у. -- Рад приветствовать вас, сэр, -- сказал он. -- Я имею честь видеть Гури С-Волосами-Как-Конская-Сбруя, не так ли? Счастлив. Решительно счастлив. Он прижал к сердцу руки и низко поклонился. Гури хмыкнул. -- Вот именно, -- сказал он. -- Это мое имя. Вы знаете валлийский? -- О нет, не смею похвастаться... -- Начальник стражи расцвел. -- А чем обязан?.. -- Кратко изложу вам цель моей миссии, уважаемый. Знаете ли, не стану скрывать: шерифу до сих пор не известно, кто убил сборщика налогов. Правда, один из бунтарей под пытками проговорился, будто зачинщики уже здесь, на соляных копях. Прикндываются обычными бунтовщиками, серенькими мышками. Мол, как все, так и мы. А показательная казнь для подстрекателей? Вы понимаете, о чем я говорю. Это очень важно. Таково мнение сэра Ральфа, шерифа Ноттингамского. -- Я целиком и полностью согласен с сэром Ральфом. Вы надеетесь отыскать здесь главарей? -- Разумеется, -- сказал Гури. -- Для того и направлен. -- Прошу, -- сказал начальник стражи. Дюжий стражник, вызванный с поста, взял на себя заботу о лошадях. Все трое -- начальник стражи, Гури и Тэм, жмущийся к валлийцу, -- спустились по ступенькам до горизонта, где велись работы. Яркая белизна, высвеченная солнцем, болезненно резала глаза. Навстречу то и дело попадались грязные личности с тачками. Тэм заметил, что руки и ноги у них изъедены язвами, и до крови прикусил губу. Гури был полон энтузиазма. Он с удовольствием осматривал выработку. Когда они остановились у штольни, вход в которую был кое-как укреплен вертикальными столбами, Гури радостно полез туда и лишь в самую последнюю секунду был ухвачен за плащ и почтительно извлечен наружу начальником стражи. -- В чем дело, милейший? -- осведомился Гури. Одна щека у него была уже белой. -- Не стоит вам туда ходить, сэр, -- пояснил начальник стражи, тщательно подбирая выражения. -- Милостивый государь, -- гордо заявил Гури, -- я никогда еще не лазил в штольни. Вы что, хотите лишить меня нового ощущения? -- Видите ли, там опасно. Может обвалиться в любую минуту. -- Обвалиться? Да ведь там кто-то работает, а? -- упрямился Гури. -- Ну и что с того, что работает? -- возразил начальник стражи. -- Весь вопрос ведь в том, НА КОГО обвалится. Мне разрешено иметь столько-то трупов на тонну соли. Это нормально и от этого никому не будет хуже. Другое дело -- вы, сэр. Простите, что я вынужден был предположить самую возможность несчастья. Они спустились по лесенке еще ниже. Здесь уступы были намного шире. В одном месте, где, видимо, случился обвал, была навалена груда камней. -- Соль дороже золота, -- рассуждал начальник стражи. -- Без соли никуда. Верно я говорю? Соль -- она всем нужна. Недаром и Господь наш говорил: "Вы -- соль земли". -- Он говорил это отнюдь не вам, милейший, -- заметил Длинноволосый. Начальник обиделся, но Гури уже заинтересовался обвалом, и бедняге пришлось проглотить это замечание. Спорить с валлийцем не приходилось -- о нем и его подвигах все уже были наслышаны. Поэтому, подумав, начальник стражи заговорил вновь: -- Да и добывать ее труднее, чем золото. -- А много народу у вас тут гибнет? -- поинтересовался Гури, проводив глазами очередную личность с тачкой. "Босяк -- он и есть босяк, -- подумал начальник стражи, -- даром что лорд и известный герой". Вслух же сказал: -- Порядком. -- И лицо его стало таким суровым, будто он потерял здесь всех своих близких и сам ожидает подобной же участи. -- А где вы их хороните? -- Есть тут одно кладбище... Но их, как правило, хоронить не приходится... -- Начальник стражи выразительно покосился на обвал. -- Скажите, -- продолжал свои расспросы Гури Длинноволосый, сталкивая вниз камешки носком сапога, -- а случались тут у вас побеги? Прищуренные глаза Гури при этом мгновенно раскрылись и уставились на начальника стражи. Тот возмущенно фыркнул: -- Ни-ко-гда, -- отрезал он. -- Вы уже имели возможность убедиться, сэр, что охраняют этих головорезов не на страх, а на совесть. Правда, был тут один, который пытался бежать... -- Он еще жив? -- Гури даже подпрыгнул от удовольствия. -- Да... Хотите посмотреть? -- Конечно! Гури легко зашагал следом за начальником стражи. Тэм заметил, что нынче покалеченный в боях валлиец как будто совсем не хромает. Но он давно уже перестал обращать внимание на странности своего господина. -- Идемте, посмотрим, -- сказал Гури. -- А потом, с вашего позволения, мы вас покинем. Я доложу шерифу о том, что соляные копи, как всегда, являют собой образец порядка и благолепия. -- Мы вас так просто не отпустим, сэр. -- Начальник стражи позволил себе подобострастное лукавство. -- А отобедать с нами, сэр? Гури покачался на носках. -- Баланды вашей похлебать, что ли? -- насмешливо спросил он. Начальник затрясся в почтительном хохоте. -- Ладно, идем, -- милостиво разрешил Гури. Они обогнули осыпь и вышли к ровной площадке, сделанной, видимо, специально для проведения публичных экзекуций. Посреди стоял добротный столб, к которому надлежало привязывать провинившегося. Сейчас возле этого столба сидел в тяжелых, покрытых темными пятнами колодках какой-то истощенный, до черноты загорелый тип, весь облепленный оводами и мухами. Он сидел, свесив голову. Рядом с ведром воды дежурил солдат, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы наказанный не умер раньше времени. Тэму, который мучительно страдал от солнца, стало дурно -- так подействовало на него зрелище и сопутствующий запах. Мальчик побледнел, сжал зубы, в ушах у него нарастал звон. Прежде чем Тэм понял, что с ним происходит, это понял Гури. Он ударил мальчика по лицу и, схватив за шею, пригнул его голову вниз, подержал в таком положении несколько секунд, а потом отпустил. Выпрямившись, Тэм в изумлении посмотрел на валлийца. -- Ты теряешь сознание, Тэм, -- сказал Гури. Тэм покачнулся. Гури схватил его за плечи и обратился к начальнику стражи: -- Да проводите же его в тень, милейший! Начальник стражи стоял с разинутым ртом и не двигался с места. До сих пор Гури не обращал на мальчика никакого внимания, и начальник грешным делом принял его за слугу. -- А этот молодой", э... лорд... он кто? -- промямлил начальник стражи. -- Мой сын, -- отрезал Гури Длинноволосый. -- Внебрачный. Делайте, что вам говорят. Вконец растерявшись, начальник стражи подхватил Тэма под мышки. Обремененный шатающимся, покрытым испариной мальчиком, он исчез за осыпью. Оставшись один, Гури Длинноволосый взял у солдата ведро и плеснул водой на умирающего. Затем склонился над ведром и жадно отпил. Человек в колодках завозился, но головы не поднял. -- И сколько времени он тут сидит? -- поинтересовался ГУРИ, ОТОрвавшись от ведра с водой. Солдат не сразу понял, что вопрос обращен к нему, но, когда это обстоятельство стало для него очевидным, деликатно прокашлялся и ответил: -- Четвертый день, сэр. -- Гм... и не дохнет? -- с любопытством спросил Гури и зачерпнул еще воды, чтобы вылить себе за шиворот. -- Ну и жара тут у вас, -- проворчал он себе под нос. -- Живуч, сэр, -- бодро отрапортовал солдат, обретя должную выправку. -- Если б я попал на его место, спаси меня Дева Мария, я бы давно сдох, сэр. Гури потыкал в пленника ногой. Человек в колодках поднял голову. Его лицо распухло от укусов насекомых. Он раскрыл черные глаза и, увидев как в тумане перекошенный рот, уродливый шрам и длинные белые волосы Гури Длинноволосого, хрипло прошептал: -- Хелот... это ты... Солнце садилось. До дома отшельника святого Сульпиция оставалось полчаса езды. Хелот изрядно устал за этот день -- то ли верховая езда, то ли разговоры с дураками измучили его до полусмерти. Дураков он по-прежнему не любил, хотя от всей души пытался относиться к ним по-христиански. "Себя загонял и Тэма замучил", -- думал он с раскаянием. Мальчишку с болот он усадил в седло позади себя, и, судя по тому, как тяжело он навалился Хелоту на спину, лжеваллиец догадывался, что паренек уснул. Алькасар был усажен на лошадку Тэма. Гури Длинноволосый признал в нем одного из зачинщиков мятежа во Владыкиной Горе и забрал в Ноттингам, дабы предать показательной и ужасающей казни. Начальник стражи тихо радовался тому, что так легко отделался от зануды валлийца. О, у Гури Длинноволосого такая репутация, что связываться с ним ни один самоубийца не захочет. Хелот свернул на болото. Пахло мхом и голубикой. Становилось свежо. Тэм Гили проснулся и завозился у Хелота за спиной. Алькасар тяжело навалился на шею терпеливой лошадки. Хелоту пришлось привязать его к седлу, чтобы он не упал, -- сил у пленника уже не оставалось. Знакомые бревенчатые стены отшельникова дома, как и в прошлый раз, словно выросли из глубины болота при появлении путников. Хелот спрыгнул на дорогу, снял с лошади Тэма и с мальчиком на руках поднялся на высокое крыльцо. -- Мир вам, отец Сульпиций, -- крикнул он, заглядывая в темноту. -- Это кого принесло? Хелот, что ль? -- донесся голос святого. Слышно было, как отец Сульпиций отодвигает стул и идет к двери. -- Ты один, сын мой? -- Нет, -- ответил Хелот. Святой появился на пороге и, прищурившись, посмотрел на Гури Длинноволосого, на сонного мальчика, на безмолвного всадника, который даже не пытался выпрямиться в седле. Святой нахмурился. -- Откуда ты привез эти человеческие обломки, Хелот? -- полюбопытствовал он, указывая подбородком на Алькасара. -- С соляных копей, вестимо, -- ответствовал Хелот, подумав о том, что, несмотря на всю свою святость, отец Сульпиций порой бывает невыносим. -- Одолжите мне нож, святой отец. -- Откуда в обители божьего служителя нож, еретик из Лангедока? -- хмыкнул отшельник и тут же снял с полки жуткого вида тесак. При этом он посмотрел на Хелота с неожиданным уважением и принял из его рук мальчика. Тэм мгновенно проснулся и уставился на Хелота тревожным взглядом. С ножом в руке Хелот направился к Алькасару. От усталости его пошатывало, и не оставляло дурацкое предчувствие, что вот сейчас он оступится, неудачно упадет и нож воткнется ему в живот. Однако до сарацина Хелот добрался вполне благополучно. Тэм, разинув рот, смотрел на него. Хелот улыбнулся краешком рта: он-то думал, что успел отучить мальчика удивляться. Хелот перепилил веревку и размотал с рук Алька-сара последний обрывок. -- Слезай, -- сказал Хелот. -- Можешь сам? Алькасар с трудом открыл глаза. Веки у него распухли и гноились. Капельки собрались у основания ресниц. Красивые ресницы у Алькасара -- пушистые, черные. Даже сейчас они торчали как стрелы. А глаза смотрели и не видели. -- Ты красив, как архангел Гавриил, -- грустно констатировал Хелот. Алькасар с трудом слез с седла, постоял, глядя себе под ноги и хватаясь за стремя спокойной лошадки, потом, не поднимая головы, спросил: -- Где мы, Хелот? -- У святого Сульпиция. Вдруг Алькасар посмотрел в глаза своему другу и произнес громко и мучительно, как будто слова, предназначенные только для Хелота, никто больше не мог расслышать: -- Я боюсь. Отшельник и Тэм сидели на крыльце. Отшельник повыше, Тэм у его ног, пониже. Святой рассеянно поглаживал подбородок. Выгоревшее за день летнее небо стремительно наливалось синевой. С болота доносились вопли лягушек. Алькасар дрожал и хватал Хелота за руки, а Хелот никак не мог его успокоить. -- Алькасар, идем же. Пошли в дом. Я помогу тебе. Ты же голоден, отшельник тебя накормит. -- Я боюсь, -- повторил он немного тише. -- Не отдавай меня им, Хелот. Я больше не выдержу. Хелот покачал головой, сгреб его в охапку и силой поволок в дом. Алькасар не сопротивлялся. Отшельник и Тэм шарахнулись в разные стороны, освобождая дорогу, и два друга оказались в "луковой" комнате. Лука там уже не было, по стенам висели пустые веревки и стоял слабый, но ощутимый запах псины, оставшийся от луковой шелухи. Комната была тускло освещена догорающим закатом. Хелот выпустил сарацина, и тот остановился, озираясь по сторонам. Когда на пороге показался святой Сульпиций, Алькасар метнулся к Хелоту, едва не сбив того с ног. Отшельник заворчал: -- Снимай-ка обувь, Хелот. Натаскаешь мне грязи... Голос святого звучал буднично, как будто