрельные раны, нанесенные адским *[55] *оружием у Ашуры, мешали ему и дальше заниматься его опасным ремеслом. Надеясь, что своими молитвами я призову божественное благословение на его голову, он подробно расска-зал мне, как русские, объявив религиозную войну, т.е. желая вырвать нескольких русских, оказавшихся в плену у разбойников, высадились здесь, напали на них и подожгли все юрты на берегу Гёргена. Битва продолжалась целый день. Хотя русские были слишком трусливы и боялись приблизиться, храбрые гази (по-борники веры) не могли противостоять дьявольскому искусству. Он тоже получил тогда несколько смертельных ран и пролежал весь день почти бездыханный, пока наконец пир (духовный отец) не вернул его к жизни^38 .

Сегодня Ильяскули хотел сопровождать меня до овы Анна-хана, который живет в районе верхнего течения Гёргена у самой персидской границы; то ли из любопытства, то ли по какой-то другой причине Анна-хан хотел познакомиться со мною. Сначала мы ехали вдоль левого берега, но, чтобы не попасть в большие болота и трясины, нам приходилось делать значительный крюк. Не зная как следует мотива поездки, я мог бы заподозрить неладное, но опыт последних дней укрепил мою уверенность в собственной безопасности, а когда я видел, что навстречу мне, когда мы проезжали мимо какой-нибудь юрты, выходили люди с молоком, сыром и подарками, чтобы получить мое благослове-ние, всякая мысль о неблагополучном исходе улетучивалась, и я в веселом расположении духа ехал дальше, испытывая неудобства только от тяжелой туркменской войлочной шапки, поверх которой было намотано еще несколько локтей холста в виде тюрбана, да от тяжелого ружья за спиной, которое мне, несмотря на роль муллы, приходилось ради приличия возить с собой. Случалось, что Ильяскули отставал на целых полчаса, а я тем не менее продолжал свой путь и иногда встречался с мародерами, которые, поодиночке возвращаясь из неудачных походов, мерили меня мрачными взглядами. Некоторые здоро-вались со мной, другие же только спрашивали: "Чей ты гость, мулла?", чтобы из ответа о названном лице сделать вывод о возможности моего ограбления; однако достаточно было мне сказать: "Кельте Ханджанбая", как они с видимым недовольст-вом следовали дальше, глухо бормоча себе в бороду: "Аман бол!" ("Будь здоров!").

Вечером мы подъехали к группе юрт (с нами был также Ханджан, ехавший в другом направлении, но все же присоединив-шийся к нам). Анна-хан, патриархальный глава семьи, на вид лет шестидесяти, сидел на зеленом склоне холма в кругу своих внуков и маленьких детей (эти степени родства у людей одина-кового возраста встретишь лишь на Востоке) и с удовлетворе-нием взирал как на свое окружение, так и на возвращавшихся с богатого пастбища овец и верблюдов. Прием был коротким, но весьма дружественным; шагая впереди, он проводил нас в стоявшую наготове юрту; там мне указали на почетное место,* [56] *и настоящая беседа началась лишь после того, как со стола исчезли последние остатки спешно заколотой овцы. Анна-хан говорил мало, но внимательно слушал мои рассказы о жизни в Турции и о русско-турецких отношениях; только на следующее утро он стал разговорчивее, и первая речь, с которой он высту-пил, был рассказ о гостеприимстве, которое он оказал английско-му эльчи (посланнику) на его пути в Хиву; я тотчас угадал, что это была миссия столь печально погибшего в Бухаре Артура Конолли, направленного туда его правительством для улажива-ния разногласий России с хивинским ханом. Так как Анна-хан, описывая оружие, драгоценности и личность посланника - френги, придавал особое значение сходству черт его лица с моими, скоро мне стала ясна причина его любопытства и моего визита к нему; поглядывая на своих земляков горящими глазами, словно для того, чтобы убедить их в своей проницательности, он подошел ко мне и, слегка похлопывая по плечу, сказал: "Эфенди, тугра (печать) султана Рума пользуется у нас большим уважением; во-первых, он - властелин всех суннитов, во-вторых, туркмены и османы - кровные родственники, и хотя ты не привез никаких подарков, все-таки ты наш дорогой гость".

Это замечание многое прояснило для меня и очень многое сделало понятным. Итак, не везде безусловно поверили моему инкогнито дервиша, но большинство, главным образом муллы, были расположены ко мне, и поэтому несколько сомневающихся не давали мне оснований для беспокойства.

Впрочем, как я заметил, Ханджан не разделял мнения Анна-хана; этого предмета более не касались, и я в полной мере воспользовался гостеприимством недоверчивого патриарха.

20 апреля

В далеком Маргелане, в Кокандском ханстве, религиозный долг предписывал направлять деньги, причем весьма часто до-вольно значительные суммы, для вспомоществования в высшие школы Медины. В Медине масса таких заведений; у источника мусульманского учения кишмя кишат любознательные ученики, ревностные толкователи Корана, которые, прикрываясь благо-честивыми занятиями, в своем сладостном безделье получают поддержку из всех мусульманских стран. Туда приходят стипен-дии из далеких Феса и Марокко^39 , ежегодно присылают дары вожди алжирских племен. Свою дань отправляют туда Тунис, Триполи, Египет, а также другие, более мелкие мусульманские государства. Порта соревнуется с Персией, поддерживая воспи-танников. Татарин, живущий под защитой русских, и индус, находящийся под британским владычеством, очень часто вспо-минают мединские высшие школы; однако всего этого недоста-точно, даже от бедных жителей туркменских оазисов требуют, чтобы они вносили свою лепту.

Во время моего путешествия по Средней Азии Ходжа-Бузурк, высокочтимый святой в тех местах, вероятно, с большим трудом *[57] *собрал 400 дукатов для Медины. Доставить эту сумму поручили мулле Асаду, известному своей святостью. Несмотря на то что наличие денег, главного источника всяческих опасностей, в Сред-ней Азии постоянно скрывают, названный мулла не делал тайны из цели своей поездки, надеясь умножить этот благочестивый капитал. Бухара, Хива и другие города, через которые он проходил, содействовали его увеличению. Он думал, что точно так же пойдет дело и у туркмен, и отправился в путь через пустыню, запасшись для поддержки рекомендательными пись-мами к нескольким ученым-кочевникам.

Путь до Гёмюштепе закончился благополучно; вместе с известием о его прибытии распространилась и молва о содержи-мом его дорожного мешка. Правда, туркмены слышали, что деньги предназначалась на благочестивые цели, но им до этого не было дела. Каждый стремился схватить его, пока он не стал чьим-нибудь гостем, так как, если этого еще не произошло, человек среди кочевников вне закона. Его можно ограбить, убить, продать, и никто не привлечет виновного к ответу. Боятся только мести хозяина дома, давшего приют гостю; тот, кого он взял под свою защиту, считается членом его семьи и тем самым доста-точно гарантирован от всяких нападений.

Должно быть, это обстоятельство было известно и нашему кокандскому мулле; однако он доверился показному религиоз-ному рвению, и, когда он однажды отошел на несколько шагов от каравана, на него напали два туркмена и похитили все деньги, все его добро. Ни мольбы, ни напоминания о священной миссии, ни угрозы страшными карами - ничто не могло ему помочь; даже одежду - то, что получше, - у него отобрали, оставив ему только его старые книги да бумаги. Так он и вернулся к каравану: полуголый и ошеломленный случившимся. Это произошло недели за две до моего приезда. Тем временем виновников разыскали, и они предстали перед религиозным трибуналом. Я почитал себя счастливым оказанной мне честью присутство-вать при этом, - ведь я был мулла из Константинополя, - и сцена, в которой я участвовал в качестве правомочного лица, надолго сохранится у меня в памяти. Мы, я имею в виду ученые, сидели полукругом под открытым небом прямо в степи с объемистыми книгами в руках, окруженные многочисленной толпой любо-пытных. Грабители явились с семьями и с главой своего племени, без всякого стеснения, словно речь шла об улаживании обычного добропорядочного дела. На вопрос: "Кто взял деньги?" - последовал гордый ответ: "Я", и уже с самого начала я заметил, что возвратить деньги здесь, пожалуй, будет невозможно. После того как каждый выказал свой талант оратора, прибегнув к цитатам из Корана, я тоже попытался воздействовать на героя, указав на постыдность его поступка. "Какой стыд?" - сказал мне туркмен. - В твоей стране наказывают за грабеж? Вот так страна! А я-то думал, что султан, владыка всего мира, умнее. Если у вас не разрешен грабеж, то чем же тогда живут люди?"

*[58] *Другой мулла грозил шариатом (религиозным законом) и яркими красками описывал адские наказания, ожидающие туркмена на том свете. "Какой шариат? - отвечал он снова. - Каждому свое. У тебя, мулла, законы - твой язык, которым ты мелешь как угодно, а мой шариат - это мой меч, которым я размахиваю, как повелит моя рука!" После напрасных уве-щеваний, после долгого совещания седобородых наше совещание закончилось безрезультатно. Туркмен удалился со своими день-гами, которые пошли не на поддержание воспитанников в Медине, а на приобретение нового оружия. А мулла Асад, опечаленный, отправился обратно в Коканд, наученный горьким опытом.

Продержав нас в Гёмюштепе, против нашего желания, три недели, гостеприимный Ханджан изъявил наконец готовность помочь собраться к отъезду. Мы сочли, что покупать верблюдов было бы слишком дорого, поэтому решили нанять на двоих одного верблюда для перевозки воды и муки. Это было бы трудно осуществить, не выпади нам счастье найти в лице поставщика Ильяс-бега человека, который хотя и не был религиозным и не очень-то уважал нас за то, что мы хаджи, однако с тем большей пунктуальностью соблюдал законы гостеприимства и не побоялся бы пойти на величайшую жертву, чтобы угодить нам. Собственно говоря, Ильяс - хивинский туркмен, тоже из племени йомутов; каждый год он приезжает сюда по делам, пересекая пустыню, и во время своего пре-бывания в Гёмюштепе пользуется покровительством Ханджана, иначе он был бы столь же не уверен в своем положении, как любой другой чужак. Обычно он приезжал осенью и возвращался весной, нагрузив 20-30 верблюдов частично своими, частично чужими товарами, а так как в этом году он собирался взять с собой нескольких верблюдов сверх обычного, даже без клади, для него и самая маленькая выручка от найма была неожиданной. Ханджан отрекомендовал ему нас с большой теплотой, и слова: "Ильяс, ты ответишь мне за них своей жизнью" - ясно показали ему, как высоко ценил нас наш хозяин; поэтому он уставил глаза в землю, как это делают номады, когда хотят казаться особенно серьезными, и произнес в ответ с исключительным безразличием, очень тихо, не шевеля губами: "Ты ведь меня знаешь". По-разительная холодность беседовавших друг с другом туркмен раздражающе подействовала на мой все еще наполовину ев-ропейский темперамент, я забыл, что Хаджи Билал и остальные мои спутники стояли недвижимые и безмолвные, и сделал несколько замечаний, однако вскоре раскаялся в этом, так как даже после многократного повторения мои слова остались без ответа. Было решено, причем мы так и не осмелились вмешаться в переговоры, что мы нанимаем верблюда до Бухары за два дуката, а нашу воду и муку Ильяс взялся везти бесплатно.

Небольшая сумма денег, зашитая в разные места моего нищенского костюма, вместе с довольно богатым урожаем, *[59] *собранным мною в результате благочестивой деятельности среди туркмен, позволяли мне нанять верблюда для себя одного, но Хаджи Билал и Султан Махмуд не советовали мне делать этого, сказав, что бедность, внушающая сострадание, лучше всего предохранит от нападений номадов, жадность которых про-буждается при малейшем признаке удобств, и тогда лучший друг может превратиться во врага. Они назвали нескольких наших спутников, которые располагали достаточными средствами, но тем не менее ради собственной безопасности вынуждены были облачиться в лохмотья и идти пешком. Я подчинился необ-ходимости, вступил в долю при найме верблюда и настоял только, чтобы мне разрешили пользоваться кеджеве (парой деревянных корзин, свисавших по бокам верблюда), так как мне было бы страшно тяжело с моей хромой ногой проделать 40 переходов, беспрестанно, день и ночь, теснясь вместе с кем-то другим в деревянном седле. Сначала Ильяс возражал, спра-ведливо считая, что в песчаной пустыне кеджеве будет двойной тяжестью для бедных животных, но Ханджану удалось уговорить его, и он согласился. Теперь у меня было утешение, что во время предстоявшего нам 20-дневного пути в Хиву, о котором мы наслышались страшных рассказов, я смогу время от времени немножко поспать; во всей этой затее мне особенно нравилось то, что моим vis-а-vis, или "противовесом", как его называют, в кеджеве будет мой закадычный друг Хаджи Билал, чье общество постепенно делалось для меня все более необходимым. По окончании переговоров мы, как полагалось по обычаю, деньги уплатили вперед. Хаджи Билал произнес фатиху, Ильяс погладил свою бороду, состоявшую из нескольких волосков, и мы совершенно успокоились. Мы только попросили по возможности ускорить отъезд, но этого он нам не мог обещать, так как все зависело от керванбаши хана, который со своими буйволами должен был находиться во главе каравана.

Через несколько дней мы были готовы отправиться в Этрек, место сбора нашего каравана. Закончив все приготовления, я вдвойне сгорал от нетерпения уехать из Гёмюштепе, во-первых, потому что здесь мы напрасно проводили время, между тем как жаркая погода с каждым днем приближалась, и мы боялись совсем не найти дождевой воды, местами сохранявшейся в пустыне; во-вторых, потому что меня начали беспокоить хо-дившие здесь обо мне смехотворные слухи. Многие видели во мне благочестивого дервиша, однако кое-кто не мог отказаться от мысли, что я - влиятельный посланник султана, говорили, будто я привез с собой тысячу ружей, что я поддерживаю связь с турецким послом в Тегеране и теперь здесь устраиваю заговор против России и Персии. Если бы это дошло до слуха русских в Ашуре, они бы, конечно, посмеялись над этим, но, может быть, стали бы наводить справки о странном чужаке, и тогда рас-крытие моего инкогнито могло повлечь за собой жестокую, возможно вечную, неволю. Поэтому я непрестанно просил* [60] *Хаджи Билала хотя бы покинуть Гёмюштепе. Раньше он тоже проявлял нетерпение, но теперь, после того как Ильяс согласился взять нас с собой, больше не беспокоился и на все мои настойчивые просьбы неизменно отвечал, что с моей стороны было бы ребячеством пытаться предвосхитить предначертания судьбы. "Поспешность твоя напрасна, - говорил он мне, - ты останешься на берегу Гёргена до тех пор, пока насиб (судьба) не повелит тебе пить воду в другом месте. И никто не знает, когда это будет, скоро или не скоро". Представьте себе, какое впечатление такой истинно восточный ответ производил на человека, имевшего основания для нетерпения. Конечно, я понял, что найти выход невозможно, и покорился своей участи.

В тот же день несколько каракчи привели из разбойничьего похода пятерых персов. Один из них был человек состоятельный. Разбойники прошли на лодке мимо Каратепе под предлогом, будто хотят купить фрукты в персидской деревне. Сделка была заключена, и, как только ничего не подозревавшие персы появились с товаром на берегу моря, их схватили, связали по рукам и ногам и, по горло закопав в их собственную пшеницу^40 , привезли в Гёмюштепе. Я подошел, когда вынимали этих несчастных; у одного из них была опасная рана, и я слышал, что туркмены называли этот поступок гнусным. Русские в Ашуре тоже взялись за это дело и угрожали высадкой, если пленников немедленно не освободят. Так как разбойники наотрез отказа-лись отпустить свою добычу, я думал, что все остальные туркме-ны, которым русская высадка грозила бедой, примутся угова-ривать своих соплеменников; отнюдь нет - они бегали взад и вперед, раздавали оружие, чтобы встретить русских врагов всерьез, если они высадятся. Интересно, что мне тоже дали в руки ружье, и я был немало смущен, размышляя, в кого же мне тогда, собственно, надо будет стрелять. К счастью, дальше угроз дело не пошло. (Чтобы двусмысленная позиция русских властей не удивляла читателя, мы должны заметить, что правительство Персии рассматривает всякую высадку русских вооруженных сил на это побережье как враждебное посягательство на его собственные земли и предпочитает терпеть разбойничьи действия туркмен, не прибегая к помощи русского оружия, которое in partibus, пожалуй, приносит выгоду, но in toto^41 может причинить большой вред.) На другое утро совсем близко к берегу подошел русский пароход, но дело было улажено дипломатическим путем, т. е. туркмены дали заложников на будущее, а пятеро персов остались в цепях. Состоятельный пленник заплатил выкуп в 100 дукатов, другой, с покалеченными руками и ногами, был освобожден в честь русских, а трех сильных мужчин в тяжелых цепях отправили в Этрек [Атрек], место мучений всех рабов.

Название "Этрек", относящееся не только к реке, но и ко всей окрестной местности, населенной туркменами, - самое страшное слово и ужасающее проклятие для несчастных жителей Мазендерана и Табаристана; если у перса слетает с уст восклицание "Этрек биуфти!", т. е. "Чтоб тебе в Этрек свалиться!", значит, он *[61] *очень раздосадован. Так как Этрек был назначен местом сбора нашего каравана, мне представилась возможность увидеть вблизи это гнездилище ужаса. Ханджан еще раз проявил доб-роту, настоятельно отрекомендовав меня в качестве гостя Кульхану, пиру (седобородому) каракчи, который случайно зашел к нам по какому-то делу. У этого старого грешника была мрачная, отталкивающая внешность, и он отнесся ко мне отнюдь не дружелюбно, когда меня поручили его гостеприимству. Он долго всматривался в мое лицо, время от времени шептал что-то на ухо Ханджану и, казалось, изо всех сил старался разглядеть во мне нечто такое, чего не видели остальные. Впрочем, вскоре я узнал причину этой недоверчивости. В молодости Кульхан вместе с состоящим теперь на русской службе Хидр-ханом побывал в России, долго жил в Тифлисе и довольно хорошо познакомился с нашим европейским образом жизни. Он сказал, что повидал людей многих национальностей, а вот османов видеть не приходилось; он знает, что это племя, родственное туркменам и что османы очень похожи на них, и он крайне удивлен, не найдя во мне никакого сходства. Хаджи Билал возразил, что его сведения неверны, так как сам он несколько лет прожил в Руме и ничего подобного не замечал. Затем Кульхан сообщил нам, что уже послезавтра рано утром он собирается вернуться в свою ова в Этрек, и советовал нам быть наготове, так как без него нам ни за что не доехать до Этрека, хотя до тех мест всего лишь 12 миль. Он сказал, что сам он только ждет своего сына Кольмана (Собственно, Кулумали.) из аламана (разбойничьего похода), так как тот вместе с сотоварищами отправился к персидской границе до-бывать красивых кобылиц.

Ожидать сына из разбойничьего похода означало в глазах Кульхана приблизительно то же самое, что, по нашим понятиям, ожидать домой сына из геройского похода или после совершения иного почетного дела. Он пригласил нас прогуляться в пре-добеденную пору по берегу Гёргена, так как в это время они должны приехать и будет на что посмотреть. Поскольку делать мне было нечего, я охотно воспользовался приглашением и вскоре смешался с толпой, ожидавшей возвращающихся из похода с большим нетерпением. Наконец на другом берегу показались восемь всадников, которые вели с собой десять неоседланных коней. Я думал, что теперь толпа ожидающих разразится громкими криками энтузиазма, но не было слышно ни звука. Все жадными взорами с немым удивлением следили за возвращавшимися, которые вместе со всеми лошадьми с по-разительной быстротой переплывали Гёрген и, взобравшись на наш берег, с непередаваемой серьезностью здоровались за руку со своими друзьями и родственниками. Пока старики с ве-личайшим вниманием разглядывали добычу, юные герои при-водили в порядок свою одежду; сняв тяжелые меховые шапки, *[62] *они утирали пот с головы и со лба. Зрелище было великолепное. Как я ни презирал разбойников и их отвратительное занятие, мой взгляд тем не менее с особым удовольствием задерживался на этих молодых людях в коротких костюмах для верховой езды, снимавших с себя оружие; с падавшими на грудь светлыми локонами, со сверкающими отвагой глазами, они вызывали всеобщее восхищение. Даже мрачный Кульхан, казалось, раз-веселился. Он познакомил нас со своим сыном, и когда Хаджи Билал благословил его, мы расстались; на следующее утро, в сопровождении отца и сына, вместе с украденными лошадьми, мы выехали из Гёмюштепе в Этрек.

-

Фемгузар

l

3

2

1

Кале- Вели

-

5

3

1

5

Мургаб

30

5

3

2

15

Калайи-Нау

-

5

3

2

-

Каррух

-

15

10

5

-

Итого

105

51

Д. НАСЕЛЕНИЕ ХАНСТВА

В Хиве живут 1) узбеки, 2) туркмены, 3) каракалпаки, 4) казахи (называемые у нас киргизами), 5) сарты, 6) персы.

*1. Узбеки*

Узбеки -это название народа, большей частью оседлого и за-нимающегося земледелием. Они живут на обширном пространст-ве от южной оконечности Аральского моря до Камула (40 дней пути от Хивы) и считаются преобладающей народностью в трех ханствах и Китайской Татарии. Узбеки подразделяются на 32 главных таифе (племени): 1) кунград (Kungrad), 2) кипчак (Kiptschak), 3) хитай (Chitai), 4) мангыт (Mangit), 5) нокс (Nцks), 6) найман (Nayman), 7) кулан (Kulan), 8) кият (Kiet), 9) ас (As), 10) таз (Tas), 11) саят (Sajat), 12) джагатай (Dschagatay), 13) уйгур (Ujgur), 14) акбет (Akbet), 15) дёрмен (Dormen), 16) ёшун (Oeschьn), 17 канджигалы (Kandschigaly), 18) ногай (Nogai), 19) балгалы (Balgali), 20) митен (Miten), 21) джелаир (Dschelair), 22) кенегёс (Kenegцs), 23) канлы (Kanli), 24) ишкили (Jschkili), 25) бёйюрлю (Bцjьrlь), 26) алчин (Altschin), 27) ачмайлы (Atschmayli), *[255] *28) каракурсак (Karakursak), 29) биркулак (Birkulak), 30) тыркыш (Tyrkysch), 31) келлекесер (Kellekeser), 32) минг (Ming).

Это деление старо, обращает на себя внимание только то обстоятельство, что даже отдельные племена широко разбро-саны по названной территории, и исследователя поражает, часто ему кажется просто невероятным, что узбеки из Хивы, Коканда и Яркенда, чей язык, обычаи и лица совершенно различны, осознают свою принадлежность не только к одной нации, но и к одному племени, к одному роду.

Хочу только заметить, что в Хиве представлено большинство племен, и хивинец по праву гордится своей древнеузбекской национальностью, противопоставляя ее Коканду, Бухаре и Каш-гару. Хивинского узбека с первого взгляда выдает примесь иранских черт, ибо у него есть борода, которую у жителей Туркестана всегда можно рассматривать как чужеродный эле-мент, тогда как цвет и черты лица очень часто указывают на чисто татарское происхождение. Да и по характеру своему хивинский узбек предпочтительнее остальных своих соплемен-ников, он простодушен и откровенен, а по натуре еще столь же дик, как и окружающие его кочевники, но у него нет утонченного лукавства, выработанного восточной цивилизацией, и после на-стоящего османа это второй житель Востока, из которого еще что-то могло бы получиться.

То обстоятельство, что в Хиве в меньшей мере представлено исламское образование, которым славится Бухара, в значитель-ной степени способствовало сохранению хивинскими узбеками многого как из их языческих обычаев, так и из персидских религиозных обрядов. Любовь к музыке и народной тюркской поэзии, к которым среднеазиатский кочевник питает страсть более пылкую, чем представитель любой образованной нации, здесь сильнее, чем в Коканде, Бухаре и Кашгаре. Хивинские исполнители на дутаре (двухструнной гитаре) и кобузе (лютне) славятся по всему Туркестану. Величайший узбекский поэт Навои известен всем и каждому, но не проходит ни одного десятилетия, чтобы не появился лирик второй или третьей величины. В Хиве я познакомился с двумя братьями. Один брат, Мунис, писал стихи, некоторые из них я собираюсь позже издать; второй, Мираб, с величайшим терпением переводил на узбекско-тюркское наречие большой исторический труд Мирхонда, чтобы сделать его более доступным для своего сына, владевшего, впрочем, и персидским языком. Эта работа продолжалась 20 лет, однако он стеснялся кому-нибудь в этом признаться, потому что занятие другими науками, кроме религиозных, считается легко-мысленны^179 .

Несмотря на многовековой возраст города, хивинские обычаи носят печать прежней героической жизни. Очень часто бывают демонстративные сражения, битвы, а особенно конские скачки с великолепными призами. Каждая значительная свадьба не обходится без скачек на 9, 19, 29, т.е. победитель получает по 9, *[256] *19 или 29 штук из всякого вида имущества, например 9 овец, 19 коз и т.д., что зачастую составляет порядочную сумму. О скачках невесты со своим будущим мужем, так называемом кёкбёрю, мы уже говорили. От прежних жителей страны, огнепоклонников, в Хиве сохранились праздники и игры, которые, вероятно. существовали и в других частях Средней Азии до введения ислама, но теперь совершенно забыты.

*2. Туркмены*

О них мы уже говорили более подробно. Здесь, в Хиве, есть а) йомуты, живущие на юге, по краю пустыни от Кёне-Ургенча до Хазавата, в областях Караильгин, Кёкчеге, Узбек-яп, Бедркенд и Медемин; б) човдуры, кочующие также около Кёне, а именно у Кызыл-Такыра и Порсу, но чаще западнее, между Аральским и Каспийским морями. Гёкленов здесь совсем немного.

