Фрэнк Херберт. Дюна  * КНИГА ПЕРВАЯ. ДЮНА *  x x x С самого начала надо определить свое место в жизни, чтобы не уподобиться маятнику. Это известно каждой сестре Бене Гессерит. И Муаддибу, подданному падишаха Шаддама Четвертого. Особое внимание надо обратить на то, что он жил на планете Арраки. Пусть не введет вас в заблуждение, что родился он на Каладане и там провел первые пятнадцать лет своей жизни. Настоящая его родина -- Арраки, планета, более известная под названием Дюна. Обо всем, что вы здесь прочтете, поведала принцесса Ирулэн. За неделю до отъезда на Арраки, когда предотьездная суета достигла апогея, к матери Пола пришла старуха. Ночь в замке Каладан была жаркой, но груда камней, служившая домом уже двадцати шести поколениям семьи Атридесов, дышала той приятной прохладой, которую она всегда излучала к перемене погоды. Старуха открыла боковую дверь, прошла под сводом коридора к комнате Пола и, заглянув в нее, стала рассматривать лежащего в постели мальчика. При затененном свете лампы, висящей под самым потолком, разбуженный мальчик различил маячившую у двери грузную женскую фигуру, за спиной которой виднелась его мать. Старуха более всего походила на ведьму: волосы -- как спутанная паутина, темное лицо, глаза сверкающие, словно драгоценные камни... -- Не мал ли он для своего возраста? -- спросила старуха. Ее голос был хриплым и гнусавым. -- Вы ведь знаете, что в нашей семье взрослеют поздно. Ваше преподобие, -- ответила мать Пола своим мягким контральто. -- Как же, слышала, -- прохрипела старуха. -- Но ему уже пятнадцать лет. -- Да, Ваше преподобие. -- Он проснулся и слушает нас, маленький хитрец, -- хихикнула старуха. -- Но хитрость как раз и нужна нашему королевству. И если он действительно Квизатц Хедерах, тогда... Пол приоткрыл глаза. Два по-птичьи ярких овала -- глаза старухи, -- казалось, росли и увеличивались, проникая ему в душу. -- Спи спокойно, -- сказала старуха, -- завтра тебе понадобятся все твои силы и способности для встречи с моим Гомом Джаббаром. И она ушла, оттолкнув мать Пола и с шумом захлопнув за собой дверь. Разбуженный мальчик лежал и думал о том, кто это такой -- Гом Джаббар. Из всего того, свидетелем чего он случайно стал, самым странным для него было поведение старухи: она обращалась с его матерью, как со служанкой, а не как с леди Бене Гессерит -- матерью наследника герцога Лето. "Может, Гом Джаббар имеет какое-то отношение к Арраки?" -- размышлял Пол. Ему еще так много предстояло узнать... Зуфир Хават, ведающий убийствами при дворе герцога Лето, как-то объяснил мальчику: Харконнены с планеты Арраки -- их смертельные враги. Раньше планета была владением Харконненов, с которого они получали доход по контракту с СНОАМ. Теперь их вытеснили Атридесы -- герцог Лето взял верх над ними. Он пользуется влиянием в ландсраате и потому очень опасен для врагов. Так говорил Зуфир Хават. Пол вновь задремал. Ему снилась пещера на планете Арраки, молчаливые люди, движущиеся вокруг него в тусклом свете осветительных шаров. В пещере было сумрачно, как в церкви, и слышался слабый шум воды. Даже во сне мальчик помнил, что услышит его и наяву. Его сны всегда сбывались -- он это хорошо знал. Сон растаял. Пол проснулся в теплой постели и думал, думал... Предстоящее расставание с миром Каладана, где не было ни игр, ни друзей, не огорчало его. Доктор, его учитель, намекал на то, что на Арраки ему будет вольготнее. Люди, нашедшие приют в этом пустынном краю песков, называли себя Свободными, они не были зарегистрированы в Империал Регент. Ощутив сковавшее его напряжение. Пол решил воспользоваться одним из приемов, которым обучила его мать. При быстрых вдохах, сопровождающихся концентрацией воли, он впадает в состояние прострации... направленное сознание сосредоточивается... кровь, обогащенная кислородом, устремляется в самые отдаленные области тела... в такие минуты животное сознание утрачивает власть над мыслью, над телом... животные побуждения исчезают из сознания и человек получает возможность увидеть самого себя, концентрируя сознание по своему выбору. Когда заря желтым светом тронула окна комнаты. Пол ощутил лучи солнца веками. Он открыл глаза и услышал звуки суматохи и беготни в замке. Дверь, ведущая в зал, отворилась, и в нее неслышно проскользнула мать. Ее волосы цвета бронзы поддерживала на затылке черная лента, лицо было бесстрастно, зеленого цвета глаза -- серьезны. -- Проснулся? -- спросила она Пола. -- Хорошо ли ты спал? -- Да. Вынув из шкафа форменную куртку, над нагрудным карманом которой был вышит красный ястребиный клюв -- герб Атридесов, мать повернулась к сыну. -- Вставай! -- сказала она, -- Преподобная мать ждет. -- Я как-то видел ее во сне. Кто она? -- Она была моей учительницей в школе Бене Гессерит. Сейчас она состоит при императоре и носит сан Прорицательницы. Ты... -- она поколебалась одно мгновение, -- ты должен рассказать ей о своих снах. -- Ладно. Это из-за нее мы едем на Арраки? -- Мы еще не получили Арраки. -- Она встряхнула брюки и повесила их рядом с курткой. -- Поторопись, не заставляй Преподобную мать ждать. Пол сел, потирая колени. -- Расскажи мне о Гоме Джаббаре. И снова он уловил ее чуть заметное колебание, нервное напряжение, в котором он различил страх. Джессика подошла к окну, отдернула шторы и посмотрела в сад. -- Ты сам скоро о нем узнаешь. Он уловил страх в ее голосе и удивился Джессика, не оборачиваясь, проговорила: -- Преподобная мать ждет. Преподобная мать, Гайус Хэлен Моахим, сидела в ковровом кресле, наблюдая за тем, как к ней подходят мать с сыном. Кресло стояло в простенке между окнами, которые выходили на южный берег реки, на зеленые луга семьи Атридесов. Но живописный пейзаж нисколько не интересовал Преподобную мать этим утром она чувствовала себя значительно хуже обычного. Вину за это она возлагала на космическое путешествие Необходимо было выполнить поручение, требующее ее личного участия Даже она не могла избежать личной ответственности, когда этого требовал долг. "Черт бы побрал эту Джессику", -- подумала Преподобная мать. Насколько все было бы проще, если бы она родила девчонку! Джессика остановилась в трех шагах от кресла и сделала реверанс. Пол отвесил короткий поклон. Манера приветствия Пола не ускользнула от внимания Преподобной: -- А он вежлив, Джессика. Рука матери легла на плечо сына. Даже ее ладонь, как показалось Полу, излучала страх. Она сделала над собой усилие: -- Так его учили. Ваше преподобие. "Чего она боится?" -- удивился Пол. Старуха смотрела на Пола немигающим взглядом, отметив про себя удивительное сходство мальчика с его родителями. -- Ну что ж, -- сказала Преподобная мать, -- посмотрим, как его учили. -- Старческие глаза метнули суровый взгляд на Джессику: "Оставь нас одних. Займись своими делами". Джессика сняла руку с плеча Пола. -- Ваше преподобие, я... -- Джессика, ты же знаешь, что иначе нельзя. Пол озадаченно взглянул на мать. Джессика выпрямилась. -- Да, конечно... Пол перевел взгляд на носительницу высокого сана. Страх, который испытывала его мать, заставил мальчика нахмуриться. -- Пол... Джессика глубоко вздохнула. -- Это испытание... оно важно для меня. -- Испытание? -- Помни, что ты сын герцога. И она направилась к выходу Только сухой шелест складок ее платья нарушал вдруг установившуюся тишину Когда дверь за матерью плотно закрылась. Пол, сдерживая гнев, повернулся к Преподобной Почему она обращается с леди Джессикой, как с простой служанкой? В углах морщинистого рта старухи мелькнула усмешка. -- Леди Джессика в течение четырнадцати лет была моей служанкой в школе, мальчуган -- Она зевнула. -- И хорошей служанкой. А теперь иди сюда. Пол безропотно повиновался этой команде, прозвучавшей, словно удар хлыста, повиновался раньше, чем успел осмыслить ее. "Использует воздействие голоса", -- подумал он Когда Пол подошел к креслу. Преподобная мать жестом остановила его. -- Видишь вот это? -- спросила она, доставая из складок своей зеленой юбки полый металлический куб без одной стенки. Она повернула его открытой стороной к мальчику, и тот увидел, что внутренность куба абсолютно черная. Казалось, ни один луч света не проникает в него, хотя куб и был открыт. -- Вложи сюда свою правую руку! -- приказала старуха. Страх шевельнулся в душе мальчика. Он отпрянул было назад, но грозный оклик старухи настиг его: -- Так вот как ты слушаешься свою мать! Он взглянул в ее яркие птичьи глаза. Не имея сил противиться их власти, он неуверенно вложил руку в куб. Когда чернота сомкнулась вокруг его кисти, первое, что он ощутил, был холод. Потом его пальцы коснулись металла, и он почувствовал легкое покалывание, как если бы перед этим его рука была перетянута жгутом. Взгляд старухи сделался хищным, она протянула руку к шее Пола. Он увидел в ней блеск металла и хотел повернуть голову. -- Стой! -- рявкнула старуха. Пол снова ощутил на себе власть ее голоса. -- Я держу у твоей шеи Гом Джаббар. Это игла с каплей яда на конце. А-а-а! Не отворачивайся, не то почувствуешь действие этого яда на себе. Пол попытался сглотнуть вдруг появившийся в горле комок, но возникшая сухость во рту помешала ему сделать это. Взгляд мальчика был словно прикован к морщинистому лицу старухи, к ее бледным деснам над серебряными зубами, вспыхивающими, когда она говорила: -- Сын герцога должен все знать о ядах. Есть яды быстрые, есть медленные. Этот же убивает только животных. -- Уж не хочешь ли ты сказать, что я животное? -- надменно спросил он. -- Скажем так: я надеюсь, что ты человек. Предупреждаю тебя: не дергайся. Я стара, но моя рука успеет воткнуть иглу тебе в шею, прежде чем ты убежишь. -- Кто вы? -- прошептал Пол. -- Каким образом вам удалось уговорить мою мать оставить меня с вами один на один? Вы из Харконненов? -- Слава Богу нет! А теперь молчи! Сухой палец тронул его шею. Пол подавил в себе желание отодвинуться. -- Молодец! -- сказала старуха. -- Первое испытание ты выдержал. Теперь осталось последнее -- если не выдернешь руку -- будешь жив, выдернешь -- умрешь! Пол глубоко вздохнул, унимая дрожь. -- Если я закричу, слуги будут здесь через секунду, и умрешь ты, старуха! -- Слуги не пройдут мимо твоей матери, она стоит на страже. Подумай! Твоя мать выдержала это испытание, теперь твоя очередь. Будь же тверд! Мы редко предлагаем это испытание мужчинам! Любопытство одержало верх над страхом. Пол почувствовал по голосу старухи, что она говорит правду. И занялся самовнушением: я не должен бояться. Страх угнетает разум. Страх -- это смерть. Я буду смотреть ему в лицо. Я не позволю страху овладеть мною. Он почувствовал, как самообладание возвращается к нему, и сказал: -- Начинай, старуха! -- Старуха? -- повторила она. -- Ты смел, этого у тебя не отнять, мой милый. -- Она наклонилась к нему, понизив голос почти до шепота. -- Ты чувствуешь боль в своей руке? Выдерни руку, и мой Гом Джаббар коснется тебя. Смерть будет мгновенной, как удар кнута. Почувствовав, как усиливается покалывание в руке. Пол крепче сжал губы. Только и всего? В чем же заключается испытание? Покалывание перешло в зуд. Старуха сказала: -- Ты слышал о том, что животные перегрызают себе лапы, чтобы освободиться из ловушки? Это веление инстинкта. Человек же остается в ловушке, выдерживая боль. Им движет надежда. Эта надежда не оставляет человека до самой его смерти. Зуд перешел в жжение. -- Зачем вы это делаете? -- спросил Пол. -- Чтобы убедиться, что ты человек. Молчи! Пол сжал левую руку в кулак, потому что жжение перешло и на нее. Оно медленно росло... Становилось все сильнее и сильнее... Он чувствовал, как глубоко впились ногти в ладонь, и попытался разжать кулак, но не мог шевельнуть пальцами. -- Горит, -- прошептал он. -- Молчи! Рука Пола задрожала, на лбу выступил пот. Казалось, каждая клеточка тела кричала: выдерни руку, но... Гом Джаббар! Не поворачивая головы. Пол попытался, скосив глаза, посмотреть, в каком положении находится игла. Услышав свое шумное дыхание, мальчик попытался унять его, но не смог. -- Пол! Весь мир для него сосредоточился на неподвижном старческом лице, обращенном к нему. -- Горячо! Горячо! Ему казалось, что