, он сразу поднял голову. Человека только допусти до власти, а уж он сумеет воспользоваться ею. Мухамед Гирей вышел из повиновения султана и подговаривает казаков вместе с ним выступить против турок. А казакам это на руку, они испокон века враждуют с турками. Кажется, они еще... хотят поддержать вместе с Гиреем и сына гречанки, претендующего на султанский трон. - Турки этого не стерпят. Не вмешивались бы в это дело... - Да разве у казаков ума нет? Зачем им вмешиваться в их грызню за шаткий трон?.. Турки прогнали Мухамеда, да еще и пожаловались королю на казаков. Как видишь, сам черт не разберется в этой путанице: если не королевские, то султанские прихоти. А людям потом... тошно становится от королевского гнева. - А не кажется ли белорусам, что людям тошно не от султанских прихотей, а больше от потворства короля шляхтичам? Они что хотят, то и делают с нашими людьми. Не они ли вместе с Веной натравливают и этого афинского наследника султана? Коронные гетманы не прочь натравить кого-нибудь на турок. Отчим отошел от изгороди, оглянулся: не подслушивает ли кто их разговоры? Нравился Богдану этот разговор! "Что хотят, то и делают с нашими людьми"! Как он будет вести себя, когда переедет жить в Субботов, где кипит ненависть казаков? - Конечно, шляхтичи, есть... шляхтичи! А казак жизнью рискует... Вот поэтому король и накричал на казацких полковников, - снова продолжал Ставецкий прерванный разговор, - хотя среди полковников было... двое из реестровых казаков. Откуда им знать, в какую петлю лучше сунуть голову прижатому в неволе крестьянину? - Конечно, полковники не согласились с королем и обо всем расскажут людям. Вот так и разжигается вражда. - Что можно сказать об этих полковниках? От запорожцев был только один, который изложил королю требования казаков. А два полковника реестрового казачества говорили только о вере да об открытии церквей. Король пообещал им. Но сейм, узнав об этом обещании короля, отложил рассмотрение религиозных вопросов до следующего созыва... Прощанье было таким же теплым и искренним, как и встреча. За две недели, проведенные в гостях у матери, у Богдана на многое открылись глаза. - Не вмешивайся, Зиновий, в эти распри со шляхтой. У нее власть и сила! - непосредственно и чистосердечно советовал отчим Богдану. - Да если бы у меня были такие знания, как у тебя, я пошел бы служить войтом в Киев! Пускай уж казаки воюют. - Спасибо за совет. Но я тоже казак, и... отращивать для них бороду не буду! Не так ли, мама? - засмеялся он. По настоянию Матрены отчим достал сбрую и запряг Богдановых коней в легкую белорусскую телегу. На дно телеги положили седла и праздничные подарки сватам. Ганна, вопреки предупреждениям свекрови, как девушка, подпрыгнула и села в телегу, поправив рядно, застланное поверх прошлогодней гречневой соломы. Только тогда Матрена торжественно произнесла: - С богом, дети!.. Тронули отдохнувшие кони. Ставецкий торопливо и громче, чем нужно, давал последние наставления. Королевский жолнер хорошо знал дороги не только на своей белорусской стороне, но... может, еще лучше и дороги на Украину. Обратно им пришлось ехать в объезд Мозыря. Ставецкий заверил их, что по этой дороге они на пятый день будут уже в Чигирине. 13 Богдан, словно молодой, неопытный аист, устраивался в бывшем отцовском гнезде. Он хотел найти покой, занявшись хозяйством в Субботове, и рьяно взялся за дело, по крайней мере в первые дни после своего возвращения. Только год спустя судьба снова привела Богдана в Киев. Жена его до сих пор жила у брата в Переяславе. После покрова, последнего престольного праздника в переяславской церкви, Ганна родила дочь. Степанидой нарекли девочку в честь покойной бабушки. Ганна никогда не видела своей матери Степаниды, она умерла от родов... Богдану начало надоедать каждый раз ездить из Чигирина в Переяслав. В Субботове он, на удивление, быстро освоился с обстановкой. Тут нужен был хороший хозяйский глаз, и Богдан весь день проводил в хлопотах. Но, несмотря на это, отдыхал душой, найдя здесь покой. Никто тобой не помыкает, не попрекает куском хлеба. Распахивай дикие целинные земли, только спасибо тебе скажет за это челядь - казацкие сироты и крестьяне, выгнанные из собственных домов. Зачем же хозяйке сидеть в Переяславе у брата? - Вроде бы и мы не безрукие! Женщине с ребенком лучше бы дома жить, - сказала однажды Мелашка Богдану. Хмельницкий не сомневался в ее искренности. Когда он вернулся от матери в Субботов, он прежде всего сказал Мелашке: - Прошу вас, как сын: оставайтесь и впредь моей матерью и хозяйкой дома!.. Только потом рассказал ей о своей дружбе с Карпом: - Он для меня как родной. А знаете, что он сказал? Будто бы его бабушка Мария... - Мария? - вздрогнула Мелашка. - Вы знаете, мне кажется, что Мария Полтораколена... - осторожно начал Богдан. Но Мелашка не дала ему закончить: - Мария Полтораколена? Неправда, не может быть. Бабушка, говорит?.. - Да, называет бабусей и живет у нее. Мать его утопилась с горя, узнав, что муж, сын этой Марии, погиб на войне... Вы не тревожьтесь, мама, я разыщу Карпа, и он вам обо всем сам расскажет. Чего только не случается в жизни! Ведь я тоже словно из мертвых воскрес... Мелашка слушала с замершим сердцем. Радоваться ли ей, если это взаправду ее мать? Мелашка совсем прижилась в Субботове, да ей и некуда было деваться. К кому вернешься в Олыке? Мартынко служит в Лубенском казацком полку, собирался на Сечь податься, если не припишут к реестровцам. В том же полку с Мартынком находились Филонко Джеджалий и Богун Иван. Слыхали они и о женитьбе Богдана. Теперь он словно отрезанный ломоть от их дружной семьи. Богдан приехал в Субботов неожиданно. Его тотчас пригласили в Чигиринский полк, предложили стать есаулом или полковым писарем. У него голова кругом шла! Чигирин - его обетованная земля! Дом староства, криница с новыми привязями для коней, корыто из вербы - все стоит на том же месте... Казаков в Чигирине стало намного больше. Всюду новые люди, они открыто и смело говорят о "державе", о реестрах, которыми уже начали пугать чигиринцев. Держава! Совсем новое слово появилось в речи чигиринцев. Они, как родного отца из похода, ждут возвращения посла к московскому царю, которого направил туда святейший киевский митрополит. - Кроме как к царю, людям некуда больше деваться, спасаясь от католического нашествия и грабежа!.. - говорил один чигиринец на улице, окруженный толпой не только казаков, но и женщин. И Богдану теперь нетрудно было понять тревогу шляхты, королевских осадников, живущих на украинских землях. - Очевидно, придется и мне записаться в реестр, коль так настойчиво вписываются в него другие, - подумав, спокойно ответил он на вопрос полковника реестровых казаков. И все же оттягивал вступление в полк, ссылаясь на семейные дела, на запущенность хозяйства после смерти отца. За время семейной жизни Богдан стал солиднее, возмужал. Он вникал в разные хозяйские мелочи. Сразу же по приезде в Субботов принялся обновлять изгородь. Время от времени наведывался в Переяслав, к своей жене. И вот после Нового года Богдан снова поехал в Переяслав, чтобы совсем увезти жену домой. Выехал он вместе с казаками, которые сопровождали молодых запорожских полковников Якима Чигиринца и Антона Лазоренко, направлявшихся в Киев. В окрестностях Киева отряд запорожцев с полковниками связался с казаками, которые жили в селах на вольном положении, ожидая "клича". Достаточно было одного слова полковников, чтобы казаки присоединились к ним и через три дня направились в Киев. Вместе с ними поехал в Киев и Богдан. - Послание от святейшего отца Борецкого получили мы на Сечи, - сообщил казакам полковник Чигиринец. - Король ксендзов засылает сюда. И даже целый полк жолнеров вместе с ксендзами! С каким упрямством они делают наших людей униатами. Ополячивают, хотят превратить в свое быдло!.. Наших священников постригают в ксендзы... - Это погибель для нашего народа! Начинают с церквей, а потом и за нас возьмутся... - Да, погибель. Как иезуитская зараза! Сам папа римский посылает послания на пергаменте. Даже перед смертью не разрешают причащаться православным людям. Как собак должны хоронить, без креста... - объяснял старшина из киевских казаков. Они снова направили заслуженных казацких полковников в Варшаву, на заседание сейма. В этот раз сам Яцко Острянин возглавил послов. Вместе с ним поехали полковники Илья Федорович и Яцко Гордиенко. "А как встретят их? Не так ли, как предыдущих?" - задал себе вопрос Богдан, вспомнив упрямство, непримиримость Потоцкого, правой руки и советника коронного гетмана Конецпольского. И Богдан даже не опомнился, как оказался в бурлящем Киеве. Больше всего здесь было казаков и старшин. Встречались и небольшие группы королевских жолнеров. Богдан не мог объяснить себе, почему его так влекло в Круг боевых казаков. В этот момент он невольно вспоминал, как шепот искусителя, заманчивое предложение Конецпольского, сделанное ему в Каменце. Чем им мешает вера наших людей?.. Он почувствовал, как все больнее ранили его душу тревожные разговоры в казацкой толпе. На Подоле взбунтовались казаки! Среди них часто встречались люди в мещанских кунтушах. У всех глаза горели тревогой и ненавистью. Грозно шумела возбужденная и бескомпромиссная толпа. - Смотри!.. Не Богдан ли это? - услышал Хмельницкий знакомый, будто испуганный голос. Он вздрогнул, повернул голову, ища взглядом того, кому принадлежал этот желанный голос. Сейчас, когда душа в таком смятении, так нужна поддержка друга! К нему пробивался сквозь толпу воин в форме старшины королевских войск. Коренастый, с роскошными, холеными усами, туго затянутый ремнем, на котором висела сабля и торчал пистоль. - Не узнаешь, казаче? Мрозовицкий! - произнес, протягивая обе руки для приветствия. - О, благодарение пречистой, наконец-таки узнал! Здравствуй, брат мой! Слыхал я и не поверил. Сам Конецпольский хвастался знакомством с тобой. Думаю, хвастается... А он уверял меня, что виделся с тобой и после возвращения из плена!.. Вот так встреча, сто чертей ему в глотку! - Вот здорово, что мы встретились с тобой, дружище!.. Что тут творится, посмотри! Совсем рассудок потеряли правители! Насильно навязывают православной церкви эту проклятую унию, - удивлялся возбужденный Богдан. - Да плюнь хоть ты на "этот суд нечестивых"! С ума сходят одни, а из-за них делаются безумными и другие. Слыхал, отсекли голову киевскому войту Ходыке!.. А теперь и униатского попа Юзефовича поймали. Пользуются рыцарским правом карать или миловать... - улыбнулся Мрозовицкий. - Какой ужас! Как ты можешь так спокойно говорить об этом, пан сотник? - То ли ужас, то ли жалость, сам не пойму!.. - Так, может, следовало бы предотвратить? - заколебался Богдан. - Не знаю. У меня есть приказ защищать униатов, которых навезли сюда. А это ведь спои... Сам дьявол не защитит этих божьих дураков. Знаешь что: уйдем подальше от греха. Сами образумятся, утопив двух-трех попов. Я сейчас... - И он окликнул жолнера, который встревоженно пробивался к нему: - Что случилось, пан Сава? - Уже схватили ксендза Юзефовича! Там... к Днепру тащат топить. - Кто? - Казаки, уважаемый пан ротмистр, кто же еще. Даже с Сечи прибыли сюда... Понятно, и посполитые, миряне засуетились. Киевского мещанина, какого-то Сазона, тоже под лед сунули в Днепре. А сейчас попа ведут... - Раз поп, - значит, не ксендз? - засмеялся Мрозовицкий. - Католичество он принял! Усердно проповедовал его, уважаемый пан, - объяснял жолнер. Неожиданно хлынувшая толпа отбросила их в сторону Днепра, оттеснив Богдана от Мрозовицкого. Люди бежали с холма. Они, точно овцы, гонимые невидимым чабаном, кувырком скатывались вниз и вновь образовывали огромную толпу, продвигающуюся к скованному льдом Днепру. Река совсем недавно замерзла, на ней в беспорядке торчали ледяные глыбы. На льду Богдан увидел толпу людей с топорами и пешнями в руках. Готовили прорубь!.. Вдруг раздался нечеловеческий вопль и тут же оборвался, как туго натянутая струна. Богдан увидел страшную картину. Молодой казак с распахнутой грудью, без шапки, словно только что вырвавшийся из драки, приподнял за волосы человеческую голову, только что отрубленную другим казаком. Сабля взметнулась вверх и опустилась. Перекошенное от злости лицо казака, державшего в руке отрубленную голову, повернулось в сторону Богдана. - Карпо! - изумленно воскликнул Богдан. - Что ты сказал, казаче? - спросил Мрозовицкий, с трудом пробиваясь к Богдану. - Я знаю казака, что держит за волосы казненного священника. Какой надо обладать силой воли? - Сатанинской силой гнева, хочешь сказать, казаче! - Да... Народ не прощает!.. 