ал слово и капусту из ведра не вылавливал. Верзила прижал крышку к кастрюле, перевернул ее и встряхнул. Барон слегка вытянул шею. Верзила поставил перевернутую крышку, на которой пирамидкой лежали пять лоснящихся картофелин, ему на колени. Барон поднял глаза. - Жри, - сердито сказал Кьетви. - Фон-барон. - И он плюнул на пол, тут же затерев плевок ногой. Барон впился в картошку с детской непосредственностью. Верзила, примостившись на соседнем ящике, задумчиво высвистывал патриотическую мелодию. Внезапно он спросил барона: - Из-за стены пришел, значит? Барон, не переставая жевать, кивнул. - Ну и что там, за стеной, делается? Барон замер с набитым ртом. Тесная и грязная кухня, заросшая жирной копотью, заставленная давно не чищеной посудой, вся эта казарма, перенаселенная, живущая по странным и недобрым законам, весь этот город с его многочисленными перегородками и стражниками на каждом углу, - все это внезапно схлынуло, и перед глазами у него встал подвижный зеленый горизонт, холмы и медленные равнинные реки, через которые переброшены лавы. Он словно увидел просторный двор, где чудаковатый старик обучал его искусству фехтования, свою комнату и стол с медным подсвечником в виде кобры, и теплые желтые пятна солнца по утрам возле кровати. Кьетви внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Барон, давясь, заглотал картошку и сказал: - Там... там, господин капитан, все. Ветер, вода. Небо синее близко. Там мир. Он искоса метнул взгляд на свирепый профиль Кьетви. Тот покусывая нижнюю губу, словно удерживаясь от гримасы. - Слушай, барон, - произнес он с некоторым нажимом. - Постарайся про это никому не рассказывать. Барон слегка улыбнулся. - Вы, наверное, думаете, что я больной? - сказал он. Кьетви отмолчался. В мальчишке действительно было что-то нездешнее, хотя поверить в то, что за стеной живут люди, он не мог. - Ребята покажут тебе твою койку, - буркнул Верзила. - Писать умеешь? - Умею, - ответил барон. Кьетви не удивился. - Вот и хорошо, - сказал он. - Тогда я писаря поставлю в строй, а тебя - на его место. "Писарь - вот гадость", - подумал барон. Он не знал, что эта должность, о которой мечтала добрая половина роты и которая была закрыта для большинства из-за поголовной неграмотности Каскоголовых. - Я теперь тоже буду в вашем Ордене? - спросил барон. - Если заслужишь, - нехотя отозвался Кьетви. - Ты за третьей стеной, это уже большая честь. - За третьей стеной? - переспросил барон. - Ну да, в квартале воинов. В Шлеме Бриона. - А кто это - Брион? - Это был герой. Великий герой древности. Он проник в логово злобного чудовища, которое своим зловонным дыханием отравляло пол и луга, так что гибли птицы и выгорали травы. Оружие для Бриона сковали из обломков мечей знаменитых бойцов. И когда Брион отрубил дракону голову, то клинок растворился в ядовитой крови... Барон сказал задумчиво: - Почему-то у многих такое странное отношение к драконам и великанам... Я думаю, что ваш Брион был просто браконьером. Кьетви поперхнулся. - Малыш, это предание записано у нас в Уставе! - Я не хотел обидеть вас, - искренне сказал барон. - Но я близко знаю одного дракона. Вы же не видели драконов? - Хвала великому Одину - нет, - с чувством ответил Кьетви. - Если я останусь жив, - сказал барон вполне серьезно, - я познакомлю вас. Он чудный. Кьетви вздохнул и, и поднимаясь на ноги, коснулся его волос. - Бедный ты парень, - сказал он. 25 Барон сидел за столом возле стойки с холодным оружием, прямо под надписью: "Исполнительность - душа дисциплины" и, изнемогая от скуки, писал протокол. Дежурный солдат у входа избегал встречаться с ним глазами. С тех пор, как барон утвердился в должности писаря по распоряжению самого Верзилы Кьетви, жизнь стала солдатам не в радость. Стол поставили прямо у входа. Многолетний опыт научил их тому, что любимчики командира занимаются слежкой за остальными-прочими. Никогда прежде в роте таковых не было. И вот писарь отправлен во взвод тяжелых пикинеров, а этот зануда юных лет шуршит бумажками, с тоской поглядывая на холодное оружие. При нем даже в карты не переброситься. И разговоры все слышит. Перед бароном стоял Каскоголовый, которого задержал патруль возле мокрушинских бараков. Солдат из роты Кьетви, распевая в нетрезвом виде песни патриотического содержания (на патриотизм он впоследствии напирал как на смягчающее обстоятельство) метал ножи в пьяного же рабочего с Восточного Берега. Оба они просто погибали от хохота. При появлении патруля рабочий скрылся, а Каскоголовый был задержан, разъяснен и доставлен в роту. Писарю надлежало взять у него показания и довести их до сведения командира. Барон в глубокой тоске смотрел на покрасневшее лицо с туповатыми прозрачными глазами навыкате. Каскоголовый пялился куда-то в угол и беззвучно шевелил губами. Солдат поглядывал на него с тайным сочувствием. Барон вздохнул и приступил к допросу. - Кто первый начал драку? - Мы не дрались, господин писарь, - монотонно произнес солдат. - Зачем же ты кидал в него ножи, чудо? - Это были не просто ножи, - пояснил солдат, мрачнея. - Это были "миллиметрики". Надо попасть ножом в стену в миллиметре от головы. - Ты наделал в стене барака зияющих дыр, - скучным голосом сказал барон. - У Верзилы уже было объяснение с подрядчиком. Солдат пожал плечами. - Делов-то, - от души сказал он. - А куда делся твой приятель? - Он мне не приятель. Гад он. Растворился в воздухе, как последний мерзавец. - Солдат склонился к столу, заглядывая барону в глаза. - Ведь бедуины - они такие: вот они здесь - и вот их уже нет, господин писарь. - Отодвинься, - сказал барон. Солдат обиделся. - Напрасно, - сказал он с укоризной. - Я поем сейчас пшена и снова буду как не с похмелья... Барон дописал последнюю фразу: "...и оказывал сопротивление при задержании, упираясь ногами в мостовую" и отбросил перо. Солдат продолжал зависать над столом. - Все, - сказал барон. - Иди. Я доложу. Каскоголовый побрел в сторону кухни. - Ну и дерьмо же ты, - сказал дежурный от двери. Барон присел на краешек стола, сминая бумаги. - Это ты мне? - Тебе-тебе, - сказал дежурный. - Сопляк. Беги, жалуйся Верзиле. Дерьмо собачье. Он плюнул. Барон смотрел на него словно издалека. Почему-то в эту минуту он ощущал себя очень старым. Надо бы разозлиться, подумал он. Он подозревал о том, что в роте его ненавидят, но до поры до времени его это мало интересовало. Ему нужно было попасть за четвертую стену? за пятую? - сколько их там? - чтобы добраться до тех, от кого зависит течение городской жизни, и вытрясти, выколотить из них Хальдора. Но сейчас перед ним стоял содрогающийся от ненависти солдат и с этим нужно было считаться. - Хочешь убить меня? - спросил барон, подумав. - Хочу, - тотчас ответил он. Барон повернулся к стойке и взял в руки первый попавшийся меч. Мечи были здесь плохие, это он сразу увидел. - Попробуй, - сказал барон. Солдат пожалел о своей смелости через несколько минут. Он не подозревал о том, что этот щуплый тринадцатилетний подросток окажется серьезным противником. Обезоруженный, загнанный в угол, он отчаянно скосил глаза на клинок, который слегка касался его горла. Глядя на холодное, неподвижное лицо барона, можно было подумать, что в мальчишку вселились демоны и что сейчас эта крепкая детская рука одним движением загонит металл прямо в пульсирующую ямку между ключицами. Но барон неожиданно опустил руку с мечом и отвернулся. Его терзала острая жалость к этому перепуганному солдату, который был старше его лет на десять. - Господин писарь, - хрипло сказал солдат, - не говорите Верзиле... - Ладно, - сказал барон. Солдат перевел дыхание и тут же снова перестал дышать. В дверях безмолвно высился Верзила Кьетви - с побелевшими губами, неподвижный, с яростью в светлых глазах. Солдат с ужасом, почти суеверным, смотрел на капитана. Кьетви шагнул с порога, оттолкнул барона и дважды резко ударил солдата по лицу, после чего треснул его головой о стену и отпустил. Солдат тихо сполз на пол. Кьетви для верности пнул его сапогом и повернулся к барону. Мальчик отступил на шаг и поднял меч. Серые глаза, почти черные