о угля и дыма. Джон плюхнулся на пол и повернулся спиной к стене. Отец Майкл бросил свой кожаный пакет и стал оглядывать сумрачное убранство хижины. Мальчик сел рядом с Джоном. Перед самым наступлением сумерек Доэни разжег огонь и уселся на корточки перед ним, пытаясь согреть руки. Отец Майкл закрыл дверь и просунул деревянную палочку в защелку. Мальчик подполз к стене позади огня, пользуясь преимуществом отраженной теплоты. Джон поднялся и бесцельно бродил взад-вперед в ограниченном пространстве. Отец Майкл внимательно следил за ним. Внезапно Джон остановился и проговорил: - О'Нейлу здесь не нравится. Священник с опаской посмотрел на Доэни, растянувшегося у костра. Тот понял и дал ему знак подойти поближе. Священник незаметно приблизился к Джону и встал спиной к огню, глядя сверху вниз на Доэни. От влажной одежды отца Майкла начинал подниматься пар. - Может быть, О'Нейл расскажет нам, почему ему не понравилось это место? - спросил священник. Доэни предостерегающе помахал рукой. Неужели он не понимает? Нельзя извлечь О'Нейла из этой человеческой оболочки. Человек увидел уже слишком много ужасных последствий, вызванных чумой. Он хотел отомстить, но такой ли ценой? Отец Майкл пристально посмотрел на Доэни с озадаченным видом. Джон оставался молчаливым, только голова его склонилась набок, как будто он прислушивался. "Только совершенно монстр мог бы жить, имея на своей совести ТАКУЮ Ирландию", - подумал Доэни. Все, что они знали об О'Нейле, вернее что говорили о нем люди, - это то, что он был совестливым человеком, по крайней мере до бомбы, брошенной Херити. Внезапно Джон выпрямился и сказал: - О'Нейл говорит, что в этом месте опасно жить. - Он посмотрел на Доэни. - Оставил ли Джозеф какое-нибудь оружие? - Здесь не нужно оружия, - ответил Доэни, поднимаясь на ноги. - Не найдется ли еще немного хлеба и сыра, отец? - Хватит на вечер и на завтра, - ответил священник. Мальчик обошел костер и присоединился к ним. Одежда его пахла паленой шерстью. - О'Нейл прав, - сказал мальчик, в голосе его, как у взрослого, сквозила некая задумчивость и печаль. - Ружья и бомбы привели мир к сумасшествию, и он стал опасным. "Устами Безумца и младенца глаголет истина", - подумал Финтан. - Пресвятая троица! - воскликнул отец Майкл. - Да был ли этот мир вообще когда-нибудь нормальным? - Где человек всегда мог говорить заведомую ложь безнаказанно, - продолжил Финтан. - Это жестоко, господин Доэни! Финтан повернул голову и прислушался к шелесту ветра в кронах деревьев, растущих вокруг хижины. Огонь мерцал в самодельном очаге, слегка раздуваемый движением воздуха через отверстие в крыше хижины и щели в неплотно прилегающих жердях. На стенах плясали зловещие тени. - Жестоко, да, - продолжал Доэни. - Но перемены всегда бывают жестокими, а сейчас мы имеем дело с переменами. Мы никогда не встречались достаточно близко со всеми мерзостями нашего мира. - Достаточно близко! - Отец Майкл был шокирован. - Убийства! Дикие случаи жестокости! - Я думаю, что являюсь реалистом, - говорил Доэни. - Большинство людей жило в четырех стенах, защищенные со всех сторон опекунами - врачами, проповедниками, адвокатами, избранными ими же демагогами - чтобы держаться подальше от сюрпризов перемен. - Тогда как же это чума умудрилась удивить, как вы говорите, опекунов? - спросил священник. - Потому что они тоже привыкли к этому миру, к этой вселенной, ограниченной еженедельными оплаченными пакетами еды, программами телевидения на вечер, ежегодными праздниками и строго соблюдаемым графиком распределения сластей и развлечений. - Я все еще не могу понять, как это могло произойти, - прошептал отец Майкл. Он боязливо посмотрел на Джона, который подошел к двери и выглянул на улицу через щель в дверных петлях. - Это все из-за того, что мы прислушивались только к богатым американцам! - воскликнул Доэни. - А я и не знал, что вы так ненавидите американцев, - сказал отец Майкл. - Ненавижу? Нет, я им просто завидую. Лишь немногие из них сталкивались когда-либо с мерзостями мира. - Опять эта фраза, - запротестовал священник. - Что она означает? - Она означает только то, что нищие, сталкивающиеся с мерзостями мира, умирали от голода. Я имею в виду и моряков, и фермеров, и лесорубов, живших рядом со стихийными бедствиями, природными катаклизмами, случавшимися очень часто. Я имею в виду пророков, наказывающих себя до тех пор, пока не увидят, что боль прошла. Отец Майкл посмотрел на мальчика, который стоял, внимательно прислушиваясь к разговору, и увидел на его лице выражение жадного любопытства. Ночные звуки ветра и шорох леса сдавливали сердце. Что мог увидеть Джон сквозь дверные щели? За пределами хижины была только темень леса. - Опекуны на самом деле были не настоящими, - произнес Доэни низким и задумчивым голосом. - Они говорили, что будут только приятные сюрпризы - типа рождественских подарков. Ничто, способное нарушить плавное течение событий в мире, не будет допущено. Обитатели четырех стен считали, что именно они владеют миром. Джон обернулся и встретился с взглядом отца Майкла. Священник подумал, что в глазах Джона было странное ощущение удивления и настороженности. - Где мы находимся? - спросил он. - Это убежище лесорубов, - ответил Доэни, продолжая смотреть на огонь. Джон сосредоточил свое внимание на