Ю.О.Мартов. Письма и документы (1917 - 1922) --------------------------------------------------------------- Составитель Ю.Г.Фельштинский From: y.felshtinsky@verizon.net Date: 30 Mar 2004 --------------------------------------------------------------- Составитель доктор исторических наук Ю.Г. Фельштинский Вступительная статья доктор исторических наук Ю.Г. Фельштинский, доктор исторических наук Г.И. Чернявский Послесловие к американскому изданию Б. Сапир Послесловие к российскому изданию доктор исторических наук Г.З. Иоффе оглавление ПРЕДИСЛОВИЕ Письма 1917 Письмо Е.А. Ананьину, 25 апреля Теллеграмма П. Аксельрода и Л. Мартова и др., 4 мая Письмо П.К. Ольберту, 22 мая Письмо П.Б. Аксельроду, 19 ноября Письмо П.Б. Аксельроду, 1 декабря Письмо П.Б. Аксельроду, 30 декабря Письмо Н.С. Кристи, 30 декабря 1918 Письмо А.Н. Штейну, 25 октября 1919 Письмо А.Н. Штейну, 3 июня Письмо П.Б. Аксельроду, 23 января Письмо А.Н. Штейну, 26 марта Письмо П.Б. Аксельроду, 30 мая Из письма А.Н. Штейну, 26 июня Из письма С.Д. Щупаку, 26 июня Из письма Е.Л. Бройдо, 26 июня Письмо П.Б. Аксельроду, 27 июля Письмо П.Б. Аксельроду, 4 августа Из письма А.Н. Штейну, 4 августа Письмо А.Н. Штейну, 5 агуста Письмо А.Н. Штейну, 20 сентября Из письма С.Д. Щупаку, 27 сентября Из письма А.Н. Штейну, 28 сентября Письмо П.Б. Аксельроду, 29 сентября Письмо П.Б. Аксельроду, 10 октября Из письма П.Б. Аксельроду, 17 октября Из письма П.Б. Аксельроду, 12 ноября Лондонской группе с.-д., 13 ноября Письмо П.Б. Аксельроду, 25 ноября Письмо П.Б. Аксельроду, 14 декабря Из письма С.Д. Щупаку, 14 декабря Письмо С.Д. Щупаку, 15 декабря Письмо П.Б. Аксельроду, 20 декабря Из письма С.Б. Щупаку, 20 декабря Письмо П.Б. Аксельроду, 29 декабря 1921 Из письма С.Д. Щупаку, 7 января Из письма С.Д. Щупаку, 20 января Из письма П.Б. Аксельроду, 20 января Письмо П.Б. Аксельроду, 30 января Из письма Н.Е. Щупак, 5 февраля Письмо С.Д. Щупаку, 5 февраля Из письма П.Б. Аксельроду, 20 февраля Из письма С.Д. Щупаку, 5 марта Из письма П.Б. Аксельроду, 7 марта Письмо П.Б. Аксельроду, 24 марта Письмо С.Д. Щупаку, 30 марта Из письма П.Б. Аксельроду, 5 апреля Письмо П.Б. Аксельроду, 20 апреля Письмо П.Б. Аксельроду, 27 апреля Письмо П.Б. Аксельроду, 13 мая Письмо С.Д. Щупаку, 30 мая Из письма С.Д. Щупаку, 8 июня Из письма П.Б. Аксельроду, 8 июня Письмо П.Б. Аксельроду, 24 июня Из письма Н.Е. Щупак, 28 июня Из письма С.Д. Щупаку, 4 июля Из письма С.Д. Щупаку, 31 июля Из письма П.Б. Аксельроду, 7 августа Из письма С.Д. Щупаку, 8 августа Из письма Р.А. Абрамовичу, 10 августа Из письма Р.А. Абрамовичу, 11 августа Письмо П.Б. Аксельроду, 15 августа Письмо С.Д. Щупаку, 21 августа Из письма П.Б. Аксельроду, 31 августа Письмо П.Б. Аксельроду, 4 сентября Письмо С.Д. Щупаку, 15 сентября Письмо П.Б. Аксельроду, 17 сентября Письмо П.Б. Аксельроду, 12 октября Письмо П.Б. Аксельроду, 30 октября Письмо С.Д. Щупаку, 2 ноября Из письма С.Д. Щупаку, 25 ноября Из письма П.Б. Аксельроду, 3 декабря Из письма С.Д. Щупаку, 23 декабря Письма С.Д. Щупаку, 30 декабря Обращение [без даты] 1922 Письмо П.Б. Аксельроду, 7 января Из письма Е.А. Ананьину, 8 марта Из письма А.Н. Штейну, 15 марта Письмо С.Д. Щупаку, 1 мая Письмо Б.И. Николаевскому, 30 июня Приложения Письмо М. Горького А. Франсу, 1 июля "Письмо М. Горького" А.И. Рыкову, написанное Мартовым 1 июля Из письма С.Д. Щупаку, 25 августа РП В Заграничную делегацию РФРП Письмо Н.Е. Щупак, 17 ноября Документы 1917 Ночное экстренное заседание ЦИК Советов. - Рабочая газета, 26 октября, No 196 Съезд Советов. - Рабочая газета, 26 октября, No 196 Съезд Советов. - Рабочая газета, 27 октября, No 197 К экстренному партийному съезду. - Вперед, 24 ноября Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). - Новый луч, 1 декабря, No 1 Съезд РСДРП меньшевиков. - Вперед, 1 декабря, No 222 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). - Новый луч, 2 декабря, No 2 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Утреннее заседание 2 декабря. - Новый луч, 3 декабря, No 3 Вопрос части. - Искра, 4 декабря, No 12 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 2 декабря. - Новый луч, 5 декабря, No 4 Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Заседание 3 и 4 декабря. - Новый луч, 5 декабря, No 4, экстренный Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 3 декабря. - Новый луч, 6 декабря, No 5 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 4 декабря. - Новый луч, 7 декабря, No 6 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 5 декабря. - Новый луч, 8 декабря, No 7 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 7 декабря. - Новый луч, 8 декабря, No 7 Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной). Вечернее заседание 10 декабря, No 8 Л. Мартов. Революция и Учредительное Собрание. - Новый луч, 15 декабря, No 12 Л. Мартов. Рабочие и Учредительное Собрание. - Новый луч, 22 декабря, No 18 Л. Мартов. Роль парти пролетариата. К событиям в Ростове. - Вперед, 28 декабря, No 243 1918 Чрезвыйный съезд (4-й съезд Советов). Речь Мартова. - Вечерняя звезда, 16 марта, No 34 Война и мир. Выступление Абрамовича и Мартова. - Русские ведомости, 16 марта Всероссийское совещание РСДРП. - Наш голос, 26 мая, No 1 Всероссийское совещание РСДРП в мае 1918 г. Тезисы Мартова. - Наш голос, 26 мая, No 1 Л. Мартов. Письмо в редакцию. - Утро Москвы, 7 октября, No 17 Меньшевики и советская власть. Беседа с Л. Мартовым. - Утро Москвы, 21 октября, No 19 1919 Л. Мартов. Письмо в редакцию. - Газета печатников, 2 января, No 9 К социалистам и рабочим всего мира. - Известия ЦИК, 1 марта, No 47 (599) Л. Марто. Листовка "Товарищи!". Апрель К социалистическим партиям стран согласия. - Известия ЦИК, 27 июня, No 138 (690) Ю. Мартов. Линия социал-демократии. Октябрь Декларация РСДРП на Седьмом съезде Советов. Декабрь 1920 Всем организициям РСДРП. После 7 мая Письмо к английской делегации. 4 июня Ю. Мартов. Письмо в редакцию "Известий". 15 июня Заявление [После 23 августа] Ю. Мартов. Кровавое безумие. - Воля России, 29 декабря, No 89 Б.М. Сапир. Послесловие к американскому изданию Г.З. Иоффе. Послесловие к российскому изданию Примечания Указатель имен Указатель географических названий ПРЕДИСЛОВИЕ Публикуемые письма и документы хранятся в коллекции деятеля меньшевистской партии, видного историка и архивиста, автора ряда книг и статей по истории революционного движения в России Б.И. Николаевского в Архиве Гуверовского Института войны, революции и мира при Стенфордском университете (США). Издание осуществляется с любезного разрешения администрации Архива, которой выражается искренняя признательность. Часть писем публикуется с купюрами, некоторые -- в извлечениях. Причиной сокращения текста является то, что автор большое внимание в переписке уделял сугубо личным моментам, жизненным перипетиям и быту знакомых, не представляющим существенного значения для характеристики его взглядов и деятельности. Личностные фрагменты, которые, по нашему мнению, позволяют расширить представление о Мартове, т.е. касаются непосредственно его жизни, полностью сохранены. Встречающиеся в тексте многочисленные сокращения имен и фамилий восполняются в квадратных скобках (как правило, лишь в нескольких первых случаях, пока читатель "привыкает" к сокращениям). Точно так же восполняются сокращенные слова. Авторские примечания сохранены в качестве подстрочных. После текста публикуются примечания, носящие характер комментариев, касающихся лиц, печатных органов, событий, текстов на иностранных языках, неясных мест или оговорок в документах и т.д. Характер писем как источника, не предназначенного для печати, обусловил массу не разъясненных автором фактов, предположительно известных адресату, намеки, иносказания, сокращения и т.п., что предопределелило большой объем комментария. Но, к сожалению, информацию об отдельных лицах обнаружить не удалось. Некоторые биографические справки имеют пробелы. Издание завершается указателями имен и географических названий. Составителем данного издания является доктор исторических наук Ю.Г. Фельштинский. Вступительная статья, примечания и указатели подготовлены Ю.Г. Фельштинским и доктором исторических наук Г.И. Чернявским. В подготовке некоторых примечаний принимал участие профессор С.А. Пиналов. * Л. Мартов -- псевдоним Юлия Осиповича Цедербаума, видного деятеля российского социал-демократического движения. Со временем инициал псевдонима, который никогда не расшифровывался и о происхождении которого существуют разные версии (наиболее достоверная, что это -- инициал сестры Лидии) "оторвался" от второй его части, и в документах встречались различные варианты -- Л. Мартов, Ю.О. Мартов, Ю.О. Цедербаум (подобное произошло и с одним из ближайших соратников Мартова, с которым позже они разошлись -- Н. Ленин, В.И. Ленин, В.И. Ульянов-Ленин). У Ю.О. Цедербаума было много других псевдонимов -- Алексей, Егор, Егоров, Игномус, Берг и т.д. Юлий Цедербаум родился 12 ноября 1873 г. в Константинополе (Стамбуле), где временно проживал его отец, страстный поклонник Герцена, ездивший к нему в Лондон и, видимо, что-то писавший для "Колокола"2. Вскоре семья возвратилась в Россию. Юлий был вторым сыном в большой и дружной семье. По примеру Юлия сестра Лидия, вышедшая замуж за видного социал-демократа Ф.И. Дана, братья Сергей (псевдоним Ежов) и Владимир (псевдоним Левицкий) были верны моральным принципам своего детства и юности -- принципам "Приличенска", -- где все люди честны, искренни, смелы, трудолюбивы и готовы отдать силы делу процветания простого народа. Все они стали меньшевиками. Лидия скончалась в глубокой старости в эмиграции. Сергей и Владимир были расстреляны сталинскими сатрапами во время "большого террора". Когда Юлий был младенцем, няня уронила его на пол и скрыла это. Поломанная нога срослась неправильно, и мальчик на всю жизнь остался хромым. В 18-летнем возрасте он поступил на естественный факультет Петербургского университета и почти тотчас же организовал социал-демократическую группу "Освобождение труда", название которой повторяло наименование знаменитой первой русской марксистской группы Г.В. Плеханова, существовавшей в Швейцарии. Группа послала Плеханову мандат с полномочием представлять ее на происходившем в 1893 г. конгрессе II Интернационала. Плеханов и его соратники были глубоко удовлетворены. Мандат был, хотя и весьма зыбкой, но все же защитой против обвинений их в оторванности от российского рабочего движения. Группа Мартова, выпустив две агитационные брошюры, разработала и свой программый документ, устанавливавший, что главная непосредственная ее задача состоит в организации рабочей партии, которая будет вести борьбу за достижение политической свободы. В 1892 г. Ю. Цедербаум был арестован, вскоре освобожден, но исключен из университета, а затем опять оказался в заключении. Официального высшего образования он так и не получил. Просидев пять месяцев в знаменитой столичной тюрьме "Кресты", Юлий был приговорен к двум годам ссылки. Полиция разрешила ему выбрать место изгнания, кроме столиц и университетских центров. Так Юлий оказался в Вильно, где существовали социал-демократические кружки, наиболее активные среди еврейских рабочих, ремесленников и мелких служащих. Охваченный на недолгое время национально-демократическими чувствами, он поддержал стремление к созданию особой еврейской социал-демократической организации, которая охватила бы всю Россию. Такая организация -- Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России (Бунд) -- действительно была создана в 1897 г., но еще до этого Мартов решительно отказался от идеи национального объединения и стал выступать за образование общероссийской социалистической организации, носящей интернациональный характер. Возвратившись в Петербург в 1895 г., Мартов возобновил контакты с участниками своей группы и познакомился с членами другой группы студентов-пропагандистов, существовавшей с начала 90-х годов (их называли "стариками"). Сначала эта группа была достаточно аморфна. Оживилась ее деятельность, когда в 1893 г. в нее вошел В. Ульянов, по инициативе которого в конце 1894 г. были изданы несколько листовок, обращенных к рабочим отдельных питерских заводов. В октябре 1895 г. по предложению Мартова с участием членов его группы и "стариков" был создан Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса. На ряд лет Мартов и будущий Ленин стали соратниками и личными друзьями. В январе 1896 г. Мартов, Ульянов и другие члены Союза были арестованы, а затем сосланы. Ульянов, запасшийся медицинскими свидетельствами, оказался на юге Енисейской губернии, Мартов -- на крайнем севере, в Туруханске. Здесь он, проведя три года, заболел туберкулезом горла, который сильно сократил его жизнь. Срок ссылки окончился в начале 1900 г., а в марте этого же года в Пскове состоялась встреча Мартова, Ленина и еще одного бывшего члена Петербургского союза борьбы А.