в полумраке комнаты, смотрели хмуро и бесстрашно. - Господин капитан, - сказал он негромко, - я не позволю бить себя. Кьетви дернул уголком рта. - Почему этот подонок напал на тебя? - спросил он, мотнув головой в сторону солдата, безропотно утиравшего кровь из-под носа. Барон увидел на разбитом лице страх и злобу, и ему стало противно. - Он вовсе не подонок, - сказал барон. - Я показывал ему один неплохой боевой прием, вот и все. - Ты так хорошо владеешь оружием? Барон кивнул. Верзила Кьетви немного подумал. - Писаря вернуть прежнего. Все равно из него тяжелый пикинер... гм. Будешь обучать солдат Ордена. Что у тебя на столе? - Протокол, господин капитан. - Опять кто-то напился? - Да этот... с "миллиметриками". Который из барака решето сделал. Капитан протянул руку к бумаге. - Дай сюда. Барон подал ему протокол. Он знал, что Верзила не умеет читать и если бы он хотел ознакомиться с текстом, то распорядился бы прочесть ему вслух. Кьетви разорвал листок пополам, обрывки скомкал и бросил на пол. - Я с этим балбесом без протокола разберусь, - сказал он и вышел, хлопнув дверью. Барон проводил его глазами и снова уселся за стол. Солдат уже утвердился на ногах, все еще шмыгая носом. Встретившись взглядом с бароном, он сказал без улыбки: - Здоров же Верзила драться... Скажи, парень, это правда, что ты барон? - Я мэтр д'арм, - сказал барон. Солдат прищурился с недоверчивым видом. - Чего? - спросил он. - Поясни для серого люда. - Учитель фехтования, - ответил барон. 26 Кабак Зеленоглазой Блондинки был пуст по случаю утреннего часа. Солнце, каким-то чудом просочившееся сквозь толстые пыльные стекла, ползло по деревянным стенам, расписанным сценами из пастушеской жизни. Тусклая краска - синяя, зеленая и мутно-красная - успела за долгие годы основательно облезть, однако роспись придавала интерьеру некоторую фешенебельность и, устраивая разнос очередному разбушевавшемуся клиенту, Блондинка неизменно простирала длань к картинам, которые неоспоримо доказывали, что здесь вам приличное заведение. Стулья тесно облепили все столы, за которыми вчера кутили многочисленные компании. Прочие столики, на долю которых после этой перестановки стульев не хватало, выглядели ощипанными. Над стойкой покачивалась подвешенная за нитки деревянная фигурка, изображающая одноногого моряка с черной трубкой в зубах. Волосы моряка были сделаны из пакли и повязаны выгоревшим и пропыленным лоскутом. Сама хозяйка, навалившись могучими локтями о стойку, наблюдала с неподдельным интересом за действиями какого-то несчастного, ползающего с мокрой тряпкой в руках по грязному полу. Он путался в ножках стульев, сопел, ронял на себя мебель и успел уже два раза наступить в таз с водой. Время от времени Блондинка подбадривала его ругательствами и угрозами, указывая властным пальцем то на один, то на другой недостаток. Глубоко страдая от похмелья, он хлюпал под столом, одинокий и покорный. Дверь кабака хлопнула. - У нас уборка! - рявкнула Блондинка, не поворачиваясь ко входу. Ожидаемых извинений с последующим прикрытием двери не последовало, и добрая женщина в недоумении посмотрела в сторону вошедшего. Страдалец на полу затих со слабой надеждой во взоре. Посетителем оказался темноволосый мальчик лет четырнадцати в черном плаще с откинутым капюшоном. Он уселся за столик, привычным движением поправив меч в ножнах. Серые глаза его мельком оглядели кабак, слегка сощурившись при виде наказанного пьяницы (тот почему-то начал усиленно шаркать тряпкой) и, наконец, остановились на хозяйке. Она была высокой, очень толстой женщиной, вульгарной до поэтичности и могучей почти эпически. На заплывшем лице злобно горели глаза редкостного изумрудного цвета. - Желаете выпить, господин? - спросила женщина. Мальчик отважно кивнул. Блондинка вылезла из-за стойки и лично подала ему стакан с темно-красным вином, пахнущим смородиной. Пьяница на полу, уловив волшебный запах, еле слышно застонал, но на него не обратили внимания. Барон отодвинул стул, ловко пнув его ногой. - Выпейте со мной, хозяйка. Трактирщица втиснула свой торс между стулом и столом. - Знаете, что я скажу вам, господин, - заявила она фамильярно. - Не стоит вам ходить по Мокрушам в такой час. Утро - самое неподходящее время, солдаты еще дрыхнут, если что, то и помочь некому. Она задумчиво придвинула к себе стакан, над которым краснел в нерешительности юный барон, и отпила. - Винишко неплохое, - заметила она. - Пейте, пейте, господин. Деньги-то у вас есть? Барон, не глядя, выложил на стол две золотые монеты. Трактирщица метнула на них страстный взор и, склонившись над столом, внезапно поцеловала барону руку. - Ах вы, антик с хризантемой, - с чувством сказала она. Рот у нее был слюнявый. - Вы по делу ко мне пришли или просто отдохнуть? Такой вы молоденький, свеженький... Барон слегка отодвинулся от нее. - Вам знаком портновский подмастерье по имени Хальдор? - неожиданно спросил он. Лицо трактирщицы приняло непроницаемое выражение. Сейчас она больше всего напоминала статую Матери-Родины, отлитую из чугуна. - Нет, - сказала она, словно уронив ядро. Это было очевидным враньем. Женщина не рассчитывала на то, что ей поверят. Ее задача заключалась в том, чтобы дать понять тщетность любых попыток заставить ее говорить. И если бы она имела дело со службой кольцевой охраны, то ей бы это вполне удалось. Барон искренне возмутился: - За кого вы меня принимаете? - За кого надо, - не теряла бдительности Блондинка. Барон немного подумал. - Я мэтр д'арм ордена Каскоголовых. Трактирщица поерзала. - А мне-то что, - заявила она наконец. - Хоть сам Брион. Судя по всему, это было кощунственное высказывание, и барону полагалось возмутиться. Но пока он соображал, как это сделать убедительно, возмутился третий, доселе немой участник этой сцены. - Молчи, баба! - внезапно отважился из-под стола мученик с тряпкой в руке. Барон, не глядя, лягнул его сапогом, и тот, странно всхлипнув, затих. - Я прошу вас, - с нажимом произнес барон. Трактирщица оглянулась на входную дверь. На столе появилась третья золотая монета. Женщина нерешительно сказала: - Я почти ничего о нем не знаю, господин. - Говорите все, что знаете. Только правду. Для меня это важно. - Был у меня такой клиент, - сказала она, понизив голос. - Всегда голодный. Пить не умел совершенно. Его тут частенько били. Он как выпьет, так сразу лезет в драку, а здешним только повод нужен, чтоб рожу начистить. Один раз сцепился с оружейниками, они сломали ему два ребра. Я его еле отняла у них... - Она машинально бросила взгляд в угол под настенной росписью, где лежал тогда Хальдор, лишенный сознания, с кровью на губах. - Мастер у него пьянчужка. Он пропал куда-то, мастер его. Зарезали, наверное. Может, сам Хальдор и зарезал. Десяти дней не прошло, как он подрался на мокрушинском посту со стражниками кольцевой охраны... А говорят, трезвый был. Пропащий он человек, господин, - заключила она. - А где он теперь? - спросил барон. - А кто его знает... Весь израненный был. Так и арестовали. Подобрали возле стены, били за что-то, он, говорят, молчал. - Тюрьма в городе есть? - быстро спросил барон. Трактирщица недоверчиво покосилась на него. - Вы и вправду не знаете, господин, или проверяете что-то? - Вправду не знаю, - спокойно отозвался барон. - За кварталом Желтые Камни - Середина Мира. Там все. И тюрьма, и каторга, и хлеб выращивают. И башня Светлых Правителей тоже там. Простому человеку туда так просто не попасть. Даже знатным аристократам из Желтых Камней вход за эту стену запрещен. Карается смертью. Барон покачал головой. - Середина Мира вовсе не там, - сказал он. Я могу сказать вам, где она на самом деле. Она отмечена ясенем Иггдрасиль. А ваша башня - это просто нелепое суеверие... Трактирщица сложила пальцы "рогами", отводя беду. - Что вы говорите, господин! Великий Один покарает за такие слова и вас, и меня. - И меня, - пробубнили из-под стола. Барон неожиданно фыркнул, словно услышал нечто забавное. - Не покарает, - уверенно сказал он. - Делать ему нечего, подслушивать наши разговоры... Женщина, пригорюнившись, опустила щеку в