она проговорила: - Но как Твоя жизнь и смерть изменяют... - она покачала головой. - Жизнь человечества не прервется. - Я верю в это, Владыка. Но какой она будет? - Каждый цикл является реакцией на предыдущий. Если Ты задумаешься поразмышлять над формой моей Империи, то поймешь, какую форму примет следующий цикл. Она отвела глаза в сторону. - Все, что я узнала о Твоей семье, говорило мне, что Ты пошел бы на это... - не глядя, она указала на его тело. - Ты мог пойти на такое лишь из бескорыстных побуждений. Я не думаю, что я и вправду представляю форму твоей Империи. - Золотой Мир Лито? - Мира меньше, чем некоторые хотели бы заставить нас поверить, - сказала она, снова переводя взгляд на него. "Вот ее честность!" - подумал он. - "Ничто ее не отпугнет". - Сейчас время желудка, - сказал он. - Сейчас время, когда мы расширяемся, как расширяется единичная клетка. - Но что-то упущено, - сказала она. "Она - как Данканы", - подумал он. - "Что-то упущено, и они немедленно это чувствуют". - Плоть растет, но не растет психика, - сказал он. - Психика? - Рефлекторное самосознание, рассказывающее, насколько же ЖИВЫМИ мы можем стать. Тебе это хорошо известно, Хви. Наставляющее тебя, как быть честной перед самой собой, как взаправду быть собой. - Твоей религии недостаточно, - сказала она. - Ни одной религии никогда не может быть достаточно. Это вопрос выбора - единственного, личного выбора. Ты понимаешь теперь, почему для меня так много значат твои дружба и общество? Она моргнула, отгоняя слезы, кивнула и сказала: - Почему люди этого не понимают? - Потому, что условия не позволяют. - Условия, которые диктуешь Ты? - Именно. Окинь взглядом всю мою Империю. Видишь Ты ее форму? Она закрыла глаза, задумавшись. - Кто-то хочет сидеть у реки и каждый день ловить рыбу? - спросил он. - Замечательно. Такова его жизнь. Ты хочешь плавать в маленьком суденышке по внутренним морям и посещать незнакомые народы? Превосходно! Чем еще можно заниматься? - Путешествовать в космосе? - спросила она, и была в ее голосе нотка вызова. Она открыла глаза. - Да, Ты обратила внимание, что Союз и я не позволяем этого. - Этого не позволяешь ТЫ. - Верно. Если Союз выйдет у меня из повиновения, то больше не получит спайса. - И приковав людей к своим планетам, удерживаешь их от злых выходок. - В этом есть кое-что поважнее. Это наполняет их тоской по странствиям. Это создает в них НЕОБХОДИМОСТЬ совершать дальние путешествия и видеть незнакомое. В конце концов, путешествие и свобода становятся синонимами. - Но спайс иссякает, - сказала она. - И свобода с каждым днем становится все драгоценней. - Это может привести лишь к отчаянию и насилию, - сказала она. - Мудрец из моих предков... который, на самом деле, тоже я сам, Ты ведь понимаешь? Ты понимаешь, что в моем прошлом для меня нет чужих? Она кивнула в благоговейном страхе. - Этот мудрец заметил, что богатство - это орудие свободы. Но погоня за богатством - это путь в рабство. - Космический Союз и Орден поработили сами себя! - Так же, как икшианцы, Тлейлакс и все остальные. Время от времени им удается разнюхать тайничок с меланжем - это постоянное разнюхивание и держит их в плену, не давая уделить внимание чему-то еще, Очень интересная игра, не правда ли? - Но когда последует насилие... - Тогда будут голод и суровые помыслы. - Здесь, на Арракисе, тоже? - Здесь, там, повсюду. Люди будут оглядываться на мою тиранию, как на СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДЕНЕЧКИ. Я стану зеркалом их будущего. - Но это будет ужасно! - запротестовала она. "Ее реакция и не могла быть иной", - подумал он. И сказал: - Поскольку земля откажет людям в поддержке, выжившие станут тесниться во все меньших и меньших убежищах. Жестокий процесс естественного отбора будет воспроизведен во многих мирах взрыв рождаемости и иссякание пищи. - Но не способен ли Союз... - По большей части, Союз окажется беспомощен из-за нехватки меланжа, чтобы использовать доступный транспорт. - И богатые не спасутся? - Некоторые из них. - Значит, на самом-то деле Ты ничего не изменил. Мы будем точно также продолжать сражаться и умирать. - До тех пор, пока Песчаный Червь не воцарится вновь на Арракисе. Тогда мы проверим себя на основополагающий жизненный опыт, к которому все причастятся. Мы усвоим, что происшедшее на одной планете может произойти на любой. - Так много боли и смерти, - прошептала она. - Разве Ты не понимаешь насчет смерти? - спросил он. - Ты должна понять. Народы должны понять. Вся жизнь должна понять. - Помоги мне, Владыка, - прошептала она. - Это самый глубинное знание любого создания. - Когда жизнь недостаточно соприкасается со смертью, тогда для ее осознания на помощь приходят угрожающие ей признаки: опасные болезни, травмы, несчастные случаи... роды для женщины... и, некогда, боевые баталии для мужчин. - Но твои Рыбословши... - Они учат выживаемости, - сказал он. Ее глаза широко раскрылись - она вдруг поняла. - Способные выживать. Разумеется! - Как же Ты чудесна, - сказал он. - Как редка и чудесна. Да будут благословенны икшианцы! - И прокляты? - И это тоже. - Я не думала, что когда-нибудь смогу понять насчет Твоих Рыбословш, - сказала она. - Даже Монео этого не видит, - сказал он. - А Данканы - это мое отчаяние. - Для того, чтобы пожелать сохранить жизнь, Ты должен ценить ее очень высоко - сказала она. - И именно способные выживать восприимчивей и ярче видят красоты жизни. Женщины понимают это намного лучше мужчин, потому что рождение - это отражение смерти. - Мой дядя Молки всегда говорил, что у Тебя есть веские причины отказывать мужчинам в войнах и в случайном насилии. Какой же горький урок! - Кроме легкодоступной жестокости у мужчин очень немного возможностей выяснить, как же они встретят свой последний жизненный опыт, - сказал он. - Что-то упущено. Развитие психики остановилось. Это ли подразумевают люди, говоря о мире Лито? - Что Ты заставляешь нас барахтаться в бесцельном упадке, как свиньи барахтаются в своей собственной вонючей жиже. - Как точна народная мудрость! - усмехнулся он. Упадок. - Большинство мужчин не имеют принципов, - продолжила она. Икшианские женщины постоянно на это жалуются. - Когда мне нужно распознать мятежников, я выглядываю мужчин с принципами, - сказал он. Она безмолвно на него поглядела, и он подумал, каким же глубоким свидетельством ее разума является эта простая реакция. - Где, по-твоему, я нахожу моих лучших управляющих? - спросил он. Она резко выдохнула. - Принципы, - продолжил он, - это то, за что Ты сражаешься. Большинство мужчин проходят сквозь всю жизнь не изменившимися, кроме самого последнего момента. У них так мало неприятных обстоятельств, в которых можно было бы испытать себя. - У них есть Ты, - сказала она. - Но я настолько могуществен, - сказал он. - Я равнозначен самоубийству. Кто пойдет на верную смерть? - Сумасшедшие... или отчаянные. Бунтовщики? - Я - их эквивалент войны, - сказал он. - Хищник из хищников. Я - та связующая сила, которая сотрясает их. - Я никогда не думала о себе, как о бунтовщице. - Ты - кое-что намного получше. - И Ты каким-то образом меня используешь? - Да. - Не как управляющего, - сказала она. - У меня уже есть хорошие управляющие - не подверженные порче, смышленые, рассудительные, открыто признающие свои ошибки, быстрые в принятии решений. - Они были бунтовщиками? - В большинстве своем. - Как Ты их выбрал? - Я же сказал тебе, они сами себя выбирали. - Тем, что выживали? - И этим тоже. Но есть и большее. Разница между хорошим управленцем и плохим сводится к одному. Хорошие управляющие принимают немедленные решения. - И приемлемые? - Обычно эти решения способны срабатывать. Плохой управляющий, как правило, колеблется, мешкает, выпрашивает создания различных комитетов предоставления докладов. И, в итоге, действует так, что создает серьезные проблемы. - Но разве им не нужно порой больше информации, чтобы сделать... - Плохой управленец больше озабочен докладами, чем решениями. Он хочет, чтобы у него был твердо обоснованный отчет, который он предъявляет для оправдания своих ошибок. - А хорошие? - О, они полагаются на устные приказы. Они никогда не лгут о сделанном, если их распоряжения породили проблемы. И они окружают себя людьми, способными, оттолкнувшись от устных приказов, действовать самостоятельно. Часто самая важная информация к тому и сводится, что где-то что-то пошло не так. Плохие управленцы скрывают свои ошибки до последнего, пока не становится слишком поздно их исправлять. Лито понял, что она размышляет о тех, кто служит ему - особенно о Монео. - Люди решений, - сказала она. - Самое трудное для тирана - найти людей действительно принимающих решения, - сказал он. - Разве твое знание непосредственного прошлого не дает тебе некоторых... - Оно несколько меня развлекает. Большинство бюрократий, существовавших до моей, выискивали и продвигали тех, кто избегал принятия решений. - Понимаю. Как Ты думаешь меня использовать, Владыка? - Ты выйдешь за меня замуж? Слабая улыбка коснулась ее губ. - Женщины тоже способны принимать решения. Я выйду за Тебя замуж. - Тогда ступай и проинструктируй Преподобную Мать. Так, чтобы она твердо знала, что именно ей искать. - Доискиваться до моего происхождения, - сказала она. - тебе и мне уже известна цель. - Не отделенная от своего источника, - сказал он. Она встала, затем спросила: - Владыка, а не можешь ли Ты ошибиться насчет Твоей Золотой Тропы? Разве возможность неудачи... - И кто, и что угодно могут потерпеть неудачу, - сказал он, - но здесь помогают храбрые добрые друзья. 31 Группы заботливо приспосабливают окружающую среду под цели группового выживания. Когда они уклоняются от этого, тогда это можно расценивать как признак группового нездоровья. Есть много разоблачительных симптомов. Я наблюдаю за разделением пищи. Это - форма коммуникации, неизбежный символ взаимопомощи, в котором содержится также глубинный указатель на то, кто является зависимым. Интересно, что сейчас именно мужчины обычно ухаживают за ландшафтом. Они стали ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМИ. Некогда, это было целиком женской сферой деятельности. Украденные дневники "Вы должны простить недостаточность моего доклада", - писала Преподобная Мать Антеак. - "Отнесите это на необходимость спешки. Завтра я отбываю на Икс, моя задача именно та, о которой я перед этим докладывала во всех подробностях. Напряженный и искренний интерес Бога Императора к Иксу нельзя отрицать, но то в чем я сейчас должна отчитаться, это странный визит, который только что нанесла мне икшианский посол, Хви Нори". Антеак откинулась на своей табуреточке, неудобной, но все же лучшей среди тех, которые она смогла подобрать в этих спартанских апартаментах. Она сидела одна в своей крохотной спаленке, коробочке внутри коробочки, поскольку Владыка Лито отказался предоставить им другое помещение даже после того, как Бене Джессерит предостерег его о предательстве Тлейлакса. На коленях Антеак покоился чернильно-черный небольшой квадратик, со стороной около десяти миллиметров, не более трех миллиметров толщины. Она писала на этом квадратике поблескивающей иглой - одно слово за другим, и слова эти поглощались квадратиком. Завершенное донесение будет запечатлено на нервных рецепторах глаз послушницы-курьера, пребывая там в скрытом виде, пока его не считают и не проиграют в Доме Соборов. Хви Нори представляла огромную дилемму! Антеак была знакома с отчетами учителей Бене Джессерит, которых посылали на Икс обучать Хви. Но эти отчеты больше оставляли за кадром, чем сообщали. Они лишь возбуждали новые и новые вопросы. КАКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТЫ ПЕРЕЖИЛА, ДИТЯ? КАКОВЫ БЫЛИ ТЯГОТЫ ТВОЕЙ ЮНОСТИ? Антеак фыркнула и поглядела на ждущий черный квадратик. Такие мысли напомнили ей о вере Свободных, что место твоего рождения делает