Доэни. - А кто вы такой? Тот покачал головой, все еще не глядя на Джона, углубившись в свои тяжелые мысли. - Мое имя Финтан Доэни, и я не лучший опекун, чем любой другой. - Потом Доэни повернулся и увидел в отблесках огня тревожное выражение на лице Джона. - Как мы сюда попали? - поинтересовался Джон. Низким и неуверенным голосом Доэни ответил: - Мы пришли пешком. - Это странно, - размышлял Джон. - Вы говорите как ирландец. Я все еще в Ирландии? Доэни кивнул. - А где же моя Мери и близнецы? - спросил Джон. Отец Майкл и Доэни недоуменно посмотрели друг на друга. Мальчик спросил: - Что-то случилось? Доэни предостерегающе погрозил ему пальцем, чтобы он замолчал. - Я Джон Рой О'Нейл, - пробормотал Джон. - Я знаю это. У меня... была амнезия? Нет... кажется, этого не могло быть. Я, по-моему, помню... кое-что. Доэни приподнялся, готовый к отпору в случае внезапной агрессивности Джона. - Кто привел меня сюда? - продолжал спрашивать тот. - Тебя привел Джон Гаррет О'Доннел, - ответил отец Майкл. Джон ошеломленно посмотрел на священника. - Джон... Гаррет... - Он был явно шокирован, глаза его широко раскрылись. Джон отступил назад, но уперся в стену позади двери. Его блуждающий взгляд переходил с Доэни на священника, со священника на мальчика, задерживаясь на каждом, и в это время в мозгу Джона пронесся вихрь воспоминаний. Доэни поднял руку и хотел что-то сказать. Рот у Джона широко открылся и стал похож на черную дыру на агонизирующем лице. - Не-е-е-т, - раздался жуткий вопль. Джон сделал шаг к Доэни, который напрягся в ожидании. Потом крутнулся и бросился на дверь, распахнувшуюся от сильного удара. Никто не успел опомниться, как Джон уже оказался снаружи, убегая прочь, с воплями и стоном, продираясь сквозь кустарник и ломая ветки деревьев. Доэни протянул руку, остановив мальчика и отца Майкла. - Вы его не поймаете. А даже если и сможете догнать... - Он покачал головой. Они прислушивались к звуками, доносившимся из темноты, - страшным стонам, хрусту веток в лесу. Наконец все постепенно смолкло, и теперь остался только шелест ветра в деревьях. - Кто-то, должно быть, найдет его, - задумчиво проговорил отец Майкл. - Кто-то даст ему пристанище. Безумец - это тяжелая ноша для всех нас, ему... - Замолчите! - злобно крикнул Доэни. Он подошел к проему и установил дверь на место, подперев ее поленом. Когда Финтан повернулся к костру, то столкнулся со взглядом мальчика, прислушивающегося к ночным звукам. Мог ли его чуткий слух уловить стоны Джона? - Это злой дух, - прошептал мальчик. Та птица, что делают греческие ювелиры, Из чеканного золота и глазури, Не дает уснуть уставшему императору; Или она сидит на золотом суку и поет Лордам и леди Византии О том, что прошло, проходит или придет. Уильям Батлер Йитс Отцу Майклу не нравилось жить в Англии. Особенно не любил он затворничество в Хаддерсфилде, хотя это было очень занятное место в эти дни, когда сюда съехались важные персоны со всего мира, чтобы узнать подробности о лекарстве от чумы. Он принял предложение Доэни поехать в Хаддерсфилд. Кети О'Хара Броудер была ирландским национальным достоянием, и, более того, определенно становилась потенциальным политическим орудием. "Женщина в камере!" Отец Майкл считал ее довольно глупой молоденькой женщиной, но в ней был прочный стержень независимости, то, что священник рассматривал как "крестьянский характер". Такое качество, но в меньшей мере, было присуще матери отца Майкла, и он сразу же распознал его в Кети. Она была бы упрямой и даже жестокой, если затрагивались ее собственные интересы. Дайте таким людям немного власти, и они станут ужасающими - если их действия не управляются твердой верой в Божью кару. - Вы поедете туда, чтобы стать ее духовным наставником, и это правильное слово, - сказал Доэни. - Я знаю вас как хорошего священника, отец. Но вы также будете наблюдать, не сделает ли она чего-нибудь глупого, того, что может повредить Ирландии. Я не доверяю британцам. - А что они могут сделать? - Это вы и должны выяснить. И вот он находится за пазухой у галлов уже два месяца. Каждое утро, проходя через дворик крепости для очередного визита к Кети, священник чувствовал могущество этого места. Страшная сила, да. Здесь развивались опасные события - заговоры, странные интриги. Он был рад, что оказался здесь, несмотря на то, что все вокруг было пропитано британским духом. Его собственными мотивами для принятия предложения Доэни были и простое любопытство, и необходимость в том, чтобы вывезти мальчика из Ирландии. Отец Майкл продолжал думать о молчаливом мальчишке как о мальчике, хотя он сказал, что его зовут Шоном. Просто Шон. О своей семье он не захотел рассказывать, как будто замуровал ее в какой-то тайной могиле, и хотел только сам носить по ней траур. Мальчик определился с желанием стать священником. Это было утешительно. Отец Шон. Отец Майкл подумал, что из него выйдет хороший священник, могущий сострадать. Пожалуй, он даже будет кардиналом... или Папой. Мальчик достоин этого. Отец Майкл переждал, пока проедет длинная вереница машин. "Сегодня будет солнечный день, - подумал он. - Даже жаркий". Эти машины, как священник определил по эмблемам на грузовиках, были частью спасательных сил "Дикая природа". По телевидению рассказывали об их подвижнической работе. О том, как эти