,  тоже.  Ну, теперь, очевидно, и
техник-смотритель в РЭУ будет оповещен.
     Лантхильда в это время стояла,  нагнувшись, и собирала
газеты.  Дядя  Коля еще  раз  оценивающе смерил взглядом ее
крупную фигуру, одобрительно покивал Сигизмунду и удалился.
Напоследок поведал зачем-то, что если что - он сейчас в РЭУ
идет.
     - Хорошо, - сказал Сигизмунд.
     - Претензий нет? - уже с порога спросил дядя Коля.
     - А у Михал Сергеича были?
     - А как же!..
     С   Михал   Сергеичем   Сигизмунд,   видимо,   жил   в
противофазе:  когда тот уже был на работе, Сигизмунд только
выходил из дома.  Если бы не протечка, могли бы и вообще не
встретиться.
     Сигизмунд взял  мешок с  грязными газетами,  упиханный
Лантхильдой,  и  вынес  на  помойку.  Заодно кобель получил
удовольствие -  пробежался с  громким лаем  и  спугнул стаю
ворон.
     Когда  они  вернулись домой,  Лантхильда успела  везде
расставить тазы и  тазики.  Она занималась уборкой,  следуя
какой-то своей,  таинственной, системе, в которой Сигизмунд
не чаял разобраться.  В одних тазиках была беловатая мутная
вода, в других грязноватая. К каждому тазику полагалась для
полоскания своя тряпочка.  Причем Лантхильда не  давала эти
тряпочки выбрасывать - она их сушила и хранила до следующей
уборки.  Таких уборок уже было две, но те были локальными и
почти незаметными. Сегодня же девка развернулась вовсю.
     Сигизмунд вымыл  руки  и  начал все-таки  собираться в
офис. В это время в дверь позвонили.
     Федор.
     - Ты что пришел? - спросил Сигизмунд. - Случилось что?
     - Да нет.  Мимо шел.  Вы же сказали,  что сегодня дома
будете... Не хотел по телефону.
     - Проходи.
     Федор ловко увернулся от  молотка и  ножниц.  Проник в
квартиру. Огляделся. Оценил количество тазов в коридоре.
     - Побелку сегодня делали, - пояснил Сигизмунд.
     - Да уж вижу.
     Федор  расшнуровал свои  сложные  шнурки,  то  и  дело
отвлекаясь   на   отпихивание  любопытной   морды   кобеля.
Прошествовал на кухню.
     Сел. Настороженно посмотрел на Сигизмунда.
     - А эта что... до сих пор у вас живет?
     - Да.
     - А что эти ее не заберут?
     - Они мне ее вроде как подарили.
     Федор диковато посмотрел на Сигизмунда,  но от оценок,
как всегда, воздержался. Приступил к делу.
     - Было так, - начал он.
     - Чаю будешь?
     - Да.  Приехал по адресу.  Коммуналка - в страшном сне
приснится.  Гигантская. Этот, который купил, - видел я его.
Бандит.  Серьезный человек...  Продешевили мы, конечно. Там
работы... До революции - хоромы были! Там в одном месте еще
лепнина сохранилась. И посреди одной комнаты колонна стоит.
Деревянная  такая,  витая,  разрисованная в  разные  цвета.
Потемнело все  уже,  конечно...  Перед самой революцией там
профессор какой-то  жил.  Вроде  как  в  "Собачьем сердце",
такой  же.  Потом его,  естественно,  уплотнили.  Комиссара
вселили.  В  общем,  сейчас там -  представляете?  -  опять
профессор живет.  С женой и дочкой. В маленькой комнатушке,
где прежде кухарку держали.  Потом старуха там живет, дочка
этого  комиссара.  Совсем  из  ума  выжила.  Старухи сейчас
вообще...  А че с них взять? Это раньше было - как старуха,
так смолянка какая-нибудь,  царя видела... А эти-то бабки -
они  же  все пионерки-комсомолки,  комиссарские дочки,  без
Бога выросли...  Чего от  них  ждать?  Заметили,  Сигизмунд
Борисыч? Злющие все такие, неряшливые какие-то... Без света
стареют,  к земле клонятся, темнеют... В общем, старуха эта
клопов развела видимо-невидимо.  И тараканы,  само собой. У
нее все стенки в картинках.  Из "Огонька" - еще старого, из
"Работницы"...   Самое  клопиное  дело.   И  корки  всякие.
Тараканам раздолье. Она в комнате ела, жильцам не доверяла,
все у себя прятала... Жуть! Эх, надо заглотнуть!
     С этими словами Федор влил в себя добрый глоток чаю.
     - Две   комнаты   занимала  сорокалетняя  алкоголичка.
Водила к себе все каких-то мужиков с рынка,  черных этих...
Самых таких люмпенов,  каких у  себя в  роду,  явись они  в
горы,  сразу зарежут за  подлость нрава...  Вот  с  ними...
Блохи,   чесотка,   весь  набор  говна-пирогов...  Как  там
профессор жил -  ума не  приложу.  Этот бандит ему квартиру
купил. Небольшую, но в центре. Хоть на старости лет поживет
по-человечески. Что он, зря такого ума набирался?
     - Слушай, Федор, откуда ты все это знаешь?
     - А  я  с  одним жильцом разговорился.  Они  последние
уезжали.   Мужик  мне  водочки  поставил,  чтоб  не  одному
выпить...  Давай,  говорит,  напоследок, чтоб больше так не
жилось...  Врагу,  говорит,  не пожелаю... И здоровья Захар
Матвеичу -  ну,  бандюге этому...  Ты,  говорит,  Федь,  не
представляешь,  как мы тут жили...  Дети болели. От старухи
да  от  бляди  то  чесотку подхватят,  то  вшей...  Нас  из
детского садика два раза выгоняли.  А ты думаешь,  мы детей
зачем в садик отдавали?  Думаешь, мы работали? Накрылся наш
завод медным тазом,  дома сидели. А детей пристроили - чтоб
хоть дети с  голоду не  померли.  Тогда за  детский сад еще
небольшая плата была, крутились. Два пятьдесят садик стоил.
А  у  кого двое -  те половину платили.  Я  слесарь шестого
разряда - это мужик говорит - а знаешь, на что мы жили? Это
он мне говорит,  а сам чуть не плачет.  Я,  говорит,  денег
одолжу,  кур  накуплю,  жена  потушит  и  вечером  у  метро
продает...  Однажды старуха-комиссарша куру скоммуниздила -
не  знаю,  как не убил старую суку...  Проворовали,  блядь,
страну просрали...  Представляете, говорит, а сам ревет уже
настоящими слезами! Президента, говорит, бы ебалом да в эту
конуру!  Чтоб  посмотрел,  как  народ  живет!..  Ой,  блин,
Сигизмунд Борисович,  как  я  сам  с  этим  мужиком там  не
разревелся...  Уж,  казалось,  навидался говна, ан нет!.. И
тут этот заходит,  Захар Матвеич,  бандюган.  Ну,  по морде
видно, что бандит. А этот мужик, слесарь, вскочил, едва ему
руки не целует,  выплясывает... Водки ему льет. Тот пить не
стал, как не заметил. Все, говорит, у вас готово? Где-то на
Дыбенко  он  им  квартиру купил.  Хоть  Правобережье,  хоть
панельник, а все ж своя...
     Сигизмунд   видел,   что   Федора   просто   распирают
впечатления.
     Тут в дверь позвонили.
     - Блин, кого еще несет?..
     Принесло маляршу. Ту, что помоложе.
     - Кисть забыли, - пояснила она, улыбаясь.
     Прошла  в  комнату,  наследив на  чисто  вымытом полу.
Лантхильда зашипела.  Они  обменялись парой  реплик,  после
чего  дружно  засмеялись.  Затем  малярша удалилась,  успев
кокетливо стрельнуть глазом на Федора.
     Федор слегка приосанился.  И  хотя уже никакой малярши
больше не было,  продолжал говорить,  сидя в  академической
позе - с развернутыми плечами, с гордо вскинутой головой.
     - Ну,  как искал я эту квартиру -  усрешься... Указано
было: квартира сорок семь. - Федор похлопал себя по ладони,
как бы  указывая на лежавшую в  руке бумажку с  адресом.  -
Подхожу.  Дом,  улица - те! Вхожу в подъезд. Квартиры один,
двести два,  пятнадцать и  восемь -  это  на  первом этаже.
Семь, четыре, двести три и девятнадцать - на втором. Третий
этаж  -  одна  квартира -  сто.  Там  коридорная система  и
начинаются квартиры сто один,  сто два и так далее,  до ста
пятнадцати. Хорошо. Вхожу во второй подъезд...
     Обстоятельный рассказ  Федора  был  оборван  звонком в
дверь и громким лаем кобеля. Сигизмунд встал. Федор глотнул
еще чая, поднялся из-за стола и долил себе кипятку.
     Принесло дядю Колю.
     - Были девки-то? Они тут кисть забыли...
     - Были, - сказал Сигизмунд.
     Кобель,  припав на передние лапы, яростно лаял на дядю
Колю.
     - Ишь, веселая собачка, - прищурился дядя Коля. Теперь
от него пахло не только пивом, но еще и портвейном.
     Ушел.
     - Долго   квартиру-то   искал?   -   подсказал  Федору
Сигизмунд,  возвращаясь на кухню. Он хотел избежать слишком
обстоятельного повествования.
     Но сбить бойца Федора было нелегко. Он продолжил точно
с того места, на котором остановился.
     - Захожу,  значит,  во второй подъезд.  Там у  батареи
пьяный лежит.  Уже пустил под себя,  как положено. Я в него
потыкал -  ботинки голландские,  крепкие, и не то выдержат.
Говорю:  "Отец, есть тут квартира сорок семь?" Он стонет...
"Ясно,  -  говорю,  -  без  слов".  Обследовал первый этаж.
Квартира десять,  одиннадцать, двенадцать и сто восемьдесят
один. Так, не то. Поднимаюсь на второй этаж. Там...
     - Короче, Склихософский, - сказал Сигизмунд.
     - А я и говорю, - охотно поддержал начальника Федор.
     Звонок в дверь.
     - Активно  живете,   Сигизмунд  Борисович,  -  заметил
Федор. - Прямо как депутат какой-нибудь. Слуга народа.
     Пришли  из  РЭУ.   Обследовали  произведенный  ремонт.
Подсунули бумажку расписаться, что претензий нет. Сигизмунд
расписался и  предусмотрительно поставил дату.  Между своей
подписью  и  нижней  строчкой  акта  не  оставил  врагу  ни
миллиметра.  Обучен-с. Хотя на практике на этом еще ни разу
не горел.
     Лантхильда возилась  где-то  в  квартире,  то  и  дело
что-то опрокидывая и роняя.
     Когда Сигизмунд в  очередной раз возвратился на кухню,
Федор допивал уже вторую чашку чая. Осторожно спросил:
     - У вас с ней, Сигизмунд Борисович, что - серьезно?
     - Серьезней не бывает, - сказал Сигизмунд.
     - А ее военная база на Шпицбергене?
     - Послала она свою учебку.
     - Она-то  армию послала,  -  сказал предусмотрительный
Федор, - а армия ее?..
     - А  армия прислала вот  такую охрененную бумагу,  где
тоже ее послала без выходного пособия.
     - Вам  видней,  -  сказал Федор.  -  Я  в  эти дела не
мешаюсь.
     - Если  грубые  парни  из  НАТО  придут меня  брать  -
спрячет  меня  твой  отец  Никодим за  алтарем?  -  сострил
Сигизмунд.
     Федор ушел от вопроса. Сменил тему.
     - Боюсь,   влипли  мы  с   этой  квартирой.   Ощущение
нехорошее. Я этому Захар Матвеичу, бандюгану этому, говорю:
"Если по уму делать,  надо и сверху и снизу протравить,  по
всей лестнице. Что толку - мы тут у вас обработаем, а через
месяц все  равно полезут.  Не  сверху,  так  снизу."  А  он
говорит:  "Вы гарантии даете? Вот и работайте по гарантии".
Что-то нехорошее ощущение у меня от него...
     - А чего тут нехорошего? Людей облагодетельствовал...
     - Во-во.
     - Так ты там все сделал?
     - Обработал как полагается,  а что еще... Только точно
говорю - придется по этой гарантии еще побегать.
     - В секонд-хенде был?
     - Да там все нормально. Кланяются вам.
     Тут  на  кухню вошла Лантхильда,  грязная с  головы до
ног. Вежливо поздоровалась с Федором:
     - Драастис...
     - Здрасьте, - мрачно сказал Федор.
     Лантхильда  опустила  голову,  закокетничала.  Ах  ты,
замарашка. Федору глазки строит. В общем-то Федор, конечно,
парень хоть куда. Сигизмунд вдруг обиделся.
     - Лантхильд, хири ут!
     Лантхильда покраснела и ушла.
     - Ну, я пойду, - деликатно сказал Федор.
     Сигизмунд проводил его  до  двери.  Подержал кобеля за
ошейник,  поскольку пес живо интересовался шнурками.  Федор
долго, тщательно одевался. Напоследок Сигизмунд сказал:
     - Не ссы, Федор. На хрен мы НАТО-то нужны.
     - Ну,  бывайте,  Сигизмунд Борисович. Завтра в конторе
ждать?
     - Да.
     Едва за Федором закрылась дверь,  как тут же появилась
Лантхильда. Чумазая и довольная.
     - Сигисмундс, смоотри ходит ик убрат красота доома.