тебя тем, что Ты есть. - Есть ли на твоей планете странные животные? - спросили бы Свободные. Хви прибыла с впечатляющие свитой Рыбословш, более сотни мускулистых женщин, вооруженных до зубов. Антеак редко видела такую выставку оружия: лазерные пистолеты, длинные ножи, тесаки, оглушающие гранаты... Было позднее утро. Хви вошла внутрь, оставив Рыбословш осматривать все помещения Бене Джессерит, кроме этой спартанской внутренней комнатки. Антеак окинула взглядом свои апартаменты. Владыка Лито кое-что ей сказал, оставляя ее здесь. - Не тем измеряй, сколь ценит тебя Бог Император! Кроме... теперь он посылает Преподобную Мать на Икс, и есть о чем поразмыслить насчет владыки Лито, зная поставленную перед ней без недомолвок задачу. Может быть, времена вот-вот изменятся и на Орден посыпятся новые почести и больше меланжа. "Все зависит от того, насколько удачно я справлюсь с заданием". Хви одна вошла в эту комнату и спокойно присела на койку Антеак, голова ее оказалась ниже головы Преподобной Матери. Прекрасный штрих - и неслучайный. Хви обладала полной волей установить между ними любые отношения - Рыбословши повиновались бы единому ее слову. Сомнений в этом быть не могло - после первых же слов Хви, напрочь сразивших Антеак. - Тебе надо знать с самого начала, - я выхожу замуж за Владыку Лито. Антеак, чуть не поперхнувшись, не выдала себя лишь благодаря глубокому самообладанию. Правдовидица, она нисколько не сомневалась в искренности Хви, но невозможно всесторонне охватить разумом столь потрясающее событие. - Владыка Лито повелевает, чтобы Ты никому об этом не говорила, - добавила Хви. "Ну и дилемма!" - подумала Антеак. - "Могу ли я хотя бы доложить это моим сестрам Дом Соборов?" - В свое время об этом узнают все, - сказала Хви. - Пока еще не время. Я говорю тебе об этом, потому что это поможет тебе лучше понять степень доверия Владыки Лито. - Доверия к тебе? - К нам обоим. От этого по телу Антеак пробежал плохо скрытый озноб возбуждения. Какая же сила присуща такому доверию! - Ты знаешь, почему Икс выбрал тебя послом? - спросила Антеак. - Да. Они хотели, чтобы я поймала его в свои силки. - И похоже на то, что они преуспели. Значит ли это, что икшианцы верят в тлейлаксанские басни о непотребных привычках Владыки Лито? - Даже сами Тлейлаксанцы в них не верят. - Как я понимаю, Ты подтверждаешь лживость таких историй? Хви ответила со странным безразличием, сквозь которое Антеак было трудно проникнуть, невзирая на свои двойные способности ментата и Видящей Правду. - Ты говорила с ним и наблюдала за ним. Сама ответь себе на этот вопрос. Антеак совладала с поднявшимся раздражением. Несмотря на свою юность, Хви отнюдь не простушка-недоучка и никогда из нее не выйдет хорошей бенеджессеритки. Какая жалость! - Докладывала ли Ты об этом своему правительству на Иксе? спросила Антеак. - Нет. - Почему? - Они скоро об этом узнают. Преждевременное разглашение могло бы повредить Владыке Лито. "Она говорит правду", - напомнила себе Антеак. - Разве твой долг верности Иксу не превыше всего? - спросила она. - Мой первый долг верности - долг правде, - Хви улыбнулась. Икс преуспел даже лучше, чем рассчитывал. - Мыслит ли тебя Икс угрозой Богу Императору? - По-моему, их первоочередная забота - сбор сведений. Я обсуждала это с Ампре перед моим отъездом. - Тот самый Ампре, который возглавляет икшианское управление внутренних дел? - Да. Ампре убежден, что Владыка Лито дозволяет угрозы своей персоне только до определенных пределов. - Ампре так сказал? - Ампре не считает возможной утайку будущего от Владыки Лито. - Но моя миссия на Иксе связана с предположением, что... Антеак покачала головой, осекшись, затем сказала. - Почему Икс поставляет Владыке механизмы и оружие? - Ампре полагает, что у Икса нет выбора. Превосходящая сила уничтожает представляющих для нее слишком большую угрозу для этой силы. - Если Икс откажется, то это и выйдет за пределы ограничений, положенных Владыкой Лито. Третьего нет. Думала ли Ты когда-нибудь о последствиях брака с Владыкой Лито? - Ты имеешь ввиду сомнения, которые такой поступок пробудит в отношении его божественности? - Кое-кто поверит в тлейлаксанские байки. Хви только улыбнулась. "Проклятие!" - подумала Антеак. - "Как же мы потеряли такую девушку?" - Он меняет устройство своей религии, - обвиняюще проговорила Антеак. - Вот в чем, конечно, дело. - Не совершай ошибку, судя всех по самой себе, - ответила Хви. И, когда в Антеак явно забрезжило негодование, добавила. - Но я пришла сюда не для дискуссий на подобные тему, касающиеся Владыки. - Нет. Конечно, нет. - Владыка Лито повелел мне рассказать тебе во всех подробностях, какие я только могу упомнить, о людях, причастных к моему рождению и воспитанию. Антеак поглядела на шифровальный черный квадратик, прокручивая в памяти рассказ Хви. Хви подробнейше обо всем ей поведала, как и повелел ей ее Владыка (теперь ее жених). Эти подробности, временами могли показаться скучными, не будь Антеак ментатом - той, для кого всякая информация достойна усвоения. Антеак в раздумье покачала головой. Что же следует доложить Ордену на Дом Соборов? Там уже анализируется ее предыдущее донесение. Аппарат, способный вместе со всем своим содержимым отгородиться даже от всепроникающего ясновидения Бога Императора? Возможно ли такое? Или это еще один вид проверки, проверки искренности Бене Джессерит перед Владыкой Лито? Но теперь! При том, что он уже знает происхождение этой загадочной Хви Нори... Это новое развитие событий придавало новую весомость конечным умозаключениям. Ментата Антеак, объясняя почему именно она избрана для этой миссии на Икс. Бог Император не доверит такого знания своим Рыбословшам. Он не хочет, чтобы Рыбословши подозревали слабость в своем Владыке! А может, тут все не так очевидно, как кажется? Колесики внутри колесиков - вот как всегда обстоит дело с Владыкой Лито. И опять Антеак покачала головой. Затем, склонясь над квадратиком, продолжила составлять донесение в Дом Соборов - опустив сведения о том, что Бог Император выбрал себе невесту. Они и так скоро об этом узнают. Тем временем, Антеак сама поломает голову над тем, что может из этого проистечь. 32 Зная всех своих предков, Ты становишься личным свидетелем тех событий, что породили мифы и религии нашего прошлого. Признавая это, вы должны думать обо мне как о создателе мифов. Украденные дневники Первый взрыв прозвучал, едва тьма окутала город Онн. Взрыв сразил нескольких отчаянных гуляк перед икшианским посольством, проходивших мимо него на вечеринку, где (как было обещано) Лицевые Танцоры представят древнюю драму о короле, зарезавшем своих детей. После событий первых четырех фестивальных дней гулякам требовалась немалая доля смелости, чтобы выйти на улицу из относительной безопасности своих квартир. Истории о смерти и ранениях невинных прохожих будоражили весь город - подливая масла в огонь, подогревающий осторожность. Никто из пострадавших, погибших и оставшихся в живых не оценил бы замечание Владыки Лито о том, что невинные прохожие - явление довольно редкое. Обостренными чувствами Лито уловил взрыв и определил место, где он произошел. С внезапной яростью, о которой ему позже предстояло пожалеть, он призвал Рыбословш и велел им стереть с лица земли всех Лицевых Танцоров, даже тех, кого он ранее пощадил. И сразу же его обуял восторг, едва он сообразил, что с ним приключилось - он испытал ярость! Так много времени прошло с тех пор, как он испытывал хотя бы слабый гнев. Разочарование, раздражение - таковы были пределы его чувствований. Но теперь, при угрозе жизни Хви Нори, в нем вспыхнула ярость! Немного успокоившись, Лито решил изменить первоначальный приказ - но посланные Рыбословши уже разбежались. Состояние, в котором предстал перед ними Владыка, спустило с цепи их самые кровожадные страсти. - Бог в ярости! - кричали некоторые из них. Второй взрыв, остановил спешивших на площадь с новым приказом Лито - соблюдать сдержанность - Рыбословш, ограничивая его распространение и подстрекая к еще большей жестокости. Третий взрыв грянул почти там же, где и первый, заставив Лито самого начать действовать. Он поднял свою тележку в воздух, как колесницу Джаггернаута или оружие Берсерка, <берсеркеры - отчаянные воины из древнескандинавских легенд, перед которыми никто не мог устоять> и поднялся на поверхность на икшианским лифтом. Оказавшись на краю площади, освещенной тысячами свободно парящих глоуглобов, выпущенных из рук Рыбословш, Лито увидел сцену хаоса: центральный помост площади разнесло вдребезги, оставив неповрежденной только пластальную базу под его мощеной поверхностью; разбитые куски кирпичной кладки валялись вокруг, вперемешку с мертвыми и ранеными. С противоположной стороны площади, от икшианского посольства продолжал доноситься дикий шум бушующего там сражения. - Где мой Данкан? - зычно взревел Лито. Через площадь к нему кинулась башар гвардии и доложила, задыхаясь: - Мы оставили его в Твердыне, Владыка! - Что здесь происходит? - вопросил Лито, указывая на битву, идущую перед икшианским посольством. - Мятежники и тлейлаксанцы атакуют икшианское посольство, Владыка. У них взрывные устройства. Не успела она договорить, как перед поврежденным фасадом посольства ослепительно грянул еще один взрыв. Лито увидел, как подкинуло в воздух тела, как они разлетелись вперед по широкой дуге, падая по краям белого пламени, оставлявшего за собой оранжевый след, усеянный черными точками. Не думая о последствиях, Лито переключил свою тележку на антигравитационные суспензоры и пулей понесся на ней через площадь - мчащийся Левиафан, увлекающий глоуглобы в свою кильватерную воздушную струю. Достигнув места сражения, он обогнул собственные войска и обрушился с фланга на нападавших, опомнившись лишь когда вокруг него заполыхали зловеще изогнутые голубые лучи лазерных пистолетов. Он почувствовал, как его тележка сокрушает живую плоть, усеивая телами все вокруг. Перед самым фасадом посольства, он вывалился из тележки, рухнул на брусчатку, перекатился по твердой мостовой. Лучи лазерных пистолетов защекотали его рубчатое тело, внутри него поднялась мощная волна жара, за ней последовала вентилирующая кислородная отрыжка из хвоста. Мгновенный рефлекс полностью закрыл его лицо рясой и погрузил руки в безопасные глубины переднего сегмента. Его тело Червя взяло над ним полную волю изгибаясь и молотя как цеп, перекатываясь безумным колесом, он метался, обрушиваясь во все стороны. Улицу заливала кровь. Кровь - это водный барьер для Червя. Но такая вода неотделима от смерти. Его беснующееся тело срывалось и оскальзывалось в ней, из каждого сочленения, где жидкость просачивалась сквозь его кожу песчаной форели, вырывался голубой дымок. Его одолела водяная агония, пробудившая еще большую жестокость в его огромном молотящем теле. Рыбословши по всей линии подались назад, когда Лито атаковал врага. Потом сметливая башар увидела, какая тут открывается возможность. Ее крик перекрыл шум битвы: - Добивайте оставшихся! Ряды гвардейцев ринулись вперед. Всего лишь несколько минут понадобилось Рыбословшам на их кровавую жатву - и лезвия пронзали тела в беспощадном свете глоуглобов, плясали дуги лазерных лучей, и даже ударами рук и ног Рыбословши кромсали уязвимую плоть. Они никого не оставили в живых. Лито откатился от кровавого месива перед посольством, почти ничего не соображая сквозь волны водяной агонии. Облако почти чистого кислорода, образовавшееся вокруг него, помогло восстановлению его человеческих восприятий. Он призвал тележку, она подплыла к нему, опасно кренясь на поврежденных суспензорах. Он медленно забрался на сразу просевшую тележку и отдал ей мысленную команду вернуться в его апартаменты под площадью. На случай необходимости исцеления после контакта с водой у него уже давным-давно была приготовлена очистная камера, где