- Ну, в чем дело? -- осведомился Хелот. -- Почему ты плачешь, Робин? Только что ты был полон готовности бросить вызов всему ноттингамскому рыцарству. А теперь... неужели тебе страшно? Мальчик кивнул. -- Не бойся, -- утешил его Хелот, -- Англия вполне христианская страна, не Испания какая-нибудь. А вот древние римляне -- те вообще стаскивали осужденных в пропасть крючьями. Подцепят за подмышки, еще кусок руки оторвут, если неосторожно". У них был такой закон, -- разглагольствовал Хелот, во зло используя прочитанного в том же монастыре Светония, -- девственниц казнить запрещалось. И если случайно попадалась таковая, ее растлевали, а потом уже... -- Перестаньте мучить человека, -- сердито перебил его Греттир. -- Что-о? -- возмутился Хелот. -- От кого я это слышу? Кто меня только что уверял, будто они не люди, а настоящее зверье? -- Дурак какой-нибудь, -- не моргнув глазом, ответил Греттир. -- А ты успокойся, дубина. Мальчик даже поперхнулся и недоверчиво уставился на Греттира, сбитый с толку. А тот продолжал: -- Завтра утром, как только откроют ворота, ты вместе с рыцарем Ордена Храма... -- Отправишься к Гробу Господню, -- заключил Хелот, допивая вино. Он страшно веселился. "Какой я молодец, -- думал он, -- как удачно все складывается". Мальчик переводил глаза с одного рыцаря на другого. -- Значит, вы отпускаете меня? Я свободен? -- Никто тебя не отпускает, но ты свободен... будешь завтра. -- Вы шутите? Рыжий вскочил и бросился к двери. Хелот успел схватить его за руку. -- Ну-ка, сядь! -- властно сказал он. -- Никто тебя не собирается вешать, мог бы уже понять. Шериф об этом, разумеется, еще не ведает... -- Но ведь вы... , но почему Орден Храма... -- Орден Храма тут ни при чем. Знаком ли тебе Робин из Локсли, лесной стрелок? -- Ищете Локсли, -- кивнул мальчик. -- Нет уж, пусть меня лучше повесят. Я вам ни слова не скажу. Хелот вздохнул: -- Обещай по крайней мере молчать, когда мы поедем через ворота. В наступившей тишине все трое услышали адский скрежет опускаемого моста через ров у ворот святой Цецилии. -- Пора, -- сказал Хелот. Он сжал Греттиру руки. -- До встречи. Помни: если у тебя случится беда, я найду способ выручить тебя. Греттир недоверчиво улыбнулся. Они спустились во двор. Хелот вскочил на коня, мальчишка пристроился за его спиной, и оба вскоре исчезли за поворотом. Стражники пропустили их, даже не потрудившись рассмотреть повнимательнее. С тамплиерами вообще старались не связываться. К тому же пропажу узника, судя по всему, еще не обнаружили -- чисто английское разгильдяйство. Утро было ясное, росистое. Хелот свернул с большой дороги на проселочную -- и очень вовремя. Через несколько минут он увидел отряд человек в сорок. Над головами воинственно вздымались копья, вилы и косы. Хелот обернулся к мальчишке. -- Видишь, что ты наделал, браконьер? -- сказал он. -- Лесные стрелки идут на штурм города, чтобы спасти тебя от неминуемой гибели. Он остановил коня. Из толпы вышел Локсли. Сын вдовы соскочил на землю и кинулся Робину на шею. Стрелки смотрели на эту трогательную сцену и тихо ухмылялись. -- Хорош! -- сердито сказал Робин Гуд. -- А теперь быстро беги в деревню, успокой свою мать. И сразу же к нам. Скоро тебя начнут ловить по всему лесу. Только вряд ли у них это получится. Сверкнули грязные пятки, и мальчишка исчез. Хелот лениво слез с седла. -- Зачем ты послал мальчика в деревню, Локсли? Туда мог сбегать кто-нибудь другой, кого не ищут. -- Во-первых, всех нас ищут. А во-вторых, другому мать не поверит. Тут Хелоту показалось, что на его плечо упало тяжелое полено. Это Малютка Джон ласковым похлопыванием выражал свое отношение к случившемуся. -- Снимай эти рыцарские тряпки, дружище, -- прогудел он, распространяя запах пива. -- И давайте отпразднуем боевое крещение отличного парня из Лангедока! -- Беглого монаха, -- вставил отец Тук, который весьма ревниво относился к чести мундира. Хелот ощутил прилив счастья. Он понял, что ему дороги эти простые бородатые физиономии. Особенно теперь, когда они улыбаются ему. И тот, что собирался зарезать Хелота в самый первый день, тоже смотрел на него ясными глазами. Хелот увидел, что почти все зубы у него выбиты. Вдруг Хелот помрачнел. Робин, с любопытством наблюдавший за ним, заметил это и тихонько спросил: -- Что-нибудь случилось? -- Да. Какой я идиот!.. Кинжал... -- Какой еще кинжал? -- Я оставил свой кинжал между лопаток стражника. Теперь они догадаются обо всем... -- Вот уж точно, -- согласился Робин и вдруг захохотал так, что слезы брызнули у него из глаз. -- А ты хоть знаешь, что это был за кинжал? Хелот уставился на него в недоумении. -- Мы отобрали его у сэра Гая Гисборна, -- пояснил Робин, вытирая слезы. -- Во время его последней экспедиции в лес. ГЛАВА ПЯТАЯ В Шервудский лес пришла осень. В воздухе постоянно дрожала взвесь не то дождя, не то тумана. Но несмотря на то, что небо окутала мгла, в лесу было светло -- печальным, тихим, упорным светом сияли под ногами опавшие листья. Кое-кто из стрелков уже подыскал себе для зимовки место в деревне. Остальные кое-как устроились в лесу. Хелот нашел уютную пещеру, которую местные жители именовали Кривой Норой. Она обладала целым рядом неоспоримых преимуществ, одним из которых было расположение: прямо у входа в Нору начинался густой малинник. Свое логово Хелот обустраивал сам и втайне очень гордился им. Стрелки снисходительно посмеивались над его причудами, но Хелот полагал, что образованному человеку необходимо уединение, и переубедить его .не удавалось. Неожиданную поддержку он обрел в лице отца Тука. Духовный наставник лесных грабителей упорно продолжал считать бывшего рыцаря чем-то вроде беглого монаха, и потому делом чести для него стало вступаться за товарища по классу. "Уж коли кто к келье сызмальства привык, -- многозначительно говорил отец Тук, -- того вповалку спать не приучишь. А наш Хелот, по всему видать, воспитывался в суровом уставе..." Хелот устал с ним спорить, и поэтому отец Тук беспрепятственно распространял небылицы о строгом монастырском воспитании нового стрелка. Многие верили. Прозрачным осенним днем, отвлекая бывшего рыцаря из Лангедока от созерцания и размышлений, преподобный отец в очередной раз возник у него за спиной. Хелот сидел на бревне и грыз ногти в задумчивости. Отец Тук потоптался, посопел и наконец воззвал: -- Хелотище... От неожиданности Хелот даже подпрыгнул. -- Из Ноттингамшира я уйду заикой, -- объявил он сердито. -- Что ты пристал ко мне, Тукало-Вонюкало? -- Давай поговорим как интеллигент с интеллигентом, -- предложил отец Тук. -- Тоска с этим мужичьем. Тьфу! Никакого политесу, ограниченные люди... Из этого краткого, но выразительного заявления Хелот сделал совершенно правильный вывод о том, что монах успел с утра разругаться со своим неразлучным другом Малюткой Джоном. Оба помолчали, настраиваясь на интеллектуальное общение. -- Осень... -- уронил отец Тук многозначительно. -- Да, -- отозвался Хелот. -- Вот, наступила... листья падают... Он подставил ладонь, в которую тихо опустился увядший лист. -- Ты, говорят, на зиму хорошо устроился, -- завистливо сказал отец Тук. -- Не жалеешь, что из монастыря ушел? -- Да не был я ни в каком монастыре, -- с досадой отозвался Хелот. -- Отстань ты от меня ради Бога. Отец Тук хихикнул. -- Христианский Бог тебе в этом лесу не поможет, Хелот. Здесь до сих пор бродят древние боги кельтов. Теперь беглый монах заговорил вполне серьезно. Люди полагают, что они давно умерли, но это не так. Как-то раз, когда я еще не был блудным сыном Матери Нашей Святой Церкви, одна девушка по имени Эни Бонн примчалась в деревню с криком, что видела дьявола. Я ей не поверил. Станет дьявол гоняться за какой-то Эни! Нужна ему больно какая-то девка! Я-то знаю, и женщины говорили, что это был сам Кернуннос, коли рога у него оленьи, а сложением настоящий богатырь. Бедняжку Эни всю трясло от страха, когда она прискакала ко мне на исповедь. -- Она тебе о дьяволе, а ты ей--о пользе язычества? -- Хелот не мог сдержать улыбку, представив себе эту странную исповедь. Святой отец позволил себе широко ухмыльнуться. -- Ага. Он взмахнул рукой, описывая полукруг, чтобы слушателю было понятнее. -- Вот церковь Божья, вот я сижу -- а тут Эни возится по каменному полу на своих толстых коленках и захлебывается плачем. Враг, говорит, рода человеческого и всего святого высунулся из-за кустов и смотрел на меня огненными глазами! Эни -- первейшая потаскушка в округе. Ах, какая девочка -- нонтак! -- Отец Тук облизнулся. -- Бормотала что-то о власянице и вечном покаянии, чуть ли не об обете не притрагиваться больше к мужчинам. Но я ее успокоил. Рассказал о кельтских богах. Невежественные люди в наших деревнях, чудовищно невежественные.,. -- Что-то мне до сих пор никаких богов не встречалось, -- сказал Хелот. Его удивило, что отец Тук по-настоящему испугался, -- Тише ты, болван. Если они услышат, тебе несдобровать. Здесь тебе не город, школяр ты недоученный. Помолчав, Хелот сменил тему. -- Ты давно знаком с Локсли? -- спросил он, устраиваясь поудобнее на своем бревне. Отец Тук плюхнулся рядом и провалился увесистым задом в трухлявую древесину. Ворча и барахтаясь, он кое-как выкарабкался и сердито засопел, уставив на Хелота неопрятную бороду. -- Порядочно, -- сказал он наконец. -- Он славный парень. Не то что некоторые. Злобный выпад святого отца Хелот пропустил мимо ушей. Он давно уже собирался разузнать побольше о Локсли, тем более что до него стали доходить всякие слухи насчет происхождения лесного разбойника: дескать, не такой уж он простой крестьянин. "Баронская дочь на охоту пошла, пеленок с собой она в лес не брала..." и прочие сплетни. -- Сколько ему лет? -- Думаю, двадцать или около того. А что? Хелот сорвал позднюю травинку, сунул ее в рот. -- Да так, -- ответил он невнятно. -- Просто командует людьми так, будто его с детства этому учили. -- Жизнь его научила, -- сказал отец Тук. -- А потом вошло в привычку. Я знаю, что года четыре или около того у них в Локсли случился большой неурожай. Ты, вероятно, знаешь, что такое голод. -- Нет, -- признал Хелот. -- Я всегда ел досыта. Отец Тук скользнул глазами по его тощей фигуре и откровенно усомнился. -- По тебе не скажешь, -- заметил он. -- Ну ладно, слушай. Был неурожай, к тому же шериф неудачно поохотился прямо на крестьянских полях и вытоптал все подчистую. Дичь в лесах королевская, ее убивать кому попало не разрешается. Словом, народ подумал-подумал и стал потихоньку вымирать. -- Глазки святого отца затуманились, щеки -- и те обвисли печально. Он вытащил из рыжей бороды несколько подозрительных соломинок и уставился на них в недоумении. Хелот подтолкнул его в бок: -- Дальше-то что было? Отец Тук сердито икнул. -- Мог бы и сам догадаться. Когда деревенские поняли, что их ждет, они снарядили трех человек в город просить помощи. Рассчитывали, что если даже кто-нибудь по дороге помрет, то хоть один-то из троих добредет по назначению. Пошли Робин и еще двое, муж и жена. А может, брат и сестра, кто их разберет, дикие люди. Эти-то, прямо скажем, ребята умом не блещут, туповаты малость, но зато это единственный их недостаток, других не имеется. Да ты их знаешь, Хелот, -- они содержат теперь тот трактир, где мы с тобой впервые повстречались.. гм.. -- Отец Тук звучно почесался под рясой. -- Словом, -- продолжал он, -- вся эта компания в конце концов предстала перед славным шерифом. Он долго смеялся и так распотешился, что ограничился распоряжением дать каждому из посланцев по десяти ударов плетью, после чего отпустить с Богом. Тилли и Милли -- оба в слезы. Так и изошли бы плачем на дерьмо у шерифских сапог, если бы Робин не пнул их, как следует, и не велел замолчать. Гордый попался, вот ведь как. Он пообещал шерифу извести всех оленей в Шервудском лесу. За это шериф удвоил ему наказание. Как ты понимаешь, через два дня Робин убил своего первого оленя, а еще через пару дней в деревню был послан отряд под командованием Гая Гисборна и деревню сожгли. Мужчины, те, что уцелели, ушли в лес. С того и началось... Хелот сорвал еще одну травинку. -- Обычная история, -- сказал он. Отец Тук раскрыл уже было рот, чтобы продолжить рассказ, и вдруг замер. -- Посмотри вон туда, -- шепнул он. Хелот, привстав, вытянул шею, вглядываясь в лесную чащу. Сперва он не видел ничего. а потом заметил и затаил дыхание. Между валунов, среди березовых стволов, в ливне беззвучно падающих листьев, лежала белая лошадь, озаренная таинственным светом. У нее была светлая спутанная грива, темные глаза, розовые ноздри. -- Эпона, -- прошептал монах, -- мать лошадей...