он чувствует, как кожа на его руке обугливается, как расплывается и исчезает плоть и остаются одни кости. И вдруг боль разом утихла, словно ее кто-то отключил. Обильный пот выступил на теле мальчика. -- Довольно! -- пробормотала старуха. -- Кулл вахад! Еще ни один ребенок, рожденный женщиной, не выдерживал такого испытания. Я не должна была желать твоего поражения. -- Она отодвинулась. -- Молодой человек, вы можете посмотреть на свою руку. Усмирив болезненную дрожь. Пол вглядывался в лишенную света черноту. Казалось, боль еще жила. Жила, пропитав собою каждое ушедшее мгновение. -- Ну же! -- крикнула она. Пол рывком выдернул руку и с удивлением уставился на нее. Никаких следов ожога на ней не было. Он поднял кисть, повертел ее, пошевелил пальцами. -- Это только возбуждение нервов, -- проскрипела старуха. -- Зачем калечить тех, кто может оказаться полезен?! И все же кое-кто отдал бы многое за тайну этого кубика. -- Но боль... -- Боль? -- усмехнулась она. -- Человек может вызвать и подавить любые ощущения в своем теле. -- С моей матерью вы проделывали нечто подобное? -- Ты когда-нибудь просеивал песок? Пол кивнул утвердительно. -- А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека. Пол поднял руку, подавляя воспоминание о пережитой боли. -- Это все, что нужно, -- суметь перенести боль? -- Я наблюдала за тобой в критическую минуту. И мне открылась твоя внутренняя суть. Пол уловил искренность ее тона и кивнул: -- Это правда! Старуха пристально посмотрела на него. Он уже чувствует правду! Может, она нашла то, что искала? Она подавила волнение и сказала себе правило Бене Гессерит: "Надейся и наблюдай". -- Ты знаешь, когда люди сами верят в то, о чем говорят? -- Знаю! Голос Пола был мелодичен, и старуха уловила эту особенность. -- Возможно, ты Квизатц Хедерах. Присядь у моих ног, дружок. -- Я предпочитаю стоять. -- Твоя мать сидела когда-то у моих ног. -- Я -- не она! -- Похоже, ты нас не жалуешь? -- Старуха повернулась к двери и позвала: -- Джессика! Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге, тревожно оглядывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога сошла с ее лица. -- Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть? -- спросила старуха. -- Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть происходит от боли, которую я, должно быть, никогда не забуду. Моя любовь... -- Просто любовь, -- закончила за нее старуха, и голос ее прозвучал неожиданно мягко. -- Теперь ты можешь войти, только веди себя тихо. Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. "Мой сын жив, -- думала она, -- и он -- человек. Я всегда знала это... Он живет. Теперь и я могу жить дальше". Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему захотелось уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что не может это сделать, пока старуха ему не разрешит. Она приобрела над ним власть. Она говорила правду: его мать тоже прошла через это -- ради какой-то таинственной и ужасной цели. Его собственная жизнь отныне тоже была подчинена этой цели, хотя он и не знал пока, в чем она состоит. -- Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у этой двери, и это будет высшая мера доверия, -- сказала старуха. Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на Преподобную мать. Голос ее стал не похож на все другие, слышанные им когда-либо прежде. И он понял, что теперь он может получить ответ на любой вопрос и что тому миру безмятежности, в котором он жил до сих пор, пришел конец. -- Для чего проводится это испытание на человеке? -- спросил он. -- Чтобы высвободить его личность! -- Как это? -- Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь позволило поработить его другим людям, имеющим более совершенные механизмы. "Не заменяй машиной человеческий разум", -- процитировал Пол. -- Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в Оранжевой Католической Библии, -- подхватила старуха. -- Ты что, учился на ментата? -- Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата. -- Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к человеческому созданию. Оно побудило человеческий разум к совершенствованию. Чтобы развивать заключенные в человеке возможности, были открыты специальные школы. -- Такие, как школа Бене Гессерит? Старуха утвердительно кивнула: -- Бене Гессерит, как и Космический Союз, продолжает традиции школ древности. Но этот последний придает решающее значение математике, в то время как для Бене Гессерит главное... -- Политика, -- закончил за нее Пол. -- Кулл вахад! -- воскликнула старуха и сердито посмотрела на Джессику. -- Я ничего ему не рассказывала, -- возразила та. Преподобная мать обратилась к Полу: -- Ты высказал замечательную догадку. Действительно, политика. Именно в ней нуждается человеческий род, чтобы не прервалась его нить. Однако при этом надо все время иметь в виду, что между высшими интересами общества и животными инстинктами существует неразрывная связь. Нельзя нарушать ее, если ты заботишься о будущих поколениях. Слова старухи внезапно потеряли для Пола специфическую остроту. Он почувствовал наступление того, что его мать называла инстинктом правды. Не то чтобы Преподобная лгала, просто она верила в то, что говорила. Пол ощутил в себе ту же таинственную цель. -- Но мать говорила мне, что последователи школы Бене Гессерит не знают своих родителей, -- вставил он. -- Генетические линии сохранены в наших записях, -- возразила старуха. -- Тогда почему моя мать не знает своей? -- Некоторым дано узнать, чей род они продолжают, но только очень немногим. Мы бы могли, например, захотеть брака твоей матери с ее близким родственником, чтобы усилить генетическое влияние на потомков. Ведь для этого может существовать масса причин... И снова Пол почувствовал в ее словах полуправду. Он сказал: -- Вы много на себя берете! Преподобная мать удивленно посмотрела на мальчика: -- Мы несем на себе бремя большой ответственности!.. -- Вы сказали, что я могу стать... как это? Квизатцем Хедерахом? Это нечто вроде Гома Джаббара в образе человека? -- Пол, -- с укоризной произнесла Джессика, -- ты не должен говорить таким тоном с... -- Я справлюсь сама, -- остановила ее старуха. -- Скажи мне, мальчуган, что тебе известно о предсказательном веществе? -- Его принимают, чтобы отличить ложь от правды, так говорила мне мать. -- Ты когда-нибудь видел транс правды? -- Нет! -- Это вещество опасно, -- сказала старуха. -- Оно дает внутреннее видение Оно усиливает не только твою память, но и память предков, благодаря чему можно заглянуть в далекое прошлое Однако это доступно только женщинам. -- Голос старухи стал печальным. -- Но и мы в этом ограниченны: мы можем видеть только прошлое женщины. Правда, в старинных книгах сказано, что однажды мужчина получит этот дар и сможет увидеть не только женское прошлое, но и мужское. -- Это будет Квизатц Хедерах? -- спросил Пол. -- Да Многие испытывали на себе предсказательное вещество, но безуспешно. -- Их попытки заканчивались неудачей? -- Если бы! -- она покачала головой. -- Их попытки заканчивались гибелью. x x x Попытка понять Муаддиба, не поняв его смертельных врагов, -- это попытка увидеть правду без знания лжи. Это попытка понять, что такое свет, не зная, что такое тьма. Это просто невозможно. Принцесса Ирулэн. Руководство Муаддиба. Большой круглый шар -- выпуклое изображение Вселенной -- вращался под нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными перстнями. Глобус был надет на стержень, укрепленный в одной из стен комнаты, не имеющей окон; три другие стены были увешаны полками, заполненными книгами, папками, магнитными записями и фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп. В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового цвета. Его окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый темноволосый юнец лет шестнадцати с мрачным взглядом. В другом расположился стройный, небольшого роста мужчина с женственными чертами лица. И юнец и мужчина смотрели на глобус и на человека, вертевшего его. Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос произнес: -- Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог непременно угодит в нее! Где ему тягаться со мной! -- Разумеется, барон, -- прозвучал в ответ мелодичный тенор. Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось. Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его неподвижную поверхность Этот глобус был из числа тех, что делаются для богатых коллекционеров или для правителей планет империи Он был отмечен характерным мастерством, которым славились ремесленники соответствующей планеты. Полная рука снова опустилась на глобус. -- Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы, Фейд-Раус, посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и семьюдесятью градусами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь есть и моря, и озера, и даже реки. Ее не спутаешь ни с чем -- это Арена единственная и неповторимая! Превосходное место для единственной в своем роде победы! Улыбка тронула губы Питера. -- Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что отдает герцогу вашу часть планеты! -- Подобные слова не имеют смысла, -- загремел барон. -- Ты сказал это, чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника. Но в этом нет никакой необходимости. Угрюмый юнец завозился в своем кресле, разглаживая на себе черное трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и он резко выпрямился. Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее ровно настолько, чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он развернул листок и рассмеялся. -- Ну? -- повелительно спросил барон. -- Этот глупец прислал нам ответ, барон. -- Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном жесте. Что он там пишет? -- Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к Харконнену. Никаких титулов! -- Это достаточно славное имя само по себе, -- проворчал барон. Голос выдавал его нетерпение -- Так что же пишет дорогой Лето? -- Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея достаточно много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю Вам отказом". -- И? -- "Жаль, что это качество все еще процветает в империи". И подпись: "Граф Лето Арраки". Питер рассмеялся. -- Граф Арраки! Господи! До чего же смешно! -- Замолчи, Питер, -- сказал Барон. Тот сразу умолк. -- Так, значит, вражда? И он использует это старое милое слово "вероломство", такое богатое традициями, будучи уверенным, что я пойму намек? -- Вы сделали шаг к миру, -- сказал Питер. -- Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, -- заметил барон, а про себя подумал: "Я должен от него поскорее избавиться. Теперь в нем нет надобности". Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас заметил в нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним: блеклые глаза ментата были лишены какого бы то ни было выражения. Усмешка скользнула по лицу Питера. -- Но, барон! Я никогда не видел более утонченной мести. Заставить Лето обменять Каладан на Дюну, и безо всяких условий, только потому, что так приказал император! До чего же остроумно с вашей стороны! Барон холодно произнес: -- У тебя недержание речи, Питер! -- О, я счастлив, мой барон. Вы же... вас точит ревность. -- Питер? -- Но, барон! Разве не достойно сожаления то, что вы не можете сами привести в исполнение этот замечательный план? -- Когда-нибудь я задушу тебя, Питер! -- Ну конечно, барон! Но с добрым поступком никогда не следует спешить, не правда ли? -- На что ты рассчитываешь, Питер? -- Мое бесстрашие удивляет барона? -- спросил Питер. Его лицо превратилось в хитрую маску. -- Ага! Но я заранее предчувствую тот момент, когда ко мне подошлют палача. Вы будете сдерживаться, пока я буду вам полезен. Преждевременное убийство будет расточительно, я еще могу принести вам пользу. Я знаю, что Дюна -- прекрасная планета. Мы не будем в убытке, не так ли, барон? Фейд-Раус дернулся в своем кресле. "Вот вздорные дураки, -- думал он. -- Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без ссор. Неужели они думают, что мне больше нечем заняться, кроме как слушать их галиматью!" -- Фейд, -- сказал наконец барон, -- я велел тебе слушать и учиться, когда разговаривают старшие. -- Да, дядя. -- Иногда Питер удивляет меня. Я не считаю боль необходимой, но он... он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается меня, то я чувствую жалость к бедному герцогу. Доктор вскоре займется им, и это будет конец всех Атридесов. Но Лето, конечно, узнает, кто направлял руку сговорчивого доктора, и это... это, наверное, будет выглядеть ужасно. -- Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть ему кинжал меж ребер? -- спросил Питер. -- Вы говорите о жалости, но... -- Герцог должен узнать, что это я стал его роком, -- сказал барон. -- И другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их в замешательство, и я выиграю время для маневрирования. -- Маневрирования... -- задумчиво повторил Питер. -- Внимание императора и так приковано к вам, барон. Вы слишком смелы. В один прекрасный день император пошлет сюда легион-другой сардукаров, и это будет концом барона Владимира Харконнена. -- Ты бы с удовольствием посмотрел на это со стороны, да, Питер? -- съязвил барон. -- Ты бы с радостью наблюдал, как они разрушают мои города и берут приступом этот замок. Тебя слишком интересует кровь. Возможно, я поспешил с распределением трофеев Арраки. Питер сделал несколько мелких шажков и остановился за спиной ФейдРауса. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец обеспокоенно и хмуро посмотрел на Питера. -- Не играйте со мной в прятки, барон, -- сказал тот. -- Вы обещали мне леди Джессику! -- Зачем она тебе? -- спросил барон. Питер ничего не ответил. Фейд-Раус шевельнулся в своем кресле. -- Дядя, может, я пойду? -- Ты слишком нетерпелив, мой милый. -- Да, как с маленьким Полом? -- спросил барон у Питера. -- Он угодят в ловушку и будет наш, -- пробормотал тот. -- Я не об этом, -- сказал барон. -- Ты утверждал, что служанка Бене Гессерит родит герцогу дочь. Стало быть, ты ошибся, а, ментат? -- Нечасто я ошибаюсь, барон, -- ответил Питер, и впервые в его голосе послышался страх. -- Поверьте мне, что служанки Бене рождают в основном дочерей. -- Дядя, -- вмешался Фейд-Раус, -- вы мне обещали, что я здесь услышу нечто важное для себя... -- Не торопись, -- барон повернулся к племяннику, не отходя от глобуса. -- Я позвал тебя сюда, Фейд, чтобы поучить мудрости. Ты ведь наблюдал за нашим добрым ментатом. Тебе бы следовало кое-что у него перенять. -- Но, дядя... -- Он очень умен, не так ли, Фейд? -- Да, но... -- Вот именно -- "но"... Всмотрись в его глаза. Питер умен, но эмоционален и склонен к взрывам страсти. Как ни умен Питер, но и он может заблуждаться. В голосе Питера зазвучала угроза: -- Вы вызвали меня сюда, барон, чтобы поиздеваться надо мной? -- Тебе пора бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу показать своему племяннику, что и возможности ментата могут быть ограниченными. -- Вы уже нашли мне замену? -- Замену тебе? Что ты, Питер! Где же это я мог бы найти замену твоей хитрости и уму? -- Там же, где вы нашли меня, барон. -- Возможно, стоит попытаться, -- задумчиво произнес барон. -- Последнее время ты действительно кажешься мне неуравновешенным. И еще эти снадобья... -- Разве мои увлечения слишком дороги? Вы возражаете против них? -- Дорогой мой Питер, твои увлечения -- это то, что тебя ко мне привязывает. Как я могу против них возражать? Я просто хочу, чтобы мой племянник знал о тебе все. -- Если он должен знать все, может, я ему станцую? -- Как-нибудь в другой раз, -- сказал барон, -- а сейчас сиди и молчи. -- Он посмотрел на Фейда. -- Это наш ментат, Фейд. Он был обучен выполнять определенные обязанности. Тот факт, что он находится в живом человеческом теле, не должен тебя смущать. Правда, это серьезная помеха. Иногда я думаю, что древним с их мыслящими машинами было куда легче. Губы племянника барона, как и у всех Харконненов, были несколько искривлены, что придавало его лицу изумленное выражение. -- Это сравнение уж слишком нелепо, -- сказал Питер. -- Вы сами, барон, могли бы создать нечто лучшее, чем те машины. -- Возможно, -- оживился барон и сделал долгий выдох. -- Итак, Питер, опиши моему племяннику основные перипетии нашей борьбы с домом Атридесов. -- Барон, я ведь предупреждал вас, чтобы вы не посвящали в ее подробности никого. Мои наблюдения над... -- Я сам могу судить об этом. Я отдал тебе приказ, ментат. Предстань перед нами в одном из твоих многочисленных состояний. -- Пусть будет так, -- сказал Питер. Он выпрямился, и в нем появилось какое-то величие, как будто это была еще одна его маска, но на сей раз покрывавшая не лицо, а тело. -- Через несколько дней весь клан герцога Лето вступит на борт лайнера Космического Союза для следования на Арраки Они прибудут скорее всего туда, а не в наш город Картаг, потому что ментат герцога, Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче защитить, чем Картаг. -- Слушай внимательно, Фейд, -- сказал барон, -- следи, как план врага становится твоим планом. Фейд кивнул: "Это уже кое-что, старое чудовище! Наконец-то ты допустил меня к своей тайне. Должно быть, он действительно хочет сделать меня своим наследником". -- Есть несколько вариантов, -- продолжал Питер. -- Я указал наиболее вероятный. Тем не менее мы не должны забывать о том, что герцог заключил с Союзом контракт, чтобы тот перенес его в более безопасное место внутри системы. Другие бы при подобных обстоятельствах с помощью защитных экранов просто скрылись бы за пределы империи. -- Герцог слишком горд для этого, -- сказал барон. -- Это просто одна из возможностей, -- сказал Питер. -- Конечный результат все равно был бы для нас тем же самым. -- Нет, не был бы, -- проворчал барон. -- Я должен пресечь его род. -- Это возможно, -- продолжал излагать свои соображения Питер. -- Некоторые приготовления указывают на то, что клан герцога собирается бежать, но сам он не сделал ни одного шага к этому. -- Так, -- вздохнул барон, -- продолжай, Питер. -- На Арраки герцог с семьей займет дом графа и леди Фен ринг. -- Посол и одновременно контрабандист, -- хихикнул баром. -- Чей посол? -- спросил Фейд-Раус. -- Ваш дядя шутит, -- сказал Питер. -- Он называет его послом и контрабандистом, считая, что интересы империи в Арраки -- это контрабанда. -- Почему? -- Фейд повернул непонимающее лицо к дяде. -- Не будь таким тупым, Фейд, -- рявкнул барон. -- Пока Союз остается вне контроля империи, как это может быть иначе? Как еще могли бы действовать шпионы и убийцы? -- Рот Фейда открылся в беззвучном "О-о!". -- Из этой резиденции мы подготавливаем нужные нам операции, -- сказал Питер. -- Теперь нами задумано покушение на жизнь наследника Атридесов, и оно может закончиться успехом... -- Питер, -- прошипел барон, -- ты ведь говорил... -- Я говорил, что может произойти несчастный случай, -- сказал Питер, -- и тогда покушение не понадобится. -- Он молод, -- сказал барон, -- и потенциально более опасен, чем его отец... К тому же он обладает знаниями, которыми снабдила его мать... Проклятая колдунья! Ладно, продолжай! -- Хават сумел раскрыть подосланного к нему нашего агента, -- продолжал Питер, -- подозрение пало на доктора Уйе, что очень скверно, так как он действительно наш агент. Но Хават, проведя расследование, обнаружил, что доктор -- выпускник школы Сак, а это является достаточным основанием для признания неприкосновенности любого, будь он даже слугой. Считается, что с выпускником этой школы ничего нельзя сделать, не убив сам объект внимания. Тем не менее (и в этом мы не раз убеждались) стоит лишь найти соответствующие точки соприкосновения, и Уйе окажется в руках Хавата. Раз мы смогли их найти, то и он может. -- Интересно, каким же образом? -- задал вопрос Фейд. Он нашел эту тему чрезвычайно занимательной. -- Об этом в другой раз, -- сказал барон. -- Продолжай, Питер! -- Через Уйе мы внушили Хавату некоторые подозрения. Мы даже заставили его сомневаться в ней самой. -- В ком это? -- переспросил Фейд. -- В леди Джессике, -- пояснил барон. -- Каково, а? -- воскликнул Питер в расчете на восхищение Фейда. -- Хават ухватился за эту возможность, считая, что она могла бы упрочить его репутацию ментата. Пожалуй, он даже сделает попытку устранить ее физически, -- при этих словах Питер нахмурился. -- Впрочем, не думаю, чтобы он смог довести это дело до конца. -- Ты и сам не хочешь этого, -- сказал барон. -- Не будем отвлекаться от темы, -- возразил Питер. -- Пока Хават занимается леди Джессикой, мы организуем восстания гарнизонов в ряде городов, чтобы еще больше отвлечь внимание Хавата. Восстания будут подавлены, и герцог уже начнет думать, что опасность миновала. А мы, улучив момент, дадим сигнал доктору и выступим вместе с... Питер запнулся и вопросительно взглянул на барона. -- Чего там, давай уж рассказывай все, -- разрешил тот. -- Мы выступим с двумя ментатами-сардукарами, переодетыми в нашу форму. -- Сардукарами! -- испуганно выдохнул Фейд, наслышанный о жестокости этих немилосердных убийц из войск императора. -- Ты должен оценить мое доверие к тебе, Фейд, -- строго сказал барон. -- Если слухи об этом достигнут другого Великого дома, то ландсраат может выступить против империи, и начнется полный хаос. -- А теперь самое главное, -- продолжал Питер, -- Хотя империя и использует дом Харконненов для выполнения грязной работы, мы, однако, окажемся в преимущественном положении, и если поведем дело с умом, то добьемся огромных богатств и такого влияния, какого никогда еще не имел ни один из домов империи. -- Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на карту. У тебя не хватит воображения представить себе степень возможного возвышения дома Харконеннов. Скажу лишь об одном: мы будем иметь постоянное представительство в СНОАМ. Фейд энергично закивал в знак согласия: богатство -- это великая сила. Все благородные дома черпают при случае из казны СНОАМ -- разумеется, с санкции правления директоров. А Совет СНОАМ -- своеобразный слепок с политических институтов империи, с ландсраата, созданного законным путем, в результате выборов, и служащего противовесом власти монарха и его сторонников. Однако приходилось признать, что власть Совета СНОАМ превыше ландсраата. -- Герцог Лето, -- продолжал Питер, -- может попытаться бежать к Свободным, живущим на краю пустыни. К ним же, возможно, он постарается отослать и свою семью. Но все пути блокированы агентами Его величества. Один из них -- Кайнз, может, помните его? -- Фейд его помнит, -- вставил барон. -- Продолжай! -- Не слишком-то вы любезны, барон. -- Здесь приказываю я! -- прикрикнул барон. Питер пожал плечами: -- Если дело пойдет так, как планируется, то дом Харконненов получит поместья на Арраки и ставленник вашего дяди будет управлять ими от имени барона Владимира Харконнена. -- Значит, у нас увеличатся доходы, -- резюмировал Фейд. -- Конечно, -- согласился барон. -- И Великие дома будут знать, что только барон смог уничтожить Атридесов, -- добавил Питер. -- Да, они будут это знать, -- выдохнул барон. -- Самое интересное, что все это знает и герцог, -- сказал Питер. -- Он уже сейчас чувствует ловушку. -- Это правда, -- в голосе барона неожиданно прозвучали нотки печали. -- Но он ничего не может поделать. Даже жалко его. Барон отошел, наконец, от глобуса и, выйдя на середину комнаты, показался во всем своем великолепии -- огромная, непомерно полная фигура на странно тонких для такого тяжелого тела ногах. -- Однако я проголодался, -- пробормотал он, сверля племянника маленькими глазками, под которыми отвисли большие мешки. -- Пойдем перекусим на дорогу. x x x Это сказала Алия-Нож: "Преподобная мать должна сочетать соблазнительные хитрости куртизанки с неприступностью и величием девственной богини, сохраняя эти качества столь долго, сколько позволяет ее юность. А когда ее молодость и красота исчезнут, их место займут коварство и находчивость". Принцесса Ирулэн. Муаддиб: семейные комментарии. -- Ну, Джессика, что ты теперь скажешь? -- спросила Преподобная мать. Их разговор происходил в замке Каладан в день тяжелого испытания Пола. Обе женщины были в