тугие струи прокаленного воздуха высушат его и приведут в себя. Мог бы подойти и песок, но в пределах Онна не было необходимого количества песка, где он мог бы прогреться, отчистив свое тело до нормального состояния. В лифте он подумал о Хви и распорядился немедленно ее доставить. "Если она осталась в живых". Покуда его тело, одновременно и человеческое и Предчервя, так неотложно жаждало очищающего жара - у него не было времени на провидческое дознание, оставалось лишь надеяться, Едва оказавшись в очистной камере, он решил подтвердить предыдущий приказ - "пощадить нескольких Лицевых Танцоров!", но к тому времени остервенелые Рыбословши уже растеклись по всему городу, а у него не хватало сил на ясновидческий поиск, в какие места города отправить вестовых, чтобы все отряды получили его приказ. Когда он выходил из очистной камеры, капитан гвардии доложила ему, что Хви Нори легко ранена, но в безопасности и будет доставлена к нему так скоро, как только местный командир найдет это благоразумным. Лито на месте произвел капитана в подбашары. Она была тяжело сколоченной, наподобие Найлы, но лицо не такое квадратное более округлое и ближе к прежним нормам. От столь горячего одобрения Владыки она вся затрепетала и, когда он велел ей вернуться и "вдвойне убедиться", что никакая опасность больше Хви не грозит, повернулась и помчалась со всех ног. "Я даже не спросил, как ее зовут", - подумал Лито, перекатываясь на новую тележку в углублении своей малой палаты аудиенций. Несколько секунд размышлений, и он припомнил имя новой подбашары - Тьюма. Повышение надо будет еще подтвердить. Он завязал себе мысленный узелок на память сделать это лично. Все до единой рыбословши должны немедленно уразуметь, сколь дорога ему Хви Нори. Хотя после событий сегодняшней ночи в этом не должно остаться больших сомнений. Он обратился к своему провидческому прослеживанию и разослал гонцов своим озверевшим Рыбословшам. Но вред уже был нанесен: трупы по всему Онну, - Лицевые Танцоры и лишь заподозренные в этом. "И многие видели, как я убивал", - подумал он. Дожидаясь появления Хви, он заново осмыслил все произошедшее. Сегодняшнее нападение не типично для Тлейлакса, по новой модели, и в эту новую модель укладывается предыдущее, на дороге в Онн, и все указывает, что за этими смертоносными выпадами таится единый ум. "Я мог бы там умереть", - подумал он. Начинало проясняться, почему он не предвидел этого нападения, основная же причина коренилась глубже: Лито ощутил, как ему становится виден самый корень происшедшего - то, что сводит воедино все улики. Какой человек лучше всего знал Бога Императора? Какой человек владел секретным местом, из которого мог плести свои заговоры? МОЛКИ! Лито вызвал часовую и велел ей узнать, не покинула ли еще Арракис Преподобная Мать Антеак. Через мгновение часовая вернулась с докладом. - Антеак все еще находится в своих апартаментах. Командующая Рыбословшами, охраняющими ее, сообщает, что их посольство нападению не подверглось. - Вот что, передай Антеак, - сказал Лито. - понимает ли она теперь, почему я поместил ее делегацию в столь удаленном от меня районе? Затем скажи ей, что, находясь на Иксе, она должна определить местонахождение Молки. Она должна будет доложить об этом нашему местному гарнизону на Иксе. - Молки, бывший икшианский посол? - Он самый. Он не должен оставаться на свободе и живым. Ты известишь командующую нашим гарнизоном на Иксе, и ей следует поддерживать тесный контакт с Антеак, обеспечивая всю необходимую помощь. Молки должен быть доставлен сюда, ко мне, или казнен, наша командующая пусть сама решит, по обстоятельствам. Посланница, стоявшая в кругу падающего вокруг Лито света, кивнула, тени покачнулись на ее лице. Ей не нужно повторять приказание. Каждая из его личных охранниц великолепно тренирована в мнемотехнике и может в точности повторить слова и даже интонацию Лито, никогда не забывая того, что хоть раз от него услышали. Когда посланница удалилась, Лито послал личный сигнал запроса и через несколько секунд получил ответ от Найлы. Икшианское устройство, встроенное в его тележку, воспроизвело ее голос бесстрастным, металлически машинообразным, слышимым только Лито: - Да, Сиона в Твердыне. Нет, Сиона не вступала в контакт со своими соратниками по мятежу. Нет, она даже еще не знает, что я за ней наблюдаю. - Нападение на посольство? Это совершено отколовшейся группой, называющей себя Звеном Тлейлаксанского Контакта. Лито позволил себе мысленно вздохнуть. Мятежники всегда навешивают своим группировкам такие претенциозные ярлыки. - Есть ли оставшиеся в живых? - спросил он. - Таковых мы не знаем. Лито нашел забавным, что, хотя трансляция не воспроизводила никаких эмоциональных оттенков, его память дополняла ими сухой металлический голос. - Ты войдешь в контакт с Сионой, - сказал он. - Открой ей, что Ты Рыбословша. Скажи ей, Ты не открывала этого раньше, потому что знала, что она не будет тебе доверять и потому что боялась разоблачения. Потому что Ты одна единственная их всех Рыбословш входишь в заговор Сионы. Подтверди ей свою клятву. Скажи ей, Ты поклялась всем для тебя святым во всем ей повиноваться. Если она тебе что-нибудь прикажет, Ты это выполнишь. Все это - правда, как Ты хорошо знаешь. - Да, Владыка. Память дополнила слова интонацией фанатичной преданности. Она все выполнит. - Если возможно, обеспечь возможности для Сионы и Данкана Айдахо оставаться наедине, - сказал он. - Да, Владыка. "Пусть они сближаются обычным путем", - подумал он. Поговорив с Найлой, он на секунду задумался, затем послал за командующей силами на площади. Башар вскоре прибыла, ее темный мундир был запачкан и запылен, на сапогах - запекшаяся кровь. Она была высокой женщиной с тонкой костью, морщины придавали орлиным чертам ее лица выражение властного достоинства. Лито припомнил ее воинское имя: Айлио, что означало "Надежная" на языке старых Свободных. Он, однако, обратился к ней по ее имени от рождения: Найше "дочь Ше", это придало их беседе тонкий оттенок интимности. - Присядь, отдохни, Найше, - сказал он. - Ты основательно потрудилась. - Благодарю, Владыка. Она опустилась на ту самую красную подушку, на которой сидела Хви. Лито отметил, что, несмотря на морщинки усталости, пролегшие вокруг рта Найше, ее глаза остаются бодрыми. Она глядела на него, полная жажды услышать его слова. - В моем городе опять воцарилось спокойствие, - он произнес это не совсем с вопросительной интонацией, предоставив самой Найше истолковать, вопрос это или нет. - Спокойствие, но не благодать, Владыка. Он кинул взгляд на запекшуюся кровь у нее на сапогах. - Что с улицей перед икшианским посольством? - Она очищена, Владыка. Уже ведутся ремонтные работы. - А площадь? - К утру будет выглядеть так, как всегда. Ее взгляд неотрывно держался на его лице. Оба они знали, что он еще не подошел к сути беседы. Но теперь Лито понял, что же скрывается за этим выражением лица Найше. ГОРДОСТЬ СВОИМ ВЛАДЫКОЙ! Она впервые увидела, как Бог Император убивает. И это посеяло семена жестокой зависимости. ЕСЛИ ГРЯНЕТ БЕДА, МОЙ ВЛАДЫКА ПРИДЕТ. Вот что читалось теперь в ее глазах. Она не будет теперь действовать полностью самостоятельно, только черпая силу от Бога Императора и неся ответственность за использование этой силы. Была одержимость в выражении ее лица - жуткая машина смерти, всегда за кулисами, всегда наготове, только призови. Лито не понравилось увиденное, но сделанного не воротишь. Чтобы все выправить, придется действовать медленно и тонко. - Где нападавшие взяли лазерные пистолеты? - спросил он. - В наших собственных складах, Владыка. Мы полностью сменили охрану арсенала. СМЕНИЛИ. Полумера с определенной долей изящества. Согрешившие Рыбословши изолированы и будут содержаться отдельно, пока у Лито не возникнет необходимости в батальонах смерти. Тогда они умрут радостно, веря, что таким образом искупают свой грех. Один слух, что выслан отряд таких берсеркеров, способен утихомирить заранее, до их прибытия. - Подорвали стену арсенала? - спросил он. - ВОРОВСТВО и взрывчатка, Владыка. Охрана арсенала проявила беспечность. - Источник взрывчатки? Найше несколько утомленно пожала плечами. Лито мог только согласиться. Он знал, что способен найти и выявить эти источники, но это бы мало к чему привело. У изобретательных людей всегда под рукой составляющие для самодельных взрывчатых устройств - такие обычные вещи, как сахар и хлорная известь, совершенно обыкновенные масла и невинные удобрения, лаки и растворители, вытяжки из грязи под кучей навоза. Список можно было продолжать до бесконечности, к нему все прибавлялось с каждым новым достижением человеческого опыта и познания. Даже в таком обществе, которое создал он, любому, кто попытался бы ограничить смешение технологий и новых идей, нереально было надеяться на полное уничтожение всех провоцирующих факторов. Сама идея контролировать такое была химерой, опасным и отвлекающим мифом. Ключ - в ограничении страсти к насилию. В этом смысле, нынешняя ночь являлась катастрофой. "Так много несправедливости", - подумал он. Словно прочтя эту мысль, Найше вздохнула. "Ну конечно. Рыбословши с детства приучены избегать несправедливости, где только возможно." - Мы должны позаботиться о местных жителях, пострадавших от этих событий - сказал он. - Проследите за тем, чтобы их нужды были удовлетворены. Нужно ясно довести до их сознания, что осуждать за это следует Тлейлакс. Найше кивнула. Она хорошо вымуштрована, иначе бы не достигла ранга башара. Она уже верит в его слова. Для веры в виновность Тлейлакса ей достаточно, что об этом заявил Лито. В такой мгновенной вере есть своя прелесть: теперь она понимает, почему не перебили всех тлейлаксанцев. "Всех козлов отпущения до единого убивать не стоит". - И мы должны позаботиться об отвлечении, - сказал Лито. - К счастью, одно у нас прямо под рукой. Я сообщу тебе об этом, после беседы с леди Хви Нори. - С икшианским послом, Владыка? Разве она не замешана в... - Она совершенно невиновна, - сказал он. Он увидел, как вера в это сразу же запечатлелась на лице Найше готовой маской, запершей ей челюсть и остекленившей глаза. Даже Найше. Хоть Лито и знает, с какого "зачем" начинается то "зачем", из-за которого он создал все, что создал, но, порой, испытывает какое-то благоговение перед собственным творением. - Я слышу, как леди Хви входит в мою приемную, - сказал он. - Пришли ее ко мне, когда будешь выходить. И, Найше... Она уже поднялась на ноги, но застыла в ожидающем молчании. - Сегодня я произвел Тьюму в подбашары, - сказал он. Проследи, чтобы это было оформлено официально. Что до тебя, то я очень доволен. Проси и дастся тебе. Он увидел, как эта формула волной радости отразилась в Найше, но она немедленно одернула себя, доказав еще раз свою ценность для него. - Я проверю Тьюму, Владыка, - проговорила она. - Если она пройдет тест, я возьму отпуск. Я уже много лет не видела мою семью на Салузе II. - Отпуск за тобой, когда только пожелаешь, - сказал он и подумал: "Салуза Вторая. Ну конечно!" Достаточно ей было единожды упомянуть о своем происхождении, как он сразу сообразил, на кого же она похожа - на Харк ал-Аду. "В ней течет кровь Коррино. Мы более близкие родственники, чем я думал". - Мой Владыка великодушен, - сказала она и удалилась, с новой силой в походке. Он услышал ее голос в приемной: - Леди Хви, наш Владыка тебя сейчас примет. Хви, проходя в дверь, на секунду предстала темным силуэтом на фоне горящего сзади света. Ее шаг сделался неуверенным, потом, когда ее глаза приспособились к другому освещению, неуверенность исчезла. Как мотылек на свет, она устремилась к лицу Лито, кинув взгляд в полутьму, окружавшую его тело, лишь для того, чтобы убедиться, что он не ранен. Лито знал, что на нем нет ни одного следа ранений - вот только пепел, и внутреннее содрогание еще оставалось