ладонь. - Бедный вы, бедный, - жалостно сказала она. - Такой молодой, щедрый, красивый господин... - И, не договорив, запела могучим басом балладу о покинутой пастушке. Из-под стола ее воодушевленно поддержал дребезжащий голосок пьянчужки. Раздвинув колени, трактирщица заглянула под стол. - Вылезай, - сказала она, - хватит на сегодня с тебя, придурок. - Скажите... - начал барон. Трактирщица снова вынырнула со сладчайшей улыбкой. - Я вся ваша, - заявила она. Барон поперхнулся, шевельнул бровями и повторил: - Скажите, если Хальдор еще жив, то где его нужно искать? - Вас интересует мое мнение? - протянула Блондинка. - Ладно, скажу. Верней всего, что его отправили в сельские кварталы, на каторгу. Там сгинуло уже много наших, мокрушинских. А что? Я считаю - справедливо. Кто-то же должен кормить весь город? - Она махнула рукой. - Если он вам так уж нужен, то ищите за пятой стеной. - Вы уверены? - Полную гарантию дает только могильщик, - сказала Блондинка. - А магистр ордена Путеводной Нити может быть что-нибудь знать? - спросил барон. Трактирщица энергично покачала головой. - Не думаю. Ваш Хальдор не был членом Ордена. Он же был кто, ваш Хальдор? - Она легла грудью на край стола. - Он был просто дохлый, замученный подмастерье. Паршивый щенок он был, и я не понимаю, зачем такому господину, как вы, какой-то там Хальдор... - Это уже не ваше дело, - отрезал барон и встал. - Как хотите, - вздохнула женщина. Она сделала попытку вторично поцеловать его руку, но в этот момент на свет выполз, наконец, истерзанный похмельем неудачник, и барон с удивлением увидел знакомое лицо. Это был писарь роты Верзилы Кьетви, щуплый, озлобленный человек лет пятидесяти, который всю жизнь мечтал о военной карьере и тщательно изображал из себя рубаку и бретера. От его мелочных доносов роту спасало только непобедимое отвращение, которое питал к подобного рода людям Верзила Кьетви. Барон ненавидел этого стукача так, как может ненавидеть только тринадцатилетний мальчик. Поэтому в ответ на жалкую злобу, вспыхнувшую во взоре писаря при виде свидетеля его унижения, барон только усмехнулся, направляясь к казарме. Он заранее предвкушал встречу, которую с его легкой руки устроят писарю солдаты. 27 Была глубокая ночь, и Город наполнился храпом и сонными вздохами. Перенаселенный, тесный, стиснутый многочисленными стенами и перегородками, с высоты птичьего полета он казался нелепым и совершенно не приспособленным для жизни. Но барон был лишен возможности смотреть на Город с высоты птичьего полета. Он сидел на полу в той самой комнатке, где прежде помещался писарский стол, а теперь, по распоряжению Верзилы, жил он - мэтр д'арм роты Ордена Каскоголовых. Сам же Верзила спал мертвым сном на баронской койке. Он лежал лицом вниз, прямо в сапогах, неподъемный и неподвижный. Дыхания его слышно не было. Изредка барон бросал на него встревоженные взгляды, но в тот момент, когда он уже приходил к выводу, что командир мертв, Верзила отчаянно всхрапывал и снова покойницки затихал. Барон неторопливо, звено за звеном, перебирал веревочную лестницу, по которой они с Хальдором когда-то перелезали через внешнюю стену. Он все-таки нашел ее среди травы. Она лежала в том месте, где они ее спрятали, никем не тронутая и изрядно подмокшая. Барон принес ее в казарму, высушил и теперь проверял на прочность. В тишине трещал фитиль масляной лампы, похищенной из коридора. Было душно, но барон не рискнул открыть дверь и проветрить комнату. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел у него лестницу. Верзила в очередной раз всхрапнул, простонал и вдруг открыл глаза. Барон спокойно поднял голову и встретился с ним взглядом. Верзила несколько раз моргнул, слабо соображая. Картина, освещенная тусклым бегающим светом лампы, была, с его точки зрения, жутковатой: голые стены, в темноте казавшиеся бесконечными, светлая полоса меча в углу и странный мальчик, перебирающий какие-то веревки... Почему он не спит, ведь сейчас ночь? Почему он сидит на полу у постели Кьетви? Может быть, он каждую ночь подкрадывается к спящим, смотрит на них и ворожит? Бесстрашного капитана прошиб холодный пот. Он вспомнил о том, что мальчик болен, что он иногда заговаривается. Но если не обращать внимания на его странности, то он совершенно нормален. А вдруг это не странности? - Что это у тебя в руках? - хрипло спросил Кьетви. - Веревочная лестница, господин капитан, - ответил барон. Капитан немного помолчал, соображая, что бы еще спросить. - Почему ты сидишь на полу? - буркнул он. - Потому что господин капитан лежит на моей койке. Верзила с трудом приподнялся и сел. - Смерть моя, - сказал он. - А за каким чертом я лежу на твоей койке? Барон глянул на него выразительно и промолчал. Кьетви, возведя глаза к потолку и обнаружив на нем пятна копоти, с трудом начал припоминать. - Я что, был пьян в дерьмо? - спросил он, ощущая симптоматическую сухость во рту. Барон еле заметно кивнул. Верзила уловил это движение. - Меня никто больше не видел? - Он вдруг рассердился. - Да говори ты толком, я не понимаю твоих намеков. - Никто, - сказал барон. Верзила посмотрел на свои грязные сапоги и шевельнул носом-клювом. - Я сильно буянил? - Было-с, - поведал барон, повторяя интонацию Лоэгайрэ и улыбнулся ясно и открыто, как всегда. - Странный ты какой-то, - сказал Кьетви. - Я же чувствую, что ты мне не врешь. И в то же время ты как будто что-то скрываешь. - Ничего я не скрываю, - возразил барон и добавил: - От вас. Кьетви прищурился. Ощущение жути прошло. Ничего зловещего в мальчишке не было, а что он не такой, как все, - так он, может быть, и вправду барон. Дисциплины не нарушает, уставы вслух не критикует. Прикрыл собой в трудную минуту командира. Кьетви устроился поудобнее, зверски заскрипев койкой. - Если ты ничего от меня не скрываешь, - сказал он, - тогда объясни: зачем тебе лестница? - Полезу через стену. - В Лес, обратно? - Нет. - Барон стряхнул веревки с колен и встал. Он был вровень с сидящим Кьетви. - Господин капитан, мне нужно попасть в Башню Светлых Правителей. Фитиль в лампе затрещал, как рвущийся ситец. Кьетви молча смотрел на барона, выискивая в его серых глазах признаки безумия. - Ладно, - сказал Кьетви, положив ему руки на плечи. - Ты мне объяснишь, зачем тебе это надо, хорошо, Хельги? Барон хлопнул ресницами. Сильные пальцы Верзилы стиснули его плечи. - Мне нужно добраться до Светлых Правителей, - повторил барон. - Это... это дело моей чести. - Даже в темноте было видно, ка он покраснел. - Только не смейтесь надо мной. - Великий Один, да кто же над тобой смеется? - пробормотал Верзила. - Вы думаете, что я больной, - хорошо, - сказал барон. - Пусть я больной, пусть я какой угодно, но мне нужно в Башню. - Ты бредишь, - осторожно сказал старый солдафон. - Тебе нужно отдохнуть, вот что я тебе скажу. Барон сжал зубы и отвернулся. Он помолчал немного, а потом умоляюще произнес: - Господин капитан, я же все равно туда пойду. Сделайте мне пропуск в квартал Желтые Камни. Пожалуйста! А через пятую стену я перелезу сам. Лестница вроде нормальная, должна выдержать... - А если ты попадешься? - Клянусь вам именем моей матери, они не узнают, что я из вашей роты. - Кто - "они"? - сердито поинтересовался Кьетви. Вопрос застал барона врасплох. - Ну как - кто... Они... Враги... Кьетви вздохнул. Если этого юного маньяка засадить за решетку, то он, пожалуй, сбежит из-под ареста и тем самым вообще поставит себя вне закона. И потом, не исключено, что он все-таки умеет ходить сквозь стены, а лестница - это так, для кокетства. В том, что подобные дети не произрастают на скудной почве Светлого Города, Верзила не сомневался. А значит, он каким-то образом сумел сюда пробраться неизвестно откуда. Поступки у него странные, образ мыслей явно нездешний, да и вообще - барон! Верзила нутром чуял: парень постоянно говорит ему правду, и от этого становилось не по себе. Все равно что жрать кашу без соли. Съедобно в принципе, но только в принципе. - Одного я тебя никуда не отпущу, - сказал Верзила. - Пойдешь со мной. Барон покачал головой. - Лучше я один. Если что-нибудь