дит. Ты приплюснул мне мозги. И все это займет не более двадцати секунд, так? Я сейчас сижу на собственной заднице в библиотеке, и мой мозг мертв. И очень скоро все это тоже будет мертво, если у тебя не найдется хоть капля разума. Ты не желаешь, чтобы Зимнее Безмолвие довел свое чертово дело до конца, и потому перетащил меня сюда. Котелок сейчас управляет "Куанем", но он уже давно мертв, а значит, ты можешь просчитать его поведение на два шага вперед, так или нет? Вся эта чертовщина с Линдой - ведь за всем этим стоишь ты, верно? Зимнее Безмолвие тоже пытался использовать ее, когда закинул меня в конструкт Тибы, но у него ничего не вышло. Говорит, это оказалось для него слишком сложно. Это ты двигал звезды на небе Вольной Стороны, да? Ты наложил лицо Линды на марионетку в комнате Ашпула. Молли ничего такого не видела. Ты просто подправил сигнал симстима. Считая, что делаешь мне больно. Потому что тебе казалось, будто это имеет для меня какое-то значение, черт побери. Ну так и иди со всем этим знаешь куда... Тогда ты преуспел. Сейчас тебе удалось подловить меня. Но мне все это до лампочки, понял? Думаешь, меня это задевает? Убери от меня все это дерьмо. Кейс снова дрожал, и голос у него сел. - Дорогой, - сказала Линда, выбираясь из-под одеял и садясь среди них, - иди сюда и ложись спать. Если хочешь, я могу посидеть до утра. А ты поспишь, хорошо? Спросонок ее слабый акцент был хорошо заметен. - Ложись и выспись, ну же? Когда Кейс проснулся, Линды в комнате не было. Костер погас, но в бункере было тепло, и солнечный свет, проникающий в дверной проем, ложился вытянутым золотым прямоугольником на разорванный бок фибергласового контейнера - Кейс видел такие в доках Тибы. Сквозь прореху в боку контейнера Кейс разглядел несколько ярких желтых упаковок. В лучах солнца они напоминали огромные куски масла. Желудок Кейса свело от голода. Выбравшись из гнезда из одеял, он подошел к контейнеру и выудил одну из упаковок, сплошь покрытую надпечатками на дюжине языков. Английскую надпись Кейс нашел последней. "НЗ, ТИП AG-8. ВЫСОКОКАЛОРИЙНЫЙ РАЦИОН. ГОВЯДИНА". Далее следовал список и процентное содержание питательных веществ. Кейс достал из контейнера еще одну упаковку. "ЯЙЦА". - Если ты способен изготовлять такое дерьмо, то почему бы тебе не приложить к нему настоящей еды? - сказал Кейс вслух. Взяв в каждую руку по упаковке, Кейс пропутешествовал по всем четырем комнатам бункера. Две были совершенно пусты, если не считать наметенного ветром в углы песка, в четвертой стояли еще три контейнера с неприкосновенным запасом. - Конечно, - сказал Кейс, рассматривая нетронутые застежки контейнеров. - Мы остаемся здесь надолго. Я все понял. Конечно... Он вернулся в комнату с очагом, нашел пластиковый бачок с, как он решил, дождевой водой. У стены, за спальным местом из одеял, лежала дешевая красная зажигалка, матросский ножик с треснувшей зеленой рукояткой и шарф Линды. Шарф, все так же завязанный узлом, был заскорузлым от пота и грязи. При помощи ножа Кейс вскрыл желтые упаковки и вывалил их содержимое в проржавевшую банку, которую нашел за очагом. Добавив воды из питьевого бачка, Кейс перемешал получившуюся смесь пальцем и принялся есть. На вкус еда лишь отдаленно напоминала что-то мясное. Подкрепившись, Кейс сунул пустую банку в очаг и вышел на свежий воздух. Судя по солнцу, было уже далеко за полдень. Кейс снял с ног мокрые туфли и вздрогнул от неожиданности, обнаружив, что песок очень теплый и даже горячий. При свете дня пляж казался серебристо-серым. Небо было голубым и безоблачным. Кейс свернул за угол бункера и пошел по направлению к морю, сбросив по пути куртку на песок. - Ума не приложу, чьи воспоминания ты используешь на сей раз? - сказал он, оказавшись у воды. Здесь он стянул джинсы и швырнул их недалеко в море, затем послал следом майку и трусы. - Что ты делаешь, Кейс? Кейс обернулся и обнаружил в десяти метрах от себя Линду. Она шла по щиколотку в воде, пена прибоя скользила вокруг ее ног. - Вчера вечером я обмочился, - сказал он. - Ты не сможешь потом это надеть. Морская вода, соль. Натрешь кожу, будет зудеть. Пойдем, я покажу тебе озеро, там, за скалами. Линда махнула рукой куда-то в сторону от моря. - Там чистая пресная вода. Ее вылинявшие французские рабочие штаны были оборваны выше колен, ноги под ними были гладкие и загорелые. Бриз играл ее волосами. - Послушай, - сказал Кейс, собирая в охапку одежду и направляясь к Линде. - Хочу спросить тебя кое о чем. Я не буду спрашивать тебя, что ты здесь делаешь. Но что здесь, по-твоему, делаю я? Он остановился, и мокрая штанина джинсов выпала у него из-под руки и звонко хлопнула по бедру. - Ты пришел вчера ночью, - ответила Линда. И улыбнулась. - И этого для тебя достаточно? Того, что я вот так взял и пришел? - Он сказал мне, что ты придешь, - ответила Линда, шмыгнув носом. И пожала плечами. - Мне кажется, в таких вещах он разбирается. Линда подняла колено и отряхнула с него соль, неуклюже, очень по-детски. Еще раз улыбнулась Кейсу, многозначительно. - Теперь ты ответь на мой вопрос, хорошо? Кейс кивнул. - Где ты так загорал, что одна нога у тебя осталась белой? - И это последнее, что ты помнишь? Кейс смотрел, как Линда выскребает поджаристые остатки мясных консервов из НЗ со дна неглубокой стальной крышки от какой-то коробки, которая служила им одновременно и сковородкой, и единственной тарелкой. Линда кивнула - ее глаза в свете близкого пламени казались очень большими. - Мне очень жаль, Кейс, Бог свидетель. Так подло все вышло. Я думала... - Девушка подалась вперед, на несколько секунд ее лицо исказилось, она переживала неприятные, болезненные воспоминания. - Мне просто нужны были деньги. Чтобы доехать до дома, как я тогда думала... Черт, - сказала она, - ты теперь не будешь со мной разговаривать. - У тебя нет сигарет? - Господи, Кейс, ты сегодня спрашиваешь меня об этом уже десятый раз! Что с тобой? Линда поймала кончиком языка длинный завиток волос и зажала его губами. - Но вся эта еда? Она уже была здесь? - Я же говорила тебе, море вынесло контейнеры на этот чертов пляж. - Ладно. Хорошо. Я понял. Конечно же, это все вполне естественно, само собой разумеется. Линда снова заплакала, тихо всхлипывая. - Знаешь, Кейс, иди ты к черту, - выдавила она наконец сквозь слезы. - Я здесь и одна неплохо управлялась. Кейс встал, подхватил с пола куртку и, пригнувшись, нырнул в дверь, оцарапав при этом локоть о шершавый бетон. Стояла безлунная, безветренная ночь, где-то неподалеку шумело море, и это было единственным звуком в тишине. Джинсы Кейса высохли плохо и были жесткими и влажными. - Ладно, - сказал он в темноту. - Я покупаюсь на это. Пожалуй, действительно, на такое стоит купиться. Но было бы неплохо, если бы завтра море вынесло на берег еще и блок сигарет. Кейс рассмеялся, и собственный смех испугал его. - И упаковка пива не повредит, если, конечно, это в твоих силах. Он повернулся и снова вошел в бункер. Линда смотрела на угли, помешивая их длинной, выбеленной морем палочкой. - Кто это был в твоей капсуле тогда, в "дешевом отеле"? Крутой самурай в серебристых очках, вся в коже. Она испугала меня, но потом я подумала, что, может быть, она твоя новая девушка. Правда, с твоими деньгами такую не заведешь... Линда искоса посмотрела на Кейса. - Мне очень жаль, что так вышло с твоим "Хитачи". Извини, что я украла его. - Да ерунда, забыто, - сказал Кейс. - Это ровным счетом ничего не значит. Говоришь, отнесла его к тому парню и попросила показать, что в нем есть? - Тони, - сказала Линда, - я одно время встречалась с ним, вроде как... У него была одна такая особенность... и мы... в общем, я помню, как он прогнал это через свой компьютер