вселенский рок. Звезды укреплены божествами-творцами между небесными твердями и землей на вращающейся звездной сфере (Колесе). Мерцающий свет звезд -- следствие того, что архонты владеют частицами души живой, искрами благого Света. Близкие образы можно найти в творениях К. Кастанеды (гигантский Орел, управляющий и питающийся сознанием). Хотя обычно принято подчеркивать несовместимость гностического учения и христианской ортодоксии, невозможно не признать, что гностики мучительно бились над совершенно реальной проблемой -- проблемой Богооставленности. Один из авторитетных гностических авторов (с ортодоксальной точки зрения -- ересиарх) Василид повторял: «Все готов я признать; не признаю лишь того, что Божество жестокосердо» (см. цит. соч. Л. П. Карсавина и труд Иринея Лионского «Против ересей»). Современный человек, не защищенный традиционной верой, не способен уже понять даже этого порыва -- не говоря о христианском «Бог есть любовь» (1 Иоан. 4:8). Бог -- он чужд милосердия. Тот, кто говорит, будто он добр, тот просто его не знает. Нет ничего бесчеловечней бога. И он неистов и коварен, точно молния. Точно молния из тучи, из которой вовсе не ждешь молнии. И вдруг, внезапно, она ударяет -- вдруг, внезапно, он обрушивает на человека удар и являет всю свою жестокость. Или свою любовь. Или же свою жестокую любовь. От него можно ждать чего угодно. Он может явить себя когда угодно и в чем угодно. (П. Лагерквист. Сивилла) Обсуждаемая проблема, безусловно, существует и с самой ортодоксальной точки зрения. Она должна не игнорироваться, а решаться (каждым человеком в отдельности!) с помощью веры, надежды и любви. Во многих местах Библии говорится о том, что Бог сокрыл Свой лик от людей: И возгорится гнев Мой на него в тот день, и Я оставлю их и сокрою лице Мое от них, и он истреблен будет, и постигнут его многие бедствия и скорби, и скажет он в тот день: не потому ли постигли меня сии бедствия, что нет [Господа] Бога моего среди меня? (Второзаконие 31:17) За нечистоты их и за их беззаконие Я сделал это с ними, и сокрыл от них лице Мое. (Иезекииль 39:24) По благоволению Твоему, Господи, Ты укрепил гору мою; но Ты сокрыл лице Твое, и я смутился. (Псалтырь 29:8) В жару гнева Я сокрыл от тебя лице Мое на время, но вечною милостью помилую тебя, говорит Искупитель твой, Господь. (Исаия 54:8) Тема сокрытия Божьего лика стала трагически актуальной в XX веке, духовный настрой которого в значительной степени был задан знаменитой сентенцией Ф. Ницше «Бог умер» («Так говорил Заратустра»). Начиная с первой мировой войны, человечество словно специально задалось целью продемонстрировать, на что способна тварь, покинутая Творцом (покинутая по многочисленным, как было принято говорить в советское время, просьбам трудящихся). У человечества всего -- То колики, то рези, -- И вся история его -- История болезни. Живет больное все бодрей, Все злей и бесполезней -- И наслаждается своей Историей болезни. (В. Высоцкий) Об ужасе этого сокрытия западные философы и иудеохристианские теологи снова вспомнили после второй мировой войны (Холокоста). Впрочем, эта тема слишком серьезна, чтобы обсуждать ее мимоходом. Весь XX век оказался «веком Иова» -- причем без видимого (пока?) катарсиса. Знайте, что Бог ниспроверг меня и обложил меня Своею сетью. Вот, я кричу «Обида!», и никто не слушает; вопию, и нет суда. Он преградил мне дорогу, и не могу пройти, и на стези мои положил тьму. Совлек с меня славу мою и снял венец с головы моей. Кругом разорил меня, и я отхожу; и, как дерево, Он исторг надежду мою. Воспылал на меня гневом Своим и считает меня между врагами Своими. б...с Кости мои прилипли к коже моей и плоти моей, и я остался с кожею около зубов моих. Помилуйте меня, помилуйте меня вы, друзья мои, ибо рука Божия коснулась меня. (Иов 19) Согласно новозаветной традиции, обещание, о котором говорит пророк Исаия («вечною милостью помилую тебя»), исполняется Христом, прообразом которого является Иов. Однако это не отменяет трагизм существования человека, но придает ему глубину и внутренний смысл. Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою. (К Евреям 10:19-- 20) Завеса в храме, которая разрывается в момент смерти Христа (Мф. 27:51, Мк. 15:38), как раз символизирует эту завесу между Богом и миром: Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем. (К Ефесянам 2:13-- 16) Подробный комментарий дан в гностическом апокрифе: Но чертог брачный скрыт. Это -- святое в святом. Завеса утаивала сначала, как Бог правит творением. Но когда завеса разорвется и то, что внутри, откроется -- будет покинут тогда сей дом пустынный! Более того, он будет сокрушен. Божественность же вся не убежит в святую святых, ибо не сможет она соединиться со светом [не]соединенным и с Плеромой не [разорванной. Но] будет она под крылами креста [и под его] руками. Этот ковчег будет [для нее] спасением, когда потоп воды захватит их. Если некоторые -- из рода священства, они смогут войти внутрь за завесу с первосвященником. Поэтому завеса не разорвалась ни только вверху, ибо тогда было бы открыто только тем, которые принадлежат вышине, ни только внизу она не разорвалась, ибо тогда было бы явлено только тем, которые принадлежат низу. Но разорвалась она сверху донизу. Верх открыт нам, которые внизу, чтобы мы вошли в сокровенное истины. Это действительно то, что почитаемо, то, что сильно. Но мы проникнем туда путем символов презираемых и вещей слабых. Но презираемы они перед лицом славы совершенной. Есть слава -- выше славы, есть сила -- выше силы. Поэтому совершенство открыто нам с сокровенным истины. И святое святых явилось, и чертог брачный призвал нас внутрь. Пока это скрыто, зло ведет к тщете и не выделено оно из середины семени Духа святого, они -- рабы зла. Но когда это явится, тогда свет совершенный распространится на каждого. И все, кто в нем, получат помазание. Тогда рабы будут свободными и выкуплены будут пленные. (Евангелие от Филиппа 125-- 127) При этом жертва Христа не снимает проблему разрыва с Богом и, следовательно, пребывания в злом (потому что богооставленном!) мире для «эмпирического» человека: завеса разрывается в момент смерти Христа, и преграда может быть преодолена только на миг -- в «вечном настоящем», о котором уже говорилось выше. Человек должен выйти из своего собственного мира, в котором он сам себя запер, играя роль демиурга, и воссоединиться с миром Первичной Реальности. Рассматривая человека как демиурга, естественно задаться вопросом: в какой мере произвольны эти «вторичные миры», сотворенные человеком? Первичный, то есть истинный, мир, сотворенный Богом, мог быть каким угодно (или не быть вообще -- Бог не был обязан творить мир!): Бог есть любовь... Богу ничего не нужно. Он дает от полноты. Учение о том, что Бог «не был обязан» творить мир -- не сухая схоластика; оно очень важно... Он породил ненужные существа, чтобы любить их и совершенствовать. Он творит мир, предчувствуя (или чувствуя? для него нет времени), как роятся мухи у креста, как больно касаться дерева израненной спиной, как перехватывает дыхание, когда обвиснет тело, как нестерпимо болят руки, когда приходится вздохнуть... Вот она, любовь. Вот Он, Бог, Творец всякой любви. (К. С. Льюис. Любовь) Утверждение о произвольности Божественного акта творения очень важно и, в действительности, необщепризнанно даже в рамках иудеохристианского мировоззрения. В западной христианской традиции прослеживается две линии, которые восходят в конечном счете к Аристотелю и Платону. Св. Фома Аквинский, синтезировавший в своей системе католическую догматику с учением Аристотеля, утверждал: «Только то исключено из всемогущества Бога, что противоречит сущности разума (!), а именно, что нечто одновременно существует и не существует или что бывшее стало небывшим». Тем самым, «сущность разума» рассматривается как ограничение на Божественное всемогущество -- что необязательно (и даже нельзя!) понимать в примитивном «богохульном» смысле, так как сам человеческий разум сотворен Богом. В любом случае, Бог не вмещается в тварный мир, и творение есть акт самоограничения Бога (умаления -- по-гречески кенозис). Самим актом творения Бог связывает Себя. Речь идет о пределах этого самоограничения. Эта мысль подчеркивается в принадлежащих христианской традиции сказках К. С. Льюиса, где действует Аслан -- воплощение Бога в образе льва: Люси увидела... заголовок: «Как сделать невидимое видимым». Она прочитала про себя заклинание, чтобы не сбиться на длинных словах, произнесла его вслух, и сразу поняла, что оно сработало... Она протянула руки и кинулась вперед, ибо в дверях стоял сам Аслан, Царь царей, огромный, теплый, пушистый, как всегда... -- Ах, Аслан! -- сказала она. -- Как это хорошо, что ты пришел! -- Я был здесь все время, -- сказал он, -- но ты сделала меня видимым. -- Ну что ты! -- сказала она. -- Не смейся надо мной. Разве я могу заколдовать или околдовать тебя? -- Можешь, -- сказал Аслан. -- Неужели ты думаешь, что я не подчиняюсь своим собственным законам? (К. С. Льюис. Покоритель Зари) Подчиняясь Закону, могучий лев Аслан даже вынужден смиренно принести себя в жертву по воле злой Колдуньи, властвующей в этом мире («Лев, Колдунья и платяной шкаф»). В несколько вульгаризованной форме та же мысль выражена учеником известного мистика и оккультиста Г. Гурджиева: Мы много говорили об идее чуда, о том, что Абсолютное не может проявить свою волю в нашем мире, что эта воля проявляется только в виде механических законов и не может проявиться в их нарушении. Не помню, кому из нас пришла на ум хорошо известная, хотя и не очень почтительная школьная история, в которой мы усмотрели иллюстрацию к этому закону. Речь шла о семинаристе-переростке... -- Ну, приведи мне пример чего-нибудь, чего не мог бы сделать Господь, -- обратился к нему епископ-экзаменатор. -- Это нетрудно, ваше преосвященство, -- отвечал семинарист, -- Даже Сам Господь не может простой двойкой побить козырного туза. ...