рубы, она возвращалась к началу и снова начинала движение, однообразное, как морская волна. И вдруг музыка смолкла. Тимофеев встряхнул плащом и медленно повернул голову. Тело его подалось назад, и длинная худая рука опустилась на загривок собаки. Пес приподнял морду и преданно посмотрел на хозяина. Тот ему что-то сказал, пес взглянул на идущих и оскалил красную пасть. Князь пригнулся и спрятался за ближайшую спину. Шествие остановилось, но многие, втянувшись в ходьбу, продолжали шагать на месте. Князь увидел, что дома по сторонам кончились, а вместо них поднимаются к небу высокие кладбищенские кресты. Тимофеев смотрел на толпу и молча играл желваками. Пес привстал на сиденье, и только теперь Князь заметил, что около его головы поднимается, словно цветущая лилия, широкая труба граммофона. Так же молча Тимофеев сошел с машины. Он обогнул ее спереди и открыл правую дверцу. Женщина продолжала сидеть. Тогда Тимофеев с силой схватил ее за руку, она нехотя поднялась и, покачиваясь, вышла из автомобиля. Опять заиграла музыка. Князь видел квадратный ящик и блестящий коготь собаки, налегающий на бегущий диск. Лихой быстрый мотив сменил траурную мелодию. В воздухе запорхала скрипка. Кашляющий басок саксофона пытался ее поймать. Он ловил ее, она убегала. Костлявые пальцы пианиста бегали взапуски по клавишам, потом кто-то сильный и наглый ударял играющего по рукам, и звуку оборвавшихся струн вторил на ксилофоне дятел. В толпе началось движение. Лица продолжали быть мертвыми, но выражение их поменялось. Люди сменили маски, что-то похожее на веселость выглядывало из уголков губ. Но что оставалось прежним -- это глаза. Глаза их были пустыми. Тимофеев подвел свою спутницу, или пленницу, к той машине, что возглавляла колонну. Он постучал о борт, и задняя стенка кузова откинулась на скрытой пружине. Из темной и узкой полости медленно, как во сне, стал выползать на свет обитый атласом гроб. Он выдвинулся наполовину, музыка продолжала играть. Люди, столпившиеся возле машины, близко к гробу не подходили. Они дергались в такт звукам, которые соскакивали с пластинки, толкали Князя коленями, словно и его хотели втянуть в веселую кладбищенскую игру -- чужого сделать своим. Когда гроб почти вылез из кузова и торчал, как пушечный ствол, из-за машины показался хилый на вид человек с закатанными по локоть рукавами и в топорщащемся клеенчатом фартуке. В одной руке он держал большой продолговатый футляр, в другой коптила на ветерке наполовину скуренная сигарета. Он бросил футляр на землю и, легко подхватив гроб, перенес его от машины в сторону. Тимофеев ему кивнул. Человек в фартуке затянулся и, выпустив струю дыма, вытер о фартук руки. Потом он вернулся к машине и, покрякивая от натуги, вытащил из раскрытого кузова толстый деревянный чурбан. Края у чурбана были разбиты и сглажены, а на середине с торца темнела круглая вмятина. Он поставил чурбан стоймя и поправил его подошвой. Поднял футляр, положил его на чурбан и раскрыл. В свете бледного дня сверкнуло полукруглое лезвие. Князь смотрел насупленным взглядом на эти странные приготовления. Он уже догадался, что за всем этим произойдет. По бледному лицу женщины он понял, кто будет жертвой, и следил глазами за палачом, который серым бруском водил по стальному лезвию. Женщина стояла, не шелохнувшись. Казалось, она была равнодушна ко всему, что творится вокруг. Глаза ее смотрели поверх крестов, поверх приплясывающей толпы, и что в них скрывалось -- боль, страх, надежда,-- Князю не дано было знать. Наконец, приготовления закончились. Тимофеев вышел вперед, толкая перед собой женщину. Он подвел ее к деревянной плахе. Палач стоял, подбоченясь, топорище упиралось в колено, сигарета во рту погасла и торчала, как ржавый клык. -- Последнее желание приговоренной? -- кивком показав на женщину, спросил он у Тимофеева. Голос у палача был мягкий, мягче, чем сталь топора. -- Не будет,-- сказал Тимофеев.-- Хватит с нее желаний. Палач пожал плечами и с безразличной улыбкой перебросил топор на плечо. -- Цербер! -- Тимофеев повернулся к машине.-- Концерт окончен. Пес убрал коготь с пластинки и ленивым движением лапы захлопнул на граммофоне крышку. Князь стоял как на иголках, он перебрался за спины переднего ряда и смотрел на слепящий отблеск, застывший на лезвии топора. Время словно остановилось. Люди в толпе молчали. На крестах, на граните памятников, на обвислых ветвях деревьев, медленно поводя головами, сидели жирные птицы. Они ждали. И тут женщина закричала. Птицы вздрогнули, с шумом поднялись, и небо над кладбищем почернело от яростного мелькания крыльев. Крик перешел в плач. Она стояла и плакала -- все тише, тише, и когда плач стал совсем неслышным, Тимофеев пригнул ее плечи к плахе и показал палачу на топор. Колени у женщины подогнулись, голова ее легла на чурбан, и на белой полоске шеи затрепетали тени. -- Мучаешься? -- Голос прозвучал громко, хотя говорили шепотом.