при нем. Он заметил, что она слегка прихрамывает. Хви оберегала правую ногу, но длинное одеяние из твида зеленого цвета скрывало ее ранение. Она остановилась на краю углубления, где стояла его тележка, и поглядела прямо в его глаза. - Мне сказали, что Ты ранена. Тебе больно? - У меня нога порезана чуть ли не до колена, Владыка. Небольшим куском каменной кладки, отлетевшим при взрыве. Твои Рыбословши уже обработали рану бальзамом, унявшим боль. Владыка, я боялась за Тебя. - А я боялся за тебя, ласковая Хви. - Кроме первого взрыва, я не подвергалась ни какой опасности, Владыка. Меня быстро спрятали в помещении глубоко под посольством. "Значит она не видела устроенного мной спектакля", - подумал он. - "Я могу быть за это благодарен". - Я послал за тобой, чтоб попросить у тебя прощения, - сказал он. Она опустилась на золотую подушку. - Что мне прощать тебе, Владыка? Ты ведь не причина... - Меня испытывали, Хви. - Тебя? - Есть желающие узнать, насколько глубоко я озабочен безопасностью Хви Нори. Она сделала жест в сторону внешнего мира. - Это... произошло из-за меня? - Из-за нас. - О! Но кто... - Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я... - он поднял руку, призывая ее к молчанию, когда она попробовала заговорить. - Антеак рассказала нам то, что Ты ей поведала, но происходит это не из откровений Антеак. - Тогда кто же... - Кто - не важно, важно, чтобы Ты еще раз подумала. Я должен дать тебе еще возможность подумать. Она опустила взгляд. "Как же свежи и не испорчены ее черты" - подумал он. Его воображение, оно одно, способно было представить во всей полноте его человеческую жизнь вместе с Хви. Из множества его жизней-памятей вдоволь можно было почерпнуть, чтобы достоверно нафантазировать супружескую жизнь. Она тут же обрастала нюансами - небольшими подробностями взаимного опыта, прикосновениями, поцелуями, всей блаженной сопричастностью, на которой строилось и возвышалось то, что было прекрасно до боли. И эта боль, одолевшая его, была намного глубже, чем физические напоминания о устроенном им перед посольством побоище. Вскинув подбородок, Хви, переполненность состраданием, жаждой помочь, поглядела ему в глаза. Он увидел в ней. - Как еще я могу Тебе послужить, Владыка? Он напомнил себе, что она - человек, в то время как сам он - уже не человек. Это различие между ними будет увеличиваться с каждой минутой. Ноющая боль его не отпускала. Хви была неизбежной реальностью, чем-то настолько важным, что ни одно слово никогда не могло бы этого полностью выразить. Ноющая боль внутри него была почти невыносимой. - Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя, как мужчина любит женщину... Но этого не сможет состояться и никогда не будет. Из глаз ее брызнули слезы. - Следует ли мне уехать? Следует ли мне вернуться на Икс? - Они лишь замучают тебя, стараясь выяснить, где дал сбой их план. "Она разглядела мою боль", - подумал он. - "Ей знакомы тщета и разочарование. Что она сделает? Она не станет лгать. Не заявит, что отвечает на мою любовь, как женщина мужчине. Она видит бесполезность. Она знает, что ее собственные чувства ко мне - сострадание, благоговение, любознательность, пренебрегающая страхом". - Тогда я останусь, - сказала она. - Возьмем столько радости из пребывания вместе, сколько получится. Я думаю, это самое лучшее, что мы можем сделать. Если это означает, что нам следует пожениться, то так тому и быть. - Тогда я должен доверить тебе знание, которое я не доверял ни одному другому человеку, - сказал он. - Оно даст тебе такую власть надо мной, которая... - Не делай этого, Владыка! Что, если кто-нибудь заставит меня... - Ты никогда больше не покинешь пределы моего домашнего круга. Мои апартаменты здесь и в Твердыне, безопасные места в Сарьере будут твоим домом. - Как пожелаешь. "До чего ласково и открыто ее тихое согласие", - подумал он. Надо укротить болезненную пульсацию внутри себя. Чем цепче она врастает, тем опасней и для него самого, и для Золотой Тропы. "До чего Икшианцы умны!" Молки повидал на своем веку, как всесильные поневоле сдавались несмолкающей песне сирены - желанию пожить в собственное удовольствие. "Ведь любая малейшая прихоть сразу напоминает об имеющейся у тебя власти". Хви приняла его молчание за признак неуверенности. - Мы поженимся, Владыка? - Да. - Не следует ли как-нибудь позаботиться, чтобы тлейлаксанские сплетни, что... - Не следует. Она поглядела на него, припоминая их прежние разговоры. "Посев зерен распада на множество частей". - Я боюсь, Владыка, что ослаблю Тебя, - сказала она. - Ты обязательно должна найти способ меня усилить. - Может ли усилить Тебя, если мы уменьшим веру в Бога Лито? В ее голосе прозвучало нечто от Молки - оценивающее взвешивание, делавшее Молки столь отталкивающе очаровательным. "Мы никогда не избавляемся до конца от учителей нашего детства". - Твой вопрос требует ответа, - сказал он. - Многие будут продолжать поклоняться мне, согласно моему замыслу. Другие будут считать это ложью. - Владыка... Ты просишь меня лгать ради тебя? - Разумеется, нет. Но я попрошу тебя хранить молчание, когда у тебя может появиться желание заговорить. - Но если они будут поносить... - Я протестовать не буду. И опять слезы потекли у нее по щекам. Лито так хотелось их коснуться, но они были водой... причиняющей боль водой. - Вот как следует тому совершиться, - сказал он. - Объяснишь ли Ты мне это, Владыка? - Когда меня больше не будет, они должны называть меня шайтаном, Императором геенны. Колесо должно катиться, катиться и катиться по Золотой Тропе. - Владыка, разве нельзя направить гнев на меня одну? Я бы не... - Нет! Икшианцы сделали тебя намного совершеннее, чем даже задумали сами. Я действительно тебя люблю, ничего с этим не поделаешь. - Я не хочу причинять Тебе боль! - эти слова словно насильно вырвались из нее. - Сделанного не переделаешь. Не скорби об этом. - Помоги мне понять. - Ненависть, расцветшая пышно после того, как меня не станет, тоже исчезнет, неизбежно канет в прошлое. Пройдет много времени, потом, в очень далеком будущем, найдут мои дневники. - Дневники? - она опешила от такой резкой смены темы. - Хроники моего времени. Мои доводы, мои апологии. Копии существующих и разрозненных фрагментов сохранятся, некоторые в искаженной форме, но истинные дневники будут ждать, ждать, и ждать. Я хорошо их спрятал. - И когда их откроют, то?.. - Люди обнаружат, что я полностью отличался от их представлений обо мне. Ее голос понизился до дрожащего шепота. - Я уже знаю, что они узнают. - Да, моя дорогая Хви, по-моему, знаешь. - Ты не дьявол и не бог, а просто нечто, никогда не виданное прежде, нечто, чего никогда больше не увидят в будущем, потому что Твое возникновение - необходимость. Она смахнула слезы, стекавшие у нее по щекам. - Хви, Ты понимаешь, насколько Ты опасна? На ее лице промелькнула тревога, руки ее напряглись. - У тебя есть все задатки святой, - сказал он. - Ты понимаешь, как страшно это может оказаться - столкнуться со святой не в том месте и не в то время? Она покачала головой. - Люди должны быть подготовлены для святых, - объяснил он. Иначе они становятся просто последователями, просителями, попрошайками, слабыми лизоблюдами, навсегда в тени святого. Людей это губит, ведь так воспитывается лишь слабость. Секунду подумав, она кивнула, затем спросила: - А будут ли святые, когда Ты уйдешь? - Такова цель моей Золотой Тропы. - Дочь Монео, Сиона, будет ли она... - Пока что, она только мятежница. Что до святости, предоставляю решать ей самой. Может быть, она сделает только то, для чего выведена. - Что, Владыка? - Перестань называть меня Владыкой, - сказал он. - Мы будем Червь и его жена. Называй меня Лито, если хочешь. Владыка совсем не то. - Да... Лито. Но что... - Сиона выведена для того, чтобы править. Есть опасность в такой селекции. Имея власть, обретаешь знание и силу. Это может привести к заносчивой безответственности, к болезненным крайностям, а затем и к жестокому разрушителю - безудержному гедонизму. - Сиона бы... - Все, что мы знаем о Сионе - что она верна своему пониманию уготованной ей роли, отчаянно держится за эту стереотипы поведения, определяющие ее восприятие. Она, никуда не денешься, аристократка - но аристократия большей частью смотрит в прошлое. В этом и есть неудача. Не много увидишь в прошлом, если только Ты не двуликий Янус, глядящий одновременно вперед и назад. - Янус? Ах да, тот бог с двумя противоположными лицами, - она облизнула губы. - А Ты - Янус, Лито? - Я Янус, увеличенный в миллиард раз. Но я и нечто, много меньшее Януса. Я, например, то, чем больше всего восхищаются мои управляющие - тот, чьи решения всегда правильны, каковы бы они ни были. - Но если Ты подведешь их... - Тогда они обернутся против меня, да. - Сиона заменит Тебя, если... - Ах, какое же огромное "если"! Ты видишь, что Сиона угрожает мне лично. Однако, она не представляет угрозы для Золотой Тропы. Примем во внимание, к тому же, что мои Рыбословши испытывают определенную привязанность к нынешнему Данкану. - Сиона кажется... такой юной. - Да, я ее любимый объект нападения - мошенник, удерживающий власть под фальшивыми предлогами, никогда не интересующийся нуждами своих подданных. - Не могла бы я поговорить с ней и... - Нет! Ты никогда не должна пытаться хоть в чем-нибудь убедить Сиону. Обещай мне, Хви. - Конечно, если Ты просишь, но я... - У всех богов есть эта проблема, Хви. Я часто вынужден не обращать внимания на непосредственные нужды, поскольку провижу более глубокие. А не откликаться на непосредственные нужды - оскорблять молодых. - Может быть обратиться к ее разуму и... - Никогда не пытайся обращаться к разуму людей, которые думают, что правы... - Но когда они узнают, что не правы... - Ты веришь в меня? - Да. - Если кто-нибудь постарается убедить тебя, что я величайшее зло всех времен... - Я очень рассержусь. Я бы... - она осеклась. - Разум ценится только тогда, когда он обращается к бессловесному физическому фону нашего мироздания, - проговорил Лито. Ее брови задумчиво сдвинулись. Лито восхитило в ней ощутимое вызревание глубокого понимания. - Ага!.. - выдохнула она. - Ни одно мыслящее существо теперь уже не сможет отрицать опыт Лито, - сказал он. - Я вижу, Ты уже начинаешь постигать. Начало! Это почти все, вокруг чего вращается жизнь! Она кивнула. "Никаких споров", - подумал он. - "Когда она видит следы, она идет по ним, чтобы выяснить, куда они приведут". - До тех пор, пока существует жизнь, каждый конец есть начало, - сказал он. - Я спасу человечество, даже от него самого. Она опять кивнула. Следы продолжали вести вперед. - Вот почему никакая смерть, не может быть полным поражением, если человечество ею укрепляется, - сказал он. - Вот почему нас так глубоко трогает рождение. Вот почему трагичнейшая смерть - это смерть юности. - Икс продолжает угрожать Твоей Золотой Тропе? Я уже поняла, что они замышляют что-то недоброе. Они ЗАМЫШЛЯЮТ. ХВИ НЕ СЛЫШИТ, КАКИМ ВНУТРЕННИМ СМЫСЛОМ НАПОЛНЯЮТСЯ ЕЕ СОБСТВЕННЫЕ СЛОВА. ЕЙ НЕТ НУЖДЫ ЭТО СЛЫШАТЬ. Он во все глаза рассматривал то чудо, каким была Хви. В ней была та форма честности, которую некоторые могли назвать наивностью, но Лито распознал ее как просто отсутствие застенчивости. Честность была не просто сутью ее натуры, это была сама Хви. - Тогда я распоряжусь, чтобы завтра на площади нам сыграли спектакль, - сказал Лито. - Это будет спектакль в исполнении оставшихся живыми Лицевых Танцоров. После этого будет объявлено о нашей помолвке. 