В этой глупой истории больше смысла, чем в тысяче богословских трактатов. Законы игры составляют суть игры, и нарушение их разрушило бы всю игру. (П. Успенский. В поисках чудесного) С другой стороны, для многих других средневековых схоластов, а вслед за ними -- и для наиболее глубоко мыслящих философов Нового времени, Бог безусловно выше законов логики и никак не связан с ними. Известный схоласт св. Петр Дамиани (1007-- 1072; к нему восходят слова «философия -- служанка теологии») писал: Вот, к утверждению, что Бог не может восстановить деву после падения, будто бы последовательно, прибавляют: разве Бог может сделать так, чтобы бывшее стало небывшим? Как если бы раз [навсегда] было установлено, что если дева порочна, уже более невозможно стать ей чистой. Что, конечно, по отношению к природе истинно и правомерно утверждать; не может быть, чтобы одному и тому же чего-либо случилось и быть, и не быть [одновременно]. Ведь одно другому противоположно, так что если одно, другого быть не может... Однако эта невозможность... никак не касается божественного всемогущества. Ведь тот, кто дал начало природе, легко, если пожелает, устраняет природную необходимость. (О божественном всемогуществе) Позднее о соотношении божественного всемогущества и человческого разума много размышлял Декарт (см. книгу Л. Шестова «Афины и Иерусалим»). Вот как комментирует мысли Декарта современный философ: Проблема состоит в том, может ли Бог создавать мир таким образом, что его структура, его строение превосходили бы наши возможности понимания... Мы не можем вводить понятие Бога как представление, как элемент нашей структуры философского размышления, если мы в чем-то его ограничиваем и приписываем ему необходимость создавать только такой мир, который мы можем понимать. Мы должны допустить, что он может создать любой мир, в том числе и тот, в котором три угла треугольника не были бы равны двум прямым и где были бы горы и не было бы долин. А в нашем мире, по определению, если есть гора, то есть и долина... Но мы не можем некоему процессу творения или некоей творящей силе предписать ограниченность нашего мышления. По Декарту, если есть богохульство, то высшее богохульство -- пытаться мыслить вместо Бога. Рассуждать: вот это возможно, а это невозможно, или это имеет такую-то цель. (М. К. Мамардашвили. Картезианские размышления) Как бы то ни было, мир сотворен и может рассматриваться как свидетельство Божественного могущества (но не всемогущества, так как Бог неизмеримо больше мира; о Божественном всемогуществе мы можем знать только из мистического опыта). Поистине, в творении небес и земли, в смене ночи и дня, в корабле, который плывет по морю с тем, что полезно людям, в воде, что Аллах низвел с неба и оживил ею землю после ее смерти, и рассеял на ней всяких животных, и в смене ветров, и в облаке подчиненном, между небом и землей, -- знамения людям разумным! (Коран 2:159(164), ср. Рим. 1:20) Базовый текст даосизма так говорит о проявлении Высшей Реальности в тварном мире: Дао -- это то, что движет вещами, путь его загадочен и непостижим. Такое неясное, такое смутное! Но суть его обладает формой. Такое смутное, такое неясное! Но суть его обладает существованием. Такое глубокое, такое таинственное! Но суть его обладает силой. Сила его превосходит все, что существует в мире, и суть его можно узреть. С древности и до наших дней не иссякнет голос его, несущий волю Отца всей тьмы вещей. Где же могу я узреть облик Отца всех вещей? Повсюду. (Дао Дэ Цзин 21) Дао, Суть и Смысл мира, буквально лепит его из первозданного Хаоса, как из глины (процесс этот происходит не во времени, поскольку даосизм утверждает вечность материального мира). Форма проявляется в мире, придавая ему структуру. Исследуя эту структуру, мы можем постичь Дао. Голос Отца -- это Слово Нового Завета, Логос, Христос, посредством Которого создан мир. Облик Отца запечатлен в порядке взаимосвязи всех вещей и событий проявленного мира, то есть, действительно, повсюду. Важный аспект этой структуры мирового порядка выражен в стихотворении Гете: Когда в бескрайности природы, Где, повторяясь, все течет, И каждый свод вращает свод, Тогда звезда и червь убого Равны пред мощью бытия, И мнится нам покоем в Боге Вся мировая толчея. Бог отражается в каждой точке мироздания, любой кусочек бытия включает в себя все богатство форм (в математике и физике такая структура называется фрактальной); червь -- прообраз Христа (Пс. 21:7, Иов 25:6). Самоподобность, характерная для фракталов, свидетельствует об отсутствии некоторого естественного масштаба длины. Поскольку Бог бесконечно превосходит все тварное, в мире, рассматриваемом с точки зрения Божественного промысла, нет и не может быть никаких «естественных» мерок. Система колес (свод вращает свод), служит «системой передач», обеспечивающей функционирование мира. Подобный образ колес в колесах использован в знаменитом видении Иезекииля (Иез. 1). В каббале творению предшествует процесс цимцум -- освобождение пустого пространства Богом, которое позволяет дать место чему-то еще, кроме Него, запрет на принятие божественного света. Таким образом, творится тьма, неведение, а не свет. Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил [точнее: опустошил] Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени. (К Филиппийцам 2:6-- 9) Человек, творящий свой мир, не может преступить законы Первичной Реальности. В частности, он волей-неволей вынужден считаться с законами природы (установленными Богом!), о чем говорится в книге Иова: Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее, чтобы она охватила края земли? ... Можешь ли выводить созвездия в свое время и вести Ас с ее детьми? ... Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы вода в обилии покрыла тебя? Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли, и скажут ли тебе: вот мы? (Иов 38) Впрочем, эти вопросы не обязательно считать риторическими, если вспомнить, что муки Иова -- это муки богочеловека Христа, через которого был сотворен мир. Кое-что о непростых отношениях человека и Бога можно найти и в иудейском апокрифе: И сказал пророк: «Господи, не перестану я судиться с Тобою». И сказал Бог: «Исчисли цветы земные; сможешь исчислить их, можешь и со Мной судиться». И сказал пророк: «Не могу исчислить, ибо человеческая плоть на мне, но ни на миг не перестану я судиться с Тобою. Хочу, Господи, увидеть самые глубины преисподней». И сказал Бог: «Сойди и смотри». (Откровение Ездры) ГЛАВА 5. Мир общества и мир Бога Я не занят, в общем, чужим блаженством. Это выглядит красивым жестом. Я занят внутренним совершенством: полночь -- полбанки -- лира. Для меня деревья дороже леса. У меня нет общего интереса. Но скорость внутреннего прогресса больше, чем скорость мира. (И. Бродский) Человек живет среди множества живых существ на земле (и даже, в некотором смысле, во всей вселенной и во многих других мирах; к этим вопросам мы еще не раз вернемся). Естественно возникает вопрос, в каком смысле вообще существует индивидуальное сознание, ведь само слово со-знание предполагает коллективную природу этого явления. Живя в обществе, человек вынужден считаться с его социальными законами. Утверждение о коллективном характере сознания имеет позитивный аспект: только благодаря ему могут быть обеспечены устойчивость и порядок в социуме. Отметим, что в квантовой механике также вводятся стационарные и квазистационарные состояния системы. Мораль есть согласованность каждого сиюминутного состояния нашей жизни с каким-то длительным. (Р. Музиль. Человек без свойств) Согласование миров, творимых различными людьми, является одной из важнейших функций общества. С этой целью создаются детские сады, школы, университеты, суды, тюрьмы, армия, святая инквизиция, комиссия по борьбе с лженаукой и другие подобные организации, пишутся книги, издаются газеты, существует телевидение, кинематография, и т. д., и т. п. Процитируем в этой связи современного французского философа: Несомненно, индивид есть вымышленный атом «идеологического» представления об обществе; но он есть также реальность, созданная специфической технологией власти, которую я назвал «дисциплиной». Надо раз и навсегда перестать описывать проявления власти в отрицательных терминах: она, мол, «исключает», «подавляет», «цензурует», «извлекает», «маскирует», «скрывает». На самом деле, власть производит. Она производит реальность; она производит области объектов и ритуалы истины. Индивид и знание, которое можно получить об индивиде, принадлежит к ее продукции. (М. Фуко. Надзирать и наказывать) К концу XX века, как реакция на коллективистские (чтобы не сказать -- стадные) идеологии фашизма, коммунизма и современного «общества потребления», широко распространилось стремление к преодолению этого диктата общества. Этот процесс выразился в движении хиппи 60-х годов. Разумеется, кончилось все ничем, так как подобная задача может решаться только на уровне личности, а не «движения», пусть даже самого анархического. С недавнего времени огромной популярностью среди молодежи пользуются книги американского мистика К. Кастанеды. Согласно «его» учению (приписываемому индейцу из племени яки -- дону Хуану Матусу, представителю некой древней традиции), человек живет в мире, «собранном» обществом, которое жестко фиксирует его точку сборки. Но он может собирать и другие миры, для чего используются различные техники, сдвигающие точку сборки. Применение наркотиков является одним из наиболее грубых технических приемов; оно ведет к неконтролируемому прыжку точки сборки в другой мир, что может закончиться печально (см., напр., замечательный рассказ Х. Эллисона «Разбиться стеклянным гоблином»). Более поучительно и безопасно контролируемое перемещение точки сборки, однако оно достигается только серьезной духовной работой. Цель такой работы -- освобождение от навязанной обществом иллюзии. Подобную задачу, среди прочих, решают (или, по крайней мере, когда-то решали) и традиционные религии, причем, на наш взгляд, куда более успешно. Истинная Традиция подразумевает парадоксальную формулировку: она никогда не сводится к слепому подражанию («преданиям человеческим»), но подразумевает участие высшего творческого начала. Сущую, но скрывшуюся, стертую, разбитую, непроезжую, обезлюдевшую стезю понял своею мудростью Татхагата, проторил ее и проезжей сделал. (Вопросы Милинды) В духовной истории человечества все значительное было создано не теми, кто сознавал себя продолжателями наличной традиции или зачинателями новой, но теми, кто умел связать себя с забытой, утерянной традицией прошлого, минуя, отвергая ближайшее (и это «ближайшее» может насчитывать тысячелетия). (Н. Бахтин. Вера и знание) И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. (О. Мандельштам) Важнейшую роль при передаче традиции в религии, как и в науке, играет трудно формализуемое, но очень важное требование «конгруэнтности» (согласованности) знания: Пpежде всего, бpатья, ученик может сказать так: «Из уст самого Блаженного я слышал, от него самого я пpинял. Вот -- истина, вот -- закон, вот учение Учителя.» Слыша такое слово, сказанное бpатом, никогда, о бpатья, не восхваляйте сказавшего так, но и никогда не встpечайте его слова хулой или глумлением. Без хулы, без глумления, но внимательно пусть будет пpослушано каждое слово и каждый слог, -- и тогда возьмите писание и сличите сказаное с пpавилами Устава. И если те слова не согласны с Писанием, если не совпадают они с пpавилами Устава, вы пpимите такое pешение: «Веpно, -- это не слово Блаженного и ошибочно понято оно тем монахом.» И тогда бpатья, вы отбpосьте то слово. Если же, бpатья, оно согласно с Писанием, и совпадает с пpавилами Устава, вы пpимите такое pешение: «Веpно, -- это слово Блаженного и истинно оно понято тем монахом.» Так, бpатья, вы усвоите себе веpное отношение. (Махапаpинирвана сутра) Заметим здесь, что, разумеется, условие конгруэнтности не сводится к плоскому и невыполнимому в сколько-нибудь важных случаев требованию логической непротиворечивости. О недостаточности «бинарной» логики в духовных вопросах мы подробно поговорим ниже, в главах 8-- 10. Для сохранения преемственности религиозные традиции использовали свои приемы. При этом, наряду с Писанием (зафиксированным словом), большая роль принадлежала устному преданию, которое не подлежало записи (хранители традиции понимали, что жесткая фиксация ведет здесь к недопустимым искажениям и упрощениям). Священными в предании считались дух и смысл, а не слова. Тайны духовных учений на протяжении столетий передавались только изустно, через монашеские ордена, тайные школы и общества (разумеется, у современного читателя эти термины вызовут лишь иронию, в значительной степени оправданную). При этом подчеркивалась опасность некоторых знаний для физического и душевного здоровья непосвященных, а само посвящение иногда было связано со смертельным риском. «Закрытые» техники передавали умение