-- Он подергал Хелота за рукав: -- Ты смотри, смотри... Теперь Хелот ясно различал на спине лошади полупрозрачную тень очень маленькой и очень юной женщины с длинными светлыми волосами. Она стояла, обернув к людям ладони поднятых рук и едва касаясь лошадиной спины кончиками пальцев ног, как плясунья. Все ярче и ярче проступали на бесплотном лице большие глаза, глядящие из седой древности. Хелот видел длинные белые ресницы, расширенные зрачки, которые надвигались, надвигались на него, грозя поглотить. Отец Тук схватил его за руку: -- Уйдем отсюда. Оба торопливо пошли прочь, но через несколько шагов обернулись. Видение исчезло бесследно. Даже трава в том месте, где лежала лошадь, не была примята, и только листья падали и падали с берез неудержимым потоком, и их все не убывало -- осень была в самом начале. Расставшись с отцом Туком, Хелот направился к малиннику у Кривой Норы в надежде поживиться остатками малины. После видения языческой богини ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Однако возле малинника его ожидал неприятный сюрприз в виде совершенно незнакомого человека, одетого в нелепые в лесу белые одежды. К тому же, как, присмотревшись, определил Хелот, рваные и довольно-таки грязные. Хелот замер, созерцая спину наглеца, и потихоньку вытащил из-за пояса длинный кинжал, подарок Малютки Джона. "Мало ли что может случиться, -- подумал он, -- а при встрече с неизвестным ножик не помешает". Попутно Хелот мельком отметил, что у незнакомца черные волосы -- бедняга, каково ему в этом царстве рыжих. Хелот тихонько свистнул. Человек, однако, и не подумал оборачиваться -- как сидел, так и продолжал рассиживаться. "Ну, это уже наглость", -- подумал Хелот. Он с треском прошелся по сучьям и приблизился, держа нож в опущенной руке. Незнакомец бросил на кинжал быстрый взгляд и, не говоря худого слова, откинул голову назад, подставляя под удар беззащитное горло. По-дурацки приоткрыв рот, Хелот смотрел на это в полной растерянности. Смятение длилось с минуту, после чего бывшего рыцаря одолела лютая злоба. Он схватил непрошеного гостя за шиворот, едва не изорвав при этом в клочья и без того ветхую одежду, как следуетвстряхнул и заставил встать на ноги, а сам уселся на бревно. Тут он заметил, что руки у незнакомца связаны и лунки ногтей посинели. Ругаясь шепотом, Хелот разрезал кинжалом веревки. Человек стоял перед ним совершенно спокойно и давать объяснения, судя по всему, не собирался. Что ж, Хелота это вполне устраивало. Чем скорее тот уберется отсюда, тем лучше. Закончив свое дело, Хелот оборвал с худых запястий веревки и пробормотал: -- Ты свободен, уходи. Но незнакомец продолжал стоять неподвижно. -- Иди же, -- повторил Хелот, на всякий случай подталкивая его в спину, чтобы лучше понял. Но чужой человек продолжал навязывать ему свое общество, и Хелот со вздохом взял на себя труд познакомиться с ним поближе. Он внимательно посмотрел незнакомцу в лицо и обнаружил, что непрошеный гость был смугл, скуласт и горбонос. В Англии, во всяком случае, с такой внешностью жить не рекомендуется. -- Сарацин, -- прошептал Хелот с отвращением. Сарацины не могли вызывать у него иных чувств, ибо все они до одного кровожадные людоеды. Об этом он наслушался еще в Лангедоке, от Гури Длинноволосого, перебившего их целую сотню. Зарезать злодея, что ли, пока безоружен? Но тут Хелот некстати вспомнил, с какой готовностью связанный человек подставлял под его нож горло, -- и устыдился. Положение приобретало оттенок безвыходности. Хелот почесал ножом за ухом. -- Ты откуда взялся? -- спросил он наконец. Он не ожидал ответа, но сарацин тут же отозвался: -- Ушел. -- Истинно сарацинская лаконичность, -- разозлился Хелот, и без того сбитый с толку. -- Говори подробно: откуда ушел, зачем и как тебе это пришло в голову. Ты хоть понимаешь человеческий язык? -- Я понимаю. Гарсеран... -- начал объяснять человек, но Хелот тут же перебил его: -- Где он? -- Шел в Ноттингам с караваном. Много золота вез. Людей много вез. Я сбежал в лес, он не стал искать. -- Ты из его свиты? Сарацин шевельнул ноздрями и верхняя губа у него дрогнула, открывая очень белые зубы, отчего лицо стало злым. -- У вас это так называется? Да, из свиты. -- Почему же он не стал тебя искать, когда ты сбежал? -- Я умираю, -- пояснил сарацин так спокойно, что Хелот поначалу не поверил. -- Я хотел умереть один. Хелот растерянно заморгал: -- Почему ты умираешь? Ты разве ранен? Сарацин не ответил. Хелот заорал, криком пытаясь скрыть смятение: -- Отвечай же, черт тебя возьми! -- Я не знаю, -- сказал сарацин. Хелот отвернулся. Этот человек решительно выводил его из себя. Он явно нуждался в помощи, и как ни претило Хелоту оказывать благодеяния личности с такой людоедской наружностью и варварскими привычками, поступить по-другому он не решался: это было бы против всех лесных законов. Он только не мог выбрать, добить ли ему умирающего или попытаться все же его спасти. -- Ладно, -- проворчал он наконец и снова заставил себя посмотреть в эти пылающие черные глаза. -- Как тебя зовут? -- Алькасар. -- Ужасное имя, -- вздохнул Хелот. -- Ты кто, Алькасар? Пленный воин, убивший тысячу врагов? Но тот, к великому разочарованию Хелота, покачал головой: -- Нет, я родился рабом. Хелота охватила глубокая тоска. Только этого ему не хватало. Однако те полгода, что он провел у лесных стрелков, уже сделали свое дело -- теперь в затруднительных случаях ему на помощь приходило первое правило Локсли: сперва накормить человека до отвала, а там, глядишь, и видно будет, что с ним делать. Поэтому Хелот встал. -- Иди за мной, -- велел он. Вдвоем они проникли в Кривую Нору. Сразу у входа помещался небольшой очаг, сейчас остывший. На хитроумном опускающемся крюке у очага висел чугунок. Хелот снял крышку и пальцами вытащил кусок оленины. -- Ешь, -- сказал Хелот Алькасару. Себе он налил пива и, усевшись на пороге Норы, принялся потягивать, стараясь при этом не слушать, как за его спиной чавкают и захлебываются слюнями. "Голодный, -- подумал Хелот. -- А ведь его, пожалуй, стошнит, если он будет так лопать. Ладно, пусть, раз я его не зарезал". Он обернулся: -- Хочешь молока? Алькасар не ответил. Хелот налил ему молока. -- Скажи-ка мне, с чего ты взял, будто умираешь? Ответа не последовало. Хелот подошел совсем близко и, перемогая отвращение, пристально вгляделся в смуглое лицо. Он увидел, что веки и губы сарацина воспалены. Тогда, усилием воли ломая отвращение к этому варвару, Хелот потрогал его полыхающий лоб. После чего лангедокцу было над чем призадуматься. -- Послушай, Алькасар, -- сказал он наконец, -- если бы я сразу понял, что ты сарацин, я бы тебя, конечно, зарезал еще в малиннике. Но поскольку я имел неосторожность тебя накормить, придется мне возиться с тобой и дальше. Пойдем. За очагом помещалось непосредственно логово, где стояла настоящая кровать -- первый опыт обращения Хелота с плотницким топором. Кровать обладала рядом достоинств, одним из которых была прочность: ее проверял лично отец Тук. А уж коли она не развалилась под духовным наставником, то тощего Хелота всяко выдерживала. Хелот смотрел на просторное ложе, устланное шкурами, и тягомотно стало ему при мысли о том, что оно будет осквернено присутствием злобного иноверца. Потом покосился на Алькасара и вдруг заметил, что, покуда боролся со своими христианскими чувствами, его пленник тратил последние силы на то, чтобы держаться на ногах. Побелев, сарацин молча цеплялся за стену. Выругавшись, Хелот бросился к нему. Уже теряя сознание, Алькасар качнул головой, словно отказываясь от чего-то. Бывший рыцарь из Лангедока перетащил его в кровать и укрыл шкурами. Кровожадный людоед показался ему вдруг совсем беспомощным. Только сейчас Хелот заметил, что Алькасару едва ли больше лет, чем ему самому. Покуда сарацин метался по кровати и что-то бормотал, Хелот развел в очаге огонь, вскипятил воду и бросил в чугунок разнообразные целебные коренья, чтобы заваривались. В целительстве он не очень был силен, однако коренья подарил ему святой Сульпиций, так что источник мог считаться вполне надежным. Отшельник излечил Хелота от неизлечимой болезни, и в памяти благодарного пациента запечатлелось, как святой поил его невообразимой дрянью, и вот она-то его и спасла. Словом, когда Хелот опробовал свое варево, он остался вполне доволен: гадость отменная. С кружкой в руках он направился обратно к сарацину и влил в его воспаленный рот божественное питье. Алькасар глотал так покорно, что Хелот поневоле был растроган. Потом сарацин сообщил, что мавры не сдали франкам только Сарагосу, но уж этот город держать будут крепко, после чего совершил попытку к бегству. -- Лежи, болван! -- закричал Хелот, ухватив его за плечи. -- Иначе сдохнешь. Тяжкие кары насылает Эпона за мои богохульства! Оборвав причитание, он прислушался и уловил у себя в Норе чавканье. Этот звук Хелот не перепутал бы ни с каким другим. Он оставил своего пленника метаться с риском упасть с кровати и пошел посмотреть, кто же это шарит по кладовкам и припасам на зиму. Однако никого не было видно. Но Хелот шкурой чувствовал в Норе дыхание еще одного носа. И довольно близко. Он обнаружил взломщика возле самого выхода. Там стоял, втираясь в стену рядом с толстой балкой, рыжий мальчишка -- Робин, сын вдовы. Он очень серьезно вылупился на Хелота своими ярко-синими глазами. -- Ну, -- обвиняющим тоном произнес Хелот, -- чем ты тут чавкал, урод? Сын вдовы одарил его взмахом пушистых ресниц. -- Совершенно распустился, -- продолжал Хелот, -- не здороваешься со старшими, не отвечаешь на их вопросы... Поскольку Робин-второй упорно молчал, Хелот схватил его, прижал к стене и для пробы провел пальцем вдоль торчащих ребер мальчишки. Результат пытки превзошел все ожидания. Рыжий побагровел и фыркнул прямо Хелоту в лицо похищенными из чугунка бобами, которые не успел проглотить. -- Так бы и выдрал паршивца, -- сказал Хелот, обтираясь. -- Я сирота, -- поведал хромоножка, -- калека, -- он скривился жалобно, -- и жертва произвола... -- Зря тебя не повесили тогда в Ноттингаме, -- сказал Хелот. -- То-то бы я повеселился! И покоя было бы больше. А теперь слушай. Я прощаю тебе все твои безобразия, прошлые и грядущие, если ты принесешь мне коньяка или что-нибудь в этом роде. Синие глаза заморгали. -- И побольше, -- угрожающим тоном добавил Хелот. Рыжий даже вспотел. -- Где я тебе в лесу найду коньяк? -- Ищите и обрящете, -- процитировал Хелот в подражание святому Сульпицию, после чего величественно удалился в логово. Мальчик шмыгнул за дверь и с топотом умчался. В логове ничего не изменилось. Алькасар метался по кровати и заунывно бредил. Хелота разбирала тоска. Почему-то представилось, как он, раненый или больной, умирает в чужом краю и ни одна живая душа не понимает, о чем это он шепчет в свой последний час на не известном никому языке. Затем Хелота посетила хорошая мысль: дабы сарацин не свалился с кровати, его нужно привязать. Он снял со стены моток веревки (два месяца назад украденной с казенной виселицы) и совершил этот бесчеловечный поступок. После чего уселся рядом и стал переживать. Не очень-то было ему приятно возиться с умирающим, который не был даже пленным вражеским воином. "Впрочем, -- подумал Хелот -- человек от природы не злой и справедливый, -- вряд ли я сам был симпатичнее, когда валялся у святого Сульпиция. Небось