14 Молва о киевских событиях быстро распространялась, зажигая сердца людей ненавистью к латинянам. Народ почувствовал, что шляхтичи в тесном единении с католиками готовят еще более тяжелое ярмо для украинского крестьянина. Крестами ксендзов, как раскаленным железом, будут выжигать у людей мечту о свободе. Богуславские богомолки, узнав, что церковь Пантелеймона-исцелителя закрыли, заголосили и толпой двинулись к ней. Услышав крики, прискакали туда и казаки. В это время из церкви выбежал староста и закричал: - Мир крещеный! Что же это творится?.. Храм божий опечатывают люциферы, чашу даров Печерской лавры забирают. Спасите мою душу, православные!.. Староста не договорил, его схватили за воротник униаты и потащили в церковь, удаляя от мирян. Но возле церкви появились уже казаки! Они восприняли действия униатов как вызов и стали бить в дверь бревном, принесенным крестьянами. Под ударами бревна церковная дверь раскололась на щепки. Женщины бросились в проломленную дверь. Церковь загудела от воплей и криков казаков. Как ни старался униатский поп запугать мирян карой господней, как ни уговаривали их казаки - ничто не могло сдержать гнева разъяренных прихожан. Женщины схватили униатского попа, в безумном порыве повалили его на пол и потащили за ноги из церкви. Защитить униата было некому. - С кручи его, в Рось! - надоумил кто-то. Несколько мужчин бросились, чтобы помешать женщинам, просили казаков спасти беднягу. Узнав о намерении мужчин, женщины еще плотнее окружили униата. Еще живого попа столкнули с красной гранитной скалы в Рось. Словно волшебным кольцом окружили миряне Млиева ограду церкви, закрыв выход. Дети прибежали к родителям на луг, где они косили траву, и рассказали, что к войту приехали шляхтичи, униаты из Киева, связали веревками настоятеля церкви священника Исидора и заперли его в холодную. - Батюшка только успел крикнуть: "Люди добрые, спасайте храм божий..." Но жолнер ударил его по голове... Люди бросили работу и побежали в церковь. А в управлении не торопились, стараясь вырвать у бедного священника ключи. Жолнеры вначале привели его сюда, чтобы добиться, у кого же ключи от церкви. У ктитора их нет, да и его самого чуть живого оставили в холодной. А верующие уже преградили путь униатам в церковь. Словно заколдованные неожиданным вероломством королевских властей, прихожане стояли вокруг церковной ограды. Как раз наступала пора жатвы, ранних посевов овса и ржи. Будто на пожар, сбежались сюда крестьяне, не по собственной воле бросив свои дела. Рубахи у них грязные и мокрые от пота, волосы на головах слиплись. Встревоженные, они еще сдерживали себя. Гнев только зарождался, вытесняя страх. По улицам, через огороды, со всех сторон бежали женщины и дети. Церковь уже окружили тесной толпой, спаянной единой волей: не допустить, не позволить надругаться над своей церковью Марии Магдалины, которой гордились во всей округе, вплоть до Городища. Когда униаты с привезенным из Лупка ксендзом направились к церкви, по улице мимо управления проскакал всадник. Это был гонец, которого миряне послали в Городище, чтобы поднять православных людей на защиту их храма. Войт села Млиева сообразил, куда поскакал всадник. Сказал об этом и отцу Ерковичу. Но униатский поп торопился в церковь, ни на что не обращая внимания. Даже высокомерно назвал войта трусом. - Уважаемые панове миряне! - обратился Еркович к молчаливо стоявшим суровым прихожанам. - Нех простит пан Езус и матка Мариам сие проявление непокорности глупых хлопов. Искренними молитвами в костеле... - Не позволим осквернить нашу святыню! - воскликнул впереди стоявший крестьянин, приглаживая дрожащей рукой волосы. По волосам нетрудно было узнать в этом человеке недавнего казака, исключенного из реестра. - Не по-озво-олпм! - грозно закричали и другие казаки. Но Еркович не придал значения этим угрожающим крикам, не проявил никакого желания договориться с прихожанами. Только посмотрел на пятерых вооруженных жолнеров, с которыми приехал в Млиево, чтобы занять место пастора новоиспеченного костела. Но до "престола" было еще далеко. Еркович продолжал идти, ему преградили путь. Толпа зашумела, задвигалась и окружила униатского попа вместе с его охраной. Только один жолнер вытащил из ножен саблю. Но его схватили за руку двое товарищей-жолнеров: - Что ты делаешь, безумный? Это же люди!.. - воскликнул один из них, сдавив обеими руками его руку с саблей. Этот рассудительный поступок как бы стал призывом для других жолнеров. Люди плотнее окружали ксендза Ерковича, войта и охрану. Самоуверенный униат схватил за руку войта, когда тот бросился бежать. - По цо? [Зачем? (польск.)] - властно крикнул Еркович, устремляясь вперед, к воротам церкви. Но его повелительный окрик только еще больше обозлил рассвирепевших прихожан. Руки богомольцев потянулись к ксендзу и словно клещами впивались ему в плечи, рвали одежду, тянулись к шее. Еркович все еще продолжал кричать: "Руки прочь, паршивое быдло! Жолнеры!.." Выписанный из реестра казак сильной рукой схватил ксендза за волосы. Только после этого Еркович понял, что оскорбленные люди не будут церемониться с ним, и, испугавшись, воскликнул: - Панове жолнеры, караул!.. А жолнеры, оттесняемые толпой верующих от ксендза, бросились к своим коням. Панический возглас ксендза и его душераздирающий крик уже не долетел до слуха жолнеров. Но именно неизвестность о том, что происходит в толпе, пугала их, подгоняла. Вскоре из толпы выскочил и войт. В изодранной одежде, с расквашенным носом, он смотрел перепуганными, как у загнанного зверя, глазами. А толпа, казалось, уже не кричала, а стонала от неудержимой ярости. Спустя некоторое время, так же внезапно, толпа расступилась, из нее выскакивали простоволосые, растрепанные женщины и, не говоря ни слова, исчезали среди ракит, окружавших хаты. Возле места расправы до сих пор еще спорили между собой жолнеры. Когда они увидели, как, словно очумелые, разбегались люди, быстро вскочили на коней и ускакали прочь. Только один из жолнеров не сел на коня, держа его в поводу, и со страхом посматривал на бегущих людей. А когда увидел на земле изуродованный труп священнослужителя, повернулся к коню. Он вспомнил, как удержал руку с саблей своего товарища, как посоветовал другим не затевать драки с людьми. Теперь ему единственный путь - в казаки! 15 Сигизмунд III в своем письме к коронному гетману Конецпольскому не настаивал, чтобы он сам возглавил карательную экспедицию польских войск на Украину. Но гетман уже знал о волнениях в Киеве и в других местах Украины и воспринял это письмо как благородный намек короля на то, что он был бы рад, если бы Конецпольский повел войска на усмирение украинских хлопов. Затяжную войну со шведским королем Густавом можно было бы пока оставить, дабы только угодить своему беспокойному королю. Многомесячные бои в Прибалтике, безрассудные потери жолнеров могли подорвать его репутацию как одного из лучших полководцев Речи Посполитой. И Конецпольский рассуждал вслух: - Инфляндцы - это капля шведской крови и в роду королей Речи Посполитой... Не эта война должна принести мне славу выдающегося полководца, достойного преемника самого Жолкевского! И эта назойливая мысль не давала ему покоя именно в тот момент, когда он должен трезво решить: возглавить ли ему карательную экспедицию на Украину или ограничиться подкреплением уже направленных туда королем войск? Поэтому, получив дополнительные сведения из коронной канцелярии о том, что король весьма озабочен событиями на Украине, Конецпольский с курьером, доставившим ему письмо Сигизмунда III, послал уведомление из Бара, что сам идет со своими войсками на усмирение взбунтовавшихся хлопов. "Обеспокоенный событиями в Киеве и на Приднепровье, сам отправляюсь в Белую Церковь и Черкассы. Намереваюсь войска карательной экспедиции объединить с войсками из Бара, немецкими рейтарами и полками Потоцкого и Тишкевича, которые по приказу вашего величества двинулись на Украину. Мне кажется, ваше королевское величество, на Украине надо защищать не униатскую веру, а честь Речи Посполитой!.. Турецкие султаны господствовали в покоренных ими странах с православным населением до тех пор, покуда не стали насаждать там мусульманство... Но за мученическую смерть в Киеве представителей святейшего папы римского Урбана мы должны сурово наказать виновных, чтобы поднять в этих землях престиж королевства вашего величества! Мы должны положить конец этим беспорядкам и проводить королевскую политику в этом краю. Правильно ли мы проводим ее - не мне, покорному слуге вашего величества, судить. Но я считаю, что Короне следовало бы найти опору среди украинских хлопов, предоставив наиболее выдающимся и влиятельным из них шляхетство и соответствующие привилегии!.. Дальновидный хозяин волкодавами и псарню охраняет!.." Так рассудительно писал коронный гетман своему королю, выезжая из Бара. Воевода Хмелевский возглавил двухтысячную армию нерегулярного войска. А гетман с несколькими полками гусар, с отрядами немецких рейтар, четырьмя пушками, с обозом ядер, пороха, средств долговременной осады двинулся на Украину. Казацкий гонец неожиданно прискакал из Канева в Сечь. Белая пена падала из-под удил оседланного коня, выступала из-под подпруг седла. На коне прискакал Роман Харченко, прозванный Гейчурой. - Мне к наказному. Где он? - торопливо спросил юноша, ведя разгоряченного коня. - Кто же ты будешь, откуда прискакал? - допрашивал его пожилой запорожец, охранявший вход в курень наказного атамана. - Разве по коню не видно, кто я? Зачем за здорово живешь я гнал бы такого коня? - с достоинством ответил гонец. - Не видишь разве, папаша, что я гонец из Канева! Пустите меня к наказному. Скажите, Гейчура прибыл, - меня знают. - Гейчура? Так ты и есть тот Гейчура, которого под Васильковом ранило? - Вот это другой разговор! А то... допрашиваете тут. Что-то не помню я вас, папаша, в том бою. - Не помнишь потому, что я там не был. А зовут меня Оныськом вот уже шестьдесят лет. А о Гейчуре и тут был разговор. Тебя же в терехтемировском шпитале оставили. - Когда это было, отец!.. Так есть пан наказной или нет? - нетерпеливо спросил Гейчура, привязывая коня. Приоткрылась дверь из куреня, и оттуда донеслись голоса споривших, а вскоре вышли несколько представительных полковников разного возраста. Они, выходя, продолжали спорить. - Видишь? - спросил Онысько. - Советую и тебе, казаче, идти на Круг. Потому, что сейчас казаки собираются выбирать наказного, готовятся к морскому походу... Но возле Гейчуры уже остановились старшины и полковники, вышедшие из куреня. - Что это за гонец, откуда? - спросил голый по пояс рослый старшина, искусанный луговой мошкой. Вьющиеся густые волосы на груди серебрились сединой, как и оселедец на блестевшей от загара бритой голове. - Да это же я, пан Нестор, Гейчура! Дай бог вам доброго здоровья. От каневцев я... - Роман Гейчура!.. Гляди, выздоровел уже. Не гонцом ли прибыл к нам на таком коне? Здравствуй, здравствуй, казаче! - Гонцом, пан полковник! К наказному послали меня каневцы. Там такое... - Погоди, если к наказному. Айда на круг, там наказного сейчас будем выбирать. Готовимся к морскому походу. Хочешь с нами? - Не на море надо было бы, батько, готовиться. Польские полковники с войсками и пушками на Украину хлынули! Гейчура не только сообщал об угрожающих событиях, но и советовал старшинам и полковникам, как опытный воин. Весь Каневский полк снимается и идет вдоль Днепра на соединение с черкассцами, чтобы вместе встретиться с запорожцами! Сообщение неожиданного гонца ломало все планы запорожцев. С каким усердием они готовили чайки, подбирали рулевых и старшин для морского похода! Ни одного реестрового казака не брали с собой в этот свободный поход. Полковники и старшины собрались у куренного атамана на совет, готовясь избрать старшого этого похода. Недолго спорили, выдвинув