люди стреляли гиподермическими стрелами в китов, дельфинов, тюленей, волков, медведей и других бедных животных. Это было просто замечательно. Конечно, мальчику было гораздо лучше здесь, чем в неспокойной Ирландии, с отрядами Финн Садала, рыскающими по окрестностям. Но исход уже близок, в этом не оставалось сомнений. Смерть Кевина О'Доннела от рук толпы лишила Пляжных Мальчиков их мистической силы. Они продолжали свою борьбу, все больше свирепствуя, но у них уже не осталось централизованного руководства. "Сам дьявол", - подумал отец Майкл. Объединенные Нации не оказали помощи армии в ее борьбе с отрядами с Финн Садал. Просто, направляющая рука сатаны больше не руководила действиями экстремистов. Кевин был воплощением Сатаны, отец Майкл был в этом твердо уверен. Машины уже проехали, и священник пересек дорогу, но еле успел увернуться от пронесшегося на всей скорости джипа, который вылетел из-за угла и устремился за грузовиками. Водитель погрозил кулаком и прокричал что-то о "черносутанном священнике" у него на пути. "Некоторые вещи никогда не изменятся", - подумал отец Майкл. Но все-таки было лучше, что Мальчик теперь жил и получал прекрасное образование в специальной школе для избранных студентов, расположенной в периметре Хаддерсфилда. Преподаватели приняли мальчика, потому что он был подопечным отца Майкла, имевшего официальный статус "Эмиссар Ирландского государства". Да, прекрасное научное образование, которое позднее будет отшлифовано иезуитами, где-нибудь в безопасном месте типа Америки. Шон когда-нибудь станет великим человеком. Отец Майкл почувствовал это еще тогда, в тот день на дороге под осажденной крепостью, когда мальчик взял за руку Джона О'Нейла и произнес чистейшую ложь, чтобы защитить бедного человека. Ясно, что в мозгу мальчика были мысли о мести, поэтому его поступок был достоин святого, поистине для спасения другого. Доэни считал, что это было просто умно и хитро, но отец Майкл думал иначе и знал наверняка: это было ПРАВИЛЬНО. "Во дворике крепости Хаддерсфилд этим утром очень людно", - отметил про себя священник. Прохожие, мечущиеся туда-сюда, наталкивающиеся на него... Это место с каждым днем становилось многолюдней. Некоторые узнавали отца Майкла и кивали, другие слегка улыбались, думая, что видели его где-то. "Вы видели меня именно здесь, вы, сассенакские идиоты!" Отец Майкл постарался сразу же избавиться от этой мысли. Она явно была недостойна его. "Нужно поучиться великодушию у мальчика", - подумал он. Из Ирландии доходили странные слухи и истории О'Нейла. Его видели там, видели здесь, но никогда не было конкретных подтверждений, "...говорят, что люди оставляют на его пути пищу и воду. Этими путями пользовался раньше Маленький Народ". О, нельзя полагаться на ирландское отношение. Посмотрите на героя, которого он сделал из Бранна Маккрея с его двадцатью шестью молодыми беременными женщинами! "Но он спас почти полсотни ирландских женщин!" - говорили слухи. Спас! Что хорошего в том, что он спас их плоть, если их души были потеряны? И это было не потому, что Маккрей был единственным, кто спас женщин от чумы. Говорили, что пройдут годы, пока будут рассказаны все истории о том, как женщины были спрятаны и защищены сообразительными мужчинами. Недостаточно, однако, спасены. Но все же предпринимались усилия, чтобы вернуть их обратно к Богу... даже бедных девушек в замке Маккрея. Это не было их собственным деянием. Их подхватило и понесло беспокойное течение времени. По мере приближения к административному корпусу, где расположилась Кети с мужем, отец Майкл начал различать обычную длинную вереницу мужчин. Он ждали своей очереди, чтобы пройти к окошку, сквозь которое можно было увидеть Кети. Желание просто увидеть женщину было притягательным, как магнит, и настолько сильным, что власти не смогли устоять против этого требования. "Слишком опасно", - говорили они. Но какой вред это могло принести? "Это вредит Кети", - подумал священник. Простая демонстрация самой себя могла привести к изменениям в характере женщины, чего отец Майкл весьма опасался. Может быть, именно об этом предупреждал Доэни? Отец Майкл протиснулся сквозь толпу ожидающих мужчин, слыша обрывки разговора. - Я слышал, она хорошенькая. - И держит ребенка у своей груди. Священник видел выражение обиды на лицах мужчин, мимо которых он проходил. Они знали, что ему было разрешено входить туда, но ревниво относились к тому, что он может подходить к Кети и говорить с ней, а может быть, и прикасаться к ней. Вереница мужчин закручивалась длинным серпантином по лестнице внутри здания. Отец Майкл проигнорировал лестницу и пошел к лифту в центре длинного коридора. Охранник, стоявший у лифта, открыл дверь для отца Майкла и нажал кнопку верхнего этажа. Отец Бирни Казанах ждал снаружи, когда отец Майкл прибыл на верхний этаж. Вокруг не было никого, и он был вынужден остановиться. - А, это вы, отец Майкл. Я как раз вас жду. "Интересно, где британцы разыскали этого священника?" - спросил себя отец Майкл. Что ж, Каванах был католическим священником, да. Это подтверждено. Но он слишком долго прожил в окружении галлов. Он даже говорил с акцентом старого этонианца. - Что вы хотите? - неохотно спросил отец Майкл. - Всего лишь два слова, отец. Каванах взял священника за руку и почти потащил его