ый находился за их периметром. Кроме двух переносных ламп, одна из которых висела над столом, а другая - над консолью, комната освещалась трубчатыми лампами, располагавшимися на стыке потолка и стен, как это было принято повсюду, во всех галереях, туннелях и комнатах Улья. Он мог занять одну из более новых и усовершенствованных комнат на нижних уровнях, но Хелльстром предпочитал эту, занятую им с того дня, как его праматерь отправилась в чан... "став одной из нас". Хелльстром шагал взад-вперед по кафелю пола, с беспокойством думая о Чужаке. Кого этот человек представляет? Конечно, он хочет попасть сюда не из праздного любопытства. Хелльстром нутром чувствовал, что мощные силы Внешнего Мира медленно обращают свое смертоносное внимание к Улью. Он понимал, что не может больше откладывать свой ответ. Наблюдатели потеряют покой, станут раздраженными. Им необходима твердая рука и чувство, что предпринимаются соответствующие действия. Хелльстром наклонился над консолью, закодировал инструкции и послал их в передающую систему. Они пересекут весь муравейник. Главные работники предпримут предписанные действия. Каждый работник, выбранный этой передающей системой, через центральный компьютер Улья увидит жесты-команды на экране. Молчаливый язык Улья включит их в общую систему защиты. Вообще-то, как и многие главные работники Улья, которые могли использовать подобного рода связь, Хелльстром знал, сколь тонка на самом деле эта система защиты. И вот теперь понимание этого вызвало в нем страх, и ему очень захотелось мысленного забвения и пустоты, во что погружено сознание обыкновенного работника, которого заботят только его непосредственные задачи. Преследуемый этим страхом, Хелльстром открыл ящик стола и извлек папку с пометкой "Джулиус Портер". Обычная метка, проставляемая на папке, указывала на то, что случилось с телом Портера, словно он являлся отбракованным для генофонда материалом, и записи из папки сохраняются лишь для оценки потомства, но у Портера не было никакого потомства в Улье. Он только принес с собой ощущение таинственной угрозы, которую так и оставил неразгаданной. Что-то в новом Чужаке заставило Хелльстрома подумать о Портере. Хелльстром доверял подобным инстинктам. Он просмотрел почти набегавшие друг на друга строчки зашифрованной в коде Улья информации. По документам, которые были у него Портер являлся работником балтиморской корпорации "Все для фейерверков". В конце он что-то пробубнил насчет "Агентства". Это Агентство представляло в его пораженном ужасом мозгу нечто, что отомстит за него. Агентство. Теперь Хелльстром сожалел, что они поторопились отправить Портера в чан. Да, с его стороны это просто неосмотрительно и беспечно. Идея причинять боль живым людям шла, однако, вразрез с идеологией Улья. Боль - это нечто знакомое. Когда боль поражала работника и ее нельзя было облегчить, тот мог быть отправлен в чан. Чужаки так не поступали, но такова была характерная особенность Улья. Убивали - чтобы есть, чтобы выжить. Убийство может причинить боль, но она быстро проходит. Агонию не продлевали. О, выживание может заставить действовать и по-другому, но Улей избегал этого. Вскоре Хелльстром отложил папку в сторону, нажал кнопку на дисплее. Он попросил одного из наблюдателей, находившихся в караульной комнате сарая-студии. Устройство передачи голоса было изобретено в Улье, и, дожидаясь ответа, Хелльстром восхитился его функциональной лаконичностью. Скоро на экране над устройством появилось изображение Старого Харви. Голос его слегка дрожал. "Старому Харви давно пора отправляться в чан, - подумал Хелльстром, - но с этим можно и подождать, поскольку его способности требовались Улью, особенно сейчас". Старый Харви был одним из первых, выращенных в Улье. И его потомки разбросаны по всему Улью. Он также знал обычаи Чужаков, и его помощь в обеспечении безопасности Улья трудно было переоценить. Они открыто говорили по внутренней сети. Не было ни малейшего шанса, что Чужаки могли вскрыть электронную защиту Улья. В этой области специалисты Улья намного опередили Чужаков. - Разумеется, ты уже знаешь о нарушителе? - спросил Хелльстром. - Да. - Ты лично наблюдал за ним? - Да. Я послал женщину предупредить тебя. - Что он делает? - Просто наблюдает. В основном, в бинокль. - Есть ли кто-нибудь из наших снаружи? - Нет. - Запланированы ли какие-либо работы снаружи? - Только посылка - алмазы для буров пятьдесят первого уровня. - Не принимайте ее без меня. - Хорошо. - Существует ли вероятность того, что он имеет передающие устройства, с помощью которых можно следить за его деятельностью? - У Портера не было таких приборов. Хелльстром подавил раздражение, но отметил, что мимо внимания Старого Харви тоже не прошла незамеченной эта связь. - Я имел в виду, завершена ли проверка? - Пока нет, но скоро будет закончена. - Ладно, будьте внимательны, - сказал Хелльстром. - Конечно. - Скажешь мне, когда закончите. - Да. - Как насчет воздушных средств? - поинтересовался Хелльстром. - Есть что-нибудь? - Два реактивных самолета прошли на большой высоте больше часа назад. - Были замечены какие-либо признаки зондирования? - Никаких. Обычные коммерческие. Вне всякого сомнения. - Похоже, Чужак намерен расположиться там надолго? - У него в рюкзаке завтрак. Мы полагаем, он решил уйти, когда настанет ночь. Мы регулярно облучаем его на низкой частоте, чтобы заставлять нервничать. - Превосходно. - Хелльстром кивнул самому себе. - Продолжайте воздействовать на него этими частотами. Когда люди раздражены, они совершают ошибки. Но не переусердствуйте - вы можете заставить его сняться с места до наступления темноты. - Понимаю, - ответил старый Харви. - А теперь, что касается той женщины, которая дожидается возле фургона на внешнем периметре: как с ней? - Мы с нее глаз не спускаем. Чужак пришел оттуда. Мы полагаем, они связаны. - Старый Харви прокашлялся с громким хриплым звуком, выдававшим его возраст. Хелльстром тут же осознал, что Старому Харви должно быть более двухсот лет и это очень солидный возраст для одного из первых колонистов, который так и не воспользовался преимуществами той жизни, какую предоставляет Улей. - Несомненно, они связаны, - подтвердил Хелльстром. - А может, они просто случайно забрели сюда? - спросил Старый Харви. - Ты что, в самом деле допускаешь такое? - спросил в свою очередь Хелльстром. Старый колонист ответил после долгой паузы: - Вряд ли, но возможно. - Я думаю, они оттуда же, откуда и Портер, - заметил Хелльстром. - Следует ли нашим людям на Востоке прощупать, что представляет собой корпорация "Все для Фейерверков? - спросил Старый Харви. - Нет. Это может выдать сферу нашего влияния. Я думаю, нужно проявлять предельную осторожность - особенно, если эти двое появились здесь, чтобы узнать, что же случилось с Портером. - Наверное, мы с ним поторопились. - У меня тоже возникли дурные предчувствия на этот счет, - признался Хелльстром. - Что же это за Агентство, которое представлял Портер? Хелльстром задумался над этим вопросом. Старик выразил в нем его собственное беспокойство. Портер разговорился под конец. Это было так омерзительно, что Хелльстром поспешил избавиться от него и отправил Портера в чан. Да, за необходимостью совершения подобного действия можно было проглядеть суть. Ни один член Улья никогда бы не стал вести себя таким образом, даже обыкновенный рабочий, хотя они умеют говорить на языке, понятном Чужакам Внешнего мира. Портер сказал, что Агентство доберется до них, что Агентство - всесильно: "Мы теперь знаем все о вас! Мы доберемся до вас!" - Портер стал первым взрослым Чужаком, который увидел работающий Улей изнутри, и его истерическое отвращение при виде вещей, обычных и необходимых для поддержания жизни в Улье, шокировало Хелльстрома. "Я ответил на его истерику своей, - подумал Хелльстром. - Никогда не должен допускать этого снова!" - Мы допросим этих двоих более тщательно, - сказал Хелльстром. - Возможно, они расскажут нам об этом Агентстве. - Вы полагаете, есть смысл схватить их? - спросил Старый Харви. - Думаю, что это необходимо. - Возможно, сначала следует рассмотреть и другие варианты. - Что ты предлагаешь? - спросил Хелльстром. - Осторожное наведение справок нашими людьми на Востоке, пока мы будем водить за нос этих Чужаков. Почему бы нам не пригласить их сюда и не позволить понаблюдать за внешней стороной нашей деятельности. Они, конечно, не смогут доказать, что мы виновны в исчезновении их людей. - Мы не можем знать этого наверняка, - возразил Хелльстром. - Но ведь тогда их реакция была бы иной - если бы они знали об этом. - Они знают, - заметил Хелльстром. - И не знают лишь как и почему. И теперь, сколько бы мы ни хватали и ни прятали людей, это их не удержит. Они будут наседать на нас, тревожить, как муравьи, копошащиеся в трупе. Да, мы должны водить их за нос, но в то же самое время нам нужно и вывести их из равновесия. Я проинформирую наших людей во Внешнем мире, но по-прежнему буду настаивать, чтобы действия все осуществлялись с крайней сдержанностью и осторожностью. Лучше пожертвовать Ульем, чем потерять все. - При принятии решений, пожалуйста, помни о моих возражениях, - сказал Старый Харви. - Я запомнил их и буду их учитывать. - Они, конечно, пришлют других, - заметил Старый Харви. - Не спорю. - И каждая новая группа, вероятно, будет более опытная, Нильс. - В этом нет никаких сомнений. Но больший профессионализм, как мы знаем на примере наших специалистов, сужает обзор. Сомневаюсь, что в этих первых попытках участвовали представители ядра этого Агентства, желающие знать о нас. Однако скоро они пошлют кого-то, кому будет известно все о тех, кто рыщет в окрестностях и сует нос в наши дела. Неуверенность Харви свидетельствовала о том, что он еще не рассматривал этой возможности. Он произнес: - Ты попытаешься захватить одного из них и заставить его работать на нас? - Мы должны попытаться. - Это опасная игра, Нильс. - Обстоятельства диктуют правила игры. - Не согласен еще в большей степени, - заметил Старый Харви. - Я жил во Внешнем мире, Нильс, и я знаю их. Твой путь чрезвычайно опасен. - А ты можешь предложить альтернативу с меньшим потенциальным риском? - поинтересовался Хелльстром. - Прежде чем ответить, хорошенько обдумай все. Ты должен продумать все возможные последствия из той цепочки событий, которые будут вызваны нашими сегодняшними действиями. Мы ошиблись с Портером. Мы полагали, что он один из Чужаков, которых мы захватывали раньше и отправляли в чаны. Но мудрость главы службы прочесывания заставила меня обратить на этого пленника более пристальное внимание. Это была лишь моя ошибка, но последствия касаются всех нас. И мои собственные сожаления не на йоту не изменят ситуацию. Весь вопрос усложняется еще и тем, что мы не можем стереть все следы, оставленные Портером по пути к нам. Мы могли раньше делать это без всяких исключений. Наши предыдущие успехи притупили мою бдительность. Долгая череда успехов не служит гарантией принятия правильных решений. Я знал об этом, но все равно ошибся. Я не буду возражать против моего смещения, но не изменю прежнего решения о нынешних действиях, действиях, которые основываются и на признании прошлой ошибки. - Нильс, я не говорил о смещении... - Тогда подчиняйтесь моим приказаниям, - произнес Хелльстром. - Хотя я мужского пола, но я руковожу Ульем по желанию праматери. Она признала важность своего выбора, и, более того, до сих пор реальные события почти не расходятся с ее предсказаниями. При радарном обследовании этой женщины и машины проверьте, не беременна ли она. Старый Харви понимающе кивнул. - Я помню о необходимости притока новой крови. Твое замечание будет учтено. Хелльстром отключил связь, и лицо Старого Харви исчезло с экрана. Он мог быть очень старым, с несколько притупленным жизнью во Внешнем мире сознанием Улья, но он умел справляться со своими внутренними страхами. В этом отношении