        x x x

     Лантхильда действительно потрудилась на славу. Комната
приобрела свежесть.  Исчезла  бьющая  в  глаза  холостяцкая
захламленность.   Пока  Лантхильда  плескалась  в   ванной,
распевая  во  весь  голос,  Сигизмунд  перетащил  назад  на
обычное место компьютер и телевизор. Спальник отправился на
антресоли. "Смутный период" закончился.
     Лантхильда выбралась из ванной спустя час.  Благоухала
шампунями.   Разрумянилась,  разопрела.  С  тяжким  вздохом
плюхнулась на диван.
     Она была в сигизмундовом махровом халате до пят.
     - Устала? - спросил Сигизмунд. - Хочешь яблочко?
     У  него сохранилась привычка после бани кушать яблочко
- одна из немногих, оставшихся с детства.
     Лантхильда  резко  повернулась на  голос  и  хлестнула
Сигизмунда мокрыми волосами по лицу.  Он поймал ее за косы.
Потемневшие от воды, они были очень тяжелыми.
     Сигизмунд взвесил их на ладони.
     - Давай   все-таки   высушим  волосы,   -   сказал  он
Латхильде. - Простудишься.
     - Хаздьос...  Во-ло-сьи висуцим -  оой...  - протянула
Лантхильда, отбирая у Сигизмунда свою косу.
     - Ничего "ой", потерпишь, - сказал Сигизмунд.
     Сходил  за  феном.  Лантхильда сидела  на  диване и  с
опаской  следила за  ним.  Более  догадливый кобель  загодя
уполз под диван. Только хвост остался.
     Когда  Сигизмунд включил  фен,  пес  поспешно  заскреб
лапами под диваном,  пряча в  убежище и  хвост.  Лантхильда
съежилась. Не одобряла она фена. Не одобряла и боялась.
     - Ничего, ничего, - приговаривал Сигизмунд, водя феном
над ее волосами.
     - Ницего?  Ницего?  Оой... Суцим? Оой... - постанывала
Лантхильда.
     - Не суцим, а сушим. Су-шим. Скажи: "ш".
     Лантхильда свистела, свиристела. Видно было, что очень
старается.
     - Умница ты наша, умница, - ворковал Сигизмунд и вдруг
ни  с  того ни  с  сего завел прилипчивую песенку,  которую
давным-давно слышал в "Сайгоне":  -  У Кота-Воркота наркота
была крута...
     Песенка  понравилась  Лантхильде  отсутствием шипящих.
Она принялась подпевать, сперва копируя слова бессмысленно,
как птичка, потом с некоторым пониманием.
     - Кот - это Мьюки, - пояснял Сигизмунд охотно (а фен в
его  руке  устрашающе выл).  -  Воркот -  это  имя.  Ик  им
Сигисмундс, мьюки ист Воркот. Кот-воркот.
     - Ворркот, - вкусно рокотала Лантхильда.
     Кобель, внезапно ожив, сделал резкий рывок под диваном
и забился еще глубже.
     - Наркотаа - ист?..
     - Наркота ист плохо.  Наркота ист срэхва. Причем такая
срэхва, что не приведи Господи...
     - Мьюки мис срэхва... Йаа...
     - Крута -  хорошая срэхва...  То есть, ну такая сраная
срэхва, что зашибись!
     - Все... плоохо... у мьюки...
     Лантхильда развеселилась.
     - Да, но кот-то дурак, двалс, он-то думает, что у него
все хорошо, понимаешь?
     Вникнув  в  содержание  песенки,  Лантхильда принялась
распевать ее  с  удвоенным энтузиазмом.  После каждого раза
она заливалась хохотом.  Когда Лантхильда исполнила песенку
в пятнадцатый раз, Сигизмунд выключил фен.
     Волосы у нее уже подсохли, но еще оставались влажными.
Хоть не  мокрые -  и  то  хорошо.  Такие волосы просушить -
рехнуться можно.
     Сигизмунд протянул ей фен.
     - Хочешь попробовать?
     Лантхильда отстранилась. Покачала головой.
     - Нет, - подсказал Сигизмунд.
     - Неет...
     - Боишься? Охта?
     - Нии. Нии боисса...
     - Неправильно. "Боюсь". Скажи: "боюсь".
     - Баус.
     - Маус, маус, во ист дайн хаус?
     С  этой  малоосмысленной репликой Сигизмунд унес  фен.
Как  только  опасность  миновала,  кобель  выбрался  из-под
дивана и завилял хвостом.
     Лантхильда сидела на диване с ногами, обхватив себя за
колени,  покачивалась из стороны в  сторону и  шипела,  как
змея:
     - С-с... с-с...
     - Ш-ш... - подсказал Сигизмунд. - Это же очень просто.
     - С-с, - упорно выдавала Лантхильда.
     Сигизмунд  осознавал,   что   даже  под  дулом  нагана
озверевшего украинского националиста ни один москаль не мог
выговорить слово  "поляниця" так,  чтобы это  удовлетворило
придирчивого хохла.
     - С-с, - трудилась Лантхильда.
     - Скажи: "шуба".
     Лантхильда    помолчала.    Напряглась.    Покраснела,
вытаращила глаза и вдруг выпалила яростным голосом:
     - Ш-шуба!
     - Ура! - закричал Сигизмунд. - Скажи: "шарф"!
     - Ш-шарф!
     - Скажи "поляниця", - потребовал Сигизмунд.
     Она произнесла это слово с неожиданной лихостью. Стало
понятно,   что   Сигизмунда   как   чистокровного   москаля
бендеровец бы  шлепнул не  задумываясь,  а  вот  Лантхильду
наверняка помиловал.  И  сала бы дал.  И  горилки бы налил.
Абыдно, слюшай...

        x x x

     - Пора     освежить    в     памяти    избирателя    и
налогоплательщика светлый  образ  фирмы  "Морена",  которая
живет, борется и побеждает.
     Так  патетически начал  Сигизмунд краткое  совещание с
трудовым коллективом. Точнее, со Светкой.
     Светка легла  грудью на  стол  и  попросила начальство
уточнить, в какие именно органы оно желает дать рекламу.
     - Не рекламу,  Света, а бесплатные объявления. Рекламу
пусть, этта, враги наши печатают. Йаа...
     "Морена",  как  и  множество  других  мелких  рыбешек,
традиционно давала  объявления в  газеты группы "Из  рук  в
руки" и в "Рекламу-шанс".
     - А не начать ли нам действовать шире,  масштабней,  -
раздухарился Сигизмунд.  У  него  было  хорошее настроение.
Заговорила  Лантхильда  по-русски,   заговорила!   -  А  не
увековечиться ли нам в "Желтых страницах", а?
     - Там же дорого, - усомнилась Светочка.
     - Мы   не  будем  давать  рекламу.   Дадим  бесплатную
информацию.
     Светочка  полезла  за  справочником.   Справочник  был
гигантский, желтый, с множеством нарядной цветной рекламы и
чудовищно неудобный в  пользовании.  Он был куплен на волне
энтузиазма,  после чего положен на полку. Когда требовалось
куда-то   позвонить,   брали  старый,   весь   исчирканный,
справочник ПТС, либо незатейливо набирали 09.
     - Ой,  а  это не "Желтые страницы".  Это "Петербург На
Столе-95".
     - Какая разница...  Поищи,  там  должен быть  купон на
размещение бесплатной информации.
     Светочка  перелистала  справочник.   Из   него  выпала
жеваная белая бумажка.
     Светочка  наклонилась,   подняла   бумажку,   радостно
ойкнула.
     - Ой,  это та  самая,  гербалайфная!  Я  еще вчера вам
говорила, а вы не верили!
     - Дай-ка.
     Сигизмунд взял бумажку в  руки.  Пока Светочка листала
справочник, прочел:
     "ВНИМАНИЕ!  МЫ В  ПРЯМОМ ЭФИРЕ!  Вы имеете честь стать
участником  события,   которое  войдет  в  историю  России.
Впервые   в   Санкт-Петербурге   крупнейший   международный
телемост,  который  соединит 80  городов Европы,  Америки и
Австралии.  150 000 человек в  открытом телеэфире празднуют
официальное  открытие  компании  HERBALIFE  INTERNATIONAL в
РОССИИ!!!   Суббота,   22  апреля,  начало  в  20.00,  вход
бесплатный"...
     - Я  же  рассказывала,   -  не  отрываясь  от  страниц
справочника,  говорила Светочка, довольная тем, что нашлось
вещественное доказательство.  - Прямо на православную Пасху
и забабахали.  Тут свечи,  колокол,  крестный ход, "Христос
воскресе  из  мертвых",   а  напротив,  нос  в  нос  -  эти
гербалайфщики себя  накачивают:  ура,  ура,  добрый дядя из
Америки привез нам мешок целебной травы...
     - У Кота-Воркота наркота была крута,  -  скороговоркой
проговорил Сигизмунд.  -  Дела-а...  - Он брезгливо отложил
бумажку.
     - Нашла.  - Светочка аккуратно вырезала купон длинными
ножницами.
     Сигизмунд   снял   трубку,   взял   купон   и   набрал
напечатанный там номер телефона.
     - "Петербург  На  Столе",  добрый  день,  -  отозвался
приятный женский голос.
     - Я хотел бы разместить информацию о нашей фирме.
     - Минуточку, переключаю.
     В  трубке дважды пискнуло.  Другой женский голос,  еще
более приятный,  произнес ту же сакральную фразу. Сигизмунд
в ответ - бах! - свою сакральную фразу.
     - Вы можете прислать нам купон,  -  предложил приятный
голос,  -  а можете просто продиктовать...  Одну минутку, я
открою базу...
     - Вы прямо в базу будете набивать?
     - Конечно.
     Сигизмунд продиктовал название фирмы, номер телефона.
     - Будьте добры,  уточните,  пожалуйста,  профиль вашей
деятельности. Это для рубрики в "желтых страницах".
     - А разве это не "Петербург На Столе"?
     Девушка  в  телефоне засмеялась.  У  нее  был  веселый
взрывной смех.
     - Наш  справочник состоит из  двух  разделов -  "белые
страницы" и  "желтые страницы".  В  "белых страницах" фирмы
размещаются  по  алфавиту,  в  "желтых"  -  по  профилю  их
деятельности.
     Сигизмунд замялся.
     - Ну...   все  для  животных.  Корма,  поилки,  миски,
дог-хаусы - возможно...
     - Что? - изумилась девушка в телефоне.
     - Конуры для псов, если точнее.
     Девушка заржала. Ну и смех, подумал Сигизмунд, небось,
в офисе у них все перегородки прошибает.
     - Вы  их  под ключ возводите?  -  спросила девушка.  -
Нет-нет, это я так... Записываю... Конуры...
     - Травим насекомых, - продолжал Сигизмунд.
     На этот раз ему пришлось отвести трубку от уха,  чтобы
не оглохнуть.
     - Извините, - сказала девушка.
     - Да нет, ничего. Мне даже приятно.
     - Так в какую рубрику вас поместить?
     - А  можно  в  две  -  уничтожение бытовых насекомых и
зоотовары?
     - К сожалению,  нет.  Только в одну.  Выбирайте, какая
вам дороже.
     - Светка, что нам дороже - зоотовары или травля?
     - Вам видней.
     - Я тебя как бухгалтера спрашиваю.
     - Травля.
     - Бухгалтер говорит  -  травля  нам  дороже.  Скажите,
девушка, а сколько у вас стоит реклама?
     - Я  могу  передать ваши  данные  агенту.  Он  с  вами
созвонится, придет в удобное для вас время...
     - Да нет, не надо. Спасибо.
     - До свидания.  Благодарим вас за то, что обратились к
нам,  -  произнесла смешливая девушка еще  одну  сакральную
фразу.
     Фирма  Сигизмунду  понравилась.   Здесь  разговаривали
вежливо  и  в  то  же  время  душевно.  Настроение  у  него
поднялось еще больше.
     - Ну,  и  зачем нам  это  нужно?  -  спросила Светочка
кисло.
     - Понятия не  имею,  -  отозвался Сигизмунд.  -  Пусть
будет...

