арьер?!" Барьер мог остановить диких животных, но не людей. Учителя Маккая говорили, что сонарный барьер не пропускал вредителей-паразитов. Это объяснение не удовлетворяло Маккая. "Животные более редки, чем кажется". Несмотря на Стену Бога, солнце было горячим. Маккай поискал затененную сторону скалы. Расположившись там, он взглянул на маленький белый диск, прикрепленный к зеленому отвороту на левой стороне груди: ОР40331-D404. Это была стандартная надпись на Галаче, смеси языков Согласования. - На Досади они разговаривают только на Галаче. Они могут выявить акцент в твоей речи, но не будут это исследовать, - так утверждали люди Аритча. Они объясняли, что этот значок определял Маккая как вольнонаемного рабочего, имеющего квалификацию в области чуть выше средней, но все еще участника Объединения Труда и подчиненного распределению вне своей квалификации. - Это ставит тебя на три иерархические ступени от края, - сказали они. Это был его личный выбор. Дно социальной системы всегда располагало своими собственными каналами связи, изобилующими информацией, основанной на точных данных, инстинкте, материи снов и на том, что умышленно исходило из вершины. Что бы ни случилось на Досади, природа этого проявится в бессознательных процессах Объединения Труда. Находясь в Объединении Труда, Маккай мог перехватить этот поток проявлений. "Я буду ткачом", - говорил он, объясняя, что это было хобби, которым он увлекался много лет. Выбор позабавил его учителей. Маккай не мог понять причины их веселья. "Это не имеет сейчас никакого значения. Любой выбор так же хорош, как и другой". Они настояли, чтобы он сконцентрировался на том, что он делал в то время, изучая жестикуляцию на Досади. Действительно, это был лихорадочный период на Тандалуре после того, как Аритч настоял (с наиболее разумными аргументами), что наилучшим поступком для его Легума было лично отправиться на Досади. В ретроспективе аргументы оставались убедительными, но Маккай был удивлен. По некоторой причине, которую ему не удалось установить, предполагалось, что он будет привлекать меньше СВЕРХЗРЕНИЯ к эксперименту, наблюдая через инструменты и шпионские возможности Калебанца, который охранял место. Маккаю все еще было непонятно, как они хотели заставить его таскать каштаны из огня, но было ясно, что они нашли способ. Аритч таинственно пояснил: "Ты являешься лучшим шансом Досади выжить и нашим собственным лучшим шансом... понять". Они предполагали, что их Легум спасет Досади, одновременно реабилитируя Говачинов. Задачей Легума было победить ради своего клиента, но это должно было иметь очень странные подробности, с сохранением клиентом абсолютной власти разрушения над находящейся под угрозой планетой. На Тандалуре Маккаю было разрешено время от времени немного вздремнуть. И даже потом его сон был беспокойным, часть его сознания с адской отчетливостью представляла, где он находился: преследующие и совершенно расстраивающие его непонятные шумы из-за стен - где-то булькала вода, всегда вода. Когда он тренировался в качестве Легума, ЭТО БЫЛО ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ его приспособлений: неопределенные ритмы беспокойной воды. Градус - главный бассейн и убежище для самок, место, где Говачин выращивал тех головастиков, которые выживали после хищного отбора самцом-родителем - Градус всегда оставался основным укреплением для Говачина. Существовала поговорка "Если вы не понимаете Градус, то вы не понимаете Говачина". Как говорится, прямо в точку. Но там всегда была вода, стоячая вода, нервирующе шлепающая о стены. Доносившийся звук был неритмичным, но это было абсолютным ключом к Говачину, спокойному, но в то же время всегда разному. Для коротких дистанций плавающие трубки обеспечивали Говачину легкость. Длинные дистанции они преодолевали с помощью двери для прыжка или в свистящих реактивных автомобилях, которые передвигались на магнитных подушках. Прибытие и отбытие таких автомобилей беспокоило сон Маккая в течение всего периода аварийного курса на Досади. Иногда, отчаянно устав, его тело требовало отдыха, и он просыпался от голосов. А тонкая примесь других звуков - автомобилей, волн - делала подслушивание затруднительным. Проснувшись ночью, Маккай должен был напрягаться, чтобы уловить смысл. Он чувствовал себя шпионом, вслушивающимся в важные "нити, ищущим каждый нюанс в небрежных беседах людей за стенами. Расстроенный, всегда расстроенный, он уходил в сон. И когда, как случалось изредка, все звуки прекращались, это приводило его в полную настороженность, когда сердце колотилось, удивляя тем, что не разрывалось. А запахи! Какие воспоминания они пробуждали в нем. Мускусный запах Градуса, горькая настойка из экзотических семян, пронизывающая каждый вздох. Пыльца папоротникового дерева вторгалась со своими оттенками цитруса. А караели - крохотные лягушкоподобные животные-любимцы врывались в его сон при каждом восходе солнца со своими острыми ревущими ариями. В течение тех ранних дней тренировки на Тандалуре Маккай чувствовал себя больше чем немного потерянным, окруженным угрожающими незнакомцами, постоянно сознавал важность дел, которые руководили его успехом. Но положение изменилось после беседы с Аритчем. Теперь Маккай был проверенным, испытанным Легумом, не говоря уже о прославленном агенте Бюсаба. Все же бывали случаи, когда настроение тех ранних дней возвращалось. Эти вторжения раздражали его, поскольку подразумевали, что он был вовлечен в опасное дело против своей воли, что Говачины тайно посмеивались над тем, как они подготовили ему несколько крайних оскорблений. Они не были выше таких шуток. Общая оценка Говачинов не-Говачинами гласила, что народ лягушачьего Бога был настолько окончательно цивилизован, что прошел полный круг к форме примитивной дикости. Взгляните хотя бы на образ жизни самцов Говачинов, убивающих их собственных новорожденных головастиков! Однажды, во время одного из тех редких случаев, когда люди Аритча позволяли ему спать, Маккай проснулся, сел и попытался стряхнуть это давящее настроение рока. Он сказал себе правду: что Говачины льстили ему, относясь с уважением к его мнению, обходясь с ним с тем якобы религиозным почтением, которым они платили всем Легумам. Но не ускользнула и другая правда: Говачины холили его для своих Досадийских проблем в течение длительного периода времени, и они были менее, чем искренни с ним относительно этого длительного процесса и их намерений. Были всегда непостижимые тайны в общении с Говачинами. Когда Маккай попытался тогда опять заснуть, то в беспокойных снах ему виделась сосредоточенная чувствительная плоть (как розовая, так и зеленая), абсолютно обнаженная и совершенно беззащитная перед нападением гигантских самцов Говачинов. Послание сна было понятным. Говачины, возможно, могли разрушить Досади тем же путем (и по подобным причинам), каким они отсеивали своих собственных головастиков - отыскивая, бесконечно отыскивая самых сильных и гибких из уцелевших. Проблема, которую они взвалили на плечи Маккая, связывала его. Если слабое подозрение о Досади просочилось в Консент без сопутствующего оправдания, то Федерация Говачинов будет безжалостно затравлена. У Говачинов была ясная и достаточная причина, чтобы уничтожить улики - или позволить им уничтожить себя. ОПРАВДАНИЕ. Где его найти? В неуловимых выгодах, заставивших Говачинов поставить этот эксперимент? Даже если он нашел это оправдание. Досади все равно вызовет шумиху в Консенте. Он станет предметом большой драмы. Более двадцати поколений Людей и Говачинов изолировались без предупреждения. Их единственная история взволнует бесчисленных существ. Пределы языка будут исследованы, чтобы выдавить последнюю каплю эмоциональной сущности из этого открытия. Не надо было объяснять, что мотивации Говачинов пройдут через бесчисленные изучения и подозрения. Почему они действительно делают это? Что случилось с их первоначальными добровольцами? Люди оглянутся назад на своих предков - как Людей, так и Говачинов. "Это то, что случилось с дядей Элфредом?" Будут исследованы видовые записи Говачинов. "Да! Тут есть двое - прошедшие без записи!" Люди Аритча допускали, что "очень небольшое меньшинство" оформило этот проект и хранило его в тайне. Были ли они достаточно здравомыслящими, эта клика Говачинов? Короткие промежутки сна Маккая всегда прерывались заискивающим Говачином, низко кланявшимся ему и умолявшим его вернуться сразу же к чрезвычайным заседаниям, которые готовили его к выживанию на Досади. Эти чрезвычайные заседания! Спрятанные в каждом из них предубеждения поднимали больше вопросов, чем отвечали. Маккай пытался сохранить осмысленное отношение, но раздражение постоянно овладевало им. Почему Говачины на Досади приняли на себя Человеческие эмоциональные характеристики? Почему Досадийские Люди принимали общественные формы? Действительно ли на Досади сознавали, почему они меняли правительственные формы? Иронические ответы на эти частые вопросы бесили Маккая. "Все станет ясным, когда вы узнаете Досади по собственному опыту". Под конец он раздраженно затараторил: "Вы действительно не знаете ответ, не правда ли? Вы надеетесь, что я найду его для вас!" Некоторые подробные описания надоедали Маккаю. Слушая объяснения Говачина о том, что было известно о взаимоотношениях Броя, он обнаруживал себя отвлеченным людьми, проходящими в многочувствительный путь доступа снаружи области заседания. Однажды Сейланг вышла в комнату и села в сторонке, наблюдая за ним с молчаливой жадностью, которая доводила эмоции Маккая до злости. Он страстно желал тогда голубую металлокаленую коробочку, но однажды торжественное посвящение накинуло мантию Легума защиты на него, и коробочка удалилась в священную нишу. Он не увидит ее больше, если только не вмешательство Кортарены. Сейланг оставила один из многих вопросов без ответа. Почему эта опасная самка Врева часто посещала его комнату без всяких приспособлений? Он подозревал, что они позволяли Сейланг наблюдать за ним посредством удаленных шпионских устройств. Почему она однажды решила войти лично? Чтобы дать ему понять, что за ним наблюдают? Было что-то, что заставляло Говачин тренировать Вревов. У них были в будущем какие-то проблемы, которые мог решить только Врев. Они холили этих Вревов, как они холили его. Почему? Какие способности Вревов могли привлечь Говачинов? Чем эта самка Врева отличалась от других Вревов? Почему она была так предана? Что такое "Пари Врева"? Это привело Маккая к другому пути, никогда достаточно не исследованному: какие человеческие способности привели Говачинов к нему? Упрямая настойчивость? Подоплека человеческого закона? Существенный индивидуализм Человека? Не было удовлетворительных ответов на эти вопросы, не более чем на вопросы о Вреве. Тем не менее, ее присутствие продолжало занимать его. Маккай многое знал об обществе Вревов, не только общие сведения об их мирах. Кроме всего прочего, они были полноправными и значительными партнерами в Бюсабе. При выполнении заданий развивалось товарищество, которое часто подталкивало к доверительному обмену информацией. Кроме того факта, что Вревам требовалась триада для воспроизведения, он знал, что Вревы никогда не определяли заранее, кто из Триады будет кормить потомство. Это составляло краеугольный камень Вревского общества. Периодически этот член триады обменивался на подобного из другой триады. Это обеспечивало их виду генетическое смешение и, что также важно, строило бесчисленные связи во всей их цивилизации. Каждая такая связь приносила необходимую поддержку в трудные времена. Вревы на Вуро пытались объяснить это: "Возьмите, например, ситуацию, когда Врев убит, или, что еще хуже, лишен неотъемлемой сущности. Виновная сторона будет отвечать ЛИЧНО миллионам миллионов из нас. Где бы триадный обмен ни связал нас, нам необходимо ответить соответствующим образом на оскорбление. Ближайшей вещью, которая у тебя должна быть, как я понимаю, это - семейная ответственность. У нас есть повод для вендетты, когда такие оскорбления случаются. Вы не знаете, как тяжело было освободить тех из нас в Бюсабе от этого... ярма, этой сети