комнате Джессики одни, а Пол был в соседней. Джессика стояла у окна, выходившего на юг, завороженная путаницей красок заката над рекой. Она прекрасно расслышала вопрос, но все еще не могла решить, как ей себя вести. Она вспомнила про испытание, через которое прошел ее сын, и прошептала: -- Бедный Пол... -- Я задала тебе вопрос! -- голос старухи звучал сердито и настойчиво. -- Что? А! -- Джессика оторвалась от воспоминаний и повернулась к старухе, сидящей у стены между двумя окнами, выходящими на восток. -- Что же вы хотите, чтобы я сказала? -- Что я хочу? Я хочу, чтобы говорила ты, -- в голосе старухи слышалась издевка. -- Да, но у меня сын! -- вспыхнула Джессика, хотя и понимала, что ее намеренно вводят в состояние гнева. -- Тебе было ведено рожать для Атридесов только дочерей! -- Это так много для него значило! -- взмолилась Джессика. -- И ты со своей гордыней произвела на свет Квизатца Хедераха! Джессика подняла голову. -- Я знала, что это необходимо. -- Ты думала только о том, что твой герцог желает сына! -- проворчала старуха. -- А интересы герцога в расчет не принимались. Твоя дочь могла бы стать невестой наследника Харконненов. Ты безнадежно усложнила дело, поставив под угрозу развитие всей генетической линии нашего рода. -- Но ведь и вы не безгрешны! -- с вызовом бросила Джессика в лицо старухе, храбро выдержав ее взгляд. И та вдруг смущенно пробормотала в ответ: -- Что сделано, то сделано! -- Я поклялась никогда не менять свои решения, -- подтвердила Джессика. -- Как это благородно! -- рявкнула старуха. -- Никаких сожалений. Посмотрю, какую ты будешь предлагать цену за свою жизнь и жизнь своего сына, когда каждый захочет убить вас... Как ты будешь молить о пощаде... Джессика побледнела. -- Неужели нет выбора? -- Выбора? И это спрашивает ученица Бене Гессерит? -- Я спрашиваю лишь о том, что видите в будущем вы, с вашими большими возможностями?.. -- Я вижу в будущем то, что видела и раньше. Ты хорошо знаешь состояние наших дел. Стремление смешивать кровь безо всякого плана было свойственно нам, Джессика. Империя, компания СНОАМ, Великие дома -- это всего лишь частицы, выброшенные на поверхность бешеного потока. -- СНОАМ, -- прошептала Джессика. -- Я думаю, что она уже решила, как поделить захваченное у Атридесов. -- Что СНОАМ, когда даже погода в наше время изменчива, как флюгер, -- сказала старуха. -- Император и его друзья требуют шестьдесят пять процентов от директорских прав компании. Они тоже почуяли запах добычи. И чем она крупнее, тем больше вожделение. Это неизбежная страница истории, девочка. -- Что мне сейчас позарез нужно, -- сказала Джессика, -- так это взгляд в историю. -- Не надо шутить! Ты не хуже меня знаешь, какие силы нас окружают. Джессика с горечью проговорила: -- А мы как щепки в потоке! -- Помолчать бы тебе, девочка! На эту дорогу ты вступила сама, и я знаю, что тебя ожидает. -- "Я -- Бене Гессерит. Я существую только для того, чтобы наблюдать", -- процитировала Джессика. -- Правильно! -- сказала старуха. -- И все, на что мы теперь можем надеяться, -- это спасти главное: основу для продолжения рода. Джессика закрыла глаза, чувствуя, как слезы жгут ей веки. Наконец она произнесла: -- Я заплачу за свои ошибки. -- А твой сын тоже будет платить за твои ошибки? -- Я постараюсь его защитить! -- Защитить! -- фыркнула старуха. -- Ты же хорошо знаешь, в чем гнездится слабость! Защищая его, ты лишишь его силы, необходимой ему, чтобы выполнить свое предназначение. Джессика отвернулась и посмотрела в окно. Старуха поднялась, поправляя платье. -- Позови сына, мне пора уходить. -- Голос старухи смягчился. -- Джессика, девочка, я бы хотела остаться и помочь вам, но каждый должен идти своим путем. -- Я знаю. -- Ты дорога мне, как любая из моих дочерей, но я не могу смешивать материнские чувства с долгом. -- Я понимаю... -- То, что ты сделала и почему ты это сделала, -- мы знаем обе. Хочу сказать тебе в утешение, что твой сын может стать вершиной Бене Гессерит. Однако не питай слишком больших надежд -- у него один шанс из тысячи. Джессика сердитым жестом смахнула слезы со своего лица. -- Вы снова заставили меня почувствовать себя маленькой девочкой, отвечающей первый урок. Люди не должны уподобляться животным. А я была так одинока... -- Это следовало бы сделать одним из испытаний, -- сказала старуха. -- Люди почти всегда одиноки. А теперь зови Пола, у него было время подумать. Я еще должна задать ему несколько вопросов. Джессика кивнула и, подойдя к соседней двери, открыла ее: -- Пол, зайди к нам, пожалуйста. Пол нехотя вошел к женщинам, в его походке сквозило упрямство. Он взглянул на мать так, как будто она была ему чужой. При виде Преподобной он насторожился и приветствовал ее как равный равную. -- Давай вернемся к вопросу о твоих снах, юноша, -- сказала ему старуха. -- Чего вы от меня хотите? Не все сны стоят того, чтобы о них помнить, хотя я могу вспомнить любой. -- Как же ты определяешь разницу между ними? -- Просто... знаю. Старуха посмотрела на Джессику, потом опять на Пола. -- Что тебе снилось прошлой ночью? Достоин ли тот сон воспоминания? -- О, да! Пол закрыл глаза, припоминая: -- Мне снился пожар... вода... и девушка в ней... очень худенькая, с огромными глазами ярко-синего цвета. Я разговаривал с ней и рассказал ей о вас. Пол открыл глаза. -- То, что ты рассказал той девушке, произошло сегодня? Пол подумал, прежде чем дать ответ. -- Да. Я рассказал ей о том, что пришли вы и отметили меня клеймом странности. -- Клеймом странности! -- выдохнула старуха и посмотрела на Джессику, чтобы привлечь ее внимание к Полу. -- Скажи мне правду, Пол, ты часто видишь во сне то, что потом происходит наяву? -- Да. Я часто видел во сне эту девушку. -- Ты ее знаешь? -- Нет. Но я ее встречу. -- Расскажи мне о ней. Пол снова закрыл глаза: -- Мы -- на маленьком пятачке среди скал, где можно укрыться. Несмотря на ночное время, очень жарко, и сквозь промежутки между скалами видны пески. Мы... чего-то ждем... я должен встретиться с какими-то людьми. Она боится, но пытается скрыть это от меня, а я... совсем не волнуюсь. Она говорит "Расскажи мне о воде твоего родного мира... Узул..." Пол открыл глаза. -- Ну, не странно ли? Мой родной мир Каладан. Я никогда не слышал о такой планете -- Узул. -- Было ли в этом сне еще что-нибудь? -- вмешалась Джессика. -- Впрочем, может, это меня она назвала таким именем, -- подумал вслух Пол. -- Мне это только сейчас пришло в голову. -- Он снова закрыл глаза. -- Она попросила рассказать ей о воде. Я взял ее за руку и сказал, что прочту ей стихи. И вот я читаю ей стихи, но многие слова ей непонятны, приходится объяснять... Старуха посмотрела на Пола: -- Молодой человек, как Проктор школы Бене Гессерит я утверждаю, что вижу перед собой Квизатца Хедераха, который станет одним из нас. Твоя мать тоже видела такую возможность, но она смотрела глазами матери. Старуха замолчала, а Пол, понимая, что она ждет его ответа, хранил молчание. Наконец она сказала: -- Кем ты станешь, покажет будущее. Но в тебе что-то есть, это несомненно... -- Мне можно уйти? -- Разве тебе не хочется узнать, кто такой Квизатц Хедерах? -- спросила Джессика. -- Мне ведь сказали, что те, кто пытались это узнать, умирали. -- Я могу тебе намекнуть, почему их попытки не удались, -- сказала Преподобная мать. "Она говорит о намеках, значит, сама ничего толком не знает", -- подумал Пол. -- Раз можете, так скажите! -- Он что, командует мною? -- старуха улыбнулась, и лицо ее стало еще более морщинистым. -- Ну что ж, это хорошо. Пол почувствовал удивление -- старуха говорит элементарные вещи. Неужели она думает, что мать его ничему не учила? -- Это и есть ваш намек? -- Мы здесь не для того, чтобы играть словами, -- сказала старуха. -- Ива сгибается под ветром, пока не разрастется и не встанет стеной на его пути. В этом ее предназначение. Пол пристально поглядел на нее. Она сказала "предназначение", и он почувствовал, как это слово будто ударило по нему. Он ощутил вдруг в себе приступ злобы: глупая, пошлая старуха! -- Вы думаете, что я могу стать этим Квизатцем Хедерахом? -- отчеканил он. -- Вы сказали об этом, но вы ни одним словом не обмолвились о том, как я могу помочь своему отцу. Я слышал весь ваш разговор с моей матерью. Вы говорили так, будто мой отец уже мертв... -- Если бы мы могли что-либо предпринять для спасения твоего отца, то мы бы давно уже это сделали, -- проворчала старуха. -- Может, мы еще успеем спасти тебя. Это сомнительно, но возможно. Но для твоего отца уже ничего нельзя сделать. Когда ты поймешь мои слова и примешь их за непреложную истину, ты усвоишь урок настоящего Бене Гессерит. Пол видел, как потрясли эти слова его мать. Он во все глаза смотрел на старуху. Как она могла сказать такое о его отце? Что заставляет ее так думать? В нем все кипело от негодования. Но Преподобная мать уже обратилась к Джессике: -- Ты обучила его согласно пути -- я вижу все признаки этого. На твоем месте я сделала бы то же самое -- ну их к дьяволу, все правила! Джессика кивнула. -- Теперь я предупреждаю тебя, -- сказала старуха, -- продолжай обучение, как начала. Внутренний голос подскажет ему свой путь безопасности. Положено хорошее начало, но мы не знаем, сколько всего ему еще понадобится... и что приведет в отчаяние. Старуха подошла вплотную к Полу и посмотрела на него сверху вниз: -- Прощай, юноша! Надеюсь, тебе повезет. А если нет -- что ж, мы еще и сами кое-что можем. Она снова посмотрена на Джессику. Между ними мелькнула искра понимания. Потом она, не оглядываясь, вышла из комнаты, шелестя юбкой. И комната, и все, кто в ней находилась, уже перестали быть предметом се внимания. Но Джессика успела заметить слезы на ее морщинистых щеках. Эти слезы говорили об охватившем ее смятении больше, чем любые ее слова и поступки в этот напряженный день. x x x Вы уже читали, что Муаддиб не имел друзей своего возраста на Каладане -- опасность была слишком велика. Но у него были прекрасные друзья среди учителей. Один из них -- Гурни Хэллек, трубадур-воин. (Вы найдете его песни в этой книге, и, быть может, они полюбятся вам. Пойте их, пусть они станут вашими песнями). Имя другого -- Зуфир Хават. Этот старый ментат, служивший герцогу и ведающий убийствами, внушал страх даже падишаху-императору. В числе друзей Муаддиба были также: Дункан Айдахо -- мастер фехтования, доктор Веллингтон Уйе, озаренный светом знания, но ставший предателем, Его мать, леди Джессика, направила своего сына по пути Бене Гессерит. Отцовские чувства герцога Лето, скрытые в нем до поры, пробудились с рождением сына. Принцесса Ирулэн. История детства Муаддиба. Зуфир Хават вошел в классную комнату замка Каладан и молча запер за собой дверь. Сегодня он чувствовал себя особенно усталым. Как быстро промчались годы!.. Его нога ныла в месте ранения, полученного еще на службе старого герцога. Он служил уже третьему поколению этой семьи. Оглядев комнату, залитую лунным светом, он заметил Пола, сидевшего за столом над разложенными бумагами и картами. "Сколько раз я должен повторять ему, чтобы он не сидел спиной к двери!" -- Хават сделал несколько шагов по направлению к мальчику. Пол остался сидеть в прежней позе. Хават кашлянул. На луну набежало облако, и свет в комнате померк. Пол выпрямился и, не оглядываясь, сказал: -- Я помню, что сижу спиной к двери. Хават выдавил на лице улыбку, прошел в глубь комнаты, остановился у стола. Пол поднял голову и посмотрел на старика: темное, изрезанное морщинами лицо, глаза, полные тревоги. -- Я слышал, как вы шли по дому, как открывали дверь. -- Но ведь так может войти любой! -- Я еще в состоянии отличить вас от любого. "Может быть, он и прав", -- подумал Хават. Это его служанка-мать, конечно, многому научила. Хотел бы я знать, что подумали бы об этом в ее драгоценной школе? Может быть, поэтому сюда и прислали старуху Проктора -- наставить нашу дорогую леди Джессику на путь истинный? Хават поставил стул напротив Пола и сел лицом к двери. Откинувшись на спинку, он изучал комнату. Внезапно она показалась ему незнакомой, видимо, потому, что вещи были уже отправлены на