случится, я вас не выдам, господин капитан. - Коварным и злобным врагам, да? - язвительно уточнил Кьетви. - Ладно, хватит болтать. Заговорщик сопливый! За сорок лет впервые встречаю подобное упрямство. - Я должен... - начал барон занудно. Кьетви встал. - Я сказал, что пойду с тобой. А теперь - немедленно спать. Он направился к выходу, и барон проводил его глазами. Он не мог знать о том, что перед тем, как возглавить роту Каскогловых, Кьетви несколько лет командовал полком кольцевой охраны, который был расквартирован в запретном сельском квартале и в обязанности которого входило жесточайшее подавление любых признаков бунта. Верзила был понижен в должности и изгнан из престижного Ордена Шлема за беспробудное пьянство, рецидивы которого наблюдались и впоследствии. И уж кому-кому, а Верзиле Кьетви доподлинно было известно, что барон, сунься он за пятую стену самостоятельно, непременно попадется в лапы стражников кольцевой охраны. С таким-то честным видом он будет для них просто как красная тряпка для быка. Выколачивать показания они умеют, Кьетви сам их и учил этому. Одного неосторожного слова хватит для того, чтобы на капитана обрушился дамоклов меч, под которым он прожил уже четыре года. Лучше уж рискнуть и пойти вместе с мальчишкой. Шансы остаться в живых резко возрастут. Барон уже улегся, когда Верзила неожиданно вернулся и заглянул в комнату. - Слушай, Хельги, - сказал он. - Ты уже спишь? - Нет, - сказал барон. - Не ходи за стену без меня. Я тебя проведу. Один ты попадешься. - Спасибо, господин капитан. Кьетви кашлянул. - Все будет путем, парень. Ты только подожди, пока я выйду из запоя. И тяжело ступая, Верзила удалился. 28 Придерживая мокрыми, коченеющими пальцами капюшон, чтобы не лез на глаза, барон торопливо шел за Верзилой, стараясь попадать шаг в шаг. Из-за дождя стемнело рано, и это было очень кстати. Оба молчали, не пытаясь вникать в странные детали ситуации: командир роты Каскоголовых, известный всему Городу своей тупостью, помноженной на патриотическое рвение, лез через запретную пятую стену, чтобы провести полоумного мальчишку в Башню Светлых Правителей. Государственная измена на государственной измене. Кьетви обернулся. Капюшон черного плаща упал, открывая короткие стриженые волосы цвета соломы. Верзила сделал барону знак прижаться к стене, а сам вышел на середину улицы и, раскрутив веревочную лестницу, закинул ее на стену. Два крюка впились в край стены. Барон подумал о том, что сам он вряд ли бы сумел бросить крюк на такую высоту. Кьетви показал ему пальцем на лестницу, и барон осторожно полез наверх. Кьетви держал ее, чтоб она не раскачивалась, и забираться было легко. Барон взялся руками за край стены, подтянулся и сел, свесив ноги. Крюки держали исправно, они только скрипнули по булыжникам под тяжестью тела Кьетви. Барон ждал командира, подставляя лицо ветру. Ночь пахла лесом - влажной землей, примятыми дождем травами. Ему стоило больших трудов вернуться к действительности и вспомнить о том, что он идет в сердце Города, а не за его пределы. Хищный профиль Верзилы четко обрисовался над левым плечом барона. Барон кивнул и начал выбирать лестницу. - Чего улыбаешься? - хмуро спросил Верзила. Барон пожал плечами, но улыбаться не перестал. - Лесом пахнет, - пояснил он. - Это тебе не лес, - сказал Кьетви. - Это запретный квартал. Смотри. - Он протянул руку, указывая на еле различимое темное пятно вдали. - Вон там, слева, - бараки. Их охраняют днем и ночью, особенно ночью. За бараками должна быть тюрьма, там второй пост. Прямо под ними - посевы. Барон искоса поглядывал на Верзилу. Капитан был серьезен, говорил уверенно и объяснять, откуда он все знает, не собирался. - Сейчас мы пойдем по полю. Здесь самый узкий участок между пятой и шестой стеной. Двух часов вполне хватит. Патрулей на поле быть не должно. Давай. Лестница беззвучно канула в темноту. Барон осторожно развернулся лицом к стене и встал на веревочную перекладину. Чем ниже он спускался, тем отчетливее был слышен шелест дождя в траве. Этот звук, спокойный и ровный, отгонял тревогу и наполнял душу доверием. Кьетви спустился сразу вслед за ним. Держа лестницу за край, он дернул ее на себя и отцепил крюки. Ловко намотав ее на ладонь и спрятав моток под плащом, он повернулся к барону. - Пошли, - сказал он. Тонкая зеленая паутина цветущего льна, забрызганная синими цветами, лежала на земле, хрупкая и беззащитная. По этому чуду, поникшему и отяжелевшему под дождем, они пошли сапогами. Глядя себе под ноги, барон испытывал почти физическое страдание. Верзила высился впереди черной горой. Откуда он знает про посты, про бараки? Почему взялся провести его через запретный квартал? Может быть, Кьетви - одинокий бунтарь, кто его знает... Барон несколько раз споткнулся. Он заметно уставал. Меч в ножнах начал бить его по ногам, тяжелый плащ цеплялся за любую колючку. А дождь все шумел, и Кьетви все шагал. Барон уже подумывал о том, чтобы попросить о передышке, когда Кьетви вдруг остановился. Барон в темноте налетел на него. - Что?! - спросил он, хватаясь за меч. - Пришли, - ответил Кьетви. Шестая стена была выше пятой. В ночном мраке она казалась непреодолимой. Кьетви отступил на несколько шагов и снова принялся раскручивать лестницу. Барон на всякий случай отошел в сторону. Свистнув, лестница взлетела в воздух, крюки царапнули камень и, сорвавшись, потянули веревки вниз, в мокрый лен. Кьетви терпеливо смотал лестницу и постоял немного, собираясь с силами. Неожиданно он повернулся к барону. - Скажи, Хельги, ты не можешь просто пройти сквозь стену? - Я же говорил вам, господин капитан, что я не умею... - Да кто тебя знает, что ты умеешь... - вздохнул Кьетви и швырнул лестницу снова. - Вроде зацепилось, - сказал он, потянув веревки. Барон торопливо шагнул к стене. Кьетви остановил его. - А теперь скажи, зачем тебе Башня Светлых Правителей? - Я хочу, чтобы они нашли и отдали мне одного человека. Он был арестован за поножовщину в Мокрушах... Даже невозмутимый Кьетви не выдержал. - Он что, тоже переодетый барон? - Нет, его зовут Хальдор. - Подмастерье портного по имени Гисли? - странным голосом уточнил капитан. - Да, - ответил барон с нехорошим предчувствием в душе. - Вы с ним знакомы? Он с ужасом заметил на лице капитана кривую улыбку. Точно такую же гримасу скроил Один при воспоминании о его кровном брате. - А вам-то он что сделал? - с отчаянием спросил барон. - Ничего особенного. Он просто ударил меня по голове дубиной, когда мы хотели задержать его за безобразный скандал... Зачем тебе этот пьяница? Барон поднял голову. - Это мой брат, - хмуро сказал он. - Мы смешали кровь и поклялись быть вместе. Кьетви помолчал, осваиваясь с этими новыми деталями из жизни баронов, а потом все так же молча начал взбираться по лестнице. Середина Мира, как называли это место светлогородцы, знавшие о нем только понаслышке, была площадью овальной формы, застроенной двухэтажными каменными домами. Одни из них были расписаны чудищами с озорными мордами, которые резвились на фасадах, разбрызгивая искусно нарисованную воду. Другие были покрыты резными панелями дорогих пород дерева. На карнизах мелькала позолота. Под каплями дождя вздрагивали, наполняя воздух еле слышным перезвоном, тонкие хрустальные колокольчики, свисающие с кровли. Вода стекала по водосточным трубам, которые были сделаны в виде змей, сползающих с крыши. Каждая чешуйка была тщательно раскрашена в свой цвет, а змеиные тела переливались и искрились, залитые водой. Под окнами были разбиты газоны. Резко, назойливо пахли мелкие белые цветы. Но во всей этой роскоши чувствовалось что-то странное, пугающее. Барон не смог бы объяснить словами, чем отличается пустой дом от дома, где спят, но он видел, что эти дома необитаемы. За окнами не угадывалось жизни, стены не дышали. Площадь молчала, и оттого хрустальный перезвон колокольчиков, почти неуловимый в ровном шуме дождя, казался таким одиноким. Барон качнул головой, отгоняя наваждение. - А где же Башня? - спросил он. В этом безлюдном месте голос прозвучал слишком звонко, слишком грубо. Казалось, что