Н. Потресова с представителями так называемого "легального марксизма" П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановским -- либеральными интеллигентами, использовавшими марксову аргументацию для обоснования капиталистического развития России и необходимости демократизации страны. Вначале Мартов занимал самые крайние позиции -- по принципиальным соображениям он был против тесного сотрудничества с "либеральными марксистами", но Ленин и Потресов переубедили его, и была достигнута договоренность, включавшая даже согласие о признании "легальных марксистов" в виде особого течения в официально провозгавшенной за два года до этого на съезде в Минске социал-демократической партии, которая, однако, фактически еще не существовала. Впрочем, против соглашения резко ополчился Плеханов, и оно в силу не вошло. Когда в конце 1900 г. в Лейпциге стала выходить газета "Искра", уже в первых номерах появились страстные статьи Мартова, сразу привлекшие внимание российской социал-демократии. Видимо, тогда они стали называть его своим Добролюбовым3. Выехав за границу в начале 1901 г., Мартов тотчас же вошел в состав редакции этой общерусской социал-демократической газеты. Поначалу Ленин был в восторге от статей Мартова, оба они были едины в планах создания крепкой социал-демократической партии, которой, по их общему мнению, предстояло возглавить демократическую революцию. По воспоминаниям очевидцев, Мартов был единственным из политических соратников, к которому Ленин обращался на "ты". Но с конца 1902 г., примерно за полгода до II съезда РСДРП, между Мартовым и Лениным возникли разногласия. Дело началось с выявления принципиально различного отношения к партийной этике. Обнаружились факты недостойного поведения в быту агента "Искры" Н.Э. Баумана, которого Мартов требовал отстранить от партийных дел, а Ленин был против, считая его весьма полезным организатором. Мартов как человек высокой личностной морали был поражен, с каким цинизмом относится его друг к вечным человеческим ценностям, как хладнокровно он подменяет понятия честности, справедливости, добра понятием "полезности для дела", лицемерно возводя это в особую, "классовую" нравственность. Мартов не мог предвидеть тогда, в какие тоталитарные ужасы обернется этот моральный релятивизм; с детства воспитанному в принципах "Приличенска" ему были глубоко чужды ленинские спекуляции. Разделяя мнение о необходимости создания строго конспиративной партии, Мартов в то же время был особо озабочен сложнейшей проблемой: как сочетать подпольный характер партии с ее опорой на широкие рабочие массы. Тем не менее до партийного съезда сотрудничество Мартова с Лениным продолжалось; они совместно работали над проектом программы Российской социал-демократической рабочей партии. Разногласия по принципиальным вопросам вырвались наружу летом 1903 г. на II съезде РСДРП. Речь шла, казалось бы, о мелочи. Но спор по первому пункту устава партии -- обязательное участие в деятельности одной из партийных организаций (требование Ленина) или содействие РСДРП под руководством одной из ее организаций (предложение Мартова) -- скрывал за собой принципиально разные подходы к месту социал-демократической партии в обществе. Для Ленина партия -- это организация только профессиональных революционеров, элиты, избранных (далеко ли было от этого до сталинского пресловутого "ордена меченосцев?"), для Мартова -- сравнительно широкая организация, стремящаяся привлечь к себе передовые элементы из разных слоев общества, разделяющие ее основные идеи. Предвидел ли Мартов, к чему в конечном счете ведет ленинская позиция? Мог ли он предположить, что в форме партийной организации вырастет скелет будущего механизма насильственного захвата власти и что сам этот аппарат превратится в управленческий слой диктаторского режима? Конечно, нет! Б.И. Николаевский пишет: "... Это большое значение споров 1903 года в то время никому из участников не было ясно -- ни в лагере большевиков, ни в лагере меньшевиков. Аксельрод пытался заглянуть в будущее и разобраться, какие последствия может иметь последовательное проведение организационной политики большевиков, но в своем анализе он не предусматривал возможности захвата власти большевиками и использования ее для попытки организовать тотальное государственное хозяйство с принудительным загонянием крестьян в колхозы. Если бы кто-нибудь мог заглянуть так далеко и рассказал бы правду о том, что случится через полвека, Ленин первый объявил бы его клеветником... Не предвидел этих последствий и Мартов..."5. Но Мартов отлично видел пагубность позиции Ленина для социал-демократического движения прежде всего в моральном плане. Между ними произошел личный разрыв, и до конца II съезда Мартов продолжал оставаться главным оппонентом Ленина. Он выступил против предложения Ленина ограничить редакцию "Искры" тремя человеками (Мартов, Ленин и Плеханов), усмотрев в этом возможность поставить партию под контроль газеты, бойкотировал выборы в центральные органы, стал членом негласного бюро меньшевиков. В конце 1903 г. положение изменилось. Дрязги в верхах привели к выходу Ленина из редакции, Мартов вернулся в нее и был введен в Совет партии. Продолжая обвинять большевиков в стремлении установить в партии режим диктатуры, он призывал, однако, не идти на крайние меры, надеясь на сохранение единства. Эта идея, предопределившая многие, казалось бы, неоправданные (и, видимо, так было на самом деле) уступки большевикам, а позже и их режиму, оставалась доминирующей для политической деятельности Мартова до конца его дней. Новые споры между большевиками и меньшевиками разыгрались, когда в 1905 г. в России началась революция. Ленину схема революции представлялась как спланированный захват центральной власти при опоре на вооруженное восстание, Мартов видел ее в постепенной замене дезинтегрированного центрального аппарата широкой сетью органов революционного самоуправления6. Возвратившись в Россию в октябре 1905 г., Мартов стал членом Исполкома Петербургского совета рабочих депутатов (здесь он резко выступал против попыток большевиков поставить Советы под партийный контроль), членом меньшевистского центра и редколлегии социал-демократической газеты "Начало". Массу статей он посвятил конкретным перипетиям революции. В апреле 1906 г. он был арестован, вскоре освобожден, через три месяца опять арестован с компрометирующими бумагами, но все же до суда дело не дошло. В сентябре 1906 г. Мартов вышел из заключения и выехал за рубеж. В продолжавшихся фракционных столкновениях меньшевиков с большевиками моральные соображения играли немалую роль, и Мартов был особенно активен в разоблачении "этического релятивизма" Ленина и его сторонников. Теперь оно было связано с "эксами" -- бандитскими грабительскими налетами большевистских боевиков для пополнения кассы Большевистского центра, действовавшего в тайне от официальных партийных органов, -- и наследством Н.П. Шмита. Что касается "эксов", то они были по настоянию меньшевиков категорически запрещены IV партийным съездом в 1906 г. (V съезд в 1907 г. подтвердил это решение, дополнив его требованием о роспуске всех боевых дружин). Но большевики продолжали экспроприации, причем общее руководство ими находилось в руках Ленина. В январе 1908 г. произошла особо крупная тифлисская экспроприация. Большевики пытались сбыть в Стокгольме, Мюнхене, Париже, Женеве 500-рублевые купюры. Операция оказалась в основном безуспешной, так как русскими властями было передано за границу подробное описание похищенных денег. Дело о наследстве Шмита было связано с целым рядом подлых поступков видных большевиков -- женитьбой их ставленника Таратуты на богатой наследнице, угрозами убийств и т.п.7 В 1911 г. Мартов выпустил брошюру "Спасители или упразднители?", посвященную всем этим преступным похождениям Большевистского центра. Правда о большевистской уголовщине была настолько потрясающей, что даже такие авторитеты, как теоретик марксизма, видный германский социал-демократ К. Каутский, взяли Ленина под защиту. Б.И. Николаевский вспомнил, что через много лет он разговаривал на эту тему с Каутским, который счел свои тогдашние отзывы о Мартове "одной из самых тягостных своих ошибок, -- но подробно объяснял, что поверить Мартову тогда он не мог, что нужен был опыт революции 1917 года и последующих лет, чтобы правильно понять Ленина и убедиться в обоснованности тогдашних обвинений Мартова"8. Впрочем, и Николаевский, и Гетцлер, и некоторые другие авторы не отмечают, что при общей несравненно более высокой этичности Мартова и других меньшевиков по сравнению с большевистским лидером, сама логика политической борьбы неизбежно толкала их к некоторому моральному пренебрежению. Теперь, когда события произошли, Мартов не требовал возвращения денег ограбленным или обманутым -- он был озабочен тем, чтобы они поступили не в Большевистский центр, а в общепартийную кассу. Между тем за границей Мартов активно участвовал в подготовке фундаментального издания "Общественное движение в России в начале ХХ в.", которое удалось легально выпустить в Петербурге9. Он присутствовал на ряде социал-демократических форумов. В январе 1910 г. на пленуме ЦК он критиковал раскольнический курс большевиков и выступал за прекращение фракционной борьбы. На августовской конференции 1912 г. в Вене Мартов вошел в Организационный комитет партии, противостоявший сепаратно избранному в январе того же года в Праге большевистскому ЦК, и в секретариат ОК. Когда началась первая мировая война, Мартов занял отчетливо выраженную интернационалистскую позицию. Он участвовал в Циммервальдской (1915) и Кинтальской (1916) конференциях социал-демократов, выступавших против войны, представляя на них левоцентристское течение. Агитируя за демократический мир, он резко нападал на Плеханова и других членов группы "Единство", требовавших полной поддержки российского правительства в войне. Но Мартов в то же время выступал и против сепаратного мира и решительно осуждал губительный курс превращения империалистической войны в гражданскую, выдвинутый Лениным. Когда началась революция 1917 г., Мартов находился в Швейцарии. Он был по-прежнему убежден в правильности меньшевистской тактики в революции 1905 г., соответствовавшей канонам марксизма: социалистическая революция может произойти только при прочных демократических традициях, в условиях высокого уровня экономики и культуры, превращения рабочего класса в большинство нации. Мартов полагал, что буржуазия сыграет революционную роль в развернувшихся бурных событиях, но затем возможен ее отход от революции. В этом случае он считал целесообразным замену буржуазного правительства оппозиционным, с участием левых партий. Но возможность перехода политической власти к демократическим кругам он видел лишь после обретения "мелкобуржуазной демократией" политической сознательности. Его глубокое убеждение было в том, что революция не может развиваться в атмосфере войны. Но и сепаратный мир он решительно отвергал. В то время как Мартов и другие меньшевики стремились, надо сказать, безуспешно, распутать клубок глубочайших внутренних противоречий, который возник с началом Февральской революции, большевики после возвращения В.