в угол позади лифта. Отец Майкл непонимающе уставился на него. Каванах был похож на маленького херувима с бледными щечками. В его глазах сквозило беспокойство, как будто он искал место, где можно скрыться. "Расчесывал ли он когда-нибудь свои седые волосы?" - подумал отец Майкл. Казалось, что он только что побывал в центре урагана. Каванах, наверное, считал себя "порядочным ирландцем". Был ли он выходцем из колледжа святого Патрика, в Мэйнуте, как и отец Майкл? Претерпел ли он там такие же несчастья? Отец Майкл все еще пытался уличить другого священника во лжи. - Нет. Я уехал оттуда десять лет назад. Это было похоже на правду. Но Каванах виделся с Кети и говорил с ней. Отцу Майклу не нравилось настроение женщины после подобных визитов. Каванах был близок с папским посланником, приехавшим из Филадельфии, и отцу Майклу было не по душе то, что он слышал об ЭТОМ. Шли разговоры о подчинении "требованиям меняющегося времени". Отец Майкл знал, что это означало: отказ от веры! Ничего хорошего это не предвещало. Мог даже быть новый раскол Церкви. Как можно почитать католическую Церковь, административный центр которой располагается в Америке? Все будет нормально только после того, как восстановят Рим. - Вы не можете пройти сейчас к Кети, - пряча глаза, сказал отец Каванах. - У нее важный посетитель. - Кто на этот раз? - Самый главный адмирал среди карантинщиков. Один из тех, кто спас ее, разрешив пересечь канал. - Ее спас Бог! - запротестовал отец Майкл. - О, в этом нет сомнений, - согласился Каванах. - Но именно приказ адмирала способствовал переправе. - Если бы Бог захотел, они бы не переплыли, - заявил отец Майкл. - Я согласен. Но адмирал имеет громадное влияние, и мы не можем его беспокоить сейчас. Это для вашего же блага, уверяю вас. - Почему он пришел к ней? - продолжал допытываться отец Майкл. - В отношении этого я не уполномочен ничего говорить. Отец Майкл разозлился. Каванах явно почувствовал это, потому что отпустил его руку и предусмотрительно отступил на шаг. - Что здесь происходит? - спросил отец Майкл, стараясь сохранять спокойствие. - У двери стоят охранники, и они вас не впустят, - продолжал Каванах. - Я обещаю, что ей не причинят никакого вреда. Отец Майкл почувствовал, что Каванах говорит правду, и подумал, стоит ли оказывать давление или нет. Я ПОСЛАННИК ИРЛАНДСКОГО ГОСУДАРСТВА. Но это тоже имело свои ограничения. Посланник должен вести себя подобающим образом. Он чувствовал, что опасения Доэни оправдываются. Глупая женщина стала известна во всем мире. "Женщина в камере!" Что-то во всем этом привлекло внимание общественности. Все это раздула пресса, конечно! Разные сенсации. Ребенок, родившийся в шторм при пересечении канала. - Когда мне будет разрешено увидеться с ней? - спросил отец Майкл. - Пожалуй, примерно в полдень. Может быть, вы подождете в своих апартаментах, отец? Я расположился дальше по коридору. Отец Майкл почувствовал тяжелую пустоту в животе. Происходило что-то нехорошее, а он должен был с этим смириться. Нет, он будет бороться! Но до того, как священник собрался что-то сказать, он увидел трех вооруженных морских офицеров, спускающихся вниз по коридору, которые внимательно наблюдали за ним. И тогда отец Майкл понял, что он узник, а эти трое приставлены, чтобы его охранять. Наш мир всеми способами подрывает, чувство собственного достоинства человека, силу, лежащую в основе человеческого могущества. Мы подрываем наше собственное выживание, нашу способность сделать выбор. Это врожденная способность, без которой человечество не может существовать. Финтан Доэни Кети любила сидеть у окна своей новой комнаты на верхнем этаже административного корпуса Хаддерсфилда, где она нянчилась со своим ребенком. Она знала, что огромное зеркало напротив нее было на самом деле окном, позволяющим огромной веренице мужчин, проходящих через внешний коридор, смотреть на нее. Кети могла смотреть только в зеркало, чтобы увидеть то, что наблюдали мужчины. Ей казалось странным, что она не чувствует смущения от того, что незнакомые люди смотрят, как она кормит грудью дочку. Каким замечательным ребенком становилась Джилла - ее щечки округлились, морщины разгладились, в глазах появилось любопытство. У нее должны были быть рыжеватые волосы, тонкие и шелковистые, такие, как у матери Кети. Какой драгоценностью был для нее этот ребенок! Они провели несколько ужасных дней, когда была принесена сыворотка и им объявили решение. Какими хладнокровными казались эти люди Кети. Она рыдала при виде неповоротливого доктора Бекетта, этого безобразного человека с впалыми щеками и гигантским ртом, равнодушно произносящим ужасные слова. - Вы и ваш муж можете иметь множество дочерей, миссис Броудер. Вы уже продемонстрировали это, и, применив нашу новую технологию генетического контроля, мы уверяем вас, что сможем сделать так, чтобы вы имели только дочерей. Мужчины в белых халатах все время держали Кети, забрав Джиллу, и даже не давали Стивену увидеться с ней. - У нас есть достаточно сыворотки только для вас, миссис Броудер! - кричал на нее Бекетт. - Дайте ее Джилле! - Нет, если у вас будет достаточная иммунная реакция, то вашей кровью мы сможем спасти ребенка. - Если сможем! - стонала Кети. Но сопротивляться сильным врачам было бесполезно - и вот руки Кети стянуты ремнем, а