-- Из пистолета стрелять умеешь? "Смит и Вессон", тридцать восьмой калибр. Из такого не промахнешься. Князь скосил глаза в сторону и увидел стоящего рядом незнакомого человека в плаще. Он был непохож на других, лицо его было живым и узких блестящих глазах прыгали зеленые огоньки. Князь не успел удивиться, пистолет был уже у него. Большая круглая рукоятка показалась горячей, как чайник. -- Сначала в собаку, а потом уж -- по обстоятельствам. Только не стреляй в Тимофеева. Проку не будет и пулю зря изведешь. Князь сглотнул и ничего не ответил. Палач уже заносил топор, на лице играла улыбка. Князь прицелился, грохнул выстрел, руку с пистолетом тряхнуло. Пес взвизгнул и, вскинув голову, удивленно посмотрел на толпу. Вздохнул и замер, уткнувшись мордой в сиденье. Вторым выстрелом он уложил палача. Тот тихо повалился на землю, и улыбочка его из веселой сделалась пустой и печальной. Растолкав стоящих людей, Князь выбежал на открытое место. Тело женщины было легким, как воздух. Краем глаза он заметил мелькающий на фоне крестов железный плащ Тимофеева. За Князем никто не гнался. По утоптанной песчаной дорожке он бросился к раскрытым воротам. Поровнявшись с первой машиной, он увидел, как из кабины высунулась чья-то рука. Знакомые зеленые огоньки плясали в глазах шофера. Машина уже разворачивалась. Со спасенной женщиной на руках Князь втиснулся в открытую дверцу. За стеклом замелькали кресты, высокая арка ворот ударила по глазам тенью. Резко затормозив на выезде, машина сделала еще один поворот -- колеса затряслись на камнях, стекла заволокло пылью. Выскочив из пыльного облака, машина на полном ходу врезалась в фанерную будку, разворотила цветник и, яростно завывая мотором, вырвалась на большую дорогу. 18 -- Куда мы едем? -- Князь не переставал тереть зудящую от пистолета ладонь. Сердце все еще колотилось. Под веками жгло, и когда он пытался закрыть глаза, опять и опять ему виделось падающее на землю тело. -- Едем.-- Водитель пожал плечами. -- А потом? -- Она знает, куда мы едем. Женщина сидела, зажатая между шофером и Князем. За всю дорогу она не вымолвила и слова -- сидела, смотрела вдаль, руки сложены на коленях, плечи подняты, на лице -- безразличие и усталость. Водитель крутил по городу, срезая углы поворотов. Их кидало от борта к борту, красные круги светофоров грозили им с перекрестков. Водитель только посвистывал да поплевывал в шель кабины. -- Фогеля благодари. Если бы не старик, было бы сейчас здесь на одну голову меньше. Звук пощечины слился со скрипом шин. Князь смотрел на косой фонарь, метнувшийся от обочины на машину, и заметил лишь промельк ладони и подавшееся вперед плечо. Щека водителя покраснела. Он хмыкнул и облизнул губы. -- Хватит, мне нужно выйти,-- сказала она громко и резко. -- Ручка у тебя еще та, только с виду игрушечная. Как тебе нравится? -- Шофер обернулся к Князю.-- Ее спасают от смерти, и тебя же за это по морде. -- Я не люблю повторять. Останови машину.-- Она потянулась к рулю, но водитель локтем остановил ее руку. -- И куда же ты собралась идти? Обратно на кладбище? -- На всякий случай он отклонил голову, ожидая, что она ударит опять.-- С тобой не соскучишься.-- Он ухмыльнулся и плюнул через плечо за стекло.-- Ладно, раз тебе очень надо, могу и остановиться. Бензин нынче дорогой. Он подрулил к обочине, и машина, затормозив, встала. -- Ты, я так понимаю, с ней? Князь посмотрел на женщину, потом на ухмыляющегося водителя и кивнул. -- Тогда верни пистолет, мне он еще пригодится. Князь достал пистолет и осторожно, чтобы не задеть спутницу, протянул его на вытянутой ладони. Шофер хотел его взять, но сидящая между ними женщина, резко выбросив руку, выхватила у Князя оружие. Князь и выдохнуть не успел, а водитель с развороченной грудью уже лежал на руле и кровь заливала кабину. Вороненое дуло было нацелено в голову Князя. Он сидел вполоборота к женщине, горький колючий ком стоял поперек горла. -- Я еще тогда, на шоссе, догадалась, что ты из этих. Слишком уж у тебя получается роль счастливого избавителя. -- Зачем вы его так? -- Князь слушал ее и не слышал. Он смотрел на тело убитого, на алые пятна крови, забрызгавшей лобовое стекло. Второй раз за сегодня он видел смерть человека. -- Ты, действительно, идиот? Или притворяешься? Думаешь, я и вправду поверила, что ты пристрелил собаку? Князь посмотрел на нее. Щека у женщины дергалась, и губы дрожали. Пистолет она держала нетвердо, ствол наклонился вниз, отогнутый указательный палец едва касался спускового крючка. -- Как ты оказался на кладбище? Кто ты вообще такой? Князь? Тимофеев, он тоже князь. Два князя на мою голову.