Арраки. Остались только стол и зеркало, возле которого висела вся изрезанная мишень, похожая на лицо старого солдата, побывавшего во многих сражениях. "И я, наверное, такой же", -- подумал Хават. -- Зуфир, о чем ты думаешь? -- спросил Пол. Хават взглянул на мальчика: -- Тебя печалит отъезд? -- Печалит? Чепуха! Жаль, конечно, расставаться с друзьями. -- Он посмотрел на карты. -- Арраки -- всего лишь одна из планет. Мой отец послал тебя навестить меня? Хават нахмурился: мальчик слишком хорошо его понимал. Он кивнул: -- Ты думаешь, было бы лучше, если бы он пришел сам? Но ты же знаешь, как он занят. Он придет позже. -- Я изучал бури на Арраки. -- Бури? Понятно. -- Похоже, что они там очень страшны. Они распространяются на территорию в шесть-семь тысяч километров и разрушают все на своем пути. Скорость ветра достигает семисот километров в час. Почему там не возьмут погоду под контроль? -- Это требует больших расходов. У Арраки свои проблемы. Союз требует чересчур высокую плату за этот контроль. Дом твоего отца не слишком богат, и ты это знаешь. -- Ты когда-нибудь видел Свободных? "Мальчишка умен не по годам", подумал Хават. -- Видел и не видел, -- сказал он. -- Об этом народе известно немногое. Они носят широкие накидки, и от них исходит неприятный специфический запах. Пол сглотнул слюну, внезапно осознав важность этого сообщения: Свободные носят специальные костюмы, которые удерживают воду. Видимо, им приходится перегонять собственные выделения, чтобы не мучиться от жажды. -- Вода там -- драгоценность, -- сказал он. Хават кивнул, думая о том, что ехать на эту планету надо хорошо подготовившись. Пол посмотрел на небо и увидел, что начинается дождь. "Вода..." -- подумал он. -- Ты еще много узнаешь о ней, -- вторил его мыслям Хават. -- Как сын герцога ты не будешь испытывать в ней нужды, но другие... Пол вспомнил слова Преподобной матери: "Ты узнаешь о погребенных надеждах, о безумии пустыни. Тебе придется носить очки от солнца, и не будет у тебя ничего для передвижения, кроме собственных ног На Арраки луна станет твоим другом, а солнце -- врагом". И только сейчас, спустя неделю после встречи с Преподобной матерью, Пол почувствовал страх. Посмотрев на хмурое лицо Хавата, он спросил: -- Ты встречался с Преподобной матерью? В глазах Хавата зажегся интерес: -- Да, а что? -- Она... -- Пол заколебался. -- Что "она"? -- Она сказала одну вещь. -- Пол закрыл глаза и начал говорить, невольно повторяя чужие интонации: -- Ты, Пол Атридес, сын герцога, должен твердо знать то, что знали твои предки. Пол открыл глаза. -- Эти слова рассердили меня, и я сказал: -- Мой отец правит целой планетой. "Он ее теряет", -- возразила она. А когда я предположил, что мой отец взамен получит еще более богатую планету, она ответила, что он и ее потеряет и что об этом знают все. -- Это правда, -- пробормотал Хават. -- Тогда почему мы переселяемся? -- Потому что таков приказ императора. Что еще изрекла эта шпионка? Пол посмотрел на свою руку. "Она отметила меня печатью власти", -- подумал он. -- Она спросила, что значит "править"? Я ответил, что это значит приказывать Она же сказала, что мне придется отучаться приказывать. "Здесь она попала в точку", -- подумал Хават и кивнул Полу, чтобы тот продолжал. -- Она сказала, что надо действовать только убеждением, а не приказом... что надо привлекать к себе лучших людей. -- Она тебе не говорила, как твой отец привлек на свою сторону таких людей, как Дункан и Гурни? Пол пожал плечами: -- Еще она говорила, что хороший правитель должен знать все языки своих подданных. Скажи мне, Зуфир, разве Арраки такая плохая, как она мне ее описала? -- Ничто не может быть плохим или хорошим само по себе. Возьми, например, этих бродяг Свободных. По нашим сведениям, их там немало. Гораздо больше, чем считают. И они ненавидят Харконненов всем сердцем. Нс пропускай это мимо ушей, мой мальчик. -- Мой отец рассказывал мне о Салузе Второй, -- припомнил Пол. -- Знаешь, Зуфир, она похожа на Арраки... возможно, не совсем такая, но похожа. -- Мы так мало знаем о ней... -- Свободные нам помогут? -- Возможно. -- Хават встал. -- Сегодня я улетаю на Арраки. А ты пока позаботься о себе сам, хотя бы ради меня, старика, который так тебя любит, ладно? И сиди только лицом к дверям. Не то чтобы я считал, что в этом замке существует для тебя опасность, просто у тебя должна выработаться такая привычка. -- Значит, улетаешь? -- Да, а ты последуешь за мной завтра. Следующая наша встреча состоится на земле нового мира. Будь всегда начеку, и ты сумеешь избежать любой опасности. -- Он потрепал Пола по плечу и пошел к двери. -- Зуфир! Хават оглянулся. -- Никогда не сиди спиной к двери, -- попросил Пол. Усмешка скользнула по лицу старика. После его ухода Пол пересел на его место. Дверь снова распахнулась, и в комнату неуверенной походкой вошел вооруженный до зубов очень полный мужчина. -- Итак, Гурни Хэллек, -- сказал со смехом Пол, -- теперь ты оружейных дел мастер? Хэллек захлопнул дверь ногой. -- А ты считаешь, что я пришел с тобой играть?! Он оглядел комнату, подмечая, что люди Хавата уже поработали здесь. Повсюду виднелись едва заметные следы кода Пол наблюдал за ним. Круглый как шар человек суетливо устраивался на стуле, потом положил на стол свое оружие. Тут были и рапира, и кинжал, и защитные ленты. -- Так... для меня не нашлось даже "доброго утра", -- упрекнул он. -- Скажи, какую колючку ты всадил в старого Хавата? Он промчался мимо меня, будто спешил на похороны своего заклятого врага. Пол улыбнулся. Он очень любил этого толстяка, чьи проказы и шутки скрашивали ему годы детства. Хэллек снял с плеча музыкальный инструмент и принялся напевать, аккомпанируя себе на бализете. Пол встал и прошелся по комнате. -- Ну, Гурни, ты что, пришел заниматься со мной музыкой? А ведь сейчас самое время подраться. -- Нет, нашим приятным дням пришел конец, -- сказал Хэллек. -- А где Дункан Айдахо? -- спросил Пол. -- Разве он не собирается обучать меня сегодня обращению с оружием? -- Дункан со вторым отрядом уже на пути к Арраки. У тебя остался только я. -- Может, тогда споешь мне балладу? Я хочу знать, как это делается. Гурни рассмеялся и начал петь. -- Неплохо, -- сказал Пол. -- Но если бы тебя слышала моя мать, она приказала бы прибить твои уши к дверному замку -- для украшения. Гурни подергал себя за уши: -- Неважное украшение. Пол взял со стола защитный пояс и надел его: -- А ну защищайся! Глаза Хэллека сделались круглыми от нарочитого изумления: -- Как? Твоя нечестивая рука поднялась на меня? Защищайся, отрок! -- Хэллек взял рапиру и взмахнул ею в воздухе: -- Я -- дьявол, жаждущий крови! Пол взял другую рапиру и встал в позицию, выставив ногу вперед. -- Какого болвана прислал мне мой отец в учителя фехтования, -- нараспев произнес Пол, нажимая кнопку защитного поля и чувствуя его действие. Хэллек зорко следил за движениями мальчика, и, когда тот направил тупое острие в его грудь, он увернулся от удара. -- Превосходно, -- сказал Хэллек, -- но ты раскрылся для скользящего удара из-под руки. Опечаленный Пол отступил. -- Следовало бы проучить тебя за такую неосторожность. Хэллек взял со стола кинжал: -- Вот с этой штуковиной не позволяй никому приближаться к тебе на расстояние вытянутой руки, даже в шутку не позволяй! -- Я сегодня не в настроении. -- Не в настроении?! -- Голос Хэллека выдал его бешенство. -- При чем тут настроение?! Ты ведь будешь драться по необходимости, а не по настроению. Настроение необходимо только для любви, для борьбы оно не годится. -- Извини, Гурни! -- Очень мне нужны твои извинения! Защищайся! Хэллек активизировал поле и повел стремительную атаку, угрожающе направив свой кинжал вниз, а рапиру -- вверх. Его прыжок сначала в сторону, а потом вперед не застал Пола врасплох. Но, отражая атаку, Полу пришлось отступить. Он почувствовал, как затрещало его поле, когда соприкоснулись рапиры. "Что это сегодня на него нашло? -- подумал Пол. -- Он ведь не притворяется". И Полу поневоле пришлось выхватить кинжал. -- Вот когда ты почувствовал в нем надобность! -- усмехнулся Гурни. "Предательство? -- подумал Пол. -- Нет, только не Гурни!" Они продолжали драться. Выпады и парирование, нападение и защита. Воздух в защитных полях становился все более спертым, но с каждым контактом запах озона ощущался сильнее и сильнее. Мальчик продолжал отступать. Пол отпарировал удар вниз, увидев рапиру Хэллека над краем стола. Отскочив в сторону, он выбросил вверх руку с рапирой, а кинжал направил к шее Хэллека, остановив лезвие в дюйме от яремной жилы. -- Ты этого хотел, Гурни? -- Посмотри вниз, мальчуган. Пол увидел, что лезвие рапиры Хэллека находится против его паха. -- Нам бы следовало продолжить, -- сказал Хэллек. -- Когда тебя прижало, ты сразу начал драться в полную силу. И сразу появилось настроение. Гурни усмехнулся волчьей улыбкой, и дрожь пробежала по его багровому шраму. -- А как ты на меня кинулся, будто и впрямь хотел моей крови. -- Хэллек отбросил кинжал. -- Если бы ты дрался ниже своих возможностей, мне пришлось бы оставить тебе отметину в виде хорошенького шрама. Я не хочу, чтобы мой любимый ученик пал от руки первого же Харконнена, будь они прокляты! Пол выключил поле и облокотился об угол стола, переводя дыхание. -- Я этого заслуживаю, Гурни. Но мой отец рассердился бы на тебя, а я не хочу, чтобы ты платил за мои ошибки. -- Наоборот, он наказал бы меня, если бы я не сделал из тебя первоклассного бойца. Пол выпрямился и вложил кинжал в ножны. -- То, что мы здесь делали, -- не просто игра, -- сказал Хэллек. Пол кивнул. Его удивляла не свойственная Хэллеку серьезность. Он посмотрел на извилистый шрам под его подбородком, вспомнил историю о том, каким образом он был оставлен там скотиной Рабаном, одним из приближенных Харконнена. И Полу вдруг стало стыдно за то, что он мог даже на мгновение усомниться в Хэллеке. Потом он подумал, что Хэллек при этом чувствовал боль, хотя, возможно, и не такую сильную, какая была внушена ему Преподобной матерью. Он отогнал грустные мысли. -- Сегодня я рассчитывал на игру, -- сказал Пол. -- В последнее время все сделалось чересчур серьезным. Хэллек отвернулся, пытаясь скрыть свои чувства. Что-то жгло ему глаза. В нем жила боль, боль за потерянное вчера, которое было отнято у него безвозвратно текущим временем. "Как быстро придется мужать этому мальчику, -- подумал Хэллек. -- Как быстро придется ему научиться считаться с жестокой необходимостью!" Не оглядываясь, Хэллек проговорил: -- Я чувствовал в тебе игру, мальчуган, и мне ничего так не хотелось бы, как пойти тебе навстречу. Но играм пришел конец. Завтра мы уезжаем на Арраки. Арраки -- реальность. И Харконнены -- тоже реальность. Пол коснулся своего лба лезвием рапиры, которую держал вертикально. Хэллек повернулся и, увидев отдаваемый ему салют, кивком дал знать, что понял его жест. -- Давай теперь отработаем время Покажи-ка мне, как ты справляешься с этой штукой -- Он указал на чучело. -- Я буду наблюдать отсюда: так мне лучше видно. Но предупреждаю тебя, я испытаю на тебе еще один вид нападения. От врагов ты такого предупреждения не получишь. Пол встал на носки и потянулся, сбрасывая напряжение. Мысль о том, что отныне его жизнь будет наполнена постоянными изменениями, нагнала на него тоску. Он подошел к чучелу, нажал кнопку у него на груди и почувствовал, как защитное поле оттолкнуло клинок. -- Внимание! -- крикнул Хэллек, и чучело начало атаку. Пол активизировал свое поле и принялся отражать удары, нанося, в свою очередь, ответные. Хэллек наблюдал за его движениями. Его сознание, казалось, раздвоилось: одна его часть неотрывно следила за борьбой, другая витала далеко отсюда. "Я -- хорошо тренированное плодовое дерево, -- думал он. -- Я полон отточенных чувств и возможностей, и все они настоятельно требуют пересадки в других". Ему вспомнилось юное лицо его младшей сестры. Ее уже не было в живых: она умерла в доме развлечений для отрядов Харконнена. Она любила цветы, но какие -- он не помнил. Его мучило то, что он не мог это вспомнить. Пол поднял левую руку, парируя выпад чучела. -- Умный, дьяволенок! -- восхитился