*3. Каракалпаки*

Они живут по ту сторону Оксуса, напротив Гёрлена и далее почти до Кунграда, вблизи больших зарослей. Лошадей у них мало, овец почти совсем нет. Каракалпаки славятся тем, что у них самые красивые женщины в Туркестане, но зато их самих изображают величайшими идиотами. Я насчитал среди них 10 главных племен: 1) баймаклы (Bajmakli), 2) хандекли (Chandekli), 3) терстамгалы (Terstamgali), 4) ачамайлы (Atschamayli), 5) кайчили-хитай (Kaytschili Chitai), 6) ингаклы (Ingakli), 7) кенегес (Keneges), 8) томбоюн (Tombojun), 9) саку (Saku), 10) онтёртурук (Ontцrturuk). Их число определяется в 10 тыс. кибиток. С не-запамятных времен они подчинены Хиве. Сорок лет назад они восстали под предводительством Айдоста, который вторгся в Кунград, но позднее был разбит Мухаммед Рахим-ханом. Восемь лет назад они опять восстали под предводительством Сарлыга, имевшего, как говорят, 20 тыс. всадников и при-чинившего большие опустошения. В конце концов восставшие были разбиты Кутлуг Мурад-бием и рассеяны. В последний раз они восстали три года назад, их предводитель Эр-Назар по-строил себе крепость, но был также побежден.

*4. Казахи (киргизы)*

Теперь их в Хиве очень мало, так как в недавнее время они большей частью оказались под властью России. Об этом кочевом народе Средней Азии мы поговорим, когда речь пойдет о Бухаре.

*5. Сарты*

Сарты, называемые в Бухаре и Коканде таджиками, - древнее персидское население Хорезма, число их здесь относительно невелико. Постепенно они смешали свой родной персидский язык *[257] *с тюркским. Сартов, как и таджиков, можно узнать по их лукавству и изяществу; узбеки их не очень любят. Характерно, что, хотя уже пять столетий они живут вместе, смешанные браки между узбеками и сартами были очень редки.

*6. Персы*

Это либо рабы, которых здесь около 40 тыс., либо освободив-шиеся из неволи; кроме того, они образуют небольшую колонию в Ак-Дербенде и Джамли. Впрочем, в материальном отношении рабу живется в Хиве неплохо, так как он превосходит скромного узбека в хитрости и скоро богатеет. Многие предпочитают, выкупившись на волю, поселиться там же и не возвращаются на родину. Раба в Хиве называют "догма", а его детей - "ханезад", т.е. "рожденный в доме". Позор перенесенного рабства стирается лишь в третьем поколении.

*Е. ОБ ИСТОРИИ ХИВЫ В XIX ВЕКЕ*

*1. Мухаммед Эмин-инак* *(1792-1800)*^180

После того как Надир-шах, без боя овладевший ханством, внезапно удалился от дел, (После того, как он в 1740 г. победил Йолбарса (Льва)-шаха и несколько месяцев спустя вернулся в Герат.) к власти в Хиве пришли киргизы Малой Орды (или устюртские казахи, т.е. казахи Верхнего Юрта). Они правили до конца столетия, когда появился узбек-ский предводитель из племени конрад и заявил свои права на престол. Он называл себя Мухаммед Эмин-инак. Этим титулом он хотел подчеркнуть свое происхождение из последней правящей узбекской фамилии. Ему удалось собрать небольшое войско и направить его против казахского князя. Однако тот был тогда еще достаточно силен и не раз побеждал своего противника, принудив его в конце концов бежать в Бухару, где он и прожил несколько лет в уединении. Но его приверженцы продолжали борьбу до тех пор, пока не добились некоторых успехов, после чего отправили к нему депутацию из 40 всадников. Он вернулся и вновь встал во главе войска. На этот раз ему больше по-счастливилось, он прогнал казахов и, взойдя на престол, основал нынешнюю правящую династию, которая, как явствует из при-лагаемой генеалогии, наследовала ему без всяких перерывов (см. стр. 258).

*2. Ильтузер-хан (1800-1804)*^181

Он продолжал войну с Бухарой, поддерживавшей падающую власть казахов. Пока он находился в окрестностях Чарджоу, подстрекаемые бухарцами йомуты под руководством своего *[259] *вождя Тапишдели напали на Хиву, овладели городом и раз-грабили его. Ильтузер сразу отправился в Хиву, но по дороге был разбит бухарцами и, спасаясь бегством, погиб в водах Оксуса. Ему наследовал его сын Мухаммед Рахим.

*3. Мухаммед Рахим (1804 -1826)*^182 *, называемый также Медрехим*

Он сразу же обратил оружие против йомутов, выгнал их из столицы и получил солидное возмещение за причиненные убыт-ки. Не менее успешной была его борьба с каракалпаками, выступавшими против него под предводительством Айдоста; он быстро заставил их подчиниться. Не столь удачно шли военные действия против Кунграда, где права на престол оспаривал один из его родственников, с которым он вел войну в течение 17 лет. Все это время Кунград находился в осаде, но стойкий защитник, смеясь над тщетными усилиями противника, прокричал ему однажды с зубчатой башенной стены:

'Уч ай савун, т.е. три месяца кислого молока,

' ' кавун, ' ' ' дынь,

' ' кабак, ' ' ' тыквы,

' ' чабак, ' ' ' рыбы'.

Тем самым он хотел ему сказать, что у него на каждое время года есть особая еда, которую он получает, не выходя из города, что хлеб ему не нужен и его нельзя заставить сдаться из-за голода.

Чтобы отомстить за смерть отца, Медрехим двинулся на Бухару, где в то время бразды правления находились в руках слабоумного эмира Сейида, представлявшегося дервишем. Хи-винцы разорили многие города вблизи Бухары и взяли тысячи пленных. Об этом доложили эмиру, и тот отвечал: 'Ахир Регистан амандур', т.е. что у него ведь есть Регистан, (Главная площадь Бухары.) место надежное, и бояться ему нечего. Произведя большие опустоше-ния, Медрехим вернулся домой с огромной добычей и в конце своего правления одолел еще теке и йомутов у Астрабада.

*4. Алла Кули-хан (1826-1841)*^183

Унаследовал от своего отца наряду с полной хазне (казной) еще и могущественное влияние на соседние народы. Старания его сохранить вовлекли хана в бесконечные войны. В Бухаре слабо-умному Сейиду наследовал энергичный Насрулла. Желая взять реванш за позорные поражения отца, он начал войну и наголову разбил хивинского наследного принца Рахим Кули-тёре. В это время пришло известие, что русские движутся из Оренбурга на Хиву и что даже бухарский эмир выступил только по наущению неверных. Замешательство было велико, так как говорили, что *[260] *у московитов более 80 тыс. войска и свыше ста пушек. (Такова версия хивинцев. Однако известно, что у генерала Перовского, который командовал корпусом, было 10-12 тыс. человек, погибавших от жесто-кого холода и во время отступления терпевших большой урон от хивинцев) Прождав напрасно долгое время помощи от "инглизов" из Герата, хан отправил около 10 тыс. всадников под командованием Ходжа Нияз-бая навстречу русским, которые уже продвинулись с равни-ны Урге до озера Атъёлу, расположенного в шести милях от Кунграда. Хивинцы рассказывают, что они напали на неприятеля и учинили неслыханную резню. Многих они захватили в плен, и в Кунграде мне показывали двух русских, ставших пленниками в том сражении. Позже, когда они официально перешли в ислам, хан их освободил и пожаловал подарки, к тому же они там вступили в брак. После победы хан повелел насыпать в окрест-ностях Дёвкары с двух сторон укрепления, а начальствовать над гарнизоном поставил Ходжа Нияз-бая. Теперь же эти укрепления уже десять лет как разрушены и оставлены. Чтобы возблаго-дарить бога за удачу в борьбе против русских, Алла Кули приказал построить медресе (училище) и щедро его обеспечил.

Между тем непрерывно продолжалась война с Бухарой. Были побеждены также гёклены, и значительную их часть насильно переселили в Хиву. (В Хиве существует старинный, но странный обычай, согласно которому целые племена вдруг насильно переселяют в свою собственную страну, оказывая им всяческую поддержку, чтобы вблизи легче было надзирать за ними, ибо неприязнь их никогда не проходит)

* *

*5. Рахим Кули-хан (1841-1843)*^184

Унаследовал престол после смерти отца и сразу же был втянут в дела с джемшидами, кочевой персидской народностью, живу-щей на восточном берегу Мургаба. Хивинцы поселили их 10 тыс. кибиток вместе с предводителем на берегах Оксуса, вблизи Кылычбая. С другой стороны, в борьбу с узбеками вступили сарыки, которые в то время владели Мервом. Против них отправили младшего брата хана, Медемин-инака, но дорога от Хивы до Мерва была ужасна, многие солдаты в пути заболели, а так как в это же время бухарский эмир осаждал город Хезаресп, инак быстро повернул оружие против него, одержал победу и заключил мир. В это время Рахим Кули-хан умер.

*6. Мухаммед Эмин-хан (1843-1855)*^185

Принял бразды правления, на которые справедливо претендовал, причем не по закону престолонаследия, поскольку у покойного хана были сыновья, а по прежним своим заслугам. Медемин-хана считают самым прославленным монархом Хивы новейшего вре-мени, потому что он восстановил, насколько это оказалось возможно, прежние границы Хорезмского государства, которые *[261] *не существовали уже 400 лет, и благодаря победам над всеми окрестными кочевниками значительно способствовал увеличе-нию как престижа ханства, так и его доходов.

Спустя всего два дня после того, как его подняли на белой кошме (Как мне рассказали, совершение этой церемонии - привилегия еще со времен Чингисхана исключительно седобородых из племени Чагатай.) - это своего рода восшествие на престол в Хиве и Коканде, - он пошел на сарыков, самое храброе из всех туркменских племен, которое пожелал вместе с плодородной Мервской рав-ниной подчинить своей власти. После шести походов ему удалось взять Мервскую крепость и находящийся поблизости от нее форт Йолётен. Но едва он успел вернуться в Хиву, как сарыки вновь взбунтовались и перебили весь оставленный в Мерве гарнизон вместе с комендантом. Вскоре хан предпринял новый поход, в котором участвовали также джемшиды, давние враги сарыков. Победителем оказался их предводитель Мир Мухаммед, ко-торый с триумфом вступил в Хиву к великой досаде всех узбекских героев.

Сарыки, таким образом, были подчинены, но тут повели себя враждебно теке, жившие тогда в Караяпе и Кабуклы между Мервом и Ахалом; они отказались платить ежегодную дань, и Медемину не оставалось ничего другого, как обратить свой меч, с которого еще не стекла туркменская кровь, против этого племени. После трех походов, во время которых множество людей и животных нашло гибель в песчаной пустыне, удалось взять верх над частью мятежников, и хан оставил там гарнизон, состоящий из йомутов и узбеков, под начало двух предводителей. К несчастью, они перессорились, и первый из них вернулся в Хиву, но хан в наказание сбросил его с высокой башни. Этим поступком хан обратил в своих врагов всех йомутов; они тайно присоединились к теке и позднее стали виновниками его смерти. Медемин собрал к этому времени 40 тыс. всадников из узбеков и других кочевников, плативших ему дань. Часть он отправил к укреплениям Ходжа Нияз-бая против русских, двигавшихся тогда к Хиве от восточного побережья Аральского моря. С дру-гой же частью он сам направился к Мерву, чтобы одним ударом положить конец вечным туркменским неурядицам. Он сразу взял Караяп и пошел дальше к Серахсу (древний Сиринкс). Когда он отдыхал в своем шатре невдалеке от него на одном холме (Об этом холме рассказывают, что здесь нашел свою смерть также Абу Муслим, могущественный вассал, а позднее враг багдадского халифа.) прямо посреди стана, на него напали несколько дерзких вра-жеских всадников, и, несмотря на его крики: "Мен хазретем" ("я-хан"), они отрубили ему голову, прежде чем слуги по-спешили на помощь. При виде отрубленной головы, которую туркмены отослали потом в подарок персидскому шаху, (Шах, справедливо боявшийся Медемина, так как тот после взятия Серахса непременно захватил бы Мешхед, вначале оказал почести отрубленной голове своего врага и велел построить для нее небольшую усыпальницу у замко-вых ворот (Дарваза-и Довлет). Но позднее он велел ее разрушить, потому что, как говорили, благочестивые шииты принимали ее за могилу имама и из-за суннита впадали в греховное заблуждение.) среди *[262] *его войск распространился панический ужас. И все-таки они отступили в полном порядке, провозгласив по дороге, что го-сударем будет Абдулла-хан.

*7. Абдулла-хан* (1855-1856)^186

Не успел новый хан прибыть в смущенную случившимися собы-тиями столицу, как начались раздоры из-за престола. Законный претендент Сейид Мухаммед-хан, имевший преимущество воз-раста, обнажил свой меч в присутствии всех мулл и знатных людей страны, сочтя, что он утвердит свое право, если тотчас убьет хана; но его усмирили, а затем заперли в темницу. Двух принцев переманили к себе йомуты, чтобы возвести их на престол, но об этом вскоре узнали и принцев задушили, а йомутов, поскольку их злые козни раскрылись, решили наказать. Хан двинулся на них с несколькими тысячами всадников, но они заявили о своей невиновности, и поскольку навстречу ему вышли босиком седобородые старики с висящими на шее обнаженными мечами, что было признаком покорности, на этот раз их оста-вили в покое. Между тем через два месяца йомуты снова начали враждебные действия; хан разгневался, спешно собрал две тысячи всадников и бросился на бунтовщиков, теперь уже оказавших явное сопротивление. Дело кончилось неудачей, узбекам при-шлось бежать, и, когда принялись искать хана, оказалось, что он погиб в числе первых и был брошен вместе с остальными мертвецами в общую могилу.

*8. Кутлуг Мурад-хан (правил всего 3 месяца)*^187

Ему наследовал Кутлуг Мурад-хан, его младший брат, сра-жавшийся бок о бок с ним и возвратившийся с тяжелыми ранами. Несмотря на это, он был готов продолжать борьбу, стоившую жизни его брату, но предводители йомутов попросили мира и пообещали, что вместе с двоюродным братом хана, попавшим к ним в руки в последней стычке и провозглашенным затем ими ханом, они явятся в Хиву и повинятся. Хан и его министры поверили им, назначили день, и они действительно явились: 12 тыс. человек на своих лучших лошадях, с великолепным оружием. Утром в день представления хан принял своего двою-родного брата, и тот, обняв его, предательски пронзил кинжа-лом. Хан рухнул наземь, а туркмены бросились на присутство-вавших придворных. Во время этой страшной сумятицы мехтер взобрался на крепостную стену и, объявив оттуда о злодейском преступлении, призвал хивинцев убивать всех йомутов, которые только есть в городе. Парализованные ужасом туркмены, на *[263] *которых накинулись жители, истекали кровью под саблями мужчин и даже под ножами женщин, подобно ягнятам в руках мясника. По улицам Хивы текла кровь, и понадобилось не-сколько дней, чтобы убрать мертвецов.

В течение восьми дней после резни Хива оставалась без правителя. Трон предлагали довольно деловому Сейиду Мухаммед-тёре, однако его пристрастие к опиуму помешало ему стать ханом, и он отказался в пользу своего младшего брата.

*9. Сейид Мухаммед-хан (1856-до сего дня)*^188

Ханом стал Сейид Мухаммед, слабоумие которого всем известно. Читатель о нем уже неоднократно слышал. Во время его правления Хива была разорена гражданскими войнами с йомутами; колонии, основанные прежними ханами, были разрушены и обезлюдели. Пока йомуты и узбеки убивали друг друга и уводили в рабство женщин и детей, прибывшие джемшиды, следуя пословице: "Inter duos litigantes tertius est gaudens"^189 , напали на безоружное население, разграбили всю Хиву от Кылычбая до Фитнека и вернулись на берега Мургаба с богатой добычей в сопровождении двух тысяч персидских рабов, осво-бодившихся во время смуты.

Нищета, холера, чума, истребление населения повлекли в кон-це концов за собой установление мира. Рассчитывая на под-держку русских, в Кунграде поднял мятежное знамя новый претендент на престол по имени Мухаммед Пенах; он сразу отправил посольство через Мангышлак в Астрахань, умоляя русского монарха о покровительстве. Но об этом стало известно, и члены миссии были убиты в пути. Позднее, когда русские империалы у него кончились, Мухаммед Пенах был убит собст-венными сторонниками, главных же зачинщиков "упаковали", т.е. пришили руки к туловищу влажной кожей, а затем отправили в Хиву, где их ждал ужасный конец.

С тех пор как я покинул Хиву, там произошли события, о которых мы должны сказать здесь несколько слов. После Сейид Мухаммед-хана, скончавшегося в конце 60-х годов, пре-стол наследовал его сын Сейид Мухаммед Рахим-хан^190 . Тогда ему было, вероятно, самое большее 20 лет, и помимо обычных волнений, сопровождавших его восшествие на престол, он навлек на себя ненависть и вражду России, достигшие такого размера, что правительство Петербурга, одержав победы в Бухаре и Коканде, объявило войну и этому последнему независимому го-сударству в Центральной Азии и, насколько можно судить по происходящим ныне событиям, прикончит и его.

* *

*[264]**III БУХАРА*

*Город Бухара, его ворота, кварталы, мечети, училища. - Учи-лище, основанное царицей Екатериной. - Их предназначение быть рассадником фанатизма, а не учености. - Базары. - Поли-цейская система строже, чем где-либо в Азии. - Бухарское ханство. - Жители: узбеки, таджики, киргизы, арабы, мервцы, персы, индусы, евреи. - Управление. - Различные чиновники. - Политическое деление. - Армия. - Очерк истории Бухары.*

*А. ГОРОД БУХАРА*

Как мне говорили, для того чтобы объехать вокруг Бухары, понадобится целый день, но на деле оказалось, что в окружности Бухара занимает не более четырех миль. Хотя окрестности ее неплохо возделаны, все-таки в этом отношении Хива намного превосходит Бухару. В городе 11 ворот: Дарваза-Имам, Дарваза-Мазар, Дарваза-Самарканд, Дарваза-Оглан, Дарваза-Талипач, Дарваза-Ширгиран, Дарваза-Каракёль, Дарваза-Шейх-Джелал, Дарваза-Намазгах, Дарваза-Салахане, Дарваза-Карши.* *Он де-лится на две основные части: Деруни-Шахр (внутренний город) и Беруни-Шахр (внешний город) и на различные кварталы, из которых наиболее значительны махалля Джуйбар, Хиабан, Мирекан, Малькушан, Сабунгиран.

Об общественных зданиях и площадях города у читателя уже составилось представление по предшествующей главе, однако тем не менее попытаемся изложить наши заметки по этому поводу.

*Мечети*

Бухарцы говорят, что в их родном городе 360 больших и малых мечетей, так что благочестивый мусульманин может для раз-влечения каждый день отправляться в новую мечеть. Я смог обнаружить едва ли половину названного числа, из них заслу-живают упоминания только: 1) Масджиди-Калян, построенная Тимуром и реставрированная Абдулла-ханом. Здесь эмир при большом скоплении народа совершает пятничную молитву; 2) Масджиди-Диванбеги, которую велел построить в 1029 (1629) г. некий Наср, диванбеги (государственный секретарь) эмира Имам Кули-хана, вместе с одноименным прудом и мед-ресе; 3) Мирекан; 4) Масджиди-Могак^191 , подземная, где, по преданию, говорят одни, собирались первые мусульмане, по словам других - последние огнепоклонники. Первая версия ка-жется мне более правильной, потому что, во-первых, огнепоклон-ники могли найти подходящее место за городом на открытом *[265]* воздухе, а во-вторых, многие куфические письмена свидетельст-вуют об их исламском происхождении.

*Медресе (училища)*^192

Бухарцы любят также хвастаться множеством медресе и опять-таки называют любимое число - 360, хотя их не более 80. Самые известные: 1) медресе Кукельташ, построенное в 1426 г., в нем 150 худжр, и каждая стоит 100-120 тилля. (После того как медресе построено, худжры раздают даром, но в дальней-шем их можно приобрести только за определенную цену.) Ученики первого класса ежегодно имеют доход в 5 тилля; 2) медресе Мирараб, построено в 1529 г., в нем 100 худжр, каждая стоит 80-90 тилля и дает 7 тилля дохода; 3) Кош-медресе Абдулла-хана, построено в 1572 г., в нем тоже около 100 худжр, но они дешевле, чем в предыдущих медресе; 4) медресе Джуйбар, построено в 1582 г. внуком великого ученого и аскета того же имени. Оно получает самое богатое содержание, так как каждая худжра дает 25 тилля дохода, но народу в нем мало, потому что оно стоит на окраине города; 5) медресе Турсинджан, где каждая худжра имеет ежегод-но 5 тилля дохода; 6) медресе Эрназар, которое через своего посланника велела основать императрица Екатерина, в нем 60 худжр, и каждая дает доход в 3 тилля.

В общем именно училища Бухары и Самарканда были при-чиной сложившегося представления о чрезвычайной учености высших школ Средней Азии, которое долгое время существовало не только в странах ислама, но даже и у нас, в Европе. Поверхностный наблюдатель мог легко счесть готовность к по-жертвованиям при сооружении такого рода заведений признаком высоких побуждений. К сожалению, в основе всех этих побуди-тельных стремлений лежит слепой фанатизм; как в средние века, так и теперь в этих школах кроме начал логики (мантики) и философии (хикмета) изучают лишь Коран и вопросы религии. (Иногда случается, что некоторым людям хочется заняться поэзией или историей, но им приходится делать это втайне, так как считается позорным тратить время на такие пустяки.) Мне говорили, что общее число учеников составляет пять тысяч. Они стекаются сюда не только изо всех уголков Средней Азии, но и из Индии, Кашмира, Афганистана, России и Китая. Самые бедные получают от эмира ежегодную стипендию, так как благодаря медресе и строгому соблюдению ислама Бухара ока-зывает столь могущественное влияние на все соседние страны.

*Базары*

Таких базаров, как в главных городах Персии, здесь не встре-тишь. Только немногие из них имеют своды и построены из камня, самые большие крыты деревом или камышовыми цинов-ками, положенными на длинные жерди. Различают несколько *[266] *базаров: Тим-и Абдулла-хан, построенный по персидскому об-разцу правителем, носившим то же имя, после его возвращения из Мешхеда (1582); Рестеи-сузенгеран, где продают швейные принадлежности; Рестеи-Саррафан, где стоят менялы и торговцы книгами; Рестеи-Сергеран - золотых дел мастера; Рестеи-Чилингеран - место слесарей; Рестеи-Аттари - торговцев пряностями; Рестеи-Каннади-торговцев сахаром и сладостями; Рестеи-Чай-фуруши-торговцев чаем; Рестеи-Читфуруши, Базари-Латта, где находятся торговцы полотном; Тимче-Дарайфуруши, где стоят бакалейщики, и т.д. У каждого базара есть свой староста, отвечающий перед эмиром за порядок и за цены. Кроме базаров есть еще около 30 небольших караван-сараев, которые частью служат складами для хранения товаров, частью используются как жилье для приезжающих.

*Полиция*

В Бухаре самая строгая полиция из всех известных нам азиатских городов. Днем раис собственной персоной объезжает базары и общественные места либо отправляет туда многочисленных полицейских и шпионов, а приблизительно через два часа после захода солнца никто больше не смеет показываться на улице. Сосед не может навестить соседа, а больной вынужден умереть из-за того, что нет лекарства, так как эмир дал разрешение арестовывать даже его самого, если миршабы (ночные сторожа) встретят его на улице в запрещенное время.

* *

*Б. БУХАРСКОЕ ХАНСТВО*

* *

*Жители*

В настоящее время ханство граничит на востоке с Кокандским ханством и городами Бадахшана, на юге, по Оксусу, - с лежащи-ми на другом его берегу районами Керки и Чарджоу, на западе и на севере границу образует Великая Пустыня. Границы нельзя считать установившимися, невозможно и определить число жи-телей. Без преувеличения можно назвать цифру 2,5 млн. Жители подразделяются на оседлых и номадов, а по национальности - на узбеков, таджиков, киргизов, арабов, мервцов, персов, индусов и евреев.

1. Узбеки. Они состоят из тех же 32 племен, которые мы перечислили в разделе о Хиве, но заметно отличаются от своих соплеменников в Хорезме как лицом, так и характером. Бу-харские узбеки жили в более тесном контакте с таджиками, чем хивинские с сартами, и при этом утратили многие черты на-ционального типа и свойственное узбеку скромное простодушие. Узбеки - господствующий народ в ханстве, так как сам эмир - тоже узбек из племени мангыт, и поэтому они составляют вооруженные силы страны, хотя высшие офицеры очень редко выходят из их рядов.

* [267] *2. Таджики, коренные жители всех городов Средней Азии; здесь их больше всего, поэтому Бухара - единственное место, где таджик гордится своей национальностью. Он считает границами своего прежнего отечества, древнего Хорасана, (Chor в древнеперсидском языке означает "солнце", son - "область", Chorasan означает, таким образом, "солнечная страна", т.е. Восток.) на востоке Хотан (в Китае), на западе - Каспийское море, на севере - Ходжент, на юге - Индию.