33 Да не останется сомнений, что я - собрание моих предков, арена, на которой они о себе заявляют. Они - мои клеточки, а я - их тело. То, о чем я говорю - это ФАВРАШИ, душа, коллективное бессознательное, источник архетипов, хранилище боли и радости. Я - выбор их пробуждения. Моя САМХАДИ - их самхади. Их жизненные опыты - мои! Их знание сущностей - мое. Это миллиарды, составляющие меня одного. Украденные дневники Утренний спектакль Лицевых Танцоров занял около двух часов, а затем состоялось оглашение помолвки, вызвавшее волны шока по всему Фестивальному Городу. - Прошли века с тех пор как он выбирал невесту! - Больше тысячи лет, моя дорогая. Парад Рыбословш был короток. Они громко его приветствовали, но чувствовалось, что они выбиты из колеи. "ВЫ МОИ ЕДИНСТВЕННЫЕ НЕВЕСТЫ", - говорил он им. Разве не в этом значение Сиайнока? Лито подумалось, что Лицевые Танцоры играли неплохо, несмотря на их явный ужас. В запасниках музея Свободных отыскались подходящие одеяния - черные плащи с капюшонами и с белыми веревочными ремнями, на спинах вышиты широко распахнувшие крылья зеленые ястребы - официальное облачение бродячих жрецов Муад Диба. Лицевые Танцоры представили темные усохшие лица, и через танец, исполненный в этих одеяниях рассказали, как легионы Муад Диба распространили свою религию по всей Империи. На Хви было сверкающее серебряное платье и ожерелье зеленого жадеита. Весь спектакль она сидела рядом с Лито на королевской тележке. Однажды она наклонилась вплотную к его лицу и спросила: - Разве это не пародия? - Для меня, возможно. - А Лицевые Танцоры понимают? - Подозревают. - Значит, они не настолько напуганы, как представляются. - Они еще как напуганы. Просто они намного храбрее, чем считает большинство людей. - Храбрость не может быть настолько глупой, - прошептала она. - И наоборот. Она одарила его оценивающим взглядом перед тем, как опять перенести свое внимание на представление. Почти две сотни Лицевых Танцоров остались живы и невредимы. Все они были задействованы в этом танце. Сложные переплетения и позы очаровывали глаз. Глядя на них, было возможно на некоторое время забыть все кровавое, что предшествовало этому дню. Лито как раз припоминал это, покоясь незадолго до полудня в одиночестве, в малой палате аудиенций, когда прибыл Монео. Монео проводил Преподобную Мать Антеак на лайнер Космического Союза, побеседовал с командующей Рыбословшами о побоище предыдущей ночи, совершил быстрый полет в Твердыню и обратно, - убедиться, что Сиона под надежной охраной и не была замешана в нападении на посольство. Он вернулся в Онн сразу же после провозглашения помолвки, абсолютно не предупрежденный об этом заранее. Монео был в ярости. Лито никогда не видел его настолько рассерженным. Он бурей ворвался в комнату и остановился всего лишь в двух метрах от лица Лито. - Теперь поверят в россказни тлейлаксанцев! - сказал он. Лито ответил ему урезонивающим тоном. - До чего же упрямо люди требуют, чтобы их боги были идеальными. Греки в этом отношении были намного разумнее. - Где она? - вопросил Монео. - Где эта... - Хви отдыхает. У нас были трудная ночь и длинное утро. Я желаю видеть ее хорошо отдохнувшей, когда сегодня вечером мы направимся в Твердыню. - Как она это провернула? - осведомился Монео. - Ну знаешь, Монео! Ты потерял всякую осмотрительность? - Я из-за Тебя беспокоюсь! Имеешь ли Ты хоть малейшее понятие, что говорят в городе? - Я полностью в курсе всех россказней. - Что же Ты затеваешь? - Знаешь, Монео, по-моему, только старые пантеисты правильно представляли себе божества: несовершенные смертные под личиной бессмертных. Монео воздел руки к небесам. - Я видел выражения их лиц! - он всплеснул руками. - Все это разнесется по Империи меньше, чем за две недели. - Ну, наверняка, времени все-таки понадобится побольше. - Если Твоим врагам нужна была какая-нибудь единственная причина, чтобы сплотить их всех вместе... - Поносить бога - это древняя человеческая традиция, Монео. Почему мне следует быть исключением? Монео попробовал заговорить и обнаружил, что не может вымолвить ни слова. Он протопал к краю углубления, где стояла тележка Лито, так же отошел назад и занял прежнюю позицию, пылающим взором глядя в лицо Лито. - Если Тебе от меня требуется помощь, мне нужны объяснения, сказал Монео. - Почему Ты это творишь? - Эмоции. Рот Монео сложился произнести что-то, но вслух он ничего не сказал. - Они одолели меня как раз тогда, когда я считал, что они навсегда меня покинули, - сказал Лито. - До чего же сладостно это немного последнее от человеческого. - С Хви? Но Ты ведь, наверняка, не можешь... - Воспоминаний об эмоциях всегда недостаточно, Монео. - Ты что, собираешься мне рассказывать, что Ты потакаешь себе в... - Потакать? Разумеется, нет! Но тот треножник, на котором качается Империя, состоит из плоти, мысли и эмоции. Я почувствовал, что до этого был ограничен плотью и мыслью. - Она навела на Тебя какое-то колдовство, - обвинил Монео. - Ну разумеется, навела. И как же я ей за это благодарен. Если мы будем отрицать необходимость думать, Монео, как делают некоторые, то потеряем способность размышлять, не сможем точно определять, о чем же именно докладывают нам наши чувства; если мы будем отрицать плоть, то лишимся способности передвигаться обычным способом. Но если мы отрицаем эмоции - теряем всякое соприкосновение с нашим внутренним мирозданием. Как раз по эмоциям я и тосковал больше всего. - Я настаиваю, Владыка, чтобы Ты... - Ты сердишь меня, Монео. Такова моя сиюминутная эмоция. Лито увидел, как Монео растерялся, как разом остывает его ярость - словно горячий утюг, зашипевший в ледяной воде. Но, все-таки, немного пара в нем еще оставалось. - Я беспокоюсь не за себя, Владыка. Мои заботы, в основном, о Тебе, и Ты это знаешь. Лито мягко проговорил: - Такова твоя эмоция, Монео, я нахожу ее очень дорогой для меня. Монео сделал глубокий, дрожащий вдох. Он прежде никогда не видел Бога Императора в настроении, отражавшем такие эмоции. Лито представлялся одновременно и восторженным и смиренным, если Монео не заблуждался в увиденном. Нельзя было быть уверенным. - Это то, что делает жизнь сладостным бытием - сказал Лито, - то, что ее согревает, наполняет красотой, что я сохранил бы, даже если бы мне в этом было отказано. - Значит, эта Хви Нори... - Заставляет меня вспоминать Бутлерианский Джихад. Она противоположность тому, что является механическим и нечеловечным. Как же это странно, Монео, что, из всех людей, именно икшианцы должны были произвести ее, единственную, столь идеально воплощающую качества, дорогие мне больше всего. - Я не понимаю твоего упоминания Бутлерианского Джихада, Владыка. Думающие машины не имеют места в... - Джихад метил не только по машинам, но не меньше и по машинному подходу к жизни, - сказал Лито. - Люди установили эти машины, чтобы те узурпировали наше чувство красоты, нашу необходимость собственного я, из которого мы выносим свои живые суждения. Естественно, машины были разрушены. - Владыка, меня все равно возмущает тот факт, что Ты приветствуешь это... - Монео! Хви успокаивает меня просто своим присутствием. Впервые за века я не одинок, если только она находится рядом со мной. Если бы у меня не было другого доказательства чувства, то это бы подошло. Монео умолк, явно тронутый одиночеством, в котором непроизвольно признался Лито. Монео доступно понимание отсутствия интимной части любви. Его лицо говорит об этом. Впервые за очень долгое время, Лито заметил, что Монео постарел. "До чего же это неожиданно с ними происходит", - подумал Лито. Только сейчас Лито понял, до чего же он дорожит Монео. "Мне бы не стоило допускать, чтобы я к кому-то привязывался, но не могу ничего с этим поделать... особенно сейчас, когда здесь Хви." - Над Тобою будут смеяться и отпускать непристойные шутки, сказал Монео. - Это хорошо. - Как такое может быть хорошо? - В этом есть что-то новое. Наша задача всегда была и есть приводить новое к равновесию и с помощью этого умиротворять поведение, в то же время не подавляя способности к выживанию. - Если так, как ты можешь такое приветствовать? - Сотворение непотребных шуток? - спросил Лито. - Какая противоположность есть у непристойности? Глаза Монео широко раскрылись во внезапном вопрошающем понимании. Он видел действие многих противоположностей - и многое через свою противоположность становилось ясным. "У всякой вещи есть фон, ее подчеркивающий и выделяющий", подумал Лито. - "Наверняка, Монео это увидит." - Это слишком опасно, - сказал Монео. "Истинно консервативный приговор!" Монео убежден не был. У него вырвался мучительный, глубокий вздох. "Я должен помнить о том, что надо учитывать и их сомнения", - подумал Лито. - "Вот в чем я особенно дал маху, появившись на площади перед Рыбословшами. Икшианцы делают ставку на то, чтобы бередить человеческие сомнения. Хви - тому доказательство." Из приемной послышалась суматоха. Лито мысленным приказом затворил дверь перед назойливым вторжением. - Прибыл мой Данкан, - сказал он. - Он, вероятно, услышал о Твоих планах женитьбы... - Вероятно. Лито наблюдал, как Монео борется со своими сомнениями, его мысли были видны как на ладони. В этот миг Монео точно вошел в ту человеческую нишу, в которую нацеливал его Лито. "В нем есть полный спектр: от сомнения к доверию, от любви к ненависти... все! Все эти драгоценные качества, которые созревают и расцветают под теплом чувств, под желанием прожить свои дни настоящей жизнью." - Почему Хви на это соглашается? - спросил Монео. Лито улыбнулся. "Раз Монео не может сомневаться во мне - то должен сомневаться в других." - Согласен, это не ординарный союз. Она человек, а я больше не являюсь полностью человеком. Опять Монео вступил в борьбу с тем, что он мог только ощутить, но не выразить. Наблюдая за Монео, Лито ощутил в себе прилив потока сознания, особого мыслительного процесса, который случался с ним очень редко. Эти моменты были так живы и ярки, что Лито боялся даже пошевельнуться, чтобы не спугнуть необыкновенного состояния. "Человек думает, и, думая, выживает. В его мыслях есть то, что движется вместе с его клетками. Это - поток человеческой заботы за род. Иногда они прикрывают его, отгораживают и прячут за толстыми оградами, но я специально сделал Монео сверхчувствительным к таким глубинным движениям души. Он следует за мной, поскольку верит, что я веду человечество наилучшим путем к выживанию. Он знает, что это - клеточное сознание, подобно тому, как я мысленно выверяю ясновидением Золотую Тропу. В этом и человечество, и мы оба сходимся: Золотая Тропа должна надежно продолжаться!" - Где, когда и как состоится свадебная церемония? - спросил Монео. "Он не спрашивает "почему", отметил про себя Лито, видя, что Монео отступил на безопасные позиции, приступив к исполнению своих обязанностей мажордома, главы всего хозяйства Бога Императора, его премьер-министра. "У него есть слова, тот лексикон, за который можно спрятаться или выразить себя. Слова для него есть и будут лишь звуками обыденной необходимости. Монео никогда и на миг не приоткроется трансцендентальный потенциал используемых слов, но он хорошо понимает их привычное, земное значение." - Так как насчет моего вопроса? - настойчиво повторил Монео. Лито прищурился, глядя на него и думая: "В отличии от Монео я нахожу слова наиболее полезными тогда, когда они дают возможность хоть мельком увидеть привлекательное и неоткрытое. Но польза слов так мала в понимании цивилизации, до сих пор беспрекословно верящей в механистическое мироздание абсолютных причин и следствий, с ее склонностью сводить все к единичному корню-причине и одному простейшему зачатку-следствию." - До чего же прилипчивы к человеческим делам заблуждения икшианцев и Тлейлакса, как банный лист - сказал Лито. - Владыка, меня глубоко тревожит, когда Ты не обращаешь внимания. - Но я обращаю внимание, Монео. - Не на меня. - И на тебя тоже. - Твое внимание блуждает, Владыка. Ты не должен скрывать этого от меня. Я бы предал самого себя прежде, чем предал бы Тебя. - По-твоему, я витаю в облаках? - В каких облаках, Владыка? - Монео прежде никогда не слышал этого выражения, но теперь... Лито объяснил ему значение выражения, подумав