одного его звука достаточно для того, чтобы разрушить мертвое очарование площади и уничтожить причудливые дома с колокольчиками, водостоками-змеями и морскими чудищами. Но ничего этого не произошло. Кьетви, будучи не столь чуткой натурой, отозвался вполне спокойно: - А вон, среди деревьев, круглое строение... Посреди площади росли одичавшие яблони. Они столпились вокруг невысокого каменного задания с белыми оштукатуренными стенами. С первого взгляда было видно, что штукатурка облуплена и по стенам расползлись грязноватые разводы. - Мне кажется, - шепнул барон, - что здесь давно уже никто не живет. Может быть, мы заблудились? - Нет, - сказал Кьетви. - Тут негде заблудиться. Это Середина Города. Больше идти некуда. Барон заметил, что капитан не сказал "Середина Мира". - А ворота здесь есть? - поинтересовался барон. - Эта глухая стена, как и внешняя, - сказал Кьетви. - Я точно знаю, потому что не раз обходил ее со стороны запретного квартала. Барон слегка поежился. Ему постоянно казалось, что он попал в дом с приведениями, словно кто-то невидимо, но ощутимо смотрел ему в спину, и в то же время он чувствовал, что живых людей здесь давно уже нет. - Идемте в Башню, - сказал он решительно и первый зашагал в сторону одичавших яблонь. Дверь, обитая медью, была покрыта зелеными пятнами, и к дверному кольцу, продетому в ноздри медного быка, много лет уже никто не прикасался. Барон протянул руку, чтобы взяться за кольцо, но Кьетви оттолкнул его. - Подожди, - сказал он. - Я тебя позову. Барон отступил на шаг, глядя, как капитан с усилием тянет на себя дверь, осторожно заглядывая в глубь башни и, сильно сжав зубы, входит. Мальчик остался один в этом мертвом мире, где единственным живым существом, кроме него, был неустанный дождь. От Леса его отгораживали шесть добротных каменных стен. Из Башни не доносилось не звука. Барон провел всю свою жизнь среди лесного народа и не боялся ни троллей, ни великанов, ни коварных обитателей болот. Но здесь, в пустынном сердце кошмара, созданного людьми для самих себя и именуемого Светлым Городом, он чувствовал себя беспомощным. Чтобы успокоиться хоть немного, он прислонился к стене спиной. Яблони шелестели в темноте, благодарно принимая на себя влагу. Послышались шаги. Сапоги впечатывались в каменные плиты, и это было совсем близко. Барон замер и перестал дышать - черная тень в мокром плаще, прижавшаяся к белой стене. На пороге появился Кьетви с горящим факелом в руке. Барон облегченно вздохнул. Если здесь и обитает мелкая дрянь из нечистых, которая имеет привычку селиться в брошенных людьми жилищах, то при виде долговязой фигуры капитана она должна была с писком разлететься. - Заходи, - сказал Кьетви. - Тут вроде как безопасно. И снова нырнул в башню. Барон пошел вслед за ним, каждую секунду ожидая удара в спину. Но он остался цел и невредим и безмерно удивился этому. При свете факела он увидел сложенные булыжниками стены, сплошь завешенные коврами. Синие, красные, золотые нити сплетались в бесчисленные цветы, геральдические фигуры и развевающиеся ленты с девизами. Но от времени и сырости ковры наполовину истлели и превратились в лохмотья, так что разглядеть все эти картины было невозможно, и лишь изредка на лоскутах мелькали раскрытые ладони и удивленные глаза. Ступеньки были еще крепкие, но кое-где барон заметил мох, а в углу, возле рыцарского доспеха, росли мелкие грибы бирюзового цвета на тонких, как струны, ножках. Из коридора тянуло сыростью, прохладой и затхлым запахом, как из бочки с огурцами. Подняв факел, Верзила шел впереди. Он держался как завоеватель в покоренном городе - по-хозяйски, но в то же время чутко, не забывая поглядывать по сторонам, поскольку от побежденных всегда приходится ждать подвоха. Они поднялись выше, в жилые комнаты, где их встретили та же роскошь и то же запустение. Потемневшее серебро - круглые щиты, кувшины с узкими горлами, трехгранные кинжалы с рукоятками в виде диких зверей, канделябры. Разбухшее от сырости дерево - столы, стулья. Тонкие костяные пластинки инкрустаций покрылись сеткой трещин, а перламутр выкрошился. Пышная постель под балдахином с облезлыми, некогда позолоченными кистями, совершенно истлела и провалилась. Зеркала помутнели и едва отражали оранжевое пятно горящего факела. Мозаичные полы были покрыты густым слоем пыли. Заглядывая в каждую новую комнату, барон внутренне содрогался, готовясь увидеть покойника. Одна из них, большая, как площадь, особенно поразила его воображение. Там стояли, плотно придвинутые один к другому, каменные саркофаги. Много саркофагов. Так много, что Верзиле и барону пришлось протискиваться мимо них боком, чтобы пройти вдоль стены к выходу. Крышки, сделанные из полированной яшмы и нефрита, были обвиты золотыми виноградными лозами и покрыты надписями на странном языке. Барон несколько минут вглядывался в точки и скобки, разбросанные в мистическом беспорядке. Верзила потянул его за рукав. - Уйдем отсюда, - брезгливо сказал он. - Я встречал похожие рисунки в одной книге у моей матери, - сказал барон. - Она когда-то увлекалась экзотическими языками... Он осторожно коснулся кончиками пальцев знака, который повторялся чаще остальных. - Вот единственный знак, который пишется на этом языке всегда одинаково и начинает любую фразу... Кьетви покачал головой. - А я-то думал, что больше ты меня ничем не удивишь. - Вы мне не верите? - спросил барон. - Верю, верю. И что он обозначает этот знак? - "Я". - Барон еще раз вгляделся в надпись. - Может быть, здесь разгадка всей тайны, а мы не можем ее прочесть? - Хватит, пошли отсюда. Кьетви решительно двинулся к выходу. Барон пошел за ним. Страх его давно рассеялся. Они остановились в комнате, служившей, видимо, чем-то вроде столовой. Кьетви вставил факел в гнездо на стене, проверил на прочность стул с прямой спинкой и уселся за огромный дубовый стол. - А ведь Светлых Правителей, оказывается не существует, - задумчиво уронил капитан. Барон уставился на него. - Как это - "не существует"? - А так. Ты видел здесь хоть одну живую душу? - Не видел... - Мы с тобой залезли в Башню, которая веками была главной святыней Светлого Города, - сказал Кьетви с видом нераскаявшегося святотатца. - И здесь никого нет. Здесь давно уже никого нет. - Я не верю, - сказал барон. - Чему ты не веришь? Своим глазам? Здесь никого нет! - А кто же тогда управляет Городом? - А зачем вообще управлять Городом? Он превосходно сам с собой справляется. Сам себя кормит, сам себя в тюрьму сажает. Барон широко раскрыл глаза. Кьетви усмехнулся, клюнул носом воздух. - Давно уже пора было догадаться, - сказал капитан. - Может быть, они прячутся? - В гробах они прячутся! - со злостью сказал капитан. - Видел гробы? - Видел... - Сборище идиотов... - Кьетви выругался, адресуя проклятие безмозглым соотечественникам. - Здорово же нас надрали! Видимо, когда-то эти люди установили здесь законы и несколько веков их потомки следили за тем, чтобы законы эти строго выполнялись. Потом они вымерли... И никто даже не заметил этого... Барон, затаив дыхание не сводя с капитана наливающихся слезами глаз, медленно сел за стол. Кьетви вынул из кармана кусок хлеба и вареное яйцо, покатал яйцо ладонью по столу, очистил и бросил скорлупу прямо на мозаичный пол. - Лопай, - сказал он барону. Они начали жевать, все еще оглушенные жуткой догадкой Кьетви. - И так было много-много лет? - спросил наконец барон. - Не знаю. Барон с силой обрушил на стол кулаки и отчаянно, в голос зарыдал. Кьетви испугался. - Да что с тобой такое? Он прислушался и с трудом разобрал сквозь всхлипывания: - Как же я теперь найду его? - Кого? - не понял Кьетви. Барон яростно уставился на него блестящими, распухшими от слез глазами. - Хальдора! - крикнул он. - Вот кого. - Ты что, действительно затеял все это ради какого-то портновского подмастерья? - А вы решили, что я хотел устроить тут государственный переворот? Мне сто лет не нужен ваш Светлый Город! Я нарушил все запреты своего мира, притащился сюда... Я пришел за своим братом. Мне от вас больше ничего не нужно. Кьетви, пораженный, смотрел на его