ответственности". Маккай был уверен, что Говачины знают это о Вревах. Эти ли характеристики привлекли Говачинов, или они выбрали невзирая на это, принимая решение из-за каких-то других качеств Вревов? Будет ли Врев-Легум продолжать разделять эту сеть семейной ответственности? Как это могло быть? Общество Вревов могло только оскорбить Говачина в лучших чувствах. Народ Лягушачьего Бога был даже более... эгоистичным и индивидуалистичным, чем люди. Для Говачина семья оставалась частной вещью, огражденной от незнакомца глухой стеной, которая исчезала, только когда вы входили в число избранных друзей. Ожидая возле белой скалы на Досади, Маккай раздумывал над всем этим, дожидаясь своего часа, прислушиваясь. Чуждая жара, запахи и незнакомые шумы беспокоили его. Ему велели ждать звуков двигателя внутреннего сгорания. Внутреннего сгорания! Но на Досади такие устройства использовали вне города, потому что они были более мощными (хотя и более крупными), чем импульсно-лучевые двигатели, которые использовали внутри Чу. "Топливом является алкоголь. Большинство сырья приходит с Границы. Не важно, как много яда находится в таком топливе. Они гонят спирт из кустов, деревьев, папоротников... всего, что поставляет Граница". Сонная тишина сейчас окружала Маккая. Долгое время он насмехался над собой, чтобы отважиться на дело, которое, как он знал, ему придется сделать однажды, когда он будет один на Досади. Маккай мог никогда больше не оказаться здесь один, вероятно, если только не очутится в Загонах Чу. Он знал тщетность попытки установить контакт с Тапризиотом, наблюдавшим за ним. Аритч, говоря ему, что Говачины знали, что Бюсаб давало "Тапризиотскую страховку", сказал: "Даже вызов Тапризиота не может проникнуть через Стену Бога". В случае разрушения Досади, контракт Калебанца завершался. Тапризиот Маккая мог даже получить время, чтобы окончить запись предсмертных воспоминаний Маккая. Мог. Это был чисто теоретический вопрос для Маккая в теперешних обстоятельствах. Калебанец был в долгу перед ним. "Звезда под Бичом" угрожала оказаться смертельной как для Калебанца, так и для всех, кто когда-либо использовал дверь для прыжка. Угроза была реальной и специфичной. Пользователи дверей для прыжка и Калебанец, который контролировал эти двери, были обречены. Фанни Мэ выразила свою благодарность Маккаю в своей собственной своеобразной манере: "Благодаря мне твои связи не оканчиваются". Вероятно, Аритч насторожил своих досадийских хранителей относительно любых попыток Маккая связаться с другим Калебанцем. Маккай сомневался в этом. Аритч установил запрет на вызовы Тапризиотов. Но все Калебанцы совместно участвовали в этом деле на некотором уровне. Если Аритч и Кo были успокоены ошибочным предположением о надежности их барьера вокруг Досади... Осторожно Маккай очистил свой мозг от любых мыслей о Тапризиотах. Это было легко. Это требовало концентрирования мыслей на особой ПУСТОТЕ. Не должно быть случайного толчка его разума у Тапризиота, ожидающего с бесконечным терпением в безопасности Централи Централей. Все должно быть пустым в его разуме, исключая чистую проекцию к Фанни Мэ. Маккай представил ее зрительно: звезда Тайоун. Он вспоминал долгие часы их ментального общения. Он проецировал теплоту эмоциональной привязанности, вспоминая ее недавнюю демонстрацию "углового включения". Вскоре Маккай закрыл глаза, усиливая тот внутренний образ, который сейчас заполнял его разум. Он почувствовал расслабление мышц. Теплая скала за его спиной, песок под ним постепенно изглаживались из сознания. В нем осталось только яркое присутствие Калебанца. - Кто вызывает? Слова касались его слуховых центров, но не ушей. - Это Маккай, друг Фанни Мэ. Ты Калебанец Стены Бога? - Я есть Стена Бога. Ты пришел поклониться? Маккай почувствовал, что ничего не может сообразить. Поклониться? Проекция этого Калебанца была отражающей и необыкновенной, совсем не похожей на зондирующее любопытство, которое он всегда чувствовал в Фанни Мэ. Маккай постарался вернуть этот первый яркий образ. Внутренняя яркость Калебанского контакта возвратилась. Он предположил, что Калебанец был чем-то почитаемым в этом эксперименте. Никогда нельзя было быть абсолютно уверенным в значении Калебанца. - Это Маккай, друг Фанни Мэ, - повторил он. Яркость внутри Маккая потускнела, затем: - Но ты занимаешь точку на Досадийской волне. Это был хорошо знакомый вид сообщения, к которому Маккай мог приложить предыдущий опыт с надеждой на взаимопонимание. - Позволяет мне Стена Бога говорить с Фанни Мэ? Слова отразились в его голове: - Один Калебанец, все Калебанцы. - Я хочу побеседовать с Фанни Мэ. - Ты не удовлетворен своим настоящим телом? Маккай почувствовал свое тело, дрожащую плоть, в состоянии, подобном трансу зомби, которое наступало от контакта с Калебанцем или Тапризиотом. Вопрос не имел значения для него, но соприкосновение тел было реальным, и это угрожало прервать связь. Медленно Маккай пробивался назад к тому тонкому присутствию разума. - Я Джордж Маккай. Калебанцы в долгу у меня. - Все Калебанцы знают этот долг. - Тогда выполни его с честью. Он ждал, пытаясь не увеличивать напряжения. Яркость в его голове сменилась новым присутствием. Оно воскрешало в сознании Маккая нечто пронзительно знакомое - не полный ментальный контакт, но, возможно, оперирующий с теми участками мозга, где интерпретировались зрительные образы и звуки. Маккай узнал это присутствие. - Фанни Мэ! - Что нужно Маккаю? Для Калебанца это было совершенно правдивым сообщением. Маккай, отметив это, сказал более прямо: - Мне нужна твоя помощь. - Объясни. - Я могу быть убитым здесь... ах, встретить конец моего узла здесь, на Досади. - На Досадийской волне, - поправила она его. - Да. И если это случится, я умру здесь. У меня есть в Централи Централей... на волне Централи Централей... друзья, которые должны знать все, что есть в моем разуме, когда я умру. - Только Тапризиот может сделать это. Досадийский контракт запрещает Тапризиотов. - Но если Досади будет разрушен... - Контракт обещает, что проходы не заканчиваются, Маккай. - Ты не можешь помочь мне? - Ты хочешь совет от Фанни Мэ? - Да. - Фанни Мэ способна поддерживать контакт с Маккаем, пока он занимает Досадийскую волну. ПОСТОЯННЫЙ ТРАНС? Маккай был шокирован. Она заметила это. - Без транса. Связи Маккая известны Фанни Мэ. - Я думаю, нет. Я не могу здесь отвлекаться. - Плохой выбор. Она была обижена. - Можешь ли ты обеспечить меня персональной дверью для прыжка в... - Не с окончанием узла, близким для Досадийской волны. - Фанни Мэ, ты знаешь, что Говачины делают здесь, на Досади? Это... - Калебанский контракт, Маккай. Ее неудовольствие было явным. Нельзя было сомневаться в честности Калебанского обещания. Досадийский контракт, несомненно, содержал специальные запреты против любых показаний и всего, что приближалось к этому. Маккай был напуган. Он испытал желание покинуть Досади немедленно. Фанни Мэ так же восприняла это сообщение. - Маккай может уйти сейчас. Вскоре Маккай не сможет уйти в его собственном теле-узле. - Теле-узле? - Ответ запрещен. ЗАПРЕЩЕН! - Я думал, ты была моим другом, Фанни Мэ! Тепло залило его. - Фанни Мэ обладает дружбой к Маккаю. - Тогда почему ты не хочешь помочь мне? - Ты желаешь покинуть Досади в этот момент? - Нет. - Тогда Фанни Мэ не может помочь. Рассердившись, Маккай начал прерывать контакт. Фанни Мэ уловила чувства расстройства и обиды. - Почему Маккай отвергает совет? Фанни Мэ желает... - Я должен идти. Ты знаешь, я нахожусь в трансе, пока мы в контакте. Это опасно здесь. Поговорим в другой раз. Я ценю твое желание помочь и твою новую ясность, но... - Никакой ясности. Очень маленькая дыра в понимании, но человек не сохраняет больше измерения! Очевидная расстроенность сопровождала этот ответ, но она прерывала контакт. Маккай чувствовал себя пробуждающимся, его пальцы на руках и ногах дрожали от холода. Калебанский контакт замедлил его метаболизм до опасно низкого уровня. Он открыл глаза. Странно одетый Говачин в желтом, вышедший из бронированного экипажа, стоял над ним. Большая грязная машина громыхала и пыхтела рядом. Голубой дым окутывал ее. Маккай начал оправляться от шока. Говачин товарищески кивнул. - Ты болен? Как только полуденные тени покрыли мраком глубины города, они двинулись наружу, на улицы. Трайя и шестеро тщательно отобранных компаньонов, все молодые человеческие самцы. Она надушилась мускусом, чтобы возбудить их, и вела из центра в тусклые малоизученные районы, где шпионы Броя были устранены. Все в ее отряде были в броне и вооружены на манер обычной команды для вылазки. Часом раньше поблизости были беспорядки, не особенно разрушительные, чтобы привлечь основательное внимание военных, но из человеческого анклава было удалено вклинивание Говачина. Вылазка командой была чем-то таким, чего этот Уоррен мог ожидать в результате столь специфического видового приспособления. Трайа и ее шестеро компаньонов вряд ли позволят себе атаковать. Никто из бунтовщиков не хотел крупномасштабной чистки в этой зоне. Что-то вроде притихшего, подозрительного ожидания наполняло улицы. Они пересекли мокрый перекресток, где в водосточных желобах была зеленая и красная сукровица. Запах сырости подсказал ей, что открывали Градус, чтобы его освобожденные воды промыли улицы. Это навлечет возмездие. Некоторое количество человеческих детей определенно будет убито в последующие дни. Старая схема. Вскоре отряд пересек зону беспорядков, отметив места, где упали тела, оценивая потери. Все тела были убраны. Для птиц не осталось ни клочка. Вскоре после этого они появились из Уорренов, прошли сквозь ворота, охраняемые Говачином, людьми Броя. Пройдя несколько кварталов, они вышли еще через одни ворота, с человеческой охраной, все на жалованье Гара. Трайа понимала, что Брой скоро узнает о ее присутствии здесь, но она скажет, что направлялась в Уоррены. Вскоре она пришла к переулку напротив здания Второго Класса. Лишенная окон серость нижних этажей здания походила на слепое лицо, нарушенное лишь решетчатой броней входных ворот. Позади ворот лежал тускло освещенный проход. Его обманчиво гладкие стены скрывали в себе следящие устройства и автоматическое оружие. Удерживая своих компаньонов движением руки, Трайа ожидала в темноте, пока не изучила вход в здание напротив себя. Ворота были на простой задвижке. В алькове слева возле двери был один охранник, едва видимый позади брони ворот. Силы обороны здания стояли, готовые прийти по вызову охранника у дверей или по вызову того, кто наблюдал через следящие устройства. Информаторы Трайи сказали, что это убежище Джедрик. Вовсе не в глубоких Уорренах. Умно, ничего не скажешь. Но Трайа годами сохраняла агента в этом здании, как она держала агентов во многих зданиях. Обычная предосторожность. Теперь все зависит от согласованности. Предполагалось, что ее агент в здании уберет внутреннего охранника на станции наблюдения за следящими устройствами. Оставался только охранник у дверей. Трайа дожидалась условленного момента. Улица вокруг нее благоухала нечистотами: открытая утилизационная линия. Авария? Повреждение во время беспорядков? Трайе никогда не нравилось ощущение этого места. В какую игру играет Джедрик? Не встроены ли в это охраняемое здание неизвестные сюрпризы? Джедрик должна знать к этому времени, что она подозревается в подстрекательстве к беспорядкам - и в прочих делах. Но чувствует ли она себя в безопасности там, на своей собственной территории? Люди склонны чувствовать себя в безопасности среди своего собственного народа. Впрочем, вокруг нее не может быть очень уж больших сил. Тем не менее, на извилистых путях ума Джедрик выработался какой-то частный заговор, а Трайа пока еще не вникла в него. Было достаточно поверхностных указаний, чтобы рискнуть на очную ставку, на переговоры. Вполне возможно, что Джедрик подставилась здесь, чтобы завлечь Трайу. Скрытый в этой возможности потенциал наполнял Трайу возбуждением. ВМЕСТЕ МЫ БЫЛИ БЫ НЕПОБЕДИМЫ! Да, Джедрик соответствует образу великолепного агента. При соответствующей организации вокруг нее... Трайа еще раз взглянула налево и направо. Улицы были