при этом, до чего же оно древнее. - Ты предаешься праздным мыслям, - обвинил Монео. - У меня есть время для праздных мыслей. Это одна из самых интересных вещей моего существовании, множества-одного. - Но, Владыка, есть вещи, которые требуют нашего... - Ты удивился бы, узнав, что вырастает из праздных мыслей, Монео. Я никогда не против того, чтобы провести целый день размышляя о том, о чем человек не стал бы задумываться ни на одну минуту. А почему бы и нет? Когда срок моей жизни приблизительно четыре тысячи лет, что такое одним днем больше или меньше? Сколько времени насчитывает одна человеческая жизнь? Миллион минут? А я уже прожил почти столько же дней. Монео застыл в молчании, чувствуя как он уменьшился при этом сравнении. Он почувствовал, как его собственный жизненный срок ужался до размеров песчинки в глазах Лито. "Слова... слова... слова...", - подумал Монео. - Слова часто бесполезны, когда дело касается ощущений, сказал Лито. Монео задержал дыхание почти до предела. Владыка способен читать мысли! - На протяжении всей истории, - сказал Лито, - слова больше всего использовались для того, чтобы обойти стороной трансцендентальность какого-нибудь события, отведя этому событию место в общепринятых хрониках, объясняя это событие таким образом, чтобы даже потом мы смогли бы воспользоваться словами и сказать: "Вот то, что это событие значило." Монео почувствовал себя сокрушенным словами, его ужасал их невысказанный смысл, к которому они могли его подтолкнуть. - И вот так события теряются в истории, - сказал Лито. После долгого молчания, Монео рискнул проговорить: - Ты не ответил на мой вопрос, Владыка. О свадьбе. "До чего же усталый у него голос", - подумал Лито. - "Голос потерпевшего полное поражение." Лито живо проговорил: - Больше, чем сейчас, я никогда не нуждался в твоих услугах. Свадьба должна быть организована чрезвычайно тщательно, с точностью, на которую способен только ты. - Где, Владыка? "В его голосе появилось чуть больше жизни." - В деревне Табор, в Сарьере. - Когда? - Дату предоставляю назначить Тебе. Огласи ее, когда у Тебя все будет готово. - А что насчет самой церемонии? - Я буду руководить ею сам. - Тогда Тебе будут нужны помощники, Владыка? Или какие-то вещи? - Ритуальные атрибуты? - Может быть какая-нибудь особенная вещь, которую я не... - Нам не много понадобится для нашего маленького представления. - Владыка! Умоляю Тебя! Пожалуйста... - Ты будешь стоять рядом с невестой и выдашь ее замуж, сказал Лито. - Мы воспользуемся старым ритуалом Свободных. - Но тогда нам понадобятся водяные кольца, - сказал Монео. - Я воспользуюсь водяными кольцами Гани. - И кто будет присутствовать, Владыка? - Только гвардия Рыбословш и аристократия. Монео пылающим взором поглядел в лицо Лито. - Что... что имеет в виду мой Владыка, говоря об аристократии? - Ты, твоя семья, вся наша обычная свита, придворные из Твердыни. - Моя семь... - Монео взглотнул. - Ты включишь Сиону? - Если она выживет при испытании. - Но... - Разве она не семья? - Разумеется, Владыка. Она Атридес и... - Тогда Сиона обязательно должна быть включена! Монео вытащил из кармана крохотный мнемозаписыватель, небольшой черный икшианский аппаратик, существование которого оскорбляло запреты Бутлерианского Джихада. Мягкая улыбка коснулась губ Лито. Монео знает свои обязанности и хорошо теперь с ними справится. Шум, производимый Данканом Айдахо за входной дверью, стал более резким, но Монео проигнорировал этот звук. "Монео знает цену своим привилегиям", - подумал Лито. - "Это другая форма брака - между привилегиями и долгом. Это объяснение аристократа и его оправдание." Монео закончил делать свои записи. - Некоторые детали, Владыка, - проговорил Монео. - Нужно ли для Хви какое-нибудь особое облачение? - Стилсьют и плащ невесты Свободных, подлинные. - Драгоценности и прочие украшения? Лито не мог оторвать взгляда от пальцев Монео, царапающих по крохотному записывающему устройству, видя в этом, как тот катится к смерти. "Верховенство, смелость, чувство знания и порядка - Монео все это имеет в избытке. Они окружают его как святая аура, но он скрывает от всех глаз, кроме моих, ту гниль, что ест его изнутри. Это неизбежно. Если я исчезну, это станет очевидно каждому." - Владыка? - настойчиво окликнул Монео. - Ты что, витаешь в облаках? "Ага! Ему нравится это выражение!" - Вот и все, - сказал Лито. - Только плащ, стилсьют и водяные кольца. Монео поклонился и направился прочь. "Сейчас он смотрит вперед", - подумал Лито, - "Но даже это новое минет. Он опять обернется на прошлое. А я некогда возлагал на него такие большие надежды. Что ж... может быть Сиона..." 34 - Не создавай героев, - говорил мой отец. Голос Ганимы, из Устной Истории Громкие требования Данкана об аудиенции были теперь удовлетворены. По одному лишь тому, как Айдахо широкими шагами прошел по небольшому помещению, Лито стали заметны важные изменения, произошедшие с гхолой. Так уже много раз и стало до одури знакомо. Айдахо даже не обменялся словами приветствия с уходящим Монео. Все вписывалось в известный шаблон. До чего же приевшимся стал этот шаблон! У Лито было свое название для этой перемены, происходящей с Данканами. Он называл ее "Синдромом После". Гхолы часто питали подозрение, будто нечто тайное могло быть разработано за те века забвения, после которых вновь пробудилось их сознание. Что люди делали все это время? С чего я им вообще мог понадобиться, реликвия из прошлого? Никакое Я не могло навечно преодолеть таких сомнений - особенно в человеке, по природе к ним склонным. Один из гхол однажды обвинил Лито: - Ты встроил в мое тело что-то такое, о чем я ничего не знаю! Это встроенное рассказывает тебе обо всем, что я делаю! Ты повсюду за мной следишь! Другой обвинил, будто Лито установил в нем "аппарат управления, который заставляет нас желать того, чего только Ты сам желаешь". Однажды начавшись, Синдром После никогда не мог быть полностью истреблен. Он мог быть подавлен, даже обращен вспять, но его дремлющее зерно могло дать всходы при малейшем толчке. Айдахо остановился там, где перед этим стоял Монео. В его взгляде и осанке смутно бродили неоформившиеся подозрения. Лито предоставил ему кипеть на медленном огне, чтобы кипение дошло до головы. Айдахо обменялся с ним пристальным взглядом, затем быстро оглядел комнату. Лито знал, о чем говорил такой взгляд. Данканы никогда не забывают! Оглядывая комнату быстрым всеобъемлющим взглядом, которому века назад научили его Джессика и ментат Туфир Хават, Айдахо ощутил головокружительное чувство своей неуместности. Ему почудилось, будто каждой вещью комната его отторгает, - мягкими подушками - большими и пухлыми, золотыми, зелеными, этими почти багровыми красными ковриками Свободных, каждый из которых - музейный экспонат, толстым слоем лежащими друг на друге вокруг углубления Лито, фальшивым солнцем икшианских глоуглобов, свет которых обволакивал лицо Императора сухим теплом, подчеркивая тени вокруг него и делая их еще глубже и загадочнее, запахом спайсового чая где-то поблизости, этим сочным меланжевым запахом, источаемым телом Червя. Айдахо почувствовал, что с ним произошло слишком много и слишком быстро с тех пор, как тлейлаксанцы бросили его на милость Люли и Друга в той безликой комнате, похожей на тюремную камеру. "Слишком многое... слишком многое... Действительно ли я здесь?" - удивился он. - "Я ли это? И что это за мысли во мне?". - Он пристально поглядел на неподвижную, затемненную огромную массу тела Лито, так безмолвно лежащую на тележке внутри углубления. Само спокойствие этой массы плоти наводило на мысль о таинственной энергии, грозной энергии, возможных способов и путей высвобождения которой никому не дано предугадать. Айдахо слышал рассказы о битве перед икшианским посольством, но отчеты Рыбословш окружала аура чудесного пришествия и это затуманивало реальные данные. - Он слетел на грешников свыше и жестоко истребил. - Как он это сделал? - спросил Айдахо. - Он был разгневанным богом, - ответила докладывавшая ему. "Разгневанным", - подумал Айдахо. - "Было ли это из-за угрозы для Хви?" - И истории, которые он слышал! Ни в одну из них поверить невозможно. Хви, выходящая замуж за эту тушу... невозможно! Не прелестная Хви, не Хви ласковая и нежная. "Он играет в какую-то жуткую игру, испытывая нас... проверяя нас..." Не было честной реальности в этих временах, не было мира, кроме как в присутствии Хви. Все остальное было безумием. Вновь переведя взгляд на это безмолвно ожидающее атридесовское лицо Лито, Айдахо почувствовал, как в нем усиливается чувство неуместности. Он начал гадать, возможно ли, чтобы умственным усилием он мог бы прорваться сквозь призрачные барьеры на этом странном новом пути и вспомнил бы все жизненные опыты других гхол самого себя. "О чем они думали, когда входили в эту комнату? Чувствовали они когда-нибудь эту неуместность, это отторжение? Всего лишь небольшое дополнительное усилие." Он чувствовал головокружение и ему почудилось, что он вот-вот упадет в обморок. - Что-то не так, Данкан? - Лито говорил самым рассудительным и мягким голосом. - Это нереально, - ответил Айдахо. - Я не принадлежу здешнему! Лито решил не понимать этого. - Но часовая доложила мне, что ты прибыл сюда по собственному желанию, прилетел из Твердыни и потребовал немедленной аудиенции. - Я имею в виду, вообще здешнему! Этому времени! - Но я в тебе нуждаюсь. - Для чего? - Погляди вокруг себя, Данкан. Пути, на которых Ты можешь мне помочь, столь многочисленны, что даже ты не сможешь всего выполнить. - Но твои женщины не дадут мне сражаться! Всякий раз, когда я хочу отправиться туда, где... - Ты сомневаешься в том, что ты для меня ценнее живой, чем мертвый? - Лито издал хихикающий звук, затем сказал. Воспользуйся своими мозгами, Данкан! Вот то, что я ценю. - И мою сперму, вот, что ты ценишь. - Твоя сперма принадлежит тебе и ты можешь направлять ее туда, куда пожелаешь. - Я не оставлю позади себя вдову и сирот, как это было с... - Данкан! Я же сказал, выбор за тобой. Айдахо вздохнул, затем проговорил: - Ты совершил преступление против нас, Лито, против всех гхол, которых Ты воскрешаешь, даже не спрашивая, хотим ли мы этого. Это было, что-то новенькое в мышлении Данканов. Лито с интересом уставился на Айдахо. - Какое преступление? - О, я слышал, как ты излагал свои глубокие мысли, - обвинил Айдахо. Он указал большим пальцем через плечо на выход из комнаты. - Ты знаешь, что там в приемной слышно все, что ты говоришь? - Когда я хочу быть услышанным, то слышно, - "Но только мои дневники слышат действительно все!", - Я хотел бы, однако же, понять суть своего преступления. - Есть такое время, Лито, время, когда ты живешь, оно обладает своей магией. Ты знаешь, что никогда больше не встретишь времени, подобного этому. Лито прищурился, тронутый отчаянием Айдахо. Сколько же всего будили в памяти эти слова. Айдахо поднял обе руки ладонями вверх на уровень груди - нищий, просящий что-то, чего, он знает наверняка, никогда не получит. - Потом... однажды ты просыпаешься и вспоминаешь, как умирал... и вспоминаешь аксольтный чан... и отвратительных тлейлаксанцев, разбудивших Тебя... и предполагается, что ты все начнется заново. Но так не происходит. Это не срабатывает, Лито. Вот это и есть преступление, Лито! - Я отнимаю магию? - Да! Айдахо уронил руки и сжал их в кулаки. Он почувствовал, что стоит здесь в полном одиночестве на пути потока, мощно падающего на мельницу, который сметет его, едва он позволит себе хоть капельку расслабиться. "А что о моем времени?" - подумал Лито. - "Оно ведь тоже никогда не повторится, но Данкан не способен постичь разницу." - Что заставило Тебя примчаться сюда из Твердыни? - спросил Лито. Айдахо глубоко вдохнул, затем проговорил: - Это правда? Ты собираешься жениться? - Это верно. - На этой Хви Нори, икшианском