-- Она рассмеялась и уронила пистолет на колени.-- Запомни, мне твоя доброта не нужна. И женой твоей я становиться не собираюсь. -- Пойдем.-- Она ткнула Князя пистолетом под бок.-- Вылезай из машины. Я тебя убивать не стану. Хватит и одного добренького. Надо же -- и кровь у него настоящая. Красная, как у людей. Не пожалели послать живого. Они выбрались из черной машины. Вылезая, Князь подал женщине руку. Она странно на него посмотрела и протянула ладонь. Перед тем, как захлопнуть дверцу, женщина бросила пистолет на сиденье и поморщилась, словно выпустила с ладони змею. Они стояли возле длинного деревянного дома, больше похожего на барак. Облупившаяся краска крошилась, из щелей в каменном основании торчали пучки травы. Половина окон была заколочена досками, а из тех, что смотрели открыто, несло затхлостью и сырой землей. Они обогнули дом, и Князю всю дорогу казалось, что из окон за ними подглядывают чьи-то невидимые глаза. То и дело он озирался и тревожно смотрел на дом. -- Возьми меня под руку, я устала,-- сказала спутница, когда они вышли на соседнюю улицу. Князь осторожно прижал ее руку к своей и почувствовал под одеждой холод. -- Неприятно идти с убийцей? -- Она нервно повела головой и искоса взглянула на Князя. Он помедлил с ответом, не зная, что говорить. Потом сказал тихо и невпопад: -- Сегодня я убил человека. -- Хорошее начало для разговора,-- сказала она с издевкой.-- Ну и как? Интересно было? Расскажи, как ты себя чувствовал, поплачься, мне нравится, когда мужчина плачет. Князь выпустил ее руку, но она схватила его сама и сильно потянула рукав. -- Разве тебе нечем себя оправдать? Любой, кто хоть раз в жизни убил человека, находит себе оправдание. -- Человек не сам себя судит. -- Это слова младенца. Бога нет, Тимофеев его убил. Или Бог убил себя сам. Неважно, подробности не интересны. Зачем ты сбрил бороду? С бородой ты мне нравился больше. -- Через месяц вырастет новая.-- Князь заставил себя улыбнуться. -- Если будет на чем расти.-- Она улыбнулась тоже.-- Помнишь, тогда на шоссе ты говорил, что любишь другую? Расскажи мне о ней. Она красивая? -- Не знаю.-- Отвечать ему не хотелось. -- Красивей меня? -- Я не помню, что тогда говорил. Голова болит. -- Не помнишь, значит, не любишь. Они перешли улицу. Наверное, со стороны они выглядели как прогуливающаяся пара, то и дело заговаривающая о пустяках, немного нервно, немного с надрывом, взрываясь и успокаиваясь, как и положено уставшим друг от друга супругам. -- А меня? Меня бы ты полюбить смог? "Теперь нет",-- хотел ответить ей Князь, но сказал коротко: -- Нет. -- Ты мне нравишься. Я таких еще не встречала. Интересно, что я сделаю, если вдруг тебя полюблю? Я ведь не желаю терпеть, когда мне отвечают отказом. Князь оглянулся назад, окидывая глазами дома. -- Надо было убрать с дороги машину. -- Без нас уберут. Забудь об этом юродивом. А любовником моим ты бы стал? Так, без любви. На время. -- Он нам помог.-- Князь как будто не услышал вопроса. -- Он нам помог в одном -- на время скрыться от Тимофеева.-- Она сжала его руку сильнее.-- И не потому, что дал тебе пистолет и увез с кладбища на машине. Потому, что лежит сейчас мертвый и не может за нами следить.-- Она отпустила руку и остановилась, отступив от него.-- Ты младенец. Ты видишь только то, что тебе показывают. И веришь, когда тебя заставляют верить. А я никому не верю. И тебе не верю. Ты -- предатель. Все жалостливые и совестливые -- предатели. Ты предашь меня из-за своего гуманизма. "Не убий", "не прелюбодействуй". Мерзость. -- Стой.-- Она вгляделась в глубину улицы.-- Видишь на углу человека? Это из тимофеевских. Идем спокойно, он нас уже видел. Князь посмотрел вперед. Там, где улица упиралась в площадь -- ту самую злосчастную площадь, в глубине которой возвышалось, как памятник его бедам, невзрачное здание гостиницы,-- топтался на углу человек. Тощий папиросный дымок относило ветром в их сторону. Человек на них не смотрел, но, когда они подошли ближе, он внезапно исчез, скрывшись за угловым домом. Князь замедлил шаг и нерешительно посмотрел на спутницу. -- Куда теперь? -- Идем, дорогу я знаю. Они вышли на площадь. Ветер гонял по углам не по-весеннему сухую листву. Мелко дрожали лужи. Скрипел на высокой башне одинокий петушок флюгера. Диабаз был скользкий, как лед. Ноги скользили по камню, и узкие каблучки спутницы мешали быстро идти. Из дальней боковой улицы, той, где стояла гостиница, выскочил золотой "москвич", дал газу и пропал за углом. -- Я не предатель...