достигать особых состояний сознания и способностей, недоступных обычным людям и непонятных для «светской» психологии. В частности, развитая мнемотехника позволяет буддийским монахам удерживать в памяти десятки и сотни томов религиозных канонов. Более страшные приемы использовались руководителями исламской секты убийц-ассасинов, в которой руководители воочию демонстрировали (видимо, не без использования наркотиков) обещанное состояние райского блаженства. Впрочем, внешне жестокие действия, вплоть до нанесения ученикам физических увечий, позволяли себе и дзенские (чаньские, если использовать китайский термин) учителя, ведя своих учеников к главной цели -- состоянию просветления. Всякий раз, когда наставника Цзюйди спрашивали, что такое чань, он в ответ поднимал палец. Один юный послушник в подражание ему тоже стал поднимать палец, когда его спрашивали, чему учит его учитель. Услыхав об этом, Цзюйди взял нож и отрубил послушнику палец. Тот закричал от боли и побежал прочь. Цзюйди окликнул его и, когда он обернулся, снова поднял палец. В этот миг послушник внезапно достиг просветления. (Хуэйкай. Застава без ворот) К сожалению, методы, которыми обычно достигается скоррелированность (конгруэнтность) миров, творимых разными людьми, не могут не вызывать чувство отвращения и протеста у каждого нормального (т. е. помнящего о своем достоинстве) человека: Следствием этого было прямо-таки фанатическое свободомыслие, соединенное с выводами, что молодежь умышленно обманывается государством; это был потрясающий вывод. Такие переживания породили недоверие ко всякого рода авторитетам и скептическое отношение к верованиям и убеждениям, жившим в окружавшей меня тогда социальной среде. Этот скептицизм никогда меня уже не оставлял, хотя и потерял свою остроту впоследствии, когда я лучше разобрался в причинной связи явлений... Такое принуждение настолько меня запугивало, что целый год после сдачи экзамена всякое размышление о научных проблемах было для меня отравлено... В сущности, почти чудо, что современные методы обучения еще не совсем удушили святую любознательность... Большая ошибка думать, что чувство долга и принуждение могут способствовать находить радость в том, чтобы смотреть и искать. (А. Эйнштейн. Автобиографические заметки) Справедливости ради отметим, что в приведенном выше фрагменте речь идет о недостатках (или об излишествах?) школьного образования, а не об инквизиции, заключении инакомыслящих в тюрьмы и психиатрические больницы, и т. п. Впрочем, метафизически (но, разумеется, не этически!) это примерно то же самое. Волчица говорит своим волчатам: «Кусайте, как я», и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте, как я», и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: «Думай, как я», а это уже -- преступление. (А. и Б. Стругацкие. Гадкие лебеди) Думать -- это не развлечение, а обязанность. (А. и Б. Стругацкие. Улитка на склоне) Во избежание недопонимания следует подчеркнуть, что авторы отнюдь не являются сознательными анархистами и сознают всю необходимость принудительной «конгруэнтизации» (слово такое же неприглядное, как и сам процесс!) индивидуальных миров для существования общества. Без этого взаимопонимание людей (воспринимающих себя как нечто отдельное от Высшей Реальности) невозможно. Чжуанцзы и Хуэйцзы прогуливались по мосту через Реку Хао. Чжуанцзы сказал: «Как весело играют рыбки в воде! Вот радость рыб!» -- Ты ведь не рыба, -- сказал Хуэйцзы, -- откуда тебе знать, в чем радость рыб? -- Но ведь ты не я, -- ответил Чжуанцзы, -- откуда же ты знаешь, что я не знаю, в чем заключается радость рыб? (Чжуанцзы) Это и есть одно из отличий, говоря языком бл. Августина, Града земного от Града Божьего. Истинный выход состоит в отказе от «индивидуальности» (которая на 99% является продуктом всех этих внешних воздействий) и предании себя на Волю Божью. В этом едины (с точностью до терминологии) все традиции. При этом подчеркивается внутренний смысл («царство Божие внутрь вас есть»): Душею моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра. (Исаия 26:9) Лицемеры! лице земли и неба распознавать умеете, как же времени сего не узнаете? Зачем же вы и по самим себе не судите, чему быть должно? (От Луки 12:56-- 57) Противопоставление божественного (которое и есть истинная самость) и человеческого (по марксистскому учению, «продукт общественных отношений», то есть ложная индивидуальность) неоднократно встречается в священных текстах различных религий. Ты соблазн Мне, потому что думаешь не о Божьем, но о человеческом. (От Матфея 16:23) Важно подчеркнуть, что такой отказ от себя (в христианстве -- смирение) есть в действительности возвращение (обращение) к истинному себе. Это положение (тождество Атмана, то есть истинного ядра личности, и Брахмана, то есть Бога) особенно подчеркивается в индийских Упанишадах и комментариях к ним: Я есмь Атман, Свидетель всего, Я обладаю природой Чистого Сознания. Я не являюсь ни Неведением, ни даже его проявлением, Я есмь только Брахман, Вечно Чистое, Вечно Просветленное, Вечно Бдящее, Вечно Свободное -- Абсолютное Существование. Я есмь Абсолютное Блаженство, Единое без второго и Глубочайшее Сознание. (Шанкара. Пятиричность) Исходя из этого, можно попытаться дать еще один ответ на вопрос о «реальности», поставленный в первой главе. Из вещества того же, как и сон, Мы сотканы, и жизнь на сон похожа, И наша жизнь лишь сном окружена. (У. Шекспир. Буря) Сон, который мы все видим в качестве так называемой повседневной жизни, в действительности поучителен; он содержит достаточно информации, чтобы подсказать нам, что он всего лишь сон. Равномерность течения времени во всех головах доказывает более, чем что-нибудь другое, что мы все погружены в один и тот же сон; более того, что все видящие этот сон являются единым существом. (А. Шопенгауэр) Жизнь в мире проявленного имеет свои общие принципы, а ее главным качеством, как обсуждалось в главе 3, является время. Время жизни -- это протяженность шкалы измерителя, который находится параллельно событию. Время и жизнь, в этом смысле -- это одно и то же. Все элементы единого сна, в который мы погружены, то есть события человеческой жизни, идентичны. Так же как мир можно разбить на определенное число тождественных атомов или примитивных процессов, ими совершаемых, элементы человеческих судеб одинаковы и лишь образуют разные комбинации. Дискретный проявленный мир -- это локальная система, где действует лишь незначительный набор элементов. Никакой индивидуальности нет, есть лишь общее сновидное состояние, нереальное по своей природе -- иллюзия, майя. Каждое существо в своей «индивидуальности» есть на самом деле лишь комбинация всех остальных. Поняв это, человек постигает пустоту и относительность всех своих начал, в том числе бессмысленность эгоизма. Все едино на квантовом уровне; главное качество наблюдателя -- иллюзорность, мифичность. Переходя к изучению квантового мира, мы вступаем в контакт со своим собственным сновидным состоянием, все конкретные идеи человека размываются в его же сознании. Сон по определению не измеряется; попытки измерить представления человека должны быть прекращены. Майя есть склонность ко всеобщим измерениям, которые придают миру дискретность и конечность, а ровному потоку -- завихрение; лишь остановив эти процессы, можно ее разрушить. Песни звучанье одно в мире разлито. (Р. Рильке) Одно -- это единое квантовое состояние, Атман, тождественный Брахману (Богу); все остальное -- просто звучание. Мой дух с восторгом бы в ничтожестве пропал, Чтоб тьмой бесчувствия закрыть свои терзанья. -- А! никогда не быть вне чисел, вне созданья! (Ш. Бодлер) Ярчайшим проявлением иллюзии как раз и является стандартное понятие об индивидуальности. Для человека лишиться своего эгоизма означает исчезнуть, отказаться от всех своих надежд, от всего большого мира, провалиться в какую-то яму. Освобождение видится обычными людьми как страх перед могилой, адом, сатаной; этот страх и выражается у Бодлера словом ничтожество. Человек не знает квантовых состояний свободы. Он успокаивает себя тем, что все равно не попадет в них, а лишь будет совершать какие-то круги в своей локальной ограниченной системе пребывания. С такими шорами физику -- исследователю классической механики, сокрушенному ее законами -- никогда не выбраться из старого дискретного мира. Он просто боится прорыва в квантовый мир и не может оторваться от своих приборов, не хочет потерять привычную опору и перейти в состояние абсолютно свободного исследования. Тем самым он обречен лишь совершать до бесконечности убогие прыжки, не предпринимая ничего, чтобы избавиться от ложного я. Стремление человека сохранить свою (ложно понятую) индивидуальность при неприятии диктата со стороны общества приводит к эскапизму -- попыткам укрыться от «реальности» в вымышленном, или виртуальном мире. Разумеется, метафизически это стремление основано на чудовищной путанице: та «индивидуальность», которую хотят сохранить от общества, сама является в значительной степени его продуктом. Компьютерные игры или мир героических фэнтези, в которых человек погружается, обычно являются более или менее точным слепком как раз с этой самой сформированной обществом реальности -- с некоторыми изменениями, обычно к худшему. Скажем, в «обычной» жизни убийство наказуемо (по крайней мере, теоретически), а в мире компьютерных игр оно является зачастую важным «конструктивным», а иногда даже сюжетообразующим, элементом. Фантазия -- болезнь причин и следствий, Их раж, их беззаконный произвол. И непоследовательность последствий. Фантазия! Она начало зол! Фантазия -- свержение с престола, Разъятье мировых кругов и сфер. Ее для нас придумал Люцифер. Фантазия -- слепая ярость пола. Ломание рогов и рык самца. Крушение систем и крах теорий. Она -- недостоверность всех историй До гибельной нелепости свинца. В ней странно то, что голубых красот Нам не рисует кисть воображенья. А только хаос, только разрушенье. Ее не сыщешь в устроенье сот, В идиллии пчелиных медосборов, В мелодиях аркадских пастушков... Несчастлив тот, кто испытал, каков Ее неукротимый норов. (Д. Самойлов) Да, это можно рассматривать как разрядку «слепой ярости пола» в социально приемлемых формах. Но дело-то как раз в том, что агрессия должна не разряжаться, а сублимироваться. Животное начало в человеке (секс, агрессия) -- это мощный энергетический ресурс: Основная причина современного вызова целомудрию -- в представлении людей, что они «собственники» своих тел, этих глубоких и опасных владений, где пульсирует энергия, создавшая миры. (К. С. Льюис. Письма Баламута) Австрийский зоолог К. Лоренц (один из создателей этологии -- науки о поведении животных) пишет о наиболее сложных и, если можно так выразиться, альтруистических формах поведения животных как о видоизмененной агрессии (см., напр., его книгу «Агрессия»). Человек, «выплеснувший» свой заряд на безобидных нарисованных монстров, использовал его не самым плохим из всех возможных способов -- но и, мягко говоря, не самым хорошим. У проблемы эскапизма есть и еще одна сторона, метафизически даже более важная. Как подробно обсуждалось в предыдущей главе, человек в любом случае отгораживается от Бога своими собственными безблагодатными мирами, сотворенными в «зазоре» между Богом и Миром. Однако, погружаясь в «виртуальную реальность», он нагромождает уже целую баррикаду миров, создавая свой собственный мир в рамках мира, созданного