на такой ответственный пост Михайла Дорошенко. Старый, опытный казацкий полковник всегда был правой рукой и у Сагайдачного. Большой Круг запорожцев, собравшийся на лужайке, окруженной столетними осокорями, уже поджидал старшин и полковников, совещавшихся у кошевого. Разбившись на группы, казаки стояли или лежали под кустами, обсуждая, кого выбрать наказным в этом морском походе. Большинство из них были оголены до пояса, хотя уже наступил конец лета. Но все они вооружены, чисто выбриты, а длинные оселедцы свисают у них за ушами. Из рук в руки передавали расписные табакерки, рожки с нюхательным табаком. Время от времени раздавались взрывы хохота, аппетитное чиханье, выкрики. - Братья казаки, просим внимания! - обратился к запорожцам кошевой атаман Олекса Нечай, тяжело поднимаясь на бревна. Его окружили полковники, сотники, есаулы. Срубленные деревья служили им помостом. На эти бревна и поднимались атаманы. Собралось более полусотни известных каждому казаку атаманов, отличившихся "в бурях своей фортуны", как говорили в казацкой среде. Острянин что-то говорил куренному, когда они торопливо взбирались на помост. Михайло Дорошенко до сих пор еще спорил с Нестором Жмайло. - Не время, говорю тебе, Нестор, не время. Такая хорошая погода! А неделя нашей казацкой осени целую зиму кормит! Этому учили нас отцы... - Вернешься ли, Михайло, с добычей на кош, ежели и впрямь коронные гетманы со своими войсками преградят нам путь? - горячо возражал Жмайло. - Конецпольский не потащится на Днепр, чтобы только подразнить наших людей. Нужно разобраться, пан Михайло. Разобраться и сначала тут навести порядок. А идти на турок вместе с крымчаками или без них можно и зимой. Да и эта неожиданная дружба с крымчаками в такую пору не по душе мне. Не с крымчаками бы надо союзничать казакам... Иван Сулима, стоявший на помосте, протянул руку Жмайлу, чтобы помочь ему подняться. - Горелым запахло, брат Нестор! Не время сейчас думать о походе, да еще с такими ненадежными союзниками... Казаки поднялись с бревен, с земли. Теснее сбивались группы, затихали разговоры. Нечай уже стоял на помосте, впереди полковников. Он откашлялся и сообщил казакам неприятную весть, принесенную гонцом из Канева: - Около трех тысяч вооруженных каневских казаков отошли на Черкассы. Очевидно, не от хорошей жизни пришлось им на зиму сниматься с насиженных мест. Да пускай сам казак Роман обо всем вам скажет. - Каневские полковники уже собрали казаков, чтобы отходить, когда меня послали к вам, - громко начал Роман. - Два полка королевских войск вышли из Белой Церкви. Следом за ними идет и сам коронный гетман со своими чванливыми гусарами, пушками и немецкими рейтарами. На письменный запрос Каневского полковника Потоцкий не ответил. Думаю, братья казаки, что не с добрыми намерениями и не в гости идут они. Дорошенко протянул вперед руку, отстранил речистого казака и, заняв его место, продолжал: - Панове казаки! Коронные войска, как мы знаем, не впервые приходят на Украину. Ясное дело, без надобности король не послал бы их сюда вооруженными до зубов... Да как будто бы и нет никакого повода... Разве что проклятые снова собираются реестры пересматривать. Я советую, товарищество наше запорожское, послать навстречу коронным шляхтичам доверенных людей с полковником... - Доколе будем им кланяться да просить?! - воскликнул стоявший среди казаков старшина Дмитрий Гуня. - Кланяемся, упрашиваем, а они прут. Реестрами, словно путами, хотят стреножить наших людей, узду надеть на нас, чтобы остальных легче было гнать на панскую ниву! - Не горячись, Дмитро, - прервал его Нечай. - Для того чтобы управлять казацкими войсками на Украине, мы прежде всего должны избрать наказного атамана. - Зачем избирать его? - снова выкрикнул кто-то. - Чтобы стать перед Потоцким на колени, просить мира и милости, для этого наказного не нужно. - Дорошенко наказным! Он умеет ладить с коронными... - Жмайло!.. - Пускай Нестор Жмайло ведет! Со шляхтичами без сабли не договоришься. Ведь они и пушки везут! Казаки зашумели, разгорелись страсти. Один за другим выступали сотники, старшины, казаки. Еще раз заставили Гейчуру поклясться на кресте, что это он не сам все придумал, а что его послали к запорожцам за помощью. Только к вечеру угомонились казаки, словно после тяжелой работы. Полковник Дорошенко сразу сообразил, что его шансы падают, и своим зычным голосом перекричал всех: - Да не орите, ради Христа, как свекровь на невестку!.. Раз товарищество наше склоняется отказаться от морского похода и с оружием в руках договариваться с королевскими войсками, то пускай и поход возглавит бывалый воин, полковник Жмайло! Согласны выбрать Жмайла наказным? - Согласны! Жмайло! - Жмайло! - неслись дружные голоса, эхом отражаясь в лесах и буераках острова, окутываемого вечерними сумерками. Казачество почувствовало себя военной силой и было готово, как и во времена Наливайко, скрестить свои сабли с саблями карателей! Путей к миру и дружбе не видели ни королевские, ни народные казацкие воины. Самому старшему из казацких полковников - Нестору Жмайло - выпало на долю возглавить эту борьбу с королевскими войсками. "Такая уж военная фортуна у Жмайло!" - говорили на Приднепровье. 16 Конецпольский еще из бара послал гонца к чигиринским реестровым казакам. Скрытой целью коронного гетмана было разведать, что делается сейчас в стане казаков. Разговаривая с казацкими послами, прибывшими из Канева, а спустя некоторое время и из Черкасс, он так и не понял, удирают ли казаки от его карательных войск или же объединяют свои силы, заманивая королевские войска на "казацкие военные нивы". Доверенным гонцом, посланным на разведку в Чигирин, был ротмистр Скшетуский, приближенный гетманом к себе за услужливость и настойчивость. К тому же у ротмистра были и свои счеты с казаками. Но коронный гетман так и не дождался возвращения Скшетуского. Он назначил встречу со своим посланцем-разведчиком в Белой Церкви. После ухода Конецпольского из Бара по пути в Белую к его войскам присоединялись все новые и новые отряды. Первым пристал к нему бывалый воин, не раз сражавшийся с казаками на украинских полях, воевода Хмелевский, отец гетманского адъютанта. Следом за Хмелевским прибыл Мартин Казановский и другие воеводы со своими отрядами, состоящими из крестьян... При отъезде последним попрощался с гетманом Конецпольским князь Юрий Збаражский. - Я посылаю своих семьсот воинов во главе с князем Четвертинским! Князь исповедует ту же греческую веру, что и казаки. Пусть знают, что не из-за веры идем усмирять их, бунтовщиков. В ложке воды утопил бы князь всю эту приднепровскую сволочь!.. - торжественно и гневно сообщал князь Юрий гетману. - А уж самому мне, как видит уважаемый пан, тяжеловато... Не неволь, вашмость, пан коронный! Какой из меня воин, да еще в осеннюю непогоду, мой многоуважаемый пан коронный гетман? Конецпольский даже не улыбнулся в ответ на такое унизительное заискивание князя, который, всем известно, любил воевать... чужими руками. "Да, действительно, недавно был только польным, а теперь стал коронным гетманом!.." - подумал Конецпольский. Конецпольский задержался и в Белой Церкви, послав свои войска следом за Каневскими казаками. "Что за люди эти приднепровцы! Какая-то загадка для Короны, а может, угроза для знатной шляхты?" Эти тревожные мысли не оставляли его в покое на протяжении всего длинного пути к Днепру. "Знатная шляхта... Знатная или же самая закоренелая в своем убеждении превосходства над посполитыми людьми?" - роились мысли у него в голове. Не ошибется ли он, делая ставку на таких людей, как Хмельницкий? Ведь украинский народ не может слепо покоряться разным Юриям Збаражским и чужим для них королям. До сих пор еще королей избирают и навязывают им ненавистные враги - шляхта типа Збаражских... Короне следовало бы не озлоблять этот народ оружием и средневековыми казнями, а проводить более гибкую политику, расположив его к себе. - Я, сын украинского воеводы, такого же мнения, уважаемый пан Станислав, - сдержанно сказал Конецпольскому его первый адъютант Станислав Хмелевский. - Не вооруженными силами нам надо бы сопровождать папскую буллу на окатоличивание этой богатой страны с воинственным народом. Нужны государственная мудрость и благосклонное отношение к ним! - Еще о "но-обилитации" забыл, пан Станислав. Но-обилитацию ввести, как и в землях старой Польши! Шля-яхетство выдающимся и... дове-ерие людям! - задумчиво соглашался коронный, направляясь далеко не с мирными целями на Приднепровье. - Вашей милости, коронному гетману, и решать бы эту проблему! Как говорится, вам и карты в руки!.. Пускай себе молятся, как кому хочется. А оружием вряд ли удастся королю завоевать сердце этого воинственного народа, - снова подчеркнул адъютант, вызывая на откровенность и коронного гетмана. - Силой, уважаемый па-ан Станислав, и медведя за-аставляют плясать... - А колечко в носу продергивают? - Не-е верю я в расположение плебса, по-окоре-ен-ного оружием. К тому же са-ам этот плебс прославился во всей Европе своим оружием. И умолк, тяжело вздохнув. Да, видно, не оставляли его в покое тревожные мысли. Ведь он идет усмирять людей, которых неразумной политикой в области религии довели до самосудов. Схизматики, как он убедился в этом после разговора с Хмельницким в Каменце, наконец перешли грань страха перед правительственными войсками. Схизматики повторяют то, что было при Наливайко! Они подымаются на кровавую борьбу с католицизмом, теперь уже со значительно большими силами и опытом, чем их солоницкий сказочный герой. И снова силой, а не мудрым королевским словом, решается эта кровавая ссора!.. Предаваясь таким размышлениям, Конецпольский никак не мог избавиться от надоедливой мысли о Хмельницком. Этот молодой казак глубоко запал ему в душу. Может, просто зависть? Воевал, как лев. Даже в неволю попал не от бессилия, а из-за какой-то благородной солидарности!.. Сын простого отца, с не хлопской амбицией и достоинством знатного шляхтича... Неужели и он?.. Гетман все время напоминал адъютанту Хмелевскому, чтобы он узнал, не возвратился ли Скшетуский. - Пан Стась, должно быть, и сам по-онимает, как соученик и друг сотника Хмельницкого, что он может стать на-астоящим воином... и го-осударственным мужем! - Вы не только правы, ваша милость, но и проявляете благородство, давая объективную оценку украинцу! Если бы пан гетман видел этого спудея в коллегии, когда я, освистанный, оказался один против всех легатов, против одураченных соучеников!.. - Зна-аю, слыхал об этом бла-агородном поступке схизматика! Порой ду-умаю, что если сам гетман вооруженных сил Речи Посполитой ошибся в этом ка-азаке, то... - Конецпольский сделал паузу, подыскивая более веские слова. - Лучше уж было бы-ы и гетманскую булаву отдать кому-нибудь другому! - Кому? О чем говорит ваша милость? - с детской непосредственностью спросил Хмелевский. - Да ра-азве я знаю - кому. Может... Князю Зба-аражскому!.. - и громко засмеялся... Уже был на исходе октябрь. Наконец-то Конецпольского разыскал его доверенный гонец, ротмистр Скшетуский, вернувшийся из Чигирина. По его внешнему виду можно было судить, что возвращался он не с увеселительной прогулки. Конь весь забрызган грязью, осунувшееся лицо, давно не бритое, потрепанная одежда с чужого плеча... - Пан сотник Богдан Хмельницкий, уважаемый пан гетман, не присоединился к взбунтовавшимся войскам. Да... пне присоединится! - тут же доложил разведчик. - Са-ам сказал об этом или пан ро-отмистр только так предполагает? - с улыбкой, располагавшей к непринужденному разговору, спрашивал коронный гетман. - Нет, я, собственно, с ним не встречался. Но мне рассказывали, что сотник живет на своем Субботовском хуторе, занимается хозяйством и милуется со своей молодой женой и дочкой. Чигиринским казакам, известившим его о всеобщем восстании и возможной войне, сказал - это уже точные сведения, прошу: "Не время, говорит, панове, затевать междоусобную войну! Казачество осталось голым и босым, а их семьи, чтобы не умереть с голоду, вынуждены искать милости у панов осадников! Разве вы сможете устоять против такого сильного противника? Что касается меня... я по горло сыт и Хотинской войной". - Не время, говорит Хмельницкий? Ко-огда же наступит "вре-емя", пан ротмистр, он не сказал? - улыбаясь, иронизировал Конецпольский, радуясь, что не ошибся в своих предположениях. Значит, только ослепленное войной казачество противостоит ему, а не народ. - Не сам же я, уважаемый пан гетман, разговаривал с ним с глазу на глаз, а передаю со слов доверенного человека в Чигирине. Сам я его так и не видел, - оправдывался ротмистр Скшетуский, довольный, что наконец-таки угодил влиятельному гетману. 