        x x x

     Лантхильда встретила Сигизмунда сияющая. В доме вкусно
пахло выпечкой. Духовку освоила, смотри ты.
     Изделие Лантхильды было чем-то  средним между хлебом и
пирогом. Пирог по форме, хлеб по содержанию.
     - Хлиифс, - объяснила Лантхильда.
     - Хлеб, Лантхильда, хлеб.
     Она махнула рукой:  мол, какая разница, лишь бы вкусно
было.
     "Хлиифс"  действительно  оказался  вкусным,   так  что
Сигизмунд,    умяв   с   молоком   полкаравая,   пришел   в
окончательное благодушие.
     - Рассказывай, красавица, чем тут без меня занималась?
     - Ле-жала, - честно сообщила Лантхильда.
     Сигизмунд заржал.
     - А еще?
     - Си-дела...
     Сигизмунд погладил ее по волосам.
     - Умница ты моя...
     Впрочем,  оказалось, что Лантхильда не только лежала и
сидела.  Она еще приобщалась к искусству.  Сигизмунд увидел
несколько альбомов,  снятых  ею  с  полки.  Удивил выбор  -
"Графика XX века", "Руанский Музей Изящных Искусств".
     Лантхильда быстро,  возбужденно заговорила,  выхватила
"Руанский Музей"  и  раскрыла  его  на  одной  картине.  Ни
античное  наследие,  ни  изыски  академистов Лантхильду  не
увлекли.  Ее  внимание всецело  было  захвачено мрачноватым
полотном  какого-то   не   известного  Сигизмунду  Эвариста
Люминэ. Если имя художника он с грехом пополам разобрал, то
название картины,  написанное,  естественно, по-французски,
осталось  для  Сигизмунда  такой  же  тайной,   как  и  для
Лантхильды.
     Картина была завораживающе созвучна музыке Вагнера. По
полноводной,   подернутой   предрассветным   туманом   реке
медленно плыл плот. На плоту на бурых подушках из мешковины
покоились бок  о  бок двое мертвецов.  Они были завернуты в
саван  и  закрыты богато расшитым покрывалом,  но  лица  их
оставались открыты.  Мертвые  глаза  спокойно  вглядывались
вдаль. В ногах у них горела свеча. В поставце стояла икона,
увитая розами. От картины веяло жутью и покоем.
     Лантхильда долго, вдохновенно говорила об этой картине
- объясняла.  Русских слов ей  катастрофически не  хватало.
Вместе с  тем  Сигизмунд видел,  что  произведение Эвариста
Люминэ оставило глубокий след в ее душе.  Картина и вправду
была хороша. Может быть, немножко чересчур красива.
     Наконец, Сигизмунд сообразил, что Лантхильда давно и с
жаром его о чем-то спрашивает.  Он не понимал, о чем. Тогда
она прибегла к испытанному средству - к пантомиме. (Хорошо,
Аська не видит. И ее придурок-реж - тоже.)
     Лантхильда бойко  соскользнула с  дивана,  улеглась на
полу,  вытянув руки вдоль туловища,  и  застыла,  изображая
мертвеца.  При  ее  довольно-таки  костистом лице и  слабой
мимике изображение вышло устрашающе удачным.  Она  закатила
глаза,  слегка приоткрыла рот,  поблескивая зубами.  И даже
дышать перестала.
     Сигизмунда   неожиданно   охватил   панический  страх.
Сигизмунд-разумный  понимал,   конечно,   что   это  только
пантомима.   Но  Сигизмунд-спятивший  мгновенно  поверил  в
лантхильдину смерть и пришел в ужас.
     Он бросился к Лантхильде,  схватил ее за плечи и начал
трясти.
     - Никогда больше так не делай, поняла? Никогда!
     Она открыла глаза и заржала, страшно довольная.
     Потом  вдруг  сделалась серьезной,  снова  пересела на
диван и заговорила, показывая то на мертвецов с картины, то
на Сигизмунда.
     Он хлопнул ее по руке.
     - И так не делай.
     Она поглядела на него как на глупого.
     - Даудс ин ватам?.. Даудс... в вода?
     До Сигизмунда медленно дошло.
     - Куда мы мертвецов деваем?
     Взял бумажку, нарисовал могилку с крестиком. Ворону на
крестик посадил.
     Лантхильда потыкала в крестик.
     - Галга? Паттамутто?
     - Во-первых,  не паттамутто,  а почему.  Во-вторых, не
галка, а ворона... Это крест.
     - Галга - креест. Дай!
     Она   взяла  карандаш.   Нарисовала  еще  один  крест.
Постучала по нему.
     - Галга. По-цему?
     Сигизмунд подумал-подумал.  Похоже,  за две тысячи лет
Благая  Весть  до  девкиного  таежного  тупика  так  и   не
докатилась. А может, как докатилась, так и откатилась.
     - Надо, - кратко объяснил Сигизмунд.
     - Наадо, - начала Лантхильда, - наадо...
     Она  взяла  карандаш  и  быстро,  уверенно  нарисовала
спеленутый труп,  уложенный  на  кучу  хвороста  и  объятый
пламенем.    Сигизмунд    поразился    выразительности    и
лаконичности ее  рисунка -  уже  в  который раз.  Она стала
значительно лучше  рисовать.  Кроме того  в  ее  рисунках в
последнее   время    появились   отчаянно-смелые   ракурсы.
Сигизмунд  поглядел  на  альбом  "Графика  ХХ  века"  -   в
творчестве  Лантхильды все  явственнее проглядывало сильное
влияние Пикассо.
     - Сжигаете,  значит?  - Он подумал еще немного. - И мы
сжигаем. Йаа.
     Он  взял "Графику".  Альбом сам раскрылся на  Пикассо.
Лантхильда мельком глянула на страницу, улыбнулась.
     - Ита  годс.   -   Помедлила.   Перевернула  несколько
страниц,  попала на Кокто.  -  Йах ита годс ист.  Йах...  -
Модильяни  тоже   заслужил  оценки  "годс".   С   некоторым
сомнением - Лорка. И без всяких сомнений - Мунк.
     Сигизмунд оценил вкусы Лантхильды. Губа не дура.
     - Губа не дура, - произнес он вслух.
     - Гу-ба не ду-ура?
     - Губа... - начал Сигизмунд, опрокидывая ее на диван и
валясь рядом. Альбомы упали на пол. - Губа у нас вот...
     Лантхильда хихикнула и обвила его шею руками.
     - А  не  дура,  -  продолжал Сигизмунд,  прижимая ее к
себе, - вот она...
     - Недура у Воркотаа йест, - не очень кстати отозвалась
Лантхильда. - Оой...

        x x x

     Дом, где находилась фирма "Морена", имел еще несколько
флигелей, которые образовывали проходные дворы-колодцы. Все
первые этажи в  этих домах обсели небольшие фирмы под стать
"Морене".  Одни  фирмы закрывались или  переезжали,  на  их
место вселялись новые.  С некоторыми соседями Сигизмунд был
знаком, здоровался, встречаясь во дворе.
     Наиболее  близкими  были  фитоцентр  "Окей"  и   фирма
"Рио-Гранде", специализирующаяся на недвижимости.
     Вездесущий боец Федор знал, разумеется, всех.
     Сейчас  навстречу  Сигизмунду пылила  по  снегу  шубой
знакомая   дама   -   генеральный  директор   "Рио-Гранде".
Руководимая ею  фирма  маломощно барахталась в  мутном мире
риэлтерского бизнеса.  Как-то  раз,  когда  "Морена" только
въехала в этот офис,  недвижимая дама заходила к Сигизмунду
- ей  надо  было срочно отправить факс.  Свой сломался,  не
помогут ли соседи... Отчего же не помочь - помогли.
     Дама  Сигизмунду нравилась.  Была не  столько красива,
сколько  эффектна.   Носила   невыносимое  мини,   открывая
красивые ноги в  тяжелых,  почти армейских ботинках -  мода
странная и  неожиданно женственная.  На  властном носу дамы
при ее стремительном движении по двору подпрыгивали очки.
     Поздоровались.   Посетовали  на  перепады  давления  и
вообще на  погоду.  Потом  дама  между прочим осведомилась,
нельзя   ли   ненадолго   одолжиться  в   "Морене"   лишним
огнетушителем.
     - А что?
     Дама кивнула в сторону окон фитоцентра.
     - Коротнуло у них там вчера вечером. Проводка.
     Из дальнейшего рассказа дамы выяснилось следующее.
     В  фитоцентре  сгорел  стол.   По  счастью,   основное
содержимое ящиков стола представляли различные травы. Травы
тлели,  смердя,  и растревожили жильцов второго этажа.  Так
что сигнал тревоги пошел сразу по  двум каналам:  сработала
сигнализация и  начали звонить обеспокоенные жильцы.  Дверь
пришлось взламывать.
     Теперь  предстояло  ждать  визита  пожарной  охраны  и
"Рио-Гранде", и "Морене".
     - Спасибо за предупреждение,  -  сказал Сигизмунд. Оба
генеральных директора,  озаботясь, стремительно разбежались
по своим офисам.
     - Федор! - с порога позвал Сигизмунд.
     Светочка подняла голову.
     - Здравствуйте,   Сигизмунд  Борисович.   Как  от  вас
морозцем-то тянет!..
     - Где Федор? Опять шляется?
     - Да здесь он, в туалет вышел.
     - Так,  -  распорядился Сигизмунд.  -  Свет  погасить,
дверей не  открывать,  к  телефону не подходить.  Нас здесь
нет... Огнетушитель, нужен огнетушитель. Срочно...
     В  комнату  упругой  боксерской  походкой  вошел  боец
Федор.
     - Насчет пожарца, Сигизмунд Борисович, обеспокоены?
     - А ты откуда знаешь?
     - А я там был уже с утра,  в фитоцентре.  Да у них там
особенно ничего и не погорело. Навоняло больше.
     - Федор, нужен огнетушитель. Срочно.
     - Ясно,   что  нужен.  Вас  дожидаюсь.  Все  схвачено,
Сигизмунд Борисыч, все пучечком. Вы на колесах?
     - На "кислоте",  -  сострил Сигизмунд. Он почувствовал
облегчение.  - Почему не приняты меры маскировки? Инспекция
в любой момент может нагрянуть.
     Федор подтянулся.
     - Значит,  так.  Докладываю,  товарищ командир.  Я как
пришел,  сразу в пожарку звякнул. У меня там дружок. Вместе
в  баню ходим.  Дадут они  нам  два огнетушителя на  сутки,
только съездить надо да забрать, а потом отвезти.
     - Молодец!  -  Сигизмунд облегченно вздохнул. - Жить -
значит бороться. Теперь коньяк.
     Пересчитал деньги. Пятьдесят с мелочью.
     Федор кашлянул.
     - Только не  коньяк надо брать,  Сигизмунд Борисыч,  а
бренди.  Солидные люди сейчас коньяк не покупают.  То что у
нас  сейчас продается за  коньяк -  это же  бренди.  Только
плохой.
     - Слушай, Федор. И откуда ты все знаешь?
     - От  информации,  Сигизмунд  Борисыч,  часто  зависит
жизнь бойца. В минувшем году, каждый четвертый труп умер от
перепоя.  Статистика,  блин.  Армения в лучшие годы столько
коньяка не экспортировала, сколько у нас продается. Так-то.
     - Хватит,    рассуждать.   Бренди   так   бренди.   От
оперативности  тоже  жизнь  бойца  зависит.   -   Сигизмунд
повернулся к Светке.  - В общем, Свет, сидишь тихо-тихо как
мышка.

        x x x

     Через  сорок минут огнетушитель был  доставлен.  Федор
выскочил,   лихо  хлопнув  дверцей.  Вытащил  из  багажника
огнетушитель.  Сноровисто  пробежал  в  "Морену".  Операция
носила почти военный характер.  Федор был на высоте и  явно
красовался.
     По дороге был приобретен с греческим бренди в коробке.
Бренди продавался,  разумеется,  за коньяк, но тем не менее
это был бренди.  Но  Федор уверял,  что от этой бутылки еще
никто не умер.  Не ядовитый.  Бойцу сообщила об этом газета
"Экспертиза".   Федор,   будучи   типичным   представителем
общества потребления, тщательно изучал эту газету.
     Вроде,  экипировались.  Федор  извлек  из  запаски (он
именовал это помещение "кондейкой") красный щит с топором и
багром  -   наследие  былых  времен.  Обычно  щит  стыдливо
прятали,  дабы  не  уродовать  помещение  и  не  отпугивать
клиентов. Щит придавал помещению неистребимо советский вид.
При виде этого щита хотелось снова вступить в пионеры.
     Теперь же входящий в  "Морену" первым делом видел щит.
Он висел в конце коридора,  возле туалета. Огнетушитель был
установлен у самой двери.
     Входишь -  глаз падает на щит. Поворачиваешься закрыть
дверь - и ударяешься локтем о могучий огнетушитель. Вопросы
есть? Вопросов нет.
     Покончив с этим, Федор деловито спросил Сигизмунда:
     - А с субарендаторами что делать будем?
     - Скажи им. Пусть сами думают.
     Федор постучал в запертую дверь. Там не отвечали.
     - Ну что?
     - Вроде, нет там никого...
     - Да и хрен с ними.
     Проверка явилась после  обеда.  Вошла зачуханная тетя.
Дальше  все  покатило  по   наезженному  сценарию.   Щит  и
огнетушитель услужливо бросились тете в  глаза.  Тетя сразу
отметила,  что обшивка рабочих помещений не  соответствует.
Сигизмунд и  сам  знал,  что не  соответствует.  Для того и
закупался бренди.
     В принципе,  клятая деревянная обшивка была постоянным
ключевым   моментом  пожарных  проверок.   Ее   требовалось
сменить.
     Постучав  авторучкой по  обшивке,  тетя  спросила,  за
какой стол лучше сесть.  Ей  отодвинули стул.  Она уселась,
вынула бумаги, разложилась. Начала составлять акт.
     Мурлыча и сочась елеем, Сигизмунд завел сладкие речи о
том,  какой дружный коллектив собрался под крышей "Морены".
И  как  этот  дружный коллектив хочет выказать свою приязнь
данной тете.  Воплощением же этой приязни,  так сказать,  в
материальной оболочке... Словом...
     Перед тетей на  столе деликатно стукнула упакованная в
коробку длинная бутылка бренди...
     Тетя   последовательно  посмотрела  на   бутылку,   на
Сигизмунда,   на  обшивку.  Подумала  немного.  Потом  была
порождена  бумага.   В   соответствии  с  бумагой  пожарная
инспекция предлагала,  а  фирма "Морена" охотно соглашалась
произвести замену обшивки в соответствии с нормами пожарной
безопасности. Что было скреплено подписями высоких сторон.
     Срок замены обшивки не был определен. Он был определен
как "приемлемый": "в приемлемые сроки".
     После   этого   тетю   с   ритуальными   поклонами   и
приплясываниями проводили к выходу.  Федор открыл перед ней
дверь.  Потом  деликатно  притворил  и  показал  Сигизмунду
большой палец.
     Акт отправился в архивную папку. К своим собратьям.