разработчиками компьютерной игры; в рамках мира, созданного авторами, скажем, голливудского фильма; в рамках мира, созданного писателем; в рамках мира, созданного другим писателем (у которого позаимствован сюжет), и так далее, почти до бесконечности. Пробиться через этот завал к Истинной Реальности уже практически невозможно. Впрочем, эскапизм все-таки лучше, чем «ползучий», «вульгарный» материализм обыденной жизни. Если человек все равно не собирается выполнять повеление «стать Богом» (св. Василий Великий), то пусть уж он, по крайней мере, понимает, что мир автомобилей, прокладок, «правильного» пива, политической или деловой карьеры -- это еще не все (см. Г. Дж. Уэллс. Дверь в стене). Чтобы не скатиться к безумию, не достичь его никогда -- мы нуждаемся в Восстановлении. Мы должны суметь заново взглянуть на зелень; должны поразиться, но не ослепнуть, глядя в бездонную синеву, на золотые и красные краски. Мы должны встретить кентавра и дракона; а затем, может быть, как древние пастухи, внезапно увидеть овец, собак, коней -- и волков... Восстановление (которое включает в себя возвращение и обновление желания жить) -- это также и возвращение ясности взгляда... В любом случае следует помыть окна: сделать так, чтобы ясно видимые предметы были очищены от всех темных пятен банальности или обыденности, вообще очищены от нашего обладания ими... Обыденность их -- в сущности, плата за «присвоение»; привычные вещи -- это те из вещей, которые мы подчинили себе по закону или же в мыслях... Мы завладели ими, а завладев, перестали их замечать... В том, что обычно называется «Реальной Жизнью», Побег, как правило -- поступок совершенно необходимый и даже порой героический... Ополчившись на слово «побег», критики искажают его смысл; более того, они путают -- и я думаю, это не простая ошибка, -- Побег Узника и Бегство Дезертира. (Дж. Р. Р. Толкиен. Дерево и лист) Психологически стремление к эскапизму вполне понятно еще и в другом отношении. Мир трагичен, и жить в нем страшно, о чем подробно говорилось в первой главе. Религия тоже не обещает человеку избавления от трагизма существования. Впрочем, люди истинно духовные и не хотят такого избавления. Можно вспомнить здесь слова Осипа Мандельштама, обращенные к его жене: «А кто тебе сказал, что ты должна быть счастлива?» (по воспоминаниям Н. Я. Мандельштам) или высказывание Н. Винера «Я никогда не считал удовлетворенность и даже счастье высшими человеческими ценностями» (книга «Я -- математик»). Между прочим, продолжение последней цитаты заслуживает того, чтобы отнестись к нему внимательно: «...и у меня появился страх, что задача традиционного психоанализа состоит в том, чтобы превратить пациента в мирно пасущуюся корову». Мистические тексты различных традиций подчеркивают трагизм отношения человека с Богом в очень сильных выражениях. Мы не будем здесь приводить многочисленные цитаты из книги Иова и ветхозаветных библейских пророков (тех, к кому прикоснулся Бог); эта трагедия продолжается и в Новом Завете как плач Христа в Гефсиманском саду и его крик на кресте. Друзья, Возлюбленный перекрыл все выходы: мы -- хромой олень, а Он -- охотящийся лев. Мы загнаны в угол свирепым и кровожадным львом, что нам остается -- только сдаться. (Руми. Маснави 6.576, пер. Л. Тираспольского) Выход из этого тупика дает любовь, ведущая к соединению с Богом: Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем... В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. (1 Иоанна 4:16,18-- 19) Однако Божественная Любовь -- это грозная сила, яростный всепожирающий огонь: Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее -- стрелы огненные. Она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. (Песнь Песней 8:6-- 7) Трагизм человеческого существования не отменяем до тех пор, пока человек остается «только» человеком; общество же просто и не может быть ничем, кроме как обществом. Поэтому трагизм общественной жизни не отменяем в принципе, и любые попытки построения Царства Божия на Земле никогда не приводили и не могли приводить ни к чему, кроме новых трагедий. Надежду можно искать лишь в обращении к высшему. Пусть, отраженный на дне, образ расплылся: образ познай. Только на той стороне всем нам открылся вечности край. (Р. Рильке) В мире классической физики (на дне, внизу) просматривается образ квантового мира. Высший образ отражается в низшем мире людей и иных живых существ, в проявленном состоянии. Исходно этот образ неизменен, но при отражении он становится относительным, дискретным. Заметим между прочим, что в математике и теории информации используется в точности противоположная терминология -- квантизацией называется аналого-цифровое преобразование, то есть описание реальных континуальных процессов дискретными числами типа 0 и 1, пригодными для использования в компьютерах. В любом случае речь идет о дроблении, умножении Единого, которое подменяется в мире проявленного многословными и неизбежно неточными описаниями. Призыв поэта «познать образ» означает призыв к совершению обратного процесса -- восстановления Невыразимого по его проекциям, то есть отражениям в тварном мире. Чтобы познать первоначало вещей, нужно обратиться к квантовым представлениям, в классической физике оно не содержится. Край вечности и непрерывности, радость бытия -- только по ту сторону, в квантовой физике. Однако физика и учение о спасении все же различны. Через физическую формулировку квантового мира приобщиться к вечности и спастись еще нельзя, для этого нужно перейти от теории к практике, к реализации. Все духовные учения -- практические, они призывают к реальной радости и свободе. Физик, встающий на духовный путь, получает двойную выгоду -- он может использовать свои теоретические знания и осуществить сознательный переход через личное превращение, без которого ничего правильного о мире квантов сказать нельзя. Если физик говорит о квантовой механике верно, он уже спасся -- перешел на высокий уровень бытия, к прямому переживанию высоких внутренних состояний. От популяризаторских лекций непреобразованного физика пользы не будет никому. Погресс изучения квантовых состояний выглядит как суммирование усилий физиков, их достигших. Более того, каждый должен перейти по ту сторону сам -- коллективного спасения не бывает. Коллективной бывает только круговая порука «научного сообщества», когда другие овцы не выпускают из стада одиночку, чтобы она не ушла к высшему. Бегите из среды Вавилона, и уходите из Халдейской земли, и будьте как козлы впереди стада овец. (Иеремия 50:8) Когда кто-то один все же прорывается, все стадо вместе с пастухами и собаками, вертолетами и армией всего государства бежит за ним. Все хотят вернуть «отступника», чтобы заткнуть дыру, образовавшуюся в мировом порядке. В действительности, эта дыра спасительна, это -- выход из каземата. Будда первым поворачивает колесо дхармы и, хотя у него есть возможность сразу уйти в нирвану, начинает проповедь, которая не только спасительна для людей, но необходима всем богам во главе с Брахмой. В западной традиции Спасителем является Иисус Христос, проложивший всем дорогу из мира смерти в мир Высшей Реальности. И Он есть глава тела Церкви; Он -- начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство. (К Колоссянам 1:18) Разумеется, спасение возможно только через внутреннего Христа, по слову ап. Павла обитающего в нас, «разве только мы не то, чем должны быть» (2 Кор. 13:5). ГЛАВА 6. Норма, безумие, творчество Среди заросших пустырей Наш дом -- без стен, без крыши -- кров, -- Мы -- как изгои средь людей, Пришельцы из иных миров. (В. Высоцкий) Стандартизация и обезличенность достигли в современном обществе, мягко выражаясь, высокой степени. К сожалению, мы даже не замечаем нетривиальных возможностей, которые предоставляются некоторыми документами, отпечатанными многомиллионным тиражом и выданными всем гражданам постперестроечной России: Страховое свидетельство подлежит обмену в случаях: изменения фамилии, имени, отчества, даты рождения, места рождения или пола застрахованного лица; установления неточности или ошибочности содержащихся в нем сведений... Противоречия личности и коллектива доходят до того, что тех людей, чьи миры слишком слабо скоррелированы с мирами других людей, мы называем сумасшедшими. Обсуждение такого примера можно найти в даосском тексте: У главы семейства Пан в царстве Цинь был сын, который в детстве выделялся недюжинным умом, а возмужав, лишился рассудка: пение он принимал за плач, белое считал черным, благоухание -- зловонием, сладость -- горечью, а дурной поступок -- добрым делом. О чем бы он ни думал, он все понимал наоборот, будь то небо или земля, четыре стороны света, вода или огонь, жара или холод. Некий человек по фамилии Ян посоветовал его отцу: -- Почему бы вам не обратиться за помощью к благородным мужам в царстве Лу? Среди них немало людей искусных и умелых. Возможно, они смогут вылечить вашего сына. Отец безумного направился в Лу, но, проходя через Чэнь, встретил Лао-цзы и рассказал ему о болезни сына. -- Откуда ты знаешь, что твой сын ненормальный? -- спросил его Лао-цзы. -- Ведь нынче все в Поднебесном мире заблуждаются относительно того, что истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Поскольку так много людей страдают этой болезнью, никто и не замечает, что все они больны. Безумия одного человека недостаточно для того, чтобы изменилась вся семья; безумия одной семьи недостаточно для того, чтобы изменилась вся деревня; безумия одной деревни недостаточно для того, чтобы изменилось все царство; безумия одного царства недостаточно для того, чтобы изменился весь мир. Но если целый мир обезумел, то как может безумие изменить его? Если бы все в мире были такие, как твой сын, то безумным считали бы не его, а тебя. Кто властен судить о радостях и печалях, звуках и цветах, запахах и вкусах, правде и неправде? Я даже не уверен, что мои слова не безумны, а уж речи благородных мужей из Лу -- самые безумные в мире. Лучше тебе вернуться домой, чем тратить понапрасну деньги на лечение! (Лецзы) С высшей точки зрения «нестандартные» миры могут быть как раз не менее, а более ценными, то есть точнее отражающими Истинную Реальность. Иногда эти миры оказываются скоррелированными с мирами, типичными для будущих поколений (но не для современников). Разумеется, творцам таких миров ничего особенно приятного в жизни не достается, по крайней мере, если иметь в виду ее внешнюю сторону. Мертвым же гениям вполне можно ставить памятники, потому что, по слову пирата Билли Бонса, мертвые (уже) не кусаются. Оловянных солдатиков строем По шнурочку равняемся мы. Чуть из ряда вон выйдут умы: «Смерть безумцам!» -- мы яростно воем, Поднимая бессмысленный рев, Мы преследуем их, убиваем -- И статуи потом воздвигаем, Человечества славу прозрев. (П. Ж. Беранже, пер. В. Курочкина) Бояться вам рожна какого? Что против -- Пушкину иметь? Его кулак навек закован В спокойную к обидам медь. (В. Маяковский) В сказках великих писателей-романтиков XIX века можно найти описание двух предельных случаев («моделей») взаимодействия человека и общества -- гадкий утенок (Г.-Х. Андерсен) и крошка Цахес по прозванию Циннобер (Э.-Т.