17 Полки Николая Потоцкого в боевом пылу прорвались к Днепру. Полковнику не хотелось сдерживать своих воинов, да и тяжело было удержать их. И он дал им полную свободу. Столько времени они шли сюда - и наконец добрались до прибрежных казацких хуторов и сел. Свободные от командирского глаза жолнеры пошли... усмирять! Усмиряли больше тех, кто сидел дома. Это были женщины, дети да старые казаки. Ротмистры подстрекали, а жолнеры усмиряли! Польские командиры называли это первым налетом на казаков. Как только жолнеры Потоцкого ворвались в казацкие села, тотчас поднялся крик, плач женщин, вопли детей. После такого первого "налета" вспыхивали соломенные крыши, в небо вздымались столбы пламени и клубы черного дыма. Горели не только хаты, но и скирды необмолоченного хлеба. Людей наказывали ни за что! Может, за то, что они не были католиками? Нет. Вы хотите называть украинскую землю своей? Хотите хозяйничать на ней? Как полноправные хозяева, без шляхтичей и их экономов? Вот за что истязали украинских людей королевские войска, донося гетману о первых победных столкновениях с казаками... Девушки первыми убегали из сел на прибрежные луга. Это они наскочили на каневских и черкасских казаков, которые шли вдоль Днепра на соединение с запорожцами. - Ой, люди добрые, казаки наши родненькие! Спасайте наши души! Ляхи нагрянули! - звали девчата. - Все-таки нагрянули, проклятые? - остановились казаки. Девушки заголосили еще сильнее. Каневские казаки едва успокоили их, расспрашивая, что творится в селах. Дым и пламя, поднимавшиеся в небо из-за густых дубрав и перелесков, подтверждали их слова. Казаки спешили к полковым хоругвям, где старшины держали совет. Сюда прибежали теперь старики и казаки, выписанные из реестра. - Налетели, ровно звери. Грабят, женщин бесчестят, жгут наши хаты - хуже басурманов!.. - захлебываясь, кричал пожилой казак, едва переводя дух. - Много их? Толком говорите: справимся мы с ними или нет? - допрашивали старшины. - Да разве их сосчитаешь, люди добрые? Забирают скотину, позорят... - Жена Карпенка бросилась защищать соседскую дивчину, так он, проклятый, рубанул ее саблей... А мою усадьбу сожгли, когда я сказал: "Что же это вы... - побей меня бог, так и сказал, - вы, панове ляхи, - говорю им, - точно басурмане, убиваете нас?" Он и замахнулся саблей! Едва успел отскочить... А тут чья-то девка с узлом показалась. Так он, клятый, и погнался за ней... Сотники передавали свои сотни помощникам, пропуская их с возами, груженными казацким снаряжением. Приглушенно по нескольку раз повторяли: - Двигайтесь на Табурище, а уже оттуда, может, и на Крылов. Полковник поджидал сотников. Он решил послать четырнадцать молодых старшин, по одному от каждой сотни, навстречу войскам Потоцкого. В сумерках присматривался к каждому. Наконец тихо произнес: - Немедленно отправляйтесь! До наступления темноты встретите их! "Мы, скажете, не воевать идем с королевскими войсками". Но потребуйте, чтобы они прекратили басурманские наскоки на хутора! Скажите, что с минуты на минуту должны подойти запорожцы во главе с наказным с Низа. Пускай паны шляхтичи с ним договариваются. Но надо, чтобы жолнеры прекратили грабежи. Вон как набросились на беззащитных казацких детей. Наших женщин бесчестят, как неверные, грабят имущество, сжигают хаты. За что? Не его" ли величество король приказал так отблагодарить казаков за их помощь коронным войскам в битве под Хотином? Из группы старшин, которые должны были ехать к Потоцкому, смело вышел сотник Юхим Беда, недавно назначенный старшиной новой сотни добровольцев. Сотню пока что назвали "сборной", в ней надо было навести порядок. Поэтому сотник и обратился к полковнику: - Может, полковник, делегация и без меня обошлась бы? - Не хочешь упрашивать панов? Ведь польский язык хорошо знаешь, - может, уговоришь Потоцкого?.. - Да разве я один его знаю, полковник! Сотня должна быть готова к отражению удара польских войск. Сотня новая, "сборная", надо бы еще навести в ней порядок перед таким боем. Беда одернул кожушок, словно только что надел его на свои могучие плечи. На поясе у него два рожка с табаком, длинная драгунская сабля в ножнах с серебряной инкрустацией. На ногах не постолы, как у многих сотников, а сафьяновые сапоги. - Тьфу ты, побей его божья сила! - вздохнул полковник, почесывая затылок. - Столько хлопот. Хорошо, Юхим, оставайся при сотне. А вы, все тринадцать, отправляйтесь немедленно. Может, хоть это переубедит Потоцкого... Тебе, сотник, и в самом деле туго придется. Все продумал? Сотник не любил много говорить, когда речь шла о боевых делах. Полковник мог бы и больше сказать, но он пожал плечами и произнес: - Как полагается, думали все вместе. В таком деле не заснешь, все думать будешь. Этот прыткий казак Гейчура, которого ранили под Васильковом... Ловкий казак будет. С ним кое-что придумали. - А как ты думаешь, не врет он, что наказным казаки снова избрали старика Нестора Жмайла? - Да что вы, пан полковник! Гейчура действительно за словом в карман не полезет, но в таком деле врать... Нет, ручаюсь! Я возьму его своим помощником и в сегодняшней ночной встрече с Потоцким. Полковник подошел к Беде и, не говоря ни слова, вытащил у него из-за пояса большой рожок с табаком. Насыпал на ноготь табаку, поднес к ноздрям и, вернув рожок сотнику, затянулся. - Не берет и проклятый табак. Вторую ночь спать не будем... Ну вот и хорошо, возьми этого хлопца своим помощником. Да смотрите не подведите, полк надеется на вас! Не забывайте, сотник, что это - Потоцкий! Спесивый полковник будет стремиться выйти победителем. А нам надо задержать его, покуда хоть за озеро зайдем. Если не хватит духу, уведите его за собой куда-нибудь в другом направлении... - К лешему в болото завести бы их, проклятых! Я так думаю, пан полковник: если нападут, так только вечером. Будем отбиваться изо всех сил, даже пушку берем. А с полуночи, очевидно, и поведем... - Только не по следу полка! - Понятно, не по следу... - загадочно улыбнулся сотник. 18 Конецпольский наконец-то остановился в Чигирине. Служащих староста послал созывать казаков и их старшин, которые чуть ли не по домам разбежались, когда узнали о приезде гетмана. А Хмелевскому гетман не только разрешил заехать в Субботов, к Хмельницкому, но и поручил уговорить быть его послом к казацкой старшине в Крылове. Только сейчас Конецпольский понял, какая неутешительная обстановка создалась на Приднепровье с приходом сюда королевских войск. Как тут будешь наводить порядок? Ведь здесь настоящий казацкий край! Здесь даже находятся узаконенные, так сказать, решением короля и сейма шесть тысяч казаков со своими полковниками, сотниками, оружием, пушками!.. - Запорожцы сначала было избрали наказным полковника Дорошенко, - докладывал гонец, только что вернувшийся от передовых отрядов карательных королевских войск. - Но потом Дорошенко отстранили, избрав вместо него полковника Жмайло. - По-олковника Жмайло? Ха-ха-ха! Да этот Нестор Жмайло еще при покойнике Жолкевском был "се-едым стариканом". Тоже мне нашли вояку, чтобы управлять таким войском! Неужели осмелятся выступить против войск короля?! - Но, прошу прощения, уважаемый пан гетман, покойник Жолкевский говорил, что, если казачество возглавляет Жмайло, не жди от них посланцев с повинной... - поддержал гонца один из гусарских старшин. - А не-е придут с по-овинной, то-огда будут биты! - с раздражением ответил гетман на не совсем учтивое замечание гусара. - Нех пан передаст это по-олковнику Потоцкому и во-оеводе Хмелевскому. - Ваша милость, сейчас разведка донесла... - вбежал еще один гонец с правого фланга королевских войск, - полковник Потоцкий принял делегацию казаков в составе тринадцати старшин каневского и черкасского гарнизонов. Полковник достойно, так сказать, разговаривал с ними... собственно, поиздевался и пригрозил посадить на колы. Он собирается тайком напасть на каневских казаков, чтобы помешать им объединиться с полками запорожцев... - Позор! Как мог допустить... такой знатный шляхтич? Приказываю пану Потоцкому никаких переговоров с бу-унтовщиками не вести, но и не срамить наши войска позорным задержанием их посланцев! - грозно закричал гетман. - По-осланец - это не пленник, захваченный в достойной чести шляхтича бо-орьбе... Немедленно освобо-одить посланцев и нанести удар по каневскому га-арнизону. Отрезать от них также и че-еркассцев! Не да-ать им соединиться со Жмайлом! По-онятно? - Вшистко! - откликнулся джура и убежал. 19 А в это время Станислав Хмелевский въезжал во двор субботовской усадьбы Богдана Хмельницкого. Двое челядинцев - бывших конюхов из каменецкого имения Потоцкого - хозяйничали во дворе. Воин в гусарской форме показался им знакомым, особенно гусар, сопровождавший его. У обоих резвые жеребцы, отороченные мехом "венгерки" с белыми шнурами на полах. В Субботове уже знали, что на Сечь проследовали каневские и черкасские казаки с пушками. Шла молва о том, что якобы казаки с наступлением первых морозов собираются отправиться в поход на море. Поэтому никто и не удивился неожиданному передвижению казаков. За последние годы на хуторах и в селах привыкли к этому. Но гусарского поручика конюхи узнали. Думали, что следом за ним появится и сам коронный гетман... Один из челядинцев бросился к воротам, послав своего товарища предупредить хозяина. Он помог гусарам привязать лошадей, тревожно поглядывая на дорогу, не едет ли гетман. На крыльцо вышел легко одетый Богдан. Следом за ним, суетясь, выбежал и челядинец. Только мгновение постоял Богдан, как степенный хозяин, присматриваясь к гостям. - О, Стась, узнаю... верен себе! Без всякого предупреждения. Как всегда, умеешь удивить и... обрадовать! - сказал и бросился к нему, перескакивая через две ступеньки. Хмелевский тоже оставил коня, бросив поводья дворовому слуге. Словно соревнуясь, они бежали друг другу навстречу. Около двух лет не виделись друзья! - Я и сам с ума схожу от радости! Вот так встреча... Оба, сильные, возмужавшие, сжали друг друга в объятиях, а говорить было не о чем. Один запнулся, как гость, ожидая вопросов. А второй подумал, что его бывший друг, согреваемый гетманской лаской, мог стать другим. - Значит, воюешь, Стась! - с горечью произнес хозяин, помогая другу раздеться, когда вошли в дом. - Критикуешь гетмана, или как это надо понимать?.. - улыбаясь, переспросил Хмелевский. - Разве это война, мой друг? В одной руке оружие, а вторая, как у нищего, тянется к королевским привилегиям на все новые и новые воеводства и староства. - Получается, что не я, а ты критикуешь государственного мужа. Очевидно, так я должен понимать, - шутливым тоном ответил Богдан. - Все равно. Понимай как тебе заблагорассудится. Только не так громко! - сказал гость. Богдан оглянулся, дверь действительно была не прикрыта. Он подошел к двери и с силой захлопнул ее. - Ничего серьезного, не стоит беспокоиться, Богдан... - промолвил Хмелевский, вздохнув. - Да ты, очевидно, чувствуешь, что по-настоящему запахло порохом! Теперь уже здесь, на Приднепровье. - Чувствую, чувствую, друг мой. Хорошо чувствую... - с горечью ответил Богдан. - Запахло, говоришь? Намек на известную всему миру эпопею Наливайко!.. Я и сам никак не могу избавиться от этих тревожных мыслей. Что случилось, что говорит твой всесильный? Ведь теперь его рука - владыка. Но им неожиданно пришлось прервать разговор. В комнату вошла хозяйка. Богдану не хотелось говорить при жене о таких тревожных делах, чтобы не волновать ее. Она была беременна. - Вот и моя Ганнуся. Для тебя, Стась, пусть она будет Ганной, потому что я ревнивый, - смеясь, знакомил Богдан жену с другом. - Стась Хмелевский, Ганнуся! Это мой самый милейший друг, адъютант далеко не милейшего гетмана! - Я знаю вас, пан Станислав, даже встречалась с вами у брата. Прятались вы от нас, женщин, распивая