в вене торчит игла. Еще несколько страшных дней прошло с этого времени, в слезах и причитаниях над Джиллой, когда она боялась обнаружить первые симптомы чумы у ребенка. После инъекции Стивену разрешили прийти к Кети. Почти как священник, он начал умолять ее "быть спокойной и принять все, что даст Бог". Стивен и лекарства старались успокоить ее, но и потом она вся дрожала, когда вспоминала ужасные дни. Когда Кети прижимала к своей груди Джиллу, к ней возвращалось спокойствие. Сыворотку изготовили вовремя. И теперь каждый мог ее получить: она распространялась по всему миру, как цунами. Дверь позади Кети открылась, и она узнала Стивена по осторожным движениям. Он не любил зеркала, но принимал его как необходимость. Стивен видел длинные очереди мужчин, жадные глаза, неотрывно смотрящие на мать и дитя. Он возражал против продления времени просмотра, но Кети не была уверена, что он поступал правильно. Во всем мире соотношение мужчин и женщин, по слухам, равнялось десять тысяч на одну или даже больше. Здесь в Англии, конечно, соотношение было худшим, хотя все еще находили женщин, спасенных влиятельными лицами, и им были сделаны инъекции. Новое здание было выстроено в Элдершоте, где женщины были надежно защищены. Кети было интересно, что они чувствуют по отношению к ней, первой из спасенных. Женщина в камере. Она знала, что их хотели переправить в Ирландию, но посчитали, что там все еще небезопасно. Вооруженные Пляжные Мальчики пока еще разгуливали на свободе. Слухи о женщинах, выживших в Ирландии, доходили до Кети, но рассказы об их бедствиях переполняли ее ужасом. Страдания! Казалось, вся Ирландия их терпит. "Мне повезло". Кети почувствовала могущество своего положения. Она стала символом в мире, с нетерпением ждущем сообщений из Кангши и из Хаддерсфилда. Несмотря на обучение по уходу за ребенком, она считала, что некоторые вещи были сказаны просто для того, чтобы ее удивить. Разве было возможно, что они вместе с Джиллой проживут пять тысяч лет или больше? Говорил и также, что концепция в отношении мужского и женского пола ребенка теперь рассматривается на предмет поддержания количества рождающихся девочек на "очень высоком уровне", пока не будет восстановлено равновесие. Кети подумала, что срок жизни в пять тысяч лет трудно себе представить. Пять тысячелетий. Что она будет делать все это время? Нужно же заниматься еще чем-то, кроме воспроизводства детей, хотя и понятно, что именно этим придется заниматься в течение многих лет. Обязанность! Священник произнес это слово, как мужчина... законное решение, приговор. От этого никуда не убежишь. Она должна рожать как можно больше девочек. Однако была и некоторая компенсация. Кети находила свое положение как женщины скорее привлекательным, чувствуя, что нужно пользоваться им, пока это возможно. В свете новой генетической науки это не будет длиться долго. Но пока это продолжалось и казалось очень волнующим. Мужчины за ней ухаживали! Это было единственным верным словом, чтобы описать их поведение - ухаживание. Не флирт и не примитивные попытки соблазнения. Мужчины в самом деле были серьезными, и это бесило Стивена. Кети видела в зеркале, как Стивен сел на стул у небольшого окошка позади нее, откуда открывался вид на дворик Хаддерсфилда. То, как он здесь сидел и читал книгу, будто бы говорило всем проходящим мимо алчным мужчинам: "Это мое!" Ей нравилось такое положение вещей. Кети чувствовала, как любовь к Стивену теплой волной разливалась по ее телу. В ограниченном пространстве барокамеры связь между ними приобрела огромную силу. Теперь она знала о Стивене все, его сильные и слабые стороны в мельчайших деталях. "Он спас мне жизнь". Каждое чмокающее движение ребенка, высасывающего из ее груди живительное молоко, усиливало теплые волны любви, которую она чувствовала к Стивену. У нее замирало сердце, и где-то глубоко внутри Кети ощущала приятное волнение. Ухаживающие мужчины были, конечно, интересны. Особенно этот русский, Лепиков. Очаровательный мужчина, причем от его шарма веет стариной. Каким он казался ей забавным, когда его густые черные брови поднимались, а глаза расширялись, глядя на нее. Бедняжка. Вся его семья умерла где-то в Советском Союзе. Ей было грустно думать об этом. Как ей хотелось прижать его голову к своей груди и успокоить! Стивен, однако, этого бы никогда не позволил. Наполнив свой желудок, девочка отвернулась от груди Кети и уснула. На ее губах застыл маленький пузырек молока. Кети улыбнулась девочке, давая ей возможность порезвиться самостоятельно. Джилла была забавной, наблюдать за ней было сплошным удовольствием. Миниатюрное личико с невинным выражением спокойствия, и эта маленькая ямочка на левой щеке. Прямо-таки ангелочек, просто чудо. Кети мельком взглянула на часы. Десять минут одиннадцатого. Она поднесла часы к левому уху. Даже после всех этих передряг они до сих пор шли правильно. С грустью Кети подумала о том, что эти часы подарила ей мать, когда она поступила на курсы по уходу за детьми. "Ах, мамочка, я бы хотела, чтобы ты увидела свою внучку. Твою собственную кровь и плоть, живую и невредимую". Пожалуй, это к лучшему, что мама может только сверху, с небес, смотреть на все это. Женщине, чтобы выжить, приходится платить жуткую цену. Вторые мужья... или даже несколько мужей. Кети