ничего особенного не произошло. Как будто Хелот не был переодет и загримирован с головы до ног в придурочного валлийского рыцаря, как будто только что не был совершен самый дерзкий за всю историю ноттин-гамширских соляных копей побег... Пока Хелот разувался, отшельник зажег свечи и повернулся к Алькасару со свечкой в руке. Не обращая внимания на то, что горящий воск стекает ему на пальцы, святой принялся разглядывать сарацина. Хелот заметил, что Алькасар понемногу успокаивается. -- Ты узнаешь меня, сын мой? -- спросил отшельник. После короткой паузы Алькасар ответил: -- Вы святой Сульпиций. -- Тебе здорово досталось, Алькасар, -- сказал святой Сульпиций. -- Но сейчас-то все в порядке, верно? Помолчав, Алькасар отозвался: -- Конечно, святой отец. Хелот вспомнил про всеми брошенного Тэма и босиком вышел на крыльцо. Мальчишка уныло грыз ногти. Хелоту захотелось дать ему по шее, но он вовремя вспомнил о том, что грызть ногти -- это дурная привычка обожаемого господина Гури, и ограничился тем, что подтолкнул его под локоть. Тэм вскочил на ноги. Хелот лениво сел и потянул его за штаны. Тогда и Тэм осторожно пристроился рядом на ступеньке. Оба молчали. Потом Хелот спросил: -- Устал, Тэм? -- Да, сэр, -- ответил Тэм и откровенно прибавил: -- Очень. -- Я тоже. -- Хелот от души зевнул. -- Кто такой Хелот, сэр? -- спросил Тэм внезапно. Хелот в изумлении повернулся к нему. Тэм, видимо, решил, что каким-то образом прогневал своего грозного хозяина, и стал путано извиняться, покуда Хелот не толкнул его ладонью в лоб. -- Прекрати, -- сказал он сердито. -- Веди себя по-человечески. Забудь, что я тебя купил. Ты больше не раб. -- А кто я, сэр? -- простодушно спросил Тэм, и Хелот понял, что совершенно не готов к ответу. -- Ты Тэм Гили, свободный человек, -- сказал он наконец, но это прозвучало не убедительно. Тэм помолчал немного и снова решился: -- Так кто такой Хелот? -- Откуда ты взял этого Хелота, Тэм? -- Видите ли, сэр, отшельник называл это имя, и я не понял... Какой-то Хелот был у нас в деревне, когда мы... когда нас... -- Во время бунта? Когда вы сожгли обитель и перебили всех монахов? Тэм кивнул в темноте и добавил: -- Так звали одного сподвижника самого Робин Гуда. Он был... не такой, как все. Он разговаривал с нами... -- С кем это -- "с нами"? -- Ну, со мной и моим братом. Помните, сэр, я говорил, что у меня был брат. И еще этот Хелот -- он сарацин. Он так сказал. -- Он соврал тебе, Тэм. Он католик. -- Так вы его знаете, сэр? -- Да, -- сказал Хелот, краснея под гримом. "Еще как знаю", -- подумал он. -- Он храбрый как лев, -- задумчиво произнес Тэм. -- Когда мы напали на обитель святого Себастьяна, он один дрался со ста стражниками. -- С одиннадцатью, -- поправил Хелот, радуясь тому, что в темноте Тэм не видит выражение его лица. Мальчишка завозился на крыльце -- забеспокоился. -- Он ваш близкий друг, сэр? -- Хелот -- это я, -- сознался Хелот. -- Не может быть! -- неосторожно брякнул Тэм. -- Хелот же был такой темноволосый... Такой загорелый,.. Вы поседели от испытаний, сэр? -- прошептал он, окончательно смутившись. -- Да нет, это парик, -- сказал Хелот. -- Из конского волоса. И шрам тоже ненастоящий. Идем-ка в дом, простудишься. Хелот встал, Тэм последовал его примеру. Уже в прихожей, в темноте, путаясь в скамейках и ведрах с ключевой водой и мочеными яблоками, Хелот услышал детский голос: -- Сэр, а почему вы сказали, что вы сарацин, если на самом деле католик? Хелот как раз опрокинул себе на ногу березовый чурбачок, тускло отсвечивающий во мраке белизной, и разразился неприличной бранью. Тэм отцепился. В "луковой" комнате никого не было. Хелот взял со стола горящую свечу и смело двинулся дальше, но тут дверь, которую он намеревался открыть, вдруг распахнулась, и рыцарь с отшельником с размаху налетели друг на друга. -- С тобой, Хелот, вечно какие-то недоразумения, -- заявил отшельник. Хелот поплелся за ним к столу с притворно-покаянным видом. Они со святым Сульпицием уселись за стол и дружно уставились на Тэма, который, приподнявшись на цыпочки, разглядывал колбы, пробирки, расставленные на полке возле входа, диковинные сосуды в виде грифонов, змей, василисков, фениксов и прочих сказочных, совсем не страшных чудищ. Святой Сульпиций собирал этот бестиарий долгие годы. Почувствовав на себе взгляды, мальчик воровато втянул голову в плечи и шмыгнул носом. -- Какая прелесть, -- сказал святой Сульпиций. Он жестом подозвал Тэма к себе и, пока мальчик карабкался на высокое деревянное кресло, повернулся к Хелоту. -- Это существо утверждает, сын мой, что ты КУПИЛ его по случаю в Дровяном переулке. -- Врет, -- ответил Хелот, не моргнув глазом. -- Лучше скажите, святой отец, где мой сарацин? -- В уютном сыром подвале с крысами, -- ответил отшельник. --И как это тебе, Хелот, удалось довести человека до такого состояния? -- Я его не доводил, -- мрачно произнес Хелот. -- Я его преданно искал. Шрам этот дурацкий... Сняли бы вы его, отец Сульпиций. Ужас как надоел. -- Ладно тебе, -- перебил отшельник. -- Ступай на кухню и принеси горячей воды. -- Я? На кухню? --Ты не в баронском замке, которого у тебя нет, голодранец. Так что оставь свои рыцарские замашки и марш на кухню. Хелот покорно отправился куда ведено. -- Оружие-то сними, -- крикнул ему вслед отшельник. -- Тоже мне, крестоносец липовый-. Над очагом висел большой медный котел с носиком вроде клюва с одного бока и ручкой, похожей на петушиный хвост, -- с другого. Хелот взялся за ручку и склонил котел клювом вниз над деревянным ведром. Слушая плеск воды, Хелот думал о том, что нынче в Дальшинской Чисти скончался Гури Длинноволосый. И ему даже взгрустнулось на миг. Он взял тяжелое ведро и потащил его в комнату. Святой Сульпиций, возившийся у стола с различными снадобьями, извлеченными из многочисленных склянок, обратил к нему лицо, тронутое усмешкой. -- Что, тяжеленькое? -- поинтересовался он. -- Пыхтишь? Это тебе, брат, не к Гробу Господню ходить... Он подал Хелоту моток веревки и велел привязать к дужке ведра, а сам отодвинул сундук, открыл подпол и стал спускаться вниз. -- Давай сюда ведро, -- крикнул он из подвала. Хелот повиновался. Подвал был далек от самых скромных представлений о будуаре, но кровать, на которой лежал Алькасар, отнюдь не являла собой образец аскетического ложа. Хелот спрыгнул вниз, на солому. Отшельник зажег еще два факела и вставил их в гнезда над кроватью. -- Господи, какой он грязный, -- со вздохом произнес отшельник, склоняясь над беглым каторжником, лежавшим безжизненно, в неловкой позе. -- Беда с вами... И когда это рыцари научатся уважать правила гигиены? -- Откуда же мне знать, святой отец? К тому же он не рыцарь... -- Вот и я не знаю, -- ворчал святой Сульпиций, ковыряя палочкой в стеклянном сосудике, сделанном в виде бамбукового колена. -- Как-то раз забрел ко мне один барон в совершенно антисанитарном состоянии. А я, к сожалению, служитель Господа, отшельник, и пришлось пустить этого вонючку в дом. Он, видишь ли, поклялся не менять сорочку и вообще не раздеваться, пока не вернутся воины крестового похода. Этим он надеялся оказать им неоценимую помощь. И девиз у него был запоминающийся: "От грязи не дохнут". Отшельник отставил в сторону сосудик. Хелот потрогал Алькасара за руку: -- Он не умрет, святой Сульпиций? -- Дурацкий вопрос, сын мой, -- сказал отшельник и разорвал на Алькасаре одежду. -- Вполне подходящий для такого идиота, как ты. Алькасар был в полном сознании, но сил у него не было. Он только дергал ртом, когда отшельник, человек неделикатный, прикладывал и привязывал к его многочисленным ранам всякую дрянь. Под конец святой велел ему выпить какое-то жуткое на вид варево, укрыл вторым одеялом и сообщил Хелоту, очень довольный собой: -- Проснется здоровеньким и сразу потребует еды. Они забрали с собой все факелы и выбрались из подвала. Тэм, взъерошенный, озаренный тихим лунным светом, жадно глотал горячее молоко, припасенное святым для больного. -- Я недооценил этого юношу, -- изумленно сказал Отец Сульпиций. Тэм одарил его сияющим взглядом поверх кувшина и слизал с губ пенки. Отшельник повернулся к Хелоту: -- Так где ты нашел это чудо, Хелот? -- В ноттингамской грязи, -- был ответ. ГЛАВА ПЯТАЯ Наступило утро, похожее на сумерки. Дождь еле слышно шуршал по крыше. Окно, затянутое бычьим пузырем, пропускало мало света, и отшельник постоянно жег свечи, поэтому в доме сильно пахло воском. В отшельниковой постели в углу, на охапке соломы, под теплым одеялом, мирно сопел Тэм Гили. Он спал под приглушенные голоса Хелота и святого Сульпи-ция, которые проговорили всю ночь. Хелот уже содрал с себя белый парик. Отшельник ликвидировал шрам, изготовленный им собственноручно с помощью хитроумного клея. По его замыслу, шрам должен был изменить внешность Хелота до неузнаваемости. Красный след от шрама остался, однако отшельник обещал, что это пройдет. -- Я хотел спросить вас, святой отец, -- сказал Хелот, опуская голову, -- вы не знаете, где сейчас Дианора? -- Знаю... -- ответил отшельник. И, увидев, как вскинулся его собеседник, грустно улыбнулся. -- И в то же время не знаю, сын мой. Она далеко отсюда. - Где? -- Далеко. Не могу сказать точнее, потому что просто не знаю. Видишь ли, несколько дней назад произошла странная история. На болоте появился человек, который утверждал, будто он маг из рода магов, сын богини-реки. Довольно безалаберный парень, надо сказать.Волей обстоятельств ему удалось открыть Путь между мирами. Я знаю, мои слова отдают язычеством и ересью, но тебе я могу сказать все это без боязни. -- Путь между мирами? -- недоверчиво повторил Хелот и вдруг побледнел. Ему вспомнилась Санта, охваченная белым сиянием. Что она говорила тогда? Странные изменения в балансе Силы... Хелот наклонился вперед, пристально всматриваясь в лицо отшельника. -- Говорите же, отец мой. -- Ты поверил? -- удивился отшельник. -- Да. Мне кажется, я понимаю, что произошло... Да говорите же! -- Если принять слова этого молодого человека за истину, а я склонен поступить именно так, то существует не один только наш мир, но целое множество ему подобных. Способом, о котором я не хочу тебе рассказывать, Морган Мэган -- так зовут странствующего колдуна -- открыл дорогу из мира в мир. Она пролегает по берегу великой реки Адунн. Он утверждает, что любая река, в конечном счете, может оказаться Адунн, нужно лишь только идти по берегу. -- Где Дианора? -- перебил Хелот. Отшельник рассеянно уставился на руки Хелота, беспокойно перебиравшие четки. -- Она в другом мире, -- ответил святой Сульпиций. -- Что мне оставалось, как только довериться Мэгану? Здесь ее рано или поздно схватили бы. Мне не хотелось отдавать девочку в руки Гая. Отшельник замолчал. Хелот тяжело задумался. Тэм Гили открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он увидел оплывшую свечку, прилипшую к деревянному столу, и два силуэта на фоне рассветного окна: неказистого лысенького отшельника и странствующего рыцаря, похожего в профиль на галку -- черноватого, с острым носом. Он. Сеньор. Господин. Тот, что вместо погибшей на болотах матери. Который кормит и наказывает, учит Доброму и злому. Тэм чуть сощурил глаза, чтобы получше рассмотреть его без шрама. Сам Робин из Локсли доверяет ему. Он храбро сражался один против ста стражников и победил их всех, хоть и был жестоко изранен. Таким господином можно гордиться, от такого можно принять и брань, и побои, буде таковые обрушатся в дурную минуту. Тэм завозился под одеялом. Оба собеседника немедленно обернулись. Хелот приветливо кивнул. -- Мы разбудили тебя? -- спросил он. Тэм вылез из кровати и, путаясь в длиннейшей рубахе, которая придавала ему сходство с ангелом, подошел к Хелоту и доверчиво уткнулся ему в бок. Бывший рыцарь сгреб его за плечи. -- Ты рабовладелец, сын мой, -- заметил святой Сульпиций с оттенком зависти в голосе. -- Отнюдь, -- тут же отозвался Хелот. -- Есть хочешь, Тэм? -- спросил отшельник. Тэм ответил утвердительно. -- Я тоже, -- сказал святой Сульпиций, -- Так что, Хелот, поджарь-ка