-А. Гофман). Лебедь действительно оказывается плохой уткой, в то время как крошка Цахес (не человек, а альраун -- человекоподобное магическое существо, сотворенное из корня мандрагоры), благодаря чарам доброй, но недальновидной феи, идеально соответствует ожиданиям окружающих. Более того, он существует только на этом уровне: вне воспринимающей аудитории он просто глупый и злобный уродец. В конце сказки онтология торжествует над социальной психологией, и кавалер ордена Зелено-пятнистого тигра с двадцатью алмазными пуговицами тонет в собственном ночном горшке. В рассказе-псевдорецензии «Одиссей с Итаки» С. Лем пишет о «гадких утятах»: Сперва идут гении обыкновенные, дюжинные, то есть третьего класса, неспособные шагнуть особенно далеко за умственный горизонт эпохи. Им приходится легче других, нередко они бывают оценены по заслугам и даже добиваются денег и славы. Гении второго класса -- гораздо более твердый орешек для современников. Потому и живется таким гениям хуже. В древности их обычно побивали камнями, в средневековье жгли на кострах, позже, в связи с временным смягчением нравов, им позволялось умирать естественной смертью от голода, а порой их даже кормили за общественный счет в приютах для полоумных... И все же в конечном счете гениев второго класса ожидает признание, то есть загробный триумф... Но сверх того существуют -- ибо не могут не существовать -- гении высшей категории... Гениев первого класса не знает никто и никогда, ни при жизни, ни после смерти. Это -- открыватели истин настолько невероятных, глашатаи истин настолько революционных, что их абсолютно никто оценить не в силах. Поэтому прочное забвение -- обычный удел Гениев Экстракласса. Такие истины, конечно, могут быть постигнуты человеком (но не обществом в целом!), который сам проделает тот же личный труд, пройдя свой духовный путь. Здесь важно снова вернуться к ключевой идее почти всех мистических и эзотерических учений о соотношении эмпирического времени и «вечного настоящего». Прозрения «Гениев Экстракласса» оказываются не ко времени в буквальном смысле, ибо их источник лежит не во времени. «Человек выпрямляет кривые пути. Гений идет кривыми» (У. Блейк. Бракосочетание рая и ада). Человечество в каком-то (прагматическом) смысле право, отвергая по-настоящему глубокие идеи, ибо они могут представлять ценность лишь для каждого человека в отдельности, но не для общества в целом. Истины высокого уровня не могут быть «открыты» тем или иным гением, они просто есть, и каждый человек должен открывать их для себя заново. При всей глубине и блеске лемовских текстов, Лем (как и другие писатели -- Г. Уэллс, Жюль Верн...) все-таки обедняет проблему, сводя ее к социальным, интеллектуальным и этическим аспектам и говоря о месте гения (ученого) в обществе. При всей их важности эти аспекты -- не самые главные. Для того, кто постиг природу неба и земли, нет ничего, что было бы воровством и что не было бы воровством. (Лецзы) С другой стороны, у пророков и основателей религий, которые сумеют подняться над личными проблемами (на определенном уровне их уже просто не остается -- бодхисаттва и тем более будда уже не совсем человек), все получается. Разумеется, «получается» у пророков «только» выполнение их божественной миссии; житейское благополучие здесь ни при чем, а крестный путь всегда полон страданий. И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но [Господь] сказал мне: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен. (2 Коринфянам 12:7-- 10) Иногда неудача пророческой миссии может быть предопределена, как у греческой прорицательницы Кассандры, тщетно предупреждавшей о грядущей гибели Трои, или первого древнееврейского интеллигента Иеремии, ставшего свидетелем предсказанного им падения Иерусалима. Да и об общественном (а не личном) успехе спасительной миссии Христа, мы можем сказать лишь с большими оговорками, оглядываясь на двухтысячелетнюю историю западной, формально христианской, цивилизации. Постоянно превращаемый официальной религией в мертвого беспомощного идола, Христос снова и снова возрождается в отдельных людях, и благодаря этому живет в человеческой истории. Неоднозначность социальных последствий деятельности Иисуса подчеркивается даже в Евангелии, например, в пророчестве Симеона о Младенце Христе: «се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий» (Лк. 2:34); Иисус не оправдал мечты Израиля о царе-мессии, приносящего всеобщее процветание народу, и был отвергнут им. Мессианская идея изначально связана с образом непонятого и преследуемого страдальца (см. Ис. 53). И в Новом Завете Иисус тяжело страдает от непонимания окружающих и предательства. Несмотря на явленные Им чудеса и само воскресение, даже ближайшие Его родные и апостолы так и не могут понять Его и поверить в Него, во всяком случае, до сошествия на них Духа Святого. Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим [на вечери], и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили. (От Марка 16:14) Впрочем, и затем, как пишет апостол Павел в своих посланиях, иерусалимские апостолы все время отступают от евангельской свободы, занимаясь построением земной церкви. Учение Христа оказывается слишком высоким для этого мира. Из истории Нового времени здесь можно привести пример Мартина Лютера, также в какой-то мере обладавшего пророческим даром. Хотя Реформация -- дело его жизни -- достигла заметных политических успехов, в конце жизни Лютер осознал, что никто так и не понял его учение (а точнее, евангелие Христа, которое Лютер пытался проповедовать, испытав личное прозрение). С ужасом наблюдая социальные последствия своей деятельности, ввергшей Европу в череду кровавых войн, он писал, что толпу лучше было оставить в подчинении папистов. Какой он был спаситель, этот несчастный! Как мог он вам помочь! И снять с меня мое бремя! Какой он был Христос для людей! Я понял, почему служить вам должен я! Почему вы призываете меня! Я ваш Христос, с палаческим клеймом на челе! Ниспосланный вам свыше! Ради вражды на земле и в человеках зловоления! Бога своего вы обратили в камень! Он мертв давным-давно. Я же, ваш Христос, я живу! Я -- плод его великой мысли, сын его, зачатый им с вами и рожденный, когда он еще был могуч, когда он жил и знал, чего хотел, какой он во все это вкладывал смысл! Теперь он высится недвижно на престоле, подтачиваем временем, точно проказой, и мертвящий ветер вечности уносит прах его в небесную пустыню. Я же, Христос, я живу! Дабы вы могли жить! Я свершаю по миру свой ратный путь и вседневно спасаю вас в крови! И меня вы не распнете! (П. Лагерквист. Палач) По большому счету, такая неудача страшнее гонений, нищеты и даже казней (потому что «не бойтесь убивающих тело, души же убить не могущих»), выпадавших на долю «гадких утят» на протяжении всей истории. Споры о мере ответственности Маркса за Пол Пота или Ницше за Гиммлера в какой-то мере снижают уровень проблемы, но рациональное зерно в них, безусловно, есть: несогласованность миров «гениев второго класса» с общественной нормой может оказаться опасной не только для гениев, но и для общества. В лаконичной форме это выражено русской пословицей «Заставь дурака Богу молиться -- он лоб расшибет» (и ладно бы, добавим, если бы только свой лоб). Божественная Реальность не только «поставляет материал» для вторичных человеческих миров, но и устанавливает жесткие ограничения для них: Бог-то может, по Декарту, сотворить мир, где есть горы и нет долин, но человек -- нет; он и представить себе такой мир не в состоянии. Важно другое: вторичный мир должен быть как можно более открыт по отношению к Высшей Реальности. Полностью закупоренный мир, в котором совсем нет места Божественному присутствию, -- это и есть ад; это хуже ада, потому что и в ад спускался Христос. К счастью, такой изолированный мир человек, видимо, создать все-таки тоже не в состоянии. Именно поэтому у каждого из нас есть надежда. Более того, наиболее ценное в человеческих мирах обязано своим существованием этой их принципиальной незамкнутости. Речь идет, в частности, о гениальных озарениях, научных и художественных открытиях. Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель! Вечно носились они над землею, незримые оку... Нет, то не Гете великого Фауста создал, который В древнегерманской одежде, но в правде глубокой вселенской. С образом сходен предвечным своим от слова до слова. Или Бетховен когда находил он свой марш похоронный, Плач неутешной души над погибшей великою мыслью, Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса? Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве, Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья. Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков, Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света, Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать, Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово, Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный. О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем, Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен, Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье. И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою картины, Выйдут из мрака все ярче цвета, осязательней формы, Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье... Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье, И, созидая потом, мимолетное помни виденье! (А. К. Толстой) Художник -- это творец, свободная личность, действующая в этом мире и живущая вдохновением, изрекающая возвышенное, божественное и одухотворенное. Однако истинный Творец -- не он. Через художника лишь проходит нечто из мира бессознательного (неземного), и он как инструмент воплощает эти открытия, часто даже помимо своей логики и разума, не будучи властен над этим процессом. Набор этих идей и законов (в буддизме -- дхарм), осколков бытия и судеб вечно хранится в мире; художник (гений, пророк), избранный для их рекомбинации, лишь открывает дверь внутри себя, выпуская слова, звуки и образы наружу: Секрет его [Данте] емкости в том, что ни единого словечка он не привносит от себя. Им движет все, что угодно, только не выдумка, только не изобретательство. Дант и фантазия -- да ведь это несовместимо! Стыдитесь, французские романтики... оболгавшие Алигьери! Какая у него фантазия? Он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик... (О. Мандельштам. Разговор о Данте) Душа переживает различные объединения высших форм (дхарм) как свою собственность, приходя в состояние восторга, а на самом деле все это только проявления майи -- иллюзии. В этом смысле нет людей, но есть только никому не ведомые судьбы. Так же и первооткрыватель-физик вырывает из подсознания то, что дано ему в эволюции, то, что должно в данный период истории появиться на свет и воплотиться в жизни через труд людей. Процессы духовного творчества и развития науки и технологии неразрывны. Обращаясь к Единому через свою интуицию и беря готовое Слово, человек получает лишь фрагменты истины после того, как проработал его словесно-логический аппарат. Чтобы приблизиться к высшему непрерывному знанию, нужно разжечь внутреннее пламя жертвенного устремления, очищающее художника. Другой способ -- остановить свое сознание и задержать дыхание (в йоге -- упражнения пранаямы). Наиболее глубокие ответы человек получает, погрузившись внутрь, познавая себя; тогда он вспомнит (если сможет!) утраченный рай. По еврейскому преданию, ребенок уже в утробе матери обладает полным знанием (Торы), но при рождении ангел бьет его по губам, и он все забывает, чтобы мучительно вспоминать всю жизнь. По существу, когда речь идет об источнике гениальных озарений, можно предложить только два существенно различных