и потом разило, и слюни текли..." Словом, Хелот боролся с собой. Шустрый сынишка вдовы вернулся на удивление быстро. С ним явились Локсли и отец Тук, причем оба последних горланили нетрезвыми голосами. По осеннему лесу, раскалывая хрустальную тишину, разносилось: -- Это, значит, пока мы в поте своего лица кормим доблестного Гарсерана и слушаем весь тот бред, который он несет с перепугу. -- Он, видите ли, засел в своей берлоге! Интеллигент! -- Ему, значит, выпить захотелось! -- На коньячок его, значит, потянуло! На графский! -- А сам даже бобов поганых для боевых товарищей жалеет! -- петушиным голосом вставил сын вдовы. -- Молчи, отрок! -- громыхнул отец Тук. ("Быстро же набрался", подумал Хелот с досадой.) -- Хелот, сын мой, неужели ты будешь спиваться под землей? Один? Подумай о спасении души и обратись в истинную веру! Хелот выбрался наружу. Эти двое стояли по обе стороны от пузатого бочонка с гербами и свой дуэт исполняли слаженно, как два полухория в античной трагедии. -- Горе, горе грешным нам! -- выразительно декламировал отец Тук, закатывая глаза и сотрясаясь брюхом. -- Среди нас завелся эгоист, жалкий пьяница, горе-аристократ, скрывавший свои пороки до той поры, пока не прокатился слушок о графском коньячке... -- Да заткнись ты, -- сердито проговорил Хелот. -- Коньяк мне нужен сугубо для важного дела. Все трое дружно взревели. Хелот решил не обращать на них внимания и потащил коньяк в Нору. Скорбно качая головой, Тук взгромоздился на массивный пень возле малинника и раскрытым ртом стал ловить на ветках последние ягоды, раскисшие от дождей. К великому неудовольствию Хелота, Локсли пошел в Нору за ним следом. -- Что у тебя случилось, Хелот? -- спросил лесной разбойник. -- Ничего. Однако Локсли неотвратимо трезвел прямо на глазах, и отделаться от него не было никакой возможности. Но признаваться, для чего потребовался коньяк, Хелоту очень не хотелось. Кто знает, может быть, своим поступком он оскорбил патриотические чувства англичанина. -- Гарсерана, говоришь, встретили? -- спросил Хелот. -- И где он теперь? -- Хорошо покушал его светлость и теперь оплачивает обед. -- Скажи, Робин, с ним были какие-нибудь рабы или пленники? -- Ни одного, -- ответил Робин. -- А почему ты спросил об этом? -- Из любопытства. -- Ткани вез, благовония, драгоценные камни. Золотые монеты. Словом, как обычно. -- Слушай, Робин, а зачем лесным стрелкам благовония? Робин засмеялся: -- Что-то ты темнишь сегодня, Хелот! Я всегда знал, что ты себе на уме. Говори лучше прямо, что там у тебя стряслось. Хелот вздохнул: -- Пойдем, покажу. Он осторожно поднял бычью шкуру, закрывающую вход в логово, намотал на палку и в свернутом виде положил на два крюка, специально прибитых над притолокой. Вдвоем они подошли к сарацину. Хелот встал рядом с больным, волком посмотрел на Робина и сказал скороговоркой: -- Конечно, я поступаю отвратительно, поскольку это вонючий сарацин и беглый раб, но он у меня в доме, и сначала ты убьешь меня, а потом уже.- Тут он окончательно почувствовал себя дураком и замолчал. Локсли осторожно потрогал лоб сарацина, посмотрел десны, потом послушал сердце. -- Он не ранен? -- спросил Робин. -- Вроде, у него не оспа. -- Нет, это какая-то горячка. Он говорил мне, что умирает, и, по-моему, не так уж далек от истины. Совместными усилиями лесные стрелки натерли умирающего коньяком, и бедняга заблагоухал. Остатки коньяка оставили для внутреннего употребления. Прошло около получаса. Хелот и Робин сидели рядышком, потягивая коньяк, и вдыхали коньячные пары, которыми исходил больной. Отец Тук наверху по-прежнему сосредоточенно ел малину, а юный Робин сбежал поглазеть на сокровища ощипанного Гарсерана. Хелот спросил заплетающимся языком: -- Скажи, Робин, почему сэр Гарсеран ездит по этой дороге? -- Во-первых, -- ответствовал Локсли, -- другой дороги нет. А во-вторых, на другой дороге другие разбойники, куда более кровожадные, чем мы. И свирепые... свирепые-то жуть! -- Но ведь и мы тоже не сахар, -- заметил Хелот. -- Нет, -- горестно согласился Локсли. -- Не сахар. Отнюдь. -- И все-таки мы лучше.. Ты, например, Робин...Ты -- лучше... Они обнялись. Хелот ощутил острую потребность обогатить память Локсли всем тем, чему сам успел научиться. Пусть он будет такой же образованный! Ведь он невежественный крестьянин, но какое благородное сердце! Наверняка Хелот послан судьбой для того, чтобы открыть для него свет познания! Хелот поковырялся в своих арсеналах и извлек оттуда одну весьма подходящую историю. -- Вот ругают, ругают норманнов, что они оккупанты, -- начал он, -- а ведь если бы не их нашествие, не было бы и коньячка. Когда... -- Тут Хелот обнял Робина за плечи. -- Когда Вильгельм Завоеватель плыл сюда, предательски обратив щиты внутрь корабля в знак своих якобы мирных намерений, он вез с собой конечно же вино. Но вина он мог взять на корабли мало. А хотелось бы -- много. И вот он сгущал, сгущал вино, увеличивая крепость, чтобы потом разбавить и пить, понимаешь? Но уже в Англии попробовал, что получилось, и подумал: зачем портить хороший продукт? Так-то вот норманны изобрели коньяк. -- Все-то ты знаешь, Хелот, -- умилился Робин. -- Всему-то тебя научили в твоих монастырях. В Кривую Нору вломился отец Тук. --Да вы с ума восходили, -- заявил он, принюхиваясь. -- Вы задохнетесь. -- Тсс, спугнешь больного. В нем жизнь еле теплится, а ты орешь, как на проповеди. Отец Тук боком протиснулся к кровати и своей лапищей провел по лбу умирающего. -- Да он уже остыл, пьянчуги проклятые, -- объявил отец Тук. -- Кого это вы тут заморили? Сознавайтесь! Хелот бросился к постели. Алькасар мирно спал. Горячки как не бывало, ибо средства к больному применялись сугубо чудодейственные. Установив это, Хелот бросился перед кроватью на пол и зарыдал. Никогда прежде (и никогда потом) ничего подобного с ним не случалось. Отец Тук икнул сочувственно. -- Он спасен, -- захлебывался Хелот, -- исключительно благодаря травам святого Сульпиция! Воистину великий святой этот отшельник! Благословенна земля, по которой он ходит! Благословен воздух, которым он дышит! -- Это точно, -- сказал отец Тук и, хмыкнув, сгреб Хелота и Робина в охапку. -- А знаете ли вы, дети мои, какое искушение было послано святому Сульпицию? Оба стрелка горестно замотали головами, сетуя на свое невежество. -- Женщина! -- торжественно объявил отец Тук и звучным голосом исполнил песнь о трех святых, двое из коих погибли, посрамляя дьявола. Из них первому, разливался духовный наставник, дьявол представился воздухом. Но святой, ибо был он знатоком своего дела, залепил себе рот и нос воском и задохнулся. И тем посрамил дьявола! Отец Тук перевел дыхание и завел с новой силой о втором святом. Тому дьявол явился как раз в час обеда. И прикинулся нечистый буханкою хлеба. Но святой залепил себе рот глиной и умер от голода -- и так посрамлен был дьявол во второй раз. И вот (отец Тук повысил голос) явился дьявол святому Сульпицию и прикинулся женщиной. Локсли тихо заржал. Но Хелот упорно требовал, чтобы ему пояснили, как именно святой отшельник посрамил дьявола. Дальнейшее представлялось ему как в тумане. Когда Хелот открыл глаза, была глубокая ночь. Подумав немного, он снова их закрыл. Второе пробуждение оказалось более удачным, ибо солнце уже встало. Хелот вылез из Норы и направился к большим пещерам -- полюбоваться на ограбленного Гарсерана. К сожалению, наваррский рыцарь уже отбыл, а его барахло Хелота мало интересовало. Он доел остатки оленя -- после трапезы стрелки храпели богатырским сном, беспечно оставив на полу изрядные куски хорошего мяса. Пару кусков Хелот прихватил с собой в Нору. Алькасар уже проснулся. Хелот размотал веревки, которыми вчера привязывал его к кровати, и дал ему холодной оленины. -- Раз не помер вчера, -- сказал он, -- то продолжай жить дальше. Алькасар уселся поудобнее и стал жевать мясо. Хелот, недавно прошедший через это испытание, поглядывал на него сочувственно. Шервудские олени не для всяких зубов, они в лесу жилистые, особенно если их плохо прожарить. Неожиданно Алькасар улыбнулся. Улыбка у него оказалась трогательная. Вообще, сарацин выглядел довольно симпатичным парнем, если, конечно, отвлечься от того, что он людоед и варвар. Хелот совсем было уж собрался учинить ему допрос по всей форме -- кто его родители и как там, в рабстве, но тут вошел Локсли и проделал все это сам. -- Привет, -- громогласно произнес он, появляясь в Норе. Алькасар сразу сообразил, что их почтил посещением самый главный, и сделал отчаянную попытку приветствовать его как положено. Робин долго ругался и кричал, что всем хороши сарацины и Сарагосу они не сдали франкам, но чинопочитание способно довести до пляски святого Витта даже англосакса. -- Даже поганые норманны так гнусно себя не ведут! -- возмущался он. -- Прости, Хелот. (Вторая легенда о происхождении Хелота состояла в том, что его считали норманном.) Сообразив, что разгневал важного господина, Алькасар совершенно сник и в ужасе заметался. С присущей ему чуткостью Робин уселся рядом, хватил его кулаком по плечу и велел не суетиться, а отвечать по порядку на все вопросы. Алькасар затих. -- От Гарсерана, говоришь, сбежал? -- ухмыльнулся Локсли. -- Как тебе это удалось? -- Когда вошли в лес, выломал доску из повозки, -- ответил Алькасар, осторожно поглядывая на Хелота. -- Все были заняты. Дорогу осматривали. Боялись какого-то Робина из Локсли. Гарсеран все время повторял: "Этот чертов бандит опять нас подкарауливает. Знает, собака, что я золото везу. И откуда он все знает?" А другие говорили, что этот Локсли водится со злыми духами леса. Нарочно друг друга пугали. -- Почему он не пустился тебя ловить? -- Очень просто. Я умирал, он знал это. Зачем рисковать из-за умирающего? Робин хмыкнул. Хелот видел, что он доволен. -- А ты, значит, не боялся ни злых духов леса, ни бандитов? -- Когда умираешь, никого не боишься. -- Очень трогательно, -- заметил Робин. -- Теперь скажи: ты умеешь владеть оружием? -- Ножом и копьем, -- поведал Алькасар застенчиво. -- Копье тебе вряд ли пригодится, -- вставил Хелот. -- Стрелять из лука не умеешь? Меча в руках не держал? -- приставал Робин. -- Нет. Локсли поморщился. Его симпатий к новичку сразу поубавилось. -- Ладно, научишься. Скажи-ка, приятель, этот чертов норманн тебе не объяснил, к кому ты попал? Алькасар покачал головой. -- Это неважно, -- сказал он. -- Всем хозяевам я служил одинаково плохо. -- Хозяев в лесу нет, -- сообщил Робин. -- А я тот самый Робин из Локсли. Этот лес мой. И здесь все совершенно свободны... время от времени приходится объяснять это шерифу и другим непонятливым господам. Тебе все ясно? Алькасар засветился как осенний лист. -- Вы разбойники? Это вас боялся Гарсеран? -- Нас. -- Робин самодовольно улыбнулся. -- Вы ограбили его? -- Ну разумеется. Хелот невольно залюбовался снисходительным выражениям, появившимся на лице Локсли. -- Я хочу видеть его голову на шесте! -- жадно сказал Алькасар. "Все-таки людоед, -- подумал Хелот. -- А жаль, казался таким симпатичным". -- Ограбить-то мы его ограбили, -- сказал Локсли, -- но никаких голов на шесте ты не увидишь. Во-первых, мы христиане.. гм.. добрые люди. И напрасных злодейств не творим. Лишнее это и мешает спасению души. А во-вторых, если мы прикончим твоего Гарсерана, то будем последними дураками, потому что потеряем хороший доход Мы с ним не впервые встречаемся на большой дороге, и всякий раз эта встреча приносила нам удачу. -- А разве христиане не едят людей? -- с детским любопытством спросил Алькасар, и Хелот покраснел. Робин расхохотался, но сарацин продолжал настаивать: -- Я и раньше слышал, что они питаются человеческой плотью. Когда меня продали Гарсерану, я в это поверил. -- Он что, слопал кого-нибудь у тебя на глазах? -- хохотал Робин. Но Алькасар даже не улыбнулся. -- Он зверь, -- ответил он. -- Вы плохо его знаете. Робин хлопнул его по плечу. -- Скорее вставай на ноги, -- сказал он. -- А Гарсерана забудь. Когда-нибудь