он заслуживал полного доверия, большего, чем большинство людей Внешнего мира, воспитанных в условиях сильных ограничений, свойственных "диким обществам", как их называли в Улье. Старый Харви был хорошим работником. Хелльстром вздохнул от осознания ноши, взваленной ему на плечи: он руководил почти пятьюдесятью тысячами работниками Улья. Некоторое время он вслушивался в себя, проверяя ощущение, что в Улье все в порядке. Он ощущал его, как ровное гудение пчел, собирающих нектар в жаркий полдень, и этот успокоительный покой иногда был необходим ему для восстановления сил. Но на этот раз подобное успокоение не ощущалось. Хелльстром ощутил, как тревога передавалась по Улью вместе с его командами и, как бумеранг, возвращалась назад к нему. Не все было в порядке. Улей нес в себе печать осторожности, как и каждый его обитатель. Он имел свою долю врожденной осторожности, заботливо отрегулированной праматерью и теми, кого она выбрала ему в воспитатели. Сперва Хелльстром возражал против производства документальных фильмов. Слишком близко к дому. Но ульевый афоризм: "Кто может знать о насекомых больше, чем рожденные в Улье?" - оказался сильнее его возражений, и в конце концов он даже сам проникся духом кинобизнеса. Улью всегда требовался этот символ силы - деньги. Фильмы изрядно пополняли их счета в швейцарских банках, а эти деньги уже тратились на ресурсы Внешнего мира, в которых нуждался Улей - алмазы для буров, например. Непохожий на дикие общества, Улей тем не менее искал гармонию с окружающей средой, сотрудничая таким образом, чтобы покупать для себя услуги. Конечно, та глубокая внутренняя связь, которая всегда поддерживала Улей в прошлом, поможет им и сейчас. "Фильмы - не ошибка!" - говорил он себе. В этом было даже что-то поэтически забавное: испугать Чужаков, показывать им реальность через фильмы о различных популяциях насекомых, в то время как иная, более глубокая реальность взойдет на дрожжах страха, который она же и взрастила. Хелльстром напомнил себе строки, на внесении которых в сценарий их последнего фильма он настоял: "В совершенном обществе нет места ни эмоциям, ни жалости - жизненное пространство не может быть истрачено на потерявших свою полезность". Однако теперь, после нового вторжения Чужаков, Хелльстром подумал о пчелином волке, чьи хищнические набеги в Улей должны отражаться всеми имеющимися в распоряжении силами. В кооперативном обществе судьба каждого может оказаться судьбой всех. "Я должен немедленно подняться наверх, - сказал он самому себе. - Я должен быть в центре всех событий и лично принимать решения по защите Улья". Быстрым шагом Хелльстром прошел к ближайшей общей ванной комнате, принял душ вместе с несколькими химически нейтральными женщинами-работницами, убрал щетину изготовленным в Улье средством для удаления волос и вернулся в свою ячейку. Там он переоделся в тяжелую одежду Чужаков: коричневые брюки, белая хлопковая рубашка, темно-серый свитер и поверх светло-коричневый пиджак. Носки и пара кожаных ботинок ульевого производства дополнили его костюм. После некоторого колебания он вытащил из ящика стола маленький пистолет и засунул его в карман. Оружие Чужаков имело больший радиус поражения, чем парализаторы, и оно будет более знакомо незваным гостям, если возникнет необходимость использовать его в качестве угрозы. Затем Хелльстром вышел, прошел знакомыми галереями и коридорами, наполненными гулом привычной активности. На его пути располагались комнаты с гидропоникой, но двери их были открыты для свободного доступа собирателей урожая. Проходя мимо, он бросил короткий взгляд внутрь, отметив, как быстро выполнялись все операции. Корзины наполнялись соевыми бобами, по два работника на корзину. Чужаку могло бы показаться, что здесь царит полная анархия, но не было ни пустячных перебранок, ни разговоров, не видно было ни столкновений, ни опрокинутых корзин. Наполненные корзины подавались в лифтовые проемы для подачи наверх. Все необходимые сигналы подавались молча, при помощи жестов. Эти огромные комнаты являлись неоспоримым свидетельством чрезвычайно эффективной организации Улья: химически кондиционные работники, эффективно нейтрализованные, никто из них не был голоден (пищевые конвейеры находились всего в нескольких шагах в главной галерее), и они работали с пониманием жизненной важности выполняемой ими работы для всего Улья. Движение Хелльстрома теперь напоминало элегантный танец, когда он огибал входящих и выходящих работников. Здесь требовалось точное выполнение графика. Одни работники уходили, проголодавшись или почувствовав усталость. Другие заступали на их место. И все знали, что от них требуется. У лифта одной из самых старых моделей, с кабиной, дергающейся при прохождении открытых дверей, он остановился на секунду, чтобы пропустить группу работников, направляющихся в комнаты с гидропоникой для замены старых посадок новыми. В производственном цикле не должно быть никаких задержек, в этом была основа самого их выживания. Хелльстром встал в открытый проем на пол идущей вверх кабины. Тяжелый животный запах Улья, который очистные системы удаляли из поступающего снаружи воздуха, еще сильнее ощущался в лифте, что свидетельствовало об утечке где-то далеко внизу в шахте, и это следовало устранить. Текущий ремонт нельзя игнорировать. Хелльстром сделал пометку в своей памяти о необходимости заняться проверкой работы шахты. Через две минуты он был в подвале сарая-студии, вновь сосредоточив все внимание на более непосредственной опасности. "Мы не должны слишком быстро отправлять в чаны этих новых Чужаков", - напомнил себе Хелльстром. Из дневника Нильса Хелльстрома: "В устных преданиях, на сто лет более древних, чем были сделаны первые записи нашими предками, говорится, что отказ от любой потери протеина, вырабатываемого колонией, восходит к самому моменту ее возникновения. Но я сомневаюсь в этом. Реакция Чужаков показывает, что это не более, чем приятный миф. Праматерь сравнивала его с открытостью, существующей между всеми нами в Улье. Чаны служили для нее красивой метафорой свободного внутреннего единения, и как часто она повторяла: "Таким образом, когда кто-то умирает, его секреты не умирают вместе с ним: все его знания будут вложены в успех всего дела". За более чем двухсотлетний период ведения записей этот исходный миф ни разу не подвергался сомнению, и я этого не делаю на наших открытых совещаниях. Итак, я скрываю нечто во имя укрепляющего нас мифа. Может быть, так и начинаются религии". В главном подвальном помещении Улья осторожность становилась почти осязаемой. В одном углу открытой площадки под поглощающими звуки перегородками и амортизаторами опорных стоек была вмонтирована в пил стальная лестница. Она вела вверх, через перегородки в замаскированной двери в комнату общественного туалета, находившегося в подвале амбара. Спрятанный экран на верхней площадке лестницы выходил из стены, когда работник поднимался до этой ступеньки. Экран показывал занято помещение или нет. Система удаленной блокировки запирала дверь комнаты, когда появлялся работник снизу. У основания лестницы располагались и другие вспомогательные экраны, за которыми следил дежурный. Работник махнул Хелльстрому рукой, показывая, что в студии нет ни одного Чужака. Лестница крепилась к стене одной из гигантских вентиляционных труб, выходящих на крышу сарая. Поднимаясь, он ощущал едва уловимую вибрацию. Вскоре он через пустую комнату для умывания, прошел в настоящий подвал студии, где располагались склады с одеждой, фильмами, оборудование для редактирования фильмов, костюмерные и гримерные, различного рода реквизит. По стандартам Внешнего мира, все было как положено. Работники занимались своим делом и не обращали на него внимания. В конце длинного зала располагалась обычная лестница, по которой можно было подняться через систему поглощения звуков, через коридор с двойными дверями в главную студию, занимавшую большую часть сарая. С постоянного заседания Совета Улья: "Последние расчеты показывают, что Улей будет испытывать давление перенаселения тогда, когда его численность перейдет рубеж шестидесяти тысяч. Без защиты, которую даст "Проект 40", мы не можем этого допустить. Несмотря на все изобретения наших специалистов мы беспомощны перед объединенной мощью Внешнего мира, чьи убивающие машины уничтожат нас. Патриотизм тысяч наших работников приведет их к самоубийственным попыткам обеспечить будущее вида. Но нас мало, а Чужаков - много. На нынешнем этапе подготовки следует отложить реализацию плана, в основе которого лежит неразумная жестокость природы. Когда-нибудь в будущем, когда у нас появится мощное оружие, какое может дать "Проект 40", мы выйдем наружу, и если наши работники в этот день погибнут, то погибнут от своей самоотверженности, а не из-за алчности". - Они, как всегда, тверды и вежливы, но уклончивы, - сказал Джанверт, отворачиваясь от телефона. За окнами квартиры Кловис сейчас сияло солнце, и она одевалась, ожидая особого приглашения, которое, как они оба знали, скоро последует. - Они велели тебе проявлять терпение, - произнесла Кловис. Она снова приняла свою излюбленную позу на длинной кушетке, поджала поп себя ноги. - И еще вот что, - заметил Джанверт. - Перуджи определенно собирается лично возглавить команду. Старому Джолливейлу это не нравится. - Ты считаешь, что он сам этого хочет? - О, нет, конечно! Но он исполнительный директор. Когда Перуджи в деле, Джолливейл не может отдавать приказы. Он фактически не участвует в планировании операций. А это ему не нравится. - Это точно, относительно Перуджи? - Можешь не сомневаться. - Это объясняет, почему они так мало сообщают. - Согласен. - Джанверт подошел к кушетке и сел рядом с Кловис, взяв ее за руку и поглаживая мягкую кожу. - Мне страшно, - добавил он. - Мне впервые за все время работы в этом грязном бизнесе по-настоящему страшно. Я всегда знал, что им совершенно на нас наплевать, но Перуджи... - Джанверт конвульсивно проглотил комок в горле. - Я думаю, он гордится тем, сколько людей он может пустить в расход, и его абсолютно не заботит, чьи это люди, наши или их. - Ради бога, не дай ему догадаться о твоих чувствах, - произнесла Кловис. - О, разумеется. Я буду счастливым Коротышкой, всегда готовым плюнуть на все и расплыться в улыбке. - Ты думаешь, мы отправимся сегодня? - Самое позднее - ночью. - Я часто думала о Перуджи, - сказала Кловис. - Спрашивала себя, кто он в действительности. Это странное его имя и все такое. - По крайней мере, у него есть имя, - заметил Джанверт. - Шеф... - Даже не думай об этом, - предупредила она. - А спрашивала ли ты когда-нибудь себя, в самом ли деле мы работаем на правительство? - спросил он. - Или... не являются ли наши шефы невидимым правительством? - Если ты уж хочешь узнать мое мнение, то я вообще не желаю ничего об этом слышать, - отрезала она. - Хорошо то, что безопасно, - прокомментировал Джанверт. Он отпустил ее руку, встал и вновь беспокойно зашагал по комнате. Кловис, конечно, права. Это место прослушивается. Они точно знали, куда ему звонить. Тут ничего не поделаешь: если твоя работа заключается в том, чтобы сделать из мира аквариум, то сам оказываешься в этом аквариуме. Вся хитрость в том, как стать рыбаком. Из "Руководства по Улью": Через отбор работников, производителей и других специалистов, через развитие общего сознания Улья с помощью всех имеющихся у нас химических и механических средств план построения нашего кооперативного общества вырисовывается с той степенью неуклонности, за которой необходимо следить с величайшей осторожностью. Ибо каждое новое поколение является продолжением предыдущего и каждый индивидуум - дополнение других. Именно учитывая это обстоятельство, мы должны строить наше окончательное место во вселенной". Когда Хелльстром появился в студии, занимавшей большую часть северной половины сарая, молодая женщина - ассистент