-- Пока они шли, Князь все подыскивал слово, которое бы не выглядело пустым. Ему надо было, чтобы она ему верила, надо было ей доказать, что не такой уж он наивный и скучный, как ей, должно быть, кажется. -- Замолчи.-- Она его оборвала.-- Мои слова стоят дешево. И не бойся, ты же мужчина. Посмотри.-- Ее маленькая рука показывала вверх, за крыши. Князь увидел, как по краю серого облачного покрова, что плотно обволакивал город, разламывая небо на части, протянулась белая полоса. -- Тебя провожала луна, а встречает солнце. Так встречают царскую кровь. Ты хотел бы, чтобы я стала царицей? -- Ты и сейчас царица. -- Да, без царства. Ты знаешь, что книга, которая сейчас у тебя, принадлежит мне? Князь тронул рукой твердую грань переплета и почувствовал легкий ток, исходящий из-под одежды от книги. Раньше он такого не замечал или не обращал внимания. -- Мне много говорили про книгу, про ее скрытую силу, про власть, которую эта книга дает. Мне власть не нужна. Я человек свободный. Я плохо понимаю все эти тайные тонкости. Она мне помогала. Но если вы говорите, что книга принадлежит вам, возьмите, я буду рад. -- Если бы взять ее у тебя было так просто, я бы сделала это еще тогда, на дороге. Я не знаю, что сделал Фогель, чтобы она досталась тебе. Это не вещь, это как часть тебя, как голова или сердце. Князь вспомнил, что о чем-то таком слышал, или читал. Подобное было в древние времена в Египте. Книга в руках царицы означала силу и власть. -- Что мне сделать, чтобы книга вернулась к вам? -- Я знаю только один способ, когда книга меняет хозяина. -- Какой? Они все еще шли через площадь. Белая полоса вдали то пропадала в тучах, то наливалась светом и в землю ударяли лучи. Флюгер на башне дома, словно чувствуя перемену погоды, запевал звонче и чище. Ветер, взметая листья, поднимал их высоко над землей, и они кружились над крышами легко и свободно как птицы. -- Ты сильно любишь ту женщину? Князь отбросил носком ботинка подвернувшийся под ногу камень. -- Мне кажется, да. -- Ты способен ей изменить? Князь смутился, на такой вопрос ответить было не просто. Сказать "нет", значит, солгать себе. В его скитальческой жизни любовь была редкой гостьей. Она вспыхивала, как на пути звезда, глаза слепило от блеска. Он мучался, он забывал себя, женщина казалась ему существом из другого мира. Чистым и недоступным, которого и коснуться-то боязно, не то что назвать своей. Его тоже любили и тоже отвечали взаимностью. Но, видно, в нем было что-то такое -- чужое,-- что сразу не замечалось, но чем больше он себя тратил, чем больше проходило ночей, тем странней были взгляды и холодней ласки. И ему самому начинало казаться, что звезда была не его звездой, и ту, которую он называл любимой, он не любил вовсе, а обманывал как последний вор, только притворяясь счастливым. -- Раньше от любви умирали. Теперь -- от чего угодно, только не от любви. Знаешь, сколько мужчин поубивали друг друга только ради того, чтобы я их наградила улыбкой? Мне не жалко ни одного. Хотя среди них попадались вполне приличные господа. Даже принцы бывали. Они уже миновали площадь и по узкому тротуару подходили к зданию гостиницы. -- Ты не ответил на мой вопрос. -- Я не хочу отвечать. -- Не хочешь, не значит -- не можешь. Выходит, я могу на что-то рассчитывать? Князь ей не ответил. -- Это здесь? -- спросил он, когда они остановились перед гостиничной дверью. -- Здесь начало дороги. Но перед тем, как по ней идти, обещай мне, что будешь сильным. Князь удивленно на нее посмотрел. -- Ты -- мой витязь. Витязь не должен быть курицей. Она прижалась к нему и сказала, не поднимая глаз: -- Я люблю тебя, Князь. Князь взялся за ручку двери и с силой толкнул ее от себя. -- Обещаю,-- сказал он твердо. 19 Он не знал, что такое бывает. Под ногами скрипел песок, рыжая соленая пена шипела и заливала ступни. Над морем стоял туман. Он был плотный, как из бумаги, и отливал красным, словно скрытая под туманом вода была перемешана с кровью. Временами стена прорывалась, и гибкие ленты тумана тянулись живыми змеями, норовя прикоснуться к телу. Князь поправил на поясе меч -- когда он клал руку на рукоять ему становилось спокойно. Царица стояла рядом. Она словно сделалась выше, в сумрачном свечении облаков лицо ее белело, как мрамор, и волосы переливались, как ртуть. -- Небо -- оно здесь всегда такое... мертвое? -- Он, наконец, подобрал слово. -- Мертвое? -- Она рассмеялась громко, и серая стена впереди заходила мелкими волнами.