Хэллек, сосредоточившись теперь только на движениях руки Пола. Он практикуется по своему собственному методу. Это не стиль Дункана и уж, конечно, не то, чему учил его я. Эта мысль ввергла Хэллека в еще более глубокую печаль, и он принялся размышлять о том, испытывает ли мальчик по ночам страх, навеянный ему его мыслями. -- Если бы желания были рыбами, мы все забрасывали бы сети, -- пробормотал он. Это было любимое выражение его матери, он всегда прибегал к нему, когда чувствовал, как сгущается над ним тьма завтрашнего дня. Потом он подумал о том, какой странный вид должен быть у планеты, никогда не знавшей морей и рыб. x x x Уйе Веллингтон, Стард 10.032-10.091, доктор медицины школы Сак; известен главным образом предательством герцога Лето Атридеса (смотри библиографию, раздел VII -- обстоятельства предательств). Принцесса Ирулэн. Словарь Муаддиба. В классную комнату вошел доктор Уйе. Пол, отметив про себя нарочитую небрежность его шагов, продолжал лежать на столе, предназначенном для занятий, -- так, как оставила его массажистка. Он наслаждался отдыхом после работы, которую задал ему Гурни Хэллек. -- Как ты удобно устроился, -- произнес Уйе своим спокойным высоким голосом. Пол поднял голову и увидел в нескольких шагах от себя его высокую фигуру, закутанную в широкие черные одежды; его квадратной формы голову с пунцовыми губами и отвислыми усами, бриллиантовую татуировку на лбу, длинные черные волосы, схваченные над левым плечом серебряным кольцом, что указывало на его принадлежность к школе Сак. -- Ты будешь рад услышать, что сегодня у нас нет времени для обычного урока: скоро придет твой отец. Пол сел. -- Тем не менее я устроил так, что на пути к Арраки ты сможешь просмотреть фильмокниги и несколько уроков из микроучебника. -- О!.. Пол принялся натягивать на себя одежду. Он был в восторге от предстоящего посещения отца. Они провели вместе не так много времени с тех пор, как император приказал им принять поместье на Арраки. Уйе подошел к столу. "Как развился мальчик за эти несколько месяцев, -- подумал он. -- Какая потеря! О, какая печальная потеря!" И тут же напомнил себе: "Я не должен колебаться. Что сделано, то сделано! Все это ради того, чтобы Ванна не подвергалась больше обидам со стороны Харконненов". Пол встал рядом с Уйе, застегивая пуговицы своей куртки. -- Что я буду изучать в пути? -- Наземные формы жизни Арраки, -- не сразу отозвался Уйе. -- Планета, кажется, открыла свои объятия нескольким жизненным формам. Теперь это ясно. Когда мы туда прибудем, я разыщу доктора Кайнза, эколога планеты Арраки, и предложу ему свою помощь. Уйе проговорил это с видимым усилием, тогда как в голове его пронеслись совсем другие мысли: "Что я такое говорю? Я лицемерю даже перед самим собой!" -- А там будет что-нибудь о Свободных, в этой фильмокниге? -- спросил Пол. -- О Свободных? -- Уйе судорожно впился пальцами в край стола и, увидев, что Пол заметил его нервный жест, отдернул руку. -- Послушай, расскажи мне о населении Арраки, -- попросил Пол. -- Ну что ж, слушай. Население этой планеты делится на две основные группы: одна группа -- Свободные, другая объединяет грабенов, синков и пеонов. Мне говорили, что они женятся и выходят замуж не только внутри одного племени. Женщины из деревень синков и пеонов предпочитают выбирать мужей из Свободных, а мужчины этих племен ищут среди Свободных себе жен. У них даже есть поговорка: изысканность приходит из города, мудрость -- из пустыни. -- У тебя есть их фотографии? -- Я посмотрю, что можно для тебя достать. Самая интересная их черта, это, конечно, глаза -- совершенно синие, без белков. -- Мутация? -- Нет. Это связано с насыщением крови меланжем. -- Свободные, должно быть, очень храбрые люди, если они живут на краю пустыни. -- По отзывам -- да, -- сказал Уйе. -- Они слагают стихи в честь своих кинжалов. Женщины у них такие же свирепые, как и мужчины. Даже дети Свободных жестоки и опасны. Тебе, я думаю, не позволят с ними играть. Пол смотрел на Уйе завороженным взглядом. Его чрезвычайно заинтересовали замечания о силе Свободных. Вот люди, которые могли бы побеждать! -- А черви? -- спросил Пол. -- Что? -- Я бы хотел побольше узнать о червях пустыни. -- А... конечно. У меня есть небольшая пленка, всего десять метров. Она была отснята на северной широте. Очевидцы, на которых можно положиться, сообщили о червях более четырех метров в длину, но есть основания считать, что существуют и более крупные особи. Пол перевел взгляд вниз, на коническую проекционную карту северных арракинских широт, разложенную на столе. -- Пояс пустынь и район Южного полюса отмечены как необитаемые. Это из-за червей? -- Из-за штормов. -- Но ведь любое место можно сделать обитаемым. -- Если это экономически выгодно, -- сказал Уйе. -- На Арраки много дорогого жемчуга -- Он погладил свои длинные усы. -- Сейчас должен прийти твой отец. Я хочу кое-что подарить тебе перед уходом: этот предмет попался мне, когда я укладывал вещи. -- Он положил на стол что-то черное, продолговатое, размером с подушечку большого пальца. Пол с интересом взглянул на подарок доктора, но не дотронулся до него. "Как он осторожен!" -- промелькнуло в мыслях Уйе. -- Это очень старая Оранжевая Католическая Библия, предназначенная специально для космических путешествий. Она сделана из металла и снабжена не только лупой, но и собственной электростатической схемой. -- Уйе взял Библию в руки и начал показывать, как ею пользоваться. -- В закрытом положении ее удерживает пружинный замок, находящийся под действием электрического разряда. Ты нажимаешь на край футляра... вот так... и наэлектризованные листы, отталкиваясь друг от друга, откроют книгу. -- Ока такая маленькая! -- Однако в ней восемьсот страниц. Потом ты нажимаешь вот здесь, и статические заряды будут листать страницы, по мере того как ты будешь читать. Никогда не касайся страниц пальцами: ткань, из которой они сделаны, слишком нежна. -- Он закрыл книгу и протянул ее Полу -- Попробуй! Уйе наблюдал за тем, как Пол трудился над приспособлением, от которого зависело движение страниц, и думал: "Я дал ему источник веры, перед тем как его предать. Теперь я могу сказать себе, что он ушел туда, куда я уйти не смогу. Его мать, конечно, призадумалась бы над тем, почему я сделал ее мальчику этот подарок". -- Эта Библия, видимо, была сделана задолго до появления фильмокниг? -- спросил Пол. -- Да, она очень древняя. Но пусть это останется между нами, хорошо? Твои родители могут посчитать, что тебе рано иметь такую вещь. А про себя Уйе подумал: "Его мать, конечно, призадумалась бы над тем, почему я сделал ее мальчику этот подарок?" Пол закрыл книгу, продолжая держать ее в руке. -- Но она такая ценная... -- Доставь удовольствие старику, -- сказал Уйе. -- Она была подарена мне, когда я был совсем юным. -- А сам подумал: "Я должен поймать в свои сети его ум, а также использовать его алчность!" -- Открой ее на четыреста шестьдесят седьмой странице, где сказано: "Вся жизнь начинается с воды". На кромке есть маленькая зазубрина, с помощью которой можно отмечать нужные места. Пол ощупал кромку и нашел две зазубринки: одна чуть глубже другой. Он нажал на последнюю, книга раскрылась на нужной странице, и лупа стала на место. Уйе попросил: -- Прочти отмеченное вслух. Проведя языком по пересохшим губам. Пол начал читать: -- "Подумай о том, чего не может слышать глухой. Что это за глухота? И каких чувств мы все лишены, если не можем видеть и слышать окружающий нас, другой, мир? Что такое есть вокруг нас, если мы не можем..." -- Хватит! -- внезапно взорвался Уйе. Доктор закрыл глаза, пытаясь вернуть утраченное самообладание. "Почему книга раскрылась на любимом месте Ванны?" Открыв глаза, он увидел, что Пол пристально смотрит на него. -- Прости меня, -- сказал Уйе. -- Это было любимое место моей покойной жены. Я совсем не это хотел услышать. Прозвучавшие слова оживили во мне воспоминания, которые... причиняют боль. -- Там были две отметки, -- произнес Пол. Видимо, решил Уйе, Ванна сделала свою отметку, и чуткие пальцы мальчика обнаружили ее. Но это, конечно, случайность, простое совпадение. -- Думаю, тебе понравится эта книга, -- сказал Уйе. -- В ней много правдивых историй, таких же хороших и добрых, как этическая философия древних. Пол взглянул на книжечку-малютку в своей руке -- эта крохотная вещица хранит в себе тайну... что-то случится, пока он будет ее читать. Он почувствовал, как в нем опять шевельнулось предчувствие его ужасного предназначения. -- Твой отец может прийти сюда в любую минуту, -- предостерег Уйе. -- Почитаешь ее на досуге. Пол нажал на край футляра, и книга закрылась. Когда Уйе так неожиданно закричал на него. Пол было испугался, что тот заберет книгу назад. Теперь он поспешно спрятал книгу в свою тунику. -- Благодарю тебя, доктор Уйе, за подарок, -- сказал Пол, как того требовал этикет. -- Это будет наша тайна. Если я могу что-то для тебя сделать, говори без колебаний. -- Мне... ничего не нужно, -- сказал Уйе. "Зачем я мучаю себя и этого бедного мальчика? Черт бы побрал этих зверей Харконненов! Почему они избрали для своей мерзкой цели именно меня? -- сказал себе Уйе. -- Впрочем, он ни о чем не догадывается..." x x x Что можно сказать об отце Муаддиба? Герцог Лето Атридес был человеком скрытой доброты и скрытой холодности. Но его безграничная любовь к леди Бене Гессерит, его мечты о будущем сына, преданность, которую выказывали ему люди, -- все это говорит о многом. Перед нами предстает человек, пренебрегший Судьбой, одинокая и трагическая фигура, чей свет меркнет в ярком сиянии славы его сына И все же мы вправе задаться вопросом -- что такое его сын, как не ветвь от отцовского побега? Принцесса Ирулэн Муаддиб: семейные комментарии. Наблюдая за тем, как входит его отец, Пол заметил охрану, занявшую посты у дверей. Герцог Лето Атридес был высокий, сурового вида мужчина, одетый в черную рабочую униформу с красными геральдическими клювами ястреба на груди Его тонкую талию опоясывал серебряный защитный пояс, почерневший от долгого пользования. Его оливкового цвета лицо с правильными, заостренными чертами могло бы показаться холодным, если бы не смягчавшие его живые серые глаза. Он спросил: -- Тяжело работается, сын? Герцог подошел к столу и взглянул на разложенные на нем бумаги, потом снова посмотрел на Пола. Он чувствовал себя усталым и нездоровым, но не показывал этого "Я должен использовать любую возможность и отдохнуть во время перелета на Арраки, -- подумал он. -- Там отдыха уже не будет" -- Нет, не очень, -- пожал плечами Пол. -- Итак, завтра мы улетаем. Я буду рад, когда мы устроимся в нашем новом доме и все неприятности останутся позади. Пол кивнул, внезапно вспомнив слова Преподобной матери: "Для твоего отца уже ничего нельзя сделать..." -- Отец, -- спросил Пол, -- Арраки в самом деле так опасна, как говорят? Герцог через силу улыбнулся и присел на край стола. Привычные слова услужливо пришли ему на ум -- те слова, которыми он без труда мог поднять дух своих воинов накануне сражения. Но они замерли у него на устах, прежде чем он открыл рот перед ним был его сын! -- Да, опасна, -- признал он. -- Хават говорит, что у нас есть план насчет Свободных, -- сказал Пол. И удивился самому себе: "Почему я не говорю ему о словах старухи? Как ей удалось заставить меня молчать?" Герцог заметил уныние сына: -- Хават, как всегда, видит главную возможность. Существует еще много других. Отдавая мне Арраки, Его величество вынужден доверить мне и членство в совете СНОАМа. Как знать, может быть, это и есть ключевое звено? -- СНОАМ контролирует территории всех планет, -- заметил Пол. -- Да, и территория планеты Арраки -- наша дорога в СНОАМ, -- сказал герцог. -- Ведь для СНОАМа очень важен меланж. -- Преподобная мать предупреждала тебя? -- вдруг выпалил Пол. Он у сжал кулаки и почувствовал, как его ладони сделались влажными от пота. Чтобы задать этот вопрос, ему пришлось сделать над собой усилие. -- Хават сообщил мне, что она напугала тебя своими предостережениями, -- сказал герцог -- Не позволяй страхам воздействовать на твой