после? - Правда. Айдахо стрельнул быстрым взглядом по инертному телу Лито. "Всегда они высматривают гениталии", - подумал Лито. - "Может быть мне и следует что-нибудь изобразить, объемистый выступ, чтобы шокировать их", - он подавил смешок, который хотел вырваться из глотки. - "Еще одна эмоция усилена. Спасибо Тебе, Хви. Спасибо вам, икшианцы." Айдахо покачал головой. - Но ты... - В браке есть очень сильная составляющая, кроме секса, - ответил Лито. - Будут ли от нас дети во плоти? Нет. Но последствия нашего союза будут глубочайшими. - Я слышал, как ты разговаривал с Монео, - сказал Айдахо. - Я подумал, должно быть, это шутка... - Осторожней, Данкан! - Ты ее любишь? - Глубже, чем любой мужчина когда-либо любил женщину. - Ну, а как она? Она тебя... - Она испытывает... притягивающее сострадание, желание быть вместе со мной, отдать мне все, что может. Такова ее природа. Айдахо подавил отвращение. - Монео прав. В тлейлаксанские байки поверят. - Таково одно из последствий. - И ты все еще хочешь... скрестить меня с Сионой! - Ты знаешь мои желания. Выбор я оставляю Тебе. - Что это за женщина, Найла? - Ты встретил Найлу! Славно. - Она и Сиона ведут себя как сестры. Эта глыба! Что здесь происходит, Лито? - А что бы ты хотел, чтоб происходило? И какое это имеет значение? - Я никогда не встречал такой зверюги! Она напоминает мне о Звере Раббани. Никогда не догадаешься, что она женщина, если бы не... - Ты встречался с ней прежде, - сказал Лито. - Ты знаешь ее, как Друга. Айдахо воззрился на него в мгновенно наступившем молчании - хоронящийся зверек, учуявший ястреба. - Значит, ты не доверяешь, - проговорил Айдахо. - Доверяю? Что такое доверие? "Момент подходит", - подумал Лито. Ему было видно, как формируются мысли Айдахо. - Доверие - это то, что сопутствует присяге на верность, - сказал Айдахо. - Как, например, доверие между тобой и мной? - спросил Лито. Губы Айдахо тронула горькая улыбка. - Так вот, что ты делаешь с Хви Нори? Брак, присяга... - Хви и я, мы уже доверяем друг другу. - Ты доверяешь мне, Лито? - Если мне нельзя доверять Данкану Айдахо, значит мне нельзя доверять никому. - А если я не могу Тебе доверять? - Тогда мне Тебя жаль. На Айдахо это подействовало почти как физический шок. Глаза его широко раскрылись, в них засветились незаданные требовательные вопросы. Он хотел доверять. Он хотел той магии, которая никогда больше не наступит вновь. Айдахо заметил, что его мысли потекли теперь по причудливому пути. - Тем, кто в приемной, нас слышно? - спросил он. - Нет, - "но мои дневники слышат". - Монео был в ярости. Это было видно всякому. Но вышел он отсюда смиренней ягненка. - Монео аристократ. Он женат на долге, на ответственности. Когда ему напоминаешь об этом, его гнев угасает. - Вот как, значит ты его контролируешь? - спросил Айдахо. - Он сам себя контролирует, - проговорил Лито, припоминая, как Монео кидал на него взгляды, пока делал свои заметки - не ради того, чтобы его успокоили, но чтобы ему напомнили о его чувстве долга. - Нет, - проговорил Айдахо. - Он себя не контролирует. ты это делаешь. - Монео запер себя в прошлом. Этого я с ним не делал. - Но он аристократ... Атридес. Лито припомнил черты стареющего Монео и подумал, насколько неизбежно, что аристократ отказывается выполнить свою последнюю обязанность - отойти в сторону и раствориться в истории. Его следовало бы отодвинуть - и он бы отодвинулся. Ни один аристократ никогда не мог преодолеть требования перемен. Айдахо не закрыл тему. - А ТЫ аристократ, Лито? Лито улыбнулся. - Внутри меня умирает аристократ из аристократов, - и при этом подумал: "Привилегия становится высокомерием. Высокомерие ведет к несправедливости. А это сеет семена разрушения" - Может быть меня не будет на твоей свадьбе, - сказал Айдахо. - Я никогда не воспринимал себя, как аристократа. - Но ты был аристократом. ты был самым, что ни на есть аристократом меча. - Пол был лучше, - ответил Айдахо. Лито проговорил голосом Муад Диба: - Потому что ты меня научил! И вернулся к своему обычному голосу: - У аристократа есть тяжкая обязанность - учить, и порой, на жестоком примере. Подумал: "Гордость своим происхождением ведет к обедненности, к слабостям внутриродового скрещивания. Открывается дорога для кичливости богатством и благоустройством. Входит нувориш, приходит к власти, как это сделали Харконнены на спинах древних режимов" Столь неуклонны повторения подобного цикла, что, подумалось Лито, стоило бы уже кому-нибудь подразобраться, как подобная программа уходит корнями в незапамятно давние модели обеспечения выживания рода - в модели, которые человечество давно переросло, но которые еще крепко в нем сидят. Лито подумал, что при такой неуклонности повторения цикла пора было бы кому-нибудь разобраться в стародавней модели обеспечения выживания рода, которую человечество давно переросло, но которая все еще крепко в нем сидит. "Но нет, мы все еще несем в себе те ненужные сорняки, которые я должен выполоть." - Есть ли где-нибудь передовая граница? - спросил Айдахо. - Есть ли где-нибудь опасная граница, куда бы я мог отправиться и никогда больше не быть частью этого? - Если и нет никакой границы, ты должен помочь мне сотворить ее, - сказал Лито. - Нет такого места, куда бы ты мог удалиться, чтобы нельзя было последовать за тобой и найти. - Значит, ты не дашь мне удалиться. - Удались, если хочешь. Другие ты уже пробовали это сделать. Говорю Тебе, нет границы, нет места, где спрятаться. Как раз сейчас, как это было много-много лет назад, человечество похоже на одноклеточных животных, склеенное друг с другом клеем опасности. - Никаких новых планет? Никаких незнакомых... - О, мы растем, но не делимся. - Потому что ты держишь нас вместе! - обвинил он. - Не знаю, сумеешь ли ты понять это, Данкан, но граница есть. Но, если есть любой вид границы, тогда лежащее позади Тебя не может быть важнее лежащего впереди. - Ты прошлое! - Нет, это Монео прошлое. Он скор в возведении традиционных аристократических барьеров против всех границ. ты должен понять силу этих барьеров. Они не только отгораживают планеты и землю на этих планетах, они отгораживают идеи. Они подавляют перемены. - Это ты подавляешь перемены! "Он не отступает", - подумал Лито. - "Еще одна попытка." - Самая верная примета существования аристократии - барьеры, возведенные против перемен, занавесы - железные, стальные, каменные, из любого материала - но не пропускающие новое, непохожее. - Я знаю, что где-то должна быть граница мира, - проговорил Айдахо. - Ты ее прячешь. - Я не прячу никаких границ. Я хочу границ! Я хочу неожиданностей! "Сперва Данканы прут напролом", - подумал Лито. - "А доперев, останавливаются перед открытой дверью." В точном соответствии с этим предсказанием мысли Айдахо переметнулись на новую тему. - На твоей помолвке действительно играли спектакль Лицевые Танцоры? В Лито закипел гнев - и тут же сменился исковерканной радостью: надо же, я гневаюсь, я способен испытывать чувства такой глубины. Ему хотелось заорать на Данкана... но это бы ничего не решило. - Лицевые Танцоры выступали, - сказал он. - Почему? - Я хочу, чтобы все разделяли мое счастье. Айдахо воззрился на него так, будто только что обнаружил отвратительное насекомое в своем питье, и проговорил бесцветным голосом: - Это самая циничная вещь, которую я когда-либо слышал от любого из Атридесов. - Но это сказал Атридес. - Ты умышленно стараешься заговорить мне зубы! Ты избегаешь моих вопросов. "И этот лезет на драку", - подумал Лито. Вслух же сказал: - Лицевые Танцоры Бене Тлейлакса - это организм-колония. Если брать по отдельности - они мулы. Таков выбор, который они сделали для себя и сами по себе. Лито ждал, думая: "Я должен быть терпелив. Они должны открыть это самостоятельно. Если произнесу я, они не поверят. Думай, Данкан. Думай!" После долгого молчания Айдахо проговорил: - Я дал Тебе клятву. Это важно для меня. Это и остается важным. Я не знаю, что ты делаешь или почему. Могу сказать Тебе только, мне не нравится то, что происходит. Вот Тебе! Я это сказал. - Поэтому ты и примчался сюда из Твердыни? - Да! - Вернешься ли ты теперь назад, в Твердыню? - А разве там есть другая граница? - Очень хорошо, Данкан! Твой гнев знает даже то, чего не понимает твой разум. Хви сегодня вечером отбывает в Твердыню. Завтра я там к ней присоединюсь. - Мне бы хотелось узнать ее получше, - сказал Айдахо. - Ты будешь ее избегать, - сказал Лито. - Это приказ. Хви не для Тебя. - Я всегда знал, что они были ведьмами, - проговорил Айдахо. - Твоя бабушка была одной из них. Он повернулся на каблуках и, не спрашивая разрешения, широкими шагами покинул палату. "До чего же он похож на маленького мальчика", - подумал Лито, наблюдая напряженную спину уходящего Айдахо. - "Самый старый человек в нашем мироздании и самый юный - оба в одном теле." 35 Пророка не отвлекают иллюзии прошлого, настоящего и будущего. Устойчивость языка обуславливает такие линеарные определенности. Пророки владеют ключом к замку языка. Механистический образ остается для них лишь образом. Наше мироздание немеханистично. Это лишь созерцающий домысливает линейную последовательность событий. Причина и следствие? Совсем не то. Пророк произносит судьбоносные слова. Мимолетное видение того, чему "предначертано произойти". Но пророческое мгновение высвобождает нечто бесконечных знаменательности и мощи. Мироздание претерпевает призрачное смещение. Отсюда, мудрый пророк прячет реальность за мерцающими ярлыками. А это порождает убеждение, будто язык пророков двусмыслен. Слушатель не доверяет пророческому посланию. Инстинкт подсказывает, что произнесение вслух притупляет силу слов. Наилучшие пророки только подводят к занавесу и позволяют за него заглянуть. Украденные дневники Лито обратился к Монео самым холодным голосом, каким он когда-либо пользовался: - Нынешний Данкан мне не повинуется. Они были в просторной комнате, выложенной золотым камнем, на вершине южной башни Твердыни. Прошло три полных дня после возвращения Лито из Онна с Фестиваля. Открытый портал смотрел на резкий полдень Сарьера. Ветер издавал глубокий жужжащий звук, взвевая пыль и песок, заставлявшие Монео щуриться. Лито, казалось, не обращал внимания на это досадливое обстоятельство. Он смотрел на Сарьер, где воздух шевелился от жары, словно живой. Плавные изгибы дюн вдали намекали на подвижность пейзажа, заметную только его глазам. Монео стоял, окутанный прокисшими запахами своего страха, зная, что ветер доносит эти запахи до Лито, и тот понимает его чувства. Подготовка к свадьбе, недовольство среди Рыбословш - все было парадоксом. Это напомнило Монео кое о чем, сказанном Богом Императором в первые дни их союза. "Парадокс - это указатель, подсказывающий Тебе заглянуть за него. Если парадоксы Тебя раздражают, это выдает твою глубокую страсть к абсолютному. Релятивист относится к парадоксу просто как к интересной, развлекательной или пугающей, но сулящей новое знание мысли." - Ты не отвечаешь, - проговорил Лито. Он перестал разглядывать Сарьер и перенес всю тяжесть своего взгляда на Монео. Монео мог только пожать плечами. "Насколько близок Червь?" - гадал он. Монео уже и раньше замечал, что возвращение в Твердыню из Онна иногда пробуждало Червя. Пока еще не проявлялось ни единого признака этой ужасной перемены в Боге Императоре, но Монео их чувствовал. Способен ли Червь появиться без предупреждения? - Ускорь приготовления к свадьбе, - сказал Лито. - Пусть она состоится как можно быстрее. - До того, как ты испытаешь Сиону? Лито мгновение помолчал, затем ответил: - Нет. Что ты предпримешь насчет Данкана? - А что бы Ты хотел, чтобы я сделал, Владыка? - Я велел ему не видеться с Хви, избегать ее. Я сказал ему, что это приказ. - Она испытывает симпатию к нему, Владыка. Ничего больше. - Почему она испытывает к нему симпатию? - Он гхола. У него нет