3. Киргизы, (Kir значит "поле", giz или ges - корень глагола gismek, т.е. "странст-вовать", "бродить". Слово "киргиз" означает по-тюркски, таким образом, "чело-век, странствующий по полю", "кочевник"^193 и прилагается как общее название ко всем народам, живущим подобным образом. Слово "киргиз", конечно, употребляют и как обозначение племени, но только для подгруппы казахов, живущих в Коканде в окрестностях Хазрети-Туркестана.) или казахи, как они сами себя называют. В Бухарском ханстве их очень немного, тем не менее, пользуясь случаем, изложим наши скромные заметки об этом народе, са-мом большом по численности и наиболее замечательном в Сред-ней Азии по самобытности кочевой жизни. Во время своих странствований я часто встречал отдельные группы киргизских кибиток, но когда я пытался узнать у жителей об их численности, они всегда смеялись над моим вопросом и отвечали: "Сначала сосчитай песчинки в пустыне, тогда ты сможешь сосчитать и нас, киргизов". Так же невозможно определить границы их прожива-ния. Мы знаем, что они живут в Великой Пустыне, лежащей между Сибирью, Китаем, Туркестаном и Каспийским морем, и эта местность, а также их социальные условия в достаточной мере доказывают, насколько ошибочно передавать киргизов то под русское, то под китайское владычество. Россия, Китай, Коканд, Бухара или Хива распоряжаются у киргизов только лишь до тех пор, пока их офицеры, высланные для взимания налогов, живут среди номадов. Киргизы смотрят на сбор налогов как на гигантский набег, которому они должны быть благодарны за то, что сборщики довольствуются десятой долей или какой-либо иной частью. Так как революции, происходившие в мире в течение столетий, а может быть, и тысячелетий, оказали очень незначительное воздействие на киргизов, у этого народа, ко-торый встречался нам лишь небольшими группами, можно встретить подлинную картину тех нравов и обычаев, которые характеризовали туранские народы в древнейшие времена и ко-торые представляют собой причудливое смешение добродетели и жестокости. Поражает сильная тяга всех этих народов к музыке и поэзии, но наибольшее впечатление производит их аристо-кратическая гордость. Если встречаются два киргиза, то первый вопрос, который они задают друг другу, таков: "Ети атанг кимдир?", т.е. "Кто твои семь отцов (предков)?" Тот, кого спрашивают, даже ребенок по восьмому году, всегда знает точный ответ, в противном же случае его сочтут крайне не-воспитанным и неразвитым. В отношении храбрости киргизы *[268] *далеко уступают узбекам, а особенно туркменам; и ислам у них имеет более шаткую основу, чем у последних двух народов. Обычно лишь богатые баи нанимают в городах муллу, который за определенное жалованье, выплачиваемое овцами, лошадьми и верблюдами, занимает место учителя, священнослужителя и секретаря.

Для нас, европейцев, киргизы, даже если контакты с ними были частыми, - всегда явление удивительное. Перед нами пред-стают люди, которые ежедневно, в палящий зной или в глубоком снегу, в течение нескольких часов кочуют со всем своим скарбом, ища нового прибежища опять-таки всего на несколько часов; это люди, никогда не слыхавшие о существовании хлеба, вся их пища состоит только из молока и мяса. Киргиз считает жителей городов и всех прочих людей, живущих на одном месте, боль-ными или сумасшедшими и жалеет всех тех, у кого не мон-гольский тип лица. По его эстетическим понятиям, монгольская раса - это высшее проявление красоты, так как Бог, выдвинув вперед лицевые кости, сделал ее представителей похожими на лошадь, а лошадь в глазах киргизов - венец творения.

4. Арабы. Это потомки тех воинов, которые при Кутейбе, во время третьего халифа, участвовали в завоевании Туркестана и впоследствии поселились там. Однако, кроме черт лица, они мало что сохранили от своих братьев, живущих в Хиджазе и Ираке. Только немногие, как я обнаружил, говорят по-арабски. Число их, по слухам, доходит до 60 тыс. Большей частью это жители окрестностей Варданзи и Вафкенда.

5. Мервцы. Это потомки тех 40 тыс. персов, которых эмир Саидхан около 1810 г., после завоевания Мерва с помощью сарыков, переселил в Бухару. По своему происхождению, собст-венно говоря, это тюрки из Азербайджана и Карабаха, которых Надир-шах привел с их старой родины в Мерв.

6. Персы. Частью это рабы, а частью те, кто, выкупив себя, остался жить в Бухаре, где, несмотря на всяческие ре-лигиозные притеснения, так как они лишь тайком могут со-вершать обряды шиитской секты, они охотно занимаются тор-говлей или ремеслами, потому что здесь жизнь дешевле, а за-работать легче, чем у них на родине. Персы, намного пре-восходящие по умственным способностям жителя Средней Азии, обычно возносятся из рабского своего положения до самых высоких чиновничьих должностей; нет почти ни одного губер-натора провинции, у которого те или иные должности не за-нимали бы персы, бывшие ранее его рабами и оставшиеся верными ему; персы кишат также и в окружении эмира, и первые сановники ханства принадлежит к этой нации. В Бухаре персов считают людьми, больше общавшимися с френги и лучше по-стигшими их дьявольский склад ума. Впрочем, эмиру Музаффар ад-Дину пришлось бы несладко, если бы Персия вздумала угро-жать ему вторжением, как это уже бывало, потому что он вряд ли добился бы многого с армией, где комендантами гарнизонов *[269] *были Шахурх-хан и Мухаммед Хасан-хан, а топчубаши (на-чальниками артиллерии) - Бейнель-бек, Мехди-бек и Лешкер-бек; все пятеро - персы.

7. Индусы. Правда, их всего около 500; они живут разбросанно, без семей, в столице и провинциях и каким-то удиви-тельным образом держат в своих руках весь денежный оборот. Нет ни одного базара в какой бы то ни было деревне, где бы ни появился со своим мешком индус-ростовщик. Выказывая глубо-чайшую покорность, подобно армянину в Турции, он страшно обирает узбека, а так как у благочестивого кади большей частью находятся общие дела с поклонником Вишну, то он и становится зачастую его жертвой.

8. Евреи. Их в ханстве около 10 тыс. В основном они живут в Бухаре, Самарканде и Карши и больше занимаются ремеслами, чем торговлей. По своему происхождению это персидские евреи, а именно из первого пленения. Они переселились сюда 150 лет назад из Казвина и Мерва и живут в величайшем угнетении, презираемые всеми. Они не смеют идти дальше порога, когда приходят к правоверному, но если тот пожалует к еврею, то еврей поспешно уходит из собственного дома и стоит у дверей. В го-роде Бухаре они ежегодно выплачивают 2 тыс. тилля джизьи (дани). Эту сумму доставляет глава общины; при сем он получает для всей общины две легкие пощечины, предписываемые Кора-ном в виде знака покорности. Прослышав о привилегиях, даро-ванных евреям в Турции, некоторые из них выехали в Дамаск и в другие районы Сирии, но это происходило в глубокой тайне, так как в обычном случае желание эмигрировать карается кон-фискацией имущества или смертью. Удивительно, что они под-держивают почтовую связь через хаджи, ежегодно отправляю-щихся из Туркестана в Мекку; мои спутники тоже принесли несколько писем и все их доставили адресатам.

*Управление*

Форма правления в Бухаре сохранила очень немного древнеперсидских или арабских черт, так как преобладает тюрко-монгольский элемент. Государственное устройство, основанное на иерархической системе, носит военный характер, на вершине власти находится эмир в качестве генералиссимуса, правителя и религиозного главы. Военное и гражданское начальство под-разделяется на следующие группы: а) катта-сипахи, т.е. высшие чиновники, б) орта-сипахи, т.е. средние чиновники и в) ашаги-сипахи (сабиты). В первые две группы в соответствии с правила-ми должны приниматься только урукдары, т.е. представители знатных родов, так как они вступают в свою должность по ярлыку, т.е. письменному приказу, и биллигу, (Ярлык и биллиг - древнетюркские слова. Первое означает "письмо", "писа-ние"; корень jer, венгерское ir, турецкое jas. Второе значит "знак", по-венгерски belyeg.) т.е. знаку; но уже *[270] *издавна этих должностей удостаиваются также персы, бывшие ранее рабами. В следующем списке перечисляются все чины, в том порядке, как они следуют от эмира и вниз.^194

капа-сипахи:

1) Аталык

2) диванбеги (государственный секретарь)

3) парваначи, правильнее фарманачи или фарманчи, предъявитель ханского указа

орта-сипахи...

4) тохсаба, собственно тугсахиби, т.е. "несу-щий, как знамя, туг" (конский хвост)

5) инак

6) мирахур (шталмейстер)

ашаги-сипахи (сабиты)...

7) чухрагаси, собственно чехреагаси, т.е. "лицевой", потому что во время публич-ных аудиенций он стоит напротив эмира

8) мирза-баши (старший писарь)

9) ясаулбеги и карагулбеги

10) юзбаши

11) пенджабаши

12)* *онбаши

Кроме перечисленных, следует еще упомянуть тех, кто входит в придворный штат эмира. Здесь верхушку составляют кушбеги (везир), мехтер, досторхончи (метрдотель) и зекатчи (сборщик податей). Закатчи выступает одновременно в качестве министра финансов и мажордома эмира. Затем следует мехремы (личные слуги), число которых увеличивается или уменьшается в за-висимости от обстоятельств; их посылают также в качестве комиссаров в провинции по чрезвычайным делам. Любой под-данный, недовольный решением губернатора, может обратиться к эмиру, после чего ему назначают мехрема, который становится как бы его адвокатом и едет вместе с ним в его провинцию; он расследует дело и излагает его эмиру для окончательного ре-шения. Помимо того, есть еще одачи (привратник или церемо-ниймейстер), бакаул (провиантмейстер) и саламгази, который во время публичных процессий отвечает вместо эмира на при-ветствие: "Be алейкум эс селям".

Впрочем, эти должности и чины существуют при теперешнем эмире лишь номинально, так как он враг пышности и многие посты оставил незанятыми.

*Политическое деление*

Политическое деление ханства, как и в Хиве, соответствует числу крупных городов. В настоящее время Бухара состоит из сле-дующих округов (порядок их перечисления зависит от их величи-ны и числа жителей): 1) Каракёль, 2) Бухара, 3) Карши, 4) Са-марканд, 5) Керки, 6) Хисар, 7) Миянкаль или Кермине, 8) Катта-Курган, 9) Чарджоу, 10) Джизак, 11) Ура-Тюбе, *[271] *12) Шахрисябз; последний равен по величине Самарканду, но из-за его постоянной вражды с эмиром лишь частично может быть при-числен к ханству. Губернаторы, которые по своему чину являют-ся диванбеги или парваначи, получают определенную долю доходов управляемой ими провинции, но в исключительных случаях должны от нее отказаться. В непосредственном под-чинении у каждого губернатора находятся тохсаба, мирза-баши, ясаулбеги и несколько мирахуров и чохрагаси.

*Вооруженные силы*

Постоянное войско ханства состоит из 40 тыс. всадников, но может быть увеличено до 60 тыс. Наибольший контингент поставляют Карши и Бухара; особенно славятся своей храб-ростью люди из Карши, так рассказывали* *мне в Бухаре. Однако я нашел эти данные весьма преувеличенными, потому что эмир во время похода на Коканд, когда его армия состояла самое большее из 30 тыс. человек, должен был содержать вспомога-тельные войска, выплачивая им немалое жалованье, чего скупой Музаффар ад-Дин, конечно, не стал бы делать, если бы выше-означенное число было правильным. Жалованье, выплачиваемое только в военное время, составляет 20 тенге (16 шиллингов) в месяц, на что всадник обязан содержать самого себя и лошадь. Кроме того, половина добычи принадлежит воинам. Впрочем, и в самом деле непонятно, почему при столь значительном количестве подданных эмир не соберет большего войска, и стран-но также, почему он не берет вспомогательные войска у 50 тыс. эрсари, а предпочитает идти к теке и даже держит на службе сарыков, выплачивая им ежегодно 4 тыс. тилля жалованья.

*В. ИЗ ИСТОРИИ БУХАРЫ*

Основателем Бухары считается Афрасиаб, великий туранский воитель. Раннюю историю заменяют различные басни, и мы можем лишь сделать заключение, что тюркские орды с древ-нейших времен были грозой тех мест, персидское население которых было отделено от своих иранских братьев уже во времена Пишдадидов. Первая нить настоящей истории начина-ется со времени арабской оккупации, и нам остается лишь сожалеть, что отважные искатели приключений не оставили иных сведений, кроме тех, которые рассеяны в "Тарихи Табари" и некоторых других арабских источниках. Ислам не смог так легко пустить корни в Мавераннахре (стране между реками Оксус и Яксарт), как в других странах, и арабам приходилось по-стоянно повторять обращение в новую веру, как только они возвращались в города после долгого отсутствия. До завоевания Чингисханом (1220) Бухара и Самарканд, а также значительные в то время города Мерв (Мерв-и Шах-и Джихан, т.е. Мерв, король мира), Карши (Нахшеб) и Балх (Умм-ул-Билад, т.е. мать *[272] *городов) принадлежали Персии, несмотря на то что губернии Хорасан, как она тогда называлась, был выдан из Багдада особый фирман об инвеституре. С вторжением монголов пер-сидский элемент был совершенно вытеснен тюркским, узбеки повсюду завладели браздами правления, и Тимур, хромой за-воеватель мира из Шахрисябза (Зеленого города), пожелал сде-лать Самарканд столицей всей Азии. Но вместе с ним умерли и его планы, и собственно история ханства начинается с дома Шейбани, основатель которого Абулхайр-хан сломил могущест-во Тимуридов в их собственных государствах. Его внук Шейбани Мухаммед-хан расширил границы Бухары от Ходжента до Гера-та, но когда захотел захватить Мешхед, был разбит шахом Исмаилом и погиб в сражении в 916 (1510) г. Одним из наиболее способных его преемников был Абдулла-хан (род. в 1544 г.). Он вновь завоевал Бадахшан, Герат и Мешхед и благодаря своим заботам о развитии культуры и торговли заслуживает того, чтобы его поставили рядом с великим правителем Персии шахом Аббасом II. Во время его правления на дорогах Бухары были караван-сараи и прекрасные мосты, а в пустынях - цистерны; все развалины такого рода сооружений носят его имя. Его сын Абд ал-Мумин недолго удержался на троне, он был убит [1004 (1595) г.]. После вторжения персидского предводителя Тёкёла^195 , опустошившего все на своем пути, вскоре погибли последние потомки Шейбанидов.

В череде последовавших затем долгих сумятиц и гражданских войн главными претендентами, оспаривавшими престол, были Вали Мухаммед-хан, дальний родственник Шейбани по боковой линии, и Баки Мухаммед. После того как Баки Мухаммед пал в бою под Самаркандом в 1025 (1616) г., Вали Мухаммед-хан основал свою династию, которая, как говорят, существовала до Абу-л-Файз-хана, умолявшего Надир-шаха о мире (1740 г.). В этот период больше других правителей выделялись Имам Кули-хан и Насир Мухаммед-хан (1650). Их щедрая поддержка класса ишанов во многом способствовала тому, что религиозный фанатизм в Бухаре и даже во всем Туркестане поднялся на такую ступень, которой он не достигал нигде и никогда за всю историю ислама. Абу-л-Файз-хан и его сын были предательски убиты их везиром Рахим-ханом. После смерти убийцы, продолжавшего самостоятельно управлять государством в качестве везира, власть захватил Даниял-бий, за ним последовали эмиры Шах Мурад, Саид-хан и Насрулла-хан.

Поскольку история трех последних правителей уже изложена Малькольмом, Бёрнсом и Ханыковым, а мы смогли бы добавить мало нового, не будем больше следовать за событиями этой эпохи, а поговорим лучше в следующей главе о войнах, которые вели Бухара и Коканд в последние три десятилетия.

* *

*[273] IV КОКАНДСКОЕ ХАНСТВО*

* *

*Жители. - Деление. - Коканд. - Ташкент. - Ходжент. - Маргелан, Андижан. - Хазрети - Туркестан. - Ош. - Политическое положе-ние. - Последние войны.*

Коканд, или Фергана, как его называли древние, на востоке граничит с Китайской Татарией, на западе - с Бухарой, где протекает Яксарт, на севере - с Великой Ордой, на юге - с Каратегином и Бадахшаном. Мы не можем привести данные о его площади, но она больше, чем площадь Бухары или Хивы, да и плотность населения здесь больше^196 .

По числу городов и другим показателям можно считать, что население сегодняшнего Коканда составляет более трех мил-лионов человек.

1. Узбеки. Они образуют истинно оседлую часть населения и по своему типу, как уже упоминалось в главе о Хиве, очень отличаются от узбеков Бухары и Хивы. Так как узбеки уже несколько веков представляют господствующую нацию в Тур-кестане, которая раньше, чем другие народы этих областей, приняла ислам с его цивилизацией, с самим названием "узбек" связывается всегда более благоприятное представление об обра-зованности и хорошем тоне. Поэтому киргизы, кипчаки и калмы-ки, едва поселившись в городах, обычно отказываются от своей национальности и называют себя узбеками. Так издавна повелось в Коканде, и можно без преувеличения сказать, что половину людей, именующих себя узбеками, скорее всего надо считать по национальности смесью упомянутых номадов^197 . По манере держать себя кокандский узбек выглядит очень неуклюжим, чему больше всего виною нескладная широкая одежда. Если бы не номады, защищающие узбеков, то города уже давно оказались бы во власти Китая, России или Бухары.

2. За узбеками следуют таджики. Хотя их не больше, чем в Бухаре, расселены они более компактно. Часто они образуют целые деревни и города, чего нигде больше не встретишь. Так, в городе Ходженте, в деревнях Велекендаз и Кисакус (вблизи Ходжента) живет только первоначальное персидское население, и говорят, что такие значительные города, как Наманган, Анди-жан и Маргелан, (В письменных документах три последних города называются так: Неменган, первоначально Немек кон, т.е. "соляные копи", 2) Эндекган от "Эндек" - "ма-ленький" и 3) Мургинан, т.е. "курица и хлеб". Эту этимологию мне сообщили мои друзья; может быть, она не совсем правильна, но персидское происхождение все же бесспорно.) еще 400 лет назад принадлежали таджикам. Что касается их характера, то кокандские таджики немного лучше, чем их соплеменники в Бухаре. Надо только отметить, *[274] *что их язык чище в отношении грамматических форм и словар-ного запаса, чем язык остальных таджиков. Преимущественно это заметно в Коканде, где жители говорят на языке, многое сохранившем от говора Рудаки, старейшего персидского поэта, родом бухарца. В остальных городах Коканда, особенно на китайской границе, таджиков очень мало.

3. Казахи - самый многочисленный народ в ханстве. Они ведут кочевую жизнь в гористой местности между озером Чаганак и Ташкентом и платят хану такую же дань, как и в Хиве. Среди кокандских киргизов есть зажиточные, имеющие дом в Хазрети-Туркестане или в других местах, но в них они никогда не живут. Впрочем, киргизы, несмотря на свое численное преиму-щество, пользуются незначительным влиянием в ханстве.

4. Киргизы, или собственно киргизы, каковым именем у нас ошибочно назвали всех казахов, живущих в южных областях ханства между Кокандом и Сарыколом; из-за их воинственного характера то одна, то другая правительственная партия исполь-зует их для осуществления своих планов переворота. Число их юрт составляет около 50 тыс., приблизительно столько же, что и у туркмен-теке.

5. Кипчаки, по нашему мнению, самое древнее и наиболее примитивное тюркское племя, которое из всех племен этой большой семьи, рассеянной от Комула до Адриатического моря, больше всего сохранило верность своей старой национальности как по типу лица и характеру, так по языку и обычаям. Нашего читателя вряд ли заинтересует баснословная этимология назва-ния "кипчак", приводимая Рашид ад-Дином Табиби. Возможно, что раньше под этим названием существовало могущественное племя, и сегодняшние кипчаки, насчитывающие всего 5-6 тыс юрт, утверждают, что их предки завоевали и заселили Дешти Кипчак^198 , как издавна назывался Туркестан в восточных исто-рических источниках. Несмотря на свою малочисленность, кип-чаки и поныне оказывают могущественное влияние на полити-ческие дела в Коканде, они назначают ханов, а потом смещают их, и часто бывало, что 500 их всадников овладевали каким-нибудь городом, а хан не осмеливался выступить против них. В тюркском наречии, на котором говорят кипчаки, я не различил ни одного персидкого или арабского слова, их диалект можно считать лучшим переходным пунктом от монгольского к джагатайскому языку. То же самое можно сказать о типе лица кипчаков в сравнении с другими тюркскими народами Средней Азии. Раскосыми глазами, безбородым подбородком и выдаю-щимися скулами они похожи на монголов, к тому же они по большей части маленького роста, но удивительно ловки. Храб-ростью кипчаки превосходят все остальные народы Средней Азии и представляют вернейший образчик человека из огромной орды, которая перевернула когда-то всю Азию.

Кокандское ханство разделяется на несколько округов, ко-торые, как и повсюду, названы по именам наиболее *[275] *значительных городов. Столица - Коканд, (Вероятно, происходит из "Хобкенд" - "прекрасная деревня", "прекрасное место".) или Коканди-Латиф, т.е. "Очаровательный Коканд", как называют его местные жители; он расположен в прекрасной долине и по площади в шесть раз больше Хивы, втрое больше Бухары и в четыре раза больше Тегерана^199 . Южная часть города, где находится резиденция хана, только в недавнее время окружена стеной, северная остает-ся открытой. Число жителей и домов сравнительно невелико, потому что дома окружены большими фруктовыми садами, так что часто требуется четверть часа, чтобы миновать 10-15 домов. Что касается архитектурного стиля, то обычно даже сами кокандцы отдают предпочтение Бухаре, поэтому нетрудно пред-ставить себе облик этой столицы. Из камня построены только четыре мечети и небольшая часть обширного базара, где про-даются лишь русские товары и местные шелковые и шерстяные ткани, а также изделия из кожи. Широкой известностью пользу-ются седла, плети и прочее снаряжение для верховой езды, производимые в столице ханства.

После Коканда заслуживает упоминания Ташкент, главный торговый центр ханства, где в настоящее время, как я слышал от многих людей, есть немало состоятельных купцов, ведущих значительную торговлю с Оренбургом и Кызыл-Джаром (Пет-ропавловском). Ташкент, поддерживающий транзитную торгов-лю с Бухарой, Кокандом и Китайской Татарией, - один из важ-нейших городов Средней Азии, к нему тайком подбираются русские, их последние форпосты (Кале-Рахим), как уже отмеча-лось, отделяют от него всего несколько дней пути. Обладая этим важным и в военном отношении пунктом, Россия без труда овладеет Бухарским и Кокандским ханствами, так как то, чего не смогли добиться русские штыки, совершит пламя разногласий, раздуваемое между обоими ханствами Петербургом.

Наиболее значительные после Ташкента города - это Ходжент, где около 5 тыс. домов и много фабрик, изготовляющих алачу (вид хлопчатобумажной материи), 15 медресе и вдвое больше мечетей; Маргелан - большой город, средоточие кокандской учености и в настоящее время местопребывание Ходжа Бузурка, главы ордена Махдум-Аазам (этот духовный сановник отказал в благословении нынешнему бухарскому эмиру, въезжав-шему в город победителем, и тот не посмел наказать его за это); Андижан, где изготовляется лучший в ханстве атрес, тяжелая шелковая материя; Наманган, в окрестностях которого в основ-ном обитают кипчаки. Кроме того, заслуживают быть назван-ными Хазрети-Туркестан с высоко почитаемой могилой Ходжа Ахмед Ясеви, книга которого о морали и религии ("Мешреб") (Мне удалось привезти в Европу один экземпляр этой в высшей степени оригинальной книги, написанный по-турецки, и я надеюсь издать ее вместе с переводом.)* [276] *и поныне служит излюбленным чтением номадов и оседлых жителей Коканда; города Шахри-Манзил и Чуст, где производят-ся знаменитые ножи, ценящиеся в Туркестане больше всех после гиссарских; Шарихан, известный лучшими шелками, и Ош в вос-точной части ханства, называемый также Тахти-Сулейман, "Трон Сулеймана", который ежегодно посещает множество паломников. Само место паломничества представляет собой холм, возвы-шающийся посреди города Оша. Там среди развалин старого здания с колоннами, построенного из плитняка, показывают высеченный из мрамора трон, а также место, где возделывал землю Адам, первый пророк, по учению ислама. Последняя басня особенно хороша и уместна, поскольку ее сочинитель хотел представить номадам земледелие как религиозный долг.

Как бы там ни было, Ош не лишен интереса для наших археологов. Руины, особенно колонны, как мне описали, опреде-ленно указывают на их греческое происхождение, и если бы мы захотели разыскать восточную колонию Александра, то легко можно было бы представить себе, что Ош и есть то место, где отважный македонянин неким архитектурным памятником от-метил восточную границу своей гигантской империи. (Аппиан (De rebus Syriacis, 1 VII) упоминает много городов, основанных греками и Селевком, и среди них (греч.), который, по-види-мому, имеет в виду Плиний (VI, 16), когда говорит "Ultra Sogdiana oppidum Tarada, et in ultimis eorum finibus Alexandria ab Alexandro Magno condita"^201 . Это или иное расположенное по соседству место было, очевидно, для великого завоевателя древности пределом его продвижения в этом направлении, так как там, говорит Плиний, были воздвигнуты алтари Геркулеса, Бахуса, Семирамиды, Кира и Александра "Finis omnium eorum ductus ab ilia parte terrarum, includente flumine Jaxarte, quod Scythae Silin vocant"^202 . Действительно, что касается города Александрии Этсхаты, слова Арриана (Exped Alex, l IV, с. I, 3 и с. IV, 10) совпадают со строками Плиния, который рассказывает, что этот город Александр рассчитывал сделать пограничной крепостью против жителей другого берега реки и основал колонию македонских ветеранов, греческих наемников и изъявивших согласие обосноваться там варваров из соседних стран. Город был построен на берегу Яксарта, и существует мнение, что это нынешний Ходжент. А что, если Ош был тем местом, где стояли колонны Александра (Курций, VII, б)? Однако предположение, что Александр прочно овладел какой-либо областью по ту сторону Яксарта, едва ли совместимо с рассказом Арриана. Курций (VII, 9) описывает остатки алтаря Бахуса как "монументы, состоящие из многих отдель-ных груд камней, расположенных на некотором протяжении, и восьмидесяти высоких деревьев, стволы которых обвиты плющом")

Что касается политического положения Кокандского ханства, то его самостоятельность столь же стара, как независимость Бухары и Хивы^200 . Правящий ныне род утверждает, что он по прямой линии происходит от Чингисхана; это, однако, неправдо-подобно, так как его род был низвергнут с трона Тимуром, и после Бабура, последнего Тимурида в Коканде, браздами правления попеременно завладевали Шейбаниды и другие пред-водители из кипчаков и киргизов. Род, восседающий на троне в настоящее время, или, лучше сказать, воюющий ради него с Бухарою, - кипчакского происхождения, и как говорят, только *[277]* 80 лет как пришел к власти^203 . На учреждениях Коканда меньше всего сказалось арабское или древнеперсидское влияние, и ру-ководящим началом считается Яса-Чингис (Кодекс Чингиса). При восшествии на престол здесь также возносят хана на белом войлоке, а он при этом должен пускать стрелы во все четыре стороны света. (Этот обычай, странным образом, существует до сих пор и в Венгрии. Король, в полном облачении, со всеми атрибутами королевской власти, должен во время коронации на коне подняться на холм и взмахнуть мечом во все четыре стороны.)