даже задрожала в предчувствии того, что ей могут предложить. И как странно, что священники противоречат друг другу. Она боялась обсуждать эту проблему со Стивеном, потому что знала, какая последует реакция. Маленькая стальная камера с грохочущим компрессором создала единство между ними. Ей даже казалось, что Стивен может читать ее мысли. - Здесь священник, - сказал Стивен. По его тону Кети догадалась, что это был Каванах, а не отец Майкл. Стивен любил отца Майкла и не переносил второго священника. Благодаря отцу Майклу, они поженились в Ирландии, но он был таким скучным, и на лице его никогда не появлялось улыбки. Напротив, отец Каванах был веселым и вселяющим уверенность человеком. Он говорил о счастливом Боге, делающим только приятное своей пастве. Отец Майкл был суровым и угрожающим. Он любил поговорить на философские темы со Стивеном. Иногда они оба становились невыносимы. Отец Каванах придвинул стул и уселся напротив Кети, почти касаясь ее коленями. - Как мы сегодня себя чувствуем? - спросил он голосом, похожим на гудение. - Джилла выглядит, как солнечный денек, наполненный весенними цветами. Кети видела в зеркало, как презрительно ухмыльнулся Стивен этим словам. Она знала, о чем он думает. Каванах выглядел абсурдно со своими ирландскими фразами, произносимыми с диким английским акцентом. Священник наклонился и ущипнул Джиллу за пальчик на ноге. Девочка нахмурилась, но продолжала спать с невинным выражением, когда он убрал руку. - Что ж, Кети, - сказал отец Каванах. - У тебя сегодня замечательно здоровый вид. Нуждаешься ли ты в чем-нибудь? В покое ли твоя душа? - Я никогда не чувствовала себя лучше, - ответила Кети. - Это все благодаря лекарству, - нараспев произнес священник. - Оно укрепляет твое тело. Посмотри, как инъекции помогли Джилле преодолеть последствия преждевременных родов. - Это просто чудо, - согласилась Кети. - Бог милостив. - Священник похлопал ее по колену и встал. - Почему вы уходите так рано, отец? - спросила Кети. - Меня попросили сегодня не задерживаться. Одна знаменитость хочет с тобой встретиться. Это ли не удивительно? Ты важная персона, Кети. Я молюсь за тебя и Джиллу каждое утро. Отец Каванах ушел, натянуто улыбнувшись напоследок Стивену. - Посетитель? - переспросила Кети. Джилла захныкала. Кети слегка пошлепала ее, не отрывая взгляда от Стивена. - Я не представлю себе, кто это, - сказал Стивен. Он посмотрел на Кети. - Они ничего не сказали. Кети содрогнулась. Она почувствовала опасность уже по тому, что не было слышно шарканья множества ног за зеркалом. Воздух в комнате оказался спертым и пропитанным табаком. Отец Каванах всегда оставлял после себя такую атмосферу. Дверь внезапно отворилась, и вошел Руперт Стонар с незнакомцем в морской форме. У незнакомца были широкие плечи и длинные руки. Его лицо было слишком узким, с чрезмерно большим римским носом, закрывающим маленький рот и острый подбородок. "Глаза его слишком близко расположены друг к другу", - подумала Кети, но ресницы были длинными и изогнутыми. Она знала Стонара и поэтому вопросительно посмотрела на него. - Разрешите представить адмирала Френсиса Делакура, - заявил Стонар. - Адмирал, как вы, наверное, знаете, глава Карантинной Команды и, с момента этого безобразия в Нью-Йорке, фактически руководит Объединенными Нациями. Именно он спас вас, послав баржу и буксир, когда началась гражданская война в Ирландии. - Мы очень благодарны, - сказал Стивен. Он пожал руку адмиралу, ощутив его крепкую хватку. Делакур повернулся к Кети, нагнулся к ее руке и поцеловал ее. - Само очарование, - произнес он. Кети покраснела и взглянула на ребенка. Джилла воспользовалась моментом, чтобы опорожнить свой мочевой пузырь. - О Боже! - воскликнула Кети, передавая ребенка Стиву. - Поменяешь пеленки, дорогой? Стивен взял ребенка на руки, ощутив теплую мокроту. - Подгузники и все остальное в другой комнате, - сказала Кети. Она улыбнулась адмиралу. - Я никогда раньше не видела настоящего адмирала. - Я пойду с тобой, Стивен, - произнес Стонар, взяв Броудера за руку. - У адмирала есть просьба к Кети. - Какая просьба? - спросил Стивен, почувствовав внезапный холодок в поведении Стонара. - Просьба касается Кети О'Хара, а не тебя, - ответил Стонар, сжимая руку Стивена и пытаясь увести его прочь. - Это Кети Броудер! А я ее муж. - Стивен будто врос в пол, отказываясь двигаться. - Ах да, ты наверное не слышал, - проговорил Стонар. - Женщины не будут больше носить фамилию мужа. Законом будет утверждено материнское происхождение, фамилия отца будет вторичной. - Каким законом? - требовал ответа Стивен. - Законом этого мира. Этот вопрос в компетенции Объединенных Наций, - ответил Стонар, пытаясь силой вывести Броудера из комнаты. - Я не уйду! - заорал Стивен. - Оставьте меня в покое! - Осторожно! - вскрикнула Кети. - Ты уронишь ребенка! - Пусть он остается, - сказал адмирал Делакур. - Он может присутствовать, хотя просьба касается только леди. Стонар отпустил руку Стивена, но остался стоять позади него. - Какая просьба? - еще раз спросил Броудер. - Я во время чумы потерял всю свою семью, - произнес Делакур. - Моя просьба заключается в том, чтобы эта леди подарила мне ребенка. Стивен дернулся по направлению к адмиралу, и ребенок нелепо повис в его руках, но Стонар бросился наперерез. - Будь