связи с нашими временами, нет корней. - Его корни так же глубоки, как и мои! - Но он этого не знает, Владыка. - Ты что, споришь со мной, Монео? Монео отступил на полшага, зная, что это не спасет его в случае опасности. - О нет, Владыка. Просто стараюсь честно сказать тебе о том, что, по моему разумению, происходит. - Тогда я скажу, что происходит. Он волочится за ней. - Но она сама положила начало их встречам, Владыка. - Значит, ты об этом знал! - Я не знал, что Тобой это абсолютно запрещено, Владыка. Лито задумчивым проговорил: - У него есть необыкновенный подход к женщинам, Монео. Он заглядывает им прямо в души и заставляет делать все, чего хочет. С Данканами всегда так было. - Я не знал, что Ты запретил им всякие встречи, Владыка! - голос Монео прозвучал почти скрипуче. - Он опасней всех остальных, - сказал Лито. - В этом недостаток наших времен. - Владыка, у Тлейлакса нет еще его преемника, готового к доставке. - А мы нуждаемся в таком преемнике? - Ты сам сказал это, Владыка. Это парадокс, которого я не понимаю, но Ты так сказал. - Сколько времени надо, чтобы изготовить его замену? - По меньшей мере год, Владыка. Должен ли я навести справки о точной дате? - Сделай это сегодня. - Он может услышать об этом, Владыка. Предыдущий услышал. - Я не хочу, чтобы это произошло таким образом, Монео! - Я знаю, Владыка. - Я не осмеливаюсь заговорить об этом с Хви, - сказал Лито. Данкан не для нее. И все же я не могу ее ранить! - эти последние слова прозвучали почти стоном. Монео застыл в потрясенном молчании. - Разве ты не видишь этого? - вопросил Лито. - Монео, помоги мне. - Я понимаю, что с Хви совсем по-другому, - сказал Монео. - Но я не знаю, что делать. - Что по-другому? - резкий голос Лито как будто рассек Монео. - Я имею ввиду Твое отношение к ней, Владыка. Оно отличается от всего, что я когда-либо видел. Монео заметил первые признаки - подергивание рук Бога Императора, начинающие стекленеть глаза. "Боги! Червь приближается!" Монео ощутил полную беззащитность. Огромное тело может раздавить Монео о стену как комара. "Я должен воззвать к Человеку в нем." - Владыка, - проговорил Монео, - я читал отчеты и слышал Твои собственные рассказы о свадьбе Твоей сестры, Ганимы. - Если бы только она сейчас была со мной, - сказал Лито. - Она никогда не была Твоей супругой, Владыка. - На что ты намекаешь? - осведомился Лито. Подергивание рук Лито превратилось в спазматический трепет. - Она была... я имею ввиду, Владыка, Ганима делила ложе с Харк ал-Адой. - Разумеется, так. И все вы, Атридесы, происходите от них! - Разве это не то, что ты мне рассказывал, Владыка? Возможно ли... то есть с Хви Нори... можешь ли ты делить с ней ложе? Руки Лито задергались так сильно, что Монео подивился, неужели их владелец этого не замечает. Еще глубже остекленели затопленные синевой глаза. Монео отступил еще на шаг по направлению к двери на лестницу, ведущую прочь из этого смертельно опасного места. - Не спрашивай меня о моих возможностях, - проговорил Лито, и голос его был кошмарно далек, исходил откуда-то из слоев его прошлого. - Никогда больше, Владыка, - ответил Монео. Он поклонился и сделал всего лишь один шаг к двери. - Я поговорю с Хви, Владыка... и с Данканом. - Сделай, что сможешь, - голос Лито доносился откуда-то из огромной глубины внутренних палат, куда только он мог входить. Монео потихоньку стал пятиться к двери и вышел. Он закрыл ее за собой и, прислонившись к ней спиной, весь затрясся. "Ах, на этот раз это было ближе всего." А парадокс оставался. Куда он указывал? Что значили странные, болезненные решения Бога Императора? Что вызвало наружу ЧЕРВЯ, КОТОРЫЙ ЕСТЬ БОГ? Из зала, где находился Лито, донеслись глухие удары по камню, тяжелый грохот. Монео не решился открыть дверь и поглядеть. Он заставил себя оторваться от стены, содрогавшейся от кошмарного стука, и осторожно двигаясь, отправился вниз по ступеням, облегченно переведя дух, лишь достигнув первого этажа и часовой Рыбословши, стоявшей там. - Он потревожен? - спросила охранница, глядя вверх на лестницу. Монео кивнул. Им обоим абсолютно ясно слышался грохот. - Что его тревожит? - спросила охранница. - Он Бог, а мы смертные, - ответил Монео. Этот ответ обычно устраивал Рыбословш, но сейчас в действие вступили новые силы. Она поглядела прямо на него, и Монео увидел, что за мягкими чертами ее лица отчетливо проступает хорошо подготовленный убийца. Она была сравнительно молода, темно-рыжая. Больше всего бросались глаза, вздернутый носик и полные губы, но сейчас ее взгляд был тяжел и требователен. Только дурак повернулся бы спиной к такому взгляду. - Это не я его растревожил, - сказал Монео. - Конечно, нет, - согласилась она. Ее взгляд немного смягчился. - Мне хотелось бы знать КТО или что это сделали. - По-моему, ему не терпится дождаться свадьбы, - сказал Монео. - По-моему, все дело в этом. - Тогда поторопи день свадьбы! - сказала она. - Как раз этим я и собираюсь заняться, - сказал Монео. Он повернулся и заспешил через длинный зал в занимаемые им помещения Твердыни. Боги! Рыбословши становятся такими же опасными, как и Бог Император. "Этот дурак Данкан! Он подвергнет нас всех смертельной опасности! И Хви Нори! Что с ней следует делать?" 36 В структуре монархий и сходных систем содержится то ценное, что стоит усвоить всем политическим формам. Мои жизни-памяти наполняют меня убеждением, что правительство любого рода могло бы извлечь выгоду из обращения к этому ценному. Правительство может быть полезно для управления только до тех пор, пока обуздываются присущие ему наклонности к тирании. В монархиях есть кой-какие хорошие черты, происходящие из главенства конкретной "звездной" личности. Они способны ограничивать размер и паразитическую природу управленческой бюрократии. Они способны, когда необходимо, вырабатывать быстрые решения. Они отвечают древнему человеческому запросу феодально-племенной иерархии, где каждый знает свое место. Весьма ценно знать свое место, даже если это место временное. Весьма уязвляет, когда Тебя держат на месте против твоей воли. Вот почему я учу тирании наилучшим возможным способом - на примере. Моя тирания не забыта, хотя мои слова читаются по прошествии многих эпох. Моя Золотая Тропа - тому порукой. Я рассчитываю, что после моих поучений, размеры власти любому правительству будут делегироваться крайне осторожно. Украденные дневники Лито с терпеливой тщательностью готовился к встрече с Сионой, первой с тех пор, как ее в детстве отправили в школу Рыбословш в Фестивальный Город. Он сказал Монео, что будет ждать ее в Малой Твердыне, в башне до самого поднебесья, возведенной им в центральном Сарьере. Месторасположение этой башни было выбрано так, чтобы открывались виды и на старые, и на новые места. К Малой Твердыне не вело никаких дорог. Посетители прибывали туда на топтерах, а Лито появлялся там словно по волшебству. В первые дни своего правления, он собственными руками: используя икшианский инструмент, прорыл к этой башне секретный туннель под Сарьером, выполнив всю работу в одиночку. В те дни немногие дикие песчаные черви еще блуждали по пустыне. Он выложил туннель массивными блоками плавленого кремня и замуровал во внешних слоях бесчисленные пузыри с отпугивающей червей водой. Туннель был заранее рассчитан на будущий максимальный размер Лито, в нем было устроено все, чтобы проезжала королевская тележка, которая в то время была только грезившейся Лито фантазией. В предрассветные часы дня, назначенного для встречи с Сионой, Лито спустился в подземелье и отдал распоряжение своей страже, чтобы его никто не смел тревожить. Тележка быстро провезла его по одному из темных ответвлений подземелья до потайных ворот - и меньше, чем через час, Лито вышел на поверхность у Малой Твердыни. Одним из его удовольствий было одиночество на песке. Никакой тележки. Только его тело Предчервя, несущее его Я. Он блаженствовал, соприкасаясь с песком. В первом утреннем свете за ним тянулось облако жаркого пара, и влага не позволяла ему задерживаться на месте. Он остановился только, когда нашел относительно сухую ложбинку, приблизительно в пяти километрах от Малой Твердыни, и улегся там, посреди неуютной сырости остававшейся росы. Длинная тень от устремленной в небо башни тянулась к нему с восточной стороны через дюны. Возведение такого сооружения стало возможным благодаря вдохновенной смеси распоряжений Лито и воображения икшианцев. Башня, ста пятидесяти метров в диаметре, покоилась на фундаменте, уходящем так же глубоко в песок, как она сама поднималась ввысь. Волшебство пластали и легких сплавов делало башню гибкой на ветру и устойчивой против обдирающих порывов песчаных бурь. Пребывание здесь доставляло Лито такое удовольствие, что он ограничивал свои посещения, поставив себе множество необходимых разрешающих условий. Эти условия добавлялись к Великой Необходимости. Лежа там он мог на несколько мгновений стряхнуть с себя груз забот Золотой Тропы. Монео, добрый и надежный, проследит, чтобы Сиона прибыла вовремя, как раз после заката. У Лито есть целый день, чтобы расслабиться и подумать, порезвиться и сделать вид, будто его не одолевают никакие заботы. Он упивался жизнью с такой горячностью, которую никогда не мог позволить себе в Онне или в Твердыне. Там он обязан был жить хоронясь, перемещаясь узкими проходам, где только его недремлющее ясновидение страховало от водяных карманов. А здесь, он мог носиться по песку туда и сюда, откармливаться и набираться сил. Песок поскрипывал под ним, пока он полз, изгибая тело в чисто животном наслаждении. Он чувствовал, как восстанавливается его Я Червя, наэлектризованно разнося по всему телу сигналы здоровья. Солнце уже высоко стояло над горизонтом, контур башни был очерчен золотой линией. В воздухе - и горький запах пыли, и запах отдаленных колючих растений, испаряющих остатки утренней росы. Сперва тихо, затем быстрее он двинулся вокруг башни по широкому кругу, думая при этом о Сионе - мешкать больше нельзя, ее надо подвергнуть испытанию; Монео знает это не хуже самого Лито. Как раз сегодня утром Монео сказал: - Владыка, в ней заложена чудовищная тяга к жестокости. - В ней - зачатки адреналиновой наркомании, - проговорил Лито. - Сейчас время для исцеляющей ломки. - Что исцеляющей, Владыка? - Это очень древнее выражение. Оно означает, что она должна быть полностью лишена того, к чему испытывает прямо-таки наркотическое пристрастие. Она должна пройти через шок необходимости. - О... понимаю. Хоть раз в кои веки, увидел Лито, Монео действительно понял. Монео сам в свое время прошел через исцеляющую ломку. - Юные обычно не способны принимать суровые решения, если только они не связаны с немедленной жестокостью и с последующим резким повышением уровня адреналина в крови, объяснил ему Лито. Монео сохранял какое-то время задумчивое молчание, припоминая, затем сказал: - Это крайне опасно. - Это и есть та жестокость, которую ты видишь в Сионе. Даже старики могут за нее цепляться, но юные в ней просто купаются. Ходя кругами вокруг башни в разгорающемся свете дня, наслаждаясь ощущением песка тем больше, чем больше тот высыхал, Лито размышлял, как строить беседу. Он замедлил ход. Ветер из-за спины доносил до его человеческих ноздрей вырабатываемый его вентиляционной системой кислород и горелый кремниевый запах. Он глубоко вдохнул, вознося свое многоувеличенное сознание на новый уровень. Этот подготовительный день содержал в себе множество целей. Его отношение к предстоящей встрече было очень сходно к отношению древнего тореро к первой схватке со своим рогатым противником. У Сионы тоже есть, образно говоря, опасные рога, хотя Монео и тщательно проследит, чтобы она не принесла на эту встречу никакого оружия. Лито, однако, должен быть уверен, что знает все сильные и слабые стороны Сионы. И, где только возможно, он должен будет созда