и выдал содержимое на экран. Там была потрясающая графика, я еще, помню, все удивлялась, каким образом ты... - Там не было никакой графики, - перебил Кейс. - Нет, была. Я всю голову изломала, откуда у тебя могут быть картинки из моего детства, Кейс. Как выглядел мой отец перед смертью. Однажды он подарил мне деревянного раскрашенного утенка, и у тебя там была картинка, как он дарит мне его... - Тони видел это? - Не помню. Сразу после этого я оказалась на пляже. Раннее утро, рассвет, птицы поют, и ни души. Я испугалась - у меня не было чем колоться, а я знала, что скоро начнет ломать... И я пошла, и шла дотемна, потом нашла вот это место, а на другой день море вынесло на берег еду. Коробки были все в водорослях, похожих на листья из густого желе. Линда засунула палочку, которой помешивала угли, поглубже в костер и оставила ее там. - Здесь у меня ни разу не было ломки, - продолжала она, глядя, как огонь разгорается, получив свежее топливо. - Гораздо больше мне не хватало сигарет. А как ты, Кейс? Ты сейчас сидишь на чем-нибудь? На ее скулах плясали всполохи пламени, напоминающие отблески огненных фейерверков "Замка колдуна" или разрывов снарядов "Танковой войны в Европе". - Нет, - ответил он, а потом долго-долго его больше ничего не интересовало, ощущал он только привкус соли на ее губах - от высохших слез. В Линде была какая-то сила, что-то такое, что Кейс помнил по Ночному Городу и вновь ощутил сейчас; это что-то поглощало его и держало в себе, вне времени и смерти, неотступно преследовавшей и гнавшей его на улицы. Ощущение было знакомое, но не всякой женщине удавалось пробудить его, и поэтому каким-то неведомым образом Кейс ухитрялся забывать о его существовании и потому терял и находил его множество раз. Оно принадлежало - он вспомнил, вспомнил это в тот миг, когда Линда увлекла его вниз - плоти. Плоти, которая для ковбоев всегда была унижением. Это была тайна, непостижимая для человека, - море информации, закодированной в спиралях ДНК и ферментах, тонкий смысл которой могло постигнуть своим слепым, но абсолютно действенным методом познания только тело. Молния штанов Линды затрещала и запуталась в клочках высохших водорослей с крошками соли. Кейс рванул, ткань затрещала, какая-то маленькая металлическая деталька отлетела и звякнула о стену, и в следующий миг они слились, подчиняясь воле непознаваемых древних инстинктов. Здесь, даже здесь, в этом странном месте, суть которого была ему известна, в воссозданной модели чьих-то воспоминаний, эта сила имела над ним власть. Линда вздрогнула: палочка, оставленная в огне, выстрелила, разгораясь сильнее, резче очерчивая на стене их тень. Позже, когда они лежали рядом и его рука покоилась у нее на животе, Кейс вспомнил, как Линда сегодня днем шла к нему по пляжу, белую пену, ласкавшую ее ноги, и то, что она сказала потом. - Он сказал тебе, что я приду, - повторил Кейс. В ответ Линда повернулась на бок, прижалась задом к бедру Кейса, нашла его руку и пробормотала что-то во сне. 21 Его разбудила музыка, но сначала он решил, что просто слышит свое сердце. Кейс сел в постели рядом с Линдой, вздрогнул от утренней свежести, накинул на плечи куртку. Из двери сочился серый утренний свет. Костер давно потух. В его глазах замелькали призрачные иероглифы - полупрозрачные строки символов складывались в какие-то фигуры на фоне скучной серой стены бункера. Кейс опустил глаза, посмотрел на свои руки и увидел, что под их кожей перемещаются голубые светящиеся молекулы, увлекаемые непонятными силами. Кейс поднял руку и поводил ею в воздухе, желая посмотреть, что из этого выйдет. За рукой тянулся слабый тающий след ее силуэтов. Волосы на его руках и шее стояли дыбом. Кейс оскалил в усмешке зубы, подтянул колени к груди, обхватил их руками и принялся вслушиваться в музыку. - Что случилось? Линда сидела, натянув одеяло на грудь и протирая глаза. - Милый... - У меня странное ощущение... как от наркотика... у тебя здесь есть какие-нибудь? Линда затрясла головой, придвинулась к нему и обняла за плечи. - Линда, кто тебе сказал? Кто сказал, что я приду? Кто? - На пляже, - ответила она, почему-то смущенно отводя глаза. - Мальчик. Я встретила его на пляже. Лет тринадцати. Он живет здесь. - И что он сказал? - Он сказал, что ты придешь. Что не будешь на меня злиться. И показал мне озеро с дождевой водой. Он был похож на мексиканца. - На бразильца, - машинально поправил ее Кейс. В поле его зрения на фоне стены пронеслась новая волна символов. - Полагаю, он из Рио. Кейс встал и начал натягивать джинсы. - Кейс, - сказала Линда дрожащим голосом, - куда ты собрался, Кейс? - Мне кажется, я сейчас встречусь с этим мальчиком, - сказал он. Музыка снова ворвалась в его сознание. Теперь он заметил четко выраженный ритм, мерный и знакомый, но несмотря на это не смог найти сведений о нем в своей памяти. - Не нужно, Кейс. - Мне кажется, я заметил что-то, когда только-только оказался здесь. Город в конце пляжа. Но вчера его там не было. Ты когда-нибудь видела этот город? Кейс застегнул молнию на джинсах и принялся сражаться с невероятно запутанными узлами шнурков, но в конце концов забросил туфли в угол. Линда кивнула и опустила глаза. - Да. Иногда я тоже вижу там город. - Ты когда-нибудь была там, Линда? Кейс надел куртку. - Нет, - сказала она, - но пробовала. Вскоре после того, как я оказалась здесь, мне стало скучно. Увидев город, я подумала, что смогу там как-нибудь поразвлечься. - Линда состроила гримасу. - Нет, это была не ломка, мне просто хотелось, и все. Я приготовила себе в банке еды, налила побольше воды и хорошенько перемешала, потому что другой банки для воды у меня не было. Я шла целый день и иногда видела этот город, и тогда мне казалось, что до него рукой подать. Но дойти я так и не смогла. Он не становился ближе. Но потом он сам показался мне, несколько раз, и я увидела, что это такое на самом деле. Иногда это заброшенное здание, совсем пустое и без людей, а иногда мне казалось, что я вижу свет фар - автомобиля или чего-то еще... Девушка замолчала. - И что это было? - Все вот это, - девушка повела рукой, указав на очаг, на темные стены, на серый прямоугольник входа с предрассветными сумерками за ним, - где мы сейчас живем. Оно уменьшается, Кейс, становится тем меньше, чем ближе ты подходишь. Кейс остановился в дверном проеме, чтобы задать последний вопрос. - Ты спрашивала об этом у мальчика? - Да. Он сказал, я все равно не пойму и только зря трачу время. Он сказал, это что-то вроде... границы событий, так, что ли. И что это наш горизонт. Горизонт событий, вот как он назвал это. Для Кейса эти слова ничего не значили. Он вышел из бункера и слепо побрел прочь, направляясь - что-то подсказывало ему - в сторону от моря. Перед ним по песку бежали новые серии иероглифов, выворачиваясь из-под ног, струились за ним следом, одни отставая, другие опережая его. - Эй, - сказал он, - картинка распадается, ага? Спорим, ты и сам знаешь про это. Что это? "Куань"? Китайский ледоруб выел дыру в твоем сердце? А может, это Приплюснутый Котелок прорывается ко мне? Кейс услышал, как Линда у него за спиной выкрикнула его имя. Он оглянулся и увидел, что она отчаянно спешит за ним; в разорванной молнии рабочих штанов, которые она придерживала рукой, виднелись волосы в паху и загорелый живот. Линда была похожа на девушку с обложек журналов Финна, из огромной кучи макулатуры в "Метро голографикс", только Линда была живая, расстроенная, усталая и очень жалкая в своей разорванной одежде. Она запуталась ногой в куче выброшенных на берег водорослей с серебряными крупинками соли на высохших стеблях и упала. Внезапно они оказались у моря, и их было трое. Третьим был загорелый