ты убьешь его в честном бою. И Локсли ушел. Теперь черные глаза сарацина блуждали по логову. Он явно что-то обдумывал. -- Значит, теперь я свободен? -- поинтересовался он. -- Законный вопрос, -- отозвался Хелот. -- Конечно свободен. -- А меня заставят переменить веру? -- Вот уж о чем тебя никто даже не спросит. -- Вчера мне показалось, что я видел здесь вашего монаха. -- Ты видел отца Тука, он язычник. Он помолчал еще немного, а потом, смущаясь, снова заговорил: -- Прости, я забыл спросить твое имя. -- Хелот из Лангедока. -- Скажи, почему ты не убил меня, Хелот из Лангедока? -- Будешь задавать дурацкие вопросы, -- разозлился Хелот, -- я продам тебя в базарный день в городе Ноттингаме, а на вырученные деньги устрою пьяный дебош. -- Я невыгодный, -- радостно сообщил Алькасар. -- Когда Гарсеран меня покупал, он не знал, как выбирать. Ему меня всучили. -- А как выбирать? -- заинтересовался Хелот, разом позабыв свой гнев. Алькасар задрал рубашку. -- Смотри здесь, между лопатками. -- Значок какой-то синий. Вроде звездочки или снежинки... Ну и что? Алькасар опустил рубаху и торжествующе посмотрел на Хелота. -- Это значит, что я строптивый. Попытка к бегству и дерзкое поведение, понял? Хелот ощутил слабый укол зависти. Полагая себя человеком трусливым и образованным, он легко мог предположить, что за него вполне закономерно потребовали бы кругленькую сумму: еще бы, два достоинства сразу! Он даже расстроился. Алькасар сразу это заметил и коснулся его руки. -- Я тебя обидел? -- Смотри ты, учтивый, черт бы тебя побрал, -- проворчал Хелот. -- Нет, не обидел. С чего бы это? Расскажи лучше про Гарсерана. Алькасар помрачнел, пробормотал несколько слов на непонятном языке, потом заговорил торопливо и сбивчиво, видимо стараясь проскочить эту тему как можно скорее. -- Когда он заплатил за меня серебром, тут торговцы и стали потешаться. Объяснили, что он осел. Тогда он решил: полюбуется, как я сдохну, раз другого от меня не добьешься. Но я живучий. Он долго меня допекал, не давал пить, потом еще по-всякому. А в лесу я от него ушел. Пусть подавится. Хелот вздохнул: -- Да, жалко, что ребята отпустили Гарсерана. В следующий раз ты его получишь. Только до смерти не убивай, здесь это не принято. Алькасар взял руку Хелота и стиснул ему пальцы. Отец Тук потом ехидничал: "Рыбак рыбака видит издалека", а уж беглый беглого и подавно". -- Да не беглый монах я! -- ругался Хелот, выведенный из себя намеками отца Тука. -- А кто ты, в таком случае? -- сипел духовный наставник, распространяя густой аромат пива и чеснока. -- Кто ты, о юноша, проникнутый духом христианских добродетелей? Перемогая острое желание выдрать трясущуюся от хохота клочковатую бороду святого отца, Хелот твердо сказал ему: -- Я рыцарь. И, как всегда, святой отец ему не поверил. ГЛАВА ШЕСТАЯ По первому снегу Хелот с Алькасаром отправились к святому Сульпицию. Это была затея Локсли. Посмотрев, как Хелот делает из умирающего сарацина эдакого ноттингамского бодрячка, Робин решил, что у беглого монаха из Лангедока -- или кто он там на самом деле -- явное призвание к медицине. -- Будешь держать в Норе запасы целебных зелий, -- заявил Робин. -- У тебя там хорошая обстановка. Чисто -- ни костей обглоданных, ни пьяных удальцов, ни тюков эдесского бархата с вшами и тараканами... --Да ты с ума сошел, Робин, -- отнекивался Хелот. -- У меня нет образования. Я академиев не заканчивал. -- Грамотный, -- значит, разберешься, что к чему. Сходи к святому Сульпицию, он тебе хороших советов даст. Заодно и целебными зельями разживешься. Словом, Локсли был непреклонен. Хелот поломался еще немного и вынужден был согласиться. Отшельник жил в двух днях езды от Ноттингама. Но поскольку друзья отправились пешком, прогулка заняла у них почти неделю. Алькасар оказался удивительным чистоплюем. Там, где Хелот вымазывался грязью с головы до ног, он ухитрялся проходить, как по воздуху, сохраняя свежесть белой рубашки и непорочность сапог из мягкой кожи. Алькасар предпочитал одежду, принадлежавшую до ограбления самому Гарсерану, а тот, как было известно всем в Ноттингаме, отдавал свои рубахи и штаны в стирку лучшим прачкам, владеющим секретами превращать серое от времени полотно в белоснежное. На пути к отшельнику Алькасар ужаснул Хелота, бросившись, как к желанному другу, к прозрачному роднику, бьющему среди снегов. От одного только вида ледяной воды бросало в дрожь. Но сарацин возликовал. Он подставил ладони под капли, срывающиеся со скалы, и долго переливал их из руки в руку, пока пальцы у него не покраснели. -- Тук пьянеет от пива, -- сказал Алькасар, согревая руки дыханием. --А я от воды. Хелот неопределенно пожал плечами и плотнее закутался в меховой плащ. Обиталище святого Сульпиция помещалось недалеко от большой деревни под названием Владыкина Гора. Владыкину Гору лесные стрелки предусмотрительно обошли стороной и краем поля спустились к малой речке Голопупице, истоки которой терялись в болоте Дальшинская Чисть. На болото-то они и свернули, не слишком заботясь о том, что две фигуры, одиноко бредущие по заснеженному болоту, хорошо просматриваются с холмов (ибо, подобно Древнему Риму, Владыкина Гора раскинулась на семи холмах). Увязая в снегу, путники пошли по Дальшинской Чисти. Кругом были лишь занесенные снегом кочки, высохшие черные деревца, чахлые кустики -- зимой не поймешь, живые или уже погибшие. Вдруг под ногами заскрипели бревна старой гати. Они вышли на дорогу. Через несколько минут увидели и дом святого. Хелот сразу признал его, ибо провел здесь не самые приятные дни своей жизни. -- Вот и оно, урочище Дальшинская Чисть, -- сказал он Алькасару. По высокой, скрипучей от мороза лестнице они поднялись к двери и, пригнув головы, вошли в низенькую комнатку. В первое мгновение Хелот даже зажмурился: ему показалось, что стены скромного отшельничьего жилища инкрустированы янтарем и что вся комната озарена солнцем. Но потом разглядел: просто по стенам висели заготовленные на зиму гирлянды лука. А на лавке восседал отшельник и щурился на своих нежданных гостей. -- Благословите, святой Сульпиций, -- сказал Хелот. Оба приятеля дружно поклонились. -- Благословляю, -- отмахнулся отшельник. -- Голодные небось с дороги? Хелот и Алькасар, как по команде, принялись мяться и уверять, что явились к мудрецу отнюдь не обжираться. Слушая, как они разливаются, святой Сульпиций кивал и между делом выставлял на стол деревянные миски и плошку с луковым супом. Гости набросились на суп как звери, даже не заметив, что каждому предлагалось вкушать из отдельной посуды. Они сопели, сталкиваясь ложками в гигантской плошке, а отшельник сидел в сторонке и откровенно любовался. -- Люблю молодежь, -- сказал он так внезапно, что Хелот подавился. -- Есть в ней что-то... первозданное - еще от древних кельтов. От язычников. -- Я мусульманин, -- некстати брякнул Алькасар. Святой Сульпиций строго заметил: -- А это очень нехорошо, сын мой. Алькасар густо покраснел и решил, что, когда доест суп, непременно скажет святому какую-нибудь гадость. Хелот заметил это и, в свою очередь, постарался переменить тему разговора. Но не нашел ничего лучшего, как спросить: -- А это правда, святой отец, что вы посрамили дьявола? -- Когда? -- живо заинтересовался святой Сульпиций. -- Ибо я делал это неоднократно. -- Ну... когда он прикинулся женщиной. Святой Сульпиций нахмурился: -- Эти грязные сплетни распускает обо мне отец Тук, когда напьется. Он считает, что это остроумно. Сын мой, дьявол действительно являлся ко мне в образе женщины, но я посрамил его совершенно иным способом. -- Он поскреб лысинку. -- И хватит об этом. Вы, вероятно, явились ко мне за травами? -- Сами понимаете, ваше преподобие, -- ответил Алькасар, проявляя вежливость. -- Это Локсли затеял, -- добавил Хелот, поспешно сваливая ответственность на другого. -- У нас же в лесу как? Как на войне! То грабеж, то облава. И все время стреляют! -- Из арбалетов стреляют, собаки! -- добавил Алькасар, сверкнув глазами. -- Собаки стреляют из арбалетов? -- живо заинтересовался святой Сульпиций, но сарацин даже не заметил иронии и с жаром ответил: -- Они хуже! Хуже собак! Их оружие, этот арбалет, -- оружие трусов. Слабый может без всякой опасности для себя подло убить сильного и смелого. Когда стреляешь из лука -- тут нужно искусство и верная рука. А с арбалетом -- что нужно? Крути коловорот, за тебя все сделают болт и пружина... Хелот уловил в речах своего друга заметное влияние рассуждений Малютки Джона. -- Говорят, папа римский собирается отлучить арбалет от церкви, -- задумчиво проговорил отшельник. -- Вот это правильно! -- одобрил папу римского мусульманин. -- Да нет, прогресс не остановишь, -- невнятно отозвался святой Сульпиций. -- К сожалению... Кряхтя, он поднялся и ушел в глубь дома, чтобы вернуться через несколько минут с толстой книгой, спасенной, по его словам, от расправы Матери Нашей Святой Церкви. Книга была в деревянном окладе, засаленном и лоснящемся от частых прикосновений, и застегивалась на ремни, такие же потрепанные и замусоленные. -- Вот это травник, дети мои, -- объявил отшельник, роняя книгу на стол, крякнувший под ее тяжестью. -- Называется "Прохладный вертоград". Хелот, убери-ка посуду на лавку, а то неровен час замараем сие сокровище. Пока гости поспешно очищали стол (Хелот даже протер рукавом пятно супа, оставленное им в порыве жадности на крышке стола), отшельник неторопливо расстегивал ремни. Хелот встретился с отшельником глазами, и тот улыбнулся. -- Сейчас на вас, дети мои, хлынет поток знания, вырвавшийся из плена "Прохладного вертограда", -- сказал он. -- Не чудо ли книга -- огромный мир, зажатый меж двух резных досок и стянутый застежками? -- И про мандрагору здесь тоже есть? -- жадно спросил Хелот. -- Покажу, покажу..., главное -- нам с вами потребны травы, способные исцелить рану или изгнать из тела лихорадку... Мандрагора же -- это легенда. У нас, во всяком случае. Может быть, в иных мирах... Тот, кто владел книгой до меня, оставил на полях заметку: "Сказки все это". Я проверял, он прав. Но коли интересно, то почитай. Хелот впился глазами в страницу, пытаясь продраться сквозь полузабытую латынь, и наконец сдался. Еле заметно усмехнувшись, отшельник отобрал у него драгоценную книгу и прочитал: -- "Поиск мандрагоры. Трава сия при срывании гибелью может для срывающего обернуться, мстя за убиение корня своего. Дабы избегнуть напасти и сохранить свою жизнь, отнюдь не отказываясь при том от владения колдовским корнем, потребна помощь иного существа. Лучше всего для отведения глаз чародейским силам прибегнуть к черной собаке. Привязавши к хвосту последней посредством веревки листья мандрагоры, заставить ее вырвать растение как бы своей волей. Выходя из дома своего, издаст мандрагора стон, от коего содрогнется душа твоя, но духом оставайся тверд. Собака же падет безжизненно на землю и более не послужит уж тебе ничем. Бережно взявши корень в руки, попервоначалу определи, какого пола мандрагора оказалась во власти твоей. Обмывши же ее, обряди в платье, пристойное полу и званью. Здесь завершается "Поиск мандрагоры"". Алькасар слушал раскрыв рот и, когда чтение закончилось, высказался: -- Здорово! -- Но бесполезно, -- заметил святой Сульпиций, переворачивая страницу. До темноты он заставлял своих гостей заучивать наизусть различные советы и правила, названия, время сбора трав и способы их хранения. Истомленные познанием, они заснули на полу в луковой комнате. Наутро выяснилось, что ни один, ни второй не в состоянии ничего вспомнить. Терпеливый отшельник снова взялся за обучение, в который раз благословляя предусмотрительность составителей книги за то, что наиболее важные советы облекли в стихотворную форму, пригодную для зазубривання самыми бестолковыми лекарями, зубодерами и шарлатанами. После трех дней непрерывной зубрежки молодые воины уже кое-что воспроизводили. Отец Сульпиций, человек воистину святой и в очередной раз бесспорно посрамивший