*ВОЙНЫ МЕЖДУ БУХАРОЙ И КОКАНДОМ*

* *

*А. При эмире Насрулле*

Вражда между Бухарой и Кокандом существует с древних вре-мен. После того как дом Шейбанидов стал управлять всеми делами в Туркестане. Коканд, за исключением нескольких горо-дов, оставшихся в руках кипчаков, был присоединен к Бухарско-му ханству, затем отделился и в период своего самостоятельного существования чаще всего примыкал к восточным соседям: Каш-гару, Яркенду и Хотану, которые были в ту пору независимыми городами. Когда китайский император присоединил эти города к своей державе, Коканд, полагая, что противник на востоке слишком могуществен, счел нужным возобновить распри с Бу-харой, и война, которая велась в Средней Азии во время нашего пребывания там, - это продолжение борьбы, начатой Мухаммед Али-ханом Кокандским и эмиром Насруллой.

Мухаммед Али-хан, которого кокандцы называют своим величайшим монархом нового времени, с одной стороны, бес-спорно, много сделал для того, чтобы возвеличить ханство, расширив его границы и повысив благосостояние, но с другой - возбудил зависть алчного эмира Насруллы. Больше всего эмира раздражало то, что кокандский хан установил связи с Хивой, заклятым врагом Бухары, и дружески принял при дворе бежав-шего в Коканд его дядю и соперника. Некоторые люди до-бавочную причину усматривают в гостеприимстве, оказанном капитану Конолли; в общем, пищи для раздоров между обоими ханствами было достаточно, и разрыв считался неизбежным.

Разбив наголову в 1839 г. русских^204 при Шахидане, (По рассказам кокандцев, сильный отряд казаков с правого берега Яксарта обошел в это время Хазрети-Туркестан и продвинулся к Ташкенту, но в пути на него напали кокандцы, и отряд, понеся большие потери, рассеялся) Мухам-мед Али-хан, считая столкновение с эмиром неизбежным, пред-почел быть нападающей стороной. Итак, он двинулся к бухарс-кой границе, взял Ура-Тюбе и уже угрожал Джизаку и Самар-канду, когда, убедившись в бесплодности начатых интриг, против него выступил эмир с превосходящими силами узбекских *[278] *всадников и 500 человек только что организованной милиции (сарбазы), которой командовал ее создатель Абдул Самед-хан. Мухаммед Али счел разумным отступить. Насрулла на протяжении трех месяцев осаждал Ура-Тюбе и наконец взял его, пролив в от-местку немало крови местных жителей и превратив их тем самым в своих злейших врагов. Не успел эмир вернуться в Бухару, как они с согласия Мухаммед Али-хана напали на бухарский гарни-зон и вырезали солдат и офицеров.

Как только Насрулле сообщили об этом происшествии, он пришел в ярость, в большой спешке собрал все свои силы и двинулся к Ура-Тюбе. Мухаммед-Али опять отступил, и боль-шая часть жителей, страшась разгневанного эмира, ушла вместе с ним. Однако на этот раз ему не удалось вернуться. Насрулла преследовал его по пятам, Мухаммед Али-хан проиграл битву и потерял город. Понимая, что его преследуют и что столица под угрозой, он выслал навстречу победителю парламентеров. Вско-ре при Канибадаме был заключен мир, по которому Мухаммед Али-хан должен был уступить Ходжент и многие другие на-селенные пункты.

Понятно, что этот мир не мог удовлетворить ни одну из сторон. Чтобы еще больше досадить побежденному, злобный эмир назначил губернатором вновь завоеванной провинции бра-та Мухаммеда Али, ранее бежавшего в Бухару и претендовавше-го на хивинский трон. Но на этот раз эмир просчитался. Мать кокандского правителя помирила братьев, и, прежде чем эмир узнал об этом, Ходжент вместе со всей прилегающей к нему областью вновь присоединился к Коканду, и теперь ему при-шлось иметь дело не с одним, а с двумя врагами.

Гневу бухарского тирана не было границ, и жажда мщения побудила собрать неслыханные вооруженные силы. Помимо обычной армии, состоявшей из 30 тыс. всадников и тысячи сербазов, он взял на службу еще 10 тыс. туркмен из племен теке и салор. Достигнув в несколько быстрых переходов Коканда, эмир застал врасплох Мухаммеда Али, так что тому пришлось бежать из столицы. Около Маргелана его поймали, и спустя десять дней он был казнен в собственной столице вместе с брать-ями и двумя сыновьями. (Чтобы оправдать свой гнусный поступок, Насрулла велел распустить слух, что Мухаммед Али женился на своей матери и что именно за это он подверг его казни.) За ним в руки палача попало боль-шинство его сторонников, их имущество было конфисковано. Эмир, отягощенный богатой добычей, вскоре вернулся в Бухару, оставив в завоеванном городе Ибрахим-бия, мервца по рожде-нию, с гарнизоном в 2 тыс. солдат.

Не прошло и трех месяцев, как кипчаки, до тех пор держав-шейся нейтралитета, выступили против бухарцев, захватили го-род вместе с находившимся там гарнизоном и возвели на трон *[279] *Шир-Али-хана, сына Мухаммед Али-хана. (Генеалогия ныне правящего в Коканде дома, начиная с Мухаммеда Али, такова:

Мухаммед Али Шир Али

| |

(от первой жены) (от второй жены)

| | | |

Мулла-хан-Софи-бек Сарымсак Султан Мурад Худояр

| |

Шах Мурад несколько маленьких детей )

Не желая, чтобы их еще раз подобным образом застигли врасплох, кокандцы воз-намерились обнести стеной ту часть города, где живет хан. Этот план был быстро выполнен, так как на строительстве заставили работать пленных из эмирского гарнизона. Жители знали, что эмир постарается отомстить, и никто не удивился, когда вскоре после этого происшествия перед Кокандом появились 15 тыс. бухарцев под предводительством кокандца, претендента на кокандский престол, давнего протеже Насруллы. Мусульманкул (так его звали), по-видимому, еще в пути договорился со своими соотечественниками, и ему открыли городские ворота. Войдя в город, он первым делом выступил против Насруллы, несмотря на то что Насрулла обещал сделать его ханом, и вместе с при-соединившимися к нему горожанами обратил в бегство при-шедших с ним бухарцев.

Четырежды обманутый эмир не пожелал уступить и вновь отправил армию, на этот раз под предводительством Шахрух-хана, (Между тем гнусного Абдул Самед-хана, убийцу Конолли, Стоддарта и Назелли, постигла справедливая кара. Эмир, отправивший его в Шахрисябз, убедился в его явном предательстве и, поскольку ничего не мог поделать с ним силой, решил справиться хитростью. Абдул Самед долго увертывался, но когда, наконец, попал в ловушку и заметил палача в соседнем зале, вспорол себе кинжалом живот, чтобы даже смертью своей досадить государю, столь походив-шему на него характером.) уже тогда имевшего звание главнокомандующего. Но Шахрух-хан дошел только до Ура-Тюбе, потому что поход был прерван по получении известия о болезни эмира, находившегося в Самарканде. Через несколько дней Насрулла умер, освободив, таким образом, мир от одного из величайших тиранов.

Я слышал из надежного источника, что эмир Насрулла умер всего лишь от припадка чрезмерного гнева, вызванного как неоднократными неудачными походами против Коканда, так и беспримерной стойкостью защитников города Шахрисябза. (Шахрисябз, прежде называвшийся Kеш, - родина Тимура, его жители отличаются крайне воинственным характером.)* [280] *Он 30 раз выступал в поход против этого города, а теперь уже шесть месяцев безуспешно осаждал его. Противником Насруллы там был некий Велинаме^205 , на сестре которого он женился, с тем чтобы благодаря новому родству приобрести верного вассала. Надо было случиться, чтобы известие о взятии Шахрисябза пришло в день смерти эмира. Находясь почти в беспамятстве, изверг приказал все-таки умертвить неверного шурина и всех его детей; но так как он не мог увидеть кровь собственными глазами, он вечером, за несколько часов до смерти, велел позвать к себе жену, сестру Велинаме. Несчастная женщина, мать двоих детей, дрожала от ужаса, но это не смягчило умирающего тирана: он приказал обезглавить ее возле своего ложа, и, устремив взгляд на кровь сестры своего заклятого врага, негодяй испустил послед-ний вздох.

*Б. При эмире Музаффар ад-Дине*

Между тем дела в Коканде тоже приняли новый оборот. Мусульманкул был убит, а на белом войлоке вознесли Худояр-хана. Вначале он проявил большую активность и дал несколько не-больших сражений русским, наступавшим от Яксарта. Но пока он был занят на границе, в столице провозгласили ханом Малля-хана. Располагая незначительными силами, Худояр-хан пред-почел бежать в Бухару в надежде возвратить трон с помощью эмира Музаффар ад-Дина. Сразу после смерти отца Музаффар ад-Дину пришлось отправиться в Шахрисябз, который снова восстал, несмотря на обрушившуюся на него кровавую месть. Он как раз стоял у стен Чиракчи, укрепления, принадлежавшего Шахрисябзу, когда пришло известие, что губернатор Ура-Тюбе, родом из Шахрисябза, присоединился к кокандцам и что Малля-хан уже продвинулся к Джизаку.

Эмир Музаффар ад-Дин, подстрекаемый своим гостем и про-теже Худояр-ханом, не выдержал, оставил уже сильно стеснен-ный Шихрисябз и с 15 тыс. человек выступил к Коканду, по-скольку Малля-хан, обладавший, как все утверждали, недюжин-ными способностями, представлял для него серьезную угрозу. Следуя политике своего отца, Музаффар ад-Дин сначала велел убить своего противника в спровоцированном им самим за-говоре, а после того, как в Коканде все пришло из-за этого в величайшее смятение, овладел столицей и назначил правителем Худояра. Законный наследник престола Шах Мурад бежал к кип-чакам.

Худояр-хан не пробыл в своем новом звании и четырех месяцев, как на него напали кипчаки во главе с Шах Мурадом, и ему снова пришлось бежать в Бухару. Эмир, попавший в смеш-ное положение в роли покровителя, собрал все свои силы, чтобы как следует отомстить Коканду. Выслав вперед Шахрух-хана с 40 тыс. человек и Мухаммед Хасан-бека с 30 пушками, он сам в сопровождении нескольких сотен теке поспешил к Коканду, *[281] *твердо решив не возвращаться до тех пор, пока не подчинит своей власти все, вплоть до китайской границы.

В Коканде было хорошо известно намерение молодого эмира, там знали и его алчность, поэтому жители сделали все возмож-ное, чтобы воспрепятствовать бухарцам. Улемы объявили вторг-шегося хана кафиром и провозгласили против него джихад (религиозную войну), все взялись за оружие, но тщетно. На этот раз эмир в самом деле присоединил к своим владениям не только Коканд, но и все земли до китайской границы. Самое сильное сопротивление оказали кипчаки под предводительством своего вождя Алимкула^206 ; на них напали туркмены, и, вероятно, междоусобная война двух самых диких первобытных татарских племен представляла собой интересное зрелище. После того как Алимкул погиб в сражении, во главе племени встала его жена, и война некоторое время продолжалась при ней, пока наконец не был заключен мир с эмиром. Завоеванное ханство, из которого эмир вывез в Бухару все пушки, большое количество прочего оружия и немало сокровищ, было разделено на части. Коканд достался Шах Мураду, любимцу кипчаков, Ходжент - Худояр-хану. Музаффар ад-Дин отправился в свою столицу, и на этом пути я встретил его 15 сентября 1863 г.

С того времени в Коканде, вероятно, произошли новые перемены. Подобные раздоры часто бывали раньше между Каш-гаром, Хотаном и Яркендом. Они прекратились только после того, как Китай присоединил эти ханства. Очевидно, точно так же вскоре русская оккупация положит конец бесплодной граж-данской войне.

Так оно и случилось, как достаточно хорошо известно чита-телям по последним событиям в Центральной Азии. Бухара и Коканд с частью своей территории также потеряли незави-симость и стали вассалами "белого царя" на Неве. (Подробнее о русско-туркестанской войне см. в моей работе "Zentralasien und die englisch-russische Grenzfrage" (Leipzig, 1873, с. 1-7 и 60-150)).

* *

*V КИТАЙСКАЯ ТАТАРИЯ*

* *

*Приближение к ней с запада. - Управление. - Жители. - Города.*

Если путешественник проедет от Оша 12 дней, то достигнет китайской границы у города Кашгара. Дорога туда идет по гористой местности, где кочуют со своими стадами кипчаки. Говорят, что во времена Чингисхана здесь кое-где были деревни, теперь не увидишь даже развалин. Места для разведения огня и груды развалин указывают, где обычно располагались на стоянку караваны и путешественники. Кипчаки, несмотря на *[282] *свою дикость и воинственность, редко нападают на отдельных путников; крупные караваны, идущие из Китая, должны платить умеренную дань, а так они никого не беспокоят.

На расстоянии дневного пути от Кашгара наталкиваешься на первый китайский пост, состоящий из десяти солдат и писаря. Пост пропускает только тех, у кого есть паспорт, выданный наманганским аксакалом, который, находясь на китайской служ-бе, исполняет обязанности агента. Предъявив паспорт, каждый путешественник должен подробно рассказать о том, что он видел и слышал на чужбине. Писарь составляет отчет в двух экземпля-рах: один экземпляр посылают на следующий сторожевой пост для сравнения с результатами нового допроса, а второй от-правляют губернатору. Как мне рассказал Хаджи Билал и другие друзья из Китайской Татарии, лучше всего в таких случаях отвечать словами "Бельмей-мен" ("Не знаю"). (Впрочем, у китайцев есть пословица, вполне соответствующая этому правилу. Они говорят: "Беджиду йиха-ле Джиду ши-хале" - "Я не знаю - одно слово, я знаю - десять слов", т.е., произнеся "я не знаю", ты сказал все, после слов "я знаю" тебя спросят еще, и тебе придется многое объяснить.) Никого не могут, да и не хотят заставлять рассказывать, а сам писарь доволен, если облегчают его служебные обязанности.

Под названием "Китайская Татария" мы обычно чаще всего понимаем ту часть Китайской империи, которая в виде острия лежит между 93 и 69 градусами восточной долготы и граничит на севере с Большой киргизской ордой, а на юге - с Бадехшаном и Тибетом. Говорят, что местность до Или и Кёне-Турфана [Куня-Турфан] с незапамятных времен находилась под властью Китая, тогда как Кашгар, Яркенд, Аксу и Хотан были при-соединены всего 150 лет назад. Упомянутые города беспрестанно враждовали между собой, пока наконец несколько человек из знати под предводительством властителя Яркенда Ибрахимбека, стремясь положить конец раздорам, не привели в страну ки-тайцев, которые только после долгих колебаний начали править там и продолжают управлять этими городами до сих пор по системе, отличной от норм, существующих во всех остальных провинциях Небесной империи.

*А. УПРАВЛЕНИЕ*

Как я слышал из достоверного источника (известно уже, что мой друг Хаджи Билал был священником в доме губернатора), в каждой из этих провинций есть два органа управления: один-китайский, или военный, а другой-татаро-мусульманский. Их главы состоят в одном чине, но татарский настолько подчинен китайскому, что лишь через него может сноситься с высшей властью в Пекине. Китайское начальство, живущее в укреплен-ной части города, состоит из следующих лиц:

1) анбан; его отличительными знаками служат пуговица из сердолика на шапке и павлинье перо. Его годовое жалованье *[283] *составляет 36 ямбю, (Ямбю - большой кусок серебра с двумя ушками, по форме напоминает наши гири. В Бухаре за эту монету дают 40 тилля.) приблизительно 20 тыс. франков. Ему подчинены:

2) далуи, секретари; их всего четыре, из них один заведует корреспонденцией, второй - казной, третий управляет уголовным судопроизводством, четвертый - полицией;

3) джи-зо-фанг, хранитель архива.

Двор китайского высшего офицера именуется "ямун", и сюда в любое время может прийти каждый желающий и подать жалобу на несправедливость нижних офицерских чинов или по иному делу. Характерно, что перед самым входом в дом анбана стоит огромный барабан, по которому жалобщик должен уда-рить один раз, чтобы вызвать секретаря и два раза, чтобы вызвать самого анбана. Ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом не остается неуслышанным этот призыв о помощи, во всяком случае, такое случается очень редко. Подобный колокол можно было бы рекомендовать некоторым служителям правосудия даже в Европе.

Татаро-мусульманский чиновничий корпус, которому дове-рено судопроизводство, взимание налогов и исполнение других дел внутреннего управления у некитайского населения, включает следующих лиц:

1) ванг, или хаким, состоящий в одном чине с анбаном и получающий разное жалованье;

2) хазначи, или газначи, как его называют татары, которому доверена казна;

3) ишикага (дословно значение: страж дверей), своего рода церемонийместер и главный интендант;

4) шангбеги, своего рода секретарь, переводчик и посредник между китайским и мусульманским начальством;

5) казибег, кади, или судья;

6) ортенбеги, почтмейстер, отвечающий за все почтовые станции в его округе. Почтовая система в этой стране имеет большое сходство с персидским чапаром. Правительство сдает внаем некоторые дороги, и функции почтмейстера заключаются в том, чтобы следить, повсюду ли арендаторы держат хороших лошадей. От Кашгара до Комула считают 40 станций, которые почта проезжает за 16, в исключительных случаях даже за 12 или 10 дней. От Комула до Пекина считают 60 станций, которые преодолевают за 20 или 15 дней. Итак, все расстояние от Кашгара до Пекина, которое составляет 100 дневных переездов, почта обычно проезжает за один месяц; (Удивительно, что почтальоны, почти всегда калмыки, могут совершать эти стремительные поездки верхом в 30 дней и 30 ночей несколько раз в год. У нас такого рода скорость считается необыкновенной В истории известны верховые переезды Карла XII из Демотики в Штральэунд и турецкого курьера из Сигетвара в Венгрии, где умер Сулейман Великий^207 , в Кютахью, совершенные за 8 дней.)

7) баджгир, сборщик пошлин.

* *

*[284] Б. ЖИТЕЛИ*

Большая часть населения Китайской Татарии, главным образом жители четырех провинций, ведет оседлую жизнь и занимается земледелием. Что касается национальности, то они называют себя узбеками, хотя с первого взгляда видно их истинно калмыц-кое происхождение. Узбеков в том смысле, как это слово пони-мается в Бухаре и Хиве, в Китайской Татарии никогда не было Здесь под узбеками понимают народ, образовавшийся вследствие смешения вторгавшихся с севера калмыков и киргизов и корен-ных персидских жителей. Заметно, что в тех местах, где древнее персидское население было гуще (теперь оно совсем исчезло), иранский тип является более преобладающим, чем в других районах. За узбеками следуют калмыки и китайцы: первые из них либо воины, либо номады, вторые - купцы и ремесленники, они встречаются только в главных городах, да и то в малом числе. Наконец, мы должны упомянуть дунган или дёнгенов, рассеян-ных по всей территории от Или до Камула. По национальности это китайцы, а по религии - мусульмане^208 , все они принадлежат к толку шафиитов. (В суннизме существуют четыре мазхаба (религиозно-правовые школы) ханафиты, шафииты, маликиты и ханбалиты. Все четыре одинаково чтимы, и отдать предпочтение одной из них считается грехом.) Дунгане, или дёнгены, означает на китайско-татарском диалекте "обращенные" (османо-турецкое donne - "ренегат"), и, как утверждают, эти китайцы, насчитывающие до миллиона человек, были обращены в ислам во времена Тимура одним арабским искателем приключений, будто бы прибывшим с упомянутым завоевателем из Дамаска в Среднюю Азию и бродившим по Китайской Татарии под видом чудотворца и святого. Дунгане отличаются большим фанатизмом и не-навистью к своим соплеменникам немусульманской веры; хотя они образуют далекий восточный форпост ислама, они каждый год отправляют множество хаджи в Мекку.

Что касается общего характера народа, то китайские татары показались мне честными, незлобливыми и до того простодуш-ными, что это граничит с глупостью. Сравнение их с жителями других городов Средней Азии напоминает сопоставление бухар-ца с лондонцем и парижанином. Меня часто забавляло, как необычайно скромны были желания моих спутников и с каким восторгом они говорили о своей бедной родине.* *Им пред-ставляются слишком роскошными и расточительными не только Рум и Персия, но и Бухара, и, хотя ими управляет народ, отличающийся от них по языку и религии, они все же пред-почитают свое правительство, власти трех мусульманских ханств. Впрочем, у них нет причин быть недовольными ки-тайцами. По достижении пятнадцатилетнего возраста каждый из них, за исключением ходжи (потомков пророка) и мулл, платит ежегодный подушный налог в 5 тенге (3 франка 75 сантимов). Солдат вербуют, а не берут насильно, при этом мусульманские *[285] *полки имеют преимущественное право образовывать отдельный корпус, и, за исключением мелочей, касающихся внешнего вида, им не чинят ни малейших препятствий в соблюдении их религии. Высшим чиновникам в этом отношении приходится хуже, они должны носить соответствующую их чину одежду, длинные усы и косу, но что самое ужасное - по праздникам присутствовать в пагоде и перед раскрытым портретом императора, выражая свое поклонение, трижды касаться лбом пола. ("Седже", как это называется в исламе, разрешается только перед Богом, во всех других случаях считается идолопоклонством) Мусульмане заверяли, что их высокопоставленные соотечественники в таком случае держат тайком между пальцами бумажку, на которой написано "Мекка", и благодаря этой хитрости коленопреклоне-ние совершается не в честь небесного императора, а в честь священного города.

Что касается общественных отношений, то легко можно представить себе, как уживаются друг с другом китайцы и му-сульмане, настроенные сепаратистски. Дружеские отношения не-возможны, но я заметил, что не существует и особой вражды. Китайцы, составляющие меньшинство, никогда не дают почувст-вовать, что они господствующая нация, и особой беспристраст-ностью отличается начальство. Поразительно, что китайцы не одобряют перехода в свою религию, поэтому не приходится удивляться, что они с особой тщательностью следят за тем, чтобы мусульмане исполняли свой религиозный долг, и строго наказывают нерадивых. Если мусульманин не молится, китайцы обычно говорят ему: "Как ты неблагодарен. У нас несколько сотен богов, и мы удовлетворяем их всех, ты же утверждаешь, что у тебя только один бог, и то ты не можешь помолиться ему". Даже муллы, как я не раз имел возможность убедиться, восхва-ляют любовь китайских чиновников к справедливости, несмотря на то что они обычно ведут беспощадные речи против их религии. Татары не устают хвалить искусство и ловкость своих властителей, и если они начинают разговор о могуществе чонг-кафиров (великих неверных, т.е. собственно китайцев), то он не имеет конца. (О взятии Пекина англо-французской армией им, впрочем, было известно. Когда я спросил Хаджи Билала, как же это согласуется с китайским всемогущест-вом, он ответил, что френги хитростью сначала одурманили всех жителей Пекина опиумом, а потом, конечно, легко смогли войти в спящий город.)

Странно, конечно, что повсюду, от западных до самых от-даленных восточных границ, я слышал, как последователи исла-ма, будь то турки, арабы, персы, татары или узбеки; порицали и высмеивали свои собственные недостатки, зато хвалили и воз-величивали добродетели и заслуги немусульманских народов. Они признают, что кафирам присущи большие способности, человеколюбие и беспримерная справедливость, и тем не менее с горящими глазами восклицают: "Эль-хамд лиллах ана мус-лим!", т.е. "Хвала богу за то, что я мусульманин!"

*[286] В.ГОРОДА*

Среди городов, перечень которых мы сообщим в описании дорог Китайской Татарии, Хотан и Яркенд отмечаются как самые цветущие, Турфан-Или и Камул - как самые крупные, Аксу и Кашгар - наиболее священные. В Кашгаре, насчитывающем 105 мечетей (вероятно, всего лишь глиняных хижин, предназначен-ных для молитв) и 12 медресе, находится высоко почитаемая гробница Хазрети Афака, национального святого Китайской Татарии. Хазрети Афак значит "Его высочество горизонт" и вы-ражает бесконечность способностей святого, настоящее имя ко-торого было Ходжа Садык. Он много способствовал религиоз-ному образованию татар. Кашгар, говорят, прежде был значи-тельнее, а его жители богаче, чем теперь. Упадок целиком и полностью объясняют вторжением кокандских ходжи, которые каждый год нападают на город, загоняют китайцев в крепость и грабят все подряд. Так они, мародерствуя, хозяйничают до тех пор, пока осажденный гарнизон не запрашивает Пекин и не получает официального разрешения на защиту. Кокандские ход-жи, толпа хищных бродяг, грабят таким образом город уже несколько лет, и все-таки китайцы остаются китайцами.