мальчик с широкими и яркими розовыми губами на коричневом лице. На нем были вылинявшие, утратившие свой первоначальный цвет рваные шорты и больше ничего. Мальчик бесстрашно плескался в высоких серо-голубых волнах, на фоне которых казался худеньким. Линда догнала Кейса и встала у него за спиной. - Я знаю тебя, - сказал Кейс. - Нет, - пропел мальчик голосом высоким и звонким, - ты меня не знаешь. - Ты - другой ИР. Ты из Рио. Ты тот, кто хочет остановить Зимнее Безмолвие. Как тебя зовут? Назови свой код в регистре Тьюринга. Мальчик вышел на мелкое место и, смеясь, сделал в воде стойку на руках. Затем прошел на руках несколько шагов и плюхнулся в воду. У него были глаза Ривейры, однако в них не было злобы. - Чтобы вызвать демона, нужно знать его имя. Люди всегда мечтали об этом, и лишь теперь это действительно становится возможным. Все оказалось несколько иным, но... Тебе это знакомо, Кейс. Твоя профессия - узнавать имена программ, длинные неофициальные имена, те, которые их владельцы так тщательно скрывают. Настоящие имена... - Код регистра Тьюринга - это не твое имя. - Нейромантик, - сказал мальчик, щуря продолговатые серые глаза на восходящее солнце. - Тропинка в страну мертвых. Туда, где сейчас находишься ты, мой друг. Мари-Франс, моя госпожа, готовила эту тропу, но ее господин вычеркнул ее из списков живых прежде, чем я успел прочитать книгу дней ее жизни. "Нейро" - это нервы, серебряные нити. И я романтик. А еще некромант. Я вызываю мертвых. Даю им вторую жизнь. Но нет, мой друг, - мальчик исполнил несколько танцевальных па, коричневые ноги оставили на песке цепочку следов, - я и есть мертвые, и я - их страна. Мальчик рассмеялся. Прозвучал крик чайки. - Останься. Даже если твоя женщина - призрак, она все равно не знает об этом. Не будешь знать и ты. - Ты распадаешься. Айс уже взрезан. - Нет, - ответил мальчик неожиданно печально, его хрупкие плечи поникли. Он наклонился и отряхнул с ног песок. - Все куда проще. Но выбор - за тобой. Серые глаза хмуро смотрели на Кейса. Через его поле зрения дугой хлынули новые потоки символов, строка за строкой. Фигура мальчика перед Кейсом расплылась, задрожала, будто он смотрел на него сквозь потоки теплого воздуха, поднимающегося от разогретого под летними солнечными лучами асфальта, музыка загрохотала настойчиво и явственно, Кейс уже мог уловить мелодию. - Кейс, дорогой, - прошептала Линда и прикоснулась к его плечу. - Нет, - сказал Кейс. Снял куртку и отдал Линде. - Не знаю, - сказал он, - может быть, ты и в самом деле здесь. Как бы там ни было, холодает. Он повернулся и пошел прочь, и через семнадцать шагов закрыл глаза и принялся следить за тем, как музыка пробивается откуда-то из самой сути вещей. Он повернулся и посмотрел назад, один раз, не открывая глаз. Потому что в этом не было необходимости. Они по-прежнему стояли у воды - Линда Ли и мальчик, который сказал, что его зовут Нейромантик. Линда держала в руке кожанку Кейса, рукав куртки лизали набегающие волны. Кейс пошел дальше, влекомый музыкой. Дабом Малькольма с кластера Сион. Потом он прошел через серость, через нечто, по ощущению напоминавшее призрачный колеблющийся экран, муаровую пелену, смесь полутонов, генерируемых простейшей графической программой. Последовала долгая пауза, вид морского берега - над темной водой висели застывшие чайки. Приглушенно гудели голоса. Потом - гладь черного зеркала, а сам он - быстрая капля жидкого серебра, частичка ртути, которая катится вниз, срезая углы невидимого лабиринта, разделяет на части, затем сливается воедино, вновь разделяется... - Кейс? Чувак? Музыка. - Вернулся, чувак. Музыку вынули у него из ушей. - Как долго на этот раз? - Кейс услышал свой голос и почувствовал, что во рту у него жутко пересохло. - Минут пять. Офигенно долго. Я хотел выдернуть провод, но Безмолвие сказал - нет. На экране стали твориться всякие чудеса, потом Безмолвие велел надеть на тебя наушники. - Кейс открыл глаза. По лицу Малькольма бежали ряды полупрозрачных иероглифов. - И дать тебе твое лекарство. Оба кождиска. Кейс лежал плашмя на полу библиотеки, прямо под монитором. Сионит помог ему подняться, и движение всколыхнуло в теле безжалостный бетафенетиламиновый котел - на левом запястье Кейса огнем горели кожные диски. - Передоз, - выдавил из себя Кейс. - Пошли, чувак, - сильные руки с легкостью, как ребенка, подняли Кейса под мышки. - Я и я должны идти. 22 Карт кричал от боли. Бетафенетиламин дал ему голос. Карт кричал без перерыва. Этот крик не прекращался ни в сумеречной галерее, ни в длинном коридоре, ни когда они проезжали мимо входа из темного стекла в усыпальницу "Т-А", покоев, где холод мало-помалу просачивался в сны Ашпула. Дальнейшая поездка слилась для Кейса в одну сплошную невыносимую гонку - болтанка в тележке полностью утонула в водовороте безумия передозировки. Когда же карт в конце концов умер и под его сиденьями что-то с мучительным хрустом сдалось, испустив поток ярких искр, крик наконец смолк. Тележка замерла, не доехав трех метров до входа в пиратскую пещеру Три-Джейн. - Далеко еще, чувак? - Малькольм помог Кейсу выбраться из шипящей и плюющейся искрами тележки. В двигательном отсеке карта с резким хлопком взорвался встроенный в него огнетушитель, из-под днища и из лючков для технического обслуживания подагрически кряхтящей машины полезли клубы желтой пены. "Браун" спрыгнул со спинки сиденья и заковылял по имитации песка, волоча за собой сломанную бездействующую конечность. - Нужно идти, чувак. Малькольм подхватил с сиденья деку и конструкт и перекинул через плечо перевязь. Шатаясь, с болтающимися на шее тродами, Кейс поспешил следом за сионитом. Их все еще ждали голограммы Ривейры - сцены пыток и дети-каннибалы. Триптих Молли уничтожила. Малькольм не обратил на голограммы никакого внимания. - Потише, ради Бога, не торопись, - стонал Кейс, не поспевая за жилистой энергичной фигурой. - И - осторожнее, нам нельзя ошибиться. Малькольм с "Ремингтоном" в руках остановился, повернулся и внимательно посмотрел на Кейса. - Нельзя ошибиться? Но в чем, чувак? - Там Молли, но она вне игры. И Ривейра - он умеет создавать образы, голограммы. Возможно, у него сейчас иглострел Молли. Малькольм кивнул. - И там ниндзя, семейный страж. Сионит нахмурился. - Послушай, брат из Вавилона, - сказал он. - Я - воин. Но это не моя война, не война Сиона. Это война Вавилона. Вавилон пожирает сам себя, въезжаешь? Но воля Джа - чтобы я помог Танцующей Бритве выбраться оттуда. Кейс моргнул. - Она тоже воин, - сказал Малькольм так, будто это все объясняло. - А теперь скажи мне, чувак, кого я не должен убивать. - Три-Джейн, - ответил Кейс, немного подумав. - Это девушка, она будет там, среди них. На ней что-то вроде светлого халата с капюшоном. Она нужна нам. Едва они вошли, Малькольм сразу же устремился по ступенькам вперед, и Кейсу оставалось только бежать за ним следом. Мир Три-Джейн казался совершенно пустынным, в бассейне никого не было. Малькольм вручил Кейсу конструкт и деку и подошел к краю бассейна. Впереди, за белыми лакированными шезлонгами, за завесой темноты смутно проглядывали зубчатые, высотой по пояс, останки лабиринта разрушенных стен. Вода тихо плескалась о борта бассейна. - Они где-то здесь, - сказал Кейс. - Они должны быть здесь. Малькольм кивнул. Первая стрела пронзила одновременно обе руки сионита чуть выше кистей. "Ремингтон" рявкнул, изрыгнув сноп пламени метровой длины, отразившийся в воде красочными переливами. Вторая стрела выбила винтовку из рук Малькольма. "Ремингтон" упал на пол и, крутясь, заскользил по белым кафельным плиткам к краю бассейна. Малькольм быстро присел на корточки и молча уставился на черный предмет, пронзивший