дьявола, был весьма доволен ими. Обычно он пристраивался на ступеньках своего дома, а Хелот с Алькасаром кололи для него дрова. Алькасар ударит и крикнет: -- Сию траву разбавь слюной! Хелот ударит и ответит: -- И заживет сама собой! Алькасар бросит половинки полена в поленницу и крикнет: -- Любой гнойник, любая язва! А Хелот поступит точно так же и отзовется: -- А также вас спасет от сглаза! Святой Сульпиций прихлебнет, сидя на ступеньках, горячую чагу и заметит вполголоса: -- Сглаз -- это от невежества и предрассудков, ибо народ наш темен. А вот насчет язвы -- все в точности. Так прошла неделя. Однажды утром их разбудил стук лошадиных копыт. Оба вскочили, заподозрив предательство, и спросонок загремели оружием. Затем, сделав Хелоту знак стоять наготове у двери, Алькасар осторожно приблизился к окну и выглянул. Сперва он показал Хелоту украдкой один палец: к отшельнику прибыл один человек. Это Хелот и так слышал. Потом хищное лицо сарацина дрогнуло в усмешке, и Алькасар опустил меч, а после и вовсе сунул его в ножны. Хелот не успел последовать его примеру; дверь уже отворилась и звучно хлопнула молодого рыцаря по лбу. Он выронил меч и схватился за лоб. -- Так и знал, -- с удовольствием произнес отшельник. -- Оба юных героя уже сидят в засаде. Идемте завтракать, я познакомлю вас с моей любимой духовной дочерью. Чувствуя себя полным дураком, Хелот криво улыбнулся и кое-как оделся. Лишний раз он отметил, что рядом с Алькасаром выглядит настоящим чучелом. И как это парню удается носить одежду с чужого плеча так, словно ее шили специально на него лучшие портнихи Ноттингамшира ? Смывая с лица дорожную грязь, над лоханью с водой склонилась молодая девушка. На ней было платье горожанки, темно-синее, с меховой оторочкой и атласным корсажем. Хелот с удовольствием увидел темно-русые волосы, рыжеватые на висках и надо лбом, заплетенные в две косы. Вот она выпрямилась, отняла от лица полотенце -- и на лесных стрелков глянули очень светлые голубые глаза, золотистая россыпь веснушек, еле заметных зимой, широкие скулы, веселый рот. Отшельник ласково обнял ее за плечи и подтолкнул к обеденному столу, где уже дымилась горячая каша. -- Погляди только, каких молодцев занесло ко мне за премудростями врачевания, дитя мое, -- сказал он, усмехаясь, и кивнул в сторону Хелота. -- Вот удивительный рыцарь из Лангедока по имени Хелот, который обучен грамоте. И с ним его друг из неверных, который, наверное, был в своей стране принцем, а в наших болотах стал просто свободным человеком. -- Алькасар, -- сказал сарацин, без улыбки разглядывая порозовевшую девушку. -- Так меня назвали в память о том месте, где я родился. Хелот перебил его вежливым вопросом, как бы желая показать собеседнице, каковы воистину хорошие манеры: -- Позвольте также мне и моему другу узнать ваше имя, миледи. Девушка заметно растерялась. -- Но я вовсе не "миледи", -- пролепетала она, приседая перед лесными стрелками в очень милом поклоне. -- Рада познакомиться. -- Ее глаза остановились на смуглом лице Алькасара. -- При крещении мне дали имя Дианора. Алькасар шевельнул губами, как будто повторял про себя это новое слово. -- Будешь сегодня за хозяйку, дитя мое, -- распорядился отшельник. -- Принеси-ка из моих подвалов доброго эля, и побольше, и разлей этим господам. А заодно потешь славным напитком и своего духовного наставника. Грешен, люблю хороший эль в хорошей компании. Девушка убежала так легко, словно не касалась земли. Мужчины молча уселись за стол. Хелот избегал встречаться глазами со своим другом: девушка понравилась обоим и Хелоту не хотелось, чтобы она послужила причиной для ссоры. Отшельник, который, казалось, читал в душах молодых людей так, будто они были прозрачными, откровенно усмехался. Вернулась Дианора с большим кувшином в руках. Наливая эль, она серьезно хмурила брови -- боялась пролить, а кувшин был тяжелым. -- Налей и себе, Дианора, -- сказал Алькасар, подавая ей кружку. -- Ведь ты не замужем, некому запретить. -- По-твоему, жизнь женщины заканчивается вместе с замужеством? -- ехидно спросил Хелот. -- Смотря по тому, какой муж, -- тут же ответил Алькасар. -- Если поглядеть, нет такого обычая, который бы не запрещал. Но если муж любит-, разве он запретит? Он все сделает, лишь бы улыбалась. При этих словах он так грозно посмотрел на девушку, что она залилась краской. Отшельник откинулся назад на скамье и расхохотался до слез. Хелот слева, Алькасар справа от святого Сульпиция помрачнели и дружно замолчали, уткнувшись носами в свои кружки. Завтрак прошел в траурной тишине. Потом Дианора собрала грязную посуду и унесла к очагу, чтобы помыть. Алькасар, даже не поблагодарив отшельника за отменный эль, вышел из-за стола, и вскоре Хелот увидел, как его друг слоняется по двору, а после и вовсе исчезает в снегах болота, раскинувшегося на множество миль вокруг урочища Далышинская Чисть. -- Давай-ка мы с тобой еще по кружечке, -- сказал святой Сульпиций. -- Кто она такая, святой отец? -- спросил Хелот, жадно поглядывая на дверь, ведущую в кухню. -- Кто? А, малышка... Ни за что не поверишь, сын мой. Когда-то отец Гая Гисборна выиграл в карты молоденькую девушку, которая вскоре принесла ему дочь, а спустя еще пару лет умерла. Года полтора Дианора даже жила здесь, пока однажды сэр Гай не забрал ее к себе. Я сам крестил ее. Хелот покачал головой: -- Никогда бы не поверил, что у Гая есть сестра, да еще такая славная. Он сделал движение, как будто хотел встать из-за стола, но святой Сульпиций удержал его за руку. -- Сиди, -- резко сказал отшельник. -- Не мешай им. -- Кому? -- Я уверен, что Дианора выбралась из дома через окно кухни и уже нолчаса как бродит по болоту с твоим некрещеным приятелем. И незачем тебе злиться. Она свободная девушка и может сама сделать выбор. Хелот насупился и опустил глаза. Сейчас ему не хотелось видеть умное, усмешливое лицо святого. Он предпочел бы чью-нибудь пьяную морду, можно даже Малютки Джона, только чтоб лыка не вязал. Но святой взял его руку и стиснул ему пальцы. Хелот удивился: он не подозревал в отшельнике такой силы. -- Обещай мне, -- сказал святой Сульпиций, -- что никогда не сделаешь ничего, что могло бы повредить Дианоре. Она моя любимая дочь в этих мирах, и я знаю, какая трудная судьба ждет ее впереди. Если ты любишь Бога, если ты любишь ее, если любишь свою душу, поклянись! -- Евангелие запрещает клятвы, -- прошипел Хелот, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки отшельника. -- Зато Коран, кажется, разрешает, -- сердито сказал отшельник. -- И я разрешаю. Клянись! -- Клянусь, -- сказал Хелот и высвободился. -- Вот и хорошо, -- спокойным тоном, как будто ничего не случилось, заметил отшельник и налил еще по кружке эля. К вечеру Дианора уехала. По истечении первоначального курса обучения отшельник снабдил своих студентов мешком сена, сплошь лекарственно-чудодейственного, и, благословив, отправил домой, в лес. -- Хороший человек, -- с чувством произнес Алькасар, топая по болоту с мешком на спине. Хелот шел рядом налегке. Именно поэтому встречные крестьяне принимали их за хозяина и работника; Хелоту кланялись, на Алькасара же едва бросали взгляд. Сарацин замечал это, усмехался, но молчал. Молчал, покуда им не повстречалась хорошенькая девушка с вязанкой хвороста. Едва она начала приседать перед Хелотом, кланяясь очень мило и грациозно, как Алькасар вдруг заявил: -- Пора бы тебе, бездельник, хотя бы хлеб свой отработать! И с этими словами бесцеремонно взвалил мешок на Хелота. Пока ошеломленный лангедокец возился с целебным сеном, дабы не рассыпать его по снегу, проклятый сарацин взял девчушку за подбородок и чмокнул в упругую щеку. Девушка покраснела и убежала. -- Смотри ты, освоился в христианских землях, -- заметил Хелот. Несмотря на то что он подавил зарождавшееся в нем чувство к Дианоре, легкий след обиды на друга еще остался. Сарацин хмыкнул. -- Шалости, -- сказал он, щуря глаза. Хелот посмотрел на него искоса, безошибочно угадав в этом словце влияние духовного наставника лесных грабителей. -- Отец Тук даже правоверного, как я погляжу, совратит. Но Алькасар даже не заметил язвительного тона своего собеседника. Жесткие черты его лица смягчились, когда он выговорил имя сестры Гая -- так осторожно, будто боялся повредить небрежным произношением: -- Дианора -- она из другого народа. Я думаю, она их тех, что жили на холмах всегда. Еще до христианского бога. Из эльфов или полубогов. Полубогиня. -- Выдумываешь, Алькасар. Ты ведь знаешь, кто она такая на самом деле. -- Нет. -- Сарацин удивился. -- Откуда мне знать? -- Ты же провел с ней почти весь день. -- Разве я об этом с ней говорил? -- А о чем? Он пожал плечами: -- В мире много чудес. Об этом говорили. Хелот на мгновение устыдился. Он хорошо знал, что непременно стал бы выспрашивать у девушки, кто она родом, где живет, чем занимается. -- Дианора дочь рабыни, -- сказал Хелот. Он почувствовал, что слова его повисли в воздухе чем-то лишним, и замолчал. -- Вот хорошо, -- обрадовался Алькасар. -- Я и она -- одного поля... как говорит отец Тук? Ягоды с одного поля. Хелот был так зол, что молчал весь день. К вечеру, настилая для ночлега лапник на погасшее кострище, он сказал: -- Когда-нибудь я нарочно тебя в кости проиграю, чтоб ты на каком-нибудь руднике сгинул. Каторга. Алькасар с любопытством бросил взгляд на Хелота: -- Это я-то каторга? А сам ты кто? -- Если хочешь знать, -- сказал Хелот в сердцах, -- я рыцарь. Самый настоящий. Не такой, как этот болван сэр Гарсеран. Алькасар расхохотался. Наутро им стало не до ссор и препирательств. В лесу запахло дымом. Они вскочили на ноги, прислушиваясь. -- Деревня горит, -- определил Алькасар и махнул рукой в сторону Гнилухи, расположенной к востоку от Владыкиной Горы. -- Наверное, этот ваш.- Гай пожаловал. Небось нас и ищет. Перед глазами Хелота встало мрачное лицо сэра Гая и почти сразу же он подумал о Греттире Датчанине: неужели мальчишка тоже принимает участие в шерифских гнусностях? Хелот мотнул головой, отгоняя эти мысли. -- Бежим туда, -- сказал Алькасар. -- Давай-ка порознь, -- предложил Хелот. -- Если один попадется, останется надежда на второго. -- Как ты думаешь, кого-нибудь из наших схватили? -- Кто знает... Алькасар молча кивнул и исчез в чаще. Хелот посмотрел ему вслед и еле заметно вздохнул. Хотя бы слово добавил. А ему, Хелоту, что теперь делать? Как он проклинал себя за то, что мало занимался луком! Ведь говорил же ему Локсли, ругал, заставлял стрелять в цель! В глубине души Хелот полагал, что лук -- оружие для смердов. Вот теперь и поплатится за дурацкое высокомерие. Меч и два ножа -- это маловато. По тропинке Хелот спустился к речке. У берегов лед был обломан. На снегу, спустив бессильные руки в воду, лежал убитый солдат. Хелот взял его меч и обломал стрелу, торчавшую из спины. Это была стрела Локсли. Ломая тонкий лед, Хелот перешел речку и прижался всем телом к истоптанному снегу на берегу. Осторожно поднял голову, вгляделся. Два дома в Гнилухе уже догорали. Возле колодца четыре солдата с алебардами понукали местных жителей, которые лениво сколачивали виселицу. -- Второстепенных мы повесим на месте, -- разглагольствовал толстомордый стражник, расхаживая взад-вперед и размахивая алебардой. В морозном воздухе его голос разлетался далеко, и Хелот хорошо слышал его, -- А самого главного уведем в Ноттингам. Чтобы все графство знало, что Робина вашего удавили! Чтобы никто тут не надеялся, что этот ублюдок воскреснет! По интонациям Хелот догадался, что каждая фраза завершалась пинком. Он предположил, что пинают Робина, и расстроился. Хелот высунулся, однако ничего толком не разглядел. Тогда он осторожно прополз вдоль берега, скрываясь под обрывом, и вышел на деревенскую окраину со стороны огородов. На бревнах сидели еще два солдата, один их них ковырял в носу. Этого Хелот убил сразу. Второй же успел на него напасть и сделать целых два выпада. Теперь у Хелота было уже четыре меча, и он стал сам себе напоминать