ответа -- перебор вариантов (в духе дарвиновского естественного отбора для идей) и -- «Господь надоумил». Даже люди, в целом далекие от религии, часто переходят на вполне мистический язык, пытаясь понять эту тайну. Австрийский философ К. Поппер говорил о «третьей вселенной», откуда берутся еще не написанные (но уже существующие!) художественные тексты и не сделанные научные открытия, которые переводятся во вторую вселенную -- человеческую культуру; первая вселенная -- это материальный (физико-астрономический) мир. Аргументом в пользу этой идеи служит то общеизвестное обстоятельство, что такой «перенос» часто делается несколькими людьми одновременно, когда настало время (например, периодическая система элементов, создание неевклидовой геометрии, формулировка специальной теории относительности...). Бывает, что отдельные гении опережают свое время, а затем, спустя долгие годы, их непонятые результаты переоткрываются целой группой ученых (например, история законов наследственности Менделя). В действительности идея нематериального внешнего источника всех содержательных идей является вполне традиционной и уже у Платона выражена с полной отчетливостью. Если угодно, это вопрос терминологический. Естественно назвать «содержательной» ту идею, которая не может быть получена перебором вариантов, то есть, выражаясь «операционалистски», не может быть сформулирована компьютером, в который загружена «вся сумма знаний, накопленных человечеством». Вопрос тогда в том -- существуют ли содержательные (в этом смысле!) идеи. Материалист по определению должен ответить -- нет. В этом отношении (и во всех других) авторы, конечно, не материалисты. Мы не будем рассматривать здесь «онтологическую» сторону вопроса, например, «ленинскую теорию отражения», основанную на надежде, что наука в будущем поймет, как именно возникло сознание. (Кстати сказать, а как соотносится манера обосновывать философские положения будущими достижениями науки и столь важная для материализма идея причинности?) Если же говорить о гносеологических аспектах то, по-видимому, единственный материалистический сценарий появления нового (не только научных идей, но и, по Дарвину, биологических видов) -- это случайный перебор различных возможностей. Так работают компьютеры. При исследовании искусственных «моделей» реальности, созданных человеком, например, игры в шахматы, такая «стратегия познания» действительно оказывается вполне успешной. Впрочем, даже в этом случае не следует забывать, что «функция оценки позиции», хотя и может подправляться компьютером, все-таки не вырабатывается им самостоятельно, а задается человеком-программистом. Если же говорить об исследовании «объективной реальности», то есть, о научной работе, то она также содержит многие вполне «компьютерные» элементы. Подавляющее большинство научных работников занимаются не слишком сложным перебором вариантов, «собирая» свои работы из фрагментов работ предшественников (если метод, описанный в статье А, применить к задаче, сформулированной в статье Б...). Их, по-видимому, действительно можно, на радость материалистам, заменить компьютерами. Но может ли такая схема объяснить появление радикально новых идей? Можно ли перебором вариантов придти к общей теории относительности, или к квантовой механике, или к теории множеств? Похоже, что отрицательный ответ на этот вопрос можно вполне строго обосновать, даже если ограничиться одной лишь математикой. Такому обоснованию посвящены книги выдающегося современного математика и физика Р. Пенроуза «Новый разум императора» и «Тени разума», очень популярные на Западе (недавно первая из них переведена на русский язык). Здесь мы приведем краткое резюме утверждений Пенроуза, отсылая читателя за многими важными деталями к оригинальным текстам. Компьютер полностью заменил бы человека-математика (конечно, имея в виду только его профессиональную деятельность), если бы математика была полностью формализованной системой, выводимой из конечного набора аксиом. Однако, такая лейбницевско-расселовско-гильбертовская программа аксиоматизации математики и сведения ее к «прикладной логике» была опровергнута К. Геделем и другими логиками в 30-е годы XX века. Речь идет прежде всего о знаменитой «теореме Геделя о неполноте», согласно которой даже в пределах арифметики натуральных чисел существуют утверждения, неопровержимые и недоказуемые (при любом строгом понимании слова «доказательство») на основании любого конечного набора аксиом. Близкое (и в действительности эквивалентное) утверждение состоит в существовании алгоритмически неразрешимых задач, то есть таких, которые в принципе не могут быть решены никаким компьютером за конечное число шагов. Важно подчеркнуть, что далеко не все такие задачи являются «бессмысленными» или «неинтересными». Известен ряд нетривиальных примеров неразрешимых задач -- скажем, не существует общего способа определения, можно или нельзя замостить без зазоров плоскость плитками из данного набора (даже если ограничиваться только плитками-многоугольниками). Дело в том, что множество всех задач, которые могут быть решены всеми прошлыми, настоящими и будущими компьютерами, -- счетно, то есть имеет ту же мощность (грубо говоря, «число элементов»), что и дискретный натуральный ряд. Человек же вполне способен работать с идеей актуальной бесконечности и с непрерывными множествами мощности континуума (а, возможно, и более высокой). Можно думать, что понятие континуума как некоторой первичной сущности, не сводимой к счетным множествам, действительно присуще человеческой психике. Каждый человек, вероятно, обладает зачатками топологического мышления, основанного на идее непрерывности. Выдающийся математик XX века Г. Вейль говорил об абстрактной алгебре и топологии как двух альтернативных способах математического мышления; по выражению Вейля, «за душу каждого математика борются ангел топологии и бес абстрактной алгебры». На уровне физиологии различные виды мышления связываются с полушариями человеческого мозга (правополушарное мышление -- непрерывное, образы, топология, левополушарное мышление -- логическое, символы, буквы, слова, дискретное, алгебра). Важно подчеркнуть, что содержательное (творческое) мышление предполагает выход за рамки бинарной «компьютерной» логики. Более детально эта очень важная для нас тема будет обсуждаться в главах 8 и 10. Пенроуз так пишет о безусловно нематериалистических взглядах К. Геделя: По-видимому, точка зрения Геделя состоит в том, что разум не ограничен «вычислительной» способностью и даже не ограничен конечностью мозга... Гедель отверг аргумент Тьюринга о том, что нет разума, отдельного от материи, назвав это предрассудком нашего времени. Видимо, для Геделя было очевидно, что физический мозг должен вести себя как вычислительное устройство, но разум -- нечто за пределами мозга. Сам Пенроуз пытается дать «материалистическое» (возможно, только по форме) объяснение очевидному для него факту несводимости человеческого сознания к выполнению некоторой компьютерной программы, или, иными словами, наличия в человеческом (научном, и даже математическом!) мышлении иррациональных моментов. К сожалению, предрассудок нашего времени, согласно которому «сознание есть продукт деятельности мозга», привел его к достаточно экзотической гипотезе о важности квантовых эффектов (при физиологических температурах!) в деятельности нервной системы; при этом квантовые эффекты трактуются не в символическом и ассоциативном смысле, как у нас, а вполне «естественнонаучно». Понимая, что в квантовую природу целой клетки -- нейрона поверить совсем уже трудно, он пытается рассматривать в качестве структурного субстрата психики цитоскелет. Не хотелось бы здесь быть чересчур категоричными, но любому физику, профессионально занимавшемуся процессами декогерентности в сквидах, молекулярным магнетиках или любых других реальных системах, куда проще поверить в прямо мистические построения, чем в подобные научные гипотезы. Первое предположение показывает, что речь идет о неизвестном явлении -- Бог знает, сколько их еще. Второе связано, напротив, со сферой хорошо известного нам и находится в полном противоречии со всеми фундаментальными и человеческими законами. Именно поэтому мы должны относиться к нему с величайшим сомнением, к нему и его кажущейся рациональности. (Д. Адамс. Долгое темное чаепитие души) Впрочем, сама по себе попытка описать сознание как квантовый феномен кажется очень интересной. По крайней мере, квантовая картина мира, основанная на корпускулярно-волновом дуализме, действительно гораздо лучше соответствует структуре человеческой психики, чем «компьютерный» классический мир. В то же время попытки связать «квантовый характер» сознания с квантовыми свойствами его предполагаемых материальных носителей и с известными законами физики вызывает уже серьезные сомнения. -- А я думал, вы верите в чудеса, -- не выдержал секретарь. -- Да, -- ответил отец Браун, -- я верю в чудеса. Я верю и в тигров-людоедов, но они не мерещатся мне на каждом шагу. Если мне нужны чудеса, я знаю, где их искать. (Г. К. Честертон) ГЛАВА 7. Квантовый мир: конец классической причинности Мне кажется, я смело могу сказать, что квантовой механики никто не понимает. Так что не относитесь к этой лекции слишком серьезно, не думайте, что вам действительно необходимо понять ее содержание и построить себе какую-то мысленную модель. Передохните и попытайтесь просто поразвлечься... Если сможете, не мучайте себя вопросом: «Но как же так может быть?», ибо в противном случае вы зайдете в тупик, из которого еще никто не выбирался. Никто не знает, как же так может быть. (Р. Фейнман. Характер физических законов) Обсуждение традиционных, прежде всего религиозных, представлений о реальности увело нас достаточно далеко от естественнонаучной проблематики, и читатель вправе спросить, перефразируя известный анекдот о поручике Ржевском: «Ну а когда же про квантовую механику-то будет?». Отвечаем: сейчас. Принято думать, и, как мы покажем, это мнение имеет под собой серьезные основания, что создание (в первой трети XX века) квантовой механики явилось неким рубежом, после которого физика не только может, но и вынуждена иметь дело с проблемами, ранее целиком относимыми к компетенции теологии и философии. По мнению многих физиков и философов, квантовая механика поставила такие вопросы, которые не могут адекватно обсуждаться в рамках традиционного естественнонаучного мировоззрения, сложившегося начиная с XVII века. Основным постулатом этого мировоззрения является возможность четкого разделения субъекта и объекта познания и связанное с этим резкое противопоставление «материи» и «сознания». Явную философскую формулировку этого постулата принято связывать с именем Декарта, а примером его успешного применения к описанию части «реальности» (очень, правда, ограниченной) на многие века стали «Математические начала натуральной философии» Ньютона. Некоторые авторы называют такую фундаментальную мировоззренческую установку «ньютоновско-картезианской парадигмой». Следует, правда, подчеркнуть, что взгляды самого Ньютона и особенно Декарта были намного более содержательными и интересными, чем эта «парадигма» (см., напр., обсуждение различия расхожего «картезианства» и мировоззрения Декарта в «Картезианских размышлениях» М. Мамардашвили). Как бы то ни было, именно этот «дуализм», эмпирическая эффективность и полезность которого вне сомнения, радикально