И. Ленина в Россию и их партийной конференции в апреле 1917 г. взяли на вооружение ленинский план непосредственного проведения "социалистической революции", которая, согласно их утверждениям, разом разрубила бы весь узел. Не удивительно, что постепенно большевикам, развернувшим демагогическую кампанию, удалось привлечь на свою сторону симпатии той самой лишенной политической сознательности "мелкобуржуазной демократии" в лице значительной части населения, которой импонировали простые, быстрые и решительные действия. Мартов еще за границей понимал, что большевики стремятся прийти к власти не силой собственного класса, а увлекая за собой "солдат-крестьян"10. 9 (22) мая 1917 г. Ю.О. Мартов возвратился в Россию вместе с небольшой группой своих сторонников -- меньшевиков-интернационалистов. Встречали его торжественно -- приветственные речи произнесли лидер эсеров министр В.М. Чернов, руководящие меньшевистские деятели Церетели, Скобелев, Гвоздев. Мартов решил остаться в составе меньшевистской партии, несмотря на серьезные разногласия с ее руководством: он не одобрял ни революционно-оборонческой позиции большинства партии, ни ее участия в коалиционном Временном правительстве. Интернационалисты составили в партии меньшевиков оппозиционную группу. Эта позиция Мартова была им четко выражена уже в день приезда на заседавшей в это время Всероссийской конференции меньшевистских и объединенных организаций РСДРП. Его речь была встречена большинством делегатов с недовольством. Мартов и несколько его сторонников заявили, что они не несут ответственности за решения конференции, не участвовали в выборах руководящего органа -- Организационного комитета. Фактически интернационалисты превратились в автономную фракцию -- в конце мая под руководством Мартова стал выходить "Летучий листок меньшевиков-интернационалистов", в июне он был инициатором создания их Временного центрального бюро. В "Летучем листке" No 2 Мартов писал, что меньшевики вместе с эсерами неизбежно способствовали тому, что недовольство масс бросает их в объятия ленинизма. Мартов выступает теперь с принципиально новой установкой -- образования демократического правительства, опирающегося на партии, представленные в Советах, без участия буржуазных сил. И это, и в еще большей степени его предложение направить странам Антанты ультиматум с требованием начать мирные переговоры на базе всеобщего перемирия, а в случае отказа порвать с Антантой и вести сепаратные военные действия, если немцы атакуют, звучали тогда утопически11. Вместе с тем Мартов все более отдавал себе отчет в том, какова истинная цена ленинских страстных выступлений против мировой "империалистической" войны, все глубже понимал истинные цели своего бывшего соратника и друга. Он как-то говорил меньшевику И.Г. Церетели: "Для Ленина такие явления, как война или мир, сами по себе никакого интереса не представляют. Единственная вещь, которая его интересует, это революция, и настоящий революцией он считает только ту, где власть будет захвачена большевиками. Я задаю себе вопрос, что будет делать Ленин, если демократии удастся добиться заключения мира? Очень возможно, что в этом случае Ленин перестроит всю свою агитацию в массах и станет проповедовать им, что все беды послевоенной поры происходят от преступления демократии, состоящего в том, что она преждевременно закончила войну и не имела мужества довести ее до полного разгрома германского империализма"12. Мартов опасался, что поддержка лидерами меньшевиков и эсеров Временного правительства скомпрометирует их, повысит шансы экстремистских элементов, но в то же время он стремился не допустить острого столкновения Петроградского совета с большевиками, призывал к политике взаимной сдержанности13. В условиях, когда экстремистские силы приобретали все большее влияние на массы, позиции интернационалистов в меньшевистской партии постепенно укреплялись. На I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917 г.) Мартов несколько раз выступал, предлагал потребовать от правительства, чтобы оно добилось отказа Антанты от контрибуций и аннексий, осуждал правительственное решение начать наступление на фронте. События 3--5 (16--18) июля в Петрограде он оценил как "стихийное бунтарство", а преследование большевиков после этих событий резко осудил. Глубокая личная честность подвела Мартова: он никак не мог поверить в то, о чем трубила пресса -- большевики получают на свою антивоенную пропаганду крупные денежные суммы через германские спецслужбы. Как читатель увидит из писем, он так и не поверил в этот факт, позже документально доказанный, вплоть до последних своих дней. Пока же он вместе с И.С. Астровым от имени Центрального бюро меньшевиков-интернационалистов обратился с письмом к VI съезду большевистской партии, выражая "глубокое возмущение против клеветнической кампании, которая целое течение в русской социал-демократии стремится представить агентурой германского правительства". Правда, обращение тщетно предостерегало большевиков, что "не должна быть допущена подмена завоевания власти большинством революционной демократии задачей завоевания власти в ходе борьбы с этим большинством и против него"14. Вскоре после большевистского съезда во второй половине августа состоялся объединительный съезд социал-демократов, не примыкавших к экстремистскому течению. Хотя он и провозгласил создание РСДРП (объединенной), действительного объединения не произошло. Мартов перед съездом не исключал возможности отказаться от вхождения в объединенную партию, но другие интернационалисты не поддержали его. На съезде он был весьма активен, многократно выступал. В докладе "Политический момент и задачи партии" он критиковал партийное руководство, протестовал против его блока с буржуазией, призывал к совместным действиям рабочего класса и городской и сельской мелкой буржуазии. Автономную фракцию интернационалистов на съезде поддержало свыше трети делегатов -- это было свидетельство роста ее влияния. События августа--сентября 1917 г. убеждали Мартова в образовании "революционно-демократического правительства", способного заключить мир и пойти на глубокие социальные реформы. Идея правительства всех социалистических сил, которое могло бы противопоставить себя как рвавшимся к власти большевикам, так и правым, стремившимся к социальному реваншу, звучала в его политической публицистике все более отчетливо. Критика Мартовым снятого в начале июля, а через два месяца снова выдвинутого большевиками лозунга перехода всей власти к Советам основывалась на понимании им специфической обстановки и характера русской революции. Он считал опасным преждевременный рывок пролетариата к власти. Буржуазную демократию должна сменить революционная демократия; политические скачки ведут в пропасть; единственное, что может помешать переходу власти в руки демократии, -- раскол в ее среде15. Но события развивались по другой схеме. 24 октября (6 ноября) большевики приступили к захвату власти в Петрограде, а на следующий день открылся II Всероссийский съезд Советов. В самом его начале Мартов выступил с предложением обсудить возможности мирного разрешения кризиса, призвав большевиков начать переговоры с другими социалистическими партиями и организациями16. Поначалу казалось, что его идея может дать результат: даже большевики, среди которых было немало более или менее осторожных политиков, поддержали его. Но конфронтационная стихия возобладала: меньшевики-оборонцы, правые эсеры, трудовики покинули съезд. Мартов пытался было продолжать свою посредническую линию -- через умеренных большевиков и левых эсеров он добивался приостановки приказа о штурме Зимнего дворца, повторял идею межпартийных переговоров. Но сначала стало известно, что приказ отдан и штурм Зимнего начнется вот-вот, а вслед за этим съезд под бурную овацию принял предложенную Л.Д. Троцким резолюцию, приветствовавшую вооруженное восстание и осуждавшую тех, кто покинул съезд. Это была декларация непримиримости, воспринятая Мартовым как исключавшая дальнейшие переговоры. Побеседовав с меньшевиками, еще остававшимися на съезде, он выступил с заявлением о том, что они покидают заседания. Б.И. Николаевский, присутствовавший на II съезде Советов, рассказывает: "В переполненном зале было шумно, и, несмотря на призыв к тишине, глухой голос больного Мартова (у него уже начался туберкулезный процесс в горле) был почти не слышен даже передним рядам. Неожиданно в зал ворвался гул далекого пушечного выстрела. Все поняли: начался решающий штурм. И в наступившей тишине донеслись срывающиеся слова Мартова: "Это -- похороны единства рабочего класса... Мы участниками не будем". При выходе из зала большевик И.А. Акулов бросил упрек: "А мы меж собой думали: кто-кто, а Мартов останется с нами..." Мартов ответил: "Когда-нибудь вы поймете, в каком преступлении вы соучаствуете" и устало вышел, махнув рукой"17. Вспоминал ли об этом разговоре Акулов, который станет и секретарем ЦК КП(б) Украины, и прокурором СССР, в сталинских застенках перед расстрелом в 1939 г.? Но через несколько дней как будто вновь забрезжила возможность предотвратить появление "окопно-казарменного квази-социализма", каковой стремились, по выражению Мартова, создать большевики, установить деловое сотрудничество различных социалистических сил, разрешить кризис мирными, политическими средствами. К Петрограду продвигались войска генерала П.Н. Краснова, стремившегося восстановить власть правительства А.Ф. Керенского, который находился вместе с Красновым в Гатчине. В самом Питере подняли мятеж юнкера -- курсанты военных учебных заведений. Власть большевиков повисла на волоске. Когда в этих условиях Всероссийский Исполнительный Комитет профсоюза железнодорожников (Викжель) потребовал, чтобы были начаты переговоры об образовании "однородного социалистического правительства", угрожал в противном случае всеобщей забастовкой на транспорте (Викжель поддержали и другие профсоюзы), большевистское руководство дало на это согласие. Мартов фактически возглавил меньшевистскую делегацию на переговорах, которые продвигались успешно и привели к соглашению об образовании правительства с участием большевиков, меньшевиков и эсеров при условии, что ни Ленин, ни Троцкий в его состав не войдут. Но оказалось, что Ленин вел переговоры только для того, чтобы затянуть время. Когда стало известно о разгроме отрядов Краснова на подступах к столице и мятежа внутри города, Ленин отказался от достигнутого согласия. Даже часть видных большевиков была возмущена этим его вероломством -- А.И. Рыков, Л.Б. Каменев и другие подали в отставку. Впрочем, через несколько дней они вновь заняли властные посты. Мартов же вынужден был 3 (16) ноября констатировать, что в условиях политического террора формирование единого фронта с большевиками невозможно. Он считал, что Октябрьский переворот явился результатом близорукой политики кадетских лидеров и правых социал-демократов, которые отстаивали коалицию с ними19. Анализируя в это время ситуацию в России, Мартов констатировал, что за большевиками идет основная часть пролетариата, но их власть не может рассматриваться в качестве "пролетарской диктатуры", ибо она облечена в демагогические формы и пытается насадить европейский идеал на азиатской почве, проявляя "аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы". Попытки насадить социализм в отсталой стране он рассматривал как бессмысленную утопию. Но он трезво отдавал себе отчет, что ленинская диктатура не обречена на гибель в скором времени. Мартов отмечал, что меньшевики потерпели поражение как пролетарская партия, что проявилось, в частности, на состоявшихся уже после Октябрьского переворота выборах в Учредительное собрание (меньшевики оказались на последнем месте). На экстренном съезде РСДРП (объединенной), состоявшемся в конце ноября -- начале декабря 1917 г., Мартов отвергал требование поддержки восстания против большевиков, выдвинутое правым крылом партии. Единственную возможность спасения революции он видел в восстановлении единства рабочего движения в координации его сил с мелкобуржуазной демократией, имея в виду прежде всего эсеров, в возвращении к лозунгу единой социалистической революционной власти. На съезде Мартов договорился о коалиции с левым крылом революционных оборонцев, возглавляемых Ф.