осторожен с ребенком, ты, идиот! - Он схватил Броудера за руку и крепко сжал. - Почему моя просьба вас шокирует? - спросил адмирал, глядя на Стивена. - Вы же должны понимать, что теперь это станет нормой... слишком мало осталось женщин. Я просто хочу, чтобы мой род продолжался. Кети поднялась, покраснев до кончиков ногтей. Посмотрев в зеркало, она заметила, что мокрое пятно от ребенка расползалось по ее платью. Кети побледнела и пробормотала: - Разве нет женщин для... - Она не смогла закончить фразу. Стонар заговорил, все еще держа Стивена, который стоял неподвижно, боясь причинить боль ребенку. "Скажи ему, Кети! - думал Броудер. - Скажи ему, чтобы убирался прочь со своим идиотским предложением!" Потом до сознания Стивена стали доходить слова Стонара: слишком мало женщин было послано в пострадавшие районы! - Китай, Аргентина, Бразилия и Соединенные Штаты - единственные страны, согласившиеся, по голосованию жителей, поделиться своими женщинами-производителями, - говорил Стонар. - Англия получит немногим более тысячи. "Как скот", - подумала Кети. Она посмотрела на адмирала. Он был очень влиятельной фигурой, главным человеком в Карантинной Команде. Это означало военные корабли и поддержку Объединенных Наций. Она умоляюще посмотрела на Стивена. Неужели он этого не понимает? Слова, какие Кети хотела произнести несколько минут назад, казались теперь глупым ответом, на уровне школьницы, но ведь она уже переросла этот возраст. - Не могли бы вы прийти через полчаса, адмирал? - попросила Кети. - Мне нужно немного времени, чтобы обсудить это со Стивеном. - Она улыбнулась Стонару. - Господин Стонар, может быть, вы позаботитесь о Джилле? Все необходимое в небольшом кабинете, около детской кровати. Стонар взял ребенка, из ослабевших рук Броудера. Адмирал улыбнулся Кети и наклонился к ее руке. Он уже понял ответ по тону ее голоса. Это чувственная женщина, немного похожая на француженок. Пожалуй, они смогут иметь вместе больше одного ребенка. Уже находясь в другой комнате, Стонар опустил боковую сторону кроватки и положил туда девочку. Джилла весело сучила ножками и что-то бормотала от удовольствия, пока он менял пеленки. Адмирал помогал ему, и оба они улыбались от удовольствия - двое МУЖЧИН, выполняющих обязанности няни. - Кажется, она готова согласиться, - сказал Стонар. - Ты тоже услышал это в ее голосе? - Адмирал поднял девочку и улыбнулся ей. Была ли осознанная улыбка ребенка в ответ или просто мимика, как все говорят? - Я уже был готов выбрать ее для себя, - произнес Стонар. - Но я не могу забыть, что она из Ирландии. - Черт побери, ты опять говоришь... - Мой единственный сын был убит в ходе Кровавой Амнистии в Белфасте... после чумы. Он был офицером-десантником. Его долго мучили. - О, я ОЧЕНЬ сожалею! Адмирал держал ребенка на руках, чувствуя себя как ее родной отец. Он был наслышан о беспорядках в Ольстере. - Что действительно лежало в основе ольстерских событий, так это боязнь местных, что католики начнут репрессии в отместку за притеснения в прошлом. Человек, вручивший адмиралу копию Ольстерского памфлета, подписанного кем-то по имени Уильям Бойс, командир Белфастской бригады, разговаривал, как рассерженный ирландец, хотя и был канадцем в двух поколениях. - Итак, там были вещи, которых мы опасались, если католики с юга возьмут верх, - разводы запрещены, контрацепция вне закона, никакого планирования семьи и многое другое. Мы знаем о католических семьях, где по двенадцать детей, и все они живут в трущобах, нищенствуют, ковыряются в грязи. - Вы думаете, что мы действительно сможем объявить контрацепцию вне закона? - спросил адмирал. - Вне всяких сомнений! Опираясь на Церковь, разве мы сможем потерпеть неудачу? Упадок цивилизации можно определить по разрыву между общественной и частной моралью. Чем шире этот промежуток, тем ближе цивилизация к окончательному разложению. Д.Хапп Билл Бекетт сидел в одиночестве в комнате отдыха для "Очень важных персон" в офисе Воздушных Сил, изолированном от рева двигателей дорогостоящей звуконепроницаемой перегородкой. В комнате стоял запах кожи и дорогого виски. Он мельком взглянул на наручные часы: двадцать восемь минут одиннадцатого. Парад должен был начаться в час дня в Вашингтоне. Бекетт уставился на пустые кресла вокруг него, размышляя над тем, чтобы могла означать эта привилегированная изоляция. Рокерман, который спал в личной комнате, проснулся и с ликующим видом воскликнул, увидев самолет: - Нумеро уно, черт побери! Президент послал этот самолет специально для них двоих. Был обеспечен генеральский эскорт и даны инструкции о церемониях, ожидающих в Нью-Йорке, - обращение к конгрессу, медали, банкет в Белом Доме. Генерал Уолтер Монк выглядел слишком молодым для выполнения этой задачи - всегда белозубая улыбка на лице, но глаза остаются жестокими, безжалостными. Бекетт вздохнул. Все, что наболтала ему по телефону Мардж, было правдой. - Ты настоящий герой, я тебе говорю! Что за странный разговор - девчонки хнычут и визжат, твердят ему, что он стал таким известным, а потом опять передают трубку Мардж со словами: - Мама хочет сказать тебе что-то важное. - Это разговор о том, чтобы ты выставил свою кандидатуру на президентских выборах, - сказала Мардж. О Боже! Ему трудно было все это переварить. Он так долго занимался