ум. Ни одна женщина не хочет, чтобы ее любовь подвергалась опасности. За этими предупреждениями видна рука твоей матери Прими это как знак ее любви к нам с тобой. -- Она ведь знает о Свободных? -- Да, и о многом другом. -- О чем? И герцог подумал: "Правда может оказаться более грозной, чем самые страшные догадки, но даже опасные факты ценны, если умеешь с ними обращаться. Это как раз то, чему мой сын должен научиться во что бы то ни стало -- умению обращаться с опасными фактами. Он выучится, он ведь так юн". -- Кое над чем СНОАМ не имеет контроля, -- заговорил герцог. -- Это лес, ослы, лошади, китовый ус -- все самое прозаическое и самое экзотическое. Даже наш рис каладанский -- панди. Но все тускнеет перед меланжем. За пригоршню спайса можно купить дом на Тупиле, планете-убежище. Он не может быть произведен, он должен быть добыт на Арраки. Он -- уникален: имеет гериатрические свойства и наделяет пророческим даром -- ийаза. -- И теперь он будет под нашим контролем? -- В известной степени -- да. Необходимо считаться со всеми домами, благосостояние которых определяется прибылями компании СНОАМ. А размеры этих прибылей зависят от добычи спайса. Легко себе представить, что случится, если добыча спайса снизится в силу каких-то обстоятельств. -- Тот, у кого есть запасы меланжа, станет хозяином положения Остальные останутся в дураках. Герцог позволил себе довольно усмехнуться, глядя на сына и думая о том, какой острой и тонкой наблюдательностью он наделен. -- Харконнены были владельцами этих запасов более двадцати лет. -- Они хотят, чтобы производство спайса сократилось и ты был посрамлен. -- Они надеются на то, что имя Атридесов станет непопулярным, -- сказал герцог. -- Подумай о домах ландсраата, которые смотрят на меня до некоторой степени как на своего неофициального представителя. Подумай, какова была бы их реакция, если бы я стал причиной серьезного понижения их доходов В конце концов собственная выгода превыше всего К черту Великую конвенцию!! Нельзя позволять, чтобы тебя низвели до положения нищего! -- Жесткая усмешка тронула губы герцога -- Они будут защищать свои прибыли любой ценой, что бы со мной ни случилось. -- Даже если бы мы подверглись атомному нападению? -- Ничего нельзя исключать Открытого неповиновения конгрессу не будет, но все остальное возможно, вплоть до распыления или отравления почвы. -- Тогда зачем же мы во все это влезли? -- Пол! -- Герцог, нахмурившись, посмотрел на сына. -- Знать, где спрятана ловушка, -- первый шаг к ее избежанию. Это похоже на обычную битву, сын, только на более высоком уровне -- маневр внутри маневра, а внутри того -- еще и так без конца. Задача в том, чтобы распутать этот клубок Зная, что у Харконненов имеется запас меланжа, мы задаем другой вопрос у кого еще есть его запас? Они-то и составят список наших врагов. -- У кого? -- У враждебных нам домов, а также у тех, которые считаем дружественными Но есть еще одно, гораздо более важное лицо -- наш возлюбленный падишах-император. Пол сглотнул, пытаясь увлажнить внезапно пересохшее горло: -- Разве мы не можем созвать ландсраат и... -- И дать нашим врагам знать, что нам известно, кто наши друзья? Да, Пол, над нами занесен нож. Кто знает, куда он будет направлен? Если мы начнем раньше ландсраата, это лишь спутает карты. Император будет все отрицать. Кто сможет ему противоречить? Все, что мы выиграем, -- это немного времени, пока будет продолжаться этот хаос. Но кто знает, откуда будет нанесен следующий удар? -- Все дома могли бы наладить хранение спайса. -- У наших врагов слишком длинные руки, чтобы можно было их победить. -- Император, -- сказал Пол, -- это значит сардукары. -- К тому же переодетые в форму Харконненов, -- добавил герцог. -- В борьбе с сардукарами нам могут помочь Свободные? -- Ты слыхал о Салузе Второй? -- Императорской планете-тюрьме? -- Возможно, есть и другие планеты-тюрьмы. Откуда, по-твоему, берутся сардукары? -- Ты думаешь, что с планеты-тюрьмы? -- Откуда же еще? -- Император требует набора рекрутов... -- Нас пытаются убедить, что сардукары всего лишь великолепно обученные молодые рекруты. Ты слишком доверяешь болтовне об императорских учебных кадрах. Пол. Баланс нашей цивилизации остается тем же: военные силы ландсраата, с одной стороны, и сардукары при поддержке рекрутов -- с другой. Но сардукары остаются сардукарами. -- О Салузе Второй говорят, что там настоящий ад? -- Если ты хочешь вырасти жестким и сильным мужчиной, то условия подходящие. -- Как же можно одолеть этих преданных слуг императора? -- Есть проверенные пути -- знание их преимуществ, мистическая тайна завета, мысли о разделенном страдании. Это делалось много раз и во многих мирах. Пол не отводил глаз от отцовского лица -- он чувствовал близость откровения. -- Ты не знаешь Арраки, -- сказал герцог -- Ее города и гарнизонные деревни ничем не лучше Салузы Второй. Пол широко открыл глаза: -- Но там живут Свободные! -- Их отряды потенциально так же сильны и свирепы, как сардукары. Однако мы должны запастись терпением, ведь Свободных надо обучить, а также экипировать -- это потребует немалых расходов. Но Свободные -- там... и драгоценный спайс тоже там. Теперь ты понимаешь, почему мы летим на Арраки, зная о ловушке? -- А Харконнены знают о Свободных? -- Харконнены презирают Свободных, охотясь на них ради развлечения Они даже никогда не пытались их сосчитать Нам известно, как обращались Харконнены с тамошним населением. -- Металлическая нить из ястребиного клюва на груди герцога сверкнула, когда тот переменил положение. -- Теперь тебе понятно, почему наши шансы на их поддержку минимальны? -- Нам надо немедленно начать переговоры со Свободными, -- предложил Пол. -- Я уже послал делегацию, возглавляемую Дунканом Айдахо, -- ответил герцог. -- Дункан -- человек грубый и неискушенный в дипломатии, но очень честный. Я думаю. Свободные его полюбят. Если нам повезет, они будут судить о нас по нему. -- Да, Дункан -- сама честь, а Гурни -- доблесть. -- Как хорошо ты их назвал! -- отметил герцог. А Пол подумал: "Так назвала Гурни Преподобная мать..." -- Гурни сказал мне, что ты хорошо сегодня дрался, -- похвалил сына герцог. -- А мне он сказал другое! Герцог громко рассмеялся. -- А я уж было решил, что Гурни тебя захваливает. Он отметил твои изрядные навыки. Так что он говорил о разнице между клинком и его острием? -- Гурни сказал, что в убийстве острием нет страсти и что нужно убивать лезвием. -- Гурни -- романтик, -- проворчал герцог. Этот разговор об убийстве, начатый его сыном, внезапно встревожил его. -- Я бы предпочел, чтобы тебе никогда не пришлось убивать. Но если в этом возникнет необходимость, ты это сделаешь так, как сможешь: острием или лезвием. -- Он посмотрел на небо, с которого капал дождь. Проследив за взглядом отца. Пол подумал о том, что Арраки не знает, что такое падающие с неба капли влаги, и его мысли сразу приняли другое направление. -- Корабли Союза действительно велики? -- спросил он. -- Да, велики. Мы полетим на самом большом из них -- хайлайнере, потому что это долгий перелет. Мы погрузим в него всю нашу технику и все транспортные средства, но и они займут лишь малую часть его трюмов. -- Разве мы не можем оставить фрегаты здесь? -- Приходится платить за свою безопасность и безопасность Союза. Корабли Харконненов могут подойти совсем близко, и нам нечем будет от них отбиться. -- Я буду наблюдать за всем и попытаюсь увидеть человека Союза. -- Тебе это не удастся. Даже их агентам не удается увидеть человека Союза. Союз очень ревностно блюдет тайну монополии. Не делай ничего такого, что может подвергнуть опасности наши торговые привилегии. Пол. -- Может быть, они прячутся оттого, что изменились... и не выглядят больше людьми? -- Кто знает? -- герцог пожал плечами. -- Это тайна, которую мы вряд ли разгадаем. У нас есть более насущные проблемы, и среди них -- ты. -- Я?! -- Твоя мать хочет, чтобы именно я сказал тебе об этом, сын. Видишь ли, в тебе могут скрываться способности ментата. Несколько мгновений Пол молча смотрел на отца и наконец произнес с усилием: -- Ментата! Во мне?! -- Хават тоже так считает, сын. Это правда. Хотя лично я думаю, что обучение ментата должно начинаться с младенческих лет, и об этом нельзя говорить, иначе... -- Он оборвал себя. -- Понимаю, -- сказал Пол. -- Приходит день, -- сказал герцог, -- когда потенциальный ментат должен узнать, кто он на самом деле. Так наступает конец его пассивности: ведь ментат сам делает выбор: продолжать ли ему обучение, или прекратить его. Никто не может вмешаться, все решает он сам. Пол потер подбородок. Все специальные виды знания, полученные им от Хавата и от матери: контроль и острота восприятия, знание языков, способность различать нюансы интонации -- все это предстало перед ним в новом свете. -- Со временем ты станешь герцогом, сын, -- сказал ему отец. -- Герцог-ментат -- это было бы великолепно. Ты можешь принять решение или тебе понадобится время? -- Я буду продолжать обучение, -- уверенно прозвучал в ответ голос Пола. -- Вот и чудесно! -- воскликнул герцог, и Пол увидел гордую улыбку на губах отца. Эта улыбка поразила Пола: она придала острым чертам лица герцога неживой вид, сделав его похожим на мертвеца. Полузакрыв глаза. Пол чувствовал в себе пробуждение ужасной цели. "Возможно, быть ментатом и есть ужасная цель", -- подумал он. Но его новое знание говорило ему, что эта мысль неверна. x x x С леди Джессикой и Арраки система Бене Гессерит, основанная на сиянии проникновенно-легендарного, при посредстве Защитной миссионерии пришла к своему полному завершению. Мудрость системы сияния среди известных частей Вселенной, равно как и мудрость пророчества для защиты самого учения Бене Гессерит, была оценена давно, но мы еще никогда не видели подобного, доведенного до своего предела, идеального совпадения реальной личности и легендарной. Пророческие легенды привились на Арраки настолько, что это послужило возвышению усвоенных языков. Но главное то, что теперь точно установлено: скрытые возможности леди Джессики недооценивались. Принцесса Ирулэн. Анализы. Арракинский кризис (для секретного пользования, ВУ, регистрационный номер Ар-8108858). Все вокруг леди Джессики -- большой арракинский холл и часть открытого пространства -- было завалено их багажом: ящиками, коробками, сундуками, чемоданами, частично уже распакованными. Она слышала, как рабочие Союза разгружали следующую порцию груза. Джессика стояла в центре холла. Она медленно повернулась, оглядывая затейливую резьбу в глубоких нишах. Этот анахронизм напомнил залу для торжеств в школе Бене Гессерит. Но там он создавал ощущение теплоты, здесь же все дышало холодностью камня. "Неведомый архитектор глубоко изучил историю, прежде чем воссоздать эти сцены на опорах и эти темные драпировки", -- думала она. Сводчатые потолки высились над ней двумя ярусами, а огромная крестовина была доставлена на Арраки через космос, что, вероятно, стоило безумно дорого. Ни на одной планете этой системы не росли деревья, из которых можно было бы сделать подобные балки, если они только не были имитацией. Однако она тут же подумала, что о подделке не может быть и речи; этот правительственный дом был построен во времена старой Империи, когда расходы на постройки никого не смущали. Лето поступил мудро, выбрав для резиденции это место. Оно уважается арракинцами, которые чтут традиции. И город этот был небольшой, его легче было содержать в порядке и оборонять. Снова раздался грохот вдвигаемых в холл ящиков. Джессика вздохнула и огляделась. Прислоненный к коробке, справа от нее стоял портрет старого герцога. Упаковочная бечевка свисала с него, как потрепанная декорация. Возле портрета лежала черная бычья голова, насаженная на полированную доску. Блестящая голова смотрела в потолок, казалось, животное было готово взреветь в населенном эхом холле. Джессика и сама не знала, какое побуждение заставило ее в первую очередь распаковать именно эти вещи -- голову и портрет. Она чувствовала, что в этом действии было нечто символическое. С того дня, как посланцы герцога забрали ее из школы, она