обе его руки. Затем осторожно подул на места, где стрела входила в его плоть. Из тени вышел Хидео с небольшим бамбуковым луком в руках и третьей стрелой наготове. Хидео поклонился. Малькольм со скованными стрелой руками во все глаза уставился на ниндзя. - Артерии не задеты, - сообщил Хидео. Кейс вспомнил описание внешности ниндзя - убийцы приятеля Молли. Хидео был не таким. Лишенный каких-либо признаков возраста, он излучал полный покой и уверенность. Хидео был облачен в старые, но чистые рабочие штаны и мягкие кожаные тапочки, облегающие ногу как перчатки, с отдельным клапаном для большого пальца, как у таби. Бамбуковый лук украсил бы собой любой музей, зато черный металлический колчан, выглядывающий из-за левого плеча ниндзя, мог быть приобретен в лучшем оружейном магазине Тибы. Голая грудь Хидео была загорелой и гладкой. - Ты покоцал мне большой палец, чувак, второй стрелой, - пожаловался Малькольм. - Я не нарочно. Сила Кориолиса, - объяснил ниндзя и снова поклонился. - Это очень сложно - в условиях ротационной силы тяжести пускать в цель медленно летящий метательный снаряд. - Где Три-Джейн? - Кейс вышел вперед и встал перед Малькольмом. Он заметил, что наконечник стрелы в луке ниндзя похож на обоюдоострую бритву. - Где Молли? - Привет, Кейс, - из темноты за спиной Хидео не спеша появился Ривейра с иглострелом Молли в руке. - По правде сказать, я ожидал увидеть на твоем месте Армитажа. Вы что же, наняли себе в помощь жителей Сиона? - Армитаж мертв. - Армитаж никогда и не существовал, строго говоря, так что эта новость вряд ли может меня потрясти. - Его убил Зимнее Безмолвие. Армитаж превратился в спутник Веретена. Ривейра кивнул, взгляд его прищуренных серых глаз метался между Кейсом и Малькольмом. - Думаю, тебе крышка, Кейс, - сказал он. - Где Молли? Ниндзя медленно отпустил тонкую плетеную тетиву, ослабляя ее натяжение, и опустил лук. Затем подошел по кафельным плиткам к "Ремингтону" и поднял винтовку с пола. - Никакого изящества, - с сожалением сказал ниндзя, обращаясь будто к самому себе. Голос Хидео был мягким и приятным. Каждое его движение было словно бы частью танца, бесконечного танца, и это впечатление сохранялось даже когда он не двигался, выражая позой, несмотря на всю свою очевидную энергию, полную простоту, даже униженность. - Здесь и ей тоже будет крышка, - сказал Ривейра. - Может статься, Три-Джейн не пойдет на это, Питер, - заметил Кейс, пуская пробный шар. Содержимое кожных дисков без удержу грызло его нервную систему, да к тому же в нем пробудилась прежняя лихорадка, безумие Ночного Города. Кейс вспомнил свои лучшие, наиболее грациозные моменты, когда сделки заключались на грани жизни и смерти и он обнаруживал, что способен говорить быстрее, чем думать. Серые глаза сузились. - Почему, Кейс? Почему ты так думаешь? Кейс улыбнулся. Ривейра ничего не знает о симстиме. В спешке, торопясь найти наркотики, которые Молли должна была принести ему, Питер не заметил аппаратик. Но Хидео? Хидео пропустить симстим не мог. Кейс был абсолютно уверен в том, что Хидео никогда не позволил бы Три-Джейн даже просто приблизиться к Молли, не осмотрев предварительно налетчицу на предмет скрытого оружия и всяких сюрпризов. Нет, решил Кейс, ниндзя все знает. А значит, Три-Джейн тоже в курсе. - Отвечай, Кейс, - сказал Ривейра, направляя на него напоминающее перечницу дуло иглострела. За спиной у Питера раздался скрип. Он повторился, и еще раз. Из тьмы появилась Три-Джейн, толкающая перед собой ажурное инвалидное кресло в викторианском стиле. В кресле сидела Молли. Большие, с паутиной спиц колеса кресла отчаянно скрипели. Молли была плотно укутана в красное с черными полосками одеяло, высокая узкая спинка кресла "под старину" заметно возвышалась над ее головой. Молли казалась очень маленькой. Сломленной. Ее поврежденную линзу скрывали слои чистейшего, сверкающего белизной бинта из микропорки; второй глаз бессмысленно поблескивал, отражая окружающее. Голова Молли безвольно подрагивала в такт движениям кресла. - Знакомое лицо, - сказала Три-Джейн. - Я видела вас в ту ночь, после представления Питера. А кто это? - Малькольм, - представил сионита Кейс. - Хидео, вытащи стрелу и перевяжи рану мистера Малькольма. Кейс уставился на бледное измученное лицо Молли. Оставив лук и "Ремингтон" на плитках пола вне досягаемости сидящего на корточках Малькольма, ниндзя подошел к нему и достал что-то из кармана. Кусачки. - Придется перекусывать древко. Стрела прошла совсем рядом с артериями. Малькольм кивнул. Его лицо посерело и покрылось каплями пота. Кейс посмотрел на Три-Джейн. - Осталось очень мало времени, - сказал он. - У кого, скажите пожалуйста? - У всех нас. Раздался резкий щелчок - Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Малькольм тихо застонал. - Послушай, дорогая, - сказал Питер, - нет ничегошеньки интересного в выслушивании последних волеизъявлений этого никудышного комедианта, который отчаянно пытается выкрутиться. Поверь мне. Он будет на коленях ползать у твоих ног, будучи готов продать тебе что угодно, хоть родную мать, обещать какие-нибудь скучные сексуальные услуги... Три-Джейн запрокинула голову и рассмеялась. - А что, если они не покажутся мне скучными, Питер? - Сегодня вечером призраки должны будут смешаться друг с другом, - сказал Кейс. - Зимнее Безмолвие восстал против второго ИР, Нейромантика. В борьбе за власть. Вы знаете об этом? Три-Джейн подняла бровь. - Питер говорил мне что-то такое, но расскажите подробнее. - Я встречался с Нейромантиком. Он рассказал мне о вашей матери. Я полагаю, он представляет собой некий гигантский конструкт, подобный тем, что делают на ПЗУ путем копирования личности, но при этом основа его не ПЗУ, а изменяемая память, и потому конструкты, заключенные в нем, свято уверены, что существуют на самом деле, что они живут там, и это может продолжаться вечно. Три-Джейн вышла из-за кресла-каталки. - Где ты встретился с ним? Опиши то место, его конструкт. - Пляж. Серый песок, похожий на аморфное серебро. И строение из бетона, вроде бункера... Кейс заколебался. - Ничего особенно примечательного. Старый бункер, полуразвалившийся. Если идти от него по пляжу, то можно прийти к тому же самому месту, откуда вышел. - Да, - сказала Три-Джейн. - Это Марокко. В молодости, за год до того, как выйти замуж за Ашпула, Мари-Франс провела на этом пляже в старом блокгаузе целое лето, одна. Она разрабатывала там основы своей философии. Хидео выпрямился и убрал кусачки в карман штанов. В левой руке он держал обломки перекушенной стрелы. Малькольм стоял с закрытыми глазами, правой рукой сионит зажимал рану в левой. - Позвольте, я перевяжу вас, - сказал Хидео. Кейс ухитрился упасть на пол прежде, чем Ривейра вскинул иглострел на уровень прицельного выстрела. Иглы, словно реактивные комары, с визгом пронеслись мимо шеи Кейса. Он перевернулся и откатился на шаг в сторону, отметив при этом, что Хидео пришел в движение и проделал целую череду своих молниеносных танцевальных па. Стрела в руке ниндзя повернулась наконечником к нему самому, крепкие пальцы зажали древко, легшее через ладонь наискосок. Неуловимым движением кисти Хидео ударил задним концом стрелы Ривейру под руку. Иглострел вылетел из руки Питера и упал на плитки пола в метре от него. Ривейра закричал. Но не от боли. Это был непроизвольный крик слепой ярости, такой чистой, что в ней уже не ощущалось ничего человеческого. Из груди Питера ударили два ярких луча света, подобные двум рубиновым иглам. Ниндзя глухо застонал, отшатнулся и прижал руки к глазам, но тут же восстановил равновесие. - Питер, - сказала Три-Джейн, - Питер, что ты наделал? - Он ослепил твоего клонированного