подходяще пусты. Она сверила время. Наступил ее момент. Движением руки Трайа послала фланговых направо и налево, а еще одного молодого самца - прямо через улицу к воротам. Когда они были на месте, она скользнула через улицу с тремя оставшимися компаньонами, выстроившимися впереди треугольным щитом. Охранник у дверей был человеком с седыми волосами и бледным лицом, отблескивающим желтым в тусклом освещении прохода. Веки его отяжелели от недавней дозы его личного наркотика, поставляемого агентом Трайи. Трайа открыла ворота и увидела, что охранник, как и ожидалось, держит "кнопку мертвеца" в правой руке. Он направил переключатель на нее, обнажив в ухмылке щербатые зубы. Она поняла, что тот узнал ее. Теперь многое зависело от точности ее агента. - Ты хочешь умереть ради лягушек? - спросила Трайа. Он знал про бунт и беспорядки на улицах. И он был человеком, с человеческой лояльностью, но знал, что работает на Броя, Говачина. Вопрос был точно рассчитан на то, чтобы наполнить его нерешительностью. Не перебежчик ли она? У него была человеческая лояльность и зависимость фанатика от этой должности охранника, не дававшей ему скатиться вниз. И была его личная пагубная привычка. Все дверные охранники имели привычку к чему-нибудь, но этот пристрастился к наркотику, притуплявшему его чувства и затруднявшему процесс связывания нескольких линий мышления. Не предполагалось, что он будет пользоваться наркотиком на дежурстве, и это его теперь беспокоило. Следовало дать оценку столь многим вещам, и Трайа задала правильный вопрос. Он не хотел умирать за лягушек. Она вопросительно указала на "кнопку мертвеца". - Это всего лишь сигнальное реле, - сказал он. - В нем нет никаких бомб. Трайа по-прежнему молчала, вынуждая его сосредоточиться на своих сомнениях. Охранник сглотнул. - Что ты... - Присоединяйся к нам, иначе умрешь. Он всмотрелся мимо нее в остальных. Подобные вещи частенько случались в Уорренах, но не очень часто здесь, на склонах, ведущих к высотам. Охранник не относился к тем, кому охраняемые доверяют с полным пониманием. У него были соответствующие инструкции и реле мертвеца, чтобы предупреждать вторжения. Выполнение более точных распознаваний и принятие реальных решений были поручены другим. Это было слабое место здания. - Присоединиться к кому? - спросил он. В его голосе была фальшивая воинственность, и она поняла, что тот готов. - К твоему собственному виду. Это замкнуло его затуманенный наркотиком ум на его примитивные страхи. Охранник знал, что ему полагается сделать: открыть руку. Это приведет в действие устройство тревоги в кнопке мертвеца. Он мог бы сделать это по собственной воле, и это должно было удержать нападающих от убийства его. Рука мертвеца так или иначе открылась бы. Но в нем подогрели подозрения, чтобы усилить его сомнения. Устройство в руке могло быть не просто передатчиком сигнала. Что, если это и в самом деле бомба? Охранник размышлял над этим много долгих часов. - Мы будем хорошо с тобой обращаться, - сказала Трайа. Она по-приятельски положила руку ему на плечо, позволяя ему насладиться полным эффектом ее мускуса, пока вытягивала другую руку, чтобы продемонстрировать, что в ней нет оружия. - Покажи моему приятелю, как ты поступаешь с этим при смене с дежурства. Один из молодых самцов ступил вперед. Охранник показал, как это делается, медленно объясняя с устройством. - Это просто, стоит только усвоить, в чем тут хитрость. Когда ее приятель все понял и крепко обхватил эту штуку, Трайа подняла свою руку с плеча охранника и коснулась его сонной артерии отравленной иглой, спрятанной в ее ногте. Охранник успел только сделать задыхающийся вдох, распахнув глаза, прежде чем скользнул вниз из ее объятий. - Я ведь хорошо с ним обращалась, - сказала она. Ее компаньоны ухмыльнулись. Они усвоили, что чего-то такого и надо ожидать от Трайи. Они оттащили тело из виду в альков охраны, а молодой самец с сигнальным устройством занял его место у двери. Остальные защищали своими телами Трайу, когда они ворвались в здание. Вся операция заняла меньше двух минут. Все было проделано гладко, как и ожидалось от операций Трайи. Вестибюль и радиальные коридоры были пусты. Хорошо. Ее агент в этом здании заслужил поощрение. Они пошли по лестнице, вместо того, чтобы довериться лифту. Там было только три коротких пролета. Верхний коридор также был пуст. Трайа направилась к необозначенной двери, воспользовавшись ключом, которым снабдил ее агент. Дверь беззвучно открылась, и они ринулись в комнату. Внутри были опущены шторы, и не было искусственного освещения. Ее компаньоны заняли позиции у закрытой двери и вдоль обеих стен по бокам. Это был самый опасный момент, тут могла управиться только Трайа. Через щели, там, где ставни неплотно закрывали южное окно, пробивался свет. Трайа различала неясные очертания мебели и кровать с неопределенным темным пятном на ней. - Джедрик? Ноги Трайи касались мягкой ткани, очевидно, сандалии. - Джедрик? Ее голень коснулась кровати. Ощупывая темное пятно, она держала оружие наготове. Это был всего лишь ворох постельного белья. Трайа обернулась. Дверь ванной комнаты была закрыта, но она различала тонкую полоску света под дверью. Трайа обогнула валявшиеся на полу одежду и сандалии, встала с одной стороны и жестом послала своих компаньонов на другую сторону. До сих пор они действовали с минимумом шума. Она мягко повернула дверную ручку и толчком открыла дверь. В ванне была вода и тело лицом вниз, одна рука вяло свисала через край ванны. Сзади и пониже левого уха виднелся темно-багровый рубец. Трайа за волосы подняла голову, пристально посмотрела в лицо и аккуратно, избегая всплесков, опустила ее. Это была ее агент, та, которой была доверена разведка для организации этой операции. И смерть имела характерные признаки Говачинского ритуального убийства: тот самый рубец под ухом. Говачинский коготь, введенный туда, чтобы заставить жертву замолчать перед утоплением? Или все это просто устроено так, чтобы выглядеть похожим на Говачинское убийство? Трайа почувствовала, как вся операция разваливается на части вокруг нее, ощутила беспокойство своих компаньонов. Она подумала было позвонить Гару прямо оттуда, где стояла, но ее одолели страх и отвращение. Прежде чем открыть свой коммуникатор и нажать на сигнал опасности, Трайа вышла из ванной комнаты. - Центральная, - раздался в ее ушах возбужденный голос. Ее голос был по-прежнему ровным. - Наш агент мертв. Молчание. Она могла представить себе, как они нацеливают локатор на ее передатчик, потом: - Там? - Да. Она убита. Послышался голос Гара: - Этого не может быть. Я разговаривал с ней меньше часа назад. Она... - Утоплена в ванне с водой, - сказала Трайа. - Сначала ее ударили - вогнали что-то острое под ухо. Снова последовало молчание, пока Гар переваривал эти известия. У него появятся те же сомнения, что и у Трайи. Она взглянула на своих компаньонов. Они заняли сторожевые позиции лицом к проходу в холл. Да, если произойдет нападение, оно будет именно оттуда. Канал связи с Гаром оставался открытым, и теперь Трайа слышала неясное бормотание отдаваемых кратких приказов, разобрать можно было лишь немногие слова: - Команда... не позволять... время... - Потом совершенно отчетливо: - Они за это заплатят! "КТО ЗАПЛАТИТ?" - недоумевала Трайа. Она начала по-новому оценивать Джедрик. Гар снова вышел на связь: - Есть ли непосредственная опасность для тебя? - Я не знаю. - Это было неохотное признание. - Оставайся там, где ты есть. Мы вышлем помощь. Я известил Броя. Так вот каким образом Гар это видит! Да. Это было, вероятнее всего, подходящим способом справиться с новым развитием событий. Джедрик от них ускользнула. Не было никакого смысла продолжать. Это теперь должно быть сделано методами Броя. Трайа содрогалась, раздавая необходимые приказы своим компаньонам. Они приготовились дорого продать свою жизнь в случае нападения, но Трайа начала сомневаться, что немедленное нападение произойдет. Это было еще одним посланием от Джедрик. Трудности начинались при попытке истолковать послание. Менталитет военного - это менталитет бандита и налетчика. Таким образом, вся военщина представляет собой форму организованного бандитизма, где не имеют силы общепринятые нормы. Военщина - это способ рационализированного убийства, изнасилования, грабежа и прочих форм кражи, всегда воспринимаемых как часть войны. Когда недостает внешних целей, военное мышление всегда обращается против своего собственного гражданского населения, используя идентичные рациональные объяснения для бандитского поведения. Руководство для Бюсаба, глава пять: "Синдром военного вождя" Очнувшись от коммуникативного транса, Маккай сообразил, каким он должен был показаться этому странному Говачину, возвышавшемуся над ним. Разумеется, Досадийский Говачин должен был счесть его больным. В трансе он бормотал, его бил озноб, с него катился пот. Маккай сделал глубокий вздох. - Нет, я не болен. - Значит, это пристрастие к наркотикам? Припомнив множество веществ, способных вызывать пристрастие у досадийцев, Маккай чуть не воспользовался этим извинением, но передумал. Этот Говачин может потребовать какое-нибудь вызывающее пристрастие вещество. - Не пристрастие, - сказал Маккай. Он поднялся на ноги и осмотрелся. Солнце явственно продвинулось к горизонту за своей струящейся вуалью. А к пейзажу добавилось кое-что новое - то гигантское транспортное средство на гусеницах, стоявшее, мерно рокоча и пыхая дымом из вертикальной трубы, позади вторгшегося Говачина. Тот по-прежнему был упорно и усиленно сосредоточен на Маккае, приводя его в смущение своей неуклонной прямотой. Маккай был вынужден спросить себя: была ли это некая угроза или его Досадийский контакт? Люди Аритча говорили, что в точку контакта будет послано средство передвижения, но... - Не болезнь, не наркомания, - сказал Говачин. - Это какое-то странное состояние, присущее только Человеку? - Я БЫЛ болен, - произнес Маккай. - Но я выздоровел. Это состояние прошло. - И часто это с тобой случается? - Я годами могу жить без рецидивов. - Годами? Чем вызывается это... состояние? - Я не знаю. - Я... э-э-э... - Говачин кивнул и вздернул подбородок. - Божье несчастье, наверное. - Наверно. - Ты был полностью уязвим. Маккай пожал плечами. Пусть Говачин понимает это, как сумеет. - Ты не был уязвим? - Это почему-то позабавило Говачина, добавившего: - Я Бахранк. Возможно, это самое удачное, что с тобой вообще случалось. Бахранк было тем именем, которое помощники Аритча дали Маккаю для первого контакта. - Я Маккай. - Ты соответствуешь описанию, Маккай, за исключением твоего, э-э-э, состояния. Не хочешь ли ты сказать больше? Маккай задумался, чего же ожидает Бахранк. Предполагалось, что это будет простой контакт, выводящий его на более влиятельных людей. Аритч, определенно, имел на Досади хорошо информированных наблюдателей, но не предполагалось, что Бахранк является одним из них. Предостережение насчет этого Говачина было особенным. - Бахранк не знает о нас. Будь чрезвычайно осторожен с тем, что открываешь ему. Для тебя будет очень опасно, если он прознает, что ты прибыл из-за Вуали Бога. Служащие двери для прыжка подтвердили предостережение. - Если Досадиец проникнет под твое прикрытие, тебе придется собственными силами возвращаться на твою точку подбора. Мы весьма сомневаемся, что ты сможешь это сделать. Пойми, что мы не много помощи сможем оказать тебе, как только переправим тебя на Досади. Бахранк явно пришел к какому-то решению, кивнув сам себе. - Джедрик ожидает тебя. Это было еще одно имя, которым его снабдили люди Аритча. - Твой лидер ячейки. Ей сказали, что ты новый. Проникший из Обода. Джедрик неизвестно твое истинное происхождение. - А кому известно? - Мы не можем тебе сказать. Если ты не знаешь, эту информацию нельзя вырвать у тебя. Впрочем, уверяем тебя, что Джедрик не является одним из наших людей. Маккаю не понравилось звучание этого предупреждения: "...