венгерское вино... - с легкой усмешкой напомнила хозяйка удивительно нежным голосом. - Хотел бы, Ганнуся, чтобы вы стали друзьями. Стась - мой друг. Не правда ли, Стась? - Конечно, рад бы. Хозяйка дома - жена друга... Такое непривычно в нашей жизни, Богдан... - начал было Хмелевский. Но Ганна прервала его: - Так и считаем вас в нашем доме, как друга и брата Богдася. Ты, Богдась, угощай гостя, а мне разреши поднять бокал. Будьте здоровы и веселы! И первой слегка пригубила. - Закусывайте. Угощай, Богдась, Станислава и сам закуси, а я должна уйти... - И исчезла за дверью. Но начатый разговор за столом так и не продолжили. Хмелевскому не терпелось узнать, как живет Богдан. - Ты счастлив с Ганной? - спросил он, когда хозяйка вышла из комнаты. - Все спрашивают: счастлив?.. А ты, мой друг, не такой, как все... - вместо ответа промолвил Богдан и умолк, наливая вино в бокалы. - О каком счастье ты спрашиваешь?.. Счастье, Стась, как многоводная река - ласкает, но уходит в море! Помнишь нашу мудрую пани Мелашку? Это ее афоризмы, основанные на жизненном опыте, - увиливал Богдан, не отвечая на вопрос, счастлив ли он с Ганной. - Боже мой! Всю дорогу думал о пани Мелашке, а тут... Это... хозяйка виновата, - быстро нашелся Хмелевский, увидев входившую Ганну. - В чем? Хозяйки, правда, всегда виноваты, - улыбаясь, сказала Ганна. - Не всегда, уважаемая... Ганнуся, не всегда. Но в этот раз все-таки виновата! Где это, спрашиваю, наша мудрая матушка львовских спудеев, пани Мелашка? Ганна взглянула вначале на Богдана, а затем на Хмелевского. И снова улыбнулась. - Право, в этом моя вина. Богдась отговаривал, а я все же... посоветовала, и пани Мелашка выехала в Крапивную. Вот какая буря поднимается над Днепром, а у нее... - Да погоди же: пан Стась до сих пор еще не знает, что я нашел племянника нашей матери, а через него и ее старую мать!.. - Мать пани Мелашки? - Да, мать пани Мелашки! Передали люди, что заболела старушка. Кому, как не дочери, с которой разлучилась еще в детстве, присмотреть за больной. А тут такое... Казацкие полки двинулись на Сечь, а следом за ними как снег на голову свалились и жолнеры. Сам коронный гетман привел их в такую даль. Ну, я и сказала: "Поезжайте, да и с сыном поговорите в Лубнах, чтобы с друзьями не встревали в эту драку". А из Лубен в Крапивную поедет, к матери... - Ну вот, суди сам, Стась, о настроениях!.. То радовались за Карпа, ты его знаешь, а сейчас снова беспокоимся... Хорошо, Ганнуся, я тоже рад за нашу маму Мелашку. А Карпу нынче... не до веселья. Но, налей нам, Ганнуся, еще, чтобы не думать об этом. Будет гетман воевать или нет, но его приход с войсками сюда камнем ляжет на сердца украинцев. Не следовало бы ему затевать этой кампании, она не в интересах Речи Посполитой. Что это им в голову стукнуло, не могу понять. Собрали людей во время войны с турками, вооружили их. Пообещали плату и королевские привилегии. И вместо этого шлют на Украину войска, насаждают иезуитов и униатских прихвостней. И все это делается, чтобы отнять свободу у казаков! Сам король посылает карателей. Следует ли так поступать умным правителям такого государства!.. И снова хотят закабалить народ, только покрепче. Ведь дилингенский пастор, иезуит Форер, призывает в европейской войне разжечь такие костры, на которых можно было бы сжечь протестантов, чтобы даже у ангелов, как он выразился, горели ноги, звезды плавились бы в небесах... Это людоедство! - Вижу, что правильно поступил, начиная именно с этого разговор с тобой, - вставил и Хмелевский, прерывая разгорячившегося Богдана... 20 Закончили начатый разговор друзья уже в дороге. Богдан наконец согласился поехать вместе с Хмелевским повидаться с гетманом, чтобы уговорить его отказаться от вооруженного столкновения с казаками. Ведь он человек с головой! Вынашивает планы создания европейской коалиции для покорения турок! - Ты должен понять, Богдан, что, возможно, и не гетмана надо винить в этом. - Гетман тоже не пешка на шахматной доске, Стась, - возразил Богдан. - Не пешка, но и не ферзь. Его-то я уже хорошо разглядел. - У Конецпольского были налицо все данные, чтобы стать ферзем! У гетмана есть все - и ум, и авторитет, и уважение короля. Чего же ему не хватает? - Коронный гетман окружен шляхтой типа Юрия Збаражского. Он, может, в душе и не одобряет эту войну, но у него не хватает сил, чтобы противостоять извечной шляхетской инерции. К тому же и он человек, со всеми присущими ему слабостями, хочет выслужиться перед королем-иезуитом. Это не Жолкевский, которого поддерживал Ян Замойский! - К сожалению, и не Жебжидовский, - добавил Богдан. - Кстати, умер этот прославленный воин-бунтарь. Умер в монастыре, как простой иезуитский ксендз. Хоронили его трое старших иезуитов в сопровождении десятка монахов, как неизвестного и забытого даже родственниками человека. - Какой же блестящей судьбы ищет пан Станислав Конецпольский, сравнивая себя, очевидно, не только со своим первым тестем Жолкевским, но даже с Александром Македонским, надеясь отыскать "живую воду", с помощью которой можно безраздельно властвовать в селах и хуторах Украины? Слепой слуга короля и шляхты!.. Только и делает то, что подмазывает королевский трон смальцем лести и угодливости, как говорят наши казаки! Остроумие Богдана рассмешило Хмелевского. Он оглянулся, боясь, как бы не услышали этих слов сопровождавшие их жолнеры и казак. Холод и моросящий дождик принуждали согреваться скачкой. Хмелевский первым придержал коня и снова обратился к Богдану: - И мне не нравится подмазанное смальцем кресло коронного гетмана. За глаза поносит Збаражского, а в глаза льстит. Потому что чувствует, каким большим влиянием пользуется этот иезуит среди шляхетской знати. А влияние Збаражских на короля и верхушку шляхты угнетающе действует на гетмана. Он бредит идеей всеевропейской войны против турок, стремится к господству христианства. Поднятый шум вокруг австро-венгерского конфликта из-за Чехии рассматривает как внутреннюю ссору. Казаков же удерживает от походов против турок за море! Теперь еще носится с идеей нобилитации видных представителей казацких старшин. - Нобилитация казацкой старшины? Так это же взятка, толкающая нестойких старшин на предательство... - Богдан даже придержал своего коня. - Ясно, подкуп. А разве конь, презентованный тебе коронным гетманом, не является хитро задуманной взяткой? - Конь - взятка? Коня я вернул гетману, еще будучи в Киеве у митрополита. Теперь Хмелевский от удивления остановил коня. - Вернул? Так где же этот злосчастный конь?.. Конецпольский в Чигирине вспоминал о своем подарке "такому бойкому ка-азаку...". Пан гетман интересовался, понравился ли тебе жеребец... Оба остановились как вкопанные - Хмелевский от удивления, а Богдан от неожиданной догадки... Как же он теперь будет разговаривать с гетманом? Ведь возвращение коронному гетману его замаскированной взятки давало бы Богдану бесспорные козыри, возможность держать себя с ним независимо. - Мерзавец... Это я о казаке, с которым отправил коня пану Станиславу Конецпольскому. Этим конем он воспользовался сам, как вор. Опозорил меня... Нет, Стась, теперь я не могу ехать на свидание с гетманом, не могу! Поезжай сам, а я... должен разыскать Романа Гейчуру и научить его, как надо блюсти товарищескую честь! Кивнул другу вместо пожатия руки. Повернул коня и поскакал назад, в Субботов, на ходу крикнул сопровождавшему его казаку, чтобы тот следовал за ним. Богдана, точно удар молнии, ошеломила догадка, что он опозорил себя, взяв коня у коронного гетмана, стоящего во главе вооруженных сил польской шляхты, с которой не на жизнь, а на смерть борется его народ. 21 Опоздал Станислав Хмелевский, только ночью возвратился он в Чигирин, не застав там коронного гетмана. Даже ночью передвигались войска по улицам города, направляясь на Куруков. Испуганные жители Чигирина, спасаясь от жолнеров, забирали детей и убегали на приднепровские луга, прячась среди кустарников. К этому им не привыкать! Но в прошлом людям приходилось бежать от захватчиков враждебного им государства Ближнего Востока. Для этих людей грабежи, убийство христиан и пленение их было естественным, как для волка, нападающего на овец... С такими невеселыми мыслями и уснул уставший с дороги Хмелевский. На рассвете его разбудили далекие пушечные выстрелы, сотрясающие сухой от мороза прибрежный воздух. "Оказывается, что все же верх взяла ненависть польских шляхтичей к этому народу. Шляхтичам нужны покорные рабы, обрабатывающие их нивы, а не добропорядочные соседи, рачительные союзники!.. - с горечью подумал Станислав Хмелевский, проснувшись под утро. - С Конецпольским, или против него, или... подобно Богдану, держаться середины, разжигая в своем сердце ненависть к ним? Счастье двулико!.." И Хмелевский задумался. Вот уже сколько лет он служит у гетмана, уступив отцу. Хотя мечтал о других, более славных делах, полезных народу. В коллегии их мудрый наставник Андрей Мокрский учил: "Советую учесть горький опыт старших, чтобы не повторять непоправимые ошибки!" Богдан уже воспользовался его советом и... тем паче своим горьким опытом... - Моей непоправимой ошибкой было, очевидно, слепое служение высокому но положению, но не наимудрейшему в своих делах владыке!.. Он стоял у окна, разговаривая сам с собой, стараясь разобраться в своих мыслях. Потом прошел во двор, прислушиваясь, как стонало Приднепровье от пушечных выстрелов. И не поехал догонять гетмана. Да разве теперь его догонишь? Через Чигирин проходили сборные войска его отца-воеводы. К отцу, как и в детстве, потянуло сына, чтобы поделиться с ним своими мыслями и сомнениями. Одно было для него бесспорным - адъютантом коронного гетмана он больше не будет. Довольно! 22 Уже в Чигирине коронный гетман понял, что теперь не остановить жолнеров, возглавляемых Потоцким. Даже его приказы не удержат их от бесчинств в селах и городах Украины... По наущению Потоцкого украинские села и города превратились для жолнеров в селения врагов, и они грабили, насиловали женщин, жгли, убивали ни в чем не повинных людей. Это уже была настоящая война, которая закончится лишь после полной победы или полного поражения: середины не бывает. Естественное опьянение войной, когда разгорается жадность к легкой наживе не только у жолнеров, затуманило разум и гетмана. Точно с завязанными глазами, и он был захвачен вихрем бесчинств жолнеров в украинских селах и хуторах. Когда же вопли людей о помощи заглушили пушечные выстрелы, гетман уже не в силах был взять себя в руки и остановить войско. - Где стре-еляют? Чьи пу-ушки? - допрашивал он приближавшихся старшин, еще больше заикаясь от волнения. - Всюду, пан гетман! Начиная от приднепровских лугов и до Табурищенского гарнизона запорожцев. Пушки киевского воеводы Томаша Замойского находятся вот здесь, за лесом! - четко докладывал ротмистр Скшетуский. Лицо гетмана перекосила нервная улыбка. При упоминании, имени Замойского он вспомнил о том, как этот воевода упрашивал в Риме горделивых иезуитов посвятить его в члены их ордена. Босой, с веригами на ногах, в лохмотьях ходил он по улицам Рима, надеясь вызвать расположение иезуитов, но вызывал лишь насмешки римлян! За Мартина Казановского, двигавшегося со своими войсками вдоль Днепра, гетман был спокоен. Туда же велел отправиться войскам воеводы Хмелевского. И сразу же вспомнил об адъютанте Хмелевском, испуганно оглянувшись. Но этого расторопного и исполнительного адъютанта до сих пор нет!.. Хотя его с усердием замещает ротмистр Скшетуский. Этот чрезмерно услужливый и расторопный служака на какое-то время рассеял тревогу гетмана из-за отсутствия Хмелевского... Скшетускому он и приказал сопровождать его на позиции Томаша Замойского. Гетман застал воеводу возле тяжелых пушек. Окутанный едким пороховым дымом, с красными от раздражения глазами, Замойский сам держал огромный факел, ожидая, когда пушкари заполнят и забьют пыжами порох. Коронный гетман, даже не поздоровавшись, подошел к нему и, как маньяк, пожелал сам поджечь порох и выстрелить. - Такая честь! - воскликнул киевский воевода, уступая место гетману. - С удовольствием... И действительно, не с большим ли удовольствием и служебным рвением, чем тогда, когда выслуживался перед иезуитами, сделал он это? Сын