Здесь тоже произошли важные изменения со времени появле-ния первого издания моей "Книги путешествий". Китайская Татария, правильнее - Восточный Туркестан, под предводитель-ством Якуба Кушбеги, (Подробнее о жизненном пути Якуба Кушбеги и освободительной войне Восточного Туркестана см. в моей книге: "Zentralasien und die englisch-russische Grenzfrage" (Leipzig, 1873, с. 271-308)) авантюриста из Коканда, освободилась от китайского господства и образует теперь независимое го-сударство, равное по величине всем трем туркестанским ханст-вам, вместе взятым^209 .

*VI ПУТИ СООБЩЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ*

* *

*Сообщение Средней Азии с Россией, Персией и Индией. - Дороги в трех ханствах и в Китайской Татарии.*

Наиболее активные транспортные связи Средняя Азия поддержи-вает с Россией, они осуществляются по следующим основным путям:

а) из Хивы караваны идут в Астрахань и Оренбург, откуда некоторые состоятельные купцы добираются до Нижнего Новго-рода и даже до Петербурга;

б) из Бухары преимущественно в летнюю пору поддержи-вается бесперебойная связь с Оренбургом. Чаще всего ездят именно этим путем, на него тратят 50-60 дней, и лишь в *[287] *исключительных случаях он занимает больше или меньше времени. Если среди киргизов нет особых волнений, то даже самые маленькие караваны идут по этому пути;

в) из Ташкента караваны отправляются в Оренбург и Кызыл-Джар (Петропавловск). До Оренбурга они доходят за 50-60 дней, а до Петропавловска - за 70 дней. Это самые многочисленные караваны, так как путь проходит по очень опасным местам;

г) из Намангана и Аксу в Пулат (Семипалатинск) ходят большей частью китайские караваны в сопровождении сильного конвоя, они достигают своей цели за 40 дней. Одиночные путе-шественники могут беспрепятственно проходить мимо киргизов, но только в том случае, если они путешествуют как дервиши. Многие мои спутники совершили путешествие в Мекку через Семипалатинск, Оренбург, Казань и Константинополь.

Таковы пути сообщения, идущие на север. Связи с югом значительно слабее. Хива имеет обыкновение отправлять еже-годно один-два небольших каравана в Персию через Астрабад и Дерегез. Бухара проявляет несколько большую активность, однако отсюда уже два года ни один караван не отправлялся через Мерв в Мешхед, потому что теке прервали всякое сообще-ние. Самая оживленная дорога - гератская, тут караваны расхо-дятся налево и направо, направляясь в Персию, Афганистан и Индию. Дорога через Карши и Балх в Кабул имеет второ-степенное значение, потому что переход через Гиндукуш пред-ставляет трудности. Даже летом на ней мало народу.

Помимо названных путей сообщения мы должны еще упомя-нуть путеводные нити между самыми укромными уголками Туркестана и отдаленнейшими местами Азии, поддерживаемые одиночными пилигримами или нищими. Что может быть инте-реснее этих замечательных бродяг, без гроша в кармане по-кидающих свою родину, чтобы пройти тысячи миль по странам, названия которых они едва ли слышали прежде, среди народов, совершенно отличных от них по облику, языку и обычаям. Нимало не задумываясь, бедный (Богатые люди крайне редко подвергают себя тяготам паломничества. Найдена замена этому. Они снабжают деньгами на дорогу своего представителя и отправляют его в Мекку, где он вместо своего имени вставляет в молитву имя пославшего его человека. Сам он довольствуется тем, что после его кончины на могильном камне будет написано "хаджи") житель Средней Азии может под впечатлением последнего сна отправиться в Аравию и даже в самые отдаленные западные области турецкого государства. Терять ему нечего, он хочет увидеть мир и слепо следует своему инстинкту. Я говорю "мир", т.е. его мир, который начинается в Хиве и кончается в турецкой державе. Европу он считает прекрасной, однако, по его мнению, она полна колдовства и прочей чертовщины, так что он не осмеливается вступить в этот опасный лабиринт даже с самой надежной ариадниной нитью в руках.

* [288] *Мы убедились на опыте, что чем дальше углубляешься в пределы Туркестана, тем больше становится ежегодное число пилигримов. Хаджи, отправляющихся из Хивы, насчитывается от 10 до 15 в год, из Бухары - от 30 до 40, а из Коканда и Китайской Татарии - от 60 до 80. Если к этому прибавить еще желание персов посетить святые места Мешхеда, Кербелы, Кума и Мекки, то нельзя не заметить существующую еще и поныне страсть азиатов к странствованиям. Семя, заложенное древним пере-селением народов, все еще существует, и не будь западной цивилизации и ее могущественного влияния, со всех сторон окружающего Азию, кто знает, какие бы изменения уже со-вершились.

* *

*ДОРОГИ В ТРЕХ ХАНСТВАХ*

А. /Дороги в Хивинском ханстве и пограничных землях /

1. От Хивы до Гемюштепе:

а) дорогу Орта-йолу можно легко преодолеть верхом за 14-15 дней. Она насчитывает следующие станции 1) Акгап, 2) Медемин, 3) Шоргель (озеро), 4) Капланкыр, 5) Дехли-Ата, 6) Кахриман-Ата, 7) Коймат-Ата, 8) Ети-Сири, 9) Джанык, 10) Улу-Балкан, 11) Кичиг-Балкан, 12) Керен-таги (горная цепь), 13) Кызыл-Такыр, 14) Богдайла, 15) Этрек, 16) Гемюштепе,

б) Теке-йолу можно преодолеть за 10 дней. Говорят, что она имеет следующие станции 1) Медемин, 2) Денен, 3) Шахсанем, 4) Ортакую, 5) Алты-Куйрук, 6) Чирлалар, 7) Чин-Мухаммед, 8) Сазлык, 9) Этрек, 10) Гемюштепе. По-видимому, этой доро-гой пользуются для аламанов, так как только таким образом можно объяснить тот факт, что удается столь быстро преодолеть большие расстояния по обычному пути.

2. От Хивы до Мешхеда

Есть две дороги, одна - от Хезареспа в Дерегез, к югу, через пустыню, требует 12 дней пути, другая, идущая через Мерв, имеет 7 главных станций или колодцев Дари, Сагри, Намакабад, Шакшак, Шуркен, Ак-Яб, Мерв

3. От Хивы до Бухары (главная дорога)

Хива-Ханка

6 ташей (или фарсахов)

Тёйебоюн - Тюнюклю

6 ташей (или фарсахов)

Ханка-Шурахан

5 '

Тюнюклю - Уч-Уджак

10 '

Шурахан - Аккамыш

6 '

Уч-Уджак - Каракёль

10 '

Аккамыш - Тёйебоюн

8 '

Каракёль-Бухара

9 '

4. От Хивы до Коканда

Имеется дорога через пустыню, она не идет через Бухару. У Шурахана выезжают за пределы ханства и обычно за 10-12 дней добираются до Ходжента. Путь можно сократить, повернув у Джизака. По этой дороге ехал Конолли в сопровождении кокандского принца, которого он встретил в Хиве.

* *

* [289] *5. От Хивы до Кунграда и побережья Аральского моря

Хива - Янги-Ургенч

4 таша

Канлы - Ходжа-Или

(пустыня)

22 таша

Янги-Ургенч - Гёрлен

6 '

Гёрлен Янги-Яп

3 '

Ходжа-Или - Кунград

4 таша

Янги-Яп -Хитай

3 '

Кунград - Хаким-Ата

4 '

Хитай-Мангыт

4 '

Хаким-Ата - Чортангёль

5 '

Мангыт - Кипчак

l '

Чортангёль - Бозатава

10 '

Кипчак - Канлы

2 '

Бозатава - берег моря

5 '

Итого 73 таша Это расстояние, если дорога не очень плохая, можно проехать за 12 дней.

6. От Хивы до Кунграда через Кене [Куня-Ургенч]

Хива - Газават

3 таша

Кызыл-Такыр - Порсу

6 таша

Газават - Ташхауз

7 '

Порсу - Кёне

9 '

Ташхауз - Кёкчеке

2 '

Кёне - Ходжа-Или

6 '

Кёкчеке - Кызыл-Такыр

7 '

Отсюда до Кунграда, как уже упоминалось, 4 таша, что в общем составляет 44 таша. Итак, эта дорога была бы ближе, чем через Герлен, но, во-первых, дорога через Кене небезопасна, а во-вторых, ехать через пустыню тяжко, поэтому чаще всего едут по пятому маршруту.

7 От Хивы до Фитнека.

Хива - Шейх-Мухтар

3 таша

Ишантепе - Хезаресп

2 таша

Шейх-Мухтар - Багат

3 '

Хезаресп - Фитнек

6 '

Багат - Ишантепе

2 '

Всего

16 ташей

Прибавив это число к указанным в пятом маршруте 73 ташам, мы увидим, что наибольшее протяжение ханства, распо-ложенного вдоль Оксуса, не превышает 89 ташей.

Б. /Дороги в Бухарском ханстве и его окрестностях/

1. От Бухары до Герата.

Бухара - Хошрабат

3 таша

Меймене - Кайсар

4 таша

Хошрабат - Текендер

5 '

Кайсар Нарын

6 '

Текендер - Черчи

5 '

Нарын - Чичакту

6 '

Черчи - Карахинди

5 '

Чичакту - Кале-Вели

6 '

Карахинди - Керки

7 '

Кале-Вели - Мургаб

4 '

Керки - Сейид (колодец)

8 '

Мургаб - Дербенд

3 '

Дербенд - Калайи-Нау

8 '

Сейид-Андхой

10 '

Калайи-Нау-Сарчешме

9 '

Андхой - Баткак

5 '

Сарчешме - Герат

6 '

Баткак - Меймене

8 '

Всего

108 ташей

Это расстояние можно проехать верхом за 20-25 дней

2. От Бухары до Мерва.

Надо добираться через Чарджоу, из этого города через пустыню есть три разные дороги

*[290] *а) через Рафатак, на пути есть колодец, длина дороги 45 фарсахов;

б) через Учхаджи; на пути 2 колодца, длина 40 фарсахов;

в) через Йолкую, это восточная дорога длиной 50 фарсахов.

3. От Бухары до Самарканда (обычная дорога):

Бухара -Мазар

5 ташей

Мир - Катта-Курган

5 '

Мазар - Кермиие

6 '

Катта-Курган - Даула

6 '

Кермине - Мир

6 '

Даула - Самарканд

4 '

Всего

32 таша

На повозках, обычно груженых, по этой дороге надо ехать 6 дней; верхом на хорошей лошади это расстояние можно проехать за 3 дня, а курьеры едут всего 2 дня.

4. От Самарканда до Керки:

Самарканд - Робати-хауз

3 таша

Карши - Файзабад

2 таша

Робати-хауз - Найман

6 '

Файзабад - Сангзулак

6 '

Найман - Шуркутук

4 '

Сангзулак - Керки

6 '

Шуркутук - Карши

5 '

Всего

32 таша

5. От Самарканда до Коканда через Ходжент:

Самарканд - Янги-Курган

3 таша

Hay - Ходжент

4 таша

Янги-Курган - Джизак

4 '

Ходжент - Каракчикум

4 '

Джизак - Замин

5 '

Каракчикум - Мехрем

2 '

Замин -Джам

4 '

Мехрем - Бешарык

5 '

Джам - Сабат

4 '

Бешарык Коканд

5 '

Сабат - Оратепе

2 '

Всего

46 ташей

Оратепе - Hay

4 '

В повозке по этой дороге надо ехать 8 дней, но можно и сократить путь, как обычно большей частью и поступают, добираясь из Оратепе прямо в Мехрем за 8 часов и выигрывая при этом 6 ташей.

6. От Самарканда до Ташкента и русской границы:

Самарканд - Янги-Курган

3 таша

Чиназ - Зенги-Ата

4 таша

Янги-Курган - Джизак

4 '

Зенги-Ата - Ташкент

6 '

Джизак - Чиназ

16 '

Всего

33 таша

Отсюда еще 5 дней езды до Кале-Рахима, где находятся первый русский форт и крайний казачий форпост.

В. /Дороги в Кокандском ханстве/

1. От Коканда до Оша (прямой маршрут):

Коканд - Караул-тепе

5 ташей

Шахрихан - Андижан

3 таша

Караул-тепе Маргелан

3 '

Андижан - Ош

4 '

Маргелан - Шахрихан

4 '

Всего

19 ташей

В повозке этот путь можно совершить за 4 дня.

2. От Коканда до Оша через Наманган: *[291]*

Коканд - Биби-Увейд

3 таша

Биби-Увейд - Шахри-Манзил

2 '

Шахри-Манзил - Киргиз-Курган

4 таша

Киргиз-Курган - Наманган

4 '

Наманган - Учкурган

3 таша

Учкурган - Гёмюштепе

5 '

Гёмюштепе - Ош

4 '

Всего

25 ташей

Кроме этих двух главных дорог есть еще горная дорога от Ташкента до Намангана, которая изобилует опасными местами. Хотя она длиной всего 45 миль, ехать приходится 10 дней, минуя следующие места: Тойтепе, Карахитай, Тилав, Кошробат, Молламир, Бабатархан, Шахидан, где Мухаммед Али-хан разбил русских, Пунган, Харемсарай, Уйгур, Поп, Санг, Чуст, Тёрекурган, Наманган.

/Г. Дороги в Китайской Татарии/

Считается, что от Кашгара до Яркенда 36 миль (ташей), это расстояние караваны и повозки преодолевают за 7 дней. На третий день пути путешественники проезжают через Янги-Хисар, где находится сильный гарнизон.

От Кашгара до Аксу считается 70 миль, караван проходит обычно это расстояние за 12 дней.

На переход от Аксу до Уштурбана, расположенного южнее, требуется 2 дня. Продвигаясь от Аксу далее на восток, мы достигнем Комула, совершив следующие переходы:

Аксу - Байя

3 дня пути

Шиар - Бёгюр

4 дня пути

Байя - Сарам

1 день '

Бёгюр - Курли

3 '

Сарам - Кучи

2 дня '

Курли - Кёне-Турфан

8 дней пути

Кучи-Шиар

2 '

Кёне-Турфан - Комул

3 дня '

Всего

26 дней пути

Прибавив еще 12 дней езды от Кашгара до Аксу, получим всего 38 дней.

* *

*VII*

*ОБЩИЙ ОБЗОР ЗЕМЛЕДЕЛИЯ, ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ТОРГОВЛИ*

*Земледелие. - Разные породы лошадей. - Овцы. - Верблюды. - Ослы. - Мануфактуры. Основные центры торговли. - Русская торговля в Средней Азии.*

*А. ЗЕМЛЕДЕЛИЕ*

Трудно поверить, как плодородна в целом обрабатываемая земля в трех ханствах, наподобие оазисов раскинувшихся в без-мерных пустынях Средней Азии. Несмотря на примитивнейшее состояние земледелия, здесь - обилие фруктов и зерна, а во многих местностях они наличествуют даже в избытке. Мы уже *[292]* упоминали о превосходных качествах хивинских плодов. Бухара и Коканд, хотя и не могут сравниться с Хивой, заслуживают упоминания из-за отличного винограда, насчитывающего свыше 10 сортов, великолепных гранатов, но в особенности из-за абри-косов, которые массами вывозят в Персию, Россию и Афга-нистан. Зерновых много во всех трех ханствах, они растут пяти видов, а именно пшеница, ячмень, джугара (Holcus saccharatus), просо (тарик) и рис. Говорят, что лучшая пшеница и джугара родятся в Бухаре и Хиве. Коканд славится просом, ячмень везде не особенно хорош, и его употребляют на корм лошадям, часто в смеси с джугарой.

Что касается скотоводства, то жители Туркестана концентри-руют свое внимание на трех видах животных, а именно на лошади, овце и верблюде. Лошади, которых житель Средней Азии считает своим alter ego, встречаются разных пород и с раз-ными достоинствами. О разведении лошадей и различии их пород можно было бы написать целые тома, однако, не считая себя знатоком, ограничусь здесь несколькими замечаниями. По-роды и семейства лошадей у номадов столь же бесчисленны, как и их собственные племена и роды. Заслуживают особо быть названными следующие разновидности:

1) татарская лошадь; различают две породы - текинскую и йомутскую. Лошади теке, из которых самые любимые кёроглы и ахал, отличаются высоким ростом (16-18 фаустов)^210 . Они очень стройны, с красивой головой и величественной осанкой, удивительно быстры, но не выносливы. Лошади йомутов более низкорослые, крепкого сложения и соединяют быстроту с бес-примерной выносливостью и силой. (Мне приходилось видеть, как туркмен с сидящим позади него в седле рабом без отдыха скакал галопом на лошади такой породы в течение 30 часов.)

В общем туркменская лошадь отличается втянутым животом, тонким хвостом, красивой головой и шеей (жаль только, что ей обрезают гриву), а особенно тонкой лоснящейся шерстью; по-следнее свойство объясняется тем, что зимой и летом ее по-крывают войлочными чепраками. Хорошая туркменская лошадь стоит 100-300, но никак не меньше 30 дукатов;

2) узбекская лошадь похожа на йомутскую, но более крепкого сложения, с короткой и толстой шеей, и используют ее больше для поездок, а не для войн и аламанов;

3) казахская лошадь живет в полудиком состоянии, она ма-лорослая, с длинной шерстью, толстой головой и неуклюжими ногами. Ее редко кормят, обычно она зимой и летом сама ищет себе пропитание на пастбище;

4) кокандская ломовая и упряжная лошадь - это помесь ка-захской и узбекской лошади; она отличается замечательной силой.

Из этих четырех пород туркменская распространена только в Персии, узбекская - в Афганистане и Индии.

* [293] *Овцы, повсеместно курдючные, особенно хороши в Бухаре. Я не едал более вкусного мяса во всей Азии. Верблюды трех видов: одногорбые, двугорбые, называемые у нас бактрийскими и встречающиеся только у киргизов, и нар, о которых мы уже говорили, описывая Андхой. Наконец, мы должны еще упомя-нуть об ослах. Самые хорошие ослы в Бухаре и Хиве; хаджи во множестве вывозят их ежегодно в Персию, Багдад, Дамаск и Египет.

*Б. ПРОМЫШЛЕННОСТЬ*

200 лет назад, когда Турция была менее доступна для нашей европейской торговли, чем в настоящее время, на фабриках Анкары, Бурсы, Дамаска и Алеппо производили, конечно, боль-ше предметов потребления, чем теперь. Средняя Азия и поныне лежит от нас дальше, чем в те времена Турция. Наша торговля в Средней Азии представлена еще очень плохо, поэтому большая часть одежды и предметов домашнего обихода - это изделия местной промышленности, о которых мы в этом разделе вкратце и поговорим.

Основные центры среднеазиатской промышленности - это Бу-хара, Карши, Янги-Ургенч, Коканд и Наманган. Из этих городов поступают разнообразные хлопчатобумажные и шелковые ткани, полотно и изделия из кожи, удовлетворяющие потребности местного населения. Самый ходовой товар - это материя алача, которая идет и на мужскую, и на женскую одежду. В Хиве ее ткут из хлопка и шелка-сырца, в Бухаре и Коканде - из одного хлопка. Поскольку специального портновского ремесла не существует, обычно изготовитель занимается одновременно и раскроем, и шитьем, так что значительная часть выпускаемой продукции идет на продажу в виде готового платья. Во время нашего пребывания в Бухаре жители жаловались на дороговизну одежды. Цены были следующие:

1 сорт

2 сорт

3 сорт

Хивинская одежда

30 тенге

20 тенге

8 тенге

Бухарская '

20 '

12 '

8 '

Кокандская '

12 '

8 '

5 '

Наряду с алачей производятся шелковые ткани, шерстяные шали для тюрбанов, полотно, большей частью очень грубое и плохое, а из него уже - нечто вроде коленкора с темно-красными разводами, который во всем Туркестане и Афганиста-не идет на шитье одеял.

В кожевенном производстве жители Средней Азии отличают-ся изготовлением шагрени (по-татарски "сагри"), она зеленого цвета и имеет выпуклости в виде прыщей. За исключением мехов для воды, изготовляемых из привезенной из России юфти, вся обувь и конская сбруя делается из местной кожи. В Бухаре и Коканде выделывают кожу высшего качества, в Хиве - только *[294] *тот сорт толстой желтой кожи, которая употребляется на перед-ки обуви и на подметки. Из тонкой кожи делают мес, на-поминающий чулки, нижнюю обувь, а из грубой - куш, верхнюю обувь. Изготовляемая в Бухаре и Самарканде бумага пользуется хорошей славой во всем Туркестане и в соседних странах. Ее делают из шелка-сырца, она очень гладкая, тонкая и хорошо подходит для арабского письма.

Изделия из железа и стали из-за недостатка сырья пред-ставлены очень слабо. Славятся нарезные ружья из Хезареспа, мечи и ножи из Гиссара, Карши и Чуста.

Среди изделий среднеазиатской промышленности значитель-ное место занимают ковры, которые через Персию и Константи-нополь доходят даже до Европы. Ковер - целиком и полностью плод усердия и мастерства туркменской женщины. Не говоря о превосходных натуральных красках и прочности ткани, вы-зывает восхищение то, как хорошо умеют эти простые женщины - кочевницы соблюсти симметрию фигур, и зачастую они вы-казывают больший вкус, чем некоторые европейские фабри-канты. Обычно над одним ковром работают несколько девушек и молодых женщин. Возглавляет дело старая матрона. Сначала она обозначает на песке точками будущий узор и, глядя на них, называет число разных нитей, которые должны образовать желаемый рисунок. Следует упомянуть еще изделия из войлока; в этой отрасли особенно проявляют себя киргизские жен-щины.

*В. ТОРГОВЛЯ*

Мы уже упоминали в главе о путях сообщения, что Россия поддерживает самые обширные и регулярные сношения со Сред-ней Азией; поэтому русскую торговлю можно назвать самой старейшей и наиболее значительной; она постоянно растет, и по крайней мере в этой сфере русским трудно найти соперника.

Как необычайно быстро развивается русская торговля в Сред-ней Азии, мы лучше всего можем увидеть из следующих вполне достоверных данных. В своем сочинении, появившемся в 1843 г., Ханыков рассказывает, что для транспортной торговли ежегод-но используется 5-6 тыс. верблюдов, что импорт из Средней Азии составляет 3-4 млн. руб., а экспорт, равный в 1828 г. 1 180600 руб., возрос в 1840 г. до 3283654 р. 25 к. Это цифры за период с 1828 по 1840 год. Дж. Оэвилл Ламлей сообщает в под-готовленном с усердием и знанием дела отчете под названием "Report on Russian Trade in Central Asia" (1862), что в 1840-1850гг. экспортная торговля увеличилась до 1014237 ф. ст., импорт возрос до 1 345741 ф. ст.

Более подробные сведения можно получить из таблицы на-званного составителя.

*[295] *Торговля между Россией и странами Средней Азии

в период с 1840 до 1850 гг., ф. ст.

ВЫВОЗ

Бухара

Хива

Коканд

Всего

Монеты, золото, серебро

213969

15210

375 229544

Медь

45776

1856

2043

49675

Изделия из железа, стали и дру-гих металлов

82127

9331

10970

102437

Хлопчатобумажные ткани

156707

58915

7559

223181

Шерстяные ткани

50467

25869

1976

78312

Шелковые ткани

10550

4799

471 15420

Кожи

81543

37921

4069

123533

Изделия из дерева

8595

460

826 9881

Красители и краски

48635

17904

693 67232

Разные товары

85416

27567

2031

115012

Итого

783785

199830

30662

1014237

ВВОЗ

Бухара

Хива

Коканд

Всего

Хлопок-сырец и пряжа

333177

76225

2718

412150

Хлопчатобумажные изделия

498622

88960

14180

601 802

Шелк-сырец и шелковые ткани

17443

3088

160 20691

Шерстяные ткани

428 1322

52 1802

Крапп (корень марены)

7351

26201

7 34559

Шкуры и каракуль

151773

6297

1995

160065

Драгоценные камни и жемчуг

17856

703 18559

Сушеные фрукты

27784

2147

16883

44814

Шали, кашемир

24242

-

-

24242

Разные товары

19664

4452

3041

28057

Итого

1096380

249425

39936

1345741

Впрочем, достаточно бросить беглый взгляд на базары Буха-ры, Хивы и Карши, чтобы удостовериться в этом громадном приросте, и без преувеличения можно утверждать, что во всей Средней Азии нет ни одного дома и ни одной кибитки, где нельзя было бы найти какого-либо изделия из России. Наиболее значи-тельную часть импорта составляют чугунные котлы и кружки для воды, которые ввозят из Южной Сибири и с фабрик Урала; только на их транспортировке в Бухару, Ташкент и Хиву занято ежегодно более 5 тыс. верблюдов. Вслед за чугуном следует упомянуть необработанное железо и медь, русские ситцы, пер-каль, муслин, чайники, оружие, скобяные изделия и сахар. Сукно по причине его высокой цены покупают очень немногие, и встре-чается оно редко. Названные товары вывозятся из Бухары и Карши не только во все местности Туркестана, но даже в Меймене и Герат и дальше, в Кандагар и Кабул. Хотя последние два города находятся ближе к Пешавару и Карачи, *[296] *предпочтение отдается все же русским товарам, несмотря на то что они во многом уступают английским.