        x x x

     Из  офиса Сигизмунд вышел поздно,  но поехал не домой.
Рано  еще  домой  ехать.   Денег  оставалось  шесть  тысяч.
Благородство  -   это,   конечно,  хорошо.  Все  правильно.
Начальник и  должен брать огонь на себя.  Капитан последним
покидает...  Теперь главное подобрать слова.  Но подходящие
слова приходили на  ум  только по  отношению к  фитоцентру,
устроившему пожар. Для другого слов просто не находилось.
     Пользуясь тем,  что  в  машине больше никого не  было,
Сигизмунд  произнес  вслух  все  те   слова,   которые  ему
хотелось.  Злобно рычал, ворчал, гримасничал, мысленно рвал
на части - словом, вел себя преувеличенно.
     А  дома,  между прочим,  шаром покати.  Девкины запасы
иссякали.  И  денег нет.  И  занять не у кого.  Вообще этот
Новый  Год  оказался  каким-то  чересчур разорительным.  До
получки еще почти десять дней...
     Стоп. Десять дней... А Рождество у нас когда было?
     Рождество у нас было седьмого.  Сегодня пятнадцатое...
О Господи! Тетю Аню с днем рождения не поздравил. Восьмого.
А сегодня пятнадцатое. И звонить уже поздно.
     Забыл.  И не объяснить же -  не поверят.  "Тетя Аня! Я
забыл,  что у вас день рождения.  Вот.  Хочу поздравить.  С
чем? Да нет, не с тем, что забыл. С днем рождения, конечно.
Ну почему же.  Вовсе нет.  Вы для меня кое-что значите.  То
есть,   я  хочу  сказать..."  Бряк.   Трубка  вешается.   И
правильно.
     Нет,  не так.  "Дорогая тетя Аня,  поздравляю вас с...
Как   -    какое   число?   Восьмое,   конечно...   Как   -
пятнадцатое?.."
     Не поверит.
     Впереди черной клубящейся массой показалась трамвайная
остановка. Народу скопилось - видимо-невидимо. Издалека - а
тем более с высоты птичьего полета - похоже на роение пчел.
     Сигизмунд сбросил скорость.  Поехал нарочито медленно.
Потасканная "единичка" разве что бедрами не вихляла.
     Увы. Все на остановке стояли такие же нищие, угрюмые и
озлобленные.
     Сигизмунд дал газ и  повернул в  сторону "Балтийской".
Там сейчас хор-рошие перебои с транспортом.
     У "Балтийской" (в просторечии -  у "Болта") сели сразу
трое.   Один  здоровенный,   в  кожаной  куртке,  с  бритым
затылком, но не "бык" - работяга. Второй сухощавый и на вид
двужильный.  От  обоих сладко и  крепко несло пивом.  Между
ними висел третий, лыка не вязавший.
     Сигизмунд остановился.
     - На   Кантемировскую,   шеф,   отвези?   -   попросил
сухощавый.
     Сигизмунд с сомнением оглядел пьяненького.
     - Салон не облюет?
     - Не,  он жадный.  В себе держит, - хохотнул крепыш. -
Ни разу не упустил.
     - Ладно, грузите.
     Мужички закинули пьяненького.  Крепыш сел сзади, рядом
с   товарищем,   сухощавый  деловито   устроился  рядом   с
Сигизмундом. Откуда-то в его руке появилась початая бутылка
"Балтики".
     - Хошь? - сунул он Сигизмунду.
     Тот мельком глянул.
     - За рулем.
     - Как хошь.
     Хлопнула дверца.
     - Пристегнись, - мельком сказал Сигизмунд.
     Сухощавый  пристегнулся.  Прильнул  к  бутылке.  Вдруг
пьяненький за спиной у Сигизмунда ожил.
     - Мужики! - возопил он. - Куда едем?
     - Сиди! - крикнул крепыш. - На работу едем.
     - К-куда? - искренне испугался пьяный.
     - На восьмой причал, куда.
     - Не-ет, точно? На п-причал? А почему...
     - Смена началась. Опоздали, к тому же.
     - Какая смена, мужики? Выходные же завтра...
     - Ты  че,  не проспался?  Утро сейчас,  видишь?  Скоро
рассветет. В первую смену нам...
     Докеры.  Едут  с  последней  смены,  перед  выходными.
Шуткуют.
     Пьяный их  собрат разволновался почти  до  слез.  Стал
дверцу дергать,  просить,  чтобы  выпустили.  Не  хотел  на
восьмой причал. Сухогруз там какой-то его страшил.
     - Мужики! Вы че, правда?
     - Сиди  спокойно,  парень.  Завтра суббота,  -  сказал
Сигизмунд, не оборачиваясь.
     В зеркальце он увидел укоризенный взгляд крепыша.
     Сухощавый хмыкнул.
     - Кайф парню поломал.
     - Как в порту дела? - спросил Сигизмунд.
     - Платят...
     - Повысили тариф?
     - С Нового Года.
     - Хорошо живете.
     - Есть  порт  -  есть  Петербург.  Нет  порта -  город
задыхается... Известное дело.
     - А вы же, вроде, разорились, обанкротились или как?..
     - Это,  друг,  Пароходство обанкротилось.  Не фиг было
крутых  из  себя  корчить.   А  нам  ихнее  банкротство  по
барабану...  Хотя по акциям в том году не выплатили, все на
развитие производства пустили...
     Мужики заговорили между собой.  Закурили исключительно
едкие папироски. Отдыхать ехали.
     На  Кантемировской сгрузили пьяного.  Сухощавый ждал в
машине,   крепыш  потащил  пьяного  в  подъезд.   Сухощавый
проводил его глазами. Попросил Сигизмунда подождать:
     - Сейчас выйдет...
     - Его куда везти?
     - На Мужества.
     - А тебя куда?
     - Меня еще дальше. На Вавиловых.
     Сигизмунд выразительно замолчал. Сухощавый усмехнулся,
но ничего не сказал.
     Сигизмунд включил радио,  чтобы не так просто молчать.
Замурлыкало "Радио Модерн".
     Крепыш выскочил из подъезда,  хлопнув за собой дверью.
Поехали.
     Город  проплывал мимо.  Бултыхалась музыка.  Сигизмунд
время  от  времени искоса  поглядывал на  сухощавого -  тот
опять  курил  -   на  его  спокойное,  расслабленное  лицо.
Нравился ему этот сухощавый.  Вкалывает до  седьмого пота и
зарабатывает неплохо.  Один из немногих счастливцев в  наше
время.
     Поймал себя на  том,  что думает о  Лантхильде.  Вдруг
остро  захотелось,  чтобы  она  сидела рядом  в  машине,  с
радостным любопытством смотрела на  дома,  на вечерний снег
под фонарями. Чтобы тараторила на своем непонятном наречии,
втолковывала что-то.
     Ждет, небось, его дома...
     Прощаясь с  Сигизмундом,  сухощавый отсчитал ему шесть
десяток.   Усмехнулся  и  пошел  через  сугробы  к  высоким
точечным домам, за линию электропередач.
     Сигизмунд   убрал   деньги   в   карман.    Поехал   к
"Академической".  Оттуда  повез  к  "Черной речке" какую-то
вздорную,  пахнущую духами  бабенку.  Та  что-то  объясняла
насчет того,  что опаздывает, смеялась, выставляла колени в
тонких колготках.
     Покружил вокруг "Черной речки".  Подцепил растерянного
негра.  Смешно выглядят негры в  зимних шапочках и  шарфах.
Негр сел и потребовал "бар".
     - Какой вам бар? - спросил Сигизмунд.
     Негр пожал плечами.
     - "Доминик", "Джой", "Пирамид"...
     Сигизмунд выбрал "Джой".  Это  было ближе всего к  его
дому.  "Пирамида", впрочем, тоже, но там дороже - Сигизмунд
заботился о клиенте.
     Клиент сунул  пять  долларов.  Русских денег не  имел.
Ладно, сойдет и пять долларов.
     Пожелал  негру  хорошо  провести  вечер  и,   наконец,
остался один. Заработал сто тысяч. Минус бензин.
     Заехал в  "24 часа",  взял пельменей,  хлеба и яблок -
Лантхильде.  Голодная,  небось, сидит. В доме действительно
шаром покати.
     Поставил машину  в  гараж.  Привычно бросил  взгляд на
свои  окна  -  горели  все  четыре окна.  Надо  втык  девке
сделать. Пусть электричество бережет. Развела иллюминацию.
     Но  отругать Лантхильду ему не  удалось.  Она вылетела
навстречу такая сияющая,  что Сигизмунд как открыл рот, так
сразу и закрыл. Вручил ей покупки и повел кобеля гулять.
     К  его  возвращению пельмени были  готовы.  Лантхильда
довольно быстро  освоила  приготовление полуфабрикатов и  с
легкостью  перешла  на  них.   Сигизмунд,   умываясь  после
тяжелого дня, глядел на себя в зеркало и думал горделиво:
     1) пожарную инспекцию отбил;
     2) денег на еду заработал;
     3) золото в шкафу висит;
     4) Лантхильда пельмени наварила -
     что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?
     Что нужно? Вечерком бы еще покататься по городу нужно.
Блядей от  того же  "Джоя" поразвозить.  Часа так в  четыре
утра... И завтра тоже. Потому что до получки десять дней.

        x x x

     Но  подзаработать сегодня ночью ему так и  не удалось.
Напрасно Сигизмунд объяснял Лантхильде,  что должен уйти из
дома,  что  у  него  бизнес (это слово она  понимала).  Зря
потратил время,  рисуя будильник со стрелками на пяти утра.
Потому  что  подойдя к  гаражу,  увидел ненавистный "форд".
Когда он  успел подъехать?  Чей  это  вообще "форд",  какой
суки?  Сыто  посверкивая  под  фонарями  лоснящимся  черным
боком,  "фордяра" на  этот раз загораживал выезд из  гаража
полностью.
     Чтоб им всем пусто было! Сигизмунд пнул колесо "форда"
и тут же опасливо оглянулся,  ожидая визга сигнализации. Но
"форд" презрительно промолчал. А может, он и сигнализирует.
Прямо в квартиру этой суке.  Небось,  давится сейчас чаем и
выскакивает из дома...
     Сигизмунду почти  захотелось увидеть  владельца наглой
тачки.  Скандал устроить,  в  морду дать,  а  еще  вернее -
получить.  Или  нет.  Они  сейчас "цивилизованные".  Скорее
всего,  ему снисходительно отслюнят и отгонят машину. А он,
кстати,  возьмет.  Потому что до получки десять дней.  А  у
тети Ани день рождения. Был.
     Откуда  они  только все  повылезали!  Как  тараканы из
щелей. Раньше же их не было.
     Как - не было... Были. Только тогда они были детьми. А
теперь выросли, падлы, и захватили тут все. Не проехать, не
пройти. Куда ни сунешься - везде рыло. Молотобойцы.
     Сигизмунд,  конечно, понимал, что в нем говорит сейчас
обида   поколения,   которое  просрало  свою   жизнь  -   у
Кота-Воркота наркота была крута...  А больше ничего крутого
за  Котом-воркотом и  не  водилось.  Торчали  у  "Сайгона",
кричали "ура" в  91-м,  с  энтузиазмом шили  нелепые юбки и
стеганые штанишки из х/б в доморощенных кооперативах, потом
торчали у Мариинки в 93-м, а потом... суп с Котом-воркотом.
     Кооперативчики придавили.  На  один  ноготь  положили,
другим прижали.  Из большого бизнеса выдавили.  С легкостью
выдавили.  Другой менталитет нужен.  Под  другой менталитет
другой загривок требуется. Менталитет поддерживать.
     А  таким,  как Сигизмунд,  -  полная свобода открывать
клопоморную деятельность.  Только налогами душат -  ну, это
чтоб тараканам сочувствовал.

     Зачем страдает,  Кто  это знает?  Я  это знаю,  Я  сам
страдаю... Вот и страдай.

     Хочешь офис  иметь?  Чтоб все  по  цивилу,  блин?  Ноу
проблем.  Готовь  пакет  арендатора  и  вперед,  на  винные
склады:  справка из Госпожнадзора,  справка из СЭС, справка
из Ленгаза, справка из ГИОПа, справка из ПИБа...
     И проверки. Проверочки.
     И  работай,  работай.  Если  "фордяра"  на  дороге  не
встанет.  А если встанет...  Ну,  не обессудь,  друг.  Твое
время уже не настанет. Прошло твое время.
     Сигизмунд, конечно, всегда знал, что в последние годы,
как  и  большинство российских граждан,  живет в  состоянии
постоянного  глубокого  унижения.   Бедностью,  бесправием,
беззащитностью.   Но   далеко  не  всегда  эта  униженность
представала перед  ним  так  "весомо,  грубо,  зримо",  как
сегодня,  когда  она  обрела обличье -  в  принципе,  очень
хорошего - автомобиля.
     Мелко дрожа, Сигизмунд отправился домой.
     На  входной двери белела бумажка.  Когда только успели
налепить?
     "Инофирме  срочно  требуются  сотрудники.   Конкурсный
отбор.  Возможность  дополнительного  заработка".  И  номер
телефона.
     Сорвал.
     Отличная работа, по всему видать. Не иначе, расческами
торговать.  Таскаться коробейником с  тяжеленной сумкой  на
плече  по  офисам-конторам,  объясняя  с  порога  таким  же
Сигизмундам,   чем   расческа  "инофирмы"  лучше   обычного
совкового изделия.
     "Возьмем  обычную  бритую  голову.   Проведем  по  ней
обычной  расческой.  На  голове  остаются красные  полоски.
Теперь воспользуемся нашей расческой..."