ежа. Он двинулся вдоль деревни дворами, не особенно скрываясь. В третьем по счету огороде обнаружил сынишку вдовы, Робина-второго. Мальчишка лежал неподвижно, снег вокруг был забрызган кровью. Хелоту показалось, что крови очень много. Он подошел поближе, сел на корточки и перевернул мальчика на спину. -- Эй, Робин... -- позвал он тихонько. Губы мальчишки расползлись в плаксивой улыбке. -- Хелот... -- Ты ранен? По сравнению с устрашающим количеством крови на снегу рана оказалась пустяковой, и Хелот с облегчением вздохнул. -- А, ты, что, Робин, решил отлежаться в огороде? Мальчишка съежился. -- Не знаю, -- пробормотал он. -- Дай мне меч... -- Держи, -- сказал Хелот, решив не унижать мальчишку и дальше. -- Скажи-ка мне, Робин, ты видел, сколько солдат здесь осталось? -- Не знаю... не больше десяти. -- А в город кто-нибудь ушел? -- Да нет... вроде, нет. -- Значит, когда здесь началось, их и было всего-то десять? Мальчик кивнул. Хелот возвел глаза к низкому серому небу: -- Господи, да как же им удалось вас захватить? -- Так и нас оставалось всего семеро. Да вы двое ушли к святому -- пять, стало быть, нас было. Мы пошли к маме. Сегодня же Валентинов день, праздник, так-то. А кто-то и донес. Зря тогда Тома Бушби не повесили, наверняка он к шерифу бегает. Хелот и Робин вышли на главную улицу, где, не помня себя, бросились в драку. В свое время Хелота научили замечательному приему с двумя мечами, и теперь он пустил свои познания в дело. Но солдат оказалось гораздо больше, чем предполагалось. Рыжий мальчишка дрался как волчонок. Хелот успел это заметить, когда на него накинулись сразу пятеро, повалили на снег и стали топтать. Они сопели и рожи у них были багровые. (Потом выяснилось, что они в тот момент закусывали в соседнем доме и выскочили к Хелоту почти безоружные -- это и спасло его от немедленной расправы.) Толстомордый с особенным удовольствием несколько раз ударил лангедокца в бок своим пудовым башмаком. Хелот приподнялся и увидел, что возле виселицы лежит на боку Робин из Локсли в рваной и окровавленной одежде и что руки у него связаны. Вероятно, остальные находились в столь же плачевном состоянии; Хелот их не видел. Мальчишка, которого Хелот заставил покинуть убежище и обречь себя на смерть, размазывал слезы грязными руками. Хелоту было его жаль, но иначе поступить он не мог. Гремя по ступенькам крыльца подкованными сапогами, Гай Гисборн вышел во двор. Он мельком оглядел всех пленников и остановился возле Робина. Локсли не потрудился поднять на него глаз. Впрочем, и Гай не баловал его вниманием. Он сказал солдатам: -- Этих повесить немедленно. А их вожака я заберу в город. Привели коня. Гай вскочил в седло. Робина поставили на ноги, и конец веревки, которой были стянуты его руки, привязали к луке седла. Два конных стражника их сопровождали. Когда процессия скрылась за околицей, к Хелоту вразвалку подошел толстомордый и сказал пыхтя: -- Эй, ты, чурка! Ты повиснешь первым. Хелот жалел теперь только об одном: последним из увиденного в жизни будут поганые морды наемников. Они заволокли Хелота под перекладину и немытыми пальцами стали пристраивать петлю на шею своему пленнику. Он морщился, отворачиваясь от их тяжелого дыхания, обдававшего со всех сторон. Звонкий стук копыт заставил всех обернуться. По деревенской улице мчался всадник. Они вылетели словно из старинной сказки о потерянном принце -- прекрасный вороной конь и ладный всадник в белой рубахе с хлопающим за спиной мохнатым меховым плащом, с развевающимися черными волосами. Конь остановился перед виселицей как вкопанный. -- Сюда смотрите! -- заорал с седла Алькасар. Тупые рожи солдат оборотились на крик. Недоумение стало проступать в их чертах, когда они разглядели наконец, что Алькасар не одинок на вороном Шерифе. Перед ним в седле сидел бледный как полотно Греттир Датчанин. Вся грудь у него была в крови. Сарацин аккуратно взял его за волосы, оттянул его голову назад и показал на горле юного рыцаря надрез, из которого сочилась кровь. -- Я зарежу его, -- крикнул Алькасар стражникам. -- Что вам за это будет? Ничего хорошего им за это не будет. Солдаты стали топтаться на снегу, с сомнением поглядывая то на виселицу, то на Греттира. -- Скажи им, чтобы отпустили всех наших, -- потребовал сарацин, склоняясь к своему пленнику. -- Проклятый язычник, -- прохрипел Греттир, вздрагивая всем телом. Алькасар хладнокровно провел ножом по ране. Греттир забился в его железных руках и затих, дыша раскрытым ртом. -- Скажи им, -- повторил Алькасар. Толстомордый подошел поближе и, широко расставив ноги, остановился перед носом коня. Стражник задрал свою морду и озабоченно посмотрел на Греттира снизу вверх. -- Ну так что, сэр, -- спросил он как ни в чем не бывало. -- Отпустить их, сэр? Греттир молчал, кося глазами на своего мучителя. Алькасар снова потянул его за волосы, и Греттир не выдержал. -- Отпусти их, -- прошептал он. -- И убирайтесь в город. Все уходите. Слышите? -- А вы, сэр? -- Он задержится, -- сказал Алькасар. -- Ребята, уходим! -- бодро крикнул толстомордый, который наконец получил ясную директиву и не собирался уклоняться от выполнения воинского долга. -- Эй, -- негромко окликнул его Алькасар. -- Что еще? -- удивился стражник. -- Оружие... Вот сюда, в кучку... и ножи тоже... Стражник перевел глаза на Греттира; тот кивнул. Солдаты побросали мечи и ножи и лениво побрели нестройной толпой в город. Убедившись в том, что они вышли на лесную дорогу, Алькасар вышвырнул из седла пленника, легко спрыгнул на землю и, даже не взглянув на свою полумертвую жертву, бросился к Хелоту. Хелот тем временем уже вылез из петли. Алькасар схватил его за руки и засиял белозубой улыбкой. Тем же самым ножом, которым только что пытал несчастного Греттира, он разрезал веревки, связывавшие Хелота. На обрывках остались следы крови. -- А где остальные? -- спросил он. Сынишка вдовы, скорчившись, сидел возле виселицы на земле. Хелот подошел к нему; мальчик вцепился в его штаны, и Хелот плюхнулся рядом. Ему ни о чем не хотелось сейчас думать. Даже о Робине, которого увезли в город. Алькасар присел перед ними на корточки. -- Где остальные? -- повторил он. -- В сарае, -- ответил рыжий, махнув рукой. Он глядел на Алькасара с обожанием. Вскоре Хелот услышал, как с сарая сбивают доски. Загалдели стрелки, вырвавшиеся на свободу. Отца Тука, мертвецки пьяного и так и не осознавшего ни поражения, ни плена, ни чудесного освобождения, вынесли на руках верные друзья и положили на снег -- пусть отходит, бедолага. Хелот сидел возле виселицы и тупо смотрел, как Греттир, хватаясь за горло, глотает грязный снег. Когда стрелки узнают, что Локсли попался в лапы шерифа, они Греттира не пощадят. Шериф не станет менять захудалого рыцаря на такого важного преступника, как Робин. Кто такой Греттир? Кто его знает? Другое дело -- знаменитый разбойник. Греттир закашлялся, и кровь стала сочиться у него между пальцев, которыми он стискивал шею. Он встретился с Хелотом глазами, но Хелот отвернулся. Голоса стрелков зазвучали громче -- узнали, наверное, какая участь уготована Робину. Потом закричал Алькасар: -- Хелот, иди сюда! Греттир вздрогнул и опять посмотрел на своего друга. Хелот поднялся на ноги и прошел мимо. Отец Тук протрезвел и теперь был мрачнее тучи. -- Хелот, сын мой, -- загудел он, -- мы все чудом спаслись из петли, за что следует благодарить Господа, Эпону и этого юного нечестивца. -- Он махнул рукой в сторону Алькасара. -- Однако боюсь, что жить нам осталось недолго, ибо Локсли в плену, а мы его не оставим. -- Знаю, -- сказал Хелот. -- Как ты думаешь, шериф обменяет нашего Робина на того недорезанного выродка? Все посмотрели на Греттира, который не слышал, о чем идет речь, и съежился. -- И не подумает! -- горячо сказал Малютка Джон. -- Я тоже так думаю, -- честно признался Хелот. -- Тогда повесим его, -- предложил Джон. -- Не вижу смысла, -- отозвался отец Тук, вызвав тем самым тайную благодарность Хелота. -- Уходим, -- сказал Джон. Он обернулся к погорельцам. Это были две семьи примерно одного возраста, с детьми от восьми до двенадцати лет, общим числом шесть человек. Где чьи дети, определить было сложно. Они так и стояли, сбившись в кучу. -- Идите с нами, -- предложил им Малютка Джон. Крестьяне застенчиво смотрели ему в рот. Раскиснув от чужого сочувствия, женщины стали потихоньку всхлипывать. Хелот тронул Алькасара за рукав: -- Надо забрать травы святого Сульпиция. Размокнут в снегу-то. Он кивнул, и друзья пошли обратно к виселице. Ставни во всех домах были теперь плотно закрыты. Греттир заметил, что они возвращаются, прижался спиной к колодезному срубу и широко распахнул глаза. -- Алькасар, -- сказал Хелот, -- у тебя рубашка чистая. Оторви рукав, пожалуйста. -- Зачем еще? -- искренне удивился он. -- Погляди, видишь -- человек истекает кровью. Для чего нас святой Сульпиций учил? -- Где человек? -- поинтересовался Алькасар. Он кивнул на Греттира и нехорошо улыбнулся. -- Он пришел в лес, чтобы убить нас. -- Пожалуйста, -- повторил Хелот. -- Алькасар, я тебя прошу. Оторви рукав и дай мне. Я сам его перевяжу. Сарацин покачал головой и, ворча под нос, стал раздирать тонкое полотно. -- Пользуешься тем, что тебе я не могу отказать, -- заявил он и отвернулся. Хелот улыбнулся. -- Иди сюда, -- приказал он Греттиру. Тот подошел, с трудом передвигая ноги. Хелот обернул его рану рукавом, который сразу промок, и крепко взял за руку. -- Ну так что, -- сказал Алькасар хмуро, -- мы идем за травами? Втроем они пошли к той елке, под которой остался мешок с драгоценными травами и кореньями. Хелот развязал его и вытащил листья того растения, которое надлежало разбавлять слюной, чтоб зажило само собой. -- Дай-ка второй рукав, -- сказал он Алькасару, -- все равно рубаха испорчена. Сарацин повиновался. -- Я как этот... как святой Мартин, -- сообщил он внезапно. От удивления Хелот чуть не проглотил траву, которую как раз разбавлял. --Ну да,--с важностью пояснил Алькасар. -- Отец Тук замечательно про него рассказывает. Святой Мартин тоже портил хорошие вещи. Рвал плащи. Делился с разными вонючими мерзавцами. Хелот приложил к горлу Греттира зеленую примочку и аккуратно привязал ее двумя рукавами. -- Зачем с ним возишься? -- спросил Алькасар, жадно трогая свой нож. -- С тобой я тоже зря возился? -- разозлился Хелот. -- Откуда ты знаешь, что он за человек? -- А он вообще не человек, -- ответил Алькасар, широко улыбаясь. -- Разве я смог бы зарезать его, если бы думал иначе? Греттир так испуганно взглянул на Хелота, что в душе лангедокский рыцарь почувствовал удовлетворение. -- Греттир, ты можешь разговаривать? Он кивнул: -- Могу... только тихо. -- Как тебя занесло в деревню? -- Не знаю... -- ответил он, подумав. -- Сэр Гай сказал: "Спалим пару домишек". Это же как охота: не любишь убивать, развлекайся другим способом. -- Твои лирические наклонности спасли мне жизнь, -- сказал Хелот, заканчивая возиться с повязкой. -- Если бы ты не отъехал в сторону полюбоваться природой, меня бы повесили. Алькасар захохотал, блестя белыми зубами: -- Это точно! Греттир содрогнулся. -- Меня убьют? -- спросил он. -- Когда-нибудь -- несомненно, -- утешил его Хелот и затянул завязки мешка с целебными травами. -- Но, во всяком случае, не сейчас. -- Эй, постой, -- вмешался Алькасар. -- Мне показалось, что ты хочешь отпустить его, Хелот. -- Правильно. -- Он никуда не пойдет, -- заявил сарацин. -- Это мой пленник, и я говорю: он останется здесь. -- Да? -- спросил Хелот странным голосом. -- И что ты, в таком случае, собираешься с ним делать? Сарацин слегка нагнул голову и ответил очень сдержанно: -- Я поступлю с ним, как захочу. Хелот посмотрел ему прямо в глаза прямым, тяжелым взглядом. Он молчал так долго, что сарацин неожиданно смутился и закричал: -- Эта бледная сопля предаст тебя за первым же углом! Разве можно доверять рыцарю, да еще норманну? Ты сошел с ума, Хелот! -- Он уйдет в Ноттингам, -- повторил Хелот совсем тихо и коснулся своего