вырвать у тебя". Бюсаб, как обычно, посылает вас в пасть тигра, не давая полных указаний по длине тигриных клыков. Бахранк указал жестом на свою гусеничную машину. - Пойдем? Маккай взглянул на машину. Это явно было военное устройство, в тяжелой броне, со щелями в металлической кабине и огнестрельным оружием, торчащим под нелепыми углами. Она выглядела приземистой и смертоносной. Люди Аритча упоминали о подобных штуках. - Мы присматривали за тем, чтобы они получали только примитивные бронированные средства передвижения, огнестрельное оружие и залежалую взрывчатку, таким вот образом. Впрочем, они были весьма изобретательны в своих переделках подобного вооружения. Бахранк еще раз указал на свою машину, явно стремясь поскорее удалиться. Маккай вынужден был подавить внезапное чувство глубокой тревоги. Во что он ввязался? Он чувствовал, что, очнувшись, обнаружил, что ужасающим образом соскальзывает в опасность, не будучи в состоянии контролировать и малейшей угрозы. Ощущение прошло, но оставило его потрясенным. Маккай мешкал, продолжая разглядывать машину. Она была около шести метров в длину, с тяжелыми гусеницами, плюс другие колеса, едва видимые в тени позади гусениц. Она щеголяла обычной антенной на заду для того, чтобы ловить сигнал мощного передатчика на орбите под ограждающей вуалью, но была еще вторичная система, сжигавшая вонючее топливо. Дым от этого горючего наполнял атмосферу вокруг них резким запахом. - Чего мы ждем? - требовательно спросил Бахранк. Он сверкнул глазами на Маккая с явным страхом и подозрением. - Теперь можем ехать, - сказал Маккай. Бахранк повернулся и шустро забрался вверх по гусеницам в затененную кабину. Маккай последовал за ним, обнаружив, что внутренность представляет собой плотно загроможденное помещение, наполненное горьким маслянистым запахом. Там были два крепких металлических сиденья с изогнутыми спинками, выше головы сидящего человека или Говачина. Бахранк уже занял левое, орудуя переключателями и наборными дисками. Маккай рухнул в правое. Поперек его груди и талии сомкнулись откидные подлокотники, чтобы удержать его на месте; к затылку приладилась подставка. Бахранк щелкнул переключателем. Дверь, через которую они вошли, закрылась под скрип серводвигателей и твердое клацание запоров. Маккая захлестнуло двойственное состояние духа. Он всегда ощущал легкую агорафобию на открытых местах вроде района вокруг скалы. Но тусклая внутренность этой военной машины, с ее жестокими напоминаниями о примитивных временах, задела какую-то атавистическую струнку в его психике, и он боролся с настоятельной потребностью продраться наружу. Это была ловушка! Странное наблюдение помогло ему преодолеть это ощущение. Щели, дающие им обзор окружающего, были покрыты стеклом. Стекло. Он пощупал его. Да, стекло. Это было заурядным материалом в Консенте - прочное, но тем не менее хрупкое. Он видел, что это стекло не очень толстое. Значит, внешность этой машины была больше видимостью, чем действительностью. Бахранк бросил быстрый взгляд на их окружение и двинул рычаги, приведя машину в шаткое движение. Она издала скрежещущий грохот, перекрытый завыванием. От белой скалы к дальнему городу вели разнообразные следы. Это показывало, где недавно прошла эта машина, путь, чтобы следовать ему. Ярко освещенные скалы вдоль следа отбрасывали сверкающие блики. Бахранк выглядел очень занятым тем, что он делал, что бы это ни было, чтобы вывести их к Чу. Маккай обнаружил, что его собственные мысли вернулись к полученным им на Тандалуре инструкциям. "КАК ТОЛЬКО ТЫ ВОЙДЕШЬ В ЯЧЕЙКУ ДЖЕДРИК, ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ПОЛАГАТЬСЯ ТОЛЬКО НА САМОГО СЕБЯ..." Да... он чувствовал себя весьма одиноко, в голове у него была сумятица данных, не имевших ни малейшей связи с его предыдущим опытом. А эта планета погибнет, если Маккай не найдет смысла в этих данных плюс все, что он сумеет узнать здесь. Один, один... Если Досади умирает, там должны быть несколько разумных наблюдателей. Большая часть той финальной разрушительной вспышки будет удержана в темпокинетическом барьере Калебанцев. Фактически, Калебанец съест высвобожденную энергию. Это было одно из того, что он узнал от Фанни Мэ. Один истребительный взрыв, ПИЩА для Калебанца, и Бюсаб будет вынужден начинать все заново и без наиболее важной части физического свидетельства - Досади. Машина под Маккаем грохотала, ее качало и заносило, но она всегда возвращалась на след, ведущий к далеким шпилям Чу. Маккай тайком изучал водителя. Бахранк демонстрировал нехарактерное для Говачина поведение: более прямое, более человеческое. Вот в чем дело! Его Говачинские инстинкты были искажены контактами с Человеком. Безусловно, Аритч презирал это, боялся его. Бахранк вел с небрежной опытностью, пользуясь комплексной системой управления. Маккай насчитал восемь различных рычагов и ручек, задействованных Говачином. Некоторые активизировались коленями, другие головой. Он протягивал руки, а его локоть в это время отклонял рычаг. Военная машина реагировала. Немного погодя Бахранк проговорил, не отрывая внимания от вождения. - На втором уступе мы можем попасть под огонь. Там немного раньше была настоящая полицейская акция. Маккай пристально посмотрел на него. - Я думал, у нас безопасный проход. - Вы, Ободники, вечно торопите события. Маккай выглянул в щель: кусты, бесплодная земля, тот одинокий след, по которому они шли. Бахранк проговорил: - Ты старше любого Ободника, которого я до этого видел. Люди Аритча предупредили Маккая, что необходимость маскировать тонкие признаки возраста - это основной изъян его прикрытия. Его обеспечили кое-какой гериатрической помощью и ответом, чтобы давать его на случай вызова. Этим ответом он теперь и воспользовался. - Пребывание вне планеты легко старит. - Должно быть. Маккай почувствовал, что что-то в ответе Бахранка ускользнуло от него, но он не рискнул преследовать это. Это был непродуктивный обмен. И была та ссылка на "полицейскую акцию". Маккай знал, что чернь Обода, не допускаемая в Чу, устраивает периодические налеты, по большей части бесплодные. Варварство! - Каким предлогом ты воспользовался, чтобы выйти отсюда? - спросил Маккай. Бахранк стрельнул в него испытующим взглядом, поднял одну перепончатую руку от управления, чтобы указать на ручку в потолке над головой. Назначение ручки было Маккаю неведомо, и он опасался, что уже выдал слишком большое невежество. Но Бахранк начал говорить. - Официально я разведываю эту зону в поисках спрятанных сюрпризов, которые Ободники могли припасти тут снаружи. Я часто это делаю. Неофициально все считают, что у меня снаружи секретный пруд, полный плодовитых самок. Пруд... не Градус. Это снова был относительно бесплодный обмен фразами со скрытым подтекстом. Маккай молча всматривался вперед сквозь щель. Их пыльный след описывал широкий и плавный поворот налево, внезапно резко спускаясь на узкий выступ красной скальной стены. Бахранк выполнил серию быстрых смен скорости: медленно, быстро, медленно, быстро. Красная скальная стена осталась позади. Маккай всмотрелся наружу и вниз со своего бока. Далеко внизу лежала зелень джунглей, а вдалеке виднелись дым и шпили Чу - рифленые здания высоко вздымались над неясными утесами на заднем плане. Смены скорости показались Маккаю бесцельными. А головокружительный склон утеса с его стороны наполнил его благоговейным ужасом. Их узкий уступ обнимал утес, следуя всем его изгибам - то в тень, то на свет. Вокруг него ревела и стонала машина. Запах масла заставлял содрогаться его желудок. А далекий город казался немногим ближе, чем с вершины утеса, разве что стал выше и более загадочным в своей дымной мгле. - Пока не доберемся до первой террасы, реальных неприятностей не ожидается, - сказал Бахранк. Маккай взглянул на него. Первая терраса? Да, должно быть, это первая возвышенность снаружи городских стен. Ущелье, где поднялся Чу, спускалось на уровень реки широкими ступенями, каждая была пронумерована. Чу был привязан к изолированным холмам и равнинам в том месте, где река замедляла ход и распадалась на множество рукавов. А холмы, сопротивлявшиеся реке, состояли почти из сплошной железной руды так же, как и многие боковые террасы. - Рад оттуда выбраться, - сказал Бахранк. Их узкий уступ повернул направо, уходя от утеса на широкий склон, спускавшийся в серо-зеленые джунгли. Растительность сомкнулась вокруг них внезапными зелеными тенями. Маккай, смотревший в сторону, узнал волосатые вайи и широкие листья фикуса, гигантские шипы колючего красного цвета, никогда не виденные им раньше. Их след, как и почва в джунглях, являл собой серую грязь. Маккай глазел по сторонам; растительность на вид была почти равной смесью земной и тандалурской, ее разнообразило множество странных растений. Он замигал от солнечного света, когда они выехали из-под нависающих сверху растений на заросшую высокой травой равнину, вытоптанную, взорванную и сожженную недавними жестокими событиями. Маккай увидел груду разбитых машин неподалеку слева, покореженные осколки металла и там и сям, секции гусениц и колес, нацеленные в небо. Некоторые из обломков выглядели похожими на машину, в которой он сейчас ехал. Бахранк обогнул взрывную воронку под углом, давшим Маккаю возможность заглянуть в ее глубину. Там лежали разорванные тела. Бахранк никак не прокомментировал это, казалось, он едва ли заметил. Внезапно Маккай увидел признаки движения в джунглях, бесшумное присутствие и людей, и Говачинов. Некоторые несли нечто, что выглядело как небольшое оружие - поблескивающая металлическая труба, патронташи выпуклых белых предметов вокруг их шей. Маккай не пытался запомнить все Досадийское вооружение; оно, в конце концов, было примитивным, но теперь он напомнил себе, что именно то примитивное оружие сотворило эти сцены разрушения. Их след снова погрузился в нависшую сверху растительность, оставив позади поле битвы. Вокруг грохочущей, раскачивающейся машины сомкнулись глубокие зеленые тени. В памяти Маккая, бросаемого из стороны в сторону в его ограничителях, остался запах: глубокий мускусный запах крови и начинающегося гниения. Их тенистая авеню делала резкий поворот вправо, вырываясь на еще одну террасу, прорезанную рубящим ударом, куда Бахранк вывел их, повернув на еще один уступ, обнимающий утес. Маккай всматривался в щели через Бахранка. Город теперь был ближе. Взгляд его метался во время их спуска враскачку вверх и вниз по башням Чу, вздымавшимся, словно серебряные органные трубы из холмов Совета. Дальний утес представлял собой серию затуманенных ступеней, тающих в серо-лиловом. Вокруг рифленых башен лежали в дыму и копоти Уоррены Чу. И он мог бы различить часть окружающей город внешней стены. Верх стены усеивали приземистые форты, предназначенные для продольного огня. Город внутри стены казался таким высоким. Маккай не ожидал, что он будет выглядеть таким, но это говорило о перенаселении так, что нельзя было понять неправильно. Их уступ привел их на еще одно поле битвы, усыпанное кусками металла и плоти, в страшной вони неизбежных испарений. Бахранк вертел свою машину налево, направо, увертываясь от груд рваного снаряжения, сторонясь воронок, где холмы плоти лежали под покрывалом насекомых. Папоротники и прочая невысокая поросль начинала пробиваться после чудовищного вытаптывания. Серые и желтые летающие создания резвились в верхушках папоротника, не обращая внимания на всю эту смерть. Помощники Аритча предупредили Маккая, что жизнь Досади существует среди избытка жестокости, но действительность вызвала у него тошноту. Среди распростертых тел он узнал и человеческие, и Говачинские формы. Особенное неприятие у него вызвала гладкая зеленая кожа молодой самки Говачина, с проступающими вдоль ее рук оранжевыми отметинами способности к деторождению. Маккай резко отвернулся, обнаружив, что Бахранк изучает его с темно-желтой насмешкой в сияющих Говачинских глазах. Он проговорил, ведя машину: - Разумеется, осведомители есть везде, и после этого... - Его голова кивнула налево и направо, - ...