И. Даном, сторонники которой получили большинство в ЦК. С этого времени Мартов не только фактически, но и формально возглавил меньшевистскую партию. После того как столица была перенесена в Москву (март 1918 г.), Мартов также переехал туда, чтобы оставаться в центре политических событий. Он возобновил свое участие во Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете, был избран депутатом Московского совета. Играя, как кошка с мышкой, Ленин то усиливал, то несколько ослаблял преследование меньшевиков (такой характер поведения Ленина был предсказан еще в начале века, когда в меньшевистском издании появилась серия карикатур "Как мыши кота хоронили"). Мартов участвовал в IV Всероссийском съезде Советов (март 1918 г.), на котором он выступил против ратификации Брестского мирного договора с Германией и призывал создать такую власть, которая нашла бы силы и возможности, чтобы сорвать этот мир20. Вскоре после этого, в апреле, произошло его столкновение с И.В. Сталиным, которого он в газете "Вперед" обвинил в участии в "эксах" и сообщил, что нынешний нарком по делам национальностей был в свое время исключен из партии. Оскорбленный Сталин потребовал наказания. Трибунал печати, впрочем, приговорил Мартова лишь к общественному порицанию "за легкомысленное для общественного деятеля и недобросовестное в отношении народа преступное пользование печатью"21. Обратим внимание на уклончивый характер этого "приговора", в котором существо вопроса обходилось полностью. Создается впечатление, что это решение было вызвано тем, что сами судьи оказались под влиянием аргументации Мартова. Иначе как же объяснить, что требование Сталина признать Мартова клеветником удовлетворено не было, и трибунал постановил оставить жалобу Сталина без дальнейшего рассмотрения? Свою аргументацию Мартов еще более усилил через несколько лет, опубликовав уже в эмиграции статью "Таинственный незнакомец", в которой доказывал, что в 1910 г. Закавказский комитет РСДРП исключил Сталина из партии за участие в ограблении банка22. Выступления Ю.О. Мартова и других меньшевиков против большевистского террора, за поворот к демократическим нормам управления Россией, его боевые статьи в московской газете "Вперед", ставшей центральным органом меньшевистской партии, выступления на заседании ВЦИК и Московского совета вызывали все большее озлобление власть придержащих. 14 июня ВЦИК принял резолюцию об исключении из своего состава меньшевиков и правых эсеров. Резолюция требовала также, чтобы Советы всех уровней удалили представителей этих партий из своего состава. Так Мартов лишился и второго своего "советского" поста -- в Московском совете. Трудно судить, сыграла ли в этом исключении роль вышедшая как раз в июне (но неизвестно, до "исторического" заседания ВЦИК или после него) брошюра Мартова "Против смертной казни". Но тот факт, что ее появление было встречено с негодованием "кормчим революции" и его соратниками не может вызывать сомнения. Мартов страстно разоблачал "партию смертных казней", которую он называл таким же врагом рабочего класса, как и партию погромов. "Позор партии, которая званием социалиста пытается освятить гнусное ремесло палача" -- так заканчивалась эта брошюра. Надо сказать, что и в среде большевиков находились люди, на которых факты, аргументация, пафос смелой брошюры произвели неизгладимое впечатление, но таковые либо молчали, либо, если они осмеливались протестовать, их быстро заставляли замолчать, иногда с помощью пули в затылок. Б.И. Николаевский в конце 50-х годов рассказал ранее неизвестный эпизод: "...В феврале 1919 года к Мартову пришел незнакомый молодой человек, рассказавший, что он -- чекист. Он прочитал брошюру Мартова и передавал, что в их среде много о ней споров, причем целый ряд коллег признавал Мартова правым. Пришедший сказал, что раньше он с ними не соглашался, но недавно ему пришлось принять участие в расстреле группы великих князей (по времени это могла быть только группа Николая Михайловича, Павла Александровича и др.) -- и теперь он убедился, что Мартов прав, а потому предлагал Мартову свой материал для использования его в печати. Рассказ произвел на Мартова большое впечатление, и он предложил своему посетителю записать все виденное, со всеми подробностями, обещая использовать этот рассказ в печати. Посетитель обещал, но больше не показывался. Позднее из большевистских источников стало известно, что был арестован молодой человек, который читал группе своих товарищей рассказ о расстреле великих князей. При аресте этот рассказ был найден, и арестованный не отрицал, что был у Мартова, под влиянием которого стал противником смертной казни. Чекист был расстрелян за разглашение служебной тайны -- имени его никогда не удалось установить"23. Вслед за изгнанием из Советов были закрыты меньшевистские газеты. С начала июля 1918 г., после расправы с левыми эсерами, обвиненными в организации мятежа, Мартова начинают преследовать карательные органы. В его квартире производятся обыски, один раз к нему явились с ордером на домашний арест, правда, через несколько дней отмененный. Но в отличие от других меньшевиков, которые подвергались арестам, отправлялись в сыпнотифозные тюремные камеры (несколько известных деятелей партии заразились в заключении тифом и умерли), репрессии против Мартова были по тем временам мягкими. Не соответствует истине утверждение ряда авторов, что он находился на полулегальном или даже на нелегальном положении. В то же время многие авторы отмечают особое отношение к Мартову, полагая, что именно Ленин не допускал грубых репрессий против него, и это, по всей видимости, соответствует истине. Но эти же авторы полагают, что Ленин был "искренне привязан к Мартову" (Б.И. Николаевский). А. Балабанова пишет: "Чувства, например, Ленина к П.Б. Аксельроду и, в особенности, к Ю.О. Мартову были временами братские, теплые, даже нежные. Слушая речи Мартова или читая его политические статьи, Ленин словно любовался его талантом, не мог противостоять обаянию его личности, мог даже на мгновение забыть, что имеет дело с противником, опасным противником...24. Эти индивидуальные эстетические переживания, создававшие и специфическую этическую атмосферу, не мешали Ленину тут же в полемике с Мартовым прибегать к аргументации и тону, совершенно не соответствующим уровню и методам политической и тем более социалистической дискуссии"25. Б.И. Николаевский, в свою очередь, утверждает, что "отношение Ленина к Мартову вообще приходится считать психологической загадкой"26. Нам представляется, что "психологизма" или "эстетизма" в обращении с Мартовым со стороны Ленина не было, что его позиция объяснялась чисто политическими моментами. Главный из них состоял в том, что Мартов был тесно связан и высоко ценим теми зарубежными левосоциалистическими кругами, которые Ленин всерьез пытался вовлечь в коммунистическое движение. Среди них особое место занимала Независимая социал-демократическая партия Германии (НСДПГ), на политические позиции которой через свои печатные выступления и письма к А.Н. Штейну, русскому эмигранту, близкому к руководству этой партии, Мартов оказывал серьезное влияние. "Либеральное" отношение к лидеру меньшевиков-интернационалистов должно было продемонстрировать "широту кругозора" большевистских лидеров, арест же послужил бы весомым подтверждением сообщений о большевистском терроре. В такую схему вполне вписывается официальное разрешение на выезд за границу, которое получил Ю.О. Мартов несколько позже. Ситуация конфронтации несколько изменилась поздней осенью 1918 г., когда стало известно о революции в Германии, революционных событиях в Австро-Венгрии, а затем и о распаде на Австрию, Венгрию и Чехословакию. Мартов смотрел на эти события оптимистически, считая их началом социалистической революции на Западе (Ленин был трезвее, он говорил, что у немцев -- февраль, а не октябрь). Полагая, что революция на цивилизованном Западе сможет оказать цивилизующее влияние на большевиков, Мартов не исключал возможности включения последних в орбиту международной социальной революции и приобретающих в силу этого более устойчивую почву в России. Хотя он продолжал резко критиковать большевиков, которые создали бюрократическую диктатуру, основанную на "атомизации масс"27, он считал теперь Октябрьский переворот исторической необходимостью и заявлял о поддержке большевистской власти в гражданской войне. Отношение же самой этой власти к меньшевикам оставалось резко отрицательным, хотя и испытывало колебания. 30 ноября 1918 г. меньшевистская партия была легализована, весной 1919 г. вновь начались аресты и была закрыта новая центральная газета социал-демократов "Всегда вперед"; еще одна либеральная "оттепель" имела место в начале 1920 г., но и она быстро сменилась волной террора. В начале 1920 г. Мартову удалось установить связь с европейскими социалистическими партиями, занимавшими центристские позиции, -- французской, австрийской -- и, главное, укрепить связь с Независимой социал-демократической партией Германии. В этих партиях шли острые дискуссии по вопросу о международной принадлежности. Мартов полагал, что они должны не только сохранить организационную самостоятельность, но и образовать собственное международное объединение, которое, однако, рассматривалось как временное, как этап на пути к восстановлению единства социалистического движения. Весной 1920 г. руководство НСДПГ пригласило делегацию меньшевистской партии принять участие в съезде партии, который должен был состояться в Галле. Предполагалось, что делегация использует поездку в Европу и для разъяснения своей позиции в событиях, происходивших в России. На совещании руководящей группы меньшевиков в апреле 1920 г. было решено направить Мартова за границу в качестве представителя партии. Фактически такое решение означало отстранение П.Б. Аксельрода от выполнения этой функции, которую он нес с 1917 г. Вызвано это было тем, что личная позиция Аксельрода, связанного с центристской группой в меньшевистской партии, не соответствовала левому курсу меньшевиков-интернационалистов, которые теперь заняли господствующее положение. В июле ЦК РСДРП (объединенной) обратился в Совнарком РСФСР с заявлением о выдаче заграничных паспортов Мартову и Абрамовичу, командируемым для организации заграничного представтельства партии. По другим данным, просьба была адресована ЦК РКП(б) и II конгрессу Коминтерна. Вопрос был передан на рассмотрение политбюро ЦК РКП(б), на заседании которого имели место споры. Если верить сведениям, которые через какое-то время получил Б.И. Николаевский, Н.И. Бухарин, возвратившись с заседания, заявил своему знакомому: "Большинство было против; меньшевики будут ставить палки в колеса всей работе Коминтерна, но мы ничего не могли поделать с Ильичем, который влюблен в Мартова и хочет во что бы то ни стало помочь ему уехать за границу"28. Если учесть, что слова Бухарина о "влюбленности Ленина" были произнесены скорее всего в состоянии раздражения по поводу принятого решения, то остальное, безусловно, соответствует истине -- Мартов получил визу по настоянию Ленина. И на этот раз ленинская логика не была сложной -- она соответствовала переиначенной русской поговорке: "Дальше едешь -- тише будешь". Если Ленин считал нецелесообразным применять суровые репрессии против Мартова (состояние его здоровья почти неизбежно привело бы к быстрой гибели в застенке), то безопаснее для большевиков было его пребывание подальше от столицы России, тем более, что отъезд наиболее авторитетного оппонента за рубеж давал определенный политический выигрыш. Коминтерн готовился к съезду НСДПГ, и это был один из тех редких случаев, когда коммунисты, по словам самого Мартова, считали полезным "сходить в баню", чтобы предстать на Западе в опрятном виде29. Добавим, что Мартов как зарубежный представитель меньшевистской партии в значительно большей степени устраивал Ленина, чем Аксельрод, яростно ненавидевший новых российских властителей. Кроме того, как раз в это время заседал II конгресс Коминтерна, на котором с правом совещательного голоса присутствовала делегация НСДПГ, и в ней шли бурные дискуссии между сторонниками присоединения к Коминтерну и адептами более умеренной линии. Д.