ты на вертеле хлеб и принеси кувшин с кларетом. И не надо хмуриться. Смирение украшает христианина. Хелот встал и уже привычной тропой направился на кухню. Тэм шмыгнул следом. Вскоре из кухни повалил дым, с каждой минутой все более чадный. Святой Сульпиций призвал на помощь все свое христианское смирение, дабы вынести и это ниспосланное ему испытание. Через полчаса пытки на пороге появился чрезвычайно серьезный Тэм Гили, по-прежнему ангелоподобный, однако с пятнами сажи на лице и рубахе. В руках он держал огромный поднос с поджаренным хлебом. За ним возник и сам Хелот с кувшином монастырского вина. -- А вот и мы, святой отец. -- Не будь я святым, -- сердито сказал отшельник, --я бы с удовольствием врезал вам обоим по шее. Дыму напустили, хоть топор вешай. Он махнул рукой и отвернулся. Бывший рыцарь подмигнул мальчишке, и оба уселись за стол. -- Присоединяйтесь, отец Сульпиций, -- гостеприимно произнес Хелот, придвигая к отшельнику блюдо. Святой Сульпиций фыркнул: -- А говорят еще, что в жизни отшельника не бывает приключений... -- Да будет вам сердиться". Лучше скажите, где этот Морган Мэган? -- Ушел куда-то. Откуда мне знать, Хелот, в каких краях носит этого бродягу? -- Какой он человек? -- Безответственный он человек. Сперва делает, а после думает. И не всегда понимает, что именно сотворил. Хотя, по-моему, он не злой. Может быть, даже добрый. Если его попросить, то поможет. Да только как его теперь найти? -- По берегу реки, -- сказал Хелот. -- Вы же сами говорили. Хелот ушел к Локсли, чтобы попросить у того одежду для Алькасара и немного еды в дорогу. Он сказал, что вернется через день, и велел Тэму оставаться с отшельником. "Наберись хоть немного ума у святого отца", -- велел он мальчишке. Хелоту не хотелось таскаться по лесу с Тэмом. К тому же он считал, что Локсли незачем знать подробности из жизни Гури Длинноволосого. Тэм наградил своего хозяина несколькими злыми взглядами, но в конце концов вынужден был подчиниться. Святой Сульпиций снова спустился в подвал, прихватив с собой свечку. Алькасар спал. Мазь сняла отек, оставшийся после укусов насекомых. Бледное лицо, заросшее черной бородой, было сплошь покрыто красными точками. Ресницы слиплись, и отшельник пошарил на полках в поисках травы, отваром которой неплохо было бы их промыть. Неожиданно отшельник наткнулся на какие-то незнакомые ему сосуды и нахмурился. -- Похоже, я впадаю в старческий маразм, -- пробормотал он, -- раз не могу даже вспомнить, когда поставил сюда эти чашки. Но их здесь не было, черт... то есть спаси меня. Дева Мария. Он взял одну из чашек и поднес ее к огоньку свечи. В неверном свете показалась грубо вылепленная из глины чаша, расписанная в семь цветов. Отшельник тут же узнал работу Мэгана. -- Зачем он их оставил мне? -- вопросил отшельник спящего Алькасара. -- Что я буду делать с этой посудой? Терпеть не могу лишнего хлама... А выбросить страшно. Честно говоря, мне с самого начала не нравилась затея с колдовством. Никогда не знаешь, чего можно ожидать от таких штуковин. И в доме их хранить как-то боязно... Он повертел чашку в руках и поставил ее обратно на полку. "Интересно, -- подумал он, -- каким же путем ушел отсюда Морган Мэган?" Однажды утром его просто-напросто не оказалось в доме. Даже не простился -- исчез и все тут. Отшельнику снова вспомнился рассказ о десяти мечах, и мороз прошел у него по коже. И тут он услышал, что наверху кто-то барабанит в дверь. Поспешно выбравшись из подвала, святой Сульпиций крикнул: -- Входи с миром, сын мой! Щеколду высадили. Дверь была распахнута так стремительно, что плохо смазанные петли не успели даже скрипнуть. По деревянному полу застучали сапоги, звякнули шпоры. Под окнами дома загалдели голоса. Святой Сульпиций услышал бряцанье оружия, скрип кожаных кирас. На пороге, бледный, разгневанный, стоял Гай Гисборн. -- Здравствуйте, святой отец, -- резко сказал он. -- Мир тебе, сын мой, -- ответствовал отшельник, склоняясь перед гостем и не сводя с него глаз. -- Садись, угощайся от скромной трапезы. Голодны ли пришедшие с тобой люди? Лицо Гая исказилось. Он оттолкнул в сторону Тэма, подошел к отшельнику вплотную и схватил его за горло: -- Чем ты тут занимаешься, бесовское отродье? Где моя сестра? Люди говорили, что она ушла к тебе. Я не приходил, потому что верил твоей святости, думал, она в добрых руках. Что ты сделал с ней? -- Я ничего не делал... -- Отшельник захрипел. -- Да выпусти меня! Гай немного разжал пальцы. -- Говори, -- потребовал он. -- Ты занимался сатанинским колдовством! Что с ней? -- Я не знаю. Я не занимался сатанинским... выпусти меня наконец! -- Не раньше, чем получу ответ. Люди видели, как твой дом светился на болоте темной ночью, как из него вырвалась молния, как среди ночи на кебе расцвела семицветная радуга, горевшая так ярко, будто по ней струился жидкий огонь. А потом она распалась на семь разноцветных бокалов, и из каждого вылезло по дракону.,. Чем ты занимаешься здесь? -- Это не я... Гай Гисборн, поверь, я не сделал твоей сестре ничего дурного. Она ушла от нас, и я не знаю куда. Никто не желал ей добра больше, чем я. Гай отшвырнул от себя отшельника и тяжело опустился на лавку. С мокрого плаща натекла лужа. Все молчали. Потом Гай поднял голову и спросил, ни на кого не глядя: -- Чей мальчик? -- Я -- Хелота из Лангедока, -- сказал Тэм гордо. Отец Сульпиций взглянул на Гая острыми, проницательными глазками и потер горло. Морган Мэган здорово начудил, если люди побежали за помощью к Гисборну. Зачем только этому полоумному понадобилось устраивать видения? Гай медленно расстегнул пряжки своего плаща, налил себе вина и глотнул старого кларета, видимо совсем не чувствуя вкуса. Тэм протянул ему блюдо с поджаренным хлебом. Гай машинально захрустел корочкой. Неожиданно он сказал в упор: -- К тому же, святой отец, мне донесли о ваших связях с лесными разбойниками. Отшельник пожал плечами: -- Докажите. -- Вы прячете их у себя. Вы их лечите. Даете им лекарства. -- Докажите, -- повторил отшельник. -- Святая инквизиция докажет все, что угодно, -- сказал Гай. -- Я отомщу вам за Дианору. Если она мертва, вы позавидуете ее участи. Гай налил себе еще вина и обернулся к Тэму, который забрался с ногами на сундук: -- Подойди сюда, мальчик. Тэм удивленно посмотрел на Гая, но тот повторил приказание, и Тэм подчинился. -- Так кто твой господин, говоришь? -- поинтересовался Гай. -- Хелот из Лангедока, сэр. -- Да? -- Гай казался удивленным. -- Насколько я припоминаю, дружок, мы с твоим господином встречались в городе Ноттингаме. И звали его совершенно иначе. -- Он больно сжал Тэму плечо. -- Ты удрал от Гури, приятель! А Хелот по своей доброте и глупости тебя приютил. Так было дело, а? Тэм не отвечал. -- И отправил сюда, к этому старому сатанисту. Может быть, Хелот тоже участвует в этих адских играх? -- Нет... -- выдавил Тэм. -- Гури Длинноволосый покинул правелную Англию, -- вмешался отшельник. -- В некотором роде он даже умер. Мальчик не виноват, сэр Гай. Отпустите его. Гай не ответил. Он увидел нечто, заставившее его побледнеть от ярости. На полу возле постели валялся белый парик из конского волоса. Прежде чем святой открыл рот, чтобы соврать, Гай спросил: -- Стало быть, вы нас всех одурачили, отец Сульпиций? -- Да, -- сказал отшельник. -- Я одурачил вас. Скажу больше, я дурачил вас и раньше. Я помогал бедным невежественным людям, которые умирали целыми деревнями, потому что никто, кроме меня, не знал, как их вылечить. Я спрятал у себя книги, обреченные на сожжение, потому что убежден: через много лет люди будут счастливы открыть их и погрузиться в сокровищницу этих познаний. Я дурачил вас много лет, сэр Гай. Идите домой. Мне неприятно вас видеть. Гай неторопливо вышел под проливной дождь, и до отшельника донесся его голос: -- Окружить дом! Никого не выпускать! Осмотреть подвалы! Несколько стражников ворвались в дом и принялись шарить по всем углам, выбрасывая на середину комнаты все, что находили на полках и шкафах. Зазвенели склянки. На полу стало скользко от разлитых настоек и мазей. Один из стражников поскользнулся, грязно выругался и, падая, налетел на сундук. Сундук отъехал в сторону, открывая лаз в подпол. Святой дернулся в руках другого стражника. Тот равнодушно ударил его несколько раз в грудь кулаком с зажатой в нем тяжелой рукояткой кинжала. Отшельник закашлялся и задохнулся. Заверещав, Тэм бросился к лазу. Тем временем дом уже начал гореть -- в спешке стражники перевернули две свечи, оставленные на столе. Воск трещал, сухое дерево грозило вот-вот вспыхнуть. Не помня себя, Тэм метнулся влево, вправо, схватил кого-то за ногу, получил сильный удар по лицу и на мгновение потерял сознание. Затем его подняли за волосы. От адской боли он очнулся и закричал. Кто-то, ругаясь на чем свет стоит, поволок его прочь из дома. Тэм кусался и отбивался. -- Звереныш! -- с отвращением произнес голос Гая Гисборна. Гай сбросил Тэма с крыльца в мокрую траву. Не помня себя, Тэм начал карабкаться по ступенькам, скаля зубы и поскуливая, как побитый щенок. Гай еще раз ударил его ногой, сбрасывая вниз. И снова Тэм пополз наверх. Он задыхался от плача. Тогда Гисборн наклонился и взял его на руки. Не обращая внимания на то, что мальчик принялся извиваться и норовил его лягнуть, Гай сказал: -- Дурак твой Хелот... После чего сильно ударил его по голове кулаком и вышвырнул на болота, благословив отборными ругательствами. Дом уже лизало пламя. Гай бросился в комнату и споткнулся о труп, брошенный у порога. Это был отшельник. Кто-то из стражников, видимо опасаясь колдовства, перерезал ему горло. Гай перекрестился. Если Сульпиций и впрямь был колдуном, то не следовало убивать его как обычного человека. Мертвый колдун еще опаснее живого. Но думать об этом времени не оставалось. Дом был охвачен пожаром, а в подполе отшельник кого-то прятал. Гисборн был уверен, что добрался до истоков зла, которое обитало в Шервуде уже не первый год. Он увидел разоренную постель, на которой только что кто-то спал. Сейчас она была пуста. Сняв с полки свечку, Гай посветил вокруг. Дым уже проникал в подвал, времени оставалось совсем немного. Но он никого не увидел. И, однако же, у Гая не было ни малейших сомнений в том, что здесь кто-то прячется. Он поднял свечу повыше и наконец разглядел того, кого искал. Человек стоял, прижавшись к стене, под полками, где была расставлена коллекция диковинных сосудов в форме различных фантастических зверей и грубо слепленных чашек, расписанных в семь цветов. В руке у человека был нож. Всклокоченные черные волосы и клочковатая черная борода придавали ему в темноте зловещий вид. Гай плюнул и перекрестился, приняв его в первую секунду за демона. Тот тихонько засмеялся, скаля зубы. -- Страшно тебе? -- спросил он. -- Ты ведь испугался, Гисборн? Ваши люди крестятся, когда боятся. -- Я узнал тебя, -- сказал Гай и скрипнул зубами. -- Хелот обманул меня. Я убью сначала тебя, а потом его. Алькасар шагнул вперед, выставив нож. Он все еще улыбался, скаля в черной бороде белые зубы. Гай выхватил из-за пояса кинжал и метнул его, метя в грудь своему противнику. Алькасар отшатнулся, но не рассчитал движения и сильно ударился спиной о стену. Полки задрожали, несколько фаянсовых колбочек упало на пол и разбилось. А глиняные чашки вдруг подскочили и повисли в воздухе. Потом они начали сами собой раскачиваться и ударяться одна об другую, как будто руки невидимого жонглера перебрасывали их из одной ладони в другую. И наконец они полились меж невидимых рук -- влево-вправо, влево-вправо, и семь цветов стали сливаться в семь полос радуги, и Гисборн понял, что не может сделать ни шагу. Он еще видел сарацина, исчезающего в стене, но дотянуться до него рукой уже не мог. И когда Гай сделал еще один шаг, на него неожиданно посыпались глиняные чашки и две или три больно ударили его по голове. Трактир был пуст. Хозяин, встретивший Греттира у двери, немедленно ушел, шаркая разбитыми кожаными башмаками, и унес с собой единственную горящую свечу. Юноша постоял некоторое