меча. Алькасар побледнел, отступил на шаг, потом пробормотал сквозь зубы ругательство на своем языке, резко повернулся и пошел прочь, расшвыривая ногами лежавшие на земле комья снега и ветки, ГЛАВА СЕДЬМАЯ Ранним утром Хелот ехал по лесу, направляясь к городу Ноттингаму, и улыбался. На душе у него было так свежо и чисто, будто ему снова десять лет и он идет к своему первому причастию. Накануне ему пришлось выдержать штормовой гнев Малютки Джона и ядовитое кипение отца Тука, которые негодовали на него за "дурацкое и трижды дурацкое" (по выражению духовного отца) решение отпустить Греттира Датчанина. Положение смягчил сынишка вдовы, который весьма кстати вспомнил, что у Хелота, вроде бы, действительно был в Ноттингаме какой-то приятель из норманнских вельмож и вот этот-то вельможа и помог вызволить браконьера из тюрьмы. Заявление рыжего Робина вызвало всеобщее недоумение. Алькасар был мрачнее тучи и на Хелота не глядел. -- В Ноттингаме меня знают как рыцаря Ордена Храма, -- заявил Хелот. -- Думаю, не будет ничего страшного, если я отправлюсь туда завтра один и посмотрю, что можно сделать. Они сидели в харчевне Тилли и Милли в урочище Зеленый Куст и от волнения поглощали эль в чудовищных количествах. Милли запыхалась и стала красной как свекла, умаявшись таскать кувшины и наполнять кружки. -- Сын мой, у твоего плана есть чудовищный недостаток, -- заявил отец Тук. -- Его основа -- доверие к человеку, которому мы никак не можем доверять. Надо было прирезать этого Трентира, или как там его, и дело с концом. Стрелки закивали, Алькасар смотрел на своего друга угольными глазами, пылающими лютой злобой. -- По-моему, -- неожиданно сказал сарацин, -- мне надо бы пойти вместе с Хелотом. Хелот задумчиво потыкал пальцем в пену, вскипевшую в его кружке, чтобы она опустилась, потом все так же задумчиво облизал палец. -- Это до первой встречи с Гарсераном, -- сказал он наконец. -- Вот уж не думаю, что он меня узнает, -- пробормотал Алькасар без особой уверенности. -- Вот как раз тебя он узнает с первого взгляда, -- сказал Хелот и залпом допил свою кружку, после чего уставился Алькасару в лицо прямым взглядом. -- Ты ему столько крови попортил, что он тебя и на смертном одре вспомнит. Отец Тук громогласно заржал и опустил на плечо Хелота свою красную лапищу. -- Еретик из Лангедока, как всегда, прав, -- заявил он. -- Иди один, мой сын, и да пребудет с тобой святой Бернард Клервосский. И вот зимним утром он едет один по зимнему лесу, и вороной Шериф тихо ступает по наезженной ноттингамской дороге -- для одних торной, для других полной неожиданных опасностей. Вдруг вспомнился день, когда он впервые увидел Робина из Локсли, знаменитого разбойника. Хелот был уверен -- хотя, откуда взялась такая уверенность, еще не понимал, -- что когда-нибудь все эти замечательные разбойничьи приключения закончатся большой кровью. Слишком уж много Локсли занят тем, что пытается заставить окружающих ценить свободу. Для этого он избрал, несомненно, кратчайший путь, а именно: тыкать людей носом в их же собственное дерьмо. Интересно, что сказал бы по этому поводу святой Сульпиций? Неожиданно Хелоту пришло на ум, что, возвращаясь в Ноттингам к Греттиру, он полностью отдает себя в руки юного датского рыцаря. Ведь мальчик при желании мог бы его выдать шерифу в любой момент. Однако Хелот отмахнулся от этих мыслей. Греттир был еще в том возрасте, когда люди поступают соответственно ожиданиям окружающих. И если от мальчишки ждать одного только благородства, то он, скорее всего, проявит себя достойным потомком древних датских королей -- не реальных, конечно, а из легенд. Хелот без труда отыскал дом Греттира неподалеку от ворот святой Цецилии. Улица поднималась в гору, и Хелот ехал не спеша, чтобы не утомлять попусту вороного Шерифа. Это была старая часть города, и здесь сохранились еще дома, у которых верхние этажи были на три-четыре локтя шире нижних. Некоторые почти смыкались, закрывая небо, и поэтому улица была довольно темной и достаточно унылой. Хелот поймал вдруг себя на том, что задыхается, -- привык к лесной вольной жизни. Когда он спешился и загремел дверным кольцом, приоткрылось зарешеченное окошечко над воротами и там показался блестящий глаз. -- Доложите о Хелоте из Лангедока, рыцаре Ордена Храма, -- велел Хелот, старательно копируя хамский тон Гури Длинноволосого. Окошечко лязгнуло и закрылось. В ожидании, пока ему откроют, Хелот поглаживал своего коня, оглядывая улицу с таким видом, будто собирался купить здесь пару десятков домов, затем, утратив терпение, пнул дверь сапогом -- и тут она раскрылась. На пороге, согнувшись в поклоне, стоял слуга. Не удостоив его взглядом, Хелот прошествовал мимо и только бросил на ходу: -- Присмотри за лошадью. Греттир вышел ему навстречу, путаясь в длинной ночной рубахе. Он старательно прикрыл за собой дверь спальни, и Хелоту почудилось, будто оттуда донесся недовольный женский голос. Греттир покраснел и воровато оглянулся на спальню, однако Хелот сделал вид, что ничего не замечает. -- Мой Бог, сэр, -- сказал Хелот, -- я не ожидал, что в этот час вы еще в постели. Прошу простить это вторжение... -- В таком случае, я, с вашего позволения, оденусь, -- проговорил Греттир, пристально всматриваясь в лицо Хелота, точно стараясь найти в нем признаки угрозы. -- Я подожду, -- успокоил его Хелот. -- Не беспокойтесь. Если вас не затруднит, прикажите подать мне вина". Спустя полчаса Греттир вышел к нему, бледный, в черной одежде. Соломенные волосы топорщились из-под бархатного берета с пером из белого и желтого золота. -- Чем могу служить? -- Я хотел бы повидаться с шерифом, сэром Ральфом. Греттир, казалось, не верил своим ушам. -- И это все? Хелот засмеялся: -- Конечно нет. Но пока что большего мне не требуется. -- Я провожу вас и представлю, -- сказал Греттир и снова покосился на дверь спальни, откуда доносились недовольная возня и характерное булькание вина, наливаемого из кувшина в бокал. -- Сейчас сэр Ральф, я думаю, у себя дома. -- Спасибо, -- искренне сказал Хелот. -- Не знаю, что бы я без вас делал. Когда они вышли на улицу и двинулись в сторону Ратушной площади, Греттир тихонько спросил своего старшего друга: -- Скажите, сэр... А если бы я не был вам нужен здесь, в Ноттингаме, вы дали бы меня убить? Хелот поскользнулся на гнилой корке и чуть не упал. -- Как такая дикая мысль могла прийти в столь умную голову? Греттир слегка покраснел. -- Простите, -- пробормотал он. -- А этот... человек, который меня... -- Не договорив, он коснулся своей шеи. -- Кто он? -- Алькасар? Так, один неверный. Очень славный парень. Греттир еле заметно дернул ртом, однако от комментариев воздержался. Дом шерифа был, пожалуй, самым роскошным в Ноттингаме. По фасаду его украшали четырнадцать аллегорических фигур, искусно вырезанных из песчаника: семь пороков и семь добродетелей с атрибутами в руках. Добродетель, именуемая Смирением, имела отдаленное сходство с Дианорой, а порок под названием Необузданный Гнев -- с Алькасаром, когда сарацин злился. Слуга провел посетителей через несколько пустых комнат во внутренний дворик, откуда доносился голос шерифа. Судя по всему, сэр Ральф был сильно разгневан. Развалившись своим грузным телом в неудобном кресле с высокой спинкой, шериф кричал на Гая: -- Вы идиот, Гисборн! И знаете почему? Кровь Господня! Я вам объясню! Всех ублюдков, которых вы захватили в Гнилухе, нужно было вешать незамедлительно! На месте! Шериф замолчал и уставился на сэра Гая, немилостиво сощурившись. "Терпение, терзаемое Высокомерной Глупостью", -- подумал Хелот. Воспользовавшись паузой, Греттир вышел вперед и произнес вежливое, но достаточно сдержанное приветствие. Шериф в ответ махнул рукой и уставился на Хелота, которого видел впервые. -- Позвольте вам представить моего друга. Доблестный Хелот из Лангедока, -- произнес Греттир немного громче. -- Рыцарь Ордена Храма. Хелот поклонился. -- Счастлив видеть вас, сэр Ральф Ноттингамский, -- сказал он по возможности звучным голосом. -- Ибо наслышан о подвигах ваших, о смелости и вместе с тем осмотрительности. -- Рад познакомиться, -- сказал сэр Ральф. Он смотрел на Хелота довольно приветливо, а последние его слова окончательно прояснили взор сэра Ральфа. -- Садитесь, господа. Вина? Господа сели, и вино было принесено, после чего беседа потекла сама собой. -- Сколь дивен сей туманный край, -- завел Хелот, -- поистине небеса эти притягивают взор и заставляют вспомнить о божественном. --О да,-- кивнул сэр Ральф. -- Вы, видимо, обратили внимание на фигуры, установленные на фасаде моего дома. Они служат в назидание горожанам, ибо всякий раз проходя мимо, эти бедные люди поневоле задумываются над тем, что есть добродетель, а что порок. -- Чудесные фигуры! -- согласился Хелот. -- Как вы, должно быть, счастливы в этой стране... -- Увы, -- сказал шериф с ноткой доверительности в голосе. -- Хлопоты, мой друг, хлопоты, ничего, кроме забот и неблагодарности людской. То какие-нибудь холопы бегут в леса, то мои рыцари совершают глупость за глупостью. Вообразите... -- Он мелко захихикал, что никак не вязалось с его представительной наружностью. -- Вообразите, мы до сих пор не можем поймать какого-то Робина из Гуда... -- Из Локсли, -- угрюмо поправил Гай. -- Но он-то как раз пойман... -- Поистине, -- заключил шериф, не соизволив расслышать последней реплики, -- счастлив лишь тот, кто предоставлен сам себе. -- К сожалению, таких обетованных уголков не найти более, -- сказал Хелот. -- Я слышал, сэр, что на вашей родине сейчас тоже кипит война, -- вставил Греттир и с еле заметным беспокойством повел на Хелота глазами. Хелот кивнул: -- Святейший папа Иннокентий благословил воинов христовых на поход против лангедокской ереси. Увы, иного выхода он не нашел, ибо немыслимо более терпеть процветавшую в тех землях чудовищную проказу. Там, где я родился, говорят, более тридцати лет не служили мессу. К счастью, с ранних лет я странствую в обществе людей весьма благочестивых и чистых помыслами. Шериф покивал: -- Сам я не имел несчастья видеть, но говорят, что эти отступники приносят в жертву младенцев, а храмы уродуют так, что они и на храмы-то не похожи. Я слыхал об одной церкви, где при входе стоит омерзительная статуя князя злых демонов Асмодея. На стенах же этого богопротивного храма развешаны картины с изображением крестного пути, и в деталях рисунков сокрыто множество гнусных противоречий, неявных или откровенных отклонений от общепризнанного. Об этом рассказывала леди Марион, известная своим благочестием. Хелот сдержанно пожал плечами: -- Не хочу, чтобы вы превратно меня поняли, сэр. Я не защищаю ересь. О, напротив! Однако позволю себе заметить, что тамплиеры не вмешиваются в события в Лангедоке. -- Позвольте вам не поверить! -- горячо возразил сэр Ральф. -- Мне достоверно известно о том, что многие рыцари Храма предоставляют убежище альбигойцам и даже защищают их с оружием в руках. И уж ни у кого нет сомнений в том, что альбигойцы вступают в ваш орден и занимают там высокие должности. Более того! Я знаю, что в Лангедоке среди высокопоставленных тамплиеров больше альбигойцев, чем католиков. -- Не знаю, -- высокомерно сказал Хелот. -- Я не принадлежу к числу высокопоставленных братьев, и семья моя издревле была католической. Не стану отрицать: великий магистр в обращении к папе указывал на то, что настоящие крестовые войны следует вести лишь против сарацинов... -- Мудрое замечание! -- воскликнул Греттир, которого так и передернуло при слове "сарацин". Гай во время этого разговора молча потягивал вино. Встретившись неожиданно с ним глазами, Хелот уловил дружеское расположение. Этот спокойный, молчаливый человек начинал нравиться лжетамплиеру. Сейчас он замечал сходство сэра Гая с Дианорой: те же широкие скулы, светлые глаза, та же рыжина в волосах. Разговор сам собой перешел на женщин. -- Не понимаю тех, кто дает обет безбрачия, -- лукаво усмехнулся шериф и посмотрел на Хелота. -- Как можно существовать