Ю. Далин свидетельствует, что он видел у заместителя наркома иностранных дел М.М. Литвинова заявление о выдаче заграничных паспортов с положительной резолюцией Ленина, а сам Литвинов разъяснил: "Ленин находит, что здесь вы много вредите; будет лучше, если вы окажетесь за границей. Там по крайней мере вы выступаете за признание советской власти"30. Пока же Мартов продолжал проводить занятия со слушателями Социалистической академии общественных наук, действительным членом которой он был с 1919 г. Когда же в начале 1920 г. Мартов и Дан были избраны в Моссовет, Ленин издевательски написал председателю Совета Каменеву: "По-моему, вы должны загонять их практическими поручениями. Дан -- санучастки, Мартов -- контроль за столовыми"31. Именно на фоне легенд о "любви Ленина к Мартову" возникла фальшивая версия о том, что Ленин способствовал нелегальному выезду Мартова за границу, чтобы спасти его от чекистских репрессий. Эту версию о добром Ленине и его заблудшем друге Мартове использовал писатель Э.Г. Казакевич в рассказе "Враги", который он написал на закате хрущевской "оттепели". А. Твардовский, редактировавший "Новый мир", уклонился от его публикации32. Смелость проявил зять Хрущева А. Аджубей, поместивший его в "Известиях"33. При всей своей сусальности этот рассказ по-иному, чем раньше, "по-человечески" характеризовал меньшевистского лидера, что было немедленно отмечено русскими эмигрантами, особенно близкими к меньшевизму, к Мартову34. Получив заграничный паспорт (выдачу его Абрамовичу затянули), Мартов отложил свой отъезд в связи с арестами меньшевиков в Москве и Харькове. И только убедившись, что большевики не собираются устраивать показательного процесса, покинул России в конце сентября. За гранией он жил с советским паспортом, формально оставаясь гражданином РСФСР и не исключая возможности возвращения на родину. Советские власти по-своему готовились к его возвращению: 15 августа 1921 г. председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский издал распоряжение о его розыске и аресте. Ю.О. Мартов приехал в Германию уже тяжело больным человеком. 12 октября 1920 г. он выступил на съезде НСДПГ в Галле. Слово ему предоставили после Зиновьева, говорившего от имени ЦК РКП(б) и Исполкома Коминтерна. Четырехчасовая речь этого небесталанного и беспринципного коммунистического демагога, безусловно, впечатлила делегатов. Мартов же смог сказать всего несколько слов приветствия -- болезнь и связанная с ней потеря голоса вынудили его написать текст выступления, которое зачитал А.Н. Штейн. Трудно сказать, каково было влияние речи на результаты съезда -- в том, что на нем произошел раскол (236 делегатов голосовали за присоединение к Коминтерну, 150 против), сказался ряд факторов. Хотя НСДПГ после вступления большинства ее членов в компартию сильно ослабела, она оставалась наиболее значительной центристской партией. Именно на нее опирались те социалистические деятели, и Мартов в их числе, которые стремились к созданию промежуточного международного объединения. В 1921 г. было образовано Международное объединение социалистических партий, вошедшее в историю под названием Второй с половиной Интернационал. Как показывает само это определение, с самого начала объединение рассматривалось как промежуточное, и, действительно, через два года оно слилось со II Интернационалом, образовав более прочное международное объединение -- Социалистический Рабочий Интернационал. В последние годы жизни Ю.О. Мартов вместе с Р.А. Абрамовичем и Е.Л. Бройдо образовал Заграничную делегацию РСДРП, к которой чуть позже присоединился Д.Ю. Далин. Мартов сыграл ведущую роль в создании "Социалистического вестника", русскоязычного политического журнала социалистического направления, первый номер которого вышел 1 февраля 1921 г. в Берлине. В 1921--1922 гг. Мартов опубликовал на его страницах много статей о политическом положении в России. В основном они были посвящены изменениям в социально-экономической и политической ситуации после введения нэпа. Саму либерализацию хозяйственной жизни он приветствовал, но подчеркивал и доказывал, что без либерализации политической она не может быть прочной, а на возможность политической либерализации смотрел весьма скептически. Он по-прежнему был убежден, что власть рабочих возможна лишь в развитых странах с достаточной численностью и организованностью пролетариата. В 1922 г. Мартов был одним из главных организаторов международной кампании протеста провокационного суда над лидерами эсеровской партии, организованного в Москве, побудил к выступлениям с протестом М. Горького, а через него А. Франса. Силы Ю.О. Мартова слабели. Все больше времени проводил он в туберкулезном санатории в горах Шварцвальда. 11 февраля 1922 г. он встретил в Берлине своих товарищей Ф.И. Дана, Б.И. Николаевского и других, которых после голодовки в тюрьме большевистские власти выпустили за границу. Это также было результатом протестов из-за рубежа, в частности со стороны германских независимых социал-демократов. Ленин вынужден был отказаться от планировавшегося крупного судебного процесса над меньшевистскими лидерами по примеру суда над эсерами. В каком-то смысле большевистский вождь был последователен. За много лет до этого в швейцарской эмиграции он в ответ на реплику лидера эсеров В.М. Чернова "Приди вы к власти, вы на следующий день меньшевиков вешать станете" ответил "Перного меньшевика мы повесим после последнего эсера"35. Ни повесить, ни расстрелять эсеров не получилось -- ряд меньшевистских лидеров выпустили за рубеж. Придет пора и достойный наследник Ленина Сталин добьет оставшихся в живых и эсеров и меньшевиков. Ю.О. Мартов скончался 4 апреля 1923 г. Он был похоронен в Берлине. Кроме друзей-меньшевиков и германских социал-демократов, на похоронах был, пожалуй, только один известный человек -- М. Горький. 5 апреля в "Правде" и "Известиях" появился некролог, подписанный К.Б. Радеком. Отдавая должное таланту и личной честности Мартова, автор называл его "Гамлетом русской революции", привнося тем самым во внешне сочувственный покойному текст нотку пренебрежения, если ни даже презрения к поверженному, а теперь покойному политическому противнику. Биограф Мартова И. Гетцлер в специальной заключительной главе своей книги "Был ли Мартов Гамлетом демократического социализма?" убедительно отвергает такую трактовку, показывая, что его герой являлся "действительно верным и открытым революционером, который отказывался от реальных возможностей власти, если они возникали в несоответствующее время и при несоответствующих обстоятельствах"36. Ныне, в конце того века, который был свидетелем взлета и падения романтических идеалов социалистов, который выявил не только утопичность их планов сооружения нового типа общественных отношений, но и неизбежное вырождение этих планов в тоталитарное чудовище, Ю.О. Мартов предстает как один из виднейших представителей той когорты социалистов, которая готовила поворот социал-демократии от "борьбы за светлое будущее" в духе марксистских догматов в принципиально новое русло. Это новое направление социального мышления и деятельности постепенно пришло к признанию утопичности "великой цели" и превращению социалистической доктрины в идеологию левого фланга современной демократии, сотрудничающей и конкурирующей с другими ее течениями. * В течение многих лет жизнь и деятельность Ю.О. Мартова фактически игнорировалась историками. В советской историографии о нем упоминали в духе пресловутого "Краткого курса истории ВКП(б)" как о злейшем враге Ленина и ленинизма, причем почти исключительно в связи с дискуссией по первому параграфу устава партии на II съезде РСДРП. Правда, вскоре после смерти были изданы его воспоминания37, но на этом и публикаторская деятельность была оборвана. Личный фонд Ю.О. Мартова, находившийся в Центральном партийном архиве при ЦК партии (ныне Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории) был закрыт для исследователей. Лишь во второй половине 80-х годов в печати стали появляться отдельные его документы, в том числе письма38. Содержательный очерк Г.И. Ильящук и В.И. Миллера появился в биографическом словаре деятелей 1917 г.39, а Г.З. Иоффе попытался столь же кратко осветить эволюцию политических позиций Мартова в 1917 г.40 Определенным рубежом можно считать выход историографической брошюры И.Х. Урилова41, опубликовавшего также биографию Мартова. Ценная, хотя в определенной степени связанная политическими позициями и личностной традицией меньшевиков, литература, содержащая информацию о Ю.О. Мартове, стала появляться на Западе уже в 20-е годы. Но это были почти исключительно мемуарные и публицистические произведения, за исключением сборника его переписки, вышедшим в 1924 г.42 После второй мировой войны был опубликован важный публицистическо-мемуарный сборник, в который также вошли несколько писем Мартова и его братьев. В предисловии к сборнику его составители, соратники Юлия Осиповича по меньшевистской партии, писали: "Меньшевизм еще ждет своего историка. Но этот будущий историк, восстанавливая насильственно прерванную ткань меньшевизма в России, -- с особым вниманием, а порой и с восхищением отметит замечательный вклад семьи Цедербаум на всех путях и перепутьях с[оциал]-д[емократического] движения в России"43. Существенным дополнением к этому изданию явились сборники статей и воспоминаний о деятельности меньшевиков до и после Октябрьского переворота44. Значительный вклад в изучение биографии Мартова внесла книга о нем, написанная австралийским ученым И. Гетцлером45, ценность которой несколько снижается тем, что автор буквально благоговеет перед Мартовым, не замечая порой коренных пороков того социально-экономического и политического учения, приверженцем которого был его персонаж на протяжении всей своей сознательной жизни. Многочисленные труды американского историка Л. Хеймсона о развитии меньшевизма46 и работы его учеников, в частности З. Галили47, а также других авторов48 проливают свет не только на общий контекст деятельности Мартова, но и на многие конкретные перипетии его политической жизни. Весьма важной явилась инициатива Л. Хеймсона, возглавившего в 1958 г. Межуниверситетский проект по истории меньшевизма, который включал, в частности, собирание, запись и обработку воспоминаний его ветеранов. Нельзя не отметить краткую, но содержательную статью Б.И. Николаевского, опубликованную к 80-летию Л.О. Дан, насыщенную ранее неизвестными фактами и рассуждениями, непосредственно касающимися Ю.О. Мартова49. К названным работам следует добавить аналитические статьи российских и американских авторов, опубликованных в качестве вступительных к фундаментальному документальному изданию "Меньшевики в 1917 году"50. Основанные на богатом материале российских архивов, который только начинает вводиться в научное обращение, они свидетельствуют о перспективности исследования истории меньшевизма и российских политических партий вообще. Мы надеемся, что предлагаемый сборник будет способствовать этому делу и, в частности, изучению жизни и деятельности одного из виднейших российских политиков конца XIX -- начала ХХ. Юлия Осиповича Мартова. Примечания 2 Николаевский Б. Страницы прошлого: К 80-летию Л.О. Цедербаум-Дан. -- Социалистический вестник, 1958, No 6, с. 125. 3 См. Некролог К. Радека -- Известия, 1923, 5 апреля. 4 Getzler I. Martov: A Political Biography of a Russian Social Democrat. Cambridge, 1967, p. 66--67. 5 Николаевский Б. Указ. статья, с. 126. 6 Getzler I. Op. cit., p. 109. 