время в кромешной тьме, потом глаза привыкли, и он различил впереди себя лестницу. Осторожно поднялся на второй этаж. Дверь комнаты, занимаемой Гури Длинноволосым, была распахнута, и Греттир пошел на тусклый свет. Он остановился на пороге. Сегодня одиночество замучило его настолько, что он согласен был терпеть даже невыносимого Гури, лишь бы не оставаться наедине с Сантой и своими печальными мыслями. Но Гури он не обнаружил. Прямо перед Греттиром на сундуке сидел и сосредоточенно грыз ногти Хелот из Лангедока. -- Привет, -- сказал он равнодушно. -- Хелот! -- Греттир бросился к нему навстречу и вдруг остановился как вкопанный. Таким он своего друга еще никогда не видел. Ни после плена в баронском замке, ни после сражения в Гнилухе, когда его хотели повесить. -- Вы убили его, сэр? -- прошептал Греттир. Другого объяснения отсутствию Гури он найти не мог. Хелот тускло посмотрел на него: -- Кого я убил? -- Ну, этого негодяя Гури. -- Я и есть Гури, дурачок, -- ровным голосом, без интонации ответил Хелот. -- Зачем пришел? -- Я рад вас видеть, и... -- Греттир опустился в кресло. -- Тянуло, вот и пришел. -- Бросай ты этот Ноттингам, -- сказал Хелот с визгливой интонацией Гури Длинноволосого. -- Дохлое дело, в натуре. Поезжай лучше в отцовский замок. Хелот слез с сундука и вышел из комнаты. Свесившись с перил, крикнул в темноту: -- Хозяин! К великому удивлению Греттира, внизу тотчас мелькнул огонек. -- Хозяин, принеси нам, пожалуйста, вина. И чего-нибудь на ужин. -- Остались только бобы, сэр. И эль. Это для простонародья, -- неуверенно отозвался хозяин и подавил зевок. -- Сойдет и это, -- одобрил Хелот. Хозяин покорно зашаркал на кухню. -- Зачем вам понадобился этот Гури, сэр? -- нетерпеливо спросил Греттир. -- А ты меня узнал? -- Нет. -- Юноша покраснел. -- Как я мог узнать вас, сэр, ведь вы были со шрамом и в парике... А как вам удалось сделать шрам? -- С помощью клея. -- Так для чего вы это сделали? -- У меня было одно дело на соляных копях, -- спокойно ответил Хелот. -- На днях я его успешно завершил. После чего собственноручно прирезал старину Гури. Тебе его будет не хватать? -- Избави Боже. Я так рад, что вы здесь, сэр. -- Это ненадолго, -- утешил его Хелот. -- Я наломал здесь столько дров, что не сносить мне головы. -- Его лицо передернуло, как от боли, и он добавил совсем тихо: -- Я не могу больше видеть эти болота. Может быть, если я уйду отсюда, я перестану думать... Греттир осторожно коснулся его руки: -- Почему вы так мучаетесь? Хелот обернулся -- тощий, бледный, под глазами круги, скулы торчат. -- Я должен был предвидеть, что Гай явится в дом отшельника. Уверен, что это его рук дело, уверен так, будто видел все своими глазами! Ты хоть знаешь, малыш, что я сделал? Я украл с соляных копей своего Алькасара. Да, понимаю, почему кривишься. Я отвез его в надежное, как мне казалось, место -- к отшельнику. Как-то раз я лечил тебя его травами. Я оставил там этого несчастного ребенка, который мне поверил. -- Какого ребенка? -- У Гури был слуга, помнишь? Греттир поднял брови: -- Как не помнить... Гури запугал его так, что бедняга и пошевелиться не смел. -- Не думал, что ты обратил на это внимание. Как бы то ни было, мальчик остался на болоте. Я сам велел ему пожить у отшельника. А когда я вернулся туда, чтобы забрать их с Алькасаром и убраться из этих краев подобру-поздорову, я увидел... -- Горло у Хелота перехватило, и он замолчал. За спиной послышались шаги. Хелот резко обернулся: -- Кто здесь? -- Да я это, я, господин, -- ответил трактирщик. С подкосом в руках он осторожно карабкался по лестнице. На подносе оплывала свечка. Хелот забрал у него поднос, и хозяин канул в темноте. -- Совсем я загонял его, -- пробормотал Хелот. Он поставил поднос на плоскую крышку сундука. -- Хочешь есть? Греттир кивнул. -- Тогда садись поближе. Они устроились прямо на полу. Хелот аккуратно разлил по кружкам эль. -- Что вы увидели на болоте, сэр? -- напомнил Греттир, решив довести разговор до конца. Хелот поднял голову и посмотрел ему в глаза, словно удивляясь наивности вопроса. -- Пепелище, -- ответил он. -- Я нашел там простое пепелище. Дом сожгли, а людей, как я понимаю, просто перерезали. Господи, они даже не могли себя защитить! Отшельник человек мирный, Алькасар был болен, руки поднять не мог, а Тэм'ъ -- Он прикусил губу. Они помолчали немного. Греттир допил свой эль и тихо сказал: -- Почему же вы не доверились мне, сэр? Почему не рассказали все с самого начала? -- Боялся, что проболтаешься, -- признался Хелот. -- Ты слишком много пьешь, Греттир. -- Я бросил, -- машинально ответил Греттир. Хелот залпом допил свой эль, грохнул кружку на сундук и сказал горько: -- Ничего нельзя вернуть. Я ушел и бросил их на произвол судьбы. Никогда нельзя доверять ощущению безопасности. Хелот вспомнил, как шел под дождем по лесной дороге, как впереди замаячила внушительная фигура Малютки Джона. Тот всматривался, не понимая, кто это движется ему навстречу под моросящим дождиком, не замедляя и не убыстряя шагов, забрызганный глиной до колен. А потом Джон улыбнулся во весь рот и крикнул: -- Да это же Хелот вернулся! И лес ожил. Лес зашумел, затрещал, на дороге один за другим стали появляться вольные стрелки. Загорелые веселые лица обступили со всех сторон, и каждый что-то говорил, скалился, толкался. И Локсли стоял в толпе стрелков, конопатый, сероглазый, в мокром зеленом плаще с откинутым капюшоном... В этот момент дом на Дальшинской Чисти уже горел. -- Зло, -- сказал Хелот угрюмо, -- Зло гнет нас и ломает, как ему вздумается, оно превращает нас в диких зверей.. Кто здесь?! -- Он снова резко повернулся к двери. Там никого не было. Но Хелот осторожно протянул руку к своему оружию, лежавшему на полу, за сундуком, взял тяжелый нож и неслышно подкрался к выходу. Греттир наблюдал за ним с недоумением: он не замечал ничего подозрительного. Однако за дверью действительно кто-то был. И этот кто-то сказал жалобно: -- Мне нужен Хелот из Лангедока, господин. Хелот толкнул дверь ногой: -- Я здесь. Дверь стукнула незваного гостя по лбу. Он охнул, схватился за голову и покачнулся. Выронив нож, Хелот бросился к нему: -- Мать Эпона! Тэм Гили! -- Он обнял мальчика за плечи. -- Ты жив! Тэм сказал тихонько: -- Ага... Только голова болит. Хелот вздохнул: -- Ты голоден, Тэм? Тэм покивал. Хелот снова устроился на полу. Тэм, робея, вошел, поклонился Греттиру. Тот смерил его взглядом, но вынужден был смириться с тем, что грязный и оборванный мальчишка-раб сидит рядом и жадно ест из его тарелки. -- Кто еще жив? -- спросил Хелот. -- Не знаю, сэр... По-моему, святой Сульпиций погиб. Гай кричал что-то о колдовстве, о порче, о том, что его сестру принесли в жертву каким-то... как он сказал? Что-то о сатане, Слезы Тэма закапали в тарелку. Хелот высморкал ему нос двумя пальцами и велел продолжать. -- Я не знаю. Он избил меня и вышвырнул из дома, когда начался пожар. -- Кто? -- Гай Гисборн. -- Господи... -- простонал Хелот. -- Почему он это сделал? -- Не знаю. Мне показалось... мне показалось, что он сделал это ради вас, сэр. Потому что он назвал ваше имя. -- И что он сказал? Тэм нахмурился, стараясь припомнить получше. -- Кажется, он сказал: "дурак твой Хелот" или что-то в этом роде... -- Что ж, -- вздохнул Хелот, -- это, пожалуй, лучший подарок, какой только можно придумать. Ты ешь, Тэм, ешь. На рассвете мы с тобой уходим из этого города. Моросил дождь. Дорога вывела двоих путников из леса к полю. За полем снова начинался лес. Небо еще светилось, но в лесу было уже темно. Хелот и Тэм остановились на краю поля. Греттир провожал их целый день. Он вел своего коня в поводу и беспрерывно мучил Хелота разговорами, пытаясь наговориться напоследок. Когда путники остановились, Греттир как раз говорил: -- Бьенпенсанта распоясалась. Является уже днем, когда вовсе не положено. И делает мне замечания. -- Замуж хочет, -- лениво предположил Хелот. -- Ну это уж слишком! -- возмутился Греттир. -- Ей же двести лет. -- Для призрака это не возраст. -- Вы так думаете, сэр? -- Я ничего не думаю, -- сказал Хелот. -- Я ухожу. Иди домой, Греттир. Когда-нибудь встретимся. Ты хороший, честный мальчик. Лет через десять из тебя вырастет замечательный воин и добрый хозяин. Постарайся разбогатеть и женись. -- Да подождите же, -- отчаянно сказал Греттир. -- Куда же вы уйдете вот так, пешком, ночью? Возьмите хотя бы лошадь. -- Там внизу река, Греттир. Иди домой. Мне не нужны попутчики. -- А Тэм? Зачем вы тащите с собой мальчишку? Тэм невнятно пробормотал, что он, Тэм Гили, свободный человек и идет туда, куда ему вздумается. Хелот взял мальчика за руку, и они пошли через поле. Потом Тэм оказался впереди. Греттир крикнул им вслед: -- Хелот! Хелот обернулся. Греттир все еще стоял на дороге. Хелот пожал плечами и исчез во мраке столетий.  * ЧАСТЬ III. Высокие деревья леса Аррой *  ГЛАВА ПЕРВАЯ Лес назывался Аррой, и то же имя носил замок, высившийся на краю леса, над петляющей по равнине реке. Близилась осень, и, когда двое путников вошли в лес под сень высоких деревьев, зарядил холодный назойливый дождь. Это было очень некстати: старший из двоих еле держался на ногах, того и гляди свалится. А валиться, покуда не нашли, где провести зиму, было бы непозволительной роскошью. Ветки размокли, бересты они не нашли, и, несмотря на все старания и очевидную сноровку, развести огонь так и не удалось. Кое-как устроились под еловыми, низко нависающими лапами, выкопали вокруг дерева мелкий желобок для стока воды и заснули, прижавшись друг к другу под плащом с меховой опушкой. Хелот был болен и хорошо знал, что силы его на исходе. Утешало одно: не оспа. Святой Сульпиций растолковал невежественному отроку еще год назад, что хворь сия дважды не постигает. И то ладно. Его в глазах беспрестанно стояла чернота, в голове гудело, и Хелот почти не соображал, куда идет и, соответственно, к какой доле тащит за собой своего спутника. Спутник. Одиннадцатилетнее чахлое существо с бесцветными, как болотный мох, клочковатыми волосами и бледненькими веснушками на остром носу. Еще одна головная боль. Не раз и не два Хелот успел проклясть свою мягкотелость, которая заставила его поддаться на уговоры Тэма и взять его с собой, вместо того чтобы оставить в Ноттингаме под опекой такого мудрого наставника, как Греттир Датчанин. Сейчас мальчишка превратился для Хелота в чудовищную обузу. Приходилось постоянно принимать в расчет мальчика -- это когда и за одного-то думать казалось трудом непосильным. Как можно принимать толковые решения, когда в памяти постоянно звякает: в случае ошибки расплачиваться придется не только ему, Хелоту, но и ни в чем не повинному ребенку. Дважды Хелот пытался избавиться от него. В первый -- пристроил в зажиточный дом. И хозяева были люди добросердечные, и жизнь Тэму предстояла сытая и необремененная заботами о хлебе насущном и еще более насущном ночлеге. Однако Тэм, проснувшись однажды утром в "своей" комнате и обнаружив отсутствие Хелота, показал себя сущим волчонком. Он визжал, метался по дому, отказывался от еды, и в конце концов затею сделать из него домашнего мальчика оставили. Второй раз Хелот поступил более сурово: прочитал Тэму нотацию, внушил идею беспрекословного послушания и продал паренька странствующему лекарю, человеку мудрому и воздержанному. Поначалу все шло хорошо. Хелот пустился в свои странствия с легкой душой и успел о Тэме позабыть. Но через неделю, оборванный и сияющий, Тэм нагнал своего прежнего господина. Подавив стон отчаяния, Хелот выдрал его за уши, каковое наказание было принято едва ли не с восторгом. После чего Хелот вынужден был вернуться, разыскать лекаря и возвратить ему деньги. Больше устраивать судьбу Тэма Хелот не решался. Только и сказал с тихой покорностью судьбе: "Со мной ты пропадешь". Стояло лето, по молодости лет Тэм полон был добрых предчувствий и потому лишь застенчиво улыбнулся и поведал, что лучше уж пропасть в обществе обожаемого господина, чем процветать вдали от оного. Теперь же, застигнутый холодным осенним дождем