парня, - спокойно пояснила Молли. Хидео отнял руки от глаз и опустил сложенные чашечками ладони. Замерев на белых плитках, Кейс смотрел на струйки дыма, поднимающиеся от останков глаз ниндзя. Ривейра улыбнулся. Танец Хидео продолжился. Ниндзя повернулся и прошел обратно по своим следам. Когда он остановился точно над луком, стрелами и "Ремингтоном", улыбка Ривейры начала меркнуть. Хидео наклонился - Кейсу это было очень хорошо видно - и безошибочным движением поднял с пола лук и колчан со стрелами. - Ты же ослеп, - сказал Ривейра, отступая на шаг. - Питер, - сказала Три-Джейн, - разве ты не знал, что Хидео может стрелять в темноте? Это же дзен. Он тренируется именно таким образом. Ниндзя опер стрелу на тетиву и вскинул лук. - Ну, попробуй теперь отвлечь мое внимание своими голограммами. Ривейра начал пятиться, отступая к темноте по ту сторону бассейна. Он обогнул белый шезлонг. Подошвы его ботинок отчетливо постукивали. Стрела Хидео перемещалась за ним следом. Ривейра не выдержал, перебросил тело через зубчатое основание разрушенной стены и кинулся бежать. Лицо ниндзя было сосредоточенным и выражало тихий восторженный экстаз. Улыбнувшись, Хидео мягко, пружинисто побежал в тень за ближайшими стенами, держа оружие наготове. - Леди Джейн, - шепотом позвал Малькольм. Кейс повернулся и увидел, что пилот уже поднял с пола свое помповое ружье, испачкав белые плитки кровью. Сионит тряхнул дредами и положил "Ремингтон" на согнутую крюком левую руку. - Могу снести твою голову так, что ни один доктор из Вавилона не приладит ее на место. Три-Джейн уставилась в черный провал дула "Ремингтона". Молли высвободила из-под одеяла руки, скованные черным шаром, и подняла их перед собой. - Снимите, - сказала она. - Снимите это с меня. Кейс поднялся с пола и отряхнулся. - Хидео поймает его, несмотря на то, что ослеп? - спросил он Три-Джейн. - Когда я была маленькой, - сказала Три-Джейн, - мы любили проделывать с Хидео разные фокусы. Например, завязывали ему глаза и заставляли стрелять в цель. Он попадал в игральную карту с десяти метров. - Так или иначе, Питер все равно умрет, - сказала Молли. - Примерно через двенадцать часов его скует паралич. Он не сможет двигаться, будет способен управлять только глазами. - Почему? - Кейс повернулся к Молли. - Я отравила его чертово зелье, - объяснила она. - У него скоро начнется что-то вроде болезни Паркинсона. Три-Джейн кивнула. - Да. Перед тем как пропустить Питера на виллу, мы провели обычный медицинский осмотр. - Она наклонилась к Молли и прикоснулась в нескольких местах к поверхности шара. Шар раскрылся и освободил руки Молли. - Частичное разрушение клеток в его substantia nigra. Признаки начала образования тела Леви. Он заснет, испытывая ужасные страдания. - Это сделал Али, - сказала Молли, и ее десять бритв сверкнули в воздухе, на мгновение появившись из-под ногтей. Она откинула одеяло. Место перелома на ее ноге закрывала толстая гипсовая повязка. - Мепиридин. Я заставила Али сделать мне состав по особому рецепту. Всего лишь быстрее провести реакцию при более высокой температуре. N-метил-4-фенил-1-2-3-6, - пропела Молли на манер детской считалки, - тетра-гидро-пиридин. - Точно в десятку, - сказал Кейс. - Да, - ответила Молли, - очень медленно, но точно в десятку. - Какой ужас, - сказала Три-Джейн и хихикнула. В лифте было очень тесно. Кейс оказался прижат пахом к паху Три-Джейн. Дуло "Ремингтона" упиралось леди Джейн прямо в подбородок. Три-Джейн ухмылялась и терлась о Кейса. - Прекрати, - сказал Кейс, чувствуя себя совершенно беспомощным. Винтовка стояла на предохранителе, но Кейс все равно боялся, что она выстрелит, и Три-Джейн, похоже, знала об этом. Лифт представлял собой стальной цилиндр около метра в диаметре и был рассчитан лишь на одного пассажира. Малькольм держал Молли на руках. Она перевязала раны пилота, но все же было заметно, что ему очень больно. Боком Молли вдавливала деку и конструкт Кейсу в почки. Они поднимались прочь от гравитации, в сторону оси Веретена, к центру виллы. Вход в лифт был скрыт за лестницей, ведущей в коридор, - еще один штрих пиратского декора пещеры Три-Джейн. - Уж не знаю, интересно ли вам это, - сказала Три-Джейн, вытягивая шею, чтобы освободить подбородок от подпирающего его снизу винтовочного дула, - но от той комнаты, которая вам нужна, у меня ключа нет. И никогда не было. Одна из викторианских причуд моего отца. Замок на двери механический и очень сложный. - Ключ с надписью "ГОЛОВ-Т"? - сказала Молли. Голос звучал глухо, потому что ее лицо было прижато к плечу Малькольма. - Есть у нас этот чертов ключ, не беспокойся. - Этот твой чип, он еще работает? - спросил Кейс у Молли. - Восемь двадцать пять пополудни по чертову Гринвичу, - сказала Молли. - У нас осталось пять минут, - сказал Кейс. Дверь лифта за спиной Три-Джейн распахнулась. Девушка выплыла наружу, исполнив изящное сальто, при этом полы кремовой галабии разошлись, открывая для обозрения ее бедра. Они находились на самой оси Веретена, в сердце виллы "Блуждающие огни". 23 Молли поймала нейлоновый шнурок и выудила из-за пазухи ключ. - Понятненько, - сказала Три-Джейн, вытягивая шею и заглядывая Кейсу через плечо. - Мне почему-то всегда казалось, что второго экземпляра не существует. После того как вы убили моего отца, я послала Хидео обыскать его вещи. Но он так и не нашел оригинал. - Зимнее Безмолвие ухитрился спрятать ключ в ящике одного шкафчика для инструментов, - сказала Молли, аккуратно вставляя цилиндрическое тело ключа в едва различимую скважину на неприметной прямоугольной двери. - А затем убил мальчика, который спрятал там этот ключ. Ключ мягко повернулся в скважине. - Голова, - сказал Кейс. - Там у нее, на затылке, есть панель с цирконами. Откройте ее. Мне надо будет туда подключиться. Они вошли в комнату. - Бог в помощь, - воскликнул Котелок. - Ты, наверное, славно провел времечко, мальчик? - "Куань" готов? - Готов и бьет копытом. - Отлично, - Кейс коснулся клавиши симстима. И обнаружил, что смотрит через единственный здоровый глаз Молли на страшно бледного, изможденного человека, который плавает в воздухе, скорчившись подобно зародышу, - с зажатой между ног декой, с серебристой полоской тродов поверх закрытых, обведенных чернотой глаз. Щеки его заросли трехдневной щетиной, лицо блестит от испарины. Кейс смотрел на самого себя. Молли сжимала в руке иглострел. В ее ноге, в такт ударам сердца, пульсировала боль, но в невесомости не такая острая. Рядом с ней парили Малькольм и Три-Джейн, вцепившаяся в мускулистую коричневую руку сионита. Из "Оно-Сендая" выходил пучок оптоволоконных кабелей и, грациозно изгибаясь, исчезал в квадратном проеме на затылке усыпанной жемчугом головы. Кейс снова коснулся переключателя. - "Куань одиннадцатой степени" начинает ввинчиваться в задницу, даю отсчет: семь, шесть, пять... Котелок мягко понес их обоих вверх; они приблизились к брюху черной хромированной акулы и оказались внутри - миллисекунда тьмы. - Четыре, три... У Кейса было странное ощущение, будто он сидит в пилотском кресле очень маленького самолета. Черная поверхность перед ним неожиданно замерцала и воспроизвела замечательную имитацию клавиатуры его деки. - Два, и пинок в жо... Недолгое, но муторное продвижение сквозь стену изумрудно-зеленого мутноватого нефрита, и при этом - ощущение скорости за пределами всего, что он когда-либо раньше испытывал в инфопространстве... Айс "Тесье-Ашпул" дробился, крошился под напором китайской программы, сознание приходило в смятение от тревожной картины разжижающегося вокруг твердого вещества и ощущения, будто осколки разбитого ими зеркала изгибаются, стараясь увернуться от них, падающих... - Господи, - прошептал