7 Cм. об этом: Николаевский Б. К истории "Большевистского центра". -- В кн.: Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М., 1995, с. 11--92. 8 Николаевский Б. Указ. статья, с. 127. 9 Общественное движение в России в начале ХХ века. Петербург, 1909--1914. 5 тт. 10 Ильящук Г.И., Миллер В.И., Ю.О. Мартов -- В кн.: Политические деятели России: 1917. М., 1993, с. 205. 11 Getzler I. Op. cit., p. 152--155. 12 Церетели И.Г. Воспоминания о Февральской революции. Париж, 1964, т. 1, с. 242. 13 Иоффе Г.З. 1917 год: Уроки Мартова. -- В кн.: Россия в ХХ веке: Историки мира спорят. М., 1994, с. 194. 14 VI съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 года. Протоколы. М., 1958, с. 194. 15 Россия в ХХ веке, с. 194--195. 16 Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. М.--Л., 1928, с. 34. 17 Николаевский Б. Страницы прошлого. -- Социалистический вестник, 1958, No 7--8, с. 149. 18 Getzler I. Op, cit., p. 169. 19 Россия в ХХ веке, с. 196. 20 Стенографический отчет 4-го Чрезвычайного съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, М., 1920, с. 33. 21 Родина, 1990, No 8, с. 16. 22 Социалистический вестник, 1922, No 16, с. 8. 23 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 151. 24 Отточие Балабановой. 25 Социалистический вестник, 1964, No 2, с. 79. 26 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 151. 27 Мартов Л. За два года. Сборник статей. Петроград, 1919, с. 30. 28 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 153. 30 Мартов и его близкие. Сборник. Нью-Йорк, 1959, с. 105. 31 Ленин В.И. Соч., изд. 5-е. М., Политиздат. 1965, т. 51, с. 150. 32 Костиков В. Не будем проклинать изгнанье... Пути и судьбы русской эмиграции. М., 1994, с. 22. 33 Известия, 1962, 21 апреля. 34 Н.В. Вольский писал сестре Мартова Л.О. Дан 12 мая 1962 г.: "Исторически это неверно, насколько знаю. Ленин открыто, а не секретно дал Мартову позволение выехать за границу. Но вся статья в "Известиях" меня поразила. Весь тон ее не тот, с каким компресса обычно говорит о меньшевиках" (From the Archives of L.O. Dan. Amsterdam, 1987, p. 177). 35 Костиков В. Указ. соч., с. 22. 36 Getzler I. Op. cit., p. 219. 37 Мартов Л. Записки социал-демократа. М., 1924. 38 См., например, Свободная мысль, 1991, No 16. 39 Политические деятели России: 1917, с. 204--218. 40 Иоффе Г.З. 1917 год: Уроки Мартова. -- В кн.: Россия в ХХ веке. Историки мира спорят. М., 1994, с. 193--197. 41 Урилов И.Х. Ю.О. Мартов: Историографический очерк. М., 1995. 42 Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова. Берлин, 1924. 43 Мартов и его близкие. Сборник. Нью-Йорк, 1959, с. 3. 44 Меньшевики. Benson, Vermont, 1088; Меньшевики после Октябрьской революции. Benson, Vermont, 1990. 45 Getzler I. Martov: A Political Biography of a Russian Social Democrat. Cambridge, 1967. 46 Haimson L. The Mensheviks: From the Revolution of 1917 to the Second World War. Chicago, 1974; ibid. The Making of three Russian Revolutionaries: Voices from the Menshevik Past. Cambridge, 1987 a.o. 47 Галили З. Лидеры меньшевиков в русской революции: Социальные реалии и политические стремления. М., 1993. 48 Basil J.D. The Mensheviks in the Revolution of 1917. Columbus, 1984; Brovkin V.N. The Mensheviks after October: Socialist Opposition and the Rise of the Bolshevik Dictatorship. Ithaca, 1987. 49 Николаевский Б. Страницы прошлого: К 80-летию Л.О. Цедербаум-Дан. -- Социалистический вестник, 1958, No 6, с. 124--127; No 7--8, с. 149--154. 50 Меньшевики в 1917 году. М., т. 1, 2, 3 (ч.1-2), 1994-1997. ПИСЬМО Е. А. АНАНЬИНУ1 Цюрих, 25 апреля 1917 г. Дорогой Евген[ий] Ар[кадьeвич] Наши намерения сводятся к тому, чтобы уехать как можно скорее. Надежды в этом смысле имеются и, может быть, вопрос решится в ближайшие дни. Если Вы решитесь ехать, то не худо было бы Вам, если возможно, приехать сюда. Если останетесь, я по приезде на место постараюсь устроить Ваши дела относительно сотрудничества: отсюда нам до сих пор не удается даже снестись, как следует, так что я ни одной статьи за все время не мог послать. Привет. Жму руку. Ю. Цедербаум ТЕЛЕГРАММА П. АКСЕЛЬРОДА2, Л. МАРТОВА И ДР. Советом Р. и С. Деп(утатов) получена след(уюшая) телеграмма из Копенгагена: Аксельрод, Мартов. Сем ковский3 телеграфируют: Отстраняя проект обмена, вы нас обрекаете оставаться здесь до конца войны. Все надежды на проезд через Англию -- бессмысленны, потому что это невозможно для массы эмигрантов, а мы отклоняем привилегии для нескольких, не говоря о том, что до сих пор вы не были в состоянии, гарантировать нас против произвола Англии. После случая с Троцким4 невозможно доверять правительству. Ни правительство, ни вы не даете мотивов, почему наш проект неприемлем. Мы констатируем, что, несмотря на все наши усилия, после 2 месяцев,мы не получили амнистии. Ответственность за это падает на правительство. Наша же обязанность при таких обстоятельствах -- попробовать через посредство социалистов нейтральной Швейцарии получить разрешение проезда через Германию. Все здешние политические партии русских интернационалистов разделяют наши взгляды. Соображения дипломатического характера, опасения ложного истолкования отступают для нас на задний план перед могучим долгом участвовать в великой революции. Ваша политическая обязанность защищать это решение, вынужденное положением, не позволяя смущать себя заинтересованной демагогией шовинистов. Рабочая газета, 4 мая 1917 г., No 47 ПИСЬМО ОЛЬБЕРГУ8 22 мая 1917 г. Дорогой товарищ! Товарищ, который передаст Вам это письмо, уполномочен Сов(етом) Раб(очих) Деп(утатов) ставить в Стокгольме информац(ионное) бюро для Совета на весьма широких основаниях. Он обратится к Вам за содействием, и я надеюсь, что Вам удастся стать его сотрудником в этом важном деле. От товарища Вы получите 75 руб. для дальнейших расходов на газеты (эти газеты для меня и Лапинского9 остаются особым предприятием, независимым от более обширного списка газет для бюро и через его посредство самого Совета). Приехав сюда, мы застали положение худшее, чем ждали. Большинство влиятельных меньшевиков10; бывших до революции антиоборонцами, стали "революционными оборонцами" (Дан11, Церетели12, Чхеидзе13, Скобелев14, Ежов15, мн(огие) др(угие ). Они хотят мира, но думают его достичь сложным, медленным путем, не вступая и конфликт с Англией и Америкой, которые шантажируют Россию, а пока что зовут быть готовым не только к обороне, но н к возможному наступлению, если надо будет спасать союзников. Это -- линия Советов, где солдатская стихия преобладает над пролетарской. Влиятельные меньшевики целиком ушли в работу в Советах и, не имея опоры в партийн[oй] орг[анизации], растворились в них. Вступление в меньшинство на основе очень двусмысленной платформы, не исключающей возможности для буржуаз[ного] большинства тянуть с миром под давлением союзников, довершило дело. Большинство меньшев[истской] конференции одобрило эту линию. Петерб[ург], Харьков, Донец[кий] басс[ейн] и отд[ельные] пункты против. Мы остались " в меньшинстве. Большинство состоит из поколебавшихся интеллигентов и вчерашних "самозащитников", тянущих меньшевизм вправо к союзу с Плехановым16. Дикая демагогия Ленина и Ко., к которому примкнул и Ленин18 лишь толкает рабочих на этот путь оппортунизма. Мы заняли роль непримиримой оппозиции, остающейся в организации в надежде завоевать большинство, отвлекши вчерашн[их] единомышленников от самозащитников. Пока отказываемся от участия в ОК19 и "Рабочей газете",20 ставим свою газету и ведем в массах агитацию на платформе: немедленно общее перемирие для вступления в переговоры об общем мире. Ларина21 не видел, он не здоров. Если успею, попрошу и его деньги передать тов. Вайнбергу22. Пав[ел] Бор[исович] [Акссльрод] решил войти в ОК, чтобы изнутри влиять на них. Я считаю это бесполезным в виду того, что ОК связан опасением помешать министрам, которые уже в плену своих собственных обязательств (они, входя в м[инистерст]во и получив согласие на формулу "мир без аннексий", обязались проводить "единство власти" и бороться против "разложения армии"). Попрошу Вас о личной услуге: на Ваш адрес будут приходить для меня письма; псресылайте их, пожалуйста, мне по адресу: Ю. О. Цедербаум, Сергиевская, дом No 50, кв. 9 (у д-ра Гурвича). Всего лучше пересылать их с оказиями, когда письма будут приходить ко времени отправки курьера. У тов. Вайнберга узнаете подробно о конференции и других) событиях. Жмуруку.Привет тов. Меру23. Ю. Цедербаум Сейчас говорил с "Нов[ой] ж[изнью]"24.Они обещают Вам телеграфировать об условиях корреспондирования. Письмо П.Б. Аксельроду 19 ноЯбрЯ 1917 г. Дорогой Павел Борисович! Наконец-то, кажется, я получил возможность написать Вам письмо и отправить с оказией. Ибо с момента ленинского переворота граница еще более герметически заперта, чем когда-либо прежде, и нет, по-видимому, никакой возможности общения. Между тем, никогда так сильно, как теперь, не ощущается Ваше отсутствие и затруднительность сношения с Вами -- теперь, когда и революция, и наша социал-демократия переживают момент самого острого и опасного кризиса. Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось, -- захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки. И еще, может быть, более ужасное, -- это то, что настал момент, когда нашему брату, марксисту, совесть не позволяет сделать то, что, казалось бы, для него обязательно: быть с пролетариатом даже когда он ошибается. После мучительных колебаний и сомнений я решил, что в создавшейся ситуации на время "умыть руки" и отойти в сторону более правильный исход, чем остаться в роли оппозиции в том лагере, где Ленин и Троцкий вершат судьбы революции. Переворот был подготовлен, как теперь очевидно, всей предыдущей эволюцией. В сентябре корниловский заговор25 вскрыл, во-первых, страшное ожесточение всего имущего мира против революции, во-вторых, внутреннее разложение коалиционного правительства, где Савинковы26 являлись соучастниками Корнилова; в-третьих, достаточно яркий еще революционный энтузиазм в массах, рабочих и солдатских, их готовность снова собраться вокруг Советов и их вождей, когда дело идет об охранении революции. В то же время самый факт корниловщины и ее широких разветвлений и начавшаяся на фронте "солдатская революция", свергавшая контрреволюционных генералов и офицеров, так очевидно окончательно дезорганизовал армию, что вопрос о немедленном мире, хотя бы не "почетном", становился ребром. На "Демократич[еском] совещании"27 все это как будто понимала и часть наших и эсеровских оборонцев. В меньшев[истской] фракции28 большинство оказалось за отказ от коалиции и образование общемокр[атического] правительства. За это [были] как Богданов29, Исув30, Хинчук31, Череванин32 и мн[огие] другие оборонцы. Федор Ильич [Дан] сначала тоже был за это и лишь потом, явно уступая давлению Церетели, Либерал33 и Скобелева, опять склонился к повторению опыта с коалицией. Но что всего характернее, все прибывшие с места кавказцы с Жордания34 и Рамишвили35 во главе, требовали разрыва коалиции и резко критиковали всю политику Церетели. Положение было таково, что я выступал на Совещании официальным оратором и от делегации Советов, и от большинства меньшевистской фракции. У эсеров36 за разрыв коалиции было значительной меньшинство. И все-таки коалицию восстановили с тем же Терещенко37 во главе и, в виде компенсации, с совещательным "Предпарламентом"38. Мое глубокое убеждение, что прояви наши влиятельные лидеры малейшую настойчивость, и правые эсеры, и энесы, и даже сам Керенский39 пошел бы на опыт с чисто демократическим министерством с простой программой немедленного начатия мир[ных] переговоров, немедлен[ного] созыва УС40 и исполнения обещания о передаче земли земельным комитетам. Это и стало нашей программой в "Предпарламенте", где довольно скоро часть оборонцев с Фед[ором] Ильичем (Цeретели и Чхеидзе уехали на Кавказ)41 пошли болeе, или менее с нами. Разложение армии, приближение экономич[eского] банкротства сделали, наконец, свое дело -- начали убеждать самых упорных. В комиссии по обороне воен[нный] министр Верховский42 заявил, что положение таково, что