никогда еще не чувствовала себя такой испуганной и неуверенной в себе. Голова и портрет. Они приводили ее в замешательство. Она пожала плечами и посмотрела на щель окна высоко над ее головой. Здесь все еще был ранний день, но небо в этих широтах было холодным и темным, гораздо более темным, чем тепло-голубое небо ее родной планеты. Тоска по дому сжала ей грудь. Как он далеко, Каладан... -- Ну, вот мы и на Арраки! Это был голос герцога Лето. Она круто повернулась и увидела, как он выходит из-под арки, ведущей в обеденный зал. Его черная рабочая униформа с красными ястребиными клювами на груди была в пыли и помятой. -- Ты, наверное, совсем потерялась в этом уродливом месте, -- сказал он. -- Какой холодный дом! -- пожаловалась Джессика. Она посмотрела на его высокую фигуру, на смуглое лицо. Серые его глаза напоминали о теплом древесном дыме, но само лицо было лицом хищника. Внезапный страх перед ним стиснул ей грудь. Он стал таким далеким и неукротимым, с тех пор как подчинился приказу императора. -- Холодно всему городу, -- добавила она. -- Это грязный, пыльный, гарнизонный городишко, -- согласился он. -- Но мы все изменим. -- Он оглядел холл. -- Это зал для приемов. Я приглядел семейную квартиру в южном крыле. Там гораздо уютнее. Он подошел к ней и коснулся ее руки, любуясь ее величавостью. И снова подумал: откуда же она родом? Из ветви королевских изгнанников? Она казалась более царственной, чем все члены императорской семьи. Под его упорным взглядом она полуотвернулась, показывая ему свой профиль. И он подумал, что в ее красоте нет ничего, что бы нарушало гармонию. Лицо правильной овальной формы в облаке волос цвета полированной бронзы. Широко расставленные глаза цвета утреннего неба на Каладане -- зеленые и ясные; нос маленький, а рот большой, ярко-красный. Рост высокий, формы безупречные, несмотря на некоторую худобу. Он вспомнил, что сестры в школе звали ее костлявой -- так доложили ему его люди Но подобный подход был слишком упрощенным. Она внесла в род Атридесов царственную красоту. Он был рад, что Пол похож на нее. -- Где Пол? -- спросил он. -- Где-то в доме, берет урок у Уйе. -- Возможно, в южном крыле, -- сказал он. -- Мне кажется, я слышал голос Уйе, но у меня не было времени проверить. -- Он посмотрел на нее и заколебался. -- Я пришел сюда, чтобы повесить ключи от замка на Каладане. Она задержала дыхание, подавляя импульс броситься к нему. В том, что он решил повесить ключи именно здесь, была завершающая определенность. Но время и место были неподходящими для изъявления чувств. -- Когда мы въезжали, я видела, как над домами развевалось наше знамя -- зеленое с черным знамя Атридесов, -- сказала она. Он посмотрел на портрет: -- Где ты собираешься его повесить? -- Где-нибудь здесь. -- Нет! Слово прозвучало жестко и решительно. Оно сказало ей: она может прибегать к различным маневрам, но открытый спор бесполезен. И все же она решила попробовать. -- Мой господин, -- сказала она, -- если ты только... -- Ответ прежний -- нет. Я уступлю тебе во всем, но не в этом. Я только что был в обеденной зале, где... -- Мой господин! Я прошу... -- Выбор следует делать между твоим пищеварением и моей родовой гордостью, дорогая Он будет висеть в столовой. -- Да, мой господин. -- Ты можешь и впредь следовать своей привычке обедать в своей комнате, когда это возможно. Я буду требовать, чтобы ты была на своем месте только в торжественных случаях. -- Благодарю тебя, мой господин. -- И не будь такой холодной и чопорной! Скажи спасибо, моя дорогая, что я не женился на тебе! Тогда твое присутствие за столом во время каждой трапезы было бы обязательным. Она кивнула, не меняя выражения лица. -- Хават уже обставил столовую, -- сказал он. -- А в твоей комнате есть маленький стол. -- Тебе это не нравится... Ты не доволен? -- Дорогая моя, я думаю о твоем комфорте Я нанял слуг Они местные, но Хават проверил их. Все они Свободные. Теперь наши слуги освободились от дополнительных обязанностей. -- Может ли кто-то из местных быть по-настоящему безопасным? -- Любой, кто ненавидит Харконненов Ты можешь даже держать домоправительницу Шадоут Мапес. -- Шадоут, -- сказала Джессика. -- Это титул Свободных. -- Мне сказали, что это означает "глубоко черпающая". Может быть, она не покажется тебе типичной служанкой, хотя Хават отзывался о ней хорошо. Он и Дункан убеждены, что она хочет служить у нас, вернее, что она хочет служить тебе. -- Мне? -- Свободные узнали, что ты Бене Гессерит, -- ответил он. -- Здесь ходят о них легенды. "Миссионерия протектива", -- подумала Джессика. Ни одно место во Вселенной ее не избежало. -- Это означает, что миссия Дункана была успешной? -- спросила она. -- Свободные могут стать нашими союзниками? -- Ничего определенного нет. Они, как думает Дункан, хотят понаблюдать за нами некоторое время Тем не менее они обещали прекратить набеги на наши пограничные деревни в период перемирия Хават рассказал, что они нанесли Харконненам большой ущерб, истинные размеры которого тщательно скрываются. Но император все равно узнал о недостаточной эффективности правления Харконненов. -- Домоправительница из Свободных, -- задумчиво протянула Джессика, возвращаясь мыслями к полученной новости -- У нее будут яркосиние глаза. -- Не позволяй внешности этих людей обманывать тебя, -- сказал он. -- В них есть глубокая сила и жизнеспособность. Я думаю, в них есть то, в чем нуждаемся мы. -- Это опасная игра, -- сказала она. -- Давай не будем начинать все сначала. Она заставила себя улыбнуться. -- Мы уже начали, в этом нет сомнения. Она быстро проделала упражнение, восстанавливающее спокойствие -- два глубоких вдоха, набор соответствующих мыслей, а потом сказала: -- Могу ли я быть тебе полезной, после того как закончу дела здесь, в комнатах? -- Ты должна как-нибудь объяснить мне, как ты это делаешь, -- сказал он. -- Как ты отбрасываешь от себя все тревоги и поворачиваешься к практической стороне дела? Это, должно быть, умение Бене Гессерит? -- Это женское умение, -- улыбнулась она Он тоже улыбнулся ей в ответ: -- Что ж, занимайся комнатами. Проверь, чтобы рядом с моей спальней было помещение для просторного кабинета. Здесь будет больше работы с бумагами, чем на Каладане И конечно, комната для стражи. Она должна примыкать к кабинету. О безопасности дома не беспокойся. Люди Хавата основательно его перетрясли. -- Я не сомневаюсь. Он посмотрел на часы. -- Проследи, пожалуйста, чтобы все наши часы были переведены на Арраки некое время. Я назначил для этого специального человека. Он сейчас подойдет сюда. -- Герцог откинул со лба пряди волос. -- Теперь я должен вернуться на посадочную площадку. С минуты на минуту прибудет второй корабль с вещами. -- Разве Хават не может его встретить, мой господин? У тебя такой усталый вид. -- Зуфир занят больше меня. Ты же знаешь, что вся эта планета опутана интригами Харконненов. Кроме того, я должен попытаться уговорить нескольких опытных охотников за спайсом. Они, как тебе известно, имеют право на отъезд при смене правителя, а здешний планетолог, назначенный императором на должность судьи по изменениям, неподкупен. Он разрешит им отъезд, и мы можем потерять около восьмисот опытных работников -- корабль Союза уже стоит наготове. -- Мой господин... -- она замолчала, не смея говорить дальше. -- Да? "Я не смогу применить в отношении него свое умение", -- подумала она. -- Когда ты собираешься обедать? "Она не то хотела сказать", -- подумал он. -- Я поем в офицерской столовой в воздушном порту, -- ответил он. -- Вернусь очень поздно, ты меня не жди. И... я пришлю охранника для Пола. Я хочу, чтобы он присутствовал на нашем стратегическом совещании. Он прочистил горло, как если бы собирался еще что-то сказать, потом молча повернулся и вышел, направляясь к входу, откуда слышался стук опускаемых ящиков. Его голос, уверенный и презрительный, какой всегда был у него при разговоре со слугами, еще раз достиг ее слуха: -- Леди Джессика в большом холле. Немедленно идите к ней! Входная дверь хлопнула. Джессика повернулась и посмотрела на портрет отца Лето, выполненный известным художником Альбом. Старый герцог, по словам Лето, был изображен в костюме матадора, красная накидка была переброшена через его левую руку. Хотя художник запечатлел старого герцога в его зрелые годы, лицо того казалось молодым, едва ли старше лица герцога Лето, и имело такие же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Она сжала пальцы в кулаки, прижала их к бедрам и, напряженно глядя на портрет, произнесла, как заклинание: "Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал!" -- Что прикажете. Ваше высокородие? Это был женский голос, высокий и тягучий. Джессика резко повернулась и посмотрела на приземистую седовласую женщину в бесформенном платье коричневого цвета. Женщина была такой же морщинистой и бесцветной, как и те, что приветствовали их в порту. Все виденные леди Джессикой туземцы на этой планете были черны и изнурены работой. И все же они сильны и полны жизненной энергии. И, конечно, их глаза без белков полны глубокой темной синевы, скрытые, таинственные глаза. Джессика силой заставила себя отвести от них взгляд. Женщина поклонилась, не сгибая шеи, и произнесла: -- Меня зовут Шадоут Мапес, Ваше высокородие. Что прикажете? -- Вы можете называть меня "моя госпожа", -- сказала Джессика. -- Я не высокородная. Я -- наложница герцога Лето. -- Значит, у него есть еще и жена? -- спросила женщина, поклонившись на свой необычный манер. -- Нет, я единственная... спутница герцога, мать его наследника. Произнеся эту фразу, Джессика внутренне посмеялась над ее высокопарностью. Странный крик послышался с проходящей возле дома дороги. Он повторился: -- Соо-соо-соок! Соо-соо-соок! -- Потом: -- Икут-эй! Икут-эй! -- и снова: -- Соо-соо-соок! -- Что это? -- спросила Джессика. -- Когда мы проезжали по улице, я несколько раз слышала этот крик. -- Это всего лишь продавец воды, моя госпожа. Но Вам не стоит интересоваться такими, как он. Цистерна этого дома вмещает пятьдесят тысяч литров воды, и она всегда полная. -- Она посмотрела на свое платье. -- А вы знаете, моя госпожа, я даже не надела здесь свой стилсьют. -- Она хихикнула. -- И ничего, не умерла. Джессика заколебалась, желая расспросить женщину и не решаясь, поскольку самым важным сейчас было наведение порядка в замке. И все же она обнаружила, что мысль о том, что вода здесь является главным условием здоровья, расстроила ее. -- Мой муж сказал мне о твоем титуле, Шадоут, -- сказала Джессика. -- Я знаю это слово -- оно очень старое. -- Так вы знаете древний язык? -- спросила Мапес, напряженно ожидая ответа. -- Языки -- это то, чему в Бене Гессерит учат прежде всего, -- сказала Джессика. -- Я знаю бхотани джиб, чакобзу, все охотничьи языки... Мапес кивнула: -- Именно так говорит легенда. "Зачем я играю в эту игру?" -- удивилась про себя Джессика. Она читала по лицу Мапес, замечая мельчайшие детали его выражения. -- Я знаю скрытые тайны и пути Великой матери, Мизекес прейа, -- произнесла Джессика на языке чакобза. Мапес попятилась назад, она казалась страшно испуганной. -- Я знаю много всего, -- продолжала Джессика. -- Я знаю, что ты родила детей, но лишилась одного из них, что в страхе ты совершила жестокий поступок и совершишь еще. Я знаю много всего... Мапес в волнении прошептала: -- Я не хотела вас обидеть, моя госпожа! -- Пытаясь найти ответ на мучившие тебя вопросы, ты вспомнила о бытующей на Арраки легенде. Остерегайся же разгадок, которые могут открыться тебе. Я знаю, что ты пришла совершить насилие и за корсажем у тебя оружие. -- Моя госпожа, я... -- Существует отдаленная возможность того, что ты взяла бы мою жизнь. Но делая это, ты бы принесла большие разрушения, чем может вообразить твой дикий страх. Есть вещи худшие, чем смерть даже целого народа. -- Моя госпожа! -- взмолилась Мапес. Она, казалось, была готова упасть на колени. -- Оружие послано тебе в подарок, чтобы ты могла доказать, что можешь быть первой. -- Первой убитой на Арраки из ближайшего окружения герцога Лето? И главным доказательством моей избранности должна явиться моя