Барбары Замойской протянул гетману зажженный факел. Вначале зашипело, окутывая огнем и дымом пушку и присутствующих. А потом со страшной силой ухнуло. В кого целились? Да и надо ли было целиться? Стреляли потому, что война! Замешкавшиеся пушкари, точно подкошенные, падали на землю. Но гетман устоял, считая унизительным падать на землю в присутствии посполитых. Когда же ветер рассеял дым и пепел, пушкари увидели черное от порохового дыма, перекошенное в безумной улыбке лицо Конецпольского. Поднимало ли это его авторитет, он не думал. Он сам еще не совсем пришел в себя, продолжая безумно улыбаться. А пушкари снова вскочили на ноги, стали прочищать горячее жерло, готовясь к следующему выстрелу. В этот момент пришлось упасть на землю и гетману, которого насильно повалил Скшетуский. Каневские казаки, отступившие накануне вечером, теперь не менее настойчиво отвечали противнику выстрелами из своих пушек. Коронный гетман и сопровождавшие его лица, по совету сообразительного Скшетуского, стали ползком выбираться из обстреливаемого места в ближайшие кусты, а потом и в лес. 23 На самом деле Роман Харченко никогда не зарился на чужое добро. Коня он не присваивал, а только воспользовался им для выполнения срочного поручения. "Потом отведу..." - уверял он самого себя. Съездил в Запорожье, выполняя обязанности гонца Каневского полка. Полк и сотня, в которой оказался Роман, находились в боевом походе. Вернувшись с Сечи, Харченко неустанно помогал сотнику Юхиму Беде готовить его "сборы богородиц" к ночному отражению войск полковника Потоцкого. - Да в этих приднепровских дебрях, пан сотник, нам каждый кустик, а не то что яр, будет помогать, - успокаивал Роман сотника. - Надо же их знать, казаче! - Странное дело, а разве я их не знаю? Вот и сейчас, в мороз, скакал напрямик, чтобы поскорее вернуться! - И сотню проведешь? - Конечно, проведу! Можно бы и ляхов повести за собой... В это время прибежал казак из-за буерака, где находились гусары Потоцкого, которые, обходя пески и озерца, собирались напасть на сотню. - Наши прибежали с наблюдательного пункта. Идут!.. - Ну, Роман, будь начеку возле вон того куста ольхи. Казаки не все сразу выйдут из боя. К тебе буду посылать уставших, чтоб отбиваться со свежими... - Так когда же? - Может, в полночь или попозже. Как фортуна... - Хуртуна, хуртуна... Так, может, и мне в дело? - Твое дело там, где велит сотник, понял?.. Только чтобы не пришлось искать тебя между деревьями... Впереди уже начался бой. Юхим Беда бросился туда, махнув рукой Гейчуре, который уже отвязывал своего коня. В голове у него снова возник план, продуманный вместе с сотником. Действительно ли топкие болота находятся именно там?.. Даже холодок пробежал по спине. Он был уверен, что действует правильно. Никто из гусар Потоцкого здесь никогда не был, как и предполагал Гейчура. Тогда как же могли побывать в этих местах немецкие драгуны? Драгуны с полуночи ждали приказа гетмана, когда прискакавшие гонцы сообщили, что Николай Потоцкий, как громовержец, налетел на заставы Каневского полка. На рассвете сам Конецпольский уже был готов вести в бой гусаров и драгун, чтобы окончательно разгромить казаков. - Прошу, пан гетман! - обратился к Конецпольскому киевский воевода, приглашая войти в одну из хат. - Мои жолнеры поймали старого перепуганного казака. Удирал, что ли! На допросе, под ударами кнута, признался, что конница Каневского полка окружена войсками пана Потоцкого и галицкого каштеляна пана Калиновского. Казаки бросились бежать кто куда... Очевидно, часть из них будет пробиваться здесь. - По ко-оням! - недолго думая скомандовал коронный гетман. Скшетуский подал ему вороного коня, которого пан Криштоф Збаражский привез из Турции как подарок султана в знак благополучного завершения переговоров. Збаражский презентовал этим конем коронного гетмана. Красавец жеребец в самом деле был достоин такого прославленного наездника, как Конецпольский! От гетмана во все стороны поскакали гонцы к частям войска Томаша Замойского. - Пе-ерехватить отступающие полки! Перехватить и о-отрезать, чтобы ни один, пся-а крев, не соединился с запорожцами!.. Гетман предвкушал победу над казаками. Ему уже мерещились новые привилегии от короля. Все еще палили пушки Замойского. Им так же активно отвечали казацкие. Они будто подтолкнули вперед гетмана с его гусарами и немецкими драгунами. Он с ходу поскакал в объезд позиций, наперерез каневскому полку. За небольшим ольховым перелеском начинались луговые низины. Высохшая высокая трава так и стояла нескошенная, не съеденная скотиной. За ними сизой полосой вырисовывался притаившийся лес. Вдали, слева, может быть и возле Днепра, продолжался жаркий бой, перекликались пушки. Гетман знал по донесениям джур Потоцкого, что его полки наконец настигли черкасских и каневских казаков. По приказу Калиновского, там еще с утра идет бой. - Ну что же, бой так бой, - соглашался Конецпольский. И он приказал вести его старшин, адъютантов и курьеров на правое крыло, которым командовал киевский староста воевода Томаш Замойский. У гетмана возник план - преградить с помощью войск Замойского путь черкасским и каневским казакам, не дать им соединиться с запорожцами Жмайла. Решение это казалось гениальным выдающемуся полководцу, ученику гетмана Жолкевского. Но неожиданный шум слева встревожил гетмана. Там, на виду у всего его войска, мчалась казацкая конница, стремясь обойти войска Замойского. Гетману пришлось отказаться от своего плана, даже не огласив его. Ведь казаки хотят пробиться здесь на Куруков! Передний отряд вот-вот проскочит, обойдя гетмана под самым носом у его знаменитых гусар... Какая уверенность у казаков, как несутся!.. "Но не уйдете", - думал гетман, что есть мочи скача с гусарами наперерез. Прозвучало несколько выстрелов из ружей, будто казаки напоминали коронному гетману, что это конница Каневского полка! - Не бы-ывать этому! Гусары, драгуны!.. - кричал гетман. И погнал своего вороного наперерез казакам. Отваги Конецпольскому не занимать, на то он и коронный гетман! Как и полагалось, в этот же момент гетмана обогнали ротмистры, драгуны и гусары. Теперь уж казакам не удастся спастись! Еще быстрее он погнал своего турецкого коня, обгоняя гусар. Гетман уже ощущал радость победы! Вот он окружит казаков смертельным кольцом и продиктует им свои условия, предварительно, разумеется, обезоружив их!.. И в этот момент его мечтаний иллюзия победы исчезла, как исчезают в небе грозные мечи молний. Вдруг он услышал неожиданный, далеко не победный крик своих конников. В тот же миг понял, что это взывали о помощи его гусары и немецкие драгуны. Но он продолжал скакать за гусарами. И тут ему представилась страшная картина: казацкая конница остановилась и обстреливала с удобной позиции на бугре его увязшее в болоте войско! Это, очевидно, был край лугового клина, который так предательски и неожиданно переходил в западню... в трясину. На глазах у гетмана гибли его лучшие гусары, ротмистры, немецкие драгуны, испытанные в боях!.. Гетман опомнился, когда неожиданно стал погружаться с конем в эту топь. Попробовал подняться с седла, легко освободив ноги в сафьяновых сапогах от стремян. Но соскакивать уже было некуда. Его конь, беспомощно барахтаясь, погружался в трясину. Только теперь гетман сообразил, что казаки, зная об этой топи, нарочно инсценировали бегство, чтобы таким образом заманить его в ловушку и скрыться. Его, коронного гетмана, перехитрили как последнего бездарного полководца!.. - Помогите, гунцвот!.. Гетману на помощь! - закричал он, стараясь перекричать шум боя, ни единого разу не заикнувшись. К гетману бросились несколько немецких драгун, перескакивая с одного завязшего в болоте коня на другого. Они вытащили его из трясины и положили на землю. - Лежите, пан гетман, как на воде! - воскликнул спаситель, энергичный немецкий драгун, и пополз сам, продвигая гетмана по спинам увязших, коченеющих лошадей. Над трясиной время от времени с воем пролетали пули. Не утихал и шум смертельного боя на берегу. 24 Казаки считали эту слякотную, не то осеннюю, не то зимнюю пору года не подходящей для войны. Временами уже падал снег, радовавший сердце приднепровского воина. И независимо от желания казаков затихала их боевая жизнь. Они находились у себя дома, хотя их и беспокоили польские захватчики, нападавшие на украинские селения. А королевским войскам следовало бы подумать о наступлении зимы, а вместе с ней и о трудностях военного похода! Наконец прибыли войска под началом наказного полковника Нестора Жмайло. Полками, куренями, Сотнями размещались казаки у Куруковских озер. После быстрого перехода запорожцы нуждались в отдыхе. Но положение каневских и черкасских казаков требовало немедленных действий: им надо было помочь! Каждый запорожец знал и понимал всю серьезность положения - напала польская шляхта. В каждой украинской семье помнили о карательном походе королевских войск против казаков Наливайко. Память об этом герое была для них священной. А сейчас то же самое. Надо было срочно помочь каневским казакам. Для этого запорожцы должны были вступить в бой с войсками коронного гетмана. - Для этого и скакали сюда столько дней без отдыха! - ответил Нестор Жмайло каневским гонцам. - Передайте своим полковникам, пусть мелкими стычками, обманывая врага, сдерживают продвижение королевских жолнеров. А сами с полками продвигаются сюда, за озера. Тут и дадим им бой!.. Ночью полковники и старшины запорожцев собрались на военный совет. Ночь, словно союзница во время обороны, прикрывала передвигавшихся казаков, а прибрежные перелески трещали, принимая воинов в свое лоно. На этот совет запорожцев прибыли и представители от каневских и черкасских старшин. Запорожцы радостно встретили их. Прибывших первым приветствовал самый старый полковник вольного казачества Ганнуся. - Здравствуйте, братья казаки! Хвала архистратигу Михаилу - все-таки вырвались из хитрой западни, в которую хотели заманить нас шляхтичи. Возможно, вместе с ними пришли сюда и лисовчики, польские жолнеры, с которыми мы почти два года бок о бок воевали. Теперь пан Конецпольский гонит их против своих же ратных друзей, украинских казаков и крестьян. Правду говорят о заике гетмане, что он скорее ударит, чем слово выговорит. Губит людей, словно косой косит. Сколько народу погибло, сколько селении, хуторов сожжено, опозорено женщин!.. Приветствовали прибывших Нестор Жмайло и другие старшины. Больше всех нервничал полковник Михайло Дорошенко: - Виданное ли это дело, братья казаки, панове старшины, - вступать в бой с такими вооруженными силами! Казачество запорожское не наседка, чтобы прикрывать своими крыльями всех украинских людей. А ведь надвигается зима! Чем жить будем, провоевав тут? Готовились мы к походу на море, а впутались в эту заваруху. - Так что ты предлагаешь, пан полковник? Не вмешиваться, оставить наших хлебопашцев на произвол судьбы или как? - Вон, глядите, как жолнеры Потоцкого по ветру пускают хаты наших крестьян! Никакими словами нельзя было утихомирить горячих каневских, чигиринских, черкасских и переяславских казаков. И Дорошенко неохотно отходил в сторону от воза, откуда говорили наказной и сотники. Он искал поддержки среди реестровых казаков, в куренях лихих сечевиков, сторонников морского похода. С ними Дорошенко мог скорее найти общий язык. - Не время сейчас казакам затевать войну с королевскими войсками. Не время, потому что король решил поставить на своем, на то он и король! - уговаривал Дорошенко. - Король отозвал коронного гетмана, хотя война со шведами еще продолжается. Против нас бросили немецких драгун. Стоит ли затевать эту междоусобицу, да еще зимой? Одно разорение украинским крестьянам и голод для казаков! Надо охладить горячие головы!.. - Онысько вернулся! Бородатый жолнер привел!.. - воскликнул старик Тимоха, которого до сих пор казаки называли Рязанцем. Казак Онысько был его старым побратимом. И теперь они вместе отправились с Запорожья, чтобы помочь казакам. Побитого, израненного казака привел не один, а трое польских жолнеров. Рыжебородый жолнер был у них старшим и вел как к себе домой. Особенно удивил казаков, когда заговорил с ними на украинском языке: - Братья, заберите своего казака, помогите ему. Да не болтайте, что