-- Если знаешь, что оно будет принадлежать тебе, небо перестает быть мертвым. Она провела рукой по щеке Князя, потом коснулась щеки губами и сказала, показывая на стену тумана: -- Там, мой Князь. Все там -- и мертвое и живое. Несколько ударов меча, и власть хозяина кончится. Ты слышишь, как плачет камень? Он по нему плачет. Князь прислушался, но услышал лишь смутный гул да голодное завыванье ветра. -- Там,-- повторила она и подтолкнула Князя вперед. Он не стал спрашивать, как ему одолеть преграду. Он знал, что это ему по силам. Он чувствовал стихию воды, ощущал дрожание каждой ее частицы. Знание жило в нем изначально, сердце жгло от огня, и разлитая повсюду опасность лишь сильнее разжигала огонь. Он вырвал из ножен меч и резким коротким взмахом рассек жидкую стену. Жирно блеснула вода, смоляная пика волны поднялась, отливая кровью, и выплеснула Князю в лицо желтую кляксу медузы. Он ступал по зыбкому дну, нанося удар за ударом. Вода перед ним отступала. Голос моря сделался жалким, сила ломила силу. Меч был сильнее воды. Невесомый клинок перерубал тела рыбам, не успевшим спрятаться в глубину. Отливающая золотом чешуя ложилась Князю под ноги. Князь был спокоен как никогда. -- Посмотри на себя, Князь,-- услышал он слова царицы. Князь взглянул на зеркальную стену, поднимающуюся высоко вверх, и увидел свое отраженье. Он не узнал себя. От робкого, неуверенного в себе человека не осталось и тени. Какая-то жесткая нитка протянулась через его лицо: глаза стали жестче и уже, в них не было ни жалости, ни улыбки -- одна холодная сталь клинка да блестки золотой чешуи. И сама фигура с занесенным над головой мечом выпрямилась и сделалась суше. Плечи взлетели, как крылья, одежда отсвечивала серебром, а в темных откинутых волосах блестела морская соль. -- Кажется, я постарел. -- Это не старость, а сила. Он взглянул на свою спутницу и обжегся от нетерпеливого взгляда. -- Сила. Но это только начало. Мы сделали первый шаг. Мой Князь, я еще ни в кого так не верила. Здесь.-- Она сжала руками грудь.-- Ты здесь. Я хочу быть твоей... Всегда. -- Царица.-- Он подал ей свободную руку.-- Я вспоминаю, однажды я видел сон. Не помню, когда он мне снился. Там было окно, и я стою под окном, и в окне -- женщина. Это была ты, царица? Потом ты вышла, я что-то тебе говорил, мы шли или куда-то бежали... Не помню... Я тебя провожал... Была река или море... -- Это я тебе тогда снилась, Князь. Он задумчиво на нее посмотрел, кивнул и вдруг прижал ее сильно и поцеловал в губы. Меч выскользнул из разжатой ладони -- Князь даже не почувствовал, как,-- и внезапно острая боль огнем обожгла ступню. Он не вскрикнул, только с силой прикусил губы -- по золотым чешуйкам вокруг ступни растекалось алое пятно крови. Князь смотрел, как темнеет усыпанное блестками дно, с трудом привыкая к боли. Кровь мгновенно впитывалась в песок, раненая нога онемела. Царица всплеснула руками и упала перед ним на колени. Она колдовала с раной и что-то нашептывала чуть слышно. Не прошло и минуты, как Князь почувствовал -- боль уходит. Он пошевелил пальцами на ноге, поднял ступню, опустил, взял в руку упавший меч и смахнул с него капли крови. Царица все еще стояла перед ним на коленях и смотрела на него снизу вверх. Он опустился рядом, их лица почти касались -- глаза смотрели в глаза, и влажная волнистая прядь прибилась к его щеке. Она закрыла глаза, но тут же их вновь открыла, качаясь, поднялась на ноги и потянула за собой Князя. -- Посмотри туда.-- Она показала вперед на зеркальную стену воды.-- Камень-з'амок. Там наш дом, Князь. Там нас ждут стол и слуги. Ты увидишь, как там хорошо. И...-- Она замолчала и протянула к нему ладони. Он положил на них голову и почувствовал на горячем лбу ее холодные губы. Они шли еще долго, меч разрезал воду, прокладывая дорогу вперед. Проход становился уже, воды колыхались вокруг, и рука с разящим мечом с трудом прорубала стену. Высокая гора впереди темнела смутными очертаниями и, казалось, не думала приближаться. Силы у Князя таяли. От бесконечного боя, от бесконечности пройденного пути, от тоскливого зуда в сердце. Перед глазами стояла вода, одна трепещущая стена воды, и ничего больше. Точка света вверху то пряталась, то появлялась. На свет Князь не смотрел, ему не хотелось света. Замок возник внезапно, когда Князь отчаянно прорубаясь вперед, уже потерял надежду. Среди расступившихся вод открылась огромная площадь, окруженная бесконечными стенами, мерцающими изумрудным светом. Замок стоял посередине. Высокая каменная стена вырастала и уходила вверх, как ствол громадного дерева с невидимыми в вышине ветвями. Князь окинул глазами замок, взгляд ни на чем не споткнулся: ни щели, ни подобия входа -- камень и только камень, уложенный плита на плиту. На камне дрожали блики, и от трепещущей паутины света плиты, казалось, дышали, словно там, за толстыми стенами, билось сердце пленного великана. Царица встала с ним рядом, они стояли вдвоем -- молча, рука в руке,-- подавленные мрачным величием. Он пришел