в лесу Аррой, где высокие деревья, Тэм смотрел, как беспокойно мечется во сне Хелот, и все яснее понимал: получается так, что прав был тогда рыцарь из Лангедока. Пропадут они оба. Похоже, сегодня Хелот уже не встанет. Однако устыдившись недостойных мыслей, мальчишка покачал головой. Хелот -- самый отважный и самый добрый человек на свете, и пусть все божьи кары, какие только возможно, обрушатся на Тэма, если он не сумеет помочь тому, кого почитал как отца. (Тэму и в голову не приходило, что Хелот никак не годится ему в отцы: разница в возрасте между мальчиком и его хозяином была не больше десяти лет.) Занималось утро. Тусклый свет едва просачивался сквозь толщу дождевых туч. Тэм ощутил страшный голод, пошарил в мешке, изрядно подмокшем за ночь, и вытащил кусок хлеба, завернутый в кусок дубленой шкуры. Предусмотрительно спрятав то, что счел нужным оставить Хелоту (чуть ли не вдвое больше, чем отломил себе), Тэм жадно проглотил свою долю. Сейчас бы поискать орехов или обтрясти дикую яблоню. Но он боялся оставить Хелота одного. Неожиданно Тэм замер с недожеванным куском во рту. Ему почудилось, что кто-то следит за ним исподтишка. Очень осторожно, стараясь двигаться по возможности бесшумно, он поднялся на ноги и вытянул шею. Выглянул из-за елки, осмотрелся. Никого. Но теперь незримый наблюдатель переместился и сверлил взглядом затылок. Тэм похолодел. Так явственно ощущал он на себе чьи-то недобрые глаза, что мурашки побежали у него по спине. Справа в кустах что-то прошуршало, и Тэм вздрогнул и задел плечом тяжелую еловую лапу. Тотчас на него пролилась холодная вода, скопившаяся за долгий дождь. Тэм невольно охнул. И тут вокруг него зашелестело, залопотало, засуетилось. Справа и слева, спереди и сзади -- повсюду насмешничали и издевались невидимые голоса. Слов не разобрать, но ошибки быть не могло: над ним откровенно потешались. Откуда-то сверху прилетел орешек и больно ударил по голове. Тэм вскрикнул и схватился за лоб. И снова взорвалось недоброе веселье. Туча тучей, мальчик вынул из ножен меч и уселся возле спящего, положив оружие на колени. Всем видом он выражал решимость защищать Хелота до последнего своего вздоха. А вокруг продолжалось суетливое, хотя и скрытное движение. Хлюпали по лужам шажки, несколько раз доносилось характерное пение тетивы. Этот звук и разбудил Хелота. Не пытаясь даже подняться на ноги, он пошевелил пересохшими губами и с трудом прошептал: -- Тэм... уходи отсюда, пока не началось. Тэм показал себя достойным учеником знаменитого упрямством лангедокца. Он тоже не двинулся с места и с деланным равнодушием ответствовал: -- Поздно уходить. Началось уже. Словно желая подтвердить его слова, над головой у Тэма в еловый ствол ударила стрела. От пчелиного ее звона у Тэма заныли зубы. Он встал, удерживая слишком тяжелый для себя меч обеими руками. Вокруг по-прежнему шелестели кусты, однако никого не было видно. Напрягая голос, Тэм выкрикнул: -- Кто вы? -- А вы кто? -- отозвался сердитый тонкий голос. -- Мое имя Тэм Гили, -- сказал мальчик. -- Почему вы хотите убить нас? -- Грязные дакини, -- с отвращением сказал голос. -- Как вы посмели ходить по нашему лесу? Мы еще не убиваем вас, о нет! Когда мы начнем убивать вас, вы это почувствуете... -- Покажитесь! -- крикнул Тэм с вызовом. -- Я не хочу говорить с невидимками! Кусты пошевелились, словно бы в раздумье, но потом опять сомкнулись. Донеслось ожесточенное перешептывание. Тэм разобрал несколько отрывистых фраз: "Безмозглые дакини..." -- "Пристрелить, покуда не очухались..." -- "Мальчик-то вроде из Народа... Не наделать бы ошибок,.." Наконец кусты раздвинулись, и на поляне показались два низкорослых человечка. Ростом они были чуть повыше Тэма, а годами -- немногим старше Хелота. Бесцветные волосы и очень светлые, почти белые глаза странно роднили их с жителями деревушки Тэма. Из-под башлыков выглядывали бледные лица с мелкими острыми чертами. Оба лесных жителя были одеты в теплую, удобную в лесу одежду, сшитую из беличьего и кроличьего меха. Один, вооруженный длинным луком, выступил вперед и вскинул голову. -- Теперь ты можешь видеть нас, -- произнес он. Тэм заметил, что шебуршание в окрестных кустах стихло, но ни на мгновение не обманывался: соплеменники этих странных существ, настроенных явно враждебно, оставались поблизости, готовые напасть в любую секунду. -- Тэм Гили -- всего лишь имя, -- сказал человек с длинным луком. -- А я спрашивал, кто вы такие и что делаете в нашем лесу. -- Мы не сделали ничего плохого, -- сказал Тэм. -- Ничего ХОРОШЕГО от таких, как вы, ждать не приходится, -- отрезал человек с луком. -- А этот дакини, который даже не изволил встать, -- он кто такой? -- Он мой господин, -- ответил мальчик. -- Пожалуйста, не трогайте его. Он болен. -- Клянусь ликом Хорса, вот это речи! -- фыркнул человек с длинным луком и еще более суровым тоном спросил: -- Как случилось, что ты стал слугой дакини, предатель? -- Я не понимаю, -- сказал Тэм. -- Почему я предатель? И что значит "дакини"? -- "Верзила", -- презрительно сказал человек. -- Вот что это значит. Твой хозяин -- дакини. Сами они называют себя, кажется, "людьми". -- Да... -- Тэм совсем растерялся. -- А вы кто? -- Мы -- Народ, -- произнес человек с луком и выпрямился. -- Если я не обманываюсь, мальчик, если глаза не сыграли со мной злой шутки, то ты тоже принадлежишь к Народу. Даже если ты и вырос на чужбине, среди долговязых, ничто не помешает теперь тебе вернуться к своим. Оставь этого грязного дакини и ступай с нами. Солнечная женщина решит, как с тобой быть. Она добра. Свет мудрости озаряет ее речи и деяния. Тэм покачал головой. -- Я ничего не понял, -- признался он. -- Там, откуда мы пришли, мы оба принадлежали к одному народу. Почему же сейчас ты хочешь, чтобы я бросил его? -- Если ты не оставишь своего дакини по доброй воле, мы освободим тебя от него силой, -- сказал человек с луком. -- Ибо никто из Народа не служит долговязым. Краем глаза Тэм уловил движение наверху, на одной из веток огромной ели. Молнией пролетел в памяти тот орешек, что ударил его по лбу, упав откуда-то сверху. Не раздумывая, Тэм бросился к Хелоту и обхватил его руками. Спрыгнувший с ветки белобрысый человечек в зеленой бархатной куртке и зеленой охотничьей шляпе с утиным пером (все это Тэм разглядел в один миг) замахнулся было ножом, но нанести Хелоту смертельный удар не посмел. -- Отойди! -- с досадой закричал он на Тэма и схватил мальчика за плечо. -- Оставь его! Оскалив мелкие зубы, как крысенок, Тэм взвизгнул и бросился в атаку. Тяжелый рыцарский меч был плохим оружием в неумелых детских руках, но яростный бросок Тэма заставил человечка отступить. Из кустов вылетело еще несколько стрел. -- Беги же, болван, -- прошептал Хелот, глядя на мальчишку в бессильной злобе. Беловолосые низкорослые воины высыпали из леса с горохом и окружили двух путников плотным кольцом. Куда ни падал взор, повсюду были хмурые бледные лица с плотно сжатыми бесцветными губами и неподвижными глазами -- светло-зелеными, светло-голубыми, светло-серыми. Вооруженные луками и короткими мечами, лесные люди безмолвно ждали, готовые в любую секунду убить. Тэм попятился и, споткнувшись, с размаху сел на землю возле Хелота. Бывший рыцарь нашел руку своего слуги и сжал ее. -- Прощайте, сэр, -- сказал Тэм еле слышно и, всхлипнув, закрыл глаза. Но и с закрытыми глазами он продолжал видеть эти злые, полные недоброй насмешки лица, глазеющие на него со всех сторон. -- Хо! Хо! -- донесся чей-то сочный бас, который не мог принадлежать никому из этих злых карликов. Тэм почувствовал, как Хелот рядом с ним вздрогнул. А бас между тем приближался. По лужам чавкали копыта, разбрызгивая грязь. С треском раздались кусты, и вот уже мохноногая рыжая лошадка с белой гривой выносит на поляну могучего всадника. Одного взгляда на его внушительную фигуру было достаточно, чтобы определить: кем бы он ни был, к Народу он, во всяком случае, никакого отношения не имеет. Он был высок, широкоплеч и наделен обширным брюхом. Кожаные штаны едва не лопались на толстых ляжках. Румянец щек пробивался даже сквозь огненную бороду, а всклокоченные красные волосы торчали из-под туго натянутого по самые брови кожаного шлема. Из-за тяжелого плеча торчала рукоять гигантского меча. Упираясь в бедро кулаком, он откинулся в седле и захохотал еще громче и жизнерадостнее. -- Кого вы изловили на этот раз, Отон? -- обратился он к низкорослому воину с луком, -- видно, предводителю. -- Это наш лес, -- гневно сказал Отон, и на его бледных щеках выступила едва заметная краска. -- Хо! Хо! -- загрохотал великан. -- Опять Народ развоевался! Опять Народ собрал большее войско, чтобы извести одного-единственного дакини! Узнаю своих доблестных соседей! Храбрость их не знает пределов, предусмотрительность их вождей повергает в завистливую дрожь!,. -- Это наш лес, -- повторил Отон упрямо, не позволяя себе поддаться соблазну и разозлиться по-настоящему. ~ Уходи, Теленн Гвад. Дай нам совершить то, что зелит сердце. -- А злое у вас сердце-то, -- сказал Теленн Гвад. -- Потому я и примчался, едва госпожа Имлах заметила, что вы там, внизу, опять засуетились. -- Госпожа Имлах любит смотреть в телескоп не на звезды... Грех это, -- назидательно проговорил другой человек, стоявший за спиной Отона. Великан даже не заметил этих слов. Он соскочил с седла на землю и, пригнувшись, нырнул под ель. Почти сразу же в его круглую, багровую от натуги физиономию уставился перепуганный Тэм Гили. Хелот продолжал лежать неподвижно, полуприкрыв глаза. -- Ой! Кто здесь? -- дурашливо удивился великан и, подцепив Тэма пальцем за ворот, выволок мальчишку из-под укрытия на свет божий. -- Что это ты тут прячешься? Отон сделал шаг вперед. -- Он предатель, -- сказал маленький лесной житель так спокойно, что у Тэма от страха онемели руки. -- Он из Народа, разве ты не видишь? Он один из нас, а служит какому-то дакини. -- Да-а? -- протянул великан и с новым интересом воззрился на Тэма. -- Если он из Народа, это меняет дело... -- Я сам дакини! -- закричал Тэм, извиваясь в попытке вырваться на волю из великаньих лап. -- Дакини -- презренная раса, -- отрезал Отон. -- Ну и пусть! -- вопил Тэм. -- Пусть презренная! Я не хочу принадлежать к вашему Народу! Я хочу остаться с ним... Великан хрюкнул носом и неожиданно толкнул Тэма в руки Отона. -- Подержи-ка этого звереныша, Отон, -- сказал он.