раскрасневшееся лицо. - Значит, все, что ты говорил о себе, - правда? Барон, в свою очередь, вытаращился на капитана. - А вы что, все-таки мне не верили? Кьетви качнул головой. - Я просто тебя пожалел. - Не надо было меня жалеть! Надо было меня удавить! Сразу. Голос мальчика сорвался, и последнее слово он уже прохрипел. Он ожидал чего угодно - ловушек, подкопов, сражений, пленения и пыток, даже смерти - только не пустоты. Рухнула последняя надежда, которая давала ему силы жить с грузом предательства на душе. Врага, противника, того, кого следовало любой ценой взять за горло, не существовало на свете. Если бы барону было сорок лет, как Верзиле Кьетви, он, быть может, не относился бы к этому с таким максимализмом. Верзила, претерпевший в жизни не одно крушение, продолжал жевать хлеб, обдумывая план незаметного возвращения в казарму. Самой трудной частью этого плана будет убедить барона в том, что предаваться отчаянию не обязательно в запретных кварталах. Казарма ничуть не хуже с любой точки зрения. А с точки зрения его, капитана Кьетви, душевного спокойствия, даже лучше. Верзила уже открыл рот, чтобы поделиться с бароном своими соображениями, как вдруг увидел нечто, заставившее его отложить беседу. Он вскочил, схватил безутешного барона за руку и резко сдернул со стула. Барон взвыл от боли - Верзила растянул ему кисть. Капитан, не обращая внимания на глухой стон, еще раз глянул на то, что так его испугало, и завлек мальчика себе за спину. Стена перед ним зашаталась. 29 Упал камень, разрывая ветхий гобелен. Потом второй. Вздрогнул пол. Кьетви быстро оглядел дверной проем, ходивший ходуном, бросил взгляд в окно. За окном в светлеющем небе чернели дикие яблони. - Так, - негромко сказал Кьетви, - уходим. Он бросился к двери, крепко держа барона за руку. Они успели выскочить на лестницу. Происходило что-то непонятное. Вся башня дрожала, изредка роняя камни, но землетрясением это не было. Земля вокруг лежала спокойная, преисполненная безразличия к искусственным наслоениям, выросшим на ее терпеливой груди. Шуршал в траве дождь, шумели листья. Барон тесно прижался к Верзиле. Ему вдруг подумалось, что своим дерзким вторжением они разбудили таинственных духов, дремавших в глубине башни, и вот их настигло возмездие. Стены медленно поползли вниз. Они таяли, как лед на солнце, постепенно растворяясь в воздухе. Звенели падающие на землю с высоты второго этажа кувшины и доспехи, хрустнуло кресло, придавленное дубовым столом. Сверху плавно спустился дырявый гобелен. По краям площади запели хрустальные колокольчики. Дома опускались на землю и исчезали, оставляя после себя горы пыльной утвари, среди которой кое-где поблескивало золото. Дождь с мудрым безразличием поливал выгоревшие ковры и резные ореховые шкатулки, расползающийся шелк и связки жемчужных бус. Кьетви с тоской подумал о том, что теперь уже вернуться в казарму незамеченными им вряд ли удастся. - А вдруг дома исчезнут вместе с людьми? - шепнул барон. Кьетви пожал плечами. У него не было близких. - Меньше дураков будет, - буркнул он. Но люди никуда не исчезли. В этом они убедились, перешагнув через бывшую шестую стену, - к тому времени она стала чем-то вроде забора. В запретном квартале царило оживление. Серый рассвет освещал каких-то грязных замученных людей с руками такими жесткими, что они с легкостью смогли бы забивать гвозди раскрытой ладонью. Эти люди с молчаливым, деловитым любопытством глазели по сторонам. Судя по кучкам тряпья, разбросанным перед ними на земле, они стояли возле бывшего барака. Несколько солдат, надрываясь, пытались построить их в колонну и, как явствовало из отдельных выкриков, погнать на работу. Видимо, то были наиболее стойкие, не поддавшиеся всеобщей панике патриоты. Один из них, сержант, особенно усердствовал и, ухватив первого попавшегося, принялся бить его дубинкой по голове. - Прекратить, - негромко произнес Кьетви. Сержант опустил дубинку и отыскал глазами источник командирского голоса. Внезапно его физиономия расцвела. - Капитан Кьетви! - просиял он. - Вы вернулись! Верзила бросил взгляд на барона и нехотя сказал: - Вернулся. - В трудный момент всегда вспоминают о лучших, - изрек сержант. - Докладываю. Казарма и бараки растворились в воздухе прямо у нас на глазах. Я подозреваю, что это диверсия, остается выяснить, чья. Большая часть полка деморализована и пьянствует. А эти скоты взбунтовались... - Сержант, - с чувством сказал Кьетви. - Вы сделали все, что могли. Идите пьянствовать вместе со всеми. - Светлые Правители в опасности, напомнил сержант. - Стена-то растворилась тоже. - Светлые Правители предали свой народ, - сказал Кьетви вполне серьезно. - Их больше нет. На физиономии сержанта северным сиянием полыхнул восторг. - Это переворот, господин капитан? - Все может быть, - многозначительно уронил Верзила. Он повернулся к серой толпе, глазевшей на него без тревоги и без интереса. За годы службы в запретных кварталах Кьетви набрался большого опыта по обращению с этой категорией светлогородцев, но сейчас он не представлял себе, что ему делать. В отличие от большинства обитателей Города, которые тряслись над своими пожитками, этим людям было нечего терять. Пока Верзила медлил, барон, путаясь в длинном плаще, уже подошел к ним и начал расспрашивать. О своем Хальдоре, разумеется. Они кивали сочувственно и мотали головами отрицательно, и рожи у них были хитрые. Кьетви стремительно растолкал толпу, взял барона за локоть и потащил прочь. - Пустите! - злобно сказал барон. - Дурак, - не оборачиваясь, отозвался Кьетви. Поразмыслив, барон пришел к выводу, что капитан, скорее всего, прав. Он покорно дал увести себя в аристократический квартал Желтые Камни и плелся, стиснутый железными клещами рук Верзилы, между исчезающих домов. То и дело горожане падали вместе с кроватями с высоты второго этажа. Обитатели подвалов злорадствовали. Не обошлось без травматизма. Худосочные девицы-аристократки с романтическим ажиотажем в глазах носились, путаясь в разматывающихся бинтах. Наиболее удачливые перевязывали разорванными на полосы тонким полотном чью-нибудь кровоточащую царапину, а остальные топтались вокруг, нетерпеливо вздыхая. Величавая старуха, утонувшая в кресле и накрытая огромным чепцом с бантами, неодобрительно шевелила губами при виде всего этого разгрома. Две женщины в грубых холщовых платьях, которые забрели сюда из запретного квартала, молча смотрели на бесстыдно обнажившуюся роскошь, и в глазах у них была тоска. Дама "возраста созревшей клубники", как она игриво аттестовала сама себя, в разлетающемся полупрозрачном пеньюаре голубого цвета, роняя затканные золотом атласные туфли, коршуном кинулась на Верзилу. Капитан шарахнулся, но она уже повисла на его локте, как чугунное ядро. - Господин офицер, господин офицер! - истерично повторяла она. - Что это? Вы можете объяснить как представитель армии? Кьетви сделал попытку отлепить от себя даму. - Я вас умоляю, я вас умоляю, не уходите, не бросайте Город без защиты славных воинов, - захлебывалась дама. - Я как раз направляюсь в казарму, сударыня, - веско произнес Кьетви. - Скажите, господин офицер... - Она пошарила глазами по сторонам и, поднявшись на цыпочки, прошептала на уху капитану: - Скажите, это действительно конец света? Нас пожрут дикие звери? Кьетви кашлянул. - Как, сударыня? Кто нас пожрет? Дикие звери? - Ну да, по кусочкам, так и пожрут, сперва ноги, потом руки и все остальное... - Она вдруг обиделась. - Вы что, меня совсем за глупую приняли? Дикие звери, понимаете? - Необоснованные слухи, сударыня, - сказал Верзила. - От имени армии я призываю вас не поддаваться панике. Дама заморгала. - Понимаю, - сказала она и снова поднялась на цыпочки. - Но это не апокалипсис? - Апо... чего? - Апокалипсис... - Исключено, сударыня. Магистр Ордена Шлема оповестил бы нас заблаговременно о начале операции. Прошу вас. Дама отлипла. Кьетви потихоньку вытер руки о мокрый плащ и уже медленно пошел в сторону казармы. Барон не отставал от него ни на шаг. В ремесленном квартале Четыре Цвета было гораздо более шумно. Люди бродили по опустевшим улицам и не узнавали их. Женщины, глотая слезы, поспешно увязывали в одеяла миски, теплую одежду, мешки с крупами и хлебом. Метались какие-то растрепанные тени. Трое мужчин сосредоточенно били пойманного на месте преступления мародера. Ополоумевший лейтенант Ордена Шлема учинил в своем взводе строевые учения. Какой-то полуслепой старец в рубище и с длинной белой бородой, звеня цепями, величаво шествовал по Городу и на все вопросы отвечал, сопровождая слова благословляющим жестом: - Не знаю, дитя мое; я узник. Среди всеобщей суматохи, на голой земле, подсунув под скулу костлявый локоть, прямо на площади, где был некогда Дом Корпораций, спал человек. 