жолнеры привели его. Жолнер тоже человек, у него есть и душа и семья! Коронный взбесился после неудачи на болоте. Жолнеры тихонько посмеиваются, но приказы выполняют. Кому нужна эта война?.. - вполголоса говорил обросший жолнер, озираясь по сторонам. Когда жолнеры собрались уходить, чтобы затемно вернуться к своим, к бородатому подошел полковник Гуня. - Погоди, браток. Ты не... - напрягал он память. Но жолнер быстро прикрыл ему рот рукой. - Не надо, пан Гуня. Да, мы встречались когда-то... Я Ставецкий, - тихо произнес он, - но об этом никому ни слова. Нам еще придется встретиться, и трудно предугадать, при каких обстоятельствах. Лучше, если казаки не будут знать, кто я. Да и незачем всем знать, кто и почему спасал старика Оныська... - И, повернувшись к товарищам, быстро ушел. Морозная ночь поглотила жолнеров, словно их и не было здесь. Казаки осветили несколькими факелами окровавленное лицо старого Оныська. Никто не расспрашивал его, не требовал объяснений. Все знали, почему и зачем добровольно пошел он навстречу каневским казакам. Знали и о том, что он должен попасть в плен к киевскому воеводе и своими "признаниями" обмануть поляков, убедив их идти в сторону Куруковских озер! Онысько до сих пор держался рукой за окровавленную щеку, а второй отмахивался от вопросов его многочисленных друзей. Только Тимохе улыбнулся, превозмогая боль. - Чужими были проклятые паны старосты, чужими и остались. Разве я им хоть что-нибудь сбрехал? Говорю, ищут каневские казаки путей для отступления, потому что не могут уже сдерживать напор войск панов Потоцкого и Тишкевича... А он, проклятый католик, по зубам... Ну разве только не доживу! Я тоже посчитаю ему его панские зубы!.. Что же мне было делать, признался! "Пойдут, говорю, вот сюда, в обход озера..." Спасибо, жолнер попался с доброй душой. "Бежим, говорит, из этого подвала, мы проводим". Есть еще добрые люди и среди них... Старик рассказывал, как допрашивали его поляки. Но рассказывал так, чтобы не нагонять страху на старшин и казаков. Даже о выбитом шляхтичем зубе говорил: "Проклятая кость треснула от панского кулака..." А своего спасителя - польского жолнера - он прозевал. И вдруг забеспокоился: - А где же мой спаситель? "Пойдем, говорит, старый казаче, а то тут и челюсти повыворачивают..." Смотри-ка, уже и нет его. - У него тоже свои паны и командиры. За такой поступок могут и голову свернуть. Это наш человек, убежал в Белоруссию от покойного Жолкевского... - Да, шляхтичи Потоцкие не погладят по головке за такое... - Мои хлопцы повели их. Скажут: "Убежали из плена", - объяснил полковник Гуня." Возле Оныська еще толпились казаки. Старшинам надо было спешить, время шло. Хватит ли его, чтобы расставить казаков для решительного отпора королевским войскам у этих озер? В кругу старшин не утихали споры, горячо поддерживаемые полковником Дорошенко. - Не дело, говорю, Нестор, затевать бой с войсками коронного гетмана! - настойчиво доказывал Дорошенко наказному. - Да разве мы затеваем, Михайло? Да пропади он пропадом, трижды проклятый гетман! Он же напал на нас. Отразим нападение королевских войск, тогда и отправляйтесь в поход. Вольному воля... Жолнеры Потоцкого наседают, как на басурманов! Снова уничтожили почти всю заставу черкассцев. Едва вырвались добровольцы запорожцы с пушками... Нет, полковник, до тех пор, покуда я буду наказным, с поклоном к гетману не пойду, я командир, а не проситель от имени украинского народа. Вот тебе и весь мой сказ. 25 Страшным судом назвали казаки эту ночь. - Будь я проклят, чтобы когда-нибудь полез в такую драку! - услышал Нестор Жмайло в разгар боя. Его и самого терзали сомнения, - казалось, что и в душе происходил страшный бой. Отступление - это не только гибель казачьих полков. Это вечный позор. И он не прекращал боя, потому что смерть на поле брани - это казацкое знамя благородства, силы и гордости! Наказной шел в бой, ведя за собой то сотню против жолнеров, то целый полк против отрядов, состоящих из польских, белорусских и волынских посполитых. В таких горячих схватках прошла ночь. А мороз крепчал, сковывая кровь в жилах. Тесно крови, тесно и душе казацкой в этом адском беспрерывном, бою. Отбить!.. Отбить и это последнее яростное нападение взбесившегося шляхтича. И горячей становилась кровь в жилах... лилась она на покрытую снегом и скованную морозом приднепровскую землю!.. - Пан Нестор! - узнал наказной голос Карпа Полторалиха. Оглянулся, услышав у себя за спиной звон сабли. Гусар уже занес карабелю над головой наказного, но Карпо сумел подставить под удар свою саблю, сгоряча окликнув наказного. Рассвирепевший гусар обернулся и, выругавшись, скользнул карабелей по подставленной Карпом сабле, чуть задев руку Жмайла. Но в этот же момент гусара настиг смертельный удар Карпа. - Давно не было таких жарких схваток, чтоб ты взбесилась, проклятая шляхта! - вздохнув, произнес наказной, когда казаки вынесли его с поля боя в безопасное место. Только на рассвете утих страшный бой. Утих потому, что коронный гетман вдруг прислал парламентера, чтобы договориться о погребении убитых и выносе раненых с поля боя Гетман послал парламентера после того, как узнал о гибели высокочтимого им рыцаря Мальтийского ордена, шляхтича Юдицкого. Копьем, закаленным чигиринским кузнецом, казак пронзил грудь шляхтича с мальтийским крестом. - Мы не басурмане. Согласны! До вечера не пойдем и мы в бой... - ответил наказной на предложение гетмана. А в это время разгорались споры. Полковник Дорошенко охотно согласился возглавить реестровых казаков и часть запорожцев. Но им так и не пришлось вступить в бой. Вдруг их известили, что коронный гетман сам предложил казакам на один день сделать передышку. И снова старшины потребовали созыва Круга. Сам коронный гетман приостановил бой! Дорошенко воспользовался этим, стал настаивать на прекращении войны. Теперь-то он уже решительно выступил против вооруженного сопротивления королевским войскам: - К чему это приведет, братья казаки! Сам коронный гетман прекращает братоубийство! Да разве простят нам такие дерзкие действия?.. Выгонят нашего брата из хуторов, покарают старшин, как Наливайко, и совсем лишат казаков реестра. 26 На этот раз Дорошенко удалось найти слабую струнку у казаков, утомленных тяжелыми боями. И они не противоречили ему. А бывалый полковник умел разбередить самую больную рану в сердце казака. Выгонят из хуторов... Страшное дело, разве они не знают, чем это пахнет!.. Ведь не заплатили шляхтичи казакам за их помощь в войне с турками! Не заплатили... и сам бог бессилен заставить их заплатить! Королевство! Сила!.. Лишат реестра! И в такой напряженный момент, когда казаки были охвачены тревогой и сомнениями, кто-то из старшин, сторонников Дорошенко, предложил отстранить Жмайло и избрать наказным Дорошенко. Казаки умолкли, насторожились. Но никто не возражал. Утомленные телом и душой казаки жаждали отдыха. - Дорошенко! Не война с королем нужна нам, а мир для наших селений, детей и отцов! - закричали старшины и казаки. - Вовремя предлагаете, панове старшины. Нестор Жмайло тяжело ранен в ночном бою. Лежит в овине за Куруковом... Эта весть не была новостью для большинства казаков и старшин. Но повторенная полковником, она ошеломляюще подействовала на войско. Оказывается, им приходится воевать сейчас без наказного! - Дорошенко! - еще громче закричали казаки. Так продолжалось до обеда. Молчали пушки, отдыхали казаки. А в обеденную пору прибыл, в сопровождении гусарских, жолнерских и немецких старшин, давний друг казачества и признанный ими воин, воевода Хмелевский. В торжественном марше этой делегации чувствовалось военное могущество Короны. Кроме воеводы, все остальные старшины были хмурые, важные и высокомерные. - Что это, послы коронного гетмана для мирных переговоров? - заговорили казаки. - Да, уважаемые панове казаки! - не в меру оживленно реагировал воевода. - Мы, уполномоченные королевских войск, предлагаем по-деловому, а не с оружием в руках, договориться о мире и порядке в нашем королевстве. Хотите воевать - будем продолжать войну, убрав с поля боя павших сыновей и братьев... Вот и этой ночью старый Нестор Жмайло положил под Куруковскими озерами тысячи убитых и зарубленных. - Поляков? - крикнул кто-то из казаков. - Грех гневить всевышнего - полегли не только казаки. Среди погибших старшин известный рыцарь Мальтийского ордена, шляхтич Юдицкий. Погибло немало и казаков и поляков. Теперь и сам бог не разберет, кого больше. Но погибли ведь люди! - Об этом следовало бы подумать шляхте перед тем, как напасть на наш казацкий край! - Надо прекратить эту резню! Ни за понюшку табаку гибнут люди. - Пусть Дорошенко договаривается с ними! Только бы прекратили паны жечь наши селения, глумиться над нашими людьми. - Об этом мы и хотим вести речь. Если казачество хочет мира, прекратить борьбу, советуем пану Дорошенко вместе со своими старшинами ехать к коронному гетману Конецпольскому и договариваться с ним о мире, которого жаждет не только казачество, но и весь народ Речи Посполитой! - завершил воевода Хмелевский. ...А под вечер через Чигирин проезжала казацкая делегация, сопровождая послов королевских войск. Делегацию важно возглавлял новый наказной казачьих войск Михайло Дорошенко. Никогда в жизни он не был так горд, как сейчас, добившись этой, может быть и последней, победы! В Чигирине возле старой корчмы стояли давние друзья - Богдан Хмельницкий и Станислав Хмелевский. Не остановившись, их приветствовал проезжавший мимо воевода Хмелевский, спешивший с делегацией к коронному гетману. ...Тяжелым Куруковским соглашением завершилась и эта кровавая битва между шляхтой Речи Посполитой и украинским казачеством. Корона огнем и мечом покоряла свободолюбивый украинский народ. Иных путей к миру между этими двумя славянскими народами шляхта и король не искали. Вера в могущество римского папы, который стремился с помощью распятия объединить целый народ, а инквизицией и кострами покорить и превратить его в рабов, туманила головы даже более благоразумных представителей шляхетской Польши. ЧАСТЬ ПЯТАЯ. РОКОВОЕ ПРЕДГРОЗЬЕ 1 Долгими, извилистыми путями шел Назрулла в поисках своей судьбы. Еще в тот день, когда он впервые попал в плен к казакам и стал слугой молодого Богдана, он с каким-то фанатизмом поверил в то, что именно теперь изменится его горькая судьба. Она и повела Назруллу по извилистым дорогам и буеракам. И сейчас, находясь среди лисовчиков, подумал словно во сне: найдет ли он ее здесь, среди изгнанных из родной страны, осужденных на смерть люден?.. Было по-летнему тепло. Хотя наступила осень, но в Италии Назрулла и его товарищи еще не думали о теплой одежде. Южное солнце ласкало их. Но все-таки пришлось спуститься с гор в долины, где было теплее. Только вот кривоносовцы, а с ними и Назрулла, тосковали по своей родной Украине! Им приходилось скрываться от испанских и итальянских правительственных карабинеров, вести напряженные партизанские бои в горных ущельях и лесах, принимая участие в упорной борьбе народов против загнивающего феодального строя. И этой борьбе не было видно ни конца ни краю, а значит, и не было утешения для воинов. Максим выслушивал товарищей, их жалобы и чаяния. Он привык к этому и никому не навязывал своих советов. Даже горячего, вспыльчивого Вовгура не останавливал, когда тот подговаривал товарищей возвратиться в родные края. Вовгур, правда, был самым заядлым искателем нового, лучшего. Но до сих пор еще не нашел самого себя. В родные края рвались многие бывшие банитованные. Максим невольно прикидывал, сколько их. И оказывалось, что больше, чем тех, кто хотел вместе с ним разделить его судьбу. Еще плотнее сходились над переносицей его лохматые брови. Не так много храбрых воинов осталось с ним в изгнании, не сотни, а десятки. Задумчиво всматривался в лица каждого из них. Дольше всего задержал свой взгляд на оказаченном турке Назрулле. И у него больно сжалось сердце. Турка сделали казаком, а сами, бывшие казаки, стали лесными "гезами" [оборванцами, нищими (исп.)], коммунерос!.. - Что вам сказать? - соглашался он, словно очнувшись от тяжелого сна. - Ищите лучшую жизнь. Все равно и на Днепре придется воевать! Такое настало время, лопнуло терпение у людей, они вынуждены бороться