надо заключать немедленно хотя бы сепаратный и позорный мир. Морской мин[истр] Вердеревский43 его поддержал, "экономические" министры (Коновалов44, Гвоздев45, Прокопович46 и пут[ей] сооб[щения] Ливеровский47 cклонялись к тому же. На этот раз еще Терещенко удалось cвергнуть Верховского, благодаря новой слабости Дана. Скобелева, Гоца48, Авксентьева49 и пр[очих], но уже брешь была пробита. Даже Кускова50, часть трудовиков51 и правых эсеров (конечно, Потресов52 и Ортодокс53 оставались верными программе "jusqu'au bout"54) решили сделать энергичный шаг. 24 окт[ября] была принята Предпарламентом (всей, левой стороной, кроме части трудовиков и плехановцев при воздержании нескольких оборонцев) резолюция о начатии немедленных переговоров об общем мире. Делая это, думали предотвратить острый конфликт с съездом Советов, который должен был открыться 25[-го] и обсуждагь о переходе "всей власти Советам". Но уже было поздно. В ночь на 25[-е] ленинский "Военно-революц[ионный] комитет"55 занял ряд "стратегических" позиций своими матросами и солдатами, и утром Петроград узнал о совершившемся захвате власти. С технической стороны предприятие было проведено артистически, а "боеспособность" прав[ительст]ва Керенского, который еще накануне заявил в парламенте, что "все меры приняты", что "всякая попытка будет тотчас же раздавлена" и т. д., оказалась равной нулю. Все это произошло потому, что после Дсмократич[еского] совещания, возродившего коалицию с ее программой неопределенных обещаний, начался процесс катастрофического ухода масс к Ленину. Один за другим, Советы стали переходить к большевикам56 без всяких перевыборов: серяки солдаты и рабочие перебегали к большевикам. В Питере за пару недель все фракции, кроме большевиков, [превратились] в жалкое меньшинство, Чхеизде и весь старый президиум Совета были свергнуты. То же в Москве с Хинчуком, то же почти во всех крупных городах. Одновременно та же эпидемия охватила армию: не имея возможности свергать старые комитеты, объединявшие всю армейскую интеллигенцию, и еще не решаясь установить прямое царство солдатской охлократии57, полки, дивизии и корпуса стали, помимо комитетов, посылать в Питер делегации, все более многочисленные и шумные, с требованием немедленного мира; чем далее, тем все чаще, рядом стояло требование передачи власти Советам. До прямого восстания все-таки, вероятно, еще долго не дошло бы, ибо городские рабочие массы проявляли несомненную пассивность, не идя далее резолюций: очевидно, опыт 3-5 июля58 оставил-таки осадок; армия же еще терпела, пока был хлеб и не было холодно. Может быть, иди социалистич[ескоe] большинство более быстрым темпом к образованию "правительства немедленного мира" (которое могло быть только некоалиционным), и Ленин потерял бы надежду на успешное восстание. У самих большевиков шла упорная борьба против Ленина и Троцкого: Зиновьев59, Каменев60, Рязанов61 старались оттянуть развязку. Ленин, очевидно, понял, что надо спешить и разрубил узел "мечом". Форма этого захвата и факт его совершения накануне открытия съезда, где у большевиков было небольшое большинство, были так отвратительны, что нельзя было пенять на решение наших и эсеровских оборонцев немедленно уйти со съезда62 и покинуть навсегда Смольный63. Мы, тем не менее, боролись с этим настроением, требуя, чтобы не уходить, не дав Ленину боя. Мы предложили поставить в самом начале ультиматум о прекращении военных действий (шла осада Зимнего дворца64, где заперлись министры) и вступлении в переговоры о мирной ликвидации кризиса путем соглашения об образовании демокр[атического] пр[авительст]ва с приемлемой для всех программой. Наши увещевания не подействовали: частью негодование, частью иллюзия, что Ленин, победив, не продержится 3-х дней даже в Питере, побудили и м[еньшевик]ов и эсеров с энесами уйти в самом начале. Мы остались (около 40 челов[ек]) и, поддержанные левыми эсерами и группой "Нов[ой] жизни"65 предъявили ультиматум. Съезд прошел мимо, и мы ушли через пару часов после оборонцев. "Н[овая] жизнь" оставалась еще несколько дней и тоже ушла в виде протеста против политич[еского] террора. Ближайшие дни рассеяли все иллюзии относительно безнадежной слабости переворота. Все петерб[ургские] и ближние войска активно поддержали больш[евиков]. За Керенским никого не оказалось. Даже большая часть юнкеров и все казаки отказались сражаться. В ряде городов гарнизоны немедленно признали "советское правительство" и защищали его с оружием в руках. На фронте были колебания, но руководящие верхи сейчас же признали, что солдат[ские] массы не пойдут против правительства, которое станет исполнять программу мира. Что касается рабочих масс, то они бесспорно сначала были пассивны и их сочувствие перевороту явно парализовалось заботой о будущем, опасением безработицы и погромов, недоверием к силе ленинцев. Но затем, когда пришло известие, что Керенский ведет на Питер казаков66, воодушевление охватило массы, и "красногвардейцы" сражались у Гатчины почти так же молодецки, как кронштад[тские] матросы. Наши оборонцы сначала построили себе удобную теорию, что это чисто "преторианский" переворот67, не опирающийся на пролетариат, что он лопнет, как мыльный пузырь, через несколько дней, благодаря тому, что не справится с экономич[еским] кризисом, не овладеет государств[енным] аппаратом и захлебнется в крови разнузданных им погромов. Я тогда уже предостерегал не быть слишком "оптимистичным": коалиция настолько прогнила внутренне, настолько оттолкнула массы от прежних вождей, что самое парадоксальное правительство из авантюристов и утопистов могло "в кредит" держаться до тех пор, пока массы убедятся в его неспособности разрешить проблемы внеш[ней] и внутр[еннeй] политики. Поэтому, мы с самого начала сказали: или ленинская авантюра, пройдя все логические фазы через террор, разнуздание погромов и крайнее ожесточение всей мелкобурж[уазной] демократии, приведет к гигантским июньским дням русского пролетариата, к русскому 9[-му] термидора68; или же трудности, ставшие перед самими захватчиками, заставят их понять, что не пролетариат плюс солдатчина, а лишь пролетариат плюс демокр[атическая] мелкая буржуазия и интеллигенция смогут кое-как справиться с наследием войны и революции и тогда с ними можно будет разговаривать о сдаче захваченной власти в руки "социалистической коалиции", куда войдут и они, для осуществления не социально-анархической программы, а программы начатия мирн[ых] переговоров с перспективой немедлен[енного] созыва Учр[едительного] Собр[ания ]. Оборонцы сначала все восстали против самой мысли о "переговорах с узурпаторами" и в первое время готовы были делать из этого все логические выводы: не только поддержать стачку чиновников69 во всех ведомствах против "Советской власти" (стачка, в которой идейные социалист[ическиe] элементы, возмущенные большев[истскими] методами, увы! идут рядом с теми полчищами старых чиновников, которых коалиция оставила в неприкосновенности от старого режима и которые руководятся своей ненавистью не к ленинцам, а ко всей демократии); не только благосклонно смотреть на авантюристические попытки свергнуть ленинцев вооруженной же силой, путем такого же coup de fourdre70, каким был ленинский переворот; но и вести всю борьбу под знаменем ненавистного рабочему классу "законного" Временного правительства, за которое не поднялся ни один город и ни один полк на фронте. В этом направлении они успели много повредить. В Питере, вопреки предостереженьям Федора Ильича [Дана], кто-то "разрешил" нескольким офицерам поднять юнкеров на попытку захватить большевиков врасплох. Дело кончилось расстрелом этих несчастных и массовыми самосудами над ними со стороны матросов и солдат. В результате восставшие массы получили первую "спайку крови", а городская Дума и оборонцы, ставшие во главе борьбы против новой власти, стали массам ненавистны, как первые виновники кровопролития (при захвате Зимн[его] дворца жертвы были ничтожны с обеих сторон). В Москве было еще хуже: эсеры (военные и думские) попытались не допустить захвата власти и вызвали шестидневную уличную битву с ужасными (не менее 2000) результатами. И здесь солдатская масса победила. Войтинский71 затесался в авантюру Керенского, который вздумал чуть ли не с 1000 казаков идти отвоевывать Петербург. Все это только усиливало ленинцев. Более серьезные попытки оборонцев образовать новое правительство (без к[а]д[етов], но и без большевиков), опираясь на войска фронта, к счастью, кончились безобидно, благодаря благоразумию самих армейских комитетов, понявших, в конце концов, что если их не предаст солдатская масса, то вышибать клин клином -- один солдатский режим другим -- значит самим становиться на путь преторьянских "мексиканских" переворотов72. Поняли это, в конце концов, и все наименее фанатичные из оборонцев и, под давлением Ф[едора] Ильича, постепенно отказались и от попытки сформирования нового правительства, и от попытки вооруженного восстания против ленинцев. Это было тем легче, что как только Троцкий объявил "мир", всем стало ясно, что солдаты, даже порицающие большевиков, против них не пойдут. Между тем, движение "бойкота" против Ленина со стороны служащих всех учреждений, дум и т.д. приняло столь широкие размеры, что постановило новую власть сразу в трагикомическое положение. Ее "декреты" в девяти десятых России или в девяносто девяти сотых остаются на бумаге, и даже в Питере им не удастся подчинить себе хоть одно ведомство. Первым результатом этого бойкота явился террор. Закрыли все буржуаз[ные] газеты и многие социалистич[еские], на заводах били и изгоняли меньшевиков и эсеров, кой-кого арестовали, "Правда"75 и другие большевист[ские] газеты и сами "министры" открыто призывают к самосудам и погромам. Чтоб укрепить себя, ленинцы, с одной стороны, понеслись "на курьерских" к заключению мира и сделали это так грубо и неловко, что даже среди их сторонников стали понимать, что так можно прийти лишь не только к сепаратному, но и подло-сепаратному миру; с другой стороны, они стали приступать к социальной демагогии: декретировали "рабочий контроль", вовсе устраняющий предпринимателя от распоряжения заводом, объявили, в угоду левым эсерам, "уравнительное землепользование", провозгласили мораториум для квартир и векселей, обещают "уравнительное пользование" квартирами, перевели офицеров на солдатский паек, обещают немедленную "национализацию банков"и делают все это так безграмотно, безответственно и бестолково, что даже Люпер74 и Дрюмон75 вряд ли превзошли бы их. Все это, конечно, только распаляет ненависть в обывательских массах ко всем социалис[там] и к рабочим. Мы старались убедить наших меньшевик[ов] в том, что первым заветом, которому мы должны следовать в таком положении является: ни в коем случае не участвовать в разгроме пролетариата, хотя бы он и шел по ложному пути. В этом смысле, кажется, мы достигли успеха, т. е. добились того, что большинство оборонцев, и наших и эсеровских, настроено сравнительно примирительно. Даже Церетели твердо, кажется, стоит на этой позиции. Менее тверд он в вопросе о необходимости признать единственным исходом из положения -- соглашение с большев[иками] об образовании общедeмокр[атической] власти (от эсеров до большевиков включительно). Вместе с Скобелевым, Либером и др[угими], он, отказавшись от коалиции, все еще мечтает о возможности власти из одних меньш[евиков], эсеров инесов76, хотя факты (цифры голосования в УС) ясно говорят, что без поддержки большевистских масс такая дем[ократическая] власть будет еще более висеть в воздухе, чем ленинская, а просто отвлечь эти массы от Ленина, как они мечтают, нельзя в 2-3 недели. В нашем ЦК, во вс[яком] случ[ае], составилось большинство за этот исход (соглашения с большев[иками]): Ф. Ильич [Дан], Горев77,Череванин, Эрлих78 идут в этом пункте с нами. Это было вызвало выход из ЦК 11 членов (Гвоздец , Голиков79, Зарецкая80, Скобелев. Либер, Батуринский81, Роман82, Юрий83 и др.); за ним ушел от работы ряд видных оборонцев. Но Церетели убедил их вернуться обратно