Это обстоятельство может показаться читателю странным, но его причины просты. Оренбург расположен на таком же расстоянии от Бухары, как и Карачи, который мог бы стать портовым городом для английской торговли с британо-индий-ской территории. Дорога через Герат намного удобнее, намного практичнее, чем путь в Россию, идущий через пустыню. Тот факт, что английская торговля все-таки вытесняется русской, можно, по нашему мнению, объяснить следующими причинами: 1) рус-ские торговые связи с Татарией насчитывают уже столетия, английские же в сравнении с ними можно назвать новыми, а упорная приверженность жителя Востока ко всему привычному и старому достаточно известна; 2) будучи соседями, русские лучше знают вкус среднеазиатского населения, чем английские фабриканты Бирмингема, Манчестера, Глазго и т. д. Этому злу можно было бы помочь только в том случае, если бы евро-пейский путешественник мог передвигаться более свободно, чем теперь, в тех областях, где опасность представляет не только Бухара, но и Афганистан; 3) дорога через Герат, несмотря на все ее природные удобства, сильно отпугивает иностранных купцов из-за грабительской политики тамошних правительств, как это можно понять из разделов I, XI, XII. Поэтому в той части Средней Азии, по которой мы путешествовали, мы нашли, в силу приведенных обоснований, английскую торговлю гораздо менее значительной, чем русскую, и данные, которые приводит м-р Дэвис в своем "Report on the Trade of Central Asia" (февраль 1862), характеризуют скорее торговые сношения между Индией, Афганистаном и Китайской Татарией, чем торговые связи между Индией и Туркестаном. Конкуренция в качестве товаров была бы, пожалуй, возможна, и не приходится сомневаться, что изделия английского производства всегда доказывали бы свое превосходство.

Помимо России Туркестан ведет довольно стабильную тор-говлю через Герат с Персией, куда он отправляет каракуль, сушеные фрукты, краски и некоторые местные ткани, а взамен этого получает большое количество опиума из Мешхеда, не-которые английские товары через торговый дом "Рэлли и ком-пания", а также сахар и скобяные товары. Между Мешхедом и Бухарой есть дорога, которую можно проехать за 10 дней, однако из-за разбойников-теке караваны вынуждены идти околь-ным путем через Герат, что занимает вдвое больше времени. Из Кабула в Бухару привозят хлопчатобумажные шали в белую и синюю полоску, которые татары называют "пота", а афган-цы - "лунги", их повсюду носят как летние тюрбаны. По-види-мому, эти шали, ввозимые через Пешавар, - английского про-изводства. Это единственный товар, который находит хороший сбыт, потому что соответствует местным вкусам. Кроме того, кабульцы привозят индиго и пряности, а увозят русские ситцы, *[297] *чай и бумагу. С Китаем ведется незначительная торговля чаем и фарфором, но фарфором совсем другого рода, а не тем, который мы знаем в Европе. Китайцы редко переходят границу, и торговые сношения поддерживаются только через калмыков и мусульман.

В заключение мы должны еще упомянуть о торговле, которую ведут ежегодно хаджи в Персии, Индии, Аравии и Турции; это покажется странным читателю, но мы на основе собственного опыта можем заявить, что поддерживаемыми ими связи, конеч-но, заслуживают названия торговых операций. 50-60 хаджи, прибывших со мной из Средней Азии в Герат, привезли около 40 дюжин шелковых платков из Бухары, около 2 тыс. ножей и 30 кусков шелковой материи из Намангана, большое количество кокандских доппи (шапочка, на которую навертывается тюрбан) и т. д. Это хаджи только одного каравана. Что касается импорта, то и здесь нельзя забывать хаджи, так как можно предположить, что большая часть европейских скобяных товаров ввозится в Среднюю Азию именно ими.

*VIII ВНУТРЕННЕЕ*

*И ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СРЕДНЕЙ АЗИИ*

* *

*Отношения между Бухарой, Хивой и Кокандом. - Сношения с Турцией, Персией, Китаем и Россией.*

* *

*А. ВНУТРЕННИЕ ОТНОШЕНИЯ*

Из того, что было сказано на этих страницах о последних событиях в Хиве и Коканде, можно составить себе весьма отчетливое представление об отношениях, в которых состоят друг с другом различные ханства. Тем не менее мы хотим сопоставить некоторые данные, чтобы облегчить ориентировку в событиях.

Лучше всего начать с Бухары. Это ханство, которое играло главную роль еще в домусульманские времена, спустя много столетий, несмотря на все перевороты, все еще сохранило свое превосходство. Поскольку оно считается колыбелью цивилиза-ции современной Средней Азии, Коканд и Хива, а также не-большие южные ханства, даже Афганистан, всегда признавали его духовное преимущество. Все хвалят и превозносят мулл и мусульманскую ученость благородной Бухары. Однако любовь этим и ограничивается, так как все попытки, предпринятые до сих пор бухарскими эмирами, с помощью этого духовного влияния увеличить и свою светскую миссию, терпели неудачу не только *[298] *в ханствах, но и в отдельных городах. Из войн, которые эмир Насрулла вел с Хивой и Кокандом, близорукие политики могли бы сделать вывод о том, что в Бухаре из страха перед вторже-нием русских хотят создания союза, если не добром, то силой. Но у Бухары никогда не было подобных планов. Походы эмиров - это грабительские походы, и мы твердо убеждены, что в случае, если Россия для исполнения всех своих планов вступит в Сред-нюю Азию, три ханства не только не поддержат друг друга, но своими раздорами вложат в руки общего врага наилучшее оружие. Хотя на Хиву и Коканд смотрят как на непримиримых врагов Бухары, их тем не менее считают очень опасными, и единственный противник, которого Бухара боится в Средней Азии, - это день ото дня все более возвышающийся Афганистан.

Едва ли надо упоминать о том, что этот страх достиг своей высшей точки во время победоносного продвижения Дост Му-хаммед-хана к Оксусу. Эмир Насрулла хорошо знал, что старый Дост никогда не простит позорной шутки, которую сыграли с ним, а лучше сказать, с его сыном, (Ferrier. History of the Afghan, с. 336.) в Бухаре, где тот искал убежища. К тому же утверждали, что Дост Мухаммед помирился с англичанами и даже стал "нёкери ингилиз" (английским на-емником), и страх возрос еще из-за того, что в нем видели орудие мести англичан за кровь Конолли и Стоддарта. Мрачной, вероят-но, представлялась татарскому тирану картина будущего его страны, унесенная им с собой в могилу. Не в меньшей степени боялся, вступая на престол, нынешний эмир, его сын и преемник. Музаффар ад-Дин был как раз в Коканде, когда до него дошло известие о смерти Дост Мухаммеда. Посыльный получил по-дарок в 1000 тенге, в тот же день был устроен импровизирован-ный праздник, а вечером эмир для пополнения числа своих легальных жен ввел в дом четвертую супругу, младшую сестру Худояр-хана. Хотя панический ужас со смертью Дост Мухам-меда исчез, известное уважение все еще существует, так как в Бухаре прекрасно знают, что вследствие дружбы с англичанами афганцы уже располагают несколькими тысячами хорошо обу-ченных солдат.

Сознавая, что нельзя тягаться силами с таким явно более могущественным врагом, как афганцы, Бухара проводит поли-тику, рассчитанную на то, чтобы нанести им как можно больше вреда дипломатическим путем. Из-за их союза с англичанами афганцев ославили по всему Туркестану как отступников от ислама, и в последние годы даже торговые связи с Кабулом значительно уменьшились. Как уже однажды упоминалось, теке и салоры состоят на постоянном содержании Бухары. Во время осады Герата старый Дост был очень удивлен тем, что, несмотря на подарки, которые он делал туркменам, они все время беспо-коили его и уводили в плен солдат из его войска. Он забыл, что его настоящим врагом было бухарское золото, так как симпатии *[299] *туркмен всегда определяют более крупные суммы. Вот все о внутренней политике Бухары.

Хива очень ослаблена постоянной борьбой, которую ее влас-титель вынужден вести со своим собственным населением, по-стоянно склонным к войнам, а именно с йомутами, чоудорами и казахами. Бухара намного превосходит Хиву численностью населения, и то, что эмиры до сих пор не смогли завоевать ее, целиком и полностью надо приписать храбрости узбеков. Я слы-шал, что Алла Кули-хан первым отправил посланника в Бухару и Коканд (очевидно, по совету Конолли), чтобы заключить оборонительный и наступательный союз между тремя ханствами против все более усиливающейся угрозы со стороны России. Бухара не только отвергла это предложение, но даже склонилась на сторону русских. Коканд заявил о своей готовности, так же как Шахрисябз и Хиссар, города, находившиеся в состоянии войны с эмиром. Однако союз остался лишь благим пожеланием, и то, как трудно будет его осуществить, лучше всего покажет старая арабская пословица, которую жители Средней Азии ис-пользуют при описании своего собственного характера: "В Руме - благодать, в Дамаске - доброта, в Багдаде - ученость, а в Тур-кестане - лишь вражда да злоба".

Коканд страдает тем же недугом, что и Хива, из-за постоян-ных раздоров с кипчаками, киргизами и казахами. И не при-ходится удивляться, что Коканд, самое большое из всех ханств по территории и населению, постоянно терпит поражения от Бухары.

* *

Б. ВНЕШНИЕ СНОШЕНИЯ

Что касается политических связей с иноземными странами, то Средняя Азия вступила в контакт только с Турцией, Россией, Персией и Китаем.

Константинопольский султан считается халифом. Поскольку в средние века было принято, что три туркестанских ханства как символ инвеституры^211 получают от багдадского халифа нечто вроде придворного звания, они и поныне соблюдают этот этикет и при восшествии на престол через чрезвычайного посланника в Стамбуле просят эти почетные должности. Хивинский хан имеет звание мундшенка (конюшего)^212 , бухарский эмир - раиса (блюстителя религии), кокандский хан - шталькнехта^213 . Эти придворные звания все еще пользуются уважением, и я слышал, что соответствующие лица раз в год по всей форме исполняют свои функции. Однако этим связи и ограничиваются. Светского влияния на эти три ханства константинопольские султаны не оказывают. Правда, народ в Средней Азии связывает с назва-нием "Рум" (как здесь именуют Турцию) все могущество и блеск древнего Рима, считая эти названия одинаковыми, но правители, по-видимому, не разделяют иллюзии, они готовы были бы признать величие султана только в том случае, если бы Порта *[300] *присоединила к фирманам об инвеституре или разрешениям на молитву несколько сот тысяч пиастров. В Хиве и Коканде к константинопольским фирманам продолжают относиться с не-которым уважением. В течение десяти лет Хивинское ханство представлял в Константинополе Шюкрулла-бай. Кокандское хан-ство во время правления Малла-хана еще четыре года назад имело своего посланника (мирза-джана) при дворе султана. Эти посланники по старому обычаю иной раз годами содержались за счет Турции, что весьма неприятно сказывалось на бюджете, предназначенном для внешних сношений, но было совершенно необходимо для сохранения духовного верховенства в Средней Азии.

Османская империя только тогда могла бы оказать светское влияние на эти отдаленные области Востока, если бы ее про-будили от сонливости восточной жизни до Петра Великого. Представляя тюркскую династию, дом Османов мог бы основать из тюркских элементов, с которыми он связан языком, религией и историей, от побережья Адриатики вплоть до Китая империю более могущественную, чем та, которую сумел силой и хит-ростью сколотить из гетерогенных элементов великий Романов. Анатолийцы, азербайджанцы, туркмены, узбеки, киргизы и та-тары - вот те отдельные части, из которых мог бы возникнуть великий тюркский колосс, который, конечно, померялся бы силами со своим северным противником куда лучше, чем се-годняшняя Турция.

С Персией, хотя это ближайший сосед, Хива и Бухара лишь время от времени обмениваются послами. То обстоятельство, что персы причисляют себя к шиитской секте, образует преграду между двумя народами-фанатиками, подобно тому как это было 200 лет назад в Европе с протестантизмом. К религиозным распрям присоединяется еще исторически сложившаяся вражда между иранской и туранской расой, поэтому легко можно пред-ставить себе, сколь незначительные симпатии испытывают по отношению друг к другу эти природные соседи. Персия, которая при нормальных обстоятельствах должна была бы стать каналом для проникновения в Туркестан новейшей цивилизации, слишком удалена от него и не имеет там ни малейшего влияния. Не в силах защитить от туркмен собственные границы, она, как уже упо-миналось, потерпела позорное поражение при Мерве в операции, направленной против Бухары, и тем самым окончательно по-дорвала свой авторитет. Все три ханства совсем не боятся ее, и татарин утверждает, что Бог дал персу голову (разум) и глаза, но не дал сердца (мужества).

Что касается Китая, то его политические контакты со Средней Азией настолько ничтожны, что едва ли заслуживают упомина-ния. Может быть, раз в сто лет устанавливаются какие-то связи с Бухарой. Эмиры имеют обыкновение время от времени отправ-лять посланников в Кашгар, китайцы же никогда не осмеливают-ся настолько углубиться в пределы Туркестана, чтобы доехать до *[301] *Бухары. С Кокандом переговоры ведутся чаще, но к мусульман-ским варварам всегда посылают только низших чиновников.

Совершенно по-иному складываются отношения России со Средней Азией. Так как Россия уже несколько столетий владеет землями, которые граничат с северными областями Туркестан-ской пустыни, обширные торговые связи были главной причиной того, что Россия больше остальных соседей следила за со-бытиями в трех ханствах и что ее политические устремления могут окончиться только полным их захватом. Тот факт, что планы русских осуществляются здесь медленно, хотя и верно, можно объяснить только естественными препятствиями. Три среднеазиатских ханства - это недостающие звенья той огромной татарской империи, присоединение которой начал в России Иван Васильевич (1462-1505). Со времен Петра Великого это при-соединение продолжает проводиться втайне, но неуклонно.

В самих ханствах русская политика не осталась незамеченной. Правители и население в полной мере сознают грозящую опас-ность, и лишь восточная индифферентность и религиозный энту-зиазм поддерживают ощущение безопасности и беззаботности. Большинство жителей Средней Азии, с которыми я беседовал об этом предмете, говорили мне: "В Туркестане две сильные кре-пости: во-первых, множество святых, которые покоятся в нашей земле и которые всегда защитят благородную Бухару, во-вторых, огромные пустыни, которые его окружают". Лишь немногие из них, а именно купцы, долгое время жившие в России, отнеслись бы равнодушно к перемене правления, так как они, подобно остальным своим соотечественникам, хотя и ненавидят все не-мусульманское, все-таки с похвалой признают справедливость и порядок неверных.

* *

*IX*

*РУССКО-АНГЛИЙСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО В СРЕДНЕЙ АЗИИ*

* *

*Отношение России* *Англии к Средней Азии. - Продвижение России к Яксарту.*

"Русско-английское соперничество в Средней Азии, - сказали мне, когда я вернулся в Англию, - это просто нелепость. Оставьте этот избитый и уже вышедший из моды политический вопрос. Народ Туркестана - дикие, грубые варвары, и мы поздравим себя, если Россия примет тяжкую и достойную обязанность нести цивилиза-цию в эти области. У Англии нет ни малейшей причины следить за политикой России с завистью и ревностью".

Преисполненный истинного отвращения к виденным мною в Туркестане сценам жестокости, о которых я старался дать хотя *[302] *бы слабое представление на этих страницах, я долго терзался сомнениями, вполне ли справедливы те советы и политические воззрения, которые мне хотели преподать. Я уже давно утвердил-ся в мысли, что христианская цивилизация, бесспорно самый благородный и великолепный дар, когда-либо украшавший чело-веческое общество, окажется благотворной и для Средней Азии. Но с той частью высказывания, которая относится к политике, все было не так просто, так как, сколько я ни размышлял над этим вопросом с разных точек зрения, сколько ни обдумывал все возможные варианты, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что Англия должна равнодушно смотреть на приближение русских к ее индийским владениям.

Время политических утопий прошло. Мы далеко ушли от превратившейся теперь в легенду русофобии, чтобы ждать того момента, когда русский казак и английский сипай, неся по-граничную службу, столкнутся друг с другом носами. Столкнове-ние двух колоссов в Средней Азии, которое политические мечта-тели предвидели уже много лет назад, еще не так близко. Однако проблема, хотя и медленно, все же, без сомнения, постоянно обостряется, и, следуя обычному ходу вещей, без излишней горячности, нам хотелось бы познакомить читателя с теми мотивами, по которым мы не можем одобрить равнодушия англичан к русской политике в Средней Азии. Прежде всего зададим вопрос, действительно ли Россия продвигается к югу и насколько это ей удалось. Еще 25 лет назад политике русских в Средней Азии уделяли совсем мало внимания. Захват Афга-нистана англичанами, русско-персидский союз и экспедиция про-тив Хивы послужили причиной того, что в дипломатической переписке петербургского и лондонского кабинетов был впервые затронут вопрос о Туркестане. С тех пор снова установилось относительное спокойствие. Англия, обескураженная провалом своих планов, сразу же отступила, а Россия втайне продолжала свои действия, и в ее положении на границе с Туркестаном произошли существенные изменения. В западной части Средней Азии, а именно на Аральском море и на его берегах, русское влияние значительно возросло. Весь берег Аральского моря, за исключением устья Оксуса, признан русским владением. На самом море в настоящее время плавают три парохода, которым хивинский хан разрешил доходить до Кунграда. (То обстоятельство, что русские суда не ходят вверх по Оксусу, можно объяснить лишь существованием бесчисленных песчаных отмелей на реке, быстро меняющих свои места. Меня удивляет, что Бернс так благосклонно высказыва-ется о судоходстве на этой реке. Лодочники, прожившие на Оксусе всю жизнь, уверяли меня, что опыт, накопленный в течение одного дня, уже не годится для следующего, настолько быстро меняется положение песчаных отмелей.) Утверждают, что они находятся там для защиты рыбаков,, однако у них есть, очевидно, и другие предписания, и любой человек в Хиве знает, что недавний переворот в Кунграде, так же как и частые стычки *[302] *между казахами и узбеками, связан с так называемыми рыбо-ловными судами.

Однако это лишь второстепенные планы, главная же линия действий прочерчиваегся скорее на левом берегу Яксарта. Здесь русские форпосты под защитой непрерывной цепи фортов и ко-лодцев продвинулись до Кале-Рахима, расположенного в 32 милях от Ташкента, а этот город, как уже упоминалось, можно считать ключом всех завоеваний в Средней Азии. Этот путь, пролегающий по менее пустынным местам, чем все остальные, избран совершенно правильно. Правда, армия здесь в большей мере была бы подвержена нападениям, но с ними все-таки легче бороться, чем с яростью стихий. На восточной границе Коканда, по ту сторону от Намангана, русские также подходят все ближе, а во время правления Худояр-хана там произошло несколько конфликтов между кокандцами и русскими.

В успешном осуществлении русских планов в Средней Азии, таким образом, нечего сомневаться. Как уже говорилось, в инте-ресах цивилизации мы должны пожелать русскому оружию наилучших успехов, однако все становится более сложным, когда мы думаем о дальнейших последствиях будущих приобретений. Трудно ответить на вопрос, удовлетворится ли Россия Бухарой, сочтет ли Оксус границей своего влияния и своих планов. Не вдаваясь в слишком глубокие рассуждения, мы можем вполне определенно сказать, что петербургский двор постарается по-лучить за свою политику, в течение многих лет проводимую в Великой пустыне ценою утомительных трудов и крупных расходов, более богатое вознаграждение, чем земли туркестан-ских оазисов. Во всяком случае, желал бы я посмотреть на политика, утверждавшего, что, овладев Туркестаном, Россия упустит возможность прямо или косвенно проникнуть в Афга-нистан или в Северную Индию, где политические интриги всегда находят плодоносную почву. Когда колонны Перовского от-бросили свою тень от западного берега Аральского моря до Кабула, когда призрак Витковича (Так звали русского агента, отправленного в 1838 году петербургским двором в Афганистан с большими суммами денег, чтобы вести интриги против Англии^215 .) появился в Кандагаре и Кабу-ле, тогда-то уже разглядели возможность такого рода событий. А разве случившееся не может повториться еще раз, если это будет необходимо?

Будучи далеки от скверного чувства зависти и ревности, мы тем не менее считаем себя вправе не одобрять равнодушия Англии к планам русских в Средней Азии. Таково наше скромное мнение. Однако на вопрос, столкнутся ли, враждуя, в Азии английский лев с русским медведем, или же они по-братски поделятся завоеваниями, я, будучи лишь склонным к филологии дервишем и следуя изречению: "Sutor non ultra crepidum"^214 , не осмелюсь ответить.

КОММЕНТАРИЙ

^1 Познай самого себя /(лат)/ Здесь и далее перевод иноязычных выражений сделан издательским редактором.

^2 Эфенди, или афанди /(тур-греч),/ "господин, государь", употребляется также в качестве титула ученых, духовных судей и чиновников. См.: /Будагов Л. 3. /Сравнительный словарь турецко-татарских наречий Т I СПб, 1869, с 66

^3 Мы все не все можем /(лат)/

^4 В современных литературных языках народов Средней Азии это слово отсутствует В туркменском, азербайджанском и турецком языках имеется схожее название - Кервенгыран (Карвангыран), под которым известны Юпитер (в туркм. Яз.) и Венера (в азерб. и тур. Яз.) См.: Туркменско-русский словарь М, 1968, с 392, Азербайджанско-русский словарь Баку 1985, с 202, Турецко-русский словарь M, 1945, с 334

/^5 / Очевидно, это слово искажено в немецкой передаче, так как не дает смыслового значения.

^6 "Пришел, увидел, победил" /(лат)./ Слова из донесения Юлия Цезаря сенату о победе над понтийским царем Фарнаком.

^7 Прекрасная Персия /(фр)./

^8 Дервиши - члены профессиональных нищенствующих мусульманских ор-денов, возникших в VIII-IX вв. Дервиш, или факих (араб "бедняк"), был либо странствующим аскетом-мистиком, либо жил в обители (ханаках), келье (завийа), приюте (такйа, лангар). Такие "общежития", имевшие свой устав, находились под началом старцев-наставников (машаих, пир). Дервиши носили особую одеж-ду - хирка ("рубище", "вретище"). См.: /Петрушевский И. П./ Ислам в Иране в VII-XV вв Л, 1969, с 322 323

^9 Продолжая политику объединения Афганистана, афганский эмир Дост Мухаммед в конце июня 1862 г предпринял поход на Герат, где правил его зять и племянник Султан Ахмед-хан, отказавшийся ему подчиниться и признавший верховную власть иранского шаха. В конце июля 1862 г Дост Мухаммед подошел со своим войском к Герату и осадил его. Осада длилась десять месяцев. Военные действия носили ожесточенный характер. Надежды Султан Ахмед-хана на по-мощь Ирана не оправдались. Во время осады Султан Ахмед-хан умер, но его сыновья продолжали упорно защищаться. Только 28 мая 1863 г войска Дост Мухаммеда овладели Гератом.

^10 Хаджи (хаджжи) - мусульманин, совершивший паломничество (хаджж) в священный город ислама - Мекку, где расположен знаменитый храм Кааба с "черным камнем". Каждый состоятельный мусульманин (за исключением женщин, рабов и других зависимых групп) должен совершить хаджж хотя бы раз в жизни. Одобрялось и так называемое малое паломничество (умра), во время которого совершалось ограниченное количество обрядов, связанных с хаджжем.

^11 Здесь и далее у Вамбери, в соответствии с принятой в европейской литературе XIX в терминологией, словами "татарин", "татары" обозначались многочисленные и разнообразные тюркские народности и племена Средней и Центральной Азии, Сибири и Восточной Европы, а не только собственно татары, жившие в России

^12 Термином "Китайская Татария" Вамбери обозначил, как это было принято в европейской литературе того времени, Китайский, или Восточный, Туркестан.

^13 По должности, по обязанности /(лат)/

^14 Раб, слуга, прислужник /(лат/)

^15 Такое противопоставление текинцев и йомутов отражает неоднозначное отношение к этим двум родственным туркменским племенам, что в значительной степени было связано с политикой иранских наместников Астрабада, Боджнурда и Хорасана, использовавших йомутов и гекленов Атрека и Горгана в борьбе против текинцев Кизыл-Арвата и Ахала. См.: /Мухаммад Хасан-Хансани ад-Дау-г/а Матла аш-шамс Т III Техран, 1303 г х . с 303-324 и сл

^16 "Оставьте надежду" /(um)./ Полностью эта фраза из "Божественной комедии" Данте (надпись над дверями ада) звучит так "Оставьте надежду входящие сюда"

^17 Талкин - изустное объяснение тайных молитв и радений суфиев для новообращенных См /Тримингэм Дж С/ Суфийские ордены в исламе M, 1989, с 298

^18 Ишан - почитаемое в народе духовное лицо, суфий, не связанный с офи-циальным исламом См.: /Демидов С.// M./ Суфизм в Туркмении Аш, 1978, с 105 и сл

^19 Маджзуб - суфийский термин, означающий исступление, пребывание в состоянии экстатического озарения. См.: /Тримингэм Дж. С./ Суфийские ордены, с 294

^20 См.: /Каульбарс А. В./ Материалы для географии Тянь-Шаня. Известия Русского имп. географического общества Т VII СПб, 1872, /Полторацкий В. /Сведения о торговых сношениях с Западным Китаем. Записки Русского имп. географического общества Т IX СПб, 1873

^21 Бабиды приверженцы секты, возникшей в Иране в 40-х годах XIX в, основоположник ее, Сейид Али Мухаммед (1819-1850), объявил себя в 1844 г вратами ("баб"), через которые грядущий мусульманский мессия ("махди") передаст свою волю народу. Под руководством представителей секты бабидов в Иране в 1848-1852 гг происходили антифеодальные народные восстания, в ходе которых выдвигались требования отмены частной собственности с целью осу-ществления мечты о счастливом царстве бабидов с общностью имущества и равенством людей. О бабидах и этих восстаниях см.: /Казем-Бек А. К./ Баб и бабиды СПб, 1865, /Иванов// M. С./ Бабидские восстания в Иране (1848 1852) M Л, 1939. Об изучении бабизма в России см.: /Кузнецова// H.A. /K истории изучения бабизма и бехаизма в России. Очерки по истории русского востоко-ведения .Сб. 6 M . 1963, с 89-133

^22 Основным занятием прикаспийских туркмен, вопреки утверждению Вамбе-ри, был не "морской разбой", а рыболовство, охота на тюленей, добыча полезных ископаемых (нефть, озокерит, соль, минеральные краски), скотоводство и земле-делие. См.: /Бларамберг И. Ф./ Топографическое статистическое описание восточ-ного берега Каспийского моря от Астрабада до мыса Тюп-Караган. Записки Русского имп. географического общества. Кн. IV СПб, 1850, /Ливкин П./ Рыбо-ловный и тюлений промысел на восточном побережье Каспийского моря. СПб, 1902, /Литвинский Б. А./ К истории добычи полезных ископаемых на Челекене. Материалы Южно-Туркменской археологической экспедиции. Аш., 1949

^23 Надир-шах (1688 1747), происходивший из племени афшар, занимал иранский престол с 1736 г. Cокрушив весной 1738 г. Кандагарское государство афганского племени гильзаев Надир-шах с целью подорвать могущество этого племени переселил значительную часть гильзаев из района Кандагара в раз-личные области Ирана.