30 Он спал тяжелым, беспробудным сном, как спят только смертельно усталые люди. К барону была обращена спина с выступающими лопатками. Спящий был облачен в ситцевую рубашку неопределенного цвета и коричневые штаны, собранные у щиколоток на тесемки. Башмаки он подложил себе под голову, для удобства прикрыв их локтем, и от утренней прохлады поджимал во сне пальцы босых ног. Судя по всему, он заснул в подвале Дома Корпораций и исчезновение самого здания не привело к переменам в его положении. Кьетви, наблюдавший за происходящим с мрачным удовлетворением, пошевелил носом, словно что-то почуял, и направился к спящему - разбираться. Две женщины, судя по всему, мать и дочь, уже закончили сборы на призрачных руинах и, подозвав мужчину, который стоял в стороне с беспомощным видом, навьючили на него огромный тюк с вещами. Мужчина - не то брат, не то муж младшей из них - зашатался под тяжестью. Его круглое лицо, опушенное светлой бородкой, побагровело от натуги и в глазах появилось выражение покорности и недоумения. Старшая хлопнула его, как доброго коня, и он пошел вперед неверными шагами, но через несколько секунд споткнулся и выронил свою ношу. Нехитрые пожитки рассыпались по мостовой. Старшая принялась кричать, надрываясь от злости, а младшая опустилась на мостовую и безмолвно заплакала. Спящий зашевелился. Под рубашкой задвигались острые лопатки. Старуха визгливо бранилась, и барон с некоторым удивлением вдруг обнаружил, что она обращается к нему. Он поискал глазами Кьетви, но командир был занят тем, что разглядывал спящего, для чего легонько тыкал его в бок носком сапога. Старуха, подскочив к барону, пригрозила ему кулаком и потребовала, чтобы он не озирался тут по сторонам, когда с ним разговаривают. Мужчина робко вмешался: - Да вы что, мама, цепляетесь к мальцу... - А пусть не глазеет! - крикнула старуха. Мужчина увернулся от пощечины и затих. Младшая из женщин, всхлипывая, ползала у них под ногами, собирая вещи. Барон наклонился, подал ей мятую жестяную кружку и почувствовал себя участником доброго дела. Спящий дернулся и с трудом сел. Светлые волосы, неровными прядями свисавшие ему на плечи, были перевязаны на лбу обрывком веревки. Кьетви громоздился над ним, как башня - загорелый, белобрысый, словно сросшийся со своей кирасой. Он произнес негромко, но очень отчетливо, так что даже старуха вздрогнула, прервав свой монолог: - Встать. Человек поднялся, одной рукой неловко заправляя в штаны выбившуюся рубашку. Похоже было, что он не замечает катастрофы, постигшей Светлый Город, - не замечает ничего, кроме этого долговязого офицера с неподвижным бронзовым лицом. - Господин офицер, я ничего не сделал, - сказал он тихонько. Кьетви, не обращая внимания на эту жалкую реплику, сгреб его за шиворот и поволок к барону. Женщина, сидевшая на корточках возле кучи домашнего скарба, предназначенного к увязыванию в одеяло, шарахнулась в сторону, освобождая капитану дорогу. - Хельги, - громко произнес Верзила через головы присутствующих и встряхнул своего пленника так, словно тот был не слишком ценным предметом. - Посмотри, этот? Барон подошел к своему капитану, заглянул в бледное испуганное лицо человека, втянувшего голову в плечи и предусмотрительно прикрывшего глаза, и вполголоса попросил: - Отпустите его, господин капитан. Кьетви разжал пальцы и ткнул своего пленника в спину. - Забирай, - произнес он брезгливо. - Ведь этот? - Этот, - ответил барон и, окончательно переведя взгляд на тощую, угловатую фигуру, сказал с глубоким вздохом: - Привет, Хальдор. Хальдор осторожно расправил плечи, покосился на Верзилу Кьетви, но капитан демонстрировал свое полное и стопроцентное безразличие. Верзила не сумел бы связно объяснить, какого рода чувство вдруг полыхнуло в нем, но ближе всего оно, пожалуй, было к чувству зависти. Хальдор вдруг улыбнулся, и только тогда барон увидел, как он измучен. - Привет, братишка, - сказал Хальдор. Барон медленно просиял. Он не знал, что еще сказать Хальдору и потому брякнул несколько невпопад: - А я вступил в Орден Каскоголовых. Представляешь? Хальдор смотрел на него смеющимися глазами. Барон добавил: - Капитан Кьетви - мой командир. И замолчал, не зная, куда деваться от смущения. Он не мог понять, почему ему стало не по себе. Хальдор спокойно спросил: - Как там Гисли? - Не знаю. Я его с тех пор не видел. Я сразу вернулся... Пойдем отсюда, Хальдор... Но Хальдор вдруг уставился на кого-то за баронской спиной. Лицо его изменилось. Скулы заострились, бледные губы сжались. Барон обернулся и увидел господина прямоугольных пропорций, с позолоченной печатью на шее. Упитанное лицо господина не выражало решительно никаких эмоций, стеклянные глаза изучали горизонт. Он уверенно и сильно оттолкнул барона в сторону и ударом по лицу сбил Хальдора с ног. Барон на мгновение онемел от неожиданности. Хальдор с подбитым глазом поднялся и хмуро уставился на господина с печатью. - Неблагодарная скотина, - с чувством произнес господин. Хальдор, не смущаясь присутствием дам, грязно выругался в ответ. Страха на его лице не было - только бесконечная злоба. Господин еще раз замахнулся, чтобы ударить, но почему-то опустил руку. Перед ним вырос Верзила Кьетви, который вдруг почувствовал, что ему все это порядком надоело. - Я капитан роты Каскоголовых, - веско произнес он. - И вам придется ответить мне на ряд вопросов. - С какой стати, капитан? Я не подчиняюсь военным! - Ввиду чрезвычайного положения, - сказал Кьетви, и господин вдруг пожух под тяжелым взглядом очень светлых и очень холодных глаз. - Я магистр Ордена Путеводной Нити, милостивый государь, - начал он оскорбленно. - И ничего противозаконного в моих действиях нет. - Вы нарушаете общественный порядок. - Верзила был невозмутим. - Толкаете моего солдата... - Позвольте, господин капитан! Позвольте! Пользуясь неразберихой, этот... этот... - Он неуверенно указал на Хальдора. - Которого я... Я его облагодетельствовал, я его спас, я его, можно сказать, второй раз родил! - Не горячитесь, - посоветовал Верзила. - Сволочь ты, - вставил Хальдор, пользуясь своей недосягаемостью. Магистр налился праведным гневом и, тыча в Хальдора пальцем из-за плеча Верзилы, начал, захлебываясь, рассказывать: - С самого начала я видел, что толку из него не будет. Я его знал еще ребенком, господин капитан. Гисли, это чистейшая и праведнейшая душа, подобрал его на помойке. Учил ремеслу. Кормил. Лелеял как родного. Но этого неблагодарного юношу терзала зависть. Он был нетерпим к критике, требовал - требовал! - чтобы ему дали статус мастера. Он убил своего благодетеля злодейски и зверски, так что и трупа не нашли. Но я решил дать ему еще один шанс в надежде, что он не совсем еще погиб для добра... - Он что, тебя спас? - спросил барон у Хальдора. - Чего он так разоряется? - Спас, как же, - злобно сказал Хальдор. - Сунул солдатам взятку, когда они меня добивали под стеной, притащил в Дом Корпораций. Кое-как вылечил и сел мне на шею. Я же все это время не вылезал из подвала. Вкалывал на него, как проклятый. Хальдор плюнул и больше не слушал воплей магистра. Верзила неожиданно зевнул во весь рот и сказал кратко и твердо: - Вон. Магистр замолчал. Потом деликатно переспросил: - Что? - Пошел вон, дерьмо, - повторил Кьетви. Магистр покраснел и с достоинством отступил. Кьетви хмыкнул. Ему нравилось чинить произвол. Хальдор откровенно захохотал, и барон слегка отодвинулся от него. В Хальдоре