--А я покамест погляжу, кого это он так яростно защищает. Тэм содрогнулся, когда маленькие крепкие руки взяли его за плечи. Затем одна ладонь сжала, запястья мальчика, да так сильно, что он, как ни старался, выдраться так и не сумел. Вторая ухватила за волосы. Тихий голос проговорил над самым ухом: -- Лучше не дергайся, ты... раб дакини. Великан выпрямился, придерживая Хелота, чтобы тот не рухнул. Глаза у лангедокца были мутные и ничего не выражали. При виде своего хозяина Тэм скрипнул зубами, однако, помня наказ, дергаться не посмел. -- Этого дакини я забираю с собой, -- объявил Теленн Гвад. -- Он, кажется, умирает. Госпожа Им-лах будет в восторге. Она обожает хворых. Хо, хо! -- Что ж, честный дележ, -- заметил Отон. -- Дитя Народа пусть останется с Народом. Ты ведь не станешь препятствовать этому? -- Когда это я чинил препятствия Народу? -- сказал великан и затрясся от хохота. -- Господин! -- закричал Тэм и бросился вперед, увидев, как великан усаживает Хелота в седло. Бессильно мотнув головой, Хелот опрокинулся на шею лошади и обхватил ее руками. Великан весело махнул Отону и затопал по кустам, ведя терпеливую мохноногую лошадку в поводу. Глотая слезы, Тэм смотрел им вслед, покуда Отон не дернул его за волосы и не потащил за собой в противоположном направлении. Гулкий бас прокатился по замку Аррой, отзываясь в самых дальних его уголках: -- Имлах! Имлах! Имлах! По каменной лестнице дробно застучали деревянные башмаки. Задрав бороду, великан смотрел, как навстречу несется Имлах: полосатые юбки вздымают тучи пыли, соломенные косицы прыгают по плечам, большой детский рот растянут в счастливой улыбке. Спрыгнув с последней ступеньки и едва не своротив огромный ушат, наполовину заполненный водой, госпожа Имлах бросилась ему на грудь. Росточка она была для великанши небольшого -- и двух метров не наберется. -- Хо, Имлах! -- прогрохотал рыжебородый, хватая ее за талию и поднимая в воздух. С одной ноги Имлах слетел деревянный башмак, когда она задергалась, хохоча и пытаясь высвободиться. -- Пусти! -- пискнула она наконец, чувствуя, что ребра ее трещат. И едва очутившись на полу, поинтересовалась: -- Что там затеял Отон? Опять с тобой воевать надумал? -- Нет, не угадала. -- Великан покачал головой. -- Отон нашел в лесу одного несчастного заблудившегося дакини и собрал целую армию, чтобы извести его. -- И увидев, как дрогнули губы жены, быстро добавил: -- Хорошо, что ты вовремя углядела. Я поспел раньше, чем они перерезали ему горло. -- Так он здесь? -- Да, у порога валяется. Опробуешь на нем свое новое заклинание, а? Ведьмочка ты моя... Подскочив к нему, Имлах от души чмокнула своего могучего супруга и, прихрамывая, как была, в одном башмаке, выскочила во двор. Хелоту подумалось, что его разбудил запах. Непривычный медвяный аромат, сладостный и томный, как будто он вдруг очнулся в гареме среди одалисок, благоухающих мускусом. Или в раю среди гурий. Ему как-то рассказывал об этом Алькасар. Но не успел он сообразить, что католика вряд ли пустили бы в мусульманский рай, как рядом, почти над самым его ухом, кто-то оглушительно чихнул и запыхтел. Хелот предположил, что райская дева, во всяком случае, подобных звуков издавать не может, и рискнул приоткрыть глаза. Он обнаружил себя в большой полутемной комнате с низкими сводами. Колонны и потолок были украшены резьбой: как будто виноградные лозы вползали наверх по стенам и свисали с низкого потолка спелые грозди. Сам Хелот лежал в углу, зарывшись в вороха медвежьих шкур. Ему было тепло. Сам не зная почему, он вдруг разом воспрял духом. Приподнявшись, он увидел большой дубовый стол, заваленный книгами в кожаных переплетах in-folio и in-quarto, свитками и восковыми и глиняными табличками. По всему столу были расставлены пять или шесть оплывших разномастных свечей, которые горели -- одни чистым пламенем, другие нещадно чадя. А над столом, как разобрал Хелот, когда привстал, маячило в полумраке чье-то лицо. Белокожее и круглое, с большим ртом, широко расставленными светлыми глазами, обрамленное двумя лохматыми косами. Существо казалось гигантской девочкой. Но чувствовалось в этой девочке нечто нечеловеческое, Не то, чтобы это отталкивало, -- просто Хелот сразу и очень ясно осознал: она не человек. Склонив голову к плечу и время от времени покусывая зеленое яблоко, она деловито царапала острой палочкой по восковой дощечке. Возле Хелота опять чихнули. Он отвел глаза от странной девушки и увидел наконец, что из-под медвежьей шкуры высовывается острый нос какого-то маленького зверька, не больше кошки. Черные усы зверюшки воинственно топорщились. Затем зверек потянулся и медленно выволок из-под шкуры свое длинное узкое тело. Он показался Хелоту диковинным и в то же время смутно знакомым, как будто ему доводилось видеть нечто подобное, только очень давно. Шерстка у забавного существа была желтоватая, как старинный, когда-то белый шелк прабабкиного подвенечного платья. Очень короткие лапки, более темные, чем бока, заставляли горбить спину. Пригибая к полу острую мордочку, зверек обежал вокруг Хелота и неожиданно, взбив носом одеяло, нырнул обратно в постель. Этот зверек и источал странный медвяный аромат. Засмеявшись, Хелот сунул руку под шкуры и вытащил маленького проказника. Шевеля усами и глядя на человека черными немигающими глазками, зверь задвигал носом: принялся изучать новые для себя запахи. Два или три таких же зверя, среди них один был почти коричневым, а другой белоснежным, промчались по залу и сгинули, топоча коготками, где-то в недрах замка. Еще одна усатая мордочка неожиданно высунулась из-за плеча женщины, -- видно, зверек сидел, пристроившись у нее за спиной на спинке кресла. Хелот вспомнил наконец, где он видел таких зверьков, -- на гербе Греттира. Королевский горностай. В роду Датчанина были когда-то короли. Горностай увлеченно жевал руку Хелота. Он проделывал это с изрядной долей спешки, опасаясь, видимо, что человек передумает и отберет руку. Так и произошло, когда горностай тяпнул слишком сильно. Женщина отложила в сторону дощечку, согнала с плеча горностая, и ее светлые глаза встретились с темными глазами Хелота. Она спокойно улыбнулась: -- Добро пожаловать в замок Аррой. -- Благодарю, госпожа. -- Мое имя Имлах, Не называй меня "госпожа". Ты -- дакини, и я тебе не госпожа. Хелот призадумался. Он уже не в первый раз слышал это слово, и оно сбивало его с толку. -- Ведь ты дакини, мы не ошиблись? -- настойчиво продолжала женщина. -- Если бы я знал, что это такое, Имлах, в мой ответ не вкралась бы ошибка. Она прищурилась, с откровенным интересом разглядывая своего гостя. -- Коли не правишь своим незнанием, объясню. Скажи, ведь ты и я--мыс тобой разных корней? Хелот кивнул и торопливо добавил: -- Если вас это не обидит, госпожа Имлах, мне почему-то сразу так и подумалось-. -- Верно, -- согласилась она. -- Вот смотри. Этот мир называется Аррой. Это старый мир, очень старый. И время здесь медленное, тягучее. Мы живем долго, века, даже больше. У нас медленная жизнь. Как мед, капающий с ветки... В мире Аррой много народов. -- Она подняла руку и растопырила пальцы, загибая один за другим. -- Лесной Народец, они называют себя попросту Народ. Хозяева леса Аррой. У них белые волосы и гордый нрав. Коварны они, но и благородны, если уж на то пошло. Хелот имел свое мнение по поводу благородства Лесного Народа, но решил пока попридержать его про себя. Имлах загнула второй палец: -- Далеко от нас живут гномы, Горный Народ. Да воссияет ярче свет Истарь за то, что их нет в лесу Аррой! Я говорю тебе о них лишь для того, чтобы ты не перепутал Народ с гномами. Отомстят так, что костей потом не найдут, да и искать некому будет. У гномов -- свои пути, своя мудрость, свое вероломство. Забудь о них. -- А вы, госпожа Имлах? -- спросил Хелот. -- Как называется ваш род, чтобы мне впредь не допустить невежливости? -- Не "госпожа" Имлах, а просто Имлах, -- поправила она. --И не во мне дело, дело в бароне, хозяине замка, ибо он из рода великанов. Нет племени у них, одиноко селятся великаны, ибо так велики, что незачем им сбиваться в кучу. Теленн Гвад -- его имя. Неожиданно для себя Хелот понял, что из этого объяснения, отнюдь не блиставшего четкостью характеристик, ему стало все предельно ясно. Он действительно был ДАКИНИ, существом для здешних обитателей чужим и, возможно, опасным. -- Как твое имя, дакини? -- спросила Имлах. В ее устах это прозвище не звучало оскорблением, хотя Хелот подозревал, что такое здесь встретишь нечасто. -- Хелот из Лангедока, так меня зовут, -- ответил он. Имлах призадумалась. -- Из Лангедока... -- повторила она. Обеими руками притянула к себе свиток, бережно развернула его, уставилась в написанное, потом подняла к Хелоту глаза. -- Ты можешь встать и подойти ко мне? -- спросила она. -- Если еще слаб, то лежи. -- Я постараюсь, -- ответил Хелот. Он начал было выкарабкиваться из своего мягкого ложа, когда Имлах предостерегла его: -- Только будь осторожен. Я лечила тебя своим новым заклинанием и не вполне уверена в том, как оно подействовало. То есть ты, конечно, жив и, кажется, сохранил здравый рассудок, но я не могу сказать наверняка, какими могут оказаться побочные действия. Хелот, заметно побледнев, поднялся на ноги. Имлах снова уткнулась в свиток. Когда он сделал несколько . шагов, она пробормотала себе под нос: -- Да нет, вроде бы с тобой все в порядке Хелот приблизился к столу и ухватился за край дубовой столешницы. -- Вот, смотри, -- сказала Имлах, поворачивая к нему свиток. -- Самая подробная карта нашего мира. -- Ее длинный палец с розовым ногтем в "счастливых" пятнышках уперся в извилистую синюю ленту, пересекавшую почти всю карту. -- Это Великая Река Адунн. Вот Аррой. Где Лангедок, покажи? Хелот склонился над картой. Странная женщина -- великанша, раз она так уж настаивает, -- называла ему на те места, где, по мнению Хелота, должны были быть расположены болото Дальшинская Чисть и город Ноттингам. Он вгляделся в витиевато выписанные латинские названия, силясь отыскать Ноттингам, но тщетно. Такого наименования на карте попросту не было. Имлах с любопытством покосилась на него: -- Так где твой Лангедок? -- Здесь не обозначено... Наверное, слишком далеко отсюда. Где-то на юге. Я другого не понимаю; где Ноттингам? Я был в нескольких часах езды от этого города, когда сбился с дороги. -- Как ты сказал? Ноттингам? Ты что-то путаешь, Хелот-дакини. Города с таким названием нет. У Хелота вдруг потемнело в глазах, и, чтобы не упасть, он вцепился в подлокотник кресла. Имлах тотчас встала, поддержала его под руку. -- Садись-ка, -- сказала она. -- Прости, я совсем забыла, что ты еще не окреп. Хелот рухнул в предложенное ему кресло. Из-под стола в тишине донесся яростный хруст -- там явно что-то грызли. Имлах пошарила на полу и выволокла еще одного горностая. Прижимая к голове круглые белые ушки, зверек крепко держал в зубах полу- обглоданную птичью кость. -- Лаймерик! -- крикнула Имлах, заполнив своим звучным голосом весь огромный свод. На противоположной стороне большого зала немедленно раскрылась дверца, до сих пор не замеченная Хелотом. Оттуда, прихрамывая, важно выступил маленький человечек. Судя по всему, он принадлежал к Народу. Длинные белые волосы человечка были тщательно заплетены в множество тонких косиц, и одет он был весьма щегольски и вычурно. Приблизившись к Имлах, он замер, скрестив на груди руки. -- Забери вот это, -- велела Имлах. -- Совсем распустил паршивцев. Я недовольна, Лаймерик. Они пакостят уже в моем кабинете. -- Слушаюсь, ясная Имлах из Серебряного Леса, повинуюсь, мудрая Имлах из Серебряного Леса, -- торжественно произнес Лаймерик, с достоинством повернулся и вышел все в ту же дверцу. Приоткрыв от удивления рот, Хелот наблюдал за этой сценой. Имлах ждала, не выказывая ни малейших признаков нетерпения. Зверек, тряпочкой свисавший из ее рук, все так же цепко держал свою драгоценную кость и только время от времени шевелил носом, и тогда его усы воинственно топорщились. 3атем снова показался важный человечек. Он шел размеренным шагом и на вытянутых руках нес клетку с тонкими частыми прутьями. Туда и был водворен горностай, который, ничуть не смущаясь лишением свободы, тотчас улегся и снова взялся за птичью ногу. Ступая медленно, как на церемонии, Лаймерик удалился и унее с собой горностая. Хелот слегка улыбнулся, встретившись с Имлах глазами, однако великанша и не думала разделить с ним веселье. Похоже, такие сцены разыгрывались в замке по несколько раз на дню. -- Ты голоден? -- спросила Имлах. -- Не знаю. Вроде бы, нет. Я хотел задать вам один вопрос. Имлах склонила голову к плечу: -- Конечно, дакини. Ты можешь спрашивать все, что угодно, и получишь честные ответы или не получишь никаких. -- Спасибо, Со мной был мальчик, когда Народ напал на нас... -- Не напал, дакини. Народ осуществил свое суверенное право. -- Мне неважно, как это называется. Со мной был мальчик по имени Тэм, и я хотел бы знать, где он и что с ним стало. -- Он жив. Народ взял его к себе. Хелот подскочил. -- Святой Бернард! -- вырвалось у него. -- Вы хотите сказать, что малыша захватили в плен эти низкорослые варвары? Имлах смотрела на него во все глаза. Дакини был по-настоящему огорчен. Похоже, он близок к тому, чтобы взорваться: кусает губы, хмурится, отворачивается, шарит руками по поясу. Наконец заговорил: -- Где мой меч? Я могу попросить вернуть мне оружие? -- Зачем тебе оружие? -- Госпожа, -- произнес Хелот, мрачно глядя ей прямо в лицо, -- в таком случае, могу я хотя бы узнать, свободен ли я? -- Я тебе не госпожа, дакини, -- снова поправила его Имлах. -- Простите. -- Но глаз не опустил. -- Я отвечу тебе по мере моего разумения, -- медленно проговорила Имлах. -- Многое зависит от того, что именно ты называешь "быть свободным". Свободен ли ты взять свое оружие, пойти ночью к Народу и устроить кровавую бойню? Тебя, конечно, убьют, но сколько погибнет тех, кого ты считаешь варварами! Нет, не свободен ты сделать это. Ты ведь об этом спрашивал? -- Если я свободен, -- упрямо повторил Хелот, -- то никому не должно быть дела до того, чем я собираюсь заниматься и как воспользуюсь своей свободой. -- Ошибаешься, дакини. -- В тоне Имлах прозвучали металлические нотки. -- Если мое предположение -- правда, то лучше тебе сидеть в цепях, Хелот из Лангедока. -- Простите, но мне показалось, что лесные жители -- враги замка. Разве вы не говорили, будто господин барон время от времени воюет с Народом? -- Это так, -- не стала отрицать Имлах. -- Но отсюда вовсе не следует, что Народ можно истреблять, особенно в мирное время. --Но я не собирался никого истреблять, гос.,. Имлах. Однако когда я вышел в путь, со мной был... -- ...