в себя от тихого, едва слышного звука. Звук шел со стороны замка, будто кто-то крался, скрываясь в пляшущих на стене бликах. Князь прислушался, проследил направление звука и вдруг увидел, как вдоль стены движется какая-то тень. Он сильнее сжал в руке меч и закрыл царицу спиной. Скоро на фоне стены едва различимая среди плит показалась человеческая фигура. Человек двигался вдоль основания замка и, когда оказался напротив застывшего в неведении Князя, отделился от темной стены и быстро направился к ним. Расстояние скрывало его черты. Человек это или выходец из придонной тьмы -- трудно было понять. Князь ждал, напрягая зрение, когда он подойдет ближе. Всполох света вверху отразился в зеркальных стенах, фигура высветилась из темноты, и в бледном пятне лица мелькнуло что-то знакомое. Князь напряг свою память, силясь вспомнить, где он видел это лицо. Но сколько он ни старался, усилия оставались тщетны. На воспоминаниях о прошлом лежала печать запрета -- память была мертва. Человек был уже рядом -- высохшая старческая фигурка, согнутая от груза лет. -- Ты не узнал меня, Князь? -- Морщины на лице старика сложились в частую сетку. Князь с трудом догадался, что старик ему улыбается. Царица вышла вперед и выбросила перед собой руку. -- Так ты встречаешь своего господина, Фогель. -- Старые слуги -- верные слуги, и не тебе мне говорить о приличиях. Князь хмуро на него посмотрел, слова старика отразились непонятной тоской, слушать его было больно, а откуда пришла эта боль -- этого Князь не знал. Царица нахмурилась, вскинула голову и в упор посмотрела на старика. Лицо ее потемнело от гнева, глаза сузились и загорелись огнем. -- Убей его, ему нельзя верить,-- произнесла она с ненавистью. На лице старика не дрогнула ни одна морщина. Он продолжал улыбаться. В ответ на слова царицы он медленно качнул головой и сказал, не изменив голоса: -- Старое добро забывается, а новое не вырастает из ничего. Напомни ему о книге. -- Убей его, Князь. Он запутался в лживых словах. Он забыл, кто перед ним стоит. Она выхватила из руки Князя меч и сделала шаг вперед. Старик даже не шелохнулся. Князь молчал, равнодушно глядя перед собой. Мозг его словно спал, и происходящая перед ним сцена не вызывала ни жалости, ни желания остановить ее руку. -- Ты убиваешь себя.-- Слова Фогеля были печальны.-- Кто убивает себя... Договорить он не успел. Меч сверкнул изумрудной искрой, тело его обмякло и рухнуло, завалившись набок. Острым носком сапожка царица пнула мертвое тело, потом обернулась к Князю и бросила ему в руки меч. -- Иногда и мне приходится становиться мужчиной. Он поймал меч на лету, пальцем коснулся лезвия и отдернул руку, словно обжегся. -- Дом,-- произнес он медленно, пробуя слово на слух.-- Я чувствую запах дома. Посмотри, не горят ли окна. Сегодня будет много гостей. Ты готова встретить гостей? Он высоко поднял голову и, весь подавшись вперед, стал всматриваться в неприступную стену. -- Она открыла окно. Слышишь, ударила ставня? Красное... Слишком много цветов... Я ненавижу герани... Из-за них не видишь лицо. Горечь... Кто этот человек? Почему она не зажигает света? Он схватил царицу за руку и резко приблизил к себе. -- Почему ты не зажигаешь света? -- Пойдем.-- Царица освободила руку и наотмашь ударила его по лицу.-- Не то не успеем принять гостей. Первый гость уже здесь.-- Она показала на Фогеля, и смех ее отозвался эхом. -- Пойдем же...-- Теперь она взяла Князя за руку и, как младенца, которого учат ходить, осторожно повела за собой. -- Ты почитаешь мне перед сном книгу? Как мама? -- Хватит притворяться безумным.-- Голос ее стал злым, она его уже не вела, а тащила. Перед самой стеной замка она повернулась к Князю и сказала, показывая на стену: -- Возьми меч, идиот. Обведи им квадрат и ударь по стене крест на крест. Он сделал как она говорила. Еще не утих звон и не успели погаснуть искры, а тяжелая каменная плита треснула, как пережженная глина, и рассыпалась, открывая проход. Князь ступил в него первым, и следом вошла царица. Они не успели сделать и двух шагов, как багровое облако дыма вырвалось из стены на свободу и змеями расползлось по площади. В лица ударило гарью и запахом горелых костей. Царица закрыла лицо, Князь закашлялся, наглотавшись дыма. Он взмахнул наугад мечом, белая полоса света разрезала дымное облако, и они увидели тлеющие сундуки и оплавленные слитки металла. По залу плясал огонь. Сильными широкими взмахами Князь заставил огонь погаснуть. С шипением огненные языки умирали, меняя цвет, и превращались в влагу. Влага собиралась в кристаллы, и скоро каменный пол заблестел от их обманной игры. Жар сменился на холод. Царица закуталась в плащ и хмуро огляделась вокруг. Было тихо