тебе придется двигаться с большей осторожностью, чем ты мог предполагать. Ломкий звук взрыва подчеркнул его слова. Что-то ударило в броню машины со стороны Маккая. Они снова были мишенью. И снова. Звякание металла о металл становилось обильным, ударяя повсюду вокруг них, даже по стеклу на смотровой щели. Маккай подавил свое потрясение. То тонкое стекло не разбилось. Он знал про существование толстых щитов из закаленного стекла, но это добавило новое измерение к тому, что ему говорили про Досади. Несомненно, весьма изобретательно! Бахранк вел машину с видимым безразличием. Откуда-то прямо перед ними последовала более энергичная атака, в джунглях за равниной мелькали оранжевые вспышки. - Они испытывают, - сказал Бахранк. Он указал на одну из щелей. - Видишь? Они даже не оставили метки на этом новом стекле. Маккай ответил из глубин своей горечи. - Временами недоумеваешь, что же все это доказывает, если не считать того, что наш мир держится на недоверии. - А кто доверяет? Слова Бахранка звучали, как допрос. Маккай сказал: - Надеюсь, наши друзья знают, когда прекратить испытания. - Им сказали, что мы не могли бы взять больше восьмидесяти миллиметров. - Разве они не согласились пропустить нас? - Даже если и так, предполагается, что они попытаются сделать несколько выстрелов, хотя бы просто для того, чтобы сохранить благосклонность ко мне моих начальников. Бахранк еще раз провел их через серию виртуозных смен скорости и поворотов без видимых причин. Маккай навалился на свои ограничители, почувствовав боль от ушиба, когда его локоть врезался в стенку кабины. Взрыв прямо позади подкинул их вверх на левой гусенице. Когда они подпрыгнули, Бахранк крутанул их влево, избежав еще одного разрыва, попавшего бы прямехонько в них, останься они на прежнем месте. От взрывов у Маккая звенело в ушах; он почувствовал, как машина рывком остановилась и дала обратный ход, когда новые взрывы раздались впереди. Бахранк крутанул машину вправо, потом влево и снова на полной скорости понесся прямо в нетронутую стену джунглей. Окруженные разрывами, они проломились сквозь зелень и повернули направо вдоль еще одного затененного следа в грязи. Маккай утратил всякое чувство направления, но нападение прекратилось. Бахранк сбавил скорость и глубоко, от всего сердца, вздохнул. - Я знал, что они попытаются это сделать. В голосе его прозвучали одновременно и облегчение, и веселье. Маккай, потрясенный прикосновением смерти, не смог издать ни звука. Их тенистый путь змеился через джунгли, выводя на открытое пространство, и это дало возможность Маккаю прийти в себя. К этому времени он не знал, что и сказать. Он не мог понять веселости Бахранка, отсутствия продолжительного интереса к столь жестокой угрозе. Немного погодя они выбрались на нетронутую наклонную равнину, ровную и зеленую, словно лужайка в парке. Она полого сбегала вниз к тонкой завесе растительности, через которую Маккаю был виден серебристо-зеленый узор реки. Однако, что привлекло и задержало внимание Маккая, так это выщербленные, без окон, стены крепости, вздымавшейся над равниной на середине расстояния. Она возвышалась над скрывающей реку растительностью. К ним протянулись снабженные подпорками вышки, замыкая черный металлический барьер. - Это наши ворота, - сказал Бахранк. Он повернул машину налево, став по центру между вышками. - Девятые ворота, теперь через трубу, и мы дома, - сказал Бахранк. Маккай кивнул. Стены, трубы и ворота: это были ключи к обороне Чу. У них на Досади были "барьерные и крепостные взгляды". Эта труба, видать, проходит под рекой. Он попытался определить ее положение на карте, которую люди Аритча внедрили в его мозг. Ему полагалось знать географию этого места, его геологию, религии, социальные структуры, сокровенное расположение систем защиты стран каждого острова, но он обнаружил, что ему трудно определить свое местоположение на этой мысленной карте. Он наклонился вперед у щели, всматриваясь вверх, когда машина начала набирать скорость, и увидел огромный центральный шпиль с горизонтальными часами. Все часы инструктажа по карте встали на место. - Да, девятые ворота. Бахранк был слишком занят управлением, чтобы ответить. Маккай бросил взгляд на крепость и едва не задохнулся. Грохочущая машина неслась вниз по склону в пугающем темпе, нацелившись прямиком в черный металлический барьер. В последнее мгновение, когда они, казалось, должны были врезаться в него, барьер подскочил вверх. Они влетели в тускло освещенную трубу. Ворота с грохотом закрылись за ними. Под гусеницами машины громко скрежетал металл. Бахранк сбавил скорость и передвинул рычаг рядом с собой. Машина поднялась на колеса, и шум резко уменьшился, отчего Маккаю показалось, что он оглох. Ощущение это усилилось, когда он сообразил, что Бахранк уже несколько раз ему что-то сказал: - Джедрик говорит, ты прибыл из-за дальних гор. Это правда? - Джедрик это говорит. - Он постарался, чтобы это прозвучало неправильно, но получилось почти вопросительно. Впрочем, Бахранк сосредоточился на своих мыслях, ведя машину по прямой по скрежещущему полу тусклой трубы. - Ходят слухи, что вы, ободники, заложили там тайное поселение, что вы пытаетесь построить свой собственный город. - Интересные слухи. - Думаешь, не так? Единственная линия светильников над головой в трубе оставляла внутренность кабины более темной, чем снаружи, освещенной лишь слабыми отражениями от инструментов и циферблатов. Но у Маккая было странное ощущение, что Бахранк отчетливо его видит и изучает каждое выражение его лица. Несмотря на невозможность этого, мысль эта не исчезала. Что стоит за испытующими вопросами Бахранка? ПОЧЕМУ У МЕНЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОН ВИДИТ МЕНЯ НАСКВОЗЬ? Эти тревожные догадки закончились, когда они вырвались из трубы на улицы Уоррена. Бахранк развернул машину направо вдоль узкого проезда в глубокой серой тени. Хотя Маккай видел много изображений этих улиц, действительность усугубила его дурные предчувствия. Такие грязные... угнетающие... так много людей. Они были повсюду! Бахранк теперь медленно вел машину на бесшумных колесах, подняв гусеницы над мостовой. Большая машина осторожно прокладывала себе путь по узким улочкам, мощенным некоторые камнем, а некоторые - блестящими черными плитами. Все улицы были затенены нависающими верхними ярусами, чью высоту Маккай не мог оценить через щели. Он видел запертые и охраняемые магазины. Случайные лестницы, тоже охраняемые, вели вверх или вниз в отталкивающую темноту. Эти улицы заполняли только люди, и ни у одного из них не было на лице выражения случайного прохожего. Сжатые челюсти непреклонных ртов. Глаза тяжелым, вопрошающим взглядом всматриваются в проезжающую мимо машину. И женщины, и мужчины были одеты в универсальную, темную, цельную одежду из Трудового Резерва. Заметив интерес Маккая, Бахранк заговорил: - Это Человеческий анклав, а у тебя водитель - Говачин. - Они могут видеть нас внутри? - Они знают. И грядут неприятности. - Неприятности? - Говачины против Человека. Это ужаснуло Маккая, и он задумался, что если это источник тех предвестников беды, которые не объяснят Аритч и его помощники: разрушение Досади изнутри. Но Бахранк продолжал: - Существует все растущее разделение между Людьми и Говачином, хуже чем когда-либо. Может быть, ты последний Человек, едущий со мной. Аритч и компания подготовили Маккая к жестокости, голоду и недоверию на Досади, но они ничего не сказали о противостоянии видов друг другу... лишь то, что некто, чье имя они отказались назвать, может разрушить это место изнутри. Что пытался сказать ему Бахранк? Маккай не осмелился подвергать испытанию свое невежество, и эта несостоятельность пугала его. Бахранк тем временем осторожно вывел машину из узкого проезда на улицу пошире, заполоненную тележками с грудой зелени на каждой. При приближении бронированной машины тележки медленно сдвигались в сторону, и в глазах людей, отодвигавшихся вместе с тележками, была откровенная ненависть. Обилие людей изумило Маккая: на каждую тележку (а он сбился со счета, не проехав и квартала) приходилось по меньшей мере сотня людей, толпящихся вокруг, вздымающих ввысь руки, кричащих на людей, стоявших кольцом, плечо к плечу, вокруг каждой тележки, прижавшись спинами к груде содержимого и, очевидно, охраняющих это содержимое. Маккай, уставившись на тележки, сообразил, потрясенный узнаванием, что смотрит на тележки, заваленные отбросами. Толпы людей покупали отбросы. Бахранк снова сыграл роль туристического гида. - Это так называемая Улица Голода. Это самые отборные отбросы, лучшие. Маккай припомнил, как один из помощников Аритча говорил, что здесь есть рестораны, специализирующиеся на отбросах из отдельных зон города, что никакая пища, не содержащая яда, не пропадает. Проплывающая мимо сцена приковала внимание Маккая: суровые лица, крадущиеся движения, ненависть и едва сдерживаемая жестокость, все это вовлекалось в нормальной коммерческой операции на основе отбросов. А количество этих людей! Они были повсюду вокруг: в дверных проемах, охраняющие и толкающие тележки, отпрыгивающие с дороги Бахранка. Нос Маккая атаковали новые запахи, острое зловоние, вонь, подобной которой он до сих пор не испытывал. Еще одно удивило его: внешнее впечатление старины в этом Уоррене. Маккай задумался, воспринимает ли эту древность все население города, согнанное снаружи угрозами. По стандартам Консента, население Чу живет здесь лишь в течение немногих поколений, но город выглядит старше, чем любой, виденный им прежде. Машина внезапно покачнулась, когда Бахранк повернул на узкую улицу и остановил ее. Маккай, выглянув в щель справа от себя, увидел арочный вход в запачканное сажей здание и лестницу, ведущую вниз во мрак. - Там, внизу, ты встретишься с Джедрик, - сказал Бахранк. - Вниз по этой лестнице, вторая дверь налево. Это ресторан. - Как я ее узнаю? - Разве тебе не рассказали? - Я... - Маккай оборвал себя. Он видел изображения Джедрик во время инструктажа на Тандалуре и теперь сообразил, что пытается оттянуть момент расставания с бронированным коконом Бахранка. Казалось, Бахранк это почувствовал. - Не бойся, Маккай. Джедрик тебя узнает. И, Маккай... Маккай повернулся и взглянул в лицо Говачина. - Иди прямо в ресторан, займи место и жди Джедрик. Без ее покровительства ты здесь долго не выживешь. У тебя темная кожа, а некоторые люди скорее предпочтут в этом районе зеленую, чем темную. Здесь помнят Ворота Пэйлаша. Пятнадцати лет недостаточно, чтобы изгладить это из их памяти. В инструктаж Маккая не было включено ничего насчет Ворот Пэйлаша, и теперь он не осмелился спросить. Бахранк сдвинул переключатель, открывший Маккаю дверь. Уличная вонь немедленно усилилась до почти невыносимой степени. Бахранк, видя, что он колеблется, резко сказал: - Быстро выходи! В состоянии какого-то обонятельного изумления Маккай спустился и обнаружил, что стоит на одной из сторон улицы, являя собой объект повсеместных подозрительных взглядов. Зрелище Бахранка, ведущего машину прочь, обрезало последнюю связь с Консентом и всеми хорошо знакомыми вещами, что могли бы защитить его. Никогда за свою долгую жизнь Маккай не чувствовал себя так одиноко. Никакая правовая система не может поддерживать справедливость, если каждый участник - судьи, обвинители, Легумы, защитники, свидетели, - все они не рискуют жизнью сами в каком бы то ни было обсуждении, происходящем перед судебным барьером. В Судебном Зале нужно рисковать всем. Если какой-то элемент остается вне спора и без личного риска, правосудие неизбежно проигрывает. Закон Говачина Незадолго до заката пошел мелкий дождь, продолжавшийся и в темноте, а потом унесенный жадным ветром, очистившим небеса Досади. Он оставил после себя хрустальный воздух; на улицах капало в лужи с карнизов. Даже вездесущая вонь Уоррена ослабела и обитатели Чу, двигаясь вдоль улиц, демонстрировали хищную легкость. Возвращаясь в штаб на бронетранспортере, где ехали лишь его наиболее доверенные Говачины, Брой отметил чистый воздух, даже несмотря на то, что он размышлял над сообщением, заставившим его сорваться с Холмов Совета. Войдя в комнату совещаний, Брой увидел, что там уже был Гар. Тот стоял спиной к темному окну, выходившему на восточные утесы. Брой задумался, давно ли Гар там находился. Ни человек, ни Говачин не проявили никаких признаков узнавания, но это только подчеркнуло растущее разделение видов. Оба они видели