один из Народа, -- заключила Имлах. -- С ним не случится ничего плохого, поверь мне. Хелот опустил голову на сплетенные пальцы рук и задумался. Он видел, что великанша уверена в своей правоте... И на краткий миг ему показалось, что он, Хелот, заблуждается. Нет никакого Ноттингама, нет на белом свете ни Лангедока, ни Иерусалима, ни деревни под названием Локсли... Остался в мире лишь бесконечный лес Аррой, где живут странные белобрысые дикари и где сам он, Хелот, -- всего лишь презренный дакини. -- Имлах, -- проговорил он глухо, цепляясь за последнюю надежду, -- но ведь там, откуда мы пришли, мы с этим мальчиком принадлежали к одному племени... -- Странные, должно быть, это земли, -- сказала Имлах. Когда низкая дверь бревенчатого дома, где был заперт Тэм, приотворилась, мальчишка забился подальше в угол и съежился. Его приволокли сюда силой, по дороге несколько раз вразумляли добрым ударом кулака, после чего бросили одного в доме и заложили прочные засовы на дверях и ставнях. Ничего хорошего он от этих нелюдей и не ждал. Хоть они продолжали упорно навязывать ему родство, Тэм скорее дал бы себя удавить, чем отрекся бы от своего господина. В его темном варварском уме жило только одно светлое воспоминание, и оно носило имя Хелота. Поэтому он заранее набычился и сердито уставился на дверь, ожидая увидеть Отона или кого-нибудь из его подручных. Однако вошла женщина, и вместе с ней, казалось, в тесное маленькое жилище ступила неземная тишина. Тэм вытаращил глаза. Он не мог даже понять, красива ли она, потому что был ослеплен. Ощущение свежести и покоя, исходившее от нее, было таким сильным, что Тэм начал задыхаться. Сквозь пелену он видел светлые косы, большие зеленые, как крыжовник, глаза. На голове она носила узкую кожаную повязку, украшенную бахромой, бисером и кусочками пестрого меха. Необыкновенно чистое лицо смотрело на Тэма участливо и в то же время отстраненно. Затем, видимо уловив, как в мальчике бьется неосознанный ужас, она передумала подходить ближе и села у самого порога. Тэм с облегчением перевел дыхание и украдкой сотворил крестное знамение. Однако, против всех ожиданий, женщина не рассыпалась прахом, не заверещала, не обернулась куницей или рысью. Она попросту ничего не заметила. -- Мое имя Фейдельм, -- сказала она очень тихо, чтобы не испугать ребенка еще больше. -- Кто вы? -- прошептал Тэм. Он хотел назвать ее по имени, но подавился. Эти звуки как будто обжигали ему губы, застревали в горле. -- Я разговариваю с богами и духами от имени Народа. Я голос леса Аррой, знакомый Силам. -- Так вы ведьма? -- хрипло спросил Тэм. Она не обиделась, -- скорее всего, просто не поняла. -- Мне многое ведомо, -- был простой ответ. -- А многое и ке ведомо. Не знаю, кто я. Много лет я живу, но до старости еще вдвое больше осталось, чем прожито. Я была всегда. Но пребуду ли всегда? Вот тайна. -- Помогите мне, -- сказал Тэм и снова поперхнулся на ее имени. -- Для того и призвали меня, чтобы я помогла. Твое имя Тэм Гили -- так мне сказали. Но это всего лишь имя. Мне надо узнать, кто ты. Нетрудно сделать. Ты недавно живешь, я быстро найду исток твоего ручья, покуда он не влился в Великую Реку. -- Госпожа... хозяйка, -- сказал Тэм. -- Мне нужно только одно. Отпустите меня. Там, в лесу, в руках великана остался один человек. Я должен быть вместе с ним. Он болен, он умирает. Ее лицо вдруг дрогнуло, и перед глазами Тэма все поплыло, как будто он смотрел в воду и отражение нарушилось всплеском. -- Каждый должен быть со своим народом, -- тихо прозвучало в ответ. -- Всякая потеря ослабляет Народ. Если мы рассеемся, мы утратим Силу и боги не услышат нас. Забудь своего дакини. У него другая дорога. -- Но ведь я не из вашего народа, госпожа. Если вы действительно добры, то помогите мне. Фейдельм задумчиво проговорила: -- Добра ли я? Вот тайна. Трудно сказать. Я не добрее, чем Лее. Я не жестче, чем Гроза. Я не милосерднее, чем Солнце. Я не суровее, чем Ветер. Я -- голос, слышимый богами. Ты боишься меня? Ее образ снова стал четким. Тэм смотрел на Фейдельм, не отрывая глаз. Внезапно он разглядел ее всю: платье без рукавов и украшений, прямое и длинное, загорелые руки с двумя берестяными браслетами па запястьях -- и нестерпимо прекрасное юное лицо с глазами, глядящими из древней древности... -- Встань, Тэм Гили, -- сказала она властно. -- Подойди ко мне, Тэм Гили. Он поднялся на ноги и осторожно шагнул к ней навстречу. Ему казалось, что он идет против течения, -- что-то мешало, и он с трудом преодолевал сопротивление. Лицо ведуньи приближалось, как будто придвигалось к нему толчками. Наконец Тэм остановился, тяжело дыша. Зеленые глаза смотрели, не мигая, и в них не было больше ни сострадання ни интереса. -- Коснись моей руки, -- велела она, и Тэм повиновался. В тот же миг словно молния взорвалась между ними. Тэма опалило огнем, отшвырнуло к стене. Он закричал так, будто хотел выплеснуть всю душу в этом предсмертном вопле, и ему почудилось, что в легкие вошел раскаленный воздух. Задыхаясь, кашляя, заливаясь кровью, хлынувшей изо рта и ушей, он рухнул на пол, и сознание оставило его. Хелот налил себе вина и откинулся на спинку кресла. Мебель в замке Аррой была под стать хозяевам -- такая же прочная, массивная. Спинка возвы-1-шалась над головой человека на добрых полтора локтя, а резные остроконечные башенки по углам -- и того выше. Барон восседал справа от него, баронесса -- слева. Имлах задумчиво ковыряла в ухе обглоданной утиной косточкой и, казалось, была погружена в свои думы. Десятка два горностаев с кудахтаньем носились по полу под ногами пирующих, гоняя огромный мосол. В воздухе стоял крепкий мускусный дух. -- Как самочувствие, друг мой? -- благосклонно обратился к своему гостю барон. -- Превосходно, -- ответил Хелот. Он и впрямь чувствовал себя бодрым и крепким, как никогда. -- Это хорошо, -- одобрил барон. -- А то ведь никогда наперед не знаешь, как обернется новое волшебство моей Имлах. Она у меня умница, шалунья, все ковыряется да возится с чарами, снадобьями, книжками. Много всякого изобрела, да вот на ком попробовать? Мы потому так обрадовались тебе, дакини, что ты чужой. Если помрешь -- не очень-то и жалко. Имлах поперхнулась. Барон повернулся к ней: -- А что, разве не так. Кукушкин Лен? Кто бы дал тебе испытывать непроверенные чары на ком-нибудь из Народа? -- Не только же в этом дело... -- начала Имлах, покраснев. Барон отмахнулся. В этот момент один из горностаев, разыгравшись, ухватил хозяина за палец и больно укусил. Показалась кровь. Рассвирепев, барон отшвырнул зверька и наподдал ему вдобавок ногой. Раздался отвратительный скрежет, как будто кто-то нарочно шаркал ножом по фаянсовой тарелке. Даже не верилось, что подобные звуки мог испускать такой нежный зверек. Он сжался в пушистый меховой шарик и орал, орал, орал... До Хелота донесся самый отвратительный смрад на свете -- святой Сульпиций сказал бы ему, что так пахнет нашатырный спирт. -- Он еще и развонялся! -- возмущенно завопил барон, вскакивая из-за стола и едва не опрокинув при этом гигантское блюдо, где в великом множестве плавали по озеру соуса кости четырех уток. Пылая гневом, Теленн Гвад бросился было на зверька, как вдруг, словно из-под земли, перед ним вырос все тот же маленький высокомерный человечек в причудливой одежде -- Лаймерик. -- Остановись, Теленн Гвад! -- вскричал он, простирая руки. -- Не прикасайся более к несчастному созданию! С этими словами он наклонился над зверьком. Барон постоял, покачал в воздухе ногой как бы в размышлении, не пнуть ли заодно и этого наглеца Лай-мерика, но затем передумал и аккуратно поставил ногу на пол. Лаймерик взял зверька на руки. Тот злобно зашипел и испустил вторую струю омерзительной вони. -- Бедная зверюшка, -- пробормотал Лаймерик, исчезая вместе с горностаем. Покряхтев, Теленн Гвад уселся на свое место за столом и залпом осушил еще кубок. -- А ты знаешь ли, дакини, -- обратился он к Хелоту, -- кто принимает тебя в гостях? -- Щедрый, великодушный и могучий великан, -- предположил Хелот. Он решил быть вежливым, насколько у него это получится. Гури Длинноволосый изрядно подпортил ему манеры, и Хелот не раз поминал валлийскую знаменитость незлым тихим словом. -- Не только великан! -- вскричал барон. -- Я спою тебе мою боевую песнь, юноша из рода дакини, дабы ты оценил... -- Он поперхнулся и долго кашлял, пока не стал совершенно багровым. -- Я спою ее тебе на древнем языке моего народа! Внимай! И он заревел, напрягая шею и колыхаясь брюхом. Хелот не понимал ни слова, но этого было и не нужно. Песнь была воинственна, архаична и, без всякого сомнения, сочетала в себе похвальбы и угрозы. Кроме того, барон явно не попадал в такт и был не в ладах мелодией. Но пел он от всей своей великаньей души, и это тоже было весьма ощутимо. Наконец он замолчал и с торжеством уставился на Хелота: -- Ну, понял что-нибудь? -- Да, -- сказал Хелот и привел свою версию пе-ревода: "Я -- Теленн Гвад из замка Аррой, Я убил много-много врагов. Я убью еще больше врагов..." -- Верно, -- озадачился Теленн Гвад. -- А ты умнее, чем я думал, дакини. Тебе ведом язык великанов? Ты знаешь древние наречья? -- Нет, что вы, сэр. Мне ведомы нравы воинов, -- скромно отозвался Хелот. -- Я и сам воин... -- Да, это было сразу заметно, -- сказал Теленн Гвад. -- Поэтому я и пришел тебе на помощь. Да, я сразу понял, кто ты такой. А знаешь ли ты, кто я такой? -- Вы, сэр, -- Теленн Гвад, который убил много врагов, -- сказал Хелот и поднял свой кубок. -- И я хотел бы выпить за процветание вашего рода. -- Благодарю. -- Теленн Гвад вылил в себя еще полпинты эля и заговорил снова: -- Даже боги с уважением относятся к нам, великанам. Знаешь ли ты, кем была моя мать? Могучая великанша Скади -- так ее звали. Когда она потеряла отца, то, не помня себя от горя, надела лыжи, подбитые мехом куницы, и помчалась по снежным холмам, все выше и выше, покуда не добралась до крепости, за стенами которой отсиживались боги. Ибо струсили они, прослышав о том, что Скади идет. Мстить за отца бежала она на лыжах, и все трепетали. И вот Скади предстала перед богами, пылая гневом, ужасная в своей печали по отцу. И тогда боги сказали: "Сейчас ты рыдаешь, Скади, но ведь настанет время, когда вновь будешь ты смеяться". Но безутешная дочь отвечала: "Нет, никогда не перестану я убиваться по отцу". Так она сказала, гордая, непреклонная Скади, и приготовилась уничтожать богов своим могучим копьем. Барон вытащил из тарелки горностая, подержал его за шкирку и выронил на пол. Пискнув, зверек умчался. -- И тогда боги сказали: "Хорошо, убей нас, Скади. Но ответь сперва: если нам удастся развеселить тебя, откажешься ты от своей мести?" И она дала слово оставить злые думы на богов, если им удастся насмешить ее в час великой скорби по убитому отцу. -- И что? -- спросил Хелот. -- Удалось им заставить смеяться безутешную сироту? -- А как же! На то они и боги, -- ответил барон и звучно рыгнул. Один из горностаев, сидевших возле его ноги, приподнялся