отличает естественнонаучную картину мира от других, как представляется, более глубоких подходов. Развитие квантовой физики заставило поставить вопрос о возможной недостаточности и исчерпанности данной парадигмы даже в рамках самого естествознания. В возникших спорах приняли участие почти все выдающиеся физики нашего времени (кроме позитивистски настроенных исследователей, вообще не склонных обсуждать мировоззренческие вопросы как «ненаучные»). Хотя в книгах гуманитарной направленности изложение каких-то конкретных точек зрения по этому вопросу зачастую предваряется словами «современная физика установила, что...», спор далеко не завершен. В этом разделе мы приведем -- в той мере, как это необходимо для связности изложения, основные физические факты, которые в дальнейшем будут обсуждаться с более «возвышенной» точки зрения. Ранний период развития квантовой физики (1900-- 1924) характеризуется прежде всего формулировкой законов излучения в идеальной модели «абсолютно черного» (т. е. не отражающего) тела и введением «кванта действия» (М. Планк, 1900), открытием световых квантов и «корпускулярно-волнового дуализма», т. е. двойственной природы света (А. Эйнштейн, 1905 и последующие работы), затем построением модели атома Бора (Н. Бор, 1913) и гипотезой Луи де Бройля о волновых свойствах электрона (1924). Ключевым моментом здесь является осознание «корпускулярно-волнового дуализма» как универсального свойства материи. Обретена Вечность!.. Она -- Точно волна, Слитая с солнцем. (А. Рембо. Вечность) Второй этап, начавшийся с 1925 года, характеризуется построением формальной теории, описывающей этот дуализм (В. Гейзенберг, М. Борн, П. Иордан, Э. Шредингер, П. Дирак, В. Паули, 1925-- 1927; 1925-- 1927; Дж. фон Нейман, 1932; Р. Фейнман, 1948 и другие и глубоким обдумыванием возникших в связи с этим концептуальных проблем («принцип неопределенности» Гейзенберга, «статистическая интерпретация волновой функции» Борна, «принцип дополнительности» Бора, теория измерений Дж. фон Неймана, и др.). Существуют хорошие популярные изложения физической сути корпускулярно-волнового дуализма (см., напр., прекрасные книги Р. Фейнмана «Характер физических законов» и «КЭД: странная теория света и вещества»), к которым мы и отсылаем читателя за более детальной физической информацией. Наиболее удивительной чертой квантовой механики, радикально отличающей ее от всей предшествующей физики, служит придание вероятности статуса фундаментального понятия. В классической физике вероятность возникает как мера нашего незнания поведения системы, и ее использование носит, в общем, прагматический характер. Скажем, рассчитать точную траекторию падения монетки с учетом ее вращения, сил сопротивления воздуха и т. п. в рамках классической физики в принципе возможно, хотя это -- достаточно сложная физическая задача. Вместо того, чтобы решать ее в каждом конкретном случае, мы прибегаем к вероятностным соображениям, когда говорим, что при достаточно большом числе испытаний приблизительно в половине случаев монетка упадет «орлом», а в половине -- «решкой». Тем не менее, если нам очень уж захочется, мы вполне можем сделать гораздо больше, а именно, рассчитать движение монетки полностью и предсказать, как она упадет в данном конкретном случае. Другое дело, что во многих реальных задачах такая возможность остается только принципиальной -- скажем, в задачах молекулярной физики, где нужно рассматривать совместно уравнения движения для колоссального числа частиц. Для многих физически важных задач движение к тому же оказывается неустойчивым, и уже малая неопределенность в задании начальных условий приводит к сколь угодно большой неопределенности в решении через большие промежутки времени. В таких случаях прагматически использование понятия вероятности оказывается не только возможным, но и неизбежным. Однако в принципе нет никаких ограничений на сколь угодно точное определение начальных условий и сколь угодно точное решение задачи. В рамках «ньютоновско-картезианской парадигмы» казалось бесспорным, что в принципе можно предсказать или объяснить любое явление, если знаешь достаточно детально все причинно-следственные связи в системе. В квантовой механике основной математический объект -- волновая функция -- тоже подчиняется детерминистскому уравнению (уравнению Шредингера) и тем самым может быть в принципе найдена сколь угодно точно. Однако непосредственно она неизмерима и определяет лишь вероятности исхода различных физических экспериментов («статистическая интерпретация» М. Борна). Важно подчеркнуть, что, в отличие от классической физики, никаких предсказаний для результатов индивидуального физического эксперимента в квантовой механике сделать нельзя. Например, квантовая механика может в принципе рассчитать, с какой вероятностью ядро радиоактивного изотопа распадется в определенный день с 10 утра до 5 вечера, и эти статистические предсказания при наличии достаточно большого числа ядер будут точны (скажем, если указанная вероятность была 20%, то в 5 вечера действительно останется лишь 80% ядер данного типа от числа бывших в 10 утра). Но она не может ответить на вопрос, когда именно распадется данное конкретное ядро, и распадется ли оно вообще в указанный промежуток времени. Более того, утверждается, что ответ на этот вопрос невозможен принципиально. Внезапно они умирают; среди ночи народ возмутится, и они исчезают; и сильных изгоняют не силою... Он сокрушает сильных без исследования и поставляет других на их места. (Иов 34:20,24) В этом смысле фундаментальное для всей европейской науки понятие причинности радикально пересматривается. Скажем, данное конкретное ядро распалось ровно в 12 часов 37 минут 00 секунд; причину этого события, объясняющую, почему оно не произошло, скажем, на две минуты раньше или позже, указать нельзя -- оно вполне могло произойти раньше или позже, а вот произошло именно сейчас -- и бессмысленно спрашивать «почему». Эту особенность квантовой механики в особенности подчеркивал В. Паули. Для Паули свобода, характерная для индивидуальных событий, есть наиболее важный урок квантовой механики. Он часто ссылался на философию Шопенгауэра, базовыми элементами которой были воля (Wille) и представление (Vorstellung), т. е. (иррациональная) свобода выбора и (рациональная) идея. (K. V. Laurikainen. The message of the atoms. Essays on Wolfgang Pauli and unspeakable. Berlin, 1997) Современному человеку, принадлежащему к европейской (в широком смысле слова) культуре и воспитанному в почтении к науке (часто без реальной потребности в понимании ее методов и результатов!), понятие причинности кажется самоочевидным. На простом понятии кармы как всеобщей механической связи явлений основана «популярная» эзотерическая традиция, восходящая к индуизму. В то же время многие канонические тексты (особенно буддийской традиции) подчеркивают невозможность говорить о причинах на самом глубоком уровне реальности. Логико-философское опровержение категории причинности дано в трактате Нагарджуны «Двенадцать врат» (см. главу 3). К этой проблеме рано или поздно подходит человек в процессе духовного роста. Бхагаван: На что опираешься ты, Манджушри, когда осуществляешь праджняпарамиту [запредельную мудрость]? Манджушри: Я совершенно не имею опоры в то время, когда осуществляю праджняпарамиту. Бхагаван: Когда ты безопорен, Манджушри, то это и есть осуществление праджняпарамиты? Манджушри: Когда не опираются ни на что, то это, о Бхагаван, и есть осуществление праджняпарамиты... Потому, что осуществление праджняпарамиты не имеет под собой опоры в виде любой дхармы, которую можно оставить или схватить. (Сутра запредельной мудрости в 700 строк) Подобное ощущение не чуждо и «светской» культуре, по крайней мере, в ее высших проявлениях. Как писал А. Пушкин, «Случай -- мощное оружие Провидения». Развивая эту мысль, А. Синявский в «Прогулках с Пушкиным» подчеркивает принципиальный «индетерминизм» мира великого поэта: Идея рока... действующая с мановением молнии, лишена у него [Пушкина] строгости и чистоты религиозной доктрины. Случай -- вот пункт, ставящий эту идею в позицию безликой и зыбкой неопределенности, сохранившей тем не менее право вершить суд над нами. Случай на службе рока прячет его под покров спорадических совпадений, которые, хотя и случаются с подозрительной точностью, достаточно мелки и капризны, чтобы, не прибегая к метафизике, сойти за безответственное стечение обстоятельств... Случай и рубит судьбу под корень, и строит ей новый, научный базис. Случай -- уступка черной магии со стороны точной механики, открывшей в мельтешении атомов происхождение вещей и под носом у растерянной церкви исхитрившейся объяснить миропорядок беспорядком, из которого, как в цилиндре факира, внезапным столкновением шариков, образовалась цивилизация, не нуждавшаяся в творце... Бездомность, сиротство, потеря цели и назначения -- при всем том слепая случайность, возведенная в закон, устраивала Пушкина. В ней просвещенный век сохранил до поры нетронутым милый сердцу поэта привкус тайны и каверзы. В ней было нечто от игры в карты, которые Пушкин любил. М. Мамардашвили в «Психологической топологии пути» (лекция 7) подробно объясняет, что для наиболее важных понятий (добро, понимание) причин нет и быть не может: «отсутствие причин и называется Богом». В этом смысле квантовая физика, порвав с классическим («лапласовским») детерминизмом, кажется, действительно проникла в какие-то более глубоко лежащие пласты реальности, чем классическая физика. ...Причин на свете нет, есть только следствия. И люди жертвы следствий. (И. Бродский) Применения вероятностного языка в квантовой и классической физике отличаются еще и вот чем. В классическом случае всегда складываются вероятности независимых событий. В квантовом же случае складываются амплитуды -- комплексные числа, квадрат модуля которых и дает значения вероятности того или иного события. Именно это и приводит к появлению интерференционных, то есть волновых, явлений. При этом основным законом квантовой механики является сформулированный П. Дираком принцип суперпозиции: если система может находиться в двух различных состояниях, то она может находиться и в произвольной суперпозиции (говоря математически -- линейной комбинации) этих состояний. Например, если электрон может находиться в состоянии с определенными значениями пространственных координат (то есть, попросту говоря, быть локализованным в какой-то точке), то возможно и такое его состояние, когда он (с разными вероятностями) обладает всеми этими значениями координат одновременно. Аналогичное утверждение справедливо и для скоростей: существует бесчисленное множество состояний, в которых электрон не имеет определенной величины и направления вектора скорости. Более того, оказывается, что не существует таких состояний, в которых электрон одновременно имел бы точные значения и координат, и скоростей (принцип неопределенности Гейзенберга). Важно подчеркнуть, что в тех случаях, когда квантовая механика «соглашается» отвечать на тот или иной вопрос, ее ответы неизменно подтверждались всеми до сих пор выполненными экспериментами. Например, она способна вполне успешно рассчитывать характеристики различных спектральных линий в атомах, молекулах и твердых телах, расстояния между атомами в молекулах, и т. д., и до сих пор физики нигде не столкнулись с ее неадекватностью. Разумеется, в каждом конкретном расчете приходится делать какие-то