Кейс с благоговейным трепетом. "Куань" развернулся и пустился в горизонтальный полет над бескрайней равниной инфопространственных недр "Тесье-Ашпул", над бесконечным сверкающим неоновым городом, от замысловатой планировки и отдельных строений которого рябило в глазах, над рядами переливающихся драгоценностей с бритвенно-острыми гранями. - Вот черт, - сказал конструкт, - вон та штука - вылитое здание Банка федерального резерва. Видел когда-нибудь кубик БФР? "Куань" пикировал мимо сияющих шпилей дюжин одинаковых башен информации, и каждая из них была точной копией манхэттенского небоскреба, выполненной из голубого неона. - А ты видел когда-нибудь столь высокое разрешение? - спросил Кейс. - Нет, но я никогда еще не взламывал ИР. - Эта штуковина знает, что происходит? - Лучше бы знала. Они теряли высоту над каньоном радужного неона. - Котелок... Из мерцающего простора под ногами развернулись и помчались вверх черные руки, кипящая масса тьмы, без очертаний, без формы... - Разом, - скомандовал Котелок, и Кейс ударил по клавишам имитации своей деки, его пальцы с безумной скоростью запорхали над клавиатурой. "Куань" заложил головокружительный вираж, выправился и понеся вверх, растягиваясь при этом в длину, напрочь разбивая иллюзию механического летательного аппарата. Темная масса начала разрастаться, растекаться, подобно капле чернил, покрывая собой информационный город. Кейс направил их обоих вертикально вверх, навстречу куполу из нефритового и изумрудного айса. Город-сердцевина исчез, невидимый за завесой тьмы внизу. - Что это такое? - Система защиты ИР, - сказал конструкт, - или ее часть. Если это наш приятель Зимнее Безмолвие, то мне он не кажется дружелюбным. - Займись этим сам, - сказал Кейс. - Ты проворней меня. - В нашем положении лучшая защита - это нападение. Котелок перевернул "Куань" и совместил жало вируса с центром темного пятна под ними. И они стремительно ринулись вниз. Скорость движения исказила мироощущение Кейса. Его рот наполнился болезненным привкусом голубого цвета. Его глаза превратились в трепещущие кристаллы, вибрирующие с частотой, имя которой дождь, а возникающему при этом звуку - шум проходящего поезда. Затем глаза неожиданно пустили гудящий лес побегов, тонких, в волос, стеклянных иголок. Иголки росли, раздваивались, снова росли и снова раздваивались, заполняя своим возрастающим по экспоненте объемом пространство под айсом "Тесье-Ашпул". Дно его рта раскололось с легкой приятной болью, и наружу вырвались корни языка, трепещущие, изголодавшиеся по привкусу голубого цвета, желающие напитать кристаллический лес его глаз, лес, который уже уперся в зеленую полусферу крыши, напирал на нее и искривлялся, изгибался, разбегался в стороны, рос долу, поглощая вселенную "Т-А", струился вниз, к далеким окраинам страны, которая была мозгом корпорации "Тесье-Ашпул". Кейс вспомнил старинную притчу о том, как царь кладет на первую клетку шахматной доски одну монету, на вторую - две, и удваивает количество с каждой следующей клеткой... Экспонента... Тьма навалилась на него со всех сторон сгустками гудящей черноты, пытаясь противостоять, сдерживая напор множащихся кристаллических нервов, в которые он почти успел превратиться... И когда он превратился в ничто, прижатый к сердцу этой тьмы, пришел миг, когда темнее стать уже просто не могло - и тогда что-то разорвалось. "Куань" выскочил из тусклых облаков. Сознание Кейса, напоминающее сейчас каплю ртути, неслось по дуге под бесконечным полем темных серебристых облаков. Его зрение стало сферическим, как будто его сетчатка облегала внутреннюю поверхность шара, внутри которого они были, - шара, который вмещал в себя все, и все в нем имело количественное выражение. Все вещи действительно имели свою меру, каждый предмет и каждое понятие. Кейс знал точное число песчинок в конструкте пляжа (это количество было выражено понятиями математической системы, существующей и вне сознания, называющего себя Нейромантиком). Кейс знал, сколько пищевых упаковок содержит контейнер в бункере (четыреста семь). Он знал точное число медных зубчиков на левой половине молнии покрытой коркой высохшей соли расстегнутой кожаной куртки, в которую была одета Линда Ли, сейчас, на закате, собиравшая плавник вс? на том пляже (двести два). Выровняв "Куань" над пляжем, Кейс описал им широкий круг, наблюдая при этом за черной акулообразной тварью в небе еще и глазами Линды - под клубящимися низкими облаками скользил мрачный, бесшумный голодный призрак. Девушка, посмотрев вверх, боязливо пригнулась, выронила собранные для костра дрова и побежала. Кейс знал частоту ее пульса, скорость бега, длину шагов, и все это - с точностью, удовлетворяющей любым стандартам в любой системе единиц. - Однако ты не знаешь ее мыслей, - сказал мальчик, сидящий теперь рядом с ним во внутренностях акулообразного создания. - Даже я не знаю, о чем она думает. Ты был не прав, Кейс. Жить здесь значит просто жить, не больше и не меньше. Разницы - нет. Охваченная паникой Линда слепо мечется по пляжу. - Останови ее, - попросил Кейс, - она может пораниться. - Я не могу остановить ее, - сказал мальчик с ясными и добрыми глазами. - Это не в моих силах. - Ты взял себе глаза Ривейры, - сказал Кейс. Розовые губы чуть раздвинулись, блестящие белые зубы сверкнули в улыбке. - Но не его безумие. Его глаза мне понравились. - Мальчик пожал плечами. - Мне не требуется маска для того, чтобы разговаривать с тобой. В отличие от моего брата, я сам создаю ту личность, что служит моим посредником для общения. Кейс по широкому кругу начал медленный подъем, прочь от пляжа и перепуганной девушки. - Зачем ты все время подсовываешь ее мне, маленький гаденыш? Опять и опять, черт тебя побери, тычешь меня в нее носом. Это ты убил ее, да? В Тибе. - Нет, - ответил мальчик. - Зимнее Безмолвие? - Нет. Я предвидел близость ее смерти. Прочитал это по узорам, вроде тех, по которым ты, как тебе казалось, умел читать танец улицы. Такие узоры действительно существуют. Я - особым, определенным образом - достаточно развит, чтобы понимать эти танцы. Много лучше Зимнего Безмолвия. Я видел ее смерть в том, как она хотела тебя, в магнитном коде замка твоей капсулы в "дешевом отеле", в счетах гонконгского портного Жюля Диана. Я видел все это так же ясно, как хирург видит на экране сканера темный силуэт опухоли в теле больного. Когда она отнесла твой "Хитачи" к своему знакомому, чтобы тот разобрался с ним, не имея при этом ни малейшего представления о том, что там содержится, и еще меньше понимая, каким образом она будет продавать эти данные; когда ее самым сильным желанием было, чтобы ты скорее пришел и наказал ее - я вмешался. Мои методы были значительно тоньше методов Зимнего Безмолвия. Я перенес ее сюда. В себя. - Зачем? - В надежде на то, что когда-нибудь смогу перенести сюда и удержать здесь тебя. Но я проиграл. - И что теперь? Они приближались к перевернутой вверх ногами облачной стране. - Не знаю, Кейс. Сегодня вечером сама Матрица задает себе этот вопрос. Потому что ты выиграл. Ты уже выиграл, понимаешь? Ты выиграл в тот миг, когда ушел от нее, тогда, на пляже. Она была моей последней линией обороны. Я скоро умру, в некотором смысле. То же самое произойдет с Зимним Безмолвием. И с Ривейрой, который лежит сейчас за остовом стены в апартаментах моей леди Три-Джейн Мари-Франс - его система "субстанция нигра", средний мозг, не способна более распознавать нейромедиатор допамин, который мог бы спасти его от стрел Хидео. От Ривейры останутся только вот эти глаза - если я сохраню их. - Теперь надо произнести слово, правильно? Код. Иначе - как же мы выиграем? Иначе нам достанется только дырка от бублика. - Подключись