и пахло смертью. Повсюду на блестящем полу лежали черные обугленные тела. Одинаково подвернув под себя головы и сжимая в руках оружие -- автоматы и короткие палаши,-- они смотрели выжженными глазами, и в глазах жила темнота. Угрюмая темнота смерти. Князь еще не остыл от короткой схватки с огнем -- взглядом удивленным и тихим он перебегал с тела на тело. На лице его застыла улыбка. Казалось, что знаки смерти, оставленные на полу огнем, не доходят до его закованного в цепи сознания. Он спал и одновременно бодрствовал: дышал, двигал руками -- но движения и работа мечом были действиями управляемой куклы, а не человека вольного и живого. На помосте у дальней стены что-то взвизгнуло и с шумом зашевелилось. Кашляющий надрывный смех возник и сразу же оборвался, словно тот, кто его издал, подавился, захлебнувшись слюной. -- Дождались нового господина,-- послышался дряхлый голос.-- И новая госпожа при нем. Проходите, что ж вы остановились. Игрушки приготовлены загодя. Князек, а, князек? Ты любишь играть в солдатиков? Их здесь много -- целое войско. И все как на подбор храбрецы. Царица, сжав кулаки и перешагивая через тела убитых, направилась к возвышающемуся помосту. -- Так это ты, ведьма, подарила ему свое безумие? Из-за высокого кованого сундука вылезла трясущаяся от смеха старуха. Высоко подняв руки и скалясь щербатым ртом, она держала над головой какой-то темный комок. -- Вот он, мой дитятко. Здесь, волосок к волоску. Я сжигаю их по одному, чтобы надольше хватило. Мой, никому его не отдам. Она прижала комок к груди и стала водить руками, словно укачивала младенца. На сундуке перед ней на плоской тяжелой крышке стояла плошка с огнем. Прозрачное островерхое пламя казалось вылепленным из воска. Она опустила руки, и теперь стало ясно видно, что в сморщенных старушечьих пальцах зажата маленькая человеческая фигурка. -- Иди ко мне, женушка,-- поманила она царицу.-- Увидишь, как горит мой младенчик. Иди, коли успеешь дойти. Она поднесла фигурку к огню, и острие пламени коснулось волосяного покрова. Меч выпал из руки Князя, и лицо его перечеркнула морщина боли. Он покачнулся, одежда на нем затлела. Он упал на холодный пол и стал ползать и извиваться, прижимаясь к каменным плитам. Старуха вынула куклу из пламени, едкий синий дымок пополз по ее руке. Она вдыхала тонкие струи, и лицо ее расплывалось в улыбке. -- Ты думала, что умнее всех. А старуха глупа-глупа, а тебя, умную, перехитрила. Царица мучалась от бессилья, не зная, как подступиться к старухе. Когда она пыталась сделать шаг в ее сторону, та грозила ей пальцем и подносила куклу к огню. -- Что ты хочешь за его освобождение? -- А что ты мне можешь дать? Только не говори про золото.-- Она пнула ногой сундук, и тот отозвался звоном.-- Постой.-- Старуха задумалась.-- Я знаю, что у тебя взять. Отдай мне свою молодость, и князек будет твой. На полу ворочался Князь. От боли лицо его сделалось старым, пальцы скребли по плитам, он пытался поднять голову, но не хватало сил. -- Тебе не нравится мой обмен? -- Старуха погладила куклу.-- Дело твое. Я бы на твоем месте не выбирала. Подумай -- не будет у тебя этого жеребца, не видать тебе твоей книги. А без книги ты просто девка. И, кроме соплей между ног, ничего у тебя нет. Царица стояла, не двигаясь. Голова ее опустилась, глаза спрятались в тень. -- Согласна,-- проговорила она чуть слышно. -- Еще бы,-- хрипло рассмеялась старуха.-- Я и не сомневалась. Власть и молодость. Все и ничего. Она поманила рукой. -- Иди сюда, ну же...-- Она взяла в руку плошку с огнем и держала, легко покачивая. Кукла, изображавшая Князя, была зажата в другой.-- Я жду. Царица сделала шаг. Старуха с огнем и куклой отступила ближе к стене. Прямо за ней, очерченная овальной тенью, в стене была прорублена ниша. Она вошла в эту тень, и в мягком свете огня блеснули каменные ступени. -- Сюда.-- Старуха ступила на лестницу и повернула к царице голову, приглашая ее за собой. Царица, как завороженная, шагнула следом за ведьмой. Лестница, загибаясь спиралью, уходила все выше и выше. Старуха шла впереди, у царицы перед глазами мелькала ее согнутая спина и по низким сводчатым стенам прыгала горбатая тень. Чем выше они поднимались, тем круче становился подъем. Ступени сделались уже, и каждый шаг давался царице все тяжелее и тяжелее. Ей хотелось остановиться, унять колотье в груди, но идущая впереди старуха, ловко одолевая ступени, не давала ни минуты на отдых. Наоборот, она поднималась быстрее, и лицо ее, когда она оборачивалась, стало странно преображаться. На глазах она делалась молодой, разглаживалась кожа лица, куда-то исчезли морщины. Волосы из бледных и торчащих пучками метелок сделались густыми и темными и спадали