        x x x

     - Не вышло у меня сегодня, девка, подзаработать. Давай
ого смотреть.
     - Нии, - сказала Лантхильда. - Нэй хоти.
     - Нэй хоти - как хоти.
     Сигизмунд снял куртку. Пошел в комнату, упал на диван,
заложил руки за  голову.  Кобель тут же устроился у  него в
ногах.  Лантхильда присела  рядом.  В  доме  три  комнаты и
кухня,  с раздражением думал Сигизмунд,  неподвижно глядя в
потолок,  но всем почему-то надо собраться в  кучу на одном
диване.
     - Сигисмундс,  - сказала Лантхильда. - Мой брозар - он
дерево-дерево-дерево...
     - Что?
     - Дерево-дерево-дерево...             и            еще
дерево-дерево-дерево...
     Она   обвела  вокруг  себя   руками  и   вопросительно
посмотрела на него.
     - Лес,  - сказал Сигизмунд. Ему было неинтересно, и он
это всячески ей показывал.
     - Йаа...  Леес!  Мой  брозар Вамба.  Брозарис фрийондс
Вавила. Скулди. Лови свиин... Свиин злоой... Убил. Уубил...
У! Свиин - таак...
     Лантхильда  встала,   пригнулась,   начала  ходить  по
комнате воровскими зигзагами.
     - Сигисмундс!   Види!  Вииди!  Дерево-дерево-дерево...
Свиин.  Миина брозар -  тут.  Вавила - тут. Скулди - тут. И
свиин.  Уубил!..  Аттила:  Скулди  идти  лови  свиин  -  не
хооти...  Вамба сказал:  Скулди,  иди! Лоовим свиин! Скулди
идет лови свиин.
     Лантхильда  подпрыгнула  и  встала,  широко  расставив
ноги.  Она  сжала перед собой кулаки,  как  будто держала в
руках берданку или рогатину - чем там ловят свиина.
     Сигизмунд  перевернулся  набок,  подложил  ладони  под
щеку. Стал смотреть.
     Лантхильда раскраснелась.
     - Свиин идет!  Дерево-дерево-дерево...  свиин уубил...
Злой!  Злоой свиин.  А Скулди -  раз!  - Она сделала резкое
движение. Все-таки не берданка. Рогатина. - А свиин... он -
рраз! Оой!
     Лантхильда скорчила гримасу,  схватилась за низ живота
и стала раскачиваться и выть. Потом выпрямилась и пояснила:
     - Скулди.
     Из   дальнейшего  рассказа  Сигизмунд  не   без  труда
выяснил,  что злого свиина Вамба с Вавилой пришили. Правда,
из  девкиных  пояснений  явствовало,  что  они  же  пришили
несчастного Скулди.
     Или нет... Но что-то нехорошее со Скулди случилось. Не
зря он не хотел идти ловить свиина.
     После   этого   история   стала   совершенно   мутной.
Лантхильда еще  слишком  плохо  владела  русским языком.  С
пятого на десятое донесла до сознания Сигизмунда следующее.
Вся команда явилась к аттиле.  Вамба нес свиина, а Вавила -
Скулди.
     Аттила сделал так.  (Лантхильда изобразила).  Он  стал
топать ногами и  рвать себе щеки ногтями,  причитая.  После
чего непоследовательный аттила бил:
     а) Вамбу;
     б) свиина;
     в) Вавилу;
     г) Скулди;
     д) ее, Лантхильду.
     Всех побил аттила! Вот какой аттила!
     После чего аттила сказал,  что  свиина есть не  будет.
Злоой свиин.
     А Скулди сожгли. И свиина сожгли вместе со Скулди.
     Из  рассказа  Лантхильды Сигизмунд уяснил  также,  что
свиин вступил в пререкания с аттилой.  Требовал, чтобы его,
свиина,  съели, как положено. Но потом плюнул и согласился,
чтобы его сожгли вместе со Скулди.
     Скулди тоже принимал непонятное участие в  беседе.  Он
радовался. И при этом препирался с Вавилой и Вамбой.
     Вот так сожгли Скулди. Вот как это вышло.
     Но Скулди был злоой.  Лантхильда не скучает по Скулди.
Вавила - веселый.
     А Сигисмундс - лучше всех!
     Против своей воли, Сигизмунд развеселился.
     Сел  на  диване.  Лантхильда уселась рядом,  прижалась
бочком.
     - Скулди - кто? - спросил Сигизмунд.
     - Скулди - брозар. Миина брозар.
     - Вавила -  брозар?  - Сигизмунд задал этот вопрос для
проверки.
     Лантхильда потрясла головой.
     - Вавила фрийондс. Вамба - брозар. Скулди - брозар.
     Лантхильда  пустилась   в   длинную   историю   своего
семейства.
     - Погоди,  погоди,  - оборвал ее Сигизмунд. - А почему
это я, по-твоему, лучше всех?
     - Тии? Тии име-е..
     - ..ешь, - помог Сигизмунд.
     - Имее-есь много-много...
     - Большое  сердце?   Душа,   душа  большая,  -  охотно
подсказывал Сигизмунд. - И ум. Ум тоже большой. Да?
     - Нии...   Нэй   месай.   Тии   имеес   много-много...
ба-рах-ло.
     - Чего? - Сигизмунд подпрыгнул.
     - Веси. Инвентар.
     - Что? Что я имею много-много?
     Лантхильда встала, прошлась по комнате.
     - Это. - Она показала пальцем на шкаф. Открыла. Начала
перебирать рубашки,  свитера.  -  Это, это... Есе это, это,
это...  -  Провела пальцами по книгам.  - Это, это... Веси.
Барахло. Много. Инвентар.
     Это было уже больше, чем Сигизмунд мог вынести.
     - Слушай,   ты!..   Такой  маленький  пацак  и   такое
меркантильное кю!
     Она  остановилась  посреди  комнаты,  склонила  голову
набок.
     - Тии лусе всего!
     - Так ты что... Ты меня ради этого шмотья полюбила?
     - Луби?  Хва?  Цто?  Цто луби? Сигисмундс име-ес много
барахло.  Сигисмундс -  годс.  Ик им годо.  - Она медленно,
бережно соединила ладони. - Годс...
     - Иди сюда, - сказал он ворчливо. - "Годо"...
     Она  уселась рядом,  очень довольная.  Сложила руки на
коленях. Хорошая девочка. Нашла себе богатенького муженька.
     - Сигисмундс име-е  карро.  Вавила  нэй  име-е  карро.
Такой! Нэ-эй... Пон-йал?
     Да.  Карро.  THE CAR.  Тачка, по-нашему. Име-е. Только
вот кто-то более хоросий име-е  "форд" и  этот "форд" стоит
прямехонько перед  гаражом,  так  что  карро  сегодня может
спать спокойно.
     - Завтра поедем кататься,  - обещал он Лантхильде. - И
ни одну суку не станем подвозить.
     - Хвас ист сука?

        x x x

     Когда они  уже легли спать и  Лантхильда прильнула ему
под  бок,  Сигизмунд  вдруг  еще  раз  прокрутил  в  голове
давешний  вечерний  разговор.  Разговор оставил  неприятный
горчащий осадок.
     Дело даже не в том,  что Лантхильда якобы полюбила его
ради какого-то баснословного "богатства".  Он понимал,  что
это не  так.  Дело в  том,  что ее наивная вера еще больнее
подчеркнула всю его несостоятельность.
     Ну и ладно.  По крайней мере, есть у него в жизни одна
чудесная  девушка,  которую  никто  не  отберет.  Вот  эта,
белобрысая.  С  длинным носом.  Которая тут на руке у  него
пристроилась и  сопит  себе  в  две  дырки.  Меркантильная,
хитроумная Лантхильда.
     На мгновение вспомнил о золотой луннице,  что висела в
шкафу. Отнюдь не признак бедности.

        Глава тринадцатая

     День  был  белый.  Валил  снег.  У  машины  непрерывно
работали "дворники".  Притихшая Лантхильда сидела  рядом  с
Сигизмундом,  смотрела в окно.  Он подъехал к Исаакиевскому
собору, припарковался. Они вышли.
     Исаакий,  громадный,  как мамонт,  тонул в бесконечном
снегопаде.  Впереди,  совсем  смутно  за  пеленой падающего
снега,  перед  стройным зданием Манежа  угадывались озябшие
Диоскуры.  Сигизмунд крепко взял  Лантхильду за  руку.  Они
перешли дорогу и вышли на Сенатскую площадь.
     На  них  через заснеженную реку глядел университетский
берег  Невы:  Двенадцать  коллегий,  дворец  Петра,  дворец
вороватого  жизнелюбивого Меншикова,  а  дальше  -  провалы
линий...   Васильевский  остров,   город  в  городе,  земля
обетованная, обитаемый остров...
     - Кто?  -  спросила Лантхильда,  дергая  Сигизмунда за
руку. И, путая языки, повторила: - Хто?
     Впереди, на глыбе Гром-камня, высился Медный Всадник.
     - Это,  Лантхильда,  Петр Великий.  Царь. К?ниг. Кинг.
Поняла?
     Лантхильда не ответила.  Обошла Петра кругом. С другой
стороны  памятника  озябшая  свадьба  с  визгливым  хохотом
распивала  шампанское.  Толстощекая  невеста  кричала,  что
шампанское   непременно   надо    допить.    Свидетельница,
переминаясь в  туфельках на снегу,  стоически целовалась со
свидетелем.   В  машине  грелся  водила.  Жених  откровенно
завидовал ему.
     Лантхильда мельком  глянула  на  свадьбу  и  устремила
внимание на статую.  Сигизмунду показалось, что еще немного
- и она заглянет лошади в зубы. Больно деловито смотрела.
     Но она обернулась к Сигизмунду.
     - Петер?
     - Ну, да. Петр.
     - Форагангья?
     - Лантхильда, избавь. Не знаю. Царь это. Петр Великий.
     - Сар?
     Она подняла голову.  Петр, увенчанный лавром, величаво
простирал над ней длань. Неожиданно Лантхильда поклонилась.
     Свадьба бурно  отреагировала смехом и  аплодисментами.
Потом все наперебой стали кланяться.
     Лантхильда недоуменно посмотрела на это буйство.
     - Идем.  -  Сигизмунд взял ее за руку и увел.  Она еще
несколько раз обернулась. Невеста помахала ей.
     - Желаю счастья! - крикнула она.
     - И вам того же! - отозвался Сигизмунд.
     Они  засмеялись.  Громко  хлопнула  еще  одна  бутылка
шампанского.
     Сигизмунд и Лантхильда шли по заснеженному скверу, где
летом   цветут  розы.   Сегодня  Сигизмунд  особенно  остро
чувствовал  великолепие  имперского  города.   Этот   город
надменно не переносит обыденности. Но Боже мой, как охотно,
как сильно участвует он в любой страсти -  неважно,  какой:
влюблен ли  ты,  испытываешь ли  ты ненависть,  или же тебя
захлестывают мысли...  Все равно что, только бы не серость.
Серости здесь и без тебя довольно.  Серости и тумана.  Пока
идешь,  глядя себе  под  ноги,  -  пустота площадей,  скука
классицизма, обыденность дворцов.

        x x x

     На  углу  Большой  Морской  и   Невского  остановились
напротив   магазина.    Оставив    Лантхильду   в    машине
(предварительно вытащив ключ зажигания - на всякий случай),
Сигизмунд  забежал  купить  свинины,  чеснока,  картошки  и
хлеба. Решил побаловать Лантхильду фирменным блюдом Натальи
- свинина  со  шкварками  с  тушеной  картошкой.   Пальчики
оближешь.
     Лантхильда встретила его давно и  тщательно обдуманным
вопросом.
     - Сар - кто?
     - Кинг.
     Недоуменное молчание. Потом:
     - Кто? Сар - кто?
     - Кинг же, кинг. Кениг. Император. Рекс.
     - Рикс,   -   повторила  она.   Медленно  кивнула.   -
Петер-рикс. Много.
     - Не "много", а "Великий". Микила.
     - Оо!  -  сказала Лантхильда. - Петер микила рикс. Да.
Йаа...
     Сигизмунд бросил  покупки на  заднее  сиденье и  завел
машину.
     - Петербург, - сказал он. - Знаешь, почему?
     - Петер-борг. Йаа.
     - Умница.
     Чуть-чуть помолчав, "умница" спросила:
     - Петер-борг хвор?
     - Как это хвор? А где мы, по-твоему, едем?
     Она поглядела на него.
     - Петер-борг хвор? Сигисмундс, Петер-борг хвор ист?
     - Ну, ты даешь! - Он напрягся и выдал: - Лантхильд ист
ин Петерборг.
     Она задумалась.
     - Ик им ин Петер-борг?
     - Йаа, - обрадованно подтвердил Сигизмунд.

        x x x

     Сигизмунд придерживался расхожего мнения  о  том,  что
хорошо  приготовить мясо  может  только  мужчина.  Впрочем,
этого  мнения он  придерживался только под  настроение.  Во
всех   остальных  случаях  раньше  готовила,   естественно,
Наталья.
     Сегодня Сигизмунд решил  попытаться воспроизвести одно
из фирменных натальиных блюд.
     Он  усадил  Лантхильду в  кухне  и  велел  смотреть  и
учиться. Кобель тоже набивался в ученики. Маячил поблизости
в ожидании, не упадет ли что-нибудь со стола.
     Чтобы Лантхильда не просто смотрела,  а  участвовала в
процессе,  поручил ей  чистить картошку.  Сам промыл мясо и
разложил на доске.
     - Учись,  пока  я  жив,  -  приговаривал  он,  отделяя
беловато-розоватое сало от куска мяса.  -  Смотри,  как это
делается. Нарезаешь тонкими ломтиками и в латку, в латку...
     Сало зашипело.  Немного угарный сытный дух  повалил из
горячей латки.
     Лантхильда вдруг  бросила  нож  и  картофелину в  таз.
Вскочила.  Упавшая  табуретка  прижала  хвост  кобелю,  тот
взрыкнул и уполз.
     - Ты чего? - спросил Сигизмунд.
     Лантхильда как-то  странно  булькнула  и  выскочила из
кухни. Сигизмунд, чувствуя неладное, выбежал за ней и успел
подхватить ее  в  конце коридора.  Она  пыталась оттолкнуть
его. Ее сотрясало.
     - Ты че... - начал Сигизмунд.
     И тут ее начало рвать.
     - Ну чего ты,  чего ты... - бодрил ее Сигизмунд. - Все
ништяк. Хорош харчи-то метать.
     - А-а... - стонала девка.
     - Ну все, все. Пойдем, умоемся.
     - Сигис...
     - Все, все...
     Он потащил ее в  ванну.  Стал умывать.  Она оттолкнула
его,   умылась  сама.  Всхлипывала.  Двигаясь  как  автомат
полезла за тряпкой.
     - Иди ляг. Я сам.
     Она вцепилась в тряпку, молча мотала головой.
     - Да иди!  -  Он разжал ее пальцы.  -  Иди ложись. Еще
голова закружится.
     Он  бросил тряпку,  взял Лантхильду за плечи,  повел в
"светелку".  Она шла, спотыкаясь. Похныкивала. Съела что-то
не то. Интересно, что?
     Шкварки стали пригорать.
     - Так. Ложись. Я сейчас.
     Он уложил ее на тахту,  пошел выключил под латкой газ.
Сходил за тряпкой, подтер. Тщательно вымыл руки.
     Заглянул к Лантхильде. Та лежала спокойно, но при виде
него встрепенулась.
     - Сигисмундс...
     - Ну  как?  Успокоилась?  Полегчало?  Сейчас тебе  чаю
сделаю.
     - Коофе... - сказала она.
     - Вот хитрая.  Значит, не умираешь. Нет, подруга, кофе
потом. В таких случаях дают чай.
     Потом он  сидел рядом на  тахте,  а  она  пила  чай  и
поглядывала - виновато, благодарно и в то же время с легкой
иронией.  Такой взгляд был Сигизмунду хорошо знаком.  Любая
блеванувшая женщина будет глядеть именно так.
     Шкварки сгорели.  Свинину Сигизмунд пожарил,  картошку
отварил.  Лантхильда к мясу не притронулась.  Только поздно
вечером съела круто посоленную картофелину.
     Интересно,  чем бы  она могла так травануться?  Скорее
всего,  вчера -  пельменями.  Какие-то они,  в  самом деле,
сомнительные были.
     К ночи Лантхильда поднялась. Вдруг возобновила угасшую
было привычку вести пространные беседы по озо.  На этот раз
разговаривала долго, выразительно, даже всплакнула.
     Сигизмунд чувствовал себя  неловко всякий  раз,  когда
она вот так начинала разговаривать.  И за нее неловко - что
она так абсурдно себя ведет. И за себя - что в этом абсурде
участвует. Старался уходить из комнаты.
     Сегодня   Лантхильда   долго   не   могла   достигнуть
консенсуса с  озо.  Возражала,  спорила.  Сердилась,  ногой
топала. Такой несговорчивый этот озо.
     Сигизмунд сидел на кухне, курил. Ждал, пока Лантхильда
наговорится.
     Она  пришла  задумчивая.   Села.   Посидела,  поводила
пальцем по столу.  Испытующе глянула на Сигизмунда. И вдруг
спросила:
     - Сигисмундс, где я?