сообщения, содержащие ту наиболее тревожную информацию: убийство двойного агента-человека при обстоятельствах, указывающих на самого Броя. Брой прошел во главу стола для совещаний и щелкнул переключателем, активирующим его коммуникатор, обратившись к видимому лишь ему экрану. - Созовите Совет на совещание. Ответом было искаженное жужжание, профильтрованное через скремблеры и приглушенное конусом уединения. Гар, стоя на другом конце комнаты, не смог бы выделить смысла из доносящегося по коммуникатору шума. Ожидая, пока члены Совета выйдут на связь для совещания, Брой уселся к коммуникатору, вызвал на экран помощника-Говачина и говорил с ним приглушенным голосом, замаскированным конусом уединения. - Начните проверку службой безопасности всех людей, чье положение может позволить им угрожать нам. Используйте план Д. Брой взглянул на Гара. Рот человека молча шевелился. Он был раздражен конусом уединения и своей неспособностью точно сказать, что делает Брой. Брой продолжал разговаривать со своим помощником. - Я хочу, чтобы специальные силы развернулись, как я вам ранее рассказывал... Да... Гар демонстративно повернулся спиной к этой беседе и уставился в ночь. Брой продолжал обращаться к помощнику на экране. - Нет! Мы должны включить даже людей, участвующих в этом совещании. Да, это то сообщение, что сделал мне Гар. Да, я тоже получил эту информацию. Ожидается, что остальные люди взбунтуются и выгонят своих соседей-Говачинов, и последуют репрессии. Да, так я и подумал, когда увидел это сообщение. Брой отключил конус уединения и скремблер. На его экране как раз появилась с оверрайдом Трайа, прервав его беседу с помощником по безопасности. Она говорила приглушенно, с поспешностью в голосе, так что стоящий в другом конце комнаты Гар мог разобрать лишь немногие слова. Но подозрения Броя становились очевидными. Он выслушал Трайу, потом произнес: - Да... было бы логично предположить, что подобное убийство совершено так, чтобы походить на работу Говачина для... Понимаю. Но разбросанные случайности, которые... В самом деле? Что ж, при таких обстоятельствах... Он оставил мысль незавершенной, но его слова провели черту между людьми и Говачинами, даже на высших уровнях его Консультативного Совета. - Трайа, я должен принять собственное решение по этому вопросу. Пока Брой говорил, Гар поднял кресло и поставил его возле коммуникатора, и потом сел. Однако Брой закончил свой разговор с Трайей и восстановил контур уединения, и даже сидя поблизости, Гар не мог проникнуть сквозь их защитный экран. Хотя теперь он было достаточно близко, чтобы слышать гудение системы уединения, и этот звук раздражал Гара. Он и не пытался скрыть свое раздражение. Брой видел Гара, но не подавал виду, что одобряет или не одобряет его близость. - Так, я понял, - сказал Брой. - Да... издам эти приказы, как только закончу здесь. Нет... Согласен. Это будет лучше всего. - Он выключил контур. Раздражающее гудение прекратилось. - Джедрик намеревается натравить Говачина против людей, людей против Говачина, - сказал Гар. - Если это так, то этому предшествовали долгие тайные приготовления, - сказал Брой. Его слова подразумевали многое: что в высших кругах был заговор, что ситуация подошла к опасному моменту, не будучи замеченной, что теперь нельзя предвидеть все инерциальные силы. - Ты полагаешь, что будет еще хуже, - сказал Гар. - Многообещающе. Гар долго, пристально смотрел на него, потом: - Да. Было ясно, что Брою нужно было, чтобы сложились вполне определенные условия, обеспечивающие четкое предвидение главных последствий. Он был к этому готов. Когда Брой понял, что ситуация его удовлетворяет, он воспользовался своей неоспоримой властью, чтобы приобрести как можно больше за время неразберихи. Гар нарушил молчание. - Но что, если мы неправильно поняли намерения Джедрик? - Это помогает нам, когда страдает невиновный, - сказал Брой, перефразировав часть старой аксиомы, известной каждому досадийцу. Гар закончил за него мысль. - Но кто же невиновен? Прежде, чем Брой смог ответить, на его экране засветились лица его Совета, каждое лицо в своем квадратике. Брой быстро провел совещание, позволяя лишь немногие помехи. Не было никаких домашних арестов, никаких обвинений, но его слова и поведение разделили их по видам. Когда он закончил, Гар представил себе свалку, которая должна была завариться сразу после в Чу, пока власть имущие соберут свои силы защиты. Не зная, как он это ощутил, Гар почувствовал, что это было именно то, что нужно было Джедрик, и что со стороны Броя было ошибкой усиливать напряжение. Выключив коммуникатор, Брой сел обратно и с большой осторожностью обратился к Гару: - Трайа говорит, что Джедрик не могут найти. - Разве мы этого не ожидали? - Возможно, - Брой надул щеки. - Чего я не понимаю, так это того, как простой Лиаитор смог ускользнуть от моих людей и Трайи. - Думаю, мы недооценили эту Джедрик. Что, если она происходит из... - Его подбородок дернулся к потолку. Брой это допускал. Он наблюдал за допросом Бахранка на защищенном посту глубоко в Холмах Совета, когда его прервал вызов в штаб. Накопившиеся сообщения указывали на какие-то неприятности, знакомые Чу в различные времена, но никогда не достигавшие такой мощи. А информация Бахранка была неутешительной. Он доставил этого внедренца с Обода по имени Маккай по такому-то и такому-то адресу. Безопасность не смогла проверить это вовремя из-за бунта. Убеждения Бахранка были очевидными. И возможно, Ободники ПЫТАЛИСЬ построить свой собственный город за горами. Брой считал это невероятным. Его источники в Ободе оказались, в общем, заслуживающими доверия, а его особый источник был надежен всегда. Кроме того, подобная авантюра потребовала бы гигантских запасов пищи, все это при условии подверженности регулярному учету. Это, в конце концов, было функцией Лиаитора, почему он должен... Нет, это невозможно. Обод существовал на худших отбросах Чу и на том, что смог вырвать у ядовитой почвы Досади. Нет... Бахранк был не прав. Этот Маккай странный, но в совершенно ином отношении. И Джедрик это должно было быть известно прежде кого бы то ни было, - за исключением его самого. Первостепенным вопросом оставалось: кто ей помог? Брой вздохнул. - Мы давно знаем друг друга, Гар. Личность твоей силы, пробившая себе путь из Обода через Уоррены... Гар понял. Ему говорили, что Брой взирает на него с активным подозрением. Между ними никогда не было настоящего доверия, но зато было кое-что еще: ничего открыто не сказано, ничего прямого или особенного, но смысл ясен. Это даже не было коварство, это просто была Досади. Какое-то мгновение Гар не знал, куда повернуть. В его взаимоотношениях с Броем эта возможность всегда присутствовала, но долгое общение убаюкало Гара до опасной зависимости. Трайа была его самой ценной фишкой. Он нуждался в ней сейчас, но у нее были другие, гораздо более настоятельные, обязанности в данный момент. Гар сообразил, что ему придется ускорить свои собственные планы, взыскать все долги и обязательства, что ему причитались. Его отвлек шум множества людей, спешащих мимо во внешнем холле. По-видимому, вещи приходили в голову быстрее, чем ожидалось. Гар встал и рассеянно уставился в окна на те темные тени в ночи, что были утесами Обода. Дожидаясь Броя, Гар наблюдал, как там опускается темнота, наблюдал за появлением оранжевых пятен там, где были очаги Обода. Гар знал эти очаги, знал вкус пищи, приготовленной на них, знал изматывающее уныние, царящее над существованием там, снаружи. Неужели Брой ожидает, что он вернется туда? Брой был бы изумлен альтернативами, открытыми для Гара. - Теперь я тебя покину, - сказал Брой. Он поднялся и вперевалочку вышел из комнаты. Он хотел сказать вот что: "Чтоб тебя здесь не было, когда я вернусь". Гар продолжал смотреть в окно. Казалось, он погрузился в раздраженную мечтательность. Почему Трайа до сих пор не докладывает? Вошел один из Говачинов, помощников Броя, и засуетился над бумагами на столе в углу. На самом деле Гар оставался стоять таким образом не более пяти минут. Немного погодя он встряхнулся, повернулся и удалился из комнаты. Едва только он шагнул во внешний проход, как мимо него в комнату совещаний ворвался отряд Говачинов Броя. Они дожидались, пока Гар уйдет. Злясь на себя за то, что он знал, ему надлежит сделать, Гар повернул налево и зашагал по холлу к комнате, где, как ему было известно, он найдет Броя. Трое Говачинов с нарукавными повязками Безопасности следовали за ним, но не вмешивались. Еще двое Говачинов охраняли дверь Броя, но они не решились остановить его. Власть Гара чувствовали здесь слишком долгое время. А Брой, не ожидая, что Гар последует за ним, не отдал особых распоряжений. Гар на это и рассчитывал. Брой, инструктирующий группу помощников-Говачинов, стоял над заваленным картами столом. Желтый свет от светильников над головой играл переменчивыми тенями на картах, когда помощники склонялись над столом и делали пометки. Брой прервал инструктаж, явно удивленный. Гар заговорил, прежде чем Брой смог распорядиться, чтобы его вывели. - Я все еще нужен тебе, чтобы удержать тебя от совершения величайшей ошибки в твоей жизни. Брой выпрямился, ничего не говоря, но в молчании его было приглашение Гару продолжать. - Джедрик играет тобой, как на отличном инструменте. Ты делаешь в точности то, чего она от тебя хочет. Брой надул щеки. Пожимание плечами разозлило Гара. - Когда я впервые пришел сюда, Брой, то принял определенные меры предосторожности. Это страховка моего здоровья, на случай если ты попытаешься применить насилие. Брой снова изобразил это доводящее до безумия Говачинское пожимание плечами. Все такое приземленное. Почему этот глупый человек до сих пор жив и на свободе? - Ты никогда не был в состоянии выяснить, что же я сделал, чтобы обезопасить себя от тебя, - сказал Гар. - У меня нет пагубных пристрастий. Я человек гордый и, естественно, у меня есть средства умереть прежде, чем твои специалисты по боли смогут одолеть мой разум. Я сделал все, чего ты мог ожидать от меня... и кое-что еще, что тебе отчаянно нужно узнать. - Я предпринял свои собственные предосторожности, Гар. - Разумеется, и я допускаю, что не знаю, что они из себя представляют. - Так что ты предлагаешь? Гар издал короткий смешок, вовсе не злорадный. - Ты знаешь мои условия. Брой покачал головой из стороны в сторону в совершенно человеческом жесте. - Разделить с тобой руководство? Ты меня изумляешь, Гар. - Твое изумление еще не достигло своих пределов. Ты не знаешь, что я на самом деле сделал. - И что же? - Не удалиться ли нам в более уединенное место, чтобы спокойно все обсудить? Брой посмотрел на своих помощников и взмахом руки приказал им удалиться. - Будем говорить здесь. Гар подождал, пока не услышал, что за последним уходящим помощником захлопнулась дверь. - Ты, наверное, знаешь о фанатиках смерти, которых мы подготовили в человеческом анклаве. - Мы знаем, что с ними делать. - При соответствующей мотивации фанатик может хранить большой секрет, Брой. - Не сомневаюсь. Ты собираешься теперь открыть подобный секрет? - Годами мои фанатики жили на урезанном рационе, сохраняя и экспортируя излишки в Обод. У нас там, снаружи, достаточно пищи, мегатонны. Имея целую планету, для того чтобы это спрятать, тебе понадобится много времени, чтобы все отыскать. Городская пища, и мы будем... - Еще один город! - Больше того. У нас есть оружие, какое только мы смогли собрать в Чу. Жаберные щели Броя позеленели от злости. - Так ты никогда не оставлял Обод? - Рожденный в Ободе не может об этом забыть. - После всего, что сделал для тебя Чу... - Я рад, что ты не сослался на богохульство. - Но ведь с нами говорил Бог Стены! - Разделяй и властвуй, подразделяй и властвуй более властно, раздроби и властвуй абсолютно. - Это не то, что я имел в виду. - Брой несколько раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить душевное равновесие. - Один и только один город. Вот данный нам наказ. - Но другой город будет построен! - Будет ли? - Мы покопались на заводах, чтобы обеспечить себя собственным оружием и пищей. Если ты атакуешь наших людей в Чу, мы атакуем