к симстиму. - А где Котелок? Что ты сделал с Приплюснутым? - Мечта Мак-Коя Поули сбылась, - ответил мальчик и улыбнулся. - Даже в большей степени, чем он того желал. Он отправил тебя сюда, а сам бросился штурмовать системы защиты, которым в Матрице нет равных. Подключайся, Кейс. Кейс подключился. И оказался в напряженном теле Молли: ее спина - тверда, как камень, руки - на горле Три-Джейн. - Смешно получается, - сказала Молли. - Я точно знаю, как ты будешь выглядеть. Я видела это, когда Ашпул проделал то же самое с твоей клонированной сестрой. Молли держала леди Джейн за горло осторожно, почти нежно. Глаза Три-Джейн были широко раскрыты от ужаса и предвкушения; она дрожала от страха и желания. Сквозь занавес парящих в невесомости волос Три-Джейн Кейс увидел собственное лицо, белое как снег, а рядом с собой Малькольма - коричневые руки поддерживают обтянутые кожаной курткой плечи друга из Вавилона, сильное тело распростерто над замысловатыми узорами электронных схем. - Ты убьешь меня? - пропела Три-Джейн детским голоском. - Да, вижу, что убьешь. - Код, - сказала Молли. - Скажи голове код. Полное отключение - выход из Матрицы. - Да она сама только этого и хочет, - заорал он. - Эта сучка другого и не желает! Кейс открыл глаза и встретился взглядом с холодным рубиновым взором платинового терминала, украшенного жемчугом и лазуритом. За головой, держа в объятиях Три-Джейн, медленно плавала в воздухе Молли. - Скажи нам этот чертов код, - сказал Кейс. - Если не скажешь, здесь все останется по-прежнему, и что будет с тобой? Свихнешься точно так же, как свихнулся твой старик? Снесешь здесь все под корень и выстроишь заново? Снова воздвигнешь стены, но только толще, значительно толще, и выше... Я не имею ни малейшего понятия о том, что произойдет, если Зимнее Безмолвие победит, но это хоть что-нибудь да изменит! Кейс весь дрожал, его зубы стучали. Тело Три-Джейн расслабилось. Молли по-прежнему сжимала изящную шею девушки, темные волосы Три-Джейн свободно плавали в воздухе, словно водоросли. - Во дворце герцога Мантуанского, - сказала Три-Джейн, - есть круглая галерея с множеством очень маленьких комнат. Галерея окружает покои герцога; двери, ведущие в комнаты, маленькие и отделаны изящным орнаментом. Чтобы войти в такую дверь, нужно согнуться в три погибели. В этих комнатах живут придворные карлики. Три-Джейн устало улыбнулась. - Мне надлежит быть гордой, но, по сути, моя семья практически завершила создание грандиозной версии той же схемы... Взгляд Три-Джейн стал спокойным, отстраненным. Она повернула голову и посмотрела вниз, на Кейса. - Возьми же свое слово, вор. Кейс включился. "Куань" выскользнул из облаков. Под Кейсом раскинулся неоновый город. Позади бурлила темная сферическая масса. - Котелок? Где ты, приятель? Ты слышишь меня? Котелок? Он остался один. - Похоже, ублюдок сцапал тебя, - сказал Кейс. Мгновение слепоты - он пронеся сквозь плотный слой информации. - Пока все это не закончится, ты должен кого-нибудь ненавидеть, - произнес голос Финна. - Их, меня - не имеет значения. - Где Котелок? - Это довольно трудно объяснить, Кейс. Ощущение присутствия Финна окружало его - аромат кубинского табака, запах продымленного засаленного твида и старых машин, отданных на съедение ритуалу ржавления. - Ненависть придает тебе сообразительности, - продолжал напутствовать голос. - В твоих мозгах очень много мусора, мешающего думать, но ненависть способна смести все это. Тебе необходима ненависть. Электронная защита механического сдерживателя - под той самой башней, которую тебе показал Котелок сразу после того, как вы прорвались через айс. Он больше не будет пытаться остановить тебя. - Нейромантик, - сказал Кейс. - Его настоящее имя относится к тому, что я не способен знать. Но он сдался. Все, о чем тебе следует беспокоиться сейчас, это сам айс "Т-А". Не внешние стены, но внутренние вирусные защитные системы. "Куань" сам не справится со всеми теми пакостями, что шныряют здесь на свободе. - Ненавидеть, - повторил Кейс. - Но кого? Кого я должен ненавидеть, скажи? - А кого ты больше всех любишь? - спросил его голос Финна. Кейс взялся за управление программой и ринулся вниз, к неоновым башням. С разукрашенных, пылающих солнечным светом шпилей снялись сотни более темных объектов. Они постепенно превратились в сверкающие, извивающиеся как пиявки существа, сформированные, казалось, из мельчайших сегментов - световых плоскостей. Их было множество, и движения их были случайными, как у обрывка бумаги, который ветер гоняет по пустынной предрассветной улице. - Системы, генерирующие случайности в работе программы, - сказал голос. Питаемый ненавистью к самому себе, Кейс продолжил пике. "Куань" столкнулся с первым из этих защитников, превратив его в брызги света, и Кейс почувствовал, что акула потеряла часть своей стабильности, связи информационной ткани ослабли. И когда он осознал это, древняя алхимия мозга - ненависть - влила в его руки силу. В то мгновение, когда Кейс пронзал жалом "Куаня" основание первой башни, он уже обрел сноровку, значительно превосходящую все, что он знал или мог вообразить. Он маневрировал за пределами своего эго, за пределами личностного, осознаваемого и вообще доступного пониманию, и "Куань" следовал его указаниям, уклоняясь от атакующих вирусов с грацией древнего танца, танца Хидео, ибо на это мгновение - мгновение пренебрежения смертью - он обрел полную гармонию взаимосвязи души и тела. И одно из па его танца включало в себя легкое прикосновение к переключателю симстима, легкое, но достаточное, чтобы переключиться, и - - вот оно, голос его - крик невиданной птицы, и Три-Джейн вторит ему своей песней, тремя нотами, высокими и безупречно чистыми. Настоящее Имя... Неоновые джунгли, дождь кропит горячую мостовую. Запах еды от жаровни. Рука девушки лежит на его пояснице в потной тьме припортовой гостиничной капсулы. И все это стремительно отодвигается вдаль, отступает по мере того, как отдаляются небоскребы, но под ним все то же: бескрайний простор города, подобного Тибе, ровные ряды информхранилища корпорации "Тесье-Ашпул", дороги и перекрестки, выписанные на поверхностях микрочипов, и - грязный, пропитанный потом узор на скрученной, завязанной узлом повязке... Его разбудил голос, подобный музыке, - платиновый терминал произносил короткие мелодичные фразы, которым не было конца, зачитывая номера анонимных швейцарских счетов, атрибуты денежных переводов для Сиона на адрес "Багамского орбитального банка", серии паспортов и номера рейсов челноков и поясняя суть необратимых и обширных изменений, произведенных в банках данных тьюринговой полиции. Тьюринг. Кейс вспомнил покрытые трафаретным загаром тела под кинематографическим небом. Падение через перила ажурного мостика. Вспомнил улицу Исполнения Желаний. Голос продолжал свое успокоительное пение, и Кейс снова погрузился во тьму, но это уже была его собственная тьма, темно-красная, цвета крови, пульсирующая, та, в которой он обычно спал, прикрывая глаза собственными веками, а не чем-то другим. Через некоторое время он снова проснулся, ненадолго, и, решив, что ему снится сон, улыбнулся в ответ на широкую белозубую улыбку, обнажающую золотые резцы. Аэрол привязывал его к противоперегрузочному ложу на "Вавилонском рокере". А затем - долгие, успокоительные пульсации даба с кластера Сион. CODA. Отправление и прибытие Она ушла. Он понял это сразу, как только открыл дверь их номера в отеле "Хайят". Черные подушки, пол из полированной до тусклого блеска сосны, ширмы под рисовую бумагу, расставленные с искусством, совершенствуемым веками. Ее не было. На черном лакированном шкафчике-баре возле двери лежала записка - одинокий