        x x x

     Он  с  необыкновенной отчетливостью  ощутил  пропасть,
которая лежит между ними.  Он не мог объяснить ей,  где она
находится.  В  Санкт-Петербурге?  А где Санкт-Петербург?  В
России?  А  что  такое Россия?  Это  всего лишь имена.  Они
ничего не означали - для Лантхильды, во всяком случае.
     Ведь  он   и   раньше  несколько  раз  говорил  ей   о
Петербурге. Она не понимала.
     - Лантхильд, аттила - хвор?
     - Ин гардьам.
     ...На самом деле этот вопрос -  "где я?" -  не был для
Сигизмунда таким уж неожиданным. Он ждал этого. Он старался
не давить на Лантхильду.  Ему нужно было, чтобы она сама об
этом спросила.
     - Лантхильд, гардьям - ГДЕ?
     Она покачала головой.  Вид у  нее вдруг сделался очень
несчастный.
     - Не знаешь?
     - Не знаас...
     - Лантхильд,  а как ты здесь оказалась?  -  Он тряхнул
головой и  попробовал выразиться более понятно.  -  Как  ты
шла? От аттилы - сюда? От гардьям - в Санкт-Петербург? КАК?
Бихве, духве?..
     Теперь она была совершенно сбита с толку.
     - Сиди, - сказал Сигизмунд. - Я сейчас.
     Принес бумагу.  Нарисовал в  одном уголке две фигурки,
показал:  "Сигизмунд,  Лантхильда".  В  другом  уголке,  по
диагонали,  изобразил куст  и  еще  четыре фигурки.  Ручки,
ножки,  огуречик.  Без  затей.  Потыкал:  "Аттила,  брозар,
Вавила,  Лантхильда".  Прошелся пальцами из  одного угла  в
другой.
     - КАК?.. Бихве, духве?..
     Лантхильда взяла лист в руки.  Поглядела.  Потом вдруг
разорвала и бросила один рисунок в угол, другой под стол.
     - Так. Не знаас. Охта...
     Сигизмунд почесал в затылке. Попробуем иначе.
     - Лантхильд.  -  Он взял ее за руку.  -  Отведи меня к
аттиле. Мы - ты, я - пойдем к аттиле. КАК?
     Она умоляюще поглядела на него. Совсем расстроилась.
     - Ик не знаас... Зу знаас... Не наадо. Охта!
     - Я не знаю, - сказал Сигизмунд.
     - Нии?
     - Нии!
     - Кто знаас? Тьюдар? Ассика? Наталья?
     - Нет.  Они  не  знают.  Они  о  тебе вообще ничего не
знают.
     Он обнял ее. В который раз сказал себе: какая разница,
каким ветром ее сюда занесло. Главное, что ее сюда занесло,
что они вместе, что никто их не разлучит.
     Лантхильда тяжко вздохнула. Он погладил ее по спине.
     Через полчаса она уже крепко спала, прижавшись к нему.
А  Сигизмунд так и  не  смог заснуть.  Осторожно,  чтобы не
разбудить Лантхильду,  вышел на кухню.  Закурил. Оглянулся.
Подобрал оба обрывка, сложил.
     В мозаике не хватало каких-то деталей. Не складывалась
картинка.  Хоть  убейся -  не  складывалась и  все.  Тайна,
связанная с  Лантхильдой,  на  самом деле  постоянно зудела
где-то  в  глубине его  сознания.  На  какое-то  время  ему
удалось загнать это беспокойство подальше,  но он знал, что
рано или поздно все это всплывет и  властно заявит о  себе.
Как сегодня.
     Интересно,  а Лантхильду это занимает?  Или она -  как
вот  кобель -  живет  одним днем,  не  помня вчерашнего?  С
другой   стороны,    вот   уж    кого   отличает   завидная
обстоятельность - так это Лантхильду.
     Пошел в "светелку". Достал из шкафа лунницу. Принес на
кухню, положил на стол. Сидел, смотрел.
     Ответа не было.
     А что если надеть ее на себя?
     Эта мысль почему-то  испугала Сигизмунда.  Даже ладони
вспотели.  Фу  ты,  глупость какая.  Вытер ладони о  штаны.
Решительно взял в руки лунницу. Надел на шею, непроизвольно
втянув голову в плечи... Тяжелая.
     Дурак ты,  Морж. А шапку-невидимку примерить не охота?
Избушка,  избушка,  стань  ко  мне  задом...  и  нэмножэчко
прыгныс...
     Задавив  в  пепельнице окурок,  Сигизмунд поднялся  и,
зачем-то  стараясь ступать как можно тише,  вышел из кухни.
При каждом шаге лунница чувствительно стучала в грудь.
     Осторожно,  чтобы не скрипнуть дверцей шкафа,  повесил
артефакт  на   место.   Потом  вернулся  и   лег   рядом  с
Лантхильдой.
     Ответа нет...

        x x x

     В  последнее  время  Сигизмунд просыпался даже  не  от
звонка  будильника -  будильник должен был  звонить немного
позже - а от шума воды в ванной. Лантхильда вставала раньше
и  бежала мыться.  Мылась она всегда очень долго,  изводила
чудовищное количество моющих средств.  После нее  он  часто
находил  отпечатки мыльной пятерни то  на  зеркале,  то  на
стене...
     Сигизмунд лежал,  слушал,  как шумит вода, и улыбался.
Утро наполняло его радостью. Еще один день.
     Забавно.  Будь  на  месте  Лантхильды сейчас Наталья -
лежал бы и злобился,  что так долго воду льет. Но эту мысль
он быстро вытряхнул из головы как бесполезную.
     Хлопнула  дверь.  Это  сигнал  вставать.  Из  коридора
донеслось:
     - Сигисмундс!.. Стииг ут! Вставаай!..
     Сигизмунд придавил  так  и  не  зазвеневший будильник,
поднялся.
     Кобель взял новую моду -  уносить тапки.  Он забирал в
пасть сразу оба,  заботился о том,  чтобы хозяин непременно
увидел это  -  шкодные глаза,  встопорщенные усы и  борода,
чутко  поднятые  треугольные  уши  -  после  чего,  помавая
хвостом,  весело бежал в сторону кухни.  Хозяин, по замыслу
пса,  должен был босиком гнаться за ним, изрыгая проклятия.
Очень весело.
     Пока  Сигизмунд  брился,   Лантхильда  умильно  вилась
вокруг.   То   и   дело   повторяла   бессмысленное   слово
"револьюсн".  Мило.  В революционерши решила податься?  Без
паспорта?
     - Брось, Лантхильда. Повесят.
     - Повесьят? - Она не поняла.
     Сигизмунд изобразил. Глаза закатил, язык вывалил - все
как положено.
     - Нии... - Она даже засмеялась. - Ого. Револьюсн.
     Она  дождалась,  чтобы  он  повернулся в  ее  сторону,
прижмурила глаза,  сморщилась и принялась водить пальцем по
губам.
     - Револьюсн. Долго-долго. Кукьян. Целоват...
     - Опять ого смотрела.
     - Йаа...
     Помаду  Лантхильда  жаждала  обрести.   Такую,   чтобы
целовать -  и  следов не  оставлять.  Помада эта  почему-то
называлась  дорогим   сердцу   каждого   большевика  словом
"Револьюшн".
     - Ладно, - сказал Сигизмунд. - На Восьмое Марта.
     Опознав и  истолковав в  свою  пользу  слово  "ладно",
Лантхильда отстала.
     - Иди лучше кофе готовь, - сказал Сигизмунд.
     Вот  что  она  любила  и  умела  делать.  Запасы  кофе
истреблялись  Лантхильдой  с  ужасающей  быстротой.  Как  и
запасы мыла и шампуней.  Пристрастилась.  Надо бы как-то ее
ограничить, а то сердце надорвет.
     Сигизмунд разбил на  сковородку пять яиц.  Что мудрить
по утрам. Да и привык он к яичнице.
     - Садись.
     - Села!  -  доложила Лантхильда.  У нее,  похоже, было
сегодня игривое настроение.
     Сигизмунд плюхнул сковородку на  стол  между ними.  Не
признавал  яичницу  с   тарелок.   Лантхильда  с  аппетитом
подцепила вилкой  "глазок"  и  отправила в  рот.  Сигизмунд
последовал ее примеру.
     Вдруг Лантхильда замерла.
     - Ты чего? - спросил он с набитым ртом. - Ешь давай.
     Лантхильда  побледнела.   Вскочила,  прижимая  руки  к
горлу, и бросилась бежать.
     В "светелку" побежала,  определил Сигизмунд. Помедлил.
Никаких звуков  больше не  доносилось.  Он  осторожно встал
из-за стола и направился следом.
     Лантхильда лежала на тахте, мелко и быстро дыша ртом.
     Сигизмунд сел рядом.
     - Что, до сих пор плохо?
     Она поглядела на  него как-то виновато и  вдруг,  взяв
его руку, положила себе на живот.
     Он замер. Оппаньки, приехали!..
     ...И потоком хлынули мысли...
     ...Ведь сам же ковал себе геморрой.  Что,  трудно было
посчитать?  Ладно,  Лантхильда - девка странная, темная. Но
он-то  знал,   когда  у   нее  были  месячные.   Подумаешь,
хихикнула,   когда  он   презер  надел.   Похихикала  бы  и
перестала.  А  теперь -  что?..  Почитай,  сам  целый месяц
трудился -  узы  себе ковал.  И  выковал.  Молодец.  Кузнец
херов!
     Дятел. Додолбился.
     Так, ну ладно, это все эмоции. Делать что будем?
     Что делать,  что делать. Известно, что в таких случаях
делают...
     Мысли проносились вихрем,  в  считаные секунды.  А она
глядела на  него со счастливой туманной улыбкой,  ничего не
замечая.  Уже  беременная.  Уже,  казалось,  и  губы у  нее
немного расплылись, и лицо начало отекать...
     - Полежи,  сейчас хлеба с  солью принесу,  -  суховато
сказал Сигизмунд.
     Встал, отобрав у нее свою руку.
     Принес  ей  круто  посоленного  черного  хлеба,  велел
съесть.
     ...На  ранних сроках это делают сейчас безболезненно и
почти незаметно.  Раз  -  и  все.  Иглоукалывания какие-то,
вакуум... Мерзость, но что поделаешь. И паспорта у нее нет.
По  знакомству  надо  идти.   Господи,   не  ложкой  же  ее
выскребать!..
     - Я сейчас, - сказал он Лантхильде, не глядя на нее.
     Вышел.   Спиной  чувствовал,  что  она  провожает  его
глазами.
     Потоптался возле  телефона.  Превозмогая себя,  набрал
аськин номер. Он почти надеялся на то, что ее нет дома.
     Незнакомый женский голос холодно и церемонно произнес:
     - Я вас слушаю.
     Сигизмунд немного растерялся.
     - Я вас слушаю, - повторил голос с легким нажимом.
     - Анастасию...   (как   там   аськино   отчество?!)...
Викторовну будьте добры.
     Слышно было, как голос с усмешкой произносит:
     - Анастасия Викторовна, это вас.
     И аськин вопль:
     - Давай сюда!
     Пьяная она там, что ли?
     - Аська?
     - Морж! - обрадовалась Аська.
     - Это что там у тебя за церемонийместер?
     - Это сестрица выдрючивается. Морж! У нас премьера, ты
не забыл?
     - Не забыл, - сказал Сигизмунд. Он, конечно же, забыл.
- Слушай,  Анастасия.  Тут такое дело.  У тебя есть хороший
доктор?
     - В каком смысле? Зубодер, что ли?
     - Иди ты в задницу с зубодером...
     - В заднице зубов нет. Там ему делать нечего. Выкусил?
     - Аська, я серьезно. Нужен врач. ВРАЧ.
     Аська вдруг напряглась.
     - Что-о?
     - Ну, врач нужен, женский. И без вопросов.
     - Ты...  - Аська задохнулась на мгновение и вдруг, как
из рога изобилия,  излила:  - Ты, ебарь-самоучка, не умеешь
ебстись - совай в жопу!..
     Сигизмунд попытался прервать:
     - Аська, я...
     - Что -  "я"?  Головка от... прибора. Ты хоть думал?..
Сколько ей лет?.. Ты у нее первый? Говори, первый?
     - Ну, я... В общем...
     - Первый,  да? Повезло девочке. Нарва-алась... Сейчас,
небось,  сияет.  Говори, сияет? Сия-ает, не догадывается...
Ну, говори?
     - В общем, да...
     - Ублюдок   ты!   Как   только   твой   поганый   язык
повернулся... Извращенец...
     - Слушай, но ведь ты...
     - Что - я? У меня их знаешь сколько было...
     - Есть  знакомый...   ну,  доктор...  Ну,  который  не
навредит?..
     - Слушай, Морж, если я узнаю... а у меня все абортарии
схвачены...  и  подпольные тоже...  имей в  виду...  если я
узнаю, что ты... Падла, пидор, сука...
     Сигизмунд  положил  трубку.   Почему-то  его  распирал
бессмысленный  смех.  И  еще  благодарность  к  Аське.  Все
сомнения  мгновенно  улетучились.  Аська  предивным образом
активизировала   Сигизмунда-спятившего,   который   мертвой
хваткой взял  за  горло Сигизмунда-разумного.  И  придавил,
падлу, пидора, суку... Ура-а!..
     Он даже засмеялся. Он почувствовал себя счастливым.
     Что, собственно, произошло?
     1. Он встретил девушку.
     2.  Они полюбили друг друга (она - за барахло, он - за
странности).
     3. Они полюбили друг друга достаточно активно.
     4.  Достаточно активно для того, чтобы любимая женщина
понесла от любимого мужчины...
     Ну  -   и?..  Где  отсутствие  логики?  Одно  сплошное
присутствие. Во всяком случае, Сигизмунд-спятивший находил,
что логики более чем достаточно. От любви бывают дети.
     То,  что от любви бывают аборты,  относилось к  логике
какого-то другого мира. Назовем это "логикой гуков".
     Да,  тупая нация -  американцы.  Жуют попкорн,  кладут
ноги на стол.  Но одно хорошее слово они породили.  "Гуки".
Можно сказать "нелюди", но это как-то менее выразительно.
     Итак, оставим абортарии гукам!
     У-а... у-а... у-а...
     Стоп.  От беременности паспорт у девки скорее всего не
появится. Логично?
     Как рожать будем? В ладошку?
     А документы на ребенка?  Взрослый человек еще проживет
без документов, а ребенок? Детский сад, прививки, школа...
     Тут  Сигизмунд-спятивший внес  предложение.  А  пускай
Сигизмунд-разумный,  если его хорошенько примучить,  способ
изыщет.
     И изыскал, полузадушенный!..
     Была  у  Сигизмунда  знакомая  семейная  пара.   Ушлые
неунывающие ребята.  Брак свой так и  не  зарегистрировали.
Первенца записал  на  жену.  Стала  она  матерью-одиночкой,
получила от  государства пособие.  Второго ребенка записали
на   мужа   -   мать   якобы  "отказалась".   И   стал  муж
отцом-одиночкой и  тоже  получил от  государства пособие...
Так и живут - не тужат.
     А  что  если  договориться  Сигизмунду  по-хорошему  с
Анастасией Викторовной?  Коли уж  она за  этого ребенка так
яростно заступается,  пусть-ка  скажется матерью.  И  пусть
"откажется".  В  метрике проставят аськино имя,  а  запишут
дит?  на  Сигизмунда.  Станет  он  отцом-одиночкой  и  тоже
получит от государства пособие...
     А  Аське  за  самоотверженность премию оформим.  Через
"Морену".  Сигизмунд даже знал, как. Надо сдать самому себе
- точнее,  "Морене" -  в  аренду  собственный компьютер,  а
Аськой воспользоваться как подставным лицом.  Будто это она
компьютер в аренду дает. Вкупе с программными продуктами. И
паяльником.
     Сигизмунд представил себе  все  то,  что  выскажет ему
Наталья. И какие неприятности ждут его в дальнейшем...
     Но не потрошить же,  в самом деле,  Лантхильду в угоду
Трем Толстякам? Вон она как светится.
     Теперь  -   как  рожать?   Очень  просто.   За  деньги
нанимается доктор.  Тот же  Рыжий.  Телефон есть,  доверять
парню, вроде, можно. Наверняка рожениц возил, может, и роды
принимал.   А   сам   не   принимал  -   бабу  какую-нибудь
порекомендует надежную.
     Нет, можно все обтяпать. В крайнем случае, извернуться
и паспорт Лантхильде купить.
     Нет,  нет,  варианты  имеются.  Главное  -  еще  время
осталось.
     Так. Теперь - кто возбухнет.
     Родители,  разумеется,  не поймут и  не одобрят.  Но -
смирятся.  А что им остается? Мать, само собой, выскажется:
"Один раз нажегся - мало показалось..."
     В   "Морене"  тоже   вряд   ли   встретят  пониманием.
Наплевать.
     Наталья,   известное  дело,   плешь  проест,   хотя  и
разведены они.  Не обрадуется тому,  что у  Ярополка братик
появится или сестричка, ох не обрадуется. Обвинит в половой
распущенности.  (А сама в "платье для коктейлей"...  ходила
куда-то.  И  со  ЗНАКОМЫМ  на  "ТОЙОТЕ" по  ухабистой улице
Желябова взад-вперед разъезжала.)
     Кто наверняка будет доволен -  так это Генка. Ему тетя
Аня  на  неопределенное  время  перестанет  добродетельного
кузена Сигизмунда в пример ставить.
     Аська поддержит...
     Оборвав  бессмысленные  раздумья,  Сигизмунд  пошел  к
Лантхильде.  Постоял над ней,  пальцем по ее белесым бровям
провел. Лантхильда себе на живот показала:
     - Барнило, Сигисмундс. Йаа...
     - Да уж понял, что барнило, - сказал Сигизмунд.
     Дит?, небось, белее сфагнума родится...
     Она  поглядела  на  него  умудренно.   Так  называемый
"взгляд мадонны".  Они все так смотрят.  В голове пеленки с
чепчиками  вертятся,   а   взор  такой,   будто  все  тайны
мироздания постигли.
     - А ты теперь у меня,  поди,  отупе-е-ешь...  - молвил
Сигизмунд.