без женщин? Без этих дивных созданий! Видели бы вы наших дам -- леди Ровэна, леди Джен, леди Марион... Одна другой краше. -- ВИДЕТЬ женщин не запрещает никакой обет безбрачия, -- улыбнулся Хелот и тронул крест тамплиера у себя на груди. -- Одно лишь созерцание прелестного личика, пышных волос, гибкого стана -- все это дарит высокое наслаждение... Шериф откровенно расхохотался. -- Да вы гурман! -- вскричал он. -- Созерцание, смотри ты!.. Эдак и обет может рухнуть... -- Посрамление дьявола не в том, чтобы бегать от нечистого, -- отозвался Хелот. -- Напротив, следует смело идти ему навстречу, не убоявшись решительной схватки. Взять хотя бы святого Сульпиция. Воистину великий святой этот отшельник святой Сульпиций, -- заливался Хелот, а перед глазами у него так и стояла янтарная комната, пахнущая луком. -- Вот кто неоднократно посрамлял дьявола. Господь наделил его светлым разумом. Этот святой исцелил меня от раны и сопровождавшей ее трясучки. -- Не нравится мне этот ваш отшельник, -- сказал Гай Гисборн. -- Не верю я ему. Больно уж свят. Наверняка либо приворотными зельями приторговывает, либо кормится от разбойников. Я еще займусь им поближе, как только время будет. Шериф сделал неудачную попытку сесть поудобнее в своем кресле с прямой спинкой, приятнейше улыбнулся и сказал: -- Повесим завтра их главаря, вот и будет время разделаться с остальными поодиночке. Вскоре после этого беседа угасла сама собой. Хелот, Греттир и Гай вышли на улицу втроем и остановились возле ратуши. Каменный конный Георгий с копьем охранял городской колодец. Несколько женщин остановились с кувшинами, чтобы набрать воды, но увлеклись беседой, кивая в сторону виселицы, сооруженной загодя. -- А можно поглядеть на этого главаря? -- спросил Хелот. -- Столько разговоров, столько слухов... От благородного Греттира, сэр, я слыхал, что это настоящее чудовище. И как мне сомневаться в том, если кровопийцы едва не перерезали ему горло... -- Это правда, -- согласился Греттир и, подумав, добавил: -- Бой был жаркий. -- О, я думаю, один вооруженный рыцарь легко может справиться с шайкой каких-то оборванцев. Лицо Гая осталось неподвижным. Он не стал тратить времени на пустые возражения. В этот момент какой-то школяр или подмастерье весьма гнусного вида остановился возле троих собеседников, поглазел на них нагло и неожиданно разразился бранной тирадой, понося норманнов и тамплиеров и призывая на их головы всевозможные кары Господни. Гай выхватил из-за пояса кинжал и, не говоря худого слова, метнул в школяра. Однако парень, юркий, как юла, успел увернуться и мгновенно скрылся за углом. Подобрав свой кинжал, Гай обтер руки об одежду и брезгливо сказал: -- Житья не стало от студентов. --А вы их сажайте в тюрьму и вешайте, сэр, -- дружески посоветовал Хелот. Греттир вдруг быстро шагнул в темноту аркады, окружавшей ратушу. Приученные войной к постоянной бдительности, Хелот и Гай машинально последовали его примеру. Мимо них оживленно прошуршали две пышные дамы. Хвосты их туалетов подметали растоптанный снег мостовой. На лицах Гая и Греттира появилось одинаковое выражение отвращения. -- Хвостатые, как дьяволицы, -- прошептал Греттир, осеняя себя крестом. -- Кто это? -- поинтересовался Хелот. -- Леди Ровэна и леди Марион, -- сказал Гай. -- Не знаю уж, которая из двух глупее. Если бы они нас заметили, нас ждала бы медленная смерть. Кстати, леди Марион собирается в монастырь и напоследок пустилась во все тяжкие. Дождавшись, чтобы опасность миновала, все трое направились в сторону Голубой Башни. -- Однажды оттуда уже был совершен побег, -- спокойно рассказывал по дороге Гай. -- Сбежал мальчишка браконьер. По мне, так вообще не стоило с ним возиться. Но здесь несомненно одно: поработали эти так называемые лесные стрелки. Больше некому. -- Вы думаете, здесь нет заговора или... -- начал было Хелот. Гай невесело рассмеялся: -- Бросьте, сэр! Парнишка настоящий варвар из местных жителей, дикое и примитивное существо, обреченное прожить в тяжких трудах и умереть в грязи и неведении. Кому до него дело? -- Помолчав, он добавил: -- Кстати, эти лесные стрелки не лишены остроумия: стражник, охранявший вход, убит моим собственным кинжалом. -- Вашим? -- фальшиво удивился Хелот, но в его темных глазах засветился огонек. -- Да, -- подтвердил Гай. -- Я думаю, это оружие попало к ним в руки месяца за два перед тем. -- Какие негодяи! -- пробормотал Хелот, внезапно ощутив легкий укол совести. Голубая Башня имела четыре этажа, причем последний был надстроен совсем недавно. Она была сложена из необработанного булыжника, а название свое получила из-за крыши, выкрашенной в синий цвет. Верхние этажи были отданы под склад, на втором помещались казармы, а подвалы занимала городская тюрьма. Три собеседника миновали охрану и оказались перед тяжелой дверью в подвал. Вниз уходила узкая винтовая лестница, скользкая от нечистот. Каменные стены как будто смыкались, грозя поглотить любого, кто осмелится пройти по этому тесному пути. Спускаясь вниз, Хелот то и дело задевал плечом замшелый камень и всякий раз ежился. Внизу открылось просторное помещение с земляным полом и двумя желобами вдоль стен -- для стока крови. Здесь стоял старый, устоявшийся гнилостный запах. Дыба, вся в пятнах крови, небольшая жаровня, сейчас холодная и вполне безобидная на вид, острые козлы и грузила, предназначенные для растяжения суставов, -- вот, собственно, и весь пыточный арсенал Ноттингамской тюрьмы. От сопровождающего Гай отказался; впрочем, стража и не настаивала: солдатам лень было прерывать игру в кости. Гай зажег факел, безошибочно отыскав его на стене, и дал его в руки Хелоту. Пламя высвечивало то низкий свод, то грязные стены, то высокий столик для писца, которому надлежало записывать показания преступников. -- Сюда, -- сказал Гисборн и, пригнувшись, вошел в длинный коридор. Возле двери, забранной решетками, он остановился. Увидев посетителей, одинокий стражник, изнывавший от скуки, заворчал и поднялся с соломы, где было задремал. -- Встань прямо, скотина, -- сказал ему Гай. На ленивой физиономии стражника явственно проступило недовольство. Гисборн ударил его по лицу перчатками. Хелот, который терпеть не мог стражников, невольно залюбовался. -- Открой, -- велел Гай. Стражник повиновался. Все трое вошли в маленькое, лишенное света помещение, откуда доносились запахи прелой соломы и человеческих испражнений. Хелот поднял факел повыше и в углу, на грязной соломе, увидел Робина из Локсли. Его светлые волосы слиплись и в беспорядке падали на лицо. Руки были не скованы, а связаны так, что веревка впивалась в тело. Он сидел, прислонившись спиной к влажной стене камеры. При появлении посетителей Локсли только прикусил губу. -- Встань и подойди поближе, -- приказал ему Гай. Арестованный не шевельнулся. Небрежным жестом руки Гисборн подозвал стражника, зная, что тот все равно наблюдает. Голова в кожаном шлеме нехотя всунулась в дверь. - Чего? -- Объясни этому мужлану, что от него требуется. -- Это мигом, -- сказал стражник. Он вразвалку подошел к Робину, несколько раз ударил его и поднял за шиворот. -- Куда его? -- спросил стражник. -- Сюда, ко мне, -- ответил Гай. Стражник швырнул арестованного Хелоту в ноги. Локсли молчал и не сопротивлялся -- берег силы. Он остался лежать неподвижно лицом на каменном полу. Ухмыляясь, стражник пнул его в бок, затем схватил за подмышки и поставил на ноги. -- Ежели понадоблюсь, позовете, -- произнес он, удаляясь. Теперь ясные серые глаза Робина остановились на детском лице Греттира. Разбитые губы знаменитого разбойника зашевелились. -- Я узнал тебя, щенок, -- сказал Робин хрипло. -- Зря я тебя не повесил тогда... -- Он скверно улыбнулся. Хелот, ощутив, что Греттир оскорблен до глубины души, сжал в темноте руку юноши. -- Гай Гисборн пожаловал собственной персоной, -- продолжал Робин. -- А вот кто третий? Свет бьет меня по глазам, я плохо вижу... -- Мы здесь не для того, чтобы ты разглядывал нас, смерд, -- проговорил Хелот. -- Мы сами пришли посмотреть на тебя. С этими словами он опустил факел пониже и обратился к своим спутникам: -- Посмотрите, господа, на эти колени. О, ноги -- великий предатель! Как они дрожат, высокочтимые господа! Приятно поглядеть, не так ли? Локсли действительно вздрогнул, как от удара. -- Врешь, -- еще более хрипло сказал он. -- Не дрожат у меня колени. Хелот сунул факел ему под нос. -- Зря ты надеешься на своих бандитов, -- заявил он. -- Им тебя не выручить. Клянусь девственностью святой Касильды, здесь ты и подохнешь. -- После чего обернулся к Гаю Гисборну. -- Сэр Гай, не было бы более осмотрительно заковать его в цепи? Веревки не кажутся надежными, когда речь идет о таком преступнике. -- Да, это была оплошность, -- согласился Гай и крикнул: -- Стражник! Разбойника в цепи! В этот момент Хелот незаметно отстегнул от пояса кинжал. Гисборн двинулся к выходу, плохо видя в темноте и глядя лишь на узкую полоску света, сочившуюся в полуоткрытую дверь. Хелот подтолкнул Греттира и еле слышно шепнул: -- Сделай так, чтобы Гай подождал меня в камере пыток. Греттир послушно шагнул вслед за Гисборном. Хелот воткнул факел в гнездо на стене и стремительно повернулся к узнику: -- Робин, руки! Не раздумывая, Локсли протянул ему связанные руки, и Хелот полоснул по веревкам ножом, содрав попутно кожу с левого запястья. Стражник уже втискивался в дверь. Хелот оставил Робину кинжал, снова вооружился факелом и неторопливо пошел догонять своих спутников. -- Друг мой, -- обратился он по пути к горе мяса и жира в кожаном шлеме, -- разбойник... э... очень опасен. -- Это связанный-то? -- ухмыльнулся стражник и пошел навстречу своей гибели. Приятели-рыцари поджидали Хелота в камере пыток, оживленно беседуя. -- Сэр Хелот знает толк в тюрьмах, -- донеслось до Хелота, когда он приблизился. -- Ведь он был узником в замке моего отца. Я освободил его и клянусь вам, сэр Гай, за один этот добрый поступок был вознагражден трижды! -- Сэр Греттир, я прощаю вам неуместные восхваления лишь потому, что верю в искренность вашей дружбы, -- произнес Хелот и сам удивился: вот это слог! Тем временем "стражник", изрядно похудевший за столь недолгий срок, неторопливо выбрался из камеры и тщательно запер дверь, после чего лениво развалился на соломе. Подавляя острое желание удрать с места происшествия, Хелот лениво шел между Гаем и Греттиром, многословно повествуя о том, как сэр Тор преследовал белую суку и о сэре Петипасе из Винчел-си, который был упомянутым Тором убит. В день казни Робина из Локсли утро было превосходное, свежее, ясное. Знатные господа заняли места на галерее ратуши, откуда был прекрасно виден помост. По четырем углам эшафота стояли дюжие стражники. Палач деловито прогуливался под виселицей, постоянно задевая петлю, от чего она раскачивалась. Небольшой отряд лучников, расположенный на крыше ратуши, готовился встретить лесных стрелков, которые, по общему мнению, должны были вот-вот появиться. Шериф лениво жевал, глядя на эту картину. Гай Гисборн, спокойный, бледный, мрачноватый, стоял неподалеку. Несколько рыцарей оживленно беседовали между собой, причем все они говорили одновременно. Хелот из Лангедока в плаще тамплиера, суровый и строгий, замер несколько в стороне от остальных. Прямые черные волосы удерживал тонкий обруч из чистого золота. Темные глаза скользили по толпе, собравшейся внизу. Все это море светловолосых голов колыхалось и шумело в ожидании обещанного зрелища. Слева от Хелота устроилась леди Марион, и он услышал ее басовитый голос, прерываемый хихикани-ем леди Ровэны. Леди Марион объясняла леди Ровэне, каким именно образом организовано покаянне для грешниц в монастыре святой Флавии и долго смаковала различные детали тоном знатока. Хелот даже не пытался отвлечься от жуткого рассказа, который жизнерадостная леди вколачивала ему в уши. Наконец леди Марион отчаянно зевнула. -- Ну где же он, этот Локсли? -- громогласно поинтересовалась она и свесилась с перил. На помосте и вп