продюсера, работавшая неподалеку с застекленным ульем, - махнула рукой для привлечения его внимания. Хелльстром несколько секунд стоял в нерешительности, разрываясь между желанием немедленно подняться наверх на командный пост и признанием необходимости поддерживать вид ничем не нарушаемого рабочего ритма. Он, конечно, узнал женщину - одну из немногочисленной группы, имеющей право на ограниченный контакт с Чужаками, - пришла посмотреть на работу над фильмом на законных основаниях. Девушка принадлежала генетической ветви Нильс-8, довольно неудачной и требующей доработки в бридинг-процессе. Они также проявляли вкусы Чужаков, как и ФЭНСИ-линия. Он заметил, что члены второй съемочной группы столпились вокруг этого улья в стеклянном ящике, сложив руки. Вся сцена говорила об остановке в работе. Это может дорого стоить. Хелльстром взвесил свои проблемы. На Старого Харви, несомненно, можно было положиться - он выполнит все его приказания. А прокат фильма принесет довольно внушительную сумму денег. Хелльстром изменил направление движения и зашагал в сторону ассистентки и ее скучающей съемочной группы. У нее было некрасивое лицо, которое явно не украшали огромные очки, а светлые волосы были стянуты на затылке в пучок. Но у нее было полное и, очевидно, плодовитое тело. Хелльстром спросил себя лениво, проверяли ли ее на способность к деторождению. Подойдя, он обратился к ней по ее Внешнему имени: - В чем дело, Стелла? - У нас возникли неожиданные трудности с этим ульем, и я хотела позвать Фэнси на помощь, но мне сказали, что вы дали ей другое задание, с которого ее нельзя отозвать. - Да, все правильно, - сказал Хелльстром, осознав, что кто-то понял буквально его инструкции насчет наблюдения за Фэнси. - Так что случилось с вашими пчелками? - Они набрасываются на королеву каждый раз, когда мы пытаемся вытащить ее для фотографирования. В последний раз, когда это случилось, Фэнси велела нам позвать ее, и тогда она поможет. - А что делать вам, если не удастся ее позвать? - Она предложила добавить транквилизатор в питатель и воздух. - Вы уже пробовали это? - Нам бы хотелось, чтобы они были более активными. - Понятно. А Фэнси не говорила о возможной причине? - Она считает, что все дело в воздухе - возможно, в атмосферном электричестве или химических веществах, испускаемых нашими телами. - А можем ли мы сейчас снять этих пчел? - Эд думает, что да. Он хотел еще раньше обратиться к вам, чтобы узнать, можете ли вы поучаствовать в одной из съемок в лаборатории. - Когда он хотел начать съемки? - Сегодня вечером, вероятно, часов в восемь. Хелльстром ничего не говорил, задумавшись обо всех этих требующих немедленного разрешения проблемах. - Думаю, что смогу освободиться к восьми часам. Скажи Элу быть готовым. Днем я посплю и, если что, смогу работать всю ночь. - Он повернулся и пошел прочь, успокоившись: теперь все должно пойти как по маслу. Но в этих пчелах он сразу же увидел метафору собственного Улья. Если Улей взбудоражится, то все пойдет наперекосяк. Работники станут действовать по своему усмотрению. Он просигналил оператору крана в центре студии, показал на себя и вверх, ко входу в командный пост. Клеть, подвешенная на длинной стреле крана, опустилась вниз на пол студии с молчаливым изяществом богомола, настигающего свою добычу. Хелльстром шагнул в нее, и она подняла его вверх, по широкой дуге, переместив на край пола верхнего этажа. Выходя из клети, Хелльстром подумал, как удачно это устройство отвечает как мерам безопасности, так и служит в качестве прикрытия. Никто не может забраться сюда, наверх, без помощи оператора крана, и в то же время казалось совершенно естественно думать о кране как о лифте и использовать его в качестве отговорки об отсутствии иного пути для доступа в секцию службы безопасности. Верхний этаж обходил по периметру центральный колодец в половину длины сарая. Другая половина скрывала отдушины вентиляторов с проходами для визуальных наблюдений за верхними подступами к долине. Канаты были аккуратно сложены витками и лежали на полу через равные промежутки, причем каждый канат прикреплялся к одной из перекладин перил. Канаты предназначались для аварийного спуска на нижний этаж студии, и работники Улья регулярно тренировались в этом, хотя применить на деле это умение им еще не доводилось. Ни канаты, ни внутренняя стена за проходом, ни двери, ведущие в различные помещения службы безопасности не были видны с нижнего этажа студии. Хелльстром пошел вдоль перил и почувствовал слабый запах пыли, что обеспокоило его - напомнить бригаде уборщиков о недопустимости пыли в студии. Идя по рабочему помосту вдоль звуконепроницаемой стены и глядя вниз на работающих организованно и несуетливо людей, он дошел до последней двери со звуко- и светонепроницаемой перегородкой. Через темный проем в перегородке он прошел в комнату Старого Харви. Внутри было сумрачно, ощущались запахи Внешнего мира, проникающие через открытые вентиляционные башенки в дальнем конце. Вдоль внутренней стены напротив системы теплового уничтожения, способной выжечь весь сарай до несгораемых бетонных пробок, которыми можно было быстро запечатать вход в Улей сверху, располагалась арка сияющих зеленых экранов. Теперешние угрожающие обстоятельства заставили Хелльстрома остро осознать необходимость всех этих защитных мер, которые уже столько лет являлись неотъемлемой частью общего сознания популяции Улья. Старый Харви оторвал взгляд от консоли, заслышав шаги Хелльстрома. У старика были седые волосы и большое выдвинутое вперед лицо, как у святого Бернарда. Выпирающий подбородок только усиливал это сходство. Карие, обманчиво приветливые глаза были широко поставлены. Как-то Хелльстром видел, как Старый Харви обезглавил впавшего в истерику работника одним ударом тесака, но это было много лет назад, когда он был совсем ребенком, а эта истерическая линия давно уже была удалена из бридинг-процесса. - Где наш Чужак? - спросил Хелльстром. - Он немного поел, затем сполз вниз с гребня, - ответил Старый Харви. Сейчас он направляется в верхнюю часть долины. Если он там остановится, то мы сможем наблюдать его через башенки с другого края и рассмотреть напрямую в бинокли. Разумеется, все освещение внутри выключено, чтобы уменьшить вероятность того, что он увидит тут какую-то деятельность. Правильная, осторожная мысль. - Ты просмотрел материал по Портеру? Я заметил раньше, что ты... - Я просмотрел его. - И каково твое мнение? - поинтересовался Хелльстром. - Тот же подход, покрой и цвет одежды, маскирующий его в траве. Могу поспорить, тоже будет выдавать себя за любителя птиц. - Уверен, что ты бы выиграл это пари. - Хотя слишком уж много профессионализма в нем. - Старый Харви внимательно посмотрел на один из экранов над плечом наблюдателя и добавил: - А вот и он, там, где я и ожидал. Экран показывал Чужака, ползущего под прикрытием кустарника, чтобы бросить взгляд сверху на всю долину. - Он вооружен? - спросил Хелльстром. - Судя по показаниям наших датчиков, нет. Думаю, у него есть фонарик и карманный ножик в дополнение к биноклю. Взгляни-ка: на гребне имеются муравьи, и они ему досаждают. Видишь, как он стряхивает их со своей руки. - Муравьи? Когда в последний раз мы чистили этот район? - Да уж месяц прошел, наверное. Уточнить? - Не стоит. Просто отметь, что туда, возможно, понадобится отправить на прочесывание небольшую бригаду. Нам нужно несколько роев для только что созданных секций гидропоники. - Правильно. - Старый Харви кивнул и повернулся передать инструкции жестами одному из своих помощников. Потом он повернулся обратно к Хелльстрому и задумчиво произнес: - Этот Портер вел себя довольно странно. Я просмотрел все, что он сообщил нам. По правде говоря, совсем немного. - Он сунул нос не в свое дело, - сухо согласился Хелльстром. - Как ты думаешь, что они ищут? - Мы чем-то привлекли внимание официального Агентства, - ответил Хелльстром. - Они не ищут ничего, кроме удовлетворения своей паранойи. - Нильс, мне это не нравится. - Старый Харви пожал плечами, скривившись. - Мне тоже. - Ты уверен, что принял правильное решение? - Лучшего я не вижу. И первым нашим действием явится захват этой парочки. Кто-то из них должен знать больше, чем покойный мистер Портер. - Надеюсь, что ты прав, Нильс. Из дневника Нильса Хелльстрома: "Сегодня снова трое наших молодых генетиков побывали у наших маток, что вызвало нарекания у более старших генетиков. Мне пришлось еще раз им объяснить, что это не имеет особой важности. Нельзя подавить сексуальный импульс у основных работников, которым требуется в работе включение всех умственных способностей. Время от времени я сам испытываю потребность в этом, и старшие генетики отлично это понимают. Конечно же, они жаловались на меня. Когда же они наконец поймут, что генетика ограничена жесткими рамками, обусловленными уровнем ее развития. К счастью, старые умирают. Здесь применим наш труизм: "Старое в чаны, из чанов - новое". За развитием каждого плода, зачатого при последней вылазке, будет вестись тщательное наблюдение. Рождение таланта непредсказуемо. Все мы знаем, как отчаянно нуждается Улей в новых талантах". Мерривейлу не понравился тон Перуджи по телефону, но ему удалось не выказать этого, давая аргументированные ответы ровным голосом. Перуджи был в гневе и не пытался скрыть этого. Для Мерривейла Перуджи представлял главное препятствие, мешающее повышению. Мерривейлу казалось, что он хорошо понимает Перуджи, но его оскорбляла реакция этого человека, говорившая о его более высоком положении в Агентстве. Мерривейла отозвали с утреннего инструктивного совещания, на котором определялись новые группы для отправки в Орегон. Он покинул совещание неохотно, но без промедления. Нельзя заставлять ждать Перуджи. Тот был одним из немногих, кто мог ежедневно встречаться лицом к лицу с Шефом. Он, может, даже знает настоящее имя Шефа. На гладкой серой промокательной бумажке, лежащей на столе Мерривейла, лежал старинный нож в форме кавалерийской сабли. Он взял его и стал протыкать промокашку острым концом; слушая, он глубже надавливал, когда разговор приобретал более резкие тона. - Это было в начале месяца, Дзула, - произнес Мерривейл, зная, что это просто отговорка, - и мы не узнали с того времени ничего нового. - Что мы знаем сейчас? - Вопрос прозвучал резко и осуждающе. - Мы знаем, что там есть некто, кто не колеблясь заставляет наших людей просто... исчезнуть. - Мы уже знали об этом! - Но мы не оценили степень решимости наших противников бросить нам вызов. - У нас так много людей, что мы можем просто пожертвовать ими, чтобы выяснить такие важные факты? "Лицемер! - подумал Мерривейл. - Никто не терял больше агентов, чем Перуджи. Он отдавал мне такие недвусмысленные приказы, которые стоили нам целых команд". Мерривейл еще глубже воткнул ножик, поморщившись, когда заметил, что на поверхности стола появилась царапина. Он сказал себе, не забыть бы заменить промокашку сразу после звонка. - Дзула, ни один из наших агентов не считает, что это дело безопасное. Они знают, на что идут. - Но знают ли они, что и вы отправитесь вместе с ними? - Это нечестно, - вырвалось у Мерривейла, и он подумал о скрытом смысле действий Перуджи. - Чем вызвана такая резкая атака? Что там происходит, в верхах? - Вы дурак, Мерривейл, - сказал Перуджи. - Вы потеряли трех опытных агентов. - Инструкции для меня были точными, вы знаете это, - ответил Мерривейл. - И получая их, вы делали то, что считали правильным? - Естественно. - Мерривейл ощутил пот под воротничком и потер пальцем в том месте. - Мы не знали наверняка, что произошло с Портером. Вы велели послать мне его одного. Это ваши же слова. - И когда Портер... просто исчез? - Вы сами говорили, что у него были личные причины, чтобы исчезнуть! - Какие еще личные причины? Послужной список Портера - один из лучших. - Но вы же сказали, что он поссорился с женой. - Разве? Я этого не