^24 Вамбери односторонен в своих суждениях о захвате туркменами пленни-ков - иранцев. Каджарские наместники Астрабада, Боджнурда, Хорасана, произво-дившие частые нападения на туркмен, также брали добычу и пленных. То же самое делали и правители Хивы и Бухары, боровшиеся с Каджарами за подчинение Туркмении. В 1863 г. когда А. Вамбери отправился в путешествие в Среднюю Азию, хивинское войско, разгромив туркмен-човдуров, "овладело множеством пленных и большим количеством лошадей, верблюдов, овец, рогато-го скота". Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. II M. -Л., 1938, с 39

^25 Гемюштепе (Кумюштепе) располагалось по обоим берегам p. Горган, в двух верстах от берега Каспийского моря. В 1859 г. здесь было 500 туркменских юрт, жители занимались рыболовством, земледелием и мелкой торговлей. Большая часть их летом, спасаясь от жары и вспышек лихорадки, уходила в Гасан-Кули или Чекишляр (на p Атрек). См.: Русско-туркменские отношения в XVIII XIX вв. Сборник архивных документов. Аш., 1963, с. 475

^26 Имеется в виду шах Аббас I (1571-1629).

^27 С 1840 г. русские военные корабли стали постоянно крейсировать у иранс-ких и туркменских берегов Каспийского моря, а в 1842 г. была основана военно-морская база на острове Ашур-Ада, у входа в Астрабадский залив. Появление русских кораблей близ персидского побережья было встречено враждебно феодальными кругами Ирана. В 1851 г. часть йомутов Горгана и Атрека подкупленная губернатором Астрабада и Мазендерана принцем Мехди Кули/ /мирзой, совершила нападение на остров Ашур-Ада, но была разбита гарнизоном базы. Российские власти добились от шаха удаления Мехди Кули-мирзы из Астрабада, после чего отношения с туркменами стали постепенно налаживаться. См.: /Агаев Х./ Взаимоотношения прикаспийских туркмен с Россией в XIX в. Аш. 1965, с 85 и сл., Русско-туркменские отношения, с. 407-412

^28 Очевидно, это было следствием экспедиции полковника генерального штаба В. Д. Дандевиля, которая была послана для изучения восточного побе-режья Каспийского моря. В. Д. Дандевиль, превысив свои полномочия, способст-вовал обострению русско-туркменских отношений. В 1859 г. корабли под его командованием сожгли артиллерийским огнем туркменские аулы на Горгане и Атреке. Действия полковника Дандевиля были осуждены другими российскими морскими офицерами.* *См.: Русско-туркменские отношения. С. 488 и сл.

^29 Речь идет не о вечерней, а о предвечерней молитве салат ал-'аср (перс. намаз-и дигар), она совершалась между полуднем и заходом солнца.

^30 Юрта по-туркменски "ей", а не "ова". См.: Туркмен дилинин созлуги. Аш., 1962, с. 500

^31 Чатма - не юрта, а сооружение из вогнутых жердей (ук), на которых держится верхняя часть юрты. См.: там же, с. 741.

^32 Улемы, правильнее улама /(араб./ "ученые"), - мусульманские теологи, правоведы, судьи, проповедники и т. д.

^33 Здесь Вамбери неточен. Михраб - это ниша в стене мечети, обозначающая киблу (кыблу), т. е. направление на Каабу (главную святыню ислама, здание во дворе мекканской мечети Аль-Масджид аль-Харам). Именно туда обращает свое лицо мусульманин во время молитвы.

^34 В странах Востока была широко распространена легенда о стене, или преграде ("садд"), которую якобы возвел Александр Македонский, чтобы сдер-живать натиск "диких" народов. Представления об этой стене, месте ее сооружения и окружающих народах менялись на протяжении веков. См.: /Бертелъс Е. Э. /Роман об Александре и его главные версии на Востоке. M. -Л., 1948, /Низами Гянджеви./ Искандар-наме Т. I-II Баку, 1963. Кызыл Алан (см об этом названии у Вамбери ниже), вероятно, представлял собой остатки оборонительных сооруже-ний, воздвигнутых в период правления в Иране династии Сасанидов (III-VI вв н. э.) для защиты северо-западных рубежей Ирана. Кызыл Алан описывается и упоминается также другими путешественниками XIX в, в частности К. Боде. См.: /Боде К./ Очерки туркменской земли и юго-восточного прибрежья Каспийско-го моря. Отечественные записки. Т. CVII СПб, 1856, с. 186 и сл.

^35 Волей-неволей /(фр)/

^36 По преимуществу, в особенности /(фр)/

^37 В современном туркменском языке молитвенный коврик называется "намазлык", а "намаз джайи" означает место, где совершается намаз

^38 Речь идет о карательной экспедиции полковника Дандевиля. См.: примеч. 28

^39 Еще одна неточность Вамбери. Фес - город в Марокко.

^40 Так у Вамбери

^41 In partibus /(лат )-/ частично. In toto /(лат) - /в целом

^42 Точнее, ид-и гулю

^43 Черкез-хан был одним из йомутских вождей Горганаю Ярый сторонник Мехди Кули-мирзы, он в 1851 гю принял участие в нападении на российскую военно-морскую базу на острове Ашур-Ада. В дальнейшем, лишившись поддерж-ки губернатора Астрабада и Мазендерана, он был арестован русскими властями и отправлен в Калугу, но затем освобожден и возвращен на родину. См.: Русско-туркменские отношения. c. 407-429

^44 В этом месте у Вамбери, очевидно, опечатка. Вместо "Kalak" следует читать "Kasak". Термином "казаки" Вамбери здесь и далее называет казахов. Мы повсюду передаем этот этнический термин в принятом сейчас в литературе на русском языке написании "казах". В ряде случаев Вамбери именует казахов также "киргизами", иногда имея в виду и настоящих киргизов. Во всех этих случаях оставляем без оговорок употреблявшийся Вамбери термин "киргизы". Читателям следует учитывать что в прошлом в русской терминологии существовала путаница в употреблении этнических названий "казак" ("казах") и "киргиз"; казахов с начала XVIII в. называли "киргиз-кайсаками", впоследствии "киргиз-казаками" или, чаще, "киргизами", а настоящих киргизов русские именовали "кара-киргизами". Кроме того, этническое имя "казак" могло смешиваться с русским названием военного сословия (казаки донские, сибирские, семиреченские, литовские и т. д.). Истинное самоназвание казахского народа - "казак" - со-храняется в казахском языке и в других языках народов советского Востока. В русском языке с 30-х годов XX в, во избежание существовавшей прежде терминологической путаницы, название этого народа стали произносить и писать "казах". Во времена Вамбери неудобства, связаные с многозначностью слова "казак" и "киргиз", были настолько велики, что даже в лучших работах многих ученых название "киргиз" иногда применялось и в качестве собирательного имени и для киргизов, и для казахов. В языках местного коренного населения Средней Азии и Казахстана эти два этнических термина никогда не смешивались. См.: /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 15

^45 Харамзаде /(араб.-перс.) -/ ругательное слово, имеющее значения "мо-шенник, проныра, хитрец, плут, незаконнорожденный".

^46 Рассказ Вамбери о "причудливой форме" туркменского гостеприимства вызывает сомнения, так как не согласуется с нормами обычного права туркмен.

^47 Целое вместо части /(лат)/

^48 "Чолук чоджук" /(тур) -/ "семья, домочадцы, жена и дети, дети, детвора, детишки". В туркменском языке "чолук" означает "подпасок", а "джоджук" - "поросенок". Туркменско-русский словарь, с 326, 736

^49 Об археологических памятниках этого района см.: /Атагаррыев Е./ Средне-вековый Дехистан. История и культура города Юго-Западного Туркменистана. Л, 1989

^50 Речь идет об Узбое - старом русле Амударьи. См. об этом подробнее: Низовья Амударьи, Сарыкамыш и Узбой. Материалы Хорезмской экспедиции. Вып. 3 M., 1960

^51 Правильнее "тайаммум" /(араб) -/ совершение ритуального омовения землей или песком при отсутствии воды. По-турецки - teyemmum.

^52 В современном туркменском языке "йилгын" означает "гребенщик, тама-риск".

^53 Здесь Вамбери неправильно отождествил термины "бай" и "би" ("бий"). Основным значением тюркского слова "бай" было "богатый", "богач", т.е. человек, владевший большим количеством скота.* *См.: /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. V 1968, с. 491 Слово же "би", "бий", османское "бей", связанное по происхождению с тюркским термином "бег", "бек", обозначало в основном аристократию в противоположность простому народу (см. там же, с. 502).

^54 Ховли, правильнее "ховлы" /(туркм., узб.) -/ усадьба, состоявшая из двора с жилыми и хозяйственными постройками. Такие усадьбы были обнесены высокими глинобитными стенами, что делало их похожими на средневековые крепости. См.: /Васильева Г. П./ Преобразование быта и этнические процессы в Северном Туркменистане. M., 1969, с. 160

^55 Говоря о "персидском происхождении", Вамбери употреблял здесь, как и в других местах, термин "персидский" в более широком значении, относя его ко всем народам, говорящим на иранских языках. "Сарт" вышедший ныне из употребления термин, которым в дореволюционной Средней Азии обозначалось обычно ремесленное и торговое население, преимущественно городское, а в неко-торых случаях и оседлые сельские жители, ираноязычные и тюркоязычные, в противоположность кочевникам. В средние века, начиная с XI в., термин "сарт" в среднеазиатских источниках применялся в значении "купец". Впоследствии этот термин приобрел отчасти этническое содержание, но значение его изменялось в зависимости от времени и местных условий в различных частях Средней Азии.

Так, "сартами" называли таджиков, сохранявших свой язык, а также тех таджи-ков, кто воспринял тюркский язык и впоследствии слился с узбеками, в Фергане в XIX в. "сартами" именовалось оседлое население, состоявшее из узбеков и таджиков. См.: /Бартольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 462. О других значениях термина "сарт" в разное время см. там же, с. 196-197, 460 462, /Бартольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 2 M, 1964, с. 303-305.

^56 Обращение к Аллаху с просьбой благословить пророка Мухаммеда и его семью

^57 Хазнадар /(араб.-перс.)/ казначей

^58 Официальный камердинер ( /ла/т/ фр)/

^59 Многие термины, упоминаемые Вамбери, для нас непонятны. Возможно должность шилаптчи (в чагатайском языке "шилапчи" означало "старшина мясников"), скорее всего, соответствовала чину "таштдара" (заведовавшего царской умывальней) при династии Сельджукидов в Хорезме. Джигачи, по-види-мому, был лицом, подававшим или хранившим корону ("джига"). См.: /Бар-тольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 2 M., 1964, с. 393 399, /Будагов Л. 3./ Сравнитель-ный словарь турецко-татарских наречий. Т. I, с. 681, /Махмуд ибн Вали./ Море тайн относительно доблести благородных. (География) Введ., перев., примеч. Б. А. Ахмедова. Таш., 1977

^60 Рафенек - селение (кент), располагавшееся к северу от г. Хивы - столицы ханства. (Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. II M. -Л., 1938, с. 559, 616) Ташхауз (совр. Ташауз, туркм. Дашховуз) город, область, район и железно-дорожная станция в Северном Туркменистане. Основан в 1835 г. хивинским правителем Алла Кули-ханом. /(Атаниязов С./ Толковый словарь географических названий Туркменистана. Аш., 1980, с. 150-151).

^61 Приводимые А. Вамбери сведения о калмыках являются воспоминанием об их набегах из Мангышлака на Хорезм, западные прикаспийские области нынешней Туркмении и Ирана. В первой четверти XVII в. калмыки (это была часть ойратов) во главе с тайшей Хо-Орлоком ушли из Джунгарии и достигли низовий Волги. Калмыки вытеснили туркмен и остатки мангытов (ногайцев) из Мангышлака, захватили степи между Эмбой, Уралом и Волгой. Отсюда они в 20-60-х годах XVII в. несколько раз вторгались в Хорезм, Астрабад, Хорасан. Часть туркмен (роды човдур, игдыр, сойынаджи), оставив Мангышлак, ушла к калмыкскому хану Аюке (1670-1724) и кочевала близ Астрахани, на Куме и Маныче. См. /Абу-л Гази./ Родословная туркмен. Перев. и коммент.А. Н. Коно-нова M -Л., 1958, с. 44, /Бартольд В./ Очерк истории туркменского наро-да. Сочинения Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 607-613

^62 Вамбери передает здесь немецким словом Festung ("крепость", "тверды-ня") термин "калиса", или "каниса", попавший в восточные языки из греческого и обозначавший христианскую церковь, а также иудейскую синагогу и храм огнепоклонников. См. /Zenker //J. Т./ Dictionnaire Turc-Arabe-Persan, с 759

^63 Здесь у Вамбери явная ошибка. Несториане были христианами, последова-телями патриарха Нестора (323-330). В V-VIII в.в. его учение получило широкое распространение в Иране, Средней Азии, а затем и в Восточном Туркестане и Китае. Христиане несторианского толка жили главным образом в Джундишапуре (около Нишапура), в Мерве, Самарканде. В XII в. несторианская митропо-лия существовала в Кашгаре. См. более подробно: /Бартольд В. В. /О христианстве в Туркестане в домонгольский период. Сочинения Т. II ч. 2 M., 1964, с. 265-303, он же: Еще о христианстве в Средней Азии.Там же, с. 315-319

^64 Горы Овейс Карайне (вернее Увайс ал-Карани) соответствуют хребту Султан Уиздаг на правом берегу Амударьи. Название этих гор связывается с именем жившего в VII в. в Йемене шейха Увайса ал-Карани - одного из основоположников суфизма. На юго-западном склоне Султан Уиздага, в урочище Султан Баба, находится могила (точнее, кенотаф) с надгробием этого мусуль-манского святого. Однако такие же его "могилы" отмечаются во многих других местах Средней Азии. См. /Гулямов Я. Г./ История орошения Хорезма. Таш., 1957, с. 22, примеч. 19, /Тримингэм Дж. С./ Суфийские ордены в исламе. Пер. с англ., под ред. О. Ф. Акимушкина M., 1989, с. 24, 213

^65 В хивинских источниках XIX в. упоминается Рахим Берды-бий - крупный военачальник хивинского правителя Кутлуг Мурад-хана (1855-1856). Наряду с другими ханскими полководцами он участвовал в подавлении восстаний туркмен-йомутов и каракалпаков в Хорезме в середине XIX в. См. /Мунис и Агахи/ Фирдаус ал-икбал. Материалы по истории туркмен и Туркмении M. -Л., 1938, с. 552 и сл.

^66 Как нам любезно разъяснил венгерский ученый Дьердь Кара, Вамбери здесь говорит об опасной для человека и скота мухе, наименование которой восходит к названию местности на Дунае, в Сербии. Сербское название голубац, венгерское galambocz (kolumbacz).

^67 Так у Вамбери (aufwдrts), на самом деле вниз по течению.

^68 Очевидно, имеется в виду местность в районе Нукуса, ныне столицы Каракалпакии. На карте, сопровождающей книгу Вамбери, это название передано как Нохус (Nochus), т. е. ближе к современному "Нукус".

^69 Очевидно, имеется в виду хивинский хан Мухаммед Эмин (1845-1855).

^70 Сырдарья.

^71 Фарсах - мера длины, широко применявшаяся в странах Востока, в том числе в Средней Азии. В Хорезме, Бухаре, Самарканде, Ташкенте, Фергане в XIX в. фарсах составлял от 8, 5 до 9, 5 км. Однако в некоторых областях Средней Азии он в то время равнялся 6 км, т. е. соответствовал средневековому канони-ческому фарсаху. См. /Хинц В./ Мусульманские меры и веса с переводом в метри-ческую систему. M., 1970, с. 72, /Давидович Е. А./ Материалы по метрологии средневековой Средней Азии M., 1970, с. 120

^72 * *Казахи.

^73 Бенг - наркотик из листьев индийский конопли и белены.

^74 Термин "Татария" применен здесь Вамбери в значении "Туркестан", т. е. "страна тюрок", поскольку словом "татары" в европейской литературе обозна-чались разнообразные тюркские (турецкие) народности и племена. См. примеч. 11.

^75 Саратан созвездие Рака, знак Зодиака, соответствующий четвертому месяцу иранского солнечного календаря.

^7 Шоркутук, вернее Шоркудук, означает "Соленый колодец".

^77 Rapporteur (вакаинювис) - буквально, как и отмечает далее Вамбери, "записывающий события". Этим и близким к нему по значению термином "вака-и нигар" обозначались тайные или явные агенты правителей, а также должностные лица, выполнявшие консульскую службу в других государствах, и шпионы, впоследствии - корреспонденты газет, иногда историки-летописцы в Бухаре, Афганистане и Иране.

^78 Текке - обитель, странноприимный дом.

^79 Речь, скорее всего, идет об Абдулла-хане (1557 1598), при котором Бухара стала столицей государства Шейбанидов.

^80 Инак сановник высшего ранга в Хивинском ханстве. В конце XVIII - на-чале XIX в. инаки обрели большое влияние и фактически держали власть в ханстве в своих руках. Наиболее могущественным из них был Мухаммед Амин, происходивший из знатного узбекского племени кунграт. После его смерти в 1790 г. власть в Хиве перешла к его сыну Авазу (1790-1804), который, как и отец, управлял страной от имени подставных ханов. В 1804 г. Аваза сменил его сын Ильтузар (1804-1806). Он принял титул хана и официально положил начало правлению в Хиве новой, Кунгратской династии. См. /Иванов П. П./ Очерки истории Средней Азии. M., 1958, с. 100-101.

^81 Правильнее аламат-и тоуфиги.

^82 Речь идет о Мухаммаде ибн Мухаммад ан-Накшбанди (1318-1389). После его смерти над его могилой был сооружен мавзолей, но не в 1490 г, а в 1544 г (эмиром Абд ал-Азизом). См. /Тримингэм Дж. С./ Суфийские ордены., с. 61 - 62

^83 Под названием "Хидайат" ("Хидайа") известно сочинение автора XII в. Бурхан ад-Дина Али Маргинани (ум. в 1197 г.). Сочинение представляет собой руководство по мусульманскому праву ханафитского мазхаба. Кроме того, известен труд под названием "Хидайат-наме", написанный на турецком языке Фириште-оглу (ум. в 1469 г.). Посвящен этот труд учению шиитской секты хуруфитов.

Под названием "Шарх-и викайа", по-видимому, имеется в виду комментарий на "Ал-Хидайа" Бурхан ад-Дина Али Маргинани.

^84 Фарз (араб фард) и ваджиб - действия, поступки, мнения, предусмот-ренные шариатом Различаются "фард ал-'айн", т. е. поступки, безусловно обязательные для всех мусульман (омовение, пятикратная ежедневная молитва, посе-щение мечети), и "фард ал-кафийа" обязательные лишь для тех, кто в состоянии их выполнить (например, обязанности му'аззина).

Сунна поступки и высказывания пророка Мухаммеда, зафиксированные в хадисах, преданиях о поступках и изречениях пророка.

^85 Чахарбаг (тадж, узб чорбог) - большой сад с парком, лугами и огоро-дами. Обычно такие сады располагались за городом и служили местами отдыха.

^86 Кнастер сорт табака.

^87 Отец, [я] грешен /(лат.)./

^88 Теведжи (правильнее "таваджох") - букв. "встреча лицом к лицу".

^89 Под "мервцами" и "персами" имеется в виду население Мерва и различных местностей Ирана которое было переселено в более ранний период в Бухару. Множество жителей Мерва было депортировано в Бухару в XVIII в. эмиром Шах Мурадом (1875 - 1800).

^90 Вамбери имеет здесь в виду знаменитое сочинение H. В. Ханыкова "Описание Бухарского ханства" (СПб., 1843).

^91 Доверчиво, чистосердечно /(лат.)./

^92 "Короли без портфеля" /(фр./).

^93 Абдалхалик Гиждувани умер в 1179 или 1220 г.* *См /Тримингэм Дж. С. /Суфийские ордены., с. 26, 61.

^94 Речь идет о Кусаме ибн Аббас ибн Абдул Муталибе - двоюродном брате пророка Мухаммеда, по местной народной легенде он был похоронен в Самар-канде. Архитектурный комплекс Шахи-Зинда начал складываться в дотимуридское время и был в основном завершен при Улугбеке. При Тимуре и Тимуридах было построено несколько мавзолеев в ансамбле зданий, входящих в комплекс Шахи-Зинда. См. История Самарканда. Т. I Таш., 1969, с. 167.

^95 Рик'ат - часть молитвенного мусульманского обряда, состоящая из стояния, поясного поклона и двух земных поклонов. Все пять обязательных молитв включают определенное число рик'атов. В данном случае речь, судя по всему, идет об утреннем намазе, состоящем из двух рик'атов. См. Га/ффаров// M. A. /Персидско-русский словарь. T.I M., 1976, с. 389.

^96 Термин "каши", поясненный Вамбери как "цветные кирпичики", является названием изразцовых узорчатых плиток, применявшихся для облицовки стен.

^97 Айнанахане - зеркальная комната.

^98 Имеется в виду мавзолей Гур-Эмир, строительство которого началось в 1404 г., при Тимуре. Впоследствии здание превратилось в фамильную усыпаль-ницу Тимуридов, где кроме самого. Тимура были похоронены его сыновья Омар-шейх, Мираншах, Шахрух и внуки - Мухаммед Султан и Улугбек. См. История Самарканда. Т. I, с. 243.

Приведенное Вамбери в сноске к этому месту со ссылкой на Радлова описание надгробных камней в мавзолее Гур Эмир при переводе опущено, так как оно сильно устарело и содержит много неточностей и ошибок .О мавзолее Гур Эмир и погребении Тимура. См. статьи В. В. Бартольда (Сочинения. Т. II, ч. 2, M., 1964), где указаны также основные работы советских исследователей.

^100 Тюрбе (от араб "турбат") могила, надгробный камень, гробница, склеп, мавзолей. О значениях этого термина см. /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. II, ч. 2, с. 444, 446,. Мусульманский Ренессанс. M., 1966, с. 308.

^101 Самаркандское медресе Ширдор, строившееся в 1619-1636 гг., было возведено на месте разобранной постройки (ханака) Улугбека Медресе. Тилля Кари было сооружено в 1646-1659 гг. по приказу наместника (хакима) Ялангтуш Бахадура, который был назначен на этот пост бухарским ханом Имамкули из династии Аштарханидов. См. История Самарканда Т. I, с. 298-300.

^102 По-видимому, Вамбери принял за развалины медресе, о котором он сообщает различные легендарные сведения, руины мечети Биби-Ханым, соборной (главной) мечети Самарканда при Тимуре. О ней см. /Бартольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 160, т. II, ч. 2, с. 128. Pахле - подставка, на которой лежит Коран во время службы.

^103 Диванбеги - один из высших чинов в Бухарском ханстве, ведал финан-совой отчетностью, утверждал сметы расходов. См. /Сухарева О. А./ Квартальная община позднесредневекового города Бухары. M., 1976 с. 98.

^104 Недоразумение при переводе названия сада на немецкий язык правильно - "Сад чинар", так как чинара не тополь, а карагач (платан восточный).

^105 Сколько знаешь языков, столько стоишь как человек /(лат.)./

/ /^106 Деpьябеги - должностное лицо (чиновник), ведавшее переправой через Амударью, букв. "речной начальник", т. е. "начальник переправы".

^107 Хасан-менгли.

^108 Гость и рыба через три дня [превращаются] в яд /(фр.)./

^109 Санджар (1118 - 1157) правитель из династии Сельджукидов, владевший Ираном (Хорасаном) и значительной частью Средней Азии.

^110 Див - злой дух в древнеиранской мифологии. В "Шах-наме" упоминается "див-и сафид" ("белый дев"), обитающий в Мазендеране. См. Фирдоуси Шах-наме. Кн. I M., 1964, с. 745.

^111 Pишта - заболевание человека, вызываемое одноименным паразитичес-ким червем (Dracunculus medinensis).

^112 Саддузи (в принятой сейчас русской транскрипции - садозаи) - род племени попользаев, входящего в состав группы племени дуррани, из садозаев произошла династия, основанная Ахмед-шахом, который возглавил государство Афганистан в 1747 г. Его потомки правили страной до 1818 г., после чего в течение нескольких десятилетий сохраняли власть только над Гератом.

^113 Берекзи (в принятой сейчас русской транскрипции - баракзаи) - одно из самых многочисленных племен группы дуррани. Из рода мухаммадзаев племени баракзаев происходит династия, сменившая в XIX в. садозайскую и находившаяся у власти в Афганистане вплоть до республиканского переворота в 1973 г. Династия эта именовалась мухаммадзайской или баракзайской.

^114 Палтан (пальтан) - пехотный полк в регулярной армии Афганистана.

^115 Дост Мухаммед-хан умер в Герате 9 июня 1863 г.