на молодые плечи. Подъем не кончался. Ноги у царицы дрожали. Ей стало казаться, что бесконечная дорога наверх окажется для нее последней -- впереди только мрак и смерть. И когда на очередном повороте в лицо ударило холодом и забрезжил неясный свет, царица отказывалась поверить, что дороге пришел конец. Пламя дернулось и погасло. Царица бросилась, чтобы вырвать куклу, но почувствовала, как заходится сердце, и без сил схватилась за стену. И тогда она увидела свою руку -- высохшую руку старухи. Она подняла глаза и посмотрела на ту, что стояла сейчас перед ней. Трудно было поверить, что юное существо, почти девочка со смеющимися глазами, еще недавно было дряхлой сгорбленной ведьмой, немощной и едва живой. -- Вот мы и пришли. Больше она мне не нужна.-- Бросив царице куклу, она пальцем показала на лестницу.-- Возвращайся к своему Князю. Он ждет. И возьми плошку с огнем, чтобы в темноте не подвернуть ногу. Круглая каменная площадка, опоясанная зубцами стен, вздрагивала от порывов ветра. Белые вихри света разрывали туманный свод, из прорех вылетали птицы и, расправив ломкие крылья, падали и исчезали из глаз. Внизу под стенами башни глухо ревела вода. Пахло солью и океанской свежестью. Брызги соленой воды взметывались над каменными зубцами и бисером ложились у ног. Протянув плошку царице, девочка отбежала к стене, легко запрыгнула на ее край, руками удерживаясь за зубья. -- Прощай.-- Она обернулась и помахала царице рукой. Ветер ударил с силой, и последнее, что царица увидела,-- парус ее белого платья и золотой блеск в волосах. Ветер уносил ее в небо, туда, где в невидимой глубине над миром вставало солнце. 20 Князь сидел на высоком стуле с вырезанной над изголовьем "К", и глаза его были закрыты. В ногах развалился пес. Временами он вскидывал голову, прислушиваясь к неясным звукам, озирался беспокойно и грозно и вновь погружался в дрему. Зал был едва освещен. Князь не любил света. От света болели глаза, а мягкая ласковая полутьма, которая его окружала, дарила сердцу покой, а мыслям -- сонную сладость. -- Господин,-- услышал он голос.-- Вас требует царица. Князь поднялся. По черной коже плаща пробежали тусклые блики. Опираясь рукой на услужливое плечо слуги, он пересек зал и остановился у двери с зажженными по сторонам светильниками. Слуга распахнул створки. Из-за двери потянуло теплом и смоляным запахом из камина. Укутанная в тяжелые одеяла, царица лежала, не двигаясь. Казалось, она спала. Прозрачное основание ложа светилось внутренним светом, мягкие световые волны перекатывались в глубине стекла, и если бы не ворох перин и не свешивающиеся края одеяла, можно было подумать, что ее бесплотное тело неподвижно лежит на воздухе. Князь подошел к ней близко, посмотрел, оставил ли их слуга, и, убедившись, что дверь закрыта, нагнулся и поцеловал ей руку. Губы обожгло холодом. Он отступил на шаг, не спуская с царицы глаз. Она чуть приоткрыла веки. Взгляд бессмысленно метнулся по комнате, потом остановился на Князе. -- Ты звала меня, я пришел. -- Долго же пришлось тебя ждать, я думала, ты давно умер. Руки ее, тронутые старческой желтью, лежали на переплете книги. Когда она открывала губы, прозрачная кожа век вздрагивала в такт словам. -- Что-то стало с глазами. Тебя я вижу, значит, ты еще жив. Скажи, что у меня в руках? -- Ты держишь книгу. Она кивнула, и пальцы у нее побелели, с силой сдавив переплет. -- Почему она перестала греть? Она всегда меня грела. -- Царица, сейчас зима. Я прикажу слуге, и он затопит камин. Поленья совсем прогорели. -- Когда ни спросишь, всегда у тебя зима. Открой ее, я открывала и ничего не могла прочитать. Князь поднес книгу к глазам и почувствовал, как в ладонь вонзаются ледяные иглы. Он раскрыл ее наугад, белые квадраты бумаги были белы как снег. Не тающий налет инея покрывал немые страницы. Он листал их одну за одной, пока не дошел до последней, и с лица его не сходила улыбка. Пальцы его онемели, холод, идущий от книги, медленно разливался по телу. Князь посмотрел на камин, пытаясь согреться взглядом, но твердая оболочка льда накрепко затянула сердце и не было внутреннего огня, чтобы ее разбить. -- Читай. -- Здесь написано...-- Он вдруг замолчал. В камине дотлевали поленья. Дымка, застилавшая взгляд, на секунду сделалась зыбкой, и в красных точках углей ему померещились звезды. Большие теплые звезды, и дорога, протянувшаяся среди лесов и полей, и незнакомая человеческая фигура, легко ступающая по искрящемуся асфальту, и город в конце дороги, и светлое платье женщины у откинутой занавески окна. И две ладони -- большая и маленькая,-- вложенные одна в другую. -- Я устал,-- сказал он.-- Пойду позову слугу, пусть разожжет камин. (C) Александр Етоев, 1996.