дополнительные приближения, которые приходится контролировать отдельно, но в ряде случаев мы имеем точное решение задачи, например, для спектра атома водорода. При этом никаких расхождений между результатами экспериментов и предсказаниями квантовой механики обнаружить не удается. Более того, квантовая механика имеет множество успешных практических применений (транзисторы и лазеры -- два, пожалуй, наиболее очевидных и эффектных примера). В то же время на ряд вопросов, традиционно считавшихся вполне допустимыми (например, о значении координаты и скорости электрона в данный момент времени), она никакого ответа не дает. В такой ситуации не приходится говорить о «неправильности» квантовой механики, но кажется уместной постановка вопроса об ее «неполноте», то есть неокончательном характере, и существовании более фундаментальной теории, способной дать ответы на вопросы, лежащие за пределами квантовой физики. Такую позицию, в частности, занимал первооткрыватель корпускулярно-волнового дуализма Эйнштейн. Известно его высказывание «Бог не играет в кости», означающее отказ признать чисто статистическую теорию за истину в последней инстанции. Приведем более полную цитату (которая явно вызывает библейские и даже «каббалистические» ассоциации) и ряд связанных с ней: Квантовая механика заслуживает всяческого уважения, но внутренний голос подсказывает мне, что это не настоящий Иаков. Теория дает много, но к таинствам Старого она не подводит нас ближе. Во всяком случае, я убежден, что Он не играет в кости. (Из письма А. Эйнштейна М. Борну 4.12.1926) Очевидно, никогда в прошлом не была развита теория, которая, подобно квантовой, дала бы ключ к интерпретации и расчету группы столь разнообразных явлений. Несмотря на это, я все-таки думаю, что в наших поисках единого фундамента физики эта теория может привести нас к ошибке: она дает, по-моему, неполное представление о реальности, хотя и является единственной, которую можно построить на основе фундаментальных понятий силы и материальных точек... Неполнота представления является результатом статистической природы (неполноты) законов. (А. Эйнштейн. Собр. научн. трудов. Т. 4. М., 1967. С. 220) Целью теории является определение вероятности результатов измерений в системе в заданный момент времени. С другой стороны, она не пытается дать математическое представление того, что действительно имеет место, или того, что происходит в пространстве и времени. В этом пункте современная квантовая теория радикально отличается от всех предшествующих физических теорий как механических, так и полевых. Вместо того, чтобы дать модель для изображения реальных пространственно-временных событий, она дает распределения вероятности для возможных измерений как функций времени... Некоторые физики, и в том числе и я сам, не могут поверить, что мы раз и навсегда должны отказаться от идеи прямого изображения физической реальности в пространстве и времени или что мы должны согласиться с мнением, будто явления в природе подобны азартным играм. (Там же, С. 238, 239) Поднятый Эйнштейном вопрос о «неполноте законов» чрезвычайно важен, если вспомнить двойственную роль Закона в Библии, особенно в Новом Завете. С одной стороны, Закон свят: Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. (От Матфея 5:17-- 18) Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем. (К Римлянам 3:31) В то же время Закон «производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления» (Рим. 4:15). Евангелие предлагает смело отбросить Закон, доверившись благодати и непредсказуемому Духу. И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать, ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа. (От Иоанна 1:16-- 17) Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. (К Римлянам 7:6) Не имея возможности останавливаться на этой, очень непростой, проблеме подробно (см. нашу книгу «Уставы небес», гл. 6), отметим ее связь с индетерминизмом квантовой механики. Законы классической физики -- это, если можно так выразиться, «законы прямого действия»: они буквально «предписывают» природным объектам, как вести себя в той или иной ситуации, скажем, как перемещаться под действием приложенных внешних сил, и т. д. Основной закон квантовой механики -- уравнение Шредингера -- вполне детерминистичен в том смысле, что позволяет в принципе строго вычислить изменение состояния системы. При этом, однако, «состояние» (технически говоря, волновая функция) -- это всего лишь набор величин, позволяющих определить вероятности тех или иных исходов экспериментов. Сама волновая функция не измерима, но лишь определяет (вероятностно!) возможные исходы различных измерений. Уместно здесь процитировать Алмазную Сутру: Знающий, что я проповедую Закон, подобный плоту, должен оставить восхваление законов (dharma), а тем более не-законов. Нет никакого установленного Закона, который проповедовал бы Так Приходящий. Тот Закон, который проповедовал Так Приходящий, нельзя взять, нельзя проповедовать. Он не есть ни Закон, ни не Закон. И по какой причине? Все мудрые личности отличаются тем, что опираются на недеятельные законы... Если люди говорят, что есть Закон, который проповедовал Так Приходящий, то они клевещут на Будду по той причине, что не могут понять то, что я проповедую. Субхути, проповедующий Закон не имеет Закона, который можно было бы проповедовать. Это и называется проповедью Закона. Конечно, многогранный смысл любого священного текста гораздо более важен, чем его любые «естественнонаучные» применения, но все-таки трудно удержаться от искушения применить слова «...не есть ни Закон, ни не Закон» к уравнению Шредингера -- закону, описывающему изменение неких связанных с системой возможностей! Обратимся теперь к писаниям индуистской традиции, снова давая комментарий с нужных нам позиций. Господь -- это всепроникающая причина творения. Он самодостаточен и независим от других. Его познают через слушание откровения и прямое восприятие. Он самосветящийся. (Бхагавата-пурана 5.12) В высших квантовых пространствах (а вовсе не в тварном мире, как считается в классической науке) сознание исследователя встречается только с причинами, но эта категория еще не понята физиками, хотя она подробно описана в канонических текстах как высший принцип или мотив Бога. Всепроникающая Причина -- неизмеряемая основа, самодостаточная, не имеющая начала и конца, но вмещающая все остальные причины. Причина не может существовать в виде энергии, которая вторична. Истинное теоретическое знание достигается через слушание откровения, прямое восприятие, переход к концепции квантовой причинности (которая, если вспомнить Алмазную Сутру, не есть причинность...). Хотя не все знают классическую физику, все пользуются ей в практической жизни. Существуют разные уровни понимания науки -- школьный, инженерный и академический, однако все это -- изучение слов, исследование проявленного, прямое же восприятие -- за их пределами. Самосветящийся Бог -- источник света, который сам неизмерим, но может быть исследован лишь в своих проявлениях. Творение Бога -- это проявленный мир, жертвенное тело Адама-Христа, составные части которого -- элементы классической механики. Так как эта вселенная в конце концов не имеет реального существования, все вещи и понятия в ней -- подобие и различие, грубость и тонкость, ничтожество и величие, причина и следствие, жизненные признаки и вещество -- воображаемы. Все это -- как горшки, сделанные из одной и той же субстанции -- земли, но названные по-разному... Знай, что все вокруг -- просто механические проявления субстанции первоматерии. Высшей истиной является знание о Едином. Оно не загрязнено гунами [тремя свойствами] и дарует освобождение. Оно превосходит все двойственности и всепроникающе. Вначале происходит осознание трансцендентного, всепроникающего Брахмана. Вторая ступень -- осознание имманентного Высшего Духа, Параматмы. Высшее осознание Абсолютной Истины состоит в осознании Высшей Личности, Господа Васудевы, ибо Он -- причина Брахмана, Параматмы и других божественных проявлений. Существует много путей, ведущих к постижению Абсолютной Истины, но Истина открывается только тем, кто получает милость великого преданного. (Там же) Мир имеет общую энергетическую основу, первоэлемент в классической физике один -- единое поле, нейтральная субстанция земли. Знание о едином не предопределено предшествующими знаниями, и квантовая механика дает возможность постигать эту истину. С другой стороны, тот, кто поймет состояние единого, может упорядочить свои представления о квантовом мире. Квантовую физику следует изучать не по научным книгам, а с чистого пустого листа, на котором нужно изложить последовательность изучения единого через свое сознание. По мере продвижения по этому пути ошибки двойственности исчезают, происходит освобождение от незнания (или, что то же самое, от ложного знания). Для физика это означает избавление от веры в запутанный клубок классических законов, способность мыслить подобно ребенку, не опираясь на опыт предшествующих поколений и плеяд ученых, отрицая его. Новый физик есть убийца всех физиков прошлого. Квантовый мир проникает в наш мир, но лишен двойственности. Трансцендентный всепроникающий Брахман -- это квантовые законы, которые начинает постигать физик. Затем осознаются причины и их проявления, находящиеся в высших квантовых мирах, то есть атрибуты Бога, которые готовы войти в наш мир. Великий преданный -- это князь мира сего, эгоизм Бога (библейский Авраам). Он диктует законы мира своим рабам, но сам не в силах вырваться из него, хотя и может помочь в этом деле другим, поскольку знает все о высшем. В связи с отличием классических законов (смертоносных, по ап. Павлу) от квантовых уместно вспомнить греческий миф о Персее: прямой взгляд на Медузу Горгону убивает (подобно букве Писания), поэтому необходимо зеркало. Волновая функция, как отражение физической реальности, играет роль такого зеркала. Несомненно, зеркальное постижение реальности соответствует более глубокому уровню проникновения в Суть, чем «буквалистское». Бог (реальность, непреходящий свет) виден человеку только в зеркале. Вот, наше зеркало Господь, Откройте глаза и увидьте их в Нем. (Оды Соломона 13) Премудрость есть «отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия, образ благости Его» (Прем. 7:26). Полупрозрачное зеркало (кстати, один из основных элементов конструкции лазера) одновременно соединяет и разделяет наш мир с запредельным, служа своеобразной границей. Через зеркало происходят многократные отражения человека и Бога -- оба они пребывают друг в друге (см. Евангелие от Иоанна). Проводя параллель с религиозной символикой, можно сказать, что физика включает троицу атомы-- волны-- кванты, соответствующую христианской троице тело-- душа-- дух, которая рассмотрена в посланиях Павла. Атомы означают абсолютно дискретный закон, а динамика их отношений описывается волновыми процессами. Волна -- это объединяющий (христианский, женский, софийный) принцип. Кванты -- безотносительные, причинно необусловленные пространственно-временные переходы. Определенный уровень (высокий или низкий) достигается и извлекается измерением. Кванты -- самый высокий уровень предположения, но не исследования. Это -- законы за областью причинно-следственных связей. После инверсии, за зеркалом находятся те же три уровня высших законов, исследуемые духовными инструментами. Так и вы, когда исполните все повеленн