        x x x

     В  городе  бушевала  эпидемия  гриппа.   Вернее,  двух
гриппов.   Один   тяжелый.   Светка  свалилась  с   высокой
температурой. Это теперь не меньше, чем на неделю.
     Звонила  Наталья.  В  детском саду  объявлен карантин,
Ярополка пришлось забрать  домой.  Наталья говорила в  этот
раз очень много.  В частности,  требовала,  чтобы Сигизмунд
забирал к себе Ярополка на день, потому как у нее, Натальи,
работы невпроворот.
     - Ты там в  своей "Морене" все равно дурью маешься.  В
конце концов, это твой ребенок тоже.
     - У нас тут грипп,  -  соврал Сигизмунд.  И покашлял в
трубку.
     Наталья, естественно, Сигизмунду не поверила.
     - Врешь ты все. Ты всегда врешь.
     - Я  вру?   -   Сигизмунд  аж  задохнулся.  -  У  меня
бухгалтер, между прочим, болеет.
     - Крысиного яду переела?
     - Сама ты  крыса,  -  как-то  уж  очень по-детсадовски
отозвался Сигизмунд.  -  Я,  кстати,  крысу  завел.  Белую.
Касильдой зовут.
     - Видела я твою крысу.
     - Где ты могла ее видеть?
     - В гробу, в белых тапочках. Ладно, пока.
     Короткие гудки.
     Сигизмунд посидел в задумчивости, глядя перед собой. И
правда,  грипп.  Даже два.  Как бы Лантхильду уберечь?  Еще
родит кого-нибудь...  не того. Она, правда, болела каким-то
гриппом. Но неизвестно еще, какая у нее иммунная система. В
тайге все немного иначе. Там свой микроб.
     Сигизмунд  отправился  в   гараж  и   приволок  оттуда
здоровенную ультрафиолетовую лампу.  В  начале  перестройки
откупил за бутылку у  мужичка в поликлинике.  Лампа убивала
все.  Видно было, что произведена на серьезных предприятиях
серьезными людьми в  ходе  конверсии.  Последнее,  меньшое,
дитя   ВПК.   Жесткость  и   интенсивность  излучения  была
невероятная.  Мужичок,  пряча бутылку,  уверял,  что  лампа
отличная:  Минздрав предписал в  детских поликлиниках такие
устанавливать.
     Сигизмунд принял решение облучать помещение два раза в
сутки.  Лантхильда этой возни не понимала.  Но от нее и  не
требовалось. Главное, что послушно от лампы отворачивалась,
- Сигизмунд запретил смотреть.  Накрепко.  Даже когда лампа
была  выключена,  Лантхильда  все  равно  на  нее  смотреть
остерегалась.
     Сигизмунд много занимался теперь извозом -  другого не
оставалось.   Почти  все  деньги  уходили  на   фрукты  для
Лантхильды. Вечерами он выводил ее гулять. Пусть двигается.
     Ее  тошнило по утрам.  Заедала черным хлебом с  солью.
Мяса есть не  могла.  К  вечеру наоборот -  нападал жор.  В
последнее время  и  ночью вставала,  пробиралась на  кухню,
гремела холодильником.
     Лантхильда стремительно начала толстеть.  Живота у нее
еще  быть  не  могло,   и  Сигизмунд  понимал  это,  однако
воображение уже рисовало ему симпатичный упругий животик. А
в животике - маленький Сигизмундик Лантхильдович.
     Звонила мать. Дипломатично спрашивала сына, как живет,
почему  редко  звонит,   в  гости  не  заезжает.  Сигизмунд
сослался на занятость.  И главное -  на грипп.  Мол,  никак
отболеть не могу.
     Мать почему-то позвонила не домой, а на работу.
     Медленно подползал февраль.  Зарплата пришла и улетела
почти незаметно. Заболел Федор. Зато вышла Светка.
     Теперь Сигизмунду приходилось ездить по  заказам -  за
Федора.
     В один из дней выбрал время и с покаянным видом явился
к тете Ане.  До этого пришлось выдержать тяжелый разговор с
матерью -  та  выдала ему по всей программе.  Сказала,  что
тетка ужасно обиделась.  Мол,  Гоша  мог  бы  и  вспомнить.
Сколько в детстве... Ждала его, пирожков напекла...
     И опять мать звонила на работу.
     - А что ты домой не звонишь?  - спросил Сигизмунд. - Я
теперь в офисе не сижу, случайно застала...
     - Да я уж ВАМ мешать не хочу,  - сказала мать ядовито.
- Что уж надоедать... У ВАС там своих забот хватает...
     Сигизмунд пропустил это мимо ушей.
     Привез  тете  Ане  подарок -  снятый  с  полки  альбом
Константина  Васильева.   Тетя   Аня   была   помешана   на
патриотической идее.
     Сигизмунд условно делил  всех  дам  постбальзаковского
возраста на  две  категории:  на  тех,  кто  читает дамские
романы  и  смотрит  мексиканские сериалы,  и  на  тех,  кто
увлечен православием и национальной идеей.  Всем этим дамам
вследствие общего упадка сексуальности в  СССР в свое время
катастрофически не хватило любви.  Оказавшись на гигантском
торжище перестройки, они лихорадочно принялись наверстывать
упущенное -  пусть  только теоретически.  Способ сублимации
определялся,  как правило,  уровнем интеллекта. Более умные
грезили о  возрождении России,  более простые погружались в
бесконечные  похождения  непотопляемых  Катрины,  Марианны,
Джоанны и прочих кринолиновых блядей.
     - Здрасьте,  тетя  Аня,  -  потупясь,  начал с  порога
Сигизмунд.
     - Вспомнил? - сухо спросила тетя Аня.
     Генки в этот раз дома не было.
     Сигизмунд развел руками и молвил:
     - Тетенька, прости засранца.
     Тетя Аня засмеялась, махнула на него полотенцем.
     - Иди уж... Как чуял - сегодня опять пирожки пекла...

        x x x

     Несколько дней  подряд город сотрясали магнитные бури.
То  есть,  это  по  радио сообщалось,  что магнитные бури и
активное солнце,  а  выражалось все это в  головной боли по
утрам,   в  повышенном  давлении,   в  раздражительности  и
озлобленности граждан.  У подъезда уже несколько дней стоял
"фордяра" с  разбитой  мордой.  Снег  проникал под  смятый,
перекошенный капот. Сигизмунд злорадствовал.
     Мать  звонила  Сигизмунду  -   жаловалась  на   плохое
самочувствие.   Умоляла  ездить  поосторожнее:   участились
аварии.  Сигизмунд и  сам по возможности за руль лишний раз
не садился. Нехорошо было в городе. Тревожно. Так тревожно,
что хоть волком вой.
     Вчера пьяного видел -  сидит себе под  стеной,  задрав
голову к серым небесам,  и воет от души в голос... Постоял,
послушал, поддержал. Мысленно, конечно.
     А Лантхильде все нипочем.  Она делом занята -  ребенка
вынашивает.   Вслушивается  во  что-то  такое,   Сигизмунду
неслышное...  Болтает больше прежнего.  Что увидит -  о том
болтает, путая русские и таежные слова. Как птичка. Точнее,
как птица. Крупновата для "птички".
     Но вот минул день, и снова они выходят из дома вдвоем.
В городе тихо,  безлюдно. Тревога на ночное время улеглась.
Протяжно,  с нарастанием,  грохочет сползающий с крыш снег.
То тут, то там. То ближе, то дальше. И так по всему городу.
Вдалеке воют милицейские сирены,  но  этот звук не нарушает
тишины.
     Город отдыхает.  Он залит мертвенным,  светом фонарей.
Петербург подобен чиновнику в  болотного цвета  вицмундире,
застегнутом под  самое  костлявое  горло.  Он  до  сих  пор
подобен чиновнику.  Для того, чтобы одухотворить его ночные
пустынные улицы,  достаточно фигуры  какого-нибудь пьяницы,
праздно  бредущего  вдоль  обшарпанных  стен.  А  подчас  и
пьяницы  не   нужно  -   город  живет  своей  таинственной,
мертвецкой какой-то  и  в  то  же  время чрезвычайно цепкой
жизнью.
     Вечером пятого февраля шел снег.  Он пал разом на все,
закрыв лужи,  следы,  обломки льда, разбросанный мусор... В
этот  день  Сигизмунд с  Лантхильдой вышли из  дома поздно.
Была  ночь.  Когда  спускались с  крыльца,  тишину разорвал
душераздирающий  вопль.   Казалось,   с  какого-то  ребенка
живодеры пытаются содрать кожу.
     Лантхильда   вздрогнула,   прижалась   к   Сигизмунду,
застыла.
     По  взвинчивающейся спирали пошел  ответный вопль.  Он
улетал   в   небесные  сферы,   утончаясь,   казалось,   до
ультразвука.
     - Мьюки,   -  спокойно  пояснил  Сигизмунд.  -  Весна,
Лантхильд, на подходе. Гляди...
     Когда они вышли во двор, Сигизмунд показал ей: на двух
крышках люков  двумя неопрятными кучами сидели два  кота  и
натужно  выли.  Наконец  у  одного  кота  сдали  нервы.  Он
бросился бежать.  Второй погнался за  ним.  По снегу быстро
пролегли две стежки мелких следов.
     Лантхильда хихикнула.
     - Мьюки мал, орьот гроомко.
     - Да уж,  -  согласился Сигизмунд, радуясь тому, что с
ними нет кобеля. Вот уж кто орьот гроомко.
     Кобеля  они  оставили  дома,   потому  что  Лантхильда
попросила  покатать  ее  на  машине.  Любила  девка  ночные
поездки по  городу.  И  хотя  ей  нужно  было  сейчас много
двигаться (для  чего и  затевались эти  вечерние прогулки),
Сигизмунд ей  не  отказывал.  Делал с  ней  пару  кругов по
двору, потом катал.
     В  гараж она заходить боялась по-прежнему.  Оставалась
ждать на  том  месте,  которое Сигизмунд про  себя  называл
"последним рубежом".
     - Стой,  жди, - наказал Сигизмунд, оставляя Лантхильду
у  "последнего  рубежа".   -  Сичас  подадим  карету,  ваше
величество.
     Она  подняла к  нему  лицо,  улыбнулась.  Свет  фонаря
высветил каждую черточку этого лица:  длинный нос, большой,
твердо очерченный рот,  подкрашенный светло-розовой помадой
"Револьюшн"  (купил-таки!),   ясные  серые  глаза  в  белых
пушистых ресницах,  светлые  брови-стрелы...  На  воротнике
шубки  из  фальшивого леопарда лежала  лантхильдина коса  -
тайная гордость Сигизмунда -  не коса,  а  косища,  буйство
жестких белых волос,  сплетенных туго-натуго и  перетянутых
резинкой с какими-то дурацкими блескучими розочками.
     Сигизмунд чуть наклонился и поцеловал ее в губы.
     - Сейчас, - шепнул он.
     И пошел к гаражу.
     Она   немного   постояла,   переступая   сапожками   -
подмораживало -  а потом, завидев медленно идущего по снегу
кота-победителя, присела на корточки и начала подкыскивать,
смешно присвистывая:
     - Ктсс-сс... ктсс-ссс...
     Сигизмунд  вошел  в  гараж.  Включил  зажигание,  стал
прогревать мотор. Усмехался про себя - все представлял, как
Лантхильда  сюсюкает  с   мьюки.   От   слова   "кот"   она
отказывалась  категорически.   Мьюки  и  мьюки.  Да  и  сам
Сигизмунд все больше склонялся к таежной мове.
     На  днях вспоминал одну старую песню Мурра -  давно ее
не вспоминал, а тут вдруг всплыла в памяти:
     Ты - дурак, и я - дурак, все мы - братья-дурни...
     Жизнеутверждающая такая песенка.
     Поймал себя на  том,  что мысленно перекладывает ее на
девкино наречие. Песенка перекладывалась без всяких усилий:
     Ик им двалс, йах зу ис двалс; изьос брозарс-двальос...
     Вот так запросто...
     Где-то совсем рядом съехал с крыши снег.  У-ухх! Мотор
неожиданно  заглох.  Сигизмунд  подождал  немного  и  снова
повернул ключ.  Завелся.  Черт,  надо тачку менять. Сколько
можно!..
     Да,   поменяешь  тут   тачку.   Затеял   дорогостоящую
развлекуху на несколько лет: ребенка. Тут вкладывать деньги
да вкладывать. Бездонная дыра...
     Ладно, пробьемся.
     Он выехал из гаража и  вышел из машины,  чтобы закрыть
дверь.
     - Лантхильд!
     Девка не отзывалась. С кошкой играет. Он закрыл двери,
обернулся.
     - Лантхильд!
     Молчание.
     - Лантхильд!!
     И - снежным обвалом - все внутри оборвалось.
     - Лантхи-ильд!!!
     Господи,  что ее - снегом?.. Да нет, каким снегом, нет
там никакого...
     Он  бросился  к  тому  месту,   где  оставлял  ее.   К
"последнему рубежу".
     И остановился, будто споткнулся.
     Лантхильды не было.