тебя снаружи, разнесем ваши стены и... - Что ты предлагаешь? - Открытое сотрудничество по разделению видов. Один город для Говачинов, один для людей. Тогда то, что вы творите в Чу, станет вашим собственным делом. Но скажу тебе, в новом городе мы избавим себя от Демопола и его аристократии. - Создадите новую аристократию? - Возможно. Но мои люди будут умирать, видя свободу, которую мы разделяем. Мы больше не будем предоставлять Чу свои тела! - Так вот почему все ваши фанатики уроженцы Обода. - Вижу, что ты еще не понимаешь, Брой. Мои люди не просто уроженцы Обода. Они желают, даже ЖАЖДУТ умереть за свое видение. Брой обдумал это. Трудная концепция для Говачина, чей грех Градуса всегда трансформировался в основательное уважение к стремлению выжить. Но Брой видел, к чему ведут слова Гара, и вызвал в уме образ волн человеческой плоти, бросающихся на все противостоящее, не сдерживаемые ни болью, ни смертью, ни выживанием в любом отношении. Они вполне могут захватить Чу. Мысль о бесчисленных иммигрантах из Обода, живущих внутри стен Чу в готовности к подобной жертве, наполнила Броя глубоким беспокойством. Потребовался усиленный самоконтроль, чтобы скрыть эту реакцию. Он ни на мгновение не усомнился в рассказе Гара. Это было нечто как раз в духе сухопарых Ободников. Но зачем Гар сейчас все это рассказывает? - Что, Джедрик распорядилась подготовить меня к... - Джедрик не является частью нашего плана. Она усложняет нам задачу. Но та разновидность неразберихи, которую она спровоцировала, есть как раз то, чем мы можем воспользоваться лучше вас. Брой соотнес это с тем, что знал о Гаре. Он решил, что это обоснованно, но не дает ответа на основной вопрос. - Почему? - Я не готов жертвовать своими людьми, - сказал Гар. Это отдавало полуправдой. Гар не раз демонстрировал, что может принимать нелегкие решения. Но несомненно, там, среди его орд фанатиков, были многие, обладающие определенными умениями, которые он предпочел бы не терять - пока. Да, Гар мыслил именно таким образом. И Гару следовало бы знать глубокое уважение к жизни, созревающее в груди Говачина после очищающего безумия. Говачин тоже мог бы принимать кровавые решения, но вина... о, чувство вины... Гар рассчитывает на чувство вины. Наверное, он слишком на многое рассчитывает. - Ты, конечно, не ждешь, что я приму открытое и активное участие в вашем проекте города для Обода. - Если и не открытое, тогда пассивное. - И ты настаиваешь на разделении руководства Чу? - На время. - Невозможно! - По существу, если не по названию. - Ты был моим советником. - Ты начнешь распри между нами с помощью Джедрик, выжидающей, чтобы подобрать все, что она сможет заполучить от нас? - Эээ... - Брой кивнул. Так вот в чем дело! Гар не является частью этой затеи Джедрик. Он боится Джедрик, даже больше чем Броя. Это дало Брою повод для осторожности. Гара не легко испугать. Что он знает о Джедрик такого, чего неизвестно Брою? Но теперь есть весомая причина для компромисса. Ответ на вопрос можно получить и позднее. - Ты останешься моим главным советником, - сказал Брой. Это было приемлемо. Гар подтвердил свое согласие отрывистым кивком. Однако компромисс оставил ощущение пустоты в пищеварительных узлах Броя. Гар знал, что им манипулировали, чтобы он выдал свой страх перед Джедрик. Он мог быть уверен, что Брой попытается нейтрализовать проект города для Обода. Но размах заговора Гара превзошел все ожидания, оставив слишком много неясностей. Нельзя было принять правильное решение на основании недостаточных данных. Гар отдал информацию, не получив ничего ценного взамен. Это было на него не похоже. И правильно ли было все произошедшее здесь истолковано? Брой знал, что ему следует разобраться с этим, рискнув одним куском информации в качестве приманки. - В Уоррене недавно было нарастание мистических впечатлений у Говачинов. - Мог бы придумать что-нибудь и получше, чем пробовать на мне эту религиозную чепуху! Гар действительно злился. Брой не стал показывать, что это его позабавило. Значит, Гар не знает (или не приемлет), что Бог Стены иногда сотворяет иллюзии среди своей паствы. Что Бог правдиво говорит со своим помазанником и даже отвечает на некоторые вопросы. Многое было здесь открыто. Больше, чем подозревал Гар. Бахранк прав. И Джедрик тоже наверняка известно о проекте города Гара. Возможно, что Джедрик сама спровоцировала Гара на то, чтобы он раскрыл свой заговор Брою. Но этого явно было недостаточно, чтобы так его испугать. "Для чего Бог открыл это мне? - подумал Брой. - Меня испытывают?" Да, это должно было быть ответом. Теперь все определено. "Я буду делать то, что советует Бог". Люди всегда придумывают свои собственные оправдания. Фиксированный и неподвижный Закон просто обеспечивает удобную структуру, чтобы вешать внутри ее ваши оправдания, а за ними - предрассудки. Единственным универсально приемлемым Законом для смертных был бы тот, который соответствовал бы каждому оправданию. Что есть явная чепуха. Закон должен выявлять предрассудки и спорные оправдания. Таким образом, Закон должен быть гибким, должен изменяться, чтобы приспосабливаться к новым требованиям. В противном случае он становится просто оправданием сильного. Закон Говачина (перевод Бюсаба) После отъезда Бахранка Маккаю потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить ощущение целеустремленности. Над ним поднимались высокие и массивные здания, но расщелина, идущая на запад, позволяла клину солнечного света проникнуть на узкую улицу через завитки растительности этого Уоррена. Свет отбрасывал густые тени от каждого предмета, подчеркивая давление людского движения. Маккаю не нравилось, как на него смотрят люди. Словно каждый оценивал его с точки зрения какой-то личной выгоды. Маккай медленно проталкивался через текущую мимо толпу к арочному входу. Он старался наблюдать за окружающими так, чтобы не привлекать внимания. После всех тех лет в Бюсабе, после всех тренировок и опытов, подготовивших его для столь утонченно влиятельного агентства, Маккай приобрел великолепное знание видов, которые входили в Консент. Он извлекал теперь это знание, ощущая мощную секретность, которая руководила этими людьми. К сожалению, его опыт был насыщен знаниями о том, как вид может обращаться с другим видом, не говоря уже о том, что вид может сотворить сам с собой. Люди вокруг него, согласно его впечатлению, находились на грани взрыва. Двигаясь в постоянной готовности защищать себя, Маккай спустился на короткий лестничный пролет в прохладные тени. Здесь легче было двигаться, но запахи гнили и плесени усилились. "Вторая дверь налево". Маккай пошел к дверному проему, куда направил его Бахранк. Он увидел там еще одну лестницу вниз. Почему-то это испугало Маккая. Чу вовсе не напоминал тот город, что нарисовали ему люди Аритча. Неужели они попытались его обмануть? А если так, то почему? Возможно ли, что они сами не знали этого города? Количество ответов на этот вопрос заставило Маккая содрогнуться. А если наблюдатели, засланные на Досади, предпочли извлечь личную выгоду из местного обучения? За всю свою карьеру Маккай никогда прежде не пересекал мир, настолько полно отрезанный от остальной вселенной. Эта планета ОДИНОКА, лишена многих приятностей, украшающих прочие миры Консента. Здесь нет прыжковых дверей. Никакого скопления известных видов, никаких утонченных удовольствий или изощренных ловушек, которые захватывали бы обитателей других миров. Досади развивалась своим собственным путем. Инструкторы на Тандалуре слишком часто предупреждали, что это одинокие ПРИМИТИВЫ, вырвавшись во вселенную, одержали бы верх над Консентом. "Их ничто не сдерживает. Ничто". Наверное, это было преувеличением. Кое-что ограничивало досадийцев физически. Но их не сдерживали обычаи или нравы Консента. Здесь можно было приобрести все: любой запретный порок, какой только можно придумать. Эта мысль преследовала Маккая. Он думал об этом и о бесчисленных зельях, к которым имели пристрастия многие досадийцы. Мощный рычаг воздействия, который находился в руках беспринципных, ужасал. Однако он не рискнул остановиться здесь, сражаясь со своей нерешительностью. Маккай шагнул в лестничную клетку с самоуверенностью, которой он не чувствовал, когда следовал указаниям Бахранка. У него не было другого выхода. Нижняя площадка была более широкой, в глубоких тенях, с единственным источником света на черной двери. В креслах рядом с дверью дремали двое людей. Третий сидел на корточках рядом с ними, держа в руках то, что выглядело как огнестрельное оружие. - Меня вызывала Джедрик, - сказал Маккай. Охранник кивнул, позволяя пройти. Проходя мимо, Маккай посмотрел на оружие. Длинная трубка с металлической коробкой на тыльной стороне и плоским курком, который удерживал большой палец охранника. Маккай чуть было не споткнулся. Это бомба мертвеца! Несомненно. Если палец охранника ослабнет, то взрыв убьет всякого на лестничной площадке. Маккай посмотрел на двоих спящих. Как они могут спать при подобных обстоятельствах? Вниманием его теперь завладела черная дверь со своей единственной тусклой лампочкой. Все виды вони здесь перебивал сильный запах крепко приправленной стряпни. Маккай видел, что это была тяжелая дверь с поблескивающим глазком на уровне лица. При его приближении она распахнулась. Маккай шагнул в огромную комнату с низком потолком, заполненную - НАБИТУЮ БИТКОМ! - людьми. Они сидели за поставленными на козлы столами. Места было только-только пройти между скамьями. И везде, куда только ни смотрел Маккай, он видел людей, переправляющих ложками в свои рты содержимое небольших чашек. Официанты и официантки спешили по узким проходам, хлопая полными чашками о столы и убирая пустые. Всей этой сценой руководила толстая женщина, сидевшая за небольшим столом на платформе слева от него. Она устроилась таким образом, чтобы держать под наблюдением входную дверь, всю комнату и вращающуюся дверь в боковой стене, через которую носился взад и вперед обслуживающий персонал. Она была чудовищная женщина и занимала свое положение так, словно никогда и не была нигде больше. Действительно, Маккаю легко было себе представить, что женщина и не может сдвинуться со своего места. Руки ее распухли в тех местах, где они выдавливались из коротких рукавов рабочего комбинезона. Щиколотки ее нависали складками на верх ее туфель. ЗАЙМИ МЕСТО И ЖДИ. Бахранк предупредил четко и ясно. Маккай поискал просвет на скамьях. Прежде, чем он смог шевельнуться, толстая женщина заговорила писклявым голосом. - Твое имя? Маккай посмотрел в прямо в глазки-бусинки, обрамленные толстыми складками жира. - Маккай. - Так и думала. Она подняла палец. Откуда-то появился юный мальчик. Ему было не больше девяти лет, но в его глазах отражалась мудрость старика. Мальчик стоял, ожидая инструкций. - Это он. Проводи его. Мальчик повернулся. Он даже не посмотрел, следует ли за ним Маккай, и поспешил по узкому проходу туда, где двери качались взад-вперед, чтобы дать проход служащим. Маккай чуть не столкнулся с официантами. Его провожатый рефлекторно отскакивал в сторону всякий раз, когда дверь открывалась. Еще одна черная дверь с глазком располагалась в конце этого прохода. За ней был небольшой коридор, с запертыми боковыми дверями. Коридор упирался в стену. Глухая стена скользнула перед ними в сторону, и они спустились на узкую, облицованную булыжником дорогу. Путь освещали большие лампы, расположенные вверху. От стен несло сыростью и вонью. Изредка попадались широкие помещения с охраной. Спустя некоторое время они выбрались в еще один небольшой коридор с боковыми дверьми. Мальчик открыл вторую дверь справа, подождал, пока Маккай войдет, к закрыл ее за собой. Все это было проделано молча. Маккай услышал, как вдали стихли шаги мальчика. Комната была маленькой и тускло освещенной светом из окошка, расположенного высоко в стене напротив двери. Почти все пространство занимал стол на козлах около двух метров длиной. По обе его стороны располагались скамьи и кресла. Стены из серого камня не были украшены. Маккай прошел к креслу и сел. Несколько минут он продолжал молча сидеть, изучая это место. В комнате было холодно: Говачинская температура. Одно из высоких окон позади него треснуло, и сквозь него доносился уличный шум: проезжающий тяжелый транспорт, спорящие голоса, шарканье множества ног. Ощущение Уоррена, который словно втиснулся в эту комнату, усилилось. Из-за единственной двери Маккай слышал звяканье посуды и звуки, напоминавшие шипение пара. Немного погодя дверь открылась и в комнату проскользнула высокая стройная женщина. На мгновение, когда она повернулась, свет из окон осветил ее лицо. Потом женщина села на правую скамью, спрятавшись в тени. Маккай никогда прежде не видел у женщин столь твердых черт лица. Она была хрупкой скалой с хрустальными глазами бледнейшего голубого цвета. Ее черные волосы были коротко острижены. Маккай содрогнулся. Твердость ее тела усиливалась суровым выражением лица. Это не была суровость страдания, не одно это, но что-то, коренящееся в какой-то агонии, которая может взорваться от легчайшего прикосновения. На мирах Консента, где гериатрия была хорошо развита, ей можно было дать от тридцати пяти до ста тридцати пяти. Тусклый свет затруднял осмотр, но Маккай заподозрил, что ей меньше тридцати пяти. - Так ТЫ и есть Маккай. Он кивнул. - Твое счастье, что люди Адрила получили мое сообщение. Брой уже разыскивает тебя. Меня не предупредили, что ты такой темный. Маккай пожал плечами. - Бахранк предупредил, что ты можешь всех нас убить, если мы не проявим осторожности. Он говорил, что у тебя нет даже начальной тренировки по выживанию. Это удивило Маккая, но он промолчал. - По крайней мере, у тебя есть здравый смысл, чтобы не протестовать. Что ж... - Женщина вздохнула. - Добро пожаловать на Досади, Маккай. Возможно, мне удастся сохранить тебя в живых достаточно долго, чтобы ты мог принести какую-то пользу. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ДОСАДИ! - Я Джедрик, как ты уже, без сомнения, знаешь. - Я тебя знал. Это было правдой лишь отчасти. Ни одно из виденных им изображений не передавало излучаемую ею безжалостную жестокость. На губах Джедрик промелькнула легкая усмешка. - Ты не реагируешь, когда я приветствую тебя на этой планете. Маккай покачал головой. Люди Аритча особо напирали на свое предписание: "Она не знает твоего происхождения. Ни при каких обстоятельствах нельзя рассказывать, что ты прибыл из-за Стены Бога. Результат немедленно станет фатальным". Маккай продолжал молча смотреть на нее. По лицу Джедрик промелькнуло более холодное выражение. - Посмотрим. Теперь: Бахранк сказал, что у тебя с собой что-то вроде бумажника. У тебя есть валюта, спрятанная в одежде. Во-первых, отдай мне бумажник. "Мой набор инструментов?" Джедрик протянула к нему раскрытую ладонь. - Предупреждаю, Маккай. Если я сейчас отсюда уйду, то ты проживешь не больше двух минут. С чувством внутреннего протеста, он вытянул бумажник и протянул ей. - А я предупреждаю тебя, Джедрик. Я единственный человек, который может это открыть, оставшись в живых и сохранив в целости содержимое. Она приняла набор и повертела его в руках. - В самом деле? Маккай ее заинтересовал. Он был еще меньшим, чем Джедрик ожидала. Наивный, разумеется, невероятно наивный. Но все люди из-за Стены Бога были такими. Это самое простое объяснение. В ситуации на Досади крылось что-то глубоко неправильное. Людям за Стеной следовало бы подбирать кадры получше. Или этот Маккай из их лучших? Восхитительно. Джедрик подошла к двери и постучала. Маккай наблюдал, как она передала набор кому-то снаружи. Он слышал какой-то разговор, но смог разобрать его только наполовину. В мимолетное мгновенье нерешительности Маккай подумал, не стоит ли воспользоваться чем-то из защитного арсенала набора. Но что-то в поведении Джедрик и неясность обстановки остановили его. Джедрик вернулась на свое место с пустыми руками. Она какое-то время пристально смотрела на него, склонив голову на бок, потом сказала: - Я кое-что тебе скажу. Это, в некотором смысле, проверка. Если ты провалишься, то гарантирую, что на Досади ты долго не проживешь. Понятно? Маккай промолчал, и Джедрик стукнула кулаком по столу. - Понятно? - Говори, что тебе нужно сказать. - Очень хорошо. Для меня очевидно, что те, кто инструктировал тебя насчет Досади, предупреждали, чтобы ты не раскрывал своего истинного происхождения. Тем не менее, большинство из тех, кто поговорит с тобой больше нескольких секунд, сразу заподозрят, что ты не один из нас. Подобных тебе не найдешь ни в Чу, ни в Ободе, ни вообще на Досади. - Голос Джедрик приобрел новую жесткость. - Но я это знаю. Позволь сказать тебе, Маккай, что среди нас нет даже ребенка, который бы не сумел сообразить, что люди, изолированные на Досади, происходят не отсюда! Маккай потрясение уставился на нее. ЗАКЛЮЧЕННЫЕ. Пока Джедрик говорила, он понял, что она рассказывает ему правду. Почему Аритч его не предупредил? Почему он сам этого не увидел? Если на Досади все было ядовито для людей и Говачинов то, разумеется, они родом не отсюда. Прежде чем продолжить, Джедрик дала ему время переварить это. - Среди нас есть твои соотечественники. Возможно, что некоторых мы еще не вычислили, они лучше тренированы. Но меня учили действовать только на основе уверенности. Насчет тебя я уверена. Ты не досадиец. Я поставила это под вопрос, и у меня есть нынешнее подтверждение моих собственных ощущений. Ты прибыл из-за Стены Бога. Твое поведение с Бахранком, с Адрилом, со мной... - Джедрик печально покачала головой. "Аритч выдал меня за этого!" Эта мысль принесла обратно вопрос, продолжавший изводить Маккая - открытие Бюсабом Досадийского эксперимента. Так ли уж неуклюжи были Говачины? Сделали бы они подобные ошибки? Оригинальный план сокрытия этого проекта предполагал далеко идущие замыслы. Тем не менее, к агентам Бюсаба просочились ключевые факты. Маккай чувствовал, что переутомился, задаваясь одним и тем же вопросом. А теперь еще этот натиск Джедрик. Единственным подходящим ответом было, что люди Аритча с самого начала планировали поставить его в такое положение. Они умышленно допустили утечку информации о Досади. А их мишенью стал Маккай. "С какой целью?" - Могут ли нас подслушать? - спросил он. - Не мои враги на Досади. Маккай это обдумал. Джедрик оставила открытым вопрос, может ли подслушивать кто-либо из-за Стены Бога. Он в нерешительности поджал губы. Она с такой смехотворной легкостью отобрала у него его инструменты... тем не менее, какой у него выбор? Они ничего не получат из набора. Кто-то там, снаружи, один из подчиненных Джедрик умрет. Это может стать полезным эффектом и произвести впечатление на Джедрик. Маккай решил выиграть время. - Я многое мог бы рассказать тебе. Я просто не знаю, с чего начать. - Начни с того, что расскажи, как ты прошел через Стену Бога. Да, наверное, ее можно сбить с толку пространными рассказами о Калебанцах и дверях для прыжков. Ничто в Досадийском опыте не могло подготовить Джедрик к этому. Маккай вздохнул. Прежде, чем он заговорил, раздался стук в дверь. Джедрик подняла руку, призывая к молчанию. Потом она наклонилась и отворила дверь. В комнату проскользнул тощий молодой мужчина с огромными глазами и тонкими светлыми волосами. Он положил инструменты Маккая на стол перед Джедрик. - Это было не очень трудно, - сказал он. Маккай шокированно уставился на набор. Тот лежал открытым, выставляя идеальный порядок своего содержимого на показ. Джедрик жестом велела юноше сесть напротив. Она потянулась к лучемету. Маккай больше не мог сдерживаться. - Осторожно! Это опасно! - Спокойно, Маккай. Ты ничего не знаешь об опасности. Джедрик вытащила лучемет. Она изучила его, аккуратно вернула на место и посмотрела на молодого человека. - Хорошо, Стигги. Расскажи мне. Юноша быстро начал доставать из набора инструменты. С каждым он обращался правильно и объяснял его назначение. Маккай старательно пытался уследить за беседой, но она велась на коде, ему непонятном. Однако их лица выглядели достаточно красноречиво. Досадийцы ликовали. Что бы там Стигги ни рассказывал насчет игрушек в наборе, это явно доставляло радость им обоим. Сомнения, появившиеся во время поездки Маккая с Бахранком, достигли новой интенсивности. Ощущения укреплялись в нем как болезнь: беспокойство в желудке, нытье в груди и, напоследок, головная боль. Он некоторое время размышлял, не подхватил ли какой-нибудь досадийской болезни. Это не могла быть пища планеты, потому что Маккай еще ничего не ел. Когда он наблюдал за Джедрик и Стигги, то вдруг все понял. Реакция была попытками его собственной системы рассуждений отвергнуть что-то, какое-то предположение или набор предположений, воспринятых без сомнения. Маккай попытался опустошить свой ум, не задавая никаких вопросов. Пусть его сознание поглощает все, что может. Как ни как свежая оценка. "Досади требует, чтобы ты был холодно жесток во всех своих решениях. Никаких исключений". Что ж... Маккай позволил забрать инструменты в уверенности, что кто-нибудь погибнет, пытаясь открыть набор. Но ведь он предупредил. Предупреждение могло им и не помочь. Наверное, все-таки помогло. "Я должен стать точь-в-точь как они, или не смогу выжить. И цель не будет достигнута". Наконец Маккай почувствовал страх Аритча перед Досади, понял отчаяние Говачинов. Что за ужасный полигон для знакомства с властью и использования ее! Джедрик и Стигги завершили свою беседу по поводу инструментов. Стигги закрыл набор и поднялся, держа его в руке. Он наконец начал разговаривать понятными Маккаю словами. - Да, мы не должны терять времени. Стигги ушел вместе с набором. Джедрик повернулась к Маккаю. Набор инструментов и его содержимое помогли ответить на самый очевидный вопрос о Маккае и его происхождении. Люди за Стеной Бога были выродившимися потомками тех, кто изобрел подобные устройства. Это единственное объяснение. Джедрик почти пожалела этого бедного дурака. Но это была непозволительная эмоция. Его необходимо заставить понять, что нет другого выбора, кроме как полностью подчиниться ей. - Теперь, Маккай, ты ответишь на все мои вопросы. - Да. Это было полное повиновение, и Джедрик это прекрасно знала. - Когда ты ответишь на все мои вопросы, - сказала она, - я дам тебе поесть и помещу в такое место, где ты будешь находиться в относительной безопасности. На сердитого Броя, полного несдерживаемого гнева, стоило посмотреть. Большое количество его помощников-Говачинов имели это сомнительное удовольствие этой ночью. Сейчас он почти успокоился. Брой не спал уже два дня; но четвертая группа его помощников стояла перед ним в святилище, чтобы испытать в полной мере его недовольство ими. Слова уже прозвучали над их рядами, и они, как и все остальные, не пытались скрыть свой страх или желание восстановить хорошее отношение Броя. Брой стоял у края длинного стола, за которым раньше встречался с Гаром и Трайей. Единственным видимым следом его бессонных часов было небольшое западение толстых бугорков между дыхательными отверстиями. Его взгляд был таким же острым, как и всегда, и его голос не утратил своей язвительности. - Хотелось бы, чтобы мне объяснили, как это могло случиться без всякого предупреждения. И ведь мы не просто не сумели заметить это - мы продолжаем обрабатывать самодовольные доклады, доклады, прямо противоположные реальным событиям. Помощники, скучившиеся у другого конца стола, все стоявшие, все нервничающие, не обманывались тем, что Брой использовал "Мы". Они понимали его ясно. Он говорил: "Вы! Вы! Вы!" - Я не буду удовлетворен меньшим, чем информатор, - говорил Брой. - Я хочу иметь человека-информатора как в Чу, так и в Ободе. Мне наплевать, как вы найдете его. Мы должны найти этот склад пищи. Мы должны узнать, где они начали строить этот их богохульный город Ободного Сброда. Один из его помощников, стройный молодой Говачин в первом ряду, отважился задать осторожный вопрос, который много раз задавали в течение этой ночи другие сдержанные помощники. - Если мы надавим слишком сильно на Людей в Уоррене, не приведет ли это к росту недовольства... - Мы будем иметь больше восстаний, больше конфликтов между Говачинами и Людьми, - согласился Брой. - Это положение дел, с которым мы склонны согласиться. В этот момент они поняли,