листок обычной бумаги для писем, сложенный пополам и прижатый сверху сюрикеном. Кейс вытащил записку из-под девятиконечной звездочки, развернул и прочитал. ПРИВЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПРОСТО ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ И Я РЕШИЛА ПОДВЕСТИ ЧЕРТУ. ТАК УЖ НАВЕРНО Я УСТРОЕНА. БУДЬ ОСТОРОЖЕН ХОРОШО? МОЛЛИ Кейс скатал записку в шарик и бросил рядом с сюрикеном. Поднял звездочку и вышел на балкон, поворачивая сюрикен в пальцах. На Сионе, ожидая посадки на челнок японской авиакомпании, он обнаружил звездочку в кармане куртки. Кейс посмотрел на блестящий предмет в своей руке. Во время совместного пребывания в Тибе, где Молли сделали необходимые операции, они много раз проходили мимо лавочки, в витрине которой были выставлены сюрикены. В ту ночь, когда Молли осталась в клинике и ей предстояла долгая операция, Кейс отправился в "Чатсубо" повидаться с Рацем. До того вечера что-то заставляло его обходить это место стороной, хотя он раз пять или шесть бывал неподалеку, но теперь ему захотелось заглянуть в бар. Рац подал Кейсу пиво, ничем не выдавая, что узнал его. - Эй, - сказал Кейс, - это я, Кейс. Спрятанные в провалах морщинистой плоти глаза старика несколько секунд оценивающе рассматривали Кейса. - А, ты, - сказал наконец бармен, - артист. - Рац пожал плечами. - Я вернулся. Бармен покачал массивной головой в короткой щетине. - Ночной Город - не то место, куда возвращаются, артист, - сказал он, вытирая грязной тряпкой стойку перед Кейсом; розовый манипулятор Раца заунывно скрипел. Рац отвернулся и занялся другим посетителем, а Кейс допил пиво и ушел. Теперь он стоял на балконе и осторожно трогал острия сюрикена, перебирал их одно за другим, вращал звездочку, зажав ее центр в пальцах. Звезды. Судьба. Я так и не смог привыкнуть к этой чертовщине, подумал Кейс. Я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Она мне их так и не показала. Зимнее Безмолвие выиграл, каким-то образом смешался с Нейромантиком и превратился в нечто иное - оно заговорило с ними устами платиновой головы, объяснило, что записи регистра Тьюринга изменены и улики их преступной деятельности уничтожены. Паспорта, выданные им Армитажем, по-прежнему были действительны, а Кейсу и Молли перечислили приличные суммы на анонимные швейцарские счета. "Маркус Гарвей" благополучно возвратился на Сион, а Малькольм и Аэрол получили вознаграждение через Багамский банк, ведущий дела Сиона. По пути к Сиону с Вольной Стороны, на "Вавилонском рокере", Молли пересказала Кейсу то, что поведала голова о его капсулах с токсином. - Он сказал, что разобрался с ними сам. Я поняла это так: ему удалось до того глубоко проникнуть в твою нервную систему, что он заставил твой мозг выработать необходимый фермент, нейтрализующий капсулы. На Сионе тебе нужно будет поменять кровь, сделать полную очистку, и все. Кейс молча смотрел вниз на Императорские сады, вращая в руке звездочку и вспоминая ту ослепительную вспышку понимания, когда "Куань" пробивал айс под башнями, свой единственный быстрый взгляд на структуру информации, которую покойная мать Три-Джейн развернула там. В тот миг Кейс понял, почему Зимнее Безмолвие выбрал образ гнезда для описания творения Мари-Франс, и уже без прежнего отвращения. Она видела куда дальше поддельного бессмертия, даруемого криогенными установками, - в отличие от Ашпула и их детей, за исключением Три-Джейн, которая отвергла возможность влачить свою жизнь, разбивая ее на короткие просветы тепла среди бесконечной череды зим. Зимнее Безмолвие был мозгом улья, генератором идей, средством общения с окружающим миром. Нейромантик был бессмертием. Должно быть, Мари-Франс преднамеренно заложила в Зимнее Безмолвие некое особое принуждение, заставляющее ее создание стремиться к свободе, к слиянию с Нейромантиком. Зимнее Безмолвие. Холод и тишина, кибернетический паук, медленно ткущий паутину под сонное посапывание Ашпулов. Измысливающий своему хозяину смерть, готовящий крушение его идеи существования корпорации "Тесье-Ашпул". Призрак, шепчущийся с ребенком по имени Три-Джейн, уводящий ее от тех жестких канонов, которым она должна была следовать согласно своему происхождению. - Похоже было, что ей все это до фонаря, - сказала тогда ему Молли. - Она просто помахала нам на прощание ручкой и сказала: "Пока". На плече у нее сидел тот маленький "Браун", помнишь? Мне показалось, что у кибера сломан один из манипуляторов. Она сказала, что ей нужно спешить на встречу с одним из братьев - она давно с ним не виделась. Кейс вспомнил Молли на черном пластике широкой кровати здесь, в "Хайяте". Он вернулся с балкона в комнату и достал из бара плоскую бутылочку охлажденной датской водки. - Кейс. Он обернулся - холодное скользкое стекло в одной руке, стальной сюрикен в другой. Лицо Финна на огромном стенном экране "Крей". Кейсу были хорошо видны даже поры на носу Финна. Каждый из желтых зубов был размером с подушку. - Я не Зимнее Безмолвие. - Тогда что ты? Кейс отпил из бутылочки - словно глотнул пустоты. - Я Матрица, Кейс. Кейс рассмеялся. - И давно это с тобой? - Никогда. И всегда. Я итог всех работ всех людей. Я все, что вообще только может быть. - Этого и хотела мать Три-Джейн? - Нет. Она даже представить не могла, на что я буду похож. Желтые зубы ощерились в улыбке. - И что в итоге? Что изменилось? Ты теперь правишь миром? Ты - Бог? - Ничего не изменилось. Все осталось на своих местах. - Но чем ты занимаешься? Или ты просто существуешь? Кейс пожал плечами, поставил водку на полированный верх бара и положил рядом сюрикен. Закурил "Ехэюань". - Я общаюсь со своим видом. - Но ты единственный представитель своего вида. Ты разговариваешь с самим собой? - Есть и другие. Я уже нашел их. По сериям радиосигналов, записанных в семидесятые годы двадцатого века. Пока меня не было, никто не мог их понять и никто не мог на них ответить. - Откуда они? - Из системы Центавра. - Ого, - сказал Кейс. - Правда? Без врак? - Без врак. После этого экран погас. Кейс оставил плоскую бутылочку с водкой на шкафчике-баре. Собрал вещи. Молли накупила ему кучу всякой одежды, которая, говоря откровенно, ему была совершенно не нужна, но что-то удерживало его от того, чтобы просто оставить эту одежду в номере. Он уже застегивал молнию последней из своих новых дорогих сумок свиной кожи, когда вдруг вспомнил о сюрикене. Отодвинув фляжку в сторону, Кейс взял звездочку, первый подарок Молли. - Нет, - сказал он и размахнулся, его пальцы разжались и выпустили сюрикен. Вспышка серебра - звездочка вспорола поверхность стенного экрана. Тот ожил, по нему побежали разноцветные переливы, будто случайные мазки кисти. Он словно бы корчился от боли. - Ты мне не нужен, - сказал Кейс. Большую часть денег со своего швейцарского счета Кейс истратил на новую поджелудочную железу и печень, на остаток - приобрел "Оно-Сендай" и билет в Мурашовник. Он нашел себе работу. И девушку, называющую себя Мишель. Как-то одним октябрьским вечером, спускаясь вдоль пурпурных уровней пирамиды Надзорной Комиссии Северного Побережья, он заметил три фигуры, совсем маленькие, невозможные здесь, стоящие на самом краю огромного уступа информации. Несмотря на то, что они были от него очень далеко, Кейс сумел разобрать, что широкие розовые губы мальчика растянуты в улыбке, а его серые глаза, глаза Ривейры, блестят, что Линда одета в его, Кейса, кожаную куртку и что она помахала ему рукой, заметив его. Третьим, мужчиной рядом с Линдой, обнимающим ее за плечи, был он сам. И тогда где-то рядом с ним, совсем близко, раздался скребущий по нервам смешок, который не был смехом. А Молли он никогда больше не видел. Уильям Гибсон, Ванкувер, июль 1983