        x x x

     Лантхильды не было. А что же было?
     Стена,   водосточная  труба.   Почти  правильный  круг
сдутого снега на  том  месте,  где  стояла Лантхильда.  Как
будто  гигантский пылесос  с  неба  дунул  и  размел  снег,
обнажив асфальт на пространстве метра в три диаметром.
     К  этому  месту вели  три  стежки следов:  Лантхильды,
Сигизмунда и  кота.  Вот они с  Сигизмундом подошли к этому
месту.  Вот  следы Сигизмунда отходят к  гаражу.  Вот следы
Сигизмунда, возвращающегося от гаража...
     Сигизмунду стало страшно.  Он  вспомнил,  как  боялась
Лантхильда подходить к  гаражу,  как  его  самого разбирали
дурацкие страхи,  когда он  оставил ее здесь дожидаться,  а
сам пошел выводить машину...
     Превозмогая себя,  протянул  руку,  коснулся асфальта.
Асфальт был тепловатый.  И сухой. Неожиданно долетел слабый
запах лета. Сигизмунд не сразу понял, что это, - слишком уж
невозможным был  этот запах в  зимнюю морозную ночь.  Пахло
сеном, разопревшей травой, сырой землей и еще чем-то.
     Сигизмунд не  верил в  НЛО.  Он  не  верил в  то,  что
инопланетяне воруют земных женщин, оплодотворяют их и таким
образом готовят экспансию на  Землю.  Он  не  читал  "Очень
Страшную  Газету"  и   бестрепетно  заворачивал  селедку  в
объявления  "Приворожу  любимых  навсегда  и  залатаю  Ваше
биополе".  Словом,  мистический бум не  затронул С.Б.Моржа.
Почти.
     С   другой  стороны,   боец   Федор  с   его   истовым
православием не  представлялся Сигизмунду слабоумным.  Боец
Федор - человек здравомыслящий. Да и православие - институт
почтенный, тысячелетний...
     Ах  Господи,  ну что за рассуждения.  Ему просто очень
страшно.  Так страшно,  что колени подгибаются. А что, если
это правда...  А  что,  если Лантхильда действительно...  И
кот... Правда, странно, что бес - если это был бес - принял
обличье кота серого, банального, помойно-бачечной породы...
     НО ЧТО, ЕСЛИ ЭТО ПРАВДА?
     Сигизмунд медленно попятился от круга. "Ведьмин круг".
С  поганками  по  краям.   Да  нет,  поганок  пока  что  не
наблюдается...
     Не  решаясь  повернуться к  жуткому следу  спиной,  он
добрался до крыльца.  Поднялся по ступенькам. Ему чудилось,
что  из  центра круга кто-то  смотрит ему в  спину горящими
глазами.
     Обернулся. Никого.
     Поспешно захлопнул за  спиной дверь.  Перевел дыхание.
На лестнице тоже никого не было.
     Взлетел по ступенькам. Бросился - прямо в ботинках - в
гостиную. К иконе.
     Кто-то  говорил ему -  сейчас уже не  вспомнить,  кто,
мать или  боец Федор -  что  бесы при надлежащей тренировке
могут выдержать все,  даже  распятие,  и  только от  одного
бегут поголовно: от образа Божьей Матери.
     Вот и хорошо. Вот и проверим.
     Схватил  икону  так  торопливо,  что  своротил на  пол
блюдце  с  манной кашей  -  свежее лантхильдино подношение.
Влез в кашу ботинком.
     Выскочил из квартиры,  оставляя грязные следы по всему
коридору. Кобель увязался за Сигизмундом.
     Никаких видимых изменений во дворе пока не произошло.
     Сигизмунд  побежал  через  двор,   прижимая  к  животу
тяжелую икону в окладе. Мыслей в голове почти не было.
     Круг  был  на  месте.   Кобель  постоял  возле  круга,
принюхиваясь,  задирая нос  и  чуть раздувая ноздри.  Потом
прянул ушами и,  взлаивая,  помчался через весь двор.  Кота
засек, не иначе.
     Сигизмунд нерешительно вошел в  круг.  Ступил на сухой
асфальт,   присел  на  корточки.  Ворочаясь  на  корточках,
поводил вокруг себя иконой.
     Ничего.   Он  почти  ожидал  услышать  визг  невидимых
существ,  ощутить,  как  раскаляется под пальцами оклад,  -
весь арсенал дешевого страшка.
     Но  икона оставалась холодной,  тишина безмолвной.  На
противоположном конце двора хлопнула дверь подъезда.
     Сигизмунд встал,  опустил икону,  держа ее в руке, как
книгу.
     - Лантхильд! - крикнул он.
     Быстрые, легкие шаги по снегу. Почти бег.
     Он  ощутил невероятное облегчение.  Почти  невыносимую
радость.
     - Лантхильда! - крикнул он во все горло.
     В   круг  вбежала  пегая  колли  и  замахала  хвостом.
Единственная собака из всех известных Сигизмунду, у которой
были голубые глаза. Сигизмунд машинально погладил ее.
     Следом за  собакой стремительным шагом шла  через двор
ее  хозяйка,   молодая  женщина  в  длинной  дубленке.  Она
поздоровалась с Сигизмундом и прошла мимо. Шаги стихли.
     Все.
     Сигизмунд мутно посмотрел на  свою машину.  Надо бы  в
гараж ее загнать.  Только сейчас сообразил, что не заглушил
мотор.

        x x x

     В  доме никого не было.  Лишь в  гостиной бессмысленно
горел свет.  В углу,  там, где стояла икона, темнело пятно.
На полу белело растоптанное блюдце.
     Сигизмунд  бросил  икону  на  пианино,  под  дедовской
фотографией.   Не  раздеваясь,   прошел  к  телефону.  Взял
справочник,  начал  листать.  Тонкие  страницы рвались  под
пальцами.
     Нашел.
     Занято.
     Как  маньяк,  снова  и  снова  набирал номер.  Наконец
дозвонился.
     - Это справка о несчастных случаях?
     Сколько времени ее нет? Сколько он топтался во дворе -
полчаса, час? Где она может быть? Он сам не верил в то, что
городские службы могут что-то о ней знать.
     - Вы не могли бы перезвонить через два часа?  Данные о
сегодняшних происшествиях еще не поступили. Спасибо.
     Сигизмунд положил трубку. Тупо поглядел на свои ноги в
мокрых ботинках.  По  полу  расплывалось нечистое пятно  от
растаявшего  снега.   Кобель  подъедал  в   гостиной  кашу.
Осколками блюдца звякал - гонял.
     Сигизмунд  медленно  разделся.   Тело   стало  ватным,
истомным. Ждать. Два часа.
     Минут  через  сорок опустошенного сидения в  кресле он
вдруг вскинулся.  Что он тут сидит?  Надо искать... Накинул
куртку,  выскочил из дома.  Пробежал по каналу,  заглянул в
несколько соседних дворов. Снова выскочил к каналу. Замирая
от ужаса,  перегнулся через решетку, поглядел на лед. Сзади
затормозила машина.
     Менты.
     - Документики попрошу.
     Изысканно-вежлив, в перчатках.
     - Собаку не видели?  - мгновенно собрался Сигизмунд. -
Черную.
     - Где проживаете?
     Сигизмунд махнул  на  свою  подворотню.  Назвал адрес.
Добавил фамилию сержанта Куника.  Впрочем,  Куника  они  не
знали.
     - А где поводок у вас? - не отставал мент.
     - За  сучкой  погнался.   Вырвал  из  руки...  Ребята,
телефон запишите, если увидите - звякните...
     Сигизмунд  упорно  не  замечал  их  официального тона.
Держался политики "мы с вами порядочные люди,  жители СПб".
Действовал инстинктивно.
     Менты, наконец, поддались. Уехали.
     Сигизмунд посмотрел им вслед.  Почему не спросил -  не
встречалась ли  им девка-краса,  длинная коса?  Может быть,
она в  беде.  Может быть,  они ее видели.  Может,  она в их
тачке сидит.
     Чушь. Он опять увидел пустой круг на асфальте и следы,
ведущие  В  КРУГ.  И  только  один  след  ИЗ  КРУГА  -  его
собственный.
     Сколько времени?  Не пора звонить в справку? Глянул на
часы. Рано.
     Поплелся домой. "Ведьмин круг" уже припорошило снегом.
По  свежему  снежку,  нахальным диаметром,  пересекала круг
цепочка собачьих следов.  Колли возвращалась домой. Хозяйка
почему-то круг обошла.

        x x x

     Дома было невыносимо пусто.  И все вокруг - будто вещи
взбунтовались и  решили добить Сигизмунда -  кричало ему  о
Лантхильде.  Тут она прибирала,  передвигала что-то,  здесь
тряпку бросила.  К стене пришпилена картинка - коза и рядом
Сигизмунд с умильной мордой. На кухне чайник еще теплый.
     Зашел в  "светелку".  Боль  стала почти непереносимой.
Превозмогая себя,  открыл шкаф.  Сунул руку в  ворох вещей.
Пальцы коснулись холодного золота. Лунница на месте. Все на
месте, девки только нет.
     В голове назойливо крутилось:  Господь дал,  Господь и
взял.
     Ну что, пора, наконец, звонить? Сколько там времени?
     На часах было три часа ночи.
     Занято.  Занято.  Занято. Господи, сколько же народу в
эту ночь пропало? Почему там все время занято?..
     - Алло!  Это справка о несчастных случаях?  - Он почти
кричал.  -  Она вышла гулять и не вернулась. Она беременна.
На первом месяце.
     - Имя, фамилия, отчество, год рождения...
     - Она без документов. Была одна. На вид лет двадцати.
     - Приметы.
     - У вас есть неопознанные?
     - Сейчас, минуточку... Да, есть. Назовите приметы.
     - Очень светлые волосы.  Коса. Шубка из искусственного
меха.
     - Она могла между нулем и двумя часами ночи находиться
на канале Грибоедова между Сенной и Невским?
     - Да, да! Где она?
     - Кто вы ей?
     - Друг... Я отец ее ребенка...
     - Мне очень жаль вам это говорить, но она мертва.
     У Сигизмунда мгновенно онемели пальцы и губы. Он через
силу, почти неслышно вымолвил:
     - Ч...то?..
     - Алло, вы слушаете?
     - Да.
     Теперь он говорил глухо, но внятно.
     - ДТП... Вы слушаете?
     - Да, да... Я вас слушаю.
     - Ее сбило машиной.  Она в  морге на Екатерининском...
Запишите адрес...
     - Она точно мертва?
     - Я  же  ее  здесь  не  вижу,  -  возмутилась женщина,
уставшая от бесконечного потока чужого горя. - У меня здесь
написано:  неопознанная ж., ДТП, район канала Грибоедова...
Завтра утром поезжайте на опознание...  Да не убивайтесь вы
так, может быть, это еще не она, всякое же бывает...
     - Нет, - сказал Сигизмунд, - это она...
     - Погодите, - вдруг сказала женщина, - тут есть особые
приметы. У вашей девушки были особые приметы?
     - Отсутствие прививок.
     - На  левой  голени  на  наружной  стороне  -  цветная
татуировка, дракончик... Черно-красно-зеленый...
     Сигизмунд молчал.
     - Алло, вы слушаете?
     - Это не она,  -  сказал он.  И  вдруг заорал не своим
голосом: - ЭТО НЕ ОНА!..
     - Ну,  я  вас поздравляю,  -  с облегчением произнесла
женщина.  -  Звоните по  больницам.  Может,  там...  Или по
подружкам поищите. До свидания.
     Не дожидаясь ответа, она положила трубку.
     Сигизмунд слушал короткие гудки, и по его лицу потоком
катились слезы.

        КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

     1997 год, зима-весна.