было слишком много чужого. Горожане уже заканчивали сборы и теперь толпами брели куда-то в сторону внешней стены. Среди множества людей барон вдруг заметил невысокую фигуру в синем плаще. Сердце стукнуло горячо и сильно. Он вскинул руки над головой и закричал: - Мы здесь! Над толпой в ответ взмыла широкополая шляпа. Одноглазый, целеустремленно расталкивая людей, шел к барону. Кьетви тоже приметил эту личность. Опытным глазом он уловил военную выправку. В худом невысоком мужчине лет сорока, который стремительно приближался к ним, цепляя развивающимся синим плащом прохожих, угадывался воин и человек высокого происхождения. Кьетви повернулся к мальчику, но спрашивать ничего не стал. Лицо барона раскраснелось, глаза сияли, в уголках рта подрагивала улыбка. Откуда у него связи с кем-то из высшего рыцарского сословия? Верзила заложил руки за спину. Великие боги, кого же я пригрел у себя в роте? Барон радостно бросился к одноглазому. Тот на ходу притиснул его к себе. - Все в порядке? - спросил он. - Жив твой Хальдор? - Ох, - сказал барон с сердцем. - Я тут такого натворил... - Это не ты, - успокаивающе сказал одноглазый. Барон подозрительно похлопал ресницами. - Ты хочешь сказать, что Город исчез не потому, что мы залезли в Башню Светлых Правителей? - Ты и до Башни добрался? - поразился одноглазый. - Ну, молодец, братан! Нет, ты тут не при чем. - Так это твоя работа... - протянул барон. Один ухмыльнулся, страшно довольный. - Моя. А что, неплохо получилось? - Но зачем, Один, зачем? Один толкнул его ладонью в лоб и засмеялся. - Вернулись с Белых Гор твои родители, а тебя нет. Альдис тяжело болеет, чуть ли не бредит, ничего толком не рассказывает. Твоя мать набросилась на меня с криками... Как она догадалась - до сих пор не понимаю... Барон, слушая, все больше мрачнел. Один продолжал: - А я что, нанимался тебя тут разыскивать? По трущобам шарить? Заодно ликвидировал это гнездо... Давно пора было... Барон проводил глазами еще одно семейство, которое брело куда-то, глядя прямо перед собой с видом покорными и обреченным. - Так ведь это жестоко, Один, - сказал барон. Один неожиданно покраснел. - Жестоко, жестоко... Отстаньте вы все от меня со своим гуманизмом! Я все-таки бог войны... Разобидевшись, он пошел прочь. Барон попытался было удержать его, но одноглазый вырвал у него руку, и барон отстал. Верзила, который с интересом слушал весь этот странный диалог, окликнул барона: - Кто это был, малыш? - Один это был, - мрачно сказал барон. Верзила побелел. - Ты хочешь сказать, что это... сам великий Один? Барон, расстроенный, кивнул. Хальдор потянул его за рукав. - Слушай, - сказал он, - Хельги... А что это такое случилось с Городом? ЭПИЛОГ А Светлый Город исчез. Не совсем исчез, конечно. Один разобрал его по камешку и рассеял по всему Лесу, что вызвало некоторые изменения в жизни обитателей Северного Берега. Боанниты, например, обнаружив в одно прекрасное утро на своем берегу реки Лиамор груду строительного материала, тут же использовали ее в оборонительных целях, соорудив бастион, после чего стали ждать, когда милости богов снова обратятся на них. Но Одину было некогда следить за чаяниями патриотов. Он снова погряз в своих вечных скандалах с громовержцем Тором, который донимал Одина многозначительными смешками в бороду. По этой причине, кстати, конец августа выдался на Северном Берегу богатый грозами. Светлогородцы, вопреки прогнозам сострадательного барона, не погибли. Не такие это были люди, чтобы дать себя погубить за здорово живешь. Группа энтузиастов во главе с магистром Ордена Путеводной Нити и дезертировавшим писарем из роты Верзилы Кьетви поселилась в землянках на месте бывшего квартала Желтые Камни и провозгласила себя Патриотическим Движением "За возрождение Светлого Города". Они прилагали титанические усилия, пытаясь заново возвести стену, чем вызвали бурю восторга в среде троллей. Любимым занятием последних стало растаскивание ночной порой камней, которые днем укладывали строители. Два негодяя по имени Алунд и Длинная Ветка объявили себя вокально-танцевальным дуэтом и с наслаждением исполняли национальные танцы лесного народа на забросанных дерном накатах землянок, сопровождая действо аккомпанементом собственного пения. Все это, безусловно, затрудняло восстановительные работы, но никто из возрожденцев не терял энергии, так что смысл жизни они, судя по всему, обрели надолго. Трагичнее сложилась судьба рыцарей Ордена Шлема. Они поклялись не изменять своим идеалам и по этой причине отправились в паломничество к землям богини Боанн. По дороге они благополучно сгинули в Гиблой Трясине. Трухлявый пень Шамот был подозреваем в этом преступлении, но старик трясся, роняя пыль и сухой мох, бормотал что-то невнятное и никому не сознавался в содеянном. Выцветшие глазки дряхлого тролля предательски блеснули, когда наседавший на него с вопросами Лоэгайрэ обозвал его "кровавым псом". Однако вопрос о том, действительно ли Шамот выжил из ума, продолжал оставаться открытым. Добавим от себя, что разъяснить древнего тролля не удавалось еще никому за последние двести лет. Из всех паломников чудом уцелела только Раварта, которая потащилась в этот поход за своим мужем. В последний момент ее вытянуло из болота какое-то странное, жутковатое существо, которое доставило полумертвую женщину на сид Ивовый Прут. Будучи натурой пылкой и не до конца испорченной, Раварта с восторгом признала безоговорочное превосходство Фейдельм и осталась на сиде, взвалив на себя всю работу по кухне. Фейдельм с трудом переносила обожание, которое галлонами изливала на нее Раварта, но прогнать не решалась - это было бы слишком жестоко. Верзила Кьетви с остатками своей роты влился в ряды Веселых Стражников, причем бывший капитан возглавил это нелепое воинское соединение. К удивлению своих подчиненных, первым же приказом он отменил ношение касок под страхом личной расправы по морде. Хальдор, немного оттаяв, объявил публично, что отныне он намерен только есть и спать, после чего предался изощренной лени, причем барон-старший активно поддержал в нем это умонастроение. Барон-младший при виде такого коллективного разложения махнул рукой на кровного брата и на своего родителя и ушел в лес, присоединившись к компании троллей-хулиганов, где его встретили с распростертыми объятиями. Среди горожан были, конечно, и те, кто не сумел нигде прижиться. И долго еще после разрушения Светлого Города бродили по Северному Берегу полуодичавшие горожане. Часть их погибла, часть перешла на кочевой образ жизни. Лоэгайрэ, движимый высокими идеями просвещения, пробрался в скудный лагерь светлогородцев, взгромоздился на пень и начал вещать об основных принципах кочевого оленеводства, но был согнан и подвергнут травле, как дикий зверь. После этого, натыкаясь на палатки, сшитые из звериных шкур, лесной народ с недовольным ворчанием отступал, незаметно скрываясь в чаще леса: шутить эти суровые люди не любили. Говорили же об исчезнувшем Городе многое. Например, кое-кто уверял, будто видел в чаще леса невесть откуда взявшийся фонтан. А тролль Длинная Ветка в узком кругу друзей клялся, что посреди Гибельной Трясины стоит роскошный особняк с изображением солнца по всему фасаду. Живет же в том особняке чудовищных размеров женщина с ярко-зелеными глазами и золотыми волосами. И боятся ее якобы все ведьмы и лешаки, а кикиморы так даже трясутся. Да мало ли что еще мог рассказать в узком кругу друзей тролль Длинная Ветка! А нам ясно одно: пора обрывать наше повествование. Невозможно найти конец рассказов о Северном Береге. Ведь у каждого, кто живет здесь, своя история, которая ничуть не хуже остальных. И мы не раз еще, бродя среди валунов и сосен, встретим этих людей: барона и его жену Иннгерд, неутомимого первопроходца Лоэгайрэ и пригретого им мастера Гисли, бестолковых и зловредных троллей, ведьму Махтельт и ее маленькую подружку Альдис, Верзилу Кьетви, мудрую Фейдельм, барона Хельги, который пошел вслед за злом и уничтожил его, и Хальдора из Светлого Города - из города, которого, к счастью, давно уже не существует на свете.