проблемами чумы, что его воображение работало только в направлении новых исследований и опытов. А Мардж вывалила на него откровение, не дав времени на подготовку. Она ни разу не намекала на это в скудных телефонных и радиоконтактах. Система была и так слишком перегружена. - Билл, я не хочу тебя волновать. Ты - мой Первый, и всегда им будешь. Первый! Как быстро распространился этот жаргон. Но он знал, о чем Мардж хотела ему сказать. Второй брак между Кети О'Хара и адмиралом Френсисом Делакуром стал своего рода образцом. - Лучше, чтобы ты узнал это до своего приезда, дорогой, - ворковала Мардж. - Тебе все станет понятным, как только ты увидишь. Я беременна. Он слышал, как щебечут девочки за ее спиной: - "Скажи ему..." Остальное было заглушено словами Мардж. - Ты слышишь меня, Билл? - Да. - Ты говоришь как всегда сердито и напряженно, Билл. Тебе придется с этим смириться! - Я уже с этим смирился. - Отец ребенка - Артур Делвиг, дорогой. ГЕНЕРАЛ Делвиг. Он наш региональный военный командир. Я знаю, тебе он понравится. - Разве у меня есть выбор? - Билл, не надо так говорить. Он был очень добр к нам. Девочки его любят. И, дорогой, он уже сделал много хорошего. Когда было совсем плохо, он защищал нас и... все такое. Ну пожалуйста, дорогой. Он знает, что всегда будет только моим Вторым, а ты всегда будешь для меня Первым. Он согласен с этим. Артур восхищается тобой, Билл. Он один из тех, кто говорит, что тебе нужно стать президентом. "А почему бы и нет? - подумал Бекетт. - В семье должность президента может быть мощным преимуществом перед офицерским званием". - Я люблю тебя, Билл, - сказала Мардж. А девочки продолжали визжать: - Расскажи ему... И снова он не услышал ничего из того, что они хотели ему поведать. Мардж сказала, что остальное он узнает, когда приедет. А потом: - Ах, девочки! Ну ладно. Они хотят, чтобы я сказала тебе о том, что все мужчины ухаживают за ними, но они еще слишком молоды. Они должны подождать хотя бы до пятнадцати лет. И разговоров больше быть не может! Бекетт возвращался домой совсем в другой мир, не тот, что покидал. Он понял это сразу. "И Джо, конечно, тоже". Бедный Хапп. Его мечты о том, чтобы стать влиятельной фигурой и распределять щедрые дары науки осторожной рукой, - все ушли. Страшное пробуждение посреди новой цивилизации. - Мы коровы, - заявил Хапп. Среди всех членов Команды наступила шокирующая тишина. Все четверо собрались на свое последнее совещание перед расставанием в безликом, блестящем посудой, кафелем и хромом главном кафетерии Хаддерсфилда. Снаружи, за пределами этого углового столика, бурлила шумная жизнь. Хаддерсфилд стал мировым центром, и все его сооружения и службы были переполнены людьми. - Джо расстроен из-за того, что наша старая Команда распадается, - объяснил Лепиков. - Джо прав, - сказал Данзас. - Ты не можешь, как раньше, стоять на земле, Сергей, - продолжал Хапп. - Иначе не поймешь бедных, бессловесных коров. Ты никогда не подойдешь к корове и не обидишь ее плохим словом. Данзас глубокомысленно кивнул. - Ты говоришь ласково с коровой, - говорил Хапп. - Ты хорошо кормишь ее и чистишь, обеспечиваешь медицинский уход. Ты обращаешься с ней нежно, но твердо, как Стонар и его друзья обращаются с нами. Они все знают о коровах. Когда голова коровы находится на опоре, ты придерживаешь ее, затем выдаиваешь богатое молоко любящими движениями, тщательно извлекая остатки молока, чтобы бедное создание, не дай Бог, не заболело. Бекетт изложил все это генералу Монку во время их полета, наблюдая в его глазах одновременно веселье и задумчивость. Как мог возможный президент Соединенных Штатов иметь такую интуицию? "Это была одна из коров, собравшаяся идти на повышение", - подумал Бекетт. После того, как Монк ушел, он стал готовить речь для предвыборной кампании. "Нам нужен ученый в Белом Доме. Нам нужен кто-то, знающий реальную опасность, с которой столкнулся наш мир. Нам нужен некто, способный оценить истинную природу того, что производится в наших научных лабораториях". Да, нужно было подкинуть им идею, что чумы бы не было, если бы президентом был ученый. Это ему здорово поможет. "Женщина для каждого мужчины!" Это был хороший лозунг и вполне достижимая цель. Однако здесь проскальзывал подтекст собственничества. Станут ли женщины заложницами будущего человечества? Хапп был безусловно прав в одном: ОНИ НУЖДАЮТСЯ В НАС, ЧЕРТ ПОБЕРИ! Было все больше доказательств того, что О'Нейл создал больше, чем думал, в своей лаборатории. Теперь, когда люди опять перемещаются, пересекая старые и новые границы, новые болезни появляются среди них. О'Нейл, вероятно, был ходячей фабрикой инфекций. Они могут проследить его путь по появлению новых эпидемий. О Боже! И все это сделал один человек. Бродил ли О'Нейл, как безумный, по Ирландии? Вполне возможно. Своего рода примитивное почитание безумия охватило ирландцев. Они, может быть, дадут ему приют, накормят и защитят. Истории, пришедшие из Ирландии, тоже нельзя сбрасывать со счетов - слухи, мифы... Крестьяне выносят еду на дорогу, проделанную для Маленького Народца. Теперь это для Безумца. Ох уж эти истории, повторяющиеся в прессе: "Я слышал его вопли ночью. Это было где-то в долине и не похоже на голос человека. Я уверен, это - Безумец! Молоко, что я оставил для него, утром исчезло".