после того, как начавшиеся переговоры с больш[евиками] оборвались и практически вопрос (на время) сошел с очереди. Эти переговоры начались по инициативе железнод[орожного] и почт[oво]-тел[eграфного] союзов84, под давлением армейск[их] делегаций при нашем участии как посредников вместе с левыми эсерами85 и "Нов[ой] ж[изнью]". Начались еще в первые дни, когда б[ольшеви]ки увидали всю трудность овладения гос[ударственным] аппаратом при бойкоте демократии, среди них начались колебания. Левые эсеры, оставшиеся после нашего ухода в Цен[тральном] ИК, тоже грозили уйти, а рабочие и частью солдаты стали выносить резолюции о недопустимости гражд[анской] войны и желательности соглашения. Ленину пришлось разрешить ЦИК и ЦК своей партии повести переговоры. Они начались в момент, когда правые эсеры, Крестьянский совет86 и энесы еще полны были иллюзий о легкости победы над большевиками и настроены непримиримо; только наш ЦК после первых ложных шагов твердо стал на почву соглашения. В предвар[ительных] переговорах была уже нащупана почва для соглашения: "деловое" министерство, куда из большевиков войдут наименее одиозные для правого крыла демократии (называли Луначар[ского]87, Покровского88, Алексея Рыкова89), из м[еньшеви]ков и с[оциалистов]-р[еволюционеров] войдут деловые работники, а во главе станет Чернов90. До УС пр[авительст]во будет ответственно не перед ЦИК, а перед специальн[ым] органом из представителей обоих Исп[олнительных] к[омите]тов (старого и нового), Крест[ьянских] сов[етов], городских Дум Питера и Москвы, профсоюзов и т. д. Переговоры уже шли как будто совсем мирно. Но в это время ленинцы, одно время теснимые отрядом Керенского, стали побеждать, внесли деморализацию в ряды его казаков, и Ленина позиция усилилась. Когда мы поставили вопрос о том, что, как залог морального успеха переговоров, надо прекратить царство террора, открыть все газеты, освободить из крепости буржуазных министров и установить перемирие на внутреннем фронте (на что Керенский прислал согласие), большевики ответили сначала оттяжкой, а потом отказом, и переговоры были сорваны, причем все посредники признали, что вина падает на б[ольшеви]ков. Это вызвало раскол у большевиков и в этом, пожалуй, первый хороший результат нашей политики. Зиновьев, Каменев, Рязанов, Ногин91, Рыков, Милютин92, Лозовский93, Ларин (он, ведь, теперь большевик!) и нек[оторые] др[угие] заявили, что политика Лен[ина]-Тр[оцкого] ведет к разгрому пролетариата, сложили с себя звания министров (четверо) и другие должности. Правда, Зиновьев, Луначарский, Теодорович94 скоро вернулись, раскаявшись, но остальные продолжают находиться в оппозиции. После этого для всех нас наступила полоса бездействия -- ничего, кроме агитации против террора большевиков и за необходимость соглашения, мы делать не могли и, когда правые элементы демократии пытались воскресить старое правительство или организовать на фронте новое, мы (тут и Церетели был с нами) мешали этому. Впрочем, скоро, кажется, все убедились, что это невозможно. Большевики же не теряли времени и засыпали Россию демагогическими декретами. 12 ноября в Питере и ряде губерний начались выборы в Учр[едительное] Собр[ание] (в других пришлось отложить). Мы ожидали большого абсентизма масс: собрания не посещались, большинство газет не выходило, было не мало насилий над агитаторами всех партий, кроме большевиков и т. д. Оказалось другое: голосовало в Питере свыше 80 % избирателей, а в рабочих кварталах до 90 %. Все почти солдаты и подавляющее большинство рабочих и бедноты голосовало за большевиков (415 тысяч из 900 тысяч поданных вообще). Они завоевали 6 мест из 12. С августа (выборы в городскую Думу) их число голосов возросло с 180 тысяч до 415. Почти такой же успех кадет: 250 тысяч (вместо 120) и 4 места. Эсеры упали с 200 тысяч до 150 (2 места). Все остальные партии исчезли. Мы получили всего 10 тысяч (в августе -- 25) . Потрeсовцы, шедшие с отдельным списком, -- 16 тысяч, энесы -- 18, а плехановцы -- меньше 2 тысяч. В провинции, откуда общих итогов по губерниям еще нет, та же картина в городах, только с еще большим успехом кадет. Они часто идут на первом месте и имеют абсолют[ное] большинство голосов, или же на втором месте после большевиков; на третьем почти всюду эсеры, мы на четвертом или ниже. Мы, вообще, почти повсюду, не существуем, как партия масс (Кавказ не в счет), и это независимо от того, идем ли мы дружно или (как в Питере и Харькове) по двум фракц[ионным] спискам. Везде мы в городах имеем 5-10 %, избирателей, т. e. элиту рабоч[его] класса и части интеллигенции, массы же идут за большевиками, кадетами и эсерами. В деревне, по имеющимся сведениям, верх возьмут эсеры, но во многих местах соберут много голосов и большевики. Судя по этим данным в Учр[едительном] С[обрании] будет очень сильное крыло большевиков с примыкающими к ним левыми эсерами, такое же или более сильное крыло кадетов и социалистич[еский] центр с эсерами во главе, от которого будет зависеть большинство (стало быть, опять или блок с большевиками, или с кадетами и более правыми). Наших же будет минималь[ное] количество. Я думаю: 30 человек, а Ф.И. [Дан] считает, что не более 20. Пока, судя по данным в городах, я почти наверное не попаду в УС (из 4 пунктов, где выставлена моя кандидатура, в Питере я провалился, данные из Харькова и Московской губернии неутешительны, остается один фронт, где есть шансы, но где выборы лишь на днях. Ф. Ил. тоже имеет весьма неверные шансы в одной губернии. Абрамович95 -- тоже, кажется, провалился. У Мартынова96 кое-какие надежды в двух губерниях, где выборы на днях, то же у Ерманского97. Пройдут наверняка только кавказцы, которые у себя не выставили ни одного некавказца, да у Вас еще есть шансы в городе Москве и в Киевской губернии. Фракция составится из провинциалов и нескольких очень правых оборонцев (Дементьев98 и др.). Ход выборов (в провинции местами они носили стамбуловский99 со стороны большевиков характер) окрылил большевиков и сейчас же сказался на поведении левых эсеров и железнодорожников. Левые эсеры раскололись с правыми на совещании Крестьянских советов и, объявив свою часть чрезвычайным крест[янским] съездом, пошли на соглашение с ленинским ЦИК, слив оба эти учреждения и дополнив их представителями от железнодорожного и почтово-телеграфного союзов, от профессиональных союзов и военных организаций100. Согласно договору, могут войти в то же учреждение и партии, ушедшие со съезда, с пропорциональным числом представителей. По расчету, если б все вошли, то большевики имели бы половину голосов, другую половину -- все остальные. Оборонческие партии решили не входить. Мы также, несмотря на требование со стороны наших рабочих, решили, что входить в данных условиях значило прикрывать нами маскарад, ибо уже теперь реальная власть не в руках ЦИК, а Ленина и Троцкого, которые свели свой собственный парламент к роли Булыгинской Думы101. Последнее объясняется ультранизким культурным его уровнем, который не повысится от примеси левых эсеров. Между тем, присоединение сейчас всех партий облегчило бы темную игру, явно направленную к разгону Учред[ительного] Собр[ания], к которому ленинцы готовятся почти открыто, поскольку выясняется, что у них не может быть большинства и что кадеты будут там очень сильны. Разгон Учр[едительного] Собр[ания] означает страшный удар по революции: если оно будет иметь силы, чтобы сопротивляться, это начнет гражданскую войну между пролетариатом и мелкобуржуазной демократией, которая не может нe кончиться разгромом пролетариата и победой кадет, в конце концов. Если, что возможно, оно будет бессильно сопротивляться соuр d'etat102, худшая форма солдатской диктатуры воцарится, компрометируя пролетариат. Я считал поэтому необходимым поставить вопрос ребром: если новый парламент объявит, что с момента созыва У ч[реди-тельного] Соб[рания] вся власть переходит ему, мы входим в этот парламент -- но только в этом случае. Ибо выгоднее, чтоб в случае прямого нападения на Учр[едитсльноe] Собр[ание] большевики не могли говорить, что их "Народный совет" объединяет все социалистические направления. И только левые эсеры страшно повредили, пойдя на соглашение без всяких гарантий признания Учр[едительного] С[обрания] и отказа от террора и увлекши за собой железнодорожников и т. п. Вот положение. Оно трагично. Поймите, что все-таки перед нами победившее восстание пролетариата, то есть, почти весь пролетариат стоит за Лениным и ждет от переворота социального освобождения и притом понимает, что он вызвал на бой все антипролетарскне силы. При этих условиях не быть, хотя бы в роли оппозиции, в рядах пролетариата -- почти нестерпимо. Но демагогические формы, в которые облечен режим, и преторианская подкладка господства Ленина не дают смелости идти туда особенно в этот период, когда власть новая еще не утвердилась и, борясь с пассивным сопротивлением обществ[енного] организма, прибегает к насилиям всякого рода. Вчера, например, после московской Думы, распустили петроградскую и назначили через день перевыборы, октроировав бонапартистские изменения избирательного закона103, И сделали все это помимо "Народного совета", в порядке декретов. Затем, не желая "соглашения" с буржуазной демократией и социалистической интеллигенцией, новые правители вынуждены окружать себя карьеристами самого гнусного типа (уже целый ряд высших чиновников разоблачен, как уголовные типы и люди старого режима). А между тем, наш "бойкот" Смольного не только нас (особенно нас) сделал ненавистными большевистским массам, но и наших собств[енных] рабочих страшно смущает. Многие рабочие уходят из партии. Они говорят: "Вы были в Предпарламенте с кадетами104, а в большевистском рабочем парламенте не хотите быть". В Европе, я боюсь, наш "абсентизм" тоже не поймут. Но изменить положение я считаю возможным только в том случае, если и наше (и эсеровское) правое крыло согласятся войти в ленинский парламент, чтобы там вести агитацию. Может быть, экстренный партийный съезд105, созываемый на 27-е, решится на это. В противном случае мы можем оказаться вне всяких реальных средств воздействия на рабочие массы (на заводах очень часто нашим ораторам не позволяют говорить) . Symma summarum, значит, я не думаю, чтоб ленинская диктатура была обречена на гибель в скором уже времени. Армия на фронте окончательно переходит, как видно, к нему. Германия и Австрия фактически его признали, и возможно, что союзники займут выжидатель[ную] позицию. До тех же пор, пока армия не разочаруется в мире, добытом Лениным, может не найтись материальной силы для какой-либо контрреволюции. Опаснее для него экономический крах, конечно. Самочувствие наше, как можете догадываться, весьма плохо. Присутствуешь при разгроме революции и чувствуешь себя беспомощным что-нибудь сделать. Отчасти поэтому я советовал ЦК ответить Вам советом не ехать сейчас. Имел в виду, что Ваше присутствие в Стокгольме может еще очень понадобиться. Я не хотел бы, конечно, специально порочить перед Европой большевистскую диктатуру, так как это могло бы объективно помочь врагам революции и социализма вообще. Но меня угнетает мысль, что немецкие, французские и итальянские товарищи не поймут причин нашего "абсентизма" в "новой революции". Хотел бы поэтому отправить специальное заявление для Европы от нас, как фракции, примыкающей к Цимервальду106, с объяснением. Однако не успел этого сделать с этой оказией. Придется следующий раз. Но Вас попрошу ознакомить с моими сообщениями Раковского107, который, вероятно, и сам чувствует как авантюристски большевики повели дело мира. Если сможете с чьей-либо помощью составить для "Leip[zi]g[er] Volkzeit[un]g"108 на основании моего письма сообщение о позиции, занятой меньшевиками-интернационалистами, буду Вам очень благодарен. Важно, чтоб левые немцы знали, что мы не сочли возможным поддержать большевиков. Передайте, пожалуйства, Раковскому, что его письмо о сыне Доброджана109 я получил только теперь и что пока не вижу способов, какими теперь можно помочь ему: вероятно, у Троцк[ого] с