^116 Джагатайский (чагатайский) язык - восточнотюркский литературный язык Средней Азии, получивший как на Востоке, так и в европейской науке условное наименование "чагатайский" от названия средневекового государства. См. /Бартольд В. В./ Чагатайская литература - (Сочинения. Т. V M., 1968, с. 606-610. Там же (с. 610) приводится в примечании литература предмета, начинающаяся трудом Вамбери. /Vambery H./ Cagataische Sprachstudien, enthaltend grammatika-lischen Umriss, Chrestomatie und Wцrterbuch der cagataischen Sprache Lpz., 1867.

^117 В вечности /(лат.)./

^118 Современная Гянджа, город в Азербайджане.

^119 На современных картах - Ходжа-Кинти.

^120 На современных картах - Калайи-Вали.

^121 По-видимому, Маручак.

^122 На современных картах Пенде, так было воспринято русскими и утвер-дилось в терминологии название Пяндждех, означающее "Пять деревень".

^123 Пищдадиды - легендарная династия, правившая в древнем Иране. Сог-ласно иранской мифологии, первым человеком и первым правителем Ирана был Каюмарс.

^124 Дербенд - название горного перевала и ущелья в верховьях p. Мургаб, на пути из Мерва и Серахса в Мешхед.

^125 Имеется в виду потомок Тимура Хусейн Байкара, правивший в 1470-1506 гг. Хорасаном.

^126 Так на современных картах Вамбери именует эту крепость Кале-Но.

^127 На современных картах - Карох.

^128 Тимури (правильнее теймури) одно из кочевых племен смешанного происхождения, входившее в состав так называемых чахар-аймаков Афганистана. Кроме теймури в их состав входили также херазе, фирузкухи и теймени.

^129 Население Герата и других городов Афганистана называлось по языково-му признаку "парсиван" или "фарсизабан", т. е. "говорящие на персидском языке". Однако в этническом отношении безоговорочно отождествлять это население с персами неправильно, так как большинство его составляли предста-вители других ираноязычных народов, прежде всего таджики, а также хазарейцы и упомянутые ниже у Вамбери как обитатели Гератской области фирузкухи, таймени и др.

^130 Правое плечо вперед! Левое плечо вперед! /(англ.)./

^131 Термин "палтан" употреблен здесь для обозначения регулярной пехоты эмира Дост Мухаммеда, овладевшего Гератом.

^132 До взятия Герата эмиром Дост Мухаммедом этим городом правил его зять Султан Ахмед, отказавшийся подчиниться эмиру.

^133 Кызылбашами называли персов-шиитов, иногда вообще шиитов. Сообра-жения Вамбери о симпатиях населения к властям шиитской Персии и к англича-нам субъективны и не основаны на серьезных и длительных наблюдениях в Гератской области и в Герате, большинство населения которых в описываемое время составляли сунниты. Англичане и "правление" британского агента Тодда в описании Вамбери явно идеализированы.

^134 Т. е. в 1495-1496 гг.

^135 Имам Риза Али ар-Риза, потомок Али ибн Абу Талиба, сын Мусы ал-Казима, женившегося на персидской рабыне. Али ар-Риза родился в 765 или 770 г. считался восьмым по счету шиитским имамом из рода Али. В 816 г. он был переселен по указанию халифа ал-Мамуна из Ирака в Хорасан. Али ибн Муса был объявлен наследником (вали 'ахд) ал-Мамуна, на дочери которого он был женат. Однако провозглашение его преемником халифа вызвало в 817 г. мятеж в Багдаде. В результате этого к власти в Халифате пришел Ибрахим ибн ал-Махди из рода Аббасидов. Вслед за этим в 818 г. в селении Нукан, около Туса, умер Али ар-Риза. Молва приписывала его смерть Мамуну, отравившему своего зятя. Али ибн Муса был объявлен мучеником за веру (шахид), его гробница (в Санабаде, возле г. Туса) стала местом паломничества шиитов и одной из их главных святынь. Впоследствии здесь возник город Мешхед. См. описание усыпальницы имама Али ар-Ризы. /Ханыков// H./ Экспедиция в Хорасан. M. 1973 с. 98 и сл.

^136 О дворе (сахн) мавзолея см. /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. VII, с. 118,.

^137 Абу-л-Касим Фирдоуси классик средневековой персидско-таджикской литературы. Родился между 932-941 гг., умер в 1020 или 1026 г. в родном Тусе. Автор всемирно известной поэмы "Шах-наме", которую он преподнес в 1010 г. султану Махмуду (998-1030), правителю Газневидского государства, в состав которого входили земли Афганистана, Средней Азии, Ирана. Махмуд Газневи не принял дар Фирдоуси. В ответ на отказ султана принять в дар "Шах-наме" поэт написал едкую сатиру. Согласно легенде, Махмуд в дальнейшем раскаялся в своем поступке и решил вознаградить Фирдоуси. Однако когда отправленный им караван с дарами для Фирдоуси входил в Туc, из города выходила траурная процессия с гробом умершего поэта. См. Шах-наме T.IM., 1964, с. 9.

^138 Имеются в виду сасанидские рельефы, посвященные победе иранцев над римским императором Валерианом.

^139 Миру свойственно ошибаться, а потому обманываемся и мы. /(лат.)/

^140 Название этого произведения Фарид ад-Дин Аттара переводится обычно как "Беседа птиц". Слово "мантик", основное значение которого "логика", имеет и более редкое, но более подходящее в данном случае значение - "речь, беседа".

^141 Как поживаете, сэр? /(англ.)/

^142 Прекрасно. /(англ.)/

^143 Каспийские ворота. /(лат.)/ Горный проход из округа Хавар, "по мнению большинства ученых, тождествен с 'Каспийскими воротами" древних, через которые прошел Александр Македонский, когда преследовал Бесса". /(Бар-тольд В. В./ Сочинения. Т. VII, с. 130)

^144 Средневековый Рей, древняя Paгa - один из древнейших городов Ирана. См. там же, с. 130 - 134.

^145 Верни мне мои легионы. /(лат.)/

^146 Вамбери здесь ошибся. Римом правил тогда Октавиан Август.

^147 Приведенное Вамбери толкование слова "туркмен" является лишь одним из существующих объяснений происхождения этого этнического термина, осно-ванных на народных этимологиях. Об этногенезе туркмен и о происхождении их самоназвания см. /Агаджанов С .Г. Каррыев А. Росляков А. А./ Вопросы этноге-неза туркменского народа. (Краткий историографический обзор.) Проблемы этногенеза туркменского народа. Аш., 1977, с. 5-29

^148 В современном туркменском языке "тире" может означать и "род", и "племя", "таифе" (по-туркменски "тайпа") применяется для обозначения племе-ни, слово "халк" многозначно - "народ", "толпа", "люди", "население, жители". См. Туркменско-русский словарь. M., 1968, с. 613, 684.

^149 Бульдумфас - по-видимому, искаженное название хивинской крепости Булдумсаз.

^150 Здесь и далее названия таифе и мелких подразделений туркменских племен, отнесенных Вамбери к категории тире, передаются в основном в традиционном написании, принятом в отечественной исторической и этнографической литературе, однако в скобках приводится написание, употребленное самим Вамбери. При передаче названий некоторых тире мы исходили из их произноше-ния указанного Вамбери.

^151 По-туркменски (и в историко-этнографической литературе) это название пишется и произносится "ших". Вамбери говорит здесь об одной из групп шихов, представители которых имелись почти среди всех туркменских племен. Шихи считались одним из так называемых овлядских (святых) племен наряду с племе-нами ата, сейид и ходжа, возводивших свое происхождение к пророку Мухамме-ду. См. /Атаев К./ К этнографии туркмен-шихов. Труды института истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР. Т. VII Аш., 1963,. /Демидов С. И. /Туркменские овляды. Аш., 1976.

^152 Считают, что эрсари переселились в основном с Мангышлака на среднее течение Аму-Дарьи в конце Х VII - первой половине XVIII в. Наиболее крупными подразделениями племени эрсари были кара (гара), бекаул, улуг-тепе и гюнеш, делившиеся на более мелкие родовые подразделения. См. /Винников Я.// P./ К эт-нической истории туркменского населения Чарджоуской области. - Проблемы этногенеза туркменского народа. Аш., 1977, с. 109 - 111.

^153 В историко-этнографической литературе название этого племени обычно передается как "алили", что основано на туркменском произношении. На терри-тории бывшего* *СССР потомки алили сейчас живут наиболее компактно в Каахкинском районе Туркменистана.* *См. /Атаев К./ Хозяйство и материальная куль-тура туркменского населения Атрека в конце* *XIX начале* *XX в. Автореф. Канд. Дис. M., 1966.

^154 По-туркменски "салыр". Приблизительно до конца XVII начала XVIII в. салыры проживали преимущественно в степях Мангышлака, часть их кочевала и в северном Хорасане. Постепенно они заняли многие оазисы нынешнего южного Туркменистана. В XIX в. часть салыров проникла в район среднего течения Амударьи и осела там.* *См. /Джикаев А./ Этнографические данные по этногенезу туркмен-салыров. M., 1964,. /он же./ Очерк этнической истории и фор-мирования населения южного Туркменистана. Аш., 1972.

^155 Яйджи (яйчи).

^156 По этнографическим данным пухора.

^157 Теке в начале XVIII в. переселялись из Прикаспийских степей и района Балханских гор в оазисы прикопетдагской полосы, с середины XIX в. окончатель-но заселили, вытеснив другие туркменские племена Ахал, Атек, Теджен и Мерв. Теке, по этнографическим данным, состояли из двух (по некоторым сведениям, из трех) крупных отделов тохтамыш и отамыш, которые, в свою очередь, делились на более мелкие родо-племенные группы. См. /Нурмухаммедов К./ Из истории формирования туркменского населения Ахала. - Известия АН Туркменской ССР. Серия общественных наук. ? 1 Аш., 1962.

^158 Аксефи в туркменском произношении "аксопы".

^159 Геклены издавна обитали в юго-западной части нынешнего Туркмени-стана, а также на севере Ирана в Мазендеране и Горгане. О гекленах. См. /Овезов Д.// M./ Население Чандыра и среднего течения Сумбара. Аш., 1976,. /Логашова Б.// P./ Туркмены Ирана. M., 1976.

^160 По-видимому, должно быть "кабасакал".

^161 По данным русских письменных источников, в XIX в. йомуты делились на три крупных подразделения джафарбай, ак и атабай, распадавшихся на ряд более мелких групп. См. /Васильева Г. П./ Преобразование быта и этнические процессы в Северном Туркменистане. M, 1969,. /Оразов А./ Хозяйство и культура населения северо-западной Туркмении в конце XIX - начале* *XX в. Аш., 1972,. /Логашова Б.// P. /Туркмены Ирана.

^162 Ходжа-Нефес (Ходжа-Непес) - туркменский аул (селение) в устье p. Горган, в Иране.* *См. /Бартольд В. В./ Историко-географический обзор Ирана. - Сочи-нения. Т. VII M., 1971, с. 126.

^163 По-видимому должно быть "шереф-чони". Ср. История Туркменской ССР. Т. I, кн. 2. Аш., 1957, с. 10.

^164 Вероятно правильно "тиведжи" ("тивечи"), как в названии одноименного туркменского племени, о котором см. /Бартольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 594, 595, 600.

^165 Челекен - бывший остров, сейчас полуостров на Каспийском море, в Туркменистане. Здесь издавна добывались нефть, соль, озокерит, минеральная краска. Отсюда, по мнению некоторых ученых, и происходит название Челекен (от перс "чахар (чар)" - "четыре" и "кан" - "рудник, копь"). Название "Челекен" носит сейчас расположенный на полуострове город, построенный в местности Аджайиб. См. /Атаниязов Г./ Толковый словарь географических названий Турк-менистана. Аш., 1980, с. 303 (на туркм яз.).

^166 Должно быть "машрык".

^167 * *Гирей.

^168 Огурджалы еще со времен средневековья жили на восточном берегу Каспийского моря, к югу от нынешнего Красноводска. Судя по сообщению Вамбери, еще в середине XIX в. огурджалы, хотя он и помещает их в число таифе йомутов, рассматривались в какой-то мере как обособленная от других йомутов группа. Более поздние этнографические сведения показывают, что огурджалы в дальнейшем теснее слились с другими йомутами, так что отныне их безогово-рочно включают в состав последних. См. /Джикиев А./ Туркмены юго-восточного побережья Каспийского моря. Аш., 1961.

^169 "Кер-оглы"- эпическое произведение, распространенное в разных версиях в фольклоре тюркоязычных народов. (у туркмен - "Гер-оглы") Махтумкули (литературный псевдоним - Фраги), сын Азади, - поэт XVIII в. классик туркменс-кой литературы. Родился около 1733 г., скончался приблизительно в 1782 г. См. Махтумкули. Сборник статей о жизни и творчестве поэта. Аш., 1960, с. 93 - 108.

^170 Пахлаван Махмуд. См. /Пугаченкова Г./ Термез, Шахрисябз, Хива. M., 1976, с. 157.

^171 Здесь, как и в ряде других случаев, Вамбери пользовался термином "персидское население" в значительно более широком значении (применительно к разным ираноязычным народам), чем этот термин употребляется теперь, ныне его применяют только в отношении собственно персидского населения Ирана. Сарты Хивы были отдельной этнической группой, представлявшей собой тюркизированных потомков древнего населения Хорезма, т. е. хорезмийцев, по-види-мому уже в XIII-XIV столетиях утративших свой язык. Краткую характеристику сартов Хивы см. /Иванов П. П./ Очерки по истории Средней Азии (XVI - середина XIX в.). М., 1958, с. 151. Хорезмийский язык принадлежал к иранской группе, относящейся к индоевропейской языковой семье. Исследование памятников хорезмийского языка показа то, что он занимал промежуточное положение между согдийским и осетинским с одной стороны, и парфянским - с другой. См. /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. III M., 1965, с. 546, примеч. 4 (примеч. В. Лившица), где указаны и основные работы о хорезмийском языке.

^172 Предположенное Вамбери объяснение происхождения слова "паша" от "баш" ("голова") более чем сомнительно. Уже в словарях времени Вамбери слово "паша" гораздо вернее объяснялось как сокращение от персидского "падишах". См. например, /Будагов Л./ Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. I Спб. 1869, с. 309.

^173 Танаб - мера длины, широко употреблявшаяся в Средней Азии. Размеры танаба колебались в зависимости от времени и местности. В Хиве в середине XIX в. танаб был равен примерно 900 кв. саженей (4097, 025 кв. м.). См. /Давидович Е. А. /Материалы по метрологии., с. 125.

^174 Вамбери не дает перевода термина "урф", означающего обычное право (сохраняющееся наряду с шариатом). Решение по "урфу" не адекватно решению губернатора "по своему усмотрению", ибо последний должен был при этом считаться с нормами обычного права.

^175 О термине "арна" см. Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. II XVI-XIX вв. Иранские, бухарские и хивинские источники. Труды Института востоковедения VII. Источники по истории народов СССР. M .-Л. 1938, с .580 . О терминах "арна" и "яб" см. /Бартогьд В. В./ Сочинения Т. III M., 1965, с. 118, 552.

^176 Это объяснение спорно.

^177 "Макари" или "Макария"- широко известное на Востоке наименование Нижегородской ярмарки, которое могло распространяться и на сам Нижний Новгород. В середине XVII в. у Макарьева монастыря на Волге, в 88 км от Нижнего Новгорода, возникла Макарьевская ярмарка. Она была одной из крупнейших ярмарок в России, играла важную роль в торговле с Востоком и привлекала купцов из Средней Азии и других восточных стран. Торг на ней производился ежегодно в июле. После пожара 1816 г. ярмарка была перенесена в Нижний Новгород, но среди восточных купцов и в литературе Средней Азии и Ирана за Нижегородской ярмаркой сохранилось привычное название "Макария".

^178 Перкаль - тонкая плотная хлопчатобумажная ткань полотняного пере-плетения.

^179 По поводу этого знакомства см. Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. II XVI-XIX вв. Иранские, бухарские и хивинские источники. M.- Л. 1938, с. 23. примеч. 4.

^18 По справочнику Стэнли Лэн-Пуля, правителем Хивы в это время был Абулгаэи III, дата прихода которого к власти указана приблизительно - ок. 1770 г. а начало правления сменившего его у кормила правления Ильтузер-хана - 1219 г. х. [1804 г.] См. /Лэн-Пуль //Cm./ Мусульманские династии. Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. Пер. с англ. с примеч. и дополнениями. В. В. Бартольда СПб. 1899, с. 236.

^181 Даты правления Ильтузер-хана по Лэн-Пулю (с .236)-1804-1806 гг., по Цамбауру /[Zambaur Е//./ Manuel de gйnйalogie et de chronologie pour l'histoire de l'Islam Hanovre, 1927, с. 275)-1219/1804-1221/1806 гг.

^182 По Лэн-Пулю (с .236) и Цамбауру (с. 275), правил в 1221/1806 1241/ 1825 гг.

^183 По Лэн-Пулю и Цамбауру, Алла Кули правил в 1241/1825-1258/1842 гг.

^184 По Лэн-Пулю и Цамбауру,* *Рахим Кули правил в 1258/1842-1261/1845 гг.

^185 По Лэн-Пулю и Цамбауру, Мухаммед Эмин правил в 1261/1845-1271/ 1855 гг.

^186 По Лэн-Пулю, Абдулла-хан правил в 1271/1855 г.

^187 По Лэн-Пулю и Цамбауру, Кутлуг Мурад правил в 1271/1855-1856 гг.

^188 По Лэн-Пулю, Сейид Мухаммед-хан правил в 1272/1856-1282/1865 гг.

^189 Когда двое дерутся, третий радуется. /(лат.)/

^190 По Лэн-Пулю, Сейид Мухаммед Рахим-хан правил в 1282/1865-1290/ 1873 гг.

^191 Эта знаменитая мечеть, одна из самых старых в Бухаре, носит название Магаки-аттари. Советский археолог В. А. Шишкин в результате работ, проведен-ных в 1934 1935 гг. установил, что эта мечеть является памятником XII в. в своих древнейших частях, что она была построена на поверхности земли и что только с течением столетий превратилась в "подземную". (см. /Шишкин В. А./ Мечеть Магаки-аттари в Бухаре. -Труды института истории и археологии АН УзбССР. Материалы по археологии Узбекистана. Т. I Таш., 1948, с. 20) Однако возможно, что она была построена на месте более древней мечети. Две мечети с углублен-ным в землю зимним помещением, именуемые "магок" (букв. "яма", "углублен-ное место"), существовали в Самарканде. (см. /Писарчик А. К./ Народная архитек-тура Самарканда* *XIX-XX в. (По материалам 1938-1941 гг.) Душ., 1974, с. 52 - 54.

^192 Около 80 бухарских медресе, имевших собственные названия (кроме медресе без названий, в том числе келий при квартальных мечетях), отмечены в топографическом указателе к книге /Сухарева О. А./ Квартальная община позднефеодальнего города Бухары (в связи с историей кварталов). M., 1976, с. 353, 354. Сведения о бухарских медресе, упомянутых Вамбери, см. там же, с. 103, 104, 151, 174, 183.

^193 Было сделано много других попыток объяснить происхождение этничес-кого термина "киргиз". По этому вопросу существует обширная литература. См. /Бартольд В. В./ Сочинения Т. II, ч. 1 Библиография. M., 1963.

^194 О чинах в Бухарском ханстве наиболее подробные и достоверные сведения содержатся в трудах А. А. Семенова, который в течение нескольких десятилетий занимался изучением центрального административного управления в Бухарском ханстве позднейшего времени и опубликовал на эту тему несколько работ. См.: /Литвинский Б. А., Акрамов Н.М./ Александр Александрович Семенов (Научно-библиографический очерк). М., 1971, с. 127 и библиографию (? 161 и 190).

^195 Вероятно, имеется в виду Таваккуль.

^196 Кокандское ханство в годы наибольшего расширения его пределов действительно занимало очень большую территорию, прежде всего за счет завоеванных областей нынешних Казахстана и Кыргызстана. Центром же хозяй-ственной и политической жизни Кокандского государства была Ферганская долина площадью около 23 тыс.кв.км, расположенная в восточной части бассейна Сырдарьи. Ферганская долина издавна была одной из самых густонаселенных областей Средней Азии и обладала развитым земледелием.

^197 Оседлые и полуоседлые узбеки и близкие к ним кипчаки и другие тюркские племена и народности, постепенно сливавшиеся с узбеками и входившие в их состав, представляли собой основную часть населения Ферганской долины. Окружавшие эту долину горы населяли главным образом киргизы. Многочис-ленны были и таджики, жившие как в горных местностях, так и в селениях и городах Ферганской долины.

^198 Дешти Кипчак - название степной полосы от Иртыша до Урала и Волги. Степи между Волгой и Доном в русских летописях именуются Половецким полем. Название Дешти Кипчак распространялось и на степи к югу от Каспийско-го и Аральского морей: от Мангышлака до Атрека и Горгана.

^199 Следует учитывать, что попытки Вамбери сравнивать площади упомяну-тых им городов были сделаны на основе поверхностных личных впечатлений, а размеры Коканда он мог оценивать только по расспросным сведениям, так как в нем не побывал.

^200 В отношении истории среднеазиатских ханств в новое время суждение Вамбери неверно, хотя, конечно Ферганская долина и расположенные в ней города имеют большое и славное прошлое и были известны в средние века и даже в древности. Однако современное Вамбери Кокандское государство возникло и обрело самостоятельность лишь в XVIII в тогда как Бухарское и Хивинское ханства имеют гораздо более давнюю историю. Только во второй половине XVIII в. Кокандское государство начинает играть крупную роль в политической жизни Средней Азии наряду с Бухарой и Хивой. Ханством Кокандское государст-во стало именоваться лишь с конца XVIII-начала XIX в.

^201 "Находящийся по ту сторону Согдианы город Тарада, и в отдаленнейших их границах Александрия, основанная Александром Великим" /(лат.)./

^202 "Граница всех* *их проходит от той части земель, включая реку Яксарт, которую скифы называют Силин" /(лат.)./

^203 Род из узбекского племени минг, к которому принадлежала правившая в Кокандском ханстве династия, пришел к власти в Фергане уже к 20-м годам XVIII в., т. е. за 140 лет до путешествия Вамбери в Среднюю Азию, а не за 80 лет, как он считал.

^204 Вамбери некритически передает доходившие до него преувеличенные слухи о победах кокандцев над русскими. На самом деле происходили (с переменным успехом) лишь мелкие пограничные стычки, а когда в 60-х годах начались более крупные вооруженные столкновения, они ознаменовались пораже-ниями кокандцев.

^205 Титул "велинаме" в Средней Азии применялся к правителям независимых областей и государств. Этим титулом называли, в частности, и правителя Шахрисябзского бекства, о котором говорит Вамбери, а также правителя Ко-канда. См.: /Семенов А. А./ Очерк устройства центрального административного управления Бухарского ханства позднейшего времени.-Труды института исто-рии, археологии и этнографии АН Тадж. ССР. Т. XXV. 1954, с. 4; /Бартольд В. В. /Сочинения. Т. III. M., 1965, с. 463. Приведенный Вамбери термин "велинаме" (в передаче других авторов - "валлиами", "вальями", "ваннами") происходит от арабского "вали ан-ни'ами", "вали ан-ни'ам" с буквальным значением "благоде-тель", "благотворитель". О термине см.: /Будагов Л./ Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. II. СПб., 1871, с. 288, 308; /Назаров Филипп./ Записки о некоторых народах и землях средней части Азии. Изд. 2-е. М-, 1968, с. 67, 68.

^206 * *Об Алимкуле см.: /Бартольд В. В./ Сочинения. Т. II, ч. 2. M., 1964, с. 342-347, 353-357.

^207 Этот султан известен в Европе под именем Сулеймана Великолепного.

^208 Дунгане - наиболее многочисленная группа китайской народности хуэй (хуэйцзу), по религии - мусульмане. Говорят на северном диалекте китайского языка со многими заимствованиями из арабского и персидского языков. В Кыргызстане и Казахстане живут среднеазиатские дунгане (общая численность по переписи 1970 г. - 39 тыс. человек). Среднеазиатские дунгане - потомки беженцев из китайских провинций Шэньси, Ганьсу и Синьцзян, переселившихся сюда к 80-м годам XIX в. после подавления дунганского восстания 1862-1877 гг. в Китае.

^209 Якуб-бек (1820-1877), по происхождению таджик, родом из Пскента (в Кокандском ханстве), в 1865 г. был послан в Кашгар военным советником Бузрук-ходжи (ставленника кокандского хана), который возглавил силы повстан-цев в районе Кашгара после народного восстания 1864 г. против маньчжуро-китайского господства. Захватив власть в Кашгаре, Якуб-бек начал завоевание других городов Восточного Туркестана и в 1867 г. провозгласил создание самостоятельного государства Джетышаар. Был правителем этого государства до конца своей жизни. После смерти Якуб-бека Цинский Китай, воспользовавшись внутренними неурядицами в государстве Джетышаар, уничтожил его (1878 г.).

^210 Фауст - старинная мера длины для лошадей. В Австрии 1 фауст был равен 10, 537 см.

^211 Инвеституру среднеазиатские владетели от халифов действительно полу-чали, но в средние века еще не было "трех туркестанских ханств" (т. е. Бухарского, Хивинского и Кокандского), наличием которых характеризуется обстановка, сложившаяся только к концу XVIII - началу XIX в.

^212 Myндшенк - виночерпий.

^213 Шталькнехт - конюший.

^214 Сапожник [судит] не выше сапога /(лат.)./

^215 Имеется в виду поручик И. В. Виткевич (Ян Виткевич, по происхождению поляк), совершивший в 1837 - начале 1838 г. поездку в Афганистан. Поездка была предпринята по просьбе афганского эмира Дост Мухаммеда, который искал поддержки у России с целью противостоять нажиму английской Ост-Индской компании, угрожавшей независимости Афганистана.