за место на родной земле... Место, захваченное шелудивыми шляхтичами! Да пропади она пропадом, эта так называемая свободная наша жизнь. Тут приходится воевать не с врагом казака, а с голодом! Додумаешься ли здесь, ради кого идешь в бой? Вон снова вербовщики шатаются по побережью, нанимают воинов на Дунай, на Одер, на Рейн... Войн в Европе хватает, выбирай, за кого идти на смерть! И не сам ты выбираешь себе соперника, тебе его покажут. Все наниматели заботятся о себе. Им нужны воины. Лишь бы у воина билось сердце и он мог воевать с их врагами! И для смертников найдется война - за какую-нибудь веру или за Дунай. Правда, с устья Дуная уже и родных петухов услышать можно. - Возле Дуная не только можно услышать родных петухов. Родной землей пахнет даже ветер. - Пахнет ветер... Мне он смертью пахнет оттуда! - оживился Кривонос. - Не так ли, пан Себастьян? Ведь нам, осужденным на смерть, остается только в морские пираты идти... - На это купцы и подбивают? Они, кажется, откуда-то с севера? - допытывался Ганджа, боясь прозевать более теплое место у земных владык. Он до сих пор колебался, куда направить паруса своего жизненного челна. - Да, с севера... Что рыбаки, что купцы на морской пиратской дороге - один черт. Говорят, теперь вольно им. От испанцев будто бы избавились. А что лучше выбрать? На море нам не впервые бить врага! Надо бы соглашаться! Ведь совсем измотались, дальше уж некуда... Вместе с рыболовством, может, и каким-нибудь делом занялись бы на той свободной земле. Там ни короля, ни баниций, ни кровожадных иезуитов! - Значит, нанимают рыбаков... А может, разбойниками станем на море? - снова поинтересовался единственный среди лисовчиков шляхтич Себастьян Степчинский. - Лучше уж море, пан Степчинский, чем эти непроходимые лесные дебри! Осточертело зверем шнырять по земле. В этих лесах волком завоешь... Галеры, говорят, уже есть у них. Соберемся - и в море. А морей тут достаточно, можно и поискать свободную страну! Так прощались друзья, оставляя Максима Кривоноса с его "смертниками" и с туманными надеждами. Однако он не потерял надежду, верил в лучшее будущее и не бросал оружия. С оружием в руках он шел храбро сражаться за человеческую свободу, пусть даже и наемным воином у подозрительных северных рыбаков. Единственное желание сейчас у него - труд, спокойный сон да хоть какая-нибудь семья, ребенок!.. Побольше бы свободы, ласковых слов, близких и поменьше проклятой войны! Рыбаки, правда, приходят сюда тоже с опаской. Жизнь дороже, чем эти рискованные барыши. Но все же... они свободны. Обретет ли он со своими друзьями подлинную свободу у рыбаков на берегу Северного моря? Голландцы тоже не прекращали борьбы за свободу, отвоеванную у испанских поработителей. Ненасытный испанский король до сих пор силится вернуть многовековое господство над нидерландскими трудящимися... 2 Поздней осенью казаки, возглавляемые Иваном Ганджой, снова втянулись в затяжную войну австрийского цесаря против Бетлена Габора, потеряв несколько человек. Но все же им удалось выбраться из Болгарии, заполненной ордами крымских татар и турецких войск. Хотя старшим в отряде был Ганджа, но вел их по этим извилистым дорогам Назрулла. Ему не впервые блуждать по болгарским дебрям. В начале зимы, усталые, обносившиеся и голодные, вступили они на украинскую землю. Тоже страдает горемычная, как и "смертники" Кривоноса, обнищавшая, ограбленная. С какой радостью переправлялись они по льду через Прут в Каменец!.. Несчастная, но родная земля! Приближался вечер, свежий снег припорошил лед. Потрескивающий лед словно приветствовал их. Еще больше задрожали легко одетые казаки, но не так от холода, как от радости, что наконец-то вернулись домой! Даже Назрулла, как утомленный пловец, преодолевший последний гребень волны, радовался этому возвращению. Вот он, Каменец, весь перед глазами!.. Но нет, не весь... Еще на льду, когда они только подошли к берегу, их встретили жолнеры Потоцкого. Рассеяли, разогнали! Не удержался и кое-кто из казаков отряда Ганджи. Ведь воины же они! Спускались сумерки. Последним отступал горячий Вовгур, отстреливаясь из новейшего французского штуцера с кремневым запалом. Пули с воем настигали даже тех жолнеров, что охраняли покой каменецкой шляхты. Жолнеры всполошились. Им пришлось столкнуться не с простыми разбойниками из Молдавии, а с обстрелянными воинами. Жолнеры струсили и подняли такой крик, что на помощь им из Каменца выскочили конные гусары... Спустившаяся ночь приостановила эту перепалку. Счастье окончательно изменило странствующим украинским воинам. Голодных, легко одетых и перемерзших негостеприимно встретила родная земля. - Вот так вернулись домой! Чтоб они, проклятые ляхи, вовек не попали в свой родной дом!.. - с горечью говорили беглецы. Утомленные боем, без еды и отдыха, с двумя ранеными, они вынуждены были бежать ночью. Стороной обходили хутора, посылая туда одного, чтобы расспросить о дороге да выпросить еды, или хоть на порох выменять теплую одежонку. - Что же тут творится, на нашей родной земле, люди добрые? Думали, что домой вернулись, а нас здесь саблями, как турецких захватчиков, встретили! - жаловались они хуторянам. - Пацификуют, взбесились бы они, проклятые! И придумали же такое словечко для нашего украинского брата, точно мы кроты или крысы. Обезоруживают казаков и заставляют пахать для шляхтичей захваченную у нас землю... - оглядываясь, жаловались хуторяне и лисовчики. - По-моему, дядько Иван, - обратился Юрко Вовгур к Гандже, - осесть нам тут негде. Хотя и далеко до Чигирина, а придется добираться туда, не глядя на зиму. - Чигирин, добре, добре... Богдан-ака! - чуть слышно произнес обессиленный Назрулла. Во время стычки у Каменца он тоже был ранен саблей в руку. И они пошли дальше, походя подкрепляясь случайно раздобытой едой, убогим подаянием хуторян. Снежные бури, рождественские и крещенские морозы пересиживали возле костров в лесах, подальше от селения. Каменецкие гусары и жолнеры не преследовали их. Но во все староства были разосланы гонцы с извещением войск о продвижении казаков. Под Белой Церковью казаков поджидали немецкие рейтары польного гетмана, поставленные в двух местах предполагаемой переправы их через реку Рось. - И впрямь явились словно к мачехе... - горевал Ганджа. - Хотя бы одного, пусть и реестрового, казака встретить! - Жди, реестровые казаки помогут, держи карман шире. Да они держатся за короля, как вошь за кожух. Продадут, погибнешь ни за понюшку табаку! Упаси боже нас от встречи с этими христопродавцами... - сердито возразил Вовгур. Они пробирались по диким местам, обходя селения, где стояли польские жолнеры. Из рассказов хуторян узнали о беспрерывных стычках запорожцев с войсками коронного гетмана. Поражение войск Конецпольского под Киевом восприняли как подбадривающий признак роста силы казачества. А пока что им приходилось туго, они чувствовали себя иноземцами на своей родной земле. Наконец, после стольких мытарств, их приняли в свое лоно приднепровские казацкие леса! - Это уже и мои родные места! Отсюда мне пришлось впервые уходить с войском на Днестр... - восхищенно начал Вовгур и умолк. - Так веди, раз тебе местность знакомая. Мне, молдаванину, тут труднее встретить кого-нибудь из своих, - отозвался Иван Ганджа. - А то совсем пропадем, если не от голода, так от холода. Их отряд таял, как снег на солнце. Из пятидесяти человек, перешедших у Каменца Прут, осталось только тридцать. Разогнанные каменецкой охраной, утомленные и потерявшие всякую веру, они разбрелись кто куда. Одни направлялись на Брацлав, другие на Умань, в села и лесные хутора. Назрулла хотел во что бы то ни стало добраться до Чигирина. Напрягая последние силы, он шел, веря в теплую встречу, в окончание неудач. И вот однажды зимним вечером он с Иваном Ганджой и еще пятью воинами пришли в известные холодноярские леса. Монахини лесного скита, монастыря св.Матрены, увидели, в каком положении находятся эти перемерзшие вооруженные люди. Все жители Приднепровья знали, как преследуют польские войска казаков, угоняя их на Сечь или в леса, где и холодно и голодно. В отрядах казаков становилось все меньше и меньше, они находили приют в селах. Но там их обезоруживали жолнеры. Королевское правительство превращало украинских крестьян и казаков в хлопов, рабов на захваченных ими землях. - Если направляетесь в Чигирин, то учтите, что там кроме реестровых казаков стоят еще и жолнеры. А недавно прискакали туда и немецкие рейтары. Из Белой Церкви принесло их сюда, прости, пречистая матерь, - говорили монахини, предупреждая казаков. - Что же нам, матушки-сестры, делать? - тяжело вздохнув, спросили изморенные, озябшие казаки Ганджи. - Приютить вас, братья, мы не можем. Ежедневно наезжают сюда жолнеры и реестровцы из Чигирина. А вот только что и рейтары наведывались, присматривались, псы, долго принюхивались, прости, пречистая матерь божья. Дадим вам харчей, и отправляйтесь... Только не в Чигирин! - Лучше уж в Субботов, - поторопилась вторая молодая монашка. - Молодой субботовский хозяин иногда скрывает у себя вашего брата казака. Сам же он служит писарем в чигиринском полку. 3 Богдан не получал большого удовлетворения от службы писарем. Изо дня в день скучать в полку, управлять, приказывать от имени полковника... Нет, не к этому стремится деятельная натура Хмельницкого. Уж лучше пасти табуны коней на просторных чигиринских лугах или поднимать целину. А в свободное время ехать на Днепр и ловить в проруби задыхающихся подо льдом щук... Но нравится тебе эта служба или нет - такова уж твоя казацкая судьба. А отказаться от нее - значит отказаться от своего рода и казацкого звания! Сегодня Богдан раньше обычного выехал из Чигирина и быстрее помчался в Субботов. "Тороплюсь, чтобы застать сынка бодрствующим? - почти вслух спросил сам себя и улыбнулся. - Эх-хе-хе! Торопимся, летим изо всех сил, и каждый раз все скорее и скорее". Но сегодня не ради сына торопится он домой, убежав, как от горя, от этой писарской работы! Галопом вскочил в открытые ворота двора. И, словно забыл о сыне, не спешил в дом, помог слуге разнуздать коня. - В доме все в порядке? - спросил челядинца, стараясь не выдать своего волнения. - А что может случиться? - вопросом на вопрос ответил челядинец. - Панни Ганна поговорила с казаком, вашим гонцом, улыбнулась и сказала: "Хорошо!" Потом гуляла с сынком, потому что пани Мелашка была занята с девчатами. Тимоша все порывается убежать от матери, чтобы одному поиграть в снегу. Резвый хлопчик!.. Вдруг залаяли дворовые собаки. Хотя Богдан и ждал этого, но вздрогнул и выбежал из конюшни. - Наконец-то! - произнес, облегченно вздыхая. В зимних сумерках увидел... вооруженных всадников и так же неожиданно остановился. Не они! - Эй! - крикнул из-за ворот первый всадник, словно прячась за ними. Богдан опомнился и направился к воротам. По его лицу трудно было определить - то ли он недоволен, то ли удивлен, то ли разочарован. Любопытство, только деловое любопытство писаря. - Кого ищете, панове гусары? - спросил, заглушая другой тревожный вопрос: "Неужели Сулима не смог обойти дозоры коронного гетмана?.." - Прошу прощения у пана писаря, из Белой Церкви прискакали рейтары пана коронного гетмана. Они прибыли для беседы с паном полковником!.. - по-украински обратился к Нему гусар, стоя у ворот. - Рейтары? Зачем это господь бог послал к нам еще и рейтаров? - в шутливом тоне спросил Богдан, подходя к воротам. - Вы уже простите нас, пан писарь, тут шатаются беглецы, так разве мы можем обойтись без рейтаров? - Какое дело рейтарам до разных странствующих бродяг? Да и писарь тут ни при чем. Передайте пану полковнику, чтобы у себя развлекал рейтаров, а со странствующими казаками... было бы с кем - сами справимся. - Так и передать? - Так и передайте, паны гусары. Пан писарь, мол, еще и в дом не успел войти. Так и скажете, отдохнуть должен я. Повернулся и медленно пошел к дому, как степенный хозяин, будучи уверен, что гусары его не ослушаются. Гусары не сразу отъехали от ворот, и Богдан понял, что они обиделись. Но не остановился, не заговорил с ними. Поскорее бы отъезжали. - Ты один? А где же?.. - поторопилась Ганна и тут же запнулась. Ганна настолько была проницательной, что по лицу мужа могла определить его настр