на задние лапки и встал столбиком, прислушиваясь и принюхиваясь. -- Один из них, лиса лисой, самый хитроумный из всех, сделал это. Славной была его шутка! Он привязал к причинному месту бороду козла... И, увидев это, рассмеялась Скади и утерла слезы. Радость жизни вернулась к ней. Такова целительная сила веселья. Много лет жила она и родила много детей, в том числе и меня. Заключив этими словами рассказ о семейном предании, Теленн Гвад повозил пальцем в соусе, облизал руку и встал. -- Беседа с вами была весьма поучительна, -- сказал он своему гостю. -- Мы рады гостям. Ты интересный собеседник, дакини. Завтра мы снова встретимся за пиршественным столом. И, сопровождаемый пятью или шестью зверьками, норовящими ухватить его за ноги, Теленн Гвад размеренной поступью удалился. ГЛАВА ВТОРАЯ Было так: много сотен лет назад мира Аррой не было, а река Адунн не носила имени и была просто безымянным потоком. Но потом Морган Мэган бежал со свинцовых рудников и открыл свои первые ворота. Вот так и случилось, что Демиургом этого мира стал беглый каторжник, и сотворил он свой мир так, как это любо было человеку, доселе запертому между четырех стен, одна из которых была голод, другая -- страх, третья -- каторжный труд и четвертая -- неусыпный надзор. А что мог сотворить такой человек? Сначала он создал одиночество. Благое одиночество, исполненное покоя и неторопливости. И время в мире Аррой стало тягучим и неспешным. Потом он сотворил деревья. Высокие хвойные деревья, пахнущие смолой. А потом и веселые лиственные рощи зашумели среди молчаливых елей. Под ноги легла трава. И теперь можно было лежать на траве в тиши и одиночестве и смотреть, как в вышине раскачиваются макушки деревьев. Хорошо! Чего еще желать человеку, бежавшему со свинцового рудника? Он жевал хвою, ел ягоды и орехи, спал под еловыми лапами, пил из реки. Но потом ему захотелось немного поговорить с кем-нибудь. А никого не было. И никто не восхищался тем, как замечательно устроил свой мир Морган Мэган. И никто не давал ему бестолковых советов. Никто не задавал дурацких вопросов. Мэгану стало скучно. И он сотворил Народ. Почему Народ так высокомерен? Потому что он первым появился в мире Аррой, когда здесь не было еще ни одной разумной души. Потому Народ и стал хозяином леса, что Морган Мэган вызвал его из небытия, желая отвести душу в разговорах. И они появились. Низкорослые, дружные между собой, враждебные всем остальным, воинственные, обуянные гордыней. Ох, как славно было ругаться с ними! Демиург упоенно бранился со своим творением день и ночь. Он мог переорать все племя, но предпочитал схватки один на один. И так продолжалось много дней, покуда весь Народ не сорвал себе глотку, пытаясь переспорить творца. Порой кое-кому это стало удаваться. И вдруг Морган Мэган понял, что его это раздражает. -- Как вы смеете побеждать меня в спорах? Я вас сотворил, обормоты! -- закричал он как-то раз. Но племя, лишенное чувства благодарности, в ответ лишь заулюлюкало и начало потрясать дротиками. И проклял Морган Мэган свою глупость, благодаря которой создал Народ высокомерным, хитроумным и неуступчивым. Долго бродил он по лесу, слушал, как шумят ветви деревьев, но все никак не мог успокоиться. Понял он тогда, что не на шутку разобиделся на собственное творение. И решил Демиург отомстить. Но не просто так отомстить, а по-настоящему. Месть его была воистину местью демиурговой: он создал второе племя -- гномов. Эти оказались настолько зловредными и коварными, что на короткое время Морган Мэган примирился с Народом и помог ему вытеснить гномов в горы. Недолго, однако, продолжался союз Демиурга и Народа; они снова разругались. И тогда Демиург сотворил третье племя: великанов. Эти были огромны, добродушны и на свой, довольно грубый и варварский лад, миролюбивы. И столкнул Морган Мэган свой Народ с великанами, а сам сел в сторонке и начал смотреть: что будет. Народ собирался большим войском, вооружался, исполнял ритуальные пляски, дабы обеспечить себе победу. Это нравилось Моргану. Это его забавляло. Он даже пришел в селение, чтобы увидеть все как можно лучше. И увидел, на свою голову. Посреди селения воздвигли идолище и вовсю поклонялись. Этого Морган Мэган уже вынести не мог. Он выскочил в разгар идолопоклонства и заорал: -- Эй вы, мерзавцы! Что творите, паскудники? Зачем озоруете? Кому это вы тут поклоняетесь? -- Отойди, Морган Мэган, и не богохульствуй, -- строго сказали ему. -- Мы поклоняемся нашему богу. -- Я ваш бог! -- гаркнул Мэган. -- Вы что, с ума сошли? Забыли, кто вас сотворил? О неблагодарные! И он горько зарыдал. Но без всякого сострадания взирал Народ на слезы своего Демиурга. -- Сотворил -- спасибо, -- сказали ему еще строже. -- Низкий тебе поклон за то, что сотворил. А теперь не мешайся не в свое дело. Мы сами знаем, кому молиться. -- И кому же вы молитесь? -- Великому Хорсу, солнечному диску, -- был ответ. -- Не тебе же, озорнику и шалопаю, молиться? К тому же хоть ты и Демиург, а прошел слух, будто с каторги ты бежал. Что сие значит, мы не очень понимаем, но, говорят, каторга -- это наказание за дурные поступки. -- Самый дурной мой поступок -- это то, что я вас сотворил, -- сказал Морган Мэган, утер слезы и плюнул. -- Разбирайтесь, как хотите. Будете меня поносить, сотворю драконов. И ушел он в слезах и расстройстве. Потому что Народ распустился и стал богов творить, а это было уже паскудство. Ну вот, Народ долго сшибался с великанами. Накатит волной, ушибется о великаньи колени (а кто повыше -- и о бедра) -- и откатит, откатит... Морган Мэган потешался, наблюдая, и злобные словеса говорил, обижал Народ свой. А потом и вовсе из мира Аррой ушел. И не вспоминал о своей первой неудаче много-много лет, пока не возникла нужда в богине. Попросили его по-хорошему пристроить молодую девушку так, чтобы сочли ее богиней, на худой конец полубогиней, и обид не чинили, а, напротив, всячески почитали. Тут-то и пришел на память Моргану его первый мир -- Аррой. Старым стал уже тогда Аррой, но не забылся: первая Вселенная для Демиурга все равно что первая любовь для потаскухи. Лаймерик возился со щенками горностая. Они недавно появились на свет и копошились в ящике, норовя забраться друг другу на голову. Малыши были похожи на крысят -- с тонкими хвостиками, круглыми головами, длинными телами. Но когда они пригибались к земле, распластываясь и растопыривая пальцы на широких черных лапах, становилось заметно: это детеныши хищника. Беспомощные сейчас, они бу дут опасны потом. -- Хорошо, что они размером не с дога, -- задумчиво сказал Хелот, наблюдая за парой горностаев, рвущих острыми зубами кусок сырого мяса. -- Иначе страшнее зверя не придумать. Лаймерик выпрямился и посмотрел на рыцаря с неудовольствием. -- Ходят всякие, бездельничают, с разговорами дурацкими пристают, -- проворчал он. -- Извини. Я просто хотел посмотреть на щенков. Лаймерик вытащил одного из них за шиворот и бережно положил на ладонь. -- Смотри, только не сильно трогай. Они очень хрупкие. Хелот осторожно провел пальцем по выгнувшейся спинке щенка. -- Скажи, Лаймерик, зачем барону столько горностаев? -- Господин барон любит их, -- отрезал Лаймерик. -- А когда господин барон что-то любит, ему нужно, чтобы этого было как можно больше. Неужели ты думаешь, что такому великому барону, как Теленн Гвад, требуются еще какие-то причины? Хелот пожал плечами. -- Имлах разрешила мне задавать любые вопросы, -- сказал он. -- Вот я и спросил. Выражение лица Лаймерика мгновенно изменилось. Только что маленький человечек поглядывал на Хелота с нескрываемым раздражением, норовил нагрубить и наговорить гадостей -- и вдруг расплылся в улыбке. -- Ах, это госпожа Имлах позволила... Тогда конечно. Спрашивать -- твое право, и ты можешь им пользоваться. Что еще тебе хотелось бы узнать? -- Прости, мой вопрос может показаться тебе бестактным. Я хотел узнать, ведь ты принадлежишь к Народу, Лаймерик? -- Во всяком случае, по праву рождения -- да. -- Лаймерик гордо выпрямился. -- И знай, дакини, что это большая честь -- принадлежать к Народу. -- Могу я также узнать почему? -- Можешь, иначе будешь все время попадать впросак. Когда Демиург творил наш мир, первым он создал наш Народ, а потом все остальные племена, в том числе и народ великанов. -- Лаймерик невольно понизил голос и огляделся по сторонам -- не слышат ли хозяева замка. -- Ваш Демиург? Вы что, лично знаете того, кто сотворил мир? -- Еще бы не знать! Время от времени он навещает нас... И каждый раз выходит какая-нибудь неприятность. То драконов к нам подселит, то поругается с кем-нибудь... Постой-ка, дакини, а ваш Демиург разве' не возвращается к вам поглядеть, как вы без него живете-можете? -- Один раз он приходил, -- сказал Хелот. -- Вернее, он присылал к нам своего сына. Хороший был человек, этот его сын, умница, философ. Людей исцелял, бесов изгонял, самого Сатану в лужу посадил во время философского диспута... -- Сатана?.. А, понимаю. Это ваше название для Деструктора? -- Вероятно. -- Хелот улыбнулся. Интересно, что сказал бы отец Тук, если бы увидел, как Хелот из Лангедока бодро ведет разговоры на богословские темы? "Еще немного, -- подумал он,--и я начну посрамлять дьявола..." -- И что было дальше с ним, с этим сыном? -- поинтересовался Лаймерик. -- Много начудил? -- Не так чтобы очень, но люди оказались очень злы к нему и по ложному обвинению в поджоге распяли. -- Поясни, -- потребовал Лаймерик. Хелот замялся. Ему вдруг стало неудобно за людей перед этим маленьким, забавным существом. Но волей-неволей приходилось отвечать, и он нехотя сказал: -- Гвоздями к большому кресту прибили и держали, пока не умер. Лаймерик отшатнулся и прижал ладони ко рту. В его глазах показался неподдельный ужас. -- Великий Хоре, какие злодеи! А ты еще обижаешься, когда говорят, что дакини -- низшая раса! Много непотребств чинил Народ, часто ругался со своим Демиургом, но такого зверства мы никогда не допускали. Мы бы даже Деструктора, наверное, пожалели, не говоря уж о Демиурге, хоть он и безответственный тип. Ну а теперь ваш творец небось к вам и дорогу позабыл? -- Верно. -- Хелот вздохнул. -- И носу не кажет. А мы злодействуем себе каждый на свой лад, и всякий верит, что уж его-то возмездие не постигнет. Лаймерик почесал кончик носа. -- Наш Демиург возвращался к нам неоднократно. И как появится, так неприятностей не оберешься. Такой уж нам творец достался. Я, кстати, всегда говорил, что Демиурга не выбирают. Что поделаешь, если нам выпал в творцы беглый каторжник? -- Что? -- Хелот чуть не выронил щенка, и Лаймерик сердито отобрал у него детеныша. -- Очень просто, -- сказал мастер горностаев. -- Пойми меня правильно, дакини, это одни только слухи. Может быть, необоснованные. А может, и нет. Ведь дыма без огня не бывает, а про Моргана рассказывают, будто он горбатил на свинцовом руднике, куда угодил за свои прежние прегрешения... Кстати, он этого не отрицает. Может, он и сейчас в тюрьме сидит, потому что не верю я, что Морган Мэган может исправиться. Не такой он Демиург, чтобы не сотворить какую-нибудь пакость. Хелот молча уставился на своего собеседника. Река Адунн. Мир Аррой. Морган Мэган. Все сходилось одно к одному. Он так глубоко задумался, что вздрогнул, когда Лаймерик тихонько подергал его за рукав: -- Эй, дакини, тебе плохо? -- Нет. Скажи, Лаймерик, если Народ так горд, что никому не служит, почему же ты служишь Теленну Гваду? Лаймерик помялся, подумал немного, поводил подбородком по мягкой шерстке щенка, мирно спящего у него в ладонях. Потом спросил: -- Когда госпожа Имлах разрешила тебе задавать любые вопросы, что она говорила насчет ответов? -- "Ты получишь правдивый ответ или не получишь никакого", -- процитировал Хелот. -- А... -- Лицо Лаймерика выразило огромное облегчение. -- Если она сказала именно так, тогда другое дело. Тогда хорошо. -- Ну так что? -- Ты не получишь никакого ответа, Хелот из Лангедока. А было так. В лесу, неподалеку от частокола, за которым хоронились дома Народа, был выставлен дозор. Поговаривали о то