помню. "Итак, вот а чем дело", - подумал Мерривейл. Живот его стянулся в тугой узел боли. - Вы знаете, что это было ваше предложение в качестве возможного оправдания послать команду из двух человек, но с теми же инструкциями. - Я ничего такого не помню, Мерривейл. Вы послали Депо и Гринелли в эту орегонскую крысиную дыру, а теперь сидите здесь со своими извинениями. Когда пропал Портер, вам следовало бы отправить официальный запрос об отпускнике, пропавшем предположительно в этом районе. "Ага, пот как ты собираешься все выставить, - подумал Мерривейл. - Если все пройдет удачно, Перуджи получит все лавры, а если нет, вся вина падет на меня. Ловко придумано!" - Думаю, - начал он вслух, - это именно с этого начнутся ваши действия, когда вы прибудете в Орегон. - Вы чертовски догадливы! "Вероятно, Шеф сам слушает это, - подумал Мерривейл. - О Боже! И зачем я влип в это дело!" - Сообщили ли вы новым командам, что я лично буду руководить ими? - спросил Перуджи. - Я сказал им это на совещании, с которого вы меня вызвали. - Прекрасно. Я вылетаю самое позднее через час и встречу новые команды в Портленде. - Я сообщу им об этом, - сказал Мерривейл с покорностью судьбе. - И скажите им следующее: мне нужно, и это особо подчеркните, чтобы эта операция была проведена с предельной осторожностью. Никакой показухи, ясно? У Хелльстрома влиятельные друзья, и не стоит мне напоминать, какая взрывоопасная штука эта экология. Хелльстром сказал правильные слова правильным людям, и теперь его считают экологическим мессией. К счастью, есть и другие, кто понимает, что это - сумасшедший фанатик, и я не сомневаюсь в успехе. Все понятно? - Да. - Мерривейл не пытался скрыть сейчас горечи. Шеф, безусловно, прислушивался к словам Перуджи. Все это было какое-то театрализованное представление, подготовка козла отпущения. И этот козел отпущения, естественно, он, Мерривейл. - Сомневаюсь, и сильно, что вы меня правильно поняли, - заметил Перуджи, - но, вероятно, в достаточной степени, чтобы следовать моим инструкциям, не допуская более постыдных ошибок. Примите это к сведению незамедлительно. На линии раздался резкий щелчок. Мерривейл вздохнул и положил трубку на место. Все было ясно и так. Он должен жонглировать тем, что у него имеется. А если он что-то упустит, пальцы будут показывать только в одном направлении. Ладно, он и прежде попадал в подобные переделки, как, впрочем, и сам подставлял других таким же образом. Имеется только один выход. Необходимо переложить ответственность, но сделать это незаметно, так, чтобы казалось, будто все по прежнему находится в его руках. Естественным кандидатом был Коротышка Джанверт. Вначале следует назвать Коротышку вторым номером в этом проекте, сразу после самого Перуджи. Тот не указал, кого он хотел видеть своим первым помощником. Здесь он допустил ошибку. Если Перуджи изменит это назначение, что вполне возможно, тогда он станет ответственным за действия нового второго. Коротышка представлялся удобным выбором. Перуджи несколько раз давал понять, что не доверяет до конца Джанверту. Но этот невысокий человек отличался изобретательностью и находчивостью. И этот выбор следовало отстоять. Из "Руководства по Улью": "Стерилизованный работник - вот источник свободы в любом обществе. Даже дикое общество имеет своих стерилизованных работников, причем стерилизация проводится под прикрытием действительной плодовитости, дающей реальные результаты. Но они не имеют своей доли в свободной созидательной жизни дикого общества, а значит, стерилизация эффективна. Такие работники легко распознаваемы. Они не обременены ни интеллектом, ни эмоциями или индивидуальностью. И в этом ни наш Улей, ни насекомые не привносят во Вселенную ничего нового. Что есть у насекомых и что мы копируем, так это общество, где работники упорно работают над созданием Утопии - совершенного общества". Второй съемочной группе Хелльстрома понадобилось почти шесть часов, чтобы снять в лаборатории эпизод с мышами и осами. И даже тогда Хелльстром не был удовлетворен результатом. Он стал очень чувствителен к художественным достоинствам своих работ. Он надеялся, что торопливость не слишком скажется на этом фильме. Требования к качеству, которые он предъявлял, проистекали не только от прибыли, которую мог принести хорошо отснятый фильм. Ему хотелось качества ради качества, так же, как то же он желал видеть в любом элементе Улья. Качество специалистов, качество жизни, качество созданий - все это было взаимосвязано. После съемок Хелльстром поднялся в клети наверх, стараясь на время скрыть свою обеспокоенность последними сообщениями о ночном прочесывании. Поскольку он был занят работой над фильмом, он не мог уйти со съемочной площадки в наиболее важные моменты прочесывания. До рассвета было еще далеко, а проблема пока не была решена: женщина, сопровождавшая Чужака, до сих пор на свободе. Одной из главных и постоянных забот Улья было производство работников, способных "представлять" его во Внешнем мире, которых нельзя было подкупить и которые никогда, даже случайно не выдали бы то, что находится под Неприступной долиной и окружающими холмами. Хелльстром подумал, а могли ли они пропустить какой-то дефект в бридинге, который и проявился в персонале во время поисков. Мужчину быстро захватили за пределами деревьев на западном лугу. Почти сразу же после этого окружили стоянку с фургоном, но женщине каким-то образом удалось уйти. Это казалось невозможным, но никто из поисковой группы не напал на ее след. На командном посту, когда туда вошел Хелльстром, находилось много работников Службы Безопасности. Они заметили его приход, но продолжали заниматься своими делами. Хелльстром быстро осмотрел тускло освещенную комнату с аркой экранов, небольшую группу работников, обсуждающих возникшую проблему. Здесь же был и Салдо, темнокожий, как и его родительница Фэнси, но с резкими ястребиными чертами лица, унаследованными им от его отца-Чужака (это Фэнси умела делать, напомнил себе Хелльстром. Она спаривалась во Внешнем мире при первой же возможности, одаривая Улей новыми генами). Место Старого Харви за консолью занял молодой парень из линии Фэнси. Во Внешнем мире он имел имя Тимоти Ханнсен. Он был выбран в силу своей притягательной внешности, неотразимо действовавшей на девушек во Внешнем мире. У него также был острый проницательный ум, что делало его еще более ценным в кризисных ситуациях. То же относилось ко многим из линии Фэнси, но особенно это проявилось у Салдо. Хелльстром связывал с ним большие надежды еще и потому, что его взял под свою опеку Старый Харви. Хелльстром подождал в дверях, пытаясь ощутить царящую здесь атмосферу. Следует ли ему взять на себя руководство? Они охотно подчинились бы ему при малейшем проявлении им такого желания. Решение праматери Тровы никогда не оспаривалось. Они всегда чувствовали, насколько сильными были его обязательства по отношению к Улью, насколько эффективнее его решения. Иногда они могли не соглашаться, иногда даже оказывались правыми, но даже голосуя против него на Совете, они выказывали почтительное отношение. И когда, как это часто случалось, его точка зрения оказывалась верной, его влияние еще более усиливалось. Но это не очень нравилось Хелльстрому. "Ни один работник не совершенен, - напоминал он себе. - Улей сам должен стать совершенством во всем". Старый Харви стоял, согнув руки, слева от Хелльстрома, освещенный идущим от экрана сиянием, делающим его похожим на изваяние из зеленого камня. Однако глаза его двигались. Старый Харви критически наблюдал за работой тех, кто был в комнате. Хелльстром направился в его сторону, бросив короткий взгляд на старика, а потом на консоль. - Есть ли какие-нибудь ее следы? - Нет. - Разве мы не держали ее под постоянным инфранаблюдением? - Как и под радарным. - Были ли у нее инструменты для обнаружения нас? - Она пыталась воспользоваться радио, но мы его заглушали. - Это обеспокоило ее? - Наверное, - Харви выглядел уставшим и недовольным. - А другие приборы? - В машине имелось небольшое устройство предупреждения радарного типа. Думаю, им-то она и обнаружила слежку за собой. - Но как ей удалось ускользнуть от группы прочесывания? - Сейчас они просматривают снова пленки. Есть мнение, что она отправилась искать своего напарника и затерялась в результате обычного смешения сигналов на наших приборах. - Ее все равно должны были схватить. Харви развернулся и посмотрел ему в лицо. - То же я сказал и им. - Но они не согласились с тобой? Старый Харви кивнул. - Что, по их мнению, произошло? - Она пошла на осознанный риск и отправилась прямо в гущу наших искателей. - Но ее сразу бы выдал запах! - Я им это и сказал, и они согласились. После чего предположили, что она ушла от машины на север, используя ее как экран. Они считают, что она действовала тихо, чтобы скрыть свои движения в фоновом поле. Была временная брешь между наступлением темноты и временем, когда прочесывание достигло места ее нахождения. Она могла воспользоваться этим. У нее была альтернатива: убираться прочь или же тихо проскользнуть наверх мимо нас в другом направлении. Они думают, что она скрывается где-то поблизости. - А ты не согласен с этим? - спросил Хелльстром. - Да. - Почему? - Она не могла пробраться незаметно сюда. - Но почему? - Мы воздействовали на нее низкими частотами в жестком режиме. Она дергалась и нервничала весь день, слишком нервничала, чтобы идти сюда. - Откуда тебе известны резервы ее смелости? - Я этого не знаю. Я лишь наблюдал за ней. - Она вроде не в твоем вкусе, Харви. - Можешь шутить, Нильс. Я наблюдал за ней почти весь день. - То есть это только твоя точка зрения, основанная на личном наблюдении? - Да. - Почему же ты не настаивал на ней? - Я настаивал. - Если бы решения принимал ты, что бы ты предпринял? - Ты действительно хочешь это знать? - Да, иначе я бы не спрашивал. - Во-первых, я думаю, она проскользнула вниз на северо-восток, к пасущимся там коровам. Выскажу предположение, что она умеет с ними обращаться. Есть в ней что-то такое... - Старый Харви облизнул губы языком. - А в таком случае у нее не должно возникнуть проблем при передвижении с ними. Коровы должны скрыть ее запах - они дадут ей любое прикрытие, в котором она нуждается. - С тобой так никто и не согласился? - Они сказали, что ее запах испугал бы коров. А мы бы обнаружили это. - И каков был твой ответ? - Испуг главным образом зависит от того, почувствует ли корова твой страх. Мы знаем это. Если она не боится их и движется тихо... что ж, нам нельзя закрывать глаза на эту возможность. - Однако они не желают искать ее среди коров? - Они обеспокоены возможными осложнениями при прочесывании там, внизу. Если мы пошлем туда работников, они могут потерять над собой контроль и убить нескольких коров. И тогда у нас возникнут проблемы с местными властями, как это бывает каждый раз в таких случаях. - Ты мне так и не сказал, что бы ты предпринял. - Я бы послал кого-нибудь из нас - тех, кто бывал во Внешнем мире. Некоторые из нас жили там. Мы лучше справимся с ситуацией, чем работники из группы прочесывания. Хелльстром кивнул и высказал вслух свои мысли: - Если она здесь наверху, так близко от нас, то у нее нет ни малейшего шанса выбраться отсюда. Но если она спустилась вниз и прячется среди коров... - Ты понял, что я имею в виду, - сказал Старый Харви. - Меня удивляет, почему другие этого не понимают, - ответил Хелльстром. - Ты возглавишь группу поиска? - Естественно. Вижу, ты не использовал слова "прочесывание". - Мне нужно, чтобы вы отправились туда и вернулись с ней. - Живой? - Если возможно. Мы мало что узнали от первого. - Я знаю. Я присутствовал там, внизу, когда они начали его допрашивать... но такие вещи на меня плохо действуют. Думаю, я слишком долго прожил во Внешнем мире. - У меня та же реакция, - заметил Хелльстром. - Лучше оставить это более молодым нашим работникам, не знакомым с таким понятием, как жалость. - Конечно, хотелось бы добиваться нужных результатов другими методами, - произнес Старый Харви, глубоко вздохнув. - Я же лучше займусь... поиском. - Подбери людей и отправляйся. Хелльстром смотрел, как старик направляется к выходу, и подумал об упрямстве молодых. Старик имел для Улья особую ценность, которую нельзя было отрицать. Этот случай служил яркой демонстрацией его значимости. Старый Харви знал, что делать. Молодые работники не захотели отправляться ночью на поиски, как рядовые работники, и потому решили, что в этом нет необходимости. Несколько молодых учеников обоего пола и работников Службы Безопасности слышали беседу Хелльстрома и Старого Харви. Устыдившись, они вызвались добровольцами. Старый Харви отобрал некоторых из них и кратко проинструктировал, особо выделив при этом, что помощником у него будет Салдо. Это было хорошее решение. Салдо выказывал к Старому Харви подчеркнутое уважение, и Хелльстрома удивило, почему он не принял сторону своего учителя. Причина стала ясна во время инструктажа, когда Салдо сказал: - Я знал, что он прав, но вы бы все равно мне не поверили. Очевидно, Салдо был на стороне своего учителя, но другие отвернулись от них обоих. Никогда не забывая о своей роли как учителя, Старый Харви упрекнул Салдо за его замечание: - Если ты так думал, тебе следовало бы привести собственные аргументы, а не мои. Отряд гуськом вышел из комнаты с должной готовностью. Хелльстром улыбнулся. Хорошая порода, они быстро усваивают преподанные им уроки. Нужно только дать им пример. "С возрастом приходит уравновешенность", - любила повторять праматерь. Молодость для нее служила смягчающим обстоятельством, которое всегда следовало принимать во внимание. Из записей Нильса Хелльстрома: "Из миллиардов живых существ на Земле только человек ищет ответ на вопрос о смысле жизни. Но его вопросы ведут к мучениям, поскольку он не может, как насекомые, принять факт, что смысл жизни состоит в самой жизни". С самого начала Тимьене Гринелли не понравилось это задание. Но она не особо возражала работать вместе с Карлосом (им и раньше уже не раз доводилось выступать в паре), вместо того, чтобы проводить с ним часы досуга. Карлос обладал в молодости яркой внешностью и никогда так и не признается себе, что с возрастом он уже не так неотразимо воздействовал на женщин. Она понимала, что их связь в свободное от работы время превратилась бы в бесконечную череду ссор и примирений. Гринелли не считала себя роковой женщиной, но из своего жизненного опыта знала о собственной притягательности. У нее было продолговатое лицо, которое вряд ли можно было назвать красивым, если бы не ее яркая индивидуальность, сверкающая в огромных и пугающе-зеленых глазах. Она имела изящную фигуру, белую кожу и излучала глубокую чувственность, восхищавшую многих мужчин, и Карлоса в том числе. У нее были кричаще рыжие волосы и она предпочитала не прятать их под полами шляпы или под беретом. Тимьена - это было ее семейное имя, и у древних славян оно значило "секрет". Имя ей точно соответствовало. В поведении она проявляла скрытность. Мерривейл потревожил ее чувство опасности уже одним тем, что назначил на это дело лишь их двоих. Ей не понравилось содержание отчетов Портера и сообщений, собранных в папке, озаглавленной "Хелльстром". Слишком многие из этих сообщений исходили из вторых или третьих рук. Слишком многие из них были полуофициальными. От них так и разило любительством. А любительство было непозволительной роскошью в этом деле. - Только мы вдвоем? - спросила она. - А как насчет местной полиции? Мы могли бы сообщить о том, что пропал человек, и... - Шеф этого не хочет, - ответил Мерривейл. - Он что, особо это подчеркивал? Лицо Мерривейла слегка темнело при любом намеке на его хорошо известное пристрастие к личной интерпретации приказов. - Он выразился совершенно ясно! Необходимо проявлять крайнюю осторожность. - А осторожный местный расспрос вполне удовлетворяет этому требованию. Портер находился в этом районе. И он пропал. Сообщения в папке говорят и о других исчезновениях. Та семья с детьми-близняшками, отправившаяся на пикник, они... - Тимьена, - прервал ее Мерривейл, - в каждом подобном случае находилось вполне логичное объяснение. К несчастью, логика и действительность не всегда совпадают. Нас заботит действительность, и в погоне за ней мы должны использовать свои собственные проверенные ресурсы. - Мне не нравятся их логические объяснения, - заметила Тимьена. - Те объяснения, которые приняли местные тупицы, и цента не стоят. - Используйте только наши ресурсы, - повторил Мерривейл. - Что означает, что мы снова будем рисковать, - сказала Тимьена. - Что говорит Карлос об этом деле? - Почему бы тебе самой не спросить у него? Я назначил инструкторское совещание на 11:00. На нем будут еще Джанверт и Карр. - И они тоже в этом деле? - Они в резерве. - Это мне тоже не нравится. Где Карлос? - Думаю, что в Архиве. У тебя есть почти час, чтобы ознакомиться с этим делом вместе с ним. - Дерьмо! - с этим восклицанием Тимьена выскочила из комнаты. От Карлоса было не больше помощи, чем от Мерривейла. Задание казалось ему "рутиной". Ко всем заданиям он приступал по определенному шаблону, тщательно и досконально, прочитывая все имеющиеся материалы и изучая все планы. Тимьену не удивило, что Карлос отправился в Архив. У него было архивное сознание. Полет в Орегон и уютное путешествие в фургоне оправдали ее ожидания. Липкие руки и липкие мысли. Наконец она сказала Карлосу, что подхватила серьезную венерическую болезнь во время предыдущего задания. Он и не думал ей верить. Тогда совершенно спокойно она предупредила его, что если он будет продолжать, всадит в него пулю. Она показала маленький бельгийский автоматический пистолет, который всегда носила с собой в кобуре на запястье. Что-то в ее спокойствии подсказало Карлосу, что она не шутит. Он отступился, слабо выругавшись. Работа - другое дело, и Тимьена пожелала Карлосу удачи, когда он уходил в своей нелепой одежде любителя птиц. В течение всего этого бесконечного дня Тимьена играла свою роль художницы, испытывая постоянно усиливавшуюся нервозность. Не было ничего конкретного, что могло бы объяснить это нарастающее беспокойство. Само место беспокоило ее. От него веяло опасностью. Карлос не мог точно сообщить о времени своего возвращения. Все зависело от того, что он увидит во время ознакомительного осмотра фермы. - Самое позднее, после наступления темноты, - сказал Карлос. - Будь умницей и рисуй свои картины, а я пойду наблюдать за птицами. Когда я вернусь, я расскажу тебе все о птицах и пчелах. - Карлос! - Ах, моя любовь, когда-нибудь я научу тебя произносить это чудесное имя с настоящей страстностью. - И этот ублюдок потрепал Тимьену по подбородку, покидая ее. Она наблюдала, как он зигзагами пробирался наверх по склону, заросшему коричневой травой, в направлении деревьев. Уже было тепло, и что-то в тишине, не нарушаемой звуками насекомых, предвещало наступление еще большей жары. Вздохнув, Тимьена извлекла акварельные краски. Она на самом деле неплохо рисовала и иногда в течение этого долгого дня она испытывала действительно увлеченность, когда удавалось схватить колорит осенних полей. Золотисто-коричневые, от них веяло теплом и приглашением. Вскоре после полудня Тимьена на время отложила рисование и принялась за небольшой ленч, состоящий из нарезанных ломтиками сваренных вкрутую яиц и холодного йогурта из ящика со льдом. Весь перерыв она провела внутри фургона, хотя там и было жарко, как в печке, проверяя показания приборов. К ее удивлению, стрелка пеленгатора не была на нуле, показывала радарный сигнал со стороны фермы. Четко прослеживающийся сигнал, нацеленный на фургон. "Радарное слежение за мной с фермы?" Тимьена восприняла это как сигнал опасности и подумала, не отправиться ли ей за Карлосом, чтобы вернуть его назад. Альтернативой было включить радио и сообщить об этом в центр. Она инстинктивно понимала, что центр объяснит это. Да и Карлос приказал ей не покидать место стоянки фургона. В конце концов Тимьена не сделала ни того, ни другого. Ее собственная нерешительность усилила нервозность, появившуюся у нее с самого утра. Ощущение опасности усиливалось. Что-то убеждало ее уходить отсюда подальше. "Оставь место стоянки и уходи!" Лагерь был большой, крупной мишенью. Когда стало темнеть, Тимьена сложила мольберт, бросила его и краски на сиденье в кабине и сама залегла в машину. Включив радио, она проверила сигнальный монитор и обнаружила поисковый резонирующий сигнал на ее собственной частоте. Когда Тимьена включила передатчик, этот сигнал наложился на эту частоту и заглушил ее. Она ударила по кнопке выключения и посмотрела на темнеющий склон холма, на другой стороне которого располагалась ферма. Ее нельзя было видеть от места парковки, но она ощущала чье-то недоброжелательное присутствие. И по-прежнему Карлос не подавал никаких признаков жизни. Через несколько минут наступит полная темнота. Тимьена нервно ощупала небольшой автоматический пистолет в кобуре на запястье. "Почему, черт возьми, Карлос задерживается?!" Она выключила все огни на стоянке и сидела в сгущающейся темноте. Радар со стороны фермы. Глушили ее радио. Дело принимало скверный оборот. Тимьена встала, тихо продвинулась к задней двери и вышла на сторону, противоположную ферме. Сам фургон послужит ей щитом от этого поискового луча. Она опустилась на четвереньки и быстро поползла в сторону высокой травы. Тимьена видела коров ниже на пастбище и, подчиняясь инстинкту, направилась к ним. Она выросла в Вайоминге на ранчо, и хотя Тимьена предпочла бы приблизиться к стаду верхом на лошади, она не ощущала угрозы от него. Опасность была позади нее, где-то там, наверху, и исходила от фермы Хелльстрома. Коровы помогут ей спрятаться, скроют от радара. Если Карлос вернется, он включит свет на стоянке. Она заметит его, будучи здесь, на пастбище, в безопасности, Но почему-то Тимьене не верилось, что Карлос вернется. Вся ситуация казалась абсурдной с самого начала, но она доверяла своему инстинкту самосохранения. Из записей Нильса Хелльстрома: "Эта первобытная планета Земля является ареной постоянной конкуренции, где выживают только самые гибкие и находчивые. На этом испытательном полигоне, в котором даже могущественные динозавры погибли, есть один постоянный свидетель, и он - наш гид к выживанию человечества. Этот свидетель, насекомое, появился за триста миллионов лет до возникновения человечества, но мы наверстаем упущенное. Сейчас он доминирует на Земле и хорошо этим пользуется. И в каждом новом поколении испытываются новые формы и функции, преобразуя его спектр, столь безграничный, как безгранично воображение сумасшедшего. А то, что может делать этот свидетель, мы, рожденные в Улье, тоже может делать, потому что мы свидетели его деятельности". Старый Харви вывел свою группу через замаскированный выход в северной части Улья. Убрали дерн, пень с бетонной пробкой отъехал в сторону на нескрипящих шарнирах, и группа вышла в темноту ночи. Они были довольно легко одеты для этой холодной и темной ночи, но никто не обращал внимания на озноб. У каждого имелся парализатор, а на лице - маска ночного видения с мощным инфракрасным излучением вокруг ее края (производства Улья). Они походили на группу ныряльщиков, а их парализаторы напоминали странные раздвоенные копья. Перед тем как уйти, они установили маскирующий пень на место и уничтожили все признаки, свидетельствующие о наличии тут прохода. Веером растянувшись по полю, работники двинулись на север. Старый Харви выбрал двадцать три основных работника, главным образом агрессивных мужчин, и проследил за тем, чтобы женщины приняли гормональные препараты, прежде чем дать им точные инструкции. Им нужна была эта Чужачка живой. А Нильсу требовалась информация, которой она обладала. Женщина, вероятно, спустилась вниз к коровам. Коров можно спугнуть ультразвуком, но ни одна из них не должна быть убита. Это не прочесывание - просто поиск. Только Чужачка отправится в конце концов в чан, но это случится уже после того, как она выдаст всю необходимую информацию. Давно уже Старый Харви не принимал участия в охоте, и сейчас он почувствовал, как возбуждение охватывает его все сильней и сильней и сердце гулко бьется в груди, и кровь еще играет в жилах старого работника. Старый Харви дал знак Салдо перейти на левый фланг, а сам сместился направо. Ночной воздух говорил ему о многом. Здесь был запах скота, пыли в высокой траве, сырой земли и едва заметные эфиры насекомых и резинового дерева. Все это ощущали его чувствительные ноздри. Но старый Харви не мог определить тот запах, который указывал бы на то, что Чужачка находится впереди. Если она и была там, с маской ночного видения они обнаружат ее. Салдо немедленно занял указанную позицию, и Старый Харви успокоился. Этот молодой человек хоть еще совсем зеленый юнец, но потенциал его огромен. Регулярные доклады, предоставляемые им Хелльстрому, радовали их обоих. Салдо был среди тех двадцати или около того кандидатов, кто когда-нибудь в будущем может занять место Хелльстрома. Он происходил из недавно выведенной породы, темноволосый и гибкий, полный энергии и желания отличиться, но обладающий своим умом, с каждым днем все больше и больше заявляющий о себе. Салдо возглавит Улей, или, может быть, решит создать собственный рой в новом Улье. Поисковая группа растянулась широким веером, открыто спускаясь к пастбищу. Старый Харви заметил, что ночь благоприятствует поискам. Тучи начали закрывать небо, затемняя запоздало появившуюся убывающую луну. Стадо можно было отчетливо видеть с помощью масок ночного видения. Но он не сводил глаз с разбросанных группок деревьев, не обращая, однако, внимания на коров. Они прошли мимо одного небольшого стада животных, почти не потревожив их, хотя теплый запах коров разбудил охотничий инстинкт всей группы. Салдо с двумя помощниками просмотрел стадо, чтобы удостовериться, что среди животных не скрывается Чужачка. Их охватывал охотничий азарт. Его нельзя было сбрасывать со счетов. Это можно было заметить по повышенной нервозности группы и избытку внешних гормонов, которые начали пугать животных. Сначала отдельные коровы, а затем и целые группы фыркали и отбегали в панике, стуча копытами. Старый Харви пожалел, что не включил при подготовке специальные гормоны для подавления селективности. Слабые химические сигналы, которые посылались от одного животного к другому, были полезными, но сейчас они создавали сложности. Он переключил свое внимание на деревья, оставив коров Салдо и остальным. Маска придавала окружающему слабое серебристое свечение, словно внутри каждого из них горела лампочка. "Она слышит наше приближение и попытается спрятаться на дереве, - подумал он. - Это в ее стиле". Старый Харви не мог сказать, почему и каким образом у него появилась такая уверенность в этом. "Она прячется на дереве!" Старый Харви услышал крик ночной птицы, где-то далеко справа от себя, и почувствовал, как забилось его сердце. Он не слишком стар для прочесывания. Возможно, было бы неплохо выходить вот так вместе с работниками. Из записей Нильса Хелльстрома: "В отличие от других живых существ, боровшихся против окружающей среды, насекомые рано научились использовать ее как защиту. Их искусство камуфляжа не имеет границ. Они стали единым целым со своей средой. Когда появились хищники, насекомых нигде не находили - настолько искусными стали их способы маскировки, что хищники могли ползти над их тельцами в поисках добычи. У насекомых было не просто одно-единственное средство для спасения, а великое множество. Они не выбирают для этого просто скорость или убежище на верхушках деревьев; помимо обоих этих способов они применяли и многие другие". Тимьена увидела один из флангов поисковой группы одновременно с тем, как ее увидели и первые из преследователей, подтверждая таким образом слова Старого Харви. В начале своего побега она угодила ногой в кроличью нору и растянула левую лодыжку. Боль заставила Тимьену вскарабкаться на невысокий дуб, где она устроилась на суку как можно удобнее, сняв туфлю с болевшей ноги. Она сидела на суку в двадцати футах от земли, крепко сжимая пистолет в правой руке. А в левой был мощный фонарик, размером с небольшой карандаш и большой палец лежал на его кнопке. Дикая боль пульсировала в лодыжке, что мешало ей думать. Тимьена спросила себя, не сломана ли кость. Бегство коров послужило первым свидетельством надвигающейся опасности. Тимьена услышала их фырканье, перекрывавшее стук копыт, когда они пробегали мимо. Затем послышался таинственный свист. Этот звук становился все громче, пока не окружил ее дерево и не прекратился. Она различала лишь более темные силуэты охотников, одетых в черное. Они образовали круг под деревом. В панике Тимьена надавила большим пальцем на кнопку фонарика, провела лучом по короткой дуге вокруг части круга, который встал перед ней. При виде масок ночного видения и парализаторов у нее перехватило дыхание от осознания смертельной угрозы. Без раздумий Тимьена начала стрелять. Из записей Нильса Хелльстрома: "Возможно, со временем мы достигнем такого же функционального уровня тех, кого мы копируем. У нас будут лица-маски, одни только глаза и рот - и ничего более для поддержания тела в рабочем состоянии. Не будет мускулов, чтобы улыбаться или хмуриться или иным каким-нибудь способом выдавать скрытые внутри чувства". Маленький пистолет явился убийственным сюрпризом для охотников Улья. Пятеро из них были убиты прежде, чем Тимьена свалилась с дерева, оглушенная лучами парализаторов. Среди убитых оказался и Старый Харви. А сам Салдо пострадал от пули, которая задела его челюсть, но выкрикнутая им команда навела порядок среди испуганных работников. Их всех переполнял "охотничий азарт", как говорили старика, а нападение Чужачки привело их в исступление. Они бросились к ней, чтобы прикончить, но крик Салдо остановил их. В конечном итоге именно дисциплина Улья удержала их. Салдо направился к лежащей без сознания женщине, быстро отдавая приказы. Кому-то нужно проинформировать Нильса. Мертвых необходимо отправить в чаны. Хорошие работники, они заслужили это. Таким вот образом они обретут единство со всеми. "Старое в чаны, из чанов новое". Когда его приказы начали исполняться, он встал на колени, чтобы осмотреть лежащую без сознания женщину. Ее фонарик все еще горел в траве. Он поднял маску на лоб и продолжил осмотр уже с помощью фонарика. Да, она все еще жива. С трудом сохранял он спокойствие. Ненависть переполняла его. Она причинила вред Улью. Но Нильсу она нужна живой. Она нужна улью. Продолжив обследование, ему удалось немного успокоиться. Похоже, перелома не было. Очевидно, повреждена лодыжка, распухшая и посиневшая. Салдо отдал приказ найти ее оружие и доставить его в Улей. Смерть Старого Харви не опечалила и не обрадовала его. Такие вещи случаются. Лучше было бы, чтобы этого не произошло, но того, что случилось, изменить нельзя. Вследствие этого он теперь возглавлял поисковую группу, и именно от него требовалось отдавать правильные приказы. Этому-то и учил его Старый Харви. Прежде всего нужно побеспокоиться о Чужачке. Салдо считал, что ее нужно привести в чувство и допросить. Это порадует Нильса. И сейчас это радовало Салдо. Он ощутил большой интерес к этой женщине. От нее приятно пахло. Поверх слабого, но знакомого запаха мускуса чувствовались и чужие запахи. Духи и шампунь Внешнего мира. Наклонившись поближе, он понюхал ее, первую Чужачку, с которой встретился на воле. Под доминантой страха скрывались возбуждающего его запахи. Он скользнул рукой под блузку, пощупал грудь и нашел ее полной и твердой под туго охватывающей одеждой. Он знал о подобных одеждах во время своего обучения. Оно называлось бюстгальтером и скреплялось металлическими крючками на спине. Она была настоящей женщиной, вероятно, ничем не отличающейся от женщин Улья, а значит готова к оплодотворению. Как странны эти дикие Чужаки! Он засунул руку под пояс, исследовал лобок и гениталии, вытащил руку и понюхал ее. Да, она готова. Итак, это правда, что женщины из Внешнего мира, готовые к оплодотворению, разгуливают по миру. Может, у них начинается что-то вроде брачной охоты, что, как считалось, делала праматерь? Книги, фильмы и лекции не подготовили его к действительности, хотя он знал эти факты досконально. Она возбуждала его, и он подумал, как же отнесется Нильс к предложению оставить ее для целей размножения. Было бы интересно заняться с ней этим. Но тут женщина из его группы сердито заворчала - не облекая угрозу в словесную форму. Другая сказала: - Эта Чужачка не для воспроизводства! Что это ты с ней делаешь? - Исследую ее, - ответил Салдо. - Она готова к оплодотворению. Ворчащая женщина обрела наконец голос: - Многие из этих дикарок готовы к оплодотворению. Другая заметила: - Она убила пятерых наших. Ей дорога только в чан. - Куда она, вероятно, и попадет после того, как мы закончим допрашивать ее, - согласился Салдо. Он говорил, не пытаясь спрятать внезапно появившееся чувство печали. Чужачка не переживет допрос, нет сомнений. Это уже случалось с пленными мужчинами, и то же произойдет и с ней. Такая растрата! Ее плоти не найдется лучшего применения, кроме как попасть в чан. Он встал, вернул маску на прежнее место на лице и сказал: - Свяжите ее и отнесите в Улей. Смотрите, чтобы не сбежала. Двое отправляйтесь к фургону. Привезете его в качестве трофея. Уничтожьте все следы. Не должно остаться ни одного следа пребывания этой женщины и ее напарника в нашем районе. Я прослежу за этим. Приказы слетали с его губ, как учил его Харви, но ему не хотелось, отчаянно не хотелось отдавать такие приказы. Ответственность слишком уж неожиданно свалилась на него. Частью своего сознания он понимал, что Харви выбрал такого молодого работника своим помощником в этих поисках главным образом в учебных целях. Многообещающему молодому работнику необходим такой опыт. Но другая часть его сознания была уверена в его компетентности. Салдо был специалистом по обеспечению безопасности Улья. Он верил в правильность выбираемых им действий. Несмотря на молодость, он ощущал себя полностью готовым для самостоятельного принятия решений стоящей перед ним задачи, словно весь Улей воплотился в нем, его личности. Харви и так уже пережил свой век и заплатил жизнью за сегодняшнюю ошибку. Это была серьезная потеря для Улья. Скоро Нильс узнает об этом, и это известие огорчит его, но в этот момент Салдо понимал, что должен действовать самостоятельно. Сейчас он руководит операцией. - Те, кто свободен, - начал он, - должны проследить, чтобы уничтожить все следы нашего пребывания. Мне не известно, кто и на что из вас способен, в отличие от Старого Харви, но вы сами это знаете. Разделитесь в соответствии со своими способностями. Никто из вас не должен возвратиться в Улей, пока все не будет выполнено. Я буду здесь до самого конца. Он нагнулся, вспомнив о фонарике, который бросил рядом с Чужачкой, выключил его и положил в карман. Работники уже связали ее и готовы были отправляться в Улей. Салдо печалило, что он никогда больше не увидит ее. Ему не хотелось присутствовать на ее допросе. Внезапно его хватила ярость, вызванная глупостью Чужаков. "Какие же они глупцы! Но что бы ни случилось с ней, она это заслужила". Салдо посмотрел на свою группу. Они деловито исполняли его распоряжения и, казалось, внешне были даже довольны, но он ощущал чувство скрываемой неуверенности. Работники знали, как он молод и неопытен. И подчинялись скорее по привычке. На самом-то деле они все еще подчинялись Харви. Но Харви допустил фатальную ошибку. Салдо пообещал себе, что никогда не допустит такой ошибки. - Встаньте на корточки и все вокруг тщательно прочешите, - приказал он. - Две маски разбились. Значит, остались осколки. Соберите их. Все. Салдо неспешно направился вверх сквозь высокую траву к тому месту, где, как он знал, двое из его группы готовили машину для транспортировки в Улей. Чужачка приехала по этой дороге. Как странно, что они, готовые к оплодотворению, свободно разгуливают вокруг вместо того, чтобы искать лучшего партнера для спаривания. По правде говоря, они совсем не похожи на способных к оплодотворению женщин. Они просто дикие. Возможно когда-нибудь, когда появится множество ульев, таких диких животных будут захватывать и специально спаривать или же их стерилизуют и отправят на полезную для улья работу. Несколько из убежавших коров вернулись, вероятно привлеченные любопытством. Они сбились в кучу на поляне ниже того места, где работала его группа, повернувшись к ней. Запах крови и шум заставляли их нервничать, но угрозы они не представляли. Коровы, возможно, и не видели работников, но те уж точно видели их. Салдо держал парализатор наготове, заняв позицию между стадом и группой. При хорошем воображении нечего бояться неожиданностей. Если коровы нападут, достаточно одного залпа парализатора, чтобы остановить их. Передвигаясь, Салдо посмотрел мимо пастбища в сторону слабо сияющего вдали в отражениях туч города. Вряд ли кто-нибудь на таком расстоянии мог услышать выстрелы, но даже если такие люди и найдутся, они останутся благоразумными. Горожане научились сдержанности и осторожности, когда дело касалось Неприступной долины. Кроме того, Улей имел свой буфер в лице окружного шерифа Линкольна Крафта. Рожденный в Улье, он был одним из лучших работников Улья во Внешнем мире. Другие наблюдатели в городе выдавали себя за Чужаков. Но еще более важные посты занимали другие представители Улья во Внешнем мире. Салдо видел двух из них, сенатора и судью, когда те побывали в Улье. Они занимали высокое положение, но настанет день, и в этом не будет надобности. Звуки деловитого исполнения его приказов доставляли Салдо удовольствие. Он втянул носом ночной воздух и определил запах пороха. Только прошедший подготовку в Улье смог бы наверняка определить это - слабый след среди множества других запахов. Животные начали успокаиваться и несколько коров покинули стадо, чтобы пощипать травку. Это не нравилось Салдо. Сбитые в кучу коровы не вызывали искушения, но он знал, какими взбешенными были его работники. Один из них, по собственному почину, мог убить и прихватить с собой отбившуюся корову. Этого нельзя допустить. Когда-нибудь эта земля станет собственностью Улья, и, возможно, у них будет собственный скот. Но в настоящий момент протеин обходится куда дороже растительной энергии. Пусть этим занимаются расточительные Чужаки, и их животных нужно оставить в покое. Нельзя допускать действий, могущих привлечь нежелательное внимание. Салдо вернулся к своим работникам и расхаживал между ними, отдавая приказания тихим голосом. Им нельзя выкрадывать ни одной коровы. На земле не должно остаться никаких следов, а если какие-то и останутся, то время должно уничтожить их. И так долго, как будет возможно, здесь не должны появляться любопытствующие Чужаки. "Когда-нибудь, - думал Салдо, - появятся и другие Ульи, многие из них отпочкуются от прародителя, которому он сейчас служит и ради которого он должен скрыть от Чужаков все следы своего пребывания здесь. Теперь им нужно быть осторожными, чтобы защитить свое будущее. Перед лицом еще не родившихся поколений работников". Из записей Нильса Хелльстрома: "Основные бридинг-линии нашего потомства должны быть спроектированы с надлежащим учетом нужд Улья. При этом мы ходим по более тонкому льду, чем насекомые, давшие нам эту модель выживания. Их жизнь начинается, как наша, с оплодотворения одной яйцеклетки, но потом чудо творения у нас и у них отличается. За время, пока развивается человеческий эмбрион, насекомое может произвести более четырех миллиардов себе подобных. Мы можем увеличить рождаемость Улья во много раз, но мы никогда не сможем надеяться достигнуть такой плодовитости". Из Улья по тропе, протоптанной в траве, спускался работник, пытаясь знаками привлечь внимание Салдо. Не похоже было, что близился рассвет, но становилось холоднее, как обычно бывает здесь в такое время суток. Работник остановился перед Салдо и тихо сказал: - Кто-то идет из Улья. - Кто? - Я думаю, сам Нильс. Салдо посмотрел в направлении, указанном работником, и узнал приближающуюся фигуру по походке. Да, это был Нильс. На нем была маска, но парализатора он не имел. Салдо испытывал облегчение, смешанное с неудовольствием. Его решения были правильными, но Хелльстром решил прийти сам. Но Салдо сразу же упрекнул себя. Он почти услышал упрек в старческом голосе Харви: "Разве не так следовало поступать?" Руководитель Улья не мог совершать бессмысленные поступки. Эта мысль вернула Салдо уверенность в себе, и он спокойно приветствовал Хелльстрома. Тот остановился в нескольких шагах от него и осмотрелся прежде, чем что-либо сказать. Хелльстром увидел Салдо в тот момент, когда Салдо показал это своими движениям. Смерть Старого Харви глубоко огорчила Хелльстрома, но он с одобрением отметил, что Салдо проделал все необходимое. У него были защитные инстинкты. - Расскажи мне, что произошло и какие действия ты предпринял, - произнес Хелльстром. - Разве вы не получили отчет от посланных мною работников? - Да, но мне бы хотелось получить оценку от самого главы группы захвата. Иногда работники упускают важные детали. Салдо кивнул. Да, такое случается. Он рассказал Хелльстрому об обнаружении Чужачки, стрельбе, не упустив ни одной детали, даже о раненой своей челюсти. - Твоя рана серьезная? - поинтересовался Хелльстром, разглядывая ее. "Было бы невезением потерять еще и Салдо!" - Пустяковое ранение-то, - ответил Салдо. - Только чуть печет. - Позаботься о ней по возвращении. Салдо ощутил участие в голосе Хелльстрома, и это его тронуло. - Я слышал, что Старый Харви выбрал тебя своим заместителем, - заметил Хелльстром. - Он выбрал меня, - подтвердил Салдо со спокойным достоинством. - Кто-нибудь выразил какое-то недовольство по этому поводу? - Ничего серьезного. Хелльстрому понравился такой ответ. Он показывал, что Салдо ощущал скрываемое противодействие, но чувствовал себя способным справиться с ними. Да, вне всяких сомнений, у него достаточно сил для этого. Салдо держался молодцом. И у него было сознание правоты в своих действиях. В нем ощущалось внутреннее превосходство, хотя оно не должно быть слишком показным. - Тебе польстило, что именно тебя выбрал Старый Харви? - спросил Хелльстром ровным голосом. Салдо нервно сглотнул. Не сделал ли он чего-нибудь неправильного? В этом вопросе сквозил холод. Не подверг ли он Улей опасности? Но Хелльстром слегка улыбался движением губ под маской. - Да, - признался Салдо, но в его голосе можно было заметить какую-то неуверенность. Хелльстром заметил полувопросительную интонацию в голосе молодого человека и кивнул. Неуверенность приводит к осторожности. А упоение властью может привести к состоянию, испытываемому азартным игроком - чрезмерной самоуверенности. И сейчас Хелльстром объяснил это тихим голосом, который был слышен только им двоим. Закончив, он сказал: - Перечисли мне все свои приказы. Секунду Салдо раздумывал, затем вернулся к тому моменту, где он остановился. Он говорил с заметным колебанием, пытаясь отыскать в памяти возможные ошибки, которые следовало бы исправить. Хелльстром оборвал его, спросив: - Кто первый увидел Чужачку? - Харви, - ответил Салдо, припоминая взмах руки старика, показывающей направление. Струйка пота побежала по щеке Салдо. Он раздраженно вытер ее, и от этого действия болью отозвалась рана. - И какие он отдал приказания? - спросил Хелльстром. - Он еще раньше сказал нам, чтобы после обнаружения мы окружили ее. И мы выполнили это, не дожидаясь нового приказа. - А что затем сделал Харви? - Ему не представилась возможность для этого. Женщина включила фонарик и тут же начала стрелять как сумасшедшая. Хелльстром посмотрел вниз на землю между ними, затем вокруг себя. Несколько работников поблизости бросили работать и из любопытства подошли поближе, чтобы послушать. - Почему вы, работники, перестали делать то, что приказал вам руководитель? - требовательно спросил Хелльстром. - Он дал вам четкие инструкции. Выполняйте же их. - Он вновь повернулся к Салдо. - Они устали, - заметил Салдо, защищая своих работников. - Я лично проверю качество их работы перед уходом. "Да ему цены нет, - подумал Хелльстром. - Он защищает своих людей, но не чрезмерно. И он без колебаний берет на себя персональную ответственность". - Где ты точно находился, когда она начала стрелять? - спросил Хелльстром. - Я был на противоположной от Харви стороне группы захвата. Когда мы замкнули кольцо, я оказался рядом с ним. - Кто сбил ее с дерева? - Работники напротив нас, по которым она не стреляла. Остальные старались укрыться от ее выстрелов. - От Харви больше не было команд? - Мне думается, первая же пуля попала в него. Я слышал ее первый выстрел и... - Он замер на несколько секунд, колеблясь, затем махнул рукой, - на какое-то мгновение я оцепенел. Потом меня задела пуля, и мы бросились кто куда. Я увидел как падает Харви и кинулся к нему. Раздались новые выстрелы и на этом все кончилось. Она упала с дерева. - Твоя нерешительность простительна - ты был ранен, - сказал Хелльстром. - Однако отмечу, что ты в достаточной мере сохранил самообладание, чтобы предотвратить убийство пленницы. Ты оправдал мои ожидания. Но никогда не забывай того, что случилось здесь. Ты получил наглядный урок. Охота на Чужаков из Внешнего мира - совсем не то, что охотиться на любого другого зверя. Теперь ты понимаешь это? Салдо понял, что это и похвала, и порицание. Внимание его переключилось на дерево, на котором пряталась женщина, затем с неохотой возвратилось к Хелльстрому. Тут он увидел легкое искривление рта Хелльстрома, означающее довольство. С достаточной уверенностью Хелльстром произнес: - Ты захватил эту женщину живьем. И это самое главное. - Он облизал губы. - У нее было оружие, и Харви должен был это предвидеть. Ему следовало сбить ее с дерева, как только он заметил ее. Она была в радиусе поражения парализатором. Салдо, ты ведь знаешь, как обращаться с оружием Чужаков? - Да... Да, я знаю. Харви лично занимался моим обучением. - Научись как можно лучше им пользоваться. Улью может это понадобиться. Насколько я помню, тебе ведь тридцать два года, верно? - Да. - Но ты еще можешь сойти за молодого среди Чужаков. Возможно, мы Пошлем тебя на длительную учебу в одну из их школ. Мы можем это делать. Ты знаешь об этом. - Я не слишком уж много времени провел во Внешнем мире, - заметил Салдо. - Я знаю. Какой характер носило твое пребывание там? - Я был всегда с остальными, никогда не был предоставлен самому себе. В сумме около месяца. Один раз я пробыл неделю в городе. - Работа или приобретение навыков? - Приобретение навыков мною и остальными. - Тебе бы хотелось одному отправиться во Внешний мир? - Не думаю, что я уже готов для этого. Хелльстром кивнул, удовлетворенный искренностью его ответа. Салдо может стать превосходным специалистом Службы Безопасности. Среди нового поколения он уже заметно выделяется интуицией и тщательностью. Приобрести немного опыта - и ему не будет равных. И еще он обладает искренностью, свойственной Улью. Он не лжет даже самому себе. Он прирожденный лидер, которого нужно охранять и бережно воспитывать. Традиции Улья требовали этого, и нынешние обстоятельства заставляли Хелльстрома заняться этим воспитанием. - Ты делаешь все очень хорошо, - сказал Хелльстром громко вслух, чтобы это слышали и остальные. - Когда мы разрешим настоящий кризис, мы пошлем тебя во Внешний мир для продолжения дальнейшего обучения. Доложишь мне лично, когда закончишь работу здесь. - Он медленно повернулся и направился обратно в сторону Улья, временами останавливаясь, чтобы осмотреться. И каждое его движение говорило, что он доволен действиями Салдо. Некоторое время Салдо смотрел вслед Хелльстрому. Первый советник Улья, лидер во время каждого кризиса, мужчина в полном расцвете сил, тот, к кому обращаются все остальные в трудных ситуациях, даже те, кто руководит бридингом и производством кормов и изготовлением средств производства, совершил вылазку для ознакомления с ситуацией на месте и одобрил увиденное. Салдо вернулся к надзору за работой с новым чувством подъема, уравновешенным большим пониманием небезграничности своих сил. Это, осознал он, и была главная цель посещения Хелльстрома. Протокол Совета Улья. Интервью специалиста-философа (переведенное с языка жестов Улья): "Снова, философ Харл, мы должны разочаровать вас, сказав, что мы не пришли, чтобы отправить вас в благословенный чан. Ваш почтенный возраст, более древний, чем возраст любого работника Улья, искусственные средства, с помощью которых мы поддерживаем в вас горение жизни и все прочие аргументы, которые приводит ваша мудрость для доказательства необходимости вашей отправки в чан, - всего этого отрицать трудно. Мы с уважением просим вас перестать использовать эти аргументы и вспомнить о великой потребности Улья в вашей мудрости. Мы снова решили просить вашего совета, как следует Улью использовать результаты, полученные по "Проекту 40". Мы предвидим ваш первый вопрос и отвечаем, что "Проект 40" все еще не принес того, что ожидалось. Однако специалисты, осуществляющие его, убеждены в конечном его успехе. Они уверяют, что это только вопрос времени". Слова специалиста-философа Харла: "Обладание абсолютным оружием, абсолютной угрозой уничтожения всему живому, что населяет эту планету, отнюдь еще не гарантирует абсолютную власть. Сам акт угрозы использовать такое оружие при определенных условиях передает контроль над этим оружием в руки всех тех, кто управляет этими условиями. Вы сталкиваетесь с проблемой, что делать, когда эти другие говорят вам: "Ну, так используйте свое оружие!" В этом смысле оружием владеют многие. Более того, каждый, способный угрожать обладателю такого оружия, также обладает им. Таким образом, абсолютное оружие бесполезно, пока те, кто контролирует его, не могут регулировать силу оружия. Оно должно иметь степени применения абсолютного уровня. Возьмите пример с защитных механизмов насекомых, прекрасные модели выживания. Шипы и иглы, жала и колючки, ядовитые усики и обжигающие химические вещества, угрожающе выставленные в воздух - все они, прежде всего, защитные механизмы, предупреждающие: "Не угрожай мне". Тимьена постепенно осознала, что руки ее связаны за спиной, а сама она надежно привязана к чему-то, напоминающему стул. Сиденье стула было жестким, и руками она могла чувствовать холод гладкой поверхности спинки. Большая часть ее сознания сфокусировалась на лодыжке, которая отдавала болью в поврежденном месте. После некоторого колебания она открыла глаза, но не увидела ничего, кроме непроницаемой темноты, густой и зловещей. На секунду она перепугалась, что ослепла, но тут ее глаза зафиксировали слабый свет где-то впереди. И он двигался. - А-а, я вижу, вы уже проснулись. - Произнес эти слова глубокий мужской голос откуда-то поверх этого перемещающегося света. Слабое эхо от этого голоса сказало ей, что она находится в комнате, довольно большой. С трудом ей удалось подавить свой ужас и сказать с показным безразличием в голосе: - Как вы можете видеть? Здесь же так темно! Хелльстром, сидящий в углу лаборатории, откуда он мог следить за светящимися приборами, сообщающими ему о состоянии этой женщины, мог только восхищаться ее мужеством. Они часто были такими смелыми, эти дикие люди. "Не беспокоились, - подумала она. - Вот он и произнес эти слова! Он поймался. Ложь всплыла наружу". Она попыталась воскресить в своей памяти все упоминания, сделанные этим невидимым человеком касательно Карлоса. Мертвый не чувствует боли. В каждом его упоминании было чувство "покончено". Она заново оценила всю ситуацию. Темнота могла иметь более важное значение, чем просто сокрытие личности допрашивающего. Или особой уловкой, чтобы намеренно уменьшить ее сопротивляемость. Она проверила, насколько надежно ее привязали. Дьявольски крепко. - Вы не отвечаете? - заметил Хелльстром. - А почему я, собственно, обязана отвечать? - Ваше Агентство является ответвлением исполнительной власти правительства? - Нет! Однако Хелльстром прочитал иные показания на приборах, но на это полагаться не стоило. Вероятно, Тимьена сама верила в это, но в глубине души сомневалась. Он заметил, что женщина отчаянно извивается, пытаясь освободиться. Неужели она полагает, что он не видит ее? - Почему правительство интересуется нами? - спросил Хелльстром. Тимьена отказалась ответить. Ремни, ее стягивающие, создавали ложное впечатление. На ощупь они казались кожаными и поддающимися ее усилиям, но стоило ей лишь на мгновение ослабить борьбу, как они вновь плотно стягивали ее. - Вы работаете на Агентство, связанное с исполнительной властью правительства, - сказал Хелльстром. Просто так, из праздного любопытства такое Агентство не станет совать нос в наши дела. Какой интерес мы можем представлять для правительства? - Вы собираетесь убить меня, разве не так? - спросила Тимьена. Она отказалась от борьбы, выбившись из сил. Разум ее балансировал на грани истерии. Они собираются убить ее. Они убили Карлоса, а теперь ее очередь. Все шло совсем не так, как задумывалось. Именно это она и предчувствовала с самого начала. "Этот проклятый дурак, Мерривейл! Все у него идет не так, как надо! А Карлос - идиот, каких свет не видывал! Вероятно, он угодил прямо в поставленную ловушку. Они схватили его, и со страху он раскололся. Это было ясно. Слишком уж о многом знал этот допрашивающий. Карлос все им выболтал, и они после этого убили его". Приборы Хелльстрома показали, что женщина близка к истерике. Страх охватывал его. Он знал, что частично причиной этого страха является его чувствительность к тонким выделениям ее тела. Женщина излучала ужас, который мог воспринять любой работник Улья - поскольку обладал достаточной восприимчивостью к этому. Ему не нужно было даже смотреть на приборы. Позже эту комнату нужно будет промыть под большим напором. Им пришлось сделать то же самое и после допроса Депо. Любой работник, столкнувшись с подобными эманациями, мог быть выведен из равновесия. Но это была его обязанность. Возможно, охваченная страхом женщина выдаст то, что больше всего им хотелось узнать. - Вы работаете на правительство, - сказал Хелльстром. - Мы знаем это. Вас послали сюда узнать, чем мы тут занимаемся. Что вы предполагали здесь обнаружить? - Меня не посылали! - пронзительно закричала Тимьена. - Не посылали! Не посылали! Не посылали! Карлос просто сказал мне, что мы отправляемся отдыхать. Что вы сделали с Карлосом? - Вы лжете, - сказал Хелльстром. - Я знаю, что вы лжете, и вы, разумеется, должны понимать сейчас, что ложь эта бессмысленна. Будет лучше, если вы расскажете мне правду. - Вы убьете меня в любом случае, - прошептала Тимьена. "Дьявольщина!" - подумал Хелльстром. Его праматерь предупреждала его, что всю его жизнь один кризис будет накладываться на другой. Его работники пытали Чужака. Это выходило далеко за рамки концепции милосердия. Такая концепция даже на мгновение не приходила в голову работникам, когда они извлекали информацию, необходимую для выживания Улья. Но такие действия оставляли отметины на теле всего Улья. Более не было нигде в Улье невинных. "Мы сделали еще один шаг в сторону насекомых, которым мы подражаем", - подумал Хелльстром. И спросил себя, почему эта мысль опечалила его. Он подозревал, что любая форма жизни, вызывающая не необходимую боль, постепенно приводит к разрушению своего же сознания. А без сознания, объективно отражающего жизнь, свой смысл может потерять и цель. С внезапным раздражением Хелльстром рявкнул: - Расскажите мне о "Проекте 40". У Тимьены перехватило дыхание. "Они знали все! Что они сделали с Карлосом, чтобы заставить его выложить им все?" Она почувствовала, что леденеет от ужаса. - Рассказывайте! - рявкнул Хелльстром. - Я... я не знаю, о чем вы говорите. Приборы сказали ему все, что он хотел знать. - Вам будет очень плохо, если вы будете упорствовать, - пояснил Хелльстром. - Мне бы не хотелось, чтобы дело дошло до этого. Расскажите мне о "Проекте 40". - Но я не знаю ничего о нем, - простонала Тимьена. Приборы показывали, что это близко к правде. - Но кое-что вам все же известно, - произнес Хелльстром. - Расскажи мне это. - Почему бы вам просто не убить меня? - спросила она. Хелльстром вдруг понял, что действует в тумане глубокой печали, почти отчаяния. "Могущественные дикие люди Внешнего мира знают о "Проекте 40"! Как могло это случиться? Что им известно? Эта женщина всего лишь пешка в большой игре, но все-таки она может дать ценный ключ". - Вы должны рассказать мне то, что вам известно, - сказал Хелльстром. - Если вы сделаете это, я обещаю не прибегать к крайним мерам. - Я не верю вам, - ответила она. - Вам больше некому верить, кроме меня. - Меня будут искать! - Но не найдут. А теперь расскажите мне, что вам известно о "Проекте 40". - Только название, - ответила Тимьена, сникая. "Какой смысл? Им же все известно!" - Где вы впервые повстречали это название? - В документах. Их забыли на столе в МТИ, и один из наших людей снял с них копию. Пораженный, Хелльстром закрыл глаза. - Что было в этих документах? - спросил он. - Несколько цифр и формул и еще что-то, не имеющее, правда, большого смысла. Но один из наших людей предположил, что они могут являться частью проектной документации какого-то нового оружия. - Он не сказал, какого именно типа? - Кажется, речь шла о каком-то насосе с частицами. В них говорилось о том, что это оружие способно входить в резонанс с материей на расстоянии, разрушать стекло и тому подобное. - Она глубоко вздохнула, подумав, зачем она говорит это. В любом случае ее убьют. Какое это имеет значение? - Э-э... ваши люди пытаются построить такое оружие, на основе этих документов? - Пытаются, но я слышала, что найденные бумаги не полны. Они во многих вещах не уверены, и кто-то даже полагает, а оружие ли это вообще. - Но разве они не согласны с тем, что это оружие? - Думаю, да, - ответила снова она со вздохом. - Это оружие? - Да, - так же ответил Хелльстром. - Теперь вы меня уж точно убьете? - спросила Тимьена. От жалостного и умоляющего тона в ее голосе он в ярости взорвался: "Идиоты! Полные идиоты! - Хелльстром потянулся за парализатором, который он бросил на пол рядом с приборами, нащупал его, поднял вверх, устанавливая на полную мощность. - Этих глупых идиотов Чужаков нужно остановить!" Он направил парализатор в ее сторону, словно желая вдруг пронзить им ее тело, и надавил на спуск. Энергия, резонирующая в замкнутом пространстве лаборатории, на секунду оглушила самого Хелльстрома, и, придя в себя, он увидел, что все стрелки на его приборах остановились на нуле. Он включил освещение, медленно встал и направился к женщине, осевшей на стуле. Ее тело склонилось на правый бок, удерживаемое ремнями. Тимьена была абсолютно неподвижной. Хелльстром знал, что она мертва еще до того, как наклонился к ней. Она получила заряд, достаточный, чтобы убить быка. Допрос Тимьены закончился, как бы ее ни звали. "Зачем я сделал это? - спросил он себя. - Не от того ли, что вспомнил о растерзанном Депо, которого отправил в чаны? Или же это был позыв более высокого порядка, связанный с его пониманием Улья? А может, произошел психический срыв. Но дело сделано, возврата нет". Однако его собственное поведение его обеспокоило. Все еще охваченный